Полный ноль. Елена Ахметова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Представь себе мир, в котором у каждого есть магия. Мир, где живут величайшие мастера и самые одаренные целители, где дети духов-покровителей ходят среди простых смертных и защищают их ото всех бед.

   Представь себе рокочущие водопады в окружении поросших мхом камней, шелест бирюзовых волн под обжигающим южным солнцем и блаженную тень цветущих садов, где для всякого найдется немного тепла и покоя.

   Представь себе место, где каждый способен на чудеса…

   Каждый, кроме тебя.

   Добро пожаловать в мой мир!

ПРОЛОГ

Кажется, мы не заговорили ни разу за весь день.

   То есть… была какая-то бытовая ерунда.

   «Поставь чайник, солнце».

   «Будешь кофе?»

   «Убери, пожалуйста, белье на верхнюю полку, я не дотягиваюсь».

   На мое предложение прогуляться вдоль набережной на закате, когда океан будто укрывается ослепительно-золотым парчовым покрывалом, а вдоль пляжной линии выстраиваются ряды с нурвийскими сладостями и нарезанными фруктами, бережно уложенными на тающий лед, Кейден ответил нет, как обычно. Да я и не ждала чего-то другого.

   Со стороны часто кажется, что у нас – идеальный брак. Мы не ссоримся, не кричим друг на друга и уж точно не бьем посуду. Он называет меня солнцем и без особых уговоров помогает по дому. Я отвечаю «тоже люблю тебя» и иногда все-таки что-то готовлю вместо того, чтобы опять заказывать что-нибудь навынос в одном из многочисленных ресторанчиков возле нашего бунгало.

   Только вдоль набережной снова и снова прогуливаюсь одна.

   Он устает. Шутка ли – одиннадцатый по силе маг на всем острове, востребованный мастер-преобразователь, способный мановением руки восстановить разрушенный волнорез или заставить двигаться любой самоход; часто бывает так, что он разъезжает по вызовам весь день, а вечером еле доползает до дома и тут же падает на кровать, со стоном вытягивая ноги. Ему больше не хочется никуда идти.

   Меня вызывают куда реже. «Ноли» бывают нужны на переговорах, чтобы заглушить чужую магию и не позволить ни одной из сторон воспользоваться приворотом или флером, выторговывая более выгодные условия. Но так ли часто проводятся встречи такого уровня, чтобы присутствие «ноля» окупилось?..

   Остров не настолько велик, чтобы я целыми днями пропадала на работе.

   Поэтому вечерами я всегда выхожу к океану: слушать, как шелест волн и гомон толпы на набережной сливаются воедино, а чайки, как всегда, нарушают гармонию – кричат и норовят вырвать из рук только что купленные лакомства. Люди раздражённо отмахиваются, но нахальные птицы давно научились уворачиваться от заклинаний и не ставят чужую досаду ни в грош.

   На набережной собираются большие компании: бродить вдоль линии прибоя куда интереснее с друзьями и родными – чтобы было с кем обсудить прошедший день, скупить половину прилавка у шумного торговца напитками, найти свободную скамью где-нибудь в тени под склоненными пальмами и сидеть до самой темноты, сетуя на усиливающиеся ветра и волны.

   Когда-то на этой скамье мы сидели вдвоем, плечом к плечу, и приближающийся шторм казался не таким страшным. Теперь я только ускоряю шаг, чтобы не слышать, о чем шепчется смешливая парочка в тени пальм.

   В руке у девушки стакан с чем-то золотисто-оранжевым, как закат, – даже шапка из пены над шейком розовато-рыжая, словно кто-то оторвал кусочек от вечерних облаков и бросил в напиток. Девушка улыбается задорно и игриво. У парня напротив нее – растерянно-беспомощное лицо безнадёжно влюбленного дурака. Я отворачиваюсь.

   Солнце сегодня нежное, ласковое – гладит прощальными лучами по коже, скользит в пене облаков и отражается в пене морской. Прибой сильнее, чем вчера: где-то за горизонтом бродит шторм.

   Он обойдет Сапаруа стороной, как всегда. От безграничного гнева океана остров защищен могущественной магией своих обитателей, а вулкан в его сердце молчит многие столетия подряд.

   Все хорошо. Здесь всегда все хорошо.

   Здесь всегда цветут деревья, набережная утопает в зелени, а островитяне сверкают улыбками и вплетенными в волосы драгоценными заклинаниями. Склоны вулкана поросли джунглями – зелеными, густыми, непроглядными; северный склон утопает в белесой туманной дымке. Оттуда сбегает быстрая река, и ее зеленоватые воды смешиваются с темнеющей океанской бирюзой. Через дельту переброшен широкий мост, парящий безо всяких опор, на чистой магии, – и торговые ряды над ней шумят так, что перекрывают рокот прибоя.

   Я возвращаюсь в густых бархатистых сумерках. Бреду по темным тропинкам, не чуя под собой ног; деревья в саду перешептываются, соприкасаясь листвой, – в ночной тишине их шелест оборачивается зловещим крещендо, но у меня нет сил торопиться. Вечер на набережной, наводненной влюбленными подростками и степенными парами, будто выжал из меня остатки духа.

   А дом на побережье встречает меня темными окнами и пустым ледником. Из спальни доносится приглушенный храп.

   Когда я переступаю порог, снаружи стеной обрушивается безудержный тропический ливень, а вспышка молнии внезапно обрисовывает вздымающиеся волны. Я вздрагиваю от неожиданности и подскакиваю к окну.

   Морская терраса полностью скрыта под водой. Легкомысленные верёвочные качели, которые я выпросила у Кейдена на день рождения, в кои-то веки выполняют свою основную функцию: качаются. Только на волнах.

   Шезлонги не видно. Кажется, их вовсе смыло.

   – Кей! – вскрикиваю я одновременно с раскатом грома и захлопываю окно.

   Следующий вал жадно облизывает стекла и тут же находит слабину – перехлестывает через порог распахнутой двери на террасу.

   – Кей!

   …Конечно же, он спит.

   Я запираю дверь на террасу. Магия, вплетенная в каркас бунгало, держит удар, и океан нехотя отступает – набираться сил для нового приступа.

   А потом внезапно стихает вовсе. Я даже выглядываю в окно; потом, осмелев, распахиваю отсыревшие створки и высовываюсь по пояс.

   Пахнет водорослями и йодом. Океан тих настолько, что это кажется противоестественным, недобрым, неправильным – волны едва-едва приподнимаются над гладью и тут же опадают, придавленные заклинанием с настолько плотным плетением, что оно поблескивает под лунным светом, как хищные глаза глубоко в чаще.

   Должно быть, маг-покровитель Сапаруа проснулся раньше Кейдена. Кто же еще мог усмирить шторм, прорвавшийся сквозь защитные заслоны?..

   Я остаюсь стоять в гостиной. Присмиревший ветер треплет газовые занавеси на распахнутом окне – нежно, будто извиняясь. На деревянном полу возле порога медленно расплывается соленая лужа, украшенная пушистым комочком водорослей.

   А храп из спальни даже не меняет тональности.

   …Маг-покровитель в последнее время тоже очень много спит. Слишком много, судя по грозе.

   Скоро его сменят.

   Сапаруа прекрасен, но не прощает слабости.

ГЛАВА 1

– Будешь кофе? – спрашиваю я, повысив голос, чтобы было слышно в спальне, – и привычно насыпаю в турку двойную порцию, не дожидаясь ответа.

   ...конечно же, он будет кофе – не выспался. Кейден никогда не высыпается. Солнце щедро заливает светом террасу и ослепительно бликует на волнах. В ясные дни я всегда накрываю завтрак на открытом воздухе, под лёгким навесом, где прячутся в тени шезлонги и маленький круглый столик с плетеными креслами, – но не сегодня.

   Навес весь в водорослях и песке. А шезлонги, похоже, и в самом деле смыло.

   – А... – растерянно произносит Кейден, не обнаружив на террасе не только завтрака, но и мебели.

   – Вчера к острову прорвался шторм, – я ставлю на кухонный столик вторую чашку кофе и тарелку с апельсиновыми круассанами из пекарни в соседнем квартале. – Похоже, старый маг-покровитель теряет хватку. Я нырну, может быть, шезлонги не унесло далеко.

   Кейден кивает, моментально успокоившись, и достает карманное зеркальце. Два отработанных пасса левой рукой – правая занята чашкой, – и вместо отражения в зеркальной глади появляется какой-то умеренно небритый парень, перевозбужденным тоном вещающий о ходе ремонта старого самохода, в который зачем-то решил вкурочить артефакты от гоночной модели. Самоход проржавел до дыр, да и в лучшие времена явно не был рассчитан на большие скорости, но ведущий пышет энтузиазмом и размахивает гаечным ключом, как волшебной палочкой. Кейден внимает ему, напрочь позабыв про завтрак.

   Я отворачиваюсь к окну. Солнце входит в силу, и от террасы, нависшей над самыми волнами, едва заметно парит.

   Только растревоженный вчерашним штормом океан все ещё не прогрелся – в первое мгновение холод сковывает, выбивает воздух из лёгких и тянет тело вниз, к каменистому дну. Я позволяю солёным водам увлечь меня за собой, и вскоре свыкаюсь – настолько, что рискую открыть глаза.

   Нелепую, слишком чувствительную и нежную человеческую кожу теперь покрывает змеиная чешуя. Чёрно-белые полосы, которые казались бы слишком яркими и контрастными на воздухе, под водой оборачиваются идеальной маскировкой – будто тени от волн на дне. Морские обитатели почти перестают меня замечать – серебристые кефали подплывают так близко, что при желании я могла бы схватить их голыми руками. Но сегодня я нырнула вовсе не ради подводной охоты.

   Столик и одно из кресел течение унесло под террасу. Второго кресла не видать. Шезлонгов – тоже.

   В этом мне видится недобрый знак. Будто затянувшееся безделье вот-вот сменится настолько напряжённой работой, что будет не до шезлонгов.

   И – словно в ответ на это дурацкое предчувствие – я вдруг ощущаю непреодолимое желание посмотреть в зеркало. Маленькое карманное меня отчего-то не устраивает, и я иду в гардеробную – как есть, в полосатом купальнике и с мокрыми волосами, облепившими плечи и лицо. Судя по настойчивости устремлений, разговор предстоит серьёзный.

   В ростовом зеркале гардеробной отражаются ряды вешалок и брошенные в углу носки из категории «условно чистые» – ровно в том углу, куда Кейден всегда бросает носки, которые вроде бы можно надеть ещё раз, и стабильно там и забывает. Я делаю невозмутимое лицо. С меня ещё не до конца исчезла чешуя – окончательно она пропадёт, когда я высохну, зато сейчас контрастные полосы как нельзя лучше отвлекают внимание от бардака на заднем плане.

   Стоит мне остановиться перед зеркалом, как мое отражение тотчас пропадает. Его место занимают две женщины, одинаково темноглазые, темноволосые и смуглые – только родинки у них на разных щеках, но под ярким макияжем этого не видно, и они кажутся совершенно неотличимыми друг от друга.

   Я делаю вид, что до сих пор не знаю, кто из них – мой настоящий работодатель. Сестры Асоэсе охотно подыгрывают. Меня никогда не тянуло играть с огнем, а им совершенно не хочется лишаться одного из лучших «нолей» во всем агентстве. Мы неплохо сработались, но к длинным беседам повисшая над нашими головами общая тайна не располагает.

   – Братья Атуа покупают землю на материке, – без предисловий говорит Лаэй.

   – Им нужен «ноль» на сделке, – подхватывает Элей. – Сегодня на закате, прямо в агентстве.

   Я с готовностью киваю и обещаю быть, но сестры не спешат оставлять меня в одиночестве. Что-то осталось недосказанным, и они переглядываются, безмолвно решая между собой, кто будет вести дальнейший разговор.

   Побеждает Лаэй. Как обычно.

   – Подписывать бумаги будет только один из близнецов, – решительно произносит она. – Тот, чей отец был человеком. Сын ягуара останется на острове.

   В этом я тоже не сомневалась. Старого мага-покровителя кто-то должен сменить – вчера это стало болезненно очевидно. Пост, как обычно, достанется сильнейшему из детей ягуара на Сапаруа: у всех близнецов здесь два отца – дух-покровитель и простой смертный; отгадать, кто из детей будет самым одаренным, не так сложно. Другой вопрос, что сами близнецы чаще всего предпочитают это скрывать, опасаясь грязной игры, и их трудно осуждать. Лаэй и Элей тоже не слишком-то афишируют, кому из них на самом деле принадлежит агентство «Коре», предоставляющее услуги сильнейших «нолей» Сапаруа, – а кто надеется однажды взойти на алтарь в океанском святилище и оттого не стремится обрастать земными благами, опасаясь, что они утянут на дно.

   – В договор купли-продажи наверняка включат пункт о неразглашении, – добавила Лаэй, – и зачаруют так, что ни один из тех, кто будет присутствовать в комнате, не сможет сказать, кто из братьев на самом деле купил землю.

   Я хмурюсь. На сделки с неразглашением нужен «ноль» послабее, чтобы магия контракта подействовала и на него, заставляя молчать и третью сторону.

   Меня на такие сделки не зовут никогда.

   – Вы хотите, чтобы я сказала, кто из них – ягуар?

   Элей кивает даже быстрее, чем Лаэй, и прежде, чем я успеваю наотрез отказаться, весомо произносит:

   – Твой долг за змеиную шкуру… агентство его спишет сразу же, как только мы узнаем, кто из близнецов Атуа может представлять опасность.

   Отказ застревает у меня в горле.

   Мой долг за змеиную шкуру немногим отличается от долга за спасенную жизнь. Дети, рождённые без магии, – «ноли» – чаще всего погибают в младенчестве, если никто из духов-покровителей не возьмёт их под свою защиту.

   Одна из сестер Асоэсе когда-то замолвила за меня словечко перед своим отцом, и тот послал на помощь морского крайта. С тех пор у меня змеиная шкура – и огромный, неподъемный долг, из-за которого я с младых ногтей прикована к агентству, как и остальные «ноли».

   И только что мне пообещали свободу – в обмен на то, что я произнесу ровно на два слова больше, чем должна.

   – Что вы с ним собираетесь сделать? – всё-таки спрашиваю я. – С сыном ягуара?

   Сестры смотрят на меня с одинаковой укоризной.

   – Скажем братику «привет», – отвечает наконец Элей, – чтобы он знал, что мы знаем, и любой выпад в нашу сторону обернется раскрытием их тайны. Алтарь должен выбрать мага-покровителя честно. Сам.

   Я молчу.

   На Сапаруа сейчас всего четыре пары близнецов – считая ту, к которой принадлежит действующий маг-покровитель. При должной изобретательности не так сложно избавиться от конкурентов и вовсе не оставить алтарю выбора.

   Странно, что братья Атуа решили купить землю именно сейчас. Неужели не понимают, как это рискованно?

   Или уверены, что другим близнецам нечего им противопоставить?

   – Решайся, – требовательно произносит Лаэй. – Это может быть твой единственный шанс.

   Скорее всего, так и есть. Какова вероятность, что напрочь лишенный магии «ноль», которому и выжить-то удалось только ценой убитого морского крайта, застанет на своем веку ещё одну смену покровителя острова? Когда ещё сестрам будет настолько нужна моя помощь, что они простят мне долг?..

   Я смотрю вниз. Змеиная чешуя постепенно скрывается под купальником и волосами, оставляя на поверхности только беззащитную человеческую кожу – слишком светлую для уроженки Сапаруа.

   Слишком светлую для нормального, живого и свободного человека.

   – Хорошо, – сдаюсь я и, кажется, сама себя ненавижу в этот момент – за слабость, за невезение, за дурную наследственность. И за шезлонги ещё. – Я приду на закате.

   Сестры выдыхают и заметно расслабляются. Лаэй сулит мне доплату за работу в вечерние часы. Я пристыженно киваю и бормочу слова благодарности, которой не ощущаю вовсе.

   И только когда они оставляют зеркало, и в его глубине снова появляется растерянная русоволосая женщина с островком черной чешуи на груди – единственным ярким пятном на такой бесцветной внешности, – я впервые задумываюсь о том, что же сказать Кейдену.

   Тянусь к раме зеркала, куда встроен простенький артефакт, чтобы и я могла выходить на связь, если понадобится, – и останавливаюсь. Малодушно напоминаю себе, что пока и рассказывать нечего: мне только предложили свободу, а не даровали ее! – и отступаю.

