Мир в пузыре. Том 1: Иллюзия реальности. Геннадий Источник

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 0
• ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 1)
• ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 2)
• ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 3)
• ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 4)
• ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 5)
• ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 6)
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 1)
• ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 2)
• ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 3)
• ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 4)
• ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 5)
• ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 6)
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 1)
• ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 2)
• ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 3)
• ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 4)
• ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 5)
• ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 6)
• ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 7)
• ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 8)
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 3. Знакомство (часть 1)
• ГЛАВА 3. Знакомство (часть 2)
• ГЛАВА 3. Знакомство (часть 3)
• ГЛАВА 3. Знакомство (часть 4)
• ГЛАВА 3. Знакомство (часть 5)
• ГЛАВА 3. Знакомство (часть 6)
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 1)
• ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 2)
• ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 3)
• ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 4)
• ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 5)
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 1)
• ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 2)
• ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 3)
• ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 4)
• ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 5)
• ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 6)
• ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 7)
• ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 8)
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 1)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 2)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 3)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 4)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 5)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 6)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 7)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 8)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 9)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 10)
• ГЛАВА 6. Явное или неявное (часть 11)
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 7. Странный посетитель (часть 1)
• ГЛАВА 7. Странный посетитель (часть 2)
• ГЛАВА 7. Странный посетитель (часть 3)
• ГЛАВА 7. Странный посетитель (часть 4)
• ГЛАВА 7. Странный посетитель (часть 5)
• ГЛАВА 7. Странный посетитель (часть 6)
• ГЛАВА 7. Странный посетитель (часть 7)
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 8. Компания миротворцев (часть 1)
• ГЛАВА 8. Компания миротворцев (часть 2)
• ГЛАВА 8. Компания миротворцев (часть 3)
• ГЛАВА 8. Компания миротворцев (часть 4)
• ГЛАВА 8. Компания миротворцев (часть 5)
• ГЛАВА 8. Компания миротворцев (часть 6)
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 1)
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 2)
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 3)
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 4)
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 5)
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 6)
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 7)
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 8)
• ГЛАВА 9. Инцидент (часть 9)
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 10. В тот роковой день (часть 1)
• ГЛАВА 10. В тот роковой день (часть 2)
• ГЛАВА 10. В тот роковой день (часть 3)
• ГЛАВА 10. В тот роковой день (часть 4)
• ГЛАВА 10. В тот роковой день (часть 5)
• ГЛАВА 10. В тот роковой день (часть 6)
• ГЛАВА 10. В тот роковой день (часть 7)
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 11. Человек из прошлого века (часть 1)
• ГЛАВА 11. Человек из прошлого века (часть 2)
• ГЛАВА 11. Человек из прошлого века (часть 3)
• ГЛАВА 11. Человек из прошлого века (часть 4)
• ГЛАВА 11. Человек из прошлого века (часть 5)
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 12. Миазма (часть 1)
• ГЛАВА 12. Миазма (часть 2)
• ГЛАВА 12. Миазма (часть 3)
• ГЛАВА 12. Миазма (часть 4)
• ГЛАВА 12. Миазма (часть 5)
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 13. Отец (часть 1)
• ГЛАВА 13. Отец (часть 2)
• ГЛАВА 13. Отец (часть 3)
• ГЛАВА 13. Отец (часть 4)
• ГЛАВА 13. Отец (часть 5)
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 14. Дьявол кроется в деталях, а Бог в мелочах (часть 1)
• ГЛАВА 14. Дьявол кроется в деталях, а Бог в мелочах (часть 2)
• ГЛАВА 14. Дьявол кроется в деталях, а Бог в мелочах (часть 3)
• ГЛАВА 14. Дьявол кроется в деталях, а Бог в мелочах (часть 4)
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 15. Черный принц (часть 1)
• ГЛАВА 15. Черный принц (часть 2)
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 16. Последнее письмо (часть 1)
• ГЛАВА 16. Последнее письмо (часть 2)
• ГЛАВА 16. Последнее письмо (часть 3)
• ГЛАВА 16. Последнее письмо (часть 4)
• ГЛАВА 16. Последнее письмо (часть 5)
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 17. Предание предков – из дневника Делакруа Ментал (часть 1)
• ГЛАВА 17. Предание предков – из дневника Делакруа Ментал (часть 2)
• ГЛАВА 17. Предание предков – из дневника Делакруа Ментал (часть 3)

АННОТАЦИЯ

Все началось со снов. Владислав столкнулся с тайной „Единого сновидения“. Анна исследует сны, и она столкнулась с подобным. Они не знакомы, но встретились на научном симпозиуме. Но, во снах ли дело? Возможно, все обстоит иначе?

   Владиславу начинают приходить они. Сны, которые он не отличает от реальности.

   Анна хранит две тайны. Первая почти сломала ее. Тайна прошлого, которую она боится.

   Владислав видит их во снах! Темное братство, он видит этих людей. Он видит их преступление против человечности! Он видит события берущие начало из будущего и прошлого?

   Анна хранит и вторую. Эту тайну она не может разглашать. Один сумасшедший поведал ей о другом мире, где все не похоже на здешнее. Сумасшедший ли он? Где-то есть другой мир, и их множество.

   Владислав замечает монахов. Кто они? Кошмары наяву сводят с ума! Внезапно эксперимент дает неожиданный результат – он видит рисунок существа. Кошмары хотят что-то сказать? Странные сны...

   Все это могло не произойти, не появись человек из прошлого века.

***

ОТ АВТОРА

   Цикл книг Мир в пузыре

   Все цитаты являются художественным вымыслом автора, приоткрывающие часть сюжета или события, которые произошли или произойдут в последующих книгах.

   Дополнение

   НАЛУС история о войне Славян и Кощеев и во что постепенно стал превращаться мир после технологического прогресса.

   Основная тема книг, это межнациональная рознь, дискриминация на почве внешних и национальных признаков. Как одна цивилизация поработила множество других. Нацизм в своем первозданном открытом виде опасен, но он куда опасней, когда им движет идеология и пропаганда. И наступает хаос, когда порабощённые и угнетённые впитывают его идею, а после начинают разносить дальше. Так миазма начинает разрастаться! С чего всё началось и к чему привело? Как одна цивилизация захватила Вселенную?

   Проблема в самоуверенном превосходстве одних над другими заключается в заблуждении, ибо все мы произошли из одной частицы. Кто-то скажет о Большом взрыве, а кто-то о частице Бога. Не важно, как это назвать, суть такова: „Мы равны!“. Мы равны, даже если родились на разных планетах и в иных Вселенных!

ГЛАВА 0

Если постоянно убеждать себя в том, что ничего не происходит, в то время, как происходящее имеет обратную картину, невольно начинаешь верить. Ты начинаешь верить в свой обман, в ту ложь, которую сам же и породил.

   Нельзя мириться с несправедливостью нового режима! Нельзя сотрудничать с суровой диктатурой незаконно пришедших к власти, которая делает из нас подчиненное стадо баранов, живущих в страхе.

   Мы должны сопротивляться! Мы должны бороться! Мы можем это! Иначе, мы не достойны жить на этой Земле. И пускай не так рьяно, как некоторые считают, мы дадим отпор!

   Мы не штурмовой отряд, мы сопротивление! Мы последний оплот человечества! И наше сопротивление будет расти, мы победим этот режим! Мы не рабы!

   отрывок из речи лидера

   „Сопротивление Земли“

   главный командующий

   Артем Черевко

   2115 год н.э.

ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 1)

ПИСЬМО 1: „Дорогой, племяш! Я твой дальний родственник. Решил тебе отправить несколько писем. Прочти их, пожалуйста, здесь не так много написано. Это важно!

   Надеюсь, это письмо дойдет до тебя когда-нибудь. Конечно, придется миновать горы бюрократических неточностей и расхождений. А может быть, всё будет иначе. Но, в том виде, в каком ты получишь его, в первую очередь, это не вызовет подозрение у фаервола-антиспам системы. Так, что не удивляйся, если оно будет в формате скана. Возможно, придет с задержкой. Знаю, что для отбора членов проекта „Новая Земля“ выбирали самых верных государству соратников. И таких не мало. Потому контакт с вами огражден от всякого рода раздражителей. Хочу, чтоб ты понимал, я пишу тебе не забавы ради, а по делу. Той страны, покинув которую ты отправился на колонизацию новой земли, больше нет. Не хочу ходить вокруг да около, и пишу это в своём первом абзаце.

   Сейчас горько вспоминать то, что было до вторжения. Тогда мы жили в другом государстве. Его больше нет. Ты жил при нём, но его больше нет. Прими это дочитай это письмо.

   Сделаю небольшое отступление. Российский Союз Федераций сделал всё, чтоб у граждан была свобода в выборе профессии, и они могли полностью реализовать себя во благо государства. Так нам говорили и так мы это осознавали, но было ли это на самом деле уже не узнать. Да, какая теперь разница.

   Ну, конечно в отличие от соседей, у которых этого нет, мы стали эффективно развивать отросли нетрадиционных источников энергии. А строительство межзвездного корабля стало уникально тем, что только в нашей стране это делают. Проект „Новая Земля“ стал приоритетом номер один для всей страны, так как ресурсы планеты не бесконечны. А ещё потому, что это новый виток эволюции для нас, как вида.

   Может, и другие страны сделали подобное, я не знаю. Мы мало, что знали о других странах, в последние годы у нас были свои заботы и своя новая Большая перестройка. Возможно, гонка в колонизации планеты была не беспочвенной, и другие тоже запустили корабли. Дай Бог, так есть шансы спасти нас, как вид.

   Я надеюсь, что кто-то всё же смог отправить людей. Сейчас, когда страны пали, жить стало сложно. Я скучаю о своей стране, я скучаю по РСФ, но её уже не вернуть. Пришла новая власть и всё сломала! Они сломали всё на нашей Земле.

   В членство экипажа производился отбор самых квалифицированных специалистов. Кадры выбирались всей страной! Критерии отбора были жесткими, но суть такова, мы это делали совместно с государством. Общими усилиями были выбраны лучшие.

   Были отстранены те, кто имел не ясные связи с подозрительными лицами, с неподтвержденными родственниками и просто неблагонадежные члены общества. Ни в коем случаи я не критикую государство. Да, уже и не важно, его больше нет. Ох, что-то я часто ною. Прости, племяш.

   Суть такова, везде были свои диверсанты, которые пытались развалить государство и завалить запуск колонизаторской миссии.

   По всему миру бродил, ещё до запуска корабля, культ пришествия Богов. Не помню, как их называли, так или иначе, это странные и больные на голову люди. Они верили, что придет „рай“. Государство, будучи уже напичканное их последователями, с огромным трудом запустило вас в дальний путь. Они всячески, любыми способами, осуществляли диверсии, но у них ничего не получилось. Вы, как последняя надежда на выживание. Вы последний ковчег человечество, потому как этот „рай“ нас погубит.

   Потому я решил выждать и написать тебе, когда ты будешь уже не на Земле. Когда вы точно будите в полной безопасности. Не знаю, сколько пройдет лет, возможно, пять или десять, а может и больше, наверно меня не будет в живых. Но ты должен узнать правду, что сейчас твориться на Земле. После вашего отлета, произошло то, чего опасался наш прадед в своем дневнике. Он предвидел это!

   Но, я постараюсь быть последовательным. Перед тем, как написать тебе это письмо, я чуть не сломал себе голову. Я пытался понять, сколько юродным братом прихожусь тебе, и в итоге запутался. У наших дедушек был общий отец — Владислав Лесневский. Так, что мы единокровная родня. Возможно мы троюродные племянники. Я об этом написал и достаточно.

   Хотел бы заметить тот факт, что вы настоящие герои. Вы счастливчики, вам выпала выдающаяся возможность стать частью истории. Это невероятно, стоять у истоков зарождения новой жизни, нового мира и возможно новой и более продвинутой цивилизации. Вы знали, что больше никогда не вернётесь на Землю. Вы выбрали этот сложный и героический путь для начала нового витка нашего вида. Это страшно, вы ведь не знаете, что вас ждёт. Надеюсь на ваше безопасное приземление. Буду молиться за вас! Буду просить Бога оберегать вас каждый день!

   В первую очередь, я искренне рад, что ты стал капитаном экипажа такой важной миссии, прадед гордился бы тобой. Колонизация новой Земли первостепенная задача для нашего поколения и последующих. А всё потому, что здесь уже нет будущего. На Земле произошло ужасное! Они делали всё, чтоб наступил „рай“ на Земле, и он наступил. Но, только это „рай“ в искривленном понимании, потому я пишу его в кавычках. Теперь мы их колония.

   Я не хочу пугать, но после того, как вы покинули Землю, эта миссия стала последним уделом для выживания нашего вида, как человечество. Если вы не осуществите миссию, всё человечество, как я уже писал „вид“ или „цивилизация“, перестанет существовать. Только вы можете спасти нас!

   Прости, я пугаю. Это эмоции, я хочу сразу всё написать, но боюсь напугать тебя. Постараюсь быть более сдержанным и последовательным. Переписывать текст письма, совершенно нет времени, как и другой бумаги. Да, у нас дефицит, причём на всё, когда ты живешь в гетто. Хорошо, что есть ещё воздух. А теперь к сути!“

   Конец первой части первого письма.

ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 2)

ПИСЬМО 1: „Дело в том, что спустя пару месяцев, после вашего отлета, произошла смена власти. А до этого государственные перевороты по всей планете. В ночь с 30 на 31 декабря пришли радикальные фанатики к власти. Правительство Российского Союза Федераций отразила попытку свержения власти, когда как в остальных странах это привело к тотальному перевороту. Будто по заранее спланированному сценарию на следующий день, 1 января 2101 года произошло неизбежное. Началась война!

   Без единого выстрела, без каких либо перепалок, они взяли нас врасплох. Всё произошло в одночасье, когда высокопоставленные чиновники всех государств подписали документ о ненападении. После переворота, они особо уже не имели такой свободы действий. Что ты можешь сделать с ножом у горла, когда к твоему виску подставлен пистолет. Официально это звучало, как „Пакт о ненападении“. Нашей стране тоже предложили подписать этот договор. И в тот же день они произвели переворот и у нас. Да, спустя один день 1 января 2101 года и в нашу страну пришли оккультисты. Они и подписали этот документ. Забавно, но те кто вторглись, оказались жуткими бюрократами.

   Только в общем документе не говорилось о ненападении друг на друга, а о ненападении на вторженцев извне. На тех, кто пришел из дальнего космоса. Но, по сути это был пакт о масштабной капитуляции Земли. Как я уже писал, они оказались жуткими бюрократами.

   Вот почему ваша миссия крайне важна!

   Российский Союз Федераций, был единственным, кто оказал сопротивление. Но наши орудия оказались бесполезными. Это позор? Тут я готов поспорить. Диверсанты-оккультисты в правительстве РСФ делали всё, чтоб страна не развивалась должным образом. Они боялись, что когда наступит их „рай“, мы сможем дать отпор. И они приложили к этому руку, они сделали всё, чтоб этого не произошло. Правда ли это или нет, мы не узнаем. Возможно это пропаганда нашей страны и то, что я говорю, просто официальная позиция. Не важно, они уничтожили нашу, дорогой мой племяш, нашу страну! Увы, мы не смогли дать отпор. Конечно, мы пытались, мы сражались, только РСФ сражалась дольше остальных, а остальные и не пытались. А может и пытались, но я не владею этой информацией.

   Чёрт, Европа сдалась, они уже не первый раз это делают! Наши соседи, просто сложили оружия. Не знаю, может их запугали. А может их заманили. А может, просто в их правительстве было полно фанатиков. Не знаю. Интернета нет, нет средств связи. У нас сейчас мало информации о других странах. Жалко людей. Как вспомню цифры тех первых дней, сколько полегло после капитуляции Европы. Да, там были чистки. Тотальные чистки. Убирали всех неугодных. Они сформировали ряды полицаев и начали убивать неугодных. Всех, кто хоть раз попытался сопротивляться, кто хоть как-то мыслил свободно. Только коллаборационисты и их близкие по духу остались в живых. Но я уверен, там есть ещё достойные люди. Хотя, какая разница, у нас не лучше. Они пришли и сюда.

   Обидно, что мы не смогли противопоставить им свои самые последние разработки, в области вооружения. Но мы открыли по ним огонь, мы не отступили. Мы знали, что нас может ждать, потому, как в первый день вторжения, под Новый год, они показали свою силу. На примере своей мощи, они стерли Нью-Йорк за одну секунду. Ни людей, не домов, чистое поле. А потом, будто им это понравилось, они начали жечь другие города. Не думаю, что это была пропагандой, нам показывали реальные кадры того, что происходило. Не знаю, почему они не применили это оружие на Москве. Возможно, они поняли, что уничтожая континенты, они теряют рабочую силу. Они теряют рабов.

   Потому вместо этого пришли их машины. Тогда они и начали свою игру, свою пропаганду. То, что было обкатано в Европе, они принесли и нам. Вот только подход их был иной, будто знали, что у нас иной менталитет. Но, как оказалось, человеческие слабости везде одинаковые.

   Вначале был хаос и разрушения, а потом пришел голод. Но, они разрешили нам выживать в небольших гетто. А те коллаборационисты, кто принял их и стал охотно служить пришлым, в народе получили прозвище изыматели. Да, это были полицаи, но это было уже другим временем и как-то так сложилось, что их начали называть иначе. Вот тогда и появилось выражение: „Если изыматель стучится в двери, не жди беды, она уже давно пришла, а это стучится твоя смерть!“. Скажешь наверно: „чего ты так нагнетаешь“? Но, это правда, племяш. Мы живём под гнётом новой власти. Мы не просто живём, мы выживаем! Мы выживаем в страхе! Не зная, что подстерегает нас завтра.

   А теперь самое главное! Знай, возможны два исхода связи с Землей. С вероятностью 99% им будет не до вас и с вами никто больше не свяжется. Но есть ещё вероятный 1%, что они наладят связь и отменят миссию. Никоим образом не вздумай поворачивать! Вас здесь никто не ждет. Комплексы по колонизации и космодромы — всё разрушено. Здесь вас ждет только смерть! Не возвращайтесь, летите дальше, прочь от Земли!

   Следуйте первоначальной цели миссии, не слушай центр, они все мертвы! А те, что будут выдавать себя за них, это не хорошие люди. Больше нет никаких учёных и нет программы по колонизации. Им это не нужно. Им нужна рабочая сила. Они постепенно меняют нас, и имплантаты им это позволяют. Они насильно вживляют их нам.

   Пойми, друг мой. Здесь нет будущего, только беспредел, который всё никак не утихает. Изыматели продолжают наводить свой „Новый порядок“.

   Послушай меня! Не возвращайтесь, летите дальше, прочь от Земли! Спаси тех, кто ещё с тобой. Ты ведь капитан экспедиции!

   Не думай возвращаться!

   Люблю тебя, мой племяш!

   Спаси миссию, спаси последних!“

   Конец второй части первого письма.

ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 3)

ПИСЬМО 2: „Дорогой, племяш! Это, уже второе письмо. Надеюсь, ты получил и прочитал первое. Столько хочется тебе рассказать, столько поведать. Надеюсь, когда-нибудь я отправлю тебе эти письма. На тот момент, пока я пишу этот текст, первое письмо ещё не отправлено. Я ещё не придумал, как провернуть всё это. Дай Бог, чтоб всё это было не впустую. Надеюсь, что я всё же смогу их отправить.

   Ах, да, я не упомянул ещё одну важную проблему. Самое страшное произошло после вторжения. Стали пропадать люди. Все, кто хоть как-то проявлял свой протест, постепенно исчезли. Чёрт, это происходит до сих пор! Их больше невозможно найти.

   Власти намеренно запугивают народ. Чёрт, нам нужен лидер, кто бы смог поднять людей и повести за собой. Но, все боятся и не хотят попасть в чистки изымателей. Один провинившейся потянет за собой всех членов семьи и их родственников. Люди иногда исчезают группами.

   Но есть ещё одна ужасная вещь, и называется она Государственная Лотерея. Только в отличие от обычной лотереи, где участвуют тот, кто купил билет, здесь никому не нужно ничего покупать. Твое существование это уже лотерея. Остается лишь принять факт выигрыша. А отказ от выигрыша карается законом. Да, вот такие правила.

   Новое правительство Единое Государство Земли, сокращённое ЕдГосЗем, разыгрывает среди всего населения планеты ГоЛо. Этот принудительный фарс, который нельзя критиковать. Они принуждают участвовать в этом розыгрыше, ярко и броско сократив до короткого названия ГоЛо. Как определяется еженедельно победители, не знает никто, и это явно происходит не случайно. Ходят слухи, что есть ответственные, кто выбирает победителей, а выбирают их по очень странному методу.

   “Уважаемый гражданин! Тебе выпал уникальный шанс во благо всего мира! О, счастливчик, ты получишь то, о чём мечтает каждый! Да свершиться бесплатное улучшение! Бесплатное, и это не просто слова. Ты получишь новые возможности, силу и потенциал! А всё потому, что нам важно благополучие каждого! Консультация с врачом, перед операцией, носит индивидуальный характер, не разглашается и полностью бесплатная!“ — так они каждый раз объявляют результаты конкурса. Люди не изъявляют желание на участие в подобном мракобесии, но сейчас за всех решают генералы Кану.

   У тех, на кого пал, так называемый „выиграш“, стоит выбор или добровольное внедрение имплантатов, или насильственное. Не знаю, возможно, я старомоден, но мне гадко, чтоб в моем теле, без резкой необходимости, была установлена чужая технология. Чуждая, потому как не наша. Её адаптировали для нас, но эта технология не с Земли. Ох, сколько у нас новых сплавов появилось, таких элементов нет в таблице Менделеева. А всё потому, что они инопланетные.

   Ты наверно спросишь, а кто такие Кану? Это рак Земли! Ладно, буду более объективен.

   О, как я тебе завидую, ведь вы все не в курсе вторжения. Единственное, что я знаю, так то, что это не люди. Они чем-то похожи на нас, но это всё же не люди. И их на Земле никто никогда не видел. Кто-то упоминал, но не более того. А здесь, на Земле за них работают другие — изыматели! Но, из пришлых есть и те, кто контактируют и с изымателями и с Кану. Они отличаются внешне от Кану. Вроде их называют Кану-Гвин, в самом названии чувствуется пренебрежение, будто они ниже Кану. Так или иначе, они все опасны!

   Надеюсь, племяш, это поможет тебе в осознании того, что тут твориться.

   Важно не возвращаться на Землю! Забудь дорогу назад. Я молю Бога, чтоб вы не встретили их на своем пути.

   Что до важности моего послания, то мне крайне сложно собраться с мыслями и по порядку, взвешенно всё описать. Я пишу и прислушиваюсь к тому, что происходит за стенкой, снаружи. Мне часто снятся кошмары, если бы дать отпор этим уродам, но я даже не могу найти в этом единомышленников. Все боятся, все напуганы. Восстанию нужен лидер! Где его найти, не знаю. Прости, я отвлекся.

   Большая часть населения исчезла, ещё с первых дней вторжения. Точнее постепенно, не сразу, но за два с половиной года, оно сократилось. Идут разные споры и разговоры на эту тему. По некоторым данным пропал 1 миллиард, по другим 5. Но есть источники, которые твердят о большем числе исчезнувших. Комитет, который занимался подсчетом численности населения планеты, твердит об ужасных цифрах. Конечно, в обществе бытуют споры и разногласия по поводу единого значения численности населения до вторжения. Но люди пропадают, и с этим уже нельзя не согласиться.

   К 2100 году численность населения планеты перевалило отметку 13 миллиардов. Увы, но мы достигли чёртовой дюжины, это ты и так знал. Так вот, по последним данным исчезло 11 миллиардов человек. Если это правда, то мы откатились на два столетия. И сейчас находимся в ужасном положении. И скоро, очень скоро на Земле никого не останется. Есть и те, кого модернизируют. В них внедряют имплантаты и отпускают обратно на Землю. Но они живут совсем в иных условиях. Если ты не противишься модернизации, то волен выбирать, что будешь делать дальше. Видимо, большая часть населения была против модернизации, а может и на оборот, их всех модернизировали. Мы не знаем так, как отделены от всего мира. Плотно живя друг с другом, мы запертые в гетто. Нас давят, из-за дня в день. Потому, что мы по медицинским показаниям не можем подлежать имплантации, а есть и те, кто против. Подобных им, противников имплантатов, ищут все изыматели. Ведь противники движут идеологией, которая не одобряется властью. Таких сразу уничтожают, и делают это с особой жестокостью. Такие казни болезненные, и их всегда проводят у всех на виду. Чтоб мы знали своё место!“

   Конец первой части второго письма.

ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 4)

ПИСЬМО 2: „Бытует ещё такая версия, что никто никуда не исчезал, их просто модернизировали, и они живут в Городе Будущего. Правда это или нет, никто сказать точно не может. И нам говорят об этом каждый день. Пропаганда не знает покоя. Рупор громкоговорителя работает без перерыва и по кругу.

   Но это обман! Потому как если ты поверишь в это, тебе скажут ещё, что нужно сделать, а потом второе и третье. А всё потому, как имплантированные имеют доступ к их машинам. Технологии позволяют получить быстрый и безотказный доступ к их технологиям по добычи энергии.

   Итак, мы перешли к главному. Нас обворовывают! Эти твари взращивают коллаборационистов, которым плевать на себя, на своё будущее и на мир, в котором они живут. Они позволяют им забирать у нас то, что было дано природой. Они качают энергию Солнца!

   Они обворовывают нас! Хотя, некоторые считают это платой за модернизацию нашей цивилизации. Но это не модернизация, это даже не технологический прогресс у угоду общества. Это адаптация, обучение нас, как рабов, для выполнения работы. Чёртовы Ассимиляторы! Нашими руками они воруют энергию Солнца!

   Увы, но на их фоне мы отсталая цивилизация. Если исходить из шкалы Кардашёва, то мы даже и близко не стоим с первой категорией из трех, которая подразумевает полное освоение всей энергии родной планеты. Мы пытались этого добиться, мы планировали полностью освоить свою солнечную системы. Мы ведь запустили вас. Но что-то пошло не так, возможно виноваты и мы сами. Под „мы“ я подразумеваю человечество. Мы оступились, запутались и выбрали не тот путь.

   Говорят, что эти вторженцы продвинулись куда дальше второй категории, которая подразумевала получение энергии от звезды. От родной звезды, то есть от Солнца. Они могут куда больше, им подвластные силы целых галактик. Но сейчас они слабы, они используют нас, чтобы мы им добывали энергию. Возможно все дело в нашем пространстве. Там, откуда они пришли, они могут больше, но почему-то здесь им сложно. Откуда они пришли, мы до сих пор не знаем. Будто космос не везде одинаковый. Будто их мир и наш, на молекулярном и квантовом уровне, имеет отличия.

   Как я это понял? Если бы ты видел их корабли. Если бы ты видел их технологии. Они будто устали, ослабли, и не могут поднять орудия, которыми ловко владели там откуда пришли. Уверен, мы просто их раздражаем, потому как это пространство для них губительно. Но я пока не понимаю чем именно.

   Всё это не меняет сути того, что уже ничего не воротить. Мы проиграли, мы рабы. Эх, если бы можно было вернуться назад во времени и предотвратить всё это. Если бы это было возможным.

   Произошла тотальная капитуляция всей Земли, вернее всех правительств. А приняли это люди, признали они это? Нет, конечно! Но, не потому, что чиновникам было плевать, а потому, что отпор давать было нечем. Но и диверсантов тоже никто не отменял. И это факт! Мы оказались слабы, как снаружи, так и внутри.

   Если всё рассматривать глобально, то на момент вторжения, наше вооружение Земли, сильно отставало. За несколько лет до вторжения, все страны массово выступали против оружия. Они рьяно выступали за отказ в вооружении всех государств. И только Российский Союз Федераций сохранил часть обороны. Нас называли агрессорами, и кляли всем, на чём свет стоит. Хотя этого оказалось недостаточно, мы лишь продержались на один день дольше других. Но, оружие до сих пор осталось, мы сохранили его, жаль только воевать некому. Был бы лидер, который смог бы всех поднять! Эх, это лишь мечты.

   Бессмысленно ковырять копьем туземца, о толстую обшивку танка. Жители Земли оказались недостаточно продвинуты в военно-промышленной сфере. Мы были не способны дать отпор, будто маленькие дети, которых за шкирку взял хулиган. Так пришли чужаки на наши земли. Однако, как я уже писал ранее, оружие есть, оно может дать отпор уставшим и ослабевшим Кану, только нет людей, которые это могут сделать.

   Описывать их отвратную внешность мне очень не хочется. Мы стараемся с ними не пересекаться. Это опасно для жизни. Для работы с населением у них есть прислуга — изыматели.

   Но, в самом начале производились тотальные чистки лично пришлыми. И только после появились сторонники-коллаборационисты. И если к тебе приходили они, был шанс откупиться или просто сбежать. Вообще, был ещё какой-то шанс выжить. Но, контакт с пришлыми, ведет только к смерти. Всему виной высокий фон радиации, который изжарит тебя изнутри. Конечно, ты будешь жить, но постепенно их присутствие начнёт сказываться на твоём здоровье. Сразу начинают лесть волосы, это первый признак твоей неминуемой погибели. Сильная рвота и неспособность суставов выполнять возложенную на них задачу. Я часто видел, как после этого умирали люди. Их агония длилась несколько дней, но кто-то протягивал и до недели. Так нас наказывали за неповиновение. Это ужасная смерть.

   А так как от этого могли заболеть и изыматели, в скором времени вторженцы изменили подход. Тогда и начались массовые казни.

   И хотя, это никто войной не называл, все прекрасно понимали, мы потеряли Землю! Всё, нам нечем обороняться, не на кого надеяться. Нет веры в светлое будущее. И нет нашей любимой страны!

