Оглавление
АННОТАЦИЯ
Древний кельтский Самайн или канун Дня Всех Святых - ночь, с которой начинается темное время года. Ночь, когда призрачные гончие мчатся по небу, преследуя свою добычу. Ночь, когда ослабевает граница между миром людей и миром колдовства. Зажигайте свечи, варите ароматный глинтвейн и под пляску живого огня окунитесь в чары волшебных сказок. Сказок, которые расскажут вам талантливые авторы "Призрачных миров".
ЧАСТЬ 1. Анна Неделина. Марья и подводный хозяин
Жила Марья в небольшой деревеньке на берегу широкой реки. Каждый первый в той деревне был рыбак. И все знали, что и река, и лесное озеро, прозванное Яхонтовым, принадлежат водяному. Суров был подводный хозяин и силен. На дне озера отстроил себе дворец, весь украшенный жемчугами да самоцветами. В лунные ночи можно было увидеть свет, идущий из воды, и заметить верхушки дворцовых башен. Да только мало кто решался отправиться к Яхонтовому озеру ночью, все гнева водяного побаивались. Никто с ним ссориться не желал.
Не было в деревне рыбака удачливей, чем Влас! Говорили, что подводный правитель ему благоволит, потому и посылает в его сети и крупных осетров, и сигов в изобилии, да еще — бессчетную мелкую рыбешку.
Марье Влас приходился дядькою, в его доме она жила с тех самых пор, как мор унес ее родителей и старших сестер. Были у рыбака собственные сыновья да еще дочь Румяна, но и о Марье он тоже заботился, как мог. Неплохо все же жилось ей у Власа, за чернавку ее не держали при сестрице. Дядька был строг, но никогда хворостиной не наказывал, как бывало в соседских домах. Следил, чтобы деревенские парни не обижали. Правду сказать, заглядывались на Марью молодые рыбаки, бывало, что и сестрица Румяна с недовольством говорила: мол, может, из-за рыбного запаха на тебя сперва люди глядят, а потом уже меня замечают? Уж очень она любила наряжаться да в воду на себя глядеться. Ей дядька даже купил на ярмарке железное зеркальце… А Марье привез крашеные деревянные бусы, чтобы она принарядилась.
Были у Марьи и праздничный сарафан, и красная лента для волос. Дядька их покупал да приговаривал: мол, заработала честно, носи, радуйся.
Работы у Марьи всегда хватало. А сверх того посылал ее дядька Влас на Яхонтовое озеро — собирать волшебную цвет-траву.
Трава та всего на седмицу в разгар лета зацветала на берегу озера. Случалось это чудо только по ночам, после сильных гроз с громом и молниями. Тянулись белоснежные тонкие лепестки к серебряному лунному свету, пусть и холодному, но напоенному волшебной силой. Сила та сохранялась в цветах, если была сорвана девичьей рукой. Вот той-то травой Влас окуривал свои сети, чтобы привлечь в них побольше рыбы.
Румяну Влас холил и лелеял, подыскивал ей видного жениха, не позволял белые ручки портить работой, которая могла быть и опасна. Потому к берегу озера за цвет-травой дядька отправлял Марью да каждый раз наказывал, чтобы она никому не говорила, куда и зачем идет. Другие-то деревенские к озеру ночью даже не думали хаживать.
Да и Марье всегда было страшно, но воле дядькиной она никогда не перечила. Хотя было чего испугаться. Отдала бы Марья и бусы, и ленту, лишь бы не понадобилось больше ночью идти к Яхонтовому озеру. Не просто так о нем рассказывали страшные сказки. Водяной забирал к себе людей. Требовались ему слуги, да и рыбаков он держал в страхе, никто не выходил на промысел без подношения, без просьбы загнать в сети рыбу пожирнее. И если у кого-то с водяным выходила ссора, то все знали — не поймать ему рыбы во владениях подводного хозяина! Да и жизнь несчастного была в опасности. Только Влас гнева водяного не боялся. И вот почему.
Случилось это лет десять назад, была тогда Марья подлетком. Худющая да глазастая, даже соседи ее частенько за мальчишку принимали. Отправлял ее дядька с разными поручениями. Тогда у него еще не было такого богатого дома, и Марье-сиротке доставалось куда больше работы. А может, просто ей казалось, что жилось тяжелей: больно часто она хворала. Голова кружилась, бывало, что и падала она прямо во дворе, не донеся ведро с водой до дому. Румяна тогда любила Марью, как родную сестрицу, везде с ней за руку ходила… Да не о том речь пока.
Однажды полоскала Марья белье в реке. А лето выдалось тогда жаркое, ушла вода далеко от привычного берега, оголила часть речного дна. И вот глядит Марья, а на бережку какой-то незнакомый мальчонка клубком свернулся. Волосы у него странные: и не соломенные, а будто с зелена. Был он уже в беспамятстве, горяченный, как в лихорадке. Попросил тихо пить — Марья едва разобрала, что он лепечет. Принесла девушка ему речной водицы в ведерке, помогла напиться. Мальчонка чуть в ведро головой не нырнул, всю воду на себя опрокинул. Так вроде даже лучше ему стало, сознание прояснилось. Тогда-то Марья и побежала во двор — за дядькой. Рассказала ему, что к чему, он-то сразу смекнул, что выбрался на берег кто-то из водянят, детей речного хозяина. С непривычки сомлел на жарком солнышке. Благо, Марья его в тенечке оставила. Ей-то невдомек было, что бедняга просил не напоить его, а в реку вернуть. Если бы поняла — помогла бы добраться до воды. Но дядька Влас был хитрее. Он дождался, пока хватятся водяненка, приплывут его искать. Да стребовал за спасение сына подводного хозяина награду.
Вот когда не стало у него бед в жизни, и достаток появился. А еще: подобрел дядька Влас к племяшке. Купил у знахарки каких-то лекарств, и скоро Марья хворать совсем перестала.
Звали ту знахарку Варварой. Марья с тех пор, как вылечилась, забегала к ней, чтобы подсобить по хозяйству. Варвара была еще нестарой женщиной, да вдовой и бездетной. Жила она в покосившейся избушке, на самом краю деревни. Всегда-то Варвара была одна, сколько Марья помнила. Грустная ходила, как будто потеряла что. Идет по воду — и вроде высматривает кого-то. Встанет на крыльце своей избушки — и словно ждет, что сейчас кто-то отворит старую скрипучую калитку, ступит во двор. Деревенские ее жалели, помогали, чем могли.
Однажды Варвара призналась Марье:
— О сынке своем думаю, о Егорушке. Ему бы сейчас столько, сколько и тебе было, если бы не забрал его к себе речной хозяин. Глаза у Егорушки были такие же синие, и волосы — словно спелая пшеница…
— Как же так вышло, что забрал его водяной? — спросила Марья.
— Да вот так. Глупа я была… Без мужа осталась, тяжелой жизнь стала. Все мне казалось: не слушался мой Егорушка, будто назло озоровал. Невзвидела я свету да и сболтнула: забери тебя водяной! А на следующий день он пропал, словно его и не было. Уж я за помощью и к колдуну обращалась, что в Верхолесске живет, и у озера просила, чтобы вернул мне сына водяной… По сию пору туда хожу, сама не знаю, зачем. Все надеюсь, не знаю на что.
Подарила тетушка Варвара Марье платочек с кистями. Нарядный — любо-дорого поглядеть! Первым делом Марья его, конечно, Румяне показала. А та почему-то разозлилась.
— Ты его украла!
Марья такого не ожидала. У кого она могла платок украсть? Но Румяна слушать не хотела. Посулила:
— Увидит кто — дядьке скажет. Ой и достанется тебе! Ты мне отдай, я спрячу.
Пришлось отдать. А потом увидела Марья, что Румяна тот платок повязывает без опаски.
— Ты же сказала: накажут!
— Так то тебя, воровку! — дернула Румяна плечом. — А мне бояться нечего!
И убежала к подружкам. Да только через пару дней с визгом бросила Марье смятый мокрый комок, измазанный в тине.
— Забери! Забери эту гадость!
Марья с удивлением и затаенной радостью развернула платочек. А Румяна криком кричала, домашние все сбежались. Поняли так: Румяна с подружками пошла на озеро гадать на суженого. Говорят, если в правильное время в воду заглянуть, можно увидеть будущее. Ночью, конечно, никто не решался, а вот днем бегали, хоть родители и запрещали. Подружки заглядывали: ничего не разглядели, только тени какие-то мелькали. А Румяна едва к воде подошла, как из густой осоки бросилось к ней чудище речное, все в тине. Лицом — страшилище, кожа серая, глаза жуткие, нечеловеческие. Ухватило чудо-юдо платочек и проквакало отвратительным голосом:
— Не ко мне ли пришла, красна девица?
Тут-то Румяна испугалась, что ее сейчас под воду утащат, завизжала, закричала на чудище, да еще и палкой замахнулась. Палку она для смелости взяла, чтобы к воде не так страшно подойти было. Набежали подружки, да только чудище уже в воду бултыхнулось — никто, кроме Румяны, и не разглядел его. Влас, конечно, сильно осерчал, запретил дочери к озеру ходить. На платочек посмотрел хмуро, но все же не отобрал у Марьи, только плечами пожал, когда узнал, откуда вещица.
Марья платочек выстирала и надевала его, только если к Яхонтовому озеру собиралась. Она-то поняла, что к Румяне, должно быть, выбирался пропавший сын доброй женщины… Да только Румяна не сообразила, а у страха, как известно, глаза велики. Марья нашла бы, что сказать бедняге. Он ведь наверняка хотел весточку о матери получить! Видно, узнал приметный платочек…
Имелась еще причина: странно, но если платочек был при ней, Марье отчего-то делалось спокойней, словно отступала от нее беда на Яхонтовом озере.
Настало время, когда дядька Влас в очередной раз заговорил о том, что пора бы собрать цвет-траву. Марья вышла ночью на порог, накинула платочек на плечи. И страшно было девушке, и устала она, наработавшись за день, да ничего не поделаешь. Уж и уговаривала она дядьку: в такую ночь цвет-трава ни за что не расцветет, ей лунный свет надобен. Никаких слов не хотел слушать Влас. Опасался, что упустит время и уйдет от него удача. Хотя ведь не в траве дело, но без крепких сетей рыбу не удержишь!
Наверное, и Марье бы не стоило страшиться на озеро ходить — раз уж она тоже была спасительницей для водяненка. Да дядька об этом не упоминал, когда с посланцами водяного говорил, а сам мальчонка вряд ли что запомнил из случившегося.
Вот добралась Марья до Яхонтового озера. Кругом темнота, а вода светится серебром, переливается. Словно в ней отражаются звезды, хотя на небе их и не было видно. А вдоль берега озера — то тут, то там — сияют мягким светом волшебные цветы!
Ох и жутко стало Марье, хоть и красота кругом! Стояла мертвая тишина: не было слышно ни плеска воды, ни ветерка, ни птичьего крика.
