Сын звезды, рожденный горой. Сергей Соловьев

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1 ХРАМ СУДЬБЫ
• ГЛАВА 2 ОТЪЕЗД
• ГЛАВА 3 ПРИ ДВОРЕ АЛЕКСАНДРА
• ГЛАВА 4 ПОХОД ВО ФРАКИЮ
• ГЛАВА 5 ВОЙНА
• ГЛАВА 6 МИР ПОСЛЕ ВОЙНЫ, ГЕГЕМОНИЯ
• ГЛАВА 7 ВЫСАДКА
• ГЛАВА 8 ГРАНИК
• ГЛАВА 9 ЭФЕССКАЯ РЕЗНЯ
• ГЛАВА 10 ГАЛИКАРНАСС
• ГЛАВА 11 КИДН
• ГЛАВА 12 ИССА
• ГЛАВА 13 ЕГИПЕТ
• ГЛАВА 14 ЛАБИРИНТ ПОЗНАНИЯ
• ГЛАВА 15 ГАВГАМЕЛЫ
• ГЛАВА 16 ВАВИЛОН И ПЕРСЕПОЛЬ
• ГЛАВА 17 АТЕЙ У СКИФОВ
• ГЛАВА 18 В ГОРАХ КАВКАЗА И ТАВРА
• ГЛАВА 19 НЕ УБИВАТЬ СТАРИКОВ
• ГЛАВА 20 БАКТРИЯ И СОГДИАНА
• ГЛАВА 21 У СКИФОВ. ПОБЕДИТЬ СМЕРТЬ ЛЮБОВЬЮ
• ГЛАВА 22 ЗАГОВОРЩИКИ В БАРАНЬЕЙ КРОВИ
• ГЛАВА 23 РОКСАНА
• ГЛАВА 24 ИНДИЯ И ПУТЬ ДИОНИСА
• ГЛАВА 25 ПУТЬ В ВАВИЛОН
• ГЛАВА 26 ДВЕ СВАДЬБЫ И СМЕРТЬ РЯДОМ
• ГЛАВА 27 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ВАВИЛОН
• ГЛАВА 28 ВАВИЛОН. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
• ГЛАВА 29 ПРОЩАНИЕ
• ГЛАВА 30 ПРОПАЖА УМЕРШЕГО
• ГЛАВА 31 ЯВЛЕНИЕ. УМЕР И ВОСКРЕС
• ЭПИЛОГ ИМПЕРАТОР КАРАКАЛЛА ПОЗНАЛ ИСТИНУ

АННОТАЦИЯ

Это повествование о Александре Великом, великом полководце, но и еще более великом человеке, чья жизнь и свершения были полны загадок еще в античности. Царь, который запретил убивать стариков, согласно существовавшим обычаям Востока, Воин, который ненавидел кулачные бои, Человек, для которого равенство людей не было пустым звуком. Именно о нем и написана эта книга. Мистика, приключения все это есть в этой книге

ПРОЛОГ

Курет стоял на носу корабля, и штевень судна разрезал волны, бьюшие в борт судна, но к счастью, качка была все же не такая сильная здесь, гораздо хуже приняло его Гирканское море.. Критянин смотрел на высокие берега, которые провожал его взгляд, посмотрел на небо, оно было более прозрачное, и сейчас почти без облаков, хотя и здесь попали в шторм, правда не опасный. Опять он оказался на севере, Неарх плыл на на тридцативесельной ладье по великой реке Ра, в храм Латоны и ее детей, Аполлона-Улля и Элисии. Он вспоминал,что когда попал сюда в первый раз, просто не поверил своим глазам. Река, громадная, словно море, так что едва было видно противоположный берег. Реки Эллады после этого казались ему маленькими ручьями, пересыхающими летом. Неарх схватился за борт корабля, опять задыхаясь, и закружилась голова. Он закрыл глаза, и задышал часто-часто, как учили его йоги Индии, пытаясь прийти в себя. Здоровье стало сдавать, он чувствовал, что с ним что-то не так как надо, болело сердце. Курет шел на корабле из гавани на Гирканском море, повторяя путь Дария и Кира, но надеялся, что для него закончится все более счастливо. Жена недавно умерла, сыновья выросли и вернулись на Крит, к деду, и дома его больше ничего не держало. На реке воины и слуги послов часто ловили рыбу, и сопровождающие их воины, из местных племен, сначала скифы, а затем сарматы, показывали им дорогу, и указывали где можно безопасно пристать. Ночью, когда небо было свободно от туч, он измерял астролябией высоту над горизонтом Полярной Звезды, узнавая широту местности. Кормщик с нарастающим вниманием смотрел за действиями пожилого критянина, и однажды подошел к нему.

   — Не покажешь, что ты измеряешь и каким устройством? — попросил его скиф.

   Критянин показал, как установить прибор к линии горизонта, как рассчитать угол, на который поднимается Полярная Звезда или Матка, как ее здесь называют. Так что дорога оказалась заполненной обучением местного кормщика, и на комаров уходило меньше внимания. Река была просто бескрайней, он был здесь уже второй раз, но удивлялся по- прежнему, дельта, куда они приплыли из моря, гораздо больше дельты Нила, и здесь было множество островов, и целые леса из тростника. Поднимались вверх по течению реки, и шириной она была почти в десять стадий. Местные вожди племен, выполняя волю Великого Белого царя, помогали послам, одним из которых был и Неарх. Вместе охотились и ловили рыбу, особенно ему нравился осетр, которого на родном Крите не найти, и тут во второй раз он видел медведя- казалось бы громадный зверь, а хвоста не имеет, что для эллинов, бывших тут с ним было в диковинку. Леса здесь были огромные, а комары еще больше, и в первый раз, когда он был здесь, гнус ему здорово докучал. Вскоре, через месяц, они приплыли к столице Белого царя, который звался по-разному- и Белград, и Царьград. Город стоял на притоке Белой Великой реки, а город хотя был весь из дерева, но обширен и прекрасен. Как только привалили к причалу, к ним вышла стража, и узнав кто прибыл, посланцев повели в Верхний Город. Он был здесь впервые, все было увлекательным, мостовые были так же покрыты деревом, но было красиво и чисто, даже заборы домов были выкрашены в разные цвета и покрыты резьбой. Люди одеты в одежду из льна, с вышивкой у горла и на рукавах, штаны и мягкие сапоги. у мужчин, и платья у женщин. Неарх с интересом осматривал узоры одежды жителей.

   — Послушай, почтенный, а я не могу купить себе такую тунику, — обратился он к проводнику.

   — Можешь, сейчас найдем одежу, -ответил проводник.

   И они зашли на торг, где на некоторое время сармат удалился, и вернулся с серой рубахой с богатой вышивкой, и отдал ее критянину, и вскоре пришли к Кремлю, деревянной Крепостью, большая часть стен которой была укрыта землей, так что только ворота выглядывали из под громадного вала, перед которым был и огромный ров. Когда они подходили к воротам, к ним прискакал посланец царя, и сказал, то их ждут. Посланцы с дарами вошли в терем, прекрасное обиталище местного повелителя, того царя, кто повелевал громадной страной по Ра-реке, Рипейским горами, и по слухам и землями за Камнем, вплоть до Студеного моря. Терем был собран из громадных бревен, с прекрасным крыльцом и резными лестницами, прекрасная резьба украшала и наличники деревянного дворца. Их провели далее, в зал, где на троне сидел Белый царь, мужчина в золотой корне из восьми лепестков золота, вырастающих из обода, покрывающего голову владыки, украшенного также шубой из роскошных мехов, тонкой работы сапог, в руке же его был посох. Его охраняли юноши в белых одеждах, вооруженные небольшими топориками. Послы подошли к трону, Неарх вежливо представился,

   — Приветствую тебя Великий Белый Царь, мы пришли в знак почтения из храма Лато, из Крита, а это наши дары, — и слуги поднесли ларец с приношениями, — и позволь нам посетить храм Золотой богини.

   — Мы рады видеть тебя, Неарх и твоих спутников тоже, Мы пропустим вас, и там тоже вам будут рады.- и царь разрешил вошедшим присесть, — а тебя, посланец, он кивнул Неарху, буду рад пригласить на беседу, нам надо поговорить один на один.

   Спутники встали, оставив Неарха с царем, а рынды ушли через другую дверь, когда же все ушли, повелитель Севера спустился с трона, и сел с Неархом на резную скамью.

   — Я рад что ты вернулся к нам, с гостями, которых ты нам с Арифарном оставил все хорошо, дети родились и уже выросли, два сына, отлично ездят на конях, управляются с луком и копьем, матери в них души не чают. И маги-яры их любят, и гунны, и сарматы. Про отца они ничего не знают, потом, при посвящении все им расскажу. -царь говорил это критянину, с улыбкой на лице, но была видна в его взгляде и нотка страха.

   — Маги? Те самые что победили Кира, и их обманом убил Дарий, и про которых слагают страшные легенды в Иудее?

   — Здесь их дом, они приняли клятвы Элисии и Уллю, и с тех пор верны им. Они идут в походы не ради славы или богатства, а только во имя справедливости. Не надо их боятся. Есть еще и мокши, и арсы все это воины богов. В первый же раз вы с Арифарном прошли путь до самых яжей, кого вы исседонами называете. — сказал он усмехнувшись, держа одну руку на подлокотнике, а другой упирая в свой подбородок.

   — Ты избранник, тебя они указали во сне. Живи, сколько хочешь, — сказал великий царь, и с видимым трудом, чуть поклонился Неарху.

   — Мы переночуем и пойдем по реке далее. Магьяры и гуны узнают нас и пропустят к исседонам? — спросил посланник.

   — У тебя браслет на правой руке, ты желанный гость, — ответил царь. — Именно вам был послан Улль, а не нам, — с тяжестью сказал властелин, -значит мы не заслужили.

   — Наверное, просто в нас был изъян, людях Юга, и Он пришел сделать нас лучше, а вы и так близки к нему, — ответил Неарх.

   — Ты умеешь утешить, -горестно вздохнул царь, — а это чувство сродни жажде, и горечь этого все равно в сердце. Надеюсь, потом расскажешь о нем. -Оставайтесь, переночуете во дворце, — сказал северянин Неарху. — Покои готовы. Примите баню, она жарко истоплена, и мед и квас ждут гостей.

   Путники помылись в деревянной бане из громадных бревен, было жарко, была горячая вода, и пилигримы смыли усталость дороги, и их покормили обедом, местной едой, в которой совсем не было жареного- блюда только томленые в печи, вепрятина, мясо лося, рыба в горшочках, похлебка из капусты, и подавали хлеб, круглый и пышный, из ржаной муки, кислого теста, которого не было в Элладе и Азии, а запивали все это медом и квасом. Пили из сосудов, который Неарх видел на Крите, ковши, только здесь они были деревянные и серебряные. Все хотелось попробовать, поэтому гости с трудом вернулись в горницу.

   — Спасибо царь, — ответил критянин, — прикажи, что бы потом вскипятили воды для меня.

   — Хорошо, тебе принесут сосуд с кипятком.

   Вскоре слуга принес пузатый округлый сосуд из бронзы на ножках с краном на одной стороне, а сверху из маленькой трубы клубился пар. С любопытством, если не сказать больше, критянин стал осматривать прибор, подставил кружку, и полилась горячая вода.

   — Как же нагревается диковина? — захотел узнать он, — снизу огонь разводят? – он посмотрел на сосуд со всех сторон, и снизу тоже, чуть не облившись кипятком. Вот показать бы диковину в Александрии, механики Птолемея были бы в восторге, подумал он.

   — Нет, внутри сосуда другой, туда бросают угли, и маленькими мехами раздувают, и вода закипает, — ответил слуга и вышел из покоев гостя.

   Неарх подошел к своей суме и высыпал оттуда молотой ивовой коры, и этот порошок положил в кружку с кипятком. Вскоре зелье было готово, он помешал его ложкой, здесь деревянной, как и многое вокруг, вполне удобной, и когда настой остыл, выпил его. Критянин достал свои записки, перечел, что он записал о речном пути, и разделся ко сну.

   В руках северянин держал два блюда из серебра тонкой работы, привезенные Арифарном в дар много лет назад. Он их повернул рисунком к критянину, тот поднял глаза, и увидел Александра, возносящегося на грифонах и чеканный портрет Элисии, сделанный по его рисунку.

   Критянин лег спать, приняв еще ивового настоя, сердце почти не болело, лежать на теплых мехах, и укрытым покрывалом, было просто великолепно, да и после тяжелой долгой дороги и бани, он быстро уснул, и увидел ту, о которой грезил. Опять было холодно, как тогда на Крите. даже под медвежьими мехами, голова была как в огне, он уже почти не дышал, грудь сдавило стальными обручами. Боль под лопаткой была ужасная, он не мог вздохнуть, и даже пошевелится. Она пришла, в этот раз сразу, во всем блеске своей красоты, положила свою ладонь на его предплечье, ее глаза неотрывно смотрели на него, и улыбаясь ему, сказала:

   — Ты наконец-то пришел домой, мореход. И тебя здесь долго ждали. Твой корабль на берегу, и твои странствия закончены.

ГЛАВА 1 ХРАМ СУДЬБЫ

Наступил вечер, стало быстро темнеть, а архонт города Лато должен был дойти до храма Латоны. Он был не один, а как подобало, с парой рабов, идущих с факелами освещая ему путь. Святыня уже белела рядом, и властителя пустили за медную дверь, оставив его спутников снаружи.«Им нельзя», сказала старшая жрица. Андротим, пришедший для своего традиционного моления Латоне, предложил дары, а жрица приняла их. Предметы забрала молоденькая жрица, но судя по одеянию, уже посвященная в таинства. Девушка напоминала лицом старинную статуэтку Элисии из слоновой кости, держащую двух змей в руках. Лицом же и статуэтка, и молоденькая жрица были схожи с людьми далекого Севера, куда по обету совершил паломничество дед архонта, на берега священной реки, и посетил древнейшие святыни, в том числе и город, посвященный богине Лато, как и родной город властителя. Дед встретил там даже пилигримов из далекого Ирана, принесшие богатые дары богам. Служители уже зажгли светильники, и старшая жрица ушла с дарами в пронаос, уложив приношения у ног богини. Статуя была прекрасна, из дерева и слоновой кости. Архонт не в первый раз окинул взглядом храм, охряные стены, бронзовые статуи у входа, почему-то задержался взглядом на дверях. Песнопения скоро затихли, и властитель готовился уйти, как вдруг…

   — Гора родила избранного под счастливой звездой!!! Он пришел опять! — это стала кричать та, совсем молодая жрица, непередаваемо изменившись в лице. Она дрожала, ее били конвульсии, и она, держась за стоявший рядом бронзовый светильник, продолжала:

   — Сауроктон! Спаситель! Тот, которого ждали! Он не будет побежден! Он принесет закон опять! Пройдет все испытания, пройдет весь путь до конца! И быка, и реку, и тайну!

   И уже падая, произнесла последнее:

   — И в самом конце встретит сестру».

   Властитель кинулся помочь, но его опередила старшая жрица, вместе с прислужницами понесли, а скорее потащили бесчувственное тело в дарохранительницу и к другой двери из храма, дальше, в помещение неподалеку. Архонт ждал, не стал уходить, он сам был в ужасе- одно дело знать что боги есть, а другое- получить этому подтверждение. Он дождался старшей жрицы, пришедшей с помошницей, несшей что-то на подносе, покрытом покрывалом. Она сорвала ткань со святыни, укрытой до этого, и приказала:

   — Поклянись! Заклинаю всем дорогим для тебя!

   Архонт, привыкший, что приказывает он, и привыкший к почтению и подчинению, не задумываясь, кивнул, соглашаясь…

   — Я клянусь… Что не раскрою тайну.

   — Не только… — произнесла жрица.- Клянись, что ты или твой сын во всем поможешь ему.

   Тут архонта обуял страх, он не боявшийся ни битв, ни осеннего моря, всерьез был испуган и горд- стать спутником Посланца честь, и одновременно горечь и погибель.

   — Я готов, — произнес он, твердо сжав губы.

   — Не ты. Твой сын. Теперь он будет зваться Неарх. Потом пришлешь его в храм в Идейскую пещеру, наставница станет наставлять его, когда подрастет. -она обернулась к жрицам, и обвела всех взглядом.

   — Мы благословлены. Много лет у нас не было провидицы. Клянитесь все, что никто не раскроет тайны, или Латона и Элисия вас накажут. -торжественно проговорила жрица, поднимая горящий факел вверх.Посвящение Неарха

   Юноша шел один, как и было ему велено.. Пешком, как проситель, и нехитрую свою поклажу нес на себе, а также послание для жрицы, которая встретит его у Священной тропы. Ему нравилась расстилавшаяся перед ним родная земля. Время было весеннее, и Крит в эту пору всегда особенно прекрасен, с множеством ручьев, с прекрасными лесами и полями, дорога ему не казалась унылой. Сын архонта думал о том, что ему предстоит узнать, и как долго задержится для посвящения. Он подумал: «Надеюсь не на пятьдесят лет, как Эпименид… Хотя как знать, и отец поклялся за меня. Юноша представил себе, как зайдет в пещеру, ему приготовят келью, он будет читать Гомеровы песнопения, и заснет на пятьдесят, нет, на шестьдесят, или даже на семьдесят лет. Потом он проснется, а матери и отца нет (даже подумать страшно), у него борода до колен, и его зовут снимать порчу с какого-нибудь города, или чуму изгонять, или Совет пошлёт его на Север, на родину Элисии с дарами, а, может быть, сам Улль будет ему помогать в странствиях…

   И он встретит хозяйку Горы, Прекрасную Элисию, отгадает три загадки, и она оставит его с собой.». Размечтавшись, юноша споткнулся, и упал, что хорошо не лицом, а на подставленные ладони, немного ободрав их, но лицо сумел отвернуть в сторону от камня, не просто так его педагог тренировал. Дома Учитель рассказывал о тайнах наук, а наставник учил владеть оружием: «Скоро стану эфебом и посвящу волосы Уллю.». Подходя к плато Нида, где по рассказам начинается идейская тропа, он засмотрелся на вид гористой равнины ниже плато, вся местность покрытая кустарником и деревьями показалась великолепной, но он повернулся и пошел по тропе, заросшей по бокам кустами. Встречались и цветы-прекрасные маки, просто необыкновенно- красные здесь. Ну а где цветы, там и пчелы, но ни одна не ужалила юношу, они лишь облетали его с явным интересом. Двигаясь так, юноша продвигался к своей цели, и около громадного зева пещеры, адепт наконец-то увидел жрицу, его наставницу. Она прогуливалась вдоль пещеры, любуясь чудесными цветами. Это была прекрасная девушка двадцати лет, с непокрытыми волосами, как и подобало жрице, в белом платье и сером плаще, с заколкой у левого плеча. Неарх подошел к ней и окликнул:

   — Привет тебе. Я пришел согласно обету отца и приказу жрицы Латоны нашего города, Лато. Я сын архонта, Неарх, должен пройти испытания и посвящения. Я готов, госпожа, — храбро проговорил юноша, почти не заикаясь от волнения.

   — Уже? Только явился уже и на подвиг сгодился? — ответила девушка стихотворно опешившему от неожиданности юноше, не знавшему, что надо ответить девушке. Обычно Неарх за словом в карман не лез, а тут, казалось, столько раз проговоренная про себя речь стерлась из памяти, и он робко мучительно покраснел, и наконец, выдавил из себя:

   — Меня наставляла жрица перед путем в Идейское святилище, я пришел один и без слуги, как должно.

   — Я вижу.. -протяжно ответила она, — Принес с собой еду? Ковш для питья, деревянный с собой? Напиться сможешь в ручье. Ночевать будешь в пещере, а утром я буду приходить и наставлять тебя, кроме меня будет еще трое учителей, я тебя познакомлю с ними.- девушка говорила это, и улыбалась, и улыбка красила ее необыкновенное лицо.

   — А как тебя зовут, повелительница? — спросил послушник, стараясь улыбаться как можно более нахально.

   — Каллифена, — ответила та, — Пошли, покажу тебе твое жилище.

   Они спустились в зев Идейской пещеры по деревянной лестнице, на особых уступах стояли светильники из глины, подошли к нише в скале, где был ворох соломы, постель для юного критянина, рядом стояла простая глиняная амфора, закрытая крышкой, в специальной подставке и светильник с маслом. Юноша бросил свой вьюк с одеялом, новым праздничным хитоном, положил рядом лук со стрелами, и гимны Гомера, записанные на льняном полотне, пергамен был дороговат.

   — Поешь, испей чашку настоя из амфоры, но не больше одной, а то умрешь. Расскажешь о видениях. Побудка на рассвете, к тебе придут учителя. -закончила она строгим голосом, держа руки перед собой, и переводила взгляд с юноши на его простую постель.

   — Спасибо, Каллифена, -сказал Неарх, обернувшись к жрице.

   — Да пока не за что. Не бойся снов, и видений, они могут быть и наяву.

   Девушка ушла, и Неарх видел, как она уже поднимается на лестнице, без нее стало не так хорошо, жрица была великолепно сложена, красива, и сыну архонта стала интересна далеко не только как наставница или хранитель тайн, поэтому он тяжело вздохнул, и открыл суму, где лежали несколько лепешек, мед, сыр, огниво, гребень для волос, запасная тетива, деревянный ковш, новый красивый хитон, бинты и лечебные травы. Он достал ковш, налил туда отвар из амфоры и выпил настой. Немного поседел, но не умер, как втайне боялся (кто знает, что у ведунов на уме),посмотрел на руке- вроде не трясутся, усмехнулся своим страхам, съел лепешку с медом и немного сыра, выбрался наружу, напился из ручья, набрал еще воды в ковш на ночь, и осмотрелся вокруг. Вдалеке виднелся небольшой дом, обычная глиняная хижина с крышей из тростника, очевидно служивший пристанищем жрецам Бога. Он пообещал себе, что следующей ночью совершит вылазку туда обязательно. Вернувшись, разделся и закутался в свое покрывало, подумал о доме, отце и матери, братьях и сестрах, пожелал, что бы у них все было хорошо. Особо ничего не снилось, только родной город Лато, виноцветное море. Скоро пришел рассвет, он проснулся, встал, сходил к ручьё умыться, оделся и поел, даже немного почитал Гомера, его прекрасные песнопения. Вскоре пришел мужчина чуть выше среднего роста, крепкого, но не мощного телосложения, лет тридцати, без бороды с длинными темными волосами, в поводу он вел двух коней, гнедой масти, и не так что бы породных.

   — Здравствуй, Неарх, я учитель воинского мастерства, при храме, со мной ты станешь искусным наездником, копейщиком, стрелком, мечником, сможешь даже обогнать Фидипида, если бы он был жив. Меня зовут Диокл.

   — Здравствуй, учитель, — сказал юноша посмотрев на наставника, высокого и крепкого критянина.

   — Садись на коня, проедем по тропе, где будем заниматься, и ты будешь бегать каждый день, утром и вечером. — заметил учитель, ты постигнешь мастерство воина.

   Они поскакали рядом рысью, и Диокл показывал, как менять аллюр у лошади, как ее не поранить при этом, и так, что - бы не загнать скакуна, Неарх узнал для себя немало нового. Они спешились, и, достав деревянные мечи и раздевшись, стали танцевать пирриху, а затем фехтовать со щитом и без щита, с кинжалом и мечом. Некоторые стойки, с мечом, удары и уклоны, он видел на древних печатях, изображавших воина с длинными волосами, поражавшего врагов ловким выпадом.

   — Помни Неарх, фехтование мечом на коне и в пешем бою, различное, особенно когда стараешься нанести удар пехотинцу. Не зря афиняне с коня действуют только дротиками, а меч для всадника- это на крайний случай. — учил его опытный боец.

   Однажды вечером Диокл пришел к нему с длинной трубкой в деревянном драгоценном футляре с петлями из серебра.

   — Пошли ученик, небо ясное, — сказал наставник, и нетерпеливо стал подталкивать его вперед, они поднялись из пещеры, наверх, небо было чистое, вокруг сияли звезды, и над ними висела полная Луна.

   — Присядь на камень, — приказал ему учитель, и открыл вытянутый ларец и достал трубку, взял рукой более узкий конец, и протянул этим концом к юноше, тот осторожно взял прибор в руку.

   — Посмотри в трубку на Луну, — сказал учитель взволнованным голосом, Неарх не поверил глазам, тут Диокл подошел к нему, и поправил меньшую трубку, что бы она коснулась глаза юноши, и изображение стало ясным, он увидел на Луне темные провалы.

   — Закрой левый глаз. Теперь найди Марс, — добавил наставник, и сам указал его на небе, ученик навел трубку туда, увидел красную планету уже как маленький кружок, а не как звездочку, и две точки рядом.

   — Спасибо учитель, — пробормотал Неарх потрясенно, — а наши мастера великолепны, я видел стекла у ювелиров, но это…

   — Рассказывать об этом никому не стоит, ученик, — явственно произнес Диокл, пряча трубку в ларец.

   С утра они обычно боролись, отрабатывая хитрые удары и уходы, все ухватки были из панкратиона. Вечером же пришла Каллифена, и стала наставлять его в знаниях гимнов, читала ему списки логографов о географии, где находится край земли, мальчику было очень интересно, ведь он сын мореплавателя, не знал много из того, что она ему читала. Так проходило его учение день за днем, он стал много крепче, стал лучше стрелять из лука, хотя всякий критянин лучник, как и мореход, управлялся с мечом уже неплохо. На ночь всякий раз он выпивал чашу настоя, но ничего пока с ним не случалось. Прошло два месяца напряженных тренировок и учения, и так в один из дней, шедший чередом, как обычно, Неарх заканчивал свой ужин у ручья- сыр, лепешки, мед, сушеный виноград и чашу настоя, пора было идти ночевать домой, в пещеру. Он считал уже ее своим домом, Неарх уже хотел спать, потянулся перед сном пару раз, и у кустов на тропинке, увидел зимородка сидевшего на ветвях, и смотревшего на него внимательно, по земле прошуршала ящерица, мимо него пролетело кружась вокруг с десяток пчел, жужжавших вовсе не рассерженно, и не пытались ужалить его. Стало пронзительно тихо, даже сверчки не стрекотали, и не было слышно пения птиц. Быстро смеркалось, и с священной горы внезапно стал наползать внеурочный, очень густой туман, прогоняя его в ставшую уютной пещеру, и адепт поспешил укрыться в своем убежище, где на соломе, покрывшись плащом и одеялом почувствовал себя вполне уютно. Юноша произнес на ночь молитву, немного повертелся, устраиваясь поудобнее, и быстро уснул. Сначала ничего не снилось, а было тяжелое забытье, потом мелькнуло бело- мраморное лицо, и пепельная коса, а затем показалась девичья фигура, очень высокая, гораздо выше Неарха и лицо было укрыто капюшоном плаща, наброшенное на тело, и с длинным тирсом в руке.

   — Это ты именован Неархом? — сразу, без промедления сказала дева сна, -Ты пришел пройти испытания? говорила она с ним глубоким, низким голосом. — И собрался проспать тут семьдесят лет! — весело рассмеялась, так что взялась в эмоциональном порыве за полы плаща, с трудом переводя дыхание, продолжала,

   Неарх же похолодел, и не мог двинуть ни рукой, ни ногой, как будто заледенел.

   — Ох, настроение сразу поднял.. Ты предназначен помогать Избраннику, я должна показать тебе Верх и Низ, Мир богов, Древо Мира, Священный Источник. Пойдем, возьми меня за руку, и не отпускай, а то пропадешь, и я не спасу. — говорила дева снов.

   Набравшись смелости, одеревеневшей рукой, адепт взял правую руку Элисии своей левой рукой, и мир завертелся перед его глазами, это невообразимое ощущение длилось почти минуту, юноша силился проснутся, но это было невозможно, и вот, показалось что- то неявное, попытавшись выпустить руку посланницы, тут же заработал вполне себе небожественный подзатыльник, и весьма надо сказать увесистый, и дева зашептала :

   — Не смей, не только погибнешь, исчезнешь без следа.

   Неарх открыл полуприкрытые глаза, попытался осмотреться. Под ним была каменистая земля, с кое- где растущим кустарником, с бледными цветами, которые едва пахли, но очень приятно, вокруг все было неявно и нечетко, как будто затянутое плотной дымкой, и дымка эта не рассеивалась. Прошли несколько шагов, и перед ними из тумана, словно вывалился необъятный ствол исполинского древа, и лишь на еле видимой высоте угадывались в дымке ветви, кое- где покрытые громадными листьями. Небо было серое, все скрытое облаками, и солнце не видно, ветра так же не было совсем. Местечко неуютное, подумалось юноше, он опять оглянулся на деву, но лица все равно не увидел, одну лишь ослепительную тьму под капюшоном.

   — Мы на месте выбора, это Мировое Древо. Я здесь живу, и брат Улль также.

   — Мрачно здесь, — сказал Неарх, — а где он?

   — На вопрос твой не отвечу я.

   — Ты не готов, поэтому ты видишь пока так, — ответила Элисия. — Смотри, вот и ручей и колодец рядом с Древом. — она сказала эти слова.

   И он прозрел, и туман рассеялся, и увидел уже прекраснейшие луга покрытые цветами, в воздухе стоял чудесный аромат цветов, порхали бабочки, и иногда они кружились вокруг богини, создавая просто спираль из воздушных цветов, небо было ослепительно синее, светило солнце, около же Дерева обнаружились две лежащие львицы, внимательно смотрящие на критянина, а еще далее, ранее принятые просто за валуны, сидели грифоны с золотыми гривами и крыльями, иногда раскрывая клюв, но не оглашая окрестности своим легендарным криком, убивающим всех смертных. Вокруг древа обвивалась золотая цепь, один конец ее доставал до самого неба, где и терялся в облаках, а другой опускался к земле, вился среди громадных корней, корней, вернее пучков корней было три, и посмотрев ниже, он испытал ни с чем не сравнимый ужас- критянин увидел бесконечно свивающиеся кольца Великого серого червя, или Змея, или Дракона, Самого Великого Кроноса или же Пифона, как не называй, все едино. Именно по его кольцам скользят души людей в царство Мертвых по Ледяному Мосту. Рядом с корнями выбивался из земли источник воды, и тут же был колодец, и Элисия называла все, так что слова ее отпечатывались в памяти, и их невозможно было забыть, дева называла его Урд, и то, что это источник живой воды.

   — Я увидел Гомерову цепь золотую, как он писал: « Не коснулся я Золотой цепи», — сказал юноша с печалью в голосе,

   — Не грусти морячок, — заметила Дева, — если бы я позволила тебе ее коснуться, тебя бы ждала иная судьба.

   — Так это, хорошее место, мои поля, прекрасные луга и цветы, могут видеть души тех, кто не творил зла, а что видят здесь души тех, кто творил зло, ты уже видел- Мокрую Морось, добрые люди же видят Елисейские Поля,

   — Так что же я злой? спросил Неарх, и я буду мучиться вечно без пения птиц, красоты цветов и синего неба?

   — Тебе показано отчасти, как выглядит мой мир, но ты не умер, и не можешь здесь быть, и видишь моими по моей воле моими глазами.

   — Почему я не могу видеть тебя наяву?

   — Нельзя, я могу быть среди людей, лишь когда буду воплощена в человеческой сущности, или только во сне, и показаться избранным.

