Оглавление
АННОТАЦИЯ
В средневековом мире, где все полагаются на волю Изначальной, с лёгкостью верят в чудеса. Чтят древние традиции, как великую ценность берегут старинные книги и пересказывают легенды потомкам.
Стихийники-оборотни… Они слишком разные, чтобы ладить. Могут ли найти общий язык огонь и лёд? Сомнительно. И всё же праздник Новолетия объединяет всех, а в замке Снежного края собираются гости…
— Твой дочерний долг стать невестой Вьюжника.
Одна фраза, и свобода превращается в плен.
Выйти замуж за старика? Как бы не так! Способов выкрутиться из безвыходной ситуации, не так уж мало! Показать несносный характер, чтобы жених сам отказался. Сбежать. Тянуть время. Найти ему другую жену…
Фантазии Искорке не занимать — она готова на всё ради взаимной любви и семейного счастья.
ПРОЛОГ
Огонь полыхал. Языки пламени взлетали к небу, алыми росчерками разрывали воздух и бессильно опадали, чтобы через мгновение вспыхнуть снова. Горящая в этом огненном зареве фигура мужчины то теряла чёткость контуров, полностью перевоплощаяясь в стихию, то обретала человеческую ипостась. Последнее происходило всё чаще, а значит, силы стихийника почти иссякли. Оставались последние крохи, которых едва хватало, чтобы держать на расстоянии хищно кружащую в ожидании наживы банду разбойников и отбиваться от своры натравленных на него ледяных волков.
Трое из них уже растеклись лужицами, покрывшимися тонкой коркой льда. Ещё один едва слышно скулил, пытаясь сохранить животную форму. Лишь последний, сверкая холодными синими глазами, обнажал белоснежные клыки. Стряхивал с шерсти ледяные кристаллики, когда его меха касалось пламя, и утробно рычал, поощряемый окриками хозяев.
Условных хозяев, разумеется, потому что послушными питомцами ледяные волки, даже прирученные, никогда не были, зато интуитивно ненавидели огненную стихию во всех её проявлениях. Чем бандиты и воспользовались, подстроив засаду и пустив впереди себя дикую природную стихию в зверином обличии.
Рывок. Летящий в прыжке серый зверь. Вскинувшиеся в защитном жесте руки стихийника, превратившиеся в пламенный всплеск. На большее сил не хватило, и мужчина окончательно обрёл человеческий облик. Рухнул на колени в лужу, что секунду назад была ледяным волком.
— Э-ге-гей! — раздался торжествующий крик и лязг оружия. Воздух наполнило физически ощутимое предвкушение лёгкой победы.
Мужчина из последних сил поднял голову. Тяжело дышал, пытаясь справиться с парализующим отчаянием. Потухшие, потемневшие глаза смотрели на приближающихся разбойников. Разномастных, в невообразимого вида одежде явно с чужого плеча и наружности весьма своеобразной — благородство в их лицах отсутствовало напрочь. Ждать от них милосердия было совершенно бессмысленно — они были готовы убивать ради наживы. Жизнь для них ничего не стоила, в отличие от материальных ценностей.
Обессиленный стихийник с ужасом осознавал, что шансов на спасение у него нет. В последнем бессмысленном порыве попытался вспыхнуть, но тело так и осталось человеческим. Толпа разбойников с гиканьем пронеслась мимо, рванув к перевёрнутым саням. Четверо окружили добычу.
— Ну что? Не ожидал? Как мы тебя, а?.. — главарь несдержанно захохотал, оскалив гнилые зубы. Шагнул к обречённому мужчине, взмахивая кинжалом.
Светлая сталь рассекла воздух, и стихийник невольно зажмурился. Вот и всё, конец.
Ледяной порыв ветра окатил с головы до ног, осыпал мелкими колючими снежинками, и мужчина инстинктивно вздрогнул. Не было ни боли, ни обречённого стона, ни забытья. Вместо этого воздух распороли полные ужаса крики.
Стихийник распахнул глаза и отшатнулся — перед ним плашмя упало грузное тело. Тот самый главарь, что угрожал кинжалом, теперь лежал без движения. Оружия у него уже не было — оно, вырванное из его рук неведомой силой, кружилось, подхваченное снежным вихрем, и стремительно, словно его метнули, рухнуло вниз, пригвоздив к земле бандита. Ещё миг — и бездыханное тело сжалось, развоплощаясь в бездушный серый камень с воткнутым в него кинжалом.
Разбойники — и те, кто окружил жертву, и те, которые принялись грабить повозку, — этого уже не видели. Они удирали со всех ног — между стволами деревьев мелькали лишь их силуэты. Но уцелеть повезло не всем. Яростная ледяная стихия настигала, окутывала белоснежным облаком снежинок, закручивала в водовороте вихря, поднимала высоко вверх и швыряла на землю.
Парализованному от шока путнику в спасение верилось с трудом, а в глазах темнело от недостатка сил. Ему сложно было осознать, сколько длилось буйство ледяного ветра. И когда тот приблизился к нему, окружил, рванув вверх и поставив на ноги, мужчина пошатнулся, едва не упав.
Снежинки, образующие вихрь, уплотнились, создав опору и удержав, а через мгновение сплавились, меняя облик стихии на человеческое тело. Крепко сложённый темноволосый мужчина, в отороченном мехом жилете поверх рубашки из шерсти, кожаных брюках и меховых сапогах, подхватил жертву разбойников, положив его руку себе на плечо, и повёл к саням.
Смотрелись они богато: металлические, искусно украшенные чеканкой и обитые кожей, с массивными полозьями, которые при необходимости легко менялись на колёса. А вот стояли сани неровно — вздыбились передом, когда с разгона влетели в лесную чащу. Упирались в стволы, да ещё и дёргались, потому что впряжённые в них обезумевшие от страха лошади пытались вырваться. Они то принимали животную форму, то теряли плотность, превращаясь в туго скрученный воздушный поток, удерживаемый только специальной упряжью.
Бросив на них краткий взгляд, брюнет протяжно свистнул. Ему под ноги тут же метнулся снежный комок, замельтешил, ластясь, и, подчиняясь воле хозяина, скользнул к беснующимся животным. Мягкими касаниями воздушной стихии, родной и привычной для лошадей, прошёлся по их спинам, успокаивая. И скользнул обратно на землю, меняя облик. Когда брюнет усадил пострадавшего на борт саней, у его ног замер пушистый снежный лис.
— Спасибо! — опомнился спасённый, окинул взглядом место схватки, замечая лежащие на снегу тела ещё живых разбойников и несколько крупных камней, в которые развоплотились их погибшие товарищи. Вернулся глазами к незнакомцу, наконец рассмотрев ярко-голубые глаза с задорным прищуром и веером морщинок в уголках, крупный подбородок, украшенный окладистой тёмной бородкой с уже заметной сединой, широкие скулы, не слишком изящный нос.
— Не за что! — весело откликнулся мужчина. — Звать-то тебя как?
— Пламенник, — вздохнул несчастный. Помешкал и добавил: — Огненного края.
— Князь? — удивился брюнет, присматриваясь внимательнее. Отмечая изящные аристократические черты лица, тонкий нос и губы, мягкую линию подбородка, широко распахнутые карие глаза, обрамлённые длинными ресницами. Из-под меховой шапки выбивались тёмно-рыжие кудри. Да и телосложение не отличалось массивностью. Меховой тулуп не подходил ему по размеру и явно был слишком широк в плечах.
— Княжич, — поправил его Пламенник. — Женюсь, и отец мне правление нашим краем передаст.
— Ясно-ясно, — покивал спаситель. Постучал мыском сапога по саням, сбивая снег, и укорил: — Куда же ты помчался без охраны? Путь-то неблизкий, до твоих краёв отсюда три дня езды.
— Так была у меня дружина. Ледяные волки набросились. Большая стая. Лошади понесли… — княжич развёл руками.
— Значит, где-то поблизости твоя дружина? — обрадованно уточнил брюнет. — Ну и лады. А куда ты направлялся?
— К невесте Горяне свататься в Жгучий край. Подарки вот вёзу. Скоро свадьбу сыграем.
— Тогда понятно. Разбойники на добро твоё позарились. Замучился я этих лихих стихийников выпроваживать из своих владений. Убегают — и возвращаются, будто бы раньше отпущенного Изначальной срока развоплотиться желают.
— Я твой должник. Проси что угодно, любую прихоть выполню. Клянусь Изначальной! Я за свою жизнь ничего не пожалею. Золото, серебро, самоцветы, оружие, лошадей...
— Не нужны мне твои богатства, — засмеялся одаряемый. — У меня своего добра хватает. Но слово твоё я запомню.
Он оглянулся, услышав приближающийся шум. Вдали между стволами замелькали силуэты всадников. Дружина наконец догнала своего княжича.
— Ну, бывай, — попрощался стихийник, отступая и начиная терять плотность.
— Зовут-то тебя как? — спохватился Пламенник. — Может, на свадьбу придёшь? Почётным гостем будешь.
— Некогда мне, — откликнулся скручивающийся вихрем из снежинок мужчина. — Вьюжник я.
Подхватив обернувшегося снежным комочком лиса, окончательно потерял человеческий облик, закружился снежным бураном и унёсся в чащу.
ГЛАВА 1.
«Доброму гостю хозяин рад»
Яркие солнечные блики, лежащие на полу крытой повозки, то исчезали, когда светило за окном пряталось в кронах деревьев, то появлялись, едва оно вновь проглядывало сквозь зелёную листву.
Рыжая лисичка, свернувшаяся клубочком на коленях молодой девушки, ревностно следила за ними, но спрыгивать и охотиться ей было лень, потому что её гладила рука хозяйки. Зато пушистый хвост, показывая охотничий азарт, ритмично бил по подушке и этим мешал спать ручной совушке, устроившейся на спинке сиденья, за плечом куда более юной девчушки.
Мерный перестук колёс сплетался с радостными, восторженно звучащими девичьими голосами.
