Оглавление
АННОТАЦИЯ
"Ваш сын кричит во сне", – собрав всё мужество, обратилась Наташа к отцу Никитки, но тот по-прежнему упорно игнорировал её тревогу, да и отвечал с презрением и холодом. А ведь в спонсоры их детского сада записался...
Она же выводила его из равновесия с первой встречи. Макс помнил, как той ночью взвалил её, словно мешок, на плечо, как она кричала, колотя его по спине, как, открыв заднюю дверь машины, бросил её на сиденье. Только воспитательница сына, похоже, просто не узнала его... Да и Никиткины мечты не хотелось перечёркивать: только и разговоров об этой девке.
ГЛАВА 1
Наташа, или Наталь-Ванна, как называли её дети старшей группы, возвращалась с работы не торопясь. Выпавший в начале ноября снег разбавил ранние сумерки своим глубоким синим цветом, а окна домов, зажигаясь по очереди, напоминали горящую ёлочную гирлянду.
Когда-то, а было это не так уж и давно, лет семь назад, она мечтала о своей собственной квартире и любила, глядя на свет в чужих окнах, представлять живущие за ними семьи. Ей казалось, что за красиво оформленными гардинами, мягко отсвечивающими тёплым светом, люди должны быть непременно любимыми и счастливыми.
Наташа с мамой жила тогда в старенькой хрущёвке в самом центре города, но с тех пор многое изменилось: их дом снесли, и они получили квартиру в другом микрорайоне, на окраине города. Чтобы не тратить много времени на дорогу, она сменила место работы – благо, что детский сад, как и школа, входили в комплексную застройку. Долгое время вид голого поля из их окна угнетал Наташину маму, которая, перенеся тяжёлый инсульт, вынуждена была уйти на пенсию по инвалидности, потому часто смотрела на окрестности нового места жительства в ожидании дочери.
А Наташа вскоре познакомилась с Робертом – высоким красивым парнем. Познакомилась совершенно случайно, в ресторане, где её коллега праздновала свой день рождения. Только вошедшая в новый коллектив, она постеснялась отказаться от беседы с молодым ухажёром.
Чем же привлекла его внимание, Наташа пытается понять до сих пор. Они были из совершенно разных социальных слоёв. Роберт привык если не к роскоши, то к материальному благополучию. Отец его был в советское время чиновником, не утратив и в новой эпохе своих привилегий. Можно было бесконечно поражаться строгостью дорогого интерьера их квартиры, где каждая вещь кричала о том, сколько она стоит, и что лучше руками её не трогать. Конечно, ведь они с мамой создавали свой уютный мирок из вещей более дешёвых… А в доме Роберта царила прямо-таки музейная обстановка, попасть в которую один раз интересно, но жить в ней, как оказалось, невыносимо.
Роберт будет приезжать на дорогой машине, будет дарить ей цветы, а конфеты – маме, будет говорить о том, что дочь такой женщины достойна большего, чем прозябать воспитательницей в детском саду. И Наташа, не считавшая себя красавицей, использовавшая из косметики только тушь для ресниц, смущалась его комплементов. Что-то настораживало её.
Она не знала, что родители Роберта, похвалив сына, уже одобрили его выбор, ведь такая жена всю жизнь будет верна и вряд ли станет претендовать на его богатство в случае развода. И ещё мать Роберта увидела то, чего Наташа не замечала за собой, – она красавица. Пару консультаций визажиста – и её будущая невестка засияет драгоценным камнем. Только знать ей об этом необязательно, а то задерёт свой нос раньше времени.
Не сразу Наташа поддалась на романтичное ухаживание Роберта. Он никогда не приходил и не звонил случайно. Всё у него было размеренно. Если обещал приехать к семи, то приезжал именно в семь и прощался в десять. А Наташа стеснялась спросить, чем он занят после десяти вечера, ведь путь от их дома до дома Роберта на машине – не более пятнадцати минут.
Глядя на состоятельного жениха, Наташиной маме хотелось, чтобы её дочь выбралась из той беспросветной нищеты, в которой они находились со времен гибели отца. Ирина Викторовна с болью и сожалением вспоминала счастливые моменты их жизни. Заводной, жаждущий адреналина, муж был человеком-праздником. Он не мог усидеть на месте. Будучи инженером на авиационном заводе, он организовал туристическую группу, которая занялась альпинизмом. Ирине, как и другим жёнам, время отпуска мужа, когда он уходил в горы, казалось испытанием нервов на прочность. Но счастливый, переполненный энергией Иван возвращался, зацеловывал её и дочку, и Ирина забывала свою клятву – не отпускать его больше от себя. Только однажды майским днём по телевизору объявили, что группа альпинистов из десяти человек, среди которых был и её Ваня, попала под лавину.
Их будут искать, но Ирина просидит десять дней возле телефона, не выключая телевизор. Пугая дочь-одиннадцатиклассницу своим отрешённым видом. А потом, когда диктор назовёт имена погибших альпинистов, потеряет сознание.
Она так и не сможет оправиться после смерти мужа, один за другим перенесёт два инсульта. Ей придётся уйти с работы, потому что ни одному директору не нужен преподаватель географии, которого по четыре месяца нужно заменять другим. Хорошо хоть дочка, поступившая на дошкольное отделение пединститута, училась бесплатно. Но Ирина видела её подруг и понимала, насколько богаче и моднее они одеты, а потому корила за это непутёвого Ивана и себя.
Роберт казался ей наградой Наташе за её терпеливое отношение к болезненному состоянию матери. Девушка не выходила из дома, не убедившись в том, что давление у Ирины в норме и ничто её не беспокоит, никогда не капризничала по поводу еды или новой одежды. Наташа умела довольствоваться тем, что есть. Наверное, испытай Наташа хотя бы раз в жизни влюблённость, она бы поняла, что нет у неё к Роберту никаких чувств, кроме благодарности за то, что он радует своим появлением её мать. Но она всё своё время посвящала сначала учёбе, а потом и трудному уходу за матерью.
ГЛАВА 2
Роберт сделает ей предложение в присутствии матери, не предупредив заранее, не спросив её согласия. А ей очень хотелось узнать, любит ли он её и куда, уходя от неё, торопится каждый вечер. Только отказать матери жить в спокойствии совесть не позволила: глаза пожилой женщины с появлением видного жениха загорятся счастливым блеском, преобразив лицо, как будто она дождалась возвращения отца. И , опустив ресницы, Наташа сначала промолчит, а потом, поняв, что от неё ждут ответа, даст согласие.
Ирина Викторовна попытается объяснить Роберту, что они не смогут оплатить грандиозный свадебное торжество, и если бы он согласился на скромное застолье в узком семейном кругу, то они были бы ему признательны. Только будущий зять велел ей не беспокоиться об этом, сказав, что все расходы возьмёт на себя.
И тогда мама загорелась идеей сшить для Наташи свадебное платье. С тех пор как появилась нужда в деньгах, Ирина частенько садилась за старенькую швейную машинку и, стоит заменить, очень преуспела в этом. Теперь, когда позволяло самочувствие, она шила не только для себя и дочери, но и для бывших коллег и соседок.
Выбранный фасон требовал настоящих кружев и тяжёлого струящегося шёлка – Ирина нашла и то, и другое, и, несмотря на дороговизну, купила: свадьба бывает один раз в жизни.
Когда был сделан последний шов, и Наташа примерила платье, женщина расплакалась: её дочь, похожая на экзотический цветок, – стройная, гибкая, хрупкая, с длинными вьющимися волосами действительно заслуживала большего.
Только даже сейчас, при воспоминании об этом, сердце Наташи сжалось от боли: Ираида Фёдоровна, мать Роберта, увидев её наряд, фыркнула:
– Не хватало ещё, чтобы невеста моего сына щеголяла перед многочисленными гостями в доморощенном платье!
Наташа долго не говорила маме, что жених купил ей другое. Выбирали они его вместе – долго, скрупулёзно, пока она не перемерила больше дюжины свадебных нарядов, устав от бесконечного натягивания и шнурования. В какой-то момент Наташе хотелось вообще отказать жениху, но счастливое лицо матери после сделанного предложения стояло перед глазами, не дав сорваться резкому слову с задрожавших губ.
Мамочка будет утешать Наташу, когда та скажет о купленном платье, но не продаст сшитого своими руками, хотя покупательницы на него быстро найдутся.
Как-то так случится, что Ирина Викторовна познакомится с родителями Роберта только на свадьбе. Если бы это произошло раньше, она, наверное, сумела бы понять их сущность, хотя изучающий взгляд и льстивая речь насторожили чуткую в своей искренности женщину сразу. Ей показалось, что Наташу они выбрали по тому же принципу, как выбрали бы породистую кобылицу, – нужна была скромная, непритязательная, но при этом красавица, каких поискать.
Только сама Наташа не верила, что девушка в зеркале – это она. И когда её осыпали комплиментами незнакомые ей люди, приглашённые на свадьбу, она стыдливо краснела, ей хотелось сказать, что это заслуга визажиста и парикмахера.
Роберт же был поражён, увидев её в день свадьбы, после чего Наташа поверила, что он любит её по-настоящему, а не как временную куклу. Мама, искренне желавшая ей счастья, почему-то расклеилась и то и дело смахивала набегавшие слёзы, а потом вздохнёт, прощаясь с ними. Брачную ночь они проведут в гостинице.
