Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ГЛАВА 1
- ГЛАВА 2
- ГЛАВА 3
- ГЛАВА 4
- ГЛАВА 5
- ГЛАВА 6
- ГЛАВА 7
- ГЛАВА 8
- ГЛАВА 9
- ГЛАВА 10
- ГЛАВА 11
- ГЛАВА 12
- ГЛАВА 13
- ГЛАВА 14
- ГЛАВА 15
- ГЛАВА 16
- ГЛАВА 17
- ГЛАВА 18
- ГЛАВА 19
- ЭПИЛОГ
АННОТАЦИЯ
Они не виделись пятнадцать лет, но для Лики Сергей остался всё тем же статным красивым лейтенантом, только за это время вокруг когда-то улыбчивых губ залегли жёсткие морщины, а синие глаза покрылись корочкой льда. Она пыталась понять, как и почему офицер, разведчик, сделавший блистательную карьеру, оказался простым телохранителем. Поначалу даже обиделась за то, что тот её не узнал, но потом, глядя на свою первую любовь, машинально протянула визитную карточку:
– Я жду вас завтра в пятнадцать часов в своём офисе.
В тексте есть: легкая ирония и юмор, отношения с личным телохранителем, запутанное прошлое, первая любовь, сильный мужчина, умная героиня.
***
ПРЕДИСЛОВИЕ
Все выдуманные события происходят в стране N. Совпадения случайны.
ГЛАВА 1
Чувствуя себя истинной великомученицей, Лика прошла в сауну. Ноги её в этом навороченном косметическом салоне не было бы, но положение обязывает: завтра важная встреча с очень богатым и влиятельным клиентом – нужно быть в форме. Она не успела с утра проделать нужные процедуры: совещание с сотрудниками затянулось, – и вот теперь ей предстоял полный комплекс удовольствий послеобеденного посещения.
В этом салоне красоты, открытом не так давно в элитном пригородном посёлке, и очередь поменьше, и парикмахеры, косметологи, мастера-профессионалы всегда без предварительной записи примут. Одна проблема – здесь уже собрался весь цвет общества, скучающие жёны деловых людей, а потому призрачная надежда на всего лишь час отдыха во время процедур летела ко всем чертям.
Только представьте – три часа бесплатно выслушивать то, что за определённую плату она вынуждена слушать каждый день на работе. Темы всего две: предполагаемая или вполне доказанная супружеская неверность и, как следствие этого, жадность мужа, расточающего деньги на стороне.
И в бане, и на массажном столе, и под феном в наказание за опоздание ей придётся выслушать с десяток жалоб на скаредность богатых супругов, непонимание ими женских проблем, нежелание идти навстречу маленьким капризам, стоимость которых исчисляется порой сотнями тысяч денежных единиц.
Лика уже давно не была женой, да и за те три года, что была, в общем-то не успела войти в роль, вкусить прихотей безработной, скучающей светской дамы. Она сама стала деловой женщиной и прекрасно понимала мужчин, старающихся сэкономить на бесполезных безделушках и вложить деньги в бизнес.
Всего каких-нибудь пятнадцать лет назад в деревне, в которой родилась девочка, названная родителями в честь бабушки несовременным именем Гликерия, никто даже не подозревал, что у одного человека денег может быть больше, чем в колхозной кассе в день выдачи зарплаты.
Родители работали, и они совсем не бедствовали, жили как все, но столько денег, сколько она сегодня оставит в этом салоне красоты, никогда в руках не держали.
Папа-тракторист, передовик труда, победитель социалистического соревнования, с первой оттепели и до первого морозца, от зари до зари работал в поле. Его в отпуск только зимой отпускали. Мама, пока колхоз не развалили, трудилась бухгалтером по зарплате. Представить страшно – переписывать каждый месяц без компьютера ведомости на пятьсот колхозников, трудодни каждому рассчитать, по больничным листам перерасчёт сделать, отпускные добавить, за прогул снять, отчёт подготовить… И как назло бабушки далеко: одна на Кубань к маминой младшей сестре жить переехала, а другая в далёком Иркутске всю жизнь прожила. Вот Кере и пришлось с пяти лет хозяйством заниматься. Она и огород полола, и за двумя младшими сестричками присматривала, и обед варила, и кур кормила, а потом, переделав всю работу, мечтала о новом платье с рюшами, как у дочки агронома, той самой воображалы Наташки. Ещё она очень хотела иметь портфель с блестящими пряжками, велосипед со звоночком и уже позже – познать красивую, как в кино, любовь
Лучшими друзьями Гликериных родителей всегда были ближайшие соседи Фёдоровы. Так уж получилось, что мама и тётя Вера выросли в соседних домах, дружили с детства и мужей к дружбе приобщили. И в разделяющем участки заборе всегда были оторваны три доски, чтобы высокая, толстая бабушка Мария, мама тёти Веры, могла беспрепятственно пройти к соседям, посмотреть, что там «фулюганы» делают. «Фулюганами», то есть хулиганами, по мнению бабы Марии, были все живущие в деревне дети. Она ругала своих внуков, Керю и её младших сестричек Стасю и Марийку, а ещё забежавших поиграть соседских детей. Ругала и грозно говорила:
– Я вам сейчас дам!
Она хмурила брови и вынимала из огромного кармана, затерянного где-то в необъятных складках халата, пригоршню конфет «Золотой ключик», выдавая по одной на каждый хохочущий рот.
Повзрослев, Керя поняла, что этот, вошедший в привычку ритуал, имел двойной смысл – и детвору побаловать, и хотя бы одну минутку, пока крепкие зубки с тягучей, липучей карамелькой расправляются, тишину послушать.
Князевы и Фёдоровы вместе праздновали дни рождения, государственные и религиозные праздники, крестили детей. Женщины вместе варили варенье, шили платья себе и девчонкам, слушали одного на двоих любимого певца. Мужчины вместе ходили на рыбалку, пристраивали летние кухни и баньки, выпивали под настроение рюмочку-другую – искать собутыльников никогда на улицу не ходили.
Куда же детям деваться? Им друзья-подружки были заранее, как женихи дочкам монарха, приготовлены.
С Керей дружила старшая дочь Фёдоровых, Лариска, с сестричками – маленький Денис, и только старший сын соседей Серёжка ни с кем не дружил. Вот вообще ни с кем в деревне. И потому, зайдя к Лариске, Керя с опаской поглядывала на строгого – на целых шесть лет старше – брата подружки. С самого раннего детства он казался ей загадочным, недосягаемым, как принц из сказки. Она не знала ни одного другого мальчика, который бы так любил учиться. Сергей был всё время очень занят: развивал память, изучал английский и немецкий языки, с помощью учителя по физкультуре постигал самбо. Укрепляя душу и тело, он плавал в уже покрытой первым ломким ледком речке, надолго сам уходил в пешие походы, обучался ориентироваться по компасу, по солнцу и по звёздам, вечно что-то читал и с явным пренебрежением поглядывал на резвящуюся мелюзгу.
Лариска иногда, когда других дел не было, потихоньку смеялась над Серёжей, не без тайного уважения называла его заумным зазнайкой, но Керя точно знала, что подружка гордится необычным, всё знающим старшим братом и очень любит его.
Это только взрослым кажется, что у детей нет забот. У девочек всегда дел по горло – где уж тут обращать внимание на соседского мальчишку, который в куклы не играет и сказки не читает. И всё-таки Гликерия была благодарна Серёжке за науку.
Они с Лариской учились уже в третьем классе, и на вечер у них было намечено серьёзное мероприятие – пойти к клубу и через окно посмотреть на танцующую молодёжь.
Развлечений и бытовых услуг у жителей деревни было вполне достаточно. Для стариков и мужчин – кафе, где буфетчица Лида совершенно официально наливала желающим пиво, а из-под прилавка – водку. Для старушек и замужних женщин – парикмахерская и даже маникюр, посиделки на лавочках возле конторы и целый ворох тем для обсуждения. Для молодёжи – танцы под магнитофон в клубе и там же два раза в неделю кино для всех.
Для десятилетних девчонок танцы, конечно же, были самым волнующим и интересным мероприятием в культурной жизни колхоза, и пропустить столь важный бесплатный урок деревенских хороших манер они никак не могли, но была всё же одна проблема – природоведение.
