Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ГЛАВА 1, в которой сомнительную работу предлагают
- ГЛАВА 2, в которой полудница с сыном старосты в игры играет
- ГЛАВА 3, в которой ведьма на речке белье полощет
- ГЛАВА 4, в которой к ведьме за ведьмовством ходят
- ГЛАВА 5, в которой ведьму от дурного дела отговаривают
- ГЛАВА 6, в которой ведьма за себя и постоять может
- ГЛАВА 7, в которой ведьма важное решение принимает
- ГЛАВА 8, в которой случается неожиданная встреча
- ГЛАВА 9, в которой интересные вещи обсуждают
- ГЛАВА 10, в которой тварь на кладбище страшно воет
- ГЛАВА 11, в которой о деньгах говорят
- ГЛАВА 12, в которой охотник с ведьмой по лесу ходят
- ГЛАВА 13, в которой с тварями сражаются
- ГЛАВА 14, в которой сын старосты заметную роль играет
- ГЛАВА 15, в которой все дела завершают
- ГЛАВА 16, в которой ночь темна и одинока
- ГЛАВА 17, в которой раздают долги
АННОТАЦИЯ
Я ведьма. Моя жизнь никогда не была простой. С тех пор, как открылся дар – на меня началась охота, и только чудом удалось избежать костра инквизиции. Чудом, и с помощью одного человека. Его зовут Гус Гарсия и он… мой друг. Мы многое пережили вместе за последние три года, вместе прятались, вместе пытались выжить, деля горести и радости пополам. А теперь ему предлагают хорошую работу, и он собирается бросить меня. А я… Я справлюсь! И докажу, что отлично могу жить без него!
ГЛАВА 1, в которой сомнительную работу предлагают
- Это отличное предложение, здесь ты нигде такого не получишь, - филистиец смотрел на Гуса и ухмылялся, толстые губы сыто поблескивали. – Здесь не ценят хороших магов, так и норовят на костер отправить. А у нас ценят. Пять лет быстро пролетят и свободен, денег заработаешь, дворец построишь!
Его маленькие глазки поблескивали тоже. Так жадно и мерзко, с насмешкой, с откровенным презрением, что у меня даже сомнений не было – эти пять лет хуже каторги, вытянут из него все силы, отправят в самое пекло, и большая удача еще, если Гус до конца доживет.
А он, шушак его задери, стоит и еще сомневается! Совсем мозги потерял, как о деньгах услышал.
Ко мне повернулся.
- Нам работу предлагают, Эль, - улыбка у него слегка натянутая, нервная.
- Да ты сдурел совсем? – удивилась я.
Проверила даже – нет, никакой магией его не заморочили, чист он, да и у Гуса своя защита отличная, его так просто не возьмешь…
Только дурак, выходит.
Я-то к началу их милой беседы не успела, ходила по базару, смотрела всякого… а они-то без меня тут уже почти договорились!
- Вообще-то, мы только тебе работу предлагаем, но если хочешь, девчонку возьмем тоже. Она ничего так, с характером, тоща только.
И меня таким взглядом смерил, словно раздел... да и не только раздел, а прямо облапал. Мерзко так. У меня аж перевернулось все. Я дернулась было, залепить этому филистийцу в морду, бороду его завитую, в серебряных бубенчиках, всю повыдергать.
Гус остановил. Поймал меня, не дал ответить.
- Тише, Эль! Не лезь! – шикнул на меня сквозь зубы.
Тогда я ему в морду врезала. Не пропадать же запалу!
Он только моргнул, сморщился. Но, сразу видно, образумиться не спешил.
- Ты совсем сдурел с филистийцами связываться? – возмутилась я. - Они наобещают тебе, а потом клятву на крови возьмут! Ты в рабство к ним продаешься! Да с клятвой ты не то, что уйти, ты подумать против хозяина ничего не сможешь! Все сделаешь, что он скажет, даже поперек своей воли! И хорошо еще, если на пять лет, а то ведь на всю жизнь!
- Я знаю, - тихо и ровно сказал Гус, глядя мне в глаза. – Но это очень хорошие деньги. Получим, поедем в Майкошские степи, земли купим, дом поставим… как хотели.
На последних словах он слегка запнулся, зубы сжал. И сам ведь, небось, понимал, какая дурь это! Никуда он уже с такой службы уйти не сможет.
- Ты хоть сам в это веришь, Гус? – спросила я.
Он упрямо засопел, глядя на меня. Не верит. Но все равно пойти хочет.
Да что же это такое?
- Зачем?! – спросила я.
- Это хорошие деньги, - он буркнул упрямо. – Мне нигде больше столько не получить.
- Да ты совсем рехнулся со своими деньгами? Да что с тобой!
- Тысячу золотом платим сразу, - подал голос филистиец. – На расходы. И по тысячи каждый год. Если девку возьмешь, можем еще по сотне в год накинуть, она ничего так…
И мерзкая ухмылочка его, сальная, похотливая.
Да в былые времена, если бы на меня кто так глянул, Гус бы сам ему шею свернул, без всяких разговоров.
А тут стоит, думает еще.
- Дешево ж ты меня ценишь, - сказала я, смерив филистийца взглядом. – Гус, конечно, хороший маг, и воин хороший, тут не возражаю. Но и я тоже кое-что могу.
- Да? И что можешь? – деловито поинтересовался филистиец. – Убедишь, я еще полсотни в год накину.
И руки свои толстые на груди сложил, ожидая.
Вот зачем я в это лезу? Все равно же с ним не пойду.
Тысячу золотом… да мы вдвоем столько за десять лет…
Но нет, я на такое не поведусь. Никому не принесет счастья это золото. Лучше без него.
- Голову заморочить могу, - сказала я. – Тайные желания прочитать. Заставить человека хоть в пляс пуститься по своей воле.
Он засмеялся, мелко так и визгливо. И смех это еще более мерзкий, чем ухмылка его.
- Ну, заставь меня плясать!
Я…
Да на нем амулетов столько, что плюнуть некуда! И такие хорошие амулеты, крепкие…
Я аж зубы сжала, заскрипела.
Да кто ж так в лоб голову морочит? Когда человек знает об этом, когда готов. И даже амулеты обойти можно, лазейку найти… но не так же сходу.
А филистиец только знай себе, хихикает, словно блеет.
- Ну что, ведьма? Не выходит у тебя? Так какой с тебя толк. Хотя девка ты смазливая, с огоньком, отмыть тебя хорошенько, принарядить… вот и может и сгодишься на что.
И по его взгляду – даже сомнений нет, на что я могу сходиться!
Вот сукин сын же, шушак его…
И Гус просто стоит и смотрит на это! Уж от него-то такого не ожидала.
- Эль… - как-то неуверенно говорит он, пытаясь найти слова.
- Я не пойду с ним, - говорю твердо. Не пойду и точка.
- Тогда, наверно, я один пойду, - шепотом, глядя мне в глаза, говорит Гус.
***
Он меня у реки нашел.
Я на бережку сидела, на воду смотрела, пытаясь в себя прийти.
Ладно, один так один. Я девочка взрослая, без него обойдусь. Жила же я раньше… Только за три года эти привыкла, что Гус рядом, и представить иначе уже не могу. Без него-то у меня совсем другая жизнь была, еще до того, как дар в полной мере проснулся. Обычная жизнь, в городе, отец плотник был… хороший плотник, все у нас было, я матери по хозяйству помогала… а как отец помер, так все вкось пошло. А потом…
Гус мне, считай, жизнь спас… впрочем, и я ему тоже. У него и свои мотивы имелись сделать то, что он сделал. Говорил потом, что не со мной, так с какой другой ведьмой сбежал б. Только с другой, может, и не остался... но про это мне все равно не узнать.
А сейчас уйти хочет.
Денег ему все мало. Стоит золотом поманить, и бежит, себя не помня...
Он последнее время вообще переменился, только о деньгах и думает. Но только деньги у него в руках не держатся, то проиграет, то… куда он их девает, я так не и не поняла. Год назад двести золотых в кости проиграл, и с тех пор… Мы ведь на дом собирали. Думали, что уйдем на вольные Майкошские земли, спокойно жить будем. Там нас инквизиции не достать.
Здесь-то тоже поспокойнее, это не Таламанка, где инквизиция зверствует. Но и здесь ухо надо востро держать. Орденские-то вольную дикую магию - темной ересью считают, и либо ты даешь обет и служишь им до конца жизни, либо на костер. И пусть Таламанский король руки в Горженек не дотянет, но Орден дотянет по-всякому. Местные вольные князья тоже под Орденской властью ходят, что бы ни говорили там, пусть короля не признали, но Пресветлый Отец един.
Если подумать, жизнь орденского мага немногим от того, что филистиец предлагал, отличается. И там, и там своей воли у мага больше нет, только служба… и клятва на крови. У филистийцев хоть надежда есть завершить контракт и уйти со службы, а в Ордене – до самой смерти.
Гус подошел и встал сзади. Молча. Ну и я оборачиваться не стала, пусть первый говорит. Я знала, что это он, уж Гуса-то я почувствую. Да и слышала, как сопит сердито, что-то сказать решается.
- Эль, - позвал тихо.
И по голосу ясно, что не передумал. Прощения пришел просить.
И попрощаться.
И так обидно вдруг стало, прямо до слез.
- Проваливай, - бросила я, не оборачиваясь.
- Эль, - позвал он снова, виновато так. – Это ведь просто работа, не хуже, чем любая другая. И платят хорошо, и жить при дворе… все лучше, чем по болотам мотаться… а то ведь осень скоро. Хочешь снова на снегу спать?
- Лучше я на снегу, - и тяжело вздохнула, вспомнив прошлую зиму. – Зато сама себе хозяйка. А ты иди, раз тебя так во дворцы тянет.
- Эль…
- Что? - я, все же, повернулась к нему. – Хочешь, чтобы я с тобой пошла?
Он стоял передо мной какой-то осунувшийся, даже лицо, и без того худое, заострилось, резче пролегли морщинки у глаз. Словно на десять лет постарел.
И от моих слов еще больше нахмурился.
- Рядом со мной тебя никто не тронет, не стоит бояться, - сказал, как-то не слишком убедительно.
- Сам-то веришь? – спросила я.
Он зубы сжал, а ноздри раздул наоборот, засопел сердито.
- Верю, - буркнул почти через силу. – Я тебя в обиду не дам.
И я вздохнула.
- Тебя словом свяжут, на крови, - сказала я. – И как прикажут, так и отдашь, хоть свою жизнь, хоть мою, все отдашь, что прикажут. А если думаешь сбежать от них, так лучше сразу не соглашаться.
- Эль… - он переступил с ноги на ногу, а потом шагнул ближе и рядом со мной на травку сел, обхватив колени руками, качнувшись из стороны в сторону. Как мальчишка. И как мальчика взъерошенный, нахохлившийся. Или не как. Меня его седыми висками не обманешь, я правду знаю. – Не могу я отказаться, - сказал он, глядя не на меня, а куда-то на реку перед собой. – От таких предложений не отказываются. Я устал бегать от Ордена, устал каждый раз силу сдерживать, чтобы кто-то рядом колебание потоков не засек. Устал шарахаться от каждого куста. Ожидать, когда меня найдут и шкуру сдерут. Устал в нищете жить. Эль… неужели тебе самой не надоело?
