Синий туман. Татьяна Солодкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА ВМЕСТО ПРОЛОГА
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ГЛАВА 45
• ГЛАВА 46
• ГЛАВА 47
• ГЛАВА 48
• ГЛАВА 49
• ГЛАВА 50
• ГЛАВА 51
• ГЛАВА 52
• ГЛАВА 53
• ГЛАВА 54
• ГЛАВА 55
• ГЛАВА 56
• ГЛАВА 57
• ГЛАВА 58
• ГЛАВА 59
• ГЛАВА 60
• ГЛАВА 61
• ГЛАВА 62
• ГЛАВА 63
• ГЛАВА 64
• ГЛАВА 65
• ГЛАВА 66
• ГЛАВА 67
• ГЛАВА 68
• ГЛАВА 69
• ГЛАВА 70
• ГЛАВА 71
• ГЛАВА 72
• ГЛАВА 73
• ГЛАВА 74
• ГЛАВА 75

АННОТАЦИЯ

Меня зовут, Кайя, Кайя Вейбер, и если вы не знаете, кто я такая, то у меня для вас плохие новости: вы отстали от жизни. Срочно включайте "Пятый канал" и пристегните ремни - скучно не будет.

   Почему нет новых выпусков "Правды с Кайей", а я давно не была онлайн? Все просто: моего брата похитили торговцы "синей смертью", и я должна вернуть его домой.

   Ну и что, что на счету пусто, шеф грозит увольнением, а конкурент наступает на пятки. "Будь первым, даже если ты Пятый!" - девиз нашего канала и мой в том числе. Где наша не пропадала!

   Срочно жмите "пятерку" на своих устройствах, ставьте лайки и не переключайтесь.

   Ваша Кайя

ГЛАВА ВМЕСТО ПРОЛОГА

Выписка из архива №3659 от 5 июня 2657 г.

   Полное имя при рождении: Кайя Сюзанна Коллинз.

   - брат: Шон П. Коллинз (д.р.25.09.2636 г.). Музыкант. Основатель рок-группы «Пьяные бесы». Настоящее местоположение неизвестно. Согласно неофициальной информации, проходит курс лечения от наркотической зависимости.

   Выписка из архива №4854 от 6 июня 2657 г.

   Полное имя: НЕИЗВЕСТНО.

   Родители: НЕТ ДАННЫХ.

ГЛАВА 1

Апрель 2657 г.

   Гомон, толкотня, запах пластика и металла. Обожаю космопорты, тут своя, особая атмосфера — драйв. И мне это нравится.

   Альфа Крит только не люблю.

   Планета, где куда ни плюнь — всюду наткнешься на лозунг вроде: «У нас самый низкий уровень преступности во Вселенной!», «Наши парки самые зеленые!», «Наш воздух самый чистый!». Их послушать, так местные и в туалет ходят не иначе как розами.

   Все здесь улыбчивые, гостеприимные, везде проводят, все покажут и расскажут, транспорт бесплатный, дороги бесплатные, все максимально автоматизировано, при этом роботы не отняли у людей рабочие места, а только облегчили им жизнь. Не планета — рай.

   Прямо-таки идеальное общество.

   Пока не заглянешь под коврик, под который заметают неугодных.

   Выйдешь из дома в комендантский час — штраф и тюрьма. Не предоставишь документы по первому требованию полиции — рудники. Нагрубишь тем же копам — смертная казнь.

   По статистике, к смертной казни на Альфа Крите приговаривают каждого третьего преступника. Штраф тут — манна небесная, и это если есть кому тебя отмазать. А попасть на рудники на пару лет — так это вообще за здравствуй. Не там чихнул — получи год-другой каторжных работ. Все на благо родины, не так ли?

   Быстро иду сквозь толпу, звонко цокая каблуками по плиточному полу. Он тут разноцветный, в оранжево-синюю клетку. Люди, двигающиеся навстречу, улыбаются, уступают дорогу, расшаркиваются. С первого взгляда можно понять, кто местный житель, а кто турист: инопланетяне прут вперед, как я, не больно озадачиваясь тем, кого толкнут своим чемоданом на гравиподушке.

   Только я не турист, и чемодана у меня нет.

   — Кайя! — догоняет меня оператор с камерой на плече.

   Можно, конечно, банально заснять все на коммуникатор, но любительская съемка — это не про нас. Мы же профессионалы — «Пятый канал», как-никак, нас смотрит вся Вселенная. Да и любительской съемки по этому расследованию мы сделали уже навалом — только нарезай и монтируй. А сейчас мне нужно личное интервью человека, который, как только понял, что запахло жареным, дал деру с родной планеты.

   А если мне нужно интервью, я его получу. Так даже интереснее — будем брать на горячем.

   В отпуск он слинял, видите ли. Скажите мне, кто в здравом уме летает на Альфа Крит в отпуск? Тут же только расслабишься, как окажешься в каталажке. Я знаю, о чем говорю, просидела тут в камере целые сутки, пока не пошла к отцу на поклон, и он меня не вытащил. Купила бутылку пива, понимаете ли. Мне было двадцать, и я тогда не знала, что тут это запрещено в таком возрасте. У нас — с восемнадцати. Так они же продали! Система супермаркета запросила документы, уточнила возраст и продала, автоматически вызвав полицию. Гениальная схема.

   Вот и этот тут явно не в отпуск, а продолжать свои мутные делишки. Это простые люди здесь огребают по полной за любое нарушение правил, а те, у кого на банковском счете лежат суммы с кучей волшебных нулей, беспределят, как и везде.

   Не люблю Альфа Крит, я уже говорила.

   Резко торможу перед голографическим табло, высматривая нужный мне рейс. Несущийся за мной Стив едва не сносит меня с ног, равновесие сохраняет, но больно бьет камерой мне в затылок.

   — Уй! — шиплю и хватаюсь за голову. Вот же черт, как назло, моя макушка точно на уровне смотрящей с его плеча вниз камеры. И это я на каблуках.

   Санта, подари мне на Рождество еще двадцать сантиметров роста, ну что тебе стоит?

   — Прости, Кайя! — пугается Стив, тянет руки к моей голове.

   Бью его ладонью по наглой конечности. Я полчаса волосы укладывала, не надо их теперь трогать. Надеюсь, шишка из-под волос будет не слишком заметна.

   — Как я выгляжу? — спрашиваю у подлетевшей к нам Линды.

   Моя новая помощница не слишком расторопна, но кофе варит божественно, поэтому я готова простить ей многое.

   — Отлично! — уверяет Линда и тут же проходится по моему носу уже приготовленной пуховкой. С ней в руках она, что ли, бежала?

   — Прекрасно выглядишь, — пытается замолить грех за удар по голове оператор.

   Адресую ему свирепый взгляд. Да не злюсь я, но подхалимничать не надо. Сама знаю, что похожа сейчас на загнанную лошадь. Пришлось лететь с бешеными пересадками, только за сегодня их было целых три — надо же было обогнать нашего беглеца. Это он отправился с Нового Рима на Альфа Крит прямым маршрутом на неповоротливом круизном лайнере. А нам пришлось «оседлать» крейсер-курьер, потом еще один и оставить половину годового бюджета в кармане капитана частного судна, который высадил нас уже непосредственно на орбите Альфа Крита. Крутой вояж получился. Но оно того стоило.

   Все, можно выдыхать: пассажиры лайнера уже в катере, который вот-вот доставит их с орбиты.

   — Стив, приготовься! — командую оператору.

   Линда сует мне микрофон-наушник, цепляю на голову. Вообще, я предпочитаю держать микрофоны в руках. Так солиднее: сразу видно, кто тут репортер, а кто жертва допроса. Но с этим типом лучше не рисковать — вдруг придется ловить или руками начнет размахивать. Было у меня такое, синяк со щеки сходил две недели — микрофоном и прилетело. Издержки профессии, ага.

   Ну давай, давай… Притопываю перед табло. Сейчас откроются вон те двустворчатые двери. Главное, не упустить момент и поймать мистера Дерро за… За горло, естественно. Результаты изысканий моей команды уже у полиции, его возьмут в ближайшее время — никуда не денется. Гораздо важнее запечатлеть на камеру момент, когда он поймет, что его песенка спета. Люди любят эмоции.

   «Кайя Вейбер, «Пятый канал». Мистер Дерро, скажите, что вы…» — репетирую про себя.

   Сейчас… сейчас…

   И вдруг табло гаснет. Ошалело пялюсь в серую пластиковую стену, перед которой только что переливался разными цветами голоэкран. Что за?..

   Кто-то кричит. Что-то бахает.

   Выстрел? Серьезно?!

   Автоматически приседаю на корточки. Стив так вообще падает на пол, закрыв голову руками. Зараза такая — камера вдребезги!

   Линда, тоже на корточках, как и я, в полуприсяде отодвигается к стене, втянув голову в плечи. Вопли раздаются то там, то тут. Еще один выстрел.

   Что это? Теракт? На Альфа Крите? В Центральном космопорте? Больше похоже на бред.

   Или — на сенсацию!

   Суета происходит у другого выхода. Кажется, это выход на посадку. Какая-то дамочка визжит так, что даже у меня закладывает уши, хотя мы вообще в другом конце зала.

   К черту Дерро! Мне нужно туда!

   Крик резко обрывается, будто истеричке заткнули рот или наконец вырубили ударом по голове чем-нибудь тяжелым. Нельзя же так визжать в общественном месте, в самом-то деле. Тут, между прочим, старики и дети имеются, незачем так пугать.

   — Кайя! — хватает меня за рукав Стив.

   Поняв, что обстрела в этой части помещения не предвидится, наш героический оператор привстает и пытается меня удержать.

   — Ждите здесь, — шиплю на него, одновременно стаскивая с головы наушники, сую их Стиву в руки и вскакиваю на ноги.

   Там что-то происходит. Что-то, что я должна видеть.

   Шум только в той стороне. Тут у нас тишина, народ, как и моя команда, кто распластался по полу, кто врос в сиденья, кто просто сидит и боится лишний раз вздохнуть. Это, конечно, правильно, мы на Альфа Крите — кашлянешь не вовремя, скажут, что препятствовал правосудию. Но у меня международное журналистское удостоверение — максимум выпишут штраф и погрозят пальцем. Ну, или визу закроют. Переживу.

   Сдергиваю с себя туфли и бегу босиком, чтобы не наделать шума. Туфли прижимаю к груди. Новые, дорогие — фигушки я их брошу.

   Мой рост в кои-то веки играет мне на руку — была бы выше, пришлось бы ползти на четвереньках. А так — ничего, присела и бегу за рядом сидений с высокими спинками. Шанс заполучить внезапную сенсацию манит меня и придает сил.

   Вот она, толпа. Тут никто не прячется — люди стоят полукругом, окружая какое-то пустое пространство.

   Ничего себе — взятие в заложники! Улет!

   Разворачиваю над запястьем голографический экран, врубаю запись и одновременно онлайн-трансляцию.

   — Кайя Вейбер, «Пятый канал», — шепчу в микрофон комма, — для вас в прямом эфире с места событий.

   В этом пространстве наверняка тоже полно наших подписчиков, дальше пустить придется попозже, но первенство у меня уже никто не отнимет.

   Протискиваюсь между людьми к первому ряду оцепления. Там уже маячат ребята в форме службы безопасности космопорта, полиции еще нет, а, если не ошибаюсь, у местных нет с собой ничего круче парализаторов. Плохо дело.

   — Девушка! — шипит на меня седовласая женщина, которой я случайно заезжаю локтем в бок — рука-то с коммуникатором приподнята, чтобы поймать картинку.

   — Простите, — шепчу, по-идиотски улыбаясь и прокладывая себе путь вперед. — Ой… И вы простите…

   Вид у меня сейчас, должно быть, тот еще. Девушка полтора метра ростом, в порванных на коленке колготках (это я каблуком зацепила, когда разувалась), прижимающая к груди туфли с гигантскими каблуками и ведущая запись происходящего на свой комм. Подозреваю, выражение лица у меня тоже соответствует образу — адреналин, азарт.

   Дайте мне сенсацию, я в ней очень нуждаюсь!

   Я не ошиблась: это захват заложника. Какой-то верзила держит в сгибе локтя горло девочки-подростка (морщу нос: ребенка — вот гад) и вжимает ей в висок явно запрещенный законом ствол. Ни черта отсюда не вижу — кажется, это плазматический пистолет. Трижды гад. Зато ясно, чем так воняет — предупреждающий выстрел был сделан в потолок, и плазма оплавила обшивку.

   Моя камера выхватывает лежащую чуть в отдалении женщину. Крови нет, подпалин тоже. Похоже, это она голосила и... что? Бухнулась в обморок? Или бандит, как и я, чуть не оглох и стукнул ее, чтобы помолчала. Что более вероятно. Дышит ровно — живая, и на том спасибо.

   Однако я отвлеклась. Ей поможет «скорая», женщина без сознания мне сенсацию и новую награду не принесет. А вот тип со зверской рожей, держащий девочку, и его помощник, спрятавшийся у него за плечом, — очень даже может быть.

   Оба мужчины одеты в комбинезоны без каких-либо опознавательных знаков. У нас на канале такие носят уборщики, только у них они цвета детской неожиданности, а у этих черные. Тот, кто наставил пушку на девочку, крупный, перекачанный даже, шея бычья, глаза навыкат, челюсть квадратная — хоть сейчас бери на роль в какой-нибудь криминальный фильм. Впрочем, он и есть криминальный элемент. Классический такой, как по учебнику.

   А вот второй на бандита не похож. Молодой, лет двадцать пять, максимум тридцать. Среднего роста, спортивный, подтянутый, жилистый, форма на нем сидит как влитая.

   Чуть веду рукой в сторону, меняя угол обзора камеры. Да, симпатичный у криминального элемента сообщник — вид в профиль просто великолепен: такими ягодицами можно любоваться вечно.

   И на лицо очень даже: темноволосый и темноглазый, то ли загорелый, то ли смуглый от природы, впалые щеки с четко очерченными скулами покрыты темной по меньшей мере трехдневной щетиной. Запоминающийся мальчик, яркий, и если первого можно смело брать в криминальную драму, то этого в пор… В историю любви, я хотела сказать. Даже жаль, что преступник.

   Эй, копы, где вы?

   Кручу головой по сторонам, но полиции поблизости не наблюдается. Переговоры ведет сотрудник службы безопасности космопорта, предлагает отпустить ребенка. Бугай с бычьей шеей тычет стволом в детскую голову и, брызгая слюной, велит дать ему катер и выпустить. Ясно, сообщники подберут его на орбите.

   Парень же с красивым… хм… профилем молчит, топчется за плечом этого орангутанга, сжав губы в прямую линию; выражение лица напряженное. Похоже, он тут ничего не решает.

   — Немедленно! Или я ее пристрелю! — кричит бугай.

   — Сейчас приедет полиция! — парирует местный страж порядка. — Ваше судно уже арестовано. Вам некуда лететь. Я не могу вас выпустить. Сдавайтесь!

   Не может, согласна. Его самого на рудники и отправят в первую же очередь, если отпустит преступника. Это же Альфа Крит, они не ведут переговоров с террористами. Хотя какой это терроризм? Но раз на территории космопорта, то, скорее всего, его и припишут — для поднятия шумихи. Мол, обезвредили, не допустили теракт.

   А у меня у первой видео с места событий — так-то. Пока они там записи с камер слежения дернут, я уже побывала в прямом эфире. Знай наших!

   — Живо! Или ей не жить!

   Упертый какой. Этак он девочке вдавит дуло прямо в мозг. Ребенок явно в шоке, почти не моргает, только слезы размером с горох катятся по щекам. Вот же сволочь. Где копы, я вас спрашиваю?

   — Считаю до трех! — рычит «бычья шея».

   У него паника чистой воды, тут и психологом быть не надо. В таком состоянии люди делают глупости.

   Уже не слишком заботясь о том, что снимает мой комм, встаю на цыпочки и вытягиваю шею — полиции нет. Да вы издеваетесь...

   И тут стоящий рядом мужчина случайно толкает меня в бок. Вздрагиваю от неожиданности, и туфли, которые я все еще прижимаю к груди, с грохотом падают на пол. Злодей, угрожающий ребенку, нервно дергается. Словно в замедленной съемке вижу, как расширяются его зрачки, а пальцы на спусковом крючке напрягаются.

   О черт.

   А дальше время будто останавливается, и цепь последующих событий проплывает перед глазами быстро сменяющимися кадрами: парень с красивым профилем скользящим движением подается вперед, обхватывает запястье сообщника и уводит ствол в сторону буквально за долю секунды до выстрела; струя огненной плазмы бьет в стену; кто-то визжит; девочка-заложница (целехонька) кулем падает под ноги своему обидчику, а самого его отбрасывает в другую сторону, и у него — какая гадость! — нет лица. Вонь адская.

   — Полиция! Полиция! Пропустите!

   Все происходит точно в третьесортном боевике: полиция будто ждала за дверью, пока первый акт завершится. Мужчина, только что угробивший своего сообщника, еще не успевает толком опустить ствол, как к нему бросаются копы.

   Тот сам отдает плазменный пистолет и медленно заводит руки за голову, показывая, что не станет сопротивляться. Тем не менее его все равно роняют лицом в пол. Морщусь, полагаю, это чертовски больно.

   — Зачем? Он же спас ребенка! — не сдерживаюсь. — У меня есть запись! — Для достоверности размахиваю рукой, над запястьем которой по-прежнему висит голоэкран.

   — И ее пакуем, — мрачно распоряжается глава прибывшего отряда.

   Гордо вздергиваю нос: да я только с удовольствием, правда — наше все.

   — Сама пойду! — Выдергиваю локоть из захвата. — Туфли только дайте забрать.

ГЛАВА 2

Туфель нет. Это фиаско.

   Они стоили, как… Неважно, много они стоили. Обувь на высоченных каблуках вообще стоит немало, если ты хочешь в них ходить, а не ковылять, как хромая кобыла. Живая кобыла наверняка обошлась бы дешевле.

   Но это же Альфа Крит, не забыли? Стоит мне вмешаться, как меня подхватывают под локоть и тащат с собой. А мои туфли — туфельки от Флер Лу-а! — остаются валяться у безголового трупа.

   — Линда! Линда! Туфли! — кричу ассистентке, увидев в толпе ее белое как снег, испуганное лицо, и активно жестикулирую. — Там! Туфли!.. Уй!

   Получаю между лопаток чем-то твердым (надеюсь, стволом парализатора, а не чего-то пострашнее) и послушно затыкаюсь. Сейчас у всех адреналин зашкаливает, пока не довезут до участка, не станут даже разбираться, кто есть кто. Так что лучше придержать свои возмущения до кого-то должностью повыше.

   Погодите, ребята, дайте мне вашего шефа в мягком кресле тепленького кабинета, вот там я развернусь, и посмотрим, кто кого.

   А в теплый кабинет хочется прямо сейчас — полы в этом космопорте холодные до ужаса. Видимо, проектировщики не планировали, что кто-то решит расхаживать тут босиком.

   — Да иду я, иду! — Дергаюсь, снова получая тычок в спину.

   Зараза такая — двухметровый, в наглухо застегнутой на все кнопки фиолетовой полицейской форме и в ботинках на толстой подошве. И я — дышу ему в пупок, да еще и босая. Где сочувствие, мать вашу?

   Третий тычок.

   Молча сжимаю челюсти. Ну все, двухметровый мальчик, жалоба тебе обеспечена.

***

Спустя два часа унижений, споров и тыканья международного журналистского удостоверения всем, кто выше меня как минимум на голову (в местную полицию, видимо, берут только от отметки метр восемьдесят и выше), я сижу в мягком удобном кресле, болтая ногой в воздухе, и жду, когда шеф участка принесет мне собственноручно сваренный им кофе.

   Кошусь на стеклянную стену с поднятыми жалюзи, за которой грустит за своим столом та самая секретарша. Миловидная, блондинистая, тощая, но грудь при ней — пластика, скорее всего. Что же ты меня обманываешь, капитан Маккинзи? Ты же взял ее на эту должность точно не ради кофе.

   Вручив мне горячую чашку с эмблемой полиции на боку, капитан участка, подтянутый мужчина лет сорока с плюсом, с уже явно седыми, но крашеными волосами, обходит стол и занимает свое место. Улыбается. Натянуто так, фальшиво — пятерка за старания.

   Улыбаюсь в ответ одной из своих самых акульих улыбок и, уперев руку в подлокотник, пробую кофе. Хм, не соврал — не знаю, как варит напиток та блондиночка, но капитан в этом деле мастер.

   Пью мелкими глотками и по-прежнему улыбаюсь, смотрю в упор, не моргая и при этом продолжая покачивать ногой. Да, знаю, чертовски нервирует.

   Минута, вторая… Кэп ослабляет галстук под своим горлом. Тут почти все в фиолетовом, только шеф и его секретарь одеты в гражданское. Ну и я. Только я еще и босиком для полного контраста с местными. Но это ничего, кабинет у капитана Маккинзи и правда оказался теплым.

   — Мисс Вейбер… — первым не выдерживает коп.

   Делаю свою улыбку поощряющей. Давай, давай, любитель юных секретарш, извинись передо мной еще разок, пока я не запустила свою жалобу выше.

   — Мисс Вейбер, — повторяет капитан, — ваш арест — чистой воды недоразумение. И я хотел бы извиниться перед вами от лица всего нашего участка…

   Да! Четвертый раз! Бинго.

   — Если я могу что-то сделать, чтобы сгладить неловкость…

   А я сразу поняла, что он молодец — хорошо соображает. Быстро дошло, что юристы нашего канала мигом сделают из него патрульного, если будет жестить. А кто же захочет лишаться такого чудесного кабинета? Тут даже есть цветок в горшке на подоконнике и коврик у входа — я бы тоже поостереглась нарываться.

   Выдерживаю драматическую паузу, допивая кофе, а затем тянусь и ставлю чашку на стол. Стол этот, надо сказать, натерт до блеска — в пластик можно смотреться, как в зеркало. С особым удовольствием наблюдаю, как капля конденсата ползет по боку оставленной мною чашки и скатывается на блестящую поверхность столешницы — плюх.

   Маккинзи тоже следит за путешествием капли, и у него красноречиво играют желваки, когда она наконец растекается по столу. Что-то подсказывает мне, что, будь на моем месте кто-то из его подчиненных, их за такое уже отправили бы в помощь роботам-уборщикам драить туалеты. Однако мне капитан не говорит ни одного лишнего слова, продолжая натянуто улыбаться.

   Ну все, теперь можно и побеседовать.

   — Видите ли, капитан… — Откидываюсь на спинку кресла, соединяю пальцы рук домиком и не перестаю хищно улыбаться. С такими дашь слабину — закатают в асфальт. Спасибо, я ученая. — Я уже озвучила свои… хм… пожелания вашим людям.

   Маккинзи кивает, бросает взгляд на лежащий на его столе планшет с включенным экраном.

   — Насчет того парня… — Пробегает взглядом по данным. — Джека Рассела.

   Тупо моргаю, выходя из образа железной леди.

   — Что, правда? Как собаку?

   Вертикальная морщинка между бровей полицейского становится глубже.

   — Какую собаку? — теряется коп.

   Ясно, это же Альфа Крит, тут нельзя держать у себя домашних питомцев — антисанитария. Вся живность размещена в специализированных парках и имеет кучу справок о своей чистоте и безопасности.

   Я же не то чтобы кинолог, но о наличии породы «джек-рассел-терьер» слышала и не раз. Это из тех классических пород, которые не выходят из моды и пользуются популярностью уже не одно столетие.

   А еще я в жизни не поверю, что кто-то с фамилией Рассел назвал бы своего сына Джек. Хотя… Может, у них специфическое чувство юмора?

   Или оно вообще просто шикарное у парня, назвавшегося так намеренно, зная, что летит на Альфа Крит, где шутку никто не поймет.

   — Да так, — отмахиваюсь, цепляя на лицо прежнюю маску спокойствия с примесью превосходства, — у моего дедушки собаку так звали — Джек. Ну, знаете, «Джек, Джек, к ноге, дружок».

   Полицейский мученически морщится и даже неосознанно подается от меня назад — вдруг упомянутое мною животное было заразно и я прямо сейчас принесла в участок какой-нибудь зловредный микроб. Смешной.

   Продолжаю улыбаться, будто ничего не заметила.

   — Итак, Джек Рассел, — перехожу на деловой тон. — Вы знаете, кто я. А также вам известно, что видео о том, что случилось в космопорте, отправилось гулять по сети. Пресса уже на ногах, но я их опередила и хочу оставаться первой и впредь. Вы мне — информацию. Я вам — благодарственный отзыв за отличную службу. В прямом эфире и в записи. Если хотите — на официальной странице вашего участка.

   Ну а что? От меня не убудет, а парням премия и повышение — все в плюсе. Моя отбитая лопатка только в минусе, но ради хорошего материала я согласна даже на перелом.

   Несмотря на приклеенную к лицу капитана улыбку, его взглядом можно было бы крошить кирпичные стены.

   — Какого рода информация вас интересует? — уточняет сквозь зубы.

   Невинно взмахиваю ресницами. О меню в ресторанчике напротив, конечно же.

   — О том, что произошло в космопорте, разумеется, — отвечаю с милейшей улыбкой.

   Я упустила Дерро, и теперь шеф порвет меня на ленточки, если не привезу достойный материал. Так что нет, схватив жертву за горло, зубы я не разожму.

   — Мы пока сами не владеем полной информацией, — пытается отмазаться Маккинзи. Давлю на него взглядом. «Пятый канал», помнишь? Юристы у нас отменные. — Все, что нам пока известно, — ожидаемо сдается капитан, и я с удовольствием врубаю аудиозапись на своем коммуникаторе, — это то, что крейсер «Козерог», зарегистрированный на Поллаке и занимающийся частными грузоперевозками, прибыл на орбиту планеты за несколько часов до случившегося. При выгрузке обнаружилось несоответствие в документах. Часть команды, те, кто не успел спуститься, сразу же была изолирована на судне. Часть — арестована в зоне досмотра. Знакомые вам некто Уоллес Додж и Джек Рассел, числящиеся на «Козероге» механиком и вторым пилотом, оба не являющиеся гражданами Альфа Крита, успели выйти до того, как началась вся эта шумиха вокруг их груза. Охране космопорта отправили на них ориентировку. Их должны были задержать и препроводить к остальной команде до выяснения обстоятельств с грузом и документами. Но они каким-то образом узнали о произошедшем и… — Капитан разводит холеными руками. — Запаниковали.

   То есть кто-то был настолько беспечен, что не отобрал у задержанных средства связи, и те предупредили своих? Как-то по-дилетантски для параноиков альфакритян.

   — А что за груз? — уточняю. — Липовые документы? Контрабанда?

   На лице копа снова играют желваки.

   — Вероятно, — выдает чуть ли не через силу.

   Уже интересно. Значит, все-таки не просто перегруз или неправильно составленная накладная, а то с местных станется арестовать судно и за такие мелкие нарушения.

   — А что именно? — вцепляюсь в него, точно джек-рассел в косточку. — Оружие? — перечисляю. Нет реакции. — Техника? — Нет реакции. — Наркотики? — Легкий прищур. Так и знала!

   Однако капитан Маккинзи качает головой.

   — Пока ведется расследование, эта информация не подлежит распространению.

   — Конечно, конечно, — соглашаюсь охотно. Я уже узнала ответ на свой вопрос. Название химиката не сделает мне погоды. Стало бы приятным бонусом, но не критично. — А как долго мистер Додж, — припоминаю имя покойника, — летал на «Козероге»?

   Механик он, ну-ну, с такими-то габаритами да в машинном отделении.

   — Три года.

   Делаю себе мысленную пометку, это важный момент, надо не забыть. Комм, конечно, пишет, но нет у меня доверия к технике, даже если она создана «ТайлерКорп» (а ничем другим, кроме марки «ТК», я не пользуюсь). Дуракоустойчивых конструкций еще не придумали. Камера у Стива тоже выглядела надежной.

   — А Рассел?

   — Три недели, — сверяется с данными капитан. Кстати, планшет у него тоже от «ТК» — знает толк в технике и в кофе. Пожалуй, это все, что мне в нем нравится. — Это его первый рейс на «Козероге».