   Я долго задавал себе вопрос: „Почему нам, руководители стран, так и не объяснили причину капитуляции?“. Увы, ни я, ни другие до вторжения, мало знали и мало понимали о существовании этого культа. Да, всему виной эти сектанты! Они внедрялись в правительственные структуры, въедались как паразиты и специально готовили Землю к неспособности отразить вторжение. В узких кругах, ещё в середине двадцатого века их называли Темным братством. Наверно, это самое верное название этих нелюдей-нацистов. У них был свой культ, они приносили людей в жертву Кану. Другие же называли их Культом Кану и Приверженцами Рая. Сейчас это уже не играет никакой либо роли, Ассимиляторы миров уже здесь, на Земле!“

   Конец второй части второго письма.

ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 5)

ПИСЬМО 3: „Дорогой, племяш! Это третье письмо. Надеюсь, ты когда-нибудь прочитаешь всё это. Я до сих пор не отправил предыдущие, а пишу уже третье. Ну, что поделать, условия оставляют желать лучшего. Я не отпускаю надежд, что когда-нибудь отправлю их. Возможно, должно что-то произойти, что станет триггером к последующим действиям. Увы, у меня нет даже связей. Наверно это глупая мечта, но я надеюсь, я смогу отправить.

   Вот решил отобразить, в качестве письма, свои записи, за весь день, из личного дневника. Надеюсь, этот день пройдет хорошо. Почему-то сегодня, я проснулся раньше и вот решил, нужно расписать весь день. Я обычно не разжевываю свои мысли, как это буду делать сегодня, исключительно для тебя. Хочу в этом письме тебе поведать то, как мы выживаем, благо есть лес недалеко от города. Сегодня в планах пойти поохотиться.

   Обычно в дневнике я фиксирую время, как начало записи. Так что не удивляйся смене тона повествования. Назидания ради, я решил сделать этот небольшой текст.

   3 августа, 2103 год.

   Запись в дневнике.

   06:31 — Сегодня ровно два с половиной года, как я веду этот дневник. В современных реалиях это важно. Порой встречаешь столько людей, столько имён, что лучше всё записывать. Сегодня очередной клятый день моего выживания.

   За два с половиной года, мир сильно изменился. Мне пришлось научиться выживать. Нам всем пришлось этому научиться. Слава Богу, я нашёл это место. Зимовки холодные, но здесь можно выжить.

   06:43 — Сегодня я проснулся от какого-то кошмара на сорок или пятьдесят минут раньше будильника. Сейчас в планах пойти в лес. Еда закончилась, нужно что-то добыть из съестного. Уверен я, мои ловушки кого-то поймали. Как всегда, приготовлю мясо в лесу, в городе запрещено разводить костры. А в лес они не заходят.

   07:02 — Хотел, уже было выйти на охоту, как за стенами, со стороны улицы, услышал шум солдатских кирзовых сапог. Это может быть патруль из коллаборационистов. Сижу тихо, как мышь. Жду, когда они уйдут. Мне не стоит с ними пересекаться.

   07:24 — Выжидаю. Что-то долго они шпыняются. Рядом булочная. Вероятней всего трясут хозяина. Ну, и пускай. Хлеб нынче дорогой. А этот клятый пекарь даже плесневелый хлеб не отдает беднякам. И всё отдаёт собаке.

   07:52 — Они до сих пор где-то на улице. Я прячусь в соседней комнате, которая примыкает к основному дому. С наружной стороны часть строения завалена руинами соседнего здания. Благодаря трещине в стене, которую заслонили старым креслом, о моем положении никто не знает. Дело в том, что на его седле лежит огромный булыжник, который когда пробил крышу. Единственный проход, двигаться ползком под креслом. Не понимаю как, но я смог найти это место. Тут даже соседи не в курсе о моем существовании.

   08:47 — эти коллаборационисты так и не ушли. Я слышал, как подъехал грузовик. Они кого-то всерьез ищут. А чего гадать. Они ищут победителей. Они ищут таких, как я. Но я не хочу имплантаты.

   09:07 — В соседней комнате проживают три человека, которые меня не знают. Я слышу их взволнованное шушуканье. Сейчас эти люди бедно живут. В свое время, впервые годы подписания „Пакт о ненападении“, местные банды разграбили очень много семей. Без насилия и убийств, это не обошлось. Темное было время, но и мародерствовали они не долго.

   Конечно, справедливость восторжествовала, и практически все были найдены и преданы суду. После чего и была введена смертная казнь через повешение. Какой в этом был прок? Люди так и не смогли вернуть себе утраченное. Всё, выявленное у них краденое добро, ушло на нужды нового диктаторского режима.

   Вершителей правосудия, которые выносили решение суда о смертной казни, особенно интересовало золото. К этому металлу было особое внимание, чем к драгоценным камням. И по сей день золото под особым вниманием!

   А исполнение смертного приговора обязывало всех граждан смотреть на всю процессию казни. Это было шоком впервые годы, а потом все привыкли. Повсеместные, так были одобрены, массовые смертные казни. Они проходили всюду на нашей планете. И не факт, что там карали только преступников. В угоду собственных интересов, местные князьки-авторитеты, которые приняли на себя роль изымателей, истребляли своих конкурентов. Впервые годы не было никакого контроля для вновь ставших коллаборационистов. Один хаос сменял другой, пока мы учились выживать.

   Если говорить о том, что происходит сейчас, там за стенкой, то данная ситуация ох какая нехорошая. Формирование изымателей в одном и том же месте, и так надолго, может говорить только о плохом. Они готовы взять беглеца. Шансы, что тебя не казнят на месте, равны одному из двух. И если тебя не заберут на насильственную имплантацию, они устроят казнь. По закону Кану, я уже писал выше, все должны смотреть на проистекающую казнь. На жестокость, которая уносила не одну жизнь, заставляли смотреть всех жителей. Особенно им было важным, чтоб это видели дети, их ставили ближе всех остальных. Не понимаю, какими нужно быть подонками, чтобы делать это. Детская психика хрупка, особенно в такие годы. Но они это делали.

   Каратели всегда выбирали самую возвышенную территорию города. Они производили казнь так, чтоб это видели все низкорослые, то есть дети. Их целью было побудить страх с самого детства, чтоб он перерос в нечто более подчиняемое. Так они взращивали страх перед неподчинением, чтоб он был у них в крови. Эти ублюдки ещё те садисты.

   Понимаешь в чем дело, у изымателей есть верховное право казнить любого. Потому их все боятся, и если они требуют, чтоб на это смотрели дети, родители невольно соглашались, дабы не стало ещё хуже. А вот беспредельничать и мародерствовать им запрещено. Иначе их подвергнут подобному.

   Выходит, что они подчиняются законодательству нового правительства. Вот только нас с ним, они не ознакомили. Незнание законов не освобождает от ответственности! Напряжение нарастает! А что если они действительно пришли за мной? Чёрт! Интересно, какая крыса сдала мое местоположение? Ведь у меня нет врагов, но и друзей нет. Чёрт!“

   Конец первой части третьего письма.

ГЛАВА 0. Пролог или три письма от сородича (часть 6)

ПИСЬМО 3: „09:31 — уже как пару часов они к чему-то готовятся. В этой части города, у нас густо массовое заселение. Домики не большие, порой в них живет с десяток человек. Я слышу, голоса соседей, они волнуются. Они боятся, что у них заберут всё имущество. Хотя, его не так много. Несколько кривых шкафов с тряпками и матрасы. Матрасы, уложенные поверх деревянных досок, там они и спали после работы. А среди досок у них лежит металлическая арматура. Запрещённый материал! На чёрном рынке он стоит не малых денег. Изыматели, если найдут, заберут всех членов семьи. Откуда я знаю про арматуру? Я рылся у них. Каюсь, грешен! Но, я ничего не взял.

   09:37 — Раздался стук в двери. Кто-то зовет их коллаборационистами, а кто-то полицаями. Но, суть одна! Люди за стеной вновь принялись шептаться, они были взволнованы. Боюсь, что ищут меня. Я давно скрываюсь в этих руинах.

   09:43 — Я отчетливо слышал шепот соседей, они боятся открывать двери изымателям. Таких людей не уважают, но и очень боятся. Они подчиняются руководству стоящему выше всей системы власти. Они могут не только осудить, но и убить на месте. Да они могут убить человека без особых судебных проволочек. И им за это ничего не будет. Они могут, по сути, всё! Они могут изъять всё, что захотят. Это страшные люди. И уже с ними не договоришься, всю процедуру — фото и видео, фиксируют дроны. Да, это другое время, не то, что было в прошлом. Сейчас всё иначе. Страшно жить! Люди с лицензией на проведение суда и казни на одном месте. Они способны, я ещё раз это повторю, изъять твои личные вещи и твою жизнь!

   Коллаборационисты работают на угнетателей, исполнителей высшей меры наказания, на тех, кого бояться называть. И все же у них есть имя и имя это „Контролеры“. Полицаи, хоть и ставят себя выше людей, они боятся вышестоящих. Из-за чего изыматели стали стараться самостоятельно, на месте, решать все проблемы и правонарушения.

   Некоторые, охамевшие храбрецы-изыматели, устраивали рейды в угоду своим интересам. Видимо, сегодня к моим соседям, пришли именно они. И начался процесс выявления незаконного хранения предметов старины. Картины, музыкальные альбомы, монеты, всё то, что коллекционировали люди, ещё до войны, до вторжения. Сейчас всё это под запретом. Я не знал, что это было у них. Видимо хорошо прятали. Но всё же недостаточно хорошо, раз нашли это изыматели. Но, сам предмет истории их не интересовал, им нужно было золото! Остальное, как предлог. Золото, их интересовало только золото!

   Кстати, наличие книг у тебя, было равносильно преступлению. А у меня было много интересных собраний. Это единственное, что имело память, хоть как-то отдавала историей. Люди постепенно могли забыть о своем прошлом, если их угнетать и не давать изучать историю былых лет. Помню, как меня трясло, пока я слышал, что происходило в соседней комнате. Этот человек, если его вообще можно назвать человеком, устроил целый погром.

   Я, в холодном поту и с дрожью по всему телу, сидел с коробками и запрещённым их содержимым. Наличие коробок уже могло вызвать вопросы. Даже пустые коробки могли стать предлогом для обысков. Да, вот так всё сложно. Но они не были пусты. В одних лежали игрушки: фигурки индейцев, ковбоев, рыцарей. В других старые монеты, наверно золотые, и запчасти от сломанных устройств. Где-то были книжки, и даже старые марки с золотистым напылением. Большая часть вещей была ещё из девяностых годов двадцатого века. Всё это богатство я нашел в руинах на пепелище не до конца сгоревшего дома.

   Несколько лет назад, возможно год, его сожгли полицаи, они не смогли провести обыск в том доме. Местный житель сопротивлялся, и за это его наказали. Около года прошло с того времени, и оказалось, что туда мало кто ходит. И, несмотря на то, что это территория считалась запрещённой зоной, там не было охраны и ограждений.

   Люди стали вымирать, всему виной — нехватка еды, лекарств, нормальных условий жизни. В некоторых районах нашего гетто вообще нет воды, а есть и такие, кто живет под открытым небом. А зимы сейчас пошли холодные. Население начало сокращаться, и постепенно численность полицаев так же стали сокращать. Так было решено по велению государства.

   „Этих грязных людишек становится меньше и меньше, на кой чёрт нам содержать такой штат правоохранителей. Следовательно, полицию нужно сокращать!“ — якобы такие разговоры были в высших эшелонах власти. Я общался с безработными изымателями, это несчастные люди. Кто-то из них участвовал в карательных операциях, кто-то нет, а сейчас мы все равны. И для нас, для обычных граждан, они все убийцы. Никто и не пытается сравнивать и что-то выяснять. Не все, а таких не мало, еле-еле сводят концы с концами, с трудом справляясь со своим положением. Некоторые из них кончали с жизнью. Ну, и поделом им, они всё знали, на что идут, они успели побывать в шкуре нелюдей и убийц. Чего нам их жалеть?

   Возможно из-за того, что изыматели сократились, я смог найти это добро. Иногда я себя спрашиваю, а стоит ли оно тех рисков? Сижу как дурак, обложившись коробками, и молю Бога, чтоб меня не нашли. Да, вера в Бога уже не та, среди нас много атеистов, они потеряли надежду и веру. Но так не должно быть. Нам нужен лидер!

   Благо, коллекционер того дома, всё держал в коробках и пакетах. Это позволило сохраниться части инвентаря. Вот только зачем мне всё это? На кой чёрт я утащил это к себе? Я уверен, у тебя появятся подобного рода вопросы. Но больше тебя будет волновать: „На кой чёрт тебе эти клятые коробки с вещами?“ А ответ прост — Чёрный рынок. Это большие деньги. Это всё прекрасно но, что мне делать сейчас, если изыматель найдет расщелину, скрытую комнату со мной и запрещённые вещи? А если он не один? Уже это не так и важно. Они тут же отправят меня на принудительную имплантацию. Чёрт, нужно было бежать! А я как дурак все пишу на бумаге.

   Я сбился со временем! Извини, что перестал фиксировать его на красных полях. Не буду писать, это отвлекает.

   Но, даже это не так пугает, как их слепое подчинение руководству. Они действуют по протоколу, по уставу своего отдела. И всё это подчиняется Искусственному Интеллекту. Забыл совсем про него. За последний год, они автоматизировали очень много, и это пугает до чёртиков. Это оно решает, что опасно для человечества, а что нет. Оно решает за нас! Оно выбирает победителей ГоЛо!

   Чёрт, они сдвинули кресло...“

   Конец второй части третьего письма.

ГЛАВА 1

Общество в окружении человека или человек в окружении общества? Что является важным для него? Что больше влияет на его ум и сердце? Страх перед одиночеством и непонимание его окружающими. Он боится стать изгоем. Но, больше всего страшит его другое, пребывания среди подобных ему индивидуумов.

   отрывок из романа

   „Мысли и рассуждения моего пути“

   философ и прозаик

   Самуил Бальтус

   1543 год н.э.

ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 1)

Париж. Остров Сите. Утро, день только начинался.

   Площадь перед главным входом в собор Парижской Богоматери. На улице стояло жаркое июльское лето, но западный ветер приносил свежесть, спасая город от жары.

   Вся площадь была усажена голубями. Птицы, в ожидании корма, суетливо реагировали на каждого прохожего. Взлетая на соседние здания, и вновь садясь на тротуарную плитку, они продолжали лихорадочно искать корм. Отдыхающие, и просто туристы подкармливали их, посыпая крошки хлеба и зёрна. Так проходил каждый день.

   Летняя пора отпусков и экскурсий. Город кишел отдыхающими. В это время года преступности было больше обычного, но местные власти с этим справлялись. Лишь изредка можно было услышать звук сирен жандармерии. Экскурсионные группы уже вплотную прибывали на площадь.

   Прозвучал металлический скрежет тормозных колодок, очередной автобус подъехал к остановке. Двери разошлись в сторону, и оттуда вышел экскурсовод. За ним сразу же хлынула толпа, голодных к приключеньям, туристов, жаждущих знаний и открытий. Это было типично для подобной достопримечательности. Гости города, недолго думая, сформировали небольшие колонны. Это говорило об их дисциплинированности, которую успел взрастить глава экскурсии. Им что-то объявили и они стали следовать за руководителем. Одушевленные пейзажем и самим собором, люди лихорадочно фотографировали всё в округе.

   — Граждане, очень прошу вас не отставать, — начал экскурсовод на русском языке. — Если вы потеряетесь, то ориентируйтесь на эту красную ленту, — выдвинув телескопическую ручку с бантом на конце. — Итак, следуйте за мной. Как вы уже поняли, это Нотр-Дам де Пари, — улыбаясь. — А это та самая знаменитая площадь, которая стала координационным центром французского сопротивления нацистской оккупации. Именно здесь французы выдерживали осаду немецких танков и пушек в течение четырех дней, — делая небольшую паузу, чтоб все внимательно рассмотрели указываемое им место. — И если вы посмотрите очень внимательно, я имею в виду стены на площади, то вы, дорогие мои, найдете доски памяти мужественных борцов сопротивления времен Второй Мировой войны.

   Из толпы туристов, мало замечаемый, вышел мужчина, с хмурым выражением на лице. Не обращая внимания на голубей под ногами, брюнет направился в сторону собора. Почти наступая на птиц, он шел удрученно, погруженный в свои проблемы.

   Внешне мужчина не выделялся из толпы и его одеяние этому не способствовало. Оно было типичным для того времени года, как и для самого парижанина: длинный смятый серый плащ и белая рубашка с джинсами. А не глаженый вид с растрепанной головой и небритой щетиной, немного выделял его из толпы. Но этого мало кого волновало. На ногах были начищенные до блеска дорогие коричневые туфли, которые сильно отличались от остального туалета гражданина. Одной руки у него не было. Вместо её левой кисти выступал край протеза, а вторая рука слегка тряслась, будто он был чем-то напуган. Глаза мужчины постоянно двигались из стороны в сторону. Потягивая носом, незнакомец казался простуженным, возможно, это так и было.

   Экскурсия шла своим ходом, пока хмурый протискивался между людьми. В считанные минуты после восьми утра площадь покрывалась туристами. Проходя мимо нищего, заранее достав мелочь, брюнет кинул монеты точно в стакан.

   — Да благословит тебя Господь, — сказал нищий и закашлял.

   — Ммм... — промычал хмурый брюнет, продолжая движение. — Если бы он знал... — произнес мужчина вполголоса и замолчал, не успев закончить предложение.

   На площади показалась пара жандармов. Не поднимая головы, гражданин продолжал свой путь. Измотанный и погруженный в свои проблемы, незнакомец вел себя никак остальные. Он постепенно начинал привлекать к себе внимание.

   — Жак, ты это видел? — указал первый в сторону хмурого брюнета.

   — Да Франсуа, — ответил второй. — ЭЙ! ТЫ! — прокричав в ту же сторону.

   Мужчина обернулся.

   — Да не ты, проходи. Эй, парнишка с шариками за спиной! ЭЙ! ТЫ!

   Жандармы прошли мимо.

   — Пять шук один Евро, — сказал кто-то, на ломаном русском языке.

   Хмурый брюнет обернулся и увидел ещё одну толпу туристов, в центре стоял чернокожий торговец сувенирами. Его окружали туристы, жадно рассматривая флажки, платки, часы и сувениры в форме Эйфелевой башни.

   — У тебя нет разрешения на торговлю, — подошли жандармы к торговцу воздушными шариками.

   — Эмигранты, — выдохнул однорукий, продолжая отдаляться от происходящего. — Да чтоб вас! — оскалившись.

   Удрученный своими проблемами человек продолжал идти, вновь игнорируя голубей. Казалось, ему всё было безразлично, будто он пережил какой-то стресс.

   — Летучие крысы! — произнес хмурый незнакомец вполголоса, продолжая что-то бормотать сквозь напряженные губы. — Гадкие крысы. Твари!

   Проходя мимо скамеек с отдыхающими, он заметил молодую пару. Они, не обращая внимания на окружающих их людей, страстно обнимались и целовались у всех на виду. Хмурый брюнет остановился и посмотрел в их сторону.

   Он внезапно застыл на месте, пытаясь осознать или почувствовать их действия. Может он что-то вспомнил, или напротив, ему происходящее показалось омерзительным? После мужчина ещё сильнее нахмурился, прикусив губу, а потом улыбнулся, расслабляя веки. Глаза метались из стороны в сторону, как ненормальные. Его молчаливый взгляд явно отдавал неким анализом происходящего.

   Девушка, заметив соглядателя и то, как он отрывает от них взгляд, тут же отскочила от парня. Её выражение лица сразу дало понять, что ей неприятно.

   — Что такое, Ванесса?

   — Этот извращенец пялится, — прошептала она, качнув головой в сторону однорукого. — Что ему надо?

   Парень злобно посмотрел в ту же сторону.

ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 2)

— Извращенец какой-то, — вздрагивая, сморщила лицо девушка. — Фу, прогони его. Я так не хочу целоваться, — вытаскивая руку из кармана брюк молодого человека.

   — Спокойно, Ванесса. Эй ты! — полностью развернувшись. — А ну проваливай! — подскакивая со скамьи. — Пошел отсюда, УРОД! — скривив лицо, прокричал юноша. — Вали, я кому сказал!

   — Жаль тебя, — прошептал хмурый брюнет себе под нос. — И тебя, — переводя взгляд на его девушку. — И всех вас, — смотря на собор и окружающих его людей. Вместе и по отдельности... — умолкая в своем бормотании.

   — Ну, и чего ты стоишь? — поднялся молодой человек. — Вали отсюда! — махнув рукой. — Я кому сказал. Дебил!

   — Извращенец! — добавила Ванесса.

   Повернув голову в сторону собора, незнакомец тяжело вздохнул. Он что-то прижал в нагрудном кармане и продолжил свой путь.

   В тот момент никому не было дело до человека, который мог представлять опасность для окружающих. Задумав что-то неладное, он того не осознавая пытался найти помощь. Возможно, у него был нож или куда хуже, что-то из огнестрельного оружия. А может, и нет. Сейчас мужчина просто шел, не до конца понимая, куда и зачем.

   Глаза продолжали бегать из стороны в сторону. Это вполне могло напугать и вызвать неприязнь, как это было с молодой парой, что прогнали его. Но никто не знал, что это было у него простым врождённым недугом.

   Напряжение только начинало нарастать, отражаясь на лице и движении глаз. Безысходность в глазах лишь частично отражала тот ужас, в котором он прибывал. Его что-то терзало, мучило, но он просто забыл. Это наглядно демонстрировала его рука. Единственная рука, которая невольно тряслась. И с каждым разом её вздрагивание усиливало колыхание всей руки, от кисти до плеча, пока он продолжал свои перемещения.

   Кто знает, что было на тот момент в его голове, что повлияло на него. С какой целью он жил, к чему стремился, чем дорожил? А самое главное, зачем он шел к собору? Быть может, он искал спасение, приют? А может надежду, что двигала им, как и нами в повседневной жизни?

   Но не бдительность старожил и не зоркий глаз жандармерии просто пропустили его. Всем было всё равно. Что же он задумал?

   Хмурый вид гражданина никто не замечал. Всем было плевать на его самочувствие. У каждого были свои проблемы в голове, пока он шёл дальше. Оскал, который изредка проступал на его лице, говорил о какой-то злобе. Возможно, мужчина был обижен на весь мир. Но не злоба двигала им, а нечто иное. Это и бесило его больше всего. Глаза отражали лишь часть той боли, что он нёс в себе. Ему было плохо, ему было очень плохо. Склонившись к земле, он продолжал свое перемещение. И когда он не смотрел на людей, ему становилось легче. И уже не так терзала совесть за то, что он задумал.

   Продолжая идти, однорукий постепенно слился с толпой. Группы любопытных туристов продолжали прибывать. Они как обычно, глазели по сторонам, кормили голубей и фотографировались у постаментов и арок собора. Некоторые записывали что-то для своего влога , кто-то на немецком, а кто-то на французском, на испанском и русском языке.

   — Летучие крысы! — вновь произнеся вполголоса, сквозь напряженные губы. — Эти людишки, как крысы. Никакой разницы.

   Внезапно хмурый брюнет остановился и приподнял свой взгляд на „The Gallery of Kings“ .

   — Двадцать восемь... — сказал гражданин и закашлял. — Когда же всё это кончится? — тяжело вздыхая.

   Опустив голову, он направился к входу под аркой „Portal of the Last Judgement“ , ведущей к центральной базилике собора Нотр-Дам де Пари. Зайти было не сложно, однако туристы, опережая его, так и норовили вытолкнуть гражданина обратно на улицу. Любопытство и невежество порой стояли слишком близко друг к другу.

   Очутившись внутри, он услышал приятное грегорианское пение и ароматы благовоний, что витали в воздухе собора. Пробежавшись беглым взглядом по округе, незнакомец скромно приподнял голову. Его взгляд тут же остановился на исповедальне, но правая рука по-прежнему дрожала. Потолочные витражи немного успокаивали мужчину, и дрожь стала утихать. Хмурый брюнет вздохнул с облегчением, вбирая воздух всей грудью. Вслушиваясь в соборное пение, он ощущал покой, и на его лице появилась улыбка.

   — ...да, сын мой, — говорил молодой священнослужитель с каким-то подростком, проходя мимо.

   — Отец Морель, но я не уверен, — сказал юноша, идя следом за ним.

   — Ты же понимаешь, — тяжело вздыхая, ответил ему святой отец.

   — Да, — на выдохе. — Конечно, понимаю.

   — Грехи свои не считай, покайся и будет... — говорил священнослужитель, отдаляясь с прихожанином.

   Хмурый брюнет вновь посмотрел на витражи и, выдохнув, приоткрыл плащ. Его взгляд тут же устремился на внутренний карман одеяния. Металлический корпус небольшого размера и выключенный циферблат, сейчас были в мыслях незнакомца. И однорукий обратно запахнул плащ.

   — Бум, — произнес хмурый на выдохе и напряг губы. — А если я этого не сделаю? — вновь бормоча себе под нос. — Может, я всё оставлю, как есть? — оглядываясь. — Они не могут так. Чёрт! — закрывая глаза. — Но... но последствие может оставить... оставить неотвратимый отпечаток, — запинаясь, он продолжал бормотать. — Боже, как же мне страшно, — и он перекрестился. — Боже, помоги мне! Помоги этого не сделать, — сказал он и по лицу пробежали слезы. — Боже! Боже! Боже! Спаси меня! Спаси! Я не хочу! Боже, — тяжело выдыхая.

   Он попытался расслабиться, приподняв голову к витражам. Приятный солнечный свет рассеивался, проходя через цветные стёкла, отбрасывая к полу прекрасные и разнообразные цвета. Подойдя к свету, ощущая тепло и покой, гражданин вновь улыбнулся. Слезы ещё бежали по его лицу. Ему явно было очень не хорошо. И вздохнув всей грудью, брюнет закрыл глаза.

   — Всегда есть выбор. Я не хочу! Я не буду этого делать, — продолжал он. — Я могу сопротивляться. Я сбегу! — скалясь. — Нет, — тяжело выдыхая. — Вы мне не указ...

   Внезапно прозвучал чей-то крик, заставив вздрогнуть незнакомца. Его спокойное дыхание сменила дрожь.

   — Опять, — сказал он. — За что всё это? Я опять их слышу, не хочу открывать глаза. Кара за неповиновение? Боже, спаси меня! Я не должен этого делать! Господи, спаси!

ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 3)

Очень громкий и оглушительный крик заставил однорукого резко открыть глаза. И красный свет на мгновение ослепил его. Мужчина сморщил лицо и принялся моргать.

   — Боже! — тяжело выдохнул он. — Что на этот раз? — пытаясь осмотреться.

   Его глаза тут же уловили окровавленные витражи и тёмные, с подсохшей кровью, стены. Брюнет резко развернулся и уткнулся носом в колонны.

   — Чёрт! Я по-прежнему в соборе. Но всё не так, как-то иначе. Чёрт! Что там движется? — замечая впереди нечто странное.

   За высокими колоннами, на полу центральной базилики, он увидел очертания, которые явно походили на человеческие. Было не ясно, сколько их там. Он не понимал, лежат они или сидят, но среди деревянных посадочных мест явно были какие-то люди. И незнакомец стал неохотно обходить колоны и преграждения.

   В голове не было полной ясности, сердце стучало, как ненормальное. Мужчину переполняло сильное волнение. Он предполагал, что всё это сон, и эта его часть, лишь кошмар, который следует пережить. Невольно продолжая поддаваться влиянию и взаимодействию с окружающими его событиями, однорукий всё больше и больше начинал верить в происходящее.

   — Это опять началось. Хватит наказывать меня! — оскалился он. — БОЖЕ! Опять кошмары. Сколько это ещё может продолжаться? Боже! — резко остановившись. — Где... — недоговорив, он резко замолчал.

   Среди молитвенных рядов, с содранной кожей, чавкая и хлюпая в собственной крови, ползали люди. Внешний вид их не то, что пугал, он шокировал брюнета, заставив отступить назад.

   Оголённые сухожилия и мускулатура вызывали неприятные ощущения от увиденного. Мученики увидели брюнета и почти синхронно указали в его сторону.

   Ослабленные и измотанные, среди молитвенных рядов, они принялись ползти в сторону однорукого. Стоны и крики заполняли всё в округе. Страх в тот час отпечатался на лице хмурого брюнета, который продолжал отходить назад.

   — Где их кожа? — наконец, сказал он. — Это ужасно! — выпучив глаза. — Это так гадко. Господи!

   Смотреть на всё это было очень неприятно. И гражданин сделал ещё несколько шагов назад, взглядом пытаясь найти выход.

   — Помоги нам! — стонали люди. — Помоги! Спаси!

   — Боже, как больно! — вырываясь из скопившихся криков и стонов.

   — Господи, прости! — продолжали доноситься вопли.

   — Как же больно! — плакал кто-то.

   Хмурый приподнял свой взгляд и увидел, как из стен, покрытых коркой засохшей крови, стала выступать свежая кровь. Жидкая и тяжёлая, она в считанные секунды окрасила стены в ярко-алый цвет. А после, стекая вниз, начала собой покрывать пол.

   На лоб незнакомца капнула пара мокрых капель. Он приподнял голову и увидел витражи. За ними, с обратной стороны, собиралось что-то темное и густое. Заполняя чем-то гадким, похожим на кровь и какие-то сгустки, нечто закрывало их. Постепенно все окна храма стали покрываться чем-то чёрным.

   Солнца больше не было, казалось, собор утопал в крови. Брюнет схватился за голову, прикрывая уши, чтобы хоть как-то заглушить крики. Он сразу и не заметил, что у него две целых руки.

   Взгляд мужчины пал на свечи, которые внезапно вспыхнули, отдавая синим пламенем. Мерцая и подергиваясь, они постоянно переливались то в зеленый, то в синий цвет. Стволы свечей резко потемнели до угольно-чёрного цвета. Капли воска, которые уже успели застыть на их поверхности внезапно сменили окраску на красный.

   Статуи повернули свои головы в сторону брюнета. И вместе с иконами и изображениями святых, что располагались на всех стенах, все стали плакать кровью.

   — Боже, — сказал он. — БОЖЕ! — прокричав от страха.

