Пополам. Алла Полански

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

В Дагестане у меня больше никого нет, поэтому возвращаться туда нет смысла. А первая любовь… Её невозможно забыть, как и представить, что однажды я стану для Аськи не просто нянькой, а любимым мужчиной. Но она тоже уехала. Ещё с тех пор, как я так некрасиво, не прощаясь исчез из её жизни. Впрочем, что бы изменилось с нашей встречей спустя двадцать лет? Что бы сказал ей сейчас, как объяснил бы свой поступок? Разве есть этому оправдание?

   Не хочется вспоминать события, в которых было много такого, отчего становится не по себе...

ГЛАВА 1

– Только пиво будете заказывать? – внимательно посмотрев на меня, разочарованно спросила молоденькая официантка, словно респектабельного вида мужчина не может просто выпить пива в их заведении.

   Видимо, это было уже профессиональное – с первого взгляда определять статус и состояние кошелька клиента, и потому скромный заказ солидного человека, вошедшего в их фешенебельное, по местным меркам, кафе девчонку немного удивил. Она ещё раз окинула меня внимательным взглядом, оценив внешние данные. Высокий рост достался мне от отца, да и гены сыграли своё, так же, как и лёгкое серебрение волос на висках в тридцать девять лет. А то, что я не люблю одеваться с пафосом, знают все мои знакомые – лучше просто, удобно, но с неким налётом лоска.

   Правда, Олеся – именно это имя было указано на бейдже – сразу же определила меня, как клиента, в разряд «жирных», потому что, подавая в руки меню, явно надеялась на дорогой заказ. Но я выбрал только пиво. Честно, не хотелось больше ничего.

   И только спустя пару мгновений, заметив недоумение девушки, понял причину – нужно было выбрать как минимум ещё парочку закусок для подтверждения своего статуса. Что ж, не стал обижать барышню и сразу же отреагировал: окликнул её, уже направившуюся за заказанной мной кружкой пива.

   – Погодите, милая, принесите, пожалуйста, всё, что положено к пиву, – сыр, кальмары, орешки… Ах, да, ещё фрукты, хороший коньяк, шашлык… Ну, и закуски всякие… какие там у вас в наличии. И обязательно всё то, что любите сами, – в конце добавив, попросил я и, снова взглянув на серый бейдж с выгравированным золотыми буквами именем девушки, сказал: – Составьте мне компанию, Олеся? Народу в кафе сейчас не очень много. Поужинаете со мной? А для начала давайте с вами познакомимся. Меня зовут Эльдар.

   – С большим удовольствием, Эльдар, но сейчас не могу: нам запрещается на работе садиться за стол вместе с клиентом, даже если в кафе никого нет. А в другое время и в другом месте я бы с радостью… – с кокетливой улыбкой заметила Олеся.

   Обычно когда так отвечают, то одновременно думают, пригласит ли мужчина поужинать или прогуляться по городу после работы. Уверен, она на это и рассчитывала. Этот завлекающий, слегка пикантный взгляд не спутаешь ни с чем. На вид ей лет двадцать пять – относительно её возраста меня могли бы запросто спутать с… Нет, с отцом всё-таки вряд ли. Однако многие её ровесницы посчитали бы такого кавалера, как я, уже староватым, хоть и подходящим партнёром для прогулок по городу или визита в ресторан. В общем, не стыдно показать, а там, мол, кто знает – может, свободен и присматривает себе невесту… За состоятельных замуж охотно выходят, что называется, без оглядки на прошлое, вот и Олеся наверняка бы не отказалась от такой авантюры.

   Им нужен тот, кто производит впечатление надёжного и во всех отношениях положительного мужчины, олицетворяя собой мечту женщин всех времён и народов. Думают, что за внешностью скрывается не менее привлекательный характер и отсутствие скелетов в шкафу, однако это точно не про меня. Как бы сказала одна моя знакомая: «Эльдар, с тобой как за каменной стеной». Да, я готов защищать, дарить дорогие подарки, обеспечивать, только даже тогда не факт, что это и есть любовь.

   Вот смотрю на эту Олесю и понимаю, что, как и большинство девушек курортных городов, она не надеялась выйти замуж за местного.

   Справедливо, хотя и жёстко, характеризуют местных ребят мамы таких девчат: всё пьянь да рвань безработная. Хорошие парни давно разъехались, работают и учатся в больших городах.

   Так считали все, но что с этой данностью поделаешь? Работа для мужчин здесь – действительно большой дефицит, да и женщины трудоустраиваются в основном в разгар курортного сезона. На работу по специальности тем, у кого она есть, рассчитывать не приходится – везёт лишь немногим счастливчикам, да и то не без денег и связей. Вот и Олеся, как уже вскоре выяснилось, с дипломом Пятигорского института иностранных языков и международного туризма вынуждена работать официанткой в парковом кафе, но, по её же словам, не жалуется. Эта непрестижная, но доходная работа даёт им с мамой возможность выжить в столь нелёгкое время.

   Прекрасно осведомлён о том, что претендентов на руку и сердце красивой и скромной Олеси точно было немало. Но такие, как она, неплохо зная литературу от классики до современности, особенно увлекаются восточной поэзией, а потому живут по мудрой заповеди Омара Хайяма: «Ты лучше будь один, чем вместе с кем попало».

   Многие здешние девушки в надежде устроить личную жизнь охотно знакомятся с курортниками, которые на волне любвеобильности и временной свободы обещают им золотые горы, а нередко и законный брак. Но двадцать один день курортной смены проходит быстро, и, проводив своих ухажёров домой, девчонки, за редким исключением, больше ничего потом о них не слышат. Нет потом от их возлюбленных ни обещанных писем, ни звонков, нет и визитов с целью забрать невест к себе. Некоторые, наученные чужим горьким опытом, видевшие немало слёз обманутых доверчивых подруг, молодые, совсем ещё неопытные девчонки не играют в эти игры и ни одно ухаживание отдыхающих не воспринимают всерьёз.

   Видимо, Олеся что-то почувствовала, что-то вроде расположения и доверия, хотя улыбаться я привык всем женщинам, выражая тем самым симпатию, дружелюбие и уважение. А в сорок с хвостиком лет, да и в моём положении, смотреть на них грязно-похотливым взглядом не совсем уместно.

   – Размечталась, глупая, – вслух пристыдила себя девушка. – Успокойся и работай. Клиент просто догадался, что ты ждёшь от него большей щедрости. Вот и заказал вдогонку так много всего.

   – Простите?.. – услышав довольно чёткое лепетание, переспросил я.

   – Вы можете ничего, кроме пива, не заказывать: это необязательно, – смутилась Олеся от своих же громких догадок.

   – А как же план? – подмигнул ей. – Его ведь одним пивом не выполнишь. Принесите всё то, что я заказал. А когда подойдёт мой друг, мы с ним ещё что-нибудь закажем, – сказал утверждающе и одарил почти влюбившуюся в меня девчушку своей самой обаятельной улыбкой.

   Олеся, польщённая вниманием, улыбнулась мне в ответ и ушла, а я посмотрел по сторонам. В этом кафе у входа в Кисловодский парк обычно собирались для трапезы или беседы состоятельные туристы – цены здесь «кусались» и были доступны лишь избранным.

   Здесь многое изменилось, однозначно… За почти два десятка лет моей жизни в Сингапуре я неоднократно бывал в Москве по делам, но никогда и ничего, кроме нужных мне партнёров и фирм, не видел и уж тем более – не успевал глубоко вникнуть в происходящие в стране перемены. Знал, конечно, что в России всё уже не так, как было раньше. Есть импортозамещение, нет беспредела бандитских группировок... И всё же я был далёк от новых российских реалий, хотя новости регулярно просматривал и даже интересовался рынком инвестиций. Но как-то отдыхать – обычно брал отпуск два раза в год – предпочитал где угодно, но не на Родине.

   В этом же году Игнат, давний московский друг и партнёр по бизнесу, всё же уговорил меня отдохнуть от дел на родных просторах. Программу отдыха он также взял на себя, предложив следовать его рекомендациям.

   – Слушай, Эльдар, отмени в этом году все свои Канары и Майорки. И про солнечный Таиланд забудь. Недельки две мы с тобой в кисловодском санатории отдохнём, водички из источника попьём, подлечимся. Поверь, такого воздуха, как там, больше нигде нет. А потом остаток отпуска где захочешь, там и проведём. Хочешь, в Якутию с тобой махнём, к моему другу Егору? На рыбалку там сходим, на охоту. А хочешь – в горы к тебе слетаем. Я давно хочу в Дагестане побывать – всё никак, да и ты уже столько лет там не был.

   Как ни странно, но меня, долгие годы жившего за границей, совсем не мучила ностальгия, я не вспоминал не только Москву, которую когда-то очень любил, но и свой южный город, столицу горного края, в котором родился и вырос. Такое полное равнодушие к своей маленькой родине и желание забыть всё, что в жизни с ней было связано, мне и самому казалось странным, хотя в глубине души я прекрасно понимал: на то есть причина и кроется она в моём далёком прошлом. Но когда-то мне именно так удалось справиться с нежелательными воспоминаниями – плотно закрыв в прошлое дверь. Закрыв её прочно и плотно, не оставив ни малейшей возможности сквозь эту дверь просачиваться даже и тени прошлых событий.

   Поначалу это не всегда удавалось, но со временем я усилием воли заставил себя не вспоминать всё то, что хотел забыть: родной городок, друзей детства и юности и, самое главное, Асю. А возникающие в памяти мысли о ней всегда мгновенно отгонял, не позволяя им возрождаться и будоражить только недавно упокоившуюся душу.

ГЛАВА 2

Куда только ни забрасывают человека дороги жизни. Вот и я, занимаясь бизнесом в Сингапуре, родился в Дагестане, в простой семье с очень скромным достатком. Мог ли тогда предположить, что судьба занесёт меня так далеко и даст столь удивительный шанс?.. Нет.

   Сразу вспомнилось детство… Неголодное, но и не лёгкое. Я никогда не был завистливым, но, глядя на жизнь более обеспеченных одноклассников и соседей, роскошь в их домах, думал: «У меня всё это обязательно будет. И не столько, а гораздо больше».

   Отец умер, когда мне ещё пяти лет не было – плохо помню его, а сестре – и подавно меньше. Мама работала в детской поликлинике врачом, поэтому жили мы трудно – на одну её зарплату. Меня с детства угнетала скромная обстановка нашей квартиры, старая обветшалая мебель, плохо одетые мать и сестра, и я уже тогда, очень рано, решил для себя: вырасту и сделаю всё, чтобы моя семья жила богато, а мама и Сабина одевались лучше всех знакомых мне женщин. Я мечтал о красивом большом доме, где у каждого из нас будет отдельная комната, о машине, на которой буду возить маму и сестру на работу и на рынок.

   Всё сбылось, хотя и с опозданием. Рано ушедшая из жизни мама так и не успела увидеть, каких высот мне удалось достичь в жизни, не получилось воздать ей за добро, ласку, ценные советы. Мой успех, к сожалению, не коснулся её, а ведь у меня теперь не одна машина, а целый автопарк шикарных иномарок, дилерские центры по продаже автомобилей с филиалами в других городах, недвижимость в Сингапуре, Москве и даже один из небольших островков в Испании, причём эта самая испанская недвижимость была дешевле пятикомнатной квартиры в центре Москвы, зато само словосочетание «собственный остров» звучало особо значимо и радовало слух. Но и это престижное приобретение грело недолго, впрочем, как и все мои выгодные сделки, контракты, удачные вложения и приобретения: они лишь на время развлекали, как новая игрушка – капризного малыша.

   Теперь у меня много денег, и их суммы гораздо больше, чем те, о которых я когда-то мечтал как о максимуме. Материальные возможности позволяли теперь жить на широкую ногу, но, несмотря на то, что состоятельность когда-то была мечтой и целью жизни, богатство не сделало меня ни на йоту счастливее. Теперь я часто с тоской и сожалением думал о том времени, когда бредил большими деньгами: оно для меня было счастливее, чем теперь. Сбылись все мечты и планы, а жить почему-то стало совсем неинтересно.

   Впрочем, мне, здоровому, состоятельному, преуспевающему во всём, за что брался, было грех жаловаться на жизнь. У меня не осталось ни одной неосуществлённой мечты, но рост капитала давно уже не приносил того острого счастья, какое, казалось, было вначале. Семейного счастья так и не случилось – я дважды был женат, и оба раза неудачно. Второй раз развёлся шесть лет назад. В этом браке родилась моя единственная дочь Гульнара, она теперь учиться в Лондоне.

   Хотя, вот честно, холостяцкая, но при этом совсем не одинокая жизнь меня вполне устраивала. Даже бодрит, когда ты можешь с лёгкостью завести роман с молоденькой дочерью компаньона, пусть это и против правил. И помани я любую из таких пальцем – побежала бы без раздумий.

   – Так, супермен, – с усмешкой кивнул на меня друг, – я, конечно, понимаю, что ты вызываешь повышенный интерес к себе везде, где бы ни появлялся, но дома тебя просто ждут, понимаешь?

   – Не придумывай, – тотчас отбросил его мысль, потому что в Дагестане меня никто уже не ждал.

   Мамы давно не было в живых, а сестра в первый же приезд в Сингапур вышла замуж за хорошего парня, переводчика Дилана, и теперь их сыновья-близнецы уже стали студентами. Друзья, одноклассники давно разъехались по стране и зарубежью – кто куда, и я давно потерял с ними связь.

   – В Дагестане у меня никого нет, – вновь отвечал Игнату, неоднократно предлагавшему мне поездку на родину.

   – Но ты же там родился и вырос. Неужели не хочешь посмотреть, что там теперь и как? Неужели не тянет тебя в родные места? – удивлённо спросил тот.

   – Может, это и странно, но не тянет, – честно отвечал я.

   – Странно, конечно. А ещё, говорят, ностальгия, первая любовь, первая учительница…

   Любовь Ивановну, свою первую учительницу, я помнил хорошо: с первого же дня учёбы она, как и мама, называла меня Эликом, а ученики неизменно называли её между собой Любашей. Говорили, что Любовь Ивановну переименовал в Любашу один из дедушек её учеников в первый же год работы в школе. Это ласковое имя-прозвище закрепилось за ней на многие годы, и среди других ярлыков, щедро розданных остальным учителям: «Циркуль», «Жаба», «Машка», «Барбос» и «Оляндра» – «Любаша» было самым нежным, да и не прозвищем вовсе. Мы любили свою первую учительницу, и эта любовь была взаимной – все годы, до самого выпускного класса, для каждого из нас у доброй учительницы всегда находилось ласковое слово, полезный совет. А в день последнего звонка Любовь Ивановна обнимала и целовала своих учеников со слезами радости на глазах:

   – Родные мои, какими же взрослыми вы стали…

   Любовь Ивановна не теряла связи со своими бывшими учениками и после выпускного приходила к ним домой, знала все новости – кто где учится и работает, кто в кого влюблён и на ком собирается жениться.

   Мне же, высокорослому, приходилось нагибаться к ней для поцелуя, иначе она никак не могла дотянуться даже до плеч.

   – Ой, Элик, родной мой, как же девушки тебя целовать-то будут? – говорила она шутя, а я заливался краской от этих слов. Такой вот была моя первая учительница…

   А первая любовь… Ася… Я её, конечно же, не забыл. Но она уже давно не живёт в Дагестане. Ещё с тех пор, как так некрасиво, не прощаясь, я исчез из её жизни. Впрочем, что бы изменилось, если бы она и сейчас там жила, а наша встреча, спустя двадцать лет, состоялась? Что бы сказал ей сейчас, как объяснил бы всё, что случилось в прошлом? Разве есть оправдание тому, чему оправдания нет вообще?

   Каждый раз мне приходится вновь спешно отгонять эти мысли. Не хотелось вспоминать давно прошедшие события, в которых было много такого, от чего становилось не по себе.