   — Что ты там смотришь на мою спину, — он бы поклялся что она смеется, если бы мрак мог смеяться. — Крылья что ли мои ищешь под плащом? С крыльями не получилось, ты уж извини, мореход.

   — То есть ты рождалась на Земле, как человек, госпожа?

   — И не единожды. Но остального не скажу, подготовлю тебя к испытаниям. Ты должен будешь отгадать три загадки, которые тебе даст Каллифена, и помни, что хитрость не запрещена, а потом будешь очищен вином -образом Ихора,

   — Что же такое Ихор?

   — Кровь богов, я тебе покажу, вдруг в ее руке из ниоткуда сверкнул огненный кинжал, и она провела им по запястью, Неарх нахмурился от ожидания чужой боли, боли девушки, но темнота вместо лица Элисии была непроницаемой, и вот, из под ножа потекла струя прозрачной жидкости. Сын архонта не мог отвести взгляд от текущих капель, которые стекали узенькой струйкой на землю, и уже дернулся остановить, не кровь, а нечто иное…

   — У тебя нет шрамов, Неарх? -спросила богиня.

   — На предплечье, — и она ни слова не говоря, поднесла свое запястье к его предплечью, и недавняя рана, на которую потек ихор, на глазах побледнела и шрам пропал совершенно, а потом коснулась ладонью его плеча.

   — Что хмуришься? Гляди веселей! Мне не больно, хотя не скрою приятно, когда за тебя волнуются. Это тебе на память обо мне, будешь помнить, что это был не совсем сон.

   Неарх стал просыпаться, но открыть глаза не мог, в пещере стало ощутимо холоднее, спазмы сковали мышцы, как будто ставшие медными, тело обуяло чувство не страха, нет, чего-то чужого, находящегося рядом, и при этом совершенно иного, неявного и неясного. Наконец это нечто покинуло пещеру, и Неарх смог открыть глаза, уже рассвело, и он побежал умываться, и гномон показывал час.

   Пришла Каллифена, принесла лепешки и мед, свежее полотенце, быстро сверкнула глазами по плечам и рукам Неарха, потом ее зрачки неимоверно расширились, будто увидела что-то важное, но она не подала виду, даже намека.

   — Садись Неарх, — сказала она необыкновенно и непривычным ласковым голосом, и показала сесть на раскладное кресло, и тот сразу напрягся, почувствовав намек,

   — Спалось то хорошо сегодня ночью? –спросила жрица и внимательно смотрела в глаза адепта, не отрываясь.

   — Да неплохо, -соврал он.

   — Сны наверное, хорошие снились? — опять спросила жрица.

   — Интересные, сказал Неарх неразборчиво, дожевывая лепешку с медом, -А ты хорошо готовишь, не думал, что жрицы такие мастерицы.

   — Ешь на здоровье, скоро в путь дорогу собираться будешь.

   — Уже? Я же испытания не прошел?

   — Ты где, сердешный руку-то обжег? — сказала она, цепко схватив его за правую руку, и показывая ему ожог от вчерашнего прикосновения Элисии.

   — И как, богиня явила тебе свое лицо? — юноша скользнул глазом на свое плечо, и заметил шрам, скорее красное пятнышко в виде куриной лапки, или трезубца, только совсем небольшого, которого вчера и не заметил.

   Неарх попытался вырваться, но тщетно, несмотря на небольшой рост жрица обладала недюжинной силой, и рывки посвященного были тщетны,

   — Не сподобился я, чего-то. — ответил молодой моряк.

   — Богиня тебя отметила, — добавила Каллифена, и погладила это место, ожог с каким то уважением, и уже смотрела на юношу, почти как на равного. — Носи хитон с рукавами, что бы чужие не видели, и вот тебе первый подарок на память, что прошел испытание, и она протянула ему витой серебряный браслет, с двумя спиралями, обращенными друг к другу.- По этому браслету другой посвященный тебя узнает, носи его на плече. Как, голова не кружится, чувствуешь себя нормально?

   — Да неплохо, — соврал Неарх. Не хватало ему еще девушке жаловаться!

   — К вечеру лекарство принесу, сегодня отдохни, а завтра начнем по-новому-закончила она свою речь, отдала провизию, и пошла в свой домик. На нее все-таки было приятно смотреть, не смотря что она жрица, и была очень красива и умна, да и очень сильна, как оказалось. Наставница поднималась по тропе обворожительной походкой, ее плащ, тонкой работы из хорошего полотна был накинут на хитон, ветер чуть приподнимал его при каждом ее шаге, лучи солнца попадали на ее темно-рыжие волосы, и они блестели золотом, а не медью, и не обращала внимания, или делала вид, что не обращает внимание на восхищенные взгляды ученика.

   Неарх с трудом отвел взгляд от красавицы, доел завтрак, собрал провизию для обеда, что бы убрать в сосуд до полудня, посмотрел на гномон, время еще было предостаточно, и приготовился почитать Геродота. Хотя чего там? Теперь сам почти как Аристей стал, подумал он и ухмыльнулся. Еще раз посмотрел на ожог и браслет на плече, и пошел в пещеру, чувствовал себя он очень нехорошо, голова жестоко кружилась, ломило темя и затылок. Добравшись до лежанки, попытался почитать, но заснул, и на этот раз ему снилась только семья. Разбудила его Каллифена, жестко тряся его за плечо.

   — Вставай, тебя ждет посвящение в таинства. Здесь все оставь, скоро вернешься. Ты надеюсь, хорошо выспался, полегчало после вчерашнего, видеть богиню страшный труд, а то с утра зеленый был просто, как весенняя трава. Пришли из храма жрицы, я одна не могу провести таинство, рядом с домиком пещера небольшая, сейчас туда идем. — все это она говорила, когда шла рядом с Неархом, показывая ему дорогу.

   Шли не так долго, в дом жриц не заходили, а обошли его по тропе, искомую малую пещеру увидели сразу, из-за поворота она возникла, будто из ниоткуда, рядом стояли три жрицы, и две музыкантши со свирелями, горели факелы в их руках, хотя еще светило солнце и было светло.

   — Приветствуем тебя Неарх, прошедший путешествие в Царство богов, раздевайся, и будь готов к таинству, -сказали ему служительницы Латоны, -Ты посвященный, но нужен еще один обряд. Он поспешно скинул с себя хитон и сандалии, оставшись обнаженным, хотя стесняясь раздеться перед женщинами, но успокоил себя тем то это необходимо, и кроме того выглядит неплохо. Тут свирели заиграли бешеный темп, Неарх сразу узнал пирриху, так что сразу усталость прошла, ведь эта музыка ведет в бой, и воины не чувствуют усталости под весом оружия. Жрицы шли с боков и перед ним, а сзади шли музыкантши, не снижая темпа, так что это был как будто военный строй, а он новобранец, шедший за знаменами на смотре, и пройдя немного, оказались на пороге пещеры, освещаемой факелами. Дальше, в глубине стоял ленос, мраморный саркофаг овальной формы, украшенный рельефами с эпизодами жизни Диониса. Жаль время рассматривать нет, но Неарх рассмотрел львиные головы, и Диониса с тирсом, держащего за руку Ариадну. Помещение освещалось четырьмя бронзовыми светильниками, которые были отлиты в виде львиц, стоящих на задних лапах, опирающихся на столб, в который заливалось светильное масло. Процессия остановилась, но мелодия не переставала играть, и старшая жрица стала держать речь:

   — Мы привели неофита, готового к очищению и принятию клятв, пусть кровь Диониса очистит его, в память о жертве Диониса, своей кровью создавшего мир. Кровь к крови, Жизнь к жизни.

   Она привела его к леносу, полному до краев белого вина, цвета крови бога, и критянин взявшись за край белоснежного мраморного борта леноса, стал аккуратно погружаться в него, расположившись в нем поудобнее, смог вытянуть ноги, и вино покрыло его целиком, до самой шеи, и тут, явившиеся служители быстро закрыли крышкой саркофага лежащего в священном вине критянина. Тут уж юноша всерьез был испуган, но не подал и вида, тем более жаловаться было бессмысленно, а даже скрытый вином и мрамором, он слышал песнопения жриц, дословно древних слов он не всегда понимал, но смысл отчасти доходил до его сознания. Жрицы просили Элисию воскресить и очистить нового служителя богов, при помощи вина и божественного ихора. Гимны продолжались долго, но еще не стал задыхаться, все еще продолжалось часа два. Наконец крышку подняли, он стал подниматься из своего мраморного обиталища, с него стекало вино, и ему подали полотенце, далее ему предложили окунуться в глиняную ванну, наполненную уже водой.

   Что он и сделал, смывая следы вина, вытерся насухо, жрицы подали ему новую одежду, украшенной вышитым узором меандра по краю, а подошедшие певчие продолжали распевать гимны Аполлону и Элисии. Флейтистки больше не выводили свои воинственные ритмы, и музыка сменилась звуками лиры, торжественной и негромкой, как бы торжествующей, важной для провозглашения победы богов-близнецов над самим умиранием.

   Закончилась инициация Неарха, и к нему подошла главная жрица, и вручила ему кольцо со знаком двойной спирали, и другой с изображением левой свастики.

   — Ты прошел инициацию, посвящение, теперь ты один из нас, и если потом, когда все закончится, твое служение, мы будем рады твоему возвращению. Жрицы решили не давать тебе другое имя, кроме того, которое тебе дала жрица из Лато, ты остаешься Неархом, — сказала она, смотря в его глаза,

   Юноша заулыбался, думая как он вернется домой, мама приготовит угощение, все будут очень рады. Но госпожа продолжила:

   — Теперь тебе остались испытания, у Диокла и Каллифены, они многому тебя научили, но это необходимо для тебя. Кстати, они тебя уже поджидают, -сказала она строгим голосом,- всего тебе самого лучшего, иерофант.

   — Спасибо госпожа, — ответил юноша, и пошел к своим спутникам.

   Каллифена улыбалась ему, Диокл поприветствовал рукопожатием.

   — Как все прошло? Мне всегда интересно, я -то все лишь наставник.

   — Нормально, было.. — но заметив строгий взгляд учительницы, Неарх чуть изменил ответ, — Занимательно. — и усмехнулся, краем глаза посмотрел на реакцию Каллифены, и та довольно улыбалась и ее кудряшки больше не дрожали от раздражения.

   — Сейчас обед в честь посвящения, потом возвращаемся, и ты дашь ответ на загадки. -и она улыбнулась чуть загадочно, и смотрела она на архонтова сына почти как на равного.

   Столы были в шатре накрыты, всем поставили торжественную серебряную посуду- кубки и блюда. Присутствовало двадцать человек, и двадцать лож приняли обедающих. Сначала главная жрица и Диокл зажгли огонь Аполлона зажигательным стеклом- такую диковину Неарх видел в первый раз, только слышал, и зажгла восковые свечи в честь Улля и Элисии.

   — Богам света угоден свет, сказала она, кровь им не надобна, — проговорила жрица торжественным голосом.

   — Выпьем в честь богов близнецов, и все повторили за ней и выпили вино из чаш, налитых из общего сосуда, в знак общности. Кубки были непростые, такие видел юноша только на изображениях, в виде лебедя- голова и шея были ручкой сосуда, а кубок тоже был продолговатой формы, имитируя тулово птицы. Потом подали различные кушанья, но немного, в основном фрукты, сыры, и печенья, выпили за здоровье Неарха и его наставников, за главную жрицу. Вскоре обед был закончен, и виновники торжества отправились кто в пещеру, и это был юноша, а его учителя в маленький домик рядом, жрицы и служители храма в повозках уехали в Лато.

   День выдался непростым, уже вечерело, солнце клонилось к закату, небо из ослепительно голубого темнело, поднялся небольшой ветерок, и чуть захолодало, юноша зажег глиняный светильник, поспешно скинул подаренный хитон с прекрасной вышивкой, оделся в простой, взбил свой ворох свежего сена уложил старый плащ и приготовил новый, чтобы накрыться, опять разделся, но вдруг услышал наверху, на лестнице, скрип, как будто кто -то спускался по лестнице вниз, услышав это, Неарх поспешно достал припрятанный кинжал (на всякий случай), и пошел посмотреть, кого это на ночь глядя принесло? Пройдя несколько шагов, и встав за угол, он присмотрелся и в сгущавшемся сумраке увидел легкую фигурку Каллифены, закутанную в плащ, так что было видно только ее милое лицо.

   — Разве кто-то собрался напасть на тебя, храбрый воин, -спросила со смехом она, — я решила навестить тебя, проверить, как ты себя чувствуешь после посвящения, мягкая ли у тебя постель, -сказала она, подходя к юноше, взяв его за руку, и посмотрела в его глаза внимательно и с теплотой.

   — У тебя красивые глаза, серые, ты очень красивый мальчик, — с теплотой говорила жрица.

   — Пойдем. -сказала она с глубоким придыханием, ведя его к постели, он заметил, что в ее руке небольшая сума. Она присела на его постель, и знаком пригласила сесть рядом. Неарх внимательно, не отрываясь смотрел на красавицу, пришедшую к нему в гости, на ее прекрасное лицо, на локоны волос, падавшие ей на плечи. Она осторожно положила руку ему на плечо, потрогав шрам, и сказала

   — А богиня меня не отметила, знать, не заслужила еще, — сказала она обиженным голосом, — но зато я встретила тебя. — и положила руку ему на бедро, так что жар охватил юношу, а затем положив руку ему на затылок, поцеловала его, и долго не отрывалась, а другой рукой сбросила с себя плащ, оставшись обнаженной. Неарх изучал ее влюбленными глазами -небольшого роста, с прекрасными, длинными вьющимися волосами, достававшими ей до ягодиц, чуть коренастая, с прекрасными, сильными бедрами и небольшими ногами и округлой грудью, была просто обворожительна. Каллифена достала из сумы небольшую амфору, и простыню, которую постелила на старый плащ Неарха и маленькую подушку для себя, и подняла глаза на посвященного:

   — Иди сюда, мой маленький, — сказала она, привлекая к себе, и мир пропал для Неарха. Ночь прошла, как бы сказал позднее Неарх, будучи умудренным опытом, в оргиастических бдениях, но поутру они заснули. Проснулся первым юноша, а дама, посвящавшая его всю ночь в таинства любви, еще спала на своей подушке, с рассыпавшимися волосами, завернувшись в покрывало, он осторожно выполз из под плаща, и сбегал умылся, и оделся, она, услышав его действия, стала просыпаться жрица, вначале зевнула, потом потянувшись открыла глаза,

   — Доброе утро, — сказал Неарх, и поцеловал ее в губы, та обняв его руками, поцеловала в ответ, коснувшись его тела обнаженной грудью.

   — Мне пора, — улыбнувшись ему, сказала девушка, -Я так думаю, очередные испытания ты прошел, рассмеялась она, потрепав его за волосы.

   — Какие? Я думал, что понравился тебе,

   — Любовь угодна Элисии, а ты угоден ей, укоризненно грозя пальчиком и одеваясь в свой хитон, сказала Каллифена, — И ты мне нравишься, но я должна была наставить тебя и в любви, что бы твоя жизнь была полной, что бы было ради чего жить. Запомни- духовный путь-это путь Аполлона, а путь Диониса- чувственный.

   — А Элисии?

   — Еще и жертвенный, вот так то, мой славный, — присела она, вытянув ноги и одевая сандалии.- Мне пора, пойду, днем встретимся, сказала она и встав на цыпочки, поцеловала его.

   Он поел, и вскоре пришла его наставница, и как ничего не было, стала учить его, показывая приемы письма, а на следующий день назначила испытания.

   — Будешь отгадывать загадки, и всего три, — сказала она,

   — Трудные? — спросил юноша,

   — Для кого как, пожав плечами, ответила жрица,

   — Ты справишься. Наверное, — сказала она, взяв его за руку и посмотрела с любовью в его глаза. Для Неарха трудно прошла ночь перед испытаниями, он пытался искать возможные загадки у Гомера и Геродота, пытаясь набраться мудрости древних, все было бесполезно, но в середине ночи благодетельный сон сморил его. Наутро проснувшись, он быстро умылся и оделся в старый наряд, потом подумал, что день-то торжественный, надел хитон с меандром, не забыв и браслет на руку. Одевая сандалии, увидел Каллифену на склоне, машущую ему призывно рукой, и он пошел, почти побежал навстречу судьбе, и можно сказать, почти, да почти, не волновался. Юноша вошёл в дом, разделённый на несколько перегородок, посередине стоял стол, а за ним в креслах, украшенных богатой резьбой сидела Каллифена и Диокл, незнакомая ему жрица, женщина лет тридцати, с темными завитыми волосами, в красивом темно зеленом платье и плаще, с заколкой в виде львицы из чистого золота, а на ее стройной шее висело золотое ожерелье, в виде крыльев птиц, сомкнутых между собой.

   — Как тебя именуют, юноша? — спросила она,

   — Я назван Неархом, — ответил он, — по повелению жрицы Лето, нашего города.

   — Ты прошел очищение, теперь тебе предстоит посвящение, но сначала, ты должен отгадать три загадки, согласно велению Улля. Итак, начнем.

   Она поставила непростой деревянный стол три статуэтки из серебра: Афродиты, Артемиды и Афины. Афродита была изображена обнажённой, выходящей из жемчужины, Артемида с луком за спиной и с медведем рядом с ней, Афина с щитом в руке.

   — Ответь, неофит, что означают эти статуэтки, их смысл и значение, — сказала она торжествующе и откинулась на спинку кресла,

   Неарх стал думать, у него выбор почти как у Париса с золотым яблоком, а перед ним три богини, и выбор правда, не так жесток, вспоминал он о сне Элисии и Елисейских полях, вспомнил уроки Каллифены, о Артемиде Эфесской, и заговорил:

   — Это все одна богиня, близнец Аполлона- Улля, великая Элисия. Все одна в одном лице, а это лишь ее воплощения, скорее эманации.

   — Ты ответил с умом, и ответ твой правильный, сказала строгим голосом жрица, — Следующий вопрос: В чем смысл Пути Диониса и Пути Аполлона?

   — Это просто, отвечал Неарх, и невольно улыбался, вспоминая ночь любви с прекрасной девушкой и ее наставления, -Путь Диониса познание мира через чувства, а путь Аполлона познание мира через разум, духовный путь. Символом Аполлона является Меандр, а Диониса кисть винограда, и вьющийся плющ.

   — А Элисии, каковы ее символы? — задала еще вопрос

   — Величайший, на каждом эллинском храме он есть, Пальметта, венчающая фриз, как надежда на воскресение, -с готовностью отвечал Неарх.

   — Ты один из нас, Неарх, уже другим, теплым голосом говорила старшая жрица, и если в глазах всей Эллады любой критянин колдун, то там, куда ведет тебя судьба, ты будешь знающим заветы богов в глазах не ведающих. Ты теперь Курет, страж бога, корибант, знающий божественные установления. Прими в знак общности, и носи его с честью, и протянула юноше перстень с изображением левой свастики.

   — Поздравляю тебя, сказал Диокл, — теперь не мальчик, но прошедший посвящение, курет, корибант, мудрый мужчина, — серьезно, правда с каким-то прищуром говорил тот, — Мечом и копьем я владеть тебя научил, старайся выполнить то что должен с честью, теперь ты стал куретом, воином Бога.

   — Ты не должен обрезать волосы, — строго заметила Каллифена, — Помни о наставлениях, и тебе пора отправляться в путь, и я провожу тебя.

   Неарх пошел собирать свои нехитрые пожитки, убрал свою кровать, на самом деле ворох соломы, и забрал свой старый плащ, и суму со свитками. Когда он вернулся, двуколка их уже ждала, Каллифена сидела в повозке, а на козлах сидел пожилой храмовый служка, Диокл оставался у жреческого домика, как всегда крепкий надежный,

   — Прощай парень, и пусть удача будет с тобой, -говорил он иерофанту, -и следи за правильной стойкой, не выворачивай кисть при ударе, и следи за зашагиванием, короче, Неарх, не дай себя убить. И если что то пойдет не так, я тебе всегда рад здесь, помошник мне не помешает, — повторял он, тряся его за плечи, и случайно он поднял рукав хитона, и переменился в лице- побледнел, не от страха, мореход знал, что наставника не напугать, а от неожиданности, и боли за ученика,

   — Не знал, что все так случилось, — и кинул быстрый взгляд на повозку, но жрица отвлеклась и не слышала их, — Избранник богини, — говорил он уже очень тихо, -Помолись за нас, — повторил он, и приложил кулак к лбу и легко поклонился, — Будь осторожен и не говори никому о знаке. Прощай и будь счастлив, если получится, — говорил он, а Неарх уже садился в повозку, возница дернул вожжи, и путники двинулись в путь.

ГЛАВА 2 ОТЪЕЗД

Повозка весьма сильно тряслась на кочках, а дорога была вовсе не очень ровной, но Неарх неплохо пристроился на тюфяках, и ему было почти удобно, Каллифена тоже сидела на подушках, и чувствовала себя неплохо, но прикрыла себя покрывалом, дабы не привлекать чужих глаз, и что бы пыль не забивалась в лицо и волосы. Повозку прикрывал зонт от солнца, так что его лучи жарили не слишком немилосердно. Ехали конечно медленно, и наблюдали за полями и садами, мимо которых проезжали, ближе к вечеру собирались остановиться на постоялом дворе. Время от времени Каллифена разговаривала своего попутчика:

   — Так значит твой отец Андротим? Мой отец знает твоего отца, он тоже заседает в Совете города Лато,

   Тут Неарх который уютно пристроился на подушках, поперхнулся, представляя реакцию отца на новое знакомство, ведь он даже не эфеб, а у папы был крутой нрав, и с возрастом он не стал тише. Неарху не раз попадало за то, что выходил в море на лодке один, или за то что нырял слишком глубоко, пытаясь найти перстень Миноса в знаменитом озере Вулисмени. Он еще раз посмотрел на жрицу, которая мило улыбалась ему, сидя рядом, и он чувствовал тепло ее бедра через ткань, уже понимая, к чему она клонит, но прикинулся непонимающим.

   — Здорово, это хорошо. Как же я тебя совсем не помню? Мы бы были знакомы.

   — Меня совсем маленькой отдали в храм, и дома я бываю редко.

   — Грустно без родных? — спросил юноша, думая о другом, что она старше его на пять лет, хотя очень красива и умна, но зная критсҡие порядки, и если она поговорит с его матерью, то его женят, и будут стыдить, что он еще упрямится и не ценит своего счастья.

   — Но я и готовлю хорошо, и хозяйство вести умею, и семь у нас очень влиятельная, — говорила она внимательно всматриваясь в реакцию Неарха,

   Юноше жрица очень нравилась, но не нравилось когда принуждали к чему-то. Хотя тут, ничего не изменишь, так было суждено.

   Переночивали на постоялом дворе, и даже блох не было, что странно. Мало помалу приближались к любимому городу, и на постоялом дворе, рядом у ворот, Каллифена приказала остановиться, и пошла в комнату хозяйки переодеться. Вышла оттуда уже писаной красавицей, в одежде ценой в целое состояние, в шелковом хитоне, с таким же шелковом плаще, в прекрасных сандалиях из тисненой кожи, уши оттягивали серьги с привесками в виде змей, на шее бусы из золотых шариков, на голове золотые височные кольца, волосы уложены и ниспадали волной, Неарх не мог отвести глаз от красавицы.

   — Тебе нравится, Неарх? — посмотрела он на него, и лукаво улыбнулась.

   — Нельзя глаз отвести — ответил слегка потерявшийся юноша, — а зачем так — то?

   — Не могу же я твоим родителям абы как показаться, как замарашка какая, -сказала девушка

   Они сели в повозку, и уже вскоре были у усадьбы Андротима, архонта Лато. Дом был такой же, как был перед уходом Неарха, с неширокой каменной мостовой и канавой для воды, оградой в рост человека из грубого камня, с плющом, легко ее преодолевающим. Выше забора выросли плодовые деревья, и виднелась красная черепичная крыша дома. Юноша постучал в ворота бронзовым кольцом, почти сразу им дубовые створки открыл домашний раб, но одетый празднично. «Что случилось? Подумалось Неарху, я точно не сообщал родным, когда вернусь». Из сада раздался крик отца: -Кто пришел?

   — Это я, отец, — прокричал в ответ Неарх, и навстречу ему уже шли родные, с гостями, которых он не знал, но посмотрев на свою спутницу, понял, что она-то хорошо их знает. Сначала к ним прибежали его сестры, Гелланика и Береника, и наперебой стали спрашивать брата,

   — Неарх, ты к нам на совсем? А как там в горах? А подарки привез? -тараторили они наперебой, и брат вручил подарки каждой - кожаные тисненые пояски, похожие, что бы не передрались между собой, после это они стали таращиться на Каллифену, и выспрашивать ее:

   — А ты кто? А ты надолго? А ты правда жрица? А змея у тебя есть? так что даже слово вставить бедная девушка не могла,

   — А она красивая, правда братец, -утвердила хитрющая Береника, и посмотрела на диво честными широко открытыми глазами в глаза Неарха, а Гелланика громко засмеялась, так что все кудряшки смеялись вместе с ней, так что им удалось вогнать в краску и жрицу и курета.

   Тут подошли отец и мать морехода, и с ними отец и мать Каллифены, мама, Горго, взяла на руки маленьких хохотушек, и унесла их к столу с угощением, а Андротим, крепко обнял сына, а Клеон и Рада обняли и поцеловали Каллифену, свою дочь.

   — Здравствуй, сынок, возмужал, в жреческом наряде, и вернулся вовремя, месяца через три отплывает корабль в Македонию, поедешь в гости к Филиппу Македонскому и его сыну Александру.

   — И ты здравствуй, красавица, дочерь моего друга Клеона, прекрасная как утренняя Заря. Ведь не зря же твою мать зовут Рада (светоносная).

   — Присядем за стол и поговорим, -сказал Андротим всем, и хозяева и гости пошли в небольшой сад, с прекрасными грушами и персиками, увитый плющом, со столом в центре, где и расселись у готовых приборов с едой. Было множество разносолов, но Неарху было не до еды, с ним рядом посадили Каллифену, она радостно улыбалась, и подкладывала ему на блюдо кусочек зайца, белого хлеба, и следила за тем, что бы он поел.

   — Дело, конечно решенное, — утвердил Андротим, и ему согласно кивнули Клеон с Радой, и Горго, вернувшаяся из дома, уложившая спать дочерей.

   — Ты, Неарх, женишься на Каллифене, и не смей мне возражать. Ты знаешь, что на Крите у нас старые обычаи, и мы их чтим, девушка тебя выбрала, ты был не против, и во имя Афродиты, вы поженитесь. Тянуть нечего, все готово, с Клеоном мы все обсудили, свадьба завтра, -с этими словами Каллифена зарделась и опустила глаза, а Неарх и не возражал, во -первых бессмысленно, а во -вторых для чего? Ведь девушка ему нравилась.

   — Неарх, выйди из-за стола, на пару клепсидр, поговорим с тобой, — сказал ему отец, юноша поднялся и пошел вслед за отцом за угол дома.

   — Сын, я понимаю, ты молод, но жрица согласна вас поженить, и ты, — при этом он крепко вял его за плечи могучими руками, — сын у меня один, и я не хочу думать, что ты погибнешь, а наш род прервется, — и тут он улыбнулся, -ты уже взрослый, и я на тебя рассчитываю. Девушка очень красивая, тебя любит, из очень влиятельной семьи, так что я даже рад, что вы теперь вместе. Уедешь, не беспокойся — и ты жреческого сословия, и она, так что это не будет оскорблением для нее и ее семьи. Да, и за ней Клеон дает немалое приданое.

   — Я понимаю, отец, и мне она дорога, — ответил сын, и отец улыбнулся, и одобрительно похлопал его по плечу,

   — Пошли к гостям, сказал Андротим.

   Они сели к сотрапезникам, а Каллифена была вся пунцовая, но смеялась, Неарх склонился к ней и тихо спросил,

   — Что случилось?

   — Меня тут кое-чему учили, — ответила она и засмеялась, улыбка очень ее красила, а золотые серьги на пунцовой кожи смотрелись просто великолепно.

   — Ну ладно, пора расходится, завтра встретимся у храма, — сказал глава дома, и позвал слуг с факелами проводить домой гостей, теперь уже родственников.

   Рано утром домашние архонта были уже на ногах, слуги готовили угощение, а владельцы усадьбы наряжались к церемонии, Горго, мать жениха одела лучшее платье, фамильные драгоценности, голову прикрыла богатой шалью, Андротим был в лучшем льняном хитоне, с богато расшитым плащом, жених тоже разодет не по обычному, в льняной хитон египетской работы и финикиский плащ, сандалии тисненой кожи, и нянька девочек также была одета очень красиво, Гелланика и Береника надели лучшие платья. Все пошли в храм Латоны, и рядом со святилищем их уже ожидали Каллифена и ее родственники, так же торжественные, в своих лучших одеждах. Все поздоровались, и вместе поднялись по стилобату к храмовым дверям, уже открытой жрицей, знакомой Андротиму по тому незабываемому дню, ярко светившее солнце уронило свой луч на жениха и невесту, будто благославляя их, и желая счастья, тот же яркий свет упал на обитую медью дверь святилища, отразившийся в лица гостей. Жрица повела Каллифену и Неарха в храм, как прошедших посвящение, остальных оставили за порогом, так из гостей и родни никто и не узнал, что жрица сказала молодоженам.

   А было сказано многое.

   — Заходите, Каллифена и Неарх, ты девушка, избрала себе непростой путь, Неарх предназначен найти Нового посланника богов, истинного Спасителя, -Каллифена посмотрела на уже теперь мужа с тревогой, — Но, как ты сказала, Элисия смотрит с благосклонностью на него, — и жрица обнажила плечо юноши, осмотрев Знак и браслет, -т ак что буду молить богов за вас обоих, и все обойдется, Ты Неарх, берешь жену старше себя, и жрицу, тоже непростой выбор, и она всегда будет в помощь тебе. Благославляю вас именем богов, и будьте счастливы, — сказала им жрица с радостной улыбҡой, и расцеловала обоих. — И храните тайну, -сказала она на прощанье.

   Молодожены вышли из храма, где их осыпали лепестками роз, и счастливые муж и жена пошли в дом Андротима, и начали праздновать, угощение было уже готово. В саду были выставлены ложа для гостей, которых было немного, еще восемь человек, все члены Совета города Лато. Угощение было прекрасно, а вина тонки и выдержаны, Каллифена была в платье темно красного цвета, как и Неарх, а их ложа были рядом, и столик был один на двоих, молодая жена заботливо подкладывала мужу то тунца, то мурену с виноградом, то тушеного козленка. Слуги передали гостям венки из цветов в честь молодых, которые с восторгом водрузили на свои уже нетрезвые головы. Весь сад был украшен гирляндами цветов, божественный аромат наполнял вечерний воздух, и уже не было так жарко.

   — За здоровье молодых! — звучали возгласы радостных гостей, -Будьте счастливы, во имя всех богов!

