Невеста берсерка - 3. Свадьба берсерка. Екатерина Федорова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9

АННОТАЦИЯ

Предупреждение! Книга вышла в продажу в 2017 году, и раньше продавалась под названием «Свадьба берсерка». Произведена замена обложки.

   Рабыней привезли Забаву к ярлу Харальду. Но жизнь на острие меча меняет все – и вот она уже невеста ярла…

ГЛАВА 1

Невестино житье

   Поутру, выйдя из каморки, Харальд наткнулся на пятерку людей, назначенных им в охрану Сванхильд.

   У трех парней лица были опухшие — похоже, перепили вчера на пиру.

   Одного из них Харальд сразу отправил за старухой-славянкой. Затем, подумав, выставил всех из женского дома — чтобы не торчали под дверью и не болтали потом, что невеста ярла узнала о своем сговоре последней в Йорингарде.

   Следом Харальд вернулся в каморку. Разбудил Сванхильд, погладив по плечу, прикрытому шелком — она все-таки натянула рубаху, выскользнув ночью из постели.

   Сванхильд села на кровати, потерла лицо ладонями.

   — Утро, — пробормотал Харальд, не сводя с неё взгляда.

   И Сванхильд отозвалась голосом, в котором плавала заспанная хрипотца:

   — Добрей утра, ярл Харальд.

   Уроки Рагнхильд, с усмешкой подумал он. Качнул головой.

   — Не ярл Харальд. Просто Харальд.

   Сванхильд, хлопнув ресницами, согласилась:

   — Проста Харальд.

   Он фыркнул.

   …Разбудив её поутру, Харальд опять распустил руки. Потом затащил к себе на колени, даже не дав накинуть платье. Целовал, и не только. То под платье запускал ручищи, то по груди проходился…

   А отпустил лишь тогда, когда в опочивальню вошла бабка Маленя.

   Забава тут же вскочила. Схватила платье, висевшее на изголовье кровати, и поспешно накинула.

   Харальд уже что-то говорил Малене. Бабка, выслушав, пожевала губами. Перевела:

   — Ты теперь свободна, Забавушка. Вчера на пиру ярл дал тебе свободу. И не только её.

   Забава застыла рядом с кроватью.

   Харальд по-прежнему сидел на постели. Глядел на неё спокойно, по-хозяйски. Ноги расставил, один кулак в бедро упер…

   — Тебя на том пиру ещё и в род приняли, — неожиданно сказала бабка Маленя. — Теперь у тебя новый отец появился. Здешний, из чужан. И два брата.

   Забава разом вспомнила двух молодых мужиков, совавших ногу в окровавленный сапог перед ней. И белоголового старика, ястреба хозяйского, как называла его Маленя. Кейлева, надевшего тот сапог первым.

   — Теперь ты Кейлеву дочка, — торопливо вымолвила бабка, подтвердив догадку Забавы. — И сыновья его, чужане, отныне твои братья. Ещё тебе новое имя дали. Будешь зваться Сванхильд. А прежнее имя велено забыть. Ярл и мне приказал только так к тебе обращаться.

   — Приказал? — изумилась Забава.

   Сердце у неё заколотилось. Во рту стало как-то горько.

   — Так у них положено, Забавушка… Сванхильд. У тебя теперь новый отец, он перед всеми тебе новое имя нарек — здешнее, чужанское.

   Харальд нахмурился, спросил что-то у бабки Малени. Та боязливо перевела:

   — Спрашивает, чем ты недовольна.

   — У меня от отца с матерью только это и осталось, — с трудом выговорила Забава. Губы отчего-то стали непослушными. — Имя. И больше ничего. Другой-то памяти нет. Пусть они меня, как хотят, кличут — а я свое имя не забуду!

   …Девчонка померилась с ним взглядом — и не уступила. Глаз не опустила.

   — Не может она, ярл, — испуганно выдохнула старуха. — Говорит, имя — все, что у неё осталось от отца с матерью, давно умерших…

   Харальд нахмурился ещё больше. Приказал:

   — Пусть помнит свое прежнее имя, но молча. И перед моими людьми зовется только Сванхильд. Сванхильд Кейлевсдоттир. Ты, старуха, тоже будешь звать её только Сванхильд. Поняла?

   Старая рабыня суетливо закивала. Что-то забормотала, обращаясь к девчонке.

   — Теперь у неё есть отец, — быстро добавил Харальд. — Но жить она по-прежнему будет под моей защитой. И вчера на пиру у нас был сговор. Её отец дал свое согласие.

   Харальд поглядел на Сванхильд в упор. Хотел улыбнуться, но вместо этого ухмыльнулся.

   — Теперь она моя невеста. И скоро станет женой. Объясни ей это, старуха!

   …После слов Забавы об имени Харальд смотрел уже хмуро. Потом усмехнулся. Сказал ещё что-то.

   — Сговор у вас был вчера, Заба… Сванхильд, — объявила вдруг бабка Маленя. — Однако жить ты все равно будешь с ним. Под его защитой, как тут говорят. Теперь ты ему — сговоренная невеста. Потом, говорит, в жены тебя возьмет.

   Колени у Забавы вдруг ослабли. Надо было шагнуть к изголовью кровати или к сундуку — а она шагнула к Харальду, сидевшему в изножье.

   Тот, протянув ручищи, тут же ухватил Забаву и притянул к себе. Поставил её меж своих расставленных колен, сказал что-то, глядя снизу вверх.

   — Ты должна вести себя как жена ярла, потому что скоро ей станешь, — перевела Маленя. — Держи голову высоко и никого не бойся. Тот, кто тебя обидит, станет короче на голову. Он не тронет только твоих родичей, Кейлева и его сыновей.

   Забава задыхалась. Мысли мешались.

   Её — да в честные жены? Рабыню, по-хозяйски взятую? Из чужих краев, нищую, без приданого?

   Харальд, даже сидя достававший головой до её плеча, смотрел уже спокойно. Без ухмылок. Выжидающе, терпеливо.

   — Бабушка Маленя, — жалобно сказала Забава. — Это правда? И впрямь в жены взять хочет?

   Харальд вдруг засмеялся. Протянул руку, легко щелкнул её по носу. Бросил несколько фраз.

   — Говорит, свадьба будет, как только он сходит в поход на конунга Гудрема — это князь по-чужански, — перевела бабка. — Меньшего он сделать не может. Ты теперь Кейлевсдоттир, а он с тобой поступил не по-честному. Теперь ему либо выкуп, вергельд по-ихнему, за твой позор платить, либо жениться. Он решил жениться.

   Забава сглотнула, посмотрела на Харальда растерянно. У них был сговор — там, на пиру? А она даже не заметила? Не поняла?

   Харальд снова что-то произнес. Неторопливо, не спуская с неё глаз.

   — Ярл даст за тебя выкуп твоему отцу, — выдохнула Маленя. — Так у них положено, жену выкупать. Если с ним что-то случится, выкуп перейдет к тебе. Твой отец отдаст его и приглядит, чтобы никто не отнял. А утром, после свадьбы, ярл вручит тебе утренний дар. Это тоже для тебя, на случай его смерти.

   Забава дернулась, кинула ладони Харальду на плечи. Хотела к его лицу потянуться, но не решилась при бабке. Попросила враз охрипшим голосом:

   — Не надо о смерти. Пусть живет!

   Харальд требовательно глянул на бабку, выслушал, улыбнулся. Что-то пробормотал — и нагло, не стесняясь Малени, запустил руки Забаве под платье. Правда, погладил только ноги, чуть выше коленок.

   — Говорит, он собирается жить долго, — сообщила Маленя. — Но ты в любом случае будешь под защитой.

   Харальд обронил ещё несколько слов, повелительно, быстро. Бабушка со вздохом добавила:

   — Мне приказано сходить к твоей сестре. Она тут, в женском доме сидит. Велено ей сказать, чтобы к тебе не смела даже подходить. Иначе один из твоих стражников Красаве скулу свернет. Ярл говорит, они у него не такие добрые, как он.

   Тут было много чего, о чем следовало спросить. Один из твоих стражников — её? И — добрый Харальд?

   Но Забава ухватилась за другое. Спросила, посмотрев на бабку:

   — Красава здесь? Её тоже привезли?

   Подумала — а я и не знала.

   Правда, что именно всколыхнулось в душе от этой новости, Забава не поняла. То ли тень сочувствия, то ли облегчение оттого, что столько дней рядом — а не свиделись…

   Харальд заворчал, притягивая её к себе. Бабка Маленя уже от порога перевела:

   — Ярл говорит, ты должна забыть, что она твоя сестра. У тебя теперь другие родичи, новые, чужанские. Та рабыня для тебя никто. У рабов рода нет, только хозяева.

   После этого Маленя вышла, а Забава уставилась на Харальда. Тот, глядя на неё с прищуром — и запустив руки под платье так, что подол задрался до самых бедер — медленно проговорил:

   — Сванхильд. Кейлевсдоттир.

   Следом произнес уже на её родном наречии:

   — Нет Добава. Сванхильд Кейлевсдоттир. Дом — Нартвегр.

   Потом Харальд потянул Забаву вниз, усаживая на свое колено. Снова накрыл губами её рот, впился требовательно.

***

У ярла Харальда что-то случилось — и свою девку он привел этой ночью в женский дом.

   Ещё на пиру Рагнхильд пыталась узнать, что произошло. Говорили разное — но все склонялись к тому, что ярла пытались убить в его опочивальне. Убби в ответ на расспросы Рагнхильд буркнул что-то о предательстве.

   И все. А потом Убби отправил её в женский дом. Стража там стояла не только перед входом, но и внутри, у одной из опочивален. Там были оба Кейлевсона, так что нетрудно догадаться, кого привели ночью в женский дом…

   Ночью Рагнхильд то и дело подходила к своей двери. Чутко прислушивалась, сумев понять многое из разговоров мужчин, стоявших в проходе.

   Один из воинов предал своего ярла, подсунув что-то в опочивальню. Но ярл и его девка не пострадали.

   Белая Лань отходила и ложилась, снова вставала и подходила к двери. Убби, к счастью, в эту ночь к ней не пришел.

   Зато к своей девке притащился Харальд. Прогнал охрану, следом велел принести еды. На пиру его худосочная рабыня почти не ела…

   Утром женский дом ожил. А в каморку, где ярл провел со своей девкой остаток ночи, пришла старуха-славянка.

   Рагнхильд, уже не скрываясь, подошла к той самой опочивальне. Прижалась к стене возле косяка, благо стражи уже не было. Если её и заметят, она скажет, что пришла к женщине ярла — учить, согласно приказу Харальда.

   Рагнхильд повезло, она услышала все. И то, что Харальд жениться на своем рабьем мясе, как только покончит с Гудремом. И то, что рабыня не хочет зваться именем, которым её тут нарекли. А выбрал его наверняка Харальд…

   Губы Рагнхильд скривились. Сванхильд, битва лебедя! Харальд подобрал своей девке такое имя — а она им брезгует. Даже не способна оценить чести, которую ей оказали! Бормочет что-то о грязных родичах из своих краев.

   Известие о том, что темноволосая приходится девке сестрой, Рагнхильд не заинтересовало. Та пока не знала языка — и не могла быть ей полезна. Потом, может быть…

   Поспешно отходя от двери, чтобы старуха на неё не наткнулась, Белая Лань размышляла. Битва лебедя… но она-то Рагнхильд, битва владыки.

   Если удастся опорочить эту девку, Харальд может и не жениться. Конечно, убить он её не убьет. Эта рабыня ему слишком нужна.

   Но он не женится. И относиться будет уже по-другому.

   Рагнхильд улыбнулась. Осталось придумать, как опорочить эту тварь. Но так, чтобы на неё саму не пала тень подозрения. И сделать это надо быстро, пока Харальд не женился.

   Впрочем, женская доля бывает переменчива. Сегодня жена, завтра рабыня…

   Но почему-то мысль о том, что Харальд вручит этой девке утренний дар — после их свадебной ночи! — показалась ей невыносимой.

   И ведь дар наверняка будет щедрый, достойный дочери конунга!

   Рагнхильд прижалась к бревенчатой стенке, уступая дорогу старухе, похромавшей в конец женского дома.

   Две её сестры выскочили из опочивален. Она тут же принялась рассказывать им о пире, на котором побывала вчера.

   И так, беззаботно болтая, Рагнхильд обдумывала, что можно сделать с этой Сванхильд. Подстроить бы так, чтобы Харальд или стража, приставленная к девке, застали её с чужим мужиком…

   Причем даже лучше, если это будет стража. Сам Харальд в гневе может и убить девку. А без неё он снова станет тем, кем был — берсерком с нехорошими привычками, с трудом выбившимся в ярлы. Способным в любой момент обернуться в неуправляемого зверя.

   Значит, это должна быть именно стража.

   Однако ярл на свою Сванхильд и ветру дунуть не позволяет. Даже в баню девка ходит под охраной. И времени мало. Завтра-послезавтра все уйдут в Вёллинхел. Девку Харальд наверняка увезет с собой. Как забрал её из Хааленсваге, отправляясь в Йорингард…

   А когда ярл вернется, будет свадьба. Конечно, Харальду все равно придется выждать, пока не пройдут десять дней. Свадебный эль за одну ночь не созреет.

   Впрочем, ради девки Харальд может повторить представление, устроенное с элем свободной шеи. Люди, что ходят в походы, не любят ждать. Они помнят, что завтра у них может не быть.

   Времени мало, думала Рагнхильд, отвечая невпопад на вопросы сестер. Времени почти нет.

   В этот миг из каморки в конце женского дома донеся вой. Сестры Рагнхильд замолчали — и она смогла расслышать приглушенное бормотание старухи, утешавшей темноволосую рабыню.

   Следом Рагнхильд вспомнила, как Харальд не хотел, чтобы его девка узнала об участи её собственных сестер, над которыми надругались. А меж тем у девки есть своя сестра. Может, отсюда и надо заходить? Потихоньку-полегоньку…

   Пусть она не опорочит девку, но заставит Харальда меньше думать об этой Сванхильд!

   Нужно найти рабыню или раба, которые говорят с темноволосой на одном языке, решила Рагнхильд. Но не старуху. Кого-то ещё, о ком Харальд даже не знает. В крепости полно рабов из разных краев.

   Потом надо поговорить со второй наложницей Харальда. С этой сестрицей его невесты.

   Рагнхильд подавила улыбку. Объявила сестрам:

   — Пойду схожу на кухню.

   И выскользнула из женского дома.

***

Целовать мягкие губы было делом хорошим, но после него хотелось большего.

   А его ждали дела.

   Харальд с легким сожалением разжал руки. Подтолкнул Сванхильд, заставив встать с его колена. Сказал, поднимаясь:

   — Мне пора. К тебе сейчас вернется старуха. И Рагнхильд скоро явится.

   Выйдя, он отправил стражу Сванхильд обратно к двери её опочиваленки. Повторил приказ, такой же, какой отдал вчера — ходить за ней по пятам, охранять, из крепости не выпускать.

   Но взаперти не держать. И присматривать, чтобы здешние рабыни ей не докучали.

   После этого Харальд отправился в свой покой.

   У двери его опочивальни сидел под стеной один из воинов его хирда. Дремал, удобно привалившись спиной к бревнам. При появлении Харальда он проснулся и вскочил, громыхнув железными бляхами на кожаном доспехе.

   — Ярл, ты не думай. Я так, немного…

   Харальд смерил мужика с ног до головы недовольным взглядом, но промолчал. Следом взял с полки в конце прохода светильник и вошел в опочивальню.

   Тело змеи за ночь превратилось в чулок иссушенной, полупрозрачной кожи. Вместо головы теперь висели лохмотья, разрисованные едва заметными завитками — полупрозрачными, как и сама кожа.

   Костей, хрустевших вчера ночью под его кулаком, уже не было. Тоже растаяли, как плоть?

   На половицах вокруг змеи темнело пятно.

   Половицы придется менять, решил Харальд. Да и землю из-под них нужно выгрести. Чем бы ни была та жидкость, в которую перетаяла змея, следов её здесь остаться не должно.

   Харальд открыл сундук, в котором Сванхильд хранила свои серые одежки. Подумал — и это тоже надо менять. Для невесты ярла это тряпье не годится.

   Он взял одно из платьев, лежавшее сверху. Завернул в него высушенные кожистые останки и вышел, прихватив их с собой. Велел воину, стоявшему за дверью, сходить за рабами. Проследить, чтобы доски заменили, землю выгребли…

   Кожу змеи, содранной с его спины, Харальд сжег, заскочив на кухню. Уже выходя, мазнул взглядом по бочке, стоявшей в углу. Спросил:

   — Это что?

   Раб, заправлявший делами на кухне, пухлый мужчина лет сорока, сжался под серебряным взглядом нового хозяина. Неприятно режущим, если встретиться с ним глазами.

   — Это свадебный эль хёрсира Убби. Я думал, ему позволено…

   Раб смолк, испуганно сглотнув.

   Вот тот эль, из-за которого я женюсь, с насмешкой подумал Харальд.

   Не свяжись Рагнхильд с Убби, не приревнуй тот Белую Лань к своему ярлу — сам он не бросил бы тогда тех слов, о своем свадебном эле. И не затеял бы всего этого...

   — Да, ему позволено, — медленно сказал Харальд. — Однако мне тоже нужен свадебный эль. Бочек пять, пожалуй.

   В уме мелькнуло — если Свальд и остальные решат после Вёллинхела вернуться сюда, чтобы погулять на свадьбе родича…

   — Десять, — поправился Харальд. — Мне потребуется десять бочек свадебного эля.

   Раб неистово закивал.

   — Мы сегодня же начнем варить эль, ярл! После пира осталось много пустых бочек, зальем все!

   Харальд молча скользнул по нему взглядом, развернулся и вышел. Прошелся по крепости, потом спустился к берегу в поисках Кейлева.

   Тот вместе с сыновьями осматривал драккар на берегу. Уже починенный, готовый к спуску на воду.

   — Поговорим, Кейлев? — с ходу предложил Харальд.

   Старик с готовностью кивнул. Сделал знак сыновьям, чтобы те отошли, но ярл вдруг заявил:

   — Нет, пусть останутся. Дела, о которых я хочу поговорить, семейные. О них должны знать все родичи.

   Кейлевсоны замерли рядом с невозмутимыми лицами.

   — Какой выкуп ты хочешь за свою дочь, Кейлев? — спросил Харальд.

   — Ну… — протянул старик, задумчиво глядя на ярла. — Я, конечно, не могу попросить за неё драккар, как Ольвдан за Рагнхильд…

   — Нет, ты попросишь два, — согласился Харальд. — Но не для себя, а для сыновей. И со временем они их получат. Конечно, сначала я к ним присмотрюсь. Однако за своих парней ты можешь быть спокоен. Теперь о выкупе для Сванхильд. Сколько ты хочешь за свою дочь, Кейлев?

   — Сто марок серебром.

   — Пусть будут двести, — бросил Харальд. — А утренним даром станет…

   Он замолчал, переведя взгляд на фьорд. Утренний дар остается в собственности бабы, но не переходит под присмотр отца. Им она может воспользоваться сразу, как только муж умрет.

   И он принадлежит только ей. Даже если остальное имущество мужа захотят получить его родичи.

   — Моим утренним даром станет Хааленсваге, — сказал наконец Харальд. — И я прикажу, чтобы в Мейдехольме поставили рунный камень с записью об этом. Если что-то случиться, Кейлев… не трать время на свары с моими родичами. Бери драккары, хватай Сванхильд — и плыви туда. Хааленсваге будет её домом.

   Кейлев недоверчиво улыбнулся.

   — Неслыханно щедрый дар, ярл.

   — Да, — снова согласился Харальд. — Но вы мне дадите клятву. Все трое, в море, опустив руки в воду. Вы поклянетесь, что все это и впрямь достанется Сванхильд. А в свидетели клятвы призовете Ёрмунгарда, моего отца.

   — Мы и без этого позаботимся о Сванхильд, ярл, — чуть обиженно сказал старик. — В память о тебе. К тому же она теперь Кейлевсдоттир!

   Братья, стоявшие рядом, дружно закивали.

   — А клятву вы все-таки дадите, — уронил Харальд. — И сходи в кладовые с тканями. Пусть Сванхильд сошьет себе платья. Чтобы не позорила ни тебя, ни меня.

   — Этого не будет, ярл, — чуть ли не клятвенно пообещал Кейлев. — Я об этом прямо сейчас позабочусь. И поговорю с ней, как с дочерью. Через ту старуху…

   Харальд кивнул.

***

Когда бабка вернулась, Забава неподвижно сидела на кровати, глядя на стену опочивальни. Маленя с кряхтеньем опустилась рядом. Сказала ворчливо:

   — Посижу, пока злыдня эта беловолосая не заявилась. А ты чего пригорюнилась, лебедушка? Знаешь, как тебя назвали? Имя твое новое на чужанском означает — битва лебедя!

   — Разве лебеди бьются? — тихо выдохнула Забава.

   — Ещё как бьются, — со значением ответила бабка. — Особенно за свое гнездо. Я здесь видела как-то раз, как лебедь крылом махнул, да руку мальчишке сломал. А потом, пока тот вставал, чуть глаза не выклевал. Парнишка к нему в гнездо за яйцами полез, а лебедь не позволил. Это он только с виду — птица мирная и тихая. А сила у него в крыльях такая…

   — Бабка Маленя, он и впрямь на мне жениться? — перебила Забава.

   — Ты ведь уже спрашивала, — ласково укорила бабка.

   — Не верится мне, — пробормотала Забава. — Как так? Хозяин, ярл по-ихнему, по-чужански почти князь… и на мне женится?

   Она помолчала. Добавила:

   — Помню, когда-то думала… вот придет время, и дядька мой, Кимрята Добруевич, меня замуж отдаст. И будет у меня свой дом, уйду наконец от постылой тетки. Потом, как сюда попала… словно жизнь кончилась. Что впереди, что сзади — все черно. А теперь вот…

   Забава споткнулась и смолкла.

   — А теперь у тебя будет не дом, а дома, — наставительно произнесла Маленя. — Да много. Да все немаленькие. Тут их целое городище. И ты им всем будешь хозяйка! Рабам да рабыням приказы станешь отдавать!

   — Ты и сама говорила, что приказывать дело нехитрое, — обронила Забава.

   И снова затихла.

   Бабка закивала.

   — Вот-вот, ты этому быстро научишься. И ещё вот о чем подумай, лебедушка ты моя, Сванхильд. Душа у тебя добрая, дурного человеку ты не сделаешь. Разве не лучше, если ты здесь хозяйкой будешь? А женился бы ярл на той злыдне беловолосой — так ни тебе, ни мне покою бы не было!

   Забава глянула удивленно.

   — Это ты к чему, бабушка?

   Маленя завздыхала. Но все же сказала:

   — Ты, ясонька, об этом не знаешь. Только Рагнхильд эта, пава чужанская, ещё там, в прежнем дому ярла, в жены ему набивалась. Мне одна баба рассказывала, из тамошних рабынь, в Хааленсваге — идет она как-то по двору, а ярл Харальд перед главным залом стоит. И злюка беловолосая из дома выскакивает. Нам сегодня, говорит, надо объявить о сговоре. А он ей — подумаю. И отвернулся от неё в сторону, к воинам своим.

   — Может, она ему до этого невестой была? — замирающим голосом спросила Забава. — А он…

   — Да нет. — Бабка поджала губы. — Я бы знала. И не ровня они, по прежним-то временам. Она конунгова дочка, княжна по-нашему. Как родилась, так всю жизнь с серебряных тарелок медвяные кушанья золотыми ложками ела. А Харальд твой…

   Мой, подумала Забава. Мой?

   — Перед тем, как ярлом стать, простым ратником был. Да ещё берсерком, зверем в человечьей шкуре. Не помри у этой Рагнхильд отец…

   Тут Маленя прикусила язык, припомнив, что ярл запретил рассказывать о том, что приключилось в крепости. А началось все со смерти отца беловолосой змеюки. Как бы девка спрашивать не начала, что да как.

   На её счастье, тут дверь отворилась — и вошли две рабыни, приставленные к Забаве. В крохотной опочивальне сразу стало тесно, не повернуться.

   Одна из баб положила на кровать рядом с Забавой её плащ, крытый волчьими шкурами и оставленный вчера на пиру.

   — Вот, принесли, — сказала Маленя. — В зале после пира нынче прибирают, велели передать. А дай-ка я у них спрошу…

   Она бросила бабам несколько слов. Те заулыбались, тут же что-то ответили.

   — Радуются, что ты хозяйкой станешь, — степенно перевела бабка. — Вот и ты радуйся. Ходи горделиво, как жене ярла положено. С рабынями не якшайся, не ровня они тебе теперь.

   Тут Маленя опять прикусила язык, припомнив, что она и сама рабыня. Научит сейчас девку на свою голову, выставят её потом в рабский дом — а там и на жертву продадут.

   — Что-то Рагнхильд не идет, — суетливо заявила бабка. — А ведь тут была, в женском доме. Я, когда к сестре твоей шла, её видела.

   — Как там Красава? — негромко спросила Забава.

   — Известно как, — ответила Маленя. — Ярится. Я-то помню, какими словами она тебя полоскала. А теперь ярл тебя в честные жены берет, а Красаву с глаз долой. У ней и вопли, и слезы градом. Только что яд с клыков не капает!

   — Я все в себя прийти не могу, — пожаловалась Забава.

   — Это потому, что ты ещё не утренничала, — отозвалась Маленя. — Вот сейчас рабынь пошлю, раз уж Рагнхильд не идет.

   — А можно… — начала Забава.

   Но осеклась. Подумала — я теперь вроде бы свободна. Невестой ярла Харальда стала.

   Неужто и сейчас будут держать взаперти? И чтобы на двор выйти, опять проситься придется? А выпускать будут только с Рагнхильд, которая, как оказалось, сама в жены к Харальду просилась…

   — По двору пройтись хочу, — прошептала Забава.

   И потянулась к распущенным волосам, которые до сих пор не заплела. Не до этого было. Попросила:

   — Гребень бы…

   Бабка Маленя что-то сказала. Одна из рабынь тут же выскочила за дверь. Вторая, подхватив поднос с сундука, тоже ушла.

   Что-то там у них в опочивальне случилось, подумала Маленя. Вон и деваху сюда переселили. И ярл с ней тут спал.

   Но в господские дела лучше не соваться. А после вчерашнего пира и того, что ярл утром сказал — Забава нынче тоже из господ.

   Её же дело маленькое. Услужать, а не спрашивать.

   Рабыни вернулись быстро. Принесли завтрак, гребень и чистой воды, чтобы ополоснуться.

   Только Рагнхильд все не шла.

   Забава, быстро поклевав с тарелок, с самого краешку, встала. Сунула подносы бабке и рабыням, велев тоже поесть.

   И порадовалась своей хитрости. Вот вроде бы и с рабынями не села утренничать — а баб да Маленю все равно накормит…

   Но дверь вдруг распахнулась, и вошел Кейлев. Кинул на постель охапку тканей, что-то сказал.

   — Поговорить с тобой хочет, — перевела Маленя, вскочившая с кровати, едва тот вошел. — Как отец с дочерью.

   Забава застыла, тревожно глядя на нового отца. Понятно, что Харальд велел ему объявить её дочерью. Считай, приказал. Вот только что из этого выйдет?

   Кейлев смотрел на неё спокойно. И когда заговорил, слова зазвучали размеренно.