И все равно не на меня смотрел, а куда-то перед собой.
И отчего-то мне казалось, что не в нищете и не в деньгах тут дело. Сколько бы он о деньгах не говорил, но изначально – не в них. Это лишь способ… Что у него не так? Доказать что-то хочет? Что может и сам, что своим умом и своей силой положение заслужить, пусть не на родине, так все равно… Кому? Отцу доказать? Так тот не узнает… Или все еще бежит от чего-то, не от Ордена, от чего-то другого, от чего сбежать нельзя. Что внутри засело.
Сколько спрашивала, но Гус молчит.
- Нет, не надоело, - сказала я. – Меня моя жизнь устраивает. Думаешь, без моего дара я бы лучше жила? Посуду мы в харчевне целыми днями мыла, или прачкой… или еще куда. Не все родились, чтоб на золоте есть да спать, Августо. Некоторым и малого довольно. А к филистийцам я не пойду. Не верю я им. И не хочу.
Он зажмурился, вытянулся даже. Тяжело ему. Я вижу, как тяжело. Он хороший парень, на самом деле, и такие решения принимать… Но, может, действительно у него выбора нет.
- Я вернусь, Эль, - сказал тихо-тихо. – Через пять лет, как службу закончу, вернусь и найду тебя. Где бы ты ни была, я тебя найду. И от того, что заработаю – половину отдам. Мы ведь все поровну… - он тяжело сглотнул, воздух втянул через зубы. – А там, как захочешь. Думаю, тебе и так хватит тогда, чтоб земли купить, и жить как хотелось… А захочешь – вместе.
Не хотел он уходить. Никак не хотел. Но и не уйти не мог.
И как его этот филистиец на базаре выцепил? Понял ведь сразу, кто Гус такой…
Я только вздохнула.
- Не нужны мне твои деньги, Гус. Решил – так уходи.
- Эль… - он, наконец, ко мне повернулся, и потянулся даже, то ли обнять, то ли поцеловать даже.
Я руку вперед выставила.
- Даже не вздумай! – сказала твердо. – Уходи.
Он сидел еще долго, молча, глядя на меня.
Потом вдруг кивнул, легким прыжком поднялся на ноги.
- Прощай.
И пошел прочь.
А я…
Тогда проплакала, конечно, весь вечер и всю ночь. Но, может, и к лучшему. С Гусом чем дальше, тем тяжелее становилось. Не он от меня, так я от него бы скоро ушла. А теперь – и повод расстаться нормальный, не придерешься, ему работу предложили, а я не хочу. Если б поругались из-за того, какой он козел – хуже было бы.
Ничего, я не пропаду.
Главное, глупостей не делать и не бежать сломя голову неизвестно куда.
Осень скоро, пойду, найду себе тихо местечко в какой-нибудь деревеньке. Убедить добрых людей, что надо сиротку в дом перезимовать пустить – дело не хитрое, уж на это моей волшбы хватит. Обманывать, конечно, не хорошо, но какой у меня выбор? Ведьму-то никто не пустит, а так – что я сказу? Да и я тоже в долгу не останусь, помогать стану по хозяйству, чем могу, свое отработаю.
Парня найду, чтоб сердце успокоилось, и болеть перестало. Уж с парнями я даже без волшбы справлюсь.
А весной, на свежую голову, и решу, что делать дальше.
ГЛАВА 2, в которой полудница с сыном старосты в игры играет
- Полудница? – парень чуть сощурился, разглядывая меня. – Да ну, брешешь.
И ухмыльнулся довольно, словно зная какой-то секрет, глаза засверкали азартно. Синие-синие глаза, прямо васильки в поле. Ресницы густые, светлые, и такие же светлые брови. По виску капелька пота течет – жарко сейчас, солнце так и печет.
- Не веришь? – удивилась я.
- Нет, - и заулыбался шире, лоб и висок тыльной стороной ладони вытер, голову на бок склонил. – Живая девка. Навь сквозь траву идет, не приминая, а за тобой вон, дорожка тянется. И репей в волосах.
Кивнул за мою спину. Самодовольно.
Репей ему! Вот зараза!
Стоял так расслабленно, опираясь на косу, отдыхая. Не боялся. А ведь не мог видеть, как подошла, уж об этом я позаботилась, глаз отводить умею. Он меня не знает, а чужих здесь не ходит. Да и что за девка – босая, в одной сорочке, рыжие волосы ветер раздувает. Но не боится все равно.
Смотрит прямо, внимательно. Чуть насторожено, но совсем чуть-чуть. Ему интересно.
Хорош парень. И вблизи, вот так, хорош особенно. То, что нужно – от моих сердечных страданий, чтоб поскорее Гуса забыть. Высокий, косая сажень в плечах, кудри цвета спелой пшеницы колечками вьются. Все девки в деревне, небось, по нему сохнут, вот и уверен в себе. Думает, стоит ему поманить, и даже навка-полудница не устоит?
Только ведь не он за мной, я за ним пришла. Я его поманю.
Понравился он мне. Я его еще неделю назад на ярмарке приметила, узнала у людей – кто такой и где живет.
Вот прям хорош!
- И много ты нави повидал, раз так уверен? – спросила.
- Случалось, - он дернул плечом. Небрежно.
А вот это интересно даже. Навь, значит, тут… А такие тихие, благостные места, кажется.
- Не боишься? – спросила я.
И чуть рукой повела.
Навести легкий морок, чтоб он не заметил, как уже раз – и за его спиной, в два прыжка, по скошенной траве, совсем не трудно. Морок - как раз по моей части. Большой силы у меня нет, но такое баловство без труда дается.
Парень только глазом моргнул.
- Не боишься меня, Коен, сын Тодора, - шепнула я. Хотела на ухо, но до уха мне не дотянуться, он же здоровый, словно медведь. – А если я по твою душу пришла?
Боится. Короткие волоски на шее сзади разом дыбом встали. Но, надо должное отдать, парень даже не дернулся, только плечи напряглись. И руки косу крепче сжали.
- Заберешь? – спросил почти ровно, только чуть-чуть хрипло.
Готов вот так…
- А если позову, пойдешь со мной? – спросила вкрадчиво и мягко-мягко. Когда я так спрашиваю – мало кто устоять может.
И снова рукой повела, так, что у него на мгновение в глазах потемнело, поплыло, для пущего эффекта, словно и правда сейчас заберу.
Парень чуть вытянулся, но даже обернуться не попытался. Замер, очень стараясь дышать ровно. Только сердце заколотилось, это я чувствовала. Откуда ему знать, что темнеет сейчас в глазах не навсегда?
А рубашка у него на спине вся мокрая насквозь. Но не от страха, от работы на жаре. Вон он сколько травы покосил. Крепкий парень, все отдыхают, а он косит тут… Или в чем дело?
- Если за реку позову? - шепотом сказала я, и снова чуть ближе к уху потянулась, даже на цыпочки встала.
За ту реку, которую обратно человеку уже не перейти.
А парень вдруг взял, и повернулся ко мне. Коса в его руках… нет, не острием, пяткой мне по ноге ткнулась, легонько так, я бы и внимания не обратила…
- Пойду, - сказал уверенно, ухмыляясь прямо до ушей. – Сейчас самое время в речке купаться.
И косу снова к моей ноге приложил. Довольный. Теперь уже явно, так, чтобы я оценила этот ход. Бровь хитро поднял. Синие глаза сверкнули весело.
Недавний мимолетный страх его - как рукой сняло.
Я оценила. Молодец парень!
- Значит, не боишься? – спросила весело.
Он так близко, что почти касается меня. Да еще шею чуть вытянул, за ворот сорочки пытается заглянуть. Совсем обнаглел!
- Не-а, - качнул головой. – Для навки ты сопишь слишком громко, и дыхание у тебя теплое, живое, мне в шею, - и фыркнул, прям снисходительно, руку ко мне потянул. – И репей – вот!
За волосы слегка дернул, но репей и правда вытащил. Когда я только успела?
Ах, ты ж…
- Соплю громко?! – возмутилась я, и по лбу его щелкнула. А щелкать я умею так, что искры из глаз, Гус учил. Но парня таким не проймешь. Он только моргнул, засмеялся.
- Очень серьезно сопишь, - сказал он. – Уверен, мертвяки так не умеют. Так что зови, пойду, куда скажешь. Не испугаюсь. А можно и не ходить, - и плечом так дернул. – Можно прямо здесь.
Вот же зараза!
- Косу брось, - сказала я. – Тогда можно и здесь.
- Железа ты не боишься.
- Не боюсь, - согласилась я. Железо, правда, мою волшбу слегка сбивает, но я сейчас и без всякой волшбы справлюсь. Главное, если не боюсь – значит не навь. – Брось. Все равно не люблю, когда в меня железом тыкают.
Он бросил послушно. Демонстративно так. Даже чуть руки в стороны развел, показывая, что совсем передо мной безоружен.
- Так кто ты? – спросил, глядя на меня.
- Полудница, - я пожала плечами. – Зачем тебе знать?
- А зачем пришла?
- А на что похоже, по твоему?
Я руку протянула, пальцами по его груди провела, осторожно, нежно, но он все равно дыхание задержал. И ноздри чуть раздулись.
- Хм… - сказал с интересом.
А потом сам, осторожно ворот моей сорочки к себе потянул, заглянул… Да, под сорочкой на мне ничего, и я не скрываю.
- На игру похоже, - сказал он. – Вот только правил я не понимаю.
Хороший парень. И не боится – поэтому особенно хорош. Даже прямо в омут готов броситься, я отлично вижу в его глазах, что не отступит и не откажется идти до конца. Мне волшбой его лишь чуть-чуть потянуть нужно, он и правда хоть за реку пойдет.
Но знать хочет. Тогда тем более молодец.
Только знать ему пока совсем не надо.
- Меня любимый предал, - сказала я. – Отомстить хочу.
- Неправда, - вдруг как-то серьезно сказал он.
- Нет правда, - не согласилась я, сама невольно нахмурилась под его взглядом. – Просто поверь, мне очень надо. Обещал пойти за мной, вот и иди, держи слово. Не спрашивай. Раздевайся, все снимай. Не бойся… может, я просто посмотреть хочу. Кровь пить не буду.
- Только посмотреть? А я-то на другое надеялся.
Нет уж, вот так, с первого раза, я к нему в объятья прыгать не готова. Сначала посмотреть хочу, чего он стоит… А там поглядим.
И улыбнулась хитро, подмигнула ему. И сорочку чуть в сторону сдвинула, плечико открывая.
- Другое тоже быть может…
***
Снова мы встретились через три дня.