   «О чём теперь жалеть? – часто успокаивал себя. – Всё, что случилось, – к лучшему».

   Вот и Ася уже, наверное, замужем за хорошим человеком… семья у неё есть, дети. Конечно, она точно счастлива. Почему же нет? Ася красивая, милая, хозяйственная – что ещё нужно в браке нормальному мужчине? А вот я, ненормальный, дважды попробовал свить домашнее гнёздышко – не получилось. Не семейный, человек, видимо, по сути своей. Так что ещё неизвестно, кому из нас не повезло.

   – Слышь, Эльдар, а давай я тебя познакомлю с какой-нибудь козырной московской дамой и женю на ней? Ты ведь за границей живёшь, сам знаешь, какая сейчас мода на русских невест… Даже сингапурцы наших девушек с удовольствием импортируют в жёны. А почему бы и нет? Русские женщины красивы, трудолюбивы, не то что ваши прозападные «эмансипе» – воблы сушёные…

   – И что я тебе плохого сделал, Игнат? Зачем ты меня женишь? – шутил я с другом. – Мне и так хорошо. Может, завидуешь? Хочешь, чтобы и мне тяжко стало от домашнего гнёта? Нет уж, меня моя жизнь вполне устраивает.

   Этот разговор с Игнатом на разные лады уже много лет периодически повторялся. Вот и в этот раз перед выездом из Москвы в Кисловодск Игнат решил свести меня со своей знакомой, Тамарой. Познакомил, значит. Тамара мне понравилась: молодая, красивая, независимая, доктор наук, врач-патологоанатом. Я отметил про себя все прелести и заслуги очередной невесты, но ограничился её приглашением погостить два выходных дня в загородном доме Игната. Ну, с кем не бывает – вдруг захотелось отдохнуть с этой красивой женщиной на природе, вдали от шумной и перенаселённой Москвы.

   Ни о чём другом я изначально не думал. А потому с самого же начала дал Тамаре недвусмысленно понять: ни на что другое, кроме короткого романа, ей рассчитывать не стоит. Несмотря на это, она согласилась провести со мной время.

   Два дня пролетели незаметно, и ей, видимо, уж очень не хотелось расставаться: за два быстротечных выходных и нашего внезапного, но приятного обоим сближения она всё ещё питала надежду на продолжение отношений. Безусловно, Тамара понравилась мне как женщина, как собеседник, но не как спутница жизни. Ещё и Игнат подсобил – разболтал о моём бизнесе, и теперь она, судя по всему, очень рассчитывала на перспективу более серьёзных встреч.

ГЛАВА 3

Провожая Тамару домой после двухдневного отдыха с ней на природе, я подарил ей букет роз и понравившуюся вазу, на которую она засмотрелась в одном из антикварных магазинов на Арбате.

   – Не могу я принять такой дорогой подарок, – сопротивлялась Тамара, тронутая моим вниманием. – Это антиквариат, ваза стоит сумасшедших денег. Я просто загляделась на красоту.

   – У тебя очень хороший вкус. А такой женщине, как ты, надо дарить только редкие вещи, – галантно ответил ей. – Пусть эта красивая ваза будет у тебя в память о нашей встрече. Спасибо тебе за всё. Мне было хорошо с тобой.

   Я всё-таки настоял на том, чтобы растерявшаяся Тамара приняла презент. Откуда ж мне было знать, что тем самым я разрушил все её иллюзии, мечты и планы на наш счастливый брак. Об этом мне, конечно же, доложил Игнат.

   – Ну и как? – спросил он, встретив меня после проведённого уикенда.

   Оказывается, он уже говорил с Тамарой по телефону и знал о том, что все планы женщины потерпели крах. Но всё-таки последняя надежда свести меня с Тамарой не покидала друга.

   – Твоя Тамара хорошая женщина, умная, деловая, уверенная в себе, – улыбаясь, ответил я. – Словом, русский вариант Маргарет Тэтчер.

   – Не понял, – озадаченно спросил Игнат. – Тебе Томка как женщина не понравилась, что ли?

   – Почему же? Понравилась. Говорю же – твоя Томка очень хорошая женщина. И что бы я без тебя делал, старый сводник?

   – Снял бы себе как обычно девочку дорогую: на большее ты не способен, ленивец, – недовольно ответил Игнат. А с этим твоим контингентом, пусть даже из элитных, мозги напрягать не приходится. Не надо стараться понравиться, удивить чем-то. Не надо даже любить самому. За деньги эти девочки всё сделают сами – и за тебя, и за себя.

   – Кто бы уж говорил-то про элитных девочек и нежелание напрягать мозги и душу!.. – пожурил друга в ответ.

   – У нас с тобой разная ситуация. У меня в плане личной жизни всё позади. А у тебя всё ещё очень даже может быть… Сам Бог велел.

   – Нет, Тамара – это настоящий подарок, я тебе его не забуду, ведь даже среди нашего с тобой элитного контингента подруг на одну ночь нет докторов наук. Хотя иногда встречаются с солидным высшим образованием. В прошлый раз я ушел из ресторана с девочкой, а она, ты не поверишь, окончила философский факультет МГУ. Вначале понять не мог, кого это я снял, удивлялся её грамотной речи, изысканным манерам, но потом в беседе узнал, что отнюдь не глупенькая она, хоть и проститутка.

   – Верю! И даже объясню такой феномен – философам даже с учёной степенью не платят за месяц работы так, как ты платишь этой девчонке за одну ночь. А ради таких денег можно не только философский факультет закончить, но ещё и освоить множество разных специальностей, наук и навыков. Твоя девочка-философ – всего лишь жалкий русский вариант японской гейши: те ведь тоже годами готовятся к искусству обольщения, изысканным манерам, умению говорить, петь, играть на разных инструментах. Однако мы с тобой отвлеклись… Скажи только честно – как тебе Тамарка?

   – Твоя Тамара во всём хороша и универсальна: и красивая, и умная, и любовница классная, и всё при ней.

   – Да ну тебя! Чего ты дурачишься, когда я тебя серьёзно спрашиваю? Тамарка – отличная женщина, а ты дурак. Надеюсь, всё про себя понял? – огрызнулся Игнат.

   – Понял, я дурак. Эльдарушка-дурачок, почти как в русской сказке, – рассмеялся я и обнял друга, хотя потом снова получил претензию, потому как в тот же вечер на его плече рыдала моя несостоявшаяся жена.

   – Эльдар мне как элитной путане цветы подарил и вазу дорогую, – заливалась слезами она. – И ни слова о следующей встрече не сказал, словно попрощался. За кого он меня принял-то?

   – Дура ты, Томка. Где же это видано, чтобы путанам цветы и вазы дарили? И вообще, чего ты ревешь? Он же тебе не зелёненькие под подушку положил? Нет. Вот не поймешь вас, женщин, ей-богу.

   – Я замуж хочу, Игнат, ребёнка хочу, – плакала над своими утраченными иллюзиями Тамара.

   – А какого чёрта сразу же поехала с этим бабником за город, на дачу? Даже в раскованной Америке умная женщина в постель сразу не прыгнет. Или думала, что Эльдар женщин никогда не видел, удивить и поразить его хотела, да?

   Пристыженная Тамара тихо заплакала, а Игнат сочувственно обнял подругу за плечи:

   – Ну, всё, Томка… всё, родная. Прости, я не прав. Не в тебе дело, не в том, что на дачу с ним поехала, а это просто Эльдар такой – он свободу свою потерять боится. А так ты ему очень понравилась, правда.

   В общем, Игнат решил больше не приставать ко мне с предложением жениться. Понял наконец-то: я более чем на короткий роман не настроен.

   Вот и сейчас в ожидании Игната мне пришлось откровенно скучать в этом кафе. Смотрел по сторонам, искал хоть какую-то радость для глаз – ножки, глазки, женские формы покрасивее, но всё вокруг было не то.

   Неподалеку сидела немолодая пара в возрасте под семьдесят, а может быть, и больше. И мужчина, и женщина одеты в спортивном стиле. Мужчина стройный, подтянутый – лишь морщины и дряблая кожа его рук и шеи выдавали его возраст, на голове бейсболка. Женщина – необъятная толстушка, каким-то образом втиснутая в шорты небывалого размера. На голове у пожилой дамы кокетливая пышная шляпа с перьями, в ушах – огромные нелепые серьги, на шее и руках – множество дешёвых украшений, которые она, видимо, только что приобрела здесь же, на ярмарке безделушек у входа в парк. Она была ярко напудрена, напомажена, налакирована, а из-под шляпки выглядывали седые волосы, сжёванные химической завивкой.

   Я окинул принцессу бальзаковского возраста взглядом и невольно улыбнулся: на её ногах были фирменные кроссовки. Всё это – вычурные клипсы, пышная шляпка, шорты с футболкой и кроссовки на ногах старушки – произвело на меня такое впечатление, что я вдруг неожиданно рассмеялся. И получилось довольно громко.

   Пара в недоумении обернулась, отчего мне стало как-то неловко. Я улыбнулся бабульке и кивнул. Она ответила на моё приветствие и растянула морщинистые губы, вложив в улыбку всю свою женственность, былое очарование и кокетство.

   А может, так и надо жить?.. Сказано же у классика – не умирай, пока живёшь. Надо радоваться жизни, каждому её дню и мгновению, а не ждать заранее смертного часа. Вот старики и радуются. И кому какое дело, кроссовки старушка надела или туфли на высоком каблуке, шорты или вечернее платье? Она так хочет, ей так удобно, её мужчине это нравится – старик в подтверждение этих мыслей не сводил со своей спутницы восхищённых глаз – значит, всё остальное неважно.

   Старею, философом становлюсь, отчего и сержусь сам на себя. Даже отдыхать разучился. Всё бы мне искать гармонию во всём, правильность. Что со мной в последнее время происходит? Мне уже и женщина никакая понравиться не может...

   Откровенно говоря, я был недоволен тем, как начался наш с Игнатом кисловодский отдых. Мы уже четвёртый день живём в одном из самых дорогих санаториев Кисловодска, но до сих пор не познакомились с интересными женщинами. Вернее, это я не познакомился, а Игнат даром времени не теряет. И правильно делает! Что за отдых без женщин?

   Я опять осмотрелся вокруг. В кафе за столиками женщины были, но одни из них отдыхали со своими спутниками, другие были совсем не в моём вкусе.

ГЛАВА 4

Мне всегда нравились блондинки. Вот и сейчас почти машинально обратил внимание на молодую женщину с волосами цвета спелой пшеницы за одним из соседних столиков. Она сидела одна и, с пристрастием глядя на себя в маленькое зеркальце пудреницы, подкрашивала пухлые губы.

   Ну вот, и эта златовласка ждёт кого-то, пёрышки чистит. Хороша, ничего не скажешь, хотя могла бы быть и помоложе. Подумав об этом, я стал придумывать повод для знакомства с ней. Но в это самое время к столику подошла молодая женщина с маленьким мальчиком. Блондинка радостно поприветствовала её и усадила рядом.

   Я попытался рассмотреть прибывшую. Женщина была в тёмных очках, и единственное, что сразу бросалось в глаза, – её точёная фигурка. Это была миниатюрная статуэтка, а не женщина. В отличие от сидевшей с ней за одним столиком блондинки, она была жгучей брюнеткой.

   Они с златовлаской как день и ночь – настолько контрастные.

   Интерес наблюдать за женщинами усилился, когда мои глаза зацепились за густые красивые волосы брюнетки, ниспадающие на её узкие изящные плечи. Она села спиной, а вот блондинка, к моему удовольствию, осталась на своём месте, и потому я мог продолжать с любопытством подсматривать за ней.

   Впрочем, брюнетка тоже ничего… Мы с Игнатом могли бы неплохо провести с ними время, если бы не этот мальчишка. Брюнетка, видимо, замужем, с сыном отдыхает, потому вся из себя такая серьёзная и неприступная. Блондинка попроще, но кто знает – может, и она несвободна. Хотя какое значение имеет для мужчины семейное положение понравившейся женщины, когда речь идёт об отдыхе и ни к чему не обязывающем времяпровождении? Курортный роман на то и курортный, чтобы не учитывать, что было до него и что будет после. И всё-таки лучше бы златовласка осталась одна без этих пришельцев: я к ней сейчас же подсел бы и познакомился. Принесла нелёгкая эту брюнетку-статуэтку, да ещё и с ребёнком. Игнату эта чёрненькая, скорее всего, понравится. Ему всегда брюнетки нравились.

   Бурный роман молодости Игната со студенткой из Армении помнили все его друзья, которые тогда с трудом вывели его из депрессии. А его ненаглядная Анаит, вдоволь поморочив голову безумно влюблённому в неё русскому парню, всё-таки уехала в свой Ереван. И не одна, а с защитившим диссертацию соотечественником Кареном. Игнат тогда почернел от горя: эта была его вторая неудача в любви, но Анаит зацепила его крепко – он долго не мог забыть свою смугляночку. Может, потому и женился не глядя, не раздумывая, почти случайно. Вряд ли, будучи в здравом уме, смог бы остановиться на своей Людмиле.

   Интересно, а эта блондинка натуральная или крашеная?

   Я снова переключился мыслями на приглянувшуюся мне женщину, в то же время продолжая пристальное наблюдение за соседним столиком.

   Вот леший этот Игнат! Почему так задерживается? Пора бы ему уже прийти.

   Женщины о чём-то оживлённо беседовали. Брюнетке стало жарко, и она собрала волосы в руку, пытаясь связать их резинкой в пучок на затылке. Из-под копны роскошных чёрных волос показалась тоненькая шея. Она была такой неестественно белой относительно смоляных волос и такой беззащитной, как травинка на сильном ветру, что я неожиданно для себя вздрогнул.

   Внутри у меня словно что-то оборвалось. Сердце вначале птицей взлетело вверх, а потом резко упало наземь. Я и сам удивился своей реакции, почувствовав прилив волнения и необъяснимо щемящей жалости к незнакомке. И от этого странного чувства к пока ещё даже не увиденной женщине у меня перехватило дыхание. Я понял, как меня целиком и полностью охватило не желание, не влечение, а именно нежность, трепет и что-то давно забытое.

   О господи… Что это со мной происходит? Видимо, давно женщины не было… Оставалось только осудить себя за такой всплеск эмоций, хотя прекрасно знал: это было совсем не похоже на мою обычную реакцию относительно женских прелестей.

   Я вновь перевёл взгляд на блондинку. К чёрту статуэтку! Вот то, что мне сейчас надо. Блондинка была беленькой и пухленькой, как сдобная булочка, хотя полной её не назовёшь. Мне всегда нравились женщины типа Мэрилин Монро, и блондинка как раз была чем-то отдалённо похожа на кинозвезду. Тонкая кофточка так красиво и аппетитно облегала её пышные формы, высокую грудь и тонкую талию… А эту дистрофичную Нефертити надо будет Игнату показать. Она ему точно понравится.

   Игнат всегда любил в женщинах кожу да кости, и чтобы ни жиринки на них. А мне с некоторых пор нравились женщины, что называется, приятной полноты, кошечки, как я их называл. И блондинка была именно такой. Женщины, измождённые диетами, прожаренные в соляриях, как куры-гриль, уже надоели, тем более что во мне всегда брал верх здоровый дух кавказского мужчины. Но, несмотря на это, худенькая, как балерина, брюнетка почему-то особо привлекла внимание.

   Блондинка, заметив боковым зрением интерес к собственной персоне, стала удивлённо поглядывать в мою сторону. Брюнетка сидела ко мне спиной и потому не замечала пристального наблюдения за их столиком. Она была занята только мальчиком, оживлённо болтала с ним о чём-то, потом встала и подошла с ним к огромному аквариуму с рыбками. В это время официант подал мороженое, и мальчик нетерпеливо увлёк свою спутницу за столик. Блондинка, продолжая разговаривать с подругой, – так я почему-то решил – всё время посматривала на выход, заставив меня немного забеспокоиться.

