Оглавление
АННОТАЦИЯ
Пока все люди в мире готовятся отмечать чудесные зимние праздники, юной ведьме Гретте не до веселья — она должна доставить в столицу важную посылку. И не абы куда, а прямо к королевскому двору! Только вот напасти и неприятности преследуют бедняжку по пятам. То непогода, то охотники на ведьм. Хорошо, что среди жутких егерей есть хотя бы одно знакомое лицо. Так что же может случиться, если собрать вместе в праздничную ночь ведьму, егеря и заколдованного енота?
ГЛАВА 1
— Вон она! Справа заходи!
Снег. Глубокие сугробы. Черные мерзлые стволы деревьев. Под ногами кочки, коряги — и никак не найти Тропу. Ветки в лицо. На разгоряченных щеках тают снежинки, обжигая холодом и скатываясь под воротник стремительными каплями. Молодая ведьма бежит по лесу сломя голову, что есть сил, путаясь в полах длинного пальто и ворохе широких юбок. Мокрый отяжелевший подол мешает, липнет к ногам, не дает шагнуть. А за спиной заливистым истеричным лаем заходятся псы. Они чуют колдунью, гонят, бегут по следам. А за собаками идут егеря.
Ведьма паникует, задыхается, пробует нащупать Тропу. Ей нужно только успокоиться и всего один раз шагнуть — через чащу, полную духов-помощников, через точки силы, через запахи и звуки, через само пространство. Она умеет делать это лучше всех.
Но успокоиться не выходит. Лай проклятых псов такой яростный и громкий, а хриплые человеческие голоса слишком близко. Они прямо за спиной. Местные северные егеря не пожалеют заезжую ведьму. Затравят псами, зажмут, скрутят, закуют в цепи и поволокут по рыхлому снегу, по корягам и пням. Хоть кричи, хоть клянись — не остановятся. Всё равно что умолять о милости стальной медвежий капкан. Бесполезно. Это их работа. Охота на ведьм.
***
Лес густел с каждым шагом. Сугробы всё выше, а ветки разлапистых елей не дают проходу. Не уйти. Гретта остановилась. Встала как вкопанная, обернулась, едва переводя дух. Дрожа, как осиновый лист, поспешно отирая кулаком мокрые щеки. Пальто нацепляло прошлогодних репьев, яркие юбки промокли от снега, шерстяной капюшон сбился и слетел на спину. Щеки раскраснелись, черные косы растрепались, а в пронзительно-серых глазах горела отчаянная злая решимость. Раз взглянешь на такую девушку и поймешь — ее не сломить. Не запугать. Такие борются до последнего вздоха. Юная ведьма оскалила белые зубки и прижалась спиной к бугристому стволу огромного дерева.
А псы уже здесь. Выскочили на поляну, натягивая поводки и щеря острые пасти. Завидели добычу, захрипели и завыли, будто не собаки вовсе, а стая оборотней собралась пообедать молодыми ведьмиными косточками. Гретта лишь сильней нахмурилась и сжала кулаки. Она не будет плакать. Проклятые егеря не увидят ее слез.
Охотники вышли на поляну полукругом, молча, будто волки. Загонщики утихомирили псов, и в лесу снова стало тихо.
Стиснув зубы, Гретта смотрела на форменные серые плащи, отороченные по плечам бурым мехом, на широкополые кожаные шляпы со значками егерской службы, на маски из тонкого сукна, закрывающие лица до самых глаз, на топоры за поясами и серебряные арбалетные болты в колчанах. Тихо поскрипывали кожаные наплечники, хрустел снег под сапогами. Ни один охотник не вынул оружия и не подошел ближе.
Гретта молчала. Ждала. Даже вьюга утихла. Лишь среди верхушек деревьев тонко и тревожно свистел зимний ветер.
И вдруг в этой тишине ведьма услышала скрип снега. Кто-то шел сюда, не торопясь, медленно и веско. Дрогнула ветка, задетая широким плечом, хрустнул сучок под железным каблуком сапога. Серые плащи шевельнулись, егеря расступились, и на поляну вышел командир. Высоченный, как эльф, такому Гретта едва дотянется макушкой до плеча. Лицо закрыто маской до самых глаз — голубых, холодных, словно лед.
Ведьма невольно съёжилась, изо всех сил отгоняя пугающие страшные мысли. Здесь тебе не Золотая Гана, милое дитя. Это в благословенной столице мира и порядка на тебя никто не смотрит косо. Привечают и здороваются. Стражники улыбаются, гном-мясник в торговой лавке не обсчитывает, а симпатичный гоблин в пекарне каждое утро продает булочки со скидкой. Просто потому, что ты добра к людям. А здесь стылая северная глушь. Непролазные леса на тысячи лиг вокруг, страшные топи, полные голодного зверья и всякой нечисти. Говорят, здесь даже встают мертвецы — это с севера приходят отголоски силы древних курганов. Потому и егеря здесь дикие, злющие и жестокие, не чета столичным. Местные к добру не приучены — от ведьм они видели одно лишь зло.
Старший егерь взглянул на девушку и шагнул вперед, почти вплотную, резко и неотвратимо нависая над загнанной жертвой, заслоняя ей солнце, небо и весь мир. На шляпе сверкнул в лучах солнца серебряный «ведьмин глаз» — охотничий символ. Гретта вздрогнула, но взгляда не опустила, прищурилась. Было что-то знакомое в лице и походке, в развороте плеч. Но командир не дал ведьме времени на размышления. Он смотрел на нее всего мгновение, а потом сунул руку за пазуху, под серый плащ с теплой меховой оторочкой, и вдруг вынул наружу енота.
Ведьма вытаращила глаза от неожиданности. Охотник держал крупного толстого зверька за шкирку, а полосатый бандит поджал хвост, отчаянно дергал лапами, шевелил усами и выглядел, как самый несчастный разбойник на свете. Егерь ткнул енота едва ли не в лицо ведьме и угрожающе рыкнул:
— Расколдуй его!
***
И в этот самый миг Гретта все поняла. Узнала и этот низкий звучный голос с легкой хрипотцой, и яркие насмешливые голубые глаза. Командир боевого отряда егерей Золотой Ганы.
— Ах ты! — Ведьма аж задохнулась от возмущения и злости. Всплеснула руками, отпихивая охотника, и заколотила кулачками в его бронированную грудь, словно в каменную стену. — Штефан! Зараза! Я тебе морду расцарапаю! Ты что творишь?
А командир не ожидал такого напора. Удивленно отступил на шаг, примирительно поднимая ладонь и убирая енота подальше от разъяренной ведьмы.
— Эй, ты чего злишься? Что я опять сделал?
— Что ты сделал?
Девушка была похожа на маленькую рассерженную соколицу. В растрепанных косах застряли сухие листья и прошлогодняя хвоя, широкие брови были гневно нахмурены, щеки разрумянились, одежда сплошь в мокром снегу, а дорожная котомка сбилась набок.
— Да я тебя сейчас в лягушку превращу, чертов ты ведьмолов! Вот тогда узнаешь!
— Эй! Я тебя арестую за это. — Егерь тихо фыркнул, с трудом сдерживая смех. Уж такая эта Гретта была миленькая, когда сердилась.
— Тебе вообще не стыдно? Ни капельки? Ты загонял меня собаками! Как ведьму-преступницу! — Девушка сурово топнула ногой. Гнев пожаром разливался по венам.
— Я думал, ты опять вредничаешь. Тебе же велели остановиться! Зачем ты убегала-то? — Егерь в недоумении отступил еще на шаг, стянул, наконец, с лица маску и вздохнул чуть свободнее.
Командир отряда егерей Золотой Ганы, Штефан Гизе, был очень красив. Когда-то давно в его тарианской семье явно бывали эльфы, и теперь эта сильная пламенная кровь отразилась в высокой широкоплечей фигуре, точеных чертах и потрясающих голубых глазах, лучистых и ярких. Гретта даже на миг перестала хмуриться, когда увидела его улыбку. Но не так проста ведьма, чтобы ее можно было задурить милой мордашкой и очаровательными ямочками на щеках. Она снова сжала кулачок, подступая вплотную.
— Вот что, господин егерь. Я порядочная и честная девушка. У меня серьезная работа. А ты погнался за мной с собаками, как будто во всей округе я одна ведьма, а у всех коров молоко скисло. Ты понимаешь или нет, как я испугалась?
Гретта подбоченилась и возмущенно ткнула пальцем в широкую грудь егеря. Голос ее звенел и срывался, а на глазах выступили сердитые слезы.
На лице Штефана вмиг отразилось понимание и сожаление, но ведьма не дала ему и слова молвить.
— Мы не в Золотой Гане. Мы черт знает где, глубоко в северных лесах! Еще пара недель пути, и начнутся земли налидов, моржи, белые медведи и ходячие мертвецы. Тут деревни по три человека, а люди не умеют читать. И вдруг посреди чащи! Я слышу пёсий лай и вопли загонщиков!
