Купить

Почти такой же. Александр Панин

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

В результате происшествия герой приобретает сверхспособности

   

ГЛАВА 1 - Корабли

Валька удобно устроился на бортике Графской пристани, свесив вниз, к бликующей на ярком солнце воде обе ноги. В таком положении его вполне можно было принять за здорового, если не обращать внимания на лежащий рядом самодельный костылик. Обыкновенный мальчишка, разве что светлые волосы несколько длинноваты и не совсем ровно обрезаны, да штаны и рубашка, хоть и новые, но основательно помяты и замызганы. Но кто сейчас к такому присматривается. Людям, в большинстве своем, нет дела ни до чего, что может их отвлечь от занятия, ставшего неожиданно основным делом их жизни. От добывания денег. Не зарабатывания, не получения, а именно добывания.

   Вдруг как-то неожиданно выяснилось, что государству, вернее, его огрызку, называемому незалежной Украиной, на подавляющее большинство своих граждан плевать с бугра. Вот как только проголосовали на референдуме за эту незалежалость так сразу и стало плевать. И, кстати, подавляющему меньшинству, уютно устроившемуся у разнообразных корыт, тоже плевать. А те, на которых наплевали, должны были отныне как-то сами о себе заботиться. Они и начали заботиться в меру сил, знаний и умений. И если первого, конечно, не у всех, а только у некоторых было в избытке, то вот второго и третьего явно не хватало. Ну не учили в советской школе и в вузах экономике периода начального накопления капитала. И даже великий экономист этого самого периода Карл Маркс вместе со своим корешем Фридрихом Энгельсом не дал практических советов начинающим. Треплом оказался автор «Капитала».

   Сидящий сейчас на пристани Валька даже не слышал про такого товарища как К. Маркс, зато он в полной мере прочувствовал на себе это самое первоначальное накопление. Валькина биография была проста как угол дома. В ней не было неожиданных поворотов сюжета, зловещих тайн и головокружительных приключений. Не считать же приключением заурядное ДТП на загородной, тогда еще ленинградской трассе, когда их старенький жигуленок снес с дороги выскочивший на встречку грузовик. Шофер грузовика оказался пьян в зюзю и, вылетев через лобовое стекло, сломал обе руки. Жаль, что не шею.

   А вот Валькин отец и младшая сестренка умерли сразу. Мать, правда, успели довезти до больницы, и она умерла уже на столе. Сам Валька с переломанными костями таза и с поврежденным позвоночником тоже был не жилец, но молодой хирург райбольницы думал иначе, и Вальку собрали практически заново. Когда пришедший в себя Валька осознал случившееся, он горько пожалел, что его собрали и даже высказал это лечащему врачу.

   - Ну, брат, - ответил тот. – Должен же кто-то из семьи остаться. Значит, так Богу угодно.

   Валька это запомнил. И то, что должен кто-то остаться, и то, что Богу угодно. Через полгода его выписали. Его и держали в больнице как бы за штатом, не числя в списке больных. Еду приносили врачи, медсестры и санитарки. А куда пацану было податься, если какая-то шустрая материна родственница, которую до этого никто и не знал, ухитрилась оформить на себя их двушку и тут же ее продать.

   Шел девяносто третий год. Остатки социальных служб, нищие, как и все в том огрызке страны, который только чудом не развалился на еще более мелкие части, отправили убогого сироту в детский дом.

   Дом находился в старинной усадьбе еще позапрошлого века, а сама усадьба стояла среди дикого леса, в который превратился большой парк. В нем теперь запросто мог укрыться стрелковый полк с приданной бронетехникой.

   А пока укрывались обитатели детского дома. Надо сказать, что дом честно держался до конца девяносто второго года. Потом вдруг как-то сразу выяснилось, что дом-то в принципе никому и не нужен. И если раньше персонал во главе с начальством крали умеренно и с оглядкой, то с наступлением демократии и с полным изгнанием остатков социализма все ограничения оказались сняты. Вернее, их никто не снимал, на них просто перестали обращать внимание. И настала для воспитанников новая интересная жизнь.