   — Ты теперь его дочь. Глядя на тебя, люди будут говорить — вон идет Кейлевсдоттир, — перевела Маленя. — Поэтому ты должна одеваться так, чтобы за тебя не было стыдно ни ему, ни твоим братьям, Ислейву и Болли. Он принес ткани. Сшей себе одежду. Чтобы никто не мог сказать, что дочь Кейлева одета, как рабыня.

   Забава, помедлив, кивнула. Подумала — отца положено слушаться. И родного, и приемного. Зла он ей не делал. Наоборот, принял в свой род…

   Кейлев почему-то не уходил. Стоял, разглядывая её. Снова заговорил.

   — Твой отец говорит — он знает, что ты теперь невеста ярла, и живешь под его защитой. Но бывает, баба не хочет что-то сказать своему мужу. И ты всегда можешь обратиться к нему. Или к его сыновьям, твоим братьям. Их имена — Ислейв и Болли. Они сделают все как надо. Как ты захочешь. Тихо, без шума.

   — Это он о чем? — тревожно спросила Забава.

   Кейлев, выслушав перевод Малени, тряхнул седой головой. Вскинул сжатый кулак, разогнул один палец.

   — Если тебя обидит какая-то баба, но ты не хочешь, чтобы ей сделали слишком больно. Чтобы просто поговорили.

   Разогнул второй.

   — Если тебе что-то сказали, и ты хочешь узнать, правда ли это.

   Разогнул третий.

   — Если ты хочешь что-то сделать, но не знаешь, как это делается у нас, в Нартвегре.

   Старик опустил руку.

   — Я поняла, — осторожно сказала Забава. — И запомню.

   Они ещё какое-то время разглядывали друг друга. Кейлев опять что-то сказал.

   — Ты должна научиться слушаться ярла, — перевела бабка с придыханием.

   И видно было, что она полностью согласна с Кейлевом.

   — Твой отец помнит, какой ты была в Хааленсваге. Теперь ты другая, и это хорошо. Он советует тебе оставаться такой же — и даже стать ещё послушней. Посмотри на Рагнхильд. Она держит голову так высоко, как никто. Но когда нужно, склоняется перед мужчинами так низко, как нужно, чтобы их гнев утих. Это мудрость бабы. Научись ей. И будешь жить долго и счастливо.

   Забава едва успела подавить дрожь. Слова о том, чтобы склоняться перед мужиками, напомнили ей о тетке Насте. Та тоже кланялась дядьке Кимряте…

   Кейлев смотрел выжидающе, и Забава молча кивнула.

   Потом старик ткнул рукой в ворох разноцветных тканей, лежавших на кровати. И вышел.

   Забава еле дождалась, пока бабы и Маленя закончат с едой. Прошлась по волосам гребнем, но когда начала разбирать пряди, чтобы заплести две косы, бабка сказала:

   — Не делай этого, Сванхильд, лебедушка моя. Ты нынче из чужан, а у них богатые бабы кос не заплетают. Показывают этим, что у них и время, и рабыни, и притирания есть, чтобы волосы обиходить. Вон как Рагнхильд, как сестры её. Ты теперь тоже не из последних…

   Теперь мне за Рагнхильд придется тянуться, подумала Забава. А вслух заметила:

   — Пойдешь со мной, бабушка? По двору погуляем. Бабы пусть тут останутся.

   Она накинула плащ, выскочила во двор. Пятеро стражников, стоявших за дверью, не препятствовали.

   Просто молча зашагали следом.

***

Рагнхильд вернулась в женский дом не одна.

   Следом за ней шла худосочная бабенка, время от времени гулко кашлявшая.

   За помощь Рагнхильд пообещала рабыне теплого тряпья и еды. А ещё нож под ребро, если та проговорится кому-нибудь. Баба, выслушав её, затряслась — похоже, знала о зарезанной наложнице Гудрема.

   Белая Лань нырнула в дверь, за которой почему-то не было стражи, приставленной к Сванхильд. Заглянула в каморку, где та провела ночь, узнала, что девка Харальда отправилась гулять…

   И с легким сердцем пошла к темноволосой, ведя за собой худосочную бабу.

   Вторая наложница Харальда сидела на кровати, обняв подушку. Плакала, некрасиво разевая рот и с хрипом заглатывая воздух.

   — Не реви, — строго сказала Рагнхильд, встав рядом. – Слушай, что я скажу. Харальду ты больше не нужна. И очень скоро тебя отведут на торжище, чтобы продать. Будешь вставать рано утром, делать всю тяжелую работу, а ночью ещё и раздвигать ноги перед хозяином. Ярлов в Нарвегре немного, а простые люди используют рабынь и для утех, и для работы. Хочешь так жить?

   Худосочная баба забормотала, переводя слова Рагнхильд. Темноволосая смолкла и уставилась на Белую Лань.

   — Значит, хочешь остаться здесь? — Рагнхильд прищурилась. — Жить в довольстве, не работать?

   Темноволосая наложница, выслушав переведенное, неистово закивала.

   — Тогда сделаешь так…

***

Двор встретил Забаву многоголосьем — и ветром в лицо. Она ухватила разлетевшиеся полы плаща, свела их на груди. Покосилась на бабку Маленю, кутавшуюся в старую тонкую накидку. И двинулась к хозяйскому дому, где жила до этого.

   Пятеро мужиков, все с оружием, топали следом, не пытаясь её остановить.

   Порог опочивальни, где она наткнулась на змею — и где Харальд снова засиял — Забава переступила с дрожью.

   Окошко сейчас было распахнуто, и в опочивальне работали какие-то люди. Судя по одежде, рабы. Часть половиц уже убрали, под полом зачем-то копали яму…

   Воин, сидевший на сундуке и наблюдавший за работой, при её появлении встал. Забава на всякий случай пожелала сразу всем, на чужанском наречии:

   — Добрый день.

   И со смущением вспомнила, что стражникам, выйдя из каморки, таких слов не сказала. Кейлева, приемного отца, тоже не приветила — забыла обо всем, растерявшись после вестей, услышанных поутру.

   — Добрый, — ответил вставший викинг.

   Забава оглянулась на бабку.

   — Бабушка Маленя, может, возьмешь что-нибудь из моих вещей? Мне их больше не носить — а там теплые накидки лежат. Новые, из толстой шерстины!

   — Заберу, коли даришь, — хозяйственно ответила бабка. — А ты из своего сундука достань золото, что ярл подарил. И на себя надень, голубка. Жениха порадуй!

   Но Забава только пожала плечами. Не хотелось при людях копаться в сундуке, ища на дне украшения, завернутые в тряпку.

   — Успею ещё, — пообещала она бабке. — А пока пусть тут полежат. За покоем все равно присматривают.

   Она дождалась, пока бабка Маленя, обойдя дыру из снятых половиц, вытащит из сундука новую накидку. Пока накинет её поверх старой…

   И опять выскочила во двор, гулять.

   Серые тучи обложили небо, ветер дул холодный — а Забаве было радостно, как бывает только по весне.

   Свободна, думала она счастливо. Вот уже и гулять позволяют! И Рагнхильд рядом нет, с её улыбками да сладкими взглядами. Сердце стучало, улыбаться хотелось…

   Забава кусала губы, чтобы те не растягивались в улыбке. Вскидывала голову, стараясь выглядеть подостойнее.

   По дорожкам поместья ходили люди. Все больше мужики, бабы попадались редко. На неё глазели. Подходя поближе, отводили взгляд — но отойдя, опять смотрели. Изучающе, иногда с насмешкой.

   И Забава, чтобы на неё не пялились, свернула к коровникам и службам. Шла без спешки, чтобы бабке Малене не приходилось бежать.

   В одной из овчарен лаяли псы, трое рабов сооружали рядом загон. Забава тут же вспомнила о подаренном щенке и пошла к овчарне.

   — Ты куда? — всполошилась бабка.

   — Щенка гляну…

   — Покусают же! Хоть бы костей прихватила! — Маленя всплеснула руками, что-то сказала стражникам.

   Однако те лишь пожали плечами. Ярл запретил пускать свою невесту за стены, но и только. А если псы кинутся, так они рядом. К тому же собаки приучены без команды не рвать...

   Своего щенка среди двух десятков точно таких же, кудлатых и черных, веселыми шарами катавшихся под ногами, Забава не нашла. Побродила по овчарне, с парой стражников, не отстававших ни на шаг. Кобели прыгали рядом, гавкали, щелкая зубами. То ли просились погулять, то ли чуяли запах хозяина, идущий от её плаща.

    Так и не найдя подарок Харальда, Забава вернулась во двор. Оглянулась, решая, куда идти…

   И тут увидела Рагнхильд, шагавшую со стороны хозяйского дома. Та помахала ей рукой.

   Радость начала увядать.

   — Тебе нужно сесть за шитье, — мягко сказала беловолосая красавица, подойдя поближе. — Перед кухней уже стоят котлы, там варят свадебный эль для ярла Харальда. Для твоей свадьбы, Сванхильд. Дней через десять эль созреет. И ты должна сшить красивую одежду, чтобы не опозорить ярла своим нарядом. Пойдем. Ткани, подаренные тебе, дорогие. За рабынями, когда речь идет о таких тканях, нужно приглядывать.

   Забава вздохнула. Но послушно зашагала вслед за Рагнхильд.

   А едва ступила на дорожку, спускавшуюся к берегу, от женского дома к ней кинулась женщина. Споткнулась, не дойдя нескольких шагов, упала на колени…

   И Забава узнала Красаву. Встрепанную, в разодранной одежде, со свежими кровоподтеками на лице.

   Глядевшую безумными глазами.

   — Сестрица, Забавушка! — умоляюще крикнула Красава.

   Забава вздрогнула — до того дико было слышать это от Красавы.

   — Спаси! Знаю, что виновата… но отцы наши братьями были! Убьют меня. Чуть не снасильничали, избили!

   Забава словно оцепенела.

   Один из стражников зашагал к Красаве, вздернул её на ноги и замахнулся.

   Тут она не выдержала. Вспомнилось, как Харальд сказал — его стражники не такие добрые, как он, могут и скулу свернуть…

   Забава молча кинулась к воину, замахнувшемуся на Красаву. Только не успела — та уже отлетела в сторону. И закричала, растянувшись на земле.

   Ударивший стражник повернулся к подлетевшей Забаве, глянул спокойно, честно. Народу вокруг опять было много, и все смотрели на неё.

   — Что ж ты делаешь, голубка, — зачастила сзади бабка Маленя. — Ярл ведь приказал — не водись с рабынями!

   Поодаль ползала Красава, плача и задыхаясь. Из её носа густой струей текла кровь.

   Забава стиснула зубы. Почувствовала себя так, словно ступила на тонкий лед. Харальд рассердится, если решит, что она его опозорила. А за его недовольство заплатят другие, не она…

   Но и себя предать нельзя!

   Забава глянула на воина, ударившего сестру. Он тут не при чем, мелькнуло у неё. Всего лишь сделал то, что велел Харальд.

   — Нет ещё раз, — попросила Забава. И добавила торопливо: — Прошу!

   — Ярл приказал, — хмуро отрезал мужик.

   И поскольку слова были знакомые, Забава поняла их сразу, без перевода. Тут же оглянулась на бабку.

   Ей нельзя водиться с рабынями — но рабыням-то можно?

   — Бабка Маленя, — дрогнувшим голосом попросила Забава, не трогаясь с места. — Отведи мою сестру в тот дом, где её поселили. Присмотри за ней пока. Скажи, я сейчас приду.

   Маленя, не двинувшись с места, проворчала:

   — С чего бы это вдруг? Красава твоя ещё не то заслужила. Сколько она тебе гадостей наговорила…

   — Бабушка Маленя, — звонко сказала Забава. — Я тебя прошу. Пожалуйста!

   Один из стражников, стоявших рядом с бабкой, заворчал, поворачиваясь к ней. Маленя тут же захромала к Красаве.

   Вот и все, убито подумала Забава. Ещё и бабушку обидела. Может, и впрямь нужно было пройти мимо Красавы? Повернись все по-другому, да будь она на Красавином месте — её саму сестрица не пожалела бы.

   Неизвестно, что случилось бы дальше — но тут Забава глянула на Рагнхильд.

   Беловолосая красавица спокойно улыбалась.

   И Забава, собравшись с силами, тоже улыбнулась. Правда, едва-едва, одними уголками рта.

   А потом развернулась и пошла к женскому дому, не оглядываясь. Стражники потопали следом.

   У неё за спиной бабка Маленя хлопнула Красаву по плечу. Сказала:

   — Вставай, чего разлеглась? Я тебе не лебедушка наша, Сванхильд. Пошли в женский дом, хватит перед людьми позориться.

   …Могло быть и лучше, подумала Рагнхильд, идя за Харальдовой девкой. Она надеялась, что Сванхильд дрогнет, кинется к сестре — к рабыне, да ещё в разодранной одежде.

   Все ж понимают — бабой только что попользовались. Правда, она велела говорить, что лишь пытались. Но люди видят то, что видят.

   Однако девка сдержалась и к рабыне не прикоснулась.

   Всего понемногу, решила Рагнхильд. Девка Харальда, как придет в женский дом, побежит к сестре. Потом нажалуется Харальду. Тому придется искать неизвестного, поднявшего руку на его наложницу. Пусть уже и не нужную.

   Он будет злиться, а девка жалеть сестру. Просить за неё. Обязательно будет, если припомнить, как она на сестру смотрела…

***

Придя в женский дом, Забава постояла в каморке, дожидаясь, пока вернется Маленя. Спросила, едва та вошла:

   — Как она?

   — Да что с ней станется, — отмахнулась бабка. — Сидит, хнычет.

   — Её и правда снасильничать пытались?

   — Говорит, пошла в баню, затащили в какой-то сарай. Еле вырвалась. Только, думаю, врет она. Одета была в шелка, издалека видно, что не простая рабыня. Кто к ней сунется с таким делом?

   Забава вздохнула. Может, и так.

   Ей не то что было жаль Красаву — просто мерзко становилось при мысли о том, что она сейчас сядет и будет шить платье на свадьбу. Как будто ничего не случилось.

   — Пойду навещу, — помолчав, обронила Забава. — Где её поместили?

   — Тут, в самом конце женского дома, — проворчала бабка Маленя. — Последняя дверь в проходе, по правую руку. Как подойдешь, сразу услышишь, как твоя сестрица за дверью белугой ревет. Только пустят ли тебя к ней? Это я про стражников. Об этом подумай, если уж о приказе ярла позабыла.

   — Думаю, им велено её ко мне не пускать. Не меня к ней, — пробормотала Забава.

   И посмотрела на беловолосую красавицу, тихо стоявшую в уголке крохотной опочивальни. Попросила:

   — Скажи Рагнхильд, что я сейчас вернусь.

   Потом Забава вышла. Двое стражников двинулись следом, не пытаясь её остановить. Даже в каморку, где горько плакала Красава, стражники не вошли.

***

Когда Харальд вернулся вечером в опочивальню, Рагнхильд первой встала ему навстречу. Кинула взгляд на Сванхильд, отложившую шитье и тоже поднявшуюся с кровати, сказала тихо:

   — Хочу поговорить с тобой, ярл. Сегодня твоя темноволосая наложница…

   Он кивнул.

   — Уже знаю.

   Подумал — доложили ещё до тебя.

   — Но твоя невеста… — Рагнхильд вздохнула. — Никак не может забыть, что эта девка её сестра. Из двух рабынь, что ты к ней приставил, Сванхильд одну отправила к сестре. Прислуживать этой Кресив.

   — Да и Хель с ней, — проворчал Харальд.

   Дело глупое, но нехорошее, мелькнуло у него. С одной стороны, в крепости полно чужих воинов, ещё хмельных после пира. На Кресив и впрямь могли позариться, решив, что она одна из баб, оставшихся тут со времен Ольвдана.

   Но он, как ярл, должен найти виновного. В первую очередь потому, что это его наложница.

   Вот только искать не хотелось. Завтра с утра он собирался посадить проспавшихся воинов на весла — и отправить два драккара прочесать побережье. А послезавтра, если не будет плохих новостей, отправиться в Вёллинхел.

   И через десять дней отпраздновать свою свадьбу.

   Рагнхильд, тихо попрощавшись, вышла. Следом выскользнула одна из рабынь.

   Харальд махнул рукой, останавливая старуху, тоже заковылявшую к двери. Посмотрел на Сванхильд.

   В Хааленсваге не было женского дома. Вообще. Он знал, что бабье убежище ему ни к чему, поэтому не стал его строить. Для рабынь, захваченных в походах и купленных на торжищах, вполне хватало его покоев — и каморок в рабском доме.

   А теперь у него был женский дом, битком набитый бабами, которых он сам не трогает — и другим не дает. То, что произошло с Кресив, должно было случиться рано или поздно. Не с ней, так с другой.

   Все это не ко времени, угрюмо подумал Харальд.

   Вслед этой мысли пролетела другая, насмешливая — судьбу надо принимать как есть. Норны спряли нить как спряли, а ты живи, как сможешь…

   Сванхильд выглядела задумчивой и растерянной. Харальд объявил:

   — Если она хочет что-то сказать, пусть скажет.

   Девчонка, прежде чем заговорить, вздохнула. Спросила:

   — Что теперь будет с сестрой?

   А перед последним словом все-таки замялась, отметил про себя Харальд.

   — Чего ты для неё хочешь? — поинтересовался он. — Счастливой жизни со мной?

   Сванхильд помолчала. Опустила взгляд, снова посмотрела на него — и только тогда заговорила. Старуха перевела:

   — Ты, ярл, с её сестрой поступил так же, как с ней. Взял на свое ложе. Теперь Кресив и домой не может вернуться, и тебе не нужна. Нехорошо это.

   Вот, подумал с ухмылкой Харальд, до чего я дожил. До упреков от своей бывшей рабыни — за то, что посмел завалить на спину другую рабыню.

   — Она просит, чтобы ты не продавал её сестру, — боязливо добавила старуха. — Оставил здесь, не выгонял. Чтобы она жила под твоей защитой.

   — Пусть живет, — буркнул Харальд.

   Осталась, да и пусть себе, мелькнуло у него. Он даже вдов погибших хёрсиров Ольвдана, которым некуда идти, не тронул. Оставил жить в женском доме.

   Сванхильд вздохнула, словно решаясь на что-то.

   — Ты найдешь того, кто это сделал?

   — Я даже не стану искать, — резко ответил Харальд. — Сванхильд, ты многого обо мне не знаешь. Я стал ярлом не потому, что родичи подарили мне драккар с хирдом, когда настало время. Я стал им, потому что всегда поступал так, как положено поступать воину. Твоя сестра рабыня, за её бесчестье не положен даже вергельд. А устраивать хольмганг ради рабыни, которая мне самому как баба не нужна, я не собираюсь. Это будет уроком для всех баб, живущих здесь, в женском доме. Пусть не крутятся там, где полно незнакомых мужиков!

   Он расстегнул пряжку плаща, кинул его на спинку кровати. Объявил:

   — А теперь мы поговорим о другом.

   Харальд сдвинул в сторону шитье, уселся на постель. Махнул рукой, подзывая к себе Сванхильд.

   Она подошла, но не сразу. Харальд подтащил её поближе, поставил меж своих расставленных колен.

   Подумал — выдержит то, что он скажет, или нет?

   — Ты теперь моя невеста, Сванхильд, — негромко заявил Харальд. — И скоро станешь моей женой. Я не знаю, как живут в твоих краях, но у нас свои обычаи. Я не только ярл, я ещё и воин. Такой же, как все воины моего хирда. Один из них.

   Робкое тепло стройных бедер под скользким шелком ласкало ему ладони. Звало, манило…

   — Жена ярла, — уронил Харальд, — должна присматривать за женским домом. Я могу поставить охрану к дверям, но я не буду утирать сопли бабам, что здесь живут. Не стану разрешать или запрещать им что-то. Это не моя забота.

   Харальд помолчал. Погладил девчонкины ноги, потянувшись чуть выше. Синие глаза прятались в тени, укрывавшей лицо. Пряди волос, падавшие с плеч двумя пологами, были так близко…

   Он сам велел учить её языку. Рано или поздно Сванхильд узнает все. И лучше, если это случится сейчас, пока глаза у неё светятся от счастья — после известия о свадьбе.

   — Когда мои воины взяли эту крепость, они, как положено, получили один день на потеху. И потешились со всеми бабами, что тут живут. Таких потоптанных баб, как твоя сестра, здесь целый женский дом. Только двух не тронули.

   Сванхильд судорожно вздохнула. Ладони её сжались в кулаки.

   — Я не хвалюсь этим, — спокойно сказал Харальд. — Но я сделал тебя свободной женщиной Нартвегра. И ты должна понять — у нас свои обычаи. Я стал ярлом, опираясь на простых воинов. Я сам вышел из них.

   Она по-прежнему молчала — только грудь поднималась от частого дыхания. Пряди волос подрагивали. Рядом, близко…

   — Ты знаешь, что я и сам зверь, — выдохнул Харальд. — Ты видела мою светящуюся морду. Я поступал хуже, чем мои воины. Я убивал. Мои рабыни мучились больше, чем здешние бабы. И умирали.

   …Мир рушился.

   Здесь было столько баб. И все они, подумала Забава, перенесли то же, что и Красава.

   Нет, поправилась она тут же. Красаву все-таки не тронули. А этих — толпой. И сделали это воины Харальда. С его, выходит, разрешения?

   Живот свело от тошнотворного холода.

   Бабка Маленя, переведя последние слова ярла, застыла в углу опочиваленки, боясь шевельнуться.

   Лицо Харальда было неподвижным. Серебряные глаза сияли, и сейчас он напомнил Забаве то чудище, каким обернулся позапрошлой ночью, после пира. Вот только кожа не светилась.

   Она вдруг подумала — а смог бы Харальд обернуться в человека без меня? Спросить бы…

   Только не хотелось, чтобы бабка слышала про такое. Про него и так не по-доброму говорят.

   Харальд молчал. Руки его крепкой хваткой держали её ноги чуть выше колен. От тяжелых ладоней сквозь шелк шло тепло.

   И Забаве вдруг припомнилась стена с оружием в его опочивальне. В том доме и в том поместье, где он жил прежде. Над кроватью, только руку протяни. А ещё вспомнилось, как Харальд ей пальцы на рукояти кинжала складывал. Показывал, как на него замахнуться…

   Она сделала такой глубокий вздох, что голова закружилась. Спросила:

   — Ты хотел, чтобы одна из твоих баб тебя убила? Поэтому мечи над кроватью держал?

   Испуганное бормотание бабки, его ответ, и снова бормотание.

   — Они в Нартвегре верят, что судьбу плетут норны, три богини судьбы. И у каждого своя нить. Он не хотел смерти от руки бабы. Но и не прятался от такой судьбы.

   Неужто готов был помереть во сне, подумала Забава.

   Хотя может, он успел бы проснуться? И никто не посмел… да неужто? Или такое бывало, но Харальд всякий раз просыпался?

   Забава облизнула пересохшие губы. Спросила — и свой голос ей самой показался жалким:

   — А после того, как он со мной… после того, как я стала его рабыней, он кого-нибудь убивал?

   — Только мужиков, дитятко, — прошелестела Маленя, дождавшись ответа Харальда. — После тебя он баб уже не трогал.

   — Вот пусть и дальше так будет, — выдохнула Забава.

   Серебряные глаза напряженно сияли. Она помедлила, спросила:

   — А мою судьбу тоже спряли норны?

   Руки Харальда ожили, дотянулись до её талии. Ладони сошлись на ней крепким обручем.

   — Он говорит, ты волоконце в его нити. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятье.

   Харальд вдруг что-то хрипло сказал, и бабка торопливо похромала к выходу.

***

Он меня обыграл, признала Рагнхильд, едва успевшая отступить от дверного косяка, когда старая рабыня вышла. Хорошо, что та ковыляла, прихрамывая — и скрип половиц предупредил о её появлении.

   А могло бы получиться неплохо — сначала девка узнает, что случилось с её сестрой. Расстраивается, дуется на Харальда.

   Тот мог даже начать поиски виновного, хотя ему сейчас не до того. Что не добавило бы ему любви к девке, совсем наоборот.

   Потом темноволосая разболтала бы об участи сестер Рагнхильд, которыми попользовалось все войско ярла. И пожаловалась бы, что Харальд её убьет, как только ему донесут о её словах. Ведь здесь, в женском доме, полно ушей…

   После чего Рагнхильд прирезала бы темноволосую, обрубив все концы. А девка подумала бы на Харальда. Решив, что он все-таки дознался и приказал убить сестру. За то, что выболтала, рассказала…

   Но теперь смысла в этом нет.

   Надо идти дальше, решила Рагнхильд.

   Идя к себе, она с тоской вспоминала слова Харальда. Он даже этот разговор со своей девкой провел, как битву. И выиграл её, как всегда.

   Ты волоконце в моей нити, крутилось у Рагнхильд в уме. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятье…

   Белая Лань с ненавистью прикусила губу. И переступила порог своей опочивальни. Сейчас Харальд будет ласкать свою девку. А к ней сегодня ночью наверняка наведается Убби.

***

Когда старуха вышла, Сванхильд так и осталась стоять меж его расставленных колен. Замерла неподвижно, думая о чем-то — и глядя на него сверху вниз.

   Правда, дышала она уже не так часто. Понемногу успокаивалась?

   Харальд тоже не двигался, решив — какие бы мысли не крутились в её голове, пусть додумает их до конца. Сам тем временем скосил глаза на ладони девчонки.

   Те все ещё были сжаты в кулачки, смешные по сравнению с его кулаками.

   Ты ведь меня уже простила, подумал он, снова переводя взгляд на лицо Сванхильд. Раз уж сказала — пусть и дальше так будет…

   Она вдруг двинулась, выкручиваясь из его рук и отшатываясь назад.

   Харальд позволил ей высвободиться. Следом встал сам, решив уйти. Поскольку девчонка, похоже, этого хочет. Переночует сегодня в своих покоях, где уже поменяли половицы. Заодно посмотрит, не опасно ли там, не потревожит ли что-то его сон.

   Но завтра будет последняя ночь перед походом. И её он не уступит. Сванхильд придется его принять.

   Девчонка, вывернувшись из его рук, в несколько шагов подошла к бревенчатому простенку, отделявшему её опочиваленку от соседней. Встала там и развернулась.

   Харальд уже потянулся к своему плащу, когда она сказала — на его родном наречии:

   — Я!

   И прижала одну руку к груди.

   Он кивнул, давая понять, что слушает.

   Сванхильд отняла ладонь, прикоснулась к бревнам простенка. Сказала, серьезно глядя — и снова на его языке:

   — Дом.

   А следом она добавила уже вопросительно, вскидывая брови:

   — Я приказываю?

   Харальд прищурился, соображая. Хочет распоряжаться тут, в женском доме?

   Ну да, он ведь сам ей сказал, что за женским домом присматривает жена ярла. А она почти его жена — без десяти дней.

   — Приказывай, — с ухмылкой позволил Харальд.

   И подумал — жаль, не увижу, что будет, если девчонка вдруг схлестнется с Рагнхильд. Та наверняка заправляет сейчас всем в женском доме. Как невеста Убби, как самая решительная, умная…

   И способная на убийство.

   Мысль пришла неожиданно. Харальд нахмурился. Конечно, Рагнхильд не посмеет сделать что-то, помня о своих сестрах.

   И все же. В ней течет кровь конунгов, в её роду были одни воины. Ему ли не знать, на что способен человек с такой кровью — после вспышки ярости, в приступе гнева…

   Сванхильд вдруг метнулась от простенка к кровати. Обошла его по кругу, собрала шитье, валявшееся на постели, перенесла на сундук.

