Мой бывший муж. Давай попробуем опять? Татьяна Новикова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16

АННОТАЦИЯ

Мы развелись семь лет назад. Спокойно, без скандалов и дележа имущества. Так бывает, если вы не совпали интересами. Так бывает, если вас ничего не связывает.

   Но даже через семь лет мне опасно находиться с ним наедине. Он заполняет мои мысли. Оголяет мои эмоции. Делает меня беззащитной.

   Он — мой бывший муж. Мой самый запретный плод.

ГЛАВА 1

Правило номер один для тех, кто боится встретить бывшего супруга: ты должна быть накрашена. Всегда. В любой ситуации. Каблуки, мини-юбка, макияж — в любое время суток.

   Я этим правилом пренебрегла, за что и поплатилась.

   Стою в аптеке за каплями от конъюнктивита. Глаз опух, покраснел, чешется неимоверно. Ну и вид у меня, конечно, соответствующий. Растянутый спортивный костюм, кичка на затылке и кеды, очень удобные и максимально страшные; в таких даже мусор стыдно выкидывать.

   Красавица на выгуле.

   Очередь движется вяло, как специально тормозит, люди набирают лекарства целыми списками и долго достают провизора вопросами на тему «А вот если я не буду пить таблетки, а налеплю пластырь — он поможет или как?»

   Я грустно рассматриваю полки и давлю в себе желание почесать глаз, когда впереди доносится:

   — Три теста на беременность.

   Тем самым голосом, который невозможно забыть. Хрипловатым, густым, бархатистым. Таким голосом только фильмы для взрослых озвучивать (в тех местах, где вообще требуется озвучка).

   Что он тут делает?! Спустя столько лет, в отдаленном районе, и вообще…

   Мне кажется, моё сердце выпрыгнет из груди и ускачет в далекие земли. Я машинально начинаю пятиться, чтобы ни в коем случае не столкнуться с мужчиной из своего прошлого, но стоящая позади старушка восклицает:

   — Куда прешь, коза!

   Спасибо тебе, старая женщина. На меня оборачиваются все без исключения, включая бывшего супруга. Он не изменился. Семь лет будто бы не существовали для него. Всё те же выгоревшие на солнце русые волосы, внимательный взгляд из-под темных бровей, легкий прищур. Однажды я влюбилась в его острые скулы…

   …а потом мы развелись, и эти скулы, как и остальные части тела перестали мне принадлежать.

   Он прекрасно выглядит в светлой футболке, что обтягивает тренированное тело. А я стою вся такая нарядная, в конъюнктивите, хлопаю ресницами.

   Кажется, он меня не заметил. По крайней мере, взгляд лишь на секунду скользит по моему лицу — лицу испуганной тридцатилетней девушки — и возвращается к прилавку, на который фармацевт выкладывает всевозможные тесты на беременность.

   Бывший муж выбирает несколько разноцветных коробочек, расплачивается наличкой, а я так пристально изучаю расставленные на полке слабительные средства, будто только и мечтала, что о свежей клизме.

   Вот бы он не увидел… вот бы забыл обо мне как о страшном сне…

   — Садись, подвезу, — доносится до меня тем самым голосом, когда я выхожу из аптеки и собираюсь рвануть в сторону дома. — Сколько лет мы не виделись?

   — С-семь, — вздыхаю, даже не пытаясь изобразить растерянность.

   Он распахивает передо мной пассажирскую дверь черной иномарки (а вот машина новенькая, когда мы расставались бывший водил тачку попроще), и мы вместе с конъюнктивитом и протертыми кедами плюхаемся в кожаный салон.

   — Здравствуй, Влад.

   — Ну, привет, Маша.

   В салоне пахнет им. Неизменный запах, незабытый мною, навеки сохраненный в памяти. Не одеколон или дорогой парфюм, а что-то на грани инстинктов. Что-то, что невозможно спутать. Горьковатое, словно темный шоколад, крепкое. Невероятное. Мужское.

   Бывший муж даже не спрашивает у меня дороги — едет с полной уверенностью. Что ж, он прав. За семь лет я никуда не переехала.

   Поворот налево, направо, ещё раз направо. Мимо красочных мусорных баков и унылых пятиэтажек, во двор, где его авто кажется экзотическим зверем.

   — Ну, как твои дела? — спрашиваю, когда пауза становится совсем уж трагичной.

   После таких пауз в кино обычно пристреливают.

   — Да нормально, — отвечает, дернув плечом. — А у тебя как?

   — Тоже. Что нового?

   Блин-блин-блин. Тупой вопрос, Маша. За столько лет у человека всё будет новое! Носки, трусы, машина. Возможно, даже зубы.

   — Да особо ничего, — произносит бывший, подъехав к моему подъезду. — Недавно открыли новый филиал. В остальном, всё по-старому.

   Ах да. Совсем забыла представить. Владислав Давыдов — создатель и генеральный директор фирмы по производству «умной» электроники, спортсмен, завидный жених. Раньше про него говорили: «Подающий надежды молодой предприниматель» и «Новое лицо промышленности». Теперь он лицо старое — не в плане возраста, конечно, — всем известное.

   Одно время, уже после развода, я следила за его достижениями.

   Зачем?

   Не знаю. Не для того, чтобы порадоваться неудачам. Просто… мне требовалось хоть какое-то присутствие Влада в жизни. Пусть даже такое, где он ужинает в фешенебельном ресторане под прицелом камер, а я сижу в шерстяных носках и пью чай. Под прицелом разве что дьявольской кошки-Маруськи, которая досталась мне после раздела имущества.

   Вообще-то Маруська любила исключительно Влада, но я должна была забрать себе хоть что-то, поэтому черное, без единого пятнышка, чудовище поехало со мной в хрущевку.

   — Понятно, — киваю. — У меня тоже всё старое. Тебя можно поздравить?

   Киваю в сторону пакета с разноцветными тестами на беременность.

   — С чем?

   Э-э-э. Ну, как же? Дети — цветы жизни, тем более Давыдову наверняка требуется наследник. Всем богатым и знаменитым необходимы наследники. Это аксиома.

   — Ну, с этим, — я опять показываю на тесты, потому что фраза «беременность твоей девушки» застревает у меня в горле костью.

   Не могу. Физически больно произносить вслух.

   — Маш, я не понимаю намеков.

   — С этим… — изображаю рукой гигантское пузо, и Влад опускает взгляд на свой подкаченный живот.

   — Я поправился?

   Нет, ты всего лишь обрюхатил какую-то девушку!

   Я дотягиваюсь до пакета и показываю Владу его содержимое. Тот начинает смеяться.

   — О, нет! Это для Алисы. Она позвонила мне и в слезах сообщила о задержке и о том, что её кавалер свинтил то ли покорять Эверест, то ли нырять с аквалангом. А ей, видите ли, стыдно идти в аптеку, потому что любая кассирша поймет, что Аля, цитирую, «заделала вне брака». Для чего ещё нужен старший брат? — Давыдов широко улыбается. — Пусть кассирши думают, что она заделала от меня.

   Почему-то мне становится легче. Значительно.

   Раньше я мечтала о наших совместных детях. Мальчик и девочка, конечно же. Даже — стыдно сказать! — залезла на какой-то сайт и объединила фото меня с Владом, чтобы посмотреть, как будет выглядеть наш ребенок. Наш ребенок выглядел очень плохо, потому что у него имелась отцовская щетина, а глаза украшали жирные стрелки, доставшиеся по наследству от матери.

   После того раза фантазировать я перестала.

   Но какое же счастье, что тесты для младшей сестры Давыдова, а не для его пассии. Ура! У меня даже конъюнктивит прошел от счастья. Самую капельку.

   — Передавай Алиске привет. — Мы стоим у подъезда, и я замечаю в зеркало заднего вида, как сзади подъезжает машина, моргая нам фарами, мол, свалите отсюда. — Ну, я пойду. Спасибо, что подвез.

   — Рад был тебя увидеть.

   Моя рука ложится на ручку, я в последний раз вдыхаю тот-самый-аромат и выползаю наружу. Хочется сказануть напоследок что-нибудь неправильное.

   Например: «Ты когда-нибудь скучал по мне?»

   Но я заставляю себя промолчать. Потому что умные девочки не спрашивают всякую ерунду. У него там бизнес, работа, всякие красавицы-невесты. Ему некогда скучать.

   Он, как истинный джентльмен, подвез болезную бывшую жену до дома и уехал вершить великие дела.

   Маруська встречает меня в коридоре и подозрительно обнюхивает. Весь её укоризненный вид говорит: «Что, встречалась с моим мужиком? Без меня?»

   Я глажу гладкошерстное чудище по загривку и получаю ответную ласку когтистой лапой. Прямо в ладонь.

   Ай!

   Говорю же, злобное чудовище, а не кошка.

   В эту секунду в дверь звонят. Настойчиво. Долго.

   Не может быть…

   Не нужно смотреть в «глазок», чтобы знать: там, в коридоре, Влад Давыдов. Мой бывший муж. Моя паранойя. Человек, которого я едва смогла забыть, который напомнил о себе через семь лет, ворвавшись в жизнь как конъюнктивит.

   Внезапно и беспощадно.

   Может быть, не открывать? Ну его нафиг.

   Но я обреченно щелкаю замком. С самым неприятным предчувствием. Со страхом неизвестности.

   — В этих дворах просто невозможно припарковаться! — раздражённо сообщает Влад, переступив порог квартиры, и… жадно впивается поцелуем мне в губы.

   Нас вносит в квартиру словно ураганом невиданной силы. Через узкий коридорчик в комнату, в которой давно не мешало бы прибраться. К счастью, Давыдова такие мелочи как пыль на полках волнуют мало. Он целует меня жарко, неистово. Совершенно безумно. Надавливает пальцами на затылок, не позволяя отстраниться. Притягивает к себе с абсолютным упрямством.

   Захоти я возмутиться, не смогла бы. Влад напирает, подминая меня под себя мощью, голодом, бесстыдной лаской.

   Но я не собираюсь возмущаться. Я готова отдаться процессу. Хочу чувствовать его щетину своими щеками, колоться об неё. Наслаждаться, забываться, гореть. Как в первый раз. Как будто не было у нас всех тех лет.

   Скажете, идиотка?

   Но кто из нас, разведенок, не мечтал хотя бы разок оказаться в руках бывшего мужа?

   Когда мы поженились, я была моложе себя нынешней, на девять лет (и на столько же килограммов худее). Наивная девочка, уверенная, что в мире всё решается любовью. Я мечтала о сказочном принце, и Влад Давыдов полностью отвечал критериям принцевости. Красивый, умный, перспективный. Одним словом: идеал.

   Спросите, почему наш брак распался?

   Оказывается, даже в сказках случается такая фигня как «не совпали по всем параметрам». Категорически. Безнадёжно.

   Но теперь нашего несовпадения как будто бы и не существовало. Потому что губы Давыдова горячи, и дыхание пахнет греховностью. Мне так хорошо, что все разумные вопросы отпадают сами собой. Зачем он так делает? Почему ворвался в мою жизнь без спроса? К чему это может привести? Будет ли мне больно потом, когда всё кончится?

   Его ладони оглаживают мою талию и…

   — Маша. Приходи ко мне работать, — произносит он совершенно трезвым тоном, оторвавшись от моих губ. — Мне нужен главный бухгалтер. Деньгами не обижу.

   Что?..

   Я осоловело хлопаю глазами (один хлопает с трудом) и пытаюсь сопоставить момент нашей почти-что-близости с этим, прямо скажем, внезапным предложением.

   Вопрос: как вас благодарили за качественный поцелуй?

   Мне вот работу предложили.

   Иди это жалость такая со стороны Давыдова? Типа, м-да, Маша, этим делом ты много не заработаешь, иди-ка в бухгалтерию. Там тебя хотя бы накормят.

   Короче, пока я обдумываю: оскорбляться или радоваться, бывший муж изучает спальню, мажет безразличным взглядом по моим фотографиям, по мягким игрушкам (того кривоногого пингвина подарил он сам). Ожидает вердикта.

   — Я не понимаю…

   — Чего тут понимать? Мне нужен первоклассный бухгалтер, а тебе — высокооплачиваемая работа.

   — С чего ты взял, что мне нужна работа? — Скрещиваю руки на груди и начинаю раздражаться. — Я не голодаю, могу позволить себе новую одежду. Капли купила аж за пятьсот рублей. Спасибо, у меня всё замечательно.

   — Остынь, Сергеенко, — бросает Влад, рушась на не заправленный диван. — Просто я убежден, что на твоей работе тебе платят гораздо меньше. Давай-ка начнем торг с трехсот тысяч рублей, м-м-м? Что скажешь?

   А что тут можно сказать?..

   «Триста тысяч в год?!» — хочется уточнить мне, но потом я осознаю. В месяц. Жуть какая, это какие махинации нужно проворачивать, чтобы столько платили?! Да мне такие деньги не снились даже! Наша начальница получает гораздо меньше.

   Второй вопрос напрашивается сам по себе: торг пойдет в сторону уменьшения? Я скажу: «Давай хотя бы двести», а Давыдов покачает головой: «Шутишь? Пятьдесят, не больше, и это за семидневную рабочую неделю. Ишь, губу раскатала».

   — Я не собираюсь с тобой торговаться.

   — Триста двадцать, — будничным тоном роняет Влад, на колени к которому уже плюхнулась предательница-Маруська. — А ещё компенсация питания при предоставлении чеков.

   — Давыдов, что за акт благотворительности? Какие триста двадцать тысяч? Какое питание?

   — Ресторанное, высококачественное.

   Он всегда умел отвечать только на те вопросы, которые ему нравились. Наверное, такова черта всех предпринимателей и подающих надежды бизнесменов.

   Бывший муж смотрит на меня снизу вверх, но по ощущениям — доминирует и прогибает под себя. Я прячу лицо в ладони, окончательно запутавшись. Мне не нужна работа, тем более — от Давыдова, но внутри наивная двадцатилетняя мечтательница шепчет:

   «Попробуй… он предлагает неспроста...»

   Меркантильная тридцатилетняя девица тоже не умолкает: «Триста двадцать тысяч! Ремонт сделаешь! Отдохнуть съездишь! Губы накачаешь! Не хочешь губы? Тогда ягодицы!»

   — Ладно, — вздыхает Давыдов, погладив кошку по тощему боку, — если начистоту, то моего главного бухгалтера переманила крупная корпорация. Я с ними бодаться не смог, поэтому срочно ищу замену. Мне нужен особенный человек, а тебе я доверяю как самому себе. Неужели ты не веришь в судьбу? Почему мы встретились именно сегодня? Именно в той аптеке?

   Потому что я постоянно там затариваюсь, ну, как вариант. Знаете, у некоторых есть любимые рестораны, а у меня — аптечная сеть «Фиалка». Рекомендую.

   Как же поступить?

   Да ну, даже незачем колебаться. Я не готова работать с Давыдовым и не умею руководить коллективом. Я не хочу вылезать из зоны комфорта. Мне уютно в моем мирке, где нет больших зарплат и огромных обязательств.

   — Я не верю в судьбу, и у меня всё хорошо на работе. Мне не нужны перемены. Даже не мечтай.

   — Пожалуй, всё-таки помечтаю, — ухмыляется он, поднявшись на ноги и становясь выше меня на голову. — Ах да. Триста пятьдесят тысяч. Звони, как надумаешь, — протягивает черную визитную карточку, а я машинально сжимаю её в пальцах. — Обещаю, тебе понравится.

   Звучит очень… соблазнительно и неоднозначно. У Давыдова даже голос наполняется сладким ядом. Легкая ухмылка скользит по его тонким, аристократичным губам.

   — Не понимаю. Зачем ты вообще полез меня целовать, если собирался предложить работу?.. — спрашиваю уже в коридоре, потому что задерживаться бывший муж не планирует.