   Так и есть – блондинка явно кого-то ждёт, а я тут как последний идиот о ней размечтался. Наверное, уже сейчас на горизонте появится её мужчина. Но вместо мужчины за столиком появилась пожилая женщина с маленькой собачкой на руках.

   Брюнетка поднялась с места навстречу ей, а потом обняла пожилую даму и усадила рядом. Они смотрели друг на друга с удовольствием, обе были радостно взволнованы встречей. Поприветствовал старушку и мальчишка. Он, чмокнув её в щёку, забрал из её рук собачку и полностью переключил внимание на питомца. Спокойнее всех отреагировала на ещё одну гостью блондинка – улыбаясь, кивком поздоровалась со старушкой и, подозвав официантку, сделала дополнительный заказ.

   Игната всё ещё не было, и я, посмотрев на часы, позвонил другу на мобильный. Телефон был отключён.

   Всё ясно с этим стареющим Казановой!.. Вспомнил! У него же свидание! Вчера он активно «клеил» Наташу-диетсестру из столовой, настойчиво приглашая её прогуляться к источнику вместе, и глаза Наташи горели ответным огнём.

   Друг накануне проводил её после работы домой, вручил какие-то дары. Я бы на её месте подумал просто о благодарности, к чему все в санатории уже привыкли, но даже для их контингента подарки Игната были дорогими, к тому же, отдыхающие обычно благодарили персонал накануне отъезда, а наша курортная смена только началась. В общем, девушка, видимо, сделала вывод, что Игнат ухаживает за ней: невозможно было не заметить его интерес и воодушевление. И её можно понять: Игнат интересный, обаятельный и щедрый, всегда вызывал в женщинах как минимум симпатию. Вот и Наталье он сразу же понравился.

   Значит, этот пройдоха занят сейчас сестричкой… Ну и чёрт с ним – запоздалая догадка меня даже развеселила. Пусть отдыхает и отрывается по полной: его Людмила из той категории жён, которые не располагают мужей к верности.

   Я дружил с женой друга, Людмилой, ценил её человеческие качества и даже любил почти по-родственному, а также уважал в ней профессионализм. Она была одним из лучших хирургов Москвы, профессором, доктором медицинских наук. Кроме большой хирургической практики, от которой она не только не собиралась отказываться, но и не уменьшала количество выполняемых операций, Людмила вела научную и педагогическую работу в одном из медицинских университетов столицы.

   Она всегда была в работе. Дома прибиралась и готовила для них за зарплату соседка Елизавета Сергеевна, а мужские радости в редкие свободные часы успешного бизнесмена Игната доставляли ему дорогие «девочки» – словно сошедшие с обложки глянцевых журналов красотки. Многие из них были бы не прочь завести с ним более близкие отношения и даже не основанные на материальной заинтересованности. Но Игнат всегда хотел иметь именно такую, ни к чему не обязывающую связь с женщинами. Это позволяло ему порой даже не спрашивать имени очередной куколки во время встреч и любви, а уже наутро без угрызений совести забывать о ней как об очередном сладком сне.

   В душе я жалел друга: его жену Людмилу – резкую, грубоватую – трудно было назвать нормальной женщиной. А суровая профессия хирурга, не располагавшая к сантиментам, с годами выхолостила из неё остатки женственности. Мы с ней часто уходили от некурящего Игната на балкон. Покурить. Я смотрел на Людмилу и понять не мог: как утонченный Игнат с его особыми критериями эстетики и красоты мог жениться на ней – мужеподобной, неинтересной во всём и даже не пытающейся преобразиться женщине.

   – Дура ты какая-то, – по-свойски ругал я её в моменты наших задушевных бесед, но в то же время жалел жену друга. – Сейчас даже уродливую обезьяну в институтах красоты преображают до неузнаваемости, а ты ведь нормальная женщина без изъянов и уродств, но словно обещание себе дала – не дай бог хорошо выглядеть.

   И я был прав: Людмила и не собиралась прихорашиваться, совсем не пользовалась косметикой, а её простая стрижка была задумана так, чтобы особый уход и укладка её волосам не требовались. Казалось, Людмила даже одежду выбирает самую безликую и по фасону, и по цветам, чтобы её в этих серых нарядах, не дай бог, никто не заметил.

   Семейная жизнь друга вызывала у меня тоску – всё-таки жаль Игната, заслуживающего семейного счастья и лучшей жены. Интерес у противоположного пола друг вызывал всегда и немалый, но продолжал жить с Людмилой в их сером, безрадостном и даже бессмысленном браке. У них не было детей, общих друзей и интересов, а потому супруги абсолютно не нуждались друг в друге и почти не пересекались ни в повседневной жизни, ни в делах и планах. Может быть, потому на все попытки Игната женить меня я сразу же показывал протест – пример семейной жизни друга вызывал лишь отвращение к браку и стойкое желание оставаться холостым.

   Я в свою очередь тоже советовал Игнату:

   – Тебе надо найти достойную женщину для души и тела одновременно. Много ли радости дают тебе путаночки-однодневки?

   – Бросить Людку я уже не смогу, – отвечал Игнат. – Может, и надо было сделать это раньше, не получилось у нас с ней жизни. Но теперь я уже не оставлю её. Она родная мне, как сестра родная, понимаешь. Мы уже давно забыли с ней, что супруги. Я только шаг в её сторону сделаю – она тут же лапки кверху поднимает: «Игнат, будь другом, не надо. Мне бы выспаться... Я устала как чёрт, как три чёрта. У меня сегодня три сложные операции, нервы на пределе. А завтра лекции, студенты, дипломники». И вот так ежедневно в разных вариантах уже много лет. Одно время с ума сходил: думаю, может, кто-то появился у неё. Узнавал, следил за ней, но нет у Людки никого, она действительно вся в работе.

   – Ты меня не понял, Игнат, – сказал ему в ответ. – Не бросай свою Людмилу ни в коем случае. Разве я, её друг, тебе такое посоветую? Просто заведи себе милую и хорошую подругу для серьёзных отношений.

   – Заведи! – передразнил меня Игнат. – Разве женщина – собачка или хомячок, чтобы я мог её себе завести? Женщину надо или счастливой сделать или уж лучше её не «заводить». А какое может быть счастье нормальной женщине с женатым человеком, который не собирается оставлять жену? А я не собираюсь. Ни за что и никогда не брошу Людку! Сам подумай, на кого я её, ненормальную, оставлю? Кому она нужна? И ребёнка в своё время не родила, дура несчастная, сколько ни просил. Всё резала людей и штопала. Но теперь уже всё… Ладно, Эльдар, меня такая жизнь вполне устраивает, уже привык. Девочки-супермодельки меня ни к чему не обязывают, и совесть на следующий день молчит. У меня, русского человека, менталитет другой, Эльдар. Это вы там, на Кавказе, почти все многожёнцы.

   Я молча смотрел на друга и восхищался гениальностью Толстого: прав был старик – каждая несчастная семья несчастлива по-своему. Игнату, успешному, благополучному во всех отношениях мужчине, не хватало самого элементарного и такого естественного – женской ласки, внимания жены. У меня в двух браках было всё и даже в избытке. Обе жены – Арина, моя первая жена, с которой я прожил совсем недолго, и вторая – Ирма, подарившая мне счастье отцовства в лице единственной дочери Гульнары, были женственны, красивы, успешны, любили меня страстно и нежно. Всё было, но, к сожалению, не сложилось. А потому за плечами два развода.

   К счастью, бывшие жёны удачно вышли замуж и теперь счастливы в своих новых семьях. Значит, никому жизнь не испортил... А свою дочь Гульнару я обожаю и балую как принцессу – думаю, она не так остро чувствует отсутствие в её жизни отца.

   У моих бывших жён всё сложилось. А у меня самого? Что у меня сейчас и в будущем? Фирма и недвижимость в разных странах, много денег на счетах в банках. Дочь – любимая рыжая девчушка, уже студентка, но ещё такой ребёнок…

   Почему же я не чувствовал себя счастливым? Что омрачало мою, в общем-то, удавшуюся жизнь? Может, я однолюб? Но что тогда помешало тогда остаться с единственной любимой?

   Как глупо всё получилось… С досадой и чувством вины я вспоминал об Асе, своей первой и, видимо, единственной любви. Я никогда больше не был счастлив в отношениях с другими женщинами. А с ней… с ней понял: поэты ничего не придумывают, когда пишут о небе в алмазах и полётах души, о крыльях у влюблённых и сладком опьянении, об уходящей из-под ног земле и головокружении, когда любимая рядом… Всё это и у меня было когда-то. Только с ней и было, с Асей.

ГЛАВА 5

Ася, Асенька… Мы познакомились в день её рождения. Вернее, в этот день я, ещё шестилетний мальчик, узнал, что у соседей по лестничной площадке родилась девочка. А увидел её впервые уже в день выписки из роддома. Мне не терпелось посмотреть на малышку, потому что и мама, и сестрёнка на все лады говорили об Асе как о чудо-девочке:

   – Это же надо родиться такой красивой! – восторженно говорила мама о новорождённой дочке своей подруги и соседки. – Глазки огромные, уже с ресничками, волосики длинные, взгляд вполне осмысленный, умный.

   Я до этого никогда не видел таких маленьких и даже представить себе не мог, какими они бывают. А в тот день, когда нашу соседку тётю Луизу вместе с маленькой Асей забрали из роддома, вместе с мамой встречал их. Долго вглядывался в сморщенное красное личико и не понимал, что они все красивого в ней увидели? Эта живая кукла вызывала у меня только жалость – она была такая крошечная, беззащитная, жалобно пищала.

   Наши матери дружили, и поэтому мне часто поручали присмотреть за девочкой – покачать коляску, погулять с ней во дворе. Иногда это доставляло удовольствие, даже радость, а порой надоедало так, что хотелось выбросить эту орущую девчонку из окна или с балкона.

   – Мне надоела эта ваша Ася, – сказал я однажды её маме, устав от своих обязанностей внештатной няни.

   – Зря ты так, Эльдарик, – улыбалась тётя Луиза, – вот подрастёт моя Аська, красавицей станет – ты в неё влюбишься. А я ей тогда скажу, что ты за ней смотреть не хотел.

   – Я? Влюблюсь? В неё?! – удивился тогда, будучи семилетним пацаном. Ну и лопух же я был. – Нужна она мне, ваша Ася!

   Но девочка очень часто оставалась со мной, и вскоре я научился кормить малышку детскими смесями, поить её из бутылочки и даже при необходимости переодевать. Она росла, и мне всё больше и больше казалось, что я привыкаю к ней. Детский сад находился рядом с нашим домом, и мне, тогда уже второкласснику, со временем стали доверять сопровождение маленькой Аси в ясли, а вечером девочка была крайне недовольна, когда вместо меня за ней приходили родители. Как потом рассказала соседка, плакала всю дорогу: «Идаю ачу!», что в переводе с детского лепета означало: «К Эльдару хочу».

   Она души во мне не чаяла, пусть я был ей всего лишь соседским мальчишкой, выбегала навстречу, обнимала от радости мои ноги. Я тоже привязался к Асе как к родной и нередко откладывал для неё даже единственную конфетку или яблочко, которым меня угощали.

   В двенадцать лет, когда однажды, придя из школы, я увидел у подъезда толпу людей, то спросил у дворовых мальчишек:

   – Что случилось?

   – Ваши соседи разбились на своей машине, они погибли. Только твою Асю выбросило из машины – она почти не пострадала.

   – Девочка в рубашке родилась: ни переломов, ни серьёзных ушибов, только ссадины, – обсуждали произошедшее соседи.

   У меня впервые за всю недолгую жизнь так не по-детски сильно сжалось сердце. Впервые я увидел горе так близко. Зашёл в соседнюю квартиру, где собралось множество людей – плачущих и кричащих. На диване сидела испуганная Ася, о которой, казалось, все забыли. Её ножка была наспех перебинтована, на щёчке и голом плечике – царапины и ссадины. Моя девочка со страхом и непониманием смотрела на происходящее вокруг, а в огромных глазах застыли слёзы. Увидев меня, она потянулась, подалась вперёд, и я, неожиданно для себя, рванулся к малышке. Никому ничего не говоря, взял Асю на руки – она тут же благодарно обвила мою шею своими ручонками. И я унёс её к себе домой. Запершись в своей комнате, горько плакал, прижимая головку малышки к себе, а она грустно смотрела на меня и гладила моё лицо, вытирала ладошками слёзы, утешала, ещё не осознавая случившегося несчастья.

   Так, в одночасье Ася потеряла родителей и осталась круглой сиротой. Я помню, как долго и безутешно плакала тогда мама. Как через некоторое время в квартире соседей поселилась бабушка маленькой Аси, до этого проживавшая в доме сына. У сына была большая семья – четверо детей, и потому бабушка решила поселиться с девочкой– сиротой в квартире покойной дочери. Я по-прежнему провожал Асю в садик, а вечером, возвращаясь из школы, забирал её. Асина бабушка говорила мне, что может делать это и сама, но я оставил эту обязанность за собой. Не могу передать словами своего счастья, когда Аська, увидев меня, радостно выбегала навстречу, и быстро начинала одеваться, а потом послушно протягивала свою ладошку, и мы вместе шли домой.

   Перед Новым годом я попросил маму, чтобы Ася встречала праздник с нами. Мама и сама собиралась пригласить её с бабушкой к нам в новогоднюю ночь. А накануне она дала мне денег – столько, сколько просил у неё на дорогую игру. Мама приготовила подарки и для Сабины с Асей. Но я не купил себе желанный подарок, хотя давно мечтал о нём. Сложив деньги, подаренные мамой, с содержимым своей разбитой копилки, купил подарок для Аси – огромную куклу и нарядное пышное платье.

   – Ты же не будешь меня ругать? – спросил я маму, придя из «Детского мира». – Я все свои деньги на подарок Аське потратил. Купил ей большую куклу, которую она давно хотела. А ещё платье: она мне такое на других девочках показывала и просила: «Когда будешь большой и на работу пойдёшь, купи мне такое платье, как у принцессы. Хорошо?» Я пообещал, а потом решил не откладывать Аськину просьбу надолго – пусть будет у неё и платье, и кукла к Новому году. Я же правильно сделал, мама?

   Мать, тронутая самоотверженной добротой, расплакалась, обняла меня.

   – Боже! Какой у меня в семье, оказывается, уже взрослый мужчина, – сказала она, целуя меня. – Вот я и дождалась. Мой сын совершил настоящий мужской поступок.

   Игру, от покупки которой мне пришлось отказаться во имя подарка для Аси, мама купила в тот же день, а вечером положила её под ёлку. Платье, с любовью выбранное для моей маленькой принцессы, мы с мамой поменяли на другое, ещё более красивое и Асиного размера.

ГЛАВА 6

Вечером, в преддверии новогодней ночи я зашёл к соседям, чтобы напомнить им о приглашении, но бабушка Аси, ещё не так давно потерявшая дочь, не захотела праздновать и участвовать в застолье, осталась дома. Асю же, принарядив в новое платье, она отправила к нам. Моя девочка веселилась от души, показывала всем своё платье и куклу, благодарно обнимала меня, Сабину, свою любимую тётю Гулю, мою маму, которая теперь стала для неё родным человеком, а та – я видел – тайком смахивала с глаз слезу.

   – Бедная девочка, она даже не может осознать всю глубину постигшего её горя…

   Накануне Ася, будучи у нас, долго сидела у окна и думала, а потом тихо сказала:

   – Раньше, когда папы и мамы не было дома, я так же их ждала. Иногда долго ждала, но они всё равно приходили. А сейчас почему-то не приходят…

   Мама, и без того тяжело переживавшая смерть близких ей соседей, не выдержала и расплакалась.

