Отец моего врага. Сандра Бушар

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Он - ректор моего вуза. Авторитарный, жёсткий, хладнокровный... Все его избегают, потому что боятся. Включая меня! И последнее, что стоило делать - это становиться на замену его секретаря и, самое главное, нести ему НЕ ТОТ чай.

   Но пути назад уже нет. Мышка в ловушке.

   Позитивно

   Однотомник. Откровенная эротика

   История Лены

ГЛАВА 1

Моя сестра — это горе луковое. Просто сплошное стихийное бедствие! Говорят, что родители балуют младших детей, а вот в нашей семье — наоборот. Кристина всегда получала самое лучше, а я обноски. Она училась в Париже на платном отделении, а я — на бюджете в родной стране. Кристину восхваляли за каждую тройку, а мне просто сказали: «Молодец, дочечка, что поступила в лучший вуз страны на бюджет, но вот Кристина-а-а»…

   В результате к своим тридцати годам девушка имела лишь огромный список побед среди мужчин, но со всех работ ее с позором выгоняли. Пока, каким-то неведомым мне чудом, она не устроилась секретарем ректора нашего вуза. Как говорится: работай и радуйся. Нет! То пьянки, то гулянки… Но апогеем невежливости стал звонок в пять утра из-за границы:

   — Привет, Персик! Я тут немного загуляла с подругами на девичнике… — на заднем плане слышались радостные хихиканья и пьяные бредни. — В общем, проснулись мы на пляже в другой стране! Прикинь? Будет, что детям рассказать!

   Подорвавшись на постели, я даже думать не хотела, зачем она собралась рассказывать об этом детям, волновало больше другое:

   — У тебя ведь работа! А если твое поведение повлияет на мою успеваемость, ты об этом думала?

   Уже год как в вузе свирепствовал новый ректор — Прохор Германович. Бррр… Язык сломаешь! И видок у него такой, словно приехал головы рубить. В общем-то, так он и поступил: за месяц своего «правления» выгнал тридцать процентов персонала и всех студентов, кто экзамен после третьего раза не сдал. Я не сомневалась, что Кристину за прогул он тоже не простит. И меня вместе с ней, за компанию…

   — Скучная ты, Олька, — фыркнула девушка, и во мне злость тут же взыграла. Легко быть «скучной», решая чужие проблемы из-за безысходности! — Я вот зачем звоню… Выйди за меня поработать сегодня, а? А я до завтра вернусь. Как огурчик, обещаю, буду!

   — Кристина… — Зарывшись лицом в подушку, я сдавленно застонала. — За что?..

   — А я тебе травок привезу… Успокаивающих каких-нибудь, — елейно промямлила та. За этот голосок мама ей все прощала, но я не она. — А-то ты у нас такая нервная, с ума сойти!

   Зажмурившись, я сглотнула досаду. Потому что Кристина бы никогда не отменила свои планы ради меня. А ведь сестра даже не спросила, могу ли я подстроить свою учебу под ее работу? Зачем?! Я ведь ДОЛЖНА. Всем и всегда все должна!

   — Во сколько Прохор Германович будет на месте? — понуро выдохнула, сдаваясь. Настроение тут же упало ниже плинтуса.

   — Ты же моя сладенькая! Я тебе сообщением сейчас все сброшу, — взвизгнула она радостно и тут же замялась: — Только… Эм… Зайчик, одень что-то поприличнее, идет? А то твои вещички, они… Ну… Как помягче сказать-то?..

   Я положила трубку и с трудом сдержала желание разбить сотовый об стену. Гардероб мой ей не нравится, да? А может причина в том, что в тридцать лет сестру до сих пор содержат родители, а я на все зарабатываю сама? Подработки в кафе, написание дипломных работ за горе студентов, раздача флаеров…

   Покрутившись перед зеркалом в строгом черном платье с белым V-образным воротником, расправила короткие рукава с цветной вышивкой и собралась уже заплетать волосы в две косы, как пришло первое сообщение: «Юбка обязательно ниже колен, рукав длинный, ворот высокий!»

   — Без тебя разберусь, — закатив глаза, отмахнулась я.

   Не знаю, каждый ли день Прохор Германович приходил на работу после обеда? Судьбинушка отвела от встречи с этим монстром. Но на замену Кристина просила выйти к половине второго дня.

   — Что?! Ты серьезно? — ахнула я, когда сестра вдруг призналась, что прячет ключ от приемной прямо посреди вуза. Около лестницы стоял высокий постамент с выпуклыми частями тела первого ректора вуза. Так вот, та самая связка возлегала прямо в каменных штанах. Хочется верить, что никто не заметил, как я что-то активно и упорно там выискиваю…

   Увы, сюрпризы на этом не закончились. Стоило переступить порог, как новое сообщение заставило засомневаться в трезвости Кристины: «Рассортируй документацию босса в алфавитном порядке. Разложи письма от одного края стола к другому на расстоянии ровно пять сантиметров друг от друга. Стул от стены отодвинь на семь сантиметров, а коврик на входе — на пятнадцать. Линейка у меня в столе. И, главное, ничего больше не трогай! Поняла меня?»

   — Кому-то надо завязывать с выпивкой, — покачав головой, я просто кинула кипу с новой почтой на стол и села на место личного секретаря ректора, ожидая его непосредственного появления. Сестра любила грубо подшутить, но в этот раз я не собиралась идти на ее уловки и подставляться перед ректором собственного вуза. Проблем мне еще не хватало…

   Он вошел в приемную ровно в два часа дня, как будто по часам. На пороге стоял высокий темноволосый мужчина с седой щетиной и пугающе строгими голубыми глазами. Прохор Германович посмотрел на меня, как на мешающую на лобовом стекле авто мошку. Я даже поздороваться не успела, как он разверз пространство своим

   холодным надменным голосом:

    — Где Кристина?

   «Отлично! — простонала я про себя. — Моя сестра даже не удосужилась предупредить начальника о замене!»

   — Добрый день! — таки поздоровалась я, хотя уже чувствовала, как отъезжаю от страха и неловкости в мир иной. — Кристина заболела и…

   — …Не пришла? — закончил тот за меня, морщась от омерзения. Было что-то в чертах мужчины пугающе звериное, дикое. Не успела я отойти, как он снова отрезал: — Уволена.

   — Но… — во рту пересохло, пульс битами отдавал в ушах.

   — Причины ее пропуска меня не волнуют. Это работа, она ее прогуляла. — перебил меня тот, качнув головой в бок. Затем он вдруг замер, задумчиво впечатался в меня пробирающим до костей взглядом: — Ты ее сестра и учишься здесь.

   — Д-да… — ладоши вспотели от шока. Он знал меня, а мы ведь даже никогда не встречались! Всех студентов знать невозможно… Или Кристину пробивал по фамилии? Черт, звучит бредово.

   — Это не вопрос, а констатация факта. — В его пугающих глазах мне виделась насмешка. — Вот, что важно: ты такая же безответственная, как и сестра? Гены — вещь бесспорная.

   — Нет! — самые страшные опасения подтвердились. На эмоциях я тут же вышла из-за стола, будто это могло помочь и спасти от отчисления. — У меня отличная успеваемость, ни одной задолженности…

   И снова этот ужасный сноб перебил меня на полуслове, изобразив в воздухе странный жест, напоминающий захлопывающийся клюв птицы. Боги, он просто велел мне заткнуться!

   — Это что? — с презрением пройдясь по моему внешнему виду, мужчина сжал челюсти так, что те хрустнули. — Кристина не удосужилась подготовить тебя к работе.

   Не вопрос, очередная бесспорная констатация факта. Я даже дар речи от шока потеряла и его напора, словно у танка.

   — П-подготовила, — отлично, я уже и заикаться начала!

   — Ну, где? — покропил меня тот, сжимая зубы до неприятного скрежета. А затем отчеканил каждое слово, топорно и сухо: — Юбка до колен, рукав длинный, ворот высокий, никаких ярких цветов. Это так сложно понять?

   — П-простите, — только лишь выдала я, проследив за тем, как ректор настороженно распахивает дверь кабинета и, морщась, заглядывает внутрь. Бросив краткий взгляд на стол и прочие мелкие детали, Прохор Германович отшатнулся назад и с грохотом захлопнул двери кабинета. Кажется, у него лопнули капилляры, потому что глаза стали пугающе алыми, а холодный надменный тембр сменился на рычащий ор: — Я СЕЙЧАС ВЫЙДУ И ЗАЙДУ СНОВА ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ МИНУТ. ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ПО ПРАВИЛАМ, ПОНЯЛА МЕНЯ? ИНАЧЕ СЕГОДНЯ СРАЗУ МОЖЕШЬ ЗАБИРАТЬ ДОКУМЕНТЫ ВМЕСТЕ СО СВОЕЙ СЕСТРОЙ.

   Вжавшись в стену за спиной, я широко распахнула глаза, жадно хватая кислород распахнутыми губами:

   — Вы ведь понимаете, что я не успею переодеться и…

   — Работы и так достаточно! Позвони сестре, — рыкнул он, от злости крылья носа трепетали, а на лбу выступила капля пота. — Пусть она тебе объяснит, как должен выглядеть кабинет!

   Рука сама потянулась ему честь отдать, с трудом сдержалась:

    — Есть, босс!

   Прохор Германович на самом деле не ждал ответа, а молча развернулся и вышел вон, оставляя меня одну. Я досчитала до трех, а потом сломя голову полетала выполнять его идиотские приказы.

   — Боги, — застонала я, меряя чужой стол линейкой. — Чем я вообще занимаюсь?! За что-о-о?? В какой момент жизнь свернула не туда?..

   Буквально в последние секунды завалившись в кресло на диком адреналине, дверь приемной снова распахнулась, а в приемную снова вошел Прохор Германович. Без приветствий, без комментариев. Как будто уже терпеть меня не мог.

   — Могу я вам чем-то?.. — кабинет был захлопнут прямо перед носом. Прерывать меня на полуслове уже стало доброй традицией.

   Увы, но хитрая Кристина трубку не брала, а просто скидывала нескончаемые правила.

   — «Чай с одной ложкой сахара ровно в половину третьего», серьезно? — прошептала себе под нос ошарашенно, — «Пять грамм заварки, капля заменителя сахара, тридцать пять грамм печенья.»

   Уже ничему не удивляясь, я заглянула под стол Кристины и нашла там стандартные кухонные весы. Ничего необычного, ага! Отчеты, документы, заявления, бухгалтерию на сверку — все это Прохор Германович принимал только рассортированное по алфавиту. Кроме того, записанных на прием пускать только с паузой в пятнадцать минут. Хоть с секундомером сиди! Стоит ли говорить, что студенты и преподаватели выходили с видом, будто их там на дыбах пытали?

   На перерыв я решила не выходить, потому что совершенно не успевала заняться отчетом о проделанном за день. Да-да, этот неуравновешенный тип требовал и такого?! Единственный нормальный человек, которого удалось увидеть за день, — это моя лучшая подруга Марина. Но она лишь принесла сумку с вещами на хранение и тут же сбежала по своим делам.

   Уже к семи, заполняя бланки, у меня было стойкое чувство, словно отработала смену на шахте и вручную добывала уголь.

   «В восемь вечера ровно ты должна принести ему заварной чайник и свободна! Уходи молча, не докучай.» — обрадовала меня Кристина последним указанием. Жаль, ненадолго… Обшарив весь кухонный уголок, я в панике настрочила ей ответ: «Тут нет чая. Нигде. Вот вообще!»

   Сестра посылала меня за ним то в тумбочку, то к трюмо, то за шкаф… В конечном итоге вспомнила, что просто забыла его купить и… выключила телефон. Занавес!

   Мучительно застонав, я в который раз искусала и без того окровавленные от нервов губы и едва не заплакала от отчаянья:

   — Тебя точно отчислят, Оля!

   Здоров ли Прохор Германович? Определенно, нет! Но именно от него зависело мое ЗАВТРА. Именно он был биг боссом моего вуза и именно он подписывал списки на отчисление. Один день буквально решал судьбу следующих лет!

   На нервах я пнула сумку подруги, та зацепилась за подставку для цветов, молния разошлась, и на ковер вывалилось все содержимое. Включая шикарную дорогую железную коробочку! Выглядящую как что-то безумно крутое и изысканное.

   — Хм… — с безумно колотящимся сердцем я упала рядом с ней и принялась разглядывать. Ни единой русской надписи. Но, черт его дери, это определенно был чай! Китайский, вкусно пахнущий чем-то восточным. Крутым и модным. От счастья на глазах слезы выступили. — Божечки, Марина! Я тебя обожаю! Спасибо, спасибо, спасибо!

   Словно ни в чем н бывало, я заварила его ректору и в нужное время постучала в дверь с подносом в руках. Искренне надеясь, что просто поставлю его на стол и на этом экзекуция закончится.

   Не тут-то было.

   — Сядь, — не поднимая носа из документов, приказал он. Я даже не шелохнулась, в панике покосившись на дверь. Глупо бежать, да? Словно почувствовав мои мысли, ректор настоятельно добавил: — Сядь, Ольга.

   «Ольга»… Не помню, меня хоть раз кто-то называл полным именем? Коленки сами по себе подкосились, поджилки затряслись.

   Я буквально упала в кресло напротив рабочего стола, мечтая слиться с телесной обивкой. Что ему от меня надо? Страшно представить. А лучше даже не пытаться!

   — Налей себе чая, — все так же непоколебимо поставил перед факто ректор, спокойно заполняя бумаги дальше. Я нервно сглотнула и взмолилась, чтобы поскорее вернуться домой в родную общагу. Прохор Германович вдруг поднял на меня взгляд, но лучше бы этого не делал. Его голубые глаза расстреливали не хуже пуль. А еще заставляли себя чувствовать последней идиоткой. — Ты умственно отсталая или как? Я заметил, что ты только со второго раза реагируешь на мои просьбы… НАЛЕЙ СЕБЕ ЧАЙ, ОЛЬГА. Я пока не хочу, а нам надо поговорить.

   «О чем?» — мысленно спросила я, но в слух не стала. Что-то подсказывало — ответ мне не понравится. На нервной почве заполнив кружку до краев, я выпила все содержимое залпом. Наивно надеялась, что так он отпустит меня быстрее. Ага, куда там?

   — Почему Кристина на самом деле не пришла? — буднично пугающе спросил он не терпящим обмана тоном.

   — Она заболела, — солгала я, как на духу.

   — Этот бред я уже слышал, а теперь серьезно. — Прохор Германович сделал краткую паузу, странно хмыкнув. Жизнь моя перед глазами пролетела, а сердце едва не вырвалось из груди. Чтобы так пугать людей одним звуком надо иметь огромный талант! — Я просто пытаюсь решить: уволить только Кристину за нарушения целого ряда правил, включая прогул работы, или тебя с ней за компанию отчислить… За вранье. Вранье, Ольга, — рак человечества.

   — За что?! — я нервно поперхнулась воздухом, с губ сорвался истерический смешок. — Это не причина, вы не сможете…

   Прохор Германович послал мне такой красноречивый взгляд, что вопросов не осталось в силе его влияния. Пришлось сдаваться! Ибо из-за своей непутевой сестрички лишиться места в вузе как-то не хотелось.

   Горестно вздохнув, вынужденно нехотя выдохнула:

   — Она… Эмм… Не рассчитала спиртное на девичнике и проснулась в другой стране. Кажется, на пляже. Обещала завтра быть на месте.

   — Завтра? Ты в это веришь? — прозвучал философский вопрос, ответа на который никто не ждал, потому как тут же последовал следующий. — Не пойму… Что это за вонь?

   Странное томление разливалось по телу со скоростью света, и приятным оно не было. Я чувствовала себя так, словно проваливаюсь медленно под землю... Миллиметр за миллиметром в свои объятия утягивала нирвана. Не мудрено, после такого-то рабочего дня!

   — Мои духи, — выпалила, как на духу. Моя прежняя соседка по комнате — скандалистка София — всегда была чем-то недовольна. Духами в частности, те ей вечно воняли. Честно говоря, с Прохором Германовичем у них было много общего.

   Показалось, или Прохор Германович приглушил смешок, спихнув его на якобы кашель? Не-не, роботы не радуются… Или это сбой в программе?

   — Сомневаюсь, — голос ректора вдруг показался отдаленным, пульсирующим в ушах. Прорывающимся сквозь странный свист и томление в каждой клеточке тела. — Чай это, точно. Странный запах от него. Ты его с собой принесла.

   — Ага, почти я… — стало до одури жарко, словно кто-то врубил печку на максимум, хотя я лично регулировала термостат и знала, что это не так. Потянувшись к платью, активно его потрепала у груди, пропуская под плотную ткань прохладный воздух. Прохор Германович оценил этот жест цепким взглядом, полным задумчивого интереса.

   — Есть только «да» и «нет», Ольга. Все. Неопределенность я не переношу не меньше лжи, — рявкнул тот раздраженно, словно мой ответ его бесил. Кажется, у кого-то конкретные проблемы с кукухой, но напрашивать на отчисление я не собиралась, потому кратко кивнула:

    — Да. Чай мой, ваш закончился. Это все, я свободна?

   — Почти, последний момент, — повелевающе кинул этот царь. — Чтобы успеть на рабочее место, ты сегодня пропустила две последние пары. Надеюсь, ты понимаешь, что долги надо будет закрыть?

   — Естественно, — язык шевелился с трудом, воздух вокруг странно искрился, а перед глазами раз к разу мутилось.

   — Я чувствую некую ответственность за твой прогул, — выпалил тот, заставляя замереть с широко распахнутым ртом. Неужели он сейчас смилуется и разрешит ничего не сдавать? Не тут-то было: — Думаю, честно, если пропущенный материал ты сдашь не только преподавателям, но и мне. Так я буду спокоен, что информация точно усвоена.

   И тут башню мне совершенно сорвало. Откинувшись на спинку, я бросила руки на быльца и вскинула взгляд к выбеленному потолку, простонав в голос:

    — Ну вы, конечно, и странный тип!

   В помещении зазвенела тишина, меня она больше не смущала. Голос ректора осел, охрип, стал до неузнаваемости чужим:

   — Что ты сказала?

   — Да ничего! — стало как-то совсем неудобно сидеть на краешке кресла, потому разместилась поудобнее, в самую глубь. Поерзала, поняла, что все равно что-то не так… И закинула ноги на край стола Прохора Германовича. Самое оно! — Не зря от вас люди шарахаются по вузу, как от прокаженного!

   Кажется, даже воздух вокруг поменялся. Аромат опасности навис, как злой рок. Мужчина испепелял меня таким ошалелым взглядом голубых глаз, что должно было стать жутко. Почему-то мне не было, весь страх словно куда-то утек.

   — Прямо шарахаются? — ровно спросил он, словно это первое, что пришло ему в голову.

   — Ага, — я активно закивала, как собачка на капоте автомобиля. — Вообще, встретить вас в коридоре — к несчастью. Как если черная кошка дорогу перебежала.

   — Хм… Чего это вдруг? — одна бровь ректора поползла вверх, губы вытянулись в тонкую линию. Документ, который он держал в руках все это время, уже был неосознанно скомкан.

   — Вы же типа мессия, — поцокав каблучками по красному дереву обувью, я, кажется, слышала, как ударилась чья-то челюсть об пол. Возможно, это было сердце в районе пяток, потому что царапина на идеальном и явно безумно дорогом столе точно останется. А что, ему жалко, что ли? — А не надо было половину педсостава увольнять!

   Уронив лист бумаги, Прохор Германович принялся нервно оттягивать галстук. Сорвав его наконец, он протер краем пот со лба:

   — Работать надо было нормально, одни лодыри и взяточники! Столичный вуз, стоимость обучения огромная! Пусть марку держат! Огромный конкурс на место не оправдывает ожидания родителей и студентов!

   Слушая его пламенную импульсивную речь, я недовольно покачала головой, поцокав языком:

   — Вот Почтальон Печкин был злой, потому что у него велосипеда не было. А у вас какая причина? — задумчиво почесав подбородок, я в который раз осмотрела ректора собственного вуза. Только впервые в жизни на предмет симпатичности. И не важно, что силуэт был его мутный, главное уловила — вполне себе статный мужчина. Можно сказать, красавец. Ну, когда молчит, естественно! Вопрос возник сам по себе: — У вас жена-то есть?

   Прохор Германович закашлялся, хотя ничего не пил:

   — Нет.

   — А девушка? — не унималась я. Тем временим ректор перегнулся через стол, взял мою чашечку и зачем-то ее понюхал. В задумчивости он негативно покачал головой. — Дети? Собаки? Коты? Ежики-зайцы там, не знаю?..

   — Интересная последовательность, надо запомнить, — теперь настал черед Прохора Германовича откинуться на спинку своего шикарного красного кресла и смотреть на меня глаза в глаза. Словно ожидая развязки какого-то очень муторного фильма. И все же, он-таки произнес: — Нет, ничего этого нет.

   — А лет сколько? — вы когда-нибудь пробовали остановить несущийся в пропасть поезд? Это невозможно, назад пути нет.

   — Это неважно, — мужчина недовольно свел брови на переносице, хотя губы странно подрагивали. Нет, смеяться такие, как он, не умели и не могли. Наверное, нервный тик…

   — Важно! — воскликнула слишком громко, ректор даже поморщился. В ушах зазвенело, бедненький. Оценив его вполне густую шевелюру с небритостью, я подметила полное отсутствие морщин и широко распахнутые глаза какой-то совершенно космической красоты. Я уверена, что, если этот мужчина улыбался, у его ног штабелями падали девушки. Да, виски седые, но с такой должностью они могли на нервной почве побелеть. Ответ пришел спустя целые три минуты, не меньше, а Прохор Германович почему-то ждал его: — Двадцать с чем-то?

   Если его на должность взяли по блату, то очень может быть!

   И все же он улыбнулся... Боги, от ровных зубов и хрипловатого смешка мое тело покрылось самыми настоящими мурашками. Магия, самое настоящее волшебство! Пришлось закусить щеку изнутри, чтобы не проронить и звука. Стон наслаждения так и рвался с губ.

   — Почти, девочка, — закатил глаза тот, — Двадцать… с девятнадцатью.

   — Охренеть! То есть, в этом году будет сорок?! — сделала вывод я, ошарашенно покачав головой. Затем выровнялась по струнке, даже ноги на пол вернула и ударила ладошкой по столу. Все вещи на нем так и подпрыгнули. — Все, вот она — причина-то!

   — Где?! — мужчина театрально обернулся по сторонам, разводя руками. — И чего, напомни?

   — Причина вашей вечной злости, — потерев ладони, я многозначительно подмигнула Прохору Германовичу, и тот странно поперхнулся, глаза его потемнели, стали глубже. — В сорок быть таким одиноким, как вы, — кошмар. Я бы тоже с ума сошла.

   Расстегнув верхнюю пуговку накрахмаленной рубашки, мужчина с прищуром протянул:

   — «Тоже»… И что ты предлагаешь?

   — Мы сейчас… — воодушевленно начала.

   — Ну-ну, — голос его будто осел, в нем послышалось хищное предвкушение.

   — Возьмем меня… — продолжила, несмотря на его странный взгляд, то и дело опускаясь ниже лица, блуждая по фигуре.

   — Ага-ага, — подбодрил тот.

   — …Вас, — я даже поперхнулась, когда тот откровенно уставился на мою грудь. Хотя он ведь мог просто задуматься о чем-то своем, да? Естественно, ничего более.

   — И? — Прохор Германович прогнулся вперед через стол, как коршун. Сжимая ладонями его загнутые внутрь края. Я видела, как торопливо вздымалась его грудь, а волосы на голове снова встали дыбом. Было странное чувство… Словно я вызывала у него не только негативные эмоции, но и что-то иное. То, что ему совершенно точно не нравилось.

   — …Поедем вам искать девушку в клуб! — таки закончила, хлопнув в ладоши. Сперва ректор замер. Удивлённый до потери сознания, хоть картины рисуй. А потом недовольно поджал губы и вернулся на место.

ГЛАВА 2

Побарабанив пальцами по столу, мужчина вдруг тяжело выдохнул и бросил на меня такой взгляд, коим одаряют нашкодивших детей. Закатил глаза и испустил еще один тяжелый вздох. Протяжный и страдальческий.

   — И за что мне только такое наказание? — еле-еле расслышала его шепот себе под нос.

   — Что-что? — пришлось перегнуться через стол. Каблук подкосился, заставляя буквально упасть животом на гладкую поверхность. Прохор Германович тут же встрепенулся, поднялся на ноги и обошел меня сзади.

   Я уже знала, что именно ректор собирается сделать: поставить обратно на ноги. Негоже царское имущество крестьянской тушкой вымазывать! Но почему-то он медлил… Шли бесконечные секунды кромешной тишины. И тут до меня вдруг дошло: свободная юбка платья задралась практически до талии, открывая миру вид на мои домашние белые трусы с двумя сочными персиками на попе.

   — Вы куда там смотрите? — ахнула я, пытаясь оттянуть края платья пониже. Голова кружилась, координация стала какой-то невнятной. В общем-то, сделать задуманное сразу не вышло.

   — На голову твою, — рявкнул он вдруг, крепко сжимая мою талию. Да так, что звезды перед глазами заплясали. Поставил-таки на ноги и, отвернувшись к окну, сделал шаг назад. — Волосы чтобы впредь в косы заплетала? Ясно?!

   — Волосы?.. — задумчиво взяв из копны одну прядь, я незаметно для себя накрутила кончик ее вокруг носа. Прохор Германович поймал мое отражение в зеркале и странно завис. Глаза его распахнулись, как два блюдца. — Чем вам мои волосы не нравятся?

   — Не нравятся?.. Отвлекают! — отмахнулся тот, пальцами сжимая переносицу и хмурясь так, что вокруг глаз образовалось множество мелких морщинок. Странно, но даже они смотрелись идеально на его чуть смугловатом лице. Я с широко распахнутым ртом наблюдала за тем, как мужчина нервно топает ногой по деревянному полу, как засовывает руку в карман брюк, оттягивая их вперед. Когда он заговорил, голос стал до неузнаваемости торопливый и суетливый:

   — Давай так, Ольга. Сейчас ты идешь и собираешь вещи. Я тебя подвезу…

   — В клуб? — не поняла я, довольно потирая ладоши.

   — В какой еще клуб?! — вспыхнул ректор, снова бросив на меня краткий взгляд. Что-то во мне ему явно не нравилось, потому что тот мучительно замычал и, развернувшись на пятках, направился к огромному шкафу с матовыми стеклянными дверцами. Распахнул его, а там полно алкоголя. Вот тебе и правильный во всем Прохор Германович! — Ага-ага, в клуб, да-да. Поверь, у тебя завтра еще те огни перед глазами мигать будут. А еще вертолеты. Может, даже авианосцы.

   — А вы со мной? — не унималась я, так с места и не двинувшись. — Ой, как мы с вами оторвемся! Прямо вижу, как…

   — НА ВЫХОД, — закричал Прохор Германович так, что у меня чуть перепонки не лопнули, да еще и пальцем на дверь указал. — БЕГОМ, Я СКАЗАЛ.

   Зачем-то подхватив чайник с чашечкой, я кинулась за свой рабочий стол. Даже дверь ему заботливо заперла. Краем глаза в последний момент заметила, как наш ректор наконец опустошает первую рюмочку.

   — А чай-то вы так и не попили, как же так? — горестно покачав головой, я быстро залила в заварник новую воду. Порыскала по полочкам Кристины, а там самая обычная черная одноразовая бутылочка. Чистая, хорошая. Вылила туда новую порцию чая, поставила на открытое окно. Пока собралась, он остыл полностью.

   — Готова? — когда Прохор Германович вышел из своей кельи, он был все тем же злобным змеем, готовым жалить в любой момент. Лишь слегка мазнул по мне взглядом и быстро вышел в коридор. Я даже замерла в изумлении от такой резкой смены настроения, а тот как заорет: — ОЛЬГА!

   Прихватив чай, сумочку и куртку, быстро двинулась за ним. Последние пары заканчивались в восемь вечера, так что все студенты уже покинули вуз. Мы шли по пустым коридорам в гробовой тишине, и я буквально нутром ощущала, каким раздраженным был ректор.

   На улице стояло желтое такси из приложения. Одно. Для двоих. Лучше, чем ректор бы подшофе на авто своем повез, но все равно страшно… Бросив на него настороженный взгляд, я в пол голоса прошептала:

    — А может, я сама как-то…

   — В МАШИНУ, — распахнув дверь, мужчина буквально силком запихнул внутрь и, вместо того чтобы сесть впереди с водителем, умостился рядом. Назвал адрес общежития, заставляя глаза округлиться в изумлении. — Да, Ольга, представляешь? Я, в отличие от некоторых, знаю, где мои студенты живут! Тебя это удивляет?

   Выглядел он, прямо скажем, как голодный питон: ерзал на месте, гневно пялился на голые колени, то и дело цыках, стирал со лба пот. Спорить, что общежитий от вуза четыре, даже не стала. Может, просто угадал?

   — Это у тебя что? Вода? А ну, дай-ка сюда! — в наглую выдернув из моих рук сжатую до сих пор бутылочку, он распахнул ее и буквально одним глотком осушил до дна. Я даже слова вставить не успела.

   Казалось, что ничего не поменялось. Прохор Германович лишь задумчиво причмокнул губами, языком по ним провел в растерянности, пытаясь словно уловить что-то... Затем, видно, плюнул на эти мысли и откинулся на спинку сидения, устало прикрывая лицо ладонью.

   Удивительно, но я буквально пятой точкой ощущала, как мужчину окутывает флер спокойствия и нирваны. Дышать стало легче, теперь могла спокойно рассматривать яркие огни вывесок столицы, сменяющих одна другую. Я бездумно пялилась на них, как вдруг увидела нечто нам необходимое:

    — Остановите! Остановите, срочно!

   — Черт… Что там у тебя? — ректор раздвинул пальцы, сквозь них сверкнули пронзительные глаза.

   — Клуб! Вот, что нам надо! — едва ли не подпрыгивая на месте от окутывающего адреналина, я подождала, пока водитель, наконец, притормозит, и пулей выскочила из авто.

   — ОЛЯ, МАТЬ ТВОЮ! — раздался за моей спиной голос, но мне было уже плевать. — Тебя когда-нибудь пороли?!

   Яркая радужная вывеска лучиками обрамляла высокие железные ставни. Огромный широкоплечий темнокожий гигант в розовой майке посмотрел на меня волком и преградил дорогу:

    — Вам туда нельзя, простите.

   Я с сожалением осмотрела свой привычный строгий учебный образ, грустно переспросив:

    — Фейс-контроль не прошла, да? Вот блин!

   — Дело не в этом, — закатив глаза, тот ткнул пальцем в красную вывеску, где черными буквами было что-то размашисто написано. Только вот перед глазами все отчаянно плыло, читать даже не пыталась. — ВОТ, видите! Нельзя, говорю, противоречит политике клуба.

   Обернувшись по сторонам, я не увидела поблизости ни единого заведения, где можно было бы потанцевать. Зато мой глубоко уважаемый ректор уже выбрался из такси, почему-то пошатываясь и глядя на меня как-то странно. Плотоядно, что ли? Дико? Голодно? Жадно?

   — А я… Я… — почесав подбородок, вдруг решила, что Прохор Германович у нас популярен не только в вузе, а вообще по всей столице. Не, ну, а че? Ректор престижного столичного вуза — это вам не хухры-мухры. Каждый приличный член общества должен таких в лицо знать и бояться! Наверное… Короче говоря, указав пальцем на стремительно приближающегося мужчину, я уверенно изрекла:

   — А я с ним, понятно?!

   И руки на груди сложила, многозначительно вскинув подбородок. Пусть знает, что по блату! Если повезет, еще поможет с крутым столиком. Нет, ну разве Прохор Германович хуже всяких там поп-звезд? Те просто на сцене поют, а он путевку в жизнь людям дает. Чаще, конечно, пока забирает…

   — Ааа… — понимающе закивал охранник, с интересом разглядывая «моего» спутника. — Могу пропустить твоего друга как основного гостя, а тебя «плюс один». Так у нас можно, да.

   — Отлично, — ректор был уже рядом, и настроение мне его совершенно не нравилось. Он словно поймал меня взглядом, сконцентрировался и больше не выпускал. Как в тиски зажал. Даже жутко становилось от мыслей, которые могли крутиться в его голове. Так что снова указав подбородком на ректора, я кратко пробормотала: — Он все оплатит!

   И юркнула в клуб, пока кое-кто не вернул обратно в такси. Внутри пахло клубникой и чем-то приторно сладким. Кальянный дым стоял повсюду, как густые облака. Пробираясь вперед, словно ежик в тумане, я с прищуром вглядывалась в темные силуэты танцующих и искала кого-то в пару Прохору Германовичу.

   — Хмм… — на глаза попадались только мужчины. Высокие, низкие; крупные, тощие; с длинными волосами и короткими…. И ни единой женщины. Скорее всего, темнота была тому причиной, и они скрывались в тени.

   — Вот ты где! — от рычащего голоса позади мурашки прошли по спине. Мой грозный спутник был чем-то адски разозлен, прямо пыхтел. — А ну иди сюда, девочка!

   Я обернулась в тот момент, когда Прохор Германович протянул ко мне свою загребущую ладонь. И выглядел мужчина при этом так, словно собирается сбежать из этого места и меня за шкирку вытянуть. А я лично домой не собиралась! Взвизгнув, выкрутилась в последний момент. И тут решение пришло само по себе, как в каком-то кино: луч света упал на небольшую сцену, куда выходил мужчина с микрофоном. Пораскинув мозгами, я бросилась туда, на прощание кинув ректору:

   — Еще спасибо мне скажете!

   Не помню, как забралась на сцену, как выдернула микрофон из рук ошалевшего ведущего… Помню лишь, как после моего «всем привет!» целый клуб людей замер и навострил уши. Я даже опешила, но тут же взяла себя в руки. Прожекторы слепили, ничего вокруг видно не было. Что-то мне подсказывало, что Прохор Германович уже рядом, так что быстро пробормотала:

   — Дело в том, что мой друг Прохор Германович очень скромный мужчина. С трудом мне удалось его затащить в это место… Надеюсь, не зря! Он, как и все мы, нуждается в настоящей любви. Кто готов стать его парой? Сердечко пока свободно, ждет любви и понимания!