Учительница задала на дом написать заметки фенолога, а кто такой фенолог и с чем его едят – не объяснила… Или объяснила… только они были заняты – вместе читали записку Валерки Силкина, предлагавшего им дружбу.
Подружки покопались в учебнике, спросили тётю Веру, и, поскольку принципиальная Керя списать завтра на перемене у того же Силкина отказалась, Лариске пришлось идти на поклон к Всезнайке. Длинный, важный Серёжка как всегда свысока посмотрел на девчонок, достал с полки последний том детской энциклопедии и бросил на стол.
– Нельзя же быть такими тупицами! – с лёгким пренебрежением фыркнул он. – Книги читайте!
Лариска вместо благодарности прошипела:
– Заумный зануда!
А Керя покраснела, потупилась.
Не то чтобы её тогда интересовало мнение этого зазнайки, она была занята более серьёзным вопросом – ей или Лариске предлагает дружбу Валера, не написавший кому записка, но называться тупицей почему-то было очень обидно.
Она стала читать всё, что попадалось под руку: учебники, выпрошенную у подружки детскую энциклопедию, книги из школьной библиотеки – и почувствовала явную выгоду. Её теперь хвалили и учителя, и родители, а к одиннадцати годам, когда окончивший школу Сергей уехал поступать в офицерское училище, она уже была отличницей и искренне, без сожаления пожелала отъезжающему соседу:
– Ни пуха, ни пера…
ГЛАВА 2
Жизнь школьницы. Уроки и контрольные – это раз. Посмеяться с Ильфом и Петровым или Джеромом К. Джеромом, потом поплакать с Анной Карениной – это два. Уговорить маму не покупать в единственном в деревне магазине такое же платье, как у Вальки Сидоровой, а пошить самой – это три. Влюбиться, как все девчонки, в актёра Харатьяна – это четыре… И ещё масса всяких интересных и полезных дел, которые можно сделать в период учебного года, а вот на каникулах…
Каникулы в деревне – это вам не городской выбор между беготнёй в душном дворе и поездкой в пионерский лагерь, где всё просчитано и проверено – от одинаково невкусной пищи для всех до игр и купания в определённое время. Каникулы в деревне – это лес, речка, фрукты, созревающие в своём и соседских садах. Ни времени, ни желания думать о курсанте, приехавшим на недельку-другую погостить к родителям, нет.
В июне Лариска и Керя окончили десятый класс. Последние свободные школьные каникулы, на следующий год гулять некогда будет: всё лето повторять придётся, чтобы не хуже других школу окончить и в университет поступить. Керя уже точно знала, что будет экспертом-криминалистом, как Зиночка Кибрит из телесериала «Следствие ведут знатоки». Она ещё не до конца понимала, что лишь в кино всё красиво и интересно, а в жизни – пальцы загрубевшие и в волдырях от реактивов, выезды на место происшествия за полночь, кровь и грязь на орудиях преступления и зарплата меньше, чем у заслуженной артистки. А с другой стороны, должен же кто-то и эту работу делать… Только это всё потом, после выпускного, а сейчас семнадцать лет – родители разрешили погулять, развеяться перед трудным учебным годом.
Сегодня подружки впервые, точно взрослые, идут на танцы. Они давно погладили платья, накрасили ногти, ресницы, чуть подвели малиновым карандашом губы и как раз накручивали друг другу локоны маминой плойкой, когда вдруг к Князевым зашёл поздороваться приехавший в отпуск Серёжка. Лариска завизжала, бросаясь на шею брату, а Керя только недовольно повела плечами: обычный, знакомый с детства сосед, да ещё и в спортивном костюме, не произвёл на неё никакого впечатления. Если отвлекаться по всяким пустякам, тот так и опоздать можно. Кино начнётся – и никаких танцев!
В зале было полно народа. Уже танцевали несколько пар «женатиков», брак которых был делом решённым, известным всей деревне, а также взрослые парни и девушки лет двадцати-двадцати пяти. «Зелёный молодняк» с независимым видом слонялся по периметру фойе, рассматривал фотографии артистов и другую наглядную агитацию, сидел на расставленных вдоль стен стульях, нетерпеливо притопывая ногой и всё же не решаясь выйти в круг.
Девочки устроились в уголке, и Лариска, не отрываясь, уставилась на молодого зоотехника, две недели назад приехавшего по распределению на работу в колхоз.
Керя попыталась вразумить подружку:
– Прекрати! Неудобно!
Но Лариска только прошептала:
– Такой красивый… – А потом улыбнулась смущённому парню, и зоотехник, окончивший в городе институт, улыбнулся в ответ, подошёл к зардевшейся от удовольствия старшекласснице.
– Разрешите вас пригласить?
Лариска красивая. Всегда мальчишкам нравилась. Валерка Силкин ей ещё в третьем классе записку написал, потом она с Мишей, Володей, Жорой дружила, а потом… пальцев на руках пересчитать не хватит. Высокая, полногрудая, длинноногая – не то что подружка. Керя и ростом не вышла, и фигуркой хлипкая, тощенькая. Наверное, родители ей в детстве витаминов недодали… Стася на три года младше, а уже старшую сестру догнала и перегнала.
Керя совсем не завидовала подруге: белобрысый стеснительный зоотехник Михаил отнюдь не казался ей таким уж красивым. Она оглядела зал и вдруг впервые увидела, с первого взгляда влюбилась в знакомого с детства соседского мальчишку, а нынче лейтенанта каких-то непонятных войск.
Сергей – самоуверенный, стройный, синеглазый, в новенькой, с иголочки форме – в одно мгновение стал мечтой всех девушек в колхозе, и перспективы соседки-десятиклассницы были равны нулю. Где уж ей до красавиц!
– Ты с ума сошла! Не по себе сук рубишь! – убеждала Лариска. – Он и раньше принца из себя строил, а как погоны нацепил – таким важным стал, на козе не объедешь!
Но Керя была влюблена, молча страдала, глядя, как ловко отплясывает и без всякого стеснения прижимает в уголке деревенских красавиц когда-то такой серьёзный сосед.
Однако месяц пролетел быстро, Сергей уехал и был сразу забыт деревенскими красавицами. На то они и красавицы, чтобы с глаз долой – из сердца вон. Только девчонка-школьница, которую он так ни разу и не пригласил на танец, долго плакала в подушку. Сначала она часто вспоминала свою первую несостоявшуюся любовь, потом страдания вроде бы притупились, утратили остроту, во всяком случае, она так себя убеждала, но даже иногда, ей продолжали сниться синие глаза.
Окончив школу с одной четвёркой по химии – проблема была не в том, что Керя не любила химию, а в том, что мама когда-то давно, ещё в молодости, отбила папу у учительницы Варвары Степановны, – Гликерия поступила в университет, на юридический факультет. Она получила место в общежитии и была быстро переименована новыми продвинутыми подружками из Кери в Лику.
Говорят, что от сессии до сессии живут студенты весело, но Лика не очень-то веселилась, думая о Серёже и перебирая в памяти каждый его жест, каждое слово. Правда, ей было интересно учиться, и она исправно посещала лекции, аккуратно вела конспекты, на «отлично» сдавала экзамены. На каникулы Лика приезжала домой в деревню, но с Серёжей так ни разу за пять лет и не встретилась.
– Он на задании! – гордо и загадочно говорил дядя Андрей, а тётя Вера тихо вздыхала, поглядывая на мужа.
Лариска же вместо привычного «задавака» сообщала:
– Серёжка в заграничной командировке. Он уже старший лейтенант. Его орденом наградили!
Керя-Лика вздыхала, так же, как тётя Вера, плакала по ночам, пару раз целовалась с однокурсниками, но забыть, выбросить из головы лейтенанта с синими глазами так и не смогла…
Она, конечно, выбрала специализацию «Криминалистика», мечтая об уголовном розыске, и на четвёртом курсе оказалось, что, при подготовке к диплому её будет индивидуально консультировать сам декан факультета, профессор Петровский.
Это никого не удивило. С первой лекции строгий профессор выделял из весёлой студенческой ватаги старательную, тихую девушку, преодолевающую смущение, чтобы задать нестандартный вопрос. У Лики и в мыслях не было, что это любовь. Она очень удивилась, когда Николай Валентинович стал приносить на консультации по дипломной работе цветы и, забыв о криминалистике, читал стихи. Потом она испугалась, когда, применив накопленное с годами умение, он поцеловал так, что у неопытной девушки долго дрожалиАртёмнки, и по всем правилам предложил руку и сердце.
