Восток. Запад. Цивилизация. Карина Демина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1 В которой состоялся откровенный разговор
• ГЛАВА 2 Где появляются гости и какой-никакой смысл жизни
• ГЛАВА 3 В которой почти ничего и не происходит
• ГЛАВА 4 Где джентльмены вновь спускаются в подвал, хотя и другой
• ГЛАВА 5 В которой леди пьют чай и ведут застольные беседы
• ГЛАВА 6 О том, что делать и кто виноват
• ГЛАВА 7 Где все-таки задаются вопросы и приходят ответы, которые, правда, мало что меняют
• ГЛАВА 8 В которой находится место семейному обеду и задушевным разговорам обо всем
• ГЛАВА 9 Про леди, которым все еще свойственно излишнее любопытство
• ГЛАВА 10 Про то, что не все двери оставляют открытыми
• ГЛАВА 11 О том, что реальность порой куда сложнее, чем кажется
• ГЛАВА 12 В которой ведьма осознает, что она действительно ведьма
• ГЛАВА 13 Где леди получает предложение о дружбе и помощи
• ГЛАВА 14 В которой ведется беседа по душам и делается некий вывод
• ГЛАВА 15 О двуногих и пернатых
• ГЛАВА 16 Где есть место искусству и милым девичьим беседам
• ГЛАВА 17 Об университете и студентах
• ГЛАВА 18 В которой леди собираются учиться
• ГЛАВА 19 О леди и учебе
• ГЛАВА 20 Где есть место прогулкам и встречам
• ГЛАВА 21 О старых друзьях и сомнительных разговорах
• ГЛАВА 22 В которой леди запускают шарики
• ГЛАВА 23 О ночных приключениях
• ГЛАВА 24 Где ведьма танцует и случается полнолуние
• ГЛАВА 25 В которой джентльмены приветствуют леди
• ГЛАВА 26 В которой читают лекцию, а еще объясняют возможности невозможного
• ГЛАВА 27 О делах очень и очень важных
• ГЛАВА 28 О сомнительного рода приглашениях
• ГЛАВА 29 Где занятия продолжаются, а у леди появляется поклонник
• ГЛАВА 30 О тайных тайнах тайного сообщества
• ГЛАВА 31 В которой находится место завтраку и заговору
• ГЛАВА 32 Где леди пробуют свои силы с весьма необычным результатом
• ГЛАВА 33 В которой леди переживают
• ГЛАВА 34 Где джентльмены держат совет
• ГЛАВА 35 О том, что некроманты бывают разными
• ГЛАВА 36 В которой снова появляются драконы
• ГЛАВА 37 В которой леди изволят болеть, выздоравливать и гулять
• ГЛАВА 38 Где есть место драконам и девицам
• ГЛАВА 39 О том, что не все прогулки одинаково полезны
• ГЛАВА 40 В которой леди борется со злом и одерживает сокрушительную победу
• ГЛАВА 41 Где леди узнает страшную тайну
• ГЛАВА 42 В которой джентльмену поступает сомнительного свойства предложение
• ГЛАВА 43 О сложностях некромантского бытия
• ГЛАВА 44 Где, если подумать, ничего не происходит
• ГЛАВА 45 О сложностях семейных отношений
• ГЛАВА 46 В которой леди примеряет платье, а заодно узнает о великих перспективах
• ГЛАВА 47 Где речь идет о шаманах и безумных идеях
• ГЛАВА 48 В которой случается бал и встреча
• ГЛАВА 49 Где каждый получает желаемое
• ГЛАВА 50 Где вновь же появляется дракон
• ГЛАВА 51 Предпоследняя
• ГЛАВА 52 В которой раздаются титулы и открываются новые перспективы
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Продолжение истории "Почти цивилизованный Восток"

ГЛАВА 1 В которой состоялся откровенный разговор

Эва сама не могла сказать, с какого момента и, собственно говоря, зачем она вообще решила подглядеть за сестрой.

   После представления?

   Нет, конечно. Тогда голова была занята совсем другими мыслями. Странными. Путанными такими, в которых и удивление было, и радость, и… и огорчение. Даже сперва радость, а потом она сменилась совсем-совсем уж огорчением.

   Граф.

   И племянник Императора.

   На Императора тогда Эва и взглянуть побоялась, очень уж он показался грозным. И даже думалось, что вот он сейчас посмотрит в глаза Эве и все-то превсе про нее поймет. Даже то, чего Эва сама не понимает. А он вот взял и…

   - Кто бы мог подумать, - тихо произнесла матушка и поглядела на Эву как-то так… с жалостью?

   Нет, Эва привыкла, что её жалели.

   За несовершенство там жизненное. За то, что у нее ничего-то толком не выходит правильно. И вообще. В целом. Но тут стало горько.

   Еще и Эдди…

   Его мигом окружили, и та же Лизелотта с Дианой первыми подошли, точнее не сами, а их матушки, но потом уже и они, и остальные, и…

   - Вот и все, - мрачно заметила Тори, прищурившись. – Проворонила графа, сестрица.

   Эва ничего не ответила.

   Только подумала, что зато у нее перо есть.

   Воронье.

   Настоящее. И… и остаток вечера она запомнила смутно. Разве что вот танец. Она обещала и Эдди запомнил, хотя теперь, наверное, с ним любая бы с радостью танцевать согласилась.

   Потому что граф.

   И племянник императора.

   Как такое возможно?

   Она хотела спросить, когда он подошел, но взглянула на мрачное лицо и промолчала. Улыбнулась так, как учили, очень и очень вежливо. И танцевала, танцевала…

   А потом, конечно, не удержалась и глупость ляпнула:

   - Вы на него совсем не похожи.

   Эдди хмыкнул и впервые улыбнулся. Наверное, глупость совсем смешной была.

   - Знаю, - сказал он. – Общей крови у нас нет, а он… вот разве можно так с людьми-то? Без предупреждения.

   И плечом повел.

   Ткань фрака затрещала.

   - Сочувствую, - если уж говорить глупости, то от всего сердца. Тем более почему-то Эва и вправду сочувствовала. Хотя, казалось бы, как можно сочувствовать человеку, которому только что подарили титул и признали родственником Императора?

   Слово-то сказано при всех. И уж теперь, даже если Император захочет, отказаться от него не выйдет.

   - И эти вот еще… - он мотнул головой. – Леди, чтоб их…

   - Что с ними?

   Сердце тогда еще сжалось.

   - Да… страшно. Вот смотрят так, будто прикидывают, как загонять станут.

   - Станут, - подтвердила Эва. – Всенепременно. Вы теперь очень ценная…

   - Дичь?

   - Именно, - страхи вдруг отступили. И обида тоже. В конце концов, он не виноват, что оказался графом. И ладно бы просто… с просто графом Эва, может, и смогла бы породниться, несмотря на подпорченную репутацию.

   О чем она только думает-то?

   Но вот родственник Императора.

   И близкий.

   Племянник – это вам не четвероюродный кузен по линии давно почившей прабабки. Племянник – это очень и очень серьезно.

   И без разрешения Императора он жениться не сможет.

   А Император никогда не разрешит родственнику породниться с кем-то вроде Эвы… то ли дело Лилиан. У нее дедушка – герцог. И репутация безупречнейшая.

   - В том и дело, я не привык быть дичью, - Эдди держал руку очень осторожно. – Не самые приятные… ощущения. Зачем я им нужен-то?

   - Чтобы выйти замуж.

   - Они ж меня боятся, - он вел и держался так, будто бы ему не впервой было танцевать на императорском балу. И… и что Эва вообще о нем знает?

   Кроме того, что он шаман и еще немного ворон?

   И у него клюв грозный, а перья наоборот очень мягкие?

   Кроме того, что он искал её, пусть бы даже Эва была ему никем, но искал ведь. И нашел. И пришел. Спас. А потом вернул домой.

   Достаточно ли это, чтобы влюбиться? Или она снова себе все придумывает? В прошлый раз ведь Эва тоже была уверена, что влюблена. И что эта любовь – та самая, истинная, которая от первого взгляда и до последнего вздоха. А сейчас, если подумать, она и лицо-то Стефано вспоминает с трудом.

   Так какая любовь?

   Или не в любви дело, а в самой Эве? В ее легкомысленности? Матушка рассказывала, что некоторые особы настолько ветрены, что могут влюбляться не в одного мужчину, а… в двух.

   Или даже в трех.

   Но это, наверное, точно выдумка.

   Или нет?

   - Это не важно, - она сумела-таки собраться с мыслями, которые все норовили разбежаться. – Берта тоже боятся, но все равно норовят поближе подойти. Дело не в страхе. Дело в положении. Та, что станет вашей женой, она, во-первых, будет графиней.

   Кажется, он хихикнул.

   От нервов, наверное.

   - А во-вторых, ваше родство с Императором…

   Точно хихикнул.

   - …позволит ей занять очень высокое положение при дворе.

   - Понятно. А я?

   - А что с вами?

   - Зачем мне жена, которая меня боится?

   - Ну… она привыкнет. Может быть. И вообще, вы вовсе даже не страшный.

   На нее поглядели так, сверху вниз. И может, он бы сказал что-нибудь, но танец завершился, и Эву препроводили к матушке. Второй же раз приглашать её не стали, и это было понятно.

   Но и с другими он не танцевал.

   А потом вовсе куда-то исчез к небывалому разочарованию дам. Эва остаток вечера думала… о всяком. И от мыслей становилось то грустно, то смешно, то вообще как-то так, будто бы все равно.

   И уже в карете Тори заметила:

   - Это будет забавно.

   А матушка поглядела на нее и строго так, как никогда прежде, произнесла:

   - Ничего забавного в данной ситуации я не вижу.

   Тогда-то Эва и решила приглядеть за сестрицей. Или все-таки позже? Когда дверь в её комнату скрипнула? Комнаты-то, как и прежде, рядом. А двери скрипучие, хотя их смазывали-смазывали, но они все равно скрипели. Впрочем, Эва знала, что у дома есть свой характер и что Тори он немного недолюбливает, тогда как в комнатах Эвы никогда ничего не скрипело. И сквозняки тоже не случались.

   Не забивались каминные трубы.

   И сами камины горели всегда ярко. Перины были мягки, одеяла легки, но все одно не спалось. Вот совершенно. От мыслей в голове. От того, что она запуталась, а распутаться никак не получалось. Хоть ты и вправду в монастырь уходи, но…

   Но скрипнула дверь. И потом дом вздохнул еще.

   А Эва поднялась.

   И выглянула в коридор. Осторожненько так. И как раз вовремя, чтобы увидеть Тори, которая медленно шла куда-то. И главное, шла странно так. Два шага. Остановится. И еще пару шагов. И снова остановится. И опять. И шаги эти такие… неправильные.

   - Эй, - окликнула Эва, но сестрица даже не обернулась. Добравшись до лестницы, Тори застыла перед ней. В полутьме её фигура просвечивала через тонкое полотно рубахи. И сама Тори казалась призраком, жутковатым, честно говоря.

   - Тори, - Эва решительно подошла и… поняла.

   Спит.

   Её сестра стояла у лестницы с закрытыми глазами. И не решалась сделать шаг.

   К счастью.

   И… и появилась подлая мыслишка отступить. С ними ведь случалось во сне ходить. Раньше. В детстве. Когда дар только-только начал проявляться. Именно тогда Эва однажды и упала с лестницы. К счастью, ничего не сломала, но там-то, в имении, и лестница была в пять ступенек, невысоких, а тут…

   Если Тори упадет, то Эва снова останется единственной дочерью.

   Но…

   Она осторожно взяла сестру за руку.

   - Идем, - сказала ей, разворачивая. И Тори подчинилась. – Надо спать в кровати.

   Шаг.

   И второй.

   И удалось отвести к комнатам, и даже внутрь Тори зашла. И Эва с ней конечно, чтобы увидеть прикорнувшую в кресле горничную.

   Стало быть, матушка или Берт, или отец, но заподозрили что-то такое, если приставили эту девицу. А она заснула.

   - Ложись, - сказала Эва, подведя сестру к кровати. – Давай, спать пора…

   Тори молча забралась в постель и легла на спину. Руки её вытянулись вдоль тела, а глаза вдруг открылись. И Эва ужаснулась тому, до чего черными они сделались вдруг. Потом уж поняла, что глаза обычные, но зрачок расплылся.

   - Сестрица, - сиплым голосом произнесла Тори. – А я тебя вижу.

   - Я тебя тоже вижу. Спи давай.

   И Тори послушно закрыла глаза.

   Эва некоторое время посидела рядом, раздумывая, будет ли безопасно оставить её так. Потом попыталась разбудить горничную, но девица лишь бормотала что-то и пускала пузыри. И вздыхала еще так томно, как в романе.

   В общем…

   Тори, кажется, уснула нормально. И Эва вернулась к себе, решив, что утром обязательно расскажет обо всем матушке. Пусть или горничную заменит, или дверь закрывают. А то и вправду, сверзнется сестрица с лестницы и шею свернет.

   Не то, чтобы сильно жаль, но… но как-то это не по-родственному.

   А утром Тори явилась сама. Рано. Эва еще и из постели не выбралась, а она уже тут. И главное, умыта, одета и волосы даже заплела в косу.

   - Поговорить надо, - сказала она, усаживаясь на кровать. – А ты все такая же соня. И копуша.

   - Будешь дразниться, - Эва подавила зевок. – Сама с собой и разговаривай.

   Тори хмыкнула.

   - Не говори маме.

   - О чем?

   - Ты знаешь.

   - О том, что ты…

   - И соображаешь туго, - Тори поглядела на потолок.

   - Это опасно, - Эва выбралась из кровати, чтобы сесть.

   Раньше им случалось сидеть вот так, вместе. Рядышком. Но давно. Там, в имении, когда они тайком пробрались на чердак, потому что Тори была уверена, что где-то там, на чердаке, сокрыты древние сокровища. Эва еще сомневалась, что им там делать.

   Но Тори всегда умела убеждать.

   И в тот раз тоже.

   Сокровищ они не нашли, зато отыскали сундук со старинными нарядами. И пусть их частью мыши поели, но ведь все равно интересно было. И зеркало то, с трещиной. И еще много другого. А потом, уже вечером, оставленные без ужина – их тогда все обыскались – они сидели на подоконнике комнаты Эвы, смотрели в ночь и разговаривали о чем-то безумно важном.

   Почему потом все пошло не так?

   - Да ладно…

   - Ты могла свалиться с лестницы, - Эва вытянула ленту из косы. Волосы опять растрепались, и расчесывать их придется гребнем долго. – А здесь лестница такая, что…

   - Шею сверну?

   - Именно.

   - Мне надо.

   - Куда?

   - Сама не знаю, - она обняла себя. – Я спать боюсь. И в то же время… сложно объяснить. Понимаешь, я так устала тогда… помнишь, матушка все время твердила, что мы должны то, мы должны се… быть лучше всех. Идеальные юные леди. Манеры, все остальное…

   - У тебя ведь получалось.

   - И у тебя бы получилось, если бы ты захотела.

   - Я хотела!

   - Да ну… ты вечно отвлекалась. Просто брала и отвлекалась! И забывала! Тебе целый день твердили о чем-то, а ты потом раз и… а я так не умела! Если бы ты знала, до чего утомительно это… а еще первый бал. Матушка о нем заговаривала, а я только представила, как на меня все будут смотреть! И… и курицы эти еще.

   - Кто?

   - Джемма. И Сара Уайтхилл. Катарина…

   - Вы ведь дружили!

   - Как бы не так, - фыркнула Тори. – Только такая наивная курица, как ты, могла поверить в эту дружбу.

   - Сейчас в нос дам.

   - Такой ты мне нравишься больше… а дружба… мы вроде бы и дружили, но каждый раз мне давали понять, какое они мне делают одолжение. Я ведь из Орвудов! Из тех самых Орвудов, которые некроманты, которые…

   - Страшные и ужасные?

   - Проклятые.

   - Просто невыносимые. И рядом с ними нельзя даже стоять…

   - Точно.

   Они переглянулись.

   И Эва улыбнулась, робко так.

   - Я подумала, что… что вот будет бал. Дебют. И маменька ведь не просто так, она выберет самый-самый важный бал…

   - Как у герцогини?

   - Точно. И там ведь не только мы. Там… там соберутся все дебютантки, кто хоть что-то из себя представляет. И мы. И… вот представь, что все танцуют и веселятся, а мы стоим у стены. Целый вечер. И все это видят. Перешептываются. Пальцами не показывают, но и так понятно, что мы… мы…

   - Орвуды, - сказала Эва.

   - Да.

   - Матушка бы этого не допустила. Ты же знаешь. Она бы отписалась… кузенам. И Берт тоже.

   - Знаю, конечно. Но я… испугалась. Я решила, что потренируюсь. Там. Во снах. Ты же знаешь, что у меня отлично получалось со снами. Вот я и подумала, что могу как-то… свой бал устроить. Во сне. Там ведь все будет именно так, как я хочу.

   Тихий вздох.

   И удивление. Разве Тори могла вот так? Бояться? Она никого и никогда не боялась!

   - И получилось. Раз, другой… потом ужин семейный, когда… когда все рады и довольны. Мама улыбается. Папа… это затянуло. Я сама не заметила, как увлеклась. И… потерялась.

   - Ты?

   - А думаешь, я по своей воле там пару лет проторчала?!

   - Ну… - признаваться, что Эва думала именно так, не хотелось.

   - Все просто. Я создавала мир. И уходила в него. Дальше и дальше. И однажды поняла, что вокруг только он, созданный мною мир. И деваться мне от него некуда совершенно. Я попала в собственную ловушку. Дом. Семья. Любящая. Готовая исполнить любой мой каприз. Ненастоящая. А выйти я не могла!

   - Извини, - Эва отвела взгляд. Почему-то было очень стыдно, хотя уж она-то отношения к случившемуся не имела.

   А еще почему-то было приятно, что Тори, что она тоже далеко не совершенство. Хотя истинная леди не допустила бы подобных мыслей. Но Эва уже поняла, что истинной леди ей не быть.

   - Там и время идет совершенно иначе. Я… жила и жила, и… если куда и получалось выглядывать, то в чужие сны. Мысли. Ты бы знала, какие пакости люди видят. А уж думают… однажды… - Тори передернуло. – Я заглянула в одного человека. Случайно. Он… он убивал. Девушек. Совсем молоденьких. Долго, мучительно. Я так испугалась, что… что потом долго не решалась выйти. Все казалось, что он меня обнаружит, дотянется… там тоже не так безопасно. А потом вдруг появилась ты. И… и сбежала.

   - Извини, я не знала, что ты на самом деле потерялась, - может, Эва далеко не истинная леди, но она умеет признавать собственные ошибки.

   - А я не сказала. Мне вдруг стало так… так невыносимо стыдно! Я ведь всегда была сильной! А тут вот все это…

   - И ты ко мне прицепилась.

   - Ну… я подумала, что если прослежу, как ты приходишь и уходишь, то сумею вернуться. А ты… ты вдруг исчезала. Раз и нет. И я не могла понять, как это происходит.

   - Я сама не понимаю, - призналась Эва.

   - Я стала тебя искать. И вдруг оказалось, что я могу. Найти. Не только тебя. Отца. Мать. Если сосредоточиться. Если отделить выдуманное от настоящего. Это не просто, но у меня получилось! И я нашла выход!

   - Я рада, - это Эва произнесла серьезно. А Тори кивнула.

   - Извини, что… я просто… просто испугалась, что вы поймете, какая я… дура.

   Сестру Эва не обнимала целую вечность. А уж чтобы та…

   - Я не позволю этим курицам нас обижать, - сказала Тори на ухо. А Эва кивнула. И она тоже… и в конце концов, бал там или нет, но у стены тоже можно постоять. Если вдвоем, то даже с интересом, потому что Тори всегда умела высказываться как-то так… скучно точно не будет.

   - Думаешь, на балу у герцогини будет Лилиан?

   - И не только она… спорим, эта курица вырядится так, чтобы все сразу поняли, что у папеньки капиталы? – фыркнула Тори, отстраняясь. – Она никогда не умела вовремя остановиться, и судя по тому ужасному платью, которое она нацепила в прошлый раз, за эти годы мало что изменилось.

   - Еще бы… а Диана так же млеет от розового.

   - Ей он категорически не идет.

   - Но это никогда не мешало ей выражать свою любовь… - Эва прикусила язык. Никогда раньше она так ни злословила.

   Или…

   Почти никогда.

   - Я не хочу опять потеряться, - сказала Тори.

   - Ты едва не упала.

   - Я… знаешь, я ведь понимала, что происходит. Видела. Я снова была там, но все равно не до конца. И… меня тянуло. Вниз. Только тело было таким… таким, словно чужим. И я пыталась вернуться.

   - Поэтому останавливалась?

   - Да. И горничную, кажется, тоже я… твой… знакомый, он назвал меня ведьмой.

   - Он не со зла.

   - Нет. Это… это, кажется, правда. Иногда я вот вижу в людях что-то такое… это не дар. Дара у меня нет. Но есть способности. Хотя… все это ерунда. Мне надо вниз.

   - Куда?

   - Понятия не имею! Но если я не спущусь, если… понимаешь, будто зовет кто-то. И ему плохо. Очень-очень. А я могу помочь. Если не помогу, то он уйдет. И я с ним тоже. Уже не понимаю, почему.

   - Надо рассказать отцу.

   - Надо ли, - Тори поморщилась.

   - Надо, - Эва дотянулась до столика. – Расчешешь? А то у меня никогда не получалось их не выдирать. Но рассказать – обязательно. Если не отцу, то Берту. Мы с тобой наделали прилично глупостей.

   - Это да, - Тори взяла щетку. – Только не вертись. Ты никогда не умела сидеть спокойно.

   - И не научилась.

   - Зато научилась огрызаться, а это, поверь, куда как полезнее…

   Эва поверила.

   Почему бы и нет. А вот волосы Тори умела расчесывать, как никто другой.

ГЛАВА 2 Где появляются гости и какой-никакой смысл жизни

- Ах, вы и правда жили в степях, - девица нервно моргнула и попыталась изобразить заинтересованность. – Это так… романтично. Я себе и представить не могу.

   Она снова моргнула и покосилась на пухлую даму в темно-зеленом платье. Платье было в узкую полоску, и оттого дама как-то сливалась с диванчиком, на котором она устроилась.

   В руках она держала фарфоровую чашку и на девицу глядела поверх нее, строго и требовательно.

   - Извините, - девицу стало жаль, себя еще жальче, и Эдди поднялся. – Но мне пора идти. Дела. Матушка.

   Он поклонился матушке, которая кивнула в ответ.

   Вот ведь…

   Поневоле начинаешь радоваться, что на территории этого самого университета женщин нет. То есть, не было. Будут. Но Милисента – другое, как и Эва, которая, может, и похожа на леди, но уж его-то точно не боится. А эти…

   Заявились.

   Вот с того вечера и потянулись. Сперва кучей визитных карточек, которые матушка разбирала, благо, не требуя участвовать в этом преувлекательном процессе. Потом… визитами.

   Матушкиных подружек.

   А у тех подружек вдруг оказывались юные и прекрасные родственницы, которых вот прямо срочно требовалось представить.

   Родственницы представлялись.

   Бледнели.

   Одна, особо трепетная, и чувств лишилась, чем вызвала недовольство сопровождавшей её дамы. И тогда-то Эдди подумал, что сбежит.

   Не удалось.

   И теперь вот…

   - Дорогой, - матушка вежливо постучалась, прежде чем войти. Неужели все же бросила гостей.

   - Да?

   Эдди ослабил узел галстука.

   Как удавка, право слово.

   - Все хорошо?

   Он хотел было сказать, что да, но…

   - Нет, - получилось неожиданно даже для себя. – Извини, матушка, но… это все… это не для меня. Я… может, и вправду вернусь. Туда…

   Сказать «домой» язык не повернулся. Там дома как раз и не было. И тут тоже. А где? Кто ж его знает.

   - Потом. Когда завершишь свои дела, - она поставила огромную кружку на столик. И откуда взяла? Эдди казалось, что таких-то в доме точно нет.

   - Потом, - согласился он.

   И чай заварили крепко, а не так, как тут повелось. Вон, до черноты. И никакого молока. А сахару… он принюхался. Так и есть, не пожалели.

   - Извини, - матушка присела. – Мне стоило подумать, что для тебя все это будет мучительно.

   - Почему ты не сказала?

   - О чем?

   - О том… о том, что ты…

   - Сестра императора?

   - Именно.

   - Как-то вот… - она провела ладонью по ткани. – Я не была уверена, что он обрадуется моему возвращению. Оно все же создает некоторые проблемы. И для него в том числе… и брак этот мой. Он морганистический.

   - Чего?

   Матушка поглядела с легким упреком.

   - Не притворяйся глупее, чем ты есть. Я все-таки тебя хорошо знаю. Я вышла замуж за человека, который много ниже меня по положению. Более того, он вообще не имеет титула. И следовательно, я утратила право на свой. Но…

   - Кровь – это не титул.

   - Верно. И… мы никогда-то не были особо дружны с братом. Он сложный человек. И… и наверное, Император не может позволить себе быть другим. Как и слабости. И родственных чувств в принципе.

   - Он мог сделать вид, что тебя не знает.

   - Мог бы. Или просто сослать куда подальше от города. Запретить появляться в обществе. Запереть в лечебнице для душевнобольных. Он многое мог.

   - А вместо этого он назвал меня племянником!

   - Не кричи. Слуги здесь верные, но все одно не стоит давать им повод для сплетен. Чай вот пей. Кстати, Семптоны – это императорская ветвь. Одна из. Мертвая ныне, но теперь получит новую жизнь.

   - Я не просил.

   - Я говорила ему, что ты не слишком обрадуешься. Но ему показалось забавным.

   - Сделать меня графом?

   - Видишь ли, дорогой, все немного… сложнее. Сын моего брата… мой племянник. И наследник престола. Он болен. Серьезно. Он с рождения был слаб, и все надеялись, что слабость перерастет, но становилось лишь хуже. Сейчас… надежды почти не осталось. И теоретически ты…

   - Нет! – вот теперь стало по-настоящему страшно.

   - Видишь ли, совокупность факторов такова, что женщину на престоле не примут. Разве что в качестве супруги будущего императора, этаким символом преемственности власти. И крови. Поскольку кровь тоже важна. Мой брак лишил меня титула, но не принадлежности к семье. Ты же усыновлен по всем правилам и законом уравнен с прочими… детьми.

   А император, вместо того, чтобы перечеркнуть все эти бумаги, и не надо говорить, что закон стоит выше, взял да признал, что усыновление это, что родство…

   С чего вдруг?

   После минутного знакомства уверился, будто Эдди достоин занять трон? Да хрена с два.

   - Чего он хочет?

   - Скажем так, он подозревает, что заговор этот… не до конца ликвидирован. Что есть те, кто поддерживал заговорщиков, по старому обычаю оставаясь в тени.

   Не было печали.

   Дерьмо.

   Кругом одно дерьмо.

   - И поэтому титул?

   - Именно. Семптоны… этот получали как правило незаконнорожденные отпрыски Императора. Он временный. Своего рода титул признания.

   - Что? Он же… нет… это же бред! Он серьезно думает, будто кто-то поверит, что я – его незаконнорожденное дитя… которое что?

   - Знаешь, дорогой, - матушка печально улыбнулась. – Они скорее поверят в то, что ты – его незаконнорожденный сын, которого я воспитывала на краю мира, искупая вину за неудачный брак, чем в то, что…

   - Ты просто взяла в дом мальчишку из ниоткуда?

   - Ты не из ниоткуда.

   - Для тебя.

   - Именно. И помни об этом.

   - Я и не забываю. Но… мог бы и меня спросить, - проворчал Эдди. Чашка аккуратно устроилась меж ладоней. И грела. И было тепло, даже приятно, если отрешиться от всего этого, что вокруг.

   Отрешиться не выйдет.

   - Он все-таки император.

   - Он тебе угрожал? – если так, Эдди не посмотрит на корону, свернет засранцу нос на бок.

   - Нет, - матушка усмехнулась. – Он бы в жизни не опустился бы до угроз. Он все-таки император.

   - И от этого не может быть засранцем?

   - Еще как может. Более того, чаще всего и приходится, быть засранцем… на деле все сложнее. Мне тоже этот вариант не слишком понравился, как и ему… говоря по правде, будь другой выход…

   Но другого, приемлемого, не нашлось.

   Или искали плохо, или опять Эдди чего-то там не понимает.

   - То есть, он думает, что я настолько впечатлю заговорщиков, что они зашевелятся? И постараются… что? Меня угробить, чтобы ненароком трон не занял?

   - Скорее уж с тобой договориться. Угробить тебя крайне непросто, - матушка улыбнулась уголками губ. – Хотя он и опасался…

   Вот уж во что Эдди не верил, так это в опасения или паче того беспокойство свежеобретенного, чтоб его в бездну, родственничка.

   - Как ни странно, но на троне ты бы многих устроил…

   Не приведите степные боги!

   Эдди поспешно глотнул чаю. И едва не выплюнул. Горячий, зараза!

   - Это кружка с подогревом, - улыбка матушки стала шире. – Нашла в одном премилом магазинчике. Так вот, извини, я не хочу тебя обидеть, но ты выглядишь…

   - Как дикарь?

   - Как орк-дикарь. А о них здесь сложилось весьма однозначное впечатление.

   И надо полагать, не самое лучшее. Хотя… чего уж тут. Даже там, дома, орков опасались, но не настолько, чтобы признать равными.

   - Дикарь, стало быть…

   - Именно. Ограниченный. Примитивный. И управляемый. А это, поверь, самое желанное качество у будущего Императора.

   - Для кого желанное?

   - Для того, само собой, кто захочет им воспользоваться. Так что, полагаю, весьма скоро с тобой постараются свести знакомство.

   - Мне показалось, что уже.

   - О, это только первые ласточки, так сказать.

   Эдди поежился.

   - Дамы высшего света всегда умели чуять… перспективы, - матушка щелкнула пальцами. – Пока слух только-только пошел, но сам титул и близость к трону делают тебя весьма завидным женихом.

   - Не было печали.

   Найти бы того предсказателя и морду набить.

   - Весьма скоро какая-нибудь юная особа явится не в сопровождении тетушки или матушки, но вместе с братом. Кузеном. Или еще каким-нибудь родственником. А уж тот постарается познакомиться с тобой… ввести в круг.

   - И что мне делать?

   - То, что делают дикари с точки зрения цивилизованных людей?

   - Естественно пьют и буянят.

   Понятно.

   Эдди поморщился и уточнил:

   - Насколько сильно буянят?

   - Желательно, чтобы… скажем так, некоторое членовредительство допустимо, но Джер просил никого не убивать без особой на то необходимости.

   Как расплывчато.

   - Постараюсь, - буркнул Эдди и все-таки вдохнул сладкий аромат чая.

   - Еще в долг бери.

   - Зачем?

   - Расписки. Деньги – один из наиболее удобных способов повлиять на человека. Вероятнее всего тебя постараются втянуть в игру. Бега, скачки, карты…

   Чай настоялся. Горький и сладкий в то же время.

   - Играй. И проигрывай. Пожалуйста.

   - А если наоборот?

   - Иногда. Пусть сочтут, что дело в везении. Но… не всегда игра будет честной.

   Стало быть, благородные госпожа шулерством не брезгуют? Дома бы за такое руки переломали бы, а тут придется сдерживаться.

   Или нет?

   Передергивать карты можно по-разному. И даром ли Эдди учился.

   - А не получится ли так, что я вдруг останусь должен много-много денег разным… людям.

   - Нет. Его Императорское величество оплатит твои долги. Но сперва вы поругаетесь. Крепко. Из-за этих самых долгов.

   Эдди вздохнул.

   Как же он… даже не устал. Еще ничего не началось, а уже точно.

   - Несколько дней тому Джеральда пытались отравить. Клодин, старшая дочь его, слегла… у нее вдруг обнаружились серьезные проблемы с даром, хотя сам он слабый и прежде ничего подобного не происходило, - матушка говорила это чуть в сторону. – Джер отправил девочек на побережье, якобы воздух здешний им вреде. На самом деле…

   - Боится, что отравят?

   Это меняло дело. Пусть даже Эдди не был знаком с этими… кто они ему, к слову? Кузины? Но они – матушкина родня. И главное, матушка о ней беспокоится.

   - Боится. И… Арни… мой племянник, она давно живет в крепости. Морской воздух полезен. И сам говорит, что ему там легче. Для всех он – ученый, который ведет изыскания. Но главное, что в Клиффорде до них не добраться.

   А в том, что добраться попробуют, нет сомнений.

   - Кто?

   - Пока не известно. И понимаешь, яд… он и не яд словно. Джер говорит, что выпил чаю и… утратил дар. Вдруг. Потом тот вернулся, но ему все одно было дурно. Он вызвал целителей, но они ничего не обнаружили. Он решил было, что дело в… нервах.

   Матушка чувствовала себя виноватой. И пожалуй, Эдди мог бы её понять.

   - Но тут Клоди слегла… и главное, тоже самое, ни симптомов, ни… один из дворцовых целителей вспомнил, что сталкивался недавно с чем-то подобным. Коллега к нему обращался. Он и отправил за этим коллегой. А… там все сложно. Жизни девочки, к счастью, ничего не угрожает, но вот вернется ли дар – вопрос.

   Эдди допил чай.

   И поднялся.

   - Хорошо, - веско произнес он. – Передай дорогому… дядюшке…

   И как язык-то не отвалился, сказать такое?

   - Что будет ему дикарь. Образцово-показательный. Только… может, тебе тоже на Побережье? Мне всяко спокойнее будет.

   - Дара у меня нет, - матушка взяла кружку. – И прав на престол тоже. Кому я интересна сама по себе? А вот советом помочь могу.

   - И… - Эдди вдруг спохватился. – Слушай, я ведь Чарли обещался в университет.

   - Знаю. Джеральд сказал, что лучше и быть не может. Там легче свести правильные знакомства. Но все равно, - она поглядела снизу вверх и в глазах её Эдди увидел беспокойство. – Ты осторожнее, хорошо? Брат мне дорог, но вы с Милли – дороже. Если почувствуешь опасность, бросай все и беги.

   - Дикари, - Эдди усмехнулся. – Не бегают. Особенно, если у них есть правильная дубина.

   Он погладил дудочку.

   На дубину она не походила, но тем и лучше.

ГЛАВА 3 В которой почти ничего и не происходит

Три огненных шара зависли под потолком. Я лежала на кровати, глядя на них, вяло раздумывая, что шары стоило бы притянуть и упрятать, правда, сперва найти, куда именно прятать. Но двигаться было лень.

   И вообще…

   - Хочешь? – перед носом появилась конфета.

   Я прикрыла глаза, потому что… потому что хотела. И вообще не дело это, пользоваться чужой слабостью, особенно когда женщина страдает.

   А я страдала.

   Пыталась.

   Но страдать с шоколадом за щекой получалось плохо. И я все-таки села, чтобы поглядеть на мужа.

   - И?

   Он молча протянул еще одну конфету. А в руках целая коробка, та, деревянненькая, с тиснением. И шоколад на сей раз разный, этот с орешками даже.

   - Скажешь, что она не обязана была предупреждать?

   - Не обязана, - согласился Чарли, покосившись на шары.

   - Я их контролирую, - я протянула руку. – А какие там начинки?

   - С белым шоколадом…

   - И такой есть?

   - Есть. С сушеной клубникой. С лесным орехом. С вишней в коньяке… и еще что-то. Честно, сам не знаю. Но, Милли, вряд ли ваша матушка сделала это специально.

   - Ага, совершенно не специально… не специально пряталась от нас пару недель. Не специально не говорила об этом… этом… Императоре, чтоб его. Мог бы, между прочим, и промолчать.