   — Хм, — произношу многозначительно. Полицейский приподнимает брови. — Так что же это получается? — рассуждаю вслух. — У нас два члена экипажа «Козерога», только один преступник, а второй… герой? Новенький член экипажа, попавший в гущу событий…

   Да-да-да, если подать материал так, да еще и взять интервью у этого Джека Рассела — с его-то мордашкой и телом! — зрители будут в восторге. И мой шеф тоже.

   — Один преступник, убивший второго преступника, — поправляют меня, вырывая из грез о премии и похвале за очередной блестящий материал.

   Нет, так не пойдет.

   — У Рассела тоже было запрещенное оружие? — спрашиваю.

   Маккинзи качает головой.

   — Как они вообще протащили плазму на планету?

   Полицейский скрипит зубами от моей дотошности. Тем не менее отвечает:

   — Не проносили, достали где-то здесь.

   — Тем более, — подхватываю. Отлично, история встает на уже придуманные мною рельсы — все как по маслу. — Оружие было только у одного из двоих, он же и угрожал им ни в чем не повинным людям. А второй, только-только влившийся в команду и не знающий о коварстве новых коллег, его обезвредил. Это ли не героизм?

   Рассел, я сделаю тебя героем, а ты обеспечишь мне славу!

   — Они действовали вместе, — отрезает зловредный коп, снова руша мои мечты о скачке в карьере. Зараза такая. — Ему грозит смертная казнь, как только мы закончим допрашивать остальных членов экипажа.

   — Он же спас девочку!

   — Невинный человек не смог бы так метко выстрелить, — отрезает Маккинзи. — И не владел бы оружием подобного класса вовсе.

   Ну да, сдаю назад, и его не звали бы Джеком Расселом, чего уж тут, дело полицейский говорит. Вот только это повод для расследования, а не для смертного приговора.

   На минуту даже забываю о своих грандиозных планах. Мне просто по-человечески кажется несправедливым такой скоротечный и однозначный вердикт.

   — То есть не будет даже суда? — уточняю.

   — Разумеется, будет.

   Только на Альфа Крите нет такого понятия, как презумпция невиновности, и обвиняемый тут должен доказать свою непричастность, а не прокурор вину, как это происходит у нас. Попал ты, парень.

   — А адвокат?

   — Конечно же, мистеру Расселу выделят защитника.

   Плохо дело.

   Резко встаю с кресла в полный рост. А так как рост у меня тот еще, Маккинзи достаточно перевести взгляд чуть выше и даже нет необходимости задирать голову.

   — Я хочу поговорить с мистером Расселом, — заявляю безапелляционно.

   — Это невозможно. Визиты разрешены только родственникам или адвокату.

   Напугал ежа кактусом.

   — Значит, пишите, что я его жена, — отмахиваюсь.

   Они в журналиста с Нового Рима тыкали пушкой и оставили синяки на спине — я с них шкуру спущу по всем правилам, если запротоколирую побои. Подумаешь, прошу о встрече. Я же не требую отпустить возможного преступника на все четыре стороны.

   — Черт с тобой, — едва слышно шипит Маккинзи.

   Надо же, как быстро сдали у него нервы. А еще капитан.

   — Что, простите? — Невинно хлопаю ресницами.

   — Ничего, — огрызается полицейский и откатывается от стола на своем стуле, встает. — Идемте.

   Ура! Наша взяла!

   Ну, то есть я, конечно, не сомневалась в победе, но сам себя не похвалишь…

ГЛАВА 3

Капитан Маккинзи, похоже, очень хочет упоминания своего участка в репортаже «Пятого канала», потому как отправляется провожать к заключенному лично. По взгляду видно, что он придушил бы меня прямо сейчас собственными руками, но улыбается во все тридцать два и, кроме того «черт с тобой», ни разу не оговаривается. Молодец, старается. Похвалю, как обещала, я свое слово тоже держу.

   Коридоры участка ярко освещены. Везде металл и пластик, все серое и блестящее — чуть ли не стерильное. Признаюсь, приятно впечатлена. То полицейское управление, в застенки которого я попала в двадцать лет, и рядом не стояло с тем, что находится под руководством капитана Маккинзи, — в том было сыро и грязно. Но то столица — там таких мелких участков понатыкано через улицу, за всеми не уследишь. А тут окраина вблизи космопорта. Да и размах не сравнится — само здание размером с неплохую гостиницу. А в отелях я спец, можете мне поверить.

   Вышагиваем по пустым коридорам. Капитан по правую руку от меня, еще два молодца в фиолетовом — сзади. Сверлят взглядами — еле сдерживаюсь, чтобы не передернуть плечами.

   А Маккинзи все улыбается и вещает:

   — Как видите, мисс Вейбер, арестованные содержатся в отличных условиях. Камеры все одиночные, питание сбалансированное, никакого насилия.

   Энергично киваю, крутя головой по сторонам, и время от времени выдаю многозначительное «угу».

   Камеры здесь и правда одиночные: коробки из серого пластика два на два метра с прозрачной со стороны коридора стеной. Изнутри они, надо полагать, непроницаемые потому как наше шествие не вызывает у заключенных в такой же серой, как и стены, униформе никакой реакции. Кто-то лежит на койке, кто-то вышагивает от стены к стене, один парень сидит на полу, спрятав лицо в коленях и подпирая плечом унитаз. Унитаз этот приятно радует глаз своей блистающей белизной, однако его расположение прямо напротив прозрачной из коридора стены лично у меня вызывает вопросы.

   — Книги, видео? — не слишком вежливо прерываю своего «экскурсовода». Так ведь и с ума сойти недолго, если сидеть в четырех стенах, где единственное твое развлечение — сходить в туалет напротив «окна».

   — Музыка, — важно отвечает Маккинзи.

   — Да-а? — тут же заинтересовываюсь. В коридоре тихо, только шаги моего эскорта гулким эхом отражаются от стен. — А можно послушать? — Улыбаюсь одной из самых своих невинных улыбок.

   Ну а что? Надо же знать, что заставляют слушать заключенных. Классика, наверное, что-нибудь общепризнанное: Вивальди, Бетховен, Моцарт. Моцарт, говорят, вообще благотворно действует на психику, его даже душевнобольным включают.

   Шеф участка бессильно вздыхает и дает короткую команду в коммуникатор на запястье. Ему кто-то отвечает, а потом…

   — О. Мой. Бог! — вырывается у меня, когда коридор наполняет мелодия, которую не могу описать иначе, как: «тыц-тыц-бамс».

   Ты разбила мои мечты.

   Виновата во всем лишь ты.

   Трупом я лежу под столом

   И во всем получил облом…

   — Выключите, пожалуйста!

   Кажется, начинаю понимать, почему тот парень обнимался с унитазом. Это же просто кровь из ушей! Мало того, что музыка — яркий пример примитива, а молодой мужской голос вызывает ассоциацию с котом, которому наступили на причиндалы. Так еще и текст уровня третьеклассника с задней парты.

   — Это новый метод пытки? — спрашиваю на полном серьезе, когда снова становится тихо.

   Лицо Маккинзи вытягивается — не ожидал от меня такого вопроса в лоб. Потом возмущенно багровеет.

   — Это песня о любви!

   Ну да, а поет ее, похоже, сын какого-нибудь мэра или министра. Надо будет поискать в сети — добавит репортажу местного колорита.

   Я тот еще меломан, могу слушать разное, но на откровенно бездарное у меня аллергия. А на купленную славу — чуйка, как у собаки. Разоблачающая статья выйдет что надо — уже мысленно потираю ладони.

   — Пришли, — буркает капитан. И лицо у него такое обиженное, что у меня закрадываются сомнения, не его ли сынок надрывает гланды на записи.

   Передо мной открывают двери, как я понимаю, допросной и приглашают войти. Шаркаю подошвами тапок размера этак сорок третьего (свой у меня тридцать шестой) и чудом преодолеваю высокий порожек, таки не распластавшись на сером полу. К счастью, тапки не скользят. Ну да грех жаловаться: если бы один из подчиненных Маккинзи не поделился со мной содержимым своего шкафчика, щеголять бы мне босиком по холодному пластику. И так в носу свербит — перемерзла еще в космопорте.

   Я не ошиблась, это действительно допросная. Такая же серая и безликая, как и все здесь. А одна из стен чем-то неуловимо отличается от остальных трех, и я начинаю подозревать, что с другой стороны она такая же прозрачная, как и камеры вынужденных слушать потуги юного дарования бедолаг, мимо которых мы только что прошли.

   Интересно, за стеной кто-нибудь есть? Хотя что мне? Пусть смотрят.

   Помимо стен, пола и потолка с ярко горящими длинными узкими лампами, в помещении имеется только стол. Серый, гладкий, холодный даже на вид. А посередине фигурная скоба, к которой наручником пристегнут тот, к кому я пришла.

   Он в тюремной робе (тоже серой — какой же еще?), поза обманчиво расслабленная, но меня не обманешь, вижу, что напряжен. Смотрит в упор единственным незаплывшим глазом. Лицо ему вообще подправили знатно, однако автоматически обращаю внимание на костяшки лежащей на столешнице руки — целехоньки. Его били, он — нет.

   — Оставьте нас наедине, — оборачиваюсь к Маккинзи.

   — Мисс Вейбер, — предупреждающе качает головой, — это опасный преступник.

   — Он пристегнут к столу, — напоминаю.

   А еще у него, кажется, сломана пара ребер, а то как-то его чересчур перекосило на один бок, да и не поверю, что в таких случаях бьют исключительно по морде. Не сомневаюсь, что в документах будет сказано: «Оказывал сопротивление при аресте». Жаль, что мой комм во всеобщей суматохе не записал сам момент задержания, а то можно было бы прижучить местных еще и за подтасовку фактов.

   — Я буду за дверью, — сдается капитан.

   — Спасибо. — Расплываюсь в улыбке и шаркаю к своей новой жертве.

   Черт, не думала, что его так разукрасят. С интервью на камеру будут проблемы.

   Дверь за моей спиной со змеиным шипением ползет к стене, закрываясь. Маккинзи и его помощники остаются в коридоре.

   Не переставая улыбаться, вышагиваю к столу. Бывший красавчик, теперь, правда, заметно подрихтованный, смотрит на меня в упор. Сначала в лицо, потом его взгляд спускается ниже, на мгновение задерживается на разорванных на колене колготах и уже затем добирается до тапок. Выражение лица не меняется, а вот одна бровь ползет вверх. Давай еще посмейся, я тут при исполнении, и мелкие издержки не в счет.

   Решительно подхожу к столу и протягиваю ладонь.

   — Мистер Рассел, меня зовут Кайя Вейбер, я журналист из «Пятого канала» Нового Рима…

   — Я знаю, кто вы, — невежливо перебивает меня заключенный.

   У него приятный голос, люблю такие — не бас и не писк. Чуть хрипловат, но, полагаю, если бы меня так разукрасили, я бы тоже не разливалась соловьем.

   В наручнике у мужчины только одна рука, вторая лежит на колене, однако он не спешит подавать ее для приветствия. Моя кисть зависает в воздухе. Как невежливо. Ладно.

   Сажусь. Пластиковый стул ледяной, чтоб его, а у меня короткая юбка. Еле держу на лице улыбку и не морщусь. В бедра впивается миллион ледяных иголочек. Заболею, как пить дать, после таких приключений. Хорошо хоть тапочки теплые. Не буду думать о том, кто носил их до меня.

   — А раз вы знаете, кто я, то вы должны понимать, что я сейчас единственная, кто может вам помочь, — выдаю с оптимизмом тупоголовой идиотки.

   Нет, я, конечно, могу и посерьезнее. И статьями ему посыпать из свода законов, но, как показывает практика, мужчины лучше воспринимают улыбающихся женщин. Да и капитан явно смотрит через стену — так и хочется повернуться и помахать ему.

   Запрещаю себе смотреть на стену-окно в мир и с удовольствием врубаю на своем коммуникаторе глушилку. Выкуси, Маккинзи, я хорошо подготовилась — смотреть смотри, а подслушать не получится.

   Мое действие не ускользает от внимания арестованного. Он мрачно смотрит на мой комм, будто я только что активировала смертоносное взрывное устройство.

   — Бросьте, — говорю, — это всего лишь антипрослушка.

   Комплектация моего комма — это то, чем я безумно горжусь. Индивидуальный заказ. Недаром я обожаю технику «ТК» — качество и функциональность по любому запросу.

   — Я знаю, что это, — отвечает не более дружелюбно.

   Вот засранец, все-то он знает.

   — Мистер Рассел, — иду на второй заход. — Вас уже приговорили к смертной казни без суда и следствия. Все, что будет дальше, всего лишь формальность. Я была на месте событий, и …

   Его бровь издевательски изгибается. На фоне разбитого лица — выглядит зловеще.

   — Вы уронили туфли, — перебивает бессовестно.

   И из-за меня ему пришлось мгновенно принимать решение, иначе с прожженной головой лежал бы не его сослуживец, а ни в чем не повинная девочка, которой просто не повезло подвернуться под руку запаниковавшему преступнику. Я в курсе. Потому и пытаюсь не только получить ценный материал, но и вытащить этого типа. А он мне… не помогает!

   — Вы вовремя среагировали и спасли ребенка, — продолжаю бодро, игнорируя его выпад. — У меня есть видео, которое уже получило широкое распространение. При правильной подаче информации вы можете превратиться из сообщника в героя. Если вы согласитесь сотрудничать…

   — Не соглашусь, — размыкаются разбитые губы, снова меня перебивая.

   Да что ты будешь делать! Вот и пытайся после этого кому-то помочь.

   — …То вам будет предоставлен высококвалифицированный адвокат, — продолжаю. — От вас в ответ требуются сущие мелочи: поулыбаться перед камерой и дать небольшое интервью о том, как вы попали на «Козерог» и что произошло позже. Гарантирую, вы проснетесь героем.

   Взгляд единственного функционирующего на данный момент темно-карего глаза становится снисходительным. Похоже, в гробу он меня видел вместе с адвокатами канала, ага. Камикадзе?

   — Вот так поулыбаться? — Одаривает меня оскалом, отчего свежая корка на припухшей нижней губе лопается и по небритому подбородку бежит алая струйка крови. Подхватывает ладонью. Взгляд по-прежнему издевательский.

   Да ладно, я не падаю в обморок от вида крови. Меня даже от сожженной головы Уоллеса Доджа не стошнило.

   Отвечаю своей улыбкой.

   — Так не надо. А вот когда подлечитесь…

   Взгляд карего глаза становится раздраженным, давящим. На меня так начальница смотрит, когда недовольна.

   — Сделайте милость, идите вон, — кривятся когда-то красивые губы.

   Шире распахиваю глаза. Правда, что ли, суицидник?

   — Мистер Рассел, — делаю последнюю попытку. — Вас же казнят в течение ближайшей недели. Вы слышите меня?

   Однако взгляд не смягчается.

   — Глушилку выруби. — Смотрит на меня в упор.

   Инстинктивно отшатываюсь. Я, конечно, в курсе, что в мире есть идиоты, но чтобы вот так подставить свою шею…

   Пожимаю плечами и даю команду на комм. Я сделала все, что могла, моя совесть чиста.

   Убедившись, что нас снова слышно из соседнего помещения, где наверняка собралась целая толпа наблюдателей, мужчина дергает рукой, запястье которой пристегнуто к скобе на столе, отчего цепочка грохочет.

   — Э-эй! Уберите ее от меня!

   Это как пощечина. Обидно.

   Возмущенно хватаю ртом воздух. А дверь за спиной уже ползет в сторону.

   — Мисс Вейбер, пойдемте, — показывается на пороге капитан Маккинзи. — Я же вам говорил.

   Что он там мне говорил? Что преступник заслуживает смертной казни. Что тот погонит свою единственную заступницу «идитевоном», меня точно никто не предупреждал.

   Встаю, бросаю на Рассела разочарованный взгляд.

   И тут меня осеняет. Подаюсь вперед, опираясь ладонями на столешницу. Была бы выше, получилось бы нависнуть над собеседником, но чертовы тапки не дают мне такой возможности.

   — Вас запугали, да? — говорю быстро-быстро, потому как зловредный капитан уже шагает ко мне. — Если так, не верьте им. Вы не гражданин Альфа Крита. Закон на вашей стороне и… Эй, уберите руки! — Выдергиваю локоть из капитанского захвата. Терпение у него, видите ли, кончилось, так и у меня тоже. Что за цирк тут творится? — Рассел, ну же! — Уже откровенно психую.

   — Отвали, — получаю ответ.

   Это фиаско.

   Мои плечи опускаются.

   Шеф меня убьет. В переносном смысле, конечно. А этого парня убьют в самделешном. Неужели не ясно?

   — Пойдемте, мисс Вейбер, — настаивает полицейский, правда, больше не распускает руки.

   Подписавший себе приговор мужчина с разбитой физиономией и уже напрочь заплывшим глазом смотрит на меня насмешливо и самоуверенно. Не выдерживаю и гримасничаю в ответ. Хочет умереть — ради бога, я за свободу во всех ее проявлениях.

   — Пойдемте, — отвечаю капитану, сдаваясь. — И спасибо… за тапочки.

   Оборачиваюсь уже на пороге. Этот Джек Рассел так и не поменял позы, сидит и смотрит мне вслед.

   Погодите-ка, смотрит явно не в спину, а… Черт! Запоздало соображаю, что, пока я ерзала на холодном стуле, моя юбка бессовестно задралась. Ну, Маккинзи, хоть бы сказал!

   Резко одергиваю подол под пристальным насмешливым взглядом и, уже не таясь, приподнимаю руку, показывая этому наглому самоубийце средний палец. Он дергает бровью.

   Выхожу.

   Не мой, не мой день.

ГЛАВА 4

Хорошо лететь в каюте премиум-класса комфортабельного пассажирского лайнера, когда твоя совесть чиста, счет полон, а сам ты преисполнен чувством выполненного долга. И совершенно иначе возвращаться домой (несмотря на все те же лайнер и каюту), спустив половину годового бюджета, слив две возможные сенсации и, для полного счастья, еще и строча докладную за разбитую помощником камеру.

   Уволившимся помощником, кстати говоря. Когда мы встретились на посадке, оператор Стив в не слишком-то литературных выражениях высказался, где он видел работу с такой неуравновешенной личностью, как я (подумаешь, какие мы нежные!). Еще и Линду подбил сделать ноги вместе с ним — у них, видите ли, наметился роман.

   Впрочем, Линду я бы уволила в любом случае. Варить кофе — это, конечно, хорошо, но когда тебе указывают пальцем на брошенные туфли, можно шевельнуть извилиной и подобрать то, что просят. Но нет, Линда сказала, будто не поняла, что я имела в виду. Пристрелиться.

   Все будто сговорились!

   Фиаско, как есть фиаско.

   Но сдаваться я не привыкла, а потому первые дни пути все же пытаюсь нарыть в сети информацию о камикадзе Джеке, чтоб его, Расселе. Однако сеть выдает только однофамильцев, а на фото вообще отказывается что-либо показывать.

   Развить тему? Подключить программеров канала? Вернуться на Альфа Крит и рыть носом землю в попытке узнать, что из себя таки представляет этот тип?

   Тогда, когда его уже казнят?

   А на Альфа Крите самые упертые копы в мире: приговорили к казни — значит, казнят.

   И что я в таком случае получу, потратив столько сил, времени и денег? Подарю Джеку Расселу красивую эпитафию?

   Нет уж, дудки, отказался от помощи — его проблемы.

   А мне надо выкрутиться и если не получить новую тему для программы, то хотя бы выдумать материал для статьи на странице канала.

   С вариантами навскидку небогато, а из заготовленного ничего нет. Я рассчитывала весь ближайший месяц бессовестно эксплуатировать дело Дерро-загребущие-руки: личные интервью, репортажи из зала суда и беседы с обманутыми им вкладчиками (они уже даже отсняты). Но все это больше не представляет предполагаемой ценности. Без неожиданной встречи в космопорте, брошенных в лицо обвинений и съемки самой первой неподдельной реакции все остальное становится обычными сухими фактами и попахивает бабушкиным сундуком — меня читают и смотрят не ради подобного.

   Так что нужно что-то принципиально новое.

   Вышагиваю по каюте, отмеряя босыми ногами расстояние между кроватью и дверью в ванную комнату. Тяну носок, маршируя, как солдаты на параде, только на мне не военная форма, а нижнее белье. Зато настрой — очень даже боевой. А куда деваться?

   Думай, Кайя, думай…

   Пять шагов в одну сторону и пять — в другую.

   Одна рука под грудью, во второй — световой карандаш с уже порядком погрызенным кончиком. Пять шагов туда и пять обратно…

   Нужно отчего-то оттолкнуться.

   Космопорт… У Уоллеса Доджа оказалось смертоносное оружие на его территории… Поднять тему торговлей оружия? Заезжено.

   Стив разбил камеру о мою голову… Хрупкость современной техники? Проблемы невысоких женщин? В топку, звучит как статья из дешевой бульварной газетенки.

   Пробежаться по лайнеру и провести соцопрос? Тоже вариант. Только о чем?

   Постукиваю пальцами по своему предплечью и делаю еще один бессмысленный круг по каюте.

   «Что вы думаете о новой волне по внедрению искусственного интеллекта?» Фу, банальщина.

   «Как вы относитесь к проблеме бездомных животных?» Ага, это люди-то, летящие с Альфа Крита, девиз которого: «Нет бездомных животных — нет проблем».

   Даже симпатичных лопоухих терьеров и тех нет… Джек, чтоб тебя, Рассел, прочь из моей головы!

   Однако на сей раз мысль про одного избитого, но очень меткого камикадзе, о котором я решила забыть, дает свои плоды: подумав о нем, я вспоминаю полицейский участок, его серые коридоры и… музыку! Бинго!

   Торопливо закручиваю волосы в «фигу» на затылке, закрепляю испорченным карандашом и, устроившись на кровати в позе лотоса, разворачиваю над запястьем голографический экран. Сеть лайнера довольна масштабна, это дает надежду на то, что я отыщу в ней нужную мне информацию.

   Мосты. Мосты и облом — это все, что я помню из песни, игравшей в участке. Однако поисковик не находит ни того, ни другого. Вернее, вариантов про мосты и обломы оказывается больше, чем я когда-либо смогу развидеть (кто пишет эти тексты, мать вашу?), но вместе подобное сочетание нигде не встречается.

   С психа выдергиваю карандаш из прически и снова вгрызаюсь в него. Волосы водопадом осыпаются вниз, бьют кончиками по голой спине в районе талии.

   Думай, Кайя, думай…

   Не мосты, а мечты!

   Делаю верный запрос и нахожу, что певец даже не сын министра или прокурора, как я думала, а целый племянник действующего президента Альфа Крита. Охо-хо, вот это удача!

   «Непотизм или талант?», «Музыкотерапия или легализованные пытки?» — варианты заголовков так и мельтешат перед глазами, пока пальцы летают по голографической клавиатуре, вводя новые поисковые запросы.

   И замирают. Кисти с глухим хлопком падают на колени.

   В сети пишут, что парнишке шестнадцать и он сидит на «синем тумане». Да чтоб тебя!

   Фиаско, как есть фиаско.

   Про «синий туман» в наше время не знает разве что глухой и слепой (причем одновременно), однако все равно постоянно находятся не только умельцы, которые его производят и продают, но и те, у кого хватает ума его покупать. Наркотик, адская отрава, вызывающая привыкание с первой дозы. Срок жизни на «синем тумане» — год. Если повезет, то три с полным отказом всех органов и мыслительной деятельности в первую очередь.

   Горе-поэт, ну чего тебе не жилось у дяди-президента за пазухой?

   Статья бы вышла просто огонь: накрутить драмы, предположить, что подобные стихи не что иное, как плод разума, уже ощутившего на себе разрушительные последствия «синего тумана». А еще можно было бы ввернуть, что парень перед смертью привнес свой вклад на благо родины, раз его творения используют в качестве морального давления на заключенных вместо физических пыток. Но…

   Обессиленно опускаю лицо в ладони.

   Но это слишком даже для частенько беспринципной меня. Больные дети — это табу.

   Со вздохом сворачиваю голоэкран коммуникатора и, не разгибая ног, с размаха плюхаюсь спиной на кровать, раскинув руки в стороны. Матрасы тут отличные — ни звука, ни чрезмерной «волны». Зато моя растяжка обещает желать лучшего — связки в паху неприятно тянет.

   И это тоже идея: не могу придумать тему для статьи — пойду в спортзал!

***

В итоге ежедневные занятия спортом дают свои плоды. Нет, я не разрождаюсь гениальной идеей, но неплохо коротаю время: тоже часто захаживающий в спортзал помощник капитана лайнера молод, хорош собой и не обременен ни обязательствами, ни чрезмерными моральными принципами. Мы проводим с ним вместе несколько весьма недурственных вечеров в его каюте, а потом я схожу с судна, а он уходит в следующий рейс — идеально.

   Не буду думать, кого он мне напомнил, смуглокожий и кареглазый. Это было бы невежливо по отношению к… Тиму? Майку? Ожидаемо, имя красавчика-старпома я забываю как ненужное, стоит нам попрощаться в стыковочном узле лайнера. Зато имя Джека Рассела по-прежнему прочно сидит у меня в голове. И это бесит.

   Так и хочется снова показать этому самовлюбленному камикадзе средний палец (давно никто так не щелкал меня по носу), но, полагаю, за время моего полета альфакритяне уже разделались с ним в духе правосудия на свой лад.

   Ненавижу чего-то не понимать, а в странном поведении Джека Рассела (голову даю на отсечение, что это не его настоящее имя) наверняка кроется какая-то тайна. Селезенкой чую!

   И это бесит еще сильнее, потому что с его смертью игра уже не стоит свеч, а тема закрыта.

ГЛАВА 5

Новый Рим встречает дождем и ураганным ветром. В этой части планеты ранняя весна, даже снег еще не везде успел растаять.

   Скручиваю волосы в жгут и прячу их за ворот тонкой кожаной куртки, какого-то черта оказавшейся самой теплой вещью в моем багаже. После чего застегиваю ее по самое горло и бегу на стоянку флайеров, обгоняя основной поток прибывших со мной на одном лайнере пассажиров.

   Нагло подрезаю какого-то усатого мужика с салатовым чемоданом оттенка «вырви глаз» и ловко запрыгиваю в такси перед самым его носом.

   — А-а?.. — растерянно тянет любитель ярких цветов.

   — Спасибо! — кричу ему, перекрикивая дождь и широко улыбаясь. — Удачного дня! — И захлопываю дверцу.

   Таксист, флайер которого я только что бессовестно оккупировала, неодобрительно покачивает головой.

   Корчу ему гримасу. Хорошо быть святым праведником, сидя в теплом салоне, а у меня, между прочим, чуть почки не отвалились от холода. Про прическу вообще молчу.

   — Чемодан возле багажника, — напоминаю водителю и, расслабленно растекаясь по сиденью, закапываюсь в коммуникатор.

   Хлопает дверца, впуская в душный салон влагу и шум дождя и ветра. Не обращаю внимания: сообщения падают на комм как сумасшедшие — отрабатывает «локалка».

   Водитель возвращается, вновь впуская в салон вой непогоды и холодные брызги, и мы наконец взлетаем. Не поднимаю головы, продолжая раскидывать письма по папкам или сразу удалять.

   Рекламные рассылки — в топку, я на это не ведусь.

   Парочка предложений о сотрудничестве (ребята, меня не зовут, я сама прихожу) — тоже в топку.

   Письмо от секретаря шефа с напоминаем, что мне следует предстать пред светлы очи главы канала «по приезде и незамедлительно». Учитывая, что до столицы я доберусь только глубокой ночью, очень «логичное» распоряжение. В топку.

   — А можно увеличить температуру?! — прошу водителя, подавшись вперед, и, вновь откинувшись на спинку, возвращаюсь к почте, где меня ждет письмо от отправителя «Виктор Коллинз».

   Давлюсь слюной и несколько секунд отчаянно кашляю — неожиданно.

   — Мисс, вы в порядке? — любезно интересуется таксист.

   — Не дождутся! — откликаюсь, наконец продышавшись, и раскрываю послание.

    «Кайя, надо поговорить», — встречают меня три коротких слова. Ни приветствия, ни хотя бы смайла ради приличия.