   В этот момент Прохор Германов таки нагнал меня, возникнув рядом. Дернул на себя, но я старательно уперлась ногами в пол, не давая сдвинуть себя с места. Вот ведь упрямый мужик. Добро ему пытаешься сделать, а он еще и не хочет.

   — Не заставляй меня закидывать тебя себе на плечо, — отчеканил тот мне на ухо таким тоном, что мурашки даже в желудке возникли. — Не хочу, чтобы все вокруг видели твои сочные персики.

   — К-какие персики?.. — искренне посчитала, что первое слово просто послышалось.

   Нервно сглотнув, я вдруг потеряла дар речи. Толпа вокруг скандировала, присвистывала, активно поддерживала ректора. Ведущий перехватил микрофон, который так неудачно выпал из рук, и понимающе проговорил:

   — Вам нечего стесняться, Прохор Германович! Мы все такие же, как и вы! Рано или поздно всем пришлось признать свое истинное «я». От судьбы не уйти!

   — Вот видите, вас тут понимают. Вы среди друзей, — активно закивала я, голос стал незнакомо низким. А все потому, что сжимающие надплечья ладони мужчины спускались все ниже и ниже, пока не перешли на талию. Большие пальцы случайно коснулись части груди, и тело едва не упало на пол, колени подкосились.

   — Скажите громко и четко, — не унимался ведущий, отвлекая от божественного аромата кожи ректора. Я чувствовала его так ярко и четко потому, что тот все сильнее приближался к моему лицу, едва ли не носом утыкаясь в щеку. Кажется, кое-кто даже забыл, где мы находимся и что вокруг происходит. Но вот ведущий, который поднес микрофон к губам мужчины, напомнил нам о существовании полного зала людей:

   — Я ГЕЙ! Ну-ка, повторяйте с нами!

   — Я ГЕЙ! Я ГЕЙ! — раздались возгласы вокруг, и я ошарашенно обомлела. От шока челюсть едва об пол не ударилась. Что вообще происходит?!

   — Черт тебя дери, — простонал жалобно и протяжно замерший рядом ректор, накрывая глаза ладонью, произнося мое имя, как самое настоящее проклятье: — ОЛЬГА, гхр…

   А из моей груди вырвался совсем не прошенный смешок, нервный.

   — Три раза позови, и появится демон, — прошептала я вполголоса, вспоминая фильм «Битл Джус».

   — Знаешь, Персик, — размашистый шлепок обрушился на пятую точку. От неожиданности я даже подпрыгнула на месте. А ладонь у мужчины была ого-го! Такой и прибить можно при желании... Как минимум, след на коже точно останется! На мгновение он сжал пальцы на моей попке и кровь закипела в венах, от адреналина на глазах слезы выступили. — Я не звал, но он уже рядом!

   — Ну же, — подбадривал его бодрый ведущий. Только теперь я заметила, какие похотливые он бросал на Прохора Германовича, прямо злость берет. — Повторяйте за нами вместе, я…

   — Да хватит! — не выдержала я первая. — Никакой он не гей, — и тут же насторожилась. А мне-то откуда знать, какая у мужчины ориентация? Мы, можно сказать, с ним чужие друг другу люди. Может, ему парня как раз и нужно было искать, а не девушку… Бросив заинтересованный взгляд на ректора, у которого подозрительно дергался глаз, с искренним интересом переспросила: — Не гей же, да? Если что — я не против. Ваше дело, с кем в постели…

   — ОЛЬГА, — говоря это, он даже зубы не расцепил, губа опасно дергалась в такт бешено раздувающимся ноздрям. Пальцы снова сжали пятую точку. Так сильно, что искры из глаз брызнули.

   — Ай, мамочки! — отскочив в сторону, я неуверенно пожала плечами. — Нет, ну, а мне откуда знать? — Прохор Германович недобро прыснул, делая шаг вперед, заставляя вжаться в стену. Пораскинув мозгами, насколько позволяло состояние, я вдруг сделала самые логичные выводы во вселенной: — А почему вас тогда охранник пропустил, а меня одну не хотел?! Вы что, тут постоянный клиент?

   — Потому что это — гей клуб. Сюда пускают только мужчин. А девушки могут быть лишь «плюс один», — помог мне разобраться ведущий. — Это написано огромными буквами на входе, вы не видели? — потеряв ко мне всякий интерес, он снова посмотрел на ректора и чувственно прикусил губу. — Ну так что, сладенький? Помочь тебе определиться?

   Прохор Германович замер, прикрыв глаза, словно от сильной физической боли. Покачал головой, хватаясь за сердце, а потом… Не поворачиваясь врезал по носу ведущему. Не сильно, но достаточно, чтобы тот повалился со сцены.

   — ДА НЕ ГЕЙ Я, — взревел тот. То ли на меня, то ли на ведущего, то ли на людей вкруг.

   Толпа недовольно засвистела, даже пол затрясся под ногами. Кто-то, самый смелый, вдруг выкрикнул:

   — Это же гомофобы!

   — Пришли сюда поиздеваться над нами, — добавил второй. И тогда атмосфера вокруг стала совсем тяжелой и невеселой. Можно сказать, воинственной.

   Видимо, Прохор Германович тоже почувствовал запах жареного, потому что вдруг переменился в лице. За долю секунды он возник рядом, подхватил меня одной рукой, словно маленького ребенка — подмышку, — и быстро спрыгнул со сцены, торжественно объявляя:

   — Пора заканчивать этот спектакль.

   Бежали мы оттуда, сверкая пятками… Ну как «мы». Прохор Германович бежал, а я только ножками мотыляла. Да так неудачно, что впечаталась щиколоткой в дверной проем. И только когда ректор поставил меня на ноги у дороги, вдруг увидела красный порез и припухшую кожу.

   — А ну, иди-ка сюда, — запыхавшийся мужчина еще не отошел от шоу в гей-клубе, выдохнуть не успел, а тут визжащая от боли я. Толкнув меня на лавочку, тут же пристроился рядом едва ли не на корточках. Когда он нежно и едва касаясь изучал рану, я думала лишь о том, как сексуально он смотрится у меня между ног. — Надо рану обработать.

   Резко поднявшись с места, мужчина вышел на проезжую часть, голосуя. В первые же секунды из ниоткуда появилось желтое такси. Куда он меня буквально силком затащил, деловито объявляя:

   — Поехали!

   А куда именно поехали, как говорится, знать не положено. Да и назвал мужчина адрес так невнятно, что ничего не разобрать. Честно говоря, даже в моем шатком и безбашенном состоянии было страшно сидеть рядом с Прохором Германовичем. Казалось, поднеси сейчас спичку — та вспыхнет адским пламенем. Не то что переспрашивать…

   — Эм… — когда на горизонте снова возник вуз, я испуганно вжалась в сидение. — Вы куда меня привезли?

   Ректор лишь испустил тяжелый вздох, молча вышел из авто и вытянул меня за талию.

   — Молчи, — приказал тот, закидывая к себе на плечо и зажимая рот. На улице было темно, но люди ходили. Узнай кто-то в мужчине ректора вуза — быть скандалу.

   — Может, вы меня тогда на ноги поставите? — пробормотала я так, как удалось, — едва разборчиво.

   — Нет, — выдохнул он, в который раз за вечер отвесив мне подзатыльник. Между прочим, в этот раз без причины. — Просто молчи, Ольга. Мол-чи.

   Сколько ни меняли охранников, как ни боролись — те все равно спали на рабочем месте. В тот вечер я была рада такому раскладу дел, посему в кабинет мы прошмыгнули без происшествий. Прохор Германович посадил меня на свой стол, а сам зачем-то в него поспешно полез, открывая многочисленные ящики один за другим.

   — Зачем мы здесь? — не удержалась я, болтыхая ногами.

   — Рану обработаю, жгут наложу, — уверенно поставил перед фактом, наконец доставая белый небольшой коробок. Прохор Германович уселся в кресло, где еще несколько часов назад корячилась я, и с видом опытного доктора принялся обрабатывать порез.

   Мне нравилось то приятное томление, что возникало в груди от его уверенных мужских прикосновений, бабочки в животе порхали. С прищуром наблюдая за мужчиной, я подметила про себя одну важную деталь, загадочно похлопав себя пальцем по подбородку:

    — Вы уверены, что не гей?

   Прохор Германович вскинул на меня взгляд, замер с сжатыми губами.

   — Нога, — я подбородком на нее указала, в глазах ректора отразилось недоумение. — Вы мне уже пару минут ногу лечите и ни разу не заглянули под юбку.

   — А должен был? — бровь того насмешливо вздернулась, оскал стал на удивление мягче и приветливее, что ли. Теперь, казалось, он не злится на меня, а с трудом сдерживает смех.

   — Должен, должен! — закивала я, неожиданно даже для себя спрыгнув со стола. В этот раз именно я нависала над мужчиной, ему приходилось откидывать голову назад. — А давайте проверим, вдруг вы пока сами не знаете?

   Он открыл рот, но тут же его захлопнул. Сложил руки на груди, настороженно протянув:

   — Интересно даже, каким образом?

   — А простым! — в наглую подхватив его руки, я положила их себе на талию, серьезно спросив: — Есть… этот, как его там… контакт?

   Мужчина изумленно замер, голос стал заметно ниже:

    — Контакт? Например, какой?

   Я облизала пересохшие губы, Прохор Германович плотнее сжал пальцами талию:

   — Возбуждение, томление, бабочки в животе… Не знаю даже, что-нибудь гетеросексуальное!

   Мне почудились в тембре ректора хрипящие бархатные нотки, он тянул слоги, будто рот вязала хурма:

   — Можно нескромный вопрос?

   Руки он так и не убрал, мне даже показалось, мол, те к коже приросли.

   — Да-да?

   — Ты так уверена, что проверять надо именно на тебе, правда? — мужчина сжимал челюсти, чтобы не засмеяться. — Может, ты мне просто не нравишься и дело в этом?

   В высоком зеркале напротив я увидела свое отражение, немного подумала и отмахнулась:

   — Ерунда, не придумывайте!

   — То есть, — Прохор Германович больше не сдерживался и откровенно рассмеялся. Вид его ровных белых зубов, блестящих глаз и мелких морщинок, обрамляющих глаза лучиками, заставил потерять дар речи, — если я на тебя никак не среагирую, то точно гей?

   — Именно! — взорвалась я, начиная закипать.

   — И почему это? — ректор хищно вскинул бровь, в голубых глазах заплясало коварство.

   Прохор Германович смотрел на меня с насмешливым вызовом, как на нашкодившего ребенка. Сцепив зубы, вскинула руками:

   — Я умная! Одна из лучших в группе, между прочим.

   — Похвально, — кивнул тот, заставляя расплыться в победной улыбке, но тут же театрально сочувственно заставил опуститься с небес на землю: — Звучит как единственное достоинство. Такое говорят, когда больше не за что зацепиться.

   — Но… — настроение тут же начало падать, в голове возникло полное недоумение, буквально белый лист. — Я же красивая! Все так говорят…

   — Хм… — с глухим выдохом этот странный тип поднялся с места и придвинулся так близко, что наши носы почти касались. Он скользнул кончиком по губам, подбородку, спускаясь к шее. Затягиваясь моим запахом, как сигаретой. Могу поклялся, что из груди его в этот момент вырвался странный рык, а меня прямо передернуло.

   — Нравится запах? — буквы родного алфавита вылетели из головы в тот момент, рот открывался с трудом.

   — Пока не понял, — поспешно отмахнулся, резко шаг назад. Делая расстояние между нами более-менее приличным. — По крайней мере, не отталкивает и не воняет.

   — Это уже что-то, — голос осип, выдержать взгляд Прохора Германовича было чем-то на уровне фантастики. Сейчас он был пробирающим до самого нутра, обещающим что-то темное. Пришлось уставиться в пол, сердце из груди так и вырывалось.

   — Что касается твоей внешности, — тем не менее продолжил тот будничным тоном. Вытянув руку, ректор коснулся указательным пальцем моей кожи и мир вокруг перестал существовать. — Твои миндалевидные огромные карие глаза отлично смотрятся на фоне таких пухлых губ, которых я в своей жизни никогда не видел. Нос тонкий и прямой, подбородок острый, ни единого изъяна… Кожа бархатная, шелковистая… — не осознавая того, я прикрыла глаза и распахнула губы, пытаясь глотнуть хоть немного кислорода. То, как его палец скользил по моему лицу, — сводило с ума почему-то именно меня, хотя цель была иная. В желудке возникло приятное покалывание от слов мужчины, но тут же пропало, стоило тому отмахнуться: — Только в наше время это ничего не значит. Красивым может быть любой, кто знаком с косметологией.

   — Но… — мысли путались от отчаянья. — Я ничего с собой не делала! — ректор лишь надменно развел руками, мол: «Ты каждому встречному будешь этот факт доказывать?» Стоило признать, что никто так не опускал мою самооценку, как этот несносный мужчина, но сдаваться я даже не планировала, уперев руки в боки: — А еще я спортом занимаюсь. С шести лет профессионально гимнастикой, а с момента поступления — для души. Фитнес, йога, стретчин…

   — Не видно по тебе, если честно, уж прости, — буднично выдохнул тот, поджимая губы. — Что же, если это все, то…

   Когда срывает границы, то все сразу. Не полумерами. Внутри не было страха, морали, совести, а лишь чистый интерес: доказать, что я хоть что-то из себя представляю. Так или иначе, после слов Прохора Германовича возникло желание прикопать себя под ближайшей елочкой.

   Не думая ни мгновения, я подцепила края платья, поднимая его до уровня бедер. Затем привычно сжала целую щиколотку и подняла ногу до самой головы. Буднично и легко.

   — А так? — гордо вскинув подбородок, заявила. — Видно? Шпагат пойдет?

   Лишь на одну крохотную секунду глаза мужчины расширились, а с губ сорвался кашель. Пока Прохор Германович остервенело скидывал с себя пиджак, буквально отдирал с корнями верхние пуговицы рубашки, пытаясь глотнуть побольше кислорода, мужчина взял себя в руки и тем же равнодушным голосом рявкнул:

   — Такое себе. Нашла чем удивить.

   — Да вы… Да вы!.. Уф! — между моих бровей возникла глубокая морщина, даже больно стало. Опустив ногу, я в расстроенных чувствах подняла платье так, чтобы было видно живот, но мужчина почему-то смотрел куда-то пониже. — Смотрите, у меня кубики есть! Все четыре, ага-ага! — впечатленным ректор не выглядел, скорее окаменевшей статуей. Так что, повернувшись спиной к нему, напрягла ягодицы, демонстрируя труды долгих лет. А показать, откровенно говоря, было что. За собой я следила очень тщательно и кропотливо. — А тут видели, какие мышцы? Я старалась, вообще-то! — снова повернулась лицом, показывая бицепсы, но Прохор Германович до сих пор вниз смотрел, в глубинах его глаз так мои персики на трусах и плясали. — А руки видели какие?!.. Видели?? Ой, я что вам тут рассказываю… Все настроение испортили! Пойду-ка я, наверное…

   Одернув платье пониже, я, шмыгнув носом, протерла тот внутренней частью ладони. Представляя, как вернусь сейчас в родную общагу и снова буду бороться со своими вечными комплексами. Но не успела сделать и двух шагов к двери, как цепкая рука сжала кисть, дернув обратно.

   — Что вы делаете? — задыхаясь от неожиданности, закружившись вокруг своей оси, оказалась сжата в цепких лапах Прохора Германовича. Он смотрел на меня волком. Маски слетели. И теперь это был не надменный сноб, а голодный волк.

   — Кажется, — он хищно облизнулся, — я что-то почувствовал, Персик…

   — Н-например? — мурашки прошлись по телу волнами, оставаясь там, где покоились его руки: на моей пятой точке. Даже сквозь платье прожигали насквозь, словно лава!

   Я не решила поднять взгляд и посмотреть ему в глаза, не смогла, силы духа не хватило. Энергия мужчины была сильнее моей, подавляла, накрывала нас обоих куполом из тягучего-горячего кислорода. Я чувствовала его желание, возбуждение. Оно подпитывало меня, как зарядка телефон. Выбивало почву из-под ног, подкашивало колени. Только сейчас стало ясно — Прохор Германович притворялся все это время. Возможно, хотел понять, как далеко я зайду? Не знаю. И сейчас не способна была размышлять.

   — Например, — прорычал он, осматривая меня бегло и голодно, — это…

   А затем он просто накрыл мои губы своими.

ГЛАВА 3

В своей жизни я целовалась трижды: с первой любовью на выпускном балу перед расставанием навсегда (жизнь развела нас в разные уголки мира); с первым настоящим парнем на втором курсе вуза и, наконец, одногруппником на одной давней вечеринке. Последний был моим другом… Но, как оказалось, дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, кто-то один обязательно испытывает нечто большее.

   С Прохором Германовичем все было иначе. Никакой неловкости, притирки, сомнений. Его язык заставлял меня забыть о мире вокруг! Протрезветь, снова опьянеть до головокружения. Это был какой-то странный ритуальный танец… Или битва на мечах? Победитель — заранее известен, на этот трон я даже не претендовала.

   Он был сильнее меня, энергетика мужчины окутывала теплым пледом. Уверенные ладони умело скользили по телу со знанием дела. За ними оставался шлейф из мурашек и покалываний, платье поднималось все выше и выше.

   Когда пальцы коснулись голого живота, я сдавленно застонала, переставая дышать. Забывая, как правильно это делать. Прохор Германович отстранился, с утробным урчанием утыкаясь кончиком носа мне в шею, выписывая на ней агрессивные измученные круги.

   Не помню, в какой момент я оказалась сидящей на столе с широко разведенными ногами… Когда Прохор Германович успел вклиниться между них… Но стоило ощутить, как сильно напряжена его ширинка, позвоночник встал колом, с губ рвано сорвалось:

   — Вас же не впечатлил мой шпагат!

   Губы возникли на месте носа… Мимолетные краткие поцелуи, сменяющиеся нежными едва ощутимыми укусами. Сейчас тело мое напоминало электрический провод, искрящийся даже от легкого сквозняка. Ладони мужчины медленно спустились вниз, незаметно проникая под резинку трусиков, голос стал до одури низким:

   — Сама говорила, что умная.

   — Но… — легкие сдавило, внутренности скрутило в плотный узел. Закинув руку ректору на шею, я не удержалась от желания запустить пятерню в его густые шелковистые волосы. Прохора Германовича передернуло, зрачки расширились до совершенно пугающего размера, полностью заслоняя собой голубой цвет. — Вы же говорили, мол, такое вспоминают, когда больше не за что зацепиться.

   — Хм… — ректор облизнул губы, на мгновение отстраняясь. Полминуты длилась напряженная тишина, а затем он просто толкнул меня на стол, идеально разложенные там предметы под линейку рассыпались по полу. Удивительно, но Прохор Германович и глазом не повел. Платье было на уровне груди, колени свисали с края, ноги не доставали пола. Мужчина поставил два пальца на бедро, изображая человечка и его путь по окрестностям моего тела. — Не ты ли говорила, что красивая?

   — Вы же так не думаете! — каким-то чудом отмахнулась, хотя все мысли были сосредоточенны вокруг тех самых пальцев, добравшихся точки «в». Сжав края стояла пальцами до побеления костяшек, я прикусила губу и замерла.

   — С чего ты взяла? — спокойно и умиротворенно выдохнул, прежде чем сделал это. Перешел ту самую грань, которая, по правде говоря, давно была позади — проник прямо под тонкую ткань, касаясь пушка на лобке. Прохор Германович замер в удивлении. По лицу его можно было сказать, что растительность на причинном месте у женщин он никогда не встречал, но лично я не считала нужным избавляться от трех несчастных волосин, чтобы на их месте выросло сто новых: жестких и толстых.

   — Это видно по вашему лицу, — веки опустились сами по себе, когда большой палец мужчины плавно прошелся по складкам вниз, не проникая внутрь. Словно играя со мной, доводя до предела.

   — Значит, — ректор сделал шаг назад, снова упираясь ширинкой теперь уже в трусики, — ты просто не туда смотрела, Персик.

   Резко распахнув свои глаза, я столкнулась с его голубыми глыбами. Холодными, как арктические льдины… Парадокс, ведь от них становилось невыносимо жарко! Импульс возбуждения заставил вздрогнуть, Прохор Германович словно ожил.

   — С этим мы решили, — сделал странный вывод тот, хотя лично я ничего не поняла. — Теперь мне нужен конкретный ответ на четкий вопрос, девочка.

   Я бы никогда не подумала, что возможно подойти к грани без прикосновений к клитору, Прохор Германович сделал именно это. Он ходил вокруг до около, заставляя испарины пота стекать по лбу, но не позволял себе большего. Играл со своей жертвой, а мне нравилось быть его добычей. Нравилось быть той, из-за которой у него член пульсирует в плотных преподский штанах!

   — Ммм?

   — Что ты думаешь, — палец мужчины таки коснулся горошины, где скопилось все мое возбуждение. Обессиленно застонав, я откинула голову назад, сбивая все оставшиеся предметы со стола. Кажется, что-то разбилось на заднем плане, послышался грохот… — обо мне?

   Ему требовалось коснуться лишь еще раз… Всего чертов один раз! И я пришла бы к финалу. Но он остановился, заставляя зарычать от злости и бессилия, напомнив:

    — Ответ. Я его жду.

   В который раз за день оценив Прохора Германовича, я вдруг поняла, что этот мужчина умел и любил приказывать. Но, кроме всего прочего, требовал беспрекословного выполнения своих, пусть порой и абсурдных, «хочу». Либо так, как он сказал, либо никак. И когда ты лежишь у него на столе и изнываешь от желания кончить — выбора особо не остается, кроме как подчиниться.

   — Скажем так... Я рада, что вы не гей! — выплюнула гневно.

   — Почему? — бровь его взметнулась. Не давая мне остыть, он узорами очерчивал лобок, половые губы, бедра…

   — Потому что, — это было выше меня, дыхание сперло, голова закружилась, тело тянуло от постоянного напряжения, — вы охренительно сексуальный мужчина!

   Он улыбнулся так, что мое сердце перестало биться. Это была улыбка победителя по жизни.

   — Что же, Ольга… Пока сойдет, — странно выпалил он и, прежде чем я успела очнуться, скользнул пальцами по клитору. Пару опытных поглаживаний, и меня разорвало изнутри вспышкой сверхновой. Самый мощный, головокружительный оргазм за всю жизнь! Пока я корячилась в судорогах, мужчина времени не терял. Звякнула бляшка ремня, молния брюк, шелест ткани… Горячий, налитый кровью член уперся между влажных складок.

   — Что вы?!.. — задохнувшись на полуслове, не нашла в себе силы даже закончить фразу.

   — Тсс… — мужчина провел головкой по входу. Сцепив зубы, он тяжело задышал. Глаза закатились, а пальцы рук заметно задрожали. — Тебе понравится, я обещаю.

   Могла ли я точно знать, что секс с этим мужчиной мне действительно понравится? Конечно, нет. И дело не конкретно в Прохоре Германовиче, а отсутствии какого-либо иного опыта у меня с мужчинами в частности.

   — Но… — язык заплетался, от смешанных чувств изнывала изнутри. — Послушайте…

   Одна часть меня сгорала от желания, мечтая о ректоре напротив больше всего на свете. Прохор Германович был, прямо скажем, невероятно красивым. Даже порно фильмов хватило чтобы понять — его член далеко не маленький и стоит куда лучше, чем у любого ровесника. К тому же, мужчина наверняка опытный, а значит, не будет всех тех ужасов, что рассказывают подруги про первый раз…

   — Да? — буквально прорычал тот, слова явно давались ректору с трудом. — Говори сейчас или просто молчи, Персик.

   Ректор сделал небольшую выжидающую паузу, давая мне время собраться с мыслями и сказать ему «нет». Растерянно прикусив губу, я пыталась решить, что делать и как себя вести, но по-прежнему ощущала себя чертовски пьяной.

   — Ну? — немного гневно поторопил меня тот, прищуриваясь.

   Головка лишь слегка проникла в меня, даря непривычное новое ощущение. Хорошее или плохое — пока было понять сложно, но дух из тела выбило за мгновение. Подавившись кислородом, я сжала переносицу пальцами и выпалила первое, что пришло в голову:

   — Ш-шпагат…

   Ему стоило сказать, что я девственница. Обязательно! И я действительно собиралась, но буквы сложились в абсурдную околёсицу, аж самой стыдно стало и щеки запылали.

   — Что «шпагат»? — деля слова, отчеканил Прохор Германович, сцепив зубы.

   — Я же это… — щеки запылали, но бросать на полуслове было как-то неприлично, что ли. — В общем-то, разные шпагаты умею. Поперечный, к примеру. Хотите, покажу?

   — Что, сейчас? — Прохор Германович не на шутку офигел, даже голос осел. Я нервно сглотнула, ощутив, как его мужское достоинство дрогнуло. А затем ректор вдруг расплылся в коварной улыбочке и прохрипел: — Ну, покажи…

   — Так это, — подбородком указала на пол, — надо встать. Положение поменять, так сказать…

   — Не надо, — он вдруг поиграл своими густыми темными бровями, улыбаясь краешками губ. — И так получится. Дерзай!

   — Гхм… Не получится, — зачем-то уперлась я, хотя вообще собиралась о другом поговорить. Какой к чертовой бабушке шпагат?!

   — Не переживай, — не унимался тот, даже заботливо мои ноги поднял на стол под коленки. — Я тебя растяну лучше всех.

   С губ сорвался истерический смешок:

    — Почему я даже не сомневаюсь?

   — Правильно делаешь, — было в голосе мужчины что-то собственническое, властное. В который раз за вечер во рту пересохло, хотя ранее такое никогда не случалось. Он с предвкушением провел ладонью по моей ноге, заставляя вжаться в стол. — Тебе помочь или ты сама, девочка?

   Понимая, что дальше оттягивать уже некуда, я с глухим стоном поморщилась и собралась с духом, чтобы рассказать ему уклад вещей… Почти собралась. То, как нежно пальцы Прохора Германовича бродили по моей коже, отвлекало, путало мысли… Я боялась, что, скажи ему про свой маленький недостаток, все тут же прекратится на корню. Кто вообще хочет возиться с девственницей? Кому нужны эти проблемы?

   — Прохор Германович… — воодушевленно начала я, но тут же замолчала. Мужчина словно специально качнулся бедрами вперед, затыкая мне рот.

   — Да-да, Персик? — невинно переспросил, делая это снова, вырывая из груди новые и новые стоны. — И, знаешь, пожалуй, в постели тебе стоит называть меня по имени.

   И снова главная мысль улетела под давлением новой информации… Ректор предлагал почти что перейти на «ты»? Связка — Прохор Германович — казалась мне единым целым, чем-то неразрывным. Сложно даже представить, что существуют люди, называющего эту пиранью по имени.

   Прохор. Это даже в голове не вязалось!

   — Нет, — искренне расхохоталась я, хватаясь за живот. Такие люди, как он, рождаются сразу в костюме и с портфелем. Им сразу «выкают» и склоняют голову при встрече. — Никогда, простите уж.

   — Я сказал тебе называть меня по имени в постели, — замерев, он прошипел это низко, будто пытаясь втемяшить в голову, — а не предложил. Чувствуешь разницу?

   На какое-то мгновение я даже обомлела, а потом вдруг вспомнила, что вообще-то не на паре и он не сможет заткнуть мне рот, спокойно пожимая плечами:

   — Вы не можете приказывать мне, понятно? Захочу, вообще уйду!

   — Ха, — надменно закатил глаза тот, указывая ладонью на выход. — Пожалуйста, дверь всегда открыта!

   Раздраженно выдохнув, я поднялась и села на месте, пытаясь свести ноги и сдвинуться с места. Кажется, Прохор Германович ожидал чего угодно, но не этого, потому что сжал меня руками так, что слезы из глаз брызнули.

   — Я тогда пойду, — напомнила на всякий случай, пальцем показывая туда, куда он только что меня приглашал.

   — Давай, — тихо шепнул он, но вместо того, чтобы отпустить… Вдруг впечатался в губы поцелуем, больше напоминающим тайфун! Я очнуться не успела, как обвила его талию ногами, а его руки приподняли меня под ягодицы, насаживая на свой возбужденный орган. Я пришла в себя, лишь когда он проник чуть глубже, чем обычно, мужчина удивленно хмыкнул:

   — Такая узкая…

   И вот тогда я поняла, что надо либо признаться, либо заканчивать все это. Голова пухла бесконечные три секунды рокового выбора между животным нутром и здравым смыслом. Как вдруг кроме нашего бешенного дыхания я услышала нечто неожиданное.

   Дверь в приемную открылась, шаги начали приближаться к кабинету.

   Прохор Германович замер, навострив уши. В кабинете ректора стоял полумрак, лишь настольная лампа с мягким белым светом освещала огромное пространство. А вот в приемной горел свет, тень незваного гостя становилась все отчетливее.

   — Вы кого-то ждете? — прошептала я с безумно колотящимся сердцем.

   — Нет, — с недовольным выдохом сквозь стиснутые зубы ректор отшатнулся назад, раздраженно съязвив: — А ты, Персик? Запасной кавалер на подходе?

   Я только было собралась высказать ему все, что накопилось внутри, но мужчина вовремя плотно зажал мой рот ладонью, многозначительно подняв бровь:

    — Вопрос был риторический, девочка. Молчи.

   Будь у меня хоть единственная возможность укусить мужчину за его наглую руку — непременно воспользовалась бы, но никак не выходило. Поэтому просто попыталась выразить все раздражение взглядом, не двойственно указав подбородком на свои раскинутые ноги и человека, копошащегося за дверью.

   — Стесняешься? — будто играя со мной в «кошки-мышки», театрально ахнул этот умник. Я попыталась пнуть его коленкой в бедро, но мужчина своевременно перехватил ногу за голень. — Что-то ты пресс мне показывать не стеснялась…

   «Это разные вещи!» — прокричала я про себя, но вслух не могла. Словно в каком-то замедленном фильме шаги приближались, а Прохор Германович намеренно испытывал мое сердце на стрессоустойчивость. Я задыхалась только от одного представления, в какой позе нас может застать нежданный гость.

   — Кстати, — намеренно неторопливо ректор в который раз за вечер прошелся носом по моей шее, втягивая аромат кожи, — духи у тебя отличные. Меня прямо пробирает. Феромоны какие-то? Потом расскажешь, где купила.

   Я бы обязательно сказала мужчине, мол, не любитель посторонних запахов. Раздражают они меня, мигрень вызывают! Если бы чужие шаги не замерли за дверью. Пару мгновений, и неизбежное точно произойдет. Даже своим поплывшим мозгом не составляло труда понять, насколько это глобальная катастрофа!

   Не было времени и желания больше припираться. Испуганно посмотрев на Прохора Германовича расширенными глазами, полными слез, я молила его прекратить этот ужас. Или, как минимум, позволить привести себя в порядок.

   — Ты чего, а? — от незнакомой мне нежности в голосе человека, наверняка даже слова такого не знающего, стало совсем не по себе. Он закрыл свободной рукой мою кожу, потрепав большим пальцем за щеку. — Никто не увидит твои персики… Кроме меня, естественно.

   Я даже знать не хотела, о чем он толкует, потому что чужая ладонь таки упала на ручку двери, та принялась прогибаться. Все ниже и ниже, в такт моему в конец замершему пульсу. Секунды тянулись вечность, в легкие будто кто-то залил свинец. Зажмурившись что есть мочи, я уже ждала самого худшего, как произошло ЭТО.

   Холодный, стальной, пробирающий до костей громкий звонкий голос ректора вуза разверз помещение, будто лезвие кинжала:

    — Я запрещаю вам входить!

   Ничего особенного… Казалось бы, обычное предложение, но оно словно обладало какой-то магией. Особой силой, способной растворять металл. Желание бежать, прятаться, спасаться стало чем-то на уровне инстинктов. Человек за дверью тоже ошарашенно остолбенел.

   — Я сейчас вернусь, — вполголоса прошептал уже мне Прохор Германович, — не смей ничего менять. Хочу застать тебя в той же позе.

   Не обращая никакого внимания на мой шок, тот спокойно спрятал возбужденное достоинство обратно в брюки, что вышло с трудом, и даже заботливо ножки мне помог сдвинуть. Находясь под огромным впечатлением от способности ректора доводить до отчаянья голосом, ожила, лишь когда он вышел за пределы кабинета. Причем сделал это так, чтобы гость даже заглянуть внутрь не смог.

   — Слушаю вас? — услышала я голос ректора, затем спрыгнула со стола, умостившись в кресло, поджимая под себя ноги. Только сейчас поняла, какой напряженной была последние минуты. И сейчас, стоило выдохнуть, силы покинули тело словно по щелчку пальцев. — На каком основании вы вторгаетесь в мой кабинет? Прошу заметить, без стука и предварительного предупреждения.

   — Ой, так вы на месте, да? — пролепетал охранник, заставляя хмыкнуть. Когда он нужен — спит. Когда нет — тут как тут. — А я слышу, что-то упало в кабинете… Думаю, дай проверю… Не вор ли, а то мало ли… Времена у нас нынче…

   — Вопрос тот же, — перебил его Прохор Германович. Даже по тону чувствовалось — мужчине не терпится вернуться обратно. Закончить незавершенное дело.

   Умостившись головой на спинке, прикрыла глаза и тут же стала погружаться в пучину покоя и нирваны.

   — Вы же сами понимаете, лучше лишний раз проверить… — растерялся охранник, едва ворочая языком. — Можно я таки проверю, как дела внутри обстоят? Вам же спокойнее будет, да и мне…

   — Вы сомневаетесь, что я смогу за себя постоять? Нет, ваша помощь здесь не требуется. С тем, что происходит в моем кабинете, я могу справиться сам без каких-либо затруднений, — без капли колебаний отмахнулся Прохор Германович. Кажется, он говорил что-то еще, но… Я просто заснула. Так быстро, как никогда ранее, и так же крепко.

ГЛАВА 4

Я проснулась резко, шею прострелило так, что слезы из глаз брызнули. Вместо подушки под головой лежал свернутый калачиком маленький зеленый плед. Пользы от него особой не было, лишь слегка смягчал острые углы быльцы дивана.

   Сев на «постели», я скинула с себя объёмный мужской пиджак, тот упал прямо на зеленый ковер. Перед глазами все плыло, сознание было неясным. Разминая шею, я пыталась понять, что вообще происходит и где нахожусь.