   Гости нахваливали угощения, вина, и гостеприимство хозяев. Неарх пил совсем немного, как и Каллифена. Вскоре гости стали расходится, и все пошли провожать молодую чету в брачные покои. Неарх взял теплую ладонь Каллифены и повел ее в теперь уже их комнату, в отцовском доме. Коридор был украшен светильниками, на стенах висели гирлянды из цветов, а слуги пели песни, все были радостны, и им было выдано угощение и подарки, молодой муж открыл дверь, и пустил жену вперед, она со смехом вошла, наступив на ковер перед кроватью. Он помог красавице раздеться, приготовился ко сну сам, и они постарались не разочароваться в планах архонта Андротима обзавестись внуками. Так прошло несколько месяцев, Каллифена служила в храме Лато, домашние в ней души не чаяли, но уже скоро надо было отправляться в путь. Однажды, за неделю до отплытия, Каллифена подошла к Неарху,

   — Муж мой, я стала непраздна, — сказала она с румянцем на щеках,

   Юноша обнял ее и поцеловал,

   — Очень хорошо, а я виноват перед тобой, скоро покину тебя, — с горечью сказал он,

   — Тут нет ничьей вины, судьба, воля богов, и я рада что встретила тебя. Обычные мужчины боятся жриц, и меня могли не взять замуж, -сказала она, качая головой, — Мы счастливы, чего еще желать- она раскинула руки и обняла его и крепко поцеловала.

   — Надо сказать отцу и матери,

   — Да, и моим родителям тоже, — согласилась жена.- Пойдем, время завтрака.

   Они пришли, все уже собрались к трапезе, и Каллифена на ухо сказала эту новость Андротиму, тот просиял, и воскликнул, воздев руки: «Слава богам!». Горго спросила: " В чем дело?».

   — Потом, потом, -ответил архонт, -Лато нас не оставила, что-то забирает, но и награждает.

   Неделя прошла в сборах, у Неарха получился внушительный вьюк добра, и он сопровождал отцовские товары в Македонию-масло, шафран, египетский лен, да и корабль был отцовский, впереди у него было месячное плавание по морю, от острова до острова, до самого Амфиполя, захваченного Филиппом порта на реке Стримон. Корабль был хорошо оснащен, это был торговый корабль, парусный, и стоял в гавани Лато. Когда Неарх с Каллифеной катались на лодке по острову Вулисмени, названого в честь Улля- защитника, они видели это судно. Жена, жрица, но она была истинная критянка, и любила море и корабли, и когда было возможно, до беременности, она с юношей любила купаться в море, тогда она казалась Неарху почти наядой, прекрасной, с развевающимися длинными кудрявыми волосами.

   Вот и наступил печальный день прощания, поклажу Неарха унесли слуги на корабль, и один из них отправлялся с ним в Македонию, ведь неуместно знатному человеку путешествовать одному. Все домашние провожали его до корабя, впереди шли Андротим и Горго, а за ними шли рука под руку Каллифена с Неархом, которая время от времени вглядывалась в его глаза, как будто стараясь запомнить получше. Они прошли по улице, замощенной тесаным камнем, пока жара не опустилась на горд, солнце еще только поднялось над бескрайним морем, и его золотые лучи освещали бескрайние просторы царства Посейдона.

   — Ну, до свиданья, сынок, — сказал, обнимая его Андротим, -богиня тебя избрала, и ты должен сделать необходимое,

   — Возвращайся скорее, — говорила Горго сыну, плача и сглатывая слезы, не пытаясь их скрыть, лишь утирая их платком, — О ребенке мы позаботимся, -повторяла она, обнимая его, и целуя на прощанье.

   — Мать, отпусти сына, -улыбаясь заметил отец, — Дай ему с женой простится, не навсегда он уплывает.

   — Удачи тебе. Я знаю, ты не умрешь там, возвращайся ко мне скорее, -говорила ему Каллифена, тоже вытирая слезы,

   — Не плачь, — шептал ей на ухо Неарх, -все будет хорошо, а через год, и тебя к себе в Амфиполь заберу,

   Она вскинула на него красные глаза, и чуть улыбнулась:

   — Тогда ладно, но через год не смогу, и погладила свой живот, — лучше через два.

   — Вот и договорились, — сказал обрадованный юноша тем, что жена перестала плакать.

   Неарх поднялся по сходням на корабль, слуга уже был на борту, моряки отвязывали канаты, а лодка приготовилась тащить судно на рейд. Юноша видел, как отец махал ему рукой, и желал что-то хорошее, а мать и жена махали платками, в память о Афине- Элисии, покрывший своим покровом эллинов, в знак своей защиты, и утишивший море. Его корабль, «Конь морей», вышел на рейд и распустил парус, ветер был попутный, и погнал судно управляемое опытным кормчим, на север, к новым, неизведанным далям, оставляя любимый город за кормой. Плавание проходило при хорошей погоде, но Неарх не сразу привык к болтанке, сначала его здорово укачивало, когда судно ныряло вниз, а потом взбиралось по волне вверх, матросы необидно пошучивали над ним, неопытным мореходом. Вскоре кормчий взял его в обучение, и продолжил наставления Андротима, учил, как держать корабль при разных направлениях волн, что бы море не било в борт корабля, как прокладывать курс корабля по звездам ночью. Тут юноше было проще, созвездия, их названия, его заставила выучить его жена, когда он учился в Идейской пещере. Кормчий, он же капитан, носил имя, очень подходящее ему- Навкратий, это был крепкий, сорокалетний мужчина с небольшой бородкой, которую он носил, лишь бы не бриться. Слуга Неарха неплохо переносил плаванье, и пристрастился с матросами ловить тунца, в чем показал себя мастером, готовил наживку, и ловко сеткой поддевал рыбу, попавшуюся на крючок. Рыбу готовили, когда корабль приставал в маленькие бухточки Кикладских островов, мимо которых они шли. В море попадались и другие суда, шедшие мимо них, кто в Афины, кто в Эритрею, а некоторые и в Мегары или Византий. Вскоре показался Скирос, где тоже есть гора Олимп, это место где скрывался легендарный Ахиллес и где нашла погибель героя Тесея, а от этого острова до Эвбеи стадий, часть посвященных считала, что это и был остров Схерия, остров Блаженных. Половина пути была пройдена, и теперь Навкратий держал курс вдоль побережья Эвбеи, как раз в тех местах, где флот Ксеркса бороздил воды Эгейского моря. Иногда кормчий звал Неарха к кормилу, то бы отдохнуть, и юноша с радостью брал управление судном на себя, ему нравилось, как в руках отдается каждое движение корабля, толчки волн о борт, переваливание с волн на волну, даже соленые брызги, которые иногда его накрывали. Но ве равно грустил о матери и отце, и о Каллифене, которую оставил вскоре после свадьбы. День шел за днем, и они обошли побережье Эвбеи, прошли мимо Халкидики, и приближались к устью Стримона. Река разделялась на множество рукавов, и опытный лоцман, поднявшийся на борт «Коня морей», умело выбрал правильную протоку, которая привела их к городу. Вода реки была очень чистой, хотя и поросшей тростником, а течение было слабым, так что на веслах подниматься по вверх по течению русла реки морякам было не тяжело. Экипаж корабля видел уже знаменитые Золотые горы Пангеона, давшие баснословное богатство македонскому царю Филиппу. Двадцать стадий отделяло их от Амфиполя, и корабль преодолел их за час. Прибыли благополучно, так что Неарх наблюдал за разгрузкой товаров в склады проксена Андротима, матросы работали споро, использовали в работе полиспасты, зацепляя сетки с товаром, и поворотной балкой опуская на землю гавани, так что слугам проксена не пришлось надрываться, и документы были составлены, и сделка завершена, а часть денег оставались у юноши, а часть дохода Навкратий должен был привезти отцу критянина, а на часть закупали товары в Амфиполе, это была шерсть, кожи, знаменитый македонский мед. А пока Неарх писал два письма, отцу и жене.

   «Каллифене от Неарха привет.

   Любимая жена, добрался до Амфиполя хорошо, в пути видел немало интересного, товары доставил, и для отца закупил что было приказано. Ты, как критянка, знаешь, магию моря. Жаль тебя со мной нет, а так было бы еще лучше. Неарх»

   «Андротиму от Неарха.

   Отец, дошли до Амфиполя в полном порядке, нито не погиб, корабль цел, товары сдал проксену по договоренной цене, и взял товары у него по списку и оговоренной цене, и двадцать мин серебра отправляю с «Навкратием»

   Письма, в которых он написал лишь то что с ним происходило во время плавания, но не то, что было в его сердце, юноша запечатал своим перстнем, и отдал капитану, и сумку с письмами на Крит проксен отдал ему же и десять драхм за труды.

   Дело заняло несколько часов, и вскоре корабль был готов к отплытию на Крит, обратно, в любимый город Лато, сквозь ветры и просторы морской стихии.

   Проксена звали Афиней, и он повел Неарха к себе домой, что бы переночевать, и юноша со слугой, Фригом, который был навьючен вьюками, двинулся в путь. Прошли ворота, проксен перемолвился со стражей, и путники двинулись дальше, по улице, окруженной со всех сторон глухим забором усадеб, пройдя еще немного, пришли к дому Афинея, то постучал кольцом замка о дверь, и слуга — привратник открыл им дверь. Он проводил хозяина и гостя в сад, где все было накрыто к ужину, Неарх, походя прошел по дому, но не заметил ничего особенного, обычный дом, из нескольких комнат, с черепичной крышей, из камня, обмазанных глиной, с маленьким садом, домиком для слуг, и парой хозяйственных построек, все как везде в Элладе.

   — Проходи, Неарх, представлю тебе моей жене, Аглае, и дочерям Антусе и Дианте и Крисанте.

   — Прими меня хозяйка дома, — сказал Неарх поклонившись, — Ваши имена всецело соответствуют вашей красоте, — юноша еще раз склонил голову, маленьие девочки довольно хихикали, и прятались друг за друга, Аглая скромно улыбнулась.

   — Проди, садись, юноша. Раздели с нами трапезу- пригласил его Афиней, Неарх, прежде ем прилечь на обеденное ложе роздал подарки детям и жене проксена, это были мази и притирания с Крита, они очень ценились, и куклы из дерева очень хорошей работы в красивых платьицах, все это приготовила заботливая Каллифена, и лишний раз с теплотой вспомнил о ней Неарх. Домашние были очень рады подаркам, а девочки потеряли всякий интерес к гостю, и убежали в детскую, рассматривать гостинцы. Хозяин дома с видимым удовольствием наблюдал за этим действом, и подождав, когда и жена уйдет, а слуга стал разливать вино по кубкам и разложил угощенье, сказал:

   — Вряд ли это Аристодим придумал с подарками, значит, Неарх тебе очень повезло с женой, -проговорил он держа в руке серебряный кубок, — если бы ты не был жёнат, прости за прямоту, сосватал бы тебе одну из дочерей, тебе всего шестнадцать, дочерям самой младшей восемь, как раз кто-нибудь бы понравился, когда подросли бы, — смеясь добавил он, — но видать неспроста тебя женили, — еще раз оглядел гостя, — ладно, извини, — увидев то Неарх весь подобрался, и губы сжались в линию, — лучше поешь, вот прекрасный угорь, и вино у нас неплохое, — добавил он, отлив вина на землю в знак поклонения, и критянин сделал тоже. Неарх с аппетитом съел рыбу, на земле все-таки есть гораздо проще, и вино было неплохое.

   — Завтра отправишься с караваном в Пеллу, коня для тебя и мула для слуги купил.

   — Спасибо, деньги отдам сейчас же, -ответил хозяину Неарх.

   — Не надо, отец твой уже раньше все оплатил. Он и дом тебе в Амфиполе оплатил, хочешь, осмотри домик-то неподалеку, его и купили, ведь ты будешь при дворе царевича, но свой дом для человека твоего положения необходим.

   — Спасибо, согласен. — кивнул он, соглашаясь.- Завтра зайду. И слуг купили? — сказал он смеясь,

   — Это жена твоя, умница-разумница обо всем подумала. И о усадьбе, и о слугах, обо всем. В доме даже колодец есть, здесь это редкость.

   Неарх только сидел, опустив голову, и легкая усмешка тронула его губы, какой же он еще неразумный еще, по сравнению с женой.

   — Ладно, проксен, постараюсь сделать все как надо для моей семьи, — ответил юноша, и Афиней одобрительно хлопнул его по плечу, задев браслет,

   — Что это у тебя? — удивился проксен,

   — Ты кто? В свои шестнадцать лет?

   Неарх мигом спрыгнул с ложа, оказавшись рядом с хозяином дома, изменившимся в лице от страха,

   — Клянись, проксен, ты знаешь моего отца, тебе выгодно торговать с нами, и мы никогда не лгали тебе, это не во зло ни тебе, ни царской семье, клянусь тебе Уллем -Спасителем и Элисией- защитницей, — и тут Неарх надрезал себе руку и уронил каплю крови на землю в знак клятвы.

   — Верю и клянусь богами — олимпийцами, что не раскрою твоей тайны, -ответил тот, — так ты жрец, да и еще посвященный? В твои-то годы? -проговорил он шепотом.

   — Так уж вышло. Кроме тебя, пока никто не догадался, — пожав плечами отвечал курет.

   — Вот и отлично, но пора спать, а то завтра уже тебе в дорогу, — заметил купец.

   Они разошлись, пришел слуга проводить гостя в комнату, он шел со светильником по коридору, и открыл дверь, где уже была застелена кровать, и он лег спать. Сон пришел сразу, пускай он был и в чужом доме. Шелестели цикады, в окно доносился аромат сада, цветов и начавших созревать плодов земли, кровать была отличная, а ремни туго натянуты, солома в тюфяке была свежая, так что Неарх выспался отлично, слуга принес кувшин с водой и таз, что бы юноша вымылся, что он и сделал, позвали завтракать. Завтрак тоже был обычный — лепешки, сыр, мед, сухие абрикосы, запивали разбавленным вином, и вскоре трапеза была закончена, и Афиней со своим слугой поехал на повозке провожать Неарха до ворот Амфиполя, где его ждал караван, отправлявшийся в Пеллу. Проехали мимо неархова дома, забор был красивый, недавно забеленный известкой, они постучались, им быстро открыл привратник, и подошла семейная пара, которым был поручен дом, Неарх поздоровался с ними, дал поручения, что бы следили за порядком, и Афиней обещал приглядывать за имуществом сына архонта. Вскоре добрались до ворот, за которыми был уже собран караван, это были три десятка мулов с поклажей, пять повозок, и десять верховых охраны, двое купцов и их слуги. Юноша достал из вьюка лук и колчан со стрелами, а кинжал и так висел на поясе рядом с кошелем, слуга же был вооружен палицей, и у него был посох. Юный критянин сердечно пожал руку Афинею на прощанье, и напомнил ему о клятве. Старший купец скомандовал трогаться, и путники двинулись по дороге. Местность была весьма живописной, проехали мимо озера большого озера, деревья росли здесь более охотно, чем в остальной Греции, но собственно это была не Эллада, а Фракия, и к тому же следовало заботиться о том, что бы не угодить в лапы разбойникам, а их тут бродило не мало, в основном фракийцы и пеоны, правда вдоль дороги были построены сторожевые башни с несколькими десятками конников гарнизона каждая, хотя, если точнее, человек по тридцать, не больше. Вдоль дороги попадались постоялые дворы, но нельзя сказать, что слишком часто. Во главе каравана двигались восемь всадников, вооруженных дротиками и мечами, и небольшой круглый щит был за спиной каждого, далее двигались повозки, а за ними мулы с поклажей, с ними ехали купцы со слугами, а замыкал этот строй Неарх с слугой. Двигались несколько часов подряд, давая отдых коням и людям в середине дня, а потом ехали до того, как начинало смеркаться, тогда разбивали лагерь, ставили повозки кругом, и охрана меняясь, сторожила поклажу и людей, а остальные спокойно ужинали и отдыхали. Так прошло четыре дня, за это время Неарх успел пообщаться с обоими купцами, их звали, как ни смешно, Левконом и Мелоном, а надо сказать, их имена соответствовали внешности, Левкон был светлый, а Мелон обладал иссиня черной шевелюрой, они оба тоже были из Амфиполя. Но следующий день начался неважно, а закончился еще хуже. Слуги запрягли мулов в одну повозку неправильно, слишком сильно затянули хомуты, и те заупрямились, стали сопровождающие впрягаться в телегу, и сломали колесо, та завалилась набок, товар полетел на землю, стали собирать рассыпавшиеся тюки, Левкон и Мелон побежали разбираться с неустройством, и все это заняло немало времени. Наконец двинулись в путь, но нетерпеливая охрана ускакала вперед, и попала в засаду фракийцев, так что все слышали только крики и ржание коней, вырвались и прискакали назад только трое из десяти всадников, и в этот момент пятнадцать легковооруженных горцев напали на кибитки торговцев. Пельтасты фракийцев кричали что-то и метко метали дротики, так что убили двух возниц, и трех слуг, но Неарх быстро вытащил свой лук, и вспоминая с благодарностью уроки Диокла на Крите, приложился, натянул стрелу, и один фракиец уже катался по траве, крутясь от страшной боли, и посылая стрелу за стрелой поразил еще четверых, та что остальные нападающие спрятались за валуном в пятидесяти шагах от них. И уже в Неарха полетело несколько дротиков, и очень хорошо, что вовремя их заметил, и они воткнулись в борт телеги рядом с критянином, а один из них оцарапал юному стрелку плечо, и рассекло рукав хитона. К юноше подползли оба купца с мечами и щитами, и Левкон одобрительно похлопал его по плечу, высунулся из-за колеса и получил удар дротика в предплечье, выронив меч из руки, и глухо застонав при этом.

   — Неарх, ты отличный стрелок, ты здорово помог, — сказал с перекошенным лицом Мелон, — будь осторожен, на тебя вся надежда, рядом с ними сидел наготове и слуга Неарха со связкой дротиков и палицей.

   — Дела плохи, Мелон, бери дротик и закрывайся щитом, ты слева, я справа, попадаем в цель, и прячемся, пока фракийцы нас не обошли, потом трое наших верховых галопом скачут и рубят фракийцев, — сказал юноша, — Давай, быстро.

   Один быстро спустил стрелу, другой метнул дротик, оба попали, и врагов осталось восемь, и эллины моментально упали на землю, и ответный удар поразил лишь край щита Мелона, отскочив от медной обивки. В это время слуга перетягивал предплечье Левкона, его лицо посерело от боли. Трое всадников, опомнившись, подскочили к грабителям, и сначала кинув дротики, и попали в упор в троих, на остальных верховые кинулись с мечами, но опытные горцы смогли достать одного из верховых, и он покатился наземь, но всадники посекли еще троих, упавших в лужи собственной крови, но двое горцев смогли скрыться в зарослях.

   — Отлично! — восторженно вскричал Левкон, беря дротик в руку,

   — Сейчас прибегут те, кто побил наших всадников, — вздохнул Мелон с перекошенным лицом, его стал бить боевой озноб.

   — Слуги приготовились к схватке, успели вооружиться, и надо наших верховых спрятать за валуном. И телеги сдвинуть, из-за них мы устоим против разбойников, — сказал Неарх.

   — Молодец, парень, — похвалил его Мелон, и стал быстро приказывать возчикам сделать баррикаду из телег, слуги стали моментально выполнять требуемое.

   Вдруг стал слышен стук копыт о землю, на глазах торговцев отразился испуг, а вдруг это конные фракийцы? Но судьба была благосклонна к путникам-то были македоняне, а впереди тридцати конных тяжеловооруженных воинов скакал юноша, почти мальчик, с развевающимися на ветру белокурыми волосами, Неарху потом сказали, что это и есть Александр.

ГЛАВА 3 ПРИ ДВОРЕ АЛЕКСАНДРА

— Приветствую вас, гости! Я рад здесь вас видеть, а вы меня, наверное, еще больше, но я пришел встретить Неарха, критянина назначенного ко мне в свиту! Надеюсь, он жив и я успел вовремя! — громко и отчетливо, как перед строем войска, сказал царевич. Тем временем, всадники его свиты, рассыпавшись веером, и прочесывали окрестности.

   — Я здесь! — воскликнул Неарх, убирая лук в горит и закидывая вместе с колчаном за спину, вышел вперед, Александр увидев его, тут же спешился, а высокий и красивый юноша, как стало известно позже, Гефестион, сидя верхом, взял его коня под уздцы.

   — Здравствуй, Неарх, я- Александр (тогда его звали детским именем, но оно забылось), сын Филиппа, Аргеад. Ты с Крита?

   — Да, с Крита, я сын архонта Андротима из города Лато, прибыл в твою свиту во исполнение воли богов.

   — Да, все критяне- колдуны, — сказал он, улыбнувшись, и чуть наклонив голову налево. Он прошел, гибкой походкой, не спеша к валуну, осматривая убитых и раненых фракийцев, лежащих в траве. За ним следовало десять человек свиты на конях.

   — Купцы! Слуг сюда, перевязать раненых! — и он склонился к одному, рыжему веснушчатому фракийцу, который придерживал бедро, насквозь пронзенное стрелой критянина.

   — Ты отличный лучник, Неарх, но какой ты лекарь? Иди сюда, давай перевяжем парня, — позвал он нового свитского, тот посмотрел с сомнением на Гефестиона, тот пожал просто плечами, видно это было привычным для него.

   — Иди, иди сюда Неарх, я не добиваю пленных, принеси чистую ткань возьми и уксус.

   Неарх взял требуемые вещи в повозке и подошел к уже сидящему на траве пленному, царевич уже разрезал штанину ножом, и взяв флягу с уксусом, намочил в нем лоскут ткани, отер место ранения, увидел, что кость не задета, а часть наконечника вышла с другой стороны бедра, чуть потянул стрелу.

   — Наконечники у тебя скифские? Лопастные? Надеюсь без ненужных шипов? — спрашивал он, а критянин лишь кивал в ответ, поддерживая ногу раненого.

   — Держи крепко, — и что- то сказал по — фракийски пленному, от чего тот крепко сжал челюсти, и царевич осторожно, но быстро дернул стрелу по раневому каналу, раненый охнул, и навалился на Неарха, но он вовремя подхватил горца, а Александр ловко положил плотную ткань на раны, и стал крепко и умело бинтовать. Так что кровь быстро перестала течь.

   — Он твой, — кивнул царевич своему новому этеру, — Хорошо, что не захотел его добить, я этого не люблю. Потом он тебе поклянется, и у тебя будет отличный оруженосец. Посмотрите остальных, можно кому помочь! — крикнул он, — и слуги купцов кинулись исполнять.

   — Царь, возьми фракийцев себе, ты спас нас, они по праву твои, — сказали Левкон и Мелон,

   — Я возьму у вас повозку до крепости, потом она вернется к вам до вечера. И заройте мертвых фракийцев — приказывал он,

   Слуги и работники исполняли приказ, стаскивая убитых, и снимая с них уже ненужные им ценности, а также оружие, которое было дорого, а дорого оно было любое. Левкон и Мелон попрощались с Неархом, и вместе с своим слугой присоединился к свите царевича.

   Свита с Александром и Неархом двинулась в путь, а за ней ехала повозка с пятью фракийцами, забинтованными и связанными, а за повозкой ехали двое конных македонян для охраны. Через пару часов добрались до сторожевой башни, где царевич забрал телегу у гарнизона, и отправил повозку купцам обратно.

   — Куда держим путь? — спросил критянин у высокого спутника царевича,

   — В Миезу, в школу к Аристотелю, — ответил свитский,

   — Меня зовут Неарх, — представился он опять, стараясь быть вежливым.

   — Гефестион, тоже состою в свите Александра, добавил рослый юноша, — До города недалеко, это он решил тебя встретить, царь предупредил, что договорился с твоим отцом, что он тебя пришлет в заложн…,и ну для лучших отношений. Ну и все вышло очень хорошо. Видел, как Александр научился медицине? Это Аристотель нас так хорошо наставляет, и ты будешь учиться, Философия, математика, музыка, астрономия, многие приехали к царевичу лишь бы брать уроки у него, ведь наш учитель из Асклепиадов, потомственный целитель.

   — Отлично, — добавил курет, но подумал про себя — сможет ли он сравнится с корибантами Крита?

   — Ты женат, — спросил Гефестион, осматривая знаки на его хитоне, -Единственный сын у отца. Потом сможешь и ее привезти сюда, не в Миезу, в Македонию, Амфиполь. Года через два. А ты правда колдун? — при этих словах у великана глаза стали круглыми, — на Крите все колдуны, — добавил он утвердительно.

   — Нет, только посвященный, — решил отчасти раскрыться Неарх, что бы его не уличили во лжи.

   Так, в пути, и прошло несколько дней, пока добрались до Миезы. В пути Александр и Неарх, заправские лекари осматривали раненых, давали питье и меняли повязки, и также перевязывали троих легкораненых македонян из свиты царевича, они были весьма искусны, так что никто больных не умер в дороге.

   Показалась Миеза, красивый город, утопающий в садах, отданный Филиппом своему сыну для обучения, и познания. Впрочем, и во владение тоже. Приехав, все спешились, и подошедшие пажи отвели коней в конюшни, и Александр подвел критянина к спасенному фракийцу.

   — Вот твой человек, -сказал царевич, указывая на пленного, — прими его клятву.

   Царь что-то сказал горцу, тот встал с земли, куда их всех высадили из повозки, смотря в лицо Неарха, курет услышал в речи юноши слово" Неарх», и он понял, что представлен пленнику.

   — Его имя Терес, вот возьми кинжал, вложишь в его руки в знак того, что берешь воина на службу, — объяснил македонянин.

   Терес преклонил колено, говорил отчетливо на родном языке, протянул руки к Неарху ладонями вверх, и он вложил в его ладони кинжал с ножнами и поясом, фракиец поклонился, прицепил оружие себе на пояс, и хромая, встал за спиной курета.

   — Теперь он будет сражаться с тобой в бою, как оруженосец, а ты, должен будешь кормить и награждать его, — рассмеялся юный царевич, — Все хорошо, жить будет с моей дружиной, за ним присмотрят и научат эллинскому. А сейчас пойдем в баню, а потом на обед и на урок.

   Баня, это было каменное большое здание, крытое черепицей, внутри которого с одной стороны - душевая, такого Неарх не видел на Крите. Вдоль потолка шли бронзовые трубы для воды, и два десятка леек, в виде листьев лотоса, из которых изливалась вода на моющихся, и на полу решетки для слива воды, и пол был притом мраморный, с изображением лесов и моря. Все друзья Александра пошли в баню - Гефестион, Гарпал, Евмен, Птолемей, Леоннат, Филота, Неарх, Эригий, Лаомедон, все юноши из знатных семей. Служитель включил задвижкой воду, и она полилась на моющихся, критянин долго отирал тело губкой, а потом, почувствовав, что чист, вышел в помещение для одевания, где лежала чистая одежда, бело-серая, из тонкого льна, обулся и на скамейке ждал остальных. Вскоре все вышли, и посидев немного, пошли поесть, трапеза была очень простая, и курету было любопытно-обычные лепешки, сыр, мед и разбавленное вино, так что поели все быстро, вышли, и направились в сад школы, где Аристотель вел свои уроки. И вот, случилось незабываемое- Неарх увидел великого Аристотеля, это был человек среднего роста, с небольшой бородкой, одетый в одежду мудреца, описанную еще Геродотом- белый льняной хитон и такой же плащ, укрепленный на плече серебряной фибулой. В саду так же стояло кресло для наставника и складные стулья для учеников, и маленькие столики для письма.

   — Новый ученик? — сказал наставник, вопросительно смотря на Неарха,

   — Мое имя Неарх, сын Андротима, из города Лато, с Крита, ответил критянин, — Я теперь в свите царевича.

   — Меня зовут Аристотель, сын Никомаха, — в свою очередь ответил Аристотель.

   — Александр, я слышал, ты делаешь успехи в лекарском деле, успешно лечил восьмерых людей. Это отличный результат.

   Услышав эти слова наставника, царевич прямо расцвел, щеки его порозовели от удовольствия.

   — Но, — добавил Аристотель уже другим тоном, — ты своим мастерством спас и пятерых варваров? Фракийцев? — лицо философа презрительно скривилось,

   — Это прежде всего люди, учитель, и не такие плохие, — ответил с усмешкой царевич,

   — Варвары, — процедил Аристотель.

   — Люди, — утвердил уже ледяным тоном Александр.

   Поняв, что дело принимает нежелательный оборот, а он уже знал, что царевич бывает неудержим в гневе и страшен в ярости, философ перевел урок в русло обучения. Надо сказать, что многого Неарх не изучал на Крите — философию, математику. Астрономию он познал и лучше, и даже два раза Диокл давал ему посмотреть в приближающую трубу с хрустальными линзами, в нее было видно, что на Луне тоже горы, а у Марса два спутника. Более простые стекла для увеличения на Крите распостранены, при помощи составных линз ювелиры делают сложные изделия, всем известные камеи. Но, конечно, мастера берегут секреты этих изделий, и он видел, как при помощи линзы Диокл и жрица зажгли священный огонь Илиоса. Он рассказывал и о свойствах цветов, как распознать полезные, как изготовить целебный настой. Но больше всего полюбились ему уроки философии, когда прогуливаясь по саду, они старались понять, как поступать правильно.

   В Миезу приехали даже механики, и Александр, который никогда не смотрел схватки панкратиатистов, зашел к мастерам. Им предоставили светлый дом и несколько помошников, литейщиков, слуги суетились в доме, разбирая инструмент, развешивая схемы, и собирая большой стол в центре дома. Царевич зашел, и вежливо поздоровался с адептами Гефеста, на столе, рядом с папирусами и пергаменами, лежало собираемое устройство, состоящее из множества шестеренок, и Неарх заинтересовался работой механизма, а рядом на столе лежало то-то похожее на лук с бруском.

   — А это что? — спросил с живым интересом Аргеад.

   — Я назвал этот механизм гастрафетом, — заметил пожилой, но стройный механик с седыми волосами, одетый в серый хитон и прикрытый замшевым фартуком, в простых сандалиях, — Для более дальнего обстрела противника и улучшенной пробиваемости доспехов,

   Александр взял устройство в руку, попробовал взвести механизм рукой, у него не вышло, и отдал механику, тот вставил ногу в крюк внизу механизма и выпрямив спину привел гастрафет в боевое положение. Взял толстую деревянную стрелу, положил ее в желоб прибора.

   — Здесь есть лучники? — спросил мастер.

   — Я могу пользоваться луком, — отозвался Неарх, выйдя вперед,

   — Сколько досок стрела лука пробьет? — добавил он.

   — Одну, на дистанции в полстадия, -уточнил критянин.

   — Возьми юноша механизм в руки, — и он подал курету гастрафет, тот взял его, как показал механик, и механик положил опять стрелу в желоб, показал, что надо навести в угол дома, где стояли две доски, и по команде нажал на крюк спуска, отдача от удара стрелы в живот была внушительная, но с треском стрела пробила обе доски насквозь. Александр подошел посмотреть, и другие этеры тоже стали рассматривать место попадания.

   — Великолепно, мастера вы превзошли себя, отцу я напишу о этом, деньги будут вам выданы. И прибор с шестернями тоже интересен, а для чего он?

   — Для разных автоматов, и для часов, можно фазы луны для жрецов измерять.

   — И время измерять, - поспешно добавил другой.

   — Лучи Солнца на него же не падают, как он время может измерить? -заметил царевич.

   — Можно настроить на измерение равных промежутков времени, за счет пружинного механизма, — добавил мастер, и как улучшение дл водяных мельниц, и машин для подъема воды из шахт.

