Наследство тетушки Люцинии. Рия Радовская

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Аурелия Мильефорц, студентка королевской академии магии, внезапно попадает в прошлое, в тело крайне амбициозной и предприимчивой девушки. Теперь ей нужно разобраться с доставшимися «по наследству» родственными проблемами, выпутаться из любовного треугольника и даже изменить судьбу семьи великих артефакторов. Их род не может прерваться, а секреты мастерства должны стать достоянием будущего!

   В книге вас ждут:

   -   умная и решительная героиня

   -   благородный и добрый герой

   -   их обаятельные и не очень родственники

   -   скелеты в шкафах, семейные легенды и тайны прошлого

   -   волшебные чудовища и принц с котятами

ГЛАВА 1

Когда ни с того ни с сего вместо стерильной лаборатории оказываешься в пыльном, паутинном, заваленном сухой травой и рваными вонючими тряпками сарае, это само по себе отвратительно. А если какой-то отморозок тут же хватает тебя, выкручивает руки и валит лицом в эти самые тряпки?! Да чтоб его самого этими тряпками вдоль хребта и поперек морды!

   — Отпусти, ублюдок! — Аурелия хотела, конечно же, заорать от души, но получился только жалкий хрип. У-у, мерзкие тряпки! — Отпусти меня немедленно. Дебил, отребье недоношенное! Ты хоть понимаешь, что мой отец…

   «Мой отец этого так не оставит», — собиралась она сказать. В самом деле, похищение единственной дочери самого Гарсиано Мильефорца — это вам не тачку ржавую из-под притона угнать, такое покушение на устои будут расследовать всеми силами полиции королевства! И никто из причастных не уйдет.

   Но когда на ее голову полилась настойка святого Таргуша — ее Аурелия легко опознала по характерному запаху, — версия с похищением дала трещину. Похищенную девицу могут изнасиловать, могут ширануть дурью, продать, избить. Могут вежливо отвезти в какую-нибудь нору и запереть там, если надеются взять за нее выкуп — в случае с Аурелией Мильефорц были все шансы именно на такое развитие событий. Но никто, никакой кретин, дебил или отморозок не станет поливать ее настойкой для изгнания бесов!

   Может, он фляжки перепутал? Идиот же.

   Если сейчас забормочет «Изыди», значит, не перепутал.

   — Изыди в бездну, откуда взялся, отпусти деву, какую занял…

   — Да прекрати же, дурак! — взвыла Аурелия. — Дебила кусок, я похожа на одержимую?! Ты хоть знаешь, что от настойки Таргуша волосы намертво слипаются, никакой шампунь не возьмет?! И на лице пятна остаются?!

   Слава Создателю, он услышал и понял! Настойка литься перестала, а саму Аурелию резко перевернуло на спину. Перед глазами мелькнул ворох травы, дощатая стена, сквозь щели в которой пробивался тусклый свет, окно под самой крышей, из него свет лился уже широким потоком, и наконец чья-то лохматая голова, на фоне света выглядевшая темным силуэтом. С одной стороны, не очень-то и хотелось наблюдать наверняка кретинское выражение дебильного лица. С другой — в такой до ужаса непонятной ситуации все-таки лучше видеть, с кем имеешь дело. Безопаснее.

   — Волосы? — переспросил он. Точно, дебил.

   — Вот эти, — отплевавшись от травы, непонятно как набившейся в рот, Аурелия подергала себя за прядь, благо руки он все-таки выпустил из хватки. Плечи болели, да и синяки наверняка останутся. Ничего, папа с него спросит за каждый ее синяк и за каждую из этих мерзких травинок, от которых она ощущает себя какой-то коровой или лошадью. И вдруг замерла. Вместо роскошных белокурых локонов в пальцах отчего-то оказались темные прямые прядки, не совсем уж черные, конечно, но каштановые! Убожество какое! — Что это? — спросила, окончательно охрипнув от ужаса. — Что ты со мной сделал, уродище безмозглое?!

   Похититель молчал, только ощущение чужого тяжелого взгляда становилось все явственней. Ну что ж, придется объяснить, что Аурелию Мильефорц не напугать всего-то слишком пристальным взглядом! К таким психическом фокусам она давно приучена. Прослушала целый курс лекций о способах борьбы с ментальным воздействием у самого магнуса Игнациуса Штейма. И, между прочим, была лучшей на практических занятиях. А это ментальное воздействие, не какие-то примитивные гляделки в сарае!

   — Внезапно говорить разучился, или мой простой вопрос оказался слишком сложен для твоих куцых мозгов? Ты — что — со мной — сделал?

   И тут до ее собственных, ни разу, кстати, не куцых мозгов добралась картинка, которую глаза упортно транслировали уже как минимум с полминуты. Рука, которая держала эти уродские каштановые прядки! Смуглая, как будто никогда не знала крема от загара. С короткими ногтями. И кольцо, где фамильное кольцо?! Бабушкино, из белого золота с сапфиром под цвет ее глаз?! Но как? Ни один артефакт в мире не смог бы сделать из одного человека — другого. Чарами отвода глаз, маскировки или смены обличья здесь и не пахло! Уж их-то она в состоянии опознать без всяких амулетов, это ведь тоже ментальное воздействие! И что самое важное — могла сбросить! А сейчас не получается. Зелий она не пила, распыленные в воздухе такого эффекта не дадут, концентрация не та, значит, артефактное воздействие! Но какое? У этого лохматого тормоза — принципиально новый, неизвестный науке артефакт?!

   Пройти мимо такого шанса — да она тогда потеряет право называть себя наследницей Мильефорц, во-первых, и экспертом-артефактором, во-вторых! Нет, тоже во-первых.

   — Просто отдай мне его, — почти мягко, почти ласково сказала она. — Этот артефакт. Отдай, и мы спокойно разойдемся. Я не стану давать против тебя показания, когда вашу шайку схватят. Я вообще скажу, что тебя не видела. Никогда в жизни. Как тебе такая сделка? Соглашайся, пока предлагаю, а то ведь могу и передумать. Ты же, наверное, не совсем дурак, да? Понимаешь, что меня хватятся очень быстро. Да самое позднее через полчаса все столичные ищейки будут у вас на хвосте. — С «полчаса» она, конечно, приукрасила. Но откуда этому тормознутому знать, что для разбора остаточного следа магической ауры нужно немного больше времени? А отец не хватится ее до вечера. — А мой отец лично от тебя мокрого места не оставит.

   И тут на ее шею легла ладонь. Только легла. Он, этот тип, не пытался ее душить, не давил даже слегка. Но намек был очень прозрачен. Прозрачней некуда. Аурелия замолчала и затаила дыхание: с физическими воздействиями у нее было похуже, чем с ментальными, а лапа у похитителя оказалась не просто широкой, как у почти любого мужчины, а очень твердой и наверняка сильной.

   — Ты кто, папашина дочурка? — спросил он. Спокойно так спросил. Даже угрозы в голосе не слышно. И от этого почему-то еще страшнее. Точно отморозок! Но это что же, он не знает, кого похитил? Бред какой! И тут в голове будто что-то щелкнуло. Аурелия судорожно сглотнула. Не знать похищенную можно только в одном случае. И тогда все становится еще сложнее, но зато перспективнее!

   — А что же, хозяева тебе не сказали, к кому лапы тянешь? — спросила она с осторожным вызовом. Нарываться не стоило. Но если его купили, то ведь всегда можно перекупить? — Сколько дали? Хочешь, дам больше? Я могу.

   — Дашь? — он ухмыльнулся так, что тут же захотелось дать в морду, нет, лучше по яйцам! — Я спросил, кто ты. О том, что, кому и сколько ты даешь, можешь промолчать. Меня не интересует.

   — Я тоже кое-что спросила, — прищурилась Аурелия. От нахлынувшей злости всю осторожность как ветром сдуло. Нет уж, церемониться с этим… этим хамом она не станет. Не придушит же он ее в самом деле. Не за тем ведь похищал! — И до сих пор ничего внятного не услышала.

   Похититель шевельнулся, сдвинулся вбок — наверняка случайно, потому что теперь она могла видеть его лицо. Рассмотреть. Будет что предоставить полиции в воспоминаниях! Вот только в глазах у отморозка плескалось такое лютое бешенство, что Аурелию охватила самая настоящая паника, нет, настоящий животный ужас. Маньяк. А его лапища все еще лежит на ее горле!

   — Спокойно, — сказала она с таким леденящим спокойствием и уверенностью, с которыми отец обычно говорил с самыми тупыми служащими. Работало безотказно. — Спокойно. Давай не будем усложнять ситуацию. Все и без того сложнее некуда. Хочешь знать, кто я? Аурелия Мильефорц, та самая. Ясно тебе? Спрашивать, кто ты такой, как я понимаю, смысла нет? Теперь, может, скажешь, зачем ты меня сюда притащил и что тебе нужно?

   — Папашина дочурка с манией величия? — Зубами он не скрежетал, но, похоже, был к тому близок. — Фифа, я не обязан знать по имени каждую тварь и тем более каждую дурочку. «Та самая», говоришь? Ты, детка, та самая, которая как-то влезла в чужое тело, и я хочу знать, что ты сделала с его хозяйкой. Что мне нужно? Чтобы ты убралась туда, откуда взялась, и вернула назад ту, которая здесь была до тебя.

   — Ты псих? — осторожно спросила Аурелия. Идиотский вопрос, конечно. Какой псих тебе прямо так и признается?

   — А ты — самоубийца? — издевательски спросил он.

   Она нахмурилась. Чем больше этот хам говорил, тем меньше напоминал психа. Но что он говорил! Создатель! Да чтобы такое придумать, надо самой для начала из ума выжить! Она снова подергала себя за темную прядь, взглянула на руки, а потом резко села. Вернее, попыталась, потому что этот урод с лапищами, чтоб его адские гончие покусали! дернул ее назад, да так, что чуть не задохнулась от хватки. Вцепилась в его ручищу, прохрипела, надеясь, что не совсем уж он горизонты потерял:

   — Идиот! Да пусти ты! Дай посмотрю, что я теперь за чучело!

   — Отпущу, — помолчав, согласился он. — Только не делай резких движений. Ты мне не нравишься. Я не уверен, что ты не тварь.

   — Сам ты тварь! На тебе что, амулетов нет, проверить нечем, тварь я или кто!

   — А ты знаешь, сколько такие амулеты стоят? Ах да, ты ж папашина дочурка, откуда тебе. Мы по-старинке, на чутье полагаемся, — он убрал свою чертову лапищу, но смотрел тяжело и пристально, и теперь этот взгляд нервировал. По-настоящему нервировал и бесил, несмотря на все ментальные практики. И вроде было бы правильнее промолчать, но сам вид лохматого придурка с лапами выводил из себя больше, чем вся эта идиотская история.

   — Значит, плохо у тебя с чутьем, — пробормотала Аурелия, поднимаясь. — Не нравлюсь я ему. А ты мне прямо-таки до посинения нравишься. Аж дышать от счастья не могу. — Она демонстративно потерла шею — там тоже небось синяки проявятся. Хотя… если он вдруг болтал правду… то ее светлая чувствительная кожа осталась где-то вместе с ухоженными волосами, выразительными синими глазами и бабушкиным кольцом. А на этом загорелом недоразумении синяки и не разглядишь.

   Глубоко вдохнув, она наконец отважилась посмотреть на себя. Разглядеть и непонятную хламиду вместо… чего? Платья? Рубашки? Будто в мешок вырядилась, честное слово. И… это что еще такое? Штаны?

   — Создатель, — прошептала, ощупывая непонятную грубую ткань и мешковатые штаны. Да она такое только на картинках про старые времена видела! И в историческом музее столицы, куда таскал ее безумный придурок Дорзи с выпускного курса. Странные у некоторых понятия о том, как надо ухаживать за девушкой. — Это точно не я. Какого демона тут, вообще, творится, можешь ты объяснить нормально или нет?

   — Не могу, — придурок встал, потянулся, хрустнул шеей. — Сам хочу понять. Хозяйку этого тела зовут Тамирия Олгрус, мы с ней едем вместе по делам. Семейным, — добавил после паузы. — Посреди разговора она отключилась и появилась ты. Это все, что я знаю.

   — И меня никто не похищал? Но… — Ну да, идея с похищением теперь уж совсем не выглядела правдивой. И еще эти штаны! И это тело! Тело, кстати… не то чтобы ощущалось как чужое, но точно было чужим. Аурелия осмотрела себя еще раз, даже ощупала. Оттянула рубаху, пытаясь осознать, что именно воспринимается не так. Опомнившись, запахнула ворот и покосилась на лохматого. Тот стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал.

   — Откуда у тебя взялась эта навязчивая идея насчет похищения? Кому ты нужна? Что, доступных девок мало, чтобы кого-то похищать еще? Или в местах, где водятся папашины дочурки, другие порядки?

   Пришлось закусить губу и подышать, чтобы опять не сорваться. Пока совершенно непонятно, что делать и как себя вести с этим… с ним. Если она хочет во всем разобраться — а она хочет! — то он пока единственный, кто может хоть что-то рассказать.

   — За доступных девок нельзя потребовать выкуп, ими нельзя шантажировать и добиваться того, чего хочется, — процедила сквозь зубы. Совсем он тупой или прикидывается? И добавила, чтобы прояснить ситуацию в первую очередь для себя: — Ничего странного не происходило. Карлос попросил меня посмотреть артефакт. Чуть не на коленях умолял. Пришла в лабораторию, приготовила материалы. Расчертила пентаграммы. Сняла защиту с кулона и… и все!

   — Пентаграммы? Балуешься темной магией?

   — Ты не только дурак, ты еще и неуч. Как, по-твоему, проверить неизвестный артефакт, — который да, может оказаться темномагическим! — не обезопасив место проверки? Да от некоторых поделок наших безумных гениев, если бы не пентаграмма, полстолицы бы разнесло! Пентаграмм он боится. Ты еще запрети зельеделам яды изучать, ими же отравиться можно! А что противоядия составлять некому будет, плевать, правда?

   Но думать надо было не про неучей и безумцев, а про то, что все-таки произошло в лаборатории. И что за кулон подсунул ей Карлос! Об обмене телами она никогда не слышала! Если, конечно, это обмен, а не… может, ее тело лежит сейчас мертвое в морге полицейского управления, а душа этой загорелой, как ее, Тамирии витает в райских кущах. И вот тогда точно ничего уже не исправишь.

   Лохматый пожал плечами:

   — Если ты не врала насчет «полчаса — и вся полиция идет по следу», то твоего Карлоса уже трясут. Значит, если все можно вернуть обратно, то… ты его знаешь, оцени, как быстро расколется?

   — Как только увидит ищеек, — скривилась Аурелия. — Трус и подлец! Но кто же знал, что он настолько спятил от зависти! Или… его-то как раз и купили, — закончила задумчиво. — Но кто? Нет, я не знаю. Это отцу разбираться придется. Где мы вообще? Что это за сарай? До столицы далеко?

   — Это и есть столица. Постоялый двор у западных ворот. На номер денег не было.

   — Двор? — Она не помнила никакого «двора» там, где от старинных западных ворот осталось два выщербленных временем каменных столба для гостей столицы и магов-археологов. Но этот неуч… От него всего можно ждать! — В смысле отель «Эдельвейс» в западном предместье?

   — «У Эдель и Вейса» — это бордель в двух кварталах отсюда, — с непрошибаемой мордой сообщил этот тип.

   — Ты знаешь столичные бордели, но не знаешь, кто такой Гарсиано Мильефорц?

   — Детка, в борделях обычно знают девочек, мамаш, но не управляющих.

   — Когда-нибудь ты нарвешься. Деткой Тамирию свою называть будешь! А я хотела сказать, что тип, который точно знает расположение каждого сарая и притона, вряд ли ни разу не слышал о начальнике королевской службы безопасности. Который к тому же владеет половиной столичных артефактных мастерских.

   — Детка, мания величия не лечится? Ты хоть не завирайся. Артефактными мастерскими в столице владеет семья Агидара. Всеми, а не половиной.

   — Стоп. Что? — Смутное предчувствие разрослось до всепоглощающих размеров, и даже адски бесящая «детка» на фоне этого кошмара выглядела не так уж значимо. Аурелия вскочила на ноги и кинулась к двери сарая. Крикнула на бегу: — Последний магистр Агидара умер в прошлом веке!

ГЛАВА 2

Над Западными воротами вставало солнце. Точно как на картине великого Хайе Ларгоды, что висит у папы в кабинете — величественная гранитная арка над убогими халупами и брызжущие из-за камня алые, золотые, рыжие лучи. Картина никогда не нравилась Аурелии: ее угнетал убогий вид древней столицы, бедняцкие хижины и раскисшие от грязи дороги там, где сейчас роскошные отели, широкие проспекты и лучшие модные магазины. Да и история семьи добавляла неприязни — как раз во времена Ларгоды покинул Таргодеру Манфредо Мильефорц, королевский советник по торговле. Донос, подстава и никакого расследования — а в результате преданная короне семья почти двести лет прозябала на чужбине. Дикость. И такая вопиющая несправедливость, что даже через триста лет все еще обидно.

   Да, Хайе Ларгода писал свои картины триста с лишним лет назад. Триста! Да куда ж ее к демонам занесло?! Наверное, будь она кем-то вроде трепетной Маргиты, над которой потешался весь их первый курс, пока ту не отчислили за «неподходящую для эксперта нервную организацию», уже билась бы в истерике или улеглась в обморок. Но хотелось только сесть. Да, прямо тут, на этом выщербленном, убогом, измазанном чем-то неопознаваемым пороге, потому что ноги больше не держали. А глаза неудержимо щипало. Хорошо, что она вовремя вспомнила, что не одна. Еще не хватало потерять лицо перед этим… этим! Выставить напоказ самое личное! Поэтому она только перевела дух и вцепилась в косяк.

   — Какой век? — спросила, с трудом справившись со спазмом, перехватившим горло.

   Лохматый гад прислонился к косяку напротив и откровенно ее рассматривал. Но на вопрос ответил, хотя она, уже спросив, вдруг подумала: а этот неуч, вообще, знает о летоисчислении?

   — Три тысячи пятьдесят второй от видения Великой матери.

   Не триста. Двести семнадцать, всего лишь. Манфредо Мильефорц давно лежит в могиле по другую сторону Льдистого моря, его наследники еще даже не мечтают о возвращении на родину, а та самая картина уже висит в доме какого-нибудь местного богача или мецената. Что ни разу не утешительно, потому что практической разницы нет никакой.

   Она смотрела на чертову панораму чертовой древней столицы и пыталась не разреветься, когда догнал вопрос:

   — А ты из какого явилась?

   — Из шестьдесят девятого, — сказала привычное и тут же поправилась: — Три тысячи двести шестьдесят девятого.

   — И как думаешь, Тэм сейчас в этом вашем шестьдесят девятом? Вместо тебя?

   — Тэм? — она обернулась к нему. Накатило вдруг какое-то пугающее, чудовищное равнодушие ко всему на свете. Наверное, от ужаса. Не все чувства можно вот так запросто пережить, даже если ты одна из лучших на магистерском потоке и получила мастерский диплом с отличием! — А, эта твоя… Не знаю. Наверное, да. Если нас просто поменяло местами, то да. А если с моим телом — там — что-то случилось, случайно, или если так и было задумано, то… — Аурелия дернула плечом и снова посмотрела на ворота. Никакого сочувствия к незнакомой Тамирии, в жутких штанах и с жуткими руками, она не испытывала. Кто бы ей посочувствовал, пропасть все забери! Но, наверное, этому лохматому не все равно. Вместе ехали. Вместе в смысле просто попутчики? Или не просто? Нет, вместе по семейным делам! И не стал бы он просто попутчицу называть так вульгарно-сокращенно. Хотя такой, может, и стал бы. Завсегдатай борделей, чтоб его.

   Эти абсолютно неважные размышления немного отвлекали от главного. И, чтобы не смотреть на ужасную раскисшую дорогу и слепящее солнце, Аурелия наконец присмотрелась к лохматому как следует. Раз уж он рядом, единственный, кто знает, что произошло, надо понять, с кем имеешь дело.

   Сейчас, когда в его глазах не плескалось пугающее бешенство, она смогла более-менее спокойно и беспристрастно оценить этого неуча с лапищами.