   Затем обернулась к нему.

   И все мысли Харальда о Рагнхильд смыло как волной. Он уставился на Сванхильд, как четырнадцатилетний сопляк на первую в его жизни девку. Стоял, смотрел, как девчонка берется за подол, как тело её прогибается, пока платье ползет вверх. А следом за ним — исподняя рубаха…

   Она шагнула от сундука, оставшись в одних коротких сапожках. Острые грудки раздвигали пряди русых волос, падавших с плеч. Подошла, не отводя от него взгляда, запрокинув белое лицо.

   Полуоткрытые губы едва заметно шевелились, словно Сванхильд хотела что-то сказать — но не решалась.

   Харальд стоял неподвижно. Не хотел спугнуть.

   А тело ниже пояса знакомо наливалось тяжестью. И штаны уже топорщились.

   Сванхильд взялась за его пояс, потянула, пытаясь справиться с тугой застежкой. Харальд не шевельнулся. Только облизал пересохшие губы.

   …Застежку сверху прикрывали две бляхи, поставленные близко, почти впритык. Забава расстегнула её не сразу. Харальд втянул живот, тяжело дыхнув, и только тогда она смогла выдернуть конец ремня.

   Бляхи, идущие сплошь, грозно звякнули, когда пояс повис у неё в руках.

   Просто бросить пояс на пол, как это делал сам Харальд, Забава не решилась. Попятилась и уложила на сундук. Вернувшись, взялась за его рубаху.

   Она спешила, стараясь отогнать от себя все мысли, все воспоминания. Всю горечь, оставшуюся после слов Харальда, прозвучавших сегодня. У неё в мире не было ничего и никого, только он.

   И все, что она могла сделать — это быть с ним рядом. Утешаясь тем, что Харальд сначала убьет её, и только потом возьмется за другую бабу.

   Уже и то хорошо, что напоследок она поживет честной женой.

   Он поднял руки, позволяя ей стащить рубаху.

   От тела Харальда шло жаркое тепло — Забава чувствовала его, даже не прикасаясь. Торопливо повесила рубаху на изножье кровати. Сглотнула и взялась за завязки штанов.

   Ткань ниже уже натянулась, выпирала бугром…

   Забава кое-как распутала тесемки.

   И тут Харальд отбросил её руки. Быстро сел на кровать, стащил сапоги, не отводя от неё взгляда. Приподнявшись, стянул штаны, отшвырнул.

   Снова сел, сказал — и она поняла:

   — Иди сюда.

   Забава шагнула, опять оказавшись меж его ног. Харальд тут же сдвинул колени. Жесткие бедра, поросшие белесыми волосками, поймали её, стиснув капканом.

   И руки его двинулись, поднимаясь от её колен. Большие пальцы поглаживали внутреннюю поверхность бедер. Ласкали, выписывая крохотные круги, цепью идущие вверх.

   Она задохнулась, когда пальцы Харальда дошли до холмика, поросшего завитками. Мягко, щекотно коснулись её между ног…

   И начали гладить там. Сначала по границе, где завитки переходили в розовую, беззащитную плоть. Потом скользнули глубже, тревожа сразу все — и особенно то место, в котором словно бусина каталась, твердея под его пальцами.

   Забава ухватилась за его плечи, но тут колени Харальда наконец раздвинулись. Он потянул её вниз, к кровати. Мигом опрокинул на спину и сдернул с неё сапожки.

   А сам улегся сверху. Прошептал что-то, нависая над ней, почти касаясь губами её губ…

   Она моргнула, непонимающе вскинула брови. Харальд, обдувая тяжелым дыханием её лицо, снова что-то сказал — такое же непонятное.

   Потом Забава ощутила, как в неё ткнулось его мужское копье.

   Он двигался не спеша. Заставляя почувствовать, какой изнемогающей и тугой она сейчас была.

   Тень стыда за себя, за то, что радуется, когда Красава и прочие бабы в поместье горюют, скользнула по сознанию Забавы…

   И исчезла, стертая сладкой мукой, рождавшейся в теле от рывков Харальда.

   Трепет. Дрожь. И горячей водой по животу расплескивается наслаждение. Выдохи Харальда, шипящие, срывающиеся в рык…

   А потом снова — тяжелая ласка мозолистой ладони, поймавшей её грудь. Поцелуи, от которых задыхаешься. Руки, от которых не знаешь, куда деться.

***

Встав утром, Харальд снова вспомнил о Белой Лани. Задумался на мгновенье, глядя на спящую Сванхильд.

   Ты всегда будешь со мной, сказал он ей ночью, прежде чем взять. И я убью любого, кто протянет к тебе руку.

   Харальд улыбнулся, припомнив, как она закусывала губу, пытаясь не застонать. Девчонка тиха в постели, как мышка. И стоны её больше похожи на вздохи, смешанные с оханьем. Правда, иногда она ойкает. Время от времени даже возмущенно…

   Но под ним обычно стонали в голос. Бывало, что и орали.

   Рагнхильд, напомнил себе Харальд. И вышел.

   У дверей женского дома стояли четыре стражника. И с ними ещё трое из охраны Сванхильд — остальные пока не подошли. Харальд кивком отправил троицу внутрь, к опочивальне. Спросил у оставшихся:

   — Убби не видели?

   Парни заухмылялись.

   — Он тут, у своей невесты. С ночи сидит.

   Поговорю с ним позже, решил Харальд. Не вламываться же в опочивальню Рагнхильд непрошеным гостем…

***

Забава встала раньше, чем появилась бабка Маленя с рабынями. Расчесала пряди, спутавшиеся ночью под руками Харальда. Следом натянула платье — новое, сшитое только вчера, на пару с одной из рабынь.

   Сегодня она хотела, как говорят чужане, выглядеть достойно. И бабке, едва та вошла, объявила:

   — Пойду поговорю с Кейлевом… то есть с моим отцом.

   — А поутренничать? — немного обиженно проворчала Маленя.

   Но тут в дверь вплыла Рагнхильд. Забава, глянув на неё, быстро сказала:

   — Это потом. Скажи Рагнхильд — пусть пока отдохнет, свои дела поделает.

   Беловолосая красавица, выслушав бабку, изумленно вскинула брови. Ответила что-то — голос прозвучал мягко, но по-хозяйски.

   — Говорит, её к тебе приставил сам ярл Харальд, — немного испугано перевела бабка. — И если ты собралась куда-то, то она должна пойти с тобой.

   Забава тяжело вздохнула. Сказала, чувствуя, как внутри зарождается упрямство — но подбирая слова осторожно, чтобы не обидеть беловолосую:

   — Я схожу к своему отцу, поговорю с ним. Ты не беспокойся, я не задержусь.

   Потом Забава повернулась, чтобы взять плащ, уже приготовленный и лежавший на кровати.

   Рагнхильд опять что-то заявила.

   — Тебе, говорит, нельзя без неё…

   — Можно, — негромко ответила Забава. — В стражниках у меня другие ходят. Не она.

   А следом, накинув плащ, Забава глянула на Рагнхильд.

   Губы беловолосой брезгливо дернулись — но тут же снова растянулись в улыбке.

   Я для неё вчерашняя рабыня, подумала Забава. Все правильно, с чего бы Рагнхильд её любить? Тем более что беловолосая сама, по словам бабки Малени, желала стать женой Харальда.

   — Я хочу поговорить со своим отцом наедине, — выдохнула Забава. — Хочешь, подожди меня здесь. А хочешь, к себе иди.

   Она кивнула бабке Малене, давая знать, чтобы та шла следом. Шагнула за порог, где уже ждала пятерка стражников. Сказала на чужанском:

   — Добрей утра.

   — Доброе, — нестройно отозвались те.

   А выйдя во двор, Забава вдруг обнаружила, что Рагнхильд идет за ней.

   Ну и как быть, подумала Забава.

   Бабка Маленя, словно прочитав её мысли, тихо прошамкала:

   — Да скажи ты стражникам, и дело с концом. Им указ только ты — да ярл. Уж они-то беловолосой своевольничать не дадут.

   И Забава в который раз вздохнула. Ну, прикажет она, и что дальше? По её приказу беловолосую обидят. Кому от этого лучше?

   Уж точно не ей. И пойдет о ней слава, что она, вчерашняя рабыня, напускает воинов ярла на здешних баб.

   Забава остановилась. Обернулась, сказала на чужанском:

   — Прошу тебя, Рагнхильд. Пожалуйста!

   На большее её познаний не хватило, и дальше она молча ткнула рукой в сторону женского дома.

   Рагнхильд несколько мгновений смотрела на Забаву, часто дыша и удерживая на лице улыбку. Угол красивого рта подергивался. Пятеро стражников переводили взгляды с неё на Забаву.

   И все-таки беловолосая уступила. Резко развернулась и зашагала к дому.

   А Забава оглянулась на стражников. Спросила:

   — Кейлев? Где Кейлев?

   Один из воинов тут же окликнул кого-то во дворе, выслушал ответ. И двинулся вперед, поманив её за собой. Забава заторопилась следом.

   Приемный отец отыскался на берегу. На корабле, крайнем в ряду Завидев её издалека, Кейлев сбежал по сходням. Бросил стражникам несколько слов, и те сразу отошли.

   Заговорил Кейлев первым, внимательно глядя на Забаву.

   — Он говорит, ты запомнила его слова — прийти к нему, если что-то случится. Это хорошо, — перевела бабка. — Он уже знает о том, что произошло вчера. Ты пришла поговорить об этом?

   — Нет, о другом. — Забава помолчала.

   Седой старик смотрел не зло. Вроде бы не зло.

   — Я знаю, в женском доме живут те, кого… — Тут её смелость закончилась, и сказать следующее слово Забава не посмела.

   В уме тревожно пролетело — а может, приемный отец тоже во всем этом поучаствовал? Забава сглотнула, пробормотала уже совсем упавшим голосом:

   — Там, в женском доме, живут женщины. Что их ждет?

   — Это зависит от воли ярла, — перевела бабка ответ Кейлева. — Он может их продать, как рабынь. Может выгнать. Пока он их терпит. Они тебя обижают?

   — Нет-нет, — торопливо сказала Забава. — А могут они выйти замуж? Чтобы как-то жить дальше?

   Кейлев скривился.

   — Если когда-нибудь и смогут, то не сейчас. Может, потом, когда все забудется. Правда, им придется нелегко. Работать, как простые женщины, они не умеют.

   Доживу ли я до тех времен, когда все забудется, безрадостно подумала Забава. Похоже, устроить судьбу несчастных баб ей не успеть. Пусть она станет женой, а Харальд мужем — сам он от этого не изменится.

   Забава вздохнула. И, немного помявшись, спросила:

   — А то, что случилось вчера… ты что-нибудь знаешь об этом?

   Кейлев вдруг усмехнулся. Бабка с торжествующей улыбкой перевела его слова:

   — Он уже поспрашивал у рабов и воинов. На девке был яркий плащ, и её заметили. Темноволосая гуляла с какой-то рабыней. Потом зашла в сарай. Только те, кто её видел, утверждают, что туда она вошла сама. С рабыней, но без мужика.

   Забава, не ожидавшая этого, похолодела. А старик снова заговорил.

   — Сегодня он расскажет об этом ярлу, — с одобрением в голосе заявила бабка. — Так будет правильно. Эта рабыня могла подставить кого-то из воинов. Такую подлость не прощают.

   Забава сжалась. Приемный отец нахмурился.

   — Ты должна думать о себе, — наставительно сказала бабка, переводя его следующие слова. — И называй его отец. Становится холодно, он принесет тебе меха, чтобы ты сшила себе достойные плащи. Иди, и слушайся ярла…

***

— Убби, — обронил Харальд, когда хёрсир наконец попался ему во дворе. — Не думал, что доживу до того дня, когда мы с тобой будем обсуждать баб. Но, видно, придется.

   Убби удивленно скривился, затем нахмурился.

   — Что-то случилось, ярл?

   — Моя невеста, — объявил Харальд. — Будет присматривать за женским домом. А то девки выходят во двор все чаще, а мужики слетаются на них, как мухи на мед. Сам я с этим разбираться не буду. Это дело Сванхильд, я ей так и сказал.

   Убби молча слушал.

   — Поскольку ты злишься, когда я разговариваю с твоей невестой, поговори с ней сам. Я принял её как гостью, но Йорингард теперь принадлежит мне. Если Рагнхильд вдруг не понравится, что моя невеста хозяйничает в женском доме, и она что-то сделает Сванхильд…

   Харальд замолчал, давая Убби время сообразить. Тот нахмурился сильней прежнего. Пообещал твердо:

   — Этого не случится, ярл. Я сам поговорю с Рагнхильд.

   — Поговори, — согласился Харальд. — Потому что за боль Сванхильд, случись что, заплатит не только Лань и её сестры. Но и ты, Убби. Ты понял меня? Ты взял Рагнхильд под защиту, как жених. И ты заплатишь вместе с ней, если со Сванхильд что-то случится. Это все, что я хотел сказать.

   Хёрсир закивал — и сразу куда-то заторопился.

   Харальд проследил за ним взглядом. Убби шел прямиком к женскому дому.

   Это сделано, подумал он.

   А развернувшись, увидел свою невесту, идущую к нему от берега.

***

После разговора с Кейлевом, снова убежавшим на корабль, Забава некоторое время шла по берегу. Не зная, куда теперь идти.

   И что делать.

   — Бабушка Маленя, — вымолвила она наконец, — зачем Красава это сделала? Как ты думаешь?

   Маленя ответила тут же, словно только этого вопроса и ждала:

   — А чего тут думать? Узнала, что ярл на тебе женится, да испугалась, что её теперь продадут. Помнит небось, как она на тебя кидалась! А какой хозяин ей попадется, ещё неведомо... вот и решила тебе пожалиться. Бедненькой да несчастной прикинуться. Чтобы ты её пожалела, и уговорила ярла не продавать!

   Раз так, подумала Забава, то вина на Красаве небольшая. Облыжно никого не оговорила? Нет. Просто хотела, чтобы её не продали, чтобы не попасть неизвестно кому в лапы…

   Она развернулась к стражникам.

   — Ярл Харальд? Где ярл?

   На этот раз ни один из них не стал кого-то окликать. Воин, стоявший ближе всех, сразу указал на дорожку, поднимавшуюся от берега.

   Забава торопливо зашагала к ней.

   Харальд стоял неподалеку от главного дома, разговаривая с громадным мужиком, похожим на медведя. Забава, не желая им мешать, замедлила шаг. И ускорила, когда громадный мужик, закончив разговор, пошел куда-то по своим делам.

   Харальд стоял неподвижно, глядя, как она подходит. Едва заметно двинул рукой — стражники остались позади, остановившись в двух десятках шагов от своего ярла.

   Забава, подойдя, попросила Маленю:

   — Расскажи ему все. И про Кейлева не забудь. Скажи, что это он все разузнал.

   Харальд выслушал молча. Бабка уже закончила говорить, а он по-прежнему стоял, смотрел на Забаву — и молчал. Лицо было спокойное, но чужое. Серебряные глаза поблескивали холодно.

   — Пожалуйста, — сказала Забава по-чужански. — Прошу…

   И оглянулась на бабку.

   — Бабушка Маленя, скажи ты ему — Красава просто испугалась, что её продадут! И я прошу простить… не продавать её!

   Она снова перевела взгляд на Харальда. Дождалась, пока бабка закончит переводить, повторила на чужанском наречии:

   — Прошу. Пожалуйста!

   Харальд развернулся и зашагал прочь. Все так же молча.

   Но не в сторону женского дома, с облегчением осознала Забава. Куда-то к крепостной стене.

***

Когда девка Харальда её прогнала, Рагнхильд вернулась к себе. Села на кровать и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

   Похоже, Харальдова девка сообразила, что теперь её положение изменилось. И ведет себя по-другому. Быстро же она освоилась…

   Что теперь, подумала Белая Лань. А теперь нужно помочь темноволосой подружиться с сестрой. Свой человек в нужном месте — это всегда хорошо.

   Рагнхильд встала и отправилась в рабий дом, за худосочной рабыней-славянкой.

   Но побеседовать с темноволосой, как она собиралась, не удалось. По возвращении, перед самым женским домом, Рагнхильд перехватил Убби.

   — Надо поговорить, — буркнул он.

   И, развернувшись, быстро зашагал к дверям женского дома. Рагнхильд заторопилась следом, надев на лицо привычную улыбку.

   Рабыня, шедшая за ней, замерла — но Рагнхильд, на ходу оглянувшись, наградила её недобрым взглядом. Та, склонив голову, молча направилась туда же, в женский дом.

   Убби первым вошел в её опочивальню. Дождался, пока туда зайдет Рагнхильд, и затворил дверь поплотней. Уронил:

   — Рагнхильд.

   Лань послушно отозвалась:

   — Да, Убби.

   — Ярл Харальд велел своей невесте присматривать за женским домом. Теперь она здесь хозяйка. — Убби помолчал. — Я знаю, что в последнее время ты тут распоряжалась, Рагнхильд. И даже сам помог тебе навести порядок, когда рабыни отбились от рук. Но хозяин Йорингарда — ярл Харальд. А хозяйка женского дома — Сванхильд Кейлевсдоттир. Ты поняла?

   — Да, Убби, — кротко согласилась Рагнхильд.

   Её жених снова помолчал. Затем заявил:

   — Если ты что-нибудь сделаешь невесте ярла, Ольвдансдоттир, я убью тебя своими руками. Не смей идти против Сванхильд. Я знаю, что ты дочь конунга, а она нет…

   Она грязная рабыня, подумала Рагнхильд. Но слепые норны зачем-то одарили её даром, который прославил бы любую дочь конунга — останавливать чудовище, живущее в сыне самого Ёрмунгарда...

   — Однако твой отец потерял эту крепость, а Харальд её отбил. И эта девка… — тут Убби споткнулся. Завершил твердо: — Эту девку он возьмет в жены, и дело с концом. Она станет хозяйкой Йорингарда. Если до меня дойдет хоть одно словечко, хоть один слух о том, что ты её не послушалась… тогда ты увидишь, что я умею не только груди бабам мять. Но и уму-разуму их учить. Лицо у тебя красивое, и будет жаль, если с ним что-то случится. Ты поняла меня?

   — Я всегда была почтительна со Сванхильд Кейлевсдоттир, — отозвалась Рагнхильд. — А теперь, после твоих слов, я буду с ней ещё почтительней.

   — Будь, — буркнул Убби, — если не хочешь, чтобы твоих сестер отправили на корм Ёрмунгарду.

   Он вышел. Рагнхильд опустилась на кровать. Немного посидела, с ненавистью глядя на бревенчатую стенку.

   Потом она встала и пошла к темноволосой.

***

Харальд, дошагав до псарни, свернул к берегу.

   Собственно, крюк пришлось делать для того, чтобы девчонка не увидела, куда он идет. Ещё побежит следом…

   Он искал Кейлева. Тот с утра собирался осматривать драккары.

   Его хёрсир подтвердил все, что он услышал от старухи-рабыни. И добавил:

   — Если хочешь, ярл… я знаю, что темноволосая и Сванхильд прежде были сестрами. Ты ведь заберешь невесту с собой, когда пойдешь на Вёллинхел? Я могу устроить так, что темноволосая тихо угорит в бане, пока ты воюешь. Тогда и Сванхильд будет не в обиде на тебя, и дело решится по справедливости.

   — Она догадается, — хмуро сказал Харальд. — На это ума у неё хватит. И я не хочу прятаться. Девка заслужила наказание, она его получит.

   Он скривился, сплюнул на камень рядом с сапогом. До чего же он докатился — вместо того, чтобы пойти да прикончить обнаглевшую рабыню, ходит кругами по собственной крепости. И обсуждает с воинами, как бы наказать какую-то девку.

   А они ему ещё и советы дают.

   Харальд покосился на белого, как лунь, Кейлева. Можно не сомневаться — старик догадывается, почему ярл так носится с девчонкой. Потому и предлагает такое решение.

   Но наказание прятать нельзя. Смысл ведь не в том, чтобы кого-то убить — а в том, чтобы преподать урок остальным. Рабыня не должна лгать своим хозяевам. Наговаривать на кого-то. И неважно, что она это сделала, боясь быть проданной, как считает Сванхильд.

   Правда, темноволосая могла обладать тем же даром, что и девчонка...

   Ну и Хель с ней, угрюмо подумал Харальд. Одно зимовье с Кресив — и он сам, без всякого зелья, превратится в дракона. Или порвет темноволосую, не дожидаясь красного тумана в глазах.

   Может, все-таки простить её, мелькнула у него мысль. Ради Сванхильд, поскольку та тоже простила ему кое-что.

   И ради всех баб, потоптанных его хирдами…

   — Что будешь делать с кнорром купца, ярл? — спросил Кейлев, уставший от его молчания. — И с рабами, что прибыли с торгашом?

   — Лишние рты, — проворчал Харальд. — Как вернемся, отправь их на торжище. Кнорр пусть стоит. Что ты хочешь получить из имущества купца как вергельд за бесчестье, нанесенное твоему роду?

   — Болли с Ислейвом хотят рабыню, — вдруг сказал Кейлев. — Ту самую, танцовщицу. И я бы взял кое-что из сундуков торгаша. Немного, марок на сто…

   Харальд задумался. Рабыня, хоть и подученная купцом, по сути ничего не знала. И пузырек с зельем — опять зелье! — отдала сразу, трясясь от страха.

   Содержимое пузырька он вылил в воду фьорда, а кнорр облазил, перетряхнув там все сверху донизу. И на всякий случай опорожнил над водой все сосуды, найденные на кнорре. Даже дорогие благовония не пожалел...

   — Бери. Остальное отнесешь в кладовую. Рабов торгаша, как я уже сказал, продать.

   Затем Харальд кивнул, отпуская Кейлева. Посмотрел на устье фьорда.

   Драккары, посланные осмотреть побережье, должны были вернуться к вечеру.

   Он вдруг вспомнил, что так и не сказал Сванхильд о завтрашнем походе. И о том, что она отправится вместе с ним. С другой стороны, драккары ещё не вернулись…

   Так что предупреждать пока рано.

   Ей все равно недолго собираться, решил Харальд, глядя на свинцово-синюю воду фьорда. На море в шелках не походишь. Значит, в походе Сванхильд наденет его одежду — как уже носила. Случись что, в его рубахах девчонка будет не так заметна. Опять же, в штанах теплее. Его сундук отнесут на драккар утром, он покидает туда одежду и для неё…

***

Забава, вернувшись в женский дом после разговора с Харальдом, тут же отправилась к Красаве.

   — Поутренничать бы сперва, — проворчала идущая следом бабка.

   — Скоро поутренничаем, бабушка! — откликнулась Забава.

   И толкнула дверь опочиваленки Красавы.

   Та лежала на кровати. Рядом сидели сразу две рабыни, не одна — и та, которую отправила к ней Забава, и другая, незнакомая, тут же зашедшаяся в кашле.

   Красава, приподнявшись с постели, протяжно охнула.

   — Сестрица! Одна ты у меня осталась… защити, не выдай!

   Забава замерла.

   С тех пор, как их обеих привезли в Нартвегр, времени прошло не так много — месяц? Чуть больше?

   Но за это время жизнь её круто поменялась. Столько всего случилось — и горе без края, и счастье без меры…

   Может, поэтому Забава смотрела сейчас на сестру — а рассердиться по-настоящему не могла. Да, Красава её била, обзывала, ругала всяко. И глупость эту учинила.

   Но ведь никого не убила? А нынче и вовсе жалость хотела вызвать, чтобы не продали!

   По сравнению с тем, что творили сами чужане — и Харальд, и другие — вина Красавы не выглядела страшной. Она вон Харальду свою будущую смерть простила, а тут всего лишь ложь. И синяки, которые Красава поставила ей когда-то, уже сошли. Слова злые отзвучали…

   — Ты ведь соврала, Красава? — напрямик спросила Забава. — Не было ничего? Люди видели, как ты в сарай заходила с какой-то рабыней. Без мужика, сама. И ярл Харальд об этом уже знает.

   Красава вдруг вскочила с кровати — и повалилась на колени. Забава от неожиданности отступила на шаг.

   — Спаси, не выдай… — захрипела Красава. — Тебя вон ярл в жены берет, тебе он не откажет! Пожалей! Как мой отец когда-то тебя пожалел — кормил, поил, после смерти твоего батюшки не оставил…

   Была в её словах доля правды, от которой Забава отвернуться не могла. Отец её служил дружинником у прежнего князя — и полег, когда тот пошел завоевывать новые земли.

   Осталась от батюшки одна избенка, одна коровенка и кое-какая утварь. Богатства отец не нажил — из простых был. Не то что дядька Кимрята, ходивший в помощниках у ладожского воеводы.

   Избу их потом снесли, и на её месте поставил себе дом другой человек. Не приди за ней дядька Кимрята, да не уведи за руку — неизвестно, что с ней стало бы.

   Она, конечно, хлеб дядькин отрабатывала. Всю работу по дому делала, побои терпела. Знала, что из милости кормят. И надеялась, что когда-нибудь замуж отдадут, в память о родстве…

   Забава вздохнула. Спросила:

   — Зачем ты это подстроила, Красава?

   — Сама не знаю, что на меня нашло, Забавушка, — всхлипнула та. И зачем-то метнула взгляд на рабынь, стоявших в углу. — Со страху все!

   — Такое со страху не говорят, — возразила Забава. — По глупости — да, а вот со страху…

   Сестра заголосила:

   — В голове все помутилось! Как подумала, что со мной будет, когда ты женой ярла станешь! Ведь продали бы! Ты бы меня рядом не потерпела!

   Дверь вдруг приоткрылась, и Забава обернулась. В опочивальню заглянул встревоженный стражник.

   Она кое-как ему улыбнулась, помотала головой — и дверь закрылась. Потом возразила сестре:

   — Я тебя потерпела бы. Хотя…

   Ей на ум вдруг пришло другое. Раньше Забава об этом не задумывалась. Как-то все одно к одному пришлось — и радость её заполошная, когда узнала о свадьбе, и глупость эта Красавина…

   — Может, даже лучше, если тебя продадут, Красава, — уронила Забава.

   Красава поползла по полу, потянулась руками к её подолу.

   — Забавушка, не выдай! Оборони! Скажи ярлу, чтобы простил и тут оставил!

   — Да я за тебя уже попросила. — Забава отступила ещё на шаг, но наткнулась на бабку Маленю и подол от Красавиных рук не уберегла. — Послушай, Красава. Тебе об этом никто не сказывал, а языка ты не знаешь… но ярл Харальд своих баб лютой смертью казнит. Не сразу, конечно, а немного пожив с ними. Может, тебя все-таки продадут. Но для тебя это к добру. Значит, ещё поживешь.

   — Врешь, — всхлипывая, просипела Красава. — Будь так, ты бы радостной не ходила! Вон глаза какие счастливые!

   — Бабушка Маленя, хоть ты ей скажи…

   — Так и есть, — важно подтвердила бабка. — Я у ярла пять лет прожила, в его доме, в Хааленсваге. Уж сколько там девок перебывало! И кажную он сам убил, своими руками. Сама подумай — мужик он могутный, в возрасте, а все не женат… и спит только с рабынями. Будь все иначе, женился бы давно! Да не на простой девахе, а на дочке какого-нибудь чужанского ярла!

   — Врешь, — уже уверенней просипела сквозь слезы Красава. — Только зачем? Я тебе, Забава, теперь не соперница. Он со мной побыл, сгубил красу девичью… а потом прогнал взашей. По твоему хотению, небось!

