Оглавление
АННОТАЦИЯ
Лили Мэйвуд рано лишилась родителей, и ее опекуном стал скаредный дядюшка. Если бы не соседи, богатая семья Уэвертонов, жизнь Лили уже никогда бы не заиграла яркими красками, но дружба с хорошенькой и остроумной Бобби Уэвертон изменила ее судьбу.
Подруги выросли, и с долгожданным возрастом пришли надежды на будущее счастье. За Бобби ухаживает друг ее детства, а наследник лорда Уэвертона, неотразимый Артур, кажется, навсегда завладел сердцем Лили. Вот только, каждой из девушек придется сражаться за свое счастье. И не только с соперницами, но и с самой собой.
Роман в одном томе.
ЧАСТЬ 1. ИЮЛЬ 1833
Лили перевернула последнюю страницу романа и захлопнула потрепанную книгу. Каждый раз, когда она прощалась с очередной романтической историей, ей становилось немного грустно и одиноко. Книжные герои были ее самыми верными друзьями. Откровенно говоря, ее единственными друзьями.
Девочка еще некоторое время сидела на траве в тени старого вишневого дерева и размышляла о том, что мистер Уайсвелл мог бы написать роман и потолще, а не заканчивать его свадьбой главного героя, ведь теперь ей совсем нечего будет читать. Нельзя же назвать увлекательным чтением французскую грамматику или сборник назидательных историй для маленьких девочек!
Французскую грамматику Лили не любила, но ее еще можно было стерпеть, а вот поучительные истории она попросту ненавидела, и тому были очень веские причины. Во-первых, в тринадцать лет она уже не считала себя маленькой девочкой, а во-вторых, ее гувернантка, мисс Брук, руководствовалась в своих воспитательных приемах именно этим трактатом и ему подобными.
Лили не винила мисс Брук за ее невежество и бесконечные нотации, она знала, что в прошлом мисс Брук была всего лишь компаньонкой раздражительной старой леди. Некрасивой и бедной мисс Брук не оставалось ничего другого, как превратиться с годами в копию своей бывшей хозяйки и третировать порученную ее заботам девочку точно так же, как раньше ее саму третировала ворчливая старуха.
Четыре года назад, когда матушка была еще жива, она нашла для Лили чудесную гувернантку, молодую и хорошенькую. Лили забыла ее фамилию, но до сих пор помнила, какой веселой была мисс Люси, какие занимательные истории она рассказывала, и как часто они втроем, матушка, мисс Люси и Лили, вместе читали и пели, как много смеялись...
После смерти миссис Мэйвуд мисс Люси пробыла у Мэйвудов еще несколько месяцев и постаралась, как могла, облегчить горе Лили и мистера Мэйвуда, а потом внезапно уехала, и с тех пор Лили ничего не знала о мисс Люси. Однажды девочка подслушала, как кухарка перешептывалась с горничной о каких-то слухах и недостойном поведении некоторых леди, излишне задирающих нос перед прислугой, но домоправительница очень быстро прервала болтовню обеих женщин и приказала им не совать нос не в свое дело.
Лили ничего не поняла из этого разговора, но ей почему-то показалось, что служанки говорили о мисс Люси. Она не раз пыталась узнать у отца, куда уехала ее гувернантка, и когда она вернется назад, но мистер Мэйвуд с потерей жены утратил интерес к жизни и едва замечал дочь. Он проводил много времени в своем кабинете, но не писал писем и не изучал отчеты управляющего, а подолгу лежал на узком диване и потухшим взглядом смотрел на потемневшие от времени потолочные балки. Его слабое сердце все хуже и хуже справлялось со своими обязанностями, сам же мистер Мэйвуд не думал, что в его случае может помочь какой-нибудь доктор, и не намерен был искать медицинской помощи.
Лили оказалась предоставленной сама себе, но неожиданная свобода не приносила ей никакой радости, ведь она досталась ей слишком дорогой ценой. Домоправительница несколько раз просила мистера Мэйвуда нанять для маленькой леди другую гувернантку, женщину постарше и с крепкими моральными устоями, и в конце концов ей удалось заставить его выслушать себя. Впрочем, только для того, чтобы услышать от него приказ заняться этим делом, как будто у нее мало других забот!
Все же, почтенная женщина, прослужившая в этом доме почти три десятка лет, не могла допустить, чтобы дочь миссис Мэйвуд выросла невежественной и ленивой, и вскоре в доме появилась мисс Брук. Ее возраст и моральные устои не оставляли желать лучшего с точки зрения домоправительницы, а что касается образования, которым она могла поделиться с девочкой, мисс Брук продемонстрировала экономке глубокие познания в области религиозных трудов и некоторые навыки во французском, после чего незамедлительно получила так нужное ей место.
Когда была жива миссис Мэйвуд, в их дом часто приезжали друзья, устраивались праздники и пикники, и первое время после ее смерти соседи навещали Мэйвудов и приглашали их к себе, стараясь ободрить, но мистер Мэйвуд отклонял всякие попытки поддержать его и не отпускал дочь погостить у кого-либо из подруг покойной жены, и, в конце концов, их оставили в покое.
Мэйвуды не считались богатыми людьми, но обладали кое-каким состоянием, способным обеспечить их детям достойное будущее. Так вышло, что Лили оказалась единственной дочерью и должна была в свое время унаследовать дом и небольшое поместье, принадлежавшее семье ее матери. Мистер Мэйвуд получил от родителей только некоторую денежную сумму, а все остальное досталось его старшему брату, много лет назад променявшему свои обширные фермы на благодатные виноградники Италии.
Из живущих в Англии родственников у мистера Мэйвуда остался только кузен, проживавший достаточно далеко для того, чтобы не интересоваться судьбой своей родни.
Все это предисловие служило единственной цели – объяснить читателю, почему бедная Лили Мэйвуд находила общество книжных героев столь приятным. Ее мать любила читать романы, а мисс Люси смогла привить Лили пристрастие к чтению, и за прошедшие годы Лили успела прочитать почти все книги в библиотеке, способные развлечь ее. Сегодняшний роман был последним, и Лили предстоял нелегкий выбор – попросить отца заказать новые книги или приступить к чтению исторических трудов, занимающих в библиотеке отдельный шкаф. И то, и другое равно пугало ее. В конце концов, Лили решила подождать, пока отец сам не вспомнит о ней и не спросит о ее успехах в учении. Обычно это случалось по субботам, когда к обеду приходил викарий.
Добрый старый священник неизменно считал своим долгом навещать осиротевшую семью и каждый раз ласково пенял мистеру Мэйвуду на то, что тот проявляет недостойную слабость. Вместо того, чтобы лелеять свое горе, мистеру Мэйвуду стоило бы заняться делами поместья и воспитанием своей дочери. Мисс Лили через три-четыре года надо будет вывозить в свет, а девочка растет дикаркой и совсем не умеет держать себя, как подобает благонравной молодой леди.
Мистер Мэйвуд после этого мягкого, но настойчивого внушения, обычно виновато смотрел на Лили, словно бы только сейчас замечая, как она выросла из своего платья, и в каком беспорядке находятся ее светлые с золотистым блеском локоны.
После ухода викария отец и дочь, как правило, некоторое время беседовали о счастливых прошлых временах и строили планы на будущее, но заканчивались эти разговоры одним и тем же – мистер Мэйвуд начинал сокрушаться о безвременно покинувшей его супруге, Лили убегала в слезах, и до следующего визита викария их общение сводилось к нескольким скупым фразам во время обеда.
До субботы оставалось еще три дня, и их надо было чем-то занять...
- Мисс Мэйвуд! - пронзительный голос мисс Брук напоминал неприятный звук самой тонкой из органных труб в их старенькой церкви.
Лили нехотя поднялась и медленно пошла к дому – встреча с гувернанткой была не тем событием, которое девочке захотелось бы приблизить.
- Мисс Мэйвуд, вы опять помяли и запачкали платье! - желтоватые щеки мисс Брук заколыхались от возмущения.
- Простите, мисс Брук, - Лили виновато потупила голову, она прекрасно знала, что такое поведение – самый верный способ избежать длительной нотации.
- Понять не могу, почему вы не способны хотя бы два часа вести себя прилично! - мисс Брук страдала несварением желудка и в период приступов была особенно раздражительной. – Я запретила вам выходить в сад, пока вы не запомните, наконец, основные события Столетней войны!
Лили не понимала, каким образом ей могут пригодиться в дальнейшем все эти древние имена и бесконечные войны, и она вовсе не была уверена, что сама мисс Брук имеет отчетливые представления о Столетней войне. Девочка не раз уже замечала прорехи в познаниях своей гувернантки, а каждый заданный Лили урок мисс Брук неизменно проверяла по книге, не надеясь на собственную память. И все же, Лили была во власти этой невежественной женщины!
- Извольте пройти в свою комнату и выучить урок! - мисс Брук явно спешила на кухню выпить травяного отвара и не стала на этот раз долго мучить свою ученицу. – Сегодня ваш отец не выйдет к обеду, мы с вами будем обедать вдвоем в моей комнате. А после вы перескажете мне все, что я вам задала, и пеняйте на себя, если окажется, что вы опять ленились!
Мисс Брук подождала, пока девочка войдет в дом, и отправилась на кухню только после того, как убедилась, что мисс Мэйвуд поднялась по лестнице в свою комнату.
Лили оставалось только порадоваться тому, что она предусмотрительно спрятала прочитанный роман в тайнике под старой каменной скамьей, прежде чем встретиться с мисс Брук. Достойнейшая женщина не выносила романов и поначалу даже пыталась жаловаться мистеру Мэйвуду на неподобающие пристрастия его дочери, правда, очень скоро поняла, что не найдет в отце поддержки в своем стремлении привить его дочери все необходимые добродетели. Мистер Мэйвуд некоторое время с рассеянным интересом смотрел на мисс Брук, словно бы не понимая, кто она такая и откуда взялась в доме, после чего кротко попросил не огорчать оставшегося сиротой ребенка, отбирая у девочки ее немногие радости, и впредь не беспокоить его самого подобными мелочами. Мисс Брук едва не задохнулась от возмущения, однако вовремя вспомнила, что от отношения к ней этого джентльмена зависит ее будущее, и гордо удалилась.
С того дня мисс Брук объявила романам единоличную войну, но не в ее воле было лишить мисс Мэйвуд возможности передвигаться по собственному дому и заходить в библиотеку, когда пожелает. Быстро сообразившая, каких неприятностей ей стоит ждать от гувернантки, Лили благоразумно старалась не попадаться с книгой в руках ей на глаза, и мисс Брук со временем начала думать, что ее регулярные нравоучительные беседы оказывают на девочку свое благотворное влияние. К счастью, мисс Брук проводила довольно много времени на кухне или в своей комнате в беседах с экономкой, чтобы маленькая мисс могла развлекаться доступными ей способами – бегать на птичий двор, лазать по деревьям и читать неподходящую литературу.
Сегодняшний день, похоже, настроился приносить одни огорчения. Сначала закончился роман, мисс Брук требует от Лили выучить ненавистный урок, а теперь еще оказалось, что папенька нездоров и не хочет ее видеть… Не говоря уж о предстоящем обеде с мисс Брук, а эти обеды в последнее время повторялись все чаще и чаще…
Лили некоторое время простояла у окна, выходившего на вечно пустынную подъездную аллею, раздумывая, заплакать ей или не заплакать, но презрение к гувернантке дало ей силы сдержаться, и девочка осторожно выскользнула из своей комнаты и направилась в другое крыло дома. Мисс Брук будет сидеть на кухне со служанками не менее часа, с удовольствием предаваясь жалобам на тяготы своего неблагодарного труда по воспитанию юной леди, наносящего урон ее здоровью, и у Лили было достаточно времени, чтобы вернуться к себе и взять в руки книгу.
Девочка тихонько вошла в пустынный коридор, на мгновение задержалась у дверей отцовского кабинета – оттуда не доносилось ни звука, и двинулась дальше. В самом конце коридора находилась спальня ее матери, туда-то Лили и приходила в минуты уныния.
В этой комнате все оставалось таким, каким было при миссис Мэйвуд – персиковые шторы и обитые той же тканью стулья и кресла, панели из светлого дерева, изящное бюро и большое зеркало в причудливой оправе. Миссис Мэйвуд не любила мрачные цвета в отделке и стремилась окружить себя красивыми вещами.
Лили смутно помнила, что она часто забиралась с ногами в одно из кресел и слушала, как матушка поет протяжные народные песни, в то время, как служанка укладывает ей волосы, одобрительно кивая в такт пению.
Миссис Мэйвуд была моложе своего супруга лет на пятнадцать, и по всему должна была пережить его, но внезапная лихорадка оборвала ее жизнь, оставив близких неутешными. Два года назад на рождество приезжала старая тетка миссис Мэйвуд, мисс Пратчерс, и настоятельно советовала мистеру Мэйвуду оставить хандру и вступить в новый брак. Лили в тот вечер засиделась на ковре в гостиной с новыми куклами, привезенными гостьей, и слышала, как мисс Пратчерс увещевает ее отца:
- Вы уже почти два года в трауре, довольно терзать себя, не дело это! Я сама так сильно любила бедняжку Мэйбелл, но и то понимаю, что вам надлежит бросить свое затворничество и жениться снова! Пока вы еще в подходящих летах, выберите славную девушку из небогатой семьи или нестарую вдову спокойного нрава…
- Никто не сможет заменить мне дорогую супругу, мисс Пратчерс, а моей девочке – мать!
- И все же, Лили нужна женская опека, не будьте эгоистичным, как все мужчины, и подумайте о дочери! Будь я помоложе, сама бы занялась ее воспитанием, но жизнь моя отмеряет уже не годы, а месяцы или дни… Я не буду спокойно спать в могиле, зная, что дитя моей несчастной Мэйбелл растет в глуши, подобно сорной траве!
И все же, мистер Мэйвуд оказался тверд и не желал даже думать о повторном браке. Он женился в почтенном возрасте после того, как многие годы был убежден, что ни одна леди не тронет его сердце, и жестокая судьба отняла у него горячо любимую жену, а вместе с ней и саму жизнь. Он не жил теперь, он пребывал еще в этом мире, но был далек от всего, и даже ради дочери не мог отринуть свои грезы о былом счастье и заняться делами насущными.
Лили часто приходила в комнату матери, садилась в то самое кресло и мечтала, как и ее отец. Как было бы чудесно проснуться однажды и увидеть матушку живой, полной счастья и любви, забраться к ней на колени и рассказать об ужасном сне, в котором Лили и батюшка остались одни, забытые в старом доме, и вместе улыбнуться и с облегчением вздохнуть – это был только сон!
В девять лет ей казалось, что стоит хорошенько захотеть и побольше молиться – и Господь вернет матушку и мисс Люси, но со временем пришло понимание неотвратимости потерь, и сегодня Лили, забравшись в любимое кресло, вдруг всерьез задумалась над теми, давними речами мисс Пратчерс. Старушка умерла нынешней зимой, и поверенный сам привез мистеру Мэйвуду завещание, по которому мисс Пратчерс оставляла Лили кое-какие драгоценности и деньги на приданое. Лили очень плохо помнила старую тетку своей матери, а вот ее слова застряли до поры в памяти девочки пустыми, гулкими комнатами в ожидании, пока она вырастет настолько, чтобы вновь пройти по этим комнатам и осознать в полной мере смысл услышанного когда-то.
- Наверное, тетя была права тогда, - как и все одинокие люди, Лили часто говорила сама с собой вслух. – Как бы ни грустно было нам с папенькой видеть на мамином месте чужую леди, нам нужен кто-то, кто мог бы навести здесь порядок и прогнать мисс Брук! А если бы еще эта дама смогла снова научить батюшку смеяться и вернула мисс Люси, я простила бы ей то, что она станет моей мачехой…
Лили поерзала в кресле – слово «мачеха» пугало ее, девочка слышала перешептывания в церкви, когда там появлялся мистер Дэйрдри с молодой женой и тремя детьми. Люди говорили о том, что миссис Дэйрдри интересуется только своим собственным ребенком и заставляет двух своих падчериц заниматься домашней работой, а сама беспрестанно ездит по модным магазинам и устраивает приемы, при этом тратит гораздо больше, чем может себе позволить мистер Дэйрдри. Вид у обеих мисс Дэйрдри и впрямь был не очень счастливый, и Лили не раз благодарила Бога за то, что ее отец не нашел себе жену, похожую на миссис Дэйрдри.
И все таки, может быть, было бы лучше, если б мистер Мэйвуд женился снова и перестал лежать на диване в кабинете с таким видом, будто здесь присутствует лишь его тело, а душа находится где-то далеко-далеко.
- Как бы мне поговорить с батюшкой…, - размышляла Лили. – Пожалуй, я попрошу викария, когда он придет в субботу, завести разговор на эту тему, и поддержу его. Когда отец увидит, что я вовсе не против, если он женится на какой-нибудь леди, он, возможно, согласится почаще выезжать из дому, чтобы найти себе жену. Только пусть она будет доброй, Господи, пусть будет доброй!
Мечты и планы Лили перемежались молитвами до тех пор, пока она не взглянула случайно на стоявшие на камине часы.
- О, Боже, мисс Брук лишит меня десерта, если не найдет прилежно сидящей над уроком!
Лили спрыгнула с кресла, скинула туфельки и взяла их в руки, после чего бесшумно пробежала по коридору и укрылась в своей комнате за пять минут до того, как мисс Брук покинула кухню и важно направилась посмотреть, чем занимается ее воспитанница.
Благонравный вид девочки не тронул высохшее сердце старой девы, и она только сухо сообщила Лили, что через четверть часа будет подан обед, а значит, мисс Мэйвуд надлежит привести себя в подобающий благовоспитанной леди вид.
Утром мистер Мэйвуд не вышел к завтраку, и Лили пришлось с отвращением наблюдать, как мисс Брук поглощает без разбору все, что подавали на стол, словно бы пытаясь восполнить не один год вынужденного поста. При хозяине дома гувернантка вела себя гораздо скромнее, но Лили она не стеснялась, и девочка ненавидела эти совместные трапезы.
К счастью или к несчастью, обильная пища усугубляла нездоровье мисс Брук, и сразу после завтрака она приказала Лили идти к себе и подготовить урок, так и не выученный вчера, а сама направилась на кухню за спасительным отваром.
Лили отнюдь не торопилась выполнять распоряжение мисс Брук. Если вчера отсутствие ее отца за обедом можно было объяснить его всегдашней хандрой, то сегодня она всерьез обеспокоилась и, преодолев неловкость, постучала в дверь кабинета. Никто не ответил ей, но Лили к этому было не привыкать. Она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы могла войти такая худышка, как она, и боком протиснулась внутрь.