   — Вообще-то, — мягкий хрипловатый баритон вторгся в мой внутренний мир, как гром среди ясного неба. Я вздрогнула, с ужасом и растерянностью проследив за тем, как Прохор Германович наклоняется и поднимает пиджак. Аккуратно расправляет плечики и вешает на специально отведенную вешалку из красного дерева. — это стоит целое состояние.

   — И что? — выпалила первое, что пришло в голову, но тут же спохватилась: — Не я его на себя накинула.

   Или я?.. На это вопрос ответа пока не было. Порядком мутило, воспоминания возвращались дозированно. То, как принесла чай Прохору Германовичу и тот устроил мне допрос с пристрастиями. Но… КАКОГО ЧЕРТА Я СПАЛА В ЕГО КАБИНЕТЕ?! Какого черта он тоже здесь?!

   — Да, это сделал я, — согласно кивнул тот, вдруг поворачиваясь ко мне и осматривая пристально и надменно. — В таких случаях надо быть еще более благодарной, чем обычно.

   Мне не нравилось, как его безумно светлые глаза прожигали во мне дыру, бросало в дрожь. Даже глядя себе под ноги, я ощущала внимание ректора.

   — Что же, — пошатываясь, решила разобраться в происходящим ЗА пределами данного места и одной, посему вскочила на ноги, голова тут же закружилась, в глазах потемнело. — Пойду я, наверное.

   Прохор Германов возник из ниоткуда, удерживая за талию, не давая повалиться с ног. Он испуганно посмотрел мне в глаза, там читалась непонятная мне озабоченность. Мужчина почти мгновенно согнал эту лишнюю эмоцию, убедившись, что я уже в порядке. Только руки с талии почему-то не убрал.

   — Думаешь, — с мерзким сарказмом процедил тот, сдавленно смеясь, — я буду тебя уговаривать остаться? Наивная ты душа, Ольга.

   — А?.. — стало не по себе. Настолько, что на мгновение я даже забыла, что ночь провела в кабинете ректора собственного вуза и практически ничего не помню.

   — А то, — фыркнул он, пальцами неосознанно поглаживая мою талию, чем вызывал странные непонятные мне мурашки и дикое желание провалиться свозь землю от неловкости, — таких, как ты, миллионы. Вчерашнее недоразумение не делает тебя особенной.

   «Недоразумение», — пометила я про себя и нахмурилась. Обидела я его, что ли? Чего он иначе так пыхтит, как паровоз. Явно на нервах меня все ближе и ближе к себе придавливает.

   — Понимаю, — дежурно кивнула, состроив виноватую гримасу. Чтобы там ни было, ректора злить нельзя. — Очень жаль, что так вышло.

   — Жаль? — бровь его взметнулась ко лбу, из-за чего на коже появились мелкие морщинки. Такое ощущение, что моя реакция мужчину не успокаивала, а только больше раздраконивала. Сжав зубы, он пропыхтел: — О чем именно ты жалеешь, девочка.

   «Девочка» — от странного обращения меня повело. Хотя что не так? Собственно, я ведь и есть девочка. До женщины пока не дослужилась, как говорится.

   — Обо всем, — отмахнулась. Как никак, именно ректор решал мою судьбу в данном заведении. — Обо всем, Прохор Германович, поверьте мне!

   — Хмм… — вытянув губы вперед, тот сделал шаг назад, наконец оставляя меня в покое.

   — Понимаете? — прикусив губу, я украдкой взглянула на дверь. Прикрыта она была плотно, как бы не на замок. Юркнуть бы туда по-быстрому и сбежать, как можно дальше! — Это хорошо, что вы такой понимающий! Можно я тогда просто…

   — Это такая игра, — сделал самые странные и идиотские выводы мужчина, довольно хлопнув в ладоши. — Цену себе набить! Вы это умеете, — пока Прохор Германович размашисто направлялся к рабочему столу, я задавалась несколькими вопросами сразу. Во-первых, почему вокруг так чисто, словно после генеральной уборки? Во-вторых, если он тут тоже спал, то где? Диван-то один! Не на кресле же! И, в-третьих, что за бессвязную околесицу тот несет? Сомневаться еще больше в психическом состоянии ректора я начала, когда тот протянул мне какой-то написанный от руки договор и подбородком указал на стул. — Садись, Ольга. Подписывай.

   — Что? — я так и осела обратно на диван, а не туда, куда приказано. Нервный ректор мне сам принес бумажки и даже ручку выделил какую-то блатную — в кожаном чехле и с мраморной крышкой.

   — Тут сразу все, — самодовольно заявил тот, пальцем тыкая в рандомные, по моему мнению, строчки. — Отказ от претензий ко мне, договор о неразглашении, заранее озвученная стоимость оказанных услуг на будущее… — принялся перечислять тот, и я почти убедила себя, что разбила что-то в кабинете и тот хочет замять конфликт, как тот резюмировал: — И, естественно, заранее оговоренный график встреч, место, одежда, время… Как ты понимаешь, сюрпризы я не люблю, лучше прояснить все на берегу.

   Пытаясь понять, о чем идет речь, я чуть мозг не сломала, пока нервно не рассмеялась:

   — Прохор Германович, поверьте, я больше не горю желанием работать вашим секретарем. Сегодня должна вернуться Кристина и…

   — А ты и не будешь, — удивился тот, словно это само собой разумелось. — Это просто зашкаливающий уровень неэтичности. На такое я пойти не могу. К тому же, за другие услуги ты будешь получать гораздо больше. Или это ты так торгуешься? Тебе сверху накинуть для проформы?

   Зажмурившись, я сжала в руках бумаги и тяжело вздохнула. Голова пульсировала, тело ныло, мысли с трудом складывались во что-то цельное, а Прохор Германович от меня что-то требовал, и вникнуть в суть совершенно не выходило.

   Сцепив зубы, я-таки опустила взгляд на договор и быстро принялась его просматривать. Больше всего меня поразила последняя страница, глаза так и округлились.

   — «Отель пять звезд "Холд Спринг", с пятнадцати тридцати до пяти утра следующего дня», — зачитала вслух я, голос заметно подрагивал. Украдкой посмотрев на собранного мужчину, переспросила: — Что это?

   — Место нашей встречи, — словно для идиотки разжевал. — Тебе не нравится место или время?

   Замотав головой, я вытянула руку вперед, призывая того помолчать, хотя многословным Прохор Германович точно не был:

    — Что мы там будем делать?

   «Пожалуйста, скажи, что там будет проходить какая-то научная конференция!» — взмолилась каждая клеточка тела.

   — Хочешь, чтобы я это словами прописал, Персик? — теперь мужчина смотрел на меня, как ястреб на дичь, голодно и жадно, — Тем, чем занимаются мужчины и женщины наедине в отеле.

   — Уч-чебой? — наивно переспросила, мечтая о таком исходе событий.

   — Ага-ага, — кое-кто начинал уже порядком закипать. — Только не ею вообще. СЕКСОМ, Оль! С-е-к-с-о-м!

   — Это как? — я в осадок выпала, чуть сознание не потеряв. Тело будто растеклось по полу, а душа улетела на небеса. Отчаянно хотелось поверить, что это все еще сон. Глупый, нереальный, абсурдный… Но сон.

   — Как учеба, только наоборот! — рявкнул тот, заботливо и торопливо мне ручку распаковав, в руку вложив и направив в нужное место. — Подписывай давай уже!

   Я настолько офигела, что в растерянности даже первую букву имени написала, а потом откинула бумаги, как будто это контракт с дьяволом. В общем-то, так оно и было.

   — Не переживай, — продолжил тот, как ни в чем не бывало, — никто тебя в пять утра взашей из гостиницы выгонять не будет, если ты об этом подумала. Это я уйду, а ты развлекайся чем хочешь и…

   — Да не хочу я с вами спать! — резко вскочив с места и наконец перебив мужчину, я двинулась к выходу, но Прохор Германович вовремя перекрыл путь собой. Реакция у него, стоит признать, как у супергероя из всех известных комиксов! — Вы мне вообще не нравитесь, понятно? Я и сама учусь прекрасно, не нужны мне никакие дополнительные опции, ясно?! Вы за кого меня принимаете?!

   — За того, кто вчера был готов на любой шпагат присесть по моему заказу, Персик, — хватаясь за живот, недобро расхохотался тот. И я начала постепенно вспоминать… Поездку в клуб, как минимум, во всех подробностях! — Ой, только не говори мне, что не специально принесла этот странный чай. И не специально им напоила меня. И себе для храбрости капнула, ага. Идеальный план… Был бы, не будь я умнее тебя!

   — Ох, черт его за ногу… Чай! — ошарашенно прикрыв рот рукой, я поняла наконец с чего все началось: чай лучшей подруги Марины! После него и началась череда этих странных событий. Увы, прошлое не воротишь и не изменишь.

   — Ага, чай, — сложив руки на груди, мужчина кивнул на контракт, листиками раскиданный по ковру. — В общем-то, я уже и не против... Тебе повезло. Так что подписывай и не выделывайся.

   Порой в жизни происходят какие-то совершенно невероятные вещи, и ты самоуверенно думаешь: «Все, больше удивить меня нечем!», но потом происходит это — реальность. Она падает на плечи неподъёмным шлакоблоком, придавливая к полу своим грузом.

   Я замерла на целую минуту, переваривая все, что успело произойти за утро, а потом… Просто рассмеялась. Так звонко, громко и искреннее, как только могла.

   — Что с тобой? — не понял Прохор Германович, складывая руки на груди и явно хмурясь. Моя реакция его, мягко скажем, смущала.

   — Давайте-ка подведем итог, — хлопнув в ладоши, призвала себя собраться. Утерла слезы и вдохнула кислорода. — Вы, ректор, предлагаете мне спать с вами в каких-то там отелях? При этом за зарплату и по договору?

   — Формулировка так себе, — поморщился тот, качая головой и сжимая пальцы до хруста суставов. — Я бы сказал так: безопасность нам обоим не повредит. А это, — он указал ладонью на бумажки, — деловой договор о сотрудничестве. Считай, высокооплачиваемая и вполне престижная работа.

   Удивленно рассматривая мужчину, я чувствовала себя безликим существом. Мошкой на его пути. Чем-то пустым и незначительным. Резиновой куклой Зиной, с которой можно только справлять нужду. Никто не обижал меня так, как Прохор Германович. Никто не бил так сильно по уверенности, попадая в самое сердце.

   Долгие годы я доказывала родителям, себе, миру, мол, что-то значу… Что-то из себя представляю, дабы какой-то столичный высокомерный сноб просто протянул мне гребанную бумажку с просьбой подписать? Контракт для профессиональной шлюхи?! Как говорится, каждый себе пенсию зарабатывает как умеет… Точнее ЧЕМ умеет.

   Глаза наполнились слезами, и я опустила голову к полу, обнимая себя ладонями за талию.

   — Ты сегодня как-то неважно выглядишь, — подал голос мужчина. Чуть тише и менее уверенно. — Давай-ка к доктору съездим? К тому же, провериться тебе не помешает полностью. Есть у меня один проверенный…

   — Интересно, оплата доктора входит в счет за оказание услуг? — съязвила в полголоса себе под нос, и мужчина ничего не расслышал. Но стоило снова увидеть чертов договор, рассыпанный по ковру, как обида сменилась злостью. Выпрямившись по струнке, я подняла взгляд и многозначительно выгнула голову в одну сторону. — Напомните-ка, почему вы любите, когда все по порядку?

   — Мы на эту тему не разговаривали, — холодно отмахнулся Прохор Германович. — Это тебя не касается.

   — Просто, — я медленно прошла к рабочему столу и театрально указала пальцем на папочки, канцелярские принадлежности, документы — все наверняка под линейку разложено, — как-то все тут не аккуратно. Не находите?

   Кажется, даже воздух в комнате стал тяжелее. Мужчина до хруста сжал кулаки, задохнулся:

    — Не смей там ничего трогать, девочка!

   — Да ладно вам, чего это вдруг? — повернувшись к мужчине, я многозначительно поиграла бровями. — После вашего предложения считаю себя в праве внести некие коррективы в ваш идеальный карточный домик. Как-никак, почти что половые компаньоны!

   Прежде чем Прохор Германович осознал, что вообще происходит, я просто скинула все содержимое стола на пол. До последней кучки! Из-за открытого окна бумажки веером разлетелись по помещению. Ручки с карандашами оказались под диваном. Пока ректор ошарашенно оценивал мой поступок, грудь его бешено вздымалась, а зрачки будто темнели и темнели, превращаясь в адскую черную дыру.

   — Убью, — прорычал он только одно слово, и меня будто передернуло. Надо было ускориться!

   Прохор Германович двинулся ко мне, крылья носа его раздувались. В последний момент удалось юркнуть за диван, который тоже впоследствии сместился. Даже грудь мужчины завибрировала, а по телу заметно прошли мурашки.

   — Готовь свои персики к порке, солнышко, — не расцепляя зубы, клятвенно пообещал тот.

   Направляясь к двери, я пыталась вспомнить, о каких таких персиках идет речь уже не в первый раз? И тут, когда уже провернула ручку двери, меня осенили воспоминания. Ужасные, стыдные… Те, которые хотелось вычеркнуть из памяти раз и навсегда, будто и не было вовсе. Теперь хотя бы было понятно, на каком основании Прохор Германович решил предоставить мне договор, но это его совершенно не оправдывало.

   На ходу сдвинув коврик, я оказалась в приемной. Как никогда хотелось вернуться в любимую общагу, только вот дверь, ведущая в коридор, оказалась заперта за замок изнутри, а ключ отсутствовал.

   — Черт! — горестно застонав, я даже обернуться не успела, как оказалась придавлена к двери массивным мужским телом.

   — Попалась, — не спросил, констатировал тот. Дыша в ухо как голодный зверь, — Как отрабатывать будешь ущерб, Персик?

   Теперь по моему телу прошли мурашки, я поморщилась.

   — А вы? — как можно громче и равнодушнее хмыкнула, деланно не замечая, как горячие ладони медленно скользят по талии, в такт носу на шее. — Я тоже хочу свою компенсацию.

   — За что это, а? — я слышала бешеное сердцебиение мужчины. Он был зол ровно в той же степени, как и возбуждён, что совершенно мне не на руку. — Кажется, я понял… Хочешь, наконец, закончить начатое? Что же, это запросто. Всю ночь об этом думал, шпагат твой забыть не мог…

   Словно огромный кирпич упал с плеч от мысли, что мы таки не переспали. Радость моя долго не продлилась, потому что ректор многозначительно вжался напряженной ширинкой мне в ягодицы, слегка толкаясь вперед.

   — Не-не-не, — активно замотала головой, упираясь ладонями в дверь и пытаясь оттолкнуться. — Вы мне психику, может быть, нарушили своими поползновениями, понятно?

   — Да что ты говоришь?! — взорвался тот, как гром среди ясного неба. У меня в ушах зазвенело.

   — Но я человек добрый, — торопливо продолжила, — сделаю вид, что ничего не было, если вы меня сейчас отпустите. Надеюсь, больше никогда не увидимся!

   Он замер, пребывая в каком-то вакууме, а потом резко повернул к себе лицом, сжимая мою челюсть своими пальцами:

   — Если это игра — пора прекращать, Ольга. Мне уже не нравится.

   — Я. Просто. Хочу. Уйти, — попыталась втемяшить ему в голову. Хотя… Еще пару минут таких вот «стрелок» глазами, и меня будут выносить. Вперед ногами, ага!

   — А что, если, — задумчиво протянул мужчина, — я скажу тебе «нет»? Я не хочу тебя отпускать.

   Наверное, в тот момент внутри меня что-то щелкнуло, какой-то защитный механизм. Не осознавая себя, я просто зарядила коленом мужчине в пах со всей дури. Прохор Германович такого не ожидал, посему удар пропустил и сложился вдвое. Даже обо мне забыл, что дало возможность оглянуться по сторонам в поисках ключа. Я сметала все на своим пути, кажется, даже ваза разбилась.

   — Тебе конец, девочка, — нехорошо пообещал мне Прохор Германович. От многогранности простой фразы резко захотелось прыгать с окна… А что, этаж всего четвертый, да и сугробы снега внизу намели…

   Было поздно. Он возник за спиной, как смерч, поднимая за талию и заведомо закрывая рот ладонью. Я и очнуться не успела, как оказалась на диване, а руки привязаны какими-то декоративными салфетками к торшеру.

   И тут кто-то принялся активно стучать в дверь. Снова, снова и снова… Что безумно мешало мужчине недобро разглядывать мое трепыхающееся тело своими пугающими голубыми глазами.

   — Подожди меня тут, я с тобой не закончил! — взяв парочку салфеток из коробки, он нагло затолкал мне их в рот и просто ушел открывать, заботливо прикрыв за собой дверь кабинета.

   — Тебе чего, Соколова? — прислушавшись, удалось разобрать лишь холодный раздраженный голос ректора, обращенный к гостю.

   Я радостно дернулась, узнав фамилию подруги, но спустя пару секунд поникла. Во-первых, она наверняка не единственная Соколова в огромном вузе. А во-вторых, и главных, зачем ей видеть меня привязанную в кабинете Прохора Германовича? Как вообще можно объяснить происходящее вменяемому адекватному человеку? Энтузиазм звать на помощь тут же пропал, настроение поникло.

   — Послушайте, я не имею права вас отвлекать… Но моя подруга Оля, которая вчера заменяла вашу постоянную секретаршу, куда-то пропала! Может, вы знаете, где она? — испуганно затараторила Марина, чуть ли не заикаясь от испуга и потерянности. Я в красках представила, как та пришла в нашу общую комнату в общежитии и испугалась, бедная. Уверена, телефон мой сел уже давно, а значит, связи никакой не было.

   — Успокойся, спит она дома. Все, панике отбой? — с тяжелым вздохом, мужчина явно торопился выпроводить Марину вон. И я не знала, радоваться мне этому или нет.

   — Но телефон отключен… — едва не плача прошептала Марина.

   — Сел, — рявкнул тот. Так, что даже я непроизвольно сжалась каждой клеточной тела. — Все? У тебя пары разве не во вторую смену? Ты на кой черт нам тут нужна, благодетельница хренова?

   — Ааа?! — кажется, Марина выпала из реальности так же, как и я. Это же насколько надо было вывести Прохора Германовича, что он вспомнил слово на букву «х».

   — Да что с тобой делать?! — взорвался мужчина. — Дома Оля. Точно знаю, зуб даю. Иди зубри учебники. Я договорюсь, чтобы тебя сегодня проверили: везде ты такая дотошная или только в том, что тебя не касается.

   — Оля не в квартире живет, а в общаге, — Марина в конец растерялась, а я лишь ускорилась. У меня было совсем мало времени. Судя по настрою ректора — пару секунд, и он устанет придумывать оправдания и просто захлопнет дверью перед носом девушки.

   — Вы рылись в МОЕЙ сумке?! Это точно незаконно! Даже для вас! — голос Марины оглушил собой округу. Я прикрыла глаза, безмолвно застонав. Страшно представить, какой разгром та застала в приемной.

   — Твоя, значит, сумка, да? И чай тоже твой? — судя по всему, кое-кого очень удивило, что чай не мой и соблазнять его отнюдь не собирались.

   — Все мое! Хочу забрать, имею право. Там внутри чип пришит, если его просканировать — информация обо мне вам сразу на смартфоне высветится. Так что? — подтвердила Марина, так серьёзно, что я ее еще больше зауважала.

   Прохор Германович завис на пару минут, переваривая новую информацию, а потом вдруг взорвался:

   — Потом заберешь, Соколова. У меня нет на тебя времени.

   Дверь хлопнула, замок щелкнул, Марина осталась позади. Я слышала, как она пару раз еще ударила по двери, а потом бросилась куда-то со всех ног. Оставалось надеяться, что не в полицию, такой позор точно не пережить.

   Когда ректор вернулся в кабинет, я уже лежала ровно так, как он до этого меня оставил и внимательно изучала его реакцию, пытаясь предугадать план дальнейших действий.

   — Упертая у тебя подруга, — закатил глаза Прохор Германович, вальяжно снимая запонки и закатывая рукава рубашки. Зачем? Если честно, даже знать этого не хотелось!

   — Ага, единственная и любимая, — выпалила на автомате, мужчина на мгновение замер, переставая зачем-то снимать обувь. Что вообще происходит? Желая хоть как-то прекратить этот беспредел, я вдруг решила поменять тактику: — Прохор Германович, вот вы мне там контракт предлагали… Может, я вообще по девочкам, а?

   — Ты-то? Ппф! — прыснул тот, затем сверкнул в меня глазами. — Я ведь сказал называть меня по имени, когда мы в постели.

   — Я, между прочим, с Мариной живу, — многозначительно закивала. Хорошо, что мужчина не заметил, что его несчастные салфетки давно были мною выплюнуты… Или делал вид? В любом случае, он явно был до сих пор растерян после разговора с Мариной и обескуражен, небось, чужая сумка из головы не выходила. И тут до меня дошло: — Стоп. Мы, вообще-то, не в постели!

   Аккуратно поставив обувь около дивана, тот скинул носки и принялся так же вальяжно расстегивать ремень на брюках. Хриплый бас разлился по моим венам, как свинец:

   — Ты уже, а я уже скоро.

   — Но… — растерянно обернувшись по сторонам, не нашла больше что сказать: — А как же контракт? Я его не подписала!

   — Ольга, — покачал головой тот. Дескать, вот наивная, — я тебя не выпущу, пока не подпишешь. Это моя репутация, моя работа, мой гарант спокойствия. Так что только тебе решать, как скоро это произойдет.

   Уж не знала я, что Прохор Германович собирался делать дальше: стриптиз танцевать; напоминать, как много я ночью упустила или запугивать, но решила я прибегнуть к плану «б». Прочистила горло, сделав голос томным и, как мне казалось, сексуальным.

   — Прохор Германович, — даже невинно похлопала глазками для проформы, — у меня уже ручки затекли. Развяжите, а?

   — Мне ремонт после тебя в копеечку выльется, плюс моральный ущерб. — нависнув надо мной, ректор заботливо убрал волосы с мокрого лба. Тяжело вздохнул и зачем-то чмокнул между бровей, вызывая непрошенные мурашки. Меня прямо передернуло. — Так что нет, девочка. Лежи пока так. Ради тебя же самой стараюсь.

    Краем сознания я раздумывала, когда Прохор Германович успел почистить зубы? Почему его дыхание такое пьяняще мятное? Но главные мысли витали вокруг головокружительного парфюма, раззадоривающего рецепторы. Парни в моем окружении не душились таким, это был запах дорого и уверенного в себе карьериста. Холодной, жадной до всего, что считает своим, акулы.

   — Может, не надо? — прошептала едва различимо с безумным биением сердца, когда он просто скользнул по моему телу в одежде таким взглядом. А чувство было такое, словно уже переспал.

   — Что именно, — чеканя каждое слово, он словно задыхался от возбуждения, — не надо?

   — Р-раздеваться? — как можно спокойнее кивнула на его рубашку, расстегнутую до середины. Я видела лишь часть мощной груди, покрытой темными волосами. Мускулистую, жилистую. Странное желание проснулось внутри — коснуться его кожи…

   — Я уже почти это сделал, — мягко, хрипло, нежно поставил меня перед фактом тот, засмотревшись в мои глаза.

   — Зачем? — я словно забыла, как дышать. Что надо делать? Почему кислород больше не поступает в легкие? Почему они так жгут изнутри от каждого едва уловимого движения мужчины?

   — Переодеться хочу, — он кивнул на закрытый шкаф. Быстро, не хотя, не желая смотреть куда-то в другое место, кроме как на меня, — в свежий костюм. Ректор я или кто?

   — Так, — я сглотнула так тяжело, будто проглатывала шар от боулинга, — переодевайтесь.

   А потом зажмурилась и поняла. Нет! Этого не стоит делать. Совершенно нет. Он — ректор. Мало того, что он почти ровесник моего отца, так еще и ректор вуза. Должностное лицо!

   — Посмотри на меня, — приказал он громко, властно, в чем-то жестко. Я послушалась, все мое нутро требовало этого. И тут же закашлялась.

   Потому что он хотел меня. Это витало в воздухе, словно кто-то зажег свечу с ароматом возбуждения. Воздух вокруг искрил, испепелялся, тлел. Мужчина нервно сглотнул, просто положив ладонь на мою грудь, и меня просто повело.

   — Почему сердце так быстро бьется, Ольга? — многозначительно подняв бровь, спросил он. Мы оба знали, что хочет услышать Прохор Германович. Но есть вещи, озвучить которые не стоит.

   — Наклонитесь, — прошептала я, и он послушался, как завороженный, — ниже, пожалуйста.

   Мужчина завис над моим ухом, такой уязвимый и податливый. Кто бы мог подумать! Полностью потерявший бдительность. И это еще после того, как я ему ногой в пах зарядила! От моего голоса волосы на его голове встали дыбом:

   — Домой просто хочу.

   Я миллион раз отрепетировала дальнейшие действия в голове, посему даже не удивилась, когда все вышло слаженно и быстро. Руки развязала давно, поэтому просто перекинула мужчине веревку за спину и стянула заранее подготовленный жгут на его кистях. Толкнула на диван, вскочила сама.

   — ОЛЬГА, — прорычал он, когда я вырвала заранее подмеченный ключ из кармана брюк… К слову, очень тугого кармана. — Тебе конец, ты знаешь об этом?

   Прохор Германович был больше меня и сильнее, но я — проворнее. Заперев его в кабинете на ключ, я быстро схватила все свои вещи, включая сумку Марины, и выбежала из приемной. Ту тоже заперла на ключ, от греха подальше.

   Уже на первом этаже я столкнулась с перепуганной Мариной, весь обратный путь в общежитие она рассказывала мне про тот самый чай. Оказалось, это нечто вроде забористого алкоголя. То, что стоит держать подальше от мужчин и женщин, способный к необдуманным легкомысленным поступкам.

   Я уже открывала дверь комнаты, представляя, как проведу целый день в постели, как за спиной послышался саркастичный смешок:

   — Что, Никифорова, после гулянки ноги не сходятся и надо полежать?

   Тяжело вздохнув, я обернулась и смерила взглядом свою бывшую соседку по комнате. Обычно внешность и внутренний мир человека не совпадают, но в этот раз судьба словно подшутила — громоздкая широкоплечая Снежана буквально распространяла вокруг себя негатив. Ее маленькие крысиные глазки были всегда прищурены, по носу шла россыпь морщин, а руки в боки.

   — Не твое дело, — равнодушно пожав плечами, я вернулась к замку. За годы жизни рядом с девушкой мне удалось блокировать внутри раздражение. То пол у нее слишком скрипит, то платье мое размера «С» натянет на свой «ХЛ» и как будто ни при чем, что оно по шву разлезлось, то ногами я ламинат стаптываю, то дышу громко…

   — Так и знай, — торопливо выплюнула она сквозь зубы, тыкая пальцем, — будешь своих дедов сюда водить — я костями лягу, но тебя вытурю. Нехрен в общагу нести сифилис, приличное место как-никак!

   Тяжело выдохнув, я пожалела, что Марина сама пошла в магазин за водой, а не вместе со мной.

   — Каких дедов? — чертов ключ никак не проворачивался, уйти от разговора не выходило.

   — Обычных. Какой нормальный здоровый парень разве на тебя поведется? — нервно рассмеялась та, хватаясь за живот. Я недоверчиво покачала головой, с трудом сдержав желание закатить глаза. Ведь такое можно говорить, только если сама невероятная красавица с миллионом кавалеров, а не когда ты три прошлых зимних месяца питалась одним фастфудом и с постели не вставала, набрав более десяти лишних килограмм.

   — Ох… Ну, и? — вытянув ключ, я выдохнула и вдруг поняла, что все это время он был вставлен не той стороной. А значит, не замок сломан, а я просто не выспалась! Или кое-кто очень упертый и надоедливый умело запудрил мозг своим нежелательным вниманием.

   — Чтобы никто не узнал про твою шлюшью натуру, — вдруг ошарашила меня та. Я так и замерла с открытой дверью и подбородком, подпирающим пол. София всегда позволяла себе быть излишне нудной и скрупулёзной, но впервые перешла так открыто на личности. Заметив, что на нее наконец-то обратили внимание, та радостно улыбнулась: — Спорим, ты всю ночь на трассе стояла голосовала? Ну, как? Клиентов много было? Хотя… За такую, как ты, больше жвачки не дадут. Еще и самой небось доплачивать надо.

   Я только изумлялась, как пассивная агрессия перешла во вполне реальную и осязаемую. В небольшом коридоре у зеркала стоял связанный синий пакетик с канцелярским мусором, забытый мною вчера утром. Я подхватила его и кинула в руки бывшей соседки, она поймала его на лету:

   — Иди, пожалуйста, по-хорошему. И подружку с собой забери.

   Стоило только закрыть дверь изнутри, как завибрировал в кармане телефон. Его я успела подзарядить по пути обратно павербанком. Номер абонента был скрыт, не подписан: «Первый прогул, Персик? Катимся по наклонной?»

   Я так и осела на пол у небольшого шкафчика для верхней одежды, прижимая к груди трубку подрагивающими пальцами. Остаток дня потратила на поиски причин, по которым ректор мог бы меня уволить. Училась я хорошо, куратор нашей группы меня очень любила. Я была уверена, если Прохор Германович поставит вопрос ребром, женщина будет меня отстаивать…

   К утру я почти убедила себя, что нет причин для волнения. Все хорошо, под контролем.

   — Ты какая-то дерганная, — заметила Марина, пока я третий раз безуспешно пыталась нарисовать стрелки. Те снова и снова съезжали куда-то вниз, как и мое безуспешно потерянное хорошее настроение. — Все нормально?

   Моя рыжая подруга всегда казалась безумно проницательной, но последнее время сама летала в облаках и своих душевных переживаниях. Это дало возможность безнаказанно соврать:

   — Просто плохо подготовилась.

   — Не переживай, — девушка многозначительно поиграла бровями, приободряющее улыбаясь, — я все сделала, просто перепиши.

   В этот день пара у нас начиналась рано, как для второй смены — десять утра. Так уж вышло, что преподавательница английского работала ровно дотемна, и мы все под нее подстраивались. С Мариной мы обычно приходили за пять минут до звонка и были первыми. Но в этот раз аудитория оказалась полной, а вокруг стояла гробовая тишина.

   — Что там происходит? — шепнула на ухо подруга, когда я боязно заглянула одним глазом в щель.

   — Не пойму, — растерялась, пожимая плечами, — вроде наши одногруппники, но… Пара ведь еще не началась, что они там так активно записывают?

   Дверь перед моим носом распахнулась, заставляя едва ли не упасть в комнату. В последний момент я удержала себя за косяк, еще и Марина сзади прихватила за талию. Парочка тетрадей выпали из моей сумки, ручки разлетелись по полу.

   — Это у вас традиция такая, крушить и ломать? — низкий стальной голос вызвал судороги конечностей, сдавливая горло. Я испуганно подняла взгляд и увидела Прохора Германовича. Сегодня на нем была темно-бордовая рубашка и черные брюки. Он прожигал меня стальными глубинами так, словно собирался сожрать живьем, со всем костями и потрохами. Даже Марина позади испуганно сжалась. Эта странная заминка длилась, казалось, вечность, как вдруг он пальцем указал на свободные места — первая парта перед преподавательским столом — и как рявкнул:

   — БЫСТРО НА МЕСТО!

ГЛАВА 5

Марина очнулась первая, подхватила меня под руку, на ходу собирая вещи и толкая в сторону парты. Я смогла вздохнуть, лишь когда буквально упала на стул.

   — Да что с тобой такое? — прошептала девушка, сама раскладывая учебники по столу. Я же не могла поднять взгляд, буквально изнутри разрывало на части. — Не выспалась, что ли?

   — Ага, — нервно прикусив губу, я попыталась сбить оскому. Стоило вспомнить, в каком положении я бросила Прохора Германовича в кабинете, и самые различные планы мести снова и снова лезли в голову.

   — Итак! — с грохотом мужчина ударил кулаком по столу, мое сердце подпрыгнуло так же внезапно, как и все содержимое стола. — Начнем, наконец, раз все уже собрались.

   — Ивановой нет, — выкрикнул кто-то безумно смелый с последней парты, — и Быкова с Морозовой тоже. Может, стоит…

   Мужчина замолчал в раздумьях, но я отлично темечком чувствовала его прожигающий взгляд, когда ректор холодно отрезал:

   — Их ждать не будем.

   — Не поняла, — снова подала голос Марина, — Прохор Германович разве английский ведет? Не думала, что он когда-то станет…

   — Никифорова! — воскликнул мужчина. Я мечтала раствориться в деревянном стуле, как в кислоте, но этого сделать, увы, не вышло. Так и не найдя в себе силы посмотреть ректору в глаза, я кратко кивнула. Даже от этого дух перехватило. Атмосфера в помещении стояла, мягко скажем, не позитивная. Хотелось распахнуть окно и полетать вместе с птицами. Тот же не унимался: — Болтаешь? Значит, вчера прогуляла занятия, судя по журналу, а сегодня просто ничего не делаешь?

   — Но она не… — начала была заступаться за меня подруга, но новый удар по столу ее буквально заткнул:

   — Молчать! Здесь говорю я!

   Никто не смел ему противоречить. Энергетика мужчина навевала атмосферу пугающего страха даже на самых отъявленных бездельников. В тот день я впервые узнала, что в аудитории есть часы. Они тикали почти так же громко, как билось мое сердце.

   — Так вот, — деланно спокойно выдохнул мужчина. Судя по звукам, он сел за стол. Ловко и незаметно ректор разложил предметы на нем в только ему понятой последовательности. Другие наверняка восприняли это, как некую игру, но я-то знала — Прохор Германович помешан на таких штуках. — Сегодня Людмила Макарова решила взять выходной, я решил лично проконтролировать качество знаний моих студентов. В особенности, если учесть, что половина из вас учится на бюджете…

   — Разве вы учились не на политологии, как это связано с английским? — буквально перебила мужчину все та же девочка, что недавно спрашивала про отсутствие студентов. Прохор Германович бросил на нее прищуренный взгляд, и та мгновенно замолчала. Он буквально прибил ее к стене бесконтактно, как комара электричеством.