Мама плакала и просила не торопиться с выбором:
– Подумай, доченька! Он же на семь лет старше папы!
Девчонки в общежитии завистливо шипели:
– И дом, и машина крутая, и должность… Чем она других лучше?
Лариска с гордостью сообщила:
– Серёжка женился. Городская! Красивая, будто артистка!
И Лике стало очень больно, но выйти замуж за профессора она была ещё не готова… Пряталась, пропускала консультации.
Обычная невысокая девушка с чуть угловатой фигурой и резкими движениями подростка совсем не была красавицей, избалованной толпами поклонников. Правда, ей достались от мамы длинные, песочные с платиновым оттенком волосы и большие, невероятно серые, широко расставленные глаза. Но даже эти прелести не компенсировали в глазах сверстников категорический отказ от более смелых нежностей после первого поцелуя. Мальчики не настаивали, переходили к более доступным объектам, и Лика быстро причислила себя к грустной когорте «Гадких утят» – девушек, которым не повезло, не сложилось в первый, а иногда и во второй раз.
Бедные девчонки, боящиеся громко заговорить, искренне засмеяться, выплыть белым лебедем из выстроенной собственным неверием в себя пещеры на свет, на середину озера... Какие же они несчастные. Они ещё не знают, что красота, как и талант, достающаяся лишь немногим, совсем не является залогом счастья: всё зависит от того, как сумеет хозяин её реализовать. Они завистливо смотрят на своих счастливых подружек, тоже простушек, окружённых мальчишками, не осознавая, что тем просто повезло. Они сразу нашли, может быть, не свою единственную, но первую в жизни пару, и поэтому милы и непосредственны, уверены в себе и этим привлекают окружающих.
В двадцать два года Лика уже уверила себя в том, что она некрасивая, неудачница, недостойная большой любви, поставила на своём счастье большой крест. А профессор был терпелив и настойчив, приглашал её на громкие театральные премьеры и скандальные выставки, караулил возле общежития, и в итоге, под бесперебойным напором Николая Валентиновича, она сдалась, но после тихой свадьбы все три года краткосрочного замужества не могла назвать себя счастливой женщиной.
Муж был человеком умным, образованным, да и она удовлетворялась тихой обеспеченной жизнью, радовалась общности интересов, беседам о любимой криминалистике, спорам о литературе и музыке, поездкам на отдых и на научные конференции в статусе жены профессора.
Утром, днём и вечером всё было удобно и интересно, но, отвечая «да», она как-то не подумала, и никто не подсказал, что у супругов общие не только дни. Редких не просто ночей, а ночей супружеского долга, она ждала со страхом и отвращением, придумывала различные недомогания и отговорки, плакала и даже через годы после его смерти не только вслух, но и про себя называла мужа по имени и отчеству.
Лика очень, очень уважала и любила Николая Валентиновича. Нет, не то слово, но… Как иначе сказать?
Велик и могуч русский язык! Вот слово «красный» сколько синонимов имеет? Алый, багряный, кумачовый, пурпурный – всё это красный цвет. Даже если оттенки не вспоминать, ещё пару красных наскрести удастся. А любовь?..
«Я люблю сардельки с горчицей» и «Я люблю вас»…
Чушь какая-то!
Нежная любовь к родителям, трепетная – к своему ребёнку; полная гордости или горчащая, приправленная болью – к своему отечеству; животное – потому что на уровне живота – удовлетворение от съеденного поросёнка с хреном и в то же время сокровенное, страстное, болезненно-сладкое чувство… А слово одно – любить.
Она любила мужа, наверное, почти как родителей, гордилась его умом и эрудицией, уважала доброго и знающего своё дело, учителя. Она искренне, нежно, преданно любила Николая Валентиновича, понимая, что это совсем не та любовь…
И всё-таки Лика долго болела, когда умер её муж, знаток права, активно консультировавший не только членов правительства, но и их родственников, выезжавших за границу и попадавших там, в чужих странах, в какие-то неприятные ситуации. Он, видимо, знал нечто, что было отмечено грифом «совершенно секретно», и поэтому скоропостижно скончался, в одночасье, от непонятной болезни.
Значительно позже Лика вспомнила о том, что уж очень спокойно, без мнения коллектива и выговоров с занесением в учётную карточку шестидесятипятилетний бездетный вдовец и профессор женился на выпускнице своего факультета. Петровский был, конечно, не Юпитером – кем-то поменьше, но уж точно не быком, и потому ему было известно и дозволено многое.
Муж никогда не рассказывал ей о придворных секретах – так, иногда, несколько слов без фамилий скажет, как будто констатировал юридический казус. Они не особенно сблизились за эти три года. Днём Николай Валентинович был всегда занят, а ночью – не очень страстен. Он остался для неё скорее уважаемым наставником, чем близким другом, однако она… она, видимо, стала для него сбывшейся мечтой, и ему наверняка доставляло радость, что рядом девушка, так похожая на его первую любимую жену. Вроде как вот оно – живое и тёплое воспоминание о его молодости.
После похорон в гости к Лике несколько раз приходили «друзья мужа», а именно незнакомые целеустремлённые мужчины, раз за разом задававшие одинаковые и очень странные намёки-вопросы. Неразговорчивая и осторожная от природы, она обдумывала каждое своё слово и через полгода поздравила себя с тем, что соответствующие органы оставили её в покое. Наверное, не приняли всерьёз девчонку – непостижимую блажь пожилого профессора.
Лика ещё не успела прийти в себя от потрясения, а тут всё, что казалось незыблемым, вечным, вдруг стало разваливаться на глазах, и ассистент профессора, аспирант Артём Пименов, заскочив попросить денег взаймы, так сказать, по дружбе, посоветовал быстро забрать из банков все сбережения, унаследованных от мужа, и вложить в акции нового нефтяного концерна. Артёмка даже познакомил Лику с серьёзным мальчиком Веней в больших стильных очках и с непонятной, неизвестной ей в прежней жизни профессией брокер.
Сначала она удивилась, получив доход с мудрёным названием дивиденды, и была очень благодарна Артёму, так удачно связавшим с биржей её разрушающееся благополучие.
Брокер Веня порекомендовал вложить заработанные деньги в какую-то новую структуру, и почти два года Лика безбедно, но в то же время как-то безрадостно существовала в своём пустом доме, доставшимся от мужа, а потом, осуществляя старую мечту об уголовном розыске, получила лицензию, открыла и потихоньку расширяла своё сыскное агентство, в котором уже трудились восемь частных детективов.
Сегодня Лика была уверена, что у неё есть всё: интересный и доходный бизнес, добротный, без новомодных выкрутасов, весной и летом утопающий в зелени дом на окраине города, новенький «Ниссан» вместо состарившегося «Форда» супруга, приехавшая к ней из деревни восторженно и преданно глядящая в глаза младшая сестричка. Что ещё нужно человеку?
Выйдя замуж за Николая Валентиновича, она вычеркнула, выбросила Сергея из головы, из своей жизни и, приезжая в деревню к родителям, ни разу не спросила о нём…
ГЛАВА 3
Анализируя утреннее совещание, Лика постаралась как можно незаметнее устроиться на буковой скамье в сауне, но разве можно ускользнуть от бдительного ока жены сахарозаводчика?
Матильда Архиповна и «первая дама королевства» в одном лице на правах соседки быстро отгородила Лику от прочих соискательниц на «свободные уши».
Сахарозаводчик Антипов в прежней жизни, то есть ещё в Советском Союзе, работал простым деканом в Технологическом институте пищевой промышленности. Как всякий уважающий себя профессор, он часто наведывался в колхоз, где каждый год весной и осенью, как рабы, за тарелку супа и матрас в школьном спортзале трудились на прополке овощей и сборе урожая фруктов студенты. Именно там Семён Семёнович подсмотрел разваливающийся заводик по производству сахара из произрастающей на полях колхоза свёклы.