Мистер Мэйвуд лежал на диване, его бледное лицо в сумрачном свете, едва пробивавшемся сквозь полузашторенные окна, отливало синевой, и Лили сперва испугалась – ей показалось, что отец не дышит.
- Отец! - вскрикнула она громче, чем следовало послушной девочке, но это восклицание возымело эффект.
Мистер Мэйвуд то ли нехотя, то ли с трудом приоткрыл голубоватые глаза и посмотрел на дочь.
- Дитя мое, что-то случилось? - апатично спросил он.
Лили с облегчением выдохнула и заговорила быстро и невнятно, как и каждый раз, когда чувствовала смущение в присутствии отца.
- Я пришла… ну, я боялась… вы не пришли завтракать, батюшка, а книжки закончились… мисс Брук не позволяла мне…
Она сбилась и замолчала. Отец вымученно улыбнулся, было видно, что вникнуть в бессвязный детский лепет ему непросто, но он хотя бы попытался, и уже за одно это Лили была ему благодарна.
- Милая, я нездоров сегодня. Позже я встану, и мы с тобой пойдем гулять… К нашему озеру. Или оседлаем пони и поедем кататься. Иди, поиграй немного, - он помолчал. – Ах даа, книжки… возьми любую, какая тебе нравится, в библиотеке.
Конечно, Лили знала, что отец не поднимется с дивана ради того, чтобы пойти прогуляться с дочерью. Но, по крайней мере, он не рассердился на нее за то, что потревожила ее, и разрешил взять себе новую книжку. Она решила зайти еще дальше и попросить отца выполнить ее самое горячее желание.
- Батюшка, я прочла все книги в нашей библиотеке, которые смогла понять. Почему бы вам не заказать несколько новых? Я бы могла читать вам вслух…
Мистер Мэйвуд поглядел на девочку с новым интересом, похоже, эта идея привлекла его внимание.
- Ты чудесно придумала, дорогая моя. Я отдохну еще полчаса и напишу записку, Джером отвезет ее книготорговцу в город, и через неделю у тебя будет множество новых книг. А теперь беги, играй.
Лили на основании собственного опыта была настроена слишком скептически, чтобы поверить, что все будет именно так, но упрямая надежда не оставляла ее до самого обеда, который мистер Мэйвуд опять предпочел пропустить.
Еще один унылый день и скучный вечер… Лили очень боялась, что однажды она проснется и не сможет вспомнить, как все было при матушке. Забудет ее ласковые руки и звенящий нежным ручейком смех, улыбки и песни. В доме было два портрета миссис Мэйвуд – большой парадный висел в кабинете отца, а изящная миниатюра хранилась под подушкой у Лили. На нем миссис Мэйвуд было лет шестнадцать, ее неумело, но с чувством изобразила на фарфоровой пластине подруга, наверняка такая же молодая и полная мечтаний о таком пугающем и одновременно манящем будущем.
Лили могла не опасаться, что лицо матери изгладится из ее памяти, но постепенно забывались все те мелкие повседневные радости, которыми только и полна жизнь. Почему-то мысль о том, что эти счастливые воспоминания покинут ее, пугала девочку больше, чем перспектива провести еще не один год в обществе мисс Брук и назидательных трактатов.
Если бы только они с отцом не были так одиноки! Если бы нашелся кто-то, кто заставил бы его покинуть свое убежище и вернуться к привычной жизни, пусть и без своей обожаемой супруги! Лили неустанно молилась бы о здоровье этого человека, но, похоже, кроме викария никто больше не желал иметь дело с Мэйвудами, считая их слишком странными и нелюдимыми. Так что, Лили оставалось только бродить по запущенному саду и придумывать воображаемые истории о героях любимых книг.
Мистер Мэйвуд не вышел к завтраку на следующий день, и Лили удалось подслушать, как его камердинер Джером жалуется домоправительнице, что его господин отказался сегодня покинуть свою спальню и выглядит совсем больным.
Девочке хотелось пойти к отцу, но она не могла преодолеть свой страх – перед глазами тотчас вставало бледное, осунувшееся после изнурительной лихорадки лицо матери. Маленькая Лили тогда тайком пробралась в комнату миссис Мэйвуд и с тех пор, как немного подросла, неустанно благодарила Господа за то, что смогла попрощаться с матерью. А тогда она была еще слишком маленькой, к тому же, лихорадку сочли заразной, и Лили запрещено было выходить из детской, но ей удалось убежать от расстроенной мисс Люси и увидеть мать, а через два дня миссис Мэйвуд не стало.
Сейчас Лили испытывала какой-то суеверный ужас, едва ли не мрачное предчувствие – ей казалось, если она увидит отца в постели, больным и одиноким – это будет их последняя встреча.
Девочка спряталась за портьерой в коридоре, ведущем в комнаты родителей, и довольно долго ждала там, глотая слезы и надеясь, что отец вот-вот выйдет из спальни и направится в кабинет. И тогда она бросится ему в объятья и со слезами станет умолять больше не запираться от всего мира и от нее, Лили.
Но время шло, а в коридоре все так же царила пустота, и даже пылинки, непотревоженные ничьими шагами, мирно лежали на полу, как бы ни хотелось им закружиться в разноцветных всполохах, что создавали солнечные лучи, пробивающиеся сквозь окно, искусно сделанное когда-то из разноцветного стекла. Лили показалось, что прошло несколько часов, и она уже удивлялась, почему мисс Брук не ищет ее и не зовет к обеду, когда на самом деле миновало всего полчаса.
В конце концов, она почувствовала дурноту от запаха пыльных портьер, домоправительница проводила гораздо больше времени на кухне, присматривая за кухаркой и беседуя с мисс Брук, чем в заботах о процветании этого дома. При миссис Мэйвуд прислуга не осмелилась бы пренебрегать своими обязанностями, но все прекрасно знали, что мистеру Мэйвуду нет никакого дела до чистоты оконных стекол или свежести скатертей, был бы порядок в комнате его супруги и тишина в его кабинете. Отсутствие хозяйской руки превращает даже самых добросовестных слуг в лентяев и воришек, и дом Мэйвудов не являлся исключением из этого правила.
Верный Джером, как умел, пекся о своем господине, но и его все чаще и чаще тянуло на кухню – средоточие всех сплетен, да и кухарка приветливо поглядывала на него, что выражалось в лишнем куске пирога к обеду и кружке портера к ужину.
Все же, Лили решила избрать своим союзником именно Джерома. Девочка оставила свое потайное местечко, зашла ненадолго в свою комнату, после чего спустилась вниз и устроилась в уголке между стеной и старинным ларем для хлеба, выставленным вон из кухни за ненадобностью, но слишком ценным, чтобы быть сожженным в печи.
Здесь ожидание девочки не было столь мучительно-длинным. Во-первых, сквозь неплотно прикрытые двери кухни ей было слышно, как непочтительно отзывается мисс Брук о своей старой, ныне покойной хозяйке, а во-вторых, довольно скоро Джером покончил с трапезой и собрался вывести лошадь мистера Мэйвуда на прогулку. Он делал это каждый день, скорее ради собственного удовольствия прокатиться на прекрасном животном, и Лили бесшумно направилась за ним на конюшню.
- Маленькая мисс Лили! Что это вам понадобилось здесь? - Джером обнаружил ее присутствие, едва только девочка двинулась по проходу между стойлами. – Вы запачкаете платье, и мисс Брук заставит вас пятьдесят раз написать «Я буду аккуратной девочкой» или что-нибудь в этом духе!
Джером, как и прочие слуги, за исключением экономки, не жаловал мисс Брук и втихомолку сочувствовал бедняжке мисс Мэйвуд, получившей вместо любящей матери и прекрасной гувернантки этого желчного тирана.
- Я беспокоюсь о батюшке, Джером, - тут же отозвалась Лили.
- Я тоже, мисс, но что мы тут можем поделать? Ваш отец и до женитьбы был подвержен меланхолии, а уж как скончалась ваша матушка, упокой, Господи, ее святую душу, так и вовсе стал не в себе. Уж я его уговаривал сегодня встать, порадовать вас, поговорить, может, прокатиться куда в гости, так ведь нет же, лежит, что твой покойник…
Лили ахнула, и слуга умолк, сообразивший, что сболтнул лишнее.
- Это я не серьезно, мисс, не бойтесь, - пробормотал он. – А все же, ступайте-ка вы в сад или к себе в комнату, это правильнее будет.
Лили справилась с волнением и покачала головой.
- Джером, мы должны помочь отцу, даже если он этого не желает!
- Это как же, мисс Лили?
- Вы же все равно поедете на прогулку, так я вас попрошу заехать к доктору Стоуну и позвать его к нам, посмотреть на батюшку.
- Но как же, мисс, хозяин-то ведь не приглашал никакого врача! - озадачился слуга.
- Скажите, что я его приглашаю! - Лили смотрела на камердинера так решительно, что ему оставалось только согласиться.
Все ж таки дочка его господина, в будущем хозяйка всего имущества, как ей отказать?
- А если он меня не послушает да и прогонит прочь? - попытался еще как-то отгородиться от щекотливого поручения Джером.
- На всякий случай я написала ему записку, - заявила девочка. – Вы отвезете ее доктору, и он не откажется приехать к нам.
Возражать дольше Джером не осмелился, взял записку и вывел коня из стойла.
- Что ж, мисс Лили, я ради здоровья своего господина многое готов сделать, а уж такой пустяк и вовсе труда не составит.
- Я буду ждать вас здесь через час, - ответила девочка. – Вы передадите мне ответ доктора.
Возвращаться в дом Лили не захотела из опасений попасться на глаза мисс Брук, поэтому забралась в пустующее стойло и уселась на какой-то ящик. Искать ее здесь гувернантке не пришло бы в голову – Лили боялась лошадей после того, как в семь лет ее сбросил купленный для нее пони. После этого случая пони продали, мистер Мэйвуд решил подождать, пока девочка подрастет, и тогда уже учить ее ездить на одной из своих лошадей. Но эти планы, как и многие другие, остались позабытыми, и Лили уже несколько лет не бывала в конюшне.
Тут, как и везде, чувствовалось небрежение, хотя сами лошади выглядели ухоженными – как правило, в поместьях встречаются ленивые садовники или горничные, но ни один сквайр не станет держать на службе нерадивого конюха.
Лили тревожно прислушивалась к легкому непрерывному шороху, издаваемому животными – вот одна лошадь переступила с ноги на ногу, другая шумно вздохнула, третья взмахнула хвостом, чтобы отогнать насекомых.
Девочке не терпелось поскорее выйти в залитый солнцем сад, но между огромными, чужими ей лошадьми и такой знакомой мисс Брук она выбрала лошадей. Поручение, данное ею Джерому, было слишком важным, чтобы не постараться узнать о результатах его поездки немедленно по возвращении слуги.
Время тянулось и тянулось, Лили слышала, как мисс Брук зовет ее сперва из открытого окна своей комнаты, ленясь выйти из дома, затем, уже более сердитым голосом – из сада. Девочка не беспокоилась, что ее застигнут в конюшне, ее убежище было слишком неожиданным для узколобой мисс Брук. Отчаявшись найти воспитанницу среди разросшихся кустов, гувернантка вернулась в дом в надежде, что негодница прячется где-нибудь внутри, скорее всего, неподалеку от библиотеки.
Лили мысленно сопровождала гувернантку в ее поисках и едва ли не хихикала, представляя, как мисс Брук с торжествующим видом заглядывает за портьеру или в оконную нишу и разочарованно вздыхает, не обнаружив там непослушную девчонку.
Эти размышления помогли Лили скоротать время, и вскоре топот копыт предвосхитил появление довольного собой Джерома. Еще бы, он хорошо исполнил наказ маленькой мисс, прокатился по деревенской улице на прекрасной лошади и получил несколько одобрительных улыбок от хорошеньких обитательниц маленьких домиков, стоящих вдоль дороги.
- Ну, мисс Лили, я вас обрадую, - по своей простоте Джером не стал тянуть с рассказом и говорить сперва о погоде, а потом уж о делах, как поступил бы джентльмен. – Доктор Стоун приедет через полчаса, самое большее, через час, уж он собирался, когда я с ним простился.
- Я не забуду вашей доброты, Джером, - с достоинством ответила девочка. – Тогда я пойду встречать доктора у ворот, надо объяснить ему, что он должен говорить батюшке.
Джером не стал задерживать малышку, ему не терпелось триумфально явиться в кухню и рассказать прислуге о своей столь приятной прогулке верхом.
Как правило, в нашем обществе встречаются два типа докторов, один из них – добродушные толстяки, всегда готовые одним своим жизнерадостным видом вселить в вас надежду на скорое избавление от всех недугов, не одним, так другим способом. От такого доктора даже смертный приговор услышать не так страшно, можно быть уверенным, что он сопроводит вас едва ли не до небесных чертогов и будет при этом сыпать анекдотами и уверять, что вы легко отделались по сравнению с вашим соседом, который обречен еще лет на десять-двадцать адских мучений со своим насморком.
Бывают и другие доктора – мрачные, сухопарые фигуры с узким крючковатым носом и всклокоченными бакенбардами. Эти представители своей профессии способны умертвить вас одним тяжелым взглядом холодных водянистых глаз. Если по недомыслию вы не распознали суть этого взгляда, тяжкие вздохи и безнадежное покачивание головой окончательно убедят вас, что вы не жилец на этом свете.
Как бы не различались эти два типажа, у них есть одно несомненное сходство – они не позволят вам спокойно умереть в своей постели от настигшей вас болезни, только лишь от лечения. Исключения из этого правила столь редки и примечательны, что о них стоит поговорить отдельно. Тем более приятно встретить в глуши средней Англии какого-нибудь нетипичного персонажа, а именно таким и был доктор Абрахам Стоун.
Во внешности доктора Стоуна тотчас угадывался второй тип, при этом его манеры были явно позаимствованы у первого, а горячее участие к своим пациентам доктор добавил от себя лично. Его супруга, полная его противоположность с виду, в душе так же была готова творить добро, даже если ее об этом не просили. Именно она, не дослушав пространные речи Джерома, немедленно велела мужу собираться и заставить мистера Мэйвуда отбросить хандру и настроиться на деятельный лад, как и подобает отцу и землевладельцу.
Доктор легко выпрыгнул из своей небольшой открытой коляски, едва только заметил Лили, рассеянно обрывающую плющ, покрывавший въездные ворота.
- Дитя мое, я не ошибусь, если предположу, что вы поджидаете тут мою скромную персону?
Его нарочито веселый голос показался Лили скрывающим за собой жалость, и она безнадежно всхлипнула. Доктор тут же приобнял девочку одной рукой, другой удерживая вожжи.
- А вот так не годится, милая, ничего страшного ведь не случилось?
- Мой отец…, - Лили вздохнула – что тут нужно еще объяснять?
- Все так же не хочет вставать со своего дивана и развлекать свою хорошенькую дочку поездками на пикники и ярмарки, - подхватил доктор.
- Все еще хуже, - Лили неприлично шмыгнула носом. – Он не поднимается с постели… Я очень, очень боюсь, доктор, а вдруг он совсем болен?
- Давайте-ка, мисс, поднимайтесь в повозку и поедем к дому, - скомандовал доктор. – Моя жена передала вам целую корзину спелых вишен, ваши, по ее мнению, совсем одичали.
- Они все же сладкие, - заступилась за честь своего сада девочка, но послушно забралась в коляску.
- Конечно, сладкие, но, я думаю, эти тоже на что-нибудь сгодятся. Попросим вашу кухарку испечь пирог, и даже мистер Мэйвуд не откажется, я думаю, попить с нами чаю, - доктор уселся и направил лошадь по подъездной аллее к широкому крыльцу.
Лили вздохнула – хотелось бы ей, чтобы отец попросил пирога к чаю, но такого не случалось уже много-много месяцев.
В холле мисс Брук громко жаловалась экономке, что никак не может найти мисс Лили. Едва только девочка появилась, гувернантка раскрыла рот, чтобы как следует отчитать провинившуюся, но сразу закрыла его, как только следом за Лили вошел доктор Стоун. Мисс Брук любила советоваться с ним относительно своего здоровья и каждое воскресенье караулила врача при выходе из церкви, другого случая повидать доктора ей почти никогда не представлялось.
Но сегодня даже она поняла, что со своими недугами ей следует пока обождать – доктор кратко поздоровался с женщинами, отдал экономке свою шляпу и попросил мисс Мэйвуд проводить его к ее батюшке. Лили помчалась вверх по лестнице, доктор почти не отставал от нее, а обе почтенные женщины с изумлением уставились друг на друга. Могло ли случиться что-то, чего они не знали? Неужели мистер Мэйвуд заболел, а их никто не предупредил? И когда успел приехать врач?
Все эти вопросы они поспешили обсудить в кухне. Джером предусмотрительно не рассказывал о своем визите к мистеру Стоуну и сейчас наслаждался неведением остальной прислуги.
Лили сидела на обитой потертым бархатом банкетке в коридоре и ждала, когда доктор Стоун осмотрит ее отца. Доктор торжественно обещал после визита к пациенту поговорить с его дочерью и рассказать, чего он сумел добиться с помощью своего искусства и дара убеждения.
Девочка чувствовала, что доктор не очень-то поверил в кажущиеся ей такими серьезными симптомы необычного поведения мистера Мэйвуда, и теперь испугалась, что отец просто решил побыть там, где ему будут докучать еще меньше, чем в кабинете, а доктор станет ругать ее за свою напрасную поездку к ним.
Но она могла не опасаться выговора – когда доктор вышел из спальни мистера Мэйвуда, у него был мрачный, едва ли не подавленный вид, а на Лили он посмотрел с нескрываемой жалостью.
Девочка почувствовала, как у нее сразу же замерзли руки, а сонная тишина в коридоре вдруг сделалась пронзительной и жуткой.
- Пройдемте в библиотеку, я хотел бы поговорить с вами, мисс Мэйвуд, - доктор, должно быть, заметил испуг бедняжки и заговорил с ней мягко и просто, без своих обычных шуток.
Лили едва поднялась с банкетки, так она была взволнована, и на несгибающихся ногах поплелась следом за доктором в пустующую библиотеку.
Врач заботливо поддержал ее под локоть, когда она споткнулась о неровный край ковра, и осторожно усадил на диван. Сам он уселся рядом с девочкой, чтобы постараться усмирить ее неминуемые слезы. Не раз и не два за свои пятьдесят три года доктору Стоуну приходилось сообщать безутешным родственникам о предстоящей им потере, и всякий раз это причиняло ему боль. А говорить такие ужасные вещи маленькой одинокой девочке и вовсе было жестоко и неправильно, но мистер Стоун обещал сказать ей правду, следовало что-то предпринять для ее будущего, пока не стало слишком поздно…
- Дитя мое, я буду честен с вами, - начал он, невольно стремясь как можно скорее покончить с тягостной обязанностью. – Скоро вам предстоит нелегкое испытание, и лучше будет, если вы постараетесь подготовиться…
- Мой отец очень болен? - перебила его Лили. – Я так и думала! Но ведь вы сможете помочь ему, сможете?