   — … Я продолжу? Спасибо! — съязвил тот сквозь зубы. — Начнем с тех, в знаниях которых у меня изначально закрадывались сомнения… Никифорова!

   Я знала, что так будет… Для этого не требовалось быть экстрасенсом или обладать другими сверхъестественными способностями. Он пришел сюда за мной — это очевидно. Точнее не так: за моей мертвой и обязательно униженной тушкой, которую выгонит из вуза под любым предлогом.

   Душа покинула тело, конечности одеревенели. Вцепившись пальцами в края парты до побеления костяшек, я будто боялась, что кто-то насильно меня будет выгонять вон.

   — Жду, — не так резко, но все же потребовал он.

   Такое понижение тона дало мне сил хмуро уточнить:

   — Чего?

   — Пока рак на горе свистнет, а я перестану повторять по два раза! — взорвался тот, указывая мне на тумбу у доски. Обычно за ней читали лекции и опрашивали устные домашние задания, доклады, рефераты… На текущий день нам не было задано ничего подобного. — Поторопись. Знаешь, я не такой уж и старый, но боюсь не дожить до того невероятного момента, КОГДА ТЫ НАКОНЕЦ-ТО ПРОСНЕШЬСЯ!

   Тяжело вздохнув, я бросила краткий взгляд на растерянную и ничего не понимающую Марину. Она даже не знала, чем мне помочь, потому как на прошлой паре английского была контрольная, а значит, сегодня проверять было элементарно нечего.

   — НИКИФОРОВА! — рявкнул он снова, и я таки подпрыгнула на месте, как черт из табакерки. Чуть стул на пол не полетел.

   — С богом, — пробормотала себе под нос, нехотя передвигаясь семимильными шагами к стойке. Она, как обычно, была исписана шариковой ручкой, родной и любимой. Раньше меня успокаивала, но теперь совершенно не спасала от гнева Прохора Германовича.

   — Начнем, — уверена, все вокруг услышали безумное коварство в голосе мужчины. Во рту почувствовался вкус метала, когда я до одури закусила губу изнутри. — Перечислите все диалекты Великобритании, Ольга.

   Все в аудитории навострили уши, я таки нашла в себе силы уставиться на мужчину, с комом в горле быстро пробормотав:

    — Извините…

   — Не извиняю, — фыркнул тот, перебивая. Раскинулся на стуле, как король, разве что ноги на стол не закинул.

   — …Но данный вопрос не имеет никакого отношения к английскому языку, — таки нашла в себе силы продолжить я, хотя внутри давно уже умерла. — А историю данной страны мы не изучали. В нашей программе ее элементарно нет.

   — Хм… — подперев подоконник, этот умник обвел взглядом класс. Никто не смел ему даже слова против сказать, хотя за спиной многих студентов возмущал холодный высокомерный нрав Прохора Германовича. Это как в интернете: все недовольны властью, а в реальной жизни язык в одном месте. — Не ты ли утверждала, что очень умная? Должна тогда знать все.

   Покопавших в воспоминаниях, я вдруг вспыхнула, как спичка. Переминаясь с ноги на ногу, нервно одергивала тесную юбку вниз. А та, словно нарочно, задиралась все выше и выше. Прохор Германович мазнул взглядом по моему силуэту и застопорился на ногах. Зрачки его расширились, дыхание участилось, пальцы сжали лежащий рядом карандаш.

   — Я не самая умная, — промямлила невнятно под едва различимые смешки одногруппников. Одна Марина уже весь маникюр сгрызла, бедная. Ее роскошные рыжие локоны начинали потихоньку седеть от переживаний. — Просто… Умная и все.

   — Ну раз «просто умная», а не «самая умная», то другое дело, — развел руками Прохор Германович, будто это все меняло, а потом многозначительно поднял бровь, сдавливая непрошенный смешок. Веселился, говнюк! — Тогда… Нарисуйте строение артикуляционного аппарата, идет? Как он работает? Обозначьте его части? Формирование звуков?

   Моя челюсть так об пол и ударилась, а из горла вырвался откуда-то взявшийся кашель. Оперевшись одной рукой об тумбу, я другой сжала горло. Никогда ранее у меня голосовые связки судорогой не сводило, и вот «привет»!

   — На доске нарисуй, — кивнул мне тот на нашу ярко-вишневую конструкцию, слабо напоминающую обычную общепринятую доску.

   Испустив протяжный тяжелый вздох, больше напоминающий стон, я вынужденно повернулась к доске. Голова отчаянно кружилась, руки тряслись словно в припадке эпилепсии, смешки одногруппников выбивали из колеи… Все это сыграло свою роль: мел буквально выскользнул из пальцев на пол, заставляя судорожно наклониться за ним к полу. Боги, как же я мечтала тогда спрятать голову в песок, словно испуганный страус!

   За преподавательским столом что-то громко и отчетливо хрустнуло, затем ректор странно закашлялся, хватаясь рукой за край стола. Пару идеально разложенных предметов покатились по полу.

   — Гхрм… Никифорова, все... Все я сказал! Не надо ничего рисовать на доске! — севшим голосом воскликнул мужчина, непривычно невнятно и сдавленно для него. Когда я обернулась, Прохор Германович судорожно оттягивал ворот рубашки, второй рукой собирая раскрошенный карандаш по столу. Как он только его руками раздавил — представить сложно. Непонимающе подняв одну бровь, я получила отчеканенное сквозь зубы скупое уточнение: — Я передумал.

   — Можно садиться? — наивно понадеялась я. Ага, куда там! Мужчина встал с места, положил на тумбу листик, рядом ручку и подозвал меня пальцем. — Рисуем каждый у себя в тетрадях, оценки получит каждый, а не только Ольга.

   Студенты мгновенно ожили, зашевелились. Теперь они пялились не на меня, а в свои листочки. Уверена, никто из них понятия не имел, что именно требует от нас ректор. Это как просить сантехника починить еще и домофон. А чего, суть-то одна, правда?

   Я зависла над листочком, а мужчина буквально стеной за мной стоял. Слишком близко! Будь я даже в курсе правильного ответа, все равно бы не справилась с каким-то совершенно пьянящим ароматом его парфюма, буквально отхлеставшим меня по щекам.

   — Прохор Германович, — прошептала я так, чтоб никто не слышал. — Может…

   — Тссс... — его губу были прямо у моего уха, вызывая странные бабочки в желудке. Я плотнее обхватила ручку, он накрыл ее своей мощной ладонью. Прямо поверх! — У тебя все получится, Персик. Я в тебя верю.

   Он сказал это! При всех! Я едва не умерла там, при своих однокурсниках. На месте, от разрыва сердца! Задыхаясь, обвела взглядом аудиторию: все судорожно что-то рисуют, подглядывая в телефоне. Пользуются моментом, пока Прохор Германович занят уничижением меня и не переключился на кого-то еще.

   — Не надо… — еще тише пробормотала, неосознанно делая шаг назад, буквально вжимаясь ягодицами в ректора. Тут же поняла свою ошибку. И хоть за тумбой нас увидеть никто не мог, я снова сделала шаг вперед, но… Не успела. Мужчина вдруг опустил свою свободную руку мне на талию, сжимая ее так, что у меня чуть слезы не брызнули.

   — Стой смирно, девочка, — не сказал, а именно прорычал он какую-то несусветную глупость, запуская указательный палец под кофту и касаясь им оголенной кожи, — я тебе помогу.

   Я бы обязательно саркастично рассмеялась в тот момент, если бы могла.

   — Чем именно? — с интересном уточнила, опуская голову. Позволяя прядям темных волос скрыть мое красное и потное лицо.

   — А чем обычно помогают перспективным студенткам, Ольга? — судя по всему искренне не понял тот, продолжая совершать совершенно неуместный массаж на коже. С каждой секундой он все больше углублялся под свитер, проникая под юбку.

   — Отстают от них? Дают им продохнуть? — съязвила сквозь зубы, пытаясь дышать… Вдох-выдох, вдох-выдох… Черт, ничего не выходило!

   Честно взяв ручку, я попыталась начертить хоть что-то. В голове крутился образ гортани, резцов, кончиков языка… Но единственное, что получилось, — это нечто, напоминающее аппарат по измерению пульса.

   — Я понял, что тебя не устроило в договоре. Не знаю, как упустил этот момент, — все тем же проникновенным шепотом бормотал мужчина. Мне стало искренне интересно, я даже навострила уши. — Там нет ничего про протежирование в учебе. Можешь быть спокойна, контракт уже подправлен.

   Ахнув в полном изумлении, я боролась с необъятной агрессией, диким желанием сломать Прохору Германовичу нос, а еще с приступом дикого стыда. Потому что мы стояли слишком близко, а еще и шептались. Я молчу о том, какой скандал разгорится, если кто-то узнает про некие шаловливые пальчики у меня под одеждой.

   — Как великолепно! — саркастично взорвалась, сцепив зубы.

   — Готова подписать? — не унимался мужчина и, когда я не ответила, в конец обнаглел. Сделал вид, мол проверяет на правильность мой ответ, перегнулся через тумбу, пахом впечатываясь в ягодицы. Я чувствовала каждый миллиметр его каменного члена в брюках кожей, пока тот невозмутимо выхватил ручку, принимаясь быстро что-то чертить. — Тебе понравится, Персик. Я же слышу, как ты дышишь.

   Для всех мы были преподаватель со студенткой, решающими сложное задание. Студенты судорожно пытались списать хоть что-то, пока мужчина едва ощутимо раскачивал бедрами вверх-вниз, вызывая у меня самые настоящие приступы жара.

   — К-как? — непроизвольно вырвалось с губ.

   — Так, — я ощутила странную рычащую вибрацию в его голосе. Словно еще мгновение, и мужчина сорвется, крыша окончательно поедет, — будто вот-вот кончишь. Прямо здесь, при всей аудитории… Правда, грязная девчонка?

   Нечего было скрывать, Прохор Германович обладал совершенно поражающим шармом и мужской харизмой, несомненно возбуждающей и бьющей кувалдой по коленкам. Я помнила, каким горячим, нежным, требовательным он был буквально день назад… Намного четче, чем хотелось бы.

   Его горячие умелые пальцы гладили кожу, и я забывала обо всем на свете… О куче людей вокруг, об обиде, о страхе… Был только он и странное томление между ног, граничащее с болью. Словно какое-то сумасшествие.

   И все же грязной девочкой я не была. Не для того вставала в пять утра и ехала на работу, после чего на учебу и снова на работу. Не для того училась по ночам и спала по два, а когда повезет — все четыре часа в сутки… Ну. Уж. Нет.

   Прикусив от страха губу до боли, я с размаху наступила каблуком Прохору Германовичу на шикарный лакированный туфель и, естественно, продавила кожу. Он резко отпрянул назад, а я воспользовалась возможностью и воскликнула:

   — Я все! Готово, могу присесть?

   Не дожидаясь ответа, вернулась за парту. Не помню как, словно в тумане. От адреналина до сих пор глаза на мокром месте, а на губах держалась нервная улыбка.

   Прохора Германовича словно скрутило по нужде за тумбой, он долго не мог разогнуться, но и звука не издал. Все вокруг шушукались, мол шнурки у него там что ли развязались… Какие шнурки на туфлях?! В любом случае, истинная причина мне была известна.

   Когда он выпрямился, на лице отразилось такое спокойствие, что лучше был он орал. Молча покрутив листок с моим ответом, он равнодушно поднял бровь и кратко переспросил:

   — Готово, говоришь?

   — Ага, — горло скрутило, голос стал не мой.

   — Что же, это просто ужасно, — покачал головой он, даже на меня не взглянув. — Зайдешь в триста пятый кабинет за своим законным наказанием к куратору.

   — За что?! — не поняла я. С каких это пор за один неверный ответ вдруг наказывали?!

   — За прогул, — отмахнулся тот, возвращаясь на стол. И хоть сидели мы друг на против друга — взгляды так и не встретились. Для него меня будто больше не существовало. — Тема закрыта. Следующим к доске со своим листиком выходит…

   До конца пары я сидела, как на шарнирах. Прохор Германович действительно опрашивал каждого по очереди, как на допросе. Оказалось, английский он знает ничуть не хуже специально отведенного для этого преподавателя, что удивило не одну меня. Когда время подходило к концу, я вдруг не поверила своему счастью: неужели Прохор Германович действительно потерял интерес и наказание мое ограничится выговором от куратора?

***

— Может, не пойдешь? — морща нос, Марина сочувственно сжимала мои ладони в знак поддержки. — Ну его… Подумаешь. Что тебе сделает Виолетта Васильевна? Она тебя любит!

   Вспоминая Прохора Германовича, который смылся из аудитории самый первый, будто опаздывал куда-то, я сцепила зубы. Нет, злить мне его больше не хотелось. Более того, я искренне надеялась, мол, наши отношения так и закончатся: моим наказанием и его равнодушием.

   — Именно поэтому, — ободряюще улыбнувшись девушке, я чмокнула ее в щеку, крепко обняла и только спустя пару минут выдохнула, нехотя постучав в широкую тяжелую на вид деревянную красную дверь. — Могу я войти?

   Ответа «да» не поступило, но и «нет» не прозвучало. Нашему куратору стукнуло семьдесят прошедшим летом, женщина слышала, мягко скажем, слабо. Дверь была не заперта, потому я позволила себе войти без разрешения, напоследок шлепнув Марину по пятой точке, подталкивая в направлении лестницы. Последние дни девушка выглядела неважно, но сегодня вообще казалась бледнее, чем обычно. Тенью самой себя… Меньшее, чего мне хотелось, это вешать на нее еще и свои проблемы. Глядя на душевные мучения девушки, я даже не давила на нее с расспросами про этот странный чай. В конце концов, пить его меня никто не заставлял. Он вообще чужой.

   — Добрый день! — как можно громче воскликнула, медленно пробираясь вперед по длинному темному коридору. — Здесь кто-то есть?

   Словно в каких-то американских ужасах я вкрадчиво переступала ногами, шагая в неизвестность. Зачем Виолетта Васильевна задвинула гардины и почему не включила свет? Я подпрыгнула на месте от ужаса, когда в кармане завибрировал телефон. Задыхаясь, положа руку на сердце, рвано выдохнула:

   — Да?!

   — О, Персик! Что ты там? — веселая Кристина даже не посчитала нужным поздороваться, явно посмеявшись моему дрожащему голосу. — Жива после вчерашнего?

   Меня даже повело от страха. Сестра определенно не из тех, кто будет молчать. Узнай она о странной ночи в кабинете Прохора Германовича, и уже через пару часов об этом будет трубить весь мир. Такой огласки определенно не хотелось!

   Вовремя я опомнилась и поняла, что знать этого она не может, и кратко кивнула, хоть видеть она этого и не могла:

   — Ага.

   — Ну, — ободряюще воскликнула она, — значит, сегодня будет уже легче, дорогуша!

   Я так и замерла в коридоре, ноги буквально к полу приросли:

   — СТОП. Что значит «сегодня»?

   Девушка состроила тот самый голосок, которым постоянно выпрашивала у мамы деньги на новые сапожки:

   — Персик, ну, мы оба понимали, что я не вернусь так быстро. Придется тебе поработать за меня… эмм… скажем, неопределенный срок.

   — Тебе лететь в столицу два часа, — начиная закипать, я сжала телефон в кулак. — В чем проблема? Почему ты до сих пор этого не сделала??

   — Как это «почему»? Все ведь очевидно, глупышка! Тут море, пальмы, солнце и такие мужчины… Эх, тебе не понять! Тебе не дано! — отмахнулась она. — Ты ведь целыми днями все равно ничем не занята, а тут хоть пристроила тебя в приличное место, познакомила с выдающимися людьми. Прохор Германович, между прочим, хоть и больной на всю голову, но глубоко уважаемый человек! Спасибо хоть бы сказала, неблагодарная. Ничему жизнь тебя не учит…

   — «Ничем не занята», «приличное место»?.. — брови подпрыгнули на лоб, едва ли мир не обогнув от удивления. — Сколько же ты получаешь в день у ректора?

   Та сперва замерла, после фыркнула и вдруг рассмеялась:

   — Ты не лезь в чужое дело, сестричка. Чужие деньги считать не хорошо.

   — То есть, — не сдержавшись, прикрикнула, — я буду работать за тебя, а ты будешь приезжать за зарплатой. План такой?

   — Зачем мне приезжать? Она на карту приходит… Подумаешь! Какие-то две-три недели! Считай это — испытательный срок. Ценный опыт получишь, уму-разуму наконец-то научишься, — проговорилась та о сроках своего пребывания заграницей, осеклась и зашипела. — То есть, я же образно…

   — ЗНАЧИТ ТАК, — я знала, что последующие слова выйдут мне боком, но не могла сдержаться. Кристина как никто другой заслуживала хоть один бумеранг в своей жизни. Девушка никогда не ценила то, что для нее делают другие, а зачем тогда метать бисер перед свиньями? — Я сейчас кладу трубку, и свои проблемы впредь ты решаешь сама. Больше заменять секретаря я не буду! Более того, помнишь, ты мне тысячу до зарплаты одалживала? Считаю, что после вчерашнего мы в расчете.

   — Да что ты там из себя возомнила, — завизжала девушка, своим натуральным гнусавым голосом, — я сейчас позвоню родителям, и они такое тебе устроят… Неблагодарная овца! Думаешь только о себе!

   Не став слушать до конца ту словарную диарею, к которой прибегала девушка каждый раз, когда не получала желаемое, я просто сбросила вызов и даже занесла ее телефон в черный список. Временно. Вдруг Кристина решит звонить без остановки, а мне предстоял важный разговор с куратором.

   — Кстати об этом… — напомнила я себе. Одернулась, стерла непрошенные дорожки слез от обиды, отряхнулась и ступила вперед.

   — Ауу?.. — у зашторенного окна стоял широкий рояль с поднятой крышкой, из него доносилась медленная приятная мелодия. Сложно было разобрать, кто сидит за ним. Я уже в серьезно думала о том, что перепутала комнаты и вошла в подсобку.

   Пытаясь разглядеть человека впереди, я настолько увлеклась процессом, что совсем перестала смотреть под ноги. И, что вполне ожидаемо, просто споткнулась об какой-то кирпич или колонку. Что именно это было — не так важно. Важно лишь, что, вовремя не поймав равновесие, гравитация понесла меня неумолимо вниз, носом к земле.

ГЛАВА 6

Не знаю, как это произошло, но в одну секунду музыка прекратилась. Человек в мгновение ока преодолел расстояние к дивану около рояля и буквально за секунду до удара мне под лицо залетела подушка. Нет, ну просто снайпер Зайцев какой-то!

   — Что за черт?! — захныкала я, чувствуя приближающиеся шаги. Не надо быть гением, чтобы понять — принадлежали они мужчине, а не старушке. Которая, к слову, вообще еле-еле ходит, какие уж там сложные маневры?!

   — Я, конечно, рассчитывал на повальный эффект, Персик, —Прохор Германович все ниже и ниже склонялся надо мной, его насмешливый голос мурашками разлился по телу. Резко перехотелось подниматься. Наоборот, я прямо мечтала провалиться под землю на этаж ниже. — Но чтобы прямо так…

   — Не обольщайтесь, — фыркнула я от раздражения. Нет, ну какого черта он опять ко мне лезет? И где, собственно, куратор?! — У ваших ног штабелями могут ложиться только бюджетницы, эскортнницы и старушки.

   С тяжелым уставшим вздохом самого замученного человека на планете Земля мужчина подхватил меня под мышки. И нет чтобы опустить на ноги, понес к дивану. Как ребенка какого-то, натворившего что-то, не укладывающееся в голове и выбивающееся из намеченного плана.

   Я и пискнуть не успела, как оказалась сидящей на старом кожаном диване. Только начала осматриваться по сторонам, как Прохор Германович резко опустился на коленки, начиная осматривать мою лодыжку. Ту самую, что повредила в гей-клубе. Теперь она снова ныла, и я снова ощущала Его пальцы на Своей коже. Мне совершенно не нравилось, как волнами окатывал странный розовый дурман, заставляя захлебываться в чем-то сладко-тягучем.

   — Прямо интересно, — продолжая «медицинскую» проверку, между делом он бросил на меня взгляд исподлобья, хмурый и недовольный. Даже в полутьме он горел адским пламенем. — Почему бюджетницы? А не те, кто за деньги учатся?

   — Смысл вам выгонять тех, кто спонсирует вуз? — сложив руки на талии, я попыталась скрыть дрожь в ладонях под мышками. — А вот бюджетницы на все готовы ради светлого будущего.

   — Упустим тот момент, что ты тоже на бюджете, — прыснул со смеху тот, а я вдруг покрылась румянцем с головы до пят. Действительно, мне-то как раз и надо стелиться перед ректором, на все соглашаться. Только вот его просьба о протежировании по учебе в аудитории при всех почему-то напрочь убила желание угождать мужчине. — Что насчет эскортниц и старушек?

   Против воли я заметила, как нежно пальцы мужчины изучали мою ногу, шелком скользили по ней, будто поглаживая. Раз, еще раз… Снова, снова и снова… Он будто пытался найти причину задержать меня на месте или пользовался сговорчивостью. На самом деле опыт четко показал: бежать от Прохора Германович бесполезно, пусть хоть какой-то толк от него будет.

   — Эскортницам платят. Они будут делать то, что вам угодно. Хоть в любви признаваться... Кстати, не думали кому-то из этой древнейшей профессии предложить подобное? — саркастично подняв бровь, я увидела, какой странный взгляд на меня бросил Прохор Германович. Словно он считал именно меня эскортницей. Именно это я ощутила, когда его брови непонимающего сошлись на переносице. А может… Просто показалось. С чего вдруг ему так думать? Откашлявшись, я отвернулась к зашторенному окну. — А бабушки потому, что вы явно как-то очаровали требовательную Виолетту Васильевну, потому что иначе я вообще не представляю, как она разрешила вам переделать ее кабинет в… — я обвела рукой склад непонятных мне вещей совершенно разного назначения, — это!

   Прохор Германович усмехнулся, продолжая зачем-то обнимать мою ножку и стоять на коленях у дивана:

   — Виолетта Васильевна приболела и ушла в отпуск без срока давности. Ничего серьезного, но пусть отлежится, — он многозначительно поиграл бровями, а я задохнулась. — Между нами говоря: больше женщина не вернется. Я уж позабочусь. Пора ей отдыхать, а не вас — лодырей — тянуть. Женщина заслужила свою законную спокойную пенсию.

   — По себе всех стариков не судят, она любила работать, а мы любим ее, — выпалила я, и по лицу Прохора Германовича прошла тень. Он вдруг встал на ноги и навис надо мной, как скала. Ректор не делал ничего особенного, но стало максимально неуютно. Как в камере с голодным злым удавом. Желая увести тему, быстро добавила: — С чего вы решили, что она не вернется?

   — Заявление у меня на столе, но она может и передумать, — сделав краткую паузу, тот с придыханием и явно смакуя каждое слово отчеканил по слогам: — В любом случае, замены нет, и теперь я — твой куратор. Кабинет разобран, тут пока будет склад лишних в вузе вещей.

   Пульс барабанил в ушах набатом, не давая услышать собственный голос. Будто проваливаясь в диван, я прохрипела:

   — Вы хотели сказать «наш». Наш куратор… Не мой.

   — Нет. Не хотел, — звонкий голос полоснул ножом по сердцу, выбивая дух. — Я не ошибаюсь, Персик.

   — Не надо меня так называть, — поморщилась я. Много лет назад я по дурости сказала Кристине, что считаю свои щеки толстыми, и с тех времен сестра начала дразнить меня персиком. Эта идиотская кличка привязалась еще к родителям, что раздражало еще больше. Но Прохор Германович произносил это сочетание букв иначе, словно… Перекатывал на языке дорогое вино. К тому же, он называл меня так совсем по другой причине...

   — Тебе нравится, — не спросил, а именно констатировал он. И прежде чем я успела хоть что-то ответить, гром его стального баритона разверзся в помещении эхом: — Обычно я не уговариваю девушек, можешь считать себя особенной.

   — Это комплимент? — зачем-то уточнила, пялясь в пол. То, как он скользил голубыми глазами по мне, сложно было не почувствовать.

   — Нет, — удивил, продолжая хриплым голосом: — И еще один безошибочный факт: ты не выйдешь отсюда, пока я не получу подпись.

   Глядя снизу вверх на Прохора Германовича, я против воли вспомнила своих родителей. Когда мне было пятнадцать, они развелись. Мама уже пять лет состоит в серьезных отношениях с мужчиной из Министерства образования, а отец нашел себе в пару дочку директора одного очень известного американского вуза. И это при том, что сам стойко обосновался в Испании и имеет хорошие связи среди местных учебных заведений.

   Ни разу никто из них не помог мне при поступлении. Ни словом, ни делом. Порой я злилась, но чаще гордилась собой. Все мои успехи были сугубо мои, приватные и личные. Мне некому сказать за них спасибо, кроме как себе. Но сейчас, чувствуя себя в жуткой западне, я задавалась вопросом: «Смогу ли я наступить себе на хвост, притупить гордость и в случае чего попросить помощи у семьи?»

   Ответ был на поверхности — четкое и уверенное НЕТ. Мама мне всю жизнь вспоминает, как я забыла телефон дома и просила ее по пути на работу завести сотовый в школу. А отец так вообще гордится фактом, мол, в пять лет пришел на мое выступление в цирке, а не отправился с друзьями кататься на яхте по реке. О какой помощи по учебе может идти речь?

   Сцепив зубы, я проглотила обиду и резко вскочила на ноги, протянув руку. Ничего не произошло, пришлось холодно поторопить:

    — Ну?

   — Чего ты ждешь? — как будто искренне недоумевал мужчина. Ректор засунул руки в карманы брюк, отчего края пиджака топорщились в разные стороны. В полутьме он выглядел словно главный герой в стиле нуар. Только шляпы бархатной не хватало и сигары, сексапильно зажатой между пальцами.

   — Что я там должна подписать? — на удивление голос даже не дрогнул, хотя внутри я будто умерла. — Быстрее, я спешу на пару.

   Прохор Германович помолчал какое-то время, будто проматывая в голове услышанное, а потом между бровей его залегла глубокая морщина:

   — Так просто, Персик?

   Из груди моей вырвался грубый смешок, полный ненависти и раздражения:

    — Не вы ли говорили об обратном пару минут назад?..

   — Ты сдаешься? — предположил тот с надеждой, будто мое согласие для него на самом деле что-то значило. Будто я не была на самом деле пустой куклой, наподобие тех, что продают в сексшопе.

   — Сдаюсь? — многозначительно приподняв бровь, я глубоко вздохнула и уперла руки в боки. Устав протягивать ладонь в никуда, раздражённо ее одернула. — Вы ведь дали мне понять, что выбора нет... Что я не выйду отсюда иначе... Что я должна подписать этот гребанный контракт, чтобы продолжить жить так же спокойно, как до недавнего времени.

   Я отчаянно напряглась, запрещая себе плакать. Более того, даже раскисать! Но слезы встали пеленой в глазах, и человек напротив не мог этого не заметить. Даже не в силах разглядеть лицо ректора я слышала, как низко осел его растерянный голос:

    — Да, сказал.

   — Вы четко дали мне понять, — чеканя каждое слово, быстро продолжила, — что мне нужно спать с вами, чтобы продолжить тут учиться. И хоть я не имею ни малейшего желания этого делать, но своим будущим дорожу намного больше, чем какой-то там девственностью, — шмыгнув носом, я утерла его ладонью и в который раз потребовала: — Так что давайте! Не задерживайте ни меня, ни себя.

   — Не понимаю… Вся проблема в том, что именно я тебе неприятен, Ольга? — мертво протянул он, буквально вклиниваясь в мой монолог, как вдруг закашлялся, прикрывая рот рукой. Все удивление мира скопилось в его странном вопросе: — Стой, что?!.. Девственница? Ты ведь именно это только что сказала или мне послышалось?

   У меня не было желания отвечать на этот вопрос. Тем более как-то доказывать, потому отмахнулась, перейдя на максимально деловой тон:

   — Уверена, у вас уже огромный опыт подобного приватного «общения» со студентками, и я искренне надеюсь, что такой «формат» встреч вам быстро надоест. Мне не нужны деньги, протежирование… Впишите в договор мой покой: без вашего присутствия поблизости. Надеюсь, это возможно осуществить?

   — Постой, — он вытянул руку вперед, хмурясь так, что все лицо превратилось в одну сплошную морщину, — что значит девственница? Ты ее восстановила? Зачем? Кто тебя проспонсировал? Это какое-то новомодное веянье?

   Я отшатнулась, словно кто-то ударил меня кулаком по лицу. Так бить словами надо уметь!

   — Подписывать будем или я пойду? — бросив взгляд на длинный коридор, я почему-то была убеждена, что дверь заперта. Меня потряхивало от эмоций, хотелось решить все здесь и сейчас. Осмотрелась по сторонам и не нашла никакого договора. В наглую ощупала пиджак мужчины, его прямо повело — ни-че-го, пусто. И тут до меня дошло: — Ой, стойте! Я, кажется, все поняла! Вы ждете аванс?

   — Что?.. — кажется, мужчина настолько ушел в свои мысли, что вообще забыл о моем присутствии в комнате. Так посмотрел, будто только заметил. В его голубых глубинах творился полный хаос и неразбериха.

   — Ну пробу снять хотите? Или как это у вас называется? — я пыталась скрыть горечь и обиду, но она плескалась из голоса, как потоки водопада. — Получайте!

   Я не думала, мне было просто больно внутри. Каждая клеточка тела ныла, как после суток на испепеляющем солнце. Никто не хочет, чтобы с ним произошла подобная ситуация… С кем-то другим, но не с собой любимым. Никто не хочет выбирать: будущее или честь. Но когда выбора особо нет, надо быть сильной, чтобы не разрушить то, что долгие годы строила по кирпичикам.

   Подцепив свитерок, я одним махом стянула его через голову и бросила на диван. Прохор Германович замер, как вкопанный. Даже волоски на его голове встали дыбом, а глаза напоминали блюдца. Дрожащими пальцами нащупала молнию юбки и просто довела до самого конца. Она распахнулась, упав на пол тряпочкой. Ректор больше не дышал, он стал мраморной статуей.

   — Вы же этого хотели? — подначивала его я, многозначительно выгнув бровь. — Ну, так что дальше? Указания будут?!

   Он смотрел на меня целую вечность, пробирая до нутра. В самую суть, раскладывая на молекулы. Смотрел, смотрел, смотрел… Думал, прикидывал… Никаких эмоций не отражалось в той маске, что Прохор Германович предусмотрительно натянул. Пустота.

   А затем он опустил взгляд на одежду, кратко скомандовав:

    — Оденься.

   Я будто не расслышала:

   — А?..

   Оставив меня без ответа, он резко развернулся на пятках и вышел так быстро, что и глазом моргнуть не успела. Только лишь когда дверь с грохотом ударилась об лутку, посыпалась побелка, я поняла — она не была заперта все это время. Силы покинули меня, ноги подкосились. Заливаясь горькими слезами, поспешно натягивала обратно одежду. Радуясь лишь тому, что никто иной в помещение зайти не решился. Почему-то казалось, словно ОН это проконтролировал.

***

— Малышка, — одернула меня Марина, когда я черт знает сколько пялилась перед собой, ни о чем не думая, — прием! Ты как?

   — Я… — проведя ладонями по щекам, я слегка их пощипала. Прошла неделя после происшествия в кабинете. Прохор Германович больше не давал о себе знать, а я все никак не могла выкинуть из головы его взгляд. — Все хорошо, Мариш! Правда.

   — Ага, — девушка закатила глаза и погладила меня по руке. — Я прямо вижу, как счастье у тебя из всех щелей лезет…

   — Из каких, например? — попытавшись свести все в шутку, комично проиграла бровями.

   — Ну на данный момент, — подруга подхватил салфетку со стола, стирая остатки мороженого с губ, — из одной и вполне конкретной. Признавайся, ты до сих пор из-за выговора ректора так грустишь? Тяжело быть идеалисткой, солнце!

   Я до одури любила и ценила свою единственную лучшую подругу Марину, и эгоистичная часть меня требовала рассказать ей все, что пришлось пережить совсем недавно… Но другая, объективная и разумная, не позволяла этого сделать. Разве правильно вешать проблемы на дорогого человека? Для меня ответ был единственный и правильный — нет. Поэтому этот кипящий внутри вулкан приходилось тушить самой.

   — А я знаю, как тебе настроение поднять, — Марина пересела с кресла напротив на то, что бок о бок и шепнула на ухо, указывая подбородком куда-то вперед. — Смотри, это Костя Козлов. Ты вообще не замечаешь, что он тут уже битый час сидит и дыру в тебе протирает?

   Я с интересом принялась рассматривать соседний столик, где восседал широкоплечий качок. Один, неторопливо цедя клубничный коктейль. Морщился, но пил. Стоило взглядам нашим встретиться, как парень смущенно отворачивался.

   — Он тупой, Марин, — закатила глаза я, подпирая лицо рукой. — У нас в сборную по баскетболу берут только тех, кто учебу совсем не тянет. Ты же знаешь!

   — Ты посмотри на него, — возмутилась та. — И тебе с ним не учебой заниматься.

   Девушка пнула меня локтем в бок, я ответила ей тем же, и мы расхохотались. Я начала всерьез рассматривать Костю на предмет: «А вдруг?», как на глаза попался столик сразу за Козловым, где одна очень знакомая мне девушка ела огромную порцию самого дорого в меню мороженого.

   — Подожди, — резко поднявшись с места под озабоченный взгляд подруги, поспешно направилась туда. — Я скоро.

   Козлов так ждал, что я иду к нему, но путь был дальше. К моей беззаботной сестре, одно имя которой начинало уже раздражать.

   — О, Персик! — завизжала она так, что уши заложило и половина посетителей обернулось. Пройдясь придирчивым взглядом по моему вязанному желтому платью, та покачала головой: — Ты никогда правильно одежду подбирать не умела. Живот такой жирный кажется, что просто… Стой, или ты уже залететь успела? С тебя станется!

   Пропустив мимо ушей типичное приветствие Кристины, я спокойно села напротив и сложила руки на груди, с трудом сдерживая нервное потряхивание в конечностях:

   — Расскажи-ка мне, Кристина, зачем ты все это вытворяешь?!

   — Ты о чем? — наивно заморгала глазами та, продолжая активно уплетать мороженое, словно меня здесь нет. Собственно, и проблем тоже.