ГЛАВА 3
Когда девчонки в институте, закатывая глаза, намекали о том, какое это удовольствие – заниматься сексом, Наташа скромно помалкивала. Не было у неё парня, который бы так увлёк её, да и откуда ему взяться, если после занятий она торопилась домой, чтобы посмотреть, как там мама, не случилось ли чего... А на студенческих вечеринках бывала редко. Случалось иногда, что знакомилась в транспорте, после чего парни провожали её до дома – только ни постоять с ними на лестничной клетке, ни сходить в кино желания не было: страх вернуться и увидеть мать без сознания, как это было уже дважды, гнал её домой.
Наташа остановилась, расстегнула верхнюю пуговицу дублёнки и ослабила шарф, обвивший шею. От воспоминаний стало душно, хотя кончики пальцев в перчатках начали зябнуть. Может быть, поведи она себя по-другому в ту ночь, отношения с Робертом сложились бы иначе. Ей казалось, что она знает о том, что должно произойти между любящими людьми в постели. Только всё оказалось совсем не так. Обманутая показной нежностью и предупредительностью жениха за столом, Наташа не была готова к тому, что, едва войдя в номер, он буквально сорвет с неё платье. Она ждала признания в любви, ласковых прикосновений, но не этой необузданной страсти, которая парализовала её. А потом, не готовая к проникновению, испытала резкую боль, так крепко запечатлевшуюся в памяти, что позднее интимные отношения превратились для неё в супружескую повинность.
Она горько усмехнулась тому, как Роберт воспринял её невинность: обвинил её в том, что она не предупредила его о своих критических днях. А Наташа, испытывая шок и разочарование, не стала объясняться, решив, что он не тронет её хотя бы в ближайшие пару дней.
Потом она переедет к нему, и Роберт вместе с его родителями настоят на увольнении с работы: за такую зарплату не стоит портить нервы, ей их нужно поберечь на собственных детей. Только постоянное пребывание в квартире угнетало Наташу ещё больше. По утрам, когда все уходили, она слонялась без дела. Два раза в неделю приходила пожилая женщина, наводившая порядок в доме. Наташа попробовала удивить Роберта и его родителей блюдами собственного приготовления, но подверглась уничтожающей критике за то, что в них было много жира и сахара. Оказывается, вся семья следила за весом...
Ей вдруг стало смешно: тот ужин Руслан Георгиевич доест украдкой ото всех, когда Наташа, вошедшая в столовую за стаканом воды, застанет его около сковородки с гуляшом.
Не привыкшая к безделью, она будет навещать мать, которая после её переезда резко похудеет. Только Наташины рассказы о счастливой семейной жизни не обманут её проницательного взгляда: она почувствует скрываемую дочерью тоску. Но вскоре тошнота и дважды повторившиеся обмороки известят о наступившей беременности. Гордость, что в семье Юсуповых вскоре появится наследник, на какое-то время смягчит Ираиду Фёдоровну и Руслана Георгиевича. А у Роберта неожиданно появятся вечерние деловые встречи.
Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы заподозрить его в изменах. Отныне чувствительная к запахам, Наташа испытывала тошноту от аромата женских духов, которыми несло от мужа после этих пресловутых переговоров. Однажды она решит поехать вслед за Робертом на такси и после этого узнает, что у него есть холостяцкая квартира, которую он откроет собственным ключом, а вскоре туда постучится девушка…
Наташа увидит их страстную сцену встречи. Нестерпимая боль в животе скрутит её прямо в коридоре этого дома. Она вызовет скорую, но ребёнка спасти не удастся. И тогда Руслан Георгиевич на пару с Ираидой Фёдоровной обвинят невестку в легкомысленном отношении к будущему материнству. Наташа попытается сказать свекрови, что на самом деле послужило причиной случившемуся, но та встанет на защиту сына:
– Он тебя берёг. И хватит выгораживать себя.
– Послушайте…
– Прекрати выставлять себя невинной овечкой. Виновата – признайся!
Тишина по вечерам оглушала Наташу. Днём она читала или гуляла на улице с мамой, а с приходом Роберта утыкалась невидящим взглядом в экран телевизора. Она и раньше относилась к супружеским обязанностям без восторга, а теперь и вовсе не хотела ложиться с ним в постель и ждала, когда же он заснёт.
Год семейной жизни показался ей вечностью. Честно говоря, она даже забыла о годовщине свадьбы, и если бы мама не напомнила ей о важном семейном празднике, то вечером, при встрече с мужем, она бы выглядела неловко.
Роберт подарил ей кольцо, сказав, что с рождением ребёнка к нему добавятся и серьги, однако забеременела снова Наташа только через год. А уже на втором месяце беременности её положили на сохранение под угрозой выкидыша.
В этот раз она выносит ребёнка шесть месяцев: на седьмом Наташа без стука зайдёт к дежурящей вечером медсестре и застанет её на кушетке с собственным мужем.
Рождённый ночью ребенок проживёт сутки, а в дом Юсуповых она уже больше не вернётся.
ГЛАВА 4
Наташа резко вздрогнула от громкого автомобильного клаксона: оказывается, она стоит на краю пешеходного перехода, и водитель, уступив ей дорогу, ждёт, когда же она перейдёт на другую сторону. До дома рукой подать, но тёмные окна квартиры заставили её поёжиться от сковавшего сердце холода.
Мамы больше нет. Обещавший золотые горы зять убил её своим заявлением: «Забирайте свою дочь, не способную даже родить ребёнка». Ни он, ни его родители не придут к Наташе в больницу и не помогут на похоронах Мишеньки. Ирина Викторовна с соседками, пока дочь горела и металась в беспамятстве, отвезут гробик на кладбище. На табличке не будет фамилии, только имя и дата.
Поправившись физически, Наташа на долгое время впадёт в жесточайшую депрессию. Врачи предупредили её, что ещё одна беременность может закончиться очень плачевно.
Погружённая в свою невыносимую боль, она сначала не заметит, что мать приволакивает левую ногу, а когда обратит на это внимание, уже будет поздно.
В один из вечеров, когда незнакомый мужской голос через дверь спросит их фамилию и назовётся адвокатом Роберта Юсупова, они узнают, что её бывший муж подал на развод. Этот же самый адвокат под роспись доставит с посыльным личные вещи и одежду Наташи. Ей захочется выбросить всё, к чему прикасались его руки, но мать воспротивится. Девушка подпишет все бумаги, принесённые адвокатом, мечтая навсегда вычеркнуть Роберта из жизни и вернуть фамилию отца. Именно злость вывела её из депрессии, и она увидела, как покачнулась мать, наступив на непослушную ногу.
– Мамочка, мамочка, что же я наделала!.. – винила себя Наташа однажды ночью, проснувшись от непривычного звука, похожего на храп.
Раньше мать не храпела, поэтому Наташа подошла к её постели и включила ночник. Ирина Викторовна была без сознания, глаза закатились, а из горла вырывался при выдохе пугающий хрип.
Наташа тотчас вывала скорую, но приехавшие медики констатировали смерть. Держа ещё тёплые руки женщины, девушка умоляла врачей вернуть ей маму. Ей казалось, что они просто хотят, чтобы она дала им денег, и она действительно вывернула перед ними маленький радикюльчик, служивший общим кошельком.
Медсестра, поджав губы, промолчит, потом выйдет, но вернётся уже не одна, а с соседкой, подтвердившей, что мать Наташи и давно больна.
Обрушившиеся на девушку беды быстро истощат скудный денежный запас, и ей придётся искать работу. Вернее, воспитатели, конечно же, требовались во всех детских садах, но уж слишком низкооплачиваемой была эта работа. Впрочем, она всё равно согласилась занять вакантное место: дети заставляли забыть личное горе хотя бы днём. А по вечерам садилась в кресло возле окна, в котором раньше сидела мама, и смотрела на улицу или в окна домов напротив.
Пока Наташи не было, на противоположной стороне, вырос роскошный коттедж, светящийся разноцветными огнями: новогодней гирляндой украсили не только дом, но и двор.
Раньше бы она нафантазировала, как счастлива семья, собирающаяся в нём за большим обеденным столом, как домочадцы рассказывают друг другу обо всём, что случилось с ними за день, а потом папа читает на ночь сыну сказку, пока мама что-то делает на кухне. Правда, она обязательно прислушивается к самым дорогим для неё мужчинам и улыбается, зная, что родные голоса рядом.
Теперь же воспоминания о похожей на склеп квартире родителей Роберта блокировали радужное восприятие жизни. За занавешенными окнами могло твориться всё что угодно.
ГЛАВА 5
Наташа вошла в свою небольшую квартиру и, не закрывая на замок дверь, нашла выключатель. Темнота прихожей угнетала её напоминанием о матери, которая неизменно встречала своей мягкой улыбкой и желанием освободить от тяжёлой сумки с продуктами.
Сняв пальто, девушка почувствовала, что её знобит. Включила чайник и, пока он грелся, достала малиновое варенье: болеть ей никак нельзя: напарница на больничном. Пробежала глазами телевизионную программу – ничего интересного. Она налила чаю в большую керамическую кружку, добавила пару ложек пахнущей летом сладости и села в кресло у окна.
На втором этаже дома напротив за не зашторенными гардинами, кажется, и впрямь была семейная идиллия. Во всяком случае, Наташа видела ту её часть, где мужчина читал ребёнку, сидевшему на его коленях, книжку. Она не могла разглядеть их издалека, но лицо малыша то и дело обращалось к отцу. Зная детскую психологию, девушка предположила, что маленький почемучка задаёт вопросы, и взрослый человек, не испытывая раздражения, что-то долго ему объяснял.
Потом свет на втором этаже погас, и она почувствовала радость оттого, что есть всё же на этом свете счастливые семьи. Только радость длилась недолго. Вскоре ворота во двор дома раздвинулись, в него въехала машина, а потом на первом этаже загорелся свет. И в ярко освещённом окне Наташа отчётливо увидела, как тот самый мужчина размахнулся и ударил вошедшую женщину по щеке.
