Курортное пугало. Елена Пронина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Жена по объявлению
• ГЛАВА 2. Не по плану
• ГЛАВА 3. Мамин спонсор
• ГЛАВА 4. Первым делом дело
• ГЛАВА 5. Фиктивный папа
• ГЛАВА 6. Плохая примета
• ГЛАВА 7. Своя чужая свадьба
• ГЛАВА 8. Помоги мне!
• ГЛАВА 9. Вот такие пирожки…
• ГЛАВА 10. Семейная иллюзия
• ГЛАВА 11. Не лакомый кусочек
• ГЛАВА 12. Пугало вызывали?
• ГЛАВА 13. Подыграй мне!
• ГЛАВА 14. Неприятное знакомство, приятная игра
• ГЛАВА 15. Сестрички-невелички
• ГЛАВА 16. Мелочь, а неприятно
• ГЛАВА 17. Пощечина
• ГЛАВА 18. Тени прошлого
• ГЛАВА 19. Новый образ Ксюши
• ГЛАВА 20. Настоящий отец
• ГЛАВА 21. Неисправимая правдунья
• ГЛАВА 22. Соблазн
• ГЛАВА 23. Моральная компенсация
• ГЛАВА 24. Пугало снова в деле
• ГЛАВА 25. Киднеппинг по-анапски
• ГЛАВА 26. Папы в ассортименте
• ГЛАВА 27. Не вздумай заплатить!
• ГЛАВА 28. Контракт исполнен
• ГЛАВА 29. Почему?
• ГЛАВА 30. Превратности судьбы
• ГЛАВА 31. Нужная
• ГЛАВА 32. С корабля на бал
• ГЛАВА 33. Карету мне, карету!
• ГЛАВА 34. Настоящая любовь
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Она безработная провинциалка, он – москвич и успешный бизнесмен. Заключая с ней фиктивный брак, он прямо говорит, что ему нужна не жена-красавица, а курортное пугало. Ее задачи ограничиваются ведением домашнего хозяйства, присмотром за его дочкой-подростком и отваживанием от лжемужа алчных красавиц, мешающих отдыхать. Интима договором не предусмотрено, чувств тоже. Чем обернется необычный заказ?

ГЛАВА 1. Жена по объявлению

Довольно! Пора мне забыть этот вздор!

   (Генрих Гейне в переводе А.К. Толстого)

   «Жена на час. Мою чисто, готовлю вкусно, детей и животных люблю», – Люба поставила точку и отодвинулась от экрана, пропуская к нему подругу.

   – Так сойдет? – поинтересовалась неуверенно.

   – Сойдет. Только припиши, чтоб интим не предлагали.

   – Так из объявления и так ясно, какие я предлагаю услуги. Про интим ничего нет. Я ж написала, что люблю животных и детей, а не мужчин.

   – Мужчины – те же дети, – заявила Надюха. И сама допечатала предложение: «Интим не предлагать». После уверенно щелкнула на кнопке публикации и сообщила:

   – Остается ждать! Так что теперь можно отметить начало нового этапа твоей жизни.

   – Отмечать-то еще нечего, – возразила Люба.

   – Как так нечего? Сейчас клининговые услуги знаешь как востребованы? А в нашем захолустье их никто не предоставляет. Никакой конкуренции! Вот объявлений «муж на час» пруд пруди, а «жена на час» – ни одного не было, сама же видела. Сейчас от клиентов отбоя не будет. Не пройдет и года, как ты вообще клининговую компанию откроешь – я в тебя верю. И по этому случаю взяла вина.

   Надя убежала в коридор, где оставила сумку. Скоро вернулась в Любину комнату с пакетом дешевого вина и упаковкой сыра.

   – Пить где будем? – поинтересовалась. – Здесь или на кухне можно?

   – Сегодня на кухне можно, – разрешила Люба. – Мать нового ухажера нашла, на этот раз с квартирой, так что сегодня не придет, ворчать никто не будет.

   Подруги перебрались на кухню. Люба помыла яблоки, Надя нарезала сыр. Открыли, разлили вино, но выпить не успели – зазвонил телефон.

   Люба взглянула на экран мобильника – номер звонившего не определился, из-за чего сердце у женщины тревожно сжалось. Ей с такого номера звонил только один человек, и это было давно – почти десять лет тому назад. Не могло же быть такое, что спустя столько времени он вспомнил о своей любовнице-провинциалке? Или откуда-то узнал, что у него есть сын?

   Дрожащей рукой Люба взяла мобильник и нажала кнопку принятия вызова.

   – Да, – произнесла дрогнувшим голосом.

   – Добрый день. Я по объявлению, – голос звонившего был приятным, низковатым и совсем непохожим на голос Любиного любовника из далекого прошлого.

   – Очень приятно! – с облегчением отозвалась Люба. – Какие именно услуги Вас интересуют?

   – Мне нужна жена на 504 часа, – сообщил собеседник. – Сколько Вы берете за час работы?

   – Почему именно на 504 часа? – удивилась Люба. – Это какая же работа требует столько времени? И почему Вы решили, что у меня это займет именно 504 часа, а не 503 или 505?

   – Вы не ответили на мой вопрос.

   – Про стоимость часа работы?

   – Именно.

   – Все зависит от ее характера, – Люба попыталась скрыть, что о расценках еще не подумала. Она даже не представляла, сколько можно попросить за уборку или готовку, чтобы не продешевить и в то же время не отпугнуть клиента слишком высоким тарифом.

   – Поддержание порядка, иногда готовка, присмотр за ребенком, – перечислил потенциальный клиент.

   – И все это в течение 504 часов? – уточнила Люба, все еще не понимая, чего от нее хотят.

   – Да, мне нужна жена ровно на три недели.

   – Но я не могу работать 504 часа без перерыва, – справедливо заметила Люба.

   – Этого от Вас никто и не требует. Обед, часы отдыха, сон – все это будет Вам предоставлено, – успокоил собеседник. – Если Вы мне подойдете, разумеется.

   – А оплачивать вы планируете все 504 часа? – удивилась Люба. – Включая часы отдыха?

   – Разумеется. Вы же и в это время будете исполнять обязанности супруги.

   – Стоп! – спохватилась Люба. – Таких услуг я не оказываю. В объявлении же указано, чтоб без интима.

   – Разве я предложил интим?

   – Но разве исполнение супружеских обязанностей по ночам уже не является интимом? – иронично поинтересовалась Люба у собеседника, понимая уже, что клиент ей не подойдет.

   Надя, внимательно прислушивающаяся к разговору, фыркнула и прошептала:

   – Я же говорила: кругом полно извращенцев. А ты еще приписку про интим делать не хотела.

   – Вы будете находиться в моем доме, как это положено жене, не более того. Никакого интима. Более подробные условия озвучу, если Вы мне подойдете. Вы мне скажете, наконец-то, сколько стоит час вашего труда?

   – А сколько Вы готовы заплатить?

   – Хорошо, я сам назначу цену, если Вы мне подойдете, – решил собеседник. И поинтересовался: – Где посмотреть информацию о Вас? Отзывы, фотографии.

   – Я недавно начала этим заниматься, не могу пока предоставить никаких рекомендаций, – призналась Люба.

   – Есть у Вас паблик?

   – Есть! – Люба впервые обрадовалась тому, что на прежней работе их заставляли иметь аккаунты в соцсетях. Вероятно, они могли сойти за паблик. Она назвала свои данные, чтобы потенциальный клиент мог найти ее странички.

   – Посмотрю, перезвоню, – мужчина, даже не попрощавшись, прервал разговор.

   – Ну, ничего. В следующий раз, может, нормальный позвонит. Только зачем ты этому озабоченному свои настоящие имя и фамилию назвала да еще сказала, как твою страничку в соцсетях искать? А вдруг маньяк? Он тебе вообще чего предлагал? – набросилась на подругу Надя.

   – Ничего пока не предложил. Сказал, что еще не факт, что я ему подойду.

   – Ты хочешь сказать, что он не может понять, подходишь ли ты ему, пока не посмотрит твои фотки? Какое отношение твоя внешность имеет к клининговым услугам? Ты ж уборку и готовку предлагаешь, а не стриптиз. Точно маньяк!

   – Почему сразу маньяк? – попыталась заступиться за странного незнакомца Люба. – Может, он боится, что я его ребенку не понравлюсь. Мне кажется, он одинокий отец, и ему нужна домработница и няня в одном лице.

   – А что это тогда вы про ночные услуги говорили?

   – Хочет, чтобы в его доме жила. Наверное, чтоб за ребенком и по ночам присматривать.

   – А куда Гаврика денешь?

   – Так я ему на время нужна, всего на три недели, Гаврилу к бабушке на это время отправить можно.

   – Да ты, подруга, смотрю, авантюристка, – хмыкнула Надя. – Я бы на твоем месте ни за что на подобное не подписалась.

   – Я тоже пока не подписывалась, – заметила Люба. – Может, он вообще больше не позвонит. Не факт, что я ему подойду. Если б хоть чуть-чуть была на Мэри Поппинс похожа… А с моей внешностью – без шансов.

   – Нормальная у тебя внешность, ты зря комплексуешь, некоторым и полненькие нравятся, – утешающе произнесла Надя. – Выпьем наконец-то?

   – За дружбу! – подняла бокал Люба.

   Подруги чокнулись и пригубили вино.

   Сдружились Люба и Надя еще в институте. Когда работали вместе в одной библиотеке, сблизились еще сильнее. Это и неудивительно: обе имели легкий характер, любили рукодельничать и были мамами, растящими детей в одиночку, причем у Нади было даже два оболтуса.

   Родили они почти одновременно: сначала у Нади, тогда еще бывшей замужем, появились близняшки, а потом и Люба узнала, что беременна. Она, в отличие от подруги, замужем не была: ребенка нагуляла от командировочного. В их городишке был филиал крупной логистической компании, и Эдик, зять владельца фирмы, часто бывал здесь по делам. Люба с ним познакомилась случайно, когда он ее чуть не сбил на перекрестке, и у них закрутился роман. А потом он перестал бывать в их городе.

   Когда Люба узнала о ребенке, хотела сообщить будущему отцу об этом, но найти его не смогла. Он сам всегда звонил ей на мобильный с номера, который не определялся, и она не знала его телефона. Пыталась найти его через фирму, притворившись клиенткой, но ей сообщили, что он больше здесь не работает. Пришлось принимать решение самостоятельно. Люба оставила ребенка и назвала его Гаврилой, в честь архангела Гавриила, надеясь, что столь сильный небесный покровитель хотя бы частично сможет заменить мальчику отца.

   Работа у подруг не была высокооплачиваемой, зато трудоустроены они были официально и получали белую зарплату. От них требовалось идти в ногу со временем и привлекать читателей мыслимыми и немыслимыми способами. Так что скучать не приходилось: то выставки оформляли, то ночные бдения для горожан устраивали, то театрализованные представления им показывали.

   Однако читателей не прибавлялось, а наоборот. В результате назрела необходимость оптимизации сети муниципальных библиотек. Филиал, в котором трудились подруги, объединили с двумя другими, часть сотрудников сократили. Под сокращение попала и Люба, а вот Надежда, уже разведенная мама двоих детей, осталась работать.

   Люба встала на биржу труда, но работу по специальности ей предложить не смогли. Ясно было, что и не предложат. Прожить на пособие по безработице было нереально даже одной, а у Любы был еще и сын, которого предстояло собирать в третий класс. Срочно нужно было искать варианты заработка. Вот Надя и предложила идею: дать объявление об оказании клининговых услуг.

   Дополнительно Люба планировала подрабатывать, продавая различные поделки из минералов: она делала из них и фигурки для домашнего декора, и бижутерию – хобби у нее было такое. Мать ей всегда пеняла, что тратит время на ерунду. Пытаясь не выглядеть в ее глазах пустышкой, Люба говорила, что рукодельничает из экономии, а позже будет даже продавать свои поделки – безделушки ручной работы были в цене. И вот настала пора сдерживать обещание: выставлять свои «сокровища» на продажу. Она даже сфотографировала несколько изделий и выложила фотки в соцсетях – вдруг кто-то и заинтересуется. Но пока никто не интересовался. Так что вся надежда была на одиноких мужчин, неспособных самостоятельно справиться с ведением домашнего хозяйства.

   Вот один уж было «клюнул» на неординарное объявление, но тут же сорвался с крючка. Очевидно, что фотографиями потенциальной домработницы он интересовался не просто так. И вряд ли ему важно было, чтоб будущая няня внешне понравилась его чаду. Люба и сама понимала, что Надя права: внешность домработницы была важна для самого работодателя, потому что он планировал все-таки получить от нее услуги, которые она не оказывала. Но для таких услуг можно найти кого-то и посимпатичнее, и помоложе. Люба была уверена, что, изучив ее фотографии, странный клиент больше не позвонит.

   Однако незнакомец все же перезвонил. Произошло это через пару часов после их первого разговора, когда Надюшка уже ушла, а Гаврика забирать из школьного лагеря было еще рано.

   – Вы мне подходите, – сообщил мужчина, не тратя силы на приветствие и предисловие. – Плачу тысячу рублей за час. Плюс деньги на проезд и сопутствующие расходы. Итого 510 тысяч рублей. Вам есть куда записать адрес?

   У Любы чуть челюсть не отпала от размера предложенной суммы. Она более чем в два раза превышала ее годовой доход в должности библиотекаря.

   – Сейчас возьму, чем и куда записать, – ответила, выдергивая из карандашницы ручку и тут же роняя ее на стол. Ручка скатилась на пол, и Люба полезла за ней, лепеча в трубку: – Сейчас, сейчас, я ее почти поймала, только не вешайте трубку.

   Собеседник терпеливо ждал, не реагируя на Любино бормотание.

   – Я готова, – сообщила она наконец-то, поймав ручку, вернувшись за стол и положив перед собой прошлогоднюю тетрадь сына.

   Незнакомец продиктовал адрес электронной почты и велел выслать ему копию Любиного паспорта.

   – Зачем Вам мой паспорт? – насторожилась женщина.

   – Для составления договора, – пояснил мужчина.

   – А нельзя неформально? – робко попросила Люба. – А то меня с биржи снимут, а я не хочу пособие терять.

   – Трудовые отношения я оформлять не собираюсь, так что можете продолжать получать Ваше пособие.

   – Но Вы же только что сказали, что Вам нужен мой паспорт для оформления договора, – подловила Люба собеседника.

   – Все верно. Для составления брачного договора, – не смутился незнакомец.

   – Чего? – Люба чуть не уронила мобильник.

   – Мы должны пожениться на 3 недели, я же говорил, – кажется, мужчину начала раздражать Любина бестолковость. – Не могу же я на слово поверить, что Вы потом не попытаетесь отсудить половину моего имущества.

   – Так, давайте уточним: Вы хотите, чтоб я на самом деле вышла за Вас замуж?

   – Да, на 3 недели, что тут непонятного?

   – То есть Вы мне предлагаете фиктивный брак?

   – Именно.

   – И за это платите пол-лимона?

   – 504 тысячи. Плюс расходы на дорогу, – поправил Любу собеседник.

   – На какую дорогу?

   – Я проживаю в Москве.

   – То есть мне к Вам еще и приехать надо?

   – Да.

   – И три недели прожить с Вами в Москве, изображая жену? Я правильно поняла?

   – Не совсем. Потом мы отправимся в свадебное путешествие. Всей семьей. Я, Вы и моя дочь.

   – У меня нет загранпаспорта, и я боюсь летать.

   – Мы отправимся в Краснодарский край, так что загранпаспорт Вам не потребуется, – успокоит Любу собеседник. – Еще вопросы есть?

   – Есть! – женщина решилась спросить о том, что ее волновало на данный момент больше всего: – Вы же помните, что я не согласна на интимные отношения?

   – Я не страдаю амнезией, – в голосе Любиного собеседника все отчетливее слышалось раздражение. – Могу Вас успокоить: я видел Ваши фотографии, и Вы совершенно не в моем вкусе. На Вас у меня точно не встанет, и это хорошо. Мне не нужна жена-красавица, мне нужно курортное пугало. Хочу отдохнуть не только от работы, но и от назойливых невест.

   Слышать такое было больно до слез, и они на самом деле покатились из глаз молодой женщины, которая хоть и говорила, что считает себя некрасивой, на самом деле не воспринимала себя уродиной. «Хорошо, что хоть Надя ушла, и нет свидетелей моего унижения, – подумала Люба. И тут же оправдала будущего работодателя: – Зато он честный, прямой. Это ведь хорошо?».

   – Но ведь если я не в Вашем вкусе, никто не поверит, что Вы по-настоящему женились на мне. Сразу догадаются, что наш брак фиктивный, – предупредила Люба, надеясь, что собеседник все же не отменит сделку (пол-лимона на дороге не валяются).

   – Поверят. Будут думать, что женился по любви. Скажу всем, что у Вас душа красивая.

   – Дело Ваше. Но ведь Вы мне все равно заплатите полмиллиона? Даже если не поверят?

   – Сначала переведу аванс. Если обман вскроется по Вашей вине, оставшейся суммы Вы не увидите. В противном случае оставшиеся 250 тысяч переведу Вам сразу после развода.

   Предложение звучало соблазнительно, но все же оно было странным. Очень странным. И это Любу настораживало.

   – А можно мне все-таки подумать? – попросила робко.

   – До завтрашнего утра. Позвоню Вам в девять. Если откажетесь, мне нужно будет успеть найти другую супругу. Время поджимает.

   – Хорошо, – согласилась Люба. – До девяти часов завтрашнего утра я постараюсь принять решение.

   Люба не была жадной до денег. Однако жизнь научила ее экономить на всем, на чем только можно, и никогда не отказываться от возможности подработать. Полмиллиона за три недели – в ее восприятии это был запредельный заработок, хотя она и знала, что некоторые получают такую сумму ежемесячно, даже больше получают. Предложение москвича смахивало на авантюру, и Люба чувствовала, что он что-то недоговаривает или, может, откровенно лжет. Была вероятность, что, приняв предложение незнакомца, она вляпается во что-то грязное и нехорошее. Но, с другой стороны, почему она не должна верить людям? По голосу далекий собеседник показался Любе хоть и резким, но прямым. Почему-то верилось, что он ее не обманет. И очень не хотелось упускать возможность заработать, причем заработать хорошо. Ей не пришлось бы думать, где взять деньги на школьную форму и другую одежду, необходимую сыну к осени, она смогла бы растянуть деньги на год и даже на два, а за это время или нашла бы постоянную работу, или раскрутилась бы сама. Вдруг и вправду клининговые услуги окажутся востребованными? Или ее поделки и украшения хорошо пойдут? Ей бы только пережить этот сложный период! Может, ей этого москвича Бог послал!