   — Очень интересно, ты подобен Дедалу, механик, это интересные изделия, так что Птолемей, это все лучше, чем борьбу смотреть. Вам за все приборы заплатят, уважаемые мастера.

   Свита вышла из дома, царевич был в приподнятом настроении, и он о чем-то шептался с Гефестионом.

   Лучшие наездники учили юношей как держаться в седле, как перестраиваться во время боя, управляться копьем и мечом. Неарху нравился конь Александра, как он послушен, как трепетно царевич ухаживает за Буцефалом. Однажды о спросил у Гефестиона,

   — А когда Александр купил Букефала?

   — Ну, это целая история, приготовься слушать, — с готовностью ответил он. и начал свой рассказ, подобный рассказу о Беллерофонте:

   «Однажды к царю Филиппу пришел торговец, и предложил волшебного коня за двенадцать талантов серебра…»

   — Двенадцать? — перебил Неарх, — ни один конь столько не стоит!

   — Не перебивай! — нахмурился Гефестион,

   Царю понравился конь, это был лучший из коней, и он позвал лучших объездчиков, но их всех сбросил чудо-конь. Тогда царь разозлился на торговца, и сказал, что конь заколдован, и никто не сможет на нем ездить. И никто не хотел его объезжать, потому что боялись. И только Александр не испугался, он вспрыгнул на него, и погнал его вихрем, и как вихрь облетел вокруг торжища, а когда вернулся, конь слушался Александра, как ручной.

   Александр слез с взмыленного коня, народ вокруг засиял улыбками. Царь Филипп, тот был так доволен, что просто расплылся в улыбке от радости и гордости за сына. И я стоял неподалеку, не сводил глаз с друга, и был так рад за него, будто сам укротил норовистого жеребца. И Филипп подошел к наследнику царства.

   — Как назовешь коня, Александр? — спросил он сына.

   — Букефал- ответил тот, оглаживая шею коня одной рукой, а другой, держа поводья. Александр весь тоже сиял от счастья.»

   Неарх внимательно смотрел на Гефестиона, друга царя, и думал:

   — Сбылось веленье богов… Как всегда, не так как ожидаешь, но быка Александр укротил, рожден он под звездой, ведь герб Аргеадов священная звезда, порожден священной горой (Олимпиадой)..И совета не попросишь, не у кого..Только жрица с Крита ведает предсказанье..

   Пока Гефестион рассказывал правдивую историю, Александр подошел, и так, что друг его не видел, и знаком показал Неарху ничего не говорить юному оратору,

   — Так сколько уже? Двенадцать талантов? -сказал он смеясь, и хлопнул того по плечу, — Нет, гораздо меньше Неарх, но конь правда, заводной, Букефал, лучше его не бывает, это точно. Ты забыл добавить, Гефестион, что отец прослезился, и добавил, что Македония слишком мала для меня. И тем более, это не просто конь, — он посерьезнел и смотрел в глаза курета, — это как посвящение… У вас, там, на юге, этого нет… А здесь юноша из хорошей семьи, войдя в возраст, должен укротить коня по обычаю. В остальной Элладе такого не понимают.

   — Точно так все и было, — согласился, смеясь, Гефестион, — и я своего укротил.

   Критянин опять посмотрел на Александра, и с восторгом и жалостью, понимая, что ему предстоит, тот стоял против солнца, и Неарху показалось, что вокруг того блеснула криста . Не может быть. Еще не время…

   Разразилась война с Византием, городом на Босфоре, и пришло повеление от Филиппа Александру прибыть в Пеллу, и стать наместником в его отсутствие. Свита скор обралась, и каждый с своими слугами и запасными конями собрался в течении пары часов, и были готовы выступать. Впереди был путь по горным дорогам Македонии до ее столицы, дорога не заняла много времени, и вскоре они были в Пелле, где люди радостно приветствовали шестнадцатилетнего царевича. Людям нравилось, что он не похож на Филиппа- кряжистого могучего бородача, а больше напоминает изображения Диониса или Гермеса- светловолосый, легкий, улыбчивый. На рысях отряд добрался и до дворца Аргеадов, это было очень своеобразное здание, с колоннадами, разновысокой архитектурой, и более всего напоминало по изображениям Эрехтейон Афин. Перед дверями царского дома все спешились, слуги увели коней, оруженосцев отвели в людскую, а этеров проводил дворецкий в внутренний двор дома, а дальше друзей вел сам Александр. Дворец был красив, покрыт изнутри фресками, во многих углах стояли бронзовые светильники, но он не был роскошен сверх меры.

   — Нижний этаж, это во многом место для испытаний, — и он сверкнул глазами на Неарха, внизу там даже леноcы стоят для Дионисийских мистерий, красивые, из мрамора, на саркофаги похожи, — объяснял царевич, широко улыбаясь друзьям с посеревшими лицами, -во времена праздников, пройдете посвящение, да вы не бойтесь, это традиция такая, как в Афинах Элевсинские Мистерии.

   Неарх глазел во все глаза на эту прекрасную постройку, стены из тесаного камня, пол из полированного мрамора, а в главном зале, мимо которого прошли, пол был мозаичный, как и при входе в дворец. В углах коридоров стояли бронзовые светильники на трех или четырех ножках, с изображениями грифонов или львов. И вот, показался внутренний двор-сад Дворца, были расставлены сиденья, и два кресла, в одном сидела прекрасная величественная женщина, а другое было для Александра. Увидев сына, Олимпиада порывисто вскочила, почти подбежала, и крепко обняла Александра, несколько раз поцеловала его, потом потянула его к креслу, усадила напротив себя, вложила в руку чашу с вином, и села сама, и жестом пригласила присесть этеров сына, все сели, но вели себя как-то очень настороженно, ждали чего-то. Слуги разнесли чаши с вином и закуски. И Неарх осторожно присмотрелся к матери царевича. Очень красивая белокурая женщина, с сложной прической, в драгоценном шелковом платье, подпоясанном поясом из золотых чешуек, и с ожерельем из золотых двухголовых орлов, серьги были тончайшей работы, из маленьких цепочек, спускающихся к открытым плечам, на предплечье золотые браслеты с замочками в виде грифонов, и несколькими перстнями на пальцах, один из них с печаткой.

   — Доброе утро, верные друзья, — поздоровалась Олимпиада со всеми, — Я рада, и надеюсь на вас, вы ведь будете сопровождать царевича на войну. Завтра его посвятят в эфебы, — она быстро посмотрела на сына, он же беззаботно взглянул на мать, — Это необходимо, что бы ты мог командовать армией, -объяснила она Александру, — По слухам, меды появились в окрестностях Амфиполя, а это Пангеон, золотые рудники, средства на армию. Так что повремените с этим философом, седлайте коней, разбирайте доспехи, скликайте дружины, время пришло.

   Обед подали, все поели быстро, избегая скабрезных шуток, и разошлись готовиться к завтрашней церемонии. Неарх встал в своей комнате, и слуга принес ему таз и кувшин умыться, курет быстро ополоснулся, оделся в самое лучшее, еще из Крита привезенное, прицепил на пояс кинжал, одел перстень с печаткой , вышел на улицу, где его уже ждал Терес, оруженосец, тоже в лучшем хитоне и сандалиях, друзья подходили со слугами, все выглядели великолепно, и скоро показался сам Александр с матерью, и вся процессия двинулась в храм Аполлона. Жрец отрезал прядку волос, мать просила не отрезать много, и посвятил его в эфебы, и нарек АЛЕКСАНДРОМ.

ГЛАВА 4 ПОХОД ВО ФРАКИЮ

Антипатр и Кассандр быстро собирали легкую пехоту и конницу, фалангиты и катафракты оставались в Пелле, в горах они были бы бесполезны. Подошла тысяча агриан с их вождем, пятьсот фессалийцев, собрали две тысячи димахов и пять тысяч пельтастов и лучников, это было достаточно для похода, и две сотни кибиток для обоза. Пока были сборы, Неарх с Тересом пошли прогуляться к Аресову полю, где тренировались фалангиты. Тренировал их ураг, а наблюдал за всеми гегелох, старший лохаг, македоняне строились по трое в затылок друг другу в полном боевом вооружении с знаменитыми сариссами в руках, атакуя куклу из соломы одновременно тремя копьями, так, что бы в реальном бою поразить врага, один или два удара отвлекающих, а третий смертельный, и так, что бы при этом пика не застревала в мертвом теле. Критянин был впечатлен, но пикой действовал он средне, луком и мечом он владел великолепно, как Терес дротиками и кинжалом. Он сидел рядом со своими слугами, подгоняя ремешки на доспехах, купил самые толковые -из конского волоса крытые холстом, Терему по его просьбе, из железных чешуек.

   — Теперь ты тоже свободен, он обратился к слуге, и зовут тебя Элефтерион (свободный).

   — Ты меня выгоняешь, - с кривой усмешкой спросил слуга.

   — Освобождаю, хочешь остаться — мне клянись в верности.

   — Клянусь не бросить тебя ни на пиру, ни в бою, - поклялся он,- Особенно на пиру, — пошутил Элефтерион, ловко увернувшись от затрещины Тереса.

   — Кони готовы? А запасные? — спросил Неарх у оруженосца.

   — Все готово, господин, все проверил, и вьюки, сухари, солонина, изюм. Все готово.

   Терес отлично влился в отряд оруженосцев этеров, было всего пять драк, и стал своим в этом буйном сообществе, теперь он часто таскался, лучше называть это так, по жрицам любви, с птолемеевым и гефестионовым оруженосцами.

   Армия выступила из Пеллы с рассветом, впереди шли агриане со своими вождями, отряд конницы во главе с Филотой, пехоту вел Кассандр и у него в подчинении был Полиперхон, Эригий и Лаомедон, фессалийцев доверили Леоннату, Евмену взял на себя канцелярию и разведку и не пожалели о этом, а Гарпал стал заниматься снабжением, а Птолемей, Неарх и, конечно, Гефестион остались при Александре.

   От Амфиполя отогнали медов сразу, было всего пара стычек, а далее отряды втянулись в горные проходы, и горцы устраивали засады и нападения, там, где никто не ждал.

   Отряд конницы и пехоты, в полторы тысячи человек, возглавляемый самим царевичем, преследуя большой отряд медов неосмотрительно прошел по горной тропе, но хитрые меды обошли по перевалу, и очутились в тылу Александра, окружив его. Пошли осмотреть тропы Александр с Гефестионом, Неарх и Кассандр, на гребне начинались три тропы, и тут курет увидел это в первый раз..

   — Иди по средней тропе, по средней, впереди пусти лучников по гребню, за ними пойдут пельтасты, а конных и гипаспистов оставь у завала, — говорил он полушепотом как будто сам с собой, от чего всех друзей бросило в жар.

   Он тут же обернулся к друзьям, и улыбнувшись, как обычно, сказал:

   — По средней тропе пойдем, обойдем медов, я знаю.

   — Я поведу, я сам лучник, -предложил Неарх, царевич подошел, посмотрел в его глаза,

   — Все получится, друг мой, — положив руку на предплечья этера, сказал Александр.

   Отряд в триста бойцов быстро собрался, и натянув плащи на голову, воины во главе с Неархом пошли по гребню в обход, его оруженосцы были с ним. Через три часа, ближе к ночи, они увидели горцев ниже себя, так что позиция было великолепная.

   — Всем приготовится, — курет передал приказ урагам, и все лучники приготовились стрелять, а остальные взяли дротики.

   — Давай! — полушепотом скомандовал Неарх, и выстрелил сам, и видел, как полторы сотни стрел и столько же дротиков полетели в медов, и тут же за ними еще и еще. На расстоянии в сто шагов, промахнуться было тяжело, и меды валились десятками на камни, обливаясь кровью, пытались отвечать, но бросали дротики вверх, а не вниз, так что у македонян погибло только десять человек, а раненых тридцать два, даже Неарха чуть зацепил наконечник фракийского дротика. Горцы в отчаянии бросились на завал, но там их уже ждал Александр, и стали бросать оружие и сдаваться македонянам. Взяли в плен более тысячи медов и их вождя, он отдал свой меч лично Александру. Отряд с царем и пленными вышел в одну из долин, где его ждала остальная армия с Полиперхоном и Эригием. Гарпал организовал подвоз продовольствия, солдаты были вполне себе сыты и счастливы, и Александр пошел к пленным, договариваться с вождем.

   Вождь медов сидел с связанными ногами, но руки ему освободили, и стояли рядом пять здоровенных гипаспистов с дубинками, дабы вождю не пришли в голову мятежные мысли. Царевич, улыбаясь, уже в чистом платье, сел в складное кресло напротив вождя.

   — Здравствуй, Рес, - обратился он, — все отряды твои я разбил, ты в плену, пора подумать о мире.

   — Я не буду рабом эллинов, -ответил вождь, гордо закинув голову, и золотая гривна на его шее гордо затопорщилась.

   — Зачем мне рабы? — удивился Александр, -мне и кормить их нечем, чуть усмехнулся он, склонив голову на плечо, -Но крепость твоя будет моей, и поклянешься в верности, и каждый год будешь присылать мне пятьсот легковооруженных и двести всадников, и дашь сына в заложники. И не будешь грабить по дорогам.

   — Но это наши обычаи, - усмехнулся уже Рес.

   — Больше нет, — протянул ему руку Александр, и после паузы, вождь протянул свою, скрепив договор. Дальше клялись в присутствии жрецов, и уже без веревок на ногах мед присутствовал на пиру. Как раз воины убили трех кабанов, и одного отдали царской свите, и его зажарили в яме, долго томив с травами. Пир получился великолепный, но стража была трезва, боялись коварства горцев. Двигались по горным дорогам до города -крепости Реза еще несколько дней. Подойдя к городу, македоняне решили, что все отлично устроилось с медами- крепость была хорошо укреплена, ров и вал были очень широки, и хотя стена была невысокая, он ров и вал были непреодолимы.

   — Нравится крепость, Александр? — спросил Рес, поворачиваясь в седле к тоже конному царевичу.

   — Великолепна, — глядя на город восхищенным взором ответил юноша, - Клянусь, ты не пожалеешь царь о нашем договоре.

   — Я хочу назвать город в честь тебя, Александрополь, - ответил Рес, Александр просто просиял при этих словах, он обожал проявления любви к себе и отвечал сторицей

   — Но гарнизон здесь я оставлю, сто пятьдесят пельтастов , Рес, и хотел бы взглянуть на город внутри, -уже жестче добавил царевич, и фракиец посмотрел на него с уважением и пониманием.

   Всадники подъехали к воротам, и по крику Реса ворота отворились, и в город вошли пельтасты и свита Юного Аргеада. Внутри было несколько приземистых домов, колодец, конюшни, ничего удивительного. Царь общался со своими по- фракийски, а Терес переводил смысл речей:

   « Мы проиграли, но царевич добр, разрешает нам жить по свои обычаям, отпускает пленных, но требует прекратить грабежи, посылать по пятьсот юношей каждый год на службу ему, и сын царя в знак дружбы будет жить у македонян. А также македоняне оставят в крепости гарнизон, и если на медов нападают мезийцы, Александр придет на помощь».

    Старейшины слушавшие царя, согласно кивали, и как передал слуга Неарху, были согласны. Когда царевич услышал слова критянина о этом, он обрадовался этомү ответу старейшин, и подозвал Евмена,

   — Напиши в Пеллу матери и отцу, что я победил медов, — он подумал пару мгновений, — и взял штурмом их крепость и назвал ее Александрополь. Записал Евмен?

   — Да, Александр, — спустя короткое время отдал царевичу два свитка, тот запечатал их своим перстнем и отдал Евмену обратно.

   — Отправь сегодня с вестовыми, отцу и матери. Такие новости им понравятся больше.

   — Рес, через неделю отправишь пятьсот бойцов в Пеллу, а проводит их один из урагов Александрополя, — приказал юный полководец, на эти слова царь медов утвердительно кивнул головой.

   — Александр, если мезийцы придут, ты точно поможешь?

   — Я никогда не лгу, Рес. Я приду с армией, клянусь Зевсом, — при этих словах мед просветлел, кивнул и засобирался размещать своих раненых, и подбирать людей для службы македонянам.

   После дневки у крепости армия возвращалась в Пеллу, возвращалась победителями. Помимо добычи с мертвых, Рес выплатил двадцать талантов серебра, так что было чем оплатить воинам. По пути часть отрядов распустили по домам, и в столицу вернулись лишь гипасписты, этеры и фессалийцы. Только в пути этеры видели, что Александр мрачнел все больше.

   — Что с тобой, Александр, — спросил его ближайший друг Гефестион, и тот посмотрел на него снизу вверх с печалью,

   — Ты же знаешь, Гефестион, они рвут меня на части, как будто можно разделить мою любовь, — отвечал царевич в бессилии повесив свою белокурую голову,

   — О чем это он, — спросил шепотом Неарх у Птолемея,

   — Он любит и мать и отца, а они не очень ладят, да и у Олимпиады очень властный характер, — ответил ему телохранитель Александра.- Надеюсь, что в этот раз все обойдется.

   Въехав в город, царевич распустил отряды по домам, оставив гипаспистов и личную дружину, и вся свита приблизилась ко дворцу, куда Александр послал вестника о своем возвращении, и поскольку в город уже вернулся царь Филипп с удачной войны, то в честь своей победы и победы сына созвал всю знать на пир. Но сначала этеры отправились в баню, в дворце были такие же душевые, как и Миезе, так что удалось комфортно привести себя в порядок, и сменив одежду, этеры пошли в Большой Зал Дворца, но Александр пошел навестить мать, так что пока его не было с друзьями. Зал был богато украшен, и ради торжества, был густо увешан цветочными гирляндами, стояли ложа для гостей и малые столики рядом, и большой стол, на котором и стояли источая божественные ароматы тонкие яства и вина, Ложа Филиппа и Александра были рядом, на некотором возвышении, также пригласили двух аэдов, дабы скрасить слух гостей декламацией и музыкой. Филипп, как хозяин, уже возлежал в венке из цветов, царевича пока не было, а места гостям указывал дворецкий согласно их заслугам и знатности, так что этеры Александра были далеко от царского места. Филипп все мрачнел, и уже подозвал к себе дворецкого, как появился Александр, он был в новой красивой одежде, но собран и бледен,

   — Ты заставляешь себя ждать, мой любимый сын, — с легким укором сказал царь, — ты несомненно свершил немало подвигов, но все же?

   — Извини, отец, — Александр подошел и поцеловал царя в щеку,

   — Твой сын умелый полководец! -громко сказал Пердикка, — у него чутье истинного воина!

   Филиппу очень понравилась похвала умелого командира, и он и не скрывал этого.

   — Спасибо, Антипатру, что он помогал ему, и золотые рудники не пострадали, и меды успокоились. Может быть, ты, наследник излишне добр к побежденным?

   — Я не люблю лить кровь просто так, и лицо Александра чуть скривилось, как от боли, — но лучше живой верный союзник, чем выжженные поля и горы трупов.

   — Ну все-таки ты взял приступом Александрополь, — заметил примирительно Филипп, — на это царевич скромно промолчал, — теперь меды будут посылать нам помощь, добавил царь для своих приближенных. И как раз виночерпии наполнили чаши, и царь провозгласил:

   — За моего сына, Александра, храброго и умного полководца!

   Все радостно закричали и выпили душистого вина. Дальше все пошло веселее -пили за войско, за Македонию, потом аэды стали исполнять отрывки из «Илиады», воспевая подвиги героев, а многие знатные роды македонян напрямую вели свое происхождение от героев троянской войны, по крайней мере так считалось. Дальше уже пили просто много, и молодежь с Александром ускользнула из зала. По пути из зала все друзья царевича заметили, что дворецкий вел флейтисток и гетер для продолжения веселья.

   На следующий день, попрощавшись с отцом и матерью, Александр и его свита собрались и двинулись в Миезу, продолжать обучение у Аристотеля. Они не знали, что осталось учиться меньше двух лет. Аристотель учил главному, что поступать достойно и правильно лучше, и полезнее, чем следовать злу и совершать дурное. Пришло письмо Неарху, что скоро приедет Каллифена с сыном к нему в Амфиполь, и царевич согласился, что это правильно, ведь нехорошо, когда жена далеко от мужа, а муж от жены. Но приехала Каллифена только через два года, после большой войны.

   Разразилась же новая война через два года, Фивы в союзе с Афинами выступили против Македонии. Прискакали гонцы от Филиппа, чтобы собирались этеры и Александр и выступали в Пеллу, и что царевич получит илу в командование. Пришло время расставания с наставником, все собрались, и пошли к его дому. Александр постучал в дверь, открыл престарелый слуга философа, пустил учеников во двор,

   — Проходите, я сейчас позову наставника, — и быстро зашел в дом, из которого почти тут же вышел величественно и не спеша, опираясь на посох, в белых льняных одеждах, приличествующих философам, Аристотель.

   — Здравствуй, Александр, здравствуйте мои достойные ученики, — поздоровался он.

   — Приветствую тебя, Учитель, мы пришли попрощаться, не знаю, свидимся мы или нет, — громко и внятно начал речь сын Филиппа, - началась большая война, и мы должны идти в поход. Мы не зря прошли твое обучение, и надеюсь, ты будешь гордиться нами.

   — Я тоже рад, что вы брали у меня уроки, лучше учеников у меня не было, и не будет. Лучшая благодарность для наставника- это достойное поведение учеников.

   — Ты не будешь стыдиться, что обучал нас, — добавил Александр поклонившись, и так ученики Миезенской школы простились с философом Аристотелем. Так и закончилось их отрочество.

ГЛАВА 5 ВОЙНА

Филипп созывал всех владетельных князей покоренных областей с их дружинами, и успешно готовил из них регулярные войска при помощи Пармениона и Антипатра. Удалось собрать тридцать тысяч пехоты, из них двенадцать тысяч подготовленных фалангитов и три тысячи конницы, из них около восьмисот катафрактов. Александровы гастрафеты были не готовы, хотя царевич желал проверить их в деле, и первый отряд в триста бойцов тренировался вовсю. Но механизм был очень дорогой, обходился ценой в недорогого коня, и когда Филипп узнал сколько он стоит, за обедом он просто поперхнулся. Фивы же собрали одиннадцать тысяч пехоты и полторы тысячи всадников, афиняне навербовали в Аркадии и Мессении пятнадцать тысяч наемников и собрали пятнадцать тысяч пехоты ополчения и тысячу всадников, так что силы были почти равные но у македонян была легкая конница агриан и фракийцев, и они принялись разорять Беотию.

    Парменион и Филипп непрерывно маневрировали, с целью поймать наемников в ловушку в одном из перевалов, и им это удалось, наемники Афин сдались, и пленных отправили на север, во Фракию, держать границу от мезийцев, благо, что наемники быстро разобрались в ситуации, и согласились служить Аргеадам, но не хотели сражаться с Афинами и Фивами. Столкновение было неизбежно, и Лисикл спешно вел афинское ополчение на помощь Фивам, и даже Демосфен так же взял гоплон в руки. Разведка македонян из легкой конницы тревожила афинян и фиванцев, держала их как охотничья собака медведя, и не давая уйти с ровного поля, выгодного македонянам. Филипп спешно вел армию тремя колоннами, конницу и гипаспистов доверил Александру, сам вел фалангитов и пельтастов и фракийскую пехоту.

   Враги разбили лагеря напротив друг друга при Херонее, где и должна была разразиться битва.

   Филипп созвал мирархов на Совет и пирушку, дабы взбодрить перед боем командиров, и еще раз обсудить план сражения. Ближе к полудню подошли все командиры- Парменион с сыном, Антипатр с Кассандром, Клит, Кен, Аттал, Мелеагр, и Александр с неразлучным другом Гефестионом и его телохранителем Птолемеем. Посередине стоял стол с насыпанным песком, и фигурками солдат, обозначающие военные отряды, белые-македоняне, черные-противники, афиняне и фиванцы.

   — Подходите, соратники, — предложил Филипп, все посмотрели на расположение македонян- на левом фланге пехота, в первом ряду- фракийцы и пельтасты, во втором ряду на расстоянии полета стрелы- фаланга, сзади выстроено триста фракийских всадников резерва, на правом фланге выстроена вся конница и гипасписты и бегуны, а также восемьсот катафрактов под командованием Александра.

   — Рискованно, высказался Парменион, — впереди пельтасты? да они разбегутся перед афинянами,

   — В том то и дело, старый друг, — просиял Филипп, моргая своим единственным глазом, - Лисикл, Харес, а особенно Демосфен, люди увлекающиеся, и бросятся преследовать наш авангард и попадут на копья фалангитов и во фланг им ударит Александр гипаспистами, и афиняне буду разбиты, оголят фланг, и мы окружим фиванцев. — пажи стали разносить вино гостям, раздавая наполненные чаши полководцам.

   — А ты, сын, сдерживай фиванцев, и помни - Феаген умен, в засаду его не заманишь, — говорил дальше Филипп, прихлебывая вино, — разбей их конницу, и дождись нашей помощи и не ломай строй и богиня Ника раскроет свои крылья над нами.

   Все согласились, кивая, что план наилучший из возможных, слуги принесли столики с пищей, как всегда одно и тоже - овечий сыр, лепешки и маслины. Никто из гостей не потерял аппетит перед сечей, все был бывалыми бойцами и командирами. Выпили по три чаши, последнюю, за всех богов, и разошлись ко сну.

   Звездное небо над Херонеей стало светлеть на востоке, и в лагерях стали играть побудку, воины немного перекусили, и радуясь что летняя жара еще не началась, облекались в доспехи и выходили строиться согласно расписанию командиров и поколонно уходили в полном порядке на поле, прикрываемые от внезапной атаки врага охранением, Александр, и Филипп, сын и отец, разошлись на разные фланги армии, а с ними встали на свои места в строю дружинники и простые бойцы. Далеко в дымке, было видно, как строятся и афиняне с фиванцами, и там тоже отряд соединялся с отрядом, составляя несокрушимую шеренгу гоплитов.

   Войска в строю подошли друг к другу на расстояние трех полетов стрелы, и Филипп послал в атаку свою легкую пехоту и пельтастов на стену афинян. Лисикл отправил своих пельтастов, но большинство из пельтастов были наемниками, и они теперь служили македонянам на севере, и афинские пельтасты, будучи в меньшинстве, бежали. Теперь Лисикл был вынужден бросить свою пехоту в атаку, отбросив македонян, но тут его подвело чутье, и сыграла свою роль излишняя горячность Демосфена, увлекшего в преследование афинян, а убегающие фракийцы и пельтасты ушли в проходы в фаланге. Но там Антипатр не дремал, и македоняне, уставив вперед сариссы, не дав афинянам построиться, под оглушительный вой флейт и гудков, под звук ужасной пиррихи, атаковали. Эта музыка начисто лишала воинов страха, и не давала почувствовать усталость. Сначала фаланга ударила дротиками, ведь ряды с четвертого по пятнадцатый, это были легковооруженные метатели, так что сначала ополченцев Лисикла стала хлестать буря из легких копий, десятки и десятки воинов были ранены и убиты, а пройдя быстрым шагом полстадия ударили фалангиты, которые не давили щитами, как было привычно в бою гоплитов между собой, они били копьями, длиннее обычных в три раза.

   Каждый ряд македонян бил или в раз, три копья сразу в одного человека, или вразнобой, по команде первого в ряду, или попадали два копья в щит, что бы отклонить его, а третьим поразить противника, и главное, не дать застрять наконечнику в щите или теле врага.

   Так что фалангиты орудовали, как гребцы веслами на корабле, ритмично и согласованно, уничтожая противников, каҡ нос корабля разрезает пену волн. И вот, у строя македонян образовался завал из раненых и убитых афинян, лежащих слоями от двух до пяти человек друг на друге, и заливающих друг друга кровью из ран, и наконец, они дрогнули, не в силах сопротивляться этой машине смерти Филиппа. Сначала подались чуть- чуть назад, а потом и бегом, стремительно с поля боя афинские гоплиты бежали, преследуемые быстроногими фракийцами.

   У Александра все было гораздо тяжелее, сначала македонская конница сбила с поля фиванскую конницу, и фессалийцы стали их преследовать, а царевич до поры посылал отряды пельтастов на фиванцев связывая их боем, не давая ударить. Но, опытный полководец Феаген боялся оголить фланг, лишь когда афиняне стали преследовать македонян, фиванцы бросились в атаку, но Александр утишил их порыв, ударив агрианами во фланг фиванским пехотинцам и маневрировал конницей, не нападая.

    Но лишь когда афиняне бросились в отступление, и Феаген попытался тоже отступить в лагерь организованно, тут царевич бросил сначала в атаку димахов . Всадники стали забрасывать пехотинцев Фив дротиками, а когда они пытались атаковать, рубили их мечами, с правого фланга на них ударили гипасписты, и в схватке Феаген погиб и фиванцы тоже бежали, но Священный отряд стоял непоколебимо.

   Александр увидел этих героев, и в сопровождении этеров подъехал к ним.

   — Сдавайтесь храбрецы, клянусь, я отпущу вас всех домой, — крикнул он этому отряду храбрецов,

   — Мы здесь уже дома, Александр, - закричали ему фиванцы, — Это ты в гостях!

   — Хорошо, крикнул им царевич, - Я окажу вам честь! Ила стройся в линию, бегуны и гипасписты становись в затылок за конными, оруженосцы помогают раненым! — быстро командовал он, и воины бегом выполняли его приказы, катафракты на больших конях, в мощных латах построились в линию, вздев громадные сариссы вверх, и среди них был Александр и все его друзья.

   — Марш, марш, через одного, копьями, вперед, — юношеским голосом скомандовал светловолосый предводитель.

    И вскачь на Букефале, первый, держа сариссу двумя руками, направил ее на одного из фиванцев, но те тоже взяли копья наизготовку и прикрылись щитами. Но разве этот щит может защитить от удара длинного копья катафракта? Раздался оглушительный треск, и лопнул щит, как орех, и осколок копья, сломавшегося в момент удара, проломил грудь отважного пешего бойца, а Александр уже посылал коня назад, к строю бегунов и гипаспистов, что бы поменять копье.

   Но уже другие всадники так же атаковали лучших воинов Фив. Неарх видел Филоту, Эригия, Птолемея, повторявших тот же маневр. В одном из таких заездов Птолемея все-таки задели копьем в руку, через несколько секунд настала очередь Неарха, и он тоже, с сариссой в двух руках, подскочил на коне и ударил копьем в голову фиванца. Наконечник копья пробил медный шлем, как скорлупу яйца, и противник упал, как подкошенный.

    Неарх сразу почувствовал, что уже он валяется на земле, и рана в боку чуть кровоточит, благодаря крепким отцовским доспехам. Сразу поднятся не получилось. Все же, к нему уже мчался на коне Терес, размахивая булавой, слуга моментально спешился, а с другой стороны подбежал Элефтерион. А к ним, ломая строй и надеясь убить хотя бы его, бежали лучшие гвардейцы Фив. Курет поднялся, забросил со спины на левую руку маленький щит, вытащил с сухим треском свой меч из ножен, и закипела схватка.