   Шезлонги. Я так и не нашла шезлонги и второй стул.

   И, кажется, у нас ничего нет на ужин.

   Когда не уверена в себе – твори красоту.

   Вообще-то это мамин девиз, и уж она-то – талантливый маг-иллюзионист – никогда не испытывает сложностей с тем, чтобы одним мановением руки превратить все вокруг в сверкающую сказку. Мои дарования куда скромнее, и ближе к вечеру я устраиваюсь перед зеркалом и аккуратно раскладываю тюбики, кисточки и спонжи.

   Для макияжа мое лицо подходит идеально. А в деле работы с людьми нужное впечатление – половина успеха.

   По крайней мере, примерно в этом я и пытаюсь убедить себя весь тот час, что уходит на то, чтобы нарисовать поверх своей физиономии свежее и ухоженное личико вполне симпатичной женщины – с выразительными бровями и пушистыми ресницами. Ничего броского и яркого, ничего, что казалось бы чересчур при солнечном свете, – просто чуть больше контраста, и отражение преображается. От меня у этой холеной красотки остаётся разве что излишняя бледность да внимательный немигающий взгляд, но ее сияющий вид отчего-то не приносит удовлетворения.

   Поэтому ещё полчаса уходит на то, чтобы уложить волосы мягкими волнами. Они несколько скрадывают впечатление от резковатых линий подбородка и выпирающих ключиц, но потом я трачу почти четверть часа, чтобы влезть в приличное платье и не испортить причёску, потому что думать наперед – вообще не мой конек.

   И куда я только лезу? Что буду делать с долгожданной свободой, когда привязь оборвётся?

   Мы с Кейденом никогда не строили планов, не связанных с островом, потому что я все равно не могла оставлять агентство надолго. Что Кей скажет теперь?

   У него родня на материке. Иногда Кей уплывает к ним на весь отпуск, потому что это едва ли не единственная возможность увидеться с родителями не мельком, впопыхах, а обстоятельно и с чувством.

   Если я буду свободна от агентства, кто знает, может быть, свекровь перестанет так благовоспитанно отводить взгляд всякий раз, когда кто-нибудь вспоминает, на ком женился ее младшенький?

   И города. Говорят, на материке они огромные, а я никогда не видела ничего крупнее Сапаруа. Вот бы... и снег, я никогда не видела снега!

   О, шторм и буря, а если Кейден узнает, какой ценой я получила вольную?..

   На сомнения, стоит ли вообще идти, уходит ещё больше времени, а от нарастающей нервозности из-под идеальных русых волн начинает выглядывать черная чешуя. Она-то все и решает, и я, бросив взгляд на часы, со сдавленным ругательством вылетаю из дома.

   Сапаруа будто издевается: на набережной ещё больше людей, чем вчера, расшалившиеся дети бросаются мне под ноги, чтобы поймать укатившийся мяч, и уворачиваться приходится и от них, и собственно от мяча; какой-то торговец хватает меня за рукав, возжаждав именно сейчас осчастливить содержимым своего прилавка. От него я отмахиваюсь с такой досадой, что он шарахается и кричит вслед что-то такое, что я и сама о себе думаю и в озвучке уж точно не нуждаюсь.

   Я стискиваю зубы, ускоряясь уже из принципа, и в бунгало агентства «Коре» влетаю в последний момент. Сестры Асоэсе нервно мерят шагами деревянный пол приемной – как всегда, в противофазе: то поворачиваются спинами и расходятся к противоположным стенам, то идут навстречу друг другу, как на таран. Зато стоит мне переступить порог, как они начинают действовать с пугающей синхронностью.

   – Наконец-то! – хором восклицают близняшки и подхватывают меня под локти с обеих сторон.

   – Братья Атуа уже здесь, – шипит Лаэй, натягивая на лицо радушную улыбку.

   – И господин Отими, продавец, тоже здесь, – подхватывает Элей и распахивает дверь в переговорную, испещренную яркими узорами-артефактами, предохраняющими от прослушки.

   Меня накрывает смутным подозрением, что купить братья собираются весь материк целиком.

   Переговорная надраена до скрипа. Старенький круглый стол успели заменить новым, продолговатым и лаково поблескивающим. Во главе стоит поднос с охлажденными напитками и нарезанными фруктами, и над ним нависает огромный букет из свежих орхидей – белее морской пены, нежнее вечернего бриза — и, увы, с таким густым и тяжелым ароматом, что переполненная людьми набережная и рядом не стоит.

   От запаха голова идёт кругом, и понять, кто из участников сделки вдруг подавился собственным вдохом, удается не сразу, зато сочувствием я проникаюсь мгновенно.

   Продавец – типичный уроженец материковой части страны: невысокий, темноволосый и коренастый, в невзрачном деловом костюме, который ему немного мал – жмёт в плечах и спине, заставляя постоянно ёрзать, будто от нетерпения. В первое мгновение я отвлекаюсь на это движение, но потом перехватываю взгляд одного из близнецов – и тоже давлюсь воздухом, тяжёлым и влажным, как перед грозой.

   Я не помню, когда на меня в последний раз так смотрели.

   Не оценивающе, как сестры Асоэсе. Не рассеянно, нежно и спокойно, как Кейден. Не с беспомощным обожанием, как тот юнец на набережной – на свою возлюбленную.

   Атуа смотрит так, будто мысленно уже разорвал строгое деловое платье пополам и разложил меня прямо на этом столе, и ничем не прикрытое вожделение во взгляде тесно сплетается с растерянностью и удивлением, будто он сам не ожидал от себя такой реакции.

   Глаза у него звериные, желтовато-зеленые и хищные, – и вдобавок странной, чуть вытянутой к вискам формы. Я бы без единого сомнения указала сестрам Асоэсе на него, да только вот рядом сидит точная копия, и взгляд у второго Атуа тоже не может похвастаться особой осмысленностью.

   «С нарядом ты перестаралась», – без слов сигнализирует мне Элей и тоже расцветает нарочитой улыбкой.

   – Благодарим за ожидание, – щебечет она невинным-невинным голоском и подталкивает меня к столу. Я нервно сглатываю и стараюсь не смотреть на свое отражение в лакированной поверхности, а Элей деловито ставит передо мной аптечку, и спокойнее что-то не становится. – Это Сефина Фаатали, сегодня она будет вашим «нолем».

   Господин Отими вжимает голову в плечи и невнятно бормочет слова приветствия. Ему явно не впервой заключать сделку с «нолем», и прошлый раз, кажется, запомнился ему надолго.

   Братья Атуа молчат, и предгрозовое напряжение в воздухе становится все ощутимее.

   – Потребуется ваше согласие на услуги «ноля», – в тон сестре воркует Лаэй, будто не замечая недоброго, хищного молчания, и выкладывает на стол сразу четыре экземпляра договора: по одному для каждого.

   «Сефина выполнит свою задачу». Прекрасная, прекрасная формулировка.

   Пока я прямо-таки смакую выражение, Лаэй сбегает, не оглядываясь. Предательница.

   При виде ее спины я с трудом подавляю раздражённое шипение. Во рту становится горько – как нельзя кстати, в общем-то, но...

   – Начнем, – через силу улыбаюсь я, привычно поставив росчерки на экземплярах договора, и открываю аптечку.

   Внутри ровно три комплекта – по две салфетки с очищающим заклинанием и по одному заживляющему пластырю в каждом. Господин Отими бледнеет от одного их вида, и первым я подхожу к нему – ни к чему мучить его ещё и ожиданием.

   Никогда не умела убедительно врать, что это не больно, или подбирать словесные обороты вроде «выполнить свою задачу». К тому же подходить к близнецам Атуа отчего-то страшно.

   – Не бойтесь, – нарочито ласково говорю я не то господину Отими, не то самой себе.

   Все равно придется подойти ко всем.

   Продавец вжимает голову в плечи ещё сильнее, и мне приходится приложить некоторые усилия, чтобы убедить его не сопротивляться хотя бы в тот момент, пока я обрабатываю его шею салфеткой. Он смотрит косо и невнятно ругается себе под нос.

   Можно подумать, мне это нравится, с досадой думаю я – и резко нагибаюсь, пока Отими занят подбором эпитетов.

   Он так раздражает, что яд выплёскивается сам собой, ещё до того, как я успеваю прокусить кожу, и щедро течет в две свежие ранки. Господин Отими вскрикивает по-бабьи тонко и снова прячет шею, и приходится опять увещевать его выпрямиться, чтобы я наклеила пластырь.

   После ядовитого укуса его волнует отнюдь не гигиена, и на уговоры уходят остатки моего самообладания – и без того, прямо сказать, не особо блиставшего. Лоб продавца покрывают мелкие бисеринки пота: вмиг лишившись магии, Отими оказывается на грани паники. Когда он лезет в свой портфель за бумагами на землю, у него заметно трясутся руки.

   Близнецы провожают меня взглядами, пока я обхожу стол, – такой, шторм его побери, длинный! – и продолжают гипнотизировать мое платье так старательно, что я диву даюсь, как оно ещё не рассыпалось в лоскуты. Даже когда я останавливаюсь – ровно посередине между их спинами, – оба поворачиваются и совсем по-звериному втягивают в себя воздух, принюхиваясь.

   И мне почему-то кажется, что чуют они отнюдь не удушливый аромат орхидей.

   Я откашливаюсь, пытаясь подобрать слова, которые напомнили бы о деле. Выручает, как ни странно, господин Отими – он начинает перекладывать листы договора купли-продажи на середину стола, и братья Атуа оборачиваются на шелест.

   Но напряжение из линии плеч никуда не исчезает. Одинаковые тонкие рубашки с длинным рукавом ничуть не скрывают ни настроения, ни позы.

   – Я первый, – твердо произносит тот, что и в самом деле первый начал пялиться на меня так, что я до сих пор не решаюсь смотреть на стол, опасаясь нездоровых ассоциаций.

   А близнец по-кошачьи плавно наклоняет голову набок, открывая шею.

   Я обрабатываю место укуса, стараясь не касаться иначе, чем через салфетку. Глупо, на самом деле, – без прямого контакта мага не отравить, а не отравив – не лишить его магии.

   Атуа не шевелится, и в его неподвижности есть что-то от хищника в засаде.

   А кожа солоноватая, и пахнет от нее мускусно и терпко, несмотря на все ухищрения с салфеткой. Яд, тем не менее, хлещет ещё охотнее: исходящую от фигуры Атуа угрозу заметил бы и слепой, и мой организм прибегает к самому простому способу самообороны.

   Отрави мага – получишь человека без дара. А справляться без дара я умею в тысячу раз лучше, чем он...

   …он сладко вздыхает, когда мои зубы протыкают кожу. Мои мысли путаются, к лицу приливает кровь, и я поспешно отстраняюсь.

   Не то чтобы это был первый раз, когда в ответ на укус заказчик застывал и блаженно щурился, но именно сегодня меня бросает в жар, а вполне пристойное офисное платье кажется исчезающе тонким. Второй брат насмешливо приподнимает бровь и тоже наклоняет голову, пока первый пытается одной мимикой объяснить ему, что иногда лучше держать комментарии при себе.

   Я прислушиваюсь к безмолвному совету и достаю из аптечки последний комплект. Господин Отими уже подписал все экземпляры договора и теперь сидит, мелко вздрагивая и провожая затравленным взглядом каждое мое движение.

   Второй близнец тоже вздрагивает, когда я наклоняюсь к нему, и тут же снова застывает, так и не позволив себе сменить позу. Я вроде бы подавляю благодарный вздох, но его шея все равно покрывается мурашками.

   В них-то я и целюсь.

   Ему яда достаётся меньше всех – мои запасы весьма забористы, но не так велики. На этот раз едва хватает, чтобы второй из братьев Атуа тоже заметно сбледнул и вцепился в край столешницы, отчаянно пытаясь проморгаться, будто прояснившееся зрение могло вернуть ему магию.

   – Вы можете почувствовать легкую тошноту, – протокола ради сообщаю я и героически оставляю при себе замечание, что я, в общем-то, тоже могу почувствовать легкую тошноту. Попробуйте доказать, что у меня повода нет! – Как только вы подпишете договор купли-продажи, я предоставлю вам противоядие, и магия вернется в течение часа-двух в полном объеме.

   – Давайте поскорее покончим с этим, – бурчит господин Отими, смахивая со лба холодную испарину.

   У братьев не находится возражений. Но цену за землю они пытаются сбить так яростно, что в итоге продавец сдается, кажется, просто ради того, чтобы к нему поскорее вернулась его магия, и с тяжёлым вздохом вписывает в договор купли-продажи стоимость едва ли не на треть ниже той, которую хотел изначально.

   Братья заговорщически переглядываются, пока господин Отими, ежеминутно протирая лоб, расписывается на каждом листе. Я отхожу в сторону, старательно делая вид, что меня их дела не касаются, и начинаю разливать лимонад по стаканам.

   Руки у меня трясутся не меньше, чем у Отими.

   – Давайте скорее свое противоядие! – нетерпеливо требует он, едва закончив с бумагами.

   Я оборачиваюсь, едва не разбив кувшин. Договор подписывает тот близнец, который требовал, чтобы его укусили первым, и до меня внезапно доходит, что я понятия не имею, кто из них кто! Это сестер Асоэсе я научилась отличать безошибочно, с макияжем или без, – по интонациям, поведению и манере двигаться. Но Атуа-то я вижу впервые!

   О, шторм их всех побери...

   Мой автопилот, не подключая голову, объясняет господину Отими, что противоядие все получат одновременно, после подписания, а не во время. Такова процедура – всегда лучше перестраховаться, чем рисковать: у кого-нибудь из участников сделки вполне может оказаться повышенная сопротивляемость яду, и магия вернётся раньше положенного. Кто тогда гарантирует, что договор подписан без вмешательства и давления?..

   Сама голова в это время судорожно ищет особые приметы. Хоть что-то, за что можно зацепиться.

   Одеты близнецы одинаково, разнообразием причёсок тоже не озаботились, оба, шторм их поглоти, правши... родинки? Нет, родинки тоже одинаковые – по крайней мере, те, что видны...

   Может, это знак? Может, не стоит и связываться с этими силами?

   Но сестры Асоэсе обещали мне свободу...

   Паника подкатывает удушливой волной. В ушах у меня звенит так сильно, что я почти перестаю слышать свой собственный голос. Перед глазами мутнеет – сколько усилий ни прикладывай, близнецов теперь точно не различить. Переговорная воспринимается как через матовое стекло: приглушённо, отдалённо, размыто – так, что в следующее мгновение до меня даже не сразу доходит, что произошло.

   Первый Атуа подписывает бумаги и преспокойно пододвигает их брату.

   А тот – берет ручку и тоже ставит росчерк. Издевательски простой.

   И на следующем листе. И на следующем.

   Братья Атуа покупают землю на материке вскладчину, не оглядываясь на своих отцов.

   Разочарование так велико, что у меня начинает щемить в груди.

   Асоэсе не поверят, если я скажу, что произошло. Они решат, что я солгала, и ни за что не простят мне долг за змеиную шкуру. Я так и останусь привязанной к острову до самой смерти.

   Одновременно с почти болезненным разочарованием меня накрывает такое облегчение, что я неосознанно ссутуливаюсь, расслабляя спину. Авантюры – это не мое. Даже такие, когда все прочие участники клянутся, что в результате никто не пострадает, и причин сомневаться в данном мне слове вроде бы и нет.

   В голове шумит. Я действую на автопилоте: отмеряю на стакан лимонада ровно кубик своей крови из спрятанного в шкафу ледника и раздаю противоядие недрогнувшей рукой.

   Господин Отими вцепляется в стакан так, что даже выплескивает немного на себя, стремясь быстрее вернуть свои способности. Я одариваю его успокаивающей улыбкой и доливаю лимонад из кувшина.

   Братья Атуа медлят. Переглядываются, общаясь без слов, – разговор на уровне ассоциаций и мимики, когда двое так близки, что не понять друг друга ещё нужно постараться, – я часто вижу что-то подобное в исполнении Асоэсе и точно так же делаю вид, что чужие секретики меня не касаются. Ну вот никоим образом.

   Секретики-то, может быть, и не касаются, а вот первый из близнецов исхитряется принять стакан из моих рук так, что скользит подушечками пальцев по всей ладони, пока не натыкается на обручальное кольцо.