   Вот Валька и угодил как раз в этот занятный период. Коллектив детского дома, включающий в себя администрацию, воспитателей и, собственно, детей довольно четко разделился на две партии, пока не враждующие между собой вследствие неравенства сил, но, по крайней мере, относящиеся друг к другу с большим недоверием. Конечно, линия раздела не отделила четко взрослых от детей, потому что среди воспитателей нашлись люди, для которых материальные блага оказались на втором плане, после доверия своих воспитанников. Но таких было всего несколько человек.

   В то время как начальство и его прихлебатели азартно пилили с каждым месяцем уменьшающийся бюджет (государство все-таки продолжало содержать детский дом, хотя и без того небольшие деньги безжалостно съедала инфляция), предоставленные сами себе детишки пустились во все тяжкие. Вернее, пустились те, которые повзрослей. Лет пятнадцать-шестнадцать. Взвыли окрестные деревни и городки. В детдом зачастила милиция. Самых шустрых и отмороженных быстро распределили по колониям, потому что администрации не было никакого резона их покрывать. Средний возраст среди воспитанников был осторожнее, потому что пример старших хоть и звал к подражанию, но не воодушевлял.

   Поэтому детдомовские работали по мелочи. А самое страшное, что с тобой может случиться, если ты работаешь по мелочи, это поймают и поколотят. Не всем хотелось быть битыми и детдомовские сорганизовались в три небольшие банды. Банды держали в страхе округу около недели, а потом окрестные мальчишки объединились и только крепкие двери и высоко расположенные окна спасли незадачливых бандитов от решительного штурма. Ну и конечно заступничество девчонок-воспитательниц, отчаянно трусивших, но, тем не менее, решительно вставших на их защиту. Нападавшие оценили смелость и осаду сняли, пообещав, однако, что в следующий раз пощады не будет.

   Попадать под обещанную раздачу не хотел никто. Как и подыхать голодной смертью, потому что, если потреблять еду, предлагаемую пищеблоком, то сандалии можно было откинуть еще раньше, нежели явятся мстители.

   По этому поводу в одной из спален собрался великий народный хурал, включающий самых авторитетных из оставшихся старших и особо доверенных воспитателей. Ругались, потому что спором это назвать было нельзя, часа два. Но к общему решению так и не пришли. И когда воспитатели в полном составе покинули спальню, один из детдомовских авторитетов предложил посылать младших, из тех, кто выглядит пожалостнее, нищенствовать в Питер. Идею обдумали и приняли как рабочую. Действительно, местных изящно обходили, а местные, надо сказать, для детдомовских были проблемой. А Питер – город большой. Там, по мысли детдомовских стратегов, а также тактиков вопросов быть не должно. Как потом выяснилось, с реалиями они были знакомы плохо. Правда, если быть честным, взрослые, в отсутствие которых и была принята эта концепция, действительность тоже знали отвратительно. Они ее просто не касались.

   Когда стали выбирать кандидатуры, так сказать «попрошаек», мнения опять разделились. Оказалось, что буквально все по-разному представляют себе, как внешний вид, так и характер будущих «снабженцев». И если внешний вид очень скоро перестал служить яблоком раздора, так как, благодаря «усиленному» питанию большинство кандидатов выглядело так, что это вызывало жалость у любого нормального человека. Но когда дело дошло до личных качеств кандидатов, то тут дело едва не закончилось мордобоем. Одни настаивали, что попрошайка должен быть живым и шустрым (кто-то в дальнем углу пробормотал: «Ага, и на баяне хорошо играть», но так как в это время в комнате буквально на миг воцарилось молчание, то все его прекрасно услышали). Ругань достигла апогея и, казалось, вот-вот начнется всеобщая свалка. Но тут, опять же, кто-то, видать, на остатках здравомыслия, выдал:

   - А давайте попробуем на ком-нибудь одном.

