Оглавление
АННОТАЦИЯ
Серому Владыке повезло: в подчинении у него мириады ведьм и сонм прислужников, только и мечтающих угодить господину и возвыситься за счет его милости.
Серому слуге тоже повезло: он отыскал сильную ведьму, которая сумеет родить прекрасную дочь. Кровь младенца можно будет пролить на алтарь, чтобы привлечь внимание Владыки, - уж перед такой жертвой он не устоит!
А вот мне не повезло.
Я - та самая ведьма и есть.
ПРОЛОГ
Петух еще пытался вырваться, а кровь из его горла текла на алтарь, когда тени вокруг задвигались, выбираясь из-под камня. Они огладили мою обнаженную спину, будто драгоценным шелком, — разве что холодным, мокрым и скользким; прошелестели по опавшей листве — и принялись сплетаться в темную фигуру.
Я обернулась и нервно сглотнула, снедаемая нехорошим предчувствием. Петух дернулся, забрызгав кровью мой живот, но заметила это, кажется, я одна.
— Вот везучая! — завистливо вздохнула Лира и от избытка чувств всадила нож в своего петуха — уже мертвого и наполовину ощипанного: на ее жертву алтарь не откликнулся, зато из нее должен был получиться недурной суп для сестер.
Старая Морри, которая привела молодую козочку, и вовсе досадливо сплюнула на землю, но рисковать и уводить свой подарок назад в овин не стала. В конце концов, это же не единственный слуга Серого Владыки — а сам он жаден и злопамятен, как и все, кто предан ему.
Шорохи и шелесты обретали плоть, взамен теряя краски. Силуэт отозвавшегося на мою жертву слуги словно ткался из фигурок помельче: тени петухов, кошек, коз — сплетались в единое тело, серое и унылое, как вечерний туман, и лишь отдаленно напоминающее человеческое. Колонноподобные ноги с каменными мышцами и острыми треугольниками колен; впалый живот и выпирающие ребра; широкая грудь с пластами мускулов и мощная шея. Последними из теней сплелись слишком длинные руки с темно-серыми когтями — и голова, увенчанная парой изогнутых рогов.
Лицо оказалось вполне человеческим — разве что не особенно симпатичным, с глубоко посаженными глазками и крючковатым носом, но хуже всего было то, что я его узнала.
А он узнал меня.
— Хорошая ведьма, — прохрипел Серый слуга и ладонью стер капли петушиной крови с моего живота, тут же проскользив когтями ниже. — Прилежная...
Я стиснула зубы и смиренно поклонилась. Чужая ладонь, увы, от этого никуда не делась — руки у слуги были и в самом деле длинными. Если он хотел что-то ощупать, то щупал, сколь бы низко я ни кланялась, заодно тайком отступая назад.
— Но пустая, — хмуро заключил слуга Серого Владыки и наконец убрал ладонь с моего живота — правда, только затем, чтобы схватить меня за подбородок, вынудив сперва выпрямиться, а потом и вовсе приподняться на цыпочки, отчаянно нащупывая опору хотя бы кончиками пальцев. — Опять пустая.
— Попробуй меня, господин! — не выдержала Морри и дернула за веревку, подтаскивая козочку ближе. — Вот, я привела...
Серый слуга только отмахнулся от нее — обманчиво ленивым, расслабленным жестом. Но козочка закричала, как ребенок, и рухнула набок, заливая кровью и алтарь, и Морри, и меня. Вокруг все притихли и замерли — даже Лира прекратила ощипывать петуха, а огонь осенних костров будто пригнулся, пропуская удар над собой.
Но слуга Серого был вовсе не так разгневан вмешательством, как пытался показать. Ему вообще не было дела до Морри, Лиры и прочих ведьм, собравшихся на шабаш.
— Давай-ка, — хрипло произнес он и, нагнувшись, провел языком по моему лицу, слизывая следы крови. Язык был холодным и скользким — как и всегда. — Попробуем еще раз, ведьма. Не может же твое чрево быть настолько бесполезным, иначе какой в нем смысл?
Угроза была слишком плохо завуалирована, чтобы Лира продолжала завидовать, а Морри — предлагать себя. Ведьмы у дальних костров и вовсе не рисковали подходить ближе, надеясь призвать других слуг Серого Владыки — может быть, чуточку менее решительно настроенных. В конце концов, не все они приходили с требованиями — кто-то являлся просто так, на празднование, и порой приносил с собой щедрые дары.
Это мне вечно везло как утопленнице.
— Попробуем, — хрипло повторил Серый слуга, будто не замечая, что я едва достаю ногами до земли и отчаянно цепляюсь за его руку. — Скажи-ка, ведьма, что ты успела сделать за этот год?
К счастью, для ответа на этот вопрос он все-таки соизволил опустить меня на землю, — а мне было что ответить.
— Я ввела в искушение самого Янтарного магистра, — объявила я, наконец-то ощутив под ногами твердую почву, и вскинула подбородок — уже сама. Лира ахнула и тут же прикрыла рот. — Он отступил от службы своему Ордену, нарушил обеты и потерял силу. Вместе с ним сана лишились все его ученики, и теперь некому следить за морским берегом. Рыбаки станут воровать янтарь, пока не пришлют нового надзирателя, а у Ордена станет куда меньше материала для амулетов.
Серый слуга задумчиво кивнул, признавая мою заслугу.
— Хорошая ведьма, — снова повторился он и толкнул меня, сбивая с ног.
Я упала в лужу козьей крови, перемазавшись с ног до головы. Старая Морри поспешно отползла подальше, освобождая место. Серый слуга не обратил на нее внимания — он уже разводил в стороны мои колени, жадно слизывая кровь с внутренней стороны бедра.
— Прилежная, — сказал он, придавив меня своим телом.
Наверное, на самом деле я не была ни хорошей, ни прилежной, но благоразумия и умения выжидать мне все же хватало. Поэтому я сама обняла его за шею, ощутив под пальцами знакомую скользкую прохладцу, — только зажмурилась и прикусила губу, когда он вошел в меня, заполняя холодом изнутри.
Если не сопротивляться, больно только в первое мгновение — и пару моментов* спустя. Но он всегда был несдержан и тороплив, и долго терпеть не приходилось.
А потом я долго сидела в луже крови, медленно выбирая листву из волос. По бедрам текло серое семя — я не торопилась стирать его, отстраненно наблюдая, как в свете костра оно отливает то оранжевым, то алым. Танцевать с сестрами я не стала, а ведьмаки, заставшие явление Серого слуги, не рисковали подходить и звать в свой круг. Я сидела на листве, пока костры не погасли вовсе, а потусторонние гости не начали исчезать вместе с предрассветными тенями. Тогда сестры принялись собираться по домам, скрывая свою наготу от солнца, и я улетела вместе с ними.
Старый домик на окраине городка встретил меня распахнутым окном: хозяйка, строгая до сварливости вдова, опасавшаяся каждого шороха, запирала входную дверь почти сразу после заката. Я снимала у нее маленькую комнатку на верхнем этаже, с видом на серую городскую стену, — так было меньше шансов, что кто-то заметит мои отлучки. Всех сложностей — не попасться на глаза патрулю… впрочем, стражники-то едва ли расстроились бы, обнаружив рядом с постом голую женщину!
За ночь дрова в камине прогорели, и в комнатушке воцарился осенний холодок. Я прошлепала босыми ногами по деревянным доскам пола, бросила взгляд на метлу, испачканную в крови и семени, — и, сломав ее об колено, с ненавистью швырнула к еще не остывшим углям, будто в моей сегодняшней слабости была повинна она. Тонкие веточки быстро вспыхнули, язычки пламени пробежали по прутьям — и погасли, не в силах одолеть влажное древко. Дымок взвился к порталу камина, обняв напоследок чугунок с едва теплой водой, и рассеялся.
Я умылась и наскоро обтерлась влажной тканью, не закрывая окно. Вскоре даже стоять стало зябко, но этот холод ощущался совсем иначе, чем тот, изнутри, — он казался неуловимо правильным. Я отдышалась и, стуча зубами, опрометью бросилась закрывать ставни — как раз успела до того, как за изгибом стены показалась пара стражников, патрулировавших городскую стену.
Не чувствуя под собой ног от усталости, я забралась на узкую койку и свернулась клубком. Низ живота все еще ныл, а на подбородке и бедрах остались красные следы там, где ко мне прикасался язык Серого слуги. Я зажала между ног цветастое лоскутное одеяло, спрятала лицо в сгибе локтя — и только тогда уснула.
К вечеру пришли женские недомогания, и, обнаружив на одеяле кровь, я позорно разревелась от облегчения.
Она означала, что в запасе у меня оставался еще один год — до следующей встречи с Серым слугой.
Прим. авт.: момент — средневековая единица измерения времени, равная примерно полутора минутам. Это потом все что-то торопиться начали.
ГЛАВА 1
С чужим веретеном было неудобно: оно оказалось длиннее и тяжелее, чем я привыкла. Шерсть колола пальцы, словно пыталась защитить хозяина, но потом все же скручивалась в толстоватую, неровную нить. Ни на что толковое она не годилась, но, справедливости ради, прясть, сидя полуголой на собственном палаче, мне еще не приходилось.
Нить выходила черной как смоль, а мужское тело подо мной едва ощутимо холодело. Когда в волосах палача показался первый седой волос, я остановилась и разочарованно покачала головой. Клубочек получился совсем маленький — едва ли с ноготь! — но продолжать было нельзя.
Один седой волос никого не удивит: палач, конечно, совсем не стар, но и к безусым юнцам его не причислить, а тут — переезд за тридевять земель и сбежавшая заключенная в первые же дни его службы у нового господина! Кто бы не поседел? А вот если мужчина состарится за одну ночь, меня снова разыщут — и бросят в темницу уже отнюдь не за кражу.
Впрочем, я все же отяготила свое обвинение и так и ускользнула на волю в чужой рубахе.
Стоило бы отяготить его еще хотя бы на чье-нибудь платье, башмаки и чепец, но город уже просыпался, и я не стала рисковать, торопясь покинуть кольцо его стен.
Поначалу холод чувствовался так остро, что было совсем невмоготу: он пробирался под длинную рубаху, как бы я ни старалась укутаться плотнее, хватал за босые ноги, протискиваясь под кожу и таясь в каждой капельке грязной воды из осенних луж. Поутру они порой уже подергивались корочкой льда, и я старалась обходить их стороной, но из-за спешки все же пару раз наступила — и теперь не могла понять, порезалась или нет. Ноги потеряли чувствительность первыми. С каждым выдохом изо рта вылетал клуб пара, и безжалостное новемское* утро вытягивало из него все тепло, взамен швыряя в лицо мелкие холодные капли — и лицо онемело вторым. Но останавливаться и переводить дух я не рисковала, пока среди черных стволов деревьев не показалась большая землянка с мшистой крышей.
Прим. авт.: Новемское — это как ноябрьское, только аутентичнее.
Внутрь я влетела, не сбавляя скорости, тотчас же захлопнула за собой дверь — и сползла по ней, разом лишившись всяких сил.
Лира обернулась на шум, выронила чугунок — к счастью, пустой — и громко ахнула.
— Айви?! Что случилось? От тебя ничего не было слышно весь месяц!
— П-прости, была занята — меня к-казнили! — истерически расхохоталась я, хватая ртом душноватое печное тепло. Смех оказался воистину целительным — по крайней мере, пока я смеялась до слез, зубы не стучали. — П-повезло, что п-палач у нового магистра никудышный...
То есть, ладно, палач был что надо — крепкий мужчина в расцвете сил, косая сажень в плечах и борода чернее всех его намерений. Рубахи, опять же, предпочитал добротные: вон, я в ней удрала из замкового подземелья, добежала до леса — а ей хоть бы хны!
Но вот в излишней верности палача было не обвинить — во всяком случае, между эфемерной божественной наградой за приверженность орденским заветам и голой зеленоглазой красоткой прямо сейчас он уверенно выбирал красотку. Напрасно, конечно, но да не мне его судить.
— Опять?! — всплеснула руками Лира и потянулась ко мне, чтобы помочь подняться. — Это какой уже раз, третий за два года?
— Четвертый. — Я ухватилась за ее руку — восхитительно теплую и мягкую — и наконец отлипла от двери. На полу подо мной обнаружилась грязная лужа, но ноги все же оказались целы, хоть и замерзли до белой кожи. — Но первый — когда приказ отдал новый янтарный господин.
Лира сноровисто подперла меня плечом, чтобы помочь довести до лавки.
— Не хочешь познакомиться с ним поближе? — подначила я.
Наверное, прозвучало бы гораздо более завлекательно, если бы под конец я не сползла на лавку, как тесто из миски. Но на то, чтобы изображать воплощенное коварство и искушение, у меня уже не было сил.
К счастью, рядом с Лирой этого и не требовалось.
— То есть палача тебе было мало? — с сомнением хмыкнула она, но тут же скользнула взглядом по вязанкам трав, сушившихся под потолком.
Я тоже осмотрела ее запасы, отметив, что сестра будто жила в постоянном страхе разоблачения: на виду не было ничего, кроме самых обычных сборов, какие могли найтись у любой травницы. Все, что могло выдать ее настоящее ремесло, Лира предпочла скрыть от чужих глаз.
— Морри уже познакомилась, — пояснила Лира, не дожидаясь расспросов. Я подобралась, но она только махнула рукой. — Сельчане нажаловались главе, что она ворует молоко у коров, и собирались уже устроить самосуд. Даже костер сложить не поленились, но новый янтарный господин как раз проезжал мимо и увидел. Посмеялся и велел оставить старушку в покое, а у костра, раз такое дело, устроить празднование в честь своего прибытия... вроде бы веселый был, беспечный и добрый, крынку Морри подарил — сказал, для молока. Но потом в село начали наведываться то стражники, то оруженосцы, и всем отчего-то нужна именно избушка на отшибе.
Если я хоть сколько-нибудь знала Морри, то ей уже починили крышу, прочистили дымоход и нарубили дров на зиму, но поведение нового янтарного господина и впрямь настораживало. Умный и осторожный надзиратель был бы мне совсем не на руку. Мне нужно было как-то пробраться в его казну — а выходило, что даже просто вернуться в город будет тем еще фокусом!
— Оставайся-ка ты пока у меня, — решила тем временем Лира и распотрошила одну из вязанок, чтобы заварить настой от зимних хворей. — Скажем селянам, что ты — дальняя родственница, приехала учиться моему ремеслу. — Она назидательно взмахнула сухой таволгой. Я подставила ладони, ловя хрупкие осыпающиеся лепестки. — Даже если кто-то видел тебя раньше, всегда можно оправдаться тем, что родственникам свойственно иногда навещать друг друга.
Я сомневалась, что родственникам свойственно прибегать в гости ни свет ни заря в рубахах с чужого плеча, но возражать не стала. Бежать в таком виде в свою комнатку в домике вдовы точно не стоило, а вот появление «родственницы», пришедшей забрать вещи казненной сестры, было вполне ожидаемо. Хозяйка, при всей ее скупости, наверняка не станет препятствовать. Еще порадуется, что не ей разбираться с вещами покойницы!
Поэтому я ссыпала лепестки таволги в котел и благодарно улыбнулась.
— Спасибо.
Лира только отмахнулась — мол, какие между нами, ведьмами, придворные реверансы? — и взялась за следующую вязанку.
К вечеру, когда сестра вернулась из городка, от ее снисходительной благосклонности не осталось и следа.
Вообще-то из всех ведьм, которых я знала, Лиру было сложнее всего принять за одну из нас. Белокурые кудряшки, круглое лицо со здоровым румянцем и небесно-голубые глаза создавали вполне определенное впечатление, и к нечистой силе оно не имело никакого отношения — ровно до тех пор, пока Лира не выходила из себя.
Тогда ее миловидное личико расчерчивали ведьмины метки — будто сам Серый Владыка начал выводить руническую вязь поперек глазниц, да и бросил на полпути, отвлекшись на звериный оскал. Из-за темных полос глаза казались начисто лишенными цвета, будто помутневшими — как у покойницы.
— Янтарь?! — с самого порога возопила она и шарахнула дверью так, что из травяных вязанок под потолком осыпался ворох сухих листочков. — Ты пыталась...
Я невозмутимо отложила веретено, вытряхнула из кудели лепестки таволги и с сожалением покосилась на карды: не то чтобы теперь шерсть нужно было заново вычесывать, но в свете назревающего разговора очень хотелось держать в руках что-нибудь с наибольшим количеством зубьев. Но не в доме же пылить и сорить!
— Я пыталась найти янтарь, — подтвердила я и сложила руки на коленях.
Не просто пыталась — нашла. Но новый янтарный господин за дело взялся со рвением, достойным лучшего применения, и я попалась. Не так-то просто убежать с куском янтаря размером с детскую голову!
— Ты с ума сошла?! — праведно возмутилась Лира.
— Я с ума сойти как не хочу рожать ребенка от Серого слуги, — безропотно подтвердила я.
Лира на мгновение потеряла дар речи, и в воцарившейся тишине стали отчетливо слышны приближающиеся шаги. Поступь была тяжелая и неровная, словно кто-то сильно хромал, но целеустремленно двигался к землянке.
— Мы не закончили, — грозно пообещала сестра, нацелив палец мне в лоб.
Я пожала плечами. Как по мне, обсуждать было нечего, но если ей так хочется — поговорим.
— Лир... лицо.