   Оно несколько портит ему настроение, но отступиться не заставляет – второй брат тоже задевает меня, и я готова поклясться, что это нарочно. Только вот клятву к делу не пришьешь, и я отступаю с вышколенной улыбкой, сделав вид, что ничего не произошло.

   Только у господина Отими такое выражение лица, будто он уже готов притащить на набережную новую сплетню.

   Сестры Асоэсе и правда ждут в приемной. При виде клиентов они расцветают радушными улыбками и встревоженно интересуются самочувствием. Господин Отими предсказуемо не стесняется в выражениях и из агентства вылетает, как чайка с набережной – вроде бы и не без наживы, но все равно негодуя. Асоэсе воркуют ему вслед и оборачиваются к братьям Атуа, отчего-то замешкавшимся в переговорной.

   То есть понятно, отчего – переговорную они используют по назначению, все ещё обмениваясь гримасами и взглядами, один другого тяжелее. Однако интерес хозяек вынуждает их оборвать свою безмолвную беседу на середине.

   – Все прошло просто отлично, – сообщает первый в ответ на вопросительный взгляд Лаэй.

   Ещё бы, думаю я. Так сбить цену – это ещё уметь надо.

   Только вот мне не положено помнить ход переговоров, и я молчу, предоставляя слово Лаэй.

   – Рада это слышать, господин Хавеа, – вполне искренне отвечает она.

   И даже не косится в мою сторону, чтобы убедиться, что я поняла подсказку, кто из братьев кто. Профессионал до мозга костей.

   Близнец, правда, тут же портит все впечатление, со вздохом сознавшись:

   – Я Тамати. Это – Хавеа, – он указывает на второго брата, неслышно подошедшего ближе.

   – О, прошу прощения, – несколько тушуется Лаэй.

   Близнецы обмениваются понимающими усмешками. Все четверо вполне привычны к подобным ситуациям, и путаницей никого не удивить – особенно когда путаницу выгодно устроить просто перестраховки ради.

   – В общем-то, мы бы хотели снова воспользоваться услугами Сефины, – вдруг заявляет Хавеа.

   Стакан выскальзывает у меня из рук. Я едва успеваю подхватить его у самого пола, поэтому, когда четверка близнецов оборачивается, чтобы найти взглядом предмет обсуждения, все выглядит так, будто я прячусь от них под столом.

   Самое обидное – что именно это мне и хочется сделать. А приходится с невозмутимым видом подняться и вернуть стакан на поднос, чтобы отнести к мойке.

   – Нам понадобится заключить договор на поставку материалов для строительства дома, – поясняет Тамати, не сводя с меня взгляда. – И ещё один – для найма рабочих.

   – У нас большие планы, – добавляет Хавеа.

   Но ему хотя бы хватает воспитания повернуться к собеседницам, а не пытаться одним взглядом просверлить дыру в моем филее.

   – О, разумеется, Сефина будет рада помочь, – воркует Лаэй. – Правда, Сеф?

   А Сефина что-то ни демона не рада.

   И будет заставлять грустить всех вокруг, когда клиенты наконец уйдут.

   Домой я возвращаюсь в темноте. Кейден, конечно же, спит.

   Я его не бужу.

ГЛАВА 2

Я подрываюсь на месте, едва солнце показывается над горизонтом. Не потому что выспалась – а потому что еле заснула.

   В животе неряшливым комком ворочается тревожность. Все тело напряжено, будто перед рывком.

   Я ничего не сделала.

   Не нарушила трудовую этику, не обнадежила никого напрасно, не подвергла опасности остров и не прогневила отца-ягуара. Даже завалящей мухи не обидела!

   Но мне хочется убежать из собственной головы. Мне хочется убежать из своей собственной жизни.

   Понять бы ещё, это из-за того, что я вообще согласилась на предложение Асоэсе? Или из-за того, что в итоге не смогла выполнить их просьбу?

   Я заставляю себя глубоко вздохнуть, задержать дыхание – и медленно-медленно выдохнуть. Но привычные действия на этот раз не приносят спокойствия, а Кейден, как назло, выбирает именно этот момент, чтобы перевернуться на спину.

   Его размеренное посапывание сменяется надсадным, хлюпающим храпом. Я зажмуриваюсь в наивной надежде уснуть даже под новое звуковое сопровождение.

   Надежды хватает где-то на полминуты. Потом я всё-таки встаю и ухожу на кухню, плотно прикрыв за собой дверь.

   У Кейдена сегодня долгожданный, выстраданный выходной. Ни единого повода разбудить его и заставить перевернуться на бок, и даже подушкой не придушить – вроде как главный мужчина в моей жизни. Жалко.

   Не зная, чем занять руки за недосягаемостью подушки, я высовываюсь на террасу и сонно щурюсь на утренний прибой под деревянными досками. В другой день я бы прикорнула на шезлонге в тени, но сегодня только с тоской вздыхаю и тянусь наверх, чтобы снять некогда белую ткань навеса над пустующей террасой.

   Плетёное кресло купания не вынесло и перекосилось. Без потерь шторм перенес только столик, и он-то и наталкивает меня на здравую мысль.

   Через каких-то полчаса бунгало насквозь пропитывается ароматом банановых панкейков и свежего кофе, а у меня на душе хоть немного светлеет.

   Расстраиваться из-за того, что не случилось, – глупо, но нормально. Лучшее, что я могу сейчас сделать, – так это попытаться поднять себе настроение и продолжить, как выражается Лаэй, «выполнять свою задачу». Благо искусать хочется всех и каждого.

   Два дня назад я и не задумывалась о том, чтобы сплавать на материк и посмотреть на снег, и идея жить на острове до самой смерти не вызывала у меня никакого протеста. Так ведь именно это меня и ждёт!

   Только звучит теперь что-то не так оптимистично.

   А разочарование все зудит под кожей, не даёт сидеть на месте, и я выхожу на террасу с кружкой кофе в руках – но быстро возвращаюсь. Без навеса там до ужаса неуютно, а одинокое перекособоченное кресло немым укором покачивается от порывов ветра. Не уследила. Упустила.

   Даже чёртовы шезлонги не нашла!

   Досада сестер Асоэсе – сперва из-за того, что они решили, будто я перетрусила сказать правду, потом – из-за того, что Атуа их перехитрили, – все ещё отдается тяжестью где-то под грудиной. Я растираю кожу, но изгнать оттуда чужую злость не получается.

   Кейден все ещё спит. Я кружу под дверью спальни, прикусив ноготь большого пальца, пока не осознаю, что признаться в неудавшейся афере мне попросту не хватит духа, сколь бы сильно я ни нуждалась в поддержке. Кейден тоже расстроится.

   А то и тоже не поверит, как сестры Асоэсе.

   А ну как ещё и станет подзуживать, чтобы я попыталась выяснить все на следующей сделке, на которую меня пригласят? Братья Атуа ведь просили, чтобы «нолем» для них была именно я...

   Отказать Кейдену я уже не смогу. Разве не хватит с него и того факта, что брак с «нолем» оказался короткой привязью?..

   Кружить по кухне ненамного интереснее, чем под дверью спальни. Я прислушиваюсь – Кейден, конечно же, спит. Громко. И явно намерен предаваться этому блаженному занятию либо до полудня, либо пока я не потеряю остатки самообладания и не придушу в конце-то концов своего благоверного подушкой, чтобы не слушать его храп!

   Где-то на этой мысли я резко застываю посреди кухни.

   Кейден, в отличие от меня, ни в чем не виноват. Он не попирал профессиональную этику, не нарушал условия сделки и даже никого не кусал – хотя ему, держу пари, тоже очень хотелось, но, увы, единственная специализация, при которой можно грызть заказчиков и не переживать, что они закончатся, – это моя, и с ней нужно родиться.

   Проецировать разочарование в самой себе на мужа – не самая лучшая стратегия для создания семейной идиллии.

   Я иду в гардеробную и, стоически игнорируя сразу две пары носков в углу, лезу к вешалкам с платьями.

   Не уверена в себе – твори красоту. Презираешь себя – твори сногсшибательную красоту. Самоуважение это не вернёт, но ненавидеть что-то красивое гораздо сложнее, чем невзрачное.

   Платье я выбираю самое эффектное – и самое неудобное: закрытое, с длинной летящей юбкой из молочно-белого шелка, скользящего по коже, как поцелуй любовника. Волосы убираю наверх, старательно уложив пару небрежных локонов, будто бы случайно выбившихся из при-чески. Когда я заканчиваю с макияжем, то даже начинаю нравиться сама себе – и задумываюсь о том, чтобы никуда не идти, но уже возле жилой комнаты понимаю, что переоценила свое самообладание.

   Из дома я выпархиваю, как мотылек из кокона. Очень осознанный, грамотный и предусмотрительный мотылек, приготовивший завтрак и даже оставивший записку мужу, но снедаемый необъяснимым беспокойством.

   Зато набережная в моем полном распоряжении. Слишком рано для влюблённых голубков, слишком жарко для степенных пожилых пар – а значит, и торговцам ещё нечего делать на вызолоченной солнечным светом прогулочной тропе.

   Волны шумят тревожно и беспрестанно. Прибоем накрывает почти половину пляжа, соленая вода взбивается в белоснежную пену и пропитывает песок. Ветер налетает порывами: где-то по границе острова дрожит от усилий защитное заклинание, порой истончаясь до радужной пленки, как мыльный пузырь.

   Я рассматриваю ее, приставив ладонь ко лбу. Радужные переливы разбегаются по всему куполу, сопротивляясь стихии; она усиливает напор – и где-то вдалеке в защитном заклинании намечается прореха. Порыв ветра добирается до меня через несколько секунд – бесстыже заглядывает под взметнувшееся платье, сечет острыми песчинками обнажившуюся кожу, треплет волосы, суется в лицо. Потом прореха затягивается, но солнце скрывается, и над островом повисает тревожное затишье.

   Буря бродит совсем рядом. Вчерашний шторм так и не утих – и только и ждёт шанса снова обрушиться на Сапаруа и его беспечных обитателей, расслабившихся за те пятьдесят лет, что маг-покровитель неусыпно стерег покой острова. За время его работы берега обросли лёгкими домиками-бунгало с террасами, нависающими над самой водой, городок перестал лепиться к подножию вулкана и норовить влезть на крутые склоны, спасаясь от высоких волн. Я даже не уверена, что убежища от цунами все ещё в рабочем состоянии, – никто не пользовался ими годами.

   Похоже, скоро придётся стряхнуть с них полувековую пыль. Маг-покровитель плох. Долго так продолжаться не может.

   А это возвращает меня к проблеме близнецов. Всех четверых.

   Снова видеться с братьями Атуа не хочется: я прямо-таки предчувствую ещё одну до крайности неловкую сцену, когда меня будет непреодолимо тянуть провалиться сквозь землю или, на худой конец, спрятаться под столом. Но вместе с тем где-то глубоко внутри меня поднимает голову давным-давно позабытая легкомысленная кокетка. Она стряхивает пыль с плеч и брезгливо убирает паутину с волос. Ей хочется быть в центре внимания, ловить восхищённые взгляды и блистать многозначительной улыбкой. Или хотя бы снова быть увиденной – и не поверх зеркала с очередной передачей про самоходы и прочие артефактные диковинки.

   На фоне шторма, упорно пробующего на прочность защитные границы острова, ее желания кажутся смешными и инфантильными. Но от этого отмахиваться от них проще не становится – даже когда купол заклинания над головой всё-таки истончается до такой степени, что над Сапаруа начинается дождь.

   А у меня, наивного дитяти спокойных времён, даже зонтика с собой нет.

   Платье в считанные минуты намокает и липнет к телу. Океанский бриз моментально перестает казаться приятным и освежающим, и я озираюсь, прикидывая варианты.

   Кафе и рестораны на набережной, конечно же, в такую рань ещё закрыты – а учитывая погоду, и не откроются, пока не выглянет солнце. Добираться до дома немногим меньше получаса, зато до агентства – рукой подать.

   Кто прибегает на работу ни свет ни заря в свой законный выходной – тот я. Кто ещё и радуется, что добежал до того, как дождь превратился в полноценный тропический ливень, когда вода собирается в мутные потоки, заполоняет улицы и угрожающе журчит по всем склонам, – тот тоже я, но только до того момента, как обнаруживается, что не я одна такая ранняя пташка.

   Лаэй оборачивается на звук и медленно-медленно опускает карманное зеркальце, над которым только что совершала стандартный пасс для вызова. Элей выглядывает из переговорной, будто по заказу, и окидывает меня оценивающим взглядом.

   Оценка выходит так себе. Я промокла до нитки, прическа превратилась в комок спутанных водорослей, платье облепило тело так, что простора для фантазии не остаётся вовсе – особенно с поправкой на змеиную шкуру, которая просвечивает сквозь тонкий шелк издевательски жизнерадостными чёрно-белыми полосками. На что похож макияж, даже думать не хочется – и не особо приходится, потому что лицо тоже скрылось под чешуей.

   Элей на долю секунды задерживает взгляд на моем левом ухе и закрывает дверь с проворством мангуста. Из переговорной доносится приглушенный мужской голос и ответное ласковое воркование:

   – Нет-нет, не стоит беспокойства, следующим посетителем займется Лаэй. Она уже вызвала сюда Сефину, и ваш «ноль» будет здесь с минуты на минуту…

   А мужских голосов, оказывается, два – совершенно одинаковых. Оба «не хотели бы доставлять неудобство», и на этот раз я их все-таки опознаю.

   Неудобно становится мгновенно, но Лаэй не дает мне ни единого шанса – подхватывает под локоть и тащит в сторону служебных помещений.

   – Хорошо, что ты уже здесь, – заявляет Лаэй, едва за нами закрывается дверь комнаты отдыха, – плохо, что в таком виде. Ты что, упала в океан?

   – Нет, все было строго наоборот, – ворчу я, но она не слушает.

   – Братья здесь с рассвета. Им не назначено, но… – Лаэй не договаривает – подталкивает меня к ростовому зеркалу на стене.

   И так понятно, что «но». Агентство не стало бы отказывать Атуа в услугах, даже если бы братья ввалились к Лаэй в спальню среди ночи и потребовали «ноля» для сделки через пятнадцать минут, а потом все время ожидания провели за боем подушками.

   – Они правда купили землю в долевую собственность, – все-таки повторяю я из чистого упрямства и горестно вздыхаю: пожалуй, сравнение моей прически с комком водорослей было оскорблением. Для комка водорослей. – Вот демон...

   С другой стороны, возможно, увидев меня после дождя, близнецы Атуа потеряют интерес, и все вернётся на круги своя?

   Ну, кроме моих ожиданий от жизни, по крайней мере.

   – Демон, – хмуро соглашается Лаэй и подсовывает мне полотенце для рук – другого в агентстве попросту нет. – Они все равно проколются на чем-то. Твоя задача – широко улыбаться и наблюдать.

   На язык так и просится вполне логичное замечание, что широкая улыбка девушки, только что натурально прокусившей тебе сонную артерию, едва ли будет восприниматься кем-то как признак дружелюбия и клиентоориентированности. Проблема в том, что близнецы Атуа и логика сочетаются плохо – начиная от совместного владения землёй и заканчивая реакцией на укус в принципе.

   Не говоря уже о скорости развития событий.

   – Что им нужно? – спрашиваю я и принимаюсь разбирать прическу.

   За такой короткий промежуток времени даже пластыри-артефакты не способны заживить рану от ядовитого укуса. После него организму все равно нужно несколько дней, чтобы восстановиться, и заключать сделки с присутствием «ноля» рекомендуется не чаще раза в неделю, а лучше – вообще никогда.

   – Понятия не имею, – нервно признается Лаэй, нетерпеливо наблюдая за тем, как я без особого успеха пытаюсь подсушить распущенные волосы полотенцем. – Они требуют тебя.

   Я настороженно выглядываю из-под отсыревшего полотенца. Мое отражение по-прежнему полосато и умеренно непристойно: женщина в мокром просвечивающем платье смотрится вполне гармонично где-нибудь на набережной, но не в строгих офисных интерьерах – даже если из окон агентства виден опустевший пляж.

   – Дай сюда! – не выдерживает Лаэй и отбирает у меня полотенце.

   Я не успеваю открыть рот, прежде чем она делает два коротких пасса, и через приоткрытое окно в комнату отдыха врывается ветер – горячий и по-пустынному сухой. Тревожно шуршат взметнувшиеся занавески, шелестят листы договора на маленьком столике у дивана; порыв подхватывает подол платья Лаэй, игриво перебирает ее черные локоны... и моментально стихает, едва коснувшись меня.