   — Даже представить боюсь, что именно ты наплела родителям, но они каждый день пишут мне огромные сообщения с проклятиями! Знаешь, почему пишут, а не кричат в трубку? — я несдержанно ударила ладонью по столику. — Я перестала ее брать, потому как устала это слушать!

   — Правду им рассказала, — пожала плечами Кристина невинно, победно улыбаясь. — Все, как на самом деле.

   Мы оба знали, что было только два варианта — правда из уст старшей сестры и клевета из уст моих. Любые попытки оправдаться бились об стену непонимания и фразы: «неблагодарная дочь!» Родителей не выбирают, и я терпела все долгое время, проглатывала… Но в этот раз все зашло слишком далеко, мне буквально не давали прохода.

   — Мама грозится вытурить меня из вуза, если я не найду тебе новую работу, — нехотя прошептала я, морщась. — Что случилось с прошлой?

   — Этот Прохор Германович скотина, начал ко мне приставать… Ну я и ушла, естественно! — глядя в пол, протараторила она, и мне стало нечем дышать. Неужели он вправду трахает все, что движется? — Мне нужно что-то другое… Займись этим, Персик. Неполная занятость, зарплата побольше… Я же не могу жить как ты — впроголодь — сама понимаешь.

   Мне не верилось, что все происходит в реальности, со мной. Что я действительно это слышу! А самое страшное — родители считают это правильным решением. Но спросила я иное. То, что волновало больше всего на свете:

    — Мама никак не участвовала в моем поступлении, как она смеет угрожать отчислением?!

   — Она-то? Для нее это раз плюнуть! — фыркнула сестра, откидываясь на спинку стула. — Ты знала, что они в хороших отношениях с Прохором Германовичем? Не знаю, в каких точно… Но на праздниках рабочих встречаются, — пока я переваривала сказанное, та быстро доела мороженое, собралась и даже песцовую шубку успела застегнуть. — В любом случае, побыстрее что-то поищи. Мамочка слов на ветер не бросает, мы обе знаем. И к кому ты тогда пойдешь за помощью, а?

   Я зарылась лицом в ладони, сердце вырывалось из груди. Казалось, выхода просто нет, полный тупик. Как вдруг рядом возник официант, вежливо покашляв в кулак:

   — Простите! Девушка, которая тут сидела, сказала, что вы оплатите счет, — он протянул мне чек, буквально всучив в руки. — Вот.

   Я истерически рассмеялась. Даже в гребанном кафе с мороженым Кристина умудрилась проесть больше, чем составляла моя месячная стипендия.

ГЛАВА 7

Я задумчиво грызла ручку всю пару, размышляя над всем тем нескончаемым ворохом проблем, возникшим буквально из ниоткуда в последние дни. Словно мало мне было проблем с родителями и сестрой, так еще и бывшая соседка уверенно распространяла по вузу слухи, мол, по ночам я промышляю самым настоящим эскортом. Об этом шептались за спиной, в лицо никто говорить не решался. А я даже не собиралась доказывать кому-то, что просто-напросто нашла неплохую подработку, где такие же нуждающиеся, как и я, по ночам шили футболки в подпольном цехе. За незаконные обороты платили вполне прилично. Из недостатков — ударная доза кофе заменяла теперь завтра, обед и ужин.

   Я буквально заснула с открытыми глазами, поэтому только с третьего раза услышала громкое обращение преподавателя на всю аудиторию:

    — ОЛЬГА!

   — Оль, — Марина пнула меня в бок, — ну ты чего?

   Я непонимающе перевела заспанный взгляд на подругу, а та в свою очередь многозначительно указала на одного из студентов старших потоков, почему-то ошивающегося в нашей аудитории в самый разгар пары.

   — Тебя к куратору нашему новому вызывают, — помогла мне сообразить девушка, которую уже порядком пугало мое состояние. Марина знала, как много я работала последнее время, пытаясь создать «спасательную подушку», если мама решит воплотить свои угрозы в реальность. Пыталась даже помочь финансово… Но я бы лучше сдалась, чем взяла деньги у самого близкого мне человека.

   — Зачем? — мозг был словно в дурмане последние дни, два плюс два отчаянно не складывалось.

   — Я откуда знаю, солнце, — сочувственно развела руками девушка. — Выглядишь совсем плохо… Может, ты домой пойдешь, а?

   — Не домой она пойдет, а куда вызывают! — взорвался преподаватель, услышав только конец фразы Марины. — Или вы собрались проигнорировать вызов Прохора Германовича, девушка?!

   Тогда я наконец вспомнила, КТО наш куратор. Мужчина не давал о себе знать все это время, решая вопросы через старосту. Направляясь к ректору в кабинет, я даже испугаться не успела, потому как была уставшей до состояния засохшего гербария. Только краем глаза заметила, что место секретаря пустует.

   — Здравствуйте, — понуро войдя в открытую дверь, я только на половине пути к столу вспомнила, что вообще-то надо было постучать. Но, как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отказали. — Вызывали? Что я там опять натворила?

   Прохор Германович что-то активно печатал на ноутбуке с таким сосредоточенным взглядом, будто один в этом мире. В кабинете царил идеальный порядок, волосы зачёсаны назад мужским ароматным гелем, черный костюм с иголочки отглажен до максимально возможного состояния. Я оценила это мельком, голова закружилась, перед глазами потемнело, из-за чего буквально упала на мягкое кожаное кресло.

   — А тебя не учили?.. — начал было он, злобно цедя каждое слово. Ровно до тех времен, пока не поднял на меня взгляд, сам себя обрубая на полуслове. Холодное равнодушное выражение сменилось сперва на недоумение, между бровей залегла глубокая морщина. Его голубые глаза как-то странно блуждали по моему лицу, пока руки Прохора Германовича неосознанно все сильнее и сильнее сжимали экран ноутбука.

   — Что? — не поняла я, подпирая подбородок кулаком.

   «Лишь бы не уснуть! Лишь бы не уснуть!» — повторяла про себя, как мантру.

   — Ничего, — озабоченно качнул головой тот, просыпаясь словно от комы. Отряхнулся, поднялся с места и направился к тому шкафу, где, я помнила, хранился алкоголь. — Сиди спокойно.

   Отсмотрев себя, недоумевающе развела руками:

    — Так я вроде и так…

   — Пей, — когда подняла голову, вздрогнула с перепуга. Ректор уже протягивал мне полный стакан чего-то спиртного. От неожиданности даже переняла стакан, но пить не спешила. Сердце буквально выпрыгивало из груди. Зачем, спрашивается, так незаметно подкрадываться и пугать?! Но не успела я понять, зачем Прохору Германовичу предлагать мне алкоголь, как он вдруг выдернул его обратно. — Стой. Ела последний раз когда?

   — Вчера вечером, — выпалила до того, как вспомнила, что это вообще-то не его дело!

   — Небось макароны какие-то, — не спросил, а констатировал он, снова начиная злиться.

   — Не-а, — фыркнула я, — гречку.

   Почему-то мне показалось, словно звучит это солиднее. Куда там? Прохора Германовича просто скрутило, как будто целый лимон разом разжевал. Подняв меня за руку, он силком потащил к выходу, на ходу хватая свой дипломат и плащ. Почему-то накинул его на меня, а не на себя.

   — Пошли, — как-то уж слишком спокойно выдохнул он, зачем-то продолжая держать руки на моей талии. Хотя идти я могла, сама между прочим. — Горе мое луковое…

   — Куда это? — шла пара, коридоры пустовали. А те студенты, что прогуливали пары, скрывались еще до того, как Прохор Германович возникал в поле их зрения. Сложно поверить, но шаги ректора, эхом разливающиеся по широким коридорам, невозможно было спутать с другими. Уверенная размашистая поступь, аки царь владенья свои обходит.

   — Много будешь знать, — только лишь на улице ректор снова ожил. И будь я хоть немного в себе, давно бы уже развернулась и ушла, — скоро состаришься.

   А затем достал из кармана золотой ключ, нажал кнопку, и отозвалась ему огромная крутая чёрная тачка, больше напоминающая военный БТР.

   Ректор только успел включить подогрев сидения, как я мгновенно отрубилась, словно по щелчку пальцев, а когда открыла глаза — на мне был мягкий, безумно вкусно пахнущий пиджак. Прохор Германович буквально завернул меня в свою одежду.

   Перед глазами возникла огромная вывеска «Сокол» и парадный вход, куда не каждый смертный отправится свадьбу праздновать.

   — Вам тут что-то забрать нужно? Зачем вы меня сюда привезли? — растерялась в догадках я, Прохор Германович же без комментариев покинул авто, обошел его и вытянул меня на землю. Не размениваясь на сантименты или предупреждения, мужчина просто поднял меня под ягодицы, как грудного ребенка, и понес внутри. Кажется, все внутренние органы станцевали убойное танго от внезапной и такой тесной близости. Оперевшись ладонями в его грудь, я сдавленно прошептала, так, чтобы швейцар и официанты на входе не слышали: — Ч-что вы делаете?

   — Тут можно, — только и выдал он, вводя еще в большую растерянность. Где именно «тут» и почему Прохору Германовичу вдруг что-то там «можно»?!

   Логичнее было бы спросить «почему?», но с губ сорвалось:

    — Что?

   — Все, Персик. Все можно! — не обращая внимания на заинтересованные взгляды посетителей этого на первый взгляд безумного дорогого ресторана, мужчина шел дальше, пока не остановился около уютного уединенного столика с панорамным окном во всю стену с видом на внутренний дворик с чудаковато выстриженными туями, покрытыми мягким и пушистым на вид снегом.

   Он отодвинул для меня стул, приглашая присесть, но стоило сделать шаг вперед, как он вытянул руку вперед, призывая замереть.

   — Девушка, — строго, но вежливо обратился он к официантке, следующей за нами тенью, — вот то кресло, в другом конце зала, выглядит намного более удобным, да еще и с мягким сидением. Моя девушка устала, принесите ей именно его.

   Кажется, даже кончики волос стали пунцовыми от обращения «моя девушка». Умом я понимала: Прохор Германович просто неправильно использовал фигуру речи, имея в виду «сопровождающую». "Эта девушка со мной" — корректнее. Но... Ректор ведь не мог не понимать, как это звучит со стороны?!

   — Может, — с надеждой предложила девушка, — вы пересядете за тот столик? Так было бы…

   — …Проще для вас?.. — Прохор Германович нехорошо сцепил зубы, незнакомка вздрогнула, а я принялась кусать щеку изнутри на нервной почве. — Этот столик наиболее благоприятный по всем факторам, кроме сидений. Прошу вас выполнить просьбу.

   — Будет сделано, — услужливо кивнув, официантка молча удалилась, а я с непониманием посмотрела на ректора. Зачем он притащил меня сюда? Что происходит?

   — Здесь нет студентов, — продолжил он вдруг наш разговор, зачем-то застегивая пуговицы своей же верхней одежды на мне почти под горло. — Тут можно поговорить спокойно.

   — О чем? — сегодня от мужчины пахло табаком, мятным гелем для волос и ароматными мускатными духами. Этот вьедливый запах впился мне в мозг навсегда, когда Прохор Германович наклонился слишком низко, буквально кончиком носа касаясь щеки. Его кожа была на вид такой гладкой, совсем не старческой и противной. К ней хотелось прикоснуться, а зарыться пальцами в густую объёмную шевелюру.

   Я сама не заметила, как замечталась. Отрезвило то, как уверенно он взял меня за руку, словно это было нормой. Словно мы делали это сотни раз! Я настолько офигела, что позволила ректору вывести меня на заснеженную террасу через высокие стеклянные ставни. Была глубокая зима, до Нового Года оставалось всего ничего, на улице, естественно, не осталось столиков, но вид открывался просто божественный на небольшой самодельный прудик с шикарным фонтаном в виде русалки.

   — Господи! — ахнула я. — Он что, мраморный?

   — Не сомневаюсь, — Прохор Германович пристроился рядом около высокого ограждения, голос его казался непривычно мягким.

   — Как красиво, — не сдержалась я, рассматривая литые линии девушки. Наверняка ведь ручная работа и стоит целое состояние. Такое надо не в ресторане устанавливать, а в музее!

   — Очень, — проникновенно, с хрипотцой в и без того низком баритоне прошептал Прохор Германович. Мое тело покрылось мурашками, я украдкой взглянула на мужчину и вздрогнула. Он смотрел не на русалку, а на меня.

   — Замерзла? — с улыбкой спросил он, слегка наклоняя голову в бок. Меня прямо повело от глубины его голубых глаз в тот момент.

   — Нет, — отряхнувшись, я плотнее сжала ограждение, призывая себя очнуться от наваждения. Не желая молчать, выпалила первое, что пришло в голову: — Хорошо бы увидеть этот фонтан, скажем, летом. Когда он работает.

   Это было, как гром среди ясного неба… Он возник за спиной, крепко обнимая меня и прижимая к своему горячему телу. Ректор уткнулся щекой в щеку, руки обвили талию. Как он умудрялся так обжигать, ведь верхнюю одежду отдал мне?

   — Хочешь? Будешь здесь и увидишь, — так мягко протянул он, что сердце мое дрогнуло, а на глазах возникли слезы. Просто от эмоций, которые фонтаном выливались наружу.

   Стыдно признаться, но мне нравилось чувствовать себя в этом странном капкане. Все было абсолютно неправильно, странно до безобразия, возможно, даже противоправно… Но я впервые в жизни закрыла глаза и не боялась ничего в этой жизни. Чувство покоя стало абсолютной неожиданностью.

   И тут здравый смысл пробрался через дурман, голову озарил один простой вопрос:

    — Чего вы хотите?

   Возможно, я не желая того выплюнула его слишком резко и грубо, потому что Прохор Германович тут же сделал шаг назад, кашлянул в кулак и махнул рукой на основной зал:

   — Идем, Ольга.

   Больше за руку он меня не брал, но мягкое кресло таки отодвинул.

***

На столе лежало красивое меню в кожаном чехле, я украдкой бросила на него взгляд и тут же отвернулась. Если Прохор Германович хочет о чем-то поговорить, то есть здесь мне необязательно. Достаточно было видеть, как изысканно сервирован стол по всем правилам этикета, чтобы догадаться про заоблачные цены.

   — Так-с, — мужчина бросил на меня задумчивый взгляд через распахнутое меню, побарабанил по нему пальцами, а затем закатил глаза, возвращаясь к заказу: — Вот этот салат, потом стейк из лосося, еще пасту какую-нибудь покалорийнее, суп ваш самый наваристый… О, конечно, десерт с бокалом красного полусладкого.

   Когда официантка отошла, я удивленно вздохнула:

   — Не думала, что вы столько едите, потому что…

   Запнулась на полуслове, увидев на губах мужчины хитрую ухмылочку. Было в ней что-то откровенно дикое и звериное.

   — Почему же, девочка? — подперев подбородок рукой, он перегнулся через стол, играя бровями. — Ну-ну, продолжай свою мысль...

   Немного подумав, я вдруг решила, что небольшой комплимент сгладит сложившуюся ситуацию и, возможно, сыграет мне в плюс. Так что растерянно развела руками, спокойно протянув в пол голоса:

   — Вы весь такой натренированный… Прямо спортсмен!

   — Вряд ли, — в голубых глубинах замерцало что-то адское, от чего бросало жар параллельно с холодным потом, — ты могла заметить это через одежду. Признайся, что разглядывала? — я вжалась в кресло, с трудом сглотнув вязкую слюну, когда мужчина вернулся на прежнее место, давая возможность дышать спокойно: — Это все тебе, Оля. В отличие от некоторых, я ел пару часов назад... Может, что-то себе закажу, а может, съем и тебя.

   Он, наверное, хотел сказать «у тебя съем». Просто оговорился! Тем не менее…

   — МНЕ?! — не веря своим ушам, я даже рассмеялась, но Прохор Германович мою инициативу не поддержал. Отряхнувшись, искренне опешила: — Зачем?..

   — Ты еле на ногах стоишь, — по лицу мужчины прошла тень, он не глядя скомкал салфетку, изрешетив ту пальцами. — Белая, синяки, глаза мутные… — Прохор Германович нахмурился так, что между бровей залегла глубокая морщина, а капилляры в глазах полопались. Я ощущала его напряжение так четко, как никогда ранее, оно передавалось и мне. Как вдруг ректор спокойно выдал: — На ночной работе за сотрудниками не следят?

   Меня прямо передернуло. Оттого, что ОН знал, и оттого, как требовательно на меня смотрел. Пораскинув мозгами, я решила, мол, Кристина напоследок ляпнула бывшему боссу про мои трудности с деньгами и «подпольный» труд. Почему-то стало стыдно до умопомрачения… Опустив взгляд, я разорвала нежелательный контакт:

   — Будете меня отчитывать?

   Он думал нескончаемые секунды, пока я умирала внутри. Вдруг голос ректора развезся громом:

   — Буду.

   — А вот не надо! — воскликнула я с обидой. Тоже мне тут нашелся, праведный! — Каждый зарабатывает так, как может. Меня без оконченного высшего на нормальные должности не берут.

   — Ты поэтому пошла… — он странно закашлялся, нервно послабляя галстук, будто пытаясь подобрать правильные слова, — туда?..

   — Ну да, — глаза мои нервно бегали по полу, где в кристальном отражении наполированного паркета я видела нервное топанье Прохора Германовича. Его прямо крутило из стороны в сторону, хотя голос мужчина пытался держать спокойным, размеренный, строгим. Решила его успокоить: — Вы не переживайте! Там условия хорошие… Меня там все любят…

   Прохор Германович закашлялся так, что я прямо с места подскочила ему по спине постучать. Пришел он в себя почти сразу, вполголоса прохрипев:

   — Прямо все-все?

   — Да, — закивала ничего не понимающая я, и под дергающийся глаз мужчины вернулась обратно на место. — Особенно хозяин подвала — Арсен. Резинки даже приносил цветные в качестве поощрения… — я волосы заплетенные перед ним покрутила, но ректор даже на них не посмотрел. Кажется, он вообще умер с открытыми глазами, потому что совершенно точно больше не моргал и не дышал. — Такие сейчас дорого стоят, а мне бесплатно достаются!

   — «Хозяин подвала», — глядя куда-то в пустоту, пробормотал ректор спустя целые две минуты. Ноздри мужчины нервно раздувались, как вдруг он припечатал меня обратно к месту резким рявканьем: — И что, оно того стоит? То есть… Условия работы тебя полностью устраивают?!

   Я развела руками в стороны:

   — Везде есть свои нюансы, вы же понимаете, — продемонстрировала ему водянки на ладонях от жесткой, грубой ткани и пальцы, вечно исколотые иглами. — Руки стираются в хлам, постоянно ноют, — затем обвела пальцем вокруг губ. — Приходится всякие штучки откусывать зубами, спецоборудования маловато. Как видите, у меня небольшая аллергия на китайское качество нарисовалась… Но это мелочи! — я воспользовалась заминкой мужчины, у которого подозрительно волосы на голове зашевелились и покрутила своими коленями. — Не поверите, постоянно еще приходится на коленях стоять, потому что столы маленькие, да и не помещаемся мы все там. А пол жесткий, натирает…

   — Чего же не поверю? Верю, — снова покашляв в кулак, Прохор Германович прогнулся вперед, на лице его читалось искренне недоумение и растерянность. — Ты только мне скажи, Персик… Почему ты на мою… кхем… должность не согласилась, а на эту — прямо сверкая пятками побежала?

   Настала моя очередь ничего не понимая моргать глазами.

   — Сравнили тоже! — в голове не укладывалось, что он ставит на одни весы подпольный цех по производству одежды с почти что полномерной содержанкой! — Я с вами спать не хотела. И сейчас не хочу, простите уж.

   — То есть, со мной ты спать не хочешь, с какими-то Арсенами за цветные презервативы — запросто?! — закричал он так громко, что все в кафе замерли. В тот момент я мечтала умереть на месте или телепортироваться в другую вселенную. А Прохора, как говорится, уже понесло: — То есть, трахаться со всеми подряд за бабки — это нормально, а со мной одним — моветон?? Что за поколение такое пошло? Я тебе что, мало денег предложил??!

   — Прохор Германович, — голос сел максимально, стал не моим, — вы о чем вообще?

   — О твоей работе проститутки! — выдал он наконец, теперь его глаза напоминали кровавое месиво из лопнувших капилляров, а со лба стекала струйка пота. Трясло его так, что на какое-то мгновение я даже забыла о людях вокруг. Стало прямо страшно! А еще я поняла, что слухи, которые распространяет бывшая соседка по комнате, дошли и до него…

   — Прохор Германович, — снова протянула ошалело, рукой сжимая стянувшее горло, — у вас все в порядке?

   — Со мной-то? — густая бровь ректора живо взметнулась ко лбу, он оттянул края рубашки так остервенело, что одна пуговка не выдержала напора и отскочила в тарелку. — Что ты имеешь в виду?

   — Ментальное там состояние… Психическое… Эмоциональное, душевное… — принялась загибать пальцы, даже внимания не обращая на то, как ректор закипает со скорость света. — Вам бы еще со своей маниакальной склонность к порядку к психиатру пойти… Что-то вы затянули, как бы не опоздали с лечением!

   — ОЛЬГА, — рявкнул он, сжимая края стола своими кулаками так, что он на него едва ли не завалился. На лбу мужчины пульсировала вена, крылья носа, кадык дергался, играли желваки, — ты вообще знаешь, что проституция у нас в стране незаконна?

   Я даже задумалась: знаю ли я? Знаю, кивнула и пожала плечами. Мол, что дальше? Все люди об этом знают.

   — Так вот, — продолжил ректор чуть менее безумно, — я могу не просто отчислить тебя за это, а еще и сдать полиции.

   — Очень разумное решение, — невинно поморгав глазками, я сложила руки на груди и закинула ногу на ногу, хотелось укрыться от мира вокруг. В частности, от одного и очень конкретного мира напротив меня, испепеляющего негодованием. — Именно так я собиралась поступить, продолжи вы на меня наседать.

   — То есть, — Прохор Германович больше не кричал, но от его стального преподавательского тона люди вокруг затихли, напряглись, — Я на тебя НАСЕДАЮ?

   — Да, именно, — согласно закивала, оглядываясь по сторонам.

   «Сокол» мало напоминал нашу студенческую общагу, где жадно охотились за сплетнями и слухами, пытаясь хоть как-то разбавить унылые будни очередной «сенсацией». Здесь могли позволить себе обедать люди, не имеющие никаких финансовых проблем, и наша с Прохором Германовичем жизнь их совершенно не интересовала.

   — Собралась на меня жаловаться, — сцепив зубы, он насмешливо фыркнул. — Дерзай.

   — Не собиралась, — разведя руками в стороны, я осторожно отодвинула стул, наблюдая за реакцией ректора. Все держалось на одном уровне, вспышек агрессии не было. Отличный знак, но кто их — психов — знает. — Но мне кажется, ректор престижного столичного вуза не может верить слухам, так ведь? Тем более, на основании их принимать какие-либо решение.

   — Все верно, — кивнул он уверенно, без капли сомнений и растерянности. — Именно поэтому я решил сперва с тобой поговорить, а не сразу обращаться в полицию. Как бы поступил с любой другой студенткой, Ольга. Кроме тебя, — он вдруг замялся, поморщился, растер переносицу пальцами. — Постой, ты хочешь сказать, что это только слухи? Ведь сама только что…

   — Черт! Я говорила о подпольном цехе по пошиву одежды, — не выдержав, взорвалась. Одна часть меня не хотела признаваться в этом, когда другая настаивала, что ректор вуза таки имеет законное право превратить мою жизнь в еще больший ад. А значит, не стоит укрывать почему-то важную для него информацию. — В общем… Пойду-ка я в женскую комнату!

   Коварно улыбнувшись про себя, я уже представляла, как по-тихому смоюсь обратно в университет. Претензии Прохора Германовича не злили меня, скорее вызывали недоумение.

   — Иди, — как-то сильно спокойно ректор махнул рукой вперед, явно пытаясь успокоиться. — Иди, Персик.

   На радостях я подскочила с места и успела только пару шагов сделать, как услышала голос позади:

   — Можешь начинать обижаться, но тебя отсюда без меня никто не выпустит.

   — Ах! — повернувшись к Прохору Германовичу, я смерила его полным ненависти взглядом. Надменная улыбочка мужчины начинала уже бесить. — Это вообще законно?

   — Нет, — не стал лгать, — как и проституция, Олечка!

   — Но я не… — начала было оправдываться я, а потом зарычала и отмахнулась. А вот фиг ему, а не информация из первых уст. Как говорится, раз уже все сказала — повторять не буду! И плевать, чем это потом обернется! — Гхрм!..

   — Дамская комната в конце зала, там тебе помогут, — деланно вежливо хмыкнул мужчина, после чего вообще послал мне воздушный поцелуй. Я отшатнулась, и попал он на тучную бабульку за соседним столиком.

   — Иди, иди. Я тебя все равно не отпущу, пока не поешь, — закатил глаза он, а потом вдруг стал снова серьезным. —Тем более, это не весь разговор. Не за этим я тебя позвал.

ГЛАВА 8

Мне не нужно было в туалет, но определенно требовалась передышка от Прохора Германовича. Собрав себя в руки, я медленно вышагивала в указанном направлении, при этом постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд. Он не был злобным или злым, скорее напоминал некий щит или оковы. Ректор каким-то волшебным образом ментально держал меня на фигуральной цепи. Боялся, говнюк, что сбегу? А вот и нет! Мне не три года, чтобы бежать от проблем!

   Сгорая от неловкости, я мазнула взглядом по залу, и тут внимание привлекли люди за столиком неподалеку. Девочка по имени Лена училась в соседней группе, и все вокруг знали, что она — дочь известного депутата Виктора Семеновича, одного из главных спонсоров нашего вуза, а также известного в стране публичного деятеля. Ее близкой подругой была Алина, лучшая студентка на курсе и победительница всех престижный олимпиад с городскими конкурсами. Меня всегда удивляло, как эти две противоположности умудрились стать друзьями? Пока Лена гордо раскинулась на сидении и с вызовом смотрела на темноволосого мужчину напротив, что-то ей размеренно объясняющего, Алина неуютно ежилась и смотрела себе под ноги.

   Видимо, я слишком откровенно пялилась, потому как Алина вдруг замешкалась и поймала мой взгляд. На ее лице отразилось столько радости и надежды, что я сама растерялась. С девушкой мы виделись крайне редко, но она явно искала способ спастись от реальности, в которой сейчас находилась.

   Темноволосый мужчина резко замер, разговаривать перестал. С негодованием и странным недовольством он проследил за взглядом Алины, будто пытаясь понять: «Кому это она так рада?», а затем просто выдохнул, будто ожидал увидеть кого-то другого. Мужчину, что ли? Ухажера?

   — Оля! — одними губами воскликнула Алина. Глядя на нее, темноволосый так искренне нежно ухмыльнулся, прямо глазки заблестели. Девушка спешно поднялась с места, торопливо перебирая ногами по полу. — Простите, я вас оставляю ненадолго…

   — Конечно, конечно, Аля! Возвращайся к нам скорее, мы без тебя будем скучать, — бросил ей вслед мужчина, хотя она вряд ли расслышала. Когда он с тяжелым вздохом якобы незаметно заценил ее попку сквозь стиснутые зубы, стало понятно — это не ее отец. Вообще нет. Вот ни капли, ага.

   — Боги, я так рада видеть знакомое лицо в этом… месте! Лена затащила сюда, ей надо кое-что забрать у отца… Ты как тут? — воскликнула девушка, с плеч которой явно спал тяжелый камень. Находиться обществе Виктора Семеновича было ей явно неловко.

   — Да вот, — я развела руками, искреннее надеясь, что никто не узнает, с кем я сюда пришла, — ищу дамскую комнату. Не сориентируешь? В этих хоромах тяжело не заблудиться…

   Алина огляделась по сторонам, прикусывая губу. Все это время темноволосый не сводил с нее прожигающего насквозь взгляда, а Лена, с которой мы тоже были отлично знакомы, даже не поздоровалась, равнодушно пялясь в телефон. Эта девушка совершенно не замечала, какие именно виды ее папочка имеет на лучшую подружку.

   — Идем, — Алина подцепила меня под руку, буквально утягивая прочь. — Я, кажется, знаю! Скорее, идем-идем!

   В туалетной кабинке ресторана «Сокол» мог спокойно разместиться весь наш поток из вуза, но предназначалась она лишь для одного человека. В гробовой тишине каждая из нас нервно намывала руки, думая о своем, пока я не выдержала первой, нарушив молчание, осторожно протянув:

   — Этот мужчина… — Алина заметно напряглась, — он, кажется, смотрит на тебя…

   — С пренебрежением, да? — та поморщилась, как будто съела лимон и стыдливо опустила взгляд. — Где я, а где он? Этот мужчина… Виктор Семенович, умный, красивый, самодостаточный и такой добрый. А я… Я обычная, Оль. Ничего особенного.

   — Во-первых, ты нихрена не обычная! Ничего себе «не особенная»! Кто вбил это в твою светлую голову, а? Самая умная у нас, — резко закрыв кран, я с изумлением посмотрела на Алину. Эта девочка была настолько скромная, что порой даже чересчур. Могу поспорить, ее подруга Лена отлично этим пользовалась. — Во-вторых, он смотрит на тебя не с пренебрежением. Алина, разуй глаза! Он тебя… — чуть не сказала «хочет», но вовремя прихлопнула рот. — … Любит!

   Алина замерла на мгновение, задохнувшись. В секунду в ее широко распахнутых глазах промелькнула надежда, но тут же умерла. «Темноволосый ей тоже нравится», — поняла я, но промолчала. Девушка отмахнулась и прыснула со смеху:

   — Он на Лену так смотрит, дочку свою. Ты не туда посмотрела просто. Все очень просто, Оль!

   — Ага-ага… Как скажешь, дорогая… — закатив глаза, я не стала спорить. Чужая жизнь потемки, как говорится. Подхватив так и не воспользовавшуюся туалетом Алину, потащила ту к выходу. — Идем…

   Когда мы вышли из комнаты, барную стойку уже подпирали этот самый отец Лены и… Прохор Германович. Бросали нервные взгляды на дверь, ведущую в туалет, и перетаптывались на месте. Думали, нас там в унитаз смыло, что ли?

   — С ректором, значит, ты сюда пришла, — присвистнула Алина. Она так улыбнулась, что я покрылась пятнами.

   — Это… Это… Просто… Ты же понимаешь… — дышать стало сложно, легкие будто сдавило. Не осознавая того, я слишком сильно сдавила руку Алины, та многозначительно подняла бровь и сжала губы в трубочку, чтобы не рассмеяться. — По работе, понимаешь? По. Работе.

   — Естественно, Оль! Конечно по работе! Зачем еще девушек красивых приглашают в самый дорогой ресторан города? Дела решать! Только и всего! — я вконец побагровела, когда она со странным прищуром оценила Прохора Германовича. — Слушай, ты мне там что-то сочиняешь про Виктора Семеновича, а сама очевидного не замечаешь… Как говорится, в чужом глазу соринку видно, а в своем бревна не заметишь!

   — Ты о чем? — смело проследив за взглядом Алины, я поборола желание сделать шаг назад. На меня смотрел Прохор Германович. Пристально, цепко, в самую суть. Так, что коленки подгибались, а внутренности вкручивало в узел. Бабочки порхали, кожу покалывало...

   — Тут пахнет самой вкусной едой в мире, дорогая, — шепнула та на ухо, — а этот человек почему-то съесть хочет именно тебя!

   Не давая мне возможности ответить, та упорхнула к Лене, которая уже ждала ее у выхода, а я тяжело выдохнула и направилась к Прохору Германовичу. Распрощавшись с отцом Лены, ректор проследовал за мной, возникая за спиной огромной горой.

   — Это был хозяин «Сокола», — мужчина отодвинул для меня кресло, подушечку поправил под пятую точку, плед мягкий за спиной разровнял. — Передавал нам с тобой приятного аппетита. Еще какой-то десерт тебе в подарок готовят. Особенный, эксклюзивный…

   — Ничего себе! Надо сказать «спасибо», — я было двинулась в сторону Виктора Семеновича, как мне перекрыли путь, буквально толкая в кресло и задвигая его ближе к столу. Вот так я и оказалась прижата к куче безумно ароматной изысканной еды, слюнки так и текли.

   — Не надо, — отрезал тот не терпящим возражения тоном, возвращаясь на свое место. — Ему и без тебя спасибо скажут. Девушек предостаточно благодарных и на все согласных...

   Коварно улыбнувшись, я проследила за тем, как мужчина принялся ковырять вилкой огромный стейк из мяса. И это тот, что недавно ел…

   — Ревнуете? — поиграла бровями я, и тот закашлялся. Я чуть не умерла от арктически холодных глубин и сжатых зубов.

   — А надо? — выдохнул он жестко. Как будто действительно интересовался, а не издевался.

   — Не надо, — мой голос осел. — Потому что мы с вами не пара.

   Он что-то хотел сказать, но тут же прихлопнул рот. Коварно улыбнулся и кивнул на еду.

   — Ешь, девочка. Чем быстрее поедим, тем быстрее уедем. Ты же хочешь сбежать, верно? — словно змей искуситель протянул.

   — Вы хотели о чем-то важном поговорить, — напомнила я сдавленно. Сопротивляться невероятным запахам становилось все сложнее и сложнее.

   — А я переговоры не веду на голодный желудок оппонента, — подмигнул он вдруг, и сердце мое перестало биться. Потому что Прохор Германович улыбнулся. Так просто, искренне, по-человечески! Как нормальный мужчина, способный на эмоции и чувства. Я еще не научилась дышать, как он добавил: — А пока мы не поговорим, отсюда не уйдем. Видишь, как все связано, Олечка?

   Как бы я ни хотела сопротивляться, голод таки победил в этой неравной схватке. Тем более, Прохор Германович на моих глазах ел так вкусно и аппетитно, что животная часть взяла верх и я моргнуть не успела, как тарелки опустели, а я обессиленно завалилась на кресло, не в силах даже дышать.

   — Вкусно хоть было? — со странной довольной ухмылкой спросил ректор, я лишь кивнула, хватаясь за живот. Тот мгновенно подобрался: — Что не так? Плохо?

