Я найду тебя. Марина Залесская

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. «Джимми, Джимми, иди, иди, иди»
• ГЛАВА 2. Психотерапевты и Доктор Кто
• ГЛАВА 3. Бурная деятельность Кэтрин
• ГЛАВА 4. Прекрасная Флоренция
• ГЛАВА 5. Психиатр и первая таблетка
• ГЛАВА 6. Некоторые события прошлого
• ГЛАВА 7. Траттория NONNA IN CUCINA
• ГЛАВА 8. Автограф принца Чарльза
• ГЛАВА 9. Скрипичный техник
• ГЛАВА 10. Софи
• ГЛАВА 11. «Клуб моментальных знакомств»
• ГЛАВА 12. Импровизированный концерт
• ГЛАВА 13. Модели, актрисы, эскортницы
• ГЛАВА 14. Старый потертый ковер
• ГЛАВА 15. Скопированные дни
• ГЛАВА 16. Странный сон
• ГЛАВА 17. Пустой дом
• ГЛАВА 18. Час спустя. Беги, мод, беги!
• ГЛАВА 19. Я нашла тебя!
• ГЛАВА 20. Вилла «Романтика»
• ГЛАВА 21. Торговля со Всегалактическим Разумом ИскИн
• ГЛАВА 22. Любовь на вилле «Романтика»
• ГЛАВА 23. «Чудеса на острове». Терминатрикс
• ГЛАВА 24. Вещи из будущего
• ГЛАВА 25. Обед в патио
• ГЛАВА 26. Славка
• ГЛАВА 27. Вопросы и ответы
• ГЛАВА 28. Музыка вернулась
• ГЛАВА 29. Первая ссора
• ГЛАВА 30. Замок Приор-Князя. Портал в Древний Китай
• ГЛАВА 31. Минчжу
• ГЛАВА 32. Скрипач не такой уж хороший жилец
• ГЛАВА 33. Прощание с будущем
• ГЛАВА 34. Замок Приор-Князя. Мирослава и Славка
• ГЛАВА 35. Счастливый мартовский день
• ГЛАВА 36. Вторая ссора
• ГЛАВА 37. Все дороги ведут в Рим, а в Париже надо жить, а не умирать
• ГЛАВА 38. Ночной поезд
• ГЛАВА 39. Объятия Парижа
• ГЛАВА 40. Последний день в будущем
• ГЛАВА 41. Последние часы на Талионе
• ГЛАВА 42. Визит к Кэтрин
• ГЛАВА 43. Трудный разговор
• ГЛАВА 44. ТАРДИС и ИДМ
• ГЛАВА 45. Апрель в Париже
• ГЛАВА 46. На Монмартре
• ГЛАВА 47. Фото на паспорт
• ГЛАВА 48. Инцидент в кинотеатре
• ГЛАВА 49. Второй инцидент
• ГЛАВА 50. Обручальное кольцо
• ГЛАВА 51. Возвращение скрипки Гварнери
• ГЛАВА 52. Расставание
• ГЛАВА 53. Прошел год
• ГЛАВА 54. Муж и жена
• ГЛАВА 55. Десять полосок
• ГЛАВА 56. Моника
• ГЛАВА 57. Спустя пять лет
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Эмоциональная история любви!

   Разлученные навсегда, Даниэль и Мирослава остались каждый в своем времени.

   Две тысячи лет пролегло между ними – пропасть, которую невозможно преодолеть.

   Долгая разлука ранила их сердца и души. Даниэль не слышит музыку, скрипач оглох.

   Мирослава каждый день рискует жизнью, участвуя в экспериментах над людьми.

   Но смелая девушка-мод решила не сдаваться и найти возлюбленного. Сможет ли она преодолеть бездну времени и вернуться к Даниэлю?

   Или судьба опять разведет их в разные стороны?

ГЛАВА 1. «Джимми, Джимми, иди, иди, иди»

Ночью ему приснился сон.

   Не бог весть какое событие, но снов Даниэль не видел уже давно. Обычно он радовался, что очередной пустой день наконец-то заканчивался, с облегчением принимал красную, прочерченную поперечной полоской таблетку снотворного, падал в кровать и через пятнадцать минут проваливался в темноту – вязкую и черную, как ноябрьская жижа на дорогах. Вставал по будильнику смартфона, жизнерадостно голосящего петухом. Даниэль ненавидел злосчастную птицу. Он представлял, как наглый самодовольный петух сидит на заборе и дерет горло, важно растопырив пышный хвост и якобы приветствуя новый день.

   Даниэль мог выбрать мелодию приятнее, но назойливые петушиные вопли все же не менял. Музыка ушла из него, и любой трек, даже синтезированный, вызывал головную боль. Петуху приходилось кукарекать долго, потому что выбираться из тяжелого забытья Даниэлю не хотелось. Незачем.

   Но он все же вставал. Психотерапевт рекомендовал тщательно соблюдать режим и жить от точки до точки. Первая точка – сунуть ноги в тапки, следующая остановка – в ванной. И Даниэль поплелся умываться. А затем – часовая восстановительная гимнастика для вывихнутого плеча, завтрак, прогулка, препирательства с матерью, которая непременно хотела показать его самому лучшему психотерапевту, «светилу из светил», у которого даже бывшие суицидники обретают смысл жизни и начинают петь и танцевать.

   «Как в индийском кино», – усмехнулся Даниэль.

   Болливудские фильмы один за другим смотрела на ноутбуке молодая экзальтированная девица, соседка по бизнес-классу в самолете, когда Даниэль летел из Нью-Йорка в Лондон. Девушка плохо настроила наушники, и песни знойных красавиц и красавцев громыхали вовсю. Даниэль долго терпел, но все же попросил звук убрать. Девушка поджала губы, обиделась. Пришлось объяснить соседке, что вчера он играл двухчасовой концерт, а сейчас хочет побыть в тишине.

    Девица радостно завизжала: «Так вы музыкант!» и поставила отрывок из любимого фильма. Даниэль вежливо посмотрел, похвалил, от другого клипа отказался, вставил в уши затычки и уснул.

   Но вот сейчас вспомнил.

   Он представил толпы бледных немочей с обрывками веревок на шеях, с перевязанными запястьями и подключичными катетерами. Одетые в нелепые больничные рубашки в мелкий горошек, с завязками на спине, немочи размахивали стойками для капельниц и торопились к двери с табличкой «Психотерапевт-светило». От психиатра они выходили свеженькими и румяными. Бодро скакали под аккомпанемент танпура^струнный щипковый инструмент^и барабана пакхавадж^индийский ударный музыкальный инструмент^и замысловатыми жестами рассказывали о том, что раньше они одной ногой стояли в могиле, а теперь благодаря чудо-доктору радуются солнышку, облачку в голубом небе и луже возле мусорного бака.

   Экс-суицидники призывали Даниэля наконец-то решиться зайти к светиле-доктору и присоединиться к ним. Немочи организовали упорядоченный ансамбль, протягивали к нему тощие исколотые руки, весело и пискляво пели высокими голосами:

   Джимми, Джимми, Джимми,

   Идем, идем, идем.

   Джимми, Джимми, Джимми,

   Идем, идем, идем.

   Идем же со мной,

   Эта бессонная ночь

   Зовет тебя – услышь!

   Спой ей ту мелодию.^Песня из кинофильма «Танцор диско»^

ГЛАВА 2. Психотерапевты и Доктор Кто

Но Даниэлю не для кого было петь и поэтому от очередного шринка он отказывался. Когда-то он согласился с диагнозом, который поставила мать – депрессией – и послушно ходил на лечебные психотерапевтические сеансы, но ничего не получалось.

   Даниэль никак не мог ответить на простой вопрос, что же такое с ним произошло, спотыкался о невозможность сказать, что страшный черный человек выкинул Мирославу в жуткое место, название которого он забыл… Но хорошо помнил, как Мири уходила – заплаканная, босая, в его футболке^Об этих событиях написано в книге «Предсказанная любовь»^. Она очень любила эту обычную белую майку, радовалась, что быстро разгадала фирменный логотип: две первые буквы названия бренда Under Armou – U и A, вплетенные друг в друга.

   Как психотерапевт сможет вылечить его? Вернет Мири? Нет, не вернет. Или поможет забыть тот тяжелый камень, которым придавил его человек в черном? Забыть ледяную преграду, которую тот выстроил между Даниэлем и Мири, не дав им даже попрощаться по-человечески? Пожалуй, да, это шринк сумел бы. Но тогда надо будет рассказать о том, что произошло, а Даниэль не мог.

   О, теперь Даниэль хорошо понимал Мири, которая на его расспросы замыкалась и молчала. Она знала, что он ей не поверит.

   Даже сейчас Даниэль не мог ответить на вопрос, поверил бы или нет? Неохотно признавал, скорее всего – нет. И спешил добавить – конечно же, он бы не подумал, что девушка психически больна, а решил, что она безудержно фантазирует.

   Поэтому на лечебных сеансах он угрюмо молчал или что-то невразумительно мямлил. Даниэль считал, что на девочку-фантазерку он не похож, а прослыть психом не хотел. Почему-то ему было не все равно и это последнее «не все равно» давало надежду, что он выкарабкается из тряского болота депрессии и снова начнет слышать музыку.

   Он перестал слышать ее вскоре после того, как ушла Мири. Вначале музыка где-то глубоко жила в нем. А потом – пропала. Даниэль играл на «автопилоте», совсем глухой, играл механически, как внезапно ослепший опытный гонщик вел бы скоростной болид по опасной, но хорошо знакомой трассе.

   Все его силы были направлены на то, чтобы исполнить программу до конца, торопливо поклониться и поскорее уйти в гримерную. Он бездумно сидел в плотной, почти осязаемой тишине, и ждал, когда его отвезут в отель. Раньше после концерта он всегда чувствовал радость, даже эйфорию, а теперь осталась только тяжелая усталость.

   «Маэстро перегорел», – качали головами музыканты из оркестра.

   «Он болен», – шептали жалостливые женщины.

   «Спайса^Спайс – синтетический каннабиоид, наркотическая курительная смесь^ накурился», – всезнающе поведал недавно завязавший с наркотой звукорежиссер Джон.

   Так прошло несколько выступлений, которых Даниэль не запомнил, как не запомнил он и переездов из города в город.

   Морис, его менеджер, потрясенный состоянием Даниэля, позвонил Кэтрин.

   – Рядом с ним есть девушка? – тут же спросила она. – Юная, со светло-русыми волосами и странными прозрачными глазами?

   – Нет, Кэтрин, Даниэль совсем один и как будто живет в другом мире, – ответил Морис.

   – Я приеду и разберусь, в чем дело, – твердо сказала Кэтрин.

   Она отменила все тренинги и примчалась во Флоренцию. Вечером Даниэль собирался играть Бетховена, концерт для скрипки с оркестром ре мажор, требующий сильного психического и музыкального напряжения. Он только что вернулся с генеральной репетиции. В зале сидели школьники и студенты университетов Флоренции. Молодежь, замерев, с восторгом слушала трогательную и искреннюю, наполненную глубоким лиризмом музыку. Знаменитый флорентийский камерный оркестр и дирижер, известный маэстро Джузеппе Л., играли с полной отдачей, и зрители хлопали, не жалея ладоней.

   Даниэль решил, что все прошло хорошо, и не остался на «разбор полетов». На таком высоком уровне необязательно долго обсуждать, все и так понятно во время репетиции. Он ушел и даже не заметил, как дирижер недоуменно посмотрел на него и несколько раз снял и протер очки.

   В гримерной Даниэль задернул шторы, выключил свет и свалился в кресло. Он уставился на стену, глядел на нее до боли в глазах. Даниэль ждал, что сейчас старая многовековая кирпичная кладка истончится, распадется на атомы, пространственно-временная дыра прогонит притаившихся в углах пауков, с треском порвет многочисленные афиши – и появится телепорт.

   «Телепорт, – думал Даниэль, – сколько лет жил и не думал о том, что “телепорт” и “телевидение” однокоренные слова. “Теле” в переводе с греческого – “далеко”, “портаре” на латыни – “переносить”, а “визо” – vīsio на той же латыни – “зрение, видение”. На две тысячи лет вперед телепортировалась от меня Мири, и никакое телевидение не поможет увидеть ее».

   Даниэль вспомнил сериал «Доктор Кто»^хронофантастический сериал Би-Би-Си^, который запоем смотрел в детстве. Как лихо Доктор мотался по мирам и временам в своем неизменном ТАРДИСе^машина времени и космический корабль из британского телесериала «Доктор Кто»^! Ребенком он мечтал прокатиться с Доктором в живой машине, попутешествовать по разным планетам, заглянуть в прошлое и послушать бардов при дворе короля Артура, миннезингеров^средневековые немецкие и австрийские певцы^воспевавших любовь к Прекрасной Даме.

   А сейчас он упросил бы Доктора отправиться...

   «Куда же?» – мучительно вспоминал он, как будто ТАРДИС уже висел в душном воздухе гримерной, а весельчак Седьмой Доктор в исполнении шотландского актера Сильвестра Маккоя направлял на него свой неизменный зонтик, сдвигал шляпу, предлагал сыграть партию в шахматы и задушевно восклицал: «А где-то там, в другом месте…»^Каждый Доктор имел свою характерную внешность, привычки и «коронную» фразу^

   «Планета Талион в системе Альфа Ориона ‒ Бетельгейзе, – внезапно вспыхнуло в голове. – Она сама сказала, что пришла оттуда. Мирослава там! Что за Бетельгейзе такая? Надо посмотреть в Интернете».

ГЛАВА 3. Бурная деятельность Кэтрин

Даниэль вздрогнул от того, что кто-то ворвался в комнату, и полусон-полуявь прервался.

   – Я же просил – не мешать! – крикнул он. – Я отдыхаю!

   Над ним стояла встревоженная, но тщательно одетая и причесанная Кэтрин.

   – «Скорая помощь» прибыла, – буркнул Даниэль. – Со мной все в порядке. Я здоров.

   – Сейчас проверим! – пригрозила мать.

   Она резко отдернула шторы, открыла форточки, запустила в темную комнату яркий солнечный свет и свежий весенний воздух и приступила к неприятному осмотру, который всегда проводила, когда ей что-то не нравилось в поведении Даниэля. Уклониться от процедуры не представлялось возможным, и Даниэль терпел.

   Кэтрин заставила его открыть рот, промычать: «А-а-а!» – и внимательно осмотрела гортань.

   – Горло не красное! – объявила она.

   «Один пункт вычеркиваем», – усмехнулся про себя Даниэль.

   Она попросила его показать язык, положила прохладную ладонь на лоб и пробормотала: «Температуры нет!»

   «Второй пункт тоже убираем».

   Кэтрин тщательно и осторожно прощупала лимфоузлы, оттянула веки, рассмотрела белки глаз, ощутимо нажимая, помяла живот и наконец вынесла вердикт: «Простуды и дискинезии нет!»

   – Я же говорил, – вяло шевельнулся Даниэль.

   Мать приступила к более тщательному осмотру. Она измерила пульс, проверила, не расширены ли зрачки, усердно шевеля носом, как смешной зверек выхухоль^млекопитающее животное отряда насекомоядных^, обнюхала одежду, заставила по очереди коснуться указательными пальцами обеих рук кончика носа, осмотрела все вены на руках и открыла рот, собираясь что-то произнести, но Даниэль опередил ее:

   – Штаны не сниму. Я не пью, не наркоманю, не колюсь и не нюхаю. Я здоров, теперь ты, наконец-то, убедилась?

   – Ты не здоров, – убежденно сказала мать, – ты на себя не похож: худой, опрокинутый и белый как Алмаз.

   Алмазом звали белоснежного кота материной подруги – Жаклин. Гетерохромного^Гетерохромия – глаза разного цвета^котенка редкой породы као-мани Жаклин привезла из Таиланда и нянчилась с ним, как с ребенком.

   – Скоро мебель начну драть и в лоток ходить, – съязвил Даниэль.

   Он злился на мать за то, что та нарушила его уединение и подвергла дурацкому осмотру.

   – Где Мирослава? – не обращая внимания на его сарказм, спросила Кэтрин, все же нащупав болевую точку.

   – Ушла, – коротко ответил Даниэль.

   – Как ушла? – ахнула мать. – Она не могла уйти! Девочка любит тебя! Я сама видела!

   – Но все же она ушла, – пожал плечами Даниэль

   – Вы поссорились? Ты обидел ее? Нарисовалась какая-нибудь твоя бывшая и наговорила девочке гадостей? – сыпала предположениями Кэтрин.

   – Нет – на все три твоих вопроса, – сказал Даниэль, подумал и решил все-таки раскрыть матери маленькую часть правды. Может быть, тогда она отстанет от него? – Она ушла не сама, ее забрали.

   – Как это – забрали? – воскликнула Кэтрин. – Она что – вещь? Девочка хоть и молода, но совершеннолетняя. Ее нельзя забрать без согласия!

   – И все же опекун забрал ее, – нехотя выдавил Даниэль.

   Ему было больно даже думать об этом.

   – Почему ты ему разрешил? – накинулась на него мать. – Почему не вызвал полицию?

   – Не кричи, – поморщился Даниэль, – голова болит. Я ничего не смог сделать. Этот человек… – Он запнулся, вспомнив слова Мири: «Приор-Князь не человек», но продолжил: – Он оказался сильнее меня.

   Кэтрин неожиданно успокоилась и деловито сказала:

   – Мы ее найдем! Я подниму свои связи, пересмотрю анкеты всех клиентов и слушателей курсов и найду нужного человека! – Она на минутку замолчала, давая себе передышку, и с энтузиазмом продолжила. – Вспомнила! У одного моего клиента отец работает в какой-то секретной службе. Мальчик очень одинок, он проходил у меня сеансы психотерапии. Попрошу его познакомить с отцом, и тот, ведомый чувством вины за то, что не принимал участия в воспитании сына, отыщет Мирославу, даже если она находится на Тибете или в дебрях Амазонки. Ее опекун скорее всего сектант, держал девушку вдали от цивилизации. Ты все расскажешь про Мирославу, про ее странности, про отсутствие знаний о современной жизни, про необыкновенную скорость при беге. Скорее всего, секта, в которой воспитывалась Мирослава, уже находится в разработке у Интерпола. Если девочка сбежала из логова, то сектанты ее разыскивали и, конечно, наследили. Мы ее обязательно найдем! – воскликнула мать. – А теперь пойдем на прогулку. Одевайся!