   Ася повернулась и посмотрела на неё:

   – Не плачьте, тётя Гуля, а то мне вас жалко. И себя жалко, и вас, – потом она немного помолчала и добавила: – Скажите мне, тётя Гуля, что такое «погибли»? Это значит, что мама с папой никогда не придут и даже не позвонят нам? Ни вам, ни нам? И никогда мы их больше не увидим? Никогда-никогда? Их больше нигде нет?

   Глаза моей малышки были грустными и полными слёз. Кажется, в тот день она впервые всерьёз задумалась о своей потере. Но сегодня, в новогоднюю ночь, Ася, уже забыв обо всём на свете, вертелась под ёлкой, ведь детство само по себе безоблачно.

   Вот так я и Ася почти всё время были вместе. Эта девочка-сирота души во мне не чаяла, сделала самым непререкаемым авторитетом, всемогущим, всесильным. Я был её защитой и опорой.

   Ася знала: никогда и никому я не дам её в обиду, защищу от любой беды.

   – Я Эльдару скажу, – говорила она, угрожая своим обидчикам во дворе, а потом уже и в школе – так я её научил.

   Много лет прошло с тех пор, но и сейчас я, уже взрослый мужик, отчётливо помню первый школьный день Аси, когда увидел её, нарядную и счастливую первоклассницу с огромными белыми бантами в волосах. Смотрел на свою воспитанницу и думал: какой красивой она стала, повзрослев. Я помню, как перевёл взгляд на её бабушку, стоящую рядом. Та старалась спрятать набегавшие на глаза слёзы. Боль старушки мне была понятна: дочери и зятю, родителям Асеньки, не суждено было проводить свою девочку в первый раз в первый класс. И теперь из родных Аси здесь только она. Вот и расстроилась старушка, видимо, вспомнив покойных дочь и зятя. Но я серьёзно сказал тогда пожилой женщине, отведя её в сторонку:

   – Не плачьте, пожалуйста, бабушка. У Аси сегодня праздник. Не надо её расстраивать. А своими слезами вы ей всё плохое напоминаете.

   Бабушка Аси тут же взяла себя в руки, обняла меня и пообещала держаться.

   Каждый школьный день для моей прелестной первоклассницы был праздником. Она светилась от счастья, показывала свои книжки и ранец, альбомы и пенал, вертелась передо мной в своей новой юбке и туфельках, которые купил ей в подарок дядя. А потом, приходя из школы, ежедневно показывала свои тетрадки, хвалилась пятёрками, засыпала меня многочисленными вопросами.

   В школу мы тоже ходили вместе, учились в одну смену, но забирала Асю из школы бабушка: уроков у неё было ещё не так много, как у меня, уже почти старшеклассника.

   Шли годы. К Асе у меня по-прежнему было родственное, особо трепетное отношение. Я искал её глазами на переменах, спускаясь на этаж младших школьников, опекал и защищал от обидчиков и наглых задир, которые вскоре поняли: лучше эту девчонку не трогать, с её телохранителем шутки плохи.

   В моей семье к ней относились как к дочери – она много времени проводила у нас, но играла не с сестрой, которая была не намного старше её, а со мной. Но при этом Ася никогда не мешала, если я читал, делал уроки или играл, говорил с друзьями по телефону. Она тогда пристраивалась где-нибудь рядышком и, не отвлекая меня, делала свои дела: читала, рисовала, играла в куклы, мурлыкала под нос какие-то песенки, говорила сама с собой. Или просто тихо сидела, наблюдая за мной.

   Ей было одиннадцать, когда я перешёл в выпускной класс. Одна из соседок, заметив, что Ася ходит за мной по пятам и всё время пропадает у нас, в основном в моей комнате, сказала матери, что не следует подросшей девочке и мальчику всё время быть вместе. Как бы из этого чего не вышло… Всё-таки девочки и мальчики – они как огонь и вода.

   – Да что ты такое говоришь, Ума, – возмутилась мама, толчком отправив меня погулять. – Они же ещё дети и всегда были как брат и сестра, даже с Сабиной, родной сестрой, Эльдар не так близок. Я только рада этому. У моего сына теперь две сестры, ведь покойная Луиза была мне не чужим, а очень близким человеком.

   Тогда слова соседки показались матери абсурдными и противоестественными. Но и потом, когда особое отношение девочки-соседки ко мне стало очевидным, она видела в этих проявлениях всё что угодно, но только не влюблённость. Мама призналась в этом перед своей смертью, и я не виню её ни в чём, потому что она прежде всего выполняла роль родителя. Моего и, как она сама считала, Аськиного.

   Так было и тогда, когда мои одноклассники, не найдя подходящего помещения для проведения вечеринки к Восьмому марта, решили с разрешения моей мамы отметить это мероприятие у нас дома. Они сложились деньгами, накупили продуктов и собрались для подготовки и проведения праздничного застолья. Самая большая и почти пустая комната в нашей квартире вполне подходила для вечеринки с танцами.

   Одноклассницы вместе с моей мамой и сестрой с утра суетились на кухне, готовили разные блюда и салаты, а ближе к вечеру стол был накрыт и ломился от обилия еды, печёного, фруктов, сладостей.

   В общем, шумная молодёжь быстро перешла от праздничной трапезы к танцам, и мама, радостно глядя на повзрослевшего сына, танцующего с одноклассницей, ушла на кухню, чтобы не смущать нас.

   Аси у нас не было с вечера: накануне вместе с бабушкой она уехала на выходные и праздники к родственникам в село. Но уже на второй день она заскучала и стала проситься домой. Бабушка, во всём и всегда уступавшая просьбам внучки-сироты, согласилась вернуться в город, хотя ей очень хотелось побыть с родными ещё день-два.

   А у нас на весь подъезд гремела музыка, праздник в самом разгаре. Ася даже домой заходить не стала, сразу же помчалась к нам. Мы не виделись два дня, и если я отнёсся к нашей временной разлуке спокойно, то ей она, похоже, показалась вечностью. Девчонке, наверное, хотелось рассказать о своих впечатлениях, о встречах с родными, о самом разном, ведь она привыкла делиться со мной всем до мелочей, советоваться и обсуждать свои планы и детские дела. Так было и на сей раз, но мне, дураку, нужно было совсем другое. Она примчалась, чтобы показать медальончик, который подарила ей сестра бабушки. Узнать о том, как я жил тут без неё целых два дня.

   Мы не запирались, входная дверь была открыта – тихо и незаметно войти в квартиру не составило бы труда любому гостю. Мама и сестра убирали на кухне, а вся наша компания разбилась на пары. Я пригласил на медленный танец красивую высокую одноклассницу, шептал ей на ухо нежности и комплименты, мы смеялись и смотрели друг на друга с нескрываемой симпатией. Но я не сразу заметил Асю, которая застыла как вкопанная у двери. Могу себе представить, насколько горько и больно ей было на душе. Откуда ей, девочке-подростку, было знать, что ревность – она такая… жестокая. Когда же мой взгляд упал на хрупкую фигурку Аси, я обомлел. Она стояла бледная, растерянная, с уже готовыми пролиться из глаз слезами.

   – Что такое, Аська? – подошёл к моей девочке, оставив свою партнёршу посреди комнаты, взял дрожащие руки Аси в свои и обеспокоенно спросил: – Почему ты плачешь?

   Вероятно, последний вопрос окончательно вывел расстроенную Асю из равновесия, и она расплакалась, а потом вдруг вцепилась в девушку, с которой я только что танцевал.

   – Уходи, зачем ты сюда пришла?! Уходи!.. Я тебя ненавижу! – кричала она громко и истерично, схватив испуганную соперницу за руку.

   Одноклассница ничего не могла понять и только испуганно пряталась от нападок одиннадцатилетней Аси за моей спиной, а я, ошеломлённый происходящим, схватил соседку за руку и вывел из комнаты.

   – Ты что, сдурела, Аська? Что тебе Диана плохого сделала? Ты ведь даже не знаешь её!

   – Знаю, знаю! – продолжала рыдать Ася. – Я видела её у тебя на фотографиях! Пусть не трогает тебя, пусть вообще уходит отсюда!

   Я и сам был ещё слишком молод, чтобы распознать в этом порыве обыкновенную ревность. Так ничего и не понял, а потом, обсуждая с матерью и Сабиной внезапную истерику Аси, мы всей семьёй пришли к выводу: это была своеобразная ревность сестры.

   – У неё ведь никого нет, кроме нас. А тебя она особенно любит, Эльдар. Ты для неё и отец, и брат – вот Аська и ревнует тебя ко всем. Она и к Сабиночке, по-моему, тебя тоже ревнует, когда ты ей больше внимания уделяешь, – сказала мама, видимо, даже не предполагающая, что в сердце одиннадцатилетней соседской девчонки, которую я опекал с самого рождения, может появиться совсем другая любовь…

   А ведь юная девчонка не отдаёт себе отчёта в своём отношении к парню, но почему-то точно знает, что он точно самый близкий, родной человек на этой земле. Ей интересно всё, что его касается. Она любит всё, что любит он, даже перенимает привычки, например, будет выбирать варёный лук из супа. Она начнёт любить фильмы о войне и комедии, смотреть и слушать спортивные передачи. Болеть вместе с юношей за его любимую футбольную команду, вырезать фотографии его любимых спортсменов из журналов и газет, часами слушать рассказы о пенальти, карате и даже о незнакомых ей вратарях. Одним словом, смотреть на мир только его глазами.

   Думаю, то же самое испытывала Ася, только я по-прежнему её не замечал, делал своей тенью.

   Когда окончил школу и поступил в университет, она стала своей в доску девчонкой, словно уже научилась подавлять в себе муки ревности, хотя, уверен, с тех пор поводов к неё с каждым днём было всё больше. Я без стеснения, ничего не подозревая о чувствах Аси, звонил при ней знакомым девушкам, но иногда и они сами звонили мне. Тогда безнадёжно влюблённая девочка, оказываясь свидетельницей этих телефонных разговоров. Она молча выходила из комнаты, слыша в телефонной трубке женские голоса. Я же считал, что Ася любит меня как брата, а потому поручал ей иногда звонить моим подругам и вызывать их к телефону, не представляя, на какие страдания обрекал свою маленькую девочку. Потом ещё и хвалил её, еле сдерживающую слёзы:

   — Спасибо, Аська. Ты свой парень…

ГЛАВА 7

А Ася тем временем росла и постепенно становилась девушкой. Впервые я заметил это в день её шестнадцатилетия. Все хлопоты по поводу дня рождения взяли на себя моя мама и жена Асиного дяди. С вечера женщины готовили, пекли, нарезали салаты. Застолье решили устроить не у именинницы дома, а у нас дома, в большой комнате, той самой, где отмечалось Восьмое марта.

   – Сынок, ты завтра пораньше домой приходи. К нам в гости Асины одноклассницы и родственники придут. А ты на правах её отца и брата должен будешь гостей встречать и провожать, – полушутя, но всерьёз сказала мама.

   В тот же вечер однокурсник Арсен позвал меня на вечеринку, которую они устраивали на квартире одного из друзей. Туда же пригласили знакомых девочек, а потому вечер обещал быть интересным и содержательным. Но я идти на вечеринку отказался, объяснив, что сегодня должен быть дома, на дне рождении Аси.

   – А мы вполне успеем и то, и другое, – уговаривал друг. – Давай к вам, посидим часиков до восьми, потом скажешь маме, что ко мне ночевать идёшь, позаниматься, мол, надо – зачёты, а учебников нет. И поедем… Не опоздаем, наши там всю ночь гудеть собираются.

   По правде говоря, я колебался, не представляя, как смогу оставить почти семейное торжество, но Арсен стоял на своём.

   – Ты что, с ума сошёл? Из-за какой-то малявки-соседки такой кайф хочешь испортить и себе, и нам с Тагиром? Там такие девочки классные будут – закачаешься. Кстати, одна из них, Ирина с иняза, тобой очень интересовалась, ради тебя на приглашение Тагира и клюнула. Переспросила при этом – будешь ли ты? Она придёт, и что мы ей скажем? Кем тебя заменим?

   После недолгих уговоров мы так и решили: побудем немного на дне рождении Аси, а попозже отпросимся «заниматься» на вечеринку.

   Я оставил друга в комнате с Сабиной и другими девушками, накрывающими на стол, и отправился к маме на кухню. Мне надо было уже сейчас подготовить её к своей ночной отлучке из дома. Через несколько минут Арсен заглянул к нам, позвав глазами. Он явно был чем-то взволнован.

   – Всё в порядке, – сказал я, думая, что другу не терпится узнать результаты переговоров с мамой.

   – Я не о том, Эльдар. К вам сейчас одна девочка пришла… такая куколка… Такая классная, красивая, супермодель. Глаза на пол-лица. Познакомь меня с ней: стрела любви попала в самое сердце твоего друга.

   – Хорошо ещё, что стрела нашла себе место, – усмехнулся ему в ответ. – У тебя же всё сердце в этих стрелах, бабник несчастный. Ты же на вечеринку собрался, а сам тут ещё на кого-то глаз положил. Предупреждаю: кто бы там ни пришёл, ты губу не раскатывай: это или Сабинина, или Асина подружка. Это тебе не твои девочки с иняза, – с лёгкой строгостью сказал я, но, заинтересовавшись выбором друга, направился в комнату за ним, потому что хорошо знал Арсена – обычная девочка никогда бы не вызвала у него такого восторга. – О ком ты? – спросил друга, войдя в зал, и вдруг всё понял сам. У окна, спиной ко мне, стояла девушка – стройная, высокая, в нежно-голубом платье. Она и в самом деле была похожа на супермодель – Арсен, описывая её, нисколько не преувеличил.

   Я обомлел, не сразу узнал в юной красавице свою Асю, и меня можно было понять: я никогда не видел её такой. Сейчас это была совсем другая девушка. Обычно перед глазами была соседская девчонка в школьной форме или в домашней одежде – брючках, футболке. Сейчас же передо мной стояла девушка, богато и со вкусом одетая, ухоженная. И самое главное – взрослая, в отличие от девочки-подростка, которую видел ещё утром, уходя на занятия. Я не узнавал преобразившуюся Асю. От неё невозможно было оторвать глаз: точёная фигурка, огромные красивые глаза с поволокой, роскошные волосы, уложенные в красивую причёску. Это была не Ася, и в то же время это была она. Я, не отрываясь ни на миг, смотрел на девушку, а она, заметив мой восторг и растерянность, засмущалась и покраснела.

   – Аська, ну ты даёшь! Ты такая сегодня… – только и смог вымолвить, но договорить так и не смог. Не нашёл подходящих слов.

   Всё в тот вечер проходило мимо меня. Я словно наблюдал со стороны, как суетятся женщины, как все вокруг восхищаются Асей, которая из Золушки в одночасье превратилась в прекрасную принцессу, из девчонки-подростка – в красивую девушку. Наблюдал и всё думал – как в сказке получилось, неужели так может быть? Неужели столь чудесное превращение возможно?

   Недаром Арсен, самый любвеобильный парень нашего факультета, потерял дар речи при виде Аси и тут же на неё «положил глаз», искренне восхищаясь её красотой, а потом ещё умолял меня познакомить его с соседкой поближе.

   Весь вечер он уделял мне девочке внимание, приглашал на танец, говорил комплименты, и его поведение меня раздражало, но тогда я не мог понять почему. В конце концов, я вывел друга на балкон и сказал:

   – Слушай, Арсен, ты и думать о нашей Аське забудь, не то что мечтать. Даже не смотри в её сторону! Она тебе не Ирка с иняза, понял?

   Арсен недоумённо пожал плечами, но поспешил ответить:

   – Успокойся, псих… Знаю, она тебе как сестра. Так ведь я тоже ничего плохого относительно твоей соседки не хотел. Может, я жениться на ней хочу?..

   – Оставь эти разговоры, придурок. Поищи себе другую для своих утех. Ася ещё ребёнок. У тебя в коллекции девчонок не хватает, что ли?