   Внезапно незнакомца кто-то схватил за ногу. Он обернулся и увидел окровавленного человека, лежащего у его ног. С его спины была содрана кожа, обнажив мускулы, но руки пугали ещё больше. Нечто искусало их до кости. Одна его ступня держалась лишь на сухожилии. Хмурый брюнет, одернув ногой, отпрыгнул в сторону, высвободившись из слабой хватки мученика.

   — ПОМОГИ! — прокричал несчастный. — ПОМОГИ НАМ! — сжимая свои окровавленные пальцы. — ТЫ ВИДИШЬ НАС!

   — Как же вы меня достали! — дрожащим голосом пробормотал мужчина. — Хватит, пожалуйста, не надо, — продолжая отступать назад. — Как же я устал от всего этого!

   И в тот же момент, краем глаза, незнакомец уловил какую-то странную белую фигуру. В дальней части центральной базилики стоял некто. Плотный белый скафандр космонавта выделял его из всей обстановки. Он, явно не вписывался в происходящее. И это ещё больше настораживало. Лицо его скрывало зеркальное забрало, а на лбу, подобия шлема, отчетливо читались цифры 162. Ещё мгновение и видимый образ начал пропадать. И спустя секунду-другую растворился, подобно туману.

   Хмурый брюнет почувствовал какое-то странное покалывание на своих ладонях. И резкий не приятный зуд, на своих руках. И он с ужасом вздрогнул, замечая, как кожа на их поверхности началась лопаться. Стало больно, очень больно, из ран выступила кровь. Участки кожи принялись отслаиваться.

   — Боже! — прошептал он. — Что происходит? Я опять сплю! — паникуя. — Я должен проснуться! Должен! Это всё неправда! Это сон!

   Окружающие крики и стоны не прекращались. Кровь, что стекала со стен, смешиваясь с той, что вытекала из свечей и витражей начала бурлить. Этот процесс сопровождался искрами, окружая гражданина. Мужчина, не отрывая взгляда от рук, начинал видеть свои кости за отваливающимися кусками кровоточащей плоти. Волосы на его голове в тот же миг поседели, и лицо стало расползаться, плюхаясь фрагментами на пол. Окружившая его кровь, продолжала искриться, пока не воспламенилась. Языки пламени охватили хмурого брюнета, и он закричал от адской боли. Верхние витражи треснули, и стёкла разлетелись в стороны, внутрь храма хлынуло ещё больше окровавленной жидкости...

ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 4)

Однорукий пришел в себя и вновь ощутил дрожь в правой руке. Сжав кулак, поджимая нижнюю губу верхними зубами, он вновь попытался успокоить себя.

   — Боже, — выдохнул хмурый. — Опять... — расслабляя руку, он глубоко вдохнул. — Это всё не по-настоящему! Это всё в моей голове! Сколько это будет ещё продолжаться?

   Приподняв голову, гражданин бросил взгляд на исповедальню.

   — Господи, — резко задирая голову к верху. — Прости меня, я не ведаю, что творю, — склонившись. — Пора, — пробормотав, незнакомец направился к дверце кабинки.

   Отворяя её, он заметил, что рука его стала трястись ещё сильнее. Дыхание участилось, а потом и сердечный ритм. Сердце всё отчётливее и отчётливее стало отдавать низкими импульсами в его голове. Ноги затряслись, ему было страшно. Внезапно хмурый ощутил головокружение, и чувство тревоги подобно удару барабана, забила тревогу в его ушах. Он хотел закричать, но вместо этого плюхнулся на сиденье исповедальни и начал плакать.

   — Чёрт! — сморщив лицо. — Нужно успокоиться. Успокоиться! — сказал он про себя. — Скоро всё закончится. Скоро!

   Мужчина тяжело вздохнул, после чего вытащил из внутреннего кармана чёрный матерчатый сверток ткани. Дрожащими руками он обхватил его, а после обратно убрал.

   — Скоро, уже совсем скоро, — дрожащим голосом. — Я не должен на это реагировать. Это всё не взаправду!

   В дальней части центральной базилики собора, перекладывая свечи и библии, одновременно любезничая с пожилыми прихожанками, стоял молодой священнослужитель Морель. После всенощного бдения , уставший и немного сонливый, мужчина заметил, как посетитель зашёл в исповедальню. И, вежливо распрощавшись, молодой служитель Господа направился к соседней кабинки. Перекрестившись, он вошёл внутрь и приоткрыл окошко.

   В свете узорчатой сетки показалось лицо священника.

   — С чем пожаловал, сын мой? — прозвучал приятный и спокойный голос мужчины. — С покаянием или в совете нуждаешься?

   — Святой отец, — сказал гражданин, закрыв глаза, голос его дрожал. — Благословите меня, ибо... — вздыхая, — ...я... я согрешил, — вновь вздыхая, голос его продолжал дрожать. — Я пришёл сюда, ибо тут даровано спасение. Господи, мне страшно. Мне очень страшно!

   Внезапно ноги брюнета затряслись. Глаза, под закрытыми веками, не прекращая, судорожно подергиваясь, метались из стороны в сторону. И он опять потянул воздух хриплым носом.

   — Не бойся, с тобой спасения, здесь я сын мой, — вновь приятным и добрым голосом. — Запомни главную истину: „Спасение в нас самих!“. А теперь успокойся и продолжай. Поведай мне о своих страхах и переживаниях. Отпусти их.

   Священнослужитель продолжал говорить спокойно, почти монотонно. Хмурый ощутил спокойствие и опять закрыл глаза. Дрожь отпустила его, но не до конца. Пальцы ног ещё судорожно подергивались в его туфлях.

   — Я хочу исповедаться, — выдохнул незнакомец. — Я хочу исповедаться Вам, святой отец. Ибо Вы поймете.

   — Ну, вот видишь, это не так сложно. Конечно, пойму. И поймёт тебя Господь. Говори, он слушает.

   — Вы должны понять! — резко открыв глаза. — А может, и нет. Может всё это напрасно. Но, я хочу, Господи!

   — Я слушаю, — с почтением произнес священнослужитель. — Я слушаю, сын мой. Не бойся, поведай Господу о проблемах своих. Излей душу, он выслушает тебя, ибо здесь его храм. Говори, не бойся.

   Хмурый брюнет выдохнул и вновь закрыл глаза. Одной рукой он полез во внутренний карман, ещё раз посмотреть на металлическую коробку, неохотно открывая глаза. Прогоняя какие-то мысли, подергивая нижней губой, будто что-то проговаривая, он нажал какую-то кнопку. На экране загорелся красный циферблат. С дрожащим дыханием хмурый брюнет скрыл прибор под плащом, складывая руки в ладони.

   — Не молчи, сын мой, — продолжил священник. — Это трудно, но так нужно. Ты должен найти в себе силы, чтобы сказать, в чём хочешь исповедаться. Бог слышит тебя. В этом святом месте Он с тобой, как и всегда в твоей повседневной жизни.

   — Я согрешил... — произнося на выдохе, он резко замолчал.

   — Ну, не молчи, сын мой.

   — Мой грех, в моей слабости. Мне страшно, — внезапно голос мужчины задрожал.

   — Мы все грешники, потому как подвластны им каждый день. Наши грехи это и есть наши слабости. Не бойся. Не нужно бояться своих слабостей. Нужно принять их, осознать и тогда ты сможешь дать им отпор.

   — Правда? — в голосе чувствовалось отчаяние.

   — Конечно, сын мой, — а в голосе священнослужителя чувствовался позитив.

   — Святой отец, ваши слова да Богу в уши, — сказал брюнет и тяжело вздохнул. — Мне кажется, он отвернулся от меня.

   — Это почему же?

   — Мой грех другой, я просто боюсь их!

   — Кого ты боишься? Грехов своих?

   — Если бы, святой отец. Я... — запинаясь. — Я связан с нехорошим делом.

   Хмурый брюнет опять достал из кармана сверток материи черного цвета. Мешкая, он стал его разворачивать, продолжая смотреть, сквозь узорчатую решетку, на силуэт священнослужителя.

   — Какие вещи ты содеял, сын мой? — вздохнул Морель. — Не бойся, рассказывай, Господь тебя выслушает. Ты ведь для этого пришёл? Уверен я, что да. Рассказывай.

   Но, гражданин нечего не ответил. Возможно, он хотел что-то сказать, но вместо этого плотно сжал свои губы. Еще мгновение, и мужчина прищурился, сильно сжимая глаза. По его щеке пробежали новые слезы. Сжимая руку в кулак, он так ничего не ответил.

   — Тебе ещё страшно. Понимаю. А какие вещи ты содеял? Не молчи, говори. Какое нехорошее дело? Важно сделать первый шаг. Раскрой свою душу Господу. И он направит тебя. Не бойся.

   Разворачивая с трудом сверток, хмурый продолжал молчать. По его щекам бежали слезы.

   — Я понимаю, сын мой, тебе нужно время.

   Развернув содержимое, незнакомец глубоко вздохнул, дрожь моментально отпечаталась в этом моменте. Мужчина принялся внимательно рассматривать содержимое.

   — Я взял это на тот случай,... — волнение и внезапно участившиеся дыхание, не давали ровно говорить хмурому брюнету, — ...если не смогу сопротивляться, — жадно вбирая воздух.

   — Что? Я не расслышал. Что ты взял?

   Незнакомец глубоко вздохнул, затаив дыхание, сжимая это в своей руке. И по его лбу пробежала капля пота.

   — Глок семнадцать, — сказал однорукий, плотно сжимая рукоять пистолета. — И мне страшно!

ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 5)

— Не бойся, Бог с тобой. Говори, — вновь вздохнул священнослужитель. — Я понимаю, это сложно. Сложно признаться в собственных грехах. Но, или ты это сделаешь и очистишь себя, или останешься при них. Только знай, что мы все ходим под ним, и неизвестно, кто уйдёт сегодня или завтра. Для этого следует всегда держать душу чистой и незапятнанной.

   — Я загубил много людей и скоро ещё больше людей будет загублено, — прикусив нижнюю губу, выдавливал из себя хмурый брюнет. — Нет, это был не я, не я, — будто иным голосом, другой интонацией, уже на гране, что есть сил. Это сделали они!

   Глаза незнакомца от напряжения стали красными. И вновь по щеке пробежала слеза.

   — От твоих рук иль помыслов, сын мой?

   — Падре, я не могу остановиться, — голос его был очень уставшим и по-прежнему дрожал. — Я чувствую потоки, которыми невозможно управлять. Что-то, что управляет мной, оно берет верх! И заставляет, заставляет меня это делать, — сдувая капли пота с губ. — Да... — покашливая. — Да! Будь они прокляты! Твари!

   — О, Господь! Что именно ты содеял? — продолжал спрашивать священнослужитель, но на этот раз голос его звучал более убедительно, и все так же монотонно. — Поведай и покайся мне о содеянном. И Господь простит тебя, ибо ты, как и все мы — дети Божьи.

   Хмурый брюнет схватился за лицо и приоткрыл рот, напрягая мускулы лица. Он будто хотел прокричать, но так и не обронил ни единого звука. Челюсть сомкнулась, скалясь во весь рот, он закатил глаза. Ещё мгновенье, и гражданин расслабил лицо. По лицу опять пробежали слезы.

   — Это не я, — напрягая лицо, стал говорить брюнет. — Это они решают за меня. Будь они прокляты!

   — Кто? Кто решает за тебя?

   — Боюсь за эти слова, они меня покарают. Ох, будь оно всё неладным! Я даже опорожниться не могу без их дозволения.

   — О ком ты говоришь? Кто, эти они?

   — Злые люди иногда отпускают меня. Я наивный дурак, думаю, что меня отпустили, как вдруг выясняется, что нет. Что у меня есть цель и её нужно выполнить.

   — Что за злые люди?

   — Да, какая разница. Я не смогу Вам сказать, они не дадут. Просто знайте, святой отец, они злые! И тогда я могу помечтать. Посмотреть в окно. Боже, как я люблю дождь, — в голосе брюнета чувствовалось спокойствие и безмятежность, которое резко пришло на смену его странным речам.

   Морель начинал подозревать, что ведёт разговор с сумасшедшим. Но это не останавливало его. Он хотел помочь.

   — Ты очень странно говоришь. Ты в порядке, сын мой?

   — Святой отец, я люблю смотреть в окно, когда идет дождь. И пускай окно выходит на кирпичную стену, я вижу эти капли. Я иногда мечтаю стать каплей и убежать прочь. В тот момент у меня вновь есть сила воли. Я свободен и в тот момент могу что-то сделать, — улыбался мужчина. — Вы знаете, что такое свобода?

   — Сын мой, мы же говорим о грехах.

   — Да, святой отец! Именно о них. Вы правы. Просто мне так обидно. Я считал, что меня выбрали для важной миссии. Мне с детства говорили, что я особенный, что я избран для великой цели. А недавно, они сказали, что рука мне ни к чему, — по щеке пробежала слеза. — Её нужно отрезать! И я согласился. Я даже не раздумывал, я дал своё согласие.

   — Мой Бог!

   — А потом сказали – „терпи“, пока лезвие кромсала мои сухожилия и кости.

   — Без анестезии, что ли?

   — Без неё, я ведь избранный. Я отдал им руку. Я просто взял и согласился.

   — Господи, кто это с тобой так?

   — Святой отец, так Вы знаете, что такое свобода? Что такое настоящая свобода?

   — Ну, скажи мне, думаю, ты знаешь больше меня.

   — Свободен ты только тогда, когда мертв!

   — Бог мой, о чем ты?

   — ЭТО ТАЙНА! — прокричал хмурый, но уже совершенно с другой интонацией, в его голосе звучала улыбка. — Я не в силах делать это, — дрожащим голосом. — Отпустите мне грехи за то, что я сделаю. А это грех, я знаю это.

   — Так не делай этого!

   — Я каюсь, но я не могу это остановить! — смотря на пистолет в своей руке. — Ибо ещё больше людей будет загублено. Но я не мо... мо... мо... — стал он заикаться. — Простите меня! — тяжело выдыхая. — Простите меня. Простите мои грехи. Я к этому долго шёл, я принял решение. Я всё взвесил!

   — За что, сын мой? — спросил преподобный. — Как я могу отпустить грехи за то, что ты собираешься сделать. Это не отпущение грехов, это благословение на преступное деяние. Я не могу, я не вправе такое делать. Индульгенция тебе не игрушка. Покайся, сын мой. Отстранись от греха и ступай с миром. Бог любит тебя и прощает тебя. Не стоит делать того, что ты собираешься сделать, нарушая каноны. Ты сам сказал: „Это грех“! Сын мой, не стоит...

   — ХВАТИТ! — перебил голос исповедующегося человека. — Как ты не понимаешь, я жертва! Я сам над собой совершу суд! Я жертва и я палач! Вы не представляете, что происходит в мире, — тяжело вздыхая. — Ваша вера в Бога лишь уловка для глупцов. Вы скрываете свою сущность за маской проповедника, — и вновь его голос был спокойным. — Чёрт! — с дрожью на выдохе. — Но миром правят... — он вновь сделал паузу, лишь тяжелое дыхание продолжала его мысли. — Да, к чёрту всё это! Наверно мне стоит поговорить с другим человеком.

   — Позволишь мне отреагировать на твои слова?

   — Ну?

   — Не богохульствуй! Вот что я могу тебе сказать.

   — Может Вы и правы, святой отец. И всё, что я говорю, не имеет значения. Это лишь фарс, хохма. Но это лишь для Вас, потому как Вы не были сиротой, не росли в приюте и... — он вновь сделал паузу. Во мне куча блоков и я не всё могу говорить. Как я не могу говорить об этом, так и я не могу сопротивляться их воле.

   — Тебя насиловали? Да? Об этом ты хочешь поговорить? Не бойся здесь нет ничего зазорного. Давай поговорим об этом.

   — Ох, нет, что Вы, святой отец. Они не настолько больные. Они рассудительные, взвешенные и вдумчивые. Я не понимаю, почему я сейчас могу Вам столько рассказать. Странно. Наверно они сейчас просто не контролируют меня. Может спят?

   — Кто спит?

   — Не важно. Хотя, лучше бы они всё время спали, твари! Святой отец, так вы отпустите мне грехи? Я пока могу бороться, сопротивляться, могу это сделать. Но я боюсь попасть в Ад! Я должен уйти чистым!

ГЛАВА 1. Гражданин незнакомец (часть 6)

— Я так не могу, — сказал священнослужитель. — Пойми, если ты...

   — Простите! — обрывая речь Мореля. — Но Вы не понимаете. Вы не поймете и не осознаете, — хмурый взвел боёк пистолета. — Вы не поймете того, что я собираюсь сделать. Ибо вы не были мной, Вы ведь не на моём месте. Вам сложно это понять. Да, потому вы и не можете мне отпустить грехи. Вы не прошли жизненный путь, какой прошел его я. Да и я, это не я. Это лицо, — вздыхая. — Я хотел сбежать, но они... — тяжело дыша. — Кошмары наяву!

   — И, что же? За что тебе отпустить грехи? За то, что ты хочешь сделать?

   — За что, интересно? О, святой отец! Иногда мне кажется, что лучше бы я не рождался.

   — Сын мой, я понимаю. Ты обижен, оскорблен? Убит горем? Ты питаешь ненависть к некоторым людям, которые тебе наверно сделали больно? Прости их, ибо они дети Божьи и, как любой ребенок, склонны к ошибкам. Мудр тот, кто умеет прощать. Прости их, ибо они понесут наказание, если не покаются. Но решать, сын мой, это лишь самому Господу Богу.

   — Святой отец, Вы говорите штампами, Вы не понимаете, — произнес хмурый грустным голосом. — Вы... Вы и не поймете, — потягивая носом. — Я болен. ДА! — произнес он резко, будто внезапно нашел виновника всех его бед. — Отпустите мне ГРЕХИ! Прошу!

   — За что, сын мой? Я не понимаю!

   — Двадцать восемь королей пристально смотрят за тобой, — прошептал незнакомец дрожащим голосом, будто читая молитву, прикладывая пистолет к решетке исповедальни. — Я понятия не имею, что это значит!

   — Мой Бог! — выдохнул священнослужитель. — Это оружие? В доме Господа! Что ты собираешься делать?

   Хмурый убрал пистолет от решетки и уставился в потолок. Священник, приоткрыв сетку, заглянул внутрь.

   — Сын мой, это не выход, — стал шептать Морель. — Пойми, это не выход, что бы ты ни задумал, — уже нормальным голосом.

   — А Вы храбрый. Другой на Вашем бы месте сбежал, поджав хвост одной рукой, а другой звонил бы в жандармерию.

   — Я помочь хочу. Это не выход, убери пистолет, сын мой.

   — Да какой я тебе сын? Мы, возможно ровесники. Ладно, можете мне не отвечать. Знаю, это принятая речь обращения.

   — Как звать тебя?

   — Не важно. Они говорили, что дадут мне „дар“, — по лицу незнакомца вновь пробежали слезы. — Но, вместо этого они лишили меня воли, — не отрываясь от потолка. — Я не могу больше идти у них на поводу, — опустив голову, он посмотрел в глаза священника. — Это не жизнь! Это удел бездушного предмета, которого впоследствии назвали марионеткой.

   — Сын мой, всегда есть выход, — старался успокоить его священнослужитель. — Дай мне оружие, — просовывая руку в окошко. — Мы всё закончим здесь и прямо сейчас. Я не сдам тебя полиции, ты ведь ничего не сделал?

   — Я не могу! — голос незнакомца стал спокойным. — Они меня так не оставят в покое. Я всего лишь пешка в их игре, — его глаза отдали влажным блеском. — А может быть, они забыли обо мне? Но не эти кошмары. Они всегда со мной. Стоит мне действовать не по плану!

   — Кто, эти они?

   — Злые люди, — опустив голову.

   — Ты уже говорил о них. Это они отрезали тебе руку?

   — Да! — морщась.

   — Кто, эти они?

   — Они не хотят, чтобы я говорил это кому либо. Они не дают, — выдохнув с трудом, незнакомец вновь посмотрел в глаза священнослужителя. — Не знаю, почему сейчас я ещё могу говорить, об этом с Вами. Может быть, вы просто мой сон? Ещё один мой сон. Хороший сон, а таких у меня мало. Иногда у меня получалось сбежать от них, но это всегда оказывалось сном. А может я действительно смог сбежать? Но это не свобода. Это Ад! Знаете, что такое истинная свобода? Это! — встряхнув пистолетом. — Это, святой отец! Это и есть свобода. Важно не бояться! Я каюсь, я не хочу этого делать. Это грех! Но, я должен, я обязан. Иначе умрут люди. Прошу, помолитесь за меня.

   — Это не выход! Ты будешь гореть в Аду за самоубийство. Какие ещё люди?

   — Я уже там. Стоит мне оступиться, ослушаться, любое неповиновение сулит одним исходом. Всегда приходят кошмары. Ад это или что-то другое, я не знаю, — вздохнул незнакомец и закрыл глаза. — И вот спрашивается, зачем я пришел сюда, ведь всю свою жизнь я был атеистом?

   — В итоге, ты нашёл путь к Богу. Прости, лицо у тебя очень знакомое, — прищурив глаза, сказал священник. — Мы явно знакомы. Или виделись раньше? Как звать тебя, сын мой?

   Незнакомец тяжело вздохнул. По его щеке пробежали новые слезы.

   — Имя мое Легион! — поджимая нижнюю губу.

   — Мой бог! — выдохнул священник. — Что за шутки?

   Гражданин со всей силой ударил протезом себе в грудь, раздался какой-то хруст. Он опять ударил в тоже место и вновь раздался хруст.

   — Сын мой, что ты делаешь? — смотря на происходящее, с недоумением на лице, спросил Морель.

   — Ломаю их планы, — скривив лицо от боли, вновь и вновь нанося удары в грудь. — Я не хочу жертв, я хочу сломать это! Я должен был сказать, что я Легион, но это не так! — скалясь.

   — Остановись! Стой! — прислонив голову к окошку. — Не калечь себя.

   — Падре, простите, — дрожащим рыдающим голосом, по щекам продолжали бежать слезы. — И последует кара грешнику, кто не исполнил волю Высших! — всё тем же голосом.

   — Сын мой, ты что цитируешь? Это не Библия!

   — Ты повинен в том, что ослушался старших твоих,... — продолжал мужчина, — ...что возложили волю. Ибо ты никто, ты пустота, ты не имеешь прав в этом мире!

   — Боже, что за речи? Что это за учения?

   — Я не вынесу этого опять, святой отец! Кошмары, кошмары наяву! — продолжал несчастный. — Но, я должен...

   И в один миг, больше не проронив ни слова, хмурый брюнет что-то щелкнул в своих руках. Морель посмотрел на оружие и увидел, как незнакомец сдвинул какой-то предохранитель. Небольшое эхо на мгновение повисло в воздухе. Ещё секунда и мужчина засунул пистолет себе в рот.

   Преподобный навсегда запомнит это выражение лица и взгляд, в котором читалось безысходность. Хмурый брюнет с отчаянием смотрел на священника. В его глазах был ужас. И он нажал на курок. Кровь окропила стены в исповедальне и подбородок священнослужителя.

   — Ты живой? — не понимая, что произошло, спросил священник. — Что ты сделал? Боже! МОЙ БОГ! — с ужасом на лице выбежал преподобный.

   Выстрел распугал голубей у витражей. Посетители тут же отреагировали. Несколько священников направились к источнику шума. В центральной базилике ещё гуляло эхо. Морель открыл дверь соседней кабинки исповедальни.

   — О, Боже! — падая на колени перед бездыханным телом незнакомца. — НЕТ! — закричал он. — ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ, ГРЕШНИК!

ГЛАВА 2

Что же ты в сердце моем сотворяешь,

   Мысли, желания и мечты поглощаешь,

   Путаешь, мучаешь и с толку сбиваешь,

   А в гневе, когда я, ты от меня убегаешь.

   отрывок из стихотворения

   „Наследье страха“

   поет и старейшина северного побережья России

   Моргун Якиб

   1610 год н.э.

ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 1)

Яркий свет исходил от высоких потолочных люминесцентных ламп. Рассеиваясь, проходя через матовые корпуса белых плафонов, он мягко падал на пол и стены. Огромный конференц-зал способен был вместить в себе около пяти сотен человек. Каждое посадочное место имело в своем арсенале, помимо мягкого кресла, стилизованные под старину, настольные лампы. И на тяжёлой увесистой подножке, по центру стола, был установлен микрофон. Они сейчас все находились в режиме ожидания.

   Посетители чувствовали себя очень комфортно в этих креслах, что хорошо способствовало для снятия волнения перед предстоящим выступлением. А рифленые графины с кристально-чистой водой, вместе со стаканами, что стояли рядом, отражали потолочный свет. Отдавая сказочным отблеском на стены аудитории, они создавали кристаллическую атмосферу. Световые пятна постоянно мелькали. Но, это замечалось на верхних рядах, которые располагались ближе к потолочным светильникам.

   Очередной международный научный съезд привлек внимание Швейцарского государства. Мероприятие освещали крупнейшие телекомпании всех стран. У входа стояли представители правоохранительных органов, а на самых задних рядах сидела пресса.

   Напичканные длиннофокусными телеобъективами, фотожурналисты походили на фотографов из диких уголков Африки. Именно в такой среде важно было, не только поймать нужный кадр, но и находиться на большом расстоянии. Именно расстояние давала возможность быть не съеденным. Конечно, это была не Африка и не мир диких животных, но расстояние приходилось соблюдать и преодолевать. Да бы не нарушать атмосферу мероприятия, все оставались на одних и тех же местах.

   Где-то в центре первых рядов проснулся доктор психологии Владислав Владиславович Лесневский. Взбудораженным и напряженным, он приходил в себя от выстрела, который почудился ему во сне. Перед глазами ещё виднелись стены собора Нотр-Дам де Пари. Детали сна постепенно угасали, выветриваясь из головы. И постепенно, только звук выстрела оставался, долго угасая, в голове доктора.

   Отношение Владислава к научному съезду было не очень серьёзным — его каждый раз клонило в сон, в этом зале. И только дружба и уважение к главе симпозиума двигало его к посещению этих мероприятий. Хотя это и давалось ему с небольшим трудом. То ли освещение влияло на Владислава — убаюкивая, то ли он просто не воспринимал окружающих его коллег всерьез. Он не горел желанием вникать в суть этой проблемы. Загруженность на работе выматывало доктора, а такие мероприятия давали возможность полететь в другую страну, отвлечься и лишний раз поспать.

   Иногда ему казалось, что он просто завидует им. Но такие мысли быстро уходили и Владиславович вновь начинал скучать. Не все выступления были понятны, так как докладчики являлись представителями разных сфер наук. И чтоб понять их доклад, следовало вникнуть в их профессию и в то, что было уже открыто из этой области. И только после можно было понять в суть их доклада. Да, иногда было скучно, очень скучно. Но, возможно не всем, а таким как он, не далёким от некоторых тем выступающих.

   Обернувшись назад, Лесневский увидел несколько телеоператоров, стоящих почти на самом верхнем ряду аудитории. Они тоже не испытывали восторга, это особенно читалось на их уставших лицах. Владислав вновь устремил взгляд на сцену, а после перевел его на своих коллег.

   — Выскочки! — пробежала мысль в его голове. — Вот нужно же всем обязательно выпендриваться перед камерой, — внезапно героя одолело злость. — Им уж так не терпится рассказать, какие они молодцы. Минута славы, а может и пять. А что потом? Ай, тщеславие, что только не сделаешь ради того, чтоб попасть в телевизор. Зачем я вообще согласился на этот фарс? Больше половину выступать не умеют. Нельзя так занудно рассказывать свою тему, а этот, так называемый „докладчик“, вообще читает по бумажке. Он или читать не умеет или... — останавливая мысль. — А может у него проблемы со здоровьем. Так нет же, он полез на трибуну, чтоб мы слушали его мямленье. Ну, конечно же, его покажут по ТВ. Нет, мужик тебе нужно на покой. Всё, ты отработал своё. Ай, зачем таких выступающих ставить? Поскорей бы все закончилось. Наверно я слишком критикую, но это невыносимо. Надеюсь, он не лектор. Жуть! Жалко будет его студентов.

   Владислав тяжело вздохнул, вспоминая обрывочные элементы сна. Он попытался вспомнить, что только что видел.

   — Бог мой, — пробормотав себе под нос. — Что за сон? — продолжая про себя. — Слишком много я смотрю телевизор, чёртов зомбо-ящик, — вытирая лоб. — Нужно больше читать. А это интересно. Когда я в последний раз читал книгу? Да, точно, давно. Если бы у меня было время. Чёрт. А почему бы сейчас не почитать? Ну, да, выглядеть это будет крайне сурово. Эти косые взгляды. Но, здесь так скучно. Только бы не уснуть опять. Помню, как захрапел в прошлый раз. Меня отдернули на моменте доклада по этим, как там каким-то математическим интегралам что ли. Ох, как же скучно. Нужно было игры хоть какие-то установить на телефон, ну, там тетрис или пасьянс, как в прошлый раз. Ай, не люблю я эти игры. Но, чем заняться? Ох! А в Нотр-Даме я никогда не был. Интересно, а во сне, вообще был какой год? Сейчас после пожара всё изменилось, а может и нет. Я никогда там не был. Я вообще никогда не был в Париже. И сын не был. По окончанию симпозиума нужно будет позвонить ему.

   Владислав ещё раз обернулся. Его заметил кто-то из прессы и улыбнулся в ответ. А может, это было и не в его адрес.

   — Чёрт с ними! — вновь повернув голову в сторону трибуны. — Итак, скоро мне выходить. Чёрт! Мой доклад. Зачем я вообще согласился на это? Ладно, — вздыхая. — Главное не уснуть. Ха, получается я тоже выскочка. Ладно, Владислав, не суди и не судим будешь. Ага, сказал я себе, после того, как подверг критике всё и вся. Ладно. Я ничем не лучше и не хуже других. Одним словом тщеславец! Хотя, это интересный опыт. Может, я просто волнуюсь? А чего мне волноваться? Это толпа слушателей ничем не отличается от моих студентов. К тому же, каждый узко специализируется на отдельной теме, и наверняка не поймёт меня, как и я не понимаю их. Чего стоит математика и тригонометрии. Сегодня прямо целая группа была исключительно по этой теме. Только за это Нобеля им не дадут. Дураки, здесь нужна уникальность. Невероятное открытие, а не чтение текст с бумаги по каким-то особенностям, которые никому не интересны. Ох, скука несусветная. Только бы не уснуть, опять!