Тут где-то неподалеку хрустнула ветка. Девушка вздрогнула, замерла. Но ничего больше не услышала. И не увидела никого, хотя огляделась. Пусть и страшно ей было смотреть по сторонам (а ну, как увидит какое-нибудь чудище), а зажмуриться — еще страшнее! Девушка сжала кисточку платка. Постояла немного, набираясь смелости. Прежде чем собирать цвет-траву, подошла она к самой воде, поклонилась, попросила прощения:
— Не серчай, дедушка водяной, я тут похозяйничаю.
Достала Марья ножичек острый, да и взялась срезать траву чудесную. Набралась целая охапка. Тут и луна вышла из-за туч, осветила все кругом чудесным светом. Пусть и холодным, но озеро — словно из самоцветов выложенное. Замерла Марья, залюбовалась.
— И кто же это озорует, в чужих владениях хозяйничает? — прозвучало вдруг грозно.
Вздрогнула Марья, травки все на землю посыпались. Перед девушкой стоял дед: борода до пят длится, в ней — кубышки да мелкие рыбешки запутались. Тулуп на дедушке будто тиной покрыт. Седые лохматые космы из-под шапки выбиваются, усы до самого пупа спускаются. Плащ на нем был весь рогульником облеплен.
Никогда прежде этого человека Марья не видела.
— Воровала! — ткнул он в ее сторону скрюченным сероватым пальцем, да и разглядела она перепонки, точь-в-точь — жабьи.
Затрепетало сердце.
— Прости, дедушка водяной, — поклонилась Марья. — Я здесь по поручению моего дядюшки Власа-рыбака. Он тебе поклон передает.
— Хотел бы передать — сам бы принес, — проворчал дед и зло добавил: — Ничего тебе дядька не поручал. Обещался он речному хозяину жизнь отдать, вот и прислал в счет исполнения долга. Теперь ты подданная подводная, так что пойдешь со мной. Зря только травы столько перевела! Ну да не пропадет, прихватим с собой. За каждую былиночку отчитаешься, за каждую сорванную травиночку наказание получишь.
Марья задрожала. Не могло быть такого, чтобы Влас и правда отдал ее речному хозяину. Ухватилась девушка за край платочка.
Тут дед нахмурился, усами зашевелил. Пригрозил:
— Реветь не вздумай, не помогут тебе слезы! Глупая девка, решила водяного сыростью напугать!
Сообразила Марья, что он до сих пор говорил о водяном хозяине как о ком-то другом. И понадеялась, что сможет спастись. Не могла она поверить в такое страшное предательство. Слишком уж подлое было дело. Заманивал ее водяной…
Девушка снова поклонилась.
— Ты прости, что растерялась. Не знала я, что такой уговор между дядюшкой и речным хозяином. Не принарядилась как следует, теперь стыдно во владениях подводных показаться будет. Дай хоть умыться, слезы утереть.
Дед подозрительно нахмурился, но проворчал:
— Ладно, давай, умывайся. Только быстро, некогда мне тут с тобой прохлаждаться!
И отвернулся, вот удача! Марья со всех ног бросилась прочь от озера. Слышался сзади шум, ругань злая. Да только девушка мчалась, не оглядываясь, не останавливаясь. Далеко от озера житель подводный уходить не стал, как она и надеялась.
Из последних сил добежала до дома, на крылечке едва не упала, забарабанила в дверь. Показалось: год минул, прежде чем открыли. На пороге стоял дядька Влас, лицо — мрачнее тучи.
— Ты что здесь делаешь? — спросил он. — Я тебя куда послал?
Тут Марья вспомнила о цвет-траве.
— Прости, дядюшка, я была на озере. Да только там меня водяной едва под воду не заманил. Сказал… сказал… — Марья едва вымолвила страшное: — Что ты ему меня отдал по уговору! Не погуби!
— Не реви, всех соседей перебудишь, — проворчал дядька Влас. — Ну, не реви, кому сказано! Вот что, подшутил над тобой водяной. Шумела ты, должно быть, вот он и осерчал. Сколько раз тебе говорил: нельзя быть такой неуклюжей. Набедокурила, а дядьке Власу теперь перед речным хозяином ответ держать, извиняться!
Всхлипнула Марья, задрожала, как осиновый лист.
— Ну-ну, успокойся, дуреха, что ты там себе надумала-то, — смягчился Влас. Накинул на плечи Марье свой старый армяк. Взял девушку за плечи, а потом вздохнул да и обнял по-отечески. — Разве я тебя обижал?
— Никогда, — замотала головой Марья. — Прости, дядюшка, натерпелась я страху, не знала, что и думать.
Постепенно слезы Марьи высохли, а испуг истаял, начал казаться пустым. Да и все, случившееся на озере, мстилось теперь страшной сказкой. Вот нечего было ночью истории о водяном вспоминать, саму себя пугать!
Марье стало тепло и спокойно. Не бросил ее дядюшка, хоть и случилась беда.
— Ты вот что, — решил дядька. — В дом пока не будем заходить, чтобы еще больше шуму не поднять. Помоги-ка мне найти кисет мой. Обронил я его во дворе. Ты так неслась, что мне не до такой ерунды было…
Марья, уже совсем успокоившись, закивала. Зажгли они лучину.
— Где-то здесь, — пробормотал Влас. — Давай-ка я вон там посмотрю, ближе к тыну. А ты у колодца погляди.
При слове «колодец» Марья вздрогнула. Ночью и воду набирать было не принято. Тем более после того, как она уже разозлила водяного хозяина… Но ведь не о воде была речь, только и требовалось, что кисет дядькин найти. Подошла она ближе, невольно поглядывая на колодезного журавля, уж больно жуткий вид у него в темноте был.
— Не вижу, дядюшка, — тихо сказала девушка подошедшему Власу. Тут ее что-то толкнуло с силой. Только и успела девушка охнуть, как перед глазами все завертелось, почувствовала она, что падает, да все вниз и вниз, в непроглядную темноту.
***
Когда Марья пришла в себя, было светло как днем. Только привычного неба не было видно. Зато летали вместо птиц рыбы, омули да лещи, проносились целые косяки мелкой пестрой рыбешки. Переливались они яркими цветами, радовали взгляд.
Колыхались вокруг деревца на змеистых стволах, и почти не было на них ветвей. Под ногами у Марьи — песок да камешки.
Поняла Марья, что находится она на дне колодца, в который, видно, упала. Потому и рыбы вокруг летают: оказалась девушка в подводных владениях. Чудно все вокруг, и отчего-то Марья способна дышать. А уж откуда свет — и вовсе непонятно.
Огляделась девушка, прошлась туда-сюда. И совершенно вода не мешала ей ходить. Именно ходить, а не плавать. Снова чудеса!
Потом увидела она по правую руку камень, а на камне — как будто еще один камень. Только вдруг второй камень зашевелился, и оказалось, что это человек, укрытый серым плащом. Поднялся он, расправил плечи и показался Марье куда выше и крепче того грозного деда, с которым она столкнулась в первый раз. А вот голос у него был знакомый, девушка узнала его с содроганием.
— Попрощалась?
Человек обернулся и оказался безусым и безбородым молодцем. Ладным и пригожим, только бледным, словно солнца никогда не видавшим. Да еще глаза у него… Черные были глаза, неживые. Холодные. И смотрел-то он на Марью так, будто обвинял.
— Долго ждать тебя пришлось! Чай не госпожа. Водяной хозяин долготерпением не отличается. Чем дольше будешь кочевряжиться, тем суровей накажет.
— Дядька Влас… И правда с ним сговорился? — опустив плечи, спросила Марья. — За что же водяной так жестоко с ним обошелся? За что рассердился?
— Водяной с ним?! — юноша фыркнул. — А не твоему ли дядьке удача в руки шла все эти годы? Другой такой богатой избы в деревне нет, даже староста и тот скромнее живет. Хозяин речной просто так столько добра сразу не дает. Рано или поздно Влас должен был утопнуть, да только он об этом знал, конечно же. Вот и отправил тебя к водяному!
Марья горько вздохнула. Не плакала — крепилась. Тут почувствовала, как рука легла на плечо, холодная — даже сквозь ткань сарафана чувствовалось.
— Ничего здесь страшного нет, — сказал парень. — Такая же жизнь, как и наверху. Только поначалу странная.
— Врешь ты все, — решительно сказала Марья.
— Ну, может, местами страшно. Так ведь и наверху тоже всякое случается.
— Я о том, что дядька Влас меня предал.
Парень криво усмехнулся и пожал плечами.
— Ну, спроси сама у водяного, раз не веришь. Подумаешь, была нужда тебе врать!
— А пугать — была? — уже с гневом спросила Марья. Пусть и попала она в подводный дворец, тут уже ничего не поделаешь. Но обижать она себя не позволит!
— Раз испугалась — сама виновата! Незачем было по ночам к озеру шастать да волшебную траву рвать! Водяной этого не любит!
— У дядьки Власа с ним уговор, — начала Марья да не стала продолжать, замолчала. Ей этот разговор был неприятен, даже страшен. И показывать свой страх она не хотела. Храбрилась, как могла.
Парень что-то понял по ее виду, снова усмехнулся. Сказал:
— Поспешим, ждут нас. Судак Судакович не терпит, когда поперек его воли идут. Привыкай. Слова ему не смей сказать. Прикажет отвечать — тогда и рот открывай. Здесь тебе господские палаты, а не какая-нибудь рыбацкая хижина!
— Как будто ты в этом дворце повелитель! — вспыхнула девушка. — Приказы раздаешь!
Решила она не говорить больше с неприветливым парнем. Пусть себе зазнается! Только вокруг столько всего интересного оказалось, что Марья не утерпела.
— А что же, — спросила она, — от самого нашего колодца путь в подводный дворец идет?
— На дне отовсюду туда доберешься, — пояснил парень. — Запоминай, обращаться к нему можно: «господин водяной», «хозяин подводный», а лучше по имени. Не вздумай его дедом назвать, не любит он этого! Величают его Судак Судакович. У него сын и дочь — господин Налим и госпожа Плотвичка. Да еще младший, Лещ Судакович, но обычно его господином Лещиком все называют…
— Имена-то какие чудные, — подивилась Марья.
— Нам тут верхние имена тоже кажутся смешными.
— А у тебя?
— Что?
— У тебя какое имя? Меня Марьей зовут.
— Это тебя наверху так звали. А как здесь будут величать — еще посмотрим. Я Ёрш.
Марья невольно улыбнулась. Парень заподозрил что-то, прищурился. Спросил с подозрением:
— Что это ты?
— Да имя тебе удивительно подходит, — пояснила Марья. — Ты такой… ершистый.
Парень подумал и вдруг тоже улыбнулся.
Шли они недолго, и вскоре впереди показались белокаменные хоромы с башенками. Крыши все были сплошь выложены перламутровой черепицей, которая блестела да переливалась. Такой красоты Марья прежде не видала.
У входа во дворец стояли стражники с острогами и кривыми саблями на поясах. Доспехи у стражи подводной были чудные: ни дать ни взять — рыбья чешуя, а клинки перламутром отливают!