   И Забава осознала, что ничего тут не поделаешь. Не убедишь Красаву, никак.

   Что-то словно надломилось у неё внутри.

   Зря я все это затеяла, с грустью подумала она. И право распоряжаться в женском доме у Харальда зря выпросила. Здешним бабам пока ничем не помочь, а Красава верит лишь в то, во что хочет верить.

   Худосочная рабыня, вжавшаяся в угол опочивальни, вдруг закашлялась. И невнятно спросила — но не по-чужански, а на славянском наречии:

   — Ярл правда все знает?

   — Знает, — подтвердила высунувшаяся из-за спины Забавы бабка Маленя. — А ты из наших? Кашель твой ночью я слышала, но саму поутру не приметила…

   Дверь скрипнула, в крохотную опочиваленку неожиданно вошла Рагнхильд. Оглядела всех изумленно. Что-то сказала.

   — Говорит, тебе, невесте и хозяйке, ни к чему пачкаться с грязными рабынями, — перевела Маленя. — Если позволишь, она сама все выяснит.

   Может, Забава и послушалась бы. Просто потому, что уже спросила все, что хотела. И говорить с Красавой больше было не о чем.

   Но худосочная рабыня, стоявшая напротив, почему-то втянула голову в плечи, завидев Рагнхильд. Посмотрела застывшим взглядом…

   Было в этом нечто, знакомое Забаве ещё по прежней её жизни. И она, задавив легкую дрожь, прозвучавшую в голосе поначалу, ответила:

   — Скажи, что я сама все выяснила. И ей тоже нет нужды пачкаться с рабынями!

   Улыбка Рагнхильд погасла. Она что-то сказала, повелительно глянув на бабку.

   — Говорит, ярл Харальд будет недоволен, — пробормотала Маленя. — А рабыня, что кашляет, может тебя заразить. Тебе лучше уйти.

   Красава, всхлипнув в последний раз, поднялась с пола. Посмотрела то ли испуганно, то ли неуверенно. Попросила:

   — Иди, Забавушка. Только обо мне не забудь! Попроси ярла за меня, сделай милость. Все же мы не чужие, одного роду-племени!

   — Я за тебя уж попросила, — повторила Забава.

   И подумала — странно как-то. С чего это Рагнхильд решила что-то выяснять?

   И худая рабыня смотрит испуганно…

   Тут ей вспомнилось, что Красава вошла в сарай не одна, а с какой-то рабыней. И Забава, повернувшись к беловолосой, спросила:

   — А что ты хотела выяснить у этих баб, Рагнхильд?

   Лицо у той осталось спокойным, но глаза нехорошо прищурились.

   — Ярл Харальд приказал ей приглядывать за тобой, а эта рабыня твоя сестра, — перевела бабка Маленя слова беловолосой. — Поэтому она хочет помочь. Узнать, что с ней случилось.

   — Уж разузнали все, — бросила Забава, глядя в лицо Рагнхильд. — Сестру мою видели, когда она входила в сарай. И ярлу Харальду об этом уже известно.

   Рагнхильд слегка изменилась в лице.

   …Теперь-то Лань понимала, насколько глупо поступила, связавшись с темноволосой рабыней.

   Правда, мысль о том, что следовало учесть, насколько крепость переполнена людьми — и воинами самого Харальда, и теми, кто прибыл с его родичами — ей в голову не пришла.

   Сейчас вся надежда Рагнхильд была на то, что Харальд не станет выяснять, зачем наложница выкинула такую глупость. А молча прикончит девку.

   Не спрашивают же у коровы, зачем она боднула кого-то — скотина на то и скотина, чтобы поступать неразумно. Слишком бодливую корову просто режут, не тратя времени на разговоры.

   Рагнхильд выдавила улыбку. Сказала торопливо:

   — Раз так, то эта рабыня может надеяться только на твое заступничество, Сванхильд. Конечно, я тоже замолвлю за неё словечко — ради тебя. Но ты невеста ярла Харальда. Ты могла бы попросить у него жизнь этой рабыни себе в дар. Скоро ваша свадьба, после которой супруг должен преподнести тебе дар. Попроси, чтобы твоим утренним даром стала жизнь сестры…

   Темноволосая, как только бабка перевела все сказанное, что-то взвизгнула. Тоже, видно, начала умолять об этом девку Харальда.

   Невеста ярла нахмурилась. Но на лице у неё появилась растерянность — и задумчивость.

   Вот так, торжествующе подумала Рагнхильд. Когда Харальд услышит от своей Сванхильд этот глупый лепет — променять его утренний дар на жизнь никчемной рабыни! — он поневоле задумается, стоит ли на ней жениться.

   Держать её при себе — да. Но жениться?!

   И в этот миг дверь распахнулась. В проеме стоял Харальд. В тяжелом плаще из темных шкур, застегнутом пряжкой на плече, в простой рубахе под ним.

   Он подошел неслышно, подумала Рагнхильд. Шагал быстро? Лишь бы он не слышал её последних слов.

   Но Харальд смотрел на всех одинаково холодно, и она успокоилась.

***

Бабы набились в тесную опочивальню так, что и не повернуться.

   И все-таки они стояли тут. И, похоже, беседовали перед его приходом.

   Шестеро, подумал Харальд, окидывая всех взглядом. Четыре рабыни и две свободные женщины. И совместная беседа?

   Бабьи дрязги и оговоры, насмешливо мелькнуло у него затем. Бездельничаю в крепости, занимаюсь бабьими глупостями…

   А следом вдруг вспомнились слова отца — любая рука может поднести зелье. И другое, сказанное тоже им — берегись людей!

   Разве не Рагнхильд сказала, что он кое в чем не разбирается? Что любая из рабынь может подмешать яд в еду…

   Его веселье как рукой сняло. Харальд шагнул в коморку, оставив дверь открытой. Приказал громко, так, чтобы услышали в проходе:

   — Там, за дверью. Один пусть войдет!

   Через пару мгновений в опочивальню сунулся один из стражников Сванхильд. Харальд распорядился:

   — Мою невесту — в её покой. Отвечаешь за неё. Пусть сидит там и не выходит. Пока я не позволю, никого к ней не пускать. Никого!

   Воин осторожно прихватил Сванхильд за локоть, потянул к выходу. Девчонка непонимающе глянула сначала на стражника, потом на Харальда…

   И шагнула к нему.

   Он посмотрел угрюмо — и повел рукой, указывая на дверь. Сванхильд ответила странным, отчаянным взглядом. Закусила губу. Но ушла, опустив голову.

   — Второй сюда! — рявкнул Харальд.

   Затем указал вошедшему стражнику на рабыню, которую сам когда-то приставил к Сванхильд.

   — Выбери любую дверь дальше по проходу. Если там сидит баба, выгони. Эту рабыню — туда. Сядь с ней рядом. Никого не пускать, её саму не выпускать. И чтобы молчала, пока я не приду.

   Рабыню уволокли.

   — Ещё один! — распорядился он. Кивнул на Рагнхильд, когда очередной воин вошел. — Все то же самое. Выбери дверь…

   — Ярл, позволь сказать, — начала было Рагнхильд.

   — Заткнись, — прошипел Харальд. Оглянулся на стражника. — Выбери дверь по соседству. И смотри, чтобы там было кого выгонять! Не хочу, чтобы она сидела в своей опочивальне. Мало ли что у неё припрятано… ступай! Ещё один сюда!

   Рагнхильд выволокли в проход. Он указал вошедшему стражнику на худую рабыню, дрожавшую у стены.

   Ту пришлось тащить, поддерживая — она кашляла, задыхалась и спотыкалась на каждом шагу.

   Харальд развернулся, посмотрел на оставшуюся старуху и темноволосую Кресив. Сообщил негромко:

   — Я начну с вас. Сначала ты, старуха. Рассказывай!

***

Через некоторое время, покончив с рабынями, Харальд вышел из опочивальни. Спросил у воина, стоявшего за порогом:

   — Где Рагнхильд?

   Ему указали на ближайшую дверь, и он вошел.

   Все услышанное от рабынь было так нелепо и глупо, что Харальд до сих пор не мог в это поверить. У него в уме вертелись мысли о Гудреме, о короле Готфриде, сейчас готовившего корабли для весеннего похода — там, за узким морем…

   И словно этого было мало, сегодня по Йорингарду болтались ярл Турле с Огером, уже проспавшиеся после пира. К вечеру, надо полагать, дед его поймает. И обстоятельно расскажет, что он делает не так — и насколько разболтались его люди.

   А ему приходится заниматься бабами, которые под носом у него проворачивают свои грязные делишки. Не будь в этом замешана Сванхильд, он прикончил бы двух рабынь, подстроивших все это, потом приказал бы Убби проучить свою невесту — и дело с концом.

   Рагнхильд, сидевшая на кровати, встала при его появлении. Харальд кивком указал торчавшему рядом стражнику на дверь. Тот вышел.

   — Вот чего я не могу понять, — спокойно сказал Харальд, — так это зачем ты подстроила такую глупость. Не вынесла мысли, что в крепости, где хозяйничали жены твоего отца, будет распоряжаться бывшая рабыня?

   — Ярл, — пропела Рагнхильд, делая шаг к нему.

   — Твоих сестер продадут на торжище, — отрезал Харальд. — Всех. Тебя я не трону. Ты теперь забота Убби. И его имя тебя защищает. Но он узнает обо всем. Я считал тебя умнее, Рагнхильд. Я почти уважал тебя за ум — боги знают, что для бабы это вещь немыслимая.

   — Ярл… — почти простонала Рагнхильд. Выдохнула: — Харальд!

   Он не шевельнулся, и Лань сделала ещё один шаг. Коснулась его плеч, глядя ему в глаза.

   Застыла.

   Молчание длилось, пока Харальд не бросил грубовато:

   — Что, настолько нравлюсь?

   И Рагнхильд разом отдернула руки.

   Харальд развернулся, молча вышел. Приказал стражникам, стоявшим за дверью:

   — Рагнхильд не выпускать.

   Затем он отправился за старухой-славянкой. Пора было поговорить со Сванхильд.

   В её опочивальне не было той напряженной тишины, что царила у Рагнхильд. Стражник замер в углу, девчонка металась от двери к сундуку напротив. Половицы возбужденно скрипели.

   При его появлении Сванхильд остановилась. И снова, как в опочивальне Кресив, полоснула Харальда отчаянно-странным взглядом.

   Он кивком отправил стражника за дверь. Приказал старой рабыне:

   — Расскажи Сванхильд обо всем. И начни с Рагнхильд.

   Старуха торопливо забормотала. Харальд тем временем расстегнул пряжку плаща, бросил его на кровать. Встал так, чтобы видеть лицо девчонки.

   На нем было изумление — и все то же странное отчаяние. Руки, бессильно висевшие вдоль тела, вцепились в ткань платья на бедрах, скомкали. Потом ладони уже не разжались…

   Когда старуха замолчала, Сванхильд посмотрела на него. Сказала, отчаянно коверкая его родное наречие:

   — Чтой делать… ярл?

   — Скажи ей, — хмуро велел Харальд, — что все началось потому, что бабы увидели и поняли, какая она. Что не помнит зла, жалеет рабов. Именно поэтому Рагнхильд подстроила все это.

   Он посмотрел девчонке в глаза.

   — Рагнхильд хотела, чтобы ты, Сванхильд, пожалела рабыню, которая когда-то была твоей сестрой. Чтобы ты приперлась ко мне со своей жалостью. Не будь этого, ничего не случилось бы. Рагнхильд не рискнула бы устроить такую глупость. Темноволосая Кресив, которую ты продолжаешь считать своей сестрой, сидела бы тихо. И ту, другую рабыню, тоже никто не тронул бы.

   Харальд дождался, пока старуха переведет его слова. На лице девчонки был болезненный страх, словно он её ударил.

   Крепче запомнит, подумал он. И продолжил:

   — Теперь я их накажу. Всех. Настолько жестоко, насколько смогу. Чтобы больше никто не смел использовать тебя — и твою жалость. Но я лишь меч, который все закончит. А началось все с тебя, Сванхильд. С твоей жалости к тем, кто её недостоин.

   И тут она заплакала — молча, не всхлипывая. По щекам, прочерчивая мокрые дорожки, потекли слезы. А Сванхильд, продолжая молчать, смотрела на него широко открытыми глазами.

   Харальд шагнул вперед, прихватил рукой её щеку, пригладил большим пальцем одну из дорожек. Ощутил теплую влагу подушечкой пальца.

   Но сказал все так же жестко:

   — В следующий раз, когда захочешь кого-то пожалеть, не показывай этого, Сванхильд. Никогда и никому. Помни, чем может закончиться твоя жалость. Если уж очень хочется помочь кому-то, приди ко мне. Я подумаю, что можно сделать. Но знай, что твоя жалость толкает людей на глупости. И обрекает на смерть.

   — Нет… — выдохнула она на наречии Нартвегра, выслушав перевод от старухи. Даже не умоляюще — горестно, надломлено. — Прошу…

   Харальд молча качнул головой. Девчонка понурилась под его рукой.

   Я не могу, холодно подумал он. Если позволить рабам Йорингарда думать, что они могут идти на поводу у посторонних, не говоря об этом хозяину — в другой раз все кончится уже не слезами девчонки, а её смертью. Или смертью его самого.

   Но теперь для здешних рабов станет уроком смерть больной рабыни. Которая послушалась Рагнхильд — и не выдала её людям нового хозяина.

   Харальд шагнул ещё ближе. И напоследок все-таки поцеловал Сванхильд, прижав её к себе. Губы были соленые, прохладные и какие-то безжизненные.

   А потом она вдруг вцепилась в рубаху на его груди — крепко, не отодрать. Закрутила головой, пытаясь увернуться от его рта.

   Харальд вскинул голову.

   — Утренний дар… — прошептала девчонка — как ни странно, на его наречии. Вцепилась в рубаху ещё крепче, потянулась вверх, умоляюще заглядывая ему в глаза. — В утренний дар две рабыни? Прошу!

   — Твой утренний дар уже назначен, Сванхильд, — с неудовольствием сказал Харальд. — Я договорился о нем с твоим отцом. И ничего не буду менять. Рагнхильд, давая этот совет, хотела лишь навредить тебе.

   Девчонка отпустила рубаху — и попыталась его оттолкнуть. Рванулась из рук Харальда.

   Он прижал её ещё крепче. Подумал — пусть лучше злится, чем плачет. Да ещё так, беззвучно, без обычного для баб воя и хлюпанья. Ничего, потом поймет…

   — Нет жена ярла, — отчеканила вдруг Сванхильд. — Нет!

   И посмотрела уже не умоляюще, а отстраненно. Вздернув подбородок, вскинув брови.

   Старуха-славянка громко охнула.

   А вот это уже жена ярла, подумал Харальд, рассматривая лицо девчонки. Вот сейчас обломаю — и что останется? Покорные губы…

   Но и без наказанья нельзя. Он уже решил, что сгонит всех рабов, и при них отрубит головы двум дурам. В назидание остальным.

   — Если ты, Сванхильд, — громко сказал Харальд, — обещаешь никого больше не жалеть, я заменю казнь на порку.

   Харальд дождался, пока старуха переведет. Девчонка снова вцепилась в него, отчаянно закивала.

   — Да!

   И тут Сванхильд наконец всхлипнула. Приоткрытые губы задрожали, сложились в улыбку — кривую, похожую на гримасу.

   — Никакой жалости, — напомнил ей Харальд. — Ни к кому. Никакой!

   Затем подумал, разжимая руки — глупая. Запороть ведь можно и до смерти.

   Он подхватил свой плащ, вышел. Приказал воинам, стоявшим у двери опочивальни:

   — Сегодня её никуда не выпускать.

   Всего понемногу, мелькнуло у Харальда. Пусть посидит взаперти. Сегодня Сванхильд незачем бегать по крепости.

   Убби Харальд искать не стал — просто вышел из женского дома и послал одного из стражников за своим хёрсиром.

   Долго ждать ему не пришлось. Убби притопал со стороны ворот, встревоженный, хмурый.

   — Что-то стряслось, ярл?

   — Отойдем, — буркнул Харальд.

   И повел Убби за женский дом, подальше от дорожки. Заявил, остановившись:

   — Следовало тогда сунуть тебе сто марок вергельда. И распрощаться с тобой.

   Убби изумленно выпучил глаза. Потом глянул на стоявший рядом женский дом. На лице появилось понимание.

   — Она что-то натворила, ярл?

   — Пыталась. — Харальд посмотрел в сторону фьорда. — Остальное спросишь у Рагнхильд сам. Её сестер я отправлю на торжище. Рабыни, которых она использовала, получат по шесть дюжин ударов кнутом. Пороть будет человек с твердой рукой. И слабой памятью.

   Убби понимающе кивнул.

   — Беда в том, что все это подстроила Рагнхильд. И её я тронуть не могу — из-за тебя.

   — Ну… — пробормотал здоровяк. — Я её накажу, ярл. Порка всегда вправляет бабам мозги. Только слово, что ей дал, назад не возьму. Ты уж прости. Но на нашу свадьбу Рагнхильд ползком приползет. И потом я за ней пригляжу.

   — На том и порешим, — согласился Харальд. — Кликни людей, пусть сгоняют рабов в одно место. Хочу, чтобы все видели, как кончают глупые рабыни, забывшие, кто их хозяин.

***

Её не выпускали. Бабка Маленя, стукнув в дверь, что-то сказала стражнику, и им занесли подносы с едой. Вечером с поварни прислали ещё пару подносов.

   Рабыни, принесшие еду, в опочивальню не зашли. Подали бабке Малене подносы через порог — и дверь тут же захлопнулась.

   Забава почти не ела, желанья не было. Платья тоже дошивать не стала, руки не поднимались. Хоть бабка и уговаривала её чем-то заняться.

   Маленя в тот день была на диво разговорчива. Рассказывала без передышки, как жила то у одного хозяина, то у другого. Разок даже заговорила о Рагнхильд — напомнила Забаве, что беловолосая на Харальда глаз положила, оттуда все беды…

   Забава сначала ходила по опочивальне. Затем, обессилев, легла на кровать. Повернулась лицом к стене и замерла.

   Бабка, сидя на сундуке, продолжала негромко рассказывать о том, о сем. Под её тихую речь Забава размышляла.

   Никого не жалеть…

   Вот с него, с Харальда, и начну, обиженно пообещала она себе. Следом горько вздохнула.

   Знала — не сможет.

   — Бабушка Маленя, — перебила наконец Забава бабку. — Чужане сильно порют? А то мне не столько Красаву жалко, сколько ту рабыню, что кашляла. У неё-то здоровья точно нет.

   Лучше тебе не знать, как чужане порют, мелькнуло у Малени.

   А вслух она ворчливо сказала:

   — Тебе ярл что приказал? Никого не жалеть. А ты опять за свое? Лебедушка моя, Сванхильд… забудь ты это слово — жалость! Чужане его не больно почитают, а ты нынче сама из чужан. Вот и будь, как они. С волками жить, по-волчьи выть!

   Бабка снова пустилась рассказывать. На этот раз про то, как жила в молодости у одного чужанина, а у того был сын, чересчур добрый, как сам хозяин сокрушался…

   Забава снова её перебила:

   — Несправедливо это. Раз я виновата, то меня и следовало пороть!

   Бабка охнула.

   — Ты только ярлу этого не скажи! Хватит и того, что от чести великой, им оказанной, отказалась. Я как твое «нет жена ярла» услышала, так чуть не померла! Разве можно так говорить? Да ещё самому ярлу Харальду?

   — Он меня все равно не отпустил бы, — выдохнула Забава. — Сделал бы снова рабыней, и дело с концом.

   — Вот и радуйся, что он не стал так делать, — ворчливо сказала бабка. — Ох, девка, ох, Сванхильд… по лезвию ведь ходишь! Разве можно такому мужику перечить? Да ещё после всех его милостей! Смотри, самому ярлу не скажи, чтобы он и тебя выпорол!

   Забава промолчала. А Маленя снова пустилась в рассказ о том, как хозяйский сын, которого она знала, вызвал на хольмганг — поединок ратный у чужан — одного воина. Викинга по-здешнему. За то, что воин при нем свою рабыню избивал.

   И на том хольмганге сын хозяйский голову сложил. Хозяин плакал, а потом нашел скальда, чужанского песнопевца. Деньги немалые ему заплатил, чтобы скальд сагу, песню чужанскую, про его сына сложил. Чтобы по всему Нартвегру пели о храбром парне и его смерти, а молодые слушали да на ус мотали…

   Забава слушала бабку, и терзалась мыслью — почему сразу не сказала Харальду, чтобы её порол, а не других? Раз она виновата, то ей и платить!

   Стыдно было, словно напакостничала, а затем спряталась.

   До тех пор стыдно, пока не пришел Харальд.

   …Сванхильд лежала на кровати лицом к стене, съежившись и поджав колени. Вскочила, когда он вошел.

   И посмотрела на него тревожно.

   Харальд перевел взгляд на старуху. Уронил:

   – Тебе известно, что чем меньше ты говоришь, тем дольше живешь?

   Старая рабыня испуганно кивнула.

   — Да, ярл.

   — Когда придешь в рабский дом, — велел Харальд, — расскажешь рабам все, что слышала сегодня. Чтобы они узнали — связавшиеся с Рагнхильд умирают. Но тот, кто расскажет мне о её кознях, получит награду.

   — Да, ярл.

   — Хорошо. — Он снова посмотрел на Сванхильд.

   Девчонка стояла навытяжку и переводила взгляд с него на старуху.

   — Когда Сванхильд начнет спрашивать о сестре, скажешь, что Кресив после порки отправили в Хааленсваге, — приказал Харальд. — И ту, вторую рабыню, тоже. А теперь я буду говорить с ней. Переводи.

   Он помолчал, рассматривая девчонку. Глаза красные, припухшие, но слез не видно. Смотрит с решимостью — мрачно, упрямо…

   — Завтра я отправлюсь в поход. Её возьму с собой. Сегодня мы переночуем в моей опочивальне, в главном доме. Все вещи Сванхильд в этом сундуке?

   Единственное, что сейчас было на виду в опочивальне — её плащ, висевший на изголовье кровати. Нигде ни тканей, ни шитья…

   Старуха суетливо кивнула.

   — Скажи ей, — бросил Харальд, — что в походе она будет носить мою одежду. В ней теплей, и под подол не задувает. Но если хочет взять что-то с собой — пусть соберет узелок, когда мы придем в мою опочивальню.

   Он уже шагнул в сторону сундука. Но тут девчонка, стоя все так же навытяжку, что-то сказала.

   А рабыня почему-то не перевела. Харальд, нахмурившись, рыкнул:

   — Что там?

   Старуха, сжавшись, пролепетала:

   — Она говорит… что по справедливости следовало наказать её, а не других. Прости, ярл, что не сразу перевела… прости, замешкалась!

   Харальд наклонил голову, чтобы спрятать легкую тень улыбки. Согласился:

   — Да, по справедливости следовало наказать тебя, Сванхильд. Мне свернуть шею этой старухе? Или придушить щенка, что я тебе подарил? Он уже здесь, в крепости. Выбирай!

   Девчонка, выслушав его слова от старухи, нахмурилась. С жаром начала что-то говорить…

   Он её перебил:

   — Я ярл, Сванхильд. Если я совершу ошибку, за неё заплатят жизнью мои люди. Ты станешь моей женой. Привыкай к тому, что за твои ошибки платят жизнью другие. Это правильно.

   Харальд почти знал, каким будет её ответ. И не удивился, когда старуха перевела:

   — Это несправедливо.

   — Да, — согласился Харальд. — Но твоя жизнь принадлежит мне. И пока я жив, платить за тебя будут другие. Просто не совершай ошибок, Сванхильд. А теперь накинь плащ. Мы уходим.

   Харальд наконец дошагал до сундука. Вскинул его на плечо и вышел, поднырнув под низкий дверной косяк.

   — Помочь, ярл? — спросил один из стражников, стоявших за дверью.

   — Нет, — буркнул Харальд. — Идите спать. Завтра рано утром уходим.

***

Снаружи было темно, крапал мелкий дождь. Забава шла следом за Харальдом — не глядя под ноги, оступаясь на мокрых камнях.

   Думать ни о чем ни хотелось. Но мысли о больной рабыне и о Красаве не отступали.

   Придя в свою опочивальню, Харальд скинул сундук в углу. Сказал, повернувшись к ней:

   — Сванхильд…

   Следом он указал рукой на сундук.

   Приказывает собрать узелок, о котором говорил, подумала Забава.

   Сам Харальд тут же отошел, завозился у другого сундука. Покидал в него что-то из соседнего…

   Потом закрыл, выложив на крышку одежду.

   Забава стянула с плеч плащ. Свернула его, прижала к себе. И отвернулась.

   Видеть Харальда не хотелось.

   Он наверняка был там, где Красаву и вторую рабыню пороли, пронеслось в уме у Забавы. Он стоял и смотрел…

   Харальд подошел к Забаве со спины. Отобрал плащ, швырнул в сторону. Сам стянул с неё платье вместе с нижней рубахой.

   Забава не сопротивлялась. Зачем? Все равно будет так, как захочет он. Харальд не только это решает — но и когда ей во двор выходить.

    Руки Харальда развернули её, стиснули. А Забава вдруг вспомнила, как он разговаривал с Маленей — перед тем, как поговорить с ней самой. Быстро говорил. Она успела уловить лишь несколько слов.

   Там было что-то о рабьем доме, рабах, Рагнхильд…

   И о ней самой Харальд не забыл, назвав её Сванхильд.

   Харальд вдруг вздернул Забаву в воздух, приподнимая над полом. Поцеловал.

   …Девчонка не сопротивлялась. Только была безжизненной.

   И Харальд, уложив Сванхильд на кровать, застыл над ней, не спеша поглаживая её щеку. Девчонка смотрела снизу отстраненно.

   Он мог заставить Сванхильд хотеть его. Знал, что мог. Её тело уже привыкло к нему, отзывалось на ласку. Просто потребуется больше времени — но сначала она часто задышит, следом заойкает…

   Но она имеет право на скорбь, решил Харальд. Тело её сестры сейчас лежало в грязи меж двух рабских домов — он приказал, чтобы рабынь оставили там же, где запороли. Чтобы рабы, выйдя поутру, снова увидели их. И смотрели на трупы, пока он будет в походе.

   Сванхильд этого не увидит, поскольку уплывет с ним. А тела уберут до того, как она спустится на берег.

   Однако Сванхильд имеет право на скорбь. Пусть и не знает, что её сестра уже умерла.

   Завтра ночью будет стоянка в одном из фьордов по дороге, подумал Харальд, вытаскивая из-под Сванхильд покрывало — и накидывая его сверху. Там её печаль станет легче. Весь день вокруг неё будет море, плеск волн, не будет крепости.

   А затем они остановятся на ночевку…

   Харальд разделся, скользнул под покрывало и уснул.

ГЛАВА 2

Штурм

   Разбудил его странный стук, вплетающийся в шипение угасающего светильника. Словно по доскам била капель, мерная и тяжелая.

   Харальд приподнял веки ещё в полудреме — но когда вскочил с кровати, сна не было уже ни в одном глазу.

   Однако за оружием он не потянулся.

   От дальней стены опочивальни медленно, крохотными шажками, подходила женщина. Белые волосы падали до пола, укрывая её пологом. Белая одежда, лицо уроженки Нартвегра. Красивое лицо, хоть и не такое прекрасное, как у Рагнхильд.