Доктор Стоун едва сдержал неожиданную слезу, так отчаянно девочка надеялась на чудо, которое он не мог ей дать.
- Увы, милая моя, это не в моих силах. Его давняя сердечная болезнь не считалась бы опасной, если бы он не потерял желание жить. Тогда хватило бы укрепляющих настоев, прогулок и поездок на курорт. Но ваш отец сам стремится покинуть этот мир, и сердце только служит ему проводником…
Доктор от волнения заговорил как-то витиевато, но девочка уловила общий смысл сказанного им. Она уткнулась лицом в колени и жалобно, горько заплакала.
Врач знал, что надо терпеливо переждать этот первый приступ, он навряд ли будет длинным, детская натура не способна сразу же смириться с неизбежным, и через несколько минут малышка начнет цепляться за самые слабые ниточки, лишь бы отвратить неминуемое горе.
Так и случилось, наплакавшись, Лили достала платок, вытерла лицо, высморкалась, не стесняясь доктора, и снова посмотрела на него. «Бедный ребенок, она так добра, что даже не сердится на меня за плохие вести», - подумал мистер Стоун.
- И отец… умрет, как умерла мама? - она так хотела услышать, что ошибается!
- Я постарался донести до него, насколько серьезна болезнь, и насколько он не прав, запираясь от вас, мисс Лили, - вместо ответа стал объяснять доктор. – Может быть, он услышал меня, и, если он вернется к вам, его болезнь отступит. Надеяться на чудо никогда не бывает поздно, но надо помнить, что чудеса случаются… гораздо реже, чем хотелось бы.
Доктор неловко закончил фразу, ему не хотелось напрасно расстраивать девочку, но и как ободрить ее, он не знал.
- Я буду много молиться, - серьезно сказала Лили. – Спасибо вам, доктор Стоун! Вы ведь еще придете к нам?
- Разумеется, моя дорогая, я приду завтра, и послезавтра, столько, сколько понадобится, - врач почувствовал некоторое облегчение – девочка выдержала удар, а значит, справится и дальше. – И я бы посоветовал вам в присутствии отца выглядеть хорошей девочкой, веселой и беззаботной, как и подобает вам в ваши годы. Его сейчас опасно расстраивать, а заплаканные глаза и унылый вид – как раз то, что может огорчить его.
- Конечно, сэр, я буду делать все, чтобы ему было хорошо, - Лили как-то разом повзрослела.
Доктор еще немного поговорил с девочкой, ему казалось, что она гораздо больше нуждается в помощи, чем ее отец. Мистеру Мэйвуду уже не в силах помочь никто из людей, только лишь божий промысел, а девочке нужны силы, крепкое здоровье и кто-то, на кого она смогла бы опереться.
Врач решил прислать себе на смену супругу, миссис Стоун не мешало бы навести порядок в этом слегка запушенном доме, а ее решительный вид мог заставить мистера Мэйвуда подняться с постели скорее, чем все советы доктора.
Мистер Стоун попрощался с Лили не раньше, чем убедился, что она способна вести себя разумно, и оставил девочку расстроенной, но хотя бы не заходящейся в рыданиях.
Мистер Мэйвуд поверг в изумление прислугу и собственную дочь тем, что не только вышел к обеду, как ни в чем не бывало, но и был в прекрасном настроении, хорошо ел и попросил испечь пирог из вишен. Лили тут же показалось, что свершилось чудо, обещанное доктором Стоуном, ведь после его отъезда она до самого обеда молилась о выздоровлении отца.
Все же, присмотревшись, девочка заметила и бледность мистера Мэйвуда, и его утончившиеся пальцы, и то, как его мягкий, ласковый взгляд то и дело становится отрешенным. О выздоровлении после одного только визита врача говорить было, конечно же, рано, но девочка так хотела верить, что теперь все будет по-другому.
Ближайшие два месяца укрепили ее надежды. Казалось бы, мистер Мэйвуд стал совсем другим человеком. Он снова стал интересоваться делами поместья, выписал целую коробку новых книжек для себя и дочери, рассчитал, не без помощи миссис Стоун, нерадивую прислугу, запретил мисс Брук грубо разговаривать с Лили, даже несколько раз выезжал в гости. И, наконец, проводил с девочкой почти все время! Словом, превратился именно в такого отца, о каком мечталось Лили последние четыре года.
Она была так счастлива, что не замечала, как все более бледным и худым становится его лицо, как все короче и короче делаются их совместные прогулки, превратившиеся, наконец, в долгие беседы в саду, когда оба сидели рядышком на новой скамье или устраивали маленькие пикники под старой вишней.
И уж, конечно, Лили не подозревала, как именно доктору Стоуну удалось вытащить своего пациента из его добровольного заточения. Мистер Стоун смог придумать только один действенный способ, принесший успех.
Добросердечному доктору на полчаса пришлось превратиться в суровый голос совести и воззвать к отцовским чувствам мистера Мэйвуда. Врач не стал скрывать от пациента, насколько серьезно тот болен, и с намеренной жестокостью укорил его в эгоизме, побуждающем лелеять свое горе и не замечать, как страдает покинутый ребенок, и в каком упадке находятся все дела.
- Я поступаю против своих правил, когда говорю вам все это, сэр, - сказал доктор. – Но вы должны, наконец, прозреть. Ваша болезнь зашла слишком далеко, теперь, даже если вы захотите справиться с нею, мое искусство уже бессильно. Что тогда будет с мисс Лили? Кто воспитает ее без отца и матери?
- Мой добрый друг, вам давно следовало поговорить со мной так откровенно, - ответил мистер Мэйвуд. – Боже, как вы правы! Я мечтал поскорее соединиться со своей дорогой Мэйбелл и так мало думал о Лили!
- То же самое вам многократно говорил викарий, - возразил мистер Стоун. – А мои визиты столь очевидно докучали вам, что я, вероятно, напрасно, оставил вас в покое.
- Конечно, викарий старался помочь, но он больше упрекал меня в том, что моя вера в божье милосердие утрачена, и повторял, что я – большой грешник, если молю о смерти. Все это только раздражало меня, ведь он не в силах понять мое горе, и его увещеваний хватало только на два-три дня моей отцовской заботы о бедной девочке. Вы же показали мне, насколько я приблизился к тому, что казалось мне избавлением от страданий, и в тот же миг заставили желать совсем другого…
- Я рад, если мне это удалось, сэр, - со вздохом ответил доктор Стоун. – Возможно, просто настало время вам понять, сколь не правы были вы до сих пор в своем стремлении уйти вслед за супругой, противоречащем вере, здравому смыслу и самой человеческой природе. Надеюсь от всей души, что еще не поздно исправить вред, нанесенный вам и вашей дочери этими недостойными сильного человека побуждениями.
В таком духе они проговорили еще четверть часа, но и позже, оставшись в одиночестве, мистер Мэйвуд много думал и заново переживал последние четыре года. Вышел из своей спальни он совсем другим человеком, намеренным впредь исполнять свои обязанности отца, джентльмена и христианина, но при этом не обольщался призрачной надеждой и в тайне от Лили старался, сколько мог, привести в порядок свои дела и найти того, кто позаботится о девочке впоследствии.
Доктор Стоун, как и обещал, ежедневно навещал Мэйвудов, один или с женой, и с удовлетворением отмечал, как повеселела Лили, заново обретшая отца. В то же время доктор видел, как прогрессирует болезнь, и тревожился о девочке сильнее, чем прежде – бедняжке заново предстоит пройти весь путь от надежды к отчаянию.
В конце августа Лили исполнилось четырнадцать лет. Отец хотел устроить по этому поводу пышный праздник, ведь его малышка уже превращалась из угловатого подростка в молоденькую девушку, но Лили не привыкла к шумным сборищам, а отношения Мэйвудов с соседями едва-едва начали налаживаться вновь, и общество незнакомых людей пугало ее. Поэтому на праздничный обед были приглашены только доктор с супругой, но и это уже был настоящий праздник для Лили, ведь предыдущие четыре дня рожденья она встречала только вдвоем с отцом.
Миссис Стоун подарила Лили ее первую изящную шляпку, а мистер Мэйвуд, по ее совету, заказал несколько тканей, чтобы сшить девочке новые наряды, пора было уже бедняжке избавиться от поношенных платьев и начать выглядеть, как настоящая маленькая леди.
Правда, все эти чудесные ткани так и остались лежать в гардеробе Лили, так как последующие события заставили ее друзей позабыть о модистке.
Мистеру Мэйвуду с приходом сырой осенней поры стало хуже, он перестал выходить из дому и опять проводил много времени в кабинете, только теперь с ним вместе была Лили, которая то читала отцу книги, то пересказывала прочитанное по-своему, добавляя различные детали и приключения главных героев. Она не всегда была уверена, что отец слышит ее, но не забывала о данном доктору Стоуну обещании не расстраивать отца унылым видом.
- Дитя мое, сегодня я получил письмо от моего кузена, Эндрю Фоскера, он приедет ненадолго погостить у нас, - сказал мистер Мэйвуд.
Лили очень мало слышала об этом кузене, а потому удивилась.
- Но ведь вы немного больны, отец, стоит ли нам сейчас принимать гостей? - заботливо спросила она.
- Мы не виделись уже много лет, и его визит развлечет меня, сколько я помню, он всегда был жизнерадостным, несмотря на множество постигших его ударов судьбы.
- У него неприятности?
- Его отец, муж моей тетки Энн, неудачно вложил свои деньги в какую-то ненадежную компанию, и Эндрю досталось совсем небольшое наследство. Несколько раз и сам Эндрю ввязывался в какие-то концессии с целью поправить дела, но всякий раз неудачно, - объяснил мистер Мэйвуд.
– В последние десять лет я мало слышал о нем, знаю только, что он осел в городишке Сент-Клеменс где-то на севере, кажется, приобрел там домик и живет уединенно.
- Почему он никогда не приезжал к нам раньше? - удивилась Лили.
- Видишь ли, он несколько раз одалживался у меня, но так и не смог отдать весь долг, - нехотя ответил мистер Мэйвуд. – Думаю, ему неловко приезжать сюда, хотя я давно и думать забыл об этих деньгах.
- Тогда почему все таки он приезжает теперь? - допытывалась Лили.
- Я пригласил его, дорогая. У нас не так много родни, не стоит терять связь с родственниками только оттого, что они бедны.
Ответ отца вполне удовлетворил девочку, хотя на уме у мистера Мэйвуда было совсем другое.
Мистер Фоскер, или дядюшка Эндрю, как называла его Лили, вскоре появился на пороге дома своего кузена и сразу же принялся давать советы относительно домашних дел. Он был моложе мистера Мэйвуда лет на десять, но излишняя полнота придала его лицу нездоровый оттенок, хотя двигался и говорил он живо и проворно.
Первые несколько дней Лили редко видела дядю, он все больше уединялся с ее отцом в кабинете. Каждый раз, когда девочка заглядывала туда, она видела мистера Фоскера сидящим на стуле около дивана, где расположился ее отец. Оба джентльмена изучали какие-то бумаги, и мистер Мэйвуд мягко отсылал девочку пойти поиграть или заниматься.
Мисс Брук, похоже, очень заинтересовалась приезжим, поскольку старалась как можно чаще попадаться ему на глаза и непременно заговаривала с ним о каких-нибудь пустяках. Но мистер Фоскер то ли не понимал, то ли намеренно не замечал любезного внимания старой девы, и уязвленная мисс Брук еще больше изводила Лили своими придирками и нотациями.
Дядя разговаривал с племянницей ласково и явно сочувствовал девочке, заполучившей столь малоприятную гувернантку, чем заслужил симпатии племянницы. Мистер Фоскер был подобающим образом одет и причесан, и Лили недоумевала – дядя не походил на бедного человека, в ее представлении. Однако же, у него не было собственного поместья и экипажа, а это говорило в пользу его бедности, и девочка думала:
- Жаль, что он не приехал к нам в прошлом году, нам с отцом было бы веселее, дядя мог и вовсе жить с нами, ездить с отцом на охоту и в гости, помогать управляться с делами… Вот если бы еще он не так часто жаловался на отсутствие денег…
Увы, этим страдают многие и более обеспеченные люди, так что мистеру Фоскеру при всем его обаянии можно простить эту маленькую слабость.
Мистер Мэйвуд благоразумно не обращал на жалобы кузена внимание, его здоровье ухудшалось на глазах, и у Лили больше не было сил делать вид, что у них в семье все просто великолепно. Девочка часто уходила в свою комнату поплакать, и теперь уже мистер Мэйвуд притворялся, что не замечает ее осунувшееся личико и отсутствие аппетита. Только мистер Фоскер ел и пил за двоих, болтал, шутил и смеялся, чем безмерно раздражал доктора Стоуна и его супругу.
Через две недели с начала визита дядюшки Эндрю мистер Мэйвуд не смог подняться утром с постели, слабость одолевала его, и домочадцы сидели по обе стороны его кровати и развлекали больного чтением и беседами.
Доктор Стоун приезжал так же часто, как и прежде, но, скорее, для того, чтобы своим присутствием ободрить Лили и не дать возможности мистеру Фоскеру болтать без умолку.
- Девочка моя, вы показали себя большой умницей в последнее время, - говорил врач Лили. – Прошу вас и дальше стараться изо всех сил и не поддаваться унынию. Помните, что на небесах ваш отец соединится с вашей матушкой, а это именно то, чего он больше всего хотел.
- Но как же я буду здесь… совсем одна? Мне так не хватает матушки, а теперь…, - девочка прижала ладони к щекам, она не могла удержать слезы.
- Они будут вашими ангелами-хранителями, - доктор пытался и никак не находил нужных слов. – А на земле о вас позаботится ваш дядя.
- Дядя? Но я знаю его всего лишь две недели! - от удивления слезы Лили мгновенно прекратились.
- Ваш отец решил назначить его вашим опекуном, дитя мое. Насколько я понял, это единственный родственник вашей семьи, кому он может доверить управление поместьем и ваше воспитание.
Лили знала, что ее отец не общается со своим братом, живущим за границей, и, наверное, дядя Эндрю и вправду был единственной подходящей кандидатурой, но мысль о том, что она будет жить с дядей все время, расстроила ее, пока что этот человек был для нее чужим.
- Я не хочу оставаться одна… Не хочу, чтобы батюшка оставил меня с дядей.
- Так решил ваш отец, мисс Лили, и не в моей власти что-то изменить, я не господь Бог, дитя мое. Придет время, и вы утешитесь.
Но это время было еще далеко впереди, а пока Лили пришлось пролить очень много слез, когда однажды ясным сентябрьским утром доктор сказал ей, что мистер Мэйвуд тихо скончался во сне.
Дядюшка принялся было деловито хлопотать о похоронах, но миссис Стоун с приятельницами решительно взяла эти обязанности на себя, в доме появилось множество чужих людей, и Лили опять оказалась забытой всеми, так как мисс Брук принимала самое деятельное участие во всех событиях, до тех пор, пока мистер Фоскер не предложил ей собрать свои вещи и немедленно покинуть этот дом.
Это случилось вскоре после похорон, когда соседи разъехались, и дядя пришел поговорить с племянницей относительно планов на будущее. Он прервал мисс Брук на середине ее вдохновенной речи о недостойном поведении мисс Мэйвуд, опять не выучившей урок. Выражения мисс Брук дядюшка расслышал еще на лестничной площадке, и появился на пороге комнаты, пылая праведным гневом.
- Мисс… как вас называть... мисс Брук? - начал он. – Я имею честь сообщить вам, что с этого дня в этом доме не нуждаются в ваших услугах.
Лили встрепенулась, не веря своим ушам, мисс Брук оторопело уставилась на вошедшего джентльмена.
- То есть, как? - не нашла ничего лучшего, чем спросить гувернантка.
- Я уже некоторое время замечаю, как грубо вы разговариваете с моей племянницей, но терпение мое иссякло теперь, когда я вижу, как вы обращаетесь с девочкой, понесшей тяжкую утрату самого близкого человека. Вы можете получить расчет до конца этого месяца, и уже до обеда я не желаю видеть вас здесь!
Округлое брюшко дяди Эндрю тряслось от возмущения, и точно так же заколыхались щеки мисс Брук, заметно увеличившиеся в размерах за те годы, что она прожила у Мэйвудов.
- Как вы смеете прогонять меня? После всего, что я сделала для этой неблагодарной девчонки? Да и сами вы, с какой стати вы распоряжаетесь здесь? Меня нанял мистер Мэйвуд…
Мистер Фоскер поморщился, как от зубной боли, и прервал эти излияния.
- Как душеприказчик покойного мистера Мэйвуда и опекун его дочери, я имею право управлять этим домом по собственному разумению. Вы не нужны нам более, и вы пойдете собирать вещи, если не желаете, чтобы их за вас собрали лакеи.
Лили в удивлении подумала, куда это делось все добродушие дяди, а мисс Брук выскочила вон из комнаты, громогласно жалуясь на несправедливость, причиненную ей в этом доме.
- Надеюсь, мы больше никогда не услышим об этой женщине, - обратился дядя к племяннице.
Лили со слезами бросилась обнимать дядюшку, это было первое ее проявление родственных чувств к мистеру Фоскеру, и растерявшийся джентльмен неуклюже принялся гладить девочку по голове.
- Ну-ну, не стоит плакать, моя дорогая, тебе надо было давно пожаловаться мне на эту фурию. Ее услуги стоят слишком дорого, а толку в воспитании от нее не больше, чем от твоей чернильницы. К тому же, мы все равно скоро уедем отсюда, не тащить же нам с собой всякий хлам!
Лили отпрянула и в еще большем удивлении посмотрела на дядю.
- Уедем? Куда?
- Присядь, дитя, и послушай меня, - дядюшка подал пример, усевшись на маленький стульчик, всхлипнувший под его весом, и девочка послушно села напротив.
- Мы с твоим батюшкой много говорили о том, как устроить твою жизнь после того, как он покинет этот мир ради лучшего… нет-нет, только не начинай плакать! Дела поместья расстроены, управляющий, похоже, прилично обогатился за счет имущества твоего отца, и лучший выход, который мы придумали с моим бедным кузеном…, - тут дядя подобающе вздохнул и сделал паузу. - …это найти хорошего арендатора и сдать ему поместье до тех пор, пока ты не вырастешь и не достигнешь совершеннолетия.
- Но где же я буду жить? - Лили все еще ничего не понимала.
- Со мной, конечно же! Как твой опекун я буду заботиться о тебе до тех пор, пока ты не станешь взрослой и не выйдешь замуж! - дядя широко улыбнулся, - В Сент-Клементсе у меня есть чудный домик, там вполне хватит места для такой маленькой девочки, как ты!