— Я уверена, повеселимся мы на славу! Праздник, подарки!..
— Танцы, кавалеры!
— Огнёвка! Какие кавалеры? Ты ещё маленькая, тебе только четырнадцать.
Юная рыжеволосая девушка, у которой что стихийный, что человеческий облик полностью соответствовали имени, недовольно поморщилась. Осуждающе посмотрела на старшую сестру — с благородными, чертами лица, мягким овалом лица, аккуратным носиком, огромными янтарными глазами, чётко очерченными губами и с заплетёнными в тугую косу каштановыми волосами. Дома она казалась более легкомысленной и беспечной, нежели сейчас.
— Ой, Искорка! Можно подумать, шесть лет это такая уж большая разница! — Огнёвка скорчила скептическую рожицу.
— А как же? В двадцать лет замуж можно.
— Толку от можно, если никого на примете нет? Никто к тебе не сватался.
— Не собираюсь я сразу замуж выскакивать. Куда спешить, когда вся жизнь впереди?
— А вдруг в гостях и познакомишься с кавалером? К Вьюжнику не нас одних позвали.
— Ну и что с того? Думаешь, можно влюбиться за пару дней? Надо узнать друг друга, присмотреться, одобрение родителей получить…
— Перестаньте, трещотки! Отца разбудите, — угомонил сестëр сидящий у самой двери княжич. Бросил на них сердитый взгляд и куда более взволнованный — на дремлющего на сиденье напротив пожилого мужчину и его занятую чтением книги супругу.
Да, их транспорт был внушительным, рассчитанным на большую семью. Сиденья располагались напротив друг друга, были широкими, мягкими и позволяли разместиться с комфортом шестерым пассажирам. Но уединения и покоя обеспечить не могли.
— Не сплю я, — пробурчал мужчина. — Не брани сестёр, Костёр. Пусть развлекаются, в дороге скучно.
Получив разрешение, притихшие от отповеди брата девушки вновь ожили:
— Папа, а правда замок у Вьюжника огромный?
— А он женат? Может, у него есть симпатичный сын?
— Не знаю, — растерялся отец семейства. — Не поинтересовался я.
— Интересно, как он в снег оборачивается? — Огнёвка встопорщила перья своей ветряной совушке.
— Да так же, как ты в пламя, — отмахнулась Искорка, продолжая гладить огненную лисичку.
— Хорошо, что мы к нему надолго. За один день владения Вьюжника не рассмотреть. В его лесу наверняка здорово! Морозные птицы, ветряные белки, снежные лисы, ледяные волки…
На последних беспечных словах младшей дочери отец семейства неслышно вздохнул. Дикие стихии, казавшиеся Огнёвке милыми и привлекательными, когда-то едва не лишили его жизни.
Впрочем, благодаря им завязалось знакомство с князем Снежного края. Прошло тридцать лет, и всё это время Вьюжник ничем не напоминал о себе. Редкие встречи на Княжеском Кругу не в счëт, их сложно расценивать как полноценное дружеское общение. И вдруг такое неожиданное приглашение…
Рука мужчины невольно скользнула за отворот кафтана. Нащупав сложенную бумагу, он её вытащил и развернул.
«Приветствую тебя, Пламенник Огненного края!
Жду в гости с семейством, князь. Праздник Новолетия встретим как положено. Соберу друзей-стихийников, вспомним о нашем единстве, традицию уважим. Забились все по разным краям, одни ссоры и распри в Княжеском Кругу. А я всё помню: и худое, и хорошее, и долги, и обещания… Ты о своëм слове не позабыл?»
Пламенник не забыл. Беспечно дал он обещание — неконкретное, размытое. Но отказаться от него нельзя — позор это для князя. И Вьюжник может обиду затаить, отомстить… Вот только что он потребует за свою помощь? Оставалось надеяться, что желание будет выполнимым.
Плеча мужчины коснулись изящные женские пальчики, ласково погладив.
— Отчего грустишь? — Горяна, опустив на колени книгу, которую читала, с тревогой взглянула на послание.
— Не волнуйся. — Пламенник торопливо свернул и спрятал записку. — Глядя на наших детей, невольно молодость вспоминаю. Когда-то и я был таким же легкомысленным.
Он погладил её руку, поблагодарив за неравнодушие. С нежностью посмотрел в тёмно-оранжевые глаза, в глубине которых плавилась лава. Мать Горяны была огненной стихийницей, а отец имел в роду каменных стихийников. Вот и обрела их дочь сразу две взаимодополняющие ипостаси.
Свой стихийный облик Горяна принимала нечасто, слишком уж разрушительным он был. Её супругу и детям не мог навредить, а вот обстановке дома приходилось несладко — ткани тлели, дерево мгновенно сгорало, даже металл плавился. Хорошо хоть, богатство князя позволяло ему покупать новые вещи. Зато от мелких шалостей Горяна никогда не отказывалась. Вот и сейчас её рука ощутимо нагрелась, покрываясь лавовой коркой и вынуждая пальцы мужа вспыхнуть огнём.
На частичный оборот Пламенник среагировал добродушно и со смешком пожурил:
— Для забав место не то, Горяна. Спалишь повозку, придётся пешком идти.
Дочки захихикали, обрадовались — мол, мы и не прочь прогуляться до ближайшей деревни. А там и новая повозка найдётся!
Брат на них шикнул, осуждая за легкомысленное отношение к добру — поклажа ведь тоже сгорит. И подарки!
Родители засмеялись и обернулись к двери, потому что снаружи по ней кто-то осторожно постучал. За небольшим оконцем больше не было движения, стволы деревьев замерли в неподвижности, да и тряска прекратилась.
Дверца распахнулась, окатив путников свежим прохладным воздухом, пропитанным запахами влажной древесины и подмороженной земли, а внутрь заглянул воевода:
— На границу прибыли, князь. Дальше колёса тяжело пойдут, менять нужно. Вы погуляйте, пока суд да дело.
Всё семейство выбралось из повозки на дорогу, действительно покрытую тонким слоем льда. Трава на обочине заиндевела, листва на деревьях пожухла, потеряла цвет.
Девушки под присмотром матери и нянюшки, которая ехала во второй повозке, прошлись по тропинке, ведущей на вершину небольшого холма. С него открывалась прекрасная панорама на проделанный повозкой путь — насколько хватало взгляда, расстилался осенний пейзаж. Граница-переход между Огненным и Снежным краем, как и положено в природе, была постепенной. Со стороны Огненного края чувствовалось тепло, краски были ярче. Чем ближе к Снежному, тем сильнее веяло холодом, краски тускнели, листья покрывались инеем.
Тем временем Костёр, на плече которого устроилась огненно-красная ящерка, наблюдал за работой дружинников. Те сноровисто ставили под повозки подпорки, снимали колёса, прилаживали полозья... Посматривал на отца, который обсуждал дорогу и маршрут дозорных с воеводой, отвечающим за безопасность путешественников. Это, будучи княжичем, Пламенник по-беспечности и самонадеянности не принял должных мер, а сейчас заботился о защите семьи. Действуя на опережение и стыдясь своей недальновидности в молодые годы, князь скрыл истинную причину осторожности, утаив обстоятельства спасения даже от жены. Тем более и Вьюжник молчал. Какой тогда смысл раскрывать неприглядную правду?
На согнутой руке Пламенника, вцепившись когтями в плотную ткань кафтана, замер воздушный сокол, зорко посматривающий по сторонам. С момента роковой свадебной поездки питомцами князя становились именно эти птицы — он чтил память своего первого защитника, которого уничтожили ледяные волки.
Лошади, которых отвели в сторону, чтобы покормить и напоить, стояли спокойно, лишь переминались с ноги на ногу, но не пытались обратиться в родную стихию воздуха. Их впрягли, когда дружинники закончили работу. И семейство огневиков вернулось в повозку. После прогулки сил на разговоры у девушек уже не осталось, они плотно поужинали приготовленной на кострах во время стоянки пищей и уснули. Ход повозки, ставшей санями, теперь был плавным, совсем незаметным — дорогу прикрывал плотный слой снега. Деревья становились всё белее, под ними выросли сугробы, отражающие даже самый слабый свет. Оттого и ночь в Снежном крае казалась светлее, и ехать можно было не останавливаясь на ночлег.
За окном дважды рассвело, прежде чем заглянувший в повозку воевода радостно сообщил:
— Крыши замка Снежного края видны. Скоро прибудем.
Основательно уставшие от безделья, путешественники засуетились. Огнёвка бросилась к оконцу, всматриваясь в лесную чащу. Искорка схватилась за гребень и начала приводить волосы в порядок. Даже их строгий брат принялся оправлять кафтан.
— Думаете, сразу гостям покажетесь? — добродушно усмехнулся отец беспокойных детей. — Вам дадут время отдохнуть с дороги, принарядиться. Ни один князь не заставит своих гостей позориться из-за небрежного вида.
Действительно, когда повозки-сани остановились, вся торжественность встречи свелась к тому, что к обозу бросилась прислуга, чтобы расстелить ковёр, помочь разобрать багаж и увести коней в стойла.
Первым на ковёр ступил Пламенник, опираясь на руку воеводы. Помог спуститься жене и обернулся к подошедшему и склонившемуся в поклоне управляющему замком. Был тот немолод, седовлас, но живость характера позволяла ему с лёгкостью выполнять свои обязанности.
— Князь Вьюжник велел вам кланяться. С утра по делам отлучился, к завтрему вернётся. Вы желанные гости, примем вас как должно. Милости просим в наши хоромы!
Искорка выпрыгнула из повозки следом за братом. С задором и любопытством принялась осматриваться, восторженно ахая. Несмотря на медленно сгущающиеся сумерки, замок Вьюжника был прекрасно виден: высокий, с острыми шпилями на узких, покрытых зелёной черепицей крышах, белокаменный, с огромными окнами, украшенными узорами стёклами и свисающими с карнизов и подоконников сосульками.