Он дрова поколоть пришел. Не ко мне, конечно, к бабке Йованне… хотя и ко мне тоже, на меня посмотреть. За эти три дня многие заглядывали, новый человек в деревне всегда событие. А уж когда девка одна пришла, без семьи, без мужа, сама по себе, то и вовсе чудно.
Глядеть на меня глядели, но лишних вопросов не задавали. Я умела убедить людей, что все идет, как идет, и удивляться нечему. Это не столько волшба, сколько дар, когда я захочу – мне сложно отказать. И усомниться в моих словах сложно.
Нашла бабку одинокую, живущую чуть в стороне, старую, с больной спиной.
Попросилась на ночлег для начала. Рассказала сказку, как на мою деревню варги напали, всех перерезали, и осталась я одна, сиротинка. Без дома, без родных. Платье серенькое, старенькое, волосы скромно под косынку убраны. Иду… куда-нибудь, все ноги сбила. Не знаю, как и быть.
Бабка меня пожалела.
И я в благодарность дом прибрала, и на следующий день все перемыла, и старую бабкину сорочку заштопала, а то у нее глаза видят плохо, и кур покормила, и за водой сбегала. Я всю эту работу терпеть не могу, но если для дела – постараться приходится. Мне бы до весны тут остаться. Тихо тут… А сейчас у меня сил нет куда-то бежать
Да и бабкину спину я подлечила. Вернее как… лечить я не могла, только боль снять. Но иногда и этого хватает.
А тут я от колодца с водой возвращалась, а Коен во дворе у бабки дрова колол. Тоже помогать пришел.
Увидел меня и чуть топор не выронил.
- Что-то ты долго, я тебя раньше ждала, - улыбнулась ему, подошла ближе.
У него глаза сверкнули. И стоял он так, старательно пытался изобразить злость на меня… Как же, я его раздеться в поле заставила, все с себя снять. И сбежала. Да так, что он и не понял. Очнулся, а ни меня, не одежды его нет. И никаких поцелуев даже, не говоря о большем. Как он домой возвращался, я уже не видела.
Но ведь сам согласился, сам виноват. Взрослый ведь парень, понимал, что если решил с полудницей закрутить, не побоялся, то добром это не кончится. А значит, ему того и надо было. Игры, на грани опасного, острых ощущений, нервы пощекотать.
Так зачем я его в этом обманывать буду?
- Полудница, значит? – Коен глазами сверкнул, а топор воткнул в колоду. – Новую игру затеяла?
Хочешь поиграть? А ведь и мне, пожалуй, самое то, что сейчас надо. Отвлечься.
Я ближе подошла. Так близко, что он даже дышать чаще начал.
- Злишься на меня? – спросила, глядя ему в глаза. Снизу вверх глядя, я ему едва до плеча доставала. Когда я на парня так смотрю, он сразу свою силу и власть чувствует, а мне многое простить готов, я слаба и беззащитна.
- Думаешь, не за что на тебя злиться? – и обида у него в голосе совсем детская.
- Думаю, есть.
Я улыбнулась, потянулась к нему, за шею обняла и осторожно поцеловала. Сначала осторожно, словно скромная девица, а потом, когда он слегка обалдело поддался и сам качнулся ко мне, поцеловала уже по-настоящему. Горячо.
Так горячо, что у него уши вспыхнули, покраснели.
А я, отпустив, вздохнула томно и сладко. И на шаг назад отступила, осторожно освобождаясь из его рук. Глазки отвела, словно смутилась внезапного порыва. И Коен меня отпустил.
- Прости, - сказала так виновато, как только могла. Словно уйти собираюсь.
Он моргнул, кадык дернулся. Не готов меня отпускать. Смотрел и пытался что-то понять.
- Зачем? – спросил только, немного хрипло вышло.
Я его плечико погладила, нежно-нежно. И снова улыбнулась, и медленно, не спеша обошла кругом. Пальцами по спине провела, между лопатками.
- Мне защитник нужен, - сказала серьезно. – Хотела посмотреть, не испугаешься ли ты?
Он нахмурился. Ухо свое красное потер.
- И от кого тебя защищать?
- За мной орденский вернатор по следу идет.
Никто за мной не идет, конечно. Но ему себя защитником почувствовать – самое верное дело. Станет переживать за меня, крепче привяжется.
Коен разом помрачнел и зубы сжал даже. Вот сейчас серьезный разговор будет.
- Ведьма? – спросил тихо.
- Ведьма, - согласилась я. Что уж спорить?
- А меня… околдовала?
Зайчик мой, да кто же тебе признается?
Я качнула головой.
- Если б околдовала, то ты бы не сомневался и не спрашивал. И так бы все сделал. Неужели ты бы по доброй воле помогать слабой девушке не стал? Зачем колдовством, если можно так?
Он нахмурился еще больше.
- Думаешь, я что-то против орденского венатора сделать смогу? Они ведь маги.
Говорит так, значит готов попытаться. Еще не очень готов в этом признаться, но попытаться готов. И одно это уже – многого стоит.
- Мне больше не к кому обратиться, - сказала я. Бровки сложила, глазки несчастными сделала, даже ножкой слегка шаркнула. Как тут не растаять и не помочь девушке.
Коен снова ухо, а потом и шею потер.
- Почему я?
- Сердце подсказало, - тут главное ему в глаза смотреть. Пока смотришь, пока он отвечает – не откажется.
Сердце, конечно. А еще я людей расспросила. Я с той ярмарки, где его встретила, не одна ушла. Из соседней деревни кузнецова жена Радка с дядькой на ту ярмарку ездила, так я ее встретила по дороге, словно невзначай, попросила меня подвести. Ну и разговорились, она мне все про всех рассказала. И не узнает, я тогда личину для отвода глаз накинула.
Коен засопел, брови насупил.
- И чего я сделать должен? Венатора твоего убить?
Так непосредственно, что я рассмеялась даже.
- Как ты его убьешь? Он же венатор! Пальцами щелкнет, и только горстка пепла останется. Что ты против него… Нет, Коен, - я улыбнулась, ладошку ему на грудь положила. – Спрятаться мне поможешь, когда время придет. Убежать.
- Убежать? – мрачно сказал он. – Давно ты от него бегаешь?
- Давно, - сказала я.
- И вечно бегать будешь? Так ведь нельзя…
- А что же мне остается? – сказала я. - Моя жизнь такая. Вот, ненадолго к людям прибилась, надеюсь, не найдут меня сразу. Хоть немного жизни нормальной, человеческой… Я не знаю, когда за мной придут. Может завтра, может через год. Вдруг его другие дела отвлекут, вдруг след потеряет. Пока – хоть подышать свободно. А потом уж…
Вздохнула горько, глаза отвела. Но ладошку с его груди не убрала, и даже, словно невзначай, чуть ниже провела, погладила.
У него сердце заколотилось.
- Я буду защищать тебя, - сказал он. – Сделаю все, что в моих силах.
Хотел было обнять, но я ужом выскользнула из его рук.
- Не нужно, чтобы нас видели вместе. Так будет безопаснее… И для тебя тоже безопаснее, Коен. И еще… прости меня за те игры, - улыбнулась, подмигнула ему. – Ты иначе не принял бы меня всерьез. Как домой-то добрался?
Он только фыркнул.
- Огородами.
Я кивнула ему.
- Завтра белье на речку полоскать пойду.
Подхватила ведро и в дом. Нет, я его не зову, не приглашаю. Просто к слову пришлось.
ГЛАВА 3, в которой ведьма на речке белье полощет
Прачка из меня так себе, надо признать. Могу, конечно, на ночь с золой замочить, могу прокипятить с утра, могу даже поболтать все это палкой. Если вся грязь отстиралась, то и молодец, но вот если пятна остались – это уже не ко мне.
Пятна я всегда Гусу подсовывала, он поворчит, но поможет, и магией своей, да и просто руками тоже. Теперь все сама.
Я тащила целую корзину мокрого белья на речку, ругая себя, что не предложила Коену меня за забором встретить и белье донести. Но теперь уж поздно.
Он ждал меня. Сидел на пригорке у воды.
- Полудница! – вскочил на ноги, когда меня увидел. Заулыбался радостно.
- Меня Эль зовут, - сказала я. – Хельга.
- А меня Коен…
- Знаю, - я усмехнулась, подошла ближе, корзину на травку поставила.
- Откуда? – спросил он.
- У людей спросила, - пожала плечами. – Люди все расскажут. Коен, сын старосты Тодора… А говорят еще, у тебя невеста есть, красавица. Что ж ты за мной бегаешь тогда?
Коен насупился сердито, всю его веселость ветром сдуло.
- Родители сговорились, вот и невеста. Мне-то она не больно нужна.
- А что же не отказался тогда?
Он фыркнул горько, и так глазки отвел, словно врать собрался.
- Да она же Стефана Горелого дочка! Попробуй, откажись тут! Меня отец из дома выгонит.
Только это не все?
- И ты боишься отцовского гнева?
Он сердито засопел.
- Не боюсь. Было б из-за чего гнев навлекать? Если какая другая девушка была б на сердце, то и отказался бы, может. А так… Марийка тихая, скромная, и собой хороша. За нее Стефан такое приданое даст, что и век горя знать не будешь. Она старшая дочь, еще две есть, а сыновей у Стефана нет, так что все наследство ее будет…
На этом месте его нехорошо передернуло. Да так серьезно он это говорил, чьи-то слова повторяя, что я невольно рассмеялась.
- Знатная невеста! – согласилась я. - А как отец помрет, так еще знатнее станет! Так чего тогда не держишься за нее?
Коен смутился, уши даже снова краснеть начали.
- Это мое дело! – буркнул он.
А вот тут скользнуло что-то… Вот уж, удивительное дело. Я правду хорошо вижу, и тут… Он ведь эту прекрасную Марийку и сам бросить хотел, только повода подходящего не было. А без повода не решался. Или, вернее, повод у него был, но не такой, о каких всем говорят. И тут я? Сейчас он за ведьмой приударит, Марийка с отцом – сами от него откажутся, ненадежный парень. А потом он всегда может поплакаться, что ведьма приворожила, не виноват он. Удобно. Сам-то сын деревенского старосты, всем хорош, без невесты не останется.
Что ж, пусть так. У него своя игра, у меня своя. И даже интересно это.
- Твое, так твое, - согласилась я. – Вода-то холодная?
Он дернул плечом.
- Холодная, тут ключи рядом.
И это все, что он хочет сказать? Помочь не предложит? Деревенские всегда так, раз не мужская работа, то и мысли не возникнет. Ничего, я его научу.
Подняла подол, подвязала повыше – чтобы не замочить, да и ножки свои показать, чего уж, раз есть, что показывать. Рукава завернула. Достала из корзины самую большую и тяжелую простыню. Понесла полоскать.
А Коен, зараза, снова на травку уселся.
Я в воду зашла по колено, к Коену спиной, плюхнула простыню в воду.
Вода-то и правда – аж пальцы сводит!
- А за что тебя инквизиция ищет? – спросил Коен.
Сомневается? Думает, стоит ли связываться ему?