    Почему-то Неарху припомнилось, что это все происходит на манер «Илиады» Гомера. Завязалась битва за тело Патрокла . (к счастью для него, он не стал пока Патроклом, ведь все-таки пока он был жив). К ним на помощь бросились македонские бегуны, а фиванцы сломали строй, и бой превратился в кровавое побоище. Критянин уже не видел сражения, он лишь мог рубиться верной махайрой . Он бился в паре с Тересом, а Элефтерион прикрывал тыл, одного раскрывшегося фиванца он смог достать рубящим ударом сверху, а другого Терес своим шестопером ударил по плечу, и рука противника превратилась в сплошную рану, так, что его утащили соратники в тыл.

    Схватка продолжалась, и скоро к нему прискакал Птолемей со своими оруженосцами, и изогнувшись, дружески хлопнул его по плечу, от чего Неарх весь скривился - болело все его тело после падения, и струйка крови неприятно стекала по боку, на ногу, и затекала в сандалий.

   — Молодец, колдун! Мы сломали их строй, сейчас дожмем, отходи в тыл, там мои слуги твоих коней поймали, вооружайся, и давай за нами, — сказал телохранитель царевича, и его конь двинулся шагом в гущу битвы, прикрываемый бегунами и гипаспистами.

   Неарх ковылял в тыл, хромая на две ноги сразу, и увидел слуг Птолемея, державших коней, к ним сразу радостно прыжками побежал Терес, но шестопер не бросил, от чего эти люди, не знавшие близко фракийца быстро ретировались. Этот же новоявленный Геракл стал радостно гладить коней и кормить их сухариками. Элефтерион, видя кровь на боку и ноге хозяина, стал стаскивать с него доспехи. Что было всем потом забавно вспоминать, это то, как над ним особенно подсмеивался Гефестион, про то, что он остался в шлеме, но раздетым догола. И что шлем, без сомнения, у него очень красивый, и смотрели все вокруг именно на его шлем и ни на что больше. Слуга промыл его рану, к счастью совсем неглубокую, вином, и положил из сумы подорожник, и наложил тугую повязку из чистого холста. Тем временем битва, превратившаяся в резню, закончилась. Сорок шесть раненых- перераненных фиванских бойцов взяли в плен, и Александр сейчас с ними мучился, стараясь что бы они не умерли. Царевич ведь обожал все редкое, а двести пятьдесят четыре убитых бойца лежали на поле, и он приказал пленным беотийцам копать им могилу. Александр послал за Неархом, и одевшись в запасной хитон критянин, с слугами заковылял под навес, где священнодействовал Александр. Слава о лекарском искусстве царевича разнеслась по всей армии, и солдаты считали, то если их коснется Александр, они не умрут от ран. Перевязав фиванцев, царевич обратился к ним:

   — Мы были врагами, все кончено, убивать вас я не хочу, а вас самое малое все равно изгонят из города, это самый лучший исход для вас. Могу вам с семьями предложить Александрополь для изгнания. Ваши слуги привезут туда ваши семьи позже.

   Фиванцы долго думали, но согласились, и царевич приказал Неарху отправить Тереса с раненными в Александрополь. Слуги горожан через два дня пришли с повозками, в которых были семьи израненных, и они двинулись во Фракию. И самое интересное, что все, кого лечил молодой Аргеад, не умерли.

   Попозже Александр пришел к раненым македонянам, помогал ему Неарх. Юноша работал, как простой лекарь не чураясь крови, облегчая страдания людей. Неарх видел, что Александр страшно устал, его и без того очень светлое лицо, никогда не загоравшее, посерело от чужой боли и страха. Неарх тогда услышал первый раз, как царевич заговаривается, шепчется как будто сам с собой: «Перетянуть, но не перетягивать… Стянуть кожу внакладку и склеить пластырем и затянуть…»

   Курет увидел тяжело раненого, в промокшем от крови насквозь хитоне, с закрытыми глазами, и позвал Александра.

   — Я не Элисия, курет, я не воскрешаю мертвых и не сражаюсь с Танатом, - сказал он не своим, глухим голосом. — Смирись, Неарх, он уже мертв, — сказал он же, привычным тоном, и похлопал критянина по плечу. — Давай тебя посмотрю, мало ли что, ты тоже ранен, всех я осмотрел, один ты остался.

   Неарх не стал спорить, и снял хитон, а ученик Аристотеля споро размотал повязку, осмотрел холстину на ране, споро протер ее, вдруг схватил края ранки, чуть потянул, наложив края разрезанной кожи друг на друга внахлест и закрепил клеем и туго забинтовал.

   — Потом спасибо скажешь, и жене понравится, - сказал он усмехнувшись, — И ты храбро сражался, становишься настоящим наездником. Пошли, надо помыться и поесть.

   Выходивших из шатра этеров радостно приветствовали простые воины,

   — Спасибо, Александр, теперь точно наши друзья выживут, они не умрут! Александр наш царь, Филипп наш полководец — кричали воины, и Неарх тут был слегка напуган, а Александр счастливо улыбался, принимая благодарности бывалых вояк, покрытых шрамами, с простым оружием в руках, добывших Македонии и эту победу.

   А в отдельную кучу сложили оружие Священного отряда, запретив его трогать именем царевича. Погибло в бою десять катафрактов, двадцать бегунов и тридцать пять гипаспистов, а на фланге Филиппа восемьсот пятьдесят легковооруженных. Битва была закончена.

ГЛАВА 6 МИР ПОСЛЕ ВОЙНЫ, ГЕГЕМОНИЯ

Легковооруженные стали ходить по полю, собирая оружие и ценные вещи, но Филипп запретил снимать одежду с мертвых врагов, хотя обычно мертвых обирали донага. Царь собирался взять выкуп за мертвых фиванцев, афинянам сразу сообщил, что выкупа за возвращение тел он с них не возьмет и за пленных тоже, расплатой будет подписание обязательного союза. К фиванцам были более жесткие требования — в Кадмее должен быть македонский гарнизон, и содержится он на средства города, а также должны быть восстановлены Платеи и Орхомен.

   Филипп решил объехать поле боя с командирами, когда мертвых еще собирали с этого скорбного места. Царь внимательно осмотрел те места, где погибло более воинов, и не было на его лице радости. Воины уже заканчивали хоронить македонян и их союзников, а пленные фиванцы под караулом македонцев хоронили своих, Священный отряд предали земле отдельно от других.

   Тут же, рядом с полем, он приказал разбить навес, и расставить кресла для командиров войска, пажи принесли столы со снедью и винами, послали и за Александром. Приглашенные стали съезжаться к Филиппу, он лично встречал каждому и благодарил, и усаживал, и пажи тут же наливали вина гостю.

   — За Филиппа, победителя! — закричали бывалые вояки, сподвижники царя. - За победу над Афинами и Фивами, - тут же провозгласили командиры войска.

   — Не власти я ищу, а единства Эллады, - ответил соратникам их предводитель, - и я не хотел пролитой крови.

   — Что же теперь, стыдится победы? -заметил Аттал.

   — Я принесу жертву по старому обычаю, я искуплю пролитую кровь, — сказал царь, и приказал принести себе меховой плащ пастуха, посох и позвать флейтистов. Когда принесли требуемое, он разделся донага, надел меховой плащ, взял посох и босиком пошел на поле, где не было мертвых.

   — Играйте Пирриху, воины, — приказал Филипп, и под бешенный ритм инструментов стал двигаться в такт музыке, принося танцем жертву богам, снимая с воинов груз пролитой крови и принимая на себя ее тяжесть. Этот танец исполнялся очень редко, этот танец очищения от скверны.

   Рядом с шатром македонян, на расстоянии в стадий, воины кормили пленных афинян, и один из них заметил сакральный танец Филиппа.

   — От крови македонцы с ума сошли, — презрительно сказал один.

   — Чего ожидать от варваров, — сказал другой, вдумчиво доедая македонскую похлебку с свежайшей лепешкой.

   Услышавший это конвоир замахнулся на них древком копья, но лохаг остановил воина.

   — Афинянам чужда любая благодарность, — с иронией сказал лохаг, проходя мимо пленных.

   В плен были захвачены две тысячи афинян, и уже прибыли послы из Города, с предложением выкупа. Они встретились вскоре после пирушки македонян. Вестовые доложили царю о посольстве, он встречал вестников мира на красивом кресле.

   — Здравствуй, Филипп, ты отпускаешь пленных домой, но твои фракийцы забрали у них плащи, и им будет холодно добираться домой, ночами многие могут замерзнуть, — обратился к царю афинянин.

   — Вне всякого сомнения так будет справедливо, - ответил Филипп широко улыбаясь, он счел это забавным. Афиняне уходили пешком, с дареными плащами и одеялами, а мертвых афинян складывали на повозки, и набрался целый караван, а возчиками были слуги афинян, захваченные в битве. Царь думал некоторое время, кого послать гонцом скорби, и решил, что лучше всего подойдет царевич. Как раз, еще все не разошлись после пира, и он обратился к сыну:

   — Александр, отвези тела в Афины, миссия не из приятных, но тебе будут благодарны, и побываешь в этом великом городе, -вздохнул его отец.

   — А ты, царь, -спросил царевич, -ты мог бы поехать со мной.

   — Если я войду в город, они подумают, что я их завоевал, а я хочу что бы они меня пригласили, -сказал Филипп тоном и выражением отвергнутого прекрасной девушкой неудачливого воздыхателя, — прекраснейший город Эллады! А некоторые союзники просили, что бы я его разрушил..

   Филипп добивался не преданности или страха афинян, а их любви. Каждый человек хочет более всего то, чего не может получить, и тут царь Македонии не был исключением.

   Александр взял с собой припасы, друзей из свиты, илу всадников для охраны груза. Впереди каравана Филипп послал вестника Демаду, архонту Афин, своему проксену , дабы предупредить о посольстве. Надо было выдвигаться немедленно, так что сборы были недолгими, и Филипп дал еще письмо для Демада, своего знакомца царя в Афинах, что бы он принял Александра как должно, и необходимые деньги. Александр взял с собой Гефестиона, Птолемея, Неарха, Кассандра, Филоту, Леонната, Евмена и Гарпала. Посольство двигалось максимально бытро по дороге от Фив к Платеям, разрушенным, но по слухам, которые стали восстанавливать ранее изгнанные горожане. Проезжая мимо города, македоняне увидели что это правда, и хотя в городе пока целыми были лишь два храма, люди упорно восстанавливали свои жилища, дальше их путь вел не смотря на летнюю жару, к афинским Элевтерам, пограничному городу между Аттикой и Беотией. Но путники заглянули и поклонились Гере Платейской, посетив этот прекрасный храм, украшенный самими Каллимахом и Праксителем, а также храмы Афины Ареи и Деметры, а покинув на время караван, Александр со свитой поклонился памятнику погибшим эллинам в битве при Платее против Мардония. Долина Киферона была полна диковин, и царевич уже не жалел, что был послан для этого скорбного дела, возвращения мертвых афинян домой. Скоро подошли к Элевтерам, где Александр передал повозки с погибшими афинянам, но указал, что бы через девять дней сами повозки вернули в Элевтерию, где их заберут македонцы.

    Дальше свита ехала в веселье, не было гнетущего чувства траура, и молодые люди предвкушали радость встречи с прекрасным городом. Афиняне проводники, недалеко от городских ворот Афин потребовали, что бы конвой остался в поле, и Александр приказал иларху разбить лагерь и ждать их здесь. Свита тоже осталась с конными ждать Демада, проксена Филиппа. Прошло где-то полдня, и архонт появился с двумя слугами. Это был мужчина лет сорока, с небольшой черной бородой и недлинными волосами, одетый в длинный хитон и плащ, сравнительно скромные, и он не носил украшений, кроме перстня на правой руке.

   — Здравствуй Александр, рад тебя приветствовать в Городе, и спасибо, что привез погибших домой. — лицо говорившего было не очень подвижно, и он смотрел неотрывно на царевича, - Я хотел бы предоставить свой дом для тебя и свиты. Раздели со мной мою скромную трапезу.

   — Не по нашему обычаю приходить к хозяину покоя без подарка, -говорил Аргеад своим звонким голосом, — Прими от всего сердца подарок-коня из нашего табуна, и оруженосец Александра подвел к Демаду породного фессалийского жеребца.

   — Спасибо, царевич, богатый дар, Пойдемте в город, будьте гостями у моего очага. Но лучше оставьте сих коней с воинами, дом у меня небольшой…

   — Мы понимаем, — с улыбкой ответил замешкавшемуся архонту Александр, - нас носят и наши ноги, — и в ответ друзья рассмеялись шутке, так что македоняне двинулись в город пешком.

   Внутри город не слишком отличался от других эллинских городов. Неширокая улица между рядами усадебных оград из неровного камня, перемежающимися калитками для хода, и дома, с глухими стенами на улицу, и выглядывающимися за заборами плодовыми деревьями домашних садов. Но над городом возвышался Акрополь с величественной статуей Афины. Наконец они вошли в дом Демада, весьма немалый по размеру, так же построенный из камня и покрытый штукатуркой. Слуг этеров и Александра отвели в людскую, а всех гостей хозяин повел в сад на обед, где уже было готово угощение, и расставлены ложа. Дворецкий провел гостей к своим местам, слуги принесли столики с тонкими яствами и прекрасным вином, такие пиршества видел лишь Неарх в доме отца.

   — Я рад гостям, хотя и не рад поводу вашего визита в наш город, но я все-таки считаю вас своими и нашими друзьями, а войну — общим несчастьем. Выпьем за мир! — произнес проникновенную речь Демад, обводя взглядом македонян, и те подняли наполненные чаши, и отлив на землю вина в честь богов, выпили вина в знак согласия и благословения произнесенных слов. Все считали войну несчастьем.

   Гости воздавали должное кушаньям архонта — необыкновенная рыба с Эвксинского Понта, без костей и прекрасная на вкус, тунец, лучшее угощение, выдержанный сыр, и маринованная рыба, ужасная на запах и необыкновенная для ценителя. Выпили уже по четыре чаши, и вино слегка ударило в голову, архонт позвонил в колокольчик, пригласив флейтисток и танцовщиц.

   Музыка была великолепна, но глаза этеров были прикованы к обнаженной девушке, с завитыми черными волосами, она была худощава, без излишней тяжеловатости, которая привлекала Праксителя. Линии ее тела были соразмерны, движения отточены и прелестны, матовая округлость плеч и бедер подчеркивалась длинными черными волосами, а красота лица соответствовала идеальной форме небольшой груди. Когда танец закончился, Александр пригласил присесть гетеру к себе на ложе, увидев это, Демад довольно заулыбался, считая что угодил царевичу.

   — Как тебя зовут, прелестница, — с интересом спросил юноша.

   — Таис, я гетера, — ответила красавица без тени стеснения и попыток прикрыться или отодвинуться.

   — Твое искусство прекрасно, ты выглядишь совершенно, — оглядывая ее с видимым удовольствием. Александр говорил ей, но он не делал попыток притронутся к ней, чем удивил афиняна, тот явно был озадачен, и смотрел с непониманием.

   Александр ощущал тепло и цветочный аромат девичьего тела рядом, которые радовали его, и нащупал кошель на поясе, и достал горсть дариков и положил в ладонь девушки, прикрыв ее руку своей.

   — Это тебе, красотой подобной Харитам. Хотел бы прийти в твой дом, - сказал юный ценитель красоты.

   — Приходи, дом Таис ты найдешь легко, — задорно ответила та.

   — Не только я, но и друзья придут.

   — Тогда будет хорошее общество, я приглашу художников, поэтов, философов. Но я бы хотела увидеть и тебя одного, — сказала Таис и чуть изогнувшись, хитро улыбнулась, и стала еще красивее, - поговорить о медицине.

   Тут все не выдержали и засмеялись, и Александр, с непониманием посмотревший на друзей, рассмеялся и сам, а Таис, нагнувшись, обняла его левой рукой и поцеловала в губы, царевич не отстранился, и танцовщица встала и выпорхнула из сада.

   — Неарх, — сказал шепотом Птолемей, — мне завтра будет нужен публичный дом. Да и другим тоже.

   Солнце уже село, и зажглись звезды, стало прохладнее, и гораздо приятнее, сад источал вечерние ароматы цветов, и Александр повеселел, в чужом городе о чувствовал себя не очень хорошо, но сейчас Афины больше не давили его своим величием и красотой.

   Выпили еще немного вина, и оправились отдыхать, по комнатам гостей развел дворецкий. Спалось беспокойно на новом месте, и этеры проснулись рано, им принесли воды для умывания, и быстро поели, уже была обычная трапеза из лепешек, сыра и разбавленного вина.

   — Ты проводишь нас, Демад? - попросил царевич, — Осмотреть Акрополь, и Александр внимательно посмотрел на друзей, а те о чем-то говорили со слугами хозяина дома.

   — Александр, — как старший обратился Гарпал, — ты знаешь, оказывается здесь находятся могилы предков, и мы бы хотели их осмотреть. Неарх а ты пойдешь с нами? - посмотрел он на критянина, незаметно подмигивая.

   — А у меня откуда? — удивился курет — Я же с Крита, о Парфеноне мечтал давно, и осмотреть Акрополь вместе с Александром и Гефестионом это честь для меня.

   Впрочем, Гефестион, тоже пошел смотреть на чудеса Афин, а другие этеры незаметно скрылись. С царевичем пошли еще двое слуг с напитками. Посетители древностей прошли несколько стадий и стали подниматься по Пропилеям, смотря снизу вверх на скалу Акрополя, на виднеющиеся медные крыши храмов. Справа от Пропилей находился храм Ники Аптерос, но посещать это место Александр посчитал неуместным. Пропилеи беломраморные, и крыша так же из пентеликонского мрамора, и украшена статуями всадников, а пройдя Пропилеи увидели у входа на Священное место, как стражей статую Гермеса и статуи Харит. Тут посетителей встретили жрец и жрица, из рода Кекропа, Бутатиды.

   — Здравствуй Александр, привет тебе, Гефестион, — обратился к нему жрец, - И ты Неарх, -окинув взглядом его одежду, и увидев перстень на пальце, -привет тебе, курет. Здесь никого из вас не было со времен Эпиминида.

   — Здравствуйте, Александр, Гефестион и Неарх, — в свою очередь к ним обратилась жрица, — Меня зовут Каллия, а жреца-Каллий. Я его дочь, и мы проводим вас по Акрополю.

   Справа от входа храм Артемиды - Бравронии, небольшой но прекрасный храм с статуей Артемиды работы Праксителя и ее особенно со всем вниманием изучил Неарх, лицо богини было крайне интересно исполнено художником, потом их Каллия повела в Пинакотеку. Гефестион неотрывно шел с Александром, и ему тоже было очень интересно.

   — Это хранилище редкостей и картин Афин, пойдемте, вы увидите прекрасные картины Полигнота, убедила она их. Они зашли и увидели «Мальчика, несущего кувшин с водой», и «Борец», картину Тименета, а так же другие картины, изображающие Ахилла, Одиссея, и других героев древности, изображенных с потрясающим мастерством восковыми красками по грунтованному дереву.

   Дальше они осмотрели гигантскую статую Афины Промахос (Воительницы), работу Фидия, чей наконечник копья видят мореходы, а золотые щит и шлем ослепительно блестят на солнце, лицо богини прекрасно и невозмутимо. Каллия и Каллий повели их к величественному Парфенону, фриз которого украшает изображение появления на свет Афины, как порождение Зевса и восемь колонн встречают посетителей несокрушимой мощью и красотой. Слуги остались снаружи, а зашли в храм четверо, и Каллия показывала посетителям статую героя Ификрата, чье изображение установлено в храме, освещаемом бронзовыми светильниками, статуя же самой богини, исполненная из золота и слоновой кости, прекрасна и удивительна, богиня изваяна в шлеме, в длинном хитоне до пят, с копьем в руке. Здесь Александр принес богине бескровную жертву, а с обратной сторону осмотрели медную статую Аполлона, и фриз храма, изображавший спор за Аттику между Афиной и Посейдоном. Александр стал себя странно вести рядом с жертвенником Афин и камнем Диониса, долго оглаживал камень, что-то шептал, и Неарх расслышал только: «Второй раз я здесь, как все изменилось…"

   Критянин не понял о чем говорил царевич, ведь раньше Акрополь он не посещал.

   Каллий привел македонян к Эрехтейону, храму-дворцу, храму — загадке, Неарх предвкушал свидание с редкостями Афин.

   — Посмотрите, — привлекла внимание жрица, - Это жертвенник Зевса Вышнего, — указала она рукой, и царевич положил на жертвенник цветы,

   — Эрехтейон похож на дворец в Пелле, — шепотом сказал Александру Неарх.

   Вход в храм украшали изваянные изображения дев — Кор , поддерживающих головами фронтон этого прекрасного здания.

   — Значит здесь в подвале тоже потаенные вещи, — так же шепотом ответил царевич,

   — А это, торжественно указала она, картины с изображениями подвигов жрецов-царей Бутадидов, потомков Кекропа. Все главные жрецы и жрицы Афин нашего рода. Дальше идут тайное место Афины, и тайное место Посейдона. Их могут видеть только жрецы, но вы оба посвященные, ты курет Неарх, а ты Александр царского рода, как и мы.

   И она провела их в внутрь святилища Эрехтейон, где таинственная мгла прикрывала покровом тайны чертог Афины, откуда начиналось шествие во время скирофориона, вынесение плата Афины Паллады, они шли через полумрак, освещаемый лишь масляными светильниками, и наконец достигли обители Афины-Паллады, освещаемый негасимым светильником величайшего Каллимаха, выполненного из золота, Александр и Неарх смотрели на это чудо неотрывно, пока Каллия не вывела их, показав и на закрытый колодец соленой воды в храме, который вел в обитель Персефоны, и место, люк в тайный подвал, где скрывают ото всех крипту, где согласно легенде живет Эрихтоний — Змей, родоночальник афинян и рода жрецов Бутадидов. Рядом был чертог Посейдона. Неарх смотрел и вспоминал, показанное Элисией, и все сходилось- священный источник ведущий в обитель Элисии, логово Змея — Кроноса, и что-то еще…

   — Послушай, госпожа, а есть ли на Акрополе священное древо? - спросил курет жрицу.

   — Тебя случаем, не великий Эпиминид ли учил, курет? - спросила Каллия полушепотом и глаза ее расширились, а на лице появилась тень испуга, - Священная олива Афины растет рядом с Афинским алтарем. И помни клятвы, которые ты давал, а то Госпожа не простит.

   Посмотрели они и на святилище Зевса Полиэя, и жрецы повели их с Акрополя, пройдя обратно Пропилеи, они завернули налево, что -бы посетить Элевсинион, святилище, связанное с культом Персефоны и Элевсином, раз в год, таинственный груз приносят в Элевсинион. Каллия провела их в храм, и показала статую Артемиды Левкофрины (белобровой), Неарх не мог оторвать взгляд от нее, изображение этой фигуры напоминало ему что-то уже виденное.

   — Пошли, Неарх, а то богиня украдет тебя как Фаэтона, -рассмеялся Александр. — Ты бы ей понравился, — и Каллия сверкнула на него глазами.

   — Если ты отмечен, ты ее, — сказала она шепотом, так что только курет ее слышал, и он вспомнил отметку на плече, - и заберет все равно.

   — Спасибо тебе госпожа, — поклонился ей Неарх, а ноги у него стали ватные, и подумал, что быть может, ему повезет.

   — Благодарю тебя, Каллия, и тебя, Каллий, — уверенно и гордо говорил Александр. — Примите в дар от меня на добрую память, — и он взял у слуг прекрасные серебряные чаши и передал их Бутадидам.

   — Да будет с вами благословение богов, — сказали мать и отец друзьям и попрощались, македоняне пошли в дом Демада, а Бутадиды поднялись на Акрополь. Трое македонян по дороге к жилищу Демада обсуждали увиденное, и все согласились, что Афинский Акрополь это нечто необыкновенное, и незабываемое. Уже вечерело, и архонт пригласил их на ужин, это также была обычная, но сытная трапеза, хлеб, рыба, вино. Друзья поели, и собрались ко сну, и как раз пришли этеры с Птолемеем во главе.

   — Как вы нашли Афинский Акрополь, Неарх? Интересно? — спросил его телохранитель царевича.

   — Много потрясающего, особенно огонь Каллимаха, который неугасим, -ответил курет.

   — Как это? Целый год горит и не гаснет? Интересно. Ну а мы не в силах ни о чем думать после танцев Таис, пошли и нашли себе подружек.

   — Ладно, я спать, Птолемей, — сказал Неарх, зевая, и пошел в свою комнату, но заснуть сразу не смог, вспоминал слова Каллии, но к счастью, усталость взяла свое.

   Солнце опять встало над прекрасными Афинами, и лучи падали на дома и улицы, и статуя Афины - Промахос опять засияла от света Гелиоса. Все встали, и поели, и собрались в гимнасий , как пришел слуга с письмом от Таис для Александра.

   Царевич сломал воск на свитке папируса, и прочел написанное.

   — Что там, Александр? — спросил Гефестион в нетерпении.

   — Прекрасная Таис приглашает меня к себе в гости, — ответил юноша со всегдашней улыбкой, — я пойду, конечно, нельзя отказывать прекрасной девушке,

   — Возьми с собой охрану, -попросил Птолемей,

   — Это недостойно, не доверять такой прелестнице, нет, мой заботливый Птолемей, — задорно сказал он. — Я пойду один.

   И, надев просторный плащ на хитон и македонскую войлочную шляпу, прицепив кинжал на пояс, пошел в гости, сопровождаемый слугой Таис.

   Этеры в нетерпении ждали царевича день и ночь, а Александр пришел лишь поутру.

   — О, наконец — то, Александр, -вскричал Гефестион. — Ты вернулся!

   — Да, Таис неповторима, прекрасна, подобная розе, — мечтательно говорил царевич, — Она приглашает вас всех на вечер, будут философы и поэты, и художники. Я дал ей деньги на все это, не беспокойтесь. Друзья мылись и чистились целое утро, а Демад все время улыбался, глядя на них.

   — Молодость, молодость.. Конечно, она не Фрина и не Аспазия, но общество собирается интересное, — посмеивался архонт, — Сходите, это будет незабываемо.

   Все вышли умытые, причесанные, одетые во все лучшее, сопровождаемые оруженосцами. Вел свиту сам Александр, а его паж нес сверток и сумку-подарки гетере. Дорога не заняла много времени, калитку открыл им ожидавший их престарелый раб, как и везде, слуг отвели в людскую. Симпозий был в саду, где всех встречала прекрасная хозяйка. Девять гостей прошли в сад, где их ожидали двенадцать прекрасных флейтисток, подруг и приятельниц хозяйки, так что никто не был обойден вниманием, и сидели и ждали македонян Онесекрит и знаменитый Лисипп и поэт Линкей, знаменитый своим следованием идеалам Архестрата, славного своей" Сладкой жизнью». Служанки стали приносить кушанья к столикам, а прелестная хозяйка представила гостей.

   — Это скульптор Лисипп, — представила того Таис,

   — Это ученик Диогена Онесикрит, - на что тот кивнул головой остальным.

   — А это страстный последователь Архестрата поэт Линкей с Самоса, великий Гомер рыбы, Арктин вин и Гесиод других закусок.

   — Но в отличие от Архестрата я посвящаю свои элегии тунцу, а не акуле, и конечно, осетру, - рассмеялся самосец.

   — А это Александр, сын Филиппа, и с ним его друзья- Гефестион, Птолемей, Филота, Кассандр, Гарпал, Евмен, Неарх, и Леоннат.

   Она привела гостей к ложам, поставила стульчик рядом с местом Александра, прекрасная, в своем лучшем шелковом платье, открывающем шею и руки украшенная золотым ожерельем и прекрасными серьгами, вдруг хлопнула в ладоши,

   — Что бы это место было приятным, к нему нужна чарующая музыка, — с выражением сказала она, и в сад, полный гостей, вошли чарующей походкой двенадцать прекрасных нимф, в платьях до колена, с флейтами, и обошли гостей, выбирая, к кому присесть, и каждый выбрал собеседника себе по вкусу. Гефестиона выбрала миниатюрная черноволосая прелестница Нанно, Птолемею стала подавать вино Биттида, к Гарпалу присела Агриопа, Леонтия накладывала угощение Филоте, сервировала столик Кассандру Феано, взбила подушку Неарху светленькая Эоя, Леонната кормила орехами в меду Фикрида, Эригона нарезала хлеб для Евмена.

   Линкей был увлечен прелестями Лаиды, а источником вдохновения и моделью для Лисиппа стала Клея, образцом добродетели для Онесикрита стала Филия, а ухаживать за Александром стала хозяйка дома.

   — Выпьем же за прекрасную хозяйку дома - провозгласил царевич, что было поддержано гостями, отлившими толику вина для богов, и Таис тоже отпила вина из своего кубка, не отводя прекрасных глаз от Александра, который судя по выражению его лица, был совершенно счастлив в кругу людей, которые его любят. Он одел венок из цветов, и легко оглаживая волосы гетеры, легко коснулся губами ее щеки,

   — Прекрасный праздник, прекрасные люди, Таис, — и опять ее поцеловал, а та радостно улыбалась.

   — Александр, я бы хотел создать твою статую, или хотя бы бюст, -сказал Лисипп.

   — Только может, не сейчас, Лисипп, — сказал Линкей со смехом, еще пара чаш, и Александр может получится красой подобным Сократу (был некрасивым),

   На что все рассмеялись, царевич смеялся так же, а Таис оглаживала его светлые кудри. Эоя щебетала Неарху что-то о погоде, и он, дабы не прослыть невежей, тоже положил ей в тарелку кусочек акулы, и хлеба, и налил вина из кувшинчика, все более проникаясь нежностью к этой прекрасной девушке. Лицо этой гетеры было так же красивым, с курносым носом, большими губами, с лицом, покрытым веснушками. Сложена она была тоже очень хорошо, может быть ее хитон был излишне прозрачен, не скрывая особенно ничего, но ароматные масла были приятны, и общество девушки его радовало, и как он осмотрелся вокруг, друзья тоже поладили со своим подружками.

   — Угощение великолепно! — громко говорил Линкей,- спасибо, что позвали на столь изысканную трапезу, гастрономия великолепна, и угостив нас рыбой с Меотиды, ты раскрыла нам тайну Ахиллеса- вот ему он был обязан своей силой, Ифигения своей добротой, а Гелла- красотой.

   — И чему же, Линкей, — воскликнули все.

   — Я воспою оду осетру, - привстав с ложа и поддерживаемый Лаидой, у которой из-за ее усердия удержать сотрапезника хитон упал с правого плеча обнажив прелестную девичью фигурку, но после нескольких кубков превосходного вина поэт все же попытался прочесть:

   Ода осетру

   Лишь в Северных глубинах плывущий, громадный

   Подобный морскому коню и размером почти как дельфин Диониса

   Но вкусом мяса настолько приятный

   Что если бы бог отведал его, забыл бы любимую Нису!

   Когда поэт закончил свое киклическое произведение, ответом ему были бурные овации гостей, а Лаида уже нежно его целовала, а Таис преподнесла ему венок, как сказителю-победителю.

   Вечер проходил великолепно, но Лисипп не удержался и выпросил у Таис папирус, и свинцовым карандашом сделал наброски для бюста Александра, а царевич попросил его сделать бюст и Таис, а та раскраснелась от удовольствия. Неарх уже не обращал внимания на окружающих, его всецело отвлекала Эоя, лишь видел, как радовала великана Гефестиона Нанно. Солнце уже стало заходить, стало гораздо прохладнее, и друзья решили, что лучше оставить Александра с Таис, и начали уходить с подругами, те укрылись плащами, прячась от вечерней прохлады.