Свет фонарей, которые вынесли слуги, усиливался от лежащего на земле пышного снежного ковра, преломлялся в ледяных гранях, искрил, отражаясь от порхающих снежинок. Всё это казалось необычным для тех, кто родом из Огненного края.
От крыльца, ведущего к дверям центрального здания в четыре этажа, влево и вправо отходили небольшие двухэтажные флигели. Жилище Вьюжника было окружено огромными вековыми елями, едва ли не выше самого замка. Среди них, в некотором отдалении, прятались срубы небольших деревянных домиков.
— Ничего себе! Какие деревья громадные! — Огнёвка, выпрыгнувшая следом за сестрой, с трудом сдерживалась, чтобы не помчаться к ближайшей ели, проверять какова же она в обхвате.
Глаза Пламенника, обернувшегося к дочери, заиграли весёлыми всполохами.
— Не чета они нашим виноградникам, — мягко напомнил он. — Недаром же Снежный край полмира древесиной снабжает.
Гости следом за управляющим поднялись по ступеням, прошли через узорчатый проём в огромный холл. Мраморные стены и колонны, мозаичный пол, на котором было изображено дивной красоты раскидистое дерево — подобных ему ни в одном крае не встречалось. Фантазия у мастера оказалась завидная.
Из холла шли боковые коридоры и широкая каменная лестница. Поднявшись по ней на второй этаж, прибывшие свернули влево, в гостевое крыло. Краски здесь преобладали светлые, пастельные, мягко перетекающие друг в друга. Каменные полы были устланы небольшими меховыми шкурами, массивные двери светлого дерева украшены резьбой.
Распахнув одну из них, управляющий поклонился:
— Вашей младшей дочери покои. В них и для её нянюшки место найдётся.
Огнёвка сокрушённо вздохнула — мол, когда же я от присмотра избавлюсь. Но правила есть правила: до восемнадцати она считается ребёнком и нельзя ей одной оставаться. Потому девчушка следом за полненькой скромной женщиной вошла в комнату. Туда же занесли её сундук, но уже за спинами прошедших дальше гостей.
Искорка ожидала, что теперь ей покажут покои, но сначала поселили брата. Следом пригласили родителей, открыв последнюю в этом коридоре дверь. Пламенник с недоумением осмотрелся, беспокоясь — не забыли ли о его Искорке.
— В этом флигеле больше нет комнат. Для вашей дочери подготовлены покои в другом крыле.
Не спорить же с волей хозяина? Тем более его и в доме-то нет. Потому отец поцеловал дочь в лоб и кивнул управляющему, соглашаясь. Хотя по факту его позволение не требовалось — девушка уже взрослая, вправе сама отказаться, если ей не понравится.
Искорка не отказалась. Наоборот, порадовалась свободе и тому, что присмотра будет меньше, не придётся делить комнату с сестрой и нянькой. Следом за управляющим перешла в другую часть здания.
Нельзя сказать, что флигель, где поселили её родню, был хуже, но здесь явно царила большая статусность, роскошь. На стенах висели картины, шкуры на полу стали крупнее, плотнее и мягче. Двери, покрытые изысканной тонкой резьбой в виде морозных узоров, выглядели изящнее.
В покоях, куда зашла Искорка, тоже всё смотрелось гармонично и необычно. В отделке комнаты и в мебели почти не было металла. Снежники использовали либо камень, либо дерево. Ткани имелись — занавеси, покрывала, скатерти, но более плотные и тяжёлые, в отличие от невесомых вуалей Огненного края.
— Да-а… — протянула девушка, упав спиной на мягчайшую, покрытую пуховой накидкой кровать. — Придётся очень постараться, чтобы ничего не спалить ненароком. Не то хозяин обидится. Да и жечь такую красоту жаль.
Услышав стук в дверь, Искорка подскочила, напряглась. И едва не засмеялась над собственными глупыми страхами, когда в комнату заглянула молодая девушка. Крепенькая, белокожая, с розовыми щёчками и курносым носиком, в простом длинном сером платье, удобном для работы по дому.
— Меня Проталиной зовут. Я комнаты прибираю, гостям помогаю. Если нужна буду, кликните. Мой мышонок услышит.
На плече девушки сидела пушистая белая мышь, деловито умываясь. Неожиданно она встрепенулась, стремительно забралась на голову хозяйки и спряталась в её причёске. А всё потому, что лисичка Искорки заинтересовалась добычей. И если до этого рыжая питомица спокойно сидела у ног хозяйки, то теперь огненным росчерком метнулась к дверям.
— Лиска! — окрикнула её Искорка, немало напугавшись. Мех шкуры на полу, по которой пронеслась охотница, начал тлеть, а в воздухе запахло палёным. — Не смей оборачиваться, нельзя! И мышонка не тронь!
— Не ругайте её. — Проталина мило улыбнулась и взмахнула рукой, перевращаясь в снежное облако. Оно опустилось на шкуру, погасив искры, и испарилось, вновь возвращая девушке человеческий облик. — Мы понимаем, что огненным сложно в наших краях и питомцы ваши непривычные. Хозяин гневаться не станет. Вам помочь вещи разобрать?
— Давай, — не стала отказываться Искорка, только сейчас заметив, что её сундук принесли заранее.
Помощь Проталины оказалась очень кстати. Служанка сноровисто развешивала наряды в массивном деревянном шкафу, пока новая хозяйка покоев в соседней комнатке принимала ванну. Тоже непривычную для огневиков — забираться пришлось в каменную чашу, вырубленную в полу, а не металлическую на ножках. Вода была горячей, мыло пахло смолой и хвоёй, полотенца оказались пушистыми, тёплыми.
— Вы воду как нагреваете? — поинтересовалась Искорка, когда вернулась в спальню.
— Думали, мы тут в прорубь ныряем? И для вас ледяную воду припасли? — Синие глаза Проталины заискрились весёлостью. Девушка засмеялась и объяснила: — В подвалах дома стоят дровяные печи, всё греется, отапливается. Мы, снежники, в человеческом облике тоже тепло любим.
Она подала Искорке ярко-красную сорочку из плотного шёлка, помогла надеть тёплый домашний халатик и убрала полотенце. Восторженно поохала, удивляясь, как быстро высохли волосы, когда молодая огненная стихийница позволила себе частичный оборот. И указала рукой на стол, уставленный блюдами.
— Садитесь ужинать. Сегодня всем накрыли в комнатах. Хозяина нет, а вы с дороги.
Проголодавшуюся Искорку дважды приглашать не пришлось. Она с аппетитом принялась за еду. И уточнила:
— Кто кроме нас прибыл?
— С утра приехал князь Самоцветного края с дочерью. Неприятная девица, молчаливая, угрюмая. И взгляд у неё тяжёлый, будто камнем придавило. Вам будет сложно поладить. Зато воевода у них загляденье! Крепкий, плечистый. Эх!
Искорка посмеялась:
— На чужих заглядываешься! Неужто среди своих жениха не нашла?
— Так я ж не всерьёз! Хотя… Стихии наши близки. Чем лёд от камня отличается? Может, и не так трудно будет ужиться в семье. Переезжать только не хочется. Разве что мужа к себе сманить...
Она беззаботно отмахнулась — мол, не время об этом думать. Наверное, хотела ещё посплетничать, но прислушалась к писку мышонка, спустившегося к её уху. И тут же подскочила с кресла:
— Простите, княжна. Меня зовут. Вы спать ложитесь, я после зайду и всё приберу.
Искорка с удовольствием доела необычайно вкусную жареную рыбу, отламывая пышный мякиш от горячего хлеба и запивая горячим сбитнем. Погладила лисичку, которая с не меньшим аппетитом съела свою порцию. Улыбнулась, глядя, как питомица скользнула в кровать, пролезая под одеяло. Но сама сразу не легла. Погасив светильники, подошла к огромному во всю стену оконному проёму, покрытому ледяным узором.
Тот был настолько плотным, что не позволял видеть окрестности замка, и Искорка прижалась ладонями и лбом к заледеневшему стеклу, отогревая. Через образовавшиеся оконце всматривалась в тёмную чащу, в частокол верхушек заснеженных елей, мерно покачивающихся от ветра и освещаемых светом, идущим от замка. Чёрное небо, усыпанное звёздами, притягивало к себе взгляд, воздух едва заметно искрился от изморози, в нём проносились редкие снежинки. В какой-то момент их стало больше, они бросились к стеклу, закружились и унеслись в сторону чащи.
Окно снова заросло льдом, морозный узор стал даже плотнее, чем был. Девушка вздохнула, но отогревать его снова не стала. Ступая босыми ногами по пушистому меху, пританцовывая прошлась по комнате. Забралась в тёплую постель, которую нагрела для хозяйки огненная лисичка, и быстро заснула, свободная от забот и тревог.
ГЛАВА 2.
«Ни одна тайна не вечна»
Завтрак, в отличие от ужина, проходил в столовой, где отец Искорки, встретив князя Самоцветного края, нашёл с ним общую тему для разговора. Отдавая дань уважения, соблюдая приличия, Костёр ухаживал за угрюмой, сидящей рядом с ним девицей.
Высокая, тонкая, с резкими острыми чертами лица, давящим взглядом чёрных глаз и тугой косой тёмных волос. В строгом серо-стальном платье, она напоминала каменное изваяние. Смотрела на соседа недружелюбно, не желая идти на контакт. Костру было трудно, он чувствовал себя некомфортно, но держался стойко, стараясь сохранять учтивость.
Огнёвка следила за его мучениями с детской непосредственной весёлостью, не понимая, почему брат не оставит молчаливую девушку в покое. А Искорка ему сочувствовала, но помочь ничем не могла.
Горяна с неудовольствием посматривала на увлёкшегося беседой мужа, но её возмущение быстро улеглось, когда к трапезничающим присоединилась ещё одна гостья. Женщина, которая представилась как Хлада, выглядела ненамного моложе матери Искорки. Эффектная, молодящаяся блондинка, явно чистокровная снежная стихийница. Худощавая, но не угловатая, с аристократичными чертами лица и голубыми глазами. И наряд был ей под стать — бледно-сиреневое бархатное приталенное платье с неширокой длинной юбкой. В глубоком вырезе на груди выразительно сверкало ожерелье из прозрачных кристаллов.
