Купить

Легенда о последнем драконе. Светлана Бернадская

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

По праву рождения он – наследник рода драконов, но вынужден скитаться наемником по всему миру, скрывая свою истинную суть.

   Она – дочь воеводы из южного княжества, и от судьбы ей не уйти. Стать женой великого князя, матерью наследника – не об этом ли мечтает любая девушка?

   Но княгиня Малена бережно хранит свою тайну, ожидая того, кому навсегда отдано ее сердце – дракона, чьи крылья однажды уберегли ее от беды.

   

ЧАСТЬ 1. Глава 1. Гости с севера

Малене хотелось закрыть ладонями уши, чтобы не слышать звуков, доносившихся со двора. Громкие, властные окрики завоевателей, что топтали благодатную землю Маравы, зловещий звон металла, детский плач, стенания и мольбы перепуганных челядинок – никогда еще на ее памяти беда не подходила так близко к родному дому.

   Враг нагрянул с севера, подобно грозовой туче, принес на остриях мечей смерть, кровь и слезы мирному народу Маравы. Отец Малены, бесстрашный воевода Ройн, держал Людов-град без малого два дня, прежде чем отряды граннов предали его и трусливо бежали прочь, на свои пока еще не захваченные земли. Главные городские ворота дрогнули под натиском врага, защитников сокрушили в жестокой схватке, и в Людов-град въехал верхом на белом коне кифийский князь Велигор.

   Малена успела рассмотреть князя за то короткое время, пока целилась из лука в один из его наглых водянисто-голубых глаз. Не так уж и молод, как о нем болтали: уже встретил, поди, тридцатую весну. Белобрысый, косматый – даже патлы свои не собрал, дикарь, растрепал по плечам, однако венец из начищенного серебра не забыл на голову нацепить. Северяне-кифийцы любили разрисовывать лица боевыми узорами перед боем, походя при этом на жутких страхолюдин, но этот лицом чист, вот только хотелось стереть с него надменно-довольное выражение, с которым князь взирал на завоеванный город.

   Увы, стрела ушла мимо: с небес камнем сверзился огромный коршун, вцепился когтями в кожаный наруч на запястье, забил крыльями, заверещал пронзительно. Защищая голову от смертоносного клюва, Малена выронила лук – и в следующий миг ее сбили с ног, не давая опомниться. Чьи-то руки выхватили ее из-под копыт княжеского коня, сцапали за косу, и ее, дочь воеводы, словно мешок с трухой поволокли к терему.

   Без боя она не сдалась: лягалась, брыкалась, кусалась, даже умудрилась выхватить нож, чтобы всадить себе в горло, лишь бы не достаться врагу живой, но руку перехватили и выкрутили, отняв последнее, чем Малена могла защитить себя от поругания.

   Теперь оставалось только ждать своей участи вместе с другими женщинами, которых всех без разбору втолкнули в просторную горницу. Ждать – и не впускать в свое сердце липкий, докучливый страх, невзирая на жалобные всхлипы и завывания испуганных женщин да шепот притихших детей.

   Жив ли отец? Или его разорвали свирепые волки, которых князь выпустил вперед себя сквозь проломленные ворота? Выглянув в окошко, Малена разглядела только размалеванных страхолюдин-кифийцев да лениво вышагивающих степных наемников. Никого из своих.

   – Предвечная Праматерь, смилуйся над нами! – причитала в углу, у алтаря, старая нянька Веста, перебирая дрожащими руками нитку заговоренных бус. – Отведи беду, защити нашего воеводу, нашего юного князя, горлицу нашу Малену и всех нас, недостойных!

   – Помолчи, – с досадой прикрикнула на няньку Малена. – Не сотрясай попусту воздух. Где была твоя Предвечная Праматерь, когда кифийцы захватывали можаров, уннов, вердов?

   – Говорят, кифийский князь Велигор получил благословение и Камень всевластия от самого Великого Пожинателя, – шевельнула побелевшими от страха губами подружка Малены Либуша.

   – Что ж он тогда Анкрету не завоевал? – огрызнулась Малена.

   Богатейшие земли Анкреты, раскинувшиеся на северо-западе Срединного Чертога, и впрямь оказались Велигору не по зубам. Поговаривали, будто их оберегает сам бог-чудотворец Мелех, что повелел возвести вокруг Анкреты огромную высокую стену из горного камня, сплавленного драконьим огнем. Великий град, сердце Анкреты, процветал благодаря торговым путям и порту, откуда купцы выходили на кораблях торговать с далеким Мор-Дарханом.

