Свадьба не предусмотрена. Тори Халимендис

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ВТОРАЯ
• ГЛАВА ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА ПЯТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТАЯ
• ГЛАВА СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
• ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Ему нужна невеста. Мне – защита и уверенность в завтрашнем дне. Он хочет найти древний артефакт. Я – выбраться из нищеты. Мы расстанемся сразу же, как окончится действие договора. Фальшивая невеста женой не станет, ведь контрактом свадьба не предусмотрена. Вот только все детали учесть невозможно...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Мне нужна невеста!

   Я устало поправила ленточку на букете и с надеждой спросила:

    – А вашей невесте нужны цветы, да?

    День уже клонился к закату, а покупателей, как назло, не наблюдалось. Не то виновата была резко испортившаяся погода, пасмурная, ветреная, с противной моросью с небес, не то новое место, на которое меня отправил с утра торговать Пит. И я ведь спорила, доказывала, что у пруда сегодня не дождаться гуляющих парочек, да только без толку. Пит, он такой, если что вобьет себе в голову, то ни за что его не переубедить.

    – Что? Нет, цветы не нужны. И вообще, я не намерен жениться!

    Да что за день сегодня такой? Замерзла, устала, проголодалась, а под вечер принесло еще и какого-то сумасшедшего. То ему нужна невеста, то не нужна, и об этих своих нуждах он зачем-то сообщает мне. Наверное, за неимением в радиусе километра других собеседников. Поскорее бы Пит пришел, что ли!

    – Так что скажете?

    – А?

    Я наконец-то подняла взгляд. А безумец хорош собой, этого не отнять! Растрепанные ветром черные волосы, правильные черты лица, яркие зеленые глаза. Даже жаль, что столь привлекательный экземпляр свихнулся в довольно молодом возрасте. Сколько ему? Вряд ли больше тридцати, скорее, лет двадцать пять – двадцать семь.

    – Вы согласны? – нетерпеливо спросил он. – Соглашайтесь! От такого предложения не отказываются!

    – От какого?

    – Стать моей невестой, конечно!

    Хорошо, что я уже сидела на низеньком табурете – это спасло меня от падения. Первым побуждением было указать ему маршрут, коим обычно отправляла пристававших ко мне нахалов, но я не поддалась соблазну и прикусила язык. Мало ли, к какому подвиду безумцев относится этот псих: к тихим или к буйным. Если к последним, то самой мне с ним не справиться, вон, плечи какие широкие и мускулы даже под одеждой заметны. И рост внушительный. А Пит, как назло, задерживается.

    – Ну? – поторопил меня психопат.

    – Понимаете, – осторожно, чтобы не вызвать приступ неконтролируемой злобы, начала я, – это очень важное решение. Ответственное. Такое не принимают впопыхах, нужно подумать.

    – Так думайте! Минуты вам хватит?

    Точно псих. Я принялась осматриваться в поисках наилучшего пути к отступлению и с облегчением увидела в конце аллеи знакомую коренастую фигуру. Пит шел, слегка раскачиваясь, засунув руки в карманы. И, готова поклясться, насвистывал себе под нос старую песенку о морском дьяволе. Некогда Пита угораздило прослужить на корабле несколько месяцев, чем он несказанно гордился и о чем упоминал при всяком удобном – и неудобном – случае. За что его вышибли со службы, правда, не рассказывал никогда, лишь выпив основательно, начинал грозить какому-то Гредноу, мол, тот еще пожалеет.

    – Минута прошла, – напомнил о себе ненормальный.

    Пит подходил все ближе.

    – К сожалению, вынуждена вам отказать, – радостно выпалила я.

    И что с того, что мой тон контрастировал со словами? Формально я оставалась вежливой, так что похвалила себя за терпение и выдержку. Умница, Каролина, осталось потерпеть совсем немного, и скоро сможешь отогреться и перекусить. Наесться до отвала – это вряд ли, сегодня не удалось продать ни единого чахлого цветочка, так что Ма Лу выдаст в лучшем случае миску пустой похлебки, щедро приправленную отборнейшей бранью, но даже Мамашина стряпня покажется мне сейчас пищей богов.

    При мысли о еде в животе громко заурчало.

    – Вы голодны? – спросил ненормальный.

    Заботливо так спросил, будто не все равно ему.

    – Какая разница?

    – Я мог бы угостить вас ужином.

    Так вот к чему все шло! И как я только сразу не догадалась, должно быть, от холода и усталости мозг совсем отказал. Сначала угостит ужином, потом – завтраком, ага. Видали мы таких щедрых, и как им отвечать – давно известно и отработано.

    – Шли бы вы, рьенн хороший, да хоть к невесте вон своей, что ли.

    – Моя невеста – вы.

    Зеленые глаза смеялись, и я заподозрила, что слишком поспешно причислила его к безумцам.

    – Никакая я вам не невеста! И вообще, за мной жених должен прийти! Да вот он! Пит! Пит, дорогой!

    Пит застыл, пораженный таким обращением. Еще бы, он и понятия не имел о том, что только что стал моим женихом.

    – Что случилось? Рьенн, желаете приобрести букет?

    – Не букет. Я бы позаимствовал вашу невесту. На время.

    Пит разинул рот. В другое время я бы посмеялась – но не сейчас.

    – Мою кого?

    Я усердно ему подмигивала и делала странные пасы руками, но сообразительностью он никогда не отличался.

    – Я заплачу. Хорошо заплачу, поверьте.

    Услышав о деньгах, Пит оживился.

    – Предлагаю обсудить сделку где-нибудь в приятной обстановке. Здесь поблизости есть один кабачок…

    Все ясно, рассчитывает если не содрать с богатенького придурка круглую сумму, то хотя бы выпить и поужинать за его счет. Пит – виртуоз в деле наживы.

    Но незнакомец предложением не прельстился. Едва заметно поморщился и сухо бросил:

    – Нет времени! Сколько?

    Пит моргнул. Не говори они обо мне, я бы его пожалела: он явно обдумывал, какую бы назвать сумму, чтобы и не спугнуть покупателя, и не продешевить. А главное, так и не уяснил пока, чего же конкретно тот хочет. Я тоже этого не понимала – и здорово беспокоилась, правда, по иной причине, нежели Пит.

    – Ваша невеста, – кивок в мою сторону, – идет со мной и останется примерно… э-э-э… ну, скажем, на месяц. Сколько вы хотите за причиненные вам неудобства? Обещаю, что пальцем ее не трону, если это вас волнует.

    Мне бы испытать облегчение от последней фразы, но меня, напротив, заколотило в нервном ознобе. Если он не собирается ко мне приставать, то для чего я ему понадобилась? И вообще, что за манера решать мою участь без моего согласия?

    – Так вам нужна Кара? – осенило Пита. – Вы хотите ее забрать?

    Незнакомцу, похоже, надоело объясняться. Он просто назвал сумму – такую, что я второй раз обрадовалась тому, что уже сижу, а то на ногах бы точно не удержалась. Челюсть Пита уползла вниз, но он быстро спохватился и вернул ее на место. И заорал:

    – Согласен! По рукам!

    Боится, что псих передумает, со злостью поняла я. Гад такой!

    – Эй, а у меня спросить не хотите?

    Пит повернулся ко мне. Глаза его превратились в узенькие щелочки, уголок рта дергался.

    – Простите, рьенн, мне нужно переговорить со своей, кхм, невестой. Одну минуточку, это недолго.

    Он цепко ухватил меня за плечо, заставил подняться и поволок в сторону. Я кривилась от боли, но не сопротивлялась: знала по опыту, что будет только хуже.

    – Ты пойдешь с ним, Кара, и сделаешь все, что он захочет. Поняла? – прошипел он мне в лицо, когда оттащил на достаточное расстояние, чтобы незнакомец не мог расслышать, о чем мы говорим.

    – И не подумаю!

    – Тогда отправишься к Красотке, и в этот раз твои слезы не помогут. Будешь работать, как прочие девки. На строптивых тоже клиенты имеются.

    Я похолодела. Не нужно объяснять, чем именно занимаются девушки у Красотки: мне прекрасно это известно. Поначалу Пит думал и меня пристроить в ее заведение, уверял, что с моей внешностью и манерами я стану там звездой, но получил отказ столь твердый, что оставил свою идею. И сейчас соврал: плакала я только первые минуты, а потом решительно заявила, что лучше уйду побираться под мостом или выпрыгну из окна, но шлюхой никогда не стану. Тогда-то он и придумал отправить меня составлять букеты и торговать ими, но все ворчал, что я дорого ему обхожусь, а толку от меня мало. И вот ему предложили сумму, которую все работницы Красотки, вместе взятые, и за месяц не заработают. Да что за месяц – за полгода точно!

    – И если ты думаешь, что хорошо знакома с кнутом, то сильно ошибаешься, – процедил он, растянув губы в жуткой ухмылке. – В прошлый раз я тебя только погладил.

    В прошлый раз я хотела сбежать – наивная! У Пита хватало осведомителей, нашел он меня быстро. Значит, не так и мало приносила моя торговля, если он не захотел терять цветочницу. Впрочем, считать я умела неплохо, так что и сама видела, какую прибыль ему даю. Единственное, за что благодарила богов: женщинами Пит совсем не интересовался, так что с этой стороны опасность мне не грозила. А к побегу можно подготовиться и получше, чтобы не попасться в следующий раз.

    Побег… А ведь это хорошая мысль! Обмануть бдительность незнакомца, удрать, а Пит, получив денежки, меня искать точно не станет. И я притворилась испуганной покорной овечкой.

    – Хорошо, Пит. Как скажешь.

    Он потрепал меня по подбородку, и я привычно уже задержала дыхание. Не отшатываться уже приучилась, но до сих пор сжималась внутри в комок и отсчитывала про себя: «Один, два, три». Как правило, на счет «три» Пит утомлялся от показного одобрения и отстранялся. В этот раз получилось так же.

    – Все в порядке, рьенн, мы все обсудили. Моя, кхм, невеста согласна.

    Незнакомец смерил его взглядом.

    – Полагаю, вы не удовлетворитесь чеком?

    Пит потер руки: разговор перешел к самой приятной для него части.

    – Не то, чтобы я вам не доверяю, рьенн, поймите меня правильно, но живые денежки – оно всегда предпочтительнее. Видишь, так сказать, что получаешь, и пощупать можешь.

    И он подмигнул. Похабно так ухмыльнулся, и я сцепила зубы. Больше всего на свете сейчас хотелось дать ему хорошего пинка. Увы, не с моими силенками тягаться с Питом. А ненормальный кивнул. Вытащил из кармана стопку банкнот – вот так запросто – и отсчитал некоторое, надо признать, немалое, количество купюр. Протянул их Питу и сразу утратил к нему интерес, повернулся ко мне.

    – Прошу вас, рьенна…

    – Каролина, – встрял Пит, – ее зовут Каролина.

    Но незнакомец даже не посмотрел в его сторону. Он протянул мне руку, взглянул вопросительно – и я глубоко вдохнула сырой стылый воздух, будто перед прыжком в ледяную воду, зажмурилась на миг и вложила свою ладонь в его.

    Вот и все. Пути назад больше не было.

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Полагаю, нам нужно познакомиться и обсудить нашу сделку. К тому же, вы явно устали и проголодались – нет-нет, не возражайте! Вон как раз неплохое на вид кафе, давайте заглянем.

    И вовсе я не собиралась возражать, напротив, нашла предложение психа на удивление здравым. Поужинать как следует мне бы действительно не помешало. И в кафе точно подадут не похлебку с жалкими ошметками лука и моркови, а что-то более питательное, так что хотя бы здесь я в выигрыше.

    Мы расположились за столиком в углу, сделали заказ, причем я не стала изображать скромницу и попросила горячее и десерт, а выбирал уже мой спутник. Когда официант удалился, незнакомец подпер подбородок ладонью и уставился мне прямо в лицо. Меня это несколько нервировало. Немного. Самую малость. Да ладно, чего притворяться – сильно нервировало. И липкие невнятные страхи снова ожили, подняли головы змеями, раздули капюшоны и зашипели.

    Куда ты влипла, глупая, глупая, Каролина?

    – Итак, вас зовут Каролина – а дальше?

    – Не знаю, – честно ответила я.

    Брови незнакомца удивленно приподнялись.

    – Простите?

    А что тут прощать – я действительно не знала своего имени. Каролиной меня назвала Мамаша Лу: по ее словам, именно это имя я произнесла, прежде чем впасть в забытье. С чего она взяла, будто я ей представилась, а не звала кого-то близкого, понятия не имею, но спорить смысла не видела. Каролина так Каролина, какая мне разница? Пит носился поначалу с идеей разыскать мою родню, ведь одежда на мне была добротная, хорошего пошива и из дорогих тканей. Когда же стало понятно, что никто не ищет потерявшуюся молодую особу лет двадцати – двадцати трех на вид, светловолосую, худощавую, синеглазую, среднего роста, и выплачивать вознаграждение за помощь в поиске оной не собирается, то разозлился и наорал на меня, словно в том имелась моя вина. А потом стал думать, к какому же делу меня пристроить. Самым очевидным вариантом казался дом увеселений Красотки, но от блистательной карьеры проститутки я отказалась наотрез. Ну, а дальнейшее известно.

