Купить

Межгалактическая Академия Псиона. Любовь крылатого. Мария Вельская

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Никогда не отказывай «золотому мальчику», особенно, если ты - сирота. Сбежала? Будь готова лишиться места в любимом университете и забудь о карьере. Вляпалась в неприятности? Не вызывай псионика! Не... Поздно!

   Один рыжий нелюдь уже все решил, обогрел, спас – и теперь никуда не денешься! Отгонять бесполезно – проверили! Межгалактическая академия распахнула свои двери для новой курсантки! Что тебя ждет?

   

   Любимый мужчина со скелетами в шкафу? Крылатый император, которому поклялась в верности? Неприятности, говорите? У всех псиоников?

   Галактику спасём, мужа влюбим, с даром разберемся, академию закончим! Космос с нами!

   

   Вторая часть дилогии "Межгалактическая академия Псиона". Ранее была известна под названием "У каждого свой дракон. Межзвездная Академия"

   

ГЛАВА 1. Вопрос доверия.

Я злилась. Учитывая благоприобретенный темперамент, это выражалось скорее в молчании, игнорировании попыток хоть что-либо от меня добиться и сдавленном шипении. Шипеть громче не позволяла гордость. Почему? Потому что быть одной из последних по одному из самых важных предметов неприятно. Учитывая мои силы — провал на парах по пси-энергетике мог стать фатальным.

   Но ничего не ладилось. Не смотря на все объяснения нэра Акаи, на все попытки Ниала и других парней из нашей компании со мной позаниматься. Я была бездарней, чем Серж Реньяр, человек с самым низким потенциалом из всей группы!

   С того момента, как в Академию Псиона нагрянули в поисках перспективных псиоников (и лишь отчасти – в попытке отыскать меня) члены Совета Союза и военные, прошло уже некоторое время.

   Судьба странная штука… она лишила меня прежней жизни в один миг. Девочка Иорин, перспективная студентка и отличница, но, в общем-то, самый обычный человек, стала вдруг едва ли не объектом противостояния и охоты двух противоборствующих держав.

   С ума сойти… за несколько недель сбежать с планеты, поступить в самую престижную военную Академию галактики, выйти замуж и оказаться впутанной в игры древних и старые тайны! Неужели это все про меня? До сих пор не верится!

   Не знаю, во что больше – в замужество – рыжее, наглое, властное и бескомпромиссное, или в покровительство крылатых, могущественных владык космоса, которые решили, судя по всему, вернуть свои утраченные позиции и потеснить Союз. Учитывая, как несладко в последнее время живется у нас сильным псионикам – у них есть некоторые шансы.

   Наш разговор с однокурсниками о том, стоит ли объединиться и попытаться что-то противопоставить нагрянувшим проверяющим – или хотя бы попытаться – так толком ничем и не окончился. Бросать других курсантов на произвол судьбы было совестно. Довериться и потом оказаться во власти предателей — глупо. Выход был один. Наблюдать и отсеивать по одному. Долго и хлопотно, но лучше, чем ничего. Мы подняли все материалы, какие нашли в местной библиотеке, и в ближайшее время собирались в городской архив. Как ни печально, мысли и эмоции других существ хранили довольно мало информации о чистильщиках. Как будто они и это могли контролировать. Нужно было понять, что из себя представляет этот орден сейчас, и кто им управляет. Совет? Отдельные советники? Или он сам управляет Советом?

   Ниал говорил, что передал информацию о возможной активности Ордена в империю. Но, ох уж это его молчание…

   — Иорэ… — на плечо мягко легла ладонь.

   Легок на помине. Выдохнула, в очередной раз склоняясь над нужным упражнением.

   — Поверь, тебе не стоит бояться, что твой дар окажется фикцией. У многих сильных псиоников, особенно Высших, изначально обучение шло с большим трудом, — голос Ниала звучал неожиданно мягко.

   Я обернулась. В свете лампы казалось, что иллюзия стекла с мужа, оставляя гореть расплавленным золотом глаза.