Сестра замерла, уставившись на меня с таким искренним возмущением, что я почти устыдилась, но взгляда так и не отвела. А потом Лира отдышалась и уже и сама догадалась, что если открывать дверь невесть кому, темнея ведьмиными метками во все лицо, то вязаночки под потолком уже никого не обманут.
Сестра прикрыла глаза и потерла их ладонями, будто призывая высшие силы в свидетели того, какая безголовая ей досталась подруга. Высшие силы, не иначе, откликнулись, потому что к двери уже подошла белокурая красавица с невинным-невинным лицом — разве что самую чуточку всклокоченная.
— Кто там? — спросила она больше для порядка, уже открывая дверь.
На крыльце стоял, неловко отставив негнущуюся ногу, тощий лохматый паренек в беленой рубахе с такой красивой вышивкой по вороту, будто собирался не в лес, а на праздник.
— Джой? — Лира расслабилась — и тут же снова напряглась. — Что-то с Нолом?
Паренек, в первое мгновение уставившийся на ведьму с безмолвным благоговением, подобрал челюсть и помотал головой.
— Не, меня староста прислал, — признался он, — говорит, к тебе приехал кто-то, надо б познакомиться... просил передать, что ждет сегодня вечером к столу, не обижай отказом!
Лира поулыбалась и обещала быть, но, судя по выражению ее лица, когда она закрыла дверь, обидеть старосту ей хотелось безудержно. Необязательно отказом, хоть как-нибудь.
— Старосте здесь больше всех надо, — проворчала она и потерла руками лицо, — он и с янтарным господином быстро спелся, и про тебя разнюхал... придется сходить.
Я пожала плечами. Большой беды в том, чтобы столоваться в гостях, я не видела — да и мое ремесло предполагало, что чем больше знакомств, тем лучше.
Прясть умеет каждая, но чтобы нити покупали даже господа из замка, — мало просто уметь. Да и хорошо уметь — тоже недостаточно: нужно, чтобы о мастерстве говорили.
А теперь вот знакомства предстояло заводить заново.
— Это был сын старосты? — я кивнула в сторону закрытой двери.
— Джой? — Лира обернулась через плечо, словно могла разглядеть посыльного и сквозь дерево. — Нет, подмастерье кузнеца.
— И что, староста может вот так просто...
— А староста хочет женить его на мне, — буркнула Лира, объяснив разом и свою досаду, и неподходящий наряд парня. — Говорю же, ему больше всех надо!
Я не выдержала и прыснула. Лира замахнулась на меня моей же корзинкой для рукоделия, прихваченной из городка, но потом просто швырнула ее мне под ноги. Платок, которым была накрыта корзина, слетел, и на пол выпало длинное веретено с обмотанной вокруг него нитью.
Как назло, янтарно-золотистой, какая уж точно не могла получиться из обычной овечьей шерсти — сколько ее ни крась.
— Так что еще за ерунда с янтарем?! — тут же вспомнила Лира.
Я тяжело вздохнула.
— Отказать Серому слуге я не могу, — признала я очевидное для нас обеих, — а ребенок от меня ему может быть нужен разве что для того, чтобы окропить алтарь сильной кровью и добиться каких-то милостей от Серого Владыки. Я знаю, что тогда и меня не оставят в обиде, но жертвовать ради этого своим первенцем... нет. Лучше я сделаю так, что слуга добьется внимания и милости Серого Владыки иначе. Если для этого нужна человечья кровь — что ж, так тому и быть.
— Хочешь приманить кого-то из надзирателей за сборщиками янтаря на шабаш и там его?.. — Лира выразительно чикнула большим пальцем по шее.
Я покачала головой и озвучила то, о чем она наверняка подумала и сама:
— Нет, слишком рискованно. Если новый янтарный господин так проницателен, как ты говоришь, он может что-то заподозрить и прийти уже подготовленным или проследить за подчиненными, если заманивать на шабаш их. Самый верный способ — это принести кровь, не приводя самого человека, и вот тут мне и понадобится янтарь... — я прикусила губу, разбередила еще не зажившую после шабаша ранку и поспешно разжала зубы, но во рту уже стало солоно. — Прежний Янтарный магистр отбирал самые крупные куски янтаря и приказывал выточить из них бутыли с тонким горлышком. Он говорил, что в таких сосудах подолгу хранится что угодно — даже кровь не сворачивается сразу. Если мне удастся сделать такую бутыль и еще и заговорить ее, можно даже не убивать никого.
— Думаешь, Серый Владыка примет такую жертву? — нахмурилась Лира. — Кровь — без жизни?
— Морри рассказывала, что одна ведьма как-то пускала себе кровь над алтарем, когда не смогла раздобыть жертву, — я неуверенно пожала плечами. — На ее зов даже откликнулся один из Серых слуг и подарил ей отрез ткани — на кого набросишь, тот обернется серой кошкой.
— Что ж мы никогда не слышали о чудесных превращениях? — с сомнением спросила Лира.
Я развела руками.
— Думаешь, ей кто-то объяснил, что делать с отрезом? Она сшила из ткани чепец и надела на себя, а потом не смогла обернуться обратно и в ярости растерзала подарок когтями. Морри забрала ее себе — говорит, та кошка еще лет двадцать прожила, но под конец уже совсем не помнила, кем была.
— Байки это все, — недоверчиво буркнула Лира.
Я снова пожала плечами. Может быть, и байки, но больше мне надеяться было не на что — в любом случае, в этом году я от Серого слуги снова не понесла.
На сколько шабашей еще хватит его терпения? Я не обманывалась.
Он был тороплив во всем.
— Про янтарь — не байки, — только и возразила я. — Я видела такую бутыль, когда жила у Янтарного магистра, но не смогла унести.
Это был первый раз, когда меня пытались казнить. Забавно, что именно он теперь вызывал у меня вполне теплые воспоминания: тогда у меня появилась надежда.
— Ладно, — сказала Лира, задумчиво уставившись куда-то мимо меня, — я помогу тебе познакомиться с новым янтарным господином. Но если тебе опять понадобится целый магистр, разбирайся сама!
Я с благодарным писком повисла у нее на шее. Сестра обняла меня в ответ, скользнула рукой по волосам — и тут же спохватилась:
— Так, тебя же казнили, ты не можешь идти с настоящим лицом!
— Не могу, — подтвердила я и отстранилась, вырвав у нее волосок. — Погоди пару моментов.
Лира недовольно поморщилась и уселась переплетать косу, но возражать против моего самоуправства не стала. А я достала крохотный — едва ли с ноготь! — моток шерсти и сплела ее волосок с ниткой, прежде чем наскоро связать крючком тонкую завязку.
Ею я перехватила свою косу, и она неуловимо сменила цвет: с черного как смоль — тоже на черный, но светлее, с рыжиной; кончик косы начал виться, как у Лиры. Вдобавок у меня страшно зачесался нос, и я, не выдержав, с любопытством склонилась над кадушкой с водой.
Отражение теперь напоминало не столько меня, сколько моего несостоявшегося палача и Лиру одновременно, будто я была их тайным отпрыском. Украденные жизненные силы мужчины и вырванный у сестры волосок превратили меня в крепкую румяную девицу с россыпью веснушек на щеках и носу. Только глаза остались мои — зеленые, слишком яркие, удивительно негармоничные на новом лице.
Я поняла, что мне снова придется ходить, потупившись, и горестно вздохнула. Кое-что, увы, оставалось неподвластно никаким чарам, но, по крайней мере, эту рожу еще можно было умыть — и тем самым сделать ее хоть сколько-нибудь симпатичнее.
— Долго ты еще? — нетерпеливо спросила Лира.
Я плеснула водой в лицо, наскоро утерлась полотенцем и поспешила за ней.
Село Горький Берег растянулось вдоль речушки, впадающей в море. Ни сельской стены, ни огородов — только причудливые дома на ножках. Они будто старались перещеголять друг друга резными наличниками и перильцами, но больше всего все равно выделялся дом на толстых каменных столбах — просто потому, что здесь рукодельники явно не водились.
— Это дом кузнеца, не угадала, — разочаровала меня Лира. — Дом старосты — вон тот фигурный пряник.
Я уже и сама поняла свою ошибку. Кто же станет селить старосту на отшибе? Там место разве что травницам, кузнецам и чужакам — всем, кому рады строго в определенные моменты. Староста же жил в добротном деревянном доме в самом центре села, и он как раз из кожи вон лез, чтобы выделиться мастерством: что не было резным — то красовалось выжженным по дереву узором.
Зато над домом кузнеца обнаружился самый настоящий флюгер, как в городе, — разве что там предпочитали петушков или, на худой конец, кошек, а здесь над крышей гарцевал поджарый жеребец — несомненно, свежеподкованный.
Я задумалась, каким же это образом можно было подковать лошадь, если кузница, как и все здесь, поднята выше уровня приливной волны, и едва не проскочила нужный дом, привлеченная диковинкой.
— Ну хоть ты-то не начинай! — простонала Лира, истолковав заминку по-своему, и громко постучала по перильцам старостиного дома. — Эй, хозяева!
Встречать дорогих гостей староста вышел самолично — и, вопреки ожиданиям, оказался не так уж стар: это был крепкий мужчина с русыми волосами, седина в которых скрывалась до того успешно, что сперва я решила, будто в дом нас приглашает сын хозяев.
— Наконец-то, мы уже заждались, — живо объявил он и хлопнул по перилам так, что я уже ожидала услышать характерный хруст. Но те держались молодцом, несмотря на резьбу. — Поднимайтесь!
Лира подтолкнула меня вперед, а сама начала говорить еще на лестнице, ни мгновения не сомневаясь, что в доме все обратились в слух:
— Это Айви, моя троюродная сестра из Серых Камней, — уверенно объявила ведьма. — Приехала учиться у меня, но уже кое-что умеет и сама. А это Ги, здешний староста.
— Пока что я гораздо лучше пряду тонкую нить для кружева, чем лечу от хворей, — непринужденно рассмеялась я, охотно опираясь на протянутую руку. Ладонь у старосты была мозолистая и жесткая, настолько широкая, что он, наверное, мог вскопать грядку-другую безо всякого заступа. — Но, надеюсь, из меня получится хорошая ученица.
Ги помог подняться и Лире, прежде чем гостеприимно распахнуть перед нами дверь, и продолжил разговор, тоже нисколько не сомневаясь, что домочадцы слышали начало:
— Значит, бывшая кружевница?
Я покачала головой, на ходу додумывая собственную историю.
— Пряха-подмастерье. Мастерицы не стало слишком рано, и унаследовать ее дело я не смогла — ничему еще толком и не научилась, кроме как крутить подходящую нить. Но в Серых Камнях и других прях полно, а вот травниц не хватает.
Во всяком случае, я на это надеялась, поскольку сама там ни разу не была. Но неспроста же Лира назвала именно их?
Как бы то ни было, с выбором она не ошиблась: моя новая «родина» не вызвала вопросов ни у кого. Зато я наконец поняла, отчего старосту так волновала судьба Лиры и какая-то новоприбывшая девица.
За накрытым столом сидели сразу пятеро парней — от внушительного бородатого детины с такими же руками-лопатами, как у старосты, до тощего мальчишки лет четырнадцати, еще безусого. Мать семейства, чем-то неуловимо напоминавшая выжатую досуха тряпку, споро кромсала свежевыпеченный хлеб, и по ее виду можно было легко догадаться, что за этот день она не присела ни разу, а сыновья так и не догадались помочь.
Острая нехватка девиц, готовых войти невестками в старостин дом, была налицо. То-то Ги так старался, чтобы в селе осталось поменьше холостых мужчин! Хромому подмастерью, в конце концов, и травница в жены сойдет, а уж сыновьям старосты подыщут кого-нибудь из местных, тихих и скромных... ну, на худой конец и чужачка сгодится, если руки из нужного места растут!
Кажется, я отчетливо скрипнула зубами, но внимание успешно отвлекла Лира, сходу вызвавшаяся помогать хозяйке. Я попыталась было увязаться следом, но староста едва ли не силой усадил меня на лавку — поближе к бородачу.
От него отчетливо пахло рыбой.
— Тут у нас и пряхи нужны, — с притворной скорбью вздохнул Ги, не замечая моего встревоженного взгляда в сторону печи. — Была в городе одна мастерица, сам Янтарный магистр не брезговал... — он многозначительно замолчал, вынудив меня отвлечься от того, как Лира самолично поволокла к столу тяжелый горшок с чем-то горячим, и только тогда продолжил: — Покупал у нее нить на самые тонкие рубахи и сорочки. Но ей все казалось мало... — староста горестно махнул рукой и оборвал свой рассказ, чтобы не делиться подробностями с невинными девицами.
«Невинной девице», по всей видимости, предлагалось устрашиться и без подробностей, а потом проявить похвальную скромность и удовольствоваться чем дают. Рыбным бородачом вот, к примеру. И уж конечно не замахиваться на магистров!
— Сам магистр! — из чистой вредности восторженно ахнула я и все-таки подхватилась, чтобы освободить на столе место под горшок с похлебкой.
Староста наблюдал за этой суетой с явным недовольством. Похоже, он полагал, что готовая еда должна появляться в миске сама собой, без шума и мельтешения, а после миске надлежало тихо отмыться самостоятельно.
Я поняла, что закипаю не хуже Лиры, и заставила себя выдохнуть. Мои ведьмины отметины были не так заметны, как ее, но гневно сверкать глазами тоже не стоило: мне еще предстояло жить среди этих людей почти год. Но удержаться было выше моих сил:
— А правда, что сюда заезжал его янтарный господин?
— Правда, — безо всякого удовольствия подтвердил Ги и тут же снова расцвел гордой улыбкой: — Заезжал и заодно дал Мило цеховой знак, так что теперь мой старшенький может сам искать янтарь!
Бородач смущенно улыбнулся, пока гордый отец, спохватившись, перечислял, как зовут остальных сыновей. Я честно постаралась запомнить, но не слишком преуспела: отвлеклась, потому как Мило решил немедленно показать этот самый цеховой знак — круглую железную бляху, приколотую к груди.
— Конечно, всю добычу придется отдавать янтарному господину, как того требует Орден, — тут же опасливо добавил староста, — но милорд обещал справедливую плату за каждый камень.
Я послушно восхитилась невиданным для обычного сельчанина достижением. Хозяйка дома оделила всех похлебкой и наконец-то робко присела на край лавки, тут же потянувшись за ложкой.
Под задравшимся рукавом ее платья наливался зеленью и желтизной старый синяк — здоровенный, широкий, как если бы женщину схватили за запястье огромной рукой-лопатой, не соизмеряя силу.
Лира ловко втиснулась между мной и бородачом, и вырвавшееся у меня змеиное шипение староста отнес на ее счет, проехавшись по неловкости гостьи — и тут же вернувшись к хвалебным одам своему старшенькому. Хозяйка дома перехватила мой взгляд и поспешно одернула рукав.
А я заставила себя сладко улыбнуться — и, с трудом дождавшись, когда же болтливый староста расправится с похлебкой, засобиралась домой. Ги предложил было провожатого — Мило, конечно же! — но Лира звонко рассмеялась, уверив, что уж до родного дома как-нибудь и сама дойдет, и мне заблудиться не даст.
На село опускались быстрые осенние сумерки, скрывая домики в тенях. Я почувствовала себя гораздо свободнее, невольно расправила плечи и даже ускорила шаг, но Лира поймала меня за локоток и придержала, прислушиваясь к сонному вечернему селу.
Ее ожидания оправдались. Мы только и успели, что выйти на окраину, когда нас догнала жена старосты — запыхавшаяся и уставшая, но преисполненная решимости.
— Госпожа! — сбивчиво произнесла она и прервалась, чтобы отдышаться. Я остановилась и обернулась, не скрывая удивления, но женщина и не думала идти на попятный. — Госпожа, мой муж... он...
— Он забыл сказать, как тебя зовут, — ровным-ровным голосом заметила я.
Жена старосты замерла на мгновение и неуверенно улыбнулась через силу.
— Ида, госпожа, меня зовут Ида, а он... не причиняйте ему вреда, прошу!
Лира так стиснула пальцы на моем предплечье, что я едва не вскрикнула. Ида же приняла исказившееся выражение лица на свой счет и, кажется, едва не бросилась мне в ноги, но я вовремя выдохнула и покачала головой.
— Не знаю, за кого ты меня приняла, Ида, но прежде всего я — женщина и потому прекрасно знаю цену жизни, — медленно произнесла я. — У меня и в мыслях не было кому-то вредить.
Ида посветлела лицом.
— Это хорошо, госпожа Айви, — улыбнулась она — на сей раз искренне и с облегчением. — Мои мальчики... они совсем не такие, как их отец. Не нужно, чтобы им как-то аукнулось... — Ида снова одернула рукав — хотя он и не задирался.
Я пожала плечами. Проверять на себе, не испорчены ли «ее мальчики» дурным отцовским примером, я не собиралась в любом случае — и другим девицам тоже отсоветовала бы. Но к чему говорить это в лицо матери?
— Просто Айви, Ида, — улыбнулась я в ответ.
— Может быть, заглянешь как-нибудь к нам? — задумчиво предложила ей Лира.
Женщина с сомнением оглянулась назад, на село, и я подхватила:
— У меня осталась шерсть из Серых Камней — нить из нее выходит тонкая, как паутинка, и прочная, как бечева. Можем спрясть тебе на новое платье.