   По виду — ее ровесник, может, на год-два старше. А туда же, «детка»! Загоревший до смуглоты, лохмы темные, почти черные, а вот глаза неожиданно светлые, серые. Выделяются на лице так ярко, что взгляд возвращается к ним, как притянутый.

   Лицо… черты правильные, пожалуй, даже симпатичные. Четко очерченные губы, волевой подбородок. Причесать, отмыть и приодеть — и все девчонки курса бегали бы за таким красавчиком. Если бы он был не из свинарника, конечно. И общался бы не так по-хамски. Хотя приодеть его и здесь бы не мешало. Такие же убогие штаны с рубашкой, как на «Тэм», потертая кожаная безрукавка, на ногах какой-то немыслимый ужас. Создатель, из каких трущоб эти двое выползли?! Выбивался из общей картины широкий пояс и прикрепленный к нему нож в явно артефактных ножнах и с богато отделанной рукоятью. Хм-м… судя по тому, что оборванец открыто носит такую вещь, он все-таки его не украл, это раз, а два — не боится, что отберут. Ну да, с такими лапищами постоять за себя наверняка может. Да и заклинать умеет, хоть как-то! Пытался же бесов из нее изгнать.

   Вспомнив об «изгнании бесов», Аурелия схватилась за голову. У нее там и так какой-то каштановый кошмар. А теперь еще и слипшийся намертво? Ну да, невыносимый свалявшийся ком! Колтун. Один на всю голову!

   — Воды! Срочно! Что тут у вас? Колодец? Бадья? Ты этот кошмар сотворил, тебе и исправлять, пока я окончательно не превратилась в лысую выхухоль!

   — Сочувствую, — сказал этот дундук без малейшего сочувствия в голосе. — Настойку варил старый Бадургат, у него зелья магистерского уровня, так что проще сразу поискать ножницы.

   — Я сама себе магистр! И знаю, какое зелье сварить против этого кошмара, просто дай воды или отведи к воде, чтоб тебя!

   Он окинул ее насмешливым взглядом, вернулся в сарай, вышел с ведром и потопал куда-то по грязи. Аурелия смотрела ему вслед и прекрасно видела, что воду он зачерпнул из глубокой колоды, возле которой топталось несколько лошадей, вполне выносливых на вид, но не слишком ухоженных. Поилка? Чудесно! Может, еще и ей напиться предложит оттуда же?

   — Вода, — сообщил, вернувшись и поставив ведро у ее ног. — Из чего варить будешь, магистр? Из сена?

   Аурелия только фыркнула — что взять с неуча. Провела ладонью над ведром, прислушиваясь к потоку магии в себе и в воде. Тело непонятной Тамирии отозвалось сразу. Начало легко покалывать ладонь, и от пальцев к запястью потекло тепло. А девица-то, похоже, неслабая волшебница. Как там у нее фамилия? Что-то знакомое вертится в голове. Ну да ладно, об этом можно и потом подумать. А пока… От силы магического толчка ощутимо дрогнул воздух, и над ведром, красивая, точно выведенная по трафарету, засветилась руна. «Гэйяз» — «чистота», «идеал» и еще с десяток значений, но сейчас ей важны эти два. И никакого особого мастерства не требуется. Уж как следует очистить воду, а потом напитать ее магией должен уметь каждый уважающий себя студент Академии.

   — Давай, — скомандовала Аурелия. — Хватит пялиться. Просто поднеси ладонь и вливай силу. Ты меня облил, теперь помогай. Нечего в стороне стоять. — И сама тоже вытянула руку. Чем больше силы, тем плотнее насыщение, а значит, есть надежда отмыться от настойки Таргуша даже без зелий.

   Лохматый неуч и здесь все делал неправильно. Он поднес к воде не ладонь, а обе сразу, да еще сплел их в какой-то чудной замок. Но силу, которая потекла к воде от этого хитровыплетенного знака, Аурелия ощутила так же явственно, как свою, то есть не свою, конечно, а чертовой Тамирии. Силы у лохматого придурка было немеряно. Еще бы ума к ней, цены не будет такому кадру. Магия лилась потоком, плотным, четко очерченным, не магистерского уровня, но мастерского — точно. И даже не думала иссякать. Если он продолжит в том же духе хотя бы пару минут, действительно есть шанс смыть дурацкую настойку начисто! Еще и тому кошмару, который у Тамирии вместо волос, перепадет немного. Поприличнее станет выглядеть.

   — Скажешь, когда хватит, — деловито сказал лохматый, и Аурелия покосилась на него с долей уважения: задыхаться, бледнеть или потеть он не спешил, только выражение лица сделалось сосредоточенным, и брови к переносице свел от усилий. Никаких признаков скорого истощения. Такой, пожалуй, и не пару минут простоит. Ничего себе, дитя природы. Откуда только выкопалось такое. И почему необученный? В Академии его любой магнус с руками бы оторвал в ученики, а может, и в подмастерья.

   — Хватит, — решительно сказала она, взглянув на воду. Магией от нее тянуло, как от выдержанного зелья. И спросила с некоторым сомнением: — Польешь? Только понемногу, а не как тогда!

   — Прямо здесь? — насмешливо уточнил он.

   — Лучше здесь, чем там! — она осмотрела раскисший двор, безбрежную вонючую лужу у коновязи, заляпанную навозом клячу, которая как раз подняла хвост для понятных надобностей. — Все равно везде грязно и мокро! Или человек, у которого не нашлось денег на комнату с кроватью, обеспечит мне приличную ванную?

   — Как хочешь, — пожал он плечами. — Тэм не понравилось бы мыться на улице, когда можно забраться в постирочную. Нагибайся, что ли, — и подхватил ведро.

   Аурелии было искренне наплевать на Тэм и ее «нравится»-«не нравится», а от слова «постирочная» перед глазами замелькали жуткие картинки с грязными простынями и такими же вонючими тряпками, в которые он додумался тыкать ее лицом! Она решительно обхватила заскорузлый колтун и подставила голову.

   — Осторожней только. Меня сегодня уже достаточно облили! Не хочу вместо лысой выхухоли превратиться в мокрую курицу!

   Ладно, руки у него росли из нужного места, по крайней мере, нормально полить из ведра на голову девушки этот уникум сумел. Даже почти точно угадывал, когда плеснуть побольше, а когда притормозить, чтобы она успела как следует промыть и разобрать пряди. И еще хорошенько оттереть лицо, потому что ходить в пятнах до тех пор, пока сможешь купить, или, учитывая обстоятельства, скорее сварить очищающее зелье, тоже не улыбалось. Пятнистая гиена — это даже хуже, чем лысая выхухоль!

   Аурелия выпрямилась, морщась, отжала мокрый, но, надо сказать, довольно объемный, хоть и коротковатый, хвост и встряхнула головой. Солнце было ярким, но оно еще только выползало на небо, а ветерок дул совсем не жаркий. Даже если здесь, как и дома, середина лета, то погода этим летом явно не балует курортников. Хотя какие курортники в такой грязище.

   Лохматый слил себе в широкую ладонь остатки воды — как раз на пригоршню хватило — и обтер лицо. Вроде как умылся. Не то чтобы ему помогло. Аурелия вздохнула и спросила:

   — Мы с тобой держимся вместе, хотя бы пока не прояснится, вернут меня обратно или нет?

   — Конечно, — он ответил таким тоном, будто хотел бы сказать не то «дура», не то «как ты смела сомневаться».

   — Тогда, может, расскажешь, куда мы идем? Ты что-то говорил о семейном деле. Мы, то есть ты и Тамирия, родственники?

   — Нет, она моя невеста.

   Нет, Аурелия, конечно, допускала, что эти двое могут быть больше чем просто попутчиками, но невеста! Создатель! Этот лохматый только что потерял невесту? И не факт, что получит ее обратно. Совсем не факт! Думать о таком, конечно, не хочется, но никто не смог бы обвинить Аурелию Мильефорц в склонности к самообману! Если у отца не выйдет разобраться в случившемся, то… То у этой истории с прыжком в прошлое может быть очень печальный финал. Но она хотя бы жива, а что там происходит с Тамирией — остается только гадать.

   Она пялилась на лохматого очень пристально, размышляя, посочувствовать ему на всякий случай или не стоит, а вот он, как ни странно, первый раз за все это безумное утро старательно отводил взгляд. И, честно говоря, мало походил на безутешного жениха. Очень интересно. Да еще и молчал, как будто ждал наводящих вопросов. Ладно.

   — И вы с ней ехали… куда?

   — Сюда, — неохотно ответил он. — То есть не в этот сарай, конечно, а в столицу. Есть тут одна старая кошелка, моя вроде как родственница. Вызвала. Я бы отказался, но Тэмми… в общем, убедила. Есть причины не отказывать. И сама со мной напросилась. Познакомиться.

   Какие могут быть причины визита к старой родственнице, живущей — на минуточку — в столице, Аурелия отлично понимала. Чего уж проще. Этот лопух, видимо, не слишком и рвался быть облагодетельствованным, но Тэмми (фу, ну надо же, как вульгарно звучит!), похоже, девица хваткая. И это она еще даже не жена, всего-то невеста.

   — Кошелка, конечно, знатная и богатая? — уточнила Аурелия, просто чтобы прояснить все сразу, а не тащить из него по слову. И кивнула. — Само собой, кто же в здравом уме упустит такой шанс? Значит, вы шли знакомиться с богатой кошелкой. Собирались здесь обосноваться, или пока просто разобраться, что к чему?

   Лохматый пожал плечами:

   — Как получится. Тэмми считала, что лучше задержаться, а мне время здесь терять не с руки, у меня заказы. С другой стороны, Кривой Борх говорил, что ради такого дела заказы и подождать могут. В общем, я думал посмотреть на нее и решить.

   — Что ж, — Аурелия уже в который раз за это утро пристально себя оглядела. — Показывай, где вещи Тамирии. Я ни за что не поверю, что твоя невеста отправилась знакомиться с богатой родней только в позорных обносках, хоть что-то человеческое у нее должно быть с собой. И заодно расскажешь, что это за заказы такие, от которых ни монетки на номер в захудалой гостинице нет, и кто этот Кривой Борх. А главное, скажи уже, как тебя зовут, жених.

   — Пойдем, — он отвернулся и потопал в сарай. И уже там сказал, ткнув рукой в направлении котомки из такой же плотной дерюги, как штаны, и не обернувшись: — Дан. Адан Агидара.

   — Агидара? — изумилась Аурелия. Вот так новости. Не только она здесь «та самая», но и он «тот самый». Бедный родственник не просто богатой кошелки, а владелицы всех столичных артефактных мастерских! Да, от такого шанса хваткая Тэмми отказаться попросту не могла. Никто бы не смог. Если он, конечно, не лопух. В смысле не Адан, да. И кстати, как же звали последнего магистра Агидара? После смерти которого артефактную империю начали раздирать на лоскуты многочисленные наследнички? Имени Аурелия не помнила, но вроде короткое. Может, и Адан. Или Аллен? До магистра этому Адану, конечно, как до Великой матери ползком на пузе, но чем демоны не шутят, с такой-то его силищей!

   Он повернулся и повторил с вызовом:

   — Агидара. Ты собиралась посмотреть вещи? Или переодеться? Мне выйти?

   — Нет, сначала расскажи что к чему. Я хочу знать, во что ввязываюсь. Про Борха, — начала Аурелия, загибая пальцы, — про свои очень важные заказы, про то, как вышло, что наследник такого рода обретался до этого дня непонятно где. В общем, то, что было известно твоей Тамирии. Раз уж мы идем впечатлять старых кошелок, я должна быть готова.

   — Ладно, — он уселся на те самые тряпки, о которых Аурелия до сих пор не могла подумать без омерзения. — Борх — владелец артефактной мастерской в Сеталье, я на него работаю. Добываю редкие компоненты. Платит он хорошо, но я откладываю, я же не приведу жену в комнату при мастерской, нужен свой дом. В дорогу взяли достаточно, ну, я так думал. Не рассчитал. Одному путешествовать, оказывается, очень сильно дешевле, чем с девушкой. Что еще? Про наследника? — Он скривился. — Настоящим наследником был Кайо Агидара, сын Люцинии. Моего отца звали Эктор Дартамиан. Они были друзьями. Я остался сиротой, Кайо меня усыновил. Прошлым летом он погиб. А эта старая кошелка только узнала, — он сплюнул. — Она его из дома выгнала, еще лет двадцать назад. А теперь ей стало интересно, что у него за наследник.

   Рассказывал лохматый Адан по существу и без лирических отступлений, разве что эмоции скрыть не мог, когда говорил о своем приемном отце. А вот фамилия Дартамиан тоже оказалась знакомой. И точно встречалась в справочнике древнейших родов. Так что хоть с родным отцом, хоть с приемным этот придурок необученный деревенщиной не был. Просто обстоятельства сложились не в его пользу. Что ж, бывает, но это вовсе не значит, что нужно сложить лапки и смириться, раз уж все так удачно получается. Дом. Мастерская. Жена. Добыча компонентов. О чем он вообще, когда перед носом маячит целая артефактная империя?! Агидара — это фамилия, которая обязывает, как ни посмотри!

   Аурелия, погрузившаяся в удивительно увлекательные мысли, задумчиво вытянула из дорожного мешка ярко-алую юбку с бело-желтым узором по подолу и даже не сразу поняла, что именно держит в руках. Да, зря она надеялась, что у Тамирии имелись хоть какие-то зачатки вкуса, но с этим, кажется, придется смириться. Хотя бы на сегодня.

   — Вот теперь можешь выйти. Постараюсь не вогнать твою старушенцию в гроб одним своим видом. Хотя, видит Создатель, с такой невестой ты имеешь все шансы получить свое наследство, едва переступив порог! О! А это что такое? — На дне мешка обнаружился тугой кожаный сверток. Аурелия покачала его на ладони — увесистый! — и кинула Адану.

   — Если это то, что я думаю, то твоя девушка та еще тихушница и себе на уме. А нам срочно нужны пара нормальных штанов, рубашка и платье!

ГЛАВА 3

С самого начала путешествия, нет, даже еще раньше, все шло через пень-колоду. Дан, вообще, не хотел ехать к этой… мегере, по-другому Кайо свою мать не называл. Но приглашение было подписано «магистресса Люциния Агидара, действующая глава благороднейшего Дома Агидара» — и Дан понимал, что именно так и должен будет ее называть, если это приглашение примет. Уж настолько Кайо в него этикет вдолбить успел, пусть даже сам не слишком ему следовал. Всегда говорил: «Чтобы красиво, а главное, успешно нарушать правила, их надо знать досконально». Он и письмо-то скомкал и хотел выбросить, еще чего не хватало, унижаться за какие-то подачки. Сам всего добьется. Но увидел Борх, расспросил и начал вправлять мозги в излюбленной манере — что потребовать свое это еще не значит унижаться, а доступ к мастерским Агидара или хотя бы какой выход на них — дар небес, от которого может отказаться разве что законченный кретин. «Вроде тебя, Дан! И благодари Создателя, что у тебя есть я».

   Потом заглянула Тэмми, услышала шум, вникла в ситуацию… о том, что тогда началось, Дан вовсе предпочел бы не вспоминать. Слезы, упреки, «ты совсем о нас не думаешь», «ты ничего не понимаешь, это же такой шанс», «конечно же, ты должен ехать и постараться ей понравиться, нет, не постараться, знаю я, как ты стараешься, а просто понравиться», и на сладкое: «Я еду с тобой!»

   В гробу бы он видал такое сладкое!

   Нет, сначала-то даже обрадовался. Тащиться аж в столицу — считай, почти через полкоролевства — веселей все же с невестой, чем одному. Им совсем не повредит лишнее время вдвоем. И с мамашей Кайо Тэмми его поддержит, или хотя бы отвлечет на себя часть внимания. В конце концов, может, все они и правы: если уж Кайо завещал ему свою часть состояния вместе с фамилией, нехорошо отказываться. Нарушать последнюю волю покойного — такое никому еще с рук не сходило, всегда чем-то нехорошим да отзывалось.

   Вот если рассудить, так кто знает? Может, и все его дорожные неприятности — потому что тянул с этой самой последней волей аж целый год?

   И дальше бы тянул, не приди это чертово приглашение. Не хотел он бросать все, тащиться в столицу, искать там благороднейшую госпожу магистрессу Агидара и объяснять ей, кто он таков и что ему надо. Не хотел! Ему и в Сеталье неплохо живется! Работа денежная и нескучная, невеста рядом, ее семья всегда рада его видеть, осталось скопить денег на дом, жениться, и будет он уважаемым человеком не хуже своего нанимателя Борха или будущего тестя Рубена Олгруса. Тоже, между прочим, представителя благородного рода, такого же древнего, как Агидара или Дартамиан. Не всем же топтать мостовые столицы, кого-то и провинция устраивает с ее тихой, размеренной жизнью и отсутствием высокородных выкрутасов на каждом шагу.

   Но Тэмми так ухватилась за мысль о столице, будто с рождения о ней мечтала. Только и повторяла, что им обоим надо понравиться старухе, расспрашивала, что Дан о ней знает, и сердилась, что знает мало.

   На его «зачем мне?» заводилась: «Как ты не понимаешь! Она ведь может просто развернуть тебя и послать куда подальше, если ты ей не понравишься! Ты потеряешь свой единственный шанс». И чуть ли не искрами сыпала и ядом плевалась на его слова о том, что свое он и так заберет по закону, ведь Кайо оставил завещание: «Дэнни, как ты думаешь, есть разница между «немножко» и «всё»? Никак не думаешь? Так я тебе скажу — разница не просто есть, она огромная! Посмотри на нас, если не веришь! Древняя благородная фамилия, и до чего мы докатились? Ты же видел наш дом. Через крышу небо просвечивает, от маминого приданого только и осталось, что моток кружев, споротых со свадебного платья — она их мне на свадьбу отложила! Как будто я хочу себе платье с древними кружевами, молью битыми! У отца последний сюртук на локтях протерся. А ведь могли бы сейчас жить не так, совсем не так! Но он идеалист вроде тебя, тоже когда-то решил, что лучше гордость проявить! О детях бы подумал!»

   А когда Дан возразил, что он как раз о детях думает, что у него хорошая работа, а будет и хороший дом, и платье он своей невесте новое подарит, если та захочет, только фыркнула: «Да мне осточертело все в этой проклятущей дыре. Столица, Дэнни! Это совсем другая жизнь. На себя тебе наплевать, так хоть обо мне подумай. О детях! Не так, как ты думаешь, а по-нормальному! Им ведь учиться надо! И не так, как мы учились, что над нами вся школа потешалась! И не как ты — у какого-то проходимца в учениках. Дети благородных семей имеют право на места в Академии! Вот только кроме места нужна еще куча денег, чтобы в тебя там пальцами не тыкали и нищебродом не дразнили! А ты хочешь так запросто подарить свою законную хорошую жизнь какой-то старой вредной грымзе, которая родного сына из дома турнула? Считаешь, она больше тебя или меня заслуживает лучшего?»

   Так Дан, конечно, не считал. Но и напор Тэмми… не то чтобы пугал, нет. Но напрягал. Поначалу. А чем дальше, тем становился неприятнее. В Тэм словно бес вселился, с таким упорством она тянула его вперед. Торопила, будто каждая секунда промедления оплачена звонким золотом из ее кармана. Не дала помочь старому Томазо, еще на выезде из Сетальи: там всего-то и дел было — разгрузить телегу да колесо заменить, подумаешь, пару часов потеряли бы. Или даже полдня — разве страшно? Но нет, за руку его оттащила, как маленького. Потом еще настояла купить места на почтовом дилижансе, втрое дороже пассажирского. Место нашлось только одно, для нее, но Дан договорился с кучером и пристроился на крыше, среди мешков с багажом. Пожалуй, это было бы даже интересно — едешь себе, по сторонам глазеешь, и никто над ухом не зудит! Если бы на полпути не пошел дождь.

