Будь со мной нежным. Кира Фарди

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Гроза… гром… молнии… случайное столкновение на дороге…

   Встреча героев становится началом напряженных отношений, которые пугают и беспокоят обоих. Макар не понимает, почему постоянно ищет встречи с девушкой, а Ульяна не знает, как избавиться от навязчивого мажора.

   Ситуация осложняется еще сильнее, когда в их жизни вмешивается ленивый Ангел.

   Злая ли это шутка судьбы или нереальный шанс обрести счастье?

ГЛАВА 1

Жизнь прекрасна, и я в ней хозяин!

   Ровная, гладкая, как скорлупа яйца, трасса, убегает под колеса и исчезает где-то далеко сзади. А впереди, у горизонта, растет и наливается адом грозовая туча. Черные клубы мрака шевелятся, переплетаются языками, яркие молнии вспыхивают в глубине, раскаты грома взрываются, и эхо доносит их отголоски.

   Мой Бумер стремительно несется прямо в центр этого чудовища, кажется, еще чуть-чуть, и оно поглотит нас с головой, прожует и выплюнет, как навоз.

   — Эх! Банзай! — кричу я и выбрасываю вверх руку. — У-р-р-р-а!

   — Боже, Мак, как страшно! — попискивает на соседнем сиденье Алиса. — Эти твои кличи! Мороз по коже!

   Алиса — ведущая модель семейного бизнеса и по совместительству моя сексуальная подружка. Для рекламы ее выбрал отец из сотни кандидаток за удивительно пропорциональное лицо. С какого ракурса ни посмотреть, везде она выглядит красоткой. Вот только драгоценный родитель не учел, что тем, кому небеса дают потрясающую внешность, они забывают отмерить достаточно мозгов.

   — Не боись, прорвемся! — цежу сквозь зубы.

   Мы встречаемся всего месяц, а уже надоела до чертиков! Пора отправить восвояси, вот только как быть с рекламой? И с отцом, которому нравится, как Алиса выглядит в его нарядах.

   — Господи, спаси! — истово крестится подружка и вцепляется в ремень.

   — Не ной! На бога надейся, а сам не плошай. Слышала такую присказку? — делаю резкий вираж.

   — Отстань! — взвизгивает Алиса.

   Я не смотрю на нее, сосредотачиваюсь на дороге. Не только мы торопимся скрыться от надвигающейся непогоды, машины несутся, обгоняя друг друга, только успевай реагировать.

   Жутковато как-то!

   Заметив впереди высотки столицы, выдыхаю. Город плохо виден, прячется за серым маревом дождя. Скоро он придет и сюда.

   Ничего, еще чуть-чуть, и буду дома.

   Сияющей полосой проносятся мимо кусты и деревья, покрытые молодой зеленью, дорожный шансон ласкает слух, ноги отбивают ритм музыки — красота!

   Жизнь прекрасна, и я в ней хозяин.

   Эта мысль греет душу, побуждает давить на газ, желать скорости и только скорости.

   — Макар, ты хочешь нас убить? — стонет Алиса, когда я снова резко вписываюсь в поворот. — Опусти крышу! Сейчас дождь ливанет!

   — Ливанет! То же мне, грамотейка! Хлынет, польет, закапает, застучит, забарабанит, брызнет — куча литературных слов.

   — Без тебя знаю! — огрызается она. — Притормози!

   — Не лезь! — хохочу я. — Дыши кислородом. Может, мозгами работать начнешь, не только передним местом.

   — Хам! Урод!

   Алиса замахивается, но стукнуть не решается: знает, могу дать сдачи. Она надувает пухлые губы и отворачивается к окну.

   Ветер бьет в лицо, грудь просто распирает от свежего воздуха, радости и переполняющего меня счастья. И временная подружка на пассажирском сиденье точно не испортит мне настроение.

   — Стой! — пронзительный крик бьет по ушам, Алиса хватает меня за колено. — Полиция!

   — Дьявол! Откуда здесь?

   Не сразу вижу спрятавшийся на обочине кроссовер с бело-голубым раскрасом. С досады крякаю и снижаю скорость, может, не заметит.

   Увы!

   — Автомобиль двести двадцать два, остановитесь! — несется вслед крик, усиленный динамиками системы «Сапфир».

   — Что б тебе! — злюсь на Алису. — Не могла раньше сказать?

   — Прости, котик, я не заметила.

   В сердцах со всей дури давлю на тормоз. Мой Бумер немного заносит, тащит юзом. Когда он останавливается, я уже готов разорвать подругу и дэпэсника на части.

   — Не заметила она, — бурчу под нос, поглядывая то на небо, которое вот-вот разразится ливнем, то на приближающегося низкорослого и худощавого полицейского.

   Он останавливается рядом и прикладывает ладонь к фуражке, низко надвинутой на лоб. Лицо закрывает медицинская маска.

   — Лейтенант полиции Седых. Ваши документы.

   — Слушай, друг, — вытаскиваю из бардачка портмоне, — назови цену вопроса, и мы разойдемся, как в море корабли.

   — Ваши документы, гражданин.

   — Ну, не вредничай, — уговариваю нежно, не глядя на полицейского, и перебираю купюры. — Сейчас дождь будет, я не успею доехать до места. Сколько с меня?

   — Гражданин, ваши документы!

   Голос вдруг ломается, вибрирует, становится выше, я поднимаю голову: на меня в упор смотрят серые глаза, и кажется, стреляют серебристыми искрами. Присматриваюсь — баба.

   Какого лешего? Хмыкаю, вытаскиваю несколько пятитысячных купюр и протягиваю ей.

   — Это на печеньки и помаду.

   Но девица в бесформенной одежде резко отдергивает руки, деньги падают на асфальт.

   — Подкуп должностного лица? — тихо цедит она сквозь зубы.

   — Ты спятила? — через мое плечо высовывается Алиса. — Бери бабки и вали отсюда.

   — Гражданин, выйдите из машины.

   — А если не выйду? — ситуация начинает меня забавлять. Я таких упоротых через одно колено имею. — Наручники наденешь?

   Девушка подносит ко рту рацию.

   — Миша, давай сюда. Живо! Водитель оказывает сопротивление.

   Быстро оглядываюсь: из полицейской машины вываливается здоровенный мужик. Т-а-а-а-к, ситуация перестает быть томной. «Надо тебе это, Мак?» — нашептывает внутренний голос.

   Точно, не надо.

   — Ладно, ладно, держи, — протягиваю девице права. — Я пошутил.

   Но эта упертая стерва дергает на себя дверь Бумера, давая понять, что на мою проснувшуюся покладистость ей насрать.

   — Выходите!

   — Вот заладила!

   Я отстегиваю ремень, но не успеваю нажать на ручку, как девица открывает дверь. Теряю равновесие и чуть не вываливаюсь на асфальт. Громкий удар грома заглушает маты, вырвавшиеся изо рта.

   Девица хватает меня за руку, резко разворачивает и брякает лицом о капот. И тут — новый трескучий раскат грома, мощный удар электрическим разрядом, и дружный крик трех глоток. На миг я теряю ориентацию, а когда встряхиваюсь, вижу распахнутый в визге рот Алисы и ее выпученные глаза.

   — Стойте смирно! — рявкает девица, словно ничего не случилось, и больно выворачивает мне руки. — Миша, проверь документы этого субчика.

   — Богатенький буратинка, — ворчит подбежавший гигант Миша. — Ишь, деньжатами разбрасывается.

   Он наклоняется, собирает купюры, которые порыв ветер раскидывает по обочине.

   — Я вас привлеку! — воплю я что есть силы. — Не имеете права!

   — Ух, ты! — получаю от наглой девицы подзатыльник. — Мажорчик о правах заговорил, — теперь тычок в бок.

   — Ты, сучка!

   — А это тебе за сучку, — удар под колени, и я тихо сползаю на дорогу.

   Первые капли дождя падают на затылок и скатываются к шее, и через секунду ливень накрывает нас сплошной стеной.

   — Н-е-е-е-т! Господи, спаси! — пищит Алиса.

   И тут я замечаю, что она ведет себя странно. Закрыла рот ладонями, вращает глазами и воет на одной ноте.

   — Пусти, — дергаюсь из рук девушки-полицейской. — Смотри, с моей подругой что-то не так.

   — Поговори мне!

   — Серьезно. Отпусти.

   Захват слабеет. Я выпрямляюсь и тяну руку к Алисе, но она отшатывается к противоположной двери и взвизгивает:

   — Не трогай меня!

   Вдруг она дергает ручку, выскакивает с другой стороны Бумера и бежит к встречной полосе, не обращая внимания на несущиеся автомобили.

   — Стой! Ты куда?

   Но Алиса уже мелькает на середине дороги, шарахаясь от машин и крича на одной ноте, будто у нее пластинку заело.

   — Вот дура-баба!

   Гигант Миша бросается за ней.

ГЛАВА 2

Странная Алиса

   Что тут начинается!

   Клаксоны гудят на разные голоса, я реву, срывая глотку:

   — Суки! Вы что с моей подругой сделали?

   Перепуганная лейтенант Седых не знает, куда податься: она то отпускает меня и бросается к трассе, то вспоминает об обязанностях и хватает запястья снова. А сверху льются потоки воды и закрывают видимость сплошной стеной: небо явно потешается над убогими людишками.

   Армагеддон, не иначе.

   Наконец Миша настигает модельку и буквально выхватывает ее из-под колес серебристой Мазды. Он трясет жезлом, останавливая машины, сует Алису под мышку, как тряпичную куклу без веса и тела, и тащит ее обратно.

   Теперь полицейским не до меня. Пока они сражаются с бьющейся в истерике подружкой, я поднимаю крышу. Правда, уже поздно: весь салон залит водой, нет ни одного сухого пятна. Да и мы все похожи на бродячих собак, мокрые, грязные и злые.

   Полицейские запихивают нас с Алисой в свой кроссовер. Мой бедный Бумер тоскливо мигает габаритами на обочине.

   — Вызови эвакуатор, — приказывает Мише девица, и тот послушно вытаскивает телефон.

   — Вы за это ответите, — стиснув зубы, бросаю я.

   На большее пока не способен: губы трясутся от холода, с волос капает вода, одежда прилипла к телу, а в мокасинах хлюпает жижа. Состояние сейчас не располагает к серьезному разговору, с мелкой командиршей потом разберусь.

   — И вы тоже, — парирует наглая девица и смотрит в зеркало на меня.

   Медицинская маска исчезла. Мокрое лицо лоснится от влаги. Девушка вытаскивает салфетки и жестко протирает его. Сразу видно, что не пользуется косметикой, да и на уход за внешностью ей наплевать.

   — Деревенщина, — бормочу себе под нос.

   — Поговори мне там! — рявкает Миша. — Лучше за соседкой следи. Припадочная она, что ли?

   Алиса уже не кричит, но все ее тело сотрясает крупная дрожь. Подружка похожа на перепуганного зверька: прижалась к противоположной от меня дверце, настороженно смотрит на всех, а в глазах плещется настоящее безумие. И что ее так напугало?

   — Сзади есть плед, — говорит лейтенант и заводит мотор. — Укройте ее, она замерзла.

   Я нашариваю одеяло, протягиваю Ларисе, но она отшатывается. Ее голова с глухим стуком ударяется о дверку машины. Теперь и полицейские понимают: что-то не так.

   — Алиса, посмотри на меня, — уговариваю ее. — Что случилось?

   — Не прикасайся! — вскрикивает она и дергает ручку двери.

   — Э, подруга, так не годится, — Миша выгибается и сжимает ее пальцы. — Чего ты испугалась? Рассказывай. Мы тебя защитим.

   — Нет! Вы монстры.

   Так ничего от нее не добившись, мы приезжаем в отделение полиции. Разбирательство занимает немного времени. Я дышу в прибор, даю показания, подписываю бумаги на штраф. Алиса, нахохлившись, сидит на диване, шарахается от каждого, кто к ней приближается, и настороженно следит за мной взглядом.

   Пока копы суетятся, приезжает Леонид Михайлович, адвокат нашей фирмы. Он улаживает формальности, и меня наконец отпускают.

   — Вы свободны, — говорит лейтенант Седых, уставившись в экран монитора. — Машину заберете на штраф-стоянке.

   — А кто за это безобразие ответит? — спрашиваю, чеканя каждое слово.

   — Вы сами виноваты, — теперь девица пристально смотрит на меня, и от этого взгляда хочется поежиться. — Нужно было просто подать документы и не устраивать представление зажравшегося мажора.

   — Я устраивал? Ну, ты и стерва! Видишь, — показываю пальцем на Алису, —что ваши действия с ней сделали. Сейчас я повезу ее к врачу, и если тот поставит ПТСР (посттравматическое расстройство), вы до копейки заплатите за ее лечение.

   — Извините, — наконец лейтенант Седых смущается. — Мы уже пригласили врача.

   Действительно, в комнату заглядывает человек в медицинской форме. Девушка-полицейская сжимает мышку так, что белеют костяшки пальцев.

   «Ага! — злорадствую про себя. —Пора с тебя, красавица, сбить спесь!»

