Оглавление
АННОТАЦИЯ
Я всего-то проиграла матч, и то не по своей вине! Но папа и полиция решили, что это было покушение, и теперь мне придется сидеть взаперти на бабулиной ферме, пока они не разберутся с этим глупым делом. Еще и охранника прислали! Хотя охранник оказался неплохим парнем, а на чердаке у бабушки можно найти такое…
Что делать, когда найденное наследие зовет тебя в путь? Конечно, оседлать верную метлу и отправляться на поиски! Вот только если бы я могла предположить, куда меня занесет…
ПРОЛОГ
В нашей семье к предсказаниям относятся скептически. «Что в них толку!» — самое мягкое, что я слышала от родителей о гаданиях, прорицаниях и прочем ясновидении. Бабуля обычно высказывается гораздо резче, в приличном обществе не повторить. Но, вот странность, когда я при бабуле обозвала шарлатанкой нашу преподшу по предсказаниям, мисс Вайлд, в ответ услышала:
— Учил цыпленок курицу яйца нести!
То есть, конкретно мисс Вайлд ба считала вполне себе состоявшейся «курицей» — не в смысле «клушей», а компетентной в своем деле ведьмой, просто само дело было бабуле не по душе.
Я закрыла книгу, в которую бестолково пялилась уже почти час, и спросила:
— Хочешь сказать, к ее гаданиям стоит прислушиваться?
— Прислушивайся, коли охота мозги ломать, ждать подвоха на каждом шагу и все равно понять все задним числом, — проворчала моя старая мудрая бабушка, а на самом деле пра-прабабка. — Самый дурной дар из всех.
Не то чтобы мне так уж хотелось обсуждать прорицания в общем и мисс Вайлд в частности, но я торчала на бабулиной ферме уже неделю, до конца каникул оставалось еще три дня, за окном мела метель и выл ветер, высовывать нос на улицу решительно не хотелось, а заняться было нечем. На самом деле я всю неделю, кроме обязательной помощи по ферме и варки нужных в хозяйстве зелий, провалялась на толстом ковре перед печкой, то глядя в огонь, то листая откопанный на чердаке справочник волшебных растений. Справочник был древним, времен бабулиной молодости, то есть пылился на чердаке почти три века, и различий с нашим школьным учебником в нем обнаружилось гораздо больше, чем совпадений.
Если бы я увлекалась зельями или магической ботаникой, эта толстенная потрепанная книженция стала бы лучшим подарком на новый год, но увы. То и другое для меня — просто обязательные к изучению предметы, рада бы на них забить, но никто не даст. И новую спортивную метлу тоже никто не подарит — родители не одобряют профессиональный спорт, даже на школьном уровне. Вот и приходится убивать время тем, что под руку попало.
На самом деле мне бы и в голову не пришло вспоминать мисс Вайлд, тем более в свободное от учебы время, если бы не тот единственный день каникул, который я провела в городе и после которого меня сослали сюда, не слушая возражений. С другой стороны, я бы на месте родителей тоже отправила единственную дочурку подальше, если бы она вдруг оказалась в кафе как раз во время налета на это самое кафе целой стаи оборотней. Хотя лично я видела своими глазами только трех вполне человеческого вида мужиков, а весь «налет» состоял из вышибленной двери, пары устрашающих фраз и оглушенной Эйли — а вот зачем было стульями швыряться вместо того, чтобы сидеть тихо и не отсвечивать? Мик Андерсен, который привел нас туда угоститься пуншем и поездить по ушам, и вовсе под стол залез — что, конечно, ничуть его не красит, зато многое говорит о силе инстинкта самосохранения.
Но кто ж станет слушать очевидца, когда весь город с ума сходит от слухов? Грабеж, разгром, похищение, боевые заклятья — маленький локальный армагеддон. И ничего, что уже через полчаса после «грабежа и разгрома» злосчастная кафешка ломилась от любопытных посетителей и гребла выручку лопатой, «боевые заклятья» не оставили ни одного следа на стенах, потолке и в целом в интерьере, а «злодейски похищенная» дочка хозяина ближе к ночи наконец-то отозвалась на вызов и поболтала со мной по связному зеркалу. Выглядела целой, невредимой, довольной и слегка мечтательной. Жаль, что зеркала работают только на совсем небольшие расстояния, до бабулиной фермы из города уже не дотягиваются. Так что мы с Джессикой уверили друг дружку, что со всеми все хорошо, и распрощались до конца каникул.
Вот только кое-чего я не рассказала ни Джессике, ни родителям, ни бабуле.
Когда я возвращалась домой, на площади у мэрии меня остановила гадалка. Пестро-яркая, назойливая, в точности такая, какой должна выглядеть ярмарочная шарлатанка. Сказала, сверкнув белозубой улыбкой:
— Позолоти ручку, красивая, всю правду расскажу, — и только по голосу я узнала нашу преподавательницу. Так удивилась, что абсолютно бездумно выгребла из кармана остатки мелочи и ссыпала ей в ладонь. Монетки тут же исчезли, а мисс Вайлд вцепилась в мою руку, провела кончиками пальцев по линиям жизни и судьбы, словно ощупывала мое будущее — аж мурашки по спине пробежали! А от глухого, словно потустороннего голоса «гадалки» и вовсе жутью пробрало. — Чужой дорогой идешь, — медленно, не отрывая пальцев от моей ладони, говорила та. — Чужой путь не принесет ни добра, ни славы, ни счастья, только боль. Чужая судьба, как болото, засосет и погубит. Ищи себя настоящую.
Пока я пыталась понять, что все это значит, мисс Вайлд исчезла в толпе. И понимай как хочешь! То ли правда, то ли шутка, то ли внеплановое практическое занятие — с нее станется!
Но глухие, замогильные «чужая дорога», «чужая судьба», «засосет и погубит» — вертелись в голове с назойливостью бьющейся в окно мухи. И что делать, непонятно, и забыть не получается.
ГЛАВА 1. Недолгая карьера капитана
Мы остались вдвоем в командной раздевалке на стадионе, пустой — все уже разошлись, и сумрачной — верхний свет не горел, освещались только два открытых шкафчика, мой и Синтии Гаррисон, нашего вратаря. Но мне до сих пор казалось, что солнце слепит глаза, ветер треплет волосы, а свист мяча теряется в воплях болельщиков. И до сих пор вело голову, трудно было мыслить связно. Странное состояние, накрывшее в пиковый момент игры и все нам испортившее. Когда надо видеть поле и показывать чудеса пилотажа, а у тебя вата вместо мозгов и звездочки в глазах — ясен пень, продуешь!
Синтия, яркая даже в полумраке со своей рыже-золотой шевелюрой, в бело-алой форме и высоких белых сапогах на шпильке, выше меня на полголовы, и так стояла слишком близко, а когда подошла совсем вплотную, у меня укололо болью виски и снова поплыло в глазах.
— Из тебя капитан, как из хромой клуши, — рубанула Синтия. — Пять — два! С «Блэквудскими Коршунами», которые сами как клуши и всегда нам проигрывали! Позор на весь Витчтаун! Имей в виду, Кирч, или на следующей игре тебя сменит кто-нибудь не такой тормознутый, или всех нас заменит кто-нибудь, кто согласен на такого капитана. Если найдешь, — закончила издевательски, вскинула на плечо сумку, хлопнула дверцей своего шкафчика и вышла. Дверь раздевалки закрыла тихо и аккуратно. А я села на лавку, сжала голову ладонями и вяло подумала, что остальные девчонки наверняка потому и ушли так быстро, не стали нас ждать. Наверное, они все обсудили, пока меня осматривала медичка. Обо всем договорились. И даже не спросили, что это со мной такое было. Показательно. Никто не спорит, проигрывать обидно, тем более — вот так! Но, если бы такое случилось с кем-то из команды, я бы для начала выяснила, почему, а не кинулась пинать!