По мнению Матильды Архиповны, муж её ничего особенного не сделал. Он взял ссуду в банке твёрдым деревянным рублём и выкупил пущенный с молотка за копейки завод. Основной пакет акций оставил себе, а остальные – под ваучеры выдал рабочим, чтобы трудились как бы на себя. Выгнал пьяниц, модернизировал производство, отдал долг банку мягкими, как туалетная бумага, ещё советскими рублями. И сейчас вместо спускавшихся сверху по разнарядкам злаков и кукурузы на необъятных полях этого и двух соседних колхозов произрастала сахарная свёкла. Её бурые корешки, пройдя процессы отбеливания и кристаллизации, опять превращались в деревянные рубли для налоговой инспекции и полновесные доллары для исполнения маленьких капризов Матильды Архиповны, пусть они и стоили несколько тысяч заграничных купюр.
Расположенный в черте города посёлок, в котором когда-то построил дом и куда привёз молодую жену профессор Петровский, давно облюбовали руководящие работники высшего образования. Добротные двухэтажные дома летом утопали в зелени, выращенных хозяевами фруктовых садов, а зимой радовали нарядными, не запачканными промышленными отходами сугробами. Это же так здорово и удобно – и дом, и дача одновременно.
Не то, чтобы здесь принудительно ходили в гости, но скучающие профессорские жёны, подражая богатым купчихам, с удовольствием устраивали чаепития с самоваром, баранками и вареньем собственного приготовления прямо на примыкавшем к дому садовом участке и, сидя в удобном кресле за накрытым столом, зазывали проходящих мимо соседей. Не привыкшая к забавам высшего общества Лика сначала старалась избежать учёных посиделок, где разговоры крутились от совершенно непонятных научных тем до интимных бесед о новой возлюбленной какого-нибудь академика. А ещё она сторонилась подробной информации о процедурах для одряхлевшей собачки Матильды Архиповны.
Женщина не обижалась, снова и снова приглашая молодую неразговорчивую соседку. Правда, она также могла без приглашения, на минутку зайти в гости, чтобы сообщить поселковые новости.
Позже Лика поняла, что если не дать вовлечь себя в оживлённую дискуссию о вошедшем в моду фасоне шляпки, а поискать среди дам юриста, филолога или искусствоведа, действительно работающих и не пересказывающих на свой лад мнение мужа, можно узнать много нового, получить удовольствие от похода в гости и от интересной беседы. Именно такие чаепития в саду подсказали ей направление деятельности и именно там, разворачивая свой бизнес, она нашла первых клиентов.
Что может быть проще? Просто постарайтесь – и вы доставите богатой скучающей даме удовольствие за её же деньги. Если выяснится, что трудолюбивый муж двадцать четыре часа в сутки горит на работе, то какая жена будет не рада такой вести? А если муж, как старый козёл, ныряет в молодую капусту?.. Тогда даме достаётся приличная часть имущества и утешительный приз в виде подтверждённых догадок, звучащих как «Вы были правы: всё именно так, как вы предполагали, – вот доказательства».
Заказчицу, конечно, не волнует, на какие ухищрения идут частные сыщики, чтобы представить ей десяток фотографий, которые будут фигурировать в суде. Её задача – дать исходные данные и внести на счёт сыскного агентства нужную сумму.
Таковы были дела агентства «Пеликан», название которого складывалось из Петровской Лики и «кан» – только для красоты. А если уж быть до конца честной, «кан» предполагало криминалистику и аналитическое направление. Как оказалось, никаким «каном» в частном сыске не пахнет. Со времени Шерлока Холмса остался один «кан», «благоухающий» обгаженными подворотнями возле офиса предполагаемого нарушителя супружеского долга, смердящий мусорными баками, в которые были выброшены клочки записок со всякими гадостями – сором, выметенным из избы. И в конце концов, «кан» – это нечто связанное лишь с обыкновенным слежением за объектом и его «примерным» поведением.
Только недавно в агентство впервые обратился серьёзный клиент с поручением выяснить финансовые возможности предполагаемого партнёра, и именно для встречи с ним Лика решила привести себя в порядок – пришла в салон красоты.
Матильда Архиповна начала издалека, похвасталась, новым колечком, купленным по случаю у пра-пра-правнучки княгини Волконской. А потом без малейшего перехода к новой теме тотчас поведала, что сын Алёша встретил на улице бывшего сослуживца, настоящего профессионала-разведчика.
– Ну, вы понимаете, голубушка! – соседка многозначительно закатила глаза и сообщила, что муж нанял этого специалиста для неё в качестве водителя-охранника. – А как машину водит! Мастер! Шагу ступить одной не даёт! Охраняет! – вовсю набивала цену Антипова, когда её усердно мяли в четыре руки в массажном салоне.
Она восхищалась смелостью Лики, которая в такое неспокойное время везде ездит одна. Сидя рядом под специальным феном, Матильда Архиповна заметила, что нынче не только опасно, но и неприлично без «секюрити». Лика улыбнулась – уж очень смешно, как бы в нос, произносила соседка это иностранное слово.
Под конец, мельтеша перед собой руками, чтобы быстрее просушить наманикюренные ногти, сахарозаводчица призналась, что новый телохранитель её ужасно раздражает:
– Слова не скажет! Еле упросила мужа повысить зарплату водителю и вернуть Евгения Владимировича. Вот уж где такой милый человек: и сумку поднесёт, и анекдот расскажет… Только одна проблема – сын Алёшка, добрая душа, не хочет бывшего сослуживца на улицу выгонять. А я мать, вы же понимаете, голубушка, мальчик у меня один. Он просил – не могу же я ему отказать… Всех подруг уже перебрала, но женщины хотят внимания, интеллигентной беседы, рассказать кому-то о своих проблемах… А этот всё время молчит и молчит – ну кому он понравится? Вот я и подумала – вы женщина неразговорчивая, и такой молчун только вам подойдёт.
Не смутившись каменного безразличия собеседницы и не вступая в пререкания, Лика старалась без слов продемонстрировать, насколько её не интересует это предложение. Матильда Архиповна дождалась, пока маникюрша Таня нанесла последний штрих на Ликины ногти, и увлекла её на улицу – знакомиться с охранником.
Лика покорно прошла за Антиповой на стоянку машин. Зачем спорить, если «Ниссан» и «Мерседес» и так уже стоят рядом? Посмотрела на прислонившегося к автомобилю мужчину и в одно мгновение превратилась из тридцатилетней бизнес-леди в пятнадцатилетнюю влюблённую девчонку.
Они не виделись лет пятнадцать и за это время юношеская, чуть угловатая стройность длинного худого тела превратилась в пугающую мощь мускулов и демонстрацию силы. Но больше всего изменилось лицо Сергея. Лика не смогла подобрать слово, чтобы пояснить себе произошедшие метаморфозы. Вокруг когда-то улыбчивых губ залегли жёсткие морщины, синие глаза, которые когда-то можно было сравнить с тёплым весенним озером, покрылись корочкой льда, а в чёрных волосах раньше времени появилась белая изморозь. Показная мальчишеская самоуверенность сменилась суровой непоколебимостью мужчины, привыкшего рассчитывать только на себя.
Сергей стал совершенно другим, но для Лики он был всё тем же потрясающе красивым лейтенантом, и синий джинсовый костюм так же облегал широкие плечи, как и военная форма.
Она сразу узнала его, в отличие от него самого, который даже бровью не повёл, выполняя заученный ритуал – вежливо пожал протянутую руку.
Минут десять Сергей и Лика с одинаковым интересом молча изучали колесо «Мерседеса». Матильда Архиповна, как профессиональная сваха, говорила за троих, попеременно расхваливая работодателя и работника, вставляя информацию о том, как высоко ценит Сергея и его профессиональные качества её сын. Закончила она тем, что сообщила о возвращении уволившегося водителя, и спросила:
– Ну что?
И Лика вдруг растерялась. Она пыталась понять, как и почему человек, с самого детства отличавшийся целеустремлённостью, с хорошим багажом знаний и высшим образованием, окончивший офицерское училище, сделавший, по словам его родных, блистательную карьеру, оказался простым водителем-телохранителем? Действительно, что случилось? Однако Лика не успела ни о чём другом подумать и что-либо решить, как машинально подала Сергею свою визитную карточку.
– Я жду вас завтра в пятнадцать часов у себя в офисе, – твёрдо предложила она и совсем немножечко, из вежливости улыбнулась.
ГЛАВА 4
Всю ночь Лику мучила бессонница. Однако она, как можно было подумать, не витала в облаках, не строила планов, да и вообще, не готовилась к разговору. Сразу после первой брачной ночи она уверила себя, что предала свою любовь, и теперь не имеет права даже думать о Серёже.