   — Доктор, — бросаюсь к нему. — С моей подругой что-то происходит.

   Медики уводят Алису, но ни меня, ни полицейских с собой не берут. Я покупаю стаканчик кофе в автомате и согреваю о него пальцы. Сейчас они холодные, как лед, и даже плохо сгибаются. Одежда подсыхает, мелкая дрожь, сотрясающая тело, пропадает.

   — Макар Павлович, мне нужно позвонить, — адвокат трясет телефоном и уходит в коридор.

   Я сажусь в углу дивана и молча прихлебываю кофе. От нечего делать разглядываю своего врага.

   Лейтенант Седых сняла куртку и фуражку полицейского. Мокрые волосы гладко причесала и убрала со лба. Теперь я вижу перед собой хорошенькую девушку. У нее большие и выразительные глаза, аккуратный носик и губы красивой формы. Если бы не сердитое выражение лица, можно было бы назвать ее очень привлекательной.

   Дверь распахивается, Седых вскакивает, я давлюсь кофе. Теперь вижу, что и фигурка у лейтенанта просто отпад! Влажная форменная рубашка облегает грудь, которая наливными яблочками смотрит прямо на меня. Или я на нее? Черт, это не важно! Зато ладони чешутся от желания проверить полноту аппетитных полушарий.

   Ставлю стаканчик с кофе на диван и вытираю вспотевшие пальцы, начисто забываю, почему оказался в полицейском участке.

   — Ну, что там?

   Окрик лейтенанта приводит меня в чувство, на пороге показываются врачи без Алисы.

   Мы все бросаемся к ним.

   — Молодой человек, — обращается ко мне полноватый доктор. — Как часто бывает замутненное сознание у вашей подруги.

   Он снимает очки, протирает их салфеткой, вытащенной из кармана, а я стою, словно прихлопнутый пыльным мешком из-за угла, и ничего не понимаю.

   — Сознание какое?

   — Замутненное. Короче, часто она бред несет? Может, наркотиками балуется?

   — О чем вы?

   — Наркотики? — тут же настораживается Седых. — Вы взяли у девушки анализ мочи?

   — Не мели чушь! — рявкаю на нее.

   Нахмуриваюсь, вспоминая. Алиса, конечно, еще та истеричка, но не сумасшедшая и не наркоманка. Обычная избалованная родителями принцесса.

   — Анализ взяли. Уж очень странные вещи она говорит. Похожие на галлюцинации.

   — Какие? — хором выдыхаем мы.

   Теперь мы стоим рядом, боясь пропустить хотя бы слово. Девушка-полицейский почти касается моего плеча, хорошо вижу ее макушку.

   «Совсем кнопка», — жаром обдает сознание. Не понимаю, что со мной происходит. В душе полный раздрай, в мыслях тоже. Отодвигаюсь и вдыхаю полной грудью, словно мне кислорода не хватает. Ни одна девица не вызывала в моем теле такую реакцию.

   — Девушка говорит, что своими глазами видела, как вы, — доктор показывает на меня, — и вы, — теперь палец упирается в лейтенанта Седых, — поменялись телами.

   — Что за бред? — хором рявкаем мы.

   — Точно, спятила, — качает головой Миша. — По ней психушка плачет.

   — Погодите, — останавливаю всех, пытаясь разобраться потоком информации. — Поясните, что Алиса имела в виду.

   — Когда девушка-полицейский скрутила вам руки и бросила на капот, ударил гром и сверкнула молния. И в этот момент вы поменялись местами. Это продолжалось секунду, не больше, до следующей вспышки, но так потрясло вашу подругу, что она до сих пор в ступоре.

   — Не, ерунда какая! — смеюсь я. — Игра воображения. Гром, молния, полиция… И потом, — поворачиваюсь к Михаилу. — Он тоже был там и ничего не видел.

   — Точно, — гигант трясет головой. — Я как раз в этот момент подошел.

   — Может, и так. Придется забрать девушку с собой.

   — В психушку?

   — Зачем же так грубо? Отвезем к специалистам, они понаблюдают.

   — Я с вами.

   Я бросаюсь следом за медиками. В машине скорой Алиса приходит в себя. Она оглядывается, морщит носик, на глазах показываются слезы.

   — Котик, где мы? — она тянет ко мне руки.

ГЛАВА 3

Что-то сегодня жарко

   Поведение Алисы такое непредсказуемое, что я отшатываюсь. С одной стороны, здорово, что она очнулась, а с другой, — возникает еще больше вопросов. Может, она притворялась, чтобы копы оставили нас в покое, и заигралась немного?

   — Черт! Ну, ты и напугала меня! — обнимаю ее.

   От облегчения хочется смеяться. Возня с временной подружкой, пусть даже и лицом рекламной кампании семейного бренда, не входила в мои планы.

   — Разрешите…

   Парамедик оттесняет меня и осматривает Алису. На все вопросы она отвечает адекватно, словно только что не несла голимый бред. Я договариваюсь с врачом, и вместо стационара скорая привозит нас ко мне домой.

   — Котик, можно я останусь у тебя? — ластится подружка, чувствуя вину за причиненные неудобства.

   — А ты снова с катушек не слетишь?

   — Зачем ты так? — обижается она. — Я и вправду это видела. Очень четко и ясно. Девка бросила тебя на капот, а потом вдруг сама там лежит с вывернутыми руками. Я моргнула, а это уже снова ты. Любой от такой картины спятит.

   — Ладно, проехали.

   Пока я разговариваю с адвокатом, Алиса плещется в ванной. Я слышу, как она напевает попсовый мотивчик, и поражаюсь метаморфозе: только что пугалась каждого шороха, а теперь словно другой человек.

   — Макар Павлович, — говорит адвокат, — завтра вам нужно еще раз наведаться в полицейский участок.

   — Зачем? — морщусь, будто от зубной боли. — Нет никакого желания.

   — Подпишите парочку бумаг, и все.

   Отключаюсь и наблюдаю за Алисой. Она выходит, завернутая в полотенце, свеженькая и розовая, как молодой поросеночек, так и хочется ущипнуть за щеку… или пониже. Внутри начинает просыпаться желание. Черт с ним, с грозовым приключением, всякое в жизни случается, хороший секс снимет напряжение, и Алиса для этой цели как раз пригодится.

   Я вздыхаю и тороплюсь в душ, мечтаю смыть с себя грязь и неприятности сегодняшнего дня. Но все равно нет-нет, да и поглядываю вниз, на своего приятеля, без которого не представляю жизни. Он на месте, лоснится чистотой и, кажется, даже улыбается мне. Облегченно смеюсь.

   Когда выхожу из ванной, Алиса лежит на кровати, лишь прикрыв бедра простыней.

   — Котик, ты долго. Иди ко мне, — она просовывает пальчик под резинку боксеров и тянет ее на себя. — У тебя там все в порядке?

   Вопрос встряхивает мозги. Я шлепаю подружку по руке.

   — Не лезь. Не нравится, свободна. Вызвать такси?

   — Не сердись, иди ко мне. Я же пошутила.

   — Такие шутки моего дружка не поднимут. И вообще, как ты можешь сомневаться?

   Я киплю праведным гневом и падаю на кровать подальше от Ларисы. Но она тут же подкатывается к боку, обнимает меня, а шаловливые пальчики бегут по телу к моему паху, вызывая дрожь и желание.

   Больше не ломаюсь, опрокидываю Алису на спину, резко раздвигаю ее бедра и одним движением проникаю в горячее лоно. Подружка выгибается навстречу и со стоном просит:

   — Еще, котик. Еще… вот так, еще.

   — Будет тебе еще!

   Я яростно вгрызаюсь в податливое тело. Оно как глина в моих руках, как ни поверну, так и подстраивается. Закрываю глаза, а в памяти всплывает картинка: лейтенант Седых в обтянутой форменной рубашке.

   Кладу ладони на грудь своей модельки. Полушария третьего размера не помещаются в руках, все норовят выскользнуть, сжимаю в ярости соски, не на те ощущения рассчитывал.

   — Ой, больно же! — взвизгивает Алиса и изгибается длинным телом.

   — Ничего, потерпишь! — шиплю ей в шею и теперь завожусь по-настоящему.

   Бурный секс заставляет забыть о проблемах и случившемся на дороге, сплю, как младенец, без сновидений и кошмаров.

   Но утром мысль о том, что мы с Седых поменялись телами, возвращается и приводит с собой парочку приятельниц.

   » У Алисы точно глюки», — нашептывает в правое ухо одна. — Надо рассказать отцу».

   «А вдруг это правда?» — лезет с левой стороны вторая.

   «Ерунда! Фантастика! Люди телами не меняются. Проверь модельку на наркотики», — убеждает третья.

   «Надо этот момент уточнить», — решаю я.

   Мгновенно одеваюсь, вытаскиваю из кухни Алису, которая зависла над кофемашиной, и толкаю ее к выходу.

   — Ну, котик, я хочу кофе, — капризно дует губы она.

   — Некогда. Попьешь дома.

   — Я на съемку тороплюсь.

   — Тогда купишь в торгушнике. Давай, давай, вперед!

   Буквально силой затаскиваю подружку в машину, отвожу ее к торговому центру и высаживаю у входа. Все, от одной головной боли избавился, пора разобраться со второй.

   Ситуация на дороге немного выбивает меня из себя. Я, конечно, понимаю, что девушка-полицейский вызывает у многих водителей только смех, но все же. Эта оказалась въедливой и гадкой стервой.

   — Б-р-р-р!

   Передергиваюсь от отвращения. Ехать в полицейский участок совершенно не хочу, а уж видеть эту гадину тем более, но адвокат сказал надо, значит, надо.

   Выруливаю на стоянку перед зданием районного отделения. Несколько минут сижу, собираюсь с мыслями, наблюдаю за суетой. Куда-то торопятся рядовые оперативники, неспешно шагают следователи и адвокаты в костюмах и с портфелями в руках, из соседней машины вытаскивают нарушителя в наручниках.

   — Ненавижу! — орет во все горло лохматый мужик и упирается пятками в асфальт.

   Полицейские с ним не церемонятся: один бьет под колени, другой встряхивает. Мужик замолкает на полуноте.

   Выбираюсь из авто и иду к входу в участок. В большом холле, где мы вчера сидели, по-прежнему шумно. Нахожу лейтенанта Седых. Она сидит в угловом закутке и стучит по клавиатуре, не замечает меня. Подбираюсь к ней на цыпочках и заглядываю со стороны в монитор.

   — Приветики.

   Девушка вздрагивает, отшатывается к спинке кресла: слишком близко наши лица.

   — Ч-чем могу помочь? — заикается она и добавляет: — Господин.

   — Я смотрю, тебя еще не уволили?

   — А должны были?

   — Ну, превышение служебных обязанностей, доведение до состояния нестояния пассажира и т. д.

   — Не придумывайте! — она встряхивается и огрызается на атаку. — Все было в рамках закона. Есть свидетели и видеоролики. Еще проверить надо, чем наширялась ваша подруга, раз бред нести начала.

   — Наширялась? — притворно вздыхаю. — И почему все говорят на сленге? Уровень культуры нашей полиции ниже плинтуса.

   — Блин! — вижу, девушка начинает заводиться. — Нежная фиалка какая!

   — Зато ты грубиянка.

   Седых встает, опираясь на стол руками. В карих глазах загорается пламя, того и гляди полыхнет в меня.

   — Зачем вы пришли?

   — Вызывали же. Какие доки надо подписать?

   — Никакие. Ваш адвокат уже все сделал. Как чувствует себя ваша подруга?

   — А как сама думаешь?

   — Слушайте, — лейтенант делает паузу, потом поправляется, — слушай, иди тогда отсюда, не мешай работать.

   — Ха! — ситуация меня развлекает. Горячая девчонка чертовски заводит, хочется ее подразнить немного. — А кто мне оплатит моральный и материальный ущерб?

   — Какой еще ущерб? Ты отказался подчиняться, вот и получил привод.

   — Содержание машины на штраф-стоянке, больничные счета моей девушки.

   Седых вскакивает, ее щеки полыхают пожаром, хорошенькие губы кривятся, словно она вот-вот заплачет, но глаза мечут молнии. Мы стоим по разные стороны стола, а кажется, будто упираемся носами друг в друга.

   — Нет, посмотрите на него! — всплескивает руками лейтенант и оглядывается.

   Я тоже осматриваюсь и тут замечаю, что в помещении мы остались одни. Все полицейские куда-то разбежались по своим делам. Раскаленная атмосфера такая густая, что с трудом делаю вдох.

   — Некому смотреть.

   — Слушай, мажор, ты чего ко мне пристал? Втюрился, что ли?

   — Спятила?

   Я даже давлюсь слюной от неожиданности. Совсем сдурела девка! На таких голодранок, как она, смотрю, как на мусор под ногами. Вернее, вообще не смотрю.

   — По твоему поведению напрашивается такой вывод, — усмехается эта нахалка, так бы и придушил стерву. — Но у тебя нет шансов.

   — Что же делать, такая тетка не в моем вкусе.