   — Я волнуюсь не столько из-за своих неудач, сколько из-за того, что комиссия эта уже стоит поперек горла, — хмыкнула негромко, — этот блеклый в гражданском, Натар Дилье, за каждым шагом следит. Мне и так все это нелегко даётся, несмотря на тот толчок, который дала пси-капсула, а…

   Я махнула рукой, уже собираясь вернуться к учебнику, когда кресло быстро развернули. Чужое дыхание обожгло щёку.

   — Ты не можешь концентрироваться не только потому, что формирование тела все ещё идёт, — вместо худощавой фигуры Роаса я отчётливо видела мощное серокожее тело Каэртана. Волосы цвета огня щекотали щеку, заставляя вдыхать запах потрескивающего пламени и солнечного тепла ранней весной, — слишком много недосказанности. Слишком много тайн ты держишь в себе и молчишь.

   Чужие ладони оказались неожиданно сильными и большими. Мои собственные почти утонули в них. Каэртан сжал их — легко, словно стремясь согреть, накрыл сверху второй ладонью. Муж… незнакомец. Он смотрел спокойно и внимательно, но что было под этой маской?

   — Не я первая здесь начала молчать. Твои тайны однажды нам обоим могут выйти боком, — ответила как можно спокойнее. Только сердце гулко билось в груди, — я уже сказала, Шаэл. Если не желаешь поделиться — лучше развестись прямо сейчас. Думаю, его величество нас не осудит, господин адмирал.

   Встала, отстраняясь. Он отпустил на мгновение. Прикрыл глаза — раздумывал над ответом? Что от него вообще можно ожидать?

   — Доверьтесь мне. Ещё раз доверьтесь, — мужчина смотрел прямо на меня, пальцами привычно уже поглаживая браслет, часть сковавшей нас цепи, на своем запястье, — всякой тайне свое время. Я лишь хочу знать, что ожидать от ваших. Что касается моих… спросите, если не боитесь, — кривая усмешка, — я готов… поделиться.

   Последние слова он почти прошептал мне в губы. Снова перешёл на высокопарное «вы».

   Мужчины предают. Они не умеют по-другому. Даже если считают иначе. Я была в этом уверена, но браслет, связавший нас древней магией и волей, нагрелся, не обжигая, а одаривая очередным знанием об искренности чужих чувств.

   — Чем именно поделиться? — Постаралась уточнить спокойно. Чужое дыхание шевелило короткие пряди у виска.

   — Чем смогу, — ответил невозмутимо, — супругам положено делиться друг с другом, — в янтаре глаз мелькнула ирония.

   А потом меня… попытались поцеловать. Промазали в нос не без посильной помощи, фыркая, как обделённый молоком кошак.

   — Чудесно! — Ответила с наигранным энтузиазмом. — Тогда, пожалуй, поможете мне с тренировками по концентрации, дорогой супруг?

   — Безусловно, — тонкие губы дрогнули. Вызов был принят.

   Вот так, пока я все ещё могла тешить себя иллюзией однокурсника, разговаривать с ним и сопротивляться его обаянию было легче.

   — В таком случае, не стоит ли нам отправиться? — Я позволила себе лёгкую улыбку, отстраняясь.

   Что его держит рядом? До сих пор? Приказ? Необходимость довести свое дело до конца?

   — Много ли смысла быть рядом, если на самом деле мы далеко друг от друга?

   Каэртан отвернулся. Огненная волна волос скрыла выражение лица, но то, как сжались пальцы, распрямилась резко спина, и упрямо выдвинулся вперёд подбородок, говорили о многом.

   Поворотная точка. Только почему-то решать должна я. Снова я, а не мужчина рядом. Проверка? Отступление? Только сердце ноет отчего-то при мысли о том, что все, что было между нами — фарс. По сути ничего-то как раз и не было.