- Зачем тебе? – быстро глянула через плечо, и потом пониже нагнулась, качнув бедром. Пусть посмотрит, может, вопросы и сами отпадут. – Ведьма, вот и ищут.
- Просто хочу знать про тебя. У нас ведь каждая вторая баба заговорами балуется, но никого не трогают. Всех на костер не отправишь. Чтоб искали, это ж что-то сделать такое надо было?
Надо.
Но правду я не люблю вспоминать.
- Молодчику одному мозги все повыжгла, - и усмехнулась, подмигнула Коену. Пусть знает! – Теперь он только слюни пускать и может, совсем дурачком стал. Когда видела последний раз, даже есть сам не мог, из ложечки кормили.
- За что? – спросил Коен. Не испугавшись, но так, внимательно.
- Силой меня хотел взять. Я тогда совсем девчонка была. А он думал, раз сирота, то заступиться за меня некому, все можно. Я и шарахнула с перепугу.
Видела, как Коена передернуло. Еще бы, он, небось, и сам ко мне под юбку думал залезть. Но о таких последствиях не думал.
- С тобой опасно иметь дело, - сказал он.
- А руки распускать не надо, и не опасно будет.
И бедром качнула снова.
С простыней хватит уже, а то ноги совсем замерзнут. Достала, взялась отжимать, а она здоровенная, тяжелая, я специально такую выбирала, для наглядности. Даже не грязная была, в сундуке нашла.
- Отжать не поможешь? – предложила ему. – А то у меня сил не хватает, такое выкрутить, руки болят.
- Я? – он даже моргнул озадаченно. А то ж не приходилось никогда.
- Поможешь?
- Конечно, - согласился, но как-то неуверенно.
Сапоги все равно снял. Штаны подвернул, и рукава подвернул тоже. Так-то нормальный парень, крепкий, работы не боится, вон тогда в поле сколько травы покосил…
- Давай, - и пошел ко мне.
А я поворачиваться не стала, как стояла, так и стою с простыней. Только через плечо на него хитро поглядываю.
Он понятливый.
Подошел, встал за спиной, чуть-чуть с бочка…
- А меня тоже шарахнешь? – спросил осторожно, и пальцами моего бедра коснулся, того, которым я его заманивала.
Я засмеялась.
- А ты рискни, проверь, если не боишься.
- Хм… - он бедро погладил и чуть ниже рукой скользнул. – Если вдруг надумаешь шарахнуть, то хоть предупреди сначала. Я ведь силой не стану.
- Ты и не сможешь, – подмигнула ему. – Но предупрежу.
- Хорошо…
И пальцами под подвернутый подол по ноге. Пальцы у него крепкие, немного шершавые. И дышит часто, мне в ухо, горячо. И вот честно сказать – нравится мне, как он меня обнимает, и как ножку гладит тоже нравится.
И чуть назад откинулась, к его груди спиной прижимаясь. И так тепло, хорошо, даже в холодной воде… Пожалуй, все лишнее сейчас забыть готова.
Но только сейчас – не время. Слишком быстро. Разом получив свое – и он ко мне охладеет, да и я… Вот не уверена я, положа руку на сердце, что именно этого мне и надо. Отомстить Гусу хочется, но на самом ли деле хочется чужой любви? И пусть нравится он мне, приятно с ним, но не уверена все равно.
А вот Коен сомневаться не стал, и второй рукой мне под подол. И - ух! К себе прижал.
- Ах! – воскликнула я, да и выронила простыню. Как бы от неожиданности. Как бы слишком крепко вдруг обнял.
А простыня вводу, и понесло по реке.
- Ой! – я дернулась следом. – Унесет сейчас! Лови! Лови!
Ну, Коен молодец, сам за простыней кинулся, ловить, мне помогать. Ругался только страшно, но и ловить не забывал.
А ведь совсем не сложно сделать, чтобы человек в воде споткнулся. И плюхнулся с размаху, прям с головой.
Вскочил, выругался страшнее прежнего, отряхнулся. Но я-то что? Я не причем. У меня простыня уплывает. А я делаю вид, что пытаюсь поймать, глазками хлопаю. Мне сложно не поверить.
А простыня так далеко, что теперь только вплавь. Вот пусть и ловит. Надеюсь, плавать он умеет. Куда ему деваться? Он парень упрямый, просто так сдаваться не будет. Так что простыню догнал и поймал. Пока ловил, я еще сорочку в корзинке взяла, стою полощу, мотаю в воде туда-сюда. Он как вернулся, увидел, так сразу ко мне. Злой такой.
- Дай мне, я сам.
Сорочку отобрал, себе на плечо закинул, сам простыню отжимать взялся. Чтоб я больше не упускала, чтоб ему догонять не пришлось.
Ну что ж я, отказываться, что ль, буду?
Так он мне все белье и переполоскал.
ГЛАВА 4, в которой к ведьме за ведьмовством ходят
- А мужа найти сможешь? – женщина смотрела на меня, нервно дергая в руках платочек.
За неделю – она уже пятая ко мне.
Сначала осторожненько так спрашивали. Но слухи расходятся быстро, со слухами даже мне ничего не сделать. Ведьма ж? Да тут в деревнях многие этим промышляют, но по мелочи. Если по мелочи, то Орденские не лезут в это, раньше пытались, но местные волнения поднимать начинают, а до Таламанки слишком далеко.
Меня спрашивали, могу ли я живот больной подлечить? А то который день все крутит, есть невозможно. Нет, говорю, лечить не умею, не такая я ведьма, не знахарка, не травница. Я приворожить могу, или наоборот там, сделать так, что больше не глянет. Могу от привычки дурной избавить, чтоб мужик пить бросил, или чтобы руку больше на жену поднять не смел, чтоб детишек не обижал, чтоб не ленится даже, а то все валяется без дела, а вон крыльцо уже покосилось. Или бабу там вразумить, чтоб пироги пекла, за домом да за детишками следила.
И за этим тоже ко мне обращались, такого везде хватает.
Голову могу заморочить.
Я сама-то долго не могла понять, почему так – это могу, это нет. Ведьма же, сила есть, значит колдовать по-всякому должна. А вот не по-всякому. Мне Гус объяснял, он ученый, много слов умных знает. Я менталист. Моя магия действует на разум, но стихийная магия, огня к примеру, или земли, мне не подвластна. Тут своя особенность. Она всегда своя. Так что приворожить могу, а огнем шарахнуть – это к Гусу, не ко мне, он так шарахнет, что мало не покажется. Зато я следы хорошо заметаю и глаз отвожу, найти меня не так-то просто, если я сама не захочу, конечно, чтобы меня нашли.
А вот чтобы самой найти кого-то…
- И как пропал твой муж? – спросила я.
Если где-то рядом и по свежему следу, то, бывает, что и могу почувствовать.
- Весной еще в Аджарсу ушел, с караваном, - вздохнула женщина, - должен был вернуться уже. Его караван в Варице видели, недели три назад. Должны были уже до дома добраться, вернуться, тут меньше двух недель дороги-то, а все нет. И чувствую я, нехорошо что-то. Да ты не смотри так, я знаю, что говорю.
И с шеи маленький мешочек сняла. А в мешочке – камешек круглый, беленький, словно светится изнутри, но едва заметно.
А ведь страшно дорогая штука! Я только раз такие видела, хотя слышала немало. У этого камешка пара есть, и второй, значит, у ее мужа. И через камешки связь тянется, можно почувствовать, жив ли человек. А если камешек хорошо сделан, то даже настроение почувствовать можно, радость или тревогу, болезнь можно…
Она хотела его мне протянуть, показать, но только сжала в ладони.
- Теплый, - сказала тихо и глаза прикрыла. – Значит живой. Но что-то… Я не знаю... Словно сердце тревожно бьется. Что-то случилось, а что… Вернуться бы ему пора.
- А ты Аделина, Стефана Горелого жена? – сказала я. Кто же тут еще такие камешки себе позволить может?
- Да, - кивнула она.
А ведь хороша собой, не девочка, конечно, но в самом соку. Платье новое, бусы на шее красные, руки холеные, к работе не привычные… Богато живут.
- Найдешь моего мужа, - сказала она, чуть вперед подалась, - я сотню золотых заплачу. Только про это никто знать не должен.
Вот тут я аж присвистнула. Да таких деньжищ мне за год не заработать. Но не платят такие деньги просто так. И как-то не нравится мне, не хорошо тут выходит.
И если знать никто не должен, то есть те, кто может этому помешать? От кого прятаться стоит? Кто знает… человек богатый, завистники должны быть. А то и не завистники… Сыновей у Стефана нет, зато есть дочь-невеста…
Ох, интересно выходит, но нехорошо.
Самое интересное, что с таким камешком найти не сложно, и она сама должна это понимать. Если дар есть, хоть мой, хоть какой другой, то ниточку, которая между камешками протянулась, увидеть можно, и пойти по ней до самого конца, и чем ближе будет, тем яснее, куда идти.
Вопрос, очевидно, в другом. Что делать, когда я найду. Стефан ведь не в кабаке придорожном загулял.
Вот Гуса бы сюда! За большими деньгами погнался, а тут такое… Он бы точно разобраться смог.
- Найти несложно, - сказала я. – Вопрос в том, что потом делать.
Аделина кивнула.
- За это и плачу. Когда поймешь, где мужа искать, пойдешь в Ожинь, там у Стефана лавка есть и человек проверенный. Отнесешь человеку мое письмо, он помочь должен. Если сам не захочет помогать – убеди его, ты ведь можешь убедить. Только больше никому, поняла.
- А сам тот человек помогать мне захочет? – уточнила я.
Аделина покачала головой.
- Я отправляла к нему. Сказал, что муж мой в Аджарсу ушел и вернется еще не скоро, может к зиме только. А то, что кто-то видел, как ошибся, должно быть. И нечего там искать. У него и других дел хватает. Но… - Аделина губы поджала, камешек на ладони погладила, прижала к груди. – Я чувствую, что что-то случилось. Ты ведь правду видишь. Веришь мне?
Вот уж, наверняка не скажу.
Может, кажется, а, может, и нет.
Почему ко мне пришла – понятно. И сила у меня есть, чтобы ниточку связи почувствовать, и, похоже, не доверяет тут больше никому. Если не доверяет, значит, основания есть. Кто-то прибрать все к рукам задумал? Сыновей у Стефана нет, если старшую дочь замуж выдать… А Коен, интересно, знает про это? И не хочет в таки игры играть? Или наоборот, надеется меня на свою сторону сманить?
Интересно как все выходит.
- Камешек дай посмотреть, - сказала я и руку протянула.
Теплый. Аделина отдала с неохотой, с ревностью. Но это и понятно, такие вещи очень личные, их в чужие руки без нужды не дают. Чужие руки тут и навредить могут, сбить связь. Но я осторожно.
Теплый – значит живой ее муж. А что до остального… Да, направление, куда нить тянется, я определить смогу. Пока только направление, но мне и этого хватит. Чем ближе, тем яснее чувствовать буду.