   А в опущенной вниз руке — чаша, легко прихваченная пальцами за край. С другого края тягуче падали капли…

   — Я вышла вылить чашу, — монотонно прошелестела женщина. — Времени нет.

   — Сигюн? — изумленно пробормотал Харальд.

   И вдруг вспомнил, что стоит перед ней без штанов. Но не сдвинулся с места.

   Если жена его деда, Сигюн, вечно держащая над Локки чашу, говорит, что времени нет — значит, сейчас не до стыда.

   Она продолжала медленно отмерять крохотные шажки, бесстрастно глядя на него. Снова прошелестела:

   — Мужчины прислали яд в напитке — и кровь на лезвиях стрел. Я прислала ту, у которой хватит терпения даже на тебя, дитя Ёрмунгарда. Ту, что простит и тебя. А теперь вставай. Пора.

   Сквозь шипение светильника и мерный стук тяжелых капель вдруг пробились далекие крики…

   И Харальд проснулся — уже по-настоящему, резко, словно его окатили холодной водой. Тут же сообразил, что лежит по-прежнему в кровати, под покрывалом.

   Никакой Сигюн в опочивальне не было.

   Но отзвуки далеких, смягченных расстоянием криков продолжали долетать. По проходу вдруг загрохотали тяжелые шаги, кто-то завопил:

   — Ярл! Вставай!

   И Харальд взлетел с постели. Крутнулся, торопливо одеваясь. В дверь уже колотили.

   — Иду! — рявкнул он, подхватывая секиру и вылетая из покоев.

   — Ворота! — крикнул стоявший за дверью воин. — Они их выбили, не знаю как! И в крепость уже ворвались воины Гудрема!

   Харальд втолкнул воина в свою опочивальню.

   — Стой здесь! Пока не пришлю людей, глаз с неё не спускай!

   Следом Харальд метнулся вперед, колотя по дороге в двери покоев, где спали родичи. Выскочил во двор…

   И только там вспомнил, что Сванхильд успела лишь сесть на кровати, когда он переступал порог. Под соскользнувшим покрывалом грудь её была обнажена.

   А он отправил к ней воина.

   Парню не до этого — и он не посмеет, решил Харальд.

   По крепости метались огни.

   Харальд оглянулся и ринулся к воротам. По дороге отловил пару своих людей, бежавших туда же. Отправил их к Сванхильд.

   Неизвестно, что случилось с воротами Йорингарда — но сейчас створки, окованные железом, валялись в сотне шагов от крепостной стены. Раскинулись оторванными крыльями слева и справа от дорожки.

   А за ними лежали люди. Россыпью корчились на земле, до самой дыры в крепостной стене, оставшейся от ворот. Словно неведомая сила выбила и отшвырнула створки — а те на своем пути посбивали людей, как мошек.

   Дрались уже в крепости. Единой линии у защищавшихся не было — все смешалось, схватка разделилась на отдельные островки.

   Снизу, от берега и мужских домов, бежали воины. И его, и родичей. За спиной заревел ярл Турле. Голос его приближался…

   А из дыры, вытянувшись клином, в крепость начали вливаться чужие хирды.

   И Харальд внезапно ощутил себя счастливым. Вдохнул, оскалившись, воздух, пахнущий кровью и дымом. Огни в крепости и белые пятна лиц — все вдруг окрасилось в красное, налилось багровыми тенями…

   Он ринулся вперед, оставляя за собой просеку из тел.

   Рубил тех, кто вскинул против него меч — или нацелился копьем. Раз поднимают оружие, видя его глаза и волосы, значит, враги!

***

Кейлев выскочил из мужского дома, когда ярл уже подбегал к нападавшим. За ярлом на ходу выстраивались его воины, тоже образуя клин…

   Ислейв, сын Кейлева, уже несся в ту сторону. Следом бежал Болли, на ходу вскидывая щит — чтобы прикрыть бок брата, когда они присоединятся к строю.

   Парни позаботятся друг о друге, подумал Кейлев. А ему следует заняться другим.

   Ворвавшиеся в крепость вопили:

   — Гудрем!

   Раз Гудрем, то нужно ждать пакостей, решил Кейлев. Навроде тех стрел с ядом, от которых ярл обезумел и потемнел.

   Мир переворачивается, мелькнуло у него следом. Конунги угрожают отцам, что убьют сыновей, которые бьются под их рукой. И заставляют отцов предавать. Строят подлые козни, пользуются ядом. Было ли такое прежде в Нартвегре? Да никогда. Даже нарушить свое слово, и то считалось для конунга позором!

   А теперь, учитывая все, надо быстро найти девчонку. Эту Сванхильд. И держать её поблизости от ярла — так, на всякий случай.

   Кейлев кинулся к женскому дому. Заглянул в каморку, где поселили Сванхильд, но её там не было. Он крикнул бабам, вылезшим в проход:

   — Сидите и не высовывайтесь! Зарубят!

   Потом Кейлев побежал к главному дому. В опочивальню ярла.

***

Когда в проходе женского дома завопили:

   — Убби! Вылазь, ворота выбили!

   Тот вскочил и убежал. Из-за бревенчатой стены опочивальни уже доносились крики…

   Рагнхильд, морщась от боли, поднялась с кровати.

   Убби отходил её сложенной вдвое веревкой с узлами — так, чтобы болело, но могла таскать ноги, как он сказал. И пообещал, что повторит порку, когда синяки сойдут.

   Унизительней всего было то, что Харальд не рассказал Убби о случившемся. Не пожелал. Она сочла это милостью и слегка приврала — но жених узнал все, когда ярл перед поркой рабынь объявил их вину, упомянув и её имя.

   А после наказания, уже ночью, Убби опять заявился в её опочивальню. Потребовав, чтобы она приняла его как желанного полюбовника…

   И ей пришлось это сделать.

   Рагнхильд вышла в проход с болезненной гримасой на лице. На крепость напали. Опять Гудрем?

   Услышав крик белоголового старика, подручного Харальда, Лань криво улыбнулась. Зарубят… если крепость возьмет Гудрем, её не просто зарубят. Кровавая Секира придумает для неё что-то пострашней.

   Может, сбежать? Но мало ли на кого наткнешься в темноте? Нет, лучше остаться здесь. В крепости сейчас родичи Харальда со своими хирдами — и берсерк, скорей всего, удержит Йорингард.

   Только Гудрем наверняка использует стрелы с ядом. Тем, от которого Харальд в прошлый раз изменился. Возможно, Гудрем намажет этим ядом все мечи в своем войске? Чтобы победить за счет многих порезов?

   Надо бы посмотреть, что творится в крепости, решила наконец Рагнхильд.

   Она вернулась к себе. Накинула на голову темный плащ, взятый из пожитков какой-то наложницы — чтобы скрыть волосы. Если полой закрыть лицо, то можно раствориться в тени…

   Затем Рагнхильд вышла в проход. Прикрикнула на сестер, приказав им разойтись по опочивальням — и выскользнула из женского дома.

***

Забава едва успела прикрыться покрывалом, когда в опочивальню влетел какой-то воин. Тут же развернулся к ней спиной, что-то проворчал.

   Она, закутавшись в утянутое за собой покрывало, отыскала платье и рубаху, брошенные Харальдом на сундук у дальней стены. Оделась, присев на корточки за кроватью.

   И подошла к воину. Тронула того за локоть, спросила:

   — Что делать ярл?

   Он ответил — гортанно, хрипло. Но Забава его не поняла. И замерла у двери, прикусив губу.

   Стражник опять что-то сказал. Следом махнул рукой, приказывая ей отойти от выхода. Забава кинулась к оконцу. Сдернула ставень, выглянула наружу — но различила лишь смутные силуэты людей, бежавших от берега.

   Было и страшно, и тревожно.

   Напали, испугано билось у неё в уме. И Харальд сейчас там, где кричат. Дерется...

   Потом пришли ещё двое мужиков. Перебросились парой слов с воином, что караулил в опочивальне. Затем все трое вышли и забормотали глухо за дверью.

   Забава стояла неподвижно. Прислушивалась, сжав кулаки.

   В крепости кричали.

   Когда в покой вошел Кейлев, её приемный отец, она бросилась к нему. Спросила торопливо:

   — Харальд? Как Харальд поживать?

   Кейлев, не ответив, окинул взглядом опочивальню. Увидел плащ, накинул ей на плечи — и потянул к двери, ухватив за руку. Затем по проходу…

   Забава вслед за Кейлевом летела бегом. А когда они выскочили во двор, полный криков и отсветов факелов, вырвалась вперед. Поискала взглядом Харальда, но не нашла.

   Приемный отец что-то рявкнул, запихивая Забаву за спину. Трое стражников встали рядом, телами и щитами загородив обзор.

   Следом Кейлев крикнул:

   — Харальд!

   Махнул рукой и быстро зашагал в том направлении.

   Забава снова побежала за ним.

***

Это опять ловушка, стучало в уме у Харальда. Мысль об этом пробилась сквозь красный туман, застилавший сознание — и мир перед глазами.

   Хирды Гудрема отступали слишком быстро.

   Лязг железа вплетался в вопли и рев. В крепости орали не меньше сотни глоток. Кого-то убивали, кто-то надрывно стонал, его собственные воины ревели:

   — Харальд!

   Те, кто сражался против них, отвечали воплями:

   — Гудрем! Секира!

   И отступали. Но как-то слишком быстро.

   Харальд крутился под копьями, которыми щетинился клин отходивших воинов Гудрема. Резкими взмахами секиры рубил щиты — и самих вояк.

   Пару раз он бросил взгляд через плечо, в сторону фьорда. Огня на скалах нет. Значит, чужие драккары к устью не подошли.

   Хотя дозорных могли снять, не дав им запалить костер.

   И на берегу было тихо. Звуки битвы оттуда не доносились.

   Впрочем, нападения со стороны фьорда Харальд не опасался. Родичи наверняка оставили на драккарах половину своих хирдов, чтобы не потерять путь к отступлению…

   А его выманивают за ворота. Мысль прорвалась сквозь чистую, красноватую ярость боя — и застряла в уме наконечником стрелы. Скорей всего, снаружи его поджидают. И лезвия уже смазаны ядом.

   Или на этот раз будет что-то другое? Кто-то же снес с петель створки… кто-то или что-то? Ещё один подарок Гудрему от Ёрмунгарда?

   Харальд, оскалившись, разрубил щит воина, отступившего перед ним. Под лезвием звенькнуло железо кромки щита, и что-то захрустело. Он выдрал секиру. Крутнул головой, стряхивая с бровей чужую кровь.

   Затем Харальд оглянулся.

   По бокам сражались его люди. Со стороны стен напирали воины родичей — Турле, Огера и Свальда.

   Ловушка, вновь подумал Харальд. Но выбора нет — врагов нужно выдавить из крепости. Затем он осмотрится и решит, что делать дальше.

   Харальд уже добрался до пустого проема, где раньше висели створки ворот, когда люди Гудрема неожиданно рванулись назад. И шустро растворились во тьме.

   А впереди, в десятке шагов, на опустевшем месте застыли две фигуры. Вперед не шли, но и не уходили.

   — Похоже, берсерки, — угрюмо сказал Убби, пробившийся к Харальду сквозь толпу его людей. — Только больно молчаливые. И почему стоят, спрашивается?

   Не берсерки, подумал Харальд. Красное сияние, горевшее перед глазами, высвечивало все лучше, чем факелы, полыхавшие над строем его людей. Он успел разглядеть, что стоявшие впереди не просто крупные мужчины. Лица, шеи, руки — все было каким-то вздувшимся. Словно…

   Словно там стояли трупы, пролежавшие в воде не один день. И лица поблескивали, точно по ним струилась вода.

   — Это драугары, — негромко бросил Харальд. — Если только скальды не врут, описывая их. Правда, у этих морды не темные. Но должны же скальды немного приврать?

   Из темноты, сгущавшейся за двумя фигурами, прилетел крик:

   — Харальд! Если ты не трус, выходи биться! С любым из моих парней! Или стой там, где стоишь — и смотри, как они будут рубить твоих людей! Пусть твои сопляки станут дровами для их клинков!

   Один из драугаров ожил, двинулся вперед. Стремительно вскинул меч…

   — Все назад! — рявкнул Харальд.

   Строй воинов за его спиной попятился. Ярл Турле заревел, сзывая своих викингов. Через пару мгновений закричал и Огер.

   Это ловушка, подумал Харальд. А единственный выход из неё — бегство. Но как далеко придется бежать, чтобы спастись?

   И как много он при этом потеряет? Йорингард, Хааленсваге, свою честь?

   К тому же на выходе из фьорда его могла ждать другая ловушка…

   — Я принимаю твой вызов, Гудрем! — закричал он.

   Красное сияние по-прежнему плескалось перед глазами, заливая мир кровью. Но силуэты людей, опухшие фигуры драугаров, стены крепости — все вдруг стало видеться ярче, четче.

   И азарт захватывал. Легко убивать людей, которые ему не ровня. А вот драугаров? Сумеет ли?

   — Ярл, один поединок с воинами Гудрема у тебя уже был, — громко заметил Убби.

   — Я помню, — рыкнул Харальд.

   И развернулся. Окинул взглядом крепость, разлегшуюся на пологом склоне.

   Поодаль, у стены крайней овчарни, стоял Кейлев. Рядом, вскинув щиты, замерли его воины. За ними смутно золотилась макушка Сванхильд…

   — Скажи Кейлеву, пусть не торопится, — велел Харальд. — И сделает все нужное, когда я прикончу этих двоих. Если понадобится, конечно. Но к тому времени возле меня не должно быть драугаров. Или вояк Гудрема. И зажгите побольше факелов.

   — Да, ярл, — послушно отозвался Убби.

   Харальд перевел взгляд на него.

   — Если опять потемнею, позаботься, чтобы я не покалечил никого из наших. Но если увидите, что меня уже не спасти, уходите. Возьмите с собой Сванхильд — это приказ… и моя последняя воля.

   — Да, ярл, — ответил Убби.

   — Вот и славно, — проворчал Харальд, опять поворачиваясь к драугарам.

   Сейчас пригодилась бы змея, содранная Ёрмунгардом с моей спины, подумал он с насмешкой. Все дары отца приходят не вовремя!

   Потом Харальд ласково погладил рукоять секиры. Перехватил её поудобнее — и пошел вперед.

   Нужно понять, что задумал Гудрем, мелькнуло у него на ходу. И понять раньше, чем этот странный хольмганг начнется.

   Харальд замедлил шаг.

   Предположим, Гудрем хочет опять угостить его зельем. Но так, чтобы свои до него не добрались. А зелье на этот раз будет покрепче…

   Тогда в него вот-вот полетят стрелы с ядом. Если он превратится в темное чудовище, его оставят в покое. Возможно, даже подкинут раненых, чтобы занять на время.

   Подкинут его собственных людей, уже не способных бежать.

   И драугары проследят, чтобы девчонка к нему не подошла. Зарубят её вместе со стражниками. А ещё приглядят за тем, чтобы он не убрел к своим людям.

   После этого воины Гудрема могут напасть со стороны берега. Чтобы не дать увезти казну. Родичи со своими хирдами попытаются уйти, многих прикончат…

   Харальд стиснул зубы. Почему он не додумался до этого раньше? Следовало отдать Убби совсем другие приказы.

   — Струсил, ярл? — стегнул по ушам крик, прилетевший из темноты. — Еле ползешь на бой? Даже бабы, которых я топтал, были смелей тебя!

   Я должен их переиграть, подумал Харальд. Гудрем где-то рядом, прячется в темноте. Сейчас вопил он — или кто-то из его подручных. Расстояние до крикуна с полсотни шагов…

   Жаль, не успел жениться, мелькнуло у Харальда следом. И Хааленсваге пока не принадлежит Сванхильд. Одна надежда, что Кейлев приютит у себя девчонку. Он честный воин.

   Красный свет плескался перед глазами. Плыл сгустками, высвечивая оживших мертвецов с головы до ног. Лица у них распухли и исказились, но оба драугара когда-то были нартвегами. Прежде, ещё при жизни.

   Харальд глубоко вздохнул, прочищая легкие. Заревел:

   — Огня!

   И рванулся к одному из драугаров. На ходу качнулся вбок и махнул секирой. Лезвие дергано сверкнуло во мраке. Обманный удар, с ложным выпадом…

   Но драугар удара Харальда будто не заметил. Секира врубилась в его тело и отскочила.

   Плоть мертвеца словно выплюнула лезвие.

   А в ответ Харальда достали сразу два меча. Один срезал кончик косицы, второй прошелся по боку. И драугар, напавший справа, вдобавок оцарапал шею Харальда полусорванными, гнилыми ногтями.

   Пластинки ногтей посыпались ему за шиворот.

   Мне нужен Гудрем, в запале подумал Харальд, отбивая следующие два удара.

   Тут над строем его людей, стоявших в проломе, заполыхали свежие факелы. Его воины услышали его последний вопль.

   Несколько факелов швырнули на землю, поближе к Харальду. И глаз его зацепился за желтоватый блик во тьме. Впереди, в отдалении, за железными шлемами вояк Гудрема…

   Он вильнул, проскальзывая между драугарами. Клинок одного из них свистнул, чуть не дотянувшись до плеча.

   Но Харальд уже бежал — вперед, к темноте, в которой смутно белели лица воинов Гудрема.

   Вокруг запели стрелы. Летели они спереди — и с боков. И сверху, пущенные навесом.

   Наконечники прижигали ему плоть.

   Он крутнул секиру над головой и прыгнул.

   Приземлился Харальд на колени, сбив кого-то с ног. Махнул секирой, вычищая перед собой пространство. И вскочил на ноги прежде, чем упали люди, до которых он дотянулся.

   В ушах звенело от воплей — воины Гудрема орали, кто от боли, кто от ярости, а кто от неожиданности.

   Широкий замах. Секира в руках подмигнула ему кровавым бликом, тьма ответила новыми криками — и судорожным воем.

   Харальд подпрыгнул, замахиваясь уже так, чтобы лезвие прогулялось над щитами, кромки которых блестели в красном сиянии, заливавшем мир.

   Следом Харальд нырнул влево. Длинный шаг. Взмах секиры. Снова шаг — уже вправо. Ещё удар…

   Он старался держаться в толпе людей Гудрема. И не останавливаться. Драугары топали за спиной, но им мешали свои же воины.

   От крепости вдруг прилетели стрелы, обмотанные берестой и подожженные. Попадали где попало, высвечивая врагов.

   В двух десятках шагов впереди жирно блеснуло золото. Приглушенно — серебро. Там были украшенные шлемы, причем не один, а много. Гудрем и его хёрсиры?

   Харальд рванулся туда, виляя из стороны в сторону.

   Хряпала секира. Чужая кровь заливала лицо, но утираться было некогда.

   Он щурился, нанося удары и стараясь не терять из виду блестящие шлемы. Рукоять секиры в руках была горячей. Скользила от крови, летевшей брызгами и стрелявшей струйками из-под лезвия.

   Успеть, стучало в уме у Харальда. Успеть. Однако крики людей, которых он рубил, звучали все тише. Все глуше…

   Один из драугаров расшвырял воинов Гудрема — и догнал его. Лезвие меча прошлось под ребрами.

   Харальд, не ответив на удар, метнулся вперед, уходя от стычки. Рванулся, уже не виляя, в сторону желтого блика. Вокруг были викинги в простых шлемах — охрана Гудрема?

   Он присел, замахнулся. Все мгновенно, уложившись в один удар сердца. Хрустнули чужие кости, снова брызнула кровь. И опять — вперед…

   Первый из жирно блестевших шлемов был уже рядом, когда красное сияние начало вымываться из глаз. Его все-таки достали стрелой с ядом?

   Ещё два удара сердца. Ещё четыре удара секирой.

   Добава, судорожно подумал Харальд. В мыслях назвав её тем именем, которым она дорожила.

   В уме вспыхнуло видение — золотистая макушка за плечом воина.

   Ещё два удара. Нанесенных уже неосознанно, непонятно зачем. Но по-прежнему размашистых, с плеча, когда лезвие летит вольно, полукругом, разрубая тела.

   Щитов у тех, кто оказался перед ним, почему-то не было.

   А потом — все. Остатки красноватого свечения, заливавшего мир, разом выцвели. Харальд попытался вспомнить её глаза. И они вроде бы мелькнули в памяти, широко открытые, густо-синие, как море перед бурей…

   Но тут же исчезли.

   Все вокруг было серое, черное. Снова серое. Дышать не хотелось, и он почти не дышал.

   Затем Харальд ощутил, как много вокруг плоти. Живой, согретой изнутри жаркой кровью.

   Он двинулся к тому телу, что стояло ближе всех.

   Драугары шли за ним. Один в паре шагов, другой в добром десятке. Двигались уже не стремительно, а так, чтобы не отстать от Харальда — и не опередить.

***

— Что там? — пробормотал Свейн, протолкавшись к Убби.

   В пустом поле за воротами, в темноте — не сказать, что близко — поблескивала сталь. И прыгали тени, подсвеченные огоньками догоравшей бересты.

   Когда ярл рванулся вперед, проскочив между двумя драугарами, в той стороне завопили. Тут и слепой поймет — ярл Харальд до кого-то добрался, не пожелав принять безнадежный бой с мертвецами.

   Драугары кинулись за ним следом, в темноту. Оттуда продолжали нестись крики.

   Люди Харальда вновь натянули луки. Подожженные стрелы улетели, разбрасывая в воздухе искры…

   И стоявшие в проломе разглядели людей Гудрема, столпившихся в одном полете стрелы от них.

   Те, что выстроились с краю, отгородились щитами, изготовившись к нападению хирдов Харальда. Но за спинами этих крайних шел бой. Орали люди, и драугаров не было видно.

   Один из парней убежал, чтобы посмотреть на все с крепостной стены. Потом вернулся и доложил, что за строем воинов Гудрема — там, где упали горящие стрелы — валяются тела и мечутся люди.

   Ни ярла, ни драугаров в этой мешанине парень не приметил.

   Чуть погодя во тьме кто-то проревел, перекрывая стоны и вопли раненых:

   — К драккарам! Уходим!

   Строй людей Гудрема дрогнул и сломался.

   Чужие хирды побежали к лесу, росшему за каменистой пустошью с правой стороны.

   — Раз уходят, значит, ярл добрался до Гудрема, — уверенно сказал Убби.

   Свейн, стоявший рядом, согласно кивнул. И тут же приказал:

   — Ну-ка, в строй, и пошли! Поглядим, где ярл!

   — Не спеши, — остановил его Убби, припомнив наказ Харальда. — Будь ярл в порядке, сам бы вернулся. Или тебе не рассказали, как на него находит?

   К ним пробился Кейлев, за спиной которого пряталась перепуганная девчонка — невеста ярла. Сказал громко:

   — Ярла надо отыскать, тут вопросов быть не может. Но толпой валить за стены ни к чему. Убби, Свейн, вы остаетесь тут. Чтобы ярлу было куда вернуться…

   Он выразительно глянул в сторону родичей, стоявших в десятке шагов от пролома.

   Ярл Турле что-то вполголоса обсуждал с Огером, поглядывая на хёрсиров Харальда.

   — Я возьму человек пятьдесят, — заявил Кейлев. — И мы с сыновьями прогуляемся за ворота. Поищем ярла. Вы оставайтесь тут. Людей на стены не ставьте, сейчас это ни к чему. Стерегите драккары и казну. Створки навесьте обратно… да скажите нашим, чтобы меньше болтали. Хотя родичи, думаю, уже поняли, что с ярлом случилась беда. Если начнут спрашивать, говорите, что ярл Харальд вот-вот вернется!

   Вскоре из Йорингарда вышел отряд, во главе которого шагал Кейлев. У него за спиной, тревожно озираясь, шла невеста ярла. За ней и по обе стороны от неё топали воины Харальда.

   Ярл Турле скривился, провожая их взглядом. Похоже, его люди, поболтавшие кое с кем на пиру, рассказали правду. И сейчас старик отправился выручать Харальда, прихватив девку, исцелившую берсерка в прошлый раз.

   — Он даже подраться не может как следует, — пробурчал старый Турле себе под нос, — если его девка не метет подолом вслед за ним.

***

Рагнхильд тихо отступила назад. Кажется, Гудрем мертв? И неизвестно, что случилось с Харальдом?

   Она усмехнулась. Да, воинская удача переменчивей женской. Если Харальд не вернется, то Йорингард достанется родичам ярла. Весь, вместе с невестой-рабыней.

   Но и её женская удача может измениться. Этот красавец, Свальд Огерсон, так на неё смотрел…

   Харальд, тоскливо подумала вдруг Рагнхильд. Какой конунг из него мог получиться! Ведь опять победил, вопреки всему.

   Затем Белая Лань тряхнула головой.

   Ни к чему тратить силы на бесплодную грусть. Место мертвых героев — в песнях скальдов.

   В следующий миг она скользнула вдоль стены, возвращаясь в женский дом.

   По пути Рагнхильд прикидывала, что делать дальше. Если Харальд так и не вернется, Убби останется без драккара. У родичей берсерка людей вдвое больше, они не упустят своего наследства. Все корабли отойдут им. А в придачу к Йорингарду родичи загребут и Хааленсваге.

   Губы Рагнхильд вдруг скривились.

   Зато девка Харальда снова станет рабыней. В этом она ей поможет. В уплату за порку, устроенную Убби — и угрозу Харальда продать её сестер.

   Если завтра утром Харальд не появится, она поговорит с ярлом Свальдом. Он возьмет её в наложницы. Это самое малое. Свальд слишком жадно на неё смотрел, чтобы отказаться. А дальше видно будет…

***

Утром в ворота, которые уже успели починить, вошел отряд Кейлева.

   Сванхильд, ничего не понимающую и полумертвую от усталости, тащил за руку один из Кейлевсонов.

   Харальда они не нашли.

   Все главы хирдов Харальда — Убби, Свейн, Бъёрн и Ларс — поджидали Кейлева у восстановленных ворот.

   — Ничего, — проворчал старик, подойдя к костерку, у которого замерли хёрсиры. — Я один раз наткнулся на замыкающий дозор вояк Гудрема. Тот, что прикрывал их отступление. Но они драться не стали… только сыпанули стрелами и убежали. Жаль, ни одного не удалось поймать. Темно, лес — того и гляди, ногу сломаешь на какой-нибудь коряге. Или кочке. Хирды Гудрема уходят куда-то к югу. Похоже, в одном из дальних фьордов у них спрятаны драккары. Если они и захватили ярла Харальда, то увели его сразу, в первых рядах. А тела уже убрали? Может, среди них…

   — Нет, — отозвался Свейн. — Нашли лишь секиру ярла. И в полусотне шагов от того места, где была рубка, валялся лопнувший пояс с бляхами. Вроде бы Харальдов. Но среди убитых ярла нет. Волосы у него приметные, мы их узнали бы даже в кровавой каше.

    — И что теперь? — живо спросил Бъёрн.

   Убби угрюмо промолчал. Кейлев, устало сморщившись, заявил:

   — Теперь я пойду спать. А Ларс с Бъёрном пусть возьмут собак ярла — и пройдутся с ними по округе. Вы, парни, прожили в Хааленсваге две зимы, псы ваш запах знают. К себе подпустят. Может, и возьмут след. Но если найдете ярла, близко к нему не подходите. Держитесь от него…

   — Подальше, — вмешался в разговор Убби. И пояснил: — Я слышал, как ярл допрашивал Грюмира, хёрсира Гудрема. Кровавая Секира приказал Грюмиру зацепить нашего ярла стрелами с зельем, и сразу отойти. Не меньше, чем на полет стрелы. Потом выждать. А когда ярл обеспамятеет, связать его или сковать. И пресной воды не давать.