   Я взмахнула рукой, и шары под потолком закружились, опасно приблизившись друг к другу. И по синей поверхности побежали искорки.

   - Если они столкнуться, - заметил Чарльз, вытаскивая еще одну конфету, которую при этом нагло отправил в рот, - будет взрыв. А дом защищен, конечно, но не настолько, чтобы выдержать. Я уже про нас не говорю.

   - Извини, - я вздохнула.

   Муж, если разобраться, не виноват. И никто не виноват. Кроме матушки, которая взяла и хитрым образом исчезла во дворце…

   - Что-то я нервной стала.

   - Мой дар проявился рано, - Чарли устроился на полу и похлопал по ковру рядом с собой. – Но первые годы, честно, помню смутновато. Я и вправду, кажется, только и делал, что ел. Это вот вечное чувство голода. Ходил… в одном кармане орешки, во втором – сухарики. И грызу, грызу…

   Я сползла на ковер. А что, красивый. Толстый. Мягонький. И сидеть тепло. А обида почти истаяла. И да… я не маленькая. Я понимаю, что, если бы мама могла сказать, сказала бы.

   Запретили?

   Или… не была до конца уверена, что братец не переиграет?

   Или наоборот, он потребовал молчать? Не понятно. Но ясно одно, что матушка… с матушкой я поговорю. То есть сперва Эдди поговорит, а потом и я, когда совсем успокоюсь. А то и вправду стала какой-то нервной чересчур. Еще обижу ненароком.

   А так…

   Шары кружатся, кружатся. Красиво, если подумать.

   - В первые годы дар прибывает потихоньку, буквально по каплям, - Чарльз поставил коробку на колено. – Выбросы случаются, но обычно, если дар обещает быть ярким.

   - И у тебя?

   - Спалил однажды гостиную…

   Приятно знать, что не ты одна такая. То есть, я пока еще ничего не спалила и, чую, если вдруг, то гостиной не обойдется.

   - А вот когда стал взрослеть, случился скачок. Тоже не то, чтобы совсем уж редкое явление. Сейчас, правда, говорят, что да, редкое, но… тогда и характер испортился.

   - У меня не испортился!

   - Конечно нет! – бодро соврал муж.

   - Сильно?

   - Не то, чтобы… ты же сама сказала, что злишься. Это тоже нормально.

   Ну да… конечно… вот едешь ты на край мира, за мужем, к счастливой новой жизни. А тут тебе и не слишком рады. И потом выясняется, что твоя матушка…

   - А Эдди графом сделали, - наябедничала я. – Хотя… ты ж там был, знаешь.

   - Был, - Чарльз усмехнулся. – Хорошая… шутка.

   - Шутка?

   - Граф Семтон – титул весьма своеобразный… на самом деле такого графства нет.

   - Как?

   Это что, Эдди обманули?!

   - Вот так. Этот и еще пара других титулов. Они настоящие, просто безземельные. Их придумали, скажем так, для особых случаев.

   Я протянула руку и шары остановили движение, чтобы опуститься чуть ниже. Я ощущала связь с ними. И управлять тоже могла. Не совсем, но вот… выше поднять. Ниже.

   Или в другую сторону хоровод запустить.

   - Иногда… у Императора или у кого-то из ближайшей его родни появлялся ребенок. И часто бывало так, что ребенок этот…

   - Незаконнорожденный?

   Чего он мямлит. Такое не только с Императорами бывает. Вон, поговаривали, что Летти Шеффилд – незаконнорожденная дочка нашего шерифа, который, может, и та еще сволочь, но вот землицы ей в приданое прикупил. И не только землицы…

   - Да. Дело в крови, Милисента. У Императора особый дар. Он не всегда проявляется, как у твоей матушки. Поэтому за детьми приглядывают. Воспитывают при дворе. Наделяют титулом.

   - Графа Семптона?

   - Да… хотя последний граф почил лет этак двадцать тому. Говорят, был довольно своеобразным человеком…

   - Погоди, но если этот титул, то… нет, это ж безумие! Никто не поверит…

   - Может быть, и нет. А может, и да. Порой удивляешься тому, во что люди готовы верить. Смотри, что у меня есть.

   - Помимо конфет?

   А коробка-то наполовину опустела. И главное, не все-то из неё я тягала, Чарли не отставал.

   - Что? – он поглядел на меня преневинно. – Я, между прочим, тоже с даром маюсь… а шоколад – силы восстанавливает. Все маги на самом деле страшные сладкоежки. Но обычно это как-то… скрывают.

   - Почему?

   - Неудобно. Считается, что сладкое – это для женщин.

   - Правильно считается, - я отобрала коробку. Не такая она и большая, чтобы двоим хватило.

   - У меня еще одна есть, - успокоил Чарльз. – На самом деле затевается какая-то игра. Пока не знаю, какая, но думаю, скажут. И…

   - Опасная?

   - На этом уровне других не бывает.

   - Эдди…

   - Я его не брошу.

   - Даже если велят?

   - Император не вправе требовать поступков, которые наносят урон чести. Он это знает.

   Как и то, что мой муженек – слишком большой чистоплюй, чтобы согласиться на подобное. И потому потребует у кого-нибудь другого, не такого повернутого на вопросах чести.

   Чарли вздохнул.

   Кажется, и он понимал это.

   - У меня есть… знакомый, который может кое-что прояснить. Хотя, подозреваю, и он не знает всего.

   Никто не знает всего.

   - Слушай, ты меня заговорила.

   - Я?

   - Вот, - Чарльз вытащил из кармана бархатную коробочку, в которой обнаружилась крупная подвеска с бледным розовым камнем. Красивым. – Это тебе…

   Я перевела взгляд на потолок.

   - Да нет, просто… я ведь так ничего и не подарил тебе на свадьбу. Я раньше выбрал, честно. Думал, перед этим представлением, но как-то вот замотался…

   Камень был чуть меньше того сапфира, который свекровь припрятала подальше, должно быть, чтобы ювелиру показать.

   - Это…

   - Алмаз. Розовый. Африканский. Мне так сказали, но могли и соврать.

   - Что алмаз?

   Не сердце. Не знаю, как называется эта огранка, но камень будто прямоугольный. И… и внутри искорки. А еще руки к нему сами тянутся. Я прямо чувствую, что мне срочно, просто жизненно необходимо потрогать его.

   - Нет, что африканский. Алмаз. Я проверял. И чистота хорошая, годится для артефактов.

   А сколько стоит, о том лучше не спрашивать.

   - Извини, - я почувствовала, что рот наполнился слюной. Нет, я ведь не хочу сожрать камень? Точно? С облегчением выдохнула, сообразив, что сожрать не хочу, а вот потрогать…

   - Правда, ничего сложного сделать не успели, просто…

   - Чарли, помолчи. Он чудесен.

   Я вытащила тонкую цепочку и прижала камень к щеке. Правильно… алмаз и золото, золото и алмаз… буду надеяться, что это тоже из-за дара, энергии и всего остального, а не потому, что я все же слегка свихнулась.

   Шары под потолком затрещали.

   И опустились.

   Ниже.

   Еще ниже… и на ладонь. В камень сила уходила, что вода в сухую землю. А я видела её, там, внутри, видела, как она наполняет алмаз, как… как меняет его.

   Самую малость.

   И еще.

   И третий тоже… и вот так… а дальше что?

   - Если хочешь получить артефакт, то нужно задать посыл. Свойство.

   - Как?

   - В нормальных условиях путем длительных расчетов и точечного воздействия, но ты просто попробуй представить, чего от камня хочешь.

   А чего я хочу?

   Чтоб я знала…

   - Допустим, чтобы защищал. Скажем, от опасности…

   Это уже было, в том, в синеньком… но да, почему бы и нет? Кто сказал, что нельзя повторить. Тем более синенький – это не мой, а вот розовенький – очень даже мой.

   - И в конце проводят привязку, к ауре хозяина, но тогда задают условия, при которых артефакт можно перенастроить, скажем, в случае продажи или гибели хозяина. Но чаще привязывают на кровь. Кровь несет характерный отпечаток, и у родственников схожа. Правда, тогда управлять артефактом сможет любой человек, кровь которого камень примет.

   Интересно.

   И…

   Не то.

   Я закрыла глаза и села, взяв камень в руку. Я поднесла его к губам и выдохнула. Почему-то рукам стало жарко, и… и жар тоже ушел внутрь.

   Это мой.

   И… и моих детей, если будут у меня дети. И детей моих детей тоже. И всех, в ком есть моя сила… сила – это почти кровь, почему-то опираться на нее мне кажется более правильным.

   Да.

   Именно так все.

   А если кто вздумает украсть… от самой это мысли в глазах потемнело. Мое! Никогда и никто… надо успокоиться. Надо… вор, посягнувший на собственность моей семьи, будет наказан.

   Именно.

   Я почувствовала отклик и улыбнулась.

   - Вот так, - я открыла глаза и…

   - Ты все-таки подпалила гостиную, - сказал Чарльз, засовывая за щеку последнюю конфету. А по ковру пролегла не очень длинная, но широкая черная полоса.

   Это… это…

   - Ты огнем дохнула, дорогая.

   - Я… не нарочно, - пальцы разжались, и остывающий камень выпал из рук, чтобы повиснуть на цепочке. Алмаз больше не был розовым.

   Он потемнел.

   И… и бывают алмазы вишневого цвета? Хотя, конечно, красиво получилось.

   - Красиво, - Чарли руку протянул, но тронуть не решился. – Можно?

   Я протянула цепочку.

   - Теплый… и горячий даже. И что-то такое… знаешь, я ощущаю силу внутри, но не могу понять её суть. Впрочем, я тут сам на днях тоже… утворил что-то. А ведь говорили мне, что артефакторика в жизни пригодится. Но где там… я же боевой маг, к чему мне артефакты? Они для тех, у кого силы мало.

   Он вернул камень.

   И помог цепочку застегнуть. Я не уверена, носят ли леди такие украшения просто так, без повода, но… но леди пусть делают, что им вздумается. А я вот буду.

   Мне с камушком как-то спокойнее.

   - Паркет не пострадал, - Чарли приподнял ковер и подал мне руку. – Матушка сказала, что к вечеру придет модистка…

   - Опять?!

   Да сколько эта страшная женщина сюда ходить может?!

   - Тебе нужен гардероб.

   - У меня уже есть один!

   Я представила вечер в окружении тканей, кружев, лент и прочей безумной мишуры. Нет уж, я… у меня нервы! Я не готова.

   - Матушка сказала, что там лишь основное, а тебе нужны еще платья.

   Вот уж не было печали.

   - Домашние, для прогулок, для визитов, вечерние опять же. И бал скоро…

   Я уставилась на потолок. Интересно, а если у меня опять будет выброс энергии, это сочтут достаточно веской причиной, чтобы не идти на бал? Что-то сомневаюсь… крепко.

   - Университет опять же.

   - Что, и для него специальные платья нужны?

   - Понятия не имею. Но ты должна выглядеть, как…

   - Племянница Императора?

   - Леди Диксон.

   Я закрыла глаза.

   - Домой хочу…

   - Потерпи.

   - Сколько?

   - Пока дар стабилизируется. И… пока не разберемся со всем этим безумием.

   А когда сие случится, никто не знает. Чую, что не скоро. Да и… что-то сомневаюсь, что теперь нас вот так просто возьмут и отпустят.

   Но верить в счастливое будущее хотелось.

   - Хочешь, я скажу матушке, что ты переживаешь? Мерки твои есть, потом, если что, просто подгонят по фигуре?

   - А так можно?

   - Почему нет. Хотя обычно леди сами любят выбирать.

   - Я не леди.

   - Леди, - он щелкнул меня по носу. - Просто… очень особенная.

   Камешек на груди потеплел. И стало так приятно, что… что еще немного и расплачусь. Господи, да когда уже все это прекратится-то…

   - Я… потерплю. И вправду надо разбираться. В револьверах я разобралась, глядишь, и с платьями сумею.

   Чарльз ободряюще улыбнулся.

   - У тебя получится.

   Ну да… как иначе-то.

   - Милли…

   - Иди уже, - проворчала я.

   - Куда?

   - Куда собрался, - я с кряхтением поднялась. Почему-то вдруг навалилась усталость. И желание спать, такое вот, что зевоту с трудом сдерживала.

   - К Орвудам вообще-то… думал, может, составишь компанию? Там Эдди будет. Хотим кое-что попробовать с его талантами. Ну а ты можешь… чаю попить.

   Я? Чаю?

   Ах, да…

   - Конечно, - зевок я все-таки подавила.

   И вот честно, лучше Орвуды, чем примерки.

ГЛАВА 4 Где джентльмены вновь спускаются в подвал, хотя и другой

Оставляя супругу в гостиной, Чарльз испытывал легкие угрызения совести. Как-то вот… гостиная эта, на удивление милая, кукольная даже, такой не место в доме некроманта. Юные леди в светлых нарядах.

   Солнце за окном.

   Чай.

   Будто игра какая-то, в которую Чарльза не приняли. Или сделали вид, что не принимают. Мальчикам положено играть отдельно.

   В темные подвалы.

   В тайны зловещие, которые должны скрываться там, за дверями из мореного дуба. Как иначе-то?

   Но за дверями обнаружилось продолжение лестницы. Коридор, освещенный, правда, газовыми рожками.

   - Прошу прощения, - Орвуд-старший был в домашнем костюме, поверх которого накинул мятый халат. – Но электричество здесь сбоит. Полагаю, вступает в конфликт с моей энергией. А вот газ горит ровно.

   Здесь пахло не смертью и болью, но карболкой и ароматическими маслами.

   - Сюда, - Орвуд провел мимо дверей, которые были заперты, и Чарльз не стал спрашивать, что находится за ними. Все же не всякое любопытство уместно. – Здесь я храню тела. По-прежнему находятся в состоянии стазиса. Честно говоря, не уверен, что в этом есть смысл. Я испробовал, если не все способы, то все более-менее законные.

   Хорошее уточнение.

   Вид мертвых женщин и мужчины оживил воспоминания о том доме. И Чарльз повел плечами, до того вдруг стало неуютно.

   Здесь же, у стола с покойницей, обнаружился Эдвин, что совершенно не удивило. Он стоял, разглядывая женщину, словно пытаясь понять что-то, одному ему доступное.

   - Имеется пара ритуалов… описанных в одной книге, - Орвуд произнес это, глядя в стену. – Однако, если вы решитесь на них, то ищите другого некроманта.

   - Почему?

   - Потому что строятся они на жертвоприношении. Душа жертвы выступает проводником и связующей нитью. А энергия… сложно объяснять, но перед такой силой почти невозможно устоять. Легенды о безумии некромантов взялись не на пустом месте.

   Он крутанул черный перстень на пальце.

   - Это можете и передать.

   - Благодарю, - Эдвин отступил. – Рад видеть вас, Чарльз. Руку предлагать не буду, все же… место такое. Специфическое.

   - Понимаю.

   Интересно, он случайно?

   Или встречи искал? Такой, которая в тихом месте, где никто не подслушает… скорее всего.

   - Как ваш… брат?

   - Плохо, - спокойно ответил Эдвин. – Мальчик признал свой яд. Но изготовить противоядие не способен. Слишком мал.

   И это тоже было известно.

   Мальчишку-сиу Чарльз сам привозил. А потом вернул в заботливые руки дорогой леди Элизабет.

   - Но он хотя бы состав написал. А дворцовый целитель изготовил протвоядие. То есть то, что в теории является противоядием, но он не уверен.

   - Не помогло?

   - Жизненные параметры его стабилизировались, - развел руками Эдвин. – Но в себя он не приходит.

   - Он…

   - Здесь, - подал голос Орвуд-старший. – Рядом.

   И не соврал.

   Погибший при пожаре Бальтазар Астерос обнаружился в соседней с мертвецкой комнате. И отличалась она разве что отсутствием столов, вместо которых нашлось место кровати.

   На ней он и лежал.

   Бледный. С запавшими глазами, с кожей темно-серой, покрытой какими-то разводами. И вряд ли это грязь. Человек дышал. Грудь его вздымалась и опадала. Губы шевелились, будто он пытался что-то сказать, но не мог.

   - Физическое тело восстанавливается, - Эдвин провел ладонью надо лбом, и с пальцев его сорвались зеленые искры, которые касались лежащего и таяли. – И это само по себе хорошо, но…

   Не пострадал ли разум?

   Этого он боится?

   Впрочем, а сам Чарльз разве не боится такого? Жить и…

   Искр становилось больше, они больше не таяли, но сплетались друг с другом, окутывая тело мерцающим коконом.

   - Целители говорят, что нужно ждать, но… - Эдвин убрал руку. – С другой стороны, что мне еще остается?

   Он встряхнул руку, и искры истаяли.

   - Есть тут кто? – голос Эдди нарушил такую тяжелую неудобную тишину. – Здесь у вас, однако, воняет…

   - Да вроде бы нет, - Бертрам Орвуд потянул носом. – Мы следим за порядком. Здесь регулярно убирают.

   - Не в этом дело, - Эдди в своем обычном наряде смотрелся довольно органично. И Чарльз подумал, что никто не поверит… никто в здравом уме не поверит.

   Но где у высшего общества здравый ум?

   Эдди повел головой, ноздри его слегка дрогнули.

   - Здесь смертью воняет. И старой… когда-то здесь убивали. Доброго дня. Если доброго.

   - Смотря для кого, - Орвуд-старший чуть склонил голову. – Рад, что вы откликнулись на просьбу.

   Эдди хмыкнул.

   - Лучше уж время с некромантами провести, чем с этими… девицами.

   - Уже?

   - А то… вот прям с утреца и начали. С визитами.

   Надо же. Какое вопиющее нарушение приличий. Это даже не на грани, это далеко за ней. Эдди аж передернуло.

   - И главное такие… щебечущие. Восторженные. Страх берет.

   - А здесь не берет? – уточнил Орвуд-старший.

   - Здесь? Что я, на кладбищах не был? Да и убивали давненько… лет пятьдесят точно прошло, если не больше.

   - Шестьдесят семь. Мой… прадед решил исполнить один ритуал. Переноса жизни. Его дочь заболела, он надеялся помочь.

   - И как?

   - Сошел с ума.

   - А дочь?

   - Он выпил и её, так что здесь нельзя сказать точно, помог ли ритуал, но тогда моему деду пришлось нелегко. Он вскоре после того случая сам скончался. А слуг пришлось нанимать наново. Вы не представляете, до чего сложно найти хороших слуг некроманту… в общем, с тех пор, собственно, мы больше жертвоприношениями не балуемся.

   Прозвучало это как-то по-светски, что ли. И вдруг подумалось, что в клубе Орвуд-старший был бы куда более своим, чем Чарльз. Что, возможно, поэтому они молчат… сколько времени прошло, а молчат.

   Будто и не было ни аукциона, ни того разговора.

   И Чарльз почти готов поверить, что не было, но… имелась же Эванора Орвуд с её сереньким колечком и необходимостью быть рядом с Миллисентой. И этот интерес.

   И…

   А если они поняли? Догадались? Или просто Чарльз перестал быть нужен? В конце концов, что он может предложить им?

   В том и дело.

   - Тот зал ниже. Опечатан. Хотя и чистился.

   - Чистился, - подтвердил Эдди. – Я не чувствую душ, хотя… если сыграть, то могут и появиться. Но в другой раз.

   Он сдвинул шляпу на затылок.

   Мятую.

   И одежда та самая, с Запада, поношенная и вызывающе простая, будто назло кому-то. Или частью образа? Надо будет перемолвиться парой слов.

   Потом.

   Наедине.

   - Я пригласил достопочтенного…

   - Эдди, - буркнул Эдди, глядя на Эдвина с прищуром. – Без всех этих выкрутасов.

   - Эдвин.

   - Подвинься, - Эдди опустился перед кроватью и прижал пальцы к шее. – Надо же, живой… а мертвечиной так и тянет.

   Эдвин тотчас подобрался.

   - Что с ним?

   - А мне откуда знать? Я ж не целитель, но мертвечиной тянет, точно он… нет, если по кладбищу пройтись, то такого не будет, - ноздри дрогнули. – Даже по старому… будто его похоронили? Или он? Не разберусь. Но вляпался во что-то…

   - Поможете?

   - Пока не рискну, - покачал головой Эдди и поглядел на Эдвина снизу вверх. – Извини. Не потому, что не хочу. Просто у меня сила есть, а умений мало. Тут же дело такое… я даже не пойму, чего с ним. Сунусь и как хуже сделаю?

   - Куда уж хуже.

   - Поверьте, - тихо произнес Берт. – Всегда есть куда хуже.

   Не поверил.

   - Мне бы сперва хоть чутка освоиться. Разобраться. Тут же может и не он вернуться. Что делать станешь? – Эдди поднялся. – Я разберусь, только… времени бы. И книжек каких, если есть… про души там, про шаманов.

   - Про шаманов, боюсь, книг не так и много, если исключить любовные романы.

   - Про шаманов? – удивление Эдди было весьма искренним.

   - Орки ныне в моде, - развел руками наследник Дархардов. – Но полагаю, это не совсем то, что вам нужно. Я… поищу отчеты. Исследования. Если таковые вообще проводились.

   В мертвецкой снова пахло смертью. Знакомый аромат, такой вот… приторный, навязчивый, из тех, которые только краешком задень и приклеятся намертво. Как бы вовсе одежду сжигать не пришлось. Эдди поморщился.

   Матушка обрадуется.

   Она, когда увидела, только вздохнула. И во взгляде укор. Мол, у Эдди вон ныне целая комната всякоразных костюмов, а он за старое.

   И как сказать, что только в старом он себя собой чувствует.

   Дурацкое, конечно, объяснение, но…

   Смертью пахло.

   И главное, чем дальше, тем четче Эдди различал оттенки этого гадостного запаха. Тот, застарелый, что почти не ощущался наверху, а в подвалах вот прорезался. Он собирался годами, десятилетиями, про которые Орвудов лучше не спрашивать.

   Добрых некромантов не бывает.

   А с ума они и вправду частенько сходят. И от запаха, надо полагать, в том числе.

   Но вот к этому запаху привязались другие, исходившие от людей, что от живого, пока еще живого, что от покойников, обнаружившихся в соседней комнате. Мертвецкая, стало быть.

   А что? Куда некромантом без домашней мертвецкой?

   Эдди все-таки чихнул и потер кончик носа.

   Нет, тут запах тот же и… другой, самую малость. Интересно, сколь нормально это, принюхиваться к мертвецам. А главное, что смотрят. Ждут.

   И кто с надеждою глядит, будто верит, что Эдди сейчас возьмет и совершит чудо. Кто выжидающе. Кто со скепсисом, которому Эдди готов поверить.

   Он ведь и в самом-то деле не шаман, а даже еще и не учится.

   Эдди провел ладонью над телом женщины, которая казалась спящей. И ничего. Покойница. Сколько Эдди таких повидал? Ладно, не таких, но других. Иных и сам сотворил, что уж тут.

   - Круг надо бы очертить, - он огляделся. Место не сказать, чтобы удачное.

   Столы эти железные.

   Стены тоже листами обшиты, и толстенными, хотя запах смерти и из-под них пробивается.

   - Не здесь только, - Эдди понял, что ему не нравится. Это вот самое железо. – Нужно другое место. Чтобы просто камень там. Или земля. Или доски на худой конец. Но лучше, чтоб рукотворного не так много.

   Спорить не стали.

   Уточнять тоже.

   Орвуды лишь переглянулись и старший едва заметно кивнул, стало быть, дозволяя. Что?

   - Есть… ритуальный зал, - он-то и заговорил. – Как правило, чужаков туда не пускают, но… случай исключительный, а потому готов предоставить. Но я буду присутствовать. Не потому, что мне так уж интересно, хотя да, интересно, но зал заклят на родную кровь. Это не помешает?

   - Пока не знаю, - честно ответил Эдди. – Глянуть надобно.

   - Эдвин?

   - Если получится, то мне надо будет задать вопросы, - этот лощеный типчик отряхнулся. – Полагаю, вы, Чарльз, тоже не отступитесь?

   - Само собой. Я обещал жене приглядывать…

   Эдди подавил смешок. Ну да, за ним только и приглядывать.

   - Берт?

   - Я, пожалуй, останусь здесь. На всякий случай, - Орвуд пошевелил пальцами. – Что принести?

   - Воду. Свечи. Соль. Круг начерчу, за пределы не выходить.

   Идти пришлось не так и далеко.

   Лестница.

   И еще одна.

   Дубовая дверь, украшенная рунами, которые показались Эдди смутно знакомыми, но разглядывать времени не было. Дома уже вспомнит, нарисует и подумает. Главное, что сама дверь массивная и на петлях, тоже из дуба сделанных.

   Или не дуба? Красноватое дерево.

   - Железо быстро истлевает, - подтвердил догадку Орвуд-старший. – А вот дерево, как ни странно, вполне себе долговечно, особенно некоторые породы. Это железный дуб.

   - Я только слышал о таком, - Чарльз провел по двери ладонью. – Теплый.

   - И отлично поглощает излишки силы в случае выброса. Но их давно уже не случалось. Очень давно, - Орвуд положил ладонь на дверь и та беззвучно отворилась.

   Вошел он первым.

   И факелы зажег.

   Живой огонь? Тоже хорошо. Правильно.

   Эдди огляделся.

   Зала. Небольшая, шагов десять в поперечнике. Потолок выгнутый, неровный, видно, что делали вручную и как-то наспех, что ли. То ли дело пол. Камень выскоблен до зеркальной гладкости и в нем отражаются отсветы рыжего огня. И сам-то он кажется красным, что мясо.

   И по этой красноте разбегаются тончайшие золотые нити. Паутинки сложного узора, в котором и круги, и звезды и снова же руны.

   - Это… я такое только на рисунках видел, - Эдвин огляделся. – И то… весьма отдаленно похожее. «Основы прикладной некромантии».

   - Запрещенные к переизданию?

   - Скорее ограниченного пользования. Переиздаются они с высочайшего дозволения и малым тиражом. Но вы, полагаю, знаете.

   - Истинные некроманты предпочитают рукописные книги, - Орвуд присел на корточки, коснувшись линий. – Это было создано еще моим прапрадедом. Для простых ритуалов.

   - А… для сложных?

   - Я ведь рассказывал про прадеда?

   - Ясно.

   - На самом деле весьма любопытный вопрос. Я знаю, что общепринятое мнение таково, что современные маги превосходят по силе своих предков. Но вот мне и в этом зале непросто, тогда как еще моему отцу он казался тесноват. Бертрам же, полагаю, не сможет воспользоваться и третью кругов.

   Он замолчал.

   И остальные тоже.

   - Прошу, - Орвуд указал в центр. – Выбирайте место. И я изолирую нужный участок.

   Эдди прошелся.

   Здесь запах смерти ощущался особенно остро. Вонь проникала откуда-то снизу и, пожалуй, он мог бы дойти до самого её источника.

   Но… надо ли?

   Он остановился в самом центре. Звезда? Какие-то знаки… не помешают, и ладно.

   - Тут, - Эдди опустился на камень. – Солью надо круг осыпать. И второй – для вас. Что бы ни случилось, не лезьте. Никогда не знаешь, какая хрень может откликнуться… в общем, пока круг цел, до вас она не доберется.

   - А до тебя?

   - И до меня.

   - Я слышал, что соль порой используют подобным образом. И мелкую нежить она вполне способна остановить, но… будет ли достаточно? – Орвуд нахмурился и руки за спину заложил. – Я могу поднять защиту…

   - Нет, - Эдди вытащил дудочки. Белая. И черная. Выбор. А еще недавно и одной не было. – Это сродни тому, что кричать, заперевшись в чулане. Можно, только вряд ли кто услышит. А вы же хотите, чтобы услышали? Вот… стало быть, соль. И девицу эту положите вон там. Свечи вокруг поставьте. Сами… может, все-таки подождете?

   - Боюсь, интересы короны… - начал было Эдвин.

   И Эдди махнул рукой.

   Ну их. И корону туда же.

   - Только, - он погладил дудочку. – Если вдруг потянет из круга выйти и вообще чего-нибудь такого послышится, вы не верьте особо. Или увидите кого. Мертвого. Они порой приходят. Не смейте выходить. Как бы ни хотелось.

   Привязать бы их, скажем, к стене.

   Но, чуялось, не согласятся.

   Покойницу принесли, а с нею и свечи, и соль, и еще шкатулку какую-то, которую Эдди не просил. Но Орвуд-старший принял. И крышку откинул.

   Вытащил какие-то веревочки, которые всем и роздал. Эдди тоже предлагал, но неуверенно.

   - Что это?

   - Веревка висельника, - Орвуд помог завязать веревочку на запястье Чарли. – Как ни странно, но весьма действенное средство, когда касается… тонкого мира. Способна удержать призраков на расстоянии.

   Тогда Эдди обойдется.

   Ему же не на расстоянии надо, а совсем даже наоборот.

   Он обвел солью и женщину.

   Нарисовал круг для этих вон, любопытствующих. И себе тоже. Свечи расставил. Зажигались они неохотно, и запах смерти сделался плотнее, гуще.

   Отступить?

   Поздно.

   Эдди вернулся в свой круг, уселся и поднес дудочку к губам. Белую. Что ж, получится или нет, оно будет видно, а теперь только и надо, что дунуть, позволив ей самой выбрать мелодию.

   Первый звук пронесся по зале шелестом ветра, прикосновением ласковым.

   То ли вздохом, то ли всхлипом.

   И дудочка заныла, затянула жалобную мелодию, торопливую, будто тот, кто желал говорить, очень боялся лишиться этой возможности.

ГЛАВА 5 В которой леди пьют чай и ведут застольные беседы

Эва ерзала, до того ей на месте не сиделось. Хотя, казалось бы, всего-то и надо, сиди, улыбайся, пей чай и беседуй о погоде, которая ныне на диво хороша. Или вот еще о полосатых ленточках, что в моду вошли, но не те, которые в прошлом сезоне, широкие, в два пальца, а всенепременно узкие, потому что широкие – из моды как раз вышли. И моветон использовать такие для шляпок.

   У Тори получается.

   И про шляпки, и про ленточки, и про погоду тоже. Улыбка радостная, сама просто лучится счастьем, того и гляди, что поверить можно, будто ей оно и вправду оно жуть до чего важно. А главное, что Эва-то верила.

   Раньше.

   Теперь же…

   - Хрень какая-то, - первой не выдержала Милисента Диксон. – Кому это интересно-то?

   Матушка слегка осеклась.

   - На самом деле кому-то, может, и интересно…

   - Вот придешь с не теми ленточками на бал, - буркнула Тори. – Живьем сожрут. Или так похвалят, что стоять будешь, как оплеванная. А потом еще год вспоминать станут.

   Эва просто тихонько вздохнула.

   Грядущий бал, до которого оставалось пару недель, честно говоря пугал её до дрожи в коленях.

   - А о чем у вас говорят? – поинтересовалась матушка, оставив фарфоровую чашку.

   Сервиз был новым, правда, Эва так и не поняла, чем он от старого отличался, то ли цветочки были другие нарисованы, то ли завиточки не в ту сторону шли.

   В общем действительно хрень.

   Она повторила слово про себя.

   И еще раз.

   - Да… обо всяком, - вдруг смутилась Милисента.

   - А все-таки?

   Тори тоже уловила это смущение. И улыбка у нее сделалась предвкушающей.

   - Иногда о том, что в доме крыша течет. Опять. Или вон трубы надо бы чистить каминные, да только это денег стоит… полы в старой гостиной подгнивать стали, того и гляди провалятся, а потому надо бы комнату запереть. О том, сколько муки осталось или сала. И… или еще, что новые листовки пришли.

   - Листовки?

   - На розыск, - пояснила Милисента. – Оно-то большей частью одни и те же рожи, скажем, Французик… на самом деле Фрэнки Монс, но прозвали так, потому как картавил. И еще все трепался, будто его бабка в Старом свете в хорошем доме служила, стало быть, его матушка – благородного происхождения. Ну и рожа еще у него смазливой была. Он этим и пользовался. Разъезжал по городам, выисквал дамочек, чтоб в возрасте и вдовые, втирался в доверие. Женился даже. А потом исчезал с деньжатами, да еще иных в долги вгонял.

   - Ужас какой! – с неприкрытым восторгом воскликнула Тори.

   - А то… за него сотню давали. И еще две – частным порядком. У одной вдовушки сыновья оказались, которые ну крепко за матушку огорчились. Но тогда за этим Французиком пришлось побегать. Он рожи менял, что вон леди перчатки. То волосы покрасит, то усы отрастит, то наоборот. Взяли его на Ладьиной пустоши, верно, совсем поприжало, если туда сунулся, там же ж одно отребье… когда-то золотодобытчики селились, городок большим был, но золото иссякло, вот и остался народец, которому деваться вовсе некуда. Вот… там его и взяли.

   - Кто?

   - Я и Эдди.

   - Вы?!

   - Ну… - смущение стало совсем явным. – Не могла ж я его в такое место одного отпустить?

   - Почему? – поинтересовалась матушка как-то очень тихо.

   - Так… пристрелят. Вдвоем сподручней, если чего, отбиваться, - Милисента допила чай. – Но тогда неплохо сходили. Правда, шериф попытался половину денег зажать, мол, за посредничество, но Эдди ему пригрозил, что отстрелит… в общем, в результате долгой и продуктивной дискуссии джентльмены пришли к консенсусу.

   Матушка первой хихикнула.

   А Эве… Эве вдруг стало страшно. Это ведь только в романах, наверное, красиво, чтобы пустыня там, закат и смертельно опасные приключения. Потому что в романах ведь понятно, что никакой такой по-настоящему смертельной опасности и не угрожает, что все закончится хорошо и непременно свадьбой.

   - А вот за Кровавым Бером вшестером шли. Он караваны грабил и ладно бы просто, в конце концов, понять можно…

   Эва не представляла, как можно понять такое.

   - Но он же ж не просто грабил. Он под чистую вырезал. Сперва караваны, потом по фермам пошел. У Шального ручья стояла… там уже и не ферма даже. Старый Гранди, его жена, трое сыновей со своими женами, их сыновья… меньшие еще детьми были, а у старших свои дети. И работники тоже. Земли у них имелось. Они там… в общем, никого в живых не оставили. Тогда-то уже и наш шериф, уж на что ленивая задница, но велел собираться всем. Ловить, стало быть. Но Кровавый Бер – хитрый засранец, и места знал преотлично. А может, и предупредил кто, как знать. Главное, что когда подошли к местечку, где он мог залегать, там ничегошеньки, только кострище и сапог старый. Вот… ушел он. И крепко залег. С полгода не казался, поговаривать стали, что он и вовсе уже отошел к богам. Это же ж просто.

   В гостиной было тихо.

   Так тихо, что слышно было, как бьется в окно муха.

   - А он… не умер?

   - Нет. В горах пещерку нашел одну… не одну даже, потом уже поняли, что прежде в них жили, то ли сиу, то ли орки, главное, что пещеры эти крепко в горы уходили. И прятаться в них вечность можно было.

   - Не усидел? – уточнила матушка.

   - Сам-то усидел бы, но люди его стали в городок наш захаживать. Жрать-то что-то надо. И пить. И сперва, думаю, таились, а после уверились, что никто-то их не знает. Оно, может, и так. На листовках порой такие рожи печатают, что мать родная не опознает, ежели чего. Но тут один в бордель сунулся. А у него пятно приметно было на… на скрытом месте, - вовремя поправилась Милисента. – Или родинка там. Или еще чего, не уточняла уже. Главное, что шлюха…

   Матушка поглядела с укором, но прерывать не стала. А укора Милисента будто и не заметила.

   - В общем, шепнула кому надо. Тогда-то Эдди и дождался, пока этот вот снова заявится. И за ним пошел. Тихонечко. Эдди – хороший охотник.