Лили не улыбнулась шутке, она была слишком растеряна. Покинуть родной дом и уехать куда-то далеко на север… не иметь возможности молиться на могилах матери и отца… эти перемены не укладывались в ее голове.
- Это необходимо? - жалобно спросила она. – Я бы не хотела так скоро уезжать… Мне страшно.
- Совершенно необходимо, милая. Ты ничего не понимаешь в делах, иначе я объяснил бы тебе все подробно. Мои средства очень скудны, и деньги, что заплатят нам арендаторы, пойдут на твое воспитание и образование, - терпеливо увещевал дядюшка. – Пойми, дома у меня есть и свои заботы, я не могу остаться здесь надолго. А тебе пойдет на пользу перемена мест, тут ты видела только свою мисс Брук, а в нашем городе ты познакомишься с соседями, у тебя появятся друзья… В Сент-Клементсе сложилось очень приличное общество, где твой дядя пользуется заслуженным уважением, и тебя сразу же примут со всей приветливостью, какой заслуживает моя племянница.
Лили поняла, что за мягкостью и добродушием дяди скрываются твердые намерения, и все ее споры с опекуном ни к чему не приведут. Ей было горько покидать этот дом, но, пожалуй, еще горше оставаться в нем без отца и матери.
- Но когда же вы найдете арендатора? - она попыталась уцепиться за шанс оттянуть немного время неизбежного отъезда.
- Некоторое время назад я написал нескольким своим знакомым, и одна почтенная семья, давно подыскивающая себе жилье в этом благословенном краю, приедет через пять дней, чтобы ознакомиться с состоянием дел и принять решение. Но я уверен, им здесь понравится! Тогда через неделю мы с тобой сможем уехать.
«Уже через неделю! - ахнула про себя Лили. – И когда он успел писать этим людям, ведь батюшка еще был жив! Выходит, дядя заранее искал арендаторов, не надеясь на выздоровление отца!».
Эта мысль показалась ей ужасной, и девочка снова заплакала. Дядя Эндрю, похоже, начал терять терпение, он поерзал немного на узком стуле, после чего предложил племяннице успокоиться и посмотреть на предстоящие перемены разумным взглядом. Тогда она тотчас поймет, как хорошо все оборачивается для нее в такой тяжелый момент, и как ей повезло, что у нее такой дальновидный опекун, который все продумал и так славно устроил. С этими словами мистер Фоскер ушел, справедливо полагая, что девочка должна осмыслить новости своим детским умом, и когда она поймет все выгоды подобного устройства, она горячо поблагодарит дядю за заботы о своем будущем.
Мистер и миссис Эммерсон со своими тремя детьми прибыли в назначенный день и с удовольствием провели два часа за осмотром поместья. Мистер Фоскер постарался представить все в выгодном свете, заставил экономку вычистить все в доме, а слуг – навести порядок во дворе и в прилегающих к дому служебных помещениях. Он даже не поскупился устроить великолепный обед, чтобы продемонстрировать гостям таланты кухарки, хотя предыдущую неделю на стол подавалась едва ли не половина от тех блюд, что были заведены при мистере Мэйвуде.
Мистер Эммерсон остался вполне доволен и своим будущим имуществом, и предложенной суммой арендной платы, так что, едва только прибыл поверенный, договор был заключен, и дяде с племянницей оставалось только собрать вещи и двинуться в путь.
ЧАСТЬ 2. ОКТЯБРЬ 1833
- Это твоя комната, дорогая моя, - дядя жизнерадостно улыбнулся, словно бы не замечая растерянности девочки. – Конечно, не совсем то, к чему ты привыкла, но со временем мы здесь все переделаем.
«Как только у нас будут деньги», - эту фразу дядюшка Эндрю не сказал, но Лили достаточно часто слышала ее на всем протяжении долгого пути, чтобы догадаться, что означает эта пауза. «Мы купим тебе новые платья и книжки, конечно же, как только у нас появится достаточно денег от аренды поместья» или «Мы пригласим тебе лучших учителей, едва лишь наши средства это позволят». Все эти громкие заявления в различных вариациях дядюшка делал с самым искренним рвением, и его племяннице оставалось только чуть-чуть подождать, пока на нее просыплются серебристым дождем всяческие блага, недоступные ранее.
Что ж, ей оставалось только потерпеть до счастливого дня, а пока удовольствоваться этой странной вытянутой комнатой на втором этаже дядиного дома.
- Теперь я тебя оставлю, надо дать миссис Кроу указания относительно ужина. Разбери свои вещи и можешь немного погулять в саду, - дядя Эндрю послал девочке воздушный поцелуй и исчез за скрипящей дверью.
Лили осторожно присела на жесткий стул, стоящий около кровати, и с недоумением осмотрела убежище, заменившее ей покинутый дом. Для того, чтобы обозреть длинную узкую комнату, ей пришлось повернуть голову сперва влево, а потом вправо.
Старый тюдоровский особняк дядюшка приобрел у какой-то дальней родственницы, скорее всего, не особенно при этом потратившись. Лили уже поняла, что мистер Фоскер не любит распространяться о своей прошлой жизни до того момента, когда ему пришлось стать опекуном осиротевшей девочки, и старалась не задавать вопросов. Как бы там ни было, дом, вероятно, неоднократно перестраивался и теперь выглядел жалко и комично, словно потрепанный игрушечный пьеро с полуоторванной рукой и трагически сведенными бровями.
В этой части второго этажа, прямо над входом в дом, из двух комнат явно попытались устроить что-то вроде совершенно неуместной здесь галереи с большими светлыми окнами – Лили сразу же подумалось, что когда-то тут, возможно, жил художник. Или, хотя бы, была мастерская шляпницы.
Последующие владельцы заделали окна, оставив только две узкие щели, наверняка, из соображений экономии – чтобы протопить это помещение, понадобилось бы слишком много угля. Впоследствии еще кто-то сократил галерею, чтобы расширить находящийся за ней коридор, ведущий через весь второй этаж и заканчивавшийся узкой лестницей на чердак. По другую сторону коридора находилась спальня кухарки, большая пустующая комната, непригодная для жилья вследствие протекающего потолка, и кладовая, хранящая следы пребывания едва ли не всех обитателей этого дома, когда-либо владевших им – старую мебель, пыльные изломанные безделушки, в которых уже невозможно было признать фарфоровую пастушку или модель парусника, старомодную одежду в полурассохшихся сундуках и многое другое.
Впоследствии эта кладовая стала любимым местом Лили и источником всех ее сокровищ. Сейчас же ей думалось, что впереди ее не ждут никакие радости, уж очень грустным ей показалось ее новое пристанище.
Вдоль одной из длинных стен ее комнаты стояла громоздкая скрипучая кровать, явно недавно перенесенная сюда из той самой кладовой и зрительно еще более сужавшая комнату, напротив у окна поместился маленький туалетный столик, знававший лучшие времена. Несколько непохожих друг на друга стульев и устрашающего вида черный гардероб дополняли меблировку. В торцевой стене, как и положено, находился камин, но от него до кровати было слишком далеко, чтобы спящей девочке можно было не бояться застудить себе руки и ноги. Перед камином на пыльном коврике поставили уютное кресло – явный знак дядиного расположения к племяннице, по совести говоря, единственный.
В камине горел аккуратный, экономный огонь, и Лили после непродолжительного раздумья забралась с ногами в кресло и закуталась в связанный из разноцветных остатков шерсти плед – творение какой-нибудь давно почившей рукодельницы.
- И все таки, хорошо, что мы хоть куда-то приехали! - сказала Лили вслух, чтобы нарушить промозглую тишину комнаты.
Путешествие с дядей Эндрю никак нельзя было назвать приятной поездкой. Он и слышать не хотел о том, чтобы нанять экипаж, и весь путь дядя и племянница проделали в дилижансе. Зажатая между какой-нибудь полной дамой и пропахшим чесноком сельским викарием, Лили порой с трудом удерживалась от обморока, тщетно пытаясь вдохнуть хотя бы немного свежего воздуха.
Девочка слышала, как экономка пыталась уговорить мистера Фоскера взять побольше вещей племянницы и ее любимые книги, но дядя в притворном ужасе замахал руками и затянул свое бесконечное: «Что вы, что вы, оплата багажа стоит так дорого! Лишь только наши дела поправятся, мы с малышкой Лили заведем собственный выезд, а пока что мы прекрасно сможем попутешествовать и в дилижансе. Девочке будет интересно повидать новые места, это отвлечет ее от тяжких мыслей».
После этого почтенная домоправительница презрительно скривила губы, развернулась и покинула мистера Фоскера без всякого почтения. Так уж повелось, что домашняя прислуга не выносит скряг из числа джентльменов, и мнение экономки о мистере Фоскере уже ничто не могло бы изменить. Единственное, от чего он не стал отказываться при сборах – это приготовленная добросердечной кухаркой большая корзина с провизией, которую дядя Эндрю почти весь путь держал на коленях, время от времени запуская руку внутрь, чтобы вытащить кусок пирога или сочное осеннее яблоко.
Лили настолько утомилась за эти два долгих дня, что даже не могла плакать. Ее горе также словно бы подернулось дымкой усталости, и девочка крепко заснула в старом кресле в чужом, враждебном ей доме.
Через час ее разбудил дядюшка, громогласно призывающий племянницу идти ужинать. Лили не сразу поняла, где она находится, таким странным показалось ей это место в тусклом свете затухающего дня. Девочка покрутила головой, чувствуя покалывание в шее – следствие неудобной позы, расправила складки на новом черном платье и нехотя выбралась из теплого кокона, в который сумела превратить старый плед.
В маленьком зеркале, висящем между окошками, отразилось бледное, почти незнакомое ей создание, едва ли не призрак кого-то из старых жильцов, и только густые волосы несомненно принадлежали ей, Лили Мэйвуд. Впервые за последние три года платье было ей впору, но сейчас девочка меньше всего склонна была этому порадоваться. Миссис Стоун позаботилась о том, чтобы ей сшили целых три приличных траурных платья, и даже дядя Эндрю не смел возражать в присутствии решительной докторши.
Благодаря миссис Стоун и еще нескольким добрым соседям похороны мистера Мэйвуда прошли как подобает в кругу зажиточных сельских сквайров. Убогой расчетливости, свойственной таким натурам, как мистер Фоскер и мисс Брук, не нашлось места ни на церемонии, ни на последовавшем за ней траурном обеде. Некоторые дамы едва не плакали от умиления и сочувствия, глядя на бедную дочь Мэйвудов, и запоздало сожалели, что приняли в девочке слишком мало участия. Эти сожаления вылились во множество ласковых слов и подарков, в основном, игрушек и мелких предметов одежды, но среди них обнаружились и книги, полезные и не очень (последние, конечно, были Лили гораздо милее).
Подарков набралось так много, что мистер Фоскер отказался брать их с собой, но мистер Стоун, на счастье оказавшийся рядом в нужный момент, на свои средства обещался прислать маленькой мисс Мэйвуд все эти милые вещицы, призванные ободрить бедняжку. Против такого подхода мистер Фоскер не возражал, и Лили удовольствовалась пока только тремя книгами, на первое время, самой маленькой из кукол и пушистой серой муфтой, в которой прятала миниатюру с портретом матери.
Перед тем, как покинуть комнату, Лили спрятала муфту с ее драгоценным содержимым среди складок пледа. Девочка осторожно спустилась по темной, скрипучей лестнице на первый этаж и из крошечного холла вошла в небольшую столовую.
Мистер Фоскер уже сидел за столом, но и не подумал ругать племянницу за задержку. Хмурая кухарка, встречавшая приезжих на пороге, поставила перед Лили тарелку и неодобрительно оглядела ее тонкую фигурку.
- Вашей племяннице не мешало бы съедать зараз по две порции пудинга, - заявила она мистеру Фоскеру.
Дядя Эндрю расхохотался, словно кухарка рассказала самый популярный в Лондоне анекдот, и энергично закивал:
- Не беспокойтесь, миссис Кроу, через два-три месяца это дитя превратится в хорошенькую пухленькую малышку. Долгая дорога и пережитая трагедия повлияли на ее внешность, но это поправимо.
Лили удивилась – ей показалось, что дядя оправдывается из-за нее перед кухаркой, недовольной внешним видом гостьи – и ужаснулась, едва взглянув на упомянутый пудинг. Правда, о нем как раз и можно было сказать, что внешность бывает нередко обманчива, на вкус он оказался довольно приятным. Миссис Кроу не утруждала себя приданием блюдам изящного или хотя бы аппетитного вида, но готовила она хорошо. Дядюшка Эндрю весьма ценил ее труды, что выражалось в постоянно растущей окружности его живота. Сегодня за ужином он успевал воздавать должное сытному рагу и одновременно шумно выражать радость от того, что вернулся под крышу своего милого дома. Лили не были понятны причины этой восторженности, но она уже не пыталась заикаться о том, что дядюшке можно было остаться вместе с ней в поместье Мэйвудов и жить там в довольстве и комфорте.
Она съела треть своей порции и постаралась словами благодарности смягчить миссис Кроу, недовольную таким пренебрежительным отношением к ее стряпне. Лили не поняла, удалось ли ей понравиться кухарке, но, по крайней мере, после ужина миссис Кроу дала девочке масляную лампу, при свете которой можно было даже читать, если, конечно, придвинуть лампу едва ли не к самому носу.
После ужина дядя Эндрю пожелал племяннице приятного отдыха и удалился в свою спальню, служившую также кабинетом. Кроме кухни, столовой и упомянутой спальни на первом этаже помещалась еще довольно просторная гостиная окнами в садик.
Лили осторожно поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Пламя в камине стало еще более неуверенным, и две трети помещения терялись во мгле. Девочке это даже понравилось, хотя, возможно, следовало бы испугаться того, что может скрываться в темных углах.
Лили подтащила к камину высокий табурет, поставила на него лампу и забралась в кресло. Теперь ей казалось, что она находится в маленьком уютном домике, а путь до кровати превратился в полное опасностей путешествие. В доме своего отца она часто придумывала подобные игры, но со временем они перестали быть увлекательными, по мере того, как Лили изучила в нем каждый потайной уголок, каждое углубление за портьерой и каждый чулан под лестницей.
В доме мистера Фоскера ее воображение увидело перед собой неизведанные просторы, пусть и не громадные, как какой-нибудь старинный шотландский замок, но все же достаточные для того, чтобы как-то скрасить одиночество девочки.
Возможно, в том, чтобы уехать так далеко от поместья Мэйвудов, провидением был заложен некий смысл. Тому, кто понес самую горчайшую из утрат, тяжело находиться там, где он сперва был безмятежен и счастлив, а затем познал всю тоску и безысходность. Лили была уже слишком взрослой, чтобы не понимать, как велики ее потери, и все-таки еще в достаточной степени ребенком, чтобы позволить милосердному детству находить для себя маленькие радости, способные отвлечь и утешить в самый, казалось бы, безнадежный миг.
Она вытащила из муфты портрет миссис Мэйвуд и некоторое время любовалась им, при этом, конечно, чуть-чуть поплакала. Ее мать не одобряла уныния, и даже маленькая Лили это хорошо запомнила, а потому старалась как можно реже плакать в присутствии материнского изображения. Девочка верила, что, когда она смотрит на потрет, матушка в ответ смотрит на нее с небес и видит все, что она делает.
Лили решила, что по-прежнему будет хранить потрет матери под подушкой, в надежде, что миссис Кроу и приходящая служанка не будут шарить в ее постели. Потом девочка достала книжку и попробовала читать, но усталость и тяжелая пища неумолимо влекли ее ко сну.
- Что ж, пора, пожалуй, ложиться спать, - сказала она своим новым друзьям – героям романа. – А завтра я постараюсь узнать, что скрывает слуга мисс Фрэй и передать это мистеру Гримлоку.
Так звали заглавных героев книги, и Лили всерьез подозревала, что между ними возникнет нежное чувство. Девочка взяла лампу и осторожно двинулась в сторону кровати. Миссис Кроу и не подумала разбирать саквояж с ее вещами, и Лили просто вытряхнула свою одежду на кровать, чтобы разыскать ночную рубашку.
Ей подумалось, что неплохо было бы сложить все аккуратно в гардероб, но открывать его ночью она все же не решилась, несмотря на всю свою храбрость. Поэтому Лили перетащила все вещи в кресло и оставила их там в надежде, что дядя не придет к ней рано поутру и не станет упрекать в лени и неаккуратности.
Ее разбудил не дядюшка, а миссис Кроу. Едва устроившись под толстым тяжелым одеялом, Лили сразу же заснула так крепко, что не слышала, как кухарка шумно поднималась по лестнице и как хлопнула дверью в свою спальню. Утром сон измученной девочки был так же бестревожен, и она не узнала, в котором часу поднимается миссис Кроу, когда приходит молочник и почтальон, а когда – соседки, немного посплетничать на кухне.
- Мисс, что же это, вы спите двенадцать часов кряду и пропустили завтрак! - непонятно было, что больше возмущает почтенную женщину, первое или второе.
Лили растерянно моргала, едва узнавая кухарку в тусклом свете осеннего утра.
- Простите, я и сама не знаю…, - начала было оправдываться она, но кухарке некогда было выслушивать детскую болтовню.
- Как подниметесь с постели, умойтесь, я принесла вам в кувшине теплой воды, и ступайте в кухню. Ваш дядя уже поел и пошел к себе писать письма, а я покормлю вас за большим столом в кухне.
Лили вздохнула с некоторым облегчением – сперва миссис Кроу показалась ей чем-то похожей на мисс Брук, но кухарка явно не собиралась заниматься воспитанием маленькой мисс. Похоже, она принадлежала к тем людям, кому было совершенно все равно, вырастет мисс Мэйвуд изысканной леди или же нет. И за одно это Лили уже испытывала к ней благодарность, как до того – к дяде, за то, что он прогнал мисс Брук.
После завтрака девочка вышла в садик, о котором ей вчера говорил дядя. В отличие от неуютного дома, садик выглядел ухоженным, по крайней мере, та его часть, что выходила на улицу. В глубине сада, за домом, кусты разрослись сильнее, чем им положено, а грядки и клумбы явно страдали от недостатка внимания ввиду своего неудачного расположения.
- Кажется, дядя Эндрю и здесь не прочь немного похвастаться, соседям видна только часть сада, там он и трудится больше всего, - снисходительно улыбнулась Лили. – Я попрошу у него разрешения ухаживать за этими клумбами, и весной здесь будет очень красиво. Особенно, если кто-нибудь починит скамью и научит меня копать землю.