   Влетел в мою жизнь, растрепал, ошарашил. Теперь уходит с абсолютным спокойствием, словно ничего не произошло.

   — Захотел вспомнить, каково это, — подмигивает он мне.

   — И как? — сквозь зубы, чтобы не выругаться.

   Тоже мне, нашелся экспериментатор. Вспомнить ему захотелось, видите ли, совсем запамятовал.

   — Так же, как семь лет назад, — отвечает Давыдов и закрывает за собой дверь, оставив меня в катастрофических раздумьях.

   «Так же» — это так же неискоренимо плохо или так же обалденно хорошо?

ГЛАВА 2

— Конечно, соглашайся! — вскрикивает Оля, когда я рассказываю ей о возможной заработной плате. — О-о-о! Куча бабла! Да у меня даже не получается её представить!

   На нас оборачиваются посетители кофейни, и мне приходится смущенно шикнуть на подругу, которая не стесняется в выражениях. Она — девушка экспрессивная, тридцати трех лет отроду, чьи волосы всегда выкрашены в яркие цвета (сейчас — в синий), а длинными ногтями можно кого-нибудь прирезать.

   — Оль, такие деньги просто так не платят. А если он заставит носить ему кофе в неглиже?

   — За триста с лишним штук я готова носить ему кофе даже без неглижа, — подруга откусывает кусочек пирожного и сладостно жмурится. — М-м-м, вкуснятина. Отведешь меня на первую зарплату в самый дорогой ресторан города. Обещаешь, да?

   — Не обещаю. Напоминаю, мне предлагают должность главного бухгалтера. Руководить людьми? Нести ответственность?!

   — А вот ты чем в своей шарашкиной конторе занимаешься? — Олька закатывает глаза. — Просто должность у тебя рядовая, а лямку тянешь за всю бухгалтерию. То одна у вас в декрете, то вторая, то начальница на вечном больничном. Кто работает? Лошадка по имени Машка. За сколько Машка работает? Правильно, за сорок тысяч. Не аргумент, короче. Какие ещё причины для отказа? Ну же, выкладывай.

   — Я не уверена, что готова находиться с Владом на одной территории. Всё-таки нас многое связывало. Мне будет некомфортно.

   Вот тут впервые за день Оля смотрит на меня с пониманием.

   — Ну да, с бывшим существовать — сомнительное удовольствие.

   Дело в том, что у Оли тоже есть бывший, но если мой бывший похож на звезду фильмов для взрослых, то её – на замученного статиста. Он периодически пытается ворваться в жизнь Оли с букетом цветов (чаще всего с гвоздиками). Твердит ей о любви. Угрожает. Плачет.

   Затем исчезает на неопределенное время, чтобы вернуться с очередными гвоздиками.

   И если мы с Давыдовым развелись из-за разных жизненных взглядов, то Оля… впрочем, они тоже расстались из-за разных жизненных взглядов. Оле казалось, что нехорошо обжиматься с чужими женщинами, а Денис считал иначе.

   — Люблю-то я тебя, — выкладывал он неоспоримый аргумент. — Такова мужская природа, мы гонимся за количеством, но ты — моя вторая половинка.

   Вот такой полигамный благодетель. Делает счастливыми всех, а любит одну Олю.

   В общем, она как никто знает, что бывший приравнивается к огромным проблемам.

   — А если запросить отдельный кабинет в другом конце здания? — фонтанирует идеями подруга. — А на совещания отправлять подчиненных? Классно я придумала?

   — Мне всё равно придется с ним пересекаться. Ну, не бывает такого, чтобы работать на человека и вообще его не видеть.

   — Триста пятьдесят тысяч, детка. Оплатишь терапию у самого лучшего психолога, у которого пролечишь все свои расстройства после встречи с бывшим. Слушай, а ты вообще перегорела к нему?

   Опасный вопрос. Я зажимаюсь и становлюсь той напуганной девчонкой, в которую превратилась после нашего развода.

   — Перегорела, — отвечаю резче, чем требуется.

   — Тогда чего мнешься аки благородная девица?

   Она меня подловила и теперь ехидно изучает, а мне нечем ей возразить. Сама же говорю: ничего не испытываю к Давыдову, совершенно безразлична к нему. Почему тогда всеми конечностями пытаюсь отмахнуться от его предложения?

   Чего опасаюсь?

   — Напишу ему прямо сейчас.

   Визитка лежит на дне сумочки, и, чтобы её найти, приходится вывалить содержимое на стол. Пока Оля заинтересованно перебирает моё барахло, я вчитываюсь в должность Давыдова Влада. Если коротко: большой босс. Настолько большой, что обычным людям рядом с ним даже находиться запрещено.

   А он меня целовал, и мои ноги подкашивались, и сердце стучало, моля о продолжении…

   Я соглашусь на тебя работать при нескольких условиях. Мне нужны гарантии

   Какие?

   Сама не знаю. Показываю переписку Ольке, и та задумчиво прикусывает губу. Понятно. Подсказок от неё не дождешься.

   Во-первых, больше никаких поцелуев.

   Договорились.

   Во-вторых, никто не должен знать, что мы когда-то жили вместе

   Без проблем.

   В-третьих, пришли мне полную бухгалтерскую отчетность за предыдущие годы. Я должна понимать, во что ввязываюсь.

   Документы будут на почте к 17:00. Что-то ещё?

   Мы с Олей переглядываемся. В голову не лезет никаких умных, правильных условий.

   — Хорошо ты его, — кивает подружка синей головой. — Жестко.

   — Думаешь?

   Мне наоборот кажется, что я уж больно быстро сдалась. Даже не попыталась сопротивляться. А как же «Да я никогда на свете!» или «Только через моё хладное тело»?

   Как известно, любая самодостаточная женщина должна ломаться.

   Я, видимо, поломалась еще на стадии производства.

   Пока — ничего.

   Буду ждать тебя на собеседовании. Познакомишься с коллективом, осмотришься.

   …Тем же вечером я изучаю идеальные во всех отношениях бумаги — ни единой неточности! — и понимаю: мне чертовски, дико, до безумия хочется попробовать. Не ради денег или статуса. Не ради должности главного бухгалтера, на которую я особо не рассчитывала.

   Ради Влада Давыдова...

   Думать о бывшем муже — ненормально?

   Если это так, то положите меня в лечебницу.

***

Тем утром я встаю с первыми лучами солнца и долго начищаю перышки. Волосы уложены в косу. На ногах — неудобные чулки, которые, как мне кажется, вот-вот сползут к колену. Из шкафа вытащена любимая юбка-карандаш, строгая, классическая, но с игривым разрезом сзади. Белоснежная блузка идеально отглажена.

   Я колеблюсь между красной помадой и нежно-розовой и, не выдержав, отправляю обе фотографии Ольке, а та резюмирует:

   Красная — как будто девушка свободных нравов. Розовая — как будто училка старших классов. Ты бывшего очаровать хочешь или напугать?

   Я уныло рассматриваю помаду.

   Сама не знаю, чего хочу. Я ведь планировала максимально отстраниться от Давыдова. Даже представила, как буду проходить мимо него с гордо задранным подбородком. В облегающих платьях. Вся такая недоступная. Красивая.

   Мне до сих пор больно. Так бывает, если ты любил человека, а потом вы разошлись.

   Может, не надо даже идти на это собеседование?

   Только издеваться над собой.

   Но на основной работе я взяла отгул и теперь, ощущая себя мелкой предательницей, поднимаюсь по начищенной лестнице в фойе центрального офиса.

   Меня встречает миловидная блондинка на ресепшен, сканирует гигантскими глазищами. За её спиной — двухметровое зеркало, в котором отражаются стеклянные входные двери и я сама. А ещё — макушка блондинки, украшенная алым бантом.

   Она вся такая тонкая и хрупкая (блондинка, не макушка!), и невольно я начинаю рассматривать себя. Пристально так. Оценка: твердая тройка. Пухлые щеки, определенно, минус. Зато волосы, непослушные, вечно вьющиеся, выпадающие из любой прически, — плюс. Несколько лишних килограммов — минус. Но вырез блузки хорошо смотрится — плюс.

   — Вам назначено? — мурчит девушка.

   — Да, я на собеседование с генеральным директором, Давыдовым Владиславом Евгеньевичем.

   Протягиваю паспорт, пальцы девушки танцуют по клавиатуре, пока она вносит моё имя в базу.

   — Проходите, — и выдает мне электронный пропуск, который я прикладываю к турникету. — Третий этаж.

   Сколько же здесь стекла и зеркал, в глазах слепит от яркого света, и каблуки скользят по намытому кафелю. Я нажимаю кнопку, и лифт бесшумно возносит меня на директорский этаж. Красивый лифт, кстати. Хромированный, чистый. В таких лифтах только и заниматься, что грехопадением.

   Я нахожу приемную генерального директора, постучавшись, вваливаюсь в неё. За высоченной стойкой прячется секретарша. Перед ней имеется золоченая табличка, которая должна вызывать легкий трепет: «Помощник руководителя».

   Но трепетать не получается, потому что руководителю в помощники досталось губастое существо с накладными ресницами и стразами над бровями. Такое карикатурное, почти журнальное. У него длиннющие ногти красного цвета и полупрозрачная блузка, через которую проглядывает кружевной бюстгальтер.

   — Добрый день, я к Владиславу Евгеньевичу, — откашливаюсь, потому что девушка даже взгляд не поднимает. — Могу пройти?

   — Нет.

   Знаете, я ожидала какой-то конкретики. Ну, типа: «Босс не может вас принять, потому что у него важное совещание». Но девушка продолжает пялиться в телефон, где какая-то модель рисует себе стрелки до самых ушей.

   — Что-то ещё? — недовольно спрашивает помощник руководителя с синдромом вахтера.

   Некоторое время я стою, нависнув над ней, пытаясь подобрать тон дальнейшего разговора. Такой, чтоб если и послать, то не очень далеко.

   — Мне назначено сегодня, на девять утра.

   — И что?

   За спиной девушки — черная дверь, которая явно принадлежит генеральскому кабинету. Цель так близка. Но, чтобы туда прорваться, надо побороть цербера-секретаря.

   — Владислав Евгеньевич занят? — пытаюсь нащупать точку соприкосновения.

   — Наверное, — отвечает девушка и ставит сердечко видеоролику про стрелки.

   — Почему я не могу к нему попасть?

   — Не велено.

   — Когда он освободится?

   — Не знаю.

   — Мне подождать?

   — Не стоит.

   Я будто разговариваю с электронным ассистентом. Ни единой живой эмоции, даже бровью не ведет. Дверь так и манит к себе. Представляю, как отпихиваю «помощника руководителя» всеми конечностями и несусь к ней с криками: «Пустите!!! Влад, твоя секретарша не дает мне пройти!!!»

   Ситуация, прямо скажем, комичная.

   Ладно, я взрослый человек, возможно, будущий главный бухгалтер. Потому достаю мобильный телефон и набираю номер. В ответ — короткие гудки. Занято. Помощник руководителя открывает новое видео, про то, как рисовать контур лица.

   Нет, это невозможно!

   Вообще-то мне не нравится быть наглой, но тут терпение сдает. Я уверенным шагом направляюсь к двери — секретарь бурчит что-то злобное и вскакивает со стула, — дергаю за ручку. Заперто.

   До меня доходит не сразу.

   — Давыдова нет на месте?

   — Ну да! — возмущается девица. — Вам непонятно, что ли?!

   — Вы не могли намекнуть, что он ушел?!

   — А зачем? — удивляется девица. — Я же сказала: к нему нельзя. Кто вы вообще такая?! Я на вас пожалуюсь в службу безопасности!

   Чтобы слова не расходились с делом, девица хватается за трубку и, набрав когтями короткий номер, жеманно произносит:

   — Радик, тут какая-то курица рвется к шефу… уведи её, ладно? Ага, как в тот раз, когда к нему пришла якобы залетевшая баба. Помнишь, которая просто денег хотела? Вот-вот. Эта похожа на неё!

   Как в тот раз?!

   Моему праведному негодованию нет предала, но дожидаться, когда меня уведут «как ту, которая якобы залетела», я не намерена. Поэтому быстрым шагом вылетаю из приемной и…

   Натыкаюсь на мощное, не пропускающее тренировок тело. Тело берет меня в кольцо рук и пропихивает обратно в приемную со словами:

   — Мария Олеговна? Ну, наконец-то! А я вас на первом этаже караулю, думаю, вдруг потерялись. Как вам первое впечатление о нашем скромном офисе? Пойдемте-пойдемте, я всё расскажу. Ирочка, завари мне кофе, а будущему главному бухгалтеру — зеленый чай без сахара.

   А затем тело, принадлежащее моему бывшему мужу, исключительно своим напором, без рук, втаскивает нас обоих в кабинет, оставив секретаршу непонимающе хлопать ресницами.

ГЛАВА 3

Он помнит, что я люблю зеленый чай…

   Эта глупая мысль — первая, которая проклевывается, когда за нами закрывается дверь, и я оказываюсь в роскошном кабинете генерального директора. Давыдов умеет сделать так, чтобы вещи вроде бы были обычные (нет ни позолоты, ни лепнины), но ты чувствуешь их стоимость. Например, массивный директорский стол или кожаный диванчик в углу — для гостей, — рядом с которым стоит кофейный столик.

   Вроде бы классический интерьер, но от него веет богатством и силой.

   Я сажусь напротив Влада, одернув юбку, и говорю со скептицизмом:

   — У тебя очень приятная секретарша

   — Ира? Ну да, она старательная. Ты на лифте ехала? Не понимаю, почему разминулись.

   — Угу, на лифте.

   — Я тоже, — хмыкает Влад. — Кто придумал ставить в одном здании два лифта? Ну, да ладно. Итак, обсудим условия?

   Он подается вперед, чисто в начальственном жесте, складывает руки в замок, и я рассматриваю его пальцы так, будто вижу их впервые. Переплетения вен, что струятся от запястья и выше, под манжеты строгой рубашки. Застегнутые пуговицы, под которыми скрывается каменный пресс.

   Влад Давыдов всегда вызывал во мне неправильные мысли, но почему-то после развода они стали ярче и острее.

   Он — акула бизнеса, но я тоже давно не институтская дуреха, поэтому качаю головой.

   — Никаких условий раньше времени. Я всё ещё не уверена, что соглашусь работать на тебя. — Его взгляд ехиден, в нем читается «ну-ну, конечно», но я упрямо продолжаю. — Ты назвал сумму, от которой сложно отказаться. Допустим, мне даже захочется попробовать. А вот ты уверен, что я потяну вашу компанию? Не боишься облажаться?

   — Заяц, неужели ты думаешь, что за то время, пока ты колебалась, я не пробил тебя вдоль и поперек?

   Р-р-р, специально, что ли, выводит из себя?!

   Какой я ему заяц? Я перестала быть зайцем, кроликом и другими длинноухими ровно в тот день, когда мы подписали заявление о расторжении брака.

   «Триста пятьдесят тысяч», — проносится у меня в голове почему-то голосом Оли.

   Вдох-выдох, Маша. Крепись.

   — Во-первых, не называй меня так. Мы же договорились.

   — Ах да, Мария Олеговна, извините, — прижимает он ладонь к губам, ничуть не смутившись. — А во-вторых?

   — А во-вторых…

   В эту секунду старательная Ира, виляя всем, чем можно вилять в двадцать лет, вносит поднос с двумя чашечками. Кофе Давыдова идеален, нет никаких сомнений. А вот мой чай она явно перезаварила из вредности, потому что он темно-коричневого цвета. Но я важно отхлебываю и продолжаю диалог:

   — А во-вторых, что ты выяснил?

   — Ты пашешь в какой-то сомнительной конторке и занимаешься расчетами с клиентами. Впрочем, там ты работаешь последние восемь лет. Ни в чем противопоказанном не замечена, работник инициативный и исполнительный. Ты мне подходишь.

