Виссон, фриссон...Виссарион. Наталья Ракшина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

   Цветущий край фей уютен, прекрасен и беззаботен, но пребывание в нём не будет вечным. Для каждой феи наступает момент выбора: покинуть чудесный уголок ради жизни в реальном мире, где суждено встретить настоящую любовь или… развеяться по ветру, став грустным воспоминанием. Пришла очередь Юны – выслушать загадочное предсказание Зеркала, взять в руки волшебный фонарь и отправиться в путешествие. До финала Старого года осталось всего-то несколько дней, надо торопиться. Король Оберон что-то утаил от своей подданной, стремясь оградить от будущих трагических событий.

   Куда попала Юна? Городская зима полна слякоти, люди спешат по своим делам, а загадка Зеркала, состоящая из трёх непонятных слов, кажется неразрешимой. Рядом рыщут хищники, готовые в любой момент открыть охоту за феей, ведь её плоть – бесценная субстанция для исполнения желаний. Но помощь близка! В лице пожилой обаятельной ведьмы, крылатого фамильяра, нервного менестреля, бывшего рыцаря и даже… капитана патрульно-постовой службы. Неужели Юне придётся стать одним из смутных воспоминаний, тревожащих душу в предрассветный час?! Посмотрим. Пока Новогоднее время не перевалило за полночь, ничего не потеряно.

   Категория 16+

   Наталья Ракшина

   ВИССОН, ФРИССОН…ВИССАРИОН

   Роман

ГЛАВА 1.

Вечер. Полтинник. Фифа

   Предвкушение праздника – какое оно? А если праздник – Новый год, что тогда? Вариантов масса.

   Дети ждут с неприкрытой, чистой, нетерпеливой радостью: ну, когда же? Завтра Новый год? Ах, нет?! А сколько ещё? Ой, долго… Дети хотят чуда и имеют на него полное право, ибо когда же ещё вершиться чудесам, если не в детстве? То, что к волшебству прилагаются подарки, порой – весьма дорогие, – так это примета времени. Материальное стало часто вытеснять душевное и духовное, а виноваты вовсе не дети. Это делают взрослые, перестраивающие мир и подход к чуду на свой вкус и размер кошелька.

   У взрослых тоже есть лист ожиданий. Иногда он никак не связан с очередным стартом отрывного календаря, он прост и бесхитростен. Кто-то безуспешно ждёт здоровья, но живёт надеждой. Пожелаем им удачи в Новом году, она так нужна! Другие пытаются устроить и наладить семейный быт, влипая то в ипотеку, то в крупные покупки в духе «чтоб не хуже, чем у других». Третьи рассчитывают наконец-то встретить свою половинку, с которой удастся пойти рука об руку по жизни – и пусть это будет навсегда. Есть и четвёртые, и пятые, и седьмые, и один миллион сто с хвостиком… Среди них непременно найдутся и те, кто ждёт праздника и длинных выходных с некоторой опаской, потому что в оные дни работы бывает непочатый край – как всегда, плюс довесок сверху.

   Какой довесок? О, этого хоть отбавляй! В виде травматизма, пищевых излишеств, чрезмерных возлияний, правонарушений, возгораний и прочих неприятностей, ведь именно в праздничные дни простым смертным попадает вожжа под хвост так, что другим простым смертным приходится разгребать на работе последствия. Вот, так и есть. Праздник ещё не наступил, разве что начался продромальный период важных клинических симптомов в виде предновогодней лихорадки, а проблемки уже сыплются, как из рога изобилия.

   Синие огни и спецсигналы «скорой» неслись по расцвеченному огнями центральному проспекту города. То есть, могли бы нестись, но мешала вечерняя автомобильная пробка, мокрый снег, накрывший город вязкой пеленой, стремительно налипающей на всём, чего касается, да покрытый грязным слоем гололёда асфальт. Погодка брр-р, какая-то не зимняя, не праздничная, сплошь сырость и слякоть. Коммунальные службы щедро унавозили дороги реагентом, который сейчас отнюдь не помогал, а только усугублял ситуацию.

   «Скорую» же вызвали «пэпээсники» Прим. авт.: жаргонное бытовое прозвище патрульно-постовой службы полиции, чей экипаж дежурил нынче вечером в районе элитной застройки, где были коттеджи стоимостью энное количество миллионов (скорее – десятков миллионов), высокие заборы, ухоженный парк и свой мини-бульвар для всякого рода заведений – от офисов преуспевающих компаний до ресторанов и кафе, где в предновогодние дни некуда яблоку упасть, все места заказаны под корпоративные вечеринки и семейные праздники. Зажиточный райончик, в шутках горожан часто именуемый Полтинником. Поймут не все, тут нужен тонкий подход к юмору. Мол, в столице своя Рублёвка есть, а мы от столицы чуть дальше, так что местные богатеи до тамошнего дохода не дотягивают, застряли на полумосковском уровне в пятьдесят копеек…

   И всё же: в Полтинник абы кого охранять общественный порядок не пошлют! Люди здесь живут шибко серьёзные, к которым нужен особый подход и трепетное отношение. И областная-городская администрация, и владельцы заводов-газет-пароходов, и какая-никакая творческая элита завалялась, и прочая. Господа занятые, нервные, с нежной душевной организацией из-за забот о благе других людей, кои на проживание в Полтиннике денежек не заработали. Поэтому командир экипажа ППС тут целый капитан, а не какой-то старлей! И сегодня под его могучей и опытной дланью проходит боевое крещение сержант Толокушкин, дико взволнованный дежурством в таком элитном месте.

   Снисходительный капитан только усмехается в усы, глядя на служебное рвение Толокушкина. Ну, что тут может случиться? Бомжей отродясь в Полтиннике не водилось. Периметр парка, ограды особняков и каждый метр приветливо мелькающего огнями бульвара напичканы видеокамерами. Золотая молодёжь может развлекаться, да, гоняя на запредельно дорогих авто не в самом адекватном состоянии. В таком случае ситуация может осложняться. Плавали, знаем.

   Командир экипажа ещё не успел додумать мысль насчёт чего-то такого-этакого, как вдруг бдительный Толокушкин, выходящий из «Патриота» на перекур, прервал ленивый ход размышлений старшего по званию:

   – Товарищ капитан! Фифа…

   Голос сержанта имел двоякие интонации. С одной стороны, он намекал: вот оно, первое дело на месте боевого крещения, с другой – разочарованно констатировал, что дело-то бытовое, далёкое от приключенческой составляющей профессии.

   Тьфу! Принесла нелёгкая! Капитан только бросил взгляд в окно «Патриота» и поморщился. Пьяная деваха, похоже. С корпоратива или вечеринки какой. А хуже оной особы может быть только такая же пьяная деваха, но благородного происхождения разного уровня – от депутатской дочурки до любовницы крутого бизнесмена. Голубых кровей в ней не больше, чем в Машке и Таньке из спального района или рабочей окраины города, а гонору столько, что всякие там всамделишные иностранные принцессы в подмётки не годятся. Гонор, наглость, уверенность, что папик или реальный отец всё разрулит, а низший класс утрётся – вместе со своими судами, штрафами, общественным мнением и справедливым негодованием. Такую фифу в антивандальную клетку для буйных «клиентов» ППС в «Патриоте» запихнуть крайне проблематично.

   Полицейская машина стояла в боковом «кармане», образованном ажурной оградой парка. Летели крупные хлопья мокрого снега, начало подмораживать, и в свете уличных ламп блестел асфальт тротуара, подёрнутый тонкой свежей корочкой льда. А по льду брела, спотыкаясь, фифа, одетая в роскошное праздничное платье, длиннющий подол которого волочился по снежно-ледовой каше. Да, платье шикарное, голубого цвета, с глубоченным декольте и голыми плечами – для ресторана, не иначе! В руке фифа судорожно сжимала какой-то игрушечный вычурный фонарь. Неудивительно, что судорожно! Кожа рук и полуоткрытой груди приобрела специфический оттенок, свойственный последствиям переохлаждения.

   Капитан ругнулся. Сколько находится умеренно посиневшая полураздетая деваха на улице? Кто её отпустил в таком состоянии? Компания аналогичных пьяных недоумков, кто ж ещё… И ладно, если только пьяных, а то ведь…

   Фифа поравнялась с полицейской машиной.

   – Гражданка! – строго воззвал Толокушкин, но как-то неуверенно-строго, поскольку в голосе теперь доминировали совсем другие нотки, нежели пару секунд назад.

   Доза сочувствия с вкраплениями удивления и даже интереса.

   «Ишь, расчувствовался!» – с неудовольствием подумал капитан, вызывающий по рации «скорую», потому что медицинская помощь тут явно требовалась, а возможно, и освидетельствование на предмет употребления специфических веществ. Как раз в этот момент фифа откликнулась на «гражданку», да как! Зуб на зуб не попадает, голосок такой… совсем не детский, но есть в нём что-то из детства. Как будто тоненько ударяются друг о друга дорогие ёлочные игрушки из настоящего хрусталя – звон на грани слышимости, посылающий иголку приятной щекотки куда-то прямо в сердце.

   – Виссон… фриссон… Виссарион… – прозвенела-пробормотала деваха и затараторила ту же самую ахинею, будто другие слова из кукухи напрочь вылетели.

   – Это по-французски или как? – задумчиво шепнул сержант.

   Ну, точно, употребляла! Ладно хоть ахинеей ограничилась, без всякого «да – ты – знаешь – кто – я – такая»!

   – Где вы живёте? Документы при вас?

   – Виссон… фриссон… Виссарион… Виссон… фриссон… Виссарион… – пошатнулась стучащая зубами деваха.

   – Давай внутрь её. – Скомандовал суровый опытный полицейский Толокушкину, кивая головой на «Патриот». – Включи посильней печку. Если в тепле срубится, даже лучше. Спокойно дождёмся «скорой». Достань термоодеяло.

   – Ей бы чаю… – робко замолвил словечко оборзевший сержант, забывший даже обратиться к старшему по званию, как положено!

   Это чем же его фифа зацепила-то, а? Капитан нахмурился, бросил на «клиентку» быстрый профессиональный взгляд и понял, что в первичной оценке состояния фифы ошибся. Она не пьяна. Запаха алкоголя и в помине нет. Насчёт употребления – а леший знает, без анализов не понять, но типичные внешние признаки приёма распространённых наркотиков отсутствуют. Кто-то мог заставить, вот что. Девушка совсем молоденькая, близка к шоку. Напугана. Замёрзла. Повреждений на открытых участках тела не имеется, но кто знает, что под платьем, и что с ней могли сделать, она же еле ноги переставляет. Ох, нехорошо это всё…

   А сама девушка (куда-то исчезло из капитанских рассуждений определение «фифа») очень и очень хороша. Праздничный макияж не портил лицо, а украшал. Даже если смыть дамскую штукатурку, эта девушка останется красавицей, у неё и так всё в порядке – высокий открытый лоб, прямой изящный нос, а пухлые губы, кстати, явно без помады, вон как на них Толокушкин пялится! Яркие синие глазищи (похоже, радужка тоже естественная, тут не линзы) удивительно гармонировали с тёмными богатыми бровями. Из высокой причёски выбивались пряди волос – волосы на вкус капитана подкачали, зачем девки их перекрашивают во что попало? Серебристые, голубоватые и пепельно-серые переливы – для тусовок годится, а в повседневной жизни смотрится вроде попугая. Разве что сержанта это не смущает, совсем парень размяк!

   Длиннющий подол-шлейф роскошного голубого платья кое-как затолкали в машину, чтоб не придавить дверцей – ткань промёрзла от снежной влаги и стояла колом. Снегопад усилился, провоцируя подозрения насчёт задержки «скорой». Хорош ждать, надо сниматься с дежурства и самим везти, что ли? Почему-то командиру экипажа ППС показалось, что он и сам сейчас размякнет. Девушка симпатичная, но дело не в этом, а в чём тогда?!

   И опять капитан не успел ухватить за хвост неоформленную мыслишку. Потому что в стекло «Патриота» постучали. Настойчиво, даже властно, как будто имели право.

   – Вечер добрый, господа офицеры! – ворвался в салон раскатистый, хорошо поставленный баритон, когда стекло в окне опустилось.

   Оказывается, рядом с полицейской машиной в «кармане» ограды тихохонько припарковалось такси. Ну да, на дверце белого внедорожника ещё и здоровенные три буквы выведены. Не то, что вы подумали, а «V.I.P.», дабы у окружающих не возникало сомнений, для каких персон такси предназначено.

   Обладатель звучного голоса, весь такой жизнерадостный и подвижный, был одет в чёрное длинное пальто нараспашку, из-под которого выглядывал смокинг, игриво подмигивающий экипажу ППС чёрной шёлковой галстуком-бабочкой на белоснежной сорочке. Из-под щегольской фетровой шляпы вились смоляные, с изысканной проседью, кудри, озорно сверкали разбойничьи карие глаза, высокомерно торчал скульптурно вылепленный нос, под которым топорщились короткие, какие-то игрушечные, чёрные усики. С губ гостя слетело облачко тёплого дыхания, отдающее дорогим коньяком и сигарным дымом:

   – А не у вас ли моё сокровище, господа? Вижу-вижу, у вас! Налетели поклонники, пока автографы раздавал, убрело сокровище, не уследил, может простудиться. Мы торопимся на вокзал, поезд через полчаса.

   Мелькнули смоляные кудри в изысканном, но почти шутовском поклоне. Затем баритон выдал ставшую комическим штампом фразу из телешоу, в народе уже получившую меткое определение – изображать бородача.

   – Пр-ро-шу понять и пр-р-ростить!

   Согнутая в локте рука тряхнула, как цыганка подолом, накидкой или шубкой из голубой норки. Мол, сокровище одеть надо, а то в поезд таких не пустят.

   – Разрешите ваши документы? – коротко и веско спросил капитан.

   Благоухающий коньяком торопыга весело расхохотался.

   – У продюсера они, в кабаке забыли! Я ж рванул искать пьяненькое сокровище! Да вон они, на афишной тумбе! На каждой афишной тумбе в этом городе, господин капитан!

   И впрямь, на ближайшем упомянутом уличном аксессуаре красовался портрет торопыги. Имя-фамилию не рассмотреть, слишком пестро написано. Звезда романсов и оперной сцены? Оно и видно, во как вызвездился…

   – Ага, про уши, лапы, и хвост в качестве документов мы уже не раз слышали! – подал голос Толокушкин.

   Что он там, на заднем сидении, делает?! Укутал в свой бушлат поверх одеяла фифу… тьфу, деваху… ну пусть, милую девушку? И раскупорил личный капитанский термос с чаем?! Ладно, с оборзевшим сержантом потом разберёмся.

   – Кем вам приходится девушка? Фамилия? Паспорт её и ваш? – неожиданно для самого себя полицейский вдруг нахмурился и добавил: – Ну-ка, кто такой Виссарион?!

   Между тем Толокушкин тихонько констатировал, опекая бормочущую девушку:

   – Она его не знает, товарищ капитан, я уверен. Вон, напряглась вся. Вообще ни алё.

   – Разговорчики!

   Смоляные кудри затряслись, шляпа едва не слетела от смеха:

   – Так я ж Виссарион, я. Это мой старый сценический псевдоним, по молодости! Перебрало сокровище, вы же видите!

   – Не вижу. – Сухо ответил капитан.

   – М-м-м, на поправку зрения надо, я понял…

   Рука в чёрной перчатке извернулась в очередном цыганском хитром жесте, и из-под норковой накидки мелькнули сразу две денежные бумажки Банка РФ, не хухры-мухры, а максимального достоинства.

   Капитан скрипнул зубами и вышел из машины, сильно хлопнув дверцей. В нём медленно закипала какая-то безбашенная ярость, заставляющая рассудок шмыгнуть в тень подсознания. Когда такое было? Да давным-давно. В детстве. Когда ходили в кино всем классом, и очень-очень хотелось покромсать в лоскуты сказочного злодея, обидевшего красную девицу.

   Неизвестно, как бы эта ярость сказалась на плотности кудрей звезды романсов, их могли неслабо так проредить жилистые капитанские руки, но…

   – Убирайся отсюда, мерзавец.

   Эти слова произнёс тихий женский голос, принадлежавший уверенной в себе леди лет шестидесяти, а то и старше. Хрустальным звоном он не отличался, но был до безобразия убедительным – если таким тоном вас пошлют по самому нехорошему адресу, вы ещё будете долго думать, а как найти кратчайший путь, дабы угодить пославшей особе.

   Вздрогнул в салоне «Патриота» сержант Толокушкин, которому показалось, что он снова в школе, опоздал, наследил на чистом полу гардероба и сейчас огребёт тряпкой по шее от злющей технички Веры. Вздрогнула, судорожно сглотнула и моментально отступила назад бесцеремонная звезда оперной сцены.

   А затем вздрогнул капитан.

   Этот голос он узнал.

ГЛАВА 2.

Долг. Фея. Ведьма

   В закутке, сформированном изгибом эксклюзивной литой ограды, нынче вечером становилось тесно от машин. Третьей припарковаться было негде, потому остановилась она чуть поодаль, у тротуара. Тоже не дешёвая машинка, под стать и такси для важных персон, и общему престижу жителей Полтинника. На бортах и стёклах белого «Лексуса» – ни одного шлепка снежно-песочной каши, ни пятнышка; значит, автомобиль только выехал из гаража поблизости. А поскольку голос его хозяйки был капитану знаком (забудешь, как же!), то и местоположение дома при гараже он помнил отлично. Здесь рукой подать, квартал сразу за парком.

