Купить

Хюльдра. Алёна Половнева

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Алиса всегда сомневалась в том, что она нормальная. Ведь не всем же женщинам обезумевшие поклонники сначала падают в ноги с горячими признаниями, а потом выкручивают руки, требуя любви?! Пытаясь убежать от очередного разочарования и желая, наконец, понять кто она, Алиса летит в сказочную северную страну изучать фольклор, а именно — легенды о хюльдре, прекрасной светловолосой колдунье, созидающей силе в обличии пастушки с коровьим хвостом. Но внезапно, упав с парома прямо в объятия великодушного аборигена, Алиса не только находит ответы на все свои вопросы, но и помогает своей старшей сестре Анфисе Заваркиной завершить трудное четырехлетнее журналистское расследование.

   

ГЛАВА ПЕРВАЯ. 2010 год. Алиса из Страны Завитушек

На вершине холма овеваемый со всех сторон ветрами стоял старый дом. Из темно-серого камня, элегантных пропорций, с высокими окнами и мраморным крыльцом, одинокий и заброшенный.

   Его северную стену покрывал густой слой мха, в котором, как будто в отдельной Вселенной, кипела невидимая людскому глазу жизнь. Южный фасад был размыт дождями: ливни здесь хлестали только с юга. На рассвете солнце светило в восточные окна, согревая рассохшиеся старые рамы, а на закате заливало большую залу, что занимала все западное крыло. Если кто-нибудь заглянул бы в эту когда-то роскошную комнату, то увидел бы великолепный наборной паркет, в котором теперь не доставало дощечек, пыльную хрустальную люстру и неплохо сохранившийся полированный обеденный стол. В глубине комнаты виднелся изящно сложенный камин и дверь, одна створка которой всегда была распахнута.

   Казалось, что до загадочного дома рукой подать, но если какой-нибудь сорвиголова решался подойти поближе, то он мог шагать несколько дней и не преодолеть и половины пути. От подножья холма к вершине вели тысячи тропинок, но ни одна из них не поднималась выше середины. Поговаривали, что дом заколдован.

   Деревенские жители наперебой убеждали друг друга, что старый особняк необитаем, хотя каждый из них хоть раз видел отблески растопленного очага на стенах западной залы. Лишь однажды старый пастух, гонявший овец у подножья холма, хватив в пабе лишку, уверял всех, кто хотел его слушать, что видел в окне женскую фигуру, кутавшуюся в шаль.

   — Говорю вам, стоит такая, вся в белом, и смотрит прямо на меня, — скрипел он, хватаясь то за сердце, то за стакан.

   — А я пацаненка видела, — заявила вдруг старая торговка, — прошлой зимой. Он в снежки играл аккурат перед входом.

   Однако остальные выпивохи немедленно подняли на смех баламутов, отбив у тех всякую охоту к досужим разговорам.

   Этим вечером, промозглым и холодным, в доме, как всегда, будто бы сам собой зажегся камин и в распахнутую дверь вошла почтенная дама. Ее волосы были подсинены и уложены на старомодный манер. Она действительно зябко куталась в белую шаль изысканного вязания. Подол ее нежно-розового шелкового платья мягко скользил по рассохшемуся паркету, то и дело обнажая носки атласных туфелек в тон. Она неспешно подошла к камину, взяла в руки кочергу и аккуратно пошевелила горящие поленца. Осанка дамы и ее отточенные движения выдавали если уж не благородное происхождение, то долгие годы блестящей светской жизни. За ней, весело потряхивая персиковым пузцом, вбежал маленький лохматый шпиц. Пес был безупречно ухожен и щеголял жемчужным ожерелком на коротенькой шее.

   Дама заняла кресло у камина, сложила руки на коленях и обратила свой взор к огню. Как сотни вечеров до этого, она сидела, держа спину прямо, и будто чего-то ждала.