    Курет видел, как прелестницы увлекают своих обожателей по узким улочкам Афин под крыши своих домов, и его так же повела осмотреть красоты города подруга, данная ему волей судьбы, а вернее промыслом Таис и Александра.

   Неарх проснулся в прекрасном садике небольшого дома, рядом с ним посапывала, подложив руку под голову Эоя, прекрасная в своей наготе, и пыталась во сне накрыться упавшим покрывалом, и тоже открыла глаза и тут же привлекла его к себе, так что временно прогулка домой отложилось, но вскоре Неарх засобирался, и поцеловав на прощанье девушку, оставил кошелек с дариками. Он вышел из дома, провожаемый новой знакомой, а у ворот грустил и мерз Терес, ждавший его полночи.

   — Здравствуй, хозяин, — проборматал полусонный оруженосец.

   — Не хозяин, а Неарх, сколько тебе говорить, — поправил его курет, -Пошли к Демаду.

   К дому архонта потихоньку подтягивались этеры со слугами, и начинали собираться, пора было покидать гостеприимные Афины. К полудню свита собралась полностью, и верхом стали выдвигаться к городским воротам, провожаемые Демадом. У ворот тепло попрощались, и быстро поскакали в лагерь конной илы, что бы вместе возвратится домой. Тут пришла весть, что Филиппа Аргеада признали гегемоном Греции в Коринфе, все города Истма и Пелопонесса, кроме Спарты. Вспомнили, что династия Аргеадов происходит от царей Аргоса и Микен, а так же о старой ненависти Аргоса к Фивам со времен похода «Семерых против Фив» .

   И о том, то совместный союз эллинов собирается пойти войной на Персию, что бы освободить эллинов Малой Азии. Тем же путем, Александр со свитой двигались в Пеллу, и остались в столице, ждать Филиппа. Слава Александра, как будущего царя, была среди воинов непререкаема, и выходя и дома предков, царевич слышал благословения воинов и их жен, кого он излечил от ран. В один из дней, Александр выйдя из своих покоев, встретил свою мать.

   — Доброе утро, сын. Хочу поговорить с тобой, — сказала она, — пойдем в твою комнату,

   И они зашли в его покои, а Александр напрягся, предчувствуя опять тяжелый разговор.

   — Послушай, — сидя напротив него сказала мать, — Тебе пора жениться, -смотрела она на него с улыбкой и любовью, как на маленького, — Что бы удержать власть, и македоняне увидели, что именно ты настоящий наследник царства, женишься на девушке из хорошей семьи, родите мне внука. А сам тогда воюй сколько тебе захочется, а то твой отец опять надумал жениться, на дочери Аттала, Клеопатре. И если у них родиться сын, ты будешь в опасности. Или ты сгораешь от любви к девушке из Афин? — криво усмехнулась она.

   — А при чем тут она? — сразу стал защищаться юноша, — Чем она тебе помешала-и сразу подумал, что матери ее так просто не убить, — Она просто гетера.

   — Хорошо, — сразу успокоилась мать, — но жениться надо, невесту — македонянку я тебе подберу, хочешь даже из Линкестидов.

   Она смотрела и выжидала, а он знал, что сможет выйти из этого разговора, только показав, как ее любит, и вспомнил что надо делать.

   — Мама, я тебе подарок привез, — сказал он уходя, и вспомнив о шелке, купленном в Афинах, залез в ларь, достал сверток, и показал его матери.

   — Это тебе, — прошептал он протягивая подарок, и мама была очень рада, и тепло поцеловала сына, а сын сделав вид что сейчас очень занят, поспешно удалился.

   В Македонии шла подготовка к масштабной войне, заготавливали оружие, особенно стрелы для критский стрелков, запасы мечей и копий для рядовых воинов, ковали латы, шили льнотораксы , ковали шлемы. Необходимо было множество вещей, нужных для войны и дя них устраивали склады, и для продовольствия в Амфиполе, в том числе запасли зерна на три года.

   И тут Филипп не обманул ожиданий Олимпиады- собрался заключить брачный союз с Клеопатрой, дочерью Аттала. Девушка была прекрасна, так что легко покорила сердце преданного любителя женской красы. Перед свадьбой Александр с друзьями старался не бывать во дворце, находя себе самые разные дела, лишь бы не выслушивать причитания горячо любимой матери. Скоро настал день свадьбы, и конечно, царевич должен был присутствовать на бракосочетании. Толкаться у храма он не хотел, поэтому он и его друзья, кого пригласили, ожидали в зале где готовили угощение, ложи были расставлены, потолок и стены украшали гирлянды цветов. Вот и пришли и молодожены, а за ними Аттал и его родня, а также все полководцы Филиппа. Александр с тоской вспоминал симпозий у Таис, где он чувствовал себя счастливым, а здесь его ждали только страдания, и он ожидал потом опустошающие причитания матери, которые он не мог смягчить.

   — Видишь, — сказал Гефестион, — не все так плохо. Собрались приличные люди, подают прекрасную пищу, — и он положил царевичу мясо козленка, тушеного в молоке. Александр попробовал, и его настроение стало понемногу улучшаться. Потом они распробовали фаршированного зайца, ягнятину с специями, так что повар был просто великолепен, и сделал бы честь и коринфянам. Царевич уже смотрел на торжество другими глазами, и конечно понимал отца, но он и любил мать. Пили тонкие вина с Родоса и Крита. Потом слуги принесли персидские сладости, и юноши совсем повеселели, и перестали думать о плохом.

   Рядом был его друг Гефестион, что немного облегчало его муки. Вот и продолжался пир, царевич слышал восклицания во здравие, сам произнес то-то, тут же забытое, и в забытьи потягивал вино из чаши, разговаривая с Гефестионом о Афинах. Вдруг, как во сне он услышал тост Аттала:

   — Надеюсь, этот брак принесет Македонии истинного наследника, -проговорил Аттал своим нетвердым голосом,

   — Замолчи, — его тут же прервал вскочивший с ложа Филипп.

   Александр, услышав слова дяди невесты, буквально вбитые в его мозг.

   — А я что, незаконный что — ли? с этими словами вскочил с места и метнул серебряную чашу в Аттала.

   Филипп, бросившийся к сыну, то ли разнять ссоряшихся, то ли вывести сына из зала, споткнулся раненой ногой и упал, Александр кинулся вон из зала, а за ним бежал Гефестион.

   — Гефестион, готовь коней и повозку для матери, а так же созови всех моих друзей с оруженосцами, — тут же попросил царевич друга, и тот ринулся немедленно исполнять требуемое.

   Александр прибежал стремглав в покои матери, и увидел, что та, со своими служанками, уже собирает ценные вещи.

   — Мама, мы уезжаем, - сказал он матери.

   — Да, я все слышала сын, поедем в Эпир. (почему-то юноша был совсем не удивлен) Все наладится, я тоже тебя люблю, — сказала она с улыбкой, кутаясь в шаль, подаренную сыном.

    Они спустились, и уже повозка была запряжена, и слуга сидел на козлах, и верхом вооруженный ждал Гефестион с оруженосцем, и скакали с разных частей города все друзья — Гарпал, Неарх, Эригий и Птолемей со своими оруженосцами, всего образовался отряд в тридцать конных, и они спешно вели повозку Олимпиады к воротам, а там стража, увидев Алексадра, с легкостью выпустила беглецов, и они двинулись на запад, через перевалы в Эпир. Уже вечерело, они двигались всю ночь, опасаясь погони. Через месяц они прибыли в Эпир, на родину Олимпиады.

   Сам царь этих мест, тоже Александр, встречал процессию у ворот дворца.

   — Здравствуй сестра, — сказал он, открывая братские объятия, целуя ее и получая сестринский поцелуй в ответ. — Я рад тебе, но не рад обстоятельствам приведших вас ко мне, но живите здесь, сколько хотите. Олимпиада, ты получала до свадьбы содержание с трех деревень, и будешь получать и теперь, — при этом лицо матери Александра порозовело, очевидно, кормление было весьма внушительно. Да, Олимпиада была из этих мест. Да и звали ее тогда по- другому, она носила имена Поликсены, а затем -Мирталы.

   — Но если на нас нападут, я бы хотел, что бы Александр возглавил войско Эпира, - говорил Эпирский царь.

   — Я с благодарностью соглашаюсь — ответил юноша с радостью.

   — Ну а жить будете в моем дворце, — закончил речь Александр Эпирский.

   Свита и оруженосцы разместились рядом с царским дворцом, в нескольких домах, которые купил царевич. Было интересно в новом городе, и они стали исследовать незнакомые места.

   В городском доме архонта Демарата, куда пришла весть о разладе в династии Аргеадов, бушевали страсти. Ведь здесь собрались члены Совета Коринфа, и пришли они сюда, что бы чужие уши не слышали лишнего.

   В саду дома стояло у кресел архонтов скромное угощение, и глава архонтов выслушивал претензии других членов Совета.

   — Послушай, Демарат, — говорил Архей, — Филипп нам обещал мир без войны в Элладе, дороги без разбойников, моря без пиратов, процветающая торговля, а он посеял рознь в семье, и вот- вот разразиться распря, и Эллинский союз рухнет. Зевс - свидетель, мы многое сделали для него, договорились с трапезитами, нашли для него деньги, лишь бы он вытащил весь этот сброд с Пелопонесса в персидский поход, а без него замысел похода рухнет, как троянские стены.

   Демарат сделал скорбное лицо, и делал вид, что внимательңо слушает. Про себя уже обдумывал ситуацию, но ему нужно было выжать из осторожных архонтов письмо к Филиппу с просьбой о примирении, дабы убить целое стадо зайцев - польстить царю Македонии, ведь де-факто его признавали властителем Пелопоннесса, признают Александра его наследником, и в смысле власти над Элладой так же, и то что они разделяют необходимость войны с Персией. Нужно было получить от них деньги, дабы воздействовать на Пердикку, Пармениона и Антипатра.

   — Демарат, мы готовы пожертвовать денег на устройство этого дела, — сказал Никострат, один из богатейших архонтов Коринфа.

   При этих словах маска безразличия спала с лица проксена Филиппа.

   — Простите меня друзья, - наконец заговорил он, как бы в отчаяньи держась за голову левой рукой, - Но это потребует не менее десяти талантов золота. Надо убедить достойных полководцев в важности нашего дела, и то что наши помыслы чисты и достойны.

   — Мы согласны, это дешевле, чем цепь адских войн, которые погрузят Коринф в пучину Тартара. — ответил несчастный Никострат, истинный патриот Коринфа.

   — И мы напишем письмо от имени совета Коринфа, как все мы переживаем о семье Аргеадов, — с улыбкой вставил Архей.

   — И, кстати говоря, династия Аргеадов с Аргоса, они данайцы, и помнят это. Вспомните, ведь Аминта принял бедных микенцев, изгнанных аргосцами, - добавил Демарат, - и многие люди из знатных родов Македонии являются потомками микенских беженцев. Но Филипп не был жесток, и не потребовал восстановления Микен, как восстановили Платеи и Орхомен, он не стал отнимать землю у аргосцев.

   — Решили что пророчество Пифии исполнилось, прошло тысяча лет, и веление Аполлона произошло, и Аргос может вернуть земли микенцев себе, -согласился с ним Архей.

   — И мы помним, что македоняне нам не чужие, а сейчас, Филипп делает много для мира в Элладе, - заявил Никотрат, — А вмешиваются в дела других по праву родства все время и афиняне. Все знают, что эвпатриды Афин - это потомки Мессенян, все Кодриды- мессенцы, в том числе знаменитый Платон, поэтому афиняне всегда поддерживают во всех войнах мессенцев.

   Демарат пошел за пергаменом, и захватил принадлежности для письма.

   Открыл бюро, закрепил лист, и выжидательно посмотрел на Архея.

   — Давайте обсудим текст, я полагаю, — поднял он руку с тростинкой для письма,

   — Пожалуй, начнем с обращения «Царю Филиппу»,

   Умудренные жизнью купцы и трапезиты Коринфа, они же достойнейшие архонта, на конец написали письмо царю Македонии, и скрепили его своими печатями.

   Царю Македонии, храброму и справедливому Филиппу,

   От достойных членов городского Совета Коринфа, привет.

   Мы обеспокоены разладом в вашей семье, и помня о том,

   что теперь ты Гегемон Эллады, и предводитель войска в

   войне против Персии, мы предлагаем свое посредничество

   между тобой и твоим сыном, наследником Македонского Царства

   Александром в примирении, и хотя, конечно, неправ более

   молодой и нетерпеливый Аргеад, но настойчиво просим, дабы ты

   примирился с ним, ибо иное похоронит все наши общие замыслы.

   Подписано Никостратом Архонтом, Археем архонтом и Демратом

   архонтом, с приложением печатей.

   — Собирайся, друг мой, — хором сказали Никострат и Архей, от чего

   Демарат чуть ли не подпрыгнул.

   — Может, найдем еще кого-нибудь? — с надеждой спросил Демарат,

   — Лучше тебя не найти, - сказал с злой гримаской Архей, — Через час деньги будут у тебя, собирайся, и охрану мы пришлем, как и повозку. Архонты быстро вышли, а Демарат пробормотал: «Моя хитрость меня и погубит».

   Демарат быстро собрался, позвал двух своих слуг, и приказал собираться в далекий путь в Македонию. Ровно через час пришли посланцы Совета с суммой оговоренной ранее, и Демарат отправился в путь. Через месяц Демарат прибыл в Пеллу, и пришел в дворец и попросил о встрече с царем. Вскоре, его как проксена царя, пригласили в малый зал. Демарата привели телохранители царя в зал, где Филипп в задумчивости изучал карту Греции.

   — Здравствуй, Филипп, — я пришел посетить тебя, -начал Коринфянин издалека,

   Царь задумчиво посмотрел на приятеля, увидел, что он то-то держит в руках, но не показывает, и заулыбался, предвкушая интересный разговор,

   — Я рад тебе Демарат, — сказал Филипп, и вызвал слугу, — Вина гостю, -приказал он, и жестом приказал Демарату присесть в кресло рядом с ним.

   — Я слышал, что некоторые неурядицы постигли тебя, и что бы не играть друг с другом, передаю тебе письмо Совета Коринфа, — продолжил разговор Демарат, протягивая тубус с письмом.

   Лицо Филиппа изменилось от раздраженного, до обрадованного в течении нескольких секунд, когда он прочитал письмо сверху вниз, а потом спрятал его, аккуратно свернув в тубус.

   — Великолепно, друг мой, - ласково, насколько Филипп мог быть ласковым, проговорил, практически пропел царь Демарату, — я бы мог доверить снабжение войск тебе, твоя помощь бесценна. Показать, что коринфяне признают меня и сына правителями Эллинского союза, не желают войн в Элладе? Ты не мог мне доставить лучшего подарка. Я и так стараюсь помириться с сыном через Филоту и Кассандра, но теперь, может, ты поможешь мне? Поедешь моим послом, и передашь, но на словах, всю заинтересованность Пелопонесса в войне с Персией, и важности примирения. И я, конечно, напишу письмо для Александра, попрошу извинения, я готов и на это. Он наверняка при тебе покажет письмо матери, не препятствуй ему.

   Демарат только кивал в ответ, предвкушая еще и ужасную дорогу в Эпир, но назначение главным снабженцем армии немного облегчало его нестерпимые муки.

   Филипп достал из бюро писчие принадлежности, быстро написал эпистолу, запечатал ее, передал ее проксену, а тот собрался сразу уходить, впрочем, царь и не задерживал посланца мира.

   Дорога в Эпир была совсем не комфортна, заняла немало времени, Демарат измаялся, и был совсем не рад, что затеял эту игру, но отступать было тоже нельзя. И вот, маленький отряд прибыл в убежище юноши и его матери, а посланец мира, шатаясь на нетвердых ногах двинулся к дворцу потомков Неоптолема, доложив о себе его быстро пропустила стража, и воин повел в малые покои вестника. Демарат постарался придать себе умный и твердый вид, и перешел порог комнаты, где напротив него сидели в креслах Олимпиада и Александр, и было третье, пустое сиденье, куда знаком юноша предложил сесть ему.

   — Будьте здравы, Александр и Олимпиада, мое имя Демарат, я архонт Коринфа и по просьбе Филиппа являюсь его вестником и привез письмо от него, — и, встав с кресла передал послание сыну царя, тот быстро пробежал взглядом, и кивнув головой, отдал письмо царице. Та читала долго и вдумчиво, выискивая скрытый смысл и там, где его не было.

   — Что ты сам думаешь, коринфянин, не опасайся, ни одно слово не уйдет отсюда, — жестко проговорил юноша, а его мать утвердительно кивнула головой.

   — У нас в Коринфе ве боятся войны между вами, — честно и жестко ответил архонт, а от войны в Элладе люди устали, поэтому я решил помочь- честно ответил он.

   Александр задумался, и кивнул головой иатери, та тоже была довольна.

   — Мы согласны вернуться, и спасибо то сказал правду архонт, я этого не забуду. Сейчас мы напишем письмо, и отправим его гонцом, а ты поедешь с нами в Пеллу — решил все царевич.

   Олимпиада быстро написала письмо, Александр прочитав его, с крепил своей печатью. и вызвав воинов из охраны Демарата, отправили их с посланием к Филиппу, а сами стали собираться домой, в Пеллу. Подготовка путешествия не заняла много времени, а Александр Эпирский был рад радешенек, что все так отлично устроилось, что даже выделил отряд всадников, то бы проводить любимую сестру и ее сына. Наконец все было готово, воины построились, свита собралась, и вышли мать и сын из ворот дворца, сопровождаемые царем Эпира, с радостью наблюдавшим, как Олимпиада садится в повозку, а Александр вскакивает на Букефала.

   Обратый путь был немного быстрее, но отнял какое-то время. На расстоянии дня пути, Олимпиада послала гонца царю Филиппу, что приезжает с сыном, и поутру, их ждала целая процессия во главе с царем. Гвардейская ила с Филиппом скакала им навстречу, не доезжая нескольких локтей кавалькада враз остановилась, и лично царь, на лучшем жеребце подъехал к повозке, где ехала Олимпиада.

   — Здравствуй, жена, — его хитрое одноглазое лицо светилось радостью, - я тоже рад тебя видеть, как и ты меня. Проведали родственника? Надеюсь, у него все хорошо? — он сыпал словами, не дожидаясь ответа на свои вопросы.

   — Здравствуй, Александр, - сказал он твердо, заглядывая сыну в глаза, силясь увидеть там свое если не прощение, то понимание, - посмотрел на горы Эпира? Согласись, дыра та еще. Пойми, мы не чужие в Элладе, как хотят нас выставить завистливые афиняне, сам знаешь, что наш род выходцы из Микен, да и многие македонские семьи ведут оттуда происхождение, и Линкестиды, и Ореастиды, и друг твой Эригий, семья его оттуда тоже. Я бы хотел сегодня поговорить с тобой, и не злись на меня за мать. У варварских вождей вокруг нас обычаи такие - у каждого много жен, а вернее наложниц, это Геродот был неправ, у персидсого царя всего одна жена, а это… Ну девушки, в общем. Так же и у меня, жена Олимпиада, а это просто девушки, взятые для мира, ведь род Аттала насквозь мятежный, что же, мне убить их всех? Ты же заметил, как люди мира хотят на самом деле, а у нас в семье раздор, а даже коринфяне нас мирить кинулись. Не скрою, я был просто счастлив, — он посмотрел, нет ли рядом Демарата, и продолжил.- Они же признали наш род ЦАРСКИМ ДЛЯ ВСЕГО ПЕЛОПОНЕССА! Что и по происхождению, и по делам, мы для них ЦАРИ, НО ЭЛЛИНСКИЕ, запомни, не персидские, то есть не самовластные, сын. Мы не можем творить, что в голову взбредет. Но -дело, в общем сделано, семена посеяны, а собирать будешь ты, потому что пелопонессцы ТЕБЯ признали моим наследником, и веди себя соответственно, и не опасайся своих братьев.

   Александр слушал отца и кивал, и тольҡо сейчас стал понимать политику государства, которое рождалось, и как люди, другие люди старались это новое государство сохранить, и эта новая общность была важна не царям, а обычным людям, как шаг спокойствию и миру. И стал сейчас понимать многие поступки Филиппа.

   — И мне понравилось, как ты вел себя в Афинах, подружился с Линкеем и Лисиппом, хочешь, пригласи их сюда, это хорошо для нашего престижа, я с удовольствием оплачу их заказы. Онесекрит, твой новый знакомый, тоже при дворе был бы интересен, ведь Аристотель уехал, а люди должны видеть, что ты советуешься с мудрецами, значит и ты сам мудр. Хотя, по секрету скажу — их советы не всегда нужно выполнять. Но выслушать, конечно, просто необходимо, — он опять обернулся, конь под ним перебирал копытами, — И молодец, что любишь друзей и пирушки, не будь жаден к соратникам, но и не потворствуй им. И история с Таис тебе только на пользу, все аристократы изнывают от зависти, — опять его лицо при этих словах заговорщически улыбалось, и отец был явно рад за сына, — Мать попытается тебя женить поэтому, но не советую -ты как приз на Олимпийских Играх, все хотят видеть тебя зятем, но лучше обождать - мы же победим Дария, и твои брачные узы будут кстати, — и он похлопал по плечу сына. — Поехали домой, нас ждет отличная трапеза!

   Дальше, до самого дома, они ехали рядом, отец и сын, царь и царевич, полководец и басилевс, как их нарекли македоняне. Краем глаза Александр видел державшихся чуть сзади тройку лучших командиров- Пердикку, Пармениона и Антипатра, с удовольствием глядевших на семейную идиллию отца и сына, а Гефестион держался неподалеку, а его друзья ехали рядом с Олимпиадой. Пелла нисколько не изменилась за месяцы их отсутствия. Александр, как и его мать, заняли свои старые комнаты, и старались не замечать Клеопатру, впрочем, царевич не испытывал к ней неприязни. Филипп уже сколачивал авангард армии, и возглавить его должен были Парменион и Аттал, и принялся искать союзников в Малой Азии, и начал переговоры с Пиксодаром. Гонцом стал актер Фессал, и однажды, проходя мимо покоев Филиппа, Эригий услышал фрагмент разговора:

   — Царевна Ада будет хорошей женой Арридею, -говорил Филипп,

   — Пиксодару будет этого достаточно, что бы быть уверенным, что он не потеряет свое царство, только сейчас он сатрап Дария, а так принесет тебе клятву, как фракийцы. — отвечал Фессал.

   — Сейчас напишем грамоту, я поставлю печать, возьмешь деньги и гони лошадей не жалея до Византия, а там и до Галикарнасса, — указал Филипп гонцу.

   Эригий стремглав кинулся к Александру, тот отдыхал после гимнасия, и читал любимый список «Илиады», поправленный Аристотелем, книга была походная, и написана на тонкой льняной ткани. Лицо царевича было в эту минуту спокойно, он отдыхал и душой и телом, после разлада с отцом. Рядом сидели Гефестион и Птолемей, а Неарх изучал подвалы царского дворца, и по слухам, в одном из закоулков нашел мраморный ленос для Дионисийских таинств, и сейчас готовился к тому, что бы приобщить друзей к мистериям. И тут ворвался в залу Эригий.

   — Александр, послушай меня! Твой отец хочет женить Арридея на Аде, карийской царевне! Тебя хотят обойти, наверняка это козни Аттала! — быстро сказал свою речь Эригий.

   — Точно, Аттал все там козни строит. Александр, Ада говорят красавица, и ты ей лучше подойдешь, — утвердил Птолемей.

   — Эригий, а кто письмо везет? — спросил только вошедший Неарх.

   — Только вошел, и сразу в точку. Верно, я сейчас с оруженосцами за ним, и пропал посол, — добавил Птолемей,

   — Нет, мой преданный друг, подготовим письмо о мне, — добавил Александр, - дадим денег, у меня талант серебра остался, и храбрый актер будет моим послом Гименея.

   — Рискованно, может взять деньги, и предать, — добавил Эригий.

   Александр отложил" Илиаду» и своей рукой стал писать письмо Пиксодару, а затем скрепил своей печатью.

   — Скачи, Птолемей, - утвердил Александр твердым голосом, отдавая кошель телохранителю. Птолемей вышел, и было слышно, как он зовет оруженосцев. Друзья стали ждать.

   Трое оруженосцев и сам Птолемей стремглав выбежали из дворца, и один из них, что-бы не привлекать внимания, пошел в конюшни и вывел четырех коней. Сначала, пока дворец не скрылся из глаз, ехали небыстро, затем, пошли на рысях, что бы не утомлять коней, и спрашивали в дороге, не видели ли чужестранца на муле и с им слугү на осле? Впереди была сломанная телега с свеклой и морковью., которые собирал крестьянин, а другой чинил повозку- у телеги соскочило колесо с оси. Птолемей спешился сам, и с ним один из слуг, и они подошли к простолюдинам.

   — Добрый день, почтенные, — поздоровался Птолемей, — а не видели чужестранцев на муле и осле?

   — Да как же, были, так по этой дороге и ехали, говорили между собой, что собираются в Византий.

   — Спасибо, тебе добрый человек, — и этер приказал двум оруженосцам остаться и помочь починить телегу.

   Сами же стали погонять коней, и вскоре догнали посланца.

   — Привествую тебя, Фессал, — вежливо поздоровался Птолемей, -торопишься сыграть в новой пьесе? Но тут сыскался новый спонсор, и желает кое-где изменить слова, и хочет дать тебе талант серебра, если ты пожелаешь разделить его видение развития этой пьесы.

   — Твой друг, похоже, истинный ценитель театрального искусства? -пошутил, клацая зубами от страха Фессал, ведь он понял, к чему ведет разговор юноша, и остаться без головы в этой постановке будет очень просто. Но актерское честолюбие брало свое.- Я понимаю так, что здесь по ходу действия пьесы происходит смена жениха?

   — Ты опытный служитель Мельпомены, ты все понял, — смеясь добавил Птолемей. — Отдашь адресату МОЕ письмо.

   — Согласен, с твоими вескими и тяжелыми доводами и не могу спорить, — согласился Фессал.

   — Тогда вот твои деньги, и спеши выполнить свою работу, мой бескрылый Эрот, — пошутил Лагид, поворачивая коня, что бы вернуться в Пеллу.

   Фессал, будучи опытным сводником, а такие вопросы решать приходилось ему неоднократно, дождался, пока Птолемей скроется из вида, сменил обличье, нацепив обноски и приклеив бороду, и так же поехал в Пеллу, но уже к Филиппу. Пройдя через конвой стражников, он тайно оповестил царя и вызвал Филиппа в дом слуг.

   — Здравствуй царь, не буду томить твое нетерпение, и скажу, что твой дорогой сын тоже вознамерился жениться, но на все той же Арридеевой невесте. Прости за дерзость, но так Ада станет настоящей спартанкой с двумя мужьями, ведь красота ее затмевает солнце, а богатство слепит глаза, — но подняв глаза на Филиппа, он увидел, что тот сначала покраснел от ярости, но потом грохот его смеха поразил даже бывалого актера.

   — Разыграем тогда с тобой, Фессал следующую комедию, она будет называться «Фессал Прикованный». Как тебе? — и в восхищении Филипп воздел руки к небу.

   — Я люблю Эсхила, царь, но начало, не совсем нравится, излишне трагично..-актер сделал скорбную гримасу.

   — Нет, ты не понял, я говорю о комедии, я, конечно не Аристофан, и не новый друг сына Линкей, но замысел такой, и он кратко обрисовал содержание главному герою, лицо Фессала на глазах менялось, а потом расплылось в широчайшей улыбке. — Ну, ты понял?

   — Вполне. Все сделаю государь.

   Через неделю, когда Александр читал любимого Гомера после конной выездки с друзьями, к нему в покои быстро вошел отец,

   — Привет, сын. Ты я сморю, не только читаешь «Илиаду», но и сам хочешь стать сказителем, -говорил царь с напряженным выражением лица.

   — Ты про что, отец? — удивился юноша.

   — Посмотри, у меня тут письмо твое, передали добрые люди, агенты Пармениона, — ответил Филипп с усмешкой.

   Александр сразу узнал свою эпистолу для Пиксодара, и понял, что замысел увенчался крахом.

   — Я думал, сын, ты умнее. Зачем тебе эта девушка? Я ставлю свой талант против твоих двух, что, Дария мы разобьем, и он попросит мира, и мы его дадим персам, а вместе с миром, тебе, мой послушный сын, Дарий предложит и свою дочь, но ты же не хочешь быть таким развратником как я? -и он сделал кислую мину, а то тебе бы придется жениться два раза.

   У Александра стало совершенно потерянное лицо, и он не знал, что ему сказать, но подумал не о себе, а о друзьях.

   — Отец, только моих друзей не наказывай, и Фессала, — попросил царевич,

   — Вот за что тебя любят друзья мой сын, — ласково положив ему руки на плечи, сказал Филипп, — не зря ты для них базилевс, заступник перед богами. Изгоню их. Месяца на два. Но если ты им скажешь про мое решение, то навсегда, будут думать, как тебя на неумные поступки подталкивать. И Арридея без жены оставили.

   — Я понял отец, — повесив голову, ответил Александр, — а Фессал?

   — Фессал, — ответил царь, - он умный, сбежал с твоими деньгами в Коринф, я уже потребовал вернуть его в цепях в Пеллу. Что бы не хитрил, он же меня обмануть хотел, будет теперь Прометея изображать, в пьесе Эсхила. И помни, сын, не желаю я тебе зла, услышишь все эти наветы, хоть и от матери, мне сначала скажи, а потом уже что-то делай.

   Филипп отправил в вечное изгнание Птолемея, Неарха, Эригия и Гарпала, отправил жесткое письмо в Коринф с требованием выдачи Фессала, но и отправил другое письмо Демарату, с отменой письма о карах для актера. Но во всей Элладе прослыл жестким тираном и карающим неугодных и наказывающих несогласных.

   Подготовка к войне шла полным ходом, но тут произошло страшное и непонятное, на празднике, по случаю женитьбы Александра Эпирского. Когда Филипп вел процессию, вдруг Павсаний, телохранитель, ударил его кинжалом, и Александр бросился к царю, но он умер на его руках, и сын видел в затухающих глазах отца, что он не винит его в своей смерти. А гипасписты бросились в погоню за Павсанием, пока Александр на носилках нес тело отца во дворец. Пердикка и Антипатр ринулись за царевичем.

   — Александр, ты теперь царь, я приказал Кассандру созвать воинов, выйди к ним, да и мы с Пердиккой за тебя, — сказал ему Антипатр.

   — Пойдем и закончим это, - обреченно сказал царевич.

   Александр, Антипатр и Пердикка вышли к воинам, а из рядов войска вышли лохаги и гегелох с большим щитом и направились к царевичу.

   — Ты наш царь, — провозгласил гегелох, положив щит у ног Александра.

   Александр встал на щит, а лохаги поднял его вверх, провозглашая его царем.

   — Александр наш царь! Слава Александру, — заревело войско, заканчивая церемонию. Лохаги опустили царя, и Александр обратился к воинам.