   В этом Эва нисколько не сомневалась. И… и грустно, что он теперь граф. Очень.

   - До гор и довел, а там уж вернулся и людей собрал.

   - И вас?

   - Ну… меня он не особо брать хотел, - Милисента усмехнулась. – Все ворчал, что небезопасно.

   - А…

   - А оно и вправду небезопасно. Но как я его одного? Он же ж под пули сунется. И тогда тоже… пострелять пришлось. Но голову Бера мы в город привезли. Мэр её еще жиром топленым залил и дальше отправил.

   - З-зачем?

   - Чтоб не попортилась. Да и много чего за ним числилось. Вот чтоб люди и поняли… нам после почти три сотни упало. Может, и немного, но такого ублюдка нужно было остановить.

   - И… и вы тоже убивали? – поинтересовалась Тори, подавшись чуть вперед. И само собой едва не опрокинула недопитый чай.

   - Тори!

   - Случалось, - Милисента ответила спокойно, будто и не было в этом признании ничего такого. – Порой ведь или ты, или тебя.

   - Ужас, - матушка покачала головой. – Как хорошо, что вы сейчас здесь.

   - Почему?

   - Цивилизованный мир. Здесь нет нужды убивать кого-то.

   - Да как сказать, - Милисента расправила юбки. – В том и проблема, что уж больно цивилизованный… и не понятно, кто здесь сволочь, а кто просто мимо проходил.

   А потом раздался звук.

   Такой тонкий-тонкий. Далекий. Даже не звук, а будто… будто эхо.

   Эва вздрогнула и все-таки не удержала свою чашку. Пальцы вдруг стали такими, такими… фарфоровыми. И чай вылился на юбки.

   - Эва…

   А она хотела извиниться, но звук дрожал. Струна, где-то там, далеко, в подземельях или рядом. Она плакала, плакала, навзрыд буквально.

   И звала.

   Кого?

   Не Эву. Но она тоже слышала.

   - Эва? Эва, девочка…

   - Погодите…

   Голоса раздавались рядом, и в то же время они были далеко. А струна звенела. Или это не струна? Клавесин звучит совсем иначе. И на арфу тоже не похоже.

   А на что?

   Надо поближе подойти. Конечно. И если её зовут, то… то кого?

   - Вы слышите это? – Тори поморщилась. – Какой… неприятный звук.

   Неприятный?

   Скорее наоборот. Чарующий. Теперь, кажется, Эва понимала, что испытывала Тори. И слышала ли Эва мелодию, которая играла где-то совсем рядом, или что-то иное, но она определенно не могла противостоять этой музыке.

   - Эва… опять?

   Их голоса доносились издали.

   - …смотреть…

   Смотреть?

   А ведь и вправду. Самой идти не обязательно. Эва же умеет, чтобы закрыть глаза и… да, вот так. Собственное тело остается в кресле. Оно застывает с неестественной улыбкой на губах. Донельзя пугающей улыбкой, но Эве некогда разглядывать себя. Сейчас она слышит музыку отчетливо.

   Какая… интересная мелодия.

   Она ложится под ноги тропой, и Эва идет. Правда, сделав несколько шагов, она замирает и оглядывается. Надо же… какие они все.

   Другие.

   Матушку окутывает бледное дрожащее марево силы. А вот Милисента Диксон пылает живым огнем. На нее и смотреть-то больно. Призрачная Эва прикрыла глаза.

   А вот Тори… Тори будто из тьмы соткана.

   Это тоже что-то да значит. Она бы присмотрелась, она бы даже поняла, что именно, если бы задержалась. Но тропа под ногами дрожала. И нужно было спешить.

   Пока звучит эта мелодия.

   Пока…

   Шаг.

   И еще один. Шелест крыльев у щеки. И прикосновение их, такое нежное, ласкающее.

   - А ты что здесь делаешь? – теперь он больше не ворон, но и не человек, будто два обличья слились, но не до конца. И не понять, чего больше.

   - Ты звал, - спокойно ответила Эва. – Я и пришла.

   Нет, Эдди с самого начала испытывал сомнения, что у него выйдет. То есть, что-то да выйдет, но вот что именно? И как бы не получилось только хуже.

   Но…

   Он играл.

   Точнее дудочка играла. Принимала его силу, выплетала музыку, которая уходила в камень. И пусть в первые мгновения ничего-то не происходило, но вскоре по камню этому поползли призрачные трещины. А из них потянулось белесое марево.

   - Что за…

   Стало быть, видит это не только Эдди.

   Туман?

   Похоже. Густой. Тяжелый. Пропахший смертью до последнего завитка. Он подбирался к ногам, слепо тычась в проведенную солью линию.

   И пытался лепить образы.

   Один.

   Другой.

   Но сил не хватало, чтобы образ удержать. Они и рассыпались, но за долю мгновенья до того все-таки воплощались в давно ушедших людей.

   Эдди мог бы узнать имена.

   И даже выслушать истории. И может, помочь им, застрявшим где-то между жизнью и смертью. Это было бы хорошим делом. Но он играл.

   Ему нужна была одна-единственная женщина, над телом которой туман превратился в стаю белых птиц. А потом птицы расступились, рассыпались, выпустив девушку.

   Такую знакомую.

   Такую…

   - А ты что здесь делаешь? – Эдди выпустил дудку.

   - Ты звал, - спокойно произнесла Эванора Орвуд, - я и пришла.

   Твою же…

   И дальше что делать?

   Туман плескался, переливаясь всеми оттенками перламутра. Туман лизал ей ноги, чтобы в следующее мгновенье покорно отползти. И… и если она пришла, значит, она нужна.

   Значит, без нее не обойтись.

   Эдди поглядел на границу.

   И переступил её. Так и есть. Хороший шаман не прячется от душ. Тем более здесь он не ощущал враждебности, скорее глухую тоску, воплощенную безнадежность.

   Как-нибудь справится.

   - Кэти? – Эва поглядела на тело. – Зачем она?

   - Пытаюсь призвать дух, но как-то не слишком получается.

   - Отец говорил, что дух её ушел.

   - Не совсем верно, - Эдди поглядел туда, где должен был стоять Орвуд-старший, и Чарли, и еще тот тип, у которого свой интерес. – Тот, кто убил её, разорвал связь души и тела. Но это не значит, что дух ушел.

   - Да?

   - С душами по-разному. Некоторые уходят сразу, особенно если дети. Дети вообще, как мне кажется, не понимают, что с ними случилось. А если вдруг, то… хуже нет нежити, чем из перерожденного детского духа. В них много силы. И ярости.

   Зачем он это рассказывает?

   Ему бы по-хорошему отправить девчонку обратно, а не рассказывать ей то, в чем Эдди сам слабо разбирается.

   - Главное, что некоторые души не уходят. Чаще всего те, которых что-то держит. Обида. Или дело неисполненное. Их-то и получится призвать. Говорят, что хороший шаман способен любую душу заставить вернуться, но насколько правда – не знаю.

   - Ты – хороший шаман, - произнесла Эва убежденно.

   Стало совестно.

   - Не особо. Когда сохранена связь с телом, тогда проще. Души цепляются за него. Или за место, в котором настигла их смерть. Таких и некромант призвать способен. А вот когда связь разрушена, то много сложнее.

   - Как с ней?

   - Она где-то там, - Эдди указал на туман. – Но я не могу туда пойти, потому что сам не вернусь. И меня она не слышит. Я ведь не знал её.

   - Зато я знала, - Эва повернулась к туману лицом. – Что нужно делать?

   - Представь. Её. Ту, которую помнишь. Чем яснее, тем лучше.

   Дудочка зазвучала громче.

   И стало очень холодно. Настолько, что Эдди с трудом удерживал эту треклятую дудочку у губ. Ничего. Он справится.

   Тем более что туман расступился и из него вышла женщина… нет, девочка лет двенадцати с виду.

ГЛАВА 6 О том, что делать и кто виноват

- Ваш… родственник – личность весьма своеобразная, - Эдвину надоело стоять в тишине, тем более что почти ничего и не происходило. Так, будто бы воздух задрожал.

   Слегка.

   И странно тоже. Эдди явно играет, Чарльз видел застывшую его фигуру, дудочку эту, само воспоминание о которой заставляло поежится. Но на сей раз только видит.

   Не слышит.

   - Он – достойный человек.

   - Не совсем человек.

   - Разве это важно? – Чарльз нахмурился. Почему-то в этот момент Эдвин сделался весьма неприятен.

   - Нисколько, пожалуй. Хотя, конечно, слухи ходят самые интересные… лет этак тридцать… больше, чем тридцать… тому Его Императорское Величество, еще будучи Его Императорским Высочеством совершило большое путешествие на Запад. На Восток само собой тоже…

   Воздух побелел.

   Странное ощущение, будто пропадают краски. Камень выцвел, а потом и покрылся изморозью. И стало ощутимо холоднее.

   А еще запах появился.

   И Чарльз понял, что имел в виду Эдди. Пахло и вправду смертью.

   - Известно, что во время поездки Его императорское Высочество встречалось… с представителями малых народов. Подтверждали заключенный некогда мир. И встреча прошла успешно, да…

   Эдвин замолчал.

   Вот, стало быть, какие слухи будут распространять.

   - Для него все это не безопасно.

   - Мне кажется, он вполне способен постоять за себя.

   - Да, но… там. На Западе. В честной игре, - Чарльз почувствовал, как чешутся кулаки. И злость разбирает. Нельзя втягивать в такие игры человека, который для них категорически не годится. А мало кто еще может быть настолько неподходящим, как Эдди.

   Слишком благородный.

   Чересчур прямой. И… и людям он верит. Несмотря ни на что верит.

   - За ним приглядывают.

   - В этом я не сомневаюсь. Но… всегда есть способы.

   Яд на кромке бокала.

   Проклятье в крохотной монетке. Случайная встреча на балу, которая обернется легкой простудой… нет, никакой связи не может быть между юной леди, вдруг оказавшейся в неловкой ситуации, и этой простудой, даже если перейдет она в чахотку.

   Чарльз ведь и сам-то наивен.

   Он и малой части не представляет того, с чем придется столкнуться.

   - Выбора у нас нет, - произнес Эдвин сухо. – Это дело государственной важности.

   - Как будто дерьмо государственной важности от этой важности перестанет быть дерьмом.

   А воздух совсем загустел. И уже не воздух, они вдруг оказались в тумане. Тот держался за границей соляного круга, подкатываясь то вплотную к ней, то отползая, позволяя разглядеть кусочек пола. И там, в тумане, наконец, стала слышна мелодия.

   - Жутковато, - Эдвин поежился. – Признаться… я… сомневался.

   - В чем?

   - О способностях иных рас ходят легенды, но правды в них… взять того же мальчишку-сиу. Признаться, я весьма рассчитывал на его помощь, - он сложил руки на груди, заслоняясь то ли от тумана, то ли от самого Чарльза. С чего бы? – Были основания полагать, что так называемые «слезы сиу» созданы именно им.

   - А на деле?

   Эдвин слегка поморщился.

   - Клянется, что не представляет себе, что это. Говорит, что его хозяин брал кровь и делал с ней что-то. Хотя наши алхимики уверены, что дело вовсе не в крови. И что именно для этого зелья использовались большей частью обыкновенные ингредиенты. Дурман, белена, сок морочника и весьма редкая смола африканского кустарника. Правда, было еще что-то, но к сиу отношения не имеющее.

   И поэтому Эдвин так легко отстал от мальчишки, за которого был отдан весьма дорогой артефакт?

   Вероятно.

   Иначе не помогли бы ни документы об опеке, которых просто-напросто не позволили бы выправить, ни матушкино заступничество.

   - Это все-таки ребенок.

   - Довольно сообразительный ребенок. На хозяина его мы вышли. Полагаю, отчасти поэтому ему и дали отставку. Все же мальчишка – примета. И яркая.

   - Как… он?

   - Как и было вам обещано. Пьет. Страдает. Всем жалуется на жизненную несправедливость. Играет. И проигрывается. Нам удалось собрать приличное количество векселей, поэтому, если вдруг господин Кларенс не пожелает с вами общаться, намекните, что сговорчивость – в его интересах.

   Из тумана выступила женщина. И Эдвин вздрогнул.

   - Это…

   Высокая. И стройная. Строгое лицо. Волосы зачесаны гладко, убраны под жемчужную сетку. Платье старинное. Взгляд…

   Губы шевельнулись.

   - Вы ошибаетесь, бабушка, - Эдвин выпрямился. – Мой отец…

   - Спокойно, - Чарльз удержал его у черты. – Не стоит. Помнишь? Её нет.

   - Но я же вижу.

   Фигура распалась, вылепив другую. И этого человека Чарльз узнал.

   - Зар? Ты? Что с тобой…

   - Я потерялся, - ответил человек из тумана, и Чарльз услышал его. – Я… хрень какая-то случилась. Все было хорошо… я видел… аукцион видел. Безумие. Как ты и предполагал.

   Чарльз вцепился в руку. Проклятье, если Эдвин решит шагнуть в туман, удержать его не получится.

   - А потом… меня пригласили для частной беседы. Такой… обстоятельной. Я подумал было, что раскрыт. И да, правильно. Револьвер вот… решил, что без боя не сдамся. Но мне весьма вежливо объяснили, что пусть происходящее не совсем законно, но власти давно уже смотрят на эти игры сквозь пальцы. Особого вреда они не причиняют, наоборот, позволяют удержать общественные пороки в узде.

   Твою же…

   Человек провел руками по лицу.

   - Мне предложили деньги. Много. И еще помощь. Сказали, что я могу подняться высоко. Куда выше, чем с твоей поддержкой. Намекнули, что кое-кто из стоящих над нами давно в деле. Что братья есть везде. Или сами, или сочувствующие идеям общества.

   - А ты?

   - Согласился. Не сразу. Сомневался. Приводил доводы… видно, слабо. Актер из меня и вправду дерьмовый. Но мне показалось, что поверили. Колечко вот вручили.

   - На тебе не было колец.

   - Сняла, стало быть.

   - Кто?

   - Девушка… надо было приходить с девушкой… Элиза… Элиза Сюррей…

   - Она же из конторы.

   - Я бы и не пошел с чужой. А она… мы вышли. Меня пообещали проводить к месту… к месту, где я должен был принести клятву. На крови. Я… хотел отказаться. Говорил, что про клятву не предупреждали. Что в этом случае мне нужно подумать. Это ведь клятва…

   Фигура из тумана начала рассыпаться.

   - Зар…

   - Она ударила в спину… укол… я почувствовал укол… и хотел обернуться… быстро… падаю… подхватили… вниз нести…

   Голос его слабел.

   - Зар! Ты жив! Ты…

   - На алтарь… они несли, но…

   Он все-таки рассыпался, выпустив кого-то, Чарльзу незнакомого. Господин в старинном костюме подошел к черте, ткнул в нее носком и сказал:

   - Какая отвратительная примитивность!

   И исчез.

   Должно быть, оскорбленный до глубины души. А следом из тумана вышел Змееныш. Он был плотным и казалось, что еще немного, и его фигура обретет цвета. А то и вовсе он оживет.

   Почему бы и нет?

   - Скучал? – его улыбка была ослепительна.

   Этого нет.

   Это иллюзия на самом-то деле.

   - Да что ты понимаешь в иллюзиях, - Змееныш остановился на границе круга. – Такой же зашоренный придурок, как и мой папенька.

   Он был в той же одежде, роскошной и нелепой, мятой, украшенной пятнами крови, которые блестели ярко, как драгоценные камни.

   - Смерти нет, видишь? – Змееныш развел руками. – А души и вправду бессмертны. Возрадуемся!

   Его голос распугал других призраков, если и были другие.

   - Чему?

   Интересно, его только Чарльз видит? А нет, Эдвин тоже смотрит. Чуть прищурился. Узнал? У них должно быть описание.

   - А разве нечему?

   - Ты вообще-то умер.

   - И что? Думаешь, это что-то изменило?

   - Все изменило. Тело твое сожгли…

   Змееныш рассмеялся. Смех у него был хриплым и даже приятным. И подумалось, что в целом он неплохой парень, которому просто слегка не повезло.

   Чарльз отряхнулся.

   Морок.

   Даже после смерти? Или…

   - Мы нашли противоядие. И твои жены теперь свободны от наведенной любви.

   - Счастливы?

   - У них есть выбор.

   - Как замечательно! Быть несчастной по собственному выбору.

   - Лучше было быть счастливыми? Как долго? Пару месяцев? Полгода? Мы нашли твое кладбище.

   Змееныш пожал плечами.

   - У всех бывают неудачи. Рано или поздно я сумел бы найти способ. Кстати, как твоя сестра? Она была из первых… такая отзывчивая, такая благодарная. Передай, что мне её не хватает.

   - Иди ты…

   - А жена? Она меня обманула. Знаешь, женщина, которая обманула одного мужчину, с легкостью обманет и второго.

   Ложь.

   И яд. Змееныш после смерти остается собой. И… и к чему он здесь? Перед Чарльзом. А главное, почему несмотря на этот яд, ему хочется верить? И поневоле начинаешь сомневаться, правильно ли поступил тогда. Может… может стоило поговорить?

   Объясниться?

   Он ведь мог быть полезен, этот парень. И не так глуп, чтобы…

   - Уколи меня, - тихо произнес Чарльз.

   Эдвин не стал переспрашивать, но аккуратно двинул в челюсть.

   - Извини. Булавки нет.

   - Ничего, - челюсть слегка ныла, зато в голове наступила ясность.

   А Змееныш рассмеялся.

   - Знаешь, а ведь в ней тоже та самая кровь… огненная… и думаешь, сможешь справиться с ней? Не боишься, что однажды этот огонь на тебя выплеснется? Сумеешь ли выдержать?

   - Как-нибудь.

   Не надо ему отвечать. Да и Эдвин смотрит так, с опаской.

   - Если вздумаю дурить, вырубай, - сказал ему Чарльз.

   И Эдвин кивнул.

   Отлично. Может, он и высокомерный ублюдок, но в целом положиться можно.

   - А ты не задумывался, почему влюбился? Вот в нее? Ты, избалованный мальчик с Востока. Ты привык к очаровательным леди, нежным и хрупким, таким… таким неприспособленным к жизни… а она? Она ведь не похожа на них. У нее грубая кожа. И манеры ужасные. Она…

   - Иди на хрен.

   - У нее и тебя ничего общего. И тебе бы в ужас прийти, а ты влюбился. Может, дело в том же? В её крови? А?

   Не слушать.

   Этот ублюдок ничего не понимает в любви.

   - И ты ведь счастлив, правда? И никакой разницы нет, по собственному выбору или так. Да и нужен ли вообще этот выбор? Главное, что попроси она умереть, ты же умрешь, так? Просто, чтобы она была счастлива… это ведь несложно, сделать счастливой свою женщину…

   - Эй, - на плечо легла рука, и Чарльз понял, что почти переступил границу из соли.

   Выдохнуть.

   Успокоиться. Сердце стучит, колотится о ребра со страшной силой. Из прокушенной губы течет кровь, и Чарльз сглатывает.

   - А ведь она даже в полную силу не вошла. Что будет, когда войдет? – он уже совершенно не походил на призрак.

   Ублюдок.

   Змееныш, чтоб ему… настоящий змей.

   - И удержится ли? Это ведь так безумно сложно, удержаться от любви… всем ведь хочется, чтобы их любили. Просто так. И сильно. Чем сильнее, тем лучше…

   - Уходи.

   - Вот так? Разве я могу?

   - Эдди попросить, чтобы сыграл?

   - Думаешь, его силенок хватит? Нет, - улыбка Змееныша была безмятежна. – Это он может думать, что призвал меня…

   - Про тебя и думать забыли.

   - Неправда. Ты ведь думаешь. Каждый раз, глядя на свою дорогую сестру… ту, что носит моего ребенка. Кровь от крови. Сила от силы…

   Он отступил на шаг от границы и разом утратил краски.

   - Уже недолго осталось ждать… недолго… твой шаман ни на что не способен.

   Туман рассыпался, а боль в прокушенной губе осталась. И не только в ней. Двинул Эдвин от всей души. Хорошо. Надо будет поблагодарить.

   После.

   А туман рассеивался. Медленно так. Он словно уходил сквозь камни, оставляя призраки-тени.

   Людей.

   Или…

   Эдди по-прежнему сидел в круге. И он же стоял по другую сторону его рядом с… нет, быть того не может. Эва? Эванора Орвуд? Что она делает здесь?

   - Эва? – кажется, Орвуд-старший тоже хотел получить ответ на этот вопрос. – Эва, что ты здесь делаешь или… Эва, немедленно вернись!

ГЛАВА 7 Где все-таки задаются вопросы и приходят ответы, которые, правда, мало что меняют

Эваноре было страшно.

   Немного.

   А еще страшно любопытно, но уже много. И когда появилась Кэти, хотя узнать её в этой вот девочке было сложно, Эва даже подпрыгнула. Неужели, получилось?

   - Ишь ты, - сказала Кэти прежним голосом, в котором, правда, теперь не было раздражения. – Какая…

   - Здравствуй, - Эва неловко улыбнулась.

   - И тебе не хворать. Чего надо?

   - Ты… как бы это сказать… чтобы помягче. И… понимаешь, ты…

   - Померла, чего уж тут, - Кэти пошла дрожью, и девочка вытянулась, меняясь на глазах. Шрамы на лице её исчезли.

   Она и вправду была очень красива.

   - Ты… не сердишься?

   - На кого? На тебя что ль?

   - Пусть бы и на меня.

   Странно, но выглядела Кэти такой… такой живой.

   - С чего мне на тебя сердится? Хотя… ты живая. Обидно. Ты живая, а я вот… и за что, спрашивается? Это все мамаша… надо было послать его, но нет, решила, что тепериче все можно…

   - Расскажи, - попросила Эва.

   - Об чем?

   - О ней. О… тех людях, которые пришли на аукцион. Ты знаешь их?

   - Я? – Кэти рассмеялась хриплым смехом, словно воронье карканье. – Думаешь, я такая важная, что предо мной представляться надобно? Мол, господин Хороший пожаловал. Я для них – очередная шлюха.

   - Ты не такая.

   - А какая?

   - Не знаю. Но… ты ведь помнишь себя, раньше? – Эва ухватилась за эту мысль, чувствуя, что вот-вот разорвется нить беседы. – Я видела. Девочка. Ты… ты была…

   - Была, - Кэти встряхнула головой, и светлые кудри рассыпались по плечам. И сама она вновь изменилась. – Вот такой была. И папенька у меня имелся. Важный такой. В сером костюмчике ходил. И еще часы… лица не помню, а часы помню. Большие. Серебряные. На цепочке. Цепочка тоже с узором. Часы он прятал вот тут.

   Кэти похлопала себя по груди.

   - А цепочка свисала. Мы с сестрой любили играть с нею. У тебя есть сестра?

   - Есть.

   - И у меня. Она… не помню тоже. Почти уже. Мы не особо дружили, хотя вот иногда… я все потом думала, почему так вышло, что украли меня?

   - Кто?

   - Кто ж знает. Просто одного дня я уснула в своей кровати. У меня была своя кровать. И своя комната. Большая. Игрушки. Куклы. Фарфоровые головы и мягкие тела. Платья нарядные. Моя нянюшка их шила. И я помогала. Сестра тоже… мы жили в большом доме. И садик имелся. И… однажды я проснулась оттого, что в мою комнату забрался человек. Бросил тряпку на лицо. Вонючую. И я уснула. Чтобы потом проснуться в другом месте… в страшном месте.

   - Мне… жаль.

   - Меня?

   - Её. Ту девочку.

   - Она была глупой и слабой. И плакала много. Поэтому её побили. Её никогда раньше не били. И не запирали в чулане. Там крысы… она никогда не видела крыс. И не думала, что станет одной из них, - по фарфоровым щекам девочки покатились слезы. Крупные, прозрачные.

   - Я… - Эва не знала, что сказать.

   - Молчи уже…

   - Это она, да? Мамаша? За это ты её… убила? Добила?

   - За это. Откудова знаешь? Хотя… раз ты тут, то знаешь. Я ведь не одна была… имелись… и имеются такие от любители. Девочек. Мальчиков… и те, кто готов за деньги забраться в нужный дом. Иногда они устраиваются на работу. Конюхами там. Или сад копать, или еще чего. Сперва, конечно, нужно найти такой дом, в котором дети есть…

   Вздох.

   И тоска подползает к ногам, трется о колени, выпрашивая ласку. Здесь она тоже имеет обличье, огромной старой собаки.

   - Оно-то можно и проще. Пройтись вон по Квинсти, там бедняков много. Плодятся, что крысы… и продать готовы за гроши, хоть детей, хоть родителей. Кого угодно. Так мамашка и делала большей-то частью. А еще можно в работном доме. Или в приюте. Там-то тоже многие… рады подзаработать. Бродяжек кто искать станет?

   Все это было настолько ужасно, что хотелось заткнуть уши.

   Не слышать.

   Не знать.

   - Имена, - за спиной Эвы развернулись черные крылья ворона. – Назови имена.

   - И зачем мне?

   - Не знаю. Ты об этом заговорила, значит, надо.

   - Надо. Наверное, - она больше не плакала, фарфоровая девочка-кукла с неестественно огромными глазами. – Но назову… кого знаю… только… небось, сгорело все. В доме. Когда уходить велели, то сказали, бумаги не трогать. Мол, от них и так ничегошеньки не останется. Но… она была осторожной тварью, эта стерва. И опытной. Хранила все… не только там хранила. В банк пойдешь. Я скажу… там надо нумер. И слово. И ключ… ключ в другом банке.

   Она тихо хихикнула.

   - Вот весело-то будет… она писала, кому платила. И приютским, и… из работных. И констеблям, и…

   - Суд эти документы не примет.

   - А ты и вправду в суд пойдешь, тот, кто меняет обличье? Мне в детстве нянюшка рассказывала сказку о вороне, который оборачивался человеком. Или о человеке, что становился вороном? Он прилетел к разбойникам, укравшим прекрасную принцессу, и всех заклевал. Никакого суда…

   Эва хотела было обернуться, но не смогла.

   - Сделаешь?

   - Все, что смогу.

   - Хорошо… из чистых домов они редко кого берут. Все же опасно. Расследование. И детей ищут. Многие к магам идут. И ладно, если сразу, но ведь не успокаиваются. Есть такие… одного раза почти к самому убежищу пришли… потом, позже… искали тоже… нет, с чистыми домами одни проблемы. Так что только по особому заказу. За особые деньги.

   Эва закусила губу.

   Она… она могла бы уйти сейчас. Наверное. И не слышать. Вернуться в гостиную. К чаю. К разговорам… даже о лентах и шляпках, пускай себе. В конце концов, может, остальные потому о шляпках и говорят, чтобы не вот о таком… другом?

   А она стоит.

   Слушает.

   - Ты знаешь имя того, кто заказал тебя?

   - Он уже умер, - с сожалением произнесла Кэти. – А другие… их слишком много. Всех не заклюешь, человек-ворон.

   - Я не человек.

   - Но ворон. А остальное… так ли важно. Тебя ведь эти интересуют, в масках? Правильно. Это обидно, когда кто-то крадет твое обличье. Они решили, что вороньи лица – это забавно. Один так и сказал, мол, символ мудрости… бога какого-то… я не поняла. Я не знаю имен, если ты на это надеешься. Матушка, может, она чего и ведала, а я… не успела. Решила, что сумею войти в дело. Что покажу себя, они и примут… им-то, поди, плевать, кто грязную работу делает. А я чем матушки хуже?

   - Ты лучше, - сказала Эва. – Ты… ты не такая, как они?

   - Думаешь? – Кэти покачала головой. – Я именно что такая. Нет, красть не крала. Не успела просто. Не было заказов. А вот девок сманивала. И покупала. И… сводней тоже работала. Травила, если совсем дура и иначе не понимает. Тебя вот продала.

   - Ты… ты не сама. Тебя такой сделали.

   - А её? Думаешь, у Мамашки другая история? Она-то не говорила, конечно, только думаю, что мало от моей отличная. Мы… вы все там дерьмо.

   - Это надо остановить!

   - А сумеешь?! – она вновь стала собой, взрослой. И даже шрамы на щеке появились один за другим. – Кто ты? Маленькая глупая девочка, которой однажды повезло спастись. Что ты можешь сделать? Или другие не пытались? До тебя? Был один, захаживал… не ко мне, нет… светлый такой мальчишечка, даром, что за душой ни гроша. Уговаривал Фаньку бежать. Клялся, что женится, что увезет на Запад… и что? Она почти уже согласилась, когда его с пробитою головой нашли. Или вот жрец, из новых, взялся проповедовать… такой вот, прям слушаешь и душа болеть начинает. Тоже скоренько помер. Самоубился. А для жреца – великий грех. Нет, девонька, тебе повезло. И береги свое везение. Не лезь в это дерьмо.

   - А мне можно?

   - Тебе? Откудова ж мне знать, чего тебе можно, а чего нет? У тебя крылья, да выдержит ли их небо? У тебя перья, но сохранят ли от пуль?

   - Я сохраню, - сказала Эва.

   И усомнилась.

   Вправду, получится ли у нее… что она может? Ничего. Но Кэти принимает этот ответ.

   - Хорошо. Знаю я и вправду немного. Но что знаю, скажу.

   - Как ты умерла?

   - Быстро. И… это хорошо. Это мне повезло.

   Сомнительное везение.

   - Да что ты понимаешь, девочка. Будь у них время, то и на меня нашелся бы охотник. Или вон алтарь.

   - Какой?

   - Там, внизу. В подвалах. Я туда прежде не спускалась. Только матушка. Не одна. Приводили девку или пару… как-то раз четверых, которые уже все. Ну, стало быть, одна вовсе от дурмана разум утратила. Еще одна приболела так, что смыслу лечить не было. И двое бежать пытались. Их поймали, ну и поучили. Верно, не первый их побег, если так. Сперва-то вразумить пытаются, а тут не вышло. Она их напоила сонным отваром, и уже потом вниз. А поднялась сама. Одна, стало быть. И так всякий раз. Еще, как поднималась, после к себе шла и пила. Много пила. До одурения. Тогда вовсе дверь закрывала, чтоб никто-то не видел. А как трезвела, то в банк отправлялась. Деньги относила. Денег у ней тоже изрядно. И вот мне сперва любопытно было, как же так… людей-то в доме не появлялось, в подвал она-сам шла, так откуда деньги?

   - Но ты не полезла.

   - Нет. Вовремя сообразила, что не след. Ну а там, после аукциона, мне и велено было спускаться. Мол, дом заприметили не те люди. Надо уходить. В другое место.

   - В какое?

   - Мне сказали, что есть куда. Новый. На окраине. Там порядок навести надо… мы шли… спускались. И… помню, что к нам еще девка прибегла, из этих, которые наверху бы. Что-то сказала, а что… потом в шею кольнуло и все.

   Она развела руками.

   - Имен не знаю.

   - Аукцион. Его ведь кто-то организовывал. Прием. Цветы эти.

   - Цветы я заказала.

   - А остальное? Закуски. Посуда. Обслуга. Эти… ряженые.

   - Ряженые и есть. Хорошо сказал, - Кэти кивнула. – Они уж тут сами. Мамаша еще записочку послала, когда собираться. А там уже и явились. Всегда являлись. Такие от… серые людишки.

   - В серой одежде? – уточнил Эдди.

   - Неа… хотя и одежка неприметная. Просто… такое от… будто серые, понимаешь?

   - Нет.

   - Не знаю, как объяснить. Что пылью припорошенные… ну вроде человек человеком, а он… как ненастоящий? Или вроде того. Работнички-то хорошие. И главное, вот теперь понимаю, что обыкновенные люди, как работу работают, то все ж друг с другом хоть словом, но перемолвятся. Эти же ж и не отвечают, если окликнуть. И других как не видят. Хоть ты на шею сядь, он не заметит. Иные девки, которых дом брала мыть, ажно спорили меж собой. Взялись перед этими крутиться, а без толку… идет такая вон, голая почитай, нормальный мужик шею бы свернул, а эти… - Кэти махнула рукой. – Над ними другие, в черном все. В париках. Даже когда никого нетушки, они все одно. И я тебе скажу, что они, пускай и играются в прислугу, да старшие. Над теми, что в масках.

   - Уверена?

   - Оно-то сразу не поймешь. Кажется, что те, которые в масках, найглавнейшие. Да только… понимаешь, тут и объяснить не объясню. Чутье просто. Но боятся они.

   - Те, что в масках?

   - Да. Прямо таки… а эти любезные, кланяются, но… не так, как слуги. Будто тоже игра.

   - Спасибо.

   - Да не за что.

   - А без масок ты никого не видела?

   Кэти покачала головой.

   - Но, может, еще примета…

   Она задумалась.

   - Я-то… меня не больно подпускали к этим делам. Все говорила, что, мол, рано. И как аукцион случался, то меня или усылали, или вон ставили за товаром приглядывать. Наверх никак… но одного разу, как в подвале была, то явился один. Оно-то запрещено, если так, но этот, видать, особый был. Он ходил, девок смотрел. Ощупывал, в рот лез. Еще тыкал палкой какой-то. Ну, махонькой. От такой, - Кэти развела пальцы. – И еще вроде белая, то ли каменная, то ли еще какая. Главное, велел рот раскрывать и в него сувал. А потом глядел. У двоих вроде стала палка другого цвету, и этих он велел в стороночку отвесть. Я еще тогда стала говорить, что никак не могу, потому как правила же ж. Мамаша мне тогда всю голову этими правилами выдурила. Ну и вот… а этот, который второй, в черном, за порядком глядеть поставленный, похвалил, что, мол, правильно все я делаю, но тут особливый случай. И Мамаша прилетела, велела не мешаться. Этих двух он и забрал. Только…

   Она снова запнулась.

   - Не для этого дела, мыслю. Не для того, для которого мужики баб пользуют. Ему по какой иной надобности, а что за она…

   - Каким он был?

   - А я откудова знаю? Он же ж в балахоне. И с маскою этой. Белой. Вот. Только… погодь… он сперва в перчатках был. А после снял их. Что-то у него не ладилось с палкою, вот и стянул. И… у него на руке шрам. Свежий еще. То ли опаленный, но как-то вот хитро. А еще перстень! Точно! С драконом!

   Крылья за спиной Эвы распахнулись с тихим шелестом.

   - Руки-то сами мягонькие, с пальчиками длиннючими. Сразу видать, что из чистых, а тут ожог этот. И… перстень, перстень большой… и Мамаша еще потом обмолвилась, что не приведите Боги этому глянуться. Что… лучше уж самый захудалый из борделей, чем он вот. И…

   Кэти запнулась.

   - Ты… ты найди их, ладно?

   - Найду, - сказал Эдди.

   - И чтоб как в сказке, никого не осталось… в живых… нельзя эту погань… а я…

   - Стой, - удержала Эва. – Ты… ты ведь помнишь свое прежнее имя?

   - Помню.

   - Скажи?

   - Для чего.

   - Не знаю. Может, они тебя еще ищут?

   - И пускай себе ищут, - Кэти пожала плечами. – Хотя навряд ли, но… если и так, думаешь, обрадуются, узнав, чего приключилось? У матушки моей волосы были мягонькими. И пахло от нее сладко. Сладко-сладко. А еще она играла. Садилась вечерочком за клавесину и давай. Нас учила. Но у меня не больно-то ладилось… а она все повторяла, что нужно больше стараться. И отец… пусть бы лучше думают, что я живая. Где-нибудь там, далеко-далеко…

   - Я… я посмотрю, - сказала Эва. – Но если они до сих пор ищут? И не знают. Это… очень страшно, не знать, что случилось с теми, кого любишь.