Бросился к Марье и ее провожатому юркий мужичок в синем кафтане с высоким воротом.
— Явился, Ершонок! Его милость уже дважды изволил спрашивать, куда ты запропастился. Гневается. Не боишься?
— Тебе что за печаль? — лениво поинтересовался Ёрш. Мужичок аж взвился. Бороденка затряслась, с головы чуть шапка остроконечная не слетела.
— Договоришься! Накажут, тогда, небось, иначе запоешь.
— Будет воля господина — так и накажут. — Ёрш остался спокоен, а вот Марья от угрозы вздрогнула. — Спасибо, что беспокоишься обо мне, господин Вьюн.
Стражники не шелохнулись. Господин Вьюн бросил быстрый взгляд на Марью, погрозил Ершу кулаком.
— Смотри у меня, наглец! Ты кто таков есть? Всего лишь конюх, вот и не задавайся! У тебя работы полно, не забывай.
— И хотел бы, не смог бы позабыть, — Ёрш еще и поклонился. — Ты же заботливо напоминаешь мне каждый раз, господин Вьюн.
Еще пуще разозлился Вьюн, но тут Ёрш напомнил:
— Ведь подводный хозяин ждать изволит…
Тут уж и возразить было нечего. Опомнился синий кафтан, бросил еще один гневный взгляд на Марью, будто она была во всем виновата. Приосанился, важно сказал:
— Следуйте за мной!
И повел их по коридорам дворца. Остановились у высоких дверей, и там тоже была охрана в странных доспехах. За дверями, которые сами собой отворились, Марья увидела огромный круглый зал, выстланный красными коврами.
В центре зала, на троне, украшенном драгоценными каменьями, восседал сам подводный хозяин. Точь-в-точь тот старик, каким Ёрш явился Марье на берегу Яхонтового озера. Батюшка-водяной действительно был стар, грозен, только здесь, в дворцовых палатах, выглядел еще и величественно, а вовсе не безумно, как его изобразил Ёрш. Ни дать, ни взять — настоящий царь. Хотя, говорят, над водяными всеми царь один — и живет он в море-окияне.
Подводный хозяин был облачен в красную рубаху с золотым шитьем да в плащ, отороченный рыбьей чешуей и жемчугом. Жемчуга были и в бороде, которая спускалась до самого пола.
Собрались в зале придворные — видимо-невидимо. Марья заробела, не знала, как себя и держать. Прошла она следом за Вьюном к трону. Ёрш молча шагал рядом с ней.
— Вот и новая твоя подданная, господин! — громко сказал Вьюн. — Явилась по твоему велению!
— А, воровка пожаловала! — Водяной даже потер руки от радости. — Ну, теперь ты мне за каждый сорванный цветок ответишь, глупая девчонка!
У Марьи от таких слов задрожали ноги. Но постаралась она виду не подать. Поклонилась низко, сказала:
— Не гневайся, батюшка Водяной! Не знаю я ни о каком воровстве. А цветы рвала по поручению моего дядюшки, рыбака Власа. У него с тобой уговор…
— Был! — оборвал ее Вьюн. — Был уговор! Да заключался он только на семь лет! И то его господин наш подводный слишком щедро отблагодарил…
— Но-но! — осадил его Судак Судакович. — Ты тут не рассуждай, велика ли была награда за спасение моего сына!
Испугался Вьюн, тут же заюлил, залебезил.
— Так-то оно так, твое подводное сиятельство. Да только не оценили люди твоей щедрости и по окончании уговора все равно явились рвать волшебные цветы! Накажи по всей строгости наглую девчонку!
Марья от страха не знала, что и сказать.
— И конюха своего наказать изволь, — продолжил между тем Вьюн. — Он вот ей сбежать позволил. Еще бы чуть-чуть…
— Знаю, доложили все, — хмыкнул водяной. — За это, конечно, наказать нужно. Что молчишь, Ёрш?
— Жду приказания, — отозвался парень, поклонившись.
— Ну, а коли велю всыпать тебе с десяток плетей?
— Значит, такова твоя господская воля.
— Правильно, — кивнул водяной, и Марья поняла, что теперь Ершу несладко придется. Пусть и спокоен его голос, да плетей кому же захочется получить по доброй воле?
— Батюшка водяной, справедливый господин, ведь не позволял он мне сбежать, наоборот, так пугал, что у меня каждая поджилочка тряслась!
— Но ты ведь сбежала! — возмутился Вьюн.
— Потому и сбежала, — кивнула Марья и, поклонившись водяному, добавила: — А еще хотела с дядюшкой попрощаться. Он за мной, сиротой, приглядывал.
— Хм, — Водяной похлопал себя по пузу. — Старался, значит!
Ёрш поклонился да прямо так, в поклоне, чуть повернул голову к Марье, зыркнул на нее злобным взглядом. Недоволен еще, надо же! Марья едва не фыркнула. Она за него заступается, а он вот как, вместо благодарности…
Тут заволновался Вьюн. Тоже понял, что Ёрш вполне может избежать наказания, снова завертелся, завозмущался:
— Да как же так, Судак Судакович! Кого ты слушаешь, воровку бесстыжую, девку глупую! Она, может, Ерша и вовсе на побег подбивала!
— Не было такого! — захлопала глазами Марья.
— Может, и не было! — не стал настаивать Вьюн. — Да только как ты с подводным хозяином разговариваешь, наглячка ты бессовестная?
Глянула Марья, а водяной уже брови густые нахмурил. Хотела извиниться, а Ёрш ей кулак исподтишка показывает. Поклонилась Марья повелителю речному да озерному, опустила глаза долу.
— Что правда, то правда, — позабыв про Ерша, проговорил тот. — Наглости тебе не занимать, а ведь мы еще не обсудили твое наказание…
— Постойте, папенька! — послышался вдруг юный голос. Подскочил к трону парнишка в богатом кафтане, украшенном каменьями, в коротких штанишках да сапогах с загнутыми носами.
Ухватился он за подлокотник трона, и разглядела Марья, что между пальцами у паренька перепоночки.
Подобрел водяной лицом, но голос его остался суров, даже недовольства в нем прибавилось:
— Куда ты без спроса лезешь, Лещик? Ведешь себя неподобающе, да еще при утопцах.
Ох и напугали Марью эти слова, но спросить она ни о чем не посмела. Утопцы — это ведь и про нее теперь, выходит? А раз утопла, то нет пути на землю… Девушка постаралась незаметно смахнуть с ресниц слезинку.
— Позволь сказать! — попросил Лещик.
— Не подождет твоя просьба? — еще сильнее нахмурился Судак Судакович, но и запрещать сразу не стал. Видно, очень любил водяненка.
— Ни в коем случае! Иначе ты совершишь недоброе дело, незаслуженно накажешь мою спасительницу!
— Что-что?! — тут уж Судак Судакович взревел. Но водяненок не дрогнул, продолжил настаивать, указав на Марью:
— Вот она, та, о ком я тебе говорил. Та девочка, что меня нашла и воды поднесла. Если бы не она, не дождался бы я, когда твои слуги явятся за мной.
Во все глаза Марья уставилась на ладного паренька. Не признала бы она в нем ни за что того бедняжку-заморыша, которого нашла на речном берегу! И надо же: она-то была уверена, малыш тогда был в бреду и не запомнил ничего из своего приключения, а он, оказывается, ее разглядел и даже смог узнать спустя время!
— Но ведь все равно воровала! — вмешался Вьюн, едва не отпихнув водяненка от трона. Никак он не мог успокоиться.
— И то правда, — задумался водяной. — Выходит, наказать кого-то нужно. Да только обидеть эту девушку будет неправильно.
— Пускай Влас-рыбак забирает свою падчерицу, — стал нашептывать Вьюн. — А тебе взамен другую дочь пришлет. Или сына. Будет у тебя на конюшне еще один работник. А то ведь Ёрш ленив, со всем не справляется в одиночку!
Тут уж Марья, как ни старалась молчать, не смогла остаться в стороне.
— Не бывать этому! — воскликнула она. — Ты, хозяин подводный, не слушай этого господина! Ежели тебе слуга нужен, забирай меня, я многое умею: и готовить, и убирать, и сети плести, и одежду шить, и вышивать.
— Молчи, дура, — едва слышно процедил Ёрш.
— А ну-ка, не тараторь, чай, не на базаре! — остановил ее водяной и вдруг усмехнулся: — Ну, видишь, Вьюн Мутович, не могу я почетной гостье отказать. Но и в служанках ее не оставлю. Будет жить при дворе…
— Батюшка! — возмутился водяненок Лещик. — Она-то меня без условий выручила и не спросила ни о чем, когда воды поднесла. Справедливо будет ее отпустить!
Снова задумался водяной. Тут к нему подошла девушка красоты невиданной. Волосы у нее были черные, как ночь, глаза синие, как небо, а кожа нежная и белая, словно молоко. На голове у девушки была корона, длинную шею украшали жемчужные бусы. Девушка что-то зашептала Судаку на ухо. Тот выслушал, потом хлопнул в ладоши:
— Ну, твоя взяла, Лещик! — перевел суровый взгляд на Марью. — За спасение моего младшего сына отпущу я тебя обратно на землю. Коли докажешь свою честность и добрые намерения. Задам я тебе службу. Если исполнишь все как следует, так и уходи. Да еще не обижу тебя, награжу по справедливости.
— Но… — начал было водяненок, однако тут уж отец ему не дал возразить. Нахмурился и отрезал со всей строгостью:
— Как решил, так и будет, и перечить мне не позволю!
Тут Марья испугалась, что отец разгневается на доброго паренька, который только и хотел ей помочь. Девушка шагнула вперед, почувствовала, как ее схватили за руку. Сделала вид, что не заметила, поклонилась низко — и Судаку Судаковичу, и Вьюну.
— Спасибо тебе, господин, за добрые слова и тебе, хозяин подводный, за справедливый суд. Исполню все, что накажете. И награды мне не нужно…
— Ишь ты, еще не видела награды, а уже отказывается! — прозудел Вьюн. — Уж больно горда!
Но тут он заметил, что на него смотрят недовольно и Лещик, и прекрасная девушка в короне. Не вытерпел он этих взглядов и примолк, втянул голову в плечи. А водяной захохотал, довольно потер руки:
— Ну и быть по сему!
За этими разговорами про Ерша и его наказание никто больше не вспомнил. Только сам Ёрш довольным не выглядел, хмурился и по-прежнему сжимал Марьину руку, да так, что хотелось закричать. Но тут подскочил к ним Вьюн, оттеснил Ерша, и тому пришлось отпустить Марью.
Так они больше ничего друг другу и не успели сказать.
— Идем, что ли, — недовольно сказал Вьюн Марье. — Покажу тебе, где во дворце прислуга живет. Когда хозяин изволит придумать, какое дело тебе поручить, сразу призовет к себе. Перечить ему не смей, тебе и так великая честь оказана.
Вьюн изо всех сил старался дать понять, какой он важный да грозный. Марья знай помалкивала. На душе у нее было тепло и радостно. Не так все страшно оказалось в подводных владениях. Да и отпустить ее Судак Судакович обещался. Значит, никакая она не утопленница, что бы там в тронном зале ни говорилось.