По характеру снежница оказалась надменно-снисходительной, но открытой в общении. С лёгкостью вела беседу, подчёркивая свою значимость в этом доме, показывая превосходство и осведомлённость.
— Князь Вьюжник — мой дальний родственник. Когда-то сестра моей пра-прабабки вышла замуж за воздушника. Угораздило же её! С тех пор в этой ветви нашей семьи неизбежно рождаются стихийники с двойной ипостасью. Может, это и эффектно, но я полагаю, что нет ничего более правильного, чем приверженность одной стихии... — Она поджала губы, осматривая блюда. Выбрав кушанье на свой вкус, переложила еду на тарелку и продолжила: — Хвала Изначальной, хотя бы этот край стал вотчиной снежных стихийников. Да, в здешних деревнях воздушников хватает, не выгонять же их! — Хлада с сожалением махнула рукой. Посмотрела на собеседницу, увидела в её глазах кипящую лаву, осознала свою оплошность, и соизволила извиниться: — Надеюсь, вы не обиделись на мои слова? Понимаю, ситуации разные бывают, а дети не в ответе за выбор родителей.
Однако Горяна не смогла сдержать эмоций и резко бросила:
— Любящее сердце не видит различий.
Рука, которой женщина потянулась к серебряному кубку, изменила облик, став потоком лавы. Горяна схватила кубок, не успев остановить движение. На скатерть потекли капли раскалённого металла, прожигая белую льняную ткань.
— Простите, — ахнула, спохватываясь, стихийница, возвращая себе человеческий облик. Виновато посмотрела на прислугу, которой пришлось, тоже меняя ипостась, охлаждать металл, чтобы его убрать и заменить на новый прибор, а повреждённое место на скатерти накрыть салфеткой.
Искорка переглянулась с Огнёвкой, взглядом показывая, что им всем следует быть осторожнее. Хлада обратила внимание на реакцию дочерей Горяны, перевела взгляд на Костра, который так и не сумел разговорить молчаливую княжну Самоцветного края, и продолжила как ни в чём ни бывало:
— У вас симпатичные дочери. У старшей есть жених? Нет? Мы ждём в гости других стихийников. Князю пришла в голову идея воскресить забытую традицию встречи Новолетия. Так что парни не огненные, это княжичи из далёкого Горного края. Они, конечно, составят незамужним девушкам приятную компанию, но...
Она перевела взгляд на Искорку, обращаясь непосредственно к ней:
— Вы ими не увлекайтесь. Вижу, вы азартная, порывистая, впечатлительная, яркая. Вам несомненно нужен тот, кто будет ближе вам по стихии и темпераменту.
Девушка улыбкой поблагодарила собеседницу за «заботу». Искорку так и подмывало поспорить, но предостерегающий взгляд матери удержал от резкости. Зато Огнёвка повела себя более непосредственно:
— Ну а какой толк от кавалеров, если ухаживания не имеют смысла? И жениться они не станут!
Она фыркнула, вскочила, закончив трапезу, и потянула сестру за руку:
— Идём лес смотреть, а то потом твои женихи нам не дадут этого сделать. Вон на Костра посмотри — не может уйти, пока ему не разрешат.
Гости сделали вид, что ничего не произошло, списали всё на глупость ребёнка. Проводив сестёр взглядами, продолжили завтракать. Вот только Огнёвка оказалась права. Её брату не удалось избавиться от обязанности развлекать княжну Самоцветного края. Гулять девушка не захотела, и её отец предложил пойти в музыкальную комнату послушать игру дочери на арфе. Пламенник, не любивший музыку, оставил жену и сына наслаждаться исполнительским мастерством княжны. А сам спустился в библиотеку, дорогу в которую указал управляющий.
Помещение оказалось внушительным, с высокими потолками, огромными проёмами окон и стеллажами до самого верха. На полках едва умещались Толстые фолианты в дорогих переплетах, украшенные инкрустацией — настолько их было много. Чтобы добраться до верхних ярусов, имелась пара приставных лестниц. Разнообразие впечатляло, наверняка любой гость замка мог найти здесь что-то на свой вкус.
Вот и Пламенник, осмотрев несколько полок, быстро сделал выбор, уселся в одно из кресел и углубился в чтение.
«Давным-давно, в эпоху безвременья, раскрыв ворота Вечности, в мир явилась Изначальная. Свернувшись клубочком, нежилась под яркими лучами Светила, охлаждалась, убегая от него в холодную пустоту, и вновь возвращалась, чтобы погреться.
Не было в ней покоя: она бурлила, вспыхивала, порождала вихри, поглощала их, роняла потоки воды и леденела. Не ведала Изначальная, как прийти к равновесию, обрести гармонию. Противоречивые стихии бушевали, доказывая своё главенство и не желая уступать друг другу.
Чем старше становилась Изначальная, тем сильнее она стремилась к порядку, а достичь этого не получалось. В отчаянии она принялась отрывать от себя непокорные стихии, чтобы они её не волновали более, исчезли, растворились в небытии.
Пришло успокоение, но смешалось с тревогой. Свобода от беспокойных частей самой себя оказалась не тем, к чему Изначальная стремилась. Теперь ей стало жаль отвергнутых. Она попыталась забрать их обратно и с ужасом поняла, что не в силах этого сделать: комочки стихий метались где-то рядом, обретая иные, самые причудливые формы.
Её порождения оказались разными по своему облику: звери, птицы, рыбы, насекомые, ящерицы, змеи, стихийники… И все они обладали собственным разумом, пытались взаимодействовать друг с другом, искали убежища, чтобы выжить. И лишь когда им это не удавалось, а обретённые тела развоплощались, наступало их единение со своей прародительницей.
Умилилась Изначальная, осознала их как своих детей. Проявила благосклонность, создав приятные им условия и отпуская от себя для нового воплощения в мире тех, кто к ней возвращался. Радовалась, когда её порождения жили в согласии, и терзалась, если они враждовали. Оттого и особо угоден был ей праздник Новолетия, что показывал единство её детей. И тогда она благодарила стихийников, одаривая их по заслугам».
Пламенник настолько увлёкся древней легендой, что позабыл, где находится. И потому, когда окно вдруг резко распахнулось, а в библиотеку ворвался снежный вихрь, стихийник неосознанно вспыхнул. Оборот пусть и не был полным, но мог бы навредить интерьеру, если бы не вихрь, который окутал пламя и сдержал.
Спустя мгновение вместо стихий рядом с закопчённым от жара креслом стояли фигуры двух мужчин. Один судорожно сжимал оставшийся невредимым фолиант, радуясь, что в момент оборота тот был в руках, — книга стала частью огненной стихии и не пострадала. А второй придерживал его за плечи, словно продолжая контролировать.
— Ты чего такой нервный? Едва библиотеку мне не спалил, — проворчал снежник. Отступил, отпустив огневика, закрыл створки окна и сел в кресло.
Пламенник последовал его примеру, присматриваясь к столь эффектно вошедшему в дом стихийнику. Совсем седой, с окладистой бородой и волосами, перехваченными лентой. Отороченный мехом кафтан, брюки из плотной ткани и войлочные сапоги. Глубокие морщины не портили лицо, но выдавали немалый возраст. Только глаза оставались ярко-голубыми, доказывая, что своей мощи изначальная стихия всё ещё не утратила.
— Прости, хозяин, не признал тебя. Не привычен я к снежным ипостасям. Да и после твоего письма места себе не нахожу. Ума ни приложу, что тебе понадобилось. Говори уже, не томи.
— Какой шустрый! — поморщился старик. — Сразу к делу перешёл. Ни задушевного разговора, ни расспросов о здоровье, ни благодарности за гостеприимство.
Пламенник на упрёк ничего не ответил, готовый вспыхнуть от возмущения, но на этот раз сдержался. Вьюжник одобрительно на него глянул и продолжил:
— Не серчай на старика. Мне здесь скука смертная. Жены нет, детей не прижил, не с кем словом перемолвиться. Вот на праздник гостей созвал, чтобы совсем не одичать в глуши.
— Чего ж семью-то не завёл? Ты и тогда намного старше меня был, когда я на Горяне жениться хотел. Кто ж тебе помешал?
— Была у меня жена. Только её Изначальная забрала. Погибла она, едва свадьбу сыграли. Второй раз жениться… Не глянулась ни одна, не пришлась по сердцу. Да и не хотел нелюбимую в дом вести.
Пламенник сочувственно кивнул. Не к каждому счастье приходит, а желание Вьюжника поступать по совести заслуживало уважения. И вежливо спросил:
— А край твой что ожидает? Кому власть передашь, кто твоё дело продолжит? Не та ли родственница, что нас сегодня привечала?
— Не угадал, — хитро сверкнул глазами снежник из-под густых седых бровей. — Твоему роду передам.
— Как моему? — опешил Пламенник, пытаясь понять ход мыслей хозяина Снежного края. — Я же не могу второе княжество принять.
— А тебе и не надо, — посмеялся Вьюжник.
— Неужто Костру свою вотчину доверишь? Так он ещё неженатый, чтобы княжеством править.
— Сын у тебя достойный, но он твой род продолжит. Я другое задумал.
Пламенник развёл руками, а Вьюжник прямо заявил:
— Приглянулась мне дочь твоя. Будет женой хорошей.
Должник побледнел, поник, даже в глазах огненные росчерки угасли. И тихо потерянно проговорил:
— Как можно? Ты же в летах, да немалых, а Искорка — девушка молодая. Не ломай ей судьбу! С нелюбимым, в чужом доме, без детей... За что ей такое наказание?
— Наказание? — возмутился снежник. — Я помру, развоплощусь, она вдовой станет. Замок и Снежный край за ней останутся. Тогда и за любимого замуж выйдет. А до того мне на старости лет утешение.