   – Чёртовы «ноли»! – в сердцах восклицает Лаэй и отворачивается.

   Я стискиваю зубы и молча стою, не зная, чем занять руки. Лаэй сует обратно полотенце – уже благополучно высушенное заклинанием, которое не выдержало контакта со мной.

   – Ладно, придется идти так, – безапелляционно постановляет Лаэй, не встречаясь со мной взглядом. – Только умойся!

   – Дай хотя бы свой пиджак! – вырывается у меня.

   Лаэй замирает и медленно-медленно поднимает голову.

   Мы обе понимаем, что будь она дочерью ягуара, ее заклинание пересилило бы ауру отчуждения, окружающую любого «ноля», и высушило мое платье. Лаэй ни за что не стала бы колдовать рядом со мной, если бы не переволновалась из-за сестры и ее конкурентов за место у алтаря, ожидающих в переговорной.

   Она знает, что я догадывалась обо всем и раньше, но давать лишнее подтверждение в ее планы не входило, и теперь даже в простой просьбе ей мерещится угроза шантажа. А за сестру Лаэй готова убивать.

   Даже меня. Даже если это будет стоить ей шанса узнать, кто еще может представлять угрозу.

   – В смысле, посмотри на меня! – Я спешу исправить положение и развожу руками, привлекая внимание к одежде. – Нельзя же появляться перед клиентами в таком виде!

   Лаэй несколько успокаивается и расчётливо щурится, обдумывая расклад, а потом раздражённо встряхивает головой и расстёгивает пиджак.

   Он предсказуемо оказывается великоват: сестры Асоэсе – фигуристые красавицы, одни из самых желанных невест на острове, а я, увы, напоминаю змею не только окрасом. Зато под пиджаком уже несколько сложнее различить, сколь скрупулёзно я подхожу к выбору нижнего белья, – не то чтобы я тут же начинаю чувствовать себя высококлассным профессионалом, но толику уверенности в себе это всё-таки возвращает.

   В переговорной царит такая нарочитая идиллия, что из одной только сладкой улыбки Элей можно накрутить целое облако сахарной ваты и на сдачу отхватить гипергликемическую кому. Близнецы Атуа, впрочем, держатся молодцом – во всяком случае, оба все ещё в сознании.

   – Благодарю за ожидание, – произношу я и честно выполняю указание начальства: улыбаюсь широко и зубасто.

   Увы, непроизнесенная угроза пропадает втуне. Пиджак Лаэй добавляет простора для фантазии – примерно от верха бедер до середины груди, а вот ноги все ещё облеплены юбкой, и сквозь нее виднеются островки змеиной чешуи.

   Один из близнецов мгновенно прикипает взглядом к моим щиколоткам и улыбки не видит вовсе, а второй теряет к ней интерес сразу же, как замечает реакцию брата.

   – Прошу прощения, снаружи ужасный ливень, – с нарочито невозмутимым видом сообщаю я и иду к столу.

   На лице Элей предельно четко значится, что со мной не случится ничего хорошего, если я устроюсь мокрой задницей на новом стуле. Но взгляд одного из близнецов – кажется, это Тамати, тот же, что вогнал меня в краску в первый раз, – медленно ползет вверх по моим ногам, пока не замирает где-то на области тени под полами пиджака, и я всё-таки усаживаюсь за стол. Не прекращая улыбаться.

   – Доброе утро, госпожа Фаатали, – первым вспоминает о манерах Хавеа. Сегодня братья одеты по-разному, и он выбрал белую рубашку с высоким жёстким воротом, из-за которого не виден след от укуса. Тамати, напротив, будто специально подыскал тонкую футболку с самой растянутой горловиной, и две черные точки на его шее так и притягивают взгляд. Я старательно концентрирую внимание на Хавеа, и он несколько приободряется. – Сожалею, что пришлось беспокоить вас так рано, но мы сочли, что будет лучше, если мы обсудим договор прямо сейчас и оставим вам больше времени на сборы... если, конечно, вы согласитесь.

   Испепеляющий взор Элей без слов намекает, что мой единственный шанс выжить после попрания новенького стула – это немедленно согласиться вообще на все, что мне сейчас предложат.

   Я стараюсь не смотреть на стол. Мне заранее совершенно не нравится то, что собираются предложить братья Атуа.

   – На сборы? – осторожно переспрашиваю я.

   До сих пор сестры Асоэсе предпочитали, чтобы я вообще не покидала город без крайней необходимости. Будь их воля – вообще бы привязали к столбу во дворе агентства и отпускали только на встречи с клиентами!

   Но слабеющий маг-покровитель внёс большие изменения в расклад, и Элей молчит.

   – Видите ли, везти материалы для строительства с острова выходит куда дороже, чем купить их на месте, – виновато улыбается Хавеа. – Да и рабочих проще нанять в соседнем городке, нежели оплачивать проезд бригаде с Сапаруа.

   С этим поспорить трудно, но меня волнуют вовсе не сложности с транспортировкой.

   – Мы бы хотели предложить вам сопроводить нас на материк, – подаёт голос Тамати. – Разумеется, с согласия сестер Асоэсе – и вашего.

   Моего согласия он не получает уже просто потому, что я теряю дар речи.

   «Ноля» тоже проще найти на месте, и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему братья не намерены этого делать.

   – Транспортные расходы, оплату гостиницы и суточных мы берём на себя, – тут же добавляет Хавеа. – Вы сможете вернуться на Сапаруа сразу же, как только мы заключим договора с поставщиками и подрядчиками.

   Я молчу в растерянности.

   Ещё утром я убеждала себя, что не буду жалеть об упущенной возможности путешествовать, – и, прямо сказать, не преуспела. А теперь мне предлагают исполнение всех моих сокровенных желаний – только руку протяни!

   И вычеркни из планов Кейдена.

   – Не вижу никаких препятствий, – решительно заявляет Элей и чуть приподнимает подбородок, требуя, чтобы и я согласилась немедленно.

   Покаянное «но» застревает у меня в глотке.

   Свободы мне не видать, и это может быть единственный шанс увидеть материк не на бегу, между визитами к родственникам Кейдена и спешным отбытием в порт, – а со вкусом, позволяя далёкой земле раскрывать тайну за тайной, диковинку за диковинкой. И, может быть, снег – ну хотя бы в горах-то он ещё должен лежать?..

   По-хорошему мне нужно обсудить поездку с Кейденом. Но если я хоть заикнусь об этом при Элей, последует не самая красивая сцена с напоминанием о том, кому я на самом деле принадлежу – вместе со своей змеиной шкурой.

   Я бессознательно прокручиваю на пальце ободок обручального кольца. Хавеа опускает взгляд, привлеченный движением, и стискивает челюсти. Тамати демонстративно не обращает внимания ни на мой жест, ни на брата.

   А Элей наступает мне на ногу под столом.

   – Хорош-шо, – по-змеиному шиплю я и отдергиваю ногу.

   Поговорить с сестрами можно и потом. Без свидетелей.

   Потому что я, кажется, тоже настроена на некрасивую сцену.

   Сцену, правда, приходится отложить. Близнецы Атуа не спешат уходить, едва получив согласие: снаружи по-прежнему льет так, будто океан отчаялся прорваться к Сапаруа через волнорезы и решил атаковать остров сверху. Элей, разумеется, немедленно предлагает клиентам кофе и подсовывает договор о выездном обслуживании. Не проходит и часа, как я уже продана с потрохами – Хавеа настаивает, чтобы в бумагах значилось не нейтральное «ноль первой категории», а именно мое имя. Элей это устраивает даже в большей степени.

   Категория у меня не первая. Но сердить Элей я не рискую, а потому держу язык за зубами.

   Хватит и того, что Лаэй на взводе после неудачной попытки высушить мое платье. Не то чтобы благословение отца-ягуара так легко отобрать, но экспериментировать что-то не хочется.

   Свое недовольство я приберегаю до того момента, пока братья Атуа наконец-то не выметаются за порог, ни на секунду не прерывая безмолвного диалога из жестов и мимики, – кажется, они тоже не могут похвастаться каменным спокойствием людей, уверенных в своем выборе, но отступать все равно не собираются. Ставки слишком высоки.

   Именно об этом я себе и напоминаю, когда меня вдруг накрывает слабовольным, трусливым порывом промолчать.

   – Считай это вторым шансом, – предлагает Лаэй, будто почуяв слабину.

   Я вешаю ее пиджак на спинку стула и остаюсь стоять, прикрыв глаза и тяжело опираясь на деревянную перекладину под отсыревшей тканью.

   – Вам следовало предложить им другого «ноля».

   – Более сговорчивого? – с угрозой в голосе уточняет Лаэй.

   Элей быстро улавливает настроение сестры и тоже напрягается. Я укоризненно смотрю на обеих.

   – Мы в одной лодке с того момента, как я промолчала на сделке купли-продажи земли, – напоминаю я. – Я должна была предупредить, что любое заклинание неразглашения рассыплется от контакта со мной. Сейчас в нарушении профессиональной этики можно обвинить всех троих, и в наших же интересах не закапывать себя ещё глубже. Братья Атуа и так понизили свои шансы на то, что один из них станет покровителем, когда купили землю вскладчину. По-моему, это достаточно убедительное доказательство того, что алтарь их не так уж и интересует.

   – Или же благоволение отца-ягуара настолько сильно, что Атуа полагают, будто даже стремление к земным богатствам не повлияет на его выбор, – хмуро замечает Элей, скрестив руки на груди. – Как бы то ни было, договор уже подписан, мы не в силах ничего изменить – если, конечно, ты не намерена выплачивать близнецам неустойку из своего кармана.

   Я стискиваю зубы. Неустойка в договоре обойдется чуть ли не в половину стоимости нашего бунгало – чувствительно даже для одиннадцатого по силе мага на острове, не говоря уже о «ноле», будь он хоть тысячу раз абсолютный.

   Хотя, с другой стороны, жить у самой воды становится опасно...

   – Если за время поездки не удастся выяснить, кто из Атуа ягуар, – что ж, так тому и быть, – добавляет Элей. – Но если узнаешь, наше предложение в силе. Твой долг за змеиную шкуру в обмен на имя. Решай.

   Она подхватывает бумаги и выходит из переговорной, чеканя шаг. Ее никакие сомнения не терзают.

   Я скриплю зубами и отталкиваюсь от спинки стула, чтобы тоже уйти, – но тут Лаэй ловит меня за локоть и так сильно стискивает пальцы, что я не сдерживаю невольный вскрик.

   – Они хотят тебя не только в профессиональном смысле, – тихо цедит сквозь зубы человеческая дочь. – Ты можешь утянуть на дно обоих. Обезвредь их.

   Я теряю дар речи и застываю как соляной столп, неверяще уставившись на Лаэй.

   Мне что, только что велели переспать с близнецами, чтобы алтарь не принял их?!

   – Поездка будет как нельзя кстати, – нервно добавляет Лаэй. – Помоги обезопасить Элей – и будешь свободна не только от долга, но и от контракта с агентством, безо всяких шпионских игрищ. Плевать на имя!

   – Я замужем! – шиплю я и дёргаю локтем, чтобы вырваться из чужой хватки.

   На предплечье остаются длинные царапины от ее ногтей.

   – Я сказала, плевать на имя, нужны гарантии, – шипит в ответ Лаэй и скрещивает руки на груди, яростно сощурившись. – Без Элей не будет и твоего благословения, и твоей шкуры! Как думаешь, долго Кейден сможет удерживать тебя на этом свете?!

   – Нет, – несколько сбавив тон, признаю я. Кейден силен, но вдохнуть жизнь в лишённое магии тело способен только дух-покровитель. Даже самый одаренный маг может лишь отсрочить смерть. – Но ему будет хотеться удержать меня на этом свете.

   Звучит гордо, но вообще-то утешение слабое.

   Алтарь редко утягивает претендентов на дно – только если отец-ягуар посчитает, что его дитя недостойно даже пытаться. Он милосерден, но дикая природа жестока.

   Если не станет Элей, я умру. Шансы, конечно, невелики – сестры Асоэсе осторожны и предусмотрительны.

   Но не всесильны.

   – Полагаешь, ему от этого будет легче? – цинично хмыкает Лаэй, будто подслушав мои мысли, и отступает на полшага назад, с вызовом вскинув голову. – Решай, – произносит она с той же интонацией, что и ее сестра.

   Из агентства я вылетаю, прямо как господин Отими. Вроде бы и с наживой – как-никак, путешествие на материк за счёт заказчика, кто ещё из «нолей» может похвастаться таким везением? – но не в силах справиться с собственным негодованием.

   За кого она меня держит?!

   За кого они меня держат?..

   Ожившая набережная приводит меня в чувство. Вдоль прогулочной зоны снова тянутся ряды цветастых палаток, и между ними лавируют расслабленные островитяне – от одного прилавка к другому, от торговца свежевыжатыми соками – к пышущей жаром тележке, в которой установлен огромный котел с густым рыбным супом; его помешивает улыбчивая женщина, загорелая до черноты, и по ней почти не заметно, что варево кипит только потому, что она уже который час подряд вкладывает всю свою магию в крошечный артефакт под тележкой. Ее стряпня пользуется успехом – к котлу выстроилась небольшая очередь, и бурля-щая толпа огибает ее с тщательно скрываемым недовольством.

   Здесь уже нельзя переть напролом, пиная мелкие камешки в тщетной надежде выплеснуть свой гнев, – можно и самой получить пинка.

   Мне страшно.

   Пока Лаэй не заговорила о безопасности Элей, я даже не задумывалась, чем рискую.

   Больше никогда не увидеть беспокойных океанских волн. Не пройтись мимо пестрых прилавков в шумной веселящейся толпе, вдыхая ароматы нурвийских сладостей и тхайенских благовоний. Не сидеть на деревянной скамеечке в тени пальм, прижавшись плечом к...

   Кейден. Что с ним станет? Как он переживет?..

   Задумывался ли он сам о том, какой топор навис над головой его жены?

   И ведь, бездна меня поглоти, для этой дурацкой паники и оснований-то особо нет!

   Как и нет причин для стопроцентной уверенности, что все обойдется. Для этого нужно и в самом деле выполнить приказ Лаэй – только вот просто переспать с близнецами Атуа будет недостаточно. Нужна крепкая привязанность, которая будет держать сына ягуара на земле надёжнее поводка и клетки, потому что он должен выбрать её сам.

   Нужна любовь.

   Та ещё задачка, когда не знаешь, чья именно, а сама ты замужем за третьим мужчиной во всей этой идиотской истории, и он тебя вполне устраивает!

   Где-то здесь я вспоминаю сегодняшнее утро, свои метания под закрытой дверью спальни и разгромленную штормом террасу – и резко останавливаюсь, не обращая внимания на недовольные взгляды. Толпа быстро приспосабливается и принимается обтекать застывшую фигуру со всех сторон, как океан обходит стороной скалу – потихоньку подтачивая основание и превращая твердый камень в мелкий песок, покорный воле волн. Я подчиняюсь течению – оно относит меня в сторону, к деревянной скамье с резной спинкой. Я устраиваюсь на самом краешке и заставляю себя расслабить гудящие от напряжения ноги.

   Противоположный край, конечно же, занят юной, ослепительно счастливой парочкой – парень с девушкой дружно лопают розовато-рыжее мороженое в стаканчиках, хитро переглядываются и смеются над чем-то, понятным им одним. На усталую женщину в безнадежно испорченном платье никто не обращает внимания, и я откидываюсь на спинку скамьи, жмурясь, чтобы защитить глаза от полуденного солнца.

   У нас с Кейденом все хорошо. Никто не сохраняет накал страстей на уровне конфетно-букетного периода на протяжении четырех лет брака, а бытовые мелочи вроде испорченной мебели случаются со всеми. И когда кто-то из супругов устает после работы и не хочет составлять компанию другому – это нормально. Мы не железные, а рутина остается рутиной и не щадит никого.

   Хотела бы я только, чтобы эти дурацкие самоувещевания хоть немного помогли не чувствовать себя такой пронзительно одинокой в этой пестрой, отвратительно счастливой толпе!

ГЛАВА 3

Бунгало на побережье насквозь прошивает мужской голос. Он картавит и сбивается на длинных словах, но интонации преисполнены энтузиазма, а на заднем плане играет такая энергичная музыка, что ведущий того и гляди пустится в пляс.