Вот такое командное единство. Лопнуло, как мыльный пузырь, едва на горизонте замаячил призрак отбора во взрослые команды. Обидно.
А ведь у меня был шанс попасть в профессиональный клуб. До сегодняшней игры — был!
В кармане лежал флакончик с зельем, который дала с собой медичка. «Выпьешь, если станет хуже». Я наощупь выдернула пробку, глотнула мерзкую на вкус жижу. И кто им зелья варит? Даже я могу сделать восстанавливающее, от которого не выворачивает наизнанку! Выплюнуть, правда, все равно хочется, но есть же разница.
Глубоко, медленно вздохнула. В голове прояснилось, из висков будто убрали тупые толстые иглы. И тут же захотелось уйти отсюда скорее, выйти на воздух. Да и правда, что толку вот так сидеть? Ничего хорошего уже не высидишь.
Я утрамбовала в сумку запасную форму из шкафчика и сняла с дверцы табличку с именем. На самом деле хотелось ее сжечь к чертям, испепелить, но на территории стадиона огненные чары запрещены. Займусь этим дома. Огненное погребение несостоявшейся карьеры. Заодно и мама с папой порадуются, они кое-как мирились со школьной командой, но профессиональный спорт? Что вы! Это даже хуже предсказаний. Да еще и ведьмобол, на котором половина болельщиков не за игрой следит, а пялится на стройные ножки летающих ведьмочек. Есть семейное дело, какой тебе спорт, Аннабель? Хватит уже дурью маяться!
Перехватила поудобней метлу, закрыла шкафчик, и раздевалка погрузилась во тьму.
Кого, интересно, девчонки хотят вместо меня? Синтию? Не зря же именно она окончательно втоптала меня в грязь. Хотя я и сама прекрасно бы справилась. Не очень-то у меня получалось капитанить, особенно после Эйли, вот уж кто держал команду в руках. А я совсем не умею командовать и доказывать. Но чтобы вот так, продержаться ровно одну игру… Молодец, Аннабель Кирч, запиши в личные достижения!
На выходе из служебного корпуса ждала Джессика. Я подумала вдруг — с кем была бы она, если бы тоже, вслед за Эйли, не ушла из команды? Со мной… или с остальными?
— Аннабель! Что за ерунда?! Ты будто выключалась из игры, нет, тебя будто выключили! Что случилось?!
— Хоть кто-то задумался, — буркнула я. Жадно вдохнула слишком холодный для середины апреля воздух. Зелье подействовало, но голову все еще слегка вело, а ветер здорово бодрил.
— Что значит «хоть кто-то»? Постой, ты хочешь сказать… — Джессика уставилась на меня, будто ждала, что я продолжу. Но я совсем не хотела жаловаться, да и вообще говорить. Кому станет легче от разговоров? Мне — нет.
— Я домой, — сказала вместо объяснений, которых Джессика ждала. — Обрадую родителей.
— Им же не нравится, что ты играешь?
— Ну да.
Джессика не стала расспрашивать дальше, она всегда чувствует, когда лучше помолчать. Но шла рядом. И, пожалуй, мне было легче так. Даже не потянуло оглянуться на стадион. А зачем оглядываться? Успеет еще глаза намозолить, Витчтаун — город небольшой, все важное — кучно, в двух шагах.
Мы прошли мимо мэрии, и я резко остановилась, когда поняла, куда по привычке свернули. На Вишневую, к «Горящей саламандре». Всегда ходили туда после игры.
Всей командой.
— Пойдем, — мягко сказала Джессика и взяла меня за руку.
— Не хочу никого видеть, — резко сказала я. Добавила, поколебавшись: — И они меня тоже. Наверняка.
— Если они там, сядешь к ним спиной и будешь смотреть на меня. А вид твоей спины будет их проблемой, а не твоей.
И я согласилась. Потом что Джессика права, не бегать же мне теперь ото всех. Так и так в школе столкнемся. А в «Саламандре» изумительный кофе с корицей и мои любимые песочные печеньки с посыпкой из разных семечек. Заодно и домой возьму. Нужно же чем-то поднимать настроение.
Девчонки и правда были здесь, вся команда. Сидели за тем же столиком, где обычно. И, похоже, бурно о чем-то спорили, а, увидев нас, резко замолчали. Через несколько секунд звенящей тишины Синтия громко сказала:
— Тебя не звали, Кирч. Проваливай.
Джессика крепче сжала мою руку, как-то очень демонстративно обвела девчонок взглядом, одну за другой, словно перечисляя в уме имена и запоминая. И сказала:
— Вас тоже не звали. Никого. Но, знаешь, мы в кафе, если ты вдруг не заметила. Сюда любой может зайти без приглашения. Даже ты, Гаррисон. Кошмар, — закончила выразительно-ядовито. И повела меня в дальнюю половину зала, где были столики на двоих, прикрытые куполами заглушающих чар. Кстати, не так уж далеко от девчонок. Но, Джессика права, достаточно всего лишь сесть спиной.
— Значит, они даже не захотели разобраться, что произошло, — сказала Джессика, когда нам принесли заказ. — Наводит на нехорошие мысли.
— Какие? — я сердито откусила печеньку. — Из меня не получилось капитана, вот и все. Гаррисон амбициозная, ей не нравится проигрывать, а еще она сама метила в капитаны после Эйли. Все сложилось одно к одному.
— Все сложилось, — медленно повторила Джессика. Отпила кофе, посмотрела долгим взглядом за мое плечо, на девчонок. И спросила: — Ты правда не понимаешь, что в этом «всем», которое «сложилось», главное — то, что с тобой случилось на игре?
— Медичка сказала, банальный сглаз, — раскололась я. — Достаточно сильный, чтобы пробить амулеты, но — банальный. Кто-то чему-то позавидовал. Обычное же дело.
— И мы даже знаем теперь, кто и чему, правда? И как вовремя! А ты помнишь, кто у нас лучший по проклятиям? Синтия Гаррисон.
Я не помнила — пока Джессика не сказала. Никогда не запоминала, кто в чем лучший и кого в чем ставят в пример. Мне все эти школьные рейтинги — до свечки, как бабуля выражается. Они важны тем, кто в первых строчках, кому греет душу оказаться первым, а не третьим или восьмым. А я — устойчивый середнячок, из тех, кто учебники открывает строго перед экзаменами, и на кого давно махнули рукой, отчаявшись заинтересовать учебой.
И все-таки… Ну ладно, пусть она смогла бы так меня приложить, но…
— Нет, подожди! Но ведь мы проиграли! Она же не…
— Всего один проигрыш. Досадно, и только. В конце концов, ни одна команда не может все время побеждать. Зато теперь никто ей не помешает воплощать свои амбиции. А тебе имеет смысл поработать над щитами, раз твои пробиваются на раз. Ведьма, которую сглазили!
Ну да, позорище, мысленно согласилась я. Вот только, как ни старайся, свои щиты я не улучшу. Наследственность. Почему вот уже четыре с лишним века защитные амулеты с клеймом мастерской Кирч — лучшие? Да потому что предки вынуждены были совершенствовать артефактную защиту! За неимением природной… Только это — самый секретный семейный секрет, никаким подружкам, медичкам и даже полицейским разбалтывать нельзя. И, кстати, вот теперь понятно, почему Синтия так взбесилась! Не ожидала настолько сильного эффекта. То есть, скорее всего, я должна была выглядеть не мешком по голове пришибленной, а всего лишь по-глупому растерявшейся. Пропустила бы пару-тройку подач, только и всего. Может, кто-нибудь и подхватить готовился? Игру бы вытянули — не на победу, так вничью, а я выглядела бы слабым звеном на общем прекрасном фоне.
Я хрустела печеньками и напряженно думала.
Слишком сильное воздействие можно списать на то, что амулет частично разрядился другими сглазами — мало ли как могло совпасть. Путающие чары разрешены правилами ведьмобола и входят во все основные игровые стратегии — в конце концов, ведьмы мы или кто? Уж точно не пушистые котятки.