— Ну прости, Гретта. Это всё енот виноват… — Егерь умоляюще прижал к груди зверька. Полосатый разбойник скандально заверещал, клацнул зубами и попытался забраться под плащ охотника – в тепло.
— А ты не «простикай» мне тут! Местные егеря — настоящие дикие звери! Скрутили бы меня в баранку и потащили. И благо если на суд местному старосте, а не сразу на березу без лишних слов. Я перепугалась до смерти! Так что ответь мне, Штефан. Какие у тебя оправдания?
Егерь сделал скорбное лицо и чуть повыше приподнял енота, которого все еще держал за шкирку.
— У нас инцидент.
— Инцидент у них, глядите-ка! Заколдованный зверь. И кто это? Неужто снова Остин?
— Он самый, — кивнул егерь и тяжело вздохнул.
— Опять? — всерьез поразилась ведьма. — Да быть того не может!
— Еще как может, — буркнул Штефан и сунул толстого зверька в руки Гретты. — Надо расколдовать парня. И поскорее.
***
Золотую Гану не зря называли столицей мира. Огромный город был основан эльфами почти три тысячи лет назад, и в этом удивительном месте, полном света и магии, по сей день бок о бок жили существа со всех концов материка. Сюда приезжали гномы разных горных кланов, чтобы играть свадьбы, заключать договоры и торговать своими уникальными механизмами. Эльфийская молодежь из Харма-Таура и Холодного Леса являлась в столицу, чтобы поступить в Академию Магии. Люди ехали со всех сторон света, везли товары на рынки и сырье в мануфактуры и артели. Огры выходили из лесов и добирались до ворот города, подступали к алым знаменам с золотыми львами, трясли громадными дубинами и требовали у стражников: «Пускать! Огры сильный! Воевать! Бум-бум, злодей убивать!». Их пускали. Всех. И огров, и оборотней, и хитрых вертлявых гоблинов, и людей всех народностей и культурных традиций. Каждому здесь нашлось место. Каждый получил свой шанс. Трудись, торгуй, учись, живи — пока соблюдаешь законы Золотой Ганы, ты достойный и желанный гражданин.
Гретта Нильсон жила в столице четвертый год и работала в «Скороходе» — одной из лучших городских артелей быстрой доставки. Хозяин конторы Кошмяк — тощий и носатый, как все гоблины, — безгранично ценил таланты молодой ведьмы, платил всегда вдоволь и заботился о ее благополучии, словно была она ему не приблудной девчонкой, а родным гоблинёночком. За ее безопасностью в Золотой Гане постоянно присматривает парочка молодых гоблинов — дальних Кошмячьих родственников. Зеленокожий проныра с первого дня знакомства нутром почуял, что юная ведьма выведет его на новый уровень заказов. И не ошибся, потому что талант Гретты был уникальным — она умела ходить Тропами лесных духов.
Золотая Гана — город-государство — строилась и расширялась почти три тысячи лет подряд. Когда места для людей внутри не хватало, они начинали возводить дома снаружи. А потом король отдавал указ, и вокруг границ внешних поселений ставили новые стены. Золотая Гана росла, словно огромное дерево, годовыми кольцами стен отмечая тысячелетия своей древности. Столица мира стала так велика, что пройти ее от края до края за день уже едва ли было возможно. Друзья, родичи и деловые партнеры не могли набегаться друг к другу, даже когда жили в одном кольце, не говоря уже о разных частях огромной столицы. И потому очень быстро в Гане организовали почтовую службу. Однако обычная городская почта работала ни шатко ни валко. Письма, посылки и важные пакеты доставлялись недели за три, и только в черте городских стен. А этого жителям было уже недостаточно.
И потому среди народа стали очень популярны артели быстрой доставки. Цена изрядно выше, зато письмецо любезной подруге доставят за день, а ценный подарок для единственной внучки не потеряется и не сломается в пути. Любой каприз для жителей столицы.
Всего четыре года назад артель «Скороход» была самой обычной конторой городской доставки. Кошмяк получал письмо или посылку, вызнавал адрес и отправлял своих носатых пострелят в любой район Золотой Ганы. Быстро. Качественно. С гарантией.
Но когда в один прекрасный день на пороге «Скорохода» встала юная ведьма, всё здесь круто изменилось.
Гретта могла ходить Тропами лесных духов. Лишь зайдет в лес, услышит голоса птиц, вдохнет запахи листвы и прошлогодней хвои, почувствует местных духов, поздоровается. И тут же нащупает дорожку, словно разумом окунётся в магическую силу чащи. И шагнёт. А потом ещё раз, и снова. Сквозь пространство, дорогами, доступными одним лишь духам. Такими вот шагами Гретта могла до полудня миновать громадный лес, который не пересечь и за целый месяц конного пути. Срабатывало такое только среди деревьев, поэтому от леса до леса Гретте приходилось ходить пешком. Но милостью богов, этот мир был богат чащобами.
Ни одна другая ведьма не сумела бы повторить подобный фокус. Гретта и впрямь была уникальной. Кошмяк как услышал про эти ее удивительные способности, только рукой махнул, обозвал феей и тут же пристроил к делу. Чуял носатый, что приведет его эта девочка к важным заказам. Не абы каким, а государственным. И не за мелкие медяки, а за чистое золото.
Так и вышло. Обычные посыльные остались работать с заказами в Золотой Гане, а для Гретты стал Кошмяк брать особые задания — на очень дальние расстояния, в другие города и государства. Кому-то богатому и могущественному может понадобиться отправить письмецо или посылочку на другой край земли. И тут уж либо изволь выложить целое состояние за свиток телепорта, либо подожди посыльного месяцев десять и молись, чтобы его в дороге не съели волки, не убили разбойники и не скосила еще какая-нибудь холера. Артель быстрой доставки «Скороход» обещала управиться за две недели. Доставить посылку в любую точку мира. И все это силами одной маленькой красавицы-ведьмы.
***
— Что ты делаешь в этой дикой чаще? — Штефан искренне хотел помочь девушке выбраться из сугроба, но она, задрав нос, отпихнула его руку и, прижимая к себе енота, вылезла сама. Нацепляла полные сапоги снега, вываляла все пальто, но справилась без чужой помощи. — Новый Год на носу, целая неделя гуляний. Я думал, ты вовсю наряжаешься, бегаешь по лавкам, покупаешь подарки. А ты в лесу на краю земли. Сидишь в сугробе по пояс.
Ведьма бросила на парня яростный взгляд и обиженно пообещала:
— Ты дошутишься, егерь. Проснешься однажды утром, а вокруг лесная нора, а сам ты медведь. Вот смеху-то будет.
— Ну ладно тебе, не сердись. — Штефан примирительно улыбнулся. — Давай помогу.
Он поправил котомку на плечах девушки и осторожно накинул ей на голову капюшон — нечего уши морозить. А после вся честная компания двинулась назад по следам.
— Вот, так гораздо лучше. Ну не дуйся, Гретта. Прости меня. Я не хотел тебя пугать всерьез.
Девушка прищурила глаза и, кокетничая, толкнула егеря плечом.
— Шутник. Должен будешь тысячу мелких услуг.
— Да я с прошлого раза едва сотню отдал!
— Кто ж тебе виноват, что ты такой неуслужливый? Старайся лучше.
Егерь с улыбкой наблюдал за ведьмой. С разрумянившимися щеками, сверкающими глазами и растрепанными от погони темными косами была она чудо как хороша.
— Что ты делаешь в этой глуши, Гретта?
— У меня важный государственный заказ. — Ведьма нахмурилась сосредоточенно и даже зашагала бодрее, проваливаясь в снег по колено и то и дело хватаясь за надежный локоть егеря. — И времени в обрез!
— Везешь что-то?
— Пока нет, — покачала головой девушка. — Только добираюсь до места отправки. На севере от этого леса, живет нужный мне человек. Но доставка особая, для королевского дворца. Что-то для будущих новогодних праздников. За эту доставку артель получила целый мешочек серебра от самого герцога Павуля Кюре. Знаешь его?
— Ого. Да. Распорядитель дворцовых и городских мероприятий. — Штефан удивленно двинул бровями и одобрительно кивнул. — Господин Павуль лучший в своем деле. Ну ты сама видела, какие он устраивает гуляния в осеннюю неделю урожая и новогодние дни. Веселье от всей души. Эль рекой, угощений тьма, скоморохи и уличные театры, южные жонглеры и глотатели пламени. А дрессированного тигра помнишь?
— Да-да, — невольно заулыбалась ведьма, бросая хитрые взгляды на егеря. — Помню я прошлый Новый Год.
— Неужели? Ты всё-всё помнишь?
Гретта не выдержала и рассмеялась.
— Да ну тебя, Штефан. Я тогда просто перебрала эля. Это не считается!
— Ты поцеловала меня. Всё считается!