   Не видеться и не общаться с дочерью несколько лет, а потом прислать ей властное «надо поговорить» — просто блеск, премия «Отец года» у папы в кармане.

   Хотя о чем я? Виктор Коллинз, как обычно, приберег красноречие для своих деловых партнеров.

   Вот пусть с ними и говорит.

   И не подумав отвечать, отправляю сообщение в «корзину».

   После чего сворачиваю голоэкран коммуникатора и, откинувшись на подголовник кресла, прикрываю глаза. Чертов старпом, я совершенно не выспалась…

***

До столицы добираемся уже в полной темноте. Вернее, в это время было бы уже совсем темно, будь это не столица. Тут же все светится и сияет, словно днем: фонари, окна, вывески, рекламные билборды и огни транспортной сети в небе — красотища.

   Вылезаю из ставшего душным салона, расстегиваю куртку и с облегчением взбиваю пальцами волосы, прилипшие от влажности к шее. В Ромеро весна уже в самом разгаре, до лета рукой подать, и ночная прохлада приятно холодит разгоряченную кожу.

   Таксист ловко извлекает мой чемодан из багажного отсека, желает приятной ночи (не доброй, ага) и улетает прочь, оставляя меня в одиночестве на узкой подъездной дорожке, ведущей к такому же узкому, но высокому многоквартирному дому. Столица Нового Рима настолько перенаселена, что в ней уже буквально все узко и высоко — осталось расширяться только вверх. Люблю Ромеро. Город небоскребов и амбиций — мне в нем самое место.

   Наклоняюсь и жму на кнопку включения гравиподушки, но чемодан, дернувшись и издав то ли скрип, то ли стон, остается на месте. Загорается красная лампочка — гравиподушка повреждена. Подлый предатель!

   Вызывать кого-то на помощь слишком долго, поэтому сама тащу чемодан ко входу в здание. Пятясь и подметая растрепавшимися волосами ступени, кое-как затаскиваю этого монстра на крыльцо. Правда, больно бьюсь коленкой о дверь, но это уже мелочи жизни. Кто крут, тот я!

   Дотолкать чемодан до лифта — уже плевое дело, подумаешь, пара оставшихся царапин на гладком полу холла. Вталкиваю свой груз в кабину и с облегчением приваливаюсь плечом к стене. Кажется, в спортзале мне следует уделить время не только растяжке, но и работе с весом.

   Пока лифт поднимается на нужный этаж, не теряю времени даром и проверяю число подписчиков своей личной страницы, «Правды с Кайей» и самого канала. Рейтинги не радуют: в день заварушки в космопорте Альфа Крита был зафиксирован всплеск и добавления в подписчики, и репостов, потом еще один, когда после прохождения первого «окна» я раздала запись более широкой аудитории, а в последние дни — затишье, как в морге.

   Ладно, ожидаемо, но не критично. Тем не менее, если не бросить аудитории наживку в ближайшие пару недель, жди беды.

   Думай, Кайя, думай. Где найти такую сенсацию, чтобы все поразевали рты и думать забыли о недорассказанной истории с терактом в космопорте Альфа Крита?

   Но счетчик лифта продолжает отсчитывать этажи, а мой мозг похож на аквариум со всплывшими рыбками. Творческий кризис, так вот ты какой, с…ка!

   Наконец лифт останавливается, а мелодичный женский голос оповещает о том, что меня доставили на сто одиннадцатый этаж. На мгновение «зависаю»: может, все же схватиться за тему техники? «Многовековой сексизм, или почему девяносто лифтов из ста говорят женскими голосами?» — чем не заголовок?

   Отличный, если кто-то готов расписаться в своем бессилии и опуститься до «битвы полов».

   А я не готова!

   Разозлившись на себя, не просто выхожу, а вылетаю из кабины лифта, громко цокая каблуками по блестящему в свете потолочных ламп плиточному полу.

   В последний момент вспоминаю про чемодан и возвращаюсь.

***

Замок тихо пикает от моего прикосновения, идентификатор выдает зеленый сигнал, и дверь послушно ползет в сторону.

   Йеху! Наконец-то дома.

   Не то чтобы я сильно привязывалась к местам, но свою квартирку люблю нежной любовью и, хотя уже давно могу позволить себе что-то просторнее, менять ее пока не планирую.

   Последний рывок: перетаскиваю чемодан через порог. Все, все, зараза предательская, отмучились.

   Опираюсь на дверной косяк, выравнивая дыхание, и вдруг замираю. Чем это так воняет?

   — Свет! — командую системе квартиры. А в следующее мгновение с удивлением рассматриваю раскинувшийся передо мной хаос, виной которому вовсе не брошенный у стены чемодан. — Какого?..

   Скривившись от омерзения, на цыпочках прохожу в комнату. А как тут еще идти-то, между пустых бутылок из-под пива, выставленных по всему полу? Настоящее минное поле. А вот и особенная «мина» — пролитый прямо на ковер апельсиновый джем. Теперь понимаю, что за вонь стоит воздухе — смесь несвежего алкоголя и апельсинов.

   — Вытяжка! — рявкаю так, что, должно быть, слышат все сто десять этажей подо мной и еще восемьдесят девять сверху. — Прибью придурка.

   — Запрос не идентифицирован, — откликается система.

   Женским голосом!

   А у меня в настройках всегда стоит мужской. В этой квартире может звучать только один женский голос — мой, и это закон. И сейчас мне действительно хочется прибить одного придурка. Единственного, у кого имеется доступ в мой дом, и единственного, у кого хватило бы наглости сотворить такое с моей квартирой и не отправиться в бега куда-нибудь в Солнечную систему.

   С силой хлопаю ладонью по панели двери, ведущей в спальню. Та послушно ползет в сторону. Иногда мне чертовски не хватает классических дверей на шарнирах — ох и грохнула бы я такой сейчас.

   — Свет!

   Виновник торжества, ожидаемо, находится в спальне. Ну а где ему еще быть, если не обнаружился в гостиной и не вышел навстречу? Преспокойно спит в — моей! — постели, улегшись на живот и подмяв под себя — мою! — подушку. Бледная кожа, острые лопатки, светлые отросшие волосы, разметавшиеся по подушке.

   — Вытяжка!

   Спящее тело продолжает мирно спать, никак не реагируя на мой громкий голос. Ну, погоди у меня.

   На сей раз уже не на цыпочках, а со злостью впечатывая пятки в пол и ловко лавируя по «минному полю», мчусь в ванную. По дороге хватаю со столика в гостиной пустой графин и наполняю его до краев холодной водой. После чего, неся графин за ручку на манер жезла в вытянутой вверх руке, возвращаюсь в спальню и с удовольствием выливаю его ледяное содержимое на голову незваного гостя.

   Вот так-то. Кровать моя, постель моя: хочу — поливаю, захочу — подожгу.

   Ледяной душ творит чудеса: полуголое тело, завернутое в одеяло только по пояс, рывком садится на постели, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь развести в стороны облепившие лицо волосы. Потом, видимо, окончательно просыпается, и хрипы тонущего сменяет жаркая, я бы даже сказала, пламенная речь. Будь мы в эфире, пришлось бы «запикать» ее целиком — ну куда это годится, мат на мате.

   — Кайя?! — Мокрое чучело, тощее тело которого покрыто мурашками размером с горох, наконец протирает глаза. — Что ты тут делаешь?!

   Святая простота.

   — Живу, — напоминаю то, о чем ему не следовало бы забывать, и сдергиваю с теперь уже брыкающегося тела одеяло.

   Миксер мне в глаза, он еще и без белья!

   Бросаю одеяло обратно и отворачиваюсь.

   — Оденься, будь любезен, — цежу сквозь зубы.

   Я не просто зла, а очень зла. Я элементарно устала после длительного перелета, после… чемодана! Хочу ванну с пеной, бокал вина и в постель. В пустую и уютную, а не занятую моим обнаглевшим младшим братцем, вообще-то, живущим совершенно по другому адресу и получившим доступ в мою квартиру исключительно на крайний случай, а сейчас явно не он.

   — Почему не предупредила, что приедешь? — возмущается Шон.

   Шуршит одежда — видимо, одевается. Не оборачиваюсь. В детстве я, естественно, видела его голым миллион раз, но ему уже двадцать один, и я не имею ни малейшего желания и впредь любоваться его тощей задницей.

   В ответ на эту мысль перед глазами тут же проплывает образ обладателя воистину прекрасных ягодиц. И, чтоб его, это даже не красавчик старпом с лайнера.

   Джек-камикадзе-Рассел, прочь из моей головы!

   — А должна была? — интересуюсь, уставившись в стену и барабаня пальцами по рукаву куртки.

   В ответ — обиженное сопение.

   А что это за коричневые брызги на стене моей спальни? Боже, даже знать не хочу.

   — Можно поворачиваться? — уточняю, когда за спиной воцаряется тишина.

   Получаю угрюмое «угу» и разворачиваюсь.

   Братец стоит, спрятав руки в карманы широких драных джинсов, в огромных прорехах которых проглядывают тощие коленки. Босиком и в растянутой майке с какой-то зверской мордой по центру груди (прищуриваюсь: то ли волк, то ли зомби-заяц). Мокрые волосы длиной до плеч разделены на пробор и заправлены за уши. А взгляд настороженный, исподлобья, будто этот голубоглазый засранец еще не решил: качать права или бить на жалость.

   Не даю ему сделать ни того, ни другого: подхватывая под мышку одеяло с кровати, громко командую:

   — За мной, ковбой! — И направляюсь в сторону ванной.

   В спину мне несется то ли вой, то ли стон.

ГЛАВА 6

Отмокаю в ванной, откинувшись на подголовник и покачивая в пальцах бокал с красным вином. Хорошо-о-о! А перестук стеклянной тары за дверью — как музыка. Убирай, убирай, мой хороший, будешь знать, как разводить срач в чужом доме.

   В какой-то момент бутылки звенят особенно звонко — видимо, братец протаскивает мешок с мусором мимо ванной комнаты. Хлопает входная дверь, и воцаряется тишина.

   Ставлю бокал на бортик и блаженно прикрываю глаза. Однако тут же распахиваю их снова, потому что мой незваный гость не только не убрался восвояси после наведения порядка, но и за каким-то чертом долбится в мою дверь.

   — Кайя, ты там?!

   Нет меня, я превратилась в русалку и уплыла в недра канализации.

   — Здесь! — откликаюсь нехотя.

   Подхватываю бокал за тонкую ножку и выпиваю его содержимое залпом.

   — Чай будешь?!

   — Я буду свою чистую сухую постель! — кричу, прищурившись и любуясь игрой света в пузырьках пены.

   — Я уже перестелил! — снова доносится снаружи. Надо же, какие мы сегодня послушные и исполнительные. — Так чай будешь?!

   Тянусь к столику за бутылкой из темного стекла. Едва не выронив, обхватываю мыльными пальцами и взвешиваю в руке, после чего переворачиваю горлышком вниз — в белую шапку пены на моей груди падает одинокая красная капля. Печаль.

   Решительно возвращаю бутыль обратно на столик.

   — Буду!

   Раз не ушел, надо же выяснить, какого черта мой великовозрастный братец забыл у меня дома.

***

На барной стойке меня ждет полная кружка парующего чая. Ярко-голубая, с желтой уточкой на боку — моя любимая. Кто-то явно собирается подлизываться.

   Задрав длинные полы халата повыше, чтобы не запутаться в них и не убиться, взбираюсь на высокий барный стул. Брат колдует над второй порцией чая с другой стороны стойки — у кухонного стола. Долго готовит, вдумчиво. Чтобы подольше побыть ко мне спиной, ага.

   — Ну и? — подталкиваю. Пробую чай. — М-м… Вкусно!

   Шон бросает на меня довольный взгляд через плечо.

   — Специально для тебя купил.

   И ставит передо мной вазочку с конфетами. Молочный шоколад в три часа ночи — додумался!

   Хватаю конфету и, развернув чуть ли не со скоростью света, тут же забрасываю ее себе в рот. Прости меня, Боже, ибо я согрешила.

   — Ну и? — повторяю с набитым ртом. Я у себя дома, а не в прямом эфире, хочу — и чавкаю.

   — Что «ну»? — пытается сыграть в дурачка братец.

   Закатываю глаза.

   — Антилопа гну! — Тянусь ко второй по счету конфете и мастерски разделываюсь с оберткой. — Что ты тут делаешь?

   Брат мнется, закусывает нижнюю губу, топчется на месте.

   — Ау, я, вообще-то, еще здесь! — напоминаю, салютуя ему третьей конфетой. Такие вкусные, заразы. Мне же теперь из-за них два часа на беговой дорожке бегать!

   Шон вздыхает и подтягивает к себе второй стул, садится напротив. Смотрит куда-то вниз, избегая встречаться со мной взглядом, отчего светлые несвежие космы завешивают ему лицо. Он, вообще-то, у меня красавчик, когда не отекший с похмелья. Этакий блондинистый ангелок с пухлыми губками и ясными глазками цвета неба в погожий денек — девчонки таких любят. Полагаю, одна из таких «любительниц» и оставила клок длинных рыжих волос в моей раковине.

   А тем временем четвертая конфета манит меня яркой этикеткой. Уверена, будь у нее глаза, она бы непременно мне подмигнула. Хитрая обольстительница.

   Отворачиваюсь от вазочки. Все, я кремень.

   — В общем, я поссорился с папой и ушел из дома, — объявляет брат, вынуждая меня повернуться к нему лицом. Однако коварная конфета тут как тут, и я сдаюсь почти без боя перед ее натиском.

   — Прям так и поссорился? — уточняю, шелестя фантиком.

   — Угу. — Вид у братца и правда такой, будто кто-то по крайней мере умер. — Он сказал, что я бездарность! — выпаливает, сверкая глазами.

   — Гм, — оцениваю, покачивая головой из стороны в стороны. — Жестко.

   — Несправедливо!

   Тут-то и наступает то самое время, чтобы съесть пятую конфету и ничего не ляпнуть. К черту фигуру.

   Дело в том, что несколько лет назад Шон всерьез увлекся музыкой и даже порывался бросить учебу в юридическом, куда, собственно, и поступил-то по настоянию и протекции отца. А юрист, надо сказать, из моего брата такой же, как из меня управляющая сетью отелей. Но папа сказал — сын пошел. И дабы этот сын не загубил свою будущую карьеру, играя на гитаре в сомнительных местах и в сомнительной же компании, папа купил ему собственный клуб и собственную группу, которую тогда еще восемнадцатилетний Шон с гордостью назвал «Пьяные бесы». Из какого бабкиного сундука он извлек это пошлое название, одному богу известно. Но благодаря папиным деньгам и хорошей выпивке в заведении группа стала довольно известна. А клуб «Бунгало» весьма популярен.

   В защиту брата: в отличие от песен племянника президента Альфа Крита, от его музыки не идет кровь из ушей.

   В защиту правды: без собственного клуба с крутым мегасовременным дизайном интерьера, авторской кухней и скидкой на посещение после проживания в сети отелей «Империя» вряд ли «Пьяные бесы» добились бы славы. Так что ссориться с папой для Шона не лучшая идея.

   — Ты с ним согласна, да? — Глаза брата обиженно сужаются.

   — Все мы в чем-то талантливы, — ухожу от прямого ответа.

   Шон закатывает глаза к потолку. Он у меня несколько инфантилен, но все же не дурак.

   — Ты же ушла из дома, и ничего. — Тоже берет из вазочки конфету, но только крутит ее за кончик обертки в тонких длинных пальцах музыканта и не ест. — Вот и я справлюсь.

   Вообще-то, я ушла из дома, едва мне стукнуло восемнадцать, после того как отец сказал: «Ты ни за что не станешь журналистом, пока живешь за мой счет и носишь мою фамилию. Я запрещаю». А я ответила: «Как скажешь».

   Поэтому теперь я ношу девичью фамилию матери. И, естественно, занимаясь любимым делом, ни разу не пожалела о принятом тогда решении и о том, что лишилась звания «отельной принцессы». Но мой наивный братец не в курсе, что после ухода из дома денег, которые у меня были благодаря подработке в одном журнале на должности «принеси-подай», хватило только на комнату-каморку в общаге на окраине города, откуда путь до университета составлял добрых четыре часа. О полетах на флайере с моими тогдашними финансами не стоило и думать, и я каталась на наземном общественном транспорте, выезжая не позже пяти утра. А еще моими соседями были наркоманы, алкоголики и прочие милые, но не слишком высокоморальные личности. И чтобы наше с ними знакомство не стало более близким, мне еженощно приходилось подтаскивать к двери тяжеленный шкаф.

   Но, во-первых, Шон не в курсе моих «приключений». А во-вторых, Шон не я.

   — Можно я поживу у тебя? — Смотрит на меня глазами щенка.

   От неожиданности чуть не давлюсь шестой конфетой. Вообще-то, в моем понимании «Вот и я справлюсь» означало «Справлюсь самостоятельно», а не «Слезу с папиной шеи и сяду на твою».

   — Нет! — Наконец мне удается проглотить вставший посреди горла сладкий ком. — И не мечтай. А как же моя личная жизнь, ты подумал?

   Брат смотрит на меня с хитрым прищуром. Ах ты паскуда этакая, наверняка рылся в моей прикроватной тумбе.

   — Нет, нет и нет, — повторяю твердо и, не зная куда деть руки, хватаю кружку и опустошаю залпом, будто крепкий алкоголь. — Или ты миришься с папой, или ищешь работу и переезжаешь! — В завершении своей речи грохаю пустой тарой по столешнице, как суровый судья молотком.

   Вожу я домой мужчин или не вожу, не его дело. Квартира моя, и я хочу жить в ней одна. И точка.

   — Ну-у… — Шон ерошит пальцами волосы на затылке. — Я же… как бы… работаю в группе… и учусь.

   Ага, вспомнил об учебе, надо же.

   И значит, я не ошиблась в своих худших предположениях: если брат поселится у меня, работать в этом доме буду только я. Да черта с два!

   Смотрю на него в упор несколько долгих секунд, а потом безапелляционно заявляю:

   — Мирись с папой.

   После чего спрыгиваю на пол, одергиваю полы халата и собираюсь вернуться в ванную, чтобы почистить зубы после незапланированной конфетной вакханалии. Шесть штук — с ума сойти. Не два часа на беговой дорожке, а все четыре!

   Но уйти мне не удается, Шон догоняет меня, потом оббегает вокруг и притягивает к себе, крепко обнимая своими загребущими конечностями.

   — Кайя, сестренка, ну пожалуйста. Я немного соберусь с мыслями и найду работу. Или мы с «Бесами» уйдем от папы… Или…

   Или на планету упадет метеорит, и никому из нас больше не придется работать. Это похоже на план.

   Пару секунд послушно не шевелюсь, пытаясь дышать через раз, будучи прижатой к уродливой майке, — кому-то таки надо помыться после попойки. Засим считаю свой сестринский долг выполненным.

   — Пусти меня. — Дергаюсь.

   Меня тут же отпускают, зато не уходят с дороги, а плюхаются на колени на пол, молитвенно сложив руки перед собой и потрясая ими в воздухе. Господин директор цирка, верните деньги за билет, ваши клоуны несмешные.

   Возвожу глаза к потолку, чтобы не смотреть на это позорище; упираю руки в бока.

   — Кайя, ты моя последняя надежда. Клянусь, я буду хорошо себя вести. Больше никаких посторонних в доме!

   Еще бы, еще неизвестно, сколько мне придется находить рыжие волосы после его прошлых гостей.

   — Никакого алкоголя!

   Молчу, жду, что предложит еще.

   — Я буду готовить тебе завтраки!

   Все еще молчу, сопоставляю возможные пользу и вред данного мероприятия.

   Ну нет, откуда тут польза?

   — Ты не пожалеешь. Клянусь памятью мамы!

   ..!

   С силой толкаю брата в грудь. Он не ожидает удара, поэтому некрасиво шмякается на задницу, да еще и проезжает ею по паркету. Так ему и надо, придурку.

   Обхожу его по дуге, игнорируя запрокинутое кверху лицо с растерянными глазами побитой собаки, и направляюсь в сторону спальни.

   — Две недели, не больше, — объявляю вердикт, не оборачиваясь и не останавливаясь.

   — Спасибо, Кайя, ты не пожалее!..

   Дверь за моей спиной закрывается, отрезая меня от потока несущихся вслед благодарностей.

   Раскинув руки в стороны, плюхаюсь спиной на кровать. Почти четыре часа утра.

   Сначала не выспалась из-за старпома, теперь из-за братца.

   Мужики — от них одни беды.

ГЛАВА 7

Здание «Пятого»… Двести пять этажей, десять классических лифтов и три аэродинамические трубы, тридцать конференц-залов для проведения мероприятий с участием трех десятков человек и четыре вместимостью до пяти сотен участников, тридцать три студии, четыре спортивных зала, два бассейна, оранжерея, теннисный корт, два ресторана, восемь фудкортов, три смотровые площадки, пятьдесят одна комната отдыха, полторы сотни санузлов, сорок две душевые кабины и более двух тысяч кабинетов от мала до велика для более чем четырех тысяч сотрудников — масштабно, ярко, амбициозно.

   Обруливаю на тротуаре нескольких не спешащих передвигать ноги пешеходов и ныряю в проем револьверных дверей за мгновение до того, как стало бы поздно: пришлось бы ждать следующего оборота механизма или рисковать целостностью пяток. А так пролетаю вовремя — отличный знак и неплохое начало дня. И не больно-то важно, что день этот начался после трех жалких часов сна и еще полутора для того, чтобы превратить меня из объевшегося конфет чучела в красотку.

   Холл полон народу: кто-то ещё только спешит к лифтам, груженный сразу несколькими стаканчиками с кофе, а кто-то, наоборот, уже торопится обратно к дверям, то и дело поглядывая на часы. На ресепшен, несмотря на то что посетителей встречает целая толпа «одинаковых девочек», во всю собираются очереди.

   Зеркальные панели, потолочные и настенные лампы, постоянно сменяющие друг друга разноцветные страницы информационного табло, мигающие указатели аварийных выходов, гул голосов, грохот каблуков, звук падающих карандашей — все это ослепляет и оглушает, кружит голову и затягивает в бесконечный водоворот рабочей суеты и безудержного драйва.

   Йеху, вот теперь я по-настоящему дома!

   К черту оккупированную братцем квартиру, этот дом у меня никто не отнимет.

   Расплываюсь в довольной улыбке, чуть ли не кожей впитывая окружающую меня неповторимую атмосферу «Пятого». После чего откидываю рассыпавшиеся по плечам волосы за спину, гордо приподнимаю подбородок и плавной, но быстрой походкой от бедра направляюсь в сторону ресепшен для сотрудников канала.

   Однако у меня имеются конкуренты: замечаю парочку, движущуюся явно в том же направлении, что и я. Ускоряю шаг, уверенно обгоняя нерасторопных подруг-неразлучниц из местного кулинарного шоу, и первой добираюсь до стойки.

   — Пиранья, ты совсем обнаглела?! — несётся мне в спину, но и не думаю оборачиваться.

   — Деми, для меня что-нибудь есть? — спрашиваю, успев прочесть имя на бейдже.

   Я же не просто так называю их «одинаковые девочки с ресепшн»: в сине-белой, цвета эмблемы канала одежде, примерно одного роста, возраста и комплекции, с однотипными прическами и дежурными улыбками «ваш-визит-очень-важен-для-нас», наши администраторы выглядят сестрами-близнецами, которых я совершенно не различаю.

   Мой маневр верен: люди любят, когда к ним обращаются по имени, и адресованная мне улыбка из дежурной превращается в приветливую.

   — Сейчас посмотрю, мисс Вейбер, — обещает работница «первой линии обороны» и переводит взгляд к экрану компьютера, который я не могу видеть из-за высоты стойки.

   — Вернулась, не поперхнулась, — слышу сварливый шёпот за своей спиной.

   — И не говори… — вторит шептунье подруга.

   Улыбаюсь, слушая их бубнеж, но по-прежнему не оборачиваюсь. А вот не надо экономить на обуви: покупали бы туфли с правильной колодкой, то и шевелись бы быстрее и не заставляли себя обгонять.

   — Триста пятьдесят два письма с внешних источников… — докладывает тем временем Деми. Но, стоит ей поднять взгляд над моим плечом, как ее улыбка меркнет, а брови озабоченно сходятся к переносице. Зуб даю, там идёт игра «Кто первый прожжет спину Кайи взглядом».

   Усмехаюсь.

   — Забей, — советую слишком впечатлительной девчонке. Останется такой нежной — никогда не выберется из-за стойки на первом этаже.

   — И пятьдесят семь — внутренняя, — берет себя в руки администратор. Ну вот, другое дело. — Я сейчас перешлю все Линде. — И уже тянется к клавиатуре.

   — Не надо Линде.

   Поднимает на меня недоуменный взгляд.

   — Кидай мне в личку. — Не хочу вдаваться в подробности, почему не стоит слать мою почту любительнице лохматых операторов. — Я сама посмотрю.

   — Слышала? — оживают шепотки у меня за спиной. — Ещё одну изжила, что ли?

   — Пиранья — она и есть Пирань…

   Непроизнесенная буква «я» повисает в воздухе, потому что в этот момент я резко оборачиваюсь, что заставляет сплетниц за моей спиной от неожиданности заткнуться и синхронно отступить назад. Мои ж вы курочки!

   Улыбаюсь им во все свои недавно отбеленные тридцать два.

   — Девчонки, так по вам соскучилась! — И ничуть не кривлю душой: «Пятый» я люблю со всеми его недостатками.

   Коллеги удостаивают меня скупыми улыбками, но на открытое хамство не идут. Я же Пиранья, ага.

   — Спасибо, Деми! — благодарю теперь чуть менее «одинаковую» для меня девчонку с ресепшн и, подмигнув жертвам кулинарии, стартую в сторону лифтов.

   Ума не приложу, почему они считают прозвище Пиранья обидным.

***

Врезаюсь в очередь к лифтам, как нож в масло.

   — Простите… Извините… Я сюда, ага… Можно?.. Прошу прощения… — Протискиваюсь сквозь толпу поближе к пока еще закрытым дверям.

   Народ, как обычно, больше теряется от моей наглости, нежели препятствует, чем и продолжаю бессовестно пользоваться.

   — Смотри-ка, Пиранья вернулась, — слышу очередной шепоток за спиной, но не оборачиваюсь.

   Если я не узнала человека по голосу, то существует только два варианта. Первый: я его не знаю. Второй: мне нет до него никакого дела. В обоих случаях — чхать я хотела на его мнение.

   Зато, пока одни возмущены моим наглым игнорированием очереди, другие молча обижены, а третьи обсуждают мою невысокую, но юркую персону, я первой оказываюсь у открывшихся двустворчатых дверей и шмыгаю внутрь, занимая самое стратегически безопасное место от чужих локтей и сумок — у задней стенки кабины.

   Мелодичный голос системы безопасности оповещает пользователей, что лимит веса превышен, и двери наконец плавно закрываются, отрезая успевших ворваться внутрь от завистливых взглядов оставшихся. Будь я повыше, непременно полюбовалась бы лицами лузеров, но с моим ростом остается только фантазировать.

   Выдохнув, облокачиваюсь на поручень за спиной и прикрываю глаза. Мне на предпоследний этаж — можно вздремнуть.

   Мечтай, Кайя.

   — Доброе утро, — раздается надо мной уже через секунд тридцать блаженной тишины. Только я решила досмотреть утренний сон с красавчиком старпомом в главной роли!

   Распахиваю глаза, упираясь взглядом в пуговицу на мужском жилете, видимом между распахнутых пол пиджака, и думаю, где бы прикупить кроличью лапку на удачу, потому как, похоже, та отвернулась от меня всерьез.

   — Привет, Хью, — растягиваю губы в фальшивой улыбке, даже не пытаясь придать ей натуральности.

   С женатиками у меня разговор короткий. Всю жизнь мечтала обрести сталкера в лице его благоверной. Эта психопатка подкинула мне под дверь мертвую птицу. И неважно, что птица оказалась плюшевой — кетчуп, которым она ее от души сдобрила, испачкал мои замшевые туфли вполне по-настоящему.

   А откуда я могла знать, что он женат?