   - Катарина, - сказала Кэти. – Катарина Жеррард. И жили мы на Цветочной улице. Десятый дом. Белый забор и еще цветы… мне тогда нравилось, Цветочная улица десять. И цветы… скажи… скажи, что я не хотела вот так… что… соври им, что я умерла давно. Так давно, что… придумаешь. Ты умная девочка.

   Эва склонила голову.

   Сдержать слезы почти получилось.

   Почти.

   И крылья за спиной обняли. Перья снова гладкие, что шелк, только еще и теплые. И от этого тепла ком в груди разжался, дышать и то легче стало.

   Правильно.

   Она, Эва, ведь не виновата, что все так… что… она просто тоже хочет спрятаться. Пусть бы даже под крыльями.

   Под крыльями ворона удобно прятаться.

   - Вот и все, пожалуй, да? – Кэти не ушла еще. Она стояла, чуть склонив голову. Но что-то в ней изменилось, неуловимо. Будто… будто посветлела? Если туман может посветлеть. – Я… теперь уйду? Куда?

   - Не знаю.

   - Ты же здесь, значит, знаешь.

   - Нет. Я просто шаман. Я могу говорить с духами, но и только. А куда они уходят…

   - По-справедливости мне бы в ад, - спокойно ответила Кэти. – Когда-то говорили, что грешники сгорают в огне. А я не хочу, вот и… осталась. Но здесь так тоскливо. Отпусти?

   - В огонь?

   - Куда-нибудь. Может, оно и не так страшно… может, потом я… сумею вернуться?

   Раздался нервный дребезжащий звук, и Кэти прикрыла глаза. На губах её появилась улыбка.

   - Мама вот так же… играла на клавесине. Простенькая мелодия. И я все пыталась повторить, - руки поднялись, пальцы пошевелились. – Надо же, помню… вот так… и теперь. А ты играй.

   И он играл.

   И почему-то дудка и вправду звенела, как старый клавесин. А Эва стояла, спрятавшись за крыльями, слушала и плакала. Плакала и слушала.

   Здесь можно.

   Здесь ведь все равно ненастоящее. А когда Кэти не стало, то и музыка оборвалась. И крылья развернулись с тихим шелестом.

   - Иди, девонька, - сказали ей. – Тебе пора возвращаться. Скажи там, что я бы поел чего. И тебе не помешает. Скоро… поднимемся.

ГЛАВА 8 В которой находится место семейному обеду и задушевным разговорам обо всем

Когда Эванора Орвуд вдруг замерла, уставившись в угол, я, признаться, испугалась. И не только я. Леди Орвуд крепко побледнела и сказала что-то такое, что леди произносить точно не стоит. А потом спохватилась и позвала:

   - Эва? Эва, девочка…

   - Вы слышите это? – Тори сама чашку отставила и сжала голову руками. – Какой… неприятный звук.

   Только теперь я и вправду услышала. Не сказать, чтобы неприятный. Далекий. Нервный такой. Свербящий. И зовущий. Но стоило отвлечься и звук исчез.

   Леди Орвуд вынула кружку из пальцев дочери, бросила вышитую салфетку, прикрывая пятно на юбке, и вздохнула.

   - Опять.

   - Опять? – я помахала перед распахнутыми глазами Эвы рукой. Ничего. – Что с нею?

   - Ушла, - её сестрица поерзала и сунула палец в ухо. – Нет, все-таки до чего мерзкая музыка. Я… я, пожалуй, выйду в сад. Все равно пользы нет. А чувство такое, будто спицу в ухо суют. Мама, прошу меня…

   - Беги уже.

   И она действительно побежала, подхватив юбки. Мне только и осталось, что взглядом проводить.

   - Это… впервые это случилось, когда Эве было семь. Она и не помнит. Но я… - леди Орвуд разгладила юбки. – Мы тогда отправились на похороны. Моя кузина… ушла в родах. Печальное событие. Все очень огорчились.

   Я думаю.

   Но молчу. Только гляжу на Эву, что застыла с прямой спиной.

   - Дорога еще тяжелой была. Осень. Дождь. Экипаж застрял. Мы… промокли все. И опоздали. Получилось весьма неудобно. И у Тори температура поднялась. Я их уложила, а потом ночью еще вставала. Как-то няньки были, но… я им не очень… иногда они весьма безалаберны. Вот. Я пришла и увидела, что Эва сидит в постели. Сидит и смотрит. В стену. Решила, что у нее тоже жар, но нет. Лоб был холодным. А она сидела, сидела, потом просто упала и…

   Нынешняя Эванора падать не собиралась. Надеюсь, что и не соберется. Ровненько так сидит. И дышать дышит. Слегка бледновата, но не смертельно.

   Пульс тоже ровный. Я руку на всякий случай пощупала. Кожа теплая, живая.

   - Наутро она сказала, что ребенка нельзя называть Адамом. Он – Стивен. Вот… тоже неудобно вышло, но она… она была весьма убедительна. И супруг подтвердил, что ощущает… изменения тонкого слоя, кажется. Он как-то объяснял. Мы уехали. Я… я надеялась, что это все совпадение, девочка ведь так чувствительна. И дорога, болезнь Тори…

   - Дар? – уточнила я.

   - Да. Дар начал пробуждаться. Хотя нам говорили, что как такового его нет. Были еще случаи. Сперва спонтанные. Она вот так застывала, даже амулеты, которые муж сделал, не спасали. Одно время он и блокирующие браслеты принес. Но тоже не помогло… вот… и постепенно Эва научилась уходить сама. По своему желанию. Жутковато, но мы решили не мешать. Она и Тори научила. Вдвоем. Говорили, что там видят, что… а потом однажды Тори просто не очнулась. Эва да, а она… она осталась лежать.

   Леди Орвуд поднесла сцепленные руки к лицу, будто собираясь укусить собственные пальцы.

   - И сперва мы надеялись, что это… это временно. Потом тоже надеялись.

   - Она вернулась.

   - Но вдруг все повторится снова? – во взгляде леди Орвуд мне виделся страх. И еще надежда. Причем не понять, на что именно она надеялась. Что я уверю, будто бы история не повторится?

   Или у меня есть волшебный способ вывести девчонку из транса?

   Или… не важно что, главное пообещать? Ей ведь по сути и нужно лишь это обещание.

   - Может, и нет, - осторожно сказала я. – Она же… она не такая беспомощная. И опытная тоже. Мне Эдди рассказывал. Она смогла найти дорогу из… того дома. Так что тут бояться нечего.

   Леди Орвуд кивнула.

   - И все-таки… иногда мне хочется, чтобы у них не было дара.

   - Тогда бы мы вряд ли отыскали её.

   - Я это понимаю, но… у них и так немного шансов найти мужа. Хорошего мужа, а не такого, которому нужны лишь деньги, теперь еще и это…

   Тихий вздох.

   - Не спешите, - вот тут я точно знала, что сказать. – Мужья, они как тараканы, порой сами заводятся, вне зависимости от желания.

   По-моему, прозвучало несколько двусмысленно, но леди Орвуд взглянула с благодарностью.

   А девица вдруг качнулась и моргнула.

   Взметнулись руки к лицу.

   И дыхание сделалось частым-частым.

   - Я… я…

   - Ты, - я взяла её за руку. – Как зовут помнишь?

   - Эванора, - на меня посмотрели с удивлением. – И… извините. Пожалуйста. Кажется… я не специально, мама. Просто позвал и… и устоять невозможно. Ох…

   - Тебе дурно?

   - Нет… и он просил передать, что не откажется от обеда. Я тоже. Это все забирает столько сил. Голова опять кружится, но пройдет.

   - Оно хоть того стоило? – поинтересовалась я.

   И Эва прикрыла глаза, а потом ответила.

   - Да. Стоило.

   Они и вправду вышли. Эдди, взъерошенный и, кажется, раздраженный. Чарльз, потирающий челюсть, и клянусь, что на скуле его постепенно проступал синяк. И слегка виноватый тип, которого мне представили, как Эдвина Дархарда. Мрачный, как ночь, Орвуд-старший, от которой во все стороны тянуло мертвечиной. И несколько растерянный Бертрам. Он вот, кажется, совершенно точно не понимал, что произошло.

   Что бы ни произошло, это ему не нравилось.

   Может, потому что поучаствовать не довелось?

   Нет, мысли свои я при себе оставила. А вот леди Орвуд и вовсе сделала вид, будто бы все это – совершенно нормально. И бледная, но спустившаяся к обеду Эванора, которая успела и платье сменить, и косу переплести. Столь же бледная и раздраженная Виктория. Она платье не меняла, а в пальцах вертела сухой листок. И… все остальное.

   - Прошу, - леди вымученно улыбнулась. – День ныне чудесный, не правда ли…

   - Несомненно, - Эдвин Дархард поспешно отряхнулся и на губах его появилась улыбка. – Редко случаются дни столь солнечные и ясные… дамы, но ваше присутствие…

   И эти слова будто сигналом послужили.

   Заговорили сразу и все. Про погоду, про… что-то еще, столь же важное. А Чарльз, наклонившись ко мне, тихо-тихо произнес:

   - Я его видел.

   - Кого?

   - Змееныша, - он сказал это в самое ухо, и я едва не подавилась от неожиданности. Предупреждать же надо. А еще, судя по тоскливому взгляду супруга, ничего хорошего Змееныш ему не сказал.

   Вот что за люди, а? Помер, так веди себя, как приличному покойнику положено! Но нет же ж…

   - Потом расскажу, - пообещал Чарли.

   - Кстати, от вашей игры меня стошнило, - светским тоном заявила Виктория Орвуд.

   - Тори! – леди Орвуд, кажется, настолько устала, что даже в ужас не пришла.

   - Ай, мама, да все равно нас никто не примет, как юных прекрасных леди. А вот ужасные… - она слегка прищурилась.

   - Виктория, - голос отца был сух. – Будь добра вести себя прилично, иначе я решу, что ты слишком дурно воспитана, чтобы в принципе выпускать тебя из дома.

   Глаза Тори нехорошо блеснули.

   - Знаете, - Эдвин чуть поерзал. – А мне порой тоже невыносимо душно становится от всех этих правил… иногда кажется, что я попал внутрь музыкальной шкатулки. У моей матушки есть такая, красным бархатом обита, а внутри леди и джентльмен в танце кружатся. Заводишь и они кружатся, кружатся, пока завод не иссякнет.

   Он потер лоб.

   - Кажется, я тоже слишком много говорю… и простите вашу дочь, леди Орвуд. Это не её вина. Это… кажется, мое эхо.

   Эдвин поднялся.

   - Я вынужден… откланяться. Я…

   Он хотел сказать еще что-то, но покачнулся и осел на пол. Надо же, оказывается, не только леди падают в обмороке.

   - Вот знаете, - Тори чуть наклонилась. – Первое, что усваиваешь, если начинает кружиться голова или что-то… не так, то лучше прилечь. На всякий случай.

   - Если на него вылить воду, он может очнуться, - заметила Эва и подала стакан с лимонадом. – Мокрое всегда такое гадостное! Я вот ненавижу, когда на меня что-то льют…

   - Думаю, - Чарльз поднялся. – Стоит куда-нибудь его перенести. И подальше. Он менталист.

   - Тогда понятно, - Орвуд-старший, кажется, выдохнул с облегчением. И тоже встал. И Эдди, который этого менталиста-неудачника на руки подхватил, заметив:

   - Я ему предлагал наверху нас подождать.

   - В следующий раз прислушается, - Чарли явно не чувствовал себя виноватым. – Пожалуй… мы откланяемся. Прошу прощения, леди Орвуд, но… с учетом нестабильности неплохого менталиста, находиться рядом с ним будет просто-напросто небезопасно.

   - Благодарю… думаю, нам стоит посетить магазины… какие-нибудь магазины определенно стоит посетить. И да… чувствую, что голова немного кружится. Господи, как я устала от этого всего! Может, лучше все-таки на море…

   Я открыла рот, но муж потянул меня к выходу, и потому спросить, что изменится на море, я просто-напросто не успела. Ничего, потом спрошу.

   И еще скажу, что море только нервы успокоит. Но лучше успокоить их успокоительным, оно станет дешевле. Боже, ну и бред же в моей голове! А главное, мне так хочется им поделиться со всеми!

   Я зажала рот руками, чтобы не сказать, что…

   Не помню уже что, но помню, что сказать хотелось. Нет, этого их Эдвина, несмотря на насквозь благообразную физиономию, нужно держать подальше от нормальных людей. А то ведь этак наговоришь чего-нибудь не того.

   Совсем не того.

   В карете я руки убрала.

   Как-то даже… как-то полегчало, что ли.

   - И что это было? – уточнила я у мужа, который тоже сидел прямо-прямо и глаза выпучивши. Эдди и вовсе в доме остался. Надеюсь, его на откровения не потянет.

   А…

   - Я знал, что у него ментальные способности, но вот чтобы настолько выраженные, - Чарли поморщился. – Теперь голова болеть будет. Понимаешь, когда твой брат играл, то сперва вышли к Эдвину. Его хороший товарищ, который… он вроде и живой, но как бы в себя не приходит. Его в сгоревшем доме нашли.

   Чарльз поглядел на меня и тяжко вздохнул.

   Ага, совестно. Про сгоревший дом я вот впервые слышу. Между прочим, нехорошо.

   - Тот дом, в котором проводили аукцион, сгорел. И почти дотла выгорел. Только подвалы уцелели… чудом… ладно, я смог оттянуть энергию и перелить её в камень. Вот как ты делала.

   Но кто-то мне твердил, что так небезопасно и вообще.

   - Если бы не сделал, то полквартала выгорело бы! Это мой долг и…

   - Ага, - я поморщилась. Голова и вправду начала ныть. А она у меня почти никогда не болела. Еще там, дома, доктор говорил, что у меня здоровья с крепким таким запасом.

   Прав был.

   - Вот… в подвале нашли друга Эдвина. И ту девицу, распорядительницу… и еще алтарь… я этому идиоту скажу, что если себя не контролирует, то нужно артефакт носить! Блокирующий… чтоб его.

   - Скажешь, - успокоила я мужа. – Конечно. И в рожу дашь.

   - Зачем?

   - Я откуда знаю. Он же тебе дал зачем-то.

   - А, - Чарльз погладил щеку. – Это я его сам попросил. Змееныш вывел, едва из круга… нет, надо по порядку. Орвуды пытались призвать души, но не вышло.

   - И вы решили позвать Эдди?

   Ну да, в принципе, правильно. Я бы тоже так сделала.

   - Тогда это показалось отличной идеей.

   - А теперь?

   - Я… мы не слышали, о чем он говорил… он обещал рассказать попозже. Главное, что сперва Эдвин увидел этого своего друга. А потом ко мне Змееныш явился. И… он сказал, что я тебя люблю, потому что у тебя дар. Тот… проклятый.

   - Ага.

   - И мне бы помолчать надо. Но я ему рожу набью… менталисты крайне неустойчивые твари, поэтому обычно и держатся в стороне от людей. Если дар выраженный. А у него, мать его, выраженный… верно, когда твой брат играл, что-то нарушилось. Или Эдвин решил добавить немного легкости в разговор. Менталисты воздействуют и на эмоции.

   - Но переборщил и всех понесло.

   - Точно.

   - А его?

   - Не знаю. Думаю, просто вычерпал себя и все. Отойдет. А там и Орвуды с ним… побеседуют на тему.

   Тут Чарльза откровенно передернуло, явно представил себе эту беседу. И живенько так… да уж. Но с другой стороны – сам виноват. Нечего к другим людям в головы лезть.

   - Но все-таки то, что делает твой брат, это… ты не обижайся, но это очень и очень странно.

   А то я сама не знаю.

ГЛАВА 9 Про леди, которым все еще свойственно излишнее любопытство

Бледный маг тонул в перинах. Его голова едва возвышалась над пуховыми подушками. А другие, совсем крохотные, едва ли больше кулака, но обшитые кружевом, поднимались над ним этакою мягкою горой. Того и гляди она от неловкого движения осыплется и погребет несчастного.

   Мага даже жаль стало.

   Тот лежал тихонечко, только пальцы вцепились в одеяло. А на лбу выступили бисерины пота.

   Но дышал.

   Это хорошо, а то еще ненароком помрет, и кто виноват будет? На сей счет у Эдди сомнений не было.

   - С ним… все будет хорошо? – шепотом спросил он у некроманта, который стоял подле кровати с видом, преисполненным скорби.

   - Будет, - ответил маг, слегка поморщившись. – Уже… только голова болит. Кажется, я позволил себе немного… лишнего. Прошу прощения.

   И глаза открыл.

   Чернющие. Чтоб ему… Эдди бы шарахнулся, будь нервы послабее. А вокруг черноты расползаются красные ниточки сосудов. В левом один вон лопнул, и в глазу растеклось алое облако крови.

   Жуть.

   - Может, все-таки целителя? – Эдди, конечно, не великий специалист, но выглядел этот маг столь погано, что даже жаль его становилось.

   - П-пройдет. И мне будет легче, если вы расскажете. Вам удалось связаться с Кэти?

   - Да, - Эдди огляделся. В комнате, легкой и воздушной, этакой совсем уж зефирной, стулья были под стать. Беленькие и какие-то словно игрушечные. Садиться на такие было боязно.

   - Хорошо… я видел… Бальтазара.

   - Это того…

   - Да.

   - Хорошо.

   - Что хорошего?

   - Стало быть, душа не ушла. Если бы совсем ушла, то я бы не дозвался. А так она там, значит, шанс вернуть в тело имеется.

   Маг слегка поморщился.

   - Бертрам… ты мог бы отправить записку ко мне?

   - Уже.

   - Хорошо… принесут флягу… укрепляющий отвар. Знаешь, до сих пор ведет. Ощущение, словно пьян… хотя я никогда-то…

   - Не напивался? – Эдди все же подвинул стул к себе.

   - Увы… дар проявился довольно рано. А контроль для менталиста важен. Очень важен. Я… с подросткового возраста впервые… и не специально. Прошу простить меня и… я действительно не отдавал себе отчета, хотя слабое оправдание, конечно.

   - Забудь, - отмахнулся Орвуд и тоже стул подвинул. А потом поглядел на Эдди и велел: - Рассказывай. Начни с того, как там оказалась моя сестра.

   - Не сама она. Дух.

   - Ну да, существенная разница… дух моей сестры.

   - Я позвал, - Эдди потер переносицу. – Я ж самоучка. По-хорошему шаман, когда берет ученика, он помогает. Выводит на тропу. Учит звать духов. Говорить с ними. А я вот чего-то помню с детства, остальное – как получается. Шаман, нормальный шаман, может вызвать конкретного духа. А я просто кидаю зов, и кто откликнется, тот и…

   - Она откликнулась.

   - Да, хотя обычно люди, которые не спят, да и те, что спят, но дара не имеют, они не особо слышат. Она услышала и пришла. А потом уже она позвала Кэти. Я же что? Я ж видел эту вашу Кэти только на сцене, издали. А этого мало. Если б связь с телом сохранилась, тогда да. А раз связи нет, то и вот… - он развел руками. – Получилось, как получилось.

   - Но Эва эту женщину знала? – уточнил некромант.

   - Точно. И дозвалась. Она… сильный шаман.

   - Не скажу, что это меня успокаивает, - Бертрам вздохнул.

   - Отчего?

   - Наш дар и без того вызывает опасения… у Орвудов девочки редко появлялись. Очень редко. А мужчинам прощается многое. Но… вот с замужеством Эвы будут проблемы. Все одно слухи пошли. И… Тори тоже. Да не важно, как-нибудь разберемся, - он махнул рукой.

   Эдди же подумал, что если так, то… может и неплохо.

   То есть плохо.

   Он сам, помнится, волновался, что сестра замуж не выйдет. Однако же получилось. А тут… нет, планов не было. Какие планы? Граф он там или случайно получилось, но рожу титулом не изменишь. И… не о том думать надо.

   Совершенно не о том.

   Особенно, когда в тебя вперился взглядом менталист, пусть бы и слегка замученный.

   Эдди нахмурился, и менталист поспешно взгляд отвел, устремив в потолок. Потолок, к слову, был расписан этакими веночками из роз и полевых цветов. В общем, смотри и радуйся.

   - Тут все погано, - вынужден был сказать Эдди, немалым усилием воли отвлекаясь от розочек, веночков и каких-то трусоватых мыслей, что титул может чего-то там изменить. И вообще ему предсказано было… - Начнем с того, что есть списки. Не тех, кто в клубе, но тех, кто детей продавал. Она говорила, что и из приютов, из работных домов… приглядывали кого и продавали.

   - Интер-р-ресно, - почему-то голос менталиста сделался низким, рычащим.

   - А то… она вроде как бумаги вела, та, которая еще до Кэти… Мамаша. Вот. Но, думаю, опасалась, что её рано или поздно зачистят.

   Так бы и вышло, не помри она от проклятья.

   - А потому и бумаги эти хранила не только в доме, - Эдди чуть качнулся и стул под ним легонечко хрустнул. – В одном банке ячейка, в другом – ключ от нее. Эва знает, где.

   - Это небезопасно, - заметил Берт.

   - А можно думать, остальное дерьмо, в которое меня втащили, охрененно безопасно, - пробурчал Эдди. – Если вы сунетесь, как знать… я ж дикарь тупой. И в здешних делах ничегошеньки не смыслю. Да и… не думаю, что кто-то вообще про эти бумаги чего знает. Если б знали, то и банков не оставили бы. А так…

   Он вздохнул и продолжил.

   Делиться надо не только прекрасным.

   - Значит так, - Эдвин потер голову. – За банками мои люди присмотрят. Издали. Спешить не будем. Если бумаги там, то пусть лежат. Надо убедиться, что… а там через пару недель и изымем. Мне к Императору надо будет… точнее отцу. Все это грозится вылиться в такой скандал, что…

   Замять попробуют?

   Эдди нахмурился.

   - Такое не замнешь. И… Император будет рад поводу. Он полагает, что не все мятежники… проклятье, я опять говорю слишком много. Но тебе надо… надо учиться.

   - Сам знаю.

   - Нет. Не про то. Университет, - палец уткнулся в Эдди. – Тебе надо в Университет. И им… всем надо… чтоб вас. Берт! Дай мне снотворного какого. И дверь закройте, а то… когда это закончится… чтоб я еще раз… а ведь…

   Эдди хмыкнул.

   И отступил.

   На сей раз Тори дошла до лестницы быстро, а потом остановилась на самом краю. И когда Эва подошла, просто вцепилась в руку.

   - Надо, - сказала Тори и глаза её, залитые чернотой, казались провалами в бездну.

   - Я тебя держу, - Эва осторожно ступила первой.

   Дом спал.

   Где-то далеко часы пробили дважды, и этот звук, глухой и тяжелый, утонул в глубинах дома. Тени разве что ожили. Но тени всегда здесь пробуждались после полуночи.

   Их Эва не боялась.

   Никогда.

   Даже еще ребенком. Тогда у них с Тори была одна детская на двоих. И они сами выманивали тени из-под кроватей. Играли с ними. Почему Эва забыла об этом?

   Забыла.

   А теперь вот… тени сползались, спеша коснуться босых ног. Не страшно. Они мягкие и… да, немного теплые. Беспокойные.

   Вот.

   Ниже.

   И еще ниже. И Тори смотрит перед собой. Улыбается так, жутковато. Может… маму позвать? Нет, с нее довольно волнений. У нее от переживаний к вечеру мигрень разыгралась, а еще прислали записку, что с платьями на бал какая-то беда приключилась, то ли лент не хватило, то ли вовсе они уже из моды выйти успели, что широкие, что узкие.

   Глупости.

   Какие это глупости.

   На низу лестницы серая дорожка. Тени тоже слышал? А Эва нет. Она прислушивается, пытаясь уловить хоть что-то. Но… нет, ничего. Тишину дома нарушают обыкновенные звуки ночи. Поскрипывание старого паркета, что избавляется от дневной тяжести. Вздохи в трубах. И ветер за окнами.

   А Тори решительно ведет дальше.

   И быстро.

   Она почти бежит, тянет Эву за собой. Дальше… по коридору. Мимо столовой… и еще дальше. Кабинет отца? Эва, кажется, понимает, куда им надо.

   - Там закрыто, - говорит она, но Тори, встав перед дверью, просто кладет руки на неё. И дверь вспыхивает темным огнем. А потом отворяется.

   Беззвучно.

   И от этого страшно. Но тени, любопытные тени, первыми устремляются вниз по лестнице. Они готовы вести Тори за собой. И Эву тоже.

   Куда?

   Света бы. Но… нет, ничего нет. И приходится опираться на руку Тори. Теперь ведет она. Жутко как… сердце колотится, что безумное. И хочется сбежать. Наверх.

   Но слишком темно, и если Эва отпустит руку сестры, то она заблудится.

   Она… не найдет дороги.

   Именно так.

   - Смотри не глазами, - Тори останавливается. И вот странность, хоть света нет, но Эва видит белое пятно её лица. И черные-черные глаза. – Закрой.

   И вторая её рука ложится на лицо Эвы.

   Снова странность, но… если глаза закрыть, то и вправду все видно. Нет, не так, но… очертания. Тени спешат расползтись, и Эва их видит, а за ними и стены.

   Двери.

   Она была за одной из этих дверей. За которой? Забыла. Все-таки она глупая и невнимательная. А Тори идет. Она точно знает, куда ей нужно. Она всегда точно знает… и идет.

   Шаг за шагом.

   Дверь.

   Не заперта. За нею комната. Небольшая. Тени отступают и Эва слепнет, отчего открывает глаза, но тут же жмурится. Как ярко… то есть, не очень. Комнату освещает одна керосиновая лампа, и крохотный огонек трепещет под стеклом.

   Тори морщится.

   Еще в комнате есть кровать. И человек в этой кровати. Он лежит, тихо так, и Эва не уверена, жив ли он. Но Тори знает. Тори отпускает руку Эва и подходит близко. Она застывает над кроватью, над человеком, слегка покачиваясь, словно раздумывая над тем, что видит. А потом спокойно кладет руку на грудь его. И тьма, окутавшая пальцы её, устремляется в тело.

   Смотреть жутко, но…

   - Помоги, - Тори оборачивается. – Помоги мне…

   - Как?

   - Ты можешь… позвать… я знаю…

   - Я не знаю, - Эве больше всего хочется сбежать, но ноги цепенеют. И сама она не способна пошевелиться.

   - Позови!

   - Кого?! Как его зовут, знаешь?

   - Нет. Но я слышу… слышу…

   Тори тянет руку, и Эва решается. Она касается пальцами пальцев сестры. Её тьма не обжигает. Она и не такая уж страшная, но…

   - Я слышу, - жалуется Тори. – Он зовет… ему надо помочь. Я слышу! Он тоже потерялся, а теперь…

   - Погоди, - Эва сжала пальцы. – Давай, как раньше? Я помогу тебе туда, а там… там решим.

   Это опасно.

   Очень-очень.

   Ведь в последний раз, когда они ходили вдвоем, Тори не вернулась. А вдруг она снова… нет, она может уйти и без Эвы. И если просит о помощи, а раньше Тори никогда и никого о помощи не просила, то ей эта помощь на самом деле нужна.

   И Эва поможет.

   А что до заблудиться, то… то у нее перо есть. Вот. Эдди сказал, что найдет её везде? Значит, бояться нечего.

   Она вдохнула.

   Закрыла глаза. Потом шагнула к постели и села. Если падать, то лучше уж на мягкое, хотя лично она предпочла бы свободную постель. Тори опустилась рядом. Эва же, нашарив влажноватую, но теплую руку человека – вот не стоит в это лезть, не стоит – сжала её.

   А теперь… теперь надо представить его же, но… но не здесь.

   Где?

   Где он был до того, как попасть к ним? Закрыть глаза. Вдох. Выдох и…

ГЛАВА 10 Про то, что не все двери оставляют открытыми

…дом.

   Эва узнала его. И сердце сжалось от ужаса. Она бы закричала, но чья-то рука зажала рот.

   - Тише ты, - зашипела Тори на ухо. – Это…

   - Это тот дом.

   Эва поняла, что они находятся не в мире яви. Снова все размытое, расплывчатое и серое. У серого, оказывается, тысяча оттенков. И дом выглядит почти настоящим.

   - Он… он здесь тоже был? – тихо спросила Эва. – Если мы здесь?

   - Это если тебя не вынесло.

   - Нет, - Эва повернулась. – Вон. Смотри.

   Человек стоял на другой стороне улицы. Он прохаживался, время от времени останавливаясь, и смотрел не на дом, но на реку.

   - Думаешь? Он не похож.

   - Здесь все немного другое.

   - Вот не учи…

   - Я не учу. Он здесь выглядит так, как… как если думает, что выглядит. Вот, - Эва вытянула руки. Она снова была в нелепой чужой рубашке из тонкого полотна. Ноги босые. Но ей не холодно. Да и вообще не ощущает она мостовой. Только если захотеть… да, рубашка превращается в платье, пусть даже простое и домашнее, но это лучше, чем так.

   А Тори тоньше.

   Изящнее.

   И в бальном наряде, именно в том, который она так и не надела тогда. Впрочем, собственное платье Эвы тоже осталось где-то в гардеробной, потому что идти на бал, когда с Тори такое, никак невозможно. Те платья давно вышли из моды.

   - Прелесть, правда, - Тори крутанулась. – Какая я все-таки глупая была.

   Эва хотела сказать, что и сейчас она не больно поумнела, но сдержалась.

   - Мы здесь вообще зачем?

   - Понятия не имею, - сказала Тори. – Но интересно. Кого он высматривает?

   - Дом. Я так думаю.

   - Он же…

   - Он его не видит, - Эва прищурилась. – Давай ближе.

   - А…

   - Нас он тоже скорее всего не увидит. Это то, что было. Уже случилось.

   Господин с тросточкой выглядел… ну как, наверное, раньше Эва сочла бы его красивым. Было в нем что-то такое, возвышенное, как в Стефано. Или просто и вправду похож? Такой же хрупкий с виду. И волосы светлые. А вот усики ему совершенно не идут.

   - Чего ты на него так уставилась? – поинтересовалась Тори хмуро.

   - Просто… напомнил одного знакомого.

   - Интересного?

   - Куда уж интереснее. Он меня уговорил сбежать, а потом продал.

   - А… нет, этот не такой.

   - Откуда ты знаешь?

   На Эву посмотрели как на дуру.

   - Я чувствую.

   Эва тоже чувствовала, но… но тогда, скажи ей, что Стефано подозрителен, она бы не поверила. Она бы ни во что не поверила, потому что главное ведь – любовь.

   А остальное…

   Неужели Тори…

   Нет, невозможно! Она же этого вот, с усиками, впервые увидела в подвале. А потом еще здесь. Разве этого достаточно, чтобы влюбиться?

   И вообще… с любовью, выходит, ничего не понятно.

   - Точно не видит, - Тори помахала рукой перед лицом господина, что продолжал упорно прогуливаться по набережной.

   - Я тебе говорила, - фыркнула Эва и огляделась.

   Если они оказались здесь, то… не случайно?

   Должен быть какой-то смысл. И… и им хотят что-то показать? Господин? Или нет. Он какой-то… слегка размытый, если приглядеться.

   И сама улица.

   Будто дрожит.

   Вот… потемнело. Нет, не быстро, как-то вдруг, будто свет выключили.

   - Что за…

   Блеклые пятна фонарей. А дом будто пламенем охвачен призрачным. Снизу оно темное, но чем выше, тем светлей. У крыши и вовсе будто марево, если не приглядываться, то и не заметишь.

   А вот улица. Прямая такая.

   Пустая.

   И тревожно на сердце. Оттого и тянет скорее ухватиться за руку сестры. И та молчит, только мнет в руках кружевной платочек.

   Кареты.

   Они выныривают из сумрака, разом обретая и очертания, и плотность. Черные. Мрачные. Какие-то одинаковые. Кареты останавливаются у дома, и из них выходят люди.

   В масках.

   Мужчина и женщина. Всегда мужчина и обязательно женщина. Люди поднимаются по ступенькам, чтобы пройти в дом.

   - Нам туда, - Тори тянет за собой. И снова у Эвы не хватает сил удержать сестру от безумия. Она идет. Тяжело. Она не хочет снова оказаться там, в этом доме, пусть бы теперь может уйти от сюда в любой момент. Но… она идет.

   Это важно.

   Для кого?

   Эва не знает. Но поднимается по ступеням, правда, задерживается у входа. В этом нет смысла. Они все спрятались. Все-все. От друг друга. От случайных гостей. Они придумали маски, но… надевали их на входе. Снимали одни, шелковые и гладкие, такие, которые приемлемы на любом маскараде, чтобы сменить их на другие, клювастые и уродливые.

   И в это мгновенье…

   В мире, который подчиняется тебе, мгновенье может длиться целую вечность.

   - Что ты…

   - Смотри, - велела Эва жестко. – Смотри и запоминай их. Он видел. Он всех их видел.

   Солидного господина с залысинами и массивным носом, на котором выделялись черные точки пор. И юношу той чахоточной бледности, которая недавно вошла в моду. Мрачного типа с черными волосами на пробор. Кто так носит? И пухлого нервозного мужчину, чем-то неуловимо похожего на мистера Дайсона, их соседа.

   - Сколько их… - Тори провожала взглядом каждого.

   Почти каждого.

   Некоторые, к сожалению, надевали маску поверх маски. Осторожные? Но их Эва тоже пыталась запомнить. И дом помогал. До нее доносились запахи, которых там, в настоящем мире, она бы не смогла почуять. Лаванды… лавандой набивают мешочки.

   Эва шила их каждый год.

   И вышивала тоже, ибо мешочки для лаванды, которыми перекладывают белье, должны выглядеть красиво.

   Сигар. Не тех, что курит отец. Эти более горькие. Едкие. И кажется, от их дыма на языке остается привкус шоколада. Их владелец скрывает лицо за маской, расшитой серебром и жемчугом. Такая подошла бы женщине. А еще он не носит перчаток. И вот руки у него как раз мужские, грубые, широкие, с квадратными ногтями и даже длинным шрамом, что протянулся по тыльной стороне запястья. Он брал начало между мизинцем и безымянным пальцем, чтобы руслом нарисованной реки уйти выше, а потом и вовсе спрятаться под белоснежной манжетой.

   И еще один.

   Костюмы… зачем шить костюмы у портного на заказ, если они выглядят одинаковыми? Этот маску надевает еще в карете. Серую.

   Странно, что здесь, на изнанке мира, серый цвет выглядит настолько ярким. И распорядитель низко кланяется именно этому гостю. Он что-то говорит, только Эва не слышит. Подхватив юбки, она бросается вперед. Ей очень надо… хоть что-то надо. Дому не нравится этот человек. Настолько, что тот вырисовывает следы на ковре.

   Черные. Дымящиеся.

   Жуть.

   - Ты куда…

   Голос Тори доносится словно бы издалека, но… Эва спешит. Она обегает человека в серой маске. Ничего. Он похож на ворона, только ненастоящего. Уродливого. А настоящие красивы и даже очень. Этот же… высокий. Выше Эвы.

   Что еще?

   Он словно темным пламенем объят, которое тянется снизу. И воняет… как же от него воняет! Это отнюдь не запах туалетной воды, с которой порой перебарщивал дядюшка Фред, матушкин кузен, появлявшийся в доме редко, только когда сильно проигрывался в карты. И матушка потом злилась. И за карты, и за эту вот его привычку.

   Но… там запах был хоть и сильным, но не таким.

   А здесь…

   Что-то гнилое.

   Едкое.

   Отвратительное настолько, что будь Эва настоящей, её бы вывернула.

   Тонкие руки. Белоснежные перчатки. И человек гладит левой рукой правую. Сквозь перчатку проступает что-то… кольцо? Перстень?