— Не дело ты замыслил. Она же огненная! Осерчает и всё тут спалит подчистую. Какое тогда приданое?
Вьюжник топнул ногой. Закрутился снежный вихрь и стих, возвращая себе человеческий облик.
— Не смей перечить! Неужто забыл, что слово мне дал?
Пламенник окончательно поник, укоряя себя за беспечную клятву.
— Я слово своё помню и не отступлюсь. Искорка у меня непослушная, порывистая, ты её не обижай. Когда свадьбу играть станешь? До Новолетия или после? Сам ей скажешь али мне доверишь волю твою передать?
— Правильнее, если ты дочь вразумишь. С браком тянуть незачем, в ночь Новолетия свадьбу сыграем. И гостей будет полон дом, традицию не нарушим.
Пламенник встал, поклонился с явным намерением уйти. В его душе царили апатия, упадок сил, безысходность. Вот только Вьюжник в таком состоянии гостя не отпустил. Поднялся следом и, дружелюбно подхватив под руку, похлопал по плечу.
— Не серчай, уважь старика. Я же от души предложение делаю. А разговор с дочерью обождёт. Неча торопиться. Пойдём, я тебе лучше своих коней покажу. Они у меня необычные, морозные. В твоём крае таких не водится.
Они прошли через зал, и дверь за ними закрылась. Несколько минут в библиотеке было тихо. Лишь когда стало понятно, что мужчины не вернутся, из-за тяжёлой портьеры, прикрывающей часть окна, потянуло леденящим холодом. Изморозь стекла на пол и поднялась, воплощаясь в женскую фигуру.
Высокая блондинка с надменным взглядом оправила юбку отороченного мехом платья. Погладила обвившуюся вокруг её шеи серую змейку. Презрительно посмотрела на оставленную на столе книгу и перевела взгляд в окно. Сквозь стекло был виден лес, где среди елей бегали и играли в снежки Искорка и её сестра.
— Ах ты огненная дрянь! — прошипела Хлада, сжимая кулаки. — На моё место позарилась! Не твоё это! Мне должен достаться Снежный край! Я — будущая княгиня! Старый дурень совсем ума лишился. И чего он на мне не женился? Я к нему и так и сяк, очаровать пытаюсь, а он…
Она в расстройстве упала в кресло, где прежде сидел Вьюжник. Взгляд её устремился на обугленную поверхность другого кресла, и Хлада выругалась, обращаясь к змее:
— Слышь, Водянушка, одни проблемы от этих огненных! Выпроводить бы их, или… А может, девчонка сама от старика откажется, если молодой кавалер за ней ухаживать начнёт? Жаль только, что других огневиков не позвали. Сглупила я на завтраке, когда отговаривать её принялась! Вот и думай теперь, как стариковскую невесту от богатого приданого отвадить! Эх, где я не пропадала! Трёх мужей извела, развоплотились до стихии, вернулись к Изначальной. Неужели с девчонкой не справлюсь?
ГЛАВА 3.
«Высшее богатство — отсутствие жадности»
В свои покои Искорка вернулась с восторженной лёгкостью в душе. Суровая природа Снежного края её ничуть не тяготила, не угнетала, скорее даже уравновешивала, охлаждая пылкий нрав и не позволяя вспыхивать по поводу и без. Морозный воздух щипал за щёки на прогулке, и это веселило девушку. Выдыхаемый воздух превращался в ледяные парящие кристаллики, которые восхищали мерцанием. Снег под ногами, обутыми в тёплые сапожки, приятно хрустел.
Деревья в лесу действительно оказались настолько огромными и необъятными, что захватывало дух. За вековыми елями легко было спрятаться, затеряться. Искорка, её сестра и нянюшка полдня в прятки играли, а потом обсыпали снегом вышедшего на прогулку Костра. Лепили снежки, кидаясь ими друг в друга. И питомцы сопровождали своих хозяек: сначала устроили догонялки, а потом Совушка стряхивала с перьев снег, а Лиска растапливала прилипшие к шерсти комки. Таких развлечений в их родном Огненном крае и быть не могло.
— Вы не замёрзли? — приоткрыв дверь покоев, заботливо поинтересовалась Проталина. Её вопрос не был данью вежливости — щёчки гостьи пылали ярко-красным румянцем с мороза, а на волосах застыли крошечные ледяные иголки.
— Что ты! Если уж и замёрзну, в огненную стихию обернусь. А так одежда тёплая, в самый раз.
Искорка потопала ногами, сбивая с сапожек снег. Скинула шубку и шапку в руки прислуги.
— Вы отдохните, в порядок себя приведите. Вечером все на застолье соберутся, хозяин прибыл, и ещё одни гости на подходе. Дозорные их заметили... Вы сами с платьем справитесь или помочь?
— Я и сама привычная. Нас приучили, что князьям негоже быть неумёхами. Стыдно сваливать простую работу на тех, кто и так трудится не покладая рук.
Проталина благодарно кивнула и, повесив одежду в шкаф, метнулась в коридор. В отличие от огненной гостьи ледяная Хлада, возомнившая себя хозяйкой, потребовала помочь с переодеванием. А её капризы могли обернуться неприятными последствиями, начиная от простого выговора служанке до устрашения мышонка змеёй.
Искорка вышла к гостям в простом, но дорогом наряде — жёлтой шёлковой рубашке с длинным рукавом, оранжевом атласном сарафане с вышивкой красными нитками и туфельками им в тон.
Пришла она не последней, потому что хозяин замка явился позже всех. Искорка с интересом его рассматривала. Она впервые видела этого внушающего почтение, волевого, пусть и старого, мужчину. Опрятно одетого в простой кафтан из серой шерсти, в общении немногословного, а если уж он и заговаривал, то с явной иронией. Однако и дурашливости в его речах не было. Вьюжник не пытался уколоть гостей, ни под кого не подстраивался. Вёл себя как истинный хозяин Снежного края.
Гости, из тех, с кем Искорка была знакома, общались так же свободно, как за завтраком, а прибывшие недавно чувствовали себя скованно. Лишь к концу трапезы разговор потёк легко и естественно. Искорка в беседы не встревала, больше рассматривала гостей. Её сверстников среди них не было, а прибывший князь-воздушник явился с женой и сыном на год старше Огнёвки.
Весёлый шустрый мальчуган сразу завоевал симпатии ничуть не менее бойкой девчушки. Общий язык они нашли моментально. И болтали так активно и громко, да ещё и эмоционально увлёченно, что Огнёвка едва не подпалила скатерть, а парнишка раздул это пламя. В итоге оба были выдворены из-за стола под надзор няньки и дядьки.
Искорка тоже засиживаться не стала, поблагодарила за трапезу, откланялась и пошла к себе. В комнате обнаружила, что Лиски нет, и забеспокоилась. Питомица, которая на время ужина оставалась без присмотра, могла испугаться, броситься искать хозяйку и поджечь что-нибудь.
Девушка вернулась обратно. В дверях трапезной столкнулась с хозяином замка, опешила от неожиданности, но сообразила вновь поприветствовать его поклоном.
— Забыла чего? Али не наелась? — смешливо уточнил Вьюжник.
Искорка от последнего предположения развеселилась. Не удержалась, заулыбалась и призналась:
— Я Лиску свою ищу. Убежала куда-то, а место чужое.
— В столовой её точно нет, — припечатал Вьюжник, окончательно выходя в коридор. — Она у тебя отзывается? Учёная? Так ты её покличь.
— Нет, молоденькая она. Не привыкла ещё.
— У меня Лис тоже молодой, озорной, любит проделки. — Вьюжник оглянулся, отыскивая питомца, и хлопнул ладонями по карманам кафтана. — Вот негодник! Тоже удрал! Прежний умнее был, я с ним горя не знал, а этот неслух — сущее наказание.
Он взглянул на растерявшуюся девушку и позвал:
— Идём поищем.
Они прошлись по первому этажу, где находилась трапезная, осмотрели холл, кладовую с припасами, парадный зал, гостиную для настольных игр. Вьюжник даже на улицу выглянул, убеждаясь, что на снегу нет лисьих следов. На втором этаже прошли мимо гостевых покоев, музыкальной комнаты, библиотеки. Искорка случайно бросила взгляд в раскрытую дверь и невольно замерла, впечатлённая количеством фолиантов, даже тревога за Лиску отступила, так захотелось зайти и получше всё рассмотреть. Но Вьюжник останавливаться не стал. Пришлось последовать за ним.
А вот на третьем этаже первая же дверь оказалась приоткрытой. Хозяин сразу шагнул за порог и добродушно проворчал:
— Вот вы где, пропащие! Ишь куда удрали! Стоило оставить комнату незапертой! Не уследил. Прошмыгнули, окаянные!
Искорка привстала на носочки, чтобы выглянуть из-за закрывающей обзор спины. Несмотря на солидный возраст, Вьюжник сохранил стать, не превратился в сгорбленного немощного старика.
Девушка сразу поняла причину его недовольства — две прижавшие узкие мордочки к полу лисички виновато смотрели на хозяев, помахивая хвостиками. Что снежная, что огненная напакостили, озорничая, — опрокинули ларец и рассыпали украшения. Рядом лежала перевёрнутая подставка.
— Бедовые они! Нашли место, где баловать, — добродушно сердился Вьюжник. — Мне за вами прибирать прикажете?
— Ой! Я помогу! — Искорка спохватилась, бросилась к лисичкам и принялась собирать украшения в ларец.
Хозяин позволил ей заняться наведением порядка, а сам отошёл в сторонку и присел на лавку, с интересом наблюдая за лёгкими быстрыми движениями. Брала Искорка украшения так равнодушно, словно самые простые вещи в корзину собирала, не видя в них ценности и важности. И Вьюжник не выдержал, проворчал:
— Ты поосторожней клади! Чай это не шишки и не орехи...
Искорка вздрогнула от непонимания, глянула на то, что держала в руках.