   — Почему? — Ларс потер плечо над повязкой. Скривился. Видно, рана, полученная им этой ночью, ныла слишком сильно.

   Убби нахмурился.

   — Не знаю. Но Гудрем заявил, что ярл после этого станет послушным. И рвать будет тех, на кого ему укажут.

   — Ночь уже прошла, — заметил неожиданно Бъёрн. — Ярл Харальд уже мог обеспамятеть.

   Кейлев, глянув на небо, со вздохом подытожил:

   — Раз ярл не вернулся в крепость, значит, его угостили зельем. И Гудрем как-то утащил его с собой.

   — Гудрем никого не мог утащить, — возразил Убби. — Кровавую Секиру мы нашли. Удар знакомый, я такой уже видел. Ярл срезал его под ребрами. Хребет цел, а кишки наружу. Не знаю, почему Гудрема не забрали его люди. Хотя там такая бойня была — столько народу погибло…

   — Знаю, видел, — буркнул Кейлев. — Выходит, ярла забрали люди Гудрема? Или он от них отбился и сейчас где-то бродит. Может, один, а может, под чьим-то присмотром. Уже послушный, как сказал тут Убби.

   Кейлев помолчал, размышляя. И продолжил:

   — Однако у нас есть несколько дней. Мертвым ярла никто не видел, поэтому родичи не сразу полезут к казне и драккарам. Бъёрн, Ларс. Берите псов, три десятка человек и отправляйтесь. Но если найдете ярла, тут же отходите. Присматривайте за ним издалека. И пошлите в крепость пару человек, за нами.

   Бъёрн кивнул.

   — Сделаем.

   — Меня сразу разбудите, если что, — приказал напоследок Кейлев. Глянул на людей, вернувшихся вместе с ним, приказал: — Всем спать, парни.

   Следом старик покосился на Сванхильд, белую, как полотно. Подумал — куда её? В опочивальню ярла? Но она лишь невеста. А на хозяйской половине теперь обосновались родичи ярла. Как бы не вышло чего…

   — Убби, ты вернул двойную стражу к дверям женского дома?

   — Ну, вернул, — пробурчал Убби, чуть смутившись.

   — Ислейв, отведи свою сестру в женский дом, — распорядился Кейлев. — В ту опочивальню, где её прежде держали.

***

Ночью приемный отец повел Забаву за ворота. И она поняла, что с Харальдом опять что-то приключилось.

   На ходу, шагая вслед за Кейлевом, Забава думала о Харальде. Что с ним стряслось? То же, что было на корабле, куда её кинули? Или опять повторилась беда, случившаяся в опочивальне, где она наткнулась на змею?

   Потемнел ли Харальд? Или горит серебром?

   Поодаль от ворот Забаве пришлось идти уже по телам. И кускам тел. Её тащили, подхватив за обе руки.

   Факелы выхватывали из темноты то разрубленного человека, слепо смотревшего в темное небо, то бледно-розовые кишки, на которые она пару раз чуть не наступила.

   Кровь лезла ей под сапожки липко-черными лужами.

   Забаву тошнило от ужаса. Кружилась голова, ноги оступались и скользили. Только слез почему-то не было — глаза словно пересохли. И от страха за Харальда, и от того, что видела.

   Потом тела кончились. Забаву повели сначала по полю, затем по лесу. Следом по подлеску, росшему на каких-то каменных уступах.

   Пока шли по лесу, из темноты один раз зазвучали окрики — и полетели стрелы. Одна пробила складку её плаща, но до тела не добралась.

   Забава не испугалась — не до того было.

   А на рассвете они вернулись в крепость. Там её отвели не в опочивальню Харальда, а в женский дом.

   И Забава поняла — нет его здесь. Убежал в ворота, и не вернулся. В то, что Харальд погиб, ей не верилось…

   Она легла на кровать, не снимая плаща. Следом заплакала.

***

Рагнхильд проснулась поздно. Полежала, ещё раз обдумывая все, что следовало сделать.

   Потом в её опочиваленку заскочила Сигрид. И зачастила:

   — Как ты, Рагнхильд? Болит уже меньше? Говорят, приступ отбили? В крепости тихо… а невесту Харальда опять привели к нам. В ту опочивальню, где она недавно ночевала!

   Рагнхильд пожала плечами, садясь на кровати. Поморщилась — синяки и рубцы, оставшиеся после недавней порки, надсадно болели.

   Затем она обронила:

   — Это хорошо, Сигрид.

   И внимательно посмотрела на сестру.

   О решении Харальда продать её сестер на торжище Рагнхильд никому не обмолвилась. Ярл, судя по всему, тоже промолчал. Сигрид выглядела довольной и радостной…

   Выходит, о последней воле Харальда насчет её сестер никому не известно.

   — А я слышала от стражников, что Гудрема убили! — выпалила Сигрид, блеснув голубыми глазами. — Этой ночью ярл Харальд его зарубил…. и будь он тут, я бы руки ему целовала!

   — Конечно, — откликнулась Рагнхильд.

   Обойдется без целований, подумала она. Девку Харальда уже выставили из хозяйской опочивальни. Отослали в женский дом, да пинком под зад. Значит, Харальд не вернулся из последнего боя.

   Белая Лань встала. Оделась, кривясь, когда вспухшие синяки отвечали болью на движение. Тщательно расчесала белые волосы и вышла.

   Бывшая рабыня Харальда валялась на кровати, не раздевшись. Прямо в плаще. И скулила, как побитая собака. Подол платья, вылезший из-под плаща, покрывала засохшая и побуревшая кровь.

   Пару мгновений Рагнхильд решала — улыбнуться ей или нет? С одной стороны, Харальд пропал, так что заискивать перед девкой больше нет нужды.

   С другой стороны, ярл ещё может вернуться. Хоть это и маловероятно…

   Обойдемся без улыбок, подумала она. Наконец-то без улыбок!

   Рагнхильд подошла и толкнула девку коленом в спину.

   …В ответ на толчок Забава повернулась. Рассмотрела сквозь слезы, что рядом стоит беловолосая Рагнхильд.

   — Харальд, — вдруг объявила та.

   И поманила её рукой, отступая к двери.

   Забава встала. Ноги подрагивали, голова кружилась. Она глубоко вздохнула, превозмогая тошноту, и вышла из опочивальни вслед за Рагнхильд.

   Беловолосая уже открывала двери женского дома. И снова поманила рукой, зовя за собой.

   Над крепостью висели низкие тучи. Люди по двору ходили хмурые. Недобро поглядывали в её сторону.

   Но сейчас Забаве было не до чужих взглядов. После исчезновения Харальда, бессонной ночи и всего увиденного на неё навалилось какое-то вымороженное безразличие.

   Шагая за Рагнхильд, Забава думала — может, беловолосая ведет её к Харальду? Вдруг он все-таки вернулся, и послал за ней? Или раненый где лежит…

   Нет, Харальд не мог послать за ней Рагнхильд, вдруг осознала она — горько и леденяще. Он скорей прислал бы Кейлева.

   А вот если Харальда убили, Рагнхильд могла повести её к нему. Чтобы посмотрела на мертвого. Потому и направляется беловолосая не к хозяйскому дому — а к службам по другую сторону крепости.

   Если его мертвого понесли обмывать…

   Забава судорожно вздохнула и прикусила на ходу костяшки сжатого кулака — чтобы не закричать.

   Вокруг поднимались дома — длинные, бревенчатые. Ходили рабы. Баня промелькнула чуть правей, в промежутке между срубами.

   Неужто и впрямь на тело ведет посмотреть?

   Рагнхильд остановилась в промежутке между двумя приземистыми домами. Ещё издали Забава разглядела на земле что-то красное — а подойдя ближе, увидела два тела, лежащие рядышком. Голые, с кровавым мясом вместо спин.

   Харальд, метнулась у Забавы испуганная мысль. И тут же погасла.

   Волосы были не те — у одного тела светлые, у другого темные, заплетенные в длинную косу.

   — Харальд! — торжествующе сказала Рагнхильд, останавливаясь рядом с людьми, лежавшими на земле.

   И ткнула пальцем в темноволосую голову.

   Затем Рагнхильд развернулась и ушла.

   Это Красава, как-то отупело подумала Забава. И бухнулась на колени возле её тела. Ухватилась за плечо, потянула, переворачивая. До чего ж тяжелая…

   — Лебедушка ты моя, Сванхильд, — тихо сказал кто-то сбоку.

   Голос дрожал. Бабка Маленя?

   — Я с утра тебя искала в хозяйском дому, да не нашла. Оставь её, лебедушка. Тут все кончено, не мучь себя!

   Забава наконец перевернула сестру. Лицо Красавы покрывала грязь, склеившая ресницы. Верхняя губа задралась, и на зубы, видневшиеся в оскале, с одного края налипла земля.

   Забава коснулась груди Красавы, полуприкрытой остатками разодранной рубахи — посмотреть, дышит ли.

   И вдруг услышала слабый выдох:

   — Варь…

   — Ишь ты, — удивленно и уже погромче сказала бабка. — Жива? Вот ведь здоровая, ничего ей не делается. Хоть пори её, хоть в ступе толчи!

   Надо помочь Красаве, подумала Забава.

   И тупое оцепенение, навалившееся, едва она узнала сестру — вмиг отступило.

   Пряжка плаща на этот раз поддалась сразу. Забава сбросила его на землю, одним рывком перекатила на ткань тело Красавы.

   — Нельзя этого делать, лебедушка! — охнула бабка. — Ведь ярл приказал…

   Маленя замолчала резко, сообразив, о чем проговорилась. Забава, повернув к ней голову, спросила:

   — Это Харальд их так? До смерти?

   Бабка молчала, сжав губы и мелко тряся головой.

   А Забава вдруг вспомнила, что сказала Рагнхильд, ткнув рукой в сторону Красавы.

   Харальд.

   Она молча встала, шагнула ко второму телу. Перевернула. И узнала рабыню, помогавшую Красаве. Ту, что кашляла.

   — Эта девка и так больна была, — прошелестела бабка. — Все равно, не выжила бы. И мучилась она недолго. Мне бабы сказывали, что застуженная девка после первых же ударов перестала кричать.

   Забава на всякий случай коснулась ледяной, каменно-неподвижной груди. Не дышит.

   — Оставь ты их, голубка, — негромко посоветовала бабка. — Обеих. На себя вон посмотри. Вчера, почитай, и не ела толком. А сегодня, небось, даже не утренничала. Сама белая, как снег…

   — Куда можно отнести Красаву, бабушка? — не слушая Маленю, спросила Забава.

   И встала, покачнувшись.

   Бабка завздыхала.

   — Да куда её сейчас… ярл велел обеих здесь оставить. Всем рабам в назидание. И чтобы лежали тут, пока его корабли не вернутся из похода!

   Да, Харальд собирался в поход, припомнила Забава. И её с собой взять хотел.

   Наверно, тела должны были убрать до того, как она спустится на берег? Чтобы глупая полонянка и дальше верила каждому слову ярла Харальда…

   Забава вздохнула, отгоняя злые мысли. Проговорила с отчаянием:

   — Мне нужно лежачее место для Красавы. До женского дома я её не дотащу. Да и стража с такой ношей может не запустить.

   Бабка помолчала. Спросила немного изменившимся голосом:

   — А тут говорят, что ярл Харальд пропал. Рабы болтают, нет его в крепости. Не вернулся, дескать, после вчерашней битвы. Правду бают?

   Забава медленно кивнула. Говорить о таком не хотелось. Вообще.

   — Тогда в рабий дом неси. — Бабка указала на приземистое строение по правую руку. — Вон в тот. Там бабы живут. Только ярл, если вдруг вернется, осерчает. Страшно осерчает, лебедушка. И все на тебя… может, все же оставишь её тут? Мало она тебе гадостей сделала?

   Забава молча ухватилась за горловину плаща. И, надсадно выдыхая, поволокла Красаву к рабьему дому.

***

— Варь, — опять выдохнула Красава. — Варь, Заба…

   — Похоже, тебя костерит, — деловито сказала бабка.

   Забава, не отвечая, втолкнула в рот Красавы ложку с хлебным мякишем, размоченным в молоке.

   Для сестры отыскалось место на нарах возле выхода. Забава промыла иссеченную спину чистой водой, оттерла влажными тряпицами грязь с лица и тела. И по совету бабки присыпала голое мясо за плечами золой, принесенной из бани.

   Потом пришлось сходить в опочивальню Харальда, чтобы взять одежду для Красавы — и переодеться самой.

   Только рубахи из её сундука оказались для Красавы тесноваты. Забава, махнув на все рукой, разрезала одну сорочицу — и натянула на сестру так, чтобы хоть грудь прикрыть. Уложила Красаву на бок, укутала принесенным покрывалом...

   — Что ещё натворишь? — спросила бабка, когда Забава закончила кормить Красаву.

   И покачала головой.

   — Ты о себе лучше подумай, лебедушка. Говорят, если ярл не вернется, крепость отойдет к его родичам. Да и другое поместье, Хааленсваге, тоже им достанется. Хорошо, если отец приемный, Кейлев, возьмет тебя к себе. А ну как нет? Хотя чужане, конечно, свое слово почитают. И нарушать его не любят.

   Забава молчала.

   Выходя давеча из опочивальни Харальда, она столкнулась с его родичем. Одним из трех. Кряжистый седой старик высунулся из покоя напротив Харальдова. Глянул зло…

   И Забава сразу поняла, что родичи Харальда её не жалуют.

   Она вздохнула, припоминая ту встречу. Следом Забаву наконец-то потянуло в сон — сильно, резко.

   — Я пойду посплю, бабушка, — пробормотала она.

   Затем накинула на плечи плащ. Не тот, что испачкала, пока тащила Красаву, а другой, самовольно взятый из сундука Харальда. И так же самовольно обрезанный по её росту.

   Вернувшись в женский дом, Забава упала на кровать. Тут же забылась тяжким, беспробудным сном.

***

Встречу со Свальдом Рагнхильд подстроила легко. Сначала прогулялась по крепости — и попалась ему на глаза. А потом направилась к хозяйской половине главного дома.

   Зайдя туда, Рагнхильд сразу заскочила в опочивальню, отведенную Свальду — где его поселили, она узнала от рабыни, которую гость недавно затащил к себе. Его дверь была в самом начале прохода, разрезавшего хозяйскую половину надвое…

   Ярл Свальд вскоре явился в опочивальню. Но был он почему-то сумрачен и хмур. Не радостен, как она ожидала.

   — Белая Лань Ольвдансдоттир, — обронил Свальд, закрывая дверь и поворачиваясь к ней. — Не боишься, что кто-то заметил, куда ты пошла? Твой жених не показался мне человеком, привыкшим к оскорблениям.

   — Мой жених, — отозвалась Рагнхильд, — вчера меня выпорол.

   — А что натворила-то? — грубовато спросил Свальд.

   И этим вдруг до ужаса напомнил ей Харальда.

   Это плохо, подумала Рагнхильд. Значит, все, что она собиралась сказать, надо менять. До этого Свальд казался ей более легкомысленным — из-за его игривых взглядов и вечных улыбок.

   — Я сказала не то слово, — откровенно ответила Рагнхильд. И вскинула голову. — Всего один раз. Но это слово было направлено против невесты ярла Харальда. Я женщина, и бываю несдержанна. Однако это было просто слово.

   Свальд блеснул кривоватой улыбкой.

   — Я слышал об этой истории.

   — Тогда мне незачем её повторять, — твердо произнесла Рагнхильд. — К тому же я пришла не ради болтовни о себе. Беда в том, что мои сестры живут здесь. И им некуда пойти. К тому же на воротах стоит стража, которая не выпустит моих сестер из Йорингарда. Я хотела спросить тебя, ярл Свальд — что с ними будет?

   Свальд смотрел на неё, по-прежнему улыбаясь. Потом вдруг спросил:

   — И крепко он тебя выпорол?

   Рагнхильд усмехнулась. Горько и оскорблено.

   — Я пришла не жаловаться на жениха, ярл Свальд. Я и так сказала слишком много. Так что будет с моими сестрами?

   — Ну, пока что владелец Йорингарда ярл Харальд. Ему и решать.

   — Я должна… — Рагнхильд остановилась. Вздохнула и прикусила губу. Снова продолжила, но уже с отчаянием в голосе: — Я хочу знать, что будет с ними, если ярл Харальд не вернется. В этом случае Йорингард достанется вам, родичам Харальда. Что тогда будет с моими сестрами?

   Взгляд Свальда опустился на её грудь.

   И все-таки он не Харальд, разочаровано решила Рагнхильд. А ей уже начало казаться…

   Она на миг закрыла глаза. Потом глянула на ярла умоляюще.

   — Двух моих сестер никто не тронул. Они станут достойными женами. Правда, у них нет приданого…

   — Думаю, на одной может жениться мой отец, — быстро сказал Свальд. — Он ещё не стар, и у него недавно умерла вторая жена. Дед это проглотит, поскольку речь идет о дочери конунга. К тому же за неё не придется платить выкуп. И утренний дар будет скромным. Другую сестру тоже можно пристроить. А что касается приданого…

   Свальд шагнул к Рагнхильд. Сказал, протягивая руку к её груди:

   — Его можно брать не только тряпками.

   Не так быстро, подумала Рагнхильд. С этим человеком надо играть по-другому. Некоторое ожидание его только подстегнет.

   К тому же она теперь не беззащитная беглянка. Она невеста хёрсира…

   Рагнхильд сунула руку в вырез нижней рубахи. Поймала тонкий клинок в кожаных ножнах, подвешенный на шнурке под одеждой. Выдернула нож — и аккуратно, тупой стороной, отодвинула ладонь, успевшую коснуться её груди.

   Свальд опустил руку. Усмехнулся.

   — И как ты объяснишь все жениху, если я не послушаюсь?

   — Этим утром в женском доме я зашла к невесте ярла, — чеканно заявила Рагнхильд. — Там я увидела, что её платье в крови. Мне пришлось отправиться в опочивальню Харальда за чистой одеждой для Сванхильд. И тут ты затащил меня к себе, ярл Свальд.

   Он восхищенно ухмыльнулся.

   — Скальды воспели твою красоту, Рагнхильд Белая Лань. Но им следовало воспеть твою хитрость!

   — У меня есть сестры, — напомнила она. — Мне приходится быть хитрой ради них. Подумай, что ты можешь сделать для моих сестер, ярл Свальд. И не только для тех двоих, которых не тронули, но и для остальных, над которыми надругались. Когда придумаешь, мы с тобой снова встретимся.

   Рагнхильд прошла рядом со Свальдом, держа в руке нож и глядя ему в глаза. Он её не остановил. Только вновь улыбнулся, блеснув зубами.

   Выскользнув из опочивальни, Белая Лань направилась в покой Харальда — чтобы и впрямь взять платье для его девки. Её действительно могли заметить, и доложить об этом Убби. Но рабье мясо Харальда поможет ей оправдаться.

   Уже идя обратно к женскому дому, Рагнхильд размышляла, как бы изловчиться — и тайно поговорить со стариком Турле.

   С самого начала она собиралась устроить этот разговор через Свальда. Но он оказался не таким, как она представляла. Немного похожим на Харальда…

   Поэтому Свальда лучше не использовать в своих делах. Возможно, они ему не понравятся.

   Рагнхильд вернулась в женский дом. Оставила в опочивальне девки Харальда её тряпки — те, в которых эта Сванхильд ходила прежде. Грязно-серые, из грубой ткани, годной лишь для рабынь.

   Она нарочно перерыла несколько сундуков в опочивальне Харальда, чтобы найти эти мерзкие отрепья. И сейчас, скомкав, швырнула их на кровать. Пусть тряпье намекнет девке, что её вновь ждет рабский дом!

   Затем Рагнхильд пошла к себе, думая о встрече с Турле.

   К вечеру она приняла решение. Убби вряд ли придет этой ночью — все хёрсиры Харальда сейчас торчали у ворот. И там же по очереди спали. Всё ждали своего ярла, надеясь, что он вернется, вопреки всему…

   Значит, после заката она будет предоставлена самой себе.

***

Когда стемнело, Рагнхильд заскочила в опочивальню старого ярла.

   Рабыни уже прошлись по хозяйской половине, готовя её к ночи. На полке горел светильник, рядом стояли наготове ещё два, наполненных топленным тюленьим жиром, но не подожженных.

   Белая Лань затаилась в углу и принялась ждать.

   Ярл Турле появился не скоро. Вошел хмурый — и нахмурился ещё больше, когда Рагнхильд выступила из угла. Спросил ворчливо:

   — Тебе чего? Не думаю, что ты пришла поиграться со мной под покрывалом, Ольвдансдоттир.

   Рагнхильд вскинула брови. Заметила печальным голосом:

   — Я пришла узнать, что будет, если ярл Харальд не вернется.

   Турле хмыкнул.

   — Мы подождем ещё три дня. А затем справим по Харальду арваль, торжественные поминки. После этого я попру твоего жениха из хёрсиров. Какой из него воин, из однорукого?

   Выходит, Убби больше не быть хёрсиром, подумала Рагнхильд. Тогда её решенье — единственно правильное.

   Она посмотрела на старика спокойно. Спросила:

   — А что будет, если Харальд все-таки вернется? Скажем, дней через десять, двадцать? Или даже через месяц? Ведь мертвым его никто не видел?

   Старик оскалился.

   — Я слышал, у моего внука Харальда есть враги, которые потчуют его каким-то ядом. А противоядие лишь одно — его невеста. Только на этот раз девка до него не добралась. Поэтому Харальда можно не ждать.

   Во рту у Рагнхильд вдруг появилась горечь. Такая, что даже челюсти свело.

   Настолько великий дар — и кому достался? Рабьему мясу?!

   — И эту девку, — ровно произнесла Рагнхильд, — нельзя выпускать из рук. Вдруг она, уйдя из Йорингарда, наткнется на того, кто не вернулся?

   — Но девка считается дочерью Кейлева, — помолчав, буркнул Турле. — Теперь, когда Харальда нет, по всем обычаям девка принадлежит отцу.

   Рагнхильд легко улыбнулась.

   — Разве её эль свободной шеи был сварен по всем правилам? Насколько я знаю, его вообще не варили. Просто выкатили какие-то бочки из кладовой… это нарушение всех обычаев! Тебе ли не знать этого, ярл Турле? И разве может свободный нартвег объявить своей дочерью чью-то рабыню? Разве это не означает, что он и сам чей-то раб?

   Старик шумно дыхнул.

   — Да, это здравое рассуждение.

   — Конечно, девка должна жить, — поспешно заявила Рагнхильд. — Харальд — богорожденный, это несомненно. Вдруг он ещё вернется? Сам, без помощи девки? И тогда Харальд узнает, что родичи надеялись на его возвращение. Поэтому они сделали все, чтобы девка дожидалась его в Йорингарде. Чтобы Кейлев не увез её неизвестно куда, подальше от Харальда…

   Турле долго молчал, молчала и Рагнхильд. Наконец старый ярл бросил:

   — Пожалуй, я и тебя оставлю в Йорингарде, Ольвдансдоттир. Ты ведь этого хочешь? В награду за свою хитрость?

   — Благодарю тебя, ярл, — неторопливо ответила Рагнхильд. — Кстати, если кто-нибудь женится на моих сестрах — тех, что остались девственницами… со временем эти люди с полным правом будут зваться конунгами Йорингарда. После смерти наших братьев мы единственные наследницы нашего отца.

   Ярл Турле хрюкнул.

   — Смотрю, ты обо всем подумала, Ольвдансдоттир? Я запомню твои речи. Ступай… или оставайся. Я не взял с собой наложниц, потому что отправился на войну, а не на праздник. Но я мог бы договориться с тобой.

   Это было для Рагнхильд неожиданно, даже слишком. Она едва успела спрятать свою растерянность за улыбкой.

   — Я тоже запомню твои речи, ярл Турле. Но я пока невеста Убби. Я дала ему слово, и не хочу устраивать свою судьбу с другим мужчиной, не разорвав этого сговора. Доброй тебе ночи.

   Рагнхильд поспешно шагнула к двери. Старый ярл, как и его внук, не стал её останавливать.

***

Забава проснулась поздно вечером.

   Подумала, вынырнув из дремы — Харальд. Вдруг он уже вернулся, а она тут разоспалась и о том не ведает?

   Но следом ей вспомнилась Красава и та рабыня. То, как Харальд их наказал.

   И было бы за что… но запороли до смерти за пустяк, за глупость бабью!

   Не наказал, подумала Забава, а замучил. Убил лютой смертью. Зверство чистой воды, иначе не назовешь.

   Она приподнялась на постели. Под руку подвернулось скрученное тряпье. Когда ложилась, Забава его даже не заметила. От усталости, от горя…

   В опочивальне было темно, и она ощупала тряпки, распяливая каждую перед собой.

   Две рубахи и два платья — из тех, что она сшила сама, из некрашенной шерсти и льняной холстины.

   Может, бабка Маленя принесла, растерянно подумала Забава. Затем ощупью нашла плащ, взятый из сундуков Харальда. Прихватила найденную одежду и вышла.

   От Йорингарда, лежавшего на берегу под темным небом, веяло тревогой и настороженностью. Костров у стен сегодня горело вдвое больше, чем в прежние ночи.

   Забава сходила на поварню. Знаками и парой слов попросила еды. Ей дали рыбьей похлебки, приправленной ячменем, с куском хлеба. Она съела все — вчерашний день, когда кусок не лез в горло, сказывался. Потом попросила ещё, для Красавы.

   Низенький толстый мужик, заправлявший всем на поварне, посмотрел на неё с сомнением. Но миску похлебки все-таки дал.

   Выйдя из поварни, Забава отправилась в рабский дом. Поменяла подстеленные под Красаву холсты и одежду — сестра обмочилась, покуда лежала. Вот и пригодилось найденное на кровати…

   Этим вечером сестра уже ничего не говорила. Только металась в жару, хрипло постанывая.

   — Лихорадит, — умудрено обронила бабка Маленя, подходя к нарам. Заметила почти с надеждой: — Может, все-таки помрет?

   Забава с трудом влила в потрескавшийся рот сестры несколько ложек похлебки. Потом Красава перестала глотать. Замерла без чувств, с закрытыми глазами. И содержимое очередной ложки вытекло на сложенный кусок холста, подсунутый вместо подушки.

   Забава со вздохом встала с нар. Спросила у Малени, глянув на миску:

   — Может, отдать кому? Если кто голодный…

   Бабка взяла у неё из рук посудину, передала какой-то бабе. Проворчала:

   — Сама-то хоть ела?

   — Да. — Забава накинула плащ, который сняла, чтобы обиходить Красаву. — Хочу поговорить с Кейлевом. Сходишь со мной, бабушка? Пожалуйста?

   А следом Забава поспешно спросила, все-таки не сдержавшись:

   — Ты не знаешь… может, ярл Харальд вернулся?

   Бабка Маленя качнула головой.

   — Нету его. Пошли, сходим к Кейлеву. Я его давеча видела. К воротам шел!

***

В толпе воинов, стоявших у ворот, приемного отца Забава разглядела не сразу.

   — Может, лучше к ним не соваться? — неуверенно сказала бабка, когда до нартвегов осталось шагов двадцать. — Тебе нынче тише воды, ниже травы надо быть, касатка. Чтобы отец твой новый, Кейлев, не осерчал. Он у тебя теперь одна надёжа… и защита!

   Забава упрямо мотнула головой.