«Больше я никогда не выйду замуж, – думала девушка, складывая покрывало и готовясь ко сну, – таких мужчин, как мой отец, – единицы, и мне со своим плохим везением такого точно не встретить».
В субботу утром она проснулась с ощущением разбитости в теле. Видимо, малина не помогла. Солнечный свет больно резал глаза, слепя выпавшим снегом. Вставать не хотелось, но к понедельнику надо непременно вылечиться, а принимать таблетки на голодный желудок нельзя.
Шаркая шлёпанцами, Наташа поплелась в кухню. Поставив молоко на плиту, она по привычке взглянула на противоположную сторону и замерла: возле открытых ворот стояла полицейская машина, в которую в сопровождении человека в форме садился мужчина. Ему разрешили закрыть ворота – значит, это был хозяин дома. Она не успела разглядеть его, только мрачный силуэт в тёмной одежде и такие же тёмные, растрёпанные волосы.
«Так тебе и надо», – с удовлетворением подумала Наташа, предположив, что женщина нашла в себе силы заявить об избиении в полицию.
Только в понедельник, возвращаясь с работы, она нашла на дороге розу, улыбнулась, представив разиню, выронившего цветок из букета. Но потом, пройдя несколько шагов вперёд, увидела ещё одну и ещё... Сердце сжалось от нехорошего предчувствия: каплями крови на снегу бордовые бутоны указывали направление к тому особняку, где в пятницу Наташа видела избиение женщины.
«Неужели я могла бы предотвратить трагедию, но не сделала этого?.. – рассуждала девушка, глядя на тёмные окна красивого дома. – Вызвала бы полицию после той пощёчины – и женщина, возможно, осталась бы жива».
ГЛАВА 6
Зимние дни в декабре похожи один на другой. Ранний подъём, чашка крепкого кофе, чтобы проснуться окончательно, дорога в детский сад известная до мелочей: светофор, переход, чёртов особняк, окна которого перестали светиться по вечерам, супермаркет, жилые девятиэтажки, образующие большой прямоугольник и огороженный металлическими прутьями садик. Каждое утро Наташи начиналось с детских лиц: заспанных, недовольных ранним пробуждением, а потому плаксивых. А также с мамочек, одновременно торопящихся, беспокойных, чувствующих себя виноватыми оттого, что не могут задержаться и успокоить сына или дочь. С мамочек, перекладывающих свои обязанности на молодую женщину, не имеющую своих детей.
Но на самом деле девушка, глядя на них, мечтала накопить немного денег и усыновить ребёнка.
Квартира позволяет, возраст – а ей в следующем году исполнится тридцать – тоже. И если на её счету будет определённая сумма, то комиссия по усыновлению вряд ли откажет ей, пусть и незамужней женщине.
Она экономила на всём: обеды в детском саде обходились дёшево, дома она готовила только в выходные, одежды – полный шкаф. Всё-таки хорошо, что она тогда не выбросила вещи, которые Роберт переслал с адвокатом. И потому Наташа долго раздумывала, идти или нет с коллегами в кафе, чтобы отметить встречу Нового года. Зная, как пусто будет ей в новогодние каникулы, она таки решилась потратиться: закажет по минимуму, да и кафе всего в одном квартале от дома – дойдёт пешком.
Впервые после всех несчастий она оказалась в атмосфере празднично настроенных людей. Всюду слышались шутки, незнакомые люди улыбались ей и поздравляли с наступающим Новым годом. Девчонки из её кампании флиртовали с мужчинами, не взирая на то, что те явно были не одинокими. Она же предпочла глядеть на всё со стороны и очень удивилась, когда молодой человек пригласил её на танец. Он смотрел на неё восхищенно, хотя Наташа даже губы не подкрасила.
Не желая смущать его отказом, девушка согласилась, но потом, когда он подошёл во второй раз, сослалась на усталость. Бывший муж так же начинал ухаживать за ней. Она слишком хорошо помнит, чем это закончилось. А вообще, честно говоря, уже и устала от громкой музыки и голосов ведущих, старающихся перекрыть своей громкостью разговоры подвыпивших людей. Наверное, она не создана для шумных вечеринок, поэтому, посмотрев на часы, а было уже начало двенадцатого, Наташа попрощалась с подружками, отдав им деньги, и вышла из кафе.
На улице царит настоящая новогодняя погода: ветра нет, медленно падающие снежинки оседают на не покрытой капюшоном голове. Оглянувшись, нет ли кого рядом, Наташа закружилась, забыв, что на ней сапожки на высоком каблуке. И поплатилась: каблук вдруг поехал, скользя на свежем снегу, и как она только не размахивала руками, пытаясь удержаться на ногах, всё равно свалилась на обледеневшую дорожку, больно ударившись коленкой.
– Чёрт побери! – потирая ушибленное место, раздосадовалась она.
Настроение испортилось, и, жалея, скорее, колготки, нежели ободранную ногу, Наташа заковыляла домой, то и дело т постоянно оступаясь на скользкой тропинке.
– Вот, блин, ещё одна сучка ищет на свой зад приключений… – Макс ехал по вечернему шоссе и заметил шатающуюся женщину.
Ненависть, которую он испытывал к собственной жене, рано или поздно должна была вылиться на кого-то. Он переключил скорость, пытаясь успокоиться, но перед ним вновь вставало её синее лицо в морге, искажённое страхом. Максим вновь взглянул на хорошо одетую женщину – она, раскинув руки, опасно балансировала рядом с дорогой. Тогда он резко нажал на клаксон, и девушка, вздрогнув от неожиданно громкого звука, съехала на каблуках с обочины прямо под колёса приближающейся машины.
Он успел затормозить лишь потому, что ехал медленно. Накопленная за последние месяцы злость нашла выход. Максим выскочил из машины и, схватив обеими руками испуганную незнакомку за капюшон, начал трясти её, цедя сквозь зубы:
– Дрянь, дрянь, дрянь.
ГЛАВА 7
Ослеплённая светом фар, Наташа не сразу увидела мужчину, вышедшего из машины. Она хотела сказать ему, что с ней всё в порядке, но вместо того, чтобы помочь ей подняться, он схватил её за капюшон и начал грубо трясти, выкрикивая одно слово – «дрянь».
Девушка попыталась отстраниться, но руки скользили по подтаявшему снегу, и она никак не могла найти опору. Боясь, что этот псих ударит её, Наташа прикрыла лицо мокрой от снега ладонью, и, что удивительно, этот жест остановил его. Он как-то сник, широкие плечи безвольно опустились.
Макс, отпустив девушку, сел в машину. Гнева не было – только пустота внутри, от которой стало зябко. Передёрнув плечами, он медленно тронул автомобиль, наблюдая за продолжавшей сидеть на дороге женщиной. Не освещённая фарами, она казалась бесформенной кучей.
– Вот дрянь, – сквозь зубы процедил он, хотя от злости уже почти ничего не осталось. – Ведь наедет кто-нибудь…
А испытавшая шок Наташа приходила в себя. Она не могла поверить, что это произошло с ней. Непонимание беспричинной агрессии, направленной на неё, заставило почувствовать себя маленькой и ничтожной. Вдруг заныли обе коленки, тело охватила дрожь.
«Дубленка, наверное, безнадёжно испорчена», – подумала она, упираясь руками в асфальт и осторожно поднимаясь. В этой позе и застал её Макс, бесшумно сдав назад. Несмотря на брезгливость, жалея, скорее, не её саму, а того несчастного, который нечаянно наедет на эту шлюшку, он открыл дверцу и рявкнул:
– Садись, довезу до дома!
Но испуганная девушка, выпрямившись, засеменила в противоположную сторону, торопясь перейти дорогу. Встречная машина, вильнув, обдала её грязным снегом и запоздало засигналила.
Макс ещё думал, бросить её здесь или всё-таки попытаться уговорить сесть в машину, как неожиданно очередное авто резко обогнуло пьяную девку. И тогда он вышел, в несколько шагов настиг пережидающую встречный поток Наташу, взвалил как мешок на плечо. Она закричала, колотя его по спине, но Макс, открыв заднюю дверцу, бросил её на сиденье.
Она не сразу приняла вертикальное положение: от резкого рывка её прижало к мягкой спинке. Мысли метались: что предпринять? Кричать? Но кто её услышит? А может, вцепиться ему в волосы или расцарапать глаза?
Макс, увидев, что она наконец-то села, включил свет и, глядя в зеркало, спросил:
– Где живёшь? – Однако девчонка молчала. – Да кому ты нужна, пьянь, – фыркнул он, лицом выражая крайнюю степень брезгливости.
И Наташа назвала адрес, готовая, на всякий случай, схватить его за вихор на макушке. Но он довез её до самого дома. Не говоря ни слова, девушка выскочила из машины и скрылась в арке, ведущей во двор.
Макс тяжело вздохнул: ему не хотелось идти в свой дом, где он не был со дня похорон жены. Родители были не против, даже рады, что наконец-то видят внука. Но и мать, и отец отказывались переезжать в другой город. А ему было невыносимо больно оставить сына у них: Никитка постоянно следил за ним взглядом, боясь потерять ещё и отца.
ГЛАВА 8
Новогодние каникулы оказались для Наташи как нельзя кстати. Два дня она приходила в себя после неудачной попытки повеселиться в кафе.