   Во всяком случае, одышка у него такая, будто уже пустился.

   – Кей?

   Он откликается после паузы, бросает на меня мимолётный взгляд и снова возвращается к зеркалу. И только потом, спохватившись, приподнимается на локте и хмурится.

   – Что случилось? – он протягивает руку, и я покорно ныряю в его объятия, устраиваюсь рядом, сбрасывая с диванчика декоративные подушки.

   Сидеть вдвоем здесь вполне удобно, а вот чтобы валяться рядышком, приходится практически залезть на Кейдена, и теперь зеркало орет мне в ухо, не растеряв ни грана запала.

   – Дождь, – коротко отвечаю я и предпринимаю безуспешную попытку спрятаться у мужа подмышкой. – Сделай потише, пожалуйста, у меня новости.

   Кейден вздыхает и останавливает вещание. Новости у меня бывают не так часто, а хорошие – и того реже.

   А сегодняшним я и вовсе затрудняюсь дать однозначную оценку.

   – Меня отправляют в командировку в Акелиелу, – выбираю я нейтральный вариант. – Не знаю, на сколько, скорее всего, на две-три недели.

   – На материк? – Кейден тоже радуется и расстраивается одновременно. – Что же ты раньше не сказала? Я бы отпуск взял, съездили бы вместе...

   – Сама только сегодня узнала, – вздыхаю я. – Клиенты все такие внезапные...

   Он не слушает – уже погрузился в свои фантазии и сожаления, что мама давно хотела, чтобы мы провели у нее весь отпуск, и у брата родился сын, и новый артефакт – сердце самоходов – на материке в продажу поступит раньше, чем на Сапаруа, и стоить будет дешевле…

   – Может быть, возьмешь еще несколько выходных и приедешь? – вклиниваюсь я в поток неосуществленных планов. – Я нужна буду только на сделках, а это от силы пара-тройка часов, и то не ежедневно.

   Кейден уныло качает головой.

   – У меня большой заказ в самоходной мастерской, – напоминает он. – Если взять несколько выходных подряд, то потом придется пахать полтора месяца без продыху.

   Я обреченно вздыхаю и прикрываю глаза, не пытаясь спорить. Кейдену лучше знать, как распределить силы.

   А признаться, какое предложение высказала Лаэй, мне не хватает духу. Это все равно что поставить его перед выбором: верная жена или жена, которая рискует умереть, но не уверена, насколько велик этот риск.

   Что окажется сильнее – требования к моей чести или любовь ко мне? Недавно проснувшаяся внутренняя кокетка требует немедленно выяснить. Ей нужно подтверждение, что она желанна, любима и нужна – еще одно, и еще, и еще. Ей никогда не будет достаточно внимания, как бы жестоко это ни было по отношению к Кейдену.

   Я приказываю ей помалкивать. Этот мужчина женился на мне несмотря ни на что, и остается рядом годы спустя. Какие еще подтверждения нужны? Самое главное – вот оно, здесь.

   Тело само подстраивается под темп дыхания Кейдена, отогревается его теплом; мне кажется, что я растекаюсь влюбленной розовой лужицей – по его груди и рукам, вдыхаю запах волос – чуть солоноватый, с успокаивающими нотками лаванды. Так для меня всегда пахла его магия – с самого первого дня знакомства, когда мне еще в голову не приходило, каким островком спокойствия и безопасности может стать этот мужчина.

   Тогда мне вообще редко приходило в голову что-либо внятное. И уж точно там не задерживалось.

   Сейчас, по крайней мере, мне хватает осознанности, чтобы решить: нет. Не настолько высоки риски, чтобы я променяла своего мужа на кого бы то ни было.

   С Лаэй я смогу помириться после того, как Элей вернётся из океанского святилища – с победой или без, самым влиятельным человеком на острове или же просто сильным магом, только уже свободным от ограничений, которые вынуждены соблюдать все дети ягуара, претендующие на титул покровителя.

   А если она не вернётся, то ссора уже не будет иметь никакого значения. Так о чем переживать?

   Ну, помимо того, до чего докатилась Лаэй в своей заботе о сестре.

   – Ты в порядке? – чутко спрашивает Кейден и запускает пальцы мне в волосы.

   Я невнятно угукаю и поворачиваю голову, подставляя макушку.

   – Просто страшновато ехать одной.

   Он недоверчиво хмыкает, машинально массирует кожу головы и отворачивается к зеркалу.

   – Все будет хорошо, – рассеянно сообщает Кейден, прежде чем снова запустить передачу.

   Я приоткрываю один глаз. Ведущий яростно жестикулирует на фоне двух ниспадающих графиков и переходит к третьему, который вызывает у него куда больше энтузиазма, хотя тоже не блещет показателями. Чужой голос ввинчивается в уши, как заточенная отвертка, и я ухожу.

   Нужно еще сообразить что-нибудь на обед.

   И, наверное, пару-тройку долго хранящихся блюд про запас, на время моего отсутствия.

   Готовить я ненавижу. Отчаянно, безнадежно, исступленно, как можно ненавидеть только до зубовного скрежета приевшуюся рутину, от которой нет спасения, потому что Кейден обожает домашнюю стряпню.

   Но сегодня меня внезапно накрывает желанием похозяйничать – в своей, змеиной манере: будто все сомнения можно мелко нашинковать, ссыпать в кастрюлю и кипятить так долго, что от первоначального состояния останется только название.

   Но стоит только заколоть волосы и завязать фартук, как меня начинает тянуть к зеркалу. Не так деликатно, но твердо, как это обычно бывает, когда со мной хотят поговорить сестры Асоэсе, – порыв настолько дикий, что я не успеваю вернуть нож на подставку и сломя голову мчусь в гардеробную, будто вознамерившись в состоянии аффекта зарезать собственное отражение.

   Такого роскошного шанса мне не предоставляется. В глубине зеркала уже стоят братья Атуа – снова в одинаковых костюмах и даже в одной и той же позе: опираются на левую ногу, слегка отставив правую в сторону. Пиджаки на обоих расстёгнуты, рубашки неотличимо белые, в волосах прячутся блики от полуденного солнца; при виде меня близнецы начинают улыбаться – и гримаса вежливости у них тоже одна на двоих.

   Только теперь я бы не спутала их, даже если бы меня разбудили требованием опознать братьев среди ночи после грандиозной гулянки с распитием алкоголя и битьём посуды.

   Хавеа спокоен и сдержан. Его улыбка – просто дань вежливости и знак дружелюбия.

   Тамати улыбается, чтобы не наговорить лишнего. Глаза у него горят, как у хищника в засаде, а рука бездумно взмывает к воротнику рубашки – туда, где все ещё чернеет след от ядовитого укуса.

   – Простите за беспокойство, – говорит он сипло. Взгляд перепрыгивает с моего лица на кухонный нож, который я все ещё сжимаю в руке, и Тамати с излишней поспешностью запахивает на себе пиджак. Жест скорее суетливый, чем испуганный, и меня ни с того ни с сего бросает в жар.

   Хавеа откашливается, будто это он сейчас говорил не своим голосом, и подхватывает:

   – Мы договорились с капитаном «Майпе», – сообщает он, снова откашливается и продолжает уже нормальным голосом: – Корабль будет ждать нас завтра на рассвете. Плавание займет около двух дней, и ещё недели три понадобится, чтобы подыскать поставщиков и рабочих и подписать все документы. После этого вы сможете вернуться на Сапаруа. Мы подыщем корабль, как только будет решен вопрос с договорами.

   – Хорошо, – вынужденно соглашаюсь я и перехватываю нож поудобнее.

   – Вы... – Тамати так и говорит севшим, хрипловатым голосом, и низкие нотки исполняют стаккато на моем позвоночнике. – Вы успеваете собраться?

   Даже интересно, что бы он предпринял, если бы я ответила «нет».

   – Разумеется, – вышколенно улыбаюсь я. В норме, когда кто-либо из клиентов начинает проявлять излишний интерес, хватает просто показать чуть больше зубов – необязательно даже сверкать ядовитыми, чтобы собеседник внезапно вспомнил о правилах приличия и оставил попытки выяснить позывные моего зеркала. Но с Тамати это, очевидно, даст прямо противоположный эффект, и я почти не размыкаю губы. – Я встречу вас в порту.

   – Мы можем подобрать вас у дома, – деловито предлагает Хавеа.

   Я качаю головой.

   – Благодарю, но не стоит беспокойства. Мой муж довезёт меня до порта.

   Оба близнеца едва заметно меняются в лице и тут же скрывают свою досаду за вежливыми гримасами.

   – Что ж, тогда до завтра, – улыбается Хавеа и отступает назад, выпутываясь из заклинания связи.

   Тамати чуть задерживается.

    – До встречи, – произносит он, и его голос звенит предвкушением.

   Я покрепче сжимаю нож и вежливо прощаюсь.

   А потом иду на кухню и шинкую овощи так мелко, что суп рискует превратиться в пюре безо всякого использования толкушки.

   Кейден так и не отрывается от своей передачи, пока я не зову его обедать. Но и за стол он приходит с зеркалом – я ухожу паковать чемоданы, мстительно бросив на него мытьё посуды.

   Приходится перетряхнуть гардероб в поисках самых строгих платьев и блузок. Задачу осложняет ещё и то, что в повседневной жизни я предпочитаю чуть более легкомысленный стиль – а в те дни, когда не нужно появляться в агентстве, вообще не вылезаю из купальника.

   Поэтому купальников у меня семь штук, а вот юбок в пол – ровно одна. Шелковая, испорченная под дождем – и теперь вдобавок вызывающая такой шквал неловких ассоциаций, что я не уверена, стану ли снова ее носить, даже если Кейден сотворит какое-нибудь чудо с высохшими потеками на капризной ткани.

   Излишне яркие воспоминания о поведении Тамати – и вот вроде бы и предъявить-то нечего, он не позволил себе ни единого поползновения в мой адрес, а до чего напрягает! – настраивают меня на деловой лад, и я старательно выискиваю закрытые офисные платья и несколько бесформенные жакеты одинаково унылых приглушенных расцветок.

   Внутренняя кокетка мною страшно недовольна. Она точно помнит, что вот у той серой юбки ровно такая длина, которая визуально укорачивает ноги, а темно-синяя блузка добавляет объема в плечах и скрывает талию – не потому ли до сих пор эти вещи пылились в самом дальнем углу?

   Я шикаю сама на себя и дополняю ансамбль плотными колготками – не по сезону, но голыми ногами я уже и так насверкалась.

   Только когда чемодан оказывается полон почти под завязку, я обозреваю аккуратные стопочки одежды – невыразительно серо-сине-зеленые, мешковатые даже в сложенном виде, – и, сдавшись, все-таки бросаю поверх пару легких летних платьев. Нужно же взять и что-то по погоде, хотя бы на случай, если я пойду гулять по Акелиеле в свободное время?..

   Только ради этого, конечно.

   Утром Кейден молчалив и хмур. Меня накрывает панической мыслью, что кто-то рассказал ему о предложении Лаэй и интересах братьев Атуа, но я заставляю себя выдохнуть и мирно допить кофе – на кухоньке, потому что собраться-то я успела, а вот выловить шезлонги и второй стул из комплекта мебели для террасы – уже нет.

   Да и не пережил он экстремального купания, скорее всего.

   А Кейден получше иных знает, как я умею игнорировать нежелательные поползновения в свой адрес и ставить на место непрошеных ухажёров. Он тоже работает с людьми – в том числе и с теми, которые полагают, что жена-«ноль» должна подвинуться и дать шанс нормальным ма-гам. Разница только в том, что ему к заказчикам притрагиваться не приходится.

   Но пережил же наш брак десятки моих клиентов? И его клиенток.

   Этот раз ничем не отличается. Все будет хорошо.

   Кроме самого утра, разве что. Кейден не выспался катастрофически: встал еще раньше обычного, чтобы успеть отвезти меня в порт. У него болит голова и совершенно нет настроения, а через час уже нужно быть в самоходной мастерской; он торопится и подгоняет меня, а потом несется через сонный город, превышая скорость и сосредоточенно щурясь на дорогу.

   – Ничего, вечером отосплюсь, – недовольно бурчит Кей в ответ на мой сочувственный взгляд и прямо на ходу вручает мне подзаряженное карманное зеркальце. – Вот, должно хватить где-то на месяц, чтобы уж наверняка. Сообщай о передвижениях.

   Я благодарно киваю и убираю зеркальце. Белоснежная «Майпе» качается на волнах у пирса, будто решив с любопытством заглянуть ко мне в карман пиджака – помимо зеркальца там лежит оберег от недобрых людей.

   Рядом со мной он разрядится ещё до того, как мы доберёмся до Акелиелы, но Кейдену так спокойнее, и я не поднимаю тему. Он и так прекрасно осознает, что возле меня любая магия моментально рассеивается, – потому и поколдовал над зеркалом: любому другому человеку артефакта связи хватило бы на пару лет, но у «нолей» своя специфика.

   – Что-то еще забыл, – убежденно заявляет Кейден, поворачивая к стоянке у пирса.

   Самоход останавливается с самого края. Кей еще с полминуты сосредоточенно пялится перед собой, барабанит пальцами по рулю – а потом хлопает себя по лбу и лезет в бардачок.

   – Передай маме, – велит Кейден и вручает мне подарочную коробку с большим красным бантом. – Я пропустил день матери в этом году, да и с тобой она не виделась уже давно.

   Со свекровью отношения у меня несколько натянутые. Она достаточно мудрая женщина, чтобы не оспаривать выбор сына и не лезть с непрошеными поучениями, но это ничуть не мешает ей понимать, что уж одиннадцатый-то по силе маг на Сапаруа мог бы найти кого-нибудь поинтереснее полного «ноля».

   Мы соблюдаем вежливый нейтралитет. Внушительное расстояние между Акелиелой и Сапаруа в этом прекрасно помогает.

   – Хорошо, – все же не спорю я, аккуратно прячу коробочку в сумку и с некоторой долей демонстративности повисаю у Кейдена на шее.

   «Майпе» чуть отходит от пирса – скрипят канаты, угрожающе скрежещут сходни. С палубы за нами наблюдают – я спиной чую раскалённый, гневный взгляд. Возможно, даже не один.

   Оно и к лучшему. Будет куда проще, если сразу расставить все точки над ё.

   Поэтому я делаю несчастные глаза и прошу мужа помочь с багажом. Кей делает глаза ещё несчастнее, чем у меня, смотрит на часы – но покорно вытаскивает мой чемодан из самохода.

   У сходней нас встречает бдительный матрос в идеально выглаженной форме – сразу видно, кто тут отметился на побывке у жены. Его волнуют билеты, документы, явки и пароли – Кейдену он не позволяет даже подняться на борт, чтобы дотащить чемодан до моей каюты.

   Известие о личной каюте меня несколько напрягает. Чтобы обслуживающему персоналу выделили не просто койку в помещении на двоих-четверых, нужно найти не просто щедрого нанимателя, а нанимателя с собственной яхтой.

   Или с темными личными мотивами.

   – Кажется, ты шикуешь, – хмыкает Кейден.

   Вот уж у кого нет никаких сомнений ни во мне, ни в моей верности, ни в способностях отшить кого угодно. Понять бы ещё, почему меня это задевает.

   – Похоже на то, – неуверенно соглашаюсь я и из чистой вредности прижимаюсь к мужу всем телом, чтобы коснуться губами щеки.

   Утренняя щетина отвечает тысячей уколов, но я чувствую себя победительницей. Правда, победительницей с очень тяжёлым чемоданом.

   Эта проблема, впрочем, занимает меня недолго: близнецы Атуа сбегают по сходням мне навстречу – кажется, ещё по дороге начав выяснять, кто сегодня будет за джентльмена. Я не упускаю случая представить им Кейдена, и Тамати моментально выпадает из безмолвной дискуссии с братом.

   Хавеа подхватывает мой чемодан, здоровается сразу за двоих и тут же заверяет Кея, что меня вернут в целости и сохранности. Кейден белозубо усмехается в ответ и глубокомысленно замечает, что лучше бы все обернулось именно так – в противном случае я буду кусаться.

   Тамати, кажется, и сам настроен вонзить в кого-нибудь зубы. Он смотрит на Кейдена как на соперника, и увиденное его не радует.

   Я отхватила джек-пот, когда вышла замуж. Кейден выше братьев Атуа на полголовы, хоть и тоньше в кости – но от этого он выглядит только более аристократичным и изящным. Он красив, он сильный маг – а если кого-то поблизости ещё не одолел комплекс неполноценности, то у Кейдена ещё и чувство юмора есть!