   А еще лезли в голову всякие странные воспоминания. Раньше внимания не обращал, а теперь дергало. Ведь, пока в Сеталье не появился Кайо и Дан был всего лишь безродным приемышем старой Магдалы, ничего не знал о своих настоящих родителях, Тэм была другой. Дан с детства дружил с ее братьями, не всеми, конечно, старшим была неинтересна детская возня, а со средним, Сэнсом, и ровесником Дана, Риком. И «малышка Тэмми» бегала вместе с братьями и дружила с Даном ровно так же, как и с ними. И даже обижалась, когда их в шутку называли женихом и невестой! А когда перестала обижаться? Не тогда ли, когда стала известна, благодаря Кайо, его настоящая фамилия? Или даже позже, когда Кайо его усыновил и назвал своим наследником?

   Неприятные это были мысли. От них становилось не по себе, неловко и стыдно, как будто, задумываясь о таком, он предавал Тэмми.

   Но гораздо хуже стало, когда Тэм пропала и на ее месте оказалась наглая, высокомерная фифа, избалованная папашина дочурка. Хуже — потому что вдруг поймал себя на странном облегчении. Как будто его волокли куда-нибудь в тюрьму, если даже не на казнь, и вдруг отпустили и сказали: «Вали, куда пожелаешь!» — да еще и пинком под зад проводили. И можно было снова решать самому — то ли, как и хотел поначалу, взять то, что ему причиталось как наследнику Кайо, и свалить обратно в Сеталью, от души хлопнув дверью напоследок, то ли и правда присмотреться к «старой кошелке» и ее шансу. Подумать. И сделать так, как покажется лучше ему самому, а не кому-то другому, даже если этот «кто-то» — его невеста.

   Эта, новая, тоже упоминала о шансе, который нельзя упускать. Но упоминала как-то иначе. Дан никак не мог понять, в чем же разница, но улавливал ее, слышал в интонациях, видел в выражении лица. Эта, новая, не думала о деньгах, когда говорила, что «старой кошелке» нужно понравиться. А вот о чем она думала? Это было интересно. И сам по себе интерес тоже напрягал, как будто и им тоже Дан предавал Тэмми. Менял свою — на чужую.

   А потом в него прилетел сверток с золотом. Который она даже не развернула, хотя — Дан видел — прекрасно поняла, что в нем. А он, дурак, уверен был, что у Тэмми ни монетки с собой нет. Странно, на самом деле. Разве бы он отказался за нее платить, если бы знал об этих деньгах? Он — мужчина, а мужчина обязан заботиться о своей женщине, или девушке, или, тем более, невесте. Но эти деньги могли бы здорово помочь как минимум несколько раз.

   Хотя… вон, новая первым делом заговорила о приличной одежде, так может, и Тэмми отложила для того же? Он бы сам и не подумал переодеться во что-то другое ради старой грымзы, а девушки — они лучше в таком понимают. И, конечно, хотят выглядеть нарядно. Но все равно непонятно, почему не сказала? Разве он возражал бы?

   — Ну что ты застыл? — нетерпеливо спросила эта… а как, кстати, ее называть? Не Тэмми же? — Где здесь продают приличную одежду? Только такую, чтобы нам вот этих денег на все хватило, а то меня еще ни разу не выставляли с позором из лавок. Не хочется получить новый травмирующий опыт. Веди.

   Вот когда Дан сказал спасибо Кайо. Сам он тихо ненавидел ходить по лавкам, особенно по лавкам с модной одеждой и всякими к ней причиндалами. Нет бы оружейные или артефактные! А то «пусть молодой господин повернется так, повернется сяк, подставит лицо под это освещение, а теперь под вот это, а теперь все то же самое, но с другим образцом ткани», тьфу! Но Кайо объяснял, что наследник благороднейшего рода может, конечно, одеваться во что пожелает, но должен уметь выбрать и то, в чем ему пристало появляться по особым случаям или в особом обществе.

   Наверное, магистресса Люциния, действующая глава благороднейшего рода, подходила хотя бы под одно из этих определений. Поэтому Дан повел свою спутницу не в лавки возле городского рынка, где одного золотого за глаза хватило бы на полный гардероб для них обоих, а в модный магазин торгового дома «Огастес и сыновья», который (не Огастес, а дом) обслуживал семейство Агидара вот уже три столетия. Придется, конечно, потихоньку признаться, мол, сегодня «молодой господин» не при деньгах, и попросить записать в долг, но имени Кайо хватит для доказательства платежеспособности. Надо только, чтобы эта, новая Тэм, не поняла, что из-за нее он влез в долги, неловко может получиться. Пусть думает, будто золота Тэмми хватило, там ведь и правда много, а откуда ей знать, какие у них здесь, то есть сейчас, цены?

   Раз уж она хочет выглядеть прилично, и раз он согласился хотя бы подумать о «шансе, который нельзя упускать» — то они и будут, черт бы это все побрал, выглядеть прилично! Оба.

   Но к тому, что начнет твориться в магазине, как только звякнет колокольчик и перед ними распахнется дверь, он оказался не готов. Вообще. Никак. Эта новая Тэмми только взглянула на него, выразительно приподняв брови, ничего не сказала, но, кажется, с порога поняла больше, чем он собирался рассказывать. И тут же взяла в оборот подскочившего к ним мастера Тэйриса, который — Дан не сомневался — сразу же узнал клиента, что приходил всего чуть больше года назад вдвоем с Кайо Агидара и был представлен как его наследник.

   О чем она с кокетливой улыбкой шепталась с ним, лукаво поглядывая на Дана, он не знал, но потом эта… папина дочка, подхватив его под локоть, поволокла в отдельную комнатушку, а мастер Тэйрис остался на побегушках. Комнату завалили десятком сюртуков, брюк и рубашек, и каждый из них подвергся тщательному осмотру и такой адской критике, что мастер Тэйрис только пламенел ушами и нервно промокал лысину платочком. За первым десятком появился следующий, но из него был выбран наконец хоть один сюртук. Новая сама выкопала рубашку из груды и прошипела, пока мастер Тэйрис пропадал где-то в недрах магазина:

   — Брюки ты в состоянии подобрать сам?

   — Ты же только что назвала те, что я хотел взять, чудовищным убожеством!

   — Потому что это оно и было!

   Дан пожал плечами и отправился по второму разу перебирать груду штанов. Честно говоря, он не видел никакой принципиальной разницы между брюками с серебряным галуном и с черным, а уж те, что вовсе без галуна, не отличил бы одни от других даже под страхом немедленной смертной казни. Но, посмотрев на сюртук, графитно-серый и отделанный именно черным галуном, потянул из кучи брюки с такой же отделкой. Логично же, правда?

   Новая Тэмми только закатила глаза, но демонстративно отвернулась. Видимо, это должно было означать, что очередное убожество разве что чуть менее убого, но он, так уж и быть, может примерить.

   Сидели брюки, кстати сказать, прекрасно. Ничуть не стесняли движений, жаль, ткань тонковата, а то можно было бы и на охоту надеть. Ну ладно, авось и для дома магистрессы Люцинии сойдут.

   — Беру, — решительно сказал он.

   — Все надел? — требовательно спросила неуемная девица.

   — Мерил ведь уже. Или, — его осенило, — ты предлагаешь отсюда уйти уже в новом?

   — А ты собрался у старой кошелки под дверью переодеваться? На коврике? И не уйти, а уехать, раз уж решил одеться как наследник благородного дома, а не побирушка с привокзальной площади.

   Дан проглотил готовый сорваться с языка ответ про «побирушек» и принялся переодеваться. Внутренне морщась, потому что представлял, что сейчас сказал бы Кайо: «Чистая одежда, Дан, так себе маскирует грязное тело, поэтому не пренебрегай ванной перед тем, как пойдешь менять гардероб». И подозревал, что новая Тэм, спроси ее, сказала бы то же самое, только гораздо более резко.

   И ведь он мог решить эту проблему. Просто не подумал вовремя. Слишком привык экономить каждый эрс.

   Рубашка, сюртук, оставшийся от Кайо пояс с фамильным ножом — его он не снял бы ни ради чего. И стоило подумать о туфлях, потому что разбитые дорожные сапоги смотрелись на нем теперь настолько же уместно, как на баране седло. Но еще только мелькнула эта мысль, а мастер Тэйрис уже вносил груду коробок.

   С туфлями было проще — под этот костюм подходил один фасон, классический, с цветом тоже вопросов не возникало даже в теории, только черный, оставалось подобрать удачную пару, чтобы хорошо по ноге села. Но, пока Дан возился с примеркой, пробуя одну пару за другой, что-то сразу отставляя в сторону, в чем-то прохаживаясь и подпрыгивая, вдруг понял, что чего-то не хватает.

   Но, едва он выбрал наконец туфли и собрался спросить, где может подождать свою спутницу, открылась дверь и вошла… нет, все-таки не Тэм. Даже «новая Тэм» не годилось, потому что Дан слишком хорошо знал вкусы своей невесты и слишком хорошо видел, что сейчас перед ним — не она. Никогда, ни ради чего Тэмми не выбрала бы этот скромный жемчужно-серый оттенок. Да она назвала бы его цветом дохлой мыши! И швырнула в лицо тому, кто предложил бы ей такое надеть. Тэмми выбрала бы ярко-красное или ярко-зеленое, она считала, что эти цвета хороши к ее волосам, и обязательно, непременно была бы контрастная отделка, белая — в лучшем случае, но вероятней — золотая.

   А ведь этот, скромный, идет ей больше ярких. Яркие оттягивали внимание, на их фоне Тэм терялась. Всегда первым делом в глаза бросались платья. Теперь же, кажется, впервые за все время, Дан увидел лицо. То есть не просто увидел, а — увидел сразу, мгновенно, и залип на нем, потому что ничто не отвлекало. Он помнил пухлые губы и яркий румянец, но никогда раньше не обращал внимания, что у Тэм брови не полукругом, а вразлет, и уголки глаз слегка подняты, и оттого взгляд кажется задорным и лукавым. И глаза не просто серые, а очень светлые, серебристые, но с едва заметным темным ободком по краю радужки. И она подобрала платье в тон глазам!

   — Что? — спросила не-Тэмми, отворачиваясь от него к огромному, в рост, зеркалу. — Ты так красноречиво потерял дар речи от ужаса или от восторга? Надеюсь, что от последнего, потому что жених, которого ужасает собственная невеста — это совсем не то, что нам сейчас нужно.

   Дан подошел ближе. Теперь он обратил внимание на отделку: строго в тон платья узкая вязь вышивки по лифу и краю рукавов. Ничего больше. Привычно повел рукой, нащупывая потоки силы, ничего не ощутил и спросил удивленно:

   — Не артефактная? Просто вышивка?

   — Где же я тебе здесь артефактную возьму? Ее на заказ только делать.

   — На заказ — это если полная защита или какие-то особенные пожелания. — Он стремительно подошел к двери, распахнул:

   — Мастер Тэйрис!

   Тот возник рядом мгновенно: ожидал неподалеку.

   — Моя невеста слишком скромна. Замените платье. Такое же, но с артефактной вышивкой. От приворота и ментального воздействия. Я не желаю, чтобы такую девушку увели у меня из-под носа только потому, что я пожалел денег на ее защиту. Да, и еще. Мы оставим у вас старые вещи. Заберем позже. Это возможно?

   — Конечно. Все дождется вас в целости.

   Когда за мастером Тэйрисом закрылась дверь, она спросила:

   — Это что сейчас было? Что-то я не заметила ни на платье, ни на рубашке твоей Тамирии никаких защитных заклинаний.

   — В Сеталье такое не было нужно. А здесь… — он вдруг смутился, хотя никогда прежде не смущался перед девицами. — Я увидел тебя в этом платье и просто подумал, чего ему не хватает. Что будет уместно там, куда мы идем.

   — Опасаешься, что меня по дороге у тебя из-под носа похитит возница? Или сама старая кошелка позарится? — она фыркнула, еще раз придирчиво оглядела себя в зеркале и добавила, перехватив его взгляд в отражении:

   — Твоя невеста теперь без пяти минут магистр Королевской Академии. Не бойся, я сумею за себя постоять.

   — Верю, — серьезно сказал Дан. Достаточно было вспомнить, как она голову отмывала, да и настойку Таргуша определила мгновенно. — Но, прошу тебя, платье все же возьми другое. Так будет лучше.

   — Какая девушка не впечатлится таким широким жестом и такой неожиданно вежливой просьбой? С чего бы мне отказываться.

   Тут примчался мастер Тэйрис с платьем, и Дан спросил:

   — Здесь переоденешься? Мне выйти?

   — Выйди и заодно найди нам экипаж. Я догоню.

   Дан открыл дверь, посмотрел на стремительно удаляющуюся спину мастера Тэйриса — тот, видимо, спешил к другим клиентам. И шагнул обратно в комнату.

   — Послушай, Тэмми… как тебя звать на самом деле? Ты говорила, но, прости, в тот момент я не был настроен запоминать.

   — Создатель! За что мне это? — простонала она и резко обернулась. Обожгла раздраженным взглядом. — Аурелия Мильефорц. Аурелия. Запомнил?

   — Аурелия, — повторил Дан, ощущая, как непривычно протяженно прокатывается ее имя на языке. Аурелия.

   — Понятно, что при старой кошелке ты будешь звать меня Тамирией. В крайнем случае Тэм. Это я как-нибудь переживу. А мне… наверное Даном? Или Аданом? Как у вас принято?

   — Мне нравится Дан. Но это для неофициальной обстановки.

   — Ладно. Но если еще хоть раз назовешь меня Тэмми… Или деткой! Прокляну. Понял?

ГЛАВА 4

Вот уж кого-кого, а лошадей Аурелия любила всегда, поэтому вид сытой и довольной лошадиной морды настроение приподнял лучше, чем попытка хоть немного привести себя в порядок. В ее родном времени все давно пересели на автомобили, а лошади остались как показатель статуса и обеспеченности. У отца была отличная конюшня, на зависть всем ценителям. И иногда становилось даже жаль, что пора карет и дилижансов давно канула в прошлое. Как говорится, бойтесь своих желаний. Впрочем, в экипаж она садилась почти с удовольствием. А новое платье, вполне приличное и вроде бы подходящее для простушки из деревни, только добавляло приятных впечатлений. Правда, о том, на кого это платье пришлось напялить, Аурелия старалась не думать.

   Ей не то чтобы совсем не повезло с телом — Тэмми не была какой-нибудь кособокой уродиной, спасибо хоть за это, но к новому отражению в зеркале придется долго и мучительно привыкать. Из высокой стройной блондинки с идеальной фигурой она превратилась в сисястую коротышку, с хоть и тонкой, но широковатой, на вкус Аурелии, талией, да и бедра… ну ладно, здешняя мода излишки бедер слегка скрывала, но до идеала Тамирии было так же далеко, как ее жениху до столичного модника.

   А то и дальше. Разбираться в моде хотя бы научить можно, в конце концов, даже медведи поддаются дрессировке. А с фигуристой Тэмми в лучшем случае получится согнать небольшой избыток веса. И это почти ничего не даст, все недостатки (которые та наверняка считала достоинствами!) останутся при ней.

   — Далеко нам ехать? — спросила она, чтобы отвлечься от не слишком приятных мыслей. От обновок и лошадей, правда, стоило переключиться на тоже не слишком приятное, но гораздо более важное: на ее будущее в этом времени. Пока оставалась надежда, что только ближайшее будущее, именно так Аурелия и собиралась его воспринимать и обдумывать.

   — Порядочно, — не слишком уверенно отозвался Дан. — Мы на левом берегу Гиараны, ближе к западному предместью, а надо на правый, почти к Восточным воротам. И, если я не путаю, придется еще сделать крюк, потому что мост там, — он махнул рукой влево, — а после ехать туда, — и указал в противоположную сторону. — Помолчал и объяснил: — Я помню дом, Кайо мне показывал, но мы туда ехали не с этой стороны.

   — Я поняла. Исторический центр столицы, район Белой Набережной, с самыми дорогими особняками. Конечно, где еще жить семейству Агидара. Мост через Гиарану пока еще один? И, разумеется, никаких подземных туннелей. А лошади, какими бы удивительными созданиями ни были, медленнее автомобилей. Да и дорогам далеко до асфальтовых.

   — Расскажешь? — с искренним интересом спросил Дан.

   — Как-нибудь позже. Сейчас самое время кое-что обсудить. Я хочу заключить с тобой сделку. Контракт, — она поморщилась. Что-то подсказывало, что ни одно из этих слов для объяснений не годится. И что теперь? Разжевывать по буквам? «Создатель, дай мне сил и терпения!» — В общем, договор.

   — Договор? — переспросил он. — Зачем?

   — В мое время любое сотрудничество оформляется на бумаге и скрепляется магической печатью, иногда в присутствии свидетелей, но у нас другая ситуация, поэтому я пока согласна на устную договоренность.

   Он нахмурился:

   — Я понял, что ты имеешь в виду. Я не понимаю, зачем нам это надо. Договоренности нужны, когда без них все может развалиться. Когда один не доверяет другому. Ты мне не доверяешь?

   Аурелия фыркнула, в очередной раз окинув взглядом это чудо природы. Нет, ну и как с таким вот лопухом-не-от-мира-сего разговаривать? И, кстати! Совсем забыла! Мастер Тэйрис вошел в положение непутевой молодежи очень легко, а значит, не только наследник Агидара страдал странными причудами, другие детки богатых семейств, похоже, развлекались ничуть не хуже и не приличнее, чем в ее собственном времени. Поэтому у нее, кроме платья, туфель и нижнего белья, появилась еще и очень симпатичная маленькая сумочка с самым важным. Растянув шнурки-завязки, Аурелия вынула оттуда расческу и протянула Дану.

   — Причешись, наследник. На тебя смотреть страшно, не то что доверять.

   Тот с кивком взял расческу. Повертел в руках, пробормотал что-то вроде «авось не сломаю» и принялся раздирать свои лохмы.

   — Так вот, возвращаясь к нашему договору. Я тебя в первый раз сегодня вижу, и даже если бы сказала, что такой… эм… простодушный тип (не называть же прямо сейчас дураком или лопухом в лицо? Это совсем не деловой подход!) вызывает во мне немного доверия, то тебе-то с чего доверять кому-то вроде меня?

   — Головой думать не пробовала? — съязвил он. — Мне — не нужно тебе доверять или не доверять. Мне, по большому счету, все равно. Я ничего не собираюсь от тебя требовать. Ты — можешь мне не доверять. Если дура. А если умная, подумаешь, зачем бы я стал тебе вредить, и поймешь, что не стал бы и незачем. Мы не зависим друг от друга настолько, чтобы опасаться.

   — А кто говорил про «вредить»? — удивилась Аурелия. Что он вообще несет? — Мне просто нужны гарантии.

   — Если не вредить, то гарантии чего?

   — Того, что я не останусь посреди столицы одна и без монетки за душой. — Ну в самом деле, нельзя же быть настолько наивным! — А я со своей стороны гарантирую тебе помощь и поддержку в нелегком деле знакомства со старой кошелкой. А может, и не только знакомства. Ты ведь должен себя показать с лучшей стороны, как возможный наследник всей артефактной империи. Но пока не будем заглядывать так далеко. Если нас выставят с позором в первые десять минут знакомства, то в этом нет никакого смысла.

   Дан оставил в покое свою запущенную шевелюру на первой же ее фразе. И смотрел с каждым словом мрачнее и тяжелее, так что Аурелии пришлось взять себя в руки, чтобы спокойно довести мысль до конца. А когда она замолчала, не спешил отвечать. Так и рассматривал ее, будто только что увидел.

   — Что? — спросила она с вызовом.

   — Ответь мне. Как ты себе представляешь, в каких случаях ты можешь оказаться… как ты сказала? «Посреди столицы одна и без монетки за душой»? Лично я вижу только два. Первый — меня убили. Тогда никакие договоренности и даже клятвы с моей стороны ничем тебе не помогут. Второй — я оказался жадной сволочью. Предположим. Ты меня не знаешь и можешь думать всякое. Но что тогда? Если я жадная сволочь, то мне выгодно показать себя, как ты сама сказала, с лучшей стороны как возможный наследник всей империи. Скажи мне, Аурелия, — сейчас ее имя от него прозвучало не так приятно, как в первый раз, в магазине, скорее в нем угадывалось не произнесенное, но возникшее в мыслях проклятое «детка», а то и «папашина дочурка», — каким образом на одного из претендентов на огромное богатство может повлиять то, что он выкинул на улицу без единого эрса вдали от дома свою невесту, девушку настолько же знатного рода, как и у него, и вполне способную дойти с жалобой даже до королевской канцелярии? Какая выгода, если держать в уме, что жадный мерзавец, видимо, все же думает о своей выгоде, перевесит такой урон репутации?