Подумала девушка и о юном Лещике. Каким ладным молодцем стал! Марья искренне порадовалась, что когда-то судьба столкнула ее с водяненком. Хорошо, что он жив и здоров! И добро помнит, к тому же.
Тут путь Вьюну и Марье заступили девушки в пышных сарафанах. Расступились они, и вышла вперед черноволосая красавица. Та самая, что шептала что-то на ухо водяному в тронном зале. Должно быть, о ней рассказывал Ёрш. Госпожа Плотвичка, дочь речного повелителя. Ох и красавица! Только взгляд был колючий, пугающий.
— Куда ты ее ведешь? — спросила госпожа у Вьюна.
— Так ведь нужно разместить да все объяснить… — затараторил тот.
— Успеется. А пока она со мной пойдет.
Перечить госпоже Вьюн не посмел, а вот на Марью посмотрел грозно: мол, не балуй!
— Вот ведь приставучий какой! — засмеялась госпожа, когда Вьюн ушел. — Ты на него внимания не обращай. Он всегда такой важный, похваляется, что у него забот много, и батюшка мой без него как без рук… Ты, наверное, толком дворца и не видела? Пойдем, покажу наш сад. Там красиво!
Девушки пестрой волной последовали за госпожой и увлекли с собою и Марью.
— Мне очень интересно, как там, на земле, — вздохнула Плотвичка. — Говорят, совсем иначе, не так, как у нас. Батюшка нам запретил наверх подниматься. После того, как Лещик едва не погиб… Только Налиму и позволяет покидать дворец. А тут красиво, но скучно! Вестей почти не слышно.
Девушки вышли в сад. Он и правда оказался прекрасным, но очень уж странным. Подводные растения, дорожки, выложенные из перламутровых раковин. Все было ново, необычно. Но чуждо.
— Это кораллы, — рассказывала Плотвичка. — Их отцу прислал его дальний родич — царь морской. Они здесь растут только в дворцовом саду, благодаря колдовству, конечно же.
Кораллы были и красные, и белые, и круглые, и вытянутые, напоминающие деревья.
— А откуда у вашего батюшки лошади? — спросила Марья. Уж очень ей было любопытно.
— Лошади? — удивилась Плотвичка.
— Тот человек, что меня встретил, Ёрш… его господин Вьюн конюхом назвал. Значит, у вас тут подводные лошади водятся?
— А! — засмеялась Плотвичка. — Это, знаешь, в море есть коньки. А у нас попроще да поменьше — рыбы-иглы. Они быстрые. Хотя батюшка рассказывал, что и на коньке катался как-то раз. А вот у меня целая упряжка будет, когда я за сына морского царя замуж выйду! И буду кататься в большой раковине, украшенной самоцветами!
Марья невольно улыбнулась: так откровенно хвасталась перед ней госпожа. Плотвичка заметила ее улыбку и нахмурилась, в ладоши хлопнула.
— Что-то скучно! Давайте танцевать! Ты умеешь хороводы водить, Марья?
— Умею, госпожа.
— Тогда и ты становись! А я смотреть буду.
Делать нечего, отказаться никак нельзя. Хоть и заробела Марья, но все же встала между девушками. Ее-то платье попроще было, чем их сарафаны, да и бусы крашеные дома остались… Но в танце Марья позабыла обо всем. Стало ей легко и просто. Кружилась она вместе со всеми, и не тревожили ее больше собственные злоключения, не чувствовала она больше ни горечи, ни обиды, ни страха. Недобрый поступок дядьки Власа ее не печалил. Все же увидела она много интересного, посмотрела на настоящего правителя, пускай и подводного! С госпожой поговорила. А главное: узнала, что с водяненком спасенным все хорошо. По правде сказать, сильно она беспокоилась, что дядька Влас его сразу в воду не отпустил в тот раз, когда награду с водяного стребовать решил.
— Сестра! — раздался вдруг звонкий голос. И стихла музыка, которая как будто из ниоткуда лилась. Девушка остановилась, тяжело дыша. Ноги ее налились тяжестью. Казалось, что не сможет она сдвинуться ни на шаг — так устала. Девушки тоже пошатывались, разбредались кто куда. Сколько же они так танцевали?
Марья удивленно оглянулась. Плотвичка недовольно хмурила брови. А к ней шел юный господин Лещик.
— Что ты наделал! — упрекнула его сестра. — Такой хоровод нарушил!
— Девушкам отдохнуть пора, — сказал Лещик. — Устали они. А тебя батюшка зовет. Вьюн к тебе подойти боялся. Ты его в прошлый раз вместе со всеми плясать три дня подряд заставила!
Госпожа рассмеялась.
— Уж больно он зазнается!
А Марья едва ушам своим поверила. Три дня танцевать! Хорошо госпоже живется… да только как же ей не надоедает?
Плотвичка ушла в сопровождении девушек. А Марья поняла, что если сделает сейчас хоть шаг, точно упадет.
— Присядь, — мягко сказал ей Лещик. — Это ты с непривычки. Плотвичка может хороводы неделями водить. Уж больно они ей нравятся.
«Сколько же мы танцевали?» — пронеслось у Марьи в голове. Оглянулась она, на сад опускались сумерки.
Лещик смотрел с сочувствием.
— Ты не думай, она не со зла. Скучно ей здесь, уже мечтает стать морской госпожой… Да и привыкла. Все девушки, которые сверху сюда попадают, становятся ее служанками. Косы ей плетут, песни поют. В общем, я как узнал, что сестра тебя забрала с собой, так и пошел проверить на всякий случай. Вижу, что не зря.
— Благодарю вас, господин, — сказала Марья. — Не знаю, сколько бы еще могла танцевать.
— Ты все еще человек, вот и устала, — пояснил Лещик. — Ну, теперь тебе лучше дух перевести. Сходи-ка на кухню да поешь. А потом хорошенько отдохни.
— А если… — Марья нерешительно переступила с ноги на ногу. Господин и так ей помог, хотя не обязан был этого делать. Не хотелось показывать, что теперь Марье страшно встречаться с его сестрой. Лещик понял все без слов.
— Ты вот что, — произнес он после некоторого раздумья. — Если Плотва снова будет в хоровод зазывать, говори, что батюшка уже вызвал тебя, чтобы назначить на службу. Перечить отцу сестра не осмелится.
Поклонилась Марья. Не хотелось ей снова оказаться в хороводе, которому нет остановки.
***
Дворцовая кухня оказалась преогромной, а слуг на ней было — как если собрать всех жителей Марьиной деревни. Никак не меньше. Главная повариха на Марью поглядывала да приговаривала:
— Кушай, кушай, дитятко. После хороводов госпожи надо в себя приходить, сил набираться.
Похоже, о развлечениях Плотвички во дворце всем было известно. И никто на дочку водяного управы найти не мог. Судак Судакович, может, и вовсе не считал ее хороводы большой бедой. Развлекается любимое чадо — и то ладно.
— И как же ты будешь, человек да на дне озерном, — покачала головой повариха.
— А что, не бывает так? — с опаской спросила Марья. В сказках-то всякое случается, конечно. Да только по-настоящему оно страшнее, чем в сказке, да диковинней выходит.
— Отчего же? Хозяин наш на шалости горазд. Помоложе был, любил девок похищать прямо с бережка. Да не всех во дворце оставлял, кого, бывало, и отпускал обратно с подарками. Теперь вот сынок его, Налим Судакович, бывает, шалит. Вот только…
— Злой он, Налим-то. Ты с ним будь поосторожней, — посоветовала одна из посудомоек, проходившая мимо с горой тарелок.
— Перечить ему нельзя, он этого не любит, — добавила другая. — А лучше и вовсе на глаза господину Налиму не попадаться.
— Нужны вы больно его важности! — фыркнула повариха. — Ишь, разговорились! Всем работать.
— Когда еще к нам живой человек попадет! — загомонили слуги. — Пусть расскажет, какие там, наверху, вести!
— Не к добру! — возмутилась было главная повариха, но ее упросили:
— Мы тихонечко. Хоть чуток узнать…
Сдалась тогда повариха, рукой махнула. И стала Марья рассказывать. Рассказала о деревне. О ярмарке, про которую слышала от дядьки Власа. Как там скоморохи плясали да народ веселили. Повариха утерла глаза рукой.
— Тетушка, а ты тоже наверху жила? — спросила Марья.
— Да тут, почитай, все оттуда, — ответила та.
— И Ёрш? — вырвалось у Марьи. Сама она не поняла, отчего про конюха вдруг вспомнила. Смутилась, да слово — ведь не воробей, раз уж вырвалось — не поймаешь.
— Это кто ж такой? — загомонили слуги.
— Да как же, Ёршик, господский конюх.
— А! Который на язык востер?
— Он, он! Как-то было, он за меня перед господином Вьюном заступился, — припомнила одна из посудомоек.
— И мне как-то помог с тяжелыми ведрами, — сказала другая.
— Вот-вот, вечно-то он вокруг девиц вьется, — проворчала повариха. — А потом ему от господина Вьюна и перепадает за нерадивость.
Посудомойки прыснули. А повариха сказала:
— Ёрш, почитай, с самого детства у водяного в услужении. Может, и жил он когда-то наверху, да вряд ли помнит.
Марья подумала: может, потому Ёрш и был с ней так зол поначалу. Запугал, посмеялся. Раз не помнит земной жизни, так и не родная она ему.
— А не знаете ли вы, добрые люди, кого-нибудь по имени Егор? — решилась Марья. Запереглядывались слуги речного хозяина, стали хмуриться.
— Ты о верхних именах не спрашивай, никто тебе не ответит, — сказала главная повариха. — Да и помнят не все, кем раньше были. Незачем это, раз назад дороги нет.
Марья огорченно вздохнула. Она надеялась отыскать сына Варвары из соседней деревни.
Поблагодарила Марья за угощение да и пошла во двор. Нечего добрых людей от работы отвлекать. Вот только куда ей теперь деваться, она не знала. Следовало найти господина Вьюна, чтобы выяснить, может, и правда у подводного хозяина для нее уже имелось задание. Хорошо бы.
Задумавшись, Марья не заметила, как вышел ей кто-то навстречу из-за ближайшей постройки. Только когда врезалась в широкую грудь, ойкнула, отскочила. Поклонилась, от испуга сама не своя. И только после этого разглядела, что свела ее дорожка с Ершом. Будто слышал он разговор на кухне да знал, что Марья о конюхе вопросы задавала. Девушка даже покраснела.
— Чего разгуливаешь? — спросил Ёрш неприветливо. — Новых неприятностей ждешь? И другим людям житья спокойного из-за тебя нет.
Марья вскинулась, схватилась за край платочка.
— Кому это я спокойно жить мешаю? — озлилась она. — Уж не тебе ли?
Едва не сорвался с губ вопрос о том, что сам-то он возле кухни делает. Может, явился за девицами приударить? Вместо того, чтобы службу исправно нести…
Ёрш взглянул на ее пальцы, сжимающие платок, нахмурился.