   Женщина, которая скомандовала звезде романсов убраться восвояси, да ещё и припечатала «мерзавцем», была действительно не молода. Миниатюрная, в прекрасной физической форме, с короткой стильной стрижкой волос оттенка холодного платинового блонда. Ухоженное лицо зрелой женщины, не тронутое пластическими ухищрениями, несло вовсе не следы красы юности, а саму красоту, перешедшую на качественно иной уровень. Так бывает, когда уверенные в себе и полные достоинства дамы признают и любят свой возраст таким, каков он в паспорте – не скрывают, не молодятся, не кокетничают, не размещают нелепые статусы в соцсетях, вроде «…нам никогда не будет шестьдесят, а лишь четыре раза по пятнадцать!». Четыре раза по пятнадцать – значит, вы безнадёжно застряли в подростковой неопределённости. Ваше тело не приобрело законченных форм женственности. Ваша душа практически в пелёнках. Ваш статус – недоросль при родителях. Вам ещё учиться и учиться, прежде чем стать самостоятельной… И так четыре раза?.. А не слишком ли расточительно вы тратили жизнь?..

   Даме из «Лексуса» – если верить её паспорту! – недавно стукнуло шестьдесят семь. При парадных и деловых выездах за рулём чаще находился водитель, нежели она сама, потому что выход из автомобиля в таких случаях обставлялся по этикету: водитель откроет дверцу заднего сиденья и элегантно подаст руку. Но сейчас состоялся экстренный выезд, а потому на даме было не меховое манто и ботильоны на каблучках, а спортивный костюм, ботинки-«дутики» и короткая пуховая куртка с капюшоном. Как говорится, выскочила в чём была, но и тут одежда подобрана гармонично и в тон.

   – Мне повторять дважды? – высокомерно приподняла бровь дама, делая шаг в сторону звезды романсов.

   – Да не извольте бес-с-покоиться! – трусливо прошипела звезда, суетливым жестом приподнимая над головой шляпу и бросая на слегка застрявшего в воспоминаниях капитана довольно-таки злобный взгляд, а в салон «Патриота» – откровенно вожделеющий. – Всем ореву-а-ар! Смотрите, не пожалейте. Мир-то тесен…

   Последняя фраза относилась к полицейским, а явно не к даме из «Лексуса». Чернокудрый певец шарахнулся от неё, как чёрт от ладана, и даже крутанулся на месте, дабы на него не упала тень миниатюрной леди, порождённая светом дорогих ажурных фонарей зажиточного района.

   Не успели участники сцены отреагировать на грубые слова, как звезда шустро прыгнула в такси, напоследок тряхнув норковой накидкой в руках так, что… она просто исчезла в воздухе. Неизвестно, заметил ли это таксист, а вот остальные… Толокушкин решил, что ему в сумерках померещилось. Девушка, укрытая термоодеялом и бушлатом, держала в тонких пальчиках кружку с чаем, но так и не решалась пригубить напиток. Хоть зубами стучать перестала, но вокруг себя по-прежнему не замечала ничего. Капитан вяло подумал, что надо бы удивиться манипуляциям звезды романсов, да чутьё подсказало ему, что там, где появляется леди из «Лексуса», возможно и не такое. Потому что путь её пересекается с самыми странными и непонятными стороннему наблюдателю вещами и явлениями.

   Документиков командир экипажа ППС у леди не попросил. Он их видел чуть больше года назад – при обстоятельствах, связанных с правонарушением вот тут, в Полтиннике, как раз рядом с особнячком в квартале по другую сторону от парка. Полицейский не забыл, как зовут хозяйку. Необычные имена и фамилии вообще хорошо ему запоминались, а тут и повод имелся.

   Изольда Марковна Гетте.

   Имя ей очень шло. Оно ассоциировалось с холодом и блестящими режущими гранями льда. Оно даже намекало на характер – такой наскоком не растопишь, тут нужен атомный ледокол.

   Сейчас дама твёрдой походкой подошла к «Патриоту» – легко, словно бы напрочь выкинула из памяти нахальную звезду романсов. Не приходилось сомневаться – в светло-зелёных, с тонким золотым ободком по краю радужки, глазах, мелькнула тень узнавания. Тронутые бесцветным блеском губы сложились в едва заметную улыбку:

   – Как поживает ваш малыш? – смягчился голос женщины при обращении к капитану.

   – Спасибо. Жив и здоров. – Коротко ответил офицер.

   – Вот и славно. – Кивнула дама, вынимая из внутреннего кармана своей куртки нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшимся паспортом в обложке из тиснёной бордовой кожи. – Очень прошу отпустить мою племянницу. Она ничего не нарушала. Просто стечение обстоятельств и предпраздничное мероприятие, осложнившееся… допустим, личной драмой.

   Паспорт уже неведомо как оказался в руках командира экипажа ППС. Быстро глянув на имя (да, тоже Гетте, Юна Арнольдовна) и иногородний адрес прописки (из Петербурга, значит?), полицейский открыл дверцу «Патриота», быстро спросив у девушки:

   – Как вас зовут?

   Розовые губы шевельнулись – сперва беззвучно, а потом нежно звенящий голосок-таки прорезался:

   – Ю… Юна…

   – Какое имя красивое… – вздохнул разомлевший Толокушкин, но тут же осёкся, поймав недружественный взгляд старшего по званию.

   – Говорить можете? Вы живёте здесь? – продолжил капитан. – Назовите адрес прописки или места жительства, а также – кем вам приходится эта женщина?

   Лицо девушки постепенно обретало осмысленное выражение, словно она пробуждалась после глубокого сна или отходила от наркоза, и на этом лице отражалась сложная гамма чувств – от недоумения до решимости. Капитан вдруг понял, что у неё совсем не детские глаза. На дне блестящих чёрных зрачков мерцали острые иглы какого-то жестокого понимания – как будто пробуждение от сна оживило страшные вещи, которые девушка пыталась, как говорят в народе, «заспать». Жуткое событие из жизни. Смертельный диагноз. Приговор, в конце концов! Снова раскрылись розовые губы, и…

   Опять никто ничего не заметил. Капитан стоял спиной к Изольде Марковне. Толокушкин вообще находился в каком-то трансе. А между тем, зрачки зелёных глаз дамы из «Лексуса» расширились до предела – так, что буквально проглотили радужную оболочку. Глаза на краткий миг стали полностью чёрными – как до глянца отшлифованные линзы из непроглядно-тёмного, мистического гагата. У гагата есть прозаичное научное название – метаморфическая горная порода, это всего лишь ископаемый уголь, и не бывает у него никаких магических свойств… В гагатовых глазах леди Изольды закипал холодный океан такой неслыханной мощи, что обернись капитан и поймай этот взгляд – встать бы ему на месте ледяной статуей. Но капитан, на своё счастье, не обернулся. Взгляд легко коснулся пригревшейся в тёплом салоне машины девушки по имени Юна. Упал, как тень полярной совы – на крохотного мышонка, ищущего убежища под снегом. Розовые губы теперь шевелились беззвучно, шея напряглась, как будто для произношения слов требовались колоссальные усилия.

   И больше – ничего. Ни одного звука. Странный и пугающий взор гагатовых глаз закрыл девушке рот куда надёжнее скотча. Впрочем, кто сказал, что гагатовых?.. Обычные зелёные глаза. Или почти обычные. Леди из «Лексуса» даже зеркальце из кармана достала, быстро оценив их цвет и вид, а затем спрятала вещицу в карман – ловко и незаметно, отработанным и привычным движением. Кроме наложенной печати молчания, она, похоже, заставила девушку согласно кивать либо отрицательно качать головой в ответ на вопросы полицейских. Правда, сопровождалось всё это дорожками слёз на щеках Юны, поскольку жутко осознать, что ты лишена возможности говорить и распоряжаться собственными жестами. Полицейские тоже как-то неправильно задавали вопросы, даже бестолково.

   – Давай-ка, деточка, поехали домой. – Ненавязчиво подсказала леди Изольда. – Молодые люди, помогите ей пересесть в мою машину. И хорошего вам дежурства! Термоодеяло вернётся, обещаю. Передадут. Быстрее, быстрее! Время дорого.

   Хлопнула дверца «Лексуса», опять чуть не придавив многострадальный подол-шлейф голубого платья. Едва внедорожник тронулся с места, увозя леди Изольду и Юну, и шлифанув на прощанье ледяную корку асфальта, с другой стороны улицы показались огни спецсигналов «скорой».

   – Растудыть твою кочерыжку! – максимально точно высказался капитан и махнул рукой Толокушкину: – Иди, объясняйся с ними.

   – А почему я?! – возмутился сержант, вскипев праведным, в общем-то, гневом.

   – А кто? Кто молодой, на того и шишки. Двигай вперёд и с песней.

   Чувствуя себя несправедливо подставленным, младший по званию почесал в затылке и с обидой в голосе протянул:

   – Това-а-а-рищ капитан! Дрища с усиками отшили, а этой зеленоглазой старой ведьме, значит, всё можно?!

   – Разговорчики. – Буркнул командир экипажа.

   – Так вы же… Я не знаю, зачем мы отпустили девчонку! Мутно всё, понимаете?!

   – Отставить, я сказал! – тяжело бросил капитан и устало провёл рукой по лицу. – Я ей должен.

   И, как будто оправдываясь перед самим собой, добавил:

   – Заведёшь своих детей, тогда посмотрим, как запоёшь. Забудь сегодняшний вечер вообще. Да, это ведьма, вне всяких сомнений. Но зуб даю – девчонке она ничего дурного не сделает.

   Капитан мог бы закончить фразу так: «…или почти ничего». Но до конца в этом уверен не был, потому что с методами леди из «Лексуса» познакомился в прошлом году. Тогда начало зимы для его семьи было окрашено самыми мрачными тонами – настолько, что хотелось выть на луну в тоске, словно одинокому волку. Полицейский одинок не был, а потому свои эмоции, как и положено нормальному мужику, внешне затолкал куда подальше, а первый налёт седины, предательски опыливший виски, проигнорировал. Не до того сейчас. Жене куда тяжелее, вся высохла и осунулась как тень… Он сам на работе целыми днями, домой только вечером, да и то, как повернётся, ночные дежурства никто не отменял…

   – Лёша, нас сегодня выписывают. – Сказала супруга. – Приезжай, забери.

   Капитан не успел обрадоваться долгожданной выписке из инфекционного детского отделения краевого стационара, потому что с холодком в груди осознал, насколько обесцвечен, пуст и даже как будто мёртв голос любимой женщины. Причина вскрылась мгновенно. Их первый ребёнок – и, в общем, единственный – появился на свет три года назад, когда счастливым родителям было под сорок. Все пороги в клиниках обошли, всех врачей, слыша только одно: «хм, вы идеально здоровы, не сдавайтесь!», но – никак. И вот, когда наконец-то получилось, когда долгожданный малыш прекрасно себе рос, набирал вес, топотал по квартире, бойко болтал и вот-вот должен был пойти в детский сад, грянул гром.

   До этого момента капитан, как человек, далёкий от медицины, был свято уверен в том, что менингитом заболевают те, кто ходит зимой без шапки и лопает снег вперемешку с сосульками. Так говорила бабушка будущего полицейского, скрепляя просвещение внука любящим подзатыльником. Оказалось, всемогущая бабушка способна заблуждаться, гнойным менингитом можно заразиться и заболеть в столь юном возрасте в такой тяжёлой и страшной форме, что впасть в состояние комы, поскольку есть тип болячки, против которого не существует вакцины. А потом капитан и его супруга познакомились с медицинским термином «нейротоксичность». Дозы мощного дорогостоящего антибиотика для спасения их сына были максимальными, и врачи спасли малыша, вытащив с того света. Но сочетанное действие инфекции и побочных эффектов препарата сделали своё мрачное дело. Глухота. Частичный паралич и другие неврологические отклонения. Вспышки агрессии с приступами истерики. Нарушения речи.

   – Готовьтесь, реабилитация будет долгой. – Попытался ободрить супругов заведующий отделением. – К сожалению, восстановить можно не всё.

   Формулировка была намеренно щадящей. Тогда они ещё на что-то надеялись и отчаянно боролись. Пока не стало ясно, что впереди – инвалидность. После окончательного вердикта врачей бороться не перестали, но что-то как будто сломалось в обоих. Жизнь вертелась вокруг дорогого существа, единственного продолжения их совместного «мы», и каждый виток оборота был через боль.

   В ту тёмную и холодную декабрьскую ночь капитан нёс обычную службу в Полтиннике. Настроение из разряда ни в звезду, ни в Красную армию. Многое изменилось, и уже не в первый раз полицейский позволял себе то, что раньше претило и казалось невозможным – он брал деньги с тех, кто их предлагал, рассчитывая договориться с представителем власти. Был сам себе противен, но брал… Денег теперь болезненно не хватало – на лекарства, на дорогостоящие процедуры и консультации специалистов. Раз, другой, третий… Зима вступила в права жёстко и бескомпромиссно, не чета нынешней! Такие морозы бахнули, что позволили администрации Полтинника быстро подсуетиться и организовать целую батарею ледовых скульптур вдоль ограды парка. Да ещё и с подсветкой изнутри! Зрелище волшебное даже для искушённого зрителя, и полюбоваться красотой шли не только детишки и их родители из особняков, но и рядовые горожане из соседних районов. Вход-то свободный, так почему нет?

   Но кому-то чужая радость всегда поперёк горла. Кто-то очень любит считать чужие деньги. Кого-то хлебом не корми – дай нагадить в общественном месте, как помойному голубю. Компания подвыпивших молодых людей, ворвавшаяся на ночную улицу элитного квартала, с воплями псевдо-пролетарского характера (исторического клича «сарынь – на кичку!» они не знали, но заменили удалым непечатным аналогом) начала восстанавливать справедливость. Во все времена это делалось через элементарный вандализм. В ход пошли биты, краска и газовые баллончики – немудрёные средства, чтобы разрушить ненавистную ледовую красоту, которую «слепили себе богатенькие».

   Всё пошло своим чередом: «пэпээсники» доложили оперативному дежурному о происшествии, потому что на десяток агрессивно настроенных хулиганов двоих полицейских маловато, а в ожидании подкрепления начали разруливать ситуацию своими силами. Только вот компания вандалов оказалась в том состоянии, когда берегов уже не видно. Закипела драка, но вдруг в центре её непонятно откуда возникла хрупкая немолодая леди в белой шубке и меховом беретике такого же цвета, украшенном крупной брошью. На другой стороне улицы, у обсаженной ёлочками и туей ограды одиноко стоящего особнячка с тёмными окнами, материализовался белый же «Лексус». Не иначе, леди вышла оттуда и прямиком направилась в центр боевых действий.

   – Так. – Выдохнула она выразительным тоном, в котором сквозило немалое раздражение. – Второй час ночи! Перестаньте шуметь, был тяжёлый день, я собираюсь лечь спать!

   Кто-то из хулиганов успел вякнуть про «старую крысу», но на этом высказывания закончились. Что-то случилось с тротуарной плиткой, очищенной от снега и присыпанной песочком. Напарник капитана не был надёжным свидетелем происходящего, потому что получил битой по затылку. Сам же капитан затряс головой, видя, как перетекают по тротуару туда-сюда дорожки из плотной ледяной чешуи, бросаясь под ноги разрушителей уличного декора. А те падали на ровном месте, не будучи в силах сделать хоть шаг, расшибали лбы и носы, сталкивались друг с другом и ледовыми скульптурами. Леди в белой шубке наблюдала за зрелищем, слегка склонив голову набок. Капитан видел улыбку, тронувшую её губы – от этой улыбки и от вида странно изменившихся глаз его бросило в дрожь.

   В реальном времени сцена развивалась в считанные секунды, и вот уже прибывший на место происшествия дополнительный наряд полиции поставил жирную точку, увозя хулиганов в кутузку. Именно тогда леди в белой шубке была оформлена в качестве свидетеля.

   – Я думаю, вы ничего особенного не заметили, молодой человек? – мягко проговорила женщина, обращаясь к капитану и тут же добавляя: – А если и заметили, то не для рапорта.

   Капитан согласно промолчал. Кто ж вы такая, Изольда Марковна Гетте?

   А та подлила масла в огонь, спросив резко изменившимся голосом:

   – У меня сложилось ощущение, молодой человек, что единственным вашим желанием было раздробить череп кому-нибудь из этих выродков? Почему? Что не так в вашей жизни?

   – Всё не так. – Нахмурился полицейский. – У меня… больной сын.

   – Сколько ему?

   – Три года.

   – А ну-ка, идите за мной. Заодно и бумажки свои в тепле допишете.

   Мужчина опомниться не успел, как послушно пошёл следом за леди и даже не мог бы ответить, зачем это сделал. Мимо ёлочек, «Лексуса», аккуратно подстриженной и укрытой на зиму туи – туда, где темнел проём в ограде особнячка. Он даже не рассмотрел, что было внутри, словно общение с Изольдой Марковной происходило в полной тьме, в которой островком света мерцала белая шубка.

   – Вот. Подставьте руку. – Сказала хозяйка дома, опуская в протянутую широкую ладонь какой-то тяжёлый пакетик из плотной шершавой бумаги.

   – Что это?!

   – Всего лишь соль для детской ванны. – Пожала плечами леди. – А вы что подумали? Как закончите своё дежурство, быстро домой. Искупать дитя, обсушить полотенцем – и баиньки. Результаты по факту.

   – Вы издеваетесь?

   – Ничуть. – В полумраке блеснули глаза, и капитану показалось, что такие же взгляды зелёных глаз направлены на него из всех углов тёмной прихожей особняка. – Всё честно. Но у меня будут условия.

   Ощущения посторонних взглядов исчезли. Темнота окружала хозяйку дома и её позднего гостя плотным, непроницаемым коконом, в котором слова рождались и вязли, утопая в густом снегу. И слова эти были странными и страшными, потому что произносивший их женский голос не лгал.

   – Если ваш сын будет расти негодным, скверным мальчишкой… Мучить животных… Хамить старшим… Обижать слабых… Врать… Поднимет руку на женщину или не поможет нуждающемуся в самый трудный момент… Одним словом, станет очередным порождением хилого, обнищавшего времени, как те, кого забрали ваши сослуживцы… Я не дам за его жизнь и здоровье птичьего пера, вмороженного в лёд…

   Капитан невольно оттянул ворот бушлата, чувствуя приступ влажного, беспричинного страха.

   – Я… никогда… воспитание… – пробубнил он, и тут зелёные глаза леди Изольды полыхнули, как у рассерженной кошки.