«Почему со мной, никому не желающей зла, всегда старающейся вести себя правильно, случаются неприятности? – думала она, очищая дублёнку от дорожной посыпки. – Почему из всех девушек в тот вечер именно на меня излил злость этот чокнутый мужик?»
Отлепив бактерицидный пластырь с колен, Наташа обработала их зелёнкой. Хорошо, ещё праздники, а то бы пришлось каждому ребёнку в группе объяснять, почему у взрослой тёти ссадины. Она улыбнулась, вспомнив о шумной ребятне: они бы непременно искренне посочувствовали, сморщившись, как от собственной боли, и обязательно бы припомнили свои падения. От этой мысли на душе посветлело.
«Господи, помоги мне с усыновлением», – в который раз взмолилась Наташа. Сегодня Новый год, а она даже ёлку не поставила: не для кого. Был бы ребёнок – и жизнь наполнилась бы смыслом. А сейчас… неделя времяпрепровождения перед телевизором, где одни и те же лица кочуют с канала на канал. В гости идти не хотелось, хотя сестра матери приглашала её. Нет уж, а то они обе расплачутся, потому что слишком живы воспоминания о том, как было при маме.
Наташа приготовила отбивные из курицы – быстро, недорого и вкусно, сделала салат из кальмаров, положила в вазочку мандарины – хоть запах новогодний пусть будет – и, приняв душ, надела трикотажное платье. Стол, накрытый для одного человека, даже с зажжённой сиреневой свечой аппетита не вызвал. Девушка походила по комнатам, остановилась возле окна в кухне: в доме напротив сквозь портьеры пробивался свет, и иногда двигалась чья-то тень.
«Может быть, воры, – подумала Наташа, решая, позвонить или нет в полицию, – ведь хозяин, скорее всего, в тюрьме...»
Мысль, что она не предотвратила преступление в прошлый раз, заставила набрать номер полиции. Они спросили её фамилию и номер телефона – Наташа назвала. Потом долго ждала, когда же они подъедут.
Проблесковый маячок засветился у роскошного коттеджа где-то через час, вот только вор и не думал уходить. Он вышел на улицу вместе с полицейским, который показывал рукой на её окно. Наташа резко присела, чтобы её не заметили, а потом, рассердившись на себя, ушла в зал и легла на диван, уставившись в телевизор.
Она задремала, а проснулась от разрывов петард и ракет. Вот раззява: проспала приход Нового года. По стенам и потолку комнаты метались отблески взрываемых фейерверков. Наташа села на широкий подоконник и долго глядела на расцветающее разноцветными звёздами небо, а после сняла платье, надела ночную сорочку и приготовилась к отдыху, но спать вообще не хотелось. Тогда она подошла к книжному шкафу, немного постояла, выбирая книгу – все их она уже перечитала. И всё-таки взяла «Рай» Джудит Макнот.
Так, плюхнувшись в тот день на кровать, меняя книги, она пролежит все каникулы, изредка выходя на улицу, подышать свежим воздухом. Тем временем в доме напротив снова было темно.
ГЛАВА 9
На Рождество Наташа побывала у тётки. Хлебосольная, гостеприимная женщина рада была единственной племяннице. У старшей сестры матери не было детей, и когда-то давно, лет двадцать назад, она сама сказала мужу, чтоб искал другую. Он отнекивался, но как-то в командировке разнежила его женщина, и забыл он о своей Валюше, вернулся – глаза прятал. А через несколько месяцев снова поехал по тому же маршруту: водитель-дальнобойщик – куда пошлют, туда и едет. Видимо, Бог вёл, потому что та одинокая женщина забеременела. Если бы не приехал тогда, так бы и не узнал, что ребёнок у него будет. А Валентине всё как есть рассказал. Она не злилась – только радость за него душу похлеще ссоры выворачивала.
Он казался себе предателем. Уходя, взял только свои вещи, чтобы они глаза ей не мозолили, даже инструменты оставил: может, кто по-соседски гвоздь забьёт или кран починит. Переехал к Веронике. Когда сын подрос, приезжал к Вале с ним. Боялся, что за хвастовство примет, но она в то время с Ирининой дочкой возилась. И ведь сумела его балованного сынишку к себе расположить, да и с девочкой познакомила. Димка потом все уши матери прожужжал, какая тётя Валя хорошая. Вероника ревновала молча, чуя вину свою, женскую, перед ней, а в последние годы и вовсе сроднились, в гости к ней стали всей семьёй наведываться. Димка даже не догадывается, что тётя Валя не родная тётка, а первая жена отца.
Теперь Валя глядела на племяшку и боялась повторения своей судьбы. Не смогла она взять ребёнка из детдома. Сколько раз собиралась, но пугалась: вдруг не сможет справиться, ведь ребёнок не игрушка – назад не вернёшь. А Наташа была одержима этой мыслью, и все разговоры у неё про детей: какие они умные, какие хорошие, да как с ними весело. Валентина помалкивала: сама не взяла – чего же других учить... Только ей помнилось, как сходила с ума от тревоги Ирина: отец в горах был, а у Наташки скарлатина. Хорошо ещё, Валентина рядом была, а то и в аптеку некому сходить. Да и с деньгами раньше было легче. Но Валя на все Наташины задумки только молча головой кивала. Зачем раньше времени трезвонить, что она тоже денежки откладывает, зная, что Наташиных надолго не хватит? Тётке хотелось, чтобы племянница, которую Бог ни красотой, ни умом не обидел, замуж вышла. Не все такие негодяи, как Роберт. И хоть не поминают умерших плохо, винила она Ирину, что не разглядела этого хлыща сразу.
Обо всём переговорили они за день, а в четыре часа Наташа домой заторопилась, побоялась по сумеркам в праздничный день идти: пьяных много.
На тёткиных пирогах и салатах девушка дожила до начала рабочей недели, и опять всё пошло по накатанной колее. Дом, работа, магазин, дом, телевизор или книга. Редкие приезды тёти: зимой она боялась поскользнуться и сломать себе что-нибудь, а она не хотела стать обузой для племянницы. Вон, соседка её больше года лежит, вылечиться не может…
В марте, когда день заметно прибавился, в переполненную группу к Наташе привели нового мальчика. Мужчина показался ей знакомым, она улыбнулась так же, как улыбалась всем родителям: успокаивающе, мол, всё будет в порядке, – но он поглядел как-то подозрительно, затем вышел и вернулся с заведующей, которая прямо при Наташе стала расхваливать её. Но мужчина, не скрывая своего недоверия, ещё еще раз в упор посмотрел на девушку и промолвил:
– Ну-ну…
Ольга Владимировна, проводив родителя, тревожно улыбнётся ей и пояснит:
– Наш новый спонсор!
А Наташа возьмёт за руку рослого для своих лет мальчика, готового вот-вот заплакать, и поведёт в группу.
ГЛАВА 10
Ребёнок оказался трудным: поначалу он не хотел ни с кем знакомиться, и тогда Наташа оставила его в покое, дав время привыкнуть к новой обстановке. Он сидел на детском стульчике, но взирал на всех свысока. Ребятишки увлеклись игрой, разобрав игрушки, перестали его замечать, и это не понравилось маленькому королю – он начал хаять имеющиеся в группе игрушки, перечисляя всё, что у него есть дома. Дети внимательно слушали его – кто-то видел подобные, у кого-то были такие же. Тёма Каравашкин подошёл к Никите и заискивающе спросил:
– А ты дашь мне поиграть?
– Дам, – ответил мальчик, но глядел он на Илью, который продолжал строить дом из конструктора.
Наташа, не вмешиваясь, следила за ними. Если эти двое подружатся, то в группе будет интересно всем детям, а если нет, то противоборство разделит детский коллектив. Это только кажется, что малышей можно заставить подружиться, ведь на самом деле они только для взрослых притворяются паиньками, а сами при каждом удобном случае вредничают. Поэтому она решила поддержать Илью, спросив, что же он строит.
– Это будет… это будет гараж.
– Гаражи строятся не так, – Никита встал и подошёл к Илье.
– А как же строят гаражи? – Наташа смотрела на сопящего Илью. – Илюш, как ты думаешь, тебе нужен грамотный строитель?
– Нужен, – буркнул тот.
– Тогда принимай, – Наташа подтолкнула Никиту поближе, – покажи нам, с чего нужно начинать строительство.
Она ждала, что он откажется, но мальчик вдруг начал выбирать пластиковые кирпичики одинаковой формы и выкладывать основание конструкции.
«Слава Богу, обошлось», – подумала девушка, но обошлось, не то слово… Кирпичиков не хватило.
– Я сейчас, – с этими словами Никита выбежал из группы и вернулся через пару минут. – Сейчас привезут!
Наташа, думая, что мальчик фантазирует, поддержала его:
– На стройке обед: ждём, когда привезут кирпич. Водители тоже отдыхают.
Но всё оказалось всерьёз. Спустя полчаса в группу постучался парень с огромной коробкой:
– Это от Максима Александровича.
– От какого Максима Александровича? – Наташа не имела права принимать игрушки, не проверив их на безопасность.
– Это папа привёз, я ему позвонил, – Никита тянулся коробке, – а это Павел, мой друг, – указал он на парня.
– Минуточку подождите, – Наташа бегом бросилась к заведующей. Ольга Владимировна разрешила принять игрушки, только если она узнает, где они хранились.
– Они совершенно новые, – Павел вынул чек из кармана: ему ещё перед боссом отчитываться.
Наташа попросила детей хором сказать «спасибо», что тотчас было сделано громко и с удовольствием. Ох, как всем не терпелось открыть коробку… А девушка задумалась: ребёнка явно балуют, но как сказать об этом отцу? Впрочем, после тихого часа она забыла об этом. Никита заснул не сразу, долго лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Наташе показалось, что его губы кривятся, и он вот-вот расплачется, однако мальчик сдержался и, натянув простынку до самого носа, всё-таки уснул.