— Что же сделается металлу да камням? Они же не хрусталь, чтоб разбиться.
— Ну да, право слово, стекляшек я не держу. Как на подбор всё: изумруды, алмазы, рубины, сапфиры, янтарь… Примерить не хочешь? Небось отец такими подарками не балует.
— Так мой отец традиции чтит. Негоже незамужней девице себя украшать. А на чужое зариться позорно.
Она положила в ларец последнее украшение и захлопнула крышку. Погладила Лиску, которая прижалась к боку хозяйки, наблюдая. И поднялась с колен.
— Пойдём мы, поздно уже.
— Добро, ступай.
Девушка закрыла за собой дверь. Замерла, задумалась, только сейчас ей в голову пришло, что поведение Вьюжника было непонятным. Неужто по статусу князю по всему замку искать лисиц? Почему не поручил это слугам? У него других дел нет? Полон же дом гостей…
В итоге пожала плечами, выбросив из головы странности хозяина замка, и ушла не оглядываясь, не прислушиваясь. Потому так и не узнала, что оставшийся в сокровищнице Вьюжник похвалил своего питомца:
— Умница, сделал, как я просил. Ты уж не серчай, что бранил тебя. Так надо было. Понимаешь же. — Стихийник потрепал снежного Лиса по загривку. — Как думаешь? Сладится у нас? Получится?
Лисёнок протяжно зевнул, а Вьюжник невесело засмеялся:
— Не падкая она на мои богатства. Поди разбери, к добру это или к худу. Как к ней подобраться? Чем увлечь?
ГЛАВА 4.
«Милостью Изначальной каждый стихийник может получить желаемое. Но не каждый после этого рад»
Завтрак всем подали в личные покои по распоряжению хозяина, который устал после шумного вечернего застолья и решил утро провести в тишине. Гости обязаны были с пониманием отнестись к его решению. Искорка обрадовалась, что не пришлось выслушивать бестактности Хлады и переживать из-за излишней эмоциональности матери. А если ещё и Огнёвка вмешается, решив перечить старшим, то их семья окончательно опозорится.
Не успела девушка допить душистый травяной чай, как услышала за окном шум. Подскочила к окну, ледяной узор на котором к утру почти исчез, потому что пригрело светило. Оно же озаряло верхушки заснеженных елей, играло лучами и искрилось на поверхности снега, которого прибавилось за ночь, ослепляло, настраивало на лёгкость и дарило ощущение весёлости. На этом фоне тёмные силуэты приближающихся всадников были хорошо различимы. Первыми ехали дозорные, следом — пара саней, а за ними конный отряд дружинников. Народа было много, но о том, представители каких стихий прибыли, можно было легко догадаться. Не просто так светило выглянуло, напомнив о себе: никогда не бывает туч над стихийниками света, даже если они в человеческой ипостаси. И снег ночью не случайно выпал: ощутила природа присутствие водников.
Некоторое время Искорка с интересом следила, как спешиваются конные, любовалась статью лошадей, рассматривала слезающих с саней путешественников. Двое молодых мужчин, почтительно подхватив с двух сторон под руки пожилую грузную женщину, помогали ей спуститься с подножки. Лиц любопытная огненная стихийница не рассмотрела, но по фигурам в щегольских тулупах и шапках набекрень было понятно, что парни крепкие, статные, видные, бойкие.
Понимая, что выходить и навязываться уставшим с дороги гостям неуместно, Искорка решила пойти в библиотеку. Вряд ли кто-то заглянет туда в столь ранний час. Однако дойти не успела — на выходе из покоев её остановил отец.
Пламенник словно стеснялся дочери, прятал глаза и не сразу заговорил. Ощущалось, что князя что-то гнетёт.
— Как себя чувствуешь? Как время проводишь? Не соскучилась?
— Весело здесь, необычно. — Искорка не стала беспокоить отца своими тревогами. Но и не поинтересоваться причинами озабоченности не смогла: — Мама плохо себя чувствует? Снова Огнёвка шалит? Или Костёр чего учудил? Неужто с каменной княжной повздорил?
— Не в этом проблема, меня иное тяготит...
Пламенник заглянул в комнату, осматривая обстановку. Отметил про себя, что его княжеские покои выглядели скромнее. Знать, не просто так Вьюжник Искорку сюда поселил. Сразу принял как хозяйку и будущую княгиню, отнюдь не простую гостью.
Это соответствовало намерениям хозяина замка жениться, но радости огневику не прибавляло. Говорить с дочерью в этой обстановке он не мог, да и опасался за сохранность дорогого интерьера. Потому предложил:
— Одевайся, дочь, прогуляемся.
Пока Искорка накидывала шубку и влезала в сапожки, он тоже сходил за тулупом и шапкой. Гости тем временем уже поднялись в отведённые им покои — этажом выше слышался шум и голоса, а холл оказался пуст. Так что огневики ни с кем не столкнулись и, избежав любопытных взглядов, вышли на крыльцо. Спустились по ступеням, всё ещё накрытым ковром, и неторопливо пошли по тропинке в глубь леса.
Снег приятно скрипел под ногами, Искорка щурилась от лучей светила и снежных бликов. Поглядывала на отца, пытаясь догадаться, что его угнетает. В голову ничего не приходило, девушка приготовилась к неожиданностям. Оттого и вопросу не удивилась.
— Как тебе глянулся князь Снежного края?
— Рачительный хозяин. Приветливый, незлобивый, серчает по делу, справедливый. И понимающий. Лиску за шалость наказывать не стал.
Пламенник посмотрел на огненную лисичку, которая крутилась под ногами дочери. Погладил перья сокола, привычно сидящего на плече. Пытался успокоиться и морально настроиться на признание:
— Добро. Значит, сладится у вас. Потому что твой дочерний долг стать невестой Вьюжника.
Искорка споткнулась. Опешила, приоткрыв рот и с изумлением глядя на отца. Не верилось ей, что он серьёзен, и слова в голове не укладывались. Возможно, его распоряжение — это намерение, а не решённый вопрос? Тогда можно отказаться или хотя бы обсудить.
— Почему за него? Разве я могу быть его невестой? Это же ненормально. Разве мало молодых княжичей? И к чему такая поспешность? Ты же обещал, что я не выйду замуж за нелюбимого, не станешь меня неволить.
— Я бы не принуждал, — Пламенник тяжело вздохнул и отвёл глаза. — Надеялся, что по-другому долг вернуть смогу. Не подумал, что Вьюжник моим опрометчиво данным словом воспользуется. Не сдержу его, и вся семья в опале окажется, на всех позор ляжет. И на Костра, и на Огнёвку, да и тебя замуж никто не возьмёт. А дурная молва пойдёт, так и наш Огненный край оскудеет. Никто не уважает тех, кто слово не держит. Если ты нарушил великую клятву, то и в мелочах стихийник пропащий.
— Что же ты натворил, отец? Сжёг что-то ценное?
— Снежный князь мне жизнь спас. Ни тебя, ни брата с сестрой на свете не было бы, если бы я ещё молодым сгинул в лесу. Развоплотился бы от разбойничьего кинжала. Долг мой на всех потомков ложится, не в силах я вместо тебя ответ держать. Вьюжник в своём праве.
— Так это он потребовал? Не ты решил?
У Искорки, которая всё это время старалась быть собранной и спокойной, глаза загорелись, дыхание участилось. Ещё немного — и она примет свой стихийный облик. Отец понимал, что перевоплощение — единственный способ успокоиться. Потому и увёл подальше от жилья, и усилил негодование дочери, с недоумением спросив:
— Чего ты злишься? Он же только на словах мужем станет. Любовных утех не потребует. Будешь украшением замка.
Искорка не выдержала, рассерженно топнула ногой, гневно стиснула зубы и взметнулась снопом искр, осыпав обжигающим жаром отца, Лиску, сокола и окружающие сугробы. В итоге пострадал только снег, потому как мгновенно растаял, а все остальные привычно быстро среагировали, сменив ипостась. Теперь на чёрной земле яростно тлели искрящие угольки, по ним бегал маленький язычок пламени — Лиска, а рядом полыхал огненный столб, едва не доставая до ближайших веток ели. От пожара спасала лишь воздушная преграда, в которую обратился сокол.
— Побаловали, и хватит, — приказал стихийник, принимая человеческий облик и отступая из горящего круга. Протянул руку, позволяя воздушному потоку, снова ставшему птицей, сесть на предплечье. — Уймись, Искорка. Полно землю жечь. Сбросила жар — и смирись.
Угольки строптиво поискрили, не спеша следовать воле отца, но всё же собрались, соединились, возвращая стихийнице облик девицы. Язычок пламени обернулся Лиской.
Искорка сердито потопала по обожжённой земле обутыми в сапоги ногами, поправила сбившуюся шапку, одёрнула шубку. Превращайся не превращайся — этим делу не поможешь. Отец своё решение не изменит, а значит, действовать надо умнее. Не может такого быть, чтобы она не нашла способ освободиться от постылого обязательства. Лишь бы времени на это хватило.
— Свадьба когда?
— Через шесть дней, не считая этот.
Девушку это не обрадовало. Она вздохнула, сетуя, что мало времени осталось. Но раскисать себе не позволила, приободрилась тем, что свадьба не завтра.
— Я поняла. Могу идти?
— Ступай. Только в тайне всё сохрани. Вьюжник сам гостям должен сказать о женитьбе.
Глядя вслед дочери, Пламенник испытывал боль и сожаление. Не желал он Искорке такой судьбы, хотел видеть счастливой, радостной, не обозлённой. Внуков хотел, молодого зятя. А исправить ничего не мог, связанный своим словом. Несдержанно крикнул: «Добился своего?» и полыхнул ярким пламенем. С трудом вернул контроль над стихией и подавил частичную трансформацию.
Осмотрел злым взглядом безмятежное снежное пространство, запоздало порадовался, что Вьюжника ни в каком обличии поблизости нет. Направился к конюшням, полагая, что верховая езда — хороший способ отвлечься и обрести утерянное самообладание.