    Так что я молча пожала плечами. Пусть собеседник понимает мой жест, как хочет, добавить мне нечего.

    Конечно же, он понял по-своему. И отзеркалил мой жест.

    – Не хотите говорить – не надо. Пусть будет просто Каролина. Неважно. Тем более, что для нашего дела вам придется назваться чужим именем.

    Ага, так дело уже наше. Мне подобная постановка вопроса никак не понравилась. Знать не знаю, что за темные делишки у этого психа – или вовсе даже не психа? – но участвовать в них как-то не хотелось.

    – Если вы замыслили нечто незаконное, то я вам не помощница.

    В конце концов, тюрьма – не то место, где мне хотелось бы провести остаток дней. Правда, идти мне некуда, но как-нибудь справлюсь. Лучше пожить пару недель под мостом, чем десяток лет в камере.

    Незнакомец вскинул руки ладонями вперед.

    – Ничего незаконного! Уверяю вас! Просто небольшая дружеская шутка!

    Шутка, значит, дружеская. Ну-ну, посмотрим, что там за друзья такие, которым в качестве невесты нужно предъявить подобранную на улице девицу. Кстати, а почему именно я?

    Тип вопросу не удивился.

    – Потому что вы подходите внешне. И производите должное впечатление. Осталась последняя проверка.

    – Какая же?

    Именно в этот момент появился официант с заказом, и незнакомец заявил, откинувшись на спинку кресла и вперившись в меня взглядом:

    – Вот эта!

    А-а-а, так он хочет посмотреть, как я управляюсь со столовыми приборами! Я мысленно ухмыльнулась. Не имею ни малейшего представления, кем была в прошлой жизни, но воспитание и образование получила неплохое. Память, стерев любые подробности о семье и личности, милосердно оставила мне все бытовые навыки и ворох самых разнообразных сведений из множества областей, от истории до искусства. Откуда-то мне даже досталось знание о том, какое значение имеет каждый цветок в букете – вот оно-то мне и пригодилось при выборе способа заработка.

    – Мое имя вам известно, – сказала я, дождавшись, пока отойдет официант, – но своего вы так и не назвали.

    И взяла нож и вилку.

    Незнакомец несколько мгновений смотрел на то, как я разделываю сочный бифштекс, издающий умопомрачительный аромат, а потом представился:

    – Филипп. Филипп Карлтон.

    Имя отозвалось на миг каким-то странным, непривычным чувством, словно некогда мне уже доводилось его слышать, причем неоднократно. Я помедлила, ожидая, не пробудятся ли воспоминания. Но нет, смутное чувство улеглось, всколыхнувшиеся темные воды памяти успокоились, вновь скрывая то, что таилось в глубине. И я вернулась к бифштексу, тем более, что от мясного запаха рот давно уже наполнился голодной слюной, а желудок сжался в мучительном спазме.

    – Итак, рьенн Филипп Карлтон, – начала я, разделавшись с горячим и утолив голод, – какова моя роль в вашей милой дружеской шутке?

    От непривычного чувства сытости и тепла клонило в сон, трудно было концентрироваться на разговоре. С каким удовольствием я бы сейчас откинулась на спинку мягкого уютного кресла и смежила веки! Хотя бы на несколько минут…

    Под столом я впилась ногтями в ладони, прогоняя сонливость и расслабленность. Нужно слушать очень внимательно, не упустить ни малейшей детали, иначе в случае неприятностей винить будет некого, кроме себя.

    Филипп улыбнулся, впервые с момента нашей встречи, и я не могла не отметить, насколько очаровательная у него улыбка – озорная, немного мальчишеская. От нее на щеках появились ямочки – очень мило. Познакомься мы в иных обстоятельствах, возможно, мое сердце забилось бы чаще, но сейчас я лишь насторожилась. К чему бы благородному – а Филипп Карлтон, несомненно, относился к благородным – рьенну прилагать столько усилий для того, чтобы обаять нищую цветочницу? Подхожу на роль его невесты по каким-то внешним признакам? Полно, да мало ли по улицам бродит хрупких молоденьких блондинок? И покрасивее меня найдутся. Так что доверия наниматель мне пока что не внушал, и я все время ожидала от него подвоха.

    – Вы – моя невеста. Элоиза Каролина – оставим вторым ваше имя, чтобы было привычно – Биннергрин. Мы с вами безумно любим друг друга и не можем расстаться даже на день, не то, чтобы на пару недель.

    – И?

    – И все. Все, что вам нужно – изображать страстное чувство ко мне. И, полагаю, пора перейти к более неформальному общению.

    – Ты и Филипп?

    – Можно даже Фил, – серьезно ответил он. – А также милый или дорогой. Только, упаси боги, никаких рыбок, зайчиков и котиков. Терпеть не могу весь этот зоопарк в отношениях!

    Невольно я усмехнулась. Мне и в голову бы не пришло назвать бы его зайчиком или котиком.

    – Полагаю, спрашивать, в чем заключается цель розыгрыша, смысла не имеет?

    Приветливое выражение исчезло с лица собеседника, взгляд стал цепким, внимательным.

    – Правильно полагаешь, Кара. Я плачу тебе за хорошо исполненную роль, а не за лишние вопросы.

    – Пока что, – дерзко возразила я, – никакой оплаты я не видела. Или же считать за таковую ужин?

    Филипп расхохотался.

    – А ты бойка на язык. Но это даже хорошо, хуже, если бы я привез робкую забитую девицу, боящуюся даже собственной тени. Кстати, я заплатил твоему жениху. Разве он с тобой не поделится?

    Издевался, гад. Точно издевался. В зеленых глазах плясали насмешливые искорки.

    – Брось, ты ведь и сам уже догадался, что никакой Пит мне не жених. Так что нет, со мной он точно делиться не станет, а вот мне деньги пригодятся.

    Филипп неуловимым стремительным движением подался вперед. Я не успела убрать ладонь, как он накрыл ее своей, цепко сжал.

    – Кто он тебе?

    – Никто. Хозяин дома, где я жила. Мой работодатель, если можно так выразиться.

    Дом. Это слово по отношению к моему жилищу можно употребить разве что в насмешку. Ночлежка, где всем заправляла Мамаша Лу. Была ли она Питу настоящей матерью – никто не знал, но обращался он с ней почтительно, настолько почтительно, насколько это вообще могло быть свойственно Питу. Жил там люд настолько пестрый, что впору диву даваться. Уличные попрошайки, парочка карманников, девицы, недостаточно пригожие, чтобы попасть к Красотке, и оттого искавшие клиентов в ночных переулках, ведь по ночам, как известно, все кошки серы, а любая женщина может показаться привлекательной. Несколько забулдыг неопределенного рода занятий. И я, разумеется.

    Мне еще повезло. Все прочие обитатели ночлежки кучковались в двух больших общих комнатах, мне же выделили личную каморку. Правда, делить ее пришлось с метлами, прохудившимися ведрами и разной ветошью, но тюфяк туда кое-как поместился. Мамаша Лу заявила, что негоже «чистенькой девчонке» спать в одном помещении со всяким сбродом. Пит подобными вопросами явно не озадачивался, различия между платящими ему дань обитателями городского дна не делал и меня выделять не собирался, но раз уж Ма Лу велела – притянул в чулан постель: набитый соломой тюфяк и старое одеяло.

    Сейчас же Филипп сверлил меня взглядом и явно пытался понять, солгала ли я ему или нет.

    – Тебе же лучше, если ты сказала правду.

    Он что, всерьез полагал, что между мной и Питом могли быть какие-то личные отношения? Хотя сама виновата, раз назвала хозяина женихом.

    Принесли десерт. Нечто в креманке, белоснежное, воздушное, украшенное голубикой и малиной. Я сунула ложечку в рот и едва не застонала от удовольствия. М-м-м, вкусно!

    Филипп себе сладкое заказывать не стал, ограничился крохотной чашечкой черного как смоль кофе. Отпивал небольшими глотками и внимательно наблюдал за мной.

    Как мне ни хотелось расправиться с вкуснотищей за пару мгновений, я вынудила себя есть медленно, смакуя каждый кусочек. Получалась двойная выгода: и наслаждение растянуть можно, и на Филиппа должное впечатление произвести. Разговор не продолжала: благовоспитанные рьенны за едой денежные вопросы не обсуждают. Не знаю, с чего бы у меня возникла такая уверенность, но собственной интуиции я доверяла. Кто знает, что хранит моя память в темных глубинах? Может, когда-то и имелись среди моих знакомых благородные рьенны. Косвенным доказательством служило то, что одежда моя чудесным образом исчезла еще до того, как я пришла в сознание. Догадаться, куда она подевалась, нетрудно: Мамаша Лу продала все, включая даже нижнее белье. И, будь я одета в лохмотья, она бы уж точно не понесла их в скупку.

    Наконец, креманка с десертом опустела, и я не без сожаления отложила ложку. Допила чай и подняла взгляд на Филиппа:

    – Так что там с оплатой?

    – Видела, сколько получил твой Пит? – ответил он вопросом на вопрос.

    Я сочла за лучшее не уточнять, что Пит вовсе не мой, а сам по себе, и молча кивнула.

    – Получишь вдвое. Но только после того, как успешно выполнишь задание.

    Значит, побег откладывается. Но в два раза больше того, что он заплатил Питу – это же огромные деньги! Если Филипп не обманывает, то приблизительно через месяц я смогу начать совсем новую жизнь, в которой не стану никому подчиняться и не буду никого бояться. Ради такого стоит и потерпеть.

    – Согласна?

    – Согласна.

    – Тогда договорились. Пойдем, времени у нас не так и много.

    Отчего-то мне стало не по себе.

    – Мы что же, сразу поедем к этим твоим друзьям? Вот так, без подготовки?

    Он еще раз окинул меня взглядом и расхохотался.

    – Нет, Кара. Сейчас мы поедем совсем в другое место.

    – В какое?

    – Увидишь, – загадочно ответил он. – Полагаю, тебе там понравится.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Особняк располагался в респектабельном квартале, за высоким каменным забором. Кованые ворота, за ними – привратник. Филипп он явно узнал, потому что поклонился и калитку распахнул без вопросов. В просторном холле нас встретила женщина не первой молодости, но все еще красивая. Статная, слегка полноватая, с гладкой белоснежной кожей, уложенными в затейливую прическу черными волосами и слегка раскосыми янтарными глазами. Одета она была в странного покроя платье из струящегося яркого шелка.

    – Фил, душа моя! – воскликнула она и всплеснула холеными руками. Вспыхнули веселыми огоньками камни в многочисленных перстнях. – Счастлива тебя видеть!

    Она заключила гостя в объятия, и они расцеловались в обе щеки. Я топталась нерешительно рядом, не зная, что мне надлежит делать. Если Фил выдает меня за свою невесту, то уместно ли продемонстрировать ревность? Или игра еще не началась, и на эту необычную особу производить впечатление влюбленной девицы не стоит?

    Она сама мне помогла, отступив от моего лже-жениха на шаг и смерив меня внимательным взглядом.

    – Кого ты привез ко мне, Фил? Она не похожа на обычных девочек.

    А быстро она перешла сразу к делу. Тут я запоздало сообразила, где именно очутилась, и вспыхнула. От смущения – и от негодования: как Филипп только мог предположить, что такое место может прийтись мне по вкусу? За кого он меня принял?

    Но все оказалось не так однозначно.

    – Приведи ее в порядок, Лора. Кожа, волосы, руки – сама знаешь. И подбери какую-нибудь одежду на первое время. Такую, для приличной рьенны, чтобы не стыдно было показаться в обществе.

    Лора обошла меня кругом, прицокнула языком.

    – Приличную, говоришь, рьенну из нее сделать?

    – Из хорошей семьи, – подтвердил Филипп.

    Она потрогала мои волосы, провела пальцем по коже на ладони, осмотрела ногти.

    – Зубы показать? – не выдержала я.

    Все-таки не слишком приятно, когда тебя рассматривают и обсуждают, будто лошадь на ярмарке.

    – А и покажи, – не смутилась Лора.

    Я оскалилась в злой ухмылке.

    – Задание не из трудных, – вынесла вердикт хозяйка дома. – Ты ведь не оставишь ее у нас?

    – Нет, самому пригодится. И чем меньше народа узнает о том, что она здесь побывала, тем лучше.

    Лора вновь прицокнула языком.

    – Понимаю, уж не дура. Приходи за своей красавицей завтра. А пока… вечер еще не наступил, но для тебя по старой дружбе сделаю исключение. Выберешь кого-нибудь из моих девочек?

    В первое мгновение я с удивлением посмотрела в окно, за которым уже сгустилась чернильная тьма, но вскоре сообразила, о чем говорила Лора, что за вечер у нее еще не начался. И поняла, почему Филипп так опасался опоздать. Он гнал по городским улицам как сумасшедший, и ко мне вновь вернулись подозрения о его ненормальности. Оказывается, он боялся столкнуться с другими клиентами публичного дома.