Она решила сходить к заведующей, посоветоваться насчёт игрушек: как лучше сказать отцу, что это баловство – потакать ребёнку во всём… Только в группе вдруг раздался страшный крик, и Наташа, круто развернувшись, побежала назад.
– Мама, мама, проснись! – вопил новенький мальчик, а спавшая рядом Анюта тоже подскочила с кроватки и испуганно посмотрела на Никиту.
Наташа тут же оказалась рядом с ним.
– Тихо, тихо, Никита… всё хорошо...
И он, не открывая глаз, уцепился за её руку, а уже в следующее мгновение затих.
ГЛАВА 11
Анютка поглядела ещё немножко на мальчика и снова легла. Только вечером, когда отец пришёл за Никитой, она, опережая вышедшую вместе с ребёнком Наташу, сказала:
– А ваш Никита сегодня кричал на тихом часе.
– Анечка, ты иди в группу – я сама всё, что нужно, скажу. – Наташа проводила девочку и закрыла за ней дверь.
– Ну, как ты, сын? – Мужчина как будто не слышал слов Анечки.
Он присел, глядя на ребёнка и пытаясь разглядеть что-то в его глазах. Но Никита начал рассказывать о том, как он строил гараж, сколько машин там поместится и какие машинки завтра он возьмёт из дома.
Наташа почувствовала себя лишней: её упорно игнорировал отец Никиты. А мальчуган, похоже, глубоко переживал какую-то драму... Поэтому, собрав всё своё мужество, она обратилась к нему:
– Максим Александрович, Никите, наверное, нужно встретиться с психологом: ему снятся плохие сны. Доктор бывает у нас три дня в неделю, расписание – на двери кабинета. Если вы согласитесь посещать его, я уточню точные часы приёма.
Холодным, словно ледяная корка на снегу, царапающим нервы тоном он произнёс:
– Никита посещает одного из лучших детских психологов, так что нам нет необходимости встречаться еще и с вашим.
– И ещё… – Наташа терялась, когда люди разговаривали с ней в такой манере, но ей хотелось донести до этого сноба, что правила в детском саду для всех одинаковые. – Если у вас возникнет желание вновь принести игрушки, то проследите, чтобы они были обработаны в трёхпроцентном хлорном растворе. Это не прихоть, это делается в целях безопасности всех детей. До свидания, – быстро попрощавшись, она не стала ждать его ответа и, развернувшись, ушла в группу.
«Вот ведь дрянь заботливая, – думал Макс. – Да тебя саму надо в хлорке перед работой мыть». Но Никита что-то рассказывал про какого-то Илью, и мужчина отключил ненужные мысли и эмоции: сын прежде всего.
А Наташа, которая с радостью заменяла напарницу, готовящуюся к защите диплома – та училась заочно, – сейчас очень хотела исключить встречи с мужчиной, испытывающим к ней непонятное презрение. Наверное, что-то в ней не так, если она вызывает неконтролируемую агрессию у них – сначала у мужа, потом у того психа, когда возвращалась из кафе, теперь у Никиткиного отца.
Только седьмого марта, накануне праздника, в объявленный всем родителям короткий день, за Никитой никто во время не пришёл. Ольга Владимировна ждала до последнего, чтобы не оставлять воспитательницу с ребёнком спонсора одну в опустевшей группе, но подъехавший муж поторопил её: дочке подарок не куплен, кругом очереди. И она, извиняясь, оставила Наташе номер мобильного телефона отца Никиты.
Будь это кто-нибудь другой, девушка вряд ли рассердилась бы, но ей хотелось уколоть этого высокомерного типа, и Наташа без зазрения совести несколько раз выходила в коридор, чтобы дозвониться до него и высказать, что она думает о родителях, так самозабвенно отмечающих праздники. Но телефон на все её звонки издавал долгие гудки. Что поделаешь – ребёнок не виноват. Она предложила Никите собирать пазлы, но он, присев поближе к ней, отказался. Наташа обняла его и почувствовала исходящий от ребёнка жар:
– Никита, у тебя что-нибудь болит?
– Нет, мне жарко.
– Давай измерим температуру, я сейчас схожу… – но тут она вспомнила, что медсестра тоже ушла. – У тебя телефон с собой? Давай позвоним папе?
– Я звонил ему, но он не отвечает.
– Хорошо, давай я тебе почитаю, – Наташа сняла с полки книжку и начала читать.
Никита прислонился к ней, рассматривая картинки. Но через час, когда была прочитана не одна книга, ей показалось, что жар у мальчика стал ещё сильнее, и тогда она решилась:
– Никита, хочешь пойти ко мне в гости?
– Хочу.
Наташа вызвала такси – расстояние до дома можно было пройти пешком, однако идти под сырым мартовским ветром больному ребёнку не стоило. Она помогла Никите одеться и, велев сторожу закрыть дверь детского сада, вышла с мальчиком на веранду.
Подъехавший таксист посигналил, и Наташа потянула ребёнка за руку. Но Никита упёрся:
– Я не сяду в машину!
– Почему? На улице ветрено, а у тебя температура. На машине мы через пять минут будем у меня дома.
– Нет, нет! Нет, – в голосе мальчика слышался панический страх. – Пойдёмте пешком!
Наташа отдала водителю деньги за вызов и, взяв Никиту за руку, повела его. Он шёл, а ножки у него заплетались. Жалость заставила Наташу взять ребёнка на руки, и он тотчас обмяк на её плече.
Она не помнит, как донесла его до дома, и, не раздевая, вызвала скорую. Никитка то ли заснул, то ли был без сознания, но девушка аккуратно сняла с него верхнюю одежду и поставила градусник – тридцать девять и три.
Она запаниковала: ей казалось, что скорая едет слишком долго.
ГЛАВА 12
Этот день не задался у Максима с самого утра. Никита, который всегда легко просыпался, сегодня был вялым и падал на подушку после каждой одетой на него вещи. Макс злился на покойную жену: из-за неё ребёнка пришлось перевести в этот сомнительный садик, да и вместо пяти минут на машине он теперь тратил на дорогу в обе стороны целых полчаса.
Последние сто метров он нёс сына на руках, чего никогда не делал раньше, воспитывая в нём мужчину. А потом почти бегом обратно: в девять утра из-за предпраздничного дня встреча с подрядчиком. Макс хотел построить ещё один ресторан: уж слишком дорого ему обходится аренда.
Не заходя в дом, он сел в машину, и, только подъезжая к офису, обнаружил, что забыл телефон, хотя у его секретаря, Софьи Михайловны, все номера продублированы, так что осложнений быть не должно.
Григорий Семёнович уже ждал его в кабинете, но не сидел на предложенном секретарём кресле, а рассматривал рамки с грамотами и благодарностями, что были размещены на стене. Извинившись, Максим пожал крепкую ладонь подрядчика. Загорелое морщинистое лицо немолодого человека внушало доверие. Чувствовалось, что он не засиживается в кабинете.
Поскольку сумма подряда устраивала обоих, они перешли к обсуждению места строительства. Максим велел Софье пригласить Зоечку, аналитика из экономического отдела. Григорий Семёнович, особо не сведущий в этикете, аж поднялся с места, когда в кабинет вошла женщина лет сорока гренадерского роста. Он всегда считал, что место женщины – на кухне или рядом с детьми. Но когда эта статуя, усевшись за столом напротив, начала приводить убедительные доводы в пользу или против строительства ресторана в намеченных ими местах, Григорию захотелось переманить её в свою контору.
Выложив все теоретические выкладки, Зоя сказала, что нужно ещё обязательно осмотреться на месте. Максим предложил ехать на его машине: всё равно в офис всем возвращаться, а так хоть на бензине сэкономить можно.
Объехав места в центре, где ещё стояли полуразрушенные, огороженные цинковыми заборами здания, они отправились в новый микрорайон, где маленькие кафе располагались только на первых этажах супермаркетов. Зоя убедила их, что ресторан нужно открывать здесь: район прирастает многоэтажками, а значит, будет много молодёжи, которая и составляет основу посетителей этих заведений.
Но не успели они отъехать, как лихая маршрутка подрезала их, смяв крыло и раскрошив на мелкие осколки фару. Зоечка припечатала своим весом худощавого подрядчика, сидевшего с ней на заднем сиденье, а Максим, только выйдя из машины с противоположной стороны – со стороны водителя дверцу заклинило, – начал бледнеть. Что если бы Никитка был с ним на переднем сиденье?.. У него с утра была такая мысль – взять его с собой...
Вызванные Зоечкой сотрудники ГИБДД приехали не скоро, а потом неимоверно долго составляли протокол. Обратно в офис пришлось возвращаться на такси: нужно было ещё дорабатывать документы с юристом.
Максим вспомнил о том, что сегодня предпраздничный день, только тогда, когда его позвали в бухгалтерию, чтобы поздравить женщин. Он взглянул на часы и мысленно ахнул: «Боже, шесть – седьмой. Никитка, должно быть, один в садике с этой девкой. Ничего, – злорадствовал он, – успеет ещё, напьется: праздник уже завтра».
Он проехал на такси прямо во двор детского сада, но дверь оказалась закрыта. Сторож через окно сказал, что воспитательница ушла и ребёнка с собой забрала.
Сунув руку в карман, Макс вспомнил, что телефон дома, и, махнув водителю развернувшегося такси, поехал домой за телефоном. Перепугав заведующую, он потребовал адрес воспитательницы, и взволнованная Ольга Владимировна назвала улицу и дом, а вот номер квартиры вдруг забыла. Сказала только какой подъезд и этаж.