   Он явно издевается, это чувствуется в сладких интонациях голоса Давыдова. Он похож на огнедышащего дракона, который заманивает наивную принцессу к себе в пещеру. Мол, у меня тут хорошо: золото, драгоценности, свеженькие скелеты рыцарей. Заходите, будьте как дома.

   — Мы с тобой так давно не виделись, — напоминаю треснувшим голосом. — Ты меня совсем не знаешь. Я могу накосячить и пустить весь твой бизнес псу под хвост. Хотя бы из чувства мести или женской обиды.

   — Слушай, ты первый кандидат, который на собеседовании пытается меня убедить не брать его на работу. — Влад залпом опустошает содержимое крошечной чашечки. — Пойдем, покажу тебе поле боя. Там и решишься.

   Почему мне так страшно соглашаться?

   Я без особого сожаления отставляю в сторонку свой чай, по вкусу напоминающий голую заварку, и покорно иду за Давыдовым. Тот ведет меня по широким коридорам, по всему этому безумию из зеркал, по гигантским офисам открытого типа, где как в муравейнике все работают, разговаривают, кому-то звонят и куда-то бегут.

   Влад рассказывает мне о производстве, которое базируется в области, о штате программистов и о том, что его детище победило в номинации: «Продукт года». Здесь не просто создают бытовую технику, но уделяют особое внимание современным технологиям, инновациям, экологии.

   А я иду и ловлю себя на мысли, что мне нравится его слушать. Как когда-то, при первом знакомстве, на свиданиях или в том же самом браке, когда Давыдов возвращался поздно вечером (скорее — рано утром) и за кухонным столом делился со мной всякими новостями. Тогда он только-только начинал, был молодым мечтателем, который вложил всё до последнего гроша в идею.

   Мои родители говорили: «Маш, он тебя погубит, он прогорит, он оставит вас ни с чем, ещё и квартиру твою продаст».

   А Давыдов дневал и ночевал на работе, с каждым днем поднимаясь всё выше по пищевой цепи. Превращаясь из маленького травоядного в опасного хищника.

   Мне нравится его близость. Мы идем на расстоянии полуметра: достаточно, чтобы чувствовать его рядом с собой. Но не вызывающе, не вторгаясь в личное пространство друг друга.

   Владу улыбаются молоденькие сотрудницы, ему пожимают ладонь мужчины в отутюженных костюмах. Он мимоходом задает кому-то вопросы и, получив короткие, точные ответы, удаляется.

   — А вот наша бухгалтерия, — хищно улыбается Давыдов, толкнув дверь в очередное громадное пространство.

   И я натыкаюсь на типичного бухгалтера. Знаете, такого карикатурного, как с картинки: в круглых очках, теплой кофте, с вьющимися короткими волосами цвета пожухлой ржи. Взгляд женщины вначале не выражает ничего, но когда она замечает Влада, то подскакивает с места и начинает кудахтать:

   — Девочки, тут Владислав Евгеньевич пришел! Ой, а мы и не ждали вас. Чем обязаны?

   Её наманикюренные пальцы поправляют прическу, а я тем времени фиксирую обстановку. Бесконечные папки, вроде бы отсортированные по годам. Куча счетов-фактур на одном столе, кипа договоров — на втором. Чайник, стоящий прямо посередине кабинета. Вазочка с печеньем.

   — Валентина Дмитриевна, познакомьтесь: это, возможно, ваш будущий руководитель, — представляет меня Влад. — Сергеенко Мария Олеговна. Профессионал, бухгалтер от бога, человек-калькулятор.

   Бухгалтерия замирает, словно десяток гремучих змей вытягивается в струнку при виде опасности.

   — Оставить вас? — спрашивает у меня бывший муж, а в глазах пляшут искры.

   — Нет, спасибо. С коллективом познакомлюсь позже, — чеканю, отмечая, как женщины переглядываются.

   Клянусь, они глазами показывают позы, в которых будут меня уничтожать. Видимо, они-то назначили негласным главарем эту Валентину Дмитриевну, а тут приперлась я, молодая и амбициозная (по их мнению).

   Мы возвращаемся обратно в директорский кабинет.

   — Что, боишься? — Влад опирается бедром на краешек стола. — Такие тетки и покусать могут. Неопытной девушке опасно находиться в коллективе сильных женщин.

   Ах, на слабо взять решил?!

   — Не боюсь.

   — Пойдешь ко мне работать?

   Пауза.

   Сердце отстукивает удар за ударом. А у него так соблазнительно вздута вена на шее, что хочется коснуться её пальцами.

   — Пойду.

   Твердо. Решительно. Не давая себе возможности передумать.

   Мне нравится это место. Нравятся истории Давыдова и его деловая хватка. Даже нравится закостеневшая бухгалтерия, из которой нужно вычесать вши.

   — Тогда закрой дверь на замок, — нехорошо ухмыляется Влад. — Будем подписывать договор.

   Я оглядываюсь на дверь, но не спешу исполнить указание. Сердце начинает отчаянно трепыхаться, и во рту пересыхает. Мне хватает полуфразы, чтобы додумать, домыслить, представить… и отшатнуться, боясь собственных желаний.

   Потому что, Маша, мечтать о бывшем муже — табу. Фу-фу-фу. Нельзя. Во всех умных книгах по психологии пишут: «Никогда, ни при каких условиях, не вздумайте возвращаться к бывшему; даже на секунду, даже на полшишечки».

   Я верю умным книгам, поэтому сглатываю и сажусь на стул, оставив дверь приоткрытой.

   — А в серьезной компании не хотят для начала запросить мои документы? — добавляю голосу яду. — Или, например, дождаться моего увольнения с прошлого места работы? Ах да. В серьезных компаниях трудовой договор подписывает непосредственно руководитель? А как же кадровая служба, м-м-м, господин Давыдов? Или у вас нет кадровика? Всем занят бедный генеральный директор?

   Влад нависает надо мной мраморной статуей. Древнегреческий бог и дьявол-искуситель в одном флаконе.

   Пытаюсь вспомнить, а почему, собственно, мы расстались. Что за непримиримые разногласия между нами случились. Почему-то память меня подводит, зато его запах, пьянящий, дурманный, терзает ноздри.

   — Ваша правда, Мария Олеговна, — соглашается Влад нехотя. — Не переживай, я тебя дождусь.

   И звучит это ну очень неоднозначно. Не будь наше решение о разводе обоюдным, я бы начала фантазировать о том, как мы вновь сойдемся… прямо здесь… сейчас… смахнем со стола важные бумаги, целуясь, не находя опоры…

   Но нет. Давыдов возвращается за стол, и мы недолго обсуждаем рабочие нюансы. Я ради принципа допиваю гадкий чай и выхожу из директорского кабинета в растрепанных чувствах.

   — Кстати, — уже на пороге вспоминаю я. — Как Алиса?

   — Ложная тревога, — пожимает плечами Влад. — Три отрицательных теста из трех.

   — Понятно, — задумчиво киваю.

   Кажется, Давыдов не очень-то рад тому, что сестру пронесло. Он сводит скулы как всегда, когда нервничает или злится. Или наоборот, отсутствию беременности он рад, а вот наличию у нее кавалера — не очень?

   Я помню Алису совсем маленькой, пятнадцатилетней девчонкой, которая липла к старшему брату и запрещала ему общаться со мной. Мне нравилась её непосредственность, но представить Алису взрослой и почти беременной у меня не получилось.

   Давыдов больше ничего не говорит.

   — До свидания, Владислав Евгеньевич, — прощаюсь, захлопнув дверь.

   Секретарша провожает меня отсутствующим взглядом.

   Всё-таки Влад Давыдов — поразительный человек. Он не убеждал, не упрашивал, не надавливал. Я сама согласилась, даже не поколебавшись. По щелчку пальцев.

   Впрочем, будем честны: на предложенные деньги глупо не соглашаться. Отказаться от трехсот пятидесяти тысяч можно только в случае, если ты получаешь триста пятьдесят одну.

   А близость к генеральному…

   Что ж, будем бороться.

   С ним... или с собой...

***

Остаток дня проходит в попытках безболезненно уволиться. Я возвращаюсь на работу и долго не решаюсь подойти к начальнице. Она — дама с характером, тяжелая, слышащая только себя. Я заранее предвкушаю тяжелый разговор.

   Впрочем, разговор получился легкий. Только вот глупый — до беспредела.

   Я стучусь и, получив разрешение войти, молча кладу заявление на стол начальницы. Она, тоже типичный бухгалтер, укатанная в шаль (на дворе, к слову, июнь), берет его кончиками пальцем и брезгливо произносит:

   — Ну, нет, Маша, так дела не делают. Конец квартала, нам документы закрывать. Нельзя тебе уходить.

   И возвращает заявление мне как какую-то гадость. Как использованный подгузник или пожеванную жевательную резинку.

   — Так я же не об отпуске прошу. Я увольняюсь, — тычу пальцем в сакральную фразу. — По собственному желанию. С двухнедельной отработкой.

   — А я запрещаю тебе увольняться. Кто тебя заменит, ты подумала? Ирка пузатая ходит, Сашка в отпуске не была с того года. А ты — сразу увольняться? Тебе их не жалко вообще?

   Наверное, мне должно стать стыдно. Наверное, в любой другой ситуации я бы потупила взгляд и сказала: «Простите, больше так не буду». Но я вспоминаю Давыдова, самоуверенного, гордого, не идущего на уступки. Разве бы тот сдался? Разве одобрил бы мой страх перед начальницей, которая тупо давит авторитетом? Привыкла, что мы ходим рядом с ней на цыпочках.

   Хватит всего бояться. Пора становиться самостоятельной.

   — Не жалко. Мне ваше согласие и не требуется. Я вас в известность ставлю. Через две недели меня тут не будет.

   — Маша, да как ты смеешь...

   Но, не слушая возмущений, я несусь в отдел кадров, чтобы там зарегистрировали моё заявление. Бегу по коридору, а на душе расцветает поразительная легкость. Мне хочется смеяться.

   Давыдов бы похвалил меня!

   Стоп. Хватит. Он — твой будущий директор. Он — твой бывший муж. Он не должен тебя нахваливать. Более того, тебе не требуется его похвала. Ты взрослая самодостаточная женщина.

   Тогда зачем я набираю дрожащими пальцами смс?

   Всё. Я отдала заявление.

   Поздравляю. Буду ждать.

   Успокаиваю себя тем, что просто сообщила будущему боссу о своих намерениях. Но, на самом деле, чувствую, что проблема куда глубже.

   Мне просто хотелось написать Давыдову Владу.

ГЛАВА 4

Две недели пролетели незаметно. Я уволилась, забрала трудовую книжку, вдохнула свободы и внезапно осознала: всё, конец. Точнее — начало. Или всё-таки конец? Непонятно. Пути назад отрезаны, оглядываться бесполезно.

   Мы с Олей празднуем мою недолгую безработную жизнь — уволилась я в пятницу, а на работу выходить только в понедельник — кремовым тортиком. Оля — безумная сладкоежка, она знает лучшие кондитерские города и постоянно тащит какую-нибудь вкуснятину, в которой калорий столько же, как в пяти килограммах мяса.

   — Ну, за новые свершения! — Оля салютует мне кружкой, в которой болтается чайный пакетик. — Глядишь, и меня перетащишь к себе.

   — Сомневаюсь, что Давыдову требуется парикмахер-универсал, — хмыкаю я, но Олька не сдается.

   — Но-но. Вообще-то не парикмахер, а мастер по созданию образа. Нужно ему на деловую встречу? А я уже готовенькая, стою с ножницами и феном. В одном фартуке стою, между прочим.

   Зная предприимчивость подруги, я даже не смеюсь. Она пробивная и способная пойти по головам, готовая на любые поступки. В отличия от меня, местами мягкой, сговорчивой.

   Не представляю, как руководить целой службой?..

   Вдруг у меня не получится? Там же устоявшийся коллектив, а я — незнакомый человек.

   — Тяжело тебя отпустили? — спрашивает Олька, цепляя с тортика кусочек фигурного шоколада.

   — Ну, как сказать. Девчонки сказали, что давно пора выбираться из этого болота. А когда начальница произносила последнее слово, у нее сорвался голос, и она расплакалась. Было ощущение, что меня хоронят, и сейчас вынесут кутью. Какая-то трагичная обстановка, если честно.

   — Не люблю кутью, — морщится подруга. — Ладно, не парься. В понедельник приступать к новой должности, тебе не до переживаний. Готова?

   Пожимаю плечами. Как можно быть готовой? Я в новый магазин-то стараюсь без надобности не ходить, а тут впервые за восемь лет сменить работу. Как будто прилюдно оголиться. Выставить себя на всеобщее обозрение.

   — Кстати, а что Давыдов? Появился у него кто-нибудь?

   Я наблюдаю за тем, как подружка облизывает ложку, и чувствую, что к горлу подкатывает ком. Дело в том, что целых две недели я героически не вбивала в поисковик: «Владислав Давыдов девушки», чтобы не обжечься и не огорчиться.

   А вчера вбила…

   Зачем-то…

   На фото было какое-то мероприятие, и Давыдов прижимал к себе хрупкую брюнетку лет восемнадцати. У него секретарша старше. Брюнетка улыбалась, а он чуть склонился, шепча ей на ухо что-то непременно личное.

   Я даже заголовок читать не стала, просто нажала на крестик и закрыла жуткую интернет-страницу.

   На что надеялась? Непонятно. Не может у человека семь лет не быть женщины. Да и какой смысл расстраиваться, когда мне он давным-давно не принадлежит.

   Наверное, все разведенные девушки остаются немного собственниками. Мол, я этого мужика однажды заклеймила, он не должен никому принадлежать. Моё. Не отдам.

   Глупо, конечно.

   Но на губах сохранился его вкус, и ночами мне снятся долгие, глубокие поцелуи.

   — Вроде бы у него есть девушка, — пожимаю плечами.

   — Бли-ин, не успела. Я думала, чисто случайно встретить тебя после работы и… ну… столкнуться с Давыдовым. Ох, господин-директор, совсем вас не заметила.

   Она картинно хлопает ресницами, а я не спорю, только бултыхаю пакетик в чашке. Оля никогда не нравилась Владу. Моя институтская подруга вызывала в нем легкое раздражение. Он, конечно, общению нашему не препятствовал, но всегда отзывался о ней исключительно нейтрально. Знаете, как о мертвеце: либо хорошо, либо никак. Давыдов предпочитал второй вариант.

   А в итоге она единственная, кто остался со мной, кто помогал после развода прийти в себя, кто вытягивал из последующих неудачных отношений. Другие подружки отсеялись: одни вышли замуж, вторые нарожали детей, третьи умудрились преуспеть и там, и там.

   Я помню, как однажды, на чьем-то дне рождении, впервые ощутила себя лишней. Подруги обсуждали правильное детское питание . Хвастались заработками мужа, будто своими собственными. А у меня на тот момент никого не было. Только нелюбимая работа и кошка-Маруська.

   И одна из подружек, Рита Иванова, сказала с наигранной радостью:

   — У тебя тоже кто-нибудь появится. Только не отчаивайся. Может, тебе на сайте знакомств зарегистрироваться? Или запросы снизить?

   А девочки синхронно покивали, мол, отличная идея.

   И я внезапно осознала, что со мной общаются из жалости. Из жалости зовут в гости (ну а кому она нужна, унылая такая?), из жалости находят кавалеров (пусть гулящий и безработный, зато живой мужик), из жалости вешают лапшу на уши.

   Для них я грустная тридцатилетняя разведенка. Незамужняя и бездетная, а потому опасная. Ибо могу в любой момент поманить их бесценных мужей пальчиком. Мне же нечем заняться. Я же беспринципная.

   Короче говоря, пришлось от «друзей» отказаться.