   — О, если бы ты, мой наивный жених, немного лучше разбирался в хитросплетениях взаимоотношений древних и знатных родов и их наследников, ты бы не задавался такими вопросами, — она махнула рукой — уж рассказывать ему, как именно один знатный господин может уничтожить другого без малейшего ущерба для собственной репутации, сейчас точно не время и не место. — Но все-таки ты говоришь весьма интересные вещи. Тамирия… как там было? Я тоже не успела запомнить дословно все подробности нашего выдающегося знакомства. — А деревенская простушка, оказывается, вовсе и не простушка. Хоть и точно деревенская. С другой стороны, хотя в этом времени Сеталья то еще захолустье и действительно мало чем отличается от деревни, но все же какой-никакой, а центр провинции, там, кажется, даже порт уже в это время был. Тем лучше, значит, с платьем она не прогадала.

   — Тамирия Олгрус, — ровно сказал он. — Дочь Рубена Олгруса, кавалера ордена Закатного Льва, и Пенелопы Олгрус, в девичестве Дейос. По обеим линиям родословная насчитывает не менее семи веков. Обе фамилии не раз отмечались верным служением короне. Поверь, Тамирия не та девушка, которую может себе позволить безнаказанно выкинуть на улицу человек вроде меня.

   Неисправимо наивный дундук! Вот он кто. Да еще, похоже, с понятиями о чести и благородстве во всю голову. Аурелия откинулась на спинку сиденья и мечтательно прикрыла глаза. Узнать, что ты теперь все-таки не первая встречная провинциалка, а одна из Олгрусов, что и говорить, приятно. Хотя влияние этой семьи в ее время было мизерным, однако ж она знала одного Олгруса лично. Престарелый чудак-коллекционер жил далеко на севере и в столицу приезжал нечасто, собирал редкие вещицы и, конечно, артефакты. Но, Создатель, кто и как воспитывал здесь Тамирию, кто прививал ей основы этикета, развивал ее вкус, в конце концов? Видимо, никто. Жалость какая.

   — Давай так, — предложила она. — Я расскажу о твоей Тамирии и ее семействе, и если в чем-то категорически заблуждаюсь, ты поправишь.

   — Ты? — лившимся из него скепсисом можно было наполнить пару-тройку цистерн. — Давай, расскажи.

   — Рубен Олгрус, кавалер Льва и далее по списку, давным-давно уехал из столицы и отошел от дел. — Он слушал, не прерывал, значит, все верно. — Семейство, как и хозяйство, постепенно пришло в упадок. Дети, а их, скорее всего, много, получили только обязательное образование. Не знаю, как вас сейчас учат, но полагаю, это что-то вроде нескольких лет обучения основным дисциплинам. И заметь, никому в столице и окрестностях не было дела, что наследники знатной древней семьи не смогли обеспечить себе достойное полное образование. Их наверняка еще и презирали как нищебродов и отщепенцев, особенно ровесники. — Дан кивнул. Даже будто не ей, а собственным мыслям. — Думаю, Тамирии, а может, и ее сестрам или братьям, если они хоть сколько-нибудь честолюбивы, была невыносима даже мысль о том, чтобы прозябать в этой вашей… — «дыре» чуть было не сорвалось с губ, но Аурелия вовремя прикусила язык, — Сеталье. Чем они, кстати, там занимаются?

   — Магистр Рубен делает артефакты. Не на продажу, а так, для души. Ему нравится. Знаешь, — Дан оживился, — Борх говорит, из него мог бы получиться отличный артефактор, у него фантазия и нестандартный подход. Даже работу ему предлагал, но…

   — Но представителю столь древней и знатной семьи немыслимо работать на какого-то лавочника с кличкой «Кривой», — кивнула Аурелия. — Мать семейства, само собой, занята домом и детьми. А дети?

   — Старший, Кристэль, прибился к команде охотников на драконов. Второй сын, Майтэ — корабельный маг, он на королевской службе, охраняет торговые пути в Льдистом Море. Рик и Сэнс, они мои друзья, мы росли вместе, сейчас ушли с командой Кристэля. Пробная охота, если хорошо себя проявят, их оставят в команде. О Тэмми ты знаешь.

   — Пятеро, — кивнула Аурелия. — И снова заметь — ни один представитель другой богатой семьи не смог или, что вероятнее, не захотел помочь. Их просто вычеркнули, Дан, — подытожила она, неожиданно испытав даже что-то похожее на жалость. Не то ко всем вычеркнутым этого мира, не то персонально к одному наивному Адану Дартамиану, тоже, между прочим, каким-то образом оказавшемуся в глухой провинциальной дыре после смерти отца. — Такое случается. В обществе знатных и богатых даже чаще, чем где-то еще. Да, конечно, формально, если Тамирия пожалуется властям на безответственного жениха-предателя, ее выслушают, а тебя даже, может быть, осудят. Поговорят в гостиных за бокалом вина, пошепчутся. И все. Прав тот, у кого есть связи и влияние, кто на плаву, а не терпит крушение. Таков закон жизни.

   — Он гордый, — сказал вдруг Дан. — Магистр Рубен. Тэмми все ругалась, что он и в Сеталье застрял из-за своей гордости. Я не знаю, может, он не захотел принимать помощь, которая выглядела как подачки?

   — Возможно, — согласилась Аурелия. — Такое тоже случается. Самые гордые, как правило, и оказываются самыми бедными. И наоборот это тоже работает.

   — Наоборот? Ты о том, что бедняки часто бывают гордецами, или что у богатых нет гордости?

   — Первое, — вздохнула она. — Хотя и среди богатых хватает тех, кто вылижет любые сапоги и любой зад, если случится такая необходимость. Но я это все к тому, что имя — это иногда просто имя. Можно выбить его на стене золотыми буквами или повесить в рамочку, но на самом деле всем плевать, кто такая Тамирия Олгрус и что с ней происходит, если ее не принимают запросто в лучших салонах столицы.

   — А ты хочешь, чтобы тебя принимали запросто? В этих… салонах?

   Аурелия даже задумалась. Хочет ли она? Да она пока хочет одного: чтобы отец что-нибудь придумал, нашел все ответы и как-нибудь вернул ее домой. Ничего больше. Но если мыслить шире и смотреть в перспективе…

   — Я не знаю, — честно ответила она, непонятно кого удивив этой честностью больше — Дана или себя. — Меня всегда принимали, я по-другому не жила. Но если придется задержаться здесь… Понятия не имею, чем можно себя занять, да еще и умудриться выжить при этом. — Она повернула голову, взглянула на него прямо. — Я никогда ни в чем не нуждалась. И, если желаешь правду, не хочу узнать, каково это. Поэтому буду смотреть по обстоятельствам. Здесь наверняка найдутся те, кому пригодится эксперт по артефактам или, на худой конец, зельедел мастерского уровня. Но надо с чего-то начинать и быть хоть в чем-то уверенной. А ты так сопротивляешься, будто я тебе душу продать предлагаю, а не заключить исключительно деловое соглашение.

   — Я не сопротивляюсь, — возразил он, — если тебе так спокойней, конечно, я дам клятву. Просто хотел тебя понять.

   — И как? Понял? — Сомнение в голосе скрыть вряд ли получилось.

   — Не очень, — он обезоруживающе улыбнулся. — Ты умная. Решительная. Уверенная. Такая девушка должна считать, что всё всегда будет так, как она захочет. Но ты почему-то ждешь подвоха и не доверяешь никому. Это странно. Я всегда думал, что никому не верит только тот, кто всех боится, а всех боится — значит, слабак, который не умеет себя защитить. Но ты не похожа на слабую. — Он покачал головой: — Нет, не слабая.

   Что ж, стоило признать, что когда он не орал, не хамил, не хватал своими лапищами за горло, а еще вот так улыбался и говорил правильные вещи, слушать его было даже приятно. Ну, немного.

   — Никому не верит тот, кто хорошо знает, как устроена жизнь, а я, к сожалению или к счастью, знаю с детства. Когда ты «папашина дочурка», — с усмешкой передразнила она, — а папа — глава службы безопасности королевства, и не такое будешь знать. Но всегда есть исключения. Вот тебе я, например, пока верю. Потому что ты немного… эм… не от мира сего, да. А если пообещаешь, что больше не будешь изгонять из меня бесов, и вовсе перестану опасаться.

   Экипаж подпрыгнул на очередном ухабе, просел и остановился. Возница постучал в окошко:

   — Приехали, досточтимые сэны.

   Дан собирался выйти, но замер в полусогнутом виде, вцепившись в дверцу. Спросил сердито:

   — Другого места не мог найти остановиться?

   — Так дальше еще хуже, благородный сэн, — лениво ответил возница. — Обычно-то здесь такого не бывает, место чистое. Да я слыхал, третьего дня досточтимый магистр Нурдик, из во-он того, значть, домищи, — ткнул куда-то наискосок, — пытался лементаля водного обуздать. И, значть, не вышло. Вот.

   Дан ругнулся сквозь зубы, спрыгнул вниз, и Аурелия отчетливо услышала плеск воды. «Лементаля»? Элементаля, что ли? Не лемминга же на самом деле! Этот… Нурдик, он что, псих? Магистр — замахиваться на уровень, который не всякому магнусу по силам?

   — Тэм, — донеслось из-за двери, — выгляни, но не выходи. Я тебя подхвачу.

   Вокруг экипажа плескалось море. От одной стороны небольшой площади до другой. И где-то на далеком берегу маячило высокое крыльцо и спасительная дверь, наверное, того самого, нужного особняка.

   — А мост с берега на берег перекинуть гордость не позволяет? Или все плотники в этом море утонули?

   — Сносит, — охотно поведал возница. — Сам видел, досточтимая сэнья, во-он такенна волна, жуть!

   — А нас такенная волна не снесет? — с сомнением спросила Аурелия.

   — Экипаж ведь не снесла, — резонно заметил Дан.

   — Тех, кто вброд идет, он, значть, не трогает, — подтвердил возница.

   — Страшная месть водного элементаля. Во всех театрах столицы. Спешите видеть, — пробормотала Аурелия, приподнимаясь. — Ну тогда неси меня к вожделенной цели, мой отважный жених! Надеюсь, мы тут в самом деле не утопнем. Это было бы самой большой глупостью в моей жизни.

ГЛАВА 5

Вот теперь его лапищи оказались к месту! Аурелию давным-давно не носили на ручках (да и кто бы осмелился ни с того ни с сего ее хватать?!) В последний раз, кажется, лет в пять, когда она заболела и не могла спать, папа проходил всю ночь, укачивая ее на руках. Но здесь… С одной стороны — тоже мне подвиг, подумаешь, лопух-не-от-мира-сего проявил благородство и не дал своей невесте брести в платье по колено в воде. Разве он и не должен был?

   Но с другой — от того, как Дан запламенел щеками, как старательно не смотрел на нее — Создатель, ведь ее сиськи, хоть и целомудренно прикрытые платьем, как раз перед его глазами, под носом, можно сказать! — почему-то хотелось растрепать снова его свежерасчесанные лохмы. Таким… дружески-ободряющим жестом, да.

   Аурелия держалась за его шею, крепко сцепив пальцы в замок. Слишком похоже на объятия. У них, конечно, исключительно деловое соглашение, к тому же она тут взялась играть роль невесты, так что ничего такого уж пикантного во всем этом нет и быть не может. Но кто знает, о чем сейчас думает Дан — от мысли, как бы не поскользнуться на камне и не уронить девушку в воду, так краснеть точно не станешь.

   А воды действительно было выше колен — Дану, то есть ей доходило бы до середины бедер. Проще было бы проплыть. Да, прямо во всем этом платье, фыркнула про себя Аурелия. Хорошо бы она смотрелась! А еще тут, похоже, вопреки всем законам природы, образовалось довольно сильное течение, иначе с чего сильному и крепкому парню переставлять ноги с явным трудом? Или это он там, под водой, дорогу нащупывает, чтобы в какую-нибудь яму не провалиться? Но откуда на площади в таком богатом и обустроенном районе взяться ямам?

   Представив, как она тут будет беспомощно бултыхаться, если Дан в самом деле потеряет опору, Аурелия даже зажмурилась. Уж скорей бы дойти… доехать. В общем, добраться до нужного крыльца.

   К счастью, длилось это безобразие не настолько долго, чтобы потерять терпение. Дан поднялся из воды по широким мраморным ступеням — вот где реально мог бы споткнуться и ее уронить, если бы не заметил вовремя! Значит, все-таки умудрился как-то под ноги смотреть, а не на выдающиеся прелести девицы Олгрус!

   Раз, два, три… семь ступеней, и Дан поставил ее на ноги. Бережно, словно какую-нибудь древнюю вазу. Аурелия торопливо разомкнула руки.

   Подол платья все-таки вымок, но лучше уж подол, чем полностью!

   Она только собралась наложить на себя — и, так уж и быть, на Дана заодно! — высушивающие чары, как от крыльца повеяло жаром. Пять секунд — Аурелия считала — и они оба стояли абсолютно сухие на абсолютно чистом крыльце без малейших следов влаги.

   Пять секунд!

   — Создатель, я хочу это изучить! — потрясенно прошептала она. Артефактное крыльцо Агидара, то самое! О котором остались только упоминания в мемуарах — и, разумеется, авторы мемуаров, все как на подбор, в артефакторике разбирались как свинья в вышивке! Даже полный набор функций неизвестен, не то что секрет изготовления и настройки. Но изумляться и восхищаться долго ей не дали. В двери что-то щелкнуло — кстати, а где здесь ручка? Дверной молоток? Как вообще… — и глубокий хрипловатый голос произнес прямо из пустоты:

   — Приветствую вас, почтенные сэны, в благороднейшем доме Агидара. Соизвольте представиться и сообщить цель визита.

   Так-так, у нас тут еще и голосовая артефакторика в наличии! Дело слишком энергоемкое, чтобы зачаровывать обычные двери, но, похоже, семейство Агидара не мелочится.

   — Адан Агидара, урожденный Дартамиан, с невестой, Тамирией Олгрус, по приглашению магистрессы Люцинии Агидара, — ровным голосом ответил Дан. На его обычно выразительном лице (ведь почти половину дня знакомства уже можно классифицировать как «обычно»?) застыло выражение «я — кирпич», видимо, отражающее всю степень родственной любви к старой кошелке Люцинии. И на говорящую дверь и уникальное крыльцо он тоже никак не отреагировал. Как будто каждый день по таким топает и с голосами в дверях общается.

   Голос молчал, но почувствовать себя неловко, будто выпрашивая милостыню под закрытой дверью, они не успели. Снова щелкнуло, и дверь слегка приоткрылась. Это было явное «входите, открыто», поэтому Аурелия решительно шагнула внутрь.

   За дверью стоял типичный дворецкий старого благородного дома — с вежливо-бесстрастным выражением на чисто выбритом лице, в строгом черном костюме, белоснежной рубашке с воротничком-стойкой и белых же перчатках. Склонил голову навстречу гостям и произнес густым, прямо-таки оперным басом:

   — Рад приветствовать, сэнья Олгрус. Сэн Адан, вас ждали еще на той неделе. Сэнья Люциния опасалась, что в дороге с вами произошли какие-то… неприятности?

   — Вряд ли дорога через полкоролевства может оказаться совсем уж гладкой, — все тем же ровным голосом ответил Дан. — Но, как видите, я здесь.

   — Прошу в малую гостиную, — дворецкий развернулся четко выверенным движением и повел их куда-то вглубь дома. Вернее, пошел, очевидно, в полной уверенности, что гости последуют за ним. Они и последовали. А что еще оставалось?

   Вертеть головой, наверное, все же не стоило. Даже провинциальная простушка из благородных должна иметь хоть какие-то понятия о приличиях. Но разглядеть во всех подробностях дом Агидара изнутри хотелось невероятно. Это же не просто какой-нибудь памятник архитектуры и истории, из которого все кому не лень растащили все мало-мальски ценное и достойное внимания, это обитаемый особняк Агидара, со всеми его тайнами и наверняка скелетами в шкафах. Их-то, конечно, не разглядишь, хоть извертись, но вот узнать, как жила самая известная семья артефакторов королевства, а может, и всего мира — это шанс, за который многие ее современники продали бы и маму с папой, и душу в придачу. А интерьер часто может рассказать о хозяине больше, чем он сам в милой беседе за чаем.

   Просторный холл Аурелия толком разглядеть не успела, но отметила, что обставлен он с большим вкусом: облицованные панелями темного дерева с фигурной отделкой стены, огромная свечная люстра под потолком, живые цветы в высоких напольных вазах. Света было достаточно, чтобы не чувствовать себя слепым кротом, как в некоторых древних замках, а ковер под ногами, явно ручной работы, гармонично сочетался с орнаментом напольных плит.

   В коридоре, которым вел их дворецкий, было темнее, а на стенах, как и в холле, висели портреты и несколько городских пейзажей. Может, даже кисти Хайе Ларгоды.

   Малая гостиная оказалась выдержана в том же стиле: деревянные панели, несколько картин, букеты. Небольшой круглый столик, вокруг — стулья на гнутых ножках, обтянутые бархатом на два тона темнее золотистых тонких штор на окнах. А из этих самых окон отлично просматривалась вся затопленная площадь! Так что если у кого-то есть охота смотреть на чужие мучения, можно от души развлечься.

   Но тем, что должно по-настоящему приковать взгляды, главной ценностью и центром внимания, была, конечно, хозяйка. Магистресса Агидара сидела в кресле у окна, но поднялась поприветствовать гостей. Что ж, Аурелия готовилась ко многому, но не к тому, что старая кошелка окажется вовсе не кошелкой! И тем более не старой! Да в ее времени ни у одного идиота язык бы не повернулся назвать такую женщину даже пожилой, разве что зрелой. Тонкая, с узкой костью и уверенными движениями, затянутая в черное траурное платье ослепительная блондинка с яркими живыми глазами цвета бледно-голубого аквамарина смотрела на них с легкой насмешкой и вызовом.

   Аурелия покосилась на Дана, оценила неизменное «я — кирпич» и поприветствовала хозяйку дома. Ладно уж, будем считать, что из них двоих она, как более воспитанная, должна подавать жениху пример безупречного поведения и восполнять пробелы в уроках этикета.

   — Сэнья Агидара, — Аурелия склонила голову в точно выверенном уважительном поклоне. — Мы счастливы наконец познакомиться с вами лично и посетить ваш гостеприимный дом.

   — Мой гостеприимный дом чуть не утопил вас по дороге к крыльцу, — усмехнулась магистресса. — Жаль, что столица открылась вам сразу с такой… мокрой стороны. Я тоже, несомненно, счастлива впервые лицезреть нового члена семьи и его обворожительную спутницу. Присаживайтесь, думаю, до обеда мы как раз успеем выпить кофе. Вам ведь не помешает потом немного отдохнуть с дороги, не так ли?

   — Я не устал, — брякнул Дан. Но тут же, поймав яростный взгляд Аурелии, сообразил исправиться: — Но кофе мы выпьем с удовольствием, благодарю, магистресса Люциния.

   И даже хватило ума дождаться, пока усядутся дамы. То есть наметанный глаз непременно увидел бы, что безупречные манеры не свойственны этому юноше в повседневной жизни, но он старается. И сэнья Агидара, конечно, тоже это отметила.

   — Ступай, Леон, — сказала она дворецкому, — дальше мы и сами справимся. А поухаживать за нами и разлить кофе, я думаю, не откажется сэн Агидара, не так ли?

   — Конечно, — не моргнув глазом согласился Дан.

   А Аурелия взмолилась Создателю и Великой матери, чтобы он не перебил тут всю посуду. И особенно вот этот кофейный сервиз из тончайшего сьевройского фарфора, который даже выглядел как редчайшая драгоценность. А то такими темпами от части наследства его Кайо и крошек не останется!