   Я отвернулась, отойдя к окну. На улице в последнее время стало заметно холоднее. Без куртки уже лучше не выходить. Даже трава как будто поблекла. Деревья здесь не облетали, но листва как-то разом съежилась, понурилась, будто стараясь спрятаться от холодов.

   Дверь почти беззвучно закрылась за спиной Шаэла, оставляя в груди ноющую пустоту. Пустяки. Он все правильно сделал. Слишком разные миры. Слишком разное положение. Слишком… Только полночи не спала. Наверное, из-за того, что завтра была очередная злополучная пара по управлению пси. Вел её не сио Гиаран — а въедливый и желчный старик с выправкой военного и характером, как у ядовитой змеи ташшаль из песков планеты Набуи.

   Уж он-то не отличался ни снисходительностью, ни терпением. И за малейшие огрехи отчитывал в самых, казалось бы, учтивых выражениях так, что половина группы ходила потом, как оплеванная.

   Утром я проснулась с тяжёлым сердцем и ещё более отвратительным настроением. Я никак не могла вспомнить, что именно мне снилось. Ведь что-то очень важное. Чуждый сияющий силуэт в проёме окна. Волосы — светло-золотые и мягкие, как шелковая нить. И… глаза. Ярко-голубые, чистые и наивные. И в один миг заполнившиеся чернотой.

   Я зябко поежилась, бросившись к стулу, где лежали вещи, и замерла. В проходе коридора виднелась широко распахнутая дверь в кабинет. Хлопали раскрытые ставни. Я запахнулась в стащенный плед, лихорадочно вспоминая, как именно активировать личный щит и стоит ли вызывать подмогу. Все было тихо.

   Взошедшее солнце красило пустые улочки темно-алым. В парке Академии свистела громко птица. На подоконнике лежал букет ирисов. Свежесрезанные. Цветы пахли слишком приторно, тяжело. Я не любила такие запахи, да и сами цветы не слишком любила.

   Сердце заходилось от какого-то слепящего, почти животного ужаса. Это не может быть совпадением. Снова. Все снова повторяется.

   Почти машинально нашарив на столе наручный комм, вдавила значок контакта, уже отбрасывая в сторону испытанный страх. Сейчас он только помешает.

   На том конце откликнулись быстро. Хорошо, что уже не спит.

   — Маэр, ты как, доберешься до меня? Что-то одной неохота по этой сырости тащиться…

   Откашлялась, чтобы было незаметно, что голос дрожит.

   — Не вопрос, подруга. Жди, скоро буду. Можешь даже не одеваться и сделать почти боевому товарищу приятное! — Весёлый голос в аппарате отогнал дурноту и позволил взять себя в руки.

   — Обойдешься, — отозвалась со смешком, — давай, бегом. Тогда, может, даже кружечку какао тебе сделаю.

   — Несусь на крыльях любви, красотка! — смех друга заставил и меня невольно улыбнуться.

   Улыбка, впрочем, быстро увяла, когда за спиной раздался какой-то усталый, но все ещё твердый до жёсткости голос.

   — Моя дорогая, надеюсь, у вас не войдёт в привычку молчать о ваших проблемах?

   Сердце пропустило удар. Каэртан сделал шаг вперёд, хмуря светло-золотые брови. Его иллюзорная внешность трещала по швам. Мужчина был зол и, очевидно, расстроен.

   Он посмотрел внимательно на букет на подоконнике. На мои чуть дрогнувшие пальцы. На сползающее покрывало.

   Обошел меня, шагнув к подоконнику и молча забирая цветы.

   Створки окна с глухим стуком захлопнулись.

   — Идите-ка оденьтесь, Иорэ. Идите-идите, я не кусаюсь, — вот этот вот пристальный, почти скорбный взгляд нужно запретить межгалактическим судом.