   И постепенно, всё больше и больше, набирая оборот, Лесневского стали тревожить мысли о предстоящем выступлении. Он попытался расслабиться, отвлечься, и всё таки закрыл глаза.

ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 2)

— Владек, ты должен с чем-нибудь выступить, — прозвучал голос в его голове, он вспоминал разговор. — У тебя же есть работы. Ты же что-то делаешь в своей сфере. В конце концов, в своем университете, ты мог бы скооперироваться со своими коллегами.

   — Не знаю, Альфред, — сказал задумчиво Владислав, смотря на собеседника. — А может не надо мне выступать. Я не хочу.

   Доктор вспомнил один очень важный разговор с руководителем симпозиума. Это, пожалуй, было единственным серьезным триггером, который заставил его появиться на симпозиуме в качестве докладчика. Хотя до этого, он чаще всего просто спал и ни в чём не участвовал.

   — Владек, что значит, нет? Надо, ты хочешь выступить! В следующем году новый съезд. Я буду ждать тебя или вас всех, но с докладом. На вас весь мир посмотрит. Чего ты боишься? Выйдешь и, в крайнем случаи, зачитаешь по бумажке. Всё просто!

   Этот разговор состоялся ровно год назад, на прошлом симпозиуме. Они стояли в пустой аудитории.

   — Альфред, ты, как глава, понятное дело, ищешь таланты и то, чем заинтересовать прессу. Но, зачем оно мне? И зачем я симпозиуму?

   — Так, Владек, ты меня уважаешь?

   — А причём здесь это?

   — Да ты постоянно спишь, как я не взгляну. То скучаешь, то в телефоне залипаешь. Ты меня вообще не уважаешь.

   — Уважаю. Конечно, уважаю, — Лесневский бросил взгляд на пустой конференц-зал. — Чего они так быстро смылись?

   — Не переключай тему разговора. Я не слышу, — сказал Альфред, развернувшись правым ухом в сторону Владислава. — Скажи громче, а то что-то ты не уверенно говоришь.

   — Об уважении? Ты смеёшься?

   — Не слышу, — скривив лицо.

   — Альфред, я тебя уважаю, мы же друзья, — улыбнулся Лесневский. — Вот ты шутник. Уже сколько лет. Но...

   — Никаких „Но“! — обрывая собеседника. — Если уважаешь, то будь любезен — выступи! — ткнул пальцем в грудь Владислава. — Кто знает, на что ты способен! Кто знает, кто сейчас стоит пред мной! Кто знает, какая уготована тебе судьба!

   — Не знаю, — в голосе доктора прозвучало равнодушие.

   — Владек, это так просто для тебя. Ты же лектор. Я слышал, как о тебе высказывались студенты. Ты там часто интересные вещи толкаешь и твой способ подачи увлекательный. Они говорят, что ты иногда умелую шутку можешь толкнуть, — улыбнулся руководитель. — Это вдохновит других выступающих. Они слишком серьезные.

   — Альфред, здесь не тот уровень. Или ты хочешь, чтоб я просто шутил?

   — Тут дело, я уверен, не в выступлении или в подборе материала. Тут что-то другое мешает тебе.

   — О чем ты?

   — Ты просто не уважаешь это мероприятие! Ты всячески отлыниваешь от него! — продолжал ломить свою линию главный. — Ты понимаешь, о чём я? — не прекращал тыкать пальцем в собеседника.

   — Альфред...

   — Владек, ты не уважаешь меня, — руководитель напряг губы. — Я тебе даю шанс выступить. Миновать отборочный тур дано не каждому. Вообще никому. Я могу посодействовать, и тебя пропустят. Попробуй свои силы.

   — Это не так!

   — Что не так?

   — Я про уважение.

   — Так докажи это! — мужчина еще раз ткнул пальцем в грудь Владислава. — Мне люди нужны для выступления. Понимаешь?

   — Альфред! Хватит тыкать в меня пальцем.

   — Извини, — не отпуская напряжение с губ. — Я просто хочу тебе дать такую возможность. Скажем так, по знакомству, — прошептав последнее предложение, руководитель подмигнул. — Понял меня?

   — Уже все давно разошлись. Может, пойдем в буфет.

   — Владек, не меняй тему, — на лице Альфреда была вся серьезность, как и в его голосе. — Я больше предлагать не буду. Если ты не хочешь, я буду думать о других вариантах. Хорошо?

   — Ладно, — выдохнул Владислав. — Если ты настаиваешь, я попробую.

   — Не нужно мне делать одолжение...

   — Альфред, я сделаю это!

   — Точно?

   — Точно. Только бы ты отстал...

   И Владиславович открыл глаза.

   — Да чтоб меня, я опять уснул, — пробежала мысль в голове Лесневского.

   Его внезапно потянуло зевать, это тут же заметили коллеги, сидевшие рядом. Доктор устремил свой взгляд в сторону трибуны. И, пытаясь свести внимание окружающих к минимуму, сделал вид, будто он разминает челюсть.

   — Боже, — подумал Владислав, — Как неудобно вышло. Ну, хоть выкрутился, — стараясь не отводить глаз от трибуны. — Они больше не смотрят на меня? — осматривая коллег боковым зрением. — Так, что я делаю! — успокаивая себя. — Веду себя, как студент на скучной лекции. Хотя студенты у меня не спят. Некоторым дано умение выступать, а некоторым нет. Бездарность! — смотря на очередного выступающего. — А может это волнение, стресс? Потому они такие зажатые. Интересно, я вот критикую и ругаю их, а как сам буду себя чувствовать там. Чёрт! Наверно я дурак и должен засунуть свою критику себе в задницу.

   Отходя от сна, Владислав посмотрел по сторонам в поисках знакомых лиц, но результат его не радовал.

   — Я все-таки уснул, — подумал он. — Второй раз. Всего пару часов. Черт!

   Он зевнул, прикрывая рот рукой.

   — Так ведь и доклад свой можно пропустить, — Лесневский тяжело вздохнул.

   За окном вечерело. Хотелось всё бросить и выйти наружу. Появилось страшное желание прогуляться по окраинам города, дыша полной грудью, ощущая прохладный летний ветерок. Но этого доктор сделать не мог. Ему следовало ждать своей очереди для выступления.

   — Какая скука! — прошептал Владислав на выдохе.

   Лесневский бросил взгляд на городской пейзаж. Он с трудом просматривался через узкую щель жалюзи, не до конца прикрытых черными шторами. Все остальные окна были плотно завешаны ими со всех сторон. И только в одном месте просачивался окружающий мир в скучное аудиторное помещение. Пытаясь себя хоть как-то взбодрить, он стал внимательно всматриваться в тот свет из щели, прислушиваясь к происходящему за окном. Деревья слегка покачивались из стороны в сторону, цепляя листьями дальнее окно аудитории. Смеркалось, Цюрих готовился к ночи, загорались дорожные фонари, рекламные вывески и вспомогательные городские табло. И, несмотря на то, что огни города с трудом пробивались через завешанные окна конференц-зала, для Владислава это было достаточно. Он уже мысленно ходил по улицам и, перепрыгивая через лужи, любовался городом. Мужчина вспомнил свою первую любовь, они познакомились в дождливое время года. Конечно, это было очень давно и совершенно в другом городе. С проезжей части еле-еле доносились звуки проезжающих авто.

ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 3)

На календаре было 9 июля 2023 года. Симпозиум проходил на давно уже принятом международном английском языке.

   Над трибуной висел транспарант: „International Symposium on Performance Science (ISPS 2023)“ .

   Лесневский вновь бросил взгляд на округу, но его уши уловили какое-то странное бормотание. Оно было очень назойливым и раздражительным. И с каждым разом становилось невыносимым и унылым. Доктор вспомнил психиатрическую больницу, в которой он когда-то проходил практику. И подобный тон поведения, манера говорить хорошо запомнились ему в те ранние молодые годы.

   — Это третья война! Это третья война! И она страшнее... — прозвучал чей-то голос, позади него. — Это третья война! Это третья война! — голос звучал неровно, дрожал почти на каждой гласной и постоянно повторял одни и те же три слова. — Это третья война Сла... Сла... Коща... Коща... — прерывисто, он запинался. — Это третья война!

   Доктор повернул голову, но заметил лишь серьезные лица людей. Они, не подавая виду, устремили свой взор к центру аудитории, где шёл очередной доклад.

   Больше никто не говорил.

   Кто-то из выше сидевших посмотрел на доктора.

   — Is there something wrong? — спросил он на английском языке.

   — No, everything is fine , — ответил Лесневский и вернул голову в прежнее положение. — Наверно послышалось? — подумал он. — Нужно взять себя в руки! А-то ведь засмеют. Я не должен спать! — бросая вновь взгляд по округе. — А то, как-то не уважительно получается. Дошло до меня, спустя пару-тройку таких съездов. А ведь Альфред мне ещё тогда говорил. Чёрт, как же скучно.

   Он еще раз пробежался взглядом по аудитории.

   — Ну, да, — подумал Владислав. — Кого я намереваюсь здесь увидеть? Стоп, а почему нет их? — вновь пробегая взглядом по аудитории. — Где мои коллеги? Чёрт! Богдан и Сергей были в самолете. Но такое чувство, что они и не думали приходить. А они могут? Чёрт, а ведь могут, ещё как могут.

   Находившиеся в зале люди, как и выступающий, были прекрасными учеными, докторами и профессорами, но как лектора не все удались на славу. Порой только специалист в той или иной области мог понять суть их доклада. Научные новинки и нетрадиционные направления в работе были основной темой симпозиума. Кто-то привносил что-то новое, делая интересные открытия. А кто-то закреплял старые каноны, расширяя взгляд на происходящее, научно обосновывая каждый этап. Тем самым учёные придавали ясность в своей работе, бескорыстно делясь знаниями и опытом с коллегами. Но, только все это было красиво лишь в пресс-релизе симпозиума, а на самом деле всё обстояло иначе. Было очень скучно и уныло.

   Выступая здесь, можно было получить огласку своим открытиям и стать номинантом на Нобелевскую премию. А таких номинантов было не мало. С важным видом и каменными лицами, они сидели в первых рядах. Подобно строгим, но справедливым судьям, номинированные сверлили своими взглядами всех выступающих. И, несмотря на то, что они ничего не решали, это придавало вес и давление. Кого-то это сильно пугало, вызывая дрожь в голосе, делая выступление путанным и унылым. Просто никто не хотел пополнять вреди себе подобных, номинантов. Чем меньше конкуренция, тем легче пробиться, этому и следовали сидевшие в первом ряду. Таких студентов у Владислава в университете называли „выскочками“. Но именно они всегда значил тему и сдавали всё на „Отлично!“.

   — Ну, почему? — размышлял Владислав. — Почему потерялся именно мой багаж? Что за бестолковый авиаперевозчик! — сжимая кулаки. — Отвратительный сервис! Чёрт! — в сердцах он стукнул ногой. — Все материалы, все слайды утеряны. Я ведь несколько ночей не спал, готовил их! Мы готовили всё вместе! И ребят здесь нет, чтоб поддержать меня! Они реально могли бы поддержать! Чёрт! В конце-то концов, Сергей помнит статистические таблицы, а Богдан помогал со слайдами. Да, где они? — вновь вертя головой по округе. — Вместе мы бы восстановили все за полчаса, и у меня был бы нормальный доклад. На кой черт они тогда летели со мной, если их нет здесь? Тунеядцы, опять пьют. Что за дурацкий обычай обмывать новую землю под ногами! Конечно, почему бы не напиться! Перелет за счет организаторов симпозиума. Надеюсь, Сергей и Богдан хоть на самолет успеют... — Владислав внезапно остановил мысль.

   Он тут же посмотрел на часы.

   — Еще есть время. Ладно, нужно успокоиться. Выступлю кое-как, зато Альфред отстанет, — подумал Лесневский, бросая взгляд на главу симпозиума. — И он опять скажет мне про неуважение. Чёрт!

   Владислав решил сейчас ни о чём не думать, а просто послушать выступающего, отбросив все мысли, устремив свой взгляд на трибуну.

   — Нужно отвлечься от дурных мыслей, — сказал себе доктор, пытаясь сосредоточиться на докладе очередного лектора. — Может, это будет не таким унылым.

   — Моя группа ассистентов направлялась вдоль главного холла, — рассказывал выступающий. — Как мы выяснили, поместье сильно пострадало от времени, второй этаж был в ужасном состоянии. Последствия пожара были на лицо. Моя исследовательская группа продолжала продвигаться к центральному залу. Атмосфера постепенно накалялась. Страх перед обвалом верхних этажей затмевал мысль о том, что в таком состоянии здание просуществовало почти четыре столетия, и наверняка оно может простоять ещё. Вы уж простите за мои длинные обороты. Это важно! Я заметил первые всплески агрессии в протест страху, чего и следовало ожидать от подобного контингента людей. Они считали себя смелыми, — докладчик протёр платком лоб. — Половина моей группы занималась экстремальными видами спорта, в частности, это парашютный вид спорта, банджи-джампинг , соревнования на мотоциклах и картингах.

   Докладчик склонил голову к трибуне и что-то быстро подчеркнул ручкой в своих записях.

   — Самое сложное было собрать их там. Ведь моя группа прибыла из разных уголков Европы. А собрать их в Польше было ещё той задачкой.

   — Польша? — задумчиво произнес Владиславович. — Так и я из Польши. Это уже интересно!

ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 4)

— В мою группу входило двенадцать человек плюс я — вместе тринадцать, — продолжал докладчик, приподняв голову. — Магическое число, не правда ли? — сказал он и усмехнулся, бросая взгляд на первые ряды с номинантами, а после сделал глоток воды. — Действует на психику суеверных людей, — мужчина сделал небольшую паузу. — В своих книгах я подробно пишу о паранормальной активности человеческого мозга. Я детально, с практической точки зрения изложил все свои исследования, с доказательной базой. Уверен, вам будет, что подчеркнуть для себя. Я встречался с физическими проявлениями психокинетической энергии и смог провести анализ эктоплазмы, хотя это удавалось очень редко. Три мои книги были основаны на открытиях в этой области науки. В четвёртой я опубликовал свои дневники, которые вел во время исследования. Это поместье, старое, очень ветхое знание наводило на них ужас. В голове человек формировал нехватку информации. Как мы в детстве боимся темноты и додумываем, что там монстры. Так на них влияло и это поместья Лэроуз.

   — Лэроуз? — повторил про себя Лесневский. — Какое знакомое название и одновременно нет. Интересно, это всё в Польше? Ну, да, он так и сказал. Может быть, я просто путаю с каким-то фильмом? Нет! Это название очень знакомо, но откуда?

   — Я наблюдал психологическое воздействие поместья на настроение и мышление подопытных членов группы, — продолжал докладчик. — То есть на психику человека. Мне самому было не по себе, я проводил анализ реакций всех тринадцати человек, включая и себя. Я заранее не посещал это полуразрушенное поместье. Кстати, книга выйдет через пару недель. Она до сих пор ещё на стадии редактуры. Одно могу добавить... — он сделал паузу. — Призраки или, как их еще называют, „голодные“ духи — существуют. Но они явно не из нашего мира. И их мир не один! Это все! Прошу, никаких вопросов, всё будет в моей четвёртой книге.

   — Спасибо, профессор Моран Гражденбурский, — сказал глава симпозиума.

   Следом за профессором вышел следующий докладчик. Моран сел на соседний ряд перед Лесневским.

   — Эй, профессор, — обратился Владислав, хлопая по плечу.

   — Вы ко мне? — поправляя очки, обернулся Моран.

   — Раньше Вы не посещали нас?

   — Дорогой друг... — произнес Гражденбурский, читая бейджик с именем, — Доктор Лесневский. Я впервые здесь. Ранее просто не был осведомлен о подобном мероприятии. Писательство, исследования, я был занят работой. А скажите, на первом ряду всегда сидят злые люди или мне это показалось? Они какие-то несчастные.

   — Профессор, мне нравится ваше описание. Они какие-то несчастные.

   — А что я не так сказал?

   — Да, они просто бояться, что найдется кто-то умнее их, они же номинанты, что с них взять.

   — Ага, вот оно, в чем дело. То-то я заметил какое-то неодобрение. Но, меня это как-то не зацепило. А вот свет на сцене очень яркий, становится как-то жарко и хочется всё время пить. Хорошо, что они стаканы меняют.

   — Это хорошо, согласен. У меня вопрос.

   — Какой?

   — А вы действительно занимаетесь исследованиями паранормальных явлений?

   — Нет, коллега, точнее, не совсем, я занимаюсь исследованиями их воздействия на психику человека.

   — Тогда у вас есть все шансы попасть к злым людям на первые ряды, — улыбнулся Лесневский. — Такие исследования редки в наше время.

   — Ой, Боже упаси, не хватало мне ещё завистников дома.

   — Но Вы ведь уже три книги написали из этой области, сами рассказывали. И что, Вы не хотите получить Ноб...

   — Тише, — обрывая, прошипел сидящий рядом другой участник симпозиума. — Не мешайте слушать, уважайте других.

   — Ой, — улыбнулся Владислав. — Извините, но неужели Вам всё это интересно?

   — А Вы считаете, это не интересным?

   — Я считаю, что на улице прекрасная погода, а мы здесь уже несколько часов просиживаем штаны. Лучше пойти на улицу и подышать свежим воздухом, чем в тесноте соблюдать, так называемую, социальную дистанцию.

   — Ну, кому как, — вздыхая. — Уже давно все привиты, если вы опасаетесь чем-то заразиться.

   — Спорить не буду, тут Вы правы. К тому же у меня выступление впереди.

   — О, так Вы докладчик. А разве Вы не должны сидеть одним рядом ниже? Как докладчик, с которым Вы сейчас говорили.

   — И все последующие ряды к центру — всё для докладчиков, — добавил профессор Гражденбурский.

   — О, так я Вас послушаю и с большим удовольствием, — сквозь улыбку прошептал участник беседы. — Но, почему вы тогда на этом ряду?

   — Я опоздал из-за халатности аэропорта, к тому же остался без багажа. Половина экипажа нашего рейса остались без багажа. Авиакомпания или аэропорт, не важно, моя вторая сумка была отправлена не тем рейсом. Я до последнего бился у терминала с требованием вернуть мне мои вещи, а они сквозь улыбку кормили меня обещаниями и извинялись. Придется рассказать о своем хобби. Вот смеха-то будет.

   — А это Вы зря. Может именно ваше выступление оживит итак уже чрезмерно протокольные выступления. Хобби, это интересно! И ваше увлечение, пока не рассказывайте, пускай будет сюрпризом. У Вас это должно вызвать прилив чувств, когда начнете делиться им с нами. И придаст эмоций в повествовании, которых очень не хватает здесь, уже какой год подряд.

   — Вы так считаете?

   — Да!

   — Ну, может Вы и правы.

   — Только дайте мне послушать сейчас вон того человека, — указывая на выступающего. — Как раз там самое интересное о рядах Фурье.

   — Математика, — выдохнул доктор. — Вроде подобное выступление было.

   — Нет, он говорит о тригонометрических рядах Фурье, это другое.

   — Разве?

   — Тише, пожалуйста, я слушаю.

   — Хорошо, — с унынием на лице, выдохнул доктор. — Какая скука адская, — уже про себя.

   Моран молчал, наблюдая за их диалогом.

   — Да, действительно... — хотел он сказать, как вдруг замолчал, обрывая свое предложение.

   Его пиджак завибрировал.

   — Телефон, — вновь выдыхая. — Извините, — улыбнулся профессор, обнажив желтые зубы.

   Гражденбурский вытащил телефон и прищурил глаза, читая с экрана. А после внезапно выпучил их, будто удивился чему-то, и тут же нажал мизинцем на кнопку.

   — Да... Понял... Иду... — сказал он три слова и убрал телефон. — Ох, простите, мне нужно идти, — голос профессора был встревожен. — Редактор клятый, будь оно неладное, связался... — бормоча себе под нос.

   Лесневский взглянул на руководителя симпозиума и заметил телефон в его руке. Убирая его во внутренний карман пиджака, он бросил взгляд на профессора Морана.

   — Профессор! — воскликнул Владислав. — Вы проводили видеосъемку?

   — Н-н-нет, — ответил тут же профессор и стал продвигаться по ряду вдоль главного прохода.

   — Куда же Вы?

   Гражденбурский отмахнулся, продолжая что-то бормотать.

ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 5)

— Уважаемый, — прошептал кто-то. — Можно тишины, мы же слушаем.

   Доктор качнул головой в ответ, устремляя взгляд на очередного докладчика.

   — Жаль, — размышляя. — Я не успел у него спросить про это очень знакомое название, как его, ах да — Лэроуз. Поместье Лэроуз. Где оно в Польше? Ай, не важно. Ладно. Странный какой-то профессор. И тут очень скучно. Чем бы себя ещё занять?

   Спустя полминуты Владиславович заметил сложенный лист бумаги на месте, где сидел профессор Гражденбурский.

   — Похоже, это он обронил, — схватив записку.

   Лесневский хотел, было уже его развернуть, но сразу принялся искать профессора взглядом. Владиславович мог это себе позволить, так как зрение у него было очень хорошим. Только Морана уже негде не было. Да и пытаться его окликнуть через ряды казалось не умной затеей. Сейчас всё внимание зала было сосредоточено на очередном докладчике. Журналисты озадачено конспектировали что-то в своих блокнотах, а операторы все записывали на камеры.

   Развернув лист бумаги, доктор прочитал заголовок: „Доклад“. Далее следовал знакомый текст профессора, а ниже Владислав увидел перечеркнутый абзац и надпись от руки: „не читать“. Почерк Владиславу показался знакомым.

   — Интересно, — промелькнула мысль в голове Лесневского.

   Любопытство заменило скуку и тревогу перед выступлением, и он начал читать:

   „Исследования проводились в сложных условиях, однако мы использовали тринадцать камер в режиме инфракрасной съемки, или, говоря популярно, в „ночном режиме“. Каждую из них я прикрепил на плече испытуемого. Мы заметили огни в проломе главного холла на втором этаже — впадина уходила в подвальные отсеки. Причём огни были видны лишь в „ночном режиме“. Спектр находился не ниже девяти сотен нанометров, и даже выше. Насколько мы знаем, есть „этот свет“ и „тот свет“. То есть мир живых и мир мертвых. В древних писаниях, я находил упоминание о трех мирах мертвых. Но, об этом сейчас не буду заострять внимание. Это требует отдельного исследования. Единственное, что я знаю, вернее, полагаю, нет, я убежден в этом, что должен существовать промежуток. Промежуточное состояние для духов, переходящих из одного мира в другой. Я считаю, это неверным определением. Правильно называть это пространством. Наше пространство и пространства мертвых существуют порознь. К сожалению, через три месяца исследований поместье Лэроуз, во время поползней, кануло в лету. Остались лишь видеозаписи и биометрические данные показателей датчиков с каждого испытуемого. Поражает тот факт, что семь из двенадцати человек начали видеть одинаковые сны!“

   — Сны? Странно, больше ничего не написано, — огорчился Владислав. — Будто ещё должна быть страница. Одинаковые сны? — задумался герой. — Я ведь тоже занимаюсь с нами. Совпадение? А почему он мне сказал „Нет“ по поводу видеосъемки? Наверно, спешил или не услышал мой вопрос. Но! Одинаковые сны? Текст подчёркнут. Что он хотел этим сказать... — резко обрывая мысль. — О! — спохватился доктор. — Время выхода! Мой Бог!

   Он приподнялся со своего места и неуверенно посмотрел на окружающих его коллег.

   — Я неверно всё воспринимаю и нахожу взаимосвязи там, где их нет, — глубоко вздохнув, подумал Владислав. — Я волнуюсь, нужно успокоиться. А этот Моран... — вновь пробегая взглядом по аудитории. — Да он просто очередной сумасшедший выпендрежник симпозиума. Книги он пишет. О чём? О приведениях? Бред! — убирая записку во внутренний карман пиджака.

   — Я хотел бы вам представить следующего докладчика, — прозвучал голос главы симпозиума.

   — Вовремя я... — вздыхая. — Вовремя я одумался. Так, волнения прочь! Прочь, прочь, прочь!

   — Доктор наук, доцент Владислав Лесневский! Польша, город Варшава, — объявил мужчина у главной трибуны. — Доклад на тему „Влияние внешней среды на кору головного мозга. Психологическое состояние. Самоконтроль. Аутотренинг.“.

   Тридцатисемилетний мужчина приподнялся и стал выходить к трибуне, неуверенно оборачиваясь в сторону человека с проектором.

   — Жаль, что у меня по этой теме нет даже черновых рисунков, — подумал доктор. — Можно же было их сфотографировать, в телефоне фотоаппарат есть же! Ай, не подумал. Глупо получилось. Чёрт, нужно было делать резервную копию! Да и статистика не помешала бы. Черт! Ну, кто же знал, что так подведёт авиакомпания. Зачем я всё сложил в эту сумку? А иначе я, что должен плакаться, что у меня багаж пропал? Кстати, а у Морана было куда интересней перечёркнутое в той бумажке, нежели то, что он зачитал. Что он имел в виду, по поводу одинаковых снов? Думаю это знак свыше. Именно эта тема моё хобби. Да, это моя тема! Думаю, это точно знак свыше. Я должен выступить. Или это просто совпадение? Ладно. Придется довольствоваться некоторыми графиками на единственном слайде, — мысли его путались от волнения. — Чёрт! Я не подготовлен.

   Владислав поднялся по ступенькам огромной сцены. Оглянувшись, он бросил взгляд на огромную аудиторию с мужчинами и женщинами подобных ему учёных. А после взгляд доктора перешел на каменные лица первых рядов. Эти странные, а некоторые казались озлобленными, номинанты на Нобелевскую премию смотрели на него с призрением. И как бы он себя не настраивал, возможно, яркий свет, или неподготовленность к новому докладу, его охватило волнение.

   — Что за глупость, — подумал герой. — Я, что двоечник студент? Нет! Надо как-то проучить эти самодовольные морды!

ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 6)

Он не знал, как пройдёт неподготовленный доклад, не запнётся он, сможет ли отвечать на вопросы. А вопросы вполне могут идти и от тех же номинантов. Стоило ждать, рассчитывать на подвох с их стороны.

   Владиславович надеялся лишь на удачный экспромт. Да, именно экспромт всегда был основной частью его лекции, у себя в университете он этим всегда приковывал внимание аудитории. Но прокатит ли это здесь или стоит вести себя как все? Лесневский продолжал идти в сторону трибуны с микрофоном. Достигнув цели, он внезапно ощутил спокойствие. Все переживания ушли в сторону, и он приступил к своему докладу.

   — Спасибо профессору Альфреду Гибитцу за поддержку традиций этого съезда, — начал Владислав, повернув голову в сторону главы симпозиума, — И вам, дорогие коллеги, — вновь развернулся к залу. — Спасибо, что не пропускаете ни единого съезда. За то, что вы чтите наши ежегодные симпозиумы, и каждый раз радуете нас новыми познаниями. Ну что же... — выдохнул он, — Посмотрим на экран.

   На белом полотне появился график.

   — Пока не смотрите, а то его курица лапой рисовала, — сказал Владиславович.

   Кто-то засмеялся, а потом вырвалось еще пару взрывных хохотов.

   — Да, вижу вы все устали, — ткнув пальцем в свой висок. — Здесь выступали, и наверно ещё после меня, выступят, достойные и уважаемые люди. Темы разные и интересные. Что до моей темы: „Влияние внешней среды на кору головного мозга. Психологическое состояние. Самоконтроль. Аутотренинг.“. Фу-ф, сложно запомнить. Я обычно по утрам пью кофе и стараюсь перерабатывать материалы, так они лучше усваиваются и запоминаются. И пока я пытался запомнить название доклада, пару кружек проглотил, а потом понял, что нужно было в них кофе заварить. Надеюсь, несварение долго мучить не будет.

   Вновь раздался смех. Он шёл с разных сторон.

   — Это хорошо, что у вас ещё сохранилось чувство юмора. Потому, как за столько часов лично я его чуть не потерял. Нет, материалы здесь очень интересные, но голод не тётка, пирожка не подсунет. Наверно у всех в голове мысли о еде. Но лучше думать о еде, чем скучать. Надеюсь, я не скучный, — улыбнулся доктор. — Простите, что вспомнил про пирожки. Чувствую себя злодеем.

   И вновь раздался смех. С каждым разом его становилось всё больше и больше.

   — А вам не кажется, что название моего доклада излишне мудрёное? Сложное. И вообще тема не интересная. Мне вот не интересная, — переводя взгляд на Гибитца

   Руководитель с любопытством смотрел на Владислава.

   — Хочу принести свои извинения. Доклада на тему: „Влияние внешней среды на кору головного мозга“... — Владислав перевел дыхание. — И, фуф, пока всё выговоришь, „Психологическое состояние“. В общем... этого, „Самоконтроль. Аутотренинг.“, вы чувствуете как стали старше? Я не люблю такие длинные названия.

   Люди опять засмеялись.

   — Ну, в общем, не будет этой темы. Виноват, чувствую себя злодеем, но это уже не по поводу пирожков. Ай, опять их упомянул. Так и живот сводить начнёт. А тут мощный микрофон, не дай Бог уловит не те звуки.

   Внезапно в конференц-зале раздались голоса, шушуканье, кто-то по-прежнему смеялся.

   — Да, да, — выдохнул Владислав. — Виноват! Каюсь. По традициям нашего съезда мы заранее сообщаем о наших докладах и каких-либо изменениях. Однако я не успел этого сделать. У меня студенты вот так выкручиваются. Я их науки учу, а они меня выкручиваться.

   Зал продолжал смеяться, постепенно умолкая.