   – Такой, как она, – нет, – серьёзно сказал Арсен, восхищённо глядя на Асю.

   – И не будет, – я ответил ему так твёрдо, что Арсен понял: лучше оставить эту тему и эту девочку, иначе он потеряет друга.

   – Ладно, – примирительно сказал тот, – тогда, может, пойдём на вечеринку – нас уже ждут.

   – Ты иди, наверное, один, а я попозже подойду, – не раздумывая ответил Арсену.

   – А с чего это вдруг я должен один идти? Ты ведь отпросился? – не отставал он, но через некоторое время всё же ушёл, взяв с меня честное слово, что я загляну к ним на огонёк:

   – Перед девчонками неудобно, сам подумай – недокомплект получается: два парня и три девушки. А куда нам с Тагиром Ирку девать? У нас свои кадры есть. Танцевать нам как? Хоровод водить, что ли? – продолжал он уговаривать меня на ходу, уже одеваясь.

   День рождения проходил шумно, весело: гостей, подарков и цветов было много. Одноклассницы Аси и её классный руководитель сказали об имениннице много хороших слов. Потом слово предоставили моей матери. Она не могла говорить, расплакалась и только обняла Асю. А я, глядя на повзрослевшую девушку, так удивившую всех своим чудесным перевоплощением, почему-то вспомнил серый сентябрьский день, когда сам, ещё двенадцатилетний ребёнок, обнимал маленькую сироту и плакал. Вспомнил, как она тряслась тогда от холода и не понятого ещё до конца, но уже прочувствованного детским сердцем большого горя.

   Ася и в этот праздник почему-то вызывала во мне жалость, несмотря на то, что была неотразимо красива, хорошо одета и выглядела как девушка с обложки модного журнала. Но при всём этом было в ней что-то такое, отчего хотелось её обнять и прижать к себе, защищая и ограждая от всех бед и возможных печалей.

   Да, теперь у меня забот прибавится… Не один ведь Арсен глаза имеет. Аську надо будет из школы встречать и предупредить её строго, чтобы нигде допоздна не задерживалась. А ещё надо запретить её вечерние занятия в танцевальном кружке. Пусть или днём туда ходит или вообще обходится без него.

   Кто-то из гостей предложил потанцевать, и все дружно поддержали эту идею. Столы были сдвинуты, и в круг вышла не только молодёжь – одноклассники и подруги именинницы, но и вся её родня.

   Ася улыбалась всем счастливо и безмятежно. Её часто приглашали на танец, и она с удовольствием выходила в круг, удивляя присутствующих своим умением хорошо двигаться: годы посещения кружка не прошли для неё даром. Но вот зазвучала медленная музыка, и кто-то из девочек предложил объявить белый танец – самым смелым хотелось проявить свои личные симпатии к одноклассникам.

   Ася подошла ко мне, молча протянула руки, и мы закружились в танце. На нашу пару не обращали внимания: никому и в голову не могло прийти, что меня и Асю могут связывать другие, не родственные отношения.

   Мы танцевали, а я никак не мог понять своей новой привязанности к соседской девушке. Словно сейчас обнимал не Аську, знакомую до боли девчонку, которую когда-то носил на руках и кормил из бутылочки с соской, водил в садик и в школу. Я чувствовал необъяснимое волнение и без конца сбивался с ритма. Ася почему-то так же была натянута, точно струна, и не заметить её смятения было невозможно. Мы нечаянно встретились взглядами, и я вдруг увидел в её глазах столько обожания, что вконец растерялся.

   «Господи, да что со мной происходит? Что это мне мерещится? Может, я выпил много шампанского?.. – растерянно подумал о своих ощущениях и решил побыстрее уйти к друзьям, чтобы уже там, в шумной весёлой компании, спрятаться от непонятного мне настроения, а возможно, и чувства.

   – Мне уйти надо, – сказал я ей немного позже, объяснив и свой ночной уход заранее приготовленной для матери версией:– Завтра у нас зачёт, учебников мало, потому придётся готовиться с ребятами в общежитии. Ты же не обидишься, Асенька? Позволишь мне уйти?

   Она кивнула и посмотрела в глаза. И опять на меня нашло что-то незнакомое – земля поплыла под ногами, накатила волна нежности и волнения. Сердце поднялось куда-то очень высоко, а оттуда вдруг упало наземь.

   Всё-таки причина в шампанском – такое оправдание нашёл я для себя и поспешил уйти на вечеринку, но и там ни девочки, которые, как и обещал Арсен, были куколками без комплексов, что требовалось для хорошего отдыха, ни весёлая компания друзей – ничто не могло вывести меня из странного состояния, которое я и сам пока понять не мог.

   Ирина, одна из приглашённых на вечеринку студенток, выпив пару бокалов шампанского, стала открыто оказывать мне знаки особого внимания. Весь вечер по её инициативе мы танцевали вместе. Она приглашала меня на танец, а я безвольно следовал за ней, хотя мысли никак не давали включиться в происходящее. Вот и спустя пять минут вышел на балкон, а Ирина тенью последовала за мной… А ещё через какое-то время почувствовал, как девушка прижалась ко мне всем телом и попросила:

   – Поцелуй меня, Эльдар. И вообще, давай уйдём отсюда. Ты проводишь меня домой, а я угощу тебя настоящим бразильским кофе. У нас такого не продают, это папе друзья заграничные прислали из самого Рио.

   Я удивлённо посмотрел на девушку, а она ответила на незаданный вопрос:

   – Мы никому не помешаем. Мои родители в отъезде, в Москве, и при желании ты можешь у меня сегодня остаться… Я бы очень этого хотела. А чтобы ты ничего не боялся, знай: жениться на мне после проведённой вместе ночи я тебя не заставлю. Разведённая я, так что спроса за любовь с тебя не будет.

   – Ты разведённая? – удивился её откровению. – Когда успела?

   – А вот и успела, – горько усмехнулась Ирина. – Очень торопилась, на свою беду. В восемнадцать лет замуж вышла, а через полгода разошлась. Так что, пойдёшь ко мне?

   Мне стало неприятно от такого откровенного и недвусмысленного предложения девушки, но, тем не менее, очень хотелось избавиться от настроения, которое весь вечер странным образом мучило и будоражило его.

   Через некоторое время мы с Ириной ушли, провожаемые многозначительными взглядами и шутками друзей. Богатство и роскошь квартиры, в которую она меня привела, откровенно поразили. Дорогая старинная мебель из красного дерева с инкрустацией, картины в золочёных рамках на стенах, современная техника, большой импортный телевизор – такого в те далёкие времена ни у кого ещё не было. Всё в этой квартире было необычно – и ковры, и посуда, и тяжёлые гобеленовые портьеры, расшитые золотом.

   «Не квартира, а музей», – подумал я, с интересом разглядывая редкие картины домашней коллекции.

   А потом Ирина принесла на маленьком подносе две чашечки обещанного бразильского кофе – мне и себе. Мысли были далеко, но ни на одной из них я так и не смог сосредоточиться. Лишь иногда, вспоминая о девушке, которая сидела напротив и что-то говорила, пытался вникнуть в её слова. Ирина рассказывала о себе. О том, как вышла замуж по большой любви, хотя родители были против. Любимый муж оказался наркоманом, и Ирке потом было трудно выдворить его из своей жизни. Восемнадцатилетней девушке впоследствии пришлось избавиться и от беременности, потому что врачи расписали ей во всей красе возможное будущее ребёнка, рождённого от наркомана.

   Рассказ Ирины тронул до глубины души, мне стало жаль её. Она, всегда казавшаяся беззаботной и даже легкомысленной, вдруг горько расплакалась. А я смотрел на неё и думал о том, как же жизнь, неправильно складываясь с самого начала, затем меняет и даже ломает людей. Вот и Ира вышла замуж по своему выбору, совсем ещё юной и невинной. Любила мужа до умопомрачения, хотела иметь от него детей. Муж был первым и единственным тогда единственным в её жизни мужчиной. Но он подвёл, разочаровал девчонку, не оправдал её надежд. И она сломалась, пустилась во все тяжкие от обиды на судьбу. Кто знает, может, и у Ирки, старающейся заполнить образовавшуюся в её жизни пустоту весёлыми, не всегда пристойными вечеринками, всё потом будет хорошо. Встретится ей хороший парень, женится на ней, будут у них дети. Дай бог, чтобы всё было именно так: Ирина, как видно, неплохой человек. Вот и плачет сейчас так жалобно, по-детски кусая губы…

   – Всё у тебя будет хорошо, Ириша. Тебе ещё и двадцати лет не исполнилось – не стоит так отчаиваться, – от души пожалел я девушку, пытаясь успокоить её. – Ты обязательно выйдешь замуж, станешь мамой, и всё у тебя сбудется.

   – Может быть, всё так и будет, – ответила она грустно. – Но трудно в это верится. По-моему, и у родителей мало надежд на моё счастливое будущее. У меня, казалось бы, есть всё для этого. И квартиру со всем содержимым родители мне подарили, у нас ещё один дом есть, а я у родителей одна. Папа сказал: «Выходи замуж за хорошего парня. Я всё для вас сделаю. И машину, говорит, зятю подарю, и на работу хорошую устрою, лишь бы достойный человек рядом с тобой был. И чтобы ты другой стала. Я отца понимаю и согласна измениться, ведь все мои шатания – от скуки. Выйду замуж, буду безвылазно дома сидеть – хочу семейной быть, мужа с работы ждать, детей воспитывать. Но вот где его найти – мужа достойного? Хорошие ребята себе подобных девушек ищут. А кто меня возьмёт с моей подмоченной репутацией? Скажи, Эльдар, ты бы на мне женился?

   Я растерялся от такого прямого вопроса девушки и опустил голову. А Ирина, выдержав паузу, вдруг махнула рукой, встала и извлекла из бара бутылку французского шампанского. Тон её из грустного и задушевного вновь стал другим – бесшабашным и неестественно весёлым.

   – Мы просто мало выпили сегодня, Эльдар. Вот меня на эти грустные разговоры и потянуло. А ты не верь мне! И не надо меня жалеть! Всё у меня хорошо. Я сама себе такую жизнь выбрала. Чёрт с ним, один раз живем! А медали за отказ от удовольствий ещё никому нигде не вручали. Давай с тобой выпьем за любовь! За счастье, неважно, с кем и когда оно у нас будет, если вообще будет!..

   – Ира, не надо, не пей больше. Ты же до этого немало выпила, – попросил её я. – Мне и самому достаточно.

   – А почему не надо? – шаловливо улыбнулась девушка. – Чем я рискую? Приставать ко мне ты, к сожалению, не собираешься: это даже не представляешь, насколько заметно… Хотя я была бы не против!.. Так давай хотя бы выпьем?!

   Мне так же, как и Ирине, хотелось забыться, заглушить в себе так не нравившееся странное настроение, которое тревожило и волновало. В этом непонятном состоянии я пребывал весь вечер, и потому мы всё-таки опять выпили. Шампанское приятно расслабляло, и на душе постепенно становилось спокойно и хорошо. А потом девушка достала с полки японский магнитофон, погасила верхний свет и включила настенное бра. В комнате стало ещё уютнее, полилась тихая медленная музыка, под которую сам Бог велел любить и быть любимым.

   Прильнув, Ирина положила свои руки мне на плечи, но не успели мы сделать несколько движений в медленном танце, как она проявила твёрдую инициативу. Горячие поцелуи, её страстный шёпот, жгучие объятия, нежные и нетерпеливые руки, расстёгивающие ворот моей рубашки… Я вяло откликался на ласки, отмечая про себя и изящную фигуру , и нежность кожи. Она была красивой, страстной, умелой в любви и даже незаметно, как-то игриво завела в спальню.

   Мы сели на край огромной кровати. Девушка жадно целовала меня, увлекая теперь уже на подушку. Её руки обнимали и ласкали, и я, наконец, сдался, будучи уже не в силах бороться с возникшим ответным желанием, словно провалился в какое-то сладкое забытьё: рядом была красивая и нежная женщина, которая любила меня, желала, щедро ласкала. Но вдруг резко, как удар молнии, передо мной встали большие грустные глаза Аси. От этого видения я неожиданно вздрогнул и, мгновенно протрезвев, вскочил с кровати. Почти оттолкнув от себя девушку, виновато сказал ей:

   – Прости меня, Ирочка, не могу я… Прости… Может быть, в другой раз…

   Она растерянно посмотрела на меня, а я, стараясь не встречаться с ней взглядом, торопливо оделся, извинился и вышел из комнаты, видя боковым зрением, как хозяйка роскошной квартиры плачет.

   Домой пришёл поздно. Ася, уже переодетая в халатик, вместе с Сабиной мыла посуду – девчонки обсуждали прошедший вечер.

   – О-о-о, Эльдарик! – обрадовалась сестра. – А мы уже заканчиваем убирать. Чай будем пить с тортиком? Ты присоединишься?

   – Нет, – сказал, пряча глаза от Аси,– я спать пойду.

ГЛАВА 8

С тех пор отношения с Асей стали совсем другими. Она перестала пропадать у нас, заходила редко, а мама и сестра всё время спрашивали меня, не обидел ли я её?

   Но мне и самому до конца было трудно разобраться в том, что же произошло между мной и девушкой. Мысли о возможной влюблённости в соседку я для себя почему-то не допускал, а если они и возникали, то сразу отгонял их как недозволенные.

   Однажды сестра, расстроенная новостью, по секрету сообщённой моей знакомой однокурсницей, поделилась ею и с Асей. Она сказала, что в меня влюблена легкомысленная разведёнка с иняза, и, что самое обидное, будто бы я отвечаю ей взаимностью. Вот кто её за язык тянул?.. Мало ли говорят, что встречаюсь, ночую у неё!.. Зачем верить? Но Сабине донесли, что меня заметили с Ириной после того самого вечера.

   – Даже не знаю, стоит ли говорить об этом маме, – огорчённо делилась с соседкой и подругой сестра, – она очень расстроится. А если не сказать – вдруг Эльдар сдуру влюбится в эту Ирину и женится на ней?.. Разве о такой невестке мечтала мама?

   – Может, неправду говорят? – спросила побледневшая Ася, чувствуя, как у неё дрожат ноги.

   – Да нет, видимо, это правда. Ирина не раз сюда звонила, только я тогда не знала о ней ничего, – продолжала сыпать соль на рану Сабина, ничего не подозревающая о чувствах Аси. – Значит, ночёвки Эльдара в общежитии накануне зачётов – не что иное как отмазка. Он ходит к ней, к этой разведёнке, теперь я это знаю. Вот и сегодня, говорят, в общежитии намечается вечеринка – однокурсница Эльдара отмечает свой день рождения. Она пригласила туда и эту Ирину, видимо, ради него. А потом, ясное дело, он к ней ночевать пойдёт, а нам позвонит и соврёт что-нибудь про семинар и дефицитные учебники. А бедная наша мамочка, конечно же, разрешит ему заночевать там…

   Ася, еле сдерживая себя, попрощалась с Сабиной, даже не представляющей, какое страдание доставили ей эти новости.

   В тот вечер на улице шёл проливной дождь. И молодежь, собравшаяся на день рождения, никак не хотела расходиться – все ждали, что ливень вот-вот стихнет. Было уже поздно, и комендант общежития не раз намекала нам, что гостям надо уже расходиться, пора и честь знать. Тем более что мы засиделись, а торжества, начавшиеся после занятий, затянулись до поздней ночи.

   Наконец гости, так и не дождавшись прекращения дождя, собрались расходиться. Шумно собирались, распределяли, кто кого пойдёт провожать.

   – Ты проводишь меня, Эльдар? – спросила Ирина.

   – Конечно, Ира, я тебя провожу.