Искорке мысль о том, что следует найти себе занятие и забыться, в голову не пришла. Ноги невольно принесли её в личные покои, и сняла шубку она так же бездумно, не замечая, что делает. Всё потому, что невеста выстраивала планы, как избежать свадьбы.
Самым разумным и простым ей показалось действовать честно и открыто — поговорить и убедить Вьюжника забрать своё предложение. Он же понимающий, адекватный, из ума не выжил... А дальше видно будет.
Откладывать разговор не захотела и потому, отправилась искать жениха. Прошла по коридору и остановилась у двери в библиотеку.
Почему именно сюда пришла? Ну а где ещё быть хозяину, в замке которого уйма народа, а он сам явно не любитель шумных сборищ?
Оказалась права, потому что увидела Вьюжника стоящим на приставной лесенке у одного из стеллажей и держащим в руках древний фолиант. Шаги Искорки по ковру были тихими, князь заметил чужое присутствие не сразу. А когда осознал это, судорожно перехватил книгу, захлопнул и в растерянности втиснул её на полку подальше от чужих глаз.
Одежда его оказалась домашней, не такой нарядной, как накануне: войлочные полусапоги, серые шерстяные штаны, белая холщовая рубаха. Проявляя уважение к зашедшей гостье, снежник принялся спускаться. И снова они оказались лицом к лицу, как в прошлую встречу на пороге трапезной. Вот только если тогда Искорка воспринимала его спокойно, равнодушно, то теперь, зная о намерениях, отнеслась иначе. Чем дольше они смотрели друг на друга, тем меньше в её взгляде было приветливости, добродушия, благодарности и всё больше гневных искр, возмущения, раздражения, ненависти.
Вьюжник эту перемену заметил и причину понял правильно. Вздохнул, признавая очевидное:
— Вижу, поговорил с тобой отец. Не такого ответа я ждал.
— А какого? Что я прибегу вас благодарить и буду до потолка прыгать от радости? Купить меня вздумали? Я не вещь. И на посулы не соблазнюсь. Не нужен мне Снежный край и богатства ваши. Я любить хочу, жизни свободной, счастья! Ради этого на всё готова пойти.
— Не ты одна хочешь. Отчего уверена, что не полюбишь? Потому что по внешности судишь? По-твоему, любить можно только за красоту? Ни единого шанса мне не даёшь себя показать с хорошей стороны. Отвергаешь, даже не узнав как следует. Думаешь, я старый дурень и в зеркало себя не видал? Так и ты когда-нибудь до моих лет доживёшь, молодость не вечна. А кто лицом пригож, не всегда душой красив. Юная ты, наивная…
— Я узнала о вас достаточно. А меня вы разве не за красоту выбрали? Что, других невест не нашлось? Ваша Хлада чем плоха?
— Хлада? — рассмеялся князь. — Она только с виду хороша, а холоднее стужи. Такая только себя и способна любить. Ты живая, горячая, заботливая. И к животным ласковая. Неужто я хуже Лиса?
— Вы же снежник! К чему вам моя горячность? Вам другие стихии ближе — водная, воздушная…
— Противоположности сходятся, — отрезал Вьюжник и обернулся, услышав тявканье.
Искорка тоже невольно посмотрела на питомцев, которые до этого вели себя тихо и незаметно. Рыжая Лиска, явно заигрывая с пушистым кавалером, бойко скакала по креслу, а серебристый Лис, бегая вокруг, звал её обратно, требуя спуститься.
— По доброй воле, может, и сходятся, — не сразу сообразила, что ответить, Искорка, увидев подтверждение слов князя. — А я не хочу! Меня никто не спросил.
— Если бы я к тебе посватался как должно, в Огненном крае? Дары преподнёс, на поклон приехал. Тогда бы согласилась?
Искорка сердито на него зыркнула, с трудом сдержав перевоплощение в стихию. Не желая продолжать разговор, выбежала из библиотеки, захлопнув дверь. Девушка корила саму себя. Нельзя быть такой противоречивой в суждениях и давать возможность себя подловить на оговорке. Осознала, что от своей идеи Вьюжник не откажется, зря только приходила. Он и говорил с ней словно торговался — ни сочувствия, ни понимания, ни шага навстречу. Стоял на своём как чурбан, хуже камня бессердечного!
Только вот не видела невеста, как изменился этот самый бессердечный холодный старик, едва за ней закрылась дверь. Он лишь долю секунды выглядел бесстрастным самодуром, а потом…
Глаза полыхнули голубым льдом, князь сердито мотнул головой и топнул ногой. Спокойно сидящий Лис, с сожалением смотревший на дверь, за которой исчез пушистый рыжий хвост, с перепугу подпрыгнул. Укоризненно фыркнул на хозяина и отвернулся.
— Вот же упрямица! — выругался Вьюжник, не заметив дерзости питомца. — Послала же Изначальная мне суженую! Где она раньше была, когда я молод был?! — Он осёкся и с досады хлопнул себя по лбу. — Дурень я, как есть дурень. Где, где… На свет она тогда не появилась!
Укорить себя укорил, а эмоции не схлынули, и стихия вырвалась на свободу. Колючей россыпью снежинок закружилась между креслами и столом, рванула к окну, с силой ударив в стекло. Створки распахнулись — стараниями мастеров они уже давно не слетали с петель, открываясь в обе стороны. Вьюжник вылетел на улицу, поднимаясь к самым верхушкам елей, и исчез в чаще.
ГЛАВА 5.
«Нельзя терять голову, потому что за ошибки и безрассудства приходится дорого платить»
В расстроенных чувствах Искорка так и просидела, заперевшись в покоях, до самого вечера. Настроение было тяжёлым, мрачным, ничего не радовало. И интерьер давил своей роскошью, нагнетал ощущение безысходности. И окружающие, как назло, были в хорошем расположении духа и веселились.
Огнёвка, которая примчалась с предложением пойти в лес и поиграть в снежки, легко приняла отказ сестры. Не расстроилась, не подумала вникнуть в её проблемы, поинтересоваться причинами дурного настроения. Мало того, выяснилось, что гулять она собралась с Ветерком. Променяла сестру на какого-то мальчишку-воздушника!
Лиска, обычно чувствительная к эмоциональному состоянию хозяйки, вместо того чтобы утешать, сначала сидела у двери, уткнувшись носом в щёлку, а потом запрыгнула на подоконник и принялась рассматривать снежинки, порхающие между елей.
Отец, который знал всё как есть, даже не зашёл проведать дочь. Это Искорку обижало. Да, мама тоже не заглянула, но ей простительно — она хотела дать дочери свободу и не догадывалась о предложении Вьюжника.
Костёр явился, но не по своей инициативе, а лишь когда Искорка через Проталину попросила его прийти. Компанию сестре составил неохотно, присел в кресло с недовольной физиономией и поминутно поглядывал на дверь, выжидая, когда будет уместно уйти. Похоже, не хотелось ему тратить время на пустые разговоры. То ли планы у него были свои, то ли неинтересно было слушать сестру.
Искорка, не имея возможности сказать правду о предложении Вьюжника, попыталась ненавязчиво выяснить мнение брата. Мол, как бы он отнёсся к браку неравных по возрасту супругов. Насколько это плохо, осуждает ли он. Надеялась на поддержку. А Костёр, который не любил абстрактных предположений, когда не всё ясно, ляпнул первое, что пришло в голову: «А что такого? Всяко бывает. И невеста не внакладе останется. Было бы о чём голову ломать. Вот если бы реальную проблему обсуждать, тогда другое дело. А так...»
К вечеру Искорка была мрачнее тучи, причём тучи грозовой, в которой полыхали огненные вспышки-молнии. Организм девушки стремился воплотиться в стихийную ипостась, чувствуя себя в ней безопаснее, увереннее. В облике природном не так остро ощущались проблемы человеческого воплощения, стихали душевные страдания. Стихия не имела ограничений восприятия, позволяла смотреть на мир шире, чувствуя себя его частью.
Возможно, позволь себе девушка на время полноценный оборот, то и внутреннее напряжение ослабело бы. Но она себя сдерживала, подавляя потребность к перевоплощению. Боялась Искорка устроить пожар и выжечь ползамка. Именно поэтому помимо её воли стихийная сущность то и дело давала о себе знать. То глаза искры метали, то по волосам скатывались огненные росчерки, то рука, потянувшаяся к общему блюду, осыпала скатерть и тарелки сотрапезников обжигающими брызгами.
На неуравновешенную девушку сидящие за столом гости посматривали с недоумением, а мать с удивлением, граничащим с порицанием. Но никто не комментировал, оставляя это право хозяину замка. Однако тот своего недовольства не выказывал, словно проблемы не замечал вовсе. Пламенник виновато опускал глаза, стыдясь за поведение дочери. Чувствовал свою вину перед Искоркой, но не мог ни поддержать, ни осадить дочь.
До конца ужина оставалось немало времени, а Искорка поняла, что её терпение на исходе, дальше станет хуже. Видеть равнодушно-спокойное выражение лица Вьюжника было невыносимо тошно. Она резко отодвинула стул, встала.
— Благодарю за трапезу, — отрывисто резко сказала, словно горящая ветка треснула. И бросилась вон из зала.
Гости замерли, умолкли все до единого — никто ничего не успел ответить. В наступившей тишине Пламенник, пересиливая себя, объяснился, извиняясь за дочь:
— Девочка молодая, порывистая. Поди разбери, что ей в голову взбрело? В её годы любая мелочь из себя выведет.
Стихийники расслабились, зашумели, вернулись к блюдам. Княгиня Огненного края, беспокоясь за дочь, начала подниматься, чтобы пойти успокоить, но её опередила Хлада. Снежница вскочила быстрее Горяны и предложила:
— Я с ней поговорю, у молодёжи к посторонним доверия больше. Может, прислушается. А вы в гостях. Не беспокойтесь, кушайте, отдыхайте.