   – Да ну?.. – с силой выдохнула она. – А все предпосылки есть. Вам же, молодой человек, уже чужие деньги карман не жгут. Дальше что будет, думайте сами. Яблочко от родительского дерева никуда не денется. Ну так как, берёте средство для ванны или платить не готовы?..

   Готовность заплатить любую цену капитан почувствовал дома, когда поддерживал безвольно запрокинувшуюся головку сынишки, аккуратно опуская ребёнка в тёплую, пахнущую старинным детским мылом (вот же, земляничное, которое бабушка будущего полицейского приберегала для внука!) и искрящуюся бирюзовыми огоньками воду. Жене он ничего так и не сказал. А утром… они проснулись от детского смеха и топота маленьких ножек, которого не слышали несколько месяцев. Условие действия ароматической соли капитан помнил свято, как и сказанное Изольдой Марковной вдогонку:

   – Это ещё не всё. Земля круглая, сахар белый, а мы – в одном городе. Если понадобится, вы закроете глаза в нужный момент и сделаете то, что я попрошу…

   Вот почему капитан задавал некой внезапно онемевшей Юне нелепые наводящие вопросы. Не для рапорта. Не для себя. Для какой-то видимости законности в глазах Толокушкина, тоже попавшего под действие странных чар леди Изольды. Он сделал то, о чём она попросила – отпустил с ней племянницу, дабы вернуть свой собственный долг.

***

А в тёплом салоне «Лексуса» вздохнула и скривилась, как от зубной боли, Изольда Марковна. Она поймала в зеркальце заднего вида напряжённый и испуганный взгляд пристёгнутой ремнём безопасности синеглазой девушки и бросила вполоборота:

   – Ненавижу насилие! Но мне эксцессы при полиции не нужны, у них в машинке запись ведётся... Тебе лишняя трата сил тоже ни к чему. Давай-ка успокойся и выдохни. Дар речи я тебе верну чуть позже, переборщила.

   Она крутанула руль, совершая манёвр для объезда парка.

   – Ох, Юна… Арнольдовна, однако, бред какой… Уж как я наколдовала на скорую руку, так и будет! Обычно я вашу сестру в родню к себе не записываю, но тут дело из ряда вон. Просто катастрофа! Так что маленькое насилие над твоей волей – это ещё более маленькая, крохотная расплата за мои нервы. Я очень, очень, очень зла, девочка!

   – М-м-м… – попыталась выдавить из себя Юна, дёрнувшая ремень, на коленях которой подпрыгнул и завалился вбок кое-как поставленный причудливый фонарь, мигнувший скромным серебристым огоньком.

   Леди Изольда только фыркнула:

   – Не вертись, уронишь свой фонарь. Если он вообще на что-то годится, тоже мне! Да вы там, в Фата-Моргане, ума лишились! С дуба рухнули? С бобового стебля? С башни? С седьмого слоя облака? С чего ещё?! Куда смотрел Оберон на пару с жёнушкой, если они решили отпустить тебя на верную погибель?! Прим. авт.: согласно европейской мифологии, Оберон – король фей, супруг Титании. Что же за предсказание зарядило тебе Зеркало, если ты сунулась сюда в самое суетное и дурное время для того, чтобы найти пару?! Жалкие пятнадцать дней! Фея Юна, чокнутая на всю голову! Жалкие пятнадцать дней, последние дни твоей жизни, понимаешь, что ты натворила?! Сейчас, перед Новым годом, ты лакомый кусочек для вишеров, один едва тебя не сцапал! Или в Фата-Моргане не знают, для чего нужна пыльца фей и как её делают?!

   Отворились автоматические ворота в ограде особнячка с тёмными окнами, пропуская белый «Лексус». То же самое произошло и с гаражными воротами, бесшумно поглотившими внедорожник. Леди Изольда заглушила двигатель и снова повернулась к синеглазой девушке.

   – Хочешь спросить, откуда я всё это знаю?..

   Гагатовая глянцевая тьма нежно, как первые признаки коварно подступающего половодья, затопила зелёные глаза. Холодный океан в них дробил волны в ледяном крошеве. Юна выдержала этот взгляд – хотя, не будь спинки сиденья и крепко держащего ремня безопасности, она бы отпрянула как можно дальше. Голос хозяйки дома был столь же холоден, как полярный океан:

   – Проблема мне знакома изнутри. Я была такой же, как ты, но не безрассудной. А знаешь, кем становятся на Земле феи-разведёнки, не сумевшие сохранить свою любовь, семью и счастье?

   – М-м-м?..

   – Ты не такая простушка, какой кажешься. Да. Я – ВЕДЬМА.

ГЛАВА 3.

Особняк. Юна. Ужин

   Жильё ведьмы было вполне уютным. Отделанный светлым известняком двухэтажный особнячок в классическом стиле был аккуратно вписан в единый ансамбль всего участка, содержавшегося в идеальном порядке. И даже пристроенный с торца здания гараж уютно и элегантно поддерживал целостность архитектурной мысли создателя проекта. Внутри гаража имелся свой вход в дом – через какие-то погружённые во мрак хозяйственные помещения. Юна, аккуратно поддерживая подол платья, с бьющимся сердцем следовала за Изольдой, которая включала освещение в нужных местах вполне прозаичным, а не волшебным способом – хлопком в ладоши или даже щелчком пальцев. Срабатывала тонкая акустическая настройка, свет разгорался в той интенсивности, в которой был нужен.

   – Иди-иди. – Поторопила Изольда Марковна, увлекая за собой то ли спасённую, то ли пленённую фею. – У тебя сейчас первая стадия, адаптация. Проведём профилактику, пока не заболела и не померла от пневмонии раньше времени.

   Большая комната с высокими окнами, сейчас занавешенными лёгкой тканью жемчужного оттенка, была оформлена в холодных синих тонах, а диваны и кресла отличались белоснежным бархатистым материалом. Примиряли между собой цветовой контраст синевы и белизны отдельные детали: бирюзовые подушечки, раскиданные на диванах, ковёр с пушистым серебристо-голубым ворсом. Не успели полностью разгореться огоньки в роскошной люстре с ультрамариновыми, золотыми и серыми хрустальными подвесками, как откуда-то сверху раздался задумчивый, одновременно шепелявый и картавящий голос:

   – Пиас-с-тр-ров нет!

   Юна вздрогнула, поднимая голову и пытаясь найти источник.

   – Естественно, нет. – Проворчала ведьма. – Откуда у тебя взяться пиастрам? Ты неимущая птица!

   Сверху раздалось некое шуршанье, похожее на хлопанье крыльев.

   – Р-ручку позолоти! – потребовал голос.

   – Размечтался! Ты работаешь за еду! – погрозила кулаком в воздух Изольда Марковна и тут же ахнула: – Зачем на диван опять кляксу навалил?! Убью! Подушку сделаю!

   – Пр-рофсоюз сож-р-рёт стар-рушку. – Прокомментировал голос.

   – Ага, и косточки выплюнет, и в землю закопает, и надпись напишет. – Ядовито улыбнулась леди Изольда. – И хватит попрекать меня возрастом, ты тоже не мальчишка! Спускайся сюда, дело есть.

   Послышались звуки возни, перезвон хрустальных подвесок на люстре, а потом из-за золотого рожка вниз спорхнула птица. В Фата-Моргане таких нет, но Юна провела у Зеркала Оберона достаточное количество времени, чтобы обзавестись некоторыми знаниями о земной флоре и фауне. Э-э, кажется, в данных широтах похожих птичек не водится, тут не жаркие страны?! Оперение – пепельно-серого цвета, но хвост – пурпурно-красный, аккуратная головка с чёрным загнутым клювом, умный и прицельно-любопытствующий взгляд жёлтых глаз, окружённых более светлыми пёрышками. Попугай жако? Тёмно-серой лапкой с коготками птица осторожно потрогала голубой атлас подола, раскинувшегося по ковру – так, будто рыбак проверил прочность льда, в котором собирался вертеть лунку.

   – Пр-ривет. – Поздоровался попугай. – Кр-рылышко жми. Р-раслабься, тут не р-разбойничье гнездо.

   Поскольку дар речи к Юне всё ещё не вернулся, девушка с любопытством наклонилась и вежливо притронулась пальцем к протянутому для знакомства крылышку.

   – Хор-рошая. – Снисходительный жако поклонился, а затем шёпотом обратился к хозяйке: – Не говор-рит? Жаль.

   – Заговорит, будь спокоен. – Переборщившая с заклятьем молчания ведьма вздохнула: – Юна, познакомься, это…

   – Ар-ристарх. Фамильяр-р. – Закатил попугай глаза, заваливаясь набок прямо на голубой атлас подола и притворяясь смертельно измученным работой. – Тр-ружусь, не покладая клюва! Тру-рудоголик! Без зар-рплаты!

   На Изольду Марковну эти действия впечатления не произвели.

   – Так. – Скомандовала она. – В гараже лежит термоодеяло. Большая блестящая штуковина, тебе понравится. Надо аккуратно свернуть и донести до полицейской машины.

   Жёлтые глаза птицы округлились в намёке на возмущение.

   – У меня лапки. – С трудом просипел попугай, пытаясь закутаться в подол платья Юны и воспользовавшись фразой, составленной без единой буквы «р».

   – Я тебе их повыдергаю! – ласково пообещала ведьма, но никакой угрозы в её словах не услышали ни птица, ни фея. – У всех лапки! Договорись с кем-то, я не посылаю тебя мёрзнуть самого. Грызуны, ночные птицы… Здесь в парке есть пара филинов, позови и скажи, что для меня. Пусть отнесут сей же час! И положат рядом с машиной потихоньку, хватит с полицейских впечатлений.

   Жако продолжал давить на жалость, пытаясь найти сочувствие у Юны и попутно – отковырять с ткани платья блестящую опаловую капельку:

   – Сож-р-рут филины!

   – Хватит! То меня какой-то несуществующий профсоюз сожрёт, то тебя – филины! Быстро лети, неработь! И хватит когтить чужое платье!

   Попугайская комедия прекратилась:

   – Автор-ритет. – Крякнул жако, потёрся клювом об атлас подола, а затем – стремительно покинул комнату, нарочито громко хлопая крыльями и предварительно сделав кульбит у выхода.

   – Ох, тут ведь даже волшебных животных нет. Прибился ко мне этот… мешок перьев, не выгонять же? А так хоть польза есть, обработала его под фамильяра. Умный, зараза, только много болтает. – Посетовала леди Изольда. – Это мир без официальной магии, понимаешь? Потихоньку играться можно, по мелочи. Ритуалы, заклятия – это всё приходится делать из-под полы, как торговцу краденым. Не принято и в глазах обывателей не существует. Если всё с тобой вдруг обойдётся, то надо будет учиться контролировать себя каждую минуту. Суп для мужа ты будешь мешать поварёшкой, а не заклинанием Архимедова винта!

   Юна вдруг почувствовала, что для ответной реплики гораздо меньше препятствий – невидимый барьер для слов стал ниже, челюсти не сводит. Но раздражение этой невысокой нервной женщины до сих пор было ощутимым, и фея предпочла всего лишь согласно моргнуть, опустив длинные пушистые ресницы. О феях, вынужденных стать ведьмами, она читала, равно как была наслышана об их непредсказуемости и стихийно резком колдовстве. Полчаса полной немоты и зависимости движений от чужой воли показались девушке вечностью.

   – Быстро греться! – Изольда Марковна указала направление. – Налево, по лестнице вверх и ещё раз налево – ванная. Не пользуйся своей магией, ручками крути краники. Обожжёшься – я вылечу, но быстрее научишься. На полках много флаконов со снадобьями, не перепутай с моющими средствами! Тебе нужен тот, что с малиновой солью, второй – с лимонным огнём, третий – с кедровым настроением. Сама понимаешь, это земные аналоги, а не то, к чему ты привыкла! Из каждого отсыпать в воду полной ванны по трети! Платье брось рядом, его нужно реанимировать чуть ли не как тебя саму. Не вздумай уснуть в воде, а то за твой внешний вид я не ручаюсь. В шкафчике есть полотенца и чистые халаты, а не старушечьи обноски. Это гостевая ванная. Потом найдёшь кухню – старым путём назад, но уже внизу двигай направо. Жду там.

   Феи пространственным кретинизмом, как известно, не страдают.

   Юна бросила взгляд в большое зеркало в простой металлической раме, висящее рядом с ванной. Изольда Марковна ведь права – жалкие пятнадцать дней надежды, а потом… Кому нужны будут тогда неповреждённые феном волосы, если их попросту не станет, как и самой обладательницы локонов?.. А также глаз, губ, тонких пальцев и нежного голоса. Да, да… Замечали ли вы, дорогие друзья, что порой просыпаетесь поутру раньше обычного? И не от звонка будильника, не от поцелуя любимого или любимой, не от голосов членов семьи – а так, словно кто-то провёл над головой крылом, а на вас повеяло самой настоящей грустью? В этой грусти слилось в единое стройное пение всё: падение хлопьев снега, плеск ручья по камням, потрескивание смолистых стволов сосен в жаркий полдень, печальный шелест опавших листьев под ногами. Это же обычные звуки природы, так чего же так кольнуло вашу встревоженную душу?

   А потому что вы слышите то, чего в этих звуках нет и больше никогда не будет. Голос умершего близкого человека. Смех бесшабашной, ушедшей навсегда молодости. Плач упущенных вами возможностей сделать мир лучше или хотя бы не вносить в него чёрных порочащих красок своими поступками. Много чего слышите в момент пробуждения, и весь последующий день будете ходить в молчаливой задумчивости, пытаясь поймать ускользающую тень грустного воспоминания, суть которого так и не смогли постичь. Просто-напросто за миг до вашего пробуждения умерла фея. Вы где-то соприкоснулись с ней в повседневности земной жизни, куда она спустилась из своей беспечной и вечно юной Фата-Морганы, спустилась в поисках любви и не обрела её. Отпущенное фее время кончилось раз и навсегда. Вы всё забудете, и утро заиграет новыми красками – для вас, но не для неё.

   Но вполне возможно, что вы и вовсе ничего не заметите, потому что такое особое пробуждение возможно лишь первого января, в отголосках праздничной ночи. А вы, поди, и спать-то не ложились, так что ничего не почувствуете. Или отмечали столь бурно, что пробуждение чревато не грустными воспоминаниями, а обострением панкреатита или похмельем. Дело в том, что в какой бы мир не попала фея, найти свою судьбу она должна до окончания тамошнего календарного года.

   – Не раскисать! – самой себе сказала Юна, глядя в зеркало.

   Она аккуратно свернула громоздкое голубое платье и положила на пол, запахнулась в халат из махровой бежевой ткани, с содроганием подумала, что действительно могла замёрзнуть на улице гораздо раньше, чем подоспела своевременная помощь в лице Изольды Марковны – и пошла на поиски кухни, с наслаждением ощущая под босыми ступнями тёплую поверхность полов или ковровых покрытий.

   Ведьма ждала на просторной кухне – светлой, отделанной натуральным камнем. Жабьи и змеиные тушки по стенам развешаны не были, но по удобству и толковому расположению мебели, бытовой техники, декору, чувствовалось – это место у хозяйки в доме самое любимое, используемое по назначению: готовить, пробовать, угощать, наконец, просто отдыхать с чашечкой кофе в руках.

   – Явилась и не сварилась? – встретила леди Изольда гостью ехидным вопросом.

   – Здравствуйте, госпожа ведьма. – Наконец-то проговорила Юна, слегка приседая в подобии реверанса, который гораздо удобнее исполнять в бальном платье, нежели в банном халате. – Какое обращение к вам будет уместным?

   – Без заморочек. – Блеснули зелёные глаза. – Не забудь, ты по документам моя племянница! Присаживайся к столу. Закрепить лечение ванной нужно с помощью хорошей еды. Мои девочки, да и я сама – за полночь никогда пищевому разгулу не предаёмся, ни-ни! Только перекус.

   Юна благодарно кивнула и присела на предложенный стул. Она не чувствовала голода, но понимала, что «тётушка» права: первая фаза адаптации в новом мире включала и пищу тоже.

   Стол был накрыт на двоих, на кухне вкусно пахло. Чувствовалось, что Изольда Марковна и в мелочах любит порядок, а не только на придомовой территории: тарелки и блюдца из тонкого белого фарфора с синим орнаментом выглядят идеально, каждый столовый прибор на своём месте.

   – Тебе понравится. – Кивнула она Юне, без суеты заканчивая расстановку тарелок с едой на безупречной кружевной скатерти и разливая ароматный напиток в изящные чашки, белые с позолотой. – Тут только лёгкие закуски. Тартинки с сыром и томатами, зерновой хлебушек, паштет из маслин, куриная грудка варёная холодная, к ней соусы… Лучше бери этот, без перца, с непривычки можешь поперхнуться. А я люблю остренькое, так что соус с перцем чили – мой. Чай заварила тебе травяной, с ромашкой и мятой, иначе ты просто не заснёшь нормально. Сладкого на ночь не советую по той же причине – не заснёшь, но вот тебе натуральный яблочный мармелад, если захочешь.

   – Благодарю. Как вы узнали о том, что я здесь, госпожа ведьма? – поинтересовалась гостья, следя за ловкими движениями ухоженных рук женщины и намазывая на тонкий ломтик хлеба тот самый рекомендованный паштет из маслин.

   – Тётя Изольда! – одёрнула её хозяйка. – Или тётя. Или Изольда. Мир-то не магический, а обычный. Фонит от каждого волшебного существа, если оно сюда попадает! Ты – как стрекоза, плюхнувшаяся на поверхность воды. Хищные обитатели пруда кинулись из глубин к добыче. Другие такие, как ты, кто есть поблизости, уже почувствовали сполна и скоро примчатся. Это не беспомощные насекомые, а неравнодушные руки, которые помогут обсушить крылышки и не дадут хищникам тебя съесть. Завтра увидишь кого-нибудь из моих девочек, наверное.