Ида неуверенно кивнула, пообещала быть — и, тут же нервно оглянувшись на окрик, заспешила домой. А Лира наконец-то разжала пальцы.
— «Я — женщина и потому знаю цену жизни»? — передразнила она, убедившись, что Ида отошла достаточно далеко и уже не услышит наш разговор.
Я развернулась в сторону леса, вспоминая дорогу до землянки.
— Он ее бьет, — сказала я и намотала на палец русый волос — по-мужски жесткий. — Цена его жизни — три-четыре клубка шерсти, даже на платье не хватит — придется добавлять.
— А я ведь живу здесь с самого рождения, — сердито пробурчала Лира, — и никто еще ни разу не заподозрил меня в том, что я могу причинить вред этакому бугаю!
— То есть о цене его жизни ты спорить не будешь? — со смешком уточнила я и получила тычок в бок, но ловить заигравшуюся сестру и возвращать сдачу не стала. Заслуженный был тычок, чего уж там: если Ида поделится своими наблюдениями с мужем, то несдобровать всем троим. — Но я не буду прясть из его жизни, раз Ида против. А вот в гости к нам ей заглянуть и правда стоит.
— Вечно тебе больше всех надо, — вздохнула Лира, и на этом ее возражения и закончились.
Именно в тот момент мне нужен был целый янтарный господин, так что спорить не стала и я. Только добавила:
— Что-то в ней есть, в этой Иде. Ты, наверное, и сама чувствуешь.
Лира кивнула так задумчиво, что я догадалась: чувствовала, но никогда не придавала этому значения.
ГЛАВА 2
Первый раз Ида сумела вырваться только в Святой день, когда все сельчане собирались в храме Ордена, чтобы послушать наставников. Работать в Святой день не то чтобы запрещалось — просто было не принято; да и женские заботы к настоящей работе обычно не приравнивались, так что Ида задержалась у нас совсем ненадолго — и помчалась готовить ужин на семью, сама поражаясь, как это у нее получилось спрясть так много шерсти. Я отдала ей целый клубок и попросила приходить чаще: Лира сидеть с куделью не любила, а вместе прясть все-таки намного веселее.
Лира закрыла дверь и привалилась к ней спиной.
— Так что вы пряли на самом деле?
Я стянула завязку с косы, с облегчением ощущая, как перестает чесаться нос.
— Звук кошачьих шагов и запах камней, — фыркнула я и достала из корзинки для рукоделия другое веретено — опутанное янтарно-золотистой нитью, тонкой, как паутинка. Ее стало больше на четверть — еще немного, и пора будет сматывать в клубок. — Сама как думаешь?
— Что, нерешительность Иды? — догадалась Лира и невольно рассмеялась. — То-то у нее столько нити вышло!
Я развела руками и принялась переплетать косу. За терпение и понимание Лиры следовало отплатить — хоть бы и помощью с травяными отварами на продажу. Все равно у меня пока не было других занятий, пока Ида не решится на второй заход.
А вырваться у нее вышло только в следующий Святой день — тоже совсем ненадолго, но шерсти она напряла даже больше, чем в прошлый раз; и потом уже явилась среди седьмицы. Тогда за ней едва ли через дюжину моментов прибежал подмастерье кузнеца, но после этого Ида стала частой гостьей в землянке Лиры.
Терпения старосты, как и следовало ожидать, не хватило и на полную луну. Но об этом мы с Лирой узнали случайно, когда выбрались в село, чтобы занести кузнецу мазь от ожогов.
Заодно нашелся и ответ на загадку, как подковать лошадь, если кузница поднята над землей.
Никак. В селе скотину не держали, а если случалась нужда — например, теряла подкову лошадь проезжавшего мимо путника, — Нол спускал вниз переносной горн, а Джой в поте лица работал мехами, нагоняя жар. Случалось это редко, но сегодня представление не набрало зрителей.
Из дома старосты уже издалека были слышны сдавленные рыдания. Даже путник оставил роскошную караковую лошадь под присмотром кузнеца и шел к центру села, воинственно и решительно выпятив челюсть.
Челюсть, собственно, я первой и заметила. Все остальные мужчины в селе носили бороды или, во всяком случае, отчаянно пытались отрастить хоть что-то похожее — чаще второе, чем первое, но раскрывать им глаза никто не рисковал, чтобы не оказаться на месте Иды. Отсутствие бороды у селянина отчего-то приравнивали к его незрелости, но перед путником все расступались так почтительно, что не пришлось особенно напрягаться, чтобы понять, кто это. А для недогадливых всегда имелась круглая бляха, приколотая к котте возле ворота, — только не железная, как у Мило, а из чистого янтаря, разве что темного, как старое дерево.
— Господин! — староста сам выскочил навстречу и принялся спускаться по лестнице, только на середине оглянувшись на всхлип из избы: — Да тихо ты, дурная баба! Простите, господин Тоддрик... — он почти скатился господину под ноги и теперь шумно отдыхивался. — Что ж вы не предупредили, что приедете, я бы стол велел накрыть... к прибытию...
Янтарный господин резко остановился и бросил взгляд поверх старосты — на его дом. Оттуда больше не доносилось ни звука.
— Не нужно, — коротко бросил Тоддрик. — Что здесь произошло?
Наверное, староста еще мог отбрехаться — в конце концов, много ли бабе надо, чтоб разрыдаться? — но, на свою беду, наткнулся взглядом на нас с Лирой и в запале рявкнул:
— Да это все они! Вечно мою Иду сманивают, забалтывают, а она потом... дом холодный, еда стылая! Только и знает, что над тряпками своими трястись!
Янтарный господин смотрел на старосту, пока тот не опустил палец, которым наглядно тыкал в нашу сторону. А обернулся рыцарь, только когда убедился, что Ги больше нечего добавить.
Глаза у Тоддрика оказались такого же оттенка, что и янтарь у него на груди — нарочно не придумать; непривычно коротко обрезанные волосы только подчеркивали угловатую форму челюсти, будто созданную для того, чтобы выпячивать ее с самым высокомерным видом, на какой только способен пеший мужчина без бороды.
Впрочем, рассмотрев, кого староста винил в нарушении домашнего уклада, Тоддрик тепло усмехнулся — будто лучик солнца на янтарь упал — и заметно расслабился.
— Страшная угроза для устоявшегося быта — подружки жены! — протянул он, вызвав неуверенные смешки среди девиц, подтянувшихся поглазеть на чужака. Мужчины насупили брови и шутку не поддержали, но и окоротить нахала не решались — все же господин, хоть и янтарный, а не поместный. — Назначь жене время, когда она будет вольна делать, что захочет, Ги. Если женщина хочет новое платье, самое мудрое, что может сделать муж, — это не мешаться. Я велю прислать ей отрез ткани из замка — глядишь, и тебе на рубаху останется!
Смотрел господин при этом только на Лиру — пожалуй, только этим и можно было объяснить его надежды, что после женского платья ткани может хватить еще и на рубаху для такой оглобли, как староста.
— Дозвольте заглянуть к Иде, господин, — негромко попросила я, прислушиваясь к звукам в доме.
— Травница... Лира? А вот тебя я не помню, — нахмурился Тоддрик, пропустив мою просьбу мимо ушей.
— У господина прекрасная память, — подтвердила Лира. — Это Айви, моя родственница и ученица. Ее еще не было здесь, когда вы приезжали в прошлый раз.
Он смотрел на меня — и хмурился, хотя я робко теребила кончик косы, пропуская вьющиеся пряди между пальцев, и старательно улыбалась.
— Только хозяину дома решать, Айви, — наконец сказал господин и перевел взгляд на Ги.
А тот мигом принял самое правильное решение.
Из дома старосты мы вышли нескоро — лишь после того, как приготовили ужин и прибрались на скорую руку. Ида лежала на супружеской постели, задрав ноги на стену, и беспомощно хлопала глазами, еще не до конца приняв произошедшее, и только механически отзывалась на вопросы: где стоит метла, где взять соль и нельзя ли выгнать младшенького взашей, чтобы не таскал репу из горшка.
И заодно чтобы привыкал, что уже не младшенький.
На это он и жаловался старосте, когда мы наконец спустились с веранды. Ги смотрел перед собой невидящим взглядом, а янтарный господин изволил самолично хлопнуть старосту по плечу, поздравить с радостной вестью и напомнить, что теперь жену нужно беречь.
— Да как ее убережешь-то, — горестно вздохнул Ги, — опять же мальчишка будет, как пить дать! Ярмарка нам нужна, добрый господин, чтоб со всех сел и деревень народ съехался. Глядишь, и найдутся невесты в Горький Берег — это ж не только моим сыновьям девок не хватает, Джоя тоже женить пора, да и у Нола трое племянников подрастают. А в Серых Камнях вон не боятся девиц в обучение отправлять поодиночке, столько их!..
Я напряглась. Жители из Серых Камней на ярмарке были бы совершенно некстати — они-то прекрасно знали, что никакой пряхи по имени Айви у них отродясь не было!
К счастью, тут Тоддрика отвлекли: Джой привел в поводу лошадь, и та дружески ткнулась мордой хозяину в плечо, избавив мальчишку от необходимости подбирать слова, чтобы привлечь внимание. Янтарный господин ласково потрепал лошадь по шее, отсыпал несколько монет подмастерью — и мигом дал понять, что обрадовалась я рано.
— Из Серых Камней, значит, — задумчиво повторил он. — Айви...
Я вздрогнула. Похоже, больше всех здесь нужно было не мне и не старосте, а треклятому Тоддрику — который, как назло, еще и мог себе это позволить!
— Пройдись-ка со мной, поговорим, — велел он, не сводя с меня глаз. — Эй, Ги, найдется, кому проводить до дома Лиру, когда она закончит с делами здесь?
— Да вот Джой и проводит! — немедленно нашелся староста, но Тоддрик его уже не слушал.
Лошадь он повел в поводу, вынудив подстроиться под ее шаг, но вскоре замедлился. Я оценила — мы аккурат успели отойти от окраинных домов настолько, чтобы разговор не было слышно.
— Расскажи-ка мне о Серых Камнях, Айви, — велел Тоддрик.
Лошадь настойчиво требовала хозяйского внимания и даже попыталась вклиниться между мной и господином, но тот это быстро пресек и теперь не сводил с меня пытливого взгляда.
— Это с той стороны, где город, — уверенно объявила я. На этом мои познания заканчивались — Лира рассказывала о моей новой «родине» скупо и неохотно, давая понять, что выбрала ее как раз потому, что о ней здесь мало кто слышал. — Село как село, господин Тоддрик. За девицами, если позволите совет, лучше посылать в деревеньку Нижние Протоки — там как раз мужчин и не хватает, как я слышала.
Во всяком случае, именно на это Морри и жаловалась на шабаше. Особых причин выдумывать проблему у нее не было.
— А кто у вас в Серых Камнях староста? — пропустив мимо ушей непрошеный совет, спросил Тоддрик.
Я перебрала в памяти распространенные мужские имена, но соврать не успела.
— У меня еще тысяча и один вопрос, — предупредил Тоддрик, — и я и в самом деле подумываю провести эту ярмарку, о которой просит Ги. Так как зовут старосту Серых Камней?
Я скрестила руки на груди и уставилась на него снизу вверх.
Проницательный янтарный господин — горе в ковене.
— Мило, добрый господин.
— Мило — это старший сын Ги. В Серых Камнях староста умер на днях, и там все никак не могли выбрать нового, — невозмутимо отозвался Тоддрик.
Я вздохнула. Что ж, попытаться стоило.
— Что вы хотите?
На этот раз взгляд был ровно такой, как я рассчитывала в самом начале: жадный, хищный и масленый, от которого у меня разом сжалось что-то внутри. Мужчина вожделеющий соображает гораздо туже, а Тоддрику, видит Серый Владыка, соображалку явно нужно было укоротить.
Но он только сморгнул и отвел глаза.
— Хочу быть уверен, что не покрываю аристократку, сбежавшую из-под венца, — медленно сказал он, — чтобы на ярмарке ненароком не обнаружился ее разобиженный жених.
Я вспомнила, на кого сейчас похожа, и невольно фыркнула. Лира, конечно, красавица, но аристократической породы в ней нет ни капли, а палач... вот серые отродья, неужто палач?!
— Или что на моих берегах не скрывается какая-то воровка, — добавил Тоддрик, от которого не ускользнула перемена моего настроения.
Любая аристократка в ответ на такое обвинение вспылила бы, но я возмутилась вовсе не поэтому.
«Какая-то» воровка, видите ли! Да того куска янтаря хватило бы, чтобы купить Тоддрика вместе с его лошадью, еще и на сахарок для нее осталось бы!
— Так, значит, я прав? — спокойно уточнил Тоддрик.
Я насупилась, лихорадочно соображая, о чем можно солгать, а о чем — точно не стоит. Мне нужно было как-то попасть в замок, чтобы вернуть свой кусок янтаря, пока его не отправили орденским ювелирам, — а значит, терять интерес Тоддрика ни в коем случае нельзя. И все же называться аристократкой... это же проверить еще проще, чем кружевниц в Серых Камнях!
— Я бастард, сэр Тоддрик, — хмуро призналась я и внезапно осознала, что вот теперь говорю рыцарю чистую правду — хоть и не в том смысле, что он от меня ждет. — И я устала терпеть упреки за то, в чем нет моей вины. Здесь же никто не знает, сочетались ли мои родители законным браком. Я не претендую ни на наследство, ни на титул и не причиняю никому вреда, а дома меня никто не ждет.
Тоддрик остановился у развилки и сощурился так, что темно-янтарные глаза стали казаться почти черными.
— Верю, — помедлив, сказал он, — теперь — верю. Лира знает? — и он потянул лошадь в сторону леса, где скрывалась землянка травницы. Здесь тропа круто забирала вверх, и лошадь недовольно фыркнула, но все же подчинилась, а вот я замешкалась гораздо заметнее. — Что? Не думаешь же ты, что я позволю даме идти по лесу одной?
— Даме, — непроизвольно фыркнула я, но все же пошла следом. — Как же... Лира знает обо мне даже больше, чем я сама, — добавила я — тоже, к слову сказать, чистую правду. — Ее наставница принимала меня на свет.
Тут я все-таки догадалась прикусить язык, потому как тайну своего рождения раскрывать уж точно не собиралась. Но Тоддрик, к счастью, то ли не был знаком со Старой Морри, то ли полагал, что ворошить белье какой-то аристократической семьи — последнее дело.
— Значит, ты и в самом деле станешь учиться у Лиры ее ремеслу? — благородно увел он разговор в сторону.
— Конечно, — с легким удивлением отозвалась я. У Лиры и в самом деле было чему поучиться. — Нужно же как-то зарабатывать на жизнь.
— Даме достаточно удачно выйти замуж, — пожал плечами Тоддрик.
Я даже замедлилась немного.
— Даме, — снова повторила я, постаравшись одним тоном дать понять, чем отличается дама от незаконнорожденной дочери, пусть бы кто-то из ее родителей и был знатен. — Это за Мило, например?
Тоддрик замер — и задумчиво оглянулся через плечо, будто мог отсюда разглядеть пятерых мужиков на лавке и еще старосту — шестым. И выжатую досуха Иду, снова беременную.
— Н-да, — протянул он, и на этом тема удачного замужества, кажется, была закрыта.
А я вдруг сообразила, под каким предлогом смогу если и не вернуться в город, то хотя бы часто туда наведываться, и заговорила:
— Конечно, еще я умею прясть, сэр Тоддрик, и нить у меня выходит такая, что можно даже кружево плести, — заявила я и сощурилась совсем как он сам. — Может быть, я сошью из своего полотна рубаху в подарок, и, если вам понравится, вы даруете мне разрешение торговать в городе?
Тоддрик рассмеялся от неожиданности. Смех у него оказался на удивление приятным — мягким и беззлобным.
— Я не распоряжаюсь торговлей, маленькая проныра. В моем ведении — только янтарь, собранный на здешнем берегу. Но если мне понравится, — он снова скользнул по мне таким оценивающим взглядом, что я с трудом подавила желание спрятаться за лошадью, — я попрошу за тебя у лорда.
Лорд меня не интересовал ни в малейшей степени, но улыбнулась я искренне и благодарно. Первый повод явиться в замок янтарного господина я себе уже выторговала — оставалось только спрясть нить, соткать полотно, сшить рубаху и не сгореть от страха и нетерпения. Всего-то.
Янтарный господин проводил меня до самой землянки, покосился на старенькую хлипкую дверь, но ничего не сказал — ограничился тем, что вдруг ни с того ни с сего поднес мою руку к губам, будто я была настоящей дамой, и, пока я обмирала от неожиданности, добавил:
— Буду ждать весточки, дама Айви, — и беспрепятственно позволил мне высвободить руку.
Меня хватило только на то, чтобы заверить его, что все мои силы будут брошены на обещанную рубаху, и поскорее скрыться в землянке Лиры. Дверь и в самом деле ощущалась какой-то хлипкой и ненадежной, хоть я и знала, что нам здесь не осаду держать — кто вломится, тот сам виноват!
Но успокоиться все равно получилось только в душноватом полумраке за остывающей печью. Я отдышалась, сняла завязку с косы и наскоро умылась в кадушке, заново привыкая к своему отражению — на сей раз настоящему.
Тоддрика заинтересовало поддельное, и это было обидно, потому что на меня оно походило лишь отдаленно.
А еще это было страшно, потому что интерес Тоддрика... что ж, это был самый обычный интерес здорового мужчины, из-за которого бастардов становилось только больше. А терять его — нельзя, потому как иначе в замок не попасть.
Я замерла над своим отражением, уныло размышляя о том, насколько высоки шансы найти еще один кусок янтаря, настолько большой, чтобы из него можно было выточить бутыль. Ни одна из баек собирателей, пришедших на ум, не казалась достаточно утешительной.
Скорее всего, тот кусок янтаря, из-за которого меня едва не казнили, так и останется моим единственным шансом не приносить в жертву первенца — и вообще не рожать его от Серого слуги.
Как бы вот только от янтарного господина его ненароком не родить...
— Кончай трястись, — жестко приказала я своему отражению. — Ради дела можно и потерпеть — это не первый мужчина в твоей жизни.
И, увы, едва ли последний.
ГЛАВА 3
Ида сочла, что нити уже достаточно, и взялась за теплую юбку: Тоддрик сдержал слово и прислал ткань на платье, только тонкую, господскую, — красиво, конечно, но не слишком практично. Вязать жена старосты предпочитала дома, и мы снова почти перестали видеться.
Я не стала торопить ее и понукать. В тот момент меня гораздо больше занимала рубаха для янтарного господина, и все свое внимание я, как и обещала, посвятила рукоделию — теперь уже настоящему, с душой, поэтому в село за новостями ходила только Лира. Сама я днем отсыпалась.
А каждую ночь садилась за станок и ткала из звездного света и лунных лучей, и ночи над Горьким Берегом становились непроглядно темными; зато полотно выходило белее снега и мягче лебяжьего пуха. Я даже не стала его расшивать — к нему подошла бы разве что янтарная нить с моего веретена, но у ученицы простой травницы неоткуда было взяться такой.
Не помешало бы еще спрясть подозрительность Тоддрика и пустить на швы, но отсутствие бороды и коротко остриженные волосы сослужили ему службу: мне было нечего использовать для основы нити, а без нее... увы, я была не настолько искусна. Все, чего мне доставало, — это упорства и надежды, что найденный мной кусок янтаря рано или поздно отыщется или в сокровищнице лорда, или, что вероятнее, в казне Янтарного замка.
К концу новема над Горьким Берегом наконец взошла полная луна, а наутро я туго заплела косу, отыскала в сундуке лучшее платье и отправилась в Янтарный замок — да так и осталась у ворот до вечера: господин со свитой объезжал владения и вернулся уже на закате, усталый и запылившийся.
Это определенно был не лучший момент, чтобы обращаться с просьбой, но выбора мне не оставили.
— Айви? — сразу узнал он меня и заулыбался так тепло и радостно, будто весь новем только и ждал, когда же наглая девица с Горького Берега лично принесет ему рубаху.
Караковая лошадь меня тоже узнала, но, в отличие от хозяина, радоваться не спешила и даже попыталась встать на дыбы. Рыцарь не дал ей ни единого шанса — так стиснул колени, что она выпучила глаза и резко передумала показывать крутой нрав. Тоддрик похлопал ее по шее, спешился и передал поводья рыжему мальчишке-оруженосцу. Тот покосился на меня так же подозрительно, как и лошадь, но вмешиваться в господские дела не рискнул.
— Я принесла рубаху, сэр Тоддрик, — объяснила я и вручила свой подарок, старательно перевязанный тесьмой.
Оруженосец, уже уводивший лошадь к конюшням, с любопытством оглянулся. Кажется, байка о нахальной девице, решившей, будто ей удастся поразить янтарного господина своим рукоделием, имела успех среди замковых слуг, и посмотреть на обещанную рубаху хотелось всем.
Тоддрик не стал тянуть и развязал тесемки, а оруженосец ахнул высоко и тонко, как девчонка.
В сумерках рубаха будто светилась — такой белой и тонкой вышла ткань. Тоддрик и сам смотрел на нее так озадаченно, будто никогда в жизни не видел ничего подобного.
— Это... поразительно, Айви, — сказал он, справившись с собой, и снова замолчал, будто завороженный.
Или не «будто».
— Вы поговорите с лордом обо мне, сэр Тоддрик? — напомнила я.
Янтарный господин встрепенулся и бережно сложил рубаху, словно и не заметив подошедшего пажа — тот явно рассчитывал отнести обновку в хозяйские покои (и, возможно, тайком пощупать по дороге).
— Поговорю, — отозвался Тоддрик и поднял взгляд. — Отужинай со мной, Айви. Слишком поздно, чтобы возвращаться домой.
Взгляд был многообещающий и будто бы немного пьяный. От рыцаря пахло лошадью и дальней дорогой, и я нервно сглотнула, повторяя про себя, как молитву: больно будет только первое мгновение — и несколько моментов спустя.
Зато любовница господина не вызовет никаких вопросов, если начнет осматриваться в замке. Придворные наверняка решат, что я возомнила себя будущей хозяйкой, и станут потешаться — а не переживать за сохранность янтаря в хранилище.
Может быть, мне повезет, и Тоддрик тоже тороплив...
— Я велю, чтобы для тебя приготовили гостевые покои, — произнес он и оглянулся через плечо.
Паж понятливо кивнул и убежал куда-то во внутренние помещения — передавать приказ господина. Я только и успела, что растерянно моргнуть.
— Пойдем, — велел Тоддрик и протянул мне руку. — Ни к чему тебе стоять за стенами. Темнеет.
Я послушно положила ладонь на его предплечье и позволила увести себя в замок — прямо через парадный вход, к которому мне, по-хорошему, и приближаться не стоило. Но слуги будто бы и не замечали ни новемской грязи на моих башмаках, ни слишком простого для дамы платья. Сейчас мой статус определял исключительно мужчина рядом — а он обращался со мной так, будто привел в замок леди.
От этого было не по себе.
— Ярмарку, о которой просил Ги, решено отложить до следующей осени, — вещал сэр Тоддрик светским тоном, словно и в самом деле желал услышать мое мнение на этот счет. — Сейчас путь до города слишком сложен: поутру дороги замерзают, а к вечеру — превращаются в грязь. Приехать смогут только жители ближайших деревень и сел, а между ними связь налажена и безо всяких ярмарок. А в начале осени и товаров больше, и добраться будет проще.
В проведении ярмарок я не понимала ровным счетом ничего. Но ведь, по сути, там тоже будут пляски, костры, угощения и молебны?
Разве что люд чуть другой, и молиться он станет не о дарах Серого Владыки.
— Разумно, — согласилась я. — А если разослать гонцов в отдаленные поселения и соседние города, то к осени торговцы успеют приехать и оттуда.
— Да, я об этом тоже подумал, — рассеянно кивнул Тоддрик. — Ловцы янтаря сейчас отошли от дел до весны — кто-нибудь наверняка согласится отвезти приглашения. Гонцы из замка пока что нужны мне здесь — мы ждем гостей из Белой гавани.
— Служители Ордена? — я приложила все усилия, чтобы вопрос прозвучал спокойно и небрежно, но, кажется, следовало подпустить в голос восторга и любопытства.
Добропорядочной девице ведь полагается проявлять интерес к новым проповедям?
— Виконт Лагот Фрейский с сестрой, — Тоддрик скосил взгляд на меня и уверенно свернул в узкий каменный коридор с низким потолком. Свет давали только факелы, и от этого отчего-то казалось, что рыцарь ведет меня в подземелья — хотя никаких ступеней вниз нам по дороге не попадалось. — Но с ними наверняка прибудет и их консистор... Нидер, кажется. Не переживай, ему неоткуда знать о твоем происхождении, а самого твоего присутствия в моем замке довольно, чтобы и он говорил с тобой с уважением.
Переживала я, прямо сказать, отнюдь не об уважении, но покорно кивнула и ответила благодарной улыбкой. Она вышла даже вполне искренней — коридор закончился, впереди показался полноценный холл, и я наконец поняла, что Тоддрик попросту привел меня в другое крыло замка.
И для меня в самом деле готовили гостевые покои — мимо пробежал мальчишка с огромным тазом для умывания, чуть ли не на бегу поклонился господину и прошмыгнул в приоткрытую дверь.
Внушительную, дубовую, с засовом.
Засов был изнутри, и это я особенно оценила, когда Тоддрик самолично придержал для меня дверь.
— Я буду ждать в малой столовой, — сказал он, окинув комнату быстрым взглядом, — Роуз проводит тебя, когда будешь готова.
Девочка в белоснежном чепце отвлеклась от перетряхивания постели и поспешно сделала книксен. Я по привычке ответила тем же и невольно рассмеялась, когда она округлила глаза.
Из нас двоих в украшенную гобеленами комнату для гостей куда лучше вписывалась она — тонкая, светлоглазая, в аккуратном коричневом платье с передником. Горничную в ней пока выдавали только натруженные руки с огрубевшей красной кожей.
Помогать благородным дамам приводить себя в порядок ей явно еще не приходилось — как и делать вид, что вошедшая в гостевые покои девица принадлежит к благородному сословию. Роуз заметно растерялась, уронила покрывало и испуганно присела, явно опасаясь, что чужачка решит упрочить свое положение в замке, воспитывая прислугу.
Но если я что и уяснила за то время, пока жила у Янтарного магистра, так это то, что с прислугой следовало дружить.
— Кажется, я — твое учебное пособие, — сообщила я Роуз и заговорщически подмигнула, — перед прибытием сестры баронета. Это ведь для умывания? — я указала на таз возле разожженного камина.
— Да, госпожа, — отмерла наконец Роуз и проворно обогнула небольшую кровать с балдахином, оставив покрывало в покое. — Позвольте, я помогу.
Помощь мне, по большому счету, не требовалась, но девочке явно было спокойнее, когда задача становилась простой и понятной. Учебное пособие — значит, учебное пособие: уж полить водой на руки она как-нибудь сумеет — и полотенце подаст.
— Здесь всегда так холодно? — спросила я. Влажную кожу и в самом деле неприятно холодило.
— Нет, госпожа, — тихо ответила служанка, не поднимая глаз, и на этот раз и сама догадалась, что мне ее немногословность совсем некстати. — В этой комнате давно никто не жил, и огонь развели только что. Стены здесь прогреваются долго, зато и тепло держат.
Пока от них тянуло холодом, и мне казалось, что он пробирается внутрь — совсем как тогда.
— В покоях господина так же? — нервно спросила я.
Роуз бросила на меня быстрый взгляд и тут же снова потупилась.
— Не могу знать, госпожа. Господин выбрал покои в главной башне. Слуг из гостевого крыла туда не допускают.
Надо полагать, и казна где-то там. Неспроста же он не стал селить меня рядом с собой?
«Ты же не думала, что все будет так просто?» — одернула я себя.
Тоддрик не похож на тех, кто напрочь теряет голову, едва увидев женщину, которую можно уложить в постель. Чтобы голову потерял он, придется придумать что-то посложнее сорочки с прорезью.
— Помочь вам с волосами, госпожа? — робко предложила Роуз.
— Нет! — опомнилась я и поймала себя за кончик косы, украшенной самовязаной тесьмой. Снимать ее при посторонних было нельзя — иначе ко мне вернулся бы настоящий облик.
Но ведь Тоддрик наверняка захочет распустить мои волосы...
Что ж, кажется, мне предстояло этой ночью давить рыцарю на благородство, чтобы он и пальцем не притронулся к честной девушке, и без того измученной постоянными напоминаниями о грехе, которого не совершала. А потом придумать, что сделать с завязкой для косы, чтобы не лишиться личины в самый неподходящий момент — и только тогда уже идти завоевывать сердце и сносить голову.
— Нет, — уже спокойнее повторила я, — лучше закончи с постелью. Я справлюсь сама.
И справилась — пересев в дальний от камина угол и отвернувшись, чтобы Роуз не видела моего лица.
Малая столовая, по всей видимости, называлась так исключительно в силу сравнения, потому как без особых сложностей могла бы вместить добрый десяток человек. Должно быть, в лучшие времена так и бывало — как раз хватило бы на семью господина и самых приближенных лиц; но Тоддрик еще только обживался в замке, и в малой столовой накрыли на троих.
От этого в большом каменном зале с узкими просветами окон, забранных лесным стеклом уюта не прибавлялось, а присутствие незнакомой дамы — на сей раз настоящей, белокожей, с высоким лбом и золотым каскадом кудрей — делало положение совсем уж неловким.
Не успела я подумать, что задача по проникновению в казну усложнилась еще и рыцарской невестой, как заметила, что глаза у дамы такого же оттенка, как у Тоддрика, — будто темный янтарь.
— Значит, это ты — та самая Айви, о которой судачит весь замок? — с любопытством спросила она, едва увидев меня в дверях столовой, и даже привстала со стула с резной спинкой, отложив пяльцы.
На Роуз дама не обратила никакого внимания, и служанка, сделав книксен, испарилась так быстро и незаметно, что я первой бы заподозрила ее в колдовстве, не будь уверена, что ни разу не видела ее на шабашах.
Мне тоже остро захотелось исчезнуть, но пришлось ограничиться книксеном.
— Да, миледи.
— Леди Сибилла, — подсказала она и хитро сощурилась, — младшая сестра сэра Тоддрика Вира. Вижу, он забыл упомянуть обо мне?
— Разве он мог, миледи, — я старательно округлила глаза и снова сделала книксен. Это рисковало стать моим любимым упражнением на время пребывания в замке.
— Забыл, — без труда раскусила мою вежливую ложь Сибилла и закатила глаза. — После назначения на эту должность он так редко бывает в замке, что скоро, похоже, забудет не только о сестре, но и о том, что у него есть крыша над головой!
По всей видимости, мне предлагалось регулярно напоминать рыцарю о замке со всеми обитателями и, вероятно, его постели. Нахальный ход с дареной рубахой явно выходил из-под контроля, но намекнуть, что дела обстоят вовсе не так, как думают слуги, я не успела — в обеденный зал наконец спустился сам Тоддрик.
В той самой дареной рубахе под простым темно-коричневым дублетом, будто специально подобранным, чтобы оттенять нежную белизну моего творения.
— Идеально, — сообщил он мне первым делом и подмигнул. — Не удивлюсь, если сам виконт пожелает себе такую же!
— Это честь для меня, сэр Тоддрик, — благовоспитанно отозвалась я и, повинуясь его жесту, наконец уселась за стол.
Кормили в замке без особых изысков — та же похлебка, разве что куда гуще, чем в доме старосты, да и подали ее не в деревянных мисках, а в черном хлебе. Я вспомнила прежнего магистра, требовавшего чуть ли не каждую неделю забивать барашка, и отчего-то прониклась невольным уважением к новому янтарному господину.
Тоддрик постоянно обходил дозором свои берега, следил за мелочами вроде тех же доносов, запоминал людей по именам — и будто бы совсем не мнил себя выше них...
Просто держал подальше от принятия решений. И от казны.
— Я намерена опередить виконта, — заявила леди Сибилла, на правах сестры бесцеремонно дернув рыцаря за рукав. — Возьмешься за длинную камизу, Айви?
Я согласилась без промедления. Уж у сестры господина наверняка тоже был доступ в казну — не мог же любимый брат отказать ей в возможности выбрать камень-другой на серьги!
— Если госпожа пожелает, — я изобразила польщенную улыбку и чуть нахмурилась: — Но у меня закончился хороший лен, леди Сибилла. Мне нужно будет съездить за новой партией...
И проездить достаточно долго, чтобы жители Горького Берега перестали роптать из-за черных ночей и видеть в них козни Серого Владыки.
Будто он стал бы размениваться на такие мелочи!
— Не нужно, — вздохнул Тоддрик, стоило только сестре бросить на него умоляющий взгляд. — Тебе привезут столько льна, сколько понадобится для работы.
Это предложение меня не слишком обрадовало, но спорить я не рискнула. В конце концов, не на следующий же день он пришлет этот лен?..
— А если... — начала было леди Сибилла, но теперь Тоддрик опередил ее с умоляющей гримасой:
— По одной задаче за раз!
Леди тоже не стала спорить, легко сменив тему, — то ли опасалась братского гнева, то ли не сомневалась, что некоторое время спустя все равно добьется своего.
Из-за стола мы встали, когда уже взошла луна. Леди Сибилла уже практически спала на ходу и сразу удалилась наверх, а вот Тоддрик все еще был пугающе бодр и вызвался снова проводить меня до гостевого крыла — не иначе, и безо всяких напоминаний прикинул, что там тоже есть постель.
Увы, проблема с личиной никуда не делась, да и постель на таком отдалении от казны меня не устраивала, так что в ответ на двусмысленное предложение я потупила взгляд и нервно стиснула пальцы на собственной юбке — до сих пор это срабатывало безотказно.
— Ты не сказала, что хочешь за камизу для Сибиллы, — напомнил Тоддрик, будто не заметив промедления, и протянул мне руку, чтобы помочь встать. — По моему опыту, в таких случаях работа стоит дороже всего.
Он еще и смеялся!..
Впрочем, конкретно эта работа вполне могла стоить ему куска янтаря размером с детскую голову, так что на опыт Тоддрика, по всей видимости, можно было положиться.
— Ну же, Айви. Ты ведь и сама понимаешь, что Сибилла не ограничится одной камизой и наверняка попросит еще и платье. Или два... впрочем, насколько я знаю сестру, ты можешь спрясть весь лен на три дневных перехода окрест, и ей все еще будет недостаточно, так что лучше сразу назначь цену. Или, может быть, тебе хочется не денег? Закон запрещает простолюдинам хранить необработанный янтарь, но готовые украшения из янтаря я вполне волен вручить, кому пожелаю.
Я едва не сбилась с шага, сама не поверив, что все может быть так просто. Не нужно красть янтарь — достаточно сразу попросить бутыль прежнего магистра!
Жаль только, что тогда и в самом деле придется спрясть весь лен на три дневных перехода окрест — и все равно этого не хватит, чтобы отплатить за такую ценность. Да и как объяснить, откуда ученица травницы знает об увлечениях свергнутого Янтарного магистра?..
— Господин слишком щедр, — отозвалась я, справившись с собой. — Серебра будет вполне достаточно.
Мы снова свернули в тот же жуткий коридор с закопченными потолками. По ночному времени горела лишь часть факелов, и мы шли от одного островка света к другому. Танцующие тени рисовали на лице Тоддрика гримасы — то задумчивые, то хищные, то издевательские.
— Серебра, — медленно повторил он и открыл тяжелую дверь в гостевое крыло, — что же, будь по-твоему.
Здесь никаких факелов не было — приходилось беречь гобелены, — но в узкие окна заглядывала любопытная луна, и в ее свете было отчетливо видно, как Тоддрик замешкался, пытаясь подобрать слова. Я тоже остановилась возле двери выделенной мне комнаты, не решаясь ни отослать его прочь, ни пригласить зайти, и последнее слово осталось за воспитанием.
— У нас принято завтракать в своих покоях, — сказал Тоддрик. — Прислуга все сделает. Ты вольна оставаться, сколько пожелаешь. Если захочешь уйти, предупреди Роуз, она найдет для тебя провожатого. Не ходи через лес одна.
Пугали ведьму темным лесом... я постаралась спрятать усмешку.
— Вы снова уезжаете?
— Завтра меня ждут в Нижних Протоках, — кивнул Тоддрик и кривовато улыбнулся. — Заодно сообщу старосте, что его проблема с переизбытком незамужних девиц вот-вот решится.
— То-то он обрадуется, — как можно серьезнее кивнула я. — Нет девиц — нет проблемы.
Тоддрик тоже хмыкнул, и сам прекрасно понимая, что незамужних девиц наверняка сманят на тот же Горький Берег — море и прокормит, и одарит янтарем, который с охотой выкупит Орден. А вот Нижние Протоки останутся и без рабочих рук, и без девиц.
— Что-нибудь придумаем, — постановил янтарный господин. — Эта беда — на следующую осень.
— По одной задаче за раз, — понятливо кивнула я.
Он тоже кивнул, соглашаясь, но даже закончившиеся темы для разговора не заставили его уйти. Впрочем, приказывать мне впустить его он не стал, и я наконец решилась.
Приподнялась на цыпочки, положив ладони ему на грудь, и легко-легко коснулась губами его подбородка — уж докуда дотянулась — и попыталась целомудренно отступить, но этого мне, конечно же, никто не позволил.
Тоддрик был горячим, как печка, и жестким, как камень, — натренированное тело ощущалось так, будто статую нагрели в горячем источнике и только приличия ради обернули живой кожей. В тесных объятиях я невольно напряглась, но тут же напомнила себе: если не сопротивляться, больно только в первое мгновение — и несколько моментов спустя.
Вряд ли это будет долго — он слишком разгорячен. Нужно потерпеть совсем немного.
Главное — не позволить ему растрепать мне косу...
— Эй, — он вдруг отпустил меня и отступил на полшага назад, разведя руки чуть в стороны и показав мне пустые ладони, — Айви... не бойся. Я поговорю с лордом о твоем мастерстве, как и обещал, вне зависимости от того, хочешь ты меня или нет. А Сибилла, будь уверена, и вовсе прожужжит все уши хоть самому виконту — ей слишком понравилась твоя работа, чтобы она осталась в стороне. Тебе не нужно заставлять себя.
— Но я не... — я вспомнила, как он играючи ловил меня на лжи, и запнулась.
Я и в самом деле заставляла себя терпеть. Но все же... с ним было совсем по-другому, не так, как на шабашах.
Ему не нужны были жертвы, не нужна была моя сила и связь с Серым слугой. Тоддрик просто хотел меня, и это было одновременно лестно — и обидно, потому что настоящую Айви он никогда и не видел.
— Тогда чего ты боишься? — спросил Тоддрик, не двигаясь с места. — Это твой первый раз?
Я вспыхнула — и покачала головой. Тоддрик ощутимо расслабился, и только тогда я поняла, что так и не убрала ладони с его груди, и цеховой знак под моими пальцами нагревается все сильнее.
— Вот как, — протянул рыцарь — и тут же снова напрягся, потемнев лицом. — А первый твой...
— Не надо о нем, — торопливо попросила я.
Тоддрик посмотрел вниз — на то, как я бессознательно стиснула пальцы — и медленно выдохнул.
— Не бойся, — повторил он. — Я не стану ни к чему тебя принуждать. — И отступил еще на полшага назад.
Я шагнула следом, так и не отняв ладони от его груди.
— Ни к чему? — повторила я.
Внутри разгоралось что-то странное — не то азарт, не то злость, — и почему-то до зуда в кончиках пальцев, до потери всякой осторожности хотелось проверить, правда ли он сможет удержать себя в руках.
Правда ли он — настолько другой или все же просто еще один мужчина, который в определенный момент перестанет думать верхней головой?
— Ни к чему, — неуловимо изменившимся тоном ответил он — и так и не притронулся ко мне и пальцем, продолжая держаться на расстоянии вытянутой руки.
Я открыла дверь гостевой спальни и буквально втолкнула его внутрь.
Роуз, дожидавшаяся меня, чтобы помочь приготовиться ко сну, ойкнула и опрометью выскочила из комнаты. Тоддрик даже не обернулся, продолжая гипнотизировать меня взглядом.
— И в любом случае поговоришь с лордом? — требовательно уточнила я.
— Клянусь, что не прикоснусь к тебе, пока ты сама не попросишь, и поговорю с лордом о разрешении торговать в его городе, — чуть охрипшим голосом произнес Тоддрик.
— Хорошо, — удовлетворенно кивнула я и надавила ладонями ему на грудь, вынуждая отступить к кровати.
— Айви... — растерянно произнес он.
— Я еще ни о чем не просила, — коварно напомнила я и толкнула его.
Он упал на постель спиной вперед и тут же приподнялся на локтях, но замер, когда я тоже забралась на кровать, подоткнув юбки.
— Я все еще ни о чем не просила, — усмехнулась я, когда он прикипел взглядом к обнажившимся лодыжкам и отчетливо сглотнул. — Ты обещал, что не прикоснешься ко мне.
— Кажется, надо было требовать, чтобы сперва ты пообещала не испытывать мое терпение, — слишком быстро просек Тоддрик, но все же покорно растекся по кровати, раскинув руки в стороны.
На сем свободное место на постели и закончилось. Покои были рассчитаны на одного.
Я перекинула ногу через его бедра и нахально уселась сверху, как в мужское седло. Тоддрик резко выдохнул и скомкал покрывало, но так ничего и не сделал.
Не двигался он, и когда я нагнулась, чтобы коснуться губами угла его челюсти. Задержал дыхание, но безропотно стерпел укус в шею — на мгновение я испугалась, что все-таки перешла границу его терпения, но рыцарь бестрепетно встретил мой взгляд и остался неподвижен.
Тогда я потянулась к застежкам на его дублете. Он приподнялся, чтобы помочь мне снять и его, и рубаху, и снова улегся на спину, раскинув руки.
Под прикосновением его живот напрягся. Я провела пальцами вдоль мышц, повторяя их рельеф, и он проступил еще отчетливее — а у Тоддрика сбилось дыхание.
— Впервые вижу, чтобы мужчина так легко уступил женщине власть над собой, — не сдержавшись, поддразнила я и потянулась к завязкам его шоссов.
— Может быть, другому твоему мужчине попросту было нечего тебе уступать? — хрипловато отозвался Тоддрик с ядовитыми ревнивыми нотками в голосе — и прикусил губу.
Я даже замерла, так и не распустив одну из завязок.
— То есть?..
— Если нет власти над самим собой, то и уступать нечего, — пожал плечами рыцарь. Теперь в его голосе звучало самодовольство.
За него-то он и поплатился, когда я все-таки разобралась с завязками. Что бы там Тоддрик ни говорил о самообладании, а когда я провела пальцами по мышцам, спускающимся к паху, он вцепился в покрывало так, что напрочь сорвал его с изголовья.
А я наклонилась и повторила путь пальцев уже языком.
Кожа на члене оказалась такой нежной и бархатистой, что я из чистого любопытства огладила и разом напрягшийся живот, и внутреннюю поверхность его бедер, сравнивая ощущения. Что-то похожее отыскалось на сгибе локтя, но все же немного не то...
Тоддрик стискивал зубы и позволял все, что взбредало мне в голову. Не отвечал на поцелуи, потому что я не просила его, не тянул ко мне руки... но его тело отзывалось на прикосновения откровенно и бесстыдно, он кусал губы и уже не сдерживал резкие, хриплые выдохи, когда его бедра вдруг сами собой подавались вверх в бессознательной попытке поймать извечный ритм.
На головке члена выступила крупная белесая капля. Он качнулся раз, другой — тоже сам по себе, Тоддрик только напряг бедра и впервые застонал во весь голос:
— Айви, пожалуйста...
Наблюдать за ним было и странно, и неловко, и сладко. Что-то глубоко внутри отозвалось на его стон, как не отзывалось еще ни на одного мужчину, и я вдруг отчетливо поняла, что готова принять его — и больно не будет ни в первое мгновение, ни потом.
Но вместо этого я взяла в руку его член и легонько провела большим пальцем по головке, стирая выступившую капельку.
Этого оказалось достаточно, чтобы Тоддрик выгнулся, уже не в силах сдерживаться, и застонал совсем хрипло и неразборчиво.
Стон заглушил треск ткани. Покрывало все-таки встретило свой конец этой ночью.
Тоддрик приподнял его и несколько мгновений бездумно пялился в прореху, возвращаясь к реальности.
— Так нечестно, — все еще пытаясь отдышаться, постановил он. — Ты не...
— Я все еще ни о чем не просила! — строго напомнила я, отклонившись назад, чтобы не позволить притронуться к себе.
А потом и вовсе слезла с постели. От греха подальше.
Тоддрик — воплощенный грех, растрепанный и жаркий! — приподнялся на локтях и уставился на меня с тихой укоризной. Будто я его обманула!
Не высмотрев во мне и грана раскаяния, Тоддрик опустил взгляд на свой живот и горестно вздохнул.
— Кажется, теперь, если мне снова придется в чем-либо клясться, я буду вспоминать об этом и очень, очень долго думать, прежде чем открыть рот, — пробормотал он и провел рукой по лицу, стирая с него до крайности озадаченное выражение.
Я напряглась — конечно, даже если лорд все еще хранил мою добычу у себя, то рано или поздно она бы все равно оказалась здесь, в казне Янтарного замка, потому что Орден закрепил право распоряжаться янтарем только за собой. Но хватит ли у меня времени добраться и проверить обе сокровищницы, если Тоддрик затаит обиду?..
Хотя было бы еще за что. Обманутой отчего-то чувствовала себя я — причем вовсе не из-за того, что он получил желаемое, так и не притронувшись ко мне.
Скорее из-за того, что он вообще смог сдержаться и не распустить руки — но внятно объяснить, что же здесь не так, я не могла даже себе.
— Я прошу прощения, если задела ваши...
— Ты задела?! — вдруг расхохотался он, не дослушав. — Да это, Серый побери, я себя так задел, что не знаю, как добраться до купальни! Не надевать же рубаху прямо так...
— Слизнуть? — невинно предложила я прежде, чем догадалась прикусить язык.
Тоддрик наградил меня предельно серьезным взглядом. Опавший было член снова привстал, и я, разом вспомнив и про завязку на волосах, и про образ честной девушки, обиженной чужими наветами (вот уж о нем точно можно было забыть!), поспешно добавила:
— Мне принесли воду для умывания!
Рыцарь помедлил — и кивнул:
— Годится, — и снова улегся на спину, в ответ на мою растерянность только подначив: — Притрагиваться к твоей воде ты тоже не просила!
Первым моим порывом было как раз об этом и попросить — хотя бы из чистой вредности. Но задобрить янтарного господина было важнее, и я послушно стерла влажной тканью семя с его живота.
Разве что совсем чуть-чуть заигралась, спускаясь все ниже и ниже.
— Нет, ты все-таки... — сипло выдохнул Тоддрик и приподнялся на локтях, не стерпев такого самоуправства.
Я невозмутимо набросила влажную ткань на привставший член и подобрала с пола дублет, чтобы подать его господину, как самый преданный сквайр. Тоддрик подавился воздухом и шоссы натянул сам.
Выражение лица у него стало таким сложным, словно он и сам до конца не понял, что это сейчас такое было. Можно подумать, ни разу не уходил от любовницы, оставив ее неудовлетворенной!
— Не могу отделаться от мысли, что сейчас что-то прошло не так, — будто прочитав мои мысли, с беспомощной усмешкой признался Тоддрик и уселся на постели.
— А у вас всегда и все идет ровно так, как вы задумывали? — не удержалась я и аккуратно сложила влажную ткань рядом с тазом для умывания.
— «У тебя», — поправил меня Тоддрик. — Время для политесов закончилось где-то на том моменте, когда ты меня раздела, не находишь?
— Хотелось бы верить, что для вежливости никогда не поздно, но как скажешь, — кривовато усмехнулась я.
Усаживаться рядом с ним я отчего-то не рискнула. Хотя, казалось бы, что может быть естественнее? Сесть рядом с ним, позволить обнять себя и, может быть, снова сорвать поцелуй — такой же жадный и горячий, как тот, в холле...
Я сцепила руки за спиной. На всякий случай.
— Если что-то идет не по плану, значит, я придумал маловато планов, — пожал плечами Тоддрик, чуть подавшись вперед.
Уходить он не спешил. Видимо, это был запасной план.
— Значит, сегодняшнюю ночь ты так и рассчитывал провести со мной? — невинно спросила я.
— Не так, — странным голосом признался Тоддрик и откашлялся, возвращаясь к привычному звучанию, — но рассчитывал, — и даже глаз своих бесстыжих не отвел.
Я, впрочем, тоже.
Нестерпимо тянуло поддразнивать его и дальше, зная, что в любой момент можно снова опрокинуть его на кровать, и он подчинится, позволит. Разве что, может быть, на этот раз не удержит руки при себе.
Это было сродни заигрыванию с большим хищником, пока он добродушен и сыт, но по-прежнему завораживает своей силой и отточенной звериной красотой. А осознание, что все это ровно до того момента, пока он не сочтет необходимым выпустить когти, только придавало ощущениям остроты.
Они ведь там есть — когти, до поры до времени спрятанные в обманчиво мягкой лапе. Это просто еще один мужчина, который хотел развлечений и не хотел думать о том, чем его желание обернется для меня — разве что он был готов трактовать понятие «развлечения» чуть шире, чем можно было ожидать.
Главное — держать это в уме, принимая решения.
— У тебя такое лицо, как будто мысленно ты уже сбежала и с Горького Берега тоже, — протянул Тоддрик и выразительно похлопал по смятому покрывалу рядом с собой. — Иди сюда. Я помню, что обещал тебе.
Я вздохнула и подчинилась. Просто чтобы он не забывал.
Вблизи от него все еще остро и мускусно пахло возбуждением. Я сглотнула и заставила себя сидеть прямо, не отклоняясь в сторону от него.
— Я не могу ручаться за лорда, — добавил Тоддрик, помолчав, и сцепил пальцы в замок. — Но ворота моего замка для тебя будут открыты всегда. Эта комната...
Была определенно просторнее закутка в землянке Лиры, где я спала на застеленном сундуке. И все же свободнее я себя здесь не чувствовала.
— Господин...
— Это что, опять политесы? — он насмешливо выгнул одну бровь, а потом нахмурился. — А, ты просто хочешь сказать мне «нет» и боишься, что я разгневаюсь. То есть вот пока я здесь рвал покрывала, ты не боялась, а теперь вдруг...
— Покрывала рвал вожделеющий мужчина, — в сердцах брякнула я, — а теперь со мной говорит янтарный господин, который решил сразу обрисовать, что меня ждет дальше. Причем, кажется, не очень-то интересуясь, что об этом думаю я сама.
Бровь вернулась на место, и у Тоддрика сделалось точно такое же лицо, как в тот момент, когда он увидел свой собственный живот, забрызганный семенем.
— По моему опыту, — с расстановкой начал рыцарь и запнулся, запоздало сообразив, что это вовсе не тот опыт, о котором стоило бы говорить за пределами мужского круга, но все же продолжил, — после ночи любви женщина хочет знать, что о ней позаботятся и что никто не посмеет сказать дурного слова.
«После ночи любви?» — едва не переспросила я, но вовремя остановилась. Во-первых, такой подкол наверняка задел бы даже Тоддрика, а во-вторых... я покосилась в окно и поняла, что рыцарь был вполне точен в выборе слов, а еще фантастически терпелив.
А вот я заигралась и потеряла всякий счет времени.
— А у тебя обширный опыт, — все же не сдержалась я, но все дурные слова о подобном опыте все-таки оставила при себе — Тоддрик и так внезапно залился краской, сообразив, что лично у меня шансов оценить положительные стороны этого явления и не было. — Но у каждой женщины свои представления о заботе.
— И почему мне так хочется найти твоего первого мужчину и открутить ему голову... — пробормотал Тоддрик и прикрыл глаза. Я сделала вид, что не замечаю ловушек, которые он старательно расставлял в разговоре — «другой твой мужчина», «первый твой мужчина» — явно в надежде, что я поправлю его и выдам любовника, стоившего господину столь смешанных впечатлений сегодня ночью. — Хорошо. И как понимаешь заботу ты?
Справедливости ради, я и без того больше заботы до сих пор видела только от сестер. Но раз уж в присутствии Тоддрика меня будто сам Серый за язык тянул, то не мне, скромной ведьме, препятствовать воле Владыки.
— Я бы хотела уйти утром, получив работу и право торговать здесь и в городе, — созналась я. — Быть любовницей рыцаря — это, конечно, лестно и ненапряжно, но едва ли такой подход обеспечит мне сытую старость.
— Ненапряжно, — проворчал Тоддрик, — показал бы я тебе «ненапряжно»...
— Чтобы наутро ходить не могла? — невинно уточнила я.
— Ты проверяешь на прочность мое слово не распускать руки, — хмыкнул рыцарь, но сбить себя с толку не дал. — А между тем, положение моей любовницы... ты хочешь замуж?
Замужняя ведьма? О, Серый слуга будет в восторге от возможности принести на алтарь целого рыцаря Янтарного ордена, да еще ответственного за сбор камня для священных реликвий! А там и до первенца недалеко...
— Так и подумал, — задумчиво кивнул Тоддрик, и я осознала, что отодвинулась от него подальше. — Что ж, право торговать в моем замке у тебя уже есть, первый заказ — тоже, с лордом я поговорю, когда поеду в город обсуждать прием в честь виконта Фрейского; а кто кого затащил в постель, еще большой вопрос. Так в чем дело?
— В том, что я не хочу оставаться в Янтарном замке, — помедлив, призналась я. Требовать себе покои в главной башне после одной-единственной ночи любви — даже если это в кои-то веки действительно заняло почти всю ночь! — было рановато. — Понимаю, тебе гораздо удобнее иметь любовницу под рукой, но мне еще нужно учиться у Лиры и прясть на продажу — не в твоем же парадном холле вешать травы и чесать шерсть! К тому же в землянку травницы гораздо легче явиться незамеченным, чем пробраться в замок. Некоторые больные это очень ценят, знаешь ли.
К тому же в комнате было решительно негде спрятать помело.
— У меня почему-то такое чувство, будто я ужасно пожалею, что согласился на это, — пробормотал Тоддрик.
— Пожалеешь, — с сожалением подтвердила я.
И что согласился, и что связался со мной. Вот о том, что на свете существует нечисть, способная заставить женщину рожать против ее воли, — вряд ли, конечно.
Мужчины об этом обычно не жалеют.
— Хорошо, — помедлив, произнес Тоддрик и сощурился, — но у меня есть два условия.
— Всего два? — слабо улыбнулась я, предчувствуя какое-нибудь «являться по первому требованию, ждать сразу на кровати».
— Ты будешь здесь, рядом со мной, когда приедет виконт, — сказал Тоддрик, — и не покинешь замок, пока лорд Фрейский не сочтет, что загостился.
— Видится мне здесь какой-то подвох, — пробормотала я, хотя в голове уже вырисовывался план. Когда еще пробираться в казну, как не во время визита высокопоставленных гостей? В замке будет полно чужаков, суета поднимется до небес, и пока еще обнаружат пропажу, я успею... я должна успеть! — А второе условие?
— Ты позволишь мне поцеловать тебя прямо сейчас, — смертельно серьезным тоном потребовал Тоддрик, — и после этого скажешь мне в лицо, что все еще хочешь уйти.
Меня обдало жаром. Что-то в его взгляде подсказывало, что в этом условии кроется подвох не меньший, чем в случае с виконтом.
— Просто поцеловать? — переспросила я, но выражение его лица не стало менее коварным — только уголок губ пополз вверх, подсказывая, что нужный подвох я пока еще не заподозрила. Или же господин придумал достаточно планов и подвох есть в любом случае, что бы я ни выбрала. — Без рук?
Снова не угадала.
— Без рук, — легко согласился Тоддрик и даже заранее спрятал их за спину.
— В щеку, — сощурилась я.
И наконец-то попала в цель. Янтарный господин досадливо дернул уголком рта, но тут же снова сосредоточился.
— В... — он осекся и прислушался.
За дверью разгорался ожесточенный спор. Роуз отчаянно пыталась уговорить кого-то не тревожить господ, а мужской голос взволнованно твердил, что дело серьезное и срочное, а господин там с вечера и сейчас, скорее всего, просто спит.
Я прикрыла рот ладонью, будто у меня еще был какой-то шанс затолкать обратно неуместный смешок — такое интересное у Тоддрика стало лицо.
— Идет, — быстро сказала я, пока он не опомнился, и сама подалась к нему. — Договорились.
Лицо рыцаря стало еще сложнее, и я поняла, что не договорил он что-то до крайности интересное и что я, кажется, и в самом деле не отказалась бы попробовать — просто любопытства ради. Но в результате перехитрила сама себя.
Или нет, потому что Тоддрик все же подался навстречу и поцеловал меня так осторожно и ласково, будто опасался, что от неаккуратного касания я рассыплюсь на тысячу осколков. Его нежность вдруг отозвалась щекоткой под грудиной, и я сама потянулась к нему, прижимаясь теснее и уже как-то привычно отыскивая кончиками пальцев чувствительное местечко у него на шее — сразу под ухом — потому что на прикосновения он реагировал до того громко и непосредственно, что было невозможно устоять.
«Просто спит» их господин, послушайте только!
А господин коварно взял и не повелся, попросту не позволив себя распалить — только снова вцепился в многострадальное покрывало и продолжил целовать меня так невинно, почти благоговейно, будто впервые приблизился к женщине и сам еще не может поверить, как много ему дозволено.
Так нас и застал незнакомый мужчина в темно-сером дублете — янтарный господин, стоически держащий руки при себе, и его бесстыжая любовница, почти что влезшая к нему на колени. Картина «искушение святого рыцаря мерзкой ведьмой» была налицо, но незваного гостя сейчас волновали отнюдь не орденские обеты и даже не мое неподобающее поведение.
— Господин, волки!..
Тоддрик вздрогнул и отстранился. Я прикусила губу и, уставившись в темно-янтарные глаза, все еще подернутые томной поволокой, сказала чистую правду:
— Я все еще хочу уйти.
Правда, виноват в этом был не неопытный любовник, а непрошеный свидетель, но моих устремлений это не меняло. Рыцарь досадливо поморщился и только тогда обернулся к двери.
— Как же ты невовремя!.. — практически простонал он. — Айви, это мой управляющий, господин Годелот Риман. Что еще за волки?
— В лесу возле замка видели волчью стаю! Большую, голов двадцать, — выпалил управляющий, от волнения забыв поклониться и спохватившись лишь после того, как сообщил новости.
Я ответила сдержанным кивком.
— И что? — хмуро поинтересовался Тоддрик. — Я не собираюсь травить волков только из-за того, что они волки. Вот если они начнут выходить к деревням и резать овец... никто ведь не пострадал?
— Нет, но, сэр... — управляющий запнулся, судорожно соображая, как объяснить новому господину, почему в окрестностях Горького Берега проблема волков не терпела никаких отлагательств.
Я коснулась ладони Тоддрика, все еще цеплявшегося за покрывало, и он запоздало расслабил пальцы.
— Здесь не держат скотину, мой господин, кроме той, что способна пережить половодье. Если волки начнут выходить к прибрежным деревням, то и резать будут отнюдь не овец.
Тоддрик медленно выдохнул и потер ладонями лицо.
— А ты собралась идти в лес! — сообразил он, приходя в себя и все больше напоминая того невыносимого проныру, с которым я познакомилась на Горьком Берегу и которому нужно было везде сунуть свой нос. — И Лира...
— Тем больше поводов отправиться на охоту, мой господин, тем более что я выполнила все условия, — подначила я.
Тоддрик несколько мгновений пялился на меня с немым возмущением, но аргументов для спора так и не подобрал. Ему и в самом деле надлежало следить за безопасностью рыбацких деревушек и сел добытчиков янтаря, а не рвать покрывала в спальнях у любовниц.
— Лот, найди для Айви сопровождающего, — наконец приказал рыцарь сквозь зубы, — и вели седлать коней. А ты...
— Буду ждать добрых вестей, — лукаво пообещала я, подняв ладони в жесте примирения, — и лен, пожалуй.
Тоддрик устало провел ладонью по лицу.
— Невозможная женщина, — пробурчал он из-под ладони и направился к двери, но на полпути обернулся. — Эта комната будет готова для тебя в любое время, когда ты захочешь вернуться. Ворота моего замка открыты для тебя.
Я серьезно кивнула. Ворота — это уже было неплохо.
Оставалось только разобраться с дверями казны.
ГЛАВА 4
Лира встретила меня насмешливой гримаской.
— Кажется, больше мы у Ги не ужинаем?
— Да, но это не беда, — вздохнула я и посторонилась, пропуская в землянку своего провожатого — угрюмого лысого детину с такой окладистой бородой, что все мужчины Горького Берега могли сразу повырывать свои подбородочные потуги от зависти. — Знакомься, это Хью и его корзинка.
— Ваша корзинка, — густым басом поправил меня Хью и предъявил «корзинку», которую даже он тащил, всю дорогу старательно скрывая натугу и то и дело перебрасывая свою ношу из одной руки в другую, но упорно отказываясь от помощи.
Из-под чистого сукна, прикрывавшего «корзинку», выглянуло копченое оленье бедро и представилось самостоятельно. Сколько бы я ни пыталась убедить замковую прислугу, что провела ночь с Тоддриком вовсе не ради еды, отказаться от даров не вышло. «Господин велел» — и все тут.
С самим Тоддриком поговорить больше не удалось — обязанности гнали его в леса, защищать людей от хищников. Мне оно вроде бы было только на руку, но господин, увы, повсюду оставил за собой ворох неудобных приказов, из которых «корзинка» была еще наименьшим злом. А своим отъездом еще и лишил меня всякой возможности оспорить хоть один!
Навязанный сопровождающий годился хотя бы для переноски тяжестей, а вот что прикажете делать с высочайшим повелением не высовываться из землянки, пока в лесу не станет безопасно?!
Особенно если учесть, что главную опасность в лесу представляли собой мы с Лирой, но деваться, естественно, никуда не собирались.
— Куда ее? — деловито спросил Хью, потрясая своей ношей, и замешкался, встретившись взглядом с Лирой.
Я постаралась спрятать усмешку.
— С-сюда, — тоже запнулась сестра, ошеломленная не то размерами подношения, не то внешностью сопровождающего, и поспешно посторонилась, уже за спиной Хью сделав круглые глаза.
Я молча развела руками.
— Вот, — объявил тот на случай, если мы вдруг не заметили, куда он водрузил «корзинку». — Я обойду окрестности на всякий случай.
— А может... — Лира оглянулась в сторону печи, где стоял чугунок с каким-то варевом — судя по запаху, целебным, а не съестным, но ход мыслей Хью проследил верно и изрек вполне ожидаемое:
— Спасибо, но господин велел проверить, все ли тихо рядом с вашей землянкой, — чуть виновато покачал головой и вышел, опасливо пригнувшись в дверях.
Лира с трудом захлопнула рот, памятуя, что сквозь стены землянки все прекрасно слышно снаружи, но хватило ее ненадолго.
— Что ты такое сделала с янтарным господином?!
— Ну, — протянула я и поспешно стерла с лица мечтательную улыбку, — думаю, ровно то, что нужно было. А что? Мне казалось, он и раньше не был скуп.
— Не был, — задумчиво согласилась Лира, — но его щедрость всегда с подвохом. Как с Морри — вроде бы и помог, но за ней теперь постоянно следят. Или с Идой — ткани прислал даже больше, чем было нужно, но тонкой, и она теперь все время занята рукоделием. Ги-то получил новую рубаху и присмирел, а жена по-прежнему не выходит из дому.
— Пока что оно и к лучшему, — я пожала плечами. — В окрестностях видели большую волчью стаю — ни к чему женщине в тягости ходить в лес в одиночку.
— Даже если дома такой вот Ги? — мигом срезала меня Лира и недовольно покачала головой. — Не нравится мне это внимание к тебе. Как бы не обернулось такой же слежкой, как за Морри.
На это мне возразить было нечего — бродящий по окрестностям Хью не слишком способствовал победе в споре. Даже когда Лира все же заманила его свежим хлебом и душистым травяным настоем, а выпустила уже сытым и разомлевшим — он все еще оставался человеком Янтарного ордена, хоть и околдованным ведьмой.
Как и сам Тоддрик.
— И что теперь? — нервно поинтересовалась Лира, когда Хью ушел, пообещав вернуться с дозором завтра — и вообще проверять землянку, пока янтарный господин не убедится, что в его лесах спокойно. — Это же теперь даже не побродить по окрестностям после захода солнца! В лесу — загонщики и псы, здесь — еще один пес… это тебе уже есть о чем рассказать на следующем шабаше — ты соблазнила нового янтарного господина, теперь, даже если не удастся выкрасть из казны янтарь, Владыка будет доволен. А я еще даже не придумала, что стану делать! Разве что уговорить Иду слетать на шабаш с нами и представить как новую сестру… но у нее родится ребенок, будет ли ей дело до нас следующей осенью?
Я смущенно кашлянула и потянула завязку с волос. «Соблазнила», м-да… ну, можно и так сказать. Правда, если бы Тоддрик сам не озвучил, что хотел бы продолжения, я бы об этом не догадалась.
Зато и дети мне при таком раскладе не грозили.
— Вообще-то ты можешь помочь мне, — задумчиво предложила я и, не выдержав, почесала нос. — Как ты смотришь на то, чтобы сбить с истинного пути орденского ювелира, работающего со священным камнем?
В конце концов, янтарь мало стащить. Нужно, чтобы кто-то еще выточил из него бутыль!
— А это у нас... — Лира поболтала рукой в воздухе, пытаясь вспомнить направление, в котором ушел Хью.
Я покачала головой.
— Нет, Хью — один из конюхов. С мастером-ювелиром я пока не знакома, но знаю, с чего начать — управляющему меня уже представили.
— И что же тебе может понадобиться от орденского янтарного мастера? — поинтересовалась Лира и, не выдержав, отобрала у меня завязку.
В два счета распустила, расчесала, добавила пару травинок из пучка над самой печкой — и вплела мне в распущенные волосы так, что не отличить от моих.
А у меня немедленно зачесался нос. Из-за неудачного расположения ведьминых отметин Лира была вынуждена тщательно изучать наговоры и приемы по изменению внешности, и в создании личин теперь ей не было равных.
— Спасибо, — смущенно улыбнулась я. — А ювелир... сестра сэра Тоддрика хочет получить камизу из такой же ткани, что рубаха для янтарного господина. А камиза будет гораздо интереснее с вышивкой. Но я, простая смертная, само собой, не смею... — я наигранно затрепетала ресницами, и Лира с нервным смешком махнула рукой.
— Ладно, как скажешь. Но тогда нужно как-то выбраться в глубь леса за ингредиентами для приворотного зелья — на всякий случай, вдруг я не понравлюсь ювелиру.
— Ты-то? Не понравишься? — невольно рассмеялась я.
Но Лира стояла на своем, и дело закончилось тем, что она попросту вытащила чужую прядь из моих волос.
Это Айви, любовнице янтарного господина, надлежало не высовываться из землянки и не попадаться на глаза бдительному Хью. Воровка Айви считалась сбежавшей с Горького Берега, дабы не пересекаться с Янтарным орденом, вынесшим ей смертный приговор. А вот ведьму Айви никто не знал — да и если узнал бы, то скорее переживал бы за ни в чем не повинных волков.
Поэтому я дождалась сумерек, убедилась, что возле землянки никого нет, и выскользнула из-за хлипкой двери.
Луна заливала Горький Берег холодным серебристым светом, и искаженный близостью морских вод лес отвечал поистине децемберскими морозами. Снега в этом году припозднились, зато лед вступил в свои права и покрыл тонкие веточки прозрачной глазурью. Дыхание вырывалось с паром; холод фамильярно ущипнул за щеки и, не церемонясь, полез под платье.
Я передернула плечами и ускорила шаг.
Помимо коры кривого дерева для зелья Лиры мне нужна была новая метла взамен сломанной — и если за ними можно было далеко и не ходить, то для волшебной мази, позволявшей обычной деревяшке летать, нужна была свежая печень. В общем-то, сгодилась бы любая — лишь бы ее хозяин был сотворен под светом солнца и не боялся янтаря; но лучше всего мазь удавалась из печени невинных жертв.
Я решила, что волки, которых угораздило всего-то расплодиться в лесах янтарного господина, вполне подойдут, и двинулась в сторону замка.
В темноте, разумеется, никто не стал бы разворачивать охоту, но отыскать плотные зимние шатры лорда оказалось несложно. От стоянки остро пахло кровью и жареным мясом, от костров валил дым и летели искры, а их яркий свет обращал в непроглядную тьму все вокруг.
Проскользнуть мимо дозорных было проще простого. Они сторожили покой господ, а дальний край лагеря, где ютились со своими подопечными конюхи и псари, их волновал мало. Животные должны были предупредить об опасности даже раньше людей.
Кони, разумеется, и так беспокоились из-за десятка волчьих туш, сваленных в кучу подальше от чувствительных господских носов, и мое появление в тенях за пределами круга света от костров и факелов не заставило их сменить линию поведения. Вот гончие немедленно подняли лай, но их быстро угомонили тычками и бранью. Господа изволили отдыхать после тяжелого дня, и их не следовало тревожить.
Слуги споро свежевали туши. Господа ценили в волках только шкуры — а остальное не было никакого смысла волочь с собой. От меня требовалось разве что дождаться, когда туши вышвырнут за пределы лагеря.
Разумеется, это было бы слишком просто, и не прошло и часа, когда я услышала, как под чьим-то неверным шагом треснул лед в луже.
Я вздрогнула и прижалась вплотную к стволу дерева — и почему-то совсем не удивилась, увидев отблеск костра на янтарной бляхе, приколотой к стеганому дублету.
Тоддрик был пьян — не настолько сильно, чтобы отбить разум, но вполне достаточно, чтобы не удержаться на ногах, поскользнувшись. Один из слуг немедленно бросил нож и поспешил на помощь, хотя сам был одет в цвета лорда — похоже, янтарный господин успел завоевать любовь чужих подданных с той легкостью, с которой захватил и сердца селян Горького Берега.
Почему-то это внушало гордость, будто умения Тоддрика были моей заслугой, и я так поразилась нелогичности собственных чувств, что едва не забыла спрятаться от света факела.
На какое-то мгновение мне даже показалось, что Тоддрик уставился прямо на меня, но тут слуга вздернул его на ноги, и янтарный господин поневоле перевел взгляд вниз, отыскивая опору. Когда он снова поднял глаза, я уже затаилась за другим деревом, подальше от лагеря — и от дурацкого искушения проскользнуть в чужой шатер и проверить на прочность походные покрывала.
Рыцарь Ордена не был знаком с настоящей Айви. Может быть, мое присутствие в шатре его бы и порадовало бы, но тогда возникло бы слишком много вопросов — например, почему это таинственная незнакомка беспокоится за покрывало.
Тоддрик мотнул головой, тяжело опираясь на слугу, беспечно рассмеялся в ответ на его слова об осторожности — и тут же окинул окрестности острым, абсолютно трезвым взглядом. Всякое искушение как рукой сняло — я прикусила губу, вцепилась в холодный ствол и не дышала, пока рыцарь не скрылся из виду.
Только тогда я выдохнула и опустила глаза, но тут же вздрогнула и едва не выругалась вслух.
В лесу и в самом деле было множество волчьих следов — я не слишком переживала, поскольку дикие звери избегали ведьм так же, как и любые другие дети солнца и луны. Но благодаря Серому Владыке в лесах хватало и других тварей, которых волки только привечали.
Вокруг лагеря обвивалась четкая цепочка следов. На первый взгляд они напоминали волчьи, но стоило присмотреться, как отличия становились очевидны. Слишком длинные когти, слишком большое расстояние между отпечатками лап — и едва заметные серые разводы в каждом следе, будто за спешащим зверем не успела его собственная тень.
В лесах Янтарного замка завелся волколак, и волчья стая собралась вокруг него.
В любой другой ситуации я, наверное, прошлась бы по следу, чтобы отыскать собрата и познакомиться с ним в человеческом облике; ведьмы и колдуны не то чтобы были очень дружны, но все же старались держаться вместе, объединенные общим врагом — и общим же господином. Нам было нечего делить — мы жили, как те же волки, стараясь и урвать свою добычу, и не попасться охотникам о двух ногах. Сильный колдун поблизости, когда у нового янтарного господина слишком много ума, — это было даже хорошо... в любой другой год.
Потому что именно сейчас мне нужен был Тоддрик — живой и невредимый. Как много времени уйдет у колдуна, чтобы выяснить, кто стоял за убийством его волков? И удастся ли мне убедить его не трогать янтарного господина?..
Что-то подсказывало — удастся. Но волколак едва ли поклянется держать руки при себе, и от одной мысли об этом внутренности сворачивались в узел.
Это будет больно.
Я заставила себя сделать глубокий вдох — морозный воздух щекотнул горло, холод пробрался куда глубже, чем хотелось бы, но я успокоилась. Это был другой холод. Правильный.
А оборотень еще ничего не знал — ни обо мне, ни о Тоддрике.
В этот Святой день Лира твердой рукой направила меня в храм Янтарного ордена. Не то чтобы жители Горького Берега так уж ревностно соблюдали все традиции и не пропускали ни одного молебна, но после череды безлунных ночей люди тревожились и злились. Ни к чему было привлекать внимание к своим частым отлучкам — особенно в свете того, что вскоре мне снова предстояло прясть.
В селе, разумеется, был свой храм — небольшой, но это ничуть не помешало выделить в нем три части: высокую, с обитой бархатом скамьей для благородных господ, если им вдруг вздумается присоединиться, среднюю — для ловцов янтаря и уважаемых мастеров, с обычными дубовыми лавками, и низкую — вовсе без сидячих мест, для всех остальных. Там-то мы и расположились — у самой двери, в углу, где почти не было слышно проповедника. Алтарь с кафедрой и священными реликвиями был далеко, свет из стрельчатых окон рассеивался где-то над средней частью зала, зато о нашем присутствии волей-неволей узнали почти все жители села, потому как были вынуждены протискиваться мимо. Одергивать нас, впрочем, никто не спешил — все были согласны с тем, что чужачкам сгодится и дальний угол.
Тем более что средние лавки уже были заняты, когда мы пришли: ни староста, ни Мило никаких неудобств не испытывали. А вот Ида проповедь решила пропустить, но удивления это тоже ни у кого не вызвало. Брюхатая баба, большой дом — наверняка она ничего не успевала и торопилась закончить свои дела, пока муж и сыновья не мешались под ногами.
Проповедник за кафедрой бубнил что-то себе под нос — про величие солнца, нашедшее отражение в янтаре, его животворящую силу, отголоски которой должны были защитить истинно верующих ото всякого зла. Зло — в моем лице — с трудом справлялось с зевотой. Лира держалась молодцом, чего нельзя было сказать о доброй половине прихожан.
С трудом дождавшись окончания чудовищно нудной проповеди, я бросила мелкую монетку в чашу для пожертвований (благо располагалась она на самом выходе и далеко идти не пришлось), взамен сняв с деревянного щита простенький амулет с янтарной песчинкой, оплетенной выкрашенным в алый шнурком.
Янтарь едва ощутимо жег пальцы, намекая, что амулет заговорен от нечисти, но его было слишком мало, чтобы в самом деле кого-то отпугнуть. А когда я вплела в шнурок свой волос, жечь перестало вовсе.
Теперь дело было за малым — дождаться повода явиться в замок и преподнести господину подарок. На редкость дурацкий, но искренний, чтобы у него рука не поднялась выбросить оберег — тем более что именно этот должен был сработать даже против колдуна, если только он не решит украсть мою добычу мне назло.
Волколак оказался куда осторожнее, чем хотелось бы. Пройти по его следам до логова не удалось ни разу, и даже новая метла не помогла — он был внимателен к деталям и даже по воздуху уходил с оглядкой, так и не попавшись охотникам. Это вызывало уважение — и досаду одновременно, потому как прямой и честный разговор с колдуном был бы гораздо надежнее оберегов. Может быть, мне даже удалось бы убедить его помочь — в обмен на право говорить на следующем шабаше, что он обвел вокруг пальца все представительство Янтарного ордена на Горьком Берегу?..
Увы, эти мечты так и оставались мечтами, а вот с оберегом вышло даже проще, чем я рассчитывала.
Тоддрик приехал в село аккурат к тому моменту, когда я выходила из Храма, нервно теребя амулет. Остальные жители уже потихоньку шли к домам — только староста задержался, услышав всадников.
— Господин! — неподдельно обрадовался Ги и развернулся, явно рассчитывая обрушиться на Тоддрика с очередной просьбой, но не решаясь начать разговор первым.
На меня староста подчеркнуто не обращал внимания. Мило неловко мялся с ноги на ногу за его спиной, не зная, то ли остаться и послушать, то ли уйти домой, в тепло.
Тоддрик спешился и бросил поводья оруженосцу. Всадники свиты неуверенно переглянулись — по всей видимости, длительная стоянка в селе в планы изначально не входила, и теперь они не знали, оставаться ли в седле или последовать примеру господина. Тоддрик разрешил их сомнения, отмахнувшись от старосты, как от назойливого комара, и порывисто шагнул ко мне, улыбаясь до ушей.
Я поняла, что улыбаюсь в ответ. Отнюдь не сдержанно и изящно.
— Айви! — он подхватил меня за талию, вынудив обнять его за шею, и закружил так, что я едва не выронила амулет. — Я так соскучился!
Ги замер, как примороженный. Лира оглянулась, хихикнула, прикрыв губы пальцами, и неспешно направилась в лес, подхватив под руку Хью. Мило дернул щекой и побрел к дому; всадники принялись спешиваться и потихоньку заходить в Храм — скорее погреться, чем помолиться, но останавливать их никто не стал.
Когда Тоддрик, все еще посмеиваясь, поставил меня на ноги, на холоде остались только мы, оруженосцы да кони, которых никто не спрашивал — а то они бы тоже с удовольствием удрали в тепло.
И еще Ги, слишком упрямый, чтобы уйти просто так.
— Охота прошла успешно, мой господин? — со смешком спросила я и, пользуясь случаем, надела на Тоддрика оберег.
У рыцаря был и свой — искусно выточенное из янтаря солнце с золотыми лучами, — но подарку он обрадовался и, не сводя с меня взгляда, коснулся губами янтарной крошки.
Я еще помнила, какими нежными и мягкими могут быть его поцелуи, и в ответ на невинное поддразнивание так покраснела, что Тоддрик даже застыл на мгновение, все еще придерживая меня одной рукой за талию.
И рука эта с каждым вздохом будто становилась все тяжелее, потихоньку придвигая меня к господину.
— Охота... — его взгляд на мгновение стал бездонным и пьяным, как в тот день, когда он едва не увидел мой настоящий облик в лесу. Рыцарь поморщился, явно не желая развивать тему, и тут же нашел повод ее сменить: — Ты ни разу не приходила ко мне в замок с тех пор, как начали травить волков.
— Я не знала, в замке ли ты, — солгала я.
Не признаваться же, что с тех пор, как обнаружила следы волколака, я приходила к лагерю каждую ночь? Теперь у нас с Лирой было столько мази для полетов, что при желании можно было улепетнуть вместе со всей землянкой, но спокойнее от этого не становилось.
Волколак тоже кружил поблизости и наверняка засек и меня, но подходить и знакомиться не спешил. Знал, кто я?..
— Логично, — выдохнул Тоддрик и прижался лбом к моему лбу. — Знаешь... здесь за кафедрой есть маленькая комната, где обычно стоит на страже послушник — караулит, чтобы никто не покушался на орденские реликвии. Я никак не могу отделаться от мысли, что по Святым дням он дежурит прямо в зале, чтобы внушать благочестивые устремления одним своим видом. А каморка свободна, и там точно никого нет...
— А ты точно посвящен в рыцари Янтарного ордена? Даже поклялся следовать его заветам и оберегать реликвии от осквернения? — невольно усмехнулась я.
— Точно, — с прискорбием подтвердил Тоддрик, — потому-то мы все еще не в этой каморке. Приходи сегодня. Я хочу... — он сглотнул и запнулся, так что все его желания стали очевидны, но все же закончил: — Я бы хотел, чтобы ты отужинала сегодня со мной и Сибиллой.
— Звучит слишком невинно, — поддела я и сощурилась с наигранной подозрительностью. — Кто-то высокопоставленный тоже захотел себе камизу, и ты не посмел отказать?
Тоддрик фыркнул и уткнулся лбом мне в плечо.
— Кто-то высокопоставленный, — пробурчал он, выписывая пальцами вензеля на моей талии, — захотел себе тебя. По возможности, прямо сейчас, но если тебя так смущает каморка послушников, я готов потерпеть до ужина. Скажи, что согласна, и я возьму себя в руки и даже поговорю с Ги... что бы он там ни захотел для себя.
Ги хотел вполне предсказуемых вещей. Он прослышал про гостей, которые вот-вот должны были прибыть в замок, и рассчитывал, что его село станет снабжать господ свежей рыбой — благо по зимнему времени ловцы янтаря пробавлялись рыбалкой поголовно. Тоддрик не стал возражать — и заодно велел доставить в замок самого жирного гуся. Ги пообещал выбрать его лично и ушел, гневно сверкнув на меня глазами. Разговаривать с падшей женщиной он явно считал ниже своего достоинства и полагал, что я упустила свое счастье, отдав предпочтение Тоддрику вместо Мило. В конце концов, звание рыцаря накладывало определенные ограничения — Тоддрик должен был жениться, чтобы передать наследнику титул и земли, и законная супруга не потерпит любовницу так близко к замку. С точки зрения старосты, мне теперь светило только изгнание — громкое и унизительное.
Я не стала развеивать его кровожадные мечты о справедливости. Молча позволила усадить себя в седло к знакомой караковой лошади, нервно всхрапнувшей от моей близости и едва не начавшей выплясывать, — Тоддрик быстро образумил ее, сжав колени, и еще быстрее лишил разума меня, притиснувшись вплотную.
— Ты ведь помнишь, что сперва я должна попросить прикоснуться ко мне? — спросила я его.
Вопрос был с подвохом — вдвоем в одном седле оказалось слишком тесно, чтобы я не ощутила, как решительный настрой рыцаря ставит под угрозу тихий семейный ужин, упираясь мне в бедро.
— Если я тебя отпущу сейчас, ты упадешь, — вполне осмысленно отозвался Тоддрик, но упирающийся мне в бедро член выразительно дернулся под плотной тканью шоссов. Рыцарь перевел дыхание и направил недовольно всхрапывающую лошадь к замку. — Как насчет того, чтобы изменить правила?
Я с подозрением покосилась на него через плечо, но увидела только упрямо выпяченную челюсть.
Страшно почему-то не было. А должно было быть.
— Например?
— Например, ты не притрагиваешься ко мне, пока я не попрошу, — глухо усмехнулся он, — а я делаю с тобой все то, что представлял себе всю неделю, пока строил планы, как вернуть чувство собственного достоинства.
— Ни за что, — категорически отказалась я, даже не поинтересовавшись, как далеко унеслись его фантазии.
— Ладно, можешь прикасаться ко мне, как хочешь, — легко уступил Тоддрик и, пользуясь моим зависимым положением, выписал полукруг большим пальцем у меня на животе, — а я все-таки сделаю с тобой что-нибудь этакое...
Живот я втянула, но было поздно: ощущение щекотки никуда не делось — и вовсе пробралось куда-то под кожу, обернувшись не то волнением, не то нетерпением.
Немудрено, что за ужином я витала в облаках, едва успевая следить за разговором — и совсем не соображая, что именно я ем. Леди Сибилла увлеченно щебетала про ленты для украшения зала, раз уж с цветами в этот раз никак не складывается, про то, как тяжело в одиночку следить за подготовкой к приему гостей и как ей не терпится скорее увидеть виконта Фрейского во плоти.
— То есть без плоти — уже? — не уследила за языком я.
К счастью, Сибилла, по всей видимости, уже привыкла к подобной манере разговора в исполнении братца, а потому только хихикнула и предъявила мне маленький портрет, скрытый в медальоне.
Мужчина как мужчина — с короткой стрижкой, как у Тоддрика, пушистыми каштановыми усами и острой бородкой. Франтоватый, лощеный, какой-то прилизанный, с высокомерным взглядом и капризными губами — совершенно не в моем вкусе. Если бы пришлось выбирать между ним и Тоддриком, я бы не колебалась ни секунды. Но Сибилла, видимо, все-таки отыскала привлекательные черты даже в столь неудачном портрете.
Меня хватило только на то, чтобы похвалить мастерство ювелира. Сибилла обиделась было на мое пренебрежение, но быстро поняла, в чем дело, и поспешила завершить ужин.
Тоддрик немедленно отложил ложку и с нетерпением вскочил из-за стола. Выглядело бы невежливо, если бы я не поднялась мгновением раньше и сама не потянула его в сторону знакомого коридора, будто созданного для жутких темных катакомб.
Сегодня в нем не горела половина факелов, и каким чудом мы все-таки дошли до «моей» спальни, так и осталось загадкой. Но чудо пришлось как нельзя кстати: на сей раз Роуз учла свои ошибки и заранее выскользнула из комнаты, прихватив теплое одеяло, чтобы дожидаться указаний господ в холле.
А в спальне мерно потрескивал огонь в камине и никого не было. Вероятно. Времени, чтобы оценить обстановку, мне не хватило — я только и успела, что отметить новое покрывало на кровати, когда Тоддрик с нетерпеливым стоном сжал меня в объятиях и потянулся за поцелуем.
Видимо, Айви-из-фантазий не была вынуждена напоминать себе, что больно будет совсем недолго, и не сжималась от мужского напора. Явные различия между мечтами и реальностью Тоддрика наверняка разочаровали, но это обернулось только тем, что он отступил, тяжело дыша, и медленно, нехотя убрал руки за спину.
— Только не говори, что снова собираешься... — кажется, ему перехватило горло — поди пойми, в предвкушении или от возмущения.
Вместо ответа я провернула уже отработанный трюк — толкнула его на кровать и забралась сверху. Тоддрик тотчас же обхватил ладонями мою талию, и я поймала его за запястья, разводя руки в стороны.
Тоддрик не стал сопротивляться — во всяком случае, физически.
— Позволь хотя бы...
Чепец я сдала без боя и сама потянула за ленту, распуская косу: придумка Лиры держалась куда лучше моей завязки, но в тот момент я о ней даже не вспомнила. Немудрено: пока я отвлекалась на волосы, Тоддрик взялся за шнуровку на платье и расправился с нею в два счета — я и моргнуть не успела, как осталась в нижней юбке поверх камизы. А пока моргала — лишилась и того, и другого.
Чулки тоже не задержались, и оставалось только порадоваться, что Роуз была так предусмотрительна, что протопила комнату заранее.
— Она разводила огонь в камине каждый день, — пробормотал Тоддрик, стягивая с меня второй чулок, и тут же обхватил горячими пальцами щиколотку. — Я велел, чтобы комната была готова в любой момент... — рука по-хозяйски перебралась с щиколотки на бедро и вверх, к талии, обрисовывая каждый изгиб. Ладонь была горячей и жесткой — мозоли от поводьев и меча рисовали на моей коже свой собственный узор, и под ним я невольно прогнулась сильнее и не сразу сообразила, о чем он только что сказал.
— Каждый день?
— Я хотел тебя видеть, — пробормотал он, не сводя взгляда с моей обнаженной груди, и принялся плавно-плавно подбираться к ней. — Хотел знать, что ты под защитой замковых стен и никто не причинит тебе вреда. В этих лесах водится такое... — он осекся и нахмурился, сжав мою талию обеими руками. — Как вы с Лирой вообще выживаете в этих лесах?
— Так же, как и прочие одинцы, — с нарочитой беспечностью откликнулась я и снова поймала его руки, плавно поползшие вверх.
Только на этот раз не стала разводить в стороны и прижимать к постели, а деловито стащила с него одежду и захлестнула запястья петлей из самодельной ленты — тонкой и белой, как луч лунного света меж древесных крон, и прочной, как корабельные канаты.
— Что ты со мной делаешь... — безо всякой вопросительной интонации пробормотал Тоддрик, по-прежнему не сопротивляясь.
Я привязала другой конец ленты к изголовью. Тоддрик бросил взгляд на свои связанные руки и опустил глаза, наблюдая за мной из-под опущенных ресниц.
— Тебе настолько нужен контроль? — задумчиво уточнил он.
Я не стала отвечать вслух — только дернула за конец ленты, вынудив Тоддрика вытянуть руки. Его запястья были так перевиты мышцами, что путы казались совсем игрушечными. Ленту я соткала сама и за ее прочность могла поручиться своей головой, но по-настоящему уверенно почувствовала себя только после того, как рыцарь обреченно выдохнул и расслабился, принимая правила игры.
— Поцелуй меня, — попросил он.
А я наклонилась, прижимаясь обнаженной грудью к его груди... и осталась лежать, положив подбородок на скрещенные ладони.
Янтарное солнце и храмовая крошка на алом шнурке почему-то жглись одинаково слабо — можно было даже повертеть их в руках, не опасаясь, что они оставят следы. Я так и сделала — просто чтобы поуменьшить число неудобных вопросов по поводу двух юных девиц, выживающих в лесу.
— Не боишься, что я воспользуюсь твоей беспомощностью? — усмехнулась я и пригрозила ему солнцем на золотой цепочке.
Тоддрик сощурился, когда блик от огня в камине пробежал прямо по его глазам, и помотал головой.
— Боюсь, что ты ею не воспользуешься, — отозвался он, отзеркалив мою усмешку, и приподнял бедра.
Я качнулась вперед и мстительно прикусила нежную кожу под его челюстью, но тут же прижалась губами к месту укуса. Вечерняя щетина — коварно светлая и плохо заметная в свете камина — ответила сотней уколов, и я двинулась ниже, отыскивая то место, где она заканчивается.
Тоддрик с глухим стоном запрокинул голову, и нужная линия отыскалась сразу под кадыком.
— Айви...
Я все-таки поцеловала его, не позволив ни озвучить просьбу, ни задать очередной неудобный вопрос. Тоддрик приподнялся мне навстречу, напрягая живот и опасно натягивая ленту, и я надавила обеими ладонями ему на грудь, заставляя улечься обратно.
Он подчинился, но терзать ленту не прекратил — кажется, не совсем осознанно, как зверь, угодивший в клетку, зато добравшийся до приманки: вроде бы ради нее все и затевалось, но как же напрягает несвобода!
Я глухо усмехнулась ему в губы, не разрывая поцелуя, приподнялась — и скользнула рукой между нашими телами. Обвела большим пальцем головку члена, растирая выступившую смазку, и снова опустилась вниз.
Больно не было совсем. Я выпрямилась и плавно покачала бедрами, привыкая к ощущению чуть напряженной заполненности, и Тоддрик помянул свое божество всуе — таким горячечным, сдавленным шепотом, что я со знакомым азартным любопытством уставилась ему в лицо и ускорилась.
Он держался, кусая губы и не сводя с меня жадного, почти благоговейного взгляда. С каждым выдохом — рваным, горячим, едва не скатывающимся в стон — на его животе все четче прорисовывались мышцы, и я оперлась на него так, чтобы чувствовать, как они перекатываются под влажной кожей. Внутри медленно нарастало непривычное, томящее напряжение, заставляющее забыть об усталости в бедрах и, кажется, вообще обо всем на свете. Я запрокинула голову, тоже прикусив губу, и Тоддрик, до того терпеливо позволявший мне творить что вздумается, подгадал момент — и поймал мой ритм, входя еще глубже, резче, вынуждая ускориться еще сильнее — пока я не выгнулась, раз за разом сжимая его внутри себя.
— Ладно, — ошеломленно выдохнула я, все еще прислушиваясь к отголоскам удовольствия в непривычно потяжелевшем и расслабленном теле, — что ты там говорил про чувство собственного достоинства? Кажется...
— Кажется, — хрипло согласился Тоддрик, вцепился в изголовье кровати и медленно подал бедра вверх, ощутимо подрагивая от нетерпения.
— Что ты... — следующий толчок был куда резче и нетерпеливее и выбил из меня протяжный стон, а ответом Тоддрик меня все равно не удостоил.
Был слишком занят тем, что обращал отголоски былого удовольствия в новый пожар, разгорающийся хоть и медленнее предыдущего, но все же верно и неотвратимо.
Я забыла, о чем мы говорили, от чего я пыталась его отвлечь и что где-то под стенами замка бродит волколак. Весь мир вдруг сузился до жаркой темноты за закрытыми глазами, жесткого, горячего тела подо мной и глубоких, сильных толчков, каждый из которых только подливал масла в огонь.
Кажется, я умоляла его не останавливаться, и он милостиво подчинялся. Трещала лента, опасно поскрипывала кровать — это было где-то на грани сознания, совершенно не важно, будто с кем-то другим.
Со мной оставалось только прерывистое, частое дыхание да сладкая истома в каждой мышце — я едва заставила себя приподняться, когда ощутила, что Тоддрик уже не в силах сдерживаться. Ноги почти не слушались, но я все-таки откатилась в сторону — и тут же сжала бедра, чтобы отдаться второй за сегодняшнюю ночь волне.
А потом, совсем обессиленная и размякшая, забралась рыцарю под бок, перекинула руку через его живот, снова забрызганный семенем, и молча прикрыла глаза. У меня все равно не было слов. У Тоддрика, кажется, тоже.
Ощущение реальности возвращалось медленно и неохотно. Я собралась с духом и распутала ленту, освобождая Тоддрика, виновато поцеловала красноватые следы на его запястьях и притихла, уютно уткнувшись носом ему в грудь. Мой рыцарь со смешком перекатился набок и обнял меня — не слишком крепко, не настаивая, и я сама прижалась к нему всем телом, по-прежнему не решаясь поднять глаза.
Будто это было равносильно признанию, что мне еще ни с кем не бывало так хорошо, — и все же ничего не меняло.
Проснулась я еще до рассвета, в волчий час. Тоддрик спал так крепко и умиротворенно, что мне даже удалось беспрепятственно выскользнуть из его объятий, не разбудив; он только пробормотал что-то во сне и перекатился на живот. Я оценила открывшийся вид и прикусила губу, снова разбередив старые ранки.
Кажется, охота прошла вовсе не так гладко, как он пытался показать, а заставлять его лежать на спине было жестоко — хотя, вероятно, именно это и помогло ему продержаться так долго, что у меня до сих пор ломило все тело.
След от ушиба тянулся от лопатки до поясницы. Он уже успел пожелтеть, а ссадины покрылись темной коркой и немного поджили, но сомневаться не приходилось: это наверняка было больно.
Я набросила на него край покрывала (надо же, уцелело, надо бы почаще рыцаря привязывать!) и отступила назад, к камину, но взгляд невольно возвращался к вытянутому синяку на широкой спине.
Слишком короткий, чтобы это был след от падения. Если бы кто-то выбил Тоддрика из седла, то синяк остался бы гораздо шире и длиннее. А это больше походило на то, что кто-то со всей дури впечатал его спиной в ствол дерева — причем рыцарь был готов к удару и извернулся, чтобы уменьшить ущерб.
С кем Тоддрик мог подраться на охоте? Да еще в самом начале, чтобы следы успели поджить, а сам он не обращал на них внимания, привыкнув к боли.
Только бы не с лордом. Мне все еще нужно было и дозволение свободно приходить в город, пусть бы и под чужой личиной... но любого другого, дерзнувшего поднять руку на рыцаря Янтарного ордена, уже наверняка призвали бы к ответу. Однако же ни о каких наказаниях в последнее время не было слышно. Янтарный берег притих до весны, отрезанный от опасностей внешнего мира заледеневшими ущельями. Значит, все-таки лорд?..
План тихонько ускользнуть перед рассветом, чтобы оставить рыцаря наедине с его раззадоренным любопытством, пришлось пересмотреть. Теперь раззадорена была я, а он все еще мирно спал, довольный собой.
Отчего-то это ощущалось так, будто Тоддрик переиграл меня. Да и вся прошедшая ночь, когда он, даже связанный, исхитрился...
На воспоминания о ночи с Тоддриком тело отозвалось тягучим томлением в самом низу живота. Я озадаченно нахмурилась и усилием воли заставила себя отвести взгляд от рыцарской спины.
Мое-чужое отражение в тазу для умывания тоже не слишком воодушевляло. Искусанные, припухшие губы, спутавшиеся волосы, лихорадочный блеск в глазах — ведьма, да и только! Я бросила в собственное отражение заранее приготовленную предусмотрительной Роуз ветошь, чтобы отвлечься от собственного вида, и принялась старательно смывать с себя следы минувшей ночи.
И только тогда сообразила, что покрывало уцелело весьма условно. Теперь его наверняка придется чистить.
Вырвавшийся у меня смешок Тоддрика все-таки разбудил, и рыцарь, не обнаружив меня под боком, резко обернулся и тут же с облегчением выдохнул.
— Я думал, ты снова ушла, — сонно пробормотал он и откинул покрывало.
Синяк ему будто бы вовсе не мешал, но теперь в нарочито ленивой, хищной плавности его движений мне мерещилась легкая осторожность. Будто он привык постоянно беречься, чтобы не беспокоить ссадины и не мешать им заживать.
— Собиралась, — честно призналась я и снова ополоснула мягкую ветошь в тазу.
Тоддрик успел усесться, спустив ноги с постели, и теперь заинтригованно наблюдал за моим приближением, кажется, уже догадываясь, что именно я собиралась сделать.
Я не стала его разочаровывать и мягко провела влажной тканью по его плечам и шее, постепенно спускаясь вниз. Это был самый простой способ подвести разговор к нужной мне теме — если, конечно, не позволять Тоддрику перехватить контроль, потому как утренний ритуал явно пришелся ему по вкусу.
— Повернись, — попросила я, без труда угадав тот момент, когда Тоддрику наскучило его бездействие и он уже собрался притянуть меня к себе.
Простая, казалось бы, просьба заставила его заметно напрячься и тревожно вскинуть взгляд.
— Я уже видела, — вздохнула я, без слов догадавшись, о чем переживает рыцарь. — Полагаю, с торговлей в замке лорда у меня не заладится?
Тоддрик ссутулился и повесил голову. Я без возражений забралась на постель, чтобы добраться до его спины и осторожно, не надавливая, провести ветошью вдоль пожелтевшего следа.
— У лорда Беренгария слишком длинный язык, — пробормотал Тоддрик, прикрыв глаза, — и у меня не короче. В сочетании с вином это дает не лучший результат. Но я поговорю с ним снова — только позже, когда он остынет и поймет, насколько легче ему дается охота в здешних лесах с моей помощью. На трезвую голову лорд гораздо осмотрительнее и благоразумнее. А пока... прости. Но у тебя все еще есть работа в моем замке, — вспомнил он и поднял голову.
Я спрятала лицо за волосами, чтобы беспрепятственно поджать губы, и продолжила обтирать его спину.
Это всего лишь мужчина. Его не волновали мои беды — он о них знать не знал и даже не слишком интересовался, вопросы чести и длины языка занимали его куда больше. Но я ведь такого отношения и ждала?
Оно всегда такое. Так с чего бы мне чувствовать себя обманутой и разочарованной?
— Я помню, — отозвалась я, следя за тем, чтобы голос звучал спокойно и беспечно. — Но у меня все еще нет льна, чтобы взяться за камизу для леди Сибиллы.
— Это потому что он в замке, а ты не заходила всю неделю, — пробурчал Тоддрик. — А из-за затянувшейся охоты мне было некого послать в село. Не пажей же гонять поодиночке, когда тут столько волков!
Разговор снова принимал весьма неудобный поворот, и я нахмурилась, соображая, как сменить тему. Не то чтобы у меня не было варианта наготове, но если я стану заниматься любовью с Тоддриком всякий раз, когда он упоминает волков и выживание в лесу, у него сформируется до крайности странная привычка.
— Постой, а как же Хью? — вспомнила я. — Он каждый вечер обходил дозором лес вокруг землянки, даже тропу протоптал!
— Хью? — странно напряженным голосом переспросил Тоддрик и откашлялся. — Что ж, это предусмотрительно с его стороны, но вообще-то он должен был учиться у лекаря из Серебряного бора, чтобы ухаживать за больными лошадьми.
— То есть ты не просил его следить за землянкой? — я не сдержала дурацкий смешок. — Я говорила Лире, что у Хью здесь личный интерес, а она мне не верила!
Ничего подобного я ей не говорила — сестра все и сама прекрасно видела. Зато у Тоддрика тут же расслабились плечи, и он сам отвел глаза, смущенный своей внезапной вспышкой ревности.
— Хью — хороший парень, — как-то неохотно признал Тоддрик и покосился на меня через плечо. — И хотя Ги наверняка попытается выторговать у меня компенсацию за то, что свободная девица достанется не его селу, я готов обеспечить Лиру приданым, если она решит принять ухаживания.
— В качестве платы за то, что никто не станет обходить дозором землянку, и у меня не останется выбора, кроме как остаться в твоем замке? — поддела я и слезла с кровати, чтобы ополоснуть ветошь в тазу.
Но ни до какого таза, разумеется, не добралась — Тоддрику было достаточно протянуть руку, чтобы поймать меня. Для надежности он протянул сразу две и сграбастал меня за бедра, быстро напомнив, на чьей стороне сила.
— По-моему, ты слишком много думаешь, — с прискорбием сообщил рыцарь и подтянул меня поближе.
А когда я поддалась, запечатлел на левом бедре игривый укус — должно быть, от избытка чувств, скорее обозначив намерение, чем серьезно показав зубы, но я все же напряглась и застыла.
Моя ведьмина метка начиналась сразу от места укуса и тянулась вниз, вдоль ноги до самой щиколотки, будто рисунок на расшитом чулке. Сейчас меня надежно защищала наколдованная Лирой личина, и я знала, что она не подведет, но выдохнуть смогла только после того, как Тоддрик поспешно разжал руки.
— Прости, — хрипловато сказал он и прочистил горло. — Не бойся.
Я медленно кивнула и отступила назад, больше не рискуя поворачиваться спиной. Тоддрик развернул ко мне пустые ладони, и вид у него был такой, будто он пытался успокоить дикого зверя.
Это меня и отрезвило. После того, что Тоддрик позволял мне, бояться было глупо — он уже получил, что хотел, это не было ни больно, ни грязно. Если кого и следовало опасаться, так это Серого слугу — и забывать о том, ради чего я здесь, нельзя было ни на мгновение.
Поэтому я прополоскала ветошь в тазу, но в постель не вернулась — уселась на пол рядом с кроватью, у ног Тоддрика. Он нервно сглотнул и смял пальцами многострадальное покрывало, но безропотно позволил мне протереть влажной тканью внутреннюю сторону его бедра, постепенно забираясь выше.
— По-моему, ты дразнишь меня, чтобы не возвращаться к разговору о проживании в моем замке, — заметил Тоддрик и оперся локтями о свои же колени, не позволив мне добраться до вставшего члена.
— Господин мудр и проницателен, — заверила я его и провела ветошью по другому его бедру — теперь сверху вниз.
— Но ты все равно обещала оставаться здесь, когда прибудут гости, — напомнил он, не дрогнув.