Хлада моментально сменила заискивающее выражение лица на высокомерное, едва оказалась в коридоре. Бросив взгляд по сторонам и не обнаружив беглянки, женщина резко окликнула:
— Проталина! Где тебя носит? Куда огненная княжна пошла?
Практически мгновенно девушка-служанка сбежала вниз по лестнице, прислушалась к писку мышонка и доложила:
— На двор бросилась. Не оделась даже.
Хлада презрительно хмыкнула:
— Убирайся вон!
Отмахнулась и неторопливо направилась в холл. Шубку, которую услужливо подал слуга, накидывать не стала, толкнула неплотно сомкнутые створки дверей и шагнула на крыльцо. Беглянку заметила сразу — та и не стремилась убежать далеко. Домчалась до ближайшего дерева и прижалась к нему щекой, обхватив ствол руками.
Снова нацепив маску доброжелательности, Хлада подошла и, остановившись в паре шагов, с сокрушённым вздохом попросила:
— Пожалей дерево. Сожжёшь же.
Искорка оттолкнулась от ели и с непониманием посмотрела на обугленный отпечаток на коре. Перевела взгляд на снежницу и всхлипнула:
— А кто меня тогда пожалеет? Вам не понять…
Девушке хотелось плакать, но огненная сущность стихийницы высушивала слёзы, и потому голос звучал хрипло, сдавленно.
Хлада по-матерински обняла её за плечи и укорила:
— Зря ты так. Знаю я, что Вьюжник затеял. Только ты меня не выдавай, не то он озлится, худо будет. Я тебе сочувствую, понимаю, как тяжело с подобной участью смириться.
Почувствовав, что девушка начала прислушиваться, адекватно воспринимать происходящее, потянула её, уводя в сторону небольшого отдельно стоящего флигеля. Пока они шли по присыпанной снегом дорожке, Хлада негромко негодовала:
— Вот же самодур, чего удумал на склоне лет. Такую красу заставить увядать, глядя на уродливую старость. Небось ещё и в постель потащит, свою «удаль» доказывать. Ему развоплощаться скоро, а туда же! Кобель кобелём. Ни одной юбки не пропустит. Бедняжка, за что тебе Изначальная такую судьбу уготовила!
Искорка ошалела от причитаний и даже не заметила, как Хлада, открыв дверь небольшого деревянного домика, подтолкнула гостью в сени. Переход с улицы в комнаты был тёплым и хорошо освещённым — горели светильники. А вот на полу вместо шкуры лежал вязаный половик. И мебель была скромной — что здесь, что в гостиной, в которую хозяйка провела девушку, чтобы усадить на диван.
— Вам тоже прохода не давал? Неужто и за вами ухлёстывал? — растерянно пробормотала Искорка.
Услышав вопрос, столь удобный для задуманной провокации, снежница про себя обрадовано рассмеялась. Но виду не подала, вздохнула обречённо:
— А то как же... Думаешь, почему я тут на отшибе живу? Серчает Вьюжник. Сначала меня в замке как дорогую гостью поселил, а потом сюда вышвырнул, когда я стать ему утехой не согласилась. И отпустить не отпустил, подле себя держит. А я сама уехать без ведома князя не могу.
Сострадательная Искорка вдруг осознала, что её личные проблемы не так уж и велики. До глубины души прониклась тяжёлой судьбой Хлады. При первой встрече снежница показалась ей иной. А, оказывается, за наглостью и бесцеремонностью она всего лишь прятала свою слабость.
Девушка задумалась, промолчала, не зная, чем помочь, печально опустила глаза. Хлада, понимая, что нужный момент упускать нельзя, эмоционально воскликнула:
— А вот ты уехать можешь! Ты ему кто? Чем обязана? Разве Огненный край за тебя не вступится, если сбежишь? Не губи себя!
И пока воодушевление в глазах Искорки не угасло под тяжестью разумных прагматичных мыслей, снежница подскочила. Не дав шанса на раздумья, распахнула шкаф, вытащила и бросила девушке шапку, шубу и сапоги.
— Не мешкай, прямо сейчас и убегай. А я тебя прикрою, скажу, что ты в моём флигеле ночевать осталась. У меня сани есть, лучшим коням фору дадут, их даже не всякий ветер догонит. И объездная дорога им не нужна, напрямки по лесу как по родному дому проедут. И лошади им не требуются, брать без спроса из конюшни не придётся. До границы Огненного края домчишься за ночь. А дальше сама добирайся, там власти Вьюжника над тобой нет. Идём!
Она схватила успевшую надеть шапку и сапоги Искорку за руку, потянув за собой. Беглянка, окрылённая перспективами и ошарашенная напором, вырываться и не думала. На ходу застёгивая на себе шубку, спотыкалась, влекомая сильной, намертво вцепившейся в запястье рукой. Проскочила через заднюю дверь и ахнула от изумления, оказавшись в прохладной пристройке типа малой конюшни, но без лошадей. Висела здесь только сбруя на стенах, а у стены стояли небольшие сани, без оглоблей и упряжи. Деревянные, невысокие, по колено, с бортами и сиденьем, обитыми бархатом. Поместиться на них мог только один ездок, под которым находилась пустая продолговатая клетка на полозьях.
Искорка, опешив от вида необычного средства передвижения, замерла столбом. Хлада сначала приоткрыла дверцу клетки саней, а затем распахнула створки забранного частыми решётками стойла конюшни, за которыми шевелилось что-то живое. И приказала: «В сани!»
Девушка едва успела отпрянуть, как стремительный чёрно-белый поток хлынул из загона и набился в клетку. Искорке не сразу удалось рассмотреть в этой массе множество мелких белок размером с ладонь.
Хлада, закрыв дверцу, помогла беглянке устроиться в санях. На передней дужке, где обычно крепились оглобли, располагалось круглое приспособление, в центре которого была закреплена стрелка, а по окружности нанесены рисунки — символы стихий. Хлада передвинула указатель так, чтобы он был направлен на огонь. И отступила со словами:
— В добрый путь! Лёгкой тебе дороги!
Убрала засов на воротах и с усилием распахнула створки.
— А как же вы? — спохватилась Искорка, прижимая к себе запрыгнувшую на колени Лиску, которая ни на шаг не отставала от хозяйки. — Вас же накажут, если узнают! И как я вам сани верну?
— Сани сами обратный путь найдут. Что я помогала тебе, никто и не подумает… Вперёд, мои неутомимые!
Окрикнула Хлада совсем громко, и сани с ускорением рванули с места. Искорка невольно зажмурилась, ударилась о спинку сиденья и схватилась за боковины. Сани, вылетев на двор, резко повернули, выбирая направление. Пару раз подпрыгнув на сугробах от расчищенной дороги, рванули в лесную чащу.
Искорка распахнула глаза, крепче вцепляясь в опору, и с опаской уставилась в темноту, куда мчались сани, виртуозно лавируя на огромной скорости между деревьями. А когда опустила взгляд на колени, ахнула и вздрогнула, не увидев своей рыжей питомицы.
— Лиска! — в панике закричала Искорка.
Спешно оглянулась, крепко держась за борта. Сообразила, что лисичка свалилась, но, как остановить чужие сани, девушка не знала, а спрыгивать самой на ходу было боязно. Пришлось, кляня себя на все лады, трястись на ухабах, хватая ртом бьющий в лицо морозный воздух, и терпеть колючий снег, который сыпался за шиворот с веток елей. А ещё ругать себя, что ничего не обдумала. Куда она бросилась без припасов, без запасных вещей, на ночь глядя, без фонаря? И даже никому не сообщила! До самого утра её не хватятся, а в пути всякое может случиться! Надо было иначе действовать. Хотя бы на следующую ночь убежать — свадьба же не завтра. Оставалось надеяться, что Лиска найдёт дорогу к замку и не пропадёт в чужом лесу.
В итоге, приноровившись к странному ходу саней, Искорка чуть успокоилась. Начала смотреть не только вперёд, но и по сторонам. Когда сани проезжали по опушкам, над головой появлялись звёзды, от их блеска снег искрил. Оказалось, не так уж темно в лесу, да и глаза приспособились. Вокруг всё было мирно, спокойно, тихо. Слышался только скрип полозьев, судорожный топот белок в клетке и свист ветра.
Недоумевая, как это странное устройство работает, Искорка перегнулась через борт, заглядывая сквозь прутья клетки. Принцип действия не поняла, заметила только, что белки спешно перебирают лапами, несясь вперёд, но словно в воздухе. Периодически часть из них исчезает, превращаясь в воздушную стихию, а вместо них появляются те, кто вернул себе облик зверей. Меняют друг друга.
Приподнимаясь и усаживаясь, Искорка невольно мазнула взглядом по белоснежному полю и нахмурилась, заметив вдали что-то тёмное, сверкнувшее голубым отсветом. Вроде и далеко, и не опасно, но отчего-то стало не по себе.
Вскоре сани снова въехали в лес, тревога отступила, девушка даже глаза прикрыла подремать — усталость давала о себе знать. Уснуть возможности не было — Искорка боялась вывалиться из саней. Глаза то и дело распахивались, и в один из таких моментов беглянка заметила справа, в глубине леса, что-то тёмное. Оно мчалось параллельно курсу саней, высоко подпрыгивало над снегом, падало обратно в сугробы и…
И ведь не одно! Чуть в отдалении точно так же неслись ещё три таких тени. Искорка часто задышала, сердечко тревожно забилось, тело напряглось, первая мысль, что пришла в голову, — волки.
Она не ошиблась. Звери быстро сравнялись с санями и теперь, сверкая голубыми глазами, маневрировали, то пытаясь идти наперерез, то возвращаясь в чащу. И всё это происходило в зловещей, гнетущей тишине.
— Белочки, миленькие! Не подведите, быстрее бегите! — прошептала Искорка, полагаясь на удачу. Посмотрела на небо, надеясь, что скоро начнёт светать. Но оно оставалось