Когда она жила дома, Лили и в голову не приходило самой ухаживать за цветами, раньше за растениями следил садовник, а позже они постепенно вырывались на свободу и росли, как им вздумается. Сегодня Лили вдруг решила, что неплохо бы ей заняться чем-нибудь полезным и трудоемким, чтобы время тянулось не так медленно. Она чувствовала, что с новыми книгами в доме дяди Эндрю будет так же туго, как и в ее родном доме, а значит, ей нужно придумать себе какие-то каждодневные дела.
Если два дня назад она была почти на краю лета, то здесь, на севере, уже вовсю распоряжалась осень. Лили скоро замерзла в своей легкой пелерине и вернулась в дом. Как раз вовремя для того, чтобы познакомиться со служанкой, приходящей три раза в неделю убирать дом и чистить одежду.
- А вы, значит, мисс Мэйвуд, - обратилась к Лили долговязая девица с немного выпученными глазами и тонкими желтыми волосами, торчащими из-под куцей коричневой шляпки.
- Да, мисс, меня зовут Лили Мэйвуд, - с достоинством ответила девочка.
- А меня, значит, Лизамон, - гордо ответила служанка. – Такое вот имечко выдумал мой покойный батюшка!
Лили не поняла, гордится Лизамон своим необычным именем или сердится на выдумки отца, но на всякий случай заинтересованно кивнула. Лизамон приняла этот интерес за чистую монету и тут же выложила свою нехитрую историю. Ее отец был местным бочаром, а мать вязала из шерсти разные теплые вещи и продавала соседям и друзьям. Кроме Лизамон в семье было еще немало детей, и почти все они удачно устроились прислугой в состоятельные дома Сент-Клементса и соседние поместья. Самой большой мечтой Лизамон было выйти замуж, и она как раз собралась поведать мисс Мэйвуд о своих поклонниках, реальных или воображаемых, когда миссис Кроу своим появлением избавила Лили от сведений, обладать которыми ей было рановато.
- Что это ты тут болтаешь? Помогла бы лучше мисс разложить вещи и погладила ей платья! - напустилась она на служанку.
Лизамон надула губы, но тут же охотно согласилась услужить маленькой мисс Лили, так как сообразила, что за делом можно продолжить болтовню с такой доброжелательной девочкой, бедной сироткой. А сирот Лизамон всегда жалела, она даже плакала, когда одного из мальчишек из сиротского приюта насмерть задавила случайно упавшая с телеги ее отца бочка.
Лили прошла вместе со служанкой в свою комнату, и девушка споро привела ее наряды в приличный вид, застелила постель, к счастью, не заглянув под нижнюю подушку, и притащила угля, чтобы вечером разжечь камин, ведь: «Здесь в эту пору зябко, мисс, а зимой вы просто закоченеете, если не будете просить своего дядюшку топить получше».
Лили подумала, что дядя Эндрю, наверняка, пообещает купить уголь, когда сможет располагать достаточными средствами, но не стала делиться своими соображениями с Лизамон. По правде сказать, болтовня служанки утомила ее, к тому же, девочка понимала едва ли половину из того, что она говорила, то ли из-за необычного выговора, то ли из-за того, что Лизамон была, в понимании Лили, не очень умной и совсем необразованной. Навряд ли она умела хотя бы разбирать буквы, но Лили не собиралась задавать щекотливые вопросы девушке, которая будет прибираться в ее комнате.
Лизамон убедилась, что у мисс Мэйвуд все в порядке, и снова направилась вниз, помочь миссис Кроу разделать мясо к обеду. В этом случае она всегда получала от кухарки немного и для себя, о чем, конечно же, не подозревал мистер Фоскер.
Лили тоже спустилась, чтобы осмотреть дом, пока он не закутался в ранние сумерки, и встретила своего дядю, только вернувшегося откуда-то.
- Моя дорогая, я вижу, ты вполне освоилась! - обрадовался племяннице мистер Фоскер. – Ты уже видела нашу гостиную? Там висят настоящие акварели, а диван точь-в-точь такой, как у одного графа, я сам видел его в мой последний визит в Лондон.
Лили покачала головой, и дядюшка любезно показал девочке гостиную и даже позволил заглянуть в свою спальню, только для того, чтобы она убедилась, как много почты скопилось на его столе за время отсутствия. После этого мистер Фоскер провел девочку наверх, чтобы она посмотрела и кладовую, а после этого могла подняться на чердак.
- Здесь полно всякого старого хлама! - он говорил с той интонацией, с какой устроители аукциона обычно представляют зрителям бесценные брильянты или старинный египетский саркофаг. – Дети любят копаться в подобных вещах, ты наверняка найдешь себе тут много интересных безделушек, чтобы поиграть и развлечься. Должен сказать тебе, я часто бываю очень занят и не смогу уделять тебе много времени. Пока мы не найдем тебе подходящую гувернантку или учителей, тебе придется побыть очень самостоятельной девочкой.
Лили промолчала, в душе она ничуть не возражала против самостоятельности, увиденное одним глазом содержимое кладовой уже манило ее неизведанными богатствами.
- В воскресенье в церкви ты познакомишься с нашими соседями и их детьми и наверняка подружишься с кем-то из них. А теперь я оставлю тебя, в это время я обычно пишу письма своему поверенному.
И дядюшка резво порысил вниз. Лили с некоторой завистью смотрела ему вслед – похоже, мистера Фоскера ничуть не смущала скрипучая лестница, то и дело грозившая проходившим по ней вывихом или чем-то похуже, вроде падения с верхней площадки, если неудачно наступишь на плохо закрепленную ступеньку.
Но дядя Эндрю, конечно же, прекрасно знал особенности своего дома и своей лестницы, и дом не смел угрожать своему требовательному владельцу.
Лили вернулась в свою комнату, предусмотрительно надела фартучек, чтобы не испачкать в пыли черное платье, и отправилась на поиски сокровищ.
Как она убедилась в последующие три дня, ее дядя оказался действительно очень занятым человеком. Он постоянно писал кому-то письма или проводил целые часы за размышлениями, как с наибольшей выгодой вложить свои скромные средства, к которым теперь прибавился такой солидный кусок, как арендная плата за поместье Мэйвудов. Немало времени мистер Фоскер посвящал визитам к соседям, частенько оставаясь обедать, тогда чей-либо слуга приходил сказать миссис Кроу, чтобы она сохранила приготовленные блюда до ужина, а мисс Мэйвуд скушала что-нибудь легкое на кухне. К счастью для Лили, кухарка по-своему трактовала понятие легкой пищи, иначе девочке пришлось бы сидеть голодной до вечера.
Холодная сырая погода не позволяла Лили выходить на прогулки так часто, как ей бы хотелось, но несколько новых книг, молитвы и содержимое кладовой поглощали все ее время, и девочка ничуть не скучала из-за отсутствия дяди. Скорее, наоборот, его излишне жизнерадостный вид казался ей неуместным и повергал в печальное недоумение.
Она уже уверилась, что ее жизнь в Сент-Клементсе будет такой же уединенной, как в доме отца, и единственным ее обществом по-прежнему останутся книжные герои, когда произошла встреча, навсегда переменившая ее отношение к этому маленькому городку и к своему вынужденному одиночеству.
В воскресенье дядя и племянница торжественно направились в церковь. Как заметил мистер Фоскер, это был первый выход в свет для мисс Мэйвуд, и по этому поводу ей надлежало привести себя в самый элегантный вид. Лили не сумела бы добиться многого сама, но, к счастью, Лизамон помогла ей справиться с волосами и кое-как затолкала две толстые косы под черную шляпку.
Дядя Эндрю отметил траур по почившему кузену черной лентой на шляпе и потертыми черными перчатками, Лили надела теплую пелерину, и оба двинулись в путь.
Рядом с домом мистера Фоскера находилась небольшая старинная церквушка, но он предпочитал проделывать долгую дорогу до главной площади Сент-Клементса. На ней располагалась большая церковь, которую посещали представители самых почтенных и родовитых фамилий города, селившиеся на площади и вокруг нее. Также по воскресеньям сюда приезжали состоятельные владельцы окрестных поместий, чтобы послушать проповедь и продемонстрировать горожанам свои модные туалеты. Мистер Фоскер никогда не упускал случая сказать комплимент даме или угоститься сигарой у какого-нибудь джентльмена.
Сегодняшнее его появление с хорошенькой девочкой в трауре не осталось незамеченным, и довольный мистер Фоскер улыбался и раскланивался, не забывая время от времени испускать тяжкие вздохи и бросать на племянницу сочувственный взгляд. К окончанию службы все уверились, какой благородный труд взял на себя мистер Фоскер, и какое горячее участие принимает он в дочери своего бедного умершего кузена.
При выходе из церкви мистер Фоскер остановился переброситься парой фраз с викарием и еще двумя джентльменами, а Лили предложил пойти познакомиться и поиграть с другими детьми, ожидавшими, пока их отцы и матери обменяются новостями и сплетнями.
Лили осторожно огляделась, но не нашла себе подходящей компании. Несколько детей поменьше бегали друг за другом между плитами на кладбище, а три юных леди чуть старше ее прогуливались с независимым видом вдоль церковной ограды, то и дело бросая быстрые взгляды на группку джентльменов шестнадцати-семнадцати лет, оживленно обсуждавших чью-то лошадь и совершенно не замечавшись раздосадованных леди.
Лили не решилась подойти к девушкам, а играть с малышами ей уже не подобало, и она присела на холодный каменный парапет и принялась рассматривать всех этих людей, их наряды и манеру держать себя. Она с огорчением думала, что мисс Брук не научила ее тому, что надлежит знать любой леди, когда вдруг услышала звонкий голос:
- Матушка, посмотрите, вон там сидит та самая грустная девочка, которую привел смешной толстый джентльмен, мистер Фоскер!
- Тише, Бобби, когда уже ты научишься вести себя, как полагается! Эта девочка сидела позади нас и вела себя прилично, ты же вертелась всю проповедь, а теперь еще неподобающе высказываешься о взрослых!
Заинтригованная, Лили повернула голову в направлении говоривших. Ей показалось, что голос принадлежал девочке, но имя «Бобби», несомненно, принадлежало мальчишке. Прямо на нее смотрела высокая худая девочка в бордовом пальто, отделанном дорогим мехом. Из-под шляпки выбивались пряди темно-рыжих волос, а треугольное личико девочки так густо облепили веснушки, что казалось, будто она только что упала лицом в мокрый песок и не успела отряхнуться. Большие светло-серые глаза на этом лице выглядели как-то… неуместно, лучше всего подошли бы карие или зеленые, но их обладательница, похоже, была весьма высокого мнения о своей персоне.
Рядом с девочкой стояла ее мать, очень красивая женщина с такими же рыжеватыми локонами, но ее ореховые глаза прекрасно гармонировали как с волосами, так и с полными вишневыми губами на мягком округлом лице. Если предположить, что с годами каждая дочь становится похожа на мать, то малышку Бобби ожидали всеобщие восторги и толпы поклонников.
Девочка увидела, что Лили смотрит на нее, и тут же без всякого стеснения подошла к незнакомке. Ее мать с улыбкой последовала за дочерью, вероятно, немного опасаясь, что та, со своей не всегда уместной прямотой, допустит какую-нибудь бестактность.
- Напрасно ты сидишь на этом камне, сегодня слишком холодно, - сказала девочка, и Лили тут же поднялась, почему-то чувствуя себя виноватой.
- Меня зовут Бобби Уэвертон.
- А меня – Лили Мэйвуд, - Лили очень хотелось спросить, почему у мисс Уэвертон такое странное имя, но она постеснялась.
- Я наблюдала за тобой в церкви. Ты, похоже, любишь молиться и слушать проповедь. А мне все это кажется таким скучным!
Лили ужаснулась, услышав подобные речи, а мисс Брук, вероятно, и вовсе упала бы в обморок.
- Бобби, твои смелые высказывания, похоже, смутили бедняжку, - вмешалась леди Уэвертон. - Моя дочь, мисс Мэйвуд, всегда говорит только то, что думает.
- Разве это неправильно? - Лили показалось, что мать словно бы извиняется за Бобби.
- Скажем так, это не всегда удобно и прилично, - ответила леди. – Ваш дядя, мистер Фоскер, теперь опекает вас, мисс Лили?
Девочка кивнула.
- Да, после того, как мой отец… он умер, а перед тем попросил дядю быть моим опекуном. И дядя сдал наше поместье семье Эммерсонов и привез меня жить с ним.
- Лучше бы ты оставалась дома, - безапелляционно заявила Бобби. – У твоего дяди, кажется, совсем нет денег, и поэтому он не может жениться на мисс Принс.
- Роберта! Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не пересказывала сплетни о взрослых, тем более, что ты в них ничего не понимаешь! - на этот раз голос миссис Уэвертон звучал действительно строго.
Лили поняла, что Бобби на самом деле зовут Роберта, но от этого ей не стало понятнее, почему девочку зовут мужским уменьшительным именем.
- Если сплетни никто не будет пересказывать, они исчезнут! - бойко возразила мисс Уэвертон.
Ее мать только покачала головой, и в это время к ним подошел мистер Фоскер, уже заметивший, что его племянница беседует с представительницами самой богатой из окрестных семей.
- Леди Уэвертон, мисс Уэвертон, счастлив приветствовать вас, - улыбка дядюшки Эндрю превзошла радушием все, виденные Лили до сих пор.
Обе дамы поздоровались с мистером Фоскером гораздо более сдержанно, после чего леди Уэвертон распрощалась, сославшись на ожидающий их экипаж, и выразила надежду, что они еще увидятся с мисс Мэйвуд.
Бобби же высказалась гораздо проще:
- Я бы хотела встретиться с тобой еще и поболтать подольше. Здесь так мало девиц, у которых в голове не одни только кавалеры. Надеюсь, у тебя есть какие-то разумные мысли.
Лили не знала, что ответить, кроме того, что уж о кавалерах-то она точно не думает, но ей помог дядя:
- Что вы, мисс Уэвертон, моя племянница больше всего интересуется книгами. О кавалерах она будет думать года через два, осмелюсь предположить, и вы тоже в положенное время уделите внимание этому вопросу.
Бобби поморщилась, ее мать улыбнулась, кивком попрощалась с мистером Фоскером и повела дочь к ожидавшей за воротами коляске, а дядя с племянницей потихонечку направились в обратный путь. Дядя, казалось, пребывал в прекрасном настроении.
- Я очень, очень рад, что ты успела познакомиться с Уэвертонами. Они – самая состоятельная семья на многие мили вокруг, и дружба с мисс Уэвертон будет тебе полезна.
Лили попыталась было возразить, что едва успела обменяться с мисс Уэвертон парой слов, но дядя тут же прервал ее.
- Мисс Уэвертон отличается удивительной для ее возраста категоричностью суждений и ни за что не станет беседовать с теми, кто ей не по нраву.
- А почему ее называют «Бобби»? Разве это имя не для мальчика?
- Да, конечно, но мисс Роберта ведет себя именно как мальчишка, лазает по деревьям, стреляет из лука, знает слова, неподобающие леди… словом, это прозвище очень ей подходит. Ее назвали в честь отца, Роберта Уэвертона, он хотел, чтобы родился еще один сын…
- Значит, у него уже есть сыновья?
- Да, брат мисс Уэвертон, Артур, на два-три года старше ее. Сегодня ни его, ни лорда Уэвертона не было видно в церкви, скорее всего, готовятся к большой охоте. К ним часто приезжают гости из самого Лондона…
Дядюшка вздохнул, и Лили поняла, что он был бы не прочь поучаствовать в охоте, но его, скорее всего, не пригласят. Ей очень хотелось спросить, правда ли то, что говорила Бобби о намерении дяди Эндрю жениться на какой-то мисс Принс, но не отважилась и вместо этого сказала:
- Мисс Уэвертон показалась мне очень элегантной, по ней не скажешь, что она лазает по деревьям.
Лили несколько раз пыталась залезть на старую вишню в своем саду, но всякий раз эти попытки заканчивались царапинами, порванным платьем и суровым выговором от мисс Брук.
- Не может же она появиться в церкви с ободранными коленями, ее мать ни за что не позволила бы этого, хотя, пожалуй, чересчур разбаловала дочь, - словно бы прочел ее мысли дядюшка. – И потом, мисс Уэвертон очень повзрослела за последний год и, кажется, наконец смирилась с тем, что она девочка.
- Разве ей не нравилось быть девочкой? - Лили и в голову не приходило захотеть быть кем-то другим.
- Я не так близко знаком с этой семьей, дорогая, думаю, если ты подружишься с мисс Робертой, узнаешь все сама. Я только слышал, что она всегда стремилась делать то же, что и ее брат, но то, что дозволяется джентльмену, не всегда подходит леди, а мисс Роберта очень не любит, когда ограничивают ее свободу.
На этом разговор прервался, так как навстречу им шел какой-то знакомый мистера Фоскера, и Лили пришлось опять ждать, пока дядя обменяется приветствиями и новостями с этим господином. Ее все больше заинтересовывала мисс Уэвертон. До сих пор Лили почти не разговаривала с детьми ее возраста и была уверена, что все девочки, как и она, любят читать романы и придумывать удивительные романтические истории. Бобби Уэвертон показалась ей необыкновенной, но Лили слишком мало успела узнать о ней, чтобы понять, в чем именно состоит ее своеобразие, кроме смелости и острого язычка. Все же, ей показалось, что Бобби скорее склонна осуществлять свои собственные замыслы, чем сочинять истории о ком-то другом.
Лили подумала, что было бы неплохо как-нибудь встретить мисс Уэвертон, но маловероятно, чтобы такие изящные дамы, как Бобби и ее мать, могли оказаться на грязноватой улочке с маленькими старыми домишками, в одном из которых жила Лили со своим дядей.
ЧАСТЬ 3. ДЕКАБРЬ 1833
- Мисс Лили! Ваш дядя пригласил к обеду викария с супругой и миссис Принс с дочерью, нужно, чтобы вы почистили яблоки для десерта! - громкий призыв кухарки заставил Лили сначала вздрогнуть, потом нехотя оторваться от сундука со старыми вещами.
В последнее время миссис Кроу все чаще просила ее помочь на кухне, и сами по себе эти просьбы не раздражали Лили. Напротив, ей нравился кухонный уют, там всегда было намного теплее, чем в ее комнате, но кухарка каждый раз выбирала неудачный момент. То Лили молилась, то дочитывала книгу, то, как сейчас, вот-вот должна была отыскать в груде тряпья что-то действительно стоящее, и вдруг зычный голос миссис Кроу портил все очарование момента, и возможная удача ускользала из рук.
Уже спускаясь по лестнице, Лили внезапно поняла, что в словах кухарки прозвучала фамилия, уже слышанная ею – Принс. Она не сразу вспомнила, при каких обстоятельствах услышала ее, но, едва девочка вошла в кухню и увидела на столе блюдо с красными, блестящими спелым глянцем яблоками, давняя встреча с мисс Уэвертон отчетливо припомнилась ей. Лили не знала, почему именно яблоки напомнили ей Бобби Уэвертон, возможно, они были так же полны жизни, как рыжие локоны Бобби.