   — Мне надо с ним поговорить. Очень надо. Ты не бойся, бабушка, я недолго!

   Она остановилась в трех локтях от воинов. Кейлев уже протискивался к ней сквозь толпу. Подошел, махнул рукой, приказывая идти за собой — и направился не вниз, к домам крепости, а вдоль стены. Остановился, пройдя с полсотни шагов.

   Забава спросила, едва он к ней повернулся:

   — Ярл Харальд жив?

   Даже в темноте было заметно, как Кейлев нахмурился.

   — Он пропал, — перевела бабка Маленя слова Кейлева. — Они не знают, что с ним. Но среди мертвых и раненых Харальда не было. Люди ярла уже выходили с собаками, чтобы отыскать его по следу. Однако ярла Харальда не нашли. Может, его забрали люди Гудрема…

   Это те, кто напал на крепость прошлой ночью, испуганно подумала Забава. И моргнула, сцепив зубы.

   Хотелось зареветь в голос.

   Харальда забрали чужие люди. В плен.

   — А может, он сумел от них отбит... — Бабка Маленя вдруг осеклась. Добавила удивленно: — Кейлев говорит — ты знаешь, что могло случиться с ярлом. У него могли погаснуть глаза, как тогда, на корабле!

   Забава кивнула. Торопливо спросила:

   — И что теперь?

   — Кейлев говорит, все, что можно — это ждать. Конечно, хорошо бы отправиться в Вёллинхел. Туда, куда ушли люди Гудрема. Но твой отец сомневается, что родичи Харальда позволят его воинам взять корабль. Все имущество ярла теперь отойдет этим родичам. А у них народу вдвое больше. Поэтому людей Харальда могут даже не подпустить к берегу…

   Кейлев помолчал, Маленя рядом печально вздохнула. Приемный отец снова заговорил.

   — Говорит, ты не должна беспокоиться. Ты его дочь, и он заберет тебя с собой, когда уйдет из Йорингарда. Ярл просил о тебе позаботиться, и Кейлев его наказ выполнит.

   После этих слов у Забавы внутри словно запекло — и задышалось тяжелей. А в носу захлюпало.

   Кейлев ещё что-то сказал. Гортанно, резко. Затем развернулся и ушел к воротам.

   — Велел стоять тут и дожидаться, — деловито перевела бабка. — Сейчас придет его сын. Он отведет тебя назад, в женский дом. И ещё Кейлев велел меньше ходить по крепости. А ночью вообще не высовываться из опочивальни! В темноте тебя могут не признать. Мало ли что случится? А по-ихнему ты говорить не умеешь.

   Харальда искать надо, подумала Забава, глядя вслед Кейлеву. А они здесь сидят — и дожидаются, на месте сидючи!

   Потом она вспомнила, как мужики швырнули её к Харальду на корабль. И сами тут же отплыли. Не задержались, не поговорили с ним.

   Люди Харальда тогда его боялись, пролетело в уме у Забавы. И сейчас опасаются. Что немудрено…

   Со стороны ворот притопал один из её названных братцев. Осторожно взял Забаву за руку и повел к женскому дому. Маленя, распрощавшись, собралась уходить в рабский дом. Забава напоследок попросила её приглядеть за Красавой.

   Бабка Маленя в ответ что-то неясно пробурчала. Следом растворилась в темноте.

   Если по совести, пристыженно подумала Забава, надо бы самой присматривать за сестрой по ночам. Не тревожить бабушку Маленю. Только не хочется слушать, что Красава говорит. Пусть и урывками, в бреду.

   В уме тут же мелькнуло — ничего, завтра с ней посижу. Если только…

   Мысли Забавы споткнулись — и полетели метелью.

   А когда названный брат подвел Забаву к женскому дому и втолкнул в двери, буркнув по-нартвежски:

   — Доброй ночи!

   Она уже приняла решение.

   Надо идти искать Харальда. Конечно, он и впрямь может быть в этой самой… в Вольной Хели. Правда, туда не то что ей — даже Кейлеву не добраться. А вдруг Харальд все-таки здесь? И стоит где-то в лесу, как тогда на корабле?

   Выходит, выбор невелик. Или идти — или сидеть сиднем, дожидаясь, пока Кейлев заберет её отсюда.

   Не хочу такой доли, горько и почему-то спокойно подумала Забава. Жить потом где-то — и всю жизнь вспоминать о том, как счастлива была с Харальдом.

   Может быть, даже долго жить. И каждый день, каждую ночь горевать о нем. Думать — а вот не струсила бы, да пошла…

   Затем в памяти всплыло воспоминание о Красаве. О том, как её чуть не запороли.

   Но ведь не запороли же, со стыдом оправдалась перед собой Забава. Зверство, конечно…

   Но если Харальда бросить, да в довольстве доживать свой век в доме Кейлева — это с её стороны тоже зверством будет. Харальд ей не чужой.

   Он ей суженый.

   И через десять дней должна быть их свадьба. Или уже через девять?

   Входя в свою опочиваленку, Забава размышляла уже о другом. Прежде чем идти искать Харальда, надо бы одеться по-другому. В платье по лесам не побегаешь. Нужно взять из сундука Харальда штаны, рубаху, сапоги…

   Осталось решить, когда идти. Прямо сейчас — или выйти на рассвете?

   Забава замерла посреди опочивальни. И вдруг вспомнила о Красаве. За ней, конечно, нужен уход. А она уйдет. Выходит, её бросит?

   Присмотрит ли бабка завтра за сестрой? Красаву, конечно, тоже жаль — но как-то несильно, слабо. Просто как живую душу.

   А Харальда… Харальда не просто жаль, за Харальда страшно. Да так, что в груди печет. Стоит сейчас где-то потемневший. На холоде. Без еды. Один.

   Может, ещё и раненый?!

ГЛАВА 3

Побег из Йорингарда

   Забава прикусила губу — и заходила по опочивальне, раздумывая, как бы половчей выбраться из крепости. Потом выждала ещё немного. И вышла.

   Но за дверями женского дома её остановили стражники. Один из них что-то недовольно проворчал.

   Названный брат им что-то приказал, с замиранием сердца поняла Забава. Выдавила умоляюще:

   — Кейлев. Идти, говорить.

   Следом махнула рукой, указывая в сторону ворот.

   Однако воины стояли по-прежнему стеной, не пропуская.

   И Забава, задышав чаще, подумала — не так надо. По-другому. Может, её все равно не выпустят. Но нужно хоть попробовать. Хуже не будет!

   В следующий миг она вскинула голову. Отчеканила уже уверено, твердым голосом:

   — Жена ярла. Я говорить Кейлев. Идти Кейлев. Приказываю!

   Сначала ответом ей была тишина. Затем воин, стоявший прямо перед Забавой, что-то сказал.

   И мужики расступились.

   Она сделала несколько шагов, ещё не веря, что получилось. Но потом обнаружила, что один из воинов топает следом. Оглянулась, заявила все тем же голосом:

   — Жена ярла. Нет. Приказываю!

   На всякий случай Забава ещё ткнула рукой в сторону выхода из женского дома. Хотя вокруг было темно, лицо стражника смутно белело во мраке — и вряд ли он разглядел, куда она указала.

   Тем не менее воин развернулся и ушел, оставив её одну. Правда, буркнул пару непонятных слов на прощанье…

   Забава тут же скользнула к стене женского дома. Натянула на голову горловину плаща, не расстегивая его — чтобы прикрыть волосы. А при нужде и лицом в шкуры уткнуться.

   Главное, ступать потише, пролетело у неё в уме.

   Она обошла женский дом по кругу. И осторожно, прячась под стенами то овчарен, то поварни, вышла к хозяйской половине главного дома. Постояла за углом, глядя на вход.

   Стражи вроде не видно…

   Дверь на хозяйскую половину Забава отворила медленно, боясь нашуметь.

   И створка под её рукой все-таки скрипнула. Она замерла на пороге, но из опочивален никто не выглянул.

   Здесь нынче одни мужики обитают, решила Забава. Родичи Харальда. А у мужиков сон обычно крепкий. К тому же в бревенчатом доме всегда то мышь пискнет, то половица треснет…

   Она пробралась в опочивальню Харальда, ступая на цыпочках. Не дыша, открыла дверь, скользнула внутрь. В темноте отыскала сундук, который готовил в поход Харальд. Переоделась в его одежду и собрала кое-что на запас — вдруг пригодится?

   Следом Забава выскользнула из главного дома.

   Теперь оставалось самое трудное — перебраться через стену. Из ворот-то все равно не выпустят!

   Забава, оглянувшись, кинулась к другой стороне крепости. У рабского дома, где сейчас лежала Красава, она ещё днем видела лесенку.

   Собственно, это был просто ствол с обрубленными сучками. Но длины его хватит, чтобы, встав на верхнем сучке, дотянуться до края стены. Хоть та и была в два человеческих роста высотой…

   Главное, сделать все тихо. Но этому — делать все тихо — Забава научилась ещё в доме тетки Насты.

***

Утром к женскому дому подошли три десятка ветеранов ярла Турле. Все немолодые, но плечистые, с золотыми браслетами на руках — знак того, что они не раз ходили в походы, и удача часто была на их стороне…

   Во главе отряда шагал сам Турле. Стражников, поставленных Убби, прижали к стенке, не разговаривая. Пятеро ветеранов сразу рванулись в женский дом.

   Но девку Харальда они там не нашли.

   — Где она? — рявкнул Турле, подступая к одному из стражников.

   Тот равнодушно глянул на него, пожал плечами.

   — Ушла куда-то. Недавно. То ли в баню, то ли ещё куда.

   О том, что невеста ярла выскочила из женского дома ещё ночью, объявив на ломаном языке, что пойдет к Кейлеву, никто из людей Харальда так и не сказал.

   Девку искали в крепости половину дня. Потом ярл Турле, багровый от ярости, зашагал к воротам. А подойдя, крикнул стоявшим там воинам:

   — Кейлев Хродульфсон! Где рабыня моего внука Харальда?

   — Я за здешними рабынями не слежу, — невозмутимо ответил Кейлев, выходя из толпы и останавливаясь в трех шагах от Турле.

   — Я говорю о девке, которую ты объявил своей дочерью!

   Старый ярл выдрал из ножен меч, нацелил его на Кейлева.

   — Эль свободной шеи сварен не был, и ты это знаешь! Харальд использовал простой эль, оставшийся в кладовой с прошлой зимы. Так что девка остается по-прежнему рабыней! И всякий, кто признает её своей дочерью, сам может считаться рабом!

   По толпе людей Харальда побежал недовольный ропот.

   Сыновья, уже стоявшие по обе стороны от Кейлева, набычились. Сам хёрсир спокойно заявил:

   — Ярл Харальд торопился, только и всего. Он не баба, кухонными делами не утруждается. Вот и взял те бочки, что были под рукой. Но ты, ярл Турле, на том пиру пил эль свободной шеи вместе со всеми. И на пол его не выплескивал! Что же ты тогда молчал? Лишь сейчас опомнился? Когда эль тобой уже выпит?

   Затем Кейлев посмотрел на воинов старого Турле.

   — Да и вы на том пиру чаши опрокидывали без устали. А теперь пришли требовать мою дочь! Я повсюду весть об этом пущу — как гости пили эль, поднесенный хозяином, и кричали ему здравницы. А когда хозяин пропал, начали орать, что эль был не тот, и все, им сделанное — неправильно! Чтобы люди во всех тингах Нартвегра знали, чего ждать от таких гостей, как вы!

   Воины начали отводить взгляды. Кое-кто угрюмо смотрел себе под ноги.

   — Где девка? — багровея ещё сильней, прорычал Турле.

   — Там, где ей положено быть, — бросил Кейлев. — Я решил, что моей дочери незачем здесь оставаться. Ведь её жениха в Йорингарде уже нет. И поэтому я на рассвете отправил Сванхильд в другое место. Какое, не скажу. Я в своем праве, она моя дочь.

   — Девка принадлежит Харальду! — крикнул Турле. — Она его рабыня! Мой внук Свальд привез и подарил эту девку Харальду, как добычу. Мой долг — присмотреть за имуществом внука!

   — Вот и присматривай, ярл, — сказал Свейн, выступая из толпы и становясь рядом с одним из Кейлевсонов. — Ведь стражу к драккарам ты уже приставил? А Сванхильд Кейлевсдоттир не была имуществом ярла Харальда. Иначе он не стал бы просить её в жены. Или ты и Харальда хочешь объявить рабом?

   Свейн так же, как Кейлев, перевел взгляд на людей Турле. Сказал, сплюнув:

   — На любом пиру мне не стыдно будет назвать имя ярла, которому я служу. Я благодарю за это норн, потому что знаю — не всем так повезло!

   Из задних рядов воинов Турле пробился Огер. Прихватил старика за локоть, пробормотал:

   — Хватит, отец. Пойдем, теперь уже поздно. Девки в крепости нет, это ясно. Значит, смысла в этих разговорах тоже нет.

   Ярлы развернулись и пошли вниз, к берегу. За ними зашагали их люди.

   Один из Кейлевсонов, выждав, пока те отойдут подальше, буркнул:

   — Хотел бы я знать, сколько девка прожила бы, попадись им в руки.

   — Не девка, а сестра, — строго поправил его Кейлев. И оглянулся. — Слышали, что я сказал? Вот так и говорите, если вас начнут спрашивать по одному. Сванхильд вышла из женского дома на рассвете, пришла сюда — и я, приоткрыв ворота, отправил её куда-то, поручив своему человеку. Хорошо, что парни Убби сообразили и не стали болтать, что девчонка убежала ещё ночью. А те, кто стоял на южной стене, пусть молчат о шуме, который там слышали. Найденную лестницу убрали?

   — Да, Кейлев, — откликнулся один из викингов. — Я ещё потоптался у стены. Чтобы запах её перебить — на случай, если пустят по следу собак.

   — Надо ещё Болли послать, чтобы походил на том месте, — мрачно сострил кто-то. — Он как вспотеет, от него прет, как от медведя. Ни один пес потом след не возьмет!

   — За собой смотри, Торгейр, — беззлобно ответил Болли. — А то меня уже сомнения берут. Ты вроде не баба, а к мужикам принюхиваешься!

   Несколько воинов напряжено хохотнули.

   — Как ты думаешь, девчонка найдет ярла? — тихо спросил Свейн у Кейлева. — Или она просто так, по дури за стенку выбралась?

   — Дури в ней не больше, чем в тебе, Свейн, — помолчав, сказал Кейлев. — В Хааленсваге девчонка сбежала, потому что не захотела быть рабыней. Будь она тогда моей дочерью, я бы ей гордился. А сейчас Сванхильд пошла искать ярла. Я в этом уверен. Может, она понимает, что время у него на исходе. Или что-то чует.

   — А мы пойдем искать ярла? — спросил стоявший за спиной у старика Убби.

   — Тут поразмыслить надо, — безрадостно ответил Кейлев. — С одной стороны, хорошо бы заново осмотреть всю округу. Частым гребнем по ней пройтись. С другой стороны, мы должны удержать ворота и казну до появления ярла Харальда. И за тем, что творится на берегу, приглядеть. А то с родичей станется — опустошат кладовые и отчалят, забрав все драккары. Те, что не на плаву, подожгут.

   — Они могут так поступить с добром родича? — удивленно заметил Убби. — Они же ему родня!

   — Им это скажи, — проворчал старик. — Сделаем так… сейчас вышлем дозоры за стену. Времени с ночи прошло немало, Сванхильд уже могла найти ярла. Пусть парни прочешут округу. Но осторожно, чтобы самим не наткнуться на ярла. Если он ещё темный, то встреча добром не кончится!

***

— Зря ты это затеял, отец, — негромко сказал Огер, шагая рядом с Турле. — Если Харальд все-таки вернется…

   — Прихвати мы девку, он уже не вернулся бы, — проворчал Турле. — Или ты не помнишь, что болтали их люди на пиру? Гудрем, зелье на стрелах, девка, которая почистила Харальду личико… да так, что оно заблестело серебром!

   — Я-то помню. — Огер зашагал быстрей, чтобы поспеть за отцом. — Но если Харальд вернется, ему все это не понравится.

   — Он нас все равно не тронет, — небрежно обронил Турле. — У нас людей в два с половиной раза больше, чем у него.

   — У Гудрема их было в пять раз больше, — напомнил Огер.

   — Знаю. — Турле вдруг резко остановился, рявкнул: — Все прочь!

   Воины, шедшие следом, заторопились к берегу, оставив двух ярлов в одиночестве.

   — Харальд так и не вернулся, — внушительно заявил Турле. — У него, как я понял, слишком много врагов. И один из них его отец, Ёрмунгард. С такими врагами долго не живут. К тому же ты не видишь главной опасности, исходящей от Харальда. Слышал, как со мной разговаривал его хёрсир Кейлев? И этот Свейн? Словно я им ровня!

   Огер пожал плечами.

   — Что с того?

   — Это все Харальд, — с ненавистью сказал Турле. — Ему не хватает достоинства, положенного ярлу. Он ведет себя по-свойски с простыми воинами. И это вкладывает в головы простолюдинов ненужные мысли. А ведь Харальд богорожденный! Я тут послал кое-кого поспрашивать воинов Гудрема, взятых Харальдом в плен. Предложил им встать под мою руку, поскольку их конунг мертв, а мне нужны люди. И знаешь, что они ответили? Что хотят дождаться Харальда. Может, он позволит им встать под его руку? А потом они остались сидеть в овчарне, где их держат!

   — Я не вижу в этом опасности, — неторопливо проговорил Огер.

   — А я вижу! — рявкнул Турле. — И ты увидишь, когда твои лучшие бойцы начнут уходить к Харальду! Посмотри, ты даже сыну не сказал, что я собираюсь сделать. Вместо этого ты отправил его осмотреть берега на драккаре! Потому что знал — Свальду это не понравится! И он уплыл, считая, будто ты послал его искать Харальда!

   — Но ведь это правда, — благодушно произнес Огер.

   И выдержал угрюмый взгляд отца. Продолжил:

   — Именно так мы и скажем Харальду, если он вернется. Потом добавим, что его люди почему-то спрятались в крепости, не желая его искать. А мы лишь хотели взять его невесту под свою защиту, чтобы вместе с ней искать нашего родича. Но его люди нам помешали. И Свальду пришлось отправиться на поиски Харальда без этой девки…

   — Да, это верные слова, — со злостью сказал Турле. — Мы, в конце концов, ярлы, а не простые вояки. Нашему слову доверия больше. Да, мы очень хотели, чтобы Харальд вернулся. Все для этого сделали! И хоть бы он не вернулся!

***

На стену Забава взобралась удачно — удачней не бывает. Никто её не заметил и не услышал.

   А вот спустилась она неловко. Повисла на руках и спрыгнула, подвернув лодыжку. Наверху, на стене, тут же затопали, услышав шум…

   Забава, прихватив в зубы узел с тряпьем, взятым с собой, поползла на четвереньках прочь, прячась под стеной. По-собачьи поползла, потому что щиколотку сводило болью.

   И все же она успела убраться с места падения раньше, чем туда прилетели две горящие стрелы.

   После этого Забава чуток посидела у крепостной стены, дожидаясь, пока боль утихнет. Затем встала и похромала — вдоль крепости, но отступив подальше в темноту. Шла, поглядывая на кромку каменной стены, подсвеченной кострами с той стороны.

   Не доходя до ворот, Забава свернула туда, где вчера ночью лежали трупы — теперь уже убранные. А оттуда заковыляла к дальнему лесу, через который отступало войско Гудрема.

   Шла она медленно. Землю почти щупала ногой, чтобы не упасть в темноте. Потом, когда рассвело, Забава пошла быстрей. Шагала, немного путаясь в направлении — все-таки Кейлев вел её по этим местам ночью.

   На всякий случай она сворачивала то влево, то вправо…

   На первое мертвое тело Забава наткнулась, когда солнце поднялось уже высоко.

   Труп лежал в кустах. Она поначалу увидела только ногу. Тут же отступила, присев и замерев.

   Но нога не шевелилась. И Забава пошла глянуть, что там.

   У человека не было обеих рук. Мясо на плечах висело лохмотьями. Забава глухо охнула и отступила. Постояла в соседних кустах, пережидая головокружение и навалившуюся слабость. По телу от ужаса потек холодный пот, липкий, противный.

   Ей вдруг вспомнились слова бабки Малени — если сила в руках немереная, то косточку от косточки можно отщипнуть, как ломоть от пирога. Все от силищи зависит, а у нашего ярла, когда зверь в нем проснется, она огромная…

   Радоваться ли тому, что здесь был Харальд? Или огорчаться? А если он и её так?

   Забава задохнулась от страха. И почему-то пошла дальше.

***

В какой-то миг Харальд оступился и свалился в ручей.

   Ледяная вода плеснула, принимая его тело — а в уме вдруг стрельнула мысль.

   Он в лесу, уже рассвело, а его людей рядом нет. Девчонки тоже.

   Зато на краю небольшой ложбины, через которую протекал ручей, замерли две фигуры. Драугары. Охраняют?

   От холодной воды, в которой он растянулся, захватывало дух. И тело сводило.

   Но едва Харальд приподнялся, как перед глазами все опять начало сереть. И чернеть. Мысли угасали, словно он засыпал на ходу.

   Харальд снова плюхнулся в воду. Стиснул зубы — они внезапно показались ему слишком длинными. Вылезшими из десен.

   Пресная вода, неожиданно вспомнил Харальд. Гудрем приказал своему хёрсиру Грюмиру не давать берсерку пресной воды, когда тот обезумеет после стрелы с зельем.

   А он сейчас сидит в ручье.

   Харальд поспешно опустил голову, потянулся ртом к воде. Глотал, пока его не затошнило. И только потом осторожно выбрался на берег.

   Желто-бурая листва, покрывавшая землю, казалась блеклой — но её цвет сейчас был различим. И не торопился выцветать, переходя в серое.

   Значит, так, подумал Харальд. Сколько прошло времени с того мгновенья, как его зацепило стрелами с зельем, неизвестно. Знать бы, ищут его — или уже похоронили?

   И надолго ли хватит выпитой воды, чтобы продолжать чувствовать себя человеком? Поэтому отходить от ручья нельзя. Но можно шагать вдоль русла…

   Только в какую сторону идти, скользнуло в уме у Харальда. Где Йорингард?

   Он огляделся. Блеклое, полузакрытое тонкими облаками солнце висело над другим берегом ручья.

   Висело по-утреннему низко.

   Выходит, поток течет с севера на юг?

   Восточнее поднимаются горы. Йорингард стоит на берегу фьорда с закатной стороны. Надо взять севернее, чтобы до него добраться? Или южнее? А может, следует топать на закат? Ясно одно — единственное направление, которое ему не нужно, это восходная сторона…

   Там Йорингарда точно нет.

   В глазах начало сереть, и Харальд поспешно вернулся в воду. Снова начал пить.

   Руки у него были темно-серыми, вспухшими. Ногти почернели и торчали гнилыми скрутками.

   Вот такими скальды и описывают драугаров, подумал он неожиданно.

   И оглянулся на настоящих драугаров, стоявших на берегу. Те замерли двумя столбами, на распухших лицах поблескивала вода.

   Они никого ко мне не подпустят, осознал Харальд. И снова начал глотать воду — хотя к горлу уже подкатывал рвотный комок от выпитого.

   Затем он вылетел из ручья и рванулся вверх по склону ложбины. Вцепился в драугара справа, попытался стащить к ручью…

   Но не получилось. Мертвец стоял как вкопанный. А потом саданул ему по макушке рукоятью меча — молниеносно, внезапно, так что Харальд даже не успел отпрянуть.

   Он скатился в ручей. Мир перед глазами уже начал стремительно сереть.

   В следующий раз Харальд двинулся вверх по склону уже с камнем, который вывернул из дна ручья. Драугар увернулся, махнул мечом плашмя — ему по рукам, выбивая валун…

   Мертвец слишком быстр, решил Харальд. И слишком силен. По крайней мере, теперь ясно, кто выбил ночью ворота Йорингарда, положив начало штурму.

   И раз за разом драугары не нападали, а лишь отражали его наскоки. Хотя там, у ворот, махали мечами без стеснения.

   Но убить все равно не убили бы, равнодушно подумал Харальд. Клинки направляли так, чтобы только ранить. Его жизнь, его тело, похоже, стоят слишком дорого. Все-таки плоть от плоти самого Ёрмунгарда. Лишь разум его никому не нужен, и время от времени его пытаются превратить в безумное чудовище…

   А теперь драугары сторожили его. Не пытаясь куда-то увести.

   Может, Гудрем все-таки мертв? И отдать нужные приказы некому?

   Если так, то у него хоть что-то получилось.

   Харальд встал. Пошел по ручью, по пояс в воде, желая посмотреть, что будет.

   Оба мертвеца спустились по склону ложбины. И зашагали за ним, держась в отдалении. Но шли неотступно, точно привязанные.

   Эти не отвяжутся, осознал вдруг Харальд. Раз так, будет честнее уйти к морю, уводя драугаров за собой. Чтобы на него — а значит, и на мертвецов — не наткнулись его люди. Которые приведут с собой Сванхильд. Добаву-Сванхильд…

***

Второго убитого Забава нашла, заметив ворон, кружившихся над телом. Она посмотрела на труп издалека, не подходя близко.

   У этого не хватало бока. И нога была оторвана по колено.

   К глазам подступили слезы, Забава всхлипнула, поморгала. А затем быстро зашагала, подумав путано на ходу — Харальд не в себе. Потому и творит такое!

   Но когда пороли Красаву, мелькнуло у неё, Харальд был очень даже в себе.

   Забава на ходу нахохлилась, ладонью вытерла слезы. Дальше шла, уже не разбирая, куда идет. Просто шагала по лесу.

   И неожиданно наткнулась на ручей. Спустилась по бережку, напилась из ладоней. От воды заломило зубы. Мягкая земля, поросшая негустой травой, под ногами проминалась, кусками сползая вниз. Оголяла камни, прячущиеся в склоне.

   Забава уже собиралась отойти от ручья, когда на глаза ей попалось третье тело, лежавшее на пологом берегу. Поодаль от неё.

   К этому она тоже не рискнула подойти близко — багровые пятна то ли крови, то ли ещё чего, разбросанные среди пожухлой листвы и голых кустов, бросались в глаза издалека.

   Это след Харальда, тупо подумала Забава, стоя возле кривых берез, росших на берегу, и глядя оттуда на багровое. Прижалась на пару мгновений к одному из стволов. Уткнулась в березу лбом, пережидая тошноту.

   И снова пошла, отходя от ручья и возвращаясь к нему. Ступала все быстрей.

   Надо спешить, стучало в уме. Могут и за ней пойти с собаками. Непонятно только, почему воины Харальда с псами его не выследили?

   Может, от него нынче пахнет по-другому? Если он опять потемнел, запах мог измениться…

***

Харальд шел медленно. Вокруг был мир людей, и в нем так много оставалось всего — драккары, победы, его люди…

   И Добава. Добава-Сванхильд, лебединая битва, тонкие ладони, синие глаза.

   Иногда он наклонялся над ручьем. Пил, припадая к воде ртом — долго, через силу. Чтобы мысли не угасли. Чтобы не остановиться. И продолжать идти к морю.

   Рано или поздно ручей должен был вывести к нему. В прибрежных землях все ручьи впадают в море.

   Потом за спиной кто-то слабо выкрикнул его имя. Голос был женский. Харальд примерно представлял, кто это мог быть.

   — Уходи! — рявкнул он, разворачиваясь.