   – Потому что тогда он не имел такого большого войска, и с ним наемника Жура не было, – подала голос острая на язык челядинка Исла. – Я от гридней слыхала. Этот Жур точно заговоренный, из каких только переделок не выходил живым, недаром Велигор приманил его на свою сторону.

   – Откуда он только взялся на нашу голову!

   – То лишь богам ведомо. Говорят, Жур этот когда-то служил воеводой у покойного князя Огнедара в Драконьей Пади. А еще поговаривают, будто у этого наемника Жура в отряде есть самый настоящий дракон!

   – Что за вздор! – фыркнула в ответ Малена. – Драконы все вымерли от божьего мора сотню весен тому назад. Драконья кровь оставалась только в жилах князей Огнедаров, но теперь и они все мертвы.

   – Первородная тьма обрушилась на наши головы! – запричитала в углу у алтаря старая Веста, осеняя себя защитным знамением. – Вот и дожили мы до тех дней, когда сбывается старая легенда.

   Малена досадливо оглянулась на няньку – уж лучше бы промолчала, и без того тошно! Но Веста, не замечая ее взгляда, продолжала бубнить:

   – Сказано ведь, что Срединный Чертог будет стоять до тех пор, пока не покинет эти земли последний дракон. Теперь князь Огнедар и юный княжич-дракон мертвы, вот и пророчество сбывается! Горе всем нам!

   – А что, если кто-то из них выжил? – упрямо сдвинула брови Исла. – Может, дракон Жура – это и есть тот самый княжич, который сумел спастись?

   – Скажешь тоже! Если это княжич, разве стал бы он с наемниками по степям таскаться?

   – Может он просто от жнецов скрывается! – не сдавалась Исла. – Оборотням теперь нигде нет житья.

   Малена невольно поежилась, скользнув взглядом по Исле.

   – При Велигоре каких только оборотней нет, – возразила она. – Да и будь у них дракон, они бы не стали целых два дня ломиться в наши ворота, а просто сожгли бы Людов-град огнем.

   – Что теперь с нами будет? – вновь запричитала Либуша, схватившись за голову. – Нас всех убьют?

   – Хотели бы убить – уже убили бы, – поспешила ответить Малена, лишь бы не думать о том, что их могла ждать участь куда страшнее смерти. – Говорят, Велигор всегда дает пленникам выбор: встать на его сторону или умереть. И потому его войско только растет с каждым захваченным княжеством.

   Вот только сама Малена предпочла бы неволе и бесчестью быструю смерть. Ах, как жаль, что ножа больше нет!

   Звякнул снаружи засов, тяжелая дубовая дверь отворилась. На пороге возник размалеванный страхолюд-северянин. Девицы дружно завизжали, женщины похватали детей и сбились кучей в углу, возле алтаря, едва не затоптав старую Весту.

   – Которая из вас дочка воеводы Ройна? – выкрикнул кифиец и обвел взглядом притихших маравиек.

   Малена ступила вперед, закрывая собою перепуганных женщин. Она боялась, боялась до дрожи в коленях. Но дочери воеводы не подобает выказывать страх перед врагом.

   – Я дочь воеводы Ройна. Чего от меня хочешь, вражина?

   Кифиец хмыкнул, заинтересованно оглядев ее с головы до ног.

   – Мне покамест хотеть не велено. А тебя желает видеть великий князь Велигор.

   Малена едва не фыркнула – так он теперь не просто князь, а уже и великий? Но северянин презрительного взгляда не заметил, грубо дернул ее за плечо и пребольно стянул бечевой запястья. Малена все же не удержалась:

   – Что, великий князь так велик, что безоружной девки боится?

   – Помолчала бы, – вполне добродушно отозвался северянин и добавил: – От вас, змеищи маравские, чего хочешь можно ожидать.

   По спине пробежал холодок. Малена с тревогой покосилась на кифийца: про змеищ – это ведь ему просто так на язык пришло?..

   – Пошла, девка, – он подтолкнул ее в спину. – Великий князь ждать не любит.

   

***

Пленный воевода хмуро смотрел в пол перед собою. Ренн не без тайного удовлетворения наблюдал за его опущенным взором, поникшими плечами, сгорбленной спиной, чуть подрагивающими пальцами, сцепленными в замок на коленях. На впалых щеках воеводы серебрилась щетина, меж коротких волосков от разбитого лба до подбородка змеилась бурая полоса запекшейся крови.

   Ренн хотел бы понять, что чувствует к пленнику, но не мог в себе разобраться. Горячка недавней битвы все еще бурлила в его жилах, не позволяя мыслям обрести ясность. Воевода Ройн показал себя неплохим воином и командиром, перестраивал людей до последнего, грамотно ведя оборону в штурме. Но силы, разумеется, были неравны. И теперь этот смелый, смекалистый, волевой человек проиграл.