   Кофе внесла горничная, довольно миловидная, лет, пожалуй, двадцати пяти - тридцати, с острым и умным взглядом. Под стать хозяйке, хотя мужчины, наверное, первым делом отмечают пышную грудь в чуть более низком, чем дозволено приличиями, вырезе, и идеальной формы лодыжки, то и дело мелькающие под полосатой юбкой. Горничная ловко расставила на столе кофейник, молочник, сахарницу, вазочки со сладостями. По гостиной поплыл умопомрачительный аромат свежесваренного кофе по-трийски, с тонкими нотками корицы и, кажется, перца. Аурелия глубоко вздохнула и не сдержала блаженной улыбки. Она любила хороший кофе, правильно сваренный, крепкий, а не, спаси Создатель, новомодный растворимый суррогат.

   Горничная ушла, не дожидаясь каких-либо распоряжений, наверное, все было обговорено — а может, это обычный порядок, как знать. Аурелия нетерпеливо взглянула на Дана. Он собрался разлить им кофе к следующему году? Или не знает, как подступиться к кофейнику — сидя или стоя?

   То ли поймав ее взгляд, то ли просто перестав наконец-то тормозить, Дан привстал и, надо признать, довольно ловко справился. Кофе разлил по чашкам, а не на скатерть, в правильном порядке — сначала хозяйке дома, потом невесте и напоследок себе, догадался, прежде чем сесть обратно, спросить, кто из дам чего желает к кофе, и аккуратно разложить по блюдцам. И даже, слава Великой матери, не запутался в названиях! Ладно, с таким материалом можно работать, как сказал бы ее наставник по зельеделию.

   Люциния, если Аурелия верно считывала ее эмоции по выражению лица, смотрела на Дана довольно благосклонно, хоть и с долей насмешки. Он вызывал в ней легкий интерес и что-то вроде здоровой и вполне уместной в такой ситуации подозрительности. Хотелось бы знать, что ей известно о нем, кроме самого главного: ее умерший сын с какой-то радости сделал непонятного парня из глухомани своим единственным узаконенным наследником.

   — Я предпочла бы обойтись без банальностей вроде вопросов о дороге, погоде и самочувствии, — сказала Люциния, сделав крошечный глоточек из чашки, — и буду рада, если вы тоже не станете пытаться вести со мной светскую беседу ни о чем. Терять время на такие неважные вещи — не в моих привычках. Да и вам, я думаю, так будет проще.

   Изумительный пример того, как можно вежливо сказать человеку, что он неотесанный болван. Аурелия оценила. Впрочем, слова Люцинии не походили на оскорбление, она не ставила перед собой цели кого-то унизить, всего лишь констатировала факт.

   — Я пригласила вас, сэн Адан, чтобы познакомиться с единственным наследником моего сына. Мне кажется, что в сложившихся обстоятельствах нам обоим не помешает узнать друг друга. Поэтому я предлагаю вам задержаться в столице на какое-то время. И, разумеется, скрасить мои будни в этом огромном доме. Он, согласитесь, слишком велик для меня одной.

   — Сэнья Люциния, — Дан поставил чашечку, из которой едва ли сделал хоть один глоток, — я не помню своих родителей. Я не знал даже своей фамилии, пока ваш сын меня не отыскал. Я… Не знаю, поймете ли вы меня, я не очень силен в правильном выражении мыслей, но… Я любил вашего сына. Он действительно хотел стать для меня отцом. А стал, возможно, старшим братом, но в любом случае он был самым близким для меня человеком. Я не рад этому наследству. Я предпочел бы… — он замолчал, взял чашечку, поставил обратно. Сжал руку в кулак и сказал резко: — Я не знаю, какие черти его понесли в то плавание!

   Аурелия слышала, что так бывает у сильных магов при потере контроля, а может, и у необученных как следует тоже, но вот испытать на себе еще ни разу не доводилось. Чистая, плотная сила потекла от Дана во все стороны. Она сегодня уже чувствовала ее, но тогда поток был направленным, а сейчас — абсолютно хаотичным. Дан контролировал эмоции, хоть как-то, видно, очень стараясь, но вот сдержать магию, похоже, не умел. И ведь ничего с этим не поделаешь. Не руну же запечатывающую ему на лбу рисовать, в самом деле! Аурелия качнулась вперед, накрыла его руку своей, сказала негромко:

   — Ты не виноват. Это было его решением.

   — Я скажу вам больше, сэн Адан, — заговорила Люциния, до этого молча наблюдавшая за происходящим. — Я мать, и я тоже никогда не знала, какие черти несут моего сына по жизни. А он несся в такие дебри, что страшно даже представить. Но это плавание…

   Она дотронулась до тяжелого браслета на запястье. В глаза он бросался сразу — крупные натуральные камни разных форм и размеров, плотно подогнанные друг к другу, выглядели необычно, но на удивление красиво. Аурелия, приглядевшись внимательнее, уже не смогла отвести взгляд. И без всякой магии было ясно, что браслет — далеко не простая безделушка.

   — Леон, принеси шкатулку с письмами из кабинета, — Люциния, заметив ее взгляд, улыбнулась: — Вы интересуетесь артефактами, сэнья Тамирия?

   — Крайне интересуюсь, — призналась Аурелия. Не отпираться же, когда тебе задают такие правильные вопросы. К тому же, если Рубен Олгрус увлекается артефакторикой, его дочь вполне может находить ее занимательной. — Особенно такими уникальными.

   Развить тему помешал дворецкий. Люциния, приняв от него шкатулку, вынула конверт и положила на стол перед Даном.

   — Думаю, здесь вы найдете немного ответов на свои вопросы. Это письмо было последним. Кайо отправил его из Магарейры, это, если я не путаю, где-то на Крокодиловых островах. За неделю до того как… — Она не стала продолжать. Добавила, помолчав:

   — Леон покажет вам комнаты, и, я надеюсь, вы составите мне компанию за обедом. Будет еще несколько гостей, но об этом позже.

ГЛАВА 6

Магарейра. Дан обвел пальцем почтовый штамп на конверте. Кайо и ему оттуда написал, это была последняя остановка перед длительным и опасным переходом через океан. Дан помнил то письмо почти наизусть. Кайо много и подробно описывал будни на «Непобедимом», потешался над корабельным коком, у которого была удивительная для моряка фобия — он боялся живых рыб, всегда требовал, чтобы свежий улов как следует умертвили, прежде чем принести на камбуз. Описывал Крокодиловы острова и туземцев, рассуждал о местной магии, о странных обычаях, упомянул вскользь, словно смущаясь, что девушки там считают за благословение Великой матери, если получится родить от моряка с проходящего судна, и такой ребенок не считается отродьем чужака, как бывает в других местах, его отцом называют вождя племени. Ну да, и в итоге половина племени называет вождя папой.

   Кайо умел описать все это так, что у Дана словно перед глазами стояли, как живые, и девушки-туземки в стеклянных бусах и пестрых коротких юбках, и пальмы над белым песком, и кок с выпученными глазами, отпрыгивающий от раззявившей пасть недобитой рыбины. Но он и представить не мог, чтобы Кайо о том же самом писал своей матери. Которая, хоть и оказалась совсем не старухой, как он до сих пор представлял, и голос у нее дрогнул, когда разговор зашел о сыне, но все-таки… Все-таки разве она не выгнала его когда-то?

   Письмо было толстым. Дан вынул из конверта пачку листов, осторожно расправил.

   Он сидел за столом в отведенной ему комнате, за окном ярко светило солнце, и почему-то вспоминался такой же солнечный день, когда в Сеталью вернулась выжившая часть команды «Непобедимого». Сэнья Люциния сказала точно. Неделя. Через неделю после выхода из Магарейры корабль попал в полосу шквала, был поврежден так, что о переходе через океан не могло быть и речи, с трудом дополз обратно до архипелага. А там наткнулись на пиратскую засаду. Бой был быстрым и кровавым. И Кайо… одному из многих, не повезло.

   «Здравствуйте, матушка».

   Дан смотрел на письмо и с трудом сдерживал рвущуюся наружу бесконтрольную магию. Один раз уже едва не устроил разгром и безобразие, спасибо, Аурелия заметила и успокоила, а сэнья Люциния отвлекла письмом. «Старая кошелка», которую Кайо, оказывается, называл матушкой. Хотя бы в письмах. Оно ведь не единственное, сэнья Люциния сказала — «последнее».

   А эти пятна, расплывшиеся чернила. Она… плакала?

   «Здравствуйте, матушка.

   Вы, пожалуй, удивитесь, увидев, откуда прибыло это письмо. Я должен был написать Вам раньше, но, честно сказать, закрутился — сборы в долгое путешествие, особенно морское, всегда требуют немало времени. Нет, я не стал внезапно моряком, на борту я буду почти в роли балласта, или скорее пассажира — балласт не требует спального места и пропитания (да, знаю, шутка снова получилась неуклюжей). «Непобедимый» отправляется в кругосветное плавание, с поручением от Адмиралтейства уточнить карты берегов и течений, а также собрать сведения о землях, которые мы посетим. Это почетная миссия, достойная наследника нашей семьи. Знаю, Вы сейчас подумали, что не худо бы мне сначала обзавестись собственным наследником, во избежание внезапных трагических случайностей, а точнее, их последствий для рода. Признаться, я и сам уже подумывал о том, что пора остепениться. Вернусь — можно будет и о женитьбе подумать, как считаете, матушка? Пока же я позаботился сразу и о нашем роде, и о сыне бедного Эктора. Перед тем как отправиться в путь, я официально дал Адану нашу фамилию и сделал своим наследником. Если со мной случится несчастье, не будьте к мальчику чрезмерно строги, у меня было слишком мало времени на его воспитание. Поверьте, матушка, у Дана превосходные задатки. Эктор гордился бы им, а я счастлив, что успел сделать для него хоть что-то. Правда, вы, возможно, сказали бы, что он уродился таким же благородным безумцем. Но лучше быть благородным безумцем, чем прижимистым подлецом, не так ли?»

   Дан перевернул лист, но не спешил читать дальше. Дыхание перехватывало. Он не ожидал… не думал, что Кайо пишет о нем своей матери, и что он так превосходно отзывается о том, кому в глаза чаще говорил «учить тебя и учить, пока толк будет».

   И, хотелось бы знать, о ком он думал, когда писал последнюю фразу, о прижимистых подлецах? Сэнья Люциния знает? И достанет ли у него смелости спросить?

   И, наверное, самое главное… Если он думал жениться — была ли у него девушка на примете? И не могло ли с той девушкой случиться то же, что с матерью самого Дана?

   Наверное, если кто-то был, он написал бы сэнье Люцинии. Раз уж попросил позаботиться о нем, Адане, то как бы он мог забыть ту, которую любит?

   «Думаю, на тот случай, если судьбой Адана придется заняться Вам, я должен предупредить. У него не так давно появилась невеста, причем появилась весьма странным образом. Она дочь Рубена Олгруса и Пенелопы Дейос, которую Вы, как я помню, упоминали не слишком лестно. Не могу сказать, насколько в дочери много от матери, надеюсь, она взяла больше от отца. Магистр Олгрус, безусловно, честен, благороден, мягок (возможно, даже сверх меры), и Вы наверняка оценили бы его увлечение: он создает весьма интересные артефакты. Я не могу сказать ни единого дурного слова о его сыновьях. Что касается дочери, Тамирия дружила с Аданом с детских лет, но только после того, как он сменил фамилию на Агидара, она стала во всеуслышание называть себя его невестой. Причем, я даже не уверен, что Адан делал ей предложение. Во всяком случае, меня он не просил о разговоре с ее отцом, как следовало бы по обычаю».

   А в самом деле, как так вышло? Дан действительно не просил руки Тамирии ни у нее самой, ни у ее родителей, ни сам, ни через приемного отца. Он даже не может точно вспомнить, когда «сестренка друзей» превратилась в «невесту». Сэнья Пенелопа всегда была к нему добра. Он не знал, что нелестного можно было бы о ней сказать. Наверное, он был бы счастлив, будь она его матерью. Даже для безродного приемыша, друга ее «дорогих мальчиков», у нее всегда находилось ласковое слово и пусть простой, но сытный ужин. Да и за них с Тэмми она радовалась очень искренне. Но и желание дочери ехать с ним в столицу, в отличие от магистра Рубена, поддержала. А, если подумать, мать не должна, наверное, отпускать незамужнюю дочь одну с мужчиной, даже с женихом? Да еще через все королевство? А сэн Олгрус всегда уступал жене, уступил и в этот раз.

   «...как следовало бы по обычаю. Впрочем, Тамирия, хоть и несколько невоспитанна по сравнению со столичными девушками, и на Ваш вкус наверняка вызывающе вульгарна, все же довольно талантлива, как и все дети магистра Рубена, и этот брак может стать удачным для рода, хотя финансовой прибыли, конечно, не принесет. Я боюсь, что даже приданое для нее будет куплено стороной жениха. Но это все мелочи. Не хотелось бы только, чтобы их союз раньше или позже стал для Адана разочарованием.

   Конечно, я надеюсь, что на самом деле мы все это еще обсудим при личной встрече: Адан заявил прямо, что желает видеть меня на своей свадьбе и готов ждать, к тому же он намерен привести молодую жену в собственный дом, а для этого должен еще немало скопить.

   Да, признаюсь честно, я о многом хочу с Вами поговорить, и это будет, надеюсь, спокойный и серьезный разговор, а не то безобразие, которое мы оба устроили двадцать лет назад. Я твердо Вам обещаю, матушка, что это путешествие станет моим последним безумством. Надеюсь, Вы поверите, что я в своих странствиях уже достаточно набрался ума, и простите мне и ошибки, и мою злость. Я до сих пор злюсь, разумеется, потому что Вы выставили меня из родного дома, как нашкодившего щенка, но сейчас наконец понимаю, что мне, как Вы и говорили, необходимо было повзрослеть. Попробовать жизнь на вкус, не ожидая от Вас помощи и защиты в любой неясной ситуации. Кстати, из содержания, которое Вы мне назначили, у меня в последние годы получалось немного откладывать, так что я даже кое-что скопил, на всякий случай. Надеюсь, Вы оцените такие перемены.

   Простите меня за лишние седые волосы в Вашей как всегда безупречной прическе. И готовьтесь к встрече.

   Ваш непутевый, но все еще любящий сын,

   Кайо Агидара»

   — Последнее безумство, — медленно повторил Дан. Так и случилось, хотя вряд ли Кайо имел в виду настолько печальный финал. Издевательски буквальное исполнение обещания. У судьбы отвратительное чувство юмора.

   Неудивительно, что последний лист тоже в расплывшихся чернилах. Какая мать не плакала бы, читая это? Если даже он, мужчина, с трудом сдерживался!

   Оставаться в одиночестве стало невыносимо. Он сможет не заплакать, но сумеет ли сдержать дурную силу, которая так и рвется наружу, желая смести все вокруг, лишь бы выплеснуть горе?

   Аурелия в соседней комнате, за стеной. Несколько шагов по коридору. Наверное, лучше войти к ней через дверь, чем разнести случайно стену. Как-то у нее получилось уже один раз успокоить его магию.

   — Войдите, — откликнулась она на стук.

   Дан шагнул в комнату, прикрыл за собой дверь и остановился. Смотрел на Аурелию, впервые пытаясь осознанно найти отличия. Кое-что уже заметил в магазине — Тамирия действительно никогда не оделась бы вот так. Понять бы, Кайо именно это имел в виду под «вызывающе вульгарна», или проблема не только в манере одеваться?

   — Что означает этот взгляд? — спросила Аурелия.

   — Кайо назвал Тэмми вульгарной. Вызывающе вульгарной. Как думаешь, что он мог иметь в виду?

   — Да что угодно. По отдельности или все сразу. Вот уж нашел, о чем спросить. Впрочем… — она прошла в комнату, села в кресло и махнула ему на другое. — Можем разобраться. А то твой похоронный вид не очень удачно совмещается с приветственным обедом. Надо отвлечься. Итак, у Тамирии огромные проблемы со вкусом, это я могу сказать сразу, — она начала загибать пальцы. — Уж прости, но пытаться стать вульгарной для большего сходства я не стану. И тот аляпистый кошмар из ее дорожного мешка не надену даже под пытками! Что дальше? Полагаю, с воспитанием тоже не все в порядке, в смысле, вспомни наше знакомство с Люцинией и подумай, как на моем месте вела бы себя Тамирия. Предположить ты наверняка можешь. Это два. Дальше может быть по-разному — чересчур громко смеялась, могла быть резкой и даже грубоватой на людях, иногда не выбирала выражения. Могла и устроить сцену у всех на виду. Смотрю, ты не возражаешь. Так и было? Ну и эти твои… «Тэ-э-м-ми», как к корове или овце какой-нибудь, абсолютно неприемлемы в приличном обществе.

   И это она еще не знает, подумал Дан, как Тэм называла его. Дэ-энни! Вот и хорошо, что не знает. Это «Дэнни» его всегда изрядно раздражало.

   — Значит, Кайо она не нравилась. А мне он не говорил ничего. Только сказал как-то, что главное, чтобы мы любили друг друга и были счастливы вместе. А… матери, — он запнулся на этом слове, — написал, что боится. Боится, чтобы я не разочаровался в ней когда-нибудь.

   Аурелия пожала плечами.

   — Может быть, он замечал больше, чем ты. Влюбленные иногда удручающе слепы. Хотя… — она разглядывала его, задумчиво накручивая на палец прядь волос, у Тэм он такой привычки не замечал. — Если лезу не в свое дело, так и скажи. Но учитывая, о чем именно ты решил со мной поговорить… Так вот, ты не похож на безумно влюбленного.

   — Он хотел жениться, когда вернется, — невпопад сообщил Дан. — И пообещал, что это будет «последнее безумство». Это плавание. И погиб. Я… я боюсь не сдержаться. — Помолчал, всматриваясь в сосредоточенное лицо Аурелии — выражение было незнакомым, не свойственным Тамирии. — Кайо написал матери о нас, обо мне и Тэм… Тамирии. И там было кое-что, о чем я не думал. Не замечал кое-чего… странного? Неправильного, наверное.

   — То есть ты нашел проблему, которая требует здравомыслия и логического подхода, чтобы не сорваться в неконтролируемые эмоции? — она кивнула. — Это может сработать. Что именно кажется тебе неправильным?

   — Если делать все, как положено, Кайо должен был отправиться к магистру Рубену и попросить руки его дочери для своего приемного сына. Но ничего такого не было. Он, наверное, решил, что я сам сделал ей предложение. Но я тоже не… Не спрашивал ни Тамирию, ни ее родителей. Не предлагал. Я даже не могу вспомнить, когда это все началось.

   — Создатель! Ну почему ты такой… такой здоровый вымахал и такой ужасно, просто нечеловечески наивный! — воскликнула она и тут же нахмурилась. — Что значит, не помнишь? Ты же называл ее невестой? Сам! Значит, ты считал ее невестой. Ты вообще был в нее влюблен-то? Или внезапно страстно захотел дом-жену-десяток детей? — она вдруг выпрямилась, напряженно вглядываясь в его лицо. — Если внезапно захотел, то все может быть хуже, чем мне представлялось.

   — Ты о чем думаешь, — нахмурился Дан, — что она меня опоила? Не могла, у меня амулет от приворотов. Магистр Рубен сам делал, у него хорошие амулеты.

   — Ее отец? — скептически спросила Аурелия.

   — Он честный человек. Во всем честный, понимаешь? И гордый.

   — Да, ты говорил о гордости, — кивнула Аурелия. — Но все же… Можешь показать этот амулет? Он при тебе?

   Дан потянул через голову цепочку с подвеской. Подвеска, оправленный в серебро горный хрусталь, неярко светилась.

   — Видишь, заряд еще есть. Магистр Рубен зачаровал так, чтобы можно было подзарядить, когда защита ослабнет. — Камень мягко упал в подставленную ладонь Аурелии, следом стекла тонкая цепочка — подарок Тамирии.

   — Амулет занятный, — сказала та, подержав его в кулаке. — Простенький, но сильный. Только он охраняет от приворотов. Которые наслать на тебя могут разве что деревенские простушки и ведьмы-самоучки. Не такие, как твоя Тэм. — Она усмехнулась, пропустила цепочку между пальцами. — А вот здесь уже интереснее. Это тоже подарок магистра?