— Эль был слишком крепкий и настроение слишком хорошее!
Штефан строго покачал головой:
— Поздно оправдываться — я уже записал это в отчет.
— Врун!
— Ничего не врун. У меня всё учтено. Тут где-то была записная книжка. Сейчас посмотрим…
Егерь сделал вид, что ощупывает карманы на груди. Ведьма расхохоталась и схватила его за руку.
— Ну всё, хватит, злодей! Не хочу даже знать, что у тебя записано в твоей ужасной книжке. Знаешь, хоть ты и противный ведьмолов, я все равно была рада тебя видеть. Но мне правда надо идти, Штеф. Не могу подвести господина Павуля, а Кошмяк мне голову оторвет, если опоздаю. Ты его знаешь.
Девушка улыбнулась, останавливаясь и поудобнее перехватывая енота. Зверь возился и кряхтел, пытался добраться до кармана ведьминого пальто. Чуял, что там, завернутый в провощённую бумагу, припрятан кусочек эльфийского дорожного хлебушка с вкусным жирным сыром. Но Гретта взяла зверька обеими руками и протянула Штефану.
— Я обязательно расколдую Остина, когда вернусь в Гану. Обещаю. Но не сейчас. Присмотри за ним, пока он вам всё не сломал и не сожрал.
— Гретта. Постой. — Егерь вдруг стал очень серьезным. — Я не зря гнался за тобой через весь лес. Это в самом деле очень важно. Я прошу не для себя.
***
Гретта Нильсон была ведьмой из захудалой тарианской деревушки далеко на западе от Золотой Ганы. Сколько помнила она свое детство, вокруг стоял лес. Непролазная дикая чащоба, где заправляли всем хищные звери, местные духи и феи. Не загнал ночью бычка за калитку — получи наутро рожки да ножки. Пошел по орехи, но запамятовал поднести лесным духам угощение — получи-ка мешок гнилушек и в придачу драного хорька, который ночью залезет в курятник и передушит половину несушек и пару молодых гусынь. Ну а если вдруг на лесной поляне бес тебя дернет поднять из травы серебряную монетку — пиши пропало. Заиграют тебя злые феи, закружат, запроказят. Домой не вернешься. Недобрый это был лес, своенравный. Неспокойный. Но люди так свыклись со своим домом, что всё вокруг, казалось, в порядке вещей. Как у всех. А разве живут люди иначе?
Гретта была подкидышем, приблудным найденышем. Отец-охотник принес однажды из лесу писклявый сверток вместо доброй добычи. Нашел ребенка далеко в чаще, на берегу бурного ручья. Ни один зверь не тронул малышку, и духи не утопили, и феи не обидели. Видать, была она особенная. Лесная.
И все бы ничего, да только выросла из малютки-красавицы настоящая ведьма. С детства всё травки заговаривала да с деревьями шепталась. Кошки к девчонке липли, как родные, а скотина в доме охотника никогда больше не болела. Коровёнка рыжая стала жирненькой и ладной, а молока давать начала не мелкий ковшик, а полное ведро. На овцах шерсть блестела, будто шелк, а куры несли по два яйца в день. Чудеса.
Быстро люди в деревне догадались, что бобыль-охотник приютил маленькую ведьму. Только от ведьм в тех местах, как и во многих других сторонах света, хорошего не ждали. За добро не благодарили. А за неприятности свои винили одну ее. Гретту Нильсон. Лесную каргу проклятущую. Кое-как доросла девочка до пятнадцати лет, а дальше стало уже невмоготу, хоть в лес беги.
Крепко обижали Гретту в лесной деревне. Под ноги плевали, куском хлеба попрекали, слова доброго не находили. У кого коза околела или курица закручинилась — ведьма нашептала. Ребенок пупочком мучается — это всё ведьма! А уж если мужик ночевать из лесу не пришел — тут бабий бунт у хижины охотника, ведьму на вилы хотят поднять, на костре спалить. Были бы в деревне грамотные и письму обученные, давно уже оформили б целое послание в егерскую службу. Но писать в деревне умели только двое — староста да сама Гретта, которая от любопытства неуёмного в детстве напросилась к старику на уроки. Он выучил ее и письму, и чтению, и всякой прочей грамоте по книжкам, что хранились у него в скрипучих сундуках. И потому лучше прочих людей в деревне староста знал, что Гретта — девочка добрая и милосердная. Зла никому не сделает, но и себя в обиду не даст.
Но невмоготу стало людям жить бок о бок с ведьмой. И потому едва исполнилось Гретте пятнадцать, отец скрепя сердце собрал для дочери узелок в дорогу и все невеликие деньги, что были в доме. А потом прижал свою малышку к сердцу, дал крепкое родительское наставление и отправил из деревни с ежегодным попутным караваном. Туда, где ее колдовской дар сможет развернуться в полную силу, и никто ее за это не осудит. В Золотую Гану.
***
— Помоги расколдовать Остина.
Штефан смотрел на Гретту очень серьезно и внимательно, а в его глазах не было ни тени обычной насмешливости. Что-то действительно важное тревожило командира егерей. Ведьма смахнула колючие снежинки со щеки и прищурилась.
— Остин мог бы и подождать пару дней. Не первый раз ведь такое с ним. В чем дело, Штефан?
Егерь опустил голову и нахмурился. Его люди ушли далеко вперед, и теперь на заснеженной лесной поляне остались только охотник и ведьма. И енот, который ворчал, топорщил усы и пытался найти местечко потеплее — то в кармане у девушки, то за пазухой у Штефана.
— Остин нужен мне сейчас. В человеческом обличье. Только у него есть важные сведения, и от этого зависят жизни людей. Гретта, это не шутки. — Егерь тронул девушку за плечо, словно делая важный акцент на этих словах. — Остин должен заговорить сегодня. Чем быстрее, тем лучше. Иначе кто-то погибнет.
— Черт, Штефан! Все это очень не вовремя.
— Такие вещи никогда не бывают вовремя, дорогая.
Ведьма нахмурилась и уперла кулак в бок.
— И как ты это себе представляешь? У меня тут ни котла, ни ингредиентов, ни даже свечки захудалой нет. И где все это делать? Здесь? — Гретта обвела рукой поляну, и скепсис на ее лице был безграничным. — Я же ведьма, а не богиня.
— Конечно, не богиня. Ты лучше.
— Подхалим!
Штефан сунул енота за пазуху, куда зверь рвался с таким упорством, и снова улыбнулся. У этого веселого хитреца всегда был план.
— Я серьезно. Ингредиенты — не проблема.
Мы сейчас домчим до Живицы, она в получасе конного пути. Городок крупный, рынок перед зимними праздниками богатейший. Там найдешь все, что нужно. Потом снимем комнату в трактире, и ты развеешь чары. Что скажешь?
— На это уйдет весь день до вечера. А то и половина ночи. — Гретта нахмурилась, надеясь, что сможет отказаться.
Но Штефан не позволил.
— А ты будешь потом спокойно спать по ночам, зная, что могла спасти жизни людей, но просто ушла? И они просто погибли?
— Зараза! — взвизгнула ведьма, сжимая кулачки. — Ну почему ты такой противный?
— Дело ведь не во мне.
— А в ком?
— Ведьмы…
Гретта все еще яростно глядела на егеря, но ее гнев быстро остывал, уступая место пониманию. Конечно. Ведьмы. Штефан со своими егерями вылавливал отъявленных преступниц и злодеек, которые не просто по деревням молоко коровам квасили или бородавки девкам насылали. Нет. Штефан охотился на тех, кто морил живых людей до смерти, кто разрушал целые деревни и оставлял людским семьям смертельные черные проклятия на десять поколений вперед. По-настоящему темные и жуткие твари. Таких называли ёмким словом «карга». Гретту бросало в дрожь при одной мысли о том, что она когда-нибудь столкнется с каргой лицом к лицу. У этих мерзких тёток всегда в запасе были зловредные и опасные амулеты, проклятые вещицы и бог знает какие зелья, сваренные в ночь изнанки мира, когда на небе ни звезды, ни полумесяца, лишь холодное марево светится по болотам, и воют по лесам звери в страхе перед надвигающимся злом. Гретта боялась ведьм. А больше всего боялась, что когда-нибудь станет такой же, как они.
— Послушай, милая. Они не должны тебя пугать.
Гретта поджала губы и вздернула подбородок, хотела ответить резко и зло, что ничего не боится. Но увидела, с какой искренней заботой смотрит на нее Штефан, и передумала. Он не виноват в ее страхах.
— Ты уверен, что это поможет? Если я расколдую Остина, ты остановишь каргу?
— Я буду знать, где искать. Не уйдет.
Егерь улыбнулся с такой спокойной уверенностью, что у Гретты тут же отлегло от сердца.
— Ладно. Помогу. Но черт тебя возьми, Штефан… Тысячей мелких услуг ты теперь не отделаешься.