   Почему он не дал себя убить? Уж Ренн на его месте не дался бы живым в руки врагу.

   Представив себя на месте побежденного воеводы, он на мгновение перестал дышать и отвел глаза.

   Нет, все-таки здорово быть на стороне победителей. Сидеть вразвалку, будто между прочим уперев кончик потрепанных ножен в пол и небрежно уронив натруженную кисть на рукоять меча. Видеть страх и обреченность в глазах проигравших. Слушать, как умоляют они о пощаде. С нескрываемым восхищением смотреть на Жура – воплощение спокойствия и безмятежности в доме побежденного чужака. С любопытством – на высокого жилистого князя Велигора, светловолосого красавца, что с надменным прищуром буравил взглядом поверженного соперника.

   А еще – гордиться собой. Гордиться тем, что вновь сумел удержать в себе чудовище. Что победу принесла ему не безудержная злоба дикого зверя, а сила человеческих рук, ловкость тренированного тела, а еще вот этот меч, что сегодня испил немало вражеской крови.

   Где-то в глубине дома, за деревянными стенами слышались громыхание кованых сапог, громкие окрики воинов, возгласы и причитания напуганных прислужниц, но здесь, в просторной светлой гриднице, царила напряженная тишина.

   – Так что же мы теперь будем делать, воевода Ройн? – лениво растягивая слова и расхаживая вдоль лавок, спросил князь Велигор.

   Ренну уже доводилось видеть князя в сражении: Жур со своим отрядом примкнул к нему в землях вердов. Еще не старый, но уже овеянный славой, смазливый – такой наверняка должен нравиться женщинам, сладкоречивый и улыбчивый, однако при всем этом кифийский князь умел внушать людям животный ужас.

   Воевода поднял на него тяжелый взгляд.

   – Ты уже и так сделал, что хотел. Земли наши разорил. Людей убил. Бабьими слезами умылся. Чего еще хочешь? Над пленными поглумиться?

   Велигор криво усмехнулся углом рта и пригладил кончик роскошного уса.

   – Поверь, воевода Ройн, мне нет нужды глумиться над пленными. Нет нужды разорять ваши земли. Зачем, если они отныне стали моими?

   – Слышал я, что ты хочешь прослыть милостивым завоевателем, – раздраженно дернул плечом воевода. – Будто бы даруешь жизнь тем, кто встанет на твою сторону и пойдет с тобой разорять земли дальше. Только со мной даже и речей таких не веди: не склонюсь я перед безумцем.

   – Отчего же перед безумцем? – добродушно улыбнулся Велигор. – Что такого безумного я сотворил?

   – А разве не безумец тот, кто собрался завоевать весь Срединный Чертог? Разве не безумец тот, кто нарек себя избранником богов и похваляется, что получил от Великого Пожинателя Камень всевластия? Разве не безумец тот, кто собирается вести людей на Тахкынай, в проклятые богами земли?

   Ренн, затаив дыхание, переводил взгляд с князя Велигора на воеводу Ройна. Он ожидал, что князь вспылит, достанет из ножен меч да разрубит воеводу надвое прямо здесь, в светлой гриднице терема. Но Велигор с полуулыбкой на полных, чуть выпяченных губах просто кивал в ответ на каждое слово воеводы и щурился, словно сытый кот.

   – Будь я безумцем, не шли бы за мною люди. Мертвые земли Тахкыная мне не страшны: я лишь исполняю волю Великого Пожинателя, который пожелал сделать меня властителем всего мира. А вот ты и есть истинный безумец, воевода. Ведь твои люди остались бы живы, согласись ты сдать Людов-град без боя. Почто людей загубил, а?

   Воевода молчал, вновь опустив взгляд на связанные руки. Ренн теперь от всей души сочувствовал воеводе. Что бы он сделал сам на месте защитников города? Положил бы костьми людей в неравном бою или все же прослыл бы трусом, не выпустив по врагу ни единой стрелы?

   Велигор меж тем продолжал:

   – А сам-то ты жив. Знаешь, почему?

   Воевода вновь раздраженно дернул плечами, но глаз не поднял.

   – Нужен ты мне. Недосуг мне сейчас земли Маравы своими людьми заселять. Недосуг порядки новые устанавливать. А вот ты… Ты это можешь. Склони маравийцев на мою сторону. Пусть покорятся сильнейшему и живут себе сыто.

   – Сыто? – Ройн презрительно вскинул бровь. – С чего бы это? На чужой крови хлеб растить будешь?