   И увидел Сванхильд — в двух сотнях шагов, ниже по ручью.

   Все верно, дуреха, способная пойти за ним, узнать со спины, да ещё окликнуть — в этих краях только одна.

   Шла Сванхильд неровно, оступаясь и пошатываясь. Но все равно слишком быстро. И направлялась к нему. В руке болтался какой-то узел…

   Она не понимает, мелькнуло у Харальда. Ни того, что здесь происходит, ни языка.

   — Нет! — крикнул Харальд. — Приказываю, уходи! Беги отсюда!

   Девчонка продолжала топать по берегу. Харальд кинул взгляд на драугаров.

   Ожившие мертвецы неторопливо развернулись к Сванхильд. Мечи уже были в руках, наизготовку.

   И не перехватить. Не остановить.

   Если выскочить из ручья, чтобы не брести по воде, а бежать, уводя драугаров за собой — через несколько шагов для него все посереет. И понятно, что будет потом.

   Но Сванхильд и тогда к нему не подпустят. Даже потемневший, он не способен справиться с мертвецами.

   Где Кейлев и все остальные, с ненавистью подумал Харальд, торопливо бухаясь в ручей и заглатывая воду. Понятно, что его стражу им не победить. Но почему Сванхильд отпустили одну шататься по округе?

   Он выпрыгнул на берег — и кинулся к драугарам. Девчонка была уже в трех десятках шагов от них. Шла медленно, глядя на него и мертвецов.

   Оба драугара, не оборачиваясь, увернулись от Харальда. Один махнул рукой, свободной от меча, и его отбросило назад.

   Серое небо, расчерченное голыми ветвями, заглянуло ему в глаза.

   Харальд рывком поднялся. И увидел…

   Все словно замедлилось. Фигуры перед ним точно утонули в каком-то болоте, и движения их стали тягучими, сонными.

   Сванхильд все-таки отступила от драугаров. Попятилась назад, оступившись на берегу ручья.

   Меч одного из драугаров грязно-серой полосой опускался на её плечо, прикрытое плащом.

   Падал клинок сверху вниз. Так, чтобы пройти через всю грудь, разрубая ребра.

   После такого ей не выжить.

   И мир перед глазами стремительно выцветал. Точно падающее лезвие, готовясь убить Сванхильд, стирало по пути краски.

   — Ёрмунгард… — прохрипел Харальд, кидаясь вперед. — Не её…

   И — шибануло. Изнутри, такой злобой, что лицо перекосилось. Он заревел — без слов, без смысла, просто рыком зверя. В прыжке скручиваясь от ненависти, что рвала сейчас внутренности. Огнем, болью, застарелой горечью, новорожденной яростью…

   По глазам полоснуло красным. Следом — кипящим золотом.

   А затем мир перед глазами стал привычным.

   Харальд перехватил руку с мечом, уже успевшим коснуться плеча Сванхильд. Рванул назад, заламывая за широкую припухшую спину — и выворачивая из сустава.

   Его кисть на мокром, холодно-липком запястье драугара вдруг оказалась самой обычной. Человеческой. Кожа перестала быть темно-серой.

   Но второй драугар уже нападал, и Харальд развернулся к нему. Уклонился от свистнувшего меча. Вбил правую руку в бок, прикрытый кожаным натянувшимся доспехом — и выдрал кусок плоти.

   В следующее мгновенье он обернулся к первому драугару, поваленному на колени. Тот сейчас тянул неповрежденную руку к Сванхильд.

   Девчонка же успела свалиться в ручей. Белое пятно лица погружалось в воду, струи захлестывали нос и открытый рот. Вода смыкалась над ней посмертной пеленой…

   И расходилась по ручью кровь. Красная, широкой полосой.

   Харальд взвыл. Подхватил меч, выроненный драугаром — и снес голову тому, кто ударил Сванхильд. Лезвие, хрустнув, переломилось. Но шею мертвецу наполовину срезало, не справившись лишь с хребтом.

   Он отшвырнул в сторону второго драугара. Выдернул девчонку из воды, ухватившись за плащ.

   И вернулся к мертвецам, чтобы сделать с ними то, что прежде делал только с людьми. Разделать на части.

   Теперь получилось.

***

Молодость не верит в собственную смерть, мелькнуло у Харальда, когда он наклонился над Сванхильд, покончив с драугарами. Только в чужую. Потому и лезет на рожон, словно хочет узнать, насколько люди смертны.

   Добава. Сванхильд…

   Из раны все ещё текло — вялыми толчками, редкими струйками. Харальд скомкал плащ, придавливая разрез. Быстро коснулся шеи под подбородком.

   И ощутил слабое, тонкой нитью ползущее под его пальцами, биение. Вспомнил — в последний миг дуреха начала заваливаться спиной в ручей. То ли нога подвернулась на камне, то ли перепугалась наконец достаточно, чтобы отшатнуться, уходя из-под удара.

   И он не дал лезвию врубиться в кости.

   Однако мякоть плеча клинок успел взрезать. Скулы Сванхильд заострились, дыхание было почти незаметным.

   Харальд с шипением выдохнул. Расстегнул плащ, рванул на Сванхильд рубаху, замотал её разрубленное плечо влажной тряпкой. Завернул голую до пояса невесту в мокрый плащ.

   И, вскинув на руки, зашагал по лесу, оглядываясь на ходу.

   Мест этих Харальд не знал.

   Голова у него кружилась. Сколько времени он тут бродил? И как вышло, что здесь бродила ещё и Сванхильд, одна?

   Харальд шел без остановки. Путь держал туда, откуда пришла девчонка.

   Ярость его потихоньку угасала. Потом и вовсе сошла на нет. Ноги начали подрагивать — тело, став человеческим, обрело и людские слабости.

   Вскоре Харальд уже не шел, а брел, с трудом переставляя ноги и спотыкаясь время от времени.

   Сванхильд, безвольно лежавшая у него на руках, вдруг задрожала. Губы зашевелились, выталкивая какое-то слово.

   — Ха… Хара…

   — Харальд, Харальд, — проворчал он, прижимая её к себе покрепче, чтобы тепло его тела прошло сквозь плащ.

   Следом Харальд внезапно вспомнил рабыню-славянку, которую пришлось забить плетьми. Та кашляла так, что было понятно — долго не протянет. Если девчонка сейчас тоже простынет…

   А ведь она ещё и ранена. От этой мысли свело челюсти, потому что ранили Сванхильд при нем. От меча драугара он её не уберег. Если в придачу не убережет от простуды...

   Кто-то должен был за ней пойти, подумал Харальд. Если его люди не разболтались вконец после исчезновения своего ярла — кто-то должен был за ней приглядывать.

   Лес наконец закончился. Харальд замер среди кустов, которыми поросла опушка. Заорал, почти не надеясь на ответ:

   — Ко мне!

   Сначала никто не отозвался. Но когда Харальд бухнулся на колени, решив растереть трясшуюся от озноба Сванхильд, и лишь потом идти дальше — издалека прилетел чей-то возглас. Тихий, едва слышный.

   — Сюда! — заревел он.

   В ответ прилетел новый крик, уже более громкий. Потом по кустам, перепрыгивая через те, что пониже, и проламываясь сквозь заросли повыше, прибежали двое его людей. Замерли шагах в двадцати, всматриваясь в него.

   — Я в порядке! — рыкнул Харальд. — Ко мне, я сказал!

   И как только те подбежали — оба с улыбками от уха до уха, словно увидели не своего ярла, а девку, уже начавшую им подмигивать — распорядился:

   — Олаф, дай твою рубаху. Снугги, одолжишь плащ? В Йорингарде верну. Отвернитесь пока оба. Сколько времени меня не было?

   Олаф, разворачиваясь, сказал:

   — День, ночь… и сейчас уже второй день идет, ярл!

   Харальд поймал брошенные ему рубаху и плащ. Спросил, сдирая со Сванхильд штаны и начиная растирать посиневшее тело:

   — Что творится в крепости?

   — Там весело, ярл, — отозвался Олаф. — Нас со вчерашнего дня не пускают на берег. Чтобы мы не украли драккары, как заявили люди ярла Турле. Твои родичи по всему Йорингарду искали твою невесту, когда она сбежала…

   Рука Харальда на мгновенье замерла.

   Мог бы сразу догадаться, подумал он. Девчонка одна и в лесу — значит, устроила ещё один побег. Только на этот раз не от него, а к нему.

   Или она просто сорвалась в неизвестность, когда он исчез?

   Сванхильд под его руками тряслась. Смотрела затуманенными глазами — и все равно поглядывала в сторону его людей, вяло пытаясь прикрыться одной рукой. Тряпка на плече пропиталась кровью.

   — А от Кейлева твои родичи потребовали, чтобы он отдал им Сванхильд, — завершил Олаф. — Сказали, что эль свободной шеи не был сварен, как положено. И по всем правилам Кейлевсдоттир — рабыня!

   Харальд, темнея лицом, натянул на Сванхильд рубаху Олафа, закрывшую её до колен. Завернул девчонку в сухой плащ Снугги, теплый, из козлиных шкур. Снятый с неё мокрый накинул на себя.

   Значит, она не просто так выбралась за стену? В крепости вовсю развлекались, пока он гулял по лесу.

   — Поворачивайтесь, — буркнул Харальд. — Есть эль? Дайте глотнуть.

   Половину баклажки Харальд влил в рот девчонки, остальное допил сам. Швырнул опустевшую баклагу обратно, в руки Снугги.

   И с некоторым трудом встал на ноги. Поднял Сванхильд, велел:

   — Показывайте дорогу. Знаете, что с Гудремом?

   — Мы его нашли, ярл, — отозвался Снугги. — Люди Убби опознали тело. Ты его одним ударом, напополам...

ГЛАВА 4

Возвращение в Йорингард

   Солнце уже начало клониться к закату, когда викинг, стоявший на крепостной стене у ворот, свистнул два раза.

   И толпа воинов, собравшаяся рядом с воротами, сразу ожила. Без криков, без воплей люди разбирали копья, прислоненные к стенам. Крепкие руки уже ухватились за створки, распахивая их…

   — Как он? — с показным спокойствием спросил Кейлев у викинга, что первым заметил ярла — а сейчас спрыгнул вниз.

   — В порядке, — доложил воин. — Кожа светлая, волосы пегие, как обычно. Цвет его глаз отсюда не разобрать, но Снугги с Олафом идут за ярлом живые и невредимые. Невесту он вроде несет на руках.

   Кейлев нахмурился. Если со Сванхильд что-то случилось, ярл Харальд будет недоволен.

   С другой стороны, из крепости она сбежала сама. И не зря, как теперь выяснилось.

   Хёрсиры Харальда уже стояли возле распахнутых ворот. Ждали, радостно уставившись в проем.

   — Ярл! — крикнул Убби, едва Харальд подошел к воротам. — Ты жив! Цел! А что с твоей невестой?

   — Ранена, — угрюмо бросил Харальд. — Где мои родичи?

   — На берегу, — отозвался Кейлев.

   От сердца у него отлегло. Ярл глянул в его сторону мельком, не слишком приветливо — но без ярости.

   — Хорошо, — буркнул Харальд. — Пошлите трех человек в рабский дом. Пусть пригонят ту старуху-славянку, да пару баб помоложе и посмышленей. Кейлев, выдели десяток воинов для охраны Сванхильд. И сам останься с нею. Присмотри, чтобы рану ей промыли. Где там братья моей невесты?

   Он сгрузил девчонку с рук на руки одному из Кейлевсонов. Приказал:

   — Неси в женский дом. Найди покрывала, чтобы её отогреть. Плащ, что на ней, отдай Снугги. Пусть растопят печь, если не топлено…

   — Все сделаю, — с готовностью ответил сын Кейлева. И потопал к женскому дому, с десятком воинов за спиной.

   Харальд скинул мокрый плащ — а сзади кто-то набросил ему на плечи сухой. Уронил, глубоко вдыхая холодный воздух:

   — Секиру мою сберечь не догадались?

   Свейн тут же подал его оружие. Спросил:

   — Послать за одеждой?

   Харальд скосил глаза. Тряпки на нем выглядели хуже рубища последнего раба — штаны и рубаха, заскорузлые от крови, даже после купания в ручье стояли колом. И были изодраны…

   — Обойдусь. Сначала драккары!

***

Весть о его возвращении успела докатиться до берега — потому что ярл Турле и Огер уже шагали навстречу.

   Свальд держался в нескольких шагах от них. И был сегодня на диво неулыбчив.

   Они встретились неподалеку от главного дома, на полпути между берегом и воротами.

   — Счастлив видеть тебя живым и невредимым, Харальд! — громко объявил Турле, останавливаясь. — Мы опасались, что люди Гудрема забрали тебя в Вёллинхел. Но у них это не вышло, хвала Одину!

   Огер согласно кивнул, Свальд отвел глаза.

   А Харальд вдруг ощутил, как хочется ему пить, есть и спать. Причем желательно не одному, а чтобы рядом сопела девчонка.

   Но спать нельзя, пока он не даст родичам по лапам, которые они посмели протянуть к его драккарам.

   К тому же было и другое.

   Харальд подышал, разгоняя усталость. Сжал пальцы на рукояти секиры. Лицо Турле у него перед глазами начало отливать красным. Берсерк просыпается?

   Или дед побагровел от стыда, изображая лживую радость?

   Он скорей наливается кровью от ярости, что внук все-таки вернулся, решил Харальд.

   — Ты вовремя появился, племянник, — вставил Огер, пока все молчали. — Завтра мы собирались отплыть в Вёллинхел, за тобой. Свальд с раннего утра прошелся вдоль побережья. Посмотрел, нет ли там драккаров Гудрема…

   Харальд молча взглянул на брата.

   — На расстоянии половины дня пути стоянки нет, — быстро и чуть смущенно сказал Свальд. — Похоже, Гудрем высадил свое войско вдали от Йорингарда.

   — Это хорошо, — неторопливо заявил Харальд. — Если враги далеко, значит, никто не помешает нашей беседе. Говорят, тебе не понравился мой эль, ярл Турле. Настолько, что ты объявил мою невесту рабыней. А ещё говорят, что ты посмел не пускать моих хёрсиров к моим же драккарам.

   Дед ответил без трепета в голосе:

   — Мне пришлось это сделать.

   Он выдержал лютый взгляд Харальда, не дрогнув.

   — А что касается твоей невесты — говорят, на тебя иногда находит. И ты приходишь в себя, только если эта девка…

   Харальд оскалился.

   — Кейлевсдоттир, — поправился старый ярл. — Если она рядом. Я не мог отправиться за тобой в Вёллинхел, не взяв её с собой. А твоих людей к драккарам я не пускал потому, что они оказались трусами, предавшими своего ярла. Когда ты пропал, они не пошли следом, чтобы отбить тебя. Хотя должны были! И я опасался, что они сбегут на твоих драккарах, обворовав своего ярла.

   Воины за спиной Харальда угрюмо молчали.

   — Мои люди выполняли мой приказ, — бросил Харальд, — который я отдал им перед уходом. И ты тоже не торопился за мной следом, чтобы отбить меня у врагов, ярл Турле. Сидел себе в крепости, хотя тебе я ничего не приказывал. Но сейчас речь не об этом. Пока меня не было, ты здесь насмехался надо мной. Ты назвал эль свободной шеи, который пил на моем пиру, неправильным. Ты объявил мою невесту рабыней. Я убивал и за меньшее.

   Дед вздернул подбородок, кинул ладонь на рукоять меча.

   — Хочешь вызвать меня на хольмганг? Это будет славный бой. Даже если он станет последним в моей жизни!

   — Когда я захочу наказать тебя, ярл Турле, — тяжело сказал Харальд, — я не стану драться с тобой. Я убью Огера. Потому что есть дела, за которые у человека надо отбирать не жизнь, а самое дорогое. Я бы и Свальда убил, но мне нравятся его глупые шутки. Поэтому нам придется решить, как и чем ты заплатишь. Я знаю, чего ты хотел. Йорингард, казну и драккары. Родичем ты меня никогда не считал… так что за жадность я на тебя не в обиде. Но за моей спиной ты высмеял то, что я говорил и делал. Причем перед моими людьми. Жаль, не решился высказать мне это в лицо. Ты и сейчас не решаешься. Теперь, когда я стою перед тобой. В других краях это называют хитростью. У нас в Нартвегре — трусостью. Что скажешь?

   Ноздри Турле раздулись, морщинистые губы стянулись в жесткую черту. Но он молчал. Огер поспешно заявил:

   — Мы готовы заплатить вергельд. Если считаешь, что тебе нанесли бесчестье — назначь цену. Возможно, мы поторопились, но ты и сам знаешь — родичи должны следить за тем, чтобы богатство оставалось в роду, преумножая его силу. Трое моих сыновей погибли в битвах, которые мы выиграли бы, будь у нас побольше драккаров…

   Убить бы их обоих, и Турле, и Огера, устало подумал Харальд. Но ему нужно взять Вёллинхел. И весной сюда придет конунг Готфрид из германских земель. Германцы плохо плавают по морям, однако хорошо сражаются. Особенно, если их много.

   А у него людей до смешного мало.

   К тому же — Свальд. Брат привез ему в дар Сванхильд. Не будь этого, он сейчас служил бы Гудрему, как покорная безмозглая тварь. И кто знает, что ещё уготовил ему Ёрмунгард?

   А для Свальда старый Турле был человеком, подарившим ему первый меч. И новенький драккар.

   — Я принял решение, — уронил Харальд, снова оскалившись. — Я заберу у вас два драккара из трех. Вместе с хирдами, которые вы отпустите, чтобы они дали клятву уже мне. И я оставлю у себя Свальда, который будет служить под моей рукой, как простой хёрсир. Если через год я увижу, что он служит честно, я прощу вас. И отпущу его. Но вы двое уйдете из Йорингарда прямо сейчас. На одном драккаре. Если что, помните — Свальд последний из взрослых сыновей вашего рода, и он останется со мной. За ваши новые хитрости и подлости заплатит он. Если понадобится, то своей жизнью. А теперь уходите. Оба.

   Свальд вдруг улыбнулся, заявил с готовностью:

   — Да, это будет честно. Я согласен!

   Турле стоял, покачиваясь. Лицо его потемнело от прилившей крови. Потом он прохрипел:

   — Свальд не последний из взрослых сыновей нашего рода. Есть ещё ты. Ты тоже из ярлов Сивербё, Харальд! Помни об этом. Я согласен уплатить вергельд, который ты назначил. Два драккара вместе с хирдами и Свальд. Прощай!

   Он развернулся, тяжело зашагал к берегу. Огер быстро проговорил:

   — Я хочу проститься с сыном перед отплытием.

   Харальд кивнул. Свальд, благодарно глянув на него, пошел вместе с отцом к фьорду.

   — Все к драккарам, — приказал Харальд. — Проводим гостей. И присмотрим, чтобы они не натворили бед на прощанье.

   Он размашисто зашагал вниз, к берегу.

***

Один из страшных мужиков, по лицу которого текла вода, разрубил ей плечо. Что было потом, Забава не помнила.

   В себя она пришла уже на руках у Харальда, который её куда-то нес.

   Он снова посветлел лицом и сиял серебряными глазами. Но стал каким-то страшным — даже не худым, а пугающе-костлявым. Щеки ввалились, кости вокруг глаз торчали гребнями по скулам и бровям. И подбородок выпирал даже не по-звериному, а по-змеиному. Снизу этот подбородок казался чересчур большим, подросшим...

   Но у Забавы не было сил радоваться тому, что Харальд вновь обернулся человеком. Тело сводило от ледяного холода. Плечо болело — надрывно, непрестанно.

   Затем Харальд её заголил, да ещё при мужиках. И начал растирать.

   Как только по телу стрельнуло легким теплом, боль в отместку за это скрутила так, что лицо Харальда перед глазами поплыло, смазываясь.

   Забава терпела, постукивая зубами и судорожно выдыхая. На каждом вдохе плечо словно резали заново. Она стискивала зубы. Кричать казалось почему-то стыдным. Мысли в уме путались, думалось ей только об одном — как же болит, болит-то как…

   Потом перед глазами все потемнело, и боль растворилась в беспамятстве.

   Второй раз Забава пришла в себя уже в опочивальне женского дома. Было тепло — а левое плечо точно грыз неведомый зверь.

   Рядом мелькали лица — бабки Малени, каких-то баб. Затем над Забавой склонился Кейлев. С кривой иглой в руке.

   Она задохнулась от ужаса, дернулась. Приемный отец что-то сказал, её тут же схватили за руки. Даже на лоб кто-то ладони положил, придавив голову к подушке.

   Больней всего было, когда игла прокалывала кожу. Когда по мясу шла, ещё ничего, не так дергало.

   Не было бы вокруг людей, она, может, и закричала бы. А так только со стонами выдыхала. Пятками по постели била, когда игла втыкалась. Слезы текли по лицу, не переставая…

   Потом ей затянули плечо льняной тканью, обрядили в рубаху. Укрыли, напоили крепким хмельным. Следом — молоком с медом.

   А Забаве от боли не хотелось ни пить, ни есть.

   Красава, вспомнила она вдруг. Ей сейчас так же больно — или ещё больней? У сестры на спине от кожи остались только тонкие ленты. Но Красаве никто не помогает. Не кормит, не поит, рядом не сидит, как с ней самой.

   Забава выпростала здоровую руку из-под покрывала, потянулась к бабке Малене, сидевшей рядом. Просипела:

   — Красава… как она? Попроси Кейлева послать к ней кого…

   Бабка со вздохом поднялась. Дошаркала до двери, заговорила с каким-то нартвегом. Голос у того походил на голос самого Кейлева.

   Вернувшись, Маленя объявила:

   — Твой отец сказал, что он прикажет позаботиться об этой рабыне. Ради тебя. Хоть и предупредил, что ярлу это не понравится.

   Забава кивнула — и тяжело задышала. Боль вроде стала поменьше.

***

Рагнхильд выглянула из опочивальни, когда в проходе тяжело затоптали.

   Девка Харальда вернулась — и привела его с собой. Или это он вернулся и привел её с собой?

   Саму девку Рагнхильд не увидела. Но из разговоров, что звучали в проходе, поняла, что та ранена.

   Хоть бы подохла, подумала Белая Лань, закрывая дверь. Затем порадовалась, что не стала торопиться — и не разорвала сговор с Убби.

   От двери Рагнхильд прошла к оконцу. Распахнула ставню, подвешенную на кожаных петлях, выглянула наружу.

   Дорожка, на которую выходило крохотное оконце, оказалась пуста. Хотя прежде по ней то и дело вышагивали хмурые воины Харальда — торопясь к кухне или спеша назад, к воротам.

   Где сейчас все воины, Рагнхильд примерно догадывалась. Ярл побежал отвоевывать свои драккары — и его хирды с ним…

   Рагнхильд улыбнулась. Все не так уж плохо. Гудрем мертв, а значит, месть свершилась.

   И Харальд ей больше не нужен. Как и его девка.

   Если ярл умрет достаточно быстро, её сестер не успеют продать на торжище. Они останутся здесь.

   Неважно, кому потом отойдет Йорингард. С новым хозяином она договорится. Бесстыжие ласки с откинутым покрывалом действуют на мужчин даже сильней, чем красота — в этом Рагнхильд успела убедиться за последний месяц.

***

Ярл Турле забрался на свой драккар одним из первых. Огер — в числе последних.

   Харальд стоял на берегу, подгоняя родичей взглядом.

   — Кто-нибудь, — буркнул он, не отводя глаз от воинов Турле, взбирающихся на драккар. — Притащите сюда ясеневую колоду. И принесите чего-нибудь из еды. А ещё эля.

   Колоду, на которой в Йорингарде приносили клятвы конунгу, прикатили из зала для пиров. Почти тут же в руку Харальду сунули краюху хлеба с ломтем окорока. Он начал жевать, заглатывая большие куски. Запил все элем.

   Одинокий драккар уже отчалил от берега. Весла взлетали и падали, врезая воду. Корабль уплывал к устью фьорда, над которым разгорался закат.

   На берегу остались три хирда.

   Двум хирдам Турле и Огер недавно объявили, что возвращают им их слово. И просят встать под руку ярла Харальда, которому отныне принадлежат драккары ярлов Сивербё.

   Третий хирд до этого ходил под рукой Свальда. Брат, поглядев на уплывающий корабль, подошел к Харальду. Сказал, привычно улыбаясь:

   — Знаешь, Харальд… спасибо. Конечно, старый Турле всем и даже мне как кость в горле…

   — Он хотел забрать мою крепость, пока меня не было, — напомнил Харальд. — Мои драккары. Мою невесту. Это уже не кость в горле — это копье в нем. А ты, я уверен, весело улыбался, пока Турле пытался это сделать. Вот как сейчас.

   Улыбка сошла с лица Свальда.

   — Честно говоря, мне это тоже не понравилось. Но про тебя ходили нехорошие слухи, Харальд. Что ты перестал быть человеком. Вспомни — сначала ты не вернулся, потом тебя не нашли среди мертвых… и я не хотел начинать новую войну, но уже с дедом. А вернись ты вовремя, старик не выступил бы против тебя в открытую. Даже сегодня он не стал затевать драку. Ты ведь родич. С родичами не воюют!

   — Не будь в этом так уверен, Свальд. — Харальд на мгновенье ощутил злость.

   Но она тут же улеглась. Свальд нашел свой способ бороться с тем, что ему не нравилось — он этого не замечал. И прятался за щитом из улыбок, смешков, болтовни о бабах. Иначе ему пришлось бы стать вторым Огером. Или вторым Турле.

   — А про твою невесту я ничего не знал, — добродушно объявил Свальд. — Меня на рассвете отправили пройтись вдоль берега. Но я не позволил бы причинить ей зло!

   — Да, — согласился Харальд. — Если бы ты узнал, что ей собираются причинить зло. Если бы тебе позволили это узнать. Поэтому я хочу, чтобы ты тоже освободил своих воинов от слова, данного тебе. Они встанут под мою руку — или уйдут отсюда пешком. А ты станешь хёрсиром на другом драккаре. И с другим хирдом, набранным уже из моих людей. Завтра я этим займусь.

   Свальд, помедлив, кивнул.

   — Понимаю... и все-таки спасибо, что не убил деда. Да, Турле не подарок. Особенно, когда ему что-то втемяшится в голову…

   — Как ты сам сказал, — насмешливо заметил Харальд, — с родичами не воюют. И ты здесь для того, чтобы Турле больше ничего в голову не втемяшилось. Но учти, воинов твоего деда, которые знали, что любимого внука Турле задевать нельзя, здесь уже нет. В этой крепости остались лишь мои люди. Если кто-то из них вызовет тебя на хольмганг, я возражать не стану.

   За Свальдом уже толпились ветераны Турле и Огера, готовые принести клятву. Харальд прищурился.

   — Ступай к своим воинам. Объяви, что ты им больше не ярл, а твой драккар отныне принадлежит мне. Меч держать ты научился, осталось научиться отвечать за свои дела. И за бездействие.

   Свальд опять кивнул — и отошел. Первый викинг поставил ногу на ясеневую колоду, протянул руку к Харальду. Он накрыл чужую ладонь своей.

   — Клянусь, что буду драться за тебя, ярл. И встану там, где скажешь. Клянусь, что не предам, не побегу и не солгу. Клянусь, что я не украду ни у тебя, ни у братьев по хирду. И пусть станет свидетелем моей клятвы ясень, древо мужей. Пусть ясеневые драккары сбросят меня в воду, а ясеневое древко копья обломится в руке, если я нарушу свою клятву…

   Договорив положенные слова,