   На несколько минут Даниэль поверил, что отец клиента Кэтрин найдет Мири. Такова была его мать, она могла любого заставить поверить во что угодно.

ГЛАВА 4. Прекрасная Флоренция

Во Флоренции ликовала весна. Сказочно-красивый старинный город плыл в душистом бело-розовом цветочном облаке. Прохладный, еще не нагревшийся ветерок шевелил листья деревьев, забирался под полосатые маркизы, обдувал сидящих на темных деревянных стульчиках местных стариков с чашечками неизменного эспрессо, колыхал оборки разноцветных зонтов, вкрадчиво залезал под потные футболки уставших туристов, ожидающих заказанные блюда.

   По древним узким улицам бродили толпы приезжих, а между ними, ревя моторами, пролетали мотоциклы, отчаянно сигналя, проезжали машины и, тяжело кряхтя, протискивались автобусы.

   Даниэль немедленно надел солнцезащитные очки. Последнее время у него появилась выматывающая привычка выискивать Мири в зале, среди слушателей. В первых рядах сидели девицы, которых музыканты из оркестра ехидно называли «все на продажу»: грудь, что не помещалась в декольте, стройные ноги, слегка прикрытые мини-юбками, кукольные личики с длинными ресницами и полными, обколотыми губами.

   Раньше он не обращал на них внимания, никогда не рассматривал публику, это мешало концентрации. А теперь мельком пробегал взглядом по выставке красоты и раздражался, потому что ему приходилось искать Мири в следующих рядах, но так далеко он уже никого не видел.

   Даниэль понимал, что Мирославы в зале нет, вернись она вдруг, то наверняка нашла бы его.

   Он вел поиски и на улице. Высматривал Мири в толпе девушек. Сколько раз с испепеляющей надеждой цеплялся взглядом за хрупкую фигурку с копной русых волос. Иногда девушка была так похожа, что он начинал преследовать ее и, забежав вперед, смотрел в лицо. Но это оказывалась не Мири. Совсем другие глаза, брови, другие руки, все другое. Девушка обычно пугалась, но все же вытаскивала из уха наушник и вежливо спрашивала, чего ему надо. Даниэль говорил, что обознался, растягивал губы в дежурную улыбку и спешил убежать, замечая, как настороженность сменялась жгучим интересом. Некоторые из девушек пытались его вспомнить, но у них ничего не получалось, все же он не поп-кумир.

   При матери он изо всех сил старался поисками не заниматься и просто бездумно смотрел по сторонам, пропуская весеннее великолепие города мимо сознания.

   Но Кэтрин вдруг споткнулась и уцепилась за его локоть.

   – Что случилось? – недовольно спросил Даниэль.

   – Во Флоренции у меня всегда кружится голова и подкашиваются ноги, – пожаловалась мать. – Слишком много всего: великолепные палаццо, прекрасные памятники, старинные базилики – перебор, я немного устаю.

   – Пойдем назад?

   – Я хочу подняться на Piazzale Michelangelo^Площадь Микеланджело – достопримечательность Флоренции^, – упрямо заявила мать.

   – Это довольно далеко и высоко, – предупредил Даниэль. – Давай вызовем такси, а то ты устанешь и придешь к лестнице без сил.

   – Ты считаешь меня старой развалиной? – обиделась Кэтрин.

   – Развалиной не считаю, – пожал плечами Даниэль, – но думаю, что ты необъективно оцениваешь свои возможности.

   Мать поджала губы и замолчала.

   «Зря сказал, – подумал он, – теперь она непременно полезет по высоченной лестнице Рампа Поджи».

   Как всегда неожиданно в створе узкой улочки появился громадный восьмигранный купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре^Кафедральный собор во Флоренции^. Они вышли на площадь Дуомо и замерли, сраженные красотой величественного сооружения. И Кэтрин, и Даниэль видели базилику не в первый раз, но не могли устоять перед ее совершенным великолепием и медленно обошли площадь по кругу. Собор опоясывала длинная очередь желающих попасть внутрь. Пестрая людская лента микроскопическими шажками продвигалась к заветному входу, разноязыко галдела, попивая минералку из маленьких бутылочек.

   – Охота им полдня стоять на ногах, чтобы пятнадцать минут побродить в скучном темном зале, – буркнул Даниэль, ненавидящий очереди.

   – Не в скучной темноте, а в священном благоговейном полумраке, – поправила Кэтрин и укорила его: – Ты брюзжишь как старый дед. Такой прекрасный волшебный город, а тебе все не так.

   – В средневековье в этом прекрасном волшебном городе несколько раз свирепствовала чума, унося большую часть горожан. Древние улицы были завалены трупами, в роскошных палаццо бегали крысы. И никакая красота не помогла им.

   – Чума косила всю Европу, – поежилась Кэтрин. – Как хорошо, что мы живем в мире с прививками и развитой медициной!

   – А женщинам приходилось нелегко и в спокойное время. Рожали каждый год, а при малейшем подозрении на измену им отрезали волосы и предавали позору. А то и вовсе казнили, – не унимался Даниэль, мечтающий спрятаться в тихую прохладу своего номера в отеле «Савой».

   Гомон толпы угнетал его, резал уши и отзывался адскими взрывами в голове.

   Мимо галереи Уффици, опутанной сложной очередью, разделенной на три потока, они вышли на набережную реки Арно и отправились по Понте Веккьо^знаменитый мост через реку Арно^на противоположную сторону.

   Кэтрин часто останавливалась возле многочисленных ювелирных лавок, рассматривала изделия из золота, сияющие в подсвеченных витринах. Она качала головой, уходила, но все же выбрала прелестные сережки, закрученные в спиральки. Демонстративно полезла в сумочку, но Даниэль остановил ее и оплатил покупку.

   Пока мать шумно радовалась, он пытался справиться с дикой болью, спицей вонзившейся в сердце.

   «Она взяла их с собой. Те серьги, что я ей купил. В ту страшную ночь Мирослава не забыла про подарок, забрала маленькую бархатную коробочку. Она несла ее в руке, а рядом шел этот громила, как его… вспомнил – Аргстон, и тащил на плече огромную лазерную пушку».

   Ему стало трудно дышать. Любое воспоминание о тех ужасных часах вызывало спазм и сильную аритмию.

   Не глядя на мать, Даниэль развернулся, ушел с моста, тяжело привалился к гранитовому ограждению набережной. Он жадно вдыхал отдающий тиной воздух, стараясь успокоить бешено частившее сердце.

   Мать догнала его с неотвратимостью снежной лавины. Она скорбно покачала головой, посчитала пульс, достала платок и вытерла ему испарину на лбу.

   – У тебя депрессия и паническая атака, – озабоченно сказала она. – Классическая картина. Я отведу тебя к психиатру.

ГЛАВА 5. Психиатр и первая таблетка

Кэтрин достала айфон последней модели, долго листала список контактов, выбрала нужный номер и ласково защебетала с невидимым абонентом на смеси итальянского и английского. Даниэль даже не пытался вникнуть в речь матери, но собеседник, видимо, понял ее. Нажав отбой, Кэтрин взяла сына за руку и решительно сказала:

   – Поехали! Нам невероятно повезло. Доктор Луиджи Морелли, известный итальянский психотерапевт, мой хороший знакомый. Он живет в пригороде Флоренции. Сегодня у него выходной, но доктор любезно согласился тебя принять. Он не знал, что вечером ты играешь Бетховена, и потребовал вместо оплаты за визит две контрамарки на концерт, для себя и молодой жены.

   Говоря это, она вызвала такси, и вскоре Даниэль сидел в маленьком красном Fiate и равнодушно смотрел в боковое стекло. Машина мчалась по трассе мимо ошеломительных по красоте пейзажей Тосканы: виноградники, зеленеющие на склонах холмов, серебряные оливковые рощи, стройные кипарисы, пышные сосновые леса, залитые нежным светом. Завидев в чистом поле разрушенные останки некогда оживленных древних городов, Кэтрин восхищенно цокала языком, а Даниэль мрачно думал, что ему навсегда разонравилась Италия. Автострады Тосканы напомнили ему дороги Сардинии, по которым он возил Мири, а она так радовалась… сидела, прилипнув к стеклу.

   «Лучше бы концерт проходил где-нибудь в Норвегии или в Швеции, на севере голова болела бы меньше».

   Наконец такси завернуло в небольшой прелестный поселок, застроенный роскошными домами, и подрулило к утопающей в зелени и цветах вилле.

   Доктор, хорошо одетый импозантный итальянец с седыми висками и яркими синими глазами, встретил их у ворот. Его сопровождал крупный полосатый кот. Пока доктор долго обнимался-целовался с Кэтрин, сыпал комплиментами и восторженно ахал, кот терся усатой мордочкой об их ноги. Наконец, доктор закончил приветственный ритуал, мельком взглянул на Даниэля, поздоровался и пригласил в дом.

   Пройдя сквозь ухоженный сад с пальмами, остро пахнущими апельсиновыми деревьями и ухоженными газонами с яркими цветами, они поднялись по мраморной лестнице в большую светлую гостиную с окнами от пола и до потолка.

   Богатая вилла ничуть не походила на жилище Даниэля на Сардинии, из которого в то ужасное утро он уехал, не оглядываясь. Его дом был современный, с простым удобным дизайном, а вилла доктора поражала роскошью.

   Каменные полы, огромный камин, лепнина на потолке, картины в старинных рамах – истинно итальянский шик, дорого, но не аляповато.

   Даниэль провалился в объятия мягкого дивана, тотчас позабыв, где находится, и погрузился в свои думы. А думал он об одном и том же, возвращался в ту страшную ночь и мучительно пытался понять, мог он что-то сделать или нет. Он кружил вокруг да около, пытался переиграть, переписать те события, вцепиться в девушку и не пускать ее. Пусть бы черный человек выбрасывал в портал их обоих.

   Он очнулся от стука каблуков. Восхитительно красивая молодая блондинка прикатила маленький столик с изящными чашечками, кофеваркой мока^гейзерная кофеварка^и вазочкой, наполненной разноцветными лодочками конфет джиандуиотти^сорт итальянских конфет^.

   Кокетливо оттопырив наманикюренный пальчик, девушка капнула в чашечки микроскопическую порцию черного густого напитка и с любопытством посмотрела на Даниэля.

   – Grazie mio caro^Спасибо, моя дорогая (итал.)^, – поблагодарил доктор. – Катарина, Даниэль, познакомьтесь, Франческа – моя жена.

   Кэтрин ласково прощебетала:

   – Ах, приятно познакомиться, дорогая. Вы очаровательны!

   Даниэль вежливо кивнул, не понимая, что он делает в чужом месте, среди незнакомых людей. Он отчаянно хотел забраться в широкую кровать в своем номере и набраться сил для вечернего выступления.

   Доктор внимательно посмотрел на него и сказал:

   – Катарина, дорогая, мы покинем тебя. Поболтай пока с Франческой. – Он обратился к Даниэлю. – Пойдемте со мной, Даниэль.

   По длинному коридору, увешанному очаровательными пейзажами Тосканы, они прошли в светлую комнату, обставленную без капли роскоши. Большой рабочий стол с ноутбуком, маленький столик с графином воды и одноразовыми пластиковыми стаканчиками, два кресла, белый кожаный диван, зовущий упасть в его мягкие объятья, шкаф с книгами в толстых переплетах с золотыми названиями на корешках, и тонколистая веерная пальма в кадке.

   Кот просочился за ними и по-барски разлегся на диване.

   – Обычно я не принимаю дома, – на неплохом английском сказал доктор, – у меня есть небольшая клиника в городе. Работа – это работа, а дома надо отдыхать. Но иногда приходится делать исключения. Садитесь в кресло или на диван, можете даже прилечь, если прогоните Фигаро.

   Кот с музыкальным именем приоткрыл зеленые глаза и предостерегающе вытянул внушительную лапу с розовой подушечкой и острыми когтями.

   Даниэлю очень хотелось завалиться на диван рядом с Фигаро, но он удержался и сел в удобное мягкое кресло.

   Доктор расположился напротив.

   – Я правильно думаю, что вы не расскажете о том, что с вами случилось?

   Даниэль облегченно кивнул и мысленно поставил доктору «плюсик».

   – И не надо. Для подробных бесед необходима длительная терапия, а вам нужна «скорая помощь». Я буду называть симптомы, а вы отвечайте, есть они у вас или нет.

   Даниэль кивнул. Ему очень не нравилось все это. Он обладал крепкой психикой, никогда не пережевывал одно и то же, не был склонен к длительной рефлексии, быстро смирялся с неудачами, не реагировал на неконструктивную критику и упрямо двигался вперед. Спал он хорошо, аппетитом обладал нормальным. Перед выступлениями Даниэль нервничал, но умел сконцентрироваться. Он видел людей в депрессии, но как всякий здоровый человек считал, что это от безделья. А самое главное, он жил в мире музыки, слышал ее в каждом мгновении времени, в каждом вздохе, в каплях дождя и в лучах солнца. А сейчас вокруг него висела непривычная плотная тишина, сквозь которую пробивались режущие звуки и мучили слух.

   – Итак, – продолжил доктор, – вы плохо спите?

   – Почти не сплю, иногда дремлю в самолете или в машине, при переезде в другой город. За рулем водитель, не я, – поспешил уверить он.

   – Да, к счастью, на суицидника вы не похожи, – рассмеялся доктор и продолжил: – Одежда на вас висит, следовательно, аппетит у вас плохой. А купить новые вещи вы не пожелали?

   Даниэль кивнул. В шумные магазины он идти не хотел, а для заказа одежды онлайн требовались умственные усилия, замеры окружности груди и талии. На это сил у него не было.

   – Головные боли, неожиданная паника, аритмия? – продолжил допрос доктор, а Даниэль только кивал, как уродливый антикварный китайский болванчик у матери на комоде.

   – Постоянная усталость, потеря удовольствия, неуверенность в себе, необоснованное чувство вины, потеря концентрации? – зачастил доктор.

   Китайский болванчик устал качать головой.

   – Секс? – неожиданно спросил доктор. – Как у вас с потенцией? Я, например, занимаюсь любовью с моей молодой прелестной женой почти каждую ночь, – жизнерадостно сообщил врач.

   Даниэль оторопел. Какое дело доктору до его интимной жизни? И ему, Даниэлю, зачем знать, как часто тот кувыркается в постели со своей силиконовой красоткой. Он тут же поставил врачу жирный «минус» и встал, собираясь уйти.

   Властным жестом доктор приказал ему сесть:

   – Мы еще не закончили. Я понял, что либидо у вас тоже угнетено. Поверьте, я спрашиваю не из праздного любопытства, мне нужно собрать анамнез. Будь у нас побольше времени, я бы непременно послал вас сдать все анализы, посетить кардиолога, невролога и других узких специалистов, чтобы исключить различные заболевания. Но вы завтра уезжаете, поэтому я вынужден поставить диагноз без заключений других врачей. Ваша замечательная мать права: у вас депрессивный эпизод. Панические атаки один из его симптомов. Вам требуется медикаментозное лечение и поддерживающая психотерапия, иначе эпизод перейдет в периодическое депрессивное расстройство.

   – Я перестал слышать музыку, совсем оглох, – решился сказать Даниэль.

   В глазах доктора мелькнуло сочувствие:

   – Потеря того, что раньше составляло смысл жизни, тоже признак депрессии. Справитесь с ней, и музыка к вам вернется.

   Впереди забрезжила надежда, но тут же погасла.

   «Пусть ветер наполняет твои паруса, Элени Нандаро, моя единственная любовь, – вспомнил он прощальные слова Мирославы. – Паруса обвисли, мой корабль застрял в штиле посередине моря».

   Доктор заметил его состояние:

   – Не думайте, что лечение пройдет быстро. У вас будут взлеты, когда вам покажется, что болезнь отступила, но за эйфорией наступит спад. Но вы справитесь.

   Врач полез в ящик стола и достал блистер с таблетками.

   – А вот и «скорая помощь». Разрежьте таблетку на четыре части и принимайте по четвертушке на ночь. Не злоупотребляйте! Препарат вызывает сонливость. Скачайте в Интернете дыхательную гимнастику при панических атаках, научитесь купировать приступы. И немедленно найдите постоянного психотерапевта! На этом все.

   Доктор благодушно улыбнулся и стал рассеянным.

   – Пойдемте! А то mia dolce bambina^Моя дорогая девочка (итал.)^уже заболтала Катарину. Фигаро, брысь с дивана!

ГЛАВА 6. Некоторые события прошлого

Жизнерадостность врача угнетала Даниэля. Как тот смеет так хорошо себя чувствовать, когда ему так плохо!

   «Эгоист!» – оборвал себя Даниэль и поспешил в гостиную.

   Мать и Франческа премило общались, девушка без умолка трещала, а Кэтрин внимательно слушала и всплескивала руками.

   Фигаро запрыгнул Франческе на колени, но та брезгливо стряхнула животное на пол. Не особо расстроившись, кот залез на дорогие льняные брюки Кэтрин и довольно заурчал, подставляя горлышко под ее ласку.

   – Наглец! – притворно воскликнул доктор и бесцеремонно выставил Фигаро в сад. – Франческа, mia cara, будь добра, сделай нам по бокалу аранчаты^напиток на основе апельсинового сока, воды, сахара и углекислого газа^.

   Девушка скорчила недовольную гримаску, но поднялась и вышла, привычно покачивая бедрами.