   – На что мне сдался ваш хлеб. Там, на западе, у граннов, я выстрою порт, не хуже, чем в Великом граде. А может, и лучше. Не все же одной Анкрете торговать с Мор-Дарханом. А с торговых путей и Мараве монетка-другая перепадать будет.

   Воевода вдруг расправил плечи, вскинул голову и зло бросил сквозь зубы:

   – Лучше сразу убей. Никогда не стану я служить такому поганому и жадному псу, как ты.

   И даже теперь не вспылил князь, заставив Ренна подивиться этой выдержке.

   – Будешь, будешь, – мягко сказал он. Поднялся с лавки, подошел к плененному маравскому княжичу Явору – совсем еще зеленому мальчишке. Только-только, поди, меч в руках научился держать. Потрепал того по плечу, поймал волчий взгляд из-под копны густых, темных с рыжиной волос. – Ты, говорят, покойному князю Маравы клятву дал: его сына беречь да на престол усадить. Неужто от клятвы отступишься?

   Как бы воевода ни старался – не смог сохранить лицо бесстрастным, в седой синеве глаз полыхнула боль.

   – А уж я-то от своего слова не отступлюсь, – продолжал мягко стелить Велигор. – Если служить мне согласишься, тебя здесь оставлю при молодом княжиче наместником и людей твоих не обижу. А еще я слышал, что дочь у тебя красавица. Или врут люди?

   На скулах воеводы заходили желваки, скрипнули от злости зубы.

   – Да чего гадать-то? – развел руками князь. – Пусть приведут к нам девицу, сами и поглядим.

   Плечи Ренна внезапно закаменели. Что угодно он мог бы сделать в бою, за какие угодно бесчинства оправдал бы победителей, но так и не смог привыкнуть к тому, когда девок на его глазах обижали. А то, что с девкой этой князь и его сотники не в гляделки играть станут, да еще на глазах у отца, было ясно как день. Ренн с тревогой посмотрел на Жура, тот вернул ему ледяной, полный спокойствия взгляд. «Сиди смирно, не испорти все», – читалось на бесстрастном лице вожака.

   Девку привели незамедлительно: княжеский терем у маравийцев был хоть и добротный, но не такой уж огромный; видать, девичья светелка приютилась неподалеку. Ренн ожидал, что девица станет испуганно биться, кричать и захлебываться слезами, но она вошла молчаливая, величественная, с гордо вскинутой головой. Руки ей связали, словно пленному воину, и Ренн ощутил прилив глухой злобы к тому трусливому псу, который это сделал.

   Пленницу грубо толкнули в спину, заставляя встать посреди гридницы. Оступившись, девица удержалась на ногах, лишь одарила неучтивца презрительным взглядом из-под черных ресниц. Конец длинной косы змеей захлестнул бедра, зацепился за серебряные монетки в расшитом узорами поясе.

   У Ренна вдруг все чешуйки на теле встали дыбом. Звериное, дикое, запретное – все, что он так тщательно загонял глубоко внутрь силой человеческого разума, все его первородное нутро потянулось к дочери воеводы. В ней текла толика крови оборотня! Пусть очень малая толика, пусть странным образом подавленная, приглушенная, и все же «иная» кровь. Жнец бы, возможно, и не учуял, но внутренний зверь Ренна, встрепенувшийся и хищно раздувший ноздри, ошибиться не мог.

   Ренн с удивлением перевел взгляд на воеводу – тот был чистокровным человеком. Неужто нарушил заповедь Великого Пожинателя и взял в жены «нечистую»?..

   С тревогой разглядывая девицу, Ренн помимо воли залюбовался ею. Молва не врала: девка отличалась дивной красотой. Синие, как у отца, глаза с поволокой, густые черные ресницы, собольи брови вразлет. Породистый нос с крошечным намеком на горбинку явственно доказывал родство с воеводой, а вот мягкие губы с нежным контуром наверняка от матери взяла. Ренн не знал еще вкуса девичьих поцелуев, но по телу вдруг пронеслась сладкая истома: боги, без сомнения, создали эти губы ни для чего иного, как для любовной услады.

   Правда, сейчас они сердито сжимались, в уголках рта залегли жесткие складки. Черная косища толщиной с коромысло свесилась через грудь, доставая до колен; лента, видать, потерялась: конец косы растрепался, распушился метелкой, путался в концах широкого узорчатого пояса поверх охотничьей накидки. Ренн поймал себя на том, что хотел бы прикоснуться к этой роскошной косе, провести по мягкому шелку ладонью, погрузить в распущенные волосы пылающее огнем лицо...