По прошествии времени, уже умудрённая опытом, составила целую теорию, разъяснив себе, что он никогда не замечал, не любил её, и для уважающей себя женщины просто стыдно страдать по человеку, которому она не нужна. Лика часто напоминала себе, что уже забыла Сергея, что не должна, не хочет думать о нём, и даже почти уговорила себя отказаться от мечты обменяться с ним брачными кольцами в ЗАГСе. Только она не осознавала главного – выстраивая стену из обид и запретов, подсознательно создавала себе кумира, как девочка, грезящая об артисте, но при этом понимающая несбыточность надежды, и от того ещё более страстно желающая с ним встречи. И сейчас, когда он так неожиданно появился на её пути, Лика не могла решить, что делать со свалившейся на неё проблемой. Пройти мимо? Но ведь он односельчанин, сосед, брат подружки, да к тому же находился в затруднительном положении, остался без работы.
Принять его своим сотрудником? Но тогда как могут сложиться их отношения? Он не узнал её! И хорошо, что не узнал: она тоже уже ничего не помнит, совсем забыла о том, что было, а впрочем, ничего ведь и не было…
В голове крутились какие-то обрывки воспоминаний, разорванные клочки мыслей. Какой же он красивый! Лариска говорила, что он женат… У него, наверное, уже дети… Хотя Лике-то какое дело… она ведь его на работу берёт… А может, лучше отказать? Зачем ей водитель, если сама пять лет машину водит? И охранник не нужен: кто её тронет?..
И снова, снова, как тогда, в юности, Лика восторженно восхищалась красотой этого мужчины. Она так и не решила, принимает или нет Сергея на работу, а если всё-таки принимает, то не могла объяснить причину своего согласия. Если же отказывает, то тоже терялась в догадках, почему не может сделать шаг.
На следующий день с утра всё валилось из рук, даже плакать захотелось, а потом пришёл Сергей, и её, видимо, на нервной почве таки прорвало. Она говорила, грозилась, предупреждала, требовала дисциплины и аккуратности, выдвигала странные, непомерные требования, а он сидел, уставившись в пол, и иногда неопределённо покачивал головой. Кажется, всё-таки надеясь, что он откажется, Лика сообщила:
– Я живу за городом. Задерживаюсь на работе нечасто, но бывает, что возвращаюсь, когда последний рейсовый автобус в центр уже ушёл…
Он посмотрел на неё долгим взглядом и безразлично ответил:
– Мне всё равно, где комнату снимать. Могу в ваш посёлок переехать, если цены на жильё приемлемые.
Сердце под рёбрами прыгнуло и отскочило, как пружинистый теннисный мячик. Значит, он развёлся! Но она тотчас отдёрнула себя: «Какое мне дело! Всё давно в прошлом! Постыдись! Он же тебя в упор не видит!». И, похоже, так увлеклась самобичеванием, что неожиданно для себя, просто на автопилоте, бесцветным голосом предложила:
– У меня дом двухэтажный. Поэтому поступим так: вы меня и после работы охраняете, а я с вас за проживание плату не беру.
На том и разошлись, а через час прибежал офис-менеджер.
– Где ты его взяла? – как всегда в экстремальных ситуациях, брызжа слюной, вопрошал Павел Терентьевич. – Ты знаешь, что он в тюрьме сидел, два года назад вышел? Правда, характеристики с мест работы прекрасные. Последняя так вообще – филькина грамота: полтора месяца проработал, а дифирамбов накатали на целый лист. Но предыдущая вроде серьёзная, почти два года без ДТП и эксцессов – хозяина рынка возил... Только водителем работал, без обязанностей охранника. Помнишь, в газете писали о перестрелке в конторе рынка? Так вот… хозяин погиб. Характеристику его жена подписала, а ниже… – менеджер насмешливо улыбнулся, – горячая южная душа приписала: «С детьми домой уезжаю. Никуда бы не отпустила. Хороший водитель». Может мне пошуршать по своим каналам? Подозрительно тут как-то всё…
Ныне офис-менеджер, вдохновитель и первый сотрудник агентства «Пеликан», а в своей прежней жизни – работник уголовного розыска, случайно оказался в нужное время и в нужном месте. Молодая, растерявшаяся вдова не могла одиноко сидеть в пустом опостылевшем доме. Лика придумывала для себя какие-то дела и, посетив намеченный магазин или кинотеатр, долго, бесцельно слонялась по улицам, заходила выпить безвкусный кофе в случайно попавшемся кафе, сидела на скамейках в весёлых летних, а потом, спустя время, уже в холодных и мокрых осенних парках. Всё равно где, только бы мимо проходили люди, только бы где-то звучал детский смех, только бы вместо тоскливого существования перед глазами была жизнь…
Однажды рядышком на скамью в парке уселся пожилой человек, и как-то само собой получилось, что она сначала выслушала грустную историю отправленного на пенсию несговорчивого офицера милиции, а потом, как на исповеди, рассказала всё о себе – всё-всё, даже о полученных дивидендах. Правда, о старой, иногда ноющей боли-любви не поведала.
У неё были деньги, у него – знания и опыт розыскной работы. Павел Терентьевич увлёк новую знакомую идеей частного сыскного бюро, и она вспомнила о богатых дамах, жаждущих узнать подробности интимной жизни своих мужей.
Они вместе оформляли документы, искали помещение, оборудовали офис, и, пока работали только вдвоём, опытный опер многому научил знающую теоретически, но ничего не умеющую женщину. Он показал, как проводить опрос, вести слежку и ещё просветил всяким премудростям, необходимым профессиональному сыщику.
Клиентки быстро оценили работу сыскного бюро, хвастаясь или жалуясь на свою т судьбу, разрекламировали агентство «Пеликан» своим подругам и знакомым. Дел оказалось неожиданно много, и Павел Терентьевич постепенно, по одному привёл восемь своих коллег, которые когда-то не сумели притереться к новым условиям, когда не потерпевшего, а преступника защищает закон, именуемый в народе как «волосатая рука высокого начальства».
Год назад Павел Терентьевич заболел – сердце стало барахлить, и Лика придумала для него более спокойную должность, не связанную с беготнёй по улицам, – офис-менеджер: и почту просмотреть, и отделом кадров заведовать, и снабжение отрегулировать, и завхозом побыть, и, если нужно, розетку починить. В перерывах между основной деятельностью, Павел Терентьевич с удовольствием помогал Лике принимать клиентов и иногда выручал, вороша по старым связям, когда возникали проблемы.
Так что теперь, потирая раскрасневшееся лицо взмокшими от напряжения ладошками, Лика молча отрицательно покачала головой. Она уже всё решила, да и не хотела, не могла ничего изменить.
Сергей же, как только приступил к исполнению должностных обязанностей, оказался в доме Лики и тотчас жёстко пресёк попытку сестрички Марийки завести разговор. Каждый раз загоняя «Ниссан» в гараж, исчезал до утра. Он вроде никуда не уходил, но в его комнате всё время было тихо. Только поздно вечером или ночью, лёжа в постели, Лика различала шаги, крадущиеся по коридору, по лестнице, шуршание ветки за окном, едва слышные окрики, отпугивающие загулявшего прохожего, скрежет дверного замка, чуть слышный скрип закрываемых на ночь окон первого этажа. Всё это, конечно же, было совокупностью мероприятий по охране дома, и она это прекрасно понимала.
До переезда в дом телохранителя они жили втроём: Лика, Марийка и пёс Пират. Только, собственно говоря, надо бы их перечислить в другом порядке: сначала поселился пёс.
Возвратившись однажды со своих шатаний по городу, Лика увидела возле забора шубу, точнее, не шубу, а кучу грязного чёрного меха, лежащую прямо на мокрой от дождя пожухшей траве. Она подошла ближе и отшатнулась, потому что это всё поднялось, с шумом отряхнулось, разбрасывая брызги, и превратилось в дворнягу – огромную и худую, как велосипед. Собака, оценивая, посмотрела на Лику единственным правым глазом, так как левый был закрыт опущенным веком, и не залаяла, однако что-то горестно сообщила на своём собачьем языке. Как всегда бывает в таких необычных ситуациях, чувства опередили разум.
Лика спросила пса:
– Если хочешь, я отдам тебе вчерашний суп и поделюсь хлебом с колбасой. Будешь?
Она могла поклясться, что пёс кивнул, отряхнулся и вытер лапы о коврик, входя в дом.