Охотник кивнул и усмехнулся:
— Всё, что захочешь.
Он учтиво предложил ведьме локоть и повел ее через сугробы, между пышных нарядных елей, убранных снегом, будто на свадьбу. Лес вокруг был сказочно красив. В гулком безмолвии не шевелилась ни одна веточка. Лишь вдалеке то и дело раскатисто потрескивали стволы диких яблонь, да продрогшие сороки стрекотали и ругались за насиженные теплые места в голых кронах деревьев.
Гретта едва поспевала за длинноногим егерем, но виду не подавала, а только нарочно поторапливала:
— Пошли скорее, а то застрянем в этом лесу до утра. Тогда сам будешь расколдовывать своего невезучего дружка.
А Штефан только посмеивался, но шагу не прибавлял. Он слишком хорошо знал эту ведьму, несгибаемую и вредную до невозможности. Если уж она решит что-то — от своего уже не отступит. И слабости своей не покажет, даже если упадет бездыханная в сугроб. Поэтому егерь молчал и не спорил. Он слишком хорошо знал Гретту.
— Так что случилось с Остином? — на ходу спросила девушка. — Который раз его превратили в енота?
— Третий.
Ведьма с сочувствием взглянула на любопытный черный нос, который высунулся из-за пазухи Штефана. Зверек устроился там в теплом уюте и блаженно задремал.
— Сколько ему сейчас? Шестнадцать?
— Семнадцать исполнилось на прошлой неделе, — со вздохом отозвался командир егерей. — Говорил я его дядьке, чтобы подыскал парню работу в столице. Но Остин больно уж хочет почтить память отца. Доказать не знаю кому, что он достойный сын героя.
— Бедняга. Боится, что навсегда останется всего лишь сыном Феликса, а не самим собой.
— Так и есть, — кивнул охотник, осторожно поглаживая черное енотское ухо у себя за пазухой. — Отец его знаменитый герой, тут спорить не с чем. Тяжело взрослеть, жить и работать в тени такой славы. Все вокруг ожидают, что ты будешь богатырем, что ведьм ловить станешь по две штуки в каждую руку. Ведь ты сын самого Феликса…
Штефан тяжело вздохнул и расстроенно шлепнул ладонью по пушистой еловой ветке. Снег посыпался огромными хлопьями, а с дерева сорвалась прочь стайка снегирей.
— Не место Остину среди егерей. Ему бы не по чащам шататься и лбом шишки собирать в ведьмовских подвалах… Он же умный. Семь языков знает, представь!
— Шутишь?
— Да если бы! Географию изучил от корки до корки. Все названия, речки, горы, города, эльфийские поселки — наизусть знает, куда ни ткни. Ты не знала, а я скажу тебе, он книгу пишет.
— Книгу? — Гретта только глаза вытаращила. — Стихи, что ли? Или сказки какие-нибудь?
— Ни то, ни другое. Пишет он книгу для конторы егерей. Справочник по ведьмам. Представь себе!
— Это что за справочник? — Девушка встала внезапно, как вкопанная, замерла, едва донесла ногу до земли. — Что он там пишет?
Штефан огляделся по сторонам и понизил голос:
— Описывает их поведение. Классификации какие-то сочиняет, примеров много приводит из истории давних лет. Ты вот, к примеру, знаешь, как звали первую в мире ведьму?
Гретта ошарашенно мотнула головой. Она не знала.
— Вот и я не знаю. А Остин про это целую книжку пишет. Так что, сама понимаешь, не место ему в полевой работе. Но он упорный, прямо как его отец. И так же, как Феликс, лезет в самое пекло. А вот в последний раз ему крепко не повезло. Тут недалеко от Живицы есть крупное село. И там в лесу недавно появилась карга. С лета как пришла, так в избушке охотничьей и поселилась. Навела там свой ведьмачий марафет, сразу пауки какие-то полезли людям в огороды, овцы начали болеть, куры дохли наперегонки. И все бы ничего, но начали пропадать дети. Тут-то людишки не стерпели. Похватали дреколье и пошли на ведьму. А она швырнула чего-то им через частокол, и все, кто близко стоял — одеревенели.
Гретта охнула, прижимая руки к лицу. А Штефан только отмахнулся.
— Нас потому из Столицы и вызвали. Местные егеря тут ничего поделать не могли. Подойти боялись, даже что за проклятие она накинула, никто не знал.
— Это не проклятие, — тихо сказала Гретта.
— Да. Остин именно так и сказал, как только увидел те деревянные статуи у ведьминой избы. Я-то хотел в дом прокрасться и схватиться с каргой, показать, на что способны сталь и серебро, но Остин попросил время. И сказал, что это не проклятие, а древний артефакт. Так и оказалось. Занятная вещица. Слава богам, одноразовая. Остин там всю округу носом перерыл, но нашел ту чертовщину, которую ведьма швырнула. Сломанное веретено.
— Сжег?
— Да. И люди тут же ожили.
Гретта заулыбалась радостно, довольная тем, что для деревни все закончилось хорошо. Но Штефану было не до улыбок.
— Ведьма поняла, что ее лишили главного козыря — людей, которых она держала перед собой как щит. Разозлилась жутко и начала издеваться над нами и дразнить всячески. Сказала, что даже если мы ее одолеем, то это будет не победа, а лишь растрата сил. Потому что она просто ученица, причем нерадивая. А до наставницы нам не добраться никогда в своей жизни. А уж наставница та промышляет детками малыми. И никому ее не остановить.
Гретта скуксилась, прикусила губы и потащила егеря дальше по заснеженному лесу. В такие моменты она до слез стыдилась того, что родилась ведьмой.
— И что было потом?
— Мы собрались уже домишко ее перекособочить и вытащить каргу на свет божий, полезли со всех сторон, кто в дверь, кто в окна. Но она, видать, подготовилась, через знаки ее мы пройти не могли, везде она их понарисовала — на пороге, на подоконниках. И пока мы их взламывали, Остин забрался на крышу, хотел выкурить ее через трубу, но оступился, проломил настил и рухнул прямо в избу.
— Вот же дурень! И карга его сцапала?
— В тот же миг. Когти свои к глотке парню приставила, прикрылась им, велела всем отойти от дома.
Гретта смотрела на Штефана со слезами на глазах. А ведь он тоже был там. Он ведет своих егерей в такие дома каждый раз. И везде проклятые ведьмы готовы на что угодно, лишь бы добиться своего. А охотник поправил на голове широкополую шляпу и продолжал:
— Карга решила поторговаться. Она хотела уйти, а взамен обещала сказать, где припрятала двоих детишек из деревни и отпустить живым этого остолопа, который крышу ей проломил. А Остин вдруг начал болтать с ней. Представь, стоит, ведьмины когти ему глотку чешут, а он с ней разглагольствует.
— А что говорил-то?
— Да, мол, ведьма поминала, что она ученица нерадивая, и кота у нее в избе не видно. А значит, сила невеликая, и наверняка наставница ее выгнала. И попал в самую точку. Видать, и правда выставили ее за порог. А потом Остин принялся каргу эту злить пуще прежнего. Наговаривать, что, мол, наставница над ней смеялась, держала ее вместо прислужницы, в черном теле. Ничему не учила и силу давать не собиралась. Просто насмехалась.
— Он дурачок, что ли? — Гретта испуганно взглянула на енота, мирно дремавшего за пазухой у егеря.
— Нет. В том-то и дело. Он ее надоумил отомстить. Скажи, мол, егерям, где найти наставницу. И они эту паршивку прищучат. Ты уйдешь целая и невредимая, а наставница-карга нет. Какой смысл в ее силе, если она в кандалах поедет на королевский суд.
— Поверила?
— Да. Нашептала на ухо Остину, где искать наставницу. А потом взяла и превратила его в енота. Вредная гадина. Так что теперь только он знает, где это чудовище обитает. Но что толку? Ты ему слово, а он животное.
Штефан очень строго и серьезно посмотрел на Гретту.
— Нельзя медлить. В дни перед новогодними праздниками старые ведьмы обычно принимаются за самые темные ритуалы. Эта карга многих может уморить. Поэтому нужно расколдовать Остина сейчас. Чтобы он рассказал, где искать наставницу.
— Хорошо, — кивнула девушка. — Я все поняла. Помогу. А детишек-то вы нашли?
— Да. Оба в подвале сидели в той же избушке. Вернули малышей домой.
Гретта улыбнулась, с восторгом поглядывая на егеря.
— Штеф…
— Что?
— Ты настоящий герой.