   — Привет вам, воины! Я сражался с вами против медов, я бился с вами при Херонее против фиванцев, я вел вас к победам, я продолжу дело моего отца, и мы идем войной в Персию! — говорил юноша громким голосом, так что каждый гвардеец его слышал. В знак согласия воины стали бить мечами о щиты. Только к вечеру Александр попал во дворец, и горько пожалел о этом что пришел так поздно.

   При входе в дворец его встречал ужасный сюрприз-тело Клеопатры и ее мертвого ребенка. Он побежал в покои Олимпиады, и все кричал: «Зачем, зачем????»

    Повторял этот крик бесконечно, а слуги, встречавшие его в коридоре, пропадали, как мыши, увидевшие хорька. Олимпиада замерла в ужасе, увидев его в коридоре, кричавшим эту фразу, и попятилась в свою комнату, держась обеими руками за косяк.

   — Ты убила ее? И чего она тебе? Тебе всегда мало крови, люди нас проклянут, нас боги проклянут за невинную кровь…Не смей.. .Не смей…- и он первый раз затрясся в припадке, а потом вдруг заговорил глухим голосом, испугав мать, которая сама чуть не упала в обморок, — Я запрещаю тебе убивать женщин и детей, так нельзя, а то будешь проклята, и тяжело умрешь.

   Тут Олимпиада встала на колени и сама завыла, как будто увидела смерть своего любимого сына, но тут Александр очнулся, увидел мать, опустился рядом на пол, обнял ее за голову, и стал повторять:

   — Не делай так больше, не надо, ты же не злая…

   Олимпиада тут не выдержала, и стала судорожно всхлипывать в объятиях сына, стараясь хоть как то объяснить злодейство:

   — Я испугалась за тебя, они бы убили, тебя, моего единственного сына, мою радость, и Аттала я уже приказала убить, — и она посмотрела в глаза сына, взяв его голову в ладони.

   — Аттала, тоже плохо, но необходимо, он оскорблял нас, — глухо и зло сказал юноша, а теперь царь Македонии.— Мама, Армия и полководцы за меня, меня подняли на щит и признали царем.

   — Мой мальчик, мой взрослый сын. И надо заняться погребением Филиппа, я все сделаю, а мраморный толос давно готов. Завтра можно провести церемонию.

   — Спасибо, и погребальный пир.

   — Да, конечно, и пошли за друзьями, сын. Они пострадали за тебя, потому что верны тебе.

   — Да, конечно, и я вознагражу их, — и он вспомнил, что Филипп собирался вернуть их через пару месяцев. И он пошел отдохнуть, ведь он нечеловечески устал за сегодня.

   Утром он встал рано, слуги принесли воду для мытья, и он оделся в траурные одежды, и позвал вестников, что бы вызвать Пердикку и Антипатра. Вскоре они явились, и царь пригласил их присесть.

   — Здравствуйте дорогие соратники, я собираюсь завершить задумки отца, и напасть на Персию, и удержать от развала Эллинский Союз, — уверенно говорил он Антипатру и Пердикке, а те согласно кивали соглашаясь с ним.

   — Послушай, Александр, не хочу сглазить мир, но наверняка фракийцы нападут, а потом беотийцы и афиняне к ним присоединятся. А аргосцы люто ненавидят Фиванцев со времен похода семерых, так что ситуация будет ужасная, и если фиванцы попытаются начать войну, последствия для них будут очень плохими.

   — Надо быстро собрать армию, и мы нападем на иллирийцев, поводов множество, — ответил Александр, — покажем силу, и будем надеяться, что все утихомирятся. А сегодня погребение отца, потом поминки, прошу почтить прощание с отцом вашим присутствием.

   — Конечно, мы простимся с царем, — ответили оба командира, поклонились, и ушли.

   Погребальный костер был готов, его поливали маслом, клали благовония, и наконец, на костер подняли носилки с телом Филиппа Аргеада, укрытого пурпурным плащом. Александр, царь, стоял в торжественной скорбной одежде, рядом стояла мать, с головой покрытой плащом, и неотрывно смотрящей на приготовления, вот жрецы дали знак, и юноша зажег костер своего отца, дабы проводить его с честью. Пламя горело долго, пока длилась кремация, к Александру подошел жрец с серебряным сосудом для костей и пурпурной тканью, что бы их обернуть. Юноша надел деревянную обувь, собрал несгоревшие кости, завернул их в ткань, и положил в серебряный сосуд, а сосуд в траурную колесницу, где уже лежали доспехи умершего царя. Колесница тронулась, и процессия пошла за ней, вскоре дошли до мраморного толоса, и жрецы занесли в место последнего успокоения останки царя Филиппа и его оружие и его перстень, а после закрыли проход и засыпали дромос землей. Так Филипп был похоронен по древнейшему данайскому обычаю.

   Когда люди пришли с погребения, начались поминки, из дворцовых подвалов выкатили бочки вина для всех, что бы македоняне помянули царя, создавшего Великую Македонию.

   Почти сразу после прощания, агенты Антипатра донесли, что Эллада стала волноваться, и Александр двинул армию к Фивам, и быстрым маршем дошли за пятнадцать дней, и разбили лагерь. Установили палатки, шатры командиров, и разъезды увидели послов из Фив, с знаком о переговорах, вскоре послов доставили к Александру.

   — Здравствуй, царь, сказал посол, — Зачем ты пришел под стены блистающих Фив?

   — И вам привет, жители Фив. Я заявляю о своих правах как сын Филиппа Аргеада, Александр на права и обязанности главы Эллинского Союза, как его гегемон, и обязуюсь выполнять все его положения, как хранитель спокойствия Эллады и глава объединенной армии. Я не собираюсь нападать на ваш город или лишать вас вашего имущества.

   — Спасибо, Александр, мы пошлем гонцов к членам Эллинского Союза, что бы созвали Синедрион.

   — Немедленно созвали, в договоре есть пункт, который говорит, то если: «Гегемон умирает и оставит наследника, то для его утверждения созывается Синедрион в недельный срок».

   — Мы согласны с этим, — вестник смотрел на Александра с нескрываемым восхищением.

   — Возвращайтесь в город, мы ждем неделю, и двигаемся на Синедрион, только все вместе, всей армией, — добавил Александр.

   Через три дня эстафета принесла письма из Коринфа, и Александр со свитой и всадниками охраны двинулся в путь, оставив армию на Пердикку и Антипатра. Путь шел через Фокиду и Истм, но по пути в Коринф на Синедрион Эллинского союза, куда Александр ехал, что бы подтвердить свои права как гегемона Эллады, и должен был быть утвержденным Советом всей Эллады, через посланцев всех полисов, кроме Спарты и захотел по примеру всех героев посетить Дельфы.

   — Друзья, я должен получить ответ Пифии, — сказал он этерам, ехавших верхом рядом, дремавший Эригий со сна чуть не упал с коня, а Птолемей, жевавший маковую заедку, даже поперхнулся.

   — Если это необходимо, - добавил Гефестион,

   — Ты точно этого хочешь? -спросил его отчетливо Неарх, — а если ответ будет неблагоприятным, армия потеряет веру в победу.

   — Воины потеряют веру в меня, если я не испрошу у Пифии ответа о нашем начинании, и моей судьбе, — ответил царевич наклонив голову, -Много времени это не займет, наш путь в Коринф идет мимо Святилища.

   — Не совсем так, царь, но надо- значит надо. Сворачиваем, — скомандовал свите Птолемей.

   Дорога от Истма в Дельфы гористая, и могли напасть на македонцев, помня Фокейскую войну Филиппа, наконец показался знаменитый Фокейский дом, где собираются представители Совета Фокеи, и подошли к знаменитой Схисте, где Эдип убил своего отца. Дальше дорога была плохой, и македоняне повели коней в поводу, бедные животные с трудом шли по горной тропе. Неарх вертел головой во все стороны, не веря собственному счастью- он побывал на горе Парнас, он скоро будет в священных Дельфах!

   — Здесь был убит один из предков моего рода, Неоптолем, сын Ахиллеса, во время свадьбы с прекрасной спартанкой, Гермионой, — вздохнул Александр,

   — Но ты же не женишься здесь, - успокоил его Филота.

   — Ты прав, друг мой, — согласился юноша.- Нечего зря из-за пустяков волноваться.

   Они подошли к городу, который находился на горе, и оставили у ворот охрану и слуг с конями. У ворот был первый храм, Афины Пронойи, Провидящей, прорицалище Аполлона было еще выше в горах, на священном участке Аполлона, туда и пошли друзья. На участке они увидели Священные дары Аполлону- Медного быка из Керкиры, статуи Аполлона, Зевса, Диоскуров, Артемиды, а также Кодра, Тесея и других героев.

   — Послушай почтенный, — обратился Александр, увидев служителя храма, - Я царь Македонии, сын Филиппа, воевавшего за честь и свободу Дельф, прошу Пифию дать мне пророчество.

   Он выслушал юношу, чуть поклонился и вышел, не пророня ни слова. Через малое время вернулся, уже судя по одежде сопровождаемого, с жрецом.

   — Здравствуй, служитель Аполлона, - отчетливо, но скромно, поздоровался Аргеад, — Мне предстоят сложные решения, и прошу прорицания Пифии, а это, — друзья подали служителю ларец с золотом, — в знак почтения к ней.

   Солнце осветило Дельфы, небо недавно пасмурное, раскрылось взрезавшим тучи лучом света, упавшим на Александра, но тот стоял недвижимо и ждал ответа. Так же недвижимо стояли статуи во дворе священного места, даже позолоченная статуя Фрины, модели для статуи Афродиты Книдской, работы Праксителя. Жрец постоял минуту, луч света оставался светить на том же месте, посмотрев на это, служитель Пифии быстро ушел. Вскоре пришла женщина лет тридцати с тремя сопровождающими ее жрицами, бледная, с распущенными волосами, еле передвигавшая ноги, но в торжественном облачении, и сказала глухим голосом:

   «Покинь это место отважный герой

   Опять ты родился как мышь под горой

   Но помни всегда ты заветы сестры

   Слова и веленья ее, как стрелы остры

   Останешься здесь — ты всем навредишь

   Со всеми сражайся, ты всех победишь»

   Сказав это, она так же ушла, как и появилась, оставив стоять недвижимыми Александра и его свиту. Неарх затвердил стихи на память, хотя страх неизбежности обуял его, ведь все предсказания совпали, и он все понял, но он старательно делал непонимающее лицо, и оглянулся на царевича. Тот был рад,

   — Видите друзья - Аполлон обещает нам победу везде! С нами его благословенье! Нам пора, спешим на Синедрион в Коринф!

   — И Евмен, напиши матери, а я поставлю печать, что Пифия сказала только «Ты всех победишь», остальное не надо указывать в эпистоле.

   — Согласен, Александр.

   Все бы побежали бегом, если бы каждый не думал, о чужих глазах на своей спине, друзья были сами не свои, и каждый боялся взглянуть на другого, и быстро шли, опустив головы в землю, будто она могла впитать их ужас.

   Почти доскакав до ворот Дельф, всадники повернули коней к Истму, и дорога повела их в прекрасный Коринф, где их ждал Совет Эллинского Союза, и македоняне думали остановиться у Демарата, их проксена.

   — Здравствуй, архонт, — поздоровался Александр, - Я бы хотел остановиться у тебя, завтра созовем Совет, все ведь что известно прибыли, — попросил его царь.

   — Возможно, правда, дом невелик, ну и свита у тебя небольшая. Проходите, — и он сделал приглашающий жест рукой, и гости вошли.

   Ничего примечательного в доме архонта не было, оштукатуренные стены, черепичная крыша, садик, где собиралась вся семья. Демарат позвал дворецкого, и стали готовить обед, и позвал вестников разнести по домам советников и посланцев Совета, что Аргеад собирает Синедрион завтра поутру. Трапеза скоро была готова, македоняне возлегли у столика с угощением, еда была впрочем простой, без особых изысков, как всегда -лепешки, сыр, оливки, вино. Наскоро поели, и легли отдыхать, завтра предстоял нелегкий день. Поутру, после быстрого на ногах завтрака, македоняне и Демарат пошли к зданию Совета, где собрались посланцы Эллады, и куда пришел для утверждения гегемоном Александр Аргеад. Депутаты сидели на каменных скамьях, на которые клали соломенные тюфяки, а будущий гегемон встал на возвышении, и начал:

   — Посланцы всех городов славной Эллады! Я пришел, дабы вы утвердили меня гегемоном наших объединенных войск и арбитром ваших споров. Мой отец, утвержденный вами, был убит по навету персидского царя, я же прошу доверить мне это дело, с которым я справлюсь, ведь и Пифия мне сказала, в чем свидетели мои друзья: " Ты всех победишь». Это будет хороший мир, новый мир без войн между эллинами. И я построю его для вас.

   — Надо голосовать быстрее, пока они не опомнились, — говорил наклонившись к уху друга Демарата Архей.

   Никакого драматизма при голосовании не было, города Пелопонесса поддержали Александра, да и остальное тоже. Посланцы Эллады смотрели на юного царя с радостью, что это не злой и желчный Филипп, которого до дрожи боялись все полисы, а юноша был известен свой снисходительностью, храбростью без злобы, умом без хитрости, и добротой без дурости. Он был красив-с длинными белокурыми волосами, отлично сложенный, улыбчивый и внимательный. Тем более, несмотря на россказни афинян, род Аргеадов происходил из Аргоса, то есть не был чужим для Пелопонесса. И они, как представители богатых семей своих городов, надеялись, что удастся услать на Восток часть малоземельного населения своих полисов, и даже сама мысль о этой возможности перекрывала любые страхи о македонянах. И вот, раздались приветственные крики:

   — Александр, Александр, — кричали посланцы, вскакивая с мест и бросая венки и гирлянды цветов юноше. Так посланцы утвердили нового гегемона сына прошлого.

   Были оформлены и написаны грамоты признании Александра гегемоном Эллады, о создании объединенной армии, и заказана мраморная стела в память об этом дне. Важное дело было выполнено, и Александр с свитой обошли Коринф, что бы осмотреть его красоту, это был богатый и хорошо выстроенный город, поразились идеальностью форм храма Афродиты, и конечно, были поражены прелестью и живостью ее жриц, девушки были веселые и бесконечно живые, как лепестки огня, и прекрасные, как цветы, приносимые поклоняющимися богине. Все этеры были поражены их прелестью, а самые непосредственные, и Птолемей первый из них уже шептались с ними о чем-то, прелестницы весело смеялись, как серебряные колокольчики. Царь лишь перемолвился с двумя из них, обменялся с ними шутками о погоде, но не стал просить о встрече. Александр распорядился о дарах богине, и друзья спустились с храмового холма. Ликабетт был прекрасен и ни с чем не сравним, но юношам надо было найти Диогена, македонский царь хотел его увидеть. Все таки он был известным философом и наставником, слава о нем разнеслась по всей Греции, хотя некоторые не одобряли его образ жизни, но имя синопца говорило само за себя- он был посвящен и назван Диогеном, а старое имя уже забылось. В самом деле, разве может быть неинтересен человек нареченный «Богорожденным»!? И вот, наконец, Александр увидел человека, лежащим рядом с пифосом. Александр с интересом осмотрел жилище киника, и учтиво поздоровался с ним

   — Здравствуй, Диоген. Я Александр, царь Македонии и предводитель греческого союза. Нет ли у тебя какой-либо просьбы, я был бы рад помочь, сказал он, улыбнувшись философу.

   Диоген внимательно посмотрел на юношу, ставшему недавно царем и предводителем всегреческого войска. Да, молодой человек был красив и великолепно держался, одет с вкусом но без излишней роскоши, светлые волосы слегка кудрявились и падали на плечи… И тут лучи солнца упали на Александра, и он весь засиял золотом, но поскольку ростом он был ниже Гефестиона, стоявшего позади царя, Диоген увидел то, что не заметили другие-АЛЕКСАНДР СИЯЛ СВОИМ СВЕТОМ… Синопец был поражен, но не подал и вида.

   — Спасибо, Александр. Я не нуждаюсь в многом. Но Есть одна просьба -Не застилай солнца! сказал царю философ.

   Александр рассмеялся, Неарх, стоявший чуть в стороне, с тревогой и пониманием посмотрел на отшельника, обвел того взглядом, силившись осмыслить сказанное, и все понял, встретившись с ним взглядом, и глаза Диогена были полны печали и жалости.

   «Он все понял, кто такой Александр и сколько ему жить осталось среди людей», — размышлял Неарх. — «Но хорошо, что не сказал ничего. Кто знает, что подумают этеры- друзья. Все знают, что с Александром всегда счастье и удача в бою, а остальное им знать незачем»

   Александр покинул Коринф полный надежд и с кипой подписанных документов, но канцелярию он доверил Евмену, и тот не подводил друга. Вернувшись домой, Александр начал спешно приводить в порядок дела, как узнал, что трибаллы и иллирийцы напали на северные границы Македонии. Спешно собрав армию, юный Аргеад большую часть оставил Антипатру, Пердикке и Кассандру, а сам взял с собой агриан, пельтастов, часть гипаспистов, и македонских горцев, и часть фессалийских всадников.

   Александр нежно простился с матерью, и она махала платочком ему вслед, а с ним ехали этеры, их оруженосцы, и что непривычно, мира за мирой на конях, и ни одного пешего, а за ними двигался небольшой обоз.

   — Какой план, Александр, спросил его Леоннат,

   — Очень простой, мы разобьем иллирийцев, -ответил радостный царевич, -главное три их крепости в ущельях с запасами зерна. Мы лишим их продуктов, и они пойдут мириться, а я им дам мир.

   — Надеюсь что будет так, — вздохнул Леоннат.

   — Так все и будет, — ответил с уверенностью в голосе юный полководец.

   Вперед выслали в разведку разъезды агриан, и пока все было спокойно, до ущелий и троп и перевалов, занятых иллирийцами было еще три дня пути, и вскоре они пролетели. Армия Александра была привычна к горам, и узкие тропы, с падающими вниз камнями, не угнетали его воинов. Осторожными шагами, шелестящими по неровным камням горцы нападали на горцев, один из отрядов вел сам царь, и его чутье удивляло бывалых солдат- он заметил несколько засад, вывел солдат до устроенного обвала иллирийцами в горах, и не считая мелких стычек, не было неприятных сюрпризов. С трех сторон македоняне выгоняли иллирийцев в долину между горами, и еще через три дня это получилось. Войско Александра собралось, а против них было войско иллирийцев, загнанное на равнину, как стадо оленей загонщиками. Александр собрал друзей, и рассказал план боя.

   — Подходите, друзья. Начнешь ты, Леоннат, с пельтастами. Закидаете дротиками, и бегом к тому валуну — царь показал пальцем, а там один отряд гипаспистов, и возьмешь их ты, Птолемей. Ударишь, когда они приблизятся на сорок шагов. Фракийцами будешь командовать ты, Эригий, будешь справа от Птолемея. Мы с Гефестионом с конными, и ударим их с правого фланга.

   — Ты Неарх, возьмешь лучников и зайдешь во фланг слева иллирийцам, начнешь их обстреливать с предельной дистанции.

   — План был прост — заманить горцев под продольный обстрел критских лучников, а потом ударить этерами и фессалийцами. Но смотри, то бы всадников не задеть.

   — Все сделаю, — ответил Неарх, кивая и уходя к назначенному ему отряду, и так этеры разошлись по полю боя, командуя воинами.

   Иллирийцы не заметили рассредоточения македонян, и подходили быстрым шагом, всадники на небольших лошадках были на флангах, всего иллирийцев было около двенадцати тысяч, а у македонян около десяти, остальные стерегли продовольствие. Леоннат повел своих пельтастов, они громко крича, начали бросать дротики в построившихся иллирийцев, те стали отвечать, и пельтасты бежали, а Леоннат бежал впереди всех, иллирийцы приближались к засаде Птолемея, но его воины прятались в высокой траве, невидимые пока ждали неприятеля. И вот, случилось, Птолемей дал команду, и гипасписты ударили во фронт иллирийцев, а поскольку были лучше вооружены, то легко продавили их строй, а в это время отряд Неарха стал стрелять вдоль строя, и каждая стрела находила жертву, и раненые и убитые падали десятками.

    Что бы не дать иллирийцам оторваться от македонян, Эригий напал на уже сбившихся врагов, и заканчивая замысел, во фланг, и тыл ударили кавалеристы Александра и Гефестиона. Иллирийцы и трибаллы, видя поражение, стали разбегаться, но слева их расстреливали с возвышенности, а справа, конные, сбив с поля иллирийскую конницу, цепко держали здесь противников. Поэтому сломался сразу центр, и началось уже беспощадное избиение бегущих, но в основном брали в плен толпы врагов, но царь трибаллов сумел ускользнуть.

   Армия продожала преследование, сходу успела захватить крепостцу горцев, небольшую, всего в пять башен. Битва закончилась, и война тоже, сумели взять в плен восемь тысяч человек, а погибло варваров около тысячи. Армия осталась на костях на несколько дней, что бы привести себя в порядок, и похоронить убитых. Македонян погибло немного, около ста человек.

   Александр, как же стало обычаем, посетил раненых, помог перевязывать воинов своей армии, для которых он стал талисманом.

   Проезжая мимо поля боя вместе с Гефестионом, он с грустью смотрел на скрюченные тела убитых людей, лежащих в собственной крови, мимо погибших ходили македоняне, собирая оружие и одежду, выдергивая стрелы и копья из мертвых тел.

   — Не кручинься царь, трудно смотреть на тебя, — сказал стоявший рядом с ними македонянин в простом фиванском шлеме и полотняном доспехе, и щитом, заброшенном за спину, — В бою ты храбрее и славнее нас всех, а после боя на себя всю боль примеряешь. Ты не виноват, не кори себя, они напали на нас, и поплатились за это. А благодаря твоей удаче мы победили, и наших, погибло очень мало. Все воины, поверь, поминают тебя в молитвах.

   — Спасибо воин, как тебя зовут? — вымолвил юноша,

   — Никомах, царь, — ответил воин,

   — Я так не могу, Никомах, — слабо улыбнулся Александр, и они с другом поехали далее.

   Дозор заметил послов мира от местных старейшин. Царь взял за каждого пленного по четыре мешка ячменя и десять драхм серебра. Крепость оставалась македонской, гарнизон обзывались кормить местные люди, и старейшины дали заложников, которых повел в Македонию Эригий, и обязались давать в армию Александра по тысяче воинов каждый год. Они жаловались на мисийцев и гетов за Дунаем, которые грабили иллирийцев и трибаллов, а те нападали на эпирцев и македонян. Царь Сирм бежал, по слухам, на самый Истр. На пиру в честь победы этеры пытались отговорить от похода на Север, но все было тщетно. Большую часть выкупа зерном царь оставил в крепости, а армия двинулась к Истру. Весной, пока не было так жарко, воинам было легче преодолевать громадные расстояния. Александр во время пути, подобно волку отыскивал тропы, и нападал на неприятелей, где его не ждали, и мисийцы были побеждены, как и трибаллы, а македоняне вышли к великому Истру.

   Река раскинулась на восемь стадий, но удалось захватить сорок лодок мисийцев. Решили переправиться и напасть и на гетов, которые тревожили мисийцев и иллирийцев, но сложно было с конницей, и поэтому переправу начала легкая пехота, и царь, а за ним и его свита были в числе первых. Надо сказать, что гетов подвела излишняя заносчивость- они не рассчитывали на высадку врагов через Истр. Понемногу накопилась армия на северном берегу Дуная, что было непросто, ведь ширина Дуная десять стадий, быстро стали строить лагерь, и вдруг увидели вестников.

   — Птолемей, найди переводчика, -сказал царь,

   — Хорошо, сейчас среди фракийцев отыщем, и он быстро ускакал к стоянке.

   — Евмен, подготовь походные кресла, -давал указания Аргеад, -И вина,

   — Гефестион, самых лучших гипаспистов отбери и поставь для охраны.

   Приехали шесть человек гетов, на хороших конях. Трое, что держались позади, одеты были похуже, в льняные рубашки с вышивкой и кожаные штаны и мягкие сапоги, с мечами и кинжалами на поясе, в войлочных шапках, первые трое одеты очень дорого, сапоги отличной работы, штаны из цветной тисненой кожи и богато расшитые тонкие льняные рубахи, с поясами покрытыми золотыми бляшками, с мечами и кинжалами, с золотыми браслетами и гривнами, а средний носил на шее пектораль из золота, очень внушительного вида, и на поясе они, на манер скифов носили чаши из золота с ручками, называемыми ковшами. Слуги гетов застелили войлоком как для своего предводителя, так и для свиты Александра. А потом поставили шатер. Гипасписты царя собирались поставить складные стулья на войлок, но юноша знаком приказал положить подушки для сиденья, и сел сам, рядом сели толмач, Гефестион и Неарх, а напротив вожди гетов в богатой одежде, все расположились в гетском шатре. Остались в шатре только четверо — два македонца и два гета.

   — Приветствую тебя, вождь гетов, — первый обратился Аргеад,

   — Приветствую и тебя, Александр, — неожиданно заговорил по — эллински гетский вождь,

   — Меня зовут Бела, — представился гет.

   Неарх внимательно, но ненавязчиво окинул взглядом гета, сидевшего справа от вождя. Увидел его браслет со змеей, кусаюшей себя за хвост, перстень с правой свастикой на среднем пальце правой руки, и уверился, что это жрец, встретившись с ним глазами, и по его оценивающему взгляду понял, что он тоже считает собеседника посвященным, а когда секунду спустя гет улыбнулся ему полуулыбкой, он окончательно уверился в этом. Рядом с гетским вождем лежал гребень из кости, очевидно местной работы украшенный меандром.

    Сидели геты интересно, поджав под себя ноги. Неарх видел, как сначала жрец гетов отчего-то посмотрел на луч, падающий на отверстие в шатре, затем как он ненавязчиво, но неотрывно смотрел на Александра, будто что то старался увидеть и понять. Потом стал прятать лицо в чаше с вином, а поскольку разговор продолжался, он что-то сказал шепотом вождю, от того тот сразу запнулся. Неарх пытался увидеть то, что увидел гетский ведун, но не увидел ничего.

   — Так ты Александр, ты хочешь ,что бы мы не нападали на мисийцев и иллирийцев? — и с этими словами вождь чуть наклонился сначала вперед, а затем вбок к Александру, силясь увидеть невидимое, — Я соглашусь на это, и даже готов посылать к тебе по тысяче воинов каждый год. Но и ты уходи с моей земли. Если Маги и Гуны узнают, и Великий Белый царь тоже, то и ты этим будешь недоволен.

   — Кто же про него не знает, — и тут уже Неарх взял за руку Александра, шепча ему на ухо: «Маги победили и убили Кира, а Великий Белый царь с магами и гунами разбили Дария, и сейчас персы посылают ему дары». В ответ Александр кивнул головой Неарху, продолжая разговор с гетом.

   — Мы, конечно, уйдем, если ты поклянешься, — и жрец при этих словах взял вождя за локоть, и вождь в согласии кивнул головой.

   — Я согласен, поклянусь о мире между нами, и без всяких сомнений, ты получишь воинов и вдобавок сердечное согласие между нами,

   — Пустим чашу по кругу, согласно обычая, -и вождь гетов ударил в колокольчик, слуга принес сосуд, пахнувший медом. Это был округлый сосуд из позолоченной бронзы, украшенный спиралями, полный напитка, пахнувшего медом, и он видел, что висело на стенках сосуда четыре ковшика. Вождь взял корчагу, и поставил ее между ними, и сам зачерпнул серебряным ковшиком, выполненным в виде утки напитка, и тоже сделал жрец.

   — Разопьем же этот пенный напиток во имя мира, Александр, — провозгласил Бела,

   Александр повторил движение Белы, зачерпнул и себе, и тоже сделал Неарх. Все вместе и гости и хозяева выпили пенного, искрящегося янтарного напитка.

   — Что это? -спросил Аргеад, — Очень вкусно, медовый аромат и вкус, чуть горчит, и очень приятно, — добавил он, кивая головой.

   — Это медовый напиток, медовуха. Вино мы только у торговцев вымениваем. - ответил Бела.

   — Великолепно. Теперь надо выпить за здоровье хозяина, -предложил Александр.

   Вскоре осушили корчагу, и положили ковши в сосуд, хозяева и гости, геты и македоняне пожали друг другу руки, и собирались расходиться.

   — Тогда прощай вождь, и будь счастлив, — сказал Александр, напиток суть ударил ему в голову.

   Александр и Неарх вышли из шатра, и войско засобиралось в путь домой, готовя лодьи к отплытию. Воины споро грузились, стараясь не забыть ничего, укладывая вьюки оружием и припасами на дно лодок.

   Бела задумчиво крутил в руке серебряный ковш, присматриваясь к цветным глазам на сосуде, и повесил его на братину.

   — Жрец, почему ты указал мне, что надо заключить мир, -спросил вождь у жреца, — войско у меня гораздо больше, чем у этих южан.

   — Это Посланник, - мечтательно и протяжно вытягивая тайное слово ответил жрец, — я видел истинный свет, видел кристу над его головой, и рядом с ним Провожатый, все, все как было обещано. И нужен Вестник, что бы сообщить это для Белого царя. Не волнуйся, Посланнику осталось немного жить, но он совершит все, что должно.

   — Это был Посланник???? Я должен идти с ним, — вскочил с места, хватаясь за родовой меч, но чуть пошатываясь при этом, гетский вождь, — иначе я лишусь чести, сколько было сказаний, о том, что он придет, наконец. Ты точно видел, о чем говоришь, жрец?

   — Проверишь через пятнадцать лет мои слова, вождь. Твоя честь с твоим народом вождь, пошли к нему сына, — посоветовал жрец, — Но не говори сыну ничего.

   — Спасибо, ты правда мудрец, - выскочил из шатра вождь, и все слуги кинулись за ним.

   А жрец все сидел, и раскачивался вместе с монотонной песней, позволявшей ему впасть в транс, и услышать богов, про себя все повторял: «Я не зря прожил жизнь и видел Посланника… Ему осталось всего двенадцать с половиной лет, всего двенадцать лет…»

   Армия македонян, шла обратно, и прошла мимо захваченной крепости, и увидели, что к ним скачет вестовой,

   — А где царь, где Александр, он и правда погиб?

   — Я погиб? — это важная весть, — рассмеялся Александр, и сразу посерьезнел, — Здравствуй, посланец. Откуда известия о моей гибели?

   — Принесли трибаллы, что ты всех победил, но ты переплыл Истр, и там погиб.

   — Спасибо, что предупредил, -сказал юноша и дал воину двадцать драхм, - Быстро ко мне всех командиров!

   Мгновенно собравшись, командиры войска с непониманием смотрели на Александра,

   — Форсировать марш, сколько возможно, пришло известие, что я погиб, и возможны возмущения в Македонии и Элладе. Но солдатам это говорить не надо.

   — Понятно, царь, мы пойдем максимально быстро.

   Они шли форсированным маршем, пехота иногда обгоняла всадников, но вскоре их настигла конница гетов. Разъезды македонян встретили разведку скифов, и их командир, верхом на породном коне, весь увешанный золотом, но едва достигший юношеского возраста, красовался перед Александром,

   — Я Атей, сын Белы, гетского вождя, пришел к тебе на службу по обету. Со мной тысяча всадников. Но Атей -это звание, а имя я заслужу позже, я же буду сражаться с тобой против твоих врагов.