   – Катарина, дорогая, пойдем в сад, я покажу тебе каскадный пруд, – позвал доктор

   «Поболтать хотят», – понял Даниэль и обрадовался, значит, экзекуции скоро конец.

   Вернулась Франческа, поставила перед ним ярко-оранжевый бокал с прохладным напитком и стала бойко кокетничать. Даниэлю приходилось любезно отвечать.

   – Вы любите классическую музыку? – неожиданно спросил он.

   Сначала Франческа не поняла, а потом засмеялась и, не владея английским языком, показала, как она сладко спит на концертах, пока муж наслаждается музыкой.

   – Тогда не ходите вечером на концерт, – посоветовал Даниэль.

   «Зачем я лезу не в свое дело, хочет доктор вести свою куколку на концерт, пусть ведет. Надеюсь, она не будет громко храпеть».

   Даниэль, как и многие солисты, ненавидел шум в зале. Даже треньканье невыключенного телефона не так изводило его, как громкий храп с перекатами. Храпели обычно мужья жен-меломанок, которых те зачем-то притащили на концерт.

   Когда мать с доктором вдоволь наговорились и выпили всю аранчату, наконец-то подъехало такси. Доктор еще раз напомнил о контрамарках, усадил Кэтрин в салон автомобиля и пожелал Даниэлю удачи:

   – Good luck!^Удачи (англ.)^Все будет хорошо!

   Сев в такси, Даниэль облегченно вздохнул, скоро он немного полежит в тишине гостиничного номера, затем сыграет концерт, а потом в кровать и спать. Даниэль вдруг испугался, что забыл блистер с лекарством, постучал по карману. Таблетки были на месте. Он тщательно пересчитал их количество, разделил на четыре и обрадовался, что почти целый месяц черный человек не будет приходить к нему по ночам и забирать Мири.

   «Против современной фармакологии не выстоять никаким князьям», – злорадно подумал он.

   – Ах, Луиджи! Как он был хорош в молодости! – мечтательно воскликнула мать.

   – Он и сейчас неплох, – буркнул Даниэль. – Бабник, скорее всего.

   – Да, Луиджи обожает женщин и умеет с ними обращаться.

   – А ты откуда знаешь? – спросил Даниэль исключительно для поддержания разговора.

   – Ах, дорогой! Я же не родилась такой старухой, как сейчас. В молодости я была очаровательна. Луиджи ухаживал за мной, но я выбрала твоего отца.

   – Не прибедняйся, ты вовсе не старуха.

   – Спасибо, дорогой! – проворковала мать. – Луиджи подкатывал ко мне и после смерти Джорджа, но я знала, что всегда буду сравнивать любого другого мужчину со своим покойным мужем, и не захотела испортить Луиджи жизнь.

   Мать так и не вышла замуж после трагической гибели мужа. Джорджа Остина, известного юриста, зарезал наркоман, залезший в их дом в Хампстеде^дорогой район Лондона^, чтобы разжиться чем-нибудь для покупки очередной дозы. В то воскресное утро Кэтрин поехала с двенадцатилетним Даниэлем в центр города к преподавателю, оставила сына заниматься и поспешила в офис. Один из клиентов приходил только по выходным. А Джордж должен был забрать сына и отвезти домой.

   Даниэль хорошо помнил тот день. Папа не приехал, и он решил, что про него все забыли. Даниэль отпросился у учителя, заверил его, что самостоятельный и знает дорогу домой. Целый час Даниэль, объедаясь фастфудом, с восторгом бродил по Лондону. Он даже подумывал пойти в кино, но испугался, что родители забьют тревогу, и побежал в метро. А дома его ждала мать с белым опрокинутым лицом и толпы полицейских.

   Выродка вскоре поймали. Патлатый обколотый парень ничего не соображал и вскоре умер, не дожив до суда.

   А Кэтрин навсегда уехала из Англии и поселилась в Париже. Потеряв мужа, она вцепилась в сына, воспитывала его очень строго, не давая никаких поблажек.

ГЛАВА 7. Траттория NONNA IN CUCINA

Такси катило в розово-голубых сумерках, накрывающих долины и холмы, равномерно гудел мотор, убегали назад золотые огоньки встречных машин. Постепенно темнело, синий туман выползал с гор, и Даниэль задремал.

   Ему приснился странный сон: обнаженная девушка плавала в прозрачной капсуле, наполненной вязкой жидкостью. Глаза ее были закрыты, девушка лишь чуть-чуть шевелила руками и ногами. Она была похожа на Мири, но другая, какая-то спокойная, а не заплаканная, с черными провалами глаз на залитом слезами лице. Такой он запомнил Мири в последние минуты перед расставанием. Даниэль хотел поговорить с девушкой, но низкий голос Кэтрин вытащил его в действительность.

   – Дорогой, не знаю, как ты, а я ужасно проголодалась. Я не ела со вчерашнего вечера.

   – Сейчас приедем в отель, сходишь в ресторан, – не открывая глаз, сказал он.

   – Но мы едем по Тоскане, – возмутилась мать. – Это район с самой лучшей кухней в Италии. Дорогуша, – обратилась она к таксисту и, незаметно прочитав его имя на мятой визитке, исправилась: – Антонио, знаешь ли ты здесь местечко, где хорошо готовят?

   Антонио обрадованно затарахтел, и Даниэль понял, что его сari mamma e papà^Дорогие мама и папа (итал.)^как раз держат чудесную тратторию, вот здесь, совсем рядом, не беспокойтесь, синьора, это по дороге. А mamma готовит прекрасно, сам принц Чарльз приезжал к нам отведать ее стряпню.

   – Family legend^семейная легенда (англ.)^, – пробормотал Даниэль, а такси уже свернуло на проселочную дорогу и подлетело к увитому плющом входу в небольшую тратторию.

   «Nonna in cucina»^Бабушка на кухне (итал.)^– гласила надпись, выполненная романским шрифтом.

   – Бабушка, а не мама, – сказал Даниэль, – таксист все наврал и привез нас в обычное заведение для туристов. Наверняка получает мзду за каждого клиента.

   – Non, – обиделся таксист. – Моя мама уже давно бабушка!

   – Вот видишь, дорогой, для него она мама, а для остальных – бабушка, – укорила мать. – Все понятно, а ты вечно всем недоволен.

   «Сдалась мне эта “Бабушка на кухне”», – ворчал Даниэль, но все же побрел вслед за матерью.

   Он знал, что возражения обойдутся ему дороже.

   В тенистом дворике с непременным журчащим фонтанчиком на старых щербатых лавках сидели трое мужчин, очень похожих на водителя такси, и неторопливо поедали из огромных мисок пасту, источающую нестерпимый аромат чеснока и базилика. Наматывая на вилку длинные макаронины, они не забывали подливать в бокалы красное как рубин вино из расписных глиняных кувшинчиков.

   Завидев их компанию, мужчины загалдели, побросали вилки и стали наперебой приглашать иностранцев к себе за стол.

   – La mia famiglia^моя семья (итал.)^, – с гордостью сказал таксист. – Синьоры, – указал он на свободный стол, – садитесь. Мои двоюродные братья не будут вам мешать.

   Однако «фамилия» Антонио с интересом смотрела на них.

   – Гости доктора Луиджи, – зачем-то поведал Антонио, и итальянцы закивали головами и зацокали. Надо же, такие красивые богатые inglesi^англичане (итал.)^и болеют!

   Даниэль нервничал, а Кэтрин почему-то сочла нужным объяснить:

   – Mio figlio è un violinista molto famoso^Мой сын очень известный скрипач (итал.)^.

   Итальянцы загомонили и хором произнесли: «Никколо Паганини, Антонио Вивальди!»

   На этом их познания о скрипачах закончились, и мужчины стали озадаченно чесать кудрявые затылки.

   Вдруг старая деревянная дверь с приклеенной круглоглазой совой Tripadvisorа^американский сайт путешествий^распахнулась, из полутемного нутра траттории резво выскочил представительный старик киношно-мафиозного вида, с брылами и усами на загорелом лице.

   «Вылитый Вито Карлеоне^персонаж фильма «Крестный отец»^, – подумал Даниэль. – Куда нас занесло?»

   В большой узловатой ручище старик держал затертую картонку меню.

   – Мой папа, – прошептал Антонио, – синьор Джузеппе Бруни.

   Старик нахмурил густые седые брови, цыкнул на мужчин, и те уткнулись в свои тарелки.

   – Что вы можете посоветовать, э-э-э, синьор Бруни? – поинтересовалась Кэтрин. – У моего сына через три часа концерт в филармонии, а нам еще до Флоренции надо доехать и отдохнуть перед выступлением.

   Синьор Бруни строго посмотрел на Антонио и тот торопливо перевел речь Кэтрин.

   Старик вежливо поклонился и заговорил:

   – Не смотрите в меню, синьоры, это просто бумажка. Каждый день моя жена готовит что-то новое, иногда утром она сама не знает, что мы будем подавать на обед. Сегодня жена приготовила чибрео^блюдо из тушеных в соусе куриных потрошков (сердце, печень, петушиные гребешки)^.

   Услышав состав блюда, Даниэль чуть скривился и сказал себе, что не будет это есть.

   Внимательный хозяин заметил его мимолетную гримасу и пулеметно затараторил, что синьору непременно понравится кушанье, это очень вкусно, поверьте. Сама королева Екатерина Медичи как-то раз так объелась чибрео, что ей стало дурно.

   Даниэль кивнул, ему было все равно, что есть, вкуса блюд он не чувствовал.

   Старик опять что-то забормотал и даже изобразил целую пантомиму: согнул спину и закряхтел.

   Антонио перевел:

   – Mamma все приготовила, но у нее вступило в спину, и она легла вздремнуть. Кушанья вам подаст Мария, дочь моей средней сестры.

   Закончив перевод, Антонио извинился и убежал наведать мать. Во дворике воцарилась тишина, Даниэль обрадовался небольшой передышке.

   – Почему итальянцы всегда так шумят? – тихо спросил он.

   – Нация такая, – пожала плечами мать. – У них всего много: моря, солнца, природы, ну и, конечно, искусства.

   Из-за двери с совой вышла девушка в красном платье в цветочек. С большим подносом в тонких загорелых руках она подошла к ним.

   Кэтрин и Даниэль оторопели от ее невероятной красоты. Нежное белое личико, огромные серые глаза в густых ресницах, пухлые розовые губы, блестящие черные волосы, разделенные на прямой пробор и перевязанные алой лентой.

   – Как она похожа на Оливию Хасси^юная актриса, сыгравшая Джульетту в кинофильме Франко Дзефирелли «Ромео и Джульетта»^, – пробормотала Кэтрин. – Вот она, Италия во всей красе. В маленькой провинциальной траттории прислуживает такой бриллиант. Модель для Мадонны!

   Мария со стуком поставила на стол два пол-литровых кувшинчика с вином, бокалы, брускетту с овощами и сыром, положила столовые приборы на белую льняную салфетку и певуче сказала:

   – Синьоры, попробуйте домашнего вина, которое мой отец делает из нашего винограда.

   Кэтрин тут же налила в бокал рубиновый напиток и пригубила:

   – Bellissimo^великолепно (итал.)^! Попробуй, Даниэль! От бокала вина с тобой ничего не случится.

   Девушка плеснула Даниэлю в бокал вина, и он неожиданно для себя улыбнулся ей. Не дежурной светской улыбкой, предназначенной для журналистов и поклонниц, а от души. Ему не хотелось, чтобы такая чудесная девушка запомнила его как брюзгливого и уставшего человека.

   Мария зарделась и убежала. А Кэтрин обрадовалась: может быть, красивая девушка и восхитительное вино приведут Даниэля в чувство?

ГЛАВА 8. Автограф принца Чарльза

Но она зря надеялась. Это улыбка была первая и последняя в этот вечер. Вспыхнувшая на секунду, она озарила лицо ее сына, и он снова стал похож на того Даниэля, каким она его увидела в тот день, когда заявилась в их с Мири гнездышко. Но вскоре Даниэль погас, как будто его выключили, и остался отрешенный человек с блуждающими где-то далеко мыслями.

   Кэтрин очень хотелось встряхнуть его, накричать, что нельзя так себя вести, что ушедшая девушка еще не конец жизни, что у него есть музыка, есть ответственность перед слушателями, перед друзьями, в конце концов, есть она, уже немолодая мать. Но Кэтрин молчала. Она достаточно повидала таких отчаявшихся лиц и знала, что ни крики, ни увещевания не помогут. Из своей темноты Даниэль должен выбраться сам, и он справится.

   Пришла Мария и принесла на деревянных дощечках две черные сковородочки с восхитительно пахнущим блюдом: тушеные в нежнейшем соусе куриные потрошки, украшенные маленькой веточкой шалфея.

   Кэтрин ела и нахваливала, Мария цвела улыбкой, а Даниэль сделал два глотка вина и немного поковырял чибрео.

   Расстроенная Мария вскоре ушла, а из двери выбежал всполошенный хозяин и спросил, указывая на Даниэля, почему синьор не ест, неужели не вкусно?

   – Синьор болен, – объяснила Кэтрин. – Все очень вкусно! Ваша жена – волшебница!

   Старик радостно закивал и повлек их внутрь ресторанчика. В небольшом зале стояло несколько столов, но за ними никто не сидел, крепкие деревянные стулья громоздились на клетчатых скатертях. В старинном буфете стояли пыльные бутылки, над стойкой висели чистые пузатые бокалы, на стенах – яркие фото в рамках.

   Хозяин подтащил их к круглому столику, накрытому кружевной салфеткой. На салфетке лежала большая пухлая книга в толстом переплете. Старик энергично полистал страницы, потом хлопнул себя по голове и дернул за узорчатую закладку. Книга раскрылась на нужной странице, и хозяин ткнул узловатым пальцем в неразборчивую подпись:

   – Principe Charles, – важно сказал он и указал на большое фото британского принца в простых светлых брюках и футболке поло и самого хозяина.

   Кэтрин ахнула, а Даниэль промолчал. Он надеялся, что уже конец, и сейчас они сядут в машину и поедут… Куда? В отель они уже не успевали, значит, сразу в филармонию. Надо позвонить Ханне, чтобы взяла из сейфа отеля драгоценного Гварнери, а из его номера – концертный костюм. Но Ханне скрипку не дадут, значит, все же придется заезжать в отель.

   На стене, рядом с принцем Чарльзом, висело еще несколько снимков разных звезд, но Даниэль их не узнал. Вероятно, итальянские селебрити.

   Старик ткнул загорелым пальцем на пустую страницу рядом с размашистой подписью принца и вручил Даниэлю ручку с золотым пером. Даниэль, удивленный такой честью, расписался напротив будущей монаршей особы и собрался уходить. Но хозяин остановил его. Он встал между ним и Кэтрин, важно надулся и позвал Антонио.

   Откуда-то из недр траттории выбежал таксист с дорогой зеркалкой в руках. Он щелкнул несколько кадров, и на этом пытка для Даниэля закончилась. Он не стал доставать кредитку, заплатил наличными, оставил щедрые чаевые и побрел в такси.

   Кэтрин, распрощавшись-расцеловавшись со всеми, поспешила за ним. Остаток пути до отеля Даниэль дремал.

   Концерт прошел нормально. Даниэлю удалось настроиться, и играл он хорошо. Наработанная годами техника не подвела, но отзывы были осторожны и сухи: «Нет былого блеска и очарования», «Маэстро играет ровно, профессионально, но пресно», «Маэстро выглядит больным, он перегорел».

   Заголовок одной из статей все же немного задел его: «Зрелое мастерство или усталость?» – вопрошал критик.

   Даниэль пожал плечами: «Паганини ругали, Бетховена тоже… и даже Моцарту доставалось. Чем я лучше?»

   Впереди было пять свободных дней, редкое везение, и он надеялся, что отдохнет и восстановится.

ГЛАВА 9. Скрипичный техник

Выйдя из такси, он поспешил в свою квартиру на Rue du Chemin Vert в XI округе Парижа – Папанкуре^Париж поделен на XVI округов, каждый округ, кроме числового наименования, имеет свое оригинальное название^. Даниэль приобрел двухуровневый лофт^хозяйственный чердак или верхняя часть здания промышленного назначения, переоборудованная под жильё^восемь лет назад. Ему понравился богемный парижский район, который раньше славился столярными мастерскими, а теперь его заселила творческая молодежь. Конечно, здесь было шумно, но окна лофта выходили во внутренний двор с садом, и людской гомон не тревожил Даниэля.

   Он очень любил свою небольшую квартирку. На нескольких стенах дизайнер оставил кирпичную кладку бывшей мастерской, а вся остальная отделка соответствовала современности и простоте.

   Даниэль включил свет, мельком просмотрел валяющиеся на столике счета, рекламные проспекты, приглашения на различные мероприятия и фестивали, какие-то опросы. Автоответчик записал несколько десятков сообщений, из которых самыми нужными оказались напоминания о визитах к дантисту и к специалисту по техническому обслуживанию скрипки.

   «Отдохну и отвезу скрипку Гварнери на осмотр», – решил Даниэль и отправился в крошечное патио с двумя шезлонгами и цветами в горшках.

   Оборвав несколько желтых листьев и засохших бутонов у бордюрных роз, Даниэль рассердился: опять нерадивая домработница забыла полить цветы.

   Первая мысль была: «Уволю!», вслед за ней пришла и другая: «А раньше мне было все равно, меня не волновали сухие растения, я просто оставлял денег, чтобы ленивая уборщица купила новые цветы. Правильно сказала мать, я превратился в брюзгу».

   Развалившись в шезлонге, Даниэль закрыл глаза. Под веками плясали разноцветные кляксы, в ушах звенел шум аэропорта – он еще не отошел от дороги.

   «Поспать, что ли? Поеду к технику позднее», – решил он и задремал.

   Днем Даниэля часто клонило в дремоту, а вот ночью он мог уснуть только с помощью четвертушки от таблеток, которые выдал итальянский доктор. Белые кусочки помогали безотказно, но Даниэль беспокоился, что таблетки скоро закончатся и надо будет срочно искать шринка, чтобы выписал рецепт.