   Тёмные брови на лице Юны приподнялись домиком. Про неких «девочек» она слышала во второй раз за последние десять минут. Леди Изольда усмехнулась.

   – Феи сюда не ломятся толпами, это правда, но если уж и случается свежий визит – то Зеркало отправляет по накатанной дорожке, в «проверенные» места. Например, ко мне. Оберон и Титания знают о результатах, иначе Зеркало никого бы сюда не выкидывало. Я помню, как мне самой было трудно поначалу. И сколько глупостей я наделала… Поэтому стараюсь помогать по мере сил… стрекозам. При мне ни одна фея не погибла! У меня, – торжественно сказала ведьма таким тоном, что сразу стало ясно, она не преувеличивает и сейчас говорит про дело всей жизни, – Дом моды. Не модельное агентство, гнездо разврата и интриг, а Дом. Никакого безобразия, псевдо-звёзд и звездулек, скандалов с подиумов и шумихи в прессе. Только достойная одежда для жизни и те, кто её демонстрирует – от юных прелестниц, среди которых тоже много стрекоз, норовящих шлёпнуться в воду, до замужних дам, чья элегантность заслуживает быть всеобщим примером. Разумеется, девять десятых такого коллектива – обычные земные женщины. Они не знают, кто такая я, и кто на самом деле составляет малую временную часть их сообщества.

   Аромат травяного напитка щекотал ноздри, навевая мысли о летнем погожем дне, полном лени, об облаках, плывущих над лугом, на который ещё так нескоро ляжет снег.

   – Вкусно! – честно сказала фея, отведав предложенные блюда и всё-таки прихватив в финале трапезы пару мармеладок; они таяли во рту, оставляя пряное послевкусие корицы.

   Хлопанье крыльев звучно огласило прибытие жако Аристарха.

   – Тр-ри минуты на языке – тр-р-ри года в бёдр-рах! – радостно объявил он, присаживаясь на край стола и бочком подбираясь к вазочке с мармеладом. – Тр-ребую!

   – Можно ему дать одну? – спросила Юна у хозяйки, которая тут же замахнулась на птицу салфеткой.

   – Тр-ри! – вставил попугай. – В нагр-раду!

   – Не хами девочке! А ну, кыш со своими грязными лапками со стола! – возмутилась ведьма. – Топтался где-то по голубиным какашкам, а сейчас… Куда тебе три, ожирение будет! Ветеринар что сказал? Сладкого много не давать! Одеяло отнесли?

   Жако так энергично закивал, что можно было предположить – не только отнесли, но руководство операцией стоило ему немалых сил и нервов, а возможно, даже здоровья. Он уже пересел поближе к руке Юны и демонстративно подсунул головку для поглаживания и почёсывания, что и было немедленно сделано.

   – Не ведись на его попрошайничество. – Изольда строго нахмурилась – Одну мармеладку дай, у него вообще специальный корм.

   – Кор-рм для бр-родяг! – горестно сказал попугай, шустро сцапав мармеладку с ладони феи. – Ноль калор-рий!

   – Ну-ну, не прибедняйся. Кто все пакеты с орехами расковырял, не знаешь?! Спасибо за одеяло, оставь нас. Нам надо поговорить.

   Фамильяр меру знал. По голосу хозяйки он понял, что дело серьёзное, а потому откланялся.

   – Пр-рощаюсь до утр-ра!

   Напоследок он выпросил у Юны ещё одну порцию щекотки под пёрышками на шее, а потом вылетел с кухни куда-то в тёмный коридор. Хозяйка дома разлила по чашкам остатки душистого, хорошо настоявшегося напитка и протестующим жестом прервала попытку Юны убрать со стола:

   – Нет. Сядь. Не забудь, что я всё ещё зла, хоть и сыта, настроение улучшилось чисто символически. Свалилась мне, как снег на голову, никакого разгона для метлы! Дни – на счету каждый! Первое: Церемонию Выбора Миров я знаю, естественно, ибо сама проходила. Зеркало Оберона отбрасывает картинки в твой волшебный фонарь, их Волшебные Величества одобряют выбор, затем тебя готовят к путешествию, чтобы была во всеоружии для поиска любви и судьбы. Инструктаж по полной программе, чтобы ты не прокололась в новой для себя реальности, если в ней официально нет магии. Конечно, без тайного козыря никуда – мужчины в любом мире неравнодушны к феям. Даже распоследний разбойник захочет обогреть, защитить, приютить – может, и не сразу, но этот инстинкт точно сработает и у самой чёрствой души, потому что в ауре каждой феи есть что-то из приятных детских ассоциаций. Даже у жестоких душ, кроме… вишеров. У них и души-то поди нет, это только пустые оболочки.

   Юне показалось, что на кружево скатерти внезапно упала зловещая тень, от которой повеяло стылым холодом. Она поджала губы и уставилась в чашку, словно рассчитывая там найти нечто интересное. Это движение от хозяйки дома не укрылось.

   – Второе. – Продолжила та, сверкнув зелёными глазами и будто бы поставив некую мысленную галочку в невидимую записную книжку. – Я вижу, словечко отклик-то вызвало, ты дрожишь. Правильно дрожишь, но не пойму пока, насколько посвящена в подробности, почему сюда не ломятся феи… Это ведь единственный мир, где вас убивают, знаешь?.. И что могут с тобой сделать, для чего?..

   – Да, тётя Изольда. – Юна подняла глаза. – Имею представление… немного. Как знаю и то, что может случиться через пятнадцать дней.

   – Так какого… хвоста василиска, дитя!!! – возвысила голос ведьма. – Ты суёшься сюда сейчас, когда время почти вышло?! Церемония в Фата-Моргане всегда проходит вне времени! Она подогнана так, чтобы фея попала в новый мир или какую-то его часть в нужный момент. Весной! Когда всё расцветает и поёт! Когда у его обитателей играет кровь в поисках пары! На прощание Зеркало даёт тебе вполне понятное предсказание – на какие приметы нужно ориентироваться, чтобы добиться успеха. Так было всегда, это незыблемое правило. Что случилось в Фата-Моргане, почему тебя выкинули сюда, фактически обрекая на быструю смерть, а меня, старую курицу, на жесточайшую нервотрёпку в борьбе за твою жизнь – возможно, совершенно бесплодную, ты уж извини. Я всегда говорю молодым особам то, что думаю на самом деле.

   Тонкие пальцы тихонько отставили чашку с остатками травяного чая в сторону. Нежно звенящий голос Юны как бы подвёл черту под сказанным:

    – Простите и вы, госпожа ведьма. Я всё-таки назову вас так, потому что… придётся выслушать меня и сделать выводы. Только прошу не замораживать на месте и не превращать в какую-нибудь зверушку. Никто меня не выкидывал из Фата-Морганы. Их Волшебные Величества меня не отпускали. Моё предсказание сломано, от него остались только осколки, я не знаю ни сути, ни подсказки. Только намёки.

   – Уж не хочешь ли ты сказать… – зелёные глаза наполнились искренним изумлением.

   – Да. Простите, госпожа ведьма, что свалилась как снег на голову. Я действительно сбежала.

ГЛАВА 4.

Церемония. Зеркало. Авантюра

   Откуда берутся феи? А кто их знает. Может быть, источником появления на свет служит счастливый детский смех? Или особенно громкое кошачье мурлыканье на коленях у хозяев? Или растворённая в каплях дождя цветовая палитра летней радуги? Или тонущий в водной глади последний луч закатного солнца? Что бы это ни было, факт существования фей придётся признать. Там, в величественных громадах облаков, плывёт над мирами их особая Вселенная – Фата-Моргана. Иногда она даже становится доступной человеческому взору, и тогда вы можете стать свидетелем потрясающего зрелища…

   Возносятся ввысь тонкие и хрупкие с виду очертания дворцов, обласканные светом дневного светила или сиянием луны. Кажется, их стены клубятся и меняют цвет вместе с облачным укрытием, то рассыпаясь в прах, то собираясь сызнова. В грозном отблеске молний, в тихом и загадочном мерцании звёзд, в завесах белёсой круговерти метели или тёплых струях летних ливней – каждый раз вы увидите новую Фата-Моргану, а уж какой её воспринимают феи изнутри, этого вам знать не дано, равно как и постичь замыслы создателей облачного города, Их Волшебных Величеств, часто называющих подданных – прекрасных фей – своими детьми. Но каким бы путём феечки не появлялись на свет, важно понимать: будь они настоящими детьми Оберона и Титании, те вряд ли бы отпускали их в трудное путешествие, финал которого может стать таким печальным. Хотя… кто поручится за то, какие реальные формы способна принимать любовь созданий, чьи помыслы или мотивы действий не могут осознать человеческие существа, срок жизни которых в космических масштабах вовсе даже незаметен.

   Смертные. Во всех мирах.

   У фей ведь тоже есть шансы стать смертными, и шансы эти надо бы использовать, потому что изначально любая из прелестниц крайне нестабильна физически, как те самые облака Фата-Морганы. Некоторым, особо чувствительным, достаточно громко чихнуть, чтобы разлететься на мыльные пузыри, искорки веселья, шёлковые лоскутки и пушинки одуванчика! Попробуйте, соберитесь-ка обратно – на это может уйти пара недель! Срок годности тоже не бесконечен, хотя работы у фей невпроворот, а работа вполне приятная и посильная. Можно достаточно долго жить в облачных дворцах, мастерить маленькие радости для обитателей земель под облаками, сортировать сказки, присматривать за солнечными зайчиками, пасти всякого рода вредную мелюзгу, норовящую сбежать вниз и портить настроение населению разных миров – вон они, завидки, обижульки, хамилки – так и скачут! Но всему этому приходит конец, энтропию никуда не денешь, и вот тогда – добро пожаловать на Церемонию Выбора Миров, обязательно взяв волшебный фонарь, устройство многофункциональное, вроде продвинутого смартфона. На Церемонии у него будет особый сеанс использования, а опция останется одна-единственная – помощь владелице. Самой фее тоже нужно не оплошать, а внимательно слушать подсказки собственного сердечка, пусть даже оно состоит из шёлковых лоскутков и птичьего пения. Скоро оно обретёт плоть и забьётся в новом ритме – так, как положено вести себя настоящему сердцу вне облаков Фата-Морганы.

   – Ой, девочки! Я сейчас опять разлечусь! – щебетала голубоглазая и златокудрая Эя в очереди таких же прекрасных юных созданий. – Второй раз не могу дойти до Зеркала! Вот как зайду в тронный зал, сразу же – пух! – и на мыльные пузыри. Так волнительно!

   – Подумаешь! Иди, прими ванну с яблочным спокойствием. – Рыжая статная Кассиопея с помощью портновского заклинания создала себе роскошное платье из зелёной парчи, желая продемонстрировать максимальную боевую готовность.

   Увы, её внешнее спокойствие оказалось напускным! В зелёном подоле образовалась изрядная фигурная прореха, немедленно ставшая поводом для дружного смеха и всеобщего добродушного веселья. Пришлось дежурным феям в очереди срочно наколдовать сливочного мороженого – дабы разрядить обстановку.

   Юна смеялась вместе со всеми и уплетала мороженое, даже не думая разлетаться на пушинки и искры, за ней никогда такого не водилось. Всегда спокойная, очень внимательная, уделяющая много времени тому, над чем основная масса фей ни разу не задумывалась – зачем же разлетаться от волнения, пусть и приятного? Сортируя сказки, она своими тонкими пальчиками часто перебирала струны, на которых были закреплены в библиотеке Оберона увесистые тома и тоненькие брошюрки. Струны эти непростые, ведь они сплетены из человеческих чувств, причиной которых стала та или иная сказка. Вот вы прочитали на ночь своему малышу историю – и на добром сне она непременно отразится, а невидимая струна запоёт и для него, и для вас, да так, что будет связывать сердца годы спустя, уже в воспоминаниях. На языке фей это коротко называется «затронуть чувства».

   Увы, Юна не единожды находила сказки с оборванными струнами, утратившими связь с человеческими сердцами и душами. Что это значит? Сказку либо перестали читать вовсе, забыли, либо… перекроили до безобразия, она стала соответствовать сиюминутному духу времени. Она вывернута наизнанку так, что столетиями проверенные архетипы добрых героев превратились в злодеев, единственная цель повествования – любой ценой насмешить или развлечь читателя-зрителя, а мораль… да кому она нужна, мораль, что это вообще такое?! Юна не зря проводила столько времени в библиотеке. На основе сказок, как культурный почвенный слой, как геологические пласты земной коры, строится литература. А в ней – столько всего, что одной струной уже никак не обойтись, это целый оркестр инструментов!

   Вот и сейчас, помогая растерянной Кассиопее залатать прореху в подоле, Юна краем глаза наблюдала за продвижением очереди и думала совсем о другом – о прочитанных сегодня страницах. Там говорилось о любви. Но кроме строк, растревоживших шёлковое сердечко, было что-то ещё, не отпускавшее с самого утра. Какое-то предчувствие, которое никак не могло оформиться.

   – Смотри, двери открываются, тебе пора! – поторопили подружки, и Юна сделала шаг вперёд.

   Тронный зал облачного дворца уходил в бесконечность, созданную великим множеством гигантских зеркал. Роскошное убранство, представшее взору, сияющие самоцветами стены, гладкие плиты пола, ряды стройных колонн – всё создавало иллюзию небесной лёгкости. Эти чертоги принимали многих посетителей – даже из нашего мира на заре его юности, пока он не свернул с волшебной дорожки на путь развития техники.

   Во время Церемонии феям следовало пройти зал до самого конца и там, в глубине, присесть в полном грации реверансе – перед троном Их Волшебных Величеств, окружённом кустами цветущих белых роз. У Их Величеств так много обликов, сменявших друг друга в зависимости от эпох, миров и даже отдельных ситуаций, что никто не может знать, как эта пара выглядит на самом деле. Сейчас перед склонившейся феей были прекрасные мужчина и женщина в одеждах цвета майской листвы.

   – Добро пожаловать, дитя. – Раздались ободряющие голоса Оберона и Титании. – Подойди к Зеркалу, и пусть фонарь поможет тебе. Держи его ровно, смотри внимательно.

   Юна распрямилась, внемля указаниям. Вопреки представлениям, Зеркало Оберона – это не какое-то монументальное сооружение, нет… У него и стекла-то не имеется в привычном понимании, там ничего не отражается. Массивная узорчатая рама служила оправой туманной, играющей разноцветными бликами поверхности. Подойти к Зеркалу вне Церемонии можно было в любое время, когда тронный зал Их Величеств пустует – с образовательной целью. Феям ведь тоже нужно учиться, знания с неба не падают. После сортировки сказок в библиотеке и чтения человеческих книг Юна бегала сюда за разъяснениями. Зеркало-то говорящее и не скупое на комментарии. Вот и сейчас оно своим мягким, но обезличенным голосом подхватило призыв Их Величеств:

   – Готова? Тогда крути свой фонарь!

   Словно волчок, фонарь завертелся меж ладоней, не касаясь их. В нём мелькали образы, порождённые зеркальными отражениями разных миров, над которыми проносилась Вселенная Фата-Морганы.

   – Смотри, Юна! – торжественно произнесло Зеркало. – Нифльхейм, страна ледяных горных троллей. Они могучи, как великаны, простодушны, как дети, владеют несметными богатствами и силами природы. Тысячи кристально чистых водопадов, драгоценные камни в сверкающих недрах, волшебные кристаллы, из которых делают защитные амулеты. Тебя будут носить на руках и лелеять, как хрупкое пёрышко. Годится?..

   Отрицательное качание головой. Новый оборот фонаря.

   – Ну, тогда острова Авалонии, населены людьми, не чуждыми магии. Их правители справедливы и сильны, они ценят красоту, в этом мире не угас героический и творческий дух, рождающий культ Прекрасной дамы. За твою руку и сердце будут биться паладины, твоё имя пропоют в балладах менестрели, чем не судьба?

   И вновь – короткое, но явное «нет». Шёлковое сердечко не дрогнуло и не запело.

   – А вот, как интересно, погляди! Небиру, мир Тёмных эльфов. Среди интриг, борьбы за власть, ярости и боли там найдётся время для многих и многих чувственных наслаждений, таких же тёмных и неистово страстных, как те, кто их пробуждает. Может быть, заглянешь туда одним глазком? – промурлыкало Зеркало.

   Фонарь крутанулся снова, а потом – ещё и ещё.

   – Мы видим твоё смятение, дитя. – Подалась вперёд Титания, с тревогой следящая за сменой выражений на личике феи. – Не бойся. Неуверенность – первый шаг к проигрышу.

   – Простите, Ваше Волшебное Величество, – прошептала Юна, – я… не чувствую ничего…

   Она не успела договорить. Поверхность Зеркала всплеснула волнами бликов, бросив внутрь фонаря новые образы. И вот тогда шёлковое сердечко трепыхнулось – болезненно, остро, сладко. Оно запело.

   – Стой, Зеркало! Стой! Мне туда! – воскликнула Юна, вглядываясь в споро бегущие картинки. – Я знаю этот мир, там так интересно!

   – У, вот к чему приводит чтение человеческих книг. – Скривилось Зеркало. – Земля. Со всеми её заскоками, войнами, скверным воздухом и сознательным бегством от магии. И что тебя туда манит, не пойму.

   – Непростой выбор, Юна. – Покачала головой Титания. – В волшебных мирах ты будешь как рыба в воде, а там… Там опасно. Из-за отказа от магии на Земле завелась мерзость, которая носит название «вишеры», происходящее от слова «желание» или «пожелание» на одном из земных языков. Прим. авт.: супруга Оберона имеет в виду английское «wish». К зиме эта пакость активизируется, потому что с началом Нового года люди связывают много пожеланий и надежд, а некоторые готовы исполнить их любой ценой, даже самой грязной и страшной… Они убивают фей, обретших земную плоть, готовя из этой плоти пыльцу для исполнения желаний. Тебе придётся скрывать свою сущность всегда, понимаешь?