Максим метнулся к машине, хотя тотчас понял, что нужды в этом не было: воспитательница жила напротив его дома. Кинув водителю деньги на капот, он взбежал по лестнице. Дверь в квартиру оказалась открытой – сердце тревожно забилось.
ГЛАВА 13
Максим прислушался – голоса за дверью раздавались невнятно. Он без стука открыл дверь и вошёл в квартиру. Не сразу сориентировавшись, последовал в направлении голоса:
– Да успокойтесь вы, мамочка: это обыкновенное ОРВИ. Ноги промочил – и пожалуйста, вирус сразу нашёл лазейку. Мы вкололи ему жаропонижающее и лёгкое успокоительное, так что он всю ночь проспит, а утром, если температура будет до тридцати восьми – не сбивайте, пусть организм сам поборется, – а увидев вошедшего Максима, врач добавил: – Вот и папаша пришёл. Доброй вам ночи.
Но Максим остановил их, сурово сдвинув брови:
– Что с моим сыном?
– Грипп или вирусная инфекция, но участковый педиатр после праздника поточнее скажет. До свидания, папаша, и кстати, пока не поздно, в аптеку сходите, – врач махом сбил его воинственный настрой.
– Что случилось? – обвиняющее спросил Максим, когда медики покинули квартиру. – На улице нагулялись?
– Мы сегодня на прогулку даже не выходили: день короткий, – оправдывалась расстроенная Наташа. – Он с утра сегодня квёлый и ел плохо.
– Вы что, хотите сказать, я больного ребёнка в сад привёл?
– Максим Александрович, вы не могли бы говорить потише: Никита спит, и лучше его не будить сейчас.
– То есть как это – не будить? – грозно шипя и глядя на спящего сына, вопрошал он.
– Так и не будить: у ребёнка температура под сорок, а до родителей, понимаете ли, не дозвониться. – Наташа решила выместить на нём свой испуг за Никиту.
– Вы не имели права уводить ребёнка из датского сада.
– Откуда все ушли, и я даже температуру не могла ему измерить, – так же сердито шипела в ответ девушка.
– А что же мне теперь делать? – растерялся Максим. Одного сына он здесь не оставит, а самому находиться в одном помещении с этой вздорной женщиной не улыбалось.
Но ей, видимо, тоже, потому что девушка предложила завернуть ребёнка в одеяло и в нём донести до машины.
Максим кивнул, соглашаясь, но когда он стал осторожно кутать сына, Никита, не открывая глаз, заплакал и позвал маму.
– Я здесь, здесь… – Наташа, нахмурив брови, посмотрела на мужчину, приказывая ему молчать. Она погладила влажную от пота голову ребёнка, убрала волосы со лба – температура немного спала. А Никитка схватил её ладонь и положил под щёку.
– Оставьте его здесь, – одними губами проговорила Наташа.
Максим потёр щёки и подбородок, раздумывая, как лучше поступить. Он вышел из комнаты, оглядывая стены коридора, как будто они могли подсказать ему выход. Вскоре за ним вышла хозяйка:
– У меня, конечно, нет своих детей, но, поверьте, я не первый год работаю в садике – всё-таки смогу справиться.
– Дайте рецепты – я схожу в аптеку.
Выйдя из дверей в мартовские сумерки, Макс ударил кулаком по кирпичной стене, вымещая на ладонь боль из горла, которая не давала дышать. Сколько ещё ребёнок будет вспоминать мать, похожую на кукушку?.. Как бы ни злился он на жену, но сейчас бы многое отдал, чтобы она была жива, а Никите стало легче.
Максим вернулся, нагруженный пакетами – вдруг сын захочет поесть или попить. Рассчитывать, что в этом доме есть хорошая еда, не приходилось.
– Дверь почему не закрываете? – опять начал он с упрёка.
– Я думала, вы быстро вернётесь, да и красть у меня нечего.
– Я, пожалуй, останусь. Вот, положите в холодильник, а воду оставьте: вдруг Никита пить захочет.
– Я компот открою – он полезнее будет, – по-своему ответила Наташа и убрала продукты в холодильник. – Может, кофе сварить?
– Сварите, а то я засну стоя, – смягчив тон, согласился Макс.
Он съест пару бутербродов, которые приготовит Наташа, запьёт их кофе и по привычке поставит бокал в раковину. Девушка не стала смущать его своим присутствием и ушла к Никите, а он неожиданно почувствовал неловкость оттого, что злость прошла, да и как теперь вести себя с воспитательницей сына, тоже пока не знал. Мужчина стоял в дверном проёме и смотрел, как она безотрывно глядит на Никиту. Хочет заботливой показаться, но его на этот фокус не купишь.
– Где мне сесть? – прошептал он.
Наташа обернулась и показала на кресло. Оно было неудобным, с низким изголовьем – так ему показалось сначала, – но тишина в квартире, спокойное посапывание сына и до предела загруженный день так или иначе усыпили.
Наташа взяла из спальни плед и накрыла его, а сама опять села на диван к Никите, думая, куда же подевалась мать.
ГЛАВА 14
Ночью девушка переодела мокрого от пота ребёнка в свою футболку и, напоив, переложила на кровать в спальню, прикорнув рядом. Макс, очнувшийся под утро потому, что тело затекло, пытался понять, почему он спит в кресле. Вспомнив, где находится, встал и на цыпочках подошёл к дивану, на котором ничего, кроме одеяла, не было. Стараясь не шуметь, он прошёл по коридору и в тусклом свете ночника увидел сына, обнимающего во сне Наташу. Постояв около них, чувствуя себя неловко – надо же, он даже не слышал, как они переместились сюда, – Максим вернулся в зал, перевернул влажную от Никиткиной головы подушку на другую сторону и, вытянувшись во весь рост на диване, собирался обдумать своё отношение к этой девушке, но опять заснул.
Утром первым проснулся Никита. Совсем близко он увидел спящую Наталь-Ванну. От неё пахло мамой. Он закрыл глаза, чтобы было как взаправду, но её волосы щекотали нос и щёку. Никита отполз в сторону, положил потянувшуюся за ним прядку на подушку и погладил ладошкой, Наталь-Ванна, как все взрослые, видно, тоже любит утром поспать.
На стене висел смешной ковёр, как у папиной бабушки. Он провёл по нему рукой – мягкий. Сидеть, не шевелясь, было скучно, и Никита перелез через ноги воспитательницы, а потом на цыпочках пошёл исследовать квартиру. Сразу за стеной располагалась кухня. На столе стояла банка с малиновым компотом и его любимое печенье. Только чашек не видно. Он подвинул табурет к навесным шкафам и стал по очереди открывать дверцы – нашёл, выбрал бокал со слонёнком. Покрутил его – хобот и хвост у этого слона можно было связать в узелок: так близко они находились на бокале. Поставив его на стол, Никита попробовал поднять банку – тяжёлая. Тогда он стал наклонять её-то до тех пор, пока компот не потёк в кружку, только вот много компота пролилось на стол… Маленькой тряпочкой, что лежала на мойке, собрать его не удалось, и он снял белое полотенце с крючочка в виде совы. Оно стало сначала красным, как от крови, а потом фиолетовым, зато теперь на столе было сухо.
Никита взял бокал да пачку с печеньем и сел в кресло у окна. И надо же, прямо напротив стоял их дом. Если им с Наталь-Ванной взять бинокли, то можно играть во что-нибудь. А можно фонариками перемигиваться, только надо договориться от правилах. Он допил компот и, отправляя бокал в раковину, громко звякнул об другой.
Наташа вскочила с кровати и, не обнаружив Никитку, бросилась в кухню, а из зала уже спешил Максим. Они столкнулись в дверном проёме.
– Не волнуйтесь, он не разбился, – улыбнулся ребёнок, переминаясь с ноги на ногу возле мойки.
– Доброе утро, Никита. Я смотрю, ты уже позавтракал. Молодец, только тапочки мои надень: пол холодный. Они у порога, – добавила Наташа вдогонку убежавшему с кухни мальчику. А потом, вновь повернувшись к шкафу, спросила: – Вам кофе или чаю? – И, не дожидаясь ответа, достала ручную кофемолку. Почему-то утром глядеть на Никиткиного отца и разговаривать с ним было неловко.
– Кофе.
Максиму кухня сегодня тоже показалась маленькой, он остро чувствовал близость молодой женщины, которая всю ночь не спала из-за его сына, но выглядела прекрасно: никаких разводов туши под глазами, ни размазанной помады, волосы только немого растрепаны. Но, вспомнив, как он отчищал сиденье автомобиля после неё, постарался не поддаться её обаянию.
Шаркая тапочками, прибежал Никита, показать отцу их носы в виде собачьих мордочек. Ребёнка не смущала надетая на себе женская футболка с надписью на английском языке, явно не детского перевода. Эту футболку Наташе когда-то купил Роберт – она носила её дома. Ночью же взяла первую попавшуюся. Максим бы прошёлся насчёт надписи, но Никита заинтересовался кофемолкой:
– А можно мне?
– Держи, – Наташа отдала ему мельницу и стала нарезать сыр да колбасу, поставила маслёнку.
– Вкусно пахнет: наверное, смололся, – протягивая отцу кофемолку, спросил Никита.
Максим взял её и продолжил вращать маленькую ручку. Что-то очень домашнее было в этом действии.
После завтрака Наташа переодела мальчика в высохшую на батарее одежду и, посадив рядом с собой, поставила градусник.