Пират, названный так за отсутствие глаза, благосклонно принял кличку, без возражений, с шампунем искупался под струями садового шланга, послушно улёгся для просушки на старом одеяле возле разожжённого камина и стал первым, кто скрасил Ликино тоскливое одиночество.
Позже в её жизни появились Павел Терентьевич и сыск, а потом приехала Марийка.
Выйдя замуж, Лика всего несколько раз наведывалась к родителям, и то ненадолго, на пару часов. Сначала не хотелось никого видеть, а потом… Бизнес есть бизнес. Если хочешь, чтобы он состоялся, ему, как ребёнку в первые годы жизни, нужно отдать всё внимание, всё время, всю себя.
Два года назад средняя сестра Анастасия вышла замуж, с мужем и сыном жила в доме родителей, а Марийку Лика забрала к себе в город – и самой не так одиноко, и уж очень засматривалась младшенькая на мужа сестры.
Стася очаровала строителя-шабашника из Армении, нанятого мужем Лариски для ремонта коровника, заманила его своими серыми глазами и домом в придачу. А Марийка… На безрыбье и рак рыба. Молодёжи в деревне совсем не осталось.
Так прошло всего три месяца, а Лика уже привыкла к двум надёжным рукам, ненавязчиво принявшим на себя управление автомобилем.
За всё это время Сергей не сказал ей и пары слов. Ей иногда казалось, что она выдумала себе телохранителя, потому что его просто не было. Она не чувствовала его присутствия ни в машине, ни на работе, ни дома. Его будто не существовало, но каким-то непонятным образом он возникал за мгновение до того момента, когда Лика выходила из офиса, заканчивала разговор и прощалась. Он беззвучно, точно тень, следовал сзади, но, ещё не успев усесться в автомобиль, она уже видела, что Сергей за рулём и готов ехать.
Если разобраться, он вёл себя просто по-хамски, всячески демонстрируя, что ему всё равно, женщина или мужчина его наниматель, никогда не здоровался первым, только что-то шипел в ответ на утреннее приветствие, не помогал сесть в машину, не подавал руки на скользких ступеньках, не отвечал на редкие попытки завести разговор. Лика от природы человек неразговорчивый, да и дел всегда у неё было много, но Сергей работал как автомат, запущенный на определённую программу, демонстративно не допуская никаких отклонений от служебных отношений. Правда, периодически отлаженный механизм давал сбои. Если она сообщала точное время выезда, а встреча затягивалась, дорогу слишком медленно переползала старушка или слишком быстро перебегала школьница, он бурчал что-то неодобрительное себе под нос. И главной героиней этих монологов всегда была женщина. Не конкретная женщина, а все живущие ныне дочери Евы: глупые, развращённые и неорганизованные.
Лика в ответ на это раздражалась, обиженно надувала губы, даже хотела его уволить, но… К хорошему быстро привыкаешь. Она уже почувствовала, как удобно набирать номер на мобильном телефоне или прикуривать, когда обе руки свободны от руля, узнала, сколько листов отчёта можно прочесть за полчаса, если глаза свободны от давно заученной наизусть, надоевшей утренней дороги до офиса. И, кроме того, недоумевая, дивясь человеческой глупости, она поняла, что, заведя охранника, заработала ещё толику уважения своих клиенток. Ох уж эти представления о приличиях! Деловая женщина должна иметь телохранителя!
Как говорил герой актёра Ростислава Плятта в спектакле «Госпожа министерша», у каждой министерши должен быть любевник! Артист произносил это слово именно так, с буквой «е», и зрители смеялись, совсем не задумываясь, зачем министерше любевник? Почему без него никак нельзя? Чёрт его знает!
Стараясь быть честной хотя бы с самой собой, Лика поразмыслила и приписала свои обиды старой детской влюблённости. Подумала, что он всё-таки отрабатывает свою зарплату, и всё время пыталась выбросить женские капризы из головы, но Сергей сам всё время нарывался на неприятности.
С Ликой он не связывался, но ей всё время казалось, что его отношение – совершеннейшее неуважение к хозяйке-работодателю, даже, скорее, пренебрежение как к низшему существу, отвращение к всему женскому полу. А вот с сотрудниками агентства у него периодически возникали стычки. Из-за неверно сказанного слова, недостаточно чёткой формулировки он умел молча окинуть провинившегося презрительным взглядом, а уж если открывал рот, то одна короткая язвительная фраза покрывала багрянцем все девять суровых мужских лиц. Удивительно, но её сообразительные сыщики терялись под его взглядом, и только потом, когда он уходил, возмущённо перебирали варианты достойных ответов.
Вмешиваться в мужские склоки было неудобно, но однажды Лика не выдержала и наедине, в автомобиле, попросила придержать язык. Однако в ответ услышала злобное:
– Как я этих ментов ненавижу!
– Да как же так можно-то?.. – только и смогла выдавить она, ошарашено глядя в широченную спину своего телохранителя.
Лика прекрасно понимала, что Сергей раздражает, выводит её детективов из себя, и это мешает работе, потому что частный сыщик должен быть нацелен на объект наблюдения, как пёс Пират на любимую «Докторскую» колбасу. А если мысли об обидах очень отвлекают и чувствуется постоянный дискомфорт в присутствии её нового сотрудника, то работается вдвойне сложнее. Но Лика так и не решилась ни поговорить по душам с Сергеем, ни пригрозить ему увольнением.
Она стыдила себя за бесхарактерность, пыталась придумать оправдания для этого хама, и даже с удивлением призналась себе, что побаивается иронического взгляда и острого, как заточенная бритва, языка, да только… Только так и не решилась задать себе прямой вопрос: «Почему? Почему взрослая, деловая женщина в ущерб бизнесу, в ущерб собственному спокойствию и достоинству терпит злобные выходки?»
От одной мысли о таком самоанализе болезненно сжималось что-то внутри, и она продолжала жить, как Дамокл под подвешенным на тонкой нити мечом, пока не произошёл инцидент, на который она обязана была среагировать.
ГЛАВА 5
День выдался особенным, просто «чудесным». Утром, уезжая заправлять машину, Сергей предупредил Павла Терентьевича, а старик забыл, не сказал об этом Лике. Простояв десять минут на улице, она только-то и спросила:
– Сколько можно вас ждать?
Не отвечая, он почти оттолкнул её, проскочил в дверь и Лика, почувствовав неладное, побежала за ним, но не успела. Она не услышала, что он сказал, – она увидела, как страшно, болезненно хватает ртом воздух Павел Терентьевич. Боковым зрением приметила, что всегда спокойный и уравновешенный Рома схватил Сергея за ворот куртки. Затаила дыхание, когда, сжимая кулаки, поднялись из-за столов мужчины. Моментально сложив все действия в голове, она закричала:
– Прекратите! – И достала из аптечки «Нитроглицерин».
Сергей легко отшвырнул замешкавшегося Рому и выскочил из комнаты, а Лика, забыв, что через сорок минут встреча с одним из двух хозяев биржи – Прохановым – двадцать минут приводила в порядок офис-менеджера. Приказав не оставлять Павла Терентьевича одного в конторе и в случае чего сразу вызывать «скорую помощь», она уселась в машину и всю дорогу до биржи раздражённо разъясняла, что обижать, оскорблять людей, с которыми вместе работаешь, недопустимо, что это переходит всякие границы. Сообщила, что хозяин биржи – это не скучающая подозрительная супруга, это совсем другой уровень, что она шла к этому уровню пять лет, а сейчас у неё руки трясутся, и ей будет сложно сосредоточиться на разговоре.
С таким же успехом она могла бы увещевать коробку передач. Пират бы, наверное, и то как-нибудь среагировал, а Сергей – нет. Он сидел за рулём, сосредоточенно глядя на дорогу, равномерно выжимая из «Ниссан» дозволенную скорость. Ни один мускул на его красивом лице не дрогнул в ответ на гневный монолог.
Разговор с Прохановым был очень тяжёлым. Капризный, как избалованный ребёнок, бизнесмен ругал брокеров, порядки на бирже, американцев, работающих на понижение, ворующих из газопровода, весь мир. И, естественно, во всём была виновата она – Лика.