— Вопросов ты слишком много задаешь, — процедил он. — Да все не о том. Судак Судакович запретил о верхнем мире рассуждать. Чтобы дети его не интересовались и лишний раз на поверхность не пытались подняться. Особенно он за господина Лещика беспокоится. За нарушение запрета — наказание. Будешь много болтать — окажешься вечной подданной водяного!
Марья испугалась, но и злость ее не прошла. Видела она, что Ёрш будто специально пытается ее устрашить. Топнула ногой, уперла руки в бока.
— А может, мне здесь понравилось!
— Ну, если понравилось, — протянул Ёрш, — так и оставайся. Только другим худа не делай.
Марья смолчала. Не желала она никому неприятностей, а по словам Ерша выходило, что зря она слуг расспрашивала. Если бы кто-то услышал и донес подводному хозяину, наказали бы нарушителя запрета. Плотвичка вот о жизни наверху рассуждала, но она господская дочка, ей вряд ли крепко достанется. Пожурят разве только. А слуги? Марья вспомнила, как Вьюн предлагал Ерша плетьми бить. Вздохнула.
— Не буду больше расспрашивать. Не знала я о запрете.
Ёрш смягчился.
— Хорошо, если так. Пойдем, покажу, где твоя комната.
Марья порадовалась, что не придется Вьюна искать. Пошла следом за Ершом. А тот повел ее по дворцу, подальше от кухни. И все красивей становилось убранство, богаче.
— Здесь тебя и разместили, — сообщил Ёрш внезапно. Марья поглядела на дверь-ракушку, не понимая, о чем ей толкуют. Ёрш молча взял ее руку и приложил ладонью к волнистой поверхности. Дверь тут же отворилась сама собой, никакой ручки не понадобилось.
— Ох! — только и сказала Марья. — Да не может быть, чтобы мне одной такие хоромы!
— Значит, обманываю я тебя? — Ёрш как будто даже обиделся, посмурнел. Буркнул недовольно: — Дверь бы не открылась, если бы не для тебя была комната.
Марья заверила:
— Просто удивилась очень, вот и сболтнула, не подумав. Господин Вьюн говорил, что я вместе со слугами жить должна.
— Ну, а господин Лещик уговорил водяного выделить тебе гостевые покои. Только чернавок не жди, сама как-нибудь справляйся.
Окинул он Марьин наряд взглядом, присмотрелся к платочку, накинутому на плечи, поморщился. Мол, не для дворца одежка!
Тут какой-то слуга, спешащий мимо, шепнул:
— Ёршик, тебя господин Вьюн во дворе ищет.
Марья заволновалась: а ну, как будет у Вьюна новый повод наказать Ерша!
— Иди, а то накажет, — сказала она провожатому. — Спасибо за науку. И за то, что одну не оставил.
На том и расстались.
***
Думала Марья: глаз не сможет сомкнуть. Уж очень много чудного приключилось. Да и дворец слишком странный, комната непривычная. Так и казалось, что по углам в темноте шевелятся какие-то смутные тени. Но стоило ей улечься на мягкую постель да укрыться пуховой периной, как сон тут же ее и сморил.
Выспалась она на славу. А утром подивилась: приготовлен для нее был новый сарафан, она, уставшая, и не заметила его накануне. Принесли ей и накидку диковинную, словно из чешуек сверкающих сделанную, только мягкую на ощупь и теплую. Но Марье не хотелось от своего платочка отказываться. Накинула она его на плечи. А драгоценную обновку аккуратно сложила, чтобы не помялась, да и оставила в комнате.
Стоило ей приодеться, как раздался стук. Дверь открылась, стоило только Марье к ней прикоснуться, как Ёрш показал. На пороге стоял слуга в светлой ливрее.
— Судак Судакович желает видеть тебя.
«Ну вот, — подумала Марья. — Сейчас я узнаю, какое поручение для меня Судак Судакович придумал».
Пошла она следом за слугой.
А тот привел ее прямиком в тронный зал. И, как в прошлый раз, сидел на троне водяной, только придворных вокруг поменьше собралось. Зато был Вьюн, у самой двери стоял, едва в Марью не вцепился.
— Опаздываешь, — прошипел.
— Надо же, как быстро явилась! — подивился Судак Судакович, не слышавший недовольства Вьюна. Поклонилась ему Марья. Водяной одобрительно пожевал зеленый ус, а потом объявил: — Ну, Марья, слушай, какое я тебе поручение дам. Есть у меня сокровищница, а в сокровищнице — видимо-невидимо жемчуга. Недавно не доглядела дочь моя, Плотвичка, за своими ручными рыбками. А они, пакостники, пробрались в мою сокровищницу, все вазы с жемчугом побили-перевернули да смешали жемчуг с самоцветами. Вот ты и разбери. Вазы да сундуки тебе новые доставят. В одни сложи жемчуг, а в другие — все самоцветы.
— Слугам в сокровищницу путь заказан, — добавил Вьюн важно. — Так что тебе особая честь доверена.
Марья поклонилась. Подивилась она, что водяной другого для такой важной работы не нашел. Но спорить не стала. Смекнула, что неспроста Судак Судакович такое задание ей дал.
— Я, господин, от работы не отказываюсь, — сказала она. — Только я каменья драгоценные не различаю.
— А ты их по цветам разложи, — усмехнулся Вьюн.
Марья снова поклонилась. По цветам — так по цветам.
— Как выполнишь всю работу — так и доложись Вьюну, — распорядился тем временем подводный хозяин. — Он же тебе покажет, где сокровищница. Да смотри, Марья, если вздумаешь хоть самый мелкий камушек вынести из сокровищницы, закроется она и не выпустит тебя. Тогда пеняй на себя.
— Не вынесу, господин водяной, — ответила Марья.
Усмехнулся Судак Судакович и хлопнул в ладоши.
— Ну, быть по сему! Только сначала к дочке моей загляни, она тебя видеть хотела.
Ох и испугалась Марья! Да только водяному разве возразишь? Пришлось отправиться к Плотвичке. Нашлась госпожа в дворцовом саду, в окружении девушек. Сидели все с грустными лицами.
— Что за неприятность! — капризно заговорила госпожа, как только увидела Марью, даже ногой притопнула. — Лишилась я новой подружки! Только один раз хоровод и успели затеять… Скучно! Вот пойду и потребую, чтобы отец свое решение отменил да наказал тебе плясать день и ночь!
Марья испугалась: а вдруг пойдет и упросит Судака? Тогда что, правда, плясать без устали?
— А не скучно все время хороводы водить? — осторожно спросила девушка.
— Ох и скучно! — призналась Плотвичка. — Да только чем еще заняться?
— А как же домашние рыбки? Слышала я, вы их разводите.
— Ну и что? Тоже мне, развлечение! Я, может, со скуки их в сокровищницу и отправляю. Батюшка мне обычно поручает каменья раскладывать. А я жуть как драгоценности люблю!
— Девушки, наверное, много песен знают…
— Песни-то они знают, да только все о земле. Батюшка запретил такое петь, чтобы мы не думали о всяких глупостях.
Удивилась Марья: не слишком ли водяной о Лещике печется? Парень с умом, наверняка уже и не пытается из озера выбраться, тем более без подготовки. Знает, какие опасности его там могут поджидать. Да и не беззащитен наверняка господин. Все же не сопливый мальчишка уже… А все запрещать — только дразниться…
— Сам-то водяной слышал те песни, которые запретил? — спросила Марья.
— Конечно, слышал! Ему поначалу и самому нравилось. Был у нас тут во дворце один… гусляр. Упал в прорубь зимой, да батюшка его пожалел, обещал отпустить за красивую игру. Тот гусляр и сам был очень красив… Рассказывал он о земле больно речисто, вот я и решила одним глазком хотя бы глянуть. Вовсе я замуж за какого-то там музыканта не собиралась. А батюшка уже надумал такого, что разозлился — едва уговорили не казнить гусляра. Вот с тех пор земные песни и под запретом. А у нас под водой с песнями худо, все больше то бульканье, то кваканье.
Поняла теперь Марья, что Судак Судакович не только из-за Лещика бесился. Вот, значит, как оно получается! Слуг себе водяной из людей набирает, а детям своим запрещает даже думать о том, чтобы на землю высунуться!
— Занялась бы ты рукоделием, — предложила Марья. — Вышивать умеешь?
— Нет, — поморщилась Плотвичка. — Вышивальщицы у меня были среди девушек, да батюшка самых умелых всех замуж повыдавал, чтобы во дворце не крутились. Они ведь все узоры-то какие вышивали? Цветы, звери земные.
— Ага… Опять о земле напоминание, — поняла Марья.
Госпожа уныло кивнула.
— Все наши вышивки, нитки да пяльцы батюшка в сундук запер.
— А разве нельзя что-нибудь подводное вышивать? — спросила Марья.
Плотвичка уставилась на нее с недоумением.
— Это как же?
— Ну, вот вместо земных цветов, скажем, кувшинки по ткани пустить, вместо зверей — рыбок, да если еще жемчугом украсить, это же как красиво должно быть! Да и просто волны вышить — тоже узор. Для начала-то, — предложила Марья. Странно ей было, что раньше никто Плотвичке этого не предложил. — А как у вас тут вообще одежду украшают, если не по-земному делать?
— Знамо как, с помощью колдовства! — фыркнула Плотвичка. — Только все почти без вышивки, не так красиво, все какое-то однообразное да слишком яркое. Но если поговорить с батюшкой… Он должен согласиться. Тем более, сам убеждал, что я должна чем-то господина морского удивить…
Плотвичка подскочила, хлопнула в ладоши. Глаза у нее так и засверкали. Повскакивали со своих мест и девушки-подруженьки, потянулись за госпожой. Про Марью все забыли, а ей только того и нужно. Рада она была, что Плотвичка не стала на хороводе настаивать. Глядишь, и девушки отдохнут подольше.
***
Сокровищница у подводного хозяина оказалась большой. И везде на полу лежал жемчуг, смешанный с черепками. Марья долго собирала черепки, внимательно следила, чтобы не замести вместе с ними и драгоценности. Потом явился Ёрш, принес пузатые вазы. Сперва одну, а там — еще и еще. Тяжелые были вазы, расписные.
— О тебе по всему дворцу слухи ходят, — сказал Ёрш Марье с таким видом, будто она виновата в чем-то. — Говорят, хозяин к тебе относится с особым уважением. Вот, важную работу поручил.
— А ты и позавидовал? — не сдержалась Марья. Слишком уж тон парень выбрал неприятный, будто намекал на что-то.
— Было бы чему завидовать! — фыркнул Ёрш. — При такой работе сложно голову на плечах сохранить! Мне и на конюшне неплохо.
— Что же ты тут делаешь?
— Дали поручение, вот и исполняю. Господину Вьюну почудилось, что у меня своей работы мало.
— Наказал? — догадалась Марья. — Ты поэтому такой злой и опять решил меня запугать?
Ёрш обжег ее недовольным взглядом:
— Думай как хочешь!