   Публика притихла, пошушукалась, и буквально через несколько минут прозвучали слова:

   - А этот новичок, как его… Валька. По-моему, самый подходящий будет.

   Многие Вальку не знали, не такая уж он был знаменитость. Поэтому тут же был вынесен вердикт «А подать-ка его сюда». На этот непредвиденный случай за дверью дежурили несколько доверенных мальцов. Сидевший с краю старший высунулся в дверь.

   - Вальку-хромого сюда! Живо мне!

   И через несколько минут требуемый индивид был доставлен. При первом же взгляде на вошедшего высокое собрание пришло к консенсусу. Оставалось обсудить детали. Вальку за ненадобностью отправили обратно. Ни у кого даже мысли не мелькнуло, что он может отказаться от предложения. Не склонные по разным причинам к жалости и сентиментальности детишки сразу же определили – это то, что надо.

   Валька, надо сказать, в это время выглядел далеко не лучшим образом. Во-первых, он никак не тянул на свои, записанные в свидетельстве о рождении двенадцать лет, потому что был мал и тощ, во-вторых, на его круглой, коротко стриженой голове выделялись оттопыренные уши и два длинных шрама с точками снятых швов, все остальное в глаза не бросалось. И, в-третьих, он, скособочившись, подпирался самодельным костылем. Что-то там в позвоночнике у него повредилось. Районный хирург туда лезть не рискнул, и поэтому Валькина левая нога Вальку не очень слушалась, и приходилось прибегать к услугам подпорки.

   Все это в совокупности, а также тихий, незлобливый характер делали Вальку человеком, чуть ли не идеально подходившим для задуманной старшими ребятами цели. Надо сказать, что цель их была даже, в какой-то степени, благородна. Конечно, миражи сладкой жизни, кою они наблюдали вокруг, ясное дело, присутствовали, но не надо забывать, что воспитывались они, большей частью, все-таки при советской власти и дух коллективизма был вколочен в них крепко. Поэтому свою долю ответственности перед младшими они все-таки ощущали. Правда, выражалось это по-разному. Ну это уж кто как умеет.

   В общем, решение было принято и назначены сопровождающие и ответственные. На электричке все давно уже ездили зайцами, но ценного Вальку решили риску не подвергать, и купить ему билет. Все едино, ему от контролера не убежать. Но купить одному. На этом со спокойной душой и разошлись.

   Утром Валька был разбужен чуть свет и, ничего не понимая, предстал перед комиссией, состоящей из самых старших из оставшихся в строю. Он был признан годным и в сопровождении двух, осознающих свою ответственность шкетов, направлен в столовую. Толстая повариха, привыкшая трескать за целую группу, недовольно заворчала, глядя на тощего инвалида, которого надо было накормить от пуза. Это ж сколько продуктов должны были пролететь мимо. А пацан, судя по голодному блеску в глазах, своего упускать не собирался. Но двое ответственных мягко объяснили поварихе, что она не права и огромная тетка, раз в пять тяжелее их вместе взятых, угрюмо заткнулась.

   Такого изобилия Валька не помнил с тех самых времен, как жил с родителями. Он оглянулся на пацанов. Те сглотнули и отвернулись, и Валька подумал, что может быть, его готовят для какой-нибудь жертвы. Аппетит сразу пропал. Он, не замечая алчного взгляда поварихи, нехотя прожевал бутерброд с колбасой и запил жиденьким, но сладким чаем. Потом вопросительно посмотрел на своих конвоиров. Конвоиры сцепили руки, сказали: «Садись» и рысью помчались по коридорам.

   К электричке, почти за полкилометра, Вальку доставили таким же способом. Правда, там уже были другие ребята, постарше, которых Валька не знал и среди них одна девчонка. В электричке Вальку усадили в начале вагона и вручили билет, а сопровождение рассосалось, будто его и не было вовсе.