За прошедшие два месяца Лили несколько раз видела леди Уэвертон и ее мужа, высокого, едва начавшего седеть джентльмена с благородным, немного усталым лицом, но ни Бобби, ни ее брата с ними не было. Дядя Эндрю узнал от кого-то из знакомых, что мисс Уэвертон заразилась какой-то тяжелой формой лихорадки и передала инфекцию своему брату. Лили очень переживала из-за болезни этой едва знакомой ей девочки и с сочувствием посматривала на Уэвертонов – она-то хорошо знала, сколько переживаний приходится испытывать тем, чьи близкие тяжело больны.
Наконец, недели две назад гость дяди Эндрю, старый доктор Брегенс, сообщил мистеру Фоскеру и его племяннице, что молодые Уэвертоны поправляются, но пока не выходят из своих комнат. Холодная погода многих удерживала дома в эту пору, и Лили не раз и не два с сожалением вспоминала свою жарко натопленную спальню в доме Мэйвудов. Здесь же она нередко мерзла по ночам, пока не догадалась натаскать из кладовой старых, прорванных во многих местах покрывал. Они выглядели не лучшим образом, но хорошо согревали, и Лизамон даже выпросила у Лили одно из них, чтобы починить и использовать для украшения своего дома.
Лили сперва хотела спросить разрешения у дяди, но вскоре сообразила, что все, что мистер Фоскер и миссис Кроу сочли ценным, они уже давным-давно извлекли из кладовки, а оставшиеся там вещи представляли интерес только для девочки и глуповатой служанки.
Так или иначе, зима в Сент-Клементсе не нравилась Лили.
Ее дядя экономил на угле, что позволяло ему тратить на свой стол, сколько ему было угодно, а об обещанных племяннице учителях и переделках в ее комнате он больше не заговаривал, хотя уже дважды получал от арендаторов положенную плату.
Доктор Стоун, в отличие от мистера Фоскера, сдержал свое обещание, и Лили получила свои прощальные подарки, игрушки и книги. Она была уверена, что дядя не станет тратить деньги на книги, поэтому старалась читать как можно медленнее, чтобы растянуть удовольствие на всю зиму. Весной можно будет заниматься в саду и чаще ходить на прогулки, но долгими зимними днями ей оставалось только сидеть в своем кресле с книгой, с трудом разбирая написанное при тусклом свете единственной лампы.
Во всем остальном дядя Эндрю старался быть заботливым опекуном, ежедневно справлялся о самочувствии и настроении племянницы, сетовал, что она до сих пор не подружилась ни с кем из местных жителей и советовал подождать хорошей погоды, когда толпы молодых леди устремятся в рощи и луга вокруг городка, чтобы собирать первоцветы и дышать свежим воздухом.
Сегодня Лили почувствовала, что предстоящий обед будет интереснее, чем все предыдущие. Мистер Фоскер предпочитал ходить в гости, нежели приглашать к себе, но иногда все же следовало устраивать ответные обеды для близких друзей. До сих пор Лили не видела миссис и мисс Принс, и ни миссис Кроу, ни сам дядя Эндрю не упоминал о них, тем любопытнее ей было узнать побольше.
Девочка уселась за стол, взяла нож и принялась старательно очищать одно из яблок, в кухонном ремесле она уже успела выработать некую сноровку, хотя все еще не могла как следует замешивать тесто.
- А кто эти дамы, миссис и мисс Принс? - спросила она у кухарки.
Миссис Кроу восприняла вопрос как нечто само собой разумеющееся, ведь мисс Мэйвуд приезжая, и вполне естественно, что она интересуется местными жителями.
- Миссис Принс – бедная вдова, она живет на другом конце города и редко выходит из дома. Ее муж был стряпчим и некоторое время занимался делами вашего дяди. В память о старой дружбе он время от времени навещает миссис Принс, но еще ни разу не приглашал ее домой.
- А мисс Принс? - по правде сказать, мисс Принс интересовала Лили гораздо больше.
- Мисс Принс это ее дочь, - пояснила кухарка. - Очень приятная свиду молодая леди, но, к сожалению, отсутствие приданого мешает ей удачно выйти замуж.
- Разве приданое обязательно? - наивно спросила Лили. - Ведь если леди и джентльмен любят друг друга, и у одного из них есть деньги, они могут пожениться и быть счастливы!
Кухарка засмеялась.
- Так, наверное, пишут в ваших книжках. И деньги обязательно должны быть у жениха, желательно в сочетании с замком и кучей прислуги, а невесте не пристало даже думать о приданом, не так ли?
- Да, чаще всего именно так и бывает, - Лили не поняла, отчего миссис Кроу насмехается над романами, которых не читает.
- Мисс Мэйвуд, вы уже очень взрослая девушка, чтобы забивать себе голову этой книжной чепухой! Ваш дядя уделяет вашему воспитанию мало времени, что очень прискорбно, хотя его можно оправдать, он – весьма занятой человек. И все же, вам не мешало бы кое-что знать и о реальной жизни.
- Но разве в книгах пишут неправду? Я имею ввиду, не в детских сказках, а в романах, - никак не унималась Лили.
- Книги пишутся для тех, кому нечем заняться. Я их не читаю и не посоветовала бы своей дочери тратить время на романы, когда у бедной женщины всегда полно работы. Вы выросли в доме джентльмена, и вам положено читать, чтобы считаться образованной, но вы должны понимать, что на самом деле любовь не так важна, если влюбленным не на что жить. И не у каждого кавалера есть замок, иногда бывает и по-другому.
- Ну, конечно, бывает и наоборот, небогатый молодой человек женится на наследнице большого состояния, - вынуждена была признать Лили. - И все таки, я не понимаю, почему деньги должны быть у обоих, когда достаточно, если они есть у кого-то одного.
Миссис Кроу покачала головой, Лили казалась ей славной девочкой, но не очень-то разумной, скорее, склонной к фантазиям. А фантазии могут слишком далеко завести девушку, у которой нет ни матери, ни старшей сестры, чтобы вовремя предостеречь от ошибки.
- Денег никогда не бывает много, мисс Лили. Часто джентльмен со средствами ищет способ улучшить свое состояние, прикупить еще земли, или лошадей, или что-нибудь в этом роде. А обладательница хорошего приданого не пожелает потратить его на строительство для мужа приличного дома, когда она может сразу же найти жениха с обширным поместьем. Не расстраивайтесь, браки по любви тоже случаются, но не всегда они бывают так удачны, как в случае, если брак оказался следствием правильного расчета.
- Моя гувернантка тоже не любила романы, и теперь я, кажется, понимаю, почему, - медленно проговорила Лили.
- Думаю, ваша гувернантка, мисс, очень правильно делала, что не тратила время на книжную премудрость, - одобрила поведение мисс Брук миссис Кроу.
- Она просто не вышла замуж, - возразила девочка. – У нее не было приданого, и красивого лица тоже, видно, ни один джентльмен не захотел на ней жениться.
- Каждому свое, мисс, - изрекла кухарка. – А теперь давайте-ка заканчивать с яблоками, за этой болтовней мы не успеем подготовиться к приему гостей.
Лили послушно вернулась к работе, но не удержалась еще от нескольких вопросов.
- А эта мисс Принс, она очень красивая? Она образованная леди?
- Не так хороша, как ваша матушка на портрете, мисс Лили, но все же очень мила, - ответила кухарка, которой Лили однажды показывала миниатюру миссис Мэйвуд. – Скоро вы сами ее увидите и сможете решить, красива она или только привлекательна. Что касается ее образования, тут я ничего не могу сказать, мисс Принс умеет танцевать и немного поет, хотя навряд ли у нее была гувернантка.
Лили оставалось удовлетвориться этим ответом, и до появления гостей она гадала, насколько права была Бобби Уэвертон, когда говорила о желании дядюшки Эндрю жениться на мисс Принс.
В положенное время явился викарий Прайдуэлл со своей полной близорукой супругой, а следом за ними у дверей позвонили и долгожданные гостьи.
Лили поднялась на несколько ступенек вверх по лестнице, чтобы оттуда как следует рассмотреть пришедших. Викария она уже несколько раз видела, его жена не представляла интереса для девочки, а вот миссис и мисс Принс сразу привлекли внимание Лили своей непохожестью.
Миссис Принс, очень маленькая и худая, казалась старухой в старомодном траурном платье, хотя ей не должно было быть больше сорока семи-сорока восьми лет. Черты лица ее дочери, к счастью, ничем не напоминали материнские – у мисс Мэри Принс не было ни крючковатого носа матери, ни ее близко посаженных выпуклых глаз, ни, конечно же, огромной бородавки, почти скрывающей маленький узкий подбородок.
Лили подумала, что мисс Принс, вероятно, похожа на своего покойного отца. Будь Лили старше лет на двадцать, она бы задалась вопросом, как мог такой интересный мужчина, как мистер Принс, взять в жены женщину столь незначительной внешности. Но это любопытное наблюдение было пока недоступно девочке, и Лили с интересом разглядывала обеих дам.
Мисс Принс исполнилось двадцать четыре года – очень солидный возраст для незамужней леди, который она тщательно скрывала. К высокому росту и внушительной фигуре прилагалось хорошенькое личико, немного простоватое, но все еще свежее и моложавое. Через два-три года, вероятнее всего, оно должно было поблекнуть, но пока вздернутый носик, большие серые глаза под широкими темными бровями и полная нижняя губка привлекала внимание джентльменов определенного возраста, уже преодолевших тот рубеж, когда молодого человека привлекает романтическая томность во взоре и хрупкая фигурка какой-нибудь юной леди.
Мисс Принс не могла похвалиться, разве что, густыми локонами, всего остального у нее было в избытке. Но она научилась так взбивать и укладывать волосы, что этот единственный недостаток почти не был заметен, во всяком случае, представителями противоположного пола, так легко попадающих в сети мелкого обмана, ежечасно расставляемые предприимчивыми дамами.
Мистер Фоскер приветствовал миссис Принс и ее дочь с таким пылом, что Лили невольно сравнила его с героем последнего прочитанного ею романа, двадцатилетним юношей, вызволившим свою избранницу из рук семнадцати разбойников без единой царапины для себя и без урона девичьей чести для нее.
- Миссис Принс! Мисс Принс! Я так рад, что вы дали себе труд выбраться из дому и дойти до моего скромного убежища в такую отвратительную погоду! Вечером за вами приедет экипаж и отвезет домой сначала викария и миссис Прайдуэлл, а затем вас, дорогие дамы!
При этих словах мисс Принс заметно оживилась, а викарий посмотрел на дядюшку с таким видом, как будто вот-вот станет упрекать его в мотовстве, но сдержался. Лили тоже удивилась – до сих пор дядя мало пекся о том, как будут добираться домой его гости, и это особое внимание к семье Принс говорило в пользу утверждения мисс Уэвертон.
- Вы очень любезны, сэр, - каркающим голосом ответила миссис Принс, а мисс Мэри одарила дядю Эндрю очаровательной улыбкой.
Мистер Фоскер представил новым гостьям племянницу, и Лили пришлось покинуть свое удобное для наблюдений местоположение и поклониться, после чего дамы, конечно же, принялись восхвалять христианские добродетели дяди, взявшего на себя такую заботу. «Отнюдь не бесплатно!», - ядовито сказала себе Лили и тут же испугалась дерзости своих мыслей.
Весь вечер она молчала, что позволило всем леди счесть ее милой и благовоспитанной девочкой, а на неумение Лили держать спину прямо и правильно пользоваться столовыми приборами никто не обратил внимания.
В целом вечер прошел очень приятно, и кухня миссис Кроу тому немало способствовала. Мистер Фоскер еще не раз удивил своих гостей заявлениями о предстоящих улучшениях в доме, которые он собирался предпринять, едва погода станет менее холодной. Дядюшка Эндрю пожелал перестроить дымящий камин в гостиной и отремонтировать крышу над гостевой комнатой, а также купить фортепьяно, чтобы его племянница могла упражняться в игре на инструменте и развлекать гостей.
Лили слушала все это с полной невозмутимостью, уверенная, что подобные проекты так и останутся плодами дядиной фантазии.
Тем больше она была поражена, когда, едва наступила непродолжительная оттепель, в дом мистера Фоскера явилось несколько нанятых работников, одни из которых принялись чинить крышу, а другие – разбирать и переделывать дымоход.
После этого она уже не удивилась бы и фортепьяно, но пока что мистер Фоскер не торопился доставлять племяннице такое изысканное удовольствие. К тому же, Лили подозревала, что дядюшка не собирается нанимать ей учителя музыки, а без него девочка не смогла бы услаждать слух гостей даже самыми простыми мелодиями.
Миссис Кроу, похоже, не меньше Лили дивилась этим преобразованиям и не одобряла их. Кажется, она начала что-то подозревать, так как однажды в разговоре с Лизамон заметила:
- Ох, не к добру все эти перемены. На что мистеру Фоскеру комната для гостей, если у нас их никогда не бывает. Мисс Мэйвуд вполне хватает места, да и хозяин до сих пор не жаловался на тесноту.
- Может быть, он думает, что пол в той комнате прохудится, и вода станет заливать гостиную? - предположила Лизамон.
- Боюсь, дело тут совсем в другом…, - посетовала кухарка. – Не ждут ли нас большие перемены…
Лили, присутствовавшая на кухне, почти сразу догадалась, что миссис Кроу имеет ввиду женитьбу дяди Эндрю, а Лизамон так и пошла убираться наверху, не ни о чем подозревая.
Через неделю после того, как ремонт был более или менее завершен, дядюшка Эндрю повел племянницу на рождественскую службу. Нарядной публики в церкви было столько, что Лили почувствовала себя неловко в своем черном платье и постаралась спрятаться за широкой спиной дяди.
Мистер Фоскер постарался сесть рядом с миссис Принс и ее дочерью, и Лили пришлось примоститься на самом краешке скамьи. Обычно обе дамы Принс ходили на службу в церковь, расположенную рядом с их домом, но Лили слышала, как на обеде мистер Фоскер уговаривался встретиться с ними в соборе на площади. Сегодня мисс Принс выглядела особенно привлекательно в украшенной лентами коричневой шляпке и почти элегантном пальто, и на нее посматривали другие джентльмены, не только дядюшка Эндрю, что заставляло мистера Фоскера беспокойно оглядываться и придвигаться поближе к мисс Принс.
Лили последовала примеру дяди и принялась глазеть по сторонам, но не для того, чтобы продемонстрировать свое право сидеть рядом с Принсами. Ей хотелось увидеть мисс Уэвертон, и на этот раз девочка не обманулась в своих ожиданиях.
Уэвертоны сидели на передней скамье, и вся семья, наконец-то, была в сборе. Со своего места Лили видела только ярко-зеленую шляпку Бобби с выбившимися, по обыкновению, локонами, но этого было достаточно, чтобы Лили убедилась, что мисс Уэвертон вполне здорова. Рядом с Робертой сидел юный джентльмен с темными волосами, небрежно облокотившийся на спинку. Судя по тому, как часто к нему обращалась Бобби, это и был ее старший брат Артур. Леди Уэвертон явно пыталась одергивать своих детей, но ни тот, ни другой даже не старались сосредоточиться на проповеди, впрочем, как и лорд Уэвертон, безмятежно смотревший на витражное окно все время, пока шла служба.
Лили очень хотелось, чтобы Бобби обернулась и увидела ее, как в день их первой встречи, но вместо этого голову повернул ее брат. Лили успела заметить прямой нос и ямочку на подбородке, прежде чем молодого Уэвертона закрыли от нее шляпки двух сидящих перед ней девушек, склонившиеся друг к другу, чтобы поболтать немного. Лили без труда услышала их перешептывание.
- Элси, ты видела, видела? Артур Уэвертон, кажется, посмотрел на Диану Рейнбридж!
- Не может быть, Бет! - прошипела Элси. – В прошлую субботу на званом вечере он совсем не обращал на Диану внимания, как она ни строила ему глазки.
- Тогда куда он смотрел? Не на Энн же Воллмер!
- Он просто повернулся, шея затекла, наверное, вот и все! Или эта нахальная девица, его сестра, надоела ему своими дерзкими высказываниями!
- Да уж, тут ты права, малышка слишком много возомнила о себе! Вот бы ее как-нибудь проучить! Ты помнишь, как она назвала меня тощей индейкой?
- Ладно хотя бы не толстой! - хихикнула Элси, и сидящая рядом с ней мать или тетка тотчас призвала обеих леди к порядку.
Лили подумала, что Элси, возможно, действительно глупа, как индейка, иначе Бобби бы так не выразилась, и тут же почувствовала угрызения совести из-за того, что отвлеклась от проповеди ради глупой болтовни двух семнадцатилетних девиц.
Она склонила голову и не видела, что ближе к концу проповеди мисс Уэвертон, похоже, начала терять терпение и стала все чаще оглядываться. Признаться, Бобби никогда не нравилось сидеть на передней скамье, ведь все самое интересное происходило позади нее. Она сразу же приметила мистера Фоскера рядом с мисс Принс, а опущенная головка в темной шляпке справа от него могла принадлежать только его племяннице.
По окончании службы Бобби принялась проталкиваться к выходу, не дожидаясь родителей и брата, но она могла не опасаться, что мистер Фоскер уведет Лили домой. Как и следовало ожидать, он остановился обменяться приветствиями со знакомыми, в то время, как стоящая подле него мисс Принс самодовольно улыбалась, а ее матушка перешептывалась с приятельницами с самым многозначительным видом. Лили благоразумно отошла в сторону, ей хотелось увидеть мисс Уэвертон и поговорить с ней немного, но сама она не отважилась бы подойти к Бобби.
- Лили Мэйвуд! - Лили поспешно обернулась на зов. – Как давно мы не виделись!
- Да, мисс Уэвертон, целых два месяца, - поторопилась согласиться Лили. – Я слышала, вы были больны…
- Называй меня просто «Бобби»! - заявила ее собеседница и небрежно отмахнулась. – Да, мы с братом заразились какой-то нелепой лихорадкой, которой болеют только летом, по крайней мере, так утверждал наш врач. Но теперь я вполне здорова и очень рада тебя повидать!
- Я тоже…, Бобби, - робко ответила Лили.
- Смотри, вот идут мои родители, а за ними плетется мой брат. Он – самый красивый из молодых джентльменов в округе, и все девицы от пяти до двадцати лет влюблены в него! - по выражению лица было видно, что думает Бобби об этих девушках.
Лили вспомнила разговор двух леди, сидящих перед ней, и кивнула.