   — Как Стелла? — продолжаю скалиться.

   Улыбка моего нечаянного и нечестного любовника становится натянутой.

   — Недавно закончила курс лечения.

   Довольно хмыкаю: «невинная» птичка обеспечила дамочке пятьдесят принудительных сеансов с психотерапевтом.

   Едем дальше, но Хью не отходит и даже ради приличия не отворачивается, хотя в кабине после каждой остановки становится все меньше народу. Мне — на двести четвертый. Хью — спортивный обозреватель, и ему на сто восьмидесятый, «спортивный», этаж.

   Как по мне, разговор закончен. Ну, было и было пару раз, что нас с ним связывает? «Отношения» с его женой у меня продлились и того дольше.

   Поэтому отворачиваюсь сама и даже вновь пытаюсь прикрыть глаза. Однако чужой взгляд продолжает долбить меня в макушку. Мне вечно везет на высоченных мужичков, и, естественно, Хью пялится на меня с высоты птичьего полета.

   — Чего тебе? — спрашиваю напрямик, вновь распахивая глаза и резко поворачиваясь к собеседнику лицом. Ну, то есть к пуговице на его жилете, ясное дело.

   В кабине, кроме нас, только пожилая бухгалтерша. Имя не помню, но то, как она на меня косится, дает понять, что в ее глазах падать мне ниже некуда. Так что пусть пристегнется и наслаждается перформансом.

   — Ты такая красивая сегодня, не мог не подойти, — проникновенно шепчет Хью, наклонившись к моему уху. Не иначе как тоже считает немолодую свидетельницу не более чем предметом интерьера.

   — Ну так пересиль себя, — советую, тоже подавшись к нему, и с удовольствием прижимаюсь губами к воротнику белоснежной рубашки. Так и знала, что алая помада сегодня уместна.

   Кажется, он сначала решает, что я хочу его поцеловать. Потом соображает, дергается, пытается скосить глаза на свой ворот.

   — Да что ты?!. — Даже задыхается от возмущения.

   А я уже выпрямляюсь и демонстративно потираю вытянутым из кулака средним пальцем под нижней губой, где могла бы размазаться помада.

   — Стелле привет передавай. — Красноречиво киваю на табло со счетчиком этажей: кому-то пора на выход.

   Кстати, бухгалтерша успела незаметно улизнуть на прошлой остановке.

   Хью гордо одергивает полы пиджака, будто его тут раздевали, и пулей вылетает на свой сто восьмидесятый, даже не попрощавшись. Оскорбленная невинность. В жизни не поверю, что у него нет в шкафу запасной рубашки.

   А лифт продолжает везти вверх уже меня одну.

   Двухсотый, двести первый, двести второй…

   Поворачиваюсь к задней стенке, на которую опиралась все это время. Вздергиваю подбородок, рассматривая себя в зеркале. В отличие от Хью, мой вид по-прежнему безупречен, а помада — высший класс, надо будет непременно порекламировать своим подписчикам — будто только что нанесена.

   Откидываю волосы за спину — они тяжелой копной бьют по спине — и поворачиваюсь к выходу как раз в тот момент, когда красивый женский голос объявляет: «Двести четвертый этаж. Правление. Вы приехали».

   Двери разъезжаются, и я вступаю в святая святых «Пятого канала». Уверенная в себе и готовая к бою, если приде…

   Взвизгиваю и неловко вскидываю руки, пытаясь сохранить равновесие, когда каблук застревает в узком отверстии между полом этажа и лифтовой кабиной.

   Вот черт.

   С трудом выдергиваю каблук (естественно, «с мясом») и уже не гордо вышагиваю, а вяло плетусь к дверям приемной начальства.

   Пожалуй, с кроличьей лапкой была неплохая идея.

ГЛАВА 8

— Мисс Вейбер, — подрывается мне навстречу сидящий у дверей приемной охранник.

   Торможу и окидываю его взглядом с головы до ног. Видимо, пока я моталась на Альфа Крит, у нас сменили дресс-код. В прошлый раз Луис расхаживал по этажу в черной форме, на манер полевой военной, только без знаков отличия, со множеством карманов на рукавах и брючинах и с широким ремнем. И выглядел этот здоровый детина в таком прикиде более чем гармонично.

   Теперь же чернокожий гигант одет в деловой костюм, а в блестящей лысине, лишенной привычного головного убора, отражается свет потолочных ламп. Удивленно моргаю: понятия не имела, что Луис бритоголовый. Или это он побрился под новый образ?

   — Привет, Луис, — расплываюсь в ответной улыбке. — Классный галстук, — киваю на ярко-желтое безобразие на груди охранника. — У себя?

   Нет необходимости уточнять, кто у себя. На этом этаже и в этом крыле один царь и бог. А по большому счету, не только на этаже — во всем этом здании.

   — У себя, — басит Луис и тянется к своему поясу, распахивая пиджак.

   Сканер? Серьезно?

   Вроде бы меня не было меньше месяца, а тут полностью изменился подход к безопасности. С каких пор автоматической охранной системы на входе оказалось мало?

   Вздыхаю и приподнимаю руки, поворачиваюсь перед охранником кругом, позволяя ему водить ручным сканером на расстоянии пары пальцев от моего тела. Мне хочется послать его с этими формальностями куда подальше, но тут везде камеры, а это его работа. Спрошу у шефа лично, что за ерунда тут творится.

   — Можете проходить, — серьезно кивают мне, завершив досмотр.

   Официоз восьмидесятого уровня. Ну точно, новый протокол по безопасности.

   Благодарю и касаюсь сенсора на двери.

   — Мисс Вейбер, — лицемерно улыбается мне Кларисса, бессменный секретарь шефа. Та самая, которая накатала мне сообщение с «явиться немедленно» прошлой ночью. Мы с ней друг друга «любим» с первого дня знакомства, ага. — Присаживайтесь и ожидайте, пожалуйста, я уточню, смогут ли вас принять.

   Смогут ли меня принять? В смысле захотят ли?

   Окстись, детка. Я накосячила, а значит, меня примут во что бы то ни стало. Но какого черта я стану объяснять это вредной Клариссе, не так ли?

   Поэтому, не говоря ни слова, продолжаю свой путь мимо секретарского стола и без паузы влепляю кулак в двери кабинета начальства.

   — Это я! Я войду?! — кричу, уставившись в высокий потолок с изображением облаков и пухленьких амурчиков с луками и стрелами в коротких пальцах-сосисках. Тут весь этаж как бы намекает: вы пришли не к простым смертным, а к Богам Олимпа. Колонны, лепнина, вазоны в форме полуголых женщин в тогах, и вот — румяные пупсы с оружием на потолке.

   Кло спотыкается на бегу и бледнеет, обмирая. Видимо, в ее понимании, меня должно снести с места лавиной, ломающей двери, никак не меньше.

   Но я по-прежнему на ногах, а за дверью передо мной не бушует стихия, а лишь раздается властное и холодное:

   — Войди!

   — Ты… — шипит Кло, до синевы в костяшках сжимая тощие кулаки. — Это вопиющее…

   Вопиющее неуважение, надо понимать. Или вопиющее нарушение правил? Во всяком случае, на окончание фразы у нее от возмущения не хватает дыхания.

   — Никому не говори, — «прошу» трагическим шепотом, заговорщически прикладывая ребро ладони к губам, и проскальзываю в двустворчатые двери, запирая их за собой прямо перед носом рассерженной секретарши.

   Ну все, шутки в сторону, сейчас меня будут распинать за спущенный коту под хвост бюджет.

   Клариссе надо бы выучить сочетание «вопиющие траты» — вот это действительно дерьмово.

***

Она сидит за столом со стеклянной столешницей. Высокая, тонкая, вся какая-то удлиненная и угловатая, но при этом притягивающая к себе взгляд и не позволяющая его отвести вновь. Короткие высветленные до белизны волосы, зачесанные вертикально вверх и напоминающие шпили сказочного замка в горах, длинные серьги-цепочки, усеянные бриллиантами, будто капельками льда, белый брючный костюм, пиджак на голое тело, по-мужски широкие плечи, благодаря которым этот пиджак сидит как влитой. И взгляд бледно-голубых льдистых глаз, впивающийся в любого посетителя с порога, будто бойцовский пес, которому невозможно разжать челюсть.

   Необычная и по-своему прекрасная, Снежная Королева и Зевс нашего местного Олимпа — Карла Рейверин, властный громовержец, единственная и неподражаемая. Мой босс и мой гуру в одном лице.

   Едва двери за моей спиной закрываются, хозяйка кабинета поднимает голову и смотрит на меня не моргая. Лишь серьги еще некоторое время качаются в воздухе в ответ на слишком резкое движение.

   Карла молчит, молчу и я. Не разрывая контакта взглядов, иду прямо по направлению к стоящему напротив дверей столу.

   Я знаю, как все здесь устроено и как тщательно просчитано. И расположение стола, и узкая ковровая дорожка, ведущая к нему посетителя, словно осужденного на казнь, и панорамное окно за спиной владелицы кабинета, через которое солнце светит в лицо вошедшему, в первые мгновения дезориентируя и сбивая с толку.

   Войдя, подчиненный должен опустить глаза долу, попросить прощения, полагаю, за факт самого своего жалкого существования и посеменить навстречу начальству. Читай: своей судьбе и каре.

   Но я слишком давно варюсь в этой ведьминой похлебке — «ведьма» сама меня создала. Так что и не думаю замедлять шага или прятать глаза. Да, черт возьми, я накосячила и уже изложила все, что думаю о случившемся, в присланном ранее отчете. Больше мне сказать нечего, а в случае нападения я готова защищаться.

   Карла читает решимость в моем взгляде и чуть кривит тонкие бледные губы. Одобрительно — я давно научилась читать по ее лицу.

   — Садись, — милостиво кивает на белоснежное кресло напротив своего стола.

   Принимаю приглашение, усаживаюсь, тут же перекидывая ногу на ногу.

   Борьба взглядов продолжается. Это правила игры, я в курсе.

   Наконец Карла откидывается на спинку своего кресла и складывает перед собой домиком пальцы, длинные, с по-мужски коротко остриженными ненакрашенными ногтями.

   — Будь на твоем месте кто-нибудь другой, выставила бы вон без прощального пособия, — изрекает, по-прежнему не сводя с меня глаз.

   Усмехаюсь, удобнее устраиваясь в кресле.

   — Ты и меня выставишь, если я все не исправлю.

   И на сей раз уже наверняка вижу, что улыбка Карлы становится одобрительной.

   — Есть идеи? — интересуется буднично.

   — Идей больше, чем нужно, — заявляю и глазом не моргнув.

   Про половое различие техноголосов, например. Идея дерьмовая, но тот, кто скажет, что это не идея, пусть первый кинет в меня камень.

   Карла окидывает меня оценивающим взглядом.

   — Хорошо. — Чуть качает головой, отчего ее серьги снова приходят в движение. — Потому что спущенная в никуда сумма, неспособность уговорить на интервью какого-то разукрашенного копами стрелка, потеря первоклассного оператора…

   Пауза, в которую я успеваю вставить:

   — И бездарной помощницы.

   — …Все это тянет на что-то пострашнее увольнения.

   На публичную казнь, не иначе. Продолжаю смотреть на шефа с самоуверенной улыбкой.

   — Огласка, потеря репутации, сомнения в профессиональной пригодности.

   Конец карьеры, я знаю. Причем не из-за всего вышеперечисленного, а из-за того, что Карла Рейверин во всеуслышание объявит: «Она негодна!» И тогда все — мне не найти работу по профессии даже в самом дальнем уголке Вселенной.

   Но нет, я не боюсь. Потому что этого не будет.

   — После новой сенсации все забудут о прошлой неудаче, — говорю уверенно. — Я не подведу.

   Карла благосклонно кивает и тянется куда-то к ящикам своего стола. Терпеливо жду, что еще за козырь она припасла для меня в своем рукаве.

   — А это — чтобы мотивация была посильнее, — ожидаемо объявляет начальница, королевским жестом бросая на противоположный от себя край стола белую пластиковую карточку. Что-то многовато белого на сегодня.

   — Что это? — И, не дожидаясь ответа, тянусь и беру карточку в руки.

   Она не просто белая, а с золотистым тиснением. И надпись: «ТК: 11.08».

   Мой рот наполняется слюной. Тяжело сглатываю.

   «ТК» — это аббревиатура «ТайлерКорп», компании, создающей самую крутую технику во Вселенной. Коммуникаторы, автопилоты, бытовые роботы, роботы для производства — все это детища «ТайлерКорп», прячущейся под двумя скромными буквами, и личные изобретения основателя и владельца компании — Александра Тайлера.

   Тайлер — признанный гений. Гений, создавший свою империю с нуля и продолжающий каждый год выдавать все новые и новые уникальные изобретения, от которых весь мир неизменно приходит в восторг.

   Встретиться с Александром Тайлером — мечта каждого журналиста. Вот только он нетщеславен и терпеть не может прессу. Ежегодная пресс-конференция — единственное место и время, когда представители нашей братии могут встретиться с Тайлером лично. А попасть туда можно только по приглашениям, которые днем с огнем не сыскать (уж я-то знаю, галактику перевернула, но так и не раздобыла).

   Как? Как, черт возьми, Карла его заполучила?!

   «11.08» — одиннадцатое августа. Через три с половиной месяца. А учитывая расстояние от Нового Рима до Лондора, вылетать надо уже в конце июля.

   У меня даже пальцы потеют от касания к столь желанной для меня карточке-приглашению. В своем воображении я уже собираю чемодан и мчусь в космопорт, на ходу придумывая самые каверзные вопросы для интервью с Тайлером.

   Должно быть, на моем лице отражается вся эта гамма чувств, потому как Карла вытягивает руку в широком белом рукаве и властно сгибает и разгибает указательный палец.

   Вздыхаю и возвращаю ей карточку.

   — С тебя — сенсация. С меня — информирование «ТайлерКорп» о том, что «Пятый» будет представлять Кайя Вейбер.

   Ящик стола щелкает, закрываясь и «проглатывая» приглашение. Но теперь я знаю, что оно там, и сидеть спокойно больше не получается; ерзаю.

   — Сенсация у тебя в кармане, — обещаю на полном серьезе.

   Горы сверну, но добуду ей то, чем поперхнется вся Вселенная. Знала бы, что на кону, запытала бы Джека Рассела до смерти, но выбила бы из него договор о сотрудничестве с каналом.

   — Я надеюсь, — сдержанно кивает Карла и, кажется, теряет ко мне всякий интерес, запуская компьютер. Над ее столом всплывает и разворачивается огромный голографический экран, который почти полностью закрывает мне обзор на саму Карлу.

   Ясно, я еще в немилости.

   Покладисто встаю и направляюсь к двери, но останавливаюсь, вдруг вспомнив, о чем забыла спросить; оборачиваюсь.

   — Карла, а к чему этот балаган со сканерами и галстуками у охраны?

   Экран отлетает в сторону, повинуясь взмаху властной руки.

   — Прости, «балаган»? — переспрашивает таким тоном, будто я назвала балет Жоржа Ферро бешеными плясками.

   — Изменение протокола безопасности, — перефразирую. Желание убивать в глазах шефа становится чуть менее очевидным. — В здание кто-то проник?

   Воображение тут же рисует попытку теракта, или покушения на кого-то из правления, или на приглашенного гостя. Даже жаль, что в гонке за Дерро я пропустила все самое интересное.

   Но Карла лишь отмахивается.

   — Направь фантазию в нужное русло. Это смена имиджа, не более.

   Заинтересованно и поощрительно приподнимаю брови, и Карла снисходит до более подробного объяснения:

   — Наш канал недавно снял художественный фильм. А перед премьерой понадобится еще снять и фильм о фильме. Продюсер рекомендовал привести нормы безопасности к общепринятому стандарту.

   Внутренне сдуваюсь, как воздушный шар. Фи, банальщина, фильм о фильме. А я-то думала…

   — Кайя, — окликает меня Карла, уже вновь невидимая за возвращенным на место голоэкраном.

   — М-м?

   — Будь добра, поди-ка вон.

   В подобной фразе из уст Карлы Рейверин нет ничего сверхъестественного, но она вдруг почти полностью повторяет слова альфакритского камикадзе. Как сейчас слышу его издевательское: «Сделайте милость, идите вон». Так что вылетаю из кабинета начальства, едва не рыча от злости.

   Следящая за мной Кло довольно ухмыляется, полагая, что я бушую из-за обиды на шефа.

   Показываю ей средний палец и, громко стуча каблуками, покидаю приемную.

   Нужна сенсация — будет вам сенсация!

ГЛАВА 9

В десять лет больше всего на свете я мечтала о собаке. Но папа был непреклонен, а заодно очень доходчиво объяснил: мечты — для слабаков. Мы, Коллинзы, не мечтаем, мы ставим перед собой цели.

   Я больше не Коллинз, но ставить перед собой цели научилась.

   Так в тринадцать, после смерти мамы, я дала себе слово пойти по ее стопам, и моей главной целью стало поступить на журфак.

   Затем была цель получить диплом с отличием. Цель — очаровать Карлу Рейверин и убедить ее взять меня к себе на работу хотя бы на должность курьера. Цель — подняться по карьерной лестнице. Цель — получить собственную программу. Цель — обойти других номинантов и взять престижную премию.

   Цели большие и маленькие, энергозатратные и быстродостижимые.

   И почти невозможные — как попасть на пресс-конференцию в «ТайлерКорп».

   Чего я только ни делала за последние пять лет, чтобы получить то самое заветное приглашение с золотистым тиснением, которое теперь покоится в столе в кабинете Карлы! Льстила и втиралась в доверие, упрашивала и подкупала, трижды летала на Лондор и лично оббивала пороги главного офиса «ТК». Но итог и ответ всегда был один: приглашенные выбираются рэндомно, а список участников конференции тщательно сверяется. Так что перекупить чужую карточку-пропуск нет никаких шансов.

   А иначе к легендарной семье Тайлеров не подобраться, я проверяла. Там охрана круче, чем у нашего президента, — врасплох не застанешь. А сами члены семьи принципиально не общаются с прессой и не страдают излишней доверчивостью к незнакомцам.

   Пару лет назад прошел слух, что Сидни Шлок из «Нашей реальности» решила всех обхитрить и, прилетев на Лондор инкогнито, попыталась устроиться к Тайлерам уборщицей или поварихой (кто там знает ее таланты).

   Так где теперь эта Сидни? Ее шоу на «Реальности» закрыто уже больше года, а руководство категорически отказывается комментировать данную ситуацию.

   Любители драмы, ясное дело, уже похоронили дурочку Сидни и поплакали на ее воображаемой могиле. Но лично я даже не сомневаюсь: если кто тогда и скончался, то это и без того не слишком удачная карьера выскочки Шлок.

   Отчим Александра Тайлера — глава Центральной службы безопасности планеты. И сдается мне, что, захоти он, никто из нас даже не узнал бы о визите Сидни на Лондор — убрали бы ее тихо и по-быстрому. А раз есть след, значит, где-то есть и сама Сид — все просто.

   С по-настоящему сильным противником нужно играть честно. И я попаду в «ТК», чего бы мне это ни стоило. Тоже тихо и красиво — по правилам. А для этого мне нужно получить присланное нашему каналу приглашение.

   Разгулявшееся воображение тут же рисует, как я крадусь по коридорам двухсот четвертого этажа «Пятого», нарядившись в черное обтягивающее трико и балаклаву… Получить легально, я сказала!

   Раздраженно машу перед лицом руками, развеивая видение, и продолжаю вышагивать по своей гостиной в попытках придумать нечто сногсшибательное, что принесет мне славу, успех и премию и наверняка обеспечит билетом на Лондор. Ха-ха, всего-то, да? Сущие мелочи!

   С психа сдергиваю с ноги пушистый розовый тапок с меховым помпоном на носу и швыряю его в стену. Тапочек легкий, но по закону подлости попадаю прямехонько в фоторамку, которая, качнувшись то в одну, то в другую сторону, с грохотом падает вниз. Осколки по всему полу.

   Закатываю глаза и галопом мчусь в ванную.

   После такого денька мне непременно нужна ванна с пенкой.

   И вино. Вино, да.

***

Когда уже за полночь мой бестолковый братец возвращается домой, «толковая» я сижу за барной стойкой и, обнимая бутылку, на дне которой еще плещутся остатки белого вина, одной рукой, пытаюсь справиться с оберткой конфеты — второй и зубами.

   — Ого!

   Шон растерянно замирает в дверях и медленно опускает гитару на пол. Я хорошая сестра, я промолчу, что он притащил черт-те где побывший чехол в мою кухню. Место. Где. Едят!

   — Я сейчас выброшу твою гитару в мусоросбор…ик!

   Или не промолчу…

   Глаза брата ползут на лоб и теряются где-то в волосах, а я отмахиваюсь и отворачиваюсь. Черт с ним. Сегодня я жалею себя и не желаю отвлекаться на других.

   «Ты эгоистка, Кайя! — кричал мне отец в один из последних наших полноценных разговоров, когда я зашла домой забрать что-то из оставшихся там вещей. — Ты махровая эгоистка!»

   Да, я такая. Снова икаю и делаю большой глоток из почти опустевшей бутылки. Питье всегда помогает при икоте, так еще бабушка учила.

   Шон, от греха подальше таки убравший свою гитару с моих глаз, проходит в кухню и останавливается с противоположной от меня стороны барной стойки. Руки в задних карманах джинсов, челка на глазах, покачивается с пятки на носок, чего-то ждет.

   Хмыкаю и забрасываю в рот очередную конфету. За последний час я мастерски научилась ловить их губами в полете.

   — Сестренка, да ты в дрова, — комментирует братец.

   Проверил бы он такое количество почты, какое сегодня пришлось перелопатить мне, напился бы еще и не так. Надеюсь, предательница Линда икает не меньше моего.

   — Отстань. Я расслабляюсь, — шикаю на этого доброхода и снова прикладываюсь к горлышку.

   На самом деле, бутылка всего третья, а вино не слишком-то и крепкое, но на голодный желудок сработало что надо. Да и не напивалась я пару лет как минимум — подрастеряла весь свой студенческий стаж, так сказать. Нужно наверстывать.

   — Мужика тебе надо, — поразмыслив некоторое время, глубокомысленно выдает Шон.

   Я едва не падаю со стула от такой наглости. И даже чуть-чуть трезвею.

   — Совсем… — Собираюсь рявкнуть: «Совсем оборзел?!» Но внезапно передумываю. — А ты не знаешь случайно кого-то подходящего? — спрашиваю на полном серьезе. Да, знакомые брата, скорее всего, тоже музыканты и младше меня, но мне же не для «долго и счастливо». — Кого-нибудь спортивного, смуглого и с отличной задницей? — озвучиваю полноценный запрос.

   — Чернокожего в смысле? — уточняет Шон. И по его лицу видно: он до сих пор не может понять, шучу я или нет. Не шучу.

   На мгновение задумываюсь над вопросом. Можно и черного, конечно. Но с классной задницей непременно… Однако образ одного наглого камикадзе упорно не желает выходить у меня из головы.

   — Не-е-ет, — все же отказываюсь от чернокожего знакомого. — Хочу просто смуглого. Что-то вроде латиноса.

   На лице Шона откровенное недоумение.

   — Забудь, — отмахиваюсь и принимаюсь копаться в горе пустых фантиков, надеясь, что среди них затесалась целая конфета.

   Шон со вздохом отодвигает стул и тоже садится. Опирается руками на стойку. На нем футболка с короткими рукавами, а жилистые предплечья, покрытые цветными татуировками, странно поблескивают. Подаюсь вперед и прищуриваюсь, всматриваясь. Ну точно — вон отпечаток губ.

   — Мне опять папа звонил...

   — Тебе что, поклонницы руки целовали?!

   Произносим одновременно, пялимся друг на друга пару мгновений и начинаем ржать. Ну, я начинаю. Потому что я пьяная. А Шон — потому что я ржу. Подхватывает. Он так всегда делает, с самого детства.

   — Помочь, может, чем? — вдруг неожиданно серьезно спрашивает брат. Будто это он старший — ну надо же.

   Качаю головой и собираю растекшуюся себя по столешнице. Все-таки три бутылки вина мало даже для моего роста — слишком быстро трезвею.

   Чем мне поможет Шон? Написать про музыкальные группы? Я же уже хотела писать о юном даровании, поющем про мосты и обломы, но он оказался смертником…

   Уже тянусь к бутылке, которую, собственно, осталось разве что потрясти над языком, чтобы добыть последние капли, как замираю. Смотрю на брата в упор. Он изгибает светлую бровь, и она теряется под неряшливой челкой.

   А почему, спрашивается, я так зациклилась на племяннике альфакритского президента? Да, он несовершеннолетний и жить ему осталось всего ничего. Но он же не единственный наркоман во Вселенной. А «синий туман» — воистину золотая жила. Когда Лондор (кстати, во главе с родным дядюшкой того самого Александра Тайлера) в свое время накрыл целую наркокорпорацию по производству «синего тумана» и добыче синерила, из которого тот делают, весь мир, как на волнах, качало несколько лет. Так что, если и я накопаю что-то по-настоящему стоящее… Бинго!

   Следящий за выражением моего лица брат на всякий случай отклоняется от стола, будто всерьез испугался, что меня разорвет от вдохновения и забрызгает его уродскую майку.

   И он прав, черт возьми — у меня почти катарсис!

   — У вас кто-нибудь употребляет? — Мгновенно подбираюсь на своем стуле, как пантера перед прыжком.

   — Алкоголь?

   — Конфеты, блин. Наркотики, конечно же!

   Шон жмется, не хочет сдавать своих.

   — Ну-у…

   Ясно. Есть такие. Творческая среда — кто бы сомневался?

   — Героин, кокаин, фристил, — перечисляет нехотя. — Травка…

   Отмахиваюсь. У меня у самой пакет «травки» в ванной. Валяется там уже третий год — кому она вообще нужна?

   — «Синий туман»? — спрашиваю в лоб.

   Теперь брат отшатывается от меня, как от чумной.

   — Спятила?!

   Корчу ему гримасу. Можно подумать, никто и нигде, ну-ну. Все такие ответственные и правильные.

   Изображая обиду, спрыгиваю со стула и, подхватив пустую бутылку, плетусь к мусоросборнику в углу. Жаль, что тапочек у меня всего один — второй после броска лень было искать за диваном.

   Ничего не говорю, выкидываю стеклотару, собираю мятые обертки из-под конфет, протираю салфеткой столешницу. На брата демонстративно не смотрю.

   — Ладно, — ожидаемо сдается. И тон такой, будто его пытали и до сих пор держат нож у горла. — Я поспрашиваю.

   Расплываюсь в хищной улыбке.

   — В такие моменты понимаю, почему тебя зовут Пираньей, — нервно сглотнув, признается Шон.

   Самодовольно усмехаюсь и ретируюсь с кухни.

ГЛАВА 10

— Док, а можно короче? — прошу, бросив взгляд на экран, на котором вертятся, поворачиваясь разными боками к зрителям, цветные химические соединения, и снова возвращаюсь к своему комму. Под опубликованным вчера селфи из холла канала подписчики поздравляют меня с возвращением домой. А помощницы у меня теперь нет, приходится отвечать самой.

   Профессор Грегори отрывается от экрана и мученически возводит на меня глаза.

   — Куда короче-то? — кажется, искренне недоумевает.

   Проводит ладонью по волосам, вздыбливая редкую седую шевелюру. Сдерживаю смешок: с такой прической и в белом лабораторном халате он похож на сумасшедшего ученого из популярного в моем детстве шоу. Не хватает только зеркальных очков и вибропилы под мышкой.

   — Строго по делу, — говорю.

   Профессор вздыхает и подкатывается на своем кресле ближе к столу. Я же продолжаю листать ленту сообщений.

   «Сдохни, ущербная!» — эмоционально, мне нравится. Как тут не ответить? Отправляю в ответ подмигивающий смайл.

   «Сколько стоит твой ротик на час?» и десяток лайков под сообщением. Морщусь и пролистываю — вульгарщина.

   «Хочу тебя». Ну хоть коротко и по делу…

   — Значит, так… Когда этот состав добавляется к правильно измельченному синерилу…

   Понимаю, что увлеклась разглядыванием крупного плана мужских гениталий, прикрепленного под одним из комментариев, и, свернув экран, обращаюсь в слух.