И ушел. А Марья стала раскладывать жемчуг в вазы, а драгоценные камни — по сундучкам. К вечеру в дверях сокровищницы появился слуга и, не переступая порог, позвал отужинать.
Обращались теперь к Марье с почтением. После ужина она решилась выйти в сад, прогуляться. Госпожи Плотвички не было видно, а сидеть взаперти совсем не хотелось.
В саду к ней подошла одна из девушек, что сопровождали госпожу Плотвичку.
— Искала тебя, чтобы поблагодарить. Все девушки тебе поклон передают, — улыбнувшись, сказала она и, к удивлению Марьи, правда поклонилась.
— Что ты, что ты! Не нужно! — ахнула та. — Да и за что бы это?
Девушка пояснила:
— Вчера Плотвичка Судака Судаковича уговорила сундук с рукоделием открыть. Сказала, что хочет вышить полотенца с рыбами, какие в Яхонтовом озере водятся. Чтобы потом, на дне морском, смотреть да вспоминать. Хозяин так растрогался, что даже расцеловал ее в обе щеки. Госпожа очень довольна, засела с утра за вышивку.
— Получается хоть? — спросила Марья тихо. Господские дела слугам обсуждать не след, может, стоило бы и промолчать.
Девушка улыбнулась.
— Ну, с непривычки, конечно, тяжело. Она и других тоже к делу приспособила. Кто нитки распутывает, кто рисунок подсказывает. Но, по крайней мере, госпожа не гневается и не заставляет всех плясать без продыху. Даже если это ненадолго, мы все тебе очень благодарны, так и знай.
— Что же, — удивилась Марья, — разве никто не мог госпоже раньше подсказать про узоры?
— Да подсказали бы, — вздохнула девушка, — если бы слушала нас госпожа. А то ведь она постоянно скучает, злится. Если кто и пытался что-то предложить — она тут же наказывала, не дослушав. А тебя Судак Судакович трогать не велел…
Девушка убежала, оставив Марью размышлять над случившимся. Вон, оказывается, какие страсти во дворце подводном кипят!
И так она задумалась, что не заметила, как перед ней на дорожке снова кто-то появился. Подняла девушка глаза и чуть не ахнула: стоит перед ней сам господин Налим, важный да надменный! Марья замерла, растерявшись. Опомнилась и поклонилась старшему сыну водяного. Думала, пройдет господин мимо и слова ей не скажет. Не такого она полета птица, чтобы наследник подводных владений с ней заговаривал. Но Налим подошел близко-близко и глянул с интересом.
— Нам с тобой не довелось поговорить. Хотел поблагодарить тебя за помощь младшему братцу, — проговорил он. — За спасение сына водяного награда должна быть велика, а отец тебя работать заставил, бедняжку!
Вдруг он взял Марью за руку. Прикоснулся губами к ее пальцам. Девушка растерялась и отдернула руку, даже на шаг отступила от господина.
— Что ты, господин! Я ведь и не знала, кто такой Лещик, всего лишь воды ему поднесла.
— Доброта нынче — большая редкость, — заметил Налим. — И она делает тебя прекрасной, земная дева. Позволишь показать тебе сад?
Он снова взял Марью за руку. Да все норовил по пальцам погладить. Марья покраснела.
— Не стоит, я уже ухожу. У меня ведь поручение вашего батюшки. Работа…
Налим по-свойски прижал ее к широкой груди.
— Незачем такой красотке работать. Если будешь со мной поласковей, я поговорю с батюшкой. И работать тебе не придется вовсе.
— Не бывать этому! — возмутилась Марья, но Налима это только рассмешило.
— Вы, девки, все одинаковы. Любите притворяться!
— Господин Налим! — послышалось вдруг со стороны дворца. — Вас Судак Судакович разыскивает.
Налим тяжко вздохнул.
— Вот ведь как некстати. Ладно, ступай, а завтра приходи в сад. Да не смей ослушаться. Я ведь могу и по-другому с тобой поговорить. Отцу не вздумай жаловаться! Скажу: сама мне на шею бросилась, сбежать на землю уговаривала. Мое слово против твоего. Как думаешь, кому поверят?
Марья промолчала. Прав был Налим Судакович: если дойдет до разбирательства, его слову поверят, не ее. Пожалела уже, что в сад вышла. И решила назавтра ошибки не повторять.
Тут Марью кто-то за руку схватил. От неожиданности девушка едва не закричала.
— Тихо ты, дура! — прошипел как из-под земли выросший Ёрш.
Марья тут же послушалась, даже на обидное слово внимания не обратила. У Ерша были холодные пальцы. Он потянул девушку за собой, и она пошла, не зная куда. Да только за Ершом идти было совсем не так страшно, как за Налимом.
Вскоре они оказались на конюшне. В стойлах — вот диковинка! — вместо коней были рыбы! Все как рассказывала главная повариха. Марья с интересом разглядывала серебристых рыбок.
Ёрш поставил Марью перед собой, схватил за плечи, встряхнул.
— Ты зачем в сад потащилась одна? Разве я тебя не предупреждал?!
У Марьи от всего пережитого слезы на глаза навернулись.
— Предупреждал, — отозвалась она. — Да только…
— Да только! — передразнил ее Ёрш. — Завтра что делать собираешься?
— В комнату к себе пойду. Вот сразу, как работу закончу, так и…
— А он слугу подошлет, чтобы тебя в коридоре караулил. Или вовсе сам в твою комнату заявится.
— Что же делать? — спросила Марья.
— Головой думать! — недовольно проворчал Ёрш. — На вот, возьми. Намажешься завтра. Скажешь Налиму, что ради него по-земному обычаю надушилась самым лучшим средством.
Он вложил Марье в ладошку пузатый бутылек. Девушка осторожно вытащила пробку, с опаской принюхалась. В ноздри ударил сладковатый цветочный запах. Приятный… «А если Налиму понравится?» — пронеслось у Марьи в голове. Мало ли, что Ёрш замыслил! Может, он господину помогает. Налим ему хозяин и будущий повелитель, а Марья — девка, из-за которой неприятности…
— Ты чего себе надумала? — недовольно спросил конюх.
— А если не поможет? — тихо спросила Марья.
Ёрш пуще прежнего нахмурился.
— Все я за тебя придумывать должен? Ну, изобрази падучую. Слюну пусти, кричи, попрыгай вокруг него, на землю упади. Может, ему противно станет, и он решит, что с тобой незачем связываться. Раз заварила кашу, тебе и выпутываться! А теперь давай, беги к себе, пока Налим не вернулся. Он быстро выяснит, что хозяин его не звал.
— Так, значит, это ты специально устроил? — вырвалось у Марьи. — Чтобы меня спасти?
— Я такого не говорил, — возразил Ёрш. — Да и зачем бы мне тебя спасать, если ты не слушаешься и сама на неприятности напрашиваешься! Я бы лучше на конюшне сидел да за рыбами ездовыми приглядывал.
Задумалась Марья: от госпожи Плотвички ее Лещик защитил. Может, и в этот раз снова он помог, а Ёрш действовал по его наказу?
— Уж не младший ли господин все устроил? — спросила она тихо. — Ты ему тогда передай мою благодарность.
Ёрш фыркнул:
— Не слишком ли много за глоток водицы?! — и оттолкнул Марью от себя. Не сильно, скорее, обидно. — Не нанимался я благодарности туда-сюда передавать.
— И то правда, — обиженно отозвалась Марья. — Сама ему скажу. Уж прости, что тебе потрудиться пришлось, из конюшни выйти.
Ёрш на это ничего не сказал, только усмехнулся зло. На том они и разошлись.
***
А на следующий день все случилось так, как Ёрш и говорил. Как только закончила Марья работу в сокровищнице, так и появился на ее пути господин Налим. Ухмыльнулся самодовольно.
— Ну, подумала ты, Марья, хорошенько? Подойди-ка да улыбнись мне поласковей. Придется тебе теперь постараться, чтобы мое благоволение завоевать.
Марья приблизилась к старшему сыну водяного. Он еще что-то собирался сказать, но вдруг нахмурился, сморщил нос, даже лицо прикрыл. Подпрыгнул на месте, оглянулся, словно ожидал кого-то увидеть.
— Что за запах?! — вырвалось у него.
— Должно быть, это духи мои, — пояснила Марья, как Ёрш научил. — Я хотела приятное тебе сделать, господин Налим.
— Приятное?! — взвыл Налим. — Да ты пахнешь, как принцесса Селедка, на которой отец заставляет меня жениться! Терпеть ее не могу, уж больно зазнается!
— Откуда же я знала, что принцесса Селедка земными духами пользуется, — протянула Марья растерянно.
Налим шагнул было к ней, но тут же отступил, зажмурился.
— Нет, не могу, — процедил он. — Иди-ка ты своей дорогой и на глаза мне больше не попадайся. Узнаю, кто тебе подсказал такую подлость, не сносить ему головы!
Тут Марья испугалась, что младшему господину достанется за помощь. Да и Ершу, пожалуй, может перепасть. Потому постаралась она уйти поскорей, пока Налим не надумал выпытывать, кто же ей помог.
Еще два дня она работала без помех, и вот последние жемчужины разложены по чашам, а самоцветы — по сундукам. Марья уже представляла, как вернется на землю. Правда, были и грустные мысли: куда ей податься, примет ли Влас ее обратно в дом? Ее бы воля — не возвращалась бы она туда, где ее предали. Да только куда же ей идти, если не к дядьке? От таких мыслей становилось грустно.
Вот и работа сделана. Как велено, Марья собиралась найти господина Вьюна и отчитаться ему, что исполнено поручение Судака Судаковича. Стоило подумать о Вьюне, как он сам появился, а за ним — и хмурый Ёрш. Глянул на девушку мрачно, словно она провинилась перед ним. Наверное, Вьюн опять решил, что Ёрш плохо работает, вот парень и злится, а Марья просто попалась на пути.
— Ну как, готова ли работа? — спросил Вьюн.
— Готова, как видишь.
Огляделся Вьюн, хмыкнул.
— Тогда пошли докладывать Судаку Судаковичу…
И кивнул Марье: мол, ступай-ка вперед. Девушка попыталась выйти из сокровищницы, да только ничего у нее не получилось. Словно стена выросла. Ни шажочка за порог сделать не смогла.
— Ага! — закричал Вьюн. — Схватить воровку!
Тут набежали стражники, окружили Марью. Девушка увидела, как в коридоре появился господин Налим. Заподозрила, что это его проделка. В отместку решил подстроить, будто Марья что-то украла из сокровищницы! Да только как это у него вышло, ведь он внутрь не заходил? Зато заходил Вьюн.
— Никакая я не воровка! — закричала Марья. — Можете проверить, ни одной жемчужины я не пыталась вынести!
— И проверим, — пообещал Вьюн зловеще. — А если хоть мелкий самоцвет при тебе найдется, сразу окажешься в темнице, даже не сомневайся! Там-то уж точно не будет так уютно, как в гостевых покоях!
Подступили к Марье стражники. Только тут все услышали стук. Покатились по полу две жемчужинки, одна из них о сапог Вьюна ударилась.
— Это что?! — изумился тот. — Это откуда?!
Посмотрел он на Ерша, а у того руки дрожат.
— Я не хотел! — пробормотал парень. — Жемчуг сам в руки прыгнул…
— Ты украл?! — завопил Вьюн. — Да тебе-то зачем это понадобилось? Никак, побег замыслил?!
Вот и Марья про себя о том же подумала. Незачем были Ершу сокровища водяного. Да и когда бы он украл? Если только… Она поняла, что Ёрш стоит слишком близко к одной из ваз с жемчугом. Мог руку протянуть и забрать парочку…
— Он специально это сказал! — запальчиво выдохнула девушка. Но Вьюн уже расплылся в хитроватой улыбочке. Увидел свою выгоду.
— Думаешь, Ершу так хочется в темнице оказаться? — ехидно поинтересовался он. — Или у тебя другое объяснение?
— Он от меня хотел внимание отвлечь, — выдавила Марья. Хоть и страшно ей было, да не могла она допустить, чтобы вместо нее в темнице другой человек оказался.
— Ага! Может, он влюбился в тебя? — фыркнул Вьюн. — Всем известно, что вы с ним враждуете, того и гляди, друг другу плавники отгрызете! Разве что ты пожалела его? Хозяин речной не поверит, даже если будешь настаивать, что Ёрш тебя выгораживает. Ты — спасительница сына водяного. А Ёрш кто таков? Слуга нерадивый!
Марья в отчаянии взглянула на Ерша, а он и не смотрел на нее. И лицо у него было угрюмое.
— Уведите да допросите как следует! — распорядился Вьюн. — Вызнайте, зачем ему жемчуг понадобился! Да ежели у него вдруг сообщники имеются, пусть всех назовет поименно!
— Он ведь уже во всем сознался! — воскликнула Марья.
— Разве? — удивился Вьюн. — А ты вот только что утверждала, что он на себя наговаривает. Тут надо разобраться во всем с толком, с расстановкой. А ты бы лучше о себе подумала. Как бы Судак Судакович на тебя саму не разозлился!
Марья растерялась, а Вьюн уже махнул рукой: мол, уводите Ерша. И стража вытолкала парня в коридор. Вьюн отправился следом, довольно потирая руки. Все же гадкий он был, мстительный!
Господина Налима в коридоре уже не было. Марья не знала, что делать. Решила бежать, речному хозяину в ноги броситься, просить за Ерша. Да в коридоре едва не столкнулась с господином Лещиком.
— Марья! — удивился он. — На тебе лица нет. Что случилось?
Помедлил немножко, а потом обнял. Тут-то Марья и разрыдалась, выложила, как дело было. Лещик слушал, не перебивая, задумчиво качал головой.
— Вьюну только того и надо, — пробормотал он. — Обидел его как-то Ёрш, перед батюшкой дураком выставил. Вот и искал хитрец способ отыграться. А тут — такая удача! Уговорить отпустить Ерша не удастся. Да и с какой стати? Жемчужины у него из руки выпали, стража подтвердит. Для отца этого достаточно будет.
— Но он бы не стал воровать! — воскликнула Марья.
— Конечно, не стал бы. Не такой человек, — задумчиво признал Лещик. — Но даже если рассказать, как дело было… Налим ни за что не сознается, что в подлоге участвовал. Да и Вьюн вывернется. И уж он-то не упустит возможности избавиться от Ерша. Нет, нахрапом мы ничего не добьемся. Тут хитрость нужна. Я подумаю, что можно сделать. А ты иди к себе и ни о чем не беспокойся. Батюшка тебя скоро позовет. Ты с ним о Ерше не говори. Только разозлишь и ничего не добьешься. Нужно подождать, пока он успокоится.
«Пока батюшка твой успокоится, Ерша там допрашивать будут», — подумала Марья в отчаянии.
— Я что-нибудь придумаю. Сам поговорю с отцом, — пообещал младший сын водяного.
Марья поклонилась.
— Спасибо, господин Лещик.
— Да за что? — поморщился тот. — Я ничего не сделал. И не знал, что тебе так тяжело во дворце живется. Хотя должен был догадаться, после того, что случилось с сестрицей Плотвичкой.
Тут он замолчал, потому что увидел слугу, который спешил к ним. Поклонился он господину.
— Хозяин речной и озерный желает видеть девицу Марью!
— Я же говорил, — тихо заметил Лещик. — Иди.
Показалось Марье или нет, голос такой был у господина, будто он себя чувствовал виноватым.
***
Водяной сидел на троне хмурый.
— Доложили мне, в сокровищнице едва воровство не приключилось, — сказал он. Вьюн был тут же, при троне, так что не приходилось сомневаться, кто доложил. Уж Вьюн наверняка не пожалел красок, чтобы очернить Ерша.
— Из-за тебя я едва не лишился своего жемчуга!
Марья от удивления даже забыла, что перед ней сам подводный хозяин. Хотела было что-то сказать, но Вьюн заметил, возмутился:
— Поглядите на нее, еще и возражать удумала! Ей такая честь оказана, а она…
— Помолчи, — поморщился Судак Судакович и вроде бы даже смягчился. — Все же Марья для Лещика немало сделала. Потому дам я тебе, девица, другое задание.
Марья поклонилась, с трудом сдержавшись.
Вьюн надулся, нахмурился, руки на груди скрестил.
— Ежели не справишься, останешься во дворце моем навечно, — пригрозил Марье подводный хозяин.
— Справлюсь, батюшка водяной, — пообещала девушка. А что ей оставалось?
Ответ Судаку Судаковичу понравился, а Вьюну — совсем нет. Еще пуще он стал злиться, да не рискнул ничего больше высказать прежде своего господина.
— Есть у меня сосед, — начал рассказывать речной хозяин, поглаживая зеленую бороду. — Тоже водяной, только попроще. Мы с ним иногда в карты играем. И вот проиграл он мне рыбу, сразу двести голов! Должен прислать на днях. Только, боюсь, обманет он меня, одну мелочь пришлет. Вот пойдешь и встретишь его. Обычно я на такие дела Ерша посылал. Он с косяками рыбьими неплохо управлялся, всегда пригонял их, куда велено, ни одного малька ни упускал.
— Так может, отпустишь его на время, батюшка водяной? — спросила Марья несмело. — Боюсь, мне одной трудно будет разобраться, какая рыба хороша, а какая — нет.
Задумался Судак Судакович. Увидал Вьюн, что колеблется речной хозяин, всплеснул руками, заохал:
— Это ты, племянница самого удачливого во всей вашей деревне рыбака, да не разберешься, где худая рыба, а где хорошая?
— И то верно, — прогудел Судак Судакович.
— Прости, батюшка водяной, не поручали мне раньше такого дела, — пояснила Марья. — Хорошо было бы человека сведущего рядом иметь.
— Это, конечно, разумно, — признал водяной. — Только обойдемся без Ерша. Тот, кто своровал один раз, сворует и второй. Мне такие слуги не надобны! Получит он то, что ему причитается! А с тобой я надежного подданного пошлю. Завтра поутру он тебя на берегу встретит.
И с этим отпустил Марью восвояси. Поклонилась девушка да и пошла прочь из тронного зала. А Вьюн за ней увязался.
— Ты смотри, Марья, не вздумай Судака Судаковича обмануть, — предупредил вроде как по-отечески. — Ежели сбежать попытаешься, он тебя все равно разыщет: воды везде много. Если будешь от рек подальше держаться, так когда-нибудь возле колодца окажешься.
— Не собиралась я обманывать подводного хозяина, — возразила на это Марья. — Я от него зла не видела.
— Ну, это ты хорошо сказала, — хмыкнул Вьюн. — Да только предупредить тебя все равно стоило. Вы, люди, горазды врать. На языке одно, а в мыслях другое. А Судак Судакович вас жалеет, утопленничков, всех работой обеспечивает. Ерша вот пристроил, с детства, считай, он жил во дворце. А ведь его собственная мать прокляла, ненужным он ей оказался. И такой черной неблагодарностью Ёрш благодетелю и хозяину своему отплатил!
У Марьи сердце забилось быстрее. Неужто Ёрш и есть тот самый Егорушка, сын тетки Варвары?
— Ужас-то какой, — проговорила она. — Как же это, чтобы мать собственного ребенка прокляла, — проговорила она. — Должно быть, сама она не понимала, что делает.
— Может, и не понимала, — пожал плечами Вьюн. — Да только сказанного не воротишь.
— Так-то оно так, да все равно жалко... А не ведомо ли тебе, господин, как Ерша на земле называли?
Тот лишь фыркнул.
— Откуда? Да и зачем мне такое знать! А ты чего интересуешься?
— Подумала: может, встречала я его родителей. Любопытно мне стало, — пояснила Марья. — Но если не знаешь, то и ладно.
Вьюн взглянул на нее подозрительно и ушел по своим делам.
Марья тоскливо вздохнула: не получилось Ершу хоть немного жизнь облегчить, из застенков его ненадолго вытянуть.
А ведь он там, наверное, голодный сидит.
Добралась Марья до господской кухни. Несмотря на позднее время, дым там стоял коромыслом, шла работа.
— Судак Судакович и ночью не прочь чайку откушать с плюшками, — поведала главная повариха. — А ты что закручинилась? Из-за Ерша небось? Слышала я, что стряслось. Бедный парень…
— Думаю: может, его и не покормили, — проговорила Марья тихо.
Повариха покачала головой.
— Тебе-то что за беда? Знаешь, что будет, если Вьюн тебя рядом с тюремными окнами заметит?
— А там окна есть? — оживилась Марья. — Ты, тетушка, не сердись! Господин Вьюн его допросить приказал. Чтобы Ёрш подельников назвал. Да только нет никаких подельников… И воровать Ёрш вовсе не собирался.
— Ох, горюшко, когда голова отчаянная, — вздохнула повариха. — Ну, давай я тебе для него пирожков соберу. Расскажу, как пройти, чтобы охрана тебя не приметила. Только если попадешься — ты уж не выдавай.
— Не скажу, — пообещала обрадованная Марья.
***
Большой был дворец у подводного хозяина, с глубокими подвалами. В подвалах тех темница и располагалась. Да такая страшная, что не в каждой камере окошко имелось, чтобы несчастному узнику хоть краем глаза на мир взглянуть можно было. Повариха сразу предупредила, что тут уж как повезет: ежели Ерша заперли в глухих стенах, то и поговорить с ним не получится. Добрая женщина все еще надеялась, что Марья передумает и от своей опасной затеи откажется. Но Марья твердо решила идти и вызнать, что с Ершом.
Она боялась, что Вьюн добился для ненавистного ему конюха самых худших условий заключения. Пробралась она через сад, думая о том, что обещала ведь и Ершу, и господину Лещику, что будет вести себя осторожно, и вот — пришлось собственное слово нарушить. Наконец, выросла перед ней каменная стена дворцовой башни. Невысоко над землей виднелось несколько маленьких зарешеченных окошек — это и были камеры, так сказала повариха. Убедилась Марья, что поблизости нет стражи, подбежала к одному окошку, заглянула внутрь, но ничего невозможно было разглядеть внутри.
— Ёрш! — позвала она тихо. Никто ей не откликнулся. Прокралась Марья ко второму окошку и снова стала Ерша звать, а в ответ — тишина.
Марья уже совсем отчаялась да пожалела, что повариху не послушалась. Предупреждала ведь та, что затея плохая.
— Ёрш, — позвала она, опустившись на колени перед третьим оконцем. Тут ей почудилось какое-то шевеление, но не было ответа. Тогда Марья опять позвала: — Ёрш, отзовись, пожалуйста!
— Марья? — у окна появилась вихрастая голова. — Ты как здесь оказалась?
— К тебе пришла, — прошептала Марья. — Вот, поесть принесла.
Она просунула сквозь прутья мешочек со снедью.
— С ума сошла?! — напустился на нее Ёрш. — А если тебя заметят? Водяной разгневается. Глупая твоя голова!
Мешочек он все же взял.
— А ты меня не ругай! — запальчиво прошипела Марья, но тут же спохватилась: — Не могла я не прийти. Ты из-за меня здесь оказался!
— А не много ли ты о себе возомнила? — недобро усмехнулся Ёрш. — Мне до тебя дела нет!
— Зачем же тогда жемчужины взял? — спросила Марья.
— Хотел на поверхность сбежать, надоело мне тут, тоскливо!
— Ты просто так сбежать не можешь, тебя проклятье материно держит. Из-за него ты в услужение попал!
Ёрш отшатнулся от окна. Марья схватилась за решетку, словно хотела его остановить.
— Ну и что?! — послышалось из темноты.
— А то, что я твою мать знаю. Горюет она по тебе до сих пор.
— Врешь ты все! — зло откликнулся Ёрш. — В первую нашу встречу ты ничего такого не сказала, обзывалась только!
Марья задумалась. Потом догадалась: Ёрш и правда застал Румяну у озера в тот раз, когда она забрала платочек, подарок тетушки Варвары. И ведь мало между Марьей и дочерью Власа было сходства, да Ёрш ведь мог плохо запомнить.
— Это не я была тогда у озера, — прошептала Марья, — а Румяна, родная дочь Власа. Она у меня платочек забрала, чтобы покрасоваться. Вернула после того, как ты ее напугал. Ты и к ней под личной выбрался?
— Не было такого!
— А она говорила, чудище страшное хотело ее в озеро утащить.
— Может, я в тине запутался немного, — пробормотал Ёрш. — Но чтобы пугать… зачем бы мне? Тогда-то я ведь только и хотел узнать…
Парень не договорил, замкнулся. Марья проговорила:
— После того, как узнала о случившемся, я к озеру приходила, надеялась тебя увидеть. Хотела передать весточку от тетушки Варвары.
— Весточку? — глухо спросил парень, возвращаясь к оконцу.
— Она тоже к озеру ходила. Долго. Надеялась тебя найти. А теперь у нее здоровье совсем плохое, деревенские за ней следят, не пускают одну, чтобы не случилось беды… — пояснила Марья. — Ты меня пугал, потому что злился? Из-за того раза, когда Румяна от тебя убежала?
— Сам не знаю, — помолчав, признался Ёрш. — Потом уже и не рад был, хотел исправиться, прощенья попросить, да все как-то не складывалось... Что ни скажу — все глупость. Не хотел я тебя обижать, забыл, наверное, как с людьми говорить.
От этих слов Марье вдруг стало тепло-тепло.
— Ты… Вьюн требовал, чтобы тебя допросили… Досталось тебе, наверное? — спросила она.
— Ерунда, что ты там себе напридумывала? Я сразу сказал, что никаких сообщников у меня не было. Что я, Соловей-разбойник, чтобы ватагу лихую держать? Так что меня и не трогали… Иди-ка ты отсюда, пока стража не явилась. У них скоро обход.
— Знаю, — заторопилась Марья. — Я…
— За еду спасибо, — добавил Ёрш настойчиво. — Иди давай! Ну?
— Господин Лещик обещал отца уговорить, чтобы он тебя помиловал.
Ёрш вмиг ощетинился.
— Ты это брось! Мне наверх все равно хода нет. А тебе надо думать, как водяного задобрить, чтобы он тебя отпустил… Передай моей матери, что я на нее зла не держу.
Сказал это Ёрш и отошел, чтобы Марья его больше не видела. Вздохнула девушка. Не хотелось ей уходить, да нельзя было стражи дожидаться. Следовало вернуться, пока никто не обнаружил ее отсутствия.
***
На следующий день Марья успела только позавтракать, как за ней явился Вьюн. Вывел он ее через незнакомые ворота в дворцовой ограде. С умыслом или нет, но прошли они прямо мимо тюремной башни. Марья даже увидела решетчатое окошко камеры, в которой томился Ёрш. Взглянула и тут же отвела взгляд. Вдруг Вьюну только того и надо, чтобы уличить ее во вчерашней вылазке.
Внезапно Марья поняла, что они плывут, да только дышать ей совсем не трудно. У Вьюна вместо ног вдруг хвост отрос, серенький, невзрачный. Подивилась Марья такому превращению. У Ерша она хвоста не видела. Должно быть, потому что он все же человеком был…
Вот поднялись Вьюн и Марья к самой поверхности воды, выбралась девушка на берег, а подданный речного хозяина только по пояс и высунулся. Покачивается на волнах, ждет, пока Марья оглядится. Не узнала она берега, заросшего травой да цветами.
— Где это мы? — спросила Марья.
— Это река Беглянка, — растолковал Вьюн. — Через нее всегда сосед Судаку Судаковичу рыбу присылает, ежели в карты проиграется. Тебе всего-то и надо проследить, чтобы рыба та до озера дошла.
— Как же мне это сделать? Разве будет рыба меня слушать? — спросила Марья.
— На то тебе провожатый и даден, — растолковал Вьюн. А Марья-то подумала, к ней надзирателя приставят, чтобы проследить: как бы она не сбежала. Она бы не бросила Ерша да не нарушила слова, но Вьюн вчера так старался убедить подводного хозяина в ее черных мыслях…
— Где же он? — Марья оглянулась. Интересно было, что же это за провожатый такой.
— Скоро явится, — нахмурился Вьюн. — Опаздывает. За этими охламонами нужен глаз да глаз. Чуть зазеваешься: один уже из сокровищницы норовит жемчуг увести, другой — проспал все на свете! В общем, ты жди, а я поплыл, недосуг мне с тобой болтать. Дел по горло!
Взмахнул хвостом и уплыл. Марья снова огляделась. Не было видно людей. Беглянка текла через самый лес, на берегах ее никто не жил. Была она притоком большой реки Иглицы. Иглица принадлежала Судаку Судаковичу, а Беглянка, выходит, сбежала из-под его начала, досталась другому водяному.
Марье стало интересно, похож ли местный водяной на повелителя Яхонтового озера.
— Отдыхаешь? — послышался вдруг мужской голос. Марья вздрогнула, оглянулась.
Рядом с ней стоял незнакомый парень, совсем молодой, едва только усы над верхней губой появились. Были на незнакомце крашеная рубаха да штаны и сапоги.
— Ты кто таков? — спросила Марья. — Уж не помощник ли от Судака Судаковича?
— Ты разве не узнала меня? — удивился парень и тут же хлопнул себя по лбу: — Забыл!
Тут же облик его переменился. Оказалось, что стоит перед Марьей сам господин Лещик. Девушка поклонилась сыну подводного хозяина.
— Прости, не признала.
— Да это я из дворца сбежал, — пояснил он. — Без личины никак бы меня не отпустили. А я должен тебе помочь. Сосед наш, Рыбец, хитрый больно. С него станется меньше рыбы отправить, да и еще какую-нибудь каверзу устроить. У него есть особый манок. Если он в него подует, рыба из Беглянки, заплывшая в наши реки, обратно повернет. И если мы не доглядим, он потом скажет, что уже и не знает, где его рыба, а где — наша! Такое уже случалось.
— И что делать? — спросила Марья.
Господин показал ей прутик. На вид — обычная веточка.
— Это волшебный прутик, — пояснил Лещик. — Он заставит рыбу плыть туда, куда нам нужно.
— А без прутика у меня бы ничего не получилось? — догадалась Марья.
Господин опустил голову.
— Ты… Прости меня, Марья. Тут есть моя вина. И Плотвички вина тоже имеется, но моя все же больше. Я первый у отца попросил, чтобы он тебя на дне озерном задержал, заставил подольше во дворце погостить. Ну а потом уже сестрица добавила, очень ей хотелось новую подружку в хоровод. Батюшка нам не мог отказать. Вот и придумывал тебе задания невыполнимые. Ты бы не справилась, а у него уже новое для тебя поручение готово…
— Это зачем же? — спросила Марья, отступив от Лещика в сторону на шажок. Вспомнилось, как вел себя его старший брат.
Господин заметил, усмехнулся печально.
— Я думал, тебе так лучше будет. Дядька твой несправедливо поступил! Он должен был сам ответить за сговор с водяным, а вместо этого тебя прислал. Он ведь тебе даже не рассказал, согласия твоего не спросил.
Марья помолчала, теребя кисть платочка.
— Я бы согласилась, если бы спросил, — тихо призналась она. — Я у дядьки в доме жила, горя не знала. Всегда сыта да одета…
Лещик недовольно поджал губы. Потом заявил:
— Все равно! Подло это…
— Наверное. Да только родню ведь не выбирают, — вздохнула Марья. И снова подумала о господине Налиме. Не стал бы он извиняться, как Лещик, признавать, что поступил не по совести! А ведь тоже родственники, братья родные.
— Отец хотел тебе задания до зимы давать, а потом бы реки замерзли, он бы сказал, что хода наверх до весны не будет, — продолжил младший господин.
— Я знаю места на озере, где никогда вода не замерзает, — заметила Марья.
— Ну, а отец уперся бы и не пустил, — усмехнулся Лещик.
— А весной?
— Весной еще что-нибудь придумал бы. А вообще, я надеялся, ты и не захочешь уплывать. Притерпишься, поймешь, что во дворце лучше.
— И кем бы я там была? — с горечью спросила Марья. Снова на ум пришли скверные мысли. Но Лещику удалось ее удивить.
— Отец тебя за службу собирался титулом пожаловать, высокую должность при дворе дать, если пожелаешь. Никогда бы ты больше не знала нужды. Жила бы, как тебе хочется! Да только, видно, я привык к дворцовой жизни, перестал обращать внимание на окружающих. А тебе несладко пришлось. Налим обиду затаил. Плотвичке ты по нраву пришлась, да вот наверняка найдутся придворные дамы, которые обозлятся за то, что брат тебе внимание оказал.
— Да нужно мне его внимание! — вырвалось у Марьи.
— Кто же поверит, если речь о самом наследнике подводного хозяина? У него в фаворитках быть — для многих мечта. Он отказа не знал никогда! В общем, не думал я, что тебе может что-то угрожать. Растерялся.