   В синих глазах, чей взгляд поймали лучистые карие очи королевы Фата-Морганы, разгоралось упорство – по мере того, как Зеркало бросало в фонарь всё новые и новые образы. Юна присматривалась к ним с трепетом, потому что оттуда, как воздушный поцелуй, было послано нечто.

   – Мне туда. Именно там ждёт он, и…

   – Хватит. – Резко хлопнул в ладоши Оберон, отдавая приказ Зеркалу и вставая с трона. – Я останавливаю твою Церемонию. Ты останешься в Фата-Моргане до следующего раза, дитя, пусть на Земле пройдёт ещё год. Ты выдержишь, потому что умна и спокойна, энтропия тебе пока не грозит. Забудь о хранилище сказок на струнах, работай в зале маленьких радостей для детей. Они их так ждут – в каждом из миров под облаками. Оставь свой фонарь тут. Иди.

   Ослушаться приказа правителя царства фей не может даже собственная супруга, а не то что рядовая подданная. Юна, сдерживая вздох, снова присела в поклоне-реверансе. Как же так?! Что не понравилось Оберону? Какие сейчас начнутся расспросы за дверями тронного зала, того гляди, настало время впервые в жизни разлететься на мыльные пузыри и пушинки… Глядя вслед удаляющейся феечке, Титания повернулась к супругу и повелителю:

   – Что вы там увидели, друг мой?

   – Смерть. – Коротко ответил Оберон, на гладком молодом лице которого на миг отразилась тень сожаления. – И довольно. Мы слишком многих теряли фей именно в этом мире, будь он неладен.

   Королева, сидевшая на троне бок о бок с супругом, склонила голову ему на плечо. Сияние стен тронного зала начало меркнуть, обеспечивая интимную обстановку, розы ненавязчиво усилили свой аромат. Королева думала о наслаждении и хотела его, потянувшись и ластясь к любимому.

   – Милый, но ведь шансов ещё много. Там, куда могла отправиться Юна, сейчас весна. Несмотря на все трудности Земли, там вполне можно найти своё счастье!

   – Ты не поняла. – Оберон нежно поцеловал жену в кудрявую макушку. – Если можно избежать гарантированной смерти одной из наших малышек, я это сделаю. Шансов нет. Но возможно, они появятся чуть позже – и в любом другом из миров…

   – Почему?

   – Посмотри сама.

   Титания выскользнула из крепких объятий, поворачиваясь к Зеркалу, и тут же понимающе и печально кивнула.

   – О, да. Такие печальные истории хороши для баллад на Авалонии. Да ещё, пожалуй, для пьес… Ах, как его звали? Джентльмена с Земли, выдававшего себя за писателя-простолюдина? Помнишь его? Он упоминал про нас в какой-то комедии?

   – Шекспир. – Услужливо подсказал супруг.

   Прим. авт.: «Сон в летнюю ночь», комедия Уильяма Шекспира в пяти актах.

   К этому времени затемнение в зале достигло максимума, осталось только слабое изумрудное свечение по углам. Зеркало торопливо погасило свои блики и даже скромно отвернулось к стене. Незачем подглядывать за королевской четой, Оберон ведь даром времени не терял – королю страны фей и усилий-то прилагать не надо, чтобы избавить жену от роскошного одеяния, она сейчас обнажена полностью и готова ко всем его причудам…

   – Да-да, именно он. – Согласилась Титания. – Не будем плодить грустные истории. Ты правильно сделал, что удалил Юну из библиотеки. Она отвлечётся и забудет. И не надо подпускать её к Зеркалу в ближайшее время.

   – Угу.

   Оберон буркнул что-то неразборчивое – и на какое-то время в величественном зале воцарилась тишина, разбавленная эхом чувственных вздохов.

***

Забыла ли Юна? Ну, нет. Как-то так получается, что тот, кто много времени провёл за книгами, пусть даже в облачной библиотеке Фата-Морганы, на две трети наполненной сказками, просто так выкинуть из головы важный вопрос не может. Несколько подруг феи уже покинули облачный край, направившись в миры, выбранные во время Церемонии – навстречу счастью, окрылённые весенним вдохновением и ожиданием будущего. Как только фея попадает в другой мир, она становится частью легенды – уголка реальности, который её примет, она не будет чужеродной деталью, никоим образом, тем более – если реальности свойственная магия. Если её нет – всё сложнее, но реальность примет фею в любом случае.

   Юна от всего своего шёлкового сердца желала подругам удачи, расставаясь с ними без слёз и провожая до самого нижнего слоя облаков Вселенной фей. Где-то там, внизу, теперь навсегда оставались и порывистая златокудрая малышка Эя, и внешне такая рассудительная зеленоглазая Кассиопея, и многие другие. Юна прощалась с ними и возвращалась в свой зал маленьких радостей, где из-под её нежных пальчиков выходили немудрёные, но такие важные творения, способные одним махом стереть с лица слёзы, вернуть улыбку, сделать пасмурный день солнечным или даже заставить душу петь – пусть и на несколько минут. Обычная работа феи, приносящая удовлетворение, но…

   Что-то было не так. Юне не хватало оркестра струн в библиотечном зале. Недоставало пояснений Зеркала Оберона, которые она могла получить после чтения, равно как и картин созерцания земной реальности – величественной природы и обитающих в ней созданий. В тронный зал ей попасть не удавалось, всякий раз распахнутые двери уводили в другие места дворцов и садов Фата-Морганы. А ещё она видела странные и неоднозначные сны, столь редкое явление для фей. В этих снах непременно присутствовали фрагменты сцен из Зеркала, такие смутные и неясные, потому что Оберон не давал рассмотреть окончательную картину, останавливая Церемонию.

   Юна видела себя – в красивом бальном платье нежно-голубого цвета, в окружении многих и многих нарядных людей, мужчин и женщин, в радостной суете какого-то празднества. За высокими стрельчатыми окнами большого зала в тёмном небе расцветали разноцветные огни – люди называют их фейерверками. Музыка, шум, смех… В глубине украшенного к празднику зала даже были цветущие растения, в глаза бросалось что-то с ярко-красными цветами, привлекающее взгляд… Но самое главное, где-то рядом находится тот, ради которого Юна и пришла в зал. Тот, кто послал свой воздушный поцелуй сквозь время – именно ей, Юне, и больше никому. Тот, кто поможет шёлковому сердечку стать настоящим – и биться рядом со своим сердцем долгие годы.

   – Где же ты? – всякий раз шептала Юна, просыпаясь.

   Она просила аудиенции у Их Волшебных Величеств, но оная постоянно переносилась на неопределённый срок. А дни летели, давно оставив позади то время года, которое считалось наиболее благоприятным для фей, ищущих в мирах под облаками свою пару. Позади сошла с дистанции весна, сладко терзающая души в обещании неведомого, и лето пробежало – со всеми своими соблазнами, и осень отступила, пора угасания природы. В мирах под облаками полным ходом шествовала зима, время ведьм с ледяными сердцами, где-то – сухая и безжизненная, где-то – полная проливных дождей, а в иных местах – принаряженная белой снежной шубой. Календарный год завершался, и давненько уже не приходилось феям провожать подруг, прошедших Церемонию, до самого нижнего слоя облаков Фата-Морганы.

   Всех ждала обычная зимняя уборка, ведь по углам дворцов накопилось всякое – остатки волшебного производства, опавшие цветочные лепестки, не прошедшие утилизацию обижульки и хамилки, испорченные заготовки маленьких радостей, даже самая настоящая пыль! Работы хватает даже Их Волшебным Величествам: вон, какая бурная метель летит вниз к земле, не иначе, сама королева Титания взялась за веник! Увлеклась уборкой. Может быть, неспроста…

   Кажется, повелитель Оберон склонен к ролевым играм, потому что его заводит вид супруги в наряде горничной?! Очень даже запросто! Вот только за дверями и пространственными парадоксами входов-выходов во дворце Их Величеств никто в такой пикантный момент не следит.

   Юна никак не ожидала оказаться тВам, куда так бесплодно и отчаянно рвалась в последние месяцы. Кусты роз только-только набирали цвет. Трон был укрыт туманным чехлом, чтобы грозовая моль не добралась до обивки. Раму Зеркала Оберона густо покрывала магическая пыль, требующая ведра и тряпки, а сама матовая поверхность Зеркала не светилась ни единым огоньком – не иначе, древний артефакт впал в спячку.

   – Апчхи! – Юна хотела поздороваться, но вездесущая пыль не дала проявить вежливость.

   – А?! Кто тут?!

   Зеркало немедленно проснулось, крутанувшись внутри собственной рамы так, что разноцветные блики полетели во все стороны зала.

   – Что? Уборка? Юна, это ты? – спросонья забормотало оно. – А как ты сюда прошла? Я вообще радо тебя видеть, мало кто приходит учиться так, как ты…

   Озираясь, фея быстро спросила:

   – Скажи, почему Его Величество Оберон остановил Церемонию? Только мою, остальные девочки прошли?

   – Вот у него и спроси. – Зеркало зевнуло. – Раз остановил, значит надо было.

   – А всё-таки?

   – Не скажу. Не моё дело обсуждать королевские приказы. И не твоё. – В обезличенном голосе артефакта проскользнула какая-то нарочитая поспешная грубость. – Вытирай пыль и иди дальше, тут ещё прибирать и прибирать!

   – Ах, ты вот как…

   Нежные ручки со всей силы толкнули вертящуюся раму – да так, что магическая пыль полетела в разные стороны, а зачихали теперь оба: и фея, и Зеркало.

   – Ой, пусти, вредная девчонка! Пусти, мне щекотно!

   – Просто скажи – и отпущу, не оставив на тебе не единой пылинки. Честно.

   – Побольше уважения! Для… твоей же пользы… остановил… ой, меня укачало, сжалься…

   Шёлковое сердце не может быть жестоким. Оно дрогнуло, и маленькие руки затормозили неистово вращающуюся раму. Зеркало тяжело пыхтело, отплёвываясь в пылевом облаке, и Юна со вздохом извинилась. Обезличенный голос стал печальным.

   – Я же правду сказало. Для твоей же пользы, малышка. Оберон узрел кусочек будущего. Это редко бывает, будущее неизвестно даже таким древним и могущественным созданиям, как правители Фата-Морганы! Ты бы обрела на Земле свою любовь, да. А следом – жестокую смерть. Жестокую, дитя, вслушайся в это слово. Развеяться грустным воспоминанием в случае неудачи при поисках любви – это милосердная кончина для феи, чей дух найдёт пристанище в каком-нибудь нетронутом уголке природы или старинном замке. Есть другая смерть, полная ужаса и боли – и вот тогда от тебя не останется ничего. Их Величества позаботились о тебе! Подожди немного до новой Церемонии, и тогда нижний облачный слой откроется для тебя совершенно в другой мир. Покажу тебе ещё десяток, может, там подберём что-то подходящее.

   – Почему?.. – шёпотом спросила Юна.

   Она отёрла с лица быстрые непрошенные слёзы. Значит, вот оно как, не судьба… А тот, кого она видит в своих туманных снах, обретёт другую любовь – и пусть будет с нею счастлив. Кажется, пора уходить… Под ноги некстати попался оставленный во время прошлого визита волшебный фонарь, о который Юна едва не запнулась. Она приспособилась творить свои фейские дела без фонаря, новый не был предусмотрен. Да кому он сейчас нужен, пусть стоит тут…

   – Ну как это «почему»? – вслед ей заметило рассудительно Зеркало. – Скоро тебя туда не потянет никоим образом. Нет человека – нет проблемы. Не к кому будет стремиться на Землю, вот и всё.

   – Что?! – сорвался возглас изумления с розовых губ, а удаляющаяся фея в два прыжка оказалась рядом с зачехлённым троном. – Куда же он денется?!

   Зеркало запоздало поняло, что брякнуло лишнее. Оно попыталось затемниться и погасить все свои цветовые блики, но было поздно – маленькие руки плотно взялись за раму, намереваясь от души крутануть снова. У громкого возгласа тоже были последствия – Её Величество Титания, разомлевшая после любви в объятиях супруга, ахнула и вскочила, будучи в весьма отдалённом уголке дворца.

   – Зал!!!

   А в это время Зеркало Оберона, принудительно вертясь внутри рамы, пыталось отказаться от собственных слов.

   – Ой, кто меня тянул за язык…

   – Никто. Но пыль тут ещё осталась!

   – Ой, ой! Не крути, пожалуйста! Твоя смерть против его смерти! Вот почему тебя не потянет! Не к кому будет тянуть! Если нужно выбирать между гибелью феи и человека, Оберон, конечно, пожертвует последним! Или даже не одним, я не поняло…

   – Неужели всё так безнадёжно?! – настаивала Юна. – Выходит, если не я, так должен погибнуть кто-то другой?! Это… нечестно!

   – Да откуда же мне знать! Что-то такое во мне отразилось, Его Величество Оберон счёл прогноз неблагоприятным! Перестань меня крутить, уже нет смысла! На Земле заканчивается календарный год! Ему осталось несколько дней жизни, как и тебе, если ты туда сунешься! Дурацкая авантюра, обречённая на провал!

   И вновь нежные маленькие руки проявили недюжинную силу и хватку, остановив раскрученную раму одним движением.

   – Покажи мне.

   – Экая ты… настырная… – в заплетающемся голосе Зеркала мелькнуло некоторое уважение. – Точности не жди, кстати.

   Волшебный фонарь был поднят, обтёрт от пыли и начал неспешное вращение между двух разведённых в стороны ладоней. Фея напряжённо всматривалась в матовую бликующую поверхность. Голубое бальное платье. Зал. Красные лепестки. Музыка, смех, фейерверки. Тепло чужих рук на обнажённых плечах – мужских рук! – тепло, заставляющее трепетать. Мгновение небывалой радости, ради которой можно пожертвовать всем! Тёмный огонь, отсекающий зловещим кругом от танцующей и веселящейся публики, а затем…

   Двери зала распахнулись. Супруга короля успела-таки на ходу наколдовать себе бархатный халат.

   – Юна, тебе здесь не место! Возвращайся к маленьким радостям! Я сама приберусь!

   Творить волшебство на ходу непросто, но если очень хочется, то вполне по силам. Голубое платье быстро облекало изящную фигурку. Причёска из кос и тугих локонов… Макияж на лице… Всё так, как в видении из туманных проекций волшебного фонаря. Её Волшебное Величество гневается, без сомнения, обойти её и беспрепятственно спуститься вниз сквозь все облачные прослойки просто невозможно. Оставался один-единственный путь, которым редко пользовались феи, потому что он был болезненным и некомфортным: сквозь само Зеркало… Как мало времени осталось, но предсказание должно помочь!

   Как мало времени осталось, но предсказание должно помочь!

   – Перенеси меня туда. Живо. – Потребовала она у Зеркала, в то время как каблучки туфель Титании начали приближающийся сердитый перестук по гладким белым плитам.

   – Но я так никогда не делало! Да и куда переносить-то… – попытался артефакт отвернуться к стене.

   – Но ты же знаешь, где он?

   – Только примерно! И сейчас не Церемония! Твой выбор не одобрил Оберон! Предсказание будет искажено, ты его не поймёшь…

   Стук каблучков. Вращение фонаря. Обида на Их Величеств, не давших даже побороться – и с лёгкостью пожертвовавших чьей-то человеческой жизнью, и не просто чьей-то… Где-то там, в зале библиотеки Фата-Морганы, пел невидимый оркестр о чём-то вечном, ради чего создают сказки и пишут книги, у которых никогда не оборвутся струны.

   О любви. Во имя которой и авантюра становится поступком. И если поступок не совершить, то струна оборвётся навсегда уже в своём собственном шёлковом сердце.

   Юна шагнула вперёд, преодолевая сопротивление волн света, исходящих от Зеркала Оберона. Предостерегающий вскрик Титании. Незнакомое дотоле ощущение тяжести собственного тела, обретающего плоть. Теперь это тело, принадлежащее не просто фее, а девушке по имени Юна, способно почувствовать всё, дотоле незнакомое – пение крови в сосудах, жалящие уколы холода, и, наконец, боль, если её доведётся испытать…

   У Зеркала Оберона нет стекла, разбиваться нечему. Но сейчас оно плакало звоном невидимых осколков. Оно сказало вслед убегающей в никуда фее несколько слов, сложенных в стихотворные строки – то самое предсказание, которое не состоялось во время прерванной Церемонии. Волна невидимых осколков вынесла Юну туда, где у ажурной ограды парка вот-вот должен был встать на дежурство экипаж ППС. Шуршание кристаллов льда вперемешку с жалобным стеклянным звоном, и три, только три слова, намертво зацепившиеся в памяти.

   – ВИССОН… ФРИССОН… ВИССАРИОН…

ГЛАВА 5.

Девочки. План. Встреча

   Пробуждение было непривычным. В первые секунды Юна даже не могла сообразить, где находится! Широкая кровать с ортопедическим матрасом и льняным постельным бельём сильно отличалась от облачной колыбели, укачивающей владелицу по первому требованию. Впрочем, укачивать накануне никого бы не пришлось – несмотря на съеденный мармелад и некоторое нервное возбуждение, Юна уснула, едва коснувшись головой подушки. До этого, выслушав рассказ девушки полностью, Изольда Марковна ругалась на чём свет стоит ещё минут десять, потом зачем-то отвернулась к тёмному квадрату окна, за которым мокрый снег давно превратился в настоящую зимнюю метель. В оконном стекле отражались её неестественно блестящие глаза – возможно, то был намёк на слёзы, но кто их, ведьм, разберёт? Им плакать-то по сути не положено. У ведьмы должно быть холодное и довольно чёрствое сердце, иначе ей не выжить.

   – Иди спать. – Коротко скомандовала Изольда. – Я тут ещё посижу. Яблочное спокойствие не поможет, валерьянка тем более. Где-то был коньяк, самое то. Утро вечера мудренее, будем думать... Раз уж у тебя билет в один конец, надо выжать из него всё.