   — Тише! — вышел профессор Гибитц. — Тише, коллеги! — обращаясь к аудитории с улыбкой на лице, а затем он обернулся в сторону докладчика, — Доктор Лесневский, тогда огласите нам тему своего нового доклада. Или вы решили устроить стендап?

   Лицо Альфреда вытянулось из-за легкого напряжения.

   — Тема есть, и это тема „Сны“, — после небольшой паузы произнес Владислав. — Моя тема — „Сновидения“!

   Гибитц сел, тем самым дав залу команду утихнуть, и начать слушать.

   — Дело в том, что я сделал небольшое открытие, — интонация героя изменилась, став более серьезной. — По крайней мере, для себя. Мои пациенты видят одинаковые сны. И это основная тема моего доклада!

   Лицо Альфреда вытянулось ещё больше. Владислав это сразу заметил, но не стал останавливаться. Что-то двигало им и придавало смелости. Спокойствие и чувство уверенности в своих действиях, не отпускала его.

   — Это просто поразительно! — улыбался докладчик. — При этом они ведут абсолютно разный образ жизни. И связывает их лишь то, что они студенты, однако разных курсов и профилирующих специальностей. Конечно, эти сны снятся им не постоянно. Их ещё нужно умело вылавливать и фиксировать на бумаге.

   — А как Вы выяснили, что сны совпадают? — внезапно вырвался вопрос со стороны средних рядов, было не ясно, то ли его задал мужчина, то ли женщина. — Извините, что перебиваю, — вновь раздался голос, эхом отражаясь от потолка.

   Владислав сделал небольшую паузу, вспоминая события и подбирая слова. Он хотел опять пошутить, но это сейчас ему показалось неуместным.

   — Извините, вопросы задаются по окончанию доклада, — подставив микрофон, сказал Гибитц.

   — Нет, всё нормально, — улыбнулся доктор. — Я могу ответить, я как раз к этому и шёл.

   — У нас не дискуссия, коллеги, — поднялся руководитель. — Во время выступления докладчика прошу не перебивать. Даже мне такая роскошь не позволительна, — сквозь улыбку. — Надеюсь, меня все услышали, — садясь на своё место.

   Владислав посмотрел на грозные лица номинантов, которые сейчас больше походили на хищников, чем на коллег. Вот только ему они показались какими-то несчастными.

   — Моран Гражденбурский, Боже, какая сложная фамилия, был прав, — подумал герой. — Они действительно походят на несчастных людей.

ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 7)

— И всё же, я отвечу, — улыбался Лесневский. — Это произошло случайно. Дело в том, что я занимался исследованием сна и того, как он плодотворно влияет на мозг, способствует успеваемости и восприятию новой информации. Какие сопутствующие факторы с этим взаимосвязаны, и каковы их последствия. Погружая студентов в нужное мне состояние, я просил рассказать, что им снилось. Меня в первую очередь интересовали сны, которые сильно отпечатались в их подсознании. То, что они не помнили после пробуждения. Ведь наши сны, это отражения переживаний, фобий, того что мешает нам ясно мыслить. Они подсказывают нам, что не так. И если это „что не так“ убрать, человеку становится не только лучше, но он сам становится продуктивней и выносливей. Это сложная тема, требующая многолетних изучений и исследований.

   Владислав наклонился к соседнему столику, который плотно стоял у трибуны и взял одноразовый стакан. Налив воды из графина он сделал несколько глотков и продолжил.

   — Я провел ряд экспериментов, вводя студентов в глубокий транс, в состояние гипермнезии — повышенной способности к запоминанию и воспроизведению информации. Так я и получил доступ к их снам. Я слышал от студентов интересные, и даже фантастические истории. Но однажды два человека поведали мне один и тот же сон. Вначале я подумал, они похожи, простое совпадение. Но, когда я сравнил записи, заметил множество совпадающих факторов и деталей.

   Владиславович вновь отпил воды из стакана.

   — Так начались мои, действительно интересные, эксперименты.

   После чего он сделал еще глоток. Ему казалось, что губы и язык постоянно сохнут.

   — Я был поражен, и что самое удивительное... — Лесневский прокашлялся. — Они рассказывали свои сны в таких подробностях, что было трудно уличить их во лжи. Вы знаете, обычно мы плохо помним то, что нам снилось, и забываем детали. О! Детали — это очень важный момент, детали делают сон реальным.

   Владислав вновь потянулся к стакану с водой. От волнения у него стало сильно сохнуть и во рту. Язык прилипал к нёбо, вызывая постоянный глотательный рефлекс. Он очень мешал его речи. И доктор сделал еще один глоток.

   — Что-то я волнуюсь, — улыбнулся герой. — Я не шучу. Как и не шутит мой график, который рисовала курица, — указывая на экран.

   И опять раздался смех.

   — Эту курицу нужно отдать в художественную школу, а может просто выдать линейку и карандаш с тёркой. Надеюсь, она тёрку не съест. Ой, что-то я загоняюсь, та курица это же я.

   И опять раздался смех. Люди уже были готовы смеяться по любому поводу. Усталость сказывалась в их реакции, на любые шутки Лесневского.

   — Вот так уже лучше. В памяти остается лишь информация, что мы что-то знали во сне, но забыли это. Сны моих подопытных были особенными. Следует отметить, что когда человек спит, он видит множество сновидений. Я даже ставил эксперименты на себе, установив сигнал будильника через каждый час. В результате я запомнил больше снов, чем обычно. Это более эффективно работает с восьми утра до двенадцати, в утреннее время, по крайней мере, так получалось у меня. Может я какой-то особенный. Не думаю.

   Опять кто-то засмеялся.

   — Эксперименты я проводил весной. Думаю, летом время можно сместить и к шести часам утра. Дело в том, что дневной свет понижает выработку мелатонина в организме, а это влияет на сон и пробуждение. Именно утром человек находится в состоянии лучшего запоминания сна. Мозг способен хорошо усвоить информацию и зафиксировать её в сознательной части. Конечно, важно всё это документировать, — Владиславович сделал небольшую паузу и глотнул воды.

   Волнение постепенно стало проходить. Доктор ещё раз взглянул сквозь жалюзи на ночной город и перевел взгляд на аудиторию.

   — Я немного отошел от темы, — улыбнулся Лесневский, обращая внимание на ведущего.

   Гибитц что-то печатал у себя на планшете .

   — А ещё говорит мне, что я в телефоне залипаю, — указывая на руководителя.

   В аудитории опять раздались возглас и задорный смех.

   — Что? — неуверенно спросил Альфред, отрываясь от планшета.

   — Не важно! — улыбнулся доктор. — Этих людей ничего не связывало: ни родственные узы, ни интересы. Они даже не знали друг друга. Я продолжал эксперименты по погружению в транс. И наконец, я выявил некую связь — все эти студенты являлись лучшими в нашем университете. Биологи, химики, инженеры-конструкторы, программисты, криптографы, лингвисты и другие. Их сны совпадали один в один. Полностью! Мельчайшие детали поражали и удивляли.

   Владислав сделал паузу, вновь бросая взгляд на Гибитца. Руководитель тут же убрал планшет в сторону.

   — Моран не стал говорить о подобных опытах! — промелькнула мысль в голове доктора. — Почему? Гибитц ему запретил это? Уверен, то был его почерк! Однако, это необоснованно. Почему? Может, мне стоило заранее предупредить его о своей теме. Чёрт! — чувствуя странное волнение. — Уверен, Альфред весь доклад бы перечеркнул.

   Гибитц улыбнулся Лесневскому. Владислав посмотрел по сторонам, ощущая дискомфорт. Хотелось все бросить и уйти. Что-то говорило ему, что он пожалеет о своем докладе. И теперь это мысль крепко засело в его голове, не отпуская, придя в последнюю секунду.

   — Влад, возьми себя в руки, — сказал он себе. — Это полная чушь, я уверен, они не воспримут это всерьез, мало фактов. Чёрт меня дери, без таблиц и слайдов я выгляжу полным дураком, — продолжал размышлять Владислав. — Как хорошо было бы сейчас оказаться дома. Чёрт, думаю, Альфред останется недовольным. Только и остаётся шутить. Но, людям нравится. Даже некоторые номинанты не смогли удержаться. Но, всё равно, они козлы!

ГЛАВА 2. Симпозиум (часть 8)

Зал слушателей явно ожидал продолжения. И воодушевившись поддержкой, герой уже хотел было придумать новую хохму, но взял себя в руки.

   — Подобные феномены известны в психиатрии, однако вызывают интерес, — наконец продолжил Владиславович, стараясь держать уверенность в голосе. — Моими пациентами стали десять студентов. Ну, или как уже было ранее сказано: „мои подопытные“, — продолжал он сквозь улыбку. — Они согласились на эксперимент, ведь какой студент откажется от поощрения, в особенности денежного. Стимулом была возможность заработать, — улыбнулся доктор. — Я ещё раз повторю — они видят одинаковые сны. Совпадает множества факторов и то, как они начинаются и то, какие детали они в них видят. Не то, чтобы каждую ночь. Однако частота их видений была не постоянной, то возрастала, то вновь падала. Я пока не установил, с чем это связано. Раньше подобные случаи были редким явлением, а в последнее время студенты начали чаще видеть одинаковые сны. Возможно, всё дело в увеличенном количестве экспериментов. Возможно, из-за этого и повысилась их продуктивность. А вот кошелёк мой изрядно исхудал, — делая небольшую паузу. — Главное, чтоб мне на пирожок хватило, — сказал доктор и подмигнул.

   Опять раздался смех среди смотрящих.

   — Я буду продолжать исследования. Надеюсь, что к следующему симпозиуму, когда мы вновь соберемся в этом зале, я предоставлю более интересную и точную информацию, — указывая на экран. — И эта курица,... — указывая на себя, — нарисует куда лучше, чем это позорище!

   Аудитория продолжала смеяться.

   — После таких иллюстраций, мне иногда кажется, что искусственный интеллект победил. Вы сравните то, что я нарисовал и то, что рисуют нейронные сети. Явно апокалипсис наступил и прошёл незаметно. ДА?

   Аудитория хохотала. Всё больше и больше людей подхватывали смех.

   — Ох, что-то я всех вывел из равновесия. Я вообще-то уже закончил. Спасибо за внимание! — сказал герой.

   — Доктор Владислав Лесневский, спасибо за столь интересный доклад, — поблагодарил его профессор Гибитц, выходя на сцену. — Очень позитивно. Я в начале растерялся. Но мне понравилось. Спасибо!

   — Ах, да, забыл сказать, профессор, Вы позволите?

   — Да, конечно, — пожимая плечами.

   — Товарищи номинанты, вас много, а Нобиля дадут не каждому, может вообще, только одному из вас. Вы бы уже начали грызть друг друга, самое вкусное совсем рядом. Кусайте руку соседа! Всё, я закончил. Всем спасибо! А вот пирожок я бы съел!

   Вновь раздался смех, Лесневский уже спускался с трибуны.

   — Чёртовы слайды, — подумал он. — Доклад мой был настолько нелеп! Вот тунеядцы! — со злостью бормотал доктор, вспоминая Сергея и Богдана. — Правильно Альфред сказал „стендап“!

   Владиславович посмотрел на Гибитца и заметил недовольство на его лице — оно читалось в его глазах. Но это мог понять лишь Лесневский, ведь они были давними друзьями.

   — Прости, Альфред, — произнес Владислав про себя, смотря в глаза друга. — Слайды. В следующий раз буду полагаться только на себя.

   Спустя еще несколько часов симпозиум подошёл к концу. Профессора и доктора стали расходиться, направляясь в буфет, чтобы подкрепиться. К слову, некоторых интересовала исключительно эта часть мероприятия. Из толпы участников симпозиума вырывались реплики на разных языках, из-за чего в огромном зале поднялся шум.

   — Лично я всегда с собой беру пол-литра водочки, — сказал кто-то из профессоров в толпе на ломанном русском языке с явным французским акцентом. — Ну, естественно, если бы я взял только пятьдесят грамм, коллеги бы обиделись.

   — А вот интересно, они сегодня те булочки с изюмом будут подавать, — еле слышно донесся голос из толпы на чистом русском языке.

   — Я бы рассказал об анализе, но ты же мне так и не... — на том же ломанном русском, прозвучало в шуме скрипящих рядов.

   — Сегодня вроде дождь обе... А за че... — доносились обрывки фраз расходившейся толпы.

   — Доктор Лесневский, выступление прекрасно разрядила обстановку, — подошёл кто-то, протягивая руку.

   — Спасибо.

   — Нет, это Вам спасибо, — удаляясь. — Жаль, что другие такого не могут, — пропадая на выходе.

   Владислав взял телефон и сделал набор. Далее пошли звуковые сигналы.

   — Ян?

   — Да, папа, — раздался голос на польском языке.

   — Как у тебя самочувствие, — отвечал отец на том же языке.

   — Температуры вроде нет. Нормально. Но я сегодня замеряю к вечеру.

   — Так уже вечер.

   — Я замеряю, папа.

   — Замеряй и скинь смской. Хорошо?

   — Да, папа, — на выдохе.

   — Ложись пораньше спать, и выпей горячий чай. Понял меня?

   — Да, папа.

   — Чего ты, как робот отвечаешь?

   — Папа, я уроки делаю. Математика и тригонометрия. А ещё завтра экзамен по истории.

   — Ой, понял. Ну, так ты историю хорошо знаешь.

   — Ну, папа то, что я её знаю, не означает, что я не должен готовиться.

   — Верно, подмечено. Если зайдёт соседка, то передай ей две синих книги, они лежат в прихожей.

   — Она уже приходила и я ей отдал.

   — Молодец. Люблю тебя сынок. Завтра уже буду дома.

   — А у вас уже всё закончилось?

   — Да, раньше закончилось, и зачем я так поздно такси вызвал. Время ещё есть. Может, успею перекусить. Не знаю. Ты давай иди и сейчас меряй. Потом досчитаешь.

   — Ладно, папа.

   — И никуда не ходи! Хотя кому я говорю, опять на свиданку побежишь. Ладно. Перед сном горячий чай!

   — Хорошо папа, не суетись, я же не маленький.

   — Ну, всё, давай. Люблю тебя.

   — И я тебя, папа.

   Владислав убрал телефон и тут же ощутил урчание в животе.

   — Поесть что ли? — смотря на часы. — Время ещё вроде есть. Толпиться не хочу. Ладно.

   Доктор продолжал что-то перекладывать, как вдруг его нос уловил чудный аромат. Парфюм так и благоухал в воздухе. Он обернулся, и будучи наклонённым, увидел её ноги...

ГЛАВА 3

Тогда, когда тебя увидел в первый раз,

   Почувствовал я силу, родственную связь.

   Мир отразился светом солнца твоих глаз,

   И заговорить с тобой решился не боясь.

   отрывок из романа

   „Дети царя: Воссоединение“

   писатель и поэт

   Любомир Муравьев

   1313 год н.э.

ГЛАВА 3. Знакомство (часть 1)

— Доктор Лесневский, — обратился незнакомый, но приятный женский голос на английском языке.

   — Да! — развернувшись, Владислав поправлял галстук.

   И будучи наклонённым, перекладывая вещи, он увидел её ноги.

   — Мне нужно с Вами поговорить, — сказала молодая женщина.

   Владиславович выпрямился, и его будто ослепило чем-то ярким, когда он увидел свою собеседницу. Возможно, потолочные лампы горели в этой части конференц-зала слишком ярко.

   Её длинные рыжие волосы в лучах потолочных ламп сияли подобно солнцу на рассвете, а строгий деловой костюм убедительно подчеркивал стройную фигуру. Алые губы притягивали к себе, как зрелые ягоды клубники, которую Лесневский просто обожал. Внезапно женщина ему кого-то напомнила. Кого-то очень близкого. Черты её лица были знакомы Владиславу. Он будто узнал эту женщину и что-то начал бормотать.

   — Она так похожа, — подумал доктор, не отдавая отчёта сказанному.

   На лицо будущей собеседницы падали лучики света. Яркие световые пятна преломлялись через, стоящий неподалеку, графин с водой. Она зажмурилась и развернулась к ним спиной, вновь приоткрыв глаза. Их зелёный цвет погрузили Владислава в ступор. И вновь мужчину посетило чувство, что эта женщина ему знакома.

   Доктор внезапно вспомнил своё детство в приюте. Это было очень давно, деталей он уже не помнил. В голове проскочили фрагменты самых ярких впечатлений. Но, все уже было размыто в его памяти, как в тумане. Он не помнил ни заведения, ни людей работавших там. В голове оставалось лишь осознание, что это был приют.

   Однако он ещё помнил свою первую любовь. Ему было всего четырнадцать, а ей двадцать пять. Владислав уже не мог вспомнить имени этой девушки, но до сих пор вспоминал её волшебные зелёные глаза.

   Её талант имел невероятную силу. Сейчас он сомневался, что она имела какие-то сверхъестественные способности или владела магическими чарами. Вероятней всего это было умение работать с детьми. Сейчас и не хотелось об этом размышлять. Доктор продолжал вспоминать.

   Девушка в приюте просто смотрела в глаза, чтобы успокоить группу. Ей и не нужно было смотреть кому-то конкретно в глаза, все смотрели на неё, она умела приковывать к себе внимание. Своим магическим взглядом девушка с легкостью погружала детей в сон, и в её смену всегда было тихо. Возможно, дело было в доброте и любви к детям, которую ответно, своим подчинением и уважением, проявляли дети в её адрес.

   — Интересно, — подумал Владислав. — Где она сейчас, чем занимается? Наверняка, она уже давно вышла замуж, у неё уйма прекрасных детей, которых она укладывает спать всё тем же волшебным способом, а может...

   Владислав пришел в себя.

   — На кого похожа? — улыбалась молодая женщина.

   — Ой, я сказал это вслух, — подумал он. — Да, так песню напевал, — сквозь улыбку, ответил он. — Я... Я слушаю, — почти заикаясь.

   — Здравствуйте! — рыжеволосая улыбнулась и протянула руку. — Профессор Анна Николаевна Черевко.

   — В какой области? — спросил Владислав, пожимая руку в ответ, — Очень приятно познакомиться, — с улыбкой на лице.

   — Ах да, доктор Лесневский, я педагог, профессор в области психологии это по учебной части, — в её голосе была небольшая растерянность. — Я преподаю в трех университетах Севастополя. И как доктор, я дополнительно работаю в психиатрическом отделении. В социальной сфере я чувствую себя нужной. Но вообще-то, — женщина улыбнулась, — Я пришла поговорить не о том, кем я работаю.

   — Вы из Крыма? — просил он на русском языке.

   — Так да же лучше, мой английский не очень ещё хорош, — с улыбкой на лице ответила она на том же русском.

   — Не представляю, каково пережить столько часов незнакомой языковой атаки.

   — Ну, я не до такой степени языком не владею. Мне просто легче на родном. К тому же у нас у всех были гарнитуры с переводом в реальном времени.

   — Ой, да ну их. Нейронные сети хоть и научились переводить и менять интонацию, иногда такая дичь проскальзывает во время перевода. Предпочитаю слушать оригинал, прокачивать знание языка, за нас никто не будет говорить, сами понимаете. Хотя, кто знает.

   — Да, я того же мнения. Лично я сидела без гарнитуры.

   — И я, — улыбался доктор.

   — Вы хорошо говорите, я не специалист, но у вас в английском не слышен польский акцент, как и сейчас. Как и сейчас, вы хорошо говорите по-русски.

   — Язык близкий к польскому. А Россия страна большая, почему не владеть этим языком, если он дается мне легко. Другое дело китайский. Вот изучу и его, буду знать три мощных языка.

   — Да вы уже полиглот , — улыбнулась Николаевна.

   — Анна, а Вы сколько языков знаете?

   — Я? — растерялась она. — Ну, русский, английский и украинский.

   — Ну, так Вы тоже полиглот, — подмигнув.

   — Доктор,... — засмеялась Черевко, — ...мне кажется, полиглотами не так становятся.

   — Профессор, согласен с Вами. Нам ещё до полиглотов расти и расти. Другое дело курица.

   — Ку... курица? — запнулась она. — В смысле, курица? — с недоумением на лице.

   — Ну, для курицы знание такого объема языков невероятная особенность. Сверх разум!

   Черевко улыбнулась.

   — Вы хотите сказать, что среди куриц, Вы полиглот? — держа улыбку на своём лице.

   — А почему бы и нет, Вы же видели, как эта курица рисует?

   Анна начала смеяться. Её смех подхватил и Лесневский.

   — Доктор, с Вами не соскучишься, — сказала Николаевна, аккуратно вытирая что-то влажное под глазами. — Вы меня до слез рассмешили, — выдыхая. — Курица, да уж.

   — Ну, простите, — улыбался Владиславович. — Не удержался.

   И женщина опять засмеялась.

   — Ну, доктор, ну Вы и шутник, — продолжая смеяться.

   — За это студенты меня и любят. Только они про курицу ничего не знают, а так и корм приносили бы. Пускай это будет нашим секретом?

   — Хорошо, доктор, — женщина продолжала смеяться.

   — Это контраст, на фоне унылого мероприятия. Это даже не юмор, а процесс отвлечения.

   — Тут вы правы. И хорошая разрядка.

ГЛАВА 3. Знакомство (часть 2)

— Официально из Краснодара, — улыбнулась она. — Южный федеральный округ России.

   — А, это откуда Вы?

   — Да, Владислав, а то мы отвлеклись на курицу.

   — Крым и сейчас под Россией?

   — С 2014 года.

   — И как?

   — Как, что?

   — Как живется? Это получается уже, как 9 лет.

   — Уровень жизни стал лучше. Жизнь идёт стабильно. Зарплата выросла. Появилось уверенность в завтрашнем дне. Я не жалуюсь, — сквозь улыбку.

   — Я просто знаю, что этот город находится в Крыму. У нас студенты раньше были по обмену, но потом, после 2014 года, как-то все резко прекратилось.

   — Да, да, — выдохнула она. — Но, я не по этому вопросу.

   — А по какому?

   — Ну вот, теперь мысль потеряла.

   — Всему виной курица, — пожимая плечами.

   — Так, доктор не смешите меня, — улыбнулась она, а после засмеялась.

   — Это всё усталость. Какая это шутка, это хохма, — спокойно стал говорить доктор. — Между прочим, волки с первого ряда почти пустили слюну, — смотря на профессора, продолжая шутить.

   — А что, правда? — переводя взгляд на трибуну в центре аудитории. — На первых рядах сидят такие суровые? — указывая в туже сторону.

   — Да, что тут сказать, хищники! Люди бояться, что найдётся кто-то, поумней их. Это, как в дикой природе, если хочешь взойти над всеми, тебе нужно рвать. Тебе нужно рвать всех ниже стоящих, и пытающихся взойти над тобой.

   — Я не выступала, но заметила какое-то волнение у некоторых выступающих.

   — Извините! — произнес Лесневский, продолжая держать улыбку на своем лице. — Можно личный вопрос.

   — Ну, — улыбнулась она, скромно опуская голову. — Смотря какой. Не заставляйте меня краснеть.

   — Вы очень молоды для профессора.

   — Ой! — улыбнулась Анна, и выдохнула. — Вы мне льстите, — отмахиваясь.

   — Нет. Почему же? Я говорю то, что вижу. Я сам еще доцент, пишу работы, чтобы получить звание профессора. А тут раз, и перед мной стоит очень красивая, молодая девушка в звании профессор.

   — Ой. Я уверена, Вы семейный человек. Так ведь?

   — Да. Вы правы, — со всей серьезностью выдохнул Владислав.

   — А я — нет. Потому, что все свое время трачу на работу. Так, что это нормально.

   — И всё же не каждый день увидишь столь молодую особу в профессорском звании, — Владислав улыбнулся. — И такую симпатичную.

   — Ну, спасибо! — сказала она, застенчиво опуская голову. — Я в растерянности.

   Владислав лишь улыбнулся в ответ и бегло бросил взгляд на пустую трибуну.

   — Вы заигрываете со мной? — усмехнулась Анна.

   — Что? Кто? Я? — Владислав растерялся. — Я, я...

   — Да я шучу, — спохватилась профессор.

   — Как-то неловко, — Лесневский ответил ей улыбкой.

   — Простите, — смутилась Анна, осознавая, что поставила Владислава в неловкое положение. — Шутка не удалась. Я перегнула палку. Просто скучновато было за эти часы симпозиума. Не находите?

   — Да. Курица скучала.

   — Доктор, — она опять улыбнулась. — Сколько прошло часов, я уже сбилась со счета?

   — О! — выдохнул Лесневский. — Полностью с Вами согласен. Сегодня они перегнули палку. Скажу по секрету, — начиная говорить шепотом, — Я заснул. Причем два раза.

   — О, так Вы меня понимаете, — вновь она улыбнулась. — Ну, и слава Богу! — на выдохе.

   — Да, я Вас понимаю. И думаю, таких будет не мало. Им нужно менять формат или делать перерыв на брейк-кофе . И наверно не один.

   — Этот симпозиум меня полностью выбил из колеи, — говорила Анна, взглядом пробегая по пустым рядам. — Я, если честно, первый раз на таком мероприятии. А после всего что было сегодня я уже теряю способность мыслить логически.

   — Согласен, это выматывает. Потому лучше поспать. Если получится.

   — И когда вы всё успеваете, и поспать и выступить и пошутить. А шутили вы классно, да так, что во время вашего доклада все только и смеялись. Но не над Вами, а с Вами. Вернее от Ваших шуток. А последняя хохма с номинантами. Вау! Браво!

   — Да, — выдохнул Владислав. — Чувствую себя так же. Интересно Вы сказали про выбитого из колеи. Ну, сейчас они банкет устраивают, — зевнул он. — А я так и не выспался.

   — Вот что я хотела у Вас спросить, — вздохнула Черевко. — Ваши пациенты, подопытные, что именно они видели?

   Внезапно доктора привлек блеск помады на её губах. Владиславу вновь показалось, что Анна кого-то ему напоминает, но он никак не мог вспомнить, кого...

   — Ах, да, — вздохнул мужчина.

   — Ну, или как Вы уже говорили, подопытные.

   — О да, это я зря ляпнул.

   — Но, звучало очень интригующе.

   Стены эхом отчетливо повторяли за ними. Конференц-зал почти опустел, из-за чего их отзвук постепенно усиливался.

   — Ну, они, то есть... — Лесневский задумчиво вздохнул. — Начнем с того, что им снилось. Они описывали лес, один в один, один и тот же лес. В начале сна они попадают туда. Они находятся в лесу...

   — Зеленый, густой папоротниковый лес, — перебила его Черевко. — Стук дятла...

   — Да, именно, — на лице Владислава появилось удивление. — И они там вместе...

   — Вместе с остальными, подобными им, — закончила женщина.

   Владислав сделал паузу, потом оглянулся и вновь повернулся к Анне.

   — У Вас так же? — удивление не сходило с лица доктора.

   — Выходит, что да.

   — Невероятно! — воскликнул он. — И сколько? Сколько таких у Вас?

   — Пять. Пока пять.

   — Неужели! Я проспал Ваш доклад? Вы говорите не выступали?

   — Нет, я не выступала. Я боюсь официально проводить исследования...

   — Это прекрасно! — произнес Лесневский, обрывая Николаевну. — Я про ваши результаты. Нужно обратиться к профессору Альфреду Гибитцу — это мой очень хороший друг.

   — Вы о руководителе симпозиума?

   — Да, именно о нём. Альфред — глава нашего съезда. Теперь он спорить со мной не будет. Теперь есть веское основание полагать, что это не просто совпадение, — встревожено, произнёс Лесневский. — Если у Вас проявился подобный феномен, это уже сто процентная закономерность!

ГЛАВА 3. Знакомство (часть 3)

Доктор повернулся к кейсу и, открыв его одним движением руки, начал перекладывать папки. У Анны в этот момент зазвонил телефон.

   Она взглянула на дисплей.

   — Ой, срочное дело. Извините, доктор, — поднося телефон к уху.

   — Здравствуй, что случилось, — начала разговор Анна. — Да, ну ты же знаешь, где ключ. Зачем ты мне звонишь по роумингу. Это дорого! Опять отчим? Я тебе говорила, в любой момент оставайся у меня. И заодно полей цветы на балконе. Я думаю, завтра во второй половине дня. Не плачь. Возьми себя в руки, Дина! Егор не будет ломиться! Успокойся! Возьми себя в руки! Я завтра уже буду дома. Хорошо, Дина? Да. До свидания.

   Владислав продолжал перебирать документы.

   — Вроде... Я все... Я все документы уложил.

   Анна лишь улыбнулась, убирая телефон.

   — Теперь можно идти! — сказал Владислав и закрыл кейс. — Кстати, извините, профессор?

   — Анна! — ответила собеседница.

   — Профессор Черевко, — Лесневский глянул на бейджик.

   — Ага, — улыбнулась Николаевна.

   — Хорошо. Следуйте за мной.

   Ощупывая свои карманы, Владислав проявил обеспокоенность на лице.

   — Ну, вот... Вот и всё, — вновь растерянно улыбнувшись. — Я постоянно тут теряю шариковые ручки. Чёрт!

   После он взял свой пиджак, лежащий на спинке кресла, и мигом накинул его на плечи.

   — Ну, я готов! — нащупав что-то в нагрудном кармане рубашки. — А, в кармане. Ладно. Пойдёмте.

   Лесневский прошёл прямо к сцене и, обойдя её с левой стороны, подошёл к небольшой лестнице. Она вела наверх, где и располагалась трибуна для выступлений. Черевко следовала за ним.

   — Профессор Гибитц? — позвал Владиславович, подходя к двери, ведущей за кулисы. — Ты у себя? Альфред? Альфред, ты здесь?

   Лесневский отворил дверь, оглядывая темный коридор. Подойдя к одной из дверей, он начал стучать.

   — Гибитц? — повторил Владислав. — Альфред? Альфред, это я. Это Лесневский. Открывай!

   Ответа не последовало. Он продолжал стучать.

   — Похоже, что профессор Гибитц со всеми в буфете, — предположила Черевко. — Он ведь тоже человек, а не робот. Вполне мог проголодаться.