   Олька не такая. С ней можно оставаться собой.

   — Кстати! — хлопает она в ладоши. — Ты ж сейчас как найдешь симпатичного парня, как выскочишь за него замуж! На новой работе это запросто делается. Глядишь, и мне кого-нибудь присмотришь. За новых мужиков!

   И мы чокаемся кружками с пакетированным чаем.

   За новых мужиков.

   Даже если душа требует старых.

***

Первый рабочий день проходит суетливо, заполошно. До обеда я заполняю всякие документы — договоры, соглашения, анкеты, — как будто устраиваюсь в ЦРУ. В одном из бесконечных бланков меня просят указать всех бывших и нынешних мужей, и я размашисто ставлю в графе прочерк.

   Незачем кому-то знать про Давыдова. Не было его в моей жизни. Ничего не знаю, я дама свободная, почти невинная.

   Мне показывают мой новый кабинет, небольшой, но уютный. На стене — лесной пейзаж. Стены выкрашены в нежно-желтый цвет. Через панорамное окно просматривается оживленная улица. Я усаживаюсь на кожаное кресло, выдыхаю и внезапно осознаю: я — главный бухгалтер.

   По-настоящему. Без шуток. В моей трудовой книжке так и написано: без шуток, главный бухгалтер.

   Мамочки!

   Так, не дрейфь, Маша. Ты справишься. А если нет, отработаешь месяц, получишь кучу денег и уволишься.

   — Каждый понедельник в десять утра у нас общее директорское совещание, — заглядывает в кабинет моя секретарша, Катенька. — Но Владислав Евгеньевич не хотел тревожить вас в день оформления, поэтому зовет к трем часам.

   Представьте, у меня есть собственная секретарша! Она хорошенькая, тоненькая, ответственная и постоянно хмурит брови, пытаясь впитать в себя вообще всю информацию. В её руках — исписанный блокнот, за ухом — черная ручка. С самого утра Катенька ходит за мной по пятам, помогая освоиться.

   — Спасибо, — улыбаюсь. — Позови ко мне девчонок, будем знакомиться.

   Она на меня так странно смотрит, будто я назвала «девчонками» стадо голодных медведей. Но опасливо кивает.

   Коллектив бухгалтерской службы состоит из пятнадцати разновозрастных женщин: от двадцати трех лет до бесконечности. Самая старшая, там самая Валентина Дмитриевна, даже не пытается изобразить приветливость. Она кутается в шерстяную кофту — напоминаю, на улице июнь! — и на все мои вопросы отвечает односложно, с плохо скрытой обидой. Остальные поприветливее, но чувствуется, что отношение ко мне напряженное.

   Конечно, приперлась тут какая-то краля, заняла кабинет с огромными окнами.

   Ладно, я сама так же отношусь к новым людям. Притремся.

   Я запрашиваю у «девочек» отчеты о работе, чтобы знать, кто чем занимается. А потом долго-долго копаюсь в папках, пытаясь понять, где и что находится. Короче говоря, совсем забываю, когда время подходит к трем часам.

   — Вы опаздываете!!! — Катенька забегает в кабинет в таком ужасе, будто я на собственные похороны припозднилась. — Владислав Евгеньевич не любит ждать!

   М-м-м, я в курсе. В нашу бытность я периодически забывалась и приезжала куда-нибудь на полчаса позже, а Влад обещал повесить мне на шею будильник. Он — пунктуальный человек, дорожащий каждой минутой своего времени.

   Ну, пусть знает, кого взял на работу. Люди не меняются. Я как была кулемой, так и осталась ею.

   Сегодня помощник руководителя не мешает войти, да я и не спрашиваю разрешения. Открываю дверь и натыкаюсь на Влада, который, по всей видимости, планировал выйти. Несколько секунд мы так и стоим, вжатые друг в друга. А затем он цапает меня за талию и закрывает кабинет… правильно, на замок.

   Исполнил-таки угрозу.

   — Хорошо, что ты пришла. Как раз собирался тебя искать. Нам нужно серьезно поговорить, — произносит мрачным тоном.

   — Что-то случилось? Ты меня увольняешь? Уже?

   Давыдов не улыбается, и мне становится не по себе.

   Ну и где я успела накосячить?!

   — Присаживайся, — Влад отходит в сторону, а я плюхаюсь на стул, отвожу прядь волос в сторону. — Как твое первое впечатление?

   — Ничего непонятно, но очень интересно, — нервно фыркаю, наблюдая за тем, как бывший муж ходит по кабинету, закусив щеку. — Я успела немного осмотреться. Даже толком в бумагах не разобралась, некогда было. Да что с тобой?

   — Я не хотел так сходу погружать тебя в свои проблемы, но если начистоту, то мне требовался человек не только из-за ухода главбуха. Ты же понимаешь, я не каждому плачу по триста пятьдесят тысяч. Но твой случай особенный, — Влад выдерживает паузу. — Я подозреваю, что кто-то проворачивает сомнительные схемы за моей спиной, но поймать этого человека не могу. Внешне всё чисто. Мы теряем огромные деньги, лишаемся поставщиков и клиентов, но у меня не получается зацепиться за детали. А сегодня мне сообщили, что ещё одни серьезные партнеры внезапно решили отказаться от контракта. Просто так. Без объяснения причин.

   Давыдов разражен, я ощущаю телом, как его энергетика бурлит, нагревается, заполняя собой пространство. Он умеет держать себя в руках и никогда не сорвется, но я считываю его эмоции как свои собственные. Каждый вдох. Каждое слово.

   Я помню его. Интуитивно. Внутренне. На уровне привязанности, какая бывает между близкими людьми.

   — А почему ты думаешь, что тут замешана бухгалтерия? — Задумчиво постукиваю пяткой по полу.

   — Я не думаю, я уверен, что проблема более глубокая, чем потеря контрагентов, и ты, как лицо стороннее, увидишь какие-нибудь странности. Ты — тот человек, который может залезть в любые бумаги, и его никто не заподозрит. А ещё ты очень наблюдательная и смотришь на ситуацию глубже, чем большинство людей, — Влад шумно выдыхает. — Кстати, ты забыла указать меня в анкете.

   — Не стоит благодарности.

   — Благодарности? Может быть, я опечален тем, как легко меня вычеркнули из жизни.

   Он подходит ко мне вплотную, встает за моей спиной, и тяжелая рука ложится на моё плечо. А я не знаю, что испытывать. Мне одновременно хорошо и так плохо, что хочется свернуться калачиком. Потому что его издевательства — а он неприкрыто издевается! — до сих пор могут меня ранить.

   Оказывается, я не перегорела.

   Не научилась быть сильной.

   Семь чертовых лет прошло, а мои щеки всё ещё вспыхивают, стоит Владу оказаться рядом!

   — Мы договаривались — никаких поползновений, — чеканю слова, дернувшись. — Если тебе нужна моя помощь, держи себя в руках. Я не одна из твоих баб, чтобы ты мог меня лапать.

   Он недоуменно поднимает бровь, но никак не комментирует столь ценное замечание.

   — Мне нужен доступ ко всем базам, — продолжаю уже спокойным тоном. — А ещё… Давыдов, с чего ты взял, что я до чего-то докопаюсь? Перед тобой бухгалтер, а не частный детектив.

   — Маша, не спорь. Ты — единственный человек, которому я могу довериться, — Влад даже не язвит; он серьезен в своих словах. — Слушай, почему ты до сих пор не вышла замуж?

   Не вопрос — удар под дых. Бум, и я образно лежу, нокаутированная по самые уши.

   Вообще-то у женщин слегка за тридцать неприлично спрашивать такие вещи.

   Почему-почему…

   — Потому что после замужества с одним товарищем у меня дикая аллергия на брак, — язвлю и поднимаюсь со стула. — Напоминаю: мне нужен доступ ко всем базам. Ах да, будут ещё какие-то указания? Босс?

   — Нет, — качает головой Влад, и взгляд его сосредоточен, как будто мужчина что-то усиленно просчитывает внутри себя. — Рабочие вопросы обсудим завтра. Спасибо.

   Я не отвечаю.

   «Почему ты до сих пор не вышла замуж?»

   Потому что в сравнении с Владом Давыдовым последующие парни проигрывали по всем параметрам. Потому что я на долгие семь лет погрузилась в анабиоз и толком никого к себе не подпускала.

   Потому что я всё ещё неравнодушна к нему.

   Кажется.

ГЛАВА 5

Итоговая бухгалтерская отчетность чиста, не подкопаешься. Но вот промежуточные данные, из которых строятся расчеты, находятся в таком хаосе, что у меня волосы шевелятся, когда я лазаю по компьютеру. Куча папок, внутри по двадцать версий файлов, причем некоторые названы так, что шпион не разберется: «важажа», «ыовоа», «какой-то важный документ 14».

   Моя бывшая начальница убила бы за такое отношение к бумагам. Она ежедневно проверяла все наши папки и устраивала выволочку, если находила что-то не то. Меня это, конечно, бесило, но благодаря её педантичности я и сама стала относиться к документам строго.

   А тут… матушки…

   — Катюш, тебе кто-нибудь передавал план работ? Мне на почту только четверо отправили, — я заглядываю в приемную к секретарю, и Катенька качает головой.

   — Отдавали Наташа и Люба. Поторопить остальных?

   — Да, спасибо.

   Мне, конечно, не хочется быть строгим руководителем и первый день начинать с претензий, но что сложного в том, чтобы представить отчет о своих же обязанностях?

   Я же никого не знаю и хотя бы примерно должна понимать область деятельности.

   Но Катенька возвращается понурая и говорит:

   — Я не жалуюсь, если что, но девочки сказали, что им некогда.

   Я даже представила, каким конкретно тоном — желчным, язвительным — они это сказали. Мол, если новая начальница хочет, пусть сама и узнает.

   Ладно, мы не гордые.

   Я захожу в бухгалтерию и обращаю свой взор на Валентину Дмитриевну, которая прихлебывает кофеек, пялясь в экран телефона.

   Да уж, сразу видно: по горло в задачах. Не продохнуть.

   — Кхм-кхм. Не хотела бы отвлекать вас, — оглядываю кабинет, — но мне очень нужны отчеты. Потратьте, пожалуйста, пять минут времени на их заполнение…

   — Вообще-то у нас есть другая работа, — скрещивает руки на необъятной груди Валентина Дмитриевна, радостно вступив в бой. — Если мы будем выдумывать отчеты, когда заниматься основной деятельностью?

   — Как мы опишем всё, что выполняем? Я целый день что-то делаю! Что я напишу? Сорок минут проверяла акты за другие службы, потому что они все раззявы?! — истерично поддакивает ей рыжеволосая женщина из угла кабинета.

   Видимо, у них тандем.

   Я вздыхаю:

   — Хорошо, не надо ничего писать. Давайте поговорим прямо сейчас. Валентина Дмитриевна, начнем с вас?

   — Я — заместитель главного бухгалтера, у меня море заданий. Непочатый край! Вон, кофе допить не успеваю. — Она обводит руками заваленный бумажками стол. — Вообще-то я выполняю все распоряжения руководства. Это для начала.

   — Хорошо, допустим, сегодня я не давала вам никаких распоряжений. Чем вы занимались?

   Женщина начинает багроветь: от подбородка до самых очков. В кабинете становится очень-очень тихо. По-моему, сейчас рванет.

   Я невольно сглатываю и думаю, как бы отшутиться, но потом вспоминаю о новой должности и о том, что надо быть сильной женщиной, а не тряпкой.

   Соберись, Маша.

   — Вы намекаете, что я бездельничаю?!

   — Нет, я хочу узнать, чем конкретно вы занимались.

   — Это вопиюще… Марина никогда не задавала мне таких оскорбительных вопросов… ладно, если вы так хотите знать…

   Ну а дальше она пытается родить задачи, которых в глаза не видела — чтобы я не догадалась, что заместитель главного бухгалтера целыми днями смотрит видео про котиков или гоняет чаи.

   Стоит ли говорить, что беседа занимает целый час, потому что Валентина Дмитриевна со своей подружкой саботируют процесс, тяжело вздыхают, сопят и тянутся к тонометрам, ибо у них подскочило давление от "постыдных допросов"?

   Но, в целом, картина не плачевная. Я начинаю понимать, за кем и что закреплено. Знакомлюсь с людьми. Киваю, улыбаюсь. С этим можно жить. С бездельницами разберемся позже.

   Интересно, почему их не погнала бывшая начальница?

   ...Я задерживаюсь на работе допоздна. Катенька уже убежала и даже вырубила в приемной свет, а я сижу, уставившись в монитор, и пытаюсь собрать мысли в кучку. Тяжело. Непривычно. Всё новое, незнакомое, сложное. А спросить некого — иначе посчитают недалекой. Дверь приоткрывается, и внутрь заглядывает Давыдов. Видимо, он уже уходил, потому что в руках у него ключи, на голове — солнцезащитные очки, которые плохо гармонируют с костюмом от какого-то известного бренда. Не знаю, какого именно. Но его известность чувствуется за версту.

   Машинально смотрю в окно. Алое закатное солнце слепит глаза.

   Согласна, очки не будут лишними.

   — В службе безопасности сказали, что ты осталась жить в офисе, — хмыкает Влад. — Уютненько у тебя тут, почти по-домашнему. Чем занята?

   — Пытаюсь разобраться в бумагах.

   Он стоит на пороге, поигрывая связкой ключей, как будто элитный завхоз.

   — Хватит работать. До завтра ответственная миссия подождет. Подвезти тебя?

   — Нет, спасибо, езжай. Я закажу такси.

   Стараюсь не поднимать на него взгляд, но чувствую пристальное внимание. Жгучее. Сканирующее насквозь. На такое способен только Владислав Давыдов.

   — Знаешь, мне тебя не хватало.

   Он говорит это с такой легкостью, словно рассказывает, что съел на завтрак. «Мюсли, стакан свежевыжатого сока, ах да, я по тебе скучал». Мне всё-таки приходится поднять голову, чтобы выпученными глазами посмотреть на этого возмутительного мужчину.

   Что он вообще несет?!

   — В смысле?..

   — Сложно объяснить. Но когда ты рядом, у меня лучше генерируются идеи. Поехали домой, Маш.

   Половина меня пытается сопротивляться, да только бесполезно. Пальцы уже кликают мышкой на кнопку «Завершение работы», и монитор гаснет.

   Поехали домой…

   Как когда-то давно, когда дом был общим, пусть небольшим, но нашим.

   Мы спускаемся в подземный паркинг, полупустой, не считая нескольких дорогих, представительских тачек. Думаю, каждое такое авто стоит больше, чем моя квартира и обе почки (тоже мои).

   — А вдруг нас увидит кто-то вдвоем? — спрашиваю с опаской. — Пойдут нехорошие сплетни.

   — Ты же сама знаешь, что мне плевать, — меланхолично отвечает Давыдов, распахивая передо мной дверь, и добавляет мурлыкающе: — Маш, рванем в ресторан? Отпразднуем первый рабочий день.

   — Я не хочу с тобой в ресторан, — пресекаю сомнительные попытки на корню.

   — Тогда поехали ко мне, — не отчаивается мой босс, а по совместительству бывший муж.

   Которого, по всей видимости, плохо лупили в детстве.

   Во мне закипает праведное негодование. Наверное, со стороны я похожа на Валентину Дмитриевну, потому что точно так же скрещиваю руки на груди (к сожалению, объятной) и точно так же пунцовею.

   — Ты спятил?!

   Кого-то сейчас будут бить. Усиленно. Всеми подручными средствами.

   Но Давыдов громко фыркает, и я понимаю, что его слова — лишь очередная попытка раздраконить меня. Вывести на эмоции. Довести до ручки и посмотреть на то, как я разрываюсь атомной бомбой.

   — Сергеенко, ты ведешься точно так же, как раньше!