– Тридцать семь и три, – вздохнула она, – надо выпить сироп.
Никита был послушным как никогда, и Максим понимал причину – ему тоже не хотелось уходить из уютной, хоть и старомодной квартиры. Сын скривил губы, готовясь заплакать, когда он стал надевать ему свитерок, но, вдруг что-то вспомнив, спросил:
– Наталь-Ванна, а у вас есть бинокль?
– Есть, театральный. А зачем?
Никита, схватив её за руку, повёл в кухню:
– Вон, видите окно на втором этаже? – Никита указал на коттедж, откуда несколько месяцев назад его хозяина увезла полиция. – Это моё. Мы с вами можем переглядываться в бинокль.
– Это ваш дом? – спросила Наташа у Макса, изменившись в лице.
– Наш, – ответил он и понял, что хозяин коттеджа ей не нравится.
– Папа, а давай ещё побудем здесь? – наклонив голову набок, Никита просительно глядел на него.
– Нам зубы надо чистить, а зубных щёток нет, – нашёлся Максим, – да и игрушек у Наталии Ивановны для тебя тоже нет.
Он ждал, что девушка проявит гостеприимство и, хотя бы для вида, предложит ребёнку остаться, но она молчала.
В прихожей Наташа прислонилась к стене и, дождавшись, когда они оденутся, сказала:
– Вот поправишься, Никита, и придёшь ко мне в гости, – она присела возле мальчика, по привычке проверила, не туго ли затянут шарф, и как на кнопку нажала пальцем на маленький носик. – До свидания, – попрощалась с ребёнком, но даже из вежливости не смогла попрощаться с его отцом.
Мысль, что он откупился от тюрьмы, не давала ей покоя, а скрывать своё отношение к человеку, она не могла. Закрыв за ними дверь, Наташа вернулась в кухню, из окна которой вскоре увидела уходящих отца и сына. Никитка вдруг развернулся и помахал ей, а мужчина, не оборачиваясь, тянул его за руку.
– Гусь лапчатый, – вспомнила она старое ругательство, – ишь, хозяин жизни.
Ей хотелось забрать у него мальчика, пока не испортил его.
«Ну ведь не испортил», – возразил ей внутренний голос.
Весь день она старалась не смотреть в окно, но вечером, забывшись, взглянула: на фоне яркого света чётко читался мужской силуэт.
«Надо повесить плотные портьеры», – решила Наташа.
ГЛАВА 15
Объяснить маленькому ребёнку, начинающему каждое новое предложение со слов «А Наталь-Ванна», что хоть он и скучает по матери, но при этом никакая, будь она трижды золотой, Наталь-Ванна не заменит ему настоящую, пусть и не очень примерную мать.
К вечеру температура у Никиты снова поднялась. Он сам лёг на диван и, погладив ручонкой атласную подушку, вспомнил, что волосы у Наталь-Ванны такие же гладкие.
Максу хотелось завыть. Сынишка, сам того не осознавая, говорил о воспитательнице как об очень желанной и дорогой игрушке, которую увидел после того, как подарок на день рождения уже куплен. Он не просил, не уговаривал, он просто рассказывал о том, какая она хорошая. Сказать ребёнку, что отец видел её шатающейся, а потом сидящей на грязном асфальте, – значило перечеркнуть все его мечты.
Максим напоил Никиту микстурами, но минут через пятнадцать сын закашлялся, и его стошнило. Домработницы не было, и ему пришлось убрать за ним, переодеть. Хорошо хоть после этого Никита быстро заснул. А он боялся лечь: вдруг проспит, как вчера, и не услышит, что сынишке плохо. Он бесцельно ходил по комнате, трогал лоб – кажется, жар спал – и снова мерил шагами пространство от дивана до окон.
На третьем этаже в доме напротив зажёгся огонь. Сквозь нейлон занавески была видна стройная фигура воспитательницы. Максим вспомнил, что на Новый год любовался ею, не зная, что это та самая пьяная девица. Сейчас, наслушавшись Никиту, он и сам искал повод оправдать её. Она действительно заботилась вчера о его сыне, а не делала вид. Оксана из бухгалтерии так же хотела добраться до него, заигрывая с сыном, но глупая женщина не знала, что детей обмануть показной любовью нельзя. Вот только если женщина склонна к выпивке, то это обязательно закончится плохо.
Он был уже дураком, когда сразу после свадьбы умилялся невнятной болтовней перебравшей жены, пусть и в первый раз. Она сказала тогда, что никогда не пила коньяк, и, наверное, это было правдой. Потому что потом выяснится: она сбежала из дома от матери-алкоголички и до прихода в его ресторан работала официанткой в забегаловках. Если не было богатых клиентов, которых можно было раскрутить, то по вечерам она с другими девушками снимала усталость пивом.
Болван… Купился на невинный вид. А как было не купиться, если ей и в самом деле было чуть за восемнадцать. Красивая, стройная. Он мечтал о такой семье, как его родители: мама на восемь лет моложе отца, но до сих пор глядит на него влюблёнными глазами. Ему же не повезло. Слава богу хоть Никитку успела родить.
Максим предлагал ей пойти учиться, но для неё, получившей доступ к его кредитной карте, учёба казалась пустой тратой времени. Холить свою внешность и развлекаться с себе подобными в ресторанах – вот всё, что ей нравилось.
Он пошёл на крайние меры – отказался от няни, думая, что она постесняется пить при ребёнке. Только ей всё было нипочём. Она не боялась развода: видела, как он любит Никиту, и знала, что сына голодным он не оставит. Макс корил себя за слабоволие, мог бы лишить родительских прав, но не хотел поступать так с матерью своего ребёнка, да и любил её, даже пьяную.
Вчера, наблюдая за воспитательницей, он искал в её лице следы бурных вечеринок, но оно было свежим и даже после бессонной ночи не потеряло привлекательности. В ней не было наигранности и кокетства. Только он своей грубостью, видимо, отбил у неё желание взглянуть на отца воспитанника как на мужчину. Хотя это дело поправимое: он имеет полное право поздравить воспитательницу своего сына, пусть и с прошедшим, но праздником. Главное, как говорил Штирлиц, чтобы запомнилась последняя фраза. А он уж постарается… ради Никитки, ну, и ради себя тоже – девушка что надо. Хоть бы ему обмануться в том, что она выпивает…
ГЛАВА 16
Никита болел тяжело. Четыре дня температура спадала лишь на некоторое время, а потом вновь поднималась до сорока градусов. Максим, успокоенный было участковым педиатром, договорился с домработницей, что она посидит с сыном. Но к вечеру Анна Егоровна, или баба Аня, как звал её Никита, позвонила ему, напуганная бессвязной речью ребёнка – он бредил. Бросив все дела, Макс приехал домой. Никита горел, и никакие таблетки не помогали. Врач скорой послушала лёгкие – хрипов не было, но сухой кашель измучил сына. Она назначила ингаляции, но выводить на улицу Никиту нельзя, если дома нет возможности проводить процедуры. Да и в машину его не посадишь… Всё равно ведь вопить будет. И тогда Максим попросил Зоечку найти этот чёртов ингалятор, только бы вылечить кашель, выворачивающий душу.
В короткие промежутки, когда сын засыпал, мужчина пытался работать. Но, вновь и вновь перекладывая бумаги, Максим отвлекался от дел – Никитке нужна мать. Из-за чувства вины ему казалось, что он не додаёт ребенку любви, а потому занимался делами дома, пока сын был на больничном, и очень удивился, когда через десять дней, приведя его в сад, увидел другую воспитательницу.
Напарница Наташи, Галина Викторовна, сдала экзамены. Узнав у неё, что Наталия Ивановна будет после обеда, обрадовался не меньше Никиты, который настороженно глядел на незнакомую женщину.
А Наташа, увидев бледное личико ребёнка с синими кругами под глазками, чуть не расплакалась. Зная, что у маленького человечка нет мамы, она, в нарушение педагогических принципов, искала повод лишний раз прикоснуться к его взъерошенным вихрам, взять за руку на прогулке.
Никита старался быть хорошим. Он, лидер по характеру, часто забывался, упрямо настаивая на своём, но подходила Наташа и просила объяснить всем ребятам, почему они должны его слушаться. Фраза «потому что» её не устраивала, и он перечислял, в основном для неё, последовательность своих действий – это же так просто…
Со временем это войдёт у него в привычку: оказывается, можно обойтись без драки, надо только набраться терпения и убеждать словами, что ты прав. Хотя объяснять очевидное так утомительно…
В тихий час, когда Наталь-Ванна присела к нему на кровать и погладила его по волосам, он спросил, можно ли прийти к ней в гости. Девушка сначала растерялась, а потом пригласила его в воскресенье и добавила:
– Можно без папы. Пусть он своими мужскими делами занимается, а мы с тобой поиграем.
Обрадованный мальчик сообщил об этом приглашении отцу, причём сразу, как только тот пришёл за ним. Максим понял, что его не зовут, но надеялся смягчить сердце воспитательницы букетом, который отдал сыну и велел передать ей.
Он поступил нечестно. Она не могла не взять цветы из рук Никиты, на лице которого написано было такое удовольствие, как если бы он сам получил подарок.
– Спасибо, Никита. Очень красивый букет, – похвалила она ребёнка, а отцу, не скрывая холодности, сказала: – Не стоило так тратиться, Максим Александрович.
– Вы очень помогли нам, спасибо. Я слышал, Никита приглашён в гости в воскресенье?
– Да, мы решили дать вам возможность заняться своими делами. Никита позвонит мне по телефону, и я встречу его.