***
ГЛАВА 2
Штефан Гизе был родом из тарианских земель, с крайнего запада. Из многочисленного рода мелкой аристократии Химмельсгарда. По праву рождения Штефан мог бы жить в северной тарианской столице, заниматься науками или творчеством, бездельничать и паясничать, как это делала почти вся нынешняя западная молодежь. Он мог пользоваться богатствами семьи и не гробить себя в скитаниях и смертельно опасной егерской работе. Но во внешности юного отпрыска Гизе с самого детства слишком явно сквозила эльфийская кровь. Поэтому среди сверстников он всегда оставался изгоем, в которого тыкали пальцами, называли проклятым отродьем и дурным семенем. Тариане очень строго берегли чистоту своей крови и гордились силой магии, которой наделяли их боги. Амбициозный, гордый и агрессивный, этот народ никогда не останавливался на достигнутом. Тариане всегда хотели чуть больше, чем имели. А всё, что им мешало, они стирали с лица земли без тени сожаления.
И Штефана стерли. Кровь сыграла с ним злую шутку. Черты бессмертных так ярко отразились в этом юноше, что по внешним признакам он был похож на полукровку — строгая линия челюсти, высокие скулы, прямой нос, большие глаза и золотые волосы, прямые и тяжелые, словно шелковое полотно. Семья не могла позволить, чтобы Штефан своим огромным ростом и прочими чертами эльфийской породы позорил их всех и бросал на Дом тень грязной крови. Поэтому как только юноше исполнилось восемнадцать, глава семьи Адам Гизе выдал своему правнуку кошель серебра, дорогого коня, крепкий доспех с оружием и навсегда запретил возвращаться в Химмельсгард.
Штефан не злился. Не отрекался от семьи, фамилии и прошлого. Он просто пошел своей дорогой и стал самим собой. Коротко стриг волосы, не носил ни бороды, ни усов и почти никогда не ходил без доспеха и своей знаменитой охотничьей шляпы с серебряным «глазом ведьмы» на тулье. А среди егерей слыл неутомимым и несгибаемым, способным загнать каргу в какой угодно глуши, куда бы она ни бежала, хоть в саму преисподнюю. Настигнет, скрутит серебряными цепями, где на каждом звене сверкает колдовская руна. И утащит прочь. Навсегда.
***
— Но как ты меня нашел? Я ведь не заходила ни в Живицу, ни в ближайшие села. Меня никто не видел. Разве что какой-нибудь дровосек или охотник… — Гретта задумчиво замолчала и забавно сморщила нос, отчаянно пытаясь вспомнить, мог ли кто-то заметить ее за время пути.
— Не мучайся, никто тебя не видел. А если и видел, то мне не сказал. — Егерь усмехнулся, глядя, как удивленно изгибаются брови девушки.
Но ведьма и не думала сдаваться. Сделала три быстрых шага, заскакивая вперед, чтобы заглянуть охотнику прямо в глаза.
— Тогда как ты меня нашел? Скажи!
А он сделал ужасно строгое лицо и понизил голос:
— Не могу. Это старый егерский секрет. Профессиональная тайна.
— Ты врешь! — расхохоталась Гретта, замечая, что в глазах Штефана так и пляшут веселые черти. — Я же вижу. Ну скажи!
Егерь сделал быстрый шаг вперед, поймал девушку за руку и мгновенно притянул к себе. Они остановились на самой опушке. Всего в тридцати шагах за высоким заснеженным подлеском тревожно фыркали кони, слышались голоса и скрип седел. Остальной отряд уже добрался до стоянки и готовил коней к дороге. А командир держал молодую ведьму в объятиях и серьезно, без тени улыбки, смотрел ей прямо в глаза.
— Я скажу, как нашел тебя, — шепнул Штефан на ухо девушке. — Только если пойдешь со мной на праздник в новогоднюю ночь в Золотой Гане.
Гретта зарделась вдруг, вспыхнула, отвела на миг взгляд, а потом прикусила губы и улыбнулась, стрельнула ведьмовскими глазами. Навылет, в самое сердце.
— Что это ты удумал вдруг? На свидание зовешь?
— Зову. Пойдешь?
Гретта расхохоталась так звонко, что по зимнему безмолвному лесу разлетелось эхо.
— Ни за какие пирожки, чертов ты ведьмолов! Если даже я разок и поцеловала тебя, это совсем ничего не значит.
Егерь с улыбкой покачал головой:
— Ох и ведьма…
Они вышли к отряду, командир посадил Гретту в седло перед собой, обнял бережно, и кони тронулись в путь. Дорога ждала недлинная, ровная, как узорчатый южный ковер. Полчаса бодрым шагом. Но даже здесь егеря не расслаблялись, ехали строгим боевым порядком. Впереди, на удалении, одинокий разведчик, потом пара стрелков с тяжелыми арбалетами. Чуть позади основной отряд и еще за сто шагов следом — замыкающие. Охотники каждую минуту жили, как в бою, и не было такой стороны, откуда они не ждали бы нападения.
Глядя на эти мрачные фигуры в доспехах с лохматыми шкурами на плечах, всматриваясь в лица, закрытые темными масками, и в острые отблески оружия, Гретта чувствовала себя в безопасности. Егеря не знали страха. Каждый день они сталкивались с такой дикой и бесчеловечной жестокостью, с таким злонравием, которые и представить было жутко. Но каждый раз они побеждали и оставались в живых. Эти люди осознавали свою судьбу и понимали свое место в мире. Они щит, прикрывающий людей от зла. Они меч, который разит без промаха. И благословленное божьим словом серебро их арбалетных болтов предназначалось не людям. Оно было для чудовищ, притаившихся во мраке.
— Штеф. — Гретта тихо позвала егеря, легонько боднув его головой в плечо. — Ты, наверное, терпеть не можешь ведьм. Они столько зла наделали, что страшно помыслить. Иногда я сама начинаю думать, что весь мой род безнадежен. Может, мы все такие? Сплошь преступницы и бесчеловечная нечисть. Так почему ты так добр ко мне?
Охотник за ее спиной хмыкнул.
— Не глупи, Гретта. Да, ведьмы вспыльчивые. Скорые на расправу. Сначала делают, а потом думают. Но не все преступницы.
— Правда?
— Поверь моему опыту.
— Не встречала ни одной приличной ведьмы.
Егерь сдавленно хрюкнул, сдерживая смех, и Гретта тут же пребольно треснула его кулаком по коленке.
— Вот об этом я и говорю. — Штефан наставительно потыкал в свое колено пальцем. — Скорые на расправу. Но я встречал таких, которые никогда не нарушали законов. Ни божьих, ни человеческих. Таких ведьм не за что судить и не за что относиться к ним дурно. И ты из их числа.
Голос егеря был глубоким, звучным. И Гретта, прижимаясь спиной к груди охотника, чувствовала, как этот потрясающий звук вибрирует внутри, под его ребрами. Слова лились, как спокойная полноводная река, обнимая юную ведьму со всех сторон, поглощая ее. Она хотела, чтобы эта дорога никогда не кончалась. Пусть десяток черных егерей вечно едет по зимнему тракту. Пусть летят редкие снежинки, хрустит снег под тяжелыми копытами коней, пусть скрипят седла и тихо, неразборчиво переговариваются охотники. Пусть Штефан вечно обнимает ее, и пусть никогда не умолкает его голос.
— Когда я только поступил рекрутом в егерский отряд, командир повел нас в одно село. Недели две пути к западу от Ганы. До конца своих дней не забуду его название — Псовичи. Тот случай, когда название говорит о селении всё.
Гретта удивленно оглянулась через плечо и спросила:
— Много собак было в деревне?
— Все они там были собачьи дети. До последнего.
Егерь тяжело вздохнул и покачал головой.
— Мы приехали по просьбе старосты села. Он слезно умолял прислать бравых егерей, да побольше, чтобы извести поганую супостатку и дьявольское чудище, которое прокляло всю их несчастную деревню. И столько было жалоб и страданий в этом послании, что глава службы не стал медлить. Мы пришли к Псовичам телепортом. Во всеоружии, отрядом пятьдесят человек. Готовые к бою в первый же миг, как войдем в село.
Гретта охнула и прижала ладонь к лицу.
— Телепортом?
— Да. Королевская казна выделяет нам золото и свитки на особые случаи, когда нельзя ждать, и каждый день промедления стоит человеческих жизней.
— Свиток телепорта — это же целое состояние! — пискнула ведьма.
— Его Величество считает, что благополучие людей дороже денег.
Гретта закивала и нетерпеливо шлепнула егеря по руке:
— И что было дальше?
Егерь заворчал, словно недовольный зверь, потревоженный в зимней берлоге. Медлил. Ему явно не нравилась та история. Но он сам начал рассказывать, поэтому отступать было некуда.
— Когда мы зашли в деревню, улицы были пустые, как после чумы. Только у главного колодца толклись две бабы с ведрами, и старуха грелась на солнце у плетня. Мужиков — ни души. Тетки те у колодца рассказали, что староста сбежал, благо хоть прежде письмо успел отправить. А в деревне невозможно стало жить из-за проклятой ведьмы. И порасписали такого, что даже у командира нашего волосы на голове зашевелились.