   — А ты бесишь даже сильнее, чем раньше, — ворчу, отвернувшись к окну.

   Можно, конечно, изобразить возмущение, выбежать из машины и вызвать-таки такси, но, во-первых, двери предусмотрительно заблокированы, а во-вторых, какой в этом смысл? Ну, проявлю свой дурной характер. Останусь на улице. Докажу Давыдову: тот не зря развелся с истеричной бабой.

   Нет уж, пусть везет, раз обещал.

   — Нам нужно установить границы, — добавляю усталым тоном тридцатилетней зануды. — Влад, я так не смогу. Может быть, для тебя ничего не изменилось, но мне неприятны твои шуточки. Мы взрослые люди, у нас обоих есть личная жизнь. Хотя бы из уважения к нашим партнерам — не приставай ко мне.

   Нагло вру, ибо наши партнеры — это бесконечные девушки Давыдова и полное отсутствие мужчин у меня.

   Сходить на свидание, что ли?

   Правильно Олька говорит: развеяться, найти какого-нибудь симпатичного парня и уйти в любовный загул. Не колупать давно затянувшуюся рану под названием «Влад Давыдов», а увлечься кем-нибудь свеженьким.

   — Понял. — Влад даже не смотрит в мою сторону, он полностью увлечен вечерним шоссе. — Извини, не думал, что тебе неприятно.

   — Угу.

   — Так значит, у тебя есть бойфренд? — задает очередной провокационный вопрос. — Или как это называется у взрослых девушек? Жених? Любовник?

   — Да, да, да, — важно соглашаюсь. — У меня есть бойфренд, жених и любовник. Всё это разные люди, конечно же.

   — Моё уважение, — он хмыкает, сильно крутанув руль, и мы змейкой лавируем среди машин.

   — А у тебя? Пассия, невеста, любовница?

   — Нет, нет, нет.

   — Прям совсем-таки нет?

   Меня подмывает напомнить про интернет-новости, где мелькала его довольная физиономия рядом с другой не менее довольной физиономией женского пола.

   Впрочем, что мешало им расстаться?

   Или Влад Давыдов — тот мужчина, который всегда якобы свободен. Будь у него три девушки одновременно, четвертой он скажет: «Эх, я совсем один, кто бы обогрел меня и накормил борщом».

   Что я вообще знаю про бывшего мужа? В кого он превратился после нашего развода?

   — Прям совсем, — не особо печалится Влад, вжимая в пол педаль газа, и мы рвемся вперед, обогнав какое-то заниженное авто, дымящее из выхлопной трубы как паровоз. — Знаешь ли, мой график работы не позволяет ходить на свидания.

   — Ищи девушек прямо в офисе.

   — Нет уж, заводить отношения на работе — это потерять всех грамотных специалистов, когда мы расстанемся, а они с горя уволятся. Я вообще не понимаю, как мы с тобой умудрились сойтись? — оборачивается и вдумчиво изучает мой профиль. — Я же всегда был помешан на работе. Не помню ни одного дня, когда бы вовремя вернулся домой. Как ты меня терпела?

   — Я тебя не терпела, — пожимаю плечами. — Я тебя ждала.

   От этих слов становится очень больно.

   Потому что впервые они произнесены вслух.

   ...Мы познакомились на чьем-то дне рождении, куда с трудом затащили Давыдова. Мне с первого взгляда жутко понравился сосредоточенный красавчик. Он отличался от парней-однокурсников. У него была цель, он пробовал себя в бизнесе. Не кичился телефонами или тачками, как сверстники. Он сделал первый шаг: нашел меня в социальной сети. Я сделала все последующие: намекнула на свидание (просто погуляем, ничего такого), уговорила съехаться (так будет удобнее, не придется кататься друг к другу), предложила пожениться (у нас всё равно общий бюджет, что нас останавливает?)

   Сейчас я понимала, что поступала эгоистично и глупо. Эти отношения были нужны мне самой. Я втянула в них человека, незаинтересованного, который просто соглашался, чтобы от него отвязались. Давыдов инициативу особо не проявлял. Конечно же, его никто не заставлял. Я ему нравилась, возможно, он даже любил меня. По-своему. Но работу он любил сильнее.

   Последний шаг тоже сделала я.

   — Давай разведемся? — спросила тем ранним утром, когда проснулась в пустой кровати и обнаружила Давыдова за ноутбуком.

   Он по обыкновению работал. А я внезапно поняла, что больше так не могу. Мне надоело ждать. Надоело придумывать оправдания. Надоело ужинать в одиночестве и в компании друзей всегда находиться одной. Меня спрашивали:

   — А где Владик?

   А я отвечала с непроницаемым лицом:

   — Ой, у него важное дело. Он очень расстроился, что не смог прийти.

   На самом деле, Давыдов не был расстроен — он даже не знал про очередную встречу. В какой-то момент я перестала его спрашивать, потому что ответ был неизменным: «Извини, заяц, но мне некогда».

   — Разведемся? — Влад уставился на меня красными от вечного недосыпа глазами, что-то обдумывал всего секунду и заключил: — Давай.

   Вот так просто. Наш брак закончился так же легко, как и начался. Мы подали заявление и разошлись без каких-либо претензий. Ни скандалов, ни попыток вновь сойтись, ни дележа имущества. Разве что кошку я забрала. Из вредности и дурного характера.

   — Я раньше не задумывался, что ты всегда тянула наши отношения, — произносит он сейчас. — Только после развода понял, сколько всего ты сделала для нас. Наверное, я был полным козлом.

   — Не-а, ты был увлечен работой. Всё нормально. Не переживай.

   Мы уже подъезжаем к моему дому, и эта мысль успокаивает. Мне не нравится возвращаться в прошлое. Тонуть в нем, захлебываясь. Вспоминать свои позорные слезы и часы ожидания, когда я ещё верила: всё наладится, он скоро приедет, а летом мы обязательно съездим в отпуск.

   Прошло так много лет, а у меня до сих пор незалеченная травма. Если мой новый парень опаздывает на свидание или задерживается на работе, я начинаю сходить с ума. Я кручу в голове ненормальную мысль: «Я ему не нужна… всё повторится… ему плевать на меня…»

   Поэтому хорошо, что мы замираем возле моего подъезда, и нет необходимости продолжать разговор. Осталось только выйти и…

   — Знаешь, я не хотел разводиться и до сих пор жалею об этом, — глухо произносит Влад, когда я собираюсь вылезти наружу. — Но всегда понимал, что для тебя так будет лучше. Тебе нужен нормальный муж, а не теоретический. Который вроде бы есть, а вроде бы постоянно где-то шляется.

   ЧТО?!

   Не хотел разводиться?!

   То есть я не спала ночами, прокручивая в голове его спокойное «давай», а он до сих пор жалеет о чем-то?! Через семь лет?!

   Да он смеется...

   Я не смотрю на Давыдова, потому что понимаю: не смогу удержать себя в руках. Мне требуется собрать в кулак всю силу воли, чтобы ответить сухим, лишенным эмоций голосом:

   — Да, так было лучше для нас обоих. Увидимся завтра, — и вылезти из автомобиля, не хлопнув дверью, а осторожно закрыв её.

   Я даже умудряюсь дойти до подъезда без единой запинки. Собранная, прямая, сосредоточенная. Девушка, которую не могут ранить слова бывшего мужа.

   Но, едва я ступаю на первую ступеньку лестницы, начинаю реветь. И рыдаю бесконечно, не сдерживаясь, до самого четвертого этажа.

ГЛАВА 6

Заплаканное существо в зеркале хочется придушить на месте. Опухшая, глазки-щелочки, волосы всклочены. Как в таком виде идти на новую работу и смотреть в глаза боссу, который до сих пор способен довести тебя до истерики?

   Я прорыдала всю ночь напролет. Сначала ещё пыталась успокоиться, но потом поняла — бесполезно. Проще выплакаться и навсегда отпустить ситуацию.

   Зачем он так поступает со мной? Ранит наотмашь, бьет в самое сердце.

   Неужели не понимает, что через семь лет после развода нельзя говорить такие вещи?

   И что значит «до сих пор жалею»? Он всех девушек сравнивает со мной? Или думает, что было бы неплохо начать сначала? Или попросту испытывает муки совести за то, как разошелся с первой женой? Мол, жалко её, болезную, совсем одна осталась.

   Мне не нужна его жалость.

   Мне хватило жалостливых «подруг» с их ободряющими речами: «Ничего, сейчас и в сорок лет рожают! Не думала для себя ребеночка завести?»

   От подруг я благополучно отказалась и, если понадобится, откажусь от Давыдова. Плевать на работу, на лакомую должность, на постыдную запись в трудовой книжке, если уволюсь через неделю после трудоустройства. Я не останусь с ним на одной территории, если он продолжит вторгаться в мое личное пространство.

   Отныне — исключительно рабочие отношения.

   Ни единого стороннего слова.

   Ни единого взгляда.

   Он — мой руководитель, а я — его подчиненная.

   Что может быть проще?

   Всё утро Катенька посматривает на меня с опасением и каждые пять минут предлагает заварить кофе. Наверное, ей кажется, что у начальника была бурная ночь, а потому и вид соответствующий — помятый и плачевный.

   Но есть и хорошая новость: злость, перемешанная с застарелой обидой, помогают мне в работе. Сегодня я изучаю документы не рассеянно, а с хваткой настоящего аудитора. Тут неточность в подсчетах, тут недочет, тут не прослеживается связь. А тут, ужас какой, орфографическая ошибка!

   — Попросите снабженцев переделать письмо, — отдаю исчерканный ручкой лист Катеньке, и та с уважением (или страхом?) смотрит на меня.

   Раньше я не задумалась, во скольких документах требуется подпись главного бухгалтера. Оказывается, их носят пачками! Все службы! По пять раз на дню!

   — Прошлый руководитель накапливала документы до обеда, а подписывала после двух часов дня, — подсказывает Катенька, наблюдая за тем, как я закапываюсь в письмах.

   — Прошлый руководитель была мудрой женщиной, пожалуй, последую её опыту, — радостно соглашаюсь я и откладываю бумаги подальше. — Что ещё обычно на повестке дня?

   — Совещания, — Катенька вздыхает. — Сплошные совещания, если честно. Мы иногда Марину Игоревну днями не видели. А ещё…

   В этот момент дверь распахивается, и на пороге застывает мужчина. Ну, очень интересный мужчина. Олька бы сказала: «вкусненький». Под два метра ростом, аристократичный блондин с правильными чертами лица. Такой тип мужчин, которые, даже одетые в строгий костюм, вызывают неприличные фантазии.

   — Здравствуйте, Дмитрий Иванович, — вспыхивает до корней волос Катенька и спешно убегает из кабинета.

   Э-э, предательница. Оставила меня один на один с человеком, источающим чистые, незамутнённые флюиды. Мне кажется, или в кабинете стало жарко?

   — Добрый день. Мария Олеговна, главный бухгалтер, — поднимаюсь я, а мужчина качает головой.

   — Зачем так официально? Дима, директор экономического сектора. Мы с вами часто будем видеться, как-никак смежные службы. Вот, решил представиться лично.

   Он присаживается напротив меня и широко улыбается, обнажив белоснежные зубы. Как Чеширский кот. Я тоже улыбаюсь (как опухшая ведьма). На его запястье — дорогущие часы, на безымянном пальце левой руки — перстень в виде гайки.

   — Приятно познакомиться. Вы по какому-то рабочему вопросу?

   — Нет-нет, просто показаться. Как я могу приставать к человеку с рабочей чепухой на второй день?

   Его губы вновь расплываются в теплой улыбке, а я мысленно гадаю, скольких девушек этот «Дима» успел охмурить? Понимаю реакцию Катеньки, которая ужом выскочила из кабинета. Мне самой хочется покраснеть и похлопать ресничками.

   Хочется, но я сдерживаюсь.

   Не по статусу.

   — Как вы, осваиваетесь?

   — Да, понемногу…

   — Если что, обращайтесь по любому вопросу. Всегда подскажу. — Он вытягивает визитку и кладет на стол, указав пальцем на нижний номер телефона: — Это личный, звоните и днем, и ночью.

   Вау!

   Этот важный, большой директор непрозрачно намекает мне… на что, интересно? Мои фантазии скачут галопом.

   А потом я вспоминаю, что вообще-то основатель компании, генеральный директор, первое во всех отношениях лицо — мой бывший муж. Что на порядок выше какого-то там Димы.

   И это лицо, мать его за ногу, до сих пор жалеет о разводе.

   Баран он, а не лицо.

   Меня опять начинает давить злость, и я, как крайне нелогичная девушка, решаю этой своей злостью напитаться. А потому беру визитку и кокетливо отвечаю:

   — С удовольствием воспользуюсь вашим предложением... при необходимости.

   Сергеенко! Маша, что же ты творишь! А главное — ради чего?! Кому от твоей мстительной дурости будет лучше? Кого ты собираешься обидеть, заигрывая с незнакомым мужиком?

   Но дело сделано, обратного пути нет. Не верну же я визитку со словами: «Ой, что-то передумала, вообще-то я не такая. Простите меня, дяденька. Тупанула».

   — Мария Олеговна, — Катенька просовывает в дверной проем один только нос, — я не хотела бы вас отвлекать, но Владислав Евгеньевич вызывает. Срочно.

   А не пойти бы Владиславу Евгеньевичу…

   Я так тщательно планирую маршрут, по которому конкретно стоит отправиться моему боссу-бывшему, что ненадолго зависаю.

   — Ладно, не буду вас отвлекать. Ещё встретимся, — третья обворожительная улыбка от Дмитрия как-его-там-совсем-забыла-отчество.

   Мы вместе выходим из кабинета, но расходимся по разным концам коридора. Дима подмигивает мне напоследок, а я вновь наивно хлопаю ресницами. Исключительно из необходимости как-то отреагировать.

   — Вызывали? — бурчу, ворвавшись в кабинет Давыдова.

   Кстати, его цербер-секретарша пыталась что-то вякнуть про «директор очень занят, подойдите позже», но я решила, что мне глубоко начхать на чью-то занятость. Я пришла. Получите-распишитесь.

   Кажется, всё-таки стоило подождать…

   Потому что Влад обнаруживается сидящим на кожаном диванчике, а в его крепких объятиях рыдает та самая брюнетка с фотографии. Сцена максимально интимная. Я тут лишняя. Мне физически некомфортно находиться с ними в одном помещении.

   Брюнетка смотрит на меня с неодобрением, и я не придумываю ничего лучше, чем позорно выйти, хлопнув дверью.

   — Я же говорила. Надо было дождаться разрешения, а не лезть напролом, — доносится вслед ленивое секретарское, но у меня нет желания реагировать на её пассивную агрессию.

   Перед моими глазами заледеневает сцена: Давыдов и девушка, которая так хорошо смотрится в его руках.

   Как влитая.

***

Так, собраться. Привести себя в чувство. Навесить безразличное выражение. Вдох-выдох. Какая тебе разница, кого зажимает Давыдов в своем кабинете? Хоть целый отряд моделей — тебя это волновать не должно.

   Но меня задело не наличие брюнетки. Меня задело то, как правильно они выглядели вместе. Идеально. Безукоризненно.

   Наверное, нечто похожее испытывает преданная фанатка, когда впервые видит своего кумира с невестой. Она вроде бы всегда понимала: им не быть вместе — но реальность происходящего ломает её розовые очки. Разбивает вдребезги.

   Вот и я поклялась отстраниться от Влада Давыдова, но почему-то не смогла выдержать даже секунды наедине с его настоящим.

   Мне всё ещё больно находиться с ним рядом.

   Особенно — после его ненатуральных вздохов и сожалений.

   Но как же тупо это выглядело со стороны! Я убежала как оскорбленная девица, которая застала жениха в пикантной ситуации. А ведь ничего пикантного не было! Ну, обнимаются они. Ну, рыдает на его широкой груди.