   — Тетка? — серые глаза становятся по блюдцу. Луч света падает на радужку и отражается серебристым оттенком. Красиво, черт возьми, но… — Тридцатилетние дядьки тоже идут мимо. И кстати, я не тетка.

   — Я тоже не дядька.

   Девица ехидно прищуривается и начинает перебирать папки на столе.

   — Поздравляю! У нас столько общего! — она поворачивается ко мне. — И вообще, почему хамишь человеку при исполнении обязанностей?

   Я приближаюсь и делаю вид, что внимательно разглядываю ее лицо. Взгляд лейтенанта мечется по сторонам, она хотя и держит марку, но незаметно отодвигается.

   — А ты довольна милая.

   — Я же говорю, втюрился.

   — О, покраснела, — я довольно улыбаюсь. — Может, это я тебе нравлюсь?

   — Просто здесь жарко.

   Девушка хватает папку и начинает ею обмахиваться, второй рукой расстегивая форменный китель.

   — Да, поставьте же себе кондиционер! А то от жары люди начинают краснеть, — развлекаюсь я.

   — Гражданин! — голос Седых вибрирует на высокой ноте. — Вы свободны, идите своей дорогой.

   — Чао, крошка! Завтра снова зайду.

   Я машу лейтенанту и пулей вылетаю из отделения. А ничего, прикольная деваха. Настроение неожиданно поднимается.

ГЛАВА 4

Все мужики - козлы!

   Приключение на дороге все не шло из головы. Мажор со своими понтами, его девушка с прибабахом на всю голову, адвокат, которые прислал в участок иск о превышении служебных обязанностей — все было против меня, словно защита Ангела-Хранителя внезапно разлетелась вдребезги.

   — Эй, ты! — шепчу себе под нос и оглядываюсь: никто не услышал. — Забыл обо мне?

   Смотрю на фарфоровую фигурку с крылышками, которая стоит на столе, осторожно тру их. Ее мне подарила бабушка, когда я устроилась на работу в отделение.

   — Зачем мне это? — рассердилась я. — Засмеют же!

   — А ты никого не слушай, Ульяша, — напутствовала бабуля. — Поставь ангелочка на стол и, когда плохо будет, потри его крылышки. Сразу почувствуешь себя лучше. Он невидимый сидит у нас на правом плече и помогает.

   — Скажешь тоже! Как может помочь статуэтка из глины?

   — Не ворчи, прислушайся.

   Я намеренно забыла фигурку дома, а когда пришла на работу, обнаружила ее в сумке. И так несколько раз выкладывала и столько же раз находила. Наконец решилась: поставила ее на стол рядом с ноутбуком. Мужчины покосились, прошлись по ангелу шутками и забыли.

   Сейчас бабуля тяжело больна. Перевожу взгляд на семейное фото в рамке и вздыхаю. На снимке она сидит в кресле, а мама, папа, я и брат стоим за ее спиной. Все нарядные и веселые, фотографировались в кафе, где отмечали семидесятипятилетний юбилей бабули. Даже не верится, что прошел всего год, и счастье ушло из нашего дома.

   Сейчас родители переехали в деревенский дом, чтобы присмотреть за хозяйством, братец Венька устроился аниматором в отель на море на все лето. Мы с Сэми, нашим песиком-корги, остались одни в пустой квартире.

   Дверь открывается, и в отделение вваливается мой напарник Мишка. Сразу кажется, будто туча закрыла солнце, так в комнате стало темно и мрачно. Он только что привез очередного нарушителя, толкнул его на стул передо мной.

   — Уля, зачем мажор приходил?

   — А ты откуда знаешь?

   Я открываю файл, готовлюсь вести допрос. Нарушитель, дядька с уставшим лицом и красными глазами, сидит, насупившись, и тяжело дышит.

   — Все знают, — пожимает огромными плечами Мишка, — по рации инфа проскочила.

   — Даже так?

   — Не парься! За тебя переживаем, — смеется он. — Единственная женщина в команде. Так, что этому хлыщу надо было?

   Ловлю на себе внимательный взгляд напарника и невольно сутулюсь, чтобы спрятать торчащую грудь. Еще и жара проклятая достала, чувствую, как пот течет по шее и спускается в ложбинку, а вытереться не могу: не раз замечала, как мужики на меня смотрят. У вещевиков даже просила рубашку на размер больше, не нашлось.

   — Да, кто его знает, — отвечаю уклончиво. — Я не ожидала, что он будет таким прилипчивым.

   Сосредотачиваюсь на работе, стараюсь не отвлекаться. День проходит быстро, но невольно вздрагиваю от каждого скрипа двери, так и кажется, что невыносимый мажор опять появится на пороге со своими безумными предположениями.

   Как только стрелка приближается к пяти часам, хватаю сумку и тороплюсь к выходу. Мечтаю добраться до душа и наконец расслабиться в прохладе квартиры.

   — Ульяна, — останавливает меня голос секретарши. — Загляни к шефу, вызывает.

   — Ни пуха!

   Коллеги сочувственно смотрят на меня. Мишка показывает кулак поддержки, мол, мы с тобой! Но мне от этого не легче, начальник у нас – суровый дядька. Открываю дверь в его кабинет и встаю навытяжку.

   — Лейтенант Седых прибыла по вашему приказанию!

   — Расслабься, — машет он рукой, трясет бумажками, я сдуваюсь. — Уля, что с иском делать будешь?

   — Разберусь как-нибудь.

   — Меня не устраивает «как-нибудь»! Адвокат требует тебя наказать.

   — Так, накажите, — вылетает у меня, и тут же сжимаю губы: вот дура, еще беду накликаю.

   — Штраф заплатишь?

   — А много там?

   — Прилично. Три твоих оклада.

   — Твою ж мать! — скриплю зубами. — Егор Васильевич! Этот мудак сам виноват!

   — Но-но! Без грубости!

   — Извините, — заливаюсь краской. Нет, мат и ругательства в нашей среде — норма жизни, но при начальнике все стараемся держать себя в узде. — Мажор нарушил ПДД, а я штраф плати? Где я такие деньги возьму?

   Шеф отводит взгляд. Еще бы! У него повышение на носу, а тут жалоба на сотрудника, все идеальные показатели летят к черту.

   — Ну, ты не шуми, Седых, не шуми, — усмехается он. — Пойди, поговори с парнем, авось и решишь проблему мирным путем. Иск же досудебный, еще можно откат сделать.

   Вылетаю из кабинета, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. Все мужики — козлы! Им лишь бы свой зад прикрыть, а какой ценой, не важно!

   — Тебя подвезти? — вскакивает Мишка.

   На его лице написана тревога.

   — Нет! Я на метро!

   Вскрикиваю немного истерично, но не хочу, чтобы он ко мне приближался: чувствую себя некомфортно от жары и злости, которая, сочится из всех пор и воняет. Малейший толчок или слово и сорвусь.

   Вылетаю за дверь и бегу к станции, на ходу обмахиваясь ладошкой.

   — Козлы! Козлы! — ругаюсь вслух. — Все мужики — уроды! Вот бы побывали в нашей шкуре! Узнали бы тогда, как тяжело маленькой женщине выживать в их мире.

   Сворачиваю в проулок, чтобы срезать дорогу до метро, уже вижу выход, и тут из-за угла выныривает машина. Мы едва не сталкиваемся. Я столбенею, водитель тормозит. Авто разворачивается и делает полный круг, чуть не задевая меня бампером. Солнце бьет в глаза, ничего не вижу, мелькают блестящие бока машины, кричат свидетели, визжат колеса.

   Наконец кружение останавливается, опускается стекло.

   — Ты идиотка, спятила! — орет благим матом водитель. — Куда лезешь?

   — Я… простите… я…

   Водитель распахивает дверь и вываливается на мостовую. Я замираю: передо мной стоит мажор с перекошенным лицом, а с его лба стекает тоненькая струйка крови.

   Это конец!

   Возле нас мигом собирается толпа.

   — О боже! — кричит кто-то.

   — Достали эти богатенькие буратинки! — вопит бабка с кошелкой. — Люди для них — мусор.

   — Да-да…

   Я медленно прихожу в себя. Сердце бешено колотится от пережитого страха, даже дышать больно. Наклоняюсь, чтобы поднять выпавшую из рук сумку. Меня ведет в сторону, хорошо, что в узком проулке дома рядом, опираюсь на шершавую стену, втягиваю ноздрями воздух.

   «Что со мной?» — недоумеваю. Никогда раньше не было такой реакции на страх, причем чувствую, что испугалась не за себя, а за водителя.

   С чего бы? Это он защищен машиной, а не я.

   — Блин! Что за невезуха! Опять ты? — рявкает мажор, трогает лоб, смотрит на пальцы. — Твою ж дивизию! Видишь, что ты наделала.

   — Я? — захлебываюсь слюной от возмущения. — Это ты едешь, мечтаешь! Я иду себе спокойно, а ты из-за угла…

   — Спокойно? Да, ты по центру дороги шлепала!

   — Я…

   В толпе со скоростью ветра меняется настроение.

   — Девка точно спятила, — качает головой бабка.

   — Молодежь! Не чувствует опасности, — говорит прохожий, сплевывает и идет дальше

   — Точно, из-за таких, как она, и случаются аварии, — поддерживает его дама, которая держит на поводке собачонку. — Правда, Пусик?

   — Тяф, тяф! — звонко соглашается Пусик с хозяйкой.

   — Да я… никого же не было…

   Так и хочется самой залаять на зевак и послать их подальше, но захлопываю рот. Лучше мне промолчать, и правда, сама нарушила правила.

   Мажор опять таращится на свои окровавленные пальцы, трясет головой, потом вытаскивает из кармана телефон. Я бочком, вдоль стены дома, протискиваюсь мимо его машины.

   Несколько шагов в горку, потом за угол, и — свобода!

   Облом!

   Гад хватает меня за локоть.

   — Стой! Куда намылилась? Новый иск подавать придется.

   — Ой! — вскрикиваю нарочно. — Господин, вы что-то обронили?

   — Где?

   Он оглядывается, но мой локоть не отпускает. Показываю двумя пальцами на него:

   — Глазки обронили, — и тут долго сдерживаемая злость прорывает плотину. — В следующий раз смотри, куда прешь, чмо!

   Резко выдергиваю руку и, гордо задрав подбородок, шагаю по тротуару. Спиной чувствую буравящий взгляд и молюсь, чтобы быстрее скрыться. Свернуть не успеваю.

   — Хамка! — несется вслед.

   — Сам такой! — не сдаюсь я.

   — Эй! — кричит он, оборачиваюсь, вижу протянутую руку. — У тебя упало.

   Черт! Обшариваю карманы, заглядываю в сумку — все на месте.

   — Это не мое.

   — И не мое.

   — И что же?

   — Сама посмотри!

   — Хорош прикалываться!

   Делаю шаг, но застываю с поднятой ногой, секунду раздумываю. С одной стороны, этот чепушила мог взять на понт, а с другой… Еще раз оглядываю себя, ключи, бейджик, сумка — все на месте. Может, деньги уронила? Или карточку? Издалека не видно, что этот мудачина держит в кулаке.

   — Потом пожалеешь!

   — Умник нашелся, — ворчу, но сворачиваю за угол. — Думаешь, я поведусь? Не на ту напал.

   — Правда, пожалеешь.

   Останавливаюсь: вот достал! Но сомнения уже гложут душу. А вдруг что-то важное обронила?

   Выглядываю: он стоит на месте с протянутой рукой, словно точно знает, что любопытство во мне победит чувство опасности.

   — Мне неинтересно.

   — Хорошо! — уже кричит он. — Я себе оставлю!

   — Вот придурок!

   — Ну все, пока! Я в больничку.

   Разворачиваюсь и бегу под горку. Мажор открывает дверь, садится в машину, трогается с места. Я догоняю ее, хлопаю по бамперу.

   — Эй, стой! Что там? Покажи.

   Он протягивает в окно кулак, я подставляю руку. И тут он раскрывает пальцы — пусто. Я смотрю ошарашенно на него, на свою ладонь, и новая волна злости захлестывает сознание.

   — Вот козел! — срывается с губ.

   — Ха-ха! — смеется он и заводит мотор. — Как я тебя?

   — Ты за это ответишь! — шиплю в ответ.

   — А ты за это, — он показывает на разбитый лоб. — Еще и за лечение заплатить придется.

   — Нет! Нет!

   И тут мою голову охватывает такая боль, что невольно вырывается стон. Кажется, что лоб разрезали на несколько частей, и теперь эта рана саднит и горит невозможно.

   — Э-э-э, что с тобой?

   Мажор выскакивает из машины.

   — Не знаю, больно.

   — Где?

   — Здесь.

   Показываю пальцем на место сосредоточения боли, и тут только соображаю: это та же точка, что и у него.

   — Покажи! — он отодвигает челку с моего лба. — Ничего нет. Ты разыгрываешь меня? Это мне нужна помощь!

   — Обойдешься, — стиснув зубы, цежу я.

   — Ну, что ж, я думал, не понадобится иска, но теперь…

   — Я помогу. Давай аптечку.

   — Садись в машину, здесь нельзя долго стоять.