И да, Аделина права, что-то не так. Сердце колотится, неспокойно очень. То ли болезнь какая приключилась, то ли… Не понять.
И разум-то подсказывает, что не стоит в это дело лезть, непонятно еще, чем обернется. Был бы Гус – я бы не сомневалась, вместе мы бы справились. А так… Ну куда я одна в это? А если разбойники там? А если и вовсе – нечисть лесная? И что делать? На того человека из Ожини надеяться, что сам все сделает? А мне только и нужно, что найти и убедить?
Только не будет это так просто.
Камешек я отдала хозяйке.
И деньги, если возьмусь, придется отработать сполна.
ГЛАВА 5, в которой ведьму от дурного дела отговаривают
Проснулась от того, что камень стукнул в окно.
Что за…
Стукнул снова.
Вскочила, выглянула.
- Полудница! – тихо позвал он.
Вот не было печали! Что его ночью-то принесло?! Ладно, сейчас иду. А то еще бабку разбудит. Вылезла к нему, как была, сонная, растрепанная. Ничего, пусть ему стыдно будет.
- Ну? – поинтересовалась хмуро.
Коен с ноги на ногу переминался, неуверенно, не зная, как бы к делу подойти.
- Слушай… - и кашлянул, запнулся, на меня глядя. – К тебе Аделина приходила? Ты это… ты не слушай ее…
Вот так история! Интересно как. И отчего же мне не слушать?
- Думаешь, муж Аделины пропадает, и все богатство тебе достанется? – сказала я прямо.
Он покраснел, аж ночью видно, как покраснел. Запыхтел обижено.
- Нет, - бросил резко. – Мне его богатства не надо! Я сам!
Смешно. Сам он тут…
- Тогда объясни, что происходит.
- Не могу, - Коен в землю уставился. – Просто не лезь в это.
- А то что? – решила я уточнить. Не то, чтобы не понимала, но интересно было, как он про это скажет. – А то убьешь меня? Инквизиции сдашь? Знаешь ведь, что меня ведь и так ищут…
- Не я…
- Ага. Не ты. Отец твой. Решил тебе невесту выгодную найти, а чтоб она еще выгоднее была – отца невесты на тот свет отправить? А ты, конечно, не виноват. НО ты, хоть и не одобряешь, судя по всему, но самое больше, на что готов – это слегка с ведьмой залетной интрижку закрутить, чтоб показать как невеста сговоренная тебе не интересна. Это ты хорошо придумал. Храбро. А так-то, кто от богатства отказывается? Молодец, парень!
- Эль! – он кулаки страшно сжал, заскрипел зубами, стараясь слова нужные найти. – Что ты говоришь?
- А разве не так все? Ну, скажи, где я ошиблась?
Но он только еще обиженнее заскрипел.
- Я на это не соглашался. И жениться я не… Не хочу я жениться! Эль, я…
И, правда, молодец.
- Говоришь, что ты тут ни при чем? – согласилась я. – Конечно, зайчик бедненький, ничего сделать не мог. Отца надо слушаться.
Он даже зеленеть начал, так, что страшно смотреть.
- Да ты… - и ко мне дернулся.
А я-то не стала ждать и разбираться, чего он хочет, может обнять, может ударить. Я на него только глянула, и у него ноги подогнулись, чуть не отнялись на мгновение, но и этого хватило, чтоб напугать. Это Гус научил. Он так не умел, конечно, но это он объяснил, что все идет от головы, и что если голову убедить, что ноги вдруг не ходят, то ноги поверят.
Коен споткнулся, чуть не упал даже, но удержался. Испугался.
- Не дергайся, - сказала я холодно. – Поосторожнее со мной, и подальше держись. А то ноги-то насовсем отнимутся.
Насовсем я, наверно, не смогу, не удержать долго, но ему такого знать не надо.
А Коен еще постоял немного, покачиваясь их стороны в сторону, переминаясь, потом тяжело вздохнул и на землю сел. Колени-то все равно подрагивали.
Ладонью по лицу провел, вытирая.
- Слушай, прости… я ничего не хотел такого… просто… Тебе лучше не лезть в это, опасно очень. Там у Стефана такие деньги, что… и не снились. И я ничего с этим сделать не смогу, хотел бы или нет. Мне не помешать. Я пытался, но… - поморщился, так, словно не очень-то охота про это говорить. – У отца со Стефаном давние споры, еще с тех времен, когда Стефан у него невесту увел… Аделину. Двадцать пять лет почти. Но это… - Коен снова вздохнул, тяжелее прежнего, шею сзади потер, глянул на меня жалобно, снизу вверх. – Это давние дела. Потом еще много всего было. А тут зимой, пока Стефан в отъезде был, отец договорился в Ожине, что будет соль из новых Дарицких солеварен возить. И с Дарицкими солеварами договорился. Он для начала в Ожин планировал, а потом и дальше хоть до самой Рувы. Обозы снарядил, и все готово было. А как в Дарицк приехал, там солевары ему говорят, что как же, да ведь забрали все уже. Из вашей же деревни, купец знатный, все правильно рассказал, и цену дал, еще больше, чем отец обещался.
И остался, значит, староста Тодор ни с чем? Со всеми договорился, а потом договор его, да через его голову перекупили. Тут любой обозлится.
- Стефан соль увез? – на всякий случай спросила я.
Коен кивнул.
- Еще открыто смеялся потом – как ловко окрутил. У них давно это. Друг у друга дела срывают, да всякие пакости… Аделина-то думала, что вот, дочку свою за меня отдаст, может и заживут, наконец, дружно, одной семьей. Особенно как внуки пойдут. Они бы вместе, да хоть ту же соль, возить могли, и всем была бы только выгода. Но не могут, только тянут друг у друга. Так ты лучше в это не лезь, это добром не кончится, а так тебя еще втянут. Попытаешься отцу помешать, так он еще к инквизиторам пойдет. Эль, - Коен даже бровки жалостливо домиком сложил, - я не угрожаю тебе, не пугаю. Просто темное это дело, дрянное, ты не лезь лучше.
И по хорошему прав он, не мое это дело, и мне лучше не лезть. Сколько бы ни заплатили, но своя шкура все равно дороже. Я с таким делом не справлюсь, мне не по зубам. Вот если б Гус…
А вот интересно, Гус ведь с филистийцами еще не далеко ушел? Или не ушел вовсе, у них дела в городе были, они не сразу собирались.
Только Гус мне не поможет. Ему куда больше обещали.
В старые времена я бы и не сомневалась даже. Мы такое уже проворачивали. Убедить старосту идти не к орденским, а искать вольного венатора с инквизиторским патентом – дело не хитрое. Орденских-то не больно жалуют. Идею подкинуть, сделать так, чтобы нужная мысль в голове засела и правильной казалась. А Гусу в условленном месте ждать. У него все есть и патент имеется, почти как настоящий, ему все верят. Он умными словами сыплет так, что заслушаешься. Да и попробуй ему не поверь, когда у него прям на роже написано, какой он суровый, опытный охотник, свое дело знает, такой любую ведьму в бараний рог свернет. Он и правда свернет, у него и правда опыт есть… вот только с инквизицией свои счеты. Вернее, у инквизиции с ним.
Да и, может, они ушли уже. Где сейчас Гуса искать.
И если я сама не исчезну тихо, то староста настоящую инквизицию найти сможет, только и надо, что в храм в Ожине пойти. У него, может, и свои мотивы с орденцами не связываться, но кто ж знает…
По хорошему-то прав Коен, не стоит мне в это грязное дело лезть. Тут давние счеты, уже и не разберешь, кто больше виноват. С другой…
- Слушай, Эль, - вдруг как-то горячо, воодушевленно сказал Коен. – А давай завтра вместе сбежим?
Вот это он отлично придумал!
- Тебя искать будут, - покачала головой я.
- А ты ведь следы умеешь заметать? Ты же от инквизиции бегала, сама говоришь, так неужели от моего отца не сбежишь? – он на ноги поднялся. – А если ты только ради денег хотела… так я тоже заплатить могу. Не так щедро, как Аделина, но ведь и забот меньше.
За деньги, значит.
- Сколько? – спросила я.
И Коен обиженно насупился, как мальчишка.
- Двадцать? – неуверенно сказал он.
- Пятьдесят, - сказала я. – И не спорь со мной, иначе силой своей приложу, ты мне и двести отдашь.
- У меня двести нету… - мрачно буркнул он.
А пятьдесят есть, наверняка.
- Вот и не спорь, - сказала я.
***
Всю ночь до утра думала.
И чем больше думала, тем меньше мне нравилось все это.
Оставаться здесь, в любом случае, смысла нет. Если уж такое началось, то ни один, так другой меня в свою игру втянуть попытается. И лучше не лезть, целее буду.
А деньги Коена не помешают. Помочь ему – самое простое, что можно сделать.
Замести следы аккуратненько. Если уж от инквизиции мне удавалось следы прятать, то тут точно смогу. Сама-то я старосте совсем не нужна, если что…
Не успела додумать.
- Ведьма! – утром, чуть только рассвело, стук в дверь.
Голос незнакомый. Пока без явной угрозы, но хорошего не предвещал.
Человек за дверью один, это я почувствовать могу. И не маг, обычный… хотя магию я тоже чувствую, на нам амулеты, чтобы я голову не задурила.
Староста?
Ладно, послушаем его. Если уж плохо пойдет, от одного старосты я все равно сбежать сумею.
- Ведьма, выходи! Поговорить надо! – пока я думала, он крикнул снова.
Старосту я видела, правда не говорила с ним. Когда только в деревню пришла, он к бабке, у которой я живу, заглядывал, узнавал, кто я такая. Я во дворе была и заходить не стала, чем меньше с властями общаюсь, тем спокойнее, им потом легче меня забыть будет. А то мало ли… Одно дело слегка внимание отвлечь и рассеять, чтобы не замечали меня, и совсем другое – чтобы заметив, правильные мысли в голове возникли. Чем меньше такие люди, как Тодор, меня замечают, тем спокойнее мне жить.
Но сейчас деваться некуда.
Да и дверь не заперта, он сам вошел.
Смерил долгим взглядом с ног до головы, на лавку сел, словно хозяин здесь.
- Доброго утра, - улыбнулась я, осторожно его амулеты прощупывая.
Он криво ухмыльнулся только.
А интересно… Сильные, крепкие амулеты, мне такие с наскока не взять. Не намного хуже, чем у филистийского торговца. И от моей волшбы, и от дурного глаза, проклятий всяких, и на удачу и… темное что-то… крошечное, в кармане у старосты. Даже не амулет, а… мне не разобрать. И вот это темное – мне особенно не понравилось.
- Так это ты, ведьма, значит, тут воду мутишь? – поинтересовался он.
Я напротив встала. Староста меня, а я его разглядывала.
- Разве? – удивилась я. – Что же я сделала?
Староста глазами сверкнул.
А ведь похож! Не он, конечно, Коен на него похож! Весь в отца. Думаю даже, лет через двадцать – такой же будет. Здоровенный, крепкий, болобрысый мужик, и собой хорош, нельзя не признать, и даже в чем-то еще более хорош, чем Коен, потому что сразу сила и характер чувствуется. Как же Стефан у такого невесту-то отбил?