   — Нет, — Дан невольно улыбнулся, в груди разлилось привычное тепло. — Это Тэмми… Тамирия. Она сказала, что я вечно все теряю, и она совсем не хочет, чтобы я потерял защиту, которую сделал для меня ее отец.

   — Это она не хотела тебя потерять, дундук!

   — Ты о чем?

   — Здесь чары. Очень тонкая работа, не подкопаешься, — Аурелия поводила ладонью над цепочкой, прикрыла глаза. — Если не знать, что искать, найдешь только оберег от сглаза, но если быть мной… То это хомут. Что-то вроде подстраховки для другой магии. А вот замок должен быть не здесь. Скажи мне, Дан, ты знаешь, как ощущаются ментальные воздействия?

   Дан сосредоточенно напряг память. Кайо тоже спросил однажды. А потом долго объяснял, только все это звучало очень уж сложно и непонятно. О снижении критического мышления, повышенной мечтательности, и он даже не мог вспомнить, что еще.

   — Нет, — ответил коротко.

   — Значит, почувствовать ты ничего не смог бы, и защититься тоже. На что же она могла тебя поймать? Вы часто занимались любовью?

   — Ты что?! — Дан как-то даже испугался. — Тэм приличная девушка.

   — Зато ты неприличный, — усмехнулась Аурелия, — вон, все окрестные бордели знаешь.

   — Парням можно, — решительно отмел Дан. Откуда она, собственно, взяла, что он знает все окрестные бордели?! Но сейчас не о том речь. — Бордели для того и существуют, чтобы не оскорблять невесту неуместными домогательствами.

   — Кто тебе сказал такую чушь?! Создатель! Что за пыль веков и дремучая древность! Но ладно, пока не об этом. Значит, не то. Может, она отличная хозяйка? Кормила тебя вкусностями, обхаживала, заботилась?

   Вопрос о заботе захотелось обойти стороной: Сеталья вспоминалась смутно, словно дымкой подернутая, а вот дорога… В дороге Тэмми гораздо больше заботилась о себе, чем о нем. Тогда это казалось правильным, все-таки она девушка, конечно, ей нужно больше комфорта, чем мужчине. Но потребности и желание позаботиться о любимом… возможно, если подумать, Тэм все-таки могла бы вести себя иначе?

   — Конечно, она хорошая хозяйка, — уверенно сказал Дан. — Все-таки ее сэнья Пенелопа учила, а вести дом при большой семье вряд ли просто. И пироги у нее вкусные.

   — У Тэм? — с сомнением спросила Аурелия.

   — У ее матери, — терпеливо объяснил Дан, — но Тэмми, конечно же, ей помогала.

   — Как интересно! — оживилась вдруг Аурелия. — Ты это своими глазами видел, или Тэмми рассказывала?

   — Как я мог не видеть? Я в их доме бываю с… с шести лет, да.

   — И, наверное, хотел такую же большую, дружную, счастливую семью? С пирогами и кучей детей?

   — Конечно! А кто бы не хотел?

   Аурелия только презрительно фыркнула.

   — Кажется, я поняла, что за крючок она выбрала. А теперь давай-ка, жертва самого идиотского приворота в мире, закрой глаза и расслабься. Надо кое-что проверить.

   «Что ты такое несешь про приворот!» — хотел возмутиться Дан, но решил пока не спорить. Ясно же, что она собирается проверить. Вот не найдет ничего, тогда и сказать ничего не сможет. Он откинулся на спинку кресла, вытянув руки вдоль подлокотников и закрыл глаза.

   Она подошла ближе, Дан слышал легкий шорох платья и ощущал едва уловимый запах каких-то весенних цветов, совсем не похожий на сочные и насыщенные духи Тэм. Потом почувствовал ладонь на лбу и другую, на затылке. От ладоней шло тепло, спокойное и расслабляющее. Даже спать захотелось.

   — Дундук как есть. Лопух! Дурень самый настоящий. Тут такой роскошный ментальный след, в канат толщиной, а ты и не заметил. А вот Кайо твой, наверное, что-то подозревал. Но то ли наслушался про большую семью и решил, что ты в самом деле об этом мечтаешь, то ли решил подождать и поймать с поличным, если дело зайдет слишком далеко. Только вот не учел, что воздействие не внешнее, а глубоко проросшее из твоих же желаний. Из одиночества и беспризорного детства. А акцептор далеко не идиот, рисковать и доводить тебя до состояния овоща не собирается, а на крайний случай подстраховался. Надел хомут и закольцевал реакции.

   — Подожди! — взмолился Дан. — О чем ты? Я половины не понимаю! Аце-кто?

   — Тэмми твоя, — огрызнулась Аурелия. — Акцептор. Тот, кто наложил это воздействие и контролирует его и объект. Свою жертву. В данном случае — тебя. Она старалась не выпускать тебя из поля зрения. Особенно надолго. Верно? Могла ни с того ни с сего явиться в гости, вмешаться в разговор с другими, на охоту с тобой, наверное, не ходила, такое было бы чересчур, на этот случай имелась страховка — хомут, надетый добровольно. Ты сам сунул голову в петлю. Даже в прямом смысле.

   — Ну да, — медленно согласился Дан. — На охоту не ходила. Но в столицу со мной она поехала, хотя это неприлично.

   — Она не могла не понимать, что рискует не понравиться знатной сэнье за такие вызывающие выкрутасы, большого наследства хотела очень, но упустить тебя вместе с маленьким было страшнее. Ты впервые задумался о странностях только после письма Кайо, или после того, как Тэмми исчезла?

   Дан снова вспомнил свои мысли в пути, смутное ощущение неправильности и досады.

   — В дороге. Мы ехали в почтовой карете, она внутри, а я на крыше. Вот тогда. После как-то забылось. Потом… уже с тобой. Я смотрел на тебя в этом платье и… Нет, не о странностях, но… Будто что-то очень резко изменилось. Я непонятно говорю, наверное?

   — Да нет, понятно. Продолжай.

   — А что продолжать? Потом было письмо, а там Кайо почти прямо все это написал. Меня другое удивляет. То, что я не очень и удивлен. Как так может быть?

   — В тебе безбрежное море магии, чуть из ушей не льется. Если бы ты знал, как ее использовать с толком, снял бы любой приворот или ментальную привязку сам. Она бы защитила. А так — интуитивно мог чувствовать вмешательство, но не понимал, что именно чувствуешь. Можешь открыть глаза.

   Она снова села напротив. Сказала с сожалением:

   — Я не смогу рассеять ментальный след вот так, голыми руками. Но думаю, этого теперь и не нужно. Ты сильный маг, сейчас, когда Тамирии нет, магия сделает все за тебя. Только эту цепь надо уничтожить. Так, чтобы даже воспоминаний не осталось. А тебе срочно нужен нормальный наставник. Чтобы научил хотя бы примитивным техникам и объяснил, как управляться с тем добром, что тебе отмерили при рождении.

   — А ты можешь научить?

   — Техникам — да, — подумав, сказала она. — Но не больше. Для остального тебе, полагаю, нужен магнус. Никто другой с тобой не справится.

   — Тогда давай начнем хотя бы с техник, — решительно сказал Дан. От разговора, хоть и наполненного неприятными открытиями, стало легче. — А уничтожить, — он кивнул на цепочку, — ты знаешь, как? Мне в голову приходит только попросить доступ в мастерскую и расплавить.

   — Это лучший способ, — согласилась Аурелия. — Но мы не можем ни с того ни с сего прорываться в мастерскую Агидара. Так что пусть пока побудет у меня. А его, — она протянула кулон, — можешь оставить на память о честном и гордом Рубене Олгрусе, которому не повезло с дочерью.

ГЛАВА 7

За столом собралось шестеро. Сэнья Люциния, все в том же траурном платье, представила гостей по именам, без объяснений, кто есть кто, и уселась во главе стола. Напротив, на место, по этикету предназначенное мужу или другому ближайшему родственнику мужского пола, или особо приближенному другу семьи, или почетному гостю, уселся Уго Симантус — холеный мужчина средних лет, высокий, тоже в черном, как и хозяйка дома, но с явным оттенком щегольства, с породистым лицом, на котором застыло выражение легкой скуки. Наследника Агидара он оглядел с интересом, а на его спутницу взглянул с заметной брезгливостью. Что ж, отметила Аурелия, если судить по вопросам Дана, Кайо описал матери Тамирию Олгрус совсем не лестно. А значит, кем бы ни был этот Уго Симантус, родственником или почетным гостем, сэнья Люциния не обделяет его доверием.

   Их с Даном усадили по правую руку от хозяйки, по левую же сидели еще два молодых человека, один — по виду их ровесник и второй, может, лет на пять постарше. Видимо, тоже… претенденты. Руис Дальено — тот, что постарше. И Иниго Таустус — младший. Рассматривать их откровенно Аурелия не могла — раз уж начала развенчивать мифы о вульгарной невесте, надо продолжать в том же духе. Разве что поглядывать незаметно, исподволь. А вот молодые люди, напротив, дали волю любопытству. Ох уж эти пыльные традиции, по которым мужчине заведомо позволено больше! Какое счастье, что со временем это изменится.

   Первое мнение часто бывает ошибочным, Аурелия отлично это знала, поэтому с выводами не спешила. Но пока оба «претендента» ей не нравились. Руис — один из тех самоуверенных красавчиков, которых ей всегда доставляло удовольствие ставить на место. С другой стороны, именно такие обычно и умели ее впечатлить, если очень старались. Пока что он бросал на нее крайне заинтересованные взгляды, чуть менее приличные, чем стоило бы, учитывая, что она явилась сюда не одна, а вместе с Даном. А Иниго был полной противоположностью Руиса: зажатый, неуклюжий толстячок непримечательной внешности. Даже на парней боялся поднять глаза, не то что на нее или, тем более, хозяйку. В общем, смешать этих двоих и поделить, и, возможно, получится что-то более-менее пристойное.

   Прислуживал за столом лично дворецкий. Аурелия даже немного удивилась — гостей достаточно для, как минимум, пары лакеев. Не то чтобы Леон не справлялся, он был хорош, что и говорить, но все же не дело дворецкого обслуживать обычный ужин, вот если бы в доме Агидара собралась высшая знать, или, например, члены королевской семьи… тогда он мог бы присоединиться к слугам. Впрочем, может, здесь так принято, надо бы как-то выяснить — ей не нравилось не понимать такие простые, можно даже сказать, примитивные вещи.

   — Скажите, Адан, а правда ли, что в окрестностях Сетальи до сих пор обитают скалистые трехрогие вараны? — вдруг спросила Люциния. — Надеюсь, вы простите мне такое пренебрежение к традиционным обращениям, но все здесь уже знают, что у себя дома я предпочитаю более простую и доверительную атмосферу. Но если вам категорически неприятно отсутствие «сэна», непременно признайтесь, я учту.

   — Нет, мне не неприятно, — с убийственной серьезностью ответил Дан. — И да, сэнья Люциния, обитают. Даже иногда таскают коз у зазевавшихся крестьян, хотя по большей части держатся довольно далеко от поселений.

   Можно, пожалуй, сказать, что Дан принял к сведению желание хозяйки, потому что «сэнья», сама по себе, конечно, гораздо менее почтительно, чем «магистресса», но все же…

   — Ах, нет, Адан, — взмахнула рукой Люциния, — конечно же, мое предложение работает в обе стороны. Простите мою забывчивость. Называйте меня тетушкой, если не возражаете. Это гораздо благозвучнее, чем бабушка, не так ли? Да и все мы здесь так или иначе родня. Вот, например, Руис и Иниго уже привыкли к моим причудам. — Иниго вдруг налился алым на зависть всем лобстерам, красовавшимся на блюде в центре стола, стремительно и пламенно. Нет, похоже, к таким причудам «тетушки» он пока не привык. — И вас, Тамирия, я прошу о том же. Все-таки вы невеста Адана. Но, возвращаясь к варанам. Вы ведь наверняка знаете, насколько ценен его рог для артефакторов, и пусть добыть его невероятно сложно, меня все равно удивляет, что эти ценнейшие животные до сих пор обитают не только на пустынных островах, до которых еще доплыть надо, но и настолько близко к людям. Ведь нет таких трудностей, которые не преодолеет опытный охотник, а еще лучше команда охотников, если за добычу можно взять достойные деньги. Не так ли?

   Дан отложил вилку и задумался. Аурелия быстро проверила реакцию остальных: на ее взгляд, намек на меркантильность был даже слишком прозрачен. Иниго продолжал пламенеть, Руис больше интересовался мясом по-горски, чем трехрогими варанами. Хотя, может быть, он просто неплохо притворяется. А вот Уго Симантус не собирался ничего скрывать. Наоборот, тоже отложив приборы, ждал ответа.

   — На самом деле, тетушка Люциния, все просто, — сказал наконец Дан. — В Сеталье всего три команды местных охотников. Одна из них занимается исключительно драконами. Вторая как раз предпочитает охотиться подальше от дома, в море и на островах. У них крепкая, хорошо оснащенная шхуна, и они специализируются на экзотике, до которой сложно добраться и за которую готовы платить иногда совершенно невообразимые деньги. И не только артефакторы. Этой зимой, например, они добыли живого ледового тигра для королевского зверинца. Достойная добыча, согласитесь.

   — И впрямь, — кивнула Люциния — А что же третья?

   — А третья, — Дан едва заметно усмехнулся, — о, в ней лентяи. Знаете, лентяи того сорта, которые считают, что лучше добыть одного варана, получить за разделанную тушу от пяти до семи тысяч и беззаботно жить на эти деньги целый год, чем добыть десять, затратив на это времени и сил не в десять раз больше, а по меньшей мере в пятьдесят, сбить цену чрезмерным предложением, и в итоге, если разделить выручку на затраченные время и силы, получить вдвое, а то и втрое меньше. Не говоря уж о том, что активная охота может сильно сократить поголовье, и через год или два охотиться станет не на кого. Волки не режут овец рядом с логовом. Неужели люди глупее волков?

   — А что насчет приезжих? — поинтересовался Уго. — Кто помешает им добыть тех девять варанов, до которых не дошли руки у ваших лентяев?

   — А кто покажет им тропы? — искренне удивился Дан. — Нигде не любят, когда чужаки отбирают хлеб у местных. Ни в столице, ни тем более в захудалой провинции.

   — А я-то по-наивности думала, что вы мне сейчас расскажете о третьей группе благородных романтиков, оберегающих редкие виды, — улыбнулась Люциния. — Вот, например, Иниго не далее как вчера рассказывал нам о поющих камнях Тертании, которые почти вымерли, а это так невыносимо грустно!

   — Рассказывал — это немного не то слово, — хмыкнул Уго. — Скорее очень красноречиво подбирал слова и очень трагично выглядел. Сэну Иниго больше удаются пантомимы. Да вы уже и сами заметили. И да, не удивляйтесь, я тот самый приверженец традиционных правил и обращений, который портит всем настроение и рушит добросердечную атмосферу близости и простоты.

   Аурелия поспешно подняла бокал с бледно-розовым игристым вином, пряча улыбку. Несчастный Иниго, кажется, готов был провалиться на месте и заодно сгореть окончательно, как только пар из ушей не валил! Но этот Симантус хорош! На удивление ловко перевел тему и сменил объект внимания. И она даже не удивилась, когда следующей жертвой его язвительного остроумия оказалась сама. Разумеется, следовало ожидать, что он еще и наблюдателен.

   — А вас, сэнья Тамирия, как я вижу, не слишком интересуют трехрогие вараны и поющие камни? Что же тогда? Бегония двустворчатая? Харильянские устрицы или, может быть, муаровый шелк и новые шедевры Алессо Райолы?

   Испугаться, что сейчас как следует усядется в лужу, Аурелия не успела. Спасибо папе за убежденность, что обучение Аурелии Мильефорц должно быть более углубленным, чем у среднестатистической школьницы, а потом и студентки, и, главное, всесторонним. Она даже сумела вспомнить название одного из романов этого Райолы, чтоб его бесы покусали. И самое главное — душераздирающе нудный сюжет трехтомного опуса о трагической любви несчастной замужней сэньи и одноногого лакея.

   — Харильянские устрицы меня, безусловно, интересуют. Но исключительно в гастрономическом смысле, сэн Симантус. Алессо Райолу я бы предпочла ритуально сжечь в камине. Разумеется, не его самого, а его замечательные шедевры, — она неторопливо опустила бокал и улыбнулась. — Муаровый шелк, конечно, хорош для нарядов, но абсолютно бесполезен в артефакторике — узор входит в непредсказуемый резонанс с рунами и путает все расчеты. А из всех бегоний я, несомненно, предпочту десятилепестковую. Из нее получается отменная основа для чистящего зелья. Даже патина растворяется превосходно.

   Чем больше она говорила, тем выше поднимались брови сэна Симантуса и тем сильнее округлялись глаза Иниго — теперь, когда тот смотрел прямо и в упор, видимо, от изумления позабыв смущаться и краснеть, Аурелия обратила внимание, что глаза у него яркие, удивительно синие, одних таких глаз хватило бы, чтобы превратить его тусклую внешность во вполне запоминающуюся. Руис наконец оторвался от тарелки и рассматривал ее с откровенным интересом. Пожалуй, слишком откровенным. А что же жених? Аурелия коротко посмотрела на Дана и замерла. Уже отмечала у него такой взгляд. Когда он впервые увидел ее в этом платье. Потрясающая смесь восторга, изумления и усиленной работы мысли. Снова сравнивает со своей Тэмми?

   «Тетушка» Люциния несколько раз аккуратно свела и развела ладони. Хлопки были негромкими, четко выверенными, как раз, чтобы удачно оттенить момент.

   — Браво, дорогая. Прекрасно. Простите Уго, он всегда такой, но вы первая из дам на моей памяти, кто так красиво поставил его на место.

   — Я всегда на месте, — не моргнув глазом, возразил сэн Симантус. — Но, признаюсь, теперь мне кажется, что вы, сэнья Олгрус, можете стать занимательной собеседницей, в отличие от некоторых достойных сэнов.

   — Это он на меня намекнул, сэнья Тамирия, — подмигнул Руис. — А все потому, что я абсолютно не интересуюсь ни бегониями, ни, прости Создатель, тем, что можно из них сварить. Вот если вы пожелаете удачно продать сваренное, большой партией, с контрактом на долгосрочные поставки — это ко мне. Но сэн Уго считает, что презренная торговля недостойна его высокого искусства. Хотя, — усмехнулся, — пользу денег для пополнения запаса ингредиентов не отрицает.

   — О, так вы занимаетесь зельями? — живо спросила Аурелия, с новым интересом взглянув на Симантуса. — В таком случае нам и вправду найдется, что обсудить. А вы, Руис, похоже, отлично разбираетесь в коммерции и финансах. Это очень достойные таланты.

   — Может быть, тогда вам и со мной найдется что обсудить? — Руис улыбнулся так обворожительно, что невозможно было не ответить на эту улыбку. Вот же! И ведь наверняка отлично знает, как быстро и охотно девушки сдаются под напором его обаяния. И бессовестно этим пользуется. — Я был бы счастлив.

   — Вы и без того не выглядете несчастным, — насмешливо заметила Аурелия. — Но с моей стороны было бы недальновидно отказываться от таких щедрых предложений. Не всякий сэн рискнет просвещать девушку в вопросах финансов и торговли.

   — Обращайтесь в любое удобное время, прекрасная сэнья, — еще одна улыбка должна была, наверное, сразить ее наповал, но тут Дан накрыл ее ладонь своей лапищей и сообщил:

   — Я тоже не прочь просветиться в вопросах финансов и торговли. Думаю, мы обратимся вдвоем. В удобное время, — добил безжалостно, нацепив то самое выражение «я — кирпич». О, Создатель! Это настолько откровенно напоминало флирт, что даже такой дундук разглядел? Или он все-таки не совсем дундук, когда речь заходит о невесте? В любом случае, почувствовать себя оберегаемой от настолько активных воздыхателей оказалось на удивление приятно. Не то чтобы она нуждалась в защите, конечно. И не то чтобы он оберегал именно ее, уж скорее свое доброе имя, но все же.

   Руис притушил улыбку до вежливо-доброжелательной и кивнул:

   — Конечно, Адан, буду рад помочь.