   После той ночи я испытывал неловкость перед девушкой, будто бы обидел и унизил её тогда своим внезапным уходом. Но ведь мне не хотелось этого. Неужели она и сегодня решила позвать к себе? Как же ей объяснить, что ничего не будет ни сейчас, ни потом? Ну почему она сама до сих пор этого не поняла?.. Отказывается принимать реальность? В общем, я твёрдо решил для себя – провожу до подъезда, сошлюсь на то, что ждут дома, и сразу же уйду.

   – Везёт же дуракам, – искренне завидовал Арсен, – у нас, бедных, столько проблем возникает: где девочку без комплексов найти, где с ней время получше провести и средства где взять на какие-то угощения, подарки. А от тебя, придурок, девушка ничего не хочет – только тебя самого. И какая девушка! Мне бы на твоё место…

   – Место рядом с Ириной свободно, – махнул ему в ответ рукой, – так что можешь попробовать оказаться там. А меня оставь в покое, Казанова. Знаю, у тебя других проблем нет, но не могу я быть с Ириной, не люблю я её…

   Друг поглядывал на меня с завистью. Он бы с удовольствием провел время с этой куколкой, даже женился бы на ней ради папочки с деньгами, связями и вытекающих из этого перспектив.

   – А что? Ирка сейчас, конечно, гуляет без руля и ветрил, но, может, потом, когда замуж выйдет, станет другим человеком. Из таких, говорят, примерные жёны и матери потом становятся, – рассуждал Арсен, пожирая девушку глазами. – Хотя нет, жениться на Ирке – это уже слишком. Придётся потом с вечно опущенной головой по городу ходить. А вот время с ней провести можно. Но эта дура зациклилась на тебе и, говорят, ни с кем теперь даже рядом быть не хочет. А ведь до этого с любым шла, только пальцем помани.

   – Перестань! – оборвал я его не совсем приятный монолог. – За такое расплачиваются сполна.

   – И чем ты её в ту ночь так удивил? – нагло улыбаясь, двусмысленно спрашивал меня Арсен.

   А я, вспоминая прошлое после дня рождения Аси, и сам думал о том, как удивил Ирину и даже самого себя, оторвавшись от неё в самый разгар разбушевавшейся страсти. Вряд ли до этого вечера смог бы так поступить, не нашёл бы силы оторваться от такой безумно красивой и страстной Ирины, да ещё в момент, когда мы были почти близки.

   Но сейчас я ещё больше уверился: в квартиру Ирины не поднимусь, уйду сразу же, проводив её до подъезда.

   Дождь лил как из ведра. Ирина нежно прижалась ко мне, взяв под руку. Ребята разбились на группы и ловили такси, а мы стояли отдельно от всех. Вскоре нас то ли специально оставили наедине, то ли в сторону дома девушки действительно не нашлось попутчиков.

   Наконец я поймал такси и, посадив в него Иру, собирался сесть сам, как вдруг меня окликнул Арсен:

   – Эльдар, подожди!

   – Чего тебе? Опять ты со своими пошлыми шуточками? – спросил его нетерпеливо, спеша укрыться в машине от дождя.

   – Посмотри, кто там, у стены. Там эта девушка, соседка твоя, Ася…

   Я обернулся и увидел Асю. С неё, промокшей до нитки, струйками стекала вода. Она вся дрожала от холода. Одежда прилипла к коже, облегая её стройное красивое тело. Волосы и лицо увлажнились, но даже так на щеках были заметны слезы. Ася плакала. Её личико выражало такое невысказанное страдание, что мне стало страшно.

   Я заплатил за такси, взглядом перепоручил другу проводить Ирину и, когда машина тронулось с места, подбежал к дрожащей Асе.

   – Ася, Асенька, – взял её мокрое от дождя и слёзы лицо в ладони, – что случилось с тобой? Как ты оказалась здесь? Не молчи, что стряслось?

   Ася безутешно плакала. Я быстро стянул с себя куртку, сам не зная зачем, надел её на совершенно мокрую Асю и уже затем, взяв её за руку, стал искать на пустой дороге свободное такси, одновременно продолжая расспросы:

   – Что случилось, Аська? С бабушкой твоей что-то случилось или у нас? Не молчи, прошу тебя.

   Ася отрицательно покачала головой, и опять рыдания стали сотрясать её худенькое, насквозь промокшее под одеждой тельце. Видя, как она дрожит, я решил отложить разговор: в любом случае дома всё станет ясно.

   На лестничной площадке прислушался к голосам за дверью своей квартиры – бабушка Аси, как оказалось, была у нас, и о чём-то оживлённо спорила с мамой.

   Они, видимо, и не заметили отсутствия Аси, думая, что она дома или у подружек, вещи девочка моя никуда, кроме школы и кружка танцев, не ходила, и потому беспокойства по поводу её отсутствия никогда и ни у кого не возникало.

   Узнав за дверью знакомые голоса, я немного успокоился и вздохнул с облегчением: значит, ничего особенного в наших семьях не случилось.

   – Сейчас же переоденься, Аська! Набери себе горячую ванну, выпей чаю и прими аспирин. Как бы ты не заболела: вся дрожишь, – заботливо сказал Асе. – Приведи себя в порядок, а потом спокойно объяснишь мне, что произошло. Я так ничего и не понял, но сейчас не хочу тебя пытать.

   – Не надо, Эльдар, не будем об этом говорить. Так получилось, ничего особенного. Я случайно оказалась недалеко от общежития, увидела там тебя и твоих друзей, потому и остановилась, только и всего, – сказала Ася, пряча глаза.

   Она уже немного успокоилась, наверное, усилием воли взяв себя в руки.

   – Но почему тогда ты плакала? Где успела так промокнуть? – снова спрашивал её, но мои вопросы оставались без ответа.

   Ася, опустив голову, молчала. А я тогда начинал кое-что понимать: стояла она около общежития под проливным дождём, судя по виду, давно, не менее часа точно, и теперь сама не понимала, для чего она это сделала, что хотела предпринять и как объяснить этот поступок мне.

   Пауза затянулась, и я, заметив всё ту же дрожь насквозь промокшей девушки, сменил свои вопросы командой:

   – Ладно, сейчас это не так важно. Прими горячую ванну, выпей чай – и в постель. Потом поговорим, завтра.

   А затем направился к себе и внимательно посмотрел на мать, Сабину, Асину бабушку. Не заметив ничего особенного, спросил:

   – Всё нормально у вас?

   – Да, – удивлённо ответила мать. – Все живы и здоровы. Аська, наверное, где-то у подружек, а мы, как видишь, тоже в полном составе.

ГЛАВА 9

На следующий день, вернувшись с занятий, я узнал, что Ася заболела.

   – У неё высокая температура, сбить никак не могут, – тревожно сообщила мне мама. – А бабушка её врача вызвать не догадалась, решила Асю народными средствами подлечить – травками, курагой. Я сама о болезни её только вечером узнала, послушала – хрипы у неё.

   – Надо бы врача вызвать, – обеспокоенно сказал в ответ.

   – Понимаю, ты мне свою подопечную не доверяешь. Но я, к твоему сведению, тоже врач, пусть детский, но мединститут окончила, – полушутя сказала мама. – А Аська пока ещё больше ребёнок, чем взрослая. Хотя ты прав: врача в любом случае надо вызвать, и флюорографию сделать не мешает, чтобы пневмонию исключить…

   У Аси действительно оказалось тяжелейшее воспаление лёгких. И я с мамой и сестрой всё время были у соседей, жалея расстроенную бабушку Аси, которая постоянно плакала, видя, как внучка с высокой температурой бредит.

   – Почему вы отказались положить Асю в больницу? – отчитывала бабушку мама. – Завтра же надо отправить её в стационар.

   Я же не находил себе места: не мог смотреть на осунувшееся личико моей девочки, на тёмные круги под её глазами.

   Жалость, нежность и что-то пока ещё не знакомое переполняло его, когда мне виделись чистые тёмно-синие, какие-то измученные глаза.

   Аська уснула, и бабушка с моей матерью ушли в кухню, я сидел в кресле и тупо смотрел в телевизор, работающий без звука.

   Весь вечер она металась в бреду, а мама, измерив ей температуру, всё-таки сделала укол и испуганно сказала:

   – Скорее бы уж утро: температура у Аськи сорок с хвостиком. И ничем не сбивается. Девочку надо срочно госпитализировать, а то ей всё хуже и хуже становится…

   Мне тотчас подумалось, что, прожив почти двадцать три года, я и не знал до этого, что такое настоящий страх. В тот момент он сковал душу – я до безумия боялся за Асю.

   – Мама, она может умереть? – не выдержав, спросил у матери, заметив её беспокойство.

   – На такие вопросы ответы бывают не у врачей, сынок, а только у Бога. Наша Ася, конечно же, тяжело заболела, но пневмонию наши врачи, к счастью, лечить умеют, а потому будем надеяться на лучшее. Завтра положим девочку в больницу, попросим, чтобы уделили ей побольше внимания.

   – Мама, пожалуйста, сделай что-нибудь, – умоляюще сказал я. – Я боюсь за Аську.

   Мама внимательно посмотрела на меня, но, видимо, и на этот раз материнское сердце не подсказало ей истинной причины моего панического страха и беспокойства за девушку. Она и в этот момент увидела в этом особую братскую привязанность к сироте.

   Я пытался отогнать от себя грустные мысли, но почему-то не получалось. Ася снова застонала, опять заметалась по кровати, слабо шевеля сухими губами и пытаясь что-то произнести.

   – Эльдар, Эльдар, – услышал вдруг своё имя.

   Жалость и нежность к ней, такой больной и беспомощной, полностью захлестнули меня. Я почувствовал, как комок предательски подкатывает к горлу, но тут же попытался взять себя в руки, подошёл к Асе, положил руку на её пылающий лоб.

   «Аська, Асенька, что ты наделала, глупая? Зачем гуляла под проливным дождём? – мысленно говорил с ней и вдруг подумал: а может, у неё, уже повзрослевшей девушки, есть своя тайна, своя любовь?.. Может, в тот вечер на свидание к кому-то бегала? К какому-нибудь однокласснику или ещё к кому… И в тот дождливый вечер этот «кто-то» посмел её обидеть, потому Ася и плакала так горько и отчаянно. Об этом она, конечно, просто постеснялась бы мне сказать, но от этих неожиданно пришедших на ум догадок кровь ударила в голову.

   – Я убью того, кто хоть пальцем её тронет, кто её обидит, я за одну её слезу могу укокошить, – сказал сам себе и тут же поспешил успокоиться: – Да нет… такого быть не может. Ася – ангел, чистый ангел. С ней не может ничего такого приключиться.

   Я опять посмотрел на измученное болезнью лицо и обратился к ней уже вслух:

   – Ася, Асенька…

   Она открыла замутнённые глаза, прищурилась, глядя на меня, словно пытаясь рассмотреть. Видно было, что даже такая простая реакция давалась ей нелегко.

   – Эльдар, Эльдар, – прошептала она слабым голосом, и слёзы вдруг градом хлынули на заострившиеся скулы.

   – Что, Аська? Что, хорошая моя? – замирая от нежности к ней и страха за дорогую для меня жизнь, спросил я.

   – Я люблю тебя, Эльдар. Я люблю тебя, – повторяла Ася, а по горящим от жара щекам ручьём бежала горечь, и я, сам не понимая, что делаю, приподнял её лицо с подушки, неожиданно поцеловав прямо в сухие, пылающие огнём губы. Ася обвила мою шею руками и взмолилась: – Эльдар, скажи, ты любишь её? Ты любишь эту Ирину? Иначе зачем в тот день хотел уехать к ней? Я не смогу жить, если ты её любишь. Я умру без тебя.

   Я остолбенел. Вот, оказывается, в чём дело... В ту дождливую ночь Ася не случайно оказалась у общежития – туда её привела ревность.

   – Ася, глупая, глупенькая… Я никого не люблю, кроме тебя.

   Признание и полное осознание этой истины пришли одновременно. Я вдруг озвучил ей то, что и сам абсолютно точно понял только что. Да, да, да! Я люблю её, как же я не мог понять этого раньше? Или понимал, но прятался от этой правды. Лихорадочно прижав к себе мою девочку, гладя её спутанные, взмокшие от жара волосы, изрёк:

   – Аська, Асенька моя. Только моя. Ты всегда, начиная со дня своего рождения, была моей, и никому я тебя не отдам… Никому, слышишь…

   Весь вечер я так и просидел с ней рядом, держа её руку.

   – Не уходи, – попросила она, прерывисто дыша от не оставляющего её жара. – Ты уйдёшь, и я сразу умру.

   – Я не уйду, Аська. Я никуда от тебя больше не уйду, – сказал, чувствуя, как предательски дрожит голос и на глаза набегают слёзы.

   Боже мой, что эта девчонка делала со мной! Я ведь даже в детстве стеснялся плакать, считая, что мужчина и слёзы – понятия несовместимые.

   На следующий день Асю положили в больницу с двусторонней пневмонией. Я ходил к ней по два раза в день, подолгу сидел у её кровати, но и тогда это никого из родных не удивило.

   – Я всегда знала, что наш Эльдар к Асе привязан, но что до такой степени – и не представляла. Он, наверное, собственных детей так любить и опекать не будет, – с удивлением говорила мама Асиной бабушке и соседям, глядя, как переживаю за соседскую девушку. Но о том, что между нами могут быть другие отношения, она даже и не задумывалась.

   Ася поправлялась медленно. Тем временем я часто спрашивал себя: помнит ли она наши признания в любви и поцелуи или это так и осталось в её горячечном бреду? С тех пор мы ни разу не говорили на эту тему, но я-то не бредил, я любил Асю и, до конца осознав своё отношение к ней, уже не скрывал этого.

   Почему я так боялся признаться ей в любви? Почему даже себе в этом не мог признаться? Ведь Ася не сестра мне, и даже не родственница. Почему же мне нельзя было её любить? Почему нельзя, если это уже случилось?

   А через месяц Асю наконец-то выписали из больницы. Я с нежностью смотрел на неё, похудевшую и осунувшуюся.

   Влюблённые друг в друга, мы всё чаще стали оставаться наедине и, что было странным, почему-то стеснялись родственников, старались скрыть от них свои новые отношения. И это нам удавалось, потому что родные и близкие слишком уж привыкли видеть нас вместе и воспринимать как брата и сестру, а потому и в мыслях не допускали других связей между нами.

   У меня уже были женщины, но к Асе я относился совсем иначе – даже руку к ней протянуть боялся, как бы не обидеть, как бы не позволить себе лишнего в отношениях с любимой.

   Однажды вечером мы гуляли в парке, где повсюду встречали влюблённых. Некоторые пары целовались, другие – шли в обнимку. Ася неожиданно повернулась ко мне и срывающимся от волнения голосом спросила:

   – А почему ты меня никогда не целуешь?

   Я даже растерялся. Тот случай, когда в ответ на её признание в больнице, не сдержавшись, неожиданно для себя, поцеловал Асю в губы, так и остался единственным. А потому молча смотрел на любимую, не в силах объяснить, что так дорожил ею, безгранично берёг и уважал её настолько, что боялся обидеть одним нечаянным прикосновением. Ася смотрела на меня снизу вверх, напоминая о нашей разнице в росте, а я вдруг почувствовал, как начинает кружиться голова от близости её распахнутых тёмно-синих глаз, полуоткрытых, ждущих поцелуя по-детски пухлых губ.

   – Аська, понимаешь, я просто боюсь… – ответил ей, чувствуя дрожь во всём теле.

   А она молча поднялась на носочки и потянулась к моим губам. Поцеловала неумело, по-детски, но тут же, застеснявшись, убежала вперёд по аллейке. Я догнал её, обнял и крепко, страстно поцеловал в губы. Она ответила на поцелуй, а потом, отодвинувшись от него, спросила, глядя прямо в глаза:

   – Эльдар, ты ведь меня никогда не бросишь?