   — Нет, просто… Давит теперь, — я указала на пояс и прикрыла глаза. Никто ведь не обидится, если я чуть-чуть так посижу. Прохор Германович мягко рассмеялся, вибрации разлились по телу мурашками. Сейчас мужчина казался мне необычайно спокойным, как сытый кот. И не скажешь, что еще недавно кое-кто взрывался фейерверками от гнева.

   — Потому что кушать надо чаще. Ну, Оль, ты даешь, — ректор вдруг поднялся с места, а я устало приоткрыла один глаз. Думала, он собрался уходить или что-то вроде того, но Прохор Германович вдруг нагнулся надо мной, подхватывая плед. Сперва его ладонь неторопливо скользнула по животу, прожигая кожу насквозь, а после мужчина щелкнул пуговицу и опустил змейку застежки. Дышать должно было стать легче, но почему-то этого не произошло. Я пялилась в его голубые глубины и не понимала, почему ректор так близко… Почему меня это не отталкивает? Почему его запах нравится мне все больше и больше, словно какие-то феромоны?

   — Что?.. — нервно сглотнув, я облизала губы. Прохор Германович тут же опустил на них взгляд, зрачки его потемнели, а крылья носа затрепетали. — Что даю?..

   Пространство вокруг нас натянулось тугими канатами, ситуация стала опасная: его горячие руки на моем животе, лицо в невероятной близости от моего… Все это просто обязано было пугать, но почему-то не меня. Я пьянела с каждым мгновением все больше. Словно мужчина напротив был моим личным сортом самого крепкого портвейна, уносящего в дальние дали за считанные секунды.

   — Ты хорошая девочка, — вдруг невпопад заговорил Прохор Германович с невероятно серьезным лицом. — Действительно хорошая, а не как другие, и…

   — И?.. — поторопила его я, потому что просто не могла больше молчать. Каждое мгновение давалось адски сложно.

   — И поэтому, — ректор продолжал пялиться на мои губы, будто они стали центром его вселенной. Маленьким миром, притягивающим к себе гравитацией. Прохор Германович склонялся к ним все ниже и ниже, наверняка даже не осознавая этого. Зато осознавала я! Внутри была самая настоящая борьба между здравым желанием оборвать все и уйти, пока не поздно, и совершенно безумным желанием попросить его ускориться, завершить начатое. Наконец он торопливо закончил: — Я хочу… тебе помочь.

   Из горла вырвался нервный смешок, грустный и разочарованный:

   — Вы опять про свой контракт?

   Мужчина испустил тяжелый вздох и… поцеловал меня в лоб. Когда губы его коснулись кожи между бровей, я зажмурилась, ногтями впиваясь в обивку кресла. Простое невинное касание прошибло не хуже электорошокера, заставляя встряхнуться. А затем он отстранился, закутал меня в плед и вернулся к своему мясному салату.

   — Нет, не про контракт, — отмахнулся тот, отбрасывая вилкой листья салата и выбирая лишь цельные куски свинины. Я наблюдала за этим монотонным действием и понимала, что начинаю против воли дремать. — Суть в другом, Персик.

   — Ммм… — устроившись поудобнее, я вконец обнаглела и поджала под себя ноги, подпирая лицо ладонью. — О чем вы? Сплошные загадки.

   — Да нет никаких загадок, — развел руками тот, словно намеренно разговаривая в пол голоса и томно. — Я же теперь ваш куратор, помнишь? Мне нужна такая староста, которая ответственно будет выполнять свою работу, а не на отвали. На которую можно положиться и не о чем не переживать.

   — Дана не справляется? — удивилась я. Эта отчаянная активистка любила брать на себя гору ответственности, и спорить никто не хотел.

   — Нет, — Прохор Германович махнул рукой, мол, даже говорить о ней не хочет, и вернулся к своей мысли. — Более того, ты наверняка уже в курсе, что я остался без секретаря, что в моем положении самоубийство.

   — Я уж думаю… — не выдержав, таки прикрыла глаза. Подумаешь, секундочку так посижу. Просто подожду, пока глаза отдохнут.

   — В общем, было бы хорошо совместить две эти должности в одной, — шептал он, словно самую настоящую колыбельную. Удивительно, но я чувствовала, как его глаза скользили по мне, даже не имея возможности подтвердить свои догадки. Но моральное истощение дало о себе знать, и сил вернуться в реальность не хватило. — Я даже готов договориться с преподавателями о щадящем режиме обучения для моего секретаря, чтобы та все успевала.

   — Ого! — воскликнула вполголоса. — Да ей несказанно повезет!

   — Ага, — не стал лгать он, но как-то уж слишком хитро. — Думаю, зарплата в сто тысяч была бы вполне приемлемой, как считаешь?

   — «Вполне приемлемой»?! — я чуть в обморок не упала от этих цифр! Все мои работы вместе взятые не давали такого дохода. — Это же мечта любого жителя нашей страны.

   — То есть, — не унимался тот, как будто придвигаясь ближе. — Тебя данная должность заинтересовала бы, да? Может, ты поможешь мне кого-то подыскать?

   — Естественно заинтересовала бы! — часть мозга уже видела какой-то странный сон про белых лошадей на зеленом поле, когда вторая вполсилы воспринимала слова ректора.

   — Слу-у-ушай, — деланно удивленно воскликнул тот, — так может, и не надо никого искать?

   — Как это? — голова упала на подголовник, тело обмякло. Я всегда засыпала быстро, буквально вырубалась, но на этой неделе поспать нормально вообще не выходило. С трудом удавалось вспомнить, когда последний раз спала хотя бы семь часов подряд.

   — Ты вполне справляешься, меня устраиваешь, — мужчина зарылся в дипломате, убрал стоящую напротив меня пустую тарелку и, кажется, положил туда какой-то листик. Я вдруг ощутила, что между пальцами возник продолговатый предмет. — Хочешь, прямо сейчас подпишем трудовой договор?

   Я вдруг так устала от своей жизни! От вечной изнурительно работы, борьбы с семьей… Захотелось чего-то простого, легкого, понятного… Выдохнув, кратко кивнула, и тогда мужчина сжал мою руку своей и направил ручку куда нужно:

    — Вот тут нужна твоя подпись. Если сделаешь это сегодня, то заработная плата тоже будет засчитываться с сегодняшнего дня. Обещаю даже маленькую премию.

   — Как хорошо! — воскликнула, расписалась, а потом откинула ручку и мгновенно заснула. Организм, наконец, устал терпеть мои постоянные истязания.

ГЛАВА 9

Легкий ненавязчивый аромат кофе ударил в нос, перемешавшись с запахом свежеиспеченной сладкой булочки с корицей. Поудобнее устроившись в постели, я откинула тяжелое одеяло с лица, позволяя лучам дневного света хлестнуть по коже. Постель была мягкая, уютная, на редкость теплая. Никаких тебе общажных извечных сквозняков, посторонних шумов… Тишина и покой.

   Как-то даже чересчур…

   Улыбаясь, как идиотка, сонно потягиваясь, я резко оторопела. Капли ледяного пота скользнули по спине.

   — Вот именно, — испуганно прохрипела мертво себе под нос, — никаких признаков общаги…

   Стоило распахнуть глаза, как меня встретил высокий балдахин кровати и нереальной красоты золотая лепнина по идеально ровному потолку… Такое можно было увидеть только в музее и явно не дома!

   — Что за?!.. — задыхаясь, резко скинула ноги на пол и тут же попала ими в розовые тапочки моего размера. Словно кто-то точно все просчитал.

   Голова кружилась от пересыпа и страха. Песочные тона роскошной необъятной спальни расплывались, но вот небольшой хлопковый костюм прямо перед глазами легко удалось распознать. Явно моего размера, но… новый и очень даже милый.

   Зачем-то подорвавшись с места, быстро подхватила его в руки, хмуро покрутив перед носом. Стоило только заметить рисунок на груди, и все стало на свои места… Кроме сердца, давно уже упавшего в пятки:

   — Персики… Чертовы персики!

   — Я смотрю, — хриплый насмешливый голос за спиной заставил меня подпрыгнуть на месте, как ошпаренную. Резко повернувшись к мужчине, я споткнулась об его саркастично поднятую бровь и нагло сложенные на груди руки, — ты уже привыкла к этому прозвищу… Другое тебе, что ли, придумать?

   Дыхание сбилось от испуга. Положив одну руку на грудь, я пыталась отдышаться. Параллельно указывая ректору на странный костюм. Дескать «вот, что я имела в виду!» Но слышать он ничего не хотел, а сжав губы странно смеялся.

   — Завтракать будешь, Никифорова? — переходя внезапно на деловой тон, Прохор Германович снова выбил почву из-под ног. Сглотнув вязкую слюну, я не глядя ступила назад и покачала головой. Больше по инерции. Тут уже странно веселый Прохор Германович не выдержал и откровенно расхохотался.

   Третий удар под дых за утро… Или четвертый? Не важно! Главное, его смех стал для меня полностью парализующим и чем-то на редкость удивительным. Мягкий, мужской, заливистый, приятный. Как шелк щекотал кожу… Как бархат мягкий…

   — Нет, ну ты смешная, девочка! — утерев слезы у глаз тыльной стороной ладони, качнул головой тот. Мол, вот идиотка. А я все никак не могла отойти… Все внутри содрогалось, бабочки в животе стали чем-то совершенно неожиданным. Как если бы сейчас в спальне пошел дождь из золота! Ему бы я удивилась явно меньше, чем заливистому смеху самого чопорного и злобного мужчины в мире. — Боишься меня, что ли? То есть, работать не пойми где по ночам со всякими Арсенами не боялась, а меня боишься…

   Пытаясь собрать себя в кучу и осмыслить хоть что-то из происходящего вокруг, задумчиво потупила взгляд на явно купленный по моему размеру костюм, пожимая плечами:

    — Выходит, так.

   Прохор Германович вдруг перестал смеяться, что-то в нем по мановению ока переменилось. Теперь говорил ректор резко, скорее даже ставил перед фактом:

   — Не пущу тебя больше в такие места. Слышишь меня?

   Украдкой подняв взгляд на мужчину, не выдержала и секунды. Голубые глубины прошибали не хуже рентгена!

   — Нет у вас такого права, — поспешно протараторила, хотя это не было самым важным сейчас. Стоило выяснить другое!

   — Есть, Персик, — как-то уж слишком самоуверенно заявил ректор, странно цокнув языком. Но не успела я и рта распахнуть, как он снова изобразил захлопывающийся клюв птицы. Как он это делал — не знаю, но желание говорить после этого отшибло напрочь! — Значит так, сейчас ты завтракаешь… Или идешь в ванну… Очередность выбирай сама, мне это не важно. Жду тебя внизу для разговора. Как ты понимаешь, — с хитрой улыбкой мужчина обвел комнату, словно издеваясь над моей и без того раненой от ужаса душей, — обсудить есть что.

   Я хотела, чтобы Прохор Германович ушел. В его присутствии мысли разлетались, паника не проходила. Но стоило мужчине сделать лишь пару шагов по направлению к высокой двери из черного роскошного дерева, как слова сами вырвались из моих губ:

   — СТОЙТЕ!

   Он обернулся вполоборота, сверкая зубами. Сложно принять за улыбку оскал, но я попыталась.

   — Да-да? — игриво поиграл бровями, словно нарочито вгоняя в краску. — Уже соскучилась, что ли? Ну просто прелесть, а не Персик!

   — А где, — язык заплетался, когда я обводила пальцем помещение, — я, а? Что за место?

   — Ты… — он игриво побил себя по подбородку, словно вспоминая, прежде чем убить внутри всякие надежды. — О, точно! У меня в спальне, девочка! Не признала, что ли?

   — И, — во рту стало непривычно сухо. Сжав кулаки, я набрала полные легкие кислорода, — сколько я… эм… здесь?

   — Дай проверить, — демонстративно подняв руку, Прохор Германович принялся внимательно взглядывать в часы. — Полный день и три часа. Через пять минут — четыре. Устраивает? Ты что хотела услышать?

   — Гхрм… ЧТО?! — внятный вопрос собрать так и не удалось, пришлось взять минуту на успокоение. Зажмурившись, попыталась быть взрослой и серьёзной. — То есть… Чем мы тут занимались все это время?

   Он не отвечал намеренно долго, странно давя улыбку, непонятно для меня сверкая глазами. Мне хотелось зарядить подушкой между бровей мужчине и заставить того шевелиться, объясняться! Но я так самозабвенно ждала ответа, что не дышала, не шевелилась, не моргала!

   — Как думаешь, что делают мужчина и женщина, когда остаются одни дома, девочка? — вопросом на вопрос ответил тот, и я таки застонала от переизбытка эмоций. — Есть догадки?

   — Спят? — наивно предположила, голос неприятно скрипнул, как несмазанная старая ржавая дверь.

   — Бинго, — вскинул руками тот. — Твои умственные способности меня прямо поражают, Никифорова! Может, тебе в науку надо было идти, а? Авиалайнеры там собирать, корабли строить…

   Я облегченно выдохнула, радостно расхохотавшись. Прохор Германович вдруг изменился в лице, радость улетучилась, а губы оказались сжаты. И вот снова его энтузиазм куда-то делся!

   — Я хотела этим заниматься в детстве, — выпалила как на духу. — Родители не пустили… К счастью!

   — Ого, — деланно хмуро и странно понуро хмыкнул тот. — Так нашему вузу повезло, получается? Такой кадр отхватили! Без СМС и регистрации, ага… Мы-то сделаем из тебя мастера на все руки и, — он вдруг опустил взгляд от моего лица вниз, — и ноги…

   Против воли я облизнула губы, тело запылало, словно спичка:

    — Разве с ними у меня не все в порядке?

   — Тут ты права, — хрипло, низко прошипел Прохор Германович, едва уловимо для моих ушей с разделяющего нас расстояния. — С ногами все прекрасно! Тут даже спорить не буду, Персик.

   Странно одернувшись, он моментально развернулся и будто побеждал к выходу.

   — Руки! Я говорила за руки, а не!.. Черт... Неважно! — зачем-то оправдывалась, и тут взгляд мой упал вниз. Только в тот момент в суматохе стало ясно одно: ничего, кроме плотной мужской футболки, на мне не наблюдалось. Закричав от стыда, я снова привлекла к себе внимание ректора. Когда он испуганно обернулся, я прикрывала рот рукой, указывая пальцем вниз.

   — Что, Персик?! — Прохор Германович воскликнул это так, будто заставь я его сейчас оборонять меня от огнедышащего дракона, и он моментально кинется грудью на амбразуру. Столько заботы было в его глазах и тревоги!

   — А где… — каждое слово давалось с трудом, приходилось преодолевать себя. — Где… Эти, как их там… ТРУСЫ!

   Ректор замер, словно не сразу расслышал. Навострил уши, опешил и… хитро улыбнулся. Ничего не говоря, он просто развернулся и направился к двери:

   — План действий тебе озвучил, Никифорова. Начинай. Даю тебе сорок минут. Чисто из уважения к твоей ранней амнезии. — Перед тем, как захлопнуть за собой дверь, он пятерней откинул назад волосы со лба, послав странное подмигивание. — И за трусы твои розовые десять минут накину, так и быть. Бантик на попе был просто обворожительный! Где ты такое берешь, ей-богу!

   Моргая, я не могла поверить, что все происходит в реальности. И где, спрашивается, тот самый злобный ректор, от которого все в вузе рассыпаются в укромные уголочки от греха подальше? Где угрюмый взгляд и приказы?! Что за пошлые шутки и странные намеки?

   — Трусы… — голос осип, полностью сел. Теперь я говорила с запертой дверью, хотелось рыдать и спрятаться под одеяло. — Трусы мои где, Прохор Германович? ТРУ-У-С-Ы-Ы!..

   Пришлось с трудом одернуть саму себя и резюмировать несколько насущных реальных фактов, радоваться которым не приходилось: я пробыла у ректора вуза почти полтора дня и на мне нет одежды. Все. Занавес.

   — Боги… Хоть секса не было, — успокоила я себя, а потом вспомнила слова Прохора Германовича и застонала: — Он сказал: «СПАЛИ», может, это не в прямом смысле?!

   Можно ли забыть секс? Первый, самый ответственный?! Ответа на данный вопрос не возникало, но горечь душила. Упав на постель, я зарылась в подушку лицом и заплакала. Искренне, самозабвенно, со всей душой. Вложив всю ту боль, что испытала за последние недели: проблемы окружили меня, как пешки на шахматной доске!

   И тут на столе у постели заиграла тихая, но знакомая мелодия. Утерев нос, я кинулась к родной технике так яростно, как только могла. Будто искала там ответы на свои не прекращающиеся вопросы.

   — Привет, солнце! — радостно пропела мне Марина на том конце трубки. Судя по всему, девушка была в вузе, на заднем плане шумела группа, переговаривались студенты. — Как ты? Все хорошо? Соскучилась уже по тебе!

   — Я просто… — мысль, что лучшая подруга не задавалась вопросом моей пропажи стала обидной до глубины души! Не успела я сказать и слова, как Марина добавила:

   — Как конференция, кстати говоря? Справилась? Представляю, как тебя там Прохор Германович пропесочил… Он же тебя на дух не переносит! Бедная моя…

   «Не проставляешь, дорогая, — съязвил внутренний голос. — Я сама не приставляю КАК именно и КОГДА он это сделал!»

   — К-какая конференция?.. — как будто невзначай уточнила.

   — Ты там отсыпаешься, что ли, после? Не отошла еще? — не поняла девушка, явно хмурясь. — Та, на которую наш ректор тебя самолично отпросил у преподов. В пример нам тебя ставил, между прочим. Сказал, что ты очень занята подготовкой и сама дашь о себе знать… А те, кто тебя первым из нас потревожит, — его следующая жертва. Оль, теперь ты представляешь, как я тебя люблю? Сил не было больше ждать! Готова на все, даже на добровольную каторгу!

   — Я тебя тоже, — выдохнув, я закрыла глаза и откинулась назад. Благо щепетильность Прохора Германовича коснулась и вопроса моего освобождения. «Сплю с ректором вуза» — так себе объяснительная для министерства образования и педагогического состава. Точнее, принять ее примут, но вот вряд ли посочувствуют и по спинке погладят!

   — Жду тебя со всей силы, — вернула меня в реальность Марина. Сердце в груди защемило от тоски в ее голосе. — Ты мне нужна, солнце!

   После разговора с девушкой на душе стало легче, а сознание более чистым, способным делать здравые выводы. Я уже собиралась идти к Прохору Германовичу разбираться. Без душа и кофе с булочкой… Как говорится, решить все на берегу: было, не было…

   Но тут внимание мое привлекло сообщение с анонимного номера. Кликнув на иконку, я попала в мессенджер, где без единой подписи весело лишь одно видео… То, где я с ректором одного из самых престижных вузов страны куролесила на сцене гей клуба. Все, от начала и до конца…

   Сердце защемило в груди, телефон выпал из рук на ковер с высоким ворсом, а из губ вырвалось извечное:

   — Мамочки…

***

Контрастный душ все же понадобился. Намываясь ароматным мылом, я пыталась справиться с тревогой и странным предчувствием чего-то плохого. Аноним просто отправил видео... Он ничего не просил, не шантажировал. Я проверила: в сети компромата на меня с Прохором Германовичем тоже не было.

   — Что тогда?! — взорвалась, откидывая губку в сторону и пылая от злости. — Что ему надо?

   В конечном итоге, допивая остывший кофе, приняла единственное, как мне казалось на тот момент, трезвое решение — не нервничать без повода. В общаге жил отличный парень Саша, «домашний» айтишник. В прошлом году я бесплатно почти полностью собственноручно написала за него курсовую. Вот пусть он пока найдет «репортера», отдаст должок, а дальше посмотрим по ситуации.

   Насущная проблема заключалась в отсутствии МОЕЙ одежды вокруг, пришлось воспользоваться костюмом Прохора Германовича… В маленькой розовой коробочке у постели, украшенной бантиком из ленточке, лежало шикарное брендовое белье. Я даже думать не хотела, как ректор выбирал его мне в магазине! А если не мне, то кому это вдруг? От последней догадки становилось еще более не по себе.

   Так что, натянув костюм с персиками на голое тело, я нехотя вышла из спальни, надевая маску безразличия и умиротворения.

   Не сразу в конце длинного коридора удалось заметить витиеватую деревянную лестницу, внизу которой следовал огромный холл на первом этаже.

   Словно почувствовав мое замешательство в окружении множества одинаковых дверей, Прохор Германович первым подал голос:

    — Я здесь, Персик! Заблудилась в трех соснах, уникум мой? Может, тебе стрелочки по полу наклеить для удобства?

   Ректор восседал за широким круглым столом в столовой, совмещённой с кухней высокой барной стойкой. На нем уже был идеально отглаженный черный костюм, волосы оказались зализаны назад гелем. В отражении трюмо я заметила, что тот работает с документами. Интересно: почему из дома? Боялся, что я в его отсутствие что-то вынесу? Например, явно старинное трюмо у входа или дверь ручной работы…

   — Не утруждайтесь, Прохор Германович. — как можно веселее воскликнула, чем явно удивила ректора. Он вскинул на меня настороженный взгляд, замирая. — Я обещаю больше не повторять эту трагическую ошибку и сюда не вернусь. Нечего ламинат портить краской! Хотя… Может, вам для других студенток понадобится? Мне-то откуда знать сколько у вас там… эм… сотрудниц «особого назначения».

   Физиономия его вытянулась так быстро, что меня аж передернуло. Ректор резко отодвинул ноутбук и кивнул подбородком на стул в паре сантиметров от него, холодно отрезав:

   — Садись.

   Почему-то спорить с ректором в такие моменты у меня совершенно не выходило. Буквально упав на самый край, отвела взгляд в сторону. Сердце принялось знакомо вырываться из груди от ощущения, словно на допросе в полиции по обвинению в убийстве.

   — Итак, — начал было он, слова набатом разлились по комнате.

   — Итак… — повторила я эхом, когда даже спустя пару минут продолжения не последовало.

   Прохор Германович рассматривал меня долго, внимательно, цепко. Что искал, спрашивается? Чего ждал?

   — Ты ведь не помнишь, как тут оказалась, верно? — лукаво уточнил он, приподнимая одну бровь издевательски. Я лишь сжала зубы, а тот продолжил: — Сидишь сейчас и гадаешь: лишилась ты вчера невинности или нет… Правда, девочка?

   Вспылив, я взорвалась:

   — А вы нет чтобы сразу раскрыть все карты, издеваетесь! Казались мне взрослым и ответственным… — и тут что-то внутри кольнуло, мысли выбились из головы, а кислород из легких. Нахмурившись, я зацепилась за нечто не менее важное в его словах: — Постойте… «Лишилась невинности»…

   — Ага, именно так я и сказал, — мое имя перекатывалось на языке мужчины, как нечто терпко-горькое, но и приторно-сладкое одновременно, — Ольга.

   — Но… — лоб неожиданно стал мокрый. Я почесала его коготками, ерзая на месте. — Вы ведь были уверены, что я легкодоступная, без каких-либо моральных принципов.

   Прохор Германович скривился. Зашипел, будто обжегся. Сжав края стола до побеления костяшек, свободной рукой он, специально или нет, рассыпал подставку с зубочистками, принимаясь быстро раскладывать те идеально в ряд.

   — Думал, — выплюнул он раздраженно, — говорил.

   — И? — я хмуро следила за тем, как стол заполняют деревянные палочки, и не представляла, как на это реагировать.

   — Теперь считаю, — каждое слово давалось мужчине с адским трудом. Он словно преодолевал себя. Возможно, делал нечто совершенно непосильное, — что ошибся, Никифорова.

   Удивительно, но это звучало как извинение. Не веря своим ушам, я вжалась в стул, искренне решив, что у меня приключился инсульт от переработки. На всякий случай уточнила:

    — Ошиблись в чем?

   — Во всем, — Прохор Германович ускорился с зубочистками, те уже почти кончились, образовывая собой длинный ровный забор. Злость в нем копилась все сильнее, а язык вяз все больше, словно в болоте. — Главное, сделать правильные выводы, Ольга. Я вот сделал.

   — К-какие? — пульс так громко бил в ушах, что я с трудом слышала ректора. Но все равно его слова еще долго будут крутиться у меня в голове, как нечто совершенно невероятное.

   Перед вами когда-то извинялся ректор вуза? То-то же!

   — Доверять только себе, — зубочистки кончились, ректор с трудом от них оторвался и полоснул по мне взглядом. Пугающе странным. — И, пожалуй, тебе.

   — Мне? — я даже обернулась по сторонам для проформы. Никого. Шумно сглотнув, едва не упала в обморок от накала эмоций в комнате. — Мне-то за что? Я ведь ничего не сделала…

   — Вот именно, Никифорова. Ты ничего не сделала, а давно могла, — произнеся свои странные слова задумчиво, глядя куда-то мимо меня, он резко подорвался с места и направился к выходу. Я оторопело следила за его удаляющейся фигурой… Взгляд так и опускался на подкаченные ягодицы, идеально выделяющиеся под черными брюками. Так и хотелось их пощупать… Желательно без лишней ткани… Как вдруг ректор зарычал: — Заснула там, что ли? ЗА МНОЙ!

   Словно солдат особого назначения, я подорвалась с места вслед за ректором. Из-за разницы в росте, один шаг Прохора Германовича равнялся трем моим. Когда мужчина просто шел, я бежала со всех ног. Посему стоило ему наконец обосноваться в небольшом, но уютном кабинете, я радостно упала на диван в углу комнаты, пытаясь привести дыхание в норму.

   — Нравится? — спросил ректор спустя целую вечность. — Я до обеда из дома работаю, тебе тут придется часто бывать по делам.

   Сперва шестеренки в голове не сходились: при чем тут я и работа ректора?!.. И тут в голове возникло то самое воспоминание и моя размашистая подпись на контракте с дьяволом.

   — Вспомнила, — резюмировал мужчина после моего затяжного стона. Почему-то разглядывая при этом не лицо, а что пониже. Костюм, видимо, купленный собственноручно. — С завтрашнего дня приступаешь.

   — Но… — прикрыв лицо рукой, я пыталась придумать причину отказаться.

   — Можешь лично перечитать контракт. Копия перед тобой на столе, — он указал ладонью на стопку листиков, дьявольски усмехаясь, — но главное я, если позволишь, озвучу сам.

   Выпрямившись по струнке, затаила дыхание. Прохор Германович выглядел так коварно, словно вписал в договор прилюдные порки и избиение розгами.

   — Во-первых, у меня отработанная годами репутация. Я — публичный человек, часто приходится бывать среди приличных людей. А это значит, что мой помощник должен выглядеть соответственно, — ректор так сексуально загнул свой первый длинный палец с огромным красным перстнем, что я даже упустила момент, когда он пренебрежительно отозвался о моем стиле, мечтательно вздыхая.

   — Мне что, надо будет шмотки новые покупать? — искренне скривилась. Вещи покупать я, как и любая девушка, очень любила... Но для себя, а не для репутации одного заносчивого мужчины.

   — Тебе нет, — закатил глаза тот. — Не доверяю я тебе в этом вопросе, Никифорова. Будешь потом на заседания со мной в леопардовых лосинах и тунике со стразами щеголять?

   — Я не… — щеки стали пунцовыми, хоть я никогда так и не одевалась. За кого он вообще меня принимал?!

   — С тобой потом поедем, сам все выберу, — отмахнулся тот, словно и не сказал ничего такого. И прежде чем я успела снова как-то отреагировать, загнул второй палец. — Во-вторых, теперь я составляю твой график учебы и работы. Я твой босс во всех отношениях, поэтому без моего ведома ты ничего не делаешь. Даже гулять не ходишь! Это понятно?

   — Вообще-то… — Прохор Германович не спрашивал, он приказывал. Именно ставил перед фактом! Я готова была спорить, но он отмахнулся, затыкая мне рот.

   — Третье и главное, — резюмировал, — контракт до окончания декабря. Не справишься? Выгоню, и дальше пойдешь со своим Арсеном футболки шить за резинки для волос. Поняла меня?

   Видимо, ректор решил, что я ему в ноги упаду с благодарностями за такую должность, да еще и с огромной зарплатой! Стоило бы, но что-то не хотелось.

   — Вы меня выбрали сами, — процедила сквозь зубы. — Можно сказать, вынудили и…

   — Все сказала?! — рявкнул, заставляя вжаться в кресло. Синие глубины явно безмолвно шептали: одно слово против — загрызу. Пока противиться энергетике мужчины не было сил, так что я нехотя замолчала. Ректор кивнул на дверь: — Иди. Вещи твои тебе сейчас горничная принесет. Собирайся, отвезу в родную общагу. Работы тебе предстоит море до завтра сделать.

   Признаться, не такого окончания диалога я ожидала: «в-четвертых», так и просилось. Растерянно моргая, вдруг решилась:

    — И… все?

   — Все остальное прочтешь в договоре, — поторопил меня тот, переключаясь на свою работу. — У тебя тридцать минут на сборы. Надеюсь, ты понимаешь, что я не шучу? Опоздаешь, сама будешь на такси с загорода добираться.

   Резко подорвавшись с места, я кинулась к двери, словно ошпаренная, но любопытство таки победило здравый смысл.

   — Прохор Германович? — сгорая от стыда, поморщилась. Он, наконец, оторвался от бумаг, смерив меня усталым взглядом. — А больше не будет… Ну, условий? Чего-то не менее… эмм… важного? Особого, например...

   На месте стоялось тяжело, перетаптывалась. Мужчина думал, думал, думал… А потом так разозлился, что аж вены по лицу выступили.

   — Секса тебе там не хватает, да?! — прошипел ректор. Рука Прохора Германовича так и тянулась к торшеру, а затем он прищурился угрожающе: — Ну, если так надо, то… Раздевайся!

   — В смысле? — я снова оторопела, дышать перестала.

   — Раздевайся, говорю! — рявкнул, подрываясь с места. — На белье хоть гляну… За что я там пятьдесят штук отдал!

   — Сколько-сколько? — у меня чуть приступ не случился от шока. — Зачем кому-то белье такое дорогое?! Вы его хоть застраховали??

   — Зачем такое дорогое, говоришь?! — мужчина задумчиво примерял в своей ладони разные предметы со стола. Кажется, искал, чем можно меня приложить. — Порадовать тебя хотел, Никифорова. Вину свою загладить. Уже не хочу, веришь?

   — За что загладить?! — мертво прошептала, потому как самое страшное полезло в голову. Мол, мы с ним переспали и это такое «извини».

   И снова ректор уловил мысли без слов. Кажется, мои догадки ему не понравились. Зарычав сквозь стиснутые зубы, он таки запулил в меня ручкой, я вовремя прогнулась. Картина за спиной упала, разбилась в дребезги. Странно, но ректора даже не повело, хотя он помешан на порядке.

   — УБИТЬ БЫ ТЕБЯ, ПЕРСИК, — закричал он, послабляя галстук. — Медленно и больно!

   — Вас посадят! — на всякий случай напомнила, быстро выскочив за дверь. Уйти бы, но вопросы оставались. Так что, выглянув одной головой, тихонько продолжила: — Так, а зачем купили белье? Ничего же не понятно!

   — Вообще ничего не помнишь, да? — покачал головой Прохор Германович, с раздражением расстегивая верхние пуговицы тесной белой рубашки. Плюхнулся обратно на кресло и устало затараторил: — Я тебя спать уложил в одежде… Ночью прихожу проверить, жива ли, а ты скинула ее всю на пол и звездой на кровати полностью голая. Жарко тебе, что ли, было? Не знаю... Но выглядело... Хм?.. Эффектно, вот!

   — О, мамочки! — застонав в голос, ударилась пару раз головой об косяк, мечтая выкинуть эту картину из головы.

   — Я на тебя с трудом свою футболку натянул, ты со всей силы сопротивлялась! — нарочито громко и четко добивал меня мужчина. — Вещи когда твои потом складывал, заметил порванное белье. Видимо, ты так яростно пыталась его содрать, что-то по шву разошлось.

   Прохор Германович замолчал, а я будто ждала продолжения. Когда того не последовало, невнятно стыдливо поморщилась:

    — Это все, надеюсь?

   — Ага, — согласно кинул ректор, подпирая лицо ладонью. Казалось, он искренне любуется моими пылающими щеками. Даже успокоился, кричать перестал: — Белье-то хоть как раз? Я же сам ездил выбирал.

   — Сами? — почему-то приятное тепло по желудку разлилось от его слов, а на губах появилась глупая улыбка. Только вот ненадолго… Опустив взгляд, тяжело выдохнула: — Если честно, я его даже не померила. Думала, вы покупали его другой, а мне переподарили…

   — НИКИФОРОВА! — рыкнул он, в дверь ударилась очередная ручка. — Бесишь меня до ужаса! ПОШЛА ВОН СОБИРАТЬСЯ! Не хочу я на нары из-за твоей туго мыслящей головы! — я уже дверь почти заперла, как он вдруг так закашлялся, что, думала, умирает человек. Быстро вернувшись обратно, налила в стакан воды, и, только когда ректор ее выпил, хрипло заговорил: — А ты в чем тогда сейчас, не понял?

   — Так я это… — шмыгнув носом, развела руками. — Без белья.

   — Без белья она, — голос Прохора Германовича стал чужим, глубоким и будоражащим. Синие глубины скользнули по груди, животу, тому, что между ног. Тряхнув головой, словно после наваждения, он простонал себе под нос: — Без белья и без совести ты, Персик.

ГЛАВА 10

Стало как-то даже обидно до глубины души!

   — Чего это я без совести? Да я ведь даже… Я… — поджав губу, слишком сильно сдавила пальцами стакан с недопитой ректором водой. Кто знал, что крепкая и надежная с виду конструкция лопнет от моей не такой уж и сильной хватки?

   Множество мелких осколков фонтаном рассыпались по темно-бордовому ковру, деревянному полу и рабочему столу, усыпанному документами. С затаенным дыханием я ждала реакции Прохора Германовича: его идеальный порядок был не просто нарушен, но еще и повреждено имущество.

   — Никифорова! — зарычал он сквозь зубы. Между бровей мужчины залегла настолько глубокая морщина, что кожа покраснела. От волнения на висках выступили капельки пота, а волосы на висках словно встали дыбом. — Ты что творишь?!

   Мужчина поспешно поднялся с места, я, не осознавая того попятилась назад, от страха качая головой:

   — Да я просто…

   — Черт тебя дери! — сквозь стиснутые зубы выдохнул тот, морщась. — Зачем ты продолжаешь это делать?