   Что ж, он умел держать удар и сохранять лицо. Ни следа негодования или растерянности, только открытая, доброжелательная улыбка, интерес и готовность помочь. И это выигрышно отличало его от большинства подобных типов. Ну вот, первое мнение оказалось если и не совсем ошибочным, то и не достоверным. А реальность подсказывала, что каждый из этих троих, ладно, всех четверых благородных или не очень сэнов вполне способен ее удивить. Может быть, даже приятно.

ГЛАВА 8

В родном времени Аурелии бытовая артефакторика не считалась чем-то выдающимся. Туда шли середнячки, хотя встречались среди них люди с отменной фантазией, порождающие идеи на грани гениальности. Но встретить двести с лишним лет назад дом, целиком напичканный подобными гениальными изобретениями, Аурелия не ожидала. Пусть даже это не какой-нибудь рядовой дом, а особняк самих Агидара!

   В ее времени большинство секретов этого выдающегося рода были утеряны. Остались уникальные охранные артефакты, созданные для королевской семьи, разработки для армии и флота, несколько удивительных устройств связи (кстати, великолепного браслета сэньи Люцинии среди них не было). Такой ассортимент наводил на вполне понятные мысли, и Агидара считались артефакторами, работавшими на корону, на армию, на службу безопасности, но не создавшими ничего для обычной жизни, для простых смертных. Оказывается, просто не все сохранилось…

   Вот уже третий день Аурелия ходила по приютившему их дому с абсолютным ощущением, что попала в счастливый сон. И совсем не потому что быт в особняке был до мелочей продуман и устроен идеально. Просто в этом самом идеальном обустройстве было задействовано столько интересного для эксперта-артефактора, столько оригинальных, изящных решений буквально бросались в глаза, что хотелось забыть обо всем на свете и тщательнейшим образом изучить каждую мелочь. И пусть ее не трогают, ради Создателя! Никто.

   А приходилось вести светские беседы с Руисом и Симантусом, впрочем, довольно интересные. Симантус, к слову, оказался не зельеделом, как она вначале подумала, а юристом, поверенным семьи Агидара и, похоже, близким другом сэньи Люцинии, а зелья были его страстью и увлечением. Разжевывать азы ментальных техник Дану, демонстрировать безупречные манеры за столом и, самое ужасное, кататься по столице! Спасибо хоть, что ворота хозяйственного двора выходили на соседнюю улицу, вполне сухую и даже чистую.

   Нет, Аурелия ничего не имела против поездки к личному портному сэньи Люцинии и повторного визита в «Огастес и сыновья», где на этот раз уже не нужно было себя ограничивать — разве что рамками приличной для девушки скромности. Но без катания в открытой коляске по тряским мостовым, оставшимся в столице еще от средневековья, она прекрасно обошлась бы! Однако Люциния решила, что гостям из далекой провинции, конечно же, интересно полюбоваться на великолепную Таргоду, с ее проспектами, которые через двести лет станут действительно впечатляющими, а пока вызывали у Аурелии легкую жалость, магазинами, витрины и ассортимент которых, несомненно, должны были изумить настоящую Тамирию, но не ее, и, разумеется, королевским дворцом — который Аурелия видела не раз и не только снаружи, но пришлось изображать благоговейный восторг деревенской простушки.

   К завтраку они с Даном обычно спускались порознь. В столовой в восемь утра всегда был накрыт стол, но любители поспать могли появиться и позже. Как тот же Иниго, которому вечно доставалось за это от сэна Симантуса. Аурелия даже подозревала, что Уго, устраивающийся после завтрака в кресле у окна с чашкой кофе, специально дожидался сонного Иниго, чтобы от души развлечься. Прямо эдакий черный ягуар в засаде, подстерегающий несчастную жертву.

   Об отпрыске семейства Таустус она за это время узнала крайне мало, они обменивались приветствиями утром в столовой и пересекались за обедом. Но Иниго, как и в первый вечер, всегда предпочитал отмалчиваться. В остальное время они ходили по особняку явно разными путями, умудряясь вообще не натыкаться друг на друга. Из едких комментариев сэна Уго и случайных оговорок Руиса Аурелия поняла, что время в доме «тетушки» этот претендент на наследство предпочитает проводить в подвалах, чем очень раздражает сэна Уго, который там же обустроил лабораторию и экспериментирует с зельями. Но Иниго не интересовался зельями, зато был нежно и страстно привязан к коллекции камней покойного хозяина дома — Фонса Агидара.

   Этим утром все шло как обычно и ничто не предвещало неприятностей ровно до того момента, когда, спускаясь к завтраку, Аурелия услышала из столовой незнакомый голос:

   — А что же ваша невеста, сэн Адан? Она из тех очаровательных милашек, что предпочитают спать до обеда? Мне казалось, девушки из провинции привыкли рано вставать и много работать. Или у нее выдалась на зависть бурная ночь, и бедняжка совсем обессилела?

   — Я рекомендовал бы вам, сэн Дартамиан, — ответил ему почему-то Симантус, — для разнообразия следить за тем, что вылетает из вашего рта. В приличных домах именно так и принято делать, если вы позабыли.

   — О, да ладно вам, сэн Уго. Что я такого сказал? Или вы настолько закоснели в своих юридических дебрях, что знаете лишь одно значение слова «бурный»? А! Я понял! Это вы чем-то надышались над своими котлами. А я всегда говорил, что слишком большая тяга к зельеделию не доводит до добра!

   — Большая тяга к идиотизму тем более не доводит.

   — Моя невеста и ее распорядок дня никаким образом не касаются вас, сэн Дартамиан, — ровно и вроде бы спокойно, но с отчетливыми нотками ярости произнес Дан. Пора было спасать положение, и Аурелия заговорила с порога.

   — А «провинциальную бедняжку» крайне интересует, почему ее манера проводить ночи так взволновала достойного сэна. Приветствую, сэны, вижу, я пропустила что-то поистине выдающееся?

   — Явление образчика выдающейся наглости и глупости, — фыркнул Уго, — но его вы как раз не пропустили и имеете несчастье лицезреть и слышать во всей красе.

   — О, сэнья Тамирия, доброе утро. Как я рад вас видеть, — поднялся с поклоном Руис. Он, видимо, вообразил, что она достойна королевских почестей — вскакивал при каждом удобном и неудобном случае, чем заметно раздражал Дана и забавлял Уго и Люцинию. Которой, кстати, за столом не было. Стоило догадаться — вряд ли этот Дартамиан стал бы при ней упражняться в сомнительном красноречии.

   — Не знаю, насколько утро доброе, но, безусловно, занимательное, — Аурелия села к столу, и Руис тут же налил ей кофе, на какое-то мгновение опередив опоздавшего к кофейнику Дана.

   — Я смотрю, вы пользуетесь всеобщим вниманием, прекрасная сэнья, — с ухмылочкой произнес этот так до сих пор и не представленный ей Дартамиан. — Столько кавалеров на одну даму, впору позавидовать.

   Аурелия демонстративно оглядела его. «Образчик глупости» оказался молодым, почти юным парнем, в чертах которого, пусть и немного, угадывалось сходство с Даном. Значит, родичи они не слишком дальние. Только черты более угловатые, заострившиеся, и лицо более тонкое с почти женским овалом. Одет со вкусом, украшения прямо указывают на знатность и высокое положение. Общее впечатление, кроме вызывающих манер, портили только карие глаза с белесыми ресницами и бровями. Тоже контраст, как и у Дана, только в обратную сторону. И гораздо менее привлекательный.

   — Вы завидуете? — Она приподняла брови в показательно вежливом удивлении. — Боюсь, присутствующие кавалеры не оценят вас в качестве дамы. Увы. Поищите в других местах.

   Руис, как раз наливавший кофе и себе, едва не пролил мимо чашки. Быстро поставил кофейник и послал ей восхищенный взгляд. А Дартамиан покраснел так резко, что, находись здесь Иниго, наверняка не выдержал бы столь значимой конкуренции.

   — Будь вы мужчиной, я бы вызвал вас на дуэль!

   — Будь мужчиной вы, не позволили бы себе таких вульгарных намеков в адрес незнакомой девушки. Так что, может быть, дуэль дам? — предложила Аурелия, сделав крохотный глоточек кофе. И послала предостерегающий взгляд Дану — тот сжимал кулаки и, кажется, очень сожалел, что не успел или не сообразил первым бросить вызов. — На веерах или на шпильках? Полагаю, как оскорбленная сторона, вы могли бы выбирать, вот только… ах, какая печаль! Оскорбленная сторона, пожалуй, все же я. Поэтому, — еще глоток, поставить чашку и слегка, самую малость, повернуть голову, — или вы немедленно извиняетесь, или оружие, время и место дуэли выбираю я. Думаю, это будет… занимательно.

   Хотелось бы знать, кто он, в самом деле, такой, что не боялся вызова от присутствующих здесь мужчин? Дартамиан. Почему до сих пор она не поинтересовалась родной семьей Дана? Упущение, и серьезное.

   — О, настоятельно прошу вас, сэн Дартамиан, не вздумайте извиняться. Я предпочту стать свидетелем беспрецедентного поединка. С удовольствием понаблюдаю, как вы в очередной раз выставите себя на посмешище. Сэнья Тамирия, если потребуется секундант, я всецело в вашем распоряжении.

   — Благодарю, сэн Симантус. Пока что мне требуется исключительно кофе. Сомневаюсь, что этот достойный сэн рискнет со мной сразиться.

   — Да я! Да мне… Да что вы себе… — Вскочивший Дартамиан, покрасневший до состояния «поднеси бумажку — вспыхнет», мучительно подбирал достойные слова — занятие, по мнению Аурелии, в данном конкретном случае абсолютно бесперспективное, но все же интересно было бы послушать. Но тут с улицы грохнуло, мелко задребезжали стекла в окнах, и на площади, все еще напоминающей локальный морской залив, вспучилась и поднялась огромная зеленоватая волна. Она росла все выше и выше, солнечные лучи пронизывали ее насквозь, придавая вид сюрреалистический и немного даже потусторонний.

   — Смотрите, там рыба, — невпопад заметил Руис. — Какая странная.

   — Глубинный удильщик, — Дан подошел к окну, ему, похоже, было интересно. — Думаю, сэн Симантус не отказался бы заполучить эту тушку, вот только как ее добыть?

   Тут уже и у Аурелии взыграло любопытство: со своего места за столом она видела волну, но не замечала никаких рыб. Она подошла к Дану и остановилась за его плечом: почему-то лезть вперед не хотелось.

   Глубинный удильщик, которого до сих пор она видела только в состоянии отдельных, уже обработанных ингредиентов, выглядел… не просто «странно», как выразился Руис, а даже очень странно. Огромная сигарообразная рыбина плыла в зеленоватой толще воды, над мордой на длинном наросте, и правда похожем на удилище, таращился глаз, а позади явственно просматривались окна дома напротив — и из них таращились такие же любопытствующие.

   — Что происходит? — воскликнул позади Дартамиан.

   Волна поднялась до уровня крыш — судя по все тому же дому напротив. Загнулся пенный гребень — и понесся… видимо, к жилищу того самого магистра Нурдика, который посмел побеспокоить водного элементаля. Впрочем, другим домам тоже досталось. Толща воды ударила в стекло, вспыхнули ярким светом защитные руны. С ума сойти! То ли Агидара были параноиками, то ли не питали иллюзий относительно дурости соседей, но наложить на окна городского особняка защиту от морских волн?! И ведь устояла!

   — Либо магистр Нурдик наконец раскошелился и все же вызвал магнуса, либо элементаль решил завершить начатое и угробить идиота, который вытянул его в самое дурацкое место из возможных, — сказал Симантус, и Аурелия только сейчас поняла, что он стоит рядом. — А как вы считаете, сэн Адан, поймать этот исключительный экземпляр удильщика возможно? Я, признаюсь, не силен в рыбалке, ни обычной, ни магической.

   — Все возможно, — со странной смесью задумчивости и азарта ответил Дан. — Я бы попробовал, но только после того, как элементаль уберется обратно в океан.

   А за окнами творилась самая натуральная чертовщина. По воде пробегали то фиолетовые, то красные сполохи, от магии дрожал воздух, завивался в вихри, смешивался с водой, порождая чудовищные смерчи. Аурелии казалось, что она даже здесь чувствует пугающую необузданную силу элементальной магии. Волна застыла в угрожающей неподвижности, нависнув гребнем над черепичной крышей. Казалось, и время застыло с ней вместе, все они словно оказались внутри творения безумного художника. Аурелия бессознательно схватилась за руку Дана, ответное пожатие вернуло ощущение времени, и, словно это послужило сигналом, толща воды обрушилась вниз. На площади воцарился хаос, волны носились во всех направлениях сразу, пенились, сталкивались, но магии в них уже не ощущалось — по крайней мере, не столько, чтобы чувствовать ее мощь даже из-за защитных барьеров, зачарованных мастерами семьи Агидара.

   — Пора! — Дан рванул к дверям.

   Аурелия побежала за ним, рядом торопился сэн Уго, желавший то ли самолично принять участие в добыче ценнейших ингредиентов, то ли просто увидеть процесс из первого ряда. Даже равнодушного к зельям и охоте Руиса увлек всеобщий порыв — он спешил следом.

   Дан оказался хорош. Аурелия, разумеется, не разбиралась в охоте, но оценила и точные, выверенные движения, и весьма неплохой контроль над магией, да и чары он применял любопытные. Точно не обошлось без какого-то специфического артефакта. Причем, вероятнее всего, там была кровная настройка, с тонкой привязкой именно к Дану и его специфической магии. Надо будет спросить и посмотреть при случае, вещица, должно быть, очень интересная.

   Гигантская сплетенная из магических нитей сеть бороздила бушевавшую на площади воду, а выловленная добыча трепыхалась в воздухе рядом с крыльцом, спеленутая такой же сетью. Там был с десяток мелких, но весьма зубастых рыбешек, от которых фонило магией, будто от заряженных артефактов, был какой-то бесформенный желеобразный ком, при виде которого глаза сэна Уго загорелись, а пальцы стали непроизвольно подергиваться, как будто он уже кромсал это нечто на ломтики. Кто-то, напоминающий одновременно морского конька и крокодила, устрашающий, обросший шипами и колючками, с огромной зубастой пастью и загнутым в кольцо хвостом. Создатель! Да как можно было переходить вброд этот бассейн с чудовищами! Если бы она только знала, что там творится, шагу бы не сделала из экипажа!

   Но наконец появился удильщик. Он оказался даже больше, чем выглядел, пока плавал в толще воды — огромный, покрытый не чешуей, как нормальные рыбы, а неровной, в наростах, серой шкурой, будто древесный ствол — корой. И весить должен был немало. Аурелия покосилась на Дана — возможно, стоит помочь? Но тот удерживал свой улов без видимого напряжения и, кажется, продолжал прочесывать воду.

   — Там ничего и никого больше нет, — мягко заговорил подошедший магнус. Если, конечно, можно сказать «подошел» о маге, который прогуливается по гребням волн, как по тротуару. — Но вы молодец, мой мальчик, что подумали о необходимости избавить оставшуюся воду от хищников. Убирать ее прямо сейчас было бы опасно для окрестных домов: слишком много дикой магии. Она должна рассеяться сама.

   — Стыдно признать, но я думал об улове, а не о безопасности, — Дан виновато развел руками. Сэн Уго торопливо перехватил контроль над сетью, хотя Аурелии казалось, что в этом нет особой нужды.

   — О, это ничего, неважно, какие цели вы преследовали, главное, к каким последствиям это привело. В нашем случае — к исключительно полезным.

   — Приветствую, магнус Георгиус, — сказал Симантус. — Каким ветром вас занесло в наши края? Обычно летом вы не жалуете столицу вниманием.

   — До следующего полнолуния на Лебедином острове танцуют фениксы. Я не мог такое пропустить. А вы, мой мальчик, я вижу, обзавелись отменной горой ингредиентов. Но с вами нет сэньи Люцинии.

   — Она в отъезде, — довольно холодно ответил Уго. Видимо, «мальчик» его не порадовал, а может, о чем-то напомнил. — А теперь прошу простить, моя «гора» требует немедленного осмотра. Благодарю, сэн Адан, вы необыкновенно скрасили мне этот день. И, думаю, грядущую ночь тоже.

   И, резко развернувшись, вместе со всем уловом направился к лестнице в подвалы.

   — Я помогу, — Руис исчез с крыльца вместе с ним, хотя Аурелия готова была поспорить, что ни он сам не собирается помогать, ни сэн Симантус его и на расстояние пушечного выстрела не подпустит к такой драгоценной добыче. Но сейчас было важным совсем другое!

   — Магнус Георгиус Брега? — уточнила она. — Прошу простить мою бестактность, но я столько о вас слышала! — «Столько слышала» было, конечно, знатным преуменьшением. Портреты архимагнуса Георгиуса, возглавлявшего Королевскую Академию магии почти сотню лет, висели во всех корпусах! Да еще и памятник в полный рост напротив главного входа.

   Только горе-художникам и горе-ваятелям стоило бы руки пообрывать: не было ни в портретах, ни в памятнике не то что абсолютного сходства, но даже хоть чего-то общего с оригиналом! Настоящий магнус выглядел не исполином атлетического телосложения с буйно-кудрявой шевелюрой, а довольно щуплым, хоть и высоким старцем, сутулился и едва не подметал бородой крыльцо Агидара.

   — Ох, деточка, боюсь, слышать обо мне вы могли все что угодно, и мне заранее неловко. А вы, простите…

   — Тамирия Олгрус, к вашим услугам. А это, — она обернулась к Дану, — мой жених, Адан Агидара, урожденный Дартамиан. Он занимается охотой и, как вы поняли, рыбалкой.

   — О, так вы девочка Рубена? Очень-очень рад, ваш батюшка давно меня не навещал. Как у него дела? По-прежнему изобретает? В последний раз он привез мне такую занятную поделку, что я даже имел смелость подарить ее сэну Вито, королевскому племяннику. Мальчик был так рад.

   — Папа будет счастлив узнать, — Аурелия улыбнулась, отчетливо чувствуя, что ступает сейчас на очень тонкий лед. — Вы же знаете, как он увлечен этим всем.

   — Конечно, и мне иногда очень жаль, что он решил посвятить себя покою и стать ближе к природе. Хотя в последние годы я отлично его понимаю. Так, знаете, приятно хотя бы ненадолго немного отойти от дел! Но вы, молодой человек, — он вдруг прищурился и воззрился на Дана, будто разом скинув лет двадцать, даже распрямился и стал гораздо больше походить на магнуса, чем на бродячего травника, — непременно должны явиться в Академию не позже второй половины Луны Медведя! Прямо ко мне. Ваша сила нуждается в огранке и крепкой оправе. Того и гляди выплеснется из берегов и устроит что-нибудь подобное, — он кивнул в сторону затопленной площади. — Если найдете время прийти раньше, спросите магистра Тетринуса, скажите, что я велел ему вами заняться. Такое богатство нельзя разбазаривать попусту. Магия многое может простить, но только не пренебрежение.

   — Так я не спорю, — наконец-то сумел вклиниться в горячую речь Дан. — Я и сам хотел спросить совета. Дома не у кого было особо учиться.

   — А учиться вам нужно непременно, мальчик мой! Всенепременнейше! Одним или даже десятком советов тут не отделаться. Только системное обучение у опытных наставников.

   — Я приду, — пообещал Дан. Он выглядел довольным, и Аурелия тоже была довольна. Одну из самых главных проблем удалось решить даже без просьб.

   Она бы с радостью пообщалась с архимагнусом побольше, но нельзя же вот так запросто позвать гостей в чужой дом! А Георгиус будто почувствовал ее сомнения, сказал с мягкой улыбкой:

   — Мне пора, я и так отвлекся на это отвратительное пренебрежение законами силы. Никакого уважения к элементарным принципам! И инстинкт самосохранения отсутствует начисто! — закончил он возмущенно. Аурелия даже немного посочувствовала психу-Нурдику: дождаться, когда к тебе в гневе пожалует сам архимагнус, это ж надо было так постараться! Впрочем, Георгиус быстро успокоился, договорил с прежней улыбкой: — А фениксы не ждут. Доброго дня, молодые люди. Мы еще обязательно встретимся и поговорим обо всем без спешки.