   М-да. Пора сесть на успокоительные таблетки. В последние дни моё настроение скачет, как будто в припадке ПМС.

   Звонок городского телефона отвлекает меня от самобичевания.

   — Ты можешь возвращаться, — говорит Влад. — Мы закончили.

   — Спасибо за разрешение.

   Я вешаю трубку и думаю: идти или переждать, а то вдруг ему отдышаться надо, привести себя в порядок, рубашку застегнуть опять же?

   Ой, всё. Хватит заниматься беготней за собственными тараканами. Встала и пошла.

   Я захожу и…

   Девушка никуда не исчезла. Она всё так же сидит на диванчике и вытирает бумажным платочком глаза. Давыдов переместился в своё кресло. На его рубашке — следы недавних слез.

   М-м-м, может, мне ещё раз выйти?

   — Стоять! — читает мои мысли Давыдов. — На всякий случай представлю вас. Вдруг запамятовали. Маша, моя бывшая жена, — ухмыляется Влад (да как он смеет, почему сразу вывалил наше прошлое как грязное белье?!) — Алиса, моя бедовая младшая сестра.

   Что…

   Я застываю на месте и тупо пялюсь на девушку, в которой только сейчас начинаю узнавать знакомые черты. Мамочки, как же она изменилась. Из нескладного подростка превратилась в настоящую красавицу. Волосы перекрасила, сменила стиль одежды, начала ярко краситься. Кажется, даже губы накачала, потому что у неё были тоненькие-тоненькие. А ещё заметно похудела. Прежняя Алиска любила чипсы и налегала на газировку, а в нынешней килограмм сорок живого веса.

   Другой человек. Ей не дашь её реальных лет. Юная девочка, вчерашняя школьница. А она…

   Совсем взрослая, надо же.

   Вот так позор.

   Маша, блин!

   — Привет! — машет мне Алиса платочком. — Я тебя, блин, вообще не узнала!

   — Я тебя тоже…

   — Меня парень кинул, прикинь? — бесхитростно вываливает она.

   — Опять, — вздыхает Влад. — В пятый раз за месяц.

   — Отстань, тебе не понять, — она вновь начинает всхлипывать. — Ты — бездушный чурбан. Деньги-деньги-деньги, вот что тебя волнует! Я права, Маш?

   Я хмыкаю. Алиса живет эмоциями. У нее всегда их было много, самых разных и непредсказуемых. Правда, раньше мы особо не ладили: Давыдова-младшая считала меня злой-нехорошей разлучницей, из-за которой её ненаглядный брат почти не бывает дома. Как оказалось, разлучница — его работа, а я так, на подхвате.

   — Вообще-то я рациональный.

   — Ты унылый! От тебя даже жена сбежала неспроста… — продолжает она и вдруг ойкает, как будто сказанула лишнего.

   — Ну, я не сбежала. Мы развелись по обоюдному согласию.

   Я тоже сажусь, закидываю ногу на ногу. Наблюдать за парочкой Давыдов-Давыдова внезапно весело. Они различаются во всем. Даже темпераментом не похожи друг на друга. Неудивительно, что я всерьез посчитала её очередной пассией — не могут два таких разных человека быть братом и сестрой.

   — Ну да, ну да, — быстренько соглашается Алиса. — А пойдем куда-нибудь вечером? А? Сто лет тебя не видела! Расскажешь мне всё!

   Если честно, не представляю, о чем ей рассказывать. Мы же и не общались никогда толком, чтобы я могла поделиться чем-то кардинально новым. Ну, работу сменила. Ах да, Алиса уже в курсе.

   — Этого не возьмем, — добавляет она гаденько.

   — А пойдем! — соглашаюсь я, подумав о том, что будет любопытно посмотреть на повзрослевшую Давыдову.

   — Я вам не мешаю? — откашливается Влад и подозрительно смотрит на меня. — Я тебя с важным делом вызвал, а тут эта пришла… мелочь пузатая.

   — Сам такой, старикан!

   — Что за дело? — вклиниваюсь, пока они не подрались.

   — Глянешь файлик? — Он протягивает мне флэшку. — Только не на рабочем компьютере, он просматривается службой безопасности. Если я попрошу их не следить за тобой, будет очень подозрительно. В общем, держи. Вдруг там есть что-нибудь интересное? Её передали час назад, думал, сразу отдать тебе. А то мне не сидится спокойно, пока она у меня.

   Если честно, звучит… натянуто. Ну, то есть это супер важное дело, которое не требовало отлагательств? Волнение из-за того, у кого конкретно валяется эта флэш-карта?

   Я, конечно, с удовольствием побуду её хранителем, но что-то не вяжется. Ладно, мне плевать. Между нами исключительно работа, и я буду работать… а не как обычно.

   — Могу идти?

   Влад кивает.

   — Дай свой номер телефона! — вскрикивает Алиска. — Я напишу тебе адрес. Знаю шикарное местечко. Тебе понравится! Сегодня в семь, забились, да?

   — Ага…

   — Маш, — окликает меня Давыдов. — У тебя всё хорошо?

   Просто прекрасно.

   Наверное.

***

«Шикарное местечко» оказывается каким-то кафе здорового питания. Не клубом, не баром и даже не рестораном. Нет. Тут готовят тринадцать видом смузи, а меню такое полезное и вегетарианское, будто владельцы ограбили плантацию базилика.

   Я ожидала чего-то другого. Громкой музыки, взрывных битов, танцующих людей, а тут… скука смертная.

   — Классно, да? — Алиска отпивает глоток огуречного коктейля (разумеется, очень полезного) и довольно жмурится. — Мне так нравится, что в наши края пришли нормальные заведения. Попробуй цитрусовый крем-суп из тыквы. Объедение!

   Я не планировала закончить вечер цитрусовым крем-супом (почему-то из тыквы), но не спорю. Передо мной уже стоит стакан какой-то желтой гадости, в которой плавают ошметки облепихи. Я ощущаю себя безнадежно старой, потому что кафе набито до отказа (Алиса с трудом забронировала столик), и молодежь выглядят счастливой.

   М-да, меня бы в двадцать лет меньше всего радовала возможность поесть травы.

   Зато понятно, почему сестра Давыдова такая худющая.

   — Ты учишься? Работаешь? — спрашиваю Алису.

   — Учусь. Перед тобой будущий дизайнер интерьеров. Братец сказал, надо получать высшее образование, — она морщится. — Я хотела уехать на какой-нибудь остров, чтобы углубленно изучать буддизм, а он сказал: только после того, как принесу ему корочку. Зануда, скажи?

   Ну, судя по тому, что поездку Алиске оплатит Давыдов-старший — его сложно осудить.

   — Он заботится о тебе.

   — Он ни о ком не заботится, он черствый и скучный тридцатитрехлетний дед, — ворчит она и машет рукой. — Ой, ладно. Не будем про моего брата. Расскажи о себе. Замужем, дети есть?

   — Увы. Только кошка. Помнишь её, Маруська?

   — Она ещё жива?! — неподдельно изумляется Алиса. — Класс! Я как-нибудь зайду посмотреть на этого доисторического монстра. Ну, ты ж не в напряге, что не замужем, да? Или тема запретная? Мало ли. У меня подружка рыдать начинает, когда я говорю про свадьбу. Ей парень уже пять лет не может предложение сделать.

   — Не-а. Всё нормально. А у тебя что с парнем?

   Она грустно колупает кусочек лепешки (уверена, исключительно полезной и лишенной всего вкусного), размалывая её в труху.

   — Да так… он хороший и любит меня. Просто у него жена есть как бы.

   — Э-э-э. Настоящая? Или бывшая?

   — Настоящая, они только-только поженились, — она тупит взгляд и продолжает: — Не, ты не подумай. Он меня любит, но вынужден быть с ней. Она беременная просто.

   Мне приходится изобразить максимально собранное выражение лица и не хлопнуть себя по лбу ладонью.

   Нормально, да? Спит с одной, а рожает от него вторая?

   — Аль, послушай. Я тетка дряхлая, но обычно, когда мужик говорит, что вынужден быть с женой, его никто не вынуждает. Ребенка же они как-то завели? Или его заставили? Насильно к кровати привязали?

   — Да всё я понимаю, но… не могу… он хороший… — повторяет опять, будто его «хорошесть» может перекрыть брак с другой женщиной.

   В общем, чуть позже я узнаю, что Алиса вступила в странный любовный треугольник. Он, она и его нынешняя супруга. Они с Максом — так зовут несчастного женатика — встречаются уже два года. Наплывами. То сходятся, то расстаются. В один из разрывов он успел жениться. Но, разумеется, без любви. Исключительно из необходимости. А недавно супруги, между которыми "ничего толком нет", умудрились сотворить чудо и забеременеть (судя по всему, непорочно). Чему Максимка искренне удивился.

   Как же так...

   Он же практически ни-ни...

   Такой, знаете ли, страдалец из классической литературы. Его заставили окольцевать себя, но сердцем он верен Алиске. Супружеский долг исполняет в слезах.

   — Ты меня прости, конечно, — крякаю, дослушав трагичную историю о вечной любви на троих, — но попахивает какой-то ерундой.

   — Ты говоришь прямо как Влад, — надувается девушка. — Наши отношения чуть глубже, их сложно описать в двух словах. Давай не будем обо мне?

   — Давай не будем.

   Я успеваю съесть цитрусовый суп — неплохо, но я бы добавила туда кусок мяса, — допить облепиховый лимонад и смириться с тем, что стейков в меню не ожидается.

   — А почему ты замуж не вышла? — спрашивает эта невозмутимая девушка.

   Совсем как старший братец. Мастера выбивать почву из-под ног. Даже вопросы задают похожие.

   — Не было подходящей кандидатуры.

   — Типа Влада?

   — Угу, типа Влада, — даже не спорю. — Твой брат замечательный, но мы не смогли бы жить вместе.

   — Он бы ни с кем не смог, его лечить надо от трудоголизма. Ты дольше всех выдержала. Остальные девушки… — она отмахивается, словно от назойливой мухи. — Ай, всё. Бесит он меня. Праведник, блин. Знаешь, мне кажется, он только тебя одну и любил по-настоящему. С другими вообще не считается. Меня тут одна в интернете нашла и как начнет рыдать, что жизни без него не представляет, а он ее видеть не хочет.

   Внезапно Алиска оборачивается на столик в двух метрах от нас, куда как раз садится новая парочка, и лицо её вытягивается. Девушка задерживает дыхание как перед прыжком под воду, закусывает губу.

   — Что такое?

   — Там Макс…

   И вот это — герой-многоженец?!

   Я, не скрывая своего любопытства, рассматриваю тщедушного паренька в круглых очках, которому не вегетарианством нужно увлекаться, а поедать калорийные шашлыки, заправленные майонезом. Он не просто худощав — тощ до неприличия. Нелепая коричневая рубашка болтается на нем как на вешалке. Светлые волосы неопределенного оттенка зализаны и затянуты в тоненький хвостик.

   Он отодвигает стул своей спутнице, которая — очевидно — приходится ему женой. И я фигею окончательно.

   Потому что она так же красива, как Алиса. Роковая такая красота. Черноволосая, чернобровая, с алыми губами. Худенькая, если не считать едва заметного животика.

   И вот ради этого… этого…

   У меня кончается словарный запас.

   Интересно, а если я окуну его в тарелку с супом (который заботливо принесу с собой), меня повесят на доску позора этого чудного заведения?

   — Может быть, уйдем? — пищит побледневшая Алиса. — Я же знала, что это любимое место Макса, но не думала, что он придет сюда именно сегодня! С ней…

   — Пойдем, без проблем.

   Мы расплачиваемся и поднимаемся максимально бесшумно. Проблема только в том, что герой-любовник нас не видит, а потому крепко — совсем не из необходимости — целует в губы свою жену. Между ними искрит. Этого невозможно не заметить.

   Алиса выбегает на улицу и закрывает лицо руками. Плечи её вздрагивают.

   Наверное, точно так же выглядела я сама ещё вчера, когда постыдно разрыдалась после общения с Владом. Жалко. Безнадежно.

   Проблема заключается в том, что если бесшумный побег был никем не замечен, то после поцелуя Алиса начала сбегать слишком активно — чем привлекла внимание своего неблаговерного.

   Тот выходит следом, осматривается через гигантские линзы очков.

   — Лисенок! — Он хватает её за локоть. — Я не знал, что ты тут!

   — Убирайся, — шипит она. — Уходи, я тебя прошу! Ты же сказал, что вы совсем не целуетесь! Тебе якобы тошно её целовать, не, не помнишь?! Маш, поехали куда-нибудь. Пожалуйста!

   — Ты подумай, как мне её не целовать, если она плачет постоянно? Говорит, жить не хочет без меня. Грозится всякие ужасы сотворить, если уйду…

   Я обреченно вздыхаю. История настолько избитая, что подобное даже по телевизору давно не показывают. Разумеется, все без исключения неверные мужья со своими супругами остаются по необходимости. Связанные обязательствами. Этакие рыцари в постиранных заботливыми женами трусишках.

   Максимка картинно заламывает руки и якобы готов броситься Алисе в ноги. Правда, не бросается. Бережет модные джинсы.

   — А твоя беременная супруга знает, куда ты вышел? — уточняю у него. — Или ей подсказать?

   — Женщина, не лезьте в нашу жизнь, пожалуйста, — заявляет он брезгливо.

   ЖЕНЩИНА?!

   Нет, я многое готова стерпеть. Но такое оскорбление?! Да я лет на пять тебя старше, индюк ощипанный!

   Сильнее всего мне хочется для начала вмазать недоделанному Казанове, затем — сходить к его жене и всё рассказать. Но я понимаю, что лезть в чужие отношения — себе дороже. Потом виноватой окажусь. Да и нельзя беременных женщин нервировать. На карме плохо отразится.

   Я ловлю первое попавшееся такси (повезло, что те дежурят у кафе) и запихиваю туда сначала Алиску, затем — себя.

   — Где ты живешь?

   Она невнятно называет адрес, но — о, чудо! — водитель понимающе кивает.

   Через двадцать минут пробок и светофоров мы оказываемся возле новенькой многоэтажки. Лифт несет нас на пятнадцатый этаж, а потом Алиса долго возится с замком.

   Мы входим в прихожую и…

   Да как так-то?!

   …В темноте я слышу противный голос Максимки.

   — Да-да, милая, по работе… срочно… скоро вернусь, ты пока закажи мне очищающий чай с корнем солодки. Буквально полчаса, и я весь твой.

   Голос доносится откуда-то из внутренностей квартиры.

   — У него есть ключи?! — шепчу возмущенно.

   — Ну да, — хлюпает носом Алиса. — Я сделала… мы же не чужие люди…

   Он ещё и приехать успел быстрее, чем мы плелись по переулкам и дворикам. Капец. Что делать-то дальше?

   Давыдова-младшая особо не думает. Она просто запирается в ванной комнате, на всю катушку врубив воду. Оставив меня снаружи. Наедине с этим вот чудом природы.

   Товарищ-страдалец тотчас появляется в коридоре и, смерив меня взором оскорбленного павиана, начинает стучаться в дверь ванной.

   — Родная… солнышко… ну, ты что… открой, лисенок…

   А я стою и думаю: почему этот вечер не могла провести дома за просмотром сериала? Было бы чудесно, пиццу бы заказала, цитрусовых супов бы не пробовала.

   Алиса кричат что-то из ванной, не вырубая воду, ей вторит Максим, в кармане которого надрывается мобильный телефон.

   Дергаю входную дверь — заперто на ключ изнутри. Не открыть. Класс. Мне даже отсюда не выбраться. При всем желании.

   Я ухожу подальше от криков и набираю номер Влада. Так сказать, наступил момент, когда всё, Армагеддон, дальше — только Давыдов.