– Хорошо, постараюсь использовать это время с толком, – намеренно двусмысленно ответил обиженный Максим.
«Барышне мало букета? – думал он, держа за руку прыгающего сына. – А может, и впрямь съездить куда-нибудь с Оксаной?.. Она ведь давно напрашивается на свидание».
ГЛАВА 17
Чем так сильно понравилась Никите воспитательница – вот над этим размышлял Максим, когда на следующий день, получив от неё очередную порцию холодной вежливости, зашёл с сыном в магазин, и тот, увидев выставленные на прилавке тапочки с носами в виде собачьих мордочек, захотел иметь такие же. Пришлось примерить и купить. Дома он весь вечер бегал в них, смешно тряся бархатными ушками.
«Ну, ребёнок вряд ли разбирается в женской красоте… – продолжал рассуждать он, ложась спать. А вот Оксана, его бухгалтер, почти фотомодель, только она почему-то не пришлась Никите по душе, и он уворачивался от её рук, когда она хотела погладить его сына по голове.
Ночью Максим проснулся оттого, что сильно замёрз. Подумал, отопление отключилось, встал, потрогал батареи – горячие. Понял, что подхватил, видимо, вирус от сына, выпил детские таблетки, на всякий случай по две вместо одной, и снова лёг. А уже утром, хоть и чувствовал себя разбитым, но температуры не было.
Днём работа не клеилась, но он заставил себя сосредоточиться и сделал всё, что наметил, навёрстывая упущенное за время болезни Никиты. Чтобы не раздражать себя видом презирающей его Наталии Ивановны, заглянул в группу, позвал сына и, велев ему одеваться, вышел в коридор.
На обратном пути зашли в аптеку: надо было запастись противогриппозными препаратами – болеть ему нельзя. Пока фармацевт консультировала его, Никитка обежал все витрины и потребовал зубную щётку, постоянно рекламируемую по телевизору. Максим попытался вспомнить, давно ли он менял щётки, но на всякий случай купил, хотя воспитательница предупреждала его: не идти на поводу у ребёнка.
Да что она понимает в детях!.. Сама живёт как Бог на душу положит. Мебель в её квартире из прошлого века. Хотя… хотя одежда явно не из дешёвых магазинов. Как бы выяснить, нет ли у неё спонсора? И почему вдруг на окне появились плотные занавески?
Каждый вечер Никита спрашивал, когда же воскресенье? А в субботу, ложась спать, расплакался, думая, что отец забыл напомнить ему о встрече и он пропустил её.
Когда же Максим успокоил его, сказав, что воскресенье только завтра, Никитка вскочил и побежал к ящику с игрушками.
– Ты чего? – мужчина глядел, как сын, перевернув ящик набок, присел перед рассыпанными забавными вещицами.
– Я вот думаю, во что любит играть Наталь-Ванна? Папа, а во что девочки лучше играют? Мне побольше машинок взять или роботов?
Скрывая усмешку, Максим серьезным голосом предложил ему взять и то, и другое, только ровно столько, сколько сам унесёт, а то у Наталии Ивановны сил не хватит.
На следующий день, когда после звонка сына девушка подошла к воротам, Максим передал ей дёргающегося от нетерпения Никиту с большим пластиковым пакетом. Возвратившись в дом, он подошёл к окну и глядел им вслед до тех пор, пока они не скрылись в арке, ведущей во двор дома.
Без Никитки в комнатах воцарилась оглушительная тишина. Мужчина поднял с пола и положил в коробку игрушку, забракованную сыном, подвинул брошенные на ходу его старые тапочки, поискал глазами новые, чтобы не споткнуться о них, но не нашёл.
Но неожиданно осенившая его мысль заставила пройти в ванную – ни щётки, ни тапочек в доме не было. Никита оказался гораздо предприимчивей своего отца.
ГЛАВА 18
Никиткина радость витала в воздухе облачком, которое обволокло и Наташу. С первых минут встречи, когда тёплая ладошка легла в её руку, на сердце стало легко. Она, как воспитательница, накануне продумала, чем займёт ребёнка. Только сам ребёнок не знал об этом и её заставил забыть. Наташа попыталась взять у него огромный пакет, который он волочил по земле, но маленький мужчина заявил, что он тяжёлый для девочки, и у неё не хватит сил нести его. Она скрыла улыбку: он не помнил, как она несла его самого из детского сада. А когда девушка поскользнулась на прикрытой снегом наледи, он велел ей крепче держаться за него. В тот момент Наташа не сдержалась и поцеловала Никитку в щёку.
Но уже в прихожей она не смогла скрыть слёз: на предложение надеть понравившиеся ему в прошлый раз тапочки, мальчик сказал, чтобы она сама обула их, и достал из пакета точно такие же. А потом попросил снять с крючка повешенную чуть ранее куртку и долго вынимал из кармана зубную щётку, которая зацепилась за подклад.
– Вот, новая. Теперь мне можно остаться у вас до утра.
Наташа, понимая, что нельзя этого делать, тем не менее стиснула ребёнка в объятии и расцеловала. Она поставила тесто на пирожки и, думая, что ему будет скучно, пока она разделывает их, приготовила для Никитки альбом и краски. Но, увидев процесс изготовления пирожков, Никита попросил кусочек теста и тоже стал лепить. Он не ушёл из кухни до тех пор, пока маленькие загогулины с вытекающей из них начинкой, высохшие в духовке до хруста, не были им же съедены с молоком.
Мукой испачкана была не только рубашка, но и волосы мальчика, и он был такой милый, что его самого хотелось съесть, как сладкий пирожок.
После обеда Наташа рисовала по Никиткиному заказу: дом, скамейку, сидящих на ней папу, маму и ребёнка, летящий самолёт, который был раскритикован и исправлен им, и, конечно же, солнце и облака.
Только доставая из пакета игрушки, он вспомнил, что отец просил передать ей коробку конфет. Коробка не хотела выниматься и порвала полиэтилен. Никита решил, что игрушки, наверное, тоже придётся оставить здесь – не в чем их нести обратно. Пришлось срочно строить гараж для машин у боковушки дивана в коробке из-под Наташиных сапог.
Играя, девушка столкнулась своей машиной с Никиткиной, изображая аварию, и тут мальчик закричал:
– Нет, нет! Не надо!
– Мы же понарошку.
– Не надо, и понарошку не надо!
– Хорошо, Никита, не будем, – Наташа обняла побледневшего ребёнка, думая, что же с ним произошло такого, если он панически боится машин, и постаралась переключить его внимание: – Ты играл когда-нибудь в дом?
– А как?
Наташа достала своих кукол, которых сентиментальная мама сложила в верхний ящик шкафа, и пластмассовую посудку. Разложила всё это на полу, огородив пространство табуретом. Она ждала, что мальчик откажется от девчоночьей игры, но он принял её, став главой семейства, уходил на работу – Никитка был владельцем ресторана – и жаловался на нехватку поваров, а также на то, что ему самому пришлось готовить для тысячи клиентов – именно клиентов, а не посетителей. Наташа старалась не улыбаться, видя за словами ребёнка его отца. Никита вошёл в роль и даже поругал кукол за разбросанные игрушки.
– Никита, раз проиграли – пора и игрушки собирать, – предложила она ребёнку.
– Хорошо, – тут же согласился малыш, и они вместе начали наводить порядок в комнате, потом посмотрели мультфильмы и поужинали.
Отец Никиты не звонил. Наташа не то что бы беспокоилась, ведь она с удовольствием оставит ребёнка ночевать, но он подтверждал её худшее мнение о нём: бабник, угробивший свою жену.
В начале восьмого девушка набрала номер его телефона, ждала ответа, слушая долгие гудки, до тех пор, пока связь сама не прервалась, и, не желая расстраивать Никиту, достала свою любимую книгу Корнея Чуковского с чёрно-белыми иллюстрациями. Через час чтения не спавший днём мальчик начал тереть глаза. Наташа урок решила уложить его спать, как в дверь раздался стук.
ГЛАВА 19
Потом Максим сделает вывод, что ему нельзя было расслабляться. После ухода сына он вдруг ощутил какую-то неприкаянность: не стоило прислушиваться к тому, что происходит на втором этаже, он уже привык определять по звукам, чем занят Никита. Долгое затишье обычно грозило неприятностями: пытливый ум ребёнка толкал его на различные опыты. Однажды сын нашёл шпильку для волос среди игрушек и не придумал ничего лучшего, как воткнуть её в розетку. Макс усмехнулся – рёв тогда был слышен, наверное, даже на улице.
Походив по дому, он сел за компьютер, посмотрел сводку прибыли – нормально, праздники закончились, сверхприбыли тоже. Они-то и пойдут на строительство, плюс ещё кредит. Если верить Зоечке, то ресторан должен окупиться за три года, только бы не было резких колебаний курса рубля.
Мужчина зябко поежился: ему показалось, что воздух в комнате сырой, хотя все окна закрыты. Работать не хотелось. Он лёг на диван и включил телевизор, пощёлкал пультом, наткнулся на рассказы о рыбалке. Максим вспомнил, как они с отцом ходили на зорьке ловить рыбу – как-нибудь и Никиту надо взять.
Макс почувствовал, что мёрзнет, но вставать не стал: часика через полтора надо будет идти за сыном, а то воспитательница замучается с ним, однако под монотонный говор ведущего программы он всё-таки погрузился в сон. В нём Максим опять шёл вдоль столов, на которых под белыми простынями лежали тела. Только сам он тоже был раздет почему-то донага. Зная, что увидит под покрывалами, Макс не хотел поднимать их. Только на одном столе простыня сама начала колыхаться, и его жена, страшно