- Если б сделала, у меня б с тобой другой разговор был, - усмехнулся Тодор. – Но пока не сделала, ведьмовством своим все одно людские умы смущаешь. Сыну моему голову задурила, Аделина вон снова… Приходила ж она к тебе? Знаю, что приходила.
- Я Аделине помогать не соглашалась, - сказала на всякий случай. Пока не соглашалась, так что правда все. – Это ваши дела, и мне в них как-то лезть не охота.
Тодор кивнул, одобряюще.
- Муж ее, небось, в Аджарсе еще, дорога неблизкая. Кому-то померещилось, а она переполошилась. Ты правильно не лезешь, нечего бабью дурь поощрять. Голова на плечах у тебя есть.
Я кивнула только молча – в Аджарсе, так в Аджарсе.
А староста колено ладонью потер, а ладонь у него с три мои.
- Коену зачем голову морочишь?
Что ж, бояться мне его нечего. Даже если недоволен останется, то ничего мне сейчас сделать не сможет. А потом – я и сбежать могу.
Я руки в бока уперла.
- Нравится он мне, - сказала с вызовом. – Красивый парень. Как увидела, так и сердце екнуло.
- Замуж за него хочешь? – Тодор прищурился, спросил с поддевкой.
Та-ак…
А ведь староста вдовец. Жена его, мать Коена, говорят, давно померла, слабая, говорят, была… А то, может, и Тодор ее в могилу свел? Не любимую-то? Но только, не зная наверняка, я такое утверждать не готова.
И вот если Стефан совсем сгинет, то и он сам Аделину может в жены взять. Если не перегорело еще. И даже если перегорело – все добро Стефана получит куда вернее, ни с кем делить не надо будет.
А сыну другую невесту подыскать.
И ведьма, которая головы людям хорошо морочит, в хозяйстве всегда сгодится. Жена, конечно, из меня так себе была бы, но если дела…
Да ну, дурь это.
Хоть смейся, хоть плачь.
Я мысли читать не могу, да и защита сейчас на Тодоре хорошая, но приглядывается он ко мне однозначно. Знать бы, с какой целью.
Подыграть, что ли?
- Отчего бы не замуж, - сказала я. – Такого жениха еще поискать! Да и я ему приглянулась. Я ведь его не ворожила никакой волшбой, только чисто женской, - и улыбнулась так сладко, как умею улыбаться, что ни один мужчина не устоит. И Тодора тоже зацепило. Главное, магии в этой улыбке совсем капля, ее даже амулеты не видят, не глушат.
И Тодор аж вперед подался, ноздри раздул.
- Богатый жених, - согласился он. – А что, сытой жизни хочешь? Надоело по лесам мотаться?
И как-то невольно передернуло даже.
- Надоело, - сказала я. Очень искренне вышло. Это я Гусу-то рассказывала, что лучше на снегу спать, но на свободе, так так-то… - Хотела у вас в деревеньке спокойно пожить, да перезимовать. Но если б остаться… Дом свой, семья, детишек… На тихую деревенскую бабу орденские и не посмотрят, можно не бояться больше.
- Думаешь, выйдет из тебя тихая баба? – усмехнулся.
- Если б Коену тихая была б нужна, он бы на меня не посмотрел.
- Как знать, - староста фыркнул снисходительно. – Одно дело бойкую ведьму в уголочке зажать, чтоб она стонала сладко, другое – честной женой сделать.
Разное. Тут я спорить не буду. Так ведь и не набивалась в жены. И смущаться не буду, стою так, руки в бока уперев, смотрю ему в глаза.
- Ты об этом поговорить пришел?
Тодор кивнул с пониманием.
- А дар твой, значит, в том, чтоб голову морочить?
И таким тоном спросил, словно работу предлагал.
Ну и я кивнула. Чего тут скрывать-то.
- Вот что ведьма, бросай за моей спиной интриги крутить. Я тебе сам дело предложить хочу. Заработаешь. Но проверим что ты умеешь, для начала. В город поедем. Там у меня встреча с одним человеком, ну и… глянешь тоже.
И даже не предлагал, просто в известность ставил. Его воля не обсуждается.
- И когда поедем? – спросила я.
- Да вот сейчас и поедем. Одевайся и выходи.
ГЛАВА 6, в которой ведьма за себя и постоять может
Вот это молодец староста – сразу быка за рога.
И сидит, главное дело, ждет, когда я соберусь, а сам никуда уходить не хочет.
Я, конечно, могу внимание отвлечь, глаз отвести и тихо сбежать. Но надо ли? Может, стоит пойти, посмотреть, что он мне предлагает?
Куда он меня заманить может? В смысле, заманить так, чтобы это реально для меня опасно было? Инквизиции сдать? А какой ему самому с этого интерес? Что-то мне подсказывает, у него своих грехов хватает, чтоб с инквизицией связываться.
Понять бы чего ему надо… но мысли я читать не умею.
Да, интерес его вижу. Но не враждебность и не злость. Только это не значит, что опасаться мне нечего.
- Что ты задумал? – спросила я.
- А ты что, испугалась, ведьма? – он засмеялся. – Чего тебе бояться?
А от чего Коен так из дома сбежать хочет, что даже платить за помощь готов? Он взрослый парень, не ребенок совсем, которого отцовской волей вернуть можно. Захотел и ушел, чего прятаться-то? Что отец может? Отказаться и без гроша оставить? Так если сбежит – то же самое будет.
И ведь на пятьдесят золотых согласился. Это деньги немалые.
Староста смотрит на меня, еще улыбается так… словно секрет знает.
Но если сейчас от него бежать, то куда? В лес?
А вот если в город, то в городе легче спрятаться, когда людей много рядом, внимание само рассеивается.
- Не привыкла я людям на слово доверять, - сказала честно.
- Это правильно, - согласился Тодор. – На слово верить не стоит. Ну, тогда вот…
Он порылся в кармане и достал пригоршню золота. Протянул мне на ладони.
- Десять золотых, ведьма. Как задаток. Будешь со мной работать, не пожалеешь. И еще золото будет.
Как складно-то. Но подходить и из рук деньги брать мне что-то не хочется. И не то, чтобы не доверяю… хотя и не доверяю тоже.
- Зачем я тебе?
- Да вот, подумай сама, - Тодор голову на бок склонил. – Если Стефан действительно не вернется, то мне нужно будет его деловых партнеров со мной работать убедить. Они и так согласятся, они меня знают. Но если ты поможешь, то и вернее будет.
- Стефан не вернется?
- Ну, как знать, - Тодор плечами пожал, руками развел. – Мало ли… когда издалека едешь, по лесам, по оврагам… всякое случиться может. И люди лихие, и нечисть лесная.
Нечисть, значит?
- Давай, ведьма, не упрямься, - Тодор золото на лавку рядом положил, а сам на ноги поднялся. – Собирайся и выходи. Это легкие деньги, тебе отказываться смысла нет. Хочешь сытой спокойно жизни – будет тебе, если хорошо себя покажешь. Голодать больше не придется. Всего-то и нужно подсказать одному человеку, что я прав. А потом, когда велю, другому подсказать.
- А ты прав? – уточнила я.
Он хохотнул снова.
- Не сомневайся!
Ладно, сомневаться не буду. Раз хочет – поеду с ним. Посмотрю по дороге, послушаю, может и пойму как быть.
Деньги старосты руками трогать не стала. Видала я такое, на золото обычно заговаривают – кто деньги возьмет, то и бдительность потеряет, доверять во всем станет. Плату за свою верность возьмет. И магия вся в заговоре, а то и в договоре с Темным, но не в самих деньгах, так что не почувствовать толком.
Деньги я аккуратно в блюдце веником смела, и под кровать. Если вернусь сюда – то возьму деньги, а не вернусь, так и не пойдут мне впрок.
***
Выехали мы со старостой на телеге вдвоем.
Я все думала – Коен, может, выйдет, скажет мне что-нибудь. Хоть намекнет. Это же его отец, он понимать должен. Или он с отцом связываться боится? Перечить ему? Или он и вовсе – заодно? Но Коен парень прямой и честный, он не будет…
И поговорить не с кем. Я привыкла, что всегда есть человек, который может помочь и подсказать. У Гуса, конечно, и своей дури всегда хватало, но где-то он мне поможет, где-то я ему. Вдвоем проще было. Был бы Гус, мы бы придумали с ним…
Но что теперь?
Ничего, я и сама не пропаду.
Поехали мы. Я в телеге сзади. Три бочки меда в телеге, еще соления какие-то, и несколько мешков сушеной мяты рядом, аромат такой…
- На продажу мята, - небрежно бросил староста. – Отвести надо, и заодно дела свои решить. Не пустому же ездить. Ну, чего ты?
А чего? У мяты запах сильный, успокаивающий… а если Тодор другое что прячет, хочет, чтобы я не заметила? Но просто ради меня не станет же он столько мяты сушить? Да и что будет? Завезет он меня в темный лес и там сожрет? Это уж как-то слишком совсем.
И все равно что-то меня настораживало.
А еще… словно следил за нами кто-то. Мы едем, а он за нами. Лошадь-то с груженой бочками телегой идет не быстро, и человеку можно поспеть, если сил хватит… Или кажется это мне? Но Тодору говорить о таком не хотелось. В поле, где далеко видно – словно отставал, а где кусты и деревья – догонял снова.
Интересно, до города за нами идти будет? Тут часа четыре езды, не близко, но за день обернуться можно. А если бегом…
Я пыталась вглядываться, но что-то голова тяжелая становилась, солнце в глаза, так и хотелось прикрыть.
А я и так почти ночь не спала, сначала мысли всякие, потом Коен, потом снова мысли. И вот, от мерного покачивания, да от мятного запаха, меня начало тихонько в сон клонить. И пытаюсь не спать, сидеть ровно, а все как-то не выходит. Меня тут еще и устроили так удобно, на мягком, что вот только голову чуть приложить…
И вроде понимаю я, что неправильно это. Но ничего сделать не могу. Голова так и клонится. Пытаюсь не спать, но…
И только на мгновение, казалось, глаза прикрыла…
Открываю – лес кругом. И даже не столько лес… а прямо чувствую, что-то происходит.
Телега стоит.
А у меня голова невозможно раскалывается…
Железо. Мне на голову обруч железный накинут, который колдовать мешает.
Пока я глаза открывала и пыталась в себя прийти, Тодор меня повалил и руки вязать принялся. Вязать-то обычной веревкой, но…
Да что происходит вообще!
- Не дергайся, ведьма, - сказал он. – Зря ты сейчас очнулась. Прости уж, что так вышло, но тебя точно никто не хватится. Девка молодая, красивая, дар есть, твоя кровь хорошей жертвой будет.
У меня аж похолодело все.
Так, спокойно. Железный обруч, конечно, мешает, но пробить можно. И амулеты на старосте… Но если всю силу собрать и ударить… Неужели, не смогу? Я как-то инквизитора шарахнула, а у него защита все получше была.