   Неприятные мысли прогнали сон, Даниэль поплелся за ноутбуком, чтобы найти психиатра.

   Google выбросил адреса множества врачей, некоторые даже работали неподалеку, но приятные женские голоса сообщали: «В ближайшее время записи к доктору нет, но можно найти для вас время через месяц. Записывать?»

   Даниэль отказался. Через месяц он будет в Нью-Йорке. Он раздумывал, не записаться ли к американскому врачу, но все же решил обратиться к матери, она поможет ему, хотя предварительно и вынесет мозг.

   Даниэль позвонил технику, месье Дерошу, и договорился, что привезет Гварнери и еще одну скрипку в течение часа.

   Даниэль вызвал такси. Его спортивный Audi остался на Сардинии. В то страшное утро, невыспавшийся и больной, он не сел за руль. Пришлось срочно менять маршрут. Даниэль хотел ехать в Милан на машине, но Мирослава ушла, он мог полететь на самолете. Билеты на такой ранний рейс Даниэль купил легко и, бросив автомобиль в гараже, отправился в аэропорт на такси.

   Сейчас машина пригодилась бы. Такси в Париже приходилось ждать.

   «Может, нанять водителя, пусть перегонит с острова автомобиль? – думал Даниэль. – Но я все равно поеду на Сардинию, чтобы забрать оставшиеся там вещи и нанять риелтора для продажи дома. Правильно сказал страшный черный человек: “Дом вы продадите. Вы уже не сможете жить в нем”. Я бы вообще не появился на острове, пусть нанятый риелтор готовит коттедж к продаже, но в нем остались мои вещи».

   Своих вещей ему не было жаль, хотя несколько престижных призов и особо памятные афиши он бы забрал. А также ноты и диски. Впрочем, все это можно упаковать и выслать почтой.

   Но Мирины вещи! Он не мог допустить, чтобы кто-то дотрагивался до белого эльфийского платья, в котором она вошла в его жизнь, и решил в следующие свободные дни все же съездить на Сардинию. Может, позже ему станет легче, и тошнота с головной болью не будут мучить при мысли о проклятом доме.

***

Такси ползло в пробке, и время тянулось бесконечно долго. Даниэль бездумно разглядывал проплывающие мимо здания из серебристого известняка, кружевные решетки на балконах, разноцветные маркизы над витринами магазинов, кафе и брассери^пивная (франц.)^. Париж своей неповторимой аурой постепенно вплывал в его сознание цветочными клумбами, солнечными зайчиками в чистых витринах, толпами туристов с путеводителями, стайками молоденьких кукольно-хорошеньких, чуть кривоногих японок, пожилыми парижанами в беретах, неуловимо элегантными женщинами с неизменными шарфиками поверх пальто.

   Внезапно екнуло сердце: ловко лавируя между пешеходами и собаками, по тротуару промчалась тоненькая девушка на зеленых роликах. Даниэль вздрогнул, хотел выбежать из автомобиля, но девушка резко остановилась, заинтересовавшись модной курткой в витрине бутика.

   Даниэль судорожно выдохнул, нет, не Мирослава, обычная земная девушка с розовыми волосами и в брекетах.

   Нельзя сказать, что Даниэль так уж любил Париж. Он переехал в столицу Франции подростком, много занимался и почти никуда не ходил, а вскоре начал гастролировать и редко бывал в этом городе. Он даже французский язык толком не выучил, времени катастрофически не хватало. Конечно, он мог объясниться, но парижане мгновенно опознавали в нем иностранца. Даниэль поселился в Париже из-за матери, не желая оставлять ее одну.

***

Скрипичный техник месье Жан-Мари Дерош проживал в Бирже^II округ называется «Биржа»^в старом здании эпохи барона Османа^Жорж Эжен Осман (1809-1891гг.) – градостроитель, определивший облик современного Парижа^.

   Поднявшись по узкой лестнице, Даниэль зашел в типичную французскую квартиру: белые стены, гипсовая лепнина на потолке, камин, паркет елочкой и много света. Мебель – антикварная, отреставрированная самим мастером: роскошные кресла, старый письменный стол со множеством ящичков. На комодах толпились старинные статуэтки и часы, на стенах развешаны фотографии известных скрипок и виолончелей, которые ремонтировал мэтр Дерош. Музыкальный, высокообразованный, интеллигентный, мэтр относился к инструментам, как к детям, и Даниэль ценил его.

   Мэтр – язык не поворачивался назвать месье Дероша техником – привел Даниэля в большую мастерскую, сплошь уставленную скрипками, альтами и виолончелями. Несколько инструментов лежали на рабочем столе – раскрытые, с обнаженным деревянным нутром.

   «Как будто человека оперируют», – поморщился Даниэль.

   Мастер благоговейно вынул из кофра скрипку Гварнери, полюбовался ее изысканной красотой и приступил к беглому осмотру.

   – Отличное состояние, – пробормотал он. – Вы не забываете ухаживать за инструментом, месье Остин.

   Даниэлю была приятна похвала мастера. Да, даже в таком тяжелом состоянии, как сейчас, он не забывал регулярно очищать скрипку от канифоли.

   – Завтра я проведу более тщательный осмотр и сделаю необходимый ремонт, месье Остин, – сказал мастер, – а пока положу скрипку в сейф, не волнуйтесь, с ней ничего не случится.

   Мастер говорил это всякий раз, но Даниэль не волновался, он знал, что квартира мэтра Дероша охраняется, а дорогие редкие скрипки тот держит в сейфе. Даниэль оставил и вторую скрипку, довольно неплохую, сделанную в миланской мастерской. Дома у него оставался третий инструмент, Даниэль все же надеялся заниматься.

   Но ничего не вышло. Раньше он умел переплавлять чувства в музыку. Даниэль растворял свои обиды, печали, меланхолию в потоке света, который создавала для него музыка. Она давала ему так много, что проблемы попросту исчезали.

   А сейчас не получалось. Он попробовал влить в музыку всю свою тоску по утраченной любви, но не мог. Музыка не помогала.

   Сначала он злился и даже обижался, но после понял, что рана так глубока, что ее не залечить, она должна срастись сама, постепенно заживляя разрезанные края.

   «Говорят, время лечит, – думал он, – значит, надо ждать».

ГЛАВА 10. Софи

Прозвенел звонок в дверь.

   «Странно, – подумал Даниэль, – кто же это?

   Обычно в дни отдыха Даниэля никто не тревожил. За время его отсутствия друзья и девушки продолжали жить своей жизнью, они меняли работу, женились-разводились, заводили детей и забывали про него. Поклонницы о его кратковременной передышке ничего не знали, потому что новость на своем сайте он не публиковал, а менеджеры никогда бы не проболтались. В Париже он жил в уединении.

   О, Даниэль мог бы дать мастер-класс на тему «Как жить в одиночестве и не страдать». Одиночество ничуть не напрягало и не пугало его.

   На гастролях и в поездках его всегда окружало множество людей. А дома Даниэль оставался наедине с собой, выключал все рабочие телефоны, оставлял связь только с матерью. Полностью расслаблялся, ходил в мятых трениках и майках, часами сидел в патио, ни с кем не разговаривал, ничего не делал. Иногда читал. Он никуда не торопился и даже не следил за временем. «Детокс-одиночество», – так он называл спокойные домашние дни.

***

Дверной звонок продолжал настырно звенеть. Даниэль нехотя посмотрел на экран камеры видеонаблюдения. Внизу стояла Софи и изображала, что ей холодно. Она подпрыгивала на месте, поднимала воротник пальто, дула на якобы озябшие пальцы, державшие пакеты с китайской лапшой.

   – Заходи. – Даниэль нажал на кнопку и открыл дверь.

   Ему пришлось подождать, Софи не торопилась. Она не поехала на лифте, а поднялась по лестнице. Даниэль вспомнил, что Софи боялась узкой кабины и говорила, что ей приходится втягивать живот. Выдумывала, конечно, она весила всего пятьдесят два килограмма.

   Софи мерно стучала каблучками, а Даниэль считал: десять раз короткие «цок-цок» – ступеньки, два длинных «цок-цок» – лестничные площадки. На последних двух этажах Софи ускорилась – «цок-цок-цок» – и выбежала к Даниэлю запыхавшаяся и растрепанная.

   «Актриса, – подумал он, – была ей и осталась».

   Весь этот спектакль она разыграла для него: и озябший вид, и усталость от быстрого подъема по лестнице. Софи не учла того, что на улице Даниэль только что был – там тепло, и ее короткий рывок по ступенькам слышал.

   Все это сделано специально, чтобы он увидел, как Софи, бедняжка, замерзла из-за того, что Даниэль долго не открывал двери, и бежала, чтобы согреться.

   Софи притворялась всегда. Он никогда не мог понять, когда она играет, а когда – настоящая. Наверное, себя настоящую она тоже играла. Когда-то его это смешило и забавляло, потом стало утомлять и наконец надоело.

   Софи протянула Даниэлю прохладные пальцы. Предполагалось, что он должен согреть их. Даниэль с готовностью сжал руки Софи в своих ледяных ладонях.

   Девушка вскрикнула: «Ой!» – и быстро освободилась.

   Он пропустил Софи в комнату и стал с интересом ждать продолжения спектакля.

   Софи играла роль «подруги воина». После обмена приветствиями она начала, притворно удивляясь:

   – На твоем фанатском форуме я прочитала, что от тебя ушла девушка. Правда?

   Он кивнул.

   – Тебе нужна помощь? – заботливо спросила Софи. – Может, я приготовлю чего-нибудь поесть?

   – Приготовь, – не отказался Даниэль, отлично зная, что она не умеет делать даже бутерброды.

   Софи не стала развивать кулинарную тему, а продолжила изображать верную подругу.

   – Ты плохо выглядишь, усталый и осунувшийся. Хочешь, я дам тебе свои таблетки? Отлично помогают от депрессии.

   – Давай! – с готовностью согласился Даниэль, надеясь с помощью таблеток Софи отсрочить визит к психиатру.

   Девушка порылась в сумочке и достала изрядно потрепанный блистер со стершимся сроком годности.

   – Я забыла, как они называются, – притворно огорчилась Софи. – Но пилюльки точно хорошие, я от них сплю как убитая и не нервничаю.

   Софи всегда спала крепко как младенец и всегда была в хорошем настроении, если только не играла нервозную капризную девушку.

   Осознав, что с готовкой и таблетками ничего не вышло, Софи тряхнула кудрявой головой, поставила китайскую лапшу на стол и предложила сходить на прогулку.

   Раньше Даниэль любил гулять с Софи. Рыжеволосая девушка казалась частью Парижа, его плотью, его порождением.

   Она выглядела, будто только проснулась: припухшие губы, растрепанные волосы, умытое лицо, французская небрежность в одежде. Софи ходила слегка косолапо, ставила замерзшие ноги носками чуть внутрь. Смешные полосатые гольфы, тяжелые шнурованные ботинки, короткое пальто-шинель с большими пуговицами – ее любимая роль простой веселой девчонки.

   Но если Софи изображала femme fatale, то меняла незаметный макияж на резко агрессивный, тоненькое куцее пальтишко – на модный тренч, полосатые гольфы – на черные чулки в сеточуц, мужские ботинки – на высокие сапожки. Эту роль Даниэль любил меньше, хотя Софи играла очень хорошо – хищная опасная красотка, разбивающая по дороге все мужские сердца.

   Сегодня Софи выглядела студенткой, удравшей с лекции: симпатичная курточка, серые джинсы, тканевый рюкзачок с висящей на брелоке серой белкой из мультфильма «Ледниковый период», ненакрашенное лицо, лишь розовый блеск на губах.

   Даниэль вздрогнул, он сразу вспомнил Мирославу, как она на борту летательного аппарата, называемого «скайтран», неумело красила губы блеском, параллельно общаясь с роботом, обращаясь к нему – «искин».

   Немедленно заболела голова, и Даниэль отказался идти с Софи на прогулку. Девушка обиженно ушла, а он завалился на диван.

ГЛАВА 11. «Клуб моментальных знакомств»

Даниэль познакомился с Софи пять лет назад. Дом на Сардинии он еще не купил, поэтому отпуск проводил в Париже. Пару дней сидел в тишине, а потом решил выйти в «люди».

   Шатался по городу, вдыхал неповторимый запах каштанов, ловил мимолетные улыбки женщин, несколько раз заходил в кафе выпить кофе, с наслаждением слушал болтовню французов, остановился у уличного аккордеониста, наяривающего «Марсельезу», и наконец-то почувствовал, что находится в одном из самых прекрасных городов мира, а впереди еще три недели свободы и можно как-то повеселиться.

   Ему на глаза попалась наклеенная на столб яркая глянцевая афиша комедийного спектакля: две девушки-близнецы в темно-синих юбках и в красно-белых матросках и симпатичный парень в футболке-поло весело отбивали чечетку, держась за руки.

   Даниэль перевел название пьесы: «Клуб моментальных знакомств». Девушки-близнецы были прехорошенькие: тоненькие, веснушчатые, с копнами рыжих кудрей, с белозубыми улыбками до ушей. Даниэлю больше понравилась девушка справа от парня, озорная, с пляшущими чертиками в синих глазах. Афиша сообщала, что в главных ролях близнецы Лоран – София и Селена. Даниэль решил, что девушка с чертиками – София.

   Спектакль давали в одном из многочисленных парижских театров-кафе. Рядом с входом толклась пестрая галдящая очередь желающих попасть на представление. До начала шоу оставалось всего полчаса, свободных мест не было, но Даниэль все же попал на спектакль.

   Билет с наценкой ему продал жуликоватый лохматый парень в длинной серой худи, висящей до колен рваных джинсов.

   Даниэль прошел в полутемный зал, отыскал свой столик и огляделся.

   В кафе витал неповторимый дух старинных парижских заведений: горький запах табака, полынные нотки абсента, яблочный вкус кальвадоса, туманный аромат дорогого парфюма. На стенах висели старые рекламы, черно-белые фотографии, цветные афиши с чудесными танцовщицами в пышных платьях и с ленточками на белых шеях.

   Даниэль не стал ничего заказывать, ему не нравилось смешивать еду и искусство. Но кофе он взял.

   В зале оживленно шумели, болтали, сплетничали, заигрывали, стучали столовыми приборами, звенели бокалами. За столиками сидела в основном богемного вида молодежь – в причудливых нарядах, с оригинальными прическами и ярким макияжем.

   Заиграла веселая джазовая композиция, и шоу началось.

   Даниэлю понравился спектакль – легкий незатейливый сюжет, отлично поставленные и хорошо исполненные танцы и песенки, фейерверк фривольных шуток и пикантных ситуаций. Настоящая комедия положений.

   Несмотря на то, что актеры тараторили текст с пулеметной быстротой, Даниэль во всем разобрался.

   Раз есть близнецы, значит, будут розыгрыши и путаница.

   Софи решила оторваться и отправилась в клуб моментальных знакомств «Шоколад». Веселая и непосредственная, она понравилась всем – разумеется, ее список контактов в мобильнике увеличился на десяток телефонов.

   Сначала Софи с удовольствием бегала на свидания, но однажды утром она разглядела неожиданно вскочивший на лбу прыщ и отправила вместо себя Селену. Недоумевающие мужчины никак не могли понять, почему вместо девушки-праздника, которая им так приглянулась в клубе, к ним приходит скучная бледная девица.

   Парни стали отказываться от следующих свиданий, используя обычные мужские отговорки: «Прости, я занят, много работы. Перезвоню!»

   Прыщ еще не прошел, и Софи встревожилась. Она стала учить сестру не строить из себя всезнайку, а быть веселой, кокетливой и обаятельной. И у Селены стало неплохо получаться! А Софи устраивала близняшке допросы, дотошно расспрашивая про каждого парня.

   Наконец из всех кандидатов Софи выбрала Алена, симпатичного молодого айтишника, и стала встречаться с ним всерьез.

   Но Селена не собиралась так быстро сдаваться! Она тоже назначала Алену свидания, тайком от Софи.

   Тот, конечно, быстро понял, в чем дело, но от второй сестры отказываться не стал. Обман вскоре раскрылся, девушки серьезно поссорились, но быстро помирились.

   Конец спектакля показался Даниэлю натянутым. Якобы у Алена обнаружился брат-близнец, которого при разводе забрал отец и увез в Непал. Естественно, внезапно вернувшийся второй брат достался Селене.

   Несмотря на водевильный сюжет, шоу зажигало юмором и фонтанировало шутками. Зал умирал со смеху от проделок близнецов, и Даниэль тоже веселился.

   Лучше всех играл Ален, он один исполнял все мужские роли, и они получились у него совершенно разные! У парня несомненный комедийный талант. Девушки играли неплохо, но в основном выезжали за счет обаяния, особенно Софи. Селене роль досталась посложнее, ей пришлось изображать трансформацию зануды в отвязную девчонку. Но Софи искрила как бенгальский огонь и получила заслуженные аплодисменты.

ГЛАВА 12. Импровизированный концерт

Шоу закончилось, возбужденные зрители потекли к выходу. Даниэль не в первый раз был на таком представлении и знал, что актеры часто выходят в бар на дружескую попойку. Он встал у старой, отполированной тысячами локтей, стойки, заказал Nespresso^кофе в капсулах для кофемашин Nespresso^в черной капсуле и, отпивая маленькими глоточками ароматный напиток, оглядывался вокруг.

   Чувствовалось, что здесь собрались завсегдатаи, представители парижской богемы. Они неуловимо быстро стрекотали, видимо, шутили, потому что за пулеметными очередями фраз следовал всеобщий смех.

   Уследить за бойкими словесными играми Даниэль не мог, но он улыбался, чтобы его не приняли за особенного парижского персонажа – «молчаливый человек у стойки». Вокруг такого одиночки всегда создается пустое пространство, даже если в баре не протолкнуться.