   По приезду прямо на перроне Московского вокзала устроили быстрое совещание, уточняя, какой вокзал является наиболее подходящим. Московский отмели сразу из-за большого количества ментов. Сошлись на Витебском – и ехать недалеко и направление приличное. Валька по-прежнему ничего не понимал, но в метро с одним из сопровождающих пошел охотно – в метро он давно не был, и вспомнить его было приятно. Остальные в целях экономии двинулись пешком.

   На Витебском вокзале Вальке, наконец, разъяснили цель поездки. Он сначала было взъерошился:

   - Как так? Да чтобы он… Да никогда…

   Но потом подумал, прикинул, вспомнил голодные глаза обитателей спальни, вспомнил, как смотрели на него пацаны в столовой и решился. Все это время сопровождающие молчали, глядя понимающе, и Валька был им благодарен за это.

   - Ну и где тут? – он огляделся.

   Народ понял, что от выбора места зависит очень многое. Посыпались предложения. Показалось, что наиболее хлебными должны быть места у касс и у вокзального буфета. Валька, сопровождаемый эскортом, делавшим вид, что уж они-то здесь совершенно не при чем, двинулся к облюбованному месту. Он пристроился недалеко от кассы буфета, вне досягаемости взгляда и рук кассирши, оперся на свой костылик, приняв максимально перекошенную позу, и выставил вперед замызганную кепку. Особо подчеркивалось, что кепка должна выглядеть очень сильно поношенной. Да Валька бы такую никогда на голову не надел.

   В общем, он обосновался на рабочем месте. Эскорт, оценив диспозицию, рассосался по залу и пропал из вида. Сначала ничего не происходило, но потом Вальку заметили. Наверно все-таки вид у него был достаточно жалкий. Он удостоился нескольких любопытных взглядов. Но лидерами, как всегда в таком деле, были старушки. Когда в его кепку упали первые монетки, Вальку передернуло. Он старался не смотреть бабушкам в глаза и неудержимо краснел. Однако те приняли это за дополнительные признаки его убожества и только больше жалели несчастного мальца.

   А вот следом за старушками стал подходить совсем другой народ. Некоторые даже пристально его рассматривали, как будто заранее признавали маленького инвалида в преднамеренном обмане. И только убедившись, что, на первый взгляд, Валька вроде настоящий, снисходили до милостыни. И ведь видно же было, что, в отличие от бабушек, отдавали далеко не последнее. И хотя, как Вальке объясняли, рубль уже был деревяннее некуда, очень редко в драную кепку падали бумажки, а чаще звенела почти ничего не значащая мелочь.

   Кассирша Вальку все-таки заметила. И хотя он улыбался ей робко и заискивающе, женщину это не проняло. Она даже оставила свой пост у кассы, чтобы изгнать маленького попрошайку. Небольшая очередь, было, гневно загудела, но тут же была жестко опущена всего несколькими словами, но сказанными с таким напором, что люди поневоле задумались – если человек так говорит, значит имеет право. В неблагословенные времена проклятой советской власти эту кассиршу тут же смешали бы с грязью, а кое-кто даже вытер бы об нее ноги. Впрочем, и Валька тогда бы не стоял у буфета.

   А сейчас Валька медленно выгреб из кепки свои жалкие копейки, сунул их в карман и нахлобучил кепку на голову. Кепка уютно угнездилась у него на ушах, а полуоторваный козырек, повиснув, закрыл один глаз. Скособочившись еще больше, чтобы выглядеть совсем уж жалко, Валька побрел прочь. Стук костылика в разом затихшем зале раздавался особенно громко. И наряду с этим постукиванием раздалось свистяще:

   - С-сука!

   И следом воздух прорезал пронзительный визг. Валька оглянулся. Кассирша с поразительным для такой комплекции проворством улепетывала в заднюю дверь. Очередь радостно заорала. Это была прямо революция в отдельно взятом зале вокзала, когда организованная масса пролетариев изгоняет подлого эксплуататора. А Валька, значит, оказался инициатором революционного взрыва.