   Оглядываюсь: действительно, в узком проулке его джип перекрыл всю дорогу. Это счастье, что никому она не понадобилась.

   Мы выезжаем на трассу, мимо несется поток машин. Мажор обгоняет одну, другую, джип качает из стороны в сторону.

   — Эй, тише едешь, дальше будешь, — хватаюсь за ремень безопасности я.

   — Ничего не вижу, кровь, — отвечает он.

   Действительно, ранка, уже немного подсохшая, начала сочиться опять. Красные капли растекаются по лицу, капают на футболку, а я чувствую неловкость.

   — Где у тебя салфетки?

   — В подлокотнике посмотри.

   Смотрю, и чувствую, как щеки заливает краска. Совсем рядом со мной сидит красивый мужик. Его руки, перевитые венами, уверенно лежат на руле. На крепком накачанном бицепсе ровный загар, таким же загаром покрыта шея. Перевожу взгляд чуть выше — модная бородка, усы, стильная стрижка, нет ничего, чтобы вызывало отторжение. Внешне приятный человек, вполне мог бы мне понравиться, как мужчина.

   Вот только характер дерьмовый.

   Встряхиваю головой, морщусь от боли, но вытаскиваю салфетки и осторожно прикладываю одну ко лбу мажора. Теперь чувствую сильное жжение. Ничего не понимаю: ранен мажор, а я страдаю, словно его травму на себя взяла.

   — Еще чуть выше, — руководит процессом он, не отвлекаясь от дороги.

   — Может, остановишься где-то? — обмахиваюсь салфеткой, жжение такое, будто йодом себя намазала, а мажору все фиолетово. — Так опять в аварию попадем.

   — Думаешь?

   — Уверена.

   Мажор сворачивает к обочине и паркуется, я напряженно жду. Наконец он поворачивается и в упор смотрит на меня глазами чистого стального цвета. В глубине зрачков мелькают смешинки.

   — Я готов.

   Зато я не готова. Совсем. В салоне воздух становится густым и тяжелым. Мой пульс зашкаливает, а горло стягивает сухость. Протягиваю руку к его лбу и чувствую, как дрожат пальцы.

   — Что, нравлюсь? — усмехается он.

   — Да, пошел ты!

   Швыряю в него салфетку и выскакиваю из машины.

ГЛАВА 5

Ненавижу попсу!

   — Вот зараза! — хмыкаю я и провожаю глазами лейтенанта Седых.

   Она гордо шагает по тротуару, не оглядывается, но ее напряженная спина выражает презрение и недовольство. Прислушиваюсь к себе: злости нет, но чувство неудовлетворенности сидит глубоко внутри. Неужели из-за расставания с упрямой девчонкой?

   «Да ну, ерунда! — качаю головой и завожу мотор. — Такие, как эта, меня совершенно не привлекают». Остается только дивиться судьбе, которая раз за разом нас сталкивает на дороге.

   Телефон звонит как раз вовремя. Смотрю на дисплей и морщусь: Алиса. Намеренно не беру трубку, но назойливая подруга не успокаивается.

   — Да? Что ты хотела? Я занят? — недовольно рявкаю на нее.

   — Котик, а чем ты занят?

   — Работаю.

   — Правда? Где?

   — У себя в кабинете.

   — Но… я сейчас в приемной. Секретарша сказала, что ты на сегодня закончил.

   Вот засада!

   Со злости чуть сильнее, чем следовало бы нажимаю на педаль газа. Машина дергается вперед, соседняя красная Нива визжит тормозами, а следом и ее хозяин разряжается матом, опустив стекло.

   — Да пошел ты! — показываю мужику средний палец и газую.

   — Котик, это ты мне? — в голосе Алисы появляются плаксивые нотки.

   — Блин! И ты туда же? Что ты делаешь в моей приемной.

   — У меня сегодня рекламные съемки нижнего белья были, только закончились, — хихикает Алиса. — Я думала, ты заглянешь. Все говорят, что получились потрясающие фото.

   — Отлично! Завтра посмотрю. А от меня что ты хочешь?

   Намеренно грублю, может, обидится и отвяжется, хотя бы один вечер проведу спокойно.

   — Ты забыл? Мы сегодня идем на концерт.

   — Куда?

   Черт! Действительно, сегодня сольное выступление Алекса Сола, в простонародье, Сашки Солнцева, моего приятеля. Алиса фанатеет по певцу, вот только мне его концерты как кость в горле. Хотя сегодня юбилейный, я обещал непременно быть и забыл.

   А все девица из полиции виновата!

   — Ладно, не ной. Сейчас приеду за тобой. Во сколько концерт?

   — В семь вечера. Котик, ты билеты не забыл?

   Смотрю на часы: не день, а сплошное невезение. Новая встреча с Седых напрочь отключила мозги. Я и ехал за билетами, которые забыл в офисе, но свернул не в ту сторону.

   — Короче, сделаем так! Хотя… дай мне секретаршу, — слушаю шуршание в ухе, шепот.

   — Да, Макар Павлович.

   — Марина Евгеньевна, зайдите в мой кабинет, откройте ящик стола, возьмите билеты в Север-холл и отдайте их Алисе.

   — Все поняла.

   — Отлично, трубочку передайте модели, — опять слушаю шуршание, шепот. — Алиса, жди меня у входа с билетами в руках.

   — Поняла, поняла! Что ты со мной как с идиоткой разговариваешь?

   Отключаюсь, разворачиваюсь и еду в обратную сторону. Проезжая через перекресток, где столкнулся с Седых, не знаю, зачем, но всматриваюсь в толпу. Девушки нигде не видно. Все ясно, спустилась в метро. Какое-то сожаление появляется в груди, словно тоска по утрате.

   Забираю модельку и направляюсь в Север-холл. Путь неблизкий, боюсь, на концерт опоздаем. Не видать мне тогда спокойной жизни, как своих ушей, с двух сторон набросятся и загрызут. С тех пор как Сашка стал Алексом Солом, он превратился в обидчивого придурка.

   У входа в зал нам суют в руки световые палки и плакаты, мы наконец находим свои места и садимся.

   Алиса замирает от восторга. Еще бы! Алекс на сцене выглядит как греческий бог. Весь закован в блестки и кожу, дыбом торчащие волосы блестят от смазки. Он терзает бедную гитару, воет в микрофон загробным голосом, притопывает и кривляется. А за ним так же кривляется его подтанцовка.

   Тоска, да и только.

   От скуки разглядываю толпу фанатов. Надо же, и у такого никудышного певца, как Сашка, есть свои поклонники. Девчонки хлопают, визжат, вскакивают с места, трясут плакатами и блестящими палками.

   Алиса сидит, раскачивается в такт музыки. Заглядываю в ее лицо: глаза восторженно сияют, пухлые губки делают букву «о», дышит она часто и поверхностно.

   Несколько песен терпеливо слушаю, но терпение лопается, и я дергаю подружку за руку.

   — Пошли отсюда.

   — Ты что! Куда? — Алиса смотрит остановившимся взглядом зомби. Глаза пустые-пустые, и в них колышутся огоньки. — Алекс обидится.

   — Тише вы там! — шикают на нас со всех сторон.

   Я стискиваю зубы и уплываю по сиденью вниз. На медленной композиции чуть не засыпаю.

   — Нет, это невозможно слушать! — встряхиваюсь периодически и ворчу себе под нос.

   — Ничего ты не понимаешь! — толкает меня локтем в бок Алиса.

   — Больше не могу.

   Встаю, но подруга дергает меня в кресло.

   — Алекс расстроится. Потерпи!

   — Я терпел, сколько мог! Почему он поет все хуже и хуже?

   — Тише! Фанаты услышат.

   — Да плевать!

   — Они тебя растерзают на кусочки и по ветру развеют. А я еще добавлю: скажу Алексу, чтобы не продлевал контракт с компанией твоего отца.

   Сашку, как он стал знаменитостью районного масштаба, стали активно приглашать сниматься в рекламе. Не устоял перед обаянием и красотой певца и мой батя. Уже три года портреты Алекса украшают витрины наших магазинов. Куда ни кинь взгляд — везде он. То улыбается, то грустит. На этом засранце даже самое убогое и нелепое шмотье смотрится как драгоценный бренд.

   Но поет он отвратительно!

   Я еле досидел до конца концерта, периодически засыпая. Финальные аккорды встречал, аплодируя стоя, но не потому, что проникся моментом, а от искренней радости, что могу наконец-то выйти на улицу.

   И тут фанаты бросаются к сцене с цветами и подарками. Охрана сдерживает порыв визгливых девчонок. Алиса тоже в какой-то момент исчезает. Ищу ее взглядом и обнаруживаю возле Алекса, а рядом с ней… Приглядываюсь, даже шею вытягиваю от усердия.

   Ба! Да это же лейтенант Седых! А она, что здесь делает?

   От удивления забываю, где нахожусь. Расталкиваю фанатов, протискиваюсь к сцене, и вдруг со мной начинает происходить что-то странное. Я смотрю на Алекса, а он кажется мне Ангелом, спустившимся с Олимпа за грешную землю. Вижу сияние вокруг него, нимб над головой, и чудится мне он самым красивым мужиком на свете.

   Бросаюсь к сцене, яростно распихиваю девчонок и хватаю Алекса в объятья. Сзади слышу рев сотен возмущенных глоток. Охранники оттаскивают меня в сторону, кто-то бьет по голове, плечам, рукам. Открывается ранка на лбу, кровь затекает на глаз.

   — Тихо все! — вопит Алекс. — Это мой лучший друг!

   А у меня чуть слюна не капает от восторга, взгляда не могу отвести от неземной красоты певца. Поворачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с лейтенантом Седых. Она стоит, выпучив глаза, и смотрит на меня, как на безумца. Потом поднимает руку и крутит пальцем у виска.

   — Нет, я не такой! — кричу ей, никого вокруг не замечая.

   Но девушка уже бежит по ступенькам к выходу, а вокруг беснуется море поклонников. Только теряю Седых из поля зрения, как прозреваю. Наваждение испаряется. Я растерянно смотрю на Сашку, на Алису, на людей вокруг и не понимаю, что я забыл в забыл зале.

   — Макар, ты, часом, не перегрелся? — шепчет мне на ухо приятель. — Что это было?

   — Твоя музыка так заворожила, — ворчу, проклиная себя за глупость.

ГЛАВА 6

Фанаты — это зло!

   — Козлина мажористая! Урод, в жопе ноги! — выкрикиваю детские обзывки и тороплюсь скрыться за углом.

   Взгляд мажора прожигает спину, кожа между лопатками чешется от неприятного чувства. От ярости спасает звонок телефона, смотрю на экран — Инка собственной персоной.

   — Да! — рявкаю в трубку.

   — Э, ты чего такая грозная? — чуть не теряет дар речи подружка. — На своих уголовников кричи, а на меня не надо.

   — Где ты выдела уголовников? Я в дорожной полиции работаю.

   — Да мне фиолетово! Что те, что другие — нарушители порядка. Кто разозлил мою Улю-золотулю?

   Детское прозвище прилипло ко мне на всю жизнь. А все из-за глупого спора на уроке биологии. Учитель рассказывал классу о золотых ящерицах Тегу и показывал слайды. Я возьми, да ляпни, что ящерица вовсе не золотая, а просто желтая в черную полоску. Класс разделился на две воюющие стороны. Одна утверждала, что кожа ящерицы напоминает цвет сусального золота, а другая соглашалась со мной.

   — Ну, что ж, Уля-золотуля, — подвела итог учитель. — Урок сорван, тема не изучена. Теперь тебе придется сделать презентацию и рассказать нам обо всех видах золотых животных.

   — Да! Клево! — зашевелились предатели-одноклассники.

   Свой промах я отрабатывала потом до конца года: наша биологичка не прощала никому срыва собственных уроков, и с ее легкой руки за мной закрепилось ненавистное прозвище.

   Вздыхаю, какой смысл воевать с Инкой? Она не со зла, просто язык без костей.

   — Есть тут один мажор, пальцы гнет, крутого из себя строит.

   — О-о-о! — подружка хихикает. — О-о-о! Может, он запал на тебя?

   — Ага! Разбежался! — я сердито пинаю коробку из-под сигарет, попавшуюся на тротуаре. Но боевой дух подружки поднимает настроение.

   —Точно, кому он нужен? Да, ты не красотка, но, хотя и пользуешься только пробниками, кожа у тебя отличная! И фигурка ничего, не зря мужики в отделе заглядываются. Особенно этот, гигант Михаил.

   — Э, подруга, — спотыкаюсь я. — Ты сейчас мне комплимент сделала или оскорбила?

   — Не бери в голову, — так и вижу, как Инна машет руками, словно отгоняет муху. — Ты готова?

   — К чему?

   — Как к чему? Елки-иголки! Сегодня же концерт Алекса Соло. Забыла, что ли?

   — О Боже!

   Мажор до того мне затуманил мозги, что я совершенно вылетели из головы купленные давно билеты. Ползарплаты за них отдала, месяц сидела на Ролтоне, и забыла.