- Я слышала, как две девушки шептались о том, что он посмотрел на кого-то. И еще одна из них сказала, что ты назвала ее тощей индейкой!
Обе девочки, не сговариваясь, рассмеялись.
- О, даа, значит, это была Бет Хиллсток, - пояснила Бобби. – Она не умнее курицы, но воображает себя самой образованной леди в Сент-Клементсе и за его пределами.
Лили не успела ответить – к девочкам подошли остальные Уэвертоны, и ей пришлось приседать и кланяться лорду и леди Уэвертон. Родители Бобби ласково поздоровались с мисс Мэйвуд, а Артур Уэвертон с улыбкой сказал ей:
- Похоже, моя сестра нашла родственную душу и теперь, наконец, прекратит донимать меня своими детскими фантазиями.
- Можно подумать, ты сам очень взрослый, - фыркнула Бобби, но не стала отрицать родство своей души с душой мисс Лили. – Матушка, посмотрите на мистера Фоскера! Он крутится возле мисс Принс, как будто у него в башмаках горячие угли!
Леди Уэвертон бросила взгляд в сторону дядюшки Эндрю, потом с явным сочувствием обернулась к Лили.
- В прошлый раз вы назвали меня сплетницей, - продолжала Бобби. – Но я уверена, еще до Пасхи он женится на мисс Принс.
- А малышка, пожалуй, права, - вмешался лорд Уэвертон. – Мисс Мэйвуд, я надеюсь, женитьба вашего дяди не повлияет тягостно на вашу жизнь.
- Я не знаю, - смущенно пробормотала Лили. – Кажется, мисс Принс вовсе не злая…
- О, конечно, нет, - поспешила утешить ее леди Уэвертон. – Она очень мила и, наверное, будет хорошей женой и матерью. Вы хотели бы, чтоб у вас появились маленькие кузены и кузины?
Лили пожала плечами – она задумывалась только о возможной свадьбе дядюшки, но ей и в голову не приходило, что у него и его супруги могут появиться собственные дети.
- Наверное, да, мадам, - неуверенно ответила она.
Мистер Фоскер не мог долго оставаться в стороне, когда его племянница так непринужденно беседует с Уэвертонами, и приблизился к ним вместе с мисс Принс. Бобби тут же дернула Лили за рукав, предлагая отойти подальше и поболтать вволю, пока взрослые обмениваются новостями и пожеланиями счастливого рождества.
Артур Уэвертон не пошел с девочками, а направился к троим молодым джентльменам, его ровесникам, ведущим оживленный разговор поодаль от старших родственников. В стороне группка юных леди все так же пыталась привлечь их внимание, как и каждое воскресенье, и все так же безуспешно. Бобби назвала новой подружке имена девушек, но из всех этих леди Лили запомнила только Бет Хиллсток, Элси Лейнс и Диану Рейнбридж.
Девочкам казалось, что они должны переговорить обо всем на свете, узнать мнение друг друга и высказать свое собственное, но через десять минут холодная погода и нежелание Уэвертонов долго оставаться в обществе мистера Фоскера и мисс Принс прервали их увлекательное общение.
- Бобби, нам пора, - сообщил лорд Уэвертон.
- Но мы только-только завязали интересную беседу, - обиженно протянула Роберта.
- Мы пригласим мисс Мэйвуд погостить у нас, если ее дядя не будет возражать, - вмешалась леди Уэвертон, и лицо Бобби просияло.
- Конечно, не будет. Ведь правда же, мистер Фоскер? Лили погостит у нас, а вы можете пригласить к себе мисс Принс!
Дядюшка Эндрю добродушно улыбнулся и закивал головой, а мисс Принс покраснела и с трудом удержалась от того, чтобы не сделать злоязычной девчонке замечание. Но положение Уэвертонов было столь высоким, что многие, кому не нравились заявления Бобби, предпочитали сдерживать свою досаду.
На прощание Бобби послала Лили воздушный поцелуй, Артур легко взмахнул рукой, а их родители с ласковой улыбкой пообещали девочке, что скоро пригласят ее в свое поместье на целый день, и уж тогда подруги смогут вдоволь наговориться.
Дорога домой для Лили оказалась довольно утомительной. Мистер Фоскер счел своим долгом проводить миссис Принс и ее дочь до дому, за этим последовало ответное приглашение на чай. В крошечной жарко натопленной гостиной Принсов у Лили сразу же начали закрываться глаза, а поданного к чаю кекса было слишком мало, чтобы проголодавшейся девочке захотелось отбросить дремоту и принять участие в обсуждении рождественской проповеди.
Чуть позже миссис Принс возжелала непременно показать мисс Мэйвуд портрет своего покойного мужа, висевший в его кабинете, и Лили пришлось покинуть свое продавленное кресло и пойти вслед за пожилой леди. Мистер Фоскер и мисс Принс остались вдвоем, и это, похоже, никого не смущало.
Кабинет мистера Принса явно был переделан из какого-нибудь чулана, его портрет занимал едва ли не всю центральную стену. Даже если местный художник польстил стряпчему, сходство между ним и мисс Мэри было несомненным. Лили неловко выразила положенное удовольствие по поводу созерцания этого шедевра и уже собиралась вернуться в гостиную, но миссис Принс еще четверть часа удерживала девочку в кабинете своими пространными рассуждениями о прошедших счастливых годах супружеской жизни с мистером Принсом.
Визит к Принсам затянулся, но к обеду дядюшка и племянница все же добрались домой. За едой дядя беспрестанно говорил то о любезности Уэвертонов, то о достоинствах мисс Принс, и Лили оставалось только кивать.
- Я думаю, тебе стоит почаще видеться с мисс Уэвертон. После того, как ты погостишь у них, пригласи ее к себе. К тому времени нам уже привезут фортепьяно, и я задумал обновить диван и кресла в гостиной. Они еще очень крепкие, чтобы выбрасывать, и я распоряжусь, чтобы их заново обтянули какой-нибудь красивой тканью. Как ты считаешь?
- Голубой! - не задумываясь, выпалила Лили.
Дядюшка улыбнулся.
- Что ж, голубой вполне подходит. Мы добавим несколько безделушек, и в нашей гостиной будет не стыдно принять даже таких гостей, как Уэвертоны.
Лили набралась смелости попросить кое-что и для себя.
- Дядя Эндрю, а можно мне купить еще одно одеяло? И новую лампу, я очень устаю, когда читаю при слабом свете старой.
- Конечно же, дитя мое, тебе следовало сразу сказать мне, что ты мерзнешь!
Лили жаловалась на холод в своей комнате по меньшей мере четыре раза, поэтому сейчас она кротко поблагодарила дядюшку за заботу и поднялась к себе. День был длинным и утомил девочку, но он хотя бы был насыщен событиями – праздничная служба, чаепитие у Принсов и, самое главное, встреча с Уэвертонами.
Лили забралась в свое кресло, закуталась в старые покрывала и принялась мысленно перебирать поочередно каждое слово, сказанное Бобби и ее родственниками.
Как мила и любезна леди Уэвертон! Как приветлив ее супруг, настоящий джентльмен, он чем-то напомнил Лили покойного отца, которого в последние месяцы ей так не хватало! Веселая болтовня Роберты с ее колкими замечаниями попеременно то смешила, то шокировала Лили. Она успела узнать, что Бобби всего на полгода старше ее, но мисс Уэвертон, кажется, прочитала все книги, которые могла назвать Лили, и множество других, о путешествиях и исторических событиях.
Лили почувствовала себя невеждой, но Бобби, кажется, сочла ее вполне достойной своего общества и даже успела предложить мисс Мэйвуд пользоваться библиотекой лорда Уэвертона, сколько пожелает. Правда, о героях любимых романов Лили Бобби отзывалась весьма критически. Героини казались ей глуповатыми и нерешительными, а герои – напыщенными и скучными. Лили готова была защищать своих верных друзей, но для хорошего, интересного спора девочкам не хватило бы и двух часов, не говоря уж о десяти минутах.
- Только бы леди Уэвертон не забыла пригласить меня к ним в гости! - горячо воскликнула Лили.
Нельзя сказать, чтобы в отцовском доме ее дни были наполнены общением с людьми, но темные зимние вечера в этой узкой холодной комнате иногда казались Лили такими одинокими, что она едва ли не мечтала о компании мисс Брук. Стоит ли удивляться тому, с каким пылом она готова была посвятить всю себя новым друзьям! Бобби Уэвертон казалась Лили неисчерпаемым источником новых знаний и впечатлений, ее родители были самыми приятными людьми из виденных ею взрослых, уж во всяком случае, приятнее, чем миссис Принс или викарий Прайдуэлл. К тому же, оставался еще брат Бобби.
Лили была готова согласиться с новой подругой в том, что Артур Уэвертон – самый привлекательный семнадцатилетний джентльмен в Сент-Клементсе и окрестностях. Даже если в его внешности и были какие-то изъяны, солидное наследство и титул, ожидающие юношу в будущем, с лихвой покрывали все мелкие недостатки, вроде не очень высокого роста или по-женски тонких рук.
Темные волосы и благородные черты лица Артуру достались от отца, глаза же у него были материнские, чуть более темные, но такие же манящие, словно бы в противовес сестре, похожей на леди Уэвертон и при этом получившей в наследство светлые глаза лорда Уэвертона.
Лили сама не поняла, почему ей захотелось оставить воспоминания об Артуре Уэвертоне напоследок, когда она уже вволю насладилась воспоминаниями о внешности и словах остальных Уэвертонов. Теперь же ничто не мешало ей подумать немного и об Артуре. Сначала она представила себе, как он поворачивает голову в церкви, потом восстановила в памяти разговор двух девушек, так некстати заслонивших от нее молодого джентльмена, потом перед ее глазами словно бы промелькнули отдельные мгновения – вот он улыбается и взмахивает рукой на прощанье, а вот смеется над чем-то, сказанным одним из его друзей…
За прошедшие два месяца Лили семь раз была в церкви и видела уже не одного юного джентльмена, но никто из них не возвращался в ее мысли после окончания службы. Почему это произошло теперь – девочка не знала. Вероятно, потому, что Артур принадлежал к этой загадочной и интересной семье Уэвертонов. Ей приятно было думать о каждом из них по отдельности и обо всех вместе.
- Интересно, много ли времени он проводит с сестрой? Бобби, наверное, всегда придумывает какие-нибудь игры и развлечения. Неужели мне позволят участвовать в них? - думала Лили, засыпая.
На следующий же день, во время завтрака, мистеру Фоскеру принесли записку от леди Уэвертон. Она приглашала мисс Мэйвуд провести в своем доме первый день нового года и обещала прислать за гостьей экипаж.
- Ну что ж, моя дорогая, вот у тебя и появились светские знакомства, - с удовольствием отметил дядя. – Очень хорошо, что ты поедешь к Уэвертонам первого января. На этот день у меня есть приглашение от кузины миссис Принс, она живет в маленьком городке в пяти милях от Сент-Клементса, и дорога в наемном экипаже показалась бы тебе утомительной.
- Вы наймете карету? - расточительность дяди удивила Лили.
- Хрупкое сложение мисс Принс не позволяет ей поехать в дилижансе, - объяснил дядюшка Эндрю.
Лили не рассмеялась, благодаря своим романам она уже поняла, что ее дядюшка влюблен в мисс Принс, а для влюбленного предмет его ухаживаний просто обязан казаться хрупким и воздушным созданием. Подумав немного, девочка осмелилась спросить:
- Вы сделаете мисс Принс предложение?
- Я намерен сделать его, как только позволят мои доходы, - ограничился привычной фразой мистер Фоскер.
Его племянница ничего другого и не ожидала, но дядюшка счел нужным дать пояснения.
- Я сделал несколько выгодных вложений и теперь жду пополнения своего капитала. Надеюсь, через два-три месяца у меня уже будет что предложить мисс Принс. Я бы хотел предоставить своей будущей супруге все необходимые удобства.
На месте Лили мисс Роберта Уэвертон не преминула бы заметить, что вложения, про которые говорил дядя, это ничто иное, как арендная плата за поместье Мэйвудов, но Лили была недостаточно практична, чтобы глубоко задумываться о том, куда идет оплата аренды. Дядюшка тратил эти деньги, как свои собственные, и только вчера его племянница набралась смелости попросить у опекуна что-то и для себя.
- Думаю, ты не будешь возражать против того, чтобы у тебя появилась добрая, заботливая тетушка? - прибавил мистер Фоскер.
- Конечно же, нет, дядя Эндрю! - ответила Лили именно то, чего от нее и ждали.
- Ради нашей свадьбы тебе можно будет снять траурное платье пораньше.
Если дядя думал, что этим обрадует племянницу, он оказался неправ. Черные платья не тяготили Лили, они, скорее, служили знаком ее траура для других людей, сама же она не нуждалась ни в каких дополнительных напоминаниях о своих горьких утратах.
- Это совсем не обязательно, я спрячусь куда-нибудь и постараюсь не испортить вам свадьбу, - сказала девочка.
- Ну, что ты, милая, ты будешь прелестной подружкой невесты, а если еще твоя подруга мисс Уэвертон согласится быть второй, для мисс Принс это станет причиной огромной радости.
Мистер Фоскер, вероятно, уже представлял себе, как его и его супругу станут принимать в самых почтенных домах Сент-Клементса те люди, которые сейчас лишь здоровались с ним в церкви, а Лили задумалась о том, понравится ли Бобби быть подружкой на свадьбе, и остаток завтрака прошел в молчании.
Лили едва дождалась наступления нового года, и даже рождественский подарок дяди Фоскера – щенок шотландской овчарки – не мог отвлечь ее от волнующего чувства предвкушения. Миссис Кроу сердилась на щенка за то, что малыш грызет все, что попадет ему на зубки, дядя Эндрю только смеялся в ответ на ее жалобы, викарий Прайдуэлл и доктор Брегенс едва ли не каждый день заходили на рюмочку кларета, пользуясь невиданной щедростью влюбленного друга, и жизнь в доме мистера Фоскера показалась Лили как никогда суетливой и шумной.
Наконец, утепленная зимняя карета остановилась у калитки, едва проехав по занесенной снегом узкой улице, кучер подсадил мисс Мэйвуд, и Лили торжественно направилась в гости.
- Лили, ну наконец-то! - Бобби Уэвертон в материнской шали буквально подпрыгивала от нетерпения на широком крыльце центрального входа.
Подскочивший слуга помог гостье выйти из кареты и проводил по отчищенным от снега ступеням к парадной двери.
- Мисс Уэвертон… Бобби! - Лили неловко поклонилась, но подруга без всяких церемоний схватила ее за руку и втащила в дом.
- Я ужасно замерзла, поджидая тебя, Дженкинс, похоже, клевал носом всю дорогу, - Бобби болтала без умолку, пока горничная помогала Лили освободиться от пальто и шляпки.
Лили всегда считала дом своей семьи довольно большим, но особняк семейства Уэвертон показался ей просто огромным. Весь он был выстроен в едином стиле, без таких привычных пристроек, мансард, флигелей и флигельков, которые обычно оставляет после себя каждое поколение старинной семьи. Толстые стены из местного серого камня надежно защищали своих обитателей в холодную зиму и дарили прохладу летом, а светлая отделка и расставленные на террасе статуи не позволяли дому казаться мрачным.
Бесконечная череда элегантно обставленных комнат, каждая из которых могла похвастаться собственным стилем, потрясла воображение Лили. Ей вдруг подумалось, что особняк Уэвертонов состоит из множества соединенных вместе домов поменьше, описанных в ее любимых романах, и, переходя из зала в зал, она будет поочередно встречать тех или иных героев. Вместо этого она замечала портреты давно почивших Уэвертонов, мужчин и дам в нарядах по моде прежних лет. Кто-то из них был в офицерской форме или стоял на палубе корабля, кто-то блистал кружевами и брильянтами… Лили мимолетно подумала, что у каждого из них была своя история, возможно, не менее интересная, чем описываемые в романах, по подруга не дала ей времени поразмыслить о предках нынешних хозяев поместья.
Не столь романтично настроенная Бобби Уэвертон буквально пробежала через вереницу комнат к дальней лестнице, не такой внушительной, как парадная, и Лили пришлось последовать за подругой. Выросшая среди этой роскоши, мисс Уэвертон не находила ничего увлекательного в том, чтобы рассматривать безделушки на каминной полке или с придыханием слушать истории о привезенных из дальних стран редкостях, наполнявших стеклянные горки.
- Как красиво! - на ходу выдохнула Лили, когда девочки проходили мимо дверей в зимний сад, наполненный цветущими деревьями.
- Мы сходим туда позже, если тебе захочется, - нетерпеливо бросила Роберта. – Поверь мне, во всем нашем доме есть только одно стоящее место – чердак. Туда мы и отправимся. Ну, и еще крыша, но зимой выходы на нее запираются, и тебе придется подождать три-четыре месяца, прежде чем ты увидишь птичьи гнезда и сможешь пройти по самому узкому карнизу, какой только можно представить.
Лили не была уверена, что ей хочется гулять по карнизу, но она уже поняла, что последует за Бобби куда угодно.
Чердак, к счастью, оказался таким, каким и должен быть чердак в любом мало-мальски приличном доме. Это значило, что там не было того идеального порядка, что так раздражал Бобби внизу. Конечно, и эти обширные помещения точно так же чистились и проветривались, здесь нельзя было запутаться в паутине или испачкаться в известке, как на чердаке у мистера Фоскера, но всяческого старого хлама здесь было предостаточно для двух молодых леди, никак не желавших прощаться с детством, одна – потому что оно было слишком грустное, а ей хотелось заполучить для себя хотя бы несколько светлых мгновений, другая – потому что ей очень нравилось быть счастливым избалованным ребенком и не обращать внимания на требования света к прелестным юным леди.
Бобби усадила гостью на старый диван, обитый цветастым ситцем. Перед диваном уже стоял накрытый к чаю овальный столик, чьи царапины и облупившийся лак прятались под белоснежной скатертью.
- Ты когда-нибудь пила чай на чердаке? - торжествующе спросила мисс Уэвертон, заранее зная ответ.
- Нет, мне никогда не приходилось…, - начала было Лили, но Бобби тут же прервала ее.
- Не бойся, ты не замерзнешь, за нашей спиной – дымоход самого большого из наших каминов. Я нарочно перетащила диван сюда, и теперь здесь можно пить чай даже зимой! А теперь попробуй торт!
Лили с удовольствием съела два куска торта – за прошедшие месяцы она отвыкла от изысканной пищи, хотя и не жаловалась на стряпню миссис Кроу.
Роберта не столько ела, сколько старалась развлечь свою гостью любопытными сведениями о своей семье, соседях, своих книгах и игрушках, обо всем сразу и попеременно.