   Девица дернула плечами, гордо повела головой, и косища переметнулась за спину; синеватый всполох пробежал по черным, как смоль, волосам, на шее блеснули кровавые бусины, на висках зазвенели серебряные монетки.

   Ренн с трудом перевел дух, глядя на этакую красоту.

   – Хороша девка, – восхищенно произнес князь, нарушив воцарившуюся тишину. Подошел к воеводиной дочке вплотную, приподнял ее лицо за подбородок, повертел в стороны, ощупал шею, плечо, по-хозяйски запустил пятерню за отворот кожаной накидки.

   Пальцы Ренна вцепились в рукоять меча с такой силой, что захрустели костяшки. Пусть хоть князь это, хоть сам Великий Пожинатель – если вздумает девку на людях бесчестить, Ренн в сторонке сидеть не станет, мигом поганую руку отхватит по самый локоть.

   На запястье легла тяжелая ладонь Жура и крепко сжала пальцы – так, что еще немного, и хрустнули бы под наручем кости. Ренн, не поворачиваясь, медленно выдохнул сквозь сцепленные зубы.

   Спокойно. Спокойно. Ты человек, а не чудовище.

   – Не лгали люди, – цокнув языком, повторил князь. – Хороша. Как зовут тебя, красавица?

   Девица смотрела мимо него – на отца. Еще плотнее стиснула губы, будто не замечая, как руки князя продолжают ощупывать ее стройное тело.

   – Отвечать-то будешь? – он нетерпеливо и грубо шлепнул ее по округлому бедру, словно кобылу по крупу. Щеки девицы вспыхнули красным – не от стыда, а от гнева. – Или немая уродилась?

   Ренн, не дыша, перевел взгляд с девицы на воеводу. Тот едва заметно кивнул дочери, и она сдалась.

   – Малена.

   – Малена, – довольно повторил Велигор и от души шлепнул ее еще раз. Прищелкнул языком и наконец отошел.

   Ладонь Жура отпустила запястье. Ренн заставил себя разжать кулаки, размял судорожно сведенные пальцы. Князь теперь сел рядышком с помрачневшим донельзя воеводой. По-свойски толкнул его плечом в плечо.

   – А теперь скажу тебе вот что, воевода Ройн. Упираться продолжишь – мальцу маравскому на твоих глазах шею сверну, как куренку. Девку же первым возьму, а после парням своим на забаву отдам. Каждому, кто здесь сидит. И тебя смотреть заставлю.

   Князь, который доселе вызывал у Ренна восхищение своей немыслимой дерзостью и бесстрашием, теперь казался ему обычным бесчестным сукиным сыном.

   – Сделаю, что хочешь, – сквозь зубы процедил воевода. – Детей не трогай.

   – Вот это другой разговор, – хлопнул его по плечу князь. – Вот так бы и сразу. А девок тут и других хватает – будет ребяткам с кем позабавиться.

   – Не смей! – рявкнул Ройн. – Коли меня тут наместником оставляешь, я девок маравских в обиду твоим дикарям не дам!

   Князь сжал было губы, полыхнул злобно взглядом, но тут же вновь преобразился в великодушного правителя.

   – Будь по-твоему. О девках мы позже поговорим, когда дело закончим. Может, какие из них добром слюбятся с моими-то дикарями. А вот твоей Малене иная доля на роду написана: замуж в княжий дом пойдет, честь по чести.

   У Ренна чуть отлегло от сердца, но в то же время и заскребло где-то там, за грудиной – мучительно, тоскливо. Благодарение богам, воеводе гордыня глаза не застлала, уберег парнишку-княжича, девиц пленных и свою красавицу-дочь.

   Но вот кому Малена достанется теперь? Не самому ли князю?.. Ренн представил, как эта гордая маравийка склоняется перед усатым завоевателем, становясь мужней женой, как князь расплетает ей косу, как снова его лапища ложится на высокую девичью грудь, и от этого видения почему-то стало мучительно тошно.

   – Лучше иметь родича среди врагов, чем врага среди родичей, верно, Ройн? – подмигнул князь Велигор и вновь, прищурившись, как сытый кот, взглянул на девицу. – Эх, взял бы я твою девку себе в жены. Но у меня есть уже три, и младшая в тягости. А я Предвечной Праматери жертву возносил и обет давал, что коли сына родит – не стану больше жены себе брать. Зато есть у меня брат меньший, неженатый. Самое время невесту ему в дом привести. Слышишь, Ройн? Старшей женой княжича твоя дочь станет. А ты, стало быть, родичем мне сделаешься, за землями моими приглядывать станешь, добро мое умножать. На том и порешим.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

199,00 руб 139,30 руб Купить