- Темному? – все же уточнила я.
Спокойно, не торопиться только.
- Темному, - согласился Тодор. – Ты ж и сама понимаешь, ведьма, что за все нужно платить.
Не дергаться… без глупостей… дышать ровнее.
Он меня держит крепко и вяжет крепко… но с Тодором я справлюсь.
Железо на мне слабое, обычное, только с заговором, без усиления рунами. Да и железо меня мало удержит, оно больше от стихийников, против грубой силы, а у меня работа тонкая. Главное нащупать брешь в защите из амулетов Тодора, но это я уже почти нащупала. Они не полностью прикрывают. Нащупать, расширить и осторожно опутать его ментальными нитями, как паук добычу.
Тихо опутать, чтобы он даже не дернулся. Потому что если почувствует раньше, то сам меня вырубит. Голову я ему не заморочу, это с наскока не сделать, тем более поверх амулетов, но чувствительно ударить могу. Со всей силы… нет, убивать его я не буду, мне лишних проблем не надо, но оглушить и вырубить на несколько часов – вполне хватит. Если убить, да еще старосту, про это узнают и меня потом искать начнут, а мне такого не надо. А вот если просто шарахнуть, то и не узнают. Сам он на меня жаловаться не станет, у него с Темным договор, за это орденские по головке не поглядят.
Отвлечь его…
- Значит, у тебя с Темным договор? – сказала я, пока Тодор мне руки связывал.
- Договор, - с легкой ухмылкой согласился он.
- И давно?
- Зачем тебе знать?
Он руки связал, меня коленом придавил, так что кости затрещали, ноги вязать начал.
За ноги подвесит сейчас? Видела я такое… Знак на земле начертить, алтарь Темному, и всю кровь в него выпустить… Темному по-разному платят, он со всех по-своему дань берет. Кто-то своей кровью и своей жизнью, чтобы чужую спасти, кто-то чужой – за свою. Кто-то и вовсе деньгами откупается. Но деньгами Темный берет с тех, кому этих денег никак не отдать, а когда долг вовремя не вернешь, то Темный над тобой полную власть получает, ты сам темной тварью становишься. И, как мне кажется, это похуже смерти будет.
Тодор вот моей кровью платит. За удачу в делах? Или за смерть старого соперника?
- Так Стефана все же Темный забрал? – спросила я.
- Ведьма! – Тодор резко дернул, завязывая. – Какого ж шушака тебе надо?
- А разве не могу я узнать, за что ты моей кровью платишь?
- Тебе это не поможет, - рявкнул он.
Резко как-то… так резко и зло, что сразу видно – больной это вопрос.
Вот за это я и ухвачу. Ниточка, по которой в разум пробраться можно, мыль, которая не дает покоя. И если приглядеться хорошенько… Удивительно, что не жадность, не ненависть, а скорее чувство вины. И это Тодора гложет, разъедает изнутри. Причиняет боль.
Чувство вины – для менталиста, это самое удобное чувство. Оно само, даже без внешнего действия защиту разрушает. И если правильно подцепить… И я подцепила и потянулась к нему осторожно.
А Тодор, тем временем, мне ноги связал, и за веревку меня к дереву потащил. Прямо по земле, не заботясь, что я спиной по траве, по веткам, за все цепляясь. Да и что ему о моем удобстве думать, если сейчас резать будет.
Ему моя кровь нужна.
Спокойно. Я уже почти добралась до него. Без резких движений, главное…
И хорошо бы теперь с ним взглядом встретиться, зрительный контакт – очень в нашем деле помогает. Но только Тодор на меня не смотрит. Знает, что нельзя?
Сейчас бы ударить, пока он меня на дерево не подвесил, а то как потом выбираться? Я, конечно, знаю пару фокусов, ведьма все же… Но рано пока, я еще слабо зацепила, так, что наверняка не ударю, а если не выйдет с первого раза, то второго мне не дадут. Еще немного мне времени надо.
Спокойно… как-нибудь выберусь. Сила у меня есть, а как веревку заставить истлеть и рассыпаться Гус показывал. Он правда это без усилий может, а мне для этого придется попотеть, но ничего…
А Тодор уже веревку перекинул, меня наверх потянул. Ловко р-раз, и я уже вниз головой болтаюсь. Аж спина хрустнула. А Тодор уже платье на мне режет. Платье жалко-то. Оно, конечно, дешевое и старенькое, но другого у меня с собой нет. Что я делать буду?
Ладно, если придется, и голая пойду, а там разберемся.
Это не главное сейчас.
Дышать ровнее и не дергаться.
Веревка в ноги впилась, тянет больно. И болтаться так, вниз головой… страшновато, надо сказать, кровь к голове приливает вместе с темными мыслями. Сама себя мухой в паутине чувствовать начинаешь. Но бояться нельзя, думать об этом нельзя, иначе все мое колдовство пойдет прахом.
- Значит, не пожалел старого друга? – сказала я почти наугад. – Это ты из-за денег? От обиды, что он удачливее твоего? Или от того, что женщину твою увел?
- Ничего ты не понимаешь, ведьма! – Тодор рявкнул страшнее прежнего, и платье с меня рывком сорвал. С треском, не церемонясь. А потом и сорочку, все, что на мне было.
- А чья идея была его дочь за твоего сына отдать? Коен-то знает о твоих делах?
- Молчи!
Говорить со мной не хочет. Знает, наверняка, что чем больше разговоров, тем крепче я его ухватить могу.
Или просто не хочет… Мне чутье подсказывает, что не осторожность это, а совсем другое.
Тодор уже траву подо мной в круг срезать начал, место готовить. А вот это уже не стоит позволять… если знак начертит, если хоть капля крови моя в круг упадет, то мне потом от Темного уже не сбежать, я ему принадлежать буду. Но я успею, я Тодора и так уже держу. Если взглядом зацепить не успею, то и так ударю. Должно получиться.
Мне бы самое больное место бы его нащупать…
Не деньги, не месть, не чужая удача. Даже разговоры об Аделине его так не трогают. Оно, может, и перегорело уже, слишком давно было. Когда о сыне говорю, то чуть сильнее, а вот если…
Тодор траву срезал, остатки повыдергал… разровнял. Деловито так, словно у себя в огороде.
- Жена-то твоя как умерла? – спросила я.
И вот тут он вытянулся даже.
Попала я? Вижу – попала.
Он зубы сжал, раздул ноздри.
- Сам-то себя простить все равно не сможешь, - сказала я. Вот оно, чувство вины. Хоть и не угадать мне, что там случилось, но Тодор за это себя винит. Где-то здесь, с женой связано.
Я и так его держала, а сейчас чуть потянула к себе. Удачный момент, он почти не сопротивляется, сам с собой сейчас пытается справиться, ему не до меня.
Я потянула, а Тодор мне в глаза глянул.
И вот тут я со всей силы ударила.
Так, что он заорал разом, да так страшно… нож из рук выронил, за голову схватился. Кровь из носа полилась… Не помогли амулеты. Еще немного, и на колени рухнул, а потом и вовсе на бок, в судорогах забился. Еще немного, и затих.
Вот и справилась.
Только теперь понять надо, как освободиться, и с дерева слезть.
ГЛАВА 7, в которой ведьма важное решение принимает
Я уже почти справилась с веревкой на ногах, когда неожиданно подоспела помощь.
- Эль! Что случилось?! – Он кинулся ко мне. И вот тут как раз веревка поддалась окончательно, и я рухнула к нему в руки. Коен поймал.
- Все нормально, я успела. – Охнула. Вот интересно, что теперь будет? Коен-то на чьей стороне? На моей?
Так это его я чувствовала всю дорогу. Где ж он раньше… Не успел?
Он держал меня голую, со связанными руками, почти не дыша, и точно не понимая, как все это вышло. И как я упала, так он и держал, криво и не особо удобно, надо сказать. Обалдело.
Оглянулся через плечо.
- А… это… отец? – шепнул почти испуганно.
Я попыталась немного голову вывернуть, посмотреть.
- Его оглушило, но жить будет. Иди, посмотри сам.
- Это ты его, да?
- Я. – Врать не хотелось. - Он меня в жертву Темному хотел принести.
Коена ощутимо передернуло. Но не похоже, чтоб удивило. Разозлило скорее.
Он развернулся вместе со мной на руках. Потом понял, что так не выйдет. Судорожно носом воздух втянул. Осторожно положил меня на травку, буркнул почти невнятно: «Я сейчас».
Ему было страшно. Коен шагнул вперед и на мгновение замер, вытянувшись.
Красный весь, запыхавшийся, рубашка на спине вся мокрая насквозь, долго бежал, пытался успеть за нами. Не успел бы.
И все же, первым делом кинулся ко мне. И тут: либо он действительно проникся нежным чувством, либо с отцом у него отношения совсем сложные. Наверняка сложные, если из дома хотел сбежать. Если не знал обо всем, то подозревал точно, и ему это не нравилось.
Коен присел рядом с отцом, сжав зубы. Потрогал пульс на шее. Пальцы чуть дрожали. Страшно ему. Непонятно как быть. Я подумала даже: как бы все повернулось, если бы я Тодора убила? Простил бы мне Коен такое? Как бы там ни было, но отец… И что сделал бы тогда?
Так-то, с самим Коеном справиться несложно, он, конечно, парень крупный и крепкий, но защиты на нем нет совсем никакой хоть танцевать могу заставить. Хоть сейчас. А он будет танцевать и глазами от удивления хлопать.
- Живой. – Коен повернулся ко мне, кивнул хмуро, губы облизал. И щеки как-то побелели, осунулись.
Мне его даже жаль стало. Вот сейчас вся жизнь и перевернется. Он и сам хотел из дому сбежать, а так и выбора больше нет. Потому что в то, что Коен с отцом заодно, я не верю.
Давайте уж с простого начнем.
- Он скоро очнется, - мягко сказала я, и легонько потянулась к нему магией, волнение приглушила. – А пока помоги мне. Веревку на руках можешь перерезать?
Коен с готовностью кивнул. Да, это было просто и понятно. Делать что-то понятное куда лучше, чем самому пытаться что-то решать. Всегда проще точно знать, что делать, пусть даже и дело это малое.
Нож у него был, достал, ловко перерезал.
Я плечами повела, разминая.
И вот только сейчас, когда его слегка отпустило, успокоился, и тут же снова краснеть начал, глядя на меня. И даже совсем старался не смотреть. Смешно. Что он, голых девок не видел? Смущается так.
Меня вот это не смущает. При моей жизни смущаться как-то перестаешь…
- Надо подумать, как мне с одеждой быть, - сказала я, растирая запястья. – У тебя там нижняя рубашка же есть? Длинная? Можешь мне отдать? Мое все порвано. Но платье, думаю, я смогу как юбку… и поясом перехватить… и еще бы чего-нибудь… платок какой-нибудь, как фартук, все поприличнее будет. А в городе я себе что-нибудь новое раздобуду.