   Прохор Германович приближался ко мне с такой скоростью, что не было возможности сбежать и укрыться. Я лишь до боли кусала щеки изнутри, а когда ректор оказался в опасной близости — позорно зажмурилась, шепча себе под нос:

   — Простите-простите-простите! Я сейчас же все…

   Мягкие теплые руки коснулись моих так нежно и осторожно, что я потеряла мысль. Мужчина бережно отряхнул каждый палец от стекла своей подушечкой, превращая меня в оголенный провод. Только в тот момент я поняла, что поранилась.

   — Сильно больно? — от бархатных ноток в хриплом голосе у меня свело желудок, горло словно парализовало. — Оль, чего молчишь? Совсем плохо, да?

   Я резко распахнула глаза, утопая в его широко распахнутых глубинах. Он пах так божественно прекрасно, чем-то безумно сексуальным и родным. Мне вдруг захотелось раствориться в моменте: чтобы он всегда касался меня ТАК, всегда ТАК смотрел…

   — А?.. — с трудом удалось выжать из себя пару невнятных звуков. — Совсем плохо?..

   — Так, — Прохор Германович отряхнулся, зачем-то перестал трогать меня за руки. Стон разочарования сдержать не удалось, — поехали-ка мы, наверное, в больницу.

   Ушами я слышала его слова, но смысл до мозга не доходил. Он, словно самый сладкий мед, приторно щекотал кожу… Я вдруг впервые так пристально рассмотрела Прохора Германовича: не было ведь в нем ничего отталкивающего. Помимо привлекательной внешности и подтянутой фигуры он обладал невероятной харизмой, которую зачем-то ото всех прятал.

   — Ты меня слышишь? — по слогам отчеканил тот, и я зачем-то улыбнулась. Черт знает, что он там нес… Мужчина покачал головой, цокнул языком. Потопал на месте, быстро и без интереса осматриваясь, словно беспорядок ему сейчас был совсем не важен. Затем снова вернул внимание ко мне, и… Подхватил на руки. — Давай-ка ускоримся, Персик. А то пока соизволишь двигать ногами — меня инсульт хватит.

   Одна ладонь Прохора Германовича касалась почти голой ягодицы, когда вторая накрывала то место, где следовало быть лямке от лифа. Его прикосновения внезапно показались мне такими необходимыми, как воздух… И я позволила себе обвить шею, погружая коготки в волосы.

   — Что ты делаешь? — мужчина замер вдруг у дивана, по коже его поползли мурашки, а самого передернуло.

   — Н-ничего, — страх куда-то пропал, чувство опьянения захлестнуло с головой. Я тщательно облизала пересохшие губы, это привлекло пристальное внимание Прохора Германовича. Ректор вцепился в них взглядом, как коршун в добычу. — Просто…

   — Просто?.. — хрипло, низко и невнятно переспросил меня он, все сильнее и сильнее сжимая ладонь.

   — Просто… — жар окутал меня с ног до головы. Грудь вздымалась так сильно, что дышать стало совершенно нечем. — Мне не нужна медицинская помощь. Это все лишь пальцы, и они вполне себе функционируют, — сама удивляюсь такому сложноподчиненному предложению. Я покрутила свободной рукой перед физиономией ректора, медленно играя пальцами перед его лицом.

   — Уверена? — синие глубины вдруг стали темными, совсем нечеловеческими. Бросив краткий взгляд на дверной косяк, Прохор Германович сделал шаг к нему и резко вжал меня в него, освобождая одну руку и перекидывая часть «ноши».

   Он накрыл мою кисть своей, знакомо изучив каждый палец. Глаза закрылись сами по себе, воздух вокруг наэлектризовался.

   — Крови нет, — с трудом расслышала я, а затем произошло нечто совершенно невероятное, безумное и, быть может даже, неправильное. Его губы накрыли большой палец… Затем еще один, еще и еще... Все больше погружая меня в нирвану, вызывая томление между ног. И когда напряжение уже было слишком невыносимым, я вдруг услышала его тихий шепот: — Ты безумно красивая, Оля.

   С губ сорвался рваный стон.

   — Правда? — украдкой распахнув глаза, я буквально споткнулась о тот пожар, что горел внутри мужчины. Адский и испепеляющий!

   — Правда, — Прохор Германович кратко кивнул, продолжая гладить мою руку. Он словно боролся с собой: морщился, одергивал себя в сторону, но снова возвращал внимание мне, а затем на что-то решился. Слишком серьезно отчеканил: — Запомни, что я тебе скажу сейчас, больше повторять не стану.

   — Ммм? — вырвалось с трудом, язык будто растаял вместе с мозгом.

   — Я очень виноват перед тобой. Принял не за ту, кем ты являешься, и заглажу свою вину так сильно, как смогу. — Прохор Германович протараторил речь так быстро, как будто она сидела в нем давно. Оставив краткий поцелуй на ладони, он ненадолго прикрыл глаза и перестал дышать, затем снова заговорил: — Я больше никогда в жизни пальцем к тебе не прикоснусь.

   — Эмм... Что?! — от удивления слезы на глазах выступили. Полное ощущение, словно кто-то по голове кувалдой ударил, — не проходило.

   — То, что произошло сегодня в этой комнате, — ректор нервно обвел пространство указательным пальцем, — навсегда здесь останется. Запомни, девочка.

   — Что именно произошло тут и тут останется? — растерялась я, начиная нервничать. — Не понимаю. Если вы про стакан, то я готова купить...

   Он выдохнул, кратко откашлялся и рыкнул:

   — Это.

   А затем накрыл мои губы своими, так жадно, что меня словно вихрем унесло в пучину чего-то темного и таинственного. Никто не окутывал меня таким желанием, никто и никогда не дарил столько эмоций! Это было не просто соприкосновение губ, а нечто намного больше!

   Когда Прохор Германович отстранился, ударяясь лбом об мой лоб, мне хотелось кричать от переизбытка чувства. Они накрывали меня удушающими волнами. Я хотела больше: здесь, сейчас, всегда!

   — И, — задыхаясь, продолжил тот более серьезно. Словно мы были на совещании и секунду назад он едва ли не убил меня одним лишь касанием губ? — запомни еще кое-что. — Прохор Германович прочистил горло, выдержав странную паузу, прежде чем добить меня окончательно: — Я не буду твоим первым мужчиной, Никифорова. И секса у нас с тобой никогда не будет.

   — Но?.. — вдруг вырвалось, хотя я искренне не понимала: что говорить дальше? Умолять его передумать? Зачем?! Ректор говорил разумные правильные вещи, почему тогда сердце разрывалось от боли?

   — Все, тема закрыта. — приказал Прохор Германович, делая шаг в сторону от косяка, толкая дверь и выходя из нее прочь. Когда он вышел с кабинета, я вдруг четко осознала — больше к данному разговору мы никогда не вернемся.

***

Дни шли быстро, я щелкала их словно семечки. Подготовка к сессии, работа на ректора, учеба — все это слилось в одну беспроглядную рутину, где не было свободной минуты. Прохор Германович сдержал свое обещание и контролировал каждую мою минуту.

   — Это чтобы ты ерундой не страдала и хорошо училась, Никифорова, — деловито осведомлял меня тот, когда я в который раз пыталась понять: к чему такой родительский контроль? Зачем звонить каждый вечер и проверять, в общаге ли я? Зачем самому забирать и отвозить домой?

   — Но… — хотелось закричать: «Я ведь и была отличницей!» Только договорить мне никто не давал, мужчина либо разворачивался и уходил, либо одним взглядом затыкал рот.

   Спустя несколько недель работы в приемной я, казалось, уже читала мысли Прохора Германовича. Его «странные» прихоти почему-то больше не казались таковыми. Я выполняла их на автомате, не задумываясь. Предугадывала наперед, еще до того, как босс прикажет.

   — Оль, — застонала Марина, поджимая губу. — Солнышко, давай хотя бы чая с тобой вместе попьем, а?

   — Не могу, — вынуждена была признать я, с трудом передвигая ногами по коридору из одной аудитории в другую. — Ты же знаешь, Прохор Германович сегодня велел…

   — Прохор Германович, Прохор Германович… — передразнила меня та, кривляясь. С тяжелым вздохом девушка перегородила мне путь, накрывая мои руки своими и серьезно заглядывая глаза. — Я даже не стану говорить, что соскучилась по тебе, потерплю. Но… Оль, ты же словно робот теперь. Тебе хоть сны сняться? Или этого Прохор Германович не велел?

   Прикусив губу, я отвела взгляд. Сны и правда давно не приходили ночью… И все же стоило признать, что в новой работе было два существенных плюса. Первый — это, конечно же, заработная плата. Она позволила без страха просыпаться по утрам, постепенно откладывая сбережения. Второй — это недостаток времени думать о той боли в сердце, что возникала при мысли о ректоре. Занятость притупляла ее, но, увы, ненадолго.

   — Придумала, — воскликнула я, и подруга оживилась, — у ректора в четыре часа деловой ужин в кафе, мне на этот период распоряжений не было. У тебя как раз пара закончится, а я постараюсь закончить разбирать договора, чтобы…

   — Успеешь? — задала правильный вопрос Марина, скривившись. Только она знала, КАК много требовал Прохор Германович в краткие сроки. — Может, я уйду с пары и помогу... Ректор вот даже тебя с «Истории Коммунистических Партий Советского Союза» освободил, чего мне нельзя прогулять?

   Прыснув от смеха, я не позволила подруге этого сделать и отправилась в ректорскую, подготовить кабинет к работе. Когда вышла в приемную, дверь вдруг распахнулась. Я было удивилась, мол Прохор Германович пришел раньше, а нет…

   — О, Оля! Как неожиданно тебя здесь увидеть! Кто бы мог подумать?! — театрально наигранно и совершенно неправдоподобно удивился Костя Козлов. Нервно покашляв в кулак, он расправил свою темно-бордовую рубашку, хотя обычно предпочитал сугубо спортивные вещи. Парень игриво подмигнул, протягивая мне скомканный белый листик. — Вот, заявление принес для ректора, а тут такая незапланированная встреча. Считаю, это судьба…

   — Привет, Кость, — вежливо улыбнувшись, я быстро пробежала взглядом по тексту, пока тот продолжил:

   — У меня завтра игра по баскетболу. Приходи, а? Лучшие места тебе обеспечены!

   Парень судорожно ждал ответа, а я будто пропустила мимо ушей его вопрос. Больше заинтересовало другое:

   — Ты просишь преподавателя немецкого принять у тебя экзамен раньше в связи с соревнованиями… Не думаю, что стоит отдавать это Прохору Германовичу. Подойди к преподавателю и договорись чисто по-человечески. Так все делают у нас, Козлов.

   — Да? Правда, что ли, так можно было?! Офигеть не встать! — от актерских талантов парня меня прямо скрутило, передернуло. Внезапно он осмелел, сделал шаг вперед и схватил меня за руку, проникновенно протянув: — Оль, ты моя спасительница, веришь? Не прощу себе, если не напою тебя кофем. Оно такое вкусное в соседнем доме, пальчики оближешь.

   Вот тут меня прорвало. С губ сорвался совсем не сдержанный смех. Благо, Костя не понял истинную причину, довольно сверкая в ответ. А я все пыталась понять, что такое «кофем» и почему после этого самого «оно» надо лизать пальцы. Оставалось надеяться, что хотя бы себе, а не кому-то…

   Дверь так громко хлопнула, будто петарда в приемной разорвалась. Я испуганно подпрыгнула на месте, вжимаясь в Козлова. Взгляд ненароком упал на лутку, с которой сыпалась побелка, а также на дверь, с которой парочка болтов каким-то чудом отвалилась.

   — Добрый день! Не помешал вам? Это, — Прохор Германович словно не видел меня, его пробирающий до костей ледяной взгляд похоронил Козлова. Ректор пренебрежительно ткнул в парня пальцем и сжал челюсти: — Ко мне, видимо?

   С трудом отряхнувшись, я оттолкнула от себя парня и нервно расправила волосы, затянутые в высокий конский хвост:

   — Нет, он… Ошибся кабинетом, уже уходит.

   Ректор странно цокнул языком, желваки его нервно играли. Засунув одну руку в карман, он размашисто проследовал к нам, выбивая из груди кислород.

   — Интересно, — выдернув лист из моих рук, Прохор Германович пробежался по тексту требовательно. — Это ведь мне, не правда ли?

   — П-правда, — огромный мощный качок вдруг потерял дар речи и хмуро сделал шаг назад, увеличивая расстояние от ректора.

   — Так вот, — мужчина повернулся к нему, намеренно глядя в упор и не моргая. — Просьбу я вашу не одобряю. Учеба — есть учеба. Если у вас другие интересы — добро пожаловать на выход. Вдобавок, лично прослежу за успеваемостью и присутствием на экзаменах.

   — Но… — парень теперь уже растерялся, а я нахмурилась. Что за ерунда? Все вокруг сдавали экзамены раньше, если требовалось по уважительной причине… А Козлову, значит, нельзя?!

   — Если есть претензии к моему решению, добро пожаловать на горячую линию Министерства образования. — Прохор Германович оскалился так, что жить перехотелось, а спорить уж тем более. — Объясните им, что вместо экзамена по немецкому пойдете пинать мяч.

   — Но в баскетболе не надо… — начал был Козлов, но вовремя проснулся, исправляясь: — Понял вас! До свидания…

   Пока он неторопливо вышагивал к выходу, Прохор Германович упражнялся на мне в каких-то совершенно извращенных зрительных пытках.

   — Оль, — зачем-то окликнул меня Костя, многозначительно подмигивая. — Ну, ты запомнила, что я тебе сказал, да? Увидимся, жди.

   Козлов вышел, а я умерла изнутри, прикрывая глаза.

   — Ну, — потребовал мужчина, хмурясь с каждым мгновением все больше, — и?

   — Ч-что? — не поняла я, мечтая провалиться сквозь землю. Все в ректоре буквально кричало о моей виновности, только… Я искренне не понимала — в чем именно.

   — Не понимаешь, да? — мужчина сделал шаг в сторону кабинета, потом снова вернулся ко мне, будто пытаясь что-то сказать. Не сделав этого, он цепко осмотрел мое лицо, словно ища какие-то улики. Голос буквально сквозил ядом: — У тебя зрачки расширены, Никифорова!

   Звучало это как самое настоящее обвинение в чем-то совершенно ужасном и непростительном. Судорожно пытаясь вспомнить, я нервно сглотнула и зачем-то шагнула назад… От греха подальше. А там трюмо!

   — Они расширяются, — Прохор Германович побелел весь, все время трепая руками то волосы, то галстук с рубашкой, — когда смотришь на человека, который тебе нравится! ЧТО ЗА ЧЕРТ?!

   Щеки мои покрылись румянцем, голова закружилась. Ведь все вправду так и было: напротив стоял Прохор Германович, а сердце знакомо билось быстрее. С каждым днем притяжение становилось все сильнее, а нить, притягивающая к нему, — все туже.

   — Я… — опустив взгляд, шмыгнула носом от смущения и стыда. — Просто… То есть…

   — Никифорова, — процедил он, как будто собирается меня четвертовать. Затем пересек разделяющее нас расстояние, буквально вдавливая своей грудью в конструкцию позади. Горячее дыхание раздувало волосы на голове, когда ректор подцепил пальцем мой подбородок, буквально силой заставляя посмотреть в его пылающие синие глаза. — я так понимаю, у вас с Козловым сейчас все только зарождается?

   — Козловым? — удивилась я, не в силах выдержать пугающие искры напряжения вокруг, — Только зарождается?! — и тут до меня дошло, от чего из груди вырвался несдержанный смешок. А ректор сузил глаза, ожидая четкого внятного ответа. — Нет, у нас ничего не зарождается сейчас...

   По факту, Прохор Германович не имел никакого права требовать подобного ответа, но выдержать его злость не смог бы ни один человек в мире!

   — То есть, — он затопал ногой по полу, свободной рукой сжав ручку стеклянной двери. Хрустнула сперва ручка, а затем и сама дверца, — у вас уже был… Как это сейчас называют… конект?

   — Эмм… Что? «Конект»? — захлопав глазами, я вгляделась в ректора: не пил ли он? Взвинченный, нервный, едва удерживающий себя на месте.

   — Именно, — поторопил меня тот, когда я слишком долго вглядывалась в лицо ректора. А затем буквально прорычал: — ОТВЕЧАЙ, ПЕРСИК!

   Слишком давно Прохор Германович не называл меня так, почти отвыкла… А теперь в груди что-то шевельнулось, по телу разлилась приятная дрожь. Пытаясь прийти в себя, я невнятно кивнула. Решив, мои мужчина спрашивает: общаемся мы или нет?

   — КАКОГО ХУ… — взорвался ректор так, что у меня почти лопнули перепонки. — Художника!!

   Уши точно заложило. Буквально отодрав с себя галстук, он отшвырнул его в сторону, срывая пару верхних пуговиц рубахи.

   — Прохор Германович, — прошептала, зажмуриваясь и обнимая себя руками. Искренне не понимая, что происходит, я просто хотела, чтобы это быстрее закончилось, — прошу вас…

   — ПРОСИШЬ МЕНЯ?! ТЫ? — со звериным хрипом мужчина впечатал кулак куда-то в стену за спиной и, только когда послышался странный хруст в конечности, вдруг успокоился. Отдышался и перешел на быстрый, но уверенный рык: — За каждого посетителя приемной, не оговоренного мною заранее, будешь оштрафована на тысячу. Поняла меня?!

   — Но как же… — растерялась было я, слезы срывались из глаз, но я все равно заметила капли крови, стекающие по руке ректора.

   — Если гость мужского пола — пять тысяч! — рявкнул он, затыкая рот требовательным взглядом. Хлюпая носом, я нервно закивала, не представляя, как смогу спорить с ним в таком состоянии. А Прохор Германович продолжил: — Напомни-ка мне, Персик, какая у тебя зарплата, а? И кто тебе ее обеспечивает?! — ответить я была не в силах из-за удушающих рыданий. Они и не требовались, Прохор Германович просто продолжил издеваться: — Кто купил тебе шмотки, в которых ты сейчас ходишь? ЗАБЫЛА?!

   — В-вы, — вынуждена была признать я, хоть это была инициатива Прохора Германовича, как босса. Более того — требование по трудовому договору. Мы вместе поехали в безумной дорогой бутик, выбранный им самолично, где он сам утвердил каждую вещь. Между прочим, я буквально уговаривала того ничего не покупать!

   — Именно поэтому я, — он ударил себя в грудь ладонью так яростно, что точно останется синяк, — могу контролировать каждую секунду твоей жизни. Включая личную! — он замялся, прикусив губу, потому что явно увидел у меня в глазах вопрос: «Почему именно личная жизнь его так интересует?!» — Из-за всяких сопляков снижается продуктивность, и ты не отрабатываешь зарплату! Я что, идиот по-твоему, платить ни за что?

   — Но я… — чувствуя себя ничтожеством, я, нервно вытирая слезы ладонями, растирая тушь. — Очень стараюсь… Да и вообще делаю всегда наперед…

   — Вот и делай так дальше! — закрыв глаза, ректор пару раз тяжело вздохнул, после чего натянул маску безразличия. Окинул разбитое стекло кратким рабочим взглядом, мол, надо вызвать мастеров. Затем направился к кабинету, на ходу кинув: — Увижу еще раз Костю Козлова рядом — выпорю... Тебя... А его выгоню взашей! Хотя... Может, это и раньше произойдет, даже без моего участия!

   Не знаю, что было у меня в голове в тот момент, когда, видимо, от страха из груди вырвалось:

   — У вас же встреча в два часа, не забыли? — Прохор Германович замер, настораживаясь. Я же, вспомнив о подруге, протараторила: — Могу я отлучиться на пятнадцать минут из кабинета на кофе?

   — Кофе… Вот как это сейчас называется… — выдохнул он себе под нос, в глазах ректора плясала моя смерть с отягчающими. — Как-то быстро… Пятнадцать минут всего, Никифорова? Спортсмен же, выдержка хоть какая-то должна быть. Прямо жаль тебя, бедная!

   — А?.. — снова не поняла я, начиная подозревать, что ректор просто забыл выпить какие-то свои таблетки от шизофрении. Иначе что это за припадок только что был?

   — НИЧЕГО, — отмахнулся он, после чего громок, четко отрезал: — НЕТ! Никуда ты не пойдешь, поняла меня? Никуда и никогда!

   — Почему? — нижняя губа против воли затряслась. Все сильнее казалось, что я продала Прохору Германовичу свою душу в рабство.

   — А потому, — он оглянулся по сторонам, защелкал пальцами и только спустя пару секунд ответил: — Отчет надо срочно доделать, ты не успеваешь!

   — Уже, — я указала подбородком на стол.

   — Перебрать заявки, — выгнул бровь тот. Мол, это успеть не могла. Не тут-то было:

   — У вас на столе.

   — Макулатура? — сцепив зубы предположил.

   — Давно, — устало выдохнула.

   — Справки, заявки, почта? — нехотя принялся загибать пальцы, закипая.

   — Ага, — кивнула на каждый из пунктов.

   — Тогда, — мужчина радостно прикинул и ткнул в меня пальцем, — к парам готовься! Небось из-за новой работы отстаешь!

   — Можете проверить лично — все выучила из заданного, — коварная улыбка так и просилась, аж слезы высохли. Сложив руки на груди, я ждала, когда великий и ужасный Прохор Германович признает свой проигрыш и отпустит меня на кофе с Мариной. Но куда ему до обычных человеческих эмоций?

   — Значит, поедешь со мной. Буду учить тебя с людьми договариваться, — недовольно буркнул тот и хлопнул дверью.

   Только спустя пять минут я отошла, к тому моменту начали приходить посетители, а рабочие вынесли старое стекло, обещая заменить то к обеду. Даже уборщица осколки замела, мне делать ничего не пришлось. В свободную минутку я кратко набрала номер Марины, та ответила буквально сразу, радостно и счастливо:

   — Раньше освободилась? Я уже бегу к тебе!

   — Марин, — голос осип и осел, слезы уже наворачивались, — не получится, прости.

   Я не стала говорить ей, как нервно смывала черные разводы с лица после непонятных мне психов босса, лишь до боли закусила щеку изнутри.

   — Прохор Германович опять тебя нагрузил, да? — сочувственно прошептала та. — Солнце, так не пойдет! Давай я поговорю с одним человеком, и мы подумаем, как освободить тебя от контракта. Наверняка есть лазейки…

   Уже в двадцать лет я поняла, что жизнь намного сложнее, чем хотелось бы. Почти всегда приходится заниматься тем, что не нравится, потому что за это платят. Потому что надо как-то выживать! И вот сейчас, в который раз, я готова была наступить себе на горло и дальше продолжать бороться.

   — Все нормально, — как можно искреннее отмахнулась. — Ерунда. Завтра сходим, идет? Вырвусь на пять минут и…

   Позади послышался краткое покашливание, я резко испуганно отключила связь. Мали ли, что могло разозлить босса? Прохор Германович стоял у распахнутой двери кабинета, его кисть была перемотана бинтом. Я не могла представить, как давно он подслушивал разговор, но в глазах его было нечто странное и на удивление человеческое… Сочувствие? Жалость? Стыд? Я даже растерялась, когда он тихо и скромно прошептал:

   — Скоро встреча, Оль... Пойдем, а?

ГЛАВА 11

К авто ректора, припаркованного у центрального входа вуза, мы шли молча. Прохор Германович не проронил ни слова, когда открыл для меня дверь своего «БТРа». За пятнадцать минут гробовой тишины в пути я настолько ушла в себя, что совершенно упустила из внимания, где именно мужчина заглушил двигатель.

   — У вас встреча в торговом квартале? — обернувшись по сторонам, я недовольно прошлась взглядом по самой дорогой улице города. Будучи здесь лишь раз в жизни, когда Прохор Германович покупал мне «рабочую униформу», сразу поняла — данное место не для меня.

   — Выходи, — буркнул тот, покидая салон в секунду.

   — И все же, — стоило коснуться ногами асфальта, внезапно горячая ладонь упала мне на локоть, буквально уволакивая в сторону. Стало неуютно и зябко. Я поежилась, скидывая с себя руку ректора. Та опала… Мне на талию, буквально впечатывая намертво в тело мужчины. — куда мы направляемся?

   — Сейчас увидишь, Никифорова! — закатил глаза недовольно тот, словно и не касался пальцами моей почти что голой кожи. Да, нас разделяло утепленное пальто, но ощущения были именно такими!

   Перед глазами все плыло от напряжения, когда замаячила мерцающая вывеска на фоне панорамного входа. Дверь нам открыл швейцар, буквально тут же встретил консультант с неестественно сияющей улыбкой.

   — Добрый день! — протянула девушка. — Чем могу помочь?

   Я быстро скользнула взглядом по витринам с украшениями и остолбенела. Сердце забилось внутри быстрее, руки похолодели, а в голове крутилась лишь одна фраза: «Что за черт?!»

   — Мне нужна твоя помощь, — шепнул на ухо мужчина, словно уловив панику в воздухе. — Чисто женская, так сказать.

   Прочистив горло, я едва нашла силы пробормотать:

   — Какая?

   Казалось, когда большего шока испытать за сегодня невозможно, Прохор Германович уже в полный голос проговорил:

   — Подарок надо выбрать одной девушке хорошей. — затем мне лично добавил, пощекотав ухо мятным дыханием, — Она твоего возраста примерно… Думаю, у вас вкусы одинаковы, так что опирайся на свое мнение.

   Прямой выстрел в сердце, словно вспышка сверхновой, оглушил меня на долгую секунду. Я пошатнулась, бросив непонимающий взгляд на Прохора Германовича.

   — Девушке? — голос охрип, осел, привкус чего-то горького во рту стал омерзительным до одури.

   Я четко вспомнила, как ректор сказал, мол, не имеет детей! И если мужчина не лгал, то значит… У него имелась девушка — моя ровесница. Скорее всего, другая студентка, более сговорчивая. Согласившаяся на условия контракта.

   — Ага, — устав стоять в проходе, ректор буквально поднес меня к стенду. От ставших в глазах колом слез я не смогла разглядеть ничего вокруг.

   — Какой у вас бюджет для подарка, могу я уточнить? — елейно напомнила о себе консультант.

   — Никакого, — отмахнулся Прохор Германович, словно ножом полоснул по коже вновь. — Что и сколько спутнице понравится, то и заворачивайте.

   Не желая быть слабохарактерной размазней, я с трудом взяла себя в руки. Проморгалась, откинула обиду. И тут же злость захлестнула с головой! Какая-то девица будет ходить в подарке от мужчины, один взгляд которого последние дни заставляет бабочки в животе порхать…

   — Помочь вам, говорите, — коварно закусив губу, я устремила взгляд на изысканные украшения, где отдельным видом искусства были цены, больше напоминающие номера телефонов.

   — Ни в чем себя не ограничивай. Можешь померить, что захочется, — подначивал Прохор Германович.

   Хитро прищурившись, я медленно обошла весь магазин, не без труда отыскав самое ужасное творение в мире, носить которое сможет только психически нездоровая женщина.

   — Вот! — деланно восхищенно воскликнула, тыкая пальцев в нужный комплект. — Это же просто шедевр, Прохор Германович!

   — Уверена? — мужчину прямо скрутило. Он бросил недоверчивый взгляд на консультанта, та едва смех сдержала. Наверняка эту безвкусицу годы никто купить не мог. Цена, как у кабриолета, а вид детской неожиданности.

   — Оль… Олечка… — растерялся ректор, вдруг заговорив растерянно и неуверенно. — Может, ты плохо его рассмотрела? Очки дать? Освещение сделайте нам получше!

   — Не-не-не! — живо отмахнулась. — Я тут уже все посмотрела, это же просто любовь с первого взгляда! — даже руку на сердце положила для убедительности, ресницами похлопав. — Я бы за такой набор убила, уже завидую его обладательнице.

   Мужчина закатил глаза, мол: «Ну, как скажешь», и махнул рукой:

    — Заворачивайте весь набор.

   — Конечно-конечно! — засуетилась девушка так быстро, будто боялась, что мы вот-вот передумаем. Куда там! Я уже мечтала увидеть данное уродство на студенточке, раздвинувшей ноги за протежирование.

   Пока девушка паковала подарок, я внутри ликовала. Сережки представляли собой три огромных массивных кольца весам в полтонны. Мало того, что они увешаны камнями всех цветов, так еще внизу были висюльки в виде коровы с крыльями. В том же стиле было и колье с браслетом, только живности побольше и цвета поярче. Но вот кольцо превзошло все ожидание: огромное выпуклое вымя!

   Всю дорогу до авто я напевала себе под нос победную мелодию, а Прохор Германович на меня странно косился.

   — Стойте! — вдруг вспомнила я, ошалело глядя то на ручные часы, то на босса. — Вы опоздали на встречу!

   — Знаешь, Оль, — философски протянул он, криво улыбаясь, — оно тот стоило.

   — Что? Почему это?? — искренне не поняла я. Как человек, соблюдающий порядок с маниакальной точностью, так просто говорил об опоздании?!

   — Говорю, — он сконцентрировал внимание на моих губах, тяжело выдохнул и… Зрачки его расширились так сильно, почти полностью заслоняя собой радужку. — Красивая ты сегодня, прямо не могу!

   Не дожидаясь моей реакции, он проследовал к автомобилю, а я так и осталась стоять у бутика в растерянных смешанных чувствах.

   Весь оставшийся путь рядом с Прохором Германовичем я размышляла об его странном, совершенно неуместном комплименте. Если я таки нравлюсь мужчине, зачем было так прямо отвергать меня, просить выбрать подарок, до сих пор лежащий на коленях, другой женщине? Что это, если не издевательство?

   — Идем, — скомандовал ректор, покидая авто первым. Пока я очнулась, отряхнулась, он уже открыл для меня дверь и протянул руку.

   — Не стоит, — гордо задрав подбородок, я спрыгнула на землю и попыталась сделать было шаг в сторону, но… Куда там? Прохор Германович буквально вжал меня в дверцу, вдруг выдав:

   — Замри, Персик. Есть у меня одна идея…

   Не желая отпускать меня, Прохор Германович потянулся к красной коробочке с комплектом. Таким образом его мощная натренированная грудь, обтянутая сейчас лишь рубашкой с распахнутым пиджаком, буквально слилась с моей! Нос скользнул по шее, волосы щекотали щеку, и даже небритость полоснула по губам. Пьянящий мужской аромат действовал на меня странно… Томление между ног возникло внезапно, как обухом по голове. Не осознавая, что делаю, я обхватила предплечья ректора, захлопнула глаза и перестала дышать.

   — Во-о-о-от так! — вдруг выдал он, после того, как скользнул ладонями по шее. — Отлично, Никифорова. Хоть на человека стала похожа.

   Прохор Германович шагнул назад, чувство разочарования накрыло волной. Я недовольно поджала губу, настроение мгновенно испортилось. Тем не менее, взяв себя в руки, обернулась к боковому зеркалу авто и ахнула:

    — Что вы?.. И когда?..

   — Знаешь, — на заднем плане тот задумчиво почесал бороду пальцами, — а тебе даже красиво, удивительный человек…

   Каким-то неведомым мне образом, словно опытный карманник, Прохор Германович надел на меня комплект украшений. Зная, сколько он стоит, вдруг ощутила неподъёмный вес белого золота и бриллиантов. Нервно сглотнув, провела кончиком пальца по тонким изысканным линиям… Что же, пора было признать: по итогу подарок оказался не таким ужасным, каким казался в витрине. Странным, необычным, удивительным? Да! Но не ужасным, нет.

   — Красиво, — я понуро выдохнула, резко отворачиваясь от зеркала, пряча взгляд от ректора. Ведь уже скоро другая будет носить его на себе, восторгаться. Видимо, Прохору Германовичу она безумно дорога, раз ради нее он готов выложить целое состояние! Сглотнув слезы, тут же потянулась к застежке сережек. — Померили и хватит. У вас встреча, надо спешить…

   Вдруг мужчина резко одернул мою руку, захлопнул дверцу с коробочкой внутри, и поставил авто на сигнализацию.

   — Вот именно, Персик! — воскликнул он, подхватывая под талию и уволакивая прочь прямо в украшениях. — Время! Его совсем нет…

   — Но… — я растерянно перебирала ногами, с трудом разбирая дорогу. — На мне ведь чужие украшения… Это подарок и…

   Ректор странно двояко хмыкнул, но выдал строго и вскользь:

   — Мы идем на важную встречу, Никифорова! Твоя задача произвести впечатление ничуть не хуже, чем я.

   — То есть, — мои брови взметнулись ко лбу, — я настолько страшная, что только набор по цене квартиры может сделать из меня человека?!

   Я даже остановилась, каблуками врезаясь в плотную ковровую дорожку. Мне важно было услышать ответ, важно было заглянуть мужчине в глаза!

   — О-л-я, — закатил глаза тот, рыча. Он сжал мои предплечья, словно собираясь сказать нечто очень важное, но тут в наш разговор вторгся чужой неуверенный баритон:

   — Простите… Вы заходите или нет? Как долго мне еще держать дверь?

   Только в тот момент удалось заметить швейцара и вывеску «Сокол» у него над головой.

   — Потом обсудим, — буркнул ректор, — Идем.

   Я вынуждено следовала за Прохором Германовичем по устремлённому мрамором полу дорогого ресторана. Меня уже второй раз удивляло, какая спокойная и размеренная обстановка стояла здесь посреди рабочего дня. Множество людей обедали себе тихо и никуда не спешили.

   Как вдруг в самом центре зала удалось разглядеть столик, за которым сидели два мужчины. Один из них был мне прекрасно знаком — отец Лены Виктор Семенович.

   — Вот он, — вполголоса шепнул ректор мне на ухо, указывая на второго, — Дмитрий Петрович. И мы с тобой поможем ему пристроить лишние миллионы.

   — А?.. — я едва не поперхнулась воздухом от шока, Прохор Германович же мягко похлопал меня по спине приводя в чувство.

   Когда мы подошли, оба мужчины встали с места, устремив внимательные взгляды на меня. Даже когда пожимали друг другу руки, все равно не упускали возможности просканировать, как рентген.