   Владислав прекратил стучать, остановив руку в воздухе.

   — И действительно, — повернувшись к Анне. — Вполне.

   Она слегка улыбнулась в ответ.

   — Просто у меня из головы не выходит этот случай, — вздохнул Владислав. — В том лесу, они видят других.

   — Сон?

   — Да. Они видят многих других... других, то есть тех, кого мы ещё и не знаем. Это не обязательно могут быть Ваши или мои студенты, — сделав паузу. — Они описывают разных людей. И по цвету кожи и по внешности.

   — А что именно они описали, кроме цвета кожи.

   — Разрез глаз, более узкий разрез, намекая на азиатское сообщество. Я думаю, это общее собрание людей со всей планеты. Вот только не ясно, сколько их там. Может и не десятки, а сотни, а может и...

   — Тысячи? — заканчивая за доктором, переходя на вопрос.

   — Если не больше. Они описывают своё видение размыто, не ясно. Я сейчас начинаю размышлять о том, что следует надавить и заставить посчитать, примерно хотя бы. И это сделать с несколькими...

   — Подопытными, — опять заканчивая за доктором, продолжила Анна.

   — Да, профессор. Ладно. Давайте пройдем в буфет.

   Владислав направился к выходу.

   — Профессор Черевко, а Вы погружали их в транс? Или, как Вы получили эту информацию?

   — Да, доктор Лесневский.

   — Прочь официоз, мы общаемся слишком отдалённо. Зовите меня просто Владислав.

   — Давайте перейдем на „ты“! И пожалуйста, зовите меня просто Аня.

   Владислав улыбнулся.

   — Давай. Так ты пытала их?

   — Кого?

   — Подопытных, — обернулся доктор. — Тех, кто видят один и тот же сон.

   — Нет, что ты. А, это шутка.

   — Конечно.

   — Транс. Я погружала их в транс, — начала она. — Так я получила эти данные. Я не решалась оглашать пока свои эксперименты, потому решила просто посетить симпозиум и послушать, может, кто-то столкнулся с подобным явлением. Я не была уверена, что это вообще стоит предавать огласке. Мне кажется... — не договорив, Черевко задумалась.

   — Ты знаешь, у меня произошла почти аналогичная ситуация.

   Они продолжали идти по коридору, подходя к двери, ведущей из-за кулис обратно в конференц-зал.

   — Я применял гипермнезию...

   — Да, — отворяя дверь, выдохнула Анна. — Спасибо Куэ.

   — Куэ? — растерянно посмотрел на женщину Владиславович.

   — Ну, ты же знаешь, принцип гипермнезии открыл Куэ, — сказала Черевко, продолжая идти впереди доктора.

   — Я не знал! — Владислав спустился со сцены. — Точнее, как-то не интересовался. А может и знал, просто забыл. Нет, я действительно как-то не вникал в историю происхождения этой практики.

   — Французский психолог и фармацевт Эмиль Куэ, — улыбнулась профессор. — Именно Куэ заметил, что сила внушения играет огромную роль в лечении. Одним он говорил об эффективности лекарств, а другим нет. В результате эффективность лекарств была у первых выше, чем у вторых, и они выздоравливали быстрее. И вообще его лечение было основано на сомнамбулическом состоянии. Известное, в простонародье, как гипноз.

   — А, — выдохнул Владислав. — Еще это состояние называют лунатизмом. Так ведь? — догнав коллегу.

   — Ну, это обобщенное название, — собеседница продолжала улыбаться. — Иди впереди, я не знаю где здесь буфет.

   — Но принцип, принцип тот же, причём люди потом ничего и не помнят... А вообще, это только им на пользу. Я стараюсь давать установку, чтоб они забыли о том, что мне рассказывали.

   — Ну, это логично, если они до этого не помнили, значит и не должны.

   — Не в этом дело. Один расскажет другому и тот мне поведает тот же рассказ. Были случаи, когда они притворялись, что вошли в транс. Вот только ведали мне не то, что нужно. Я быстро уличал их в обмане.

   — Всему виной деньги, которые ты обещал щедро платить им?

   — Именно. Потому я даю установку, чтоб они этого не помнили. Ведь о сне ведаю не я им, а они мне.

   — Ловко придумано.

   — Да нет здесь ничего умного. Все просто.

   — Всё гениальное просто.

   — Ну, можно и так сказать.

ГЛАВА 3. Знакомство (часть 4)

— Я не спорю, согласна, — вновь улыбнулась Николаевна. — Только лунатизм проявляется простым хождением во сне, — продолжая идти по конференц-залу. — Так, по крайней мере, это слово понимает общественность. Что касается искусственного достижения, то только если человеку многократно повторять одни и те же слова. Вот только не все поддаются влиянию и могут погружаться в транс.

   — Да, именно так и есть, — добавил Владиславович. — Потому на эти исследования уходит очень много времени.

   — А если у вас получается. Если этот человек поддаётся влиянию, после погружения в это состояние, он преображается, у него происходит интересное физиологическое изменение. Вот за этим интересно наблюдать.

   — Да, — выдохнул Владислав. — Спорить не буду. Но, найти таких сложно. Сейчас не то поколение.

   — Все слишком активные и постоянно сидят в телефонах, — сказала Николаевна. — Пытаюсь бороться с этим на лекциях, но не всегда.

   — Во время сеанса важно ставить уместные вопросы, — продолжил доктор. — И делать правильные установки. Требуя ответ „да“ или „нет“, от допрашиваемого, ты снижаешь нагрузку на его мозг. Так он дольше и лучше прибывает в том состоянии. Но ответы „да“ или „нет“, тебе не опишут сновидение, ты не получишь от них детальное описание сна. Потому не всегда у меня получается подробно всё записать за один или два сеанса. Порой они затягиваются.

   — К каждому нужен особый подход.

   — Да Аня, именно так. А ты не так проста, как кажешься, — улыбнулся Лесневский, на мгновенье, обернувшись к Анне. — Ты этим всерьез занялась?

   Профессор кивнула головой.

   — А почему бы и нет.

   Голые стены пустого конференц-зала отчетливо отражали голоса ученых.

   — А когда они были в состоянии транса, ты не просила нарисовать портреты тех людей, которых они видели?

   — Нет, — немного растерявшись, ответила Черевко. — А что так можно было?

   — А почему нет?

   — Я как-то не подумала об этом, — замедляя ход. — Да и какие из них художники? Что они там нарисуют?

   — Кто знает, не портрет, но возможно некоторые черты, которые будут узнаваться. Иногда словесного описания недостаточно или просто может не хватить времени. Рисунок лишь дополнение. Каждый рисует по-своему, но попытки можно делать. Я бы сказал, нужно!

   — Ну, может я попробую.

   — А я... Анна, только не отставай, — вновь обернувшись к собеседнице. — А я уже попробовал, попросил нарисовать...

   — И что же? — перебила его Анна.

   — Результат, — улыбнулся он. — Результат был ошеломляющим. Не идеал конечно, но ошеломляющий!

   Они вошли в яркий коридор, освещенный люминесцентными лампами. По запаху можно было сразу определить, в каком направлении находится буфет. Владислав вдохнул полной грудью и только сейчас понял, насколько был голоден. В животе вновь раздалось урчание.

   — Я здесь впервые, так что веди, — произнесла Черевко, ощущая буфетные ароматы. — Пахнет, как в детском садике. Фу. Что-то мне это не нравится, — опять принюхиваясь. — Фу, так это не еда.

   — Краска! — указывая в сторону какой-то закрытой двери. — А может клей.

   — Всё равно не приятный запах.

   И они продолжили путь.

   — Ты знаешь, Анна, конечно, художники из них не очень хорошие получились, однако общие черты были схожи с некоторыми студентами из моего университета. Их я также подверг гипермнезии.

   — Ты — жестокий человек, — усмехнулась профессор.

   — Ой, и не говори, — улыбаясь, Лесневский бросил на неё взгляд. — Кстати, все эксперименты оплачивались из моего личного кармана.

   — Да, затратное дело. Кстати, про рисунки, ты вообще не рассказывал об этом, когда выступал.

   — Анна, а я и не смог бы это показать. Мой настоящий доклад отправили не тем рейсом. Я остался без материалов, потому сменил тему и стал импровизировать. Я вообще не должен был выступать с докладом о снах. Хотя мог упомянуть о них, но не стал и ладно.

   — Выступление было на хорошем уровне. Импровизируешь ты хорошо! Зал оценил. Единственно, что я понять не могу, тема-то интересная и сильно выделялась из того океана скукоты, почему ни у кого не было вопросов к тебе? Почему только меня это заинтересовало? Боже, какие они скучные.

   — Ты мне льстишь, — засмеялся доктор. — Что до экспериментов, так я об этом уже говорил с профессором Гибитцем, месяца три или четыре назад. Скорее всего, уже полгода прошло, я не помню. Была зима, да точно, полгода. Но он меня и слушать не стал, вечно был занят работой. И постоянно говорил: „эта тема не актуальна“. Пришлось работать в востребованном направлении. Все темы, актуальные для доклада, вывешены на официальном сайте. Но те, кто их составляли, понятия не имели, насколько это всё скучно и... — он сделал паузу. — Ладно, не буду критиковать. А вообще я выступал, лишь потому, что меня уговорил Альфред. А так вообще не было желания туда лесть.

   — Потому ты так ловко отыгрался на номинантах.

   — Ага! — засмеялся доктор. — Взбесили, волки!

   Мимо пробежал заросший черный пудель, с синим ошейником. Следом волочился поводок, шурша о кафельный пол.

   — Не знала, что сюда собак пускают.

   — Это собака Альфреда, — качая головой. — Опять сбежала, — сквозь улыбку. — Анна, твой случай плюс мой, возможно, позволит достигнуть больших результатов. Эти рисунки, это невероятно! Надо будет ему ещё раз всё показать и рассказать. И на этот раз я буду не один. Конечно то, что студенты нарисовали друг друга, само по себе ничего не доказывает. И рассказ о подопытных, находившихся в состоянии транса, не получился убедительным в прошлый раз. На чём, кстати, и акцентировал Альфред, — говорил удручённо Владислав. — „Просто им приснилось то, что они уже видели при жизни“, — произнес он уже низким голосом, продолжая цитировать Альфреда. — Так, что профессор Гибитц не просто отмахнулся, он поддержал меня, потому как посчитал мои исследования глупостью. Он тогда сказал забыть об этом. Ведь мой рассказ был неубедителен для него. Потом я переключился на другую тему. Ладно! — тяжело выдыхая. — Может и хорошо, что всё так случилось!

ГЛАВА 3. Знакомство (часть 5)

— Я попробую повторить то же самое и с моими студентами, — ответила Анна, — Может что-то получится, — пожимая плечами. — Попробуем что-то нарисовать. Интересно, какой будет результат.

   — Более того, они нарисовали еще около двух десятков портретов совершенно незнакомых мне людей, — продолжая идти, рассказывал Владислав. — Это всё началось осенью прошлого года, почти год назад, — он внезапно остановился. — А где буфет? — глаза доктора забегали.

   — Вот, — указала Анна, — Мы прошли мимо. Песик, кстати туда забежал.

   — Вначале, каждый из них, видел во сне около двух-трех, возможно пять человек, но спустя пару месяцев, точнее... — задумчиво выдохнул Лесневский. — Ах да, примерно через полгода, ближе к зиме, я заметил, что их стало уже в несколько раз больше, — продолжал доктор. — Я пытался рассказать об этом Альфреду. Но он как-то резко оборвал меня и заявил, что ему нет до этого дела. И что сейчас, мол, какие-то проверки идут и нужны реальные исследования, а то симпозиум перестанут финансировать, — продолжал Владислав с огорчением на лице. — „Я могу влететь с таким докладом, у нас формируются группы людей, которых после номинируют на получение Нобелевской премии в разных областях наук, а это означает несколько Нобелевских лаурятов премий“, — он начал цитировать Альфреда.

   — Когда деньги есть, можно и дворец построить.

   — Анна, он не такой. Не нужно так говорить про него. Это была его мечтой. Дом детства, который он хотел довести до ума. Дом ещё его родителей.

   — Ну, тебе видней, я с ним не знакома. А почему он был соседом? Почему ты это сказал в прошедшем времени?

   — Свой дом я давно уже продал. Там уже не живу. Сейчас я проживаю с сыном в центре Варшавы.

   — У тебя есть сын. Интересно. А жена? — сквозь улыбку.

   — Нет у меня жены, — что-то влажное блеснуло в его глазах. — Уже нет, — ответил он с какой-то странной удручённой интонацией. — Ну, как-то так, — тяжело выдыхая.

   — Ой, ой прости за улыбку, я...

   — Да ничего страшного. Она умерла уже давно. Уже много времени прошло. Все нормально. Так, просто вспомнил.

   — Ты вдовец, прости меня, пожалуйста, — вздыхая. — Я не хотела шутить так.

   — Перестань, — улыбаясь. — Давай вернёмся к нашему разговору.

   — Конечно, — кивнув головой.

   — Ты знаешь, я думаю, сегодня все сложилось именно так, как и должно было быть. Помню, как переживал, что тема сырая. Хорошо, что я выступил, — доктор тяжело выдохнул. — Несмотря ни на что, я до последнего ждал своих коллег, у них могла быть резервная копия. Хотя, я сейчас уже в этом не уверен. Возможно сканированные страницы заметок и чертежи, схемы и графики. Но не факт. В итоге они так и не пришли. Так, что какая сейчас разница, — усмехнувшись. — Думаю, это было только к лучшему. Ох уж эти завистливые взгляды с первых рядов.

   — Волки, — сквозь улыбку произнесла Николаевна.

   — Ага! Больше шума было от них, когда я объявил о смене темы. Что до моих коллег — подставили, так подставили. Эх, — вновь вздыхая.

   — А почему?

   — Безответственные, алкаши поганые! Не то, чтоб они были пьющими. У них свои тараканы в голове, надеяться на такую команду больше не буду. Хочешь, что-то сделать хорошо...

   — … сделай это сам! — закончила за ним Черевко.

   — Именно! Приятно, что ты меня понимаешь. Больше с ними работать не буду. Безответственные, эгоистичные лаборанты! Вот наверно так лучше описать их. Я вообще не люблю критиковать людей и жаловаться на них. Потому я не хочу больше об этом.

   — Ну, может с ними что-то случилось? Ну, всякое бывает. Как-то раз я... — замолчала Анна, увидев то, что показал ей доктор.

   Владислав держал перед ней свой телефон, на экране устройства отчётливо читалась СМС-сообщениее : „Док, прости. Мы забухали!“.

   — А... — выдохнула профессор. — Алкаши поганые! — повторяя слова Владиславовича.

   — Так и прислали почти под конец симпозиума. Гениально, не правда ли?

   — Н-да, нечего и сказать.

   — Анна, я думаю, сегодня все звёзды сошлись! Забухали! Значит, так нужно было. Им! — усмехнулся доктор. — Материалы улетели от меня не ведомым рейсом, помощники спились. Непредвиденная ситуация. Форс-мажор. Думаю, Гибитц, нет, я даже уверен, он остался недоволен моим выступлением. Да и официальная тема была скучна, по крайне мере для меня. Что ж, ладно, — на выдохе. — Так или иначе, разговор сегодня пойдет иначе. Только бы он состоялся...

   Владислав подошёл к двери буфета и остановился, Анна стала рядом.

   — Что не так?

   — Всё так, — задумчиво ответил Лесневский. — А самое сложное, что они понятия не имеют, что это им снилось. Не стоит задавать наводящие вопросы, это только всё испортит, — сказал он, продолжая улыбаться. — Вытянуть из них информацию о том, что им снилось, крайне сложно. Порой очень сложно. И только настойчивость и щедрая плата, иногда приносят результат. И если такие мне попадались, то надолго погрузить их в транс крайне сложно. Будто присутствует сильный барьер. Ты с таким не сталкивалась?

   — Ну, я до такого не дошла ещё. Крайне сложно найти нужное сновидение, выхватить его, а после — проникнуть. Удается зафиксировать только начало сна, а потом студенты просыпаются. Выходят из гипноза самостоятельно. Ну, возможно это и есть некий барьер, как ты сказал. Да?

   — Да, Анна.

   — Я не могу удержать их в этом состоянии достаточно долго.

   — Вот-вот. К тому же, не всегда удается находить тех, кто изображен на рисунках, чаще всего это банальная игра вслепую, — Владислав уже взялся за ручку двери.

   — Что до рисунков, это отличная идея. Я всё же попробую.

   — И оно того стоит, Анна! — распахивая двери буфета. — Интересен твой результат!

ГЛАВА 3. Знакомство (часть 6)

Сквозь открытую дверь стало шумно и некомфортно, толпы профессоров и докторов занимали огромные столы и несколько близ стоящих столиков. Переговариваясь и стуча столовыми приборами, они создавали живую атмосферу банкетного зала, хотя он был невелик. Герои смотрели по сторонам в поисках руководителя. Голоса на разных языках наслаивались друг на друга. Звуковая атмосфера чем-то стала напоминать Владиславу туристическую достопримечательность. Он внезапно вспомнил сон, площадь у собора Нотр-Дам де Пари.

   — Странно, — начал размышлять герой. — Почему я об этом подумал?

   Владиславович внезапно вспомнил голубей, лихорадочно собирающих зёрна, а после и несчастного однорукого. В голове прозвучал оглушающий выстрел. Воспоминания о сне тут же ушли.

   — Бред какой-то, — сказал себе доктор.

   — Я не вижу его здесь, — вертя головой по сторонам, сказала Анна.

   Лесневский только отходил от воспоминаний сна, как вдруг в его голове всплыли слова: „Пять шук один Евро“. И доктор засмеялся, со словами: „Пять штук“.

   — Странный сон и такой детальный, — подумал он, бросая взгляд из стороны в сторону. — Ладно, это всего лишь сон. Где Альфред? — размышляя дальше.

   Черевко продолжала вертеть головой, то поднимаясь на носочках, то опуская голову.

   — Профессор Гибитц, Альфред! — обращаясь к толпе, крикнул доктор. — Ты где, чёрт тебя возьми! Мне, между прочим... — обернулся Лесневский к Черевко, — ...ещё на самолёт, — он бросил взгляд на часы. — О! Через полтора часа! Хорошо, что аэропорт не далеко. А так си у меня по графику, машина приедет вовремя. Проклятье, где же Альфред! — тяжело вздыхая. — Чёрт подери, профессор Гибитц, — Владислав вглядывался в толпу, а потом обернулся к коллеге. — Боюсь, что из-за плотного графика, моего графика, не получится сегодня что-то обсудить. Командировочный мне выдан только до конца сегодняшнего дня, и если сегодня я не улечу, то следующий рейс будет только завтра. И он будет не прямой, придется тогда лететь с пересадками, а это не вариант. Не в деньгах дело конечно, а в плотном графике. Студентам давать слабины нельзя, лекции очень важны, конец сессии и экзамены в середине июля. Ладно! — мужчина перевел дух. — Возможно, это связанно с моим отцом? — опять размышляя. — Ну, конечно, как я мог забыть. Детство моё прошло в Париже. Наверняка я бывал там. Да, я вполне мог побывать Нотр-Дам де Пари. Будучи ребёнком. Ну, хорошо, допустим. А причём здесь этот мужчина с пистолетом. Ох, ему снился сон или это было ведение, бредни. Но этот космонавт. Что-то знакомое в нём. Кажется, что он снился мне ещё раньше. Или я выдумываю. Чёрт, мне кажется, я перерабатываю. Эти сны, они какие-то странные в последнее время. Я точно перерабатываю. Нужно выспаться. Может в самолёте посплю? Хотя, что там лететь. А я уже и есть не хочу. Так, что-то я отвлекся, — ещё про себя. — АЛЬФРЕД! — закричал Владиславович. — АЛЬФРЕД! АЛЬФРЕД!

   Возможно, доктор причал не достаточно громко, никто не отреагировал на его позывные. Но он и кричать сильно не хотел, здесь всё-таки были посторонние.

   — Не видишь его? — спросил Владиславович.

   — Вот он, указала Николаевна.

   У дальней стенки Лесневский увидел профессора Гибитца, говорившего с профессором Гражденбурским. Доктор тут же поспешил к ним. И по мере приближения он всё отчётливее начал слышать их разговор на английском языке.

   — ...недопустимо. Как ты мог? Я предупреждал! — говорил профессор Гибитц.

   — Альфред, — выдохнул Моран.

   — Хватит, — Гибитц закрыл глаза.

   — Альфред, я...

   — Иди! — перебил его. — Просто иди, — отводя руку в сторону, Альфред закрыл глаза.

   Гражденбурский отошел к толпе учёных и исчез из виду.

   — Альфред, — на русском, обратился Владислав и тут же спотыкнулся. — Дружище, нужно поговорить.

   — Я слушаю! — улыбнулся Гибитц.

   — Моран, — произнес Владислав, его интонация отдала растерянностью.

   — Он ушёл, а у тебя что? Стендап-комик!

   — Альфред, у меня мало времени, давай просто пройдём в тихое помещение.

   — Мне сейчас не до шуток, Владислав Владиславович Лесневский.

   — А чего так официально?

   — А ты хочешь неформального общения, как друзья?

   — Ну, да, а что мы не друзья?

   — Друзья так не поступают.

   — Альфред.

   — Не нужно. Хочешь выяснять отношения, хорошо. Я тебе так скажу. Я пошёл к тебе на встречу. Одобрил доклад, я хотел дать тебе возможность...

   — Поиграть? Поиграть в выступающего? Хорошо, Альфред, ты же помнишь, я согласился. Я взялся, я зарегистрировался, я подготовил доклад. Ты его сам читал.

   — Ну, было дело и что? А с чем ты сегодня пожаловал к нам? Я не тупой, это была другая тема. Да ты и сам это объявил. С бухты-барахты взял и сменил тему. Чтоб я ещё шёл друзьям навстречу.

   — Ты закончил, Гибитц?

   — Да. Что тебе?

   — Это профессор Анна Черевко, — указывая на девушку. — Профессор Анна Черевко, это профессор Альфред Гибитц.

   — Очень приятно! — произнесли они одновременно.

   — Профессор и такая красивая, — улыбнулся руководитель.

   — Ой, — улыбнулась Черевко. — Мужики, хватит вам уже льстить мне.

   — Хорошо, — тяжело выдыхая, руководитель перевёл взгляд на Лесневского. — Веди, — сказал он с усмешкой на лице.

   — Вести, куда?

   — Сам же пригласил.

   — Но, ты же тут главный здесь. Подкалываешь?

   — А ты думаешь, только тебе можно? Я за планшет тебе ещё припомню, — улыбался руководитель. — Зал, конечно, ты хорошо всколыхнул. А вот номинанты мне потом высказывались. У двух из тридцати была истерика.

   — Они здесь? — смотря по сторонам.

   — Нет, сразу все удалились.

   — Волки, — усмехнулась Анна.

   — Что, что? — спросил руководитель.

   — Ничего, — ответила Николаевна.

   — Высокомерные, самодовольные, уро...

   — Ну чего ты такой, Владислав, — обрывая доктора.

   — Ладно, не важно.

   — Ну, так веди нас.

   — Откуда мне знать, куда нас вести. Альфред, ты здесь главный.

   — Но, тебе же надо.

   — Альфред!

   — Да, шучу я. Ну, хорошо, — на выдохе. — Пошли, пошли, — развернулся глава симпозиума в сторону выхода. — Только не долго, у меня ещё большая отчётность. А вот истерили те очень знатно. Сказали, что ты их оскорбил.

ГЛАВА 4

Полилог, как же я люблю участвовать в полилогах. Здесь, как в дикой природе, победитель только один! Разговор со многими участниками всегда волнителен. Когда ты говоришь с одним человеком, и переходишь от одного лица к другому, подобно игре в шахматы одновременно на десятке досок, меняется суть разговора и тон. Иногда его характер, объём и сложность кажутся непробиваемыми, и появляется резкое желание уступить. В такие моменты следует взять себя в руки! Важно, если ты пытаешься донести свою точку зрения до оппонента, не показывать своей слабины. Не уступать и не отступать назад ни на шаг. Следует быть Альфа-Хищником, если ты хочешь победить! Важно всегда отстаивать свою доказательную базу. В противном случае, о тебе забудут. А до этого, твой полилог с оппонентами, превратится в жалкий монолог. Тебя просто перестанут воспринимать в серьез. Не знаешь, что сказать, молчи и вынашивай план, тактику победы. Обдумывай свою речь и атакуй! Пускай они чувствуют себя виноватыми, пускай им будет неудобно. Важно оставаться при своём мнении, лишь изредка делая мягкие отступления на полшага. И атакуйте, уверенно шагая вперед!

   отрывок из лекций

   „Психология общения“

   доктор психологии

   Владислав Лесневский

   2021 год н.э.

ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 1)

Выйдя в коридор, доктор внезапно подумал о своем докладе. Но не о его содержимом, а о том, как отреагировал на это Альфред. Он стал размышлять о словах Гибитца: „Друзья так не поступают“. Не то, чтоб он чувствовал себя провинившимся ребенком, просто его терзало чувство вины за огорчение друга, который весь путь почти молчал. Ему действительно была неприятна ситуация с внезапной сменой темы доклада. Возможно, его уже отчитали или могут отчитать позже. Только сейчас доктор начал осознавать возможный груз ответственности, грусть и обиду от друга.

   — А чего я переживаю? — спросил себя герой. — Подумаешь, сменил тему и что с того? Ай, ерунда. Он здесь главный. Он что спустит на меня собак? Ах, да, своего пуделя, — размышляя, он улыбнулся. — Кстати, а где он? — уже вслух.

   — Кто? — профессор Гибитц, идя впереди всех, тут же отреагировал на вопрос, будто ждал, когда первым заговорит Лесневский. — О ком ты?

   — Твой пудель.

   — Наверно остался в буфете.

   — Надеюсь, докладчики его не съедят, — проявляя улыбку на своем лице.

   — Ха! — засмеялся руководитель. — Вот потому я и хотел, что б ты выступил. Твоя манера вести лекции забавляет. Я видел лица твоих студентов. Ладно. А что, собственно, случилось? Владек, а чего ты улыбаешься? — обернувшись на мгновенье.

   — Хорошо, что волки не остались, — прошептала Анна.

   — Вы сейчас вообще о чём говорите? — с непониманием на лице, спросил Альфред.

   — Не важно. Ты наверно догадываешься, по какому вопросу я к тебе подошёл?

   — Твоя тема выступления?

   — Да. Это просто невероятно, одинаковые сны видят не только мои студенты, но и студенты профессора Черевко, — указывая на Николаевну.

   — Опять! — хриплым голосом на выдохе, Гибитц остановился и закрыл глаза. — Мне следовало догадаться, что ты опять начнёшь развивать эту тему. Мало тебе выступления? Твоего выступления. После твоего доклада...

   — Альфред! — тут же перебил его Владислав. — Мы и сейчас будем говорить об этом.

   — Ты уверен? — руководитель сморщил лицо. — Ты уверен, что об этом стоит говорить?

   — Да, именно об этом.

   — А может не надо, у меня куча работы, — переводя взгляд в сторону длинного коридора.

   — Это важно! Альфред!

   — Ну, и к чему это? — вновь повернув голову к героям. — Что нового ты мне скажешь? — и он продолжил идти дальше по коридору. — Не отставайте. Ты зарегистрировался под определенной темой, которая была напечатана в информационных пресс-релизах, был дан анонс, разосланы уведомления со всем перечнем тем. Изменения касаются лишь снятия докладчика с выступления, по разному ряду причин, но не смена темы! Так же были подключены специалисты Нобелевского лауреата по заранее обговоренным темам. У нас ещё не было таких ситуаций, как вдруг...

   — Альфред!

   — Ай, — разводя руками, Гибитц подошёл к двери. — Теперь понятно, о ком говорили мои рабочие, когда описывали какого-то незнакомца, пытавшегося найти меня.

   — Незнакомец? — усмехнулся доктор.

   — Который про меня постоянно спрашивал. Это был ты. Ты искал меня в пригороде? Я не так часто бываю в Польше.

   — Твои рабочие наверно тупые, я представился им сотню раз, а они не запомнили моё имя. Гениально! Еще в июне ты был дома, я просто не успел тебя застать.

   — А, тогда. Я сейчас дома редко бываю. Чаще остаюсь в Цюрихе. Перелет отнимает время. Ты знаешь, спорить не буду, может быть. Я про рабочих. Мне иногда приходилось менять их. Такие лентяи попадались, это, кстати, не местные. Но не всегда лентяи. Думаю кто-то из страны по соседству. Много приезжих сейчас идёт в строительные компании, в последнее время.

   — Да, ты и телефон сменил.

   — У меня сейчас служебный. Я тебе номер не давал?

   — А мессенджеры, социальные сети?

   — Увы, я ими сейчас не пользуюсь, не до них. Очень много работы, — проворачивая дверную ручку. — Вот моя визитка, — достав белую картонку-визитку, с телефонным номером на глянцевой стороне. — Только для самых важных звонков, даю не всем! Так что цени, Владек.

   — Спасибо, Альфред, — выхватив из рук друга.

   Дверь щёлкнула, но не открылась.

   — Так, секунду, — Альфред засунул руку в карман. — Ключи.

   Прошуршав во внутреннем кармане пиджака, произведя неприятный металлический шум, глава вынул тяжелую вязанку ключей. В его руке, радужно переливаясь, блеснул брелок с эмблемой на русском языке „ЛИОКВА“ и он тут же убрал часть ключей обратно. Их оказалось довольно-таки много. Анна округлила глаза от удивления.

   — Ох, — вздыхая. — Ключи у меня от всех дверей этого здания. День рабочий закончился, кому, кроме охраны, открывать закрытые двери, как не мне, — он начал качать головой из стороны в сторону. — Потому, уважаемая профессор Черевко, я и ношу их с собой, — заметив удивление на лице дамы, сказал Альфред.

   — Прямо таки, от всех дверей ключи? — уточнил доктор.

   — Представь себе, — рассматривая обруч с металлическими звеньями. — Причём и от всех туалетов. Да шучу я, шучу. Туалеты не на замке. Я просто торопился и не отделил мне нужные ключи.