   Под стать моему, правда. Я клятвенно обещаю кусаться только по делу, и меня наконец провожают до жилого отсека.

   Кают на белоснежной красотке «Майпе» всего десять. Хавеа дотаскивает мой чемодан до второй двери слева по чудовищно узкому коридору – ширины едва хватает, чтобы распахнуть створку. Это, впрочем, в чем-то даже удобно: пол под ногами постоянно качается в такт волнам, и я придерживаюсь за стену – благо далеко тянуться не приходится.

   – Простите, – виновато улыбается Хавеа. – «Майпе» тесновата, но ее капитан – единственный, кто согласился отплыть прямо сегодня.

   Что ж, это прекрасно объясняло дурное настроение и категорическую неуступчивость матроса у сходней. Я бы тоже не радовалась столь спешному окончанию увольнительной.

   Вслух я этого, разумеется, не говорю – только сдержанно хвалю организационные способности капитана и братьев Атуа. Сдирижировать плавание до материка в столь сжатые сроки весьма непросто, мне ли не знать.

   – Если бы, – беззаботно смеётся Хавеа. – Погодного мага для «Майпе» мы так и не нашли, хотя капитан Вирему честно обыскал все злачные заведения на Сапаруа.

   Это известие – вкупе с волной, повернувшей пол под ногами едва ли не под сорок пять градусов, – напрягает меня не на шутку.

   – Мы поплывём без погодного мага?

   Братья Атуа, в отличие от меня, к качающемуся полу относятся философски – легко переступают с ноги на ногу и наклоняют корпус, балансируя. Я практически повисаю на поручне вдоль стены – и это ещё не самый плохой вариант опоры: в качестве альтернативы имеется разве что Тамати, неотступно держащийся у меня за спиной – так близко, настолько это можно оправдать теснотой коридора.

   Следующая волна заставляет его податься ещё ближе. Проклятый Атуа и не думает отстраняться, едва она схлынула, – так и стоит, почти касаясь. Меня окутывает запахом его магии – морская соль и йод; аромат настолько привычный, почти родной, что я вздрагиваю от неожиданности и покрываюсь колкими мурашками.

   – Почему же, – усмехается Тамати прямо у меня над ухом, – думаю, мы с Хавеа справимся не хуже корабельного мага с похмелья!

   Я выдыхаю. Если близнецы будут заняты тем, чтобы не позволить океану проглотить крошечную «Майпе», то им, по крайней мере, будет не до меня. Да и пост им придётся нести на палубе – подальше от меня!

   Но подобрать слова благодарности и запереться в каюте на все замки я не успеваю.

   – Подниметесь с нами? – предлагает Хавеа. – Мы бы представили вас капитану.

   На это я вынуждена согласиться. Портить отношения с капитаном себе дороже, даже если в общей сложности я проведу на «Майпе» четыре дня: два по дороге в Акелиелу и ещё столько же – на обратном пути. Его корабль – его правила.

   Получив согласие, Хавеа сразу же затаскивает мой чемодан в каюту. Она немногим шире коридора: под откидной койкой ютится рундук, и места ровно столько, чтобы при желании его можно было выдвинуть и закрепить у противоположной стены – похоже, таким образом каюта и превращается в двухместную. Из удобств – круглый иллюминатор, за которым видны только беспокойные волны до самого горизонта, да ремни, которыми можно пристегнуться к койке.

   Осматривать здесь точно нечего, и Хавеа изъявляет желание подняться на палубу немедленно. Кажется, он бы ещё и руку предложил, чтобы я могла на нее опереться, но ширина коридора несколько урезонивает его джентльменские порывы.

   Идём мы цепочкой: я оказываюсь между братьями, и оба, кажется, нарочно подбирают такую скорость ходьбы, чтобы сократить дистанцию. Хавеа впереди перебирает ногами заметно медленнее, чем по дороге к каюте, а Тамати, напротив, ускоряется, практически приклеившись к моей спине.

   Но стоит мне съежиться от неуютной близости, как оба брата тут же увеличивают расстояние. Предъявить им нечего, и я молча поднимаюсь по узкой лестнице на палубу, стиснув зубы.

   Наверху мне становится легче.

   Старый знакомый – соленый морской ветер – подхватывает все выбившиеся из прически пряди, перебирает волосы, ласково дует в лицо. Волны пробуют на вкус белоснежные борта «Майпе»; чайки начинают утреннюю перекличку, и за их криками почти не слышен гул защитной магии в теле корабля.

   Капитан обнаруживается в рубке, выступающей над палубой, как оранжерея над парковой аллеей. Выглядит он неожиданно несолидно – примерно с меня ростом, тонкокостный и вихрастый настолько, что фуражка не столько надета на голову, сколько висит на волосах. Рядом с братьями Атуа капитан кажется даже немного нелепым – ровно до тех пор, пока не открывает рот:

   – А, наш долгожданный «ноль»!

   Голос у него, в отличие от внешности, выдающийся: глубокий, мощный бас, настолько низкий и вибрирующий, что кажется, будто «Майпе» отвечает на него предвкушающей дрожью.

   – Капитан Коа Вирему – госпожа Сефина Фаатали, – церемонно представляет нас Хавеа.

   Капитан на него не смотрит. Его взгляд останавливается на Тамати – и становится острым и тяжёлым, как топор.

   – Рад знакомству, госпожа Фаатали, – сдержанно басит он, не сводя предупреждающего взгляда с Тамати. – Я и моя команда сделаем все возможное, чтобы ваше плавание было максимально комфортным.

   Кажется, Тамати немного смущается – но от меня не отступает.

   – Благодарю вас, – тем не менее произношу я.

   В конце концов, интерес близнецов Атуа к замужней женщине – вообще не его проблема, и тут засчитывается сама попытка их урезонить.

   – Полагаю, мы можем отплыть уже сейчас? – интересуется Хавеа – и закрывает брата плечом.

   Тот явно не оценил заботы, но благоразумно помалкивает.

   – Все пассажиры на борту, – пожимает плечами капитан Вирему. – Если вы готовы к работе...

   Тамати с энтузиазмом кивает и задевает кончиками пальцев мое плечо. Жест совсем безобидный – он хочет просто привлечь внимание, да и закрытое платье защищает меня излишне плотной тканью, – но мы оба вздрагиваем, будто уколовшись, и встречаемся взглядами.

   Кожа горит под несостоявшимся прикосновением.

   – Останетесь на палубе? – хрипловатым голосом предлагает Тамати и издевательски медленно опускает руку, будто до последнего сомневаясь, стоило ли разрывать прикосновение. Глаза у него совсем звериные – желтые и хищные, как у крупного кота. – Мы с Хавеа собираемся держать плотный купол, так что вам ничего не угрожает, пока мы здесь.

   Как же.

   Взгляд у него совершенно дикий, словно он и сам не уверен, что сделал бы, если бы мы были здесь одни. Наверное, оно и к лучшему, что они с братом неразлучны – и останутся неразлучны, пока не придет время раскрыть, кто из них – сын ягуара.

   А оставаться в одиночестве в своей каюте, похоже, и впрямь небезопасно. Я соглашаюсь, несмотря на всю неуместность предложения.

   Братья возвращаются на палубу и уходят к носу корабля – две одинаковые человеческие фигурки, на фоне бескрайнего океана мигом переставшие казаться такими массивными и хищными; яркий солнечный свет превращает их в плоские черные силуэты.

   Они двигаются с пугающей, недостижимой обычным людям синхронностью. Поднимают ладони, одновременно перекрещивают пальцы в нужном пассе – и резко выбрасывают правую руку вперёд.

   От их жеста океанские волны вдруг разглаживаются – но только на узкой дорожке перед носом корабля. Зато простирается она до самого горизонта, и остальные волны, гневные и неусмиренные, отбрасывают темные тени на проложенный путь.

   Я забываю дышать.

   Тени танцуют в такт волнам, жадно проглатывают солнечные блики, постоянно пробуют на прочность иллюзорные границы заклинания. Братья Атуа стоят на носу «Майпе», в едином порыве вытянув вперёд руки, и ветер треплет их волосы, с любопытством заглядывает в свободные рубахи и залихватски присвистывает, подхватив шнуровку.

   Близнецы переглядываются, перебрасываются парой слов – и смеются над чем-то так безудержно, что едва не теряют контроль над заклинанием.

   Капитан, к счастью, этого не замечает, и белоснежная красотка «Майпе» отчаливает от берега.

   По проторенному пути корабль скользит, как сани по льду – я никогда не видела ни того, ни другого, но твердо уверена, что так они и движутся: ровно, уверенно и быстро. Братья Атуа не слукавили: на палубе мне и в самом деле ничего не угрожает.

   Даже скука.

   За тем, как волны пытаются взять штурмом защитный купол, можно наблюдать бесконечно. С каждым приступом вода расплескивается по прозрачной стенке заклинания, по мере отдаления от острова забирая все выше и выше: течения вокруг Сапаруа закручиваются в безумную петлю, и без мага отсюда не выбраться вовсе.

   Близнецы Атуа, к счастью, не подводят. Я не знаю, насколько сложно держать динамическое заклинание весь день напролет, однако по братьям уже видно, что эта работа им непривычна и вынуждает напрягать все силы – но так и не заставляет отступиться.

   В норме погодные маги сменяются каждые несколько часов, но Атуа не могут себе этого позволить: тогда станет ясно, кто из них сильнее – а кто обычный человеческий сын. Капитан уже известил всех, что корабль будет двигаться только днём; ночью активируется статический защит-ный купол, вплетенный прямо в корпус «Майпе». Братья, кажется, ждут этого момента с нетерпением.

   Я – с некоторым ужасом.

   Сейчас они держатся на адреналине и упрямстве. Я не хочу знать, каким будет откат, – да и идея прятаться в одиночной каюте кажется мне не слишком удачной, хоть я и не могу объяснить, отчего интерес братьев меня так пугает.

   До сих пор они не позволили себе ничего, что выходило бы за рамки вежливости. Они не пытались сблизиться, никуда не приглашали и не добивались внимания – просто смотрели, как на мраморную статую на пьедестале, ослепительно вожделенную в своем нагом совершенстве, – и ничего не предпринимали.

   Это-то и действует мне на нервы больше всего. Причем я даже не уверена, из-за чего именно: то ли потому, что столь длительное бездействие может объясняться каким-нибудь непредсказуемо хитрым планом, то ли потому, что некстати проснувшаяся внутренняя кокетка как раз-таки хочет, чтобы ее добивались. Ну хоть как-нибудь.

   А печальнее всего то, что верны, вероятно, оба варианта, и я понятия не имею, что делать с обоими. Потому и не делаю ровным счётом ничего.

   Первая половина дня проходит за медитативным наблюдением за волнами, безуспешно пытающимися прорваться к нахальному суденышку и отомстить магам, посмевшим вмешиваться в работу стихий. Я по-прежнему не уверена, на чьей я стороне, и от сомнений меня отвлекает капитан.

   Он явно недоволен, но старается держать эмоции при себе, и я настораживаюсь, вмиг сбросив с себя ленивую полудрёму.

   – Госпожа Фаатали, я вынужден попросить вас об услуге.

   Машинально нащупываю языком ядовитый зуб. Острый кончик предсказуемо горчит: я на взводе, и организм готовится защищаться.

   – Полагаю, вы знаете, что я принадлежу агентству «Коре», и все мои услуги должны обсуждаться с его владелицами, – сдержанно отзываюсь я. – Я могу предоставить вам позывные их зеркал.

   – Не о такой услуге! – тут же открещивается капитан Вирему, невольно отступая на полшага назад. – Это братья...

   Конечно же, это братья. Я хмурюсь и киваю, предлагая капитану продолжать.

   – Им не с кем смениться, чтобы взять перерыв на обед, – признается капитан Вирему таким виноватым тоном, будто это он заставил близнецов Атуа отплывать в безумной спешке, не найдя себе напарника. – А юнга не может подойти к ним, не получив разряд сырой силы: заклинание, которое они поддерживают, в качестве побочного эффекта создаёт купол отчуждения радиусом в несколько метров. Но вы ведь «ноль» и наверняка сможете его рассеять, чтобы передать братьям поднос с едой? Я не стал бы беспокоить вас, но...

   Он так выделяет интонацией это «вас», что становится ясно: интерес близнецов кажется неуместным и ему, и будь капитанская воля, я бы вовсе не покидала каюты – причем не той, которую выделили мне, а какой-нибудь другой, человека на четыре, чтобы наверняка.

   Но от состояния магов зависит и благополучие корабля, а частый перезапуск стационарного купола ни к чему хорошему не приведет: ему требуется время на перезарядку, и оно может банально не успеть войти в силу к ночи.

   Перспектива оказаться беззащитной перед океанскими течениями меня не слишком вдохновляет, и я вынужденно соглашаюсь поработать официанткой.

   На обед бессменным магам предлагаются рулетики из нежной рисовой бумаги, такой тонкой, что сквозь нее просвечивают рыжевато-розовые бока креветок и жизнерадостно-зеленые листья салата. Капитан Вирему успел продумать даже такие мелочи: рулетики можно есть одной рукой, не отвлекаясь от колдовства.

   Правда, на подносе сразу три порции.

   – Ну, вам же тоже надо пообедать? – удивлённо пожимает плечами загорелый до черноты юнга, чем-то неуловимо напоминающий капитана, – он тоже невысок и почти по-женски хрупок. – Вот я и...

   Что ж, по крайней мере, это его личная инициатива, а не внезапно сменившиеся симпатии начальства. В море, когда безопасность корабля и всего экипажа разом целиком и полностью зависит от погодных магов, у братьев Атуа гораздо больше аргументов в споре с капитаном – повод для опасений у меня имелся весьма весомый. Теперь же я выдыхаю, сдержанно благодарю юнгу за предусмотрительность и забираю у него поднос.

   На носу «Майпе» и впрямь ощущается избыточный магический заряд. Палуба и без того пропахла солью и рыбой, но здесь в привычный набор морских ароматов прочно вплетается крепкий йодный дух.

   Братья одновременно оборачиваются, стоит мне приблизиться, и тоже принюхиваются. На их лицах горит такой плотоядный интерес, что я с трудом удерживаюсь от того, чтобы перехватить поднос на манер щита, – причем удается мне это только потому, что я вовремя понимаю: на сей раз в центре внимания креветки, а не ни в чем не повинный «ноль».

   – Спасительница! – так блаженно стонет Тамати, что меня бросает в жар.

   – Вы очень вовремя, – куда дипломатичнее выражается Хавеа, но за рулетики принимается с точно такой же нетерпеливой жадностью, как и брат.

   – Я и не думал, что погодная магия так выматывает, – жалуется Тамати в перерыве между рулетиками. Его волосы липнут ко лбу, и я ловлю себя на удивительно неуместном желании поправить их. К счастью, он ничего не замечает, поглощённый едой. – Ещё и гадал, почему все погодные маги такие тощие...

   Вежливость требует похвалить выдержку братьев Атуа, и я выдаю порцию комплиментов, не приходя в сознание: долгая работа с людьми давно поставила такие обороты на автопилот. Клиенты любят, когда их хвалят. Кто же не любит?

   Близнецы Атуа вон вообще в восторге. Даже отвлекаются от креветок и смотрят на меня так задумчиво, словно им никогда в жизни не делали комплиментов и теперь они понятия не имеют, как реагировать.

   По крайней мере, я точно знаю, что в такие моменты невербальные сигналы лучше бы проигнорировать – и продолжить беззаботно болтать, будто и не было никакой неловкой паузы. Поэтому я добавляю похвалу ещё и в адрес предусмотрительного капитана Вирему и его кока: рулетики и впрямь удались.

   Братья опускают глаза к подносу, словно только сейчас осознали, что именно съели. Их тарелки драматически пусты – а вот в моей осталось ещё два рулетика.

   – Хотите? – все на том же автопилоте предлагаю я.

   Тамати благодарно кивает, тянется к моей тарелке – и задевает меня кончиками пальцев. Вскользь, мягко, едва ощутимо, но...

   Кораблик вздрагивает и резко клюет носом – я хватаюсь за леер в последний момент, и нас тут же неотвратимо наклоняет в противоположную сторону: «Майпе» спускается с вырвавшейся из-под контроля волны и начинает карабкаться на следующую, и вот на это я среагировать не успеваю. Леер пребольно натирает мне ладонь, я разжимаю пальцы – и понимаю, что на ногах не удержусь при всем желании.