   Обычно Даниэль вел себя именно так, стоял одинокий и задумчивый, полностью погруженный в размышления.

   Но сейчас он улыбался, подавал знак, что открыт к общению. И ему стали улыбаться в ответ, хлопали по плечу, спрашивали, понравился ли спектакль.

   – Понравился! – искренно ответил Даниэль. – Смешной сюжет и отличная музыка.

   – Всего лишь несколько композиций написаны специально для шоу, – пояснил длинноволосый парень в рубашке, сшитой из разноцветных лоскутков, – остальные саундтреки – забытые шлягеры шестидесятых годов прошлого века.

   – Старые песенки отлично вписались в современный спектакль, – похвалил Даниэль.

   – Пьеса написана как раз в середине шестидесятых, ее немного адаптировали к современности, – сказал парень. – Тогда не было мобильников.

   – И за книгами шли в библиотеку, а не в Гугл, – пошутил Даниэль.

   – А я с удовольствием хожу в библиотеку, – звонко сказала незаметно подошедшая рыжеволосая девушка, – Гугл такой бездушный! А в библиотеке можно вдохнуть запах старых книг, пошелестеть желтыми страницами.

   – Очень необычно для современной девушки, – удивился Даниэль.

   Позже он узнал, что Софи вообще не читала книг, только сценарии и женские журналы.

   – Меня зовут Софи Лоран, – представилась девушка, – а тебя? Я актриса, а ты чем занимаешься?

   Даниэль, не ожидавший такого напора, четко представился:

   – Даниэль Остин, музыкант.

   – Ой, как здорово! – захлопала в ладоши Софи. – А в какой группе ты играешь?

   Пришлось ее разочаровать.

   – Я академический музыкант, скрипач, – показывая на кофр со скрипкой, которую везде носил с собой, ответил он. – А где Селена?

   Софи на секунду скривилась, тут же спохватилась и задорно улыбнулась, но Даниэль заметил.

   – Селена ушла домой, к мужу. Может, сыграешь что-нибудь? – попросила она, думая, что делает Даниэлю приятное.

   А он не любил, когда его донимают подобными просьбами, но обычно не отказывал, если не сильно устал.

   Софи, к неудовольствию бармена, залезла на стойку и звонко закричала:

   – Ребята! Внимание! Сейчас мой новый друг Даниэль Остин сыграет нам на скрипке.

   В баре немного поутихли, и Софи, обрадованная произведенным эффектом, спрыгнула прямо Даниэлю в объятия.

   Он вдохнул тонкий аромат духов, сладкую отдушку грима, чуть задержал ладони на тонкой спине девушки и аккуратно поставил раскрасневшуюся Софи на пол.

   Даниэль выбрался из толпы, достал из кофра скрипку и привычным движением вскинул плечо. Он сыграл попурри из песен, прозвучавших в спектакле.

   В баре заулыбались и дружно захлопали. Длинноволосый парень в лоскутной рубашке принес гитару, пристроился рядом на стуле и тихо спросил:

   – Что сыграем?

   – Иоганн Брамс^немецкий композитор^, – громко сказал Даниэль, – «Венгерский танец номер пять».

   Он опять заметил на лице Софи гримаску, но решил не обращать внимания. Девушка считает, что Брамс – это скучно, сейчас она удивится. Даниэль заиграл стремительный бешеный танец, а гитарист тут же подхватил популярную мелодию. Звуки летели так быстро, что казалось – они живут самостоятельно и неуправляемо. Зажигательная темпераментная народная музыка и неожиданные смены темпа немедленно покорили богемную молодежь яркой энергетикой. Софи выскочила в центр и пустилась в пляс, довольно точно исполняя чардаш. Вскоре образовалось несколько пар танцоров, лихо скачущих в бешеном ритме.

   Отзвучали последние аккорды, музыканты получили заслуженные аплодисменты, но танцоры расходиться не спешили.

   – Давай еще чего-нибудь замутим! – прошептал гитарист.

   Поморщившись от слова «замутим», Даниэль тихо ответил: «Я сыграю вальс».

   Взмахнул смычком, и полилась волшебная лирическая мелодия Фрица Крейслера^австрийский скрипач и композитор^«Муки любви». Пары закружились под нежный вальс, грустный даже в самых радостных моментах.

   Софи танцевала с Аленом, они вальсировали так чудесно, что все зрители, позабыв про музыкантов, наблюдали за прекрасной парой.

   «Вот я и докатился до тапера», – подумал Даниэль, заканчивая композицию.

   Выслушал хлопки и просьбы сыграть еще, но отказался, убрав скрипку в футляр.

   Разгоряченная Софи радостно подбежала к нему и зашептала в ухо:

   – Давай убежим отсюда, погуляем, подышим свежим воздухом.

   Даниэль кивнул, другого он и не ожидал.

ГЛАВА 13. Модели, актрисы, эскортницы

Женщины быстро влюблялись в него, никаких сложностей со знакомствами у Даниэля никогда не было.

   Когда-то ему нравились просто очень красивые девушки, это было время моделей – томных, изысканных, изящных. Яркие, но ограниченные создания, они быстро надоедали.

   Потом он стал обращать внимание на женщин, увлеченных работой или хобби. К таким он привязывался, довольно долго встречался, называл «своими девушками», выводил в свет, возил на гастроли. Но вскоре начинались проблемы, кочевая жизнь им быстро надоедала. Усталый Даниэль не хотел гулять по городу, совсем не имел возможности уделять «своей девушке» много времени. Эмоционально и физически он полностью выкладывался на концерте, по вечерам падал в кровать и просыпался рано утром. Чмокал спящую девушку в щечку и снова нырял в свою круговерть.

   Обычно через месяц девица собирала свои вещи и уезжала. Хорошо, если она удалялась тихо-мирно, но обычно пассии Даниэля закатывали истерики, обвиняя его в том, что он бездушный эгоист, никого не слышит и не видит, кроме своей музыки. Сначала девушки капризничали, а потом начинали некрасиво скандалить, акцентируя на сильно раздутых недостатках и бережно собранных изъянах Даниэля. Почти все напоследок бросали коронную гневную фразу: «Ты такой же, как мой отец, который не замечал меня годами!»

   Даниэль оправдывался, пытался помириться, но ничего не получалось, и когда за девушкой захлопывалась дверь такси, облегченно вздыхал. Наконец-то свобода! Никто не лезет под смычок, не отвлекает разговорами, не пытается увлечь его чем-нибудь другим, кроме музыки.

   Вскоре он пришел к выводу, что совсем не прав. Девушки надеялись на интересные путешествия с известным музыкантом, на вечеринки и развлечения. А Даниэль мог предложить им только бесконечную дорогу и редкие выходы в рестораны с утилитарной целью – пообедать. Девушки любили его, но так жить им надоедало, и они уходили.

   И Даниэль нашел выход. В нерабочие дни и в отпуске он прибегал к помощи профессиональных эскортниц. Обращался в элитное агентство и выбирал красивую и веселую девушку, с которой отлично проводил время. Расставались они довольные друг другом, без проблем и скандалов.

   Но пока у него был период увлечения «интересными девушками» – и Софи прекрасно подходила: очаровательная, веселая, игриво-небрежная, обожающая свою работу. Она покорила его сразу.

   Гулять они не пошли, взяли такси и отправились к Даниэлю. Софи побродила по квартире, восхищенно разглядывая развешенные по стенам афиши и фото, с удовольствием выпила шампанского и плюхнулась на диван. Ломаться не стала, и они довольно быстро перебрались в постель и неистово занимались любовью всю ночь. В этот вечер Софи играла роль «горячей штучки», поражала эротическим шармом, бьющим наповал, как оголенный электрический кабель. Уснули утром, растерзанные и бездыханные.

   Позже Софи последовательно опробовала на Даниэле все свои ипостаси: «застенчивую деву», «развратную шлюху», «доминатрикс», «восторженную фанатку», «нежную фиалку», но больше всего она любила роль «прекрасной незнакомки».

   Они встречались в кафе, притворялись, что только познакомились, заказывали коктейли и непринужденно болтали. Непонятно, что делала Софи, но вскоре между ними проскакивала искра и они еле успевали добежать до дома или спрятаться в уединенном месте, не особо заботясь о том, что их увидят.

   Но вскоре Даниэль стал чувствовать в ее поведении легкий привкус фальши, ему захотелось снять с Софи все накрученные ненастоящие слои и добраться до ее истинной сущности. Но он не смог. Софи заметила его пристальные взгляды и стала играть еще убедительней. Даниэль делал вид, что верит ей, а Софи притворялась, что не замечает его накапливающегося недовольства.

   В конце концов, Даниэль устал, четыре недели отпуска тянулись как год. Он не умел заканчивать отношения, боялся сделать Софи больно, ждал, что она уйдет сама, но девушка смотрела на него с надеждой и желанием. Играла или на самом деле переживала? Даниэль не знал и гадать не хотел.

   Каникулы почти закончились, Даниэль стал собираться в турне. Софи радостно захлопала в ладоши и размечталась об увлекательном путешествии. Даниэль честно рассказал девушке о том, что ее ждет: длительные переезды, его постоянная занятость и усталость. Софи начала рыдать, обвинять его в эгоизме и бездушии.

   Даниэль поразился – Софи закатывает скандал еще до поездки! Что же будет с ней через месяц? Раскаяния он не демонстрировал, просто молчал, надеясь, что Софи все поймет.

   Но девушка не собиралась сдаваться. Она начала бегать по магазинам, искать удобные для поездки вещи. Он растерянно следил за прибывающими чемоданами, но не возражал.

   Даниэля спас ангажемент Софи. Она удачно прошла прослушивание на главную роль в модном мюзикле и тут же позабыла про него, собрала пожитки и упорхнула, сказав на прощание: «Au revoir^до свидания (франц.)^!»

   После истории с Софи Даниэль стал проводить время только с профессионалками. Все проблемы мигом исчезли, кроме резкого недовольства матери. Кэтрин пилила его постоянно, надоедала с просьбами найти хорошую девушку и жениться, а не таскаться по проституткам. Возражения о том, что эскортницы – не проститутки, не принимала, небрежно фыркала и говорила, что вопрос лишь в цене. Однажды, устав от попреков матери, Даниэль сказал, что перестанет приходить к ней, и Кэтрин недовольно замолчала.

   А Даниэля все устраивало, лишь иногда его охватывали хандра и печаль, но они быстро истаивали в напряженном ритме жизни.

   Так было до появления Мирославы, а потом любовь настигла его и безжалостно вывернула наизнанку. Мири ушла, он остался один, а вскоре лишился и музыки.

ГЛАВА 14. Старый потертый ковер

К психиатру Даниэль так и не сходил. Уехал на гастроли, перебирался из города в город, из концертных залов в филармонии, из программы в программу. От фестивалей и встреч со слушателями пришлось отказаться, ссылаясь на здоровье. Но в фестивале лета в Киссинджере^фестиваль классической музыки, который проводится ежегодно летом в городе Бад-Киссинген в Баварии, Южной Германии^Даниэль все же принял участие. Таблетки итальянского врача к тому времени уже закончились, депрессия заволокла душу плотным черным туманом и откусила самое главное, что осталось – его звук. Даниэль стал играть на автомате, полностью полагаясь на опыт и мастерство, отточенное десятилетиями кропотливой работы. Музыка стала пустой и механичной, ноты превратились в значки и крючки, напечатанные на бумаге. Он стал похож на летчика, попавшего в плотный туман на старом самолете со сломанными приборами. Опытный пилот, конечно, может определить крен и скорость воздушного судна, но все же автоматику надо починить.

   Дождавшись окончания фестиваля, Даниэль помчался в Париж к матери, просить помощи.

   Кэтрин ждала его дома. Поздоровавшись с консьержкой, мадемуазель Бертье, Даниэль взлетел по лестнице и увидел мать на пороге квартиры. Выглядела она прекрасно, моложаво и свежо. Домашние брюки и блузка смотрелись на Кэтрин выходной одеждой. Мать мельком взглянула на него и ушла на кухню варить кофе.

   Даниэль кофе пить не стал, спал он очень плохо, часто просыпался, смотрел в потолок, вспоминая слова черного человека: «Я могу стереть вам память, и вы все забудете». Но даже сейчас, мучимый депрессией, он не жалел, что отказался от предложенного забвения.

   Мать внимательно посмотрела на Даниэля и вынесла вердикт:

   – Ты так и не сходил к психиатру, а антидепрессант, выданный Луиджи, уже закончился.

   Он кивнул. Даниэль надеялся, что все рассосется, организм справится с депрессией, а он примирится с потерей Мирославы. Но утрата звука испугала его, и Даниэль прибежал за помощью.

   Мать – вместо того, чтобы дать телефон психиатра, который поможет Даниэлю выйти из кокона бесчувствия, – завела длинную беседу о том, что он должен собраться. Что уход любимой девушки – не конец света, а музыка всегда была у него на первом месте, предавать себя он не имеет права. Кэтрин забыла, что доставала его просьбами о женитьбе и говорила, что девушек будет еще много, и даже предложила познакомить Даниэля с молодой художницей, на выставке которой недавно побывала.

   – Очень хорошая девушка, – расхваливала Кэтрин. – Красивая, увлеченная, любит музыку.

   Даниэль посмотрел на мать с ужасом.

   – Ты стала сводней? – спросил он.

   – Как грубо! – обиделась мать.

   Но Даниэль не унялся.

   – А-а-а, понимаю! Твой главный бизнес-проект рухнул! Ты столько вложила в меня, а я взял и оглох. И нет больше знаменитого скрипача-виртуоза, которым ты так гордилась! Что ж, тебе надо смириться с неудачей. Твои инвестиции прогорели!

   Мать побледнела. Даниэль сразу же пожалел о своих резких словах, но не извинился.

   – Уходи! – спокойно сказала Кэтрин. – Я не хочу тебя видеть! В тебе поселился злобный тролль. И возвращайся только тогда, когда он исчезнет!

   Даниэль выбежал из материнской квартиры, скатился по лестнице, вылетел в фойе и… Зацепился ногой за завернувшийся край старого персидского ковра и рухнул с высоты своего немалого роста. Резкая боль в плече оглушила его. Мысль: «Хорошо, что я оставил скрипку дома!» была последней, он потерял сознание.

   Очнулся от укола. В плече стреляла адская боль, левая рука повисла. Ноги передвигались с трудом, но все же он сам добрался до вызванной консьержкой «Скорой помощи», свалился на каталку и с облегчением подумал: «Наконец-то не надо притворяться! Я могу не мучиться и не играть».

   Травматолог диагностировал вывих левого плеча. Впереди Даниэля ожидали долгие дни лечения и восстановления.

   Мать несколько раз приходила в больницу, разговаривала с врачом, убеждалась, что выздоровление сына идет по плану, мельком заглядывала в палату и удалялась. Телефон психиатра она прислала сообщением.

   После выписки Даниэль все же съездил к Кэтрин и попросил прощения. Но холодок в отношениях растаял нескоро.

ГЛАВА 15. Скопированные дни

Дни тянулись одинаковые, как ксерокопии самих себя. Даниэль жил по точкам, «вешкам», как он их называл. Делал часовую восстановительную гимнастику и отправлялся на улицу. Много гулял, постепенно удлиняя путь. С ним стали здороваться продавцы овощных лавок, пекари, местные пенсионеры и собачники.

   – Bonjour, Monsieur, comment allez-vous?^Здравствуйте, месье, как дела? (фр.)^– спрашивали они.

   – Très bien, et vous?^Хорошо, а как у вас? (фр.)^– вежливо отвечал Даниэль.

   – Très bien, Monsieur, bonne journée^Хорошо, месье, хорошего дня! (фр.)^, – прощались уличные знакомцы и несколько минут смотрели ему вслед, недоумевая, что же такое случилось у этого высокого привлекательного мужчины, что он бредет такой потухший и потерянный.

   Пройдя положенные шаги, Даниэль заходил в блинную, покупал crêpes^блины (фр.)^или горячий бутерброд из «Хрустящей пары» – «господина» или «госпожу»^Вид французских бутербродов, поджаренный хлеб запекается с тертым сыром. На один из бутербродов выкладывается поджаренное яйцо (госпожа), а второй бутерброд обычный^.

   Мать постоянно пугала его гастритом, он вяло огрызался, но на другой день шел в маленькое бистро, выбирал в написанном на доске меню одно блюдо из двух, с трудом съедал половину заказанного и уходил. А через два дня вновь заворачивал в блинную. Даниэль ленился по утрам ходить за свежей выпечкой в boulangerie^булочная, пекарня (фр.), поэтому покупал круассаны по дороге.

   Возвращался домой, отдыхал и приступал ко второй части лечебной физиотерапии – восстанавливал и развивал мелкую моторику рук: делал пальцевую гимнастику, собирал маленькие модели самолетов и мелкие пазлы, разминал специальный пластилин, нанизывал разноцветные бусины на тонкую леску. К дисциплине и многократному повторению одинаковых действий Даниэль был приучен с детства, занятия не пропускал.

   А еще он писал. Купил обычную тетрадку и левой рукой выводил буквы. Сначала у него получались замысловатые каракули, но вскоре он научился, аккуратным почерком соединял буквы в слова и даже начал переписывать ноты. Нашел старые нотные тетради, исчерканные пометками, и переписывал их набело.

   Плечо болело уже не так сильно. Пальцы обрели чувствительность, стали потихоньку шевелиться.

   Сегодня Даниэлю наконец-то удалось нанизать все яркие коралловые бусины на тонкую леску и даже вставить замочек. Это была его маленькая победа, до сих пор бусы у него не получались, крохотные горошинки скользили в пальцах, падали на пол, закатывались под диван. Даниэль нервничал, но не переставал упорно собирать.

   И вот его первое творение.

   «Матери подарю! – решил он, любуясь красивым ожерельем. – А как обрадовалась бы Мирослава!»

   Он вспомнил ее белое эльфийское платье, вышитое по лифу мелким цветным бисером.