   — Понятно, — улыбнулась женщина.

   — От персонала не добьешься того, чего нужно, — продолжил Гибитц. — Собственно и само помещение конференц-зала активно используется всего один раз в год. Что до самого здания, в остальные дни здесь идёт разбор всех докладов и огромная работа Нобелевской комиссии. Но, я думаю, в дальнейшем все эти офисы будут заняты делом. Тут хотят открыть, что-то на подобии Кремневой долины как в США или Сколково в России. Сейчас власти занимаются строительством новых жилых комплексов и остальной инфраструктуры. Так что скоро! Хотя район здесь ещё не благоустроен. Но в планах возведение детского сада и школы. Ну, это чтоб сюда семьями перебирались.

   — Мне это очень знакомо, — улыбнулась Анна.

   — Вам? — повернулся Альфред. — Вы имели дела с такими центрами?

   — Нет, я не об этом, — скрывая улыбку, девушка изменилась в лице.

ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 2)

— А, так Вы из Нобелевской комиссии?

   — И опять мимо. Всё намного проще. Я про ключи, — указывая на содержимое в руках главы.

   — Ключи? В смысле?

   — Да, — улыбнулась она. — Я по поводу ключей. Приходится по своей работе так же флеш-ключи носить. А их немало — 27 штук. Программ много, и людей, у каждого свой круг обязанностей и доступ разный. Персональные и биометрические данные, ну и всё такое. Больница, я работаю в больнице.

   — А, вот оно что. Ну, тогда Вы меня понимаете, — улыбался руководитель симпозиума.

   — Мой Бог! — усмехнулся Владислав, рассматривая ключи своего друга. — Как ты разбираешься в них?

   — По цветам, — вздохнул Гибитц. — Так, где же он? Зелёный, зелёный, а вот он, — отделяя ключ от большой вязанки. — Вроде он.

   — У Вас действительно ключи от дверей всего здания?

   — Ой, и не говорите Анна. Но, я же начальство. Хотя сам не рад, что взял всё сразу, — вздохнул мужчина. — Ага! Ну, наконец! Нашёл! Тут ещё и оттенков одного цвета с десяток.

   Глава незамедлительно засунул ключ в замочную скважину и повернул его на два оборота. Дверь мерзко заскрипела и стала открываться.

   — Чёрт! Я же просил смазать петли всех дверей. Ладно. Ну! — выдохнул он. — Милости просим. Или, как говорят у вас, Анна, „Милости прошу к нашему шалашу!“ — указывая двумя руками.

   Альфред и Анна сели за круглый стол, только Лесневский всё ещё стоял. Выставив кейс, он что-то искал внутри. Выложив несколько папок с бумагами, доктор продолжал что-то перебирать в своих документах.

   — Владислав, почему ты изменил тему? — монотонно произнес Гибитц. — Почему не предупредил меня? Или ты решил это сделать специально? Только честно. И тем самым не обсудил со мной актуальность своей работы.

   Владислав всё ещё перебирал бумаги и не садился.

   — Я? А! Ну так, у меня ЧС вышло! Во время перелета мой багаж был утерян, — продолжая копаться. — Мне в аэропорту сказали, что он ушёл другим рейсом. Сказали, что как найдут, перешлют его обратно в Варшаву, ориентировочно завтра или послезавтра. И он будет ждать меня. Он будет меня ждать в камере хранения, мне сообщат заранее. Дурдом! Нет слов! А хранение за счёт аэропорта. Тоже мне, моральная компенсация. А там было всё! Все материалы по той теме, с которой я и должен был выступить. Именно по теме из пресс-релиза. Пришлось выходить из положения. Импровизировать.

   — Доимпровизировался! — пробубнил Гибитц. — Рад?

   — В смысле?

   — Да не важно, садись. Мог бы просто отменить свой доклад. И всё тут, чем выдумывать что-то на коленках.

   — Но, я ведь тебе обещал выступить.

   — Тоже мне, одолжение сделал, — продолжая бубнить. — Лучше бы ты не выступал. Хотя хорошо поднял аудитории настроение, — усмехнулся Гибитц. — Мне кажется, твоё выступление, некоторые хохмы разойдутся на мемы.

   — Богдан и Сергей тоже собирались на конференцию, — продолжая рыться в своих бумагах. — Я им рассказал о произошедшем, и они пообещали помочь мне. Но, как оказалось, на них нельзя положиться, — тяжело вздохнул Владислав. — Всё, что случилось, я думаю, всё это было не зря, — он перевел дыхание. — Так вот, Анна столкнулась с подобной ситуацией, как и Моран.

   — Моран? — с удивлением на лице спросил Альфред. — Ты о профессоре Моране Гражденбурском?

   — Да, о нём.

   — Причем здесь профессор Гражденбурский? Не вижу здесь никакой связи.

   — Я прочитал печатный вариант его доклада, точнее, первую страницу, которую он случайно выронил.

   Глава тяжело выдохнул, проявив оскал.

   — Ну, и что же там было написано? — скорчив лицо. — Что-то очень важное наверно?

   — На симпозиуме он прочитал не всё, что там описал. Часть текста перечеркнута и ...

   — Это я! — резко перебил его Гибитц. — Это я цензурировал его текст! Виновен!

   — Ты. Я так и понял. Твой почерк — „не читать“.

   — Это я перечеркнул его доклад, — махнув рукой. — Итак, много мистики в его выступлении было. Мы учёные, а не сказатели страшилок. У нас не зря такое название: „Международный симпозиум по производительности наук“. Так ведь?

   — Я просто не понимаю, почему ты так заартачился?

   — Я запретил ему читать ту часть! А раз так, значит, так и надо! Половина выступающих — это просто любители. Какие из них учёные? Выскочки и воображалы. А чтоб жизнь малиной не казалось, я в первые ряды посадил номинантов. Ты думаешь, мне потом не высказываются, где я таких беру? А ты думаешь, мне приятно такое выслушивать от властей? В свой-то адрес?

   — А чем тебе сны не угодили? Это же интересная тема!

   — Поймите, коллеги, — голос главы стал мягче. — Моран не простой человек. Да, он профессор, но Гражденбурский, по сути, просто писатель-фантаст. Он давно не занимается наукой. И лишь немного психолог, но насколько практикующий, чёрт его знает. Раньше Моран не принимал участие в этих съездах, и он понятия не имеет о наших правилах, да, как и любой другой новичок. Это в порядке вещей. Потому я взялся его сопровождать.

   — Альфред...

   — Владислав, он никаких исследований не проводил, — оборвал его Гибитц. — Так что забудь! Просто забудь!

   — Но, он, он же выступал с результатами своей работы. И говорил об исследованиях.

   — Владек, я повторяю, профессор Гражденбурский не учёный! Он писатель! Фантаст! Что из этого может следовать? Ты садись. Хватит стоять. Анне ещё замуж выходить. Говорят, при незамужней женщине стоять нельзя — примета плохая.

   Анна скромно улыбнулась.

   — Ладно, — выдохнул Лесневский.

   — Где тот лист доклада Гражденбурского? — Гибитц протянул руку. — Я хочу, чтоб мы закрыли эту тему. Давай сюда, — маня рукой. — Давай!

   — Сейчас. Вот. За это ты ругал Морана? — Владислав передал бумагу Альфреду.

   — Отлично. Не понимаю, о чём ты.

   — Я о...

   — Так, теперь о тебе, — перебил его Альфред. — Почему ты мне не сказал?

   — О чём?

   — О докладе? О том, что ты решил сменить тему. Будто что-то другое меня сейчас может волновать. Ты мог бы просто не выступать, отменить всё ещё до начала. И ради Бога, сядь, наконец, — опять оскалился Гибитц. — Не беси!

ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 3)

— Я приехал сегодня впритык, — Владислав плюхнулся на стул. — Я опоздал, прилетел другим рейсом. Ну, не смог я вчера! У меня сын заболел. Только под вечер ему стало лучше. Я должен был убедиться, что он в порядке. Вылетел только сегодня утром. А вот если бы я не потерял багаж, то не тратил бы время в аэропорту на его поиски, а значит, успел бы обговорить с тобой новую тему доклада до начала симпозиума...

   — Постой, Владислав! Так ты изначально планировал выступать с новой темой?

   — Нет. То есть да. То есть, нет. Я имею в виду...

   — Ладно, я уже понял, — Гибитц закрыл глаза.

   Он сделал два коротких вдоха и, открыв глаза, прижал нижнюю губу, напрягая нос.

   — Не нужно сцен, Альфред. Честно, я не планировал. Я хотел обговорить это с тобой лично, с глазу на глаз. Но делать такую резкую подмену не планировал. Или ты считаешь, что такие темы, вернее ситуации, стоит обсуждать по телефону?

   — Владек. Мы уже с тобой говорили о важности этого доклада. Ты ведь помнишь? Финансирование урезают. В конце концов, ты видел банкетный зал сегодня, — сказал профессор удручённо. — Он уже не такой, как год назад. И вообще, поговаривают о сокращении численности делегатов вдвое. Темы стали унылыми и открытия, да какие открытия! — скалясь. — Столько пустых слов! Ведь финансирование по-прежнему идёт из городского бюджета, за счёт средств наших налогоплательщиков. Мировой кризис опять вставляет нам палки в колёса.

   После глава задумался, сделав небольшую паузу.

   — В следующем году формат может измениться, — продолжал руководитель. — Не все могут посещать наш симпозиум. Потому будем применять технологии дополненной реальности. Удаленное выступление с применением Виртуально реальности. Хотя, мне кажется до этого ещё рано. Но это ещё нужно реализовать, а до этого организовать, и обкатать. И найти новые источники финансирования! Будущее наступит не завтра утром, оно уже здесь и прямо сейчас. Такие пожелания у моего начальства.

   — Забот много, — вздохнул Владиславович. — Понимаю твою обеспокоенность.

   — Эх, — улыбнулся Альфред. — Владек, с меня требуют, требуют взвешенных решений, обдуманных действий. Идеальный результат! Я тщательно провожу отбор докладов. Они, как выступающие должны быть безупречными! А самое главное, тема должна быть уникальной! Твоя тема была уникальной!

   — Замена ей была не меньше.

   — А формат? А презентация? Курица лапой нарисовала?

   — Альфред.

   — Городские власти хотят свести все затраты к минимуму, но так, чтобы это не отразилось на самом симпозиуме. Им комики не нужны. Но ты ведь прекрасно понимаешь, что кто-то просто может лишиться своего места.

   — Я прекрасно понимаю нынешнюю обстановку. Но, ты сам настаивал на моём участии. Так или иначе, я как раз и хотел бы об этом поговорить.

   — Ну, давай, валяй, — облокотился Гибитц на спинку стула. — Мне просто интересно, чем ты теперь руководствуешься.

   — Хорошо, — начал Владислав. — Сны моих пациентов совпадают по сюжету с тем, что видят студенты профессора Анны Черевко. Мы...

   — Массовый психоз, — оборвал его Альфред.

   — Ч... что? — растерянно заикнулся доктор. — Какой ещё психоз?

   — Мода на определенные фильмы или музыку. Мир начал мыслить однотипно, как единое стадо. Психоз! Как в своё время все были помешаны то на фильме „Звездные войны“, то на „Матрица“, мне продолжать?

   — Нет! Послушай, мы провели аналогию. Но самое интересное то... — выдержав паузу, — ...то, что сновидения полностью совпадают у всех испытуемых. И Моран...

   — Моран — ВЫДУМЩИК! — воскликнул Гибитц, на его лице опять появился оскал, ему явно упоминание профессора было не по душе. — Фантаст! Писатель! Не нужно его сюда приплетать!

   — Но, почему нет?

   — Владек, объясняю, чтобы ты больше не трогал эту тему. Профессор Гражденбурский хотел прорекламировать свою новую книгу. Он внёс хорошую сумму в фонд нашего симпозиума, став тем самым одним из его спонсоров, в этом году. Поэтому давай закроем эту тему и не будем вспоминать фантастические бредни писателя-профессора, — сказал он с сарказмом. — Я надеюсь, Анна Николаевна, это останется между нами.

   — Да, конечно, — Черевко кивнула головой в ответ.

   — Я понял тебя, Альфред, — добавил доктор.

   — Это не коррупция. Это спонсорская поддержка. И хватит об этом.

   — Просто он описывал, что сны его пациентов...

   Гибитц сморщил лицо.

   — Совпадают? — спросил глава с удивлением на лице. — Лесневский, ты хочешь сказать, что студенты разных учебных заведений видят одинаковый сон, находясь на разных континентах?

   Анна кивнула головой в знак согласия.

   — Ты сейчас мне хочешь поведать о неком заговоре? — продолжал Альфред. — Интересно, чьих это рук дело, может пришельцы?

   — Смеешься? Ладно, давай забудем о Моране, — встал Владислав.

   — Хорошо, что ты об НЛО не стал выступать. Меня это лженаука уже достала. Вы не представляете, сколько таких любителей пришлось отсеять. Нет, чтобы кто-то из обсерваторий изъявил об этом рассказать, они имеют авторитет. Так нет же, просто любители со своими биноклями и подзорными трубами. Я устал от всякой мистики и бреда, который приходится фильтровать в течение года.

   — Хорошо, Альфред, давай поставим вопрос иначе.

   — Ладно, — выдохнул Гибитц. — Что ты опять придумал?

   — О континентах... — задумался Лесневский. — Тут нужны ещё дополнительные исследования, но ещё интересно то, что именно эти сны они не помнят.

   — Мы не помним много своих снов и что с того?

   — Согласен, Альфред.

   — А что им снится? — складывая руки вместе, спросил глава. — И чего ты опять стоишь?

   — Извини, — сказал Владислав, присаживаясь. — Увлекся.

   — Ну, расскажите, заинтересовали.

   — Так вот, — сказал доктор и что-то начал перекладывать.

   Глава с ухмылкой продолжал смотреть на рассказчика.

   — Опять копаешься?

   — Альфред, погоди.

ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 4)

— Зелёный лес, лес полный папоротника. Погоди, Альфред, я же рассказывал тебе об этом. Или ты не слушал?

   — Не помню, может и прослушал.

   — Они все видят один тот же сон, всё время один и тот же сон.

   — Да, да, — поддержала Анна. — Он...

   — Коллеги! — возмущённо произнёс руководитель, обрывая Черевко. — Ну, вы что, ребята, смеётесь надо мной?

   — Во время выступления я не стал рассказывать обо всех тонкостях эксперимента и его фактах, потому что они ещё незадокументированы. Так вот, как я выяснил, существуют избранные люди...

   — Да, погоди ты! — скорчил лицо Гибитц.

   — Альфред! Ну, что за манера перебивать нас? Дай же мне рассказать всё. Ну, будь человеком!

   — Ох, — произнес глава, вновь на выдохе. — Ладно. Крути свою шарманку.

   Владислав причмокнул губами и промычал.

   — Что, Владек?

   — Да ничего. Ты как всегда. Не люблю, когда ты так говоришь. Ты слушать нас будешь? Или, как обычно, найдешь какие-то папки с бумагами и сделаешь вид, что очень занят.

   — Что? Я так никогда не делал. Ты чего?

   — Ладно, может быть, и нет. Но, я заметил в прошлый раз, подобное отношение.

   — Ну, я действительно был занят. Я даже не помню наш разговор.

   — Просто уже начинает бесить, это выражение с шарманкой. Ай.

   — Ну, ладно, ладно тебе. Извини. Рассказывайте, только больше фактов, — развел руками Альфред. — Раз вы меня загнали сюда, рассказывайте. Или рассказывай. Мне без разницы.

   — Я выяснил вот что, — наконец, продолжил доктор. — Существуют избранные. Избранные люди. Только они могут попадать в этот мир. Кто и как их выбрал — я пока не знаю. И это лишь теория. И...

   — Этот мир? — удивился Гибитц, обрывая Лесневского. — Погоди, извини, но это сейчас по теме твоего рассказа. Я заметил, ты пошел дальше, нежели раньше, — закрыв глаза, он покачал головой. — Мир. Особенный мир.

   Тем временем профессор Черевко незаметно вытащила чистый лист бумаги из папки Лесневского. И начала писать что-то своей золотой ручкой. „От папы с любовью!“ — было выгравировано по-русски вдоль ручки.

   — Мир снов, — улыбнулся Альфред. — Так ты его называешь? А может быть, параллельный мир? Или как-то иначе?

   — Зря ты так, — вздохнул Владиславович. — Издеваешься опять?

   — Разве я смеюсь или передразниваю тебя? Я лишь углубляюсь в суть. Термины, названия, определения. Где всё это? Как и в прошлый раз, материал неподготовлен. Лишь впечатления и некоторые замечания. Где исследования, практическая работа? Пояснительная записка, в конце то концов?

   Лесневский опять глубоко вздохнул.

   — Ну, если копнуть глубже, то можно этот мир назвать „Навь“, — продолжил Владиславович.

   — Навь? А это что такое?

   — Наши предки Славяне, так называли мир снов, неявленный мир, то есть то, что не проявлено в этом мире Яви. Так, что можно назвать его Навью. Это звучит куда более солидно, чем просто мир снов.

   — Навь, значит? — выдохнул Гибитц. — Это что-то новое. Ну-ну. А мы живём в мире Явь?

   — Да, Альфред. Я точно не знаю, но факт в том, что мои испытуемые видят во сне других людей. Вот профессор Черевко...

   — Что? — приподняв голову, с растерянным выражением на лице, спросила Николаевна. — Да! — произнеся уже более уверенно, убирая ручку в карман пиджака.

   — Просмотрите эти рисунки, здесь двадцать один портрет тех людей, которых они видели во сне. Только внимательно. Они не полные, но черты лиц читаются.

   — Лесневский, опять ты с этими картинками! Теперь их у тебя больше, — в голосе главы была усталость. — Ты их, что коллекционируешь?

   — Да, Альфред, я стал коллекционером, — отмахнувшись. — Такой ответ тебя устроит?

   Владислав открыл одну серую папку, внутри оказалась ещё одна, черного цвета.

   — Извините, сейчас, — доктор не переставал копаться в бумагах. — Ах, да вот. Итак. Конечно, изображения не очень похожи на реальных людей, их всё же рисовали люди без художественного образования. К тому же в состоянии сомнамбулизма, движение рук носит другой характер.

   — Это может сказаться на итоговом результате, — добавила Николаевна. — Иногда в положительную, но чаще в отрицательную сторону.

   — Да, Анна! — воскликнул Лесневский. — Однако, просмотри, пожалуйста, быть может, узнаешь кого-то „из своих“ на этих рисунках?

   Доктор передал папку в руки Черевко. Она опустила голову и стала перебирать листы.

   — Только внимательно, я прошу, Анна, это очень важно, очень важно.

   — Ладно, ладно, — не отрываясь от просмотра, задумчиво ответила Николаевна. — Я что, маленькая!

   — Извини, понял, — растерянно произнес Владислав.

   После молчаливого наблюдения, Гибитц встал из-за стола и потянул плечами.

   — Да-а! — произнес он.

   — Что, да? — чувствуя подвох, спросил Владиславович.

   — Да некоторые уже пожелтели со временем, — зевая, сказал глава. — Твои рисунки, — после небольшой паузы, он продолжил. — Интересен, конечно, результат. Может быть, ты успокоишься, наконец. И вернешься на землю.

   — Да, да. Знаю, нужно их отсканировать и размножить.

   — И на каждый столб приклеить!

   — Ну, чего ты такой?

   — Да я всегда такой. Я устал! Я постоянно нахожусь в ответственном положении. Через меня столько претендентов проходит с невероятными теориями и идеями. Порой доходит до абсурда. Дел по горло, а мы обсуждаем Навь. Мне, как твоему другу, конечно интересно, что тебя так привлекло в этом деле и чем всё это закончится. А главный вопрос — это когда? Завтра мне ещё отдуваться перед критиками. Не все выступления прошли так, как планировалось на сегодня. А их суммарное мнение влияет на решение мэра о финансировании нашего симпозиума в следующем году. Потому профессор Гражденбурский, в некотором смысле, наш спаситель. Я сейчас ищу источники дополнительного финансирования. Важно понимать, что город финансирует не содержание Нобелевской комиссию на время симпозиума, а лишь сам симпозиум, его размах, масштабы и съестную часть. Гостиница для делегатов оплачивается так же дополнительно из другого бюджета. Бюджеты и бюрократические тонкости, очень много ответственности и обязанностей. К тому же ещё освещение в прессе и во всех СМИ. А потом отчёты и отчёты, и ещё раз отчёты!

ГЛАВА 4. Научный полилог (часть 5)

— У меня дел по горло. Нужно контролировать всё, — продолжал руководитель.

   — Понимаю.

   — Да ничего ты не понимаешь, — потягивался Гибитц. — Я устал сидеть все эти часы на симпозиуме. Устал! А тут еще это, твои сказки.

   — А твои заместители?

   — Зоя?

   — Она сейчас с моей собакой. Остальных я уволил. Сокращение. То, о чём я и говорил.

   — Понимаю.

   — Ай! — отмахнулся Гибитц. — Извини, Владек. Резкий я сегодня. Извини. Очень раздражителен в последнее время. Это всё нервы.

   — По-моему последние несколько лет ты всегда такой. Может тебе стоит...

   — Что? — обрывая друга. — Владек, что мне стоит? Бросить работу?

   — Нет, конечно.

   — Эх, Владек, прости, я не со зла. Наверно нужно хорошо выспаться и принять немного виски.

   — Ты всегда был прямолинеен. С такими людьми легче общаться. Ты меня тоже извини за доклад.

   — Ладно, что было, то было. На фоне некоторых, мягко сказать, занудных выступлений, твое было благом. Ты прямо-таки оживил зал. Ну, не в том смысле, так и нужно делать, но твоё выступление немного привнесло жизни. Как зашушукались все зрители и номинанты. Главное, чтоб больше так никто не делал. В принципе, сегодня толкового ничего и не было. Темы звучали куда более интригующе, чем оказались на самом деле, — Гибитц бросил задумчивый взгляд в окно. — Да-а, — на выдохе. — Зануды они еще те. А те, кто читали по бумажке, это просто мрак! Так монотонно гундосить ещё нужно уметь.

   — Между прочим, Альфред, как твоя жена и дети?

   — Да нормально, ну ты же знаешь, — Гибитц вновь сел.

   — Слушай, что-то всё никак не выходит с твоей семьей познакомиться. Я их даже не видел. А сейчас я уже не твой сосед.

   — Ну, а фото?

   — Ты издеваешься? Вживую — это совсем другое дело, — Владислав улыбнулся.

   — Ну, ты меня прости, — улыбнулся в ответ Гибитц. — Нужно нам обязательно пикничок устроить, мы да ты с сыном.

   — Действительно... — задумчиво ответил Владислав.

   — Чего так угрюмо?

   — Да ты знаешь, Ян сильно переживал. Я боялся, что он все никак не оправится после самоуби... — запинаясь. — После смерти матери. Три с половиной года прошло, а он только в последние дни немного ожил. С какой-то девушкой познакомился вроде. Я вообще боялся, что после того, как она... — вздыхая. — Я боялся, что Ян возненавидит Новый год. Да и вообще потом весь 2020 год наперекосяк был, будь он неладен! — сжимая кулаки.

   — Ты не в обиде, что я тогда не приехал на похороны?

   — Да, забудь уже, друг. Ну, всякое бывает.

   — Габриэла... она... мне жаль... — не договорив, Альфред замолчал. — Я хотел приехать, но работа и... — резко замолкая.

   — Не важно. Я не в обиде. Спасибо, друг, за поддержку. Хоть и в телефонном режиме. Просто мы с тобой так редко общаемся...

   — Ну, а сам ты как?

   — Да, я иногда задумываюсь о её внезапной записке. Она была жизнерадостным человеком и внезапно взяла и... — вздыхая. — Странно, не в её это стиле. Ай. Прости. Ладно. Забудем.

   — Ну, в принципе, всё! — монотонно произнесла Черевко, не отрываясь от рисунков. — Я нашла несколько похожих портретов, но они лишь отдаленно напоминают моих студентов. Возможно, я вижу то, чего нет на самом деле. Иллюстрации явно требуют доработки.

   Гибитц повел плечами. После достал из кармана тот лист, что передал ему Владислав, и начал вертеть его в руке.

   — Когда они были нарисованы? — рассматривая рисунки, спросила Анна.

   — Последний, около месяца, — Лесневский всматривался в свой почерк. — С обратной стороны все листы подписаны, — указывая ладонью. — Вот, видишь дату, — ткнул он пальцем.

   Гибитц сложил бумажку и сунул ее во внутренний карман, зазвенев лежащими там ключами. Приподняв брови, он начал зевать.

   — Лесневский, да это полная ерунда, — утомленно произнес Альфред. — Меня сегодня и так симпозиум не порадовал, а последние доклады — так вообще жуть! Скука! — и он опять зевнул. — Хоть и актуально, чёрт их дери!

   — Альфред, ты не прав, надо всё изучить, — Владислав задумчиво перебирал рисунки.

   — Ладно, флаг тебе в руки, изучай...

   — Проклятье! — перебил его Лесневский, взглянув на наручные часы. — Самолёт! — он вскочил со стула. — Мне пора!

   Доктор достал мобильный и взглянул на его дисплей. После чего он кликнул несколько раз и стал что-то разглядывать.

   — Ну, да, — на выдохе. — Чуток осталось времени, скоро такси прибудет. Через приложении они всегда прибывают точно в срок. Нужно уже собираться. К сожалению, мне нужно идти, — убирая телефон. — Профессор Черевко, было приятно с тобой познакомиться.

   — Взаимно! — улыбнулась Анна.

   Владиславович стал быстро складывать папки.

   — Вот тебе мой электронный ящик и телефон. А там уже решим, в каких мы социальных сетях или мессенджерах. Там все и обговорим!

   Доктор достал из кейса чистый лист бумаги, быстро начеркал на нём обещанную информацию и передал собеседнице.

   — Извините, а сейчас я на самолет опаздываю, у меня завтра лекции, к тому же с утра. И, Профессор Черевко.

   — Да.

   — Анна, мне нужны рисунки, пусть они нарисуют портреты. Постарайтесь провести этот эксперимент в ближайшее время. Это очень важно!

   — Нет проблем!

   — Профессор Гибитц! — Лесневский повернулся в сторону Альфреда.

   — Владек, у меня же есть твой адрес.

   — Знаю, — улыбнулся он. — Я просто хочу сказать по поводу доклада...

   — Ай! Забудь, — отмахнулся профессор. — Удачного полёта!

   — Замечательно! — Владиславович закрыл кейс и вновь обратился к Анне. — Я так полагаю, что могу связаться с тобой завтра в перерывах между лекциями или после. Ах да, завтра у меня подряд по расписанию три лекции. Забыл совсем. Тогда мы можем на обеденном перерыве продолжить наш разговор. Спишемся! У нас +1 по часовому поясу. А у вас?

   — У нас +3.

   — Отлично, вот и уточнили разницу в часовых поясах.

   — Вот и мой адрес с телефоном, — сунула Анна клочок бумаги ему в руку.

   — О! Отлично! Анна, твои пациенты, студенты, подопытные, ай не важно. Пускай они нарисуют портреты тех людей, которых видят во сне, — выходя из-за стола, говорил Владислав, он спешил и суетился. — Извини за назойливость, но это важно. Это не означает, что завтра именно с утра нужно это делать. Я тебя не тороплю, но по возможности, сделай это, как можно скорее. Очень интересно! Очень интересен результат! Конечно же, как появится время, — сквозь улыбку, говорил Лесневский, продолжая что-то искать в карманах.

   — Хорошо. И потом я вышлю их тебе, — лицо Анны озарила улыбка.

   — Прости. Студентам своим я постоянно всё напоминаю несколько раз. Уже в профессиональную привычку вошло. Но, ты, же не студент, — на выдохе. — Я бы...

   — Я понимаю, о чём ты, — кивнула головой несколько раз Николаевна. — Спасибо!

   Владислав сделал небольшую паузу и вытащил руки из карманов.

   — Мне действительно было приятно познакомиться с тобой, Анна.

   Женщина ему скромно улыбнулась в ответ. А Альфред пожал плечами, продолжая молчаливо наблюдать за суетливым доктором.

   — Ну что же, мне пора, — сжимая рукоять кейса. — До свидания! Выход я помню где, — сказал он сквозь улыбку и ускорил шаг.

ГЛАВА 5

Когда сверкнула молния на чёрном горизонте,

   Узрел я суть вещей в её неистовых глазах.

   В тот миг вокруг меня все сильно изменилось,

   И страх пришёл, а после ужас, дрожь в ногах.

   отрывок из дневников

   „Мое путешествие к смерти“

   историк и путешественник

   профессор Алексей Походный

   1830 год н.э.

ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 1)

Оккупированная Франция, провинция Лотарингия. На дворе стояла холодная весенняя ночь 1943 года.

   Проливные майские дожди не прекращались, вымывая дороги и руины, принося новую грязь с полей и грядок. На горизонте ещё громыхали снаряды, то ли для устрашения, то ли ради забавы захватчиков, то ли ещё по какой-то причине.

   Привыкнуть к этому было невозможно. Война пришла на эти земли, постепенно унося жизни всех тех, кто не мирился с режимом вторгшегося государства. По небу пролетели самолеты с балкенкройцем на крыльях.

   Полуразрушенное здание, окруженное подобными сооружениями, внутри собрало несколько десятков человек. Тусклый свет свечей еле выбивался из окон. От порывов холодного ветра скрипели ставни бывшего Дома культуры. Покрытые грязью и копотью, они еле-еле держались на разболтанных петлях. Неподалеку лежал, утопая в слякоти, пожелтевший и разбухший щит с оборванной афишей. Неразборчивый текст почти скрылся в луже. Кирпичные стены, местами черные от золы, ужасали своим видом. Сквозь грязные окна с трудом можно было увидеть, что происходит внутри здания.

   — Иногда нам кажется, что мир вертится вокруг нас, но это общее заблуждение, — говорил пожилой священник на французском языке. — Так нам говорят. Этому нас учат. Так нас убеждают в этом! — спокойно, вполголоса, продолжал он.