Штефан подтянул поводья, не давая лошади опустить голову и ухватить с придорожного куста примерзший осенний лист. А потом снова заговорил, хоть воспоминания эти ему не нравились.
— Так они ругали ту ведьму, аж слюнями брызгали. И злонравная, и похотливая, и жестокая жадная лгунья. Терпели ее тут из милости, а она вон чем отплатила, проклятая. Мужиков им пришлось прятать по подвалам да на страже стоять с дрекольем. Потому что заколдовала ведьма сына кузнеца. Накрепко сдурел парень. Был первый весельчак да красавец на деревне. Всем друзьям на зависть, а девкам загляденье. А теперь он с вылупленными глазами шныряет без порток по полям, сверкает голым задом и ни словечка не понимает на человечьем языке. А как мужика увидит, так тут же гнаться за ним начинает что есть силы. А у самого рожа дурная, как у лося весной.
— А зачем это он за мужиками гонялся?
Егерь помолчал, а потом буркнул:
— Не надо тебе про такие вещи знать. Но староста после такой погони из деревни убежал пешком, без лошади.
— Ай! Ай, какая мерзавка! — вскрикнула Гретта. — Зачем она так с бедными людьми? Ну что они ей сделали?
Девушка сжала кулачки и заерзала в седле, не находя себе места от злости. Всякий раз Гретте было мучительно стыдно за грехи и преступления других ведьм. Невыносимо. Но в этот раз всё было еще и мерзко.
— Вы нашли эту кикимору? Надеюсь, ей тепло в темных застенках!
— Она на свободе, — спокойно ответил Штефан. И в его голосе не было ни тени сожаления.
— Почему? — осторожно переспросила ведьма, оглядываясь на егеря.
Их лица были так близко, что Гретта чувствовала на своей щеке его горячее дыхание. И весь он был сейчас такой отстраненный и строгий, погруженный в воспоминания шестилетней давности, что девушка невольно засмотрелась.
«И зачем только отказалась идти на свидание? Вот же дурища! А он наверняка и предлагать больше не станет…»
— Мы нашли ее дом без труда. Все сделали по правилам. Разделили отряд, зашли тремя ударными группами, с поддержкой. Амулеты, щиты, свитки. У командира был даже эльфийский артефакт… Целая армия на одну ведьму. Ждали, что она попробует убить нас, проклясть или покалечить. А она просто вышла на крыльцо. Сказала, что не будет сопротивляться.
— Вот как? Хитрила, небось? Обмануть хотела?
— Нет. Ее звали Вольга. Судя по имени, родом она была с востока. Как ее занесло в эти земли, неведомо, но в Псовичах она прожила всю жизнь с малолетства. Каждая собака там ее знала. Каждому она помогала. Но люди все равно сторонились и были недовольны, что она живет рядом с ними. Так они ее допекли, что пришлось отселиться из деревни в лес. Но и туда к ней продолжали бегать, как к себе на двор. То овца захворала, то зубки у малого режутся, то муж на соседку смотрит, то речка обмелела, то урожай небогатый. Она и волков от села отваживала, и хвори лечила, и землю поддерживала, чтобы засуха и непогода не били посевов. Всё бестолку. За добром идут, а добра не помнят.
Гретта вздохнула, вспоминая своё несладкое житьё в родной деревне. С ней было в точности так же, как c этой ведьмой. Слово в слово. К счастью, Гретта жила с отцом. А Вольга оказалась одна-одинешенька.
— Сцена была, скажу я тебе, как в королевском театре. Самая настоящая трагедия, вспомнить жутко. Стоит ведьма на пороге своей лесной избы и слёзно жалуется на жизнь не кому-нибудь, а командиру егерей. Защиты просит и заступничества от злых людей.
— Людишки умеют обидеть, тут не поспоришь, — грустно откликнулась Гретта. — Меня сельчане изводили до того, что руки тряслись и в глазах темнело.
— Ну вот и у нее потемнело однажды. Случился у них падеж скота. Купил кто-то на ярмарке овцу, а она возьми и окажись больной. И начала скотина хворать и колеть. Тут же позвали Вольгу, упросили помочь. Она глянула и сказала, что нужен ритуал на трое суток. Будет она класть в магический круг дорогие каменья и ценные травы, будет бдеть и колдовать без перерыва три дня. И назвала свою цену. Ничего не просила ужасного — только денег. Уже тогда она надумала уехать из Псовичей. Деревенские сразу согласились. Скинуться по паре медяков с каждого дома было несложно.
— Вылечила Вольга скот?
— Вылечила. Трое суток глаз не смыкала. Истратила все свои травы и каменья, измоталась до упаду. Болезнь как рукой сняло со всей животины. Но когда пришла ведьма за оплатой, встретили ее люди всей деревней и посмеялись над ней. А больше всех смеялся сын кузнеца. Говорил, что вся ее беда в том, что настоящего мужика в жизни ее несчастной никогда не было. Предложил вместо оплаты за ритуал сводить Вольгу на сеновал, чтобы доброты прибавить.
— Мерзавец…
— Еще какой. Ну, видать, и не выдержала ведьма. Прокляла его от души. Со всей злости.
— Так им всем и надо! — Гретта сидела насупленная, мрачная как грозовая туча. История эта разбередила ей сердце, разворошила старые воспоминания, обидные и горькие. Иногда, в тоскливые темные ночи, юная ведьма просыпалась в слезах, потому что эти воспоминания лезли в ее сны, и приходилось переживать всё снова, будто заживо. Все обиды и всю злость. Но даже ей люди не говорили таких ужасных слов. Гретта могла только представить, что за гнев полыхал в душе бедной Вольги.
— И как она удержалась и не убила никого своей силой.
— А вот этим и отличается хорошая ведьма от карги. Карга не думает о том, что будет дальше. Она помышляет только о своих жадных желаниях. О своих обидах и чаяниях. А такие, как ты и Вольга, — едва заметно егерь коснулся плеча Гретты, и девушка вздрогнула от того, что у нее перехватило дыхание, — никогда не сделают непоправимого зла. Расколдовали мы сына кузнеца. Никто больше не пострадал. Но, думаю, все они получили по заслугам.
— А Вольга как же?
— Вольгу мы увезли из деревни. Наши говорят, она до сих пор живет на востоке, в сингардских землях. Недалеко от Мертвого Леса. Уж там ее никто не обидит.
Гретта радостно улыбнулась. У страшной истории оказался счастливый конец.
***
Кони перемахнули через холм, и перед глазами во всей красе раскинулась Живица. Укрытый снегом город блистал на солнце, словно праздничная игрушка. Пузатые башенки и острые крыши, крытые красной черепицей, связки праздничных флажков и длинная вереница телег, легких повозок и пешего люда на дороге перед распахнутыми воротами города. Штефан оказался прав — перед развеселыми новогодними праздниками в Живицу ехали со всех окрестных деревень и сел. На ярмарку собирались торговцы всех мастей: горшечники, столяры, ювелиры и галантерейщики, торговцы тканями и древесиной, мукой и сахаром, душистыми специями и ценным моржовым клыком. К новогодним гуляниям на богатые заработки приезжали уличные театры, скоморохи, менестрели и гимнасты. Такой разношерстной публики в Живице не было никогда, кроме одной недели в самом конце года.
Егеря ехали по обочине, минуя пеструю очередь из желающих попасть в город. Люди здесь не теряли времени зря, и ярмарка началась прямо у ворот. Кто-то отчаянно и с надрывом расхваливал ценные специи из далеких южных стран. Кто-то уже купил двух молодых тонконогих кобылиц и теперь с гиканьем и свистом пытался унять ретивых скакунов. Разноцветные крашеные возки и тяжелые крытые телеги, нарядные девки в цветочных платках и ярких бусах — все здесь дышало весельем и грядущим праздником.
И тем мрачнее на фоне пестрой толпы смотрелись егеря. Форменные плащи, закрытые масками лица, колючие цепкие взгляды по сторонам. Кони, увешенные броней, а у седел — серебряные топоры и тяжелые арбалеты. Охотники молча, длинной серой цепочкой шли по снегу след в след. Люди уступали дорогу, пятясь и сторонясь. А стражники у ворот, едва завидев егерей, бросили проверку гончарного воза и, как один, подтянулись и козырнули. Борцов с нечистью в этих землях очень уважали. Ходили слухи, что еще дальше на севере люди даже некромантов привечали — потому что те могли управляться с проклятыми мертвецами. Но здесь, в Живице, самым страшным чудовищем была лесная карга, а потому ведьмоловам кланялись, не жалея спины.
— Доброго дня, милсдарь егерь! — Молодой стражник стрельнул глазами по мрачным уставшим лицам и кивнул Штефану, который ехал на коне впереди всех. — Добро пожаловать в город. А чего вы тут, любезные господа? Не случилось ли у нас беды? А то мы ить и не слыхали…
Парнишка с тревогой смотрел в глаза командиру отряда, но Штефан только отмахнулся.