Значит, еще и с этой стороны я получаюсь слабачкой, годной только на вылет. А ведь ходили слухи, что на последних играх видели менеджеров почти всех серьезных команд! Ищут «новую кровь», а наши девчонки все поголовно мечтают о большом спорте. Только Джессика всегда говорила, что играет, пока в школе — и пока нет других кандидатов на ее место в команде.
Ладно, что случилось, то случилось, хватит пережевывать одно и то же. С этой изумительно свежей мыслью я сжевала последнюю печеньку. Надо подумать о будущем. Меня ждет проблема гораздо серьезней перечеркнутого навсегда ведьмобола.
Проблема, решения которой я не знала.
Почти пятьсот лет Кирчи — артефакторы. Хорошее, востребованное дело, которое требует многих талантов, а большая семейная мастерская позволяет каждому заняться именно тем, к чему лежит душа и на что заточены руки и магический дар. Найдется работа и зельевару, и вышивальщице, и резчику по дереву или камню, и ритуалисту. Даже бабулина ферма — туда же, где-то ведь нужно брать ингредиенты.
Потому и на мои оценки в школе мама с папой всегда смотрели сквозь пальцы. Для семейного дела нужны реальные умения, а не красивый аттестат. Хуже того, красивый аттестат может побудить «уйти налево» в поисках карьеры, а семье это невыгодно. Тому, что нужно, меня учили дома, и я, пожалуй, смогла бы работать почти на любом месте в мастерских. Вот только беда — я почти все умела, но мне ничего не нравилось! «Чужая судьба, как болото», — в который раз вспомнился низкий, потусторонний голос мисс Вайлд, так непохожий на ее обычные интонации и манеру говорить. Чужой путь, чужая судьба. Понять бы еще, где искать свою! Или… как она сказала, «себя настоящую»?
Джессика молча пила кофе, поглядывая то на меня, то за мою спину. В конце концов я не выдержала:
— Что там?
— Психуют, — коротко ответила Джессика. Добавила, помолчав: — Кажется, мы им мешаем уже тем, что сидим здесь. Так близко, — и спросила с улыбкой: — Еще печенья, или попробуешь фирменный чизкейк?
— Чизкейк и еще кофе здесь, и печенья с собой. Продолжаем мешать, да?
— А ты не хочешь?
— Хочу, — мстительно признала я. — Мы ведьмы, а не пушистые котята. Никто ей не обещал, что будет легко.
— Может, кто-нибудь и обещал, но не мы, верно?
Джессика сладко улыбнулась и отпила кофе, а я вдруг по какому-то наитию спросила:
— Ты ее не любишь? Синтию?
— А ты любишь? — искренне удивилась она.
— Ну-у, — я пожала плечами, — все-таки мы в одной команде… были. Я нормально к ней относилась. Близко не дружили, но нормально.
— И теперь ты видишь, много ли стоит для нее это «нормально», — Джессика снова посмотрела за мою спину, в ее лице на мгновение проступило непривычное, жесткое. — Терпеть ее не могу, — сказала так просто и откровенно, что я оторопела. А она продолжала: — Потому и ушла из команды. Без Эйли… Прости, Аннабель, но ты против Гаррисон с ее подпевалами — не тянула.
— Почему?
— Почему не тянула?
— Нет, почему терпеть не можешь? Она же обычная, как все. Просто девчонка.
Джессика закатила глаза:
— «Как все»! Ты совсем не разбираешься в людях. Нет никаких «как-всех», все разные! И идеальных нет. Вот Эйли, к примеру, сначала в драку лезет, а потом думает. Я — скрытная, умею откровенничать только с самыми близкими. А ты не видишь очевидного у себя под носом, хотя совсем не глупая. Твоя «обычная» Синтия, если чего-то очень сильно хочет, просто возьмет. Неважно, если придется у кого-то отобрать или кого-то пнуть. Или даже убить.
— Ну ты скажешь! — я чуть не поперхнулась, а Джессика пожала плечами:
— Может, до такого не дойдет. Но если вдруг — она сможет, даже не сомневайся. Ты, вообще, понимаешь, что сегодняшний сглаз на игре мог закончиться чем угодно? Хоть травмой, хоть свернутой шеей, если бы ты навернулась с метлы?
— Я бы не навернулась.
— А вдруг? Не спорь, просто подумай об этом позже.
Меня вдруг потянуло обернуться. Просто посмотреть на Синтию. Хотя что нового я смогла бы увидеть?
— Знаешь, я пойду, наверное. Хорошо, что завтра не надо в школу.
— Проводить? — спросила Джессика.
— Нет, все нормально. Спасибо, — я улыбнулась, — любимые печеньки помогли. Теперь надо подумать, что дальше.
Мне показалось, Джессика хотела что-то на это сказать, но в последний момент решила промолчать. Только кивнула. Вышла из «Саламандры» вместе со мной, и мы разошлись в разные стороны: она жила здесь же, на Вишневой, в пяти минутах неторопливым шагом, а мне нужно было вернуться к центральной площади, оттуда свернуть на Ремесленную и топать почти до самой окраины. С другой стороны, наведенная дезориентация уже прошла, метла со мной — хоть один плюс от ухода из команды, теперь я не обязана держать игровой инвентарь на стадионе под замком! И зачем топать, если можно долететь?
Я люблю летать. Нет, «люблю» — слишком слабо. Не мыслю жизни без полетов. На самом деле и ведьмобол для меня — только повод выжать из метлы все и еще немного, показать «чудеса на виражах» и высший ведьмовской пилотаж. Хотя сопутствующая популярность тоже, конечно, приятна, но что мне в ней, по большому счету? Одно расстройство, на самом деле.
Ну вот, снова вспомнила, и настроение, и так едва вышедшее из пике, снова устремилось таранить землю. Слишком мало времени прошло с бесславного завершения моего первого и единственного романа с мальчиком. Ну, как романа? Просто на школьном «весеннем балу» красавчик Адриан пригласил меня на один танец, второй, третий… Он шутил, я смеялась, на меня в тот вечер вообще напало какое-то легкомысленное, искрящееся настроение, казалось — вот-вот без метлы взлечу! И я даже не удивилась и не задумалась, как так вышло, что под конец вечера мы увлеченно целовались, скрывшись ото всех в сомнительном с точки зрения уединенности коридоре третьего этажа. Правда, когда Адриан попытался завлечь меня в пустой класс, что-то щелкнуло в голове, я сказала, что меня уже ждут дома и будут ругаться, и сбежала.
А на следующий день можно было подумать, что все это мне приснилось! Если бы не завистливые взгляды кое-кого из девчонок. Но сам Адриан усиленно делал вид, что ничего не было…
Ну а несколько прогулок с Миком Андерсеном мог принять за роман только тот, кто не слышал, о чем там шла речь. Исключительно тактика и стратегия! Причем говорил больше Мик, он из тех людей, которым нужны свободные уши, чтобы довести мысль до приличного вида. А мне было интересно все это слушать и прикладывать к нашей команде. Хотя самого Мика я не очень-то люблю: слишком он зациклен на себе, любимом и неповторимом. Раздражает.
В общем, на самом деле мне с мальчиками не очень-то везет. Ну да ладно. В момент, когда я взмыла над крышей «Горящей саламандры» и подставила лицо холодному ветру, все стало мелким и неважным. Команда, которая больше не моя, Синтия с ее амбициями, слова Джессики, и даже «целоваться с Кирч все равно, что с рыбой», случайно услышанное в прошлый понедельник от Адриана. И нет, он меня не видел тогда, зато видел его дружок Берт Штроссель, которому Адриан изливал свое разочарование. Трепло!
Я закрутила мертвую петлю, еще одну, а потом поднялась выше и разогналась до максимальной скорости. Бешено хлопал на ветру расстегнутый школьный пиджак, я почему-то подумала — будто крылья. Следующая мысль была странной, будто не моей, не той Аннабель Кирч, которая ко всем относится или хорошо, или хотя бы нормально, а к придуркам вроде Адриана с Бертом — по правилу «на убогих не обижаются». Что за чушь вообще, спускать обиды? За обиды надо мстить! Ведьма я или кто?!
«Или кто», — подсказал непонятно откуда вдруг прорезавшийся ехидный внутренний голос, в котором удивительно сплелись интонации Джессики, бабули и мои собственные, когда я в плохом настроении.
— Почему это?! — возмутилась я.
«Потому что ты ни разу никому не дала сдачи так, чтобы стало больно, даже не попыталась отомстить. Тот, кто раззявит грязную пасть на настоящую ведьму, а уж тем более причинит ей вред, очень об этом пожалеет. Адриан с Бертом пожалели? Нет. Синтия? Тоже нет. И кто ты?»
И вот что тут было сказать? Разве что «кыш» подвернувшейся вороне…
«Ты даже не пушистый миленький котенок, потому что у котенка есть когти и зубы. Амеба беспозвоночная!» — нанесло последний удар чертово подсознание, или что это такое было.
Но впереди уже виднелся флюгер на крыше мастерской — раскинувшая крылья птица, то ли петух, то ли феникс, а скорее всего — плод прадедовской фантазии. А наш дом — сразу за мастерской, через улицу. Так что споры с внутренними голосами пора отложить, дома ждет разговор посерьезнее.
Даже интересно, что скажут родители?
ГЛАВА 2. Варианты будущего — и никаких предсказаний!
Первым, с кем я столкнулась дома — нос к носу, прямо на крыльце! — оказался полицейский. Здоровенный плечистый амбал, где-то на голову выше папы и раза в полтора его массивнее, а папа у меня далеко не хлюпик! И этот устрашающий тип тут же сделал на меня стойку, не хуже охотничьей собаки!
— Аннабель Кирч?
— Ну а кто еще? — вышедший навстречу папа измерил и прощупал меня взглядом и только потом спросил: — Инспектор Хэрриот, какими судьбами? Зачем вам вдруг понадобилась моя дочь?
— На сегодняшней игре с ней случилась неприятность. К счастью, — теперь уже полицейский словно ощупал меня взглядом, и мне резко захотелось спрятаться за папину спину, — обошлось без фатальных последствий, но они могли быть.
— Вы расследуете девчачьи разборки?! — не выдержала я.
— На данном этапе нет уверенности, что это были «девчачьи разборки», — возразил тот. — Вы могли оказаться средством, а не целью.
— Заходите, — отец посторонился, пропуская нас в дом. — Пройдемте в гостиную. Аннабель, с тобой точно все в порядке?
— В порядке, только расстроена, — честно ответила я. — Но вы с мамой обрадуетесь. Я больше не в команде.
Папа неопределенно хмыкнул, словно говоря: «подожду радоваться, пока не узнаю все в подробностях и деталях». И, в самом деле, они с инспектором вдвоем устроили мне самый настоящий допрос! Мало того, что пришлось чуть ли не посекундно вспоминать игру и дословно — разговоры с медичкой и с Синтией, а после и с Джессикой! У меня выспросили и то, что никак не касалось ни игры, ни команды! Дела в школе, отношения с девчонками и с мальчиками, где бываю в свободное время, что люблю, и даже какой дорогой хожу в школу! А на все мои «зачем это надо?!» папа хмурился и говорил:
— Рассказывай, дочка. Дело серьезное.
— Да что за дела?! — не выдержала я в конце концов. — По-моему, Джессика правильно все поняла, Синтия захотела стать капитаном, только и всего. Если судить по вашим вопросам, можно решить, что на меня сезон охоты открыли!
— Ты — Кирч, — весомо сказал папа.
— И что? Почти восемнадцать лет, как Кирч. Тоже мне, великая новость.
— У нас есть конкуренты, это тоже не должно стать для тебя новостью. Нападение на одну из наследниц семьи — не шутка.
— Папа! Ну какая из меня наследница, ты же сам знаешь!
— Я — знаю. Мама знает. Бабушка. И, как думаешь, кто еще?
— Кто? — я подождала, но папа тоже ждал, и я спросила, пожав плечами: — Дядя Виктор?
Дядя Виктор, папин двоюродный брат, сейчас управляет семейными мастерскими, логично же, да?
— Нет. Виктор знает, что ты пока не выбрала, чем конкретно хочешь заниматься, и ничего больше. На самом деле он надеется заполучить тебя в тестировщики, пока не определишься.
Тестировщик? Это даже интересно. По крайней мере, не так скучно, как остальное.
— Можешь ему сказать, что я не против. Кстати, — я покосилась на инспектора. — В кругу знающих прибавился еще один?
— Магическая клятва о неразглашении личной информации, полученной в ходе следствия, — спокойно сообщил тот. А мне почему-то послышалось: «Стыдно не знать». Да и папа посмотрел так, что немедленно захотелось отмотать время назад и промолчать.
— Простите, — пробормотала я, — тяжелый день. Я еще нужна?
— Возможно, у меня появятся новые вопросы в ближайшие дни, — инспектор встал. — Ник, я пришлю охрану для твоей дочери.
«Ник», да еще и на «ты»? С чего это полицейский инспектор так по-свойски обращается к папе?
— Ни к чему, — отозвался папа. И не успела я радостно согласиться, как добавил: — Отправлю ее к бабке, пока все не прояснится.
— Как к бабушке?! — взметнулась я. — А школа?
— Без тебя не рухнет, — отрезал папа. — И не делай вид, что не мыслишь жизни без учебы. Могу поспорить, внеплановые каникулы тебе только в радость.
Были бы в радость, но снова сидеть на ферме за забором и маяться от безделья?!
— Я возьму метлу! Может, займусь сбором ингредиентов.
Папа явственно сомневался, разрешать или запрещать: метла и сбор ингредиентов предполагают вылазки в лес. Ха! Главное, чтобы бабуля разрешила.
Идея забить на школу заиграла новыми красками.
— Аурную метку, и пусть летает, — внезапно поддержал меня инспектор. — А у меня есть стажер, который давно напрашивается на практику за стенами. Ваша бабка примет квартиранта?
— Примет, — усмехнулся папа. — Присылай.
Нет, ну вот что это такое?! А меня спросить?
Размечталась! Единственное, о чем меня спросили — уже после того, как инспектор ушел, и, конечно, после того, как мама убедилась, что со мной действительно все в порядке, — не хочу ли я получить аттестат по текущим оценкам и покончить наконец со школой, которая, если смотреть на вещи трезво и честно, не нужна ни мне, ни семье. Да и аттестат тоже не нужен, но лучше, чтобы был. Хоть какой-нибудь. Мало ли, вдруг лет через сто мне взбредет в голову устроиться работать в какую-нибудь городскую службу или, хуже того, пойти в политику? И вот тут-то выяснится страшное: Аннабель Кирч даже школу не закончила!
Я представила себе эту эпичную картину и вдруг поняла, что и в самом деле не хочу возвращаться в школу. И аттестат не хочу. Обойдусь уж как-нибудь без официальной службы, хоть сейчас, хоть через сто лет! Единственное, без чего я решительно не согласна обходиться, это лицензия на выход за стены, а нужный для нее тест на уровень магической силы хоть сейчас сдам. Хотя, учитывая бабулину ферму, мне и разрешение не нужно. Ха! Посмотреть бы на того самоубийцу, который рискнет запретить любимой внучке навещать бабушку!
— Подумать надо, — обтекаемо ответила я. — Взвесить. Серьезный вопрос.
— Верно, — кивнул папа. Кажется, ему понравилось, что я не заорала радостно «да!» — ну а зачем орать, если можно спокойно согласиться? И если, что ни ответь, все равно сначала — к бабуле? «На передержку», — мысленно посмеялась я. Давняя шуточка только для себя: родители и обидеться могут. Ну а что? Каждые каникулы одно и то же. Они работают, им некогда, а оставлять дочку одну дома совесть не позволяет. «Да и бабушке скучно одной, ты уж развлеки ее там, Аннабель».
Знаю я, как ей скучно!
«Настоящая ведьма скучать не умеет!» — бабулины слова, между прочим. Зато она все эти годы честно пыталась сделать из меня ту самую «настоящую ведьму». Не сказать, чтоб совсем уж безуспешно, вот только с неумением скучать не задалось. С другой стороны, запихнуть бы бабулю в нашу школу… хотя, пожалуй, жалеть пришлось бы школу, а не ее.
Бабулина ферма связана с мастерской прямым двусторонним порталом; оттуда мы и отправились. Не знаю, почему папа так спешил, но времени на сборы он мне дал — только и успела переодеться, сунуть в сумку печеньки из «Саламандры» и схватить метлу. И в мастерской сразу свернул в портальный зал. Еще и поторопил меня, когда притормозила послушать, как дядя Виктор втолковывает своему наследничку, моему троюродному братцу, из какого места должны расти руки у нормального артефактора. Обломал все удовольствие! Потому что, во-первых, дорогой кузен давно напрашивался на хорошую выволочку, а во-вторых, у дяди Виктора есть чему поучиться в этом плане. Вроде и ничего такого, чего нельзя повторить в приличном обществе, но эффект!.. Главное, чтобы не тебе все это высказывалось, а то до-олго обтекать придется.
Момент портального перехода сам по себе не очень приятен. Но когда ты делаешь всего один шаг — и из бедного на магию Витчтауна переносишься в бурлящий волшебством лес… Дух захватывает! Всегда, переносясь к бабуле, я первые несколько секунд просто стою и дышу, вдыхаю, впитываю всей собой эту свободную, сильную магию. А потом как будто что-то переключается во мне, и начинаю воспринимать это чудо — как должное. До момента возвращения в Витчтаун, когда все повторяется — наоборот.
— Смотрите, кто пришел! Не ждала, но рада, — а это бабуля вышла нас встретить. Я крепко ее обняла, а папа сказал:
— Бабушка, Аннабель побудет пока у вас. В городе небезопасно. Она расскажет.
И умотал обратно! Как будто его здесь за пятки кусали! Нет, вы видели такое?! А мне снова пересказывай одно и то же, вот спасибо. Хотя… интересно, что бабуля скажет на всю эту ерунду?
Бабуля осмотрела меня тем пронизывающим взглядом, который, я подозревала, очень не нравился папе, и сказала:
— Пойдем, дорогая, заварим чай, испечем печенья. Ник, похоже, перепутал меня со своим приятелем из полиции. Допрашивать внучку! Или мне заняться нечем? Сама реши, о чем хочешь поговорить и когда.
— Завтра, — сразу предложила я. Хватит с меня на сегодня, надо отвлечься и успокоиться. Пусть мысли, проблемы и вопросы побродят в голове сами по себе, без моего участия. Неважные уйдут, а с остальными — будем разбираться.
— Вот и правильно, — кивнула бабушка, и остаток дня мы с ней провели, как в любой мой первый день на ферме после Витчтауна — чай с печеньем, прогулка по ферме с бабулиным подробным рассказом, что нового произошло, пока меня здесь не было, какие травки успели вырасти, а то и зацвести, несмотря на холодную весну, у кого из питомцев появился или ожидается приплод, ну а потом — сытный и вкусный ужин, какого, уж не знаю, почему, никогда не попробуешь в городе.
Как бабуля управляется здесь одна — загадка. Магия, конечно, может многое, но и ферма не маленькая. Огромный фруктовый сад, не меньше сотни трав для зелий, небольшой огород — для себя, куча самых разных птиц и мелких зверушек, от банальных кур и кроликов до магических, редких, о которых лучше и не говорить никому, что у тебя такое есть. Даже прикормленное семейство единорогов неподалеку в лесу! Я давно уже поняла, что на самом деле моя помощь совсем здесь не нужна, а все эти «Аннабель, помоги бабушке» — просто способ познакомить меня с фермой, проверить, вдруг понравится вести такое большое и сложное хозяйство.
Ну а бабушка так же давно поняла, что хозяйничать на ферме — не моя стезя, и учила меня всяким интересным штукам, которые никакого отношения не имеют к пуховости кроликов или урожайности капусты. И, на самом деле, именно с ней я хотела поговорить серьезно о том, что же мне делать дальше.
И, только мы позавтракали и устроились в гостиной поговорить, заявился обещанный мне охранник! Тот самый «стажер, который напрашивался на практику за стенами» — я и забыла о нем. Что характерно, прилетел парень на метле, не хуже заправской ведьмы. То есть семейный портал папа ему не сдал.
Напросился, значит. Ух, какое зло меня взяло! Вот только всяких посторонних нам здесь не хватало, да еще и из полиции, да еще и с заданием меня охранять! От кого охранять — здесь? От пуховых кроликов?
Но злилась как будто какая-то одна часть меня, а другая смотрела, как парень заложил лихой вираж, заходя на посадку, как спрыгнул с метлы даже прежде, чем она окончательно затормозила, и, кажется, думала что-то вроде «наш человек!» — а может, «ничего себе в полиции стажеры!»
Серьезно, парень впечатлял. И не только внешне, хотя посмотреть там было на что — высокий, плечистый, руки сильные, а глаза синющие-синющие, никогда таких не видела. Это при черных волосах, с ума сойти! В общем, наши школьные красавчики и рядом не стояли. Но как он двигался! Ни одного лишнего движения. Ни одного не выверенного жеста. Все точно, отточено, идеально. А сам он, кажется, даже не замечал за собой этой одуряющей идеальности. Бодро предъявил бабуле папино письмо, так что теперь и не соврать было, что знать не знаю, кто такой и что ему здесь надо, и заявил:
— А что, у вас даже охранных чар никаких нет? Как так, я просто над забором пролетел?!
И-ди-от.
Чему их учат?
— Денься куда-нибудь, пожалуйста, — вежливо попросила я, глядя в пылающие служебным рвением синие глаза. Это самое служебное рвение не то что раздражало, а даже, пожалуй, бесило. А кого не взбесит, когда залипаешь на парне до головокружения, а он — об охранных чарах, да и ты для него тоже только объект охраны? — У нас тут семейный разговор. Не для посторонних и тем более не для полиции.
— И правда, юноша, — поддержала меня бабуля. — Сходи, что ли, чары рассмотри. Вдруг поймешь, как да отчего тебя пропустили.
Парень почесал в затылке, взъерошив и без того лохматые черные волосы, и миролюбиво сказал:
— Ладно.
И, в самом деле, именно что «делся»: был — и нет. Быстро и бесшумно, я даже восхитилась. На секундочку.
А потом усилием воли выкинула его из головы и долго вываливала на внимательно слушавшую бабулю все свои проблемы, горести и сомнения. И, вот странность, чем дольше говорила, тем ерундовей мне самой казалось все то, что еще вчера вызывало злые слезы. Осталось там, в Витчтауне, а я-то здесь. И, кстати, впервые в жизни — могу остаться здесь столько, сколько сама захочу. Раз уж родители заговорили о досрочном аттестате, значит, никто не потащит меня обратно в школу, пока сама не запрошусь. Понять бы еще, нужно ли оно мне?
И что мне вообще нужно?
Бабуля как будто мысли прочитала. Покачала головой и сказала:
— Не о том думаешь, Аннабель. Все твои проблемы — не проблемы вовсе, а так, туман утренний, солнце выйдет, и развеется. Вот только где твое солнце?
— Ты о чем? — я покосилась за окно, где полуденное солнце пробивалось сквозь ажурную тень расцветающих яблонь, играло бликами в широкой птичьей поилке и ласково гладило дремавшую на нагретых камнях двора рыжую кошку Тутси.
— О важном, дорогая моя. О том важном, которого у тебя нет. Ты не живешь, ты спишь. И этот ваш ведьмобол — всего лишь твой самый яркий сон. Пора проснуться, Аннабель, — бабушка с легким вздохом встала, поколебалась мгновение, будто сомневалась в том, что собирается мне сказать. — Пойдем. Пришло, как видно, время отдать тебе твое наследство.
— Наследство?
— Пойдем.
Следом за бабушкой я поднялась на чердак. Здесь царил таинственный полумрак. Висели на потолочных балках пучки трав, наполняя воздух терпким, горьковатым ароматом. Мерцала едва видимая паутинка сохранных чар. Схронами древних сокровищ громоздились сундуки. Часть из них я открывала не раз — там были разряженные амулеты и старые книги, позабытые игрушки, которые я обожала перебирать в детстве, небьющиеся склянки темного стекла — никак не разобрать, что внутри! — и запертые шкатулки. Были красивые, затейливые ключи непонятно от каких замков или дверей, альбомы с поблекшими от времени фотографиями и рисунками, хрупкие от времени книги с пожелтевшими страницами… В одном из них я нашла когда-то свое главное сокровище, старую карту, на которой Витчтаун был обозначен несколькими домиками, а вокруг зеленели леса и скалились острыми пиками горы, синели извилистые нитки рек, и что-то еще было обозначено, неизвестное мне, а бабушка тогда отказалась объяснять. Звери, птицы, башенки… Я рассматривала эту карту и мечтала, что когда-нибудь, когда вырасту, полечу и сама все разведаю, увижу, выясню.
И вдруг внезапней молнии пронзила мысль — а ведь я уже выросла. Уже могу получить аттестат и отправиться в давным-давно намечтанное путешествие. И даже папа, наверное, не станет слишком уж сильно возражать, если возьму с собой мощный аварийный портал. Хотя лучше бы, конечно, найти кого-нибудь в компанию.
«Некого», — возразила я себе. В самом деле, не Джессику же звать? Все мои подружки — для школы, ведьмобола, болтовни в кафе, но не для опасных приключений.
— Возьми его, Аннабель.
«Кого? Какого еще «его», не о стажере ведь она?»
Я вынырнула из нахлынувших воспоминаний и внезапных планов и обернулась к бабуле. И только тогда поняла, что ее слова — вовсе не ответ на мои мысли. Она, оказывается, успела открыть один из тех сундуков, которые всегда оставались для меня запертыми, и держала в руках… птичье перо?! Огромное, с полметра длиной, с пушистыми ниточками пуха над длинным, мощным очином, широкое, сужающееся к острому кончику. Синее. Правда, синее! Красивого, глубокого, насыщенного цвета, с чуть заметными муаровыми разводами, блестящее, такое невероятное и красивое, что дух захватило.
— Что это? То есть… чье оно?
— Это твое наследство, дорогая моя, — бабуля осторожно, ласково, едва касаясь, провела пальцами вдоль пера. И протянула его мне: — Бери. Ты выросла, Аннабель. Настало время рассказать тебе правду.
ГЛАВА 3. Время узнать правду
Перо было теплым, это потрясло меня больше всего. Очин почти обжигал, дальше жар постепенно сходил на нет, но даже кончик грел пальцы, и почему-то казалось, что дотрагиваешься до чьей-то руки. Теплое, дружеское прикосновение. Волнующее.
Я вопросительно уставилась на бабушку. Что еще за правда? Уж чем-чем, а всякими семейными заморочками меня с раннего детства пичкали, трудно поверить, что чего-то еще не знаю. Но бабуля никогда не сказала бы такого просто так.
Вот только продолжать она не спешила. Будто ждала чего-то. Я что-то должна сделать с этим… «наследством»?
Я присела на сундук, положила перо на колени. Провела над ним ладонью, не прикасаясь, прощупывая магическую ауру и плетения чар.
Чар там не было. Никаких. Вообще.
Как будто полыхавшая магией аура, жаркая, мощная, не чарами создана, а изначально такой была. Но это возможно только в одном случае!
— Чье перо, ба? Я не помню никакого магического существа, которому…
И осеклась: сама поняла. Только в одном случае о магических существах не упоминалось ни в каких книгах, вообще нигде, или же упоминалось крайне мало, скупо и противоречиво — если они сами не желали, чтобы о них знали! Разумные и крайне скрытные. К таким относились в основном те, кого в нашем школьном учебнике скопом называли оборотнями. Все, от многочисленных, сильных, иерархических волков, давно и охотно принимающих в свои кланы людей, до семейственных медведей, разнообразных, но всегда одиночек кошачьих и укутанных мраком абсолютной тайны драконов. Что ж, о драконах хотя бы знали, что они существуют. А я, похоже, держу сейчас в руках привет от тех, кто даже само свое существование сумел скрыть.
Но самое удивительное, что аура не казалась чуждой. Что-то чудилось в ней — знакомое, близкое, почти родное. И этому было только одно объяснение, невероятное настолько, что даже на язык не шло.
Родня.
Кровь магических существ достается людям разными путями, но всегда ценится. Кто ж не станет ценить силу и возможности? Но как раз поэтому такими особенностями родословной не хвастают направо и налево. Но я никогда не думала, что…
— Мы ведь такие обычные…
— Обычней некуда, — насмешливо отозвалась бабуля. — Лучшие артефакторы не только Витчтауна, в кланах тоже ценят работу семьи Кирч.
— Ну-у, — протянула я, — у всех есть какие-то свои таланты.
— Верно, — теперь уже серьезно согласилась бабушка, — у всех. Свои.
И я тут же поняла, о чем она: много ли найдется людей, в чьих предках никогда, ни разу, не мелькнул никто из волшебных народов? Наверное, только пришлые из-за Барьера. Да и то не факт: откуда-то же взялась в них магия в лишенном волшебства мире!
Перо. Птица. Полеты? Каких-то других талантов я за собой уж точно не замечала. И при чем тут, хотелось бы знать, артефакторика? Не понимаю! Вообще не вижу никакой связи!
— Кому-то хватает врожденной силы, — неторопливо сказала бабушка. — Волшебная кровь многое дает, даже когда ее совсем мало. Но когда она сильна, когда начинает требовать своё, случается всякое. Разве тебе не серо и скучно все вокруг, даже самое удивительное волшебство? В тебе кровь поет, и теперь, когда ты выросла, уже не сможешь не слышать ее зов. Пора решать. Или принять наследие полностью, или отказаться. Для тебя нет середины, дорогая моя. Птицам нужно небо.
Как отозвались во мне эти три простых слова! Будто невидимый ветер подхватил, позвал: туда, вверх, к солнцу и звездам! Отказаться? Ни за что!
Перо взорвалось бесчисленными синими искрами, в глазах полыхнуло ослепительным летним небом — и всё исчезло. Как и не было. Только удивительная аура осталась, теперь она будто окутывала меня невидимым ласковым коконом, обнимала, будоражила, дразнила… Странное томление родилось в груди, вроде бы знакомое, но гораздо более сильное, чем прежде. Не сиделось на месте, хотелось в небо, и не просто в небо. Что-то звало издалека, манило, ждало.
— Я должна лететь! — я вскочила, наши взгляды встретились, и в бабушкиных глазах я увидела понимание и, кажется, грусть. — Я не знаю, куда, зачем, но чувствую! Мне нужно…
— Наследие зовет тебя, — бабуля шагнула ко мне, обняла крепко. —Это твой путь, Аннабель. Не будет ни счастья, ни покоя, пока не отыщешь себя настоящую. Лети, дорогая моя, конечно, лети.
— Я вернусь, — обняла в ответ. — Вернусь же, правда?
Бабушка не ответила, только поцеловала меня в макушку, как делала, когда я была совсем маленькой. И я чуть не расплакалась! Потому что до мурашек остро и резко поняла — детство закончилось. И все мысли о досрочном аттестате — такая же неважная ерунда, как и сама школа, а не очень интересное, но какое-никакое определенное будущее сгорело сейчас синим пламенем и рассыпалось искрами вместе с пером-«наследством».
Мой путь. «Ищи себя настоящую». Как так получилось, что бабуля сказала почти теми же словами, что и мисс Вайлд — тогда, зимой? Ой! Мисс Вайлд… Так вот, значит, о чем было ее гадание-предсказание?!
Конечно же, я не отправилась в путь тотчас же, хотя какая-то часть меня подзуживала немедленно вскочить на метлу и рвануть навстречу… чему? Наследию? Приключениям? Ветру? По-моему, этой бесшабашной частичке было все равно, куда лететь и зачем, лишь бы не сидеть на месте. Дай волю, так прямо в окно бы вылетела! Но я еще не окончательно потеряла разум, чтобы поддаваться на такие странные побуждения.
Мы с бабулей собрали для меня рюкзак — еду, зелья, одежду, перебрали и проверили амулеты. Пообедали. Молча, как будто все нужное уже прозвучало. Только взглядами сталкивались чаще обычного. Чего уж скрывать, мне было не по себе. Страшновато. Одно дело мечтать о дальних путешествиях, и совсем другое, когда эти самые путешествия вдруг сваливаются тебе на голову и говорят: «Сейчас!»
Я бы даже от гадания не отказалась, лишь бы нагадали, что все будет хорошо…
— Все будет хорошо, — словно услышав мои мысли, сказала бабуля. — Я в тебя верю, дорогая моя. Все получится.
— Понять бы еще, что именно должно получиться, — не выдержала я.
— А вот когда получится, тогда и поймешь, — логично объяснила моя старая мудрая бабушка.
Ну да, совсем как с предсказаниями — когда предсказанное случится, самое время воскликнуть: «Так вот о чем оно было!»
И тут возник этот… стажер-охранник. Я уже почти забыла о нем! Даже вздрогнула, когда почти над ухом раздалось озадаченное:
— Ничего не понимаю! Чары распутал, но почему меня пропустили?!
Медленно обернулась, ругая себя за то, что мне вообще хочется обернуться и проверить первое впечатление — так ли он хорош, как показался?
Хорош. Даже еще лучше! Он снял форменную куртку, остался в футболке, плотно обтягивающей плечи и широкую грудь и не скрывающей бицепсы, крепкую шею… я моргнула, вдруг осознав, что беззастенчиво на него пялюсь. А он продолжал, обращаясь к бабушке и словно вообще меня не замечая:
— По всем параметрам — не должны были. Даже на кровь проверил — не должны.
— На кровь-то зачем?! — ошалела я. — Был бы ты кровной родней, наверное, знал бы? И мы бы знали?
— Не факт, — хмуро сказал он. — Я приютский, ничего о родне не знаю. Но по крови не сходится. Совсем. А это что? — уставился он на собранный рюкзак. Тут же позабыл все свои вопросы и включил полицейского при исполнении!
— Это мои каникулы, — сообщила, крепко взявшись за лямки. — Я ведь не под домашним арестом, правда, стажер?
Кстати, как его хоть зовут? Вроде бы говорил, а не помню. Совсем мозги отключились!
— Мое задание — тебя охранять, — напомнил он.
— Ну и охраняй себе.
— Где-то у меня был старый дорожный мешок, — ба в задумчивости потерла кончик носа. — На чердаке? Нет, кажется, в чулане. Схожу поищу.
— Зачем?! — возмутилась я.
— Почему бы и нет, — спокойно отозвалась бабуля. И вышла, а мы со стажером остались сверлить друг друга взглядами. То есть, это я пыталась выразить взглядом всю глубину своего «фи!», хотя не знаю, получалось ли — в глубине души, и даже не очень-то глубоко, было никакое не «фи», а сплошное «вау». А он смотрел спокойно, и с каждой секундой я все больше понимала, что от охранничка не отвяжусь никак. И от своей реакции на него — тоже не отделаюсь. Только смириться и принять как данность.
— С надежным попутчиком всегда лучше, чем одной, — сказал он, будто мысли мои прочитал и срочно решил досыпать аргументов «за».
— Ты же даже не знаешь, куда, зачем… и вообще!
— А есть разница?
— А разве нет?
Он пожал плечами:
— Опасно может оказаться везде. Даже на школьном матче по ведьмоболу.
— Прокляну, — мрачно пообещала я. Вот зачем, спрашивается, напоминать о моем позоре? И без него вспомнить тошно, а когда весь из себя крутой парень воспринимает тебя как слабачку, это же… В общем, сплошное «не везет»!
— Главное, чтобы тебя не прокляли, — деловито отозвался он. — А то шеф меня в уборщики переведет.
Ну и переведет, не расстроюсь!
— Почему твоему шефу вообще есть до меня дело?! — не выдержала я. Ведь это тот инспектор из полиции сказал папе, что пришлет для меня охрану! Папа разве просил?
Не знаю, что бы он ответил — наверное, ничего! — но тут вернулась бабушка. В руках она держала серую бесформенную то ли сумку, то ли торбу, место которой было, если судить по виду, на помойке, но выглядела ба такой довольной, что я тут же заподозрила подвох.
— Что нашла, сама не верю! Вы только посмотрите — дорожный мешок Христобаля Кирча! Зачарованный, между прочим, им самим, — добавила с гордостью, посмотрев в наши недоуменные лица.
Вот так бабуля! Сколько у нее еще «то ли на чердаке, то ли в чулане» такого, за что папа с дядей Виктором душу бы запродали?!
— Ну, если зачарованный… — протянул стажер.
— Не нравится — себе возьму! — отрезала я. Ишь какой, ему бесценный раритет дают, а он нос воротит! — Христобаль Кирч, если хочешь знать, семейная легенда. Каждый артефакт его работы уникален.
— Всё-всё! — парень картинно вскинул руки. — Понял, осознал, каюсь! Правда, спасибо, — добавил серьезно, — я ценю. Просто вы не обязаны. Я полицейский все-таки, нас на задание без снаряжения не выпускают.
— Не обязаны, — согласилась бабуля. — Поэтому бери и не сомневайся. Знаю я ваше снаряжение, без слез не взглянешь. Пойдем, соберу еды в дорогу. А ты, — посмотрела на меня насмешливо, — не пыхти.
— Я пыхчу?!
— Как закипающий чайник. А я вам обоим так скажу: случайных совпадений не бывает.
И к чему она это? В чем тут, спрашивается, совпадение? Чего-то я, кажется, снова не понимаю. А такое же непонимание в синих глазах стажера неожиданно примиряет с ним. А еще…
Еще, когда он вот так чешет в затылке, весь из себя озадаченный, жесткие черные волосы встают торчком, а брови лезут вверх под челку, он совсем не похож на полицейского. Какой-то почти свой, почти понятный. Только чуть старше наших мальчишек, хотя совсем не «чуть» круче…
— Чего ты? — спросил вдруг он.
Ой, это я что, снова на него пялилась, да так, что даже заметил?
— Ничего, — и я сделала вид, что проверяю рюкзак. Хотя как проверять, все ли уложила, когда перед глазами все равно стоит сногсшибательная картинка: широкий разворот плеч, веселое удивление на лице и синющий взгляд из-под черной челки?
Вылетели мы примерно через полчаса. Вот тоже странность: хоть и не слишком долгие сборы, а под конец так меня утомили, что аж зудело вскочить на метлу! Где-то когда-то читала, что «в пути» — это пограничное, подвешенное состояние. Ничего подобного! «Пограничное и подвешенное» — это сборы! Ни то ни сё — уже не дома, но еще и не в дороге. И на душе в это время как-то особенно тягостно.
Но, стоило сесть на метлу и взмыть в воздух, словно невидимый переключатель щелкнул — на душе стало легко и радостно, и откуда-то взялась та самая уверенность, которой мне не хватало: всё получится. Я сделала круг над бабулиным садом. Вишни уже цвели и сверху казались зелеными волнами, покрытыми нежной белой пеной. А вот яблони пока только выпускали почки. У бабушки вкусные яблоки, красные, сочные, сладкие, нигде больше таких не ела. Кажется, она сунула с десяток мне с собой…
Ну и куда лететь?
Моя любимая карта с бескрайними лесами, таинственными башенками и странными зверями лежала, бережно свернутая, в кармашке рюкзака. Не обязательно было ее доставать, я и так помнила: к северу от Витчтауна синела извилистая нитка реки. Туда и полечу — а почему нет? Заодно пойму, насколько эта карта правдива.
Принятое решение будто спустило туго натянутую пружину, тут же захотелось петь, смеяться, выписать в воздухе что-нибудь замысловато-опасное, чего не одобряет наш школьный тренер… Я покосилась на стажера — он пристроился чуть позади и выше меня, без слов показывая, что путь выбирать мне, а ему — охранять.
Я тайком вздохнула, полюбовавшись на его уверенную посадку и мощную метлу полицейской модели. Вот бы на чем полетать! Спортивные «Лидеры» и «Суперведьмы» считаются самыми-самыми только потому, что полицейские «Ураганы» — для служебного пользования. А уж моя «Веселая ведьмочка» — верхний сегмент школьной линейки — и рядом не стояла.
— Стажер, а тебя звать как? — спросила, подлетев к нему поближе. — Или у меня помутнение памяти, или ты не представлялся, когда явился.
— Люк Хэрриот, — ответил он.
— Хэрриот? Как инспектор? Ты же сказал, что приютский?
— Ну да, — ничуть не смутившись, ответил он. — Это традиция. Ребенку дают фамилию того, кому он больше всего обязан. Жизнью, можно сказать. Кто, к примеру, нашел младенца на улице в мороз, или отобрал у дурной мамаши, которая собиралась принести в жертву, или еще что-нибудь такое же веселое.
Я поежилась: вот уж веселое так веселое! Трудно было даже поверить, что в Витчтауне такое случается, но я почему-то поверила.
— Значит, инспектор тебя спас когда-то. Ты поэтому в полицию пошел? — спросила осторожно.
На самом деле хотелось спросить, что случилось с ним, но, наверное, это будет уже слишком. Мне бы не понравилось, если бы совсем незнакомый человек начал выспрашивать о таком. Да и знакомый, пожалуй, тоже. Но он ответил легко:
— И поэтому, и вообще — куда-то же надо было идти, правда? Полиция — хороший вариант для парня.
Тут меня осенило очевидным: приютским наверняка не так-то просто устроиться в городе, где больше половины по-настоящему хорошей работы — чей-то потомственный бизнес. Даже стыдно стало. На самом-то деле полицейских мало кто любит. Даже если не за что не любить, если ни тебе лично, ни твоей семье, друзьям и знакомым никто из них ничего плохого не сделал. Что-то вроде неписаной традиции, никем не утвержденной, но всем известной классификации: быть спортсменом или боевиком — круто, держать лавочку, кафе, кондитерскую, какой-нибудь салон — хлопотно, зато престижно, делать артефакты или варить зелья — не очень круто, но денежно, а полиция — отстой. Я никогда не задумывалась, почему так. Вряд ли стоит спрашивать у… у Люка Хэрриота, повторила я мысленно имя.
— Наверное, хороший, — согласилась. —Просто у нас в школе никто из мальчишек в полицию не собирается.
— Из вашей школы никого и не возьмут, — поддел этот вредный Хэрриот-младший.
— Почему вдруг?
— Потому. Ни знаний, ни опыта. Не берут к нам после школы.
— А ты?
— Долго рассказывать.
Интересно, это значит «не лезь» или «не сейчас»? И мне захотелось чем-то его уколоть. Не так чтобы прям больно, а просто чтобы не зазнавался и не задирал нос со своей полицией! Ну… и чтобы не показать, что на самом деле я как-то даже расстроилась за него. Мальчишки ведь на жалость или сочувствие даже больше обижаются, чем на подначки, вдруг и он тоже обидится? И я сказала:
— А бабулины сторожевые чары просто на папино письмо среагировали. То есть, как раз не среагировали. Ничего сложного, простой аурный допуск! И никакие кровные изыскания не нужны были.
Люк посмотрел на меня долгим взглядом и сказал:
— Ну да, очень просто. Если не считать того, что у меня амулет, экранирующий ауру.
И вот тут я озадачилась. Потому что это действительно было очень странно. Хотя-я… Если амулет какой-нибудь из дешевеньких, то не очень-то он экранирует. От датчиков работы Кирчей — точно не закроет.
— Значит, смени амулет, — посоветовала я. — Если тебе нужно капитально ауру прикрывать, только кирчевский нужен, и то… Ну, знаешь, есть попроще и подешевле, на продажу, так вот не такой. Эти сильными сканами пробиваются.
— Объясни, — попросил он. — Я не очень разбираюсь в амулетах. Что выдают, тем и пользуюсь.
Вот уж о чем можно рассказывать часами! А если тебя слушают не строгие бабушка Анна Кирч и тетка Мирабель, которые вдалбливали мне в голову все эти знания и обожали устраивать проверки, а классный парень, которому действительно интересно… Оказывается, я даже могу и сама увлечься!
Мы летели рядом, и я объясняла Люку все тонкости о нашей линейке аурных артефактов. Даже трех линейках: мы делаем экранки, сканы и «маски», хотя о «масках» широкой публике знать не рекомендуется. Но ведь Люк — не какая-нибудь просто «публика», а полиция! Ему это для работы нужно. И вопросы он задавал дельные, честное слово, даже бабушке Кирч понравилось бы такое внимание! Правда, бабуля оценила бы только внимание к семейному делу, а у меня горячели щеки, когда замечала уважительное одобрение во взгляде Люка. Потому что смотрел-то он на меня, а не на какие-то там амулеты! И даже сказал однажды:
— Ты здорово разбираешься.
А я, вместо того чтобы честно сказать, что просто-напросто в меня всю жизнь это вдалбливали, ответила, покраснев, кажется, еще сильнее:
— Семейное дело, что ты хочешь.
Хотя, если подумать, смысл тот же, да?
Вдалеке показалась блестящая на солнце нитка реки.
— Смотри! — я радостно вскинула руку. — Смотри, Люк, там река! Точно река!
Он поймал мой взгляд и спросил озадаченно:
— Хочешь сказать, ты не знала, куда летела?
ГЛАВА 4. Видали вы таких стажеров?!
Вот уж точно, на некоторые вопросы лучше не отвечать! Но Люк так искренне удивился, что меня прошибло на смех, и я ответила, пафосно указав рукой вперед:
— Конечно, знала! Туда!
— И куда же? — прищурился Люк.
Я крутанула вокруг него мертвую петлю и крикнула:
— Догоняй!
И помчалась так, что верхушки деревьев внизу смазались в пятнистый буро-зеленый ковер. Ветер трепал волосы, бил в лицо, и чего-то привычного не хватало — шума трибун, может быть? Свиста, гама, необходимости жестко контролировать пространство вокруг, отслеживать мяч и держать щиты от порчи? Вот только лететь над незнакомым лесом к незнакомой реке мне, пожалуй, нравилось гораздо больше. Свобода! Такая невероятная, полная, абсолютная свобода, которой у меня никогда не было!
Над рекой я оказалась даже слишком быстро.
Сбросила скорость, покружила, осматриваясь. Река была не слишком широкой, наверное, метров сто в ширину. А может, и гораздо шире — дальняя ее сторона заросла камышом, огромной, широченной полосой камыша, и где там начинается твердый берег, я угадывать не взялась бы. И глубину тоже, в зеленовато-мутной воде не то что дна, даже какую-нибудь подплывшую к самой поверхности рыбу нереально разглядеть. Да уж, это вам не школьный бассейн!
Люк