   — Ворона! Собирайся, встретимся у входа в концертный зал.

   Я начинаю метаться. Бросаюсь к остановке — автобуса нет, знакомых тоже не видно. Эх, придется вызывать такси! Вытаскиваю телефон и с болью в сердце открываю приложение. «Денег нет, денег нет, — звенит в голове песенка. — Нету ни шиша!»

   Но выбор у меня тоже невелик: пропустить концерт любимого певца не могу, просто не имею права.

   Домой влетаю, на ходу скидывая форму. На диван швыряю рубашку, на полу остаются туфли, носки, брюки. Бегаю по квартире, натягивая на себя то футболку, то юбку, потом снимаю все это и ищу другое.

   Взгляд натыкается на постеры, которыми увешана вся комната. На одних Алекс стоит в образе: голова запрокинута, пальцы крепко сжимают микрофон. На других он прямо смотрит в объектив камеры. Карие глаза смеются, морщинки разбегаются в уголках, идеально ровные зубы белоснежно блестят.

   Подлетаю к одному постеру, нежно целую Алекса в губы.

   — Мой красавчик! Наконец-то я тебя увижу!

   Бормочу себе под нос и напяливаю новый наряд. В один момент останавливаюсь. Что, дура, делаю? Для кого наряжаюсь? Алекс Соло живет, не знает о моем существовании и никогда не узнает.

   Телефон звенит, не замолкая. Вытряхиваю сумочку на кровать: Инка. Знаю, что подружка нервничает, и ничего не могу поделать.

   Бросаю обратно телефон, ключи, карты, все лишнее отодвигаю в сторону. Краем глаза цепляю бабушкиного ангелочка, уже заношу руку, чтобы схватить фигурку, но передумываю: пусть лежит дома, чем мне он на концерте поможет? Позволит взять у певца автограф? Да меня даже близко к сцене не подпустят!

   К концертному залу подъезжаю в последнюю минуту. Инна уже подпрыгивает от нетерпения и обмахивается веткой. На ней короткая юбка, туфли на платформе и высоком каблуке, грудь обтягивает блестящий топ.

   — Улька, ты во что вырядилась? — орет на меня подружка. — Ну, ей богу! Как деревня!

   — Сама деревня! Мы идем или нет?

   Я на Инку не обижаюсь, она всегда такая. За словом в карман не лезет, может и двинуть, если ее будут переполнять эмоции. Мы со школы дружим, ходили стенка на стенку. Боевая приятельница никому не давала спуску. Мы и в полицию вместе пошли. Только Инну взяли в уголовный розыск, а я попала в дорожную службу.

   Мы протискиваемся сквозь толпу, занимаем свои места. И вовремя: только садимся, как раздаются первые аккорды. Я от нетерпения даже привстаю, чтобы лучше видеть.

   — Эй, коза, ты здесь не одна! — тут же тычут мне в спину.

   — Да пошла ты! — беззлобно отвечаю я.

   — Привет, привет, мои фанаты! — на сцену вылетает Алекс. Он в блестящей черной коже, красив невероятно, у меня даже дыхание перехватывает от счастья. — Как сегодня день прошел?

   — Хорошо, — ревет зал. — Мы тебя любим!

   По рядам идет волнение. Фанатки вскакивают, растягивают приветственные баннеры, щелкают трещотками, визжат и кричат. Рядом девчонка плачет в голос.

   — Я его люблю! Жить не могу! Что же делать?

   Общее настроение передается и мне. Я вдруг тоже вскакиваю, слезами умиления наполняются глаза. Алекс вот, совсем близко, живой, его можно коснуться, заглянуть к нему в глаза, попросить автограф.

   А дальше начинается волшебство. Музыка гремит, плачет и смеется, проникает в самое сердце, наполняет каждую клеточку тела любовью и обожанием. Я уже не замечаю, как вместе со всеми вскакиваю, взвизгиваю, кричу от восторга. Рядом беснуется Машка. Она еще большая фанатка Алекса. Мы даже состоим в его клубе, постим фото и видео, делимся мыслями и подарками.

   Концерт заканчивается всеобщей истерией.

   — Пойдем к сцене, — зовет Инка.

   — Не пробьемся.

   — Не ссы! Где наша не пропадала?

   Она хватает меня за пальцы и тянет вниз. Нас удается пробиться сквозь толпу спятивших от любви малолеток, кто-то толкает меня, я оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с мажором.

   Меня словно бьют ножом в грудь. Такое равнодушие наваливается, такая скука! Я удивленно смотрю на беснующихся фанаток и не понимаю, что делаю в этом зале.

   Зато мажор срывается с места. Он бросается к певцу и сжимает его в объятиях.

   — Нет! — дружный вопль несется по залу. — Нет!

   — О боже! Какой кошмар! Этот Алекс еще и с голубизной.

   Я кручу пальцем у виска, так и знала, что мажорик того же поля ягода, пожимаю плечами и бегу к выходу.

ГЛАВА 7

Ленивый ангел

   Сегодня я бабочка.

   Расправляю крылья и порхаю с цветка на цветок. Вокруг невероятная красота. Передо мной колосится огромное поле. То там, то тут мелькают васильки, кучками собираются белые ромашки, легкий ветерок качает пирамидки иван-чая. От пестроты разнотравья рябит в глазах, запах божественной амброзии туманит мозги, сладкий нектар ласкает вкусовые рецепторы.

   — Еще, — высовываю хоботок и погружаю его в густую каплю. — Восхитительно!

   Но проглотить не успеваю, какой-то жужжащий звук отвлекает от наслаждения. Поднимаю голову, оглядываюсь, крылышки серебрятся и трепещут, сквозь них проникают лучи солнца и раздражают радужку.

   — Пайель! Пайель! — ввинчивается в мозг металлический голос. — Пайеля вызывают к директору. Пайель!

   — Вот он! — вскрикивает рядом кто-то.

   Меня хватают за плечи и встряхивают. Радужные крылья исчезают, вкус нектара превращается в горечь. Только свет по-прежнему бьет в глаза. Закрываюсь от него крылом.

   — Что? Что случилось?

   — Идиот! Ты что натворил?

   — Где?

   Наконец встряхиваюсь, вижу склоненные надо мной головы и резко сажусь.

   — Тебя к директору вызывают, — трясет меня Ахайя.

   — Меня? Зачем? — никак не могу прийти в себя спросонья, тру глаза.

   — А мы откуда знаем? — пожимает плечами Махасия.

   Вызов к директору небесной канцелярии — самое важное событие для ангелов, и оно случается крайне редко.

   — Ну, ты и спать, дружище! — смотрит укоризненно Ахайя.

   Ему хорошо, он ангел терпения, может трудиться в поте лица и день, и ночь и не устать.

   — Конечно, — огрызаюсь я и бросаюсь к парадной одежде. — Разве можно иметь столько подопечных, как у меня? За всеми даже уследить не успеваю.

   — Что поделаешь, нехватка кадров, — разводит руками Ахайя. — Людей все больше, а состав ангелов не меняется.

   — Надо поднять этот вопрос пред Святейшим.

   — Рискни.

   Мы замолкаем. Наши ряды пополняются крайне редко. Это настоящее событие для небесной канцелярии. В ангелы могут перевести человеческую душу, которая соответствует строгим параметрам. Увы, тех, кто способен выполнять миссию ангела, по пальцам пересчитать можно.

   Я надеваю строгий белый костюм, расправляю каждое перышко, складываю крылья вместе, повязываю галстук. К вылету готов, а в груди все трясется от страха. Падать больше некуда, я и так в самом нижнем ряду небесной канцелярии. Разве что секретарем на божественный суд отправят грешников пересчитывать. Не хотелось бы. Позор для ангела света.

   — На, выпей, приди в себя! — Махасия протягивает бутылочку нектара-энергетика.

   — Пайеля вызывает директор!

   Подскакиваю от металлического голоса громкой связи. Проглатываю напиток и, поправляя на ходу галстук, несусь к блюдцу внутреннего полетника: крыльями пользоваться запрещено.

   — Ни пуха! — кричат вслед друзья.

   — Ладно вам! — прыгаю на блюдце, оно тут же взмывает. — Скорости прибавь! — приказываю ему.

   — Нельзя! — бурчит железка. — Правила внутреннего распорядка не разрешают.

   — Отдам в металлолом!

   — Будешь ходить пешком.

   Блюдце наклоняется и уходит в крутой вираж, я теряю равновесие и чуть не вываливаюсь за борт. Нет, разбиться я не могу, но в полете придется расправить крылья, а за это получу штраф.

   — Треснутый уродец! — срывается с губ.

   — Такому работнику, как ты, новая техника не положена, — парирует блюдце.

   Задираю голову и грожу кулаком центру управления.

   У нас давно разногласия с этим средством передвижения. С трудом подавляю внутренний протест. Мы, ангелы, полные сил и энергии, выступаем против произвола начальства. Почему нельзя использовать крылья? Зачем они нам даны от природы?

   Блюдце кругами поднимается все выше и выше. Мимо мелькают отделы небесной канцелярии. Хотел бы я отвечать за любовь или здоровье, а еще лучше — за долголетие. На худой конец можно быть ангелом откровений: сиди и выслушивай жалобы людей, чем не пыльная работенка?

   Быть ангелом поддержки и удачи — самое гнилое занятие. А когда у тебя так много подопечных, как у меня, обязательно кого-нибудь забудешь поддержать. Неужели кто-то пожаловался?

   — Слушай, медянка, — ласково обращаюсь к блюдцу, — не знаешь, зачем меня вызывают?

   — Облаку ясно: натворил что-то.

   Прикидываю, в чем мог провиниться, но в голову ничего не приходит. Старался, работал. Подумаешь, заснул на часок!

   Мимо мелькают белые кабинеты отдела возвышения, блюдце тормозит и подлетает к краю платформы.

   — Подождешь меня? — спрашиваю, ни на что не надеясь.

   Эта железка может и смыться.

   — У тебя десять минут.

   — Я не справлюсь!

   — Шевелись!

   Двери разъезжаются, и я вхожу в приемную директора. Тысячи стеллажей, заполненных папками и файлами, стоят вдоль стен. Их невозможно охватить взглядом, настолько они велики. Сотни секретарей взбираются по лесенкам, что-то правят, делают записи, куда-то все отсылают. Еще больше сотрудников снуют внизу. Никто не обращает на меня внимания, все заняты делом.

   Плохой знак. Секретари прячут глаза, стараются на меня не смотреть, облаку ясно: в чем-то я провинился, и серьезно. Но в чем?

   — Вас ждут, — главный секретарь, седой старик с длинной бородой, показывает на дверь кабинета директора.

   На ватных ногах приближаюсь к ней, створки тут же раздвигаются в стороны и смыкаются за моей спиной.

   В огромном кабинете пусто. Сажусь на краешек дивана цвета морской волны. Он кажется ярким пятном на фоне остальной белизны. Даже глаза режет яркое сияние.

   — Фрукты будешь? — от окна доносится голос.

   На подоконнике сидит невиданная птица и красным клювом чистит яркие перышки. Сегодня у директора такой образ. Никто не знает, как он выглядит по-настоящему.

   Я вскакиваю, смотрю на низкий столик перед собой. На нем стоит тарелка с нарезанными фруктами, лежат приборы.

   — С-спасибо. Вызывали?

   Птица взлетает, делает круг над моей головой, чувствую, как легкий поток воздуха овевает лицо, и вдруг оборачивается женщиной. У нее гладко зачесанные на строгий пробор седые волосы, ровные брови вразлет, четко очерченные красные губы. Желтое с радужными переливами платье при каждом движении неуловимо меняет оттенки.

   Красиво. Мог бы по достоинству оценить наряд, если не было бы так страшно. С трудом удерживаю в сложенном состоянии крылья, даже нижний пушок дрожит. Поправляю галстук, вытираю ладони о брюки.

   Как к директору обращаться? Он? Или она? Прикусываю язык, лучше промолчу. Ангелу, чей офис находится в самом низу небесной канцелярии, не пристало первому открывать рот.

   Директриса не смотрит на меня, перебирает папки, берет две и идет к дивану, садится. Я отступаю.

   — Прошу! — приказывает мне. — Фрукты ешь!

   Плюхаюсь в кресло напротив босса. В голове полная каша. Не знаю, за что удостоился внимания высшего начальства.

   — Спасибо.

   Беру вилочку в руку, накалываю кусок яблока, но есть не смею.

   — Ну, Пайель, рассказывай, как сломал жизнь подопечных?

   — Кто сломал? — от шока тупею. — Я сломал? Как?

   — Я и хочу послушать, — директриса смотрит на меня аквамариновыми глазами.

   — Простите, проспал. Не сразу понял, что вы меня зовете, — оправдываюсь и тяну время, прикидывая, где оплошал.

   — Ха! Так, ты даже не понял, что натворил?

   — Н-нет…

   — Смотри сюда. Это твои?

   Директриса придвигает ко мне обе папки, взмахивает рукой, и листы превращаются в экраны. Тревожный комок в груди перекрывает дыхание. Вижу мужчину и женщину, они едут в машине. У водителя рана на лбу, но боль чувствует девушка.