   В петлице бутоньерка. Незабудки и… и еще какой-то цветок. Эва не знает, но запомнит. Как запомнит и трость, которую он оставляет распорядителю. Трость из темного дерева, с виду простая и даже не примечательная, но свет падает как-то так, что из дерева выглядывает змей…

   Нет, не змей, хоть похож.

   Но у змей нет ни лап, ни крыльев. Дракон? Это…

   - Да что с ним не так?! – Тори требовательно дергает за рукав, и Эва упускает мгновенье. Вот человек оборачивается, кланяется кому-то. – Надо же, какой…

   - Какой?

   - Притягательный.

   - От него воняет.

   - Нет, что ты, - Тори прикрыла глаза. – Какой удивительный аромат.

   - Ты в своем уме?

   - Кто из нас вообще в своем уме.

   - Это… это вонь!

   - Как та музыка. Ты ведь слышала её иначе, а меня и вправду стошнило.

   Человек идет мимо Эвы. А за ним бледной тенью следует девушка. Её лицо не скрывает маска, но само лицо на нее похоже. Белый фарфор, легчайший румянец. Тонкие черты…

   - Красивая, - Тори втягивает запах. – И тоже пахнет… им. Надо его найти.

   - Надо, - соглашается Эва. – Найти и убить.

   А в дверь входит еще один человек. И его Эва узнает. По усам. Сейчас они кажутся смешными, наклеенными.

   - Это еще что за шлюха…

   - Тори!

   На плече человека буквально повисла девушка той своеобразной наружности, которая, должно быть, свидетельствовала, что образ жизни её был далек от приличного. Девушка была хороша. Круглолица. И синеглаза. Её волосы слегка вились и, прихваченные бантиками у висков, водопадом ложились на плечи.

   Девушка что-то говорила…

   А ведь Эва должна понимать, что они говорят. Или… или дом не понимал? Он видел, но не слышал?

   - Спасибо, - шепнула Эва, прижавшись щекой к стене. – Спасибо, что ты принял нас.

   Она услышала эхо, далекое, полное боли.

   - Я… я что-нибудь придумаю. Или это все? Нам уходить?

   Мгновенье.

   И все снова меняется. Столь стремительно, что Эва не успевает заметить, как и куда исчезает холл и люди в нем. Просто вдруг она оказывается в месте, где… темно.

   Тесно.

   И страшно.

   - Тори…

   - Я тут, - пальцы из темноты берут за руку. – Здесь… жутковато.

   Её фигура идет рябью, но вот все светлеет.

   Подвал.

   И факелы на стенах. Мужчины, которые спускаются. И впереди тот, что в серой маске. За ним две девушки. Одна – бледная и… неживая.

   Вот, что в ней неправильно.

   Она неживая!

   То есть, Эва не совсем уверена, она все-таки пульс не прощупывала, но вот убежденность эта странная… допустим, что так оно и есть. И здесь Эва видит чуть больше, чем там.

   Вторая была живой.

   Та, с бантиками в волосах и синими глазами.

   С губами слишком яркими, чтобы поверить в отсутствие помады. И мушка на щеке никуда не делась. Она следовала за мужчиной, не спуская влюбленного взгляда.

   В подвал.

   И еще…

   За ними идти?

   Кэти… Кэти и двое мужчин тянут третьего.

   - Они его… - Тори шипит. – Они его убили!

   - Он же живой. Значит, не убили. Не до конца.

   А из двери снова появляется та, светловолосая, с бантиками. И что-то говорит Кэти. А потом указывает на мужчин. В следующее мгновенье она показывает пуговку, зажатую в руке. И…

   Мир мигает.

   - У меня голова сейчас заболит от этой суеты, - ворчит Тори. – Давай помедленнее.

   Изменилось немногое.

   Девушка переступает через тела. Кэти… Кэти лежит на полу, а девушка наклоняется и обшаривает её, вытаскивает из вороха юбок кошелек, который отправляет в вырез платья.

   Подходит к тому мужчине, с усиками, и обыскивает уже его.

   Бьет по щекам.

   И когда тот открывает глаза, о чем-то спрашивает. И снова… но голова мужчины запрокидывается. И девушка этим недовольна. Она кричит, судя по тому, как широко открывается её рот. И из двери выходит вторая девушка.

   Его подхватывают.

   Тащат. Им тяжело. Той, которая жива, точно. А вот та, другая, с безумною улыбкой и широко распахнутыми глазами, поднимает мужчину с легкостью.

   Она бы и сама справилась.

   А картинка идет рябью, становясь все более и более прозрачной. И Эва чувствует, что еще немного и она вовсе исчезнет.

   - Нет! – крик Тори почти разрывает хрупкую ткань иного мира. – Сделай хоть что-то!

   Что?

   Или… кровь, если кровь… нет, для этого надо вернуться, а Эва не уверена, что снова отыщет дорогу. Тогда… тогда что?

   У нее есть перо.

   И…

   И Эва решительно вытащила его из волос. Она ведь, в конце концов, не для себя. И не для Тори. А потому… потому что, что бы ни происходило в этом доме, оно по-настоящему важно.

   Именно так.

   И Эва сжала перо в руке.

   - Что ты…

   - Замолчи, - попросила Эва, и сестра в кои-то веки подчинилась. А теперь надо позвать, но… но как звать того, кто должен бы услышать?

   Эдди…

   У него есть имя.

   И еще тысяча обличий, потому что он шаман.

   Особенный…

   И когда тень от крыльев легла на мир, Эва улыбнулась. Услышал. Он её услышал.

ГЛАВА 11 О том, что реальность порой куда сложнее, чем кажется

Эдди почувствовал тот момент, когда сон, в общем-то совершенно обыкновенный, полный полуразмытых образов и столь же неясных ощущений, изменился.

   Стал плотнее воздух. И в нем прорезался характерный запах дыма. Едкая горечь его резала глаза. А жар опалил перья.

   Перья?

   Он снова был вороном.

   И снова – на той стороне. Не сам. Потому что его позвали.

   Кто?

   Несносная девчонка, которой не спится по ночам.

   Ворон взмахнул крылами, поднимаясь над серым-серым городом, и хрипло каркнул. А потом опустился ниже. Он видел русла улиц и темные скалы-дома. Видел тени людей. Одни были плотными, почти настоящими, облик же других едва угадывался.

   А еще он видел пламя.

   Здесь оно было синим. И поднималось до самых небес. В них же пламя свивалось, складываясь престранными узорами, чтобы устремиться вниз, к крохотному с виду человечку.

   Чарли?

   Это… это то, что было. Раньше. Город помнит. И мир духов тоже. Но Эдди нужно не туда, там все ясно, его зовут в сам дом. Все еще целый.

   Всегда целый.

   Навсегда.

   Он сложил крылья и рухнул в бурлящее пламя, чтобы закричать, но не от боли. От ярости. И пламя утихло. А дом изменился.

   Так бывает.

   Это… это еще более раннее прошлое, где огонь уже есть. Он почти готов родиться, выплескиваясь из камней, разбросанных по всему дому.

   Но главный, самый большой, прятался внутри.

   Там, где стояла женщина, сжимающая в руке воронье перо.

   - Ты услышал! – воскликнула она радостно. – Ты пришел.

   Чтоб тебя…

   Вот и спасай после этого всяких.

   Обличье сменилось легко, он и подумать не успел.

   - Нам… нам очень нужно посмотреть! Это про того человека, в подвале, - Эва тотчас вцепилась в руку, словно испугалась, что сейчас Эдди возьмет и исчезнет. – Тори сказала… и мы здесь вот. Мы его видели. Он шел сюда. Пришел. С женщиной. Но эта женщина совсем-совсем не живая! А Кэти умерла. И не только она. И…

   - Тише, - попросил Эдди, приложив палец к губам.

   И она не отстранилась,, только ресницы хлопнули.

   - Просто… тут все дрожит и, кажется, у меня заканчиваются силы. А как сделать, чтобы пройти дальше, я не знаю.

   - Счастье какое, - проворчал Эдди, и Эванора Орвуд вспыхнула.

   - Извини, - она произнесла это холодно. – Если оторвала от важных дел.

   Ну вот, обиделась. И за дело же. Ну да Эдди никогда особо с женщинами не умел. Но… стыдно стало.

   - Куда смотреть?

   - Туда, - она указала на коридор. – Они его туда понесли. Одна и еще другая, которая с ним пришла. У нее еще глаза голубые.

   - Серые, - возразила вторая девица, до того державшаяся в тени. – А от него пахло… так пахло… просто невероятно

   Эва скривилась.

   За дверью обнаружилась комната.

   Странная комната.

   Страшная.

   Свечи.

   Факелы.

   И человек, склонившийся над другим.

   - Что ж вы так? – его голос отражался в стенах. – Вы ведь так жаждали попасть в самое сердце… вы в нем. Поздравляю.

   Камень. Длинный камень, черный от силы, его напитавшей. И глаза ведьмы закатываются, а рот приоткрывается.

   - Назад! – крик Эдди мешается с криком парня, грудь которого пробивает тонкий клинок.

   И ведьма вздрагивает.

   А потом оборачивается. Глаза её темны, что бездна. Рот кривится.

   - Тори! Тори, что…

   - Ведьма! – Эдди отвесил пощечину, и голова девицы Орвуд запрокинулась, а её когти впились в его лицо. Она взвыла.

   И отступила.

   - Это… это…

   - Место, - Эдди обернулся.

   Тот, который кричал, дотянулся до алтарного камня. Камень сам по себе артефакт? Похоже на то. Но другой, с клинком, резко вытащил этот клинок из груди жертвы и добавил что-то, но звуки пропали, а следом и картинка побледнела. Последнее, что увидел Эдди перед тем, как окончательно проснуться – это коридор с мертвецами. И первым среди них был тот самый парень, который почти уже умер.

   Твою ж… чтоб тебя… и эту девицу, которая умудряется вляпываться из одного приключения в другое.

   Он отер пот со лба и поднялся.

   И выматерился, едва не наступив на лежащего мальчишку.

   - Что ты тут делаешь? – просипел Эдди, потому что горло вдруг свело. И дышать стало сложно. Воздух вдруг исчез.

   И надо бы до окна добраться.

   Мать вашу, если он не доберется до окна, то просто-напросто сдохнет. А окно где-то там… комнаты, которые ему отвели, слишком большие.

   Слишком…

   Он споткнулся и упал бы.

   Точнее упал, на втором шаге. От тычка под лопатку. И уже ударившись всем телом о пол, снова смог дышать. Пусть со свистом, пусть тяжело, но все-таки смог.

   И тотчас зашелся в хриплом кашле. Кажется, еще немного и Эдди вывернуло бы наизнанку, но острый палец мальчишки-сиу ткнул куда-то под ребра. Эдди и подавился.

   Кашлем.

   Чтоб тебя… встанет, точно кому-то уши оборвет.

   Он бы и встал, но левая половина тела вдруг онемела. И следом пришел страх. Удар? Мозговой? Случалось, но Эдди ведь… он ведь не старик.

   - Леж-ш-ши, - прошипел сиу. И исчез.

   Поганец.

   Надо… надо встать. Позвать кого-то. Левую руку он вообще не чувствует, но правая двигается ведь. А что в глотке клокочет, но заговорить сил нет.

   После удара-то.

   Эдди попытался опереться на руку. И почти получилось. Кажется, носом кровь хлынула. И он бы наплевал, но в спину опять ткнули.

   И от тычка этого слабого он повалился на пол. Носом в пушистый ковер.

   - И шаман дерьмовый, - сказал мальчишка-сиу. – И не слушаться. Мой старый хозяин не любил, когда его не слушаются.

   Онемела и правая сторона. И следом Эдди испытал облегчение. Если так, то выходит, что дело не в ударе. Просто… просто нельзя поворачиваться спиной к сиу.

   Тот же с кряхтением попытался повернуть Эдди на бок. Получилось не сразу. Зато потом сиу подсунул под голову пару подушек.

   - Пройдет, - сказал он. В темноте его лицо выглядело более жутким, чем обычно. И зубы поблескивали, белые, нарядные. – Потом. Сейчас пить.

   Он прижал к губам Эдди кружку.

   Что в ней?

   Точнее, что в ней помимо воды? Глотать было больно.

   - Не упрямиться. Пить. Если не пить, быть плохо. Тут и так. Мало. У хозяина много было.

   - И… - Эдди почувствовал, что рука, сжимавшая горло, ослабла. – Часто ты… хозяина… выпаивал?

   Слова получалось говорить с трудом. И выходили они какими-то непонятными.

   - Было. Он… приказать. Если нет, то наказывать.

   - Придурок, - Эдди прикрыл глаза. Что бы там мальчишка ни принес, стало полегче. Еще, кажется, ноги покалывает. Значит, возвращается чувствительность. – Спасибо.

   - Если дрянной шаман сдохнуть, то леди быть грустной, - сиу отставил опустевшую кружку. А потом его ладони, детские, но крепкие, сдавили голову Эдди так, что и не повернуть.

   Еще немного и череп треснет.

   - Дрянь, - сказал сиу, склоняясь над Эдди. И острый нос его коснулся носа. От мальчишки пахло лавандовым мылом и, кажется, туалетной водой. Но еще – травами, горами, песками мертвой пустыни и всем тем, чему в этом цивилизованном мире не место. – Где вляпаться?

   - Сам… хотел бы понять. Что… со мной?

   От ладоней исходил холод, и что-то внутри Эдди, потянулось навстречу этому холоду. Медленно. Мучительно. Выламывая извилины. И…

   Ладонь зажала рот.

   - Не ори. Всех разбудить. Суета будет.

   Как ни странно, но это помогло.

   - Что… за… дрянь…

   - Смерть. Много. Жила. Там. Я не шаман. И мало знать, - он сидел, скрестив ноги, и уже не держал голову Эдди, но сложенные щепотью пальцы упирались в переносицу. – Иногда видеть сон. Разный.

   - О чем?

   Пожатие плечами.

   И тряпка, в которой Эдди узнал собственную рубашку, кажется даже из новых. А этот гаденыш прижал её к лицу. Жаль. Кровь хреновато отстирывается. Эдди ли не знать.

   - Всякое.

   Эдди сумел пошевелить руками.

   И ногами.

   И даже тряпку у лица удержал. Все лучше, чем ничего. А вот сел он с помощью мальчишки.

   - Что ты вообще тут делаешь?

   Матушка ему комнату отвела, Эдди точно знал. Сиу склонил голову на бок.

   - Слышать. Ты уходить. Я подумать, что опять мертвецы. Идти. Ждать. Помочь, - последнее он произнес с явным недоумением. – Я не друг.

   - И не надо, - Эдди шмыгнул носом и поднялся. С трудом. Шатало… проклятье, этак он точно не доберется до Орвудов. А… ехать надо.

   Самому.

   Он ведь не один был. Он ведь…

   - Беспокойный, - мальчишка не пошевелился. В белой рубашке, украшенной россыпью алых пятен, с растрепанными волосами он не походил на тех детей смерти, с которыми Эдди сталкивался.

   Обычный мальчишка.

   Уши вот острые.

   И взгляд недетский.

   - Надо… ехать… проверить. Там… меня позвали. Эванора.

   - Эва, - мальчишка поднялся одним быстрым движением. – Я ехать.

   - Ты-то куда.

   - Туда. За ты приглядеть. А то ведь глупый шаман.

   - Да ладно… не такой я и глупый, - проворчал Эдди.

   - Умный шаман не полезть туда, где смерть.

   Возразить было нечего.

   Я снова видела небо. Синее яркое небо, такое высокое, бескрайнее. Оно манило. Звало полетать. И я откликнулась. Кто в здравом уме откажется полетать?

   Крылья, правда, болели. И воздух такой, что не опереться. А внизу море. Тоже синее, но куда более плотное, чем небо. Еще и злое. Оно кипело, выбрасывая длинные языки волн в тщетных попытках дотянуться.

   Я… летела.

   Я должна была удержаться. Во что бы то ни стало. Там, в кипящей воде, остались братья.

   Сестры.

   Другие.

   Снова чужая память? На сей раз далекая, не образами, скорее эхом разума, что задержался меж мирами, слишком упрямый, чтобы уйти.

   И я… я просто летела. К берегу, что виднелся темной полосой, такой обманчиво близкой. Взмах. И еще один. И снова. Крылья выворачиваются ветром. И я рыдаю. От боли.

   Слабости.

   От того, что кипящее море оказывается ближе, чем берег. И ветер… раньше он держал меня. И был другом. А теперь норовит сбросить, ударить в бок, сломать, смести с небес.

   Я ведь…

   Взмах. И желание полета сменяется страхом.

   Спокойно, Милисента. Это ведь не твой страх. Это тот… того… кого?

   Не знаю.

   Но я тянусь к нему. Я готова помочь. У меня ведь тоже есть крылья. Во сне. Или в забытьи? Я… главное, что тянусь. И у нас получается. Море вдруг падает вниз, а ветер снова становится покорен. Он наполняет собой кожистые паруса крыльев, и кости гудят от боли. Но мы держимся.

   Берег.

   Он близок.

   Он еще ближе, чем кажется. И там, на нем, я вижу… кого-то? Не важно. Я все-таки падаю. Силы оставляют меня стремительно. И море со смехом убирает волны, оставляя покрытый каменными зубами песок. Они остры. Они хрустят, ломаясь под тяжестью моей, но в то же время пробивают толстую драконью шкуру. И я кричу от боли. А потом захлебываюсь криком, соленой водой, которая накрывает сверху. Море знает толк в ловушках.

   И… и вода смешивается с кровью.

   Больно.

   Но я жив.

   Жива.

   Пусть крыло и тянется бессильно, вывернутое, сломанное, с изодранной о рифы перепонкой. Но я-то… мы. Мы бредем по песку, пробиваясь к той части берега, куда море не достает. И когда переступаем его, то… еще шаг.

   И на песок падает человек.

   Правда, кровь, вытекающая из ран его, чернее дегтя. Но разве это важно?

   Главное, что мы все еще живы.

   Последнее, что я вижу – тени, что устремляются к лежащему. И это вовсе не люди.

   - Милли? – этот голос окончательно вырывает меня из сна. – Милиснета!

   Я открываю глаза и вижу мужа, а еще десяток ярко-белых шаров, что парят под потолком, подсвечивая яркую паутину защиты.

   - П-просто… сон, - я выдыхаю.

   Шары покачиваются. А я чувствую ниточки, которые тянутся к ним. Шары на ниточках… твою ж…

   - Защита? С-сработала?

   - Сработала, - Чарльз лежит рядом и пялится в потолок. – Я сказал маме, что ты… переживаешь.

   - Ага… а она?

   - Сказала, что пришлет горячего молока.

   - И булочку. Две. Нет, лучше три.

   - Все еще…

   - Угу, - я вытянула руку и дернула за веревочку, и ближайший шар плавно опустился в мою ладонь, чтобы уйти в кожу. Та на мгновенье стала прозрачной, точнее будто стеклянной, и сквозь это стекло были видны полупрозрачные, словно изо льда сотворенные, нити мышц, тонкие трубки сосудов и даже кровь, бегущая по ним.

   А потом все погасло.

   И я потянула второй шар, заставляя его растворяться в моей силе.

   Меня хватило на четыре.

   - Пусть повисят, - решила я, пытаясь подавить зевок. – А я в самом деле видела сон. Как… раньше.

   - Опять тех?

   - Нет. Другой… но, знаешь… берег знакомый. Такое чувство, что здесь умер дракон, - я подумала и добавила. – Или нет. До конца я не досмотрела.

   Молоко с медом все же принесли.

   И булочки тоже.

   И холодную оленину, а к ней – два вида сыра. Наверное, оно как-то не принято, устраивать застолье посреди ночи, но… почему-то поев, я справилась еще с двумя шарами.

   - Надо, - я сыто икнула, чувствуя, как меня окутывает знакомая полудрема. – Надо поскорее с университетом решать… а то ведь сны, они такие. Не успокоишь, пока… в общем, университет мне не так жалко. А к дому я привыкать начинаю.

   Кстати, шары светили мягко.

   И спать не мешали.

   Во всяком случае, мне.

ГЛАВА 12 В которой ведьма осознает, что она действительно ведьма

Эванора поняла, что случится, за мгновенье до того, как нить, удерживавшая два мира, лопнула. Этого мгновенья хватило, чтобы вцепиться в руку сестры.

   И та даже повернулась, чтобы сказать что-то… а потом стало больно.

   Так больно…

   Ей даже тогда, когда она в себя приходила после путешествия в запертом ящике, так больно не было. А тут… кожа горела.

   И кажется, еще немного, Эва сама увидит этот огонь. И… и сгорит в нем. Вся. Без остатка. Она закричала. Громко-громко. Но из горла вырвался только сдавленный сип.

   А воздух закончился.

   Вдруг.

   Он был вокруг, но такой… такой тягучий. Эва хватала его губами, но не могла ухватить. Она попыталась подняться, только ноги не слушались.

   И руки.

   И…

   - Лежи смирно! – рявкнул кто-то сверху, а потом взял и упал на Эву, выдавливая из груди застрявший воздух. И тогда она смогла дышать.

   Снова.

   Неужели…

   Она будет жить? Она… она заплакала. И со слезами из нее выходило что-то чужое, на редкость омерзительное, гадкое даже. А то существо, которое прижимало Эву к полу, склонилось и начало слизывать слезы, урча от удовольствия.

   И длилось это, наверное, вечность, но потом слезы иссякли.

   А существо…

   - Тори… - Эва всхлипнула еще раз. – Что ты…

   - И… извини. Кажется, - Тори встрепенулась и сползла, чтобы встать на корточки. – Извини… я не знаю, что на меня нашло! На самом деле… там что-то… мы не досмотрели!

   - Его убили, что там еще смотреть, - Эва с кряхтением повернулась на бок. Странно, что их до сих пор не хватились.

   Или просто времени прошло не так много. Там, на другой стороне, время идет иначе. Эва знает.

   Встать получилось на четвереньки.

   Нет, так они далеко не выберутся. Разве что если быстрее переставлять руки. Раз, два, три… и на четвертом счете колено наступило на рубашку, а та затрещала.

   - П-погоди, - Тори поднялась по стене и протянула руку. – Ты… аккуратно давай. А то у меня в голове… знаешь, я как-то украла матушкину настойку. Вишневую. От нервов. Тогда также гудело. И главное, все вокруг таким чудесным сделалось. Еще танцевать очень хотелось. Но я – девушка благоразумная. Пошла ловить жаб.

   - Зачем тебе жабы?

   - Тебе в кровать подкинуть собиралась.

   - Тори!

   - А что… скучно было. Главное, что сейчас тут жаб ловить негде, а значит, ты в безопасности.

   Вот тут Эва готова была поспорить. Но руку сестры приняла – выбирать не приходится. На четвереньках она себе точно нос расшибет – и поднялась.

   - А еще нам надо посмотреть. На него.

   - Зачем?

   Смотреть на постороннего типа, который обнаружился в подземелье, Эве совершенно не хотелось. И… и еще надо подняться.

   Разбудить отца.

   Брата.

   Рассказать… про тот дом. И про Эдди.

   Эдди!

   - Что опять? – Тори стояла, упираясь обеими руками в стену.

   - Эдди…

   - Ничего ему не будет, - отмахнулась она.

   - А вдруг…

   - Ты же живая. Вот и он тоже.

   - Во-первых, я живая потому что повезло, а не… потому что я умная и ловкая, - возразила Эва и попыталась сделать шажок.

   Правда, совсем крохотный.

   На полстопы.

   И второй.

   А… а Тори добралась до постели и не нашла ничего лучшего, как сесть на нее. Хотя раненого чуть подвинула.

   - Помоги мне. Или так и будешь стоять?

   - Я иду, - мрачно сказала Эва. – А что ты делаешь?

   - Не видишь? Пытаюсь его раздеть.

   - Зачем? – краска хлынула к лицу, потому что… потому что приличные девицы не раздевают малознакомых мужчин, даже хорошо знакомых тоже не раздевают. Особенно, если те пребывают в бессознательном состоянии.

   Вдруг он против?

   И скорее всего он действительно против.

   - Затем. Помоги или так и будешь взглядом буравить? Между прочим, чем раньше мы вернемся, тем меньше шансов, что нас хватятся.

   - Мы… должны рассказать!

   Эва сделала шаг и упала бы, если бы не постель.

   Что ж, если на ней Тори сидит, то… то постель большая, а раненому, кажется, все равно, сколько девиц к нему присело. И…

   Тори склонилась над ним и втянула… нет, вот это совершенно точно за гранью приличий. Очень. Очень и очень далеко за гранью приличий! Обнюхивать… полураздетого… а если она надругаться захочет? Что Эве делать?

   В книгах над бессознательной героиней обычно пытались надругаться злодеи. Коварные. А… тут и не героиня, и на коварную злодейку Тори не похожа.

   - От него пахнет, как от тебя, - голос Тори сделался низким и урчащим. – И как от того… проклятье, не представляла даже, что от человека может настолько вкусно пахнуть!

   - Тори!

   Глаза её блеснули… алым?

   Тьмой?

   В романе точно бы написали про зловещие отсветы пламени, но Эва слишком устала. А дурацкая фраза сама собой в голове появилась. Может, самой роман написать?

   - Я… я чувствую это, - рука легла на грудь мужчины и вдавила её в постель. – Эва… я… это… я смогу… я вижу.

   - Я вижу, что тебе точно не следовало сюда приходить.

   - А ты… ты видишь?

   - Что?

   Эва вздохнула и с жалостью поглядела на лежащего. Мало того, что ранен, так еще и Тори теперь… но может, если без сознания, то ему не очень больно? Эва на это надеялась.

   - Вот…

   Она не будет смотреть на обнаженную мужскую грудь! Она… она в обморок должна бы грохнуться. От стыдливости. Но, кажется, со стыдливостью у Эвы явный недобор.

   - След, здесь… - а вот у Торы точно ни стыдливости, ни сомнений. Её палец скользнул по коже. – И из него сочится.

   - Нет тут никакого следа!

   Эва нахмурилась и… решилась потрогать. Кожа была теплой и влажноватой немного. Боги, если кто узнает, то… то остатки её репутации… в общем, её даже в старые девы не примут.

   - Есть! – упрямо повторила Тори.

   - Но я не вижу!

   - Это и интересно… но… вот это темное… - она осторожно подняла пальцы, зачарованно глядя на них. – Оно… мое. Я его заберу.

   - Тори…

   - Не мешайся, - она дернула головой и оскалилась. – С-слышишь?

   - Слышу, - Эва поднялась, к счастью, боль прошла, а слабость, пусть и осталась, но не такая, чтобы вовсе невозможно было пошевелиться. – Ты… ты только не убей его, ладно?

   Надо уходить.

   Позвать… отца. Или лучше Берта. Берт, он поймет, в чем дело. И что не так с Тори. А… а с ней определенно что-то было не так.

   Она склонилась над лежащим. И пальцы её растопыренные застыли над грудью его. Показалось, что воздух под ними сгустился, а в нем прорезались тончайшие нити.

   Нити…

   Нет, показалось.

   А вот лицо Тори. Такое… чужое вдруг. Хищное. Оно пугало. И Эва, закусив губу, решительно подняла подол рубашки.

   Она выберется из подвала.

   И…

   И с Бертом она столкнулась на лестнице. А еще с отцом, который поглядел так, что захотелось под землю провалиться. Хотя они и без того под землей. Интересно, есть ли что-то ниже подземелий?

   А если есть, то…

   - Я… - она поняла, что голос звучит сипло. – Папа… мы не специально. Просто… Тори надо было.

   Отец тяжко вздохнул.

   А Берт поинтересовался:

   - Зачем?

   - Не знаю. Она… но мы видели! Все видели! Тот дом. И людей. Там был один, который… Тори сказала, что от него пахнет хорошо, но как по мне, так воняло просто-напросто невыносимо! И дом со мной согласен. Ему этот человек не нравился категорически. Но… - она споткнулась. – А он еще сделал девушку неживой! Ту, которая пришла с тем мужчиной, которого Тори…

   Она опять запнулась.

   - Ясно, - Берт тоже вздохнул. – Что ничего не ясно, но потом расскажешь подробнее.

   Эва с облегчением кивнула.

   И еще подумала, что теперь её точно запрут и, скорее всего, не в университете.

   - Так что там с Тори? – уточнил Берт и стянул халат, оставшись в длинной ночной рубашке.

   Эва, правда, выглядела не лучше.

   И… и замерзла, оказывается. Она и сама не заметила, насколько замерзла. Но халат оказался большим и теплым.

   - Она… там… она говорит, что у него рана и из нее сочиться. Но раны нет! Я сама… - Эва вовремя осеклась. Не стоит им знать, что она не только смотрела, но и трогала… это. – А она… она руку подняла. И растопырила. И под ней воздух… ну совсем жуть.

   Тори не сидела.

   Тори лежала. Рядышком. Одной рукой она обнимала лежавшего мужчину. Вторую сунула под щеку. И спала. Причем спала так сладко, что Эва даже позавидовала. На мгновенье. А потом испугалась.

   И не только она.

   Эва почувствовала, как напряглась рука брата, который поддерживал её. И дыхание отца сбилось.

   И…

   - Тори, - тихонько позвала она. И ресницы дрогнули. Губы растянулись в улыбке, такой, слегка безумной, а потом Тори открыла глаза.

   Черные-черные.

   Как сама тьма. И… и в обморок Эва тоже не упала. А еще подумала, что в романе описать эту бесконечную угольную черноту будет безумно сложно.

   Или как там?

   Адская бездна…

   Но вот Тори моргнула. И глаза… глаза стали прежними. Почти. Разве что темными слишком. И выразительными. И… и опять Эва не о том.

   - Я… - Тори всегда умела играть. И теперь сыграла растерянность вкупе с беспомощностью. – Где я…

   - Знаешь, - отец снял халат и протянул его. – Вот только врать не надо, дорогая.

   А потом снова вздохнул, тяжелее прежнего.

   - Кажется, в нашей семье все-таки объявилась ведьма.

   И взгляд перевел на Эву, будто это она виновата.

   - Матушке только не говори, - сказал он тяжко. – Пожалуйста.

   Дверь Эдди открыл почему-то Бертрам Орвуд.

   - Живой, - сказал он с немалым облегчением.

   - А…

   - Тоже жива. Живы. Обе.

   Наверное, можно было откланяться и уйти, но Орвуд распахнул дверь, махнув на нее. А Эдди решил, что это вполне можно счесть приглашением.

   Мальчишка сиу тенью проскользнул следом.

   На улице светало.

   В гостиной же горели газовые рожки, и потому казалось, что там, за окнами, еще темно. Пусть даже сквозь эту темноту прорисовывались тени ветвей.

   Ветер качал.

   Ветви шевелились и скреблись о стекло.

   - Доброго… - Эдди замешкался. Утра? Ночи? И доброго ли. – Доброго времени дня. Если мое присутствие…

   - Скорее наоборот, - старший из Орвудов указал на кресло. – Ситуация довольно… неоднозначная. Но вы показали себя, как человек, мнению которого… можно доверять. Что вы знаете о ведьмах?

   - Темных? – уточнил Эдди.

   - А бывают светлые? – сестрица Эваноры выглядела взбудораженной.

   Растрепанная.

   В мятом домашнем платье, поверх которого была наброшена шаль. И бледные руки мяли края этой шали.

   Бледные руки с синеватыми ногтями.

   Бледное лицо.

   И черные глаза.

   - В мире много чего бывает, но обычно светлых называют иначе.

   - Как же? – она вздернула подбородок.

   - Виктория, - поморщился Орвуд-старший. – Будь добра, веди себя прилично.

   - А разве ведьмы ведут себя прилично?

   - Не знаю про ведьм, но ты моя дочь. Поэтому… окажи любезность, - это было произнесено с нажимом.

   А вот Эванора, в отличие от сестры, почти потерялась в кресле. Она сидела очень прямо и очень тихо. Только, пожалуй, теперь и слепой бы не спутал её и сестру.

   - По-разному, - примиряюще сказал Эдди. – Целительницами. Прорицательницами.

   - Магичками?

   - Это не совсем то… тот дар. Милисента одаренная, но не ведьма.

   - Почему так?

   - И ведьмы, и маги берут силу мира, но вот маги как-то её в магию претворяют. В огненные шары там, - больше ничего в голову не приходило. – А вот ведьмы эту силу в сам мир возвращают, получая за то возможность его менять.

   - А разве огненные шары его не меняют?

   - Меняют, - признал Эдди. – Но не так. Тут… тут дело вот.

   Он постучал по голову и потом – по груди.

   - Не столько эти ваши ученые… знавал я одну старуху. Она жеребят заговаривала. Совсем махоньких. Омывала ключевой водой. Шептала чегой-то, отчего из тех жеребят такие кони росли, загляденье. Но вот дару в ней ни на грош. Ведьмы чуют мир. И силу в нем. Аккурат, как кошки – кошачью траву. Где силы больше, там они больше могут, а где меньше – там меньше. А уж сколько больше или меньше, тут от мира зависит. Но силу в себе они не удержат. Маги же наоборот, больше нужного не возьмут, но и отдать не сумеют.

   - Это несколько… ненаучно, - заметил Бертрам, разливая по стаканам темный настой.

   - Я дикарь, - отмахнулся Эдди. – Какая уж тут наука. Чего слышал, того и говорю. Маг, если вычерпается до дна, то и там, где силы мало, восстановиться сумеет. Тяжко, медленно, но сумеет. А вот ведьма, если силы нету, то и она, почитай, не ведьма.

   - И что теперь? – поинтересовалась Виктория, не скрывая раздражения. – Что со мной будет?

   - Наука отрицает существование ведьм, - Орвуд-старший поднял стакан. – Но…

   - Что-то я начинаю разочаровываться в этой науке, - Бертрам понюхал зелье. – Ваше здоровье… пока моего на вас хватает.

   Настой оказался горьким. И терпким. Травяным.

   - Могли бы и нам предложить, - проворчала Виктория.

   - Обойдешься, - Бертрам осушил бокал одним глотком.

   - Ведьма, - подал голос мальчишка-сиу, сумевший держаться так, что Эдди и сам почти забыл о его существовании. – Смерть. Тянуть. Ведьма быть там.

   Он махнул рукой куда-то в сторону.

   - Ведьма забрать из того… - он добавил несколько слов на низком вибрирующем языке. И все поглядели на Эдди.

   А тот покачал головой: с сиу он общался не настолько тесно, чтобы выучить их язык.

   - Душа вернуть. Можно, - мальчишка вперился взглядом. – Если все забрать.

   - Погоди, ты имеешь в виду, что она вытянула проклятье?

   Кивок.

   - И теперь можно попробовать призвать душу? – уточнил Орвуд-старший.

   Еще один.

   И палец сиу указывает на Эванору.

   - Два шамана суметь точно. Даже если один – дурак.

   Все-таки надо ему уши оборвать. Определенно.

ГЛАВА 13 Где леди получает предложение о дружбе и помощи

Утром я сумела развеять шары, которые за пару часов нисколько не поблекли, а стали даже будто бы ярче. К счастью, остаток ночи прошел спокойно. Снов я не видела, летать не тянуло, жрать, что характерно, тоже. То есть, аппетит был, но… будто не такой, как раньше?

   Или это я просто надеюсь.

   - Я скоро вернусь, - Чарльз выглядел несколько смущенным. – Надо… самому взглянуть. Что там. В университете. И… просто…

   - Иди, - я поглядела на пирожок, раздумывая, влезет он в меня или все-таки нет.

   И пришла к выводу, что нет.

   Пока.

   А потом посмотрим.

   Как ни странно, настроение было на редкость… умиротворенным? Хотя, казалось бы, с чего… не с чего. А оно все одно.

   За окном солнце.

   Птички поют.

   Не жарко, но воняет городом, впрочем и запах этот не раздражает. Тем паче, в саду он разбавляется медовыми цветочными ароматами.

   Розы цветут.