   – Никогда, – ответил, даже не задумавшись. – Я всегда буду рядом.

   Но очень скоро нам всё же пришлось расстаться, хотя оба думали, что даже долгая разлука ничего не изменит в нашей жизни.

   Я окончил вуз и был рекомендован в целевую аспирантуру при МГУ. Ася в этот же год поступила на первый курс мединститута: она всегда училась хорошо и, к удивлению многих, справилась с вступительными экзаменами и конкурсом сама, без денег и связей.

   Накануне моего отъезда в Москву мы разговаривали у Аси в кухне – бабушка уехала в село к родным, оставив нас одних в квартире. Ася долго плакала, хотя я обещал ей звонить часто и приезжать при первой же возможности.

   – Если ты перестанешь плакать, – сказал ей тихо,– я скажу тебе сейчас что-то очень важное.

   Она ещё продолжала всхлипывать, но изо всех сил старалась успокоиться. И вскоре, глядя на меня распухшими от слёз глазами, спросила:

   – О чём ты, Эльдар?

   – Я люблю тебя – это ты знаешь. Но ты ещё не знаешь о том, что ты моя невеста. Вот я тебе и сообщаю – как только закончу учёбу, мы с тобой поженимся. Ты же согласна стать моей женой?

   Её глаза засияли.

   – Да?.. Да? Эльдар, это правда?

   – Конечно, чистая правда. Как же иначе, если мы с тобой любим друг друга?

   – Я люблю! Это правда, я люблю тебя! – почти выкрикнула Ася.

   – А я что, не люблю, глупенькая? – улыбаясь, спросил я и привлёк её к себе. И тотчас закружилась голова от этой нечаянной близости, от запаха её волос и вкуса солоноватых от слёз губ. Я усилием воли сумел оторваться от любимой, сдержаться. – Мне, наверное, лучше уйти, – сказал ей, отстранившись. – Пойду я, Асенька. Завтра увидимся, я ведь только вечером уезжаю.

   Затем сделал несколько шагов к двери и обернулся. Ася смотрела на меня, и в тёмно-синих глазах опять заблестели горькие капельки.

   – Ой… – всхлипнула она.

   – Почему ты плачешь, моя хорошая?

   – Мне кажется, что у нас с тобой ничего не будет. Почему-то мне кажется, что мы не будем вместе, – ответила моя девочка и, помолчав, добавила: – Я знаю, почему ты уходишь, почему дрожишь. Знаю, чего ты боишься. А хочешь, я уже сегодня буду твоей женой? Хочешь? Какая разница, мне ведь, кроме тебя, никто никогда не будет нужен. Я буду только твоей или ничьей больше, понимаешь? Твоей или ничьей!

   Я смотрел в её чистые глаза и понимал, как эта девушка мне безгранично дорога. Любил её всей душой, каждой клеточкой и не имел, в отличие от Аси, ни тени сомнения, что мы будем вместе. Она протянула ко мне руки, и я крепко прижал её к себе, лишь на миг, но потом, почти сразу, оттолкнул.

   – Всё, Аська, я ухожу. А ты закрываешь двери и ложишься спать.

   – Эльдар, но ты уже завтра уезжаешь, – заплакала она опять, – давай ещё немного побудем вместе, поговорим. Если не хочешь здесь, я пойду к вам, можно? Там же у вас тоже никто не спит, я знаю. Сабина твои вещи собирает, мама готовит. Я хочу к вам.

   – А я хочу, чтобы моя невеста сейчас легла спать, а завтра была красивой. Ты только посмотри на своё распухшее лицо. На фронт меня, что ли, провожаешь? Не надо так плакать – плохая это примета.

   – Я не буду, не буду, – прошептала Ася. – Только ты не говори о плохих приметах. Разве всё не от нас с тобой зависит?

   – От нас, – улыбнулся я. – Но в жизни всякое бывает. Вдруг ты меня не дождёшься, разлюбишь, встретишь другого человека…

   Ася ладонью прикрыла мои губы:

   – Я тебя разлюблю? Я не дождусь? Я? Даже не шути так, Эльдар, даже не шути. Ты – единственный мой! Никогда никого в моей жизни больше не будет. Я тебя дождусь. Если даже придётся ждать очень долго. Я же сказала тебе – буду или твоей, или ничьей.

   На следующий день Ася, выбрав момент, когда мы были одни, сказала:

   – Эльдар, я не пойду провожать тебя на вокзал: не смогу этого выдержать. Буду плакать, и все обо всём догадаются.

   – Родная моя, как хочешь. Но мы не будем делать из наших отношений секрета. Как только приеду на первые же каникулы, поговорю с мамой – и ты официально станешь моей невестой, – с нежностью глядя в её заплаканные, припухшие от бессонной ночи и слёз глаза, сказал я.

   – Всё равно на вокзал я не пойду. Не выдержу, – повторила Ася, уже сейчас готовая разрыдаться по поводу предстоящей разлуки. – Не смогу я видеть, как поезд тебя увозит.

   Я обнял её за худенькие плечи, привлёк к себе.

   – Может, ты и права, мне тоже будет трудно расставаться с тобой при всех… – В её огромных глазах опять появились слёзы. – Почему ты плачешь, любимая? – спросил свою девчонку.

   – От радости, – ответила она и расплакалась ещё сильнее. – От радости, что ты меня любишь…

ГЛАВА 10

В день моего отъезда Ася старалась не показываться никому на глаза, ссылаясь на недомогание.

   – У тебя же грипп, Аська, – ахнула мама накануне вечером, увидев её распухшее от слёз лицо. – И глаза, и нос покраснели, воспалились. Завтра ты на вокзал с нами не пойдёшь: тебе отлежаться надо.

   Мне передали, что она не смогла на следующий день встать с постели. Видимо, сказались сутки беспрерывных рыданий. Я знал, что она перебирала в памяти всё связанное со мной, думала обо мне. Её жизнь – это моя жизнь, мы были рядом, сколько помнили друг друга.

   На следующий день она простилась мной дома. Стояла у окна, обнимая себя за плечи, словно от холода, – так делают, когда пытаются успокоиться, стерпеть. Наверняка переживала за скорую разлуку.

   – Ася… – окликнув её, я подошёл к любимой.

   Она обернулась на зов, а потом сама шагнула навстречу. Обняла, прижалась к моей груди, уткнулась в неё, как котёнок, ищущий спасения и тепла.

   – Эльдар, скажи… Как я буду теперь жить? Я смогу без тебя? – спрашивала она трясущимися губами – видно, что едва сдерживает рыдания.

   – Милая, родная моя, ты слишком много плачешь. Зачем? Я же люблю тебя, уезжаю не навсегда… Не плачь, я же сказал: это плохая примета – слёзы перед дорогой.

   Ася испуганно посмотрела на меня:

   – Не буду плакать. Ни одной слезы не будет у меня, пока ты не приедешь, обещаю, Эльдар. Всё, видишь, я уже улыбаюсь… – Вместо обещанной улыбки на лице у Аси появилась гримаса, в которой ещё заметнее была боль.

   Я целовал её глаза и волосы, мокрые солоноватые щёки, пухлые губы. Прижимал её к себе так, словно хотел слиться с ней, забрать её с собой, не оставлять здесь – заплаканную, родную, любимую…

   – Эльдар, я видела нехороший сон, – сказала Ася. – В нём ты приехал, вернулся, я бегу тебе навстречу, а ты проходишь мимо, меня не замечая. Это был страшный сон, такой страшный. Потому я и плачу.

   – Аська, малышка моя глупая. Когда же ты повзрослеешь? Это был всего лишь сон. А во сне всё и всегда бывает наоборот. Я приеду, ты меня встретишь на вокзале, я возьму тебя на руки и пронесу по всему городу, хочешь?

   – Нет, не хочу, – на полном серьёзе ответила она. – Так никто не делает. Над нами люди смеяться будут.

   – Маленькая ты у меня ещё, Аська. Совсем ребёнок. Самый родной на свете ребёнок, девочка моя, – сказал, с нежностью глядя на любимую.

   – Я хочу спросить, – вдруг смущённо продолжила Ася, – когда мы поженимся, у нас будут дети?

   Я рассмеялся и опять подумал: какой же она ещё ребёнок!

   – Конечно, должны быть, если Бог нам их даст.

   – А сколько у нас будет детей?

   – О господи, Аська! Стоит ли этот вопрос сейчас для нас так остро? Да сколько захочешь!

   – Я хочу много детей, Эльдар. И чтобы все они были на тебя похожи, – серьёзно заметила она, и я опять, не находя от волнения слов, растроганно обнял её.

   – Значит, не на тебя, красивую такую, а на меня, обыкновенного, да?

   – Не говори так, ты не обыкновенный. Ты просто не знаешь, какой ты.

   – Ладно, буду думать о себе так, буду гордиться собой, – пошутил я над её словами. – Всё будет так, как ты захочешь и закажешь. Итак, у нас с тобой будет много детей, да, Асенька? Тогда тем более мне нужно встать на ноги, чтобы потом наша многодетная семья могла безбедно жить. Ты согласна со мной, будущая мать-героиня?

   – Согласна, – счастливо ответила она.

   Я рассмеялся и снова обнял её, а потом, с трудом оторвавшись от любимой, ушёл: через час нужно было быть на вокзале. Уже во дворе, усаживаясь в машину с дорожными сумками и провожающими меня на вокзал мамой, сестрой и друзьями, вдруг обернулся и посмотрел на окно Асиной квартиры. Моя девочка, спрятавшись за занавеской, смотрела оттуда, и даже на этом расстоянии я почти физически почувствовал её страдания и боль, а потом всю дорогу в поезде думал о своей малышке.

   Представляю, как она, впервые в жизни, разлучившись со мной, будет скучать. С момента её признания в своих чувствах я узнал, что даже пару дней моего отъезда казались для неё вечностью. Ася обещала, что выделит в большом настенном календаре весь период обучения в Москве до каникул, будет зачеркивать клеточки красным карандашом и ежедневно пересчитывать, сколько прошло дней и сколько ещё осталось ждать. А к тому времени, когда я должен был уже приехать на первые каникулы, она призналась, что ей показалось, будто прошла целая жизнь. Её тоску не утоляли ни мои письма, ни телефонные переговоры, которые бесплатно устраивала для нас мать Асиной одноклассницы, телефонистка, в дни своих дежурств. Благодаря ей два раза в неделю мы могли подолгу говорить друг с другом.

   Ася всё время расстраивалась во время этих звонков, а я нежно и ласково утешал её, шепча в трубку, что скоро приеду. Когда же наступило время каникул, её радости не было предела. Она буквально летала от восторга, делая и меня самым счастливым человеком на этой грешной земле. Я собирался рассказать о своих чувствах к Асе маме, но уже на второй день ей пришлось выехать в село на похороны.

   – Как жаль… Я уже сегодня хотел наконец-то рассказать обо всём маме… – расстроено сказал любимой.

   – Успеем, Эльдар. Какая разница, когда сообщить…

   Только Сабина удивлённо спросила меня, всё же заметив наши особые отношения:

   – Не пойму я никак… У вас с Аськой любовь, что ли?

   – А почему бы и нет? – смущаясь с непривычки говорить с сестрой на эту тему, ответил я.

   – Да ладно тебе, я же серьёзно спрашиваю, – сказала она, так и не поверив в услышанное.

   Все близкие уже давно считали Асю членом нашей семьи, ещё одной моей и Сабининой сестрой. И вот теперь – любовь. Всё было слишком неожиданно, чтобы в такое можно было поверить.

   Я опять уехал на учёбу в Москву, а через несколько месяцев тяжело заболела мама. Не подозревал, что моя Аська с тревогой наблюдает, как она из цветущей, ещё не старой женщины неожиданно быстро превращалась в бледную безжизненную старуху. Если бы я знал… если бы только мог это предотвратить… Не видел её лица, на котором были уже слишком заметны приметы неизлечимой болезни.

   Оказывается, Сабина, растерянная и расстроенная состоянием матери, не раз хотела вызвать меня, но та была категорически против этого:

   – Не волнуйся, дочка, всё будет не так скоро, и я успею дождаться Эльдарика. Пусть он спокойно учится, не надо ему пока обо мне знать. Зачем огорчать его заранее?

   Для меня, ничего не подозревавшего, приехавшего домой на очередные каникулы, неожиданная болезнь матери, её тяжёлое состояние, до неузнаваемости изменившийся внешний вид стали сильным ударом. Всего лишь полгода назад меня провожала на учёбу здоровая и ещё молодая женщина, а сейчас болезнь сильно сломила её, уложила в постель, сделала немощной. Я не находил себе места. Больная мать с состраданием смотрела на эти переживания и не знала, как меня утешить.

   – Послушай меня, родной, я врач, и я знаю, что скоро уйду, – сказала она в один из вечеров, когда мы остались наедине. – Я хочу, чтобы ты был сильным. Умоляю тебя, держись. Тебе надо будет позаботиться о Сабине. И об Асе тоже не забывай. Ты один у них обеих остаёшься.

   Ася переживала горе так же сильно, как я сам. И не только потому, что обречена была мать её любимого. Просто с самого рождения она считала её близким и родным человеком, особенно с того времени, когда осталась без родителей, когда, можно сказать, у Аси появилась поддержка.

   Поэтому отстраниться от беды моя девочка не смогла и вместе с Сабиной ухаживали за мамой, уже лежачей, по очереди, сменяя друг друга. Видя, что ей с каждым днём становится всё хуже, я не вернулся в Москву после каникул, взял академический отпуск и остался дома. Теперь мог постоянно быть рядом с умирающей матерью, мог общаться с ней, помогать сестре и Асе ухаживать за ней.

   В один из вечеров я сидел у её постели. Мать, устав от изнурительной боли, вскоре после укола заснула. Сабины дома не было, а Ася, как обычно в таких случаях, хлопотала на кухне, готовя обед, – принесла тарелку с едой и для меня.

   – Поешь немного, Эльдарик. А когда мама проснётся, я её покормлю, – тихо сказала она.

   – Не могу, не хочется, – сказал я честно, потому что в последние дни действительно почти ничего не ел от переживаний.

   – Прошу тебя, пожалуйста, поешь – сказала Ася.

   В её глазах при этом было столько мольбы, нежности, жалости, любви. В этот момент мать проснулась и приоткрыла глаза. Мне тогда показалось, что именно тогда она вдруг, к своему удивлению, поняла то, что до сих пор не замечала, однако я, не желая показывать тяжелобольной женщине своё поникшее настроение, оделся и ненадолго спустился во двор. Понимал, что показывал свою слабость, но перебороть себя не мог. Ася потом поделится со мной своим разговором с ней, когда останется с мамой наедине. Она поправит ей подушки, усадит поудобнее, собираясь кормить. Та долго будет смотреть на мою девочку, словно впервые её видит.

   – Тётя Гуля, что-то не так? – робко спросит Ася.

   Мама улыбнётся и ответит:

   – Всё так, родная, всё очень даже хорошо. Присядь, Асенька. Иди ко мне поближе…

   Ася, почувствовав, что между ними сейчас произойдёт важный разговор, сядет и опустит глаза.

   – Ася, скажи… Мне не показалось? Вы с Эльдаром любите… друг друга? Ты любишь моего сына? – тихим и дрожащим от волнения голосом спросит она.

   – Да, – краснея, тихо скажет Ася. – Я люблю Эльдара. И мы любим друг друга. Не обижайтесь, тётя Гуля, мы и не думали скрывать это от вас, так получилось…

   Мать будет долго смотреть на неё, думая о чём-то своём, а потом молча снимет с левой руки небольшое кольцо с изумрудом в и маленьким бриллиантом, после чего оденет на пальчик Аси.