ГЛАВА 9

Наверное, если бы не внезапная охота (которую Аурелия — что с девушки взять! — бестолково обозвала рыбалкой), Дан бы взорвался самое позднее к вечеру. А скорее — прямо за завтраком, и тогда в доме тетушки Люцинии точно появился бы неожиданный труп вместо нежданного гостя. Некрасиво, конечно, убивать чужих гостей, особенно если они еще и твои родственники, но, во-первых, пусть не нарываются, и во-вторых, видал он таких родственничков у дракона в пасти!

   Дан так старался сдержаться и не натворить дел, что даже упустил момент, когда Аурелии пришлось самой за себя заступаться, а это было совсем уж нехорошо. Он, ее жених, обязан был поставить зарвавшегося подлеца на место! С другой стороны, если Дартамиан не сбежал с черного хода, пока остальные отвлеклись, еще не поздно объяснить, как глубоко он не прав.

   Дартамиан. Кайо почти ничего не рассказывал ему об этой семье. Сказал только, что они с Агидара дальняя родня и ведут кое-какие совместные дела, что Эктор был старшим сыном и наследником, но после его смерти все отошло второму брату. Не Адану — потому что его мать еще не была законной женой и, хуже того, даже не успела сообщить, что ждет ребенка.

   Кто еще был в семье, чем они занимались, Кайо не рассказывал, а Адан не спрашивал. Ему хватило знать, что Дартамианы вышвырнули ни с чем из дома его мать, которую Эктор называл невестой и собирался взять в жены.

   Добавила тетушка Люциния. После письма Кайо Дан нашел в себе смелость поговорить с ней. Не то чтобы разговор вышел долгим и откровенным, нет — оба сходились в желании сначала присмотреться друг к другу и узнать получше. Но Дан все-таки спросил, не знает ли она, кого Кайо имел в виду под прижимистыми подлецами, и даже не удивился, услышав о Дартамианах.

   — После смерти Эктора с ними стало сложно вести дела, — негромко говорила сэнья Люциния. — Все время искали лазейки в старых договорах, двусмысленные формулировки, спорные вопросы. Однажды дело чуть не дошло до судебной тяжбы, немыслимый позор для благородной семьи. Отец Фонса, моего покойного супруга, дружил со старым Людо Дартамианом, дедом Эктора, они многое решали на словах. Наверняка и подумать не могли, что их потомки едва не передерутся из-за доли в прибыли крошечной артели, где всего-то трое рабочих.

   Родословное древо сэнья Люциния тоже ему показала. Первым делом он нашел там Кайо, имя которого было обведено черной траурной виньеткой.

   Ну а после перешли на ветвь Дартамианов, отделившуюся от Агидара почти четыре века назад. Ни себя, ни матери Дан там не увидел. Рядом с Эктором стояло только имя его младшего брата, Арона, и вот у того семейство оказалось очень даже разветвленным. Трое сыновей, две дочери, даже первый внук уже появился.

   Урбано Дартамиан как раз и был третьим сыном этого самого Арона. То есть Адану приходился, если по крови, а не по официальным родословным, двоюродным братом. Вот уж точно, иная родня во сто крат хуже чужаков!

   Явился этот тип ровно к завтраку, будто нарочно подгадывал. Хотя с таким сообщением мог бы и раньше! На прииске, которым владели обе семьи сообща, случилось подтопление, возможен обвал, нужно принимать срочные меры. Срочные! Уж насколько Адан далек от рудничного дела, и то прекрасно понимает, что, если случилось все это вчера вечером, то и сообщать надо было немедленно, пусть даже посреди ночи, а не к первой чашке утреннего кофе. Не зря же сэнья Люциния сорвалась с места, бросив и недопитый кофе, и едва начатый завтрак.

   А этот, кстати, и не подумал ехать с ней. Вместо того, чтобы спасать семейное достояние, предпочел угоститься кофе за чужой счет и показать свое дурное остроумие.

   До сих пор Дан думал, что его бесит Руис. Но по сравнению с тем чувством, которое вызвал новоявленный родственник, отношение к Руису можно было назвать разве что легким раздражением. Ну да, заигрывает с Аурелией и даже не думает этого скрывать. Но и границу приличия видит и не переходит. К тому же Руис действительно очень многое знал о том, как вести финансовые дела, и умел доходчиво объяснять. Это было полезно. Так же полезно, как и уроки ментальных техник с Аурелией, пусть и вызывали эти занятия противоположные чувства. С Руисом — глухое недовольство собственной, как тот говорил, «провинциальной простотой», обиду за упущенное время и зверское желание доказать, что не так уж он глуп и наивен, как представляется Руису, когда тот с показной насмешкой разжевывает элементарное. А с Аурелией… Вот тут Дан не сумел бы разложить свои чувства по полочкам так же точно, как в случае с Руисом. Потому что занятия с ней, как и любая встреча, вызывали настоящую бурю в душе. Было там и тепло в груди, смешанное из нежности и благодарности. И азарт — ей тоже хотелось доказать, что он не так уж плох и чего-то да стоит. И провокационное желание зацепить чем-нибудь и слушать, как она возмущается — в такие моменты она становилась невероятно милой, хотя сама наверняка считала иначе. Даже странно, за Тамирией он такого не замечал, наоборот — от обозленной Тэмми хотелось держаться подальше, и уж точно не возникало желания немножко ее позлить специально, чтобы полюбоваться на результат.

   Может, если бы не привязка, он и в целом держался бы от Тэм подальше?

   — Это растерянно-зверское выражение лица вызвано встречей с магнусом или азартом охоты? — донесся до него голос Аурелии. — Если ты собираешься еще с полчаса стоять посреди холла, то я пойду. Но мне кажется, лучше провести время с пользой. Раз уж тетушка в отъезде, мы могли бы продолжить занятия. И даже не думай искать этого Дартамиана. Я тебя самого на дуэль вызову, если начнешь творить непотребства в приличном доме!

   — Ты говорила, что читать мысли невозможно в принципе, — Дан поймал возмущение в ее взгляде, мелькнула мысль, что было бы забавно дождаться привычной отповеди, что-нибудь вроде «не путай свои мозги с раскрытой книгой, в этой свалке сам черт рога пообломает», но решил все же не выставлять себя совсем уж дураком и спросил: — Так из чего ты сделала этот, не скрою, вполне верный вывод? Я тоже хочу так уметь!

   — У меня есть глаза, — она усмехнулась. — И ими я много чего видела за столом.

   — Кирпич? — не сдержал изумления Дан.

   — Ну да, — она насмешливо прищурилась и довольно успешно изобразила преувеличенно бесстрастное, и вправду словно каменное выражение. — Только научись вводить в заблуждение хотя бы о том, какие именно эмоции стараешься скрыть. Сейчас ты делаешь такое лицо, когда злишься или растерян. Кто хоть немного тебя знает, сразу поймет. Идем.

   Ну вот, еще один «пробел в образовании», как любит выражаться сэн Симантус. Сколько у него таких пробелов? И в образовании, и в воспитании, и в знаниях, необходимых для наследника знатного рода? И во владении магией, кажется, тоже, не зря же магнус так настойчиво звал в Академию? А ему казалось, Кайо только и делает, что учит его то одному, то другому, вздохнуть не дает!

   — Ты ведь не старше меня, когда успела всему научиться? — не выдержал он, поднимаясь следом за ней по лестнице. Занимались они обычно у него в комнате — Аурелия говорила, что привычная обстановка лучше настраивает на нужный лад.

   — Я учусь, сколько себя помню. Одному или другому, тому или этому. — И добавила, понизив голос: — Единственная дочь должна уметь очень многое, не только печь пироги. Кстати, — сказала она, оборачиваясь уже в коридоре: — Скрывать эмоции можно не только за каменной стеной. Ты видел хоть раз, чтобы Руис разозлился, вышел из себя, сжимал кулаки и скрежетал зубами? Улыбка — иногда тоже не только женское оружие. А очаровательным и общительным молодым людям доверяют гораздо легче, чем бесстрастным или мрачным молчунам.

   Дан открыл дверь, пропустил Аурелию вперед и сказал, входя следом:

   — Руису нужнее быть очаровательным. Я даже не подозревал, насколько важно для финансиста произвести впечатление, пока он не объяснил на примерах. Но, знаешь, исходя из его же логики, я и должен быть мрачным молчуном, охотнику это больше к лицу. Создает впечатление опыта и силы, что вызывает доверие.

   — Но теперь ты не только охотник.

   — Буду учиться, — согласился Дан и постарался скопировать беззаботно-обаятельную улыбку Руиса. — Примерно так?

   — Нет, чудовище! — воскликнула Аурелия и закатила глаза. — Создатель! Не вздумай пугать людей такими гримасами! Тренируйся перед зеркалом в одиночестве! — она все-таки рассмеялась, сказала мягче: — Ты умеешь. Когда думаешь о чем-нибудь хорошем. Вот так и улыбайся, а не как трагичная ошибка мага-ментальщика. Ну а теперь давай двигаться дальше. Помнишь, на чем остановились?

   Она протянула руку, и Дан осторожно взял ее ладонь в свою. Самым сложным было сосредоточиться не на прикосновении, не на ее руке — на небольшой, крепкой ладошке, на слегка загрубевшей от домашней работы коже, которую Аурелия сейчас старалась довести до «приемлемого состояния» всякими снадобьями, которые сама же и варила в подвале в компании сэна Уго, на тепле, идущем от пальцев, — а на «вкусе магии», на тех ощущениях, которые вызывала ее аура. Магия Тамирии была прохладной и слегка отстраненной, напоминала горный ручей, искрящийся на солнце, звонкий, с холодной ледниковой водой, которая даже в жаркий летний полдень не успевает прогреться. Дан ловил это ощущение горного ручья, пока тепло пальцев в ладони не сменилось прохладой.

   Аурелия называла это «настройкой на чужую магию», подсказкой для начинающих. «Учись чувствовать, где заканчивается твоя сила и начинается чужая».

   — Готов? Учти, спрашивать скоро перестану.

   — Готов, — ответил Дан, и тут же, в тот же миг, ручей поднялся волной, рассыпался брызгами, превратился в водопад и обрушился ему на голову. Собственная магия потянулась навстречу, раскрылась, как будто он сам оказался вдруг под этим водопадом. Хотелось безудержно смеяться, ловить искрящиеся брызги чужой магии, как ловил бы капли летнего дождя, это была настоящая чистая радость.

   — Радость, — сказал он. — Красиво ты сделала.

   — Сопротивляйся, — донесся голос Аурелии.

   — Не хочу, — мысленно он запрокинул голову, подставляя лицо под радостный водопад. Наведенная радость, хоть и чужая, отлично смывала те чувства, с которыми не очень-то получалось бороться самому. И злость на Руиса, и желание размазать тонким слоем родственничка-Дартамиана, и…

   — Мы развлекаемся или учимся? — показалось, будто небо над водопадом затянула грозовая туча. Искрящиеся брызги сменились крохотными, но жгучими молниями. Ярость.

   Чужая ярость Дану не понравилась. Своей хватает! И он оттолкнул эту навязанную ярость, даже не вспомнив объяснения Аурелии о точечном воздействии, дозировании силы, принципе «вектора наименьшего сопротивления» и еще целой куче способов сбросить чужое воздействие аккуратно, а в идеале даже незаметно. Зато отлично почувствовал чужую, нет, не чужую — ее — боль, за секунду до того, как Аурелия выдернула руку.

   — Прости! — воскликнул Дан и кинулся к ней. Схватил за плечи, всматриваясь в лицо. Зубы стиснуты, и по щекам прямо на глазах разливается бледность. — Что с тобой? Чем помочь?

   — Вот же мамонт неуклюжий! — выдохнула Аурелия сквозь зубы, прижимая пальцы к вискам и не открывая глаз. — Чему я тебя учила, дурень?! Осторожное, направленное воздействие. А ты что? Тараном в окно! — Она вдруг качнулась вперед и уткнулась лбом ему в грудь. — Постой секунду. Сейчас.

   — Я не хотел, — Дан обнял ее, осторожно, будто могла начать вырываться, погладил по волосам. — Прости. Я… наверное, не ожидал. Было так радостно, а потом… Тебе плохо? Может, воды?

   — Нет. Нормально. Скоро пройдет. Я сама виновата. Знала же, что ты такой баранище дуболомный, но не подстраховалась. Теперь буду умнее.

   «Куда уж умнее», мысленно проворчал Дан. Она и так… А вот ему точно надо быть осторожнее. И внимательнее. И отдельно потренироваться в контроле силы. И… и какие у нее мягкие волосы. У Тэм были жестче. А теперь — струятся, ласкают пальцы, совсем как тот водопад, который ему чудился от ее магии. Приятно их перебирать, и она не отстраняется, может, ей помогает хоть немного? Нет, надо ж так было! Баранище как есть.

   Аурелия вдруг фыркнула и слегка отстранилась.

   — Дан, закройся! От тебя так хлещет раскаянием и смятением, что я скоро сама почувствую себя виноватой. Еще и покраснею для особой радости бытия. Тамирия умела краснеть?

   — Что?

   Нет, насчет «закройся» он понял и даже устыдился: знает ведь, что прикосновения помогают чувствовать эмоции, особенно после «настройки», а они сейчас очень даже… ммм, тесно. Соприкасались. Так тесно, что ему, по-хорошему, не мешало бы теперь где-нибудь уединиться. Но вот вопрос про Тамирию застал врасплох.

   Умела ли она краснеть?

   Румянец у Тэм всегда был яркий, но почему-то не получалось вспомнить, менялся ли он в зависимости от ситуации. Тэм вообще была гораздо проще Аурелии. Громко смеялась, громко сердилась, охотно строила планы на будущую семейную жизнь… и они никогда не стояли вот так, тесно обнимаясь. Самое большее — держались за руки.

   — Я, наверное, не давал ей повода краснеть, — задумавшись, он даже не заметил, что сказал это вслух.

   — И это очень странно, — она отступила на шаг, уходя от прикосновений, оглянулась и села на стул. Спросила с насмешливым интересом: — Что, и даже комплиментов никогда не говорил? Ну, таких, знаешь… красивых. «Ах, Тэм-м-ми, у тебя такие роскошные волосы. А твои глаза сводят меня с ума, и я готов забыть про все бордели мира, лишь бы ты смотрела на меня днем и ночью?»

   Выпад насчет борделей Дан предпочел не заметить. Нет, ну в самом деле, чего она так зациклилась на борделях? Но вот комплименты…

   Он часто говорил Тэмми, какая она ловкая, как не хуже братьев умеет метко попасть камнем в наглую ворону или притянуть магией яблоко из сада крикливой Веронии. Что другие девчонки и в подметки ей не годятся. Но ведь это было давно. Еще в детстве. Оно, наверное, не считается? С другой стороны, зато это была чистая правда, а не какие-то там глупости насчет глаз, сводящих с ума. Потому что если что его и сводило с ума в Тэм, так это манера выедать мозги, добиваясь желаемого. А остальное… Да, глаза красивые, а грудь еще красивее, но уж не настолько, чтобы…

   «Не настолько, чтобы терять разум», — повторил он случайно пришедшую в голову мысль уже вполне осознанно, сконцентрировавшись именно на ней. А ей, получается, хотелось, чтобы он именно разум терял? Потому и приворожить решила? Но она ведь и не просила комплиментов, не выпячивала перед ним свои прелести. Просто хотела стать его женой.

   Так нужны ли ей были его комплименты, объятия и остальные поводы краснеть? Или… только наследство? Столица? Надежда на лучшую жизнь?

   — Даже знать не хочу, в какие пучины воспоминаний ты погрузился. Но обитают там явно хищники пострашнее той жуткой крокозябры, что ты вытащил сегодня вместе с удильщиком. Хватит, перестань. Подумаешь о своем абсолютном невежестве в вопросах ухаживания за девушками позже. Продолжаем. — И она снова протянула руку. — Только теперь сядь. И постарайся для разнообразия думать головой, а не другими интересными местами, прежде чем крушить невидимые стены.

   Вторая попытка прошла удачнее первой. Настроился Дан легко, наведенные чувства тоже замечал мгновенно — может, потому что они разительно отличались от его собственного смятения? И даже получилось действовать более-менее аккуратно и, как говорила Аурелия, «точечно». Дан, по крайней мере, на это надеялся, потому что он очень старался, и замечаний от Аурелии не было.

   Вот только после случайных объятий, после внезапно волнующего ощущения своих пальцев в ее волосах простое прикосновение рука к руке стало ощущаться совсем иначе. Так, что в голову невольно лезли ее слова о комплиментах и борделях, и даже закрался вопрос, не должен ли он, как жених, придумать для нее хотя бы один, но красивый комплимент? И вообще, может, он как-то неправильно себя с ней ведет? «Доброе утро, Тамирия», — звучит очень уж бледно по сравнению со всеми этими прекрасными глазами и волосами. Да ведь если подумать, даже Руис оказывает ей больше внимания, чем законный жених! И постоянно говорит что-нибудь приятное, не о глазах и волосах, но тоже такое… красивое, да. Причем по-умному красивое, вот! Не «Ах, как вы сегодня хорошо выглядите!» — на это так и тянет ответить «а вчера что, плохо было». Нет, он то «счастлив ее видеть», то «как раз вспомнил занятный случай, которым обязательно надо поделиться с такой рассудительной девушкой», а то и вовсе «мне срочно нужен ваш совет, милая Тамирия»! Вроде и придраться не к чему, а так и хочется вмазать по сладкой улыбочке, чтобы не лез к чужим невестам.

   — Ну вот, можешь ведь, когда захочешь, — удовлетворенно сказала Аурелия, когда они закончили. И Дан, снова вспомнив «очаровательную» (и что в ней такого уж очаровывающего?!) улыбку Руиса, решился.

   — Аурелия… можно у тебя спросить? То есть, посоветоваться?

   — Начало пугающее, — чуть нахмурилась она. — Но спроси.

   — Я себя как-то неправильно веду? То есть, как твой жених? Мне, может, правда нужно… ну, комплименты какие-нибудь? Или…

   Он замолчал, не зная, как озвучить картинку, что встала перед глазами после «или»: они обнимаются так же, как вот только что, но она не прячет лицо у него на груди, а смотрит в глаза, и он тянется губами к губам. Даже на какое-то мгновение почудилось, что ощущает эти губы, мягкие, почему-то со вкусом кофе…

   — Или что? — заинтересованно спросила она. Но ответить Дан не успел. Да и что тут ответишь! Не успел даже растеряться окончательно. Потому что в дверь отчетливо постучали.

   — Войдите! — торопливо ответил он, поднимаясь.

   Вошел дворецкий. Объявил торжественно, будто в полном гостей зале:

   — Магистресса Агидара приглашает своих гостей присоединиться к ней в загородном поместье «Звездный топаз». Экипаж будет готов через полчаса. Собирайтесь на несколько дней, у сэньи Агидара много планов.

ГЛАВА 10

Первым от особняка Агидара отъехал экипаж сэна Симантуса. В который не поместился никто, кроме него самого, возницы на козлах и огромных саквояжей. Их сэн Уго с помощью Леона и возницы с огромными предосторожностями переносил из подвалов — и часть из них, воистину устрашающего размера, пришлось грузить на крышу. Расстаться с сегодняшней драгоценной добычей, пусть даже на несколько дней — мучительно медленных и невыносимо длинных, конечно же — Симантус, разумеется, не пожелал. Она была тщательно упакована, защищена всевозможными чарами — от тряски, дождя, солнца, жары, птиц и невесть каких еще напастей — и обложена со всех сторон охлаждающими артефактами.

   А сэн Уго пребывал в крайне скверном расположении духа — предстоящая поездка никоим образом его не радовала. Но на этот раз сэнье Люцинии требовалось общество не столько друга, сколько юриста, так что выбирать не приходилось. Именно от него Аурелия наконец узнала причину появления в столовой к завтраку наглеца Дартамиана — тот, к слову, пока все были увлечены удильщиком, как и подозревала Аурелия, сбежал с черного хода.

   — Боюсь, нам не посчастливится избавиться от его общества навсегда, ни в столице, ни, тем более, на прииске, где этот напыщенный болван пытается