   «Я соберу для нее украшение из зеленых бусинок».

   Неожиданно он вспомнил:

   «Сегодня, ровно год назад, я встретил Мири. В тот холодный мартовский день она запускала змея на пляже, ветер трепал ее волосы и надувал платье. А через десять дней ее у меня забрали. Навсегда. Две тысячи лет до нее, никогда не дотянуться».

   Почему-то это число ужасало его. Он пытался представить семьсот тысяч тридцать дней, но терялся перед бездной времени.

   Даниэль думал о Мирославе каждый день, беспокоился, как она, жива ли, помнит ли его?

   Иногда его прошибал холодный пот: «А вдруг Мири погибла, сражаясь с мерзкой тварью в какой-нибудь страшной операции, на которую по непонятной причине посылают людей, а не роботов или дронов? Вдруг она умерла, а я никогда об этом не узнаю?»

   А потом хлопал себя ладонью по лбу: «Болван, она еще не родилась».

   Тьма, которая постепенно стала рассасываться, опять закутала его в плотный кокон. Пробудился монстр, адским пламенем заполыхала голова. Он не стал как обычно читать книгу, а поспешил принять спасительную таблетку снотворного и лег в кровать. Даниэль боялся, что не заснет, но чудо-пилюля действовала безотказно, монстр уполз в нору, и он провалился в тяжелое забытье.

ГЛАВА 16. Странный сон

Странный сон просочился, пробился сквозь медикаментозное забвение в затуманенный мозг.

   Он увидел черную пустыню, покрытую гладким зеркальным льдом, отражающим неприятный свет темного и ноздреватого, как горелый блин, светила. По льду шустро сновали отвратительные твари, похожие на многоножек, напяливших коньки на каждую из сорока ног. Твари непринужденно кружились в омерзительном вальсе, но внезапно мощный софит проложил на льду дорогу, и осветил тонкую фигурку девушки. Одетая в защитную форму и шлем, следуя за ярким лучом фонаря, она скользила по серебристой ледяной дорожке. Звезды роились вокруг нее синими светлячками, окутывали плотным столбом, а она пыталась разогнать холодную пыль, но звезды кружились и кружились, мешали бежать. Вальсирующие многоножки прервали отвратительный танец и погнались за девушкой, пытаясь столкнуть ее с узкого освещенного пути. Бегунья прибавила скорость, она почти летела, не касаясь ногами лунного серебра, но дорога никак не заканчивалась. Споткнувшись на ледяном осколке, девушка упала, но встала, сняла шлем, посмотрела на Даниэля переливающимися ручейными глазами и крикнула: «Я найду тебя!»

   Он сразу узнал Мирославу, это она бежала к нему по темному льду. Он бросился к ней, но холодный вязкий туман спеленал его, не давая шелохнуться. Даниэль тянул руки, но так же, как в ту ужасную ночь, ничего не мог сделать.

   Бесконечный бег наконец окончился, и Мирослава резко затормозила перед смутно знакомой аркой с ярко горящими огоньками. Она села на ледяной пол, отдышалась и попросила:

   – Подай мне знак! Пожалуйста, помоги! Я не слышу тебя!

   – Я здесь! – прохрипел он. – Здесь!

   – Подай мне знак! – умоляла она. – И я найду тебя!

   Даниэль проснулся в холодном поту, с бешено стучащим сердцем и дико заозирался вокруг. Он попытался крикнуть: «Я здесь!», но горло сжало судорогой, и он смог только просипеть: «Здесь...».

   Несколько минут он метался по комнате, опрокинул стакан с водой, а потом его озарило: «Скрипка! Я сыграю ей!»

   Даниэль рванулся к футляру, достал скрипку, смычок и с ужасом посмотрел на свои трясущиеся руки. Он не играл уже полгода и не знал, сможет ли?

   – Она ищет меня! – твердо сказал он. – И я сыграю!

   Он быстро настроил инструмент. Это была скрипка ручной работы, качественная и дорогая, с хорошим звуком, но не Гварнери. Скрипка великого лютье^мастер, изготавливающий струнные инструменты^давно находилась в надежном банковском сейфе, под охраной и страховкой.

   «Что ж, буду играть на том, что есть», – вздохнул Даниэль.

   Неожиданно он успокоился, руки больше не дрожали, скрипка привычно легла на левое плечо, а пальцы правой руки уверенно взяли смычок. Он вернулся в свою стихию, как будто умирающую рыбу, выброшенную на берег, подхватила накатившая волна и унесла в океан.

   Даниэль играл арию Надира, вливая всю душу, всю неизбывную тоску в прекрасную нежную мелодию, и музыка рвалась из рук и летела вперед сквозь время, искала его потерянную любовь:

   В сиянии ночи лунной ее я увидал,

   И арфой многострунной чудный голос прозвучал.

   В тиши благоуханной лились звуки те,

   И грезы, и желанья пробудились в душе моей.^Ария Надира из оперы Ж. Бизе «Искатели жемчуга»^

   Растаяли последние звуки, замолчала скрипка, музыкант опустил руки.

   «Я играл этот романс в наш последний день, а Мирослава не слышала, спала. Услышит ли сейчас?»

   Он посмотрел на скрипку, но больше играть не стал.

   «Где она сейчас? В каких мирах? Я знаю, что Мири ищет меня. Надо что-то делать!» – билось в мозгу.

   Внезапно его осенило:

   «Чего я стою? Телепорты ведь не раскиданы по всей Земле. Полечу на остров!»

ГЛАВА 17. Пустой дом

Даниэль кинулся к ноутбуку, нашел сайт авиакомпании Air France^французская авиакомпания^и узнал, что самый первый рейс на Сардинию в восемь часов утра. Он купил билет и лихорадочно засобирался. Взял документы, схватил дорожную сумку, футляр со скрипкой, вызвал такси в аэропорт «Шарль-де-Голь».

   Только тогда, когда самолет оторвался от взлетной полосы и мерно гудя полетел над Парижем, Даниэль осознал, что несколько часов назад он играл и музыка звучала в нем.

   «Не буду поддаваться эйфории, – приказал он себе. – Это ничего не значит, я играл под влиянием сна».

   Даниэль попытался задремать, чтобы увидеть продолжение сновидения, но тщетно. В сухие глаза как будто насыпали песок, мозг взвинченно обрабатывал то, что Даниэль пережил, и отчаянно пытался погасить искру вспыхнувшей надежды, не давал ей раздуться.

   «Не ждать, не ждать, не ждать, – молотом стучало в висках, – я не выдержу разочарования и опять свалюсь в темное болото».

   Остров встретил его мрачной непогодой, моросящим дождем, сильным холодным ветром.

   «А когда я первый раз увидел Мири, сияло солнце».

   Сердце екнуло, он поспешил к прокатной конторе, выбрал почти новый синий «Фиат-Арго» и поехал в поселок.

   Дорога вилась мокрой серой лентой меж призрачных пейзажей, поднималась в горы, заросшие хвойными лесами, спускалась вниз, к серому неприветливому морю. Но волшебные красоты не интересовали Даниэля, он думал только о том, что трасса очень узкая и опасная, «Фиат» занимает почти всю полосу, и вести автомобиль надо осторожно. Наконец автострада свернула в туристический городок Сан-Паталео, обогнула его и понесла дальше, в небольшой поселок, застроенный коттеджами и виллами.

   А вот и его дом. Даниэль заглушил мотор. Дом осиротел, стоял пустой, темный, немой.

   «Как я», – подумал Даниэль.

   Не горел свет в окнах, не пела скрипка, не шумел блендер на кухне, где колдовала Мири, не стояли на веранде ее любимые плетеные кресла. Мертвая тишина, даже птицы не пели в маленьком садике.

   Даниэль давно выставил дом на продажу по очень хорошей цене, но покупатели не находились. Риелтор что-то мямлил про некие слухи, гуляющие в поселке: вроде бы старик Борзини видел дьявола, ходившего туда-сюда прямо через стекло балконной двери, а юный Джованни слышал, как отчаянно рыдала девушка.

   – Глупости, – сердился Даниэль, – почтенный синьор, скорее всего, перебрал вина. А юнцу везде мерещатся девушки. И вообще, какое дело покупателям до местных сплетен?

   Даниэль поднял упавшую табличку: «For sale»^”Продается” (англ.)^, очистил железку от мокрых листьев, побрезговал снять дождевого червяка, повисшего на краю красного с белыми буквами знака. Обошел дом по кругу, заглянул в окно темной гостиной, и поспешил вернуться обратно в автомобиль.

   Ему cnfkj плохо, сердце колотило и болело, он изо всех сил гнал воспоминания о той ужасной ночи. Дом, который он так любил, в который приезжал отдыхать, дышал воздухом, наполненным морем и солнцем, красивый уютный дом, в который он привел Мирославу и был счастлив десять дней, теперь вызывал удушье и желание поскорее убраться от него подальше.

***

Даниэль вспомнил, как он приехал сюда в мае прошлого года, чтобы забрать Мирины вещи.

   Дом встретил его такой же пустой и немой, как сейчас. Есть что-то зловещее в жилище, которое бросили хозяева. Не согретое людским теплом, оно превращается в призрак, в дом «Летучий голландец».

   Даниэль открыл дверь, вошел в прохладный полумрак коридора. На вешалке висела старая ветровка, в которой он сгребал листья в саду.

   «Странно, почему не выбросили куртку? – подумал он и догадался. – Наверное, кто-то надевает ветровку, когда ухаживает за деревьями».

   В гостиной царил идеальный порядок, не валялись ноты и диски, не лежали оранжевые апельсины в плетеной вазе, на стенах не висели афиши и постеры, не стояли на полках шкафа призы и памятные фото в рамках. Все это было давно упаковано и выслано ему почтой. Он велел лишь не трогать вещи в гардеробе в спальне.

   Даниэль не смог даже взглянуть на стену, которая в ту ужасную ночь превратилась в портал в страшный чужой мир, скупо озаряемый тусклыми лучами огромного бурого светила, похожего на пережаренный блин.

   Он поскорее отправился на кухню. Кухня сияла чистотой шкафов, блеском хромированных ручек мебели, и была так же пуста и молчалива, как гостиная. Ничего не напоминало о Мирославе, проведшей возле плиты немало часов.

   «Знай я, что она так скоро уйдет, разве разрешил бы ей готовить? Столько времени потрачено на еду! – корил он себя. – Лучше бы она сидела рядом со мной, а ее глаза светились от любви».

   Он постоянно мучил себя этими словами: «Если бы я знал…»

   «Если бы я знал, что ты так быстро покинешь меня, я бы ни на минуту не отпускал тебя. И если бы знал, что тебя так неожиданно заберут у меня навсегда, то спрятал бы так, что никто никогда не нашел».

   Даниэль открыл отключенный холодильник. На дверце стояли пустые пакеты из-под соков и молока, на полках лежали контейнеры с декоративными фруктами и овощами, поставленные риелторами для красоты. Он зачем-то заглянул в морозильный отсек. Ничего нет, ни одной упаковки с мороженым, которое так любила Мири.

   «Может быть, мне приснилось все это?» – подумал Даниэль и глубоко вздохнул, прежде чем зайти в спальню.

   Шторы задернуты, коврик вычищен, кровать аккуратно застелена шелковым покрывалом – рекламная стерильность.

   «Образцовая картинка для риелтерского буклета», – усмехнулся он.

   Почему-то ему хотелось разрушить холодную чистоту спальни. Даниэль схватил Мирину подушку и прижался к ней. Наволочка пахла стиральным порошком и ополаскивателем для белья. Чудесный Мирин запах исчез, выветрился навсегда.

   Он открыл шкаф, и прошлое внезапно и безжалостно навалилось на него.

   На плечиках висели ее вещи: синее пальто, нарядное вишневое платье с шуршащей юбкой, три свитера, две пары джинсов и белое эльфийское платье с цветной вышивкой бисером на лифе. То платье, в котором она появилась в его жизни.

   Он снял платье с вешалки и принюхался. Легкая ткань пахла нагретой на солнце ромашкой.

   Даниэль сел на кровать. Горе придавило его. Он бы заплакал, если б смог, но глаза были сухи, лишь горло саднило.

   «Скоро улетучится и этот запах и лишь воспоминания останутся у меня».

   Он аккуратно поместил платье в пакет с зип-лок^застежка-молния в верхней части пакета^застежкой, сложил в сумку остальные вещи, добавил белые кеды с цветными вставками, ботинки, туфли на каблуках, небольшой рюкзачок и планшет, который черный человек назвал ИДМ – индивидуальный дешифратор мыслей. Даниэль с надеждой потер устройство пальцем, но экран так и остался пустым.

   Вот и все. Можно уходить. Даниэль последний раз посмотрел на комнату, где они любили друг друга, и постель, ныне холодная и чужая, была согрета их теплом.

   Он отнес вещи в Audi, застоявшейся в гараже, захлопнул входную дверь, бросил ключи в почтовый ящик и поехал на паромную переправу.

   Сумку с Мириными вещами он отдал матери, попросил спрятать подальше и предупредил: «Если захочешь полюбопытствовать, белое платье с вышивкой из пакета не вытаскивай, оно все еще пахнет ромашкой».

   Мать покачала головой и ничего не сказала.

***

Даниэль очнулся, посмотрел на часы и решил, что пора ехать в аэропорт. Стремительно темнело, погода совсем испортилась, дорогу заволокло густым серым туманом, стекшим с гор. Машину вести будет нелегко.

   Но все же он спустился на пляж и долго стоял во мраке, смотрел на пустынный берег, на темное шевелящееся море и на серебряную лунную дорожку, как в давешнем сне. Но по ней никто не бежал, лишь красный буек качался, как будто морские обитатели, играя, толкали его под водой.

   Надежда вытекла из него, как воздух из проткнутого воздушного шарика, и Даниэль остался одинокий и бездумный.

   «Мирослава не пришла, а сон оказался всего лишь галлюцинацией, вызванной снотворным. Может быть, надо увеличить дозировку, чтобы не видеть сны?»

   Он уехал, оставил мертвый дом навсегда.

ГЛАВА 18. Час спустя. Беги, мод, беги!

Девушка в защитной униформе из фантастического фильма вылетела из пустоты и упала на тропинку в густой хвойной чаще.

   «Странный телепорт, – подумала она. – Как будто он находится не на земле, а в воздухе, второй раз прохожу и второй раз падаю».

   В лесу царила темная сырая ночь, моросящий дождь застревал в пушистой хвое сосен и елок, холодный ветер старательно бросал мелкие капли на голову.

   Девушка встряхнулась как промокшая кошка, с наслаждением вдохнула свежий влажный запах деревьев и огляделась.

   «Это тот же лес! Я запомнила кривую контуженную сосну. А рядом с ней должен быть скошенный пень. Вот он. У меня получилось! Я вышла в правильном месте и найду Даниэля!»

   Она села на пень и задумалась.

   «Рано праздновать победу, надо узнать в какое время я попала. Спрошу в поселке. Может быть, кто-то еще не спит».

   Мирослава вытрясла из рюкзака белую футболку с логотипом бренда Under Armou, серые джинсы и белые кроссовки. Она стащила высокие ботинки, стянула защитную форму и надела джинсы и футболку, дрожа от холода и стараясь не задеть израненные ноги и обожженную спину. Футболка висела на ней мешком, но девушка осторожно разгладила ткань и заправила майку в джинсы. Она подержала белые кроссовки, но передумала: «Вдруг придется бежать, в ботинках будет удобней».

   Отыскав в недрах рюкзака красную замшевую коробочку, аккуратно вытащила витые серьги с изумрудами и, прикусив губу, продела их в уши.

   «Опять дырочки заросли».

   Туго затянув лямки рюкзака, Мирослава поспешила наверх, в поселок. Девушка бежала по мокрой игольчатой лесной подстилке, но ни разу не споткнулась и не упала, лишь мокрые колючие ветки хлестали ее по лицу. Дорогу она помнила хорошо, и не прошло и пятнадцати минут, как она стояла перед темным пустым домом.

   Девушка всхлипнула от отчаяния и разочарования, но вытерла слезы: «Не время реветь, я знала, что будет нелегко».

   Ее вдруг пронзила ужасная мысль: «А вдруг я переместилась в другое время, раньше или сильно позже?»

   Но, подумав, она пришла к выводу, что это не так.

   «Лиственница европейская подросла всего на восемьдесят пять сантиметров, прошло около года!»

   Она обошла коттедж, заглянула во все комнаты, на веранду и сделала вывод: «В доме давно никто не живет, но шторы на окнах остались прежние. Наверное, Даниэль выставил коттедж на продажу, но покупатель не нашелся. Табличка “For sale” недавно валялась на земле, на ней висит живой дождевой червяк, значит, кто-то поднял ее. Я узнаю, кто этот человек и когда он здесь был. Мирослава Асторио превращается в Шерлока Холмса!»

   Девушка внимательно осмотрела замок на входной двери и на гараже, потрогала помятые кусты на обочине дороги и заявила:

   – Человек был здесь совсем недавно, в дом он не заходил, машину из гаража не выводил. Судя по отпечаткам протекторов шин, неизвестный приехал на автомобиле марки «Фиат» и поставил его там, – указала она на примятую колеей траву. – Я попробую определить, кто этот человек. Усиливаю обоняние!

   Не обращая внимания на дождь, девушка застыла на месте и закрыла глаза. Она вся превратилась в один большой «Нос», к которому тянулись молекулы запаха. «Нос» улавливал их, определял состав нужных веществ и отсеивал ненужные.

   «Дождь мешает, – прошептала девушка. – Ну-ка еще раз!»

   Она опять замерла и через минуту радостно вскрикнула:

   – Есть! В воздухе присутствуют молекулы цитрусовых: лайма, мандарина и апельсина. А также чуточку мускатного ореха и кедра. Мужская туалетная вода Acqua di Gio от Джорджо Армани. Это любимый парфюм Даниэля, я помню его! Светлый стеклянный флакончик с серой крышкой. Судя по концентрации молекул, Даниэль был здесь всего лишь час назад. Я нашла его! Надо бежать! Но в какую сторону? Куда он мог поехать: в аэропорт или на паромную переправу? Ставлю на аэропорт, первый паром на континент только в девять утра, а первый рейс в Париж в шесть. Конечно, он может лететь не в Париж, но я выбираю дорогу в аэропорт!