   Я юркнула в комнату, направляясь к шкафу, и только и услышала, как шаги проследовали на кухню. Глупо, но от одного его присутствия стало легче дышать. И сами мысли стали четкими и ясными. Пси-сила сейчас не поможет. Цветочник не мог не знать, кто я такая, а, значит, должен был защититься и скрыть все следы своего пребывания

   Раздался грохот посуды. Сиятельный адмирал ее там бьёт что ли со злости? Пришлось взять себя в руки. Сначала одежда. Темные форменные брюки, рубашка из мягкого синего шелка (приятно, когда можешь себе это позволить) и китель.

   Вышла я, как те сказочные зомби из обожаемых мальчишками в приюте комиксов — на запах. Одуряюще вкусный запах любимого какао с пенкой щекотал ноздри. А грозный и почти всемогущий псионик сидел за столом, закинув ногу за ногу, и лениво цедил из плотно закрытого стакана с трубочкой кофе — судя по запаху. Янтарные глаза прищурены. Кружка горячего какао стоит на столе, как и поджаренные тосты с маслом и ветчиной. И моя любимая творожная запеканка.

   — Доброго завтрака, — он первым нарушил молчание, с комфортом откинувшись на спинку стула, — я подумал, что тратить время в столовой вам сегодня не захочется.

   — Спасибо, — нет, это просто горло перехватило от холода.

   Никто никогда так не заботился обо мне. Не приручал, чтобы потом не пришлось плакать… Сейчас я готова была злостно нарушить все прежние клятвы. Так вот и продаешься за еду!

   Я подошла и накрыла его ладонь своей. Горячая.

   — Я вам очень признательна… за помощь.

   Сглотнула. Отступила назад, садясь на свой стул и грея ладони о горячую большую кружку с узором в мелкие черепушки.

   Волна тепла укутала с ног до головы, согревая. И раздался стук в дверь.

   — Эгей, подруга, открывай! За это время одеться можно было раз сто!

   Никогда ещё я так сильно не хотела притвориться спящей.

   Пришлось и дверь открыть, и ещё одну кружку какао сделать. И позавтракать, чувствуя себя, как под напряжением. А после отправиться, наконец, на пары.

   Никогда за все время с начала учебы я ещё не была так рада видеть старого Дитриха фон Кадена и слышать его скрипучий голос! Даже если он в очередной раз размазывал нашу самооценку ровным слоем по аудитории.

   — Итак, господа курсанты! Вынужден отметить, что знаете вы пока прискорбно мало, — старик сухо каркнул, стукнув тростью об пол и хмуря густые брови.

   Был он необычайно подвижен, несмотря на возраст. Сухощавый, подтянутый, всегда строго с иголочки одетый. Как будто шагнул с картин прошлых эпох, бывших произведением искусства задолго до начала освоения космоса.

   — Ваша лень и неумение не будут оправданием, когда вы погибните сами и погубите других из-за своей глупости! Были у меня уже такие… и не одни, — он резко выбросил трость вперёд, тыкая ею в одного из ръяров, сидящих на первой парте.

   — Вот вы, юноша! Да-да, именно вы! — острый длинный нос фон Кадена качнулся вперёд. — Знаете ли вы, что бывает, когда энергия выходит из-под контроля? Когда псионики теряют — он скривились тонкие сухие губы — человеческий облик, управляемые собственной силой?

   Верион — тот самый ръяр, коротко по-военному кивнул, но остальные сидели, замерев, как мыши перед удавом.

   — Знаете? Да, ваш народ может ещё что-то и помнит. Иные расы помнят. А вот сами люди, — фон Каден ударил тростью в пол, — забыли! И как помогать таким псионам. И как это предотвратить! Кто скажет, — хриплый голос мужчины продрал отчего-то до костей. Да и поднятая тема… — какая группа псиоников наиболее подвержена риску срыва, и в какой ситуации?

   Я невольно передернула плечами, стараясь не думать. Не вспоминать то, что удалось собрать не так давно из обрывков чужих образов.

   — Разрешите ответить, ра Дитрих? — Поднялся высокий темноволосый риниец из тех, от кого за версту разило самодовольством и ощущением собственного превосходства.

   — Прошу, — сухой ответ.