   Выделенная беглой фее комната представляла собой маленькую гостевую спальню в сливочных, серых и светло-лиловых тонах. Следуя указаниям хозяйки дома, Юна опрыскала подоконник незнакомым для себя хвойным эликсиром под названием «ёлочное прикрытие» и тщательно задёрнула плотные гобеленовые шторы.

   – Защита от вишеров, пока ты в доме. Для внешних выходов есть другое снадобье. – Деловито напутствовала ведьма перед тем, как выдать гостье комплект постельного белья. – Один из них знает, что ты сейчас у меня под крылышком, но друг с другом эти твари информацией о местонахождении феи ни за что не поделятся. Ты нужна целиком и полностью… Драный вокалист сюда ни за что не сунется, пороху не хватит.

   – А как становятся вишерами, тётя Изольда? – спросила Юна.

   – Да как… Из тех, кто хоть раз воспользовался пыльцой из плоти феи для исполнения своих желаний – купив её по баснословной цене или оказав вишеру какую-то услугу. Порция пыльцы выдаётся сообразно плате или объёму действий… Все, кто ею пользовался, знали, откуда она берётся – и не погнушались. Души их давно с гнильцой. Они готовы на всё. А чаша-то желаний бездонна, понимаешь? Хочется пить снова и снова. Пыльца – как наркотик. Каждый раз её надо всё больше и больше. Для тех, кто не смог остановиться, наступает время переступить последний предел мерзости – стать вишером самому.

   Ведьма с одобрением следила за тем, как гостья довольно ловко разобралась с наволочками и пододеяльником, продолжая между тем отвечать на вопрос:

   – Таланта-то у вокалиста от матушки-природы – кот наплакал, догадываешься, что было дальше? Спелся где-то с вишером, среди так называемых творческих людей они пасутся частенько. Порой глянешь на экран – а там певичка-блогерша надрывается. Или певун. Без голоса, без хорошего вкуса, а иногда кажется, что и мозги строго дозированы, по минимуму, сугубо для двигательной и речевой активности… Но! Стадионы собирает, деньгу заколачивает, да ещё и советы не стесняется выдавать – как кому жить. Глядишь, в депутаты рванёт. Может, повезло поймать удачу за хвост, а может, вишер поработал. Этот вот вокалист недавно вернулся в наш город, мотался по гастролям, да где-то последнюю страшную черту перешёл. Видимо, совсем недавно, он неопытен. Иначе я могла бы его не почувствовать вовсе… Это вроде как фокусник-любитель отличается от иллюзиониста-профессионала, только фокусы страшные. Опытные убийцы хорошо маскируются. Помни об этом каждую минуту.

   Проснулась фея в утренних зимних сумерках вовсе не сама, а от каких-то шумных звуков. Сразу вспомнился ночной разговор, но Юна моментально отогнала тревожные мысли, потому что поняла природу шума. Его производил Аристарх, бурно радующийся раннему визиту кого-то:

   – Кор-ролева! Кор-ролева кондитер-рской! Умир-раю от любви! Пир-рожные! Тар-релки! Калор-р-рии! Как кр-руто!

   Судя по приближению и удалению раскатистых звуковых волн, фамильяр рассекал воздух подобно истребителю, нарезая круги по дому. Ему вторил лёгкий женский смех – такой же воздушный, как полёт попугая, и вкусный, как восхваляемые птицей пирожные. Фея не может показаться перед гостями давшей ей приют леди Изольды как попало! Тут никто не смотрит, подоконник опрыскан защитным эликсиром, значит, можно привести себя в порядок с помощью магии, как…

   Как где?.. Всё, Фата-Моргана в понимании слова «дом» осталась далеко позади. Теперь дом тут. Юна нисколько не сожалела о своём решении. Чудеса сами собой не делаются, к ним надо приложить руку! Она в своей наивности полагала, что видения в Зеркале – платье, зал и праздничная толпа – как раз то место, время и ситуация, куда нужно перенестись одним махом, но такой путь оказался неизведанным во всех отношениях. Не просто болезненным, а ввергающим в состояние, близкое к шоку – видимо, оттого, что перемещение случилось не по воле Оберона. Потому и предсказание сломано. Наивность дорого обходится, но можно ли было поступить иначе? Юна прекрасно понимала, что Изольда Марковна с высоты своего жизненного опыта могла бы сказать: да. Остыть по-взрослому. Принять решение Оберона, обрекающее на смерть неведомого мужчину, предназначенного фее судьбой. И жить счастливо в любом другом из миров.

   Но Изольда этого не сделала – в силу того же жизненного опыта и подсказки до конца не охлаждённого ведьминого сердца.

    Юна плотнее завернулась в свою пока что единственную одежду, вчерашний халат, и, всё так же осторожно прислушиваясь, спустилась на первый этаж, на кухню, где отмечалась повышенная концентрация попугайского восторга, женского смеха и – вкусных запахов.

   – Добр-рое утр-ро! – радостно объявил жако, сделав круг у Юны над головой и присаживаясь не на скатерть, как ночью, а на специальную подставку у стола.

   На его голос и ответное приветствие феи обернулась молодая женщина, суетящаяся у плиты и вынимающая из духового шкафа противень, крепко держа тот за края нарядными красными варежками-прихватками. Высокая, круглолицая, веснушчатая, с шапкой каштановых, с алыми и малиновыми прядями, непослушных кудрей – чем-то она напоминала статную рыжую Кассиопею. Одно сходство было очевидным – Юна сразу почувствовала родственную душу, такую же фею, как сама. Платье в зелёную и коричневую клетку очень шло женщине, а фасон… Юна присмотрелась внимательнее и поняла, что нарочито свободные складки на талии предназначены для округлившегося животика.

   Фей, ждущих младенца, гостье из Фата-Морганы никогда видеть не приходилось. Вот это да!

   – А! Разве эта птица даст поспать?! – весело подмигнула кудрявая. – Ты, конечно же, Юна. Изольды нет, она с утра инспектирует свою модную империю, скоро будет. Давай знакомиться! Меня зовут Марго – или Маргарита, как тебе удобнее.

   – Очень приятно. – Улыбнулась Юна.

   – Кор-ролева Мар-р-рго! – с важностью поддакнул попугай и тут же нацелился на противень. – Шт-р-рудель завер-рнула?!

   – Не жирно ли тебе будет штрудель? – Марго ловко пристроила противень на деревянную подставку. – Тыквенные капкейки! А тебе особый, диетический, без сахара.

   – Умр-ру с голоду. – Вздохнул Аристарх, но видя, что его жалобный стон не произвёл впечатления, деловито поинтересовался: – Р-ромом пр-ропитала?

   Марго сделала знак Юне – вынуть чашки и блюдца из ближайшего шкафа, немедленно осадив попрошайку-жако:

   – С каких это пор ты заделался в пьющие пиратские попугаи?! И вообще, подожди-ка налетать, капкейки горячие.

   Жако не расстроился, взмахнув на своей подставке крыльями, будто пожимал плечами:

   – С-р-рыв шаблона. А вдр-руг пр-рокатит?

   – Не прокатит. – Марго уже разливала по чашкам кофе из гейзерной кофеварки, обычными движениями, без применения волшебства. – Знаешь, Юна, мне кажется, что Аристарх некогда сбежал от какого-то альфонса, привыкшего объедать пожилых дам. Замашки-то видишь, какие? Ну, или фамильяры нужны ведьмам для того, чтобы те не растолстели. Потому что фамильяры норовят всё слопать!

   – В-р-раки. – Выдал опровержение попугай под смех обеих фей.

   – Ты действительно от кого-то сбежал к госпоже ведьме или просто потерялся? – отхлебнувшая ароматного кофе Юна пригладила серые перья на головке птицы, но ответить попугай не успел.

   Где-то хлопнула дверь, а потом – раздались энергичные шаги. Юна даже вздрогнула – уж очень они напомнили сердитый стук каблучков королевы Титании по плитам пола в тронном зале, но…

   На кухню ворвался маленький вихрь из холодного уличного воздуха, снежно-белых волос, длинного белого же элегантного пальто и неукротимой энергии в лице миниатюрной, как Изольда, но по возрасту – внешне совсем юной девушки. Серые глаза метали молнии, вязанная пушистая шапочка полетела куда-то в угол кухни, щёки розовели румянцем, объятия обрушились на обезоруженную дружеским натиском Маргариту.

   – Кар-раул! – возопил Аристарх, которого маленький вихрь успел нежно потискать на ходу. – Модельер-р атакует!

   Несколько секунд буйства сошли на нет, и вновь прибывшая особа, расцеловав Марго, побежала назад в прихожую избавляться от пальто и сапожек. Когда она вернулась, то предстала в светло-голубом шерстяном платье, облегающем стройную фигурку, и пушистых тапочках из овчины.

   Вторая фея за утро!

   – Лора! – представилась она. – В оригинале Лорелея. Я всю ночь не спала, едва дождалась. Изольда мне толком ничего не объяснила, но и так ясно, что ситуация непростая… Скоро Новый год…

   Голос и интонации Лорелеи дали понять, что она куда взрослее, чем кажется на первый взгляд. На Юну теперь выжидательно смотрели две пары глаз – серые и карие. Третья пара, жёлтые, не в счёт – попугай хоть и прислушивался, но больше внимания уделял своему диетическому угощению. Юна повторила историю для новых знакомых. Сразу стало ясно, что охать-ахать или от волнения разлетаться на пушинки никто тут не собирается, девочки Изольды Марковны весьма стрессоустойчивы и приспособлены к жизни в мире под названием Земля. А ещё они очень счастливы, потому что любимы своими мужчинами – и любят сами. Марго, ожидающая рождения второго малыша, попала сюда десять лет назад, Лора – четыре. Первая крайне редко выходила на подиум в Доме Изользы, потому что время было отдано семье и приятному труду в семейной же кондитерской, вторая моментально стала новым модельером, разбавив строгие классические коллекции взрывом актуальных аксессуаров – от брошей до зонтиков.

   – Так. – Лора, допив кофе и отщипнув кусочек капкейка, бросила взгляд в паспорт, наколдованный Изольдой ночью. – Юна Арнольдовна, двадцать два года, питерская прописка. Я сейчас свяжусь с кем надо, попробуем пробить по базам твою легенду.

   – Пробить?.. – не поняла Юна.

   – Ну да. Если бы ты постепенно спускалась на Землю с последнего облачного слоя, как делали мы с Марго или сама Изольда некогда, то твоя легенда успела бы обрасти нужными подробностями. У тебя был бы готовый уголок прежней, пусть и придуманной, жизни. Например, студентка, приехавшая на учёбу в другой город. Но раз ты быстро сбежала через Зеркало, то вряд ли полноценная легенда есть. Ты ведь ничего такого не помнишь?

   Юна отрицательно покачала головой, но неуверенно. Ей показалось, что в обрывке видения из праздничного зала она точно знала, кем могла бы быть в земной жизни…

   – Если не помнишь, будем искать. – Ободряющее сказала Лора, в то время как Марго согласно кивала и следила за тем, чтобы попугай не стащил один из сладких капкейков. – А кто надо – это дядечка в серьёзном звании, который предпочитает одевать жену и дочь не в столичных бутиках с навороченными брендами, а у Изольды в относительной провинции, где ещё помнят о приличиях и хорошем вкусе. Включайся в мозговой штурм. Даже если бегство было таким внезапным, какие-то планы и намётки у тебя должны иметься, Землю выбирают феи с определённым складом ума, я уверена, что ты хорошо соображаешь…

   – Я думаю, в первую очередь надо найти зал, который Зеркало отразило внутрь волшебного фонаря. Тот, в котором я видела себя в платье. Чтобы понять, как я вообще могла там оказаться, и почему я была там… не одна. Фонарь в ванной комнате.

   – Аристархушка, принеси фонарик. – Марго поманила попугая пальцем, и тот без всяких возражений, проглотив последний кусочек лакомства, скрылся из кухни с коротким комментарием: «К-р-рошки не тр-рогать!»

   Юна продолжала:

   – Предсказание сломано. Может быть, я вспомню его целиком, но рассчитывать на это пока не приходится. У меня три подсказки, но наверное, стоит начать с последней – это всё-таки имя.

   – И не слишком часто встречающееся! – подхватила Лора. – Если твой суженый живёт тут, в городе, то можем найти очень быстро. Что там сказало Зеркало насчёт… прости, я буду откровенна… смерти?

   Пришлось напомнить о словах Зеркала Оберона – об одной смерти против другой или даже нескольких, а затем – о каком-то пламени тёмного цвета, отрезающем девушку в голубом платье и её спутника от нарядной толпы. Марго всплеснула руками:

   – О! Пламя? Пожар, фейерверки, Новый год! А не поискать ли нам Виссариона среди представителей соответствующих профессий? Спасатели там, «эмчеэсники», полицейские, пожарные? А?! Его Волшебное Величество мог увидеть то, как он спасает тебя, вынося из огня – и, допустим, погибает сам, вернувшись за кем-то ещё. Или не успевает спасти, теряет навсегда – и замыкается в своём горе надолго. Или оба не сможете выбраться. Жестокая смерть, действительно. А с другой стороны – если вы не встретитесь, предназначенный тебе судьбой мужчина всё равно погиб бы, я правильно понимаю слова Зеркала?! Но ведь это можно как-то предотвратить, в самом деле!

   – Что-то мне подсказывает, что Оберон не стал бы вмешиваться в будущее любого из миров под облаками. Кто знает, чем это чревато. Изольда сказала, что тебя ночью подобрали полицейские, – задумчиво покачала головой Лора, – а вдруг среди них был Виссарион?! Это же вполне в духе волшебных сказок, они к нам благоволят! Первый встречный, почему нет?

   В этот момент раздалось хлопанье крыльев. Фамильяр завис над столом, водрузил на него лёгкий ажурный фонарь и отрицательно покачал головой:

   – Уже пр-роверено! Сер-ржант – не Виссар-рион, а капитан – состоит в б-р-раке!

   – Ясно. Эх, жаль! Что с оставшимися словами?

   Три феи с напряжением уставились в смутное мерцание огней внутри фонаря, рассматривая неясные туманные картины. Марго и Лора вполголоса начали обсуждать, где в городе может быть такое помещение с высокими окнами и роскошным зимним садом, а Юна выложила свои соображения:

   – Оставшиеся два слова я знаю. Фриссон – дрожь тела, трепет в волне мурашек, причиной которого может стать музыка.

   – Эстетический озноб. – Подтвердила Маргарита. – Трепет завязан на эмоции, физиологию, воображение и многое другое, но хотя бы яркое воображение ты, как фея, имеешь сполна! А виссон?

   Юна вздохнула.

   – Это ткань, и тут…

   Сорвался с места и радостно закурлыкал попугай, встречая хозяйку. Сама леди Изольда пожаловала на кухню, не тратя времени на многословные приветствия, быстро кивая своим девочкам и попутно выдавая инструкции:

   – … и тут тоже не всё так просто, ибо ткань загадочная, ныне не производится, а исторические сведения до сих пор неоднозначны! Так, немедленно одеваем Юну, и вперёд! В музее, хоть он частично на бесконечном ремонте, открылась выставка «История текстиля». Естественно, без виртуальной версии сейчас никуда… Так вот, там в подразделе, посвящённом древнейшим тканям, есть отдельный стенд и витрина по виссону. Музей открывается в десять, у нас есть час.

***

Подобрать комплект одежды для идеально сложенной феи нетрудно, особенно, если этим занимается другая фея, да ещё и модельер. Стараниями Лоры из зеркала в прихожей особняка на Юну смотрела красивая девушка в синих джинсах с классической посадкой и намёками на потёртость, удлинённом белом свитере, подчёркнутом ремнём на тонкой талии, и замшевых полусапожках на устойчивом каблуке. Лорелея осталась верной своей любви к аксессуарам, а потому вырез свитера украшал небрежно повязанный шейный платок из серебристо-синего, с мраморным рисунком, шёлка. Локоны причёски быстро стянули в хвост и уложили его воздушным узлом на затылке. На улице снова резко потеплело, а потому вместо длинного пуховика Юна примерила более короткую куртку с капюшоном.

   – Неплохо. – Изольда Марковна одобрила образ. – А в завершении не забудь вот это…

   Из флакончика зелёного стекла, оплетённого золотой сеткой, на кожу запястий и шеи нужно было нанести несколько капель маскировочного снадобья.

   – Кипарисовая тайна. – Озвучила ведьма. – Этот парфюм – моя гордость. Мускус, молодая листва, древесное хвойное прикрытие. Носи флакончик с собой вне дома. Для вишеров ты с ним всё равно что под зонтиком.

   – Благодарю, тётя Изольда.

   Не успела хозяйка особняка отмахнуться – мол, чего там! – как Юна порывисто склонилась, обняв пожилую леди со словами благодарности, и тут же исчезла за дверью. В музей её повёз водитель Изольды, молчаливый мужчина средних лет, который, правда, про себя подумал – почему его не отправили ночью на вокзал, встречать племянницу госпожи Гетте? Изольда Марковна расписывала свои планы на две недели вперёд, и это минимум… ну, раз племянница свалилась на голову перед новогодними праздниками, значит, так надо.

   По дороге девушка рассматривала картины утреннего города. Всё было в новинку – и в то же время казалось знакомым благодаря и урокам у Зеркала, и начавшей-таки формироваться свежей легенде для феи. Серые низкие облака, мокрый снег и мелкая взвесь влаги в воздухе. Непонятная архитектура домов. Транспорт. Суета. Всё это так непохоже на облачные дворцы Фата-Морганы! Но кроме того – люди. Женщины, мужчины, дети и те, кем им всем суждено завершить свой земной век – старики. Особым зрением феи Юна примечала то, что связывало их с другими мирами: душевные струны, мечты, чувства, имевшие так много оттенков, о которых ранее обитательница облачной Вселенной и понятия-то не имела! Как они привлекали, словами не передать…

   Здание музея на Центральном проспекте давненько было укутано зелёными сетками строительных лесов, будто огромная бабочка готовилась вылупиться из кокона, но никак не могла определиться ни со сроками появления на свет, ни с будущим видом собственных крыльев. Внутри нужно было сдать верхнюю одежду в гардероб и приобрести недорогой билет. Юна с удивлением отмечала, что чувствует себя во всей этой новой обстановке вполне обыденно – легенда работала.