   Любе срочно надо было с кем-то посоветоваться, но Наде она звонить не хотела. Была уверена, что та начнет отговаривать ее. И не только из-за беспокойства за жизнь и честь подруги. Скорее даже не столько из-за волнения за Любину судьбу, сколько из-за зависти. Да, Люба знала, что подруга ей завидует, даже когда оказывается в более выгодном положении. Даже когда Любу сократили, в Надиных словах-утешениях сквозила зависть к тому, что подруга обрела свободу, выбравшись из цепкого сплетения библиотечной сети, где каждый должен был жертвовать личным ради общего дела. Но Люба не обижалась на Надю, понимая, что зла подруга ей все-таки не желает. Ей даже казалось, что Надя и сама не понимает, что завидует Любе, и очень удивилась бы, попеняй ей кто-нибудь на это.

   Прислушавшись к себе, Люба поняла: она боится спрашивать совета у Нади потому, что знает: та будет против этой высокооплачиваемой авантюры. Значит, в глубине души Люба очень не хотела, чтобы кто-то ее отговаривал. Выходит, ей хотелось согласиться. И этому неразумному порыву можно было найти разумное объяснение.

   Жизнь в Любином городке была тихой, пыльной и вообще скучной. Она задыхалась здесь, чувствуя себя белой вороной. Однако искусно скрывала и свою непохожесть на других, и интеллект, который у нее имелся, но, как показал опыт, не способствовал обретению друзей.

   Сей печальный опыт Люба получила в детстве. Когда она пошла в школу, они с мамой жили в другом районе их городка, в однокомнатной квартире. Люба была способной девочкой и быстро обогнала одноклассников в учебе. Несмотря на то что она не вела себя по отношению к ним высокомерно и не считала себя лучшей, ее невзлюбили, прозвав зазнайкой. Стать изгоем в 8-9 лет – это тяжелое испытание. И Любе было очень не просто делать вид, что ее это не задевает. Она старалась не обижаться на сверстников, и каким-то чудесным образом ей это удавалось.

   Когда Любина мама вышла замуж, они продали свою маленькую квартирку, а ее новый супруг продал свою. Вместе они приобрели трешку, а через полгода развелись и снова разменяли жилье. Любиной маме досталась двухкомнатная хрущевка, а ее бывшему мужу – маленькая квартирка гостиничного типа. Как маме повезло так хитро обстряпать дельце, Любе понять так и не удалось. Но для нее это стало переломным моментом в жизни, так как ее перевели в другую школу.

   Учтя уроки прошлого, Люба на новом месте учебы не стремилась продемонстрировать логику и эрудицию, надев на себя маску неунывающей простушки. Даже школу из-за этого закончила с двумя тройками, хотя могла бы претендовать на отличный аттестат. Зато все одноклассники относились к ней дружелюбно, так что о том, что ради этого пришлось пожертвовать медалью, Люба не жалела. Тем более что набранных на ЕГЭ баллов ей все же хватило для поступления в местный вуз, где она и обучилась библиотекарскому делу.

   Постепенно маска простушки-веселушки настолько хорошо приросла к Любиному лицу, что она и сама стала считать ее своим лицом. Она уже не претворялась легкой и поверхностной – она постепенно стала такой.

   Маскировала Люба не только интеллект, но и свою тягу к творчеству, хотя тянуло ее, по счастью, не к музыке или живописи, а всего лишь к рукоделию. Причем главным ее увлечением было изготовление бижутерии. О камнях и минералах она, наверное, знала все, и это была единственная область знаний, хорошее знакомство с которой она скрывать не умела. Однако Любе стыдно было признаться, что у нее есть хобби, к тому же такое немодное. Поэтому она всем говорила, что занимается им из практичных соображений. Благодаря этой небольшой лжи, ни одноклассники, ни коллеги над Любой не смеялись, даже иногда ее похваливали за хозяйственность.

   Спрятаться под маску Люба сумела, и это сделало ее жизнь более легкой. Но веселее и интереснее жить от этого не стало. В глубине души Люба мечтала вырваться на свободу, покинуть этот затхлый городок. И вот у нее появилась возможность побывать в другом мире, окунуться в другую жизнь, пусть и ненадолго, всего на три недели. И мало того что она почувствует вкус свободы, так еще и денег за это получит целую кучу!

   Расшифровав свои истинные желания, Люба решила, что завтра скажет незнакомцу «да». Сердце продолжала сжиматься от волнения, но теперь оно было связано не с предчувствием опасности, а с предвкушением праздника для души.

   Люба твердо решила не звонить Наде до тех пор, пока передумывать не станет поздно. Однако подруга сама позвонила ей, как будто чего-то почувствовала.

   – Ну, позвонил твой извращенец или не понравилась ты ему? – просила Надежда без предисловия.

   – Перезвонил, – призналась Люба, – сказал, что не понравилась.

   – Слава богу! А то я уж стала бояться, что понравишься, он тебе позвонит, скажет, что предложение в силе, а ты и согласишься.

   – Так он и сказал, что предложение в силе, потому что я ему не понравилась. Если б понравилась, стал бы искать другую.

   – Ничего не понимаю, ерунда какая-то выходит.

   – Я ему подхожу для фиктивного брака, потому что не в его вкусе и ему не захочется ко мне приставать, – пояснила Люба.

   – Ты сказала «для фиктивного брака»? Он что, хочет, чтобы ты по документам его женой три недели была, а не только роль играла?

   – Да.

   – Не ввязывайся в это! Это опасно! При разводе полквартиры у тебя оттяпает.

   – У меня нет квартиры, она мамина. И у нас будет брачный договор.

   – Не надо так рисковать, умоляю тебя! – эмоционально выпалила Надя. – Это опасно, он темнит! А о ребенке ты подумала?

   – Я его с мамой оставлю.

   – Навечно?

   – Почему навечно? На три недели.

   – А если тебя убьют и закапают за эти три недели? Или в рабство продадут? Или еще что-нибудь сделают?

   – Это маловероятно – у нас правовое государство.

   – Это ты юным читателям в День Конституции рассказывай, а не мне. Какое правовое государство, когда тебя, мать-одиночку, сократили?

   Юридически матерью-одиночкой Люба не считалась, так как при оформлении свидетельства о рождении сына, сказала, что у ребенка есть отец, чтобы сын не остался без отчества. Этим самым она лишила себя права на какие-то льготы, но о своем поступке не сожалела.

   – Сократили меня законно, – констатировала Люба. – И не убьют меня. Зачем им это?

   – Ты хотя бы его профиль в соцсетях посмотрела? Поискала про него информацию?

   – Да я даже не знаю, как его зовут! – призналась Люба.

   – Ты собираешься замуж за мужчину, даже имя которого не знаешь? Ну, ты, подруга, совсем с катушек съехала. Тебе лечиться надо, а не замуж выходить!

   – Я не сумасшедшая. Нам не о чем говорить, если ты считаешь меня дурой! – обиделась Люба.

   – Да не считаю я тебя дурой! Но поступаешь ты по-идиотски. Умоляю: перезвони и откажись. Скажи, что ребенка оставить не с кем.

   – Я еще не соглашалась, взяла время на обдумывание.

   – Вот и не соглашайся. О Гаврике подумай!

   – Без тебя решу, соглашаться мне или нет. Потому что как раз о Гаврике и думаю. На какие шиши мне его в школу собирать?

   – Ну, как знаешь, подруга, – окончательно обиделась Надя. – Но потом пеняй на себя, я тебе предупредила.

   На этом неприятный разговор, которого Люба хотела избежать, закончился. Но сомнения всколыхнули душу с новой силой. Из всех щелей разума повылезали мелкие зубастые страхи: «Людей, бывает, и на органы похищают. А если тут какой-то криминал? Или мошенничество? Может ли он на меня кредит повесить? А если он наврал, что я не в его вкусе, а на самом деле извращенец, который как раз и любит таких, как я? Что, если он запрет меня в подвале и будет насиловать?».

   Размышлять на эту тему Люба продолжила по дороге за Гавриком – он отдыхал в школьном лагере дневного пребывания. Но к какому-либо финальному решению подобраться никак не удавалось. Подтолкнул ее к нему вид сына, вышедшего к ней в порванных джинсах и запачканной футболке. Учительница сказала, что он подрался. Люба обещала поговорить с сыном дома, но беспокоило ее не столько его поведение, сколько испорченная одежда, которая была куплена буквально накануне. Одежда на Гаврике буквально горела, да и обувь тоже. На обновление мальчишеского гардероба к школе требовались деньги. И если она откажется от удачно подвернувшейся возможности подработать, не факт, что сможет собрать сына в школу.

   – Скоро я уеду ненадолго в Москву, а ты останешься с бабушкой, – сообщила Люба Гаврику, когда они пришли домой.

   Он неожиданно расплакался:

   – Не хочу с бабушкой! Я тебя не пущу в Москву.

   – Так я ненадолго и что-нибудь интересное тебе привезу. Любую игрушку, какую закажешь, привезу! – попыталась поторговаться Люба.

   – Не нужна мне игрушка! Я не хочу, чтобы ты уезжала.

   Пришлось торговаться дальше. Наконец, Гаврик согласился несколько дней пожить с бабушкой (он еще не знал, что речь идет об огромном сроке в 21 день).

   Оставалось договориться с матерью, чтобы она взяла на три недели Гаврика к себе. И Люба получила категорический отказ. Даже озвученная сумма и обещание заплатить 10 процентов, сердце матери не смягчили – она привыкла жить для себя и понимала, что избалованный мальчишка помешает ей наслаждаться близостью с новым любовником.

   – Ну вот все и решилось! – сказала сама себе Люба. – С этого нужно было и начинать. Не пришлось бы терзаться сомнениями, ссориться с подругой. Снова размечталась о новой жизни? Вот и получи по носу! Давно уже пора повзрослеть!

ГЛАВА 2. Не по плану

Телефонный звонок раздался ровно в 9.00 – несостоявшийся Любин супруг оказался пунктуальным товарищем.

   – Каким будет Ваше решение? – спросил сразу же после приветствия.

   – Я вынуждена отказаться.

   – Могу я поинтересоваться причинами?

   – Без проблем: мне не с кем оставить сына.

   Собеседник отозвался не сразу. Люба даже подумала, что он резко прервал разговор. Но оказалось, что он лишь задумывался.

   – На вашей страничке не было детских фотографий, – наконец-то раздался голос «жениха». – Сколько лет мальчику?

   – Восемь. Осенью исполнится девять. Так что одного его оставить, как понимаете, на самом деле нельзя.

   Снова наступила пауза.

   – Что ж, так даже лучше, возраст подходит, – неожиданно принял решение собеседник. – Приезжайте вместе, дорогу оплачу.

   – Для чего подходит возраст? – насторожилась Люба, вспомнив про ужастики, связанные с похищением людей на органы.

   – Для роли моего внебрачного сына. Подробности не по телефону. Высылайте копии документов: своего паспорта и свидетельства рождения сына. Как его зовут?

   – Гаврик. То есть Гаврила Эдуардович. Фамилия у него моя, – выдала Люба исчерпывающую информацию.

   – Даже отчество подходит, – в голосе москвича послышалось удовлетворение. – Срочно высылайте документы и сегодня же вечером выезжайте. Аванс сейчас переведу.

   Не попрощавшись, незнакомец повесил трубку. Люба даже не успела обдумать ситуацию и что-либо возразить. Ее мнения никто не спрашивал!

   Телефон звякнул, сообщая о получении сообщения. Открыв его, Люба поняла, что ее будущий лжесупруг перевел обещанный аванс: ее счет пополнился на 270 тысяч рублей. Платеж совершил некий Эдуард Борисович К. – совпадение, действительно, было поразительным: отца Гаврика звали так же, даже фамилия начиналась на ту же букву. Трудно было не подумать о том, что это судьба. Люба уже ничуть не сердилась на то, что москвич даже не дал ей возможности возражать. Дурой была бы, если отказалась!

   Радуясь, что Гаврик в лагере и не будет мешать сборам, Люба первым делом рванула на вокзал, но не на железнодорожный, а на автобусный. До столицы ехать не так далеко, можно и в автобусе, это дешевле – женщина не собиралось прощаться с привычкой экономить лишь из-за того, что на нее неожиданно свалилось полмиллиона.

   По дороге домой купила муку и яблоки, взяла воды и, подумав, палку колбасы и багет.

   Вернувшись домой, первым делом замесила тесто. Пока оно подходило, занялась чемоданами. Чемоданов у нее, собственно говоря, не было, но были две большие сумки: одна спортивная, другая шопер. Да еще у сына был рюкзачок, но он не в счет – в него Гаврик почти наверняка захочет сложить любимые игрушки.

   Впрочем, и двух сумок должно было хватить – большого выбора одежды, подходящей для отдыха, у Любы не было. Преобладали полуофициальные юбки, брюки и блузы, в которых она совсем недавно ходила на работу. Ехать решила в тонких синтетических брюках, произведенных в одной из стран СНГ, и китайской футболке немаркого темно-синего цвета с принтом в виде розы. С собой уложила длинную свободную юбку из тонкого хлопка, пару светлых футболок и белое летнее платье с хлопковым кружевом.

   Платье она сшила сама и очень им гордилась. Если жених не приобретет для торжества наряда, больше подходящее случаю, можно будет пойти расписываться в нем. Но даже если он догадается купить свадебное платье, наряд собственного пошива пригодится во время свадебного путешествия.

   На случай похолодания взяла плотную футболку с длинным рукавом, похожую на тельняшку, и кремовый кардиган, тоже собственноручно связанный. Для сына взяла старые джинсы, шорты, несколько футболок и ветровку. Решила, что поедет он в спортивном костюме, а длинные шорты, которые сейчас на нем, она уложит с собой после (если он, конечно, их не порвет и не испачкает, на что Люба не особо надеялась). Белье для себя взяла новое, хранящееся на всякий случай (например, если неожиданно придется лечь в больницу). Казалось, что вещей было мало, но спортивная сумка еле закрылась.

   Во вторую сумку Люба положила несколько любимых самодельных украшений и небольшую коробочку с набором камней и фурнитуры, специальными инструментами. Она надеялась, что у нее будет немного времени, чтобы смастерить что-нибудь, навеянное отдыхом у моря. Она помнила, что Эдуард Борисович говорил о планах совершить свадебное путешествие по Краснодарскому краю, так что свиданье с морем Любу ожидало почти наверняка, и она с воодушевлением ждала этой встречи.

   Косметикой Люба обычно не пользовалась – Надя говорила, что ей хорошо и без макияжа. Однако пудра, тушь, карандаш для бровей и помада двух оттенков у невесты все же имелись. Она вместе с косметичкой отправила их в шопер, туда же сунула расческу. Оставалось собрать швейные принадлежности на случай, если что-то порвется, и небольшую аптечку. На это ушло еще полчаса.

   Закончив с укладыванием вещей, приступила к приготовлению пирожков. И она сама, и Гаврила любили с яблоками. Их Люба и решила напечь в дорогу.

   Когда закончила с пирожками, сунув противень в духовку, поняла, что пришло время заняться неприятным, но необходимым делом: предупредить близких о своем временном отъезде, чтоб не волновались и не тревожили полицию.

   Начала с матери.

   – Мам, меня не будет три недели, – сообщила ей Люба, когда та закончила первую часть обвинительной речи, поводом к которой послужил несвоевременный звонок дочери.

   – Я же сказала, что не возьму к себе Гаврика. Ты же не собираешься оставить сына одного? – голос матери звучал язвительно.

   – Мы вместе едем. Я предупреждаю, чтоб ты не беспокоилась, если нас дома не застанешь, – пояснила Люба, хотя сомневалась, что мать вообще заметила бы их исчезновение.

   – Никуда вы не поедете! – заявила Тамара Васильевна.

   – Ты не можешь запретить, – резонно заметила Люба.

   – А цветы кто поливать будет?

   – Ты и польешь.

   – Прикажешь с другого конца города переться, чтоб цветы полить?

   – Ты на пенсии, так что потратить час в день на уход за цветами можешь себе позволить.

   – Даже не мечтай. Засохнут твои цветочки!

   – Тогда и твои тоже!

   – Пусть засыхают, – засмеялась Тамара Васильевна. – Можешь вообще считать их своими.

   – Хорошо, попрошу кого-нибудь еще.

   – Не смей никому оставлять ключи от нашей квартиры! – взвизгнула Тамара Васильевна.

   – А то что?

   – А то я обвиню твоего помощника в незаконном проникновении в жилище.

   Люба знала свою мать – она на самом деле могла выкинуть что-нибудь подобное. Не желая подставлять своего помощника, женщина сдалась:

   – Я решу эту проблему по-другому, не беспокойся.

   Пришлось звонить Наде, мириться. Для этого потребовалось «скормить» подруге пикантную информацию:

   – Я узнала, как зовут моего фиктивного жениха, – с ходу сообщила она подруге.

   – И как же? Он известная персона в нашем городе? – сразу же заинтересовалась Надя, забыв про вчерашнюю обиду.

   – Он москвич, но зовут его Эдуард Борисович – так же, как и отца Гаврика.

   – И фамилия такая же? – ахнула Надя.

   – Фамилии его я не знаю, но начинается на ту же букву.

   – Так это, может, он тебе и звонил? – догадалась Надя. – Как же ты его по голосу не узнала!

   – Я б узнала, если это его голос был. Это не он. Но совпадение невероятное!

   – Голос и изменить можно! Всякие прибамбасы технические для этого есть. Или друга попросил вместо себя поговорить. Вспомнил тебя и понял, что жить без тебя не может. Понял, подлюка, что просто так ты его не простишь, вот и придумал этот спецзаказ, – сочинила историю Надя и сама же ею восхитилась: – Вот это мужчина! Вот это романтика!

   – Значит, правильно я сделала, что согласилась.

   – Зря согласилась, надо было его промурыжить, чтоб выше ценил.

   – А если это не он?

   – Он! Точно тебе говорю! Ты сейчас дома? Сейчас приеду, поболтаем, придумаем, как его дальше соблазнять, чтоб никуда больше от тебя не сбежал.