   Еще что-то.

   Дерево какое-то растопырило ветви, раскинуло полог зеленой листвы. Свет проникал сквозь нее, и сквозь кружево беседки тоже.

   Было…

   Хорошо. Пожалуй, впервые за долгое время по-настоящему хорошо и спокойно. А потому появление девицы, это спокойствие нарушившей, меня не обрадовала.

   - Леди Грейсон, - девицу сопровождала свекровище, которое тоже не выглядело радостным, и полагаю, вовсе не потому, что леди не должны разваливаться в креслах-качалках.

   Сама знаю.

   - Леди изъявила желание познакомиться с вами лично, - лицо свекровищи отражало все её сомнения. И я со вздохом села. Так, как подобает леди.

   Даже если не Грейсон.

   - Грета, - прощебетала эта самая леди, а ведь, помнится, заявляться в чужой дом без приглашения не вежливо. – Зовите меня просто Грета…

   Вот чую, простоты в ней столько же, сколько во мне трепетности чувств.

   - Я велю подать чай, - свекровище подобрало юбки и удалилось неспешною походкой. Вот, готова поклясться, что её снедает любопытство.

   Меня, к слову, тоже.

   Что за леди такая…

   Миленькая. Личико кругленькое и беленькое, с румянцем розовым, с блестящими глазками. Губки бантиком. На шляпке тоже бантики.

   И на рукавчиках бархатного жакета.

   - Извините, - голосок у нее тоже нежный до одури. Вот чувствую, бесит. А так хорошо сиделось, дремалось… - Я понимаю, что это до крайности неприлично, являться в чужой дом и без приглашения. И мне, право слово, неловко. Стыдно даже.

   - Не похоже, - буркнула я сугубо из вредности.

   Вот что ей надо-то?

   Она опустилась на край плетеного стула. И слегка покраснела.

   - Еще раз… извините.

   Тут нашу беседу прервали чаем. В смысле, подали его. И не только его. Стол сервировали во мгновение ока, даже вазочку с цветами притащили.

   А вот свекровище не пришла.

   Чай нам розлили.

   И удалились. Правда, чувствую, что недалече. Но и пусть. Дамочка миленькая, сахарная вся, а потому оставаться с нею наедине как-то… небезопасно.

   Я прислушалась к себе и кивнула. Чутье никогда еще не подводило. А теперь оно было уверено, что ничего-то хорошего от этой Греты ожидать не стоит.

   Та взяла кружечку и с видом пресосредоточенным принялась размешивать чай. Главное, сахара не положила, а мешает… мешает.

   И на меня смотрит.

   Прямо-таки буравит взглядом.

   - Вы некрасивы, - сказала она, наконец, когда мешать притомилась.

   И молчать.

   Это ж я могу часами. Даже, честно, призадумалась… нам бы там, в пустыне, такой от сад, чтобы деревья, и цветы, и…

   - На самом деле меня просила заглянуть к вам в гости моя тетушка…

   И опять пауза.

   - И? – я свой чай отхлебнула. Так, громко, с причмокиванием. Матушку это всегда очень злило, вот и у Греты глаз слегка дернулся.

   - Моя тетушка – герцогиня!

   - Сочувствую.

   - Вы… издеваетесь? – осторожно поинтересовалась Грета.

   - Да нет. Я искренне. Это она вас… облагородила?

   На щеках вспыхнул румянец.

   - Просто вы вся такая… - я махнула рукой.

   - Какая?

   - Сахарная. Аж зубы сводит. У нас вон был один… доктор. В соседнем городке. Он не сказать, чтобы настоящий, так, коновал еще тот, только кровопускание и умел делать. Еще пиявками лечил. Но вот говорил, что избыток сладкого – очень вреден.

   Красные пятна проступили на лбу.

   - Её… попросили составить вам протекцию. В высшем свете, - а кружку со взболтанным чаем Грета вернула на столик. – Сделать так, чтобы вас приняли, но… но это просто… просто невероятно!

   - Что? – я склонила голову на бок.

   - Вы… вы… некрасивы!

   - Знаю. Уже говорили.

   - И что?

   - Ничего.

   - Вас это не расстраивает?

   - Думаете, если я вдруг расстроюсь, я стану более красивой? – кстати, и вправду интересно же ж.

   - Вряд ли.

   - Тогда какой смысл?

   - Действительно, - Грета задумалась, хотя и ненадолго. – И манеры у вас ужасные.

   - Стараюсь.

   - Вы… вот что мне ей сказать, а?

   - Правду.

   - Она надеялась, что мы подружимся.

   - Это она зря, конечно.

   Грета кивнула, соглашаясь. А потом опять потянулась к чашке. Чай остыл и окончательно превратился в крашеную водицу. Неужели пить будет? Или леди сидеть с пустыми руками не должна?

   - Хорошо, что и вы это понимаете, - сказала Грета. – Но мне сложно будет ей возразить. Тетушка… весьма влиятельна. И от нее зависит моя судьба.

   - Неужели?

   - Моя семья не так богата. Приданого у меня нет. Титул… моя матушка, в отличие от тети, не составила столь блистательной партии. Поэтому ни титула, ни денег, - это было сказано задумчиво. – Но у меня есть внешность, воспитание и тетушкина поддержка.

   - Которую легко утратить?

   - О да… у тетушки же помимо меня есть еще семеро племянниц. Две – мои сестры, остальные… - она махнула ручкой. – Они, несомненно, не столь хороши, но… моя помолвка вот-вот состоится. Должна состояться.

   - Очень за вас рада.

   - Но может и не состояться.

   - Слушай, от меня-то что тебе надо?

   - Подружиться.

   - То есть ты считаешь меня некрасивой, напрочь лишенной манер и этого вот всего… - я потрясла рукой. – Но при том предлагаешь подружиться?

   - Скорее уж заключить союз, - поморщившись, призналась Грета. – Обоюдовыгодный. В высшем свете тебе не будут рады. Даже несмотря на… твое родство…

   - С Императором? Да говори уже прямо.

   - Именно, - чашка опять вернулась на столик, а ручки в перчатках легли на юбки. – Ты слишком… иная. К тому же уже пошли слухи. Самые разные. Безумные порой. Совершенно. Ты не представляешь, до чего способны додуматься люди, если им дать повод. Впрочем… если не давать, будет лишь хуже.

   Она притворно вздохнула.

   - Да и поводы, как и слухи, могут быть совершенно разными. Еще и этот твой… он на самом деле тебе брат?

   - Да.

   - Но он не человек.

   - Нет.

   - Тогда выходит…

   - Да, - я кивнула. – Я тоже не человек. Просто оно не так заметно.

   - Заметно, - уверила Грета. – Хотя да… будь ты более на него похожа, было бы куда печальней. И ты замужем… это многих расстроило.

   - Погоди, - вот тут я окончательно поняла, что ничего не понимаю. – Я страшная. Без манер. Не человек. И в высшем свете меня не примут. Но мое замужество все равно… расстраивает?

   - Ты племянница Императора. И судя по всему, он весьма к тебе благоволит. И к твоей матушке, что тоже не понятно, если она и вправду… безумный скандал. Но да ладно. Главное, брак с тобой открывает перспективы. Да, на внимание герцогов тебе рассчитывать не стоит, но вот графы…

   - У меня уже один имеется.

   - Это да… и Диксоны – очень даже неплохая партия. Впрочем, обговорить тебя это не помешает. И сплетничать будут. О тебе, о нем, о… обо всем. У тебя нервы крепкие?

   - Пока не жаловалась.

   - Вот, - в тонких пальчиках появился прямоугольник. – Есть один весьма хороший доктор. Он составляет капли. Успокоительные. Очень и очень действенные.

   Грета непроизвольно облизала губу. И глаза её подернулись поволокой. Потому я карточку и взяла. Чарли передам. Пусть там глянет, что за чудо-доктор такой с каплями.

   - Я вот, - на столе появился флакон из темного стекла. – Взяла на себя труд… принимать по пятнадцать капель перед завтраком. По тридцать – перед сном. Или… если твой супруг решит тебя навестить.

   - В смысле?

   Она откровенно скривилась.

   - Если решит требовать исполнения супружеского долга. Это… поможет пережить.

   Надо же.

   Пузырек стал еще более подозрителен.

   - Я… мой жених как-то позволил себе лишнего… немного, - её откровенно передернуло. – И не представляю, как я… и он… и все это… когда станет мужем. И будет навещать. Тетушка рассказывала кое-что о… о процессе. Я очень тебе сочувствую.

   - Да ладно, - я вперилась в пузырек взглядом. – На самом деле все не так страшно. И совсем не страшно. И даже…

   Я осеклась, глянув, как побелела девица. Она даже привстала. А в глазах отразился такой ужас, что… прямо таки неловко.

   - Никому, - сиплым шепотом произнесла она. – Никому не признавайся, что тебе… тебе нравится… это.

   Она говорила, запинаясь, явно недоумевая, неспособная поверить в собственные слова.

   - Только падшие женщины могут… могут вести себя так.

   - Ясно, - что-то желания союзничать, которого и прежде не было, еще больше поубавилось. – Может, тебе уже пора? Дом там… портниха. Или куда еще ездят?

   - Думаешь, у меня так много денег, чтобы позволить себе портниху… сама шью, - она чуть поморщилась. – Тетушка предпочитает обходиться малым. Тем более нас у нее много… давай, ты сделаешь вид, что мы… нашли общий язык? Я помогу тебе. Помогу подобрать одежду. Подскажу… и… а ты будешь улыбаться. Просто улыбаться. Это же несложно? И постараешься не хамить людям.

   - Я и не хамлю.

   - Неужели…

   - Я просто говорю, что думаю, - уточнила я, решив, что сама пузырек трогать не стану. Пусть себе стоит.

   - Это… не самое полезное качество для леди, - Грета выдохнула. – Мне нужно, чтобы Эргенсон сделал мне предложение. Я рассчитываю получить его в ближайшее время. Но он не рискнет его сделать, точнее его родители не разрешат, если вдруг подумают, что я впала у тетушки в немилость…

   - Знаешь, - мне вдруг стало жаль эту милую сахарную девочку. – Как-то это… может, и не по правильному, не по-вашему, но… вот на кой хрен тебе муж, который даже жениться без разрешения родителей не способен? А те только и смотрят на твою тетку. Допустим, сейчас он тебе сделает. А там? До вашей свадьбы дружить? И после?

   Она поджала губы.

   - Что будет после, уже не важно.

   - Неужели? А не боишься, что как только ты перестанешь быть любимой племянницей герцогини, то и страсть твоего муженька поутихнет. И станешь ты ему не более нужна, чем… чем не знаю, что, - я выдохнула. Вот и какого меня вообще потянуло на душеспасительные беседы? Оно же ж толку никакого.

   - И что предлагаешь? Ждать великой любви? – она поднялась. – И надеяться, что этой любви хватит? Не хватит. Одной любви никогда не хватает, что бы в дурацких книжонках не писали. Любовью не оденешься. И не согреешь дом. Ею не заглушишь чувство голода. Не заплатишь целителю, который придет, чтобы вылечить твоих детей. Или не придет. Они ведь не работают бесплатно. Любовь – это сказка, а… жизнь сложнее. Но я тебя поняла.

   - Это вряд ли.

   - Я передам тетушке, что ты слишком чудовищна, чтобы из этого что-то да получилось… кстати, знакомство с девицами Орвуд тебе тоже не на пользу.

   - С чего бы?

   Грета изящно пожала плечами.

   - Некроманты. Проклятый дар. Ко всему репутация сомнительна… ты, наверное, не слышала, но одна из них даже из дому сбежала. А перед этим отравила свою сестру. Из ревности.

   - Ужас какой, - сказала я не совсем искренне. – В самом деле?

   - Какая разница, что там в самом деле… но от Орвудов стоит держаться подальше.

   - И как? Будут? Ну, в смысле остальные? Держаться подальше?

   - Несомненно.

   - Хорошо.

   - Что?

   - Меньше народу, легче дышать. А то у вас там на этих приемах такие толпы, что право слово, через час мутить начинает. А тут, глядишь, и полегче будет. Если вместе. Вместе, оно всегда легче.

   - Ты… слишком самоуверенна.

   Я тоже поднялась. Надо же выпроводить дорогую гостью, пока той не вздумалось задержаться.

   - Я не самоуверенна, - сказала я, - я просто знаю, что умею хорошо стрелять.

   А еще у меня есть заветная шкатулка.

   Может, на весь высший свет и не хватит, но ничего, попробуем избирательно. Матушка учила, что к людям нужно индивидуальный подход искать.

ГЛАВА 14 В которой ведется беседа по душам и делается некий вывод

Свекровище не устояло.

   Явилось, как только ушла леди Грета, заодно чаю велела свежего подать.

   - А здесь только чай и пьют? – уточнила я.

   - Большей частью. Некоторые предпочитают кофе, но это скорее мужской напиток. Может быть… подать чего-то посерьезнее?

   - Нет, - я с удивлением поняла, что не голодна. – Кажется, оно идет на спад.

   И если так, то, может, ну его, с университетом этим?

   - Хорошо, если так, - свекровище присела на то же кресло, на котором сидела Грета. – Эта девица… весьма… как бы это выразиться…

   - Зараза.

   - Да, пожалуй. Еще та зараза.

   - Кто она вообще? – я приняла чашку и… и неужели тут чай нормальный заварили.

   - Мне сказали, что ты предпочитаешь очень крепкий напиток, - пояснила свекровище. – А леди Грета известна, как правая рука герцогини Эстервуд.

   - Это той, которая бал затеяла?

   - По-хорошему нам стоило бы свой устроить, - свекровище слегка поморщилась. – И в других обстоятельствах я бы настояла, но…

   - Но? Не справлюсь?

   - Мне дорог мой дом, - она улыбнулась лишь кончиками губ. – А бал… бал требует многих сил. И изрядных нервов. Что это?

   Она потянулась было ко флакону, который так и стоял на столике.

   - Лучше не трогайте. Эта принесла. Капли. Успокоительные.

   - Мне казалось, что как раз с нервами у тебя все отлично.

   - Вот и мне так казалось. Она их точно принимает, а… как-то оно… не знаю. Что-то с ней не то. И с каплями этими. Пусть Чарли глянет.

   - Разумно, - согласилась свекровище и набросила на флакон платочек. – Что до бала, то, боюсь, ты не в том состоянии, чтобы затевать его. Это украшения, приглашения, меню…

   У меня уже зубы заломило.

   - Но даже не в том дело. Люди придут не дом смотреть, а…

   - Меня?

   - Именно.

   - Некрасивую. Невоспитанную. Ужасную девицу с Запада?

   - Боюсь, что многие посчитают именно так, - она говорила осторожно. – Ты на нее совсем не похожа.

   - На маму?

   - Да.

   - Знаю, - я вздохнула. – Это её всегда огорчало. А отец вообще сына хотел.

   - Мужчины, - фыркнула она, разглаживая складки на юбках. – На самом деле они сами не знают, чего хотят… но… они все, здесь, они помнят Лиззи. Ту. Давнюю.

   - Которую посчитали умершей?

   - Да. И теперь… давно таких скандалов не приключалось.

   Понимаю. Даже в нашей дыре, случись чего подобное, говорили бы… если уж тот случай, когда Кривой Дэнни, возвращаясь из таверны, сверзся с лошади и ногу сломал, обсуждали едва ли не всю зиму, то уж это вот… хотя, конечно, глянуть бы на физии шерифа с мэром, когда они узнают.

   И на нашего соседа, чтоб ему икалось.

   Променял матушку на ту… с землями. Ну да и хрен с ним. Здесь матушке всяко лучше.

   - Думаете, довели бы? – я заставила себя вернуться к разговору.

   Свекровище кивнула.

   - Они умеют. И вежливо так, с улыбкой. И вроде бы если так, то ничего плохого не скажут. А все одно чудится за словами… будто в душу наплевали. В свое время мой поступок вызвал серьезное неодобрение общества. У меня был жених, пусть даже официально помолвка не была заключена, шли переговоры, но…

   - Вы выбрали другого?

   Легкий наклон головы.

   - И… как?

   - По-разному. Любви не было. Скорее я хотела сбежать из дома. Да и жених, выбранный отцом, внушал некоторые опасения. Две предыдущие его жены умерли.

   - Как?

   - Официально – после долгой болезни, но я слышала, как брат спорил с отцом. Он утверждал, что Норбет, мой… тот, кто должен был стать моим мужем, он просто довел этих женщин. Он закрывал их в поместье, где они и жили. А он изредка наведывался.

   - Хрень, - не выдержала я. – Извините.

   - Соглашусь, пожалуй… мое место заняла кузина. И да, через пять лет он снова овдовел.

   Повезло.

   Не кузине. Свекрови.

   - Мой брат… он не всегда был таким, как сейчас. Отец не терпел возражений. И мой побег тогда ударил по всем. Не знаю, какие дела у семьи были с Норбетом, но… он был самолюбив.

   - Был?

   - Умер.

   - Давно?

   - Лет десять тому. От старости.

   - Погодите…

   - Ему было шестьдесят три, когда он сватался.

   Да уж…

   - И это… нормально? Он же старик. И… и вообще?

   - В высшем обществе свои законы. Да и не только в нем. Долг дочери – исполнить волю отца.

   В задницу такого отца. Я-то думала, что мой – конченный придурок, а выходит, бывает и похуже. Нет, не зря его пристрелили.

   - Как бы то ни было, но перспектива брака с Норбетом привела меня в ужас. И когда брат предложил… этот вариант.

   - Вариант?

   - Диксон любил меня. Он происходил из древнего рода, весьма славного, но не богатого, а потому отец отказал ему, когда он вздумал ухаживать. Я, честно говоря, не испытывала особых чувств… поначалу. Просто хотела спастись.

   Ну да, старый пердун с сомнительным прошлым или молодой влюбленный офицер.

   Сложно выбрать.

   - Брат помог. Выбраться из поместья. Найти храм. Обвенчаться. Нас бы не обвенчали без него. Нужно согласие родителей, а он сказал, что разрешает, что… обстоятельства таковы… венчание должно быть срочным. И заплатил. Хорошо.

   Надо же, а по тому дядечке и не скажешь, что он способен на поступок.

   - Отец, когда узнал, избил его. И так, что… он долго болел. А после был вынужден оставить службу. Что-то там со спиной.

   Мда.

   Узнаешь тут.

   - Я же… я вдруг оказалась не готова к тому, что… обо мне забыли. Разом. Подруги, которые прежде заглядывали в гости, больше не писали. И на мои письма не отвечали. И вовсе дали понять, что я теперь – нежеланная персона. Дом моего мужа оказался беден. Да что там… отец, пусть и был весьма жесток, но никогда не ограничивал меня в тратах. А тут… я старалась. Я все понимала, но я просто не умела вести хозяйство. Смешно. Я выбирала столовый фарфор подешевле, когда нужно было купить дрова или свечи.

   На меня поглядели искоса.

   А я кивнула.

   - Ну да. Мы… мы тоже не особо… дрова – это всегда проблема.

   Что еще сказать-то? Вот… вот как-то не увязывается у меня изящная леди Диксон с проблемой закупки дров на зиму.

   - Я ведь думала, что и вправду экономлю…

   - А ваш муж?

   - Он служил. Он… он всегда был верен короне. И он все-таки мужчина. Мужчина, который с юных лет привык себя ограничивать. В корпусе довольно жесткое воспитание. В университете не лучше.

   Вот-вот. И нечего мне там делать.

   Совершенно нечего.

   - Мы начали ссориться. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы… у меня нет доказательств, что это его рук дело, но брат всегда был дружен с Его величеством… точнее тогда еще Его Высочеством. Настолько, что тот лично его навестил в… в болезни. И прислал целителей. Несмотря на то, что отец явно не обрадовался. Но спорить с Его Высочеством? Брата перевезли… в госпиталь. Военный. Под опекой короны… не важно, главное, что тогда он и пошел на поправку.

   Нет, этот ублюдок, который затеял большую игру, неужели не пощадил бы собственного сына?

   - А потом… потом Его Императорское высочество потребовал от отца мою долю приданого. Гарантированного, как оказалось, еще моей бабушкой.

   - И вам выделили кусок пустыни?

   - Это показалось издевательством. И да, мы отправились туда лишь затем, чтобы убедиться воочию…

   - И нашли нефть.

   - Не мы. Оказывается, она там близко к поверхности и порой выходит даже. Местные её тянут прямо из земли. Не скажу, что мы сразу в полной мере оценили находку. Я даже расстроилась. Что может быть хорошего в черной жиже? Но к счастью, с нами оказался весьма грамотный человек, друг моего супруга. Он и подсказал, что из нефти можно получать керосин. Да и в целом её как-то переделывают, а в итоге выходят такие вещества, которые нужны алхимикам. Извини, я в этом не слишком хорошо разбираюсь. Главное, что у него были деньги. И он вложился в наши земли. Так появилось предприятие и… и все начало налаживаться.

   Хорошо.

   Это почти как сказка со счастливым концом, даже лучше, потому что по-настоящему.

   - Потом уже… когда я стала вдовой, отец действительно пытался поставить под сомнение мои способности управлять, но тут уже я сама… не только сама, но и Её императорское величество. И сам Император… думаю, на меня ему было плевать, но вот отдавать отцу еще и эти земли он не хотел. Так что все удачно получилось.

   Это да. Только для кого?

   Не для отца Чарли, если так. Но… не знаю, к лучшему ли оно или нет, мне сложно рассуждать о таких вещах, да и о человеке, которого я никогда-то и не видела. Был ли он хорошим или наоборот? Какая теперь разница-то?

   - Как бы то ни было, но мне пришлось учиться. Многому. Управляющие… за ними тоже приглядывать надо. А для этого – понимать, что происходит. Заводы эти все… добыча, переработка. Оборудование. Счетные ведомости… сколько раз меня пытались обмануть, особенно, когда Гевин отошел от дел…

   - Это…

   - Друг моего мужа. Он мне очень помог в свое время. Особенно, когда я осталась одна… без него, думаю, я бы пропала.

   Интересно.

   - Его жена заболела, он вынужден был переехать. В Эрштон. К морю. Там климат подходящий.

   Ну да, думаю, что именно в климате дело, а не в том, что этот самый Эрштон, как я подозреваю, находится за пару сотен миль от моей свекровищи. Чувствую, что все там не так просто было.

   Чувствую и молчу.

   Надо же, получается. Взрослею, что ли?

   - Да, - свекровь словно почувствовала мои мысли и улыбнулась. – О нас пошли слухи. Не самого приятного свойства, хотя правды в них не было. Гевин чересчур благороден…

   Мне показалось, или в голосе свекрови проскользнула тень сожаления? Конечно, показалось.

   - Да и он был женат. А я… я не стала бы рисковать репутацией и расположением Его императорского Величества. Как бы там ни было, но я научилась многому. А заодно уж привыкла, что все теперь зависит от меня. И от некоторых привычек сложно избавиться.

   Вздох.

   А ведь и вправду. Ей, наверное, все это… я вот тоже все эти дела хозяйские терпеть не могла. Ладно, заводов у нас не было, но вот скотина имелась, которую надо было как-то обиходить. Корм запасти. Соломы. Хлев. Дрова те же самые… жуть.

   - Спасибо, - сказала я осторожно.

   - В свое время леди Эстервуд весьма… надеялась стать леди Диксон, - добавила она очень тихо. – Но её родители сочли, что есть более выгодный вариант. Однако она не простила ему этой женитьбы.

   - И крови вам попортила изрядно?

   - Да.

   - А и меня вниманием не обойдет? Может, ну его, этот бал? Скажем, что у меня голова разболелась?

   Оно, конечно, никто не поверит. И плевать.

   - Боюсь, это будет означать поражение, - свекровь поднялась. – И слабость.

   Ну да, а шакалам слабость показывать нельзя.

   - Эта… Грета… тоже будет гадить.

   - Несомненно.

   - А…

   - Леди Эстервуд весьма ценят. И Его императорское Величество тоже. Она красива. Хорошо воспитана. Умна.

   Уже бесит.

   - И остроумна. Не говоря уже о прочем… знаешь, дорогая, твоим гардеробом надо заняться всерьез.

   А до этого-то что, в шутку было?

   - Я… - я осторожненько поднялась. – Я вообще-то учиться собираюсь. В университете.

   Свекровь лишь отмахнулась.

   - Учеба не должна мешать светской жизни, - сказала она с убежденностью.

   Вот, честно, не знаю, что меня пугает больше.

ГЛАВА 15 О двуногих и пернатых

Снова подвал.

   И… и сперва завтрак. Какой-то такой неправильный завтрак, во время которого Эва не могла отделаться от ощущения, что она участвует в престранном спектакле.

   В нем матушка что-то радостно рассказывает о погоде и тканях, которые удалось купить, несмотря на то, что купить их хотела не только она, но ей нужнее… о кружевах, лентах, грядущем бале.

   Жемчужной нити.

   Или броши?

   Или все-таки нити? Но нить и серьги одновременно чересчур вызывающе, а броши в достаточной мере скромной и роскошной у нее нет…

   Отец слушает и кивает, но взгляд его то и дело задерживается на Тори.

   Та улыбается и что-то отвечает маме. Тори слегка бледновата, но потому губы её кажутся яркими. И глаза тоже. Берт мрачно смотрит в тарелку.

   И почти не ест.

   - Дорогая, ты не заболела? – матушка слегка хмурится. – Ты выглядишь усталой.

   - Сон дурной, - соврала Эва и получилось до того легко, что сразу вот за это вранье и стыдно стало.

   - Бывает. Мне недавно принесли чудесные успокаивающие капли…

   - Надеюсь, ты их не принимала, - отец сделался еще более мрачен.

   - Нет, как ни странно, но… я уснула легко. И даже снилось что-то, - матушка улыбнулась и так ясно, хорошо, что очевидно – снилось ей нечто в высшей степени приятное.

   - Отправь. В лабораторию. Посмотрю, - отец аккуратно промокнул салфеткой губы. – И пожалуйста, не принимай никаких капель.

   - Но…

   - Кто их принес?

   - Нелис, - улыбка матушки слегка поблекла. – Нелис Фергюсон. Она вчера заглядывала. Спрашивала о девочках. У нее тоже дочь. И её пригласили к Эстервудам, вот мы и пили чай… беседовали. Мода такая неопределенная сейчас, но не хотелось бы ошибиться. Все-таки первый выход в свет и такой серьезный. Многие будут смотреть. А от этого такие переживания, вот она и… дорогой, ну не думаешь же ты, что она меня отравить хочет!

   - Может, и нет. Но все равно. Не стоит.

   Матушка не стала спорить, чуть склонила голову, показывая, что поняла. И поглядела на Тори.

   - Все-таки мне кажется, что украшения должны быть разными. Брошь. И нить жемчуга. Или лучше браслет?

   - Всецело доверяю твоему мнению.

   - А вот платья… я не думаю, что стоит делать их одинаковыми. Возможно использовать те же ткани, но фасоны… или не те же? Тори несколько ярче, ей не пойдут…

   Отец поднялся, давая понять, что завтрак окончен.

   - Эва, загляни пожалуйста, как освободишься.

   Эва кивнула.

   И поглядела на сестру, а та сделала вид, будто вот совершенно ни при чем.

   Ведьма.

   Причем настоящая.

   Эва как-то читала роман, в котором героиня была ведьмой. То есть не была, но все вокруг думали, что она ведьма, а на самом деле все неприятности героине устроила коварная троюродная тетка, чтобы завладеть особняком и состоянием бедняжки.

   Но… Тори не бедняжка.

   Особняка у них нет, такого, которым можно было бы завладеть. Да и троюродной тетки, чтобы она потом все рассказала, покаялась и вымолила прощение, тоже.

   - Дорогой, девочка выглядит уставшей. И… она ни в чем не виновата.

   - Я и не виню, - отец сказал это очень мягко. – Я просто хочу обсудить один вопрос. Относительно учебы… два дня.

   - Что?

   - Через два дня нас ждут.

   - Но… но мы не готовы!

   - Почему?

   - А платья? Их нужно сшить. И… и я не знаю, какие! Если брать форму пансионерок, то это как-то бедновато. Домашние? Чересчур вольно. Для прогулок? Для визитов? Боже! А еще ничего не решено с…

   - Дорогая, - перебил отец. – Я уверен, что ты со всем справишься.

   - Но бал…

   Отец прикрыл глаза, а Берт, кажется, отвернулся, чтобы никто не видел усмешки. Он над мамой смеется?

   - Бал никуда не денется. И Эстервуды. И никто не станет вас запирать в университете. Более того, если вам покажется, что там тяжело находиться, что учеба плохо сказывается на здоровье, на нервах, вы можете вернутся. В любой момент. Или просто уйти на ту же примерку или что там еще надо.

   - Это все равно слишком быстро!

   - К сожалению, здесь все не от меня зависит.

   Матушка вздохнула и тоже поднялась.

   И Тори.

   Эве не оставалось ничего, как встать. Пришлось подавить зевок и…

   - Эва, я жду.

   - Да, отец.

   А в кабинете он просто посмотрел и спросил:

   - Справишься? Ты выглядишь бледной. Устала?

   Эва кивнула. Спать еще хотелось. Но ничего, она справится. Тем более, что будет не одна.

   - А Тори… она, что, на самом деле ведьма?

   - Боюсь, что так, - отец указал на кресло. – Это многое объясняет.

   - Что? – в другое время Эва не рискнула бы отвлекать отца вопросами. А тут то ли от усталости, то ли просто все вот сразу и навалилось.

   - Характер. У ведьм он весьма своеобразный. Моя бабушка была ведьмой. Так уж получилось. В роду Орвудов девочки рождаются редко, но если и бывают, то или без дара, или вот…

   Интересно, что хуже?

   - А я?

   - А ты… не знаю. Может, потому, что вы двойняшки? Она забрала темный дар, а в тебе проснулся этот… шаманский?

   Эва задумалась. Было немного обидно. Тори вечно все забирала. Сладости. Кукол. Шляпки. Платья. А теперь выходит, что начала она задолго до рождения, забрав себе и ведьминский дар.

   - Говоря по правде, я очень надеялся, что обошлось, - отец наполнил высокий стакан. – Выпей. Не бойся, это травы.

   - А капли? Мамины? Что с ними не так?

   - Пока не знаю. Может, и ничего. Но Шверинсон уверяет, что опиумные капли не то, что нужно леди. И я склонен ему верить. Да и возможно, опиума там нет, так, пустышка, но… как-то оно лучше взглянуть.

   Эва подумала и согласилась.

   От стакана пахло ромашкой и горьким ладанником, вкус которого невозможно было исправить ни медом, ни сиропом. Она сделала глоток, смиряясь с этой горечью, что теперь не отпустит долго.

   - Извини. Я бы дал тебе отдохнуть, но твой… друг говорит, что стоит поспешить. Тори вытянула проклятье, но чем дольше душа находится вне тела, тем опасней. Ты видела этого человека. Ты сможешь его найти. А он постарается привести. Я, честно говоря, не слишком горю желанием проводить этот эксперимент.

   Отец встал напротив окна.

   И спиной повернулся.

   - Поэтому, если ты откажешься, я пойму. И не позволю на тебя давить.

   - Я не откажусь.

   - Он тебе нравится?

   - Кто? – Эва поняла, что краснеет. Очень и очень густо. И… и если отец повернется, он поймет все без ответа.

   - Он тебя не пугает. Это странно.

   - Там… там он другой. И может превращаться в ворона. Огромного. У него перья шелковые.

   - Это иллюзия, Эва.

   - Как и многое другое, - она допила отвар. – Тебе ведь Берт сказал, да? Про кольцо и… я пробовала его снять, а оказалось, что не могу. И наверное, не только я. А сколько таких колечек? Кто их носит? Что они сделали, чтобы получить это колечко? И чем за него заплатили? И что еще они сделают? Все это… балы, жемчуга, наряды… это ведь тоже иллюзия.

   - Ты совсем повзрослела, - он повернулся и подошел, чтобы подать руку. – Не знаю, хорошо это или плохо, но… в любом случае, я на твоей стороне. И все мы. Орвуды своих не бросали.

   Внутри стало тепло.

   И спокойно.

   А потом был подвал. И… и тот человек, что в прошлый раз тоже приходил.

   Он поклонился Эве, низко и с уважением. И это тоже было странно. Но Эва ответила на поклон, потому что так было правильно.

   - Леди, благодарю вас, - сказал Эдвин. – И… видит Бог, я не забуду этого.

   - Я еще ничего не сделала.

   - Вы с вашей сестрой сделали больше, чем все императорские целители вместе взятые, - он поцеловал руку Эве, отчего вдруг стало до боли неловко.

   Тем паче, что Эдди видел.

   Стоял, возвышался над этим вот, глядел сверху вниз и недобро так, будто прикидывая, как половчее шею свернуть. Но потом перевел взгляд на Эву и тихо вздохнул.

   Что за жизни такая, все только вздыхают и никто ничего не делает.

   - Круг, - голос Эдди был сух. – Как в прошлый раз. Становитесь в круг и не вмешиваетесь. Получится, так получится. А нет… я ведь не шаман. Я только учусь.

   Его принесли сюда, того человека, которого Эва… трогала. Как она ни старалась, забыть не выходило. А потому она поспешно отвернулась, хотя тело и укрыли простыней.

   Два круга.

   Соль.

   Мел.

   Свечи, которые Эдди расставлял сам, хотя она бы и помогла, если бы знала, что делать. Но делать было нечего.

   Берт принес табуреточку, на которую Эва и присела.

   Снова захотелось спать, но она мужественно давила зевки, потому что как бы и момент вроде бы ответственный, и леди не зевают прилюдно. Только в конце концов не получилось. И Эва поспешно отвернулась, прикрыв рот ладонью.

   - Ты как? – Эдди смотрел хмуро. – Выглядишь бледно.

   - А ты серым.

   - Я всегда серый, - хмыкнул он.

   - Сегодня особенно. Извини, это… из-за нас с Тори.

   И почему выходит так, что Эва, если подумать, не виновата, а виноватой себя ощущает. Очень и очень виноватой.

   - Все получится, - Эдди встает так, что за ним не видно ничего. Ни отца, ни Берта, ни того, третьего, которому ну вот совершенно не нужно тут быть. И тела на полу тоже почти не видно. – Надеюсь.

   - Не уверен?

   - Я слишком давно живу, чтобы в чем-то быть уверенным, - сказал Эдди и вытащил дудочку. – Начнем? Я играю, а ты его ищешь.

   Эва кивнула и закусила губу.

   А потом закрыла глаза.

   На сей раз музыка была резкой, будто не дудочка, но военный горн поет. Она как-то слышала. И еще удивилась тому, до чего злой у него голос.

   Сейчас такой же.

   Трубил.

   И туман, который на него отозвался, поднялся стеной, окончательно отделяя их от прочего мира. Эва закрыла глаза. Искать… как искать кого-то, если ты стоишь на месте?

   Хотя…

   Она сделала шаг.

   И осталась внутри круга, та она, которая тело. А вот если… туман растекается, и выходит, что у них в подвале город.

   Конечно!

   Надо было имя спросить и… и не важно, она точно знает, где та, потерявшаяся душа. Только успеть бы, добраться бы. В прошлый раз им с Тори хватило сделать шаг, но в этот все иначе.

   И она запутается в городских улицах.

   Нет, надо… надо придумать что-то.

   Что?

   Рука нащупала в волосах перо. Надо же, а оно не потерялось там в прошлый раз. И… и почему нет? Если Эдди может обернуться вороном, то и у Эвы получится.

   Надо просто поверить.

   Кто бы знал, до чего это сложно – взять и поверить. В себя. И себе. Эва подпрыгнула и хлопнули крылья, правда, не черные. И… и из нее даже ворона не получилось.

   А что вышло?