   Мужчина стоял на стуле в центре плохо освещённого зала. Его окружали слушатели: одни сидели на стульях, другие на скамейках, кто-то стоял, а кто-то устроился прямо на полу. За окнами продолжал идти сильный дождь. Грязные стёкла фиксировали на себе накрест пересекающиеся куски ткани. А на соседних окнах, где всё было давно разбито, кто-то забил рамы досками и залил их смолой.

   От соседних комнат почти ничего не осталось. Стены, полуразрушенные танковыми снарядами, ещё как-то держали два верхних этажа с частью крыши. А полы были затоплены грязной дождевой водой. И только центральный концертный зал оставался почти нетронутым, лишь две большие трещины проходили над потолочной люстрой.

   — Каждый человек — это Новый мир, — продолжал священник уже более ясным голосом. — Но и наши миры находятся где-то. А именно, в окружающей действительности, что имеет лишь одну ось, — продолжал он. — Вопрос в том, где она? Где её начало и конец? Кто её хозяин? — тяжело вздыхая. — Есть ли Бог? Да, это важный вопрос для каждого из нас. Вопрос о Боге стоит сейчас на первом месте. Он всегда был первостепенным и интересовал умы философов, писателей, учёных. А сейчас этот вопрос подталкивает нас к другому вопросу: „Где он?“. Вы скажите, где был Бог, когда убивали моих знакомых, мучили друзей, расстреливали близких и издевались над членами семьи?

   Раздался плачь, заплакала девушка. А потом ещё кто-то.

   — Это сложно, это не выносимо сложное испытание. Ибо мы хотим ответов. И начинаем сомневаться есть ли он. А коли так, значит Зло, Дьявол, Сатана, не важно, как назвать это, значит только одно, оно победило. Значит, оно добилось того, чтобы сделать нас слабыми. Но мы не должны, мы не должны мириться с этим. Это скверная грязь, она пройдёт, только нужно бороться, нужно в первую очередь бороться со своими сомнениями и заблуждениями. Бог есть, он слышит нас. Пускай, мы не слышим его, потому что не можем, мы не такие как он, мы не всемогущие. А он может, он слышит, он знает. Он принимает решения.

   Люди продолжали слушать священника. Голос его лишь слегка заглушал дождь. А испачканное и надорванное одеяние мало выделяло мужчину из толпы слушателей.

   — Вы знаете, вы все это знаете, что мы стоим на пороге своей погибели. Возможно, я не хочу пугать, кто-то из нас погибнет. Не нужно бояться. А кто-то выживет. Я молю Бога, чтоб это были все люди, — мужчина молчаливо пробежался взглядом по удручённым лицам слушателей. — Я каждый день слышу голос. Голос Всевышнего Творца, голос Единого Бога, — продолжал он. — Идёт война. Да! — священник приподнял вверх руки. — Страх завладел нами. Жизнь — это испытание. Он испытывает нас, — делая небольшую паузу. — Я, как и вы — мы все есть проявление Единого Бога. Мы не хотим войны, а, следовательно, БОГ НЕ ХОЧЕТ ВОЙНЫ! — он внезапно повысил голос. — Это испытание! Испытание! Испытание нас, наших помыслов и деяний. Испытание того, как мы поняли смысл своего существования и законы Вселенной.

   Изнеможённые и напуганные войной люди, в испачканных и истрепанных одеждах, окружали оратора. Лишь их глаза горели надеждой. Люди нуждались в вере в лучшее. Отчаянные и встревоженные, они жадно ловили каждое слово священника, стараясь как-то отвлечься от тяжелой реальности. Неподалеку, за окнами, раздался залп орудий. Кто-то вздрогнул, а кто-то, не отвлекаясь, продолжал слушать священника.

   — Не бойтесь дети мои, танков здесь нет, они уже всё разрушили. На горизонте ещё идут бои. Но мы не сможем одержать верх над немцами. Франсуа, спасибо, что приютил нас. Иначе бы мы мокли под дождём.

   — Не стоит благодарностей, — ответил мужчина из толпы. — Так бы не поступил только отъявленный мерзавец и негодяй.

   — Не знаю, куда бы мы пошли.

   — Преподобный, не нужно меня хвалить, лучше не отвлекайтесь о темы, с которой хотели выступить.

   — Чтобы сегодня не происходило, не бегите, оставайтесь здесь. Я знаю, что говорю. Доверьтесь мне. Завтра, поутру, вам стоит покинуть это место. Идите к реке, там спуститесь вниз, а после следуйте в сторону её ущелья. На мелководье пересеките реку и бегите в лес.

   Священник пробежался взглядам по лицам людей.

   — Да, ты прав, сын мой. Вы никогда не задумывались, — обращаясь к слушателям. — Почему именно когда наступает горе, сложности в нашей жизни или какая-то беда, мы обращаемся к Богу? Мы вспоминаем о Нём! Потому, что мы понимаем, насколько смертны, насколько беспомощны и слабы. Мы песчинка в бесконечных просторах Вселенной. И только Всевышний Творец может повлиять на происходящее. Но, должен ли он это делать? Должен ли он за нас принимать какие-то решения? Задумайтесь, — делая небольшую паузу.

ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 2)

— Мы переживаем суровые испытания. Тяжёлое бремя на наших плечах. Выживание людей, это первостепенная задача. Особенно, это касается детей, — пожилой мужчина смотрел на спящую девочку на руках у матери. — Сегодня я познал новое откровение, дети мои, — пробегая взглядом по остальным. — Ещё одно откровение! Надеюсь, что они сохраняться, пойдут в массы и люди узнают правду. Я хочу вам признаться, мне сняться необыкновенные сновидения. Возможно, кто-то скажет, что это выдумка, пускай так считает он. Возможно! Но, что если это ниспосланные ведения от Творца? Что если они вещает их нам всем. Уверен я, вы тоже их слышите и видите, но просто не помните. Следует только открыть душу и раскрыть сердце. Вы все мне дороги, очень дороги. А следовательно, я могу вам поведать тайну. Эти писание лишь интерпретация моих снов, — приподнимая над головой черный прямоугольник. — Мой дневник, здесь я запечатлел свои мысли, — опуская бумажный переплет. — Я вложил сюда частичку души. Но это не учение Божье и не его трактат. Ни в коем образе, тьфу-тьфу, я не пытаюсь переписать святое писание или уменьшить его значимость, — мужчина тяжело вздохнул. — Последние ночи были дивными и очень ясными. Я хочу поделиться с вами тем, что поведали мне они. Они пришли ко мне, они пришли в сновидениях.

   Какой-то мужчина подошёл к священнику и взял дневник. Ещё мгновение и он в тот же миг удалился.

   — Храни его у сердца, мирной дороги, странствующий сын мой, — сказал он в след уходящему человеку. — Прошу, сохрани его, это последняя моё писание, — и пожилой мужчина опустил голову.

   Заскрипела дверь. Незнакомец покинул помещение.

   Люди молчаливо ждали его новых изречений. За окном ударила молния на мгновенье, осветив пустую сцену в дальней части концертного зала.

   — Я кое-что вам расскажу, — продолжал священник. — Сегодня я вам поведаю одно из откровений, что пришли ко мне во сне. Ко мне пришло откровение, что сегодня произойдёт, я не в силах что-то изменить. Я лишь знаю, что будет. Но, какой исход этому, мне еще, ни видан. Они близко, и когда они войдут, не бегите. Молча принимайте происходящее. Знайте, всегда думайте об этом: „Мне не больно!“. Я знаю о чём говорю.

   Люди стали шептаться. В помещении начался какой-то шум.

   — Дети мои, успокойтесь. Успокойтесь! — поднимая руки. — Мы незнакомы, и пока ещё чужие друг другу люди. Но сегодня, в эту ночь, мы станем ближе друг к другу лишь потому, что мы должны пережить. Мы должны дожить до утра. А когда придёт рассвет, вы сможете выйти. А сейчас у нас ещё есть немного времени. Позвольте мне продолжить. Просто запомните, вы должны оставаться здесь. Так нужно. Я хочу, спасти вас, и только так потери будут минимальными, — сказал священник и тяжело вздохнул. — Господи! — приподнял он голову. — Дай мне сил, — он опять опустил голову и перекрестился три раза. — Я узрел сие виденье так четко, как книгу, книгу из шуринатской библиотеки, — продолжал священник.

   Оратор задержал дыхание и молча, пробежав взглядом по слушающим его людям, глубоко вздохнул. После небольшой паузы он продолжил.

   — В далеком пространстве. Много эпох назад...

   Прозвучал выстрел, оборвавший речь пожилого мужчины. И тут же в толпе заплакал ребёнок.

   — Тише, тише... — прошептала женщина, укачивая ребёнка на своих руках.

   На входе в помещение концертного зала стоял немецкий офицер с парабеллумом в руке. За его спиной горели желтые автомобильные фары. Из ствола пистолета ещё шёл дым, а с плаща на пол капала дождевая вода.

   Скорченное лицо, с мерзким пренебрежением, мужчина смотрел на священника. После чего он снял плащ и передал его одному из солдат, что стояли позади него. На петлицах военного сверкнула символика СС . За окном ударила молния — и на фуражке блеснула кокарда с орлом, державшим венок со свастикой, а под ним череп и кости. На лице офицера было полное безразличие.

   — Was ist da los? — наконец сказал он, после долгого молчания.

   Позади немца появилось около десяти солдат, одетых в дождевики. Не проронив ни слова, офицер подошёл к шторе и начал рассматривать её. Убедившись, что она чистая, мужчина принялся вытирать ею своё лицо. Сняв фуражку, он показал свои белокурые волосы и принялся тереть голову. Положив головной убор на стол, эсесовец ещё раз взглянул на толпу, требуя ответа на свой вопрос.

   В концертном зале было очень тихо. В страхе люди, казалось даже, перестали дышать, замерев на месте, как статуи. И в тот же момент немецкий офицер ощутил всё величие своего превосходство.

   Ухмылка, оголившая часть неистового оскала, говорила о том, что он чувствует их страх. И ему это очень нравится. Он надел фуражку и ехидно улыбнулся. Немецкий офицер чувствовал их страх и принялся разминать руки.

   — Что здесь происходит? — нарушив тишину, спросил мужчина на ломаном французском языке.

   В ответ по-прежнему была тишина.

   — СВИНЬИ, ВСЕМ ВСТАТЬ! — оскалившись, прокричал он во весь голос. — За моей спиной собрание? ВСТАТЬ, СВИНЬИ! — с ревом в голосе.

   Люди в страхе тут же вскочили на ноги.

   — Подойди сюда, падре, — сквозь улыбку произнес офицер, маня указательным пальцем. — SCHNELL! — закричал он так, что полетели слюни. — Если не хочешь мучительной смерти! Быстрей, собака!

   Священник слез со стула и, пытаясь не вызывать тревогу, направился в сторону офицера. Люди в страхе провожали его взглядом. Кто-то плакал, пытаясь держать себя в руках.

   — Schnell! Schnell! Быстро, собака! — повторял немец сквозь оскал улыбки. — Тварь!

   С презрением он скривил лицо, осматривая округу. Солдаты начали вытирать себя от дождевой воды, как это недавно делал офицер. Вдруг в дальней части зала опять заплакал ребёнок. Немец повернул голову на звук. Так же внезапно голос затих.

   — Kinder! — выдохнул эсэсовец, снимая кожаные перчатки. — Обуза.

   Священник продолжал смиренно идти мимо напуганных людей. Не отпуская легкую улыбку со своего лица, он старался хоть как-то успокоить их своим поведением.

   — Я всего лишь, — начал объяснять пожилой мужчина, — я успокаивал...

   Кожаное изделие ударила священнослужителя по правой щеке. В глаза яростно смотрел эсэсовец, сжимая перчатку в кулаке.

ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 3)

— Schwein! Свинья! — оскалился офицер, четко выдыхая каждый слог. — В такую скотскую погоду, мне пришлось ехать сюда! Тварь!

   Немец вновь начал брызгать слюной, священник закрыл глаза.

   — Я... — попытался сказать падре, как офицер вновь ударил его — на этот раз по левой щеке.

   — Несанкционированное собрание! — продолжал злой человек на ломанном французском языке. — Делакруа, так ведь? У тебя нет прав, что-то здесь вещать!

   — Вы меня знаете?

   — Конечно, знаю, святоша! Это вопиющее нарушение всех мыслимых норм и правил! Зачем ты здесь свои скотские проповеди читаешь?

   — Я просто... — не успел договорить священник, как его опять со всей силой и ненавистью ударили перчаткой.

   — ЗАТКНИСЬ! — вновь удар. — Свинья! Тварь! Я ещё не закончил. Не смей меня перебивать! Собака! — сквозь оскал. — И я ещё не разобрался, что случилось с моим предшественником. И уверен, падре, — со всей силой офицер ткнул пальцем в грудь священнослужителя.

   Старик скорчил лицо от боли. Молча смотря в глаза офицера, сдерживая боль.

   — Я уверен, что это твоих рук дело и твоих свиней. Недолюди! Особи! Мясо!

   После чего эсэсовец плюнул на пол перед собравшимися людьми.

   — Полковник был добр с вами и поплатился смертью. Пригрели повстанцев?

   — Нет, что вы. Нет!

   — Заткнись! Я уверен, что ты сделал специально, собрав это несанкционированное собрание. И...

   — Это повстанцы, не мы. Я же Вам говорил, что... — попытался объяснить священнослужитель.

   Офицер на этот раз ударил его в живот. Делакруа согнулся, от боли закрыв глаза.

   — НЕ СМЕЙ ПЕРЕБИВАТЬ МЕНЯ, СОБАКА! — прокричал немец, выплёскивая пену. — Собачья гниль! Кусок дерьма! Тварь!

   Кто-то из толпы хотел выйти. Священник заметил движение и выставил руку, намекая что, мол, не нужно.

   Изверг толкнул падре ногой. Преподобный упал на плечо и тихо застонал, схватившись за него. Он продолжал сдерживать боль.

   Эсэсовец скомандовал что-то неразборчивое своим солдатам. Делакруа в тот же момент подняли на ноги.

   — Да, но... — попытался что-то сказать священнослужитель, как вдруг резкая боль в плече отвлекла его от мысли.

   На не обсохшем лице эсэсовца вновь проявился оскал. Он со всей силой толкнул Делакруа опять на пол. И начал злобно бить его ногами.

   — Мразь! СОБАКА! — продолжал наносить удары офицер. — Schwein! СВИНЬЯ! Тварь! МУСОР! Скотина! УРОД! Я приказал заткнуться! ЗАТКНИСЬ! Собачья гниль! Кусок дерьма! Scheisse!

   Немец резко остановился, расслабив лицо, и бросил взгляд на напуганных людей. После он спокойно снял фуражку, вновь сверкая своими белыми волосами, и поправил прическу. Улыбнувшись во всё лицо, офицер глубоко вздохнул, не отводя взгляда от напуганной толпы. Надевая головной убор, он плюнул в лицо своей жертвы.

   — Bringt ihn zum hof! — отдал приказ немецкий офицер. — Zur wand! — оскалив улыбку.

   Тут же подбежали несколько солдат и подхватили Делакруа. На полу блеснула кровь. Остальные солдаты ещё оставались на позиции.

   — Люблю делать такие безумные сценки! После них недолюдям становится страшно, — улыбался эсесовец. — А когда недочеловеку страшно, он сделает всё, что ему скажут. Потому, как это существо начинает смекать, что если оно не станет исполнять требования, его будет ждать участь куда страшнее. Один минус, туфли нужно опять полировать. Но, я уверен, здесь найдется существо, которое мастерски владеет языком для полировки обуви. А? Кто хочет вылезать мне туфли? — пробегая взглядом. — Это забавно. А ну ты, указывая пистолетом. Давай! Сюда!

   Из толпы вышел мужчина с седой бородой. Приклоняясь, он посмотрел на туфли военного.

   — Нет, — скорчил лицо офицер. — Ты слишком старый, у тебя язык мне туфли поцарапает, — сказал он и прострелил голову седобородому.

   Мужчина замертво упал на пол. Толпа, молча опустила головы.

   — Давай ты сюда? — маня пистолетом.

   Почти у двери, ожидая окончания забав главного, стояли солдаты, держа старца за куртки.

   — Нет, бабу хочу, — сказал немец, указывая на молодую девушку. — Сюда подошла, тварь!

   Ей было страшно, она с трудом продвигалась вперед.

   — Или ты быстро подойдёшь сюда, или я отдам тебя солдатом. Ты этого хочешь?

   Девушка жестом показала, что нет, и ускорила шаг.

   — А ты красивая, — улыбался изверг. — Падре, смотри, как твои недолюди лижёт мне туфли. Значит так, сучка, твой башмак левый. ПРИСТУПАЙ! — прокричал он. — И ты сюда иди, парнишка, — продолжая манить пистолетом. — Твой правый. ЛИЖИ! — убирая оружие в кобуру.

   Молодая пара опустилась на колени. Туфли военного покрывала грязь и дождевая вода.

   — За что Вы его? — сказал один человек из толпы. — Он пожилой человек. Что он вам сделал?

   — Was? — обернулся офицер с полным безразличием на лице. — Ты про трупика?

   Человек, задавший вопрос, тут же был пойман взглядом немца. В ужасе он выкатил глаза от страха. Люди, кто окружали его, тут же разошлись в стороны. Эсэсовец опустил голову на пару, которая аккуратно приступила снимать грязь руками.

   — Брезгуете? Пошли прочь! — проходя мимо.

   Военный подошёл ближе к смельчаку и расстегнул кобуру с пистолетом.

   — Смельчак! — усмехнулся главный. — Но чего ты такой тупой. Помалкивал бы. А так придётся преподать урок. Жалко рабочую единицу терять. Люблю таких...

   После он достал свой парабеллум и, направив пистолет в сторону храбреца, нажал на курок. Несколько капель крови окропили лоб офицеру. Человек упал на деревянный пол с пулевым отверстием вместо правого глаза.

   — Люблю таких казнить! — усмехнулся убийца. — Особенно, когда перед лицом смерти смелость пропадает, — сквозь смех. — Или среди вас ещё есть храбрецы?

   Солдаты подхватили хохот и стали смеяться вместе с начальством, сжимая автоматы в своих руках. Кровь начала стекать по влажному лицу немца и остановилась на уголке его губ. Мужчина с вожделением лизнул кровь и закрыл глаза.

   — А если еще кто-то будет сопро... — запнулся офицер и сплюнул кровь убиенного на пол. — Фу, мерзость! — открыв глаза. — Надо было так близко не подходить. Ладно. Если ещё кто-то будет сопротивляться, — повторил он с улыбкой на лице, — СТАНЕТ ZUR WAND... К СТЕНКЕ! — прокричал главный, убирая пистолет в кобуру. — Эльзас и Лотарингия — это только начало для Франции. „Новый порядок“ будет распространяться по всей Европе, — сказал эсэсовец со всей серьёзностью в голосе. — Так что разминайте колени, ибо ваш удел ползать по земле! Нечисть!

ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 4)

Достав платок, изверг исподлобья взглянул на людей и начал вытирать окровавленное лицо. Сплевывая кровь, мужчина с особым наслаждением наблюдал за напуганной толпой. Ему нравилось это напряжение, страх, который был посеян. Эсесовец был в экстазе.

   — Боже, Боже, Боже! — донесся голос.

   Из толпы выскочил еще один смельчак. В его руке сверкнуло что-то металлическое. В глазах отражался страх, руки тряслись, но ноги, хоть и неуверенно, шагали в сторону офицера.

   — БЕГИТЕ, МЕНТАЛ! — прокричал бегун. — СПАСАЙТЕСЬ!

   Немец одним движением руки вновь выхватил пистолет и выстрелил в грудь человека. Тот закричал от боли, падая на пол. Подобие ножа выскользнуло из руки храбреца, и, скользя по мокрому полу, провалилось сквозь щель в половице. Эсэсовец вновь сплюнул на пол и подошёл к своей новой жертве. Раненый продолжал кривить лицо от боли.

   — Ты мне нравишься. Смельчак! Позвать врача? — с ухмылкой обратился нацист к жертве. — Извини, что выстрелил. Рефлекс, — на выдохе произнес офицер, не отпуская улыбки со своего лица. — Это всё мои плохие манеры. Нужно было приклонить голову.

   — Нет... всё... всё нормаль... нормально, — пролепетал раненый сквозь кашель. — Я случайно.

   — Ах, случайно? Ну, бывает, — улыбнулся офицер.

   — Простите меня.

   — Простить? — засмеялся главный. — О, это интересная просьба, после того, что ты хотел сделать. Ты хоть понимаешь, кто я такой?

   Раненный кивнул головой.

   — И кто я?

   — Главный! — что есть сил, ответил напуганный человек.

   — Я твой Господь Бог! — улыбался изверг. — И мне решать, кого прощать, а кого наказывать! Жестоко наказывать!

   — Простите меня, — дрожал мужчина.

   Штаны человека внезапно потемнели, на полу появилась жидкость с жёлтым оттенком. Офицер усмехнулся.

   — Как тебя зовут? — спросил он, опираясь одной ногой о грудь жертвы.

   — Ж... Жа-а-ак, — выдохнул раненый.

   Немец злобно улыбнулся в ответ. После он потянулся во внутренний карман униформы и достал золотой портсигар. На нем была надпись: „Berlin“. Поджигая сигару, военный принялся смаковать, втягивая дым небольшими порциями. Вобрав глубоко, эсэсовец закрыл глаза, насладившись несколькими секундами экстаза. Открыв их, он наклонился и резко выдохнул дым в лицо Жака. Тот начал кашлять.

   — Какое у тебя интересное имя. Жа-а-ак! — сквозь улыбку передразнивая.

   Толпа напуганных людей молчала, наблюдая за происходящим. Будто это их не коснётся или может не коснуться, будь они покорно-молчаливы. Напуганные, голодные и уставшие люди почти потеряли надежду на лучшую жизнь. Они смиренно смотрели на издевательство со стороны немецкого офицера и не вмешивались.

   — А ты знаешь, что значит такое выражение, как промоченная репутация?

   Мужчина, что есть сил, тяжело дышал, но не знал, как ответить нацисту.

   — Если ты промочил штаны, то это das ist das Ende. Это конец! На тебе можно ставить крест. Ой, кстати, было бы не плохо клеймо на тебе поставить, — обернувшись назад.

   Позади офицера стояли солдаты.

   — Ай, жаль, что нет инструментов, — вернув голову в исходное положение. — Я бы на твоей физиономии поставил бы его и ещё на заднице. И под яйцами.

   — Парнишка, по-моему, тебе помощь нужна? — он продолжал выдыхать клубни дыма из своих легких. — Так ведь, Жа-а-ак?

   Раненый попытался скрыть боль на лице. На его глазах выступили слезы.

   — Ну, так что? — улыбался эсэсовец.

   Жак, прикрывая глаза, махнул головой, мол, не нужно, и попытался улыбнуться.

   — А язык тебе для чего, Жа-а-ак? — потягивая сигару, произнес офицер.

   — А... — еле слышно прошептал раненый.

   Немец так сильно надавил ногой, что тот закашлял. Изверг улыбался, и продолжал выдыхать дым.

   — Не утруждай себя, я всё понял. Ты прекрасный собеседник. Видно, ты и без языка справляешься, — улыбнулся офицер. — Раз я тебя понял, — вновь с клубнями дыма на выдохе. — Да у тебя талант. Жаль, что описался. Мерзостная ты свинья!

   Раненный качнул головой в надежде, что его оставят в покое. Изверг усмехнулся, разминая шею, раздался характерный хруст.

   Жак на мгновенье повернул голову в сторону толпы, он хотел было позвать на помощь. Но сделать этого он так и не смог, он не смог найти глаз, сострадавших ему. Никто не смотрел в его сторону, все отводили взгляд. Никто не хотел обрушить на себя гнев изверга, нарекшего себя Господом Богом!

   — Greifen ihn zu! — приказал немец своим солдатам.

   Раненого тут же схватили по рукам и ногам, прижимая горло прикладом к полу. Эсэсовец убрал с него ногу и выпрямился, расправляя плечи, после чего он показался ещё более высоким. В глазах офицера загорелся огонь ненависти и презрения. Левый уголок губы напряженно приподнялся, обнажив белоснежные зубы. Вновь проявился неистовый оскал садиста и изверга.

   — Запомните, свиньи, с этого дня с вами никто обращаться хорошо не будет, — вынимая офицерский кинжал. — Потому, как за всё хорошее нужно платить. А плата ваша это долг и обязанности! Свиньи! Вы никто здесь! Вы никому не нужны, кроме, как только мене. Я ваш Господь и Бог! Я ваш Спаситель!

   На рукоятке лезвия блеснул всё тот же символ орла, державшего венок со свастикой.

   — Запомните этот день на всю вашу жалкую и никчемную жизнь. Вы просто утиль, мусор! Собачья гниль! Кусок большой массы дерьма! Вы никто здесь! Я ваш Бог! Я решаю здесь всё, даже, что и кто будет, есть, срать и дышать воздухом! Вы пустое место! Если я захочу, чтоб вы лизали мою подошву, вы будите это делать. Если я захочу, чтоб вы жрали своё же дерьмо, вы будите это делать!

   После чего он провел по острию ножа каким-то камнем, проскочила пара искр.

   — ЗАПОМНИТЕ ВСЕ! — приподнимая голову ещё выше, громко сказал офицер. — Если вы будете хорошо себя вести, то вас будут кормить, одевать и дадут... ну, скажем так, ночлег. Но, вы обязаны работать во славу Германии и Третьего рейха! — и он вновь высек искру. — Но, если вас это не устраивает... — он резко замолчал, держа улыбку на лице, сверкая белыми зубами. — То, тогда... — вновь резко замолкая.

   Офицер наклонился и уперся коленом в грудь раненого. После он сказал что-то неразборчивое на немецком, указав острым лезвием в подбородок Жака. Один из солдат тут же разжал жертве челюсть прикладом маузера . Другие продолжали держать мужчину.

ГЛАВА 5. Глаза змеи (часть 5)

— А если вас это не устраивает... — немец схватил язык Жака, плотно держа его двумя пальцами, — ...БУДЕТ БОЛЬНО! — повысив голос.

   После чего эсэсовец демонстративно вознёс кинжал над головой, чтобы все его хорошо рассмотрели, и одним махом отрезал язык своей жертве. Острое лезвие срезало и часть губы Жака, оголив нижнюю челюсть. Раненый закричал от боли, выплескивая кровь. Изверг приподнялся и швырнул что-то скользкое в сторону толпы. Разминая шею, он направился к ближайшему окну. По полу с его руки и орудия стекала алая кровь.

   — Только так будет установлен „Новый порядок“! — спокойным голосом, вытирая кинжал о тюль, продолжил говорить эсесовец. — Если вы тупые, то я могу повторить и сделать что-то подобное с одним из вас.

   Изверг сморщил лицо, рассматривая окно с накрест заклеенными кусками грязных тряпок. Солдаты тем временем продолжали держать несчастного. Жак протяжно стонал и кашлял, захлебываясь в собственной крови. Ноги его судорожно барахтались, ему было очень больно.

   Развернувшись к толпе со спокойным лицом, офицер махнул кинжалом.

   Солдаты, отпустив Жака, разошлись по сторонам. Раненый тут же схватился за рот, выплевывая кровь, продолжая кричать от боли и непрерывно кашлять.

   В толпе напуганных людей вновь заплакал ребёнок.

   Немец достал пистолет и выстрелил в голову окровавленного мученика. За окном ударила молния, в помещении на мгновение стало ясно, как в солнечный день.

   — И вот ещё что, — продолжил немецкий офицер, — если кто голоден, вот вам мясо. Жрите недолюди, — указывая кинжалом в сторону, куда только что он кинул что-то мокрое. — Ночь будет холодной и голодной. До утра выживут не все. Примите это и тряситесь от страха. А всё потому, что не следовало сбегать. Не следовало скрываться от нас. Вы все должны были ехать в вагоне. Но нет же, мы самые умные. Вот вам и в назидании то, что вы посеяли. Неподчинение не всегда карается смертью, это легкий исход. Только страдания, муки, ужасная смерть через агонию. Во славу Кану! Суки, вы будите страдать! Я вам устрою ту ещё жизнь!

   Офицер с ухмылкой на лице громко засмеялся, стараясь навести ещё больше ужаса на людей. Нескольких человек в тот же момент стошнило.

   — Вы все! — немец провел пальцем по округе. — Будете работать! Тунеядцы! Я вас всех посажу в самый плотный и тесный вагон. И если хоть один после этого сдохнет, другие будут рядом с ним. Поэтому перед отправкой вы сможете выбрать, кого следует застрелить, кто самый слабый и немощный. И, если хоть кто-то пискнет...

   Ребенок продолжал плакать.

   — Scheisse ! — оскалился немец. — Вы сами видели участь тех, кто не признал нас. За неповиновение — смерть! Но не легкая, как приняли её эти выродки. Винтерхальтер займётся избранными, прилюдно доставляя невыносимые пытки — произнес он спокойным голосом, направляясь к выходу. — Вывести её во двор! Bringt ihr zum hof! — развернувшись, офицер указал кинжалом на женщину с ребенком. Diese Frau! — скалясь. — К стенке. Zur wand! — отдавая приказ.

   В тот же миг её схватила пара солдат на глазах у остальных несчастных. Она не стала выкручиваться и стала плакать.

   — Что же это делается! — рыдала она, прижимая ребенка к себе ещё сильнее. — Почему вы все стоите? Нас убивают. Господи! Боже! — продолжала женщина, пока немцы тащили её к выходу.

   Один солдат схватил женщину за волосы и стал грубо волочить её со всеми. Ребёнок не прекращал плакать. Люди расходились, пропуская солдат. Они молчаливо отворачивались. Опасаясь за свои жизни, стыдясь самих себя, граждане старались не смотреть матери в глаза. Эсэсовец увлеченно наблюдал за всей этой картиной.

   — Заткнись, сука! — спокойно произнес немец, убирая кинжал в ножны.

   Девушку