   — Камень очень хрупкий, и если правильная помолка будет нарушена…

   Нет слов, одни матерные выражения. Что за чокнутый гений вообще додумался до такой технологии? Немудрено, что одна доза «синего тумана» стоит как половина моей квартиры в новострое.

   Обхожу кресло профессора и опираюсь ладонями на стол, вглядываясь в схему на экране.

   — То есть неправильно измельчили, и все? В помойку? — Поворачиваю к Грегори голову.

   Профессор приосанивается, довольный тем, что его все-таки слушали.

   — Именно так, юная леди, именно так.

   Польщенно улыбаюсь. Ах ты старый дамский угодник.

   — А где все это приобретается? — уточняю. — Сложно достать?

   Пожимает тощими плечами.

   — Любой супермаркет или аптека. Главное — синерил и оборудование.

   Дерьмово: по расходникам этих зельеваров не вычислить. Барабаню пальцами по столешнице.

   — А что, — пользуется паузой профессор, — опять у нас травят молодежь?

   Невесело хмыкаю и киваю. Не опять, а снова. «Синий туман» с упорным постоянством всплывает на рынке, несмотря на дороговизну и сложность его изготовления.

   — Дурачье, — удрученно качает головой пожилой мужчина.

   И он чертовски прав: дурачье — те, кто это покупает. А спрос, как известно, рождает предложение.

   — Ну а токсичность? — возвращаюсь к нашим баранам.

   Инфосеть единодушна: одна доза — и привет семье. С другой стороны, откуда тогда столько клиник по лечению наркозависимости именно от «синего тумана»? Та же клиника некоего доктора Кравеца на Сьере, рекламой которой пестрит все виртуальное пространство, стоит ввести соответствующий запрос. Грамотный пиар-ход или таки шанс на выздоровление?

   — О, токсичность колоссальная! — восклицает профессор. — Привыкание почти мгновенное!

   — Почти? — Прищуриваюсь.

   Доктор интенсивно кивает, отчего уже и без того вздыбленные космы встают совсем торчком.

   — Если не промыть желудок в первые двадцать минут после перорального приема, то да.

   Только «синий туман» — такая ядреная дрянь, что его можно не только глотать, но и нюхать, вкалывать и даже втирать в кожу. Что промывать, если богатенький камикадзе сделает себе внутривенную инъекцию? Хотя…

   — Экстренное переливание крови тоже может помочь, — вторит моим мыслям профессор и тут же сникает. — Но там минут десять на реакцию.

   Ясно, можно побаловаться без последствий, только если у тебя под боком операционная.

   — А антидот? Есть?

   Что там нам рассказывают шпионские боевики? Накачанный под завязку смертельным ядом героический герой выхватывает из потайного кармашка шприц с адреналином и без промаха вкалывает себе в грудь. Прямо в сердце и в полевых условиях, ага. Но я не могу не спросить.

   — Мне о таком неизвестно, — разводит руками профессор.

   — А теоретически?

   — Даже теоретически. Но могу предположить, что после однократного употребления очистка организма все же возможна.

   Ну а если употреблять длительное время, то можно протянуть не больше года, я читала. Годом невероятной физической и умственной активности, притравленной экстравыработкой гормона счастья, ну-ну.

   — Спасибо, док. — Отрываюсь от стола и выпрямляюсь. — Вы мне очень помогли.

   Профессор дарит мне смущенную улыбку.

   — Может, чаю?

   Этот диалог повторяется из раза в раз, но я, как всегда, на бегу.

   — В другой раз, обещаю.

   Клятвенно прижимаю ладонь к груди и, естественно, вру.

***

Коммуникатор оживает, стоит мне выбраться на улицу из душного здания главного новоримского университета. Главный-то он, главный, но при этом древний, как земной мамонт, и с вентиляцией в его узких коридорах имеются явные проблемы.

   С наслаждением вдыхаю свежий воздух и тут же (уже без наслаждения) отплевываюсь от волос, брошенных ветром в лицо. Кое-как протираю глаза и принимаю вызов.

   — Карла! Неожиданно.

   На мгновение в динамике воцаряется тишина, на смену которой приходит крайне «любезное» покашливание.

   — Действительно, неожиданно. Особенно учитывая, что совещание закончилось полчаса назад.

   О черт.

   Не прерывая вызова, листаю меню комма, чтобы открыть ежедневник. Карла деликатно ждет, а ветер настойчиво пытается накормить меня моими же волосами — все при деле, ага.

   Ежедневник не радует. «Совещание!!!» — гласит в нем шут знает когда сделанная запись. И что-то подсказывает мне, что три восклицательных знака я поставила неслучайно.

   Откашливаюсь.

   — Карла, мне очень жаль, но я отсутствовала по уважительной причине! — заявляю, перекрикивая как с цепи сорвавшийся ветер.

   — Уехала в горы? — язвит шеф, слыша завывания стихии.

   Перекинув волосы на одно плечо и придерживая их рукой, перебегаю на другую сторону улицы вне зоны действия пешеходного перехода. Мне люто сигналят.

   — Не в горы, — оценивает собеседница с едким смешком.

   Видимо, на совещании «насовещали» что-то хорошее.

   — Карла, ты просила сенсацию, я над ней работаю!

   — В таком случае жду промежуточный отчет.

   Закатываю глаза. Что мне ей сообщить? Что теперь я знаю, из чего состоит молекула «синего тумана», а укол адреналина в сердце не панацея — в кино всё нагло врут?

   — Обязательно, — вру с энтузиазмом.

   Место тут дурацкое — один из самых старых районов столицы. Узкие улицы и здания разной высоты, отчего посадка воздушному транспорту заказана — только наземники. Поэтому вскидываю руку и ловлю проезжающее мимо такси.

   — К четырнадцатому полицейскому участку, пожалуйста, — негромко прошу водителя, прикрыв рукой микрофон на своем наушнике, но Карла все равно слышит.

   — Что ты забыла в полицейском участке?

   Конкретно в этом — зубную щетку. Было дело, да.

   — Я работаю, — огрызаюсь. — Я же сказала.

   В упор не пойму, что Карле от меня надо. Да, отсутствие на совещании с тремя восклицательными знаками тянет на прокол с моей стороны, но с каких пор большой босс интересуется каждым шагом своих сотрудников?

   — И я сказала, — спокойно произносит Карла после небольшой паузы. А тон такой, что у меня волосы на загривке встают дыбом. — Даррел хочет отправить в «ТайлерКорп» своего протеже.

   Даррел — это член правления «Пятого», второй человек на канале. Сразу после Карлы и по акциям наравне с Сильвер, но та редко вмешивается не в свое дело.

   — Винсента?! — не верю своим ушам.

   От возмущения даже подпрыгиваю на сиденье, и таксист недобро косится на меня в зеркало заднего вида.

   — Винсента, — с удовольствием подтверждает начальница, кажется, даже смакуя эту отвратительную, как ни посмотри, новость. — Мы заключили пари, — сообщает все так же благодушно. И уже холодно и предупреждающе: — Так что не подведи меня.

   Ах вот она это все к чему.

   Зажмуриваюсь и бьюсь лбом о боковое стекло. Таксист хмурится и вытягивает шею, чтобы рассмотреть, чем я там занимаюсь.

   — Что это там стучит? — в свою очередь интересуется Карла.

   — Это фанфары, — говорю. — Считай, что я уже победила. — И обрываю вызов.

   После чего откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза.

   Чертов Винсент. Прокисший кофе ему в суп, а не пропуск в «ТК».

   Размечтался.

ГЛАВА 11

Согласно официальным данным, за последний год на Новом Риме полицией не зафиксировано ни одного случая продажи или употребления «синего тумана».

   Статистика радует, количество наркоманов и наркодилеров упорно падает, а глупенькая молодежь балуется разве что почти безобидными травкой и фристилом. Прямо-таки «идеальным» Альфа Критом повеяло, ага. А на деле нынешний президент через полгода собирается переизбираться на новый срок, и все, что портит статистику, тщательно затирается. Знаем, проходили.

   Мотаюсь по своей гостиной взад-вперед, как бешеная белка, колесо которой пролегло между стеной, столиком для напитков и угловым диваном. Туда-сюда, туда-сюда, подошвы тапочек шаркают по полу: «шварк-шварк», «шварк-шварк», — но я совершенно без сил и не могу поднимать ноги выше.

   «Шварк-шварк» — от дивана к другой стене и обратно.

   «Шварк-шварк» — новый круг.

   Мне нужно систематизировать данные: полученные от полиции, почерпнутые от доктора химических наук, а также выуженные из сети.

   «Шварк-шварк»… Бесит.

   Сдергиваю тапок с правой ноги и уже привычно запускаю им прямехонько в фоторамку на стене.

   Бинго! Кажется, это теперь мое новое развлечение.

   Снимаю левый, намереваясь поразить еще одну цель прямо по курсу, как вдруг замираю и торопливо надеваю тапочек обратно. К черту фоторамки!

   Сбрасываю оставшиеся с креплений, освобождая стену, и хватаю фломастер из подставки для карандашей на столе. Мне нужно наглядное пособие, чтобы свести все нити воедино. Плевать на настенное покрытие. Моя гостиная: хочу — стреляю по мишеням, хочу — занимаюсь «наскальной» живописью.

   Изображаю большой синий круг прямо по центру — напротив дивана. И, зажав в зубах колпачок от фломастера, старательно подписываю: «Новый Рим». Пусть будет синим, как «туман», и главным, потому что «Пятый», на благо которого я вкалываю как проклятая, все-таки находится здесь.

   Сдуваю с лица мешающую прядь, а потом и вовсе скручиваю волосы в жгут и закрепляю на затылке освободившимся фломастером.

   Красный круг сверху и слева. «Сьера. Клиника доктора Кравеца - ???!» Три вопросительных знака — потому что у меня есть вопросы к этому доктору. А восклицательный — потому как полученная от врача информация может оказаться полезной.

   Откуда деньги на такую масштабную рекламу? Почему лечение в клинике стоит таких бешеных денег? Не в доле ли «добрый» доктор с наркодельцами для обеспечения себе постоянной клиентуры?

   Меняю фломастер, добавляя красный в прическу, и зубами срываю колпачок с черного.

   Квадрат снизу и справа — космическая станция Альбера. По данным, которыми поделились со мной копы, последний арестованный на Новом Риме распространитель «синего тумана» привез его именно с Альберы.

   В волосы добавляется еще одна цветная «шпилька».

   Новый фломастер и новый кружок — коричневый, слева и снизу. Подписываю: «Пандора». Двадцать лет назад эта необитаемая планета являлась главным местом добычи синерила. Наркодилеров накрыли в две тысячи шестьсот тридцать девятом году, виновных осудили, а шахты обвалили, предварительно вывезя с планеты все оборудование. Сейчас Пандора принадлежит Лондору, в северном полушарии уже начались процессы терраформирования, а космическое пространство в непосредственной близости от планеты тщательно охраняется. Но мне и не нужно на Пандору. Мне пригодятся люди, участвовавшие в наркобизнесе или в захвате планеты. Их знания могут быть просто бесценны.

   Подписываю: «Запросить подробности «Дела о Пандоре» из «Мировых Архивов» и спросить Пола».

   Кстати о Поле. Вскидываю руку, проверяя коммуникатор: сообщение моему старому знакомому доставлено, но ответа пока нет. Зараза.

   Недовольно морщусь и возвращаюсь к своему настенному творчеству.

   Дальше. Зеленый круг — Альфа Крит (ну а какой еще, с их-то лесами?). На Альфа Крите расположены и те самые «Мировые Архивы», самые правдивые в мире, и там же проживает мой «любимый» певец — племянник тамошнего президента. Где-то же он раздобыл свою отраву. Парня я не буду трогать наверняка, но прошерстить его окружение не помешает.

   Избавляюсь от очередного фломастера и пячусь, чтобы рассмотреть получившуюся схему во всей красе. Правда, чуть не падаю, споткнувшись о какого-то черта оказавшуюся под ногами диванную подушку. Но ничего, удерживаю равновесие и замираю напротив стены задумчивой статуей — одна рука поперек груди, вторая под подбородком.

   Схема вроде бы небольшая, но и разлет в пространстве неплохой — везде за выделенный мне срок сама я никак не смотаюсь.

   На Альфа Крите у меня есть несколько агентов, их можно пустить по следу певца-племянника и отправить в «Архивы», но придется платить из собственных средств — бесплатно они бегать не будут, а мой бюджет сам себя без сенсации не пополнит.

   Ладно, мелочи. Сейчас главное не терять время и пообщаться с Полом. Копы не слишком-то помогли, поэтому остается рассчитывать, что удастся зайти с «черного хода».

   А Пол молчит. Черт.

   — Кай, ты в порядке? — осторожно доносится из холла.

   Скашиваю глаза: Шон, как всегда, нечесаный, в драных джинсах с низкой посадкой, еле как держащихся на выпирающих тазовых костях, майке с оскалившимся монстром и в распахнутой кожаной куртке, стоит, подперев плечом дверной косяк, и смотрит на меня с опасением во взгляде.

   Закатываю глаза: ну что за вопросы? Разве не видно, что у меня мозговой штурм, и мне не надо мешать?

   — В полном, — огрызаюсь.

   Но настрой уже неисправимо сбит.

   Выдергиваю фломастеры и по очереди бросаю их на столик. Глаза брата округляются все больше с каждым извлеченным из моих волос предметом. Пф-ф, и не подумаю что-либо объяснять.

   Волосы рассыпаются по плечам и спине. Сдуваю упавшую поперек лица прядь и переступаю через валяющиеся на полу подушки.

   Взгляд Шона перемещается вниз. Точно, я все еще в одном тапочке.

   — Э-э… — изрекает брат, глядя на изрисованную стену в гостиной.

   — Новый хит сезона, — корчу ему гримасу.

   После чего толкаю братца ладонью в плечо, вынуждая отступить с пути, и прохожу мимо него в кухню. Мой мозг перетрудился и требует кофе.

   На ходу скидываю бесполезный тапочек и дальше шлепаю по полу босыми ногами. Шон шуршит чем-то возле входной двери.

   — Будешь кофе?! — кричу ему из кухни.

   — Чай! — прилетает в ответ. — И чего-нибудь перекусить!

   — Тогда сам себе сделаешь!

   И с чувством выполненного долга запускаю кофемашину на одну порцию.

   Не люблю, не умею и не хочу учиться готовить. Кофе — это предел моего кулинарного искусства.

***

Брат, все в тех же драных джинсах и майке, но теперь без куртки и с собранными в хвостик волосами, появляется в кухне минут через десять, когда я уже допиваю свой капучино.

   — Твой? — Держит в руке мой потерянный тапок с пушистым помпоном.

   Гримасничаю: нет, соседский.

   Сижу на барном стуле полубоком к столешнице и лицом к выходу, поэтому, не меняя позы, важно вытягиваю ногу, а Шон торжественно надевает на нее пропажу.

   — Прогиб засчитан. — Сажусь ровнее и приглашающе киваю на холодильник.

   Дальше голодного после репетиции брата можно не уговаривать.

   Допиваю кофе, болтая единственной обутой ногой и все еще гоняя в голове мысли о «синем тумане». Если Пол так и не ответит, то-о-о…

   — Ножки как после бомбежки, — вдруг изрекает Шон.

   Вскидываю на него глаза: сидит, пялится на мои усеянные синяками ноги, которые благодаря коротким пижамным шортам явили себя миру во всей фиолетовой красе.

   А я и забыла, что у меня их столько. Синяков в смысле. Этот — ударилась, когда тащила чемодан. Этот — в спортзале космолайнера. Этот… Ладно, неважно.

   — Производственные травмы, — поясняю на полном серьезе.

   Брат же, задержавшись взглядом на мои синих коленях, начинает бессовестно и с явным намеком ржать, даром что успел набить полный рот.

   Возвожу глаза к потолку: детский сад. Ну конечно, отчего еще у женщины могут быть синяки на коленках?

   Такой большой вымахал, а дитя дитем.

   — Не подавись, — ворчу с «милейшей» улыбкой, после которой Шон, естественно, давится, а я спрыгиваю со стула и с огромным удовольствием прихожу ему на помощь. Как же не огреть ближнего?

   — Все! Все! — кричит «пациент», хватая ртом воздух, когда моя ладонь опускается между его лопаток в очередной раз. Да, мне говорили, что рука у меня тяжелая.

   — То-то же. — Опасно щурюсь в его сторону и возвращаюсь на свое место, забираюсь на стул.

   Увы, кофе в моей чашке не материализовался вновь, а тот, что был, я выпила еще до тупой братской шуточки. Вздыхаю и отставляю от себя пустую посуду. Шон помалкивает от греха подальше и быстро работает челюстями.

   Снова проверяю комм: Пол до сих пор молчит.

   Вздыхаю на сей раз шумно и раздраженно — брат на всякий случай втягивает голову в плечи — и пишу Полу новое сообщение с суммой с двумя нулями. Отправляю. Накладно, но обычно оно того стоит.

   Получено. Прочитано.

   Барабаню пальцами по столешнице — ничего. Набивает цену?

   — Ты с кем там? Парня нашла? — бесхитростно интересуется вновь расслабившийся брат. Он у меня такой: как рыбка в аквариуме — сделала круг и забыла, что было на предыдущем.

   Здорово же папа его задел, раз они до сих пор не помирились…

   — Не нашла, а покупаю, — бормочу в ответ, отстукивая новое сообщение — сумму с тремя нулями; иду ва-банк. — И я опять о работе, — уточняю на всякий случай, потому как Шон, очевидно, снова углядел в моих словах сексуальный подтекст.

   — Угу. — Пока «рыбка» в мозгу моего брата не сделала новый полный круг, он опять осторожен и немногословен.

   Но сейчас зря.

   — Ты, кстати, узнал то, о чем я просила? — Словно дуло пистолета, направляю на него чайную ложечку. Не то чтобы я сильно рассчитывала на его изыскания, но чем черт не шутит.

   — А, да… — начинает брат, и тут у меня пиликает комм.

   — Погоди! — Выставляю перед собой ладонь и дергаю запястьем другой руки, открывая только что пришедшее сообщение. — О. — Пол таки ответил.

   «Через полчаса пойдем гулять». Бинго!

   Вскакиваю и бегу собираться.

   — Ты куда?! — растерянно спрашивает Шон.

   — Выгулять собаку! — кричу уже из своей спальни, вынырнув из узкого ворота водолазки.

   Пауза.

   — Но у тебя же нет собаки!

   — Выгуляю чужую!

   А заодно подкину ее хозяину денег на корм.

   На корм премиум-класс, чтоб его с его жадностью!

ГЛАВА 12

В искусственном фонарном свете ветви деревьев отбрасывают причудливые тени.

   Уже почти ночь. В парке можно встретить только собаководов и припозднившихся бегунов, и кто-то, кто не подходит под категорию ни тех, ни других, сразу же привлекает к себе внимание. Поэтому, стоит преодолеть ворота парка, перехожу на бег — специально надела кроссовки, хотя и ненавижу обувь без каблуков.

   Двигаюсь по территории легкой трусцой. Встречные бегуны улыбаются и кивают, как старой знакомой, — так у них принято. Радостно киваю в ответ, особенно в местах, где установлены видеокамеры, не помешает.

   Нужный мне человек ждет на самой окраине парка, точно в «слепом» участке, где нет ни одного фонаря и на который не направлена ни одна камера слежения. В свете звезд виден лишь темный силуэт мужчины, облокотившегося на парапет и любующегося бликами в черной озерной воде.

   Замедляю шаг и «припарковываюсь» на расстоянии полуметра от черной фигуры; копирую позу.

   — Привет. — Вместо ответа под колено мне впечатывается собачий нос, а снизу доносится недовольное урчание. — И тебе привет, Мясник.

   Пес чихает и отходит. Прелестно. Наверное, от меня пахнет Шоном.

   — Опаздываешь.

   Перевожу взгляд на заговорившего, но вижу только профиль в глубоком капюшоне, надвинутом на лицо.

   — Я тоже рада тебя виде…

   — Деньги вперед.

   Хм, ладно.

   Разворачиваю над запястьем голоэкран и перекидываю обещанную сумму с тремя внушительными нулями на отдельный дебетовый счет. Пол знает его номер, заберет сам, причем выведет средства так, что ни налоговая, ни самый пронырливый комар носа не подточит — он в этом мастер.

   «Перевод осуществлен», — загорается на экране зеленая надпись. Поворачиваю запястье так, чтобы было видно: не блефую.

   — Спрашивай.

   — «Синий туман».

   И повисает молчание.

   Где-то в глубине парка ухает ночная птица, ветер доносит отголоски чьего-то смеха с другого берега озера, внизу у основания парапета слышится всплеск воды. Отчетливо слышно даже тяжелое дыхание Мясника, совершенно невидимого в густой темноте у ног, а мой информатор молчит и даже не шевелится.

   — Что именно? — наконец, когда я уже начинаю подозревать, что спустила деньги на ветер, раздается в ответ.

   Тут же подбираюсь, инстинктивно подаваясь к собеседнику ближе.

   — Где… — Не договариваю, потому как в мое колено упирается нечто большое и ощутимо влажное даже сквозь плотную ткань спортивных лосин — собачий нос. Мясник явно против, чтобы кто-то приближался к его хозяину.

   — Фу, — коротко и негромко бросает Пол, даже не обернувшись, но пес слушается мгновенно и снова растворяется в темноте.

   Встреть я эту парочку в первый раз, знатно бы струхнула. А так — ничего нового: мне прекрасно известно, что хозяин этой милой собачки с клыками, как у тираннозавра рекса, отмотал несколько тюремных сроков, в том числе за изнасилование и убийство, а сама «собачка» натаскана впиваться жертве в горло по одному его слову. Так что бояться не то чтобы нечего, но совершенно бессмысленно.

   Понятливо возвращаюсь на прежнее место.

   — Где можно купить «синий туман»?

   — На Альбере.

   — А здесь?

   — Тебе не продадут, только по знакомству.

   Прикусываю губу и, раздумывая, барабаню пальцами по прохладному гранитному ограждению. Пол не из болтливых, и если не задашь правильный вопрос — ты на сто процентов в пролете.

   — А что Пандора? — спрашиваю. — Кто-нибудь оттуда остался?

   И снова коротко:

   — В застенках лондорской СБ — возможно.

   Ясно, неверный вопрос. Думай, Кайя, думай…

   — Копы говорят, «тумана» на Риме нет. — Снова вскидываю глаза к темной фигуре. — Крышуют?

   Палю наугад, но попадаю в яблочко. Бинго!

   — В доле, — получаю равнодушный ответ и сильнее прикусываю губу — на сей раз в предвкушении.

   С одной стороны, худший расклад. Но с друго-о-ой… Не только вывести на чистую воду наркоторговцев, но и разоблачить коррумпированных полицейских. Да за такое Карла отправит меня не только на пресс-конференцию к Тайлеру, а еще и доставит до места на личном крейсере и всю дорогу будет лично подливать шампанское в мой бокал.

   Давлю в себе подсознательный порыв снова податься к собеседнику.

   — Дай наводку, откуда копать?

   Мне нужно хоть что-то: кто употребляет, где покупает, на чем привозят — кончик нити, за который можно потянуть, распутать этот клубок и связать себе свитер чемпиона.

   В ответ капюшон собеседника вздрагивает. Сначала мне кажется, что от ветра, но гладь воды безмятежна, а всплески у самого берега — это от рыб.

   Надо же, старина Пол умеет смеяться. Ничто человеческое, как говорится, не чуждо.

   — Не «куда копать», а «что»? — поясняет он, что его так развеселило. — Себе могилу, если полезешь.

   Я заплатила за тупую шуточку, серьезно?

   — Пол, хоть что-то, — настаиваю.

   У меня сроки горят. Мне нельзя еще одно фиаско.

   Повисает молчание. Еле стою, уже готовая бить копытом, как лошадь, от нетерпения и адреналина, выпущенного в кровь при одной мысли, какую сенсацию я могу получить, если раскручу схему «наркодилеры-копы». Останавливает только то, что у моих ног сидит бойцовский динозавр, который не любит резких движений.

   — Перри Салливан и Фред Эндрюс.

   Вскидываю глаза, но по-прежнему вижу только профиль в капюшоне. Даже кончик носа и тот не торчит наружу.

   Хмурюсь.

   — Кто это?

   — Узнай, — флегматично отзывается мужчина, позволив себе еще одну человеческую эмоцию — пожатие плечами.

   Мясник тут же подает голос, предупреждающе порыкивая. Умная скотина и понимает хозяина с полуслова.

   — Купи ему от меня вкусняшку, что ли! — Отступаю на всякий случай спиной вперед.

   — Он ест мясо. Сырое.

   Какая прелесть. Еще скажи натуральное.

   Хотя я даже не сильно удивлюсь, если в подвале у этого парня целая скотобойня.

   Но подробности диеты Мясника предпочитаю не выяснять, у меня есть дела поважнее.

   Фред Эндрюс и Перри Салливан — я запомню.

***

А когда возвращаюсь домой, Шона нет. Зато его гитара покоится в чехле прямо посреди дивана в гостиной.

   Морщу нос и на вытянутой руке переношу инструмент в угол комнаты, где ставлю на пол, прислонив к стене. Терпеть не могу антисанитарию. Это же как ботинки сложить на кровать!

   Подпираю плечом дверной косяк и строчу брату сообщение: «Никогда не ставь свою гитару на мой диван!!!»

   «Не будь занудой», — прилетает почти мгновенно.

   Пф-ф, мальчик вырос и научился огрызаться? Но мое благодушное настроение никто не испортит — мне дали зацепку!

    «А ты разве не хотел мне что-то рассказать?» — пишу новое сообщение, пританцовывая по пути на кухню.

   Однако на сей раз Шон не торопится с ответом. Успеваю сделать себе смузи и выпить полстакана, обзаведясь зелеными «усами» на пол-лица, прежде чем комм снова подает признаки жизни.

   «Некогда. Позже».

   Удивленно вскидываю брови. Многословный ты мой, у папы научился?

   Пожимаю плечами и «усыпляю» коммуникатор.

   Не больно-то и хотелось. Успеется.

ГЛАВА 13

Карла игнорирует мои сообщения, а ее ручной Цербер Кларисса утверждает, что шефа нет в офисе. Ясное дело, врет.

   — Нет, мисс Вейбер, мне неизвестно, когда мисс Рейверин вернется и вернется ли сегодня вообще, — в очередной раз лепечет мне в интерком эта недоделанная актриса, и я, не дослушав, нажимаю «отбой».

   Ладно, и без нее разберемся.

   Часы показывают без четверти три, а в три Карла обычно обедает. Отлично!

   Нашариваю под столом туфли, обуваюсь и отталкиваюсь ладонями от края столешницы, резко отъезжая на стуле назад. Если небожитель с двести четвертого этажа не идет к Кайе, то Кайя сама идет на двести четвертый — все просто.

   — Привет, Хью, — лучезарно улыбаюсь, когда двери лифтовой кабины разъезжаются на моем этаже и являют мне единственного там пассажира.

   — Психичка, — оскорбленно отзывается бывший любовник и демонстративно отворачивается лицом к стене.

   Какой обидчивый. Но мне, в общем-то, не до него. Между нами все уже сказано.

   Поэтому тоже отворачиваюсь и копаюсь в своем комме. Количество неотвеченных комментариев от подписчиков растет с каждым днем, как снежный ком, и скоро погребет меня под собой, подобно лавине. Вопрос уже не в том, чтобы на все из них ответить — тут хотя бы не прозевать что-то по-настоящему важное.

   Листаю, листаю… О, снова фото эрегированного полового члена и предложение об интим-услугах. Хмурюсь, пытаясь понять, предлагают «поработать» мне или для меня, когда коммуникатор принимает новое сообщение.

   Отправитель: «Виктор Коллинз». Текст сообщения: «Кайя, нам надо поговорить».

   Закатываю глаза к потолку лифтовой кабины. Вот же упертый. Если я не ответила в прошлые пару раз, неужели не ясно, что я не хочу с ним разговаривать?

   Свайпаю в сторону окно с сообщением и возвращаюсь к комментариям.