   — Я рад тебе, — сказал Александр улыбаясь, — Не ожидал, то ты придешь так быстро.

   — Как смог, — улыбаясь сразу всеми зубами, ответил гет, почти мальчик.- Хотел быстрее.

   Его шапка каким-то чудом держалась на голове, из под нее выглядывал светлый чуб волос, достававший едва не до носа, светлый пушок уже стал появляться на верхней губе и щеках подростка, у которого впрочем, справа висел длинный меч, а за спиной болтался кожаный щит, а слева горит с луком и стрелами. Конь под гетом был тоже отличный, и видно было что хозяин о нем заботится - сбруя была богатейшая, из позолоченной бронзы, с чеканными драконами и меандром.

   — Можешь присоединиться к моей свите Атей, но оставь помошника командовать твоей тысячей, — дружелюбно сказал Александр, — поставь своих воинов пока замыкающими в колонне, и вышли разъезды на десять стадий, не более. И потом что бы твои сотники получили пароли у гегелоха, и представь сотников ему поименно. Потом Евмен внесет твоих бойцов в списки, что бы жалованье платить и довольствие выдавать. И покажи мне своих людей, - закончил царь.

   — С радостью, царь, — сказал Атей, кивнув головой.

   Колонна армии двигалась в Пеллу, а Аргеад осматривал новый отряд своего войска. Он сразу заметил развевающегося над строем золотого дракона, чья голова была сделана из бронзы, а хвост, раздуваемый весенним ветром, сделан из окрашенного в красный цвет полотна. Вся тысяча конных стояла в четыре ряда, и масть коней была подобрана по отрядам -три сотни гнедых, три сотни буланых, три сотни каурых, и личные дружины командиров и дружина в тридцать конных Атея. Всадники сидели в седлах, сбруя у коней была ладная, воины вооружены дротиками, мечами, булавами, луками, а доспехи убраны пока в мешки, у всадников были и запасные кони. Одежда у всех как у вождя- расшитые рубахи из льна, и кожаные штаны и мягкие сапоги, на головах войлочные шапки, и у всех, как на подбор, торчали чубы из под шапок.

   — У тебя отличные воины, Атей, — сказал Александр, — списочный состав отряда представишь Евмену, и он же поставит воинов на довольствие, - опять повторил царь.

   — Отец послал к тебе лучших, и каждый год будут приходить столько же, надеюсь, будешь относиться к ним, как к своим.

   — Ты не пожалеешь, Атей что пришел ко мне, — ответил юноша, и послал Букефала к колонне армии, а свита двинулась за ним, геты по приказу царя присоединились к арьергарду войска.

   Быстрым маршем армия достигла Пеллы через четыре дня, и Александра встречал Антипатр, желавший сам удостоверится, что царь жив.

   — Здравствуй, Антипатр, привет тебе старый друг! — радостно приветствовал его царь.- Это я, клянусь, а не моя тень, отпущенная Радамантом на землю!

   — Я рад, что ты жив, царь. Принесли злую весть фракийцы месяц назад, и хорошо, что ты послал вестников и в Пеллу и друзьям в Коринф, что ты невредим, и мать твоя пришла в себя, и македоняне успокоились, но неразумные фиванцы взбунтовались все равно, и теперь пелопонессцы жаждут их крови, как Танатос у врат смерти. Они собрали свои войска десять тысяч, и они в трех переходах от Фив. Отряды собраны, и можно выступать в поход.

   — Я хочу увидеть мать, Антипатр, много времени это не займет, а ты принимай армию, пополни припасам, и двигайся вперед, я догоню вас на марше.

   — Согласен с тобой, Александр, — поклонился полководец, и поскакал к командирам армии.

   Юный Аргеад со свитой поскакал к дворцу, где быстро помылся и сменил одежду, и направился в материнские покои.

   — Здравствуй сын, — мать ждала его в коридоре, обняла и расцеловала. -Я не верила, что ты погиб, — сказала она, держа его за руку, но рука ее дрожала, выдавая волнение, а уголки губ кривились, и она с трудом сдерживалась, что бы не расплакаться.

   — Я всех неприятелей победил, мать, а ведь Пифия же сказала, что я непобедим, — нарочито серьезно сказал любящий сын.- Это тебе подарок из Гетии, — и он отдал ей расшитое полотенце.

   — Главное, ты живой, и не ранен, — говорила она поглаживая его ладонь, - А это тебе и друзьям, я испекла сладости, — передавая кулек с пахнущими медом вкусностями.

   — Спасибо, — улыбнувшись и целуя мать в обе щеки, — нежно говорил Александр. - Мне пора, Антипатр и Пердикка уже ведут армию в Беотию.

   И юноша покинул женские покои, и сбежал быстро вниз по лестницам, где его уже ждали его этеры и оседланный Букефал. Впереди ждал самый неприятный поход в его жизни. Быстро миновав Фессалию и забрав восемьсот фессалийских всадников, через тринадцать дней армия македонян подошла к Фивам пройдя через Ворота, знаменитые Фермопилы, и к армии Эллинского союза присоединились платейцы и орхоменцы, жаждавшие мести за разрушенные фиванцами Платеи и Орхомен. Армия подошла к Фивам на расстоянии десяти стадий, и разбила лагерь напротив городских ворот, выставили охранение, и подняли высокий шест со знаменем, что бы гарнизон Кадмеи увидел, что помощь пришла.

   — Пердикка, выстави охранение, и пошлем вестников, пусть сдадутся, я вижу, что платейцы мечтают о мести, — приказал Александр, даже видя раздраженное лицо мирарха,

   — Царь, лазутчики донесли, что фиванцы предательски убили безоружных Аминту и Тимолая. Они им поверили, и эти фиванцы их казнили. И за что? Разве они грабили и убивали?

   — Обещаю, верный Пердикка, мы казним за это беотархов, но я не хочу, что бы погибли невинные люди в городе.

   — Твой отец убил бы их всех, царь.

   — Но я же не он, мой славный командир, и на самом деле отец был гораздо снисходительнее, он обожал пугать людей, но не убивать. И я разве вас подводил?

   — Нет, государь. Поход во Фракию и за Истр, и возвращение и еще с тысячей гетских конников? Ты просто нас удивил.

   — Вот и тут поверьте. Но охранение пусть будет настороже, фиванцы коварны.

   Так все и произошло ночью, фиванцы отважились на вылазку, обстреляв охранение, и началась схватка, а геты Атея, привычные к любой резне, задержали отряды горожан, как охотничья собака медведя, а Пердикка успел построить гипаспистов и фалангу, и ударил сходящимися колоннами пехоты, и фиванцы бежали. Отряд фиванской конницы, пользуясь тем, что агриане седлали еще коней, а геты занимались пехотой, успел бежать. Пехотинцы пытались протискиваться в ворота стен, образовалась дикая давка, а гипасписты, геты и прибежавшие критяне Эврибота, перелезли через стену, где не было защитников и захватили участок стены, и подняли флаг, в знак того, что стена Фив взята.

   — Быстрее, все на помощь Пердикке и Атею! - командовал Александр, сам вскакивая на коня, и а ним, бегом следовали платейцы, фессалийцы, фракийцы. Конный отряд этеров следовал с царем, прикрывая возможную контратаку фиванцев. Все это напоминало Александру «Малую Илиаду» Арктина, ночное безумное взятие Трои ахейцами, и он уже мог себе представить не мифическое, а реальное падение Илиона.

   — Царь, Пердикка убит! — кричали гипасписты, одни из которых тащили тело полководца, а еще четверо его дружинников с перекошенными лицами от горя, продирались через толпу воинов.

   — Клит, прими командование, — и мимо него стрелой пролетел назначенный мирархом этер, а Александр мигом спешился, оглянулся, увидев Неарха.

   — Критянин, инструменты с тобой?

   — Да, во вьюке. Сейчас.

   — Воины, быстрее раскладные кресла из шатра, — и воины бегом кинулись за этой мебелью, разложили ее быстро, на них сложили груды плащей, и положили тело полководца. Александр с Неархом быстро разоблачили его от одежды, и увидели две стрелы- одна попала в грудь, к счастью насквозь, а другая- в руку. Из руки кровь текла ручьем, и из груди текла из- под панцыря обильно сочась на бедро.

   — Клади на бок, так, и отсекай наконечник стрелы, а я быстро извлекаю стрелу,

   — Понял, только быстро.

   Два лекаря делали все, как хотели, и мигом раздели раненого, и туго перевязали, на рану Неарх положил весь свой запас паутины, а сверху укрепил подорожником, и туго-натуго перевязали его грудь, а затем занялись его рукой, там все было проще, и вынули стрелу без хлопот, и наложили повязку. Оба посмотрели друг на друга- оба были в крови по локоть, хотя не обнажили мечей, даже на ухе Неарха была брызнувшая кровь, вызвавшая смех царя.

   — Неарх, ты весь в крови, как участник Дионисий.

   — Там только вино, одно вино, Александр, — нервно смеясь, ответил курет.

   — Смотри, Пердикка задышал и порозовел, - добавил Александр, поправив тело раненого, подложив под спину тюфяк, что бы он легче дышал.

   — Кровать тащите, из моего шатра.

   Через малое время, дружинники принесли кровать, уложив на нее любимого командира, не забыв про подушки под спиной. Тут раненый очнулся, и увидел царя, всего в крови.

   — Ты ранен Александр, — он попытался привстать, но юноша его удержал,

   — Не я ранен, а ты, друг мой, все теперь хорошо.

   — Кто меня лечил? — спросил, оглядывая воинов вокруг себя.

   — Царь, Пердикка, сам царь. Он и критянин, теперь ты точно не умрешь, - говорил его дружинник, переводя глаза на царя, а потом на других воинов, и те согласно кивали головами.

   — Ты сам??? – удивленно смотрел полководец на царя.

   — Ты же всегда сражался за меня, мой верный друг, — улыбнулся Александр, и чуть склонил голову на бок.

   — Царь! Фивы наши! Город взят! — передал новость вестовой от Клита.

   — Не убивать всех подряд, щадить женщин и детей, и проксенов Македонии, а также жрецов и жриц не трогать. Храмы не грабить. Возвращайся, и передай приказ Клиту.

   Александр вернулся к себе в шатер, вызвал пажей, приказал принести воды, и отмылся от крови и сменил одежду, и только тогда, собрав свиту, двинулся к городу.

   Все было кончено, лохаги и ураги собирали добычу по ее ценности, вязали в тюки ткани, укладывали пифосы с зерном и амфоры с вином и маслом.

   Тут к Александру подошли стратеги из Орхомена и Платей, а так же Сикиона и Аргоса.

   — Царь, мы требуем продать в рабство жителей Фив, мы знаем, ты бы хотел их простить, но они вероломны и не помнят добра. Они убили двух твоих лохагов, Аминту и Тимолая.

   — Я мог бы их переселить в Александрополь, мои добрые союзники,

   — Они беспощадны и злы, слезы орхоменцев и платейцев им были нипочем, - и лица союзников зло ощерились, -Ты обещал нам, царь что будешь защищать справедливость, а они проклятые смутьяны. Они нарушили клятву!

   — Пусть будет, как вы просите, — и губы Александра скривились, он не понимал, как можно было желать такого, — Но жрецы и жрицы, а также македонские проксены должны быть пощажены.

   И тут фракийцы притащили женщину, в ободранном хитоне, а за ее подол цеплялись две маленькие девочки.

   — Кого вы тащите сюда, храбрые воины, — спросил Александр.

   — Эта женщина убила одного нашего, а ты царь приказал женщин не убивать, поэтому мы привели ее на твой суд.

   — Как тебя зовут, женщина, — спросил ее царь, оглядывая пленницу, ее рваную одежду.

   — Фимоклея, сестра Феагена, стратега Фив.

   — Уж не он ли сражался при Херонее?

   — Да, он пал со Священным отрядом.

   — Я предлагал им сдаться, и сам бился с ними. Очень храбрые были люди. И что произошло с тобой?

   — Фракиец ворвался в мой дом и попытался меня изнасиловать, а я его убила.

   Александр посмотрел на фракийцев, потом на женщину, убившую его воина. Это был неприятный выбор.

   — Я же дал приказ, мои отважные воины, не трогать женщин и детей, то есть получается, что это Фимоклея исполнила мой приказ. Пусть она и ее дети будут моей добычей, вычтите их цену из моей доли полководца.

   Фракийцы кивнули, согласившись с приговором, ведь их царь побеждал всех врагов, был честен с ними и заботился о них, а если и были у юноши странности, а у кого их нет. Поэтому они не оспаривали судьбу женщины. Аргеад приказал отвести женщину в сторону, и подошел к ней.

   — Поедете в Александрополь, там и будете жить, Евмен даст вам немного денег, и получишь грамоту, что бы стратег выдавал вам паек.

   — Если ты так добр, - сказала она усмехнувшись, то отпусти и моего мужа, или лучше убей нас всех.

   — Нельзя быть добрым наполовину, — улыбнулся Александр, — ты и его получишь.

   — Евмен! — он позвал начальника канцелярии, тот подошел к нему, — Найди ее мужа и отправь эту семью с транспортом в Александрополь.

   Евмен кивнул, что-то пометил в восковой табличке, и ушел, дел у него было множество. Так закончилось усмотрение Фив, а свою личную долю фиванской добычи царь через Евмена потратил на выкуп из рабства фиванцев, проданных по желанию союзников. Прибыли послы из Афин, приехал с ними и Демад, а с ним Лисипп, Линкей и Онесекрит.

   — Здравствуй, мой добрый друг, - поздоровался с Демадом Александр, — И вы мои друзья, обратился он к Линкею, Лисиппу и Онесекриту.

   — Царь, Афины оказались впутаны в это по недоразумению, узнали от фиванцев, что ты убит, и возомнили о себе лишнее.

   — Хорошо что вы приехали, — ответил он, - Я не хотел крови фиванцев, предлагал им мириться с почетными условиями, а они напали ночью. А простить их был не в силах, аргивяне жаждали их крови- исполнилась их тысячелетняя мечта. Поход Семерых увенчался успехом в этот раз. Я подтверждаю прошлый договор с Афинами, и пусть вышлют Харидема. Вот и все условия.

   — Спасибо, я знаю, ты полюбил наш, да и теперь твой город. И вот тебе письмо от Таис, а на словах, она хотела к тебе приехать

   — Я рад, — сказал он, слабо улыбаясь, - если приедет в Амфиполь. Ведь следующей весной я начну войну с Персией. Поэтому и Афинам нужно выделить контингент для похода, что тоже входит в условия договора.

   Встретив друзей скромным пиром, Александр увел армию на север, и начал подготовку к походу, но Лисипп, Линкей и Онесекрит приехали в Македонию, и вскоре в Пеллу также приехала Таис. Пердикка выздоравливал, и царь рассчитывал взять с собой в поход его, а оставить Македонию и Элладу под присмотром внимательных глаз Антипатра.

   Осень, в Амфиполе уже не очень жарко, солнце не так обжигало, созревал виноград, и крестьяне стали его собирать, и в саду курета тоже висели ароматные грозди, источавшие божественный аромат. Впрочем, росли в саду и груши, и золотые яблоки, поставившие бы перед нелегким выбором Париса. А Неарх отдыхал после боев и походов в своей усадьбе, читая философов древности, его же оруженосцы по очереди ждали госпожу в порту. Они ждали его жену, которая в письма обещала прибыть осенью, в этом месяце, и вот, наконец, с последним кораблем приехала Каллифена с сыном и двумя няньками и слугами. Ее несли на носилках из порта, Терес шел впереди по узким улицам, а в это время Неарх спокойно читал любимого Арктина. Вдруг у дома раздались радостные крики:

   — Неарх, ты где, что, уже не ждешь меня, — услышал он веселый голос жены.

   Он выбежал из дома во двор, куда вошла жена со слугами, а ребенка на руках несла нянька. Неарх бросил свиток на лежанке, и побежал к калитке, где его уже ждала Каллифена.

   — Я очень рад тебя видеть, — сказал курет, целуя жену раз за разом и не в силах оторваться, и опять верный муж целовал свою жрицу.

   — Загорел, и цел, — приговаривала она, смотря на него, и целуя в ответ, - самое главное. Смотри, вот наш сын, — она обернулась и позвала служанку.- Филия, принеси Леона. Я дала ему детское имя. Ты не против?

   — Нет, мы с Крита, ты в своем праве матери, - сказал он, улыбаясь жене.

   Служанка принесла сына, Неарх взял его на руки, это был крепкий малыш, с волосами русого цвета и веснушками, он не стал отталкивать отца, а спокойно лежал на руках.

   — Красивый получился, весь в мать,

   — Мы с тобой оба хорошо старались, муж мой. Дед и бабка не хотели его отпускать. Но я им обещала, -сказала она улыбаясь, — что мы еще постараемся.

   — До весны время много, — рассмеялся Неарх,

   — В поход?

   — Ты очень умная, даже больше чем красивая.

   — Филия, отнеси ребенка в дом, — приказала Каллифена.

   — Ты неплохо ведешь дела, дом в порядке. Усадьба ухожена и чиста.

   — Пошли, поедим, в саду нам накроют, — сказал Неарх жене.

   — Мне надо помыться с дороги, — целуя в щеку, сказала критянка, и пошла в дом.

   — Терес, скажи слугам, пусть нам с госпожой подадут еду в саду и не беспокоят потом. Сам с Элефтерионом, тоже не отвлекайте, у нас очень важные дела.

   Оруженосец посмотрел на Неарха, потом заговорщически улыбнулся.

   — У тебя очень красивая и, что непривычно, слишком умная жена, — утвердительно заметил Терес, и пошел искать Элефтериона. У Неарха при этих словах вдруг родилось неукротимое желание огреть по-хозяйски поленом фракийца. Но тут же вспомнилось, как они при Херонее изображали битву за тело Патрокла, причем практически Патроклом стал сам израненный Неарх, ну а фракиец, скорее был Менелаем .

   Двое слуг и служанок стали готовить трапезу, уходя под разными предлогами, что бы посмотреть на Леона. Потом принесли еще одно ложе в сад, и два столика для еды, напитки принесли тоже. Вскоре приготовили тунца, охлажденного ягодного напитка в серебряном кувшине, и два серебряных же кубка, подарки Александра за поход за Истр.

   Вышла и Каллифена, одевшая сейчас лучший шелковый хитон, ценой в три усадьбы Неарха в Амфиполе, тисненые сандалии, золотое ожерелье было на шее, а волосы тщательно завиты, спадавшие ей на плечи волнами темной меди. И вдруг она стала сплетать пальцы в жестах, которые он учил у нее в Идейской пещере, курет внимательно смотрел, повторяя, а когда не понимал, сплетал в жестах повторения, читая эти мудры: «Александр тот, кого мы ждем? Он явлен, назвал себя?» и он отвечал такими же плетениями: «Нет, пока нет, но он притягивает людей к себе и видно, Элисия помогает ему лечить. Он спасает людей и не любит убивать». Она продолжала свои бессловесный разговор: «Он явил себя и как лекарь… Торопить нельзя, ему надо помогать.». Потом, она как — будто ничего не было, прилегла на ложе с довольной улыбкой.

   Обед, судя по аромату был великолепен, и он положил в тарелку жены кусочки рыбы под острым соусом, и предложил ей. С любопытством изучив содержимое тарелки, она с удовольствием стала есть, запивая фруктовым напитком. Неарх положил себе даров моря, и тоже ел с аппетитом.

   — Ты здесь неплохо устроился. И кормят хорошо, наверно и не скучал по мне?

   — Кормят, и правда хорошо.

   Каллифена доела обед, отодвинула аккуратно столик, потом ойкнула и стала чесать шею.

   — Что случилось, — спросил курет и присел к ней, осматривая больное место.

   От жены пахло великолепными египетскими ароматами, он чувствовал рядом ее тепло ее бедра, она еще изогнулась, показав ему спину, скрытую шелком, и жалобно сказала:

   — Посмотри, волосы за застежку зацепились,

   И Неарх начал аккуратно перебирать локоны, и смотрел, какая же она красивая, на волнующие изгибы ее тела, и вдруг Каллифена расстегнула серебряные застежки на плечах, и платье сползло с нее, она хищно улыбнулась, и проворковала: «Вот ты и попался,» обняв его и притянув его голову к себе, покрывая его поцелуями.

   Позвали слуг попозже, когда пришла пора ужинать. Неарх представил слуг своей жене, и особо оруженосцев Тереса и Элефтириона.

   — Это вы были с моим мужем при Херонее, - спросила она у Тереса и Элефтериона.

   — Да, госпожа, помогали немного, — ответили они излишне скромно.

   Каллифена вручила им подарки, кинжалы критской работы с серебряными рукоятями, она заявила, что они подойдут к их новой одежде, и служанки принесли им хорошие фракийские плащи и новые расшитые хитоны.

   — Я очень надеюсь на вас в походе, - добавила она заканчивая свою речь.

   В Пелле приехавшие к Александру долгожданные гости не скучали, ведь Александр помимо подготовки к походу часто общался с Таис, и Линкеем, Онесекритом и Лисиппом. Лисипп ваял бюст Александра, и царю настолько понравилось произведение, что он заказал и еще несколько.

   В дом Таис вошел Лисипп, и хозяйка быстро вышла к нему как всегда веселая, и потрясающе красивая. И весьма и весьма умная.

   — Здравствуй, красавица. Ко мне пришел заказ на статую Афродиты из Сицилии, и я подумал взяться, что бы сделать творение лучше Афродиты Книдской и мечтая превзойти Праксителя.

   Он смотрел на реакцию Таис, ее глаза загорелись, и видно, что она уже согласилась, еще не говоря ни слова.

   — Ты умеешь соблазнять, ваятель. Какой замысел?

   — Статуя будет называться Афродита — Каллипига (сильно красивая, ослепительно прекрасная.)

   — Уже интересно, - проворковала гетера без промедления скидывая одежду, обнажая свое прекрасное тело перед глазами художника. Он смотрел, оценивая безукоризненные пропорции- женственные плечи, стройное тело с длинными ногами и округлыми бедрами, стройной шеей, увенчанной прелестной головой с прекрасным лицом. Он обошел девушку, прикидывая замысел, и у него родилась мысль- он подал Таис короткое платье, с тем что бы она задрала подол до пояса.

   — Получается забавно, — засмеялась девушка, вертясь и так и эдак перед художником, который делал рисунки ее тела свинцовым карандашом на бумаге, хотя собрать свое дарование, и не обращать внимание на прелести девушки было почти невозможно, но всего он сделал целых десять рисунков, и их все он показал Таис.

   — Ты просто мастер, а если тебе картины писать, как Полигнот? Некоторые считают, что этот художник все знал. Александр же тебя любит, напиши потом меня?

   — Обещаю, сделаю вот твое изображение сиракузянам. Будешь из меди, позолоченая, в своей нестареющей красе, — мечтательно проговорил Лисипп. А потом картину - ты выходишь из воды, тоже как изображение Афродиты. Я попытаюсь превзойти и Праксителя и Полигнота.

   — Спасибо, — сказала она, целуя художника в щеку. - Ты и мальчик сделали мою жизнь много лучше.

   Через месяц Лисипп принес уменьшенную копию статуи Афродиты-Каллипиги в дом Таис, где уже за чашами вина сидели друзья- Александр, Онесекрит и Линкей, а рядом стояла в нетерпении Таис, положив руки за спину, и постукивая об пол прелестной ножкой.

   — Показывай скорее, — подбежала к Лисиппу гетера и схватила его за плечо, не в силах более ждать.

   Лисипп аккуратно, нарочито не спеша, поставил на стол накрытую полотном статуэтку, и выждав драматическую паузу, снял покрывало с Афродиты. Четыре пары глаз впились в изображение, просто пожирая его глазами. Лисипп смог передать всю прелесть и обольстительность модели и придать ей некий божественный смысл.

   — Великолепно, ваятель, ты превзошел самого Праксителя, — отметил Александр, — а если я бы перекупил статую?

   — Не могу, Александр, я сделаю тебе такую же, вернешься из похода, отолью еще для тебя, для городов Диона или Пеллы.

   — Ловлю тебя на слове, Лисипп. И Таис говорила, — Таис покраснела при этих словах, и руками взялась за поясок хитона.- Ты картину обещал написать. Я оплачу все расходы, Лисипп, и деньги заплачу вперед.

   — Я надеюсь, что картина тебе понравится, Александр.

   — Ты превзойдешь Полигнота, друг мой, - сказал царь и взял его за руки. - Видишь, как хорошо, что ты ко мне приехал. Не смей покидать меня.

   Симпозий закончился прекрасно, Таис находилась в приподнятом настроении, а Линкей взялся читать свои новые стихи.

   — Подожди, -крикнул Онесекрит, хватая папирус и свинцовый карандаш, — Я записываю. И начал писать нетвердой рукой.

   Ленкей поднялся с ложа, откинул плащ с правой руки на манер Демосфена, и гордо откинув голову, так что с его кудрей свалился цветочный венок, продекламировал:

   Одета в бронзу гордая краса

   Рукой художника, вмиг познавшая бессмертье

   И пусть помещена эта прелесть в светлый храм

   Но любоваться ею будут люди не одно столетье

   Ответом поэту были аплодисменты, и чаша вина, после которой афинское дарование стало обдумывать новую пьесу уже во власти рукоплещущего ему Гипноса. Все стали расходится, а Александр остался поговорить с Таис о искусстве, и их беседа продолжалась до утра.

   Приготовления к походу продолжались по нарастающей, припасы доставлялись в Амфиполь, где были построены большие склады. Пердикка выздоровел, и это еще больше укрепило воинов в даровании Александра, как Спасителя раненых из лап смерти.

   И вот, началась весна, потеплело, и как ручьи из талого снега стекаются в полноводную реку, что бы вместе нести свои волы к морю, так и собиралось союзное войско Эллады для вторжения в Азию, и путь армии лежал к морю, в Сест. Фракийцы ожидали Александра около Амфиполя, отряды из Пелопонесса, Фокиды, Этолии и Аркадии подходили к Пелле.

   Вот и настал день прощания, Александр простился с Арридеем и пошел в покои матери.

   — Пришел сказать до свиданья, мама, — сказал Александр, с напряжением в голосе.

   — Подойди Александр, — сказала мать со слезами в голосе, — плохо что ты не женился, я бы сейчас воспитывала твоих внуков. Будь недоверчивым, даже к друзьям, — смотрела при этих словах в его глаза пристально, и с любовью.- Ты добр к ним, но будь им не только другом, но и Царем, а то при первых сомнениях в тебе они попытаются тебя убить, что бы сохранить свое добро.

   — Они мои друзья, они любят меня, — ответил сын матери с недоверием.

   — Гефестион, Птолемей, Неарх, а теперь и Пердикка, которого ты как Геракл вырвал из лап Танатоса, эти да, а с остальными будь осторожен, — говорила ему мама спокойным тоном, — я люблю тебя, и когда все там образуется, возьми меня к себе, в Азию, я никому не дам тебя обидеть. Вот, возьми на дорогу, я испекла тебе любимые сладости. А теперь иди, тебя ждут воины, - сказала она, и поцеловала его на дорогу, силясь не разрыдаться.

   Александр осторожно высвободился из материнских объятий и тихо пошел по коридору дворца, силясь запомнить мозаики, знакомые с детства, светильники и треножники, некоторые он ронял, зарабатывая за это шлепки матери. Он надеялся, что вернется сюда, но позже, немного позже. Спустился по лестнице, он встретил полководцев — Пердикку, Кена, Клита, Антипатра.

   — Мой добрый Антипатр, славный полководец. Прости, но ты остаешься здесь, что бы беречь эллинский союз, и наш тыл, обучать воинов и беречь все царство и мою семью. Отдельно прошу, не ссорься с моей матерью, и сразу, — он засмеялся при этом, — прошу прощения за нее.

   — Уже простил, - сказал Антипатр, крепко обнимая на прощанье Александра, - Возвращайтесь с победой друзья, и простите, если что было не так, - сказал он, уже обращаясь ко всем, — я вас здесь не подведу.

   — И ты нас прости друг, если что, - ответили те ему, садясь на коней, и скоро уже только пыль клубилась над колонной войск и обозом, уходившими на Амфиполь, и далее, в Сест и кораблями в далекую Азию. Вдоль дороги стояли лишь женщины, махавшие вслед воинам платками, повторяя в этом обычае скирофорион, чудесный плат Афины-Паллады, укрывшей этим платом эллинов, и жены и дочери воинов также надеялись укрыть силой своей любви родных и близких, уходивших на войну.

   Неарх ожидал войска в Амфиполе с критскими стрелками, которые должны были присоединится к македонской армии, и тут к нему примчался вестовой, то что армия скоро будет в этом городе, а царь со свитой заедет в гости к Неарху.

   — Жена! К нам царь со свитой скоро будет!

   — Большая честь, а нечего есть, — ответила она присказкой, - и надо угощение приготовить, -ответила Каллифена.

   И она пошла давать указания служанкам, а критянин созвал слуг и приказал приготовить ложа и столики. Там же приказал Тересу приготовить всю аммуницию и коней.

   — Элефтерион! Сходи, посмотришь за улицей, — приказал курет слуге.

   Успели все кушанья приготовить, как раздался крик Элефтериона: «Царь!», и дробный топот коней, и всадники стали заезжать в открытые ворота. Подошли слуги, и увели коней, когда царь и его свита спешились. Александр, Птолемей, Пердикка, Евмен, и Гарпал, Кассандр и Атей, ставший почти воспитанником Александра, осматривались, с интересом глядели на усадьбу Неарха.

   — Здравствуй Неарх, — поздоровался царь, и кивнули головами этеры и Пердикка,

   — Здравствуй Александр, здравствуйте друзья, -ответил курет.

   — Это моя семья, -показывал родных Неарх, — это моя жена Каллифена, это мой сын Леон, — указал он на ребенка.

   — Жена у тебя красавица, и по слухам умница, - кинув взгляд на критянку, вежливо вел речь Аргеад, — а сын, конечно, станет еще отважнее и умнее отца, — сказал он, внимательно осмотрев Леона.

   — Проходите, дорогие гости, — вежливо повела визитеров к расставленному угощению Каллифена. — Все готово, и трапеза накрыта, а я оставляю вас на попечение мужа, — сказала она удалившись, внимательно осмотрев Александра.

   Слуги разложили столь любимого эллинами тунца по тарелкам, разлили вина по кубкам, и началась небольшая дружеская пирушка.

   — Я рад что побывал у тебя в гостях, у тебя прекрасный дом, и хорошо, что тебе захочется вернуться сюда, — похвалил его царь,— Жена умна и красива. Ты очень разумно женился, в таком тонком деле не всем везет, и хорошо, что ты здесь не уподобился Сократу , - добавил он засмеявшись.

   Съели весь обед до крошки, друзья проголодались в дороге, выпили только по чаше вина, и Александр переглянулся с Гефестионом и Пердиккой, и стал вставать.

   — Собирайся, Неарх, прощайся женой и сыном, сзывай дружинников и двигаемся в поход. Мы тебя подождем за околицей.

   Все встали, и стали собираться, слуги седлали коней, и свита и царь уехали, как приехали, быстро и легко, подобно весеннему ветру.

   Неарх переодевался в походную одежду, жена принесла плащ, он оделся, и подошел к ней.

   — Я вернусь,