   Что-то мелкое и суетливое. Но с крыльями. Если взлететь повыше, то город становится маленьким, а дом, он впереди. Эва чувствует его.

   - Там, - она говорит это, когда огромная тень накрывает её. И надо бы испугаться, вороны опасны для мелких птах, но Эва не боится, только быстрее и быстрее бьет крылышками, пытаясь успеть.

   Ворон держится над нею, и когда появляются тени, распугивает их хриплым карканьем.

   Они вместе падают в дом.

   Сквозь крышу, на которой вспыхивает пламя. Сквозь объятые им, призрачным, но таким горячим, стены. В подвал. Туда, где камень.

   И тело.

   И человек, над ним согнувшийся. Он что-то говорит, вычерчивая кровью знаки на лице того, почти убитого. Но дом скрипит, трясется, и человек, чертыхнувшись, отступает.

   - Унеси его обратно, - приказывает он кому-то.

   А сам…

   - Не отвлекайся, - голос ворона звучит мягко. – Этим путем не пройти. Там тьма. Душу ищи.

   Искать не приходится. Она там. Над телом. Стоит, озираясь растерянно, и вовсе он не усатый, а совсем молодой, немногим старше Берта. И такой вот… что жаль даже.

   - Держись, - Эдди падает на душу сверху.

   Разве у воронов бывают когти?

   У этого были. Они подхватили душу и потянули вверх. Эве осталось лишь подняться за ними.

   - Дорога… покажи дорогу!

   Над домом клубиться туман. И сам он пылает, но снизу, там, под ним, расползается тьма. И она течет рекой, подземною, под другими домами, под улицами, куда-то на восток. Эва бы посмотрела, но окрик Эдди заставляет отвлечься.

   - Дорогу! И поскорее.

   - Я… я не знаю!

   Кругом белым-бело.

   Как вьюга.

   Точно… зимой как-то приключилась. Снег шел. Все засыпало вокруг. И потом поднялся ветер. Нянюшка тогда еще говорила, что это нелюди ворожат, что хотят извести весь род людской. Эва спряталась сперва под одеялом, а потом прятаться надоело, да и душно там было.

   Тори еще.

   Она сказала:

   - Давай на бурю смотреть.

   И они вдвоем забрались на подоконник. Оттуда тянуло холодом, и потому они одеяло взяли. И сидели. Смотрели. Ветер выл. Швырял в окно снег. Белый-белый. И эта белизна была такою жуткой, что сердце замирало.

   - Эва… Эва…

   Тогда казалось, что ветер тоже её зовет. Наверное, одна Эва и ушла бы, но её держали за руку.

   Тори.

   Тори… она найдет её. Она должна была найти давно, еще тогда, когда Тори потерялась. А она струсила. Но если струсит сейчас, тогда потеряется уже Эва.

   Надо выше.

   Крылышки у пташки махонькие. И воздух их не держит. Приходится махать часто-часто, но Эва все равно проваливается.

   Выше.

   Еще выше. Она сумеет. Она вовсе не слабая и не никчемная. Она… она видит дом. И Тори тоже, которая как звезда, только черная.

   Они ведь близнецы, а значит, связаны. Задолго до рождения. И Тори забрала себе ведьмин дар? Пускай! Это даже хорошо. Зато теперь она знает, где искать свою звезду.

   Черную.

   Тьма тоже испускает свет, пусть даже и звучит это очень и очень странно.

   От радости Эва забывает, что нужно работать крыльями, и начинает падать. Она пытается выправиться, но… крылья маленькие.

   Воздух такой, что не зацепиться. И Эва, кувыркаясь, падает, падает… в снежную круговерть, в которой где-то там, впереди, горит черная звезда чужой силы.

   А когти у воронов все-таки есть… но это не больно.

   Почти.

   Эдди успел подхватить зимородка до того, как пташка ударилась о кривые крыши. Сердце только ёкнуло. И выматерился он от души. Хотя ругаться, когда у тебя клюв, неудобно.

   Голос каркающий.

   Хриплый.

   Но поймал.

   Удержал. И поднял. Благо сейчас он и сам видел, куда лететь. Странно это, быть птицей. И из нее получилась. Зимородок. Яркий такой. Переливается всеми оттенками лазури. Эдди такого только раз и видывал, тогда еще залюбовался.

   Сердечко птичье колотится, что сумасшедшее. И не раздавить бы, не поранить… добраться. Что бы ни было, оно чует Эдди.

   Теперь.

   Оно там, под городом. И недоброе. Не злое, впрочем, тоже. Оно дремлет? Или скорее существует само по себе, вне людей с их вечными неурядицами. И ему, чем бы они ни было, принадлежит эта часть мира. А теперь Эдди вот потревожил.

   Зря это он.

   Туман становится гуще, а фигур в нем – больше. Они игрушки того существа, и как любой ребенок, расстается оно с игрушками неохотно. А потому туман тянется, тянется к Эдди.

   Крылья поднимают выше.

   И выше.

   И туман выпускает свою стаю. Вороны тоже бывают белыми. За гранью мира. Они спешат. Они быстрее. И голоса их оглушают.

   Но Эдди добирается до дома раньше них. И падает. И… и переход удается задержать.

   - Вот, - он выпускает зимородка, который превращается в девушку, и того, другого, что кажется теперь облаком тумана. – Твое тело.

   Надо взять за руку, а сложно брать что-то, если ты не материален.

   - Тебе нужно войти.

   - Нет, - парень качает головой. – Я проклят.

   - Был.

   - Еще.

   - Ведьма сожрала твое проклятье. Ведьмы их любят.

   Не верит.

   А там, снаружи, разгорается буря. И её слышат собаки, которые взрываются воем. Орут коты. И люди, даже под защитой, укрытые, спрятанные, тоже чуют.

   - Иди. Твой брат за тебя переживает.

   - Бестолочь он, - парень проводит руками по волосам. – И я не лучше. Не надо было лезть к ним. Но… передай брату…

   Эдди вытащил из кармана призрачную дудку.

   Шаман он или как?

ГЛАВА 16 Где есть место искусству и милым девичьим беседам

Что-то, а кормили у Орвудов душевно.

   Эдди ел.

   Молча.

   Сосредоточенно. Пытаясь понять, о чем говорить стоит, а о чем – нет. И главное, не торопили. Рядом с точно такой же сосредоточенностью жевал Бертрам, кажется, не особо понимая, что ест.

   Впрочем, Эдди и сам-то…

   - Что это? – поинтересовался он, потому как тишина за столом была совсем уж тягостной. Вздрогнул Эдвин. И Орвуд-старший выпал из задумчивости.

   - Оленина… кажется.

   - Вкусная, - похвалил Эдди оленину, которая точно была бараниной, но если разницы нет, то смысл уточнять.

   - Он… придет в себя? – Эдвин отодвинул блюдо. Он единственный к еде не притронулся. А вот Эва умяла приличный кусок мяса, и уже потом лишь опомнилась и начала делать вид, будто аппетиту нет.

   Глупость какая.

   Этак и вовсе исхудать можно, а она и без того махонькая, что человеком, что птицей.

   - Понятия не имею, - в таких вопросах Эдди предпочитал не лгать. – Душу мы вернули. А дальше как оно – это не ко мне. Но целителя позовите. На всякий случай. А то еще рана откроется.

   - Какая?

   Эдвин поглядел с упреком, потом выразительно перевел взгляд на Эву, намекая, что подобные разговоры за столом вести не стоит.

   - Та, которую ему нанесли.

   - Не было ран, - Эдвин покачал головой. – Его осматривали. И не единожды. Видимых повреждений в принципе не было. Поэтому и решили, что имеем дело с каким-то ядом. Я, признаться, до сих пор так полагаю, потому что ведьмы, проклятья… это как-то, уж извините, ненаучно.

   Эва фыркнула.

   А вот сестрица её куда-то подевалась, как и сама леди Орвуд. Но, может, оно и к лучшему. При леди Орвуд точно никто не стал бы говорить за столом о проклятьях.

   - А я на той стороне в птицу превратилась, - сказала Эва. – Это тоже ненаучно. Но у меня были крылья.

   - Возможно, - Эдвин, кажется, несколько смутился. – Разум человека – вещь мало изученная, но есть работы, которые склоняются к тому, что наши возможности во многом зависят от способности их субьектизировать относительно мировосприятия.

   - Чего? – Эдди почувствовал себя именно тем, кем и был – полным дикарем.

   - Вы субъективно воспринимали себя птицей.

   - И его? – Эва ткнула вилкой в сторону Эдди. – Он тоже был. Вороном. А я кем? Я так и не поняла.

   - Зимородком, - сказал Эдди. – Хорошая птица. Орки считают, что зимородки могут указывать путь потерянным душам.

   - Вот, видите, вы сперва приняли чужой образ, потом примерили его на себя и соотнесли с восприятием. Теоретически, - зачем-то добавил Эдвин. – Но вынужден признать, что все остальное в эту теорию не вписывается. Да и противников у нее много. Она вообще основана на опытах Поллака. Сильный менталист. Он вводил подопытных в транс и внушал им… разное. И в результате люди, пробуждаясь, вдруг начинали говорить на других языках. Писали картины. Или играли… правда, он сам утверждает, что далеко не все. И скорее даже речь идет о единичных успехах. Он уверен, что пробудить можно любые способности, но чаще всего наше сознание столь закостенело, что даже в трансе не готово признать их наличие. Как-то вот так.

   - Мой… дед, - Эдди не был уверен, стоит ли говорить о таком. – Он был шаманом. И его отец, и отец его отца. Однажды ему привели девушку, которая решила уйти. Она утонула, но её спасли. Однако вышло так, что душа её все одно покинула тело. Тогда дед решил говорить с ней. Он звал. И душа откликнулась. Вот только не пожелала возвращаться.

   Странно, что эти воспоминания яркие. Будто вчера оно было.

   Костры.

   Запах трав, пучки которых свисают с потолка. И дед вытаскивает нити то с одного пучка, то с другого. Травы рассыпаются трухой в его пальцах.

   Сидящая на корточках девушка покачивается со стороны в сторону.

   - Дед говорил с родителями той девушки. А потом с согласия их призвал другой дух. И тот вошел в тело. Дух ребенка. Ей дали другое имя. И семья плакала, ибо тело и кровь получили жизнь. И дух получил.

   - Возможно, - Эдвин чуть выдвинул челюсть, явно показывая, что не согласен. – Девушка… причинила себе вред. И возможно, что её горе было столь велико, что оно разрушило саму личность до основания. Случается и такое. Бывает, люди, не в силах перенести произошедшее с ними, отказывают себе в праве на личность. Они создают иные. И зачастую именно детей. Скорее всего это связано именно с неспособностью, с нежеланием нести ответственность за взрослую жизнь.

   - Пусть так, - согласился Эдди.

   К чему спорить.

   Дело, для которого он подписался, сделано. И причин задерживаться нет, но… и уходить не хочется. Особенно потому, что этот вот, смазливый, с подвешенным языком точно не уйдет.

   Останется.

   Будет вести светские беседы задушевные.

   Бесит.

   - Извините, - в тишине прозвучал робкий голос Эвы. – А… можно я вас нарисую?

   Эдди моргнул и уточнил.

   - Меня?

   Девушка кивнула.

   - Я… я постараюсь быстро. Не знаю, почему, но очень хочется… и не хочется оставаться одной. Кажется, что… вдруг я там снова окажусь?

   Она помолчала и очень тихо добавила.

   - Вы меня услышите, да, но… все равно.

   - Буду рад помочь, - кажется, именно так принято было говорить.

   Эва выдохнула.

   Все-таки она изменилась. Прежняя Эва никогда бы не побеспокоила человека столь возмутительной просьбой, тем паче портреты у нее получались из рук вон плохо. Точнее не совсем, чтобы плохо, но… пугающе.

   Так матушка сказала, когда Эва написала одну её подругу, которую тоже вот так вдруг захотелось написать. А отец напротив, сказал, что получилось очень даже похоже и, главное, всем всё про леди Эйджел понятно.

   А что именно понятно, так это совсем не понятно.

   - Думаю, - Эва поспешила подняться, хотя это тоже было неправильно. – В саду будет удобно. Там… там дышится легко.

   И никто ничего не сказал.

   Только во взгляде отца почудилась насмешка.

   - А нам, полагаю, и вправду стоит спуститься и… - это уже Берт, а что именно еще он собирается делать, Эва не дослушала.

   В саду светило солнце.

   И жарко было.

   Все еще жарко, но осень близка. Странно тоже. Почему Эстервуды устраивают бал летом? Пусть и в конце, в последних днях августа, но все одно.

   Обычно же сезон начинается во второй половине осени.

   А тут…

   Беседка.

   И лавочка. Мольберт уже принесли и сумку с красками тоже. Угольные карандаши слегка раскрошились, но это ничего страшного.

   - И что мне делать? – Эдди огляделся.

   - Ничего. Садитесь.

   - Куда?

   - Куда-нибудь. Куда вам нравится.

   Он хмыкнул, огляделся и сел.

   На траву.

   Под розовый куст. Правда, цветок на нем был лишь один, но большой. Темно-пурпурный бутон полуоткрылся и покачивался на тонкой длинной ветви. Листва запылилась. Да и трава тоже.

   - А… а вам не холодно? – Эва старалась смотреть на мольберт.

   Акварель.

   Лист бумаги. Набросок. Линии должны быть легкими, летящими, едва уловимыми, иначе будут просвечивать и получится некрасиво.

   - Ничуть. Здесь жарко.

   - Здесь?

   - В прериях днем тоже очень жарко, но к вечеру жара отступает. Ночью и вовсе можно замерзнуть. Осень туда приходит рано. Со льдом, ветрами пронизывающими. Еще по одну сторону гор вечно льет, а вот через хребет тучи не перебираются, оттого по другую – засуха. И пустыня.

   Рука почему-то дрожит. На это нет причин. Никаких. Но она все равно. И дрожь эту сложно сдержать. А еще… еще это как-то неправильно.

   Розовый куст.

   Белесый призрак статуи среди колючих ветвей. И город… нет, не тот город. Не такой.

   Карандаш коснулся листа.

   - Расскажите, - попросила Эва.

   - О чем?

   Странно переходить на вежливое «вы», когда все так… так неправильно.

   - Не знаю. О чем-нибудь. Вы ведь были в прериях. И не только. Я… я из поместья выезжала редко. А уж дальше города и вовсе не бывала, да и тут… - уголек скользил по листу, и Эва уже видела, что получится.

   Матушка эту картину не одобрит.

   Да и… странная она. Картина. Даже для Эвы.

   - Вот так и… - Эдди поскреб макушку и смутился. – Извините, леди… когда так, то и не знаешь, о чем говорить. Бывать в разных местах приходилось. Но не сказать, чтобы эти места так уж впечатляли. Захолустье – оно и есть захолустье.

   Она прикрыла глаза.

   Вовсе не обязательно смотреть, что рисуешь, чтобы видеть. Главное позволить руке самой… уголек в сторону. И время за краски браться.

   Потихоньку.

   Главное, чтобы он говорил. А он говорил. На сказку похоже. Прерии. И мертвый город, в котором когда-то жили люди, но не совсем, чтобы люди.

   Драконы.

   Странно думать, что они когда-то существовали. Но наверное, это правда, ведь Эдди не стал бы лгать, верно? К чему? Пустыня мертвецов.

   Берт.

   Эва могла бы, пожалуй, увидеть, как это было. Ветер. Песок. И те, у кого не получилось уйти. Наверное, им там тоскливо, если так тянет к живым.

   Поезд.

   Рельсы. И дорога над ущельем. Город, в который сбежали опальные мастера. Эве хотелось бы там побывать. И в пустыне тоже, правда, она побаивается мертвецов, но…

   - Все, - в какой-то момент она поняла, что и вправду все. Акварели пишутся быстро. И… и у нее получилось?

   - Можно взглянуть? – Эдди поднялся.

   А Эва кивнула.

   И… сама посмотрела. Что-то у нее определенно получилось. Странные ломаные линии, синие, серые и сизые. Пятна какие-то. Туман? Определенно. Туман и город.

   С высоты птичьего полета.

   Дома.

   Сверху они именно так и выглядят. Дороги мертвыми руслами каменных рек. И тени крыльев.

   Ворон.

   Черный-черный, как уголь. На первый взгляд он кажется просто пятном мрака, но потом… вот крылья.

   И клюв.

   - А ты где? – Эдди почему-то не удивился. И разочарованным не выглядел. Напротив, он разглядывал картину задумчиво и внимательно.

   - Я выше, - подумав, ответила Эва. – Это ведь бывает? Чтобы зимородки поднимались выше воронов?

   - Еще как бывает.

   Краски высыхали.

   И…

   - Подаришь? – спросил Эдди тихо.

   - А… тебе и вправду нравится? Просто… просто девушки рисуют пейзажи. Сад там. Или озеро. Или вот еще пруд можно, особенно заброшенный. Заброшенные пруды очень в моде.

   - Вправду. И заброшенные пруды у каждого, небось, есть. А у меня будет призрачный город.

   Призрачный? Эве нравится.

   Определенно.

   - Тот… человек… он очнется?

   - Не знаю, - Эдди стоял над картиной. И над Эвой возвышался. – Может, что и очнется. А может, что и нет.

   - Мы ведь нашли душу. И вернули.

   - Да, но захочет ли она оставаться в теле? И сможет ли… понимаешь, то, что там было… это ритуал. И нехороший. Само это место дерьмовое.

   - Дом не виноват! – поспешила сказать Эва. – Дом хороший. Он просто… просто тоже не смог убежать.

   - Случается и такое. Дело не в доме. Дело в том, что под домом. Ты видела?

   - Тьму?

   - Именно.

   - Ты не сказал о ней отцу. Почему?

   Эдди потер подбородок. А если подумать, то не такой он и огромный. Конечно, выше Эвы, но не настолько, чтоб уж совсем… она ему по плечо будет. Даже чуть-чуть над плечом, а еще ведь можно прическу высокую сделать.

   И каблуки.

   Матушка как-то говорила, что некоторые особы носят туфли на очень высоких каблуках.

   - Я сам не уверен в том, что…

   - Что мы видели?

   - Ты же слышала этого, лощеного?

   - Лорда Эдвина?

   - Его самого, - Эдди раздраженно фыркнул. Смешной. – Ненаучно.

   И передразнивает довольно похоже.

   - Вот скажи ему, что тут под городом скрывается чего-то такое, а чего – хрен его знает… извини.

   Эва кивнула.

   Она извинит, потому что в самом деле это ведь полный… хрен его знает. Ругаться про себя было приятно.

   - То ли это тьма, а какая? И почему её некроманты не почуяли? То ли… вот артефакт? Не похоже. Оно казалось живым и древним. И… может, оно вовсе есть только там, а тут нет?

   - Может, - согласилась Эва. – И что теперь?

   - Теперь я сделаю тебе одну штуку, - Эдди глядел уже не сверху вниз, а в глаза. – Там оно или и там, и тут, это не так важно. Главное, что оно беспокоится. И значит, соваться на ту сторону опасно. Понимаешь?

   Эва зачарованно кивнула.

   - Амулет не позволит тебе переступить границу.

   - А если…

   - Одно – ни в коем случае. Отцу твоему я все же скажу. А то повадились. Если им чего надо, пускай меня зовут.

   Это было заботой?

   И приятною.

   И… и быть может, Эва сказала бы спасибо. Совершенно точно, сказала бы спасибо. Она даже уже собралась, просто почему-то застыла, зачарованная взглядом. И…

   - А что вы тут делаете? – звонкий голосок Тори все испортил. – Нам сказали, что вы тут. Эва и вправду решила порисовать?

   Эва прикусила губу, чтобы не зарычать.

   Вот… вот почему она всегда так? Не вовремя? И… и главное, раздражает.

   В новом платье цвета спелой вишни. Слишком ярком для молодой девушки, но ей идет. И платье, и бледность кожи, и румянец.

   А еще глаза темные-темные.

   - Не слишком-то похоже получилось, - сказала Тори, чуть склонив голову на бок. – Но в этом определенно что-то есть.

   - Не трогай, пожалуйста, - Эдди аккуратно снял лист. – Это мое.

   - Да я и не собиралась, - Тори надула губки. – Кстати, я рисую ничуть не хуже. И даже лучше… можете у маменьки спросить. И да, мы заказали платья. Матушка хотела и тебя дождаться, но я сказала, что вы надолго, а платья ждать не будут. Надеюсь, ты не обиделась?

   Нет.

   Ничуть.

   И наверное, даже рада, что вот так, что… платья – это ведь ерунда в сущности. Зато Эва рисовала. И слушала.

   - Я тоже так подумала, - Тори крутанулась и сморщила носик. – А еще мы знаешь кого встретили? Грету Грейсон. С Дианой. И еще сестрами Шеворот. Они отвернулись…

   - Простите, - Эдди отступил и поклонился. – Но мне пора. Меня… тоже дела ждут.

   - Важные?

   Он тяжко вздохнул и признался.

   - В университет собираться надо. Учиться… буду. Наверное.

   - Сочувствую, - Тори упала в кресло и вытянула ноги. Она, кажется, окончательно забыла о том, как надлежит вести себя девице хорошего рода. – Но тогда свидимся. Вместе учиться будет веселее.

   И ресницами хлопнула так, что появилось желание отвесить ей затрещину.

   - Несомненно, - Эдди все-таки откланялся.

   И…

   - Ты когда злишься, такая смешная - Тори подняла кисточку и, покрутив в пальцах, облизала.

   - Я не злюсь!

   - Злишься.

   - И вовсе нет!

   - И вовсе да! – Тори показала язык, на котором появилось пятно. – Но предлагаю мир. Мне он не нужен. Страшный. Просто… жуть.

   - Кто?

   - Этот твой…

   - Он не мой, - Эва вздохнула с явным сожалением.

   - И переживаешь? Ой, да брось…

   Она бы бросила. И с большой радостью не переживала бы, потому что, оказывается, только в романах переживания мучительно-сладкие. И легко примерять чужую роль, если в любой момент можешь отложить книгу. А на самом деле все куда как тоскливей.

   - Понятно. Давай тогда так… я тебе помогу.

   - Чем?

   - Чем смогу. Пока не знаю, - Тори задумчиво перебирала кисточки. – Мне кажется, я смогу его узнать. Если снова увижу.

   - Кого?

   - Того человека в маске. Если ты опять проведешь меня…

   - Нет, - Эва покачала головой. – Извини, но там и вправду… там опасно стало. Очень. Сегодня вот…

   Она поежилась, вспомнив и белый туман, что подползал к самым ногам её, и воронов, пытавшихся схватить. И нечто иное, такое… такое, что было там, внизу.

   - Ну и ладно, - легко согласилась Тори. – А на деле… я действительно хочу помочь. Эти дуры… они ведь отвернулись, когда нас увидели. А потом еще шептались так громко, специально, чтобы все, кто может, слышали…

   - И о чем? – Эва ощутила, как похолодели щеки. И уши. И сердце забилось быстрее, а в животе образовался плотный ком.

   - О том, что тебе явно не место в обществе. И что имени не хватит, чтобы репутацию очистить… что ни в одном приличном доме тебя не примут.

   А ведь ей обещали…

   Правда, стоит ли верить таким обещаниям? Теперь Эва знает наверняка.

   - И еще, что на балу с тобой не станут ни разговаривать, ни танцевать, - добавила Тори. – Впрочем, подозреваю, что и со мной.

   - А мама?

   - Слышала, конечно. Очень расстроилась. И ушла с отцом говорить. Наверное, к лучшему, что мы в университет едем… репутацию уже не спасешь, а так хоть повеселимся.

   Вот причин для веселья Эва тоже не видела.

   - Да ладно тебе, - Тори махнула кисточками и разноцветные брызги полетели в стороны. – Будешь переживать еще из-за каких-то дур… лучше подумай, что это они неспроста. Это они из зависти.

   - Что?

   Чему завидовать?

   Эве никогда и никто не завидовал. И…

   - Твое личное чудовище на балу танцевало только с тобой и своей сестрицей. Ну и с матушкой. И с нашей тоже. Но матушки не в счет, как и сестра. Так что… не упусти свой шанс. Он, конечно, страшный, но если тебе нравится…

   Этот такой выразительный взгляд, и соврать невозможно.

   - Нравится, - призналась Эва со вздохом.

   - Вот! А значит что? Значит, мы всем им покажем, кто тут с какой репутацией… слушай, я тоже порисовать хочу. Можно?

   Эва кивнула.

   Сил отказывать не было. Да и… ей ведь не жаль красок. Да, определенно, не жаль. Но… вот если и вправду… на балу? Если они подговорят… и бальная книжка останется пустой? Позорно. И… да, один танец Эва сможет станцевать с братом. И Тори. Но… но этого мало.

   И все всё поймут.

   И…

   - Ну вот ты опять, - Тори стояла над белым листом, вглядываясь в него презадумчиво. – Еще ничего не случилось, а ты уже страдаешь. Так нельзя.

   Наверное.

   - Берту надо сказать.

   - И что он сделает? – Эва стиснула кулачки. За что с ней так? Она ведь ничего плохого никому не сделала.

   - Во-первых, расскажет папе.

   - Очень сильно поможет. Мама же ему и так расскажет. Но отец никогда не вмешивается…

   - Не вмешивался. Раньше. Повода не было. А так… смотри, есть Берти. Есть Диксон, он пусть и женат, но все равно сойдет за кавалера. Есть твое чудовище.

   - Он не чудовище! И не факт, чтобы его пригласили.

   - Племянника императора? Не смеши. Ядом заплюют с ног до головы, это да, но пригласят всенепременно. Хотя бы потому, что чем ближе, тем оно удобнее ядом плеваться.

   Сказать Эдди, чтобы не принимал приглашение?

   - Итак, три уже есть. Добавь этого вот, менталиста… сволочь, но на потанцевать сойдет. А он, между прочим, будущий герцог. И у него наверняка есть приятели, которые не откажут в маленькой услуге. И у Берта. И у Диксона. И видишь, уже нет проблемы.

   - Как у тебя все легко выходит, - Эва ощутила легкий укол зависти.

   А вот с картинкой у Тори не получалось. Или вернее получалось, но что-то совсем уж темное и непонятное.

   Тоже какие-то пятна одно другого чернее.

   - Так а зачем усложнять? Это гадости надо делать сложными…

   - Почему?

   - А чтоб никто не догадался… кстати, ты ведь не возражаешь, если я жемчужную нить себе возьму? Не люблю броши.

   - Да забирай что угодно.

   И все-таки в этих пятнах что-то было, такое смутноузнаваемое… дом! Конечно! Дом. Только он словно в тенях растворился, а от теней этих корни уходили вглубь земли. И там расползались, как… как то, что Эва видела.

   - Так уж и все?

   - Эдди не трогай!

   Тори только фыркнула и руки вытерла.

   - Ты бы вещи собирала, - сказала она. – А то ведь завтра ехать. Или послезавтра… кстати, в университете тоже кавалеров хватает.

   И задумчиво добавила.

   - Вдруг кто интересный и для меня найдется?

   Вот уж не было плечами. Впрочем, неизвестного кавалера Тори жаль не было. Совершенно.

ГЛАВА 17 Об университете и студентах

Его Императорского Величества Георга Первого Фитцпатрика Кеннесийского Университет располагался вроде бы как и в городе, но в то же время наособицу. Кирпичная стена. Кованая ограда, что вилась железною лозой поверху. Каменные фигуры, взиравшие на случайных прохожих свысока. И на клыкастых мордах горгулий застыло выражение легкого презрения, а еще недоумения, словно даже сии твари не могли понять, каким таким пречудесным образом Эдди оказался тут.

   То есть, не совсем, чтобы тут.

   Экипаж доставил его к воротам, не сказать, чтобы гостеприимно распахнутым, так, самую малость приоткрытым. Ежели боком, то можно втиснуться.

   - Дык, правила такие, - сказал возница. – От испокон веков, стало быть. Маги ровныя меж собою, а потому ходют ногами. И слуг там нету.

   В это Эдди не слишком поверил, но саквояж подхватил.

   Мальчишка сиу молча пристроился сзади.

   Надо было его у матушки оставить, но та отчего-то решила, что мальчику нужно учиться и лучше бы сразу в университете. А то и вправду, чего время-то терять.

   Хотя… как ни странно, но Эдди не стал спорить. Пускай уж будет под присмотром. Да и самому Эдди спокойнее. Нет, не то, чтобы он сильно нервничает.

   Или…

   Папаша, чтоб его червям могильным сытно было, небось, на дерьмо изошел бы, узнавши, куда Эдди направляется. А еще на большее, матушку увидав.

   Но…

   Папаша был мертв. А приоткрытые ворота тут. И Эдди, закинув на плечо тросточку, без которой приличные люди тут и до ветру не ходили, бодро зашагал к ним.

   - Её не так использовать, - когда до ворот осталось шагов пять, мальчишка-таки заговорил. – Благородные господа.

   - Знаю. Но это благородные господа.

   Сиу чуть склонил голову.

   - Я же дикарь. Слышал?

   - Нет.

   - Ну вот… предупреждаю.

   - Говорить?

   - В смысле?

   - Спрашивать будут. Говорить?

   - Что дикарь? Всенепременно.

   Сиу чуть кивнул. Надо же, а речь его улучшилась. Хотя, может, это он тогда полуязыким притворялся, кто ж их, темнокожих, знает.

   - Главное, - Эдди остановился у ворот. – Если кто задирать станет.

   Сиу молча показал клинок, слегка высунувшийся из рукава.

   - Вот и я о том. Если задирать станет, мне говори. Сам не лезь. С меня спрос другой, понимаешь? А тебя… если что, не уверен, что и Чарли вытащить сумеет.

   Выражение лица сиу не изменилось.

   - А матушка, случись чего, огорчится.

   Сиу вздохнул. И клинок исчез в рукаве.

   - И не травить никого! – спохватился Эдди.

   - Совсем?

   - Без разрешения.

   А то и вправду, паренек-то совсем беззащитный.

   За оградой будто… иначе все. А чего иначе – не понять. Травка зеленее? Небо голубее? Солнышко ярче светит? Пахнет цветами. А какими – и не поймешь. Газоны ровные, гладенькие. Деревца из них поднимаются раскоряченные, но тоже постриженные. И хитро так, словно одна фигура в другую перетекает.

   Дорожка мощеная желтым камнем вьется меж газонов.

   А идти-то куда? Хоть бы указатель какой поставили, право слово.

   Но указателей не было, и Эдди, оглядевшись, зашагал ко внушительного вида зданию, что виднелось впереди. Красный камень. Колонны. Шпили. И башня с часами имеется, что характерно мало меньше тех, которые при дворце Императора.

   А главное, сам этот университет чем-то да на дворец похож.

   - Рядом держись, - Эдди ускорил шаг, подозревая, что ему тут совсем уж рады не будут. И ведь приглашение пришло, но… но это еще не значит, что кто-то верил, будто он его примет.

   Могли бы и встречающего послать.

   Откуда-то слева донесся взрыв смеха, но когда Эдди обернулся, то никого не увидел. Хотя… глядеть можно по-разному. Он чуть прищурился.

   Так и есть.

   Человечиной тянет. Запахи сложно спрятать. А тут кто-то не мылся и давненько. А еще кто-то изволил пить, тоже по перегару не первый день. Туалетная вода. Не только мужская. Жир прогоревший.

   Конский пот.

   Сколько их? По ощущениям трое, как минимум, возможно и больше. Прячутся? Маги как-никак. Зачем? Явно не затем, чтобы порадовать Эдди случайной встречей.

   - И эта образина – наследник? – донесся удивленный голос.

   Сказать им, что у орков слух получше человеческого?

   А звуки скрыть еще сложнее, чем запахи?

   Хотя… обойдутся.

   - Да тише ты… - шикнул кто-то в ответ. – И не ерзай, щиты рассыплются…

   - Где Маккинсон?

   - Известно где, в библиотеке.

   - Забыл?

   - А то…

   - А…

   - Само собой, знал. Зато теперь, если этот нажалуется папеньке, и будет повод подвинуть Большого Мака…

   Интересно. Стало быть, встречать Эдди должны были.

   - Интересно, его сестрица такая же…

   - Вот приедет и увидишь.

   - Если позволят поглядеть.

   - Да ладно, кто там спрашивать станет…

   Эдди остановился, сделав вид, что в ботинок что-то попало. И ботинок стянул. Появилось почти непреодолимое желание швырнуть им в затаившихся под щитом мальчишек, но Эдди сдержался. Это ж потом ищи ботинок, а ведь хорошие.

   Новые почти.

   И мягкие, что куда важнее.

   - Не скажи… Орвуды тоже. А говорят, младший с Диксоном за пустыню ездил. И теперь почти братья.

   Ну это слегка преувеличено.

   - С Орвудами же связываться…

   - Да ладно, тоже мне… и на них управа найдется. Более того, я вам скажу, что обе их девицы тоже прибудут. На учебу.

   Дружный смех прорвал щит, и тот задрожал, грозя в любое мгновенье рухнуть. Но неизвестный маг сумел-таки удержать заклятье.

   Надо будет запомнить. И голоса. И запахи. Так… на будущее.

   - И я вам что скажу, там одна вроде как свихнувшаяся в конец, её в доме взаперти держали два года считай, а вторая вообще… - он убавил голос и Эдди поморщился.

   - Да быть того не может.

   - Еще как может! Поэтому аккуратнее… небось, Орвуды надеются сбыть порченный товар. Так что…

   - Что-то он долго стоит.

   Эдди принялся надевать ботинок.

   - Думаешь…

   - Да нет, быть того не может. Мои щиты сам Фергюсон хвалил.

   И эту фамилию Эдди запомнил.

   - Можно, - спросил сиу, когда Эдди все же зашагал по траве.

   - Что «можно»?

   - Отравить. Он… плохой. Плохо говорить. Про… про…

   - Эву?

   - Да, - сиу дернул ухом. – Я уметь делать хороший яд. Никто не поймет.

   Эдди вздохнул и поглядел на небо. Синее какое. И ни облачка, чтоб его.

   - К сожалению, пока нельзя. Но я его тоже запомнил, - сказал он. – Да и… малыш, дело такое. Если слух пошел, то уже все. И говорить будет не он один. А всех не перетравишь.

   - Много людей – много яда, - у сиу на сей счет имелось собственное мнение.

   - А ты все слышал?

   - Громкие, - поморщился мальчишка. – Люди. Всегда. И эти тоже. Громкие и вонючие.

   - Это да…

   Но выходит, что у мальчишки слух и того лучше. Интересно.

   - Найдешь его?

   Кивок.

   - Не приближайся и желательно вовсе, чтобы никто не понял твоего интереса.

   Еще один кивок.

   - Его и остальных. Имена… запомнишь?

   - Да.

   - Вот и отлично. А я подумаю… травить пока не за что, но повод морду поправить найдется. Я так думаю. Дикарь я или нет?

   Сиу чуть склонил голову. Согласен?

   - Эй, - Эдди окликнул господина в черной мантии. – Эй, как вас там… вы не подскажете, как пройти в библиотеку?

   Судя по выражению лица уважаемого профессора или кем он там был, репутацию дикаря поддерживать будет несложно.

   - В… библиотеку? – осторожно переспросил он, на всякий случай делая шаг назад

   И ручонками потряс.

   Ага, и силой потянуло, этак, характерно.

   - В библиотеку, - подтвердил Эдди. – Мне нужен Большой Мак.

   - Боги… когда он уже успокоится. Энгельсон! – вопль профессора спугнул пару пташек, укрывшихся в густых ветвях то ли маленького дерева, то ли рослого куста. – Энгельсон! Я чую вашу метку. И если вы не изволите немедля явиться…

   - Профессор, - на соседней дорожке, аккурат за чередой кустов, выстриженных шарами, возник парень того благообразного вида, который обычно свойственен отпетым мошенникам.