- Да…
Он кивнул, глядя в землю.
- Что «да»? – я засмеялась. - Рубашку мне свою отдай. Не голой же мне идти.
- А, да, конечно…
И смутился еще больше, хотя, казалось, некуда уже. Поспешил раздеваться, едва штаны снимать не начал, но спохватился вовремя.
Нижняя сорочка у него была белая, мягкая из тонкого льна, куда лучше моей. Великовата, конечно. И мокрая насквозь. Ничего, мне сейчас выбирать не приходится. Рукава закатать, поясом подвязать… Мне почти как платье будет.
Сам он свою верхнюю рубашку снова на голое тело натянул.
Пока я возилась с остальным, юбку из порванного платья соорудить пыталась, Коен осмотрелся.
- А… с ним что делать будем? – спросил осторожно.
- Ничего, - сказала я. – Очнется и сам вернется домой. Ничего не случиться. Если у него с Темным договор, то я даже трогать не хочу.
- А если за нами пойдет?
- Не найдет он нас, Коен, - сказала я. - Поверь мне, уж от него след спрятать я сумею. Лучше скажи мне, зачем ты за нами пошел? Знал, что будет? Хотел посмотреть, как твой отец меня резать начнет?
Коена передернуло снова, и подбородок дернулся, почти до слез, моргнул даже.
- Я не знал, Эль! – Глянул на меня так отчаянно. – Я правда не знал, что он делать хочет. А раньше… не успел… пока добежал… вот только сейчас…
Только сейчас, я вижу. Красный весь, как бежал.
- А зачем бежал?
Коен замычал что-то неразборчивое, что-то о том, что сердце не на месте. Но толком – ничего.
- Про договор с Темным знал? – спросила я.
Он только глаза испуганно выпучил.
- Ладно, - сказала я. – Ты сейчас со мной пойдешь, или с отцом останешься?
- С тобой, - сказал он.
- Тогда пошли. По дороге расскажешь.
А чтоб вернее от погони уйти, мы пойдем не в город, куда собирались, а в другую сторону. Следы я так прикрою, что даже не каждый маг найдет, Тодор не поймет точно. Но магия магией, а по уму сделать не мешает.
Мешок со своими вещами я из телеги забрала. Тодор же сказал собираться в город, вот и я собралась, самое важное, деньги, все ценное положила. У меня немного. Жизнь научила, что к любому повороту надо быть готовой и все свое держать при себе. Сменная одежда еще у бабки осталась, но если б я все взяла, Тодор бы вопросы задавать начал… ничего, эту потерю я как-нибудь переживу. С Коена стрясу себе на новое платье, сам виноват. Возвращаться сейчас точно не буду.
И от дорог лучше подальше держаться, так что пойдем лесом.
Уходить Коену было тяжело, бросать все так. Он все мялся, оглядывался.
- Волнуешься за отца? – спросила я.
- Нет. – Решительно замотал головой.
- Простить ему не можешь? Не ожидал такого?
Коен зажмурился. Тяжело вздохнул.
- Не знаю. То есть, Эль, пойми… Я всегда знал, что у него какие-то темные дела есть и руки не чисты. Но никогда… Знал, но не видел. Не все знал. Не такое. И никогда это меня не касалось. Он старался меня не вмешивать.
Значит, хоть капля совести в старосте была.
- А если он Темному кровью платит, значит… - Коен запнулся, не смог высказать до конца.
- Значит другую найдет, вместо меня, - сказала я. - Или другого. Я не знаю, какой у него договор. Но я просто удачно подвернулась, меня никто не хватится, да и ведьминская кровь всегда в цене…
- Убьет?
- Или сам умрет. Темный ошибок не прощает.
Коен только засопел сердито.
Долго шел молча, глядя под ноги.
- Ну что, Коен, расскажи мне, - сказала я.
- Что рассказывать?
- Что у вас тут такое твориться, расскажи. Про отцовские дела, про то, что у них со Стефаном вышло, про то, как мать твоя умерла…
Вот тут, наверно, зря… Потому что он подобрался разом. Уж вины Коена в этом, думаю, нет. Но если так случилось мне в это дело влезть, то лучше уж знать все, от начала и до конца.
- Про мать зачем? – глухо спросил он.
- Не знаю, - сказала честно. – Но что-то мне подсказывает, это тоже значение имеет.
***
Мать Коена умерла три года назад, и после этого отец заметно переменился. Ну, как умерла? Пошла в лес по ягоды, и медведь задрал. Страшно было… Коен бледнел, когда рассказывал, голос подрагивать начинал.
Сказал: отец ее сам в лесу нашел, всей деревней искали, а нашел он, словно чувствовал. Сам на руках домой принес, но уже мертвую, всю в крови… поздно было. Всю ночь потом плакал. По-настоящему плакал, прощения просил. Никогда раньше Коен отца таким не видел. И потом не видел тоже.
- А думаешь, он виноват? – спросил меня мрачно. – Знаешь, я всегда думал, что это просто слова, просто ну… не уберег, не уследил. А что если это из-за него?
- Может, и он, - сказала я. – Но, думаю, Тодор не рассчитывал, что так обернется. Вряд ли он сознательно хотел смерти жены, иначе не убивался бы так. И так сильно вину бы за собой не чувствовал. Где-то промашка вышла. С Темным нужно очень внимательным быть.
Коен кивнул.
Не хотел. У них с матерью любви никогда не было. Но отец мать не обижал. Ну, то есть как… не бил, голоса не повысил ни разу, подарки дарил, словно вину пытался загладить, то платок из города привезет, то бусы, то серьги с камнями. Вот только пил всегда много и по бабам гулял. Не беспробудно пил, не запоями, делам его это никогда не мешало, но все равно много. А баб… чуть ли не при жене… Говорил, что и так все знают, чего скрывать. Матери, конечно, обидно было. И Коен пытался было с отцом поговорить… но что толку.
А как мать умерла – словно отрезало. Ну, то есть бабы-то остались, но только в городе, тихо, не на виду. А вот пить бросил совсем, ни капли больше в рот не брал.
И может он по пьяни чего Темному пообещал, раз так вышло? Не соображал, что говорит, а Темный жену забрал. И поэтому бросил, чтобы не повторилось?
Все может быть.
Коен долго молчал, поджав губы.
И сложно все это.
Вот только с тех пор отцовские дела в гору пошли. Они и так шли неплохо, староста уж точно никогда ни в чем не нуждался, все было, деньги были. А тут просто рекой потекли. Так потекли, что даже у Стефана Горелого начал сделки перебивать. Они и раньше никогда не ладили, а тут и вовсе. Словно соревновались, кто кому ловчее сговоренное дело сорвет.
Отец сильно переменился. Резкий стал, злой. Он и раньше-то никогда веселым нравом не отличался, а тут и вовсе.
И слово ему поперек не скажи.
Коен пытался. Да что там…
А хуже всего, когда с Марийкой… Нельзя так…
В этом месте Коен аж носом шмыгнул, подбородок у него дернулся. И видела я, что есть тут что-то, за что сам Коен себя простить не может.
Поженить их действительно Аделина, мать Марийки придумала. Она, может, и правда добра хотела. Видела что муж с Тодором все чего-то делят и решила… Помирить? Но это не важно уже. Они ведь всегда дружили… Коен с Марийкой… С детства играли вместе, и потом… С горки на реке зимой вместе катались, рыбу в камышах ловили, и в этих камышах… да, не важно. Только Марийка вечно нос задирала, а Коен…
Он снова краснеть начал.
- Ой, да ладно, - сказала я. – Что у вас там было? Ты ее в стог сена хотел затащить, в лунную ночь, а она тебе отказала?
Коен вздрогнул, глянул на меня испуганно, щеку потер. Ага, не просто отказала, а еще и по морде дала.
- Кто тебе сказал?
- Да никто, - вздохнула я. – От ведьмы правды не спрятать. Я тебя насквозь вижу. Конечно, в стог или не в стог не скажу, но ты к ней лапы без спроса тянуть начал, а она отказала. Тут уж точно.
- Точно, - согласился он. – В стог. А она мне…
В морду.
- А ты обиделся, пошел с другими крутить?
Он кивнул.
- Ну и дурак, - сказала я.
- Дурак. – Коен кивнул. – Но это я сейчас понимаю, а тогда… Это ж давно было, еще мать была жива. Я мальчишка совсем был… Обидно стало. Не мог понять, чем ей так не хорош. Я ведь и жениться был готов. Я ведь так и думал, что рано или поздно мы поженимся, а она…
- Вот и я говорю: дурак. – Тут я вздохнула тяжело. – Она тоже, небось, думала, что у вас все серьезно, а ты ее в стог, словно гулящую девку. Ты б сначала посватался к ней, обо всем договорился, а потом уже руки тянул. Некоторым девушкам очень важно, чтобы все по порядку было.
- Зачем? Ну, то есть… Я сейчас понимаю, пожалуй. Но зачем было… она мне столько всего наговорила тогда. Что я кобель, только об одном и думаю. И чтоб близко к ней не подходил. И что приличным девушкам от меня подальше держаться надо. Что то, что мы в детстве в одной речке купались, еще ничего не значит…
- Купались? – усмехнулась я.
Он угрюмо кивнул.
- Ты ее обидел, она тебя, - я тяжело вздохнула. – А потом ты побежал с другими девками крутить у нее на виду? Так? И еще больше ее обидел. Ну и понеслось.
Коен надулся, смешно, словно мальчишка.
А ведь сколько ему? Двадцать три? Двадцать четыре? Даже если двадцать три, то все равно на год меня старше. А ума нет. Слишком хорошо и спокойно жил, никаких забот, на всем готовом. Оно, конечно, в деревне всегда работы хватает, но… тревог никаких. Все ясно и понятно, день за днем, год за годом. Старостин сын. На всех с высока смотрел.
Завидую я ему? Хотела бы такой сытой спокойной жизни?
- А потом, - сказал Коен, - мать Марийкина решила нас поженить. А Марийка ни в какую. Кричала, что лучше утопиться сразу, что такой кобель ей не нужен. Что отец мой вечно от жены гуляет, и я от нее гулять буду. А я б не стал, я… - Он губу закусил, запнулся. – Ну, я отцу и сказал, что не женюсь на ней. А он мне: что если я не хочу, он сам на ней женится, он как раз вдовец. А если Марийка упираться начнет, то сначала ее зажмет в уголочке, обрюхатит, а потом женится. Кому она еще потом будет такая нужна?
Вот же скотина!
Это я, кажется, вслух подумала.
Коен надулся еще больше, покачал головой.
- Он бы этого не сделал. – Так уверенно это сказал. - Не с Марийкой. Я… Он, конечно, далеко не святой, и тебя убить бы мог, в это я верю. Ты чужая и ведьма… уж прости. И Стефана убить бы мог, он достойный противник. Но вот так… он бы не стал. Только я все равно понял, что не хочу больше с ним под одной крышей. Не могу. Поругались. Крепко так поругались. Я сказал, что уйду.