    – Нет, дорогая. Я верен привычкам, знаешь ли. Не люблю делить своих женщин с другими.

    Лора делано вздохнула.

    – Тогда, если захочешь освежить воспоминания, заглядывай ко мне. Я сейчас как раз одинока и печальна. Почти безутешна.

    И она лукаво улыбнулась. Но Филипп не успел найтись с ответом, как она продолжила:

    – В любом случае – до завтра. Сегодня я буду занята твоей новой пассией. Хорошего тебе вечера, душа моя.

    И они опять расцеловались. На прощание.

***

Лора вызвала смуглую черноволосую девицу и передала меня в ее распоряжение, отдав краткий приказ на неизвестном языке. Со мной девица изъяснялась жестами, но в итоге мы прекрасно понимали друг друга. Впрочем, от меня многого не требовалось: просто позволить незнакомке делать все, что та считала нужным.

    Для начала она отвела меня в купальни. Да-да, в самые настоящие купальни, построенные в саду и соединенные с особняком крытой галереей. Одно их наличие доказывало, что заведение Лоры поставлено на широкую ногу и дела в нем идут превосходно. Сейчас просторные помещения пустовали, видимо, обитательницы особняка готовились приступить к работе. Мы с моей спутницей находились вдвоем.

    Для начала мне протянули халат и велели переодеться. Я ждала, что служанка – она ведь служанка, верно? – отвернется, чтобы не смущать меня, но нет, та стояла и смотрела. Я замешкалась, и она нетерпеливо повторила жест, будто снимает платье. Пришлось разоблачаться под внимательным взглядом, причем, клянусь, горничная рассматривала меня куда более оценивающе, чем хозяйка. Затем последовала целая череда различных процедур для лица, тела и волос. Меня как следует отмыли, натерли ароматными маслами, нанесли на волосы какую-то смесь, вымыли еще раз, заставили сунуть руки и стопы в небольшие ванночки с каким-то горячим непрозрачным составом. Привели в порядок ногти. Нет, я, конечно же, даже у Пита следила за тем, чтобы они всегда были чистыми и ровно подпиленными, но теперь у меня были руки, как у настоящей благородной рьенны: мягкие, с гладкой кожей и перламутровыми ноготками. Наверное, проторгуй я цветами всю осень, потребовалось бы больше времени на восстановление былой красоты, но сейчас хватило всего одной процедуры. В завершение служанка удалила с моего тела все волосы. Я смущалась, краснела, прятала пылающее лицо в ладонях, но терпела. Мысленно повторяла сумму, которую получу через месяц, кусала губы и молчала.

    В конце меня, уставшую и обессиленную, отвели в небольшую комнату с высоким, под самым потолком, узким окном, невысоким комодом и скромной койкой, принесли чашку травяного отвара и оставили в одиночестве. Я думала, что усну сразу же, оказавшись в постели, тем более, что в кои-то веки выпал шанс улечься в нормальную кровать, а не на старый тюфяк в чулане. Но нет, полночи ворочалась без сна и все строила догадки о том, кто такой Филипп и что это за друзья у него такие, которых нужно разыграть при помощи фальшивой невесты. А главное, почему на эту роль он выбрал все-таки меня? И что мне делать, если пойму, что умудрилась-таки влипнуть в неприятную историю?

***

– Отличная работа, Лора! – одобрительно воскликнул Филипп, увидев меня утром.

    – Я выставлю тебе счет, душа моя, – пропела хозяйка публичного дома. – Позавтракаешь со мной?

    – Увы, слишком много дел. Но я непременно загляну как-нибудь на днях.

    Лора издала смешок.

    – Буду ждать. Но подозреваю, душа моя, что твое «как-нибудь на днях» случится не ранее следующего года.

    Филипп неопределенно пожал плечами, распрощался с Лорой и пошел к выходу, сделав мне знак следовать за ним. Его приятельница уже утратила ко мне всякий интерес и на произнесенные скороговоркой слова благодарности никак не отреагировала. Но я поймала ее взгляд, устремленный в спину Филиппа, и испытала укол жалости: столько в ее глазах было нежности, грусти и непонятной какой-то обреченности.

***

Я была уверена, что вот теперь-то фиктивный жених точно отвезет меня либо к себе домой, либо к своим таинственным друзьям, но снова ошиблась. Мобиль остановился у отеля, вполне респектабельного на вид, но отнюдь не шикарного. Такого, в котором, по моим представлениям, вполне могли бы жить пожилые семейные пары с хорошим достатком или одинокие старые девы с компаньонками. Тихая улочка, просторный внутренний дворик, цветы и уютные кресла в холле, почтительный швейцар, услужливые горничные. В номера разрешалось подниматься только постояльцам, поэтому мы устроились в ресторане, безлюдном, поскольку время завтрака уже завершилось, а обеденное еще не настало. Филипп заказал кофе и пирожные, дождался, пока официант удалится, и положил на стол небольшую фотокарточку и несколько листов бумаги.

    – Здесь все, что тебе нужно знать. Изучишь – уничтожь все, кроме снимка.

    – Сжечь?

    Он даже не улыбнулся.

    – Лучше всего. Не получится – порви на мелкие клочки и разбросай по разным корзинам для бумаг.

    Я не торопилась прикасаться ни к фотокарточке, ни к исписанным листам.

    – И ты продолжишь уверять меня, что не затеваешь ничего криминального? Тогда к чему такие предосторожности?

    – Мне бы не хотелось, чтобы о розыгрыше пошли слухи.

    Сомнительное оправдание.

    – Уверяю, Кара, тебе не придется проникать в закрытую резиденцию или, не знаю, в музей ценностей, – сказал он с прорывающимся в голосе раздражением. – Небольшое семейное собрание, вот и все. Мне нужно представить невесту из хорошей семьи. Элоиза Биннергрин вполне подходит, тем более, что никто из предполагаемых гостей ее никогда не видел.

    – А хозяева? – тут же уцепилась я за оговорку.

    – Разве что совсем девочкой. Различить подмену они не смогут. Да сама взгляни.

    Не без опаски я взяла фотокарточку и присмотрелась. Снимок запечатлел двух девочек-погодок, лет двенадцати-тринадцати на вид, и мне при первом же взгляде на них стало понятно, почему Филипп так в меня вцепился. Любая из сестер – а девочки явно были сестрами, слишком уж велико сходство – могла бы оказаться мной. Ну, или я могла бы оказаться любой из них.

    – Кто… кто они?

    Голос мой прозвучал сипло, но вряд ли Филипп обратил на это внимание.

    – Элоиза и Эжени Биннергрин. Снимок сделан десять лет назад, до того, как девочки с родителями уплыли на острова Закатного моря. После того связь с этой семейной ветвью прервалась. Ходили слухи…

    Он не договорил и едва заметно поморщился.

    – Что за слухи? – насторожилась я.

    – Неважно. Запомни главное: ты – Элоиза Каролина Биннергрин, недавно вернувшаяся в Лаудинн. Твоя семья осталась в вашем поместье в колонии, потому что младшей дочери, Эжени, долгие путешествия противопоказаны из-за хрупкого здоровья. Ты же прибыла к жениху, Филиппу Карлтону.

    – К тебе.

    – Ко мне. Свадьба планируется в самом скором времени.

    – Но не состоится.

    Меня интересовало, как Филипп будет выкручиваться, но он беспечно бросил:

    – Да, скажем, что мы расторгли помолвку. Предлог какой-нибудь я придумаю, не сомневайся.

    Конечно, придумает, с его-то фантазией.

    – Здесь все написано. У тебя два дня на то, чтобы выучить и перевоплотиться в юную рьенну Биннергрин, мою невесту. И помни: деньги получишь только в том случае, если хорошо сыграешь свою роль.

    Мог бы и не напоминать. В этом я уж точно не сомневалась.

    Одно только огорчило меня: увидев снимок, в душе зародилась робкая надежда, что я действительно могу оказаться одной из запечатленных на них девочек. Но десять лет на островах Закатного моря… сомнительно, чтобы кто-нибудь из сестер Биннергрин смог незаметно вернуться в Лаудинн, а потом еще и потерять память. Если бы семья уехала в городок по соседству, например, то я могла бы отправиться туда и все разузнать на месте. Выяснить точно, что произошло с девочками и случайно ли наше сходство. Но пересечь Закатное море, увы, не в моих силах. Так что слабый огонек надежды погас, не успев разгореться.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Информацию о семье Биннергрин Филипп мне выдал довольно скудную, так что я выучила ее даже быстрее, чем он рассчитывал. Уже к обеду следующего дня я без запинки могла рассказать, как звали родителей-бабушек-дедушек-прочих-родственников Элоизы, когда они родились или умерли, где жили. Сложнее оказалось непосредственно с вживанием в роль. Все же, как ни крути, актрисой я не была и не имела ни малейшего представления, как это – изображать другого человека. Да к тому же еще и такого, о котором не известно совсем ничего. Какая она, эта Элоиза? Что она любит, а что, наоборот, терпеть не может? Каким обладает характером? Она веселая и смешливая или молчаливая и замкнутая? Личность невесты Филиппа Карлтона мне предстояло создать самостоятельно, и я, поразмыслив, решила, что не стану слишком уж отступать от собственных предпочтений. Пусть Элоиза Биннергрин окажется почти точной копией Каролины-без-фамилии – какая разница? Все равно, по словам Фила, сестер Биннергрин никто из его знакомых не видел повзрослевшими, а с возрастом может измениться не только внешность, но и характер.

    Заняться в отеле было нечем, так что появлению фальшивого жениха я обрадовалась. Хоть и опасалась, как пройдет очередное испытание, но испытала облегчение при мысли, что заключение в четырех стенах наконец-то закончилось.

    Филипп привез с собой целый гардероб, выбранный, подозреваю, не без помощи Лоры. Я наблюдала, как служащие таскают коробки и свертки из багажника мобиля в отель.

    – Мы сегодня обедаем в ресторане с моими приятелями, – объявил жених вместо приветствия. – Поднимись к себе и выбери что-нибудь подходящее.

    Хочет посмотреть, не заподозрят ли что приятели, прежде чем везти меня в гости, догадалась я. И послушно отправилась в номер выбирать платье.

    Облик мой лже-жених никак не прокомментировал, но довольно кивнул, из чего я заключила, что с задачей справилась.

    – Вот еще, чуть не забыл!

    Он вынул из кармана пальто плоскую коробочку и протянул мне. Я взяла с осторожностью. В таких футлярах обычно продаются драгоценности, но не может же он подарить по-настоящему дорогие украшения малознакомой женщине? Хотя, наверное, после поездки их придется вернуть, но все равно – где гарантия, что я не обману его и не сбегу, прихватив с собой золото?

    – Открой, – велел Филипп нетерпеливо. – Молодая рьенна Биннергрин, конечно же, не стала бы везти с собой все семейные ценности, но появиться в доме жениха совсем без всяких безделушек не смогла бы.

    Я откинула крышку и негромко ахнула от восторга. Отчего-то сразу поняла, что украшения пусть и не громоздкие и не вычурные, но дорогие. Очень дорогие. Колье из бриллиантовых звездочек, соединенных изящного плетения цепочками, и к нему в пару браслет. И еще звездочки-серьги. Их я и вынула из шкатулки, после чего захлопнула ее.

    – Этого для обеда хватит.

    И увидела одобрение во взгляде Филиппа.

    – Не совсем, – все же возразил лже-жених. – Не хватает кольца. Символа помолвки.

    И сам надел мне на палец еще один бриллиант. Крупный, куда крупнее того, что в якобы семейных драгоценностях, окруженный сияющими сапфирами. Я полюбовалась мерцанием камней и испытала укол сожаления при мысли, что с этой красотой придется расстаться вскоре после завершения нашей сделки.

***

Приятелями Филлипа оказались две милые семейные пары. Эдвард и Дафна были столь схожи между собой, что их с легкостью можно было бы принять за родственников: оба высокие, худощавые, рыжеволосые. Их отличала забавная манера разговора: один из супругов начинал фразу, а второй ее подхватывал. Дирк и Руэлла, напротив, парой вовсе не смотрелись: он – добродушный на вид толстячок с намечающейся плешью, она – холеная темноволосая красотка с жгучими карими глазами, белоснежной кожей, великолепной фигурой. Но смотрели эти двое друг на друга с неподдельной нежностью.

    Филипп представил меня как свою невесту, Элоизу Каролину Биннергрин.

    – Называйте меня просто Карой, – улыбнулась я. – Привыкла к этому имени.

    Дафна слегка наморщила лоб, будто силясь что-то вспомнить.

    – Биннергрин, Биннергрин, – повторяла она. – Это же…

    – …Людвиг и его жена Мария, – подхватил ее супруг. – Они дружили с моим покойным дядей Вильгельмом. Это ведь ваши родители, Каролина?

    – Да, – подтвердила я. – Только, боюсь, не припомню, чтобы они рассказывали о вашем дяде. Возможно, между собой и вспоминали, но нам с сестрой не говорили.

    – Ничего удивительного, – заметил Дирк. – После переезда, особенно в дальние края, многие старые связи остаются в прошлом. А ваша семья уехала очень далеко от Лаудинна.