   Врата ада распахиваются перед внутренним взором и ехидно качают створками.

   «Точно отправят пересчитывать грешников, — думаю с тоской. — Это конец!»

   — Чего застыл? — окликает меня директриса. — Отвечай!

   — К-кажется мои, — хриплю едва слышно, от ужаса горло свело судорогой. Следующий вопрос дается с трудом: — Они умерли?

   — Ты так плохо за ними присматривал, что даже этого не знаешь? — ехидно спрашивает женщина.

   О небо! Опять прокол! Конечно, ангел-хранитель обязан знать все о своих подопечных. Но их так много…

   Силюсь вспомнить, ничего не приходит на ум. Парень не верит ни в ангела, ни в черта, почти не призывает к меня себе. Девушка иногда вспоминает, фигурку даже в сумочке носит, но больше по привычке, чем пытается пользу извлечь.

   А зря, мы, ангелы, по призыву мгновенно откликаемся. Внимательно выслушиваем проблему и помогаем ее решить. И тех, кто чаще к нам обращается, поддерживаем лучше.

   — Я знаю, что они живы.

   — Дальше смотри.

   Теперь эти люди встретились на концерте. Одна обожает певца, прямо кипятком писает от счастья, другой его ненавидит и злится, что его притащили на представление. И вдруг все меняется: мужчина бросается к артисту и обнимает его. Я чувствую, как его сердце переполняет любовь.

   — Что происходит? — растерянно бормочу я.

   — Это я у тебя и хотела спросить. Что происходит?

   — Н-не знаю.

   И тут озарение бьет по мозгам. Я смотрю на стену и прогоняю перед глазами папки с судьбами. Не мог же я их перепутать? Но когда, в какой момент? Хватаюсь руками за голову.

   — Сообразил наконец? Отправляйся на землю, исправлять ситуацию будешь.

   Я растерянно хлопаю ресницами. Ангел не может жить на земле, так же, как живой человек не может жить на небе, это я знаю, но не понимаю, каким образом должен оказаться там? В виде духа? Смотрю на директрису, а ее уже нет. Оглядываюсь: она сидит на подоконнике и чистит перышки.

   — Как я должен исправить? Это же мужчина и женщина, у них не только судьбы, но и тела перепутались.

   Птица взлетает и садится на диван. Я моргаю, а передо мной опять старуха. Она трясет колокольчиком. В кабинет вбегает старший секретарь.

   — Рагуил, этот младенец растерялся. Разъясни ему суть на пальцах.

   — Небесный ангел, — начинает секретарь, — может попасть на землю, но только в теле человека. В окружении твоих подопечных есть люди. Выбирай, чью душу временно потеснишь.

   Рагуил проводит пальцем по экрану, передо мной мелькают люди: огромный полицейский, который смотрит воловьими глазами на девушку, ее шустрая подружка, возлюбленная мажора, его отец.

   — А что я должен делать?

   — Души этих людей еще мечутся между двумя телами, — поясняет директриса. — Скажи спасибо, соглядатаи вовремя заметили неполадку. Твои подопечные пока не поняли, что с ними происходит, их души можно вернуть на место с минимальными потерями.

   — Как?

   — Два пути. Первый…

   Хватаю вилку, раскрываю крыло, собираюсь записывать.

   — А это еще зачем? — подозрительно смотрит на меня секретарь.

   — Ну, вдруг не запомню.

   — Мозги включи! Крыльев у тебя внизу не будет.

   — А-а-а…

   — Итак, первый способ: держать этих двоих подальше друг от друга в течение трех месяцев. Тогда души останутся в своих телах, перестанут метаться.

   — О, это несложно, — радуюсь, как младенец я.

   — Уверен? Они уже крепко связаны. Разве что ты сумеешь иск ликвидировать без контакта сторон. Хочешь стать адвокатом?

   — Н-нет. Не знаю…

   Я действительно растерялся. На ходу нужно принять решение, а хочется обдумать все, выбрать правильный вариант.

   — Вот видишь!

   — А… если вы сами…

   — Что я? — директриса пристально смотрит на меня, и от этого взгляда крылья сжимаются.

   — Ну, исправите…

   — Не могу. Это твоя ошибка.

   — А второй способ? — опускаю плечи, голова чуть не падает на грудь.

   — Противоположный. Нужно заставить подопечных быть как можно ближе друг к другу.

   — Но тогда они узнают, что обмениваются телами.

   — Это и есть самое важное. Если за три месяца они примут свои новые тела, научатся с ними жить, полюбят их, все вернется на круги свои. И помни, на земле ты сохранишь только память. Все твои магические способности исчезнут.

   — Но, даже если я вселюсь в тело одного из их друзей, я не буду постоянно рядом с подопечными. Как мне их контролировать?

   — Держи.

   Секретарь вешает мне на ладонь два продолговатых медальона. Внутри словно лунный опал играет, переливается от нежно-желтого цвета к голубому.

   — И как они мне помогут?

   — Видишь, сейчас цвета сливаются ровно посередине. Если будет опасность, начнет преобладать голубой, если двое станут справляться, медальон станет золотой. Когда медальоны полностью пожелтеют, души вернутся в свои тела.

   — Мне им отдать эти медальоны?

   — Не тупи, Пайель! Это твои контрольные вещицы.

   — О небеса! — закатываю глаза. Даже не представляю, как без магических способностей справлюсь с этой задачей. — Когда мне отправляться?

   — Прямо сейчас.

   — Но я еще не выбрал объект…

   Увы, выбрали за меня.

ГЛАВА 8

Я или не я?

   Следующим утром я просыпаюсь явно не в себе. Вчерашние обнимашки с Алексом не прошли даром: приятель, растроганный тем, что я наконец-то принял его талант, потащил нас с Алисой в клуб. Мы пили, танцевали, пели в караоке, даже по очереди целовались с подружкой, которая была совсем не против.

   — Все, хватит! — в какой-то момент прозреваю я. — По домам!

   — Котик, ну, котик, — ноет Алиса. — Не порти веселье.

   — Хотите, оставайтесь, а я — пас.

   Как я оказался дома, не помню, в какой-то момент отключился, и все.

   А ночью ко мне приходит Седых. Она ехидно смеется, грозит полицейским жезлом. Потом начинает расстегивать пуговицы на форменной рубашке. Я, как завороженный, слежу за ее пальцами. Вот одна пуговичка слетела, вторая, просвет все шире и шире, в нем показывается белый кружевной бюстгальтер, обтягивающий полушария аппетитных грудей. Во рту мигом пересыхает, я с трудом сглатываю.

   Вдруг Седых наклоняется, а это уже не она. На меня смотрит собственное перекошенное лицо.

   Просыпаюсь в холодном поту, удушье стягивает спазмом горло. Почему-то не могу пошевелиться и вдохнуть полной грудью, ее сдавливают с двух сторон тяжести. Шевелю плечами, пытаюсь освободиться — не получается.

   Какого лешего?

   Открываю глаза и поднимаю голову: темно, лишь сквозь полупрозрачный тюль едва пробиваются огни улицы. Я лежу в центре кровати, зажатый с двух сторон, и две руки обнимают меня за грудь.

   Кто это? Вот вопрос.

   Пропускаю в голове вечер.

   Так, концерт, потом клуб. Помню, что целовал Алису, а потом она висла на плечах Алекса, и мне было абсолютно фиолетово. Ни грамма ревности не родилось в душе, наоборот, смотрел на них и подзадоривал на большее. Хотелось проверить, поддастся подружка соблазну или нет?

   Если поддастся, можно раскрутить и на тройничок. А почему бы и нет? Такой опыт тоже пригодится в жизни. Неужели мы сотворили непотребство? Кошмар!

   Приподнимаюсь на локтях и поворачиваю голову, а в голове что-то щелкает.

***

Рядом — Алекс...

   Лежит, сопит в две дырочки. Загорелый, красивый, до невозможности милый.

   — Красавчик, — шепчу пересохшими от волнения губами.

   Вот Алекс морщится, словно собирается заплакать, я реагирую мгновенно: тоже чувствую, как углы рта едут вниз. Приятель причмокивает.

   — Ах! — вырывается у меня. — Зайчик!

   Непередаваемый восторг наполняет сердце, оно будто живет своей жизнью: то трепещет, как птичка в клетке, то вдруг начинает бешено стучать о ребра. Я прямо захлебываюсь от умиления. Наклоняюсь... так хочется прикоснуться к этим восхитительным губам. Так хочется...

   Порыв настолько силен, что разум отключается напрочь. Резко дергаюсь к лицу Алекса, чмокаю его в полуоткрытый рот и застываю от блаженства, даже пальцы на ногах поджимаю в восторге.

   — Мак, ты рехнулся?

   Хриплый баритон раздается прямо над ухом. Открываю глаза и сталкиваюсь с ошарашенным взглядом Алекса.

   — Ой, простите, — пищу не своим голосом. — Вы такой... такой... Один поцелуй… только один… Ах!

   Хватаю его за плечи и тянусь губами.

   — Матерь божья! — взвизгивает Алекс. — Насилуют! Уберите от меня этого сексуального маньяка!

   Он отпихивает мои руки, отталкивает лицо, пытается закрыться подушкой, а я лезу снова и снова, будто схожу с ума: если не поцелую его, умру на месте.

   — Один поцелуй…, пожалуйста…

   Голос сипит и дрожит от волнения.

   — А ну, свали с моей кровати! — вопит Алекс и толкает меня ногами.

   Я скатываюсь на край и смачно прикладываюсь задом к полу.

   — Зачем вы так? — на глаза наворачиваются слезы. Не понимаю, что со мной происходит, но поведение Алекса обижает до глубины души. — Разве можно так обращаться с фанатами? Я же не ребенка от вас прошу.

   — Чт-о-о-о? — приятель уже ревет от бешенства. — Точно крыша поехала! — он крутит пальцем у виска. — Что ты несешь? Какой ребенок? Ты же мужик! Когда это ты стал моим фанатом?

   — Уже давно.

   Стою, прижимая руки к груди, которая вздымается возбужденно. Вижу только милое лицо, которое хотя и помято слегка, а все равно прекрасно.

   — А ну, иди сюда, говнюк!

   Алекс дергает меня за рукав, я падаю к нему на грудь.

   — Что вы делаете? Пустите! — пищу, не слишком сопротивляясь и почти теряя сознание от восторга.

   — Дебил! Точно, дебил!

   — Я тебя люблю.

   — Чт-о-о-о? Прикалываешься? — он тормошит бугор справа. — Алиса, приведи в чувство своего мужика!

   — Что? Какая Алиса? — смотрю на вторую половину кровати, которая вдруг приходит в движение.

   Из-под одеяла показывается взлохмаченная голова.

   — Мальчики, ну, что вы, как дети! — голосом Алисы пищит голова. — Милый, не приставай к Алексу.

   Голова тут же исчезает, зато появляется розовая пятка, которая чешет почему-то ногу Алекса, тот дергается и смахивает пятку, как надоедливую муху.

   И вдруг в голове новый щелчок.

***

Я подпрыгиваю и скатываюсь с Алекса. «Что происходит? — сквозь туман пробивается вопрос.

   — Вы что оба здесь делаете? — спрашиваю нормальным тоном.

   — О! Кажется, этот чепушила пришел в себя, — вскрикивает Алекс. — Ты чего вчера накурился? Какого навоза? Сам после клуба потащил нас к себе.

   — Зачем?

   — Ты меня об этом спрашиваешь? — приятель садится и растирает лицо. — Если бы знал, что подвергнусь сексуальному нападению от друга, ни за что бы не поехал.

   — Кто на кого нападал?

   Алекс вытаращенными глазами смотрит на меня, потом показывает пальцем на мою грудь.

   — Ты.

   — Когда?

   — Только что.

   — Тебе приснилось.

   — Неужели?

   — И вообще, что ты делаешь рядом с моей девушкой?

   — О как! Теперь о подружке вспомнил.

   — Вали на диван!

   Стягиваю Алекса с кровати, теперь его очередь хорошенько приложиться задом.

   — Да, ты больной!

   — Утром разберемся!

   Падаю на кровать, притягиваю к себе теплую Алису и утыкаюсь носом в ее шею. Мне как глоток воздуха нужно что-то привычное и знакомое.

   А Алекс… пусть идет лесом… не до него сейчас! Мое тело мне не подчиняется — вот настоящая проблема, и с ней надо разобраться в первую очередь.

   Но уснуть больше не удается, еще и обиженный Алекс бродит по квартире, задевая мебель. Слышу, как скрипит диван, наверное, приятель решил не лезть на рожон и не возвращаться в спальню.

   Отодвигаю теплую грелку Алису и топаю в комнату.

   — Ладно, не злись. Сам не знаю, что на меня нашло.

   Алекс бросает на меня сердитый взгляд и отворачивается к спинке дивана. Разговаривать с задом, обтянутым фирменными боксерами «Грандэ», неинтересно. Я вообще не могу сообразить, как мы втроем оказались в одной кровати. Не иначе, как происки дьявола. Куда пропали прежний восторг и обожание и почему они заменились брезгливостью, тоже не понимаю.