   — Тут такое дело, — начинаю издалека на его удивленное «Да?» — Немного странное. Короче, твоя сестра заперлась в туалете, а снаружи этого туалета ломится её ухажер. Очень активно ломится. А я стою на балконе и не знаю, как вернуться домой. Потому что Алиса закрыла дверь и ключи унесла с собой.

   — Ты шутишь? — осторожно переспрашивает Давыдов.

   — Ты уверен, что я стала бы шутить? — огрызаюсь, вслушиваясь в то, как скулит Максимка, умоляя Алиску открыть ему. — Давыдов, даю тебе десять минут. Иначе...

   Сообразительный бывший муж вопросов не задает.

   — Скоро буду.

   Я укутываюсь в плед и, забаррикадировавшись в спальне, задумчиво листаю ленту новостей.

   Какое странное окончание дня.

   Или ещё не окончание?..

ГЛАВА 7

Я узнаю, что в квартиру ворвался ураган по имени Владислав Давыдов, когда Макс начинает пищать что-то невразумительное. Перед этим из коридора доносится характерное «бум» (кажется, брат Алисы отворил дверь со всей пролетарской мощью).

   Выглядываю с опасением.

   Влад нависает над Максимом, но не бьет его. Да и не ударит. Я слишком хорошо знаю Давыдова, не тот характер у него, чтобы размахивать кулаками. Запугает до чертиков и отпустит. Вон, смотрит как страшно, исподлобья. Глаза блестят, губы плотно сжаты. В таком темном, полном холодной решимости взгляде могут затеряться любые демоны.

   Алиса выглядывает наружу и кидается грудью защищать любимого.

   — Не надо! — просит она. — Не убивай его!

   — Не буду, — соглашается Влад и легко, как котеночка, хватает Максимку за шиворот.

   А затем оттаскивает его во внешний коридор, поддает пинка для ускорения…и захлопывает дверь.

   — Ты злой, ты всегда был против нас, ты никогда не поймешь, каково это — любить по-настоящему, — по второму кругу начинает плакать Алиса, включившая обиженную младшую сестру.

   Так, я не хочу участвовать в очередном акте театральной постановки под названием «Истерия». Хватит. Пойду домой, кошку кормить.

   — Всем хорошего вечера, — насмешливо откланиваюсь, но в «глазок» всё-таки смотрю, мало ли Максимка до сих пор стенает у двери.

   Ан нет, не стенает. Ускакал наш козлик. Быстро он для человека, который полчаса долбился в ванную как недоделанный дятел. Видимо, настала пора ехать к жене, а то чай остывает.

   — Я тебя провожу. Подожди минуту, — категорично, без возможности отказаться, заявляет Давыдов.

   — Не надо.

   — Это не предложение.

   Но я не собираюсь его дожидаться. Выхожу из квартиры, давлю кнопку лифта. Ну же, быстрее.

   Успела.

   Давыдов умудряется войти в самую последнюю секунду, раздвинув двери руками.

   — Извини, что ты участвовала в этом цирке, — он взъерошивает волосы. — У Алисы поразительное качество: все оказываются втянуты в её приключения. Она сама не понимает, во что вляпалась. Меня слушать не хочет. Думает, я завидую её счастью.

   — Да ничего страшного, — я специально изучаю кнопки, чтобы не смотреть на Влада. — Но ты всё-таки вразуми сестру, потому что лучше завести десять кошек, чем одного такого парня.

   — Угу, согласен. Послушай…

   Давыдов нажимает на кнопку экстренного торможения, и лифт зависает между пятым и четвертым этажом. В шаге от спасения. Я издаю тяжелый стон и прислоняюсь спиной к стене, потому что продолжать этот вечер попросту невозможно.

   Ну, что ещё?..

   — Влад, что бы ты ни сказал, я не хочу этого слушать. Ни про твои сожаления, ни про наш развод, ни про Алису из страны чудес с её угашенной гусеницей. Ещё парочка дней, и я уволюсь. Потому что тебя стало слишком много в моей жизни!

   Я, конечно, замечательно это всё проговариваю, голосом, полным негодования, да вот только Давыдов стоит от меня в опасной близости, и две верхние пуговицы на его рубашке расстегнуты, мешая сконцентрироваться. Я смотрю на эти пуговицы, на отчетливые вены, бегущие по шее, но легкую щетину. Меня гипнотизирует его внешность. Его запах, отчетливый, но не въедливый. Мужской. Глубокий. Пьянящий.

   Я понимаю, что он точно так же смотрит на меня. На вырез блузки, в который опускается кулон с весами — мой знак зодиака, — на темную родинку у правой ключицы, на поджатые губы. Цепляется взглядом за мою одежду и скользит ниже, словно стягивая, обнажая.

   И мы почти срываемся в опасный прыжок — на дно, на самую бездну, друг к другу, — но лифт резко начинает ехать. Двери раскрываются перед нетерпеливой старушкой, которая называет нас нехорошим словом и, растолкав локтями, заходит внутрь.

   Пуф, опасный момент рассеивается дымком. Я вновь могу соображать трезво.

   — Я тебя услышал, — мрачно отвечает Давыдов.

   — И подвозить меня не нужно, — мы выходим из подъезда, и я безошибочно нахожу взглядом машину Влада, но мотаю головой. — Я в очередной раз прошу: давай ограничимся рабочими отношениями? Из нас получилась плохая семья, но, может быть, мы отличные компаньоны. Ладно?

   — Ладно. Заказывай такси, я не уеду, пока ты не сядешь в него.

   Я выполняю требование высшего руководства, а потом, уже сидя в скрипучей машине, везущей меня в сторону дома, наблюдаю за тем, как за нами едет черная иномарка. Не отставая, преследует, словно её владелец намерен убедиться: седовласый таксист, у которого играет шансон, не имеет на меня никаких видов.

   Давыдов останавливается за углом дома, но я всё равно замечаю знакомые фары. Ждет, когда я открою дверь и войду в подъезд.

   Вздыхаю.

   И думаю: уволиться — не самая плохая идея. Даже адекватная.

   Потому что мне сносит крышу. А это чревато последствиями.

***

Эту ночь я бодрствую, упиваясь крепким кофе. Передо мной ноутбук, в который воткнута флэш-карта, и сотни файлов медленно перекачиваются на диск. В моем стареньком ноуте разъемы включаются через раз, периодически отрубаясь, поэтому проще закачать документы, чем работать с ними через флэшку.

   Я листаю документ за документом, уперев щеку в кулак. В основном, тут всяческие накладные, закупочные ведомости, документация с торговых площадок. Я с торгами до этого не работала, поэтому мне сложно вычленить что-то нужное.

   Нет, бесполезно. Либо я слепая курица в маразме, либо данные чисты. Тут нет явных неточностей, нет моментов, на которые смотришь со словами: «Да вы смеетесь!»

   Изучу потом поподробнее, но пока что — не придраться.

   Неудивительно, что после двух бессонных ночей (в первую я рыдала, во вторую работала) к девяти утра меня начинает клонить в сон. Прямо за столом. Прямо в клавиатуру. Кофе, приготовленный заботливой Катенькой, не помогает. Я, конечно, бодрюсь и делаю вид, что залипаю в монитор, но по факту — сплю с открытыми глазами.

   — Разрешите войти! — в какой-то момент будит меня раскатистый бас. — Представлюсь: Сидоров Валерий Валерьевич! Вопрос безотлагательный, стало быть!

   Я приоткрываю оба глаза поочередно и пытаюсь осознать, где вообще нахожусь.

   Кто ты, громкий человек?

   Что от меня хочешь?..

   Обладатель зычного голоса, человек с военной выправкой и такими же военными усами, стоит при входе по стойке смирно.

   — Добрый день... Сергеенко Мария Олеговна, — представляюсь опасливо.

   Он смотрит на меня со всей суровостью как на хулиганистого подростка. Складывается впечатление, что достанет наручники и посадит за решетку. Или ремнем выпорет. В зависимости от степени извращенности ума. Усы его важно щетинятся.

   — Знаю-знаю, Мария Олеговна, — мужчина на мой жест, мол, присаживайтесь, отрицательно мотает головой. — Наслышан о вас. Наслышан, а вот представлен не был. Заместитель директора по безопасности, стало быть. Просматривал я вашу анкету, занятное мероприятие, кстати говоря.

   — С анкетой что-то не так? — пытаюсь сообразить, где подстава, но, кроме прочерка в графе «супруги, настоящие и бывшие», припомнить ничего не могу.

   — Ну-ну, что вы сразу. По долгу службы я обязан изучать анкеты всего руководящего состава. Вот и с вашей ознакомился. Столько лет отработать на одном месте, а потом р-р-раз, и сюда, к нам. Быстро, однако. Подозр-р-рительно быстро.

   — Почему же? Я давно искала работу и направляла Владиславу Евгеньевичу резюме. Или вы считаете, если я трудилась на одном месте почти девять лет, то не имею права что-то поменять?

   Мы с Давыдовым обговорили легенду еще до моего трудоустройства, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Поэтому возмущаюсь я вполне искренне, не испытывая страха ляпнуть что-то неправильное.

   — Нет-нет, — машет Валерий Валерьевич короткостриженой головой. — Меня только пугает, а не захотите ли вы покинуть нас спустя недолгое время? Так же быстр-р-ро.

   — Не знаю.

   — Например, попробовать себя в чем-то новом?

   — Возможно, захочу. Не исключено.

   — Я вот человек подневольный, мне поручено защищать наше общее дело от людей, которые приходят, копируют нужную информацию и уходят. Как вы относитесь к таким людям, Мария Олеговна?

   — Никак. Я информацию не копирую, мне некогда, к сожалению, заниматься промышленным шпионажем. У меня работы — непочатый край.

   Он понимающе кивает.

   — Почему тогда вчера, в девятнадцать ноль семь с вашего компьютера были выкачены некоторые стратегически важные файлы?

   — Что?..

   Я моментально трезвею от своего недосыпа, потому что обвинение не просто серьезное — катастрофическое. А если учесть, что вчерашний вечер я провела с Алиской, то оно ещё и лишено всякого смысла. Вчера в девятнадцать ноль семь я вешалась при виде меню и никак не могла копировать информацию.

   Давыдов в курсе, Алиска подтвердит. Это самое главное.

   Значит, он не соврал… здесь не всё так чисто.

   — Я сам был в удивлении, когда ребята по информационной безопасности сообщили мне о несанкционированном доступе к файлам.

   Валерий Валерьевич изучает мою реакцию, ну а мне скрывать нечего. Я в негодовании и шоке.

   А если бы мы с Владом не общались…

   А если бы я была чужим человеком…

   Да меня же попросту хотели подставить!

   Мой голос звенит от злости.

   — Это недопустимо! Получается, в мое отсутствие с моего компьютера скачали данные? Зачем? Чтобы оклеветать меня?! Вы должны узнать, кто имеет доступ к кабинету!

   — Я считаю, что для начала необходимо опросить вас, Мария Олеговна. Ведь честному человеку нечего скрывать.

   — Так и мне нечего скрывать. Я поставила кабинет на сигнализацию около шести вечера и ушла домой, — чеканю. — Думаю, камеры на входе в бизнес-центр подтвердят мои слова. Но если у вас есть какие-то доказательства, лучше покажите их Владиславу Евгеньевичу.

   — Что ж, если вы не хотите идти на контакт, придется донести руководству, — туманные намеки Сидорова перерастают в открытое столкновение. — Признаться, не хотел. Ничего важного с компьютера не было скачено, так, рядовые файлы. Думал провести с вами лекцию о недопустимости цифрового воровства, но, к сожалению, диалог между нами не клеится.

   — Обязательно донесите, — я багровею и чувствую, как начинает подрагивать руки. — Владислав Евгеньевич должен знать, что в его фирме кто-то подставляет других людей.

   Мы обмениваемся ещё несколькими фразами, и Сидоров уходит, обиженно надув свои военные губы.

   А я тщательно осматриваю компьютер, проверяю историю запросов в браузере и поиск файлов. Щелкаю по последним открытым папкам.

   Ничего необычного.

   Звонок на мобильный телефон заставляет отвлечься. Давыдов.

   — Значит, воруешь документы? — ухмыляется он, и я слышу на фоне шумный город.

   Видимо, вышел на улицу, подальше, чтобы точно никто не услышал. У меня начинает развиваться мания преследования (а вдруг тут повсюду «жучки»?!), поэтому я оглядываюсь и отвечаю максимально обобщенно:

   — Угу. Представляешь?

   — Не представляю. Довольно сложно одновременно перекачивать информацию и слушать мою сестрицу.

   — Какие мысли по этому поводу?

   Давыдов задумчиво цокает языком.

   — Никаких. Валерьевич показал мне отчет о скачанных файлах. Там всякий шлак. Из чего я делаю вывод: тебя хотели подставить самим фактом воровства. Представь, как это выглядит со стороны. Новый человек, второй день на работе, а уже занимается кражей сведений. Ещё и не признает этого. Чем не повод тебя уволить? Если я прав, тогда у меня предложение, — он выдерживает мхатовскую паузу. — А давай сегодня устроим засаду на твоего воришку?

   — В смысле?..

   — Ты, я, пустой кабинет… звучит соблазнительно.

   — Дав…! — но вспоминаю о гипотетических жучках и давлю возмущенный вскрик на половине. — Давай попробуем. Ты думаешь, он объявится опять?

   — Нет, но вдруг? — в его голосе мальчишеский азарт. — Короче, план действий таков. В шесть вечера выходишь через главный ход и идешь к кофейне, которая на углу. Дальше — разберемся.

   — Есть, сэр, — усмехаюсь, заразившись задором Влада.

   Вот как от него отказаться, когда он умудрился обвинение превратить в игру?

   Как быть, если ты вся, с ног до головы, погрязла в мыслях о том, чего уже никогда не будет? О вашем будущем и прошлом? О том, что вы могли бы всё исправить — если бы изначально поступили иначе. Или о том, что всё сделали верно, потому что за семь лет успели бы ещё трижды разойтись…

   Я жила без него спокойно, почти нормально. А теперь как будто помешательство. Пытаюсь выдержать нейтралитет, но тянусь. Сама не знаю, чего хочу.

   А чего хочет он?..

***

Мы встречаемся у кофейни и через боковой вход, доступ от которого есть у Давыдова, пробираемся обратно на этаж. Приемная закрыта, Катенька не из тех, кто засиживается допоздна. Коридор пуст, но на всякий случай мы храним молчание, а я даже снимаю туфли, чтобы не стучать каблуками по полу.

   Давыдов прикладывает палец к губам — выглядит шикарно, горячо как в кинолентах категории «для взрослых», — и я согласно киваю. Молчим, понятно.

   Открываем дверь и просачиваемся внутрь. Влад снимает сигнализацию, а я задергиваю жалюзи, чтобы никто не увидел даже наших теней.

   Мы находимся в темноте, освещаемой только светом фонаря с улицы. Бывший муж опускается на стул для посетителей и жестом указывает мне на кресло начальника (ну, то есть мое кресло). Ага, спасибо, добрый человек.

   — А сколько ждать? — шепчу.

   — Ну, давай часик, ради приличия выждем, и пойдем, — пожимает он плечами. — Я сегодня для подогрева сплетен несколько раз обмолвился о недопустимости кражи информации и о том, что жуткая кара настигнет нарушителей. Разумеется, без имен! Но если среди присутствующих был тот человек — он понял, как я взбешен. Ты в шаге от увольнения, заяц.

   — Ты ещё скажи, что возможность работать я должна заслужить, — хмыкаю всё так же шепотом. — Как мне загладить свою вину, босс?

   — Ну, для начала можешь носить мне кофе по утрам. В нижнем белье, допустим.

   М-м-м, так это же прямо как мечтала Оля. Дословно практически. Точно подруга не пропадет, она интуитивно догадывается, чего хотят деловые мужчины.