   Искомая выставка занимала один из залов на втором этаже старинного дома, пережившего много этапов социальных потрясений и, наконец, превращённого в музей. Требовалось подняться по мраморным ступеням под аккомпанемент шума каких-то строительных инструментов, и Юна так и сделала, будучи практически в одиночестве – с утра в будний день посетители тут не толпились, – но…

   – Да чтоб тебя! – дружно ругнулись несколько мужских голосов в сопровождении яростного мигания ламп в плафонах, что-то зашипело и грохнуло, а потом погас свет.

   Это ведьмы обладают ночным зрением, феям такой роскоши не дано. Кое-где загорелись таблички эвакуационных выходов, а затем и они погасли.

   – Эй! – Юна потопталась на верхней ступеньке преодолённой лестницы, затем прислушалась.

   Так. Выставка тканей должна быть где-то слева, но откуда-то справа доносятся голоса… Что-то шуршало под ногами, пахло краской и свежей извёсткой, девушка даже запнулась о некий предмет – видимо, мешок с мусором, провалилась вперёд и упёрлась руками в какую-то дверь, дёрнула на себя…

   В большом помещении с укрытым полиэтиленом полом дневного света было вполне достаточно, а в центре действительно находились люди, чьи голоса и услышала Юна. В первую секунду она даже не поняла, сколько там людей, потому что увидела его.

   Наверное, мужчина был довольно-таки молод – на вид не старше тридцати с небольшим лет. На нём был серый деловой костюм и тёмные туфли, на которых в хаосе ремонта каким-то чудесным образом не попало ни следа извёстки. Он стоял правым боком к двери, хорошо бросался в глаза профиль, но Юне показалось, что прекрасно видно всё лицо – и оно так знакомо! Вполне обычное лицо, черты которого укладывались в общепринятые нормы приятной внешности: аккуратная стрижка русых коротких волос, высокий лоб, крупный прямой нос, гладко выбритый волевой подбородок. Голос тоже приятный, твёрдо отдающий какие-то распоряжения:

   – Стеллажи здесь не встанут. Освещение-то как будет выглядеть? Кто вообще разрешил в моё отсутствие вносить изменения в проект? Ах, руководство сверху? Руководство-то само хоть раз в музей федерального значения заглянуло, нет? Какие-то дятлы тендер выиграли, с руками из…

   Столпившиеся вокруг мужчины в сером костюме барышни и тётушки возбуждённо загомонили, не дав обозначить ту часть тела, из которой у дятлов растут руки. Юна невольно прыснула, и в гулком пространстве без мебели и какой-либо отделки её тонкий серебристый смешок был услышан. Мужчина повернул голову – и теперь его лицо действительно стало видно полностью. Именно такое, как привиделось девушке пару секунд назад… Знакомое же, сомнений быть не может! Видение из фонаря, неужели?! Или нет?! Юна пыталась унять сорвавшийся на бег пульс, но ничего не получалось. Сердцем из плоти и крови управлять невозможно.

   Глаза холодного, серо-стального оттенка с неудовольствием взглянули на Юну, а голос стал резким:

   – Ольга Михайловна! Почему к нам тут свободно заглядывают посетители?

   Упомянутая Ольга, пожилая седовласая дама в очках, синем форменном костюме, состоящем из приталенного жакета и плиссированной юбки, и с полной бумаг папкой под мышкой, тотчас откликнулась:

   – Боюсь, свет опять вырубили… эти, кого вы назвали дятлами. Не беспокойтесь, Андрей Павлович, сейчас наведу порядок.

   «Андрей! – с упавшим сердцем вздрогнула Юна, поспешно делая шаг назад. – Как жаль, что не Виссарион…»

   Мужчина кивнул, разворачиваясь к стайке сопровождающих барышень в таких же синих костюмах, и как-то неловко покачнулся, тут же непринуждённо выравнивая положение тела. Бросилось в глаза то, что поначалу было незаметно с другой стороны – левой рукой обладатель стальных глаз и резкого голоса опирался на чёрную трость, а неловкое движение объяснялось хромотой на левую ногу.

   Бывшее шёлковое сердце феи снова сменило темп работы за последние три минуты. После бешенного бега и падения оно болезненно сжалось.

   Ольга Михайловна уже подошла к дверям с вежливой улыбкой:

   – Приятно, когда молоденькие девушки с утра бегут в музей! Пойдёмте, провожу в выставочный зал…

   – Да, конечно. Извините. – Кивнула Юна, собираясь покинуть зал, за пределами которого вновь ярко разгорелись лампы.

   Стук трости за спиной, быстрые шаги – и мужской голос, утративший большую часть своей резкости:

   – Девушка! Подождите пожалуйста. Не уходите.

ГЛАВА 6.

Виссон. Андрей. Пропажа

   Маленькое кафе на первом этаже музея только-только открылось после ремонта и щеголяло новым уютным интерьером с отделкой тёмным деревом и предновогодним убранством – минимальным, не кричащим, радующим взгляд. Сочетание имитирующих еловые лапы подвесов, красных блестящих шаров и матовых снежинок из фетра было дополнено гирляндами бегущих золотых огоньков. Кафе предназначалось не только для посетителей музея, но и для сотрудников офисов в соседних домах на Центральном проспекте. Меню было небогатым, зато соответствовало формуле быстрого правильного перекуса: съедобно, не вредно, недорого, на один укус. Кафе открывалось в двенадцать часов, но для директора музея и его спутницы сделали исключение – поспешно и с удовольствием, дав понять Юне, каким уважением здесь пользуется мужчина с тростью.

   – Простите, я был груб. – Отрывисто сказал этот мужчина около получаса назад, когда догнал заблудившуюся Юну в дверях зала. – Хочется сделать всё как лучше, но в жизни выходит, как всегда. Я директор этого хаоса. Сейчас очень нервный.

   – Я понимаю. – Улыбнулась девушка.

   – Я где-то видел вас раньше? – вопросительно приподнял бровь Андрей Павлович. – Не могу отделаться от ощущения, что это так.

   «Я тоже не могу!» – хотела сказать Юна, но только отрицательно покачала головой.

   – И всё-таки мы встречались? Значит, где-то мельком, может, на Неделе культуры в Петербурге… Я ведь только что вернулся.

   – Возможно. – Быстро ответила девушка, вспомнив о той самой «питерской прописке» из наколдованного Изольдой паспорта.

   – Моё имя вы слышали. А вас зовут?..

   – Юна.

   Что ещё сказать после стандартного в этом мире обмена фразой «очень приятно познакомиться»? «Вы не Виссарион, нам не по пути»?! А может, мужчина с тростью – ступень к встрече с Виссарионом, не зря же так хочется ещё немного побыть рядом?..

   Директор музея сделал знак седовласой Ольге Михайловне – мол, гостью до выставки об истории текстиля доведёт сам – и указал дорогу.

   – Пойдёмте. Что вам интересно? Я не специалист в данной области, но небольшую экскурсию могу провести.

   Зал с выставкой древних тканей был невелик, но за счёт правильного освещения, грамотно оформленной экспозиции и витрин особой, лёгкой конструкции, казался существенно больше. Юна с любопытством шла между экспонатами. Рядом с каждым стеклянным боксом с заключённым в нём образцом материи даже находилась особая виртуальная «лупа», с помощью которой можно было рассмотреть микроскопические особенности нитей, тканей, виртуозной вышивки. Чем не волшебство – только созданное не магией, а с помощью человеческой мысли и умелых рук?.. Напольное покрытие поглощало стук трости, заставляя забыть о том, что спутник прихрамывает, а относительно непринуждённая походка даётся ему не без труда.

   – Мне кажется, что изготовление древних тканей вручную было сродни творческому процессу – созданию художественного полотна или, даже более правильно, музыки. Ткачество было своего рода бытовым волшебством. Относительно простая одежда из шкур уступала место подлинному искусству, дающему пищу воображению. То, во что люди одевали своё тело, имело не только свойство укрытия от холода, дождя или солнечного жара, ткань была призвана позаботиться и о душе, защитить от дурного глаза или отпугнуть недобрые силы. С незапамятных времён узоры вышивки приобрели функцию оберегов, в которые вкладывалась важнейшая символика. – Рассказывал Андрей, переходя вместе с девушкой от витрины к витрине. – Вас интересует что-то конкретное?

   Слово «музыка» отозвалось в сердце Юны как-то по-особому. Не приходилось сомневаться, что в своей земной легенде она имеет отношение к музыке, но как? Как преданный благодарный слушатель – или как исполнитель? А где музыка – там может быть и пресловутый фриссон.

   – Расскажите про виссон. – Вслух сказала девушка. – У вас ведь есть соответствующий стенд?

   – Эх, больное место! – Андрей Павлович повёл правой рукой; развести руки в стороны он не смог бы, левая по-прежнему опиралась на трость. – Стенд есть, экспоната нет. Не в каждом музее имеется такая красота. У нас только мини-лекция, сопровождающая фильм-пятиминутку, да виртуальная «лупа», которая ведёт не на нашу витрину, а в Британский музей, где выставлены перчатки.

   Да, короткий фильм был интересен! Версии производства древней ткани – одной из самых дорогих! – касались то нитей биссуса какого-то моллюска, то волокон льна или шёлка-сырца. Прим. авт.: скорее всего, речь идёт о прочных белковых нитях, выделяемых биссусовой железой двустворчатого моллюска Pinna nobilis – не зря же виссон называли морским шёлком.

    В темноте такая ткань могла казаться бурой, но на свету сияла золотом. Возможно, виссон также окрашивали соком лимона или вытяжкой из водоросли-порфиры. Гладкая, шелковистая, прочная ткань. А перчатки, про которые говорил Андрей, и вовсе можно было уместить в скорлупу грецкого ореха… Юна задумалась. Наспех наколдованное ею голубое платье было праздничным, но сочетало в себе в качестве материалов классический шёлк и нежный шифон и – для нижней юбки, за которой тянулся шлейф – белую парчу. Нет там виссона, фея была уверена. Вот разве что газ и шифон в качестве некоего заменителя? Зеркало Оберона могло увлечься иносказанием настолько, что выдало шифон за виссон ради рифмы, а речь идёт всего-то о платье?!

   – Вы пишете дипломную работу? – деловито спросил Андрей, подмигивая. – Хотите в наши запасники? В экспозицию попало не всё, но виссона так и не обещаю.

   Юна как раз досматривала последние кадры фильма, намереваясь не упустить ничего, и тут ей бросились в глаза титры, где значилось, что создатель познавательной ленты – некто «В. Воробей»!

   – Ой – воскликнула она, – а буква «вэ» – это не Виссарион случайно?

   Глядя на её порозовевшие щёки и заблестевшие глаза, мужчина с тростью вздохнул.

   – Нет. Это Вера Воробей, волшебница электронного контента. А я почему-то чувствую себя так… – на долю секунды он замялся, словно виновный в оттягивании момента, когда пора идти разбираться с безрукими дятлами, – … будто завидую некоему Виссариону, кто бы он ни был.

   – Пока никто. – Тихо произнесла Юна, глядя прямо в глаза стального цвета, которые находились на одном уровне с её собственными, рост с Андреем был одинаков.

   – Не хочу быть наглым. – Тёмные зрачки этих глаз полыхнули недоумением и каким-то сопротивлением самому себе, как будто последующую просьбу Андрей не высказывал очень давно. – Но оставьте мне свой номер телефона. Рабочий, если есть, мобильный... или адрес электронной почты.

   А вот тут промашка вышла по той простой причине, что заехать в салон сотовой связи и приобрести какие-то вещи, о которых легенда Юны пока умалчивала (симкарта, смартфон) нужно было после посещения музея! В сумочке лежала бумажка с номерами Изольды, девочек и водителя госпожи Гетте! Но не делиться же этими номерами с первым встречным, каким бы привлекательным он не казался!

   – У меня нет! – честно призналась Юна и тут же торопливо прибавила, боясь, что новый знакомый сочтёт её кокеткой или лгуньей: – Правда нет. Просто нет. И почты нет.

   – Хм… – Андрей Павлович в задумчивости поправил узел галстука. – Всё, связанное с вами, кажется необычным. Имя. Визит на выставку с самого утра в поисках виссона. Да к тому же, вы не пользуетесь гаджетами! А кофе пьёте?

   Зал наполнился посетителями – очевидно, пришедшими в сопровождении учительницы воспитанниками какой-то школы искусств, которые облюбовали места возле витрин с блокнотами и карандашами в руках. Юна спустилась в кафе в сопровождении Андрея, приноравливаясь к его неспешной и несколько неровной ходьбе. Но посидеть за столиком у большой стеклянной стены, выходящей на проспект, так и не получилось. Директора музея постоянно дёргали звонками.

   – Нечего мне чай-кофий распивать, надо работать. – Невесело пошутил тот. – Если надумаете всё же познакомиться с музейными коллекциями, я к вашим услугам.

   Он вынул из внутреннего кармана пиджака какой-то продолговатый серый кусочек бумаги.

   «Визитная карточка!» – услужливо подсказала легенда, и Юна приняла визитку, положив ту в свою сумочку. Зачем? Хотела как можно больше узнать об этом человеке, который оказался вовсе не Виссарионом, но… почему-то пришло в голову, что он вовсе даже не надеется на её звонок. Почему? Долго думать не надо. Хромота. Родился таким или стал позже?

   – Мне действительно пора, Андрей. Спасибо за экскурсию и кофе. – Улыбнулась фея.

   – Пойдёмте, я провожу вас.

   Голос мужчины снова стал отрывистым и деловым, словно он уже возвращался мыслями к работе. Он очень ловко помог Юне надеть куртку, даже не пошатнувшись, а затем вышел вслед за девушкой без какой-либо верхней одежды, только обмотал шею широким вязаным шарфом.

   – Вы простудитесь! – озабоченно сказала Юна, неожиданно вспомнив свои ночные блуждания вдоль ограды парка.

   – Нет. – Андрей по-мальчишески озорно подмигнул. – У нас зима не такая гламурная, как в Питере, мы привыкшие.

   Парковка перед зданием музея тоже находилась в состоянии ремонта – несмотря на слякоть, бригада дятлов, родственных тем, что вырубили в музее свет, заканчивала класть тротуарную плитку. Поэтому шофёр Изольды Марковны должен был ждать племянницу своей хозяйки в глубине соседнего двора, куда можно было быстро пройти сквозь длинную полутёмную арку.

   – Вот этот уголок должен напомнить вам о Петербурге! – Андрей поднял ворот пиджака и плотнее укутался в шарф. – Тамошние дворы-колодцы просто удивительны, хотя порой кажутся такими зловещими…

   Он не успел договорить фразу. Откуда-то из тоннеля длинной арки потянуло ледяным сквозняком, а вместе с ним, как хриплые крики вороньей стаи, прилетели разные звуки: звон гитарных струн, хохот, а ещё – обрывки речи, принадлежащей явно молодым мужским голосам. Всё та же просыпающаяся легенда тревожно намекнула Юне, что речь густо пересыпана сквернословием. Уголком глаза она заметила, как напрягся Андрей и поудобнее перехватил свою чёрную трость за металлическую рукоять в виде стилизованной птичьей головы с острым, загнутым вниз клювом.

   – Юна… – директор бережно взял девушку под руку, – … я проведу вас в тот двор другим путём. Через пожарный выход с торца музея. Да, нам придётся вернуться и снова пройти через холл с гардеробом. Просто из меня сейчас не самый лучший защитник.

   Последняя фраза прозвучала сдержанно-глухо, в ней сплелись воедино сожаление, бессилие, недовольство своим физическим недостатком и констатация факта – так было далеко не всегда.

   – Всё нормально. Пойдёмте назад, я и сама туда не хочу. – Девушка ободряюще улыбнулась и деликатно избежала ошибки, которую легко могли бы совершить её земные сверстницы.

   Показная весёлость, пренебрежительные или жалостливые нотки в голосе. То, что навсегда убило бы в мужчине с тростью надежду на телефонный звонок… Перед тем, как отойти в сторону, поёжившаяся фея всё-таки бросила вглубь арки быстрый взгляд – туда, откуда слышалась ругань вперемешку с пением. Порыв холодного сквозняка заставил поторопиться, или… кто-то из тёмного тоннеля бросил ответный взгляд?! Как бы там ни было, мужчина и девушка уже удалялись по направлению к углу укрытого строительными лесами здания. Они не слышали, как затих звон струн, а следом – и голоса, зато отчётливо потянуло сигаретным дымом. Потом из арки вышел некто.

   Высокий худощавый мужчина, за спиной – чехол с гитарой. Видавшие виды чёрные джинсы, потёртые «всесезонные» трекинговые ботинки. Под чёрной байкерской курткой была надета такого же цвета толстовка, капюшон её покрывал голову вместо шапки, так что лицо частично скрывалось в тени. При ближайшем рассмотрении становилось ясно, что гитарист – парень лет двадцати с небольшим. Тонкие и несколько заострённые черты лица его дышали нервной подвижностью, а также привлекали внимание глаза: левый имел светло-зелёный оттенок радужной оболочки, правый – золотисто-карий. Порыв ветра сдёрнул капюшон толстовки, обнажив собранные в короткий хвост тёмные, почти чёрные волосы, которые не мешало бы помыть. В вороте толстовки мелькнула ещё одна приметная деталь облика – чёрная вязь татуировки, переходящая с ключиц на шею. Откинув со лба рваную, отросшую почти до бровей чёлку, парень завертел головой, а затем… в сердцах сплюнул на тротуар – вслед удаляющейся паре.

***

– Рассказывай! – потребовала Изольда Марковна. – Марго сейчас уехала домой, Лора прибудет вечером. Уж кто-кто, а она так приспособилась ко всем этим новым технологиям, что чувствует себя на просторах интернета не хуже, чем в Фата-Моргане. К тому же, она увезла твоё платье для швейной скорой помощи.