   — Тебе уже вручили повестку?

   Вздрагиваю от неожиданности и вскидываю голову. Хью же вроде как решил со мной не разговаривать.

   — Твою жену снова судят? Опять кого-то преследует? — искренне недоумеваю.

   Однако обычно добродушное лицо Хьюи искажается гневом.

   — Судить будут тебя, — цедит сквозь зубы. — За моральный и материальный ущерб.

   Смотрю на него снизу вверх, удивленно приподняв брови. Он это серьезно? Не знала, что психические заболевания передаются половым путем.

   И тут до меня доходит.

   — За испорченную рубашку? — Еле как сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.

   — И за домогательства, — необычайно довольный собой, добавляет Хью, и я, уже не сдерживаясь, смеюсь в голос.

   Придурок. Буду с нетерпением ждать эту повестку, чтобы увидеть, как его адвокат станет тыкать судье в нос рубашку со следами моей губной помады.

***

— Вот это «Элдридж». — Закрепляю узел и отступаю на полшага, чтобы полюбоваться своей работой. Нет, слишком вычурно, не наш вариант. — Давай попробуем «Балтус».

   Луис возводит глаза к пололку, но уже не спорит.

   Шипит, отъезжая, дверь, и в то же мгновение на пороге приемной появляется Карла. Сегодня она во всем красном, даже драгоценный камень, висящий капелькой между грудей — как раз на уровне моих глаз, — и тот кроваво-красного цвета.

   — Что здесь происходит? — звенит в тишине коридора ее голос.

   Луис, только что расслабленно сидящий на стуле и позволяющий мне демонстрировать ему умение завязывать галстучные узлы, мгновенно подбирается и поднимается в полный рост. А так как я стою между его широко разведенных коленей, он просто-напросто берет меня под мышки и переставляет в сторону, как мешающую кеглю. Вид у охранника виноватый, будто его и правда поймали за чем-то постыдным.

   — Работаем над имиджем, — отвечаю шефу самым что ни на есть серьезным тоном. — «Элдридж» Луису не к лицу. «Винзор» неплох. Это — «Балтус», — указываю обращенной вверх ладонью.

   Карла хмуро смотрит как на меня, так и на творение моих рук у Луиса под горлом.

   — А сколько их всего? — спрашивает сухо.

   — Больше ста тысяч, — докладываю. — Общепринятыми считаются восемьдесят пять. Два десятка могу завязать по памяти, остальные — со схемой. — Заканчиваю с самодовольной улыбкой.

   Карла возводит глаза к потолку и разворачивается к выходу.

   — Тебе — выговор, — бросает через плечо все еще напряженному, как большой черный вулкан, Луису и направляется к лифтам.

   — Я все улажу, — шепотом обещаю охраннику и спешу вслед за шефом.

   Карла несет себя по коридору практически бесшумно. Мои же каблуки отбивают громкое стаккато, отражающееся эхом от стен.

   — Что тебе надо? — Начальница бросает на меня хмурый взгляд.

   Пристраиваюсь у ее плеча.

   — Мне нужен помощник.

   Карла фыркает.

   — Ладно, — соглашаюсь. — Парня лучше не надо. Тогда помощницу.

   — Перебьешься.

   Чего-то подобного я и ожидала, поэтому припасла аргументы заранее.

   — Не перебьюсь, — настаиваю; оббегаю начальницу и теперь шагаю перед ней спиной вперед. — Во-первых, — приподняв руку, загибаю большой палец, — я не справляюсь одна. Подписчикам нужно общение. Под постами уже черт голову сломит, а это наносит репутационный ущерб каналу.

   Карла, не сбавляя шага, пренебрежительно морщится.

   — Тебе, а не каналу. У остальных все в порядке.

   — Во-вторых, — делаю вид, что не слышала ее последних слов, и загибаю указательный палец, — на почту поступает огромное количество деловых предложений, и многие из них действительно хороши. Но я просто физически не успеваю обработать такую гору писем.

   Карла молчит, но не останавливается. А до лифтов уже рукой подать!

   — А в-третьих, — в ход идет средний палец, — ты дала мне задание добыть тебе сенсацию века. Я ее добываю. И на это мне тоже нужно время. Дай мне помощницу!

   Начальница резко останавливается, я же влипаю спиной в мраморную колонну. Черт. Потираю ушибленное место в районе талии — похоже, новый синяк в моей коллекции.

   — В нашем бюджете нет запланированных средств на найм нового сотрудника, — отрезает Карла. Протягивает длинную руку над моим плечом и вызывает лифт.

   И на это возражение у меня тоже есть аргумент.

   — А можно не с улицы. Можно повысить кого-то из стареньких. — Делаю вид, что задумалась. — Например, Деми.

   — Кого? — хмурится Карла.

   Неудачно вышло. Я помню то время, когда начальница знала в лицо и по имени каждого работника канала, но с тех пор штат разросся втрое — немудрено, что она не помнит «одинаковую» девочку с ресепшн. Но я-то ее запомнила, значит, Деми не так проста.

   — Сотрудницу первого этажа, — уточняю.

   Карла хитро прищуривается — знает, что у меня чутье на людей.

   — Что? Хороша?

   Серьезно киваю.

   — Подает надежды.

   Сдерживаю ликующую улыбку: даже не думала, что переубедить шефа окажется так легко.

   — Хорошо, — кивает Карла. — Передам Даррелу, он как раз спрашивал, кого с первого стоит продвинуть вверх, ему не хватает людей. — Двери лифта раскрываются. — Удачного дня, Кайя, — со смешком желает мне начальница и входит внутрь. — Ты, кстати, едешь?

   Что тут скажешь? Этот раунд за Карлой.

   Моя улыбка превращается в оскал.

   — Прогуляюсь по лестнице, — огрызаюсь.

   — Проветрись, — соглашается шеф и тянется к клавише нужного этажа.

   Спохватываюсь, когда двери уже сходятся вместе.

   — Не наказывай Луиса! — кричу в последний момент.

   Ответом мне служит хриплый удаляющийся смех — у Карлы вообще очень хриплый голос.

   Снова пиликает комм.

   Виктор Коллинз: «Кайя, ответь немедленно! Почему Шон не отвечает на мои звонки?»

   Пф-ф, какие мы грозные.

   Открываю окно другого чата и пишу брату: «Ответь папе, будь любезен. Мне не до ваших разборок».

   Сообщение улетает адресату, но остается непрочитанным.

   Сворачиваю экран. Пусть сами разбираются, я и так скоро разорвусь на части.

ГЛАВА 14

Деми повысили. Теперь она работает с Винсентом. Так мало того, Деми прислала мне письмо с благодарностью, мол, ей сказали, что берут ее по моей рекомендации. Это ж застрелиться! Ну Карла…

   С раздражением сворачиваю экран компьютера над рабочим столом и снова забираюсь в туфли. Все, я выше на двенадцать сантиметров и жизнь хороша!

***

— Можно? — Заглядываю в кабинет к главному программеру канала, обитающему на минус третьем, самом нижнем этаже нашей высотки.

   Сам хозяин подземной обители, развалившись в кресле, спинка которого опущена до положения «лежа», что-то творит сразу на трех висящих над ним в воздухе голоэкранах, а на его груди покоится недоеденный бутерброд. Меня он не слышит, продолжая колдовать в системе, как многорукий Шива. Вечно голодный многорукий Шива, да.

   Громко откашливаюсь.

   — Кенни, я принесла тебе сэндвич! — Приподнимаю руку с бумажным пакетом. Мне стоило немалых усилий урвать его на ближайшем фудкорте в конце рабочего дня.

   Тактика срабатывает безотказно: слова о еде этот парень слышит всегда. Экраны отлетают в стороны, повинуясь резкому взмаху руки, а сам он вскакивает на ноги. Огрызок с груди падает на пол, но, видимо, он недостаточно вкусный, потому как Кенни без сожаления задвигает его ногой под кресло и расплывается в улыбке.

   — Привет, Кайя! — И даже приглаживает спутанные вставшие торчком рыжие волосы. Жирной рукой, ага.

   Морщусь от запаха: кажется, тот бутерброд был с рыбой.

   — Держи. — Вручаю подземному троллю свой дар, и тот тут же закапывается в пакет.

   — М-м, — доносится из недр упаковки. — С помидорами!

   — И с соусом, — подтверждаю.

   Прохожу вперед, ищу, куда бы примостить свой уставший за безумный рабочий день зад, но усыпанный засохшими крошками диван не вызывает у меня доверия. Опираюсь бедрами о его подлокотник и складываю руки на груди.

   — Приятного, — запоздало желаю программеру, уже вгрызшемуся в сэндвич. — Узнал то, что я просила?

   — А-а, ефтесфенно… М-м… Кайя, ты настоящий друг!

   А ты, приятель, настоящая свинья. Но талант редкостный, этого не отнять.

   — Щейщас… — с набитым ртом обещает Кенни. Закидывает остатки сэндвича в рот и вытирает руки прямо о рубашку. У нас же дресс-код, ага. — Гляди. — Один из экранов подплывает ко мне. — Так-с… — На экране появляется улыбающаяся физиономия мужчины лет сорока… В полицейской форме! Оч-чень интересно.

   Инстинктивно подаюсь вперед, вчитываясь в текст, размещенный под фото, но сытый и довольный Кенни сам озвучивает мне информацию:

   — Сержант Фред Эндрюс. Образцовый послужной список. Женат, двое несовершеннолетних детей…

   — Какое подразделение? — перебиваю, ища глазами данные на экране.

   — А, тут, в Ромеро, четвертый участок. Отдел по борьбе с наркотиками.

   Еще интереснее…

   — В общем, жил — не тужил, летал с семьей в отпуск раз в год. Скучный тип, скажу я тебе.

   Закатываю глаза.

   — Кенни, давай без личностной оценки.

   — Не вопрос, — соглашается собеседник и шуршит пустым пакетом, снова засовывая туда свой длинный покрытый веснушками нос. — Только один? — вздыхает с сожалением.

   — Это был аванс, — утешаю.

   На губах Кенни тут же расцветает улыбка.

   — Ну, так вот… — Сминает пакет и с меткостью, которой позавидовал бы профессиональный баскетболист, отправляет его в мусорную корзину в другом конце помещения.

   Присвистываю и показываю поднятый вверх большой палец.

   — Жил скучно, а потом настал кризис среднего возраста. Уволился, сообщил жене, что хочет посмотреть мир, и свалил.

   Хмурюсь.

   — Куда свалил? То есть как?

   Кенни гримасничает и разводит руками.

   — Купил билет до Поллака. Дальше не копал — полезу, привлеку внимание спецслужб. Я и так на условном.

   Понимающе киваю. Да, Кенни с его талантами к хакерству уже засветился у копов.

   — А жена что?

   — Осталась с детьми. На развод не подавала, так что, видимо, все еще ждет своего благоверного. Она вообще у него странная.

   Теперь я ничего не понимаю. При чем тут жена?

   — А что она?

   Кенни закатывает глаза, видимо, изображая несчастного мужа. Можно подумать, он был женат и знает, какое это мучение.

   — Да подала заявление о его похищении. Мол, не мог он ее бросить, тем более по сообщению, не такой он человек…

   — Стоп! — Мысленно делаю стойку, как собака-ищейка. — Он расстался с женой в переписке?

   — Ага, — радостно кивает Кенни, явно из солидарности к сбежавшему мужу. — Он и уволился по письму. Во накрыло мужика! — Оттягивает у горла ворот рубашки.

   Кажется, я была не права, и Кенни все же в курсе трудностей совместного проживания. Может, бывшая его не кормила?

   Барабаню пальцами по колену.

   — Он занимался «синим туманом»?

   Программер задумчиво оттопыривает нижнюю губу, а потом лезет в комп, ищет информацию.

   — Не-а, нет таких данных. — Вскидывает на меня глаза. — А с чего ты решила?

   Пожимаю плечом.

   — Так, навеяло. Так что заявление?

   — Не приняли. Не нашли оснований.

   Какая прелесть. Не с руки было проверить, все ли в порядке с их же коллегой?

   — А космопорт? Он правда сел на свой рейс? Его кто-нибудь видел?

   — С тех пор база перевозчика обновилась, уже не проверим.

   Преле-е-естно…

   — А это второй. — Кенни понимает, что у меня больше нет вопросов, и изображение на экране меняется. — Перри Салливан.

   — Так это же Пи Си! — восклицаю, с удивлением узнав своего старого знакомого, мошенника и фальсификатора. Когда-то я связывалась с ним по рекомендации Пола, и тот мастерски подделал мне кое-какие печати, которыми… Ладно, неважно.

   Кенни хмурится, отчего его лохматые рыжеватые брови сходятся на узкой переносице.

   — Вы знакомы?

   — Было дело, — невинно улыбаюсь. — Жил по соседству с моей бабушкой.

   Глаза программера изумленно округляются.

   — Забей, — отмахиваюсь. — Так что Пи Си?

   — А ничего. — Качает головой и взглядом явно ищет на столе что-нибудь съестное.

   — Погоди. — Спохватываюсь и лезу в свою сумочку, со дна которой выуживаю конфету, одну из купленных тогда Шоном — припасла на черный день. — Вот, держи.

   Кенни тут же шуршит оберткой.

   — Ничего с ним. Отсидел за мошенничество, вышел, что-то промышлял в Ромеро, потом куда-то свалил.

   — Куда свалил? — У меня, кажется, дежавю.

   — С радаров копов, — усмехается Кенни.

   — Билет на Поллак, случайно, тоже не покупал? — спрашиваю хмуро. Что-то начинает вырисоваться.

   — Не. На Гиамму.

   — И не возвращался?

   — Не-а. — Взмах косматой головой.

   Отрываюсь от дивана.

   — Ладно, Кен, ты мне очень помог. — Перекидываю длинный тонкий ремешок сумочки через плечо. — Скинь, пожалуйста, мне файлы и на того и на другого. Потом еще раз просмотрю.

   Улыбается.

   — Не вопрос. Я только… это… — Трет переносицу. — Не пойму, зачем они тебе. Обычно ты просишь найти данные на кого-то, кто что-то прячет. На колоритных персонажей, что ли… А эти… Все ж на виду по ним. Даже копать особо не пришлось. Если Салливан и занимался чем-то незаконным после освобождения, он улетел с планеты несколько месяцев назад. Какой от него прок?

   Прок от Пи Си был и весьма неплохой. Особенно для тех, кто не боится испачкать руки для достижения своей цели. Но Кенни эта информация ни к чему. При всей его гениальности в профессиональной сфере, он слишком наивен и оторван от реальности.

   — Да так, — говорю, — наверное, меня пустили по ложному следу. Ты прав, эти парни не то, что мне нужно.

   А вот их исчезновение — да.

   Куда же вы влезли, ребята?

***

В такси по дороге домой еще раз читаю полученную информацию. Вроде бы и правда ничего криминального. Связи с «синем туманом» никакой, не считая того, в каком отделе работал коп Эндрюс.

   Получил взятку и спешно уехал? Но какая тогда связь с Пи Си? Да и жена Эндрюса… Заявление в полицию о пропаже мужа как-то не очень тянет на брачные игры. Побеседовать с ней, что ли?..

   Флайер опускается на подъездной дорожке к моему дому. Выбираюсь наружу, морщусь и приставляю ладонь козырьком ко лбу — заходящее солнце слепит глаза.

   Такси уносится ввысь, а я подслеповато делаю шаг по направлению ко входу, как откуда-то слева доносится:

   — Мисс Вейбер?!

   Щурюсь.

   Девушка, аппетитные формы, длинные рыжие волосы. Но не блекло-оранжевые, как у Кенни, а густого насыщенного цвета. Так-так-так, кажется, узнаю оттенок…

   — Мы знакомы? — Останавливаюсь.

   — Мисс Вейбер, вы же сестра Шона? — спрашивают губы бантиком.

   Ну точно, эти патлы я вытаскивала из своего слива в ванной по возвращении с Альфа Крита. А она ничего, у моего брата есть вкус.

   — Допустим, — отвечаю прохладно. Лицо девчонки озаряется светом надежды. Стоп, этого нам точно не надо. — Сразу предупреждаю: посредником не буду. — Приподнимаю руки ладонями от себя, пока она не напридумывала себе невесть чего. — Сами разбирайтесь.

   В светлых глазах появляется отчаяние.

   — Но он уже три дня не отвечает на мои звонки!

   Ну что за истеричка? Я бы на месте брата ей вообще больше не ответила бы. Навязчивость — смертный грех.

   Разворачиваюсь и иду к дому. У меня дел выше крыши, а тут еще разбираться с чужим разбитым сердцем. Я нечуткая, это ей всякий скажет.

   Настырная девчонка бежит следом, слышу, как стучат ее каблуки у меня за спиной.

   — Он написал, что улетает на Сьеру! Это правда?!

   Торможу так резко, что преследовательница врезается в меня. Чудом не ныряю носом в землю. Да здравствуют устойчивые каблуки!

   — Что ты сказала? — Разворачиваюсь, видимо, уж с очень зверским выражением лица, потому что девица отшатывается.

   — Шон написал, что улетает на Сьеру. Навсегда, — лепечут губы-бантики. — Так это правда?

   Полный абзац.

ГЛАВА 15

Рыжая семенит следом — на крыльцо, в холле и даже забирается вслед за мной в лифт, но я настолько погружена в свои мысли, что отмечаю движение за спиной лишь краем сознания.

   Да ну… Да быть такого не может… Кайя, ты накручиваешь…

   Да, черт возьми, я накручиваю!

   Пока кабина поднимается вверх, открываю в коммуникаторе чат с Шоном. Это сообщение не прочитано, и вот это тоже…

   Когда мы общались с ним в последний раз? Тру пальцами лоб, пытаясь вспомнить — так замоталась с этим расследованием и повседневной рутиной в отсутствие помощницы, что совершенно не помню. Кажется, дня три назад, когда я бегала на встречу с Полом. Точно, я ушла, а по возвращении Шона уже не было дома. А потом я уходила рано и возвращалась поздно, и…

   Моя рука падает вниз, будто марионетке отрезали ниточки.

   …И мне было совершенно плевать, что мы не сталкиваемся с братом дома.

   Открываю дверь своей квартиры.

   — Жди здесь, — буркаю девице и одна вхожу внутрь.

   Прямо в туфлях, чего обычно не делаю, прохожу в гостиную. Нечего себя накручивать, будучи под впечатлением об исчезновении Эндрюса и Пи Си. Наверняка Шон просто не знал, как отделаться от надоедливой поклонницы, вот и выдумал байку про переезд. Сейчас я увижу, что гитары нет на месте, и успокоюсь.

   Все просто: если ее там нет, то за те дни, что я его не видела, брат возвращался домой, а сейчас бренчит на ней в своем клубе и одаривает вниманием других пышногрудых красоток.

   Потому что уехать на полном серьезе Шон никак не мог. У него же и в мыслях не было: универ, группа. Гастроли — возможно. И то если повезет. «Бесы» и тут-то не то чтобы популярны, а кому они нужны за пределами Нового Рима и без покровительства империи Коллинзов?

   Да и сказал бы он мне. Хочет уехать — пусть едет. Что здесь такого?

   Но дурное предчувствие не оставляет, а я привыкла доверять своему чутью.

   Вылетаю на середину комнаты и осматриваюсь, уперев руки в бока. Диван пустой, стол и стул пустые. Вон моя схема на стене, вот тапочки, вот сложенные стопкой снятые со стены фоторамки…

   А вот гитара, прислоненная в футляре к стене, — именно в том положении, в каком я ее оставила тем вечером, когда видела брата в последний раз.

   — О черт.

***

— Можно мне войти? — робко доносится из холла.

   Черт, совершенно забыла о рыжей. Сижу за столом и смотрю в окно рабочей почты. Ее засыпало письмами, и немудрено, что я не заметила еще утром присланное сообщение: «Сестренка, я решил начать новую жизнь и улетаю навсегда. Не ищи меня. Шон».

   С моих губ срывается нервный смешок. Это какой-то театр абсурда. Несмешно!

   — Заходи! — рявкаю своей незваной гостье и вскакиваю со стула. — Когда ты видела Шона в последний раз? — Наставляю на нее указательный палец, стоит ей переступить порог.

   — Я-а… — блеет эта кудрявая овечка.

   — Ну же! — рявкаю, отчего та совершенно сходит лицом.

   — Четыре дня назад. Все было хорошо… А потом… — Опускает лицо в ладони и начинает… рыдать! Господи ты боже мой.

   — Покажи сообщение.

   Трясущимися руками лезет в комм, запускает почтовый клиент. Так, важный нюанс: тоже почта, а не обычный обменник сообщениями.

   — В-в-вот.

   Впиваюсь глазами в экран.

   «Вивьен, все кончено. Я решил начать новую жизнь и уезжаю навсегда. Прощай. Шон».

   — Вивьен? — поднимаю на нее глаза. — Тебя так зовут?

   Часто кивает.

   — Но Шонни всегда звал меня Ви-ви.

   «Шонни»? О боже.

   — Он звал меня полным именем, только когда злился… ы-ы-ы… Значит, это правда-а-а-а!

   Меня сейчас вырвет, вот что правда. Что за принцесса-лягушка? Сейчас превратит все вокруг в болото своими слезами.

   — Пошли.

   Тяну ее за рукав и веду на кухню.

***

— Что это? — Смотрит с подозрением на квадратный стакан с янтарной жидкостью у меня в руках с таким видом, будто я замыслила ее отравить. Делать мне больше нечего в собственном доме — как потом транспортировать труп?

   — Лекарство, — огрызаюсь. — Пей.

   Забирает стакан, обхватывает обеими ладонями, будто чашку с горячим чаем; делает глоток.

   — Фу! Это же виски! Я пью только вино и шампанское.

   Ну-ну, а та батарея бутылок из-под пива, которую я по приезде из командировки обнаружила в своей гостиной, не имела к ней никакого отношения.

   — Пей, говорю, — уже рычу.

   Девчонка давится, но пьет содержимое стакана мелкими глотками. Закатываю глаза: можно подумать, там пол-литра. Хлопнула бы разом, и дело с концом.

   Набираю номер Шона — аппарат отключен. Л-ладно.

   Вызываю другого абонента.

   — Кхайя! Фторой раф жа день. Неофиданно, — раздается из динамика чавкающий голос.

   — Кенни, я по делу. — Кажется, даже слышу, как программер резко сглатывает. — Не подавись. Можешь пробить по базе, покупал ли мой брат за последние пару дней куда-нибудь билет?

   — Не вопрос, — уже не с набитым ртом. — Имя брата?

   — Шон Коллинз.

   Пауза. И с придыханием:

   — Что, тот самый?

   О господи, только такой оторванный от реальности человек, как Кенни, может не знать, чья я дочь.

   — Да, да. — Отбиваю пальцами по бедру нетерпеливую дробь. — Сын Виктора Коллинза.

   — Кого?

   Серьезно?

   — А кого ты имел в виду? — уточняю осторожно.

   — Ну как же? Шон Коллинз, лидер «Пьяных бесов». Однофамилец?

   Еле сдерживаю смешок: вот это и правда неожиданно.

   — Он самый, — наверное, впервые в жизни озвучиваю причастность брата к этой группе с гордостью. — Пробьешь?

   — Пять минут. Перезвоню.

   Вызов прекращается, а я упираю руки в бока и поворачиваюсь к гостье, по лицу которой расплывается блаженная пьяная улыбка. Правда, что ли, не умеет пить? Что она тогда вообще делала рядом с Шоном, с его-то образом жизни?

   — Рассказывай, — велю строго. Та непонимающе моргает. — Откуда информация про Сьеру? В письме о месте назначения ни слова.

   — Про Сьеру он написал Люку… — Морщит лоб, пытаясь вспомнить. — Или Пиптису?..

   — Кому?!

   — Ну, Пиптис, ударник из «Бесов».

   Час от часу не легче, еще б я знала их всех по именам.

   — И тоже на почту?

   — Наверно-о-о… — Голубые, круглые, как у совы, глаза, вновь наполняются слезами. Похоже, я погорячилась, решив, что у моего брата хороший вкус. Просто отвратительный. — Ы-ы-ы…

   Вибрирует комм. Вставляю наушник и отворачиваюсь от ноющей субстанции, оккупировавшей стул на моей кухне.

   — Узнал?

   — Да, — отчитывается Кенни. — Прошлой ночью куплен билет на Сьеру через Альберу, транзит. Рейс ушел этим утром.

   Черт-черт-черт… До крови прикусываю нижнюю губу.

   — Это плохо? — с опаской в голосе интересуется программер, слыша тишину с моей стороны.

   Это настолько плохо, что ты себе даже не представляешь.

   — Разберемся, — отмахиваюсь от его вопроса. — Можешь узнать, он точно улетел этим рейсом?

   — Один момент… М-м… — Видимо, сразу ищет. — Не-а. А хотя-а-а… — Опять пауза. — Согласно данным перевозчика, регистрацию прошел. Если очень надо, могу попробовать взломать сеть космопорта, поискать по камерам.

   — Надо.

   — Перезвоню.

   И снова отключается.

   — Так Шонни мог не улететь? — с надеждой спрашивает рыжая девица, которая теперь еще и красноносая.

   «Шонни» мог полезть к нехорошим дядям узнавать для меня про «синий туман» и вляпаться куда не надо.

   Не отвечаю.

   Перезванивает Кенни.

   — Нашел по распознавателю лиц. Твой брат точно был в космопорте этим утром. Но на стойках регистрации камер нет — конфиденциальность пассажиров и все такое.

   Зараза!

   — Один?

   — Сейчас скину.

   Вибрирует комм. Не прерывая разговора, разворачиваю над запястьем экран. Точно Шон, полубоком, смотрит куда-то в сторону, но, без сомнения он, да и одежду узнаю. А рядом кто-то в черной куртке и бейсболке.

   Новая вибрация и новый снимок. Тут Шон смотрит под ноги. Рядом тот же тип, и снова в бейсболке, лица не рассмотреть.

   — Кайя, твоего брата что, похитили? — с придыханием раздается в моем наушнике.

   Выдавливаю из себя смешок.

   — Ага, зеленые человечки. Меньше смотри сериалы. Не заморачивайся. Все отлично, спасибо.

   В ответ — обиженное сопение, Кенни явно хотел, чтобы я поделилась с ним какой-нибудь безумно интересной историей.

   — С меня торт, — обещаю и обрываю вызов. Раздумываю пару секунд и поворачиваюсь к своей сопливой гостье. — Значит, так, — объявляю вердикт, — Шон правда уехал, имеет право. Найди себе нового парня и забудь.

   — Но к-ка-а-ак? — стонет девица.

   — Как-нибудь, — огрызаюсь. И храни, боже, ее нового парня. Истеричка. — Пойдем. — Подхватываю ее под локоть, вынуждая встать, и тащу к выходу. — Я вызову тебе такси.

   Вивьен жалобно поскуливает и не спорит.

ГЛАВА 16

«Кайя, это правда, что Шон покинул планету?»

   Отец… Значит, и ему прилетело послание от имени сына.

   «Один и на Сьеру?!» — новое сообщение всего через несколько минут.

   Быстро же он напряг своих людей и получил информацию.

   «Кайя, у него же скоро экзамены!»

   Ну конечно, это самое важное.

   «Что ему делать на Сьере?!»

   Очень правильный вопрос.

   «Кайя, мне начинать беспокоиться?»

   О да, пап, пора.

   «Кайя, ответь мне!»

   Да без проблем, только…

   На ходу читаю валящиеся на мой комм сообщения и перебегаю дорогу в неположенном, зато близком к нужным мне воротам парка месте. Мне истерично сигналят.

   Не оборачиваясь и не замедляя шага, приподнимаю руку и показываю нервному водителю средний палец. Олень. Здесь, вообще-то, ограничение скорости в двадцатку, ну и что, что ночь и дорога пустая.

   Отвлекшись, не успеваю ответить на последнее сообщение (хотя уже собиралась!), и мой комм начинает неистово вибрировать, оповещая о входящем вызове.

   Встряхиваюсь и принимаю звонок. Сколько лет мы не разговаривали? Семь, кажется.

   — Привет, пап.