   — Все достаточно просто. На самом деле, чем выше уровень пси-энергии, тем больше риск однажды её не удержать. Однако если опираться на сделанные наблюдения, то ниже всего сопротивляемость силе, безусловно, у человеческой расы, — снисходительно заметил этот… одаренный курсант, — люди больше других жаждут власти. И острее других рас реагируют на малейшие неудачи, из-за чего легко срываются. К счастью, в настоящее время Совет взял контроль над подобными неразумными особями. Теперь у них есть шанс послужить на благо Союза, даже потеряв контроль над собственной силой. Всем даётся шанс реабилитироваться.

   Теперь с ненавистью на выступающего смотрела не я одна. Ниал впился пальцами в стол, прикрыв глаза. Казалось, он дремлет. Если бы не волна эмоций, что обрушилась на меня через браслет.

   — К примеру, среди нас тоже есть курсанты, которым я бы посоветовал заниматься тщательнее, а то и носить ограничители…

   О космос и крылья, неужели нельзя заткнуть одного единственного идиота?! Обидно? Нет, не было. Адан и раньше отличался своим высокомерием и постоянными выпадами в адрес неугодных ему курсантов. Удивительно, как вообще сюда попал. Сам он был пока обладателем лишь силы уровня А, хотя таланта и упорства ему было не занимать.

   — Курсант Адан Тархел, — преподаватель впился в него заледеневшим взглядом. Голос, упавший до шёпота, вдруг ударил наотмашь чужой волей, — встать и выйти вперёд!

   Невольно передёрнуло всех. Старик распрямился ещё сильнее, сделав шаг к напрягшемуся инораснику. Воцарилась звенящая тишина.

   — Вон из аудитории. Доложите вашему куратору, за что вас выгнали. Подобные высказывания, которые являются перепевом чужих, глупых и жестоких слов здесь исключены! — Фон Каден выглядел по-настоящему разъяренным. — Ваша глупость превосходит ваши таланты, курсант Тархел! И то, что наслушались этой чуши и повторяете её — лишь свидетельство опасности таких речей!

   — Но я… — Адан аж рот от возмущения открыл, бессильно сжимая кулаки, — это официальная политика Совета, профессор! Если вы поощряете опасных для других личностей…

   — Можете не договаривать, Тархел, — сейчас прямой как палка мужчина не казался стариком. Вот опасным и разъяренным солдатом — вполне, — мне плевать на Совет и на их мнение заодно. Вон! — голос упал до свистящего шёпота. — К ректору. Там и с куратором побеседуешь, с-сопляк…

   Трость придала сбледнувшему парню изрядное ускорение. Я только теперь поняла, что сижу, подавшись вперёд и сжимая пальцы от странного предвкушения.

   — Так ему и надо, — негромкий голос Диаграссы разорвал тишину, — папаша сидит в Совете, а сынок привык выезжать на его шее.

   — Не могу не согласиться с точностью формулировки, курсантка, — фон Каден, тяжело ступая, двинулся к учительскому стулу.

   И на миг, на один-единственный миг мне показалось, что сквозь образ старика проглянул кто-то другой. Метнулись облаком светло-золотые волосы. Я моргнула — и видение исчезло.

   — И теперь, раз уж речь зашла о таких важных вещах, — фон Каден нахмурил брови. Пылающие скрытой силой глаза заставили поежиться, — поговорим о том, откуда растут ноги у новой политики Союза. И откуда у них так много послушных псиоников…

   Ниал и Маэртон, сидящие рядом, переглянулись. Не слишком ли опасная в нашей ситуации тема?

   — Вы все наслышаны о той, официальной версии, по которой много сотен лет назад нас впервые начали истреблять, углядев опасность в чужом неконтролируемом могуществе, — мужчина ссутулился на миг, хмуря брови. И снова показалось, что он вовсе не так уж и стар.

   — Синяя ведьма, — слова Ниала тяжело упали в тишине.

   — Верно, курсант. Синяя ведьма. Сумасшедший псионик Зет-класса. Скорее всего, ей действительно ничем нельзя было помочь… или момент был упущен, — он помолчал, как будто слепо вглядываясь в невидимые их взгляду дали, — но люди в страхе своем становятся легко управляемым стадом, — отрезал жестко. — И этому стаду лишь нужен умелый пастух — и оно пойдет за ним хоть в пекло. Именно таким пастухом стал Орден, который позже прозвали чистильщиками, наподобие далеких земных птиц — стервятников. Те тоже обожали подбирать чужие объедки, — смешок был сухой и злой.

   Он говорил страшные вещи. Но правдивые. Никто не возразил. Никто пока не сказал ни слова вообще. Фон Каден выпрямился, тяжело опираясь на трость, и снова прохромал вдоль кафедры. Выпрямился, замерев статуей. Впился белесыми, неожиданно яркими глазами в первые ряды.

   — Орден создавался, как благое начинание. И, как все благие начинания, полетел в черную дыру. Как только те, кто его создал, сообразили, что контроль и страх — это власть, участь псиоников была предрешена. Собаки на поводке. Вот кем всем вам предначертано стать, — он выплевывал слова жестко, резко, бескомпромиссно.

   Сколько в нем боли. Не угасшей ярости, тлеющей ненависти. Почти как… я покосилась на замершего рядом мужа.

   — Союзу не нужны самостоятельно мыслящие псионики. Ему не нужна сила, способная свергнуть их самих и усомниться в их делах.

   Я мысленно усмехнулась, а после подняла руку, дисциплинированно дожидаясь, пока мне позволят говорить.

   — Сио Каден, но если псионики в большом количестве опасны для Союза, почему их количество не пытаются… сократить? И чем, допустим, в таком случае отличаются цели Империи, также стремящейся к власти? Более мелкие государственные образования я пока не рассматриваю.

   — Шаэл, — мужчина прищурился, сделав несколько резких шагов и замерев напротив.

   Наши глаза встретились всего на секунду, но я тут же отвела взгляд. В чужих глазах плескалось чистое, концентрированное безумие. И как этот человек все ещё сдерживает его на поводке — я не знала. Не хотела знать. Никогда я не была ни излишне милосердной, ни совестливой. Это дорого обходится одиночкам. Но на какой-то миг до боли захотелось узнать — кто такой Дитрих Каден и что он скрывает на самом деле.

   — Кто сказал, Шаэл, что орден, прикрывающийся Советом, не пытается это сделать?

   — У вас должны быть очень веские доказательства. Иначе то, что вы говорите, называется лжесвидетельством. И вы учите этому молодых военных, часть которых будет служить этому самому Союзу, — Каори Най смотрел задумчиво, но в темных глазах ръяра блестел вызов.

   — Запишитесь, наконец, в библиотеку, Най. Читать вы, наверное, умеете. Поднимите статистику по пропавшим без вести детям-сиротам в возрасте от одиннадцати до семнадцати лет. С первой проверки. Посмотрите, кто из них болел и умирал в этом возрасте. Гляньте на тех, чьи семьи вдруг попадали в долговую кабалу. На тех, чьих родственников обвиняли в преступлениях. Если вам это стало так интересно, прекрасно, — голос старика вдруг перестал хрипеть. Глаза смотрели твердо и ясно, — рад, что вы полны энтузиазма раскрыть всю правду. Поэтому поручаю вам провести собственное расследование по этой теме. Вашего преподавателя по истории и праву я поставлю в известность и вам это зачтется, как зачет сразу по трем дисциплинам… если справитесь, конечно.

   Каори упрямо закусил губу.

   — С великим удовольствием. Надеюсь, мне дадут доступ ко всем материалам, — приятель усмехнулся.

   — Дадут, — фон Каден резко кивнул, словно закрывая вопрос, и снова развернулся ко мне. — Но я продолжу, с вашего позволения, господа… — голос шипяще разнесся по всей аудитории, снова приковывая внимание…






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

139,00 руб 111,20 руб Купить