— Мы здесь не по работе. Передай своим, пусть не тревожатся.
— Благодарствую, милсдарь. От всей, так сказать, души. Ежели сопроводить надо…
— Не нужно. В какой стороне рынок?
***
Штефан отправил свой отряд в таверну. Все десять его бойцов были выносливыми и закаленными. Они могли неделями пробираться пешком по глухим чащам, горам и пустошам, спать на голой земле, мокнуть под дождем и есть дурно обжаренных на костре сурков. Но при любом удобном случае командир егерей давал своим людям возможность отдохнуть как следует. Что могло быть ценнее горячей похлебки, кружки эля и мягкой постели, когда завтра тебя снова ждет собачий холод, свист ветра и конское седло!
Оставив лошадь отряду, егерь с ведьмой отправились в сторону базарной площади.
— Прошу, миледи. Прогуляемся по рынку.
— От тебя не отвяжешься… милсдарь. — Ведьма хихикнула, посмеиваясь над северным говором, уцепилась за предложенный локоть и пихнула охотника плечом в бок. — Почему всегда всё случается так, как ты хочешь? Это какое-то егерское заклинание, что ли?
Штефан вздернул бровь и хмыкнул:
— Нет никакого заклинания. Это только мое личное неотразимое обаяние.
— Ой, а хвост-то распушил! Вы только гляньте на этого индюка…
Гретта расхохоталась так звонко, будто серебряные колокольца зазвенели. Люди вокруг оглядывались на странную парочку, но егерь и ведьма шли по улице и ни на кого не смотрели.
Живице не сравниться было с Золотой Ганой. Но сегодня и здесь кипела жизнь. Город вокруг дышал и бурлил предпраздничной суетой. Новый Год отмечали все народы мира, все разумные существа и создания. Всякий по-своему, но у каждого это был радостный и щедрый праздник. Вот и в Живице северный люд готовился к веселью.
Низкие приземистые домики не так давно выбелили начисто, смели пыль с красных черепичных крыш, помыли стекла в окнах, а у порога положили яркие коврики. Перед приходом нового года из домов выносили все старьё. Сломанную мебель, надоевшую одежду, износившийся инвентарь и старую деревянную посуду отправляли в костер. Люди верили, что порог между прошлым и грядущим нужно переступать подготовленными. Чистыми и обновленными. Ведь в эти дни даже боги празднуют и веселятся не в верхнем мире, а здесь, на земле. Среди людей. Каждый прохожий, встречный и чужак в новогоднюю ночь мог оказаться богом. Потому щедрость обеденных столов и людское веселье не знали границ. Каждый в меру сил старался одарить ближнего. Каждый украшал свой дом, как мог. Связки сосновых веток подвешивали над окнами и дверями. Над улицами пестрели арки из лент, лапника и деревянных игрушек. За каждым стеклом мелькали горящие свечи, самодельные, из воска с травами, или купленные на ярмарке, яркие и разноцветные, с лепестками календулы и цветами лаванды.
Хотя Гретта устала, продрогла и проголодалась, юная ведьма вмиг забыла обо всех тяготах, едва взглянула на этот милый городок. Весь он был такой нарядный и славный, будто с картинки в детской книге. Золотая Гана, экономя жилое место, тянулась вверх этажами домов, величественными шпилями и тонкими белыми башнями. А здесь, на севере, люди строили пониже. Ближе к земле. Самым высоким зданием в Живице была пятиэтажная башня магов на самом севере города. И даже ее украсили к праздникам. Трепетали на серебряном шпиле длинные разноцветные флажки, свисали из-под красной черепицы яркие гирлянды, а в окошках мелькали красные и зеленые огоньки.
Но самым примечательным местом в Живице была ярмарка. Едва егерь и ведьма вышли на центральную площадь, как праздник хороводом окружил их, затягивая в свой бурный водоворот. Увлек перезвоном голосов и песен, яркими красками девичьих юбок, бумажных цветов и лент на столбах. Пленил и одурманил запахами свежих пирогов с зайчатиной, рыбой и сладкими яблоками. Кругом, куда ни глянь — соленая капуста с клюквой, золотистые оладьи, жареные перепела, копченые свиные бока и засахаренная вишня. Пиво лилось рекой, товары меняли хозяев под азартное хлопанье ладоней о колени и швыряние шапок оземь. Тут были и прыткие тонконогие кони из самой Золотой Ганы, и рулоны доброго шерстяного сукна и драгоценные сингардские шелка с далекого восточного края земли. Был розовый жемчуг южных морей и шкатулки, крытые перламутром и серебром, где райские птицы распускали крылья среди рубиновых цветов. Были доспехи из эльфийского серебра, возы ценной древесины, поделочный камень из гномьих гор и удивительные книги с большими яркими картинками внутри. На ярмарке торговали всем, что только может вообразить человечья душа. И Гретта тут же влилась в этот водоворот, лавируя между продавцами сладостей, лоточниками с пирожками и горячим сбитнем. Она тащила за собой Штефана, совала нос в пучки сушеных трав, теребила связки беличьих шкурок, тыкала пальцем в расписные чашки и приценивалась к свечам. Девушка была в своей стихии, а егерь послушно и молча шел за ней, присматривая, чтобы никто не обидел его маленькую ведьму.
Енот проснулся от оглушительного базарного гомона, вылез наружу, и как ни пытался Штефан запихнуть его под плащ — полосатый бандит ерепенился и сопротивлялся. Пришлось смириться. Зверь взобрался егерю на плечо и умостился там, как на смотровой площадке, теребя лапами то шляпу, то ухо охотника, то кожаные ремни его перевязи. Неутомимое, неугомонное и неудержимое чудовище.
— Сколько? Пять монет за эту рванину?
— Да какая рванина, милостивая сударыня! Разуйте, ради святых богов, свои прелестные глазки! Это же чистый песец, а не белка! Вы только гляньте, какая мягкая да тонкая!
— Маленькая, плюгавенькая и хвост помятый и щипаный! Две монеты за шкурку! Не больше, слышишь?
— Смилуйтесь, сударыня, да я сам покупаю за четыре! Это лучшая белка во всех северных угодьях. Четыре крошечных медных монеточки за этакую бельчищу!
— Да я за четыре монеты белого медведя куплю! Целиком!
Гретта сцепилась с торговцем шкурами не на жизнь, а насмерть. Тощий плешивый мужичок неопределенного возраста сражался, как тигр. На возу перед ним были разостланы великолепно выделанные меха. Белка, лисица, северный олень, белый медведь и даже пара шкур снежного волка, вот уж действительно редкость. Как и большинство местных, торговец был северянином с явной примесью крови налидов. А его забавный окающий акцент заставлял Штефана сдерживать улыбку. Северян в столице очень любили. Эти суровые искренние люди везли в Гану много ценного меха, моржовую кость, редкий рог нарвала и некоторые другие товары, которые можно добыть лишь в долине вечной мерзлоты.
Егерь готов был заплатить за ведьмины покупки чистым серебром, не торгуясь, но Гретта, как всегда, имела свое мнение. Поэтому она вела охотника за собой из одного ряда в другой, приценивалась, присматривалась, вступала в споры и сбивала цену. Это была очень бойкая и веселая ведьма.
Сложнее всего оказалось купить котел. С торговцем железной посудой Гретта едва не подралась. А все потому, что в самый неподходящий момент один полосатый паскудник потянул загребущие лапы к медным колокольчикам, дернул изо всех енотских сил, сорвал связку с крючка и попутно задел стойку с крышками. Крышки оглушительно грохнули, как литавры королевского оркестра, раскатились по всей округе, енот заверещал от ужаса и вместе с колокольчиками рухнул в огромный таз.
А что будет, если вдруг уронить в медный таз енота и связку колокольчиков? Конечно, паника! Визг, скрежет, вопли торговца, гудящий звон толстостенного металла, как на храмовой службе, припадочный лай ярмарочных собак, проклятия и ругань. Орали бабы, смеялись дети, а огромный и могучий командир боевого отряда егерей Золотой Ганы стоял посреди этой суматохи, прикрыв ладонью лицо, и из последних сил старался не заржать.
В конце концов Гретта схватила последнюю крышку и накрыла ею таз. Бедлам иссяк, но торговец, взглянув на разрушения и дикий кавардак, который устроили в его лавке дорогие гости, стал отчего-то очень зол.
— Это всё енот виноват! Ну послушайте, мы же так хорошо договорились на серебрячок, господин хороший! Ну смилуйтесь.
— Мы договорились до того счастливого момента, как ваше полосатое пугало разнесло мне всю утварь! Нет уж. Берите за полтора или ищите другой котел! Но поверьте, этот звон слышали даже моржи на побережье! Никто тут не продаст вам котел дешевле, чем за полтора серебра.