   — Кайя. — напряженно и сухо в ответ. Даже не сомневаюсь, что сейчас Виктор Коллинз сурово поджимает тонкие губы и хмурит темные густые брови (брови у меня от него, ага). — Кайя, что происходит?

   Отец — мастер задавать неудобные вопросы, но в кои-то веки мы с ним играем за одну команду. Так что говорю как есть. Ну почти.

   — Пока не знаю, но Шона надо найти.

   В динамике — молчание. Отец переваривает информацию. Знает, что, если бы все было в порядке, я сказала бы «отстань» или вообще не приняла бы вызов.

   — Понял тебя, — наконец произносит в ответ, и в моем наушнике раздаются короткие гудки.

   Отлично, никакого лишнего трепа. А если Шона и можно найти благодаря деньгам и связям, то отец его отыщет. Даром, что ли, у них с мэром еженедельный гольф по субботам?

   А я, как всегда, попробую зайти с черного хода.

   Опускаю рукав куртки на место и ускоряюсь.

   — И вам доброй ночи! — радостно скалясь, приветственно машу рукой встречному бегуну.

   Ночь сегодня ясная и теплая — пробежаться самое то.

***

— Мясник, отстань, сделай милость, — прошу, когда мне под колено втыкается мокрый настойчивый нос.

   — Фу, — короткое, но емкое от его хозяина, и пес покладисто отступает во мглу.

   С досадой тру влажное место на своих лосинах.

   — Пол, мне нужна помощь. — Точно как в прошлый раз, опираюсь локтями на парапет и поворачиваю голову к мужчине, стоящему в полуметре от меня.

   Из-под капюшона раздается хриплый смешок.

   — Уже помог.

   Туше. За прошлый взнос помог. Новая услуга — новая сумма, сама знаю.

   Снова вздергиваю рукав и вывожу экран над запястьем, колдую с банковским приложением.

   «Перевод выполнен».

    Демонстрирую безликому собеседнику зеленую надпись.

   — Щедро, — сухо комментирует Пол.

   И это я тоже сама знаю, но надеюсь, оно того стоит.

   — У меня брат пропал.

   Равнодушное пожатие плечами.

   — А я предупреждал.

   Худшая фраза на свете!

   — Исчез так же, как Эндрюс и Пи Си, — уточняю на всякий случай.

   Но Пол не спешит делиться нужными мне сведениями, несмотря на только что улетевшую с моего счета кругленькую сумму. Однако и не уходит. Значит, есть контакт, нужно всего лишь немного подождать.

   Я и жду. Кладу голову на руки, сложенные на парапете, и смотрю прямо перед собой. Ночное светило отражается большим белым шаром в темной глади воды. Стоят тишина и безветрие.

   Не могу ждать!

   — Пол, мне нужно его найти, — настаиваю, стремительно выпрямляясь. Мясник угрожающе рычит — не любит резких движений. — А ты заткнись, — буркаю на него в сердцах.

   Капюшон собеседника вздрагивает и поворачивается ко мне. Толку от этого немного, так как все равно вижу под ним только черный провал вместо лица. Но теперь-то он хотя бы смотрит в мою сторону.

   — Мясник не терпит хамства, — предупреждает холодно.

   А пес снова рычит, подтверждая слова хозяина. Сговорились.

   Поднимаю глаза к чернильному небу над головой.

   — Пол, просто «да» или «нет». У меня нет времени, ты знаешь это не хуже меня.

   — Согласен, — флегматично соглашается тот и снова отворачивается к озеру.

   На сей раз терпеливо жду, запрещая себе бить носком кроссовка по основанию парапета. Хотя очень хочется, даже нога зудит.

   — Еще столько же и прямо сейчас, — наконец решает мужчина и, кажется, с удовольствием передразнивает: — «Да» или «нет», решать тебе.

   …!

   — Да, — огрызаюсь сквозь зубы и опять разворачиваю экран. Плакали мои денежки, но жизнь брата важнее.

   — Хорошо, — комментирует Пол, видя, что новый перевод выполнен, и тоже начинает копаться в своем комме. — Держи.

   Теперь уже мой коммуникатор пикает, принимая входящее сообщение.

   «Джейк Рид, 265951217952331584-96».

   Всматриваюсь в присланный контакт.

   — Кто это? — Хмурясь, вскидываю глаза к темной фигуре.

   — В прошлом году сын одного… гм… хорошего человека тоже исчез…

   — И тоже из-за «тумана»? — перебиваю.

   Мясник тут же реагирует и предупреждающе рыкает.

   — Возможно, — откликается Пол.

   Ясно, раньше времени копать себе могилу этот тип точно не собирается, и никакие деньги не заставят сказать его больше, чем следует.

   — Так что этот Джейк?

   — Нашел и вернул, — как всегда, коротко, но емко.

   Напрягаюсь.

   — Живым?

   Хриплый смешок.

   — Не по частям.

   Сглатываю. Л-ладно.

   Сохраняю контакт.

   — Он на связи? Местный?

   — Неместный.

   Прикусываю губу. Сколько бы человечество ни билось, но так и не преодолело проблему мгновенной передачи сигнала через гиперпространственные «окна». А значит, если этот тип не находится где-то неподалеку, то отправленное ему сообщение будет «прыгать» от «окна» к «окну» вместе со скачковыми судами до тех пор, пока не достигнет адресата. Дерьмо.

   — Это все, — спокойно произносит Пол и отрывается от парапета. — Пойдем, малыш.

   Судя по звуку соприкосновения собачьих когтей с каменной кладкой парковой дорожки, «малыш» послушно идет следом, однако из-за черного цвета его шкуры по-прежнему остается невидимым.

   — Прощай, Кайя. — А не характерное «бывай», как обычно.

   — До встречи, — огрызаюсь.

   Так просто он от меня не отделается, пусть даже не рассчитывает.

   В ответ Пол только хмыкает, и они с верным Мясником растворяются в темноте. Остаемся только я, ночь и озеро.

   — Вот дерьмо! — От души пинаю парапет и уже через мгновение прыгаю на одной ноге, обняв и прижав к груди вторую.

   Плохая, плохая идея — в кроссовках пинать гранитную конструкцию.

ГЛАВА 17

Сижу в офисе за своим рабочим столом и хочу кого-нибудь убить.

   Человеку, которого назвал мне Пол, я написала сразу же, еще прошлой ночью, но сообщение по-прежнему не доставлено. Чертовы «окна».

   Но бездействовать дальше нельзя.

   Итак, что мы имеем? Шон якобы полетел на Сьеру через Альберу. Пи Си тоже должен был следовать через ту же станцию хотя бы потому, что прямых рейсов на Гиамму отсюда в принципе нет. Фред Эндрюс… Кенни не нашел точной информации, но на Поллак есть как прямые рейсы, так и через все ту же Альберу. И я склонна полагать, что один транзитный пункт выбран для всех троих неспроста.

   Что, если билеты в разных направлениях куплены для отвода глаз, а реальным пунктом назначения является как раз Альбера? Космическая станция, где в случае пересадки разумные люди предпочитают не покидать залы ожидания, прилегающие к стыковочным узлам, и поменьше с кем-либо контактировать. Перевалочный пункт, место сосредоточения наемников и контрабандистов. Станция, где можно купить и продать все что душе угодно, а копы закроют на это глаза.

   Стоит ли лететь на Сьеру и искать следы Шона там, если как-то связанные с ним Салливан и Поллак отправились совсем в других направлениях?

   А они отправились. Кенни таки вытащил для меня данные из базы перевозчика — по Пи Си и Шону они сохранились. Регистрация до конца маршрута. А там — кто его знает. За приличное вознаграждение экипаж всегда скажет, что человек летел до конечной точки, даже если тот вышел в пункте транзита.

   Альбера, копчиком чую, мне нужна Альбера. К тому же отец наверняка уже отправил на Сьеру немаленький отряд своих безопасников, который прочешет всю планету. Если Шон таки тронулся умом и улетел туда добровольно, они его найдут. А если нет…

   Словно в ответ на эти мысли, внезапно оживает комм на моем запястье. Сообщение от долгожданного контакта, записанного как «Джейк Рид». Бинго!

   «Здравствуйте, Кайя. Да, вы по адресу. В ближайшие десять дней буду на Альбере. Пишите».

   Часто моргаю, вглядываясь в текст. В смысле пишите, как будете на Альбере?

   Да не вопрос, как говорит Кенни.

   «До встречи!» — набиваю ответное сообщение и, оттолкнувшись ладонями от стола, резко отъезжаю на колесиках назад.

   Надо — значит, буду.

***

— Привет, Деми! — Заглядываю на ее новое рабочее место, не забыв нацепить на лицо обворожительную улыбку. Ассистент Винсента Холла, с личным кабинетом, жалованием вдвое выше ее предыдущего и человеческим дресс-кодом. — Долой сине-белый чулок, а? — Весело подмигиваю, привалившись плечом к дверному косяку. — А я тут пончики принесла. — Приподнимаю руку, демонстрируя бумажный пакет. Один такой пять минут назад уже осел на минус третьем — в подземелье Кенни.

   — Мисс Вейбер? — изумляется Деми и смотрит на меня глазами испуганного олененка. — Вы ко мне?

   Прячу ухмылку. Ну конечно, я для нее небожитель не хуже обитателей двести четвертого.

   — К тебе. Зашла поздравить с повышением. — Лучезарно улыбаюсь и ставлю перед ней пакет из фудкорта.

   — Ой, — спохватывается Деми. — Я сейчас сделаю кофе!

   — А давай чай. — Продолжаю гипнотизировать ее своей улыбкой, как ведьма-людоедка из детской сказки. И поясняю в ответ на вновь расфокусировавшийся от удивления взгляд: — А то пончики очень сладкие.

   — А-а, — растерянно тянет Деми и направляется к стеллажу в углу кабинета.

   Следую за ней тенью.

   — Как тебе на новом месте? — Пристраиваюсь точно за ее плечом, и пока Деми достает чашки, сцапываю со стола еще от порога замеченную мною коробочку с растворимым чаем.

   — Все хорошо, мисс Вейбер, — улыбается девушка. — Я правда не ожидала, что вы меня порекомендуете. — Поворачивается ко мне, ставя найденные чашки, и я торопливо прячу руку со своей добычей за спину. — Честно говоря, я вообще удивилась, что вы меня помните.

   Закатываю глаза, смеюсь.

   — Скажешь тоже.

   Еще несколько ничего не значащих фраз, хиханьки да хаханьки…

   — Ой, а где же чай?

   У меня за спиной, рука уже затекла.

   — Кончился? — предполагаю вслух.

   — Я сейчас закажу, быстро доставят. — И Деми делает решительный шаг в сторону стола.

   Демонстративно смотрю на часы.

   — Эх, жаль. Тогда позже зайду. Эти доставщики всегда тянут время.

   Мои слова настигают доверчивую девушку уже с занесенной над интеркомом рукой.

   — Я тогда попрошу у соседей, — кивает она в сторону стены, за которой находится чей-то еще кабинет. Ей очень не хочется отпускать меня ни с чем. На то и расчет.

   Благосклонно киваю.

   — Только если быстро.

   — Я мигом! — обещает Деми и во всю прыть мчится к дверям. Бинго!

   Забрасываю украденную пачку в мусорный контейнер и спешу к оставленному включенным компьютеру, встроенному в стол. Так и знала: я напала на Деми с порога и так стремительно, что она забыла его запаролить. Ай-яй-яй, какая беспечность.

   Быстро вхожу в систему.

   Билет «Новый Рим — Альбера», вылет сегодня вечером. Так, так, так… Кайя Вейбер… Идентификационный номер… Двадцать пятое марта тридцатого… Заказать. Готово!

   Билет улетает мне на личную почту, а я подчищаю следы своей неправомерной деятельности, удаляя историю и исходящее сообщение.

   А куда мне деваться? После встречи с Полом мой счет практически обнулен. Другие средства инвестированы. Брокера я уже подключила, но на их вывод уйдет как минимум пара дней. А Карла — чтоб ее с ее принципиальностью! — закрыла мой доступ к деньгам канала.

   Зато у новенькой Деми доступ открыт. Куда же Деми без доступа? Вдруг выскочке Винсенту понадобится купить куда-нибудь билет или заплатить информатору за работу?

   Вряд ли, конечно, Деми погладят по головке, если узнают, что она так безответственно оставила без присмотра свое рабочее место. Но бухгалтерия найдет банковский след только в конце месяца, когда будет подбивать отчетность, а к тому времени я что-нибудь придумаю — сейчас не до этого.

   — Да-да, спасибо… С меня причитается…

   Слышу, как Деми в коридоре прощается с одолжившим ей чай коллегой, и торопливо оббегаю стол, чтобы умоститься в кресле с другой его стороны и сделать вид, что сидела тут все эти две с половиной минуты.

   — Нашла! — рапортует Деми, появившись на пороге и демонстрируя свою добычу.

   — На-сы-пай! — Весело смеюсь и подставляю ей свою чашку.

   Изумрудный порошок из принесенной коробочки сыплется в воду, и та мгновенно становится светло-зеленой, а по кабинету плывет аромат мяты. Ненавижу зеленый чай.

   — Как пахнет! — улыбаюсь с энтузиазмом.

   …И запах его терпеть не могу.

   — Мой любимый, — с удовольствием отвечает Деми и обходит стол, чтобы занять свое место.

   Курочка моя, ты слишком долго жила на первом этаже. Скоро ты поймешь, что напитки верхних ярусов — натуральный зерновой кофе или качественный листовой чай, и перестанешь пить всякую порошкообразную бурду.

   — Ну, рассказывай. — Первой тянусь к пакетику с выпечкой. Позавтракать я не успела, а с такой нервотрепкой сахар мне не повредит.

***

— Удачного дня, Кайя.

   — Пока-пока!

   Машу Деми рукой на прощание, разворачиваюсь от только что закрывшейся за мной двери и нос к носу сталкиваюсь с Винсентом. Хотя «нос к носу», конечно, как всегда, не мой случай.

   Принесла же нелегкая.

   — Пиранья, что ты тут делаешь? — впивается в меня глазами этот невозможный тип.

   Это вам не неряха Кенни и не позер Хьюи. Если с кем и можно сравнить этого типа, то, пожалуй, с Мясником. Разве что у того черная шкура, а этот бледнолицый блондинчик с пробором набок и блеклыми голубенькими глазками под такими же блеклыми бровями.

   Да что там, у него даже костюм и галстук блеклые, песочного и бледно-коричневого цвета соответственно. Но хватка бульдожья, этого не отнять. А его финансовые обзоры так хороши, что даже мне не к чему придраться.

   — «Привет, Кайя. Давно не виделись. Как твои дела?» — гримасничаю в ответ. И более грубым голосом: — Вежливости не учили?

   Только это не Деми — внимание «бульдога» Винсента отвлечь не так-то просто.

   — Я спросил: что ты делаешь в кабинете моей новой помощницы? — цедит он сквозь зубы.

   — Вообще-то, ты спросил, что я делаю тут. А тут у нас коридор, — огрызаюсь и пытаюсь протиснуться между его плечом и стеной. — Дай пройти.

   — Здесь тебе не рады, — опять сквозь зубы.

   Да ладно, я сказала, что не люблю блондинов, еще года четыре назад, а он до сих пор обижен. Карла тоже блондинка, и ее это почему-то не трогает.

   — Говори за себя. Пройти дай.

   Предпринимаю новую попытку, и на сей раз Винсент отходит с пути. Напыщенный индюк.

   — Даже не мечтай поехать на пресс-конференцию к Тайлеру, — несется мне в спину. — Заруби себе на носу, это буду я!

   Господи, да переспи ты уже с кем-нибудь.

   Не оборачиваясь, показываю ему подходящий для него палец. И это точно не тот, на который надевают обручальное кольцо.

   Мы еще посмотрим, кто и куда поедет.

***

«Меня не будет пару недель. Вернусь с сенсацией. Не отдавай Винсенту мое приглашение в «ТК», — Карле.

   «Я уезжаю, буду не онлайн. Дай знать, если найдешь Шона», — отцу.

   Оба сообщения мгновенно прочитаны и не отвечены.

   Лучше бы не отвечены. Потому как шеф тут же начинает мне звонить.

   Нетерпеливо встряхнув запястьем, сбрасываю вызов и ускоряюсь. Колесики моего чемодана грохочут по плиточному полу здания космопорта — больше никаких гравиподушек.

   Резко торможу возле стоек регистрации, чуть было не уйдя со своим багажом в занос, и, вежливо улыбаясь, сую документы под нос девице с зализанными до вытягивая глаз к вискам волосами.

   — Кайя Вейбер, Альбера.

   — Добро пожаловать, мисс Вейбер, — фальшиво скалится та, но я уже не обращаю на нее внимания, ища взглядом камеры наблюдения. И правда по близости ни одной. — Приятного путешествия!

   Всенепременно.

   Забираю документы, запихиваю их в перекинутую через плечо сумочку и, подхватив ручку своего чемодана, спешу на посадку.

   Погнали!

ГЛАВА 18

Вместе с другими пассажирами лайнера торчу на смотровой палубе. Пузатый бок космической станции закрывает собой весь обзорный экран — прилетели. Подходить ближе судам запрещено, дальше — только на катере. А до его подачи еще не меньше часа бюрократической волокиты, так что можно и поглазеть. Ни разу тут не была.

   Все пространство вокруг Альберы мерцает разноцветными огнями. Туда-сюда снуют другие корабли: несколько пассажирских лайнеров, но большей частью небольшие частные суда. Мой взгляд выхватывает серебристый крейсер клиркийской постройки — красавец. В наше время они редкость и скорее коллекционные «игрушки». У отца в собственности похожий, только зеленый.

   Облокотившись на поручень, полукругом идущий вдоль всего обзорного экрана, любуюсь тем, как станция беспрестанно открывает шлюзы, впускает и выпускает катера. Больше всего это напоминает гигантскую рыбу-шар, распахивающую широкую пасть, чтобы проглотить стайки мальков. Разве что пастей тут пара десятков.

   — Кайя, приятно было познакомиться, — вырастает возле меня один из пассажиров.

   Как там его? Майк? Билли? Не помню. Таскался за мной все четыре дня путешествия, норовя зайти в мою каюту на вечернее чаепитие. Прости, приятель, но я не западаю на блондинов.

   — Взаимно. — Даже не стараюсь, чтобы моя улыбка вышла натуральной. Достал.

   — Может, еще увидимся.

   Ага, в следующей жизни. Проваливай уже.

   Билли или Майк еще что-то лепечет, а я снова отворачиваюсь к экрану — к принимающему шлюзу как раз идет катер с клиркийского крейсера. Остроносый, блестящий и маневренный, он четко выделяется среди своих неповоротливых тупомордых собратьев. Залипаю, разглядывая его. Ходит слух, что в следующем году «ТайлерКорп» представит общественности свою линейку космических кораблей, которая по своим техническим характеристикам превзойдет даже творения Клирка, но обойдется гораздо дешевле. Так что мне вдвойне интересно.

   Отвожу взгляд от экрана только тогда, когда «рыба»-станция «проглатывает» красавчик-катер. К счастью, Билли-Майк уже куда-то свалил, и я без лишних свидетелей пишу сообщение Джейку Риду.

   «Через час буду на станции».

   «Ок, можем завтра встретиться», — прилетает в ответ меньше чем через минуту.

   Как скажешь, приятель, как скажешь.

   Ничего не отвечаю и «усыпляю» комм.

   Оно и к лучшему: успею заселиться в отель и осмотреться на станции.

***

Внутри космическая станция напоминает самый обычный город, только без воздушного транспорта и без неба, да. Большой торговый многолюдный город, собравший у себя в гостях самую разношерстную толпу, которую только можно представить. Стоит покинуть терминал прилета, глаза тут же слепят яркие светящиеся вывески всех цветов радуги. Тут и там кричат зазывалы, приглашая отведать «незабываемые» блюда именно у них. Любопытное место.

   — Девушка, давай помогу! Недорого!

   Возле меня вырастает потрепанный жизнью парнишка примерно моего роста и комплекции и прытко тянет свои загребущие конечности к ручке моего чемодана.

   — Руки убрал! — рявкаю, глядя на его перемазанные мазутом пальцы с отросшими грязными ногтями.

   — Дура! — с ненавистью бросает это немытое чучело и сливается с толпой.

   Подтягиваю чемодан поближе к себе и перевешиваю вперед сумку с документами. Невероятно завидую людям прошлого: вшили себе под кожу идентификационный чип — и гуляй — никто не украдет. Ну, без скальпеля уж точно.

   — Нет! Не надо мне помогать! — опережаю еще одного приближающегося ко мне «мутного» типа.

   Ну, мистер Рид, я надеюсь, хотя бы вы моете руки…

***

Вода не течет. Уперев ладони в края раковины, смотрю на падающие из крана капли. Одна, вторая… С временным промежутком в секунд тридцать. А мне, чтоб вас, надо помыть голову!

   Впечатывая босые пятки в пол, вылетаю из ванной.

   — Почему у меня в номере нет воды?! — возмущаюсь в интерком, вызвав ресепшн отеля.

   — Так напора нет, — кажется, даже удивляются там моему вопросу.

   — У меня номер «люкс».

   — Поэтому вода есть. Напора нет, — отвечает не иначе как родственник Пола по разговорчивости и вешает трубку. Улет!

   Испускаю страдальческий стон и, раскинув в стороны руки, плюхаюсь спиной на кровать. Хотя бы постель чистая, спасибо, угодили.

   А вот матрас дерьмо. Черт.

***

— Красавица, зайди к нам, не пожалеешь!

   — Мисс! Не проходите мимо!

   — Девушка! У нас лучшие десерты на станции, пальчики оближешь!.. — летит со всех сторон, как будто на мне написано, что я вышла из отеля в поисках еды.

   Но я непреклонна. Сеть советует не есть на Альбере где попало, а посещать только проверенные другими пользователями места. В одно из которых я и направляюсь.

   Людей на улице много, и персонажи попадаются разные. Впереди какой-то мужик с перьями на шляпе и в плаще на голое тело бегает между прохожими, время от времени широко распахивая полы. Женщины визжат, мужчины матерятся, кто-то хохочет.

   — Размер — во! — показываю ему поднятый вверх большой палец, когда очередь доходит и до меня.

   Эксгибиционист польщенно улыбается, и мы расходимся в разные стороны. За спиной тут же раздается чье-то пораженное ойканье. Я вас умаляю, можно подумать, у него там не член, а газонокосилка.

***

Предложенный сетью ресторан оказывается и правда приличным, в плане интерьера и чистоты, по крайней мере. Хостес, смазливый парень в белоснежной рубашке, провожает меня до столика и запускает настольное меню.

   — Спасибо, — благодарю, уже во всю рассматривая блюда.

   Выглядит аппетитно. Вот это синтетическое мясо явно просится ко мне на тарелку. И вот этот салат, ага.

   — А вы на Большую ярмарку? — раздается над ухом, и я отрываю голодный взгляд от меню.

   — На ярмарку? — переспрашиваю.

   — Простите, — резко тушуется молодой человек и спешит ретироваться. — Заказ вам привезет робот-официант. Приятного ужина.

   — А что за ярмарка-то?! — кричу ему вслед, но тот уже скрывается за увитой искусственной лозой колонной.

   И что это сейчас было?

   Делаю заказ и, пока жду свое мясо, забиваю в поисковик: «Альбера, Большая ярмарка». Ну не просто же так этот парень сбледнул с лица, когда понял, что ляпнул лишнего.

   Сеть предлагает либо сведения о станции, либо рассказывает об истории происхождения ярмарок. А на слово «большая» вылезает что угодно, вплоть до рекламы пластической хирургии, но точно не то, что мне нужно. Еще интереснее.

   Закрытое мероприятие? Только для своих?

   А не торгуете ли вы там «синим туманом», дорогие мои? Надо выяснить.

ГЛАВА 19

— Что это?

   Меня с моей профессией сложно удивить, но администратору отеля «Звезда», в котором я с дуру, поверив отзывам, сняла номер, удается с легкостью.

   — Это — таз, мисс Вейбер. — Вертит в руках пластиковую круглую емкость и улыбается самой что ни на есть любезной улыбкой. — Если поставить его на пол… — Демонстрирует, как надо расположить лохань, как будто я только что вышла из пещеры в шкуре убитого мамонта. — И положить туда лейку от душа, через час-полтора он наполнится водой — и можно мыться.

   Мгновение глаза в глаза. Долгое мгновение.

   — Остынет, — цежу сквозь зубы.

   — Что вы, мисс Вейбер. — Переворачивает свое пластиковое чудо вверх дном. — Вот здесь сбоку есть кнопка автоподогрева, — указывает пальцем.

   И снова доброжелательная улыбка. Непробиваемый тип.

   В такие минуты мне даже жаль, что мы с отцом не общаемся. Он, с его отельной империй, смеялся бы до слез, если бы узнал о тазиках с автоподогревом.

   — То есть насос все-таки установить нельзя? — делаю последнюю попытку.

   — К сожалению. — Мужчина разводит руками, в одной из которых все еще находится тот самый таз. — Так берете? — Улыбается еще шире. — Берите. Поверьте, очень удобная вещь.

   — Не сомневаюсь. — Засовываю посудину под мышку и направляюсь к лестнице.

   Да, у них здесь нет даже лифта. Благо я живу на втором.

   — Надеюсь, вам понравится на Альбере! — с энтузиазмом несется мне вслед.

   Уже в восторге. Особенно от того, что в других более-менее приличных отелях на ближайшие дни уже нет мест.

   Останавливаюсь, преодолев несколько первых ступеней, и оборачиваюсь.

   — Генри, скажите, а что такое Большая ярмарка?

   Высокий лоб администратора искажает глубокая вертикальная морщинка.

   — А вы прибыли не на нее?

   Качаю головой.

   — Нет.

   Морщинка на лбу разглаживается, а на губы администратора возвращается улыбка «я люблю каждого постояльца как родного».

   — Тогда вам не о чем беспокоиться. Это просто ярмарка. Торговая площадка с большим выбором товаров.

   Вообще-то, я не говорила о беспокойстве.

   — Спасибо, Генри, вы мне очень помогли, — широко улыбаюсь в ответ и, покрепче прижав к себе свою ношу, ухожу на второй этаж.

   С ярмаркой что-то неладное — пункт первый.

   Расспрошу-ка я о ней завтра Джейка Рида, он вроде местный — пункт второй.

   А пока — мыться!

***

Через два часа после ритуальных танцев по набору воды в таз и попыткой тщательно промыть в нем свою гриву я выбираюсь из ванной обессиленной, но почти чистой и потому довольной.

   Найденный в ванной белоснежный халат радует запахом свежести и мягкостью, и я закутываюсь в него по самый нос. После чего усаживаюсь на кровать, подобрав под себя ноги, и закапываюсь в коммуникатор.

   Писем — тьма!

   От Карлы ни словечка — оскорбилась на неотвеченный вызов и затаилась. Ладно, потом разберемся.

   От отца тоже ничего — значит, Шона пока не нашли.

   Зато есть сообщение от Кенни: «Кайя, куда ты подевалась? Я кое-что нарыл».

   В предвкушении потираю руки, пролистываю сообщение вниз и… ничего! Серьезно? Он просто кинул мне наживку и ушел в туман — круто.

   Едва не рычу от досады — неужели нельзя было сразу написать, о чем речь?

   «Что там у тебя?» — отправляю в ответ. Если очень повезет, он получит мое сообщение через сутки после его отправки. Зараза.

   Джейк Рид тоже молчит. Видимо, сообщит о месте и времени встречи уже непосредственно перед ней.

   Так, а это кто? Не заказывала я никакую кухонную плиту…

   В дверь стучат.

   Усмехаюсь, неужели таки нашли мне насос?

   — Открыть! — командую электронному замку, но тот только переливается красными лампочками. Ясно, тоже «напора» нет. — Иду! — кричу своему визитеру и, подхватив длинные полы халата, встаю с кровати.

   «Ваша плита готова. Время доставки…» — читаю на ходу по ошибке присланное мне сообщение.

   Хлопаю по замку, дверь медленно ползет в сторону.

   Хм, а плита-то ничего, может, не отказываться?..

   И тут мой взгляд падает на появившиеся в поле зрения ботинки — грубые, армейские, размера этак сорок пятого. У администратора Генри остроносые туфли от силы сорок второго… Дерьмо!