   У меня вырывается какой-то исключительно жалобный писк – и я всё-таки лечу вниз, зажмурившись в наивной надежде, что океан внезапно смилостивится, и когда я открою глаза, все будет в порядке...

   Ни демона не в порядке, разумеется, хотя ударяюсь я куда быстрее, чем предполагалось, и мне совсем не больно – только горячо.

   Но в себя я прихожу в объятиях Тамати. Он прижимает меня к себе одной рукой – второй цепляется за леер – и рассматривает мое лицо с неприкрытым удивлением и чудовищно неуместной, но такой всепоглощающей нежностью, будто впервые увидел женщину вблизи.

   Я вдруг с ужасом осознаю, что это вполне вероятный поворот событий.

   Сына ягуара не должны приковывать к земле ни мирские блага, ни привязанности, если он рассчитывает пойти к океанскому алтарю. Но ведь из-за этого и человеческий сын вынужден избегать женщин!

   И если с поправкой на сестер Асоэсе аналогичная ситуация воспринимается вполне гармонично, то в переложении на близнецов Атуа откровенно шокирует.

   На ощупь Тамати напоминает скорее раскалённый на солнце камень, чем обычного живого человека. Его тело так напряжено, что кажется, будто только запредельное усилие всех мышц разом удерживает его от того, чтобы не взорваться от переизбытка впечатлений.

   Рука на моей спине притискивает меня ещё теснее – так, что каждый изгиб и каждая косточка начинает ощущаться с ошеломительной отчетливостью. Я встречаю нестерпимо восхищённый взгляд и понимаю, что сейчас случится что-то непоправимое...

   ...и тут корабль внезапно выравнивается. Хавеа стоит на носу «Майпе» с невесть каким чудом уцелевшим подносом в руке, и лицо у него задумчивое-задумчивое – как у человека, занятого переоценкой жизненных приоритетов. Тамати смотрит на брата с легко читаемым вызовом, и я, кашлянув, выбираюсь из тесных объятий, бормоча слова какой-то несуразной благодарности.

   Хавеа кивает, хотя говорила я вовсе не с ним, и нахально закидывает в рот последний уцелевший рулетик. Я не возмущаюсь: сейчас все равно кусок в горло не полез бы.

   До сих пор заклинание купола удерживал один Тамати – иначе корабль не остался бы беззащитным, стоило ему только отвлечься. Хавеа просто изображал, будто тоже колдует, и по-настоящему за дело взялся только сейчас.

   Самое смешное, что я по-прежнему не могу сказать, кто из братьев сильнее. Визуально заклинание Хавеа ничем не отличается от того, что выходило у Тамати: перед «Майпе» до самого горизонта снова простирается широкая дорожка без волн. О происшествии напоминает только залитая водой палуба да перекличка матросов, сулящая скорую расправу над горе-магами.

   И ещё – отпечаток чужой ладони у меня на спине, до сих пор ощущающийся на коже иллюзорным теплом. Но в этом я бы не призналась ни за какие коврижки.

   После этакой осечки капитан безапелляционно отправляет меня в каюту и надолго задерживается на носу корабля. Подойти к братьям вплотную Коа Вирему не может, а низкие частоты его голоса так успешно резонируют с железным телом «Майпе», что невольными свидетелями выволочки становится чуть ли не весь экипаж судна.

   Тему общения с дамами капитан тактично обходит стороной, упирая лишь на огромную ответственность, лежащую на магах. Но догадаться о настоящих причинах сбоя несложно, и матросы косятся на меня с таким нездоровым любопытством, что в каюту я не просто тороплюсь – практически телепортируюсь, лишь за закрытой дверью позволив себе перевести дух.

   А плыть предстоит ещё целых полтора дня! Даже два, если учесть, что ночью корабль будет неподвижен.

   Сдается мне, Атуа ещё и не предупредили сестер Асоэсе о задержке из-за загулявших погодных магов – просто умыкнули «ноля», уповая на то, что в договоре на мои услуги сроки указаны весьма расплывчато.

   Я с досадой хлопаю ладонью по бедру и тянусь к карманному зеркальцу. Кейден ведь просил оставаться на связи – вот и свяжусь!

   Но артефакт, который должен был заменить мне заклинание связи, остаётся холодным.

   Кейден не может подойти.

ГЛАВА 4

Меня будит тишина.

   «Майпе» почти не качается на волнах, матросы не обмениваются зычными криками – только корабельные канаты едва слышно поскрипывают от напряжения. Мы стоим.

   На палубе никого. Вахтенный с любопытством выглядывает из рубки, когда я поднимаюсь наверх, проходится по мне оценивающим взглядом и молча уходит обратно, убедившись, что я не представляю собой ничего особенного: не таинственный шпион-саботажник, не смертельная опасность и даже не то чтобы сногсшибательная красавица – просто заспанная женщина, которой отчего-то не сидится в каюте.

   К бортам я благоразумно не подхожу. Заклинание защитного купола вшито в них намертво, но рисковать его целостностью что-то не тянет.

   За пределами щита не видно ничего, кроме темных переливов на границе заклинания да белесых разводов морской пены. Волны так сильны, что перехлестывают через купол, порой утягивая его под воду целиком, и тогда «Майпе» накрывает кромешной тьмой, в которой тонут даже звёзды.

   Меня пробирает холодком – и восторгом.

   Я цепляюсь за леер – скорее по привычке, нежели из-за реальной необходимости, – и застываю, бездумно уставившись на буйство стихии. В ярости океана есть что-то месмерическое, будто он сам – огромный змей, опоясывающий хрупкую скорлупку «Майпе», чтобы загипнотизировать жертву, пока кольца его тела сжимают смертельные объятия.

   Купол держится стойко, и это только сильнее ярит волны и разгоняет ветер. Эта красота, так тесно сплетенная с угрозой, что невозможно представить одно без другого, захватывает дух и завораживает меня настолько, что я не слышу шагов и вздрагиваю от неожиданности, когда рядом раздается мужской голос:

   – Не спится?

   Я резко оборачиваюсь, сжимая в кармане заряженное зеркальце, как талисман, – но это всего лишь Хавеа. Он дружелюбно улыбается, сделав вид, что не заметил моей реакции, и шагает вперёд, чтобы бесстрашно опереться о борт.

   – Мне не по себе от тишины, – признается он, не дождавшись ответа. – Как будто мы заставили океан быть тихим и покорным, и он копит силы, чтобы отомстить нам за дерзость. А сил у него немало...

   Это настолько созвучно моим мыслям, что я снова покрываюсь колкими мурашками.

   – Будь здесь кто-нибудь из матросов, всенепременно велел бы вам молчать, чтобы не накликать беду, – замечаю я.

   Хавеа оборачивается через плечо, согласно кивает и белозубо усмехается.

   И выглядит в этот момент как самая страшная беда, которая могла случиться с «Майпе» и со мной. Но это, вероятно, только потому, что Тамати нет рядом.

   До меня внезапно доходит, что это первый раз, когда я вижу кого-то из Атуа в одиночестве, без брата, и что сейчас, вероятно, самый удачный момент, чтобы выполнить просьбу Лаэй и купить себе свободу – хоть и ценой собственной совести.

   – Тамати не переживает из-за тишины? – спрашиваю я – слишком поспешно.

   Во всяком случае, Хавеа перестает усмехаться и чуть-чуть хмурится.

   Кажется, мы оба понимаем, что Тамати слишком вымотан после сегодняшнего дежурства, чтобы его хоть сколько-нибудь волновал мистический ужас перед бескрайним океаном, и куда больше его напугало бы отсутствие подушки в обозримом пространстве. Но Хавеа никогда не признается вслух, кто из них держал купол – и кто будет делать это завтра. Даже если подозревает, что я могла сделать какой-нибудь чрезвычайно неудобный для братьев Атуа вывод.

   – Переживаете за него? – подначивает меня Хавеа вместо ответа.

   Я выдыхаю. Мирные подначки – это хороший знак. Тех, с кем можно посмеяться, гораздо реже убивают за паршиво подвешенный язык.

   – Разумеется, – предельно серьезно подтверждаю я. – Вы – первые на моей практике клиенты, безропотно оплатившие командировку за пределы острова.

   И первые, кто вообще уломал на нее сестер Асоэсе. Чтоб я ещё понимала, зачем...

   – Предложил бы вам выпить за то, чтобы мы были первыми в длинной череде клиентов, которым требуется выезд, – усмехается Хавеа, – да только завтра снова дежурить на корме.

   – Я буду надеяться, что вселенная услышала ваше пожелание, – церемонно отзываюсь я и прямо-таки горжусь собой: вот когда надо, вполне хватает ума упоминать вселенную, а не отца-ягуара, который выслушал бы своих детей куда охотнее, чем космическая пустота!

   Будто услышав эти кощунственные мысли, вселенная содрогается.

   То есть не вселенная – всего лишь защитный купол, ограждающий «Майпе» от гнева волн. Но в первое мгновение я не вижу никакой разницы.

   Сымитировать вселенский потоп у него получается на все сто.

   Волна, расколовшая купол, такая высокая, что обрушивается на палубу безудержным водопадом. Ни у меня, ни у Хавеа нет ни единого шанса выстоять.

   Вода упруго бьёт под колени и подхватывает меня как пушинку. Поток несётся так быстро, что я не успеваю не то что ухватиться за что-нибудь – даже просто понять, где я и что происходит. Потом волна закручивается, меня несколько раз переворачивает через голову – кажется, я ее ещё и отшибла, понять бы ещё обо что! – и я окончательно прощаюсь ещё и с такими сложными философскими концепциями, как верх и низ.

   Время растягивается в бесконечность. Вдохнуть получается всего один раз – потом перед глазами мелькают чьи-то ноги на фоне белоснежных бортов, и я падаю.

   Падаю!

   Ударом о воду из меня вышибает дух, а обрушившаяся с палубы волна целеустремленно тащит глубже, ко дну – но океан сопротивляется, и течение стихает.

   У меня звенит в ушах. Строгая длинная юбка тяжелеет от воды и тянет вниз – я дергаюсь, выпутываю ноги и с облегчением отправляю тряпку в свободное плавание. Заодно наконец-то становится ясно, где здесь всё-таки верх, и я устремляюсь к тусклому свету, по-змеиному извиваясь всем телом...

   И тут в противоположном направлении проплывает мой шанс выполнить просьбу Лаэй, не ставя под угрозу свой брак.

   Хавеа о воду ударился отнюдь не так удачно, как я. К тому же он плотнее и тяжелее, и даже бессознательное тело океан не выталкивает к поверхности – похоже, Атуа не успел вдохнуть вовсе.

   И все, что от меня требуется, – это не делать ничего. Даже если Хавеа не ягуар, его смерти будет вполне достаточно, чтобы Элей больше не опасалась конкуренции со стороны братьев Атуа – раздавленный горем Тамати едва ли будет представлять собой угрозу...

   К своему стыду, я даже замираю на мгновение, воодушевленно смакуя эту перспективу.

   И только потом вижу, как из кармана подхваченной подводным течением юбки выпадает маленькое зеркальце, так и не отозвавшееся ни разу за весь день. Оно коротко сверкает, отразив звездный свет, – и океан тут же жадно проглатывает подношение.

   Я решаю, что он обойдется и одним.

   Хавеа оказывается ещё тяжелее, чем я думала. От прикосновения он вдобавок наконец-то приходит в себя, но только осложняет мне задачу, начав бестолково барахтаться, как самый обычный тонущий человек.

   Я цинично позволяю ему растратить все силы на бессмысленную борьбу: достучаться до сознания в таких условиях все равно невозможно, а рефлексы затухают, когда у него заканчивается воздух.

   Тогда я подхватываю обмякшее тело и, выдохнув от натуги, устремляюсь к поверхности. У меня всего несколько минут до того момента, как спасать будет некого, но нас и не утянуло так глубоко, чтобы их не хватило.

   Ночной воздух кажется сахарно сладким. Хавеа – вот же живучий кошачий сын! – вдыхает безо всякой помощи и так сильно закашливается, что едва не утягивает нас обоих обратно под воду, но в итоге с этим превосходно справляется следующий штормовой вал.

   Хлипкие человеческие фигурки он проглатывает не заметив, и тут же крутит, лишая ориентации, волочет под самой поверхностью – а потом влечет на глубину, не дав опомниться. Хавеа выдыхает с таким трудом отвоеванный воздух, бестолково взмахивает руками – но, к счастью, на этот раз и сам следит за тем, куда движутся пузыри, и к поверхности устремляется вполне самостоятельно.

   Я выныриваю чуть раньше – и успеваю только с ужасом оценить масштабы волны, движущейся в нашу сторону, да заметить черный силуэт скалы, о которую как раз с грохотом и треском ударяется «Майпе», вмиг растерявшая всю свою белоснежную красоту.

   Нас же просто размажет!

   – К суше! – командует Хавеа и подаёт демонически заразительный, но совершенно бессмысленный личный пример.

   – Нас смоет! – возражаю я – но уже в движении: просто смотреть на надвигающийся вал и ничего не делать – выше моих сил.

   – Там я смогу нас защитить! – кричит в ответ Хавеа.

   Я ругаюсь куда тише, но все равно подхватываю его за шкирку и придаю ускорения: течение тянет нас под основание волны, а человеческое тело не слишком-то приспособлено к плаванию – что в шторм, что в общем и целом. Змеиная шкура помогает хотя бы легче скользить в водной толще, а изменившиеся легкие набирают воздуха, и он держит нас на плаву. Правда, я по-прежнему не вижу, как это может нас спасти.

   Надвигающийся вал выше мачты «Майпе», а скала, похоже, и из-под воды-то выглянула только из-за обратного тока, и теперь он увлеченно тянет нас под волну. Чтобы встать на пути такой силы, нужно что-то посерьёзнее обычной магии да перепонок между пальцами. Мне уже не хватает сил сопротивляться, но Хавеа делает сложный пасс одной рукой, едва не уйдя под воду, – и нас почти выбрасывает на каменистый берег. Позади с оглушительным ревом закручиваются глубокие воронки на стыке течений: похоже, маг просто создал прямо под волной поток воды, движущейся в противоположную сторону, – он-то и отнес нас к скале.

   Я не представляю, сколько на это нужно сил, но Кейден никогда так не делал.

   А Хавеа цепляется за скользкие камни, нащупывая неверное дно: наверх здесь не подняться, да и волна все равно проглотит скалу целиком, вместе с терпящим крушение кораблем и несуразно маленькими человеческими фигурками. Но Атуа все равно придерживает меня за спину, помогая утвердиться на ногах, и одну бесконечно долгую секунду смотрит мне в глаза, пока я, не выдержав, не опускаю взгляд.

   Потому и не вижу, в какой момент наперерез вздымающейся волне бросается гигантская черная тень.

   Я вижу только заднюю лапу – моя макушка оказывается вровень с коленным суставом. Все остальное тело воспринимается как нечто настолько огромное и тёмное, что мозг в первое мгновение отказывается осознавать, кто передо мной.

   Хавеа – крупный мужчина, но ягуар из него выходит колоссальный.

   Он выше растерзанной красотки «Майпе», выше смертоносной волны. Пятнистый зверь закрывает звёзды, делая ночь совсем непроглядной, и я даже не сразу понимаю, что это не просто темнота – он и сам почти черный, как пантера.

   Огромный ягуар пригибает уши к голове, яростно шипит – и штормовой вал разбивается о его тело, как о волнорез, на мгновение утягивая зверя под воду целиком. Но до меня долетают только брызги.

   А с «Майпе» доносится яростный мужской крик, и ягуар бросается назад, к скале, поднимая волны немногим слабее той, что усмирил. Но так мне кажется ровно до того момента, пока в поле зрения не попадает следующий вал – ещё выше предыдущего! – а течение не начинает стягивать меня со скользких камней.

   Я хватаюсь за скалу, как за последнюю соломинку, но без особого успеха. Вода отходит от берега: впереди уже не вал, а настоящее цунами. Меня стаскивает на глубину и влечет вслед за течением, как я ни сопротивляюсь.

   Где маленькой змейке бороться с океанским штормом?..

   Но где не справляется морской крайт, вполне успешно действует человек, и я внезапно ударяюсь всем телом о защитный купол. Течение предпринимает попытку хотя бы размазать меня по заклинанию, но вынужденно отступает, лишившись поддержки океанского гнева.