— Грабеж какой. Просто уму непостижимо…
Гретта бурчала и хмурилась. Но потом все же кивнула и протянула ладошку к Штефану. Егерь положил ей в руку две серебряные монеты, а потом откинул крышку с таза, вынул енота и сунул за пазуху. Ошалевший от грохота и звона бандит не сопротивлялся.
Охотник и ведьма ходили по ярмарочным рядам еще пару часов. Гретта выпросила у егеря крашеный пряник в виде скачущей лошадки и с таким удовольствием умяла его, что Штефан не мог сдержать улыбки. А вокруг голосили торговцы, зазывая покупателей и нахваливая свой товар.
— Подходи! Налетай!
— Пирожочки с пылу, с жару!
— Ткани крашеные, от молей заговоренные!
— Подходи, яхонтовый, возьми перстенечек бабе своей, порадуй красу.
— Даром отдаю! Пусть мне глаза повылазят, отдаю за что брал!
— За восемь давай. За восемь! За девять я свою гончарню открою.
— Лосось сахарный! Весь икряной!
То здесь то там на площади яркие гимнасты вытворяли чудеса на туго натянутой веревке, глотатели пламени удивляли своим мастерством, а менестрели перебирали струны лютен и гуселек. Юные гибкие танцовщицы плясали от души, вскидывая яркие юбки, стаптывая сапожки и увлекая в хоровод красивых молодых парней. Живица дышала наступающим новым годом, радостью и щедростью.
Гретта накупила целую кучу странных вещей. Тут были и расписные плошки, и шкурки животных, и по горсточке угощений — изюма, орехов и сушеных лесных ягод в бумажных кульках. Тут же жменька украшений, ярких бус, медных колечек, костяных гребней да пуговиц. Сложила ведьма в эту же кучу покупок кусок мела, целую пачку свечей, связки сушеных трав, цветов и много чего еще. Все было нужно для ритуала. Егерь смотрел на старания Гретты и в который раз удивлялся: заколдовать ведьма могла легко, в порыве гнева одним сильным злым словом. А вот исправлять беду приходилось старательно и долго.
— Ну что? Всё купила или разгромим еще пару лавочек?
— Нет уж. Хватит на сегодня. — Гретта подбоченилась, бросая задумчивый взгляд на новенький котел, забитый покупками. — Кажется, ничего не забыла. Остальное возьмем в таверне.
***
ГЛАВА 3
Таверна «Три гуся» стояла на широкой улице, недалеко от ярмарочной площади. Не самая дорогая в Живице, но добротная и чистая. Потолок здесь был недавно выбелен, стены к празднику увешаны еловыми лапами, доски пола и столы выскоблены, а из кухни разносился живительный дух крутой мясной похлебки, каши на шкварках и жареных пирожков.
В обеденный час народу на первом этаже таверны скопилось столько, что не протолкнуться. Люди сидели за столами небольшими компаниями и поодиночке. В «Трех гусях» не водилось скатертей на столах, зато посуда была чистая, девки-подавальщицы веселые и расторопные, а кушанья в миски накладывали с горкой и не жалели пива. Негромкий размеренный гул голосов заполнял весь первый этаж таверны. У дальней стены тихонько тренькала лютня, а из кухни доносились окрики поварихи, распекающей поварят.
Егеря заняли самый большой стол в углу. Парни поснимали свои дорожные плащи, шляпы и сдернули маски с лиц. На правом плече у каждого ярким пятном сверкала форменная нашивка — герб Золотой Ганы. Топоры стояли у стены, а сами охотники обедали от всей души. С размахом. В центре стола красовалось блюдо с целым запеченным кабанчиком, вокруг теснились тарелки, миски и поддоны. Похлебка с копчеными ребрышками, каша, поджаренная с грибами и луком, тушеные в сметане заячьи почки, паштет из гусиной печени, гречишные лепешки и целая гора пирожков. А кувшинов пива, эля и вина на столе было не счесть. У столичных охотников в карманах водилось серебро.
Егеря начали было подниматься с лавок, завидев командира, но Штефан сделал короткий жест рукой, разрешая им не вставать.
— Сидите. Роб, что с комнатой? Есть свободная?
— Да, командир.
Гретта с удивлением разглядывала егерей. Она почти никогда не видела охотников на ведьм без масок и плащей. А тут целых десять человек. Есть на что посмотреть.
Роб — правая рука и помощник командира, — худощавый жилистый мужичок лет сорока, больше всего был похож на дорожного разбойника. Рыжая с проседью борода, взгляд дикий, острый. Щеки в веснушках, а лицо недоброе. Ушлое.
И остальные ребятки в отряде Штефана напоминали Роба, как родные братья. Тертые калачи, бывалые. Рожи обветренные, движения скупые, точные, голоса хриплые, негромкие. И таким холодом веяло от этих парней, что хотелось поскорее отступить подальше. Словно не люди здесь трапезничали, а стая диких волков. Даже если знать, что эти звери не голодны — все равно жутко до мурашек.
Роб протянул командиру большой ключ с биркой, и Штефан кивнул:
— Ешьте, отдыхайте.
— А ты с нами не пообедаешь, командир?
— Поем после ритуала. — Старший егерь коротким жестом указал на Гретту.
Бойцы зафыркали, почти не скрывая гогот. И Роб ответил за всех, с каверзной улыбкой поглядывая на ведьму:
— Осторожнее там, Штеф. От таких ритуалов иной раз дети родятся.
Гретта уперла руки в бока, сощурила глаза и, притворно сердясь, сказала:
— Что-то у вас в отряде маловато енотов, господа ведьмоловы. Немедля нужна еще парочка.
Командир усмехнулся, придерживая ведьму за плечо.
— Ладно-ладно, кончайте зубоскалить. Скрестите лучше пальцы на удачу. Остин нужен нам сегодня в здравом уме и трезвой памяти. Так что вы тут не растекайтесь по лавкам. Кто был в ночном дежурстве — спать. Из трактира ни ногой. Сегодня вечером едем дальше.
Егеря охотно закивали, радостно налегая на кабанчика и пирожки. А Штефан с Греттой прошли через весь обеденный зал к лестнице на второй этаж. Там наверху были комнаты для ночлега.
— Любезный господин егерь!
Из-за стойки трактира наперерез уставшей парочке шагнул толстяк-трактирщик. Был он высокий и пышный, как сдобный пирог. Щеки румяные, усы — как новый веник, пушистые и блестящие. На чистом белом фартуке ни пятнышка, а голос густой, гулкий, будто не говорит, а в железную бочку рычит.
— Доброго вечера. Пусть боги хранят вас в пути.
— И тебе добра, хозяин.
— Не ждали мы таких важных гостей, да еще из Золотой Ганы. А уж как нагрянули ваши орлы-молодцы…
— Обидели кого-то? — Штефан прищурился, вскидывая взгляд на трактирщика.
— Нет-нет, упаси. Мы отродясь таких вежливых и добрых егерей не видывали. Я, господин, отчего вас тревожу. Не знали мы о том, что вы прибудете. Комнат на всех нету нынче. Две вот только и нашлось. Но ежели прикажете, я попрошу кое-кого из постояльцев переселиться в соседний трактир.
— Не нужно, хозяин. Больше двух нам и не потребуется.
На лице трактирщика тут же появилось облегчение. Он заулыбался, будто именинник, и весело прогудел:
— Господин егерь, только словечко молвите. Чем могу помочь вам и вашей… — В этот миг он опустил взгляд на Гретту и осекся. — Вашей… ведьме.
Лицо доброго толстяка побледнело и перекосилось. Он смотрел в колдовские девичьи глаза, видел промокшие грязные юбки и котел, полный всяких ведьмовских потрохов. Хозяин жалобно покосился на охотника и понизил голос, хотя это никак не помогло делу и слышали его почти все на этом этаже:
— А она не опасная без кандалов? А то вдруг кого уморит мне тут? Господин егерь, «Три гуся» — приличное заведение…
— Эта девушка не преступница. — Голос Штефана сделался вмиг холодным, будто лед. А взгляд стал предупреждающим и неприятно цепким. — Госпожа Нильсон добропорядочная гражданка Золотой Ганы и помогает нам в работе. Прошу относиться к ней с почтением. Ясно?
— Да… Да, сударь, — с опаской согласился хозяин. Ему, как любому человеку с севера, сложно было представить, что бывают незлонравные ведьмы. Но он все же поверил командиру егерей. — Отчего же к добропорядочной девушке не отнестись с почтением. Со всем нашим старанием.
Гретта не стала устраивать сцену и оскорбляться за такое отношение. Она слишком хорошо знала, что у людей чаще всего есть причины ненавидеть ее проклятую породу. К тому же было очень приятно, что Штефан заступился за ее доброе имя. Поэтому девушка тихонько кивнула и сказала трактирщику:
— Пришлите нам в комнату служанку, уважаемый хозяин. Я скажу ей, что нужно сделать.
— Как прикажете… госпожа.
***
На