Когда же он, наконец, перешёл к делу и предложил выяснить, насколько лоялен его партнёр по бизнесу, Лика уже устала от его плача Ярославны и не сумела настроиться на разговор. Выходя из кабинета, она подумала, что пропустила несколько важных вопросов, ругая себя за то, что задним умом крепка, а потому поспешила за уходящим клиентом, но своего телохранителя как всегда не заметила. Фотореле раздвинули створки двери, Лика шагнула на улицу, собираясь, всё-таки спросить Проханова о привычках его партнёра, однако, неожиданно пролетев несколько метров, она оказалась за квадратной колонной. Сергей навалился всем телом, прижал её к холодному камню, обвил, обнял крепкими руками, прикрывая собой, а её собеседник, с которым она ещё не успела попрощаться, медленно, как в кино, стал оседать на лестницу. И когда он упал, Лика увидела, что лоб хозяина биржи украсила маленькая красная дырочка размером с копеечную монетку.
Прижавшись к колонне, чтобы спрятаться, отгородиться от суетящихся телохранителей убитого бизнесмена, а также сбежавшихся на происшествие зевак и неизвестно откуда появившегося фотографа-репортёра, она плакала и кричала:
– Поехали!
Но Сергей ехидно прошипел:
– Пинкертон в юбке!
Заставил её вернуться в помещение, дождаться полиции и дать показания. Потом, уже в машине, он просто влил ей в горло коньяк из фляги, со вздохом обнял, и она долго рыдала на его груди, всхлипывая, словно ребёнок, и как старуха причитая.
Лика хотела поехать домой, но он презрительно бросил:
– Женские фокусы! – И повёз её в офис.
Она уже не раз слышала от него незаслуженно обидное: «женские штучки», «женские капризы», «женские фокусы», осуждающее бурчание, короткие фразы, первым в которых было слово «женские».
Сергей всегда произносил это слово в лучшем случае иронически, чаще – с долей ехидства или сарказма. Он ни к кому не обращался, говорил безлично ни о ком, просто бормотал себе под нос. Ей, в общем-то, не к чему было прицепиться, да и подслушивать некрасиво, хотя очень хотелось накричать, отругать. Вот и сейчас от этих двух, чуть слышно сказанных, слов захотелось обидеть, ударить, но она сдержалась и почувствовала себя лучше.
Рассказывая и пересказывая сотрудникам события страшного дня, Лика постепенно успокаивалась, избавляясь от сжимающего сердце ужаса, и, выпив три чашки кофе, настолько приободрилась, что под вечер нашла в себе силы выслушать традиционные доклады детективов.
По дороге домой, она вдруг совсем не кстати вспомнила, как хорошо, тепло и надёжно чувствовала себя одно короткое мгновение там, возле колонны, пока ещё не поняла, что случилось. Краснея, из-под ресниц посмотрела на Сергея, но он был бесстрастно спокоен, впрочем, как всегда, и ей стало так стыдно, будто её уличили в чём-то нехорошем, неправильном…
Робкая попытка поблагодарить превратилась в короткий монолог без ответа, и Лика в который раз обиделась, прекратила бесполезную игру в одни ворота.
Страх уже почти прошёл, но это неформулируемое, непонятное ощущение пустоты, возникшее, когда едва знакомый человек, с которым ты только что проговорила целых полчаса, лежит на асфальте – и вдруг маленькая красная дырочка у него на лбу, как наклеечка у индийской красавицы…
Стараясь не думать об этом, Лика уставилась на дорогу, рассматривая давно знакомые пригородные пейзажи.
Перед поворотом к дому она встрепенулась и приказала:
– Остановитесь!
Выскочив из машины, побежала за высоким мужчиной в кожаном пиджаке.
Отец Алексей появился в небольшой, всегда пустовавшей церквушке, построенной в предшествовавшей посёлку деревне всего два года назад и успел уже стать одной из самых заметных и уважаемых фигур.
Несмотря на деревенское воспитание, Лика не была религиозной, как, впрочем, и её родители, соседи и односельчане. Это было что-то другое. Куличи, пасхи, крашеные яйца, вечеря крёстным – обычные традиции, как флаги и разноцветные шарики на Первое мая, а вот религия… Религия пионерке, комсомолке Кере была ни к чему.
Когда умер муж, Лика вспомнила, как после международного конгресса криминалистов в Болгарии они остались и целых две недели жили у тёплого Чёрного моря в одной из симпатичных, прилепившихся к горе лесенкой гостиниц. Николай Валентинович долго смеялся, когда она, удивлённо распахнув глаза, водила головой вверх-вниз, рассматривая необычное строение. Огромный, яркий, зефирно-розовый куб первого этажа, прижавшись тылом к горе, спускался к самой кромке белого песка, глядя по сторонам десятками широких окон. У второго этажа глаз-окон было на десяток меньше, а у третьего – ещё меньше. Каждый следующий этаж худел, отодвигался, представляя отдыхающим площадку для солнечных ванн. Они купались в море, загорали, а потом поехали в Варну. Погуляли по городу, посидели в кафе, расположившегося возле археологического раскопа древнего городища какого-то века до нашей эры, после чего муж уговорил её пойти в церковь.
Лика, скучая, смотрела по сторонам, пока Николай Валентинович сосредоточенно, молча стоял возле иконы, вслушиваясь в бархатный бас священника. Он поднял голову, поймал безразличный взгляд молодой жены.
– Что насупилась?
И она честно призналась:
– Нудно…
Профессор улыбнулся, потрепал её за щёку.
– Ты совсем молоденькая, потом всё поймёшь, – и неожиданно горестно произнёс: – Я хотел бы, чтобы меня похоронили по христианскому обряду…
Вспомнив о желании мужа, Лика побежала в церковь. Отец Тимофей, уложив на выпирающий из-под рясы живот холёные белые руки, вскользь утешил молодую вдову и долго договаривался о гонораре, всё время жалуясь, что жертвуют мало, а храм ветшает. После похорон священник пришёл на поминки и так напился, что опухшая от слёз Лика трясущимися руками завела машину и отвезла пьяного попа домой.
Матильда Архиповна по секрету сообщала, что жена отца Тимофея, обрядившись в партикулярное платье, каждый месяц ездит на городской базар продавать оставленные после свадеб вышитые полотенца, зачем-то положенные при крещении белые мужские рубахи. А ещё она по полгода кормит свиней пасхами и крашеными яйцами.
Эти сведения веры и уважения к религии Лике не добавили, но прошло года три, и та же Антипова принесла новую весть – отец Тимофей, видимо, за пьянство отправлен на пенсию. Нового пастыря уже прислали – отца Алексея.
– Молодой, лет тридцать пять, симпатичный, но… – Матильда Архиповна понизила голос до шёпота, – знаете, голубушка, это, по-моему, неприлично… Новый священник с двумя сыновьями, в спортивных костюмах, сами храм штукатурят, а матушка и младшая девочка им раствор замешивают.
Потом слухи, будто снежный ком, покатились по всему посёлку. Больше всех старались посещающие церковь пожилые дамы.
– Отец Алексей вчера на проповеди сказал, что плотская любовь не грех и дана человеку для продолжения рода! Стыд-то какой!
– Священник наш по улицам в джинсах и кожаном пиджаке ходит, волосы, как мальчишка, в хвост забирает! Срам!
– Сын-то батюшки нашего в садике вечером с хулиганами сидел, о чём-то сговаривался. Это же нужно! Сын священника – хулиган!
– На Пасху, только службу окончил, мальчишки эти, что в саду сидят, детские качели ломают, все дары, что мы храму оставили, в коробки сгребли и унесли обжираться! Лучше бы я соседку угостила…
– Поп совсем обнаглел! Дары все: полотенца, платки, рубахи – всей семьёй вместе мальчишками, хулиганами этими, в машину грузили, и ещё игрушки в кульках, пасхи, яйца крашенные в лукошках. Сам за руль сел, попадья рядом, а Вовка и Жорка, которые в прошлом году Ленину в парке нос отбили, – с его детьми сзади. Поехали куда-то. Упаковано всё в целлофан! Точно в магазин повезли! Продавать!
Потом уже совсем неслыханное:
– Этот-то! Водку в церковь запретил приносить. Сказал – лучше деньгами!