   Купол трещит и даёт слабину – с натурой «ноля» ничего не поделать! – но тут же затягивает прореху, а я спешу отплыть подальше. Внутри заклинания течение стихает, и я наконец могу рассмотреть корабль – и ягуара, замершего в оборонительной позиции.

   Он и правда огромный, и приближаться к нему жутковато. Но в противоположной стороне потрескивает от напряжения защитный купол, и я всё-таки плыву к «Майпе» из последних сил.

   В последний момент ягуар пропадает, стоит мне только моргнуть. Перед глазами все плывет от усталости; не дождавшись адекватной реакции, Хавеа подхватывает меня и тащит к кораблю: нам спустили лодку. Атуа помогает мне перебраться через борт, влезает в лодку сам и усаживается напротив.

   Мы молчим.

   Он смотрит тяжело и изучающе – и глаза у него, как у зверя: жёлтые, хищные и слабо фосфоресцирующие в ночи. Кажется, теперь я не перепутаю этот взгляд ни с чем, но сформулировать свои впечатления я не в состоянии. У меня дрожат руки, а колени кажутся чужими – ватными и непослушными. Все, на что я способна, – просто сидеть, пока матросы поднимают лодку обратно на борт.

   Даже выбраться из нее на палубу не получается – Хавеа подхватывает меня на руки, как ребенка, и несёт к каютам. В результате первым высказывается Тамати, и это не самые лестные слова.

   – Ты что, с ума... – на повышенных тонах начинает он, выскочив откуда-то из рубки, и натыкается взглядом на меня. – ...сошел? – резко осипшим голосом заканчивает Тамати.

   Я сжимаюсь в комочек, но это, естественно, не скрывает ни голых бедер, ни мокрой блузки, облепившей грудь. В этот момент я особенно рада змеиной шкуре: она создаёт хоть какую-то иллюзию защищённости.

   – Сколько продержится щит? – сухо интересуется Хавеа, не удостоив брата ответом, и перехватывает меня поудобнее.

   Теперь я чувствую себя даже не ребёнком на ручках у большого и сильного мужчины, а кошкой, которую держат пузом кверху, – дезориентированной и чрезвычайно недовольной.

   Только вот когтистых лап мне не досталось, а кусаться сейчас – верное самоубийство.

   – Я запитал его от амулетов, до утра сдюжит, – хмуро отзывается Тамати, прожигая взглядом мое бедро в том месте, где в чешую впиваются сильные мужские пальцы.

   – Ты оптимист или просто не заметил, что щит взломали снаружи? – напряжённо интересуется Хавеа, и становится ясно, что слово, пришедшее ему на ум первым, было отнюдь не «оптимист».

   – Сам ты оптимист, – с непримиримой братской любовью огрызается Тамати, – это мои амулеты, а не корабельное дерь... – он осекается, наконец-то вспомнив, что к голым ногам приделана женщина, в присутствии которой неплохо бы следить за языком.

   – Взломали? – переспрашиваю я странным тонким голосом и в растерянности вцепляюсь в рубаху Хавеа, будто она могла дать мне больше опоры, а вместе с ней – и спокойствия.

   – Пойдём-ка вниз, – мягко говорит он мне и направляется к каютам, не дожидаясь ответа.

   Перед лестницей ему всё-таки приходится поставить меня на ноги: в узкий пролет вдвоем не вписаться при всем желании. Меня пошатывает, и братья Атуа, не сговариваясь, повторяют давешнее построение: Хавеа передо мной, Тамати – в полушаге позади. Вчера это напрягало, если не сказать пугало – а теперь почему-то придает уверенности, и я преспокойно шествую к своей каюте.

   Братья замирают на пороге и переглядываются. Входить без приглашения к полураздетой женщине не позволяет воспитание, а уйти не поговорив – здравый смысл.

   Я неопределенно хмыкаю и лезу в рундук за полотенцем.

   В конечном счёте я выполнила просьбу Элей, а не Лаэй. Сын ягуара – Хавеа Атуа, и кровь отца в нем так сильна, что на месте сестер Асоэсе я бы не стала даже вступать в соревнование.

   Только вот мой шанс сообщить об этом уплыл вместе с моей юбкой. Зеркальце для связи, оборудованное специальным амулетом, чтобы с ним мог работать даже полный «ноль», досталось океану.

   Не судьба, философски решаю я. После пережитого потрясения нет сил даже сожалеть об упущенной возможности. Меня хватает ровно на то, чтобы замотаться в большое пляжное полотенце прямо поверх мокрой одежды, забраться с ногами на койку и повелительно кивнуть братьям на рундук.

   Они не заставляют себя уговаривать.

   – Ты нас различаешь, – обречённо вздыхает Тамати, и вопросительной интонации в его голосе нет и в помине – простая констатация очередной проблемы.

   Мне хватает ума кивнуть и промолчать о том, по какому признаку я безошибочно опознаю человеческого сына. Он и без того усаживается на рундук так, чтобы задевать ногами койку, и отодвигаться даже не планирует.

   – Да какая разница? – досадливо морщится Хавеа и прикрывает глаза, ссутулившись и устало запрокинув голову. – Нас вообще-то пытались убить, и это точно была не Сефина!.. – он осекается, пытается подобрать слова – и взмахивает рукой, так и не подыскав уместную формулировку. – Спасибо, – добавляет он после паузы, – что не бросила меня там.

   Я тоже морщусь. Получать благодарность за то, что просто не стала играть в саботаж, не очень-то лестно.

   – Ты тоже меня спас, – справедливости ради замечаю я, – как и весь корабль.

   – Корабль я подверг смертельной опасности. – Хавеа усмехается, но веселья в его усмешке ни на грош. – Готов биться об заклад, что потопить нас пытались братья Риха.

   Фамилия не говорит мне ни о чём – я с ними не знакома. Но контекст угадывается легко.

   Было бы странно предполагать, что только сестры Асоэсе решили подстраховаться перед походом к алтарю. А третья пара близнецов – претендентов на звание мага-покровителя и без того слишком уж долго ничем не давала о себе знать.

   – Во всяком случае, пробить купол не так-то просто, и магов, способных на это, можно на пальцах пересчитать, – цинично заключает Хавеа. – А твои хозяйки слишком рассудительны, чтобы вот так подставляться в надежде, что алтарь предпочтет их, если избавиться от конкурентов.

   Я прикусываю язык, но, похоже, уследить за выражением лица не успеваю – Хавеа заламывает бровь и снова усмехается, только теперь уже по-настоящему.

   – Что, не настолько рассудительны?

   – Достаточно, чтобы не пытаться потопить корабль, на котором плывет их собственный «ноль», – все же возражаю я.

   Братья одинаково морщатся. Им вполне достает сообразительности, чтобы понять, что не пытаться топить корабль ещё не значит не пытаться избавиться от конкурентов. Но и идти на конфликт, разбрасываясь обвинениями, им тоже не хочется, а я не спешу каяться. Что бы я ни думала о сестрах Асоэсе, я все ещё обязана им жизнью.

   Правда, теперь к этому добавился ещё и должок перед Хавеа, и что делать с ним, я не имею ни малейшего представления.

   – По-моему, нам пора поговорить без обиняков, – предлагает это, к моему удивлению, не Хавеа, а Тамати – даром что на его лице четко значится, что центр мышления спустился на метр вниз и подниматься обратно не собирается. – Нашу главную тайну ты уже знаешь.

   – А мы знаем твою, – вкрадчиво добавляет Хавеа.

   В его голосе звучит неприкрытая угроза.

   – Мою? – переспрашиваю я с самым наивным видом, на какой только способна.

   Но мои актерские способности никогда не были выдающимися.

   – Ты «ноль» не первой категории, – на удивление спокойно констатирует Тамати и вытягивает ноги под мою койку. – Ты – абсолют. Полный «ноль».

   Я смотрю на его ноги, облепленные мокрыми брюками до полного исчезновения простора для фантазии, и нервно сглатываю. Кажется, я видела фильм для взрослых, который начинался точно так же.

   – Не бойся. – Хавеа, напротив, подаётся к койке всем корпусом. – Нам и в самом деле стоит поговорить.

   Разговоры – это хорошо. Это оставляет некоторую надежду на то, что я смогу выйти из этой каюты целой и невредимой – и, если повезёт, то даже с не очень сильно пострадавшей психикой.

   – Хорошо, – еле слышно выдыхаю я сквозь разом пересохшие губы.

   Облизывать их смерти подобно.

   – Во-первых, – начинает Тамати, убедившись, что толку от меня сейчас не добиться, – мы знаем о твоих способностях с того самого дня, когда ты нас укусила. Хавеа... ну, ты его видела. До тебя ни один «ноль» не мог отравить его так, чтобы лишить магии полностью, а не просто награ-дить слабостью и тошнотой.

   – Вы ничего не сказали Асоэсе, – настороженно замечаю я и вдруг не к месту вспоминаю, что на редакции договора, где упомянуто именно мое имя, а не категория арендуемого «ноля», настояли сами братья. – Зачем я вам?

   Атуа, к моему немалому удивлению, переглядываются в заметном замешательстве и смущении.

   – Я на личном опыте знаю, насколько щедрым может быть благословение отца-ягуара, – наконец говорит Хавеа. – И не хочу рисковать, заключая сделки у незнакомого «ноля». Ты смогла отравить меня – сможешь и других. С гарантией.

   Это явно только половина правды. Полные «ноли» есть и на материке – мой яд силен, но вовсе не уникален.

   – А ещё я могу рассказать, кто из вас ягуар, – всё-таки рискую напомнить я.

   – Если бы все пошло по плану, то не смогла бы, – мрачно хмыкает Тамати. – Мы собирались действовать так же, как и в «Коре», – подписывать договора вдвоем.

   Я окончательно отчаиваюсь понять их логику.

   – Но... – я пытаюсь потактичнее сформулировать напоминание о безапелляционных требованиях океанского алтаря к кандидатам на звание мага-покровителя, и явно пасую.

   Хавеа не должен был покупать землю – во всяком случае, вне острова. А обрастать домами и хозяйствами и вовсе отложенное самоубийство!

   – Все просто, Сефина, – вздыхает он. – Я и не собирался возвращаться на Сапаруа и идти к океанскому алтарю.

   О таком повороте я даже не думала. Никто из близнецов с Сапаруа никогда не думал!

   – Но ты ягуар!

   – Ну, допустим, мяу, – со смешком соглашается Хавеа и не иначе как для полного сходства ещё и щурится, как огромный кот на солнышке. – И что?

   – И это твой остров... – уже не так уверенно напоминаю я.

   Сапаруа – и мой остров тоже, и все, о чем я мечтала почти всю свою жизнь, – это уехать. Так с чего Хавеа не иметь право на такое же желание?

   – Это остров, Сефина, – вздыхает он. – Прекрасный, уютный и ужасающе крошечный. И возможности на нем – такие же. Так почему я должен мечтать стать самой большой рыбкой в маленьком пруду, когда могу выбраться в океан и добиться куда большего?

   Звучит слишком гладко, чтобы я не подумала, что он уже не раз объяснял это кому-то ещё. Себе? Брату? Матери?

   Равнодушному святилищу, которое предопределило не только его судьбу, но ещё и брата обрекло на затянувшуюся игру в прятки?..

   Ответ, тем не менее, вырывается у меня совершенно автоматически:

   – В океане вода соленая. Рыбка из пресного пруда обречена.

   А что можно было быть и потактичнее, я соображаю, только когда Тамати заходится почти истерическим смехом, а Хавеа обречённо хмыкает:

   – До этого эпизода я как-то полагал, что имею право рискнуть, но...

   Но вместе с ним рискнул весь корабль. На этот раз я просто образец тактичности и благоразумно помалкиваю, но Хавеа и сам прекрасно все понимает.

   – Как бы то ни было, отступать поздно, – напоминает Тамати, отсмеявшись, и вытирает слезы в уголках глаз. – Отсюда ближе до Акелиелы, чем до Сапаруа, а долгого пути «Майпе» может и не выдержать.

   И до Акелиелы-то может и не выдержать, если уж на то пошло. Но об этом я суеверно молчу.

   – Хорошо, – обречённо киваю я, даже не пытаясь уложить свои впечатления в голове. Происходящее воспринимается примерно как если бы в ответ на долгие мольбы в святилище мне явился сам отец-ягуар во всем блеске своей магии, но вместо помощи поточил когти об алтарь и заснул мордой в миске с жертвоприношениями. – Допустим. Я готова выполнить свои обязанности по контракту вне зависимости от ваших планов.

   Они вообще никак не должны меня касаться. Только вот стоит вспомнить огромную черную волну, неумолимо накатывающую на одинокую скалу посреди океана, как неустойка отчего-то перестает казаться такой уж неподъемной, но…

   Кейден штормового вала не видел. И мне отчего-то кажется, что уговорить мужа пожертвовать нашим бунгало только потому, что я перепугана до смерти, будет очень сложно.

   – Отлично! – оживляется Хавеа.

   – Уверена? – к моему немалому удивлению, спрашивает Тамати – и заметно смущается под перекрёстными взглядами. – В смысле, я рад, что ты согласна, и с братьями Риха мы разберемся, не сомневайся, но...

   Умилительно. Кажется, меня вознамерились спасать. Опять.

   – Завтра я буду держать «путеводную звезду» над кораблем, – сообщает Хавеа, заполняя неловкую паузу, и тут же поясняет: – То заклинание, которое расчищало нам путь среди волн. Я справлюсь и в одиночку, а Тамати будет отслеживать, не попытается ли кто-то снова вмешаться в структуру защиты. В момент атаки будет легко определить источник чужеродной магии, а при наличии таких доказательств с Риха разберутся и без нас.

   – В таком случае, на месте близнецов я бы не стала атаковать повторно и попыталась расправиться с вами в Акелиеле, – замечаю я. – Или... вот демон! Сестры Асоэсе! – я машинально тянусь к бедру, где располагался карман на юбке.

   Пальцы предсказуемо сминают махровую ткань полотенца.

   – Мое зеркало... – растерянно произношу я.

   Атуа переглядываются и одинаково хмурятся.

   – Я свяжусь с сестрами и предупрежу их, – решительно говорит Хавеа и поднимается на ноги. – А завтра все же попытаемся нести вахту вдвоём. Так в любом случае будет безопаснее. Мы не знаем, насколько благоразумны и осторожны братья Риха.

   Он выходит, нисколько не сомневаясь, что брат последует за ним.

   А Тамати, конечно же, остаётся сидеть, не сводя с меня взгляда. Я комкаю пальцами полотенце на груди, но это не очень-то помогает казаться более собранной и недоступной.

   – Скорее всего, мы не сможем отплыть прямо с утра, – предупреждает Тамати на удивление ровным и нормальным голосом. – «Майпе» серьезно досталось. Корабельные плотники уже колдуют над корпусом, так что ко дну мы не пойдем, но и отправиться в плавание, пока они не закончат восстанавливать судно, капитан Вирему не позволит.

   Я сдержанно киваю: спорить с капитаном в любом случае глупо – и молчу, всем своим видом намекая, что оставаться с Тамати наедине в мои планы не входило, но профессионализм не позволяет выставить клиента за дверь без весомой на то причины. Вдруг ему нужна консультация по поводу восстановления после моего яда, и потому-то этот день и оказался столь богат на магические конфузы?..

   Тамати продолжает смотреть на меня и как-то неуловимо меняется в лице. Что-то злое и торжествующе-звериное загорается в глазах – он становится до того похож на брата сразу после обращения, что сейчас я бы, наверное, имела все шансы их снова перепутать, если бы Хавеа не ушел.

   – Твой муж, – напоминает Тамати хрипловатым голосом. – Возможно, стоит предупредить о задержке и его?

   Мой муж…

   На это предложение я реагирую совершенно не так, как должна была. Мне следовало поблагодарить Тамати и дать ему позывные Кея, но...

   Я сжимаю губы, давя всхлип, и жмурюсь, чтобы не выпустить наружу непрошеные слезы, – но они, конечно, все равно текут по щекам.

   ...у нас все хорошо. Со стороны кажется, что у нас всегда все хорошо. Мы не ссоримся, никогда не повышаем друг на друга голос и каждый день завтракаем вместе – на солнечной террасе нашего собственного бунгало. Кей говорит, что любит меня, – часто, не скупясь на нежность. Я отвечаю тем же.

   Но я знаю, что если не выйду на связь хоть до самого прибытия на Акелиелу,