   – Это кольцо подарила мне моя свекровь – хорошая была женщина, как к дочери ко мне относилась. И сказала мне, чтобы я передала его своей невестке, – грустно улыбаясь, поведает она. – Я ещё переспросила ее тогда – почему не дочери? На что свекровь категорично ответила, что только невестке. Я знала, почему она так сказала. Свекровь очень внука хотела. А когда Эльдарик родился, она от счастья летала. Все шутили, что из-за бабушки он и ходить не научится – с рук она его не спускала.

   Мать словно помолодеет от этих воспоминаний, на её измождённом лице появится светлая улыбка. Ася молча послушает, не зная, что и сказать от переполнявшего её волнения, счастья и печали одновременно, после чего почувствует, как когда-то в детстве, что её ласково держат за руку.

   – Ничего я уже не успею сделать ни для вас с Эльдаром, ни для Сабиночки. Ася, родная моя девочка, дай вам бог счастья. И тебе, и моему Эльдару. Счастья вам одного на двоих.

   В тот же вечер мать долго говорила и со мной, была как никогда за последнее время оживлённой и весёлой, а уже на следующее утро она умерла.

   Я не мог поверить в это, у меня будто земля из-под ног ушла.

   – Но ведь врачи говорили, что ещё не сейчас, не скоро! – кричал в отчаянии, а рядом безутешно плакали сестра и Ася, громко причитали собравшиеся родные.

   Смерть матери что-то убила по мне. Я словно окаменел. Словно робот слушал соболезнования приходящих, что-то отвечал, подавал соболезнующим руку для пожатия. Но сам был где-то далеко, не здесь, не с теми, кто скорбно говорил слова утешения и просил держаться. Всё это время будто кадры из фильма, передо мной проносилась жизнь с мамой, которая с детства поднимала нас с сестрой одна, была доброй, заботливой, нежной. Всегда и всё понимала.

   Вот и вчера вечером она серьёзно говорила со мной об Асе:

   – Сынок, ты должен, обязан сделать эту девочку счастливой. Ведь у неё теперь, кроме тебя, бабушки и дяди, никого нет. Но и бабушка не вечна, а у дяди – своя большая семья. Ася точно так же, как и Сабина остаётся за тобой, сынок. Ты ведь всё хорошо обдумал? Ты её действительно любишь?

   Я же, опустив глаза, молча кивнул, хотя этот разговор казался мне таким же неуместным, как музыка на похоронах. А мама, притянув мою голову к себе, поцеловала, как бывало в детстве, в макушку и долго гладила рукой жёсткие непослушные волосы.

   – Эльдарик мой, Эльдар… Вот и ты у меня мужчиной стал, жених, совсем уже взрослый. А я, глупая, этого даже не заметила. Закончишь учёбу – и сразу женитесь, не откладывайте с Асей свадьбу. И она к тому времени будет курсом постарше. Живите вместе, втроём, пока Сабиночка замуж не выйдет.

   – Мама, прошу тебя, не надо! Ты и сама будешь с нами, ты поправишься и всё увидишь сама: и мою свадьбу, и Сабинину.

   – Я врач, сынок, и всё про себя знаю. Дни с точностью угадать не могу, но совсем скоро меня уже не будет. Я хочу, чтобы ты, как мужчина, был готов к этому. Чтобы не растерялся и девочек наших поддержал. А невесте твоей я кольцо своё сегодня надела. То, которое от бабушки. Хоть это успела сделать – спасибо тебе, сынок. Я ведь и не знала, что у тебя уже есть любимая. И уж тем более не думала, что это наша Аська. И я так рада этому, так рада, сынок… Болела моя душа, думала, так и не увижу твою избранницу. Спасибо, родной. Теперь я могу уйти спокойно.

   Ещё за день до смерти обречённой матери, слыша эти печальные слова, я чувствовал, как холодеет моё сердце, но никак не ожидал, что всё случится так скоро. Но уже на утро следующего дня её не стало.

ГЛАВА 11

Эта смерть потрясла меня особенно сильно. Все дни после похорон я сидел отрешённый и ни с кем не разговаривал, и у Сабины, как она ни старалась, не получилось отвлечь меня от полного ухода в себя, в свои грустные мысли. Всё время хотелось молчать и лишь изредка односложно отвечать на вопросы.

   Я уехал через полтора месяца после похорон, на вокзале провожаемый заплаканными сестрой и невестой в чёрных платках. Обе переживали за меня: даже тогда, спустя сорок пять дней после смерти мамы я так и не пришёл в себя. Словно окаменела, застыла в моей душе эта боль.

   Первой попрощалась Сабина и, заплакав, отошла в сторону. Я молча смотрел на Асю, а она, изо всех сил стараясь сдерживать слёзы, просила поберечь себя, держаться. Напоминала в который раз, что мама не хотела бы видеть меня таким убитым.

   Говорят, что мужчины не плачут, но моя натура не выдержала: всё же пролилась скупая слеза. Первая слеза, которую Ася увидела в глазах за всё время этой тяжёлой потери.

   – Эльдар, не надо, мой родной, – только и сказала она. – Ты же сам говорил, слёзы – плохая примета.

   Это была наша последняя встреча. Через некоторое время Сабину забрала к себе в Нальчик тётя, сестра матери. Квартиру и дачу вначале сдали квартирантам, а потом продали, ведь тётка жила небогато, а Сабине надо было продолжать учёбу и на что-то жить. Впрочем, проблем с продажей жилья не возникло – квартира была просторной, с хорошей планировкой, к тому же, находилась в самом центре города, а потому её выгодно выкупил состоятельный сосед из нашего подъезда.

   Истратив небольшую сумму вырученных денег на всякие расходы сестры, тётя отложила остальные деньги в двух равных долях – мало ли какие расходы предстоят в будущем осиротевшим племянникам, ещё не вставшим на ноги. Она надеялась, что сумеет потом купить хоть какое-то жильё для меня и справить скромное приданное к свадьбе Сабины.

   После её отъезда в Нальчик Асе я звонил нечасто, переговоры у нас случались всё реже и реже. Смерть матери коренным образом изменила меня. Сам замечал, что стал холодным и безразличным ко всему. Но она, понимая мои переживания, терпеливо сносила молчание, разговоры ни о чём, порой даже беспричинное раздражение. Я не говорил любимой тех слов, что раньше, и только в ответ на Асины робкие вопросы о моём отношении к ней односложно отвечал, что всё между нами осталось по-прежнему.

   Ася наверняка опять считала дни календаря: я заканчивал второй год обучения в аспирантуре и летом должен был приехать на каникулы. Мы не виделись ровно год: на зимние каникулы после очередного семестра приехать не смог, но по телефону мы связывались регулярно, хоть не очень часто. В общем, было решено, что сначала я приеду к Асе, а уже потом навещу в Нальчике сестру. На прощание моя девочка, смущаясь, передала слова бабушки: «Пусть Эльдар не жалеет о проданном жилье. Да и зачем жалеть, если наша квартира у вас с ним есть. Хороший парень тебе достался: любит, серьёзный, в аспирантуре учится. Мы хоть сейчас готовы скромную свадьбу сыграть. А когда поженитесь, и вправду, живите здесь на здоровье, я мешать вам не буду, к сыну жить уйду. Потом, если позовёте, вернусь за малышами присматривать».

   Однако за неделю до предполагаемого приезда я позвонил Асе и сказал, что приехать на каникулы не смогу: меня срочно отправляют на стажировку в Германию, а потом в Сингапур. И свою научную работу я собирался заканчивать уже там.

   Расстроенная такой новостью Ася замолчала. Видимо, от шока она была не в силах спросить о сроках стажировки и дальнейших планах, правда, я сам ответил на её незаданные вопросы:

   – Командировка у меня месяцев на семь-восемь, потом вернусь за тобой, и мы уже вместе уедем в Москву. Мне здесь хорошую работу предлагают.

   Думаю, что последние слова вернули её, почти убитую новостью о длительной разлуке, к жизни и дали ей хоть какую-то надежду.

   – Может, мне самой к тебе в Москву приехать, Эльдар, чтобы попрощаться и проводить тебя? Я же целый год тебя не видела и сейчас ты надолго уезжаешь… – робко спросила она.

   – Нет, родная, ты не успеешь. Я завтра улетаю. Мы с тобой столько пережили и переждали – потерпи ещё немного, Асенька. Обещаю, это наша с тобой последняя разлука. Я буду тебе звонить, но, наверное, нечасто. Жди меня.

   В первые три месяца после отъезда я исправно звонил раз в неделю, потом… потом, к своему стыду, постепенно перестал звонить совсем. Не понимал, что Ася будет сходить с ума, без конца названивая Борису, моему московскому другу, с которым я до отъезда жил в одной комнате в общежитии. Тот и сам не знал о причине молчания, вообще не имел никакой информации обо мне и каждый раз как только мог успокаивал её. Меня можно осудить за страдания Аси и тот, кто это сделает, будет прав. Ася, наверное, пыталась связаться и с Сабиной, но в Нальчике она с тёткой переехала на другую квартиру, поэтому новые жильцы тоже ничего не знали.

   На месте Валиды Мустафаевны осторожно объяснил бы внучке, любившей мужчину больше жизни и верившей ему, как богу, что в жизни бывает всякое. Что он, может быть, разлюбил её, а теперь не находит в себе мужества честно объясниться с ней. Возможно, именно эта мысль часто приходила к умудрённой жизнью пожилой женщине, но Ася меня по-прежнему ждала, хотя все сроки возвращения из заграничной командировки вышли. Я по-прежнему не появлялся ни в Москве, ни у Аси. По-прежнему не отвечал на её письма, не звонил. А Борис уже избегал её звонков, не представляя себе, что придумать для её утешения в очередной раз.

   – Не приехал он, Асенька, и не дал о себе знать… Я правду тебе говорю, – отвечал Борис, жалея девушку, а сам на чём свет стоит ругал меня.

   Я звонил ему из Сингапура и просил никому и ничего не сообщать.

   – Скажи, что ты вообще обо мне ничего не знаешь. А хочешь, скажи, что уехал в Америку работать по контракту. Ну а там, якобы, со мной что-то приключилось. Придумай сам что-нибудь правдоподобное, скажи, например, что твой друг пал смертью храбрых, – от неудобства сложившейся ситуации я прикрывался неуместной шуткой, хотя на самом деле мне было совсем не смешно.

   – Это ты, что ли, храбрый? – насмешливо, не сдерживая своего раздражения, сказал Борис, хотя отношения между нами всегда были как братские, и я летал почему: ему было обидно за Асю, с которой я поступал как никогда жестоко.

   – Чего ты прячешься от этой несчастной? Неужели не можешь прямо сказать своей глупой девчонке, чтобы не ждала тебя?

   – Как я ей такое скажу? – растерянно спрашивал я.

   – Очень просто – не ты первый в такой ситуации оказался. Только человеком надо оставаться при любых обстоятельствах. Скажи этой Пенелопе наивной, чтобы не ждала тебя напрасно, чтобы устраивала свою жизнь. Вот это было бы по-мужски и по-человечески.

   – Ладно, хватит тебе меня воспитывать, можно подумать, сам такой правильный, – понимая, что абсолютно Борис прав, всё же огрызался в ответ. В общем, скажи Асе про Америку, понял?

   – Ага, скажу ей, что тебя их индейские племена нашли, съели и отравились. Хотя нет, они не едят людей, да и живут в резервациях… Лучше передам, что ты с небоскрёба упал и насмерть разбился, – продолжал возмущённо иронизировать Борис. – Да что же это такое с тобой, Эльдар! Не хочешь к девушке возвращаться – не возвращайся. Ася молодая, красивая, она одна не останется, не переживай за неё, просто освободи от бесполезного ожидания. Зачем тебе эти американские фантазии, скажи ей обо всём как есть, не обнадёживай девушку. Пожалей Асю, она очень переживает. И что ты там застрял, в этой своём Сингапуре? Резидентом стал, что ли, какие у тебя там тайны?

   Мою тайну звали Ариной Гронской. Она была москвичкой, но жила тогда в Сингапуре с родителями, отец её был сначала мелким спекулянтом, привозившим в Россию компьютеры, калькуляторы, разрую бытовую технику, а потом так и остался тут, выпав из торговли и открыв один из самых больших индийских ресторанов.

   Я снимал квартиру в доме по соседству с ними, и с Ариной познакомился совершенно случайно. Как– то, возвращаясь с утренней пробежки, вдруг услышал дикий истошный крик девушки, бегущей мне навстречу.

   – Мамочка, – кричала она по-русски, а её глаза были широко раскрыты от ужаса.

   На скорости она буквально врезалась в меня, и я непроизвольно обнял налетевшую незнакомку, прижав к себе. Вначале ничего не мог понять – почему она дрожит, а в зрачках столько ужаса и страха, и вдруг, увидев рядом огромную лохматую овчарку, всё понял. Это был Фред – собака моего соседа по лестничной площадке. Я не раз подкармливал пса, а потому Фред души во мне не чаял, любил всем своим собачьим сердцем, да так преданно, что иногда вызывал ревность своего хозяина. Вот и сейчас пёс тут же успокоился, увидев своего старого друга, завилял хвостом, подбежал, стал заискивающе смотреть в глаза, отчего мне тоже захотелось почесать его за ухом и потрепать по холке.

   «И чего эта глупышка так испугалась?» – подумал, глядя на доброжелательную, почти смешную морду Фреда, а потом, исполнив обещание перед собакой, проводил побледневшую от страха девушку до её квартиры. Мать Арины, узнав обо всём случившемся, благодарно пригласила к ним на завтрак. Так я познакомился с Гронскими. Те были рады увидеть соотечественника и в первый же визит встречали меня как старого доброго друга – гостеприимно и тепло. А вскоре к чаепитию и оживлённому общению присоединился и отец Арины – добродушный и простой в общении мужчина, кстати, бывший военный ещё в Советском Союзе.

   Интерес Гронских ко мне был вполне понятен – на чужбине все по– родственному тянутся к соотечественникам, да и русская речь здесь воспринималась ими на слух как музыка. Но позже окажется, что Арина давно наблюдала за мной. Мы с ней часто встречались во дворе, а я её упорно не замечал. Впрочем, уже после случайного знакомства с девушкой не остался к ней равнодушным.

   «Странно, почему я её раньше не замечал, ведь живём в одном дворе, а она такая хорошенькая», – с удивлением и удовольствием думал я о своей юной белокурой соседке уже в первый вечер нашей встречи. Эти волнующие мысли долго не давали покоя после возвращения от гостеприимных Гронских. Арина была приятной в общении, непосредственной и сразу же вызвала симпатию, а вскоре новые знакомые стали часто и настойчиво приглашать меня к себе на обеды или ужины, не принимая никаких отказов и отговорок. Складывалось ощущение, что родителям Арины я понравился, да и дочь их, как проболталась однажды её мать, стала совсем другой – окрылённой и весёлой, перестала, как это было прежде, проситься обратно в Москву.

   Мы стали проводить вместе много времени, подолгу общались, сидя на кухне в квартире Арины, вместе смотрели телевизор, иногда прогуливались в ближайшем парке. Мне уже давно ни с кем не было так легко и хорошо, как с этой милой девушкой. Со смерти матери я впервые с помощью Арины постепенно стал включаться в жизнь, хотя до этого весь был в своей научной работе, и, казалось, ничего другого мне не было нужно. Разговоры с Асей уже не согревали, как это было прежде, и я поддерживал с ней отношения, скорее всего, из долга и благодарности за её светлую и безграничную любовь.

   «Люблю ли я Асю?» – спрашивал себя, сравнивая своё охладевшее в последнее время отношение к девушке с тем безудержно горячим и ярким чувством, которое всегда исходило от неё самой. В соревновании любовью моя теперь казалась мелкой и даже ненастоящей, и это наводило на грустную мысль – видимо, я не любил Асю, был привязан к ней, просто привык. И всё же я по-прежнему считал Асю своей невестой, а проводя с милой молоденькой соседкой почти всё своё свободное время, даже не думал о том, что так или иначе изменяю любимой. Так же,