    – Куда-то на восток, верно? – задала вопрос Руэлла.

    Спросила из вежливости, без особого интереса, но все та же вежливость требовала дать ответ.

    – Нет, на острова Закатного моря.

    На лице Дирка проступило странное выражение.

    – Закатное море? – повторил он. – Но разве там…

    И осекся.

    – Нет-нет, – поспешил вмешаться Филипп. – Семья Каролины жила не на том острове.

    Не на том острове? О чем это он? Дафна и Эдвард тоже подались вперед, и даже Руэлла проявила любопытство.

    – О каком «том» острове речь, дорогой?

    Филиппу явно не понравилось направление, которое принял разговор, и он попытался отвлечь приятелей на выбор десертов. Но всеобщее внимание уже было привлечено к Дирку, и тот не стал разочаровывать слушателей.

    – Ну, тот самый, где случилась трагедия, помните?

    Я-то ничего такого не помнила, что и неудивительно. Но и остальные покачали головами с некоторым недоумением во взглядах.

    – Ее не стремилась освещать пресса, – пояснил Дирк, увидев реакцию. – Проще говоря, дело замяли. Это случилось незадолго до нашего знакомства, дорогая.

    И погладил унизанные кольцами тонкие пальцы супруги.

   – Не думаю, что эта тема приятна Каролине, – менторским тоном заметил Филипп. – Все-таки ее семья обосновалась на соседнем острове.

    Мне, наоборот, было очень и очень любопытно услышать то, что собирался поведать Дирк, вот только как об этом скажешь? Если семейство Биннергрин жило недалеко от места трагедии, в чем бы она ни заключалась, то все подробности мне должны быть и так известны. Да и спорить с женихом – не то поведение, которого ждут от влюбленной девицы. Так что я промолчала, а Дирк сконфуженно пробормотал:

    – Простите, Каролина. Я не подумал.

    И разговор плавно перетек к выбору десертов, а затем к обсуждению новомодной пьесы и похождениям примы Королевского театра, сохранившего старое название, хотя никаких королей вот уже лет триста в Лаудинне не водилось. Мое участие в столь увлекательной беседе ограничивалось краткими репликами, что и понятно: откуда бы молодой рьенне, прибывшей из колонии на днях, знать пикантные подробности светской жизни столицы? Филипп, судя по бросаемым в мою сторону благосклонным взглядам, остался доволен. Я же с нетерпением ждала, когда закончится обед и мы останемся наедине.

***

– Так что там за происшествие на островах Закатного моря? И почему мне об этом нельзя знать?

    Филипп удивился. Настолько фальшиво, что его актерской игрой не обманулся бы даже трехлетний ребенок.

    – С чего ты взяла, что тебе нельзя об этом знать?

    Выйдя из ресторана, мы не поспешили обратно в гостиницу, а отправились на прогулку по парку, благо, день выдался солнечным и безветренным. Дорожки исправно подметались, но все равно то тут, то там желтели опавшие листья. Я бездумно поддевала их носком ботинка, и они с сухим шорохом отлетали в сторону с пути.

    – С чего взяла? Может быть, с того, как ты уводил разговор в сторону всякий раз, когда речь заходила об островах? И тогда, когда рассказывал мне о семье Биннергрин. И сегодня за обедом. Так что за тайна такая, а?

    Филипп остановился. Задрал голову, посмотрел в небо. Я тоже подняла взгляд: вдруг он увидел там нечто интересное? Но нет. Разве что голубизна непривычная, весенняя. Осенью небо чаще выцветшее, бледное, а то и вовсе свинцовое, но сегодня необычайно яркое.

    – Так что там случилось?

    – Трагедия, как сказал Дирк, – нехотя ответил мой спутник.

    Я разозлилась.

    – Знаешь, дорогой жених, мне эти игры не нравятся. Если ты сам не понимаешь, то объясню тебе: сегодня о происшествии на островах заговорил Дирк, завтра – кто-то еще. Начнут задавать мне вопросы, и что отвечать? Что жила рядом, но ничего не видела и не слышала? Или что жених не счел нужным поставить меня в известность?

    Филипп вздохнул.

    – Я надеялся, что эта тема не всплывет. Ума не приложу, откуда Дирку известно. Разве что его кузен, владелец бульварной газетенки, что-то разнюхал и проболтался. Как ты уже слышала, случившееся замяли. И мне, признаться, тоже знать о нем не полагается. Но…

    Долгая томительная пауза. Я даже дыхание задержала – до того стало любопытно.

    – Не спрашивай, кто сказал мне, – наконец, собравшись с духом, решительно продолжил Филипп. – И о деталях тебе тоже лучше не слышать. Если вкратце, то один из островов Закатного моря чуть менее года назад погрузился под воду. Спасти не удалось никого.

    – Но как такое можно скрыть? – поразилась я. – Целый остров!

    Филипп горько усмехнулся.

    – Острова Закатного моря – целый архипелаг. Некоторые небольшого размера, многие из них необитаемы. Вот только на том, о котором идет речь, люди все-таки жили.

    Молнией поразила страшная догадка.

    – Семья Биннергрин?..

    Филипп кивнул.

    – Да. И Людвиг, и Мария, и их дочери, и слуги – погибли все.

    Получается, внезапного появления настоящей Элоизы Биннергрин и своего разоблачения мне можно не опасаться – но эта мысль вовсе не принесла облегчения. Напротив, я испытала жалость к незнакомой семье.

    – Так что, если кто-то заговорит с тобой об этом, просто отвечай, что воспоминания слишком тяжелы, – заключил Филипп. – Волна дошла и до соседних островов, наделала немало бед. Ничего удивительного, что одной из пострадавших не хочется поддерживать беседу на столь нерадостную тему.

    Я кивнула, соглашаясь. Казалось, что загадка разгадана, и больше незачем терзаться подозрениями. Но меня никак не отпускало ощущение, что рассказали мне далеко не все. И что трагедия годовалой давности еще каким-то образом сыграет свою роль в моей судьбе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

При прощании Филипп обрадовал меня известием, что испытание я успешно прошла, и завтра мы едем в гости к тем самым его друзьям. И пусть мне казалось, что я уже готова и выучила свою роль, но все равно стало немного тревожно. Спала я ночью плохо, урывками, и снились мне чужие незнакомые лица, с диким хохотом кружащиеся в безумном хороводе. Пробуждалась я от кошмаров в холодном поту, долго лежала с открытыми глазами, пока не успокаивалось бешеное биение сердца – и вновь погружалась в тягостное видение.

    Несмотря на ранний час, Филипп уже поджидал меня в ресторане отеля. Окинул внимательным взглядом и вынес вердикт:

    – Что-то ты слишком бледная.

    Я вымученно улыбнулась.

    – Волнуюсь перед встречей с важными для моего жениха людьми.

    На самом деле – до дрожи в коленях боюсь разоблачения, но об этом вслух лучше не упоминать.

    – Да, хорошее оправдание, – согласился Филипп. – Ну что, завтракаем и отправляемся?

    Мне кусок в горло не лез, а вот лже-жениху никакое волнение аппетит не испортило. Он увлеченно поглощал кукурузные оладьи, сыр и ветчину, я же ограничилась сухим печеньем и чаем без сахара. И к мобилю шла, словно преступница на казнь, с трудом передвигая негнущиеся ноги.

***

А вот путешествие удивило. Вернее, конечный пункт назначения. Филипп оставил мобиль на открытой площадке над рекой, а дальше полагалось спуститься к парому.

    – Что-то многовато островов в этой истории, – проворчала я себе под нос. – Подозрительно много, да-да.

    Потому что имение, в которое мы были приглашены, располагалось как раз-таки на острове, огибаемом двумя широкими речными рукавами. И никакого моста, соединяющего его с берегом, не имелось. По словам Филиппа, в незапамятные времена здесь находилась древняя сторожевая крепость.

    – Один из предков моего… э-э-э… друга… прикупил эту землю по случаю лет так с двести тому, – небрежно пояснил он.

    Я вздохнула. Удобно, наверное, иметь в кармане – ладно, на банковском счету – сумму, позволяющую спокойненько прикупить островок-другой и не слишком печалиться, что отныне нужно экономить на обедах.

    Заминку перед словом «друг» я тоже отметила, но особого значения не придала. Не мое дело, какие отношения связывают моего так называемого жениха и хозяев острова, дружеские или совсем наоборот.

    У переправы выяснилось, что ожидать парома не придется: за гостями прислали катер. Крепкий бородатый мужчина средних лет перебросился парой реплик с Филиппом, споро перетянул наш багаж и устроился у руля, в центре которого мерцал синий энергокристалл размером примерно с куриное яйцо. Хозяева острова явно не экономили на своем удобстве. Не удивлюсь, если в доме обнаружится телеграф или даже телефонная линия.

    Катер шел на немыслимой скорости, разрезая волны, так что речное наше путешествие продлилось недолго, и очень скоро я уже ступила на причал. И осмотрелась.

    Особняк из белого камня располагался на вершине невысоко холма, куда вели как довольно крутые лестницы, так и более пологие дорожки, выстеленные золотистым ракушечником. Среди деревьев виднелись крыши еще каких-то построек, о назначении которых пока что оставалось только догадываться. Несмотря на позднюю осень, вдоль дорожек цвели неведомые мне цветы, и, присмотревшись, я заметила над каждым их них тончайший прозрачный купол, по которому бежали едва заметные ослепительно-белые звездочки согревающей энергии. Да, здешние обитатели точно не считались с расходами.

    На ступеньках трехэтажного дома нас поджидала девочка лет тринадцати-четырнадцати на вид. Густые каштановые волосы взлохматил ветер, карие глаза горели любопытством.

    – Фил! – закричала она и бросилась на шею моему спутнику. – Ты все-таки приехал!

    Филипп схватил ее в охапку и закружил.

    – Рад видеть тебя, кузнечик!

    Я невольно улыбнулась. Высокая, худощавая, по-детски угловатая, с немного неуклюжими ломаными движениями, она действительно смахивала на упомянутое насекомое. Слегка, самую малость.

    Филипп остановился, звонко чмокнул девочку в нос и поставил на ноги. Она одернула короткий плащ и с интересом уставилась на меня.

    – Кого это ты к нам привез?

    Он усмехнулся.

    – Твою кузину, дорогая Дина.

    – О-о-о, так ты все-таки ее нашел?

    Я нахмурилась. Что значит – нашел? Вроде бы Элоиза Биннергрин и не терялась, чтобы ее искать. Или же Филипп опять утаил от меня нечто важное?

    Дина тем временем отлипла от Фила и подошла ко мне, по-мужски протянула ладошку с коротко подстриженными ногтями.

    – Диана Стокворд.

    Я пожала протянутую руку, неожиданно твердую и жесткую, почувствовала мозоли на узкой девичьей ладони. Не такой должна быть кожа избалованной богачки. Хотя, может, Дина-Диана увлекается конным спортом, например, откуда мне знать?

    – Элоиза Каролина Биннергрин. Лучше просто Кара.

    – Дина.

    Она смерила меня внимательным взглядом, на мгновение обретя почти неуловимое сходство с Филиппом.

    – Дедушка будет очень рад тебя видеть.

    Та-ак, чем дальше, тем любопытнее. Фальшивый жених говорил о своих друзьях, а теперь внезапно объявились и кузина, и дедушка. Причем вовсе даже не его, а настоящей Элоизы. Куда же я себя позволила втянуть?

    – А еще сильнее его обрадует известие о свадьбе, – подал голос Филипп.

    И в тоне его сквозило откровенное ехидство. Похоже, особой любви между этими родственниками не наблюдалось.

    Дина перевела взгляд с меня на Фила и обратно.

    – О-о-о, – протянула она. – Так вас можно поздравить?

    Знать бы еще, с чем именно.

    – Это сюрприз, никому пока не рассказывай, договорились?

    Озорная улыбка, понимающий кивок.

    – Договорились. И все же здорово, что ты обзавелся невестой, Фил. Теперь Камилла, наконец-то, оставит тебя в покое.

    Хм, еще и какая-то Камилла появилась. Скорее всего – горячая поклонница моего лже-жениха. А он, однако, тип любвеобильный: вон как с ним разговаривала Лора, хозяйка веселого дома. Между этими двумя определенно была когда-то связь. Хотя, может, я неправильно все поняла, и Камилла – престарелая тетушка, мечтающая увидеть племянника женатым? Ладно, разберемся.

    Диана, весело подпрыгивая, унеслась в дом, а Филипп схватил меня за локоть и прошипел прямо в ухо:

    – Старикан захочет тебя увидеть. Непременно. Не робей и придерживайся легенды, отвечая на его вопросы. Если вдруг затронет катастрофу на соседнем острове, в чем я сомневаюсь, ты знаешь, что сказать.

    – Мне тяжело вспоминать об этих событиях, – заученно проговорила я.

    – Умница. Главное – ничего и никого не бойся и не смущайся. Ты находишься здесь по праву.

    Вот уж обнадежил и успокоил, спасибо ему большое.