Только в четырнадцать лет можно слушать всю эту невероятную мешанину из сплетен, стихов, рассказов и песенок и не запутаться в ней, не потерять ни единой ниточки и не забыть ни одного важного слова.
Правда, у непривыкшей к долгим беседам Лили через некоторое время начала слегка кружиться голова, тем более, что Бобби и не думала останавливаться. К счастью, молодую леди прервал ее собственный брат, с недовольным видом внезапно появившийся в проеме между одной из труб и старинным гардеробом. В сумерках чердака неясная тень напугала Лили, и девочка слегка взвизгнула от неожиданности. Не умевшая бояться, Бобби сердито воззрилась на пробирающегося к ним Артура Уэвертона.
- Что ты здесь делаешь?
- Матушка попросила меня найти вас и привести в гостиную. Скоро приедут гости, а ты, наверняка, выглядишь чумазой замарашкой с чердака и превратила в такую же дикарку и мисс Мэйвуд.
«Гости?», - Лили смутилась, она-то думала, что проведет день у Уэвертонов только вдвоем с Бобби ну и, может быть, еще некоторое время – с ее родителями и братом.
Похоже, мисс Уэвертон хотела того же самого.
- Ты ведь знаешь, как я не люблю этих гостей. Вот если бы приехала тетя Гринскотт, с ней было бы так весело! А все эти Хиллстоки и Рейнбриджи… брр! Общение с ними не доставляет мне никакого удовольствия!
- Не сомневаюсь, - рассмеялся Артур. – Но, будь уверена, им тоже не в радость встречаться с тобой. Бет Хиллсток надолго запомнит, как ты сказала ей, будто под столом только что пробежала крыса!
Лили округлила глаза – она бы ни за что не осмелилась так подшутить над кем-нибудь из знакомых!
- Если она так глупа – поделом ей! - Бобби пожала худенькими плечиками.
- Она вовсе не такая глупышка, как ты думаешь, - попытался защитить мисс Хиллсток Артур.
- Ты так думаешь только потому, что она строит тебе глазки! - отрезала мисс Уэвертон.
- Как, по твоему, могут быть связаны эти две вещи? - молодой Уэвертон то ли принял шутливый тон сестры, то ли на самом деле не понимал ее своеобразные высказывания.
- Ты воображаешь себя самым блестящим джентльменом в округе и счел бы глупышкой любую девчонку, обратившую внимание на кого-то другого. Но, если уж леди выбрала тебя, значит, она знает, что делает!
Артур Уэвертон громко расхохотался.
- У тебя безупречная логика, Бобби, но ты ошибаешься. Я не считаю глупышкой мисс Мэйвуд, а она ведь не строит мне глазки!
- Потому что она приезжая, болван, и не знает, что всем девицам положено восхищаться тобой! - уничтожающим тоном ответила его сестра.
Лили невольно покраснела, ей было странно слышать, как о ней говорят в ее присутствии, словно ее здесь нет. Артур первый заметил смущение бедняжки и решил положить конец шутливой перепалке.
- Ну, хватит, Бобби, - сказал он строгим тоном. – Если мы задержимся еще на пять минут, матушка сама поднимется посмотреть, что здесь происходит, и запретит тебе устраивать эти вечеринки на чердаке! Иди, приведи себя в должный вид, а я покажу мисс Мэйвуд комнату, где она сможет умыться и отряхнуть платье от паутины.
- Здесь нет паутины, - проворчала Бобби, но послушно направилась в сторону лестницы.
Лили заторопилась следом, она была уверена, что ни за что не найдет выход самостоятельно. Артур Уэвертон шагал за ней, готовый подхватить девочку, если она споткнется, и его присутствие волновало Лили, заставляя покраснеть даже кончики ее ушей.
Миссис Уэвертон ласково поздоровалась с девочкой, усадила ее рядом с собой и принялась мягко расспрашивать. Лили и не заметила, как рассказала о своей жизни – о смерти матери, отъезде мисс Люси, последовавшей за этим болезни отца, и, наконец, своем путешествии в Сент-Клементс.
Леди Уэвертон смотрела на бедняжку с сочувствием, и даже Бобби притихла в своем кресле, а лорд Уэвертон то и дело неодобрительно качал головой, когда Лили говорила о поездке в ужасном дилижансе или своей холодной комнате в доме дяди Фоскера.
Долго побеседовать им не удалось – к обеду ожидалось множество гостей. Лили робко спросила, нельзя ли ей поехать домой пораньше, чтобы не стеснять блестящее общество своим черным платьем, но леди Уэвертон и слушать об этом не захотела.
- То и дело кто-нибудь рождается или умирает, дорогая моя, и среди наших гостей будут люди, недавно потерявшие близких. Траур – это часть нашей жизни, и тебе не следует думать о том, что кому-то не понравится твое платье.
- Пусть только Бет или Диана скажут что-нибудь! - запальчиво воскликнула Бобби. – Я тогда всем расскажу, как в прошлом году Бет…
- Умоляю тебя, Бобби! - со смехом перебил ее брат. – Оставь в покое бедную мисс Хиллсток!
- Похоже, мой сын взял на себя роль рыцаря-защитника мисс Хиллсток, - улыбнулся лорд Уэвертон. – Мисс Мэйвуд, вы успели уже познакомиться с нашими соседями?
Лили внезапно стало не по себе, и только много позже она поняла, отчего. Ей неприятно было слышать, как Артур защищает мисс Хиллсток. У Лили не было ни братьев, ни сестер, к кому она могла бы ревновать родителей или любимую няню, и до сих пор она не знала, что такое ревность. Этот первый неясный укус поверг ее в смятение, и она порадовалась, что леди Уэвертон оставила ее и Бобби немного поговорить вдвоем, а сама вместе с супругом направилась проверить, все ли готово к приему гостей.
За обедом Лили предпочла помалкивать, впрочем, от нее, как и от всех отпрысков благородных семейств, и не требовалось никаких речей. Беседу вели старшие, а молодежь переглядывалась, улыбалась и воздавала должное кухне Уэвертонов. Лили с огорчением поняла, что ее манеры не вполне подходят для светского общества – часть столовых приборов оказалась ей незнакомой, она то и дело вздрагивала, когда слуга неслышно склонялся над ней, предлагая попробовать то или иное блюдо, которое она не знала, как правильно есть. Леди Уэвертон не упускала обычно ни одной мелочи из происходившего в ее доме и сразу заметила смущение девочки и ее неловкость.
«Бедняжка! - подумала она. – Она чувствует, что ей не хватает хорошего воспитания, но не знает, что с этим делать. Придется незаметно направлять ее, нельзя допустить, чтобы такая милая девочка выросла в неуклюжую девушку с дурными привычками. А ее дяде, похоже, нет никакого дела до этого, для него главное – деньги от аренды поместья, ее поместья!»
Свое намерение леди Уэвертон выполнила, и к семнадцати годам никто не упрекнул бы мисс Мэйвуд в отсутствии необходимого юной леди очарования. Но до этого было еще очень далеко, а пока Лили старалась быть как можно более незаметной в тени блестящих молодых девушек в модных платьях.
После обеда дамы постарше устроились в гостиной леди Уэвертон, мужчины, как и подобает, удалились в кабинет хозяина поговорить об охоте и о политике, а неуемная молодежь захотела потанцевать в прилегающей к гостиной музыкальной комнате. Таким образом, соблюдались все приличия, так как при желании любая матушка или тетушка могли посмотреть, чем заняты их дочери или племянники.
Лили и Бобби не танцевали. Подружки сидели рядышком на диване и шептались. Бобби пересказывала Лили все, что было ей известно о своих соседях, особенно о тех молодых леди, которые ей не нравились. Иногда мисс Уэвертон повышала голос, и в паузе между музыкальными пассажами сидевшей за роялем гувернантки Бобби язвительные замечания доносились до ушей мисс Хиллсток или мисс Лейнс.
Мисс Бет Хиллсток, миловидная, но чрезмерно худая девушка с жеманными манерами, наконец, не выдержала и громко обратилась к танцующему с ней Артуру Уэвертону.
- Мистер Уэвертон, пора бы уже вам успокоить вашу сестрицу, если этого не может сделать ее гувернантка! Детям самое место в детской, а не на балу! Пускай упражняется в остроумии в обществе своих кукол!
Бобби вспыхнула, музыка смолкла, и Лили с ужасом подумала, что сейчас разразится скандал, но Артур только невозмутимо пожал плечами.
- Мисс Хиллсток, слова моей сестры не должны задевать вас, ведь вы не думаете, что ее высказывания были обращены к вам, не так ли?
Бобби перед тем как раз успела заметить, что некоторые девицы очень много думают о своих волосах, забывая при этом, что у них есть длинный нос крючком, и мисс Хиллсток, чей нос, действительно, был чуть длинноват, ни за что бы не созналась мистеру Уэвертону, что приняла на свой счет болтовню Бобби.
Поэтому ей оставалось только покачать головой с самым возмущенным видом, и Артур неспешно продолжил:
- В таком случае, пусть болтает. Мисс Мэйвуд – новая подруга моей сестры, и, конечно же, Бобби хочется пересказать ей все сплетни. Однако, ради вас, мисс Хиллсток, я готов прервать словесный поток моей сестрицы.
Бобби одарила брата негодующим взглядом, мисс Хиллсток презрительно поджала губы и в то же время торжествующе взглянула на свою соперницу Диану Рейнбридж, убедиться, что мисс Рейнбридж оценила старания молодого Уэвертона понравиться ей, мисс Бет Хиллсток. Но Артур тут же разочаровал самодовольную леди, так как отпустил ее руку и направился к дивану, где сидели Лили и Бобби.
- Заставить мою сестру помолчать может только отсутствие собеседников, поэтому я прошу вас, мисс Мэйвуд, немного потанцевать со мной.
Лили покраснела еще сильнее, чем перед тем – Бобби.
- Но, сэр, я… я не уверена, что сумею, - едва ли не шепотом ответила она.
- Какие пустяки, мисс Мэйвуд! Я тотчас научу вас! - Артур Уэвертон, похоже, не умел замечать какие-либо препятствия на пути исполнения своих желаний.
Бобби злорадно хихикнула, заметив, как вытянулось лицо мисс Хиллсток. Саму Роберту поспешил пригласить на танец приятель Артура, полный, всегда добродушный мистер Ченсли, знакомый с Бобби всю свою жизнь и столько же времени тайком в нее влюбленный.
Таким образом, две барышни семнадцати лет лишились кавалеров на этот танец, а их и без того было меньше, чем леди, и мисс Хиллсток вместе с подругами уселись на диван, с которого только что встали Лили и Роберта, и в свою очередь принялись подвергать разбору внешность и манеры девочек. Мисс Бет с удовольствием отметила, как неловко держится мисс Мэйвуд. «Интересно, где она воспитывалась, скорее всего, ею никто не занимается! И это жуткое черное платье…», - мисс Хиллсток довольно долго упражнялась в подобных высказываниях, так как Артур Уэвертон, похоже, задался целью научить свою партнершу всем модным танцам по очереди.
- Смелее, мисс Мэйвуд, у вас уже получается! - подбадривал он взволнованную девочку.
- Боюсь, совсем нет, - честно ответила Лили.
- Берите пример с моей сестры! Если она не знает какой-то фигуры, она ее придумывает. Бедняге Джеффри приходится все время подстраиваться под ее движения, чтобы не оттоптать Роберте ноги.
Но для Лили всего этого было слишком много. Непривычная музыка, веселые глаза молодого Уэвертона, насмешливые девицы на диване… От волнения ей стало жарко, Лили краснела и все чаще сбивалась. Наконец, Артур догадался, что не стоит больше мучить бедняжку, и предложил ей посмотреть библиотеку лорда Уэвертона.
- Бобби говорила, что вы любите читать романы.
- Да, сэр, - едва переводя дыхание после быстрого танца, ответила Лили.
- Я думаю, на сегодня уроков танцев достаточно, мисс Мэйвуд. Хотите посмотреть нашу библиотеку?
- О, конечно! - воодушевление тут же заставило девочку забыть о смущении.
- Разумеется, вы можете выбрать для чтения любую книгу, какую пожелаете, кроме, пожалуй, старинных фолиантов, высоко ценимых моим отцом. Но, я уверен, вы и сами не захотите продираться сквозь труды древних. Мне, во всяком случае, не хватило для этого ни сил, ни желания.
Лили кивнула головой, и мистер Уэвертон собрался проводить гостью, но за ними тут же увязалась Роберта вместе со своим кавалером. Разозленные леди на диване вынуждены были обратить внимание на других молодых джентльменов, несколько теряющих свою привлекательность в присутствии Артура Уэвертона.
Поздно вечером карета доставила засыпающую Лили в дом дядюшки Эндрю.
- Как тебе понравилось в гостях? - спросил дядя.
- Очень, очень понравилось! - горячо воскликнула его племянница.
- Что ж, раз ты довольна, то и я доволен тоже, - благодушно улыбнулся мистер Фоскер. – Надеюсь, ты как-нибудь пригласишь мисс Уэвертон побывать у нас. А теперь иди скорее спать, ты еле держишься на ногах.
Лили последовала этому совету, и какой же холодной и унылой показалась ей ее скромная обитель после блестящего поместья Уэвертонов!
Уже засыпая, она упорно снова и снова вспоминала этот длинный день, переполненный событиями, разговорами, взглядами…
ЧАСТЬ 4. АПРЕЛЬ 1834
- Матушка, вы только подумайте, этот противный мистер Фоскер заставляет Лили снять траурное платье и быть подружкой невесты! - возмущение Бобби вполне разделял и ее брат, отвлекшийся от завтрака при первых же словах сестры.
- Конечно, это совершенно недопустимо, - согласилась леди Уэвертон, а лорд Уэвертон только улыбнулся горячности, с которой его дочь защищала свою подругу.
- Но что же делать? Эта злосчастная свадьба уже через неделю! - кипятилась Бобби. – Мало того, мистер Фоскер возмечтал, чтобы и я была там рядом с Лили!
Ее гувернантка, давно махнувшая рукой на характер своей воспитанницы и следившая только за тем, чтобы мисс Уэвертон вовремя выполняла свои уроки, на этот раз была согласна с Робертой. За последние три месяца мисс Принс невероятно возгордилась и начала смотреть свысока почти на всех своих прежних знакомых, как будто она уже принята в высшем обществе. А ведь она выходила замуж всего-навсего за мистера Фоскера! До тех пор, пока ему не посчастливилось стать опекуном молоденькой мисс Мэйвуд и взять в свои руки управление ее капиталом, никто и не рассматривал мистера Фоскера как выгодного жениха! А теперь, пожалуй, не одна жительница Сент-Клементса и окрестностей была бы не против составить партию мистеру Фоскеру. «И повезло же этой мисс Принс!», - читалось на лицах некоторых леди при виде того, как мисс Принс с гордым видом входит в церковь под руку со своим женихом.
- Не стоит так переживать, дорогая, - как всегда, леди Уэвертон успокоила свою взбалмошную дочь одним терпеливым, но твердым взглядом. – Сегодня вечером мы обещали взять Лили покататься, и на обратном пути я сама поговорю с мистером Фоскером. У него нет никакого права принуждать девочку расстаться с траурным платьем, если оно так много для нее значит. Лучше бы ей вовсе не присутствовать на свадьбе, по крайней мере, одного венчания будет достаточно, а тебе и вовсе нечего там делать.
- Но я хочу взглянуть, как будет пыжиться мисс Принс, изображая леди! Да и Лили нужна поддержка, - тут же возразила мисс Роберта.
- Еще бы, - усмехнулся ее брат. – Бобби не упустит случая позлословить над бедной невестой!
- Перестань, ты завидуешь, потому что сам нисколько не остроумен! - парировала Бобби.
Лорд Уэвертон укоризненно посмотрел на своих отпрысков, а его супруга предложила на этом закончить обсуждение предстоящей свадьбы мистера Фоскера и вернуться к прерванному завтраку.
В маленьком садике едва взошли крокусы, и Лили с грустью рассматривала свои грядки.
- У нас дома уже, наверное, все поля усеяны цветами, а сад пестрит красками, - сказала она себе.
Зима в Сент-Клементсе оказалась не такой длинной и холодной, как она опасалась в ноябре, но не потому, что погода радовала оттепелями и солнечными днями. Все эти месяцы Лили согревало чувство, что она не одинока, что теперь у нее есть друзья.
Уэвертоны заменили ей утраченную семью, взяв на себя роль, отведенную мистером Мэйвудом своему кузену. Конечно, дядя Эндрю был добр к племяннице, регулярно справлялся о ее здоровье, но ни обещанных учителей, ни новых книжек она так и не увидела. В январе и феврале мистер Фоскер был занят обустройством своего дома для удобства молодой супруги. На втором этаже, в прежней комнате для гостей, была оборудована спальня для будущей миссис Фоскер. Мистер Фоскер не желал находиться так далеко от своей жены и вознамерился переехать наверх. Все вещи из кладовой были подняты на чердак, к большой радости Лили, не желавшей терять свои еще не до конца исследованные сокровища. Перегородку между комнатой миссис Кроу и кладовой сломали и превратили полученное пространство в спальню мистера Фоскера и небольшой будуар, находящийся между спальнями супругов. В будущем мистер Фоскер мечтал проводить там долгие вечера за чтением газеты, в то время, как его жена будет вышивать.
Прежнюю комнату мистера Фоскера разгородили на две, и в одну из них предстояло переехать Лили, а другую должна была занять кухарка. В бывшей комнате мисс Мэйвуд ее дядюшка собирался устроить детскую для будущих маленьких Фоскеров, но пока что он не торопился заниматься обустройством этой комнаты, предпочитая добавить уюта в гостиную.
Лили нравились все эти перемены, тем более, что на время проведения работ ее частенько приглашали к себе Уэвертоны. Их дом стал ей почти родным, ей даже отвели собственную комнату рядом со спальней Роберты, где она могла оставаться на ночь, сколько пожелает. Сперва девочке было неловко злоупотреблять гостеприимством леди Уэвертон, но уговоры Бобби и ее собственное горячее желание лишили Лили привычной стеснительности.
Она была еще не способна признаться себе, что не только все новые и новые затеи Бобби и материнская доброта леди Уэвертон влекут ее к ним.
Артур Уэвертон неизменно был приветлив с девочкой, не отмахивался от детской болтовни, подобно его приятелям, которых только раздражали младшие братьея и сестры. Очень скоро Артур стал называть гостью Лили и даже как будто позабыл, что мисс Мэйвуд – не его родная сестра.
Лили при встречах с юношей уже не так робела и не отмалчивалась во время общих разговоров, но взгляд его светло-карих глаз иногда казался ей таким загадочным, а иногда – таким понимающим… И этот взгляд тревожил, волновал, заставлял краснеть невовремя или забывать, что хотелось сказать за минуту до того.
Скоро