   – Лучше я к тебе. Заодно цветы привезу, а то поливать их некому.

   – Жду!

   Цветов было много – пришлось вызывать такси. Выгрузив цветы и расставив их по подоконникам, Люба вручила Наде схему полива и обломала подругу, сообщив, что ей нужно спешить – пора забирать Гаврика из лагеря. Так что поболтать сегодня не удастся.

   – Но как вернусь, сразу все расскажу! – заверила она подругу.

   – А когда уезжаешь?

   – Сегодня вечером. Мы вместе с Гавриком уезжаем.

   – Зачем такая спешка-то?

   – Работодатель торопит.

   – Ну ладно, удачно выйти замуж, – хмыкнула Надежда.

   Подруги обнялись, и Люба побежала за сыном.

   – Как вкусно пахнет! – довольно протянул Гаврила, еще с порога заметив, что мама пекла пирожки. – С какой начинкой?

   – С яблоками.

   – О, мои любимые! – скинув сандалии, Гаврик помчался на кухню.

   – Руки помой! – напомнила Люба.

   Гаврила открыл кран, кое-как сполоснул руки и заглянул под крышку укутанной полотенцем кастрюли.

   – Четыре штуки можешь съесть сейчас, остальные возьмем в дорогу, – предупредила Люба, чувствуя, что тоже проголодалась, и кидая на одну тарелку два пирожка, на другую – четыре. – И сначала лапшу поешь, сейчас разогрею.

   – Фу, не хочу лапшу, хочу пирожок. Можно пять?

   – Кто не будет лапшу, тому пирожки не полагаются, – сообщила Люба, вынимая из холодильника кастрюлю с остатками первого блюда.

   Гаврик наморщил нос, но согласился:

   – Ладно, но только один половник.

   – Договорились.

   – А потом мы к бабушке поедем или к тете Наде? – поинтересовался Гаврила, усаживаясь на стул и болтая под ним ногой.

   – Нет, мы сегодня в Москву поедем.

   – Здорово! Завтра скажу Вовке, что я тоже в Москве был, – обрадовался сын.

   – Завтра не получится, мы через три недели вернемся.

   – Я так не соглашался, я в лагерь хочу. Мы с пацанами договорились…

   – Билеты уже куплены. Никуда ребята не денутся, потом похвалишься.

   – Я не поеду, не хочу! – заупрямился Гаврик.

   – А на море хочешь?

   Люба знала, что побывать на море Гаврила давно мечтает. Его приятель Вова где только ни был, и мальчишка вечно хвалился своими путешествиями. Гаврик же с Вовой во всем конкурировал. Что касается учебы, Гаврила не отставал. И товарищи его уважали. Но вот в плане путешествий с конкурентом тягаться Гаврик не мог. Тот же переманивал у него приятелей и приятельниц рассказами о своих невыдуманных поездках. И самыми яркими были воспоминания о море. Разумеется, Гаврику очень хотелось как-то раз перебить зазнавшегося друга словами: «Подумаешь! Я тоже там был. И мне там было еще интересней!».

   Наживку мальчишка тут же заглотил:

   – Ладно, на море я согласен ехать. Только ненадолго.

   – Но ехать нам придется через Москву, – пояснила Люба. – У нас своих денег на это нет, нам путешествие оплатит один мой друг, очень хороший. Нам только нужно будет подыграть ему, что мы его родственники. А то чужим людям вместе нельзя путешествовать.

   – А смартфон он мне купит? – Гаврила быстро смекнул, что сейчас мама готова выполнить чуть ли не любой его каприз, лишь бы он согласился отправиться в путешествие.

   – Смартфон я сама тебе куплю, – пообещала Люба. – Когда вернемся. Если хорошо будешь себя вести.

   Люба разлила лапшу по тарелкам и поставила на стол:

   – Приятного аппетита!

   – Да, еще забыл сказать: соглашусь поехать, если не будешь заставлять меня есть, чего я не хочу. И лапшу не будешь заставлять есть. И порожков разрешишь съесть пять штук.

   – Ладно, – вынуждена была принять условия сына Люба. – Я съем твою лапшу, а ты мои пирожки.

   – Я только один твой пирожок возьму, – сообщил Гаврик. – Мне нужно пять, один лишний.

   – Спасибо, мне как раз одного пирожка хватит, я же еще и лапшу съем, – улыбнулась сыну.

   После ужина Люба отправила сына собирать рюкзачок, предупредив, что взять с собой он сможет только его. Сама же прибралась на кухне, помыла посуду, собрала в дорогу пирожки и сделала чай, наполнив им термос. Дополнительно нарезала хлеба и колбасы, сложила в отдельные контейнеры и тоже сунула в пакет, приготовленный в дорогу.

   Сумок было немного, и с целью экономии Люба решила такси не брать. Наверное, правильно сделала, потому что на дорогах были пробки, и на такси они добирались бы так же долго, как и на автобусе.

   – А где здесь поезда? – оглядываясь по сторонам, поинтересовался Гаврик.

   – Здесь нет поездов, это автобусный вокзал, – пояснила Люба.

   – У, это неинтересно. Я думал, мы на поезде поедем, а то бы не согласился.

   – На автобусе еще интереснее ехать, – соврала Люба. – Сядешь у окошка, так что сможешь дорогой увидеть разные города, мимо которых мы будем проезжать.

   – А на поезде не увидел бы? – засомневался.

   – Поезд быстро едет, толком ничего не рассмотришь, – слукавила Люба.

   – Ладно, поедем на автобусе, только чур я сяду у окна.

   – Конечно, у окошка сядешь, – сразу же согласилась, лишь бы сын снова не заупрямился.

   Сначала Гаврик вел себя шумно: жаловался, что хочет пить, но от чая отказывался, орал на весь автобус, что будет только фанту, и стонал, будто умирающий, что сильно хочет в туалет. На ближайшей остановке пришлось удовлетворять желания Гаврика, чтобы он хоть немного утихомирился – купить ему апельсиновую газировку, которой он запил пирожки и бутерброды с колбасой. Сама Люба ужин запила чаем.

   Объевшись и напившись газировки, Гаврик и вправду начал вести себя тише. Поныл немного, что за окошком нет ничего интересного, потом задремал и проспал до утра.

   Кто-то, может, и посчитал бы, что Гаврик вел себя невыносимо, но только не Люба. Она-то знала своего сына и понимала, что он очень старался вести себя хорошо, помня об обещанном за примерное поведение смартфоне.

   В Москву приехали рано утром. Автобус остановился на Кожевнической, почти напротив Павелецкого вокзала. Люба осторожно потеребила Гаврика за плечо. Он приподнял голову и, сообщив, что не выспался, снова закрыл глаза. Пришлось расталкивать его сильнее и выслушивать ругательства, которые восьмилетний мальчишка вообще знать не должен – их Гаврик перенял у своего друга и конкурента Вовы. Пассажиры, покидая автобус, смотрели на Любу с осуждением, как будто это она научила сына бранным словам.

   Когда в автобусе они с Гавриком остались одни, в салон заглянул водитель:

   – Заберите багаж, а потом вернетесь за мальчиком.

   Люба послушно вышла и вытащила из багажного отделения свои сумки, поставила их на тротуар возле металлического ограждения. Гаврик спал или притворялся спящим, и Любе ничего не оставалось, как попытаться вынести его на руках. Странные действия матери заставили мальчишку все-таки окончательно пробудиться и возмущенно оттолкнуть старающуюся поднять его на руки мать:

   – Уйди! Я сам! – проворчал недовольно и, схватив свалившийся на пол детский рюкзак, поплелся к выходу впереди Любы.

   Автобус отъехал, и Люба с Гавриком остались на тротуаре одни.

   – Мы сейчас на метро поедем? – спросил окончательно проснувшийся Гаврила, осматриваясь.

   – Наверное, – растерянно ответила Люба, – не знаю пока.

   Ей было стыдно признаться даже сыну, что она не знает адреса мужчины, за которого приехала выходить замуж. Дальнейший маршрут, как и пункт назначения, ей самой был неизвестен. Позвонить нанимателю она не могла, так как не знала его номера. У нее был лишь адрес его электронной почты, но отправить письмо возможности она не имела – женщина до сих пор пользовалась старинным кнопочным телефоном.

ГЛАВА 3. Мамин спонсор

Оставалось надеяться, что наниматель сам вспомнит про то, что Люба уже должна была прибыть в столицу, и выйдет на связь. Так оно и произошло – приблизительно через час стояния на тротуаре и выслушивания нытья сына женщина услышала долгожданный звонок. Ответила сразу же.

   – Почему вы не приехали? – голос Эдуарда Борисовича звучал агрессивно.

   – Мы приехали, – виновато промямлила Люба. – Давно уже.

   – Хорошо, – сразу же потеплел голос заказчика. – Где вы сейчас?

   – Мы напротив Павелецкого вокзала. Там, где автобусы междугородние останавливаются. Точнее не скажу – Москву плохо знаю.

   – Как вы там оказались? – собеседник старался не раздражаться, но удавалось ему это неважно – Люба услышала, как снова изменился, похолодев, тембр его голоса.

   – Мы на автобусе приехали.

   – Почему не на поезде? Я вам мало денег выделил на дорогу?

   Любе стало стыдно за чрезмерную экономность, и она предпочла перевести разговор, поинтересовавшись, по какому адресу им теперь нужно ехать дальше.

   – Стойте, где стоите, – приказал Эдуард Борисович и, не дожидаясь Любиного ответа, прервал разговор.

   Заказывая жену на 504 часа, Эдуард преследовал несколько целей. Одну из них он своей будущей лжесупруге озвучил: отпугивать надоедливых претенденток на его тело и кошелек. Желающих окольцевать его дам вокруг вилось немало, тогда как в его планы серьезные отношения не входили от слова совсем. Он уже был однажды женат, и ему не понравилось.

   Вступая в брак с москвичкой, да еще и дочерью преуспевающего бизнесмена, он не ожидал, что его семейная жизнь будет такой, какой она оказалась. Родственники Нины были уверены, что женился он на ней исключительно для того, чтобы зацепиться в Москве. Сама она тоже подозревала, что прельстила красавчика-однокурсника не внешностью и интеллектом, которые были весьма посредственными, и отнюдь не душевными качествами, которыми тоже не блистала, а деньгами своих предков и положением в обществе.

   Правы ли они были? Отчасти да. Расчет повлиял на решение Эдуарда связать свою судьбу с капризной самовлюбленной девицей. Но он не был главным мотивом. К стыду своему, Эдуард, по молодости не обладающий большой проницательностью, на самом деле увлекся Ниной, купившись на внешний лоск и умение подать себя. Его избранница была уверенной девушкой и вела себя так, будто самая умная, красивая, стильная и правильная. И многие верили в то, что так оно и есть. К числу этих простачков относился и Эдуард, приехавший в столицу из провинции и воспринимавший москвичей как отдельную высшую расу, до которой другим еще расти и расти.

   Женив на себе провинциала, не обладающего ничем, кроме внешней привлекательности, бойкого языка и аристократичной фамилии Князев, Нина сразу же начала относиться к нему, как к собственности, требуя, чтобы он жил по ее правилам. К тому же у нее был еще один козырь, дающий право манипулировать неискушенным в интригах супругом: перед тем как познакомить неперспективного жениха с родителями, она забеременела от него. Это заставило предков согласиться отдать дочь замуж за парня, который был ее недостоин, а самого Эдуарда выполнять все ее требования и капризы, привыкая ничем ее не волновать. Эдуард сам не заметил, как стал подкаблучником.

   Тесть купил молодоженам квартиру в том же доме, где жил сам, а зятя взял к себе на работу личным помощником, так что тоже считал, что Князев всем ему обязан. В результате помыкала молодым человеком вся семья.

   Вырос Эдуард в доме, где семейные ценности были в приоритете. Поэтому мысли развестись и устраниться от воспитания дочери начали приходить в его голову далеко не сразу. К тому же он не мог не понимать, что за тестем стоят деньги и влияние, так что наживать в нем врага небезопасно. Мало, что сам бы остался никем и ни с чем, так и лишился бы возможности видеться с Ксюшей, и выросла бы его дочка на рассказах о его подлости и никчемности, начав презирать его или ненавидеть. Из-за дочки в основном и терпел свое положение.

   Но через несколько лет общения с родственниками Нины от скромного провинциального парня не осталось и следа. Он быстро учился, перенимая у хищников, среди которых вращался, хищные повадки. И когда у него в руках оказался компромат на тестя, Эдуард поставил своего богатого родственничка перед выбором: или ему позволяют развестись, сохранив возможность еженедельно встречаться с дочкой, а также выплатив солидное вознаграждение, или он передает информацию в правоохранительные органы. Тесть, разумеется, выбрал первый вариант, и через пять лет супружеской жизни Эдуард Князев наконец-то оказался на свободе. И не с пустыми руками, а с неплохим стартовым капиталом, позволившим создать собственный бизнес.

   Опыт, которого он набрался, работая на бывшего тестя, не прошел даром: за 10 лет вольного плавания Эдуард Князев построил небольшую, но прочную бизнес-империю, и его прибыль чуть ли не в два раза превышала доходы его бывшего работодателя. Большую часть выручки Эдуард инвестировал в развитие, так что его дело продолжало расти. При этом он не любил бросать пыль в глаза, предпочитая все добротное, но не обязательно модное. И квартира, и автомобиль, и одежда у него были солидными, качественными но, в какой-то степени, аскетичными. Он мог бы позволить себе больше и дороже, но не считал это необходимым.

   Единственным, в чем Эдуард не отказывал себе, были женщины. Заполучать их было несложно – они сами вились вокруг, предлагая свои тела в надежде, что Князев западет на них настолько сильно, что захочет жениться и поделиться своими деньгами. Так что прекрасных дам в его жизни было много. Однако дальше постели он никого не пускал. Никто из его временных любовниц не знал, о чем он думает, к чему стремится, что любит. Его мысли и душа оставались тайной за семью печатями. К своим подругам он испытывал лишь физиологическое влечение, но не чувства. Чтобы не привязывать никого к себе, любовниц он старался менять как можно чаще и никому ничего не обещал. Сам же привязаться к кому-либо из своих светских пассий он не боялся – отношения с Ниной закалили его сердце, и оно утратило способность любить и доверять, будто покрывшись железным панцирем.

   Несмотря на то что общение с прекрасной половиной человечества было для Эдуарда насущной потребностью, удовольствие ему доставляла лишь та часть этого общения, которая называется сексом. Все, что ему сопутствовало – разговоры, комплименты, флирт – шло в нагрузку и весьма господина Князева тяготило. Но с этим приходилось мириться: любишь кататься – люби и саночки возить…

   Но иногда необходимость разыгрывать из себя галантного кавалера сильно надледала, а наблюдать вокруг себя некрасивую возню красивых барышень, готовых придушить друг друга, лишь бы оказаться к нему поближе, становилось невыносимо. Хотелось уединения. Но настойчивые красотки находили его где угодно. Возможно, если вакантное место его супруги окажется занято, они все-таки временно отстанут от него. Рассудив таким образом, Князев и придумал нанять себе жену-пугало.

   Однако желание избавиться от посягательств на него многочисленных любовниц было не единственным и даже не главным мотивом заключения сделки с незнакомкой, подавшей объявление «Жена на час». Фиктивный брак нужен был Эдуарду еще по одной причине: бывшая супруга, наняв частного детектива, собрала доказательства, что он ведет разгульный образ жизни, часто меняя любовниц, а иногда и к себе в дом приводя женщин с пониженной социальной ответственностью. На основании этого она отказалась отпускать к нему дочь. О позволении вывести Ксюшу отдыхать к морю, как он давно ей обещал, теперь и речи идти не могло. Компромат, собранный на ее уже упокоившегося отца, Нину не пугал. Оставалось только одно средство вернуть возможность общения с дочкой и получить согласие ее матери на совместную поездку на юг: доказать, что он остепенился. Лучшим доказательством, как решил Эдуард, будет его женитьба. Причем на женщине, которую никто не сочтет похожей на эскортницу. Вот он и собрался заключить фиктивный брак с подательницей объявления о предоставлении клининговых услуг. Как он и ожидал, ее профиль в соцсетях подтвердил, что она – одинокая серая провинциалка, рукодельная, хозяйственная, душевная, даже образованная, но скромная.

   Жениться он на ней собирался лишь на время отпуска, а потом уже Ксюше исполнится 14 лет, и она сама решит, видеться ли ей с отцом. Оплатить трехнедельные услуги «жены на час» ему было несложно. Подвоха он с ее стороны не ожидал. Но когда поток пассажиров, сошедших с ее поезда, рассосался, он немного занервничал, заподозрив, что нарвался на мошенницу. Хотя оставалась надежда, что она прибудет проходящим поездом. Когда она сказала, что приехала на автобусе, он немного разозлился: из-за ее экономии он проторчал на перроне целых полчаса, как дурак какой-то! Но он быстро взял себя в руки, успокоился, сел за руль.

   Водителя он не стал брать намеренно: не хотелось, чтобы задуманная им авантюра имела много свидетелей. Лишние глаза и уши могли сорвать его планы. По этой же причине отпустил отдохнуть и домработницу, рассудив, что женщина, подавшая объявление «жена на час», справится с ее обязанностями.

   Любу Эдуард приметил издали. Она стояла возле сумок, на одной из которых восседал пацан. Лицо у мальчишки было недовольным, у женщины – напряженным. Она была полновата, но при этом фигуру имела неплохую: облегающая футболка одинаково хорошо подчеркивала и ее достоинства, и ее недостатки.

   Остановившись рядом с путешественниками, Эдуард открыл дверь и вышел из салона. Теперь он мог разглядеть своих гостей лучше. Внимание его привлекли броские серьги Любы: огромные красные камни округлой формы, прижавшиеся к мочкам, зрительно расширяли и без того не узкое лицо, делая его еще более простым. И даже свисающие до середины шеи маленькие бусинки, придававшие украшению оригинальный вид, не могли исправить этого негативного эффекта. К тому же на лице Любы не было косметики, из-за чего оно казалось каким-то расплывчатым. Эдуард посчитал бы свою будущую фиктивную жену совсем непримечательной и даже некрасивой, если бы не глаза: они были теплыми, внимательными и смотрели почему-то задорно, даже насмешливо. Взгляд завораживал, цеплял.

   Гаврила поднялся с сумки и тоже посмотрел на Эдуарда изучающе.

   – Это и есть твой спонсор? – обратился мальчишка к матери. – Ничего так у него тачка.

   Женщина покраснела.

   Когда рядом остановился черный «Фольксваген», Люба даже не сразу сообразила, что это приехали за ними. Но когда из автомобиля вышел высокий подтянутый мужчина лет сорока, она почему-то сразу угадала в нем Эдуарда Борисовича, хоть ни разу его не видела (это точно был не ее бывший любовник).

   Несмотря на летний день, на Князеве были темно-синий костюм, застегнутая на все пуговицы белая рубашка и шелковый галстук, на ногах – хорошо начищенные коньячного оттенка туфли. Люба с трудом сдержалась, чтобы не прыснуть: одеваться так в жару мог только абсолютный педант. В этом смысле облик ее работодателя совпадал с его психологическим портретом, который Люба составила в своем воображении, опираясь на короткие телефонные разговоры с ним. Но радовалась своей проницательности она недолго: под холодным жестким взглядом его серо-голубых глаз любой почувствовал бы себя неуютно. Ей пришлось постараться, чтобы не выдать испуга, спрятав его за улыбкой и смеющимся взглядом.

   Если женщина смогла сдержать эмоции, то ее сын даже не попытался этого сделать, тут же озвучив свою оценку маминого «друга» и его автомобиля. И когда он назвал ее заказчика спонсором, невольно покраснела – больно уж смахивала эта сцена знакомства со съемом девушки легкого поведения, ожидающей клиента на панели.

   Не уточняя, его ли ждет женщина с ребенком, Князев распахнул заднюю дверцу своего «Фольксвагена», жестом приглашая в салон. К удивлению Любы, сзади вместо диванчика были два отдельных кресла бежевого цвета, в самом центре накрытых меховыми чехлами оттенка шампанского. Она подтолкнула сына вперед и взялась за сумки.

   Эдуард Борисович перехватил их со словами:

   – Оставьте, погружу в багажник.

   Люба послушно отпустила свой скудный скарб и последовала в салон за сыном. Заняв удобное кресло, не удержалась от того, чтобы потрогать обшивку. Она была мягкой, приятной на ощупь, почти наверняка кожаной.

   Спустя минуту Эдуард Борисович занял водительское место и велел пристегнуться.

   – Я не буду пристегиваться, – заявил Гаврик. – Я люблю свободу, а ремни давят.

   – Пожалуйста, пристегнись, сынок, – неуверенно попросила его Люба. – Хочешь, я тебе помогу?

   – Не хочу. Пристегнутым я не поеду! – капризным тоном протянул мальчишка.

   – Поезжай так, штраф вычту из гонорара, – разрешил хозяин «Фольксвагена» и завел мотор.

   – А что такое гонорар? – поинтересовался Гаврик у матери, чтобы оценить, чем рискует.

   – Деньги на твой будущий смартфон, – коварно улыбнулась Люба, пристегиваясь.

   Сын тут же последовал ее примеру.

ГЛАВА 4. Первым делом дело

Похоже, Эдуард Борисович не любил тратить время напрасно: в Хамовнический отдел ЗАГСа они заехали дорогой. Будущий Любин муж, по-видимому, обо всем уже договорился и даже зарезервировал время свадьбы. Оставалось лишь подать заявление, датировав его месяцем ранее, и предъявить оригиналы документов.

   Тут Любу ожидал сюрприз: она наконец-то узнала фамилию своего будущего супруга, и эта информация повергла ее в шок. Оказалось, что даже фамилия у него такая же, как у отца Гаврика – Князев. Жалко только, Эдуард Борисович посоветовал ей оставить ее фамилию, чтобы не тратить время и нервы на двукратную замену документов. А то она уже хотела назваться и остаться после предстоящего развода Князевой, чтобы потом у Гаврилы была возможность поменять фамилию Иванов на более звучную и благородную, на которую к тому же имел право по рождению.

   В ЗАГСе Гаврила вел себя тихо, с любопытством осматривая интерьер. Кажется, он даже не сообразил, где именно находится и для чего мама пришла сюда со своим спонсором. А то бы, возможно, устроил скандал по поводу того, что столь важное решение было принято без его участия.

   После ЗАГСа, все еще не выгрузив вещи, заехали в какое-то кафе. Эдуард Борисович пояснил, что оно рассчитано преимущественно на местных жителей. Сам здесь он, очевидно, бывал, так как сделал заказ, не заглядывая в меню:

   – Том Кха Кай, говяжий стейк, овощи гриль, салат с баклажанами, чай Эрл Грей. – И поинтересовался: – Вам то же самое или выберите сами?

   – Мне баклажанный салат, что-нибудь рыбное без гарнира и тот же чай, – Люба решила сделать заказ поскромнее, чтобы не тратить лишнее, если за обед придется платить самой.

   – Стейк из лосося? – уточнил официант.

   – Да, подойдет, – кивнула женщина, немного расстроенная тем, что ей была предложена не самая дешевая рыба.

   – А мне бургер и коктейль! – озвучил свои желания Гаврила.

   – Фишбургер или обычный? – спросил у Гаврика официант, как у взрослого.

   – Первый, необычный который, – сделал пацан свой выбор.

   – А коктейль какой именно будете: ванильный, шоколадный или клубничный? Или смешанный, с тремя вкусами?

   – Смешанный!

   Официант удалился.

   Заказанные блюда принесли быстро. Рыбный бургер Гаврик лишь надкусил несколько раз, но коктейль выпил полностью. Люба со своей порцией салата справилась быстро, так как она была небольшой. Рыбу же ела медленно, будто нехотя, стараясь не прикончить свой обед раньше, чем Князев расправится со своим, и это ей удалось. В конце она даже оставила на тарелке кусочек, чтобы казалось, что она и одним рыбным стейком наелась.

   Счет принесли один, и Князев, даже не предложив спутнице взглянуть в него, вложил в узкую папочку три двухтысячные купюры и встал из-за стола. Люба дернула Гаврика за руку и потащила его к выходу вслед за Эдуардом Борисовичем. Может быть, кафе и считалось здесь демократичным, но самой Любе так дорого обедать не приходилось даже по праздникам. Денег работодателя почему-то было тоже жалко, но женщина утешала себя тем, что это одноразовая акция, а в дальнейшем она будет готовить сама, так что обеды ему будут обходиться значительно дешевле.

   После обеда они наконец-то заехали в жилой массив, территория которого была огорожена, и остановились на парковке, следом за Князевым направились к современному 14-этажному дому. Проследовали мимо консьержки в лифт и поднялись на 5 этаж. «Как в кино», – подумала Люба, а Гаврик произнес ту же фразу вслух.

   Поставив Любины сумки на пол, Эдуард Борисович отпер дверь и пропустил гостей вперед, следом зашел сам.

   – Разувайтесь, и покажу вам комнаты, – пригласил хозяин квартиры.

   Люба осмотрелась, стараясь не подать виду, что в подобном жилье никогда не бывала – только по телевизору видела что-то подобное. Уже по прихожей было видно, что помещение просторное.

   Князев прошел в конец длинного коридора, заканчивающегося двумя дверьми, открыл левую и занес в комнату Любины сумки.

   – Гостевая, – пояснил он.

   У одной стены помещения стояла черная мебель: узкий платяной шкаф, комод, дамский туалетный столик. На противоположной стене обои были расписаны неизвестным художником: на ней была изображена пара, танцующая танго. Возле этой стены находились два красных кресла с небольшим стеклянным круглым столиком между ними. В самом центре комнаты спинкой к окну стояла громадная кровать, на которую было накинуто слишком узкое для нее покрывало шоколадного цвета. Казалось, будто оно вообще не отсюда, но другого не нашлось.

   – Рядом справа – комната моей дочери, – сообщил Эдуард Борисович. – Заглядывать туда не будем, Ксения этого не любит.

   Экскурсия продолжилась показом санитарной комнаты и мини-прачечной. Затем вернулись, пройдя мимо двери в кабинет и спальню хозяина, и оказались в комнате-студии, совмещающей кухню, столовую и гостиную. Площадь этого помещения была, вероятно, не меньше Любиной двушки, и женщина не смогла сдержать восторга:

   – Вот это да! – выдохнула она. – Готовить здесь, наверное, одно удовольствие. Я бы вообще здесь предпочла поселиться, а не в гостевой спальне.

   – Ты и так поселишься не в гостевой комнате, но и не здесь – в моей спальне, – «обрадовал» Любу Эдуард Борисович. – Гостевая комната временно будет детской.

   – А где же тогда будете спать Вы? Здесь или в кабинете?

   – Обсудим не при ребенке. Разбирай вещи и приходи. Буду ждать здесь. Сын пусть останется в детской, – вместо ответа распорядился Эдуард Борисович. Скинув пиджак, он опустился в широкое кресло перед телевизором и взял в руки пульт.

   Люба схватила Гаврика за руку и поволокла, сопротивляющегося и вопящего, что он тоже хочет смотреть телек, в гостевую-детскую.

   Если бы Гаврила не мешал, все время порываясь убежать в гостиную и присоединиться к Эдуарду Борисовичу, просматривающему новости, Люба разобрала бы сумки намного быстрее. А так это заняло у нее почти час.

   Когда она появилась в кухне-гостиной, неся пакет с термосом и оставшимися пирожками, работодатель холодно заметил:

   – Наконец-то! Трудно поверить, что в двух маленьких сумках поместилось так много вещей. Вы что, все их разложили?

   – Да, все.

   – Можно было бы вынуть только самое необходимое, через день все равно снова все собирать.

   – Так Вы же сами сказали разобрать вещи! – возмутилась Люба. – Я всего лишь выполняла Ваше поручение.

   – Думал, поймете правильно. И я велел это оставить в детской, – Князев указал на прячущегося за Любой Гаврика.

   Люба, конечно, понимала, что перечить работодателю – плохая идея, но за Гаврилу было обидно. Пусть он и непослушный ребенок, но все же личность.

   – Он не это, он мой сын, – возмущенно заявила она и замерла.

   – Я велел ему оставаться в детской, – повторил Князев свою претензию, поправившись, но даже не подумав извиниться за оскорбительную реплику.

   – Ему там скучно будет одному.

   – Идемте в кабинет, – Эдуард Борисович переключил каналы, остановившись на детском. – Он пусть смотрит мультфильмы.

   – Я уже видел этот мультик, не хочу больше, – объявил Гаврик.

   Князев направился к своему кабинету, не обращая внимания на возражения мальчишки.

   Гаврик пошел за ним, пародируя его походку.

   Люба растерялась. Одернуть сына и привлечь внимание работодателя к новой шалости ее непослушного чада? Или сделать вид, что ничего не заметила и надеяться, что Князев тоже не заметит?

   Не растерялся сам Эдуард Борисович. Возле своего кабинета он резко развернулся и схватил остолбеневшего на мгновение хулигана за ухо.

   – Больно! Пусти! – закричал тот, заколотив кулачками по корпусу обидчика.

   На эти удары Князев никак не отреагировал и ухо не отпустил. Прямо за него он повлек Гаврика по коридору к «детской». Тот расплакался, вцепившись в сильную руку своими пальчиками, и вспомнил всю нецензурную часть словарного запаса, зло прокричав каждое слово в бок Эдуарда Борисовича, тянущего его за собой.

   Дойдя до «детской», Князев на мгновение отпустил мальчика, но убежать тот не успел. Мамин «спонсор» ловко подхватил его и бросил на кровать. Пока Гаврик вскакивал с нее, мужчина захлопнул дверь, и мальчик услышал, как в замке поворачивается ключ. Подскочил к двери, подергал ручку – было заперто. Отчаянно заколотил по двери кулаками и ногами, но услышал только удаляющиеся шаги и робкий мамин голос, просящий у своего друга прощение за него, Гаврика. Стало совсем обидно, ведь он чувствовал себя пострадавшим и надеялся, что мама заступится за него, а она…

   – Предательница! – крикнул Гаврик в дверь, и еще раз с силой пнув ее, бросился на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

   – В кабинет, – односложно распорядился Князев, пропуская Любу перед собой. Она послушно вошла в распахнутую перед нею дверь, которую хозяин только что отпер собственным ключом.

   Перед ней оказался книжный шкаф и большой письменный стол, часть которого занимал ноутбук и какая-то офисная техника. Стол стоял у большого окна. Напротив, у стены возле двери, ведущей в коридор, разместился диван, перед ним был прямоугольный журнальный столик. Влево и вправо из кабинета куда-то вели двери.

   – Слева санузел с душевой кабиной, справа – спальня, – ответил на незаданный вопрос Князев. И, указав на диван, добавил: – Присаживайся.

   – Вы хотите рассказать мне, в чем будут состоять мои обязанности? – догадалась Люба о цели, заставившей их уединиться.

   – Дам инструкции. Постарайся запомнить и ничего не перепутать, – подтвердил ее догадку работодатель. – Начнем по порядку.

   Инструктировать Князев умел. В двух словах он объяснил Любе, зачем ему нужно жениться и почему только на три недели, даже меньше. Потом объяснил, почему согласился на ее приезд вместе с сыном:

   – Когда работал у тестя, несколько раз бывал в ваших местах, теоретически мог закрутить с тобой роман. Если б ты забеременела от меня тогда, сын был бы ровесником Гаврилы. Легко поверить, что узнав о сыне, захотел встретиться с тобой, проснулись былые чувства, решил жениться. Так всем и будем говорить.

   – А в вашей компании не было мужчины, которого звали так же, как Вас? – поинтересовалась Люба, начиная о чем-то догадываться.

   – Не было, и я не разрешал перебивать, – поставил ее на место Князев. – Нам нужно продумать детали, чтобы не противоречить друг другу. Теперь можешь говорить. Предлагай!

   Люба напрягла фантазию, вспомнив множество прочитанных ею любовных романов, и сочинила неплохую историю их предполагаемого знакомства и кратких встреч. Образ любовника Любы не соответствовал характеру Эдуарда, но он решил, что посторонние вряд ли сразу же это просекут. В результате одобрил легенду, созданную Любой, и даже поблагодарил ее за способность придумывать сказки.

   Обсуждение легенды и планов на ближайшие дни заняло несколько часов. В завершение беседы Князев велел Любе называть его Эдиком и обращаться на ты, а Гаврику как-нибудь мягко намекнуть, чтобы он не спорил, если его кто-нибудь назовет сыном Князева.

   – Никто, включая детей, не должен знать, что наш брак фиктивный, так что спать будем вместе, и это не обсуждается, – объявил Эдуард напоследок и, заметив Любино замешательство, усмехнулся: – Как и обещал, приставать не буду. Кровать широкая, так что мы даже не будем касаться друг друга. И смотреть ночью друг на дружку тоже не обязаны.

   Люба покраснела, пробормотала что-то бессвязное, что можно было истолковать и как согласие, и как возражение – она сама не поняла, что промямлила. После чего приняла из рук Князева ключ от «детской» и пошла отпирать сына.

   Почти все время, пока Эдик и Люба беседовали, мальчик вел себя тихо. «Наверное, заигрался», – подумала женщина. Но она даже представить себе не могла, что за игрушки он себе нашел.

ГЛАВА 5. Фиктивный папа

Гаврик спал, раскинувшись поперек кровати, а вокруг него по покрывалу были разбросаны презервативы. Несколько пакетиков было вскрыто, и вынутые из них изделия источали пошлый клубнично-банановый аромат.

   – Гаврик, что это такое! – возмущенно возмущено вскрикнула Люба. – Где ты это взял?

   Мальчик сел на кровати, протирая глаза.

   – Я на тебя обиделся, – вспомнил он, отойдя ото сна.

   – Что случилось? – поинтересовался, подходя, Эдуард – он встревожился, услышав крик гостьи.

   – Не время выяснять отношения, – отрезала Люба, обращаясь к сыну. – Что это такое? – она брезгливо ткнула пальцем в благоухающие фруктами колечки.

   – В тумбочке нашел, – сообщил Гаврик. – Думал, там жвачка. А для чего эти штуки?

   – Не знаю, – соврала Люба.

   – Правда, не знаешь? – зачем-то захотел смутить ее еще сильнее Эдуард.

   – А ты знаешь? Для чего? – обратился мальчик уже к нему.

   Тут уже стало неловко самому Эдуарду. Как объяснить юному сыну гостьи назначение презервативов, он не знал. Решил говорить правду, не вдаваясь в подробности.

   – Чтобы детей не было, если взрослые пока не хотят, чтобы они рождались.

   – А как эти штуки от детей помогают?

   – Подрастешь – сам разберешься.

   – Я уже большой, объясни, – заныл Гаврик.

   – Мама объяснит, – попытался самоустраниться Эдуард.

   – Мам, как эти резинки от детей помогают?

   – Взрослые мужчины что-то с ними делают, когда ложатся спать рядом с женщиной, – краснея, сообщила она.

   – А если без них переспать с женщиной, она становится беременной? – быстро сообразил пацан.

   – Может стать беременной, – уточнила Люба.

   – Мам, а с кем ты переспала без этой штуки, чтобы я у тебя появился? – задал Гаврик новый вопрос, заставивший Любу вспыхнуть еще ярче. Что ответить сыну, она не знала. Назвать имя, отчество и фамилию своего работодателя – тот наверняка все неверно поймет и рассердится. Признаться, что Гаврик – плод недолгой ее связи с приезжим мужчиной, который, возможно, даже представился ей не своим именем – так низко падать в глазах сына не хотелось. Соврать про то, что отец Гаврика был чуть ли не супергероем, но погиб, язык не поворачивался.

   Заметив душевные терзания Любы, не знающей, сказать ли сыну правду и как это сделать, Эдуард пришел ей на выручку, взяв ответственность на себя:

   – Со мной.

   – Ты мой папа? – ошалело уставился на него Гаврик.

   – Нет! – вскрикнула Люба.

   – Да, – подтвердил Эдуард. – Но не знал о тебе до недавнего времени.

   – Мам, а почему ты папе не сказала, что я родился? – повернулся Гаврик к матери.

   – Я не знала, где его искать. Он уехал в Москву и потерялся. Видишь же, какой это большой город, – пришлось соврать и Любе, чтобы не наносить сыну глубокую рану. Но как она позже скажет ему правду, она не знала. Ей было неловко перед сыном, а на Эдуарда она злилась – какое право он имел врать Гаврику, что он его отец? Он подумал, каково будет мальчику найти и тут же снова потерять папу?

   – Как хорошо, что ты нашелся! – Гаврик подошел к Эдуарду и обнял его за ноги. Он тут же простил его и за ухо, и за запирание в комнате.

   – Я тоже рад, – пришлось как-то реагировать Эдуарду. Он неуверенно погладил Гаврика и тут же постарался прервать эту сентиментальную сцену: – Люба, убери презервативы, потом приведите себя в порядок и пойдем ужинать. Гаврик может воспользоваться общей ванной комнатой, а ты – душевой в моей, то есть нашей, комнате.

   – Умойся и переоденься в шорты и чистую майку, – пояснила Гаврику его задачи Люба.

   Мальчик отпустил Эдуарда и открыл шкаф, ища названные мамой вещи.

   Люба поспешно собрала презервативы и понеслась в кабинет Эдуарда – под письменным столом она видела корзину для бумаг. Хозяин последовал за ней.

   – Что ты наделал? Зачем сказал Гаврику, что его отец? – прошипела Люба, когда они оказались за закрытой дверью.

   – Чтобы лучше сыграл роль моего сына, пока мы будем фиктивно женаты, – спокойно сообщил Эдуард.

   – А о его психике ты подумал? – возмутилась Люба, с трудом сдерживаясь, чтобы не расцарапать невозмутимое лицо своего работодателя. – Как мне ему потом сказать, что ты не его отец?

   – А не надо говорить.

   – Чтобы он потом комплексовал, что отец его бросил?

   – Но ведь настоящий отец его на самом деле бросил, разве не так? А я буду поддерживать отношения. Звонить по праздникам, подарки на день рождения и Рождество присылать, – постарался описать преимущества своего мнимого отцовства Эдуард. – Это ж больше, чем ничего.

   – А если найдется его настоящий отец? – Люба немного успокоилась, поняв, что сильно грубо разочаровывать сына ей не придется. Хотя бы в ближайшее время, пока он не подрастет и не сможет все понять и простить.

   – Тогда и подумаем, как быть, – успокоил Любу Эдуард. – Проблемы нужно решать по мере их поступления. А сейчас перенеси свои вещи в мою спальню, прими душ и пойдем поужинаем.

   – А не рано для ужина? Даже шести еще нет? – засомневалась Люба.

   – Обычно около шести я и ужинаю, – проинформировал будущую супругу, а по совместительству и домохозяйку Эдуард. – Позже перекусываю фруктами, если приспичит.

   – Может, лучше я что-нибудь приготовлю на скорую руку? – предложила Люба. – Это же входит в мои обязанности.

   – Еще успеешь наготовиться, сейчас тебе некогда. – Эдуард сел за письменный стол и включил ноутбук, давая понять, что на этом разговор закончен. Люба пошла выполнять его поручения.

   До «Рыбной мануфактуры» они дошли пешком.

   – Заметил, что вам нравился рыбные закуски. – сообщил Эдуард, открывая перед Любой дверь.

   Официант проводил их к свободному столику и положил на него меню.

   – Выбирайте, что будете есть, – предложил Эдуард Любе.

   Изучив цены, Люба остановила выбор на одном из самых дешевых блюд: шашлычке из трески и рисе. Гаврик решил, что шашлычок он тоже хочет, но вместо риса попросил картофельные шарики. Эдуард заказал всем по гранатовому фрешу и злаковой булочке, себе же взял два рыбных шашлычка, овощи гриль и салат с языком.

   – Я еще буду такой же салат, как папа! – гордо заявил Гаврик, заставив Эдуарда поморщиться. Но он сам был виноват в том, что его называет отцом чужой невоспитанный мальчишка, так что промолчал. Хорошо, что потерпеть нужно было немного: через три недели он проводит своих гостей и больше никогда о них не вспомнит. Хотя, наверное, обещанные подарки дважды в год отправлять придется, но эти обязательства не были тяжкими. Отправляет же он подарки детям-сиротам. Одним презентом меньше, одним больше… Нужно только не забыть распорядиться, чтобы Гаврика включили в список тех, кому помогает князевская фирма.

   Ужин на троих в «Рыбной мануфактуре» обошелся не намного дешевле, чем обед в предыдущем семейном кафе, а обстановка в том показалась Любе даже более уютной.

   – Если б я приготовила все это сама, обошлось бы в пять раз дешевле, – заметила Люба, когда Эдуард отдал официанту пятитысячную купюру. «И вкуснее», – добавила уже про себя.

   Эдуард оставил ее реплику без внимания.

   – Теперь домой? – спросил Гаврик, когда они вышли из кафе.

   – Нет, прогуляемся в «Связной», тут не больше километра, – огласил планы Эдуард. Он слышал, что Люба что-то говорила сыну про покупку смартфона, да и заметил, что у нее самой старомодный кнопочный телефон. У его жены и сына в принципе не может быть подобного металлолома.

   Дорогой Любин «металлолом» как раз напомнил о себе пронзительной трелью. Звонила Надя. Первый раз Люба сбросила, надеясь, что подруга сообразит, что сейчас ей неудобно говорить. Но Надя не поняла и продемонстрировала чудовищную настойчивость. После четвертого звонка Люба поняла, что лучше ответить.

   – Ну, что? Он? – раздался Надин голос, когда Люба даже не успела поздороваться.

   – Не могу сейчас говорить, сама потом перезвоню, – почему-то шепотом ответила Люба.

   – Ты только скажи, он или не он? – громко прошептала Надя.

   – Не он, – шепнула Люба.

   – И не похож даже? – не унималась подруга.

   – Я не могу говорить, – прошипела Люба, раздражаясь Надиной бестолковостью. – Вечером сама позвоню.

   – А ты только «да» или «нет» отвечай, – подсказала Надюха, даже не подозревая, что динамик у Любиного телефона такой, что ее голос слышат все, кто находится на расстоянии ближе пяти метров.

   – Не могу! – прошипела Люба, прерывая связь.

   В «Связном» Эдуард приобрел два смартфона, выпущенных относительно недавно: подороже с мятным корпусом для Любы и подешевле, темно-синий, для Гаврика. Подарки он им вручил, когда вернулись домой, сообщив, что для нормальной связи членам его семьи потребуются нормальные гаджеты.

   Половина вечера ушла на обучение Любы и Гаврилы пользованию новыми аппаратами, после чего Эдуард оставил мальчика в гостиной смотреть телевизор и играться со смартфоном, а Любу позвал в кабинет.

   – Займемся твоим аккаунтом, – объявил, включая ноутбук. – Срочно нужно разместить восторженный пост о том, что я тебе сделал предложение, и ты собираешься замуж. И не забудь похвалиться кольцом. – Эдуард выдвинул ящик стола и положил перед Любой бархатную коробочку, в каких обычно продают ювелирные украшения.

   Колечко было милым, но оказалось Любе маловато, поэтому на пальце его решили не фотографировать – ограничились кадром, где она разглядывает украшение, вертя его в руке. Ногти у женщины были аккуратно подстрижены, требовали маникюра. «Хорошо, что я догадался записать ее на маникюр, педикюр и другие процедуры», – подумал Эдуард, но ничего не сказал.

   Научив Любу размещать посты со смартфона, Эдик заметил, что с компьютера это делать намного удобнее. Поэтому основную массу фотографий закинули, открыв Любину страничку на князевском ноутбуке.

   Отбой Эдуард объявил в 23 часа, беспардонно конфисковав у Гаврика до утра только что подаренный смартфон и отправив названного сына принимать вечерние водные процедуры. После проследил, чтобы тот зашел в детскую и лег в постель. Люба наблюдала со стороны, не вмешиваясь. По сути, укладывать сына должна была она сама, но ее бы он все равно не послушался. С Эдуардом же спорить не решался – вел себя как шелковый, будто его подменили.

   Убедившись, что Гаврик лег спать, Эдуард заметил, что им тоже пора укладываться – завтра ему рано вставать.

   – Можешь воспользоваться этой ванной, я приму душ у себя, - распорядился хозяин квартиры. – Потом переодевайся, приходи.

   – Куда приходить? – не поняла Люба.

   – В нашу спальню, куда же еще.

   – А сегодня-то зачем? Свадьбы же еще не было!

   – Так по легенде же у нас уже любовь, – резонно возразил Эдуард. – Гаврила может заметить, где ты ночевала. Нехорошо будет, если всплывет, что влюбленные ночуют в разных комнатах.

   – Тогда я лягу в кабинете на диванчике, можно?

   – Нет, диван не предназначен для сна, для этого существуют кровати.

   – Но… – Люба не успела подыскать аргументы, когда услышала холодное:

   – Я уже говорил раз, что это не обсуждается. Не люблю повторяться. Впредь прошу поручения выполнять беспрекословно.

   Эдуард направился к кабинету, Люба пошла за ним – нужно было взять халат и сорочку.

ГЛАВА 6. Плохая примета

Когда Люба вошла в кабинет Эдуарда, он все еще был в душе, и она прошла в спальню, не дожидаясь приглашения. Кровать, действительно, была широкой, но уже, чем в гостевой комнате. С нее до пола свисало огромное алое покрывало, по цвету дисгармонирующее с шоколадно-фисташковым интерьером спальни. Похоже, кто-то специально поменял покрывала, пытаясь то ли детской придать менее вульгарный вид, то ли спальне – более пикантный.

   Люба сдернула и сложила покрывало, уложила его в одно из двух стоящих в углах кресел. Одеяла было два. Женщина быстренько скинула халат и забралась под одно из них чуть ли не с головой, радуясь, что успела спрятаться до появления фиктивного любовника.

   Вскоре появился и сам хозяин. На нем были домашние шорты и тонкая футболка. Он молча лег с другой стороны кровати, накрывшись свободным одеялом, пожелал Любе спокойной ночи и отвернулся. Похоже было, что обещания не предлагать интим, он все-таки нарушать не собирался. «Невеста» вздохнула с облегчением, повернулась спиной к «жениху» и быстро заснула.

   Встал Эдуард раньше Любы: когда она открыла глаза, в спальне и кабинете его не было. Женщина быстро вылезла из-под одеяла и, накинув халат, проскользнула в общую ванную, так как в душевой у кабинета лилась вода – вероятно, там как раз и находился хозяин квартиры. Быстренько приведя себя в порядок, вернулась в спальню. Дверь душевой была распахнута, там никого не было. Люба шустро застелила постель и поспешила на кухню: раз хозяин уже не спит, нужно было поскорее приготовить ему завтрак.

   Эдуарда Люба, как и ожидала, застала на кухне.

   – Доброе утро! – встала на пороге.

   – Доброе! – отозвался тот. – Проходи. Кофе я сварил на двоих, но с тостами вышла незадача – хлеб зачерствел, надо выбросить. Зато есть крекеры. Сыр и колбаса в холодильнике.

   – Хлеб не выбрасывают, придумаю что-нибудь, – возразила Люба, открывая холодильник и изучая его содержимое. Внутри были яйца, молоко и презентованные хозяином колбаса с сыром. Возле плиты стояла бутылочка с растительным маслом. Можно было сделать гренки. Проблема была лишь в одном: плита у Эдуарда была индукционной, а Люба такие видела только по телевизору. Вот она и застыла напротив нее, уложив рядом извлеченную из холодильника провизию.

   – Что-то случилось? – Эдуард заметил ее растерянность.

   – Не знаю, где взять сковороду и как пользоваться этой плитой, – решила, что лучше признаться, чем испортить технику и продукты.

   Эдуард молча выдвинул ящик одного из столов, положил перед Любой инструкцию по эксплуатации плиты. Так же молча отворил дверцы кухонного шкафчика с кастрюлями и сковородками.

   Люба уткнулась в инструкцию.

   – Потом изучишь, кофе остывает, – отвлек ее Эдуард. – Пока просто нарежь сыр и колбасу.

   Пока Люба выполняла поручение, работодатель сам распаковал крекеры, высыпав их на большую тарелку, и разлил по чашкам ароматный напиток.

   После завтрака Эдуард напомнил, что записал Любу в салон красоты. Открыв в ее смартфоне карту, проложил маршрут к нужному объекту. Велел подстричь и Гаврика. Оставил деньги на процедуры и запасные ключи.

   – Сейчас мне необходимо быть на работе, вернусь к часу. К этому времени вы должны вернуться. Консьержку я предупредил. Салон открывается в 10.00, вам там нужно быть в 10.10. Процедуры рассчитаны на два – два с половиной часа. Если Гаврик встанет раньше, можете погулять до открытия салона. Главное, не опаздывайте, – проинструктировал Любу Эдуард.

   Через четверть часа он вышел из кабинета уже при полном параде: в отутюженном светло-сером костюме, свежей сорочке, галстуке. Надел темно-серые туфли, прихватил борсетку и, не попрощавшись, покинул квартиру. Любино «до свидания» прозвучало поздно, когда уже захлопнулась дверь.

   Проводив «жениха», Люба вернулась на кухню. Пока сын спал, изучила инструкции к плите и другой кухонной технике, благо, что поняла, где они здесь хранятся. Потом пожарила гренки, помыла посуду.

   Набрала наконец-то Надин номер.

   – Что ты вчера не позвонила? А я ждала, между прочим, спать не ложилась чуть ли не до полуночи. И в мессенджере писала.

   – Удали срочно оттуда все сообщения! – испугалась Люба. – Он мне помогает страничку вести, может прочитать.

   – И ты ему позволяешь читать личные сообщения?

   – Будто он меня спрашивает! Хотя сообщения он, вроде, и не открывал. Но все равно удали, а то вдруг.

   – Он тебя принуждает, в плену держит? – сообразила Надя. – Если да, дай знак, я пойму. И намекни, где он вас прячет.

   – С ума сошла? Никто нас силой не удерживает и ни к чему не принуждает. Просто нужно было кольцом похвалиться, фотки выложить. А со смартфона нового я не могла сама выложить, он помог.

   – Ты смартфон купила?

   – Он подарил. И мне, и Гаврику.

   – С чего вдруг такая щедрость? Признавайся, дала ему? – строго спросила Надя, будто собиралась обвинить подругу в аморальном поведении.

   – Нет, конечно! И он не приставал нисколечко, как и обещал.

   – А живете где? У него?

   – У него.

   – Большая квартира? Нашлась для вас отдельная комната?

   – Квартира большая, но комната нашлась только для Гаврика. Я с хозяином сплю.

   – А говоришь, не было ничего, – усмехнулась Надюха.

   – Правда, не было! Он даже в одежде спал, чтоб меня не смущать. И кровать у него широкая, там еще двоих между нами положить можно.

   – Так я поверила, что взрослые мужчина и женщина спали в одной постели, но между ними ничего не было! – судя по голосу, Надя даже обиделась на то, что Люба, как она думала, от нее что-то утаивает.

   – Мне даже обидно, что не веришь. Я тебя не обманываю, – попыталась оправдаться Люба.

   – А на внешность он как? Уродина? – сочувственно произнесла Надя.

   – Почему уродина?

   – Ну, раз бесплатно жену себе не нашел, даже фиктивную.

   – Наоборот, обалденный мужчина, – опровергла гипотезу подруги Люба. – И его уже достали всякие алчные красотки. Я ему и нужна, чтоб их отвадить. И чтоб репутацию ему подправить. Он хочет дочку к морю вывезти, а бывшая не отпускает. Говорит, что не позволит, чтоб ее дочь наблюдала, как он с шалавами развлекается. Хочет ей показать, что остепенился, женился даже, причем не на красавице, а на обычной бабе, то есть на мне.

   – Как все запутано! Не нравится мне это. Если что – звони, поеду тебя выручать.

   – Не надо меня выручать, – поспешила отговорить подругу Люба. – У меня на самом деле все хорошо, без подвоха.

   – Ладно, пока, – разочарованно вздохнула Надя и повесила трубку.

   Люба поставила смартфон на зарядку и пошла проверять сына. Тот еще спал. Поднялся он уже ближе к девяти. Времени на прогулку, увы, не оставалось. Успели только позавтракать и привести себя в порядок.

   В салоне красоты, как и предполагал Эдуард, Любу продержали до половины первого. За это время Гаврик и ее, и персонал салона достал своим нытьем и капризами. На обратной дороге требовал развлечений и мороженого, но мать, не обращая внимания на его стенания, привычно тянула его за руку за собой. К часу еле успели вернуться.

   Эдуард вернулся чуть раньше и уже ждал их.

   – Сейчас заедем в ресторан, пообедаем, потом купим свадебное платье и кольца, затем отправимся в ЦУМ за одеждой и обувью для отдыха. Времени в обрез, – напомнил он Любе планы на день, подталкивая Гаврика к выходу. Удивительно, но тот сразу, как увидел «отца», перестал ныть и превратился в пай-мальчика.

   За обед в ресторане Эдуард отдал десять тысяч рублей, заметила Люба. На платье и кольцах он тоже не стал экономить, несмотря на то, что свадьба должна была быть фиктивной.

   – Иначе никто не поверит, что женюсь по любви, – пояснил он, когда Люба спросила, зачем он так сильно тратится на нее, когда можно все купить в пять раз дешевле.

   Этот же аргумент он привел, когда Люба пыталась отказаться от обновления летнего гардероба. Причем на предложение посетить магазин с более демократичными ценами хмыкнул, хотя обычно даже не улыбался. В итоге потратил на невесту втрое больше, чем обещанный ей гонорар.

   Дороже всего обошлось вязаное хлопковое платье LORO PIANO. Здесь же для Любы приобрели кремовые брюки и такого же цвета кашемировый кардиган, очень похожий на захваченный ею с собой из дома, но только новый. Пляжную сумку, коричневые сандалии и солнцезащитные очки взяли в том же магазине. Остальное докупили в SELF-PORTRAIT по значительно более демократичным ценам, хотя Любе и они казались заоблачными. Из этого магазина она вышла со слитным коричневым купальником, длинной оранжевой юбкой на резинке с кружевной вставкой в нижней части подола, свободным белым топом и белым же платьем. Оно было свободным, доходило примерно до середины голени. Ворот был украшен бантом, дополняли декор кружевные вставки.

   Насчет покупки этого платья Люба с Эдуардом даже поспорила, утверждая, что у нее с собой есть почти такое же, но сшитое ее руками. Это ее утверждение рассмешило его второй раз. Забавно было смотреть на женщину, которая осмелилась свое рукоделие сравнивать с творениями признанных мастеров. Так что несмотря на возражения Любы, платье он ей это купил, тем более что и стоило оно недорого – чуть более 50 косарей.

   Шляпку и все остальное, что может понадобиться на отдыхе, решили докупить на месте, чтобы не везти с собой лишнего.

   Завершив покупки одежды и аксессуаров для Любы, Эдуард вручил ей пачку двухтысячных купюр и отправил за одеждой для Гаврика. Сам же пошел приобретать вещи для себя: он так редко ходил куда-то кроме работы, что подходящей для поездки на море одежды у него самого почти не было.

   Встретиться договорились через полтора часа у детской зоны. Времени хватило обоим, но Эдик пришел даже чуть раньше, хотя перед этим успел спуститься на парковку и загрузить Любины шмотки в багажник. Встретив Любу, он взял у нее пакеты, отнес в машину и их, чтобы не таскаться с ними по ресторанам.

   Когда вернулся, Люба умудрилась позабавить его еще раз, вернув сдачу. Сказала, что забрела в какой-то чудесный магазин под названием DISEL, где умудрилась купить Гаврику джинсы, две пары шорт, плавки, лонгслив и несколько футболок менее чем за сто тысяч рублей. Даже после покупки кроссовок у нее осталось сто косарей из двухсот. Он впервые видел женщину, которая зачем-то экономила чужие деньги. Другая бы на ее месте потратила все до копейки или оставила бы сдачу себе. Он ведь не просил ее отчитаться.

   Пока Эдуард таскал свою невесту по магазину, одевая ее сообразно ее новому статусу, Гаврик развлекался в детской зоне. Забрав его, отправились в кафе на четвертом этаже, хотя Гаврила и пытался уговорить их пойти на пятый (кто-то из детей ему сказал, что там классный ресторанчик).

   – Он вегетарианский, – пояснил Эдуард, – нам не подходит.

   – А что это значит?

   – Вегетарианский – значит, без мяса, – расшифровала Люба неизвестное Гаврику слово.

   – А я не люблю мясо, – придумал тот.

   – Зато я люблю, – отрезал Эдуард, и Гаврик тут же перестал капризничать, признавшись:

   – Вообще-то, я тоже люблю, это я пошутил, что не люблю.

   Поужинали яичницей с оладьями и икрой, мини-тостами с лососем. Эдуард взял себе еще и пасту с мясным соусом, а для Гаврика заказал знаменитый ЦУМбургер. На цены Люба на этот раз даже боялась смотреть.

   По пути домой Люба все-таки настояла на посещении продуктового магазина. Взяла все для того, чтобы напечь пирожков в дорогу, а также свежего тостерного хлеба, докупила еще яиц.

   Вернулись все страшно усталые, но довольные.

   До ночи готовились к завтрашней свадьбе и укладывали вещи в дорогу – отъезд на юг был запланирован на послезавтрашнее утро, так что откладывать сборы было некуда.

   Гаврик послушно перемерил всю купленную ему одежду, хотя при других бы обстоятельствах потратить столько времени на это скучное занятие Люба вряд ли смогла его заставить. После все погладила, уложила в выданный ей огромный чемодан. Туда поместились и вещи, которые Люба привезла с собой из дома.

   В другой чемодан уложила одежду, которую планировал взять с собой Эдуард. Оставшееся место она хотела занять феном, утюгом и полотенцами. Когда поделилась этими планами с Эдуардом, он, не выдержав, рассмеялся. Видя Любино недоумение, пояснил, что все это будет на месте. Сказал, что и умывальные принадлежности брать с собой не надо.

   – А в поезде разве не потребуется? – уточнила она.

   – И в поезде все выдадут, – успокоил он ее. – На оставшееся место Ксюшины вещи положим, еще и не влезут. Ты иди лучше свадебное платье отпаривай или что там с ним нужно сделать.

   Когда Люба закончила с подготовкой вещей, дело близилось к полуночи, и Гаврик уже почти час как спал: в 23.00 Эдуард объявил отбой, и ее капризное чадо, словно дрессированный щенок, отправилось мыться и укладываться. Таким послушным Люба сына никогда не видела.

   Закончив с подготовкой, «невеста» приняла душ, переоделась, готовясь ко сну. Эдуард еще не спал – работал за компьютером.

   – Сегодня ляжешь в Ксюшиной комнате, – неожиданно заявил он, заметив Любу.

   «Что прошлой ночью я сделала не так? – пронеслось у нее в голове. – Может, я храпела или пускала газы?»

   – Почему вдруг? Я не… Что… – сформулировать вопрос, чтобы выяснить причины резкой перемены, у Любы никак не получалось. Но Эдуард все же ответил на ее вопрос:

   – Жениху и невесте нельзя перед свадьбой спать вместе. Примета плохая.

ГЛАВА 7. Своя чужая свадьба

Весь день Люба чувствовала себя дурочкой, видя, что ее высказывания почему-то забавляют Эдуарда. Но теперь он рассмешил ее.

   – Можно подумать, мы собираемся жить вместе долго и счастливо, – хмыкнула она, услышав, что он отправляет ее спать в комнату дочери из-за какой-то приметы.

   – Мои распоряжения не обсуждаются, – холодно осадил ее Эдуард.

   – Даже если они противоречивы? – не смогла скрыть усмешки его «невеста».

   – В любом случае!

   – Может, просто никто не пытался их обсуждать? – поинтересовалась Люба еще более ироничным тоном.

   Он окинул ее заинтересованным взглядом, немного помолчал, а потом резко поставил на место:

   – Тебе так сильно понравилось со мной спать?

   – Вот еще! – желание подшучивать над Эдуардом у Любы моментально пропало. Хотела поставить его в неловкое положение, а оконфузилась сама. От стыда даже покраснела, словно девчонка. Резко развернулась и направилась к Ксюшиной комнате. Та была закрыта. Пришлось возвращаться и сообщать работодателю о невозможности выполнить его поручение.

   Она не успела еще ничего сказать, как он понял, в чем загвоздка, и протянул ей ключи. Молча.

   Она так же молча их взяла и пошла устраиваться на ночлег.

   Ксюшина комната напоминала мини-студию: зону сна от остальной части комнаты отделяли этажерка и платяной шкаф. В комнате также были письменный стол с компьютером, туалетный столик и мягкий уголок, перед которым стояли журнальный столик и тумба с небольшим плоским телевизором.

   У девушки кровать была обычная, не двуспальная, но и не узкая. Люба сняла с нее покрывало, сложив его на пуфике. Будильник на смартфоне поставила на 5.30 утра. Знала, что за 5 часов не выспится, но иначе было не успеть и приготовить завтрак, и встретить гостей. К тому же на 8 утра был назначен визит парикмахера-визажиста, а к одиннадцати или двенадцати должна была подойти Эдикова дочь. Бракосочетание было назначено на тринадцать часов. Потом предстояла фотосессия, а с 16 часов было снято кафе.

   По счастью, бессонницей Люба не страдала, так что заснула сразу и за пять часов почти выспалась. Заправила постель, приняла душ и направилась на кухню. Планировала сначала напечь в дорогу пирожков, потом уже заняться приготовлением завтрака.

   Эдуард встал в шесть. Любу он застал за просеиванием муки.

   – Ты что делаешь? – его брови удивленно вздернулись.

   – Тесто для пирожков, – гордо сообщила невеста.

   – У тебя что, времени много? – иронично поинтересовался жених.

   – Так я быстрые дрожжи взяла, – похвасталась Люба, – тесто с ними меньше чем за час поднимется. Только вот ногти боюсь сломать, неловкие они. Никогда б сама себе такой маникюр не сделала.

   – Не надо пирожков, лучше ногти береги. Быстро все убирай.

   Люба послушно пересыпала просеянную муку в контейнер, протерла со стола и приступила к приготовлению завтрака. Уже через четверть часа пригласила Эдуарда к столу, поставив перед ним тарелку с полным английским завтраком: глазуньей из трех яиц, жареным беконом, консервированной фасолью, нарезанными круглыми дольками и слегка поджаренными томатами, шампиньонами. Себе положила только яичницу, помидоры и грибы. К кофе она подала тосты с маслом и клубничным джемом.

   – Выглядит аппетитно, – похвалил Эдуард.

   – А на вкус?

   – Сейчас проверим.

   Придраться было не к чему. Все было в меру прожаренным и, главное, яйца были с нежным, только-только схватившимся белком и еще жидким желтком. Яичница, которую им подали вчера в кафе, и то была хуже.

   – Действительно, вкусно, – признал Эдуард, – говоря в объявлении о своих кулинарных способностях, ты не преувеличивала.

   – Я знаю больше десятка блюд из яиц, которые можно подать к завтраку, – похвасталась Люба, пододвигая к себе тарелку со своей порцией.

   Гаврика разбудили в семь часов. Он начал было капризничать, но когда Эдуард сообщил ему, что сегодня у них с мамой свадьба, вскочил радостно и поинтересовался:

   – Так платье, как у принцессы, мы маме вчера для свадьбы покупали?

   – Именно! – ответила Люба. – Так что поторопись, а то опоздаем из-за тебя, и нас с Эдиком не поженят.

   Долго уговаривать Гаврика не пришлось: Люба едва успела сделать ему яичницу и тост, как он оказался в столовой умытый и одетый.

   Люба мыла тарелки, когда зазвонил домофон.

   – Пришли Сергей и Маргарита, – сообщил Эдуард Любе. – Они будут нашими свидетелями.

   Рита и Сергей были гармоничной парой, и Люба сначала приняла их за брата и сестру. Почти одного роста, стройные, но не тощие, оба с темно-каштановыми густыми волосами и зелеными глазами.

   – Сергей, мой друг и первый зам. Рита, его невеста, – представил Любе Эдуард свидетелей. – А это Люба, моя невеста и мама моего восьмилетнего сына. А за ней прячется и он сам, Гаврила.

   – Приятно познакомится, Эдик много о вас рассказывал, – смело соврала Люба, принимая из рук Сергея огромный букет.

   – У тебя вода льется, мы помешали? – кивнула Рита на раковину. – Тебе не помочь?

   – Посуду мою. Помощь не требуется, справлюсь сама.

   – А машинка сломалась, что ли?

   – Не захотела ее из-за сковородки и двух тарелок включать, – пояснила Люба.

   – Непорядок, Эд, – упрекнула хозяина гостья. – Как ты мог позволить своей невесте портить кожу и маникюр мытьем посуды?

   – Не заметил просто.

   Люба взглянула на оправдывающегося жениха с недоумением. Никогда бы не подумала, что он может быть таким… мягким.

   – Теперь сам все домывай, – распорядилась Рита. – А Любе давно одеваться пора. Знаешь, сколько времени нужно на это?

   Эдуард послушно направился к раковине, а Рита обратилась к Любе: – Ну, где платье? Показывай!

   Одеваться Люба решила в комнате Ксюши – все равно уже ночевала тут, а до прихода девочки еще оставалось много времени.

   – Правду говорят, что в постели Эд, как робот? – спросила Рита, застегивая молнию сзади.

   – В смысле неутомим? – засмущалась Люба, не зная, как реагировать на столь интимный вопрос.

   – В смысле техничен, будто по инструкции все делает.

   – Не знаю.

   – Скажи еще, что у вас ничего не было, – засмеялась Рита. – Сына-то он как-то тебе заделал. Не хочешь палить его, что он в постели скучноват? Но так это не секрет, все его бывшие на это жалуются.

   – Я не жалуюсь.

   – Но ты и не бывшая. Ты – будущая. Хотя и бывшая, получается тоже. Сейчашняя, – запуталась Рита, пытаясь подобрать подходящее определение.

   – Постель – не цирк, там не обязательно должно быть весело, – попыталась оправдать Эдуарда Люба, хотя догадывалась, что с роботом его сравнивают не зря. И киборг он не только в постели, но и по жизни вообще. Но три недели потерпеть его присутствие можно. Это ж не на всю жизнь, а совсем ненадолго. Теперь уже даже меньше трех недель осталось. А платит он хорошо.

   – Сколько лет Гавриле? Девять? Десять? – продолжала любопытствовать Рита.

   – Осенью девять будет.

   – Значит, вы лет десять назад познакомились? И он столько времени тебя скрывал!

   – Мы же расстались, когда он уволился и перестал к нам в командировки ездить.

   – А как снова встретились?

   – Он случайно фотографию нашу с Гавриком увидел в интернете и понял, что это его сын.

   – Генетическую экспертизу делали?

   – Нет, он так поверил, – Люба начала раздражаться – не нравился ей этот допрос.

   – Ну да, и без экспертизы догадаться можно, что Гаврила его сын – одно лицо, – доброжелательно отозвалась Рита, сделав вид, что не заметила в голосе невесты никакого негатива. Но допрос она, тем не менее, прекратила, начав рассказывать о себе.

   – А мы с Сережей познакомились на открытии нового офиса компании. Он отвечал за работу со СМИ, а я тогда как раз журналисткой была. Не знаю, что на меня нашло, но прям очень захотелось его разозлить. Вот и начала задавать неловкие вопросы. Он офигел. Материал-то был платный, понятное дело, и я преимущества должна была показывать, а не каверзничать. Повздорили мы с ним тогда крепко. Статью я, конечно, хвалебную написала, другую бы редактор и не пропустил. А он мне позвонил поблагодарить за материал, свидание назначил. Сказал, что любит красивых и умных женщин, так что передо мной не устоял. Год назад это было, а сейчас мы уже к свадьбе готовится, заявление накануне подали.

   Откровения Риты заставили Любу простить девушку за назойливое любопытство. «Издержки профессии», – решила она не сердиться на бывшую журналистку за учиненный допрос.

    Снова зазвонил домофон. По голосам Люба поняла, что пришла девушка из салона красоты.

   – Вы на полчаса задержались, – выговорил мастеру Эдуард. Казалось бы, ничего не значащая фраза, но произнесена она была настолько холодным голосом, что даже у Любы по спине пробежали мурашки. Не хотела бы она сейчас быть на месте парикмахера-визажиста.

   Девушка что-то пробормотала в оправдание, потом ее направили в комнату Ксюши, к невесте. Однако Люба предложила переместиться в соседнюю комнату, чтобы не нервировать девочку, которая, как говорил Эдуард, не любит, чтобы в ее комнате бывали посторонние.

   Невесту усадили на принесенный с кухни стул напротив туалетного столика. Девушка-парикмахер разложила инструменты и какие-то флакончики на самом столике и начала колдовать над Любиными волосами. Рита сначала развлекала невесту светской беседой, потом пошла встречать официанта из какого-то ресторана, который принес заказанные закуски и шампанское. И вот в тот миг, когда Люба осталась наедине с девушкой-парикмахером, ее накрыла какая-то необъяснимая тоска.

   Какая девушка не мечтает о свадьбе? Мечтала о ней когда-то и Люба. Да и почему когда-то? И мечтала, и продолжала мечтать, хотя с каждым годом все меньше верила в то, что ее фантазии когда-то смогут воплотиться в жизнь. Она побывала на нескольких свадьбах – подружкой невесты, на одной даже была свидетельницей. И каждый раз, радуясь за невесту, она одновременно грустила, как будто в это время таял один из столпов, на котором держалась ее мечта. Каждая чужая свадьба как будто бы смывала ее собственную будущую свадьбу, превращая ее в мираж. И вот еще один праздник. И вот она в платье невесты, скоро ей на палец наденут обручальное кольцо, а радости нет. Потому что этот праздник ощущается даже более чужим, чем все остальные, на которых Люба была всего лишь подружкой невесты. Развевались последние миражи. Казалось, будто она возможную еще когда-то свою свадьбу променяла на эту, чужую. Сердце сжала неимоверная боль, и Люба разрыдалась.

   В это время как раз и пришла Ксюша, открыв дверь своим ключом. На ходу поздоровавшись с Эдиком, она бодро прошагала в свою комнату, с любопытством заглянув в распахнутую дверь гостевой. Следом за девочкой шла высокая худощавая женщина: стройная, уверенная, ухоженная, дорогая.

ГЛАВА 8. Помоги мне!

– Ты зачем явилась? – холодно спросил Эдуард, догнав в проходе незваную гостью. Та уже стояла напротив гостевой комнаты, бесцеремонно разглядывая Любу, будто она не человек, а предмет интерьера, который требуется оценить.

   – Должна же я убедиться, что моя дочь будет в безопасности, – усмехнулась незнакомка. – Да и чемодан нужно было помочь Ксюше занести, отцу-то не до этого.

   – Позвонили бы, что приехали, я бы встретил, – раздраженно ответил Эдуард, перехватывая чемодан. – И ты знаешь, что в моем доме Ксюше ничего не угрожает.

   – Твой дом – бордель, и ты сам это знаешь, – заявила дамочка. – Мы оба это знаем, и у меня есть доказательства, если ты вдруг запамятовал.

   – Не бордель, здесь всего лишь бывали подобные тебе женщины. Но теперь с этим покончено. Ты же видишь: я женюсь. Любаша не допустит, чтобы в нашем доме бывали шалавы. Так что тебе придется уйти, – спокойно произнес Эдуард, многозначительно посмотрев на заплаканную невесту.

   – Дорогой, что это за сучка? – вспомнила Люба про свои обязанности. – Ты ее приглашал?

   – Ну и лохушка! – рассмеялась гостья, глядя на Любу. – И это на нее ты меня променял? Могу поспорить, что вы разведетесь уже через месяц или даже раньше.

   – Если я лохушка, то кто тогда ты, мымра крашеная? Женится-то он на мне, а тебя бросил! – прошипела Люба, поворачиваясь на стуле.

   – Нина, уходи, не вынуждай выводить тебя силой, – обратился к бывшей жене Эдуард.

   Та усмехнулась и пошла к выходу с гордо поднятой головой. Будто не ее выгнали, а она сама с презрением покинула это место.

   – Папа! – одернула Эдуарда дочь. – Как ты смеешь так разговаривать с мамой!

   – Это тебе она мать, а мне никто, – отрезал он.

   Нина фыркнула и вышла, громко хлопнув дверью.

   – Надеюсь, ты не будешь заставлять меня называть матерью это пугало, – кивнула Ксюша на Любу. – Где ты вообще такую раскопал? Фу! – Она разговаривала с отцом, как с ровесником. И при этом ее не смущало, что «пугало» находится рядом и слышит этот неприятный для него разговор.

   – Для тебя она не пугало, а Любовь Андреевна, – неловко попытался защитить невесту Эдуард.

   – Я только баб смазливых от него отпугиваю, больше никого, – поспешила прийти ему на помощь Люба.

   – Сама ты пугало, когда умоешься, – обиделся за маму Гаврик. И, надо сказать, ему поставить Оксану на место удалось лучше, чем взрослым.

   – Что? – посмотрела она на мальчишку сверху вниз. – Да много ты понимаешь в женской красоте.

   – Да побольше твоего, – парировал пацан. – Со стороны виднее.

   Ксюша неожиданно закрыла лицо руками и выскочила из комнаты, как пробка, устремившись в ванную.

   – Проверять, наверное, пошла, правда ли страшная без косметики, – догадался Гаврик.

   Люба прыснула. Но Эдуард не поддержал ее веселья. Он строго посмотрел на мальчишку и приказал:

   – Когда она выйдет, извинишься!

   – Не буду! – закапризничал Гаврик.

   – Тогда я твою маму обижу, – пригрозил Эдуард.

   Гаврик обнял Любу и, подумав, сдался:

   – Ладно, извинюсь, но только один раз.

   Ксюшу кое-как успокоили, а взамен смытого макияжа мастер согласился за дополнительную плату наложить новый, еще круче, чем был.

   На самом деле Оксана в отце души не чаяла, а маму хоть и любила, но не уважала, считая стервозной и злой. Только это заставило ее не психануть и остаться на свадьбу. И от предстоящей поездки на море с новой семьей отца тоже не отказалась только из-за того, что сильно скучала по отцу и короткого совместного путешествия ждала с таким же нетерпением, как и он.

   «Но в поездке я им все равно отомщу», – решила для себя девочка.

   Уладив конфликт, жених отправился к себе в кабинет – переодеваться. Собравшись, позвал Сергея, чтобы тот не скучал.

   – Ну как она тебе? – спросил друга про невесту.

   – По-моему, переигрывает, – поделился тот своими наблюдениями.

   – Тоже заметил? Скажу ей, как останемся наедине, чтоб была сдержанней. Хотя, может, с Ниной так и надо было.

   – Можно было б и грубей, но не при Ксюше.

   – Да, с ней им не стоило отношения портить. Но как поссорились, так и помирятся. Это их проблемы, как они с Ксюшей отношения наладят, но ладить с ней им придется. Она мне дочь, настоящая. А они – наемные работники.

   – Главное, чтоб твоя жена на час свое место знала и не забывала, кто она и за что ей платят.

   – Об этом я позабочусь.

   – И сам в нее не влюбись, – предостерег приятель.

   – Это исключено. Ты же ее видел: простушка провинциалка. У нее нет ни вкуса, ни стиля, ни умения себя подать.

   – А мне она показалась симпатичной. Полновата чуток, но фигурка у нее ничего, аппетитная.

   – Не в моем вкусе. Специально такую выбирал, чтоб спать с ней рядом спокойно можно было, не порываясь нарушить уговор, – напомнил Эд.

   – Ну, и как, удается сдерживаться? – усмехнулся Сергей.

   – Первый эксперимент прошел успешно. Главное, не смотреть на нее, а потом холодный душ решает все проблемы.

   – Не смотреть, холодный душ… Как все сложно. Ты, я смотрю, мазохист. А говоришь, не в твоем вкусе.

   – Но все-таки женщина и не уродина, – пояснил Эдуард.

   – Надо было уродину найти, – заржал Сергей.

   – Кто б тогда поверил, что у меня с ней роман был? Нет, эта в самый раз. Можно представить, что лет 10 назад она была стройнее, тогда я мог на нее польститься. К тому ж тогда я был никем, и бабы сами мне на шею не вешались. Выбирать не приходилось.

   – А сына-то ее зачем своим назвал? Ребенка зря вы в эту игру втянули.

   – Он все равно безотцовщина, а я хотя бы подарки буду делать. От меня больше внимания получит, чем от настоящего отца.

   – Так мальчик не играет твоего сына, а думает, что ты настоящий отец? Да ты совсем заигрался.

   – Да, Гаврик не знает ничего, думает, что все по-настоящему. А ты Рите не проболтался?

   – Боже упаси, а то бы всем разнесла. Но вы с ней поосторожнее все равно, она же умная, прирожденная акула пера, сама что угодно раскопает, – предостерег Сергей.

   – Может, не стоило ее в свидетельницы звать?

   – Так все равно ж пришла бы на свадьбу – она у меня ревнивая, как не знаю кто.

   – Повода не надо было давать, – заметил Эд.

   – Чья бы мычала, – хмыкнул Сергей.

   Приятели расхохотались.

   Они дружили еще со школы и, встав на ноги, Эдуард переманил друга в Москву. Своего дела Сергей не открывал – его устраивала должность первого зама. Но относился Эд к нему не как к подчиненному, а как к партнеру, и платил соответственно. Так что дружбу удалось сохранить, и секретов друг от друга у приятелей не было. И о проблемах Эдуарда, и об истинной цели женитьбы Сергей знал. Предостерегал приятеля, что игры в любовь опасны: сам не заметишь, как спектакль превратится в жизнь, и раны начнут болеть по-настоящему. Но Эдуард верил, что ему это не грозит: он умел контролировать эмоции и к женщинам давно уже относился или как к социальным субъектам, с которыми связывают служебно-деловые отношения, исключающие чувства, или как к объектам удовлетворения физиологических потребностей, к которым чувств быть не может априори. Другими словами, одних женщин он уважал, но сексуального притяжения к ним не испытывал, других затаскивал в койку, но ни во что не ставил. Любу он отнес к первой категории, и их брак рассматривал как сделку. Причем контракт он составил так, чтобы не дать возможности своей фиктивной возлюбленной нарушить условия сотрудничества. Ему ничего не грозило, абсолютно. Он все предусмотрел.

   Из-за того, что причесывать и накрашивать парикмахеру-визажисту пришлось не только невесту, но и дочь жениха, управилась она лишь в первом часу. До церемонии оставалось мало времени. И пусть Дворец бракосочетаний находился относительно недалеко, Эдуард заметно нервничал.

   Водитель поднялся уже давно, привез заказанный Эдуардом заранее букет невесты. С ним пришла помощница Князева, выполняющая обязанности юриста-консультанта. Сообщила, что бумаги готовы и нотариус будет ждать молодоженов для подписания договора с половины первого до двух. Безопасности ради было бы лучше заключить контракт до брачной церемонии, но обстоятельства не позволяли.

   Времени и так было впритык, а тут еще Рита спохватилась, что они даже не выпили шампанского. Пришлось задержаться у накрытого в студии стола.

   В результате пришлось распорядиться, что сначала все едут в ЗАГС, а потом уже в нотариальную контору. Детей посадили в служебную машину Эда вместе с девушкой-юристом. Сами молодожены и их свидетели покатили на лимузине.

   Люба всю дорогу беспокоилась о Гавриле, опасаясь, что молодая помощница Князева не сможет его контролировать. К тому же с ним ехала Ксюша, а отношения у них как-то не сложились.

   Эдуард тоже был неспокоен. Он же совсем не знал Любу, и у него не было гарантии, что она не откажется подписать брачный контракт, а потом не попытается отсудить у него часть имущества.

   Волнение молодых было заметно, но оно было естественно, так что Рита с Сергеем ни о чем не спрашивали, а лишь ободряюще улыбались.

   Во Дворец бракосочетания поздравить молодоженов пришли трое (не считая видеооператора и фотографа): партнер Князева с супругой и Светлана Николаевна – мать Сергея. У самого Эдуарда родителей не было – погибли несколько лет назад в автокатастрофе, и Светлана Николаевна считала своим долгом по-отечески его опекать.

   – Признавайся, как это прелестное создание умудрилось тебя охомутать? – обняла Эда, встретив молодых у ЗАГСа.

   – Все дело в яйцах, – подмигнул Эдуард.

   – Интересно, интересно, – деланно засмеялся партнер.

   – Она готовит обалденную глазунью и еще десяток блюд из яиц, – пояснил Эд.

   – Значит, не врут, что путь к сердцу мужчины можно найти через желудок, – засмеялась спутница князевского партнера.

   – А я всегда это говорила, – заулыбалась Светлана Николаевна, обнимая невесту Эдика.

   Люба все это время молча улыбалась и чувствовала себя марионеткой. В толпе нашла Гаврика. Он послушно держал за руку девушку-юриста, которой было поручено его сегодня опекать. Вел он себя тихо, и Люба вздохнула уже спокойно.

   Церемония прошла, точно во сне. Люба делала все, что требовалось, но не испытывала никаких эмоций, ничего не обдумывала. И даже поцелуй, которым они обменялись в знак скрепления брачного союза, не вызвал никаких ощущений, будто целовали не ее, а женщину, про которую она смотрит кино.

   После ЗАГСа заехали в нотариальную контору для подписания брачного договора.

   Потом прогулялись перед объективами на Воробьевых горах и по «Нескучному саду».

   Затем, наконец-то, добрались до кафе, снятого под свадебное торжество. Гостей было не много, и с половиной из них Люба сегодня уже успела познакомиться.

   Несмотря на скромность пиршества, праздник был организован по всем правилам: с тамадой, конкурсами, танцами, вручением подарков и криками «горько». Если бы душа Любы не онемела на это время, словно ее заколдовали, неизвестно, смогла бы невеста все это перенести. Но казалось, будто добрая фея наслала на нее морок, временно сделав бесчувственной, полуживой.

   Чувства и эмоции вернулись только вечером, перед сном. К этому времени молодожены уже давно были дома. Эдуард уже успел разместить от имени Любы пост в соцсетях со снятыми на смартфон кадрами. Отобрал для обработки и печати фотографии, сделанные профессионалом. Объявил отбой и заставил детей разойтись по комнатам, лечь спать. А Люба все это время просидела на диванчике в кабинете, тупо моргая и приветливо улыбаясь, будто актриса, которая никак не может выйти из роли.

   – Ну вот и все, – сказал Эдуард, закрывая ноутбук, – можно раздеваться и укладываться спать. Со своей задачей ты справилась на отлично, завтра кину тебе премиальные десять процентов. Иди в наш душ, я помоюсь в общей ванной. Люба, ты меня слышишь? Очнись!

   Последняя фраза чудесным образом привела женщину в себя. Она покраснела, вскочила и закивала:

   – Да, сейчас, спасибо.

   Захватив сорочку и халат, заранее перенесенные ею в супружескую спальню, Люба скрылась в душе. Она извлекла из волос шпильки и невидимки, распустила локоны, умылась, с трудом избавившись от стойкой косметики. Осталось раздеться и принять душ. Но тут вышла загвоздка: длинная молния на спине никак не хотела расстегиваться.

   – У тебя все в порядке? Что-то ты долго там! – услышала из-за двери голос «супруга».

   – Помоги мне! – позвала.

   Он распахнул дверь:

   – Что случилось? – в голосе прозвучала нескрываемая тревога.

   – Молния заела, помоги расстегнуть, – покраснев, Люба повернулась к Эдуарду спиной.

   Он подошел, потянул молнию за язычок – она не поддалась. Мужчина дернул за собачку с усилием – и язычок обломился.

   Эдуард выругался, Люба вздрогнула.

   – Пойдем в кабинет, что-нибудь придумаю.

   – Может, шпилькой собачку подцепить? – предложила женщина.

   – Это не поможет, нужны кардинальные меры, – Эдик потянул жену в кабинет, поставил возле письменного стола.

   Спустя несколько секунд Люба ощутила, как по спине скользнул металл. Искромсанное ножницами платье быстро сползало, лаская кожу шелковистой тканью. Пока женщина соображала, что произошло, у ее ног уже образовалось белое облако, а ее обнаженную грудь нежно лизал ветерок.

ГЛАВА 9. Вот такие пирожки…

Коварно обнажившее Любу платье смутило не только ее, но и Эдуарда. Он поспешно отвернулся, отойдя на шаг, и выдохнул хрипло:

   – Извини, не рассчитал, буду в спальне. – И удалился, даже прикрыв за собой дверь.

   Люба облегченно вздохнула, расслабившись. Перешагнула через облако ткани, переложила изуродованное платье на диван и вернулась в душ.

   Когда она зашла в спальню, Эдуард уже спал или тактично притворялся спящим. Шорты, которые он надел после душа, видимо, оставались на нем, так вокруг их не было. Люба молча скользнула под свое одеяло и погасила свет.

   Заснуть было сложно. Ощущения, дремавшие полдня, пробудились в каком-то гипертрофированном виде. Поцелуи жениха, во время свадебной церемонии не пробуждавшие эмоций, вдруг загорелись на губах вместе с нахлынувшими воспоминаниями. Кожа на плечах, которой совсем недавно касались пальцы Эдика, казалось, стала невероятно чувствительной и помнила эти прикосновения. Ожившие чувства словно охватили напрягшееся тело пламенем, заставляя судорожно хватать воздух ртом.

   Прерывистое дыхание Любы распаляло Эдуарда, который лишь прикидывался спящим, стараясь дышать ровно. Перед глазами стояли покатые плечи, по которым струились мягкие локоны, пышная грудь с острыми сосками, аппетитные ягодицы, обтянутые белым кружевом. Инстинкты, они подвели. Люба, стоящая в облаке белой ткани, была похожа на Афродиту, восставшую из морской пены. Это зрелище пробудило его мужское естество, не могло не пробудить. И вот сейчас он испытывал запретное желание. Он хотел крепко обнять женщину, на палец которой сегодня надел обручальное кольцо, сделать ее своей, присвоить… Но было нельзя. Он же не животное, человек. И он никогда не нарушал условий договора. Не мог позволить такого вероломства и сейчас. Попытайся он сейчас пристать к своей жене с ласками, устроит скандал, обвиняя в насилии. И тогда все его планы рухнут к чертям собачьим.

   Попытался думать о чем-нибудь противном, сложном… Не помогало. Мысли возвращались к Афродите. Ничего не оставалось, как прибегнуть к проверенному средству: Эд встал и отправился в душ.

   Как только муж покинул супружеское ложе, дышать Любе стало легче, жар утих, и она смогла заснуть. Когда Эдуард вернулся, уже не заметила. Так и не узнала, что первую брачную ночь он провел на непредназначенном для сна кожаном диване в кабинете.

   По привычке Люба встала рано, но Эдуард, похоже, привык подниматься еще раньше: его женщина застала уже полностью одетым в столовой, где он приканчивал уже не первый бутерброд с лососем, запивая его черным кофе.

   – Доброе утро! – приветствовала она супруга.

   – Доброе, – улыбнулся, дожевав кусок. – Присоединяйся, кофе еще горячий.

   – Разбудил бы меня, чтоб нормальный завтрак приготовила.

   – А чем бутерброды для завтрака плохи?

   – Они сутки на столе пролежали, могли пропасть.

   – Но не пропали. Кондиционер не дал.

   – Мое дело предупредить. Я бы не стала есть ничего сомнительного перед дорогой.

   – Да нормальные бутерброды, садись ешь.

   Люба неуверенно взяла бутерброд, понюхала – неприятного амбре не ощущалось.

   – Ладно, рискну, – махнула рукой. – В случае чего в вагоне же два туалета?

   – Два, – с улыбкой подтвердил Эдик.

   Люба налила себе кофе и устроилась напротив мужа.

   – Но детям я все-таки нормальный завтрак приготовлю, когда встанут. А до этого пирожки как раз успею испечь.

   – Да дались тебе эти пирожки! Цени свое время.

   – Но что-то в дорогу взять все-таки надо. Пирожки – лучший вариант.

   – Купим. Как только откроется «Рыбная мануфактура», сразу закажу или даже сам схожу за твоими пирожками.

   – Ты видел, сколько там пирожки стоят? Не стоят они столько, уж поверь мне.

   – Сколько бы ни стоили. Мою жену это не должно волновать, – подмигнул.

   – Дело хозяйское, – пожала плечами Люба и допила кофе.

   – Посуду сама помоешь или помочь ее в посудомойку загрузить? – предложил помощь Эдуард, вспомнив, как его отчитала Рита за то, что Люба моет тарелки своими руками.

   – Сама загружу, я инструкцию изучила, – отозвалась Люба. – Хотя руками я б две чашки быстрей помыла.

   – Хочешь – мой руками, – разрешил муж.

   – А маникюр?

   – Испортишь – новый сделаешь, – успокоил ее Эдик. – Я подготовил для тебя банковскую карточку, кинул на нее сто штук – на мелкие расходы. Напомни, когда освободишься, чтоб передал ее тебе.

   Люба обмотала тарелки с оставшимися со вчерашнего дня закусками пленкой, убрала их в холодильник, вымыла посуду, протерла со стола. Пришла в кабинет.

   – Можно, я здесь пока посижу? – спросила робко.

   – Можно, но лучше багаж проверь.

   – Я его не трогала вчера. Как позавчера собрали, так все и лежит.

   – Все равно проверь, и про Ксюшины вещи не забудь.

   Люба пошла выполнять поручение. Еще раз убедилась, что ничего не забыла. Оставалось только вещи Оксаны переложить в отцовский чемодан, если поместятся. И если она вообще согласится что-то куда-то перекладывать.

   Вернувшись в кабинет, Люба отчиталась о выполнении поручения.

   – Теперь садись, есть разговор, – Эдуард развернулся в кресле и кивнул Любе на диван.

   – Слушаю внимательно.

   – Это по поводу Ксюши. Твой сын вчера ее обидел, а ты ему даже замечание не сделала. Это неправильно.

   – Он наверняка уже раскаялся, – заверила Люба мужа. – Он на самом деле добрый мальчик. Он больше так не будет.

   – Вот про это я и говорю: сделай так, чтобы больше твой сын мою дочь не задевал. И сама с ней сдружись. Как ты это сделаешь – не моя проблема. Все ясно?

   – Да, я все поняла, – потупилась Люба.

   В сущности, Эдуард был прав. В ее обязанности входил присмотр за детьми, то есть она должна стать для Ксюши кем-то вроде гувернантки. А как ее воспитывать, если она своего педагога ненавидит? Найти общий язык с девочкой она обязана, и как это она сделает – ее забота. Но вот как Гаврику объяснить, что Оксана неприкосновенна? Ведь не скажешь же ему, что она настоящая дочка Князева, а он – чужой.

   – Детей пора будить, кормить и собирать, – решил Эдуард, посмотрев на часы.

   – С кого начать?

   – С Ксюши, она старшая.

   – Приказ принят к исполнению, – попыталась пошутить Люба, но по выражению лица супруга поняла, что шутка не удалась. Покраснела и вышла из кабинета.

   Заставить детей проснуться оказалось непростой задачей. На это потребовалось не менее получаса. Причем 13-летняя Оксана ныла и брыкалась, не желая проявлять сознательность, даже сильнее, чем восьмилетний Гаврик. Наконец, Любе удалось отправить Ксюшу в душ, а сонного Гаврика заставить занять за ней очередь.

   Подняв детей, Люба пошла готовить им завтрак, а Эдуард отправился за обещанными пирожками. Принес два бумажных пакета, сообщив, что набрал пончики с разной начинкой, можно упаковывать.

   Как Люба и предполагала, трогать свой чемодан Ксюша не разрешила. В результате детские вещи решено было переложить в дорожную сумку, а мужскую одежду, чтоб меньше мялась, – к Любиной в чемодан. Один чемодан досталось нести Любе. Другой вместе с сумкой взял Эдуард. Оксане, несмотря на ее недовольство, вручили пакет с пирожками и князевский ноутбук. Гаврик тащил рюкзачок с игрушками.

   Когда подъехало такси, Люба предложила присесть на дорожку, но Ксюша фыркнула и покрутила у виска, а Эдик посмотрел на нее с усмешкой. Так что вышли из дома, проигнорировав традицию. На поезд из-за этого не опоздали, но плохая примета все же сбылась: дорога оказалась тяжелой.

   Тяжелой, потому что дети всю дорогу доставали друг друга, будто ревновали. Началось все уже с распределения мест в купе. И Гаврик, и Ксюша претендовали на верхние полки. Однако Гаврику ночевать наверху Люба категорически запретила, опасаясь, что он оттуда упадет. Девочка же вместо того, чтобы молча порадоваться своему преимуществу, начала мальчишку дразнить «карапузом». Тот разревелся, уткнувшись носом в Любино плечо, а мать не решалась за него заступиться, боясь обострять конфликт с дочерью мужа-работодателя. Хорошо, что тот сам вмешался, сообщив, что Ксюша тоже будет спать внизу, так как верхние места – для взрослых, а она еще даже паспорт не получила. Впрочем, днем залезать на верхние полки детям позволили. Воспользовавшись разрешением, они забрались наверх и уткнулись в свои смартфоны. До обеда не конфликтовали.

   Прикончив принесенный проводником ланч, Ксюша решила, что десерта ей не хватило, и пошла уточнять у проводника, где здесь взять что-нибудь вкусненькое. Вернулась с шоколадным батончиком и сообщила, что ей обещали принести мороженое.

   Позавидовав девочке, Гаврик прошептал Любе, что тоже хочет батончик и мороженое. Шоколадную конфету она для него взяла, а мороженое заказывать не стала, напомнив, что от этого лакомства у Гаврилы почти всегда начинает болеть горло.

   Уплетая эскимо, Ксюша так артистично подчеркивала степень своего наслаждения этим лакомством, что Гаврик устроил истерику, требуя купить эскимо и ему. Пока Люба пыталась успокоить сына, предлагая различные альтернативы холодному десерту, Ксюша приобрела еще два эскимо, и продолжила пиршество, демонстративно постанывая от удовольствия. Гаврик взвыл, точно раненый пес, и сердце Любы не выдержало: она дала сыну деньги и разрешила купить мороженое. Однако его ожидал облом: сходив в вагон-ресторан, проводник сообщил, что остался только пломбир в вафельном стаканчике, а эскимо закончилось. Гаврик набросился на мать, обвиняя во всем ее и требуя купить ему эскимо. Никакие аргументы на него не действовали.

   Успокоил Гаврика снова Эдуард, взяв второе Ксюшино мороженое и протянув его мальчику.

   – Это было мое мороженое! – возмутилась Ксюша.

   – Тебе хватит, – сказал Эдуард.

   – Ты… ты… – Ксюша побагровела, подыскивая слова. – Ты – плохой отец. Ты его любишь больше, чем меня. Как только он появился, тебе стало на меня наплевать! Потому что он мальчик, да? Потому что я девочка, да? Мама говорит, что ты хотел мальчика, а родилась я. Ты меня не хотел, ты его хотел! Ну почему я не родилась мальчишкой! – Ксюша вцепилась в свои волосы, стукнулась затылком о стену купе, резко откинув назад голову, потом согнулась и разрыдалась, пряча заплаканное лицо за сложенными ладошками.

   Эдуард притянул дочку к себе, обняв за плечи. Он гладил ее по голове, что-то шептал на ухо и говорил, что любит ее по-прежнему. Ксюша немного успокоилась, но все же продолжала всхлипывать.

   – Зря ты мальчиком хочешь стать, – неожиданно решил успокоить «сестричку» Гаврик. – Пацаном, знаешь как трудно быть? Девчонкам приходится место уступать, помогать им сумки носить, и сдачи им дать нельзя, когда они дерутся. А они знаешь как дерутся? Некоторые девчонки хуже пацанов!

   Ксюша подняла голову и, поняв, что Гаврик не издевается над ней, а, наоборот, пытается утешить, расхохоталась. И Люба, а за ней и Эдуард подхватили этот веселый смех.

   – Будешь мороженое? – протянул Гаврик свое эскимо Ксюше. – Я только половину съел.

   – Да ешь уж, – махнула та рукой, – тоже мне рыцарь выискался малолетний.

   – Мир? – предложил девочке Гаврик.

   – Мир, – милостиво согласилась она и полезла на свою полку, к смартфону.

   Ужин принесли рано, поэтому к вечеру Люба проголодалась, но стеснялась заявить об этом первой. Выручил Гаврик, попросив пирожок. Наконец-то провизия была извлечена на свет божий и разместилась на столе. Несмотря на то что остыли, пахли пирожки соблазнительно. Однако и Ксюша, и Эдуард от них отказались. Девочка, поморщившись, сказала, что не ест так поздно, тем более пирожки. Эдик отговорился тем, что у него от подобных кушаний бывает изжога. Так что на мучные изделия пришлось налегать Любе и Гаврику. Но и им съесть больше двух пирожков оказалось не под силу. Больше половины запасов оказалось нетронутым, пришлось их запаковывать обратно.

   – Давайте выброшу, – предложила Ксюша, свесившись с полки, – а то воняют.

   – Не воняют, а пахнут, причем аппетитно, – обиделась Люба. – И вообще, еду не выбрасывают.

   – И что же теперь, травиться ею, что ли? – поддержал дочь Эдуард. – К завтрашнему дню все равно пропадут.

   – Хорошо, выбрасывай, – пришлось сдаться Любе.

   Тем, что пирожки почти никому не понадобились, она была огорчена. И обиделась на спутников. Как будто они нарочно отказались от второго ужина, чтобы доказать ей, что суетилась она напрасно. Хотя, надо признать, что стойкий дрожжевой аромат в купе, несмотря на кондиционер, держался долго.

   Из-за расстройства Люба рано пожаловалась на усталость, и Эдуард, почему-то пойдя ей навстречу, объявил отбой уже в десять часов. Дети послушно улеглись на нижних полках, взрослые забрались на верхние.

   Люба была в брюках, поэтому даже не стала укрываться, Эдуард же, несмотря на то, что тоже был одет, натянул пододеяльник чуть ли не до ушей. Он вообще, как показалось Любе, был мерзляком. «И в постели, наверное, такой же холодный», – почему-то подумала она засыпая.

   Эдик в поездах почти никогда не спал. Полки казались ему слишком узкими и короткими, и ему почему-то всегда представлялось, что он сползет вниз вместе с матрасом. В юности подобные конфузы случались с ним часто. Сейчас поезда стали другими, и полки были сконструированы так, что предотвращали падение, но неосознанный страх остался. Да и характерный стук, сопровождающий движение поезда, не способствовал засыпанию.

   Все уже отправились в царство Морфея, а Эдик все еще не спал. Он беззастенчиво рассматривал свою жену, спящую на соседней полке. Она, как ребенок, положила под щеку сложенные ладони, и мило улыбалась во сне. Распущенные волосы спадали на щеки и плечи мягкими волнами, и их хотелось погладить, выпрямляя пружинящие локоны. Эдику казалось, что он даже знает, какими они будут на ощупь. Воображение, которому мужчина ненадолго дал волю, спешило представить как можно больше. С прикосновения к шелковым прядям оно быстро перескочило на губы: мягкие, сочные. Он уже знал, какие они, когда их касаешься: продегустировал вчера на свадьбе. Но ему хотелось ощутить большее, распробовать их вкус, заставить их раздвигаться под напором его языка, отвечать на его поцелуи. «Зачем мне это? Нужно прекратить на нее пялиться! Не стоит придумывать ерунды! Она не в моем вкусе», – безрезультатно пытался обуздать свою фантазию Эдуард.

   Чтобы успокоиться, пришлось выходить в коридор и долго стоять, любуясь на летящие мимо пейзажи.

   К утру накатила усталость, и Эдик вернулся в купе. Сон накрыл его, коварно преподнеся картины, которые он совсем недавно себе воображал.

   Люба проснулась первой. Открыв глаза, увидела спящего Эдуарда. Спал он, похоже, неспокойно: пододеяльник с него сполз, свесившись с полки, а свободная футболка с одной стороны задралась чуть ли не до подмышек, открывая взору стройную мужскую фигуру. Похоже, за работой Любин «супруг» все же находил время на посещения тренажерного зала, так как торс у него был просто загляденье. Любин взгляд спустился ниже. Тонкая ткань шорт была натянута, обрисовывая впечатляющий бугор. Вероятно, мужским достоинством природа Эдуарда Князева не обделила. Подумав об этом, Люба поспешила отвести взгляд от причинного места и… встретилась глазами с обладателем объекта визуального изучения. Она вспыхнула и поспешила отвернуться. Но это уже не имело значения. Ее интерес, без сомнения, был замечен, и Люба не знала, как теперь себя вести. Боялась, что подумает о ней невесть что, а она на самом деле не такая, на самом деле она скромная и даже большого опыта интимного общения не имеет…

ГЛАВА 10. Семейная иллюзия

Эдуард про себя усмехнулся, но смущать «супругу» не стал, просто поправил простынь и, как не в чем ни бывало, произнес: «С добрым утром!». Зардевшаяся женщина повернула лицо обратно в его сторону и неуверенным голосом ответила: «Здравствуйте!».

   Для того чтобы не продлевать неловкую ситуацию, Эдик, перевернувшись набок, взял смартфон и сделал вид, что изучает в нем какую-то информацию. Люба последовала его примеру.

   Копались в телефонах, пока не проснулись дети. Потом уже на самоедство не оставалось времени: в Анапу, где Эдуард снял коттедж, поезд прибывал в восемь утра.

   По нужному адресу доехали на такси. Коттедж, в котором семье Князевых предстояло прожить ближайшие две недели, представлял собой двухэтажное строение. В нем были четыре спальни, в каждой из которых имелся собственный санузел, рабочий кабинет и кухня, совмещенная со столовой и гостиной. Сам дом утопал в цветах, во дворе обнаружились бассейн, беседка со столиками и мангал. Если бы Люба попыталась вообразить себе рай, возможно, он напоминал бы это чудесное местечко.

   Насчитав в доме четыре спальни, Люба понадеялась, что спать они будут отдельно, но в этом вопросе Князев оказался категоричен.

   – Любящие супруги спят вместе не из-за того, что в доме мало места. Мы же должны играть любовь. У нас с тобой медовый месяц, между прочим. Свободную спальню можешь превратить в гардеробную или во что-то еще, на что фантазии хватит. Но спать будешь со мной.

   Люба с Эдуардом выбрали для себя комнату с самой широкой кроватью, Ксюша поселилась в комнате со светлым интерьером. Оставшуюся спальню на втором этаже отдали Гаврику. Та, что внизу, была просторнее и удобнее, но оставлять ребенка на всем этаже одного Люба не решилась.

   Нижнюю спальню, как и посоветовал Эдик, Люба определила под гардеробную, а заодно и под свою мастерскую, если ей вздумается сделать какое-нибудь украшение и найдется на это время.

   Распаковав чемоданы, встретились в холле, чтобы обсудить планы на день.

   – У кого какие предложения? – объявил о начале дискуссии хозяин семейства.

   – К морю, к морю! – запрыгал Гаврик, первым озвучив свое желание.

   – Я бы тоже к морю сходила, – призналась Люба, которая никогда не видела его вживую. – Но сначала надо пройтись по магазинам, купить продукты, солнцезащитные средства, позавтракать…

   – Да что вы, моря не видели? – фыркнула Ксюша. – Лучше в аквапарк, там веселее.

   – Я вас услышал. Значит, планы такие: приводим себя в порядок с дороги, заказываем завтрак, совершаем прогулку по городу, заодно узнаем, какие здесь предлагаются экскурсии и развлечения, обедаем в городе, еще немного прогуливаемся, покупаем все необходимое, возвращаемся домой, жарим шашлыки и обсуждаем планы на следующие дни, включая посещение аквапарка, – подытожил Эдуард.

   Все разбрелись по комнатам. Люба решила принять душ в спальне на первом этаже, чтобы не создавать лишнюю очередь. Хозяева коттеджа, сдавшие его Князеву, позаботились обо всем необходимом. В душевой были жидкое мыло, шампунь, набор полотенец для тела, лица и ног, сланцы, шапочка для душа, вафельный халат и фен. Люба не только приняла душ, но и вымыла волосы, подсушила их феном. Она не была медлительной, но в холле появилась позже других. Оказалось, что завтрак уже заказан.

   Гаврила оживленно делился впечатлениями от своей новой комнаты. Люба улыбалась, радуясь за сына. Эдуард тоже выглядел удовлетворенным. Только Ксюша недовольно ворчала, что не может мыться мылом, так как привыкла к нормальному гелю, что от дешевого шампуня у нее наверняка начнут выпадать волосы и появится перхоть, и без мочалки обойтись никак невозможно.

   – Сегодня будем в магазине, вот и купишь все, что надо, – успокоил дочку Эд.

   – Насчет мочалок я согласна, и пасту с зубными щетками нужно купить, – добавила Люба.

   – Вот, что я и говорю! – образовалась Ксюша неожиданной поддержке и даже, кажется, повеселела.

   Позавтракав, отправились бродить по городу. Люба для прогулки выбрала новые брюки и полосатую футболку, взятую из дома. Обувь оставила свою старую, проверенную. Ксюша вышла в коротких шортах и майке-безрукавке, на ногах ее были кроссовки.

   – Ноги не обгорят? – озабоченно спросила Люба.

   – Конечно, обгорят, – поддержал ее Эдик. – Пока не купим солнцезащитный крем, ноги и руки надо прикрывать. Иди переодевайся!

   Ксюша недовольно развернулась, зло покосившись на Любу, и пошла переодеваться. Вернулась в тонких джинсах и легком лонгсливе.

   Эдуарда Люба впервые видела не в домашней и не деловой одежде: светлые джинсы, серо-голубая тенниска, которая очень шла к его глазам, теннисные туфли. Правда, тенниска была застегнута наглухо. Люба хотела было сказать мужу, что так не носят, но вовремя передумала портить ему настроение. В самом деле: какая разница, застегнуты все пуговицы или нет – было бы ему самому удобно.

   Несмотря на жару, на улицах было многолюдно: кто-то шел на пляж, кто-то с пляжа. Повсюду встречались палатки с сувенирами, шляпами, купальниками, надувными игрушками и подобными товарами.

   У прилавков со шляпками пришлось остановиться – без головных уборов прогуливаться по южному городу небезопасно. Гаврик сразу присмотрел себе капитанскую фуражку. Шутя, и Ксюша примерила такую же. Люба положила глаз на вязаную шляпку, украшенную ракушками, но когда примерила ее, Ксюша прыснула. Эдик тоже взглянул на нее с недоумением. Сам он примерил классическую мужскую шляпу из соломы (типа «федоры»), но в зеркало глянул лишь мельком. Тут же сказал, что берут все, что на головах, вручил продавцу крупную купюру и поторопил своих спутников.

   – Ну, папа, я хочу другую шляпку, – заныла Ксюша, – как у тебя.

   – Я сказал: быстро уходим, – Эдик подтолкнул дочь вдоль рядов, – не тормози.

   Он резво направился вдоль рядов и свернул на ближайшем повороте, увлекая семейство за собой.

   Люба тоже примерила бы другую шляпку, менее забавную, чтобы над ней не смеялась Ксюша, но видела, что Эдик куда-то сильно заторопился. Может, он вспомнил о каком-то срочном деле? Но какие здесь у него могут быть дела? Он же здесь на отдыхе!

   Спорить с работодателем Люба не стала и ускорила шаг, заставляя Гаврика чуть ли не бежать за собой.

   – Вы все чокнутые! – выражала свое недовольство Ксюша, стараясь не отстать от чуть ли не бегущих, ловко лавируя между прохожими, взрослых.

   Скорость Эдуард сбавил только через несколько кварталов, предложив всем полакомиться мороженым и продолжить прогулку.

   – Что это было? Почему ты мне нормально не дал выбрать шляпу! – не утихала Ксюша. – Эту фигню я не буду носить! – Девочка сорвала с головы белую кепку с черным козырьком.

   – А моя шляпа тебе нравится? – уточнил Эдик, снимая свой головной убор и протягивая дочери. – Примерь.

   Довольная Ксюша надела шляпу и поинтересовалась у отца:

   – Ну, как?

   – Тебе идет. Не велика?

   – Не слетит.

   – Тогда носи, я себе потом другую куплю.

   – А как же сейчас? – встряла в разговор Люба.

   – В этой похожу, – Эдик дернул из руки Ксюши злополучную фуражку.

   Удивительно, но этот несолидный головной убор не смотрелся на Эдике нелепо. Несомненно, ему он шел больше, чем его дочери.

   Решив вопрос со шляпами, продегустировали какое-то чудное мороженое и двинулись дальше.

   Эдуард шел по улицам уверенно, как будто много раз здесь бывал. На самом деле Анапу он посещал лишь единожды, еще в детстве. Ориентироваться в небольшом курортном городе ему помогала карта, которую он внимательно изучил еще в поезде.

   Для