   В дверь за ее спиной просочился крохотный белокурый мальчик. На вид ему было лет пять, а старомодный сюртучок и короткие штанишки делали его похожим на мальчишку-посыльного из старого фильма про Шерлока Холмса. У него был прямой нос, яркие, четко очерченные губы и синие глаза. Шпиц радостно кинулся к мальчишке и был награжден почесыванием между ушами.

   Как и сотню вечеров до, мальчишке было скучно. Он бродил по некогда роскошной зале, пытаясь придумать, чем себя занять. Он перебирал паркетные дощечки, дразнил шпица, отчего тот заливался тоненьким противным лаем, и качался на всех обеденных стульях по очереди. Утомившись своим бездельем, он подошел к камину, уселся на меховой коврик и протянул озябшие руки к огню. Пес пристроился рядом.

   Третьим гостем, вошедшим в залу, стал молодой мужчина. Он был широк в плечах и одет в потертую кожанку. Его манеры были рязвязны: он шел, широко ставя ноги и раскачиваясь, как матрос на палубе. Не глядя ни на кого, он направился прямиком к столику в углу, на котором стоял большой штоф, наполненный янтарного цвета жидкостью, и грубый тяжеловесный стакан. Рядом располагался серебряный поднос. На нем – горка белого порошка, часть которого была разделена чьей-то заботливой рукой на две «дорожки». Как и сотни вечеров до, мужчина наклонился к подносу и при помощи коктейльной трубочки, лежащей тут же, шумно втянул в себя порошок. На его бритом черепе, на затылке, можно было разглядеть плохо заживающую ссадину. Она немного кровоточила, но, казалось, не причиняла мужчине никаких неудобств. Совершив свои привычные вечерние ритуалы, он плеснул виски в стакан и, пройдя несколько шагов, плюхнулся в кресло напротив дамы, положив ногу на ногу и громко вздохнув. Его лицо могло бы показаться симпатичным, если бы его не портили черные мертвые глаза, которыми он принялся буравить свою визави.

   — Джентльмен при встрече с дамой говорит «здравствуйте», — произнесла женщина в шали. Модуляции ее голоса выдавали в ней бывшую актрису, человека, который даже в преклонном возрасте не сдает своих позиций.

   — Здравствуйте, — четко выговорил Черноглазый и издевательски хмыкнул. Он достал из кармана смятую пачку, выбил из нее сигарету и чиркнул зажигалкой. Стакан с виски он поставил у своих ног, рядом с хрустальной пепельницей.

   Старая Актриса снисходительно кивнула.

   — Я думаю, нам не стоит молчать весь вечер, — произнесла она.

   — Я думаю, нам стоит заткнуться навсегда, — ответил Черноглазый, не меняя интонации.

   Мальчишка оставил свою возню с собакой и взглянул на него снизу вверх, робко и выжидательно. Черноглазый смягчился.

   — Но почему рассказываю всегда я? – проворчал он, обращаясь к Старой Актрисе.

   — Вы всегда переиначиваете свою историю. Каждый раз она у вас как новая, — благосклонно улыбнулась та. — Мы так не можем.

   Она даже льстила безупречно и деликатно, смягчая свое контральто и добавляя к словам обезоруживающую улыбку. Легкость, с которой она вела разговор, была такой же привычной, как и раздражение, в котором купал всю комнату Черноглазый.

   Ветер, то и дело протискивающийся в оконные щели, вдруг выдал особенно пронзительную руладу. Его вой был похож на отчаяние волчонка, отбившегося от стаи и потерявшегося в чаще. Именно эти тоскливые ноты заставили Черноглазого поежиться и настроиться на нужный лад.

   — Ну что ж, — сказал он, растерев сигарету в пепельнице, — тогда я расскажу вам одну легенду. Назовем ее, скажем… «Рожденная свободной»!

   Старая Актриса улыбнулась, поощряя его, и уютнее устроилась в кресле, натянув шаль до подбородка. Мальчишка, до сих пор молчавший, весело хихикнул. Он любил слушать истории, особенно те, что были похожи на сказки.

   — Северные народы передавали эту легенду из поколения в поколение, — начал Черноглазый вкрадчиво. — Предание рассказывало о женщинах, столь светлых и обликом, и нутром, что все живое преклоняло перед ними колени. Им доверяли люди и звери, они способны были оживлять мертвое и исцелять больное. Они не были колдуньями, ведьмами или знахарками, лишь любимыми дочерями самой природы, едиными с ней духом и телом. Они жили просто так, не извлекая выгоды из своих умений и не задумываясь о вечном.

   В легенде их называли непривычным нашему уху словом.

   Хюльдры.

   Несмотря на доброту, нежность и легкость, что окружали их плотным маревом, кое-кому хюльдры виделись сосредоточением тьмы и порока. Так получалось оттого, что девы этого племени были искусны в любви. Они туманили мужчинам разум, околдовывали, очаровывали, заманивали, танцевали свои смелые танцы и пели свои пронзительные песни. Увидев хюльдру, путники сбивались с дороги, пастухи теряли свои стада, верные мужья оставляли своих жен ради прекрасной пастушки с коровьим хвостом, что жила высоко в горах. Но уж если ей самой случалось полюбить, то любила она искренне и преданно.

   — А как они выглядели? – поинтересовался Мальчишка тоненьким голоском.

   Черноглазый хищно улыбнулся и приложил палец к губам.

   — Хюльдры – дочери северного леса, — продолжил он, отхлебнув виски и закурив следующую сигарету. — Легенда воспевает их волосы, что светлы и легки, словно паутина, сотканная августовским пауком. Их глаза, что зелены, словно мох на деревьях, чьи стволы почти не видели света, но знали много влаги. Их кожу, что бела и нетронута солнцем, и их движения, что плавны и грациозны, словно их телами танцевала сама природа. И, наконец, их улыбки, теплые и озорные, от которых захватывало дух.

   Черноглазый на секунду зажмурился, будто внутри него провернули раскаленный прут. Открыв глаза, он опрокинул в себя остатки выпивки и, подавшись вперед, спрятал лицо в ладонях.

   Сгорающий от нетерпения Мальчишка взглянул на Старую Актрису вопросительно: ему хотелось поскорее услышать продолжение. Та почти незаметно покачала головой. Мальчишка понял, что торопить рассказчика не стоит.

   Тем более, что торопиться им совершенно некуда.

   

***

Алиса вздрогнула и открыла глаза. Стюардесса трясла ее за плечо и по-английски просила выключить лэптоп.

   Она задремала над текстом для своей еженедельной колонки в женском журнале. Текст получился до невозможности глупым. В нем Алиса сравнивала стиль жизни потенциальной читательницы с чашками и пыталась подвести ту к выводу, что вкушать утренний кофий нужно не из щербатой лоханки из плохо обожженной глины, а из тонкого фарфора своей прабабки или хотя бы из толстостенной кружки с памятной надписью «Гарвард Ло Скул, выпуск 2005 года». Ее сонный взгляд упал на последнюю строчку: «Все ныне существующее может быть представлено в виде блюдца».

   — Чушь несусветная, — пробормотала Алиса и решительно стерла все написанное.

   — Выключите, пожалуйста, компьютер, — снова, уже по-русски, попросила терпеливая стюардесса, — мы заходим на посадку.

   — Да, конечно, простите, — сказала Алиса и, улыбнувшись, захлопнула крышку.

   Она заправила за ухо выбившуюся из косы светлую прядь и взглянула в иллюминатор. Самолет – «Аэробус А320», совершающий рейс «Город Б – Осло» – вынырнул из свинцовых облаков, и теперь пассажиры могли видеть землю, разделенную на аккуратные участки и утыканную свертками со скошенной травой. Аэробус пошел на снижение.

   «Наш самолет произвел посадку в аэропорту Гардермуэн. Температура за бортом шестнадцать градусов выше нуля. Просьба оставаться на местах до полной остановки двигателей. Наш полет окончен. Желаем вам всего доброго», — произнес капитан.

   Этим летом Россия горела. Из-за аномальной жары в сорок пять градусов вокруг столицы вспыхнули торфяники, и страну вместе с ее аэропортами и телеграфами окутал плотный смог. Но Алиса твердо верила, что ее самолет сможет продраться сквозь этот удушливый туман и достигнуть «земли обетованной», которой этим летом стала для нее Норвегия: здесь шли дожди и воздух был чист и свеж.

   Кроме жажды кислорода Алису влекло сюда еще одно важное дело. Она во что бы то ни стало хотела помирить свое благородное семейство, которое раскололось надвое, когда старший брат Василий Заваркин оставил любимую женщину, родившую ему ребенка, и надолго укрылся в норвежских лесах.

   Алиса знала все обстоятельства драмы и изо всех сил старалась его не осуждать. Временами ей это удавалось, и даже приходила уверенность, что, будь она на его месте, то поступила бы точно так же.

   Но иногда она его просто ненавидела. До красной пелены в глазах.

   Это гадкое чувство чаще всего накрывало Алису после возни с племянником. Крохотный белобрысый паренек, смышленый не по годам, будил в ней такую нежность, что она невольно задавалась вопросом: как можно было оставить такую милую кроху?

   И каждый раз Алиса одергивала себя, вспоминая, что ее брат никогда не видел сына даже на фотографии. Она тут же успокаивалась и принималась исправлять эту оплошность.

   Алиса фотографировала подрастающего Васю-младшего и методично и аккуратно подклеивала снимки в альбом, снабжая их памятными надписями. Вот мальчик водит фломастером по бумаге с самым серьезным видом. Вот ест творог и смеется, испачкав щекастую физиономию до самых бровей. Вот делает первые шаги: на его мордашке восторг оттого, что он впервые сам шлепает своими маленькими ступнями по земле. Он не видит, что сзади стоит мать, готовая подхватить его, как только понадобится. Стройные бедра Анфисы Заваркиной, обтянутые джинсами, тоже попали в кадр и смотрелись очень соблазнительно.

   Алиса так рьяно взялась за составление альбома, пополняя его снимками каждую неделю, что за пять лет Васиной жизни он распух в двухсотстраничный том и еле поместился в чемодан, собранный для путешествия в Норвегию.

   Пограничник неожиданно тепло улыбнулся Алисе и поставил штамп о пересечении границы.

   — Добро пожаловать в Норвегию, — сказал он по-английски.

   — Спасибо, — отозвалась Алиса и направилась к стеклянным дверям, которые уже пропустили на норвежскую землю счастливцев с европейскими паспортами.

   — Нас как скотину держат, — раздраженно произнес кто-то сзади по-русски.

   Алиса с любопытством оглянулась и увидела своего соседа по самолетному креслу. Скривив лицо в оскорбленной гримасе, он едва сдерживался, чтобы не сплюнуть на чистый сверкающий пол Гардермуэна. Рядом с ним стоял высокий симпатичный парень с непослушными каштановыми волосами. Он откинул с лица длинную челку и с иронией взглянул сначала на блюстителя национальной гордости, а потом на Алису, скорчив смешную рожу. Алиса усмехнулась краешком рта и выпорхнула на норвежскую землю.

   Ожидая свой чемодан у багажной ленты, Алиса решила подбить промежуточные итоги. Ну что ж… Раз! Самолет не только сумел вылететь из смога, но и мягко приземлился в Осло. Два! Ее распухший чемодан не потерялся и не раскрылся. Алиса увидела, как он благополучно шлепнулся на ленту. Три! Метеослужба не обманула, и в Осло ее встретил чудесный освежающий дождь и прохладный, кристально чистый воздух, который она смогла оценить в полной мере, выйдя из здания аэропорта и сделав глубокий вдох.

   Увернувшись от такси по четыре евро за километр, Алиса побежала к аэроэкпрессу.

   Купив билет в автомате с помощью любезной служащей аэропорта и подождав минуты три, она с удовольствием заняла удобное кресло у окна и тут же прилипла к стеклу. Разглядывая пейзаж, она раздумывала над удивительным: никто из мужчин, садящихся в поезд вместе с ней, не попытался помочь ей с чемоданом! В городе Б полвагона с энтузиазмом выдирало ее багаж друг у друга, не забывая посылать Алисе угодливые улыбки – она только и успевала раздавать «спасибо» и поклоны. В Осло никто и внимания не обратил, как она, краснея и пыхтя, заталкивала поклажу на вторую полку на багажной стойке. Видимо, женская самостоятельность в Норвегии приветствовалась, поощрялась и не считалась проявлением оголтелого феминизма. Алису это огорчило. Ей не нравилось самой таскать чемоданы.

   Но, видимо, придется, раз попросить помощи не у кого.

   Алиса всегда ездила в долгие поездки одна, чтобы не объяснять никому свое странное поведение. Она не спешила, едва въехав, пускать восторженные слюни в музеях и возле памятников. Вместо этого она проводила время в кофейнях, украдкой покуривала там, где нельзя, залипала перед витринами с домашней утварью, специально натыкалась на спешащих по своим делах горожан, чтобы переброситься с ними парой быстрых фраз. Ей казалось, что так она общается со страной напрямую, без посредника, чувствует ее дух и пропускает через себя ее энергию.

   Ее старшая сестра Анфиса называла ее поездки энергетическим туризмом. Это выражение так запало Алисе в душу, что она даже написала статью на четырнадцать тысяч знаков для своего журнала. Материал занял целый разворот и очень понравился редактору. Оказалось, что ее начальница тоже приветствует такую travel-схему.

   — Ненавижу, когда меня гоняют как овцу на выпас, по всяким глупым галереям и колокольням, — сказала она с чувством и выписала Алисе премию.

   Алиса благоразумно умолчала о том, что экскурсии ей, в общем-то, по нраву, если есть возможность переодеваться четыре раза в день. Это был ее собственный аттракцион. В самолет или поезд она садилась, одетая как типичная жительница города Б, которой чуть за двадцать: кеды, футболка или толстовка со смешной надписью, не слишком короткие шорты или кокетливая юбочка. В таком виде Алиса прибывала в пункт назначения и, используя свой пухлый чемодан и небольшую сумму денег, модифицировала свой облик, постепенно становясь похожей на местную жительницу.

   Поэтому в любую поездку, даже на пару дней, она брала с собой тщательно продуманный набор одежды, чтобы быть готовой к любой погоде и любым обстоятельствам. Бока сумок распирало, молнии надрывались, и каждый раз, сходя с самолетного трапа, Алиса опасалась, что ее шмотки уже усеяли дорогу от самолета до багажной ленты. Но оно того стоило! Она получала неземное удовольствие, если к ней обращались на родном языке той страны, куда занес ее дьявол, или туристы спрашивали у нее дорогу. Это был ее персональный кайф и вершина мастерства в энергетическом туризме.

   Сквозь окно аэроэкспресса Алиса разглядывала пожелтевшие поля, ровное дорожное полотно и небольшие холмики, поросшие темно-зеленой курчавой травой. Она знала, что в этой части страны нет ни фьордов, ни скал, но все равно не переставала искать их глазами.

   Поезд зарулил в пластиковый тоннель и мягко остановился. Алисе хотелось немедленно выскочить из вагона и броситься навстречу приключениям, забыв про багаж, но вместо этого она терпеливо сидела в кресле, пока все пассажиры не вышли на перрон. Выпрыгнув из вагона последней, она пробежала сквозь здание вокзала и безжалостно загромыхала своей поклажей на колесиках по серым плитам мостовой. Алиса бежала мимо сцены, смонтированной на вокзальной площади для какого-то концерта, мимо медной статуи быка, мимо магазинов с одеждой и лотков с дешевыми очками, легкомысленно пренебрегая светофорами. Она помнила, что ей нужно будет миновать три квартала по улице Карла Какого-то, свернуть влево у «Бургер Кинга» и еще через два квартала оглядеться и найти большой розово-коричневый дом с номером «15». На листке, который она сжимала в руке, было в спешке нацарапано «Dronningens gate 15». Там, над почтовым офисом, располагалась квартира ее старшего брата.

   Алиса спешила, и ее чемодан весело подпрыгивал на брусчатке, которой была уложена проезжая часть. Запыхавшись, она перешла на быстрый широкий шаг, лихорадочно оглядываясь по сторонам и стараясь запомнить дорогу. Она не заметила, что за ней, поторапливаясь, идет тот самый молодой человек, что подмигивал ей у пластикового окна пограничника.

   Поборов желание ухватить бургер на углу, Алиса добежала до пятнадцатого дома. Она была в восторге, предвкушая долгожданную встречу и все, что за ней последует: реакция брата на фотоальбом, прогулка по городу и, может быть, быстрая выпивка в кафе.

   Скрипучий старый лифт, который явно был ровесником самого Осло, вознес Алису на последний этаж. Навстречу ей уже открылась тяжелая дверь, и она, тоненько и радостно взвизгнув, бросилась на шею мужчине, появившемуся в дверном проеме.

   — Привет, моя хорошая, — произнес Василий Заваркин, крепко обнимая сестру и вдыхая запах ее волос, — давай заберем твой чемоданище, а то он уедет вместе с лифтом.

   Алиса нехотя отпустила брата и позволила ему выволочь свою поклажу.

   — Энергетический туризм? – насмешливо спросил он, кивая на распухшие бока чемодана с монограммой известной фирмы.

   Алиса, сияя, кивнула. Она с удовольствием и очень внимательно оглядела брата с бритой макушки до носков ботинок. Василий был в хорошей форме. Под одеждой перекатывались упругие мускулы, а сами тряпки тянули на тысячу долларов. Наряд неприметный, но ткань и покрой выдали стоимость.

   «Значит, хорошо устроился», — с облегчением подумала Алиса.

   Она очень переживала за него. Отчасти потому, что подстроить его отъезд было ее идеей.

   Василий насмешливо проследил за ее взглядом, и Алиса поняла, что тот угадал ее мысли. Как всегда.

   — Как твой мотоцикл? – спросила она, проходя в комнату и оглядываясь по сторонам.

   Много света, простая мебель, дизайнерские светильники – точь-в-точь норвежский каталог по дизайну интерьеров, который Алиса изучала перед поездкой. Ей хотелось суметь считать обстановку, если ее пригласят в гости.

   — Ты хорошо выглядишь, — с напускным недовольством сказала Алиса, не замечая, что говорит она одна, — даже морщины разгладились. Сытая жизнь без докучливых сестер?

   Вася рассмеялся, обнажив белые ровные зубы, и снова стиснул ее в объятиях. Алиса крякнула.

   — Ты голодна? – спросил он, отпустив ее.

   — Ты же знаешь, я всегда голодна, — улыбнулась Алиса, украдкой потерев ребра.

   Заваркин тепло улыбнулся и с видом фокусника, достающего кролика из шляпы, извлек из коричневого хрустящего пакета закрученные улиткой булочки с корицей, политые ароматной глазурью.

   — Боже, как здорово! – воскликнула Алиса и тут же вцепилась зубами в одну из них.

   — Я помню, что ты такие любишь, — довольно сказал ее брат.

   Алиса кивнула и укусила еще раз. Выпечка была восхитительна: там, где надо, слоеное тесто пропиталось глазурью, а где не надо – осталось хрустящим.

   — А кофе есть?

   Вася с улыбкой кивнул и подал ей высокую бежевую кружку, до краев наполнив ее из кофейника. Алиса с удовольствием отхлебнула. Брат любил ее кормить. В отличие от вечно худеющей Анфиски, Алиса с удовольствием поглощала все, что нащупывала.

   — Чудесно, — Вася хлопнул в ладоши, — мне нужно сделать пару звонков, а ты располагайся. Там душ, вот кровать и шкаф. Вся квартира в твоем распоряжении.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

110,00 руб Купить