   — Ничего страшного, если я надену нижнее белье поверх брючного костюма?

   — Нет, мы так не договаривались.

   — Мы вообще никак не договаривались, — кресло скрипит от любого движения, и я встаю, иду в угол кабинета и беззастенчиво плюхаюсь прямо на пол, чтобы не выдать нас раньше времени.

   Надеюсь, уборщица хорошо выполняет свою работу, и я не утону в пыли.

   Давыдов усаживается рядом, вытягивает ноги в идеально наглаженных брюках, расслабляет тугой галстук.

   — Ты хорошо выглядишь, Сергеенко.

   — Конкретно сейчас? — уточняю. — На полу?

   — Нет, вообще. Да-да, я помню, мы не обсуждаем личное, но считай это комплиментом начальника, а не мужчины. Ты правильно одеваешься, ты умеешь себя подать. У тебя большое будущее.

   — Угу, большое будущее, — повторяю со скепсисом. — Я с отделом до сих пор не могу найти общий язык. Меня в штыки воспринимают, а каждая просьба у некоторых вызывает истерику. Прикинь? Я этой заместительнице, Валентине Дмитриевне, говорю: «Узнайте у логистов про поставки», а у неё слезы на глазах выступают. Её якобы заставляют. Вот какой из меня руководитель?

   — Нормальный, прекрати забивать голову всякой чушью, — ладонь Влада находит мою и ободряюще сжимает, тотчас отпустив. — Валентина на это место всегда метила. Она и про бывшего главбуха сплетни распускала, а ты, молодая, красивая, её вообще из состояния равновесия вывела. Надоест — увольняй. Сократим её должность, и дело с концом. Почему какая-то древняя змея заставляет тебя усомниться в собственных возможностях?

   Мои губы расплываются в улыбке. Он говорит это так спокойно, взвешенно, что не возникает сомнений: всё будет хорошо. Пока меня прикрывает Владислав Евгеньевич — мне нечего опасаться. Давыдов умеет источать флюиды уверенности.

   Он всегда был такой. Когда я дрожала перед экзаменами, он поддерживал меня сообщениями. Когда шла на первое в своей жизни собеседование — по телефону уверял, что всё получится. Получилось, кстати. Я в итоге туда и устроилась.

   Раньше эти вещи казались мне самим собой разумеющимся, но теперь они вспоминаются с теплом.

   Может быть, Давыдов не был рядом, но он умел защитить меня даже вдалеке.

   Он сидит так близко, и мой уставший от недосыпа и переживаний мозг не придумывает ничего лучше, чем положить ему на плечо мою же голову. Я понимаю свою оплошность слишком поздно и тотчас отдергиваюсь, но Влад резко поворачивается. Он берет моё лицо в ладони и долго изучает сквозь кромешную тьму.

   Я ощущаю взгляд кожей…

   …и не могу запретить ему смотреть на меня или касаться.

   В темноте гораздо проще признаться себе в банальной истине: нас влечет друг к другу. Это очевидно. С того самого первого поцелуя — «захотел вспомнить», ну-ну, — после которого всё пошло наперекосяк. Мы можем сопротивляться, да только бесполезно. Мы — как разные полюса магнитов, и нас тянет друг к другу.

   — Поцелуй меня? — прошу, зажмурившись. — Обещаю, не буду ругаться.

   — С удовольствием.

   Его губы мягкие и теплые, и они касаются меня с предельной осторожностью. Ладони опускаются по плечам, по шелковой блузке, такой тонкой, словно специально созданной для прикосновений Давыдова. Её как будто нет. Я как будто обнажена перед ним, хоть и полностью одета.

   Странное чувство. Нет скованности. Нет страхов и стыдливости.

   Наверное, потому что это не первый наш поцелуй.

   Я оказываюсь на его коленях, словно невесомая, словно пушинка. Влад не отрывается от моих губ. Обводит их мучительно и сладко, нежно прикусывает нижнюю губу и языком залечивает свежий укус.

   Пальцы помнят, как путаться в его волосах, и я сама состою из воспоминаний. Всякая впадинка мне известна. Между нами нет той неловкости, что бывает на первых свиданиях. Когда ты пытаешься совпасть с человеком, но получается неуклюже, неправильно. Потому что вы чужие, и, возможно, никогда не притрётесь друг к другу.

   Между нами всё иначе. Мы как две детали мозаики, идеально подходящие друг другу. Каждым изгибом, каждой черточкой и зазубриной.

   — Маш… — выдыхает Давыдов, и я прижимаюсь к нему всем телом.

   Он хочет о чем-то спросить. О чем-то бесконечно важном.

   А потом… в двери проворачивается ключ.

ГЛАВА 8

Комнату освещает фонариком от мобильного телефона, и мы отпрыгиваем друг от друга так быстро, будто от этого зависят наши жизни.

   Дыхание сбито, волосы встрепаны. Нескольких секунд не хватает, чтобы привести себя в порядок.

   Я откатываюсь под стол (получается на удивление хорошо), а Давыдов остается сидеть на полу. Шорохи привлекают внимание, и фонарик слепит ему в лицо.

   — Добрый вечер, Валентина Дмитриевна, — ласковым тоном здоровается Влад, приложив козырьком ладонь к глазам. — Не могли бы вы включить нормальный свет?

   Ты что творишь, Давыдов?!

   Она же увидит меня!

   Я заползаю ещё глубже, становясь компактной как никогда. Щелкает выключатель.

   — Здравствуйте, Владислав Евгеньевич… — запинаясь, произносит главная змея моего коллектива. — А я тут… документы хотела забрать… дома поработать… а что вы делаете?

   — Сижу, — лаконичен Давыдов.

   Он не двигается с места, разве что усаживается по-турецки. Мне из-под стола только и видно, что его ноги да квадратные носы туфель заместителя главного бухгалтера.

   Видимо, бывшего заместителя.

   М-да, картинка рисуется простая. У кого могут быть ключи от моего кабинета? Кто знает код от сигнализации? Кому выгодно подставить меня дабы занять место, о котором она так долго грезила?

   Приятно познакомиться, Валентина Дмитриевна Ковальчук.

   — А п-почему вы тут сидите? — женщина мнется в дверях, не решаясь забрать те самые документы, за которыми якобы пришла.

   Я, сложенная пополам, ловлю дзен. Выбора-то нет. Вылезать не вариант, а то завтра вся фирма узнает, что Сергеенко обжимается в кабинете с Давыдовым. И не только обжимается, конечно же. В фантазиях Валентины Дмитриевны мы будем творить такие непотребства, что я заранее завидую самой себе.

   — Да вот жду человека, который безнаказанно тырит у меня информацию, — отвечает Влад меланхолично. — В наше время ведь никому доверять нельзя. Только самому себе. Но вы-то ничего тырить не собираетесь?

   — Конечно же, нет! — так рьяно восклицает женщина, что мне хочется крикнуть из-под стола: НЕ ВЕРЮ!

   — Ну и замечательно. Забирайте документы и оставьте меня. Только свет выключите, когда будете уходить. До свидания, Валентина Дмитриевна.

   — К-конечно. Сейчас я… секундочку… а, вот… нашла…

   Она хватает какие-то бумажки — надеюсь, ничего важного — и выметается из кабинета молниеносно, несмотря на ревматизм, остеохондроз и гипертонию.

   Мир вновь погружается в темноту, и я начинаю ржать. Тихо, вполголоса, но истерично. Потому что Давыдов — замечательный актер. Потому что его выдержке можно только позавидовать. Потому что эта ведьма бухгалтерского пошиба выдала себя с потрохами, и скоро ей наступит хана.

   — Да тихо ты! — шипит он, сам едва сдерживая смех. — Вдруг она не ушла! Сергеенко! Кому сказал, цыц!

   — Да, товарищ начальник, — выползаю обратно и хрущу всеми позвонками сразу.

   Романтика, конечно, закончилась безвозвратно, но настроение у меня на высоте. Впервые за несколько дней.

   — Ну, что, готова сократить своего заместителя? — Давыдов врубает электричество и снимает с моей юбки клок пыли размером с хорошего кота. — Или дашь ей ещё один шанс? Вдруг это нелепое совпадение. Ну, знаешь, мало ли кто шастает по твоему кабинету.

   — Сокращаем, без вопросов.

   — Замечательно. — Он достает телефон и набирает номер: — Кира, вечер добрый. Прости, что отвлекаю в нерабочее время. Попроси своих девочек с самого утра подготовить документы на сокращение Ковальчук Валентины Дмитриевны. Мне на стол сразу же, как сделаете. Хорошо? Спасибо, ты лучше всех. — Он нажимает на сброс и объясняет мне: — Директор по персоналу, понимающая женщина.

   — А не будет лишних вопросов?

   — Каких? — Он задумчиво трет переносицу. — Может быть, я самодур. Решил омолодить коллектив. А может быть, не люблю, когда меня застают в такой пикантной позе… и отрывают от важного занятия…

   Но он не пытается вновь сблизиться, да и я чувствую, что момент упущен. Теперь нам точно будет неловко и некомфортно, попробуй мы продолжить или начать заново.

   — Я вызову тебе такси, — говорит Давыдов. — Довез бы сам, но нужно остаться поработать.

   — Не переживай, я пройдусь до остановки, — качаю головой. — Голову проветрю. Кстати, я посмотрела флэшку. Пока ничего особенного не нашла. Тот человек, который тебе её передал, не сказал, что конкретно искать?

   — Не успел, — отвечает Влад так хмуро, что складывается нехорошее впечатление.

   А жив ли вообще этот человек?

   Пожалуй, не буду спрашивать. Иногда лучше промолчать, чем узнать лишнее. Захочет — сам расскажет.

   — Я займусь ей чуть позже. Мне надо отоспаться, а то третий день на ногах, — в доказательство своих слов потираю глаза. — Как там Алиса?

   — Как всегда: ненавидит меня, потому что я — плохой брат и препятствую её счастью. Ничего, я привык. В любой сказке должен быть злодей.

   — Ты хороший брат, — спорю я и обнимаю его на прощание, по-дружески, мягко. — Ей очень повезло с тобой.

   — Приятно слышать. — Он на секунду притягивает меня к себе и тут же отпускает. — До завтра, Сергеенко.

   — Не задерживайся на работе, Давыдов.

***

Но выспаться мне не удается, потому что в девять часов, когда я только-только улеглась в кровать, квартиру оглашает писком дверной звонок. Я подскакиваю и сонно плетусь в коридор, костеря незваного гостя самыми крепкими словами.

   На пороге стоит, нетерпеливо постукивая ногой, Олька.

   — Сейчас ты будешь меня жалеть! — заявляет она и врывается в квартиру.

   — Может быть, я буду жалеть тебя завтра? — а сама чешу голову и пытаюсь прозеваться.

   — Нет, сегодня. Я тебя всегда выслушиваю? — спрашивает она, скидывая с ног туфли. — Всегда. Теперь слушай меня.

   Спорить с ней бесполезно. У Оли есть отличительная черта, которая чаще всего меня не раздражает, но иногда выводит из равновесия: если Оля чего-то хочет, Оля достанет всех и вся, но получит прямо сейчас. Она не любит неопределенности и привыкла всегда прямо сообщать, если её что-то не устраивает.

   Поэтому я иду на кухню и долго завариваю нам обеим кофе, потому что забываю, где лежат зерна, не с первого раза включаю кофеварку, долго туплю, почему мигает кнопка «Добавьте воды».

   — Итак. Этот козел нашел себе другую! — восклицает Оля, и взгляд её мечет молнии.

   — Какой козел? Какую другую? Кого он нашел? Козу?

   — Эй, ты вообще слушаешь меня? Денис, ну а какой ещё козел может быть в моей жизни?!

   Денис, напоминаю, это бывший молодой человек Оли. Настолько бывший, что она благополучно удалила его из всех социальных сетей и чаще всего, рассказывая о нем, употребляет термин «это недоразумение».

   Поэтому мне совсем непонятно, как бывший парень мог найти себе кого-то другого, если Оле он давно уже не принадлежит.

   — Он выложил фотографию со своей новой девушкой и написал: «Ты — моё всё». Смотри! — Оля протягивает мне телефон, с которого лыбится конопатая физиономия Дениса. — А как же я? Он же мне клялся в вечной любви. Говорил, если не вернусь, в монастырь уйдет. Ушел, блин! А я ему верила… — она начинает всхлипывать, чем вводит меня в полный шок. — Я иногда, знаешь, думала дать ему второй шанс. Но теперь понимаю: не заслужил!

   — Оль, ну, давай объективно, — я бахаю кофе залпом, чтобы хоть немного привести мысли в чувство. — Вы расстались из-за его измен. Он попробовал тебя вернуть. Ты абсолютно логично не вернулась. Прошло почти полгода, парень устал и нашел себе девушку. Какой второй шанс? Зачем тебе человек, который однажды тебя предал?

   — У нас могло бы всё получиться…

   Она роняет лицо в ладони, и я вспоминаю, что ещё недавно точно так же делала Алиса, увидев своего парня с законной женой.

   Наверное, бывший — это какой-то особый статус в жизни девушки. Кодовое слово. Зашифрованное послание.

   Мы можем уверять себя, что ничего к ним уже не испытываем, но потом они начинают жить без нас — и мы сходим с ума от ревности и обиды.

   Потому что бывшие должны скоропостижно скончаться в тот самый день, когда перестали быть нашими настоящими.

   — У вас бы ничего не получилось, — твердо отвечаю я и пихаю Оле под нос коробку с конфетами, которые были припрятаны на «черный день». — Подумай трезво. Да хватит плакать!

   — Ты меня не понимаешь… это ты способна работать с бывшим мужем и ничего не испытывать… а я даже имя его слышать не могу, меня трясти начинает…

   — Ну, вот про «ничего не испытывать», я бы поспорила, — говорю загадочно и в двух словах рассказываю Оле, что между мной и Давыдовым происходит какая-то гадость под названием «притяжение».

   Почему-то мне стыдно признаваться в том, что я наступила на старые грабли, а грабли ответили мне взаимностью.

   Оля выслушивает молча, но смотрит на меня… с обидой. Глубокой такой, которая разливается по насупившемуся лицу.

   — Я что-то не то сказала?

   — Да ты всегда так, — отмахивается она. — Я к тебе с реальной проблемой пришла, а ты о своих парнях воркуешь. Я очень рада, что теперь у тебя есть крутая должность, куча бабок и мужик. Ты уделала меня, поздравляю!

   В кухне начинает пахнуть гарью, как будто подгорели все котлеты разом. Только вот плита выключена, и никаких котлет не предвидится.

   — Всегда? — удивленно переспрашиваю. — Оль, последние годы я о «своих» парнях вообще не рассказывала. Потому что парней этих не было. Ты первая завела речь про наши отношения с Давыдовым, и я поделилась, чтобы отвлечь тебя… Ой, да что я вообще оправдываюсь?!

   — Хочешь мое мнение про вас с Владом? — Оля встает и, уперев руки в стол, смотрит на меня; ответа она не дожидается. — У вас опять ничего не получится, и ты приползешь ко мне со слезами, совсем как семь лет назад! Люди не меняются, и твой расчудесный Давы-ы-ыдов, — тянет она, — не изменится. Ты всегда интересовала его меньше, чем работа! Мой Денис изменял мне хотя бы с реальными женщинами, а не с бизнесом!

   — Как замечательно, что ты это сказала! — разгораюсь я словно зажженная спичка. — Потому что с Денисом у вас тоже ничего не получилось бы! Твой Денис — последний кобель!

   Мы громко скандалим, и когда подруга уходит, я остаюсь на пустой кухне, с остывшим чайником, пустой коробкой конфет и полным непониманием: как так вообще произошло?

   Мы никогда особо не спорили. Не было причин.