   - Эй, малец! – остановил его окрик.

   Валька обернулся. Из темных углов стало не спеша подтягиваться прикрытие. Его догнал высокий седой мужчина, небрежно, но дорого одетый. Он неловко всучил Вальке тысячную бумажку и сказал, запинаясь и отводя взгляд:

   - Ты это, не держи зла.

   - Спасибо, - прошелестел Валька, сунул деньги в прореху пальто и похромал к выходу.

   Мужчина посмотрел ему вслед, вздохнул и пошел обратно в очередь.

   Когда Валька выбрался из здания вокзала и свернул за угол, его обступили сопровождающее его лица.

   - Ну как? – жадно спросил самый старший.

   Вместо ответа Валька, повиснув на костыле, стал двумя руками выгружать из карманов и прорех ветхого одеяния монетки и бумажки в подставленные ладони. Последней на свет появилась тысячная бумажка.

   - Ого! – сказал старший. – Две тысячи двести десять рублей, - и он уважительно посмотрел на Вальку.

   … Команда вернулась домой близко к вечеру. Валька с сопровождающим и с целой сумкой продуктов опять ехали с билетами. Остальные, хотя экономить вроде уже смысла не было, зайцами. Довольный Валька, прижимая к себе пакет с конфетами, печеньем и колбасой, ввалился в спальню. На него с надеждой воззрились одиннадцать пар глаз. Лица были не сказать, что голодные, но с видимой печатью недоедания. Валька небрежно уронил пакет на свою кровать.

   - Делите!

   Содержимое вмиг высыпали на стол. По комнате пронесся вздох восхищения. Навыки у пацанов были отработаны – куча продуктов моментально разложилась на одиннадцать, и кто-то уже начал торопливо жевать. Валька, не принимавший участия в дележе, так как его уже накормили старшие, сидя на своей койке, тихо спросил:

   - А девчонкам?

   Девчонок в группе было целых три. Они жили в отдельной маленькой комнатке и были под стать ей, как на подбор, маленькие и тихие. Девчонок не обижали даже самые буйные. Так уж было заведено и порядок этот никем не нарушался. Посягнувшего же из старшей группы били всем скопом. Но, надо сказать, после пары случаев посягательства прекратились. Старшие то ли испугались, то ли поумнели. Шум в комнате как обрезало, и в наступившей тишине мальчишки потянулись к столу, выкладывая на него, кто с сожалением, кто без, доставшееся им при дележке.

   - А я уже часть съел, - раздался чей-то растерянный голос.

   - Тебе зачтется, - сказал кто-то сквозь общий смех.

   … Валька стал ездить на вокзалы, как на работу. Дни, конечно, бывали разные. Иногда везло, иногда нет. Но отношение к нему не менялось. Среди старших он пользовался уважением, среди своих авторитетом. Его на полном серьезе называли кормильцем. Валька даже выработал свои нехитрые приемы, позволяющие иногда увеличить выручку. Вот чего он не любил, так это попрошайничать у церквей. Среди профессиональных нищих он чувствовал себя очень неуютно. Да и отношение там к нему было неприязненное. В общем, после пары опытов Валька идти на паперть отказался категорически и, хотя там подавали неплохо, старшие его поняли.

   Но однажды Вальку поставили в подземном переходе рядом с Гостиным двором. Народу там было кабы не больше чем на вокзале, и он постоянно перемещался. И постоянно мимо, не задерживаясь. Валька растерялся. Все его наработанные приемы здесь не катили. Постояв час, он понял – место надо менять и уже собрался было просигнализировать охране, как вдруг обстоятельства резко поменялись.