   - Вот вы где… проводите гостя к профессору Маккинсону, раз уж он изволил выписать приглашение. Невозможно. Это совершенно невозможно. Я буду жаловаться, не приличное учебное заведение, а…

   Он махнул рукой и заспешил прочь, слегка прихрамывая на левую ногу.

   - Добро пожаловать, - Энгельсон или кто он там, изобразил дружелюбную улыбку и даже поклон отвесил. – Рад встрече… нам говорили, что нас почтят высочайшим вниманием, но не думал, что буду…

   Эдди хмыкнул.

   Первое имя есть. Главное, чтобы этого фигляра не прибили раньше времени.

   А вот библиотека университета, расположившаяся в той самой Часовой башне и основанная, как весьма мило сообщил Фредерик Энгельсон, более трехсот лет тому, впечатлила.

   Нет, Эдди видывал библиотеки.

   И не только в Последнем пути. Там-то библиотеки, как раз и не было, если не считать той, которую пастор при храме собрал. Ну и школьной тоже, но вот…

   В Квиджете имелась общественная, которой и мэр, и шериф, и прочие горожане весьма гордились, как и тем, что в этой библиотеке нашлось место тысяче книг.

   Здесь же… сколько?

   Пять тысяч?

   Пятьдесят?

   - Более пятисот, -- важно ответил Энгельсон, и поглядел, уже не скрывая насмешки. – Тысяч. Большая часть находится в специальном хранилище, под землей. Там благодаря артефактам поддерживаются особые условия. Старые рукописи весьма чувствительны и к влажности, и к температуре.

   Охренеть.

   И удивления Эдди скрывать не стал, что позволило Энгельсону задрать нос еще выше. Он даже умудрился поглядеть на Эдди сверху вниз.

   - Этак жизни не хватит все перечитать, - Эдди огляделся.

   - Никто и не читает все. У каждого мага имеется своя сфера интересов.

   - Ага… а у тебя?

   - И у меня, - Энгельсон слегка поморщился.

   - И какая?

   - Я специализируюсь на магии низких потоков, если вам это о чем-то говорит.

   - Ни о чем, - честно признался Эдди. – А я вот тоже читать люблю.

   - Неужели?

   - Газеты, - Эдди не отказал себе в удовольствии уронить руку на хрупкое студенческое плечо. – Там порой так занятно пишут. Особенно, когда вешают кого.

   - Кого?

   - А мне ж откудова знать? Вот у нас так и писали, что, мол, третьего дня по приговору суда был повешен, там, допустим, Билли Кривоглазый… хотя не, этот до суда не дожил. Ну да не важно. Главное, за что… за конокрадство там. Или мошенничество. Или вот если грабитель там…

   - Вешают?

   Почему-то студиозус слегка побледнел.

   - Большею частью, но бывает, что и из револьверу там. А одного раза в пустыню вывезли. И закопали, стало быть, по шею…

   - И? – бледность явно усилилась.

   - И оставили. После шериф ездил проверять. Говорил, что почти сутки протянул, засранец… но он то заслужил. Насильников, - Эдди слегка плечо сжал. – У нас не любят. Хотя… чего это я. Их же ж везде не любят, верно?

   Энгельсон торопливо кивнул и указал.

   - Там. Вам… туда.

   - Веди, - выпускать жертву Эдди не собирался. В конце концов, дикарь он или как. – Так, говоришь, книжек много…

   - Много. Как видите.

   - И разных.

   - Весьма.

   - И про баб есть?

   - Что?

   - Про баб. Ты чего, глуховатый? Мне маменька говорила, чтоб, когда стреляю, ухи затыкал. А то оглохну. Я-то, признаться, не всегда. Оно же ж там никто ждать не станет, когда ухи заткну. Но вроде не оглох. А ты, стало быть, много стреляешь?

   - Профессор Маккинсон! – возопил студиозус и слегка дернулся.

   А ведь маг.

   И не из последних. Низкопотоковая магия требует идеального контроля, особенно при том уровне силы, которая чувствуется в этом тщедушном тельце.

   Но вот силенок маловато.

   Тех, обыкновенных, человеческих. Или это пока только? Кости-то крепкие, а уж мясо нарастет. Со временем. Если этот болтливый придурок доживет до тех благословенных времен.

   - Профессор… идемте, он здесь! – это провожатый воскликнул с немалым облегчением. – Профессор!

   Ряды шкафов, что поднимались к самому потолку, расступались, образуя сумрачные коридоры. Висящие светляки кое-как разгоняли темноту, да и свет пробивался сквозь стрельчатые окна, но было его как-то совсем уж мало. Или просто так казалось?

   Эдди увидел огромный стол. Стопки книг, что башнями возвышались над бумажным морем. Причем бумаги лежали одна поверх другой, вроде бы небрежно, но все же взгляд зацепился за ровные линии, перетекающие с листа на лист.

   А уж последним он заметил человечка, склонившегося над картой.

   Тот был невысок. Сухопар.

   И с лицом на редкость неприятным.

   - Профессор Маккинсон!

   - Пересдача по предварительной договоренности после одобрения деканом лично, - ответил профессор, не соизволив повернуться в сторону говорившего.

   - Я… я вам сдал уже!

   - Да? Не помню. Что ж, если так, то радуйтесь.

   - Я радуюсь. Но вот… тут к вам… гость. Вот! Да отпустите вы меня, наконец! – вспылил мальчишка и плечом дернул. Что ж, Эдди не жалко. Отпустил.

   А что паренек споткнулся и полетел в полку, так Эдди не виноват.

   Силы рассчитывать надо.

   Жаль, не врезался. Перед физией вспыхнул белый полог щита, и профессор нахмурился:

   - В библиотеке использование магии недопустимо!

   - Но… - Энгельсон побледнел. – Я…

   - Три штрафных балла. Доложите декану сами. И не надейтесь, что я забуду.

   Эдди хмыкнул.

   Мысленно.

   А потом выдержал взгляд бледно-зеленых, словно выцветшее стекло, глаз.

   - Вы кто вообще? – профессор, убедившись, что смущаться, отступать или вообще исчезать Эдди не собирается.

   - Эдди, - ответил Эдди. – Учиться пришел. Сказали, что вы встретите.

   - Встретите… встретите… боги! – Маккинсон встрепенулся и вытащил часы. – Так вы… нет, быть того не может!

   - Чего? – уточнил Эдди и к картам потянулся.

   Интересно же.

   - Не смейте ничего трогать!

   - Я не трогать, я поглядеть, - руки Эдди за спину убрал. – Если не к вам, то скажите. А то я тут заплутал слегка… это Воронья гора? Вон там. Ага, точно… дорога. Железная. Только у вас она далеко намалевана, на самом деле до Последнего пути идет.

   Городок на карте выглядел мелкой черной точкой. И подписали его крохотными буковками. Зато дорогу и вправду дальше собирались строить.

   Когда?

   Карта не выглядела новой, скорее уж бумага обрела тот характерный желтушный оттенок, что возникает при длительном хранении.

   - Старый проект. Меня просили оценить, насколько реально его воплощение, - Маккинсон поморщился. – Хотя смысла особого не вижу. Что там дальше?

   - Прерии, - с готовностью сказал Эдди. – То есть сперва горы. Драконий хребет. Вот… он дальше тянется. Вот так…

   - Отсюда? – палец профессора ткнулся в карту.

   - Да, может, и еще дальше. Я туда не забредал. Там уже земли орков.

   - А вы…

   - А я вот, так сказать… в общем, не все мне там были бы рады. И сиу опять же. К этим отморозкам вообще лучше не соваться без нужды. И с нуждой тоже. За горами прерия. Там уже пустыня пойдет. Мертвая.

   - Покажете?

   Эдди подумал и неуверенно ткнул в карту, точнее в то место, где она заканчивалась, и начиналось белое бумажное пятно.

   - Название, конечно, местное…

   - Это не название.

   - А что?

   - Суть. Там мертвецы. Много. Она их к себе притягивает. Ну и… там уже есть поезда.

   - И дороги?

   - Дорог нету, - Эдди подвинул стул.

   - Погодите, как это возможно? Или вы… конечно, очередная безумная шутка.

   - Да какая, нахрен, шутка, - Эдди развернул карту, которая обрывалась почти сразу за куцым хребтом. – У Орвуда спросите. Он их упокаивал, когда ехали в последний раз. А так… там дороги смысла строить нет. Пытались сперва. Но пустыня их утягивает. Вниз. Сколько ни клади камня, все заберет. Вот и придумали поезда, чтоб рельсы перед собою сразу.

   - Никогда не слышал.

   - Вот, - он ткнул уже в стол. – Тут опять горы. Кольцо. А в нем город Мастеров.

   - Это легенда! Вы еще скажите, что и мертвые… боже, до чего любят это слово совать везде… мертвые города существуют.

   Профессор раздраженно взмахнул руками и задел гору из книг. Та и закачалась, но была остановлена рукой Эдди.

   - Профессор, - сказал он с почти нежностью. – Вы, конечно, не поверите, но…

ГЛАВА 18 В которой леди собираются учиться

Пять сундуков. Пять, мать его за ногу, сундуков. И еще кофр. Шляпные коробки, которые выносили по одной, едва ли не на вытянутых руках.

   Шкатулки.

   Корзинки.

   И массивное нечто в человеческий рост.

   - Бальное платье, - пояснила свекровь, глядя на это столпотворение с выражением премечтательным.

   - Я учиться еду! – возражать я уже не пыталась, только проводила сооружение, обернутое папиросною бумагой розового цвета, взглядом. – Зачем мне бальное платье в Университете?

   - Ах, дорогая, никогда нельзя знать наперед, когда тебе понадобится бальное платье.

   Я поглядела на мужа.

   Тот развел руками и, наклонившись, шепнул:

   - Это я еще уговорил её мебель оставить.

   - Мебель?! Какую мебель?!

   - Обыкновенную, - спокойно отозвалась свекровь. – В конце концов, это ведь… извини… дом общественного проживания! И сомневаюсь, чтобы в нем осталась приличная мебель. Нет, я понимаю, что не все сразу, но… ковры я пришлю позже. И сервиз.

   Уточнять про сервиз я на всякий случай не стала.

   Пускай.

   Главное, что отговаривать меня от учебы она не стала. И вообще выглядела такой умиротворенной, что в душе шевельнулись нехорошие подозрения.

   Правда, в чем именно следует подозревать мое свекровище, я не поняла.

   - И дорогая, напиши, что еще понадобится! – воскликнула леди Диксон. – И не слушай своего мужа!

   - Мама!

   - Мужчины ничего не понимают в комфорте. Поэтому если тебе понадобится подушечка… кстати, подушки и перины! Ты не можешь спать…

   - Давай сбежим? – предложила я мужу, пока в нагрузку к бальному платью мне не всучили подушки, перины, простыни, пододеяльники и что там еще положено.

   - И белье! Как я могла забыть… я приеду. Завтра! Лично, Чарльз! И не думай, что ты…

   Я закрыла глаза и сделала вдох.

   Дышим.

   И шоколадку, мужем протянутую, тоже берем. Шоколад, как оказалось, на диво благостно на меня воздействует. Вот интересно, Орвуды тоже прибудут с сундуками?

   Угадала.

   И сундуков было вдвое больше. А главное, что и сундуки, и экипажи, и сами Орвуды стояли перед воротами. Что характерно, запертыми.

   - И как это понимать? – поинтересовалась я, потому как и наша карета остановилась. А ведь дорога шла за ворота.

   Я вижу!

   - Это правило такое, Милли, - Чарльз выбрался и подал мне руку. – Древнее. Некогда в университет уходили постигать высокое искусство магии. А для того оставляли мирское по ту сторону ворот. Вот и возникло правило, что войти сюда может человек лишь с теми вещами, которые лично пронесет.

   Чудесно.

   А раньше сказать нельзя было? Его матушка, между прочим, два дня вещи по сундукам собирала.

   - Прошу прощения, леди, - устало произнес мужчина в черной мантии, которая успела слегка запылиться. – Но никаких исключений быть не может, потому как…

   - Леди, - Чарльз поклонился и поцеловал руку леди Орвуд. – Прошу…

   - Но наши вещи…

   - Их доставят позже. Глэдстон, распорядись.

   - Да, лорд Диксон, - человек отер пот. – Но… как же… леди и… леди.

   В глазах его плескался ужас.

   - Леди Орвуд, а где ваш супруг?

   - К сожалению, вызвали во дворец. И Берта тоже. Я решила, что сама справлюсь, но, каюсь, меня подвела излишняя самоуверенность, - леди Орвуд вздохнула с немалым облегчением. – Признаться, я не ожидала подобного… подобного неуважения!

   Взгляд леди Орвуд был полон искреннего гнева.

   А мне вот учиться расхотелось. Я-то и прежде желанием не горела, а теперь и вовсе вот оглянулась, раздумывая, что, может, стоит все же пустыню поискать.

   - Прошу прощения, леди, - забубнил привратник. – Но таков обычай. И закон. И…

   - Идем, - Чарльз изобразил улыбку, правда, несколько нервную. Вот готова поспорить на что угодно, что мысль о пустыне и ему в голову пришла.

   Хорошая же мысль!

   Но делать нечего.

   Пошли.

   По той самой дороге, на которую экипаж допущен не был. А главное, что и наш багаж остался за воротами. Включая тот гроб с очень нужным бальным нарядом.

   - Университет был основан более трехсот лет тому, - заговорил Чарльз, явно чувствуя себя не слишком уютно. – В тот славный год, когда воцарился Его императорское Величество, Георг Первый.

   И все почему-то на меня поглядели.

   Чего?

   Я про этого Георга Первого в первый раз слышу. Оно, конечно, если так, то неудобно, предков знать надо, но…

   - Времена были весьма сложными… Георг Первый тогда не был, собственно говоря, Императором, являясь лишь наместником. И младшим братом Вильгельма Третьего…

   Я подавила зевок.

   Надеюсь, это-то учить не придется. У меня на имена всегда память дурной была. То ли дело рожи. Вот рожи с листовок я запоминала влет, да и различала куда ловчее Эдди. И если так, то, может, и неплохо? Чай, что императоры, что висельники – невелика разница. Крамольные мыслишки. С другой стороны опять же, императорские портреты получше быть должны бы.

   - Ситуация была крайне неоднозначной, - Чарльз вел нас по дорожке, что пробиралась сквозь зеленые лужайки, из которых торчали причудливо выстриженные кусты. Тоже зеленые. Некоторые и в цветах.

   Благодать.

   - Старый свет не горел желанием лишаться колоний, из которых тянул золото и силы. А племена были полны сил и ярости.

   С чего бы это они, да?

   Но молчу.

   Слушаю.

   Так, на всякий случай. И Чарльзу, на меня покосившемуся, легонько киваю. История, так история. Главное, что слушаю не только я, но и сестрицы Орвуд. Одна точно. Вторая, та, что нравилась мне куда меньше первой, мыслями где-то ну очень далеко.

   - Назревало недовольство. Императорские войска не столько защищали от орочьих набегов, сколько сами грабили честных земледельцев. Завышенные налоги давили промышленность.

   - И промышленников, - вставила Эванора. – Извините.

   - Ничего страшного. Тем паче, вы правы… многие семьи перебрались сюда, надеясь, так сказать, получить определенную свободу. В Старом свете власть аристократии была чем-то… абсолютным? Пожалуй так. И тогда человек, рожденный без дара, несмотря на все таланты его, на богатства, если получалось его добиться, все одно оставался кем-то до крайности ничтожным. Сюда ведь приезжали не потому, что верили в сокровища этой земли. Нет. Сюда бежали, чтобы обрести свободу. Безопасность.

   - Несмотря на племена?

   - Поверьте, от орков защититься куда проще, чем от сиятельных лордов. Но это… сложная проблема. Как бы там ни было, Георг оказался в весьма неприятной ситуации. Его брат требовал привести земли к покорности. А вот совесть…

   - Или расчет, - Эванора снова воспользовалась паузой.

   - Эва!

   - Матушка, ну ведь лучше быть Императором, чем Наместником и младшим братом Императора. К тому же, папа говорил, что Георг прошел по грани. И восстание возглавил, когда стало понятно, что самого этого восстания ему не простят. Ему нельзя было отступить.

   - Именно, - согласился Чарльз. – Но лучше, если вслух вы этого говорить не станете. Однако незадолго до того Георг сделал одно важное дело. Создал Университет. Вернее Высшую школу магии. И сам стал первым из наставников. Вот.

   Дорожка вывела нас к круглой лужайке, посреди которой возвышалась статуя. Что сказать, впечатляет. И в первую очередь размерами. Это ж надо было… здоровущий какой.

   И главное, рожа-то до боли знакомая.

   Выходит, дорогой дядюшка на предка славного похож. Только у этого выражение лица посерьезнее будет. Одухотворенное до крайности. И стоит, ножку выставивши. Одна рука на рукояти меча. Другая куда-то вытянулась, словно указывает путь.

   - Георг указывает путь, - подтвердил мою догадку Чарли. – К светлому будущему страны. На самом деле, полагаю, им руководили весьма практичные соображения. Война началась не сразу, но то, что она будет, стало очевидно еще до назначения Георга. Его и отправили в попытке смирить бунт. Он был сильным магом. И понимал, с какими проблемами маги сталкиваются. Он привез с собой дюжину соратников.

   Чарльз запнулся и слегка нахмурился, повторив.

   - Дюжину…

   Поежилась Эванора. А её сестрица выпала из собственных мыслей.

   - И чего?

   - Тори!

   - А еще с ними прибыло бессчетное количество искателей приключений, среди которых оказалось довольно много представителей младших родов, одаренных, но не имевших… скажем так, возможности толком отточить дар. Пусть бы каждый отдельный и был слаб, однако Георг понимал, что десяток слабых магов лучше, чем полное их отсутствие. А речь шла не о десятках. И даже не о сотнях. За те десять лет, что прошли в относительном мире, Школа выпустила около полутора тысяч магов. Разной силы. Разных способностей.

   Но одинаково годных, чтобы сгореть в топке войны.

   - И уже от них пошли большинство новых родов.

   - Иствики, - тихо произнесла леди Орвуд. – Мой предок был первым… в своем роде. Иствики получили земли. И не только. Другое дело, что распорядиться не сумели. Стало быть, здесь все начиналось?

   И почему-то слова эти вдруг показались мне пророческими.

   А еще я почувствовала, что… что рядом кто-то есть. Кто-то такой, донельзя близкий, чье присутствие заставляет волноваться пламя внутри меня.

   - Что ж, думаю, об истории этого места вам еще расскажут, - Чарльз отряхнулся. – Стоит пока проверить коттеджи. Договоренность была, но… сама эта ситуация, как понимаете, несколько неоднозначна. И далеко не все будут рады.

   - Скорее уж правильно будет сказать, что рады не будут, - проворчала леди Орвуд. – Но… знаете, мой предок когда-то не отступил. И когда решился забраться на корабль, идущий в Новый свет, тайком. Денег на билет у него не было. А дар… дар, скорее всего, достался по наследству, хотя своего отца он и не знал. Главное, что он получил свой шанс. И воспользовался им. И выжил. На корабле. На берегу, где переселенцам не были рады. Он прошел до Железных гор. И уцелел в сражении при Хайвелле, когда почти вся пехота и конница были уничтожены, а из магов живым остался каждый десятый. И… я не посрамлю его имени.

   А я подумала, что этому Университету, если он и дальше хочет продолжить славную историю, придется немного пересмотреть порядки.

   И вообще, кто в здравом уме и твердой памяти рискнет связаться с женой некроманта.

   Пламя же вдруг утихло, улеглось, будто ничего и не было.

   А потом мы встретили Эдди. И стало вот как-то совсем спокойно.

   Почти.

   Коттеджи, до которых мы добирались в молчании, стояли наособицу. От внушительного строения из красного кирпича, больше похожего на дворец, чем на университет, их отделял сад. Расчерченный аккуратными дорожками, сам какой-то слишком уж изысканный, он навевал тоску. А вид маленьких, словно игрушечных домиков, вызвал вдруг приступ страха.

   Или не в них дело, а в ощущении, что… что не так здесь.

   Неправильно.

   Нехорошо. И… и надо вернуться.

   Я вцепилась в руку мужа.

   - Что-то не так?

   Все не так.

   Все…

   Я хотела сказать. Честно. Но дверь ближайшего домика – готова поклясться, именно так выглядел пряничный, в котором жила ведьма – распахнулась и на пороге появился человек, которого я совершенно точно не ожидала здесь увидеть.

   - Долгехонько собираетесь, - сказала Матушка Мо, отирая руки белым полотенцем. – Все уж выстыло. Приличные леди к обеду не опаздывают.

   - Это… - Чарльз споткнулся.

   А я прикрыла рот.

   И страх вдруг ушел, сменившись уверенностью, что теперь-то все будет хорошо. Всенепременно.

   - Матушка уж заждалась…

   - Простите, - робко поинтересовалась леди Орвуд. – Это…

   - Матушка Мо, - сказала я и покосилась на девиц. – Одна очень… благочестивая особа. И советую молиться перед обедом искренне. Если не хотите получить половником по лбу.

   Эванора улыбнулась.

   А потом поняла, что не шучу.

   - Погоди, если она здесь… - Чарльз указал на раскрытую дверь. – Значит…

   - Мама тоже прибыла.

ГЛАВА 19 О леди и учебе

Избавиться от профессора оказалось не так и просто.

   Точнее Эдди подозревал, что избавиться и не получилось бы, если бы не очередной студиозус, бочком подобравшийся к столу.

   - Профессор, - произнес он нервным голосом. – У вас совет. Вам просили напомнить.

   И отступил, проявляя редкостное благоразумие.

   - Что? – профессор оторвался от карты, которую успел поправить, хотя, конечно, путешествовать с такою Эдди не рискнул бы.

   - Совет, - повторил студиозус, отступая еще дальше. – По защите. Вы оппонируете.

   - Я?! – удивление профессора была весьма искренним. Впрочем, он нахмурился и на лбу появились морщинки. – Нарвуд? Верно?

   Еще шажок и студиозус почти достиг полок, которые виделись ему укрытием.

   - Конечно же… Нарвуд… великий род и абсолютная бездарность, полагающая…

   - Вам велели передать, - студент успел спрятаться за полку. – Что если вы не явитесь оппонировать, то совет сочтет, что вы не имеете претензий к работе…

   - Я? – от возмущения профессор взмахнул руками и едва не снес чернильницу. – Они называют это работой? Это собрание… где мои очки? Решили обмануть… так…

   - Тут, - Эдди осторожно стянул очки с макушки. – Стало быть, мы пойдем?

   - Что? А, да, да, несомненно… документы… эй, Паттисон! Я знаю, что ты тут! Никчемный троечник, но и от тебя может быть польза. Отнеси бумаги и проводи… как вас там?

   - Эдди, - повторил Эдди.

   - Именно. Проводи его… куда-нибудь. А мне спешить надо. Претензий нет… и главное, думают, что я такой дурак и забуду? Не сметь ничего трогать на моем рабочем месте… я все запомнил!

   Подхватив со стола пухлую папку, до того скрывавшуюся под бумагами, профессор заторопился к выходу. Эдди только и оставалось, что взглядом проводить.

   Ну и дальше куда?

   - Вы… - давешний студиозус выглянул из-за полок и вздохнул с явным облегчением. – Ушел. Вечно он так… Паттисон. Патрик Паттисон. Можно Патти.

   - Эдди, - Эдди осторожно взял протянутую руку. Та была тонкой и какой-то по-девичьи хрупкой. – Он всегда такой?

   - Такой, - вздохнул Патти. – На самом деле он неплохой человек. Во всяком случае, денег не требует. И если знаешь, то можно попытаться сдать. Вот рассеянный, это да… правда, только в том, что не касается работы. А тут и вправду лучше ничего не трогать. Память у него такая… сдвинешь перо и заметит.

   Эдди не собирался ничего двигать.

   - Учиться, да? – поинтересовался Патти и сам себе ответил. – Ну да, а чего тут еще делать-то?

   - Что за Совет?

   - Ученый. Соберутся такие вот, профессора, значит, будут слушать диссертацию, а потом прения устроят. И решат по итогу, достоин соискатель звания профессора или нет. Голосовать будут… да, - он тяжко вздохнул. – Завтра Маки будет злым, как не знаю кто.

   - Почему?

   - Потому что Нарвуд и вправду бездарность редкостная. И все знают, что диссертацию он купил. Идем, что ли. Провожу.

   Возражать Эдди не стал. Подхватил кофр, а уж мальчишка-сиу и сам за спиной пристроился.

   - Вот… а Нарвуды – род древний. И богатый. Ну и не хотят с ними связываться, значит, что бы там Маки не делал, проголосуют «за», а он, как обычно, «против». И все одно звание дадут.

   Эдди подумал и согласился, что повод злиться есть.

   - Его тут не любят, - сделал он закономерный вывод.

   - А то, - Патти шел чуть в стороне и очень старался не пялится.

   Получалось плохо.

   Стало быть, вот как. Неуживчивый профессор, от которого давно бы избавиться, но по каким-то причинам не выходит. И Эдди, тоже лишний на этом празднике жизни.

   Отчего бы не свести.

   - Это он меня просил напомнить, - соврал Патти. Но стоило Эдди поглядеть, вздохнул. – Нарвуды – еще те сволочи… со мною младший учится.

   И шею потер.

   Ясно.

   И не ясно, что делать Эдди.

   Впрочем, об этом он позже подумает, в спокойной обстановке.

   Патти и вправду довел его до солидного здания, которое Эдди уже видел. И сказал:

   - Тут постой, а я сейчас узнаю, куда тебя. Секретарь, мистер Ференс, он хороший человек, хотя и… - договорить Патти не договорил, ибо дверь из красного дерева распахнулась, грохнувшись о стену.

   - Я этого так не оставлю! – из кабинета выскочил тучный человек с обширною лысиной и бородой столь пышной, что поневоле начинало казаться, что именно её пышностью он пытается уравновесить нехватку волос на макушке. – Вы еще пожалеете, что…

   Он повернулся к Эдди, ткнул в него пальцем и… разом поутих.

   - Бездельники! – рявкнул он.

   - Совершенно с вами согласен, - Эдди отвесил поклон. Человек отчего-то покраснел и убрался. А вот Патти исчез, чтобы появиться вновь спустя пару минут.

   - Тебе домик выделили, - сказал он и потряс ключами. – Повезло! Слушай, а тебе камердинер не нужен, случайно? Я бы мог… то есть, тут конечно не положено…

   И столько надежды было во взгляде его, что сразу отказать Эдди не смог.

   - Я… подумаю, - сказал он.

   Сиу фыркнул.

   А Патти расплылся в улыбке.

   - И если чего, то я и достать чего могу… ну, по-мелочи, чтоб без уголовки… а так вообще сапоги чистить умею, туфли тоже…

   - Домик, - прервал его Эдди. – Покажешь, куда идти?

   Патти кивнул и подавил тяжкий вздох. Правда, печали его не хватило надолго. И отряхнувшись, он бодро зашагал куда-то по узкому и темному коридору.

   - Там если выйти не через парадную, то совсем рядышком. Туточки вообще, если тропки знать, то все рядышком. Я вот знаю… слушай, тут мне сказали по секрету, что не только тебя учиться прислали, но и женщин! Представляешь?

   - С трудом.

   - Я вот тоже не поверил, когда наши начали говорить. Ну где это в самом деле видано, чтобы женщин учить? На кой оно им надо… но мистер Ференс сказал, что уже прибыли. И их тоже в коттеджи… и слушай, у тебя скоро гостей будет, только ты аккуратней. Они большею частью сволочи…

   - Учту.

   - И…

   - Послушай, - мысль, пришедшая в голову, показалась на диво удачною. – А ты подзаработать не хочешь?

   - Камердинер не нужен, да?

   - Нет. Извини. У меня уже есть один.

   Сиу фыркнул чуть громче.

   - Но очень бы пригодился человек, который… достаточно свой. Там. И сможет послушать, что говорят… сволочи.

   Патти сделал вид, что задумался.

   - А еще предупредить, если они задумают какую пакость. Против меня. Или против моей сестры.

   - Познакомишь?

   - Она замужем.

   - Ай, когда это мешало…

   - И муж у нее неплохо стреляет. Да и маг.

   - Это да, - Патти поскреб в затылке. – А другие?

   - Ну… девицы Орвуд. Но у них папа некромант не из последних. И брата я в деле видел. Если что, и мертвым женишься.

   - Я-то не против жениться. Живым тоже, - Патти вздохнул. – Только кому я нужен… хотя… если вот сюда услали, то, стало быть, на нормальную партию и не надеются. Девицы, говоришь…

   Эдди молча сунул кулак под нос.

   - Твоя, да? – Патти аккуратно отвел кулак. Пальчиком. – А вторая?

   - А вторая – ведьма. Вот честно, между некромантом и ведьмой лучше выбирай некроманта.

   Второй вздох был тяжелее и печальнее первого.

   - Пять, - сказал Патти. – Пять золотых в неделю. И я весь твой. Но если чего серьезнее, то…

   - Идет, - Эдди огляделся. – Так куда идти-то?

   - Да говорю же ж, тут, недалеко… - Патти распахнул очередную тяжелую дверь и с наслаждением вдохнул горячий воздух. – Ты глянь… и вправду… слушай, а может, все-таки представишь? Хотя нет.

   Он поспешно пригладил торчащие волосы руками.

   - В другой раз, ладно? А то я сейчас как-то… не в форме, что ли. И там вон. Они аккурат и идут. Видишь?

   Патти указал на махонькие домики, казавшиеся издали едва ли не пряничными.

   - А за ними уже и полигон будет. За тобою зайти завтра? Хотя чего это я… я еще сегодня загляну, добре? Расписание принести. Если ты с нами, то первым будет с утра Маки, его вечно ни свет ни заря ставят… а злой будет. Ну да я уже сказал. Только все равно познакомишь.

   Милисента шла, опираясь на руку мужа. И выглядела до того мирной, что… правильно, так и должно быть. Только почему-то все равно обидно, словно они там вдвоем теперь, а Эдди и не нужен особо. И появилось трусоватое желание отступить, спрятаться за дверью.

   Эдди решительно шагнул вперед.

   А издали девицы Орвуд гляделись почти одинаковыми. Для того, кто смотреть не умеет. Но вот, почувствовав взгляд, Эва обернулась. И… отвернулась.

   Не заметила?

   Или сделала вид, что не заметила? И… обида странным образом стала почти невыносимой.

   - Не злой, - тихий голос сиу избавил от наваждения. – Но слабый. Не надежно. Не верь.

   - Не буду, - Эдди решительно зашагал по тропинке. До домиков – рукой подать, и если поспешить, то… а к чему спешить-то?

   Можно подумать, его там кто-то ждет.

   Или… все-таки ждет? Ничего. Доберется и все выяснит.

   Эдди нисколько не удивился, увидев матушку. Почему-то даже подумалось, что оно вот вполне себе правильно и по-другому быть не может.

   - Доброго дня, - матушка устроилась у окна с рукоделием, которое отложила.

   В корзинку.

   Корзинку поставила на подоконник, на котором уже легла расшитая незабудками салфетка. Салфетку прижимала пузатая ваза с букетом цветов. Над ней, прихваченные широкими поясами, начинались занавеси из какой-то легкой полупрозрачной ткани.

   Эдди хмыкнул, отметив толстый ковер на полу.

   Изящные до крайности стулья.

   И стол такой же, пусть бы и легла поверх него скатерть, но все одно видать. Да и скатерть с незабудками, в пару салфетке.

   - Доброго, - как-то не слишком уверенно ответила Милисента, озираясь. – Это… тут так было?

   - Было не так, - матушка поднялась и протянула руку, которую Чарльз поцеловал. – Но мне показалось, что если уже все так выходит, как оно выходит, то место стоит слегка… обновить. Домик, конечно, небольшой.

   Эдди промолчал.

   - Гостиная совмещена со столовой. Спальня тоже невелика… кровать вот узковата, но нормальную привезут уже завтра. А здесь как-то вот успели. Ванна, кстати, имеется, и это уже плюс.

   - Кухня такая, что собака задницу не вопрет, - пожаловалась Матушка Мо, выплывая с фарфоровой супницей, из которой торчала серебряная рукоять половника. – Не повернуться. Я к нормальным привыкла, а тут… хотя для здешних девиц, может и сойдет. Садитеся.

   Желающих спорить не нашлось.

   - Суп с раками, - возвестила Матушка Мо. – Правда, здешние раки, разве ж это раки? Недоразумение одно… замаялась ковыряться. Но вроде ничего. И ты ешь.

   Это она сказала Эваноре, которая от испуга едва ложку не выронила.

   - Тощая, бледная. Так ты замуж не выйдешь. А еще учиться.

   Её ворчание было привычно. А вот леди Орвуд, кажется, несколько смутилась.

   - А эта, ишь, глазищами зыркает… ничего, мамашу Мо ведьмой не напужать. И вы… два балбеса… ладно сами сюда лезете, а девок чего потащили?

   - Она… - Эва осторожно покосилась на широкую спину мамаши Мо, которая торжественно удалилась в сторону кухни. – Всегда такая?

   - Всегда, - признался Эдди. – Но готовит отменно.

   - Мама… - Милисента поглядела на мужа. – А ты как тут оказалась?

   - Приехала.

   - Я серьезно. Сюда же не пускают. Женщин. И все такое…

   А Эдди подумалось, что матушку и прежде было крайне сложно куда-то не пустить.

   - Не пускают, - согласилась она. – Обычно. Но для меня сделали исключение.

   - Почему?

   - Потому что многоуважаемый Лассон…

   - Это ректор, - пояснил Чарльз, за что Эдди был ему благодарен. А еще подумалось, что мог бы и сам поинтересоваться, кто в этом курятнике за главного петуха. – Избирается голосованием. Тоже одна из привилегий университета.

   - …прекрасно понимает, что привилегии привилегиями, а финансирование финансированием. Казна тратит на развитие науки немалые суммы. Но иногда об этом забывают.

   - И… Его императорское величество решили напомнить? – леди Орвуд к еде так и не притронулась. А вот Эва ела. И сестрица её. Даже ложку облизала, зажмурившись.

   - Именно.

   - Вы останетесь?

   - Вероятно. Коттеджи начали готовить… я прибыла, честно говоря, лишь затем, чтобы проследить, как идет подготовка. Не думала задерживаться, но… - матушкин палец стукнул по столу. – Возникли некоторые вопросы. И боюсь, мой визит несколько затянется.

   - Я могу чем-то помочь? – поинтересовался Чарльз.

   - Возможно… пока не знаю, - матушка замолчала, поскольку из кухоньки выплыла мамаша Мо с новым блюдом, источавшим просто невообразимый аромат.

   - Мошенники, - сказала она доверительно, опуская блюдо на стол. – Кругом ворье и мошенники. А ишь, ученые… одни беды от этой науки! Господь заповедовал молиться! А они, ишь вздумали… обворовывать. Ничего, на всех управа найдется. Заглянули мы намедни, и что? Пылища! Конюшни эти, как их…

   - Авгиевы? – предположил Чарльз.

   - Во-во, они самые… тараканы, что у себя дома… и главное, жрать нечего, а они все одно шастают. Тараканы. Магические, сразу видать. Мебель мало что на честном слове держится. Крыша, видно, течет.

   - А по бумагам ремонт был сделан полгода тому. И отчет о нем представлен в канцелярию, - добавила матушка. – Меня, конечно, пытались уверить, что ремонт был.

   - Ага, где-то там, где этих раков немощных ловили, - Мамаша Мо удалилась. – Будут они мне тут говорить…

   - Возможно, конечно, мне стоило предупредить о своем визите…

   - Вот еще, ворье упреждать! – донесся с кухни голос.

   -