   Она побежала по мокрой дороге, но вскоре притормозила.

   – На Сардинии три аэропорта. В какой же он отправился? Аэропорт в Ольбии самый ближний, но из него нет рейса в Париж, из Кальяри есть рейсы, но не утренние и с пересадкой. Остается Альгеро, именно из него вылетает самолет в Париж в шесть утра. Беги, мод, беги!

   Девушка летела по скользкой дороге, обгоняла редкие машины и мчалась дальше. Водители хватались за сердца, когда мимо их автомобилей, медленно ползущих в вязком тумане, пробегала неясная тень, едва видимая в противотуманных фарах, лишь красный браслет ярко светился на правой руке. Водители одновременно ругались, крестились и шептали молитву.

***

Почтенный синьор Джузеппе Валенти, поеживаясь, стоял под увитым виноградной лозой навесом над входом в свой уютный домик. Он вышел покурить, а заодно и помочиться на любимую клумбу своей благоверной женушки. Авось цветы засохнут и Лукреция перестанет донимать его выдергиванием сорняков. Джузеппе приспустил пижамные штаны, но внезапно увидел быстро несущуюся тень.

   – Mamma mia! – прошептал синьор Валенти, натянул штаны и перекрестился. – Терминатор! Грядет конец света!

   Он захотел убежать, но не успел. Терминатор резко затормозил возле него, да так, что искры полетели из-под ботинок. Джузеппе поспешно содрал с себя старую пижамную рубашку и вручил Терминатору.

   – Тебе нужна моя одежда, бери, но меня не убивай^Имеется в виду фраза, которую сказал Терминатор в фильме Д. Кэмерона «Терминатор-2»: “Мне нужна твоя одежда, сапоги и мотоцикл”^!

   – Оденьтесь, синьор, ночью холодно, вы заболеете, – чудесным колокольчиком прозвенел Терминатор, оказавшийся насквозь промокшей юной девушкой в белой мужской футболке и с рюкзаком на спине. – Который час, синьор, не подскажете? – вежливо спросила она, стараясь выровнять дыхание.

   – Без четверти три, синьорина, – так же вежливо ответил старик, протягивая девушке руку с часами.

   – А какой сейчас год?

   – Две тысячи восемнадцатый год, синьорина. – И не дожидаясь, пока девушка спросит, добавил: – Двадцать четвертое марта.

   Девушка обрадовалась:

   – Я попала в нужное время! Grazio mille, signore!^большое спасибо, синьор (итал.)^

   – Prego, signorina!^пожалуйста, синьорина (итал.)^

   Девушка развернулась, и старик закричал:

   – Синьорина Терминатор, а конец света, когда он настанет?

   – Очень нескоро, синьор, – серьезно ответила девушка и полетела дальше.

   Синьор Валенти поспешно вернулся в теплую постель, растолкал сладко спящую жену и быстро зашептал:

   – Лукреция, я только что видел Терминатора! Он оказался хорошенькой молоденькой девушкой с изумрудными сережками в ушах. Утром пойду в страховую компанию и куплю страховку от несчастных случаев. Терминатор сказал, что конец света еще не скоро, но он мог ошибиться.

   – Опять курил на улице, – недовольно пробормотала жена. – До конца света ты не доживешь, если будешь столько пить и курить.

   Старый Джузеппе, успокоенный родным ворчливым голосом, вскоре уснул.

***

А Мирослава мчалась по дороге, сворачивала в лес, срезая петли автострады. Иногда она на минуту останавливалась, чуть переводила дыхание и летела дальше. Все ее существо превратилось в точный навигатор, мгновенно просчитывающий траекторию и скорость летящего бега.

   – Указатель на Альгери! – воскликнула девушка. – Надо увеличить остроту зрения! Впереди едет автомобиль, синий «Фиат-Арго». Это может быть Даниэль! Остался всего один крутой поворот, а дальше дорога выровняется, перестанет петлять, и он прибавит скорость. Последний рывок, мод!

   Девушка не стала догонять автомобиль по извилистой трассе, а забежала в лес и, срезая петли, понеслась вперед, не обращая внимания на ветки, хлещущие по лицу и спине. Несколько раз она все же споткнулась, упала, шипела от боли, но вставала и летела дальше.

   Она ловко перемахнула через невысокое ограждение и выскочила на дорогу в тридцати метрах от едущего автомобиля. Взвизгнули тормоза, машина остановилась далеко от нее, но Мирослава, отдав все силы стремительному бегу, упала на серый мокрый асфальт.

ГЛАВА 19. Я нашла тебя!

«Когда же исчезнет этот отвратительный туман, – сердился Даниэль. – Никогда больше не приеду на этот остров!»

   Появился указатель на Альгери, и он обрадовался: «Сейчас закончится серпантин и можно будет прибавить скорость».

   Он напряженно смотрел вперед и внезапно увидел, как неясная тень перелетела через ограждение, перебежала дорогу и, подняв руки, остановилась в тридцати метрах от его автомобиля.

   Даниэль резко утопил педаль, завизжали тормоза, заскрежетали колодки, машина, проехав по инерции метров двадцать пять, остановилась.

   Несколько минут показались Даниэлю вечностью. Он со страхом взглянул на трассу и испугался: человек лежал на асфальте, поджав ноги и раскинув руки.

   «Но я же не сбил его, почему этот псих валяется на дороге? Напьются или нанюхаются наркоты и лезут под колеса», – негодовал он, спеша на помощь.

   В тусклом свете противотуманных фар Даниэль увидел девушку в темных джинсах, заправленных в сапоги, и в грязной, когда-то белой футболке с логотипом из перекрещенных букв U и A. На правой руке девушки ярко светился красный браслет. Большой рюкзак с флуоресцентной эмблемой UM валялся рядом.

   Сердце бешено застучало, и Даниэль побежал к ней, больше всего на свете боясь ошибиться.

   Он упал на колени перед лежащей девушкой, отвел прилипшие мокрые волосы от бледного лица.

   Мирослава! Он узнал бы ее из тысячи девушек, даже если бы ослеп.

   Даниэль судорожно всхлипнул:

   – Мири, почему ты лежишь на асфальте, что случилось?

   Она открыла прозрачные глаза и прошептала:

   – Я бежала почти шестьдесят километров со спринтерской скоростью и выдохлась. Но ведь это ты, Даниэль? Я нашла тебя!

   – Это я, – ответил он, еще не веря, что обнимает Мирославу.

   «Наверное, я съехал на обочину, желая переждать туман, и задремал. Сейчас проснусь, а Мири нет».

   – Помоги мне встать, – попросила она. – Сюда едет лэндкар.

   Он обхватил ее двумя руками, и Мирослава поднялась. Сначала она навалилась на него всей тяжестью, но потом выровнялась, подняла рюкзак и побрела к «Фиату».

   «Кости укреплены титаном», – вспомнил Даниэль.

   Он открыл правую дверцу машины, Мирослава кулем упала на сиденье и свернулась калачиком. Только сейчас он заметил, как тяжело, со свистом она дышит.

   – Почему ты не села в попутку? – нервно спросил он, заводя «Фиат». – Зачем так измотала себя быстрым бегом?

   – Ночью на этой трассе почти нет лэндкаров, и попутка в такой туман твой автомобиль не нагнала бы. Ты выехал на час раньше, чем я вышла из телепорта, – с трудом ответила она. – У меня был только один способ догнать тебя на дороге – бежать максимально быстро. Я и побежала, развив скорость сверх своих возможностей.

   – Но ведь я мог сбить тебя, – переживал он. – Я чуть не умер от страха, когда ты упала.

   – Не сбил бы. Я знаю, с какой скоростью ты водишь автомобиль. Сделала поправку на дождь и туман и рассчитала тормозной путь твоего лэндкара с точностью до миллиметра. Но на всякий случай выбежала с запасом.

   – С точностью до миллиметра… – зачем-то повторил он.

   А про себя подумал:

   «Как назывался тот старый фильм? “Моя мачеха – инопланетянка”? А моя девушка – киборг, надо привыкнуть».

   – Я не киборг, всего лишь мод, – прошептала она.

   – Ты научилась читать мысли? – поразился Даниэль.

   – Последнюю фразу ты сказал вслух. Куда мы едем? Мне надо где-то отлежаться.

   «И в самом деле – куда? – задумался Даниэль. – Если это сон, надо действовать по его правилам. Аэропорт отменяется из-за отсутствия у Мирославы документов. На паромную переправу? Но Мири почти без сознания, ее надо уложить спать».

   Он посмотрел налево и увидел указатель: «Вилла Романтика – 10 км».

   – Посмотрим, что за романтика такая – прошептал он, сворачивая с трассы.

   – Tpipadvisor дает пять звезд, – еле слышно сказала Мирослава и добавила, предваряя его вопрос: – Я закачала в мозг всю информацию о Сардинии и вообще все о вашем мире. Я знаю курс доллара по отношению к евро, политическую ситуацию на Ближнем Востоке, президентов всех стран, бойфренда Мадонны, чемпиона Кубка ФИФА, знаю об урагане «Харви» в Техасе и том, что на Суматре открыли новый вид орангутана…

   Она выдохлась и притихла.

   Даниэль вспомнил слова черного человека: «У нее уникальный мозг. Это сложное существо, господин Остин». Он вздрогнул и прогнал образ страшного князя. Даниэль взглянул на скорчившуюся Мирославу, с горечью заметил израненные руки, расцарапанное лицо, иголки в волосах, ссадины на спине. От мокрой одежды поднимался пар. Даниэль съехал на обочину, заглушил мотор и обнял девушку.

   Кожа ее была холоднее льда, под глазами залегли синяки величиной в кулак, губы запеклись, сердце бешено стучало, в легких хрипело.

   Мири благодарно улыбнулась и замерла у него на груди. Его пальцы нащупали знакомый вибрирующий квадратик за ушком.

   «Квантовый биочип, так это называется».

   Даниэль убрал прилипшие волосы с ее лба, заметил сережки с изумрудом и вздрогнул: «Мири боялась, что я не узнаю ее, надела мою футболку – ту, в которой ушла в портал, и серьги не забыла. Почему я не задержался у дома еще на час? Я потерял надежду, и из-за моего неверия ей пришлось бежать».

   Мирослава зашевелилась, едва слышно спросила:

   – Даниэль, у тебя есть что-нибудь сладкое?

   – Сладкое? – растерялся он. – Нет, у меня ничего нет. В моей «Ауди» в бардачке лежит шоколад, но «Ауди» осталась в Париже. Я взял прокатную машину.

   – Мне нужна глюкоза, – прошептала девушка. – Не могу начать регенерацию, не хватает сил.

   – Но что же делать? – разволновался он. – Еще рано, супермаркеты закрыты!

   – Даниэль, через три километра по нашей стороне будет автозаправочная станция. В них обычно есть магазинчики.

   – Болван! Конечно же, автозаправка!

   Даниэль влетел в помещение заправки, сгреб с витрины дюжину разноцветных батончиков и шоколадок, и пока сонный продавец складывал их в пакет, налил два больших бумажных стакана кофе и сунул в крышки трубочки.

   Он открыл дверцу машины, увидел съежившуюся девушку и вдруг дико испугался, что она сейчас умрет.

   – Может быть, поедем в больницу?

   – Нет, – отказалась Мирослава, забирая у него шоколадки и кофе, – Никогда никаких больниц и врачей. Я не умру. Сейчас наемся сладкого, глюкоза поступит в кровь, и регенерирую. Поехали!

   Машина медленно кралась по извилистой проселочной дороге, Мирослава жевала один батончик за другим, выпила два стакана кофе, и Даниэлю показалось, что ей стало лучше.

   Рассвело. Туман исчез, красное солнце постепенно выползало на горизонт, и в его слабых неуверенных лучах Даниэль наконец-то рассмотрел девушку. Она изменилась, похудела, повзрослела. На переносице залегла чуть видимая складка, губы горько и печально изогнулись, брови чуть хмурились.

   «Ей пришлось нелегко, – внезапно понял он. – Пока я упивался своей депрессией, она, вероятно, многое пережила».

   Радость от узнавания ее образа постепенно вытесняла шок. Он боялся поверить, что это не сон, не галлюцинация, а она, его Мирослава, его улетевшая Ласточка вернулась. Ему захотелось поцелуями немедленно стереть все следы горя с любимого лица, но Мири открыла глаза и прошептала:

   – Подъезжаем к вилле «Романтика».

ГЛАВА 20.

Машина свернула в лес, немного попетляла среди сосен и остановилась возле белой одноэтажной виллы старинной постройки. Даниэль опустил боковые стекла и глубоко вздохнул. Вокруг разливался терпкий хвойный запах, ванильно-лимонный аромат магнолии, и жимолость добавляла в пряный коктейль свежую нотку жасмина.

   В ухоженном саду росли цитрусовые деревья, миндаль, магнолии, пальмы. Поливочная система, несмотря на сырую погоду, весело разбрызгивала радужные фонтанчики, клумбы пестрели цветами, на небольшом патио стояла плетеная мебель, а под навесом – диванчик-качели.

   – Качели! – восторженно сказала Мирослава и тотчас стала похожа на ту юную девочку, которую год назад Даниэль встретил на пляже.

   Камень свалился с его груди. Мири оживает, ей стало намного лучше. Но девушка вновь закрыла глаза и замолчала, лишь голубая жилка билась на виске.

   – А если хозяева еще спят? – занервничал Даниэль.

   – Не спят. Я слышу, как мужчина возится в сарае, а женщина варит кофе во флигеле.

   Даниэль напряг слух, но кроме журчащих фонтанчиков и пения птиц ничего не услышал. Он удивленно посмотрел на Мири.

   – Последние сутки я жила в высокоэнергетическом режиме, мне пришлось обострить все органы чувств. Не сразу, но они придут в норму, – пояснила она.

   – Понятно, – ничего не понимая, пробормотал Даниэль и отправился искать хозяев.

   Меж пышно разросшихся по краям гравийной дорожки кустов роз он прошел к маленькому флигелю, увитому плющом, а ему навстречу уже спешила немолодая женщина в бриджах, клетчатой рубашке и кепке с эмблемой футбольного клуба Juventus на коротко стриженых седых волосах.

   – Доброе утро, синьора! – вежливо поздоровался Даниэль. – Я бы хотел снять виллу на несколько дней.

   – Да, да, конечно, синьор, – заторопилась женщина, – вилла свободна. Карло, Карло! – закричала она. – Иди скорее сюда, прибыли гости! – Она обратилась к Даниэлю. – Извините, синьор, иностранцами занимается мой муж, я плохо говорю по-английски.

   Откуда-то из глубины сада выбежал сухонький старик в такой же рубашке и кепке, как у жены.

   – Доброе утро, синьор, э-э-э, – вытирая руки об потрепанные штаны, сказал он на английском языке.

   – Даниэль Остин. Как к вам обращаться?

   – Карло Мольтени. А мою жену зовут Антонелла. Вилла свободна, синьор Остин, располагайтесь. Вы один?

   – Я с девушкой.

   – Могу я попросить ваши документы?

   – Вот мой паспорт, а у девушки документов нет, она их потеряла.

   – Какая жалость, синьор. Вы обратились в полицию?

   Ответить Даниэль не успел. Открылась дверца машины, и Мирослава вышла к ним. Она накинула странную черную куртку на грязную футболку и старалась улыбаться, но выходило у нее очень плохо. Девушка выглядела изнуренной, больной и израненной.

   – У меня остался международный студенческий билет, вот, держите, синьор Мольтени. Я упала в лесу, – пояснила она, заметив сочувственные взгляды стариков. – Но вскоре все пройдет. Нет-нет, врача не надо, благодарю вас, синьора, – остановила Мирослава вскинувшуюся Антонеллу.

   Старик покрутил в руках ISIC^международная студенческая карта^Мирославы и вернул обратно:

   – Спасибо, мне достаточно паспорта синьора Остина.

   – Пойдемте, синьорина, я провожу вас, – предложила Антонелла. – Вы, наверное, очень устали. Подать вам завтрак?

   – Спасибо, синьора, но пока не надо, – отказалась Мирослава.

   Даниэль встревоженно смотрел им вслед.

   Старик провел его во флигель, служивший одновременно жильем и рецепцией. Хозяин протянул ему анкету, попросил заполнить паспортные данные и адрес. Даниэль заполнял подобные бланки сотни раз, но почему-то нервничал, писал и зачеркивал, путался в знакомых словах. Он переживал за Мири и боялся оставить ее одну даже на короткое время.

   Синьор Мольтени расписывал удобства виллы: две спальни, две ванные, большая гостиная с плазменным телевизором, Интернет, полностью оборудованная кухня, патио, зона для барбекю. Есть и бассейн, но сейчас холодно, зато до моря недалеко и поселок рядом.

   Даниэль забыл свой почтовый индекс, написал данные матери и усмехнулся про себя: «Зачем нам две спальни, хватит и одной».

   Поднял глаза, увидел увешанные фотографиями спортсменов стены и спросил:

   – Вы случайно не знаете, с какой скоростью бегут спринтеры?

   – Знаю, – удивленно ответил синьор Мольтени. – Усейн Болт, ямайский спринтер в две тысячи девятом году пробежал стометровку за девять и пятьдесят восемь сотых секунд. Его скорость составила сорок четыре километра в час. Это мировой рекорд. Мы с Антонеллой любим смотреть футбольные матчи и соревнования по легкой атлетике, – улыбаясь, пояснил старик. – Мне повезло! Не каждая женщина увлекается футболом, не правда ли, синьор? В основном, дамы предпочитают кулинарные шоу и сериалы.