   Двое здоровых, коротко стриженых парней, типичных братков, шли мимо и вроде совсем не обращали внимания на подпертого костылем Вальку. И вдруг оба синхронно повернули, подхватили его подмышки и, не напрягаясь, потащили к входу. Валька даже вякнуть не успел, а охрана отреагировать. Братки рысью поднялись по ступенькам и направились к большому черному джипу, припаркованному у тротуара как раз в таком месте, где парковаться категорически запрещалось. Один из них открыл заднюю дверь, влез в нее и потащил Вальку внутрь, а второй подталкивал. Валька уперся. Орать он не стал, но костылик воткнул поперек двери и вцепился в него как клещ. Из-за этого второй браток немного запоздал. Как раз на то самое время, которое ему понадобилось, чтобы сломать Валькин костылик и втиснуть упертого пацана в темное чрево.

   Тут и подоспела Валькина охрана. Детдомовские пацаны рядом с накачанными братками не смотрелись совершенно. Зато они обладали ценными бойцовскими качествами, такими, как решимость в атаке, стойкость в бою и отчаянная смелость. Назревала схватка медведя со стаей волков. Ну ладно, волчат.

   Волчата оказались не только решительными, но и зубастыми. И первым, кто испытал это на себе, оказался тот самый браток, который остался снаружи. Один из пацанов загнал ему короткое шило в оттопыренный зад. Видимо, стойкость к боли не входила в перечень достоинств бывшего борца-вольника. Он заорал будто его, как минимум, лишали жизни. Ну и выпустил Вальку и схватился за драгоценную задницу. Воспользовавшись этим, Валька тут же стал выбираться наружу, но у него ничего не получилось, потому что второй браток удержал его практически без усилий. Мало того, он крикнул шоферу: «Гони!» и, протянув руку, захлопнул дверь с Валькиной стороны, тем самым обрекая своего собрата на безнадежные разборки с Валькиной охраной.

   Видя, что джип с Валькой от них уходит, бросая одного из своих на произвол судьбы, волчата разъярились. Бык, привыкший гасить слабых, увидел вокруг четыре пары горящих ненавистью глаз, оценил противников вдруг ставшей очень чувствительной пятой точкой и понял, что его сейчас спасет только немедленное решительное бегство. Однако, решение явно запоздало.

   Левый парнишка вдруг резко нырнул вниз, и левое колено ожгло жуткой болью. Браток попытался заорать, но задохнулся от удара по правому колену. Ноги перестали его держать и он, подвывая, рухнул на асфальт. Ему не дали даже ворохнуться. Руки были прижаты к земле, голову, обхватив за подбородок, вздернули кверху и он ощутил на шее холодное лезвие.

   А вокруг спешили по своим делам прохожие, стараясь не обращать внимание на распростертого на асфальте мужчину в спортивном костюме, над которым склонились четыре пацана лет по пятнадцать. Никто не поинтересовался, что они с ним делали. Даже милиционер в форме, стоящий неподалеку, глянул равнодушно и отвернулся. И браток с тоской подумал сквозь резкую боль в коленях, что сейчас его кончат, и никто ведь не почешется. Его тоскливую мысль прервал вполне конкретный вопрос:

   - Быстро! Адрес, куда повезли?

   Браток сразу понял, о чем речь и назвал адрес, даже не задумываясь. Мертвым-то уже все равно. А он считал себя мертвым. Сам-то не один раз так поступал. Однако, на этот раз он ошибся. Голову его отпустили так резко, что он не удержался и приложился лбом об асфальт. Новая боль отвлекла, и он с удивлением обнаружил, что его никто больше не держит. Пацаны рассосались так же неожиданно, как и появились.

   Они собрались вместе за ближайшим углом.

   - Ну, что делать будем?

   Вопрос был актуален, и решение нашлось сразу.

   - Нельзя его бросать, - сказал самый старший решительно. – Мы облажались – нам и отмываться. Но… Вот ты, - он ткнул пальцем в самого тощего, - двигаешь в дом за подкреплением. Обскажешь там обстановку. Возьмешь двух пацанов и двух девчонок покрепче. И захватите пустых бутылок сколько найдете, резиновую трубку, кусок бинта и тряпок. Все, давай!






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

100,00 руб Купить