   Закрыть-закрыть-закрыть!

   Но на закрытие подлая дверь ползет еще медленнее, чем открывалась, и показавшийся в дверном проеме бритоголовый верзила с легкостью ее перехватывает и отжимает назад. Дверь с глухим стоном возвращается в паз, а незваный гость в черной куртке и широких карго-штанах цвета милитари переступает порог. И выражение его маленьких глубоко посаженных в череп глаз вполне прозрачно намекает на то, что он не установщик насосов.

   Хватаю со стола лампу и запускаю ею ему прямо в голову. Бинго!

   Грохот, звон осколков.

   Только с тем же успехом можно было бы остановить несущийся на меня поезд — верзила просто смахивает огромной ручищей побежавшую от брови струйку крови и снова буром прет на меня.

   Кидаюсь к кровати, хватаю и запускаю в него новый «снаряд». Не подведите меня, туфельки от Флер Лу-а!

   Сглупила. Надо было бить каблуком в глаз. А так он только откидывает туфлю.

   — Не рыпайся, — хрипло советует мне мой будущий… кто? Убийца? Похититель?

   Да какого черта?!

   В дверях появляется еще один мордоворот — почти что близнец первого, только еще и со свежим шрамом на пол-лица. Достает из кармана и разворачивает какой-то сверток. Плащ? Мешок? Да вы озверели!

   — Ладно, парни, вы чего? Я сдаюсь, — лепечу, пятясь с поднятыми руками, пока не упираюсь икрами в край кровати. — Куда вы двое на одну? Я больше не буду дурить, честное слово…

   А потом резко прыгаю на кровать, перекидывая ноги на другую ее сторону. В сумочке на подоконнике спрятан парализатор. Да, я прихватила с собой оружие, но думала носить его с собой, а не спать с ним в обнимку, чтоб вас всех!

   — Держи ее! — рычит шрамированный от порога. Видимо, он тут главный.

   Держи, ага. Это ты держи карман шире.

   Предохранитель снимается с громким щелчком, давлю на клавишу пуска и, не дожидаясь эффекта, ныряю под руку ближайшему великану. Он большой и неповоротливый в тесном помещении, а я мелкая и прыткая.

   Вырубленный выстрелом любитель черных мешков с грохотом падает на пол лицом вниз, а я, перепрыгнув через него, бросаюсь в коридор.

   — Стой, с…а! — несется вслед.

   Стою, как же.

   — Генри! — ору во все горло. — Охрана!

   Есть в этом чертовом отеле охрана, мать вашу?!

   Коридор длинный, я босиком, а длинные полы халата путаются между ног. Сзади грохочет топот тяжелых ботинок.

   Лестница.

   — Генри! — кричу еще громче, видя администратора на своем обычном месте — за стойкой. — Генри! Полицию! Охрану!

   А в следующее мгновение таки спотыкаюсь о чересчур длинный для меня халат и кубарем лечу вниз, ребрами и позвоночником считая ступени. Парализатор выскальзывает из рук и гремит где-то рядом.

   Дерьмо-о-о…

   Шлепаюсь на пол у основания лестницы, больно приложившись спиной и затылком. Потолочные лампы танцуют надо мной вальс, а потом их загораживают сразу два лица — верзилы с большими руками и администратора Генри.

   Часто моргаю, пытаясь справиться с болью.

   — Живая, — улыбается администратор все той же доброжелательной улыбкой, с которой рекламировал мне свой чудо-таз. А потом его светлая голова пропадает из моей зоны видимости, и я слышу только его голос: — Ну давай, убирай ее скорей, пока никто не увидел.

   Дерьмо.

   Это фиаско, Кайя, полное фиаско.

   Мир перед моими глазами вздрагивает и исчезает.

ГЛАВА 20

Сверху льется ледяная вода. Тону! От холода тело сводит судорогой, и мне удается глотнуть воздуха только через несколько мучительных мгновений. Волосы облепляют не только лицо, но и, кажется, всю меня, как хищные водоросли, и в первые секунды я даже не могу сообразить, что мне мешает дышать собственная шевелюра.

   Где-то неподалеку слышится хриплый смех, а потом на меня обрушивается новый поток холодной воды. Дерьмо-о-о…

   Сжимаюсь в позу эмбриона, обняв руками колени и максимально подтянув их к груди. Голые колени к голой груди, чтоб вас! И лежу я на голом кафельном полу, облепленная своими же волосами с головы до ног.

   Наконец поток воды прекращается, но я все еще не рискую менять позу и просто лежу, дрожа всем телом и громко стуча зубами.

   — Чего она такая синяя? — спрашивает кто-то, и его голос кажется мне смутно знакомым.

   — Так ты сам заморозил, — отвечает ему невидимый собеседник с более низким тембром.

   — Я про синяки.

   — А-а… Прыткая шибко. — Пауза. — И глупая. Сама же с лестницы и сковырнулась. Чудом шею себе не свернула. Везучая.

   — Это ты… везучий, — в голосе первого и откуда-то знакомого мне человека отчетливо слышно недовольство. — Сдохла бы, сам бы искал замену.

   Такое чувство, что я действительно его знаю, но только что-то не так: другая интонация, другой набор слов.

   — Проверили ее? Внутренних повреждений нет?

   — Целехонька. — Гнусный смешок. — Огонь-баба, Барон будет доволен.

   Какой, к черту, барон? Вы все тут с ума посходили?

   — Угу, вижу, — снова голос первого. Видимо, листает какой-то отчет. — Кости целы… зубы на месте… ушиб мягких тканей… противозачаточный имплантат в порядке… не девственница.

   Ребята, мне двадцать семь, какая еще девственница?

   — Ну все, поднимай спящую красавицу, — распоряжается все тот же голос.

   Шлепанье тяжелых подошв по воде, не успевшей сбежать в водосток, и меня рывком поднимают с пола, впившись пальцами-щипцами в плечо. Кошу взгляд, выглядывая между мокрыми прядями, завесившими лицо: знакомые клешни с переломанными суставами — именно они отжимали дверь в номере «Звезды».

   Видимо, от смены горизонтального положения на вертикальное, кровь прибывает к мозгу, и воспоминания полностью восстанавливаются. Ну Генри, ну продажная ты шкура. Чтоб тебе всю жизнь мыться в своих тазиках с автоподогревом!

   В зоне моей видимости появляются незнакомые ботинки — не такие громоздкие, как у держащего меня типа, даже какие-то щегольские, натертые до блеска.

   А в следующее мгновение мои мокрые волосы раздвигают, как шторы, в разные стороны. Эй, вообще-то это моя единственная одежда!

   — Привет, Кайя, — сгорбившись, чтобы заглянуть в лицо, здоровается действительно знакомый мне тип — тот самый настойчивый блондин с лайнера. — Хорошо, что волосы не пострадали. — Все еще не выпускает слипшиеся пряди из своих цепких и длинных, как у пианиста, пальцев. — Барон любит «русалок». Я, как тебя увидел, сразу понял, что ты то, что ему надо.

   Серьезно? Я думала, что меня взяли в оборот из-за «синего тумана», а это банальная поставка «девочек» какой-то криминальной шишке?!

   Ах ты сволочь!

   — Привет, Билли, — отвечаю сквозь зубы.

   Кривится.

   — Вообще-то, я Майкл. Не узнала?

   — Не запомнила, — огрызаюсь.

   Его и без того удлиненное лицо удивленно вытягивается. Смотрите-ка на него, считает себя незабываемым?

   Уязвленный блондин наконец отпускает мои волосы и отходит, властно взмахивая рукой.

   — Готовь ее, Барон приедет к открытию Ярмарки.

   Так, так, так… Думай, Кайя. Если дело не во мне лично, то целью этих типов являются всего лишь деньги. А значит, можно попробовать перебить ставку.

   Дергаюсь, пытаясь высвободить руку, но подчиняющийся Майклу мордоворот держит крепко. Л-ладно.

   — Майкл! — окликаю блондина.

   — Пойдем, болезная, — тянет меня в другую сторону обладатель крепкой хватки, вцепившийся в мою руку.

   Сам ты болезный!

   — Майкл! — Упираюсь босыми пятками в пол, но они скользят по мокрой плитке, а моего веса недостаточно, чтобы остановить этого носорога. — Да послушай же ты! — Выворачиваю шею, пытаясь поймать оставшегося за спиной блондина. — Я дам тебе больше, чем Барон!

   Держащий меня верзила насмешливо хмыкает, а вот Майкл заинтересованно изгибает бровь. Ясно теперь, почему он тут главный.

   — Погоди, — велит второму и подходит ближе.

   Отплевываюсь от упавших на лицо волос и вскидываю к нему глаза.

   — Мой отец — Виктор Коллинз, хозяин сети отелей «Империя» и мультимиллиардер. Свяжись с ним, он заплатит за меня выкуп.

   Да, вот такая я беспринципная: воюю с папой, отстаивая свою самостоятельность, и готова просить у него помощи, если припекло. Но, черт возьми, меня не просто припекло, мой зад буквально полыхает огнем!

   — Гы, — скалится Майкл, рассматривая меня сверху вниз, как какую-нибудь диковинную зверюшку. — Зама-а-анчиво, — тянет, делая вид, что раздумывает. — Но нет, я уже дал Барону слово, а он не прощает подстав.

   После чего похлопывает меня по щеке, как домашнего питомца (резко дергаю головой), и уходит.

   — Протестируй ее! — приказывает своему подручному, даже не обернувшись.

   Дверь хлопает.

   Приехали.

***

— Работай. — Оттащив в соседнюю комнату с широкой кроватью, верзила швыряет меня на коврик у своих ног и расстегивает ширинку.

   Спасибо за коврик, мои колени в восторге.

   — Ну же. — Сотрясает своим «достоинством» у моего лица. — Покажи, что умеешь.

   Бежать некуда, на мне ни лоскутка одежды, дверь заперта. А еще у меня ломит все тело, и я не уверена, что мне удастся хотя бы резко вскочить.

   Сажусь на пятки, чуть откатываясь назад, и смотрю на этого «тестировщика» снизу вверх. Отводить взгляд и показывать свой страх с такими типами — последнее дело.

   — Знаешь, как меня зовут коллеги? — Нагло смотрю прямо в маленькие злые глазки. Хмурится. — Пиранья, — отвечаю сама на свой же вопрос. — У меня острые зубы. Не боишься?

   Маленькие глаза становятся еще меньше — щурятся, оценивая угрозу.

   А что? Я как-то видела в каком-то порно-ужастике, как героиня откусила главгаду предмет домоганий. Только там использовалась компьютерная графика, а жевала актриса фигурную булку. Боюсь, настоящий откусывается не так легко. Хотя-а-а… Не попробуешь — не узнаешь, верно?

   Видимо, эти мысли вполне отчетливо читаются на моем лице, потому что громила утробно рычит и хватает меня за волосы. Успеваю только жалобно взвизгнуть. А он швыряет меня на постель и наваливается сверху. Зараза, весит он целую тонну!

   Брыкаюсь, как дикий мустанг, и с размаха всаживаю ногти в давно небритую щеку.

   — С-с…а! — рычит этот бугай, пытаясь одновременно удержать обе мои царапающиеся руки и раздвинуть коленом ноги.

   Изгибаюсь, норовя попасть ногой по его паху, но я не гимнастка, а он, опять же, весит целую тону.

   Окей, придурок…

   Мои руки уже зафиксированы над головой, а ноги раздвинуты.

   И я вцепляюсь зубами в располосованную ногтями щеку.

   Дикий вой, кровища, горячие брызги на моем лице, вкус крови во рту…

   И удар кулаком прямо в челюсть.

   В мою челюсть. Большим и твердым кулаком. Дерьмо-о-о…

   Уже отключаясь, слышу щелчок дверного замка.

   — Ну, чего ты там возишься? — Майкл. — О черт…

   Придавившая меня тяжесть исчезает, а мой несостоявшийся насильник глухо оправдывается. Или не глухо, просто у меня в ушах звенит.

   — Некогда. Барон уже выехал, — последнее, что успеваю уловить.

   И погружаюсь в спасительную темноту.

ГЛАВА 21

Итак, хорошие новости: моя челюсть оказалась крепче, чем я думала, и не рассыпалась на мелкие осколки.

   Плохие новости: меня собираются продать в качестве девочки для утех какому-то криминальному авторитету по имени Барон.

   Какой, к черту, Барон? Почему не Граф в таком случае или не Герцог?

   Сижу на синтетической подстилке с поднятой вверх рукой в наручнике, цепь от которого прикреплена к металлической трубе над головой. На мне ни лоскутка одежды, но в помещении душно, поэтому не холодно.

   Это обычный грузовой контейнер — такими тут выстроена целая улица, — нас в нем больше десяти человек. Все в том же положении, что и я, мужчины и женщины, разного возраста, телосложения и цвета кожи. Женщины — справа, мужчины — слева. Все голые, с прикованной рукой и на подстилке, жесткое плетение которой впивается в колени. Ох уж эта подстилка!

   С одной стороны от меня женщина, годящаяся мне в матери, если бы я была поздним ребенком. У нее некрасивая обвисшая грудь, лежащая пустыми мешочками на объемном животе. С другой стороны — девчонка лет двадцати от силы. Миленькая, светловолосая, длинноногая и полногрудая. Кажется, она без сознания, потому что совсем не шевелится. Вроде и сидит, даже глаза открыты, но взгляд бессмысленный и смотрит в никуда. Под кайфом?

   Вытягиваю шею, пытаясь рассмотреть побольше деталей, но вижу лишь цепи, наручники и голые тела. Я словно в каком-то историческом фильме — ну никак моя реальность не вмещает в себя рабовладельческий рынок.

   Большая ярмарка, чтоб вас. Немудрено, что о ней ничего не нашлось в сети.

   Как там сказал Генри? Торговая площадка с большим выбором товаров? Скотина.

   Но выбор и правда большой: хочешь — брюнетка, хочешь — блондинка, а если извращенец, бери бабульку, еще и скидку сделают.

   И это только один контейнер. А что в других? Вернее, сколько таких везунчиков, как я? Сотни?

   Ой, ребята, когда выберусь отсюда, камня на камне не оставлю от вашего подпольного бизнеса. И будет вам не до Большой ярмарки, не до Малой.

   — Э-эй, — толкаю в плечо блондиночку. — Ты меня слышишь?

   В ответ у нее изо рта срывается тонкая струйка слюны. Фу.

   — Она трижды пыталась покончить с собой, — хрипло доносится с другой стороны. — Вот и накачали.

   Оборачиваюсь: та пожилая женщина с некрасивой грудью.

   — Вы давно тут? — спрашиваю без приветствия.

   Пожимает тощими плечами, отчего по цепи, которой она прикована, идет волна, звенья стукаются друг о друга и звенят.

   — Две недели Ярмарку ждали.

   С опаской кошусь на бессознательную девчонку. Если ее мучали две недели, прежде чем превратить в живой товар, в попытках суицида нет ничего удивительного.

   Качаю головой в такт своим мыслям. Всех посажу — слово Пираньи!

   — Я Марла, — представляется женщина.

   — Кайя.

   — А ты не актриса, Кайя? — Подслеповато вглядывается в мое лицо (в контейнере царит полумрак). — Где-то я тебя видела.

   Ну-ну, с таким-то отеком меня бы родной отец не узнал. А эта — смотрите-ка…

   Инстинктивно дергаю головой, чтобы волосы упали на лицо и прикрыли опухшую щеку.

   — Нет, похожа, наверно.

   Думай, Кайя, думай, тебе надо отсюда выбираться…

   Поднимаю взгляд к своему наручнику: металлический, крепкий, запястье обвивает как вторая кожа — не вывернешься, даже если сломаешь себе кисть (я в одном кино видела). Как и на чем меня сюда привезли, не помню, очнулась я уже здесь, но пока кто-то не снимет с меня цепи, самой мне не выбраться.

   — Отсюда нельзя сбежать, — угадывает Марла мои мысли.

   — Отсюда, может, и нельзя, — огрызаюсь.

   Да, давайте все дружно сложим лапки и пойдем ко дну. Нет уж.

   Женщина вздыхает и чуть насмешливо улыбается.

   — Молодость. Dum spiro, spero.

   Щурюсь.

   — Латынь?

   — «Пока дышу, надеюсь».

   Точно, где-то натыкалась. Но это не мой девиз — на одной надежде далеко не уедешь.

   Барабаню пальцами по колену. Думай, Кайя, думай. Выхода нет только из гроба…

   Иногда в контейнер заходят люди. Хорошо одетые, вполне приличные на вид.

   Какая-то дамочка в сапогах на шпильках ощупывает молодого мужчину в углу. Тот сцепил зубы и молчит, терпит. А та даже высунула язык от удовольствия, что-то там орудует.

   Местный главнюк Майкл, топчущийся чуть в отдалении, ни во что не вмешивается, ждет решения о покупке.

   Парень в углу стонет.

   Не выдерживаю.

   — Лучше бы сапоги себе новые купила! Носить позапрошлую коллекцию — себя не уважать!

   — Что-о-о? — Женщина резко выпрямляется, ища взглядом обидчицу.

   — Ничего-ничего. — Между нами тут же материализуется Майкл, лебезит: — Мисс, все в порядке, это не вам.

   — Вообще-то, я миссис! — вздергивает та свой маленький острый носик.

   — Прошу прощения…

   — Нет, вам! — Высовываюсь из-за бедра работорговца, насколько позволяет длина моей цепи. Из-за наклона головы волосы чертят концами по полу. — И подайте в суд на вашего хирурга, ринопластика у вас отвратительная!

   Глаза дамочки выпучиваются, как у мертвой рыбы.

   — Ну знаете!.. — вспыхивает она и, впечатывая свои давно не модные каблуки в пол, уносится из контейнера прочь.

   — Кайя… — угрожающе раздается над головой.

   — Да, дорогой? — Невинно улыбаюсь и хлопаю ресницами. Любоваться красным от злости Майклом сейчас одно удовольствие.

   — Ничего! — рявкает тот и отходит. Видимо, это посыл, что глаза его меня б не видели, ага.

   — Рискуешь, — качает головой Марла, которая за время этой мизансцены не произнесла ни слова и даже будто окаменела.

   — Ни капли, — не соглашаюсь. — Меня обещали Барону.

   Глаза женщины округляются, и я тут же мысленно встаю в охотничью стойку.

   — Знаешь, кто это?

   Марла качает головой и отвечает придушенным шепотом:

   — Очень важный человек. Я слышала разговоры.

   Ну, я тоже важная. Разберемся.

   В данный момент я куда больше хочу прихода Барона, чем и дальше сидеть здесь. Новые обстоятельства — новые возможности сбежать.

   — Приехал! — заглядывает в контейнер шрамированный бугай. Тот самый, которого я вырубила парализатором в номере отеля. Когда? Вчера вечером?

   Зато теперь я точно знаю, откуда у него шрам. Его напарник теперь будет ему под стать, даже еще «красивее».

   Майкл подрывается с места и, пылая улыбкой от уха до уха, бежит встречать дорогого гостя.

   — Удачи, — шепчет мне Марла, на всякий случай отползая на своей циновке подальше, будто я могу ее чем-то заразить.

   — Спасибо, беру, — откликаюсь, глядя уже не на нее, а на человека, только что переступившего порог контейнера.

   Удача мне в ближайшее время не повредит.

***

Он входит в сопровождении двух охранников, и в контейнере сразу становится тесно. Немолодой, явно за пятьдесят, не толстый, но наверняка забросивший спорт лет сколько-то-цать назад. Смуглое лицо, тронутое трехдневной щетиной, несколько мясистый нос, короткие вьющиеся волосы, круглые солнцезащитные очки. Он в черной кожаной куртке и темных брюках, заправленных в высокие ботинки а-ля милитари. Этакий миллионер, отправившийся на сафари.

   Охрана топчется за его спиной.

   — Барон, для нас большая честь… — начинает было Майкл, но позорно затыкается, стоит визитеру сдвинуть очки на кончик носа и одарить его взглядом. Так смотрят на жужжащую перед лицом мошку, а не на делового партнера. — Вот она. — Быстро сориентировавшись, Майкл убирается с дороги и указывает на меня жестом фокусника. — Встать! — рявкает.

   Да не вопрос, как говорит Кенни.

   Поднимаюсь на ноги, цепь гремит.

   — И правда — русалка, — оценивает Барон, все еще глядя на мир над черными стеклами очков. — А почему?.. — Шагает вперед и убирает волосы от моего лица. Потом окидывает меня всю внимательным взглядом и упирается совсем недобрым в Майкла. У того дергается кадык.

   — Так бешеная, как тигрица! — взмахивает тот руками в порыве чувств, и я торопливо втягиваю голову в плечи и зажмуриваюсь.

   Я тихая и скромная, а меня били и обижали. Выкуси, Майкл.

   Барон, отступив на шаг и властно сложив руки на груди, хмурясь смотрит на эту пантомиму.

   — Запугал девчонку, идиот, — выносит вердикт.

   Испуганно кошусь в сторону Майкла: да, запугал, зверюга такая.

   Тот, кажется, даже теряет дар речи от такой наглости.

   — Да я…

   Да ты в пролете, придурок. А мне надо усыпить бдительность этого типа, чтобы дать деру.

   — Хватит, — обрывает его Барон. — У меня нет на это времени. Получишь на треть меньше обещанного.

   — А-а… — Майкл осмеливается раскрыть рот, но быстро сникает. — Да, конечно, это справедливо.

   Не хочет терять постоянного клиента или банально опасается за свою цыплячью шею.

   А Барон вновь подходит ко мне. Должна признать, парфюм у него отличный и руки чистые — не то что у некоторых обитателей Альберы, — даже с маникюром.

   — Ну все, не дрожи. — Касается ладонью моего лица, вынуждая поднять его к нему.

   Подчиняюсь. Я же нежная фиалка, меня не надо чересчур хорошо охранять и к чему-нибудь приковывать.

   — Будешь хорошо себя вести, тебя никто не обидит.

   Да действительно. Поимеют, как душе угодно, только и всего.

   Торопливо киваю, что поняла.

   — Пакуйте, — велит Барон, отходя.

   Вперед выступает один из его охранников. Среднего для мужчины роста, смуглый и темноволосый, с темно-карими глазами… и самой умопомрачительной задницей, которую я когда-либо видела!

   И пусть сейчас он расположен ко мне лицом, вид на его чудесный профиль пониже спины я буду помнить в веках.

   Ошалело моргаю. Может, после хука в челюсть у меня начались галлюцинации? Стрижка короче, от синяков, оставленных альфакритскими копами, ни следа, а на лице равнодушно-серьезное выражение, вместо насмешливо-издевательского, которое я запомнила. Но это он, совершенно точно он — камикадзе Джек, чтоб его, Рассел собственной персоной.

    И держу пари, он тоже меня узнал. Пристальный взгляд темных глаз впивается в меня, словно клещами, а их обладатель едва заметно качает головой, не разрывая при этом зрительного контакта. Доля секунды, почти неуловимое глазом движение — если жадно не следить за каждым его жестом. Но я-то слежу!

   Так, значит? Значит, мы не знакомы? Как скажешь, приятель.

   Первой отвожу взгляд и опускаю голову, пряча за волосами кривую усмешку. Ну что, Джек, забавно мы поменялись местами: теперь с подбитой физиономией и в оковах я, а ты с другой стороны баррикад.

   А он достает из кармана пистолет-инъектор и подносит к моей шее.

   — Не дергайся, — приказывает сухо.

   «Да не вопрос», — с внутренним истеричным смехом думаю я и почти мгновенно проваливаюсь в темноту.

   Последнее ощущение — теплые руки на моей обнаженной коже и короткий приказ Майклу:

   — Наручники снимай.

ГЛАВА 22

Прихожу в себя как-то резко и сразу: вот я была в отключке, и вот уже смотрю в потолок в совершенно ясном рассудке.

   А там люстра, большая и вычурная, с висячими элементами, которые били бы проходящих мимо по голове, будь потолок пониже. Но он высокий, трехметровый, как минимум.

   Приподнимаюсь на локтях и осматриваюсь. Входная дверь прямо по курсу, а датчик замка светится красным — заперто.

   Комната небольшая и с минимумом мебели. Огромная кровать, занимающая чуть ли не половину пространства, шкаф-купе у стены и туалетный столик с зеркалом и множеством ящичков. Пушистый ковер на полу, плотные шторы и прикроватный пуфик насыщенно-бордового цвета. Стены розовые. Мебель — с красноватым отливом. А я сама возлежу на кровати, застеленной темно-бордовым стеганным покрывалом из шелковой ткани.

   Что это еще за будуар куртизанки? Барон, Барон, а показался вполне приличным человеком…

   Но эта мысль тут же отходит на второй план — куда больше меня волнуют мои синие ноги. То есть не естественно синие, какими я видела их в последний раз, — от синяков. А блестящие жирным блеском с синеватым отливом.

   Трогаю пальцем и подношу его к носу. Фу. Запах — сочетание хвои и антисептика.

   Вытягиваю руки — такие же, тоже голубые и покрытые чем-то жирным. Касаюсь щеки кончиками пальцев — та же история.

   Похоже, меня лечили. Какая забота.

   Сбрасываю ноги с кровати и поднимаюсь. Босые ноги тонут в высоком ворсе ковра. Во всем теле поразительная легкость, что с учетом моих предыдущих приключений действительно удивительно.

   Что это за чудесная хвойная мазь? Хочу себе такую!

   И противогаз.

   Кажется, мои обонятельные рецепторы включились не сразу после пробуждения. Теперь в носу свербит от запаха хвои, а глаза начинают слезиться. Такое чувство, что я заблудилась в лесу, а потом закусила парочкой елок.

   Окно!

   Отвлекшись от окутывающей меня вони, бросаюсь к окну и рывком раздвигаю шторы; гремят, сталкиваясь, крючки на карнизе.

   За стеклами — темень, лишь вдалеке виднеются огоньки то ли чужих окон, то ли фонарей. Этаж не понять, но явно не первый. Яркий свет люстры внутри не дает толком разглядеть, что творится снаружи, и лучше всего я вижу собственное отражение в стекле. Хотя вру, кое-что еще я вижу очень даже отчетливо — решетки. Вот дерьмо.

   Распахиваю раму и для верности пробую прутья на крепость. Как я и думала: с такими не убежишь, даже голова не пролезет. Можно, разве что, воспользоваться голубиной почтой.

   Грохаю фрамугой, оставляя на ней синие разводы от мази. Стекла дребезжат.

   Спокойно, Кайя, выход есть всегда.

   Отворачиваюсь от окна и опираюсь бедрами о подоконник. Барабаню по нему пальцами.

   В стене есть еще одна узкая дверь, помимо широкой входной. Явно ванная. А в ванной должна быть вентиляция и, если повезет, вентиляционная шахта, в которую может пролезть кто-то не слишком крупный, например, я.

   Загоревшись этой идеей, уже делаю шаг в сторону выбранной двери, когда прямо передо мной в воздухе собирается голографический экран.

   — Доброе утро, русалка, — приветствует меня Барон собственной персоной.

   Вот дерьмо, тут наверняка понатыкано камер.

   — Доброй ночи, — выдавливаю из себя улыбку. Он все равно уже видел мои манипуляции с окном и решеткой, нет смысла делать вид, что я потерялась во времени.

   Мужчина усмехается.

   — Вообще-то, еще вечер, — поправляет меня. Снимает солнцезащитные очки с переносицы (зря, в них он симпатичнее и моложе), откладывает куда-то в сторону. — Значит, так, Кайя… Тебя ведь так зовут?

   Молча киваю.

   — Теперь тебя зовут Русалка.

   Серьезно? Прикусываю изнутри щеку, чтобы не рассмеяться.

   — И ты принадлежишь мне.

   Ну, это мы еще посмотрим, кто и кому принадлежит.

   — А сейчас я хочу, чтобы ты искупалась и привела себя в порядок. — Мясистый нос морщится. О да, пахну я как освежитель воздуха в туалете дешевого кафе. — Платье в шкафу. Ужин через час.

   — А-а?.. — начинаю, но меня обрывают властным жестом поднятой руки.

   — Постучишь в дверь, тебя проводят.

   Тянется куда-то за пределы видимости камеры, и экран, мигнув в воздухе, исