А может, я умею? Дарья Волкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Тяжело пожилой женщине в Воркуте с гитарой. А без гитары – вообще труба
• ГЛАВА 2. И все-таки жаль, что мы так и не заслушали начальника транспортного цеха. Ну, хоть посмотрели
• ГЛАВА 3. Нормально, Григорий? Отлично, Константин! Хо-ро-шо сидим!
• ГЛАВА 4. Мамаша, шо, я не понимаю? Дети могут не выходить. Потому что уже поздно и некуда
• ГЛАВА 5. Что такое, все время без четверти два? Это манометр. А он - прибор серьезный
• ГЛАВА 6. Но у нас с собой было! Только оказалось - уже поздно
• ГЛАВА 7. Вахтенный, кто у нас в юбке? А вахтенный не в курсе
• ГЛАВА 8. Посланные истребители вернулись ни с чем. То есть, даже без горючего
• ГЛАВА 9. Жора, не изводите себя, у людей большое горе, они хотят поторговаться. Как не помочь им в этом желании?
• ГЛАВА 10. Подождать, когда рассеется дым, и спросить: «Из-за чего, собственно?». Очень вежливо спросить, даже душевно
• ГЛАВА 11. Тщательнее надо, ребята, тщательнее. Ну вот, другое дело, молодцы!

АННОТАЦИЯ

- Ты что, не понимаешь?! - голос вдруг сорвался на крик. – Я же сломанная кукла, Гош! Сломанная, выпотрошенная, ни на что не годная. Зачем тебе такая?! Тебе нужна нормальная женщина, которая… с которой…

   - А ты точно знаешь, какая мне нужна женщина?

   Его много. Его так много, что он перекрыл весь кислород, и сделать вдох не получается. Ира схватилась за горло.

   - Гош, ты… Ты не понимаешь.

   - Это ты не понимаешь, Ирка. Может я умею.

   - Что?

   - Чинить сломанных кукол.

ГЛАВА 1. Тяжело пожилой женщине в Воркуте с гитарой. А без гитары – вообще труба.

В кармане брюк запищал брелок сигнализации. От неожиданности Георгий чуть не выронил бумаги из рук.

   Какого черта?! День сегодня с утра задался на «ура». Сто раз себе наказал не забыть – и все равно забыл. Пришлось посередине рабочего дня возвращаться домой за оставленными документами. Машину спешно бросил у подъезда, торопился. Вроде никого не припер. Неужели какой-то из автоледи их элитного жилого комплекса его «ауди» помешала?

   Подравняв рассыпавшиеся листы, Георгий подошел к окну и выглянул во двор. Никакому другому автомобилю машина Георгия не мешала. А вот местной дворничихе и ее лопате чем-то не угодила. Выругавшись сквозь зубы, Георгий быстро сложил документы в портфель и пошел к двери.

***

Дворничиха кинулась к нему, едва Георгий вышел из подъезда. Кинулась с лопатой в руке. Жизнь у Гоши была и до этого дня нескучной, но впервые на него неслась женщина с нездоровым блеском в глазах и с лопатой наперевес. Прикрыться, кроме портфеля с важными бумагами, было нечем. Пришлось шагнуть вперед, грудью на амбразуру.

   - Пальцем ее не тронула, клянусь! - кричала дворничиха. - Рядом просто проходила!

   - Рядом? – переспросил Георгий. Картина произошедшего стала быстро прорисовываться. Он обошел женщину с лопатой и подошел к своему автомобилю.

   - Да вот, смотрите, ни царапинки! - женщина нагнулась, дохнула на ручку двери и протерла ее рукавом своей синей форменной крутки.

   Георгий медленно обошел вокруг машины, тщательно ее разглядывая. Зимнее солнце тускло отражалось в темно-синих блестящих боках. Кажется, и правда ничего.

   - Рукой задела, нечаянно, богом клянусь, - раздалось откуда-то сзади. Георгий обернулся. Посмотрел на растянутую черную шапку, синие слегка засаленные куртку и штаны, красный нос – и брезгливо поморщился.

   - В следующий раз обходите мою машину за два метра, ясно?

   Он прошел и быстро сел в автомобиль. И так столько времени потерял. А его там юристы ждут.

***

Царапину на бампере Георгий обнаружил вечером, на подземной парковке офиса. Свет там был весьма неверный, но царапина сразу бросилась в глаза. Она походила на английскую букву «Z». Практически, как в книжке про Гарри Поттера. Словно кто-то метнул в «ауди» Георгия смертельным заклятьем Авада Кедавра. Таковых желающих могло найтись, и немало. Человек, добившийся успеха, неизбежно познает цену зависти. И подлости заодно. И с тем, и с другим Георгий Александрович Жидких уже успел познакомиться. И научился этому противостоять. Но сейчас вряд ли речь шла о происках завистников или конкурентов, слишком мелко. А вот то, что это происки одной конкретной пьяной, судя по красному носу, дворничихи – очень вероятно! Надо будет зайти к консьержке, посмотреть записи с камеры. И, успокоенный этой мыслью, Георгий сел в машину.

***

- Здравствуйте, - Георгий стукнул в стекло, привлекая к себе внимание консьержки – женщины в серой безразмерной вязаной кофте, больших очках и неряшливо забранными ободком темными волосами. – Я к вам зайду?

   Она еще хмуро смотрела на него, но Георгий уже обойдя сбоку будочку консьержки, открыл дверь.

   - Я хочу посмотреть записи с камер, - сразу перешел к делу Георгий. – У меня царапина на бампере, я подозреваю, что это наша пьянчужка-дворничиха приложила к этому руку. Или, - он поморщился, - лопату.

   Консьержка поправила сползшие на нос очки.

   - Во-первых, я совершенно не пью. Во-вторых, я же вам сказала, что вашу машину и пальцем не тронула.

   На то, чтобы осознать, что дворничиха и консьержка – один и тот же человек, у Георгия, который по праву гордился своими весьма шустрыми мозгами, ушло непозволительно много времени. А потом он буквально впился в женщину взглядом.

   - Так это были… вы?! Утром?

   Она не ответила. Резко отвернулась к столу.

   - Хотите записи с камер – пожалуйста.

   Георгию ничего не оставалось, как наблюдать за тем, как женщина удивительно ловко управляется с программой для работы с камерами наблюдения.

   - Вот. Смотрите, сегодняшнее утро. Вот. Смотрите! Вы же хотели!

   Ему пришлось подойти и смотреть в монитор. Вот дворничиха проходит мимо его машины, поскальзывается, падает. Падает совершенно с другой стороны, да еще и около капота. Лопата летит вообще прочь от машины, а при падении ногой женщина задевает колесо. Ногой! Колесо!

   - Ну?! Убедились?

   Георгий медленно кивнул. И смотрел, как на экране появляется он сам. Ну и рожа. Лицо перекошено от злости. Неужели он правда такой урод, когда злится?

   Георгий ощутил укол стыда. Не очень понимая, за что. Ну, то есть, за то, что человеку не поверил, конечно, но… и нос этот ее красный, и царапина… А человек просто упал рядом с его машиной. И шлепнулась она, кстати, сильно.

    - Вы не ударились? – неожиданно спросил он.

   - Нет. Лед – он мягкий, знаете ли.

   Обиделась. Какая у них, оказывается, дворничиха, она же консьержка, обидчивая.

   - Спасибо за информацию, - буркнул Георгий и вышел из каморки. Не консьержка, а Дуся многостаночница какая-то.

***

Был уже поздний вечер, когда Георгий припарковал машину у кондитерской. Ярко освещенная витрина выглядела очень праздничной. И пахло, пахло даже на улице тоже очень празднично – свежей выпечкой.

   Помянув тихим незлым словом старшего брата, Георгий потянул на себя дверь кондитерской, а через десять минут вышел из нее. В руке у него был торт с замысловатым названием «Баноффи». Аккуратно пристроив торт на переднее пассажирское сиденье, Георгий направил машину к дому.

   Старший брат Георгия – Григорий, который был Гоше и старшим братом, и заменил отца, привил младшему брату очень крепкие моральные принципы. И хотя вести бизнес в современных реалиях это отчасти даже мешало, но на сделки с совестью Георгий все равно не шел. Даже в мелочах. Особенно в мелочах. С них все и начинается – так учил брат. Дашь один раз маленькую слабину – и всё, пошло-поехало.

   Поэтому сейчас Георгий ехал домой с тортом. Чтобы преподнести этот торт дворничихе жилого комплекса, в котором жил. Потому что поступил с этой женщиной несправедливо. Он три дня пытался забыть этот дурацкий эпизод, а сегодня… сегодня он едет домой с неведомым «Баноффи». В кондитерской сказали, что вкусный.

***

- Это вам.

   Она смотрела на торт подозрительно. Так, словно это был не свежайший торт из самой модной в городе кондитерской, а заплесневелый кусок черствого хлеба.

   - Я произвожу впечатление человека, который любит сладкое?

   Ее сухой и слегка презрительный тон вдруг сразу и в Георгии вызвал раздражение. Все-таки ты - обслуживающий персонал, тетя, элементарная лояльность к жильцам должна иметь место быть.

   - Вы вообще не производите никакого впечатления.

   - Зато вы - сама любезность.

   Да, только склок с дворничихой тире консьержкой ему не хватало.

   - Послушайте, - Георгий привалился плечом к дверному косяку. – Ладно. Я был неправ и приношу свои извинения. И торт. Возьмите его, в конце концов! Он свежий и вкусный. И… - Гоша оторвал плечо от косяка, шагнул вперед, водрузил торт на стол, прямо перед ее носом. – И угостите чаем человека, который сегодня с обеда ничего во рту не держал.

   Эти слова не только консьержку изумили. Сам Георгий тоже слегка обалдел от своих слов. Он что, в самом деле, собрался пить чай с этой тетей? Она, кстати, смотрела на него поверх очков каким-то совершенно учительским взглядом.

   - Так в этом случае вам не торт нужен, а суп. Или кусок мяса с гарниром. А торт – так, баловство одно.

   - А у вас есть суп? Или кусок мяса с гарниром?

   - У меня нет, - она поправила свои страшные очки в пластиковой оправе. - А вот вы, если сядете сейчас в лифт и поднимитесь на шестой этаж в свою квартиру, то там наверняка найдете что-то посущественнее, чем торт. За него, кстати – спасибо.

   Ну и все. Георгий коротко кивнул.

   - Приятного чаепития.

   Зачастил он что-то к консьержке.

***

Сегодня был один из тех дней, к которым Георгий относился со смешанными чувствами. С одной стороны, он любил, когда в рабочем графике не было пустоты, когда день плотно занят переговорами, решением деловых вопросов, проработкой планов. Но когда в один день набивается всего так плотно, что впору завидовать шпротам в банке – тогда ты, с одной стороны, красавчик и молодец – что столько всего успел и смог. А с другой стороны – в конце дня накатывает не то, что усталость - опустошенность. И на следующий день – как с похмелья. Тут главное – хорошо и качественно выспаться.

   Вязкость усталости Гоша почувствовал еще по дороге домой. Но собрался, доехал, припарковал машину, даже постоял еще, вдыхая холодный, но с сыростью воздух - возможно, она ему просто чудится, потому что на календаре уже конец февраля, и видна если не астрономическая, то хотя бы календарная весна. А потом медленно пошел к лестнице. До шестого этажа он, наверное, не осилит. Но подняться с подземной парковки до первого этажа – все-таки сможет. Ходить по лестницам полезно – так регулярно тюкает его Лютик.

   Шел Георгий медленно, как-то даже, наверное, по-стариковски для своего тридцати пятилетнего возраста. Разве что только не шаркал, а, наоборот, бесшумно двигался. И неожиданно для тех, кто находился на первом этаже.

   - Ты чо ломаешься? Давай, открывай, тебе понравится, отвечаю!

   Женский голос сказал что-то, слов Георгий не разобрал. Но тон явственно свидетельствовал, что женщина – точнее, судя по голосу, девушка, явно не в восторге от сделанного ей предложения. Георгий неосознанно прибавил шагу, стараясь при этом так же неслышно двигаться.

   А спор на один лестничный пролет выше набирал обороты, послышались звуки какой-то возни, и мужские голоса – не голос, несколько разных голосов - стали громче и агрессивнее, а выражения грубее, через слово мат. Последние несколько ступеней Георгий преодолел бегом. Он страсть как не любил, когда обижают женщин. Это у них с братом семейное.

   Дверь выходила прямо на лестницу, ведущую с подземной парковки. Она была приоткрыта. Ее пыталась закрыть тонкая хрупкая темноволосая девушка. А четверо стоящих на площадке молодых парней имели ровно противоположные намерения.

   - Ну все, тихо! – тот, что стоял ближе, прижал девушку к двери. – Чего с ней цацкаться, давай, пацаны, заходите.

    Георгию было видно, как мужская ладонь быстро зажала рот девушке, как она дернулась всем телом, но их четверо, и все крупнее, и…

   - Нет, ну так нельзя, мальчики. Кто вашим воспитанием занимался? Вы же видите, девушка не хочет с вами разговаривать.

   Его появление было неожиданным. А от того – достаточно эффектным. Тот, что зажимал девушке рот, руку опустил. Девушка быстро отступила в квартиру, но дверь закрыть по-прежнему не могла – в дверном проеме стоял, судя по всему, вожак этой небольшой компании.

   - Уходите! Уходите, ради бога, ребята. Вы же выпили, идите, проспитесь! – тихо и жалобно прошептала она.

   Георгий замер на верхней ступеньке. Теперь… теперь он узнал голос. И, не поверив своим ушам, сделал еще шаг вперед и повернул голову. Без ватных штанов, мешковатой куртки и растянутой вязаной шапочки, а так же без серой мохнатой кофты, очков и уродливого ободка она была совсем хрупкой, по-девичьи тонкой. И, кажется, симпатичной.

   - Дядя, ты шел мимо – и иди. Без тебя разберёмся.

   Не торопясь, Георгий подошел вплотную к группе молодых людей. Двое из них его прилично выше, с третьим он одного роста. И – их четверо. Они явно чувствуют свое численное превосходство. Молодые, наглые и нетрезвые.

   Георгий из-за своего среднего роста, худощавого телосложения и тонких черт лица часто казался младше своих лет. А еще он был вежливым и улыбчивым. Его зачастую при первом знакомстве не принимали всерьез. А потом расплачивались за свою недальновидность. За вежливыми манерами и обаятельной улыбкой таилась акулья хватка. Но осознать свою ошибку и сделать своевременные выводы удавалось очень немногим. Большинство имело счастье ошарашенно наблюдать, как милая улыбка превращается в хищный оскал с острыми в несколько рядов зубами. И понимало всю фатальность своих заблуждений, когда было уже поздно что-либо сделать – этими самыми белоснежными зубами уже откусывали и смачно похрустывали чем-то, для недальновидного человека существенным.

   Сейчас – как раз такой случай. Сопливые глупые малолетки. Их, в принципе, можно и парой-тройкой точечных ударов свалить - всех четверых. Гоша научен, как бить - братом как раз научен. Но методы физической расправы над оппонентом вызывают у него резкое неприятие. Лишь как крайняя мера. С этим планктоном можно парой слов обойтись.

   - Значит так… тетя… - Георгий подошел еще на полшага. – Ты ведь Антон, верно? Из сто сорок шестой? – парень неуверенно кивнул. – Папку твоего буквально вчера видел – приходил ко мне новый «гелик» выбирать. Просил по-соседски скидку ему сделать. Пил кофе, жаловался, что сын совсем от рук отбился – университет прогуливает, деньги постоянно просит.

   - Да чо такое… Слышь ,Тох, я чот не понимаю… Слушайте, давайте сваливать… - раздались после паузы растерянные голоса. Но тот, который был у них за главного, Антон, хмуро и подозрительно смотрел на Георгия.

   - Так что не расстраивай отца, мальчик. Иди домой, смотри «Спокойной ночи, малыши», чисти зубы – и спать. А иначе я прямо сейчас папке твоему позвоню, - окончательно, для особо несообразительных, расставил точки над «i» Георгий.

   - Да ты… вы… да это дворничиха наша! – почти отчаянно запричитал парень. – Чего вы за нее? Да чо ей будет? Да мы б ей денег накинули! За опт!

   Со стороны двери раздался всхлип.

   - Исчезни.

   Тон Георгия был таков, что они и правда исчезли – все четверо, только дверь подъездная хлопнула.

   Георгий снова обернулся к двери квартиры. Здесь, у самой лестницы, была служебная квартира, которую занимала дворничиха, она же консьержка. Теперь она стояла, привалившись к стене. У нее был тонкий и чуть курносый профиль, оказывается, крупные губы – и восковая бледность.

   Георгий сделал шаг – и замер у порога, не переступив черты, отделяющей квартиру от подъезда.

   - Ты зачем этим пьяным идиотам дверь открыла? Да еще на ночь глядя.

   Она медленно повернула к нему лицо. Медленно развернулась, привалившись к стене теперь плечом. Господи, как он мог так ошибиться с возрастом?! Да и со всем остальным? Сколько ей? Двадцать пять? Двадцать семь? Ну явно не больше.

   - У меня же ключи… - медленно проговорила она. - От подвала. От крыши. Мало ли зачем бывает нужно людям. Я тут и сижу – чтобы если что… в любое время…

   Георгий лишь вздохнул. Вот чего сегодняшнему дню не хватало до полного трэша – это разборок с малолетками.

   - Спасибо вам…

   Он увидел, как у нее дрожат губы.

   - Нет-нет-нет. Не вздумай реветь! Я не умею утешать женщин!

   - Хорошо, - шмыгнула носом девушка. Не очень убедительно.

   - У тебя есть что-то сладкое дома?

   - Торт ваш, - вдруг улыбнулась она. – Последний кусок.

   - Вот, - поднял указательный палец Георгий. – Поставь чайник, выпей чай с тортом и ложись спать. И бога ради, никому больше дверь не открывай, поняла меня?!

   - Поняла, - она еще раз улыбнулась – и резким движением смахнула слезы со щеки. – Спасибо вам. Правда. Огромное.

   Он отступил в глубину площадки.

   - Дверь за мной закрой… те.

***

На город напал снегопад – возможно, уже последний этой зимой. Мартовский, сырой, тяжелый. Накануне Георгий оставил машину у подъезда, и теперь автомобиль оказался обильно присыпан снегом. А на белом от снега капоте красовалось сердечко. Нет, даже не так, не сердечко – сердце. Большое. Во весь капот. Георгий даже шаг замедлил. А, когда подошел, обнаружил еще и слова. Под сердцем, в сыром снеге было написано: «Спасибо!». От неожиданности Георгий рассмеялся. Вот она какая – благодарность дворничихи.

   Георгий полез в машину за щеткой, ругая себя за вчерашнюю лень, по причине которой он и не загнал машину на подземную парковку – въезд на нее был с другой стороны комплекса. А когда он вынырнул со щеткой в руках из недр авто, то увидел, что из дальнего конца двора ему машет фигура в синем форменном костюме. Гоша улыбнулся – и помахал щеткой. Теперь у него есть свои люди в числе тех, кто обслуживает дом, где он живет. Мало ли - а вдруг пригодится. И Георгий принялся очищать машину от снега. День сегодня насыщенный. Хорошо, что восьмое марта – а, точнее, его канун, раз в году. Женская часть его команды привыкла к вниманию «папы Жоры». Сам и приучил. Но ничего, один раз в год можно перецеловать и одарить цветами с десяток женщин.

***

Все разошлись по домам – день сегодня укороченный, предпраздничный. Наверное, во всем офисе остался один только Георгий. Он вышел в приемную. Никого. В углу в ведре сиротливо стоял оставшийся без хозяйки букет тюльпанов. Наверное, обсчитались, когда покупали. Гоша подошел к окну, отодвинул жалюзи. На город наползали серые мартовские сумерки. За спиной Георгия зацокали каблуки. Надо же. Кто-то еще сидит в предпраздничный день в офисе. Кто-то, кто носит каблуки.

   - Привет! – в приемную вошла его правая рука, Яна. – А я думаю, кому тут свет горит?

   - Мне горит, - улыбнулся Гоша. – Ты какого лешего еще на работе? Заданий я тебе вроде срочных не давал.

   - Не давал, - согласилась Яна. А потом неожиданно предложила: - Давай, кофе попьем? С коньяком.

   - Давай. Только без коньяка – я за рулем.

***

Пить кофе они устроились в кабинете генерального директора. То есть – в Гошином кабинете. Георгий сел на свое место, Яна устроилась напротив. Гоша медленно размешивал кофе и ждал. Предложение попить кофе – только повод. Яна явно о чем-то хочет поговорить с ним. Поводов для такой беседы между двумя людьми, работающими восемь лет плечом к плечу и понимающими друг друга с полуслова, может найтись немало. Это могут быть слухи-сплетни, которым не придавать значения при всем желании никак нельзя. Или какие-то срочные важные финансовые вопросы – вот этого не хотелось бы, но ведь никто в такие моменты твоего мнения не спрашивает – хочешь ли ты, готов ли ты? Георгий к этому давно привык. Или поводом для разговора может быть просьба.

   - Итак? – Георгий прекратил размешивать кофе, хотя мешать в нем было нечего. Когда-то он считал «американо» одновременно кислым и горьким. Теперь же подсел на эту кофеиновую иглу. Он сделал первый обжигающий глоток и повторил. – Итак, о чем ты хотела со мной поговорить?

   Яна ответила не сразу. Сначала она повторила его действия – помешала, отложила ложечку, сделала глоток. А потом вернула чашку на блюдечко и подперла щеку рукой.

   - Скажи мне, Гош, почему?

   - Почему – что?

   - Почему за столько лет так и не?..

   Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять смысл, спрятанный в этой абстрактной фразе. А потом его брови вздрогнули в страдальческом изломе. Георгий не смог удержать вздоха.

   Когда-то давно, когда они только начинали работать вместе, Яна предложила ему отношения. Нет, если называть вещи своими словами, Яна предложила ему себя. А Георгий отказался. Тогда ему показалось, что он вышел из той ситуации галантно. Но, возможно, что нет – с учётом того, что в тот момент Гоша переживал не самый простой период в своей жизни.

   Он сделал несколько глотков по-прежнему горячего кофе. Пауза затягивалась.

   - Потому, что ты достойна лучшего. И потому, что я категорический противник служебных романов.

   - А если бы я тогда уволилась? - с каким-то непонятным упорством продолжила разговор на скользкую тему Яна. - И мы бы перестали быть коллегами? У нас бы вышло что-нибудь?

   - Какое - «уволилась», Ян? А как бы я без тебя справлялся?

   - Значит, как сотрудник я тебе нужнее, чем как женщина? – горько спросила Яна.

   - Янка… - беспомощно выдохнул Георгий. И зачем-то повторил свой первый ответ. – Ты достойна лучшего.

   - Чего лучшего я достойна? – она резко откинулась на стуле. – Ты чем плох?

   Как же тягостен этот разговор.

   Георгий повторил Янин жест и подпер щеку рукой.

   - Ян, ты же меня не первый год знаешь. Я не… не умею быть с кем-то.

   - Одинокий одиночка? - хмыкнула Яна.

   - Просто эгоистичный мудак.

   - Самобичевание тебе совершенное не идет, Георгий Александрович, - вздохнула Яна. – А ты вообще пробовал – быть с кем-то? А вдруг ты умеешь?

   - Ян, мне две недели назад тридцать пять лет исполнилось. Как ты думаешь, человек в тридцать пять лет знает, что он умеет, а что – нет?

    - Знаешь, про твоего старшего брата я бы скорее подумала, что он – эгоистичный… этот самый. Его даже Лариса, та еще хитрая стерва, не смогла ни к чему склонить. А что теперь? С него ж картину можно писать - «Образцовый семьянин».

   И тут Георгий не выдержал и расхохотался. Яна сказала чистую правду. Гришка, вечно хмурый, нелюдимый и шарахавшийся от женщин, как черт от ладана, был нынче до безобразия счастливо женат.

   - Он просто встретил свою женщину.

   - Так, может, и ты тоже… можешь встретить?

   Георгий кашлянул. Взъерошил волосы на затылке. Потер лоб. Вся эта мимическая миниатюра никак не помогала ему, как выйти из этой щекотливой ситуации.

   - Но это явно не я, - сухим голосом нарушила тишину Яна.

   - Ян, солнце мое, проси, что хочешь, только давай закроем эту тему.

   - Все, что хочу?

   - Кроме повышения зарплаты! Я тебе и так неприлично много плачу.

   - Ну вот так всегда… - Яна встала, расправила юбку. – Ну тогда новый кондиционер мне в кабинет. Хороших выходных, Георгий Александрович.

   - И тебе, Ян.

   Уже от двери она сказала, не оборачиваясь:

   - Помнится, брата твоего любовь настигла аккурат в возрасте тридцати пяти лет. Будь осторожен, одинокий одиночка.

***

Каблуки Яны уже давно отстучали по коридору свое прощальное стаккато, а Георгий все не торопился покинуть свой кабинет. Разговор с Яной ввергнул его в несвойственную характеру Гоши философскую меланхолию. Он вышел в приемную, встал у окна, глядя на россыпь огней в поздне-вечерней темноте и постукивая носком туфли по ведру с одиноким букетом тюльпанов. Наверное, уже все женщины с тюльпанами и мимозами разбрелись по своим очагам. Наверное, пора ехать домой. Но, вместо этого, Георгий сделал себе еще одну чашку кофе и с удовольствием выпил ее в одиночестве.

   Яна умница. Она все правильно понимает. Сегодня же… сегодня - просто временный сбой. В матрице. Гоша хмыкнул. Он Яну давно знает. Он ее прекрасно понимает. Георгий вообще любил понимать про людей. Правильно оценивать людей, с которыми ты работаешь, понимать их мотивы – это даже важнее, чем верно оценивать финансовые активы. С активами проще, они поддаются прогностическим расчетам. Люди - куда сложнее. И интереснее. Георгий считал, что он умеет разбираться в людях. Что он никогда не ошибается в своих оценках.

   Один раз он допустил такую ошибку – и дорого за нее заплатил. Очень дорого. А, с другой стороны, та история стала яркой иллюстрацией поговорки «Нет худа без добра», потому благодаря ей старший брат устроил свое личное счастье.

   Телефон разразился мелодичной трелью. Кому не отдыхается в канун восьмого марта? Георгий взял в аппарат. Ну вот, вспомнил счастье – и оно вдруг постучится тебе в дверь. Или в телефон.

   - Здравствуй, Лютик.

   - Гошик, почему ты не поздравил меня с восьмым марта? – раздалось в трубке без лишних предисловий.

   - Потому что оно завтра.

   - Я уверена, что ты сегодня перецеловал и перепоздравлял кучу женщин.

   - Конечно! – самодовольно ответил Георгий. – Но ты в эту кучу не входишь. Где твой медведь-шатун?

   - Рассказывает Ромке про устройство карданного вала.

   - И как, внимает отрок?

   - Засыпает! – рассмеялась Люся. – Ты завтра приедешь?

   - Я очень постараюсь.

   - Мы будем ждать!

***

И все-таки надо ехать домой. Закрывая дверь приемной, Георгий зацепился взглядом за многострадальное ведро с одиноким букетом тюльпанов. И поддавшись импульсу, снова вернулся в приёмную и достал букет из ведра. Все цветы в канун восьмого марта должны обрести своих владелиц.

***

Он гордился своим умением хорошо понимать и просчитывать людей. И так фатально ошибся в дворничихе-консьержке. Да, пусть эта всего лишь дворничиха. Сам факт это не отменяло. Георгий ошибся во всем – начиная от возраста и заканчивая общей оценкой личности. Думал, что это выпивающая тетка предпенсионного возраста. А это оказалась молодая женщина, и, кажется, вполне симпатичная. Даже сопливые малолетки умудрились в ней симпатичную девушку разглядеть. А сам Георгий… словно ослеп. Как можно был так проколоться?! Так фатально Георгий никогда не ошибался. И эта ошибка не давала ему покоя. Оказывается, не давала. Словно требовала какого-то дополнительного разрешения. Или завершения. Георгий покосился на букет тюльпанов, лежащий на сиденье. Возможно - такого.

***

- С восьмым марта.

   Она смотрела на него ошарашенно. Ну, только ради удовольствия от этого взгляда и открытого от удивления рта – красивого, кстати! – стоило это сделать. Гоша оторвал плечо от косяка, шагнул в помещение и протянул тюльпаны… девушке. Ну да, она не дворничиха, не консьержка, а девушка. Весьма симпатичная. Теперь словно пелена спала с глаз, и ее камуфляжа в виде кофты, очков и дурацкого ободка Гоша просто не замечал.

   - А вы полны сюрпризов, Георгий Александрович, - она задумчиво смотрела на протянутые ей тюльпаны. А потом все же взяла букет и универсальным женским жестом ткнулась носом в цветы.

   - А вы знаете мое имя, - констатировал Гоша и, не дожидаясь приглашения, сел на стул, стоящий у стены.

   - Конечно, - она все еще прятала лицо в цветах. - У меня же есть список жильцов с номерами квартир. И я знаю, кто вы. Жидких Георгий Александрович, шестой этаж, квартира номер сто восемнадцать, владелец и генеральный директор «СВ-Авто».

   - Не совсем точная информация, - усмехнулся Гоша. – Не владелец, а совладелец. «СВ-Авто» принадлежит мне и моему брату.

   - А я его видела! – девушка вынырнула из-за букета. – Он к вам приезжал несколько раз. Такой большой мужчина на смешной машине.

   - Почему смешной?

   - Ну, - она вдруг смущенно улыбнулась. – Там картинки такие забавные нарисованы.

   - Ему только не говорите, что у него смешная машина. Григорий Сергеевич считает, что машина у него - верх брутальности.

   - Нет, я понимаю, что это хороший, дорогой автомобиль… - девушка окончательно засмущалась. – Просто… Спасибо за цветы, - закончила тихо.

   - Пожалуйста, - с каждой секундой разговора, с каждым сказанным словом настроение у Гоши все улучшалось. – У меня вот никакого списка нет, поэтому я все еще смиренно жду, когда вы скажете мне свое имя.

   Она снова смотрела на него поверх очков – но только совсем не учительским, а каким-то слегка растерянным взглядом, а потом и вовсе сняли этот уродливый темно-коричневый старушечий пластик с лица. Глаза у нее оказались большие, темно-серые и круглые. Почти птичьи.

   Девушка встала, достала с полки в шкафу стеклянную банку, налила в нее воды из чайника и туда поместила шуршащий целлофан с тюльпанами.

   - Ираида, - ответила негромко. И чуть уверенней и громче дополнила: - Павловна. Ираида Павловна.

   - Да ладно! – Георгий откинулся на стуле так, что даже стукнулся затылком о стену. Недоверчиво уставился на девушку. - И-ра-и-да?! Живого человека не могут звать Ираида!

   - В честь бабушки назвали, - ровно ответила она. – Но называют меня все, конечно, Ира. Или Ирина.

   - Нет, как все – это я не люблю. Ираида Павловна, может, хоть в честь праздника вы угостите меня чаем с тортом?

   - Нет торта, - ответила она.

   - Как – нет?

   - Вот так. Жильцы не хамят, извинений в виде тортов не приносят. Жизнь – боль.

   Гоша расхохотался. А она забавная. Симпатичная и забавная.

   - Надо исправить.

   - Не надо, - неожиданно серьезно ответила она. – И тортов не надо, и всего… остального. Спасибо вам, Георгий Александрович, правда. И за цветы, и за… другое. Но мне работать надо.

   Господи, ему что, только что отказала дворничиха? Симпатичная, глазастая, но… дворничиха?! Жорка, Жорка, как ты такой жизни докатился? Что напрашиваешься на чай к дворничихе, а тебе в этом отказывают. Новый опыт – это, безусловно, прекрасно. Но не до такой же степени.

   - Не смею мешать, - он легко поднялся с места. – Всего наилучшего.

   - И вам тоже. Да. И спасибо. До свиданья.

   Растерянность в ее финальных словах все-таки доставила ему удовольствие.

ГЛАВА 2. И все-таки жаль, что мы так и не заслушали начальника транспортного цеха. Ну, хоть посмотрели.

- Скажите, много ли карьерных возможностей в работе дворника?

   - Хотите попробовать?

   Георгий смотрел на протянутую ему лопату.

   - Я предпочитаю экспертное мнение от первоисточника.

   - Зря, - она поправила свою черную растянутую шапку. Нос у нее был покрасневший – не красный. Такая особенность реакции кожи на холод, теперь это очевидно. А вовсе не следствие пристрастия к горячительным напиткам, как он подумал изначально. - Всегда лучше попробовать самому, нежели доверять мнению каких-то там экспертов. – Она зажала лопату подмышкой, неловко полезла в карман куртки и достала пачку сигарет. - Курить будете?

    - Не курю. И вам не советую.

   - А я, Георгий Саныч, знаете ли, предпочитаю самой попробовать и составить мнение, - она прикурила и с наслаждением затянулась. - Я попробовала. Мне понравилось. Так что - лопатой пробовать будете?

   - Спасибо, воздержусь.

***

Георгий не понимал, почему он не может оставить эту девицу с нелепым именем Ираида в покое. Ну какое ему, в конце концов, дело до нее? Но выходило, как в той частушке: «Мимо тещиного дома я без шуток не хожу». Спустя пару дней после разговора про карьерные возможности работы дворником Георгий снова обнаружил себя на пороге каморки консьержки. И со словами «Бог троицу любит» вручил консьержке третий подарок - кружку с надписью «Все нормально с настроением, просто лицо такое». А наутро обнаружил на боку изгвазданной в мартовской грязи машины надпись – прямо по этой самой грязи: «Я люблю тебя, Гоша. Твой Толик!». Причем о наличии этой надписи ему сообщила, давясь смехом, Яна.

   Нет, он не будет ввязываться в этот детсадовский обмен любезностями. Георгий просто помыл машину. Но, проходя мимо по случаю пустой коморки консьержки, прилепил на стекло лист бумаги, на котором было написано: «Консьержку не кормить - кусается!». А вечером того же дня обнаружил у себя под дверью торт – безобразный, дешевый, с длинным списком из всяких «е-шек» в составе.

   Когда он проходил мимо ее коморки, Ираида вставала навытяжку и отдавала честь. Он посылал ей воздушные поцелуи. Однако после третьего раза Георгия это стало раздражать. Раза после десятого это надоело и ей.

   И наступил мир. Как оказалось – временный. Впрочем, таков любой мир.

***

Поразвлекался – и будет. Так себя в этом убеждал Гоша. Ну что он прицепился к этой девчонке? Но вот именно потому, что девчонка – потому и прицепился. Дворничихи и консьержки должны выглядеть иначе – Георгий это знал точно. Дворничиха – должна быть немолодой и крупной тетей. Консьержка – существо в наших реалиях относительное новое и незнакомое, но, по мнению Гошки, не очень далеко ушла по облику от вахтерши. А, следовательно, к серой безразмерной вязаной кофте и коричневым пластиковым очкам должна прилагаться совсем другая фактура. И даже зарубежные фильмы, в которых эти самые консьержки наличествовали, говорили о том, что в этой роли никак не могла быть молоденькая симпатичная девушка. Сколько же ей лет, на самом деле? Может быть, вообще студентка?

   Нет, не похожа. Лет двадцать пять ей точно есть. Георгий раздраженно захлопнул холодильник, в который смотрел без особой цели уже пару минут. А если торт, который она подкинула ему под дверь, а он выбросил в ведро, был вкусный? Ну, а вдруг?

   Вот этих самых «а вдруг?» Гоша больше всего опасался. Он любил понимать. В идеале понимать все про тех, с кем имеет дело. Особенно полезно понимать это про женщин. Мужиков понять проще, женщины могут преподнести сюрпризы. Именно поэтому Георгий предпочитал понимать, с какой женщиной имеет дело, и что этой конкретной женщине от него нужно. Или – может быть нужно. В общем, Гоша любил, когда отношения с женщинами укладывались в четкую и понятную схему. Единственный раз, когда он изменил этому правилу, едва не стоил ему полноценной здоровой жизни. Если бы не Гришка, его способность быстро действовать и запредельное нечеловеческое упрямство – сейчас бы сам Георгий передвигался в инвалидной коляске. И, может быть, ходил бы под себя.

   Женщины-загадки – это только в романах и фильмах красиво выглядит. В реальной жизни все непонятное таит в себе потенциальную опасность. Гошка фыркнул. Но смешно же подозревать какую-то опасность в этой хрупкой девочке с круглыми птичьими глазами. Пусть она и умеет ловко обращаться с лопатой.

   Ириада. Ну это надо же было так ребенка назвать - пусть и в честь бабушки. Не шло ей это имя. А вот Ира, Ирочка, Иринка, Иришка – вполне. В ней есть какое-то своеобразное очарование. И она совсем не похожа на ту, кем кажется.

   Ну вот, опять он про нее думает!

   Гоша сел на высокий табурет и оперся локтями о барную стойку, отделявшую пространство кухни от гостиной. Все эти гадания по тортам о личности дворничихи-консьержки – от недолюбленности, вдруг отчетливо понял Гоша. Когда наш дорогой организм любили ласковые женские руки и прочие прекрасные части женского тела? Георгий нахмурил лоб, вспоминая. И с ужасом осознал, что секс у него был последний раз… в прошлом году. В прошлом! Году! А на дворе уже март.

   Вот она и подкралась. Старость. И угасание либидо.

   Потом Гоша с облегчением вспомнил, что на свое собственное тридцатипятилетие он все-таки занимался сексом. Правда, он не помнил, как ее звали. Ну так и отмечали бурно. И секс был так себе – после обильного возлияния и с девицей, которую он видел впервые в жизни.

   Ну ладно, уже легче. Секс в этом году был. Гоша усмехнулся, вспомнив анекдот про двух англичан. Секс лучше, а Новый год чаще, угу. Нет, ну мы не англичане, не стоики, мы себя до таких степеней нервного и эмоционального самоистязания не будем доводить – чтобы раз в год. Гоша подвинул к себе телефон, полистал телефонную книгу – и передёрнул плечами. Его с самого утра знобит. И, возможно, все его дурацкие мысли – просто следствие подкараулившей его пакостной весенней простуды. Гоша еще рассеянно полистал телефон, погасил экран – и потянулся к бару.

   Пятница же. Виски со льдом - лучшее средство от простуды.

***

- Ирочка, я говорила с Инной Максимовной по поводу работы. Она готова взять тебя к себе.

   - У меня есть работа, мама.

   - Ну разве же это работа, Ира… - и мама осеклась под взглядом дочери. Вздохнула тихо. – Ну нельзя же так, Ира…

   - Меня устраивает моя работа, - Ира чувствовала, что раздражение все равно просачивается в голос. И никак его унять не получается. – Меня все устраивает – в моей работе, в моем жилье и в моей жизни. Мама, пожалуйста…

   - Оксана Николаевна, ты нас кормить будешь? – в кухню зашел отец. – Сначала: «Не садись за стол, подождем Иру!». Вот, Ира приехала – а вы снова ни слова о еде. Я голодный!

   Ира улыбнулась. Она знала, что отец в такой своеобразной манере пришел ей на помощь. Правда, от мамы ее не надо защищать – это же мама. Она беспокоится о дочери и хочет ей добра. Но, выходя с кухни, Ира коротко прижалась к папиному плечу и почувствовала, как он погладил ее по спине.

   Обед был отменный – готовила мама очень вкусно. А после Ира помогла матери убрать посуду, а потом они вместе пересаживали комнатные цветы, за работой разговаривая об особенностях выращивания узумбарских фиалок и о капризах клеродендрумов. А потом был чай с пирогом с малиной, за которым отец подробно доложил о том, как машина пережила зиму, и какую он удачно купил новую летнюю резину. В общем, у них получалось разговаривать. С каждым разом все лучше и лучше получалось находить нейтральные темы. Не сидеть в неловком и жалком молчании. И не касаться самого главного и самого болезненного.

   С собой Ире выдали контейнер с четвертью пирога.

***

От стены дома отделилась фигура и хрипло произнесла:

   - Где тебя черти носят?!

   Ира замерла в ярком круге света фонаря, не решаясь шагнуть туда, к подъезду. Вход в подъезд был ярко освещен, а вот там, у стены, было уже темно. Ира покрепче сжала пакет, в котором лежал пирог. Впрочем, пирог – так себе защита. Когда она стала такой трусихой? Похоже, та история с подвыпившими парнями, которым она неосторожно открыла дверь, оказала на Ирину влияние более сильное, чем она изначально считала. Ведь если бы не Георгий Александрович - дело могло бы для Ирины очень плохо кончиться.

   Фигура сделала еще пару шагов, вышла в свет фонаря перед подъездом. И оказалась именно Георгием Александровичем Жидких.

   Хотя узнать его с первой попытки было сложно. Темные трикотажные штаны, белая футболка, всклокоченные волосы и накинутая сверху на футболку легкая куртка. Глядя на открытую шею и начало груди, Ира неосознанно потянула руку к собственному шарфу. Апрель выдался холодным, а к вечеру и вовсе температура норовила сползти за нулевую отметку.

   - Где ты шляешься, я тебя спрашиваю?! – спросил Георгий громче. – Работы невпроворот, двор не убран – а ты прохлаждаешься!

   - Чего?! – других слов у Иры просто не нашлось.

   - Того! – передразнил ее Георгий. – Смотри, вон снег лежит!

   Ну да, лежит, чего ж ему еще делать? Не растаял еще, особенно в тени. Ира потихоньку разбивала эти кучи снега на газонах, чтобы таял быстрее. Но основная работа за солнцем, а оно пока не баловало.

   - Лопату давай! – снова подал Георгий. – Все самому приходится делать.

   Ира, не веря своим ушам, сделала пару шагов к Георгию, подавляя безотчётное желание застегнуть ему куртку – от одного вида обнажённой шеи и ключиц она начала сама покрываться мурашками. А подойдя ближе, Ирина осознала удивительный факт. Георгий Александрович Жидких был пьян.

   Нет, в самом факте пьяного человека не было ничего удивительного. Увы, но не было. Но Ира вдруг поняла, что не считала, что такое состояние – про Георгия. Он произвёл на нее впечатление крайне уравновешенного и здравомыслящего человека. Слегка ехидного и со своеобразным чувством юмора - но и только. Но уж никак не любителем сбрасывать нервное напряжение вот таким вот образом.

   - Ты дашь мне лопату или нет? – прервал ее мысли раздраженный мужской голос. – Ираида Пална, гони лопату. Ло-па-ту го-ни!

   Господи, да он, как говорится, в дым пьяный. А с людьми в таком состоянии лучше не спорить.

   - Пошли, - кивнула Ира и потянулась к сумочке. Ключ от комнаты с инвентарем были у нее с собой, на общем кольце с ключами.

   Можно бесконечно смотреть на три вещи: как горит огонь, течет вода и работают другие люди. Тлел в темноте огонек сигареты. Медленно, невидимо глазу таял снег. А на газоне Георгий с совершенно счастливым лицом раскидывал остатки нерастаявшего снега.

   - Что, помощника завела, да, Ираида Павловна? - окликнул ее подходящий к подъезду жилец со второго этажа – пожилой и разговорчивый.

   - Да вот, передаю мастерство, - рассмеялась Ира. Если Георгия узнают - его репутация среди соседей будет изрядно подмочена. Пока он сосредоточенно работал, низко наклонив голову и что-то ворча себе под нос. Так и не подумаешь, что этот мужчина в дорогих пальто и тонких кожаных туфлях умеет так ловко обращаться с лопатой.

   К счастью для Георгия жилец со второго этажа не стал задерживаться с разговорами и, кивнув Ире, зашел в дом. Вечер пятницы, время около десяти вечера. Люди развлекаются где-то – у друзей, в ресторанах, в клубах. Или у себя дома. На улице задерживаться никто не спешит, да и погода не располагает.

   С лопатой Георгий упражнялся примерно полчаса – Ира даже замёрзнуть успела, пока его ждала. Но, в конце концов, ученик дворника утомился.

   - Хочу торт! – он подошел к ней, вытирая рукавом куртки лоб. Лицо его было влажным. А так же шея и начало груди. «Сейчас простынет ведь!» - со смесью раздражения и веселья подумала Ира.

   - Торта нет. Пирог с малиной будешь?

   - Буду!

***

Ирина не стала переодеваться. Это потом. Налила воды и включила чайник. Квартира у нее – даже квартирой назвать нельзя. Комната площадью восемнадцать квадратных метров и крошечный санузел. У дальней стены, с окном, расположилась кровать и стол, ближе к входной двери и санузлу – плита и холодильник.

   - Симпатично у тебя!

   - Угу, - нейтрально отозвалась Ира, доставая пирог из пакета. У Георгия Александровича, наверное, одна только кухня размером с эту квартиру. Ее гость скинул куртку, не удосужившись поиском вешалки, прямо на пол. Прошел в комнату, плюхнулся на стул и вытянул ноги.

   - Уютненько…

   Ира не стала отвечать на эту фразу. Чайник вскипел, она заварила две чашки чая, нарезала пирог – и все это богатство устроила рядом с креслом, на столик.

   - Сама пекла? – Георгий повел носом.

   - Нет, - улыбнулась Ира. Без толку разговаривать с пьяным, все равно он с большой долей вероятности потом ничего не вспомнит. Но Георгий Жидких с промилле в крови забавный. - Мама пекла.

   - Оценим, что там мама напекла, - пробормотал он.

    Дегустация прошла молча и без рецензий. А потом Ира отошла, чтобы помыть руки. А, вернувшись, обнаружила своего гостя спящим.

   Он даже ложку с недоеденным тортом из рук не выпустил. И она уютно устроилась на его бедре. Голову он склонил к плечу. «Шея завтра будет болеть», - подумалось почему-то в первую очередь. А во вторую: «Делать-то что с ним?!».

   Самый простой и очевидный вариант: «Разбудить и вытолкать за дверь» - почему-то вызывал отторжение. То ли потому, что вспомнилось, как он стоял за дверью ее жилья, не переступая порога. Предварительно отбив ее у группы пьяных мажоров. То ли потому, что он выглядел беззащитным. Наверное, все спящие люди выглядят беззащитными. Наверное. Но конкретно этого спящего человека у Иры не поднималась рука будить. Он, наверное, сам проснется скоро. Невозможно долго спать в такой неудобной позе.

   Ира принялась убирать со стола. Поймала себя на том, что неосознанно старается быть тихой – и выругала себя за это. У нее же прямо противоположная цель – не чтобы не разбудить, а чтобы именно разбудить, хотя бы ненароком.

   Ира звякала тарелками, чашками, ложками, шумела водой – все бесполезно. Единственное, на что Георгий отреагировал – на попытку вытащить из его пальцев ложку с остатками торта. Что-то промычал – и лишь крепче вцепился в ложку.

   - Ну и спи с ней! – в сердцах прошипела Ира. Георгий лишь всхрапнул.

   Ирина разогнулась и встала над своим гостем. Владелец - а, простите, совладелец автомобильного холдинга "СВ-Авто" спит у нее в комнате. На стуле. С ложкой, изгвазданной кремом, в руках.

   И чего только в жизни не бывает.

   Ирина наклонила голову, разглядывая совладельца, чью имущество в данный момент составляла лишь ложка. Но ее он берег крепко.

   Надо признать, что с ложкой, что без ложки, Георгий Жидких был привлекательным мужчиной. Тонкие черты лица придавали ему моложавость, а губы казались, если смотреть близко, неожиданно мягкими. Наверное, потому что они сейчас расслаблены. А еще, когда закрыты глаза, видно, что у него густые и довольно длинные ресница. Ира наклонилась ниже. Ну а когда еще выпадет шанс такого привлекательного мужчину разглядеть подробно и не таясь?

   Волосы подстрижены коротко, но у виска видно, что они будут виться, если отрастут чуть длиннее. Это почему-то умилило. Представить господина Жидких с кудряшками Ира не могла. Взгляд ее опустился ниже. Тело у него красивое, по-мужски красивое. Не качок, нет гор мускулов, скорее, сухопарый. Но все, что надо – присутствует: под тонким трикотажем футболки видны и ширина плеч, и рельеф грудных мышц, и то, что живот плоский и, скорее всего, твердый. Мягкие спортивные штаны и поза – вытянутые и положенные одна на другую ноги – наглядно демонстрировали, что и ниже пояса у Георгия все в порядке.

    Но трогать она ничего не будет.

   Ирина вздохнула. А еще он пах. Вообще, естественно, что человек, который полчаса упражнялся с лопатой, пахнет. Но ее гость пах не потом, а каким-то сногсшибательным мужским парфюмом. Запах этот она почувствовала, только когда нагнулась совсем близко. Наверное, если ткнуться носом в шею, будут пахнуть еще сильнее и совсем одуряюще.

   Ирина резко разогнулась. Нет, ни трогать живот, ни тыкаться носом в шею мы не будем. Что это вообще за желания такие… неуместные?!

   Ира отошла на два шага, еще раз придирчиво оглядела стол. Вроде все убрала. Спать хочется.

   Ну и ты спи тут на стуле в обнимку с ложкой, раз такой упрямый!

   Душ принять Ира так и не решилась – все же присутствие постороннего человека в жилище ее нервировало. Умыла лицо, почистила зубы, намазала лицо и руки кремом, переоделась в пижаму и осторожно выглянула за дверь ванной комнаты. Ее гость по-прежнему спал, так и не выпустив свой трофей из рук.

   Ира осторожно подошла, перешагнула через его ноги. Теперь она уже и сама не хотела, чтобы он просыпался. Потому что очень хочется спать – а не объясняться с нетрезвым проснувшимся гостем. Время позднее, а ей завтра вставать рано. У дворников рабочий день начинается чуть свет.

***

- Твою мать!

   Потом звон. Затем грохот. И дальше - совсем громко и уже совершенно нелитературно. Ира резко подскочила на постели, судорожно принялась шарить слева. Зажегся ночник. В его свете друг на друга ошарашенно смотрела два человека – сидящая на постели девушка и стоящий у опрокинутого стула мужчина. Георгий несколько раз моргнул.

   - А я где?!

   - В Караганде! – не сдержалась и рявкнула Ира. Протянула руку и взяла телефон. Половина первого ночи! Ирод несчастный!

   Он несколько секунд все с тем же ошарашенным видом смотрел на Иру.

   - Как я у тебя в Караганде оказался?

   - А я тебя напоила и соблазнила!

   Георгий прикрыл глаза и вздохнул. А потом глаза открыл и оглядел комнату. Потом себя.

   - А это что?! – голос его вдруг захрипел. А сам Георгий с ужасом разглядывал белесое пятно на своих штанах – на бедре, почти у паха.

    - Это крем! - Ира не сразу поняла последовательность мыслей Георгия. А когда поняла – рассмеялась.

   - Какой крем?! – он по-прежнему смотрел ошалело.

   - Обувной! - фыркнула Ира. А потом смилостивилась над жертвой неумеренного употребления алкоголя. – Крем с пирога. Вкусного пирога с малиной.

   Он какое-то время смотрел на нее, явно силясь связать собственные наблюдения и полученную информацию в единую картину. А потом обессиленно рухнул обратно на стул.

   - А я просыпаюсь… темно… шея болит… ни хрена непонятно… А потом смотрю – решетка на окнах. Ну все, думаю – допился до приключений, в обезьянник замели, здравствуй, молодость.

   Ира повернула голову к окну. Ну да, точно. Этаж первый, окно забрано решеткой – красивой, ажурной, но все-таки решеткой.

   Ирина снова фыркнула – и рассмеялась. Слабо улыбнулся и Георгий - и встал. Слегка качнулся.

   - Так. Пойду-ка я домой.

   - Не смею задерживать! – отвесила ему издевательский поклон с постели Ира. Он посмотрел на ее укоризненно, но Ирина не испытывала ни малейших угрызений совести – приперся, сожрал половину пирога, завалился спать, а потом еще разбудил посредине ночи. – Вас проводить, Георгий Саныч?

   - Изыди, - вяло махнул он рукой. Запнулся о стул, звякнул валяющейся на полу ложкой, вписался плечом в дверной косяк – и хлопнул дверью. Не со зла, просто, похоже, свои действия он не до конца контролировал. Ирина встала, прошла к входной двери, открыла и выглянула за нее. Георгий стоял у лифта, опершись о стену ладонью. Двери лифта бесшумно раздвинулись.

   - Кыш! – не оборачиваясь, произнес Георгий. – И дверь закрой на замок.

   Ира показала язык закрывшимся дверям лифта.

ГЛАВА 3. Нормально, Григорий? Отлично, Константин! Хо-ро-шо сидим!

- Что с тобой делать, ума не приложу…

   Ирина повернула голову. Георгий стоял в позе, которая, кажется, к нему уже прикипела – привалившись плечом к косяку. Распахнутый плащ, под ним – костюм, галстук, белоснежная рубашка. Ничего в нем не выдавало двухдневной давности всклокоченного человека в заляпанных кремом штанах.

   - Цветы я тебе уже дарил, - продолжил свою мысль Георгий. - Торт – тоже. И даже посудой одарил любезно. Чем теперь заглаживать вину – просто не знаю.

   - А можно со мной ничего не делать? - предложила Ирина. – Мне ничего не нужно, правда. Полпирога я вам, так и быть, прощу.

   - Я себе их не прощу, - Георгий прошёл в каморку и по традиции без приглашения сел на стул напротив Иры. – Любой ресторан и любой день на твой выбор.

   Ира не сразу поняла, о чем он говорит. А потом откинулась на стуле и скрестила руки на груди.

   - Любой?

   - Любой, - подтвердил Георгий.

   - Ресторан Эйфелевой башни. Сегодня.

   - Это чуть сложнее, - качнул он головой. – Но теоретически…

   - Ладно уж. Я сама тебя туда отведу! – Ира встала. – Только переоденься.

   - А эта одежда чем плоха? – Георгий выглядел удивленным – но совсем чуть-чуть. Так, легкое любопытство скорее.

   - Что-нибудь попроще, мы не на прием к королеве идем, - Ира искренне наслаждалась своей импровизацией. Своей ведущей ролью. И реакцией Георгия. Он, кажется, и в самом деле, легко ввязывается в сомнительные авантюры, несмотря на всю свою прекрасную деловую репутацию. – Куртка, джинсы, кроссовки. Я зайду за тобой через пятнадцать минут.

   - Какая прелесть, - вздохнул Георгий. – Как романтично. Презервативы с собой брать?

   - Если они числятся среди твоих любимых столовых приборов – бери.

***

И не то, чтобы ему в самом деле было так уж стыдно. И не так уж сильно он накуролесил. Ну, подумаешь, в чужой квартире уснул. Бывало и похлеще. Но что-то по-прежнему не давало ему раз за разом спокойно проходить мимо окошка консьержки.

   Ирина действительно ждала за дверью его квартиры. Хотя Гоша управился быстрее, чем в пятнадцать минут.

   Девушка оглядела его придирчиво и вынесла вердикт:

   - Годится. Пойдем!

   Однако они пошли не к лифту, как ожидал Георгий. А к лестнице.

   К двенадцатому этажу Георгий запыхался. Но ни спрашивать, ни жаловаться не стал. Кажется, он догадывался, куда они идут. К двадцать четвертому, последнему, он признал, что требование переодеться было разумным. Преодолевать почти два десятка этажей в кроссовках и джинсах оказалось гораздо удобнее, чем если бы Гоша остался в костюме и жестких туфлях.

   Ира гремела ключами, сражаясь с замком. Гоша хотел предложить свою помощь, но тут железная дверь поддалась - и в дверной проем ударило солнце.

    - Добро пожаловать на вершину мира.

   Как Георгий и предполагал, они пришли на крышу.

   Там, внизу в тени высоких домов, солнца уже не было видно. Но здесь, наверху, оно еще полновластно царило над самыми крышами. И город, укутанный теплой пыльцой предзакатного света, казался каким-то вдруг волшебным – несмотря на всю урбанистичность пейзажа и неизбежные дымящие трубы.

   - Какая красота! – восхищенно выдохнул Гоша. Сделал несколько шагов и повторил: - Какая же красота!

   - Ну правда же, не хуже, чем Эйфелева башня? - Ира шагнула за ним следом и встала рядом. Его восхищение явно доставляло девушке удовольствие.

   - Не знаю, как там во Франции, я там не был… - медленно проговорил Георгий. – А у нас – дворник – друг человека!

   Ира рассмеялась.

   - Можно подойти туда? – он махнул рукой в сторону ограждения у края крыши.

   - Только осторожно! – обеспокоенно предупредила Ира. – Близко не подходи. А то мало ли… За суицидника мне голову оторвут!

   - А я похож на суицидника? - Георгий даже остановился, начав движение, и с любопытством повернулся к Ирине. – Похож на того, кто может сигануть с крыши?

   - Да кто вас знает, бизнесменов с тонкой душевной организацией, - пробормотала Ира, отводя взгляд. – В тебе и любителя махать лопатой тоже трудно было заподозрить.

   Теперь пришла очередь Георгия смеяться. А потом он все-таки подошел к ограждению – но не слишком близко, как и просила Ира.

   Они стояли рядом и долго и молча смотрели на город.

   Солнце коснулось краем высотки на западе. И тут же, словно по команде, налетел порыв ветра. Уже не ледяного, но все еще не теплого, хотя синоптики обещали, что вот-вот – и настанет совсем настоящее весеннее тепло.

   Георгий повернулся к Ире

   И она поняла, что сейчас будет. Необъяснимо – даже не поняла, почувствовала. К этому все это и шло.

   - Теперь я точно должен пригласить тебя в ресторан.

   - Вовсе нет.

    - Вовсе да. Ты сделала мне такой подарок, - он повел рукой. – Спасибо. Выбирай время, место выберу я.

   Он стоял на расстоянии вытянутой руки. Не нарушая личных границ. Но не оставляло ощущение, что он рядом. Совсем рядом. И шепчет на ухо. Оказывается, Ира еще помнила, каково это – когда ты нравишься мужчине. И что он сейчас… сейчас начнет осаду. Но она не даст ему такого шанса. Я тебе не наивная девочка, на меня все это не действует, Георгий Саныч.

   Ирина вздохнула. Все-таки как вот это все некстати. Совершенно.

   - Давай проясним. Ты, – она не постеснялась нацелить на Георгия указательный палец. – Красивый, успешный, богатый мужчина. – Георгий с улыбкой кивнул. – Я – дворничиха и консьержка. Совмещаю две должности. А еще я мою и убираю подъезд. Знаешь, почему? – она добавила в голос вкрадчивости.

   - Почему?

    - Потому что нуждаюсь в деньгах! И в жилье. И никакого иного источника дохода у меня нет.

   Он помолчал.

   - Ты полагаешь, что это разделяет нас?

   - Разве нет?

   - Но, может быть, есть и что-то, что нас объединяет?

   - И что же это? – Ирина чувствовала, что утрачивает нить разговора и свое в нем, теперь кажущееся, как она понимала, преимущество!

   - Мы никогда этого не поймем, если не узнаем друг друга поближе.

   Ира открыла рот, но слов не нашлось. Она еще стояла, раскрыв рот, когда мужская рука легла на ее поясницу. А мужские губы коснулись ее – приоткрытых.

   Вот так вот просто. Раз – и все. И поцелуй.

   Мягкий. Теплый. Неправильно нежный. С внезапно ударившим желанием прижаться к тому, кто целует. Положить руки ему на плечи, а еще лучше – закинуть на шею. И – уже совсем всем телом прильнуть, чтобы его руки надавили на поясницу. А его губы – на ее, добавив сладости в поцелуй. Добавив страсти.

   Ира отстранилась резко, почти оттолкнула. Отвернулась, уходя, прячась от темно-карего взгляда. Вблизи у него ресницы вообще роскошные. И губы мягкие не только на вид, но и наощупь.

   Как же ты мягко стелешь, Гошенька. Мастерски. Профессионально. И вдруг навалилась усталость. Та самая, тошнотворная, такая, что желание упасть, лечь обессиленно, вот прямо здесь и сейчас, на неровный бетон крыши – едва удержимо. И гори все синим пламенем.

   - Зачем я тебе - для коллекции? – вышло, конечно, резко.

   - Нет, - Георгий, кажется, не ожидал таких слов от нее. Моргнул – Просто… так.

   - Просто так – это как раз и называется «для коллекции», Гоша.

   Он смотрел на нее молча и прищурившись. Солнце, начавшее резко закатываться, бросало на его лицо причудливые тени.

   - Хорошо, - резкость из голоса не уходила, и Ирина ничего с этим не собиралась делать. – Мне все равно – просто так или для коллекции, называй, как хочешь. Пошли.

   - Куда? – он нахмурился.

   - Ты же хочешь секса? Вот и пошли. Лучше к тебе, у тебя кровать явно удобнее.

   Налетевший порыв ветра взъерошил ему волосы, надул крутку. Георгий засунул руки поглубже в карманы джинсов. Взгляд из-под темных бровей был мрачнее мрачного. Что, не нравится, когда играют не по твоим правилам, Георгий Саныч?

   - Ты меня боишься, - процедил он мрачно.

   Ах, как это знакомо. Как предсказуемо. Гоша, Гоша, неужели я не стою проявления даже капельки фантазии?

   - Нет, конечно.

   - Да, конечно.

   Ира покачала головой.

   - Нет, на этот простенький пикаперский прием ты меня не поймаешь, Георгий. Или секс прямо сейчас – или ни хрена больше вообще. Выбирай.

   Он молчал, пристально глядя на нее. Кивнул.

   - Хорошо. Не будет никаких пикаперских приемов – ни простых, ни сложных. Банальный взаимообмен. Я вспомнил! Я тебе помог снег раскидать. Ты же видела – он растаял.

   - Он растаял, потому что стало тепло.

   - Нет, это потому что я его разбил!

   Ира вздохнула.

   - Ну и что это значит?

   - Ты должна мне за помощь!

   Вот он, бизнесмен высшего класса. Началось с чувства вины, кончилось шантажом. Да пошел ты…

   - Ты всегда такой настырный? Или просто импотент?

   Он неожиданно ухмыльнулся.

   - Ты раскрыла мою самую большую тайну. Помоги мне ее сохранить. В пятницу тебе будет удобно? Театр, потом ресторан.

   - Я сыта по горло театром одного актера в твоем исполнении!

   Он бессердечно расхохотался.

   - Одна красивая умная девушка мне недавно говорила, что всегда стоит доверять собственному суждению. Так что лучше посмотреть на игру профессиональных актеров, чем на мои жалкие потуги.

   И снова усталость. Даже какая-то обреченность. Слово сказать – уже неподъемная работа.

   - В воскресенье. Это мой единственный условный выходной.

   - Воскресенье – это через три дня.

   - Молодец, считать умеешь.

   Запирая дверь на крышу, Ирина утешала себя мыслью, что, по крайней мере, поест вкусно. Она даже дала себе слово обожрать Жидких. Ибо нефиг ее целовать, а потом отказываться от секса почем зря!

***

- Ирочка…

   Было бы глупостью надеяться, что ее розыски в шкафу останутся незамеченными.

   - Да, мам? - Ирина обернулась к матери с плечиками в руках.

   - Мне очень нравится это платье, - мама вытянула вешалку из рук Иры. – И тебе оно очень идет.

   - Мне кажется, оно мне совершенно не идет, - пробормотала Ира. Теперь вся эта затея: с выбором одежды – а вся более-менее приличная одежда, кроме джинсов, курток и ботинок, осталась у родителей - да и само согласие провести вечер с Георгием казались Ире просто глупостью. Нет, даже не просто глупостью. Скорее, каким-то сокрушительным фиаско. Отказаться бы… но как?! Разве что сослаться на внезапно схвативший понос. Ира почему-то усмехнулась, представив, как сообщает это Гоше. И его реакцию.

   Мама ее усмешку интерпретировала по-своему.

   - Ну-ка, - она стянула платье с плечиков. – Давай-ка примерим.

   К платью нашлись и туфельки. Ира разглядывала свое отражение в зеркальной дверце шкафа в спальне. Ну куколка. В талии узко, лиф облегает, юбочка пышная. А если волосы уложить и макияж сделать – то вообще куколка-конфетка. Георгий Саныч слюной захлебнется.

   - Ирочка… - в комнату снова вошла отлучавшаяся на кухню мама, подошла сзади, заправила прядь волосы дочери за ухо. – Ты куда-то с подружкой собралась?

   Ира вздохнула.

   - Нет, мама, не с подружкой.

   Мать и дочь смотрели друг на друга в отражении зеркала.

   - Я собралась в воскресенье в театр. С мужчиной. Он владелец автомобильного холдинга. Красивый. Не женатый. Его зовут Георгий. – Мама молчала, и Ира безжалостно добавила: - Надеюсь, у меня с ним ничего не получится.

   - Ох, Иришка…

   Мама обняла сзади, и Ира замерла в материнских объятьях. Вот мамины руки - самые лучшие. Самые безопасные. А остальное – яд и тлен.

ГЛАВА 4. Мамаша, шо, я не понимаю? Дети могут не выходить. Потому что уже поздно и некуда.

Георгий: Я зайду за тобой через десять минут.

   Ирина смотрела на сообщение. Георгий стребовал с нее номер телефона. И вот теперь оповестил о своих намерениях.

   Ирина: Хорошо, что предупредил. Я позвоню лифтеру, чтобы они остановили лифт на часок.

   Георгий: Я спускаюсь пешком.

   Кто б сомневался.

   Ира решила, что ждать в комнате невыносимо. И пошла обуваться и накидывать плащ. И все равно, оказалась лицом к лицу с Георгием, едва лишь открыла дверь.

   Он присвистнул.

   - Скажите, прекрасная незнакомка, а вы не знаете, где наша консьержка? У меня к ней… дело.

   - Понятию не имею, - Ира обернулась и заперла дверь. – Забудьте о ней. На сегодняшний вечер ваше дело - я.

   Она взяла его под руку и дала себе твердое обещание, что сегодняшним вечером не даст Георгию Жидких спуску. Что бы это ни значило.

***

Плащ она надела зря – синоптики в кои-то веки предсказали правду, и в город пришла даже не весна. А прямо уж самое настоящее лето. Конечно, еще наверняка будет похолодание и даже заморозки. Но сейчас полноценные двадцать градусов с хорошим плюсом настойчиво намекали, что плащик таки надо скинуть. И Ира сдалась. Плащ она устроила у себя на коленях. Георгий покосился на нее – и снова присвистнул.

    - Не свисти – денег не будет.

   - Это не так работает, - улыбнулся он краем рта, трогая машину с места.

   - А как это работает?

   - Не работай – денег не будет.

   - Ну вот спасибо, наконец-то гуру раскрыл мне великий секрет финансового благополучия! – фыркнула Ирина и разгладила юбку. Она начала нервничать и ничего не могла с этим поделать. – Что мы будем смотреть в театре?

   - Лично я буду смотреть на тебя, - мгновенно среагировал Георгий. Ира про себя выругалась, а он с усмешкой добавил: - А в программе пьеса автора с дивной фамилией Дюрренматт.

   - Ну Дюрренматт – так Дюрренматт, - вздохнула Ирина.

***

Пьеса, если верить программке и напечатанным в ней словам автора, была трагической комедией. Ирина ничего комедийного в представлении не нашла. Но сам спектакль ей очень понравился. А в один момент она даже почувствовала, как подкатывает комок под горло.

   В машине они сидели поначалу молча.

   - Я забронировал столик в «Провансе».

   Ирина лишь пожала плечами. Плащ по-прежнему лежал на ее коленях. Кажется, что к вечеру стало еще теплее, словно лето пришло всерьёз, не понарошку. Но Ире все равно было зябко, только это не имело никакого отношения в температуре воздуха. Ее растревожили вопросы, которые задал в своей пьесе автор со звучной фамилией Дюрренматт. А еще она постоянно ловила на себе взгляд Георгия. Он не обманул. Он действительно часто и много смотрел на нее. И взгляды эти были… Раздевающие, да. Оказывается, Ира еще помнила, как интерпретировать такие взгляды. Ну а что она хотела, одевшись девочкой-конфеткой. Весь ее вид говорил: «Разверни меня и съешь!». Георгий, похоже, именно это и собирался сделать. Вопрос только в том, достанет ли у нее сил этому сопротивляться?

***

«Прованс» был предсказуемо вычурно роскошен. Но выдержан, и правда, в духе Прованса – пастельные тона в интерьере, всюду цветочки, шпалеры на стенах. Перед Ириной отодвинули затканный растительным орнаментом стул.

   - Спасибо.

   Зато кухня оказалась на высоте – выбор внушал уважение, а на цены Ирина принципиально не смотрела. Она же дала себя слово обожрать Георгия. И не только обожрать.

    - Я буду коньяк, - безапелляционно объявила она, когда Георгий выжидательно уставился на нее, подняв лицо от винной карты.

   Он несколько секунд внимательно смотрел на нее, потом кивнул. И подошедшему официанту озвучили заказ, который включал в себя сто коньяку, бокал белого сухого вина, две порции салата со свежими овощами и моцареллой, стейк из семги с овощами гриль для Георгия и телятину с грибами и картофелем в горшочке для Ирины. Пока идея обожрать Георгия не слишком реализовывалась, но Ира имела большие виды на десерт. И на коньяк. Георгий ей заказал «Хенесси ХО», а на этом можно сделать кассу.

   - Тебе понравилась пьеса? - ее пузатый бокал с темно-коричневым содержанием и его тонкий с почти прозрачным вином легко и почти неслышно столкнулись.

   - Очень, - искренне ответила Ирина. Сделала глоток и зажмурилась от удовольствия. Шоколадной каплей коньяк потек вниз, оставляя за собой тепло. Божественное. Еще глоток. И еще.

   Георгий смотрел на нее с веселым изумлением. Свое вино он едва пригубил.

   - Здоровы вы, матушка Ираида Павловна, коньячок кушать.

   - А то! – рассмеялась Ира. Настроение у нее стремительно улучшалось, и она не помнила уже, что ее там, по дороге в ресторан, беспокоило. – Что, опасаешься, что денег не хватит?

   - Придумаю что-нибудь, - беспечно отозвался Георгий, делая крошечный глоток. – На крайний случай, помою посуду на кухне.

   - После того, как я видела, насколько ловко ты обращаешься с лопатой – я уже ничему не удивлюсь, - Ирина в один долгой и невероятно вкусный глоток допила коньяк и выразительно посмотрела на Георгия. Он не менее выразительно посмотрел на пустой коньячный бокал.

   - Может, второй - после горячего?

   - Хочу сейчас, - капризно надула губы Ира. - Не жадничай, Георгий Саныч, закажи даме коньяку.

   Георгий Александрович покладисто, но со вздохом согласился. И сделал еще один крошечный глоток вина.

   - А что это ты за рулем – и пьешь? - Ирина откинулась на стуле. Ну где там ее коньяк?!

   - Вряд ли я допью этот бокал, - Георгий задумчиво повертел в пальцах тонкую ножку. – А потом – хорошая сытная еда, десерт, чашка крепкого кофе… Не бойся, довезу обратно в целостности и сохранности.

   - Ну ты меня успокоил, - пробормотала Ира. Им несли коньяк и горячее.

   За горячим разговор вернулся к Дюрренматту.

   - Ну так что, жалко тебе главного героя? – Георгий с аппетитом отдавал должное рыбе. А Ира была вынуждена признать, что тут не только коньяк вкусный. Телятина была божественно хороша - мягкая, ароматная.

   - Нет, - Ира зябко передернула плечами. Вкусная еда, еще более вкусный коньяк, который с каждым глотком все больше и больше согревал – но стоило Георгию спросить о пьесе - и стало зябко. Она примерила на себя судьбу главной героини пьесы. И эта роль слишком уж ладно села на ее плечи.

   - Нет? Почему? Его же убили в финале.

   - Там всех убили, - после паузы задумчиво ответила Ира. И по памяти процитировала: - Помолитесь лучше за наш город, падре… А тебе его жаль?

   - Нет, - тоже после паузы ответил Георгий. – Жалость - вообще бесполезное чувство. - И спешно перевел тему: - Ну как телятина – вкусная?

   - Очень.

   На десерт Ирина вытребовала себе еще один бокал коньяка, а Георгий к чашке кофе по-турецки заказал себе черничный тирамису.

***

Синий «ауди» припарковался не на подземной стоянке, а во дворе. Гоша заглушил двигатель и повернулся к своей пассажирке. Глаза Ирины в полумраке салона поблескивали.

   - Твою мать… - пробормотал Гоша. И резко подался вперед.

   Сдерживаться больше просто не было сил. Глаза эти ее – огромные, подчеркнутые макияжем, просто сводили с ума. И платье это… талия у нее какая-то невозможно тонкая, такая, что, кажется, девушка вот-вот переломится. И губы пухлые, которые она так виртуозно умеет капризно надувать. Он все понимал. И про три бокала коньяка. И что нетрезва она сейчас. И…

   И быть джентльменом сейчас категорически невозможно. А единственное возможно - притянуть к себе ее лицо, чтобы ее глаза круглые, серые, огромные – близко-близко. И чтобы наощупь проверить – губы ее такие мягкие на самом деле, как кажутся. И гладко и аккуратно уложенные волосы взлохматить. И пальцами проверить, как тонка талия. И юбку это бессовестно пышную задрать. Повыше.

   Вот все это сейчас и сделает. Ну, по крайней мере, начнет.

   Губы ее оказались мягкие. И сладкие. И предсказуемо пахли коньяком. Касаться их, просто водить своими по ее губам – и он пьянел, словно пил с них коньяк. А когда Ира приоткрыла рот – тогда в голову ударило конкретно. И не только в голову... ударило.

   Гладкие волосы заскользили между пальцами, приводя аккуратную прическу в беспорядок. Язык скользнул в сладкий женский рот. Пальцы левой руки легли на талию. Ох… И правда такая тонкая – не сломать бы…

   В бок неловко упирался руль, руки Ирины скользили по его шее и плечам, а его язык скользил по ее губам… потом внутрь… он сейчас или сам себе о руль ребро сломает - или ей сломает ребро, так сильно стискивает пальцами талию.

   - Пойдем! – шумно выдохнула отстранившаяся вдруг Ира. – Пойдем скорее!

   «Надеюсь, что идем мы в кровать», - думал Гоша, запирая машину и переплетая тонкие женские пальцы со своими. Ира почти бежала, ее каблуки часто стучали по асфальту, вызывая звонкое эхо, и он едва поспевал за ней. И почему-то подумал, что вряд ли они бегут таким аллюром в постель. Ну, не в туалет же, с другой стороны?

   Оказалось, на крышу.

    Спасибо, что не пешком, а на лифте. Замок поддался на этот раз без усилий, и вот они уже стоят на крыше. Вдвоем. Ни дуновения ветерка, от нагретого за день бетона по ногам поднимается тепло. А наверху – небо. И звезды.

    - Смотри… - шептала Ира, запрокинув кверху лицо. – Смотри, какие звезды. И луна.

   Он тоже поднял взгляд вверх. Да, звезды. Да, луна. Да, красиво. Но девушка, стоящая рядом, сейчас волновала его куда больше, чем все звезды во Вселенной.

   - Ирка… - прошептал Георгий и потянул девушку за талию на себя.

   Она шагнула безропотно. И снова охотно подставила ему свои губы. А губы ее созданы для поцелуев. А талия – чтобы обнимать. А вся она…создана… для…

   - Ира, не здесь же! – прохрипел Гоша, на остатках сил отстраняясь от девушки. Как же хочется юбку это проклятую выше талии задрать. И рукой накрыть подчеркнутую платьем аккуратную грудь. Но, черт возьми, не здесь же все это…

   - Именно здесь! – выдохнула Ира. А в следующий миг уже расстегивала пуговицы на его рубашке. Успела расстегнуть три, прежде чем Гоша опомнился.

   - Ира… Иришка… Иринка…

   - Называй меня так… - мурлыкнула она и вдруг лизнула его обнажившее плечо. Волна мурашек пронеслась по его телу, будто порыв ветра. Но ветра по-прежнему не было.

   - Ириша… А если кто-то придет…

   - Придет? На крышу? В двенадцать ночи? – ее пальцы под его рубашкой очень уверенно обследовал все, до чего могли дотянуться. – Но ты можешь запереть дверь, там есть щеколда с этой стороны.

   Именно это Георгий и сделал. Чтобы хоть как-то остыть, чтобы хоть в подобие разума вернуться. Ему тридцать пять. Он собирается заняться сексом на крыше. Это случится с ними впервые в жизни. И – вдруг с ужасом осознал Гошка – презервативы остались в машине. И дома тоже есть. А вот прямо сейчас и здесь – нет их. Он пережил тот славный возраст, когда презерватив всегда лежал в портмоне. Теперь Георгий предпочитал секс в собственной постели.

   Щеколда лязгнула отвратительно громко. Чуть-чуть отрезвляя. И презерватива нет. Так, может быть… Георгий обернулся, и все эти мысли разом вышибло у него из головы.

   Пока она запирал дверь на крышу, Ира избавилась от платья.

   Его фантазиям о задранной выше талии юбки не суждено было сбыться – юбка в составе платья бесформенной кучкой валялась чуть в стороне. А Ира стояла без платья. Одетая только в кружевной комплект белья и чулки. Чулки! И лунный свет, который делал ее глаза серебряными.

   Гоша забыл про все. Про отсутствие презервативов, про то, что они практически на улице. Он широко раскинул руки – и Ира влетела в его объятья. Под ее стремительными пальцами рубашка слетела с плеч. И, может, даже улетела с крыши. Ему было плевать. Он наконец-то ее прижал к себе. И снова поцеловал.

***

Как он красив. Нет, не глазами, наощупь. Рельеф плеча, масса крохотных мышц, которые она ощущает все-все, когда он сжимает руки, прижимая ее к себе. Маленький твердый сосок мелькнул под ее пальцами, когда она ощупывала, как слепая, его грудь. Пусть слепая. Пусть глухая. Пусть, все пусть, только сегодня, но пусть. Пусть сегодня останутся только прикосновения. Самые разные. Нежные. Откровенные. Бесстыдные. И… и немножко слов.

   - Иришка, - прошептал он, и Ира задрожала от этого слова. Как давно ее никто не называл так. Так – это мужским хриплым голосом. Как много за этим может быть боли. Но нет. Не сегодня, сегодня это все осталось там, внизу. А здесь, наверху – только уносящие ее еще выше касания мужских губ, прикосновения горячих мужских рук, жар твердого тела. И это все сегодня принадлежит ей.

   - Ира… - прохрипел Георгий, когда ее пальцы, скользнув по колкой дорожке волос, нырнули под брючный ремень. – Иришка, ну не здесь же…

   - Мне кажется, мы уже все обсудили про «здесь» и «не здесь», - она втянула в рот мочку мужского уха. Наверное, одно из немногих мягких и нежных мест на его теле. Так и хочется прикусить.

   - Иринка, что ты творишь…

   И творила, и вытворяла. Его реакция на ее прикосновения добавляла особой остроты удовольствию. Ему нравится. Ему нравится! Он так же, как и она, теряет голову от всего происходящего. Сходить с ума всегда лучше вдвоем, чтобы там не говорили герои мультиков.

   А Ира уткнулась носом в изгиб его шеи. Ее пальцы так и замерли под его ремнем, и она замерла сама. Часто дышала его ароматом, наслаждалась легкой дрожью его тела, колкостью волос под пальцами у ремня. Сейчас она продышится – и пальцы двинутся дальше.

    - Иринка… - в очередной раз беспомощно прошептал Георгий. Она в очередной раз втянула носом его дурманящий аромат.

   - Ну что за имя у тебя… - ее шёпот тоже, оказывается, беспомощный. – Я хочу назвать тебя ласково, а как?!

   - Все варианты сокращения имени «Гоша» меня устроят, - он провел губами по ее щеке, вдохнул. Кажется, он тоже кайфует от ее запаха. Ира прижалась плотнее, запустила пальцы левой руки в короткие волосы на его затылке. – Все, хватит разговоров! – Гоша прижал ее к себе совсем плотно, а его рука на ее спине нащупала застежку бюстгальтера и ловко ею щелкнула. – Покажи себя.

   Она показала. Повела плечами, позволяя белью скользнуть вниз. Где-то по краю сознания мелькнула мысль, что если поднимется ветерок, то лифчика она может не досчитаться.

   Плевать.

   - Ты красивая, - его голос звучит хрипло.

   - Ты остального не видел.

   - Покажи, - требовательно. – А, хотя нет… потом.

   У него не только голос - губы тоже требовательные. И смелые пальцы. Губы ласкают губы, пальцы – грудь. Гоша прижимает Иру к бетонному блоку выхода на крышу. Жесткий бетон царапает кожу ягодиц, но ей плевать. Его ремень поддается ее пальцам не сразу, звук звякнувшей пряжки в тишине кажется громким, его стон, когда Ирина рука наконец ныряет туда, ниже – оглушительным.

   - Иришка…

   - Называй меня так… – тоже стонет она, наслаждаясь твердостью, весом, горячестью. Нет, время нежных ласк они безвозвратно прохлопали, и движения ее руки жадные – как и движение его бедер навстречу ее руке.

   - Хватит! – голос его не просто хриплый, а на грани сипения и рыка. Он подхватывает ее бедро, заводя себе на талию, еще ниже приспускает брюки и белье. – Руки мне на шею и держись.

   Повиноваться сладко. Носом в изгиб шеи уткнуться – до обморока сладко.

***

Она всем телом вздрогнула, когда Гоша прижал ее к себе. Взять бы… Но он слишком взрослый, чтобы забыть о защите. Правда, вспомнил об этом непозволительно поздно. И, наверное, зря.

   - Что ты медлишь?.. Давай…

   Наверное, его торопили в такой момент впервые в жизни.

   - Иришка… презервативы в квартире. Давай как-то туда… быстренько…

   - Не бойся… - ее дрожащие пальцы гладят его по затылку. – Я на таблетках.

   - Что?

   - Нам не нужны презервативы. Не бойся, Гоша, проверено – мин нет.

   - Ми-нет? – переспросил он.

   - И это тоже, но потом, - ее тихий смех хрипловатый, гортанный. – Будет тебе и минет, но позже. Когда выполнишь основную программу. Ну же, Гошка, давай… - ее шепот одуряюще гипнотичен. – Я принимаю противозачаточные. У меня все анализы в порядке. У тебя тоже, я уверена. Давай, не бойся.

   И она, словно побуждая его к действиям, опустила руку и шлёпнула его по заду.

   Да кто тут боится?! Если уж ты занимаешься сексом на крыше многоэтажного дома, то о презервативах волноваться, может быть, и в самом деле глупо.

   Он покрепче перехватил ее бедро, поднимая выше. Скользнул пальцами другой руки между их телами, нашел и поддел полоску узкого влажного кружева.

   - Иришка, раскройся чуть сильнее.

   Она всхлипнула, двинула бедрами. А потом подался вперед бедрами он.

   А узкая-то какая… или это из-за позы… или потому что без всего… А, черт..

   Он не понял, как это получилось, но Иринка умудрилась и вторую ногу оторвать от бетона и закинуть ему на талию. Или это он сам? Хотелось ее еще ближе, в нее еще глубже.

   Сначала он прижимал ее к себе плотно, упиваясь прикосновением ее кожи, тем, как вжимаются ее груди в его грудь. Но потом, в какой-то момент этот плотный контакт стал мешать. Хотелось другого, хотелось иначе. Место для маневра, ему нужно место для маневра.

   - Прижмись сильнее спиной.

   Она часто закивала, вжимаясь лопатками в бетон. Гоша одной рукой перехватил ее за ягодицы, другой раскрытой ладонью уперся в стену. Черт, шершавая. Бедная Иркина спина.

   По хрен. Потом разберется. Зато теперь можно двигаться совсем иначе. Широко, глубоко, вразмах.

   Ирины бедра плотно охватывали его, он придерживал ее за попу, а ее лопатки плотно прижимались к шершавому бетону. Акробаты хреновы. Гошка не предполагал, что на такое способен. А оказался способен, да еще как. И вот прямо сейчас кажется, что он так, в таком положении, в таком ритме способен двигаться долго, бесконечно долго. И смотреть, как мечется из стороны в сторону ее голова. Слышать, как часто и надсадно она дышит. Эх, жаль, что руки заняты. Но все равно я дождусь тебя, слышишь…

   Дождался.

   А потом они сползли прямо на пол крыши. Под ними оказался неожиданно теплый и мягкий рубероид.

   Теперь уже Гоша прижался спиной к блоку выхода на крышу, устроив Иру между своих согнутых в коленях ног и обхватив девушку руками. Она легла щекой на его бицепс.

   - У меня даже в шестнадцать таких приключений не было, - уравнивая все еще сбитое дыхание, выдохнул Георгий.

   - У меня тоже, - тихо ответила Ира. - Помнишь, был такой мультик – «Великолепный Гоша». Наверное, он про тебя.

   - Ты триста восемнадцатая.

   - Из списка твоих баб?

   - Из тех, кто вспоминает мне этот мультик.

   - А среди баб?

   - Не считал. Давай, пойдем в квартиру?

   Она кивнула, подождала, пока он встанет, поправит белье и брюки и подаст ей руку. А потом они оглянулись и выяснилось…

***

- Вон он, на дереве!

   Гошка не мог уже сдерживать смех.

   Ира обернулась и сверкнула на него глазами.

   - Смешно тебе?! Конечно, это же не твой лифчик сдуло с крыши!

   - Открою тебе страшную тайну - я в принципе не ношу лифчиков, - хохотнул Гоша. - Он, по крайней мере, никуда не делся, вон, висит на ветках. Моя рубашка исчезла безвозвратно.

   Это было правдой.

   Наверное, пока они, совершенно ничего не видя и не слыша, наслаждались друг другом, налетел порыв ветра. Другого объяснения не было. Гоша обошел всю крышу, но рубашка так и не нашлась. На деревьях под домом ее тоже не обнаружилось. Ну и черт с ней.

   - Скажи спасибо, что платье никуда не уползло, - он повернул Иру к себе спиной и застегнул замок. – А то мне даже и предложить-то тебе было бы нечего, чтобы прикрыть наготу.

   Она смотрела на него, прищурив глаза. Гоша ожидал какой-то отповеди, но вместо этого получил крепкий поцелуй в губы.

   - Пошли быстрее, Великолепный. К тебе или ко мне?

   - Ко мне, конечно.

   С крыши они пошли так же, как пришли сюда – держась на руки. Правда, на мужчине недоставало рубашки, а у девушки был в целом весьма растрепанный вид. Растрепанный и очень довольный. Им сопутствовало везение, и на их пути никто не попался.

***

- Я первая иду в ванну! – безапелляционно заявила Ирина, едва Гоша запер дверь.

   - Иди, - пожал плечами он. И не стал уточнять, что он все равно через пять минут к ней присоединится. Только откроет вино, порежет фруктов и сыра.

***

- Гошка, это неудобно, - прошептала Ира, когда он, двинув дверью душевой кабины, шагнул к ней под душ.

   - Угу, на крыше нам удобно, а тут - нет, - пробормотал Гоша в изгиб женского плеча, прижимая Ирину всю к себе спиной. Скользнул руками, вбирая ладонями все изгибы - тугую грудь с торчащими сосками, крепкий живот, гладкие бедра, между…

   - Гошка… - ахнула Иришка. Это только подхлестнуло движение его пальцев. Это форменное безобразие – что в первый раз он этой нежной влажности не уделил должного внимания. Но не до того было. Зато теперь…

   - Гигиенические процедуры объявляются завершёнными, - Гоша отработанным движением бедра подался вбок и выключил воду. – У меня на вас есть развратные планы, Ираида Павловна.

   - Насколько развратные? – она обернулась и, закинув руки за шею, прижалась всем телом.

   - Тебе понравится, - пообещал Гоша.

***

Что ему в ней нравилось сегодня особо – это безропотность. Вся такая послушная и на все согласная. Прелесть, а не девочка.

   Вот и сейчас она безропотно разжала руки и позволила полотенцу упасть. И не спеша опустилась на широкую кровать, закинула руки за голову. Взгляд ее из-под ресниц явно содержал вызов.

   Ну что же. Вызов принят.

   Его полотенце упало на пол рядом с ее. Матрас прогнулся бесшумно. Георгий не торопился прикасаться. Он любовался.

   Как же он умудрился чуть не пропустить такую красоту? Как не разглядел сразу, какое это чудо?

   Талия у Иришки тонкая, тонюсенькая даже. А вот бедра, хоть и стройные - с очень приятным на мужской взгляд изгибом. А грудь и вовсе выше всяких похвал – твердая круглая двоечка, прямо как Гошка любил.

   - Ну? – Ира протянула руку и коснулась его бедра. – Где там твои развратные планы, Великолепный?

   - Ты куда-то торопишься?

   - Ага, - Ирина демонстративно зевнула. – Вставать завтра же рано.

   - Сожалею, - Гоша наклонился к ней. Глаза ее - просто гипноз для него. – Но уснешь ты не скоро.

   И чтобы пресечь ненужный сейчас спор – поцеловал. И ровно в этот же момент его пальцы легли на женскую щиколотку.

   Гоша не спеша и с чувством целовал женские губы – и ему охотно и жарко отвечали. А его пальцы гладили тонкие изящные женские щиколотки, поднимаясь выше, к коленям. Пальцы поднимались, а губы спускались. Пальцы добрались до колен, губы опустились до ключиц. Руки медленно развели женские колени, язык не спеша обвел ключицы. Мужская ладонь заскользила по внутренней поверхности женского бедра. Женский сосок оказался взят в плен жадного мужского рта. Бедро под пальцами вот-вот кончится. Губы стремительно скользят по животу. И вот в определённой точке женского тела мужские пальцы и губы встречаются.

   С конкретной развратной целью. Пальцы раздвигают, проверяют, размазывают тягучий мед женского возбуждения. А потом в дело вступают губы. Девушка пытается еще шире развести бедра, но уже некуда. А когда к губам присоединяются язык, то с искусанных женских губ срывается стон. Еще. И еще. И самый громкий – в конце.

***

Про презерватив он снова вспомнил – и тут же отмахнулся от этой мысли. Смысл уже? Он от нее такой сладкой после оргазма, сейчас на миллиметр оторваться не в состоянии.

   - Ириш-ш-шка… - с этим тихим шелестом он вошел в ее тело. Она еще дрожала. И была невыносимо узкой и горячей. – Что ж ты такая…

   Вместо ответа его лишь сильнее сжали женские бедра. А на кровати все-таки лучше, ей-богу…

***

- Ты ободрала спину.

   - Да? – сонно отозвалась Ира.

   - Ага. Перевернись на живот.

   Ирина послушно перевернулась на живот – а до этого она лежала на боку, пока Гошка сбито дышал ей в шею. А потом отдышался - и увидел бордовые ссадины на узкой спине. Вот же умудрились…

   Он встал, достал из шкафа чистое белье, натянул и отправился в ванную, производить розыски в аптечке. Заживляющая мазь, слава богу, нашлась. Кто б конечно знал, по какому поводу ее придется применять. Инвалиды секса, блин.

   Гоша вернулся, сел на кровать, как мог, аккуратно и стараясь сильно не давить, намазал ссадины мазью.

   - Ты полежи так немного, ладно? Чтобы мазь впиталась. А потом я тебя одеялом накрою.

   - Ой, делай, что хочешь, - совсем сонно и неразборчиво отозвалась Ира.

   - Совсем-совсем все что хочу? - Гошка наклонился к ее уху, а рукой, не испачканной в мази, стиснул круглую упругую половинку ягодиц. – Вот прямо совсем-совсем?..

   - Угу, - снова, на этот раз совсем не демонстративно зевнула Ирина. – Главное, не буди. И будь человеком, Великолепный – погаси свет.

   К тому моменту, когда в квартире погас весь свет, кроме ночника, Ирка уже спала, смешно оттопырив верхнюю губу и подсунув ладонь под щеку. Полюбовавшись на эту красоту, Гошка еще раз нанёс визит в аптечку, нашёл широкий пластырь и тремя полосами заклеил ссадины. А потом лег рядом, натянул на них обоих с Ирой одеяло. И понял, что сна ни в одном глазу.

ГЛАВА 5. Что такое, все время без четверти два? Это манометр. А он - прибор серьезный.

Ира проснулась как обычно – от звонка будильника на телефоне. И на этом обычности закончились. Она была в чужой квартире. Это раз. В квартире Георгия – это два. Его самого не было рядом, несмотря на очень ранний час – это три. Но где-то в недрах квартиры, из-за закрытой двери спальни, раздался слабый звякающий звук.

   Ира села на постели, спустила ноги на пол и повела взглядом по комнате. Ее одежды не обнаружилось. А! Она, наверное, осталась в ванной. На полу, рядом с ее ногой, лежало белое полотенце. И дальше, еще одно, темно-синее.

   Ну не в полотенце же ей снова заворачиваться?!

   Без малейших угрызений совести Ира распахнула двери встроенного шкафа. А это оказалась целая гардеробная. Зато в этой комнатке без труда удалось найти футболку. Ее Ира и надела. И пошла искать хозяина квартиры.

   Каковой обнаружился на кухне. А еще там обнаружились ароматы – свежесваренного кофе и жарящейся яичницы.

   - Доброе утро.

   - Доброе, - Ира запнулась на абсолютно гладкой плитке. Гоша стояла у окна, опершись на подоконник поясницей. В брате-близнеце той футболки, что надела Ира, и спортивных штанах. Немного лохматый, слегка небритый. И шикарный, как будто с рекламного разворота глянцевого журнала. – Ты чего так рано встал?

   - Бессонница, - пожал плечами он. – А ты чего так рано?

   - А у меня работа, - Ира не сдержалась и зевнула. – Господи, как спать хочется…. Пойду, умоюсь холодной водой.

   «И заодно гляну в зеркало», – подумала Ира. Косметику она вчера постаралась всю смыть под душем, но мало ли…

   - На фиг эту холодную воду, - Георгий оторвал спину от подоконника. – Садись завтракать, кофе только сварил. И яичница уже готова.

   - Гош… - начала Ира беспомощно. И снова невпопад зевнула. Обычно она отсыпалась в свой единственный условный выходной – в воскресенье. Но вчера было не то воскресенье, в которое можно выспаться…

   - Скажи мне честно - он сделал несколько шагов и вдруг оказался совсем рядом. И Иру затопило совершенно неуместное желание - прижаться щекой к этой небритой щеке. И замереть. Но она этого не сделала. Лишь продолжала смотреть в темно-карие серьезные глаза. – Скажи, что будет, если ты вот прямо сейчас не выйдешь на свою супер-важную работу?

   - Ну-у-у… - с утра голова совершенно не хотела работать. И, мстительно припоминая вчерашний коньяк, слегка ныла. – Сейчас не зима, снег чистить не надо. Двор в принципе убран… и…

   - И если в коморке консьержа никого не будет до обеда – от этого никто не умрёт, - закончил за нее Георгий.

   Ира какое-то время молча смотрела на него. У нее не было сил на спор, просто не было. И ужасно хотелось согласиться. Хотелось съесть эту восхитительно пахнущую яичницу и завалиться снова спать. Ира вздохнула и села за стол.

   - И кофе я тоже буду. Он на меня все равно не действует, я его могу в любое время суток пить.

   Вскоре на столе появились две тарелки с яичницей, тарелка с порезанным бородинским и две чашки кофе.

   - Тебе с молоком?

   - Да.

   Спустя десять минут, проваливаясь в сон, Ира чувствовал, как ее щеки и шеи коснулись то ли пальцы, то ли губы. Еще успела улыбнуться - и уснула.

***

Проснулась Ира во второй раз уже ближе к двенадцати. Резко села на кровати и первое, что увидела – свою одежду. И отнюдь не то платье, в котором была вчера. А джинсы и толстовка. О том, откуда они тут взялись, Ира сообразила спросонья далеко не сразу.

   Значит, Гоша был у нее дома. О том, что это значит, Ира думала, натягивая на себя одежду. Господи, даже белье свежее принес. При мысли о том,