   «У меня крыша едет, прав Алекс, — решаю я. — Надо записаться к психологу».

   Ничего привлекательного сейчас в приятеле нет. Обычный мужик с похмелья: мятый, потный пахнущий перегаром.

   Прислушиваюсь к себе и ничего не чувствую, накрываю Алекса пледом, еще замерзнет.

   Лезу под контрастный душ, мозги немного светлеют. Выхожу из ванной, заглядываю в комнату: Алекс дрыхнет, как ни в чем не бывало, а из спальни доносятся вздохи Алисы.

   «Ну, и шут с вами! Спите!» — думаю я, оставляю записку на столе и еду на работу на час раньше.

   Дома не могу оставаться, тошнит. Мимо зеркала проходить страшно. Если бросаю мгновенный взгляд, вижу в нем лицо Седых, а начинаю присматриваться, себя ощупывать — все на месте.

   Чертовщина какая-то.

   Очень надеюсь, что производственная круговерть отвлечет от странных мыслей, которые лезут в голову в последние дни. В торговом центре «Грандэ», где я работаю директором, сегодня важное совещание. Отец, как модельер, разработал линейку мужского нижнего белья, а я должен предложить схему маркетингового продвижения товара в массы.

   Когда я первый раз увидел модели в рисунках, засомневался, что это можно продать.

   — Пап, слишком экстравагантно.

   — Например, что? — тут же напрягается батя.

   Он вообще ревниво относится к критике на свое творчество, не принимает ее даже от родных.

   — Ну, это кружево на причинном месте. Да, какой мужик наденет такие боксеры?

   — Я ношу, и тебе советую, — ершится отец. — хорошее проветривание, нигде не жмет и не давит.

   — Ты полагаешь, любой работяга в кружевах ходить будет?

   — Не любой, но тот, кто следит за модой, наденет.

   Спор заходит в тупик. Отказать отцу не могу, но и выставить товар с кружевами, стразами и перьями на ветрину тоже не хочу. В конце концов, у нас не магазин эротики.

   Рекламный отдел трудится в поте лица, раз за разом устраивает для меня презентации, Алекс, как модель центра, засыпает от усталости на фотосессиях, а мне все не нравится то, что получается. Да и постеры с просвечивающей сквозь редкое кружево кожей вешать на колонны и стены не стану. Приходится искать золотую середину, а она прячется.

   Менеджеры отделов потихоньку собираются в зале совещаний, я же не нахожу себе места: то в окно посмотрю на свое отражение, то к зеркалу сбегаю.

   — Макар Павлович, вас что-то тревожит? — спрашивает менеджер рекламного отдела. — Не волнуйтесь, команда придумала отличный вариант!

   — Хорошо, начинаем, — сажусь в кресло и поворачиваюсь к сотрудникам.

   — Обратите внимание на отдел нижнего белья, — начинает менеджер и включает презентацию. — Мы предлагаем постеры с Алексом в разных позах повесить на этой стене, — указка скользит по экрану.

   — Хотите, чтобы торговый центр оштрафовали за распространение порнографии? — брезгливо морщусь я.

   — А если кружевные боксеры наденем поверх обычного белого белья, — предлагает фотограф. — Так мы уберем эротический подтекст, так сказать, и удовлетворим запрос заказчика.

   — Да-да, — оживляется и рекламный менеджер. Бедняга даже вспотел от усилия. — В витрине расположим обычные семейные наборы, они привлекут внимание каждого посетителя центра, в новинки спрячем в глубине салона…

   Вариант разумный и достойный, я перестаю вникать в детали. Голос менеджера звучит все глуше и глуше, а картинки теряют четкость. В голове кружатся в танце совсем другие мысли. Сейчас, посмотрев на постеры с Алексом, я вдруг соображаю, что приятель вел себя очень странно. Он устроил настоящую истерику, хотя раньше бы обернул все в шутку.

   Хлопаю ладонью по столу, менеджер замолкает.

   — Все это, конечно, хорошо. Семейки на витрину, дорогие пижамы в глубину отдела. Думаете кассу на трусах можно сделать?

   — Но, — менеджер мнется и смотрит на остальных. — В прошлый раз было наоборот, и вы отвергли ту концепцию.

   — Отверг?

   — Да. Посоветовали еще подумать.

   — И вы подумали?

   — Ну, да.

   — Покажите мне все.

   На стол тут же ложатся альбомные папки со слайдами. Секретарша, хорошо зная меня, заранее их подготовила. Я раскрываю все огромные альбомы одновременно, в нынешнем моральном и нервном раздрае, хоть убей, не вижу разницы.

   — Берем эту разработку, — тычу пальцем в первую попавшуюся фотографию. — А сейчас поговорим о женском нижнем белье.

   — О чем?

   Сотрудники в шоке, я никогда не лезу в женский сегмент. Я и сам в шоке. Как эти слова вырвались у меня, не понимаю, а главное, почему? А непослушный рот продолжает:

   — Вы знаете, что бюстгальтеры из итальянского кружева — товар дорогой, как крыло самолета, но некачественный?

   — П-почему? — спрашивает ошарашенный менеджер.

   Он сразу тянется к ноутбуку, наверняка полез проверять отзывы. Я обвожу взглядом собравшихся. Сотрудники украдкой переглядываются.

   — Жесткое кружево натирает клиенткам подмышки и нежную кожу под грудью.

   Говорю и замираю от ужаса: откуда я это знаю? Вскакиваю и бросаюсь к зеркалу, делаю вид, что поправляю галстук, а сам вглядываюсь в свое отражение. Вроде бы все на месте, мой собственный рот произнес эти слова, но почему? А в голове сидит лейтенант Седых, не могу выкинуть ее из мыслей.

   — Н-нам пустить товар на распродажу? — спрашивает менеджер.

   — Да, — согласно киваю и тут брякаю: — И мне парочку оставьте.

   Круглые глаза сотрудников ясно дают понять, что их хозяева думают о своем боссе. Я и сам готов провалиться сквозь землю. Выскакиваю из кабинета и несусь к машине.

   Пора от этой Седых избавиться!

ГЛАВА 9

Непорядки в небесной канцелярии

   Ох, трудная это работа — лечить людские души. Я так старался в облике певца вызвать отвращение у подопечного, что сам впечатлился результатом. Абсолютно отрицательным. Конечно, я действую методом проб и ошибок. Мой прием оказался провальным: Макар, вернувшись в свое тело, первым делом решил разобраться с девушкой-полицейской, потому что именно с ней связывал свое состояние.

   — Эй, ты куда? — хотелось крикнуть мне и удержать его, но он уже выскочил из квартиры.

   Вдруг слышу топот босых ног. Алиса, прикрыв глаза ладонью, заходит в комнату. На ней надеты крохотные трусики и коротенькая майка на тонких бретелях. Она плотно обтягивает упругие шарики материнского плато, украшенного в центре темными горошинами. Они просвечивают сквозь тонкую ткань, а я сглатываю слюну. Отчего-то до боли в горле хочется приложиться к этим горошинам, втянуть их в себя, насладиться…

   Чем?

   Встряхиваюсь, прогоняю странное желание. Что со мной?

   — Мальчики, вы почему меня бросили одну? — вскрикивает Алиса.

   Не спрашивая разрешения, она плюхается на диван рядом, забирается под плед, поворачивается на бок, закидывает на меня ногу, а потом и руку. Ее бугорки и шарики прижимаются ко мне. Вытягиваюсь в струнку, к такому испытанию не был готов. И почему людям нужны обнимашки? Что в этом хорошего? Тесно, душно, воздуху не хватает.

   Что-то запорхало в животе, зашевелилось, словно я переродился в бабочку, которой был во сне. Какое-то странное тепло побежало от пальцев ног и добралось до ушей. Я почувствовал, как их кончики запылали яростным огнем. А еще между ног стало горячо, и мужской отросток начал расти.

   Сказать, что я перепугался, ничего не сказать. Я чуть не завизжал от страха, как какая-нибудь невоспитанная хранительница душ. Только они способны принимать на себя человеческие эмоции. В небесной канцелярии мы, ангелы, боимся пролетать мимо отдела хранительниц: оттуда всегда доносятся странные звуки и стоны. И почему я ни с одной из них не знаком?

   Алиса тут крепче обхватывает мою грудь, облизывает губы.

   То, что начинает твориться с телом Алекса, приводит меня в ужас.

   О, небеса! А вдруг!

   Приподнимаюсь, оглядываю себя, от облегчения судорожно всхлипываю. Даже представить страшно, что сделает со мной директриса небесной канцелярии, если я человеческую душу растворю в бабочке.

   Беру двумя пальцами руку Алисы, но она вырывается.

   — Котик, ты чего? — спрашивает сонно. Открывает глаза, и тут ее мутный взгляд проясняется, она отталкивает меня и взвизгивает: — Извращенец!

   — Кто? Я? — от удивления не знаю, что сказать.

   — А как это понимать?

   Алиса откидывает плед и показывает на выпуклость на трусах. О, небеса! Я заболел? Почему отросток становится больше?

   Ангелы созданы по образу и подобию человека, поэтому у нас тоже есть отросток, но он всегда ведет себя прилично: болтается между ног и радуется жизни. Мы живем вечно, наследники нам не нужны, а значит, и функция продолжения рода отсутствует.

   А тут… просто хулиган какой-то.

   — Ну, я…

   — Ты предатель!

   — Нет…

   Алиса вскакивает, стаскивает с меня одеяло, укутывается в него сама.

   — Да! Да! У тебя стояк на девушку друга.

   Алиса хлестко бьет меня по бедру, вздрагиваю от боли. Она лупит по другому. Откидываюсь на подушку и закрываю глаза: пора покидать это тело, пока его не избили. Хозяин потом заметит синяки и не поймет, откуда они взялись.

   Освобождаю место для души певца, тот возвращается, видит разъяренную Алису и испуганно вскакивает.

   — Ты чего? Спятила? — кричит Алекс. — И вообще не понимаю, как ты в моей постели оказалась.

   Уже собираюсь отправиться на поиски нового тела, да застреваю в квартире: интересно понаблюдать за людьми, они такие несдержанные в словах и поступках! Приземляюсь на гардину и готовлюсь насладиться представлением.

   А оно разворачивается не на шутку. Алиса швыряет в певца всем, что попадается под руки, тот уворачивается. Я внимательно слежу за выпуклостью на его трусах. Она куда-то исчезает. Невольно задумываюсь: что из этого следует? Получается, близость женщины влияет на состояние мужчины, а если держать их подальше друг от друга, тесного контакта нет, и тело не реагирует.

   Точно!

   Мои подопечные встретились на концерте. Пусть видели друг друга издалека, этого оказалось достаточно, чтобы их души поменяли тела. Пусть ненадолго, но все же. А если они не будут встречаться?

   У меня есть три месяца. Вернее, уже на один день меньше. Времени предостаточно. Вытаскиваю из невидимых перьев медальоны и распахиваю глаза от ужаса.

   Только не это! Желтый цвет почти исчез, колыхается крохотной полоской по краям медальонов. Быстро прокручиваю в голове места, где эти двое могут оказаться рядом. В мозгах сразу вспыхивает догадка. Сосредотачиваюсь, перемещаюсь в новое тело и… получаю мощнейший удар по черепушке.

   О, небеса! К такому я тоже не был готов! Никто не сказал мне, что душа хозяина может не пожелать меняться местами.

   Глава 10. Что со мной происходит?

   Вчерашний день принес много потрясений и странных впечатлений. Я безумная фанатка Алекса, использую каждую свободную минутку, чтобы поискать информацию о нем, а на концерте накатило такое равнодушие, что сама не узнала себя.

   — Что это было, Улька? — удивилась Инна, когда мы сели в такси.

   — Не знаю, словно другой человек в меня вселился на миг.

   Я все-таки отправилась домой и получила еще один шок: мой Сэми, всегда ласковый и преданный, вдруг завизжал, увидев меня, и спрятался под кровать.

   Приехали! Даже любимый питомец чувствует что-то странное в хозяйке.

   А ночью мне приснилось, что я лежу в одной постели с Алексом. И сон был такой явный, такой четкий, что проснулась возбужденная и до утра не могла сомкнуть глаз.

   — Нет, пора заканчивать с этим фанатством, — бурчу под нос, карауля кофе в турке, которое всегда сбегает от меня на плиту. — Так недолго и умом тронуться.

   На работу тащилась еле-еле. Ноги заплетались, холод забирался под форменную куртку и проникал до костей. Теплая погода растворилась в воздухе. Откуда-то налетел северный ветер, нагнал туч, испортил весеннее настроение напрочь.

   На остановке неожиданно отключаюсь и едва не пропускаю свою маршрутку. В отделе вешаю куртку на крючок, но озноб не отпускает.

   — Что за погода? Стояли такие теплые дни, а сегодня… кошмар!

   — Чашечку кофе?

   Подпрыгиваю от баса Мишки над головой.

   — Ты чего? — удивляюсь я, даже просыпаюсь от шока.