   – Подр-робности?! – строго спросил Аристарх, присаживаясь Юне на плечо и щекоча клювом её ухо. – Т-р-ребую!

   Бдительный попугай предварительно присмотрелся к рукам феи и содержимому сумочки, откуда был вынут новенький смартфон. Там лежало и специальное, прессованное в виде палочки лакомство из семечек, орехов и кусочков извести, купленное в ближайшем к Полтиннику зоомагазине, но жако на него не покусился.

   – Убер-ру пр-ро запас на чёр-рный день! – вздохнул фамильяр. – Какое-то не кошер-рное! Всё р-равно благодар-рен!

   – Вон отсюда! – хозяйка особняка недвусмысленно нахмурилась и указала попугаю на дверь, ведущую из кухни. – Марго сказала, что утром он требовал ром, а теперь ещё и что-то кошерное подавай! А на ужин что захочешь? Халяльный плов с бараниной?!

   Прихватив съедобную палочку крепким клювом, но перед этим буркнув, что «кор-ролева Мар-рго пр-родала гугенотов» (видимо, это было тонкое иносказание), Аристарх сбежал с кухни – клевать подарок. Чёрных дней у птицы не предвиделось и в помине.

   От души посмеявшись, несколько смущённая Юна поведала о своём визите в музей.

   – Так. – Леди Изольда постучала по столешнице коралловыми, со свежим маникюром, ноготками; перед ней лежала визитная карточка в строгом неброском дизайне. – Андрей Павлович Данилов… Окликнул. Поболтали. Пили кофе. Проводил.

   – Но не Виссарион. – Грустно заметила Юна и удостоилась испытующего взгляда умудрённой годами опыта женщины.

   – Погоди-ка, дитя. Виссон всё же привёл тебя к мужчине! Кто знает, может, этот Данилов менял имя. Люди ведь разные бывают. Есть у меня в штате швея, Анечка. Так её родители назвали Минервой! Как только стукнуло восемнадцать – она тотчас имя-то и сменила, не хотела быть Минервой! Не знаю я ничего о Данилове, хотя фамилия в городском пространстве на слуху. Давай, садись за мой ноутбук в библиотеке, а я пока позвоню тёткам всяким. Пусть просветят бабку насчёт музейной культуры.

   Резон в этих словах, несомненно, был, и Юна с умеренно скрываемой радостью за него ухватилась. Она нисколько не стала бы возражать, окажись Данилов тем самым, он был очень привлекательным, а хромота нисколько даже не пугала. Он не выглядел огромным мощным троллем, или плетущим кольца-объятия нагом, или фавном из совсем уж гротескного мира, где водились и не такие создания с необычным обликом… Человек. Один из тех, чьи душевные струны тянутся в библиотеку облачной Вселенной.

   Библиотека Изольды Марковны тоже впечатлила Юну. Книг было не просто много – они занимали почти две стены комнаты, полки располагались каскадом от пола до потолка, и даже имелась устойчивая лесенка-стремянка, позволяющая добраться к самым дальним книжным сокровищам. Подавив непроизвольное желание ознакомиться с этаким богатством поближе, фея устроилась за массивным письменным столом в углу, на котором стояла красивая лампа с мозаичным стеклянным абажуром, бросающим причудливые белёсые и зеленоватые отсветы по стенам и книжным стеллажам. Очевидно, что этот угол библиотеки служил хозяйке дома рабочим местом – помимо ноутбука, на столе располагался элегантный письменный прибор, лежала стопка самых разных журналов, от подборки по вязанию до каталогов модной одежды, где страницы были помечены разного цвета стикерами и закладками. Юна сразу поняла, что чёрные пометки означали что-то вроде «как это развидеть», красные – «сжечь к Мерлиновой бабушке», а вот белые, синие и золотые (любимые цвета ведьмы Изольды) обозначали разную степень приемлемости и пригодности.

   Девушка осторожно отрыла крышку ноутбука. Придётся осваивать, не иначе, хотя смартфон дался очень легко. Да и сейчас пальцы сами потянулись к тёмной клавиатуре… Юна тряхнула головой. Ей почудилось, что кто-то другой, чьим отражением в свежей легенде стала она, фея из Фата-Морганы, вот так же сидел перед экраном ноутбука, выстукивая на чувствительных клавишах призывы в отчаянии рассылаемых объявлений:

   «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!»

   «ПОМОГИТЕ НАЙТИ ДЕВУШКУ!»

   «РАСПРОСТРАНИТЕ В СОЦСЕТЯХ!»

   Что?! Какая девушка пропала, где?! Юна-то тут причём?! В размышлениях пришлось поставить точку, потому что сверху на стол плюхнулся Аристарх, немедленно ткнувший в клавиши клювом.

   – Пар-роль! – важно объяснил он, растопырив крылья и пытаясь казаться больше и внушительнее. – Хр-ранитель пар-роля!

   В ход пошли те самые «у меня лапки», коготки которых изо всех сил помогали клюву набирать комбинацию из букв и символов.

   – Цифр-ровая пр-риватность! – жако закончил свои манипуляции и указал крылышком на экран. – Пр-рошу! Ассистир-рую!

   – Что бы я без тебя делала, Аристарх. Ты умница. – Ласково сказала Юна, поглаживая помощника по головке.

   – Поддер-р-рживаю!

   Не умирающий от скромности фамильяр исправно выполнял роль ассистента. С его помощью девушка очень быстро нашла личные странички Андрея в двух социальных сетях. Фамилия мелькала и в местных новостных лентах, на сайте музея конечно же имелся блок информации о сотрудниках – в первую очередь о руководстве. Данилову А.П. недавно исполнилось тридцать пять лет, он окончил исторический факультет одного из вузов Санкт-Петербурга, там же защитил диссертацию и получал дополнительное образование какого-то управленческого характера, вернулся в родной город и руководил краевым музеем уже третий год. Юна всматривалась в фотографии – обычная человеческая жизнь. Вот здесь – лицо с улыбкой, тут – с отпечатком деловой задумчивости. На тех самых личных страничках выложено больше сведений, касающихся работы, выставок, участия в мероприятиях, нежели чего-то действительно личного, за рамками рабочего дня. Были периоды полного затишья, когда публикации и вовсе отсутствовали… Как это понимать? Фотографии с особами противоположного пола – всё в том же деловом стиле, рукопожатия есть, а объятий точно нет. Неужели этот импозантный мужчина одинок?..

   – Видимо, Данилов основательно почистил ленту после того как расстался с женой. – Изольда Марковна неслышно подошла и встала за плечом феи.

   – Расстался? – переспросила Юна, оборачиваясь.

   – Да. Видишь ли, деточка, не все выдерживают испытание болезнью близкого человека.

   Голос пожилой дамы как-то неуловимо дрогнул, заставляя Юну насторожиться и поспешно отвести взгляд в сторону. О чём думает сейчас Изольда Марковна, о своём прошлом?

   – Она и не выдержала. Впрочем, это домыслы и сплетни городских старух, которые со мной поделились. Сейчас не спросишь, как там доподлинно случилось, но бывшая жена Данилова погибла в автоаварии вместе с новым мужем. От женщин он держится на расстоянии, как я понимаю. – Рассудительно проговорила ведьма. – Ничего плохого об этом Андрее я не услышала, в профессиональном плане мужик ответственный, разве что порой крайне жёсткий. Но он действительно болен.

   – Чем?

   – В сложных диагнозах я не понимаю, но… – Изольда Марковна нацепила на нос очки в тонкой золотой оправе и достала из кармана домашнего кардигана бумажку. – Записала, сороки выболтали. Нет у нас врачебной тайны, если хорошо покопаться! Первичный хронический остеомиелит, что ли. Прим.авт.: тяжёлое заболевание костной ткани инфекционно-воспалительного характера. Редко бывает первично хронический остеомиелит, чаще это результат острого. Протекает в форме чередования ремиссий и обострений. Сепсис у него был по весне. И сейчас, как подозревают сороки, в Петербург он ездил не по делам культуры, а по каким-то продвинутым врачам с прицелом на протезирование после очередной терапии. Не знаю, какой у Данилова там прогноз, но могу поплотнее потрясти своих знакомых старушонок в здравоохранении, расскажут, как на духу. Опять же, не знаю, может ли смерть в таком случае быть быстрой или даже мгновенной. Сейчас-то, как я поняла, бегает живчиком, хоть и с палочкой?

   Юна вздохнула.

   – Бегает. Меня вышел провожать без пальто. А если он переохладился?..

   В голове девушки теснились разные идеи. Например, о сочетании лечебных субстанций по рецептам Фата-Морганы. Лимонный огонь выжигал простуду даже у тех её подружек, что в играх меж облаков попали под вихрь снежного циклона где-нибудь над Антарктикой. Есть же ещё облепиховый тонус, сосновый бодрячок и апельсиновая встряска! Много чего есть, если поискать ингредиенты тут, на Земле, ведь Изольда освоила приготовление снадобий!

   – Нет. – Ведьма как будто прочитала мысли гостьи и успокаивающим жестом положила ей руку на плечо. – Так далеко мои возможности и умения не простираются. Слишком взрослый. Давай не будем опережать события, дитя. Разберёмся с твоим предсказанием для начала…

   В кармане кардигана Изольды Марковны мелодично загудел смартфон. Та ответила на звонок несколькими мрачными «нет» и «да», и ухоженное волевое лицо её мрачнело с каждой секундной. Юна с тревогой наблюдала за этими переменами, ожидая завершения разговора. Спрашивать о причине замешательства «тёти» ей не пришлось.

   – Беда. – Коротко и веско изрекла Изольда, нахмурив брови. – Одна из моих девочек пропала. И не просто девочка, а фея.

   Холодный океан в потемневших глазах её плеснул волнами над бездной и отступил, предвещая самое настоящее ледяное цунами.

ГЛАВА 7.

Тревога. Охрана. Ёлка

   Уютная кухня в особняке Изольды Марковны превратилась в какое-то подобие штаба. В дождливо-снежных ранних сумерках зимнего дня, плавно переходящего в непроглядный промозглый вечер, за столом с белоснежной скатертью собрались всё те же – хозяйка дома и её девочки, к которым можно было смело отнести и Юну. Госпоже ведьме, Марго и Лоре теперь приходилось переживать за судьбу двоих.

   Фее с нежно-древесным именем Ива вскоре после Нового года должно было исполниться двадцать девять лет. Флейтистка из городского симфонического оркестра, где играл на саксофоне и её муж Антон, поднявший тревогу вчера вечером сразу же после того, как ему перед самым закрытием позвонили из крупного торгового центра. Плачущая белокурая малышка пяти лет отроду обнаружилась под ёлкой около бутика детских товаров, куда она зашла вместе с мамой – купить костюм для предстоящего утренника в детском саду. Невнятные объяснения ребёнка – отвернулась, а мамы нет! – никак не приближали к раскрытию тайны исчезновения. После репетиции супруги разделили дела предновогодней суеты: Антон повёз продукты своим пожилым родителям, у которых была квартира в пригороде, а Ива забрала дочурку из детского сада, посетила с ней дежурное занятие плаванием в бассейне и отправилась в тот самый торговый центр, где перед визитом в нужный магазин было ещё и шоу мыльных пузырей.

   Заявление в полиции приняли той же ночью, как только саксофонист примчался от родителей. По горячим следам поисков в многолюдном холле торгового центра самым простым решением был просмотр записей с камер, нацеленных на выявление беспорядка или мелких магазинных воришек. Было установлено, что красивая молодая женщина в зелёном пуховике с отделкой белым мехом в какой-то момент подвела девочку к ёлке и, наклоняясь, что-то быстро говорила ей.

   – Мама сказала не уходить, она сейчас вернётся! – вот и всё, что сквозь слёзы повторяла маленькая дочка Ивы и Антона.

   – Ну, знаете, могла и загулять. – Скептически добавляли в полиции. – Кто вас разберёт, творческих личностей.

   – Не могла. – Глухо отвечал Антон.

   Мысль о том, что его Ива вот так оставила Светочку и куда-то там (или с кем-то) загуляла, даже не приходила мужчине в голову. Он был на грани нервного срыва. Хуже стало, когда в подземном паркинге торгового центра обнаружили разбитый и даже растоптанный смартфон. По яркой приметной наклейке на чехле, сделанной Светочкой пару недель назад, можно было предположить, чей он. Никаких других записей с камер – с кем ушла Ива, куда – и вовсе не было. Как будто она растаяла в воздухе.

   Изольда Марковна могла бы добавить, что феи ни с того ни с сего не пропадают, и следует предположить худшее, да её никто не спрашивал, а сама она вряд ли стала бы распространяться на тему разгуливающих между людей фей из Фата-Морганы. Саксофонист Антон, разумеется, о подлинной сути своей любимой жены не догадывался вовсе. Госпожа Гетте задействовала все возможности для поисков, в том числе те, которыми располагает ведьма, способная подключить к делу глаза и уши чутких городских обитателей – животных и птиц.

   – Неужели Ива забыла нанести кипарисовую тайну после бассейна? – медно-рыжие брови на озабоченном лице Марго приподнялись в недоумении. – Этого не может быть. Мне кажется, у всех у нас ближе к Новому году это уже стало рефлекторным действием! Без духов – никуда!

   – А если стащили в раздевалке? – предположила Лора. – Поторопилась, расслабилась, решила, что в магазине много людей, ничего в толпе не случится…

   Изольда хлопнула рукой по столу так, что попугай на подставке у окна подпрыгнул, взмахнув крыльями.

   – Лорелея! Если ты сделаешь так, я не посмотрю, что ты замужняя женщина и лучший модельер, какого я знала. Я оттреплю тебя за шиворот и заклятьем заставлю сидеть дома, пока не схлынет новогодний ажиотаж человеческих хотелок. – С ледяным холодом в голосе проговорила ведьма. – В случае потери флакончика Ива, да и любая другая из вас, немедленно позвонила бы мне!

   Лора не хотела сдаваться:

   – А если телефон сел?

   – Найти способ позвонить всегда можно. Хотя бы с вахты в бассейне.

   Тревожно вслушиваясь в этот разговор, Юна пыталась разобраться в странном ощущении – ведь что-то подобное в жизни уже было, в виде отголоска той самой легенды, было…

   И она практически не ошиблась. Как бы ни была расстроена Лора, об утренней своей задаче и намерениях «пробить» легенду Юны она не забыла, быстро перейдя на деловой тон:

   – Я не верю в случайные совпадения. Что-то тут неладно с легендой Юны. Сформировавшихся следов мало, но они меня пугают. Смотрите все.

   Она установила на столе и включила планшет. Крохи и даже вполне себе приличные кусочки сетевой информации складывались в обрывочную, но вполне ясную картину. Юна Арнольдовна Гетте. Бакалавр консерватории по специальности «Оркестровые струнные инструменты», а именно – скрипачка.

   – Фриссон, возможно, близко! – не утерпела Марго.

   – Возможно. – Буркнула Лорелея, заправляя за изящное розовое ушко длинную прядь снежно-белых волос. – А как тебе такое? Дядечка при большом звании утверждает, что у уроженки Санкт-Петербурга Юны Арнольдовны чуть больше года назад без вести пропала сестра-близнец! Там же, в Питере, где обе учились в консерватории. Ни тела не нашли, ни вообще никаких следов. На полицейском языке это называется «висяк»!

   Юна вздрогнула. Ей снова показалось, что пальцы лежат на клавиатуре ноутбука и компьютерной «мышке», набирая раз за разом, копируя и рассылая сообщения:

   «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!»

   «ПОМОГИТЕ НАЙТИ ДЕВУШКУ!»

   «РАСПРОСТРАНИТЕ В СОЦСЕТЯХ!»

   – Как вы думаете, – прошептала она, – что это значит? Но ведь у фей нет кровных сестёр, мы даже не понимаем, откуда появляемся на свет и в каком возрасте… Мне кажется, я всегда помнила себя такой, какой была в день Церемонии, днём раньше или днём позже…

   – В каком-то смысле в царстве фей все родня друг другу. – Изольда Марковна, поправив на носу очки, внимательно всматривалась в экран планшета Лоры. – А ты, дитя, ещё и связана своей легендой с другой пропавшей феей. Их Волшебные Величества увидели что-то действительно страшное и печальное. Я боюсь, что и Иву мог похитить вишер. Как он это сделал, второй вопрос… Первый – жива ли она? Третий – и не вопрос, а утверждение! – мы всё равно найдём, кто этот мерзавец. И тогда я выпущу ему протухшие внутренности вместе с душой, которая всё равно мертва.

   На дружескую и светлую атмосферу кухни как будто легло мутное пятно – как отпечаток грязной ладони на чистейшую скатерть. Никто из присутствующих так и не притронулся к ароматному чаю, остывающему в тонких фарфоровых чашках. Даже притихший Аристарх не покушался на конфеты в вазочке.

   – Так, девочки. – Твёрдо сказала Изольда. – Работаем. Всё в том же темпе. Пока не престо, но уже и не виваче, раз речь зашла о музыке! Что по зданию, Марго?

   Прим. авт.: термины, обозначающие скорость исполнения музыки. Престо – самый быстрый из возможных темпов.

   – Ищу. Но такого же, как в фонаре, на первый взгляд в городе нет. Я уж подумала, а не театральные ли это декорации?

   Ведьма кивнула.

   – Умничка. Лора, что там с платьем?

   – Завтра будет в порядке.

   – Отлично. Держим наготове, мало ли что. Юна! Знакомство с Даниловым нужно продолжить и копнуть фигуру поглубже. Кажется, это и тебе самой нужно, вон как порозовела. Я, пожалуй, займусь этим романистом-вокалистом, не зря крутился рядом. Надо его прижать.

   Моментально оживился фамильяр.

   – На абор-рдаж! – воинственно заорал он, совершая крыльями выпады, как будто действительно закидывал на борт вражеского судна абордажные крючья. – Всех пор-р-рву, один останусь! Не бр-р-рать пленных!

   От бурного выражения эмоций птицей верхняя конфетка в вазе скатилась с горки сладостей и улетела бы под