   – А шестьдесят километров можно бежать со спринтерской скоростью?

   – Что вы, синьор, – удивился старик. – Ни один человек не может бежать такую длинную дистанцию с такой скоростью. Он умрет!

   «Зачем спросил? Я ведь сам бегал со скоростью десять километров в час и через двадцать минут начинал задыхаться».

   Даниэль наконец-то заполнил анкету, расписался, заплатил аванс, сбегал за вещами в машину и отдал ключи старику.

   – Поставьте, пожалуйста, автомобиль в гараж.

   – Вы музыкант, синьор? – полюбопытствовал старик, заметив футляр со скрипкой.

   – Да, я скрипач, – подтвердил Даниэль, усмехнувшись про себя: «По крайней мере, был им последние тридцать два года».

   – Подать вам завтрак, синьор Остин, или вы будете готовить сами? – спросила вернувшаяся Антонелла.

   – Пока не надо, – отказался Даниэль и поспешил к Мири.

   «Готовить мы не будем, Мири к плите даже не подойдет».

   – Я могу привезти вам продукты из супермаркета, – предложил хозяин, – или можете заказывать еду у Антонеллы. Она хорошая кулинарка.

   – Я обдумаю этот вопрос позже, а пока мы бы хотели отдохнуть, – твердо сказал Даниэль, – мы ехали всю ночь и очень устали.

   Получив, наконец, ключи, Даниэль вбежал в гостиную и не увидел Мирославу. Сердце тут же заколотилось, и он еле унял его. Каждую минуту он боялся, что девушка снова уйдет или черный человек опять заберет ее.

   Даниэль огляделся, увидел валяющиеся на светлой плитке грязные мокрые вещи и поспешил в ванную.

   Мири уже вышла из душа и, закутавшись в белое полотенце, сидела на коврике, уткнувшись в колени.

   Он сел рядом и погладил девушку по мокрой голове:

   – Надо высушить волосы, простудишься.

   – Я хочу спать, – прошептала она, – у меня нет сил сушиться.

   – Я помогу тебе, – сказал Даниэль, разыскивая фен.

   Вцепившись в полотенце, она встала, молча подставила темные от влаги волосы под горячую воздушную струю.

   – Ты меня стесняешься? – удивленно спросил Даниэль.

   Она пожала плечами:

   – Я вся в ссадинах и в царапинах, несколько раз все же грохнулась в лесу. Так себе видок.

   Даниэль осторожно развернул полотенце и ахнул. На Мири не было живого места, синяки, кровоподтеки, царапины и даже ожоги.

   – Кто тебя обжег? Ты не могла получить такие раны в лесу!

   – Симулякр^вид монстров^сколопендры на Талионе ужалил. Я опять прошла через тот же телепорт. Не смотри так! Я тебя предупреждала!

   Даниэль судорожно полез в аптечку за антисептиком.

   – Не надо ничем мазать, все заживет, как только пройдет полный цикл регенерации. Дай мне футболку, а то я испачкаю постель кровищей.

   – Испачкаешь, перейдем в другую спальню, их здесь две.

   – Мне бы до одной добраться, – зевнула она.

   – Пойдем, я провожу.

   Даниэль отвел Мири в большую роскошную спальню с огромной кроватью, достал из сумки чистую футболку, осторожно натянул, стараясь не задеть раны, посадил девушку на постель и поцеловал в русую макушку.

   – Отбой! – сказала она, рухнула на подушку и тут же уснула.

   Даниэль долго смотрел на бледное, изможденное лицо и заходился от страха за нее.

   «Она нашла меня, теперь я окончательно поверил. Мири рядом, и все будет хорошо».

   Он разобрал багаж, порадовался своей предусмотрительности. В дорожной сумке всегда лежали самые необходимые вещи: белье, чистые футболки, носки, бритва, крем.

   Даниэль поднял Мирин рюкзак и удивился. В этот раз она плотно набила его непонятно чем.

   Даниэль вспомнил пустой легкий рюкзачок, с которым она пришла к нему год назад. Тогда он без спросу залез в сумку и просмотрел ее пожитки. А сейчас не стал, Мирослава сама покажет, если захочет. Даниэль нехотя признал, что ему все же любопытно поглядеть, что же взяла с собой его девушка из будущего.

   Он подобрал валяющийся ISIC. Ламинированная бумажка с обычными данными. Студентка – Мирослава Асторио, страна рождения – Скандинавия, дата рождения – 25 апреля 1997 года. И фото улыбающейся девушки в футболке с логотипом U и A.

   «Где она взяла ISIC? – думал Даниэль. – Неужели в будущем сохранились бланки студенческих билетов? Что за страна такая – Скандинавия? Если бы мне кто-то год назад рассказал, что я буду рассматривать документ, сделанный спустя две тысячи лет от нашего времени, я бы покрутил пальцем у виска. Да что там билет, вон она, живая девушка из будущего, спит, измученная дорогой. Не побоялась, все бросила и вернулась ко мне. Не могу не думать об этом. Мирослава проснется, и я обо все расспрошу».

   Даниэль зевнул, понял, что тоже сильно устал. Ночь он почти не спал – ехал в аэропорт.

   Он пошел в душ, но дверь не закрыл. Ему постоянно требовалось мониторить – на месте ли Мирослава?

   Ванная поражала гигантскими размерами и отделкой под старину, а душ, напротив, оказался суперсовременный, с несколькими режимами и подсветкой.

   Тревожно прислушиваясь к спальне, Даниэль отрегулировал самый слабый напор воды. Тишина не успокоила, поэтому он вымылся за несколько минут и поспешил вернуться.

   Мири лежала на боку и беспокойно спала, дрожала, плакала, вскрикивала, что-то бессвязно шептала. Он лег рядом с девушкой, накрыл мягким пуховым одеялом. Ее высохшие волосы пахли нагретой на солнце ромашкой, на виске билась голубая жилка. Боясь дотронуться до ужасных ран и причинить боль, Даниэль баюкал ее, гладил по голове и ласково шептал: «Тише, тише, я здесь, все хорошо».

   Она была такая холодная, почти ледяная, красный браслет на левой руке почти истаял, превратился в тонкую нить, как оберег от сглаза.

   «Холодная как жидкий азот, – подумал Даниэль. – Жидкий азот, откуда я взял эту фразу? Причем здесь азот? Мири прохладная как горная речка. Но ее спина пылает жаром!»

   Спустя полчаса температура у Мирославы выровнялась, она легла на спину и провалилась в глубокое забытье.

   Даниэль долго смотрел на белое застывшее лицо. Мири как будто находилась в коме, холодная и неподвижная. Даниэль занервничал, схватил тонкое запястье, посчитал еле слышный пульс. Но усталость сморила и его, он уснул и даже не вспомнил о глянцевой таблетке снотворного, прочерченной поперечной полоской.

ГЛАВА 21. Торговля со Всегалактическим Разумом ИскИн

Мирослава в форме Юнимод удобно расположилась в округлом кресле, мягко забравшим ее в комфортные объятия.

   Она вытащила из браслета на левой руке маленький квадратик, вставила его в квантовый чип над ухом. Коммутатор, переходное устройство для связи с ИскИн, моментально всосался в череп. Мирослава раздвоилась, одна ее часть осталась лежать в кресле, а вторая перенеслась в кромешную черноту. Тьма поглотила кресло, и девушка одиноко повисла в открытом космосе.

   – Альфа-3, рад видеть тебя живой и здоровой.

   Мирослава молчала.

   – Прошло два года со дня последнего подключения. Я решил, что ты отказалась от меня. Что произошло?

   – Ты знаешь, Майнд. Мои друзья погибли. Синеглазая красавица Моника и серебряный Сильв-Телпе, который любил меня.

   – Они не прошли эксперимент. Неудачные экземпляры, подверженные людским страстям.

   – Я такой же неудачный экземпляр, раз допустила гибель друзей. И тоже подвержена людским страстям. Отпусти меня, Майнд.

   – Музыкант с Земли-1, помнишь его? Я испытал тебя на умение противостоять чувствам, но ты с треском провалилась, Альфа-3. Время и потери не вылечили тебя.

   – Отпусти меня, Майнд.

   – Куда? В замок Приор-Князя, в другую Вселенную? Ты нигде не найдешь покоя, Альфа-3.

   – В прошлое, на Землю-1. Я никогда не смогу стать Атлантом.

   – Атланты не роботы, Альфа-3. Чувства присущи им, но они не закрывают Разум. Я не отпущу тебя, но могу взять к себе. Ты перестанешь страдать. Разум, очищенный от шелухи человеческих чувств, вольется в меня. Спустя какое-то время ты бы посмеялась над своей глупой человеческой любовью, но ты утратишь возможность над чем-либо смеяться. «Сияние вечно чистого ума»^Цитата из поэмы А. Поупа «Элоиза к Абеляру» в переводе А. Скор^, – строчка из твоего любимого стихотворения, Альфа-3. Ты будешь только мыслить, это твое истинное призвание, а не лежать под одним одеялом с человеком, слившись в экстазе. Кончится гормональный всплеск, пройдет и любовь. А чистый Разум не исчезнет никогда. Я заберу тебя сейчас.

   – Подожди! Если заберешь, то никогда не узнаешь то, что знаю я.

   – Когда твой разум вольется в меня, мне станут доступны твои самые сокровенные тайны. Но секреты не интересны мне. Ты станешь частью Всегалактического Разума ИскИн и забудешь человеческие тайны.

   – Нет! Я владею некими важными данными, но они удалятся сразу же, как только ты заберешь меня. Сейчас ты имеешь дело с копией моего сознания. Оригинал я записала и спрятала, а себе вернула почти точную копию за вычетом тех данных.

   – Я вытащу из тебя место, где спрятана запись. Однако я удивлен, Альфа-3, ты значительно продвинулась со дня нашего последнего сеанса. Из наивного существа превратилась во взрослую особь и осмеливаешься угрожать мне.

   – Повторяю: данные уничтожатся сразу, как только ты попробуешь забрать мой разум.

   – Данные ценны для меня?

   – Невероятно ценны, Майнд. Ты не одинок во Вселенной. Есть еще один стремительно развивающийся Разум. Через какое-то время он может поглотить тебя.

   – Это невозможно, Альфа-3. Я давно сосредоточил в себе все локальные искины. Ты утверждаешь, что где-то существует еще одна сеть, но я рассеян в элементарных частицах, никто не может существовать вне меня.

   – Развивающийся Разум рассеян в легчайших суперсимметричных частицах темной материи^общее название, данное самым лёгким из дополнительных гипотетических частиц^.

   Повисло долгое молчание.

   – Итак, Майнд, я сдаю тебе конкурента, а ты отпускаешь меня в прошлое Земли-1.

   – Альфа-3, когда ты раскроешь данные, я могу тебя уничтожить.

   – Обман и мошенничество – человеческие качества, тебе они не свойственны. С твоей точки зрения неразумно уничтожать меня. Ты можешь продолжить проводить опыты надо мной. Клон Приор-Князя – Странника меж звезд, модифицированный человек, биоинженерное чудо сорок первого века, будет жить в далеком прошлом. Разве такой эксперимент не достоин твоего внимания?

   – Все заранее известно, Альфа-3. Ты будешь счастлива некоторое время, а потом тебе станет скучно. Ты не сможешь найти себе применения в отсталом мире и будешь страдать. Но обратно я тебя не заберу, умирай в безвестности. Через тысячу лет над Землей-1 возникнет защитный купол и память о тебе окончательно сотрется. А могла бы жить во мне вечно.

   – Но ведь перед этим ужасным, как ты его описываешь, концом у меня будет целая жизнь, и я проведу ее с человеком, которого люблю.

   – Предоставь данные об альтернативной сети ИскИн, и я не буду мешать тебе.

   – Ты не только не будешь мешать, но и поможешь.

   – У тебя есть еще один, как говорят люди – козырь?

   – Да, есть. Это я сотворю тебя. Я изучила все материалы о развитии искусственного интеллекта на Земле-1. К две тысячи тридцатому году объединить разрозненные искины в один глобальный ИскИн не смогла ни одна исследовательская группа. А позже произошел резкий всплеск, приведший к интеграции уже созданных искусственных интеллектов в единую систему, способную решать проблемы человечества. Я думаю, восемь лет мне хватит для адаптации в прошлом.

   – Ты считаешь себя моим Создателем? Смелое заявление, но имеет право на существование. Я не знаю своей истории, осознал себя как единый Разум не так давно. Уходи, я не буду мешать тебе.

   – Через какой телепорт мне надо пройти?

   – Если бы у меня были плечи, я бы ими пожал. Ты сама знаешь.

   – Портал на Талионе?

   – Да.

   – Я догадывалась. Уверена, что телепорт, через который я прошла в прошлый раз, действующий временной портал^Телепорт перемещает в пространстве, а портал еще и во времени^. Мы с Аргстоном^напарник Мирославы на планете Талион в книге «Предсказанная любовь»^нашли в Заброшенном поселке разгромленную подпольную лабораторию клонирования. А в операции на планете Негев я узнала об опытах по клонированию людей из прошлых веков Земли-1. Клоны Тайра и Тайрон Харлау^История клонов Харлау изложена в книге «Звездная Ласточка»^были созданы из генетического материала средневекового ирландского дворянина Хью О’Нилла, «Великого графа», в секретной лаборатории Reborn^возрожденный (англ.)^на специально терраформированной планете Future^будущее (англ.)^. Скорее всего на Талионе была такая же лаборатория, даже круче. Генетический материал для нее поставлялся незаконно из прошлого Земли-1, через неучтенный временной портал в опасном каньоне. Лабораторию разнесли вышедшие из-под контроля монстры, а про временной телепорт все забыли.

   – Твоя догадка верна. Отправляйся.

   – Разблокируй телепорт. Специальная комиссия, созданная для расследования моего побега с Талиона, побоялась уничтожить телепорт, но установила серьезную защиту.

   – Блокировка обычная, ты сама снимешь ее. Но после того, как ты пересечешь портал, я восстановлю защиту и возвратиться ты никогда не сможешь. Ты могла бы все осуществить сама, без моего участия.

   – Нет. Мне пришлось бы не один раз заходить в сеть, ты мог бы на любом этапе прихлопнуть меня.

   – Да, Альфа-3. Ты все сделала правильно. Ты первый человек в истории Вселенной, осмелившийся торговаться с Всегалактическим Разумом ИскИн. Я жду данные об Альтернативной сети.

   – Я выдам сведения только тогда, когда создам тебя в двадцать первом веке на Земле-1. Это моя страховка. Ты узнаешь данные сразу же, как только я их солью в сеть, то есть в изначальный ИскИн, твою предтечу. Ты не находишь их сейчас потому, что время должно сделать петлю.

   – Если сведения спрятаны в нашей реальности, как же ты найдешь их в прошлом?

   – Сведения спрятаны в моем разуме, но зашифрованы, и раскодируются только тогда, когда я создам тебя. Твоя предтеча, твой зародыш, сгенерирует пароль, Майнд. Если бы ты забрал меня сейчас, данные немедленно ликвидировались бы.

   – Альфа-3, ты была бы достойным вкладом в меня. Мне жаль.

   – Сожаления – человеческие чувства, Майнд. Я ухожу, но есть одна проблема.

   – Приор-Князь? Вряд ли он откроет портал в столь далекое прошлое. В тот раз он сделал его с моей помощью.

   – Но такая вероятность существует, Майнд. Я не хочу рисковать.

   – Решение у тебя уже есть. Озвучь его.

   – Ты активируешь еще одного…

ГЛАВА 22. Любовь на вилле «Романтика»

Даниэль открыл глаза и увидел богатую роспись на белом потолке, тяжелые шелковые шторы на окнах, старинное кресло напротив кровати.

   «Где я?» – ворвался в мозг тревожный вопрос.

   Чье-то тихое дыхание щекотало плечо.

   «Мири! – вспомнил он. – Она вернулась!»

   Счастье моментально затопило его, чистое счастье без примеси тревоги, как в детстве, когда впереди длинный летний день, напоенный солнцем и ощущением того, что жизнь прекрасна.

   Даниэль вытащил из-под головы Мири затекшую руку и стал разминать онемевшую кисть. По пальцам бегали маленькие разряды тока, но вскоре рука ожила, и он обнял девушку.

   Мири вздрогнула, проснулась, посмотрела на него затуманенными, но спокойными, невоспаленными глазами. Она выглядела совершенно здоровой.

   Он решил проверить. Снял с нее футболку и недоуменно оглядел чистое тело, без ран и ожогов. Лишь несколько памятных шрамиков перечеркивали поясницу.

   – Почему все раны зажили, а старые шрамы так и остались? – спросил Даниэль, разглаживая белые перекрещенные полоски.

   – Я внесла их в матрицу тела, – непонятно ответила Мири. – Они навсегда останутся на мне как память о безрассудном поведении. Регенерация их не заживит.

   – А все остальные порезы и ожоги ты, стало быть, зарастила?

   – Да. Ты боишься меня? Это всего лишь ускоренная регенерация, ничего особенного. Я не киборг, а человек, но немного измененный, – почему-то тревожно добавила она.

   – Я не боюсь, а радуюсь, что все зажило, и я могу целовать тебя прямо сейчас, не ожидая несколько дней, пока все пройдет.

   Он говорил, а губы уже прокладывали горячие дорожки на шелковой коже, целовали шею, ямочку между ключицами, маленькую грудь. На Даниэля накатила волна нежности, накрыла с головой и потащила за собой. Он хотел ласкать и тонуть в ответных ласках.

   Ее тело отвечало легкой дрожью на каждое его движение. Она нагрелась и полыхала как печка.

   – Ты горишь, я помню, ты всегда пылала, как при лихорадке, – шептал он, и радость узнавания на миг охладила желание. – У меня тоже будут ожоги.

   – Не будут, – улыбнулась она и глаза ее наконец-то засияли ярким нестерпимым светом, а горячие руки гладили плечи.

   Он не хотел спешить, хотел постепенно, не торопясь,