***

Филипп оказался прав: не успела я осмотреть отведенную мне комнату, как в дверь постучали и вежливый молодой человек с узкой полоской усов, прилизанными темными волосами и в пенсне сообщил, что меня желает видеть рьенн Арлоу. Тот самый дедушка, он же старикан, надо полагать.

    Заставлять хозяина ждать было бы невежливо, так что я не без сожаления отложила на потом исследование сияющей белизной ванной комнаты – личной ванной комнаты! Именно ее наличие поразило меня в этом особняке больше всего остального: мраморных колонн, скульптур в нишах, резных дубовых панелей и гобеленов на стенах, тяжелых парчовых занавесей и прочего роскошества. В конце концов, у людей на целый остров средств хватило, что им какие-то занавески или хрустальные светильники!

    Провожатый, представившийся Тьером, личным секретарем рьенна Арлоу, отвел меня в другое крыло здания. Постучал в массивную дверь специальным молоточком, осторожно приоткрыл створку и доложил подобострастно:

    – Я привел ее, как вы велели, рьенн.

    – Пусть заходит, – донесся голос изнутри. Вовсе не старческий и скрипучий, как я ожидала, а сильный и звучный, привычный приказывать. – А ты пока что можешь быть свободен.

    И я вошла.

    И оказалась вовсе не в кабинете, как можно было бы подумать, а в удивительно небольшой для этого огромного особняка с просторными гулкими комнатами гостиной, светлой и уютной. Стены, оббитые шелковыми обоями золотисто-бежевого цвета, белые занавески, светлая мебель. В углу – пышное деревцо в кадке. Несколько пейзажей в простых, без вычурности, рамах. Круглый столик, на нем – чайник, чашки и блюда с пирожками и пирожными.

    Я так тщательно осматривала обстановку, потому что никак не решалась посмотреть в лицо рьенну Арлоу. Казалось, поймай он мой взгляд – и тут же вычислит самозванку. Хозяин дома стоял у окна, так, что солнечный свет бил ему в спину и мешал мне рассмотреть его облик. Я заметила только, что он высок, сухощав, с прямой спиной.

    – Подойди ближе.

    Это вместо приветствия, что ли? Или же в этом странном месте не принято здороваться с гостями? Но я сделала шаг вперед. И еще шаг. И наконец-то взглянула прямо на рьенна Арлоу, щурясь от яркого света.

    Как там назвал его Филипп? Стариканом? Так вот, стариканом рьенн Арлоу отнюдь не выглядел. Виски его едва-едва посеребрила седина, остальные же волосы все еще оставались черными, словно вороново крыло. Резкие черты лица, острые скулы, нос с горбинкой. Цвет глаз мне разглядеть не удалось.

    – Значит, ты решила вернуться, девочка Биннергрин? Которая из двух?

    – Элоиза, рьенн, – ответила я на второй вопрос, благоразумно проигнорировав первый. – Элоиза Каролина. Меня все называют по второму имени.

    И тут мысленно сжалась в комок. Если рьенн Арлоу некогда знал настоящую Элоизу, то ему прекрасно известно, как именно обращались к ней родители. Надо бы срочно изобрести причину переименовывания. Но хозяин дома странности, кажется, не углядел. Значит, либо его отношения с семьей Биннергрин были не настолько теплыми, либо память сочла подробность не настолько значительной, чтобы ее задерживать. Да и то верно – какое рьенну Арлоу дело до домашних имен давно уехавших девочек?

    – Каролина, значит? Лина?

    – Кара, рьенн.

    – Хорошо, Кара. И не обращайся ко мне столь официально. В конце концов, я твой родственник. Двоюродный дедушка.

    – А… а как же мне к вам обращаться?

    Не звать же его дедушкой, подобно Диане, в самом-то деле!

    Он усмехнулся.

    – Карл. Так меня зовет вся родня. По имени.

    Мне трудно было представить, как я смогу назвать этого властного строгого мужчину запросто по имени, но я кивнула и выдавила из себя:

    – Хорошо. Как скажете… Карл.

    Он тоже кивнул, как мне показалось – довольно.

    – До ужина еще далеко, Кара. Разделишь со мной чаепитие? Заодно и поговорим по-родственному.

    Больше всего на свете мне хотелось отказаться и убежать. Из этой уютной гостиной, из этого светлого особняка, с этого острова, внезапно показавшегося чужим и враждебным, несмотря на то, что никто здесь пока что даже не посмотрел косо в мою сторону. Но вместо этого я мило улыбнулась и ответила:

    – Конечно же, с удовольствием.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Рьенн Арлоу – Карл, его зовут Карл, как бы привыкнуть! – не стал звать прислугу и не предложил мне разлить чай по хрупким на вид тонкостенным чашкам, белым с синим цветочным узором, до того искусным, что цветы казались живыми: подрагивали от ветра тонкие листики, распускались лепестки. Нет, хозяин сам взялся управляться с чайником. Никакого немощного подергивания рук, никаких неловких движений. Зря, ох, зря Филипп назвал его стариканом!

    – Так, значит, ты решила вернуться в родные края, Кара? – спросил он, ухватил щипцами крохотный пирожок и положил на тарелочку. – Угощайся. У меня, скажу без лишней скромности, отличный повар. Лучший во всем Лаудинне.

    Наивно было с моей стороны ожидать, что он не вернется к неотвеченному вопросу. Я впилась зубами в мягкую выпечку и принялась жевать, совсем не чувствуя вкуса. Карл наблюдал за мной, уголки его рта приподнимались в улыбке, но взгляд оставался серьезным. Цепким, настороженным.

    – Очень вкусно, – похвалила я, расправившись с пирожком и сделав небольшой глоток чая.

    – Тебе, наверное, все здесь кажется непривычным? Ведь твоя семья уехала – когда? Лет восемь назад?

    – Десять, – поправила я, радуясь, что хорошо выучила все те сведения, что дал мне Филипп.

    Интересно, Карл меня проверяет? Или и в самом деле запамятовал дату отъезда родственников?

    – Да, точно, десять. У тебя еще, кажется, имелась сестра.

    – Да, Эжени. Мы погодки.

    – И почему она не приехала вместе с тобой?

    Ответ и на этот вопрос содержался в бумагах Филиппа.

    – У нее слабое здоровье. Если помните, именно из-за этого родители и приняли решение переехать. Морской воздух полезен Эжени.

    Карл кивнул, соглашаясь. Во всяком случае, там мне показалось в первое мгновение: что он со мной согласен. И тем неожиданней прозвучали его слова:

    – Что-то такое я припоминаю. Мария говорила о болезненности девочки, хотя та выглядела обычным ребенком. Может, несколько хрупким, это да, но вполне здоровым, несмотря на худобу и бледность. Вы обе были бледными и худыми, и ты, и твоя сестра, но в этом нет ничего удивительного. Солнечные дни в Лаудинне выдаются не слишком часто. Но от моего предложения пожить в семейном поместье на побережье Мария отказалась. Сказала, что они с мужем уже приняли решение, как по мне, довольно радикальное. Острова Закатного моря – не самый ближний свет. И не лучшее место для юных девушек, если уж говорить откровенно.

    Я молчала: раз вопросы не задают, то рот лучше держать закрытым, меньше шанс ляпнуть что-нибудь опрометчивое. Однако же слушала внимательно и старалась делать выводы. Получалось, что Карл состоял в родстве с Марией, а вот мужа ее, Людвига, скорее всего, недолюбливал. Во всяком случае, по имени его не назвал.

    – И как, помогла твоей сестре жизнь на островах?

    Если вспомнить, чем все закончилось для семьи Биннергрин, то не очень. Но озвучила я иное:

    – Да, ей стало легче.

    Однако же какой таинственный недуг терзал бедняжку Эжени? Об этом в полученных от Филиппа бумагах не было ни слова. И если Карл примется расспрашивать, то придется сочинять на ходу.

    – Рад это слышать, – сказал он, и я подозрительно на него взглянула из-под ресниц: издевается, что ли?

    Но нет, выражение его лица оставалось серьезным и даже добродушным: настолько добродушным, промелькнула неуместная мысль, насколько это вообще свойственно аллигаторам. Раз возникнув в голове, сравнение это не исчезло и впоследствии то и дело всплывала в памяти. И теперь, сидя так близко, я смогла наконец-то рассмотреть цвет глаз собеседника. Зеленые. Ярко-зеленые, как у Филиппа. Редкий цвет. Получается, мой лже-жених и Элоиза состояли в родстве? Если и так, то в отдаленном, наверно, раз уж их женитьба представлялась возможной.

    На моей тарелке очутился еще один пирожок. И еще один.

    – Марии следовало бы побольше внимания уделять тому, как питаются ее дочери, – заметил Карл. – А не забивать голову разными глупостями. Тебе ведь не слишком весело жилось, правда, Кара?

    – У нас с сестрой было не так уж и много развлечений, – осторожно согласилась я. – Но обделенными мы себя не чувствовали. И не скучали.

    Наверное, Мария и Людвиг как-то устраивали досуг своих дочерей. Купание в море, например, или конные прогулки. Вот только я вовсе не уверена, что сумею даже правильно взобраться на лошадь, если Карл вздумает проверить мои слова.

    – Ничего, мальчишка покажет тебе столичную жизнь. Только не слишком увлекайся.

    И он хохотнул. Неприятно так, словно ножом провели по стеклу. Мне стоило трудов удержаться от гримасы.

    – Мальчишка? – переспросила я, хотя прекрасно поняла, конечно же, кого он имел в виду.

    – Молодой Карлтон. Это ведь он привез тебя сюда, верно?

    Странно было бы, если бы он не знал.

    – Да.

    – И это к нему ты приехала из колонии.

    Он не спрашивал – утверждал. Следовало ли понимать это так, что моему собеседнику уже известно о якобы планируемой свадьбе?

    – Да, к нему.

    Я загадала: спросит прямо – отвечу. Нет – сама тему поднимать не стану.

    Он не спросил. Не то счел неважным, не то и так уже знал, в каком статусе Филипп привел меня в его дом.

    – Для юной провинциалки в столице много соблазнов. Слишком много. Но это я так, брюзжу по-стариковски. Не сомневаюсь, тебе хватит благоразумия не попадать в сомнительные ситуации.

    Вот уж во что я не поверила, так это в пустое старческое брюзжание. Напротив, у меня сложилось отчетливое впечатление, что каждое слово Карла взвешено и преследует свою цель. Разобраться бы еще – какую именно.

***

Из гостиной я не вышла – вывалилась. Привалилась к стене, стараясь отдышаться и восстановить силы. Ноги подрагивали, сердце колотилось, словно после длительного забега, по спине стекал противный холодный липкий пот. А ведь я всего лишь пила чай с безукоризненно вежливым гостеприимным хозяином! Карл ни единым намеком не дал мне понять, что догадывается о подлоге. Скорее всего, действительно ничего не заподозрил, но я так боялась не заметить расставленной ловушки и угодить с размаху в западню! Старательно обдумывала ответ на каждый, даже самый невинный вопрос. Пыталась говорить как можно более кратко. Лучше пусть сочтет нелюдимой молчуньей, чем раскусит обман. Тем более, как я поняла из его слов, сестры Биннергрин и в детстве не отличались излишней живостью и общительностью. И, кажется, были очень похожи, словно не погодки, а настоящие двойняшки. Я припомнила портрет: девочки на нем казались почти одинаковыми.

    Расспросы о жизни на островах напоминали обыкновенную дань вежливости: такие часто задают, даже не слишком интересуясь ответами, из простой любезности. Самые общие: о погоде, о том, как мы переносили жару, о сезонах дождей. Имя Людвига в разговоре не прозвучало ни разу, а вот Марию Карл порой вспоминал. У меня сложилось впечатление, что он считал племянницу особой несколько вздорной и не слишком умной, но все равно ее любил, или, по крайней мере, относился тепло. Девочки же в силу возраста особого интереса для него не представляли – и хвала всем богам за это!

    Филипп возник рядом настолько неожиданно, что я вздрогнула от испуга. Появился бесшумно, словно призрак, из ниоткуда, схватил меня за руку.

    – Пойдем, – прошипел на ухо.

    – Куда? – не поняла я.

    – Туда, где нам не помешают. Расскажешь, о чем разговаривала со стариком. В подробностях, ничего не упуская.

    Он протащил меня по коридорам и вывел на задний двор. Здесь никто не тратился на энергосферы, но цветы все равно цвели: поздние розы, багряно-алые, казавшиеся особенно хрупкими на фоне облетающих деревьев, и вдоль дорожек бордюрами – мелкие сиреневые и бордовые цветочки.

    Мы шли, держась за руки, изображая влюбленную парочку. Не знаю, о каком таком сюрпризе Филипп говорил Диане и почему просил ее молчать, ведь сейчас он демонстративно склонялся ко мне, подчеркнуто заботливо набрасывал на плечи свое пальто, заглядывал в лицо. И если кому-то вдруг вздумалось наблюдать за нами из окна, то этот кто-то видел прекрасную идиллическую картинку. Впрочем, откуда мне, какую именно цель преследовал мой лже-жених, предупреждая Диану о том, что ей следует хранить молчание? Возможно, наоборот, надеялся, что девочка «по секрету» разнесет весть по всему дому.

    Так мы дошли до пологого спуска с холма. Внизу весело журчал ручей, стекая по каменистому ложу, а на берегу заботливые руки соорудили скамейку.

    – Располагайся… невеста.

    Несмотря на то, как язвительно прозвучал его голос, вел себя Филипп все так же предупредительно. Помог мне усесться, закутал в пальто, сам устроился рядом и приобнял меня за плечи. И я поймала себя на неожиданной мысли, что мне совсем не хочется отпрянуть, а прикосновения вовсе не вызывают неприязни. Странно.

    – Так о чем тебя старикан расспрашивал?

    – О жизни на островах, в основном. О матери. О сестре.

    – Об Эжени?

    – Ну да, – несколько удивленно ответила я. – У Элоизы, то есть у меня, ведь всего одна сестра. Верно?

    Филипп нетерпеливо кивнул.

    – Да. Так что именно интересовало Карла?

    Что-то явно не так с этой Эжени. Почему и Карл, и Филипп проявляют к ней такой интерес?

    – Ее здоровье. Спрашивал, стало ли ей лучше после переезда.

    Напрягшиеся плечи Филиппа расслабились.

    – И все?

    – Кажется, да. Да, точно, больше ничего.

    – Хорошо. Тогда мы можем вернуться.

    Но теперь уже я вцепилась в его руку и не дала подняться.

    – Постой. У меня тоже имеется парочка вопросов.

    Такого поворота он явно не ожидал и даже растерялся, отчего я испытала некоторое злорадство. Ага, думал, что купил бесправную и безропотную марионетку, открывающую рот лишь по приказу хозяина? А вот и нет!

    – И что тебя… интересует?

    Пауза перед последним словом. Скучающий тон с легким налетом не то брезгливости, не то презрения. У меня даже костяшки пальцев зачесались, так захотелось поступить неподобающим благородной рьенне образом: хорошенько вмазать жениху. В челюсть. Или в нос. Да, пожалуй, второе даже лучше: сломанный нос определенно придаст напыщенному индюку определенный шарм, о да! Вместо этого я впилась ногтями в ладонь, чтобы подавить волну горячей злости, и сказала как можно более холодно и деловито:

    – Рьенн Арлоу знал сестер Биннергрин. Видел их детьми, но, к счастью, почти не обращал на них внимания. И теперь мне нужно знать, есть ли здесь еще люди, знакомые с настоящей Элоизой. Не те, кто может вспомнить ее облик, этого опасаться не стоит, но те, с кем ее связывают общие воспоминания. О каких-то забавных случаях, к примеру, или общих каверзах. Кто-то, кто с ней вместе мог бы… не знаю, таскать пирожки с кухонного стола или лазать за яблоками в сад. Есть ли здесь те, с кем у сестер Биннергрин было общее детство?

    Филипп ответил, не задумываясь:

    – Есть. Нас трое: я, Генри и Камилла. Вот только никаких общих воспоминаний о яблоках или пирожках нет и быть не может. В наших проделках участвовала не Элоиза, а Эжени. Элоиза же всегда держалась отстраненно и ни с кем из нас не дружила. Даже с собственной сестрой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вот такого поворота событий я никак не ожидала. Получается, мой наниматель прекрасно знал одну из сестер – и молчал все это время! Предоставил мне на редкость скудные сведения, хотя мог бы рассказать о привычках и увлечениях Эжени, пусть и десятилетней давности. И я бы получше подготовилась к встрече с родственниками Элоизы.

    Элоиза… Из слов Филиппа следовало, что ее почти никто из родни не знал по-настоящему. Она держалась особняком, находила детские забавы глупостями. Не потому ли он предложил мне именно ее роль? Разоблачить фальшивую Элоизу куда труднее, нежели ее сестру.

    – Не помню, когда Эжени заболела, – рассказывал Филипп. – Каждое лето нас, детей и подростков, свозили на побережье, и Эжени вместе со всеми плескалась в воде или исследовала гроты. Как по мне, впечатление болезненной она не производила, но я и сам тогда был почти ребенком, мог и не заметить каких-то признаков.

    Но что-то пошло не так, как планировалось. Понять это не составляло труда, и я терпеливо пережидала паузу, пока Филипп рисовал носком ботинка узоры на земле.

    – Она обернулась, – наконец, нехотя, продолжил он. – И отшатнулся уже я.

    И снова умолк.

    Зажмурился, мотнул головой, отгоняя неприятные воспоминания. А меня снедало любопытство: что такого он смог разглядеть в девочке, младше его на несколько лет, что так испугался?

    – Они с Эжени были очень похожи. Тоненькие, белокожие, светловолосые, с изящными чертами лица и удивительными синими глазами. Но во взгляде Элоизы в тот миг – клянусь! – полыхало алое пламя. Лицо ее исказилось, резче проступили скулы, сжались в нитку пухлые детские губы. На меня смотрела не давняя знакомая, а жуткая маска неведомого монстра.

    Ого, даже так! И не понять, списать ли эффект на расшалившееся воображение подверженного гормональным бурям подростка, поскольку мне вообще неизвестно, как с этим самым воображением обстоят дела у Филиппа. Может, он в детстве за каждым кустом в темноте видел зловещие фигуры? Или же, напротив, воспринимал окружающий мир с несвойственной юности трезвостью и даже долей цинизма? Во всяком случае, ничего важного об Элоизе из этого случая я не почерпнула, кроме, пожалуй, известия о ее любви к уединению. Надо бы запомнить и время от времени показываться обитателям особняка сидящей в одиночестве где-нибудь в парке. А что не на утесе, так могли же у меня со временем несколько смениться предпочтения. Утесы сейчас почему-то не привлекали, и при мысли о них по телу пробегала противная мелкая дрожь. Стыдно признаться, но высоты я побаивалась. Почему-то казалось, что удержаться никак не получится, и я непременно сорвусь, полечу вниз и разобьюсь. Откуда взялись такие мысли, я не знала. Должно быть, в той жизни, что оставалась скрытой пеленой забвения, имел место некий несчастный случай, после которого во мне и поселился этот страх.

    – Это продлилось какое-то мгновение, не дольше, – продолжал Филипп. – Почти сразу Элоиза снова стала собой и спросила недовольно, зачем она мне понадобилась. Я что-то пробормотал о том, что ее разыскивает мать, и убежал. Хотя никто ее не искал, и тетю Марию я в то утро вообще не видел. Наверное, Элоиза догадалась о моей лжи, но ни словом меня не упрекнула.

    Я поежилась. Похоже, Элоиза была не самой приятной девушкой, и играть ее роль вряд ли доставит мне особое удовольствие.

    – Значит, друзей у нее не было? – уточнила на всякий случай.

    Филипп покачал головой.

    – Мне о таковых слышать не доводилось. Вот Эжени – у той водились приятельницы. Бедная, нелегко ей пришлось после переезда. Никаких подружек, только сестричка со странностями.

    – И мне теперь нужно изображать местную сумасшедшую? – немного резче, чем собиралась, спросила я.

    Филипп рассмеялся.

    – Что ты, вовсе нет. Во-первых, мало кто уже помнит какие-либо подробности об Элоизе. Я сам, признаться, до того случая мало думал о ней и уж точно не считал ненормальной. Не хочет с нами играть – и ладно, пусть себе сидит в одиночестве. А во-вторых, она, то есть ты, вполне могла измениться со временем. Очаровательные дети вырастают в невыносимых взрослых и наоборот.

    Логика в его словах определенно имелась, так что я решила не слишком усердствовать со странностями. Хватит только молчаливости – эта черта Элоизы мне на руку, меньше шансов оступиться и выдать себя. И еще оставлю прогулки в одиночестве, пожалуй, а в остальном буду вести себя как обычно. Если с младшей из сестер Биннергрин действительно никто не дружил, то есть вероятность, что мне удастся дождаться окончания договора и остаться неразоблаченной.

***

После слов Дианы меня заинтересовала Камилла, но вышло так, что сначала мне довелось встретиться с другим детским приятелем Элоизы. С Генри.

    Он сидел, забравшись с ногами на подоконник, и легко спрыгнул при моем приближении.

    – Дина донесла, что ты вернулась в родные края, кузина. Позволь тебя поприветствовать.

    Он легонько сжал мои плечи и расцеловал в обе щеки, а после отстранился. Я не знала, как себя вести, и потому молча рассматривала его. Высокий, не ниже Филиппа, тоже стройный и длинноногий. Широкоплечий. Да и черты лица тоже определенно имели фамильное сходство с моим фальшивым женихом, только волосы Генри имели золотисто-пшеничный оттенок, а глаза отливали синевой. Как у Эжени и Элоизы. Как у меня.

    – Не узнала? – превратно истолковал он мое молчание. – Неужели я так сильно изменился?

    Я заставила себя улыбнуться.

    – Нет, вовсе нет. Ты – Генри, верно? Я прекрасно тебя помню, ты хвостом бегал за моей сестрой.

    Последнее ценное сведение было получено от Филиппа. Он вскользь обронил, что оба они, и он сам, и Генри, испытывали к Эжени симпатию, которую вполне можно назвать и первой влюбленностью – несмотря на разницу в возрасте в несколько лет.

    На миг Генри помрачнел, на безупречное лицо словно упала тень, но тут же он весело усмехнулся.

    – Точно! Малютка Эжени! Как она поживает?

    Да что же такое! Всех, всех в этом особняке интересует отчего-то моя сестра – кроме, разве что, Дианы, да и то лишь потому, уверена, что последняя с Эжени не была знакома! Если и неведомая Камилла при встрече спросит о ней, клянусь, я взвою!

    – Спасибо, хорошо. Климат островов ей подходит.

    Генри нахмурился.

    – Что-то я не припомню, чтобы Эжени когда-либо жаловалась на здоровье. Мне ее болезнь казалась надуманным предлогом для отъезда, я всегда думал, что тетя Мария что-то не поделила с дедом, вот и увезла свою семейку. Хотя она всегда была его любимицей, так и мои родители говорили, и родители Фила, да и мать Камиллы, тетя Лукреция, считала так же.

    Вот как. Родители Генри, родители Филиппа и мать Камиллы. А что у нас с отцом? Умер, бросил семью или же пришелся не ко двору, как и Людвиг? И что, демоны всех раздери, со здоровьем моей якобы сестры? Вот уже третий человек уверяет, что болезненностью она не отличалась, однако же именно эту причину переезда озвучила семья Биннергрин.

    – Некоторые болезни проявляются в подростковом возрасте, – осторожно ответила я.

    К счастью, Генри не стал выспрашивать подробности. Он опять сверкнул белозубой улыбкой и беспечно сказал:

    – В любом случае, рад, что у нее все хорошо. И рад, что ты вернулась. Мы снова собрались здесь, как в детстве: я, Фил, Камилла и малютка Биннергрин. Другая, правда, но какая разница?

    И впрямь – какая? Мне так уж точно никакой.

    – Жаль только, что ушедшие годы не вернешь. Помнишь, как мы искали Ледяную корону?

    Я мотнула головой прежде, чем успела подумать, и Генри хлопнул себя по лбу.

    – Точно, что же я! Ты находила наши забавы глупыми, словно была не младшей, а старшей среди нас.

    Я мысленно выдохнула с облегчением. Какое счастье, что Элоиза не отличалась излишней общительностью и любила одиночество! Если бы Филипп решил выдать меня за ее сестру, нас бы давно раскусили.

    Однако же следовало заканчивать разговор, пока собеседник не пустился дальше в воспоминания.

    – Я тоже очень рада снова оказаться здесь и всех вас увидеть, правда-правда. Но дорога так утомительна…

    Генри шутливым жестом вскинул вверх руки.

    – Прости, совсем не подумал, что тебе нужно отдохнуть. Увидимся вечером, да?

    – Обязательно.

    Я уже удалялась по коридору, когда он крикнул мне в спину:

    – Камилла тоже обрадуется, когда узнает!

    Но он ошибся. Камилле мое – Элоизы – возвращение вовсе не пришлось по душе. И в этом я убедилась очень скоро.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Она поджидала меня в моей же комнате. Расположилась в кресле по-хозяйски, изящно скрестила ноги и слегка постукивала пальцами по подлокотнику. Рассматривала меня не с меньшим интересом, чем я ее. Красивая, очень красивая. Неуловима схожа с Дианой. Те же огромные карие глаза, тот же капризный рисунок пухлых губ, тот же тонкий нос. Только Диана – девчонка-кузнечик, а Камилла – надменная молодая рьенна, уверенная в себе и прекрасно осведомленная о собственной красоте. Темные, почти черные волосы уложены в сложную прическу, в ушах и на пальцах искрами вспыхивают бриллианты. А вот платье строгое, закрытое, темно-красного насыщенного оттенка. Ей идет.

    Смотрела она на меня так, словно обнаружила на белоснежном ковре пятно непонятного происхождения. С эдакой смесью брезгливости и высокомерия, что странно: вроде бы Элоиза ничуть ей не уступала ни по происхождению, ни по образованию, ни по воспитанию. Впрочем, возможно, милейшая Камилла на всех смотрит именно так, откуда мне знать? И выражение красивого лица отчего-то навевает нелепые воспоминания о лавке Дедули Бо на углу и витрине, где лежит мороженая рыба. Вот, точно! Мороженая рыба эта Камилла! От пришедшего в голову сравнения мне стало смешно.

    – Ты изменилась, – нарушила Камилла затянувшееся молчание. Вот так, никакого приветствия и никаких заверений в том, как она счастлива меня видеть. – Не до неузнаваемости, нет. Но что-то не так.

    После этих слов я окончательно уверилась в том, кого вижу перед собой.

    – Прошло десять лет, – ответила как можно более беззаботно. – Ты тоже уже не та, Камилла. Я помню тебя совсем другой. Люди меняются со временем, это естественно.

    Теперь должен последовать вопрос об Эжени, не так ли? Но Камилла вновь повела себя не так, как от нее ожидалось. Судьба подруги детства ее, похоже, не слишком волновала.

    – Надеюсь, ты действительно изменилась, – прошипела она. – Не только внешне. Для тебя же лучше.

    Разговор приобретал о-о-очень интересный оборот. Я неспешно подошла к креслу напротив того, где устроилась Камилла, уселась, аккуратно расправила юбку. И только потом спросила невинным тоном:

    – Вот как?

    И пусть собеседница понимает вопрос как хочет. А я посмотрю на ее реакцию. И сделаю выводы.

    Камилла откинулась на спинку кресла, посмотрела мне в лицо. Усмехнулась.

    – Надо же. Поверить не могу.

    Я приподняла правую бровь.

    – Прежде ты не отличалась выдержкой, – мечтательно продолжила она. – Мне нравилось тебя дразнить.

    А вот мне она нравилась все меньше и меньше. Возможно, десять лет назад Элоиза и была не самым приятным ребенком, но уж точно не заслуживала обидных прозвищ или чем там ее награждала кузина. Или заслуживала? Я ведь, по сути, все еще не разобралась во всех этим запутанных отношениях внутри семьи. Но, судя по рассказу Филиппа, в долгу Элоиза не оставалась.

    – И жаловаться потом взрослым, да?

    Это прозвучало даже не вопросом – утверждением. Отчего-то я не сомневалась, что так оно и было.

    Камилла пожала плечами.

    – Теперь мы сами уже взрослые, вмешивать посторонних нам ни к чему. Если у тебя хватит благоразумия, то ты не станешь переходить мне дорогу. Если же нет…

    Она не договорила, невысказанная угроза повисла в воздухе. Интересно, о чем это? О Филиппе? Или же есть нечто еще между родственницами, о чем мне пока неизвестно?

    Я молчала, но она и не ждала ответа. Поднялась порывисто, бросила на прощание:

    – Подумай над моими словами, Элоиза.

    И быстрым шагом вышла из комнаты.

    Подумать мне действительно было над чем.

    То, что Филипп меня обманул и дело вовсе не в невинном дружеском розыгрыше, безобидной шутке, стало очевидным. Он обещал не втягивать меня в криминал – и пока что вроде бы сдержал слово, во всяком случае, в его действиях преступной подоплеки я не видела. Но что-то затевалось на этом маленьком частном острове – вот только что?

    Наиболее безопасной из моих старых-новых знакомых мне представлялась Диана, и, пожалуй, имело смысл попробовать сдружиться с девочкой и вытащить из нее хоть какие-нибудь сведения. Конечно, в силу возраста она знала не так уж и много из того, что меня интересовало, но в моем положении могли пригодиться любые крупицы информации. Наметив себе хотя бы такой незамысловатый план действий, я почувствовала себя немного увереннее. И принялась осматривать отведенную мне комнату, на сей раз без помех.

    Просторная, светлая. Кровать под изумрудно-зеленым балдахином, в тон ему занавески на высоких, от пола до потолка, окнах. Золотисто-бежевые шелковые обои. Два мягких уютных кресла в углу, между ними – небольшой круглый столик. Шкаф, в который чьи-то заботливые руки уже поместили мои вещи. Туалетный столик с зеркалом и разными женскими мелочами – не припомню, чтобы Филипп их покупал. Опознала я только полученные от Лоры щетку для волос и пудреницу, сама-то я ушла из парка в чем была и даже за своим нехитрым скарбом к Питу не вернулась. Да там и жалеть не за чем, обновки мне достались куда как лучшего качества и, главное, никем до меня не ношеные. К щетке и пудре добавились флакончики и коробочки, и я некоторое время с интересом их изучала. А здесь умеют принимать гостей, скажу я вам!

    Затем заглянула в уже упомянутую мной ванную комнату, умылась, пощупала мягкие полотенца и теплый халат, перенюхала все брусочки мыла на полочке. Выбрала то, что источало легкий аромат фиалки, положила его в мыльницу. И отправилась переодеваться к ужину – откуда-то я знала, что в таких домах к ужину принято переодеваться.

***

Столовая, как подсказывал мне все тот же опыт забытой жизни, должна была находиться на первом этаже. Когда я спустилась по лестнице, Филипп уже дожидался меня, причем не один, а в компании Генри и молодой женщины с огненно-рыжими волосами. Я окинула незнакомку неожиданно для себя самой ревнивым взглядом. Узкое, немного удлиненное лицо, слегка раскосые светло-карие глаза, тонкий нос с горбинкой, пухлые, капризно изогнутые губы. Белая кожа, что нехарактерно для рыжих – без веснушек. Высокие дуги бровей. Не такая безупречная красавица, как Камилла, незнакомка обладала внешностью куда более интересной и притягивающей. Была в ее облике какая-то хищность, нечто, наводящее на мысли о некрупном опасном звере. Чуть зазеваешься – ухватит острыми зубами, вопьется до крови, растерзает. Я вздрогнула – до того живой представилась картинка моему воображению. И поспешила отогнать видение.

    Изящную фигуру мягко облегало молочного цвета бархатное платье, в глубоком вырезе покачивался на цепочке кулон в виде кленового листа из зеленых и желтых камней. Первые, несомненно, изумруды, а вторые? Впрочем, какая разница, в любом случае стоила эта побрякушка немалую сумму.

    – А вот и Элоиза! – с несколько, на мой взгляд, наигранным энтузиазмом воскликнул Филипп. – Хотя сейчас она предпочитает второе имя, Каролина.

    Брови Генри слегка приподнялись, а я подумала, что ему вполне могли быть известны полные имена сестер Биннергрин, и если так – то моя история в особняке рьенна Арлоу только что подошла к концу.

    Но нет, очевидно, эту деталь Филипп учел, и ни у кого в памяти имена девочек не задержались – либо же вопрос этот и вовсе в то время никого из детей не заботил. Генри удивило другое.

    – Но почему? – спросил он.

    Я как можно более беззаботно пожала плечами.

    – Подростковая причуда. Через пару лет после отъезда мне взбрело в голову, что наши с сестрой имена слишком похожи. Захотелось выделяться. А потом привыкла.

    Наспех придуманное объяснение, кажется, усыпило подозрительность.

    – Хорошо, как скажешь. Значит, Элоиза Каролина, кхм…

    – Кара, – тут же вставила я. – Мы же друзья.

    – Да, и верно! Кара – Лукреция. Моя невеста.

    Я ожидала какого-нибудь нежного жеста, например, что Генри возьмет рыжеволосую Лукрецию за руку, или хотя бы взгляда, но ничего такого не последовало. Подобным образом можно представить подругу или компаньона.

    – Наслышана о тебе, – произнесла Лукреция хрипловатым, но, несмотря на эту хрипотцу, приятным и даже каким-то завораживающим голосом. – Рада познакомиться.

    Я выдала в ответ приличествующую случаю фразу, автоматически, не задумываясь, потому как мозг мой занят был совсем иной задачей. Что именно означали слова Лукреции? Сказала ли она стандартную банальную любезность – и, если это так, то беспокоиться мне не о чем? Потому как если она действительно слышала что-либо обо мне, вернее, об Элоизе, то это тревожный знак. Разве что Генри повествовал о детских годах и просто перечислил тех, с кем вместе проводил каникулы – тогда тоже можно расслабиться и не брать в голову дурного. Но как бы выяснить?

    По пути в столовую к компании присоединилась Камилла – она стояла у патефона в одной из комнат непонятного назначения и перебирала пластинки. Дверь была приоткрыта, и Генри заглянул внутрь и позвал ее, а заодно и сообщил о моей причуде со сменой имени. Я ожидала ядовитых комментариев и насмешек, но Камилла только посмотрела внимательно и молча кивнула. Мне в кивке этом почудилось удовлетворение.

    Место за столом мне досталось между Филиппом, что неудивительно, и благообразным рьенном с седыми висками и редкими серебряными прядками в густых каштановых волосах. Вокруг карих глаз лучиками разбегались морщинки, и я подумала, что он, должно быть, часто улыбается. Приветствовал он меня добродушно и добавил со смешком:

    – Моя дочь уже все уши мне прожужжала о том, что вы вернулись.

    Ага, так это отец Дианы! Сама девочка сидела напротив меня в компании чопорной пожилой особы и, поймав мой взгляд, озорно подмигнула. И тут же чинно опустила глаза, как примерная пансионерка.

    Карл Арлоу, как и ожидалось, занял место во главе стола. Рядом с ним расположилась элегантная рьенна неопределенного возраста, из тех, кому с легкостью можно дать как тридцать лет, так и пятьдесят. Безупречно гладкая кожа, густые светлые волосы, темные глаза, стройная фигура, породистое тонкое лицо, унизанные кольцами длинные пальцы.

    – Давняя приятельница старикана, – улучив момент, шепнул мне Филипп. – Ума не приложу, отчего они так и не поженились.

    Мне казалось, что ужин в семейном кругу окажется тем еще испытанием, однако все прошло на удивление легко. Карл объявил о том, что счастлив вновь принимать под своим кровом вернувшуюся родственницу, меня то бишь. Заблудшей овцой, отбившейся от стада, прямо не назвал – и на том спасибо. Те домочадцы и гости, кто еще не был мне представлен, особого интереса к новости не выказали, взглянули на меня без излишнего любопытства и отпустили какие-то дежурные любезные реплики – и все. Только та самая чопорная рьенна с поджатыми узкими губами и брезгливой гримасой на оплывшей физиономии, что сидела рядом с Дианой, сверлила меня некоторое время взглядом. И потом, на протяжении всего ужина, нет-нет да и поглядывала украдкой, отводя глаза всякий раз, как я поворачивалась в ее сторону.

    Мне хотелось расспросить о ней отца девочки – он представился Эдмундом. Но легкая застольная беседа не затрагивала иных тем, кроме погоды и кое-каких новостей из культурной жизни Лаудинна, а перевести разговор на членов семьи самой мне представлялось невежливым.

    Если судить в целом, то ужин прошел неплохо. Мне удалось пообщаться с якобы родственниками и ни разу не проколоться – это ли не удача? Но я совсем упустила из виду конец разговора между Дианой и Филиппом на террасе. Потому-то и оказалось для меня неожиданностью то, что в самом конце, когда уже подали десерт, мой фиктивный жених поднялся и объявил:

    – А теперь, уважаемые, я прошу вашего внимания. Не волнуйтесь, отвлеку ненадолго. У меня небольшое объявление.

    Диана заулыбалась и осторожно помахала мне. Я скосила взгляд на Карла: тот с невозмутимым видом отложил нож и вилку, поднес к губам бокал и сделал небольшой глоток. Заинтересованным не выглядел, и даже изобразить любопытство не старался. Вероятно, прекрасно знал, что именно заявит Филипп.

    – Итак, у нас с рьенной Элоизой Каролиной Биннергрин есть радостное известие: мы собираемся пожениться в конце этого года. Можете нас поздравить.

    И уселся на свое место, самодовольно ухмыляясь.

    В столовой повисла мертвенная тишина.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Никто не спешил поздравить нас первым. Карл молчал, легко покачивал в руке бокал и казался погруженным в какие-то свои мысли. Камилла стиснула губы и сжала вилку с такой силой, что побелели пальцы. Я представила, с каким кровожадным удовольствием она воткнула бы острые зубцы в мою руку – и поежилась.

    И тут молчание взорвалось громкими аплодисментами. Хлопала в ладоши Диана, усердно, старательно.

    – Как замечательно! – с наигранным восторгом воскликнула она. – Как я за вас рада!

    Сидевшая рядом с ней чопорная рьенна повернула голову и уже шевельнула губами, приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но ее слова заглушил густой бас Эдмунда:

    – Присоединяюсь к дочери! Поздравляю!

    Рьенна резко развернулась.

    – Это известие, – вопреки моим фантазиям, голос ее вовсе не напоминал скрип несмазанных дверных петель, а звучал глубоко и бархатисто, – оказалось несколько неожиданным. Кажется, ты говорил, что еще не готов связать себя брачными узами, Фил.

    Я бросила осторожный взгляд на Карла Арлоу: вмешается или нет? Хозяин дома хранил молчание и все так же поигрывал бокалом.

    – Я передумал, – беспечно ответил Филипп. – Любовь, страсть, помешательство, безумие и все такое прочее, что описывают романисты и показывают в синематографе, знаете ли. Да вам уж точно это чувство знакомо, дорогая Лидия.

    Он ехидничал. Точно ехидничал: даже я, столь мало с ним знакомая, различила насмешку в его голосе. Он явно намекал на какой-то неприятный эпизод из жизни Лидии, на какую-то ее болезненную увлеченность – но на кого именно? Ох, у этой семейки в шкафах скелетов, похоже, хватит на целое кладбище!

    Лидия побледнела, но найтись с ответом не успела. Ее опередили.

    – Любовь? – переспросила Камилла, и вот ее-то голос прозвучал резко и неприятно, словно ножом провели по стеклу. – Страсть?

    – Именно, милая, именно. Тебе ведь известно, что это такое? Или нет?

    Да почему же он их дразнит? И есть ли в этом доме хоть один настоящий друг моего лже-жениха, кроме, разумеется, Дианы?

    Последняя, кстати, явно наслаждалась происходящим, из чего я сделала вывод, что и Камиллу, и Лидию она недолюбливает. В силу возраста Диана еще не могла хорошо скрывать свои эмоции, и сейчас у нее на лице отражалось злорадное веселье.

    – Страсть – это прекрасно, – с чувством произнесла светловолосая красавица без возраста, подруга Карла. – Я даже немного вам завидую. И поздравляю, конечно же.

    – Присоединюсь к Милане, – негромко произнес Карл, все так же рассматривая, как вспыхивают золотистые всполохи в рубиновой жидкости при легком повороте бокала и обращаясь вроде бы как не к сотрапезникам, а к собственному напитку: зрелище забавное, но наводящее на размышления отнюдь не самые веселые. – Любовь и юность – это прекрасно. Полагаю, все собравшиеся приглашены на свадьбу?

    Милана – вот как, значит, зовут его постоянную спутницу, если я верно поняла определение «давняя приятельница», данное Филиппом.

    – Разумеется, вы все приглашены, – с преувеличенным энтузиазмом откликнулся Фил и демонстративно накрыл мою ладонь своей. – Как замечательно, что близкие люди могут разделить твою радость, верно?

    И снова в его словах звучал вызов. Вызов и издевка. Хм, не удивлюсь, если в этом семействе именно Филипп является так называемой черной овцой.

    Но после поздравлений главы семьи остальные уже молчать не могли. Генри поздравил нас, как мне показалось, как-то кисло, неуверенно. Во всяком случае, даже голос вернувшей себе самообладание Камиллы звучал менее безрадостно.

    Рыжеволосая Лукреция улыбалась вполне искренне.

    – Обожаю свадьбы, – мечтательным тоном протянула она. – Самый красивый праздник!

    – Вы могли бы сыграть в один день, – наивно предложила Диана. – Две пары: Генри и Лукреция, Филипп и Каролина. Здорово, правда?

    – Не думаю, что это хорошая идея, – вместо невесты ответил Генри. – Девушки ревниво относятся к такому событию, правда же? Каждой хочется быть в центре внимания на собственной свадьбе.

    – Я, между прочим, тоже девушка! И была бы не против двойной свадьбы.

    – Ты еще слишком мала, – безапелляционно отрезал Генри. – Подрастешь – изменишь мнение.

    Диана надулась и демонстративно повернулась ко мне.

    – А ты что скажешь, Кара?

    Скажу, что моя новая семейка все больше напоминает мне клубок целующихся змей, вот что.

    – Даже не знаю…

    – Нет-нет, никаких двойных свадеб, – пришел мне на выручку Филипп. – Дина, ты ведь видишь, что Генри против?

    – Вижу, – буркнула та. – Но прикрывает свое нежелание почему-то девушками.

    – Дина! – возмутился Эдмунд. – Что ты себе позволяешь? Ты как разговариваешь с взрослыми? Немедленно выйди из-за стола!

    – Ну и пожалуйста! – обиженно выкрикнула девочка, бросила вилку, вскочила и убежала.

    – Приношу извинения за поведение дочери.

    – Она стала невыносимой, – процедила Лидия. – С тех пор, как…

    – Десерт сегодня удался, – громко перебила ее Милана. – Очень нежный и воздушный. Твой повар превзошел себя, Карл!

    – Да, Тьерри постарался, – согласился Карл, не притронувшийся к сладкому. – Повысить ему жалование, что ли?

    Разговор плавно перетек к обсуждению повара, которого Карл, как я поняла из беседы, несколько лет назад переманил из какого-то модного дорогого ресторана. О Диане все забыли – или сделали вид что забыли.

    Эдмунд мне резко разонравился. Неизвестно, с чего я решила, что он любит дочь и заботится о ней, но теперь мнение мое поменялось. Слишком уж грубо он обошелся с девочкой, не столь уж и велика ее провинность, чтобы выгонять из-за стола. Вот мои родители никогда такого не… стоп! Мои родители? Неужели проблеск памяти осветил позабытое прошлое?

    Увы, как ни старалась я потянуть за кончик ниточки и размотать клубок воспоминаний, ничего не получалось. Случайный лучик вспыхнул – и погас. Все, что мне осталось, так это осознание: у меня были родители. Ну и что такого, сказал бы случайный слушатель моего рассказа, у каждого имелись отец и мать, никто еще не появился на свет сам по себе. Но трудно переоценить важность этого открытия для меня: если где-то в темных закоулках памяти хранились образы папы и мамы, значит, сиротой я не была. Во всяком случае, до недавнего времени. И жила в родной семье вместе… вместе с кем? Увы, рассеиваться мрак никак не желал.

    За столом продолжалась беседа, но я, увлеченная попытками проникнуть в утраченное прошлое, совсем за ней не следила, потому и вздрогнула, услышав свое имя.

    – Простите?

    На меня смотрели все. Смотрели и ожидали ответа.

    – Что ты об этом думаешь, Кара? – повторил Карл.

    Я растерянно моргнула и, обозлившись, пнула носком туфли под столом фальшивого жениха. Пусть помогает, а не сидит с таким видом, будто не имеет ко мне ни малейшего отношения!

    Филиппу удалось удержать на лице любезную улыбку, хотя, подозреваю, пинок вышел довольно чувствительным. К счастью, лже-жених оказался догадливым и пришел на выручку.

    – Мы подумаем над этим, да, дорогая?

    Подумаем над чем? Впрочем, какая разница!

    – Да-да, нам нужно все обсудить.

    – Да над чем здесь размышлять? – удивился Карл. – Лучшего места для церемонии, чем здесь, вам не найти.

    – Особенно если вспомнить легенду, – подала голос Милана. – Такая красивая сказка!

    Так, теперь из небытия возникли какие-то легенды. Надеюсь, хоть их-то мне знать не обязательно?

    Опять ошиблась.

    – О да! – со смешком подхватил Генри. – Мы так увлекались поисками в детстве, помнишь, Эл… прости, Кара. Тьфу ты, никак не привыкну!

    Поисками чего? Что-то такое упоминалось вроде бы, но что? Ну же, Каролина, вспоминай, во что играли эти богатенькие детишки!

    – Да, Эжени любила эту игру, – попыталась я потянуть время, лихорадочно соображая, о чем же идет речь.

    В конце концов, это именно Эжени была подругой детства Филиппа, Генри и Камиллы, а вовсе не Элоиза, так что мне простительно не впадать в умиление и не предаваться воспоминаниям.

    – Увлекались – слабо сказано, – подхватила Камилла. – Мы были одержимы короной, особенно Фил, помнишь?

    Точно! Ледяная корона! Знать бы еще, что это такое.

    – Ледяная корона.

    – Да, она самая. Ты еще высмеивала нас, – напомнил Генри. – Говорила, что ее не существует, а если и существовала когда-то, то она давно утрачена.

    Я спутала на скользкую дорожку, но отмалчиваться казалось мне более подозрительным.

    – Что же, похоже, я была самой здравомыслящей из вас.

    Постаралась, чтобы в голосе сквозила легкая ирония, ни в коем случае не сомнения и не самодовольство. Мне ни в коем случае нельзя настраивать Генри против себя. Если даже он и недолюбливал Элоизу в детстве, то сейчас, кажется, об этом почти позабыл и смотрит на дальнюю родственницу сквозь розовую дымку памяти о счастливых годах.

    Генри расхохотался.

    – Да, возможно, учитывая, что мы так ничего и не нашли. Эх, жаль!

    Я чувствовала ту особую неловкость, что появляется, когда всем вокруг, кроме тебя, знаком предмет разговора. Даже Эдмунд не задавал вопросов – а ведь он вошел в эту семью, женившись на матери Дианы, насколько я поняла. Кстати, а где она? И не с ее ли отсутствием связана бестактная реплика Лидии?

    И можно только представить мое облегчение, когда Лукреция подалась вперед и заинтересованно спросила:

    – Ледяная корона? А что это такое?

    – Артефакт, – любезно пояснил ее жених. – Очень могущественный. Некогда принадлежал не то повелителю, не то повелительнице Застывшего края – мнение о поле венценосца расходятся. И эта корона якобы спрятана где-то здесь, на острове.

    – Но, – несколько разочарованно протянула Лукреция, – это же вымысел.

    – Конечно, вымысел, – согласился Генри. – Но какой привлекательный для детей.

    Ничего нового я, увы, так и не узнала. Но новое, самое сильное потрясение, ждало меня впереди. В моей собственной спальне.

    Когда я, уставшая и обессиленная ужином с родней Элоизы, вернулась туда, то мне стоило больших трудов сдержаться и не заорать во весь голос. На зеркале примерно на уровне глаз красовалась сделанная чем-то алым надпись. Всего лишь два слова.

    «Убирайся отсюда!»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Несколько мгновений я тупо смотрела на кроваво-красные буквы, не вполне осознавая, что именно вижу. Если тот, кто оставил послание, хотел повергнуть меня в ступор, то да, он добился своей цели. Всего лишь на несколько ударов сердца, замедлившего свой ритм от неожиданности, но добился. А если же собирался напугать меня до обморока или даже вынудить уехать, то здесь у него ничего не получилось.

    Потому что я разозлилась. Злость нахлынула темной удушливой волной, ударила кипящей лавой в грудь, затуманила голову, окрасила все перед глазами в алый – совсем как та самая надпись. Руки сами собой сжались в кулаки, а по гладкому зеркальному стеклу побежали морозные узоры. Поначалу я не обратила на них внимания, но они проступали все отчетливее, все заметнее. Все ярче и ярче серебрился иней, блестел, мерцал, вспыхивал искорками в ярком свете.

    И я позабыла обо всем: о зловещей надписи, о собственной на нее реакции, даже о том странном положении, в котором оказалась. Только наблюдала бездумно, как растут и расползаются причудливые заснеженные гирлянды.

    Крак!

    Зеркало треснуло, посыпались со стены осколки.

    И тогда я все-таки закричала.

***

Никто так и не понял, что случилось. Никто, включая меня саму. Но остальные так и не узнали самого главного. Морозные узоры растаяли быстро, словно их и не было никогда, словно они мне причудились. Но еще до того, как в мою комнату сбежались встревоженные обитатели особняка, привлеченные криком, я опустилась на колени и провела кончиком пальца по крупному осколку. И ощутила холод, а на коже осталась крохотная капелька, тут же, впрочем, испарившаяся.

    Меня закутали в плед, усадили в кресло, в руки сунули чашку с горячим чаем. Милана, Филипп и Генри суетились вокруг, предлагая то одно, то другое. Нюхательные соли? Успокоительный отвар? Горячий сладкий чай? Может, переселить меня в другую комнату? От всего этого я отказывалась.

    На одном подлокотнике моего кресла устроилась Лукреция, на другом – Диана, и обе бормотали что-то успокаивающее. Эдмунд слонялся из стороны в сторону и всем своим видом выражал, что очень хочет быть полезным, но каким образом – понятия не имеет. Камилла вздыхала с притворным сочувствием. Лидия застыла в углу, скрестила руки на груди и наблюдала за суматохой с ехидной полуулыбкой. Карл внимательно осмотрел осколки на полу, подошел к раме, потрогал ее зачем-то и распорядился убрать беспорядок.

    – Может, тебя действительно переселить в другую комнату?

    – Но зачем? – удивилась я.

    – Каролине повезло, что она не успела подойти к зеркалу слишком близко, – подала голос Лидия. – Иначе ее бы всю изрезало.

    И в голосе ее прозвучало сладострастное предвкушение – или же мне так почудилось.

    Действительно, повезло. Я отделалась небольшими царапинами.

    После слов Лидии суматоха усилилась. Словно все собравшиеся до тех пор не понимали, какая опасность мне грозила – а тут вдруг разом поняли.

    – Карл, дорогой, стоит проверить все зеркала!

    – Уверяю, в этом нет нужды! Произошла трагическая случайность.

    – Кара, милая, может, тебе воспользоваться предложением Карла и все-таки перебраться в другую комнату?

    – В твою, например, – ехидно вставил Генри.

    Филипп побагровел.

    – Каролина – моя невеста!

    – Это не повод забывать о приличиях! – гневно заявила Камилла. – Невеста