   Любезностью напарник никогда не отличался, он больше по части раскидать преступников, начистить кому-нибудь ряху, рыкнуть, крикнуть, заломать. Сантименты ему чужды и мешают жить.

   — Спишь на ходу, — ворчит он. — Чем ночью занималась?

   — Не твое дело.

   — Зря ты так, Уля, — Мишка с хрустом разворачивает плечи и оглядывается, кому бы зубы пересчитать. — Я от чистого сердца... помочь. Замерзла же…

   — Ну, если помочь, неси.

   Напарник, топая, как бегемот, идет в сторону буфета. Я бросаюсь следом: опасно этим ручищам доверять хрупкую кофе-машину. Ныряю ему под руку и первая успеваю схватить чашку.

   — Не доверяешь? — обижается он.

   — Ладно тебе! Поухаживаю.

   Пока готовится кофе, мы молчим. Мишка хмурит брови, явно о чем-то размышляя. Так и вижу, как мысль перебегает по лбу с одного виска на другой, там наливает венки кровью и несется обратно.

   — Уль, слышь, что скажу.

   — Держи, — протягиваю приятелю чашку, она тут же исчезает в огромной лапище. -—Слушаю. Если ты насчет штрафа от мажора, то не парься: сама справлюсь.

   — Да не..., — он залпом выпивает кофе и тянется за моим.

   Все ясно, такой громадине двести граммов напитка лишь распробовать. Бедная та баба, на которой женится двухметровый гигант. Будет всю жизнь стоять у плиты.

   — А что тогда?

   — Слушай, Уль, пошли сегодня в кино, а? — брякает неожиданно напарник.

   У меня второй раз за утро перемешиваются мысли. Что с этими мужиками не так?

   Мишка вытаскивает из кармана два билета. Вот теперь у меня еще и челюсть отваливается и прячется под столом, забыв на место вернуться. Получается, это я кандидатка в бабу у плиты? Классная мы получимся парочка: Слон и Мышка.

   — Миш, понимаешь...

   — Ты только сразу не отказывайся, — пугается приятель и торопливо продолжает: — Подумай до вечера. Это всего лишь поход кино, он ни к чему не обязывает, зато всякие мажоры отстанут.

   «Не обязывает, — думаю весь день я, — как же!»

   Мой ответ даст Мишке надежду на взаимность, а ее как раз совсем нет. Мне нравятся такие мужчины, как Алекс. Нежные, романтичные, с тонкими чертами лица и мраморной кожей. Сразу вспоминаю, как во сне целовала певца и дрожала от восторга. Трогаю свой рот. В памяти эпизод есть, а реального ощущения поцелуя на губах нет. Чертовщина какая-то.

   Стоп! Не думать об Алексе! Запрет!

   — Ульяна, к тебе там пришли, — заглядывает в буфет Леха, сосед по столу.

   — Кто? Нарушителя привезли?

   — Нет. Адвокат.

   В сердце шевелится тревога, Мишка тоже настораживается.

   — Я точно сделаю из этого мажора котлету, — трясет кулаками Мишка и бросается в вон из буфета.

   Я лечу следом. Как-то умудряюсь опередить напарника. Утыкаюсь лбом в его необъятную грудь, а руками держу за ремень. И, хотя я с детства занимаюсь тхэквондо, перекинуть через себя такую махину не смогу, поэтому просто кричу:

   — Стой! Не лезь! Это моя война.

   — Пусти! — рычит Мишка, легко поднимает меня и ставит в сторону. — Что ты можешь сделать? Да я...

   — Я пойду с тобой в кино! — выпаливаю я. — Обещаю. Только сиди здесь.

   Выражение лица у Мишки сразу меняется. Оно становится благодушным и добрым, словно он только что не рычал, как разъяренный бегемот. Но подумать о внезапных переменах некогда, Леха вихляется всем телом, показывает, что мне от шефа будет темная, если я немедленно не выйду к посетителю.

   Выхожу: у моего стола сидит красавчик-мажор в сопровождении адвоката. И опять чувствую странное копошение в груди, будто бабочка машет крыльями, готовая вылететь из меня. Усилием воли удерживаю ее в себе и шагаю к клиенту.

   — Добрый день, — широко улыбаюсь, всем видом выражая вежливость и гостеприимство. — Разве мы с вами не выяснили все вопросы?

   И тут начальник, укоризненно качая головой, всплывает в голове. Так и жужжат в ушах его слова: «Реши проблему мирным путем. Мне разбирательство в суде не нужно. Иначе...».

   Сажусь напротив мажора, смело смотрю на него и... пугаюсь. Сердце колотится в ритме лезгинки, рот наполняется слюной.

   — Насчет грубости полиции и причинения ею ущерба гражданам выяснили, — усмехается мажор. — А что будем делать со вторым эпизодом?

   Он показывает пальцем на лоб.

   — Слушай, господин! — внезапно нависает над посетителем громада Михаила. — Ты мужик или не мужик? Ну, что ты из-за царапины к Уле пристал?

   — Влюбился, — хмыкаю я.

   — Милая девушка, — встревает адвокат. — Ваши слова можно охарактеризовать как клевету на моего клиента.

   Он деловито перебирает бумаги и раскладывает их веером на столе. Я шизею от обилия слов и строчек. Они мелькают перед глазами, не оставляя информации в памяти. Мажор ехидно улыбается, Мишка топчется рядом сто столом и заслоняет свет. И такая злость на троих мужиков, вцепившихся в меня клещами, вдруг заполняет каждую клеточку моего тела, что я срываюсь.

   — Знаете что, дорогие посетители! Шли бы вы… лесом!

   Хватаю куртку и несусь к выходу.

ГЛАВА 11

Чужое лицо в зеркале

   Решение — разобраться с Седых и немедленно — терзает меня в лифте, в машине, в дороге. Руки-ноги работают на автомате, глаза подмечают все малейшие изменения в движении, а в голове мечется только одна паническая мысль: «Уничтожить Седых!» Именно в ней я вижу причину моей сегодняшней неуверенности в себе и странных желаниях. Это она изменила каким-то образом мое восприятие действительности.

   — Бюстгальтер? — рычу вне себя, резко поворачивая руль. — Какое мне дело до бабского нижнего белья?

   Абсолютно никакого! Я его продаю как хозяин торговой компании, расстегиваю, когда остаюсь наедине с женщиной, а что там делает кружево с кожей, представления не имею. Напрягаю мозги, пытаюсь вспомнить, может быть, Алиса жаловалась? Она все же модель, должна чувствовать нюансы изделий.

   Но и здесь полный провал. Голова звенит, как пустой горшок, в результате теряю бдительность и чуть не врезаюсь бампером в зад синей иномарки. Бью по тормозам. Джип немного заносит, но удается его остановить буквально в миллиметре от чужой машины.

   Из авто выскакивает разъяренный мужик. Его руки украшены татуировками, в ушах — тоннели, на шее — золотые цепи толщиной с мой палец. Он сразу бросается ко мне и колотит в окно.

   Но и я на пределе, готов любому, кто встанет на моем пути, вцепиться в глотку. Опускаю стекло и атакую первым:

   — Какого хрена не соблюдаешь дистанцию?

   Бабий визг бьет по ушам: мой голос вдруг дает петуха. Откашливаюсь, спесь слетает мгновенно, чувствую, как лоб покрывается испариной.

   — Я не соблюдаю? Это ты, коза, на меня запрыгнула.

   — Кто коза? — даже теряюсь от такой наглости. — Водить сначала научись.

   Мимо проносятся автомобили, возле нас они вынуждены притормаживать, и каждый водитель выкрикивает что-то гадкое, отчего мне вдруг становится обидно и хочется плакать, так и чувствую, как уголки губ едут вниз, а рот начинает дрожать.

   Вдруг рядом останавливается еще одна машина.

   — Вы чего встали? Дорогу перекрыли, — орет в окно человек в костюме. — Ты зачем с бабой связываешься? — непонятно, к кому обращены эти слова, ищу взглядом бабу. — От них одни неприятности.

   — Точно! — бандит сплевывает на асфальт, делает рога из пальцев и показывает на меня. — Я тебя запомнил, коза!

   Он садится в машину и, взревев мотором, уезжает. А я сижу в прострации, не понимая, с чем только что столкнулся. Где эти хамы бабу увидели? Встряхиваю волосами, взбиваю челку и… замираю.

   Что я делаю? Какая челка в короткой мужской стрижке?

   Поднимаю глаза на зеркало и отшатываюсь: на меня смотрит лицо лейтенанта Седых.

   — Ик! — вырывается из горла. — Ик…

   Через миг икота сотрясает все тело. Изображение трясется, меняется, то вижу себя, то девушку-полицейского. Покрываюсь холодным потом, хватаюсь за причиндалы — пусто!

   — А-а-а….

   Крик звенит не только в ушах, кажется, он проникает в каждую клетку тела. Дергаю ногами. Что это? Чувствую приятную тяжесть в паху. На месте. Неужели показалось? Где телефон? Нащупываю его и звоню адвокату.

   — Леонид Михайлович! — ору, срывая голос. — Найдите мне хорошего психолога, — в зеркале мелькает Седых. — Нет! Психиатра. У меня крыша едет по своему маршруту.

   — Ничего не понимаю, что случилось?

   Но говорить я не могу, только сиплю в трубку. Адвокат кричит, о чем-то спрашивает, а я икаю, как безумный.

   — Ик! Ик! Ик!

   — Макар, вы где? — пробивается в воспаленный ужасом мозг вопрос адвоката.

   — Я… я… — встряхиваюсь. — Я еду в полицейский участок.

   — Стойте! Ждите меня!

   Усилием воли, стараясь не смотреть в зеркало, поворачиваю ключ зажигания. Заурчавший, как кот, мотор успокаивает. Направляю джип в поток машин. Как добираюсь до полицейского участка, не знаю, все время смотрю в зеркало, а не на дорогу. На стоянке сижу в салоне, боюсь показаться людям.

   Адвокат приезжает через полчаса.

   — Что случилось? — спрашивает деловито он, когда подходит ко мне.

   — Я на кого сейчас похож? — спрашиваю осторожно.

   — На себя. А кого я должен был увидеть? Рассказывайте.

   Докладываю доверенному человеку все, как на духу, ничего не скрываю. Он задумчиво смотрит в окно, теребит ручку портфеля, и, когда я выдыхаюсь от обилия слов, поворачивается ко мне.

   — Макар, то, о чем вы говорите, совершенно невероятно. Это фантастика.

   — Значит, я спятил. И что же делать?

   — Держаться подальше от лейтенанта Седых.

   Голос адвоката ласковый, тихий, убаюкивающий, настоящий ангел во плоти. И тут замечаю, как он что-то достает из кармана, смотрит на это и снова прячет. Секундное дело, а неприятно задевает, словно мои проблемы кажутся адвокату надуманными и пустыми.

   «Что там? Часы? Он куда-то торопится?» — всплывают в голове вопросы.

   — Но я хочу понять, что происходит.

   — Макар Павлович, уж не думаете ли вы, что девушка — ведьма?

   — Нет, конечно!

   — Вот и оставьте ее в покое!

   Совет разумный. Очень. Вот только я не слишком дружу в последнее время с мозгами и своим телом.

   — Леонид Михайлович, что там с моим иском? — упрямо поджимаю губы.

   — Вы точно решили его подавать, Макар Павлович? — спрашивает он. — Не проще ли внести штраф?

   — Кому проще? Мне? Нет. Тут дело принципа: я не обязан платить за то, что не совершал.

   — Но ведь вы предлагали полиции деньги, отказывались подчиняться.

   — И что?

   Упрямлюсь, но правоту адвоката понимаю. Я, взрослый двадцатисемилетний мужчина, веду себя как капризный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Но как объяснить адвокату, что это не простой каприз? Мне нужна разумная причина, чтобы еще раз наведаться в полицейский участок.

   — Хорошо, — не спорит больше Леонид Михайлович. — Едем в участок. Но вынужден вас предупредить, что доложу о происшествии Павлу Дмитриевичу.

   Такой расклад меня не устраивает. Отец слишком серьезно подходит к репутации компании, и, если имя «Грандэ» станут полоскать во всей прессе, мне точно не поздоровится. Трындец котенку, больше срать не будет.

   Но разговор проваливается, не успев начаться. Сразу заворачивает куда-то не туда. Я грублю, причем с несказанным удовольствием, адвокат давит авторитетом, девица фыркает в своей манере и сбегает.

   — Чтоб тебе пусто стало! — взрываюсь я и мчусь за ней.

   Догоняю ее у выхода из участка, дергаю за локоть. Она, не ожидая нападения со спины, теряет равновесие и заваливается на меня. Вспышка лупит по глазам и на миг ослепляет.

   — Живо сюда! — слышу крик адвоката.

   А потом кто-то толкает меня в туалет и влетает следом.

   — Какого черта! — визжу не своим голосом. — Руки убери, дебил!

   Встряхиваюсь, прогоняя туман, и вижу себя, стоящего напротив, с ухмылкой на все лицо.

   Потолок плывет перед глазами, а пол стремительно приближается. Удар, искры из глаз, тишина…

ГЛАВА 12

Шок!