– А в пятницу, – рассказывала Матильда Архиповна, приносившая Лике всю эту информацию, – день урожайный выдался. Харитоновы дочь замуж выдавали, у Прохоровых внук родился, а академик Христофоров помер. Возле церкви очередь, как при социализме в гастрономе, стояла – крестить, венчать, отпевать. В общем, половина жителей посёлка собралась. И вдруг к церкви… – Антипова, интригуя, сделала паузу, – подъехал автобус. Вы бы посмотрели, голубушка, на этих бандитов с большой дороги! Мальчишки и девчонки все с кистями на палках, с вёдрами, в заказанных краской штанах и футболках, в шапочках из газет, а мордочки чистенькие, – сахарозаводчица улыбнулась и снова завела шарманку: – Потом все хором крикнули: «Здравствуйте». А директриса речь сказала, – тут Матильда Архиповна передразнила чужим голосом: – Воспитанники нашего детского дома для слабослышащих очень благодарны вашей общине за подарки к светлому празднику Пасхи. Отец Алексей и мальчики ваши рассказывали, что вы храм всем миром восстанавливаете – вот мы и решили помочь, – дальше женщина закатила глаза от избытка чувств. – Что тут началось!.. Народ о своих праздниках забыл. Прямо в костюмах лестницы из дома тащат, в нарядных платьях вёдра с краской несут, а отец Алексей стоит в сторонке, как сатана, прости меня Господи, и ехидно улыбается, – сообщила соседка и неожиданно сделала заключение: – Я знала, всем говорила, что он честный настоящий священник!
Несколько раз Лика передавала с Антиповой деньги для больных детей, а однажды на улице к ней подошла незнакомая женщина.
– Вы Лика? – спросила она и, приняв подтверждающий кивок, сказала: – Меня Ириной зовут. Мы с Алексеем давно хотим с вами познакомиться. На те деньги, что вы пожертвовали, трём малышам детские импортные слуховые аппараты купили. Приходите к нам в гости, когда захотите.
В церковь Лика бы не пошла, а в гости…
Ирина и Алексей люди приятные, интеллигентные, слушают заинтересованно, но вопросов не задают. Что хочешь – расскажи, а что не хочешь – твоя воля. И дети у них хорошие, воспитанные, и в доме уютно. Лика их вниманием не злоупотребляет: они ведь тоже заняты, да и своих дел хватает… Но иногда, когда жизнь достанет, заходит на часок, чтобы вроде ни о чём поговорить, в чужом семейном тепле погреться, а потом уходит, только уже успокоенная.
Вот и сегодня на сердце мятежно, а этот сидит за рулём, прям как истукан, слова не скажет…
Лика догнала отца Алексея возле перекрёстка, в который раз за уходящий день рассказала о происшествии, и он вроде ничего особенно важного не сказал, но приободрил, успокоил.
Усевшись в машину, она, сама не зная зачем, сообщила даже не повернувшему голову Сергею:
– Поселковый священник. Очень хороший человек!
Он неожиданно ответил, ехидно констатировав:
– Священник ваш, что с хвостом, больше на стилягу-программиста похож, чем на адепта религиозного культа. И за локоток даму-благотворительницу совсем по-светски придерживает, нежно денежки вытрясти хочет…
«Ниссан» уже остановился во дворе перед воротами гаража, и Лика развернулась всем корпусом, зло уставившись в иронически прищуренные синие глаза.
– Откуда в вас столько злобы? Вы мужчин презираете, женщин ненавидите, даже священник, которого вы первый раз видите, вам уже чем-то не угодил!
Сергей отвернулся, изучая гуляющую по лобовому стеклу муху, а потом в своей ядовитой манере выдал:
– Я презираю мужчин, не умеющих сосредоточиться и выполнить простое поручение, а особенно ментов, которым на всё, кроме себя, наплевать! Не уважаю бездельников… А ваш поп один раз в неделю бабушкам-старушкам расскажет, что грешить нельзя, и всю неделю баклуши бьёт, не думает о том, что бабки не грешат не потому, что он запретил, а потому, что у них зубы все от старости выпали, им грешить нечем. Ну, и женщины… За что вас любить? В гремучей змее доброты и порядочности больше. Змея, пока ей на хвост не наступишь, не тронет, а вы ради развлечения покусать готовы!
Это бывает очень редко, но сейчас Лика разозлилась по-настоящему: «Самовлюблённый наглец, воображала, зазнайка!» – подстегнула она себя, а вслух очень спокойно сказала:
– Павел Терентьевич специалист высочайшего класса, добрый и умный, но возраст берёт своё. Может быть, вы тоже что-то забывать станете, если доживёте… Если своим ядом раньше не подавитесь! Отец Алексей в свободное от основной работы время церковь сам ремонтирует, а выделенные епархией деньги на ремонт для глухих сирот в детский дом отправляет, с трудными подростками лучше отдела по делам несовершеннолетних работает. Так что баклуши ему бить некогда, разве что вы его на соревнование вызовете! А женщины, – она сделала паузу, и Сергей вдруг повернулся. Ей показалось, будто они целую вечность сверлили друг друга глазами. – Женщины бывают разные: преданные и верные, надёжные и заботливые, умные и умеющие любить. Просто вы, наверное, пару по себе выбираете. Вот вам змеи и попадаются…
Сергей, кажется, растерялся, получив отпор от слабого пола, и Лика быстро покинула поле боя, пока противник не пришёл в себя, не перешёл в наступление. Она выскочила из машины, громко хлопнув дверкой. А позже, сидя с Марийкой на кухне, услышала размеренные шаги, спокойно попирающие ступеньки лестницы на второй этаж. Дальше хлопнула дверь – и воцарилась тишина. Медведь ушёл в свою берлогу… до утра.
ГЛАВА 6
Сестра уехала с друзьями в горы. Смешно! Никита-альпинист и Марийка-трусиха. Она всегда высоты боялась, а тут вдруг за два месяца скалолазкой стала.
По телевизору однообразные сериалы перемежаются повторяющимися новостями. Пират бездельником стал: раньше дом охранял, а сейчас совсем обленился. Интересно, как он узнал, что другой охранник есть? Ещё солнце не село, а пёс уже ушёл спать в свою будку.
Лика покопалась в саду, замёрзла, вошла в дом. Она увидела, что утренней почтой Сергей получил письмо, весь день был особенно задумчив, хмур, а потом и вовсе, поставив машину в гараж, куда-то ушёл.
Просмотрев новости, она улеглась в постель и уже засыпала, когда в соседней комнате что-то с грохотом упало, покатилось. После этого громко ударили в стену – зазвенело битое стекло. Шум продолжался и продолжался. За стеной рушилось, гремело, билось, и Лика, натянув на ночную рубаху халат, всё же направилась к вдруг ставшему буйному квартиранту. Она постучала и услышала невнятное бормотание. Приняв его за разрешение войти, отворила дверь и остановилась, открыв от удивления рот.
Сергей без рубахи и в одних шортах стоял возле полок, прихлёбывая водку прямо из зажатой в левой руке бутылки. Правой он брал с полки стенного шкафа книги, сувениры, посуду, что под руку попадётся и, размахнувшись, со всей силы, швырял в висящий на противоположной стене портрет красавицы в свадебном наряде. И ведь, несмотря на то, что был сильно пьян, ни разу не промахнулся, знаменуя каждое попадание целым потоком отборнейших непристойностей.
Шокированная происходящим безобразием, Лика закричала:
– Прекратите!
Он, пошатываясь, двинулся к двери и яростно прорычал:
– Пошла вон, сука! – дыхнул ей в лицо ещё не превратившимся в перегар алкоголем, и она, не выдержав оскорбления, наотмашь ударила его по щеке.
Сергей схватил её за плечо, как тогда, у колонны. Вдавливая в стену, другой рукой безжалостно вцепился в волосы, не давая отстраниться. Она успела отвести свободную руку, пытаясь ещё раз ударить, и неожиданно почувствовала, что задыхается, потому что в лёгкие проник уже не кислород, а вкус его губ, запах его тела. Лика хотела закричать, но его язык пробил оборону, раздирая непокорно сведённые губы, овладел её ртом. Она попыталась оттолкнуть, освободиться, но её руки, инстинктивно, бездумно согреваясь о горячую плоть, вцепились в мощные шары предплечий, впились ногтями, пытаясь удержать мужчину.
Телохранитель напрягся, но в следующую секунду, одним резким движением разрывая халат и кружевную рубашку, застонал, схватил, сжимая до боли, требуя покорности. И Лика сдалась, приняла не просто силу – силу желания.