   — Опоздание от вас — это как снег летом, — покачал головой Виктор Семенович, отец Лены. — Пришлось друга развлекать в ваше отсутствие, чтобы не заскучал.

   — Поверьте, у меня были уважительные причины, — холодно и деловито серьёзно отчеканил ректор. Я сидела рядом с ним, когда под столом его колено коснулось моего, прошибая током. — Одна проблема требовала немедленного решения. Без этого ничего остальное бы не имело смысла.

   Про себя я усмехнулась: «Вот это ректор сочиняет!», и даже немного расслабилась, как снова подал голос Виктор Семенович:

   — Вы впервые не один… — они с Дмитрием Петровичем переглянулись, обмениваясь только им понятными мыслями. — Представите нам свою спутницу?

   — Она не спутница, — слишком резко и агрессивно рявкнул тот. Но тут же прочистил горло и ровно продолжил: — Это Ольга, моя правая рука. Незаменимый сотрудник, профессионал своего дела.

   — Профессионал своего дела? — этом повторил Дмитрий Петрович, подпирая кулаком подбородок. Подмигнув мне, мужчина вдруг криво усмехнулся. — Такая прекрасная девушка и всего лишь работник? Даже как-то… — он развел руками, защелкав пальцами. — Грустно, что ли!

   — Ага, — поддержал его друг Виктор Семенович, поиграв бровями. — Хотите к нам в штат? Работы меньше, зарплата выше, да и спутника вам найдем… — он окинул доброжелательным взглядом перекошенного от ярости ректора, — понастойчивее и увереннее?

   Мужчины были явно старше ректора, но обладали каким-то совершенно притягательным шармом и не вызывали отторжения. Мне было приятно находиться в их обществе, я чувствовала себя в безопасности и только. Позволив себе вежливую улыбку, внезапно поймала на себе ошарашенный взгляд Прохора Германовича.

   — Никифорова, — удивленно рявкнул тот. — Принеси-ка мне кофе «Кона». Барная стойка в другом конце зала.

   — У нас официанты есть, — давя смех, почему-то выдал Виктор Семенович.

   — Да-да, — подыграл ему друг, а затем подцепил со стола лежащую там мою ладонь и поцеловал. — Такой девушке не стоит утруждаться. Может, хотите десерт? Я угощаю!

   — Хватит! — рявкнул Прохор Германович громко и непростительно грубо, но мужчины даже не дернулись, давя смех.

   — Кофе, Ольга. Ты знаешь, как я люблю. Что-то упустишь — уволена.

   — Я вам кофе никогда не заваривала, — пискнула, растерянно моргая. Босс выглядел так, будто сейчас прикопает под елочкой в ближайшем лесочке. — И…

   — Проконтролируй весь процесс, — его голубые глубины убивали на месте, доводили до инсульта. — От мытья чашек с руками бармена, до подачи. Это понятно?

   — Ага, — резко подорвавшись с места, я едва не запуталась в длиной скатерти. — Конечно-конечно! Я быстро!

   — Быстро не надо! — взмолился ректор, заказывая глаза.

   — Раз она такой профессионал, — с сарказмом махнул рукой Виктор Семенович, — почему не может с нами провести переговоры? Мы ее не обидим. Обогреем и облюбим…

   Прохор Германович захрипел, будто задыхаясь, сломал ручку руками, но и слова не сказал. Я уже сделала пару шагов в сторону стойки, как позади послышался откровенный смех и голос Дмитрия Петровича:

   — А тут все бармены — красивые мужчины. Может, ее проще в подвале сразу закрыть, а?

   — К делу! — взвыл ректор устало, а я наконец-то расслабилась у барной стойки.

   Честно говоря, я не спешила, решив выполнить задачу от босса качественно. Знатно замучила бармена своими претензиями, пока тот не перестал быть доброжелательным. Когда Прохор Германович возник за спиной, почувствовала его пятой точкой, спокойно поднимаясь на ноги.

   — Ой, — театрально воскликнула, положив руку на сердце, — уже все, что ли? Не успела!

   Только договорив последнее слово, наконец оценила лицо мужчины: холодное, отстраненное, злобное. Словно оскал, от которого хотелось бежать и прятать голову в песок.

   — Переговоры не задались? — догадалась я, морщась.

   — Нет, все, как всегда, отлично, — отмахнулся ректор, — Сильно расстроилась, что не успела? — выплюнул Прохор Германович более заинтересованно, руками сжимая папку с документами все сильнее и сильнее.

   — Ч-что? — растерявшись, я нахмурилась. Рядом посмеивался замученный мною бармен, стыл кофе, а ректор отчитывал меня, словно плохого работника. Не желая привлекать внимание, как можно доброжелательнее улыбнулась и прошептала: — Пойдемте уже? У вас график, и время не резиновое.

   Он саркастично рассмеялся, стрельнув в меня обвинительно и жестко.

   — Не тебе мне это объяснять, девочка!

   Кто-то словно хлестнул меня по щеке… Кто-то очень конкретный. Я пошатнулась на месте, ком колом встал в горле.

   Неподалеку замаячили Виктор Семенович с Дмитрием Петровичем. Прохор Германович увидел, как те сконцентрировали на мне взгляд, о чем-то активно переговариваясь, и схватил за кисть. Совсем как непослушного ребенка утягивая к выходу. Я едва успевала переставлять ногами, задыхаясь от обиды и досады.

   — Остановитесь! — воскликнула я на улице, когда смогла позволить себе более смелый тон. Только вот ректор меня не слышал, он был себе на уме. Рычал себе что-то под нос, бухтел, пыхтел, возмущался. — ПРОШУ, ОСТАНОВИТЕСЬ!

   Уткнувшись каблуками в бордюр у авто, я таки снова вынудила мужчину остановиться. Он развернулся ко мне вполоборота, многозначительно недовольно вскинув бровь. Мол, что ты там надумала.

   Сглотнув страх, я выпалила, как на духу:

    — Мне не нравится, как вы позволяете себе со мной обращаться!

   Прохор Германович замер. Кажется, даже из ушей пар пошел, когда тот полностью развернулся и недоверчиво прохрипел:

   — Что ты сейчас сказала?

   — То, — не стала отступать, хоть от накалившейся атмосферы хотелось раствориться в воздухе. — Это не позволительно, Прохор Германович. Я ваша работница, а не крепостная.

   Мужчина сверлил меня глазами вечность, пока вдруг недобро прыснул со смеху:

   — Кажется, я начиная понимать, откуда такие претензии, Персик. — тут даже мне стало интересно! Махнув рукой, я попросила того продолжать, а ректор будто только и ждал сигнала "можно", буквально взрываясь на меня звериным рыком: — О каком профессионализме ты говоришь, если с самой первой секунды строила глазки нашим спонсорам, а?

   — А?! — от непонимания ситуации в голове возник белый шум.

   — Думаешь, — у того аж руки задрожали на нервной почве, — что я не видел, как ты декольте незаметно оголила?.. Как кокетничала с ними?.. Как волосы пальцами перебирала?..

   На всякий случай обернулась по сторонам, точно ли эти все претензии в мой адрес? Но парковка была пуста, кандидатов более не было.

   — Бред, — только и удалось выжать из себя.

   — Может ты все-таки эскортница, а? — не унимался ректор, которого было уже не остановить. Глядя на меня косо, он осматривал снова и снова с ног до головы, на предмет брака или недостатков, видимо. — Так профессионально соблазнять надо уметь! Даже я повелся… Почти, Никифорова! Почти…

   Трижды вздохнув полной грудью, я сжала кулаки и нашла в себе силы остановить вулкан необоснованных обвинений.

   — Значит так, — ректор замер, но оторопел, — вы несете какую-то ерунду, и я даже не собираюсь это слушать!

   — А ты не слушай! — рявкнул он, совсем не профессионально. Оставалось только язык показать и отшлепать. — Иди вернись и номерки их телефонов попроси. Свободные мужики, тебе подходит.

   Все. Это была последняя капля! Я стерпела вспышку агрессии в кабинете, выгон за кофе, «эскорт», но последние слова мой мозг воспринял, как самый настоящий холодный душ.

   Прохор Германович отверг меня, прогнал, заставил выбирать подарок своей новой пассии, затем временно его поносить. Не желая больше никогда унижаться, дрожащими руками принялась снимать сережки.

   — А вот возьму и пойду, — выпалила сгоряча. А чего и нет? Надоело оправдываться, проще на все соглашаться! — Я ведь девушка свободная… Что хочу, то и делаю! А вы вот поезжайте обратно один, раз такой… — внезапно одна рука подхватила под талию, вторая предусмотрительно сжала рот. Я попыталась укусить кожу, но сложно провернуть подобное с ладонью. — Ммм!.. Гхм…

   Впившись ногтями в пиджак Прохора Германовича, стало понятно, что он полностью и бесповоротно бесчувственный! Ни единой эмоции. Распахнув дверь каким-то чудом, он буквально затолкал меня внутрь, пристегнул и заблокировал все двери, когда вернулся на водительское сидение.

   — Вообще-то, — пытаясь отдышаться, пробормотала я, — это похищение!

   — Номера телефонов она собралась брать… — себе под нос рычал тот, с трудом удерживая себя на месте, сжимая руль до побеления костяшек, — Ага, сейчас! Обойдешься, Персик.

   По дороге я кое-как запихала обратно в коробочку набор украшений и, сложив руки на груди, монотонно пялилась перед собой. Я настолько погрузилась в бурлящий внутри котел ярости, что не заметила, как Прохор Германович припарковался около общежития.

   — Все, — рявкнул он, — на сегодня с тебя хватит.

   Бросив краткий взгляд на часы, я изумленно постановила:

   — Только половина рабочего дня прошла!

   — Выбесила ты меня, Оля, — развел руками тот, словно это все объясняло. — Иди давай, чтобы глаза мои тебя не видели… Сегодня. Завтра, как обычно: заберу на этом же месте.

   Фыркнув, бросила ректору на колени украшение. Руки потряхивало, когда я миллионный раз пыталась отстегнуть ремень безопасности.

   — Раз я вас так раздражаю, давайте вы меня просто уволите? — кинула вполне серьезно.

   — Не дождешься! — сказал, как отрезал.

   — И вообще, — язык от злости заплетался, — не надо меня подвозить каждый день!

   — Я сам разберусь, Персик, — процедил сквозь зубы, — что надо, а что нет.

   — Думаете, я не понимаю, — посмотрев на ректора в упор, я многозначительно подняла бровь, — почему вы вечно с задней стороны паруетесь и в кустах, а?!

   — Удиви меня, гений, — мужчина сжал губы в трубочку, пыхтя при этом носом, как паровоз.

   — Боитесь, что кто-то вас заметит! Негоже дворянам с крестьянами путаться, да, Прохор Германович?! — я едва не подпрыгнула от счастья, когда получилось снять ремень безопасности, радостно попыталась отпереть дверь, а та вдруг оказалась заблокирована.

   — А это, по-твоему, нормально, — мужчина буквально прогнулся в мою сторону, плечом касаясь моего, — что ректор вуза студентку домой отвозит??

   — Так в чем проблема, — мой мог взорвался, а я окончательно растеряла все рамки приличия, переходя на крик, — НЕ ПОДВОЗИТЕ! Я вас об этом не просила!

   — НЕ МОГУ, НИКИФОРОВА! — от баритона ректора едва стекла не полопались, а сердце мое упало в пятки.

   — Почему это?! — не поняла я, нервно жестикулируя руками.

   — Потому что не хочу, — задыхаясь, путаясь, чеканил он, — чтобы тебя кто-то другой подвозил. Понятно?

   Я замерла в полном шоке от услышанного, не в силах поверить своим же ушам. Сердце застучало так бешено, что грозило свести в могилу. Голова закружилась, руки стали мокрыми от переживаний. Мы потерянно смотрели с мужчиной друг на друга, пока я неожиданно для самой себя не прошептала:

   — Вы… — во рту все пересохло, мир вокруг будто замер. — Вы испытываете ко мне какие-то чувства?

   — Чувства… — мужчина будто испугался, зрачки его мгновенно расшились, а капилляры полопались. Он провел пятерней по волосам и… рассмеялся. — Какие чувства, Никифорова? Благодарность разве что… — Прохор Германович бросил краткий взгляд себе на колени, где лежали купленные сегодня украшения, а затем просто перекинул их мне, словно мячик. — Знаешь, забирай себе, наверное. Пусть будут, тебе идет.

   — А как же ваша дама? — ужаснулась я, даже не в силах притронуться к набору.

   — Моя дама? — не понял тот, взяв паузу, чтобы пораскинуть мозгами. Отмахнувшись, мужчина выдал: — Надо будет — новое куплю. А эти коровы, упаси господи, тебе идут больше всех на свете.

   В тот момент я ощутила себя такой раздавленной и униженной, будто кто-то вылил ведро дерьма на голову. Я знала, что стоило гордо вскинуть голову и уйти, но… Все же девичья натура взяла верх, а слезы градом полились из глаз. Я мечтала исчезнуть, чтобы ректор не видел моего позора, но даже проморгаться не выходило. Кто-то словно сломал плотину, и хлынул целый нескончаемый океан.

   — Оль… — растерянно, хрипло, неуверенно прошептал Прохор Германович. — Олечка, ну ты чего, а?

   — Ничего! — отмахнулась я, пытаясь найти салфетку в сумке. Куда там? Даже открыть ее нормально не вышло!

   — Не плачь, Персик, — нежно прошептал он, притягивая к себе резко и бескомпромиссно. Я понять не успела, как зарылась лицом в белую рубашку, оставляя на ней следы туши. Ректор осторожно гладил меня по голове, перебирая пряди волос, и нашептывал на ухо: —Ты прости меня, ладно? Я ведь это украшение изначально для тебя купил, вину хотел загладить за утренний инцидент.

   Я замерла, даже слезы высохли. Вскинула на мужчину недоверчивый взгляд, утонула в синих нескончаемых глубинах, бездонном океане теплоты и нежности!

   — Правда? — ректор кивнул, а я поджала губу. — А я ведь самое страшное выбирала…

   — Ну, — подмигнул тот, — тебе почему-то красиво. Видимо, на тебе даже мешок от картошки будет сексуально смотреться… — рука мужчины скользнула по моей спине все ниже и ниже, будто изучая контуры тела. Он набрал полные легкие кислорода и задохнулся с распахнутыми губами, глядя на меня пристально и словно чего-то требуя.

   Какая-то нить будто тянула меня вперед, не давая секунды одуматься. Осторожно подняв руку, я коснулась щеки мужчины кончиками пальцев, погладив. Прохор Германович закрыл глаза и поморщился.

   — С тобой что-то не так, Персик, — словно в бреду покачал головой тот.

   — Почему это? — от бешено колотящегося пульса свой же голос услышать не удалось. Неосознанно поднимаясь вверх, я сама не понимала, как приближаюсь к лицу мужчины, как все ниже спускается его рука, пока в конечном итоге не коснулась ягодицы. Заревев что-то невнятное, Прохор Германович сжал ее так, что искры из глаз брызнули:

    — Я не могу справиться со своими мыслями.

   — Какими? — не унималась я, хотя стоило.

   Распахнув глаза, он заставил замереть, прошептав:

    — Этими, Оля.

   Тайфун смыл меня с места, утянул на самое дно, когда язык мужчины вторгся в мой рот, схлестываясь с моим. Он скользил по нежной коже, доводя до безумия. Властно помечая свое, рыча, вжимая в себя все сильнее и сильнее…

   — Все, — а потом ректора будто в сторону отнесло. Мгновение — и он уже в стороне, смотрит в окно. Холодный, равнодушный. — Подарок не забудь. Не опаздывай, заберу тебя завтра.

   Мне надо было более минуты, чтобы прийти в себя. Отряхнувшись, я с болью в сердце посмотрела на мужчину. Покрутила в руках «подарок» и кинула ему на колени, открывая дверцу машины и буквально выбегая из нее:

   — Да пошли вы к черту! Не буду я больше на вас работать, понятно?!

   — У тебя контракт, — поставил перед фактом, без капли сомнений, что никуда я не уйду.

   — Плевать на него, делайте, что хотите! — бросила напоследок, укорив шаг.

   Уже у дверей комнаты мой телефон завибрировал, я достала его по инерции, пока открывала дверь. Там было фото одного из мусорных баков, недалеко от общаги, а также СМС: «Сегодня в двенадцать ночи положи сюда двадцать тысяч. Если не сделаешь этого — завтра видео из клуба увидит весь вуз».

ГЛАВА 12

— О-о-оль, — Марина осторожно похлопала меня по спине, привлекая внимание. Не получив ответной реакции, та шепнула прямо в ухо. — Мне стоит волноваться?

   — А? — я отряхнулась, с трудом отрываясь от монитора. — Что?

   С момента начала работы у Прохора Германовича в комнату ко мне подселилась Марина. Я мечтала об этом, хотела в соседки самого близкого человека, но так уж вышло, что по роду деятельности мы почти не виделись. Вот и сегодня, вернувшись в комнату, даже не заметила, когда девушка вернулась.

   — То, что ты читаешь там, — Марина ткнула пальцев в экран монитора, — меня пугает, зайчик.

   — Ох, э-э-это… — глубоко вздохнув и покрывшись румянцем до кончиков волос, я хотела было захлопнуть ноутбук, только вот есть ли уже смысл. Почесав затылок, попыталась подобрать правильные слова. — Тут такая ситуация…

   — ОЛЬ! — Марина одернула меня, мягко накрыв мою руку своей и проникновенно заглядывая в глаза. Была у девушки сверхспособность вселять позитив и спокойствие. — Ты ведь помнишь, что можешь мне рассказать все на свете? И, самое важное, я никогда не буду тебя осуждать, ну?

   Честно говоря, в какой-то момент я действительно забыла, НАСКОЛЬКО мне близка Марина и НАСКОЛЬКО важна. Слишком долго все держала в себе и теперь просто вылила на нее небольшую, но все же важную часть переживаний, хранящийся внутри и разъедающих, как кислота.

   — То есть, — резюмировала та, — вас с ректором засняли в гей клубе, где вы на сцене вели себя… эм… странно? — я согласно закивала, а подруга серьезно затянула свои рыжие волосы в высокий пучок и протянула ладонь: — Телефон, пожалуйста!

   Мы трижды пересмотрели отправленную запись и пришли к несколько, увы, не утешительным выводам. Во-первых, с ракурса шантажиста кажется, что в финале записи мы едва ли не целуемся. Во-вторых, само нахождение в подобном месте и диалог на сцене подрывает мой авторитет, а также ректора вуза. В-третьих, и самых важных: выглядим мы, прямо говоря, пьяно до безобразия.

   — Не хочу тебя пугать еще больше, солнышко, — выдохнула девушка, — тут я вижу два варианта развития событий и оба не радужные.

   — Давай, — понуро выдохнула, откидываясь на кровать и закрывая лицо подушкой.

   — Первый: наш строгий и беспринципный ректор просто выгонит тебя вон из «до безумия приличного именитого заведения». Вспомни только, какое количество преподов и учеников он выгнал ни за что, а тут какой-никакой повод! — девушка загнула первый палец, и я застонала. — Второй: видео дойдет до Министерства образования, и вас выгонят обоих. Причем со скандалом.

   Едва сдерживая истерику, я мертво прошептала:

    — И что же делать?

   Марина буквально кинула в меня сотовым и серьезно приказала:

   — Срочно звони Прохору Германовичу! Его это касается не меньше, чем тебя. И, судя по тому, что ты изучала последние часы, — девушка кивнула на ту самую статью, за которой я была позорно поймана, — если поймать шантажиста — ему не поздоровится. Сдадим этого придурка полиции, и дело с концом.

   Как бы ни хотелось соглашаться, Марина была права. Набрав номер Прохора Германовича, я про себя репетировала речь, пытаясь звучать уверенно и не сбиться. И все же, когда тот поднял трубку после третьего гудка, все мысли куда-то улетучились.

   — Никифорова? — хмыкнул тот недовольно. — Чего звонишь в нерабочее время?

   Меня прямо передернуло:

   — Вы мне постоянно звоните в нерабочее время!

   — Я босс, мне можно все, — самодовольно хмыкнул, а я закатила глаза. Как же хотелось приложить его чем-то тяжелым! Не давая мне возможности прийти в себя, тот продолжил бурчать в телефон: — День тебя приходится на работе выносить, теперь еще и вечером мучаешь… Чего тебе надо? Соскучилась, что ли?

   Скрипя зубами, я внутри придушила мужчину сто раз:

    — Безумно, но…

   — Персик-Персик, — перебил меня тот, — сколько раз тебе говорить, чтобы ты эту тему не поднимала! Мы ее закрыли? Закрыли! Чего опять начинаешь?

   — Но я ведь… — попыталась вставить хоть слово.

   — Во и славненько, девочка. Умница моя! — ласково послал меня тот. — Не доводи до греха, мои демоны тебе не понравятся.

   Не успела я оклематься, как ректор сбросил. Удивленно пялясь на трубку вечность, я поняла, что лучше с крыши спрыгну, чем еще раз наберу этого самодовольного сноба собственными руками!

   Марина поняла все по моему лицу, расспрашивать ничего не стала. Мы задумчиво вымеряли шагами комнату, как вдруг меня осенила гениальная идея. Гениальная, потому что единственная.

   — А что, если нам положить в конверт бумажки, засесть в укрытии и застать шантажиста на поличном? Сдадим его в полицию и дело с концом!

   — Идет! — Марина радостно хлопнула в ладоши, а потом осеклась. — Только… Солнце… Может, настоящие деньги положим? Я тебе одолжу ради такого дела.

   — Не-не… — помотав головой, я почесала руки и хитро прищурилась. — Ни копейки он от нас не получит.

   Весь вечер мы разрабатывали с подругой план поимки преступника, и уже темной ночью я положила конверт в указанное месте. Неподалеку начинались гаражи. Подняться на них не составляло труда, там мы и организовали базу по выжиданию шантажиста.

   — Вдруг он не придет? — застонала Марина, когда во втором часу ночи улица так и пустовала. Мы кутались в три теплые одеяла, но это совершенно не помогало в мороз и срывающийся снег.

   — Чувствую, что вот-вот, — прикусив губу, я нервно держала наготове камеру телефона.

   — Черт, мой вырубился от мороза! — застонала девушка, пряча технику под одеяло.

   Я только собиралась сказать, мол, эта ваша безумно дорогая техника не выдерживает даже небольшие нагрузки, как вдруг послышался шорох около мусорных баков.

   — Начинается! — воскликнула я, с трудом попадая отмёрзшим пальцем по кнопке включения записи.

   В кромешной тьме кто-то пробирался к бакам. Свободное огромное худи и такого же кроя штаны не позволяли даже понять: парень это или девушка? Лишь рост — средний. Нам нужно было лишь заснять, как он или она берут деньги, и тогда сразу же звать на помощь. Охранник соседнего продуктового магазина, общаги или гаражей —— кто-то должен был откликнуться.

   Шантажист уже наклонялся к бакам, как телефон у меня в руках завибрировал.

   — Прохор Германович! — воскликнула Марина. — Какого черта он звонит тебе ночью?!

   Я сбросила вызов, затем снова и снова… В конечном счете преступник у баков замер, начал судорожно оглядываться по сторонам.

   — Проще уже ответить, — вынуждена была признать я, быстро прикладывая телефон к уху и шепча: — Я не могу говорить, позже!

   — Какого черта ты в каких-то гаражах ночью, Никифорова! — раздался такой неистовый рык, что оглушил всю округу. На мгновение я решила, что мужчина рядом… А потом до меня дошло: слежка. Он установил одну из следящих программ на телефон. Не успела я это переваривать, как он, задыхаясь от возмущения, продолжил: — А чего это ты шепотом, а? Задыхаешься вся, хрипишь… С кем ты там, Персик?

   — Ни с кем, — отмахнулась я, пытаясь продолжать снимать. — До свидания!

   — О, я, кажется, понял! — не унимался тот. — С Дмитрием Петровичем или Виктором Семеновичем, да? Трахаетесь там, что ли?! — замолчав на мгновение, я услышала, как что-то на том конце трубки разбилось, а после чего мужчина неожиданно для меня разбил все грани между ректором и студенткой: — СУКАБЛЯДЬЕБТВОЮМАТЬ!!!

   Я так ошалела, что телефон выпал из рук прямо с гаража на землю. Эхо от удара разлетелось по окрестности, а шантажист резко выдернул конверт и побежал в другую сторону.

   Шантажиста и след простыл, мы ничего не успели с этим сделать. Словно в воздухе растворился! Точнее, конечно, в темноте и заснеженных кустах. Усталые, измученные и замершие понуро перебирали ногами в сторону общежития.

   — Ничего, Оль, — Марина приободряющее обняла меня за плечо и чмокнула в лоб. — Может, оно и к лучшему, а?

   Глянув на свой треснувшись телефон, неуверенно кивнула. Я не представляла, где взять средства на новый гаджет, если учесть, что у Прохора Германовича работать я больше не собиралась, а на поиски новой должности требовалось немало времени.

   — Спасибо тебе, — искренне протянула я девушке. Если в чем-то я и была абсолютно уверена, так это в том, что без Марины моя жизнь была в миллиарды раз тусклее и бессмысленнее.

   Мы уже подошли к центральному входу, я почти поднялась по лестнице, как яркий до умопомрачения свет фар ослепил и выбил из колеи. За ним следовал непрекращающийся клаксон автомобиля.

   — Что за черт?! — хмурая Марина, прикрывая глаза ладонями, пыталась понять, что происходит.

   А я вот шевельнуться боялась, потому что этот сигнал было перепутать невозможно. Он, как шаги, — неповторим и уникален.

   — О, нет… — простонала себе под нос, положив руку на сердце.

   — Оль, — перепуганная Марина, кажется, начала что-то подозревать. — Солнышко, скажи, что мы заснули на гаражах и мне это снится…

   Клаксон стал громче, машина ближе. Сглотнув вязкую слюну, я прочистила горло и с трудом сдержала желание перекреститься.

   — Очень хотелось бы в это верить, — взмолилась я.

   — Никифорова, твою налево! — прорычал Прохор Германович за спиной. Мне не требовалось поворачиваться к нему спиной, чтобы знать — это он там устроил шоу среди ночи. Комендант уже спешила к нам со всех ног с охранником. — Никифорова, ты оглохла там, что ли? Я кого зову?!

   — Конечно, оглохла! — взорвалась за меня Марина. — Тише можно?

   — Я сам разберусь, — цыкнул на нее ректор, снова возвращая всю свою нереализованную агрессию в мой адрес: — В МАШИНУ, БЫСТРО!

   Я подпрыгнула на месте, сгорая от стыда. Вокруг собирались люди… По большей части загулявшие студенты. Все хотели посмотреть на ректора вуза и объект его пристального интереса. Возможно, часть из них ждали убийства.

   — Вы не имеете права, — уверенно отчеканила Марина, судорожно вцепившись в меня руками. — Уже ночь, и Оля не…

   — Твоя Оля — моя нанятая рабочая, — прокричал он так громко, что улицу оглушил. — И она так напортачила с документами, что мы из-за нее все завтра на улице останемся!

   Сердце в груди упало на землю, я в ужасе посмотрела на Прохора Германовича. Тот, в свою очередь, едва ли не полностью вылез из окна своего огромного авто. На нем была только серая пижама, волосы взъерошены, а вид помятый. Он наконец выключил фары и перестал собирать вокруг нас аудиторию любителей скандалов.

   — Я не могла! — покачав головой, я принялась вспоминать, что такого важного заполняла. Ничего в голову не приходило.

   — Вот садись тогда и объясни мне, что к чему, — не унимался тот, активно кивая подбородком на место рядом собой.

   Тяжело вздохнув, я измученно посмотрела на воинственную и недовольную подругу, которая по-прежнему отказывалась меня отпускать. Мягко накрыв ее руку своей, я шепнула:

   — Кажется, я и вправду сильно напортачила…

   — Оля! — недовольно качнула головой та. — Что за ерунда. Он что, до утра подождать не может??

   — Выгоню взашей! — отреагировал на ее слова ректор, нервно газуя на месте.

   — Если там и вправду что-то серьезное, — кусая губы в кровь, я начинала сильно нервничать, — это действительно не может ждать.

   — Но… — глаза Марины нервно бегали из стороны в сторону. — Я поеду с тобой тогда!

   — Ага, — мужчина в авто откровенно недобро расхохотался, — сейчас! Еще человек пятнадцать с собой возьмите. Это же гребанная тусовка, а не вопрос жизни и смерти.

   Напрочь игнорируя Прохора Германовича, Марина продолжила:

   — Последнее время ректор наш рядом с тобой ведет себя, мягко говоря, странно… И, будем честными, я ему совершенно не доверяю!

   — ОТЧИСЛЕНА, — взорвался Прохор Германович. Мы испуганно посмотрели на мужчину, а тот самодовольно выгнул бровь. — Отчислю, если Оля сейчас же не сядет в авто.

   Закрыв глаза на мгновение, я набрала полные легкие холодного воздуха и нехотя пожала плечами:

   — Иди домой, Марин. Все будет хорошо.

   — Все это неправильно! — не унималась та. — Давай я позвоню одному человеку, и он…

   Чмокнув подругу на прощание, я намеренно сделала беззаботный и расслабленный вид. Мол, ничего необычного не происходит, хотя сама сгорала изнутри от стыда. Завтра вся общага будет тыкать в меня пальцами и обсуждать: что такого сделала Никифорова, что ректор на нее среди ночи орал во весь голос?

   Прохор Германович в нетерпении мне даже дверь открыл, внутрь едва ли не затолкал. Я тут же повернулась к нему, собираясь обсуждать работу, а тот газанул с места так резко, что я едва не отлетела на заднее сидение.

   — Пристегнись, — сквозь зубы отчеканил тот, барабаня пальцами по рулю, а ногами по полу.

   — Но… — попыталась вставить свои пять копеек.

   — Дома все! — отмахнулся, как от мошки. — Все дома, Никифорова.

   Дорога пролетела для меня незаметно. В раздумьях, что такого серьезного я могла натворить, не заметила, как авто припарковалось в смежном с домом гараже. В этот раз Прохор Германович не стал утруждаться открыванием двери, а быстрым шагом потопал внутрь. Его раздражение и нервозность колом стояли в воздухе.

   — Послушайте… — мягко начала я, перенимая это состояние.

   Продвигаясь за хозяином дома, я с ужасом осматривалась по сторонам: ужасный, необъятный беспорядок. Разбитое стекло, ваза, раскрошенная на полу, рубашки с брюками, разломанный торшер…

   — Сюда, — голос ректора послышался с самого конца коридора. Из единственной комнаты, где горел свет. — Поторопись, Никифорова.

   Обнимая себя руками, я таки вошла в небольшую комнату с видом на уличную клумбу и небольшой деланный прудик, освещенный дворовым светом.

   — Что это за место? — осмотревшись, я аккуратно примостилась на самый край мягкого кожаного дивана цвета мокрого асфальта.

   — Не знаю… Может, барная? — мужчина с размаху открыл высокий шкаф, где в ряд стояло множество на вид безумно дорогих бутылок. Откупорив первую из них, он наполнил два стакана до краев и всучил один из них мне. Присев рядом, Прохор Германович отпил больше половины и, прикрыв глаза, устало прошептал: — Здесь я пью, когда мне нехорошо.

   Покрутив алкоголь, я поднесла тот к носу и поморщилась. Нечто безумно крепкое, отдающее миндалем.

   — Почему вам нехорошо? — нашла в себе силы спросить.

   — Удивительно, — словно не слушая меня, ректор допил алкоголь, не глядя поставив стакан на подстаканник рядом с диваном. Одной рукой он прикрыл глаза, усиленно растирая лоб, а вторую закинул на спинку. Теперь она находилась в предельной близости от моей спины, что еще больше заставляло сжаться, — я ведь ни одной бутылки сам не купил, веришь? Все дарят. По идее, все ректоры должны быть запойными алкоголиками.

   Оценив то количество, что поглотил мужчина в секунду, с интересом переспросила:

   — А вы не он?

   — Я? — от шока Прохор Германович даже привстал, заглядывая мне в глаза с небольшим прищуром. Нервно сглотнув, он отвернулся к окну: — Моя жизнь, Оля, —— это часовый механизм. Все слаженно, размеренно, гладко. Я контролирую каждую секунду, поэтому всегда спокоен и уверен в себе, — цепко вцепившись в меня потемневшими глубинами, он прошептал лишь одно слово, но оно вызвало мурашки даже на пятках: — Все было именно так, до того гребанного чая.

   Не осознавая того, качнувшись назад, я покачала головой:

    — Не понимаю, о чем вы…

   — Я схожу с ума, — бархатно, проникновенно прорычал тот, взъерошив свои волосы. Выдернув из моих рук полный бокал, опустошил тот почти полностью за раз. Теперь голос был еще более низкий, пробирающий до костей: — Ты заметила это, девочка?..

   Что же, тут не согласиться было сложно! С того момента, как я заменяла Кристину на ее рабочем месте, Прохор Германович сильно изменился. Вспыльчивый по поводу и без, раздражительный, агрессивный. Человек, который и раньше не славился доброжелательностью, теперь заметно перебарщивал. Преподаватели даже имя его произносить теперь боялись, в страхе накликать беду. А студенты, на полном серьезе, рыдали навзрыд, если тех вызывали к нему на прием.

   — У вас что-то случилось? — спросила я, начиная хмуриться. Что-то подсказывало, что речь пойдет не о работе. Мне бы встать и уйти, но нечто не давало это сделать. Возможно, соль была в осунувшемся исхудавшем лице мужчины. В синяках под глазами, синих губах… Потерянности в его всегда таких уверенных глазах…

   — Случилось ли у меня что-то? — брови того изумленно взметнулись ко лбу, а затем он искренне расхохотался. — Случилась ты, Персик.

   Нервно сглотнув, я почувствовала, как бешено забилось сердце, а внутренности вкрутило в жгут.

   — Я? — только и смогла выдавить.

   — Ты, — согласился он, отсалютовав мне остатками алкоголя, после чего осушил и второй стакан. — Ты, — он ткнул пальцем в меня, — причина всех моих бед!

   — Не думаю, что… — щеки покраснели, горло сжалось.

   — Ты, — он снова ткнул пальцем, на этот раз касаясь свитера, — сломала идеальную систему работу, выстроенную годами!

   — Вам кажется… — сердце сжалось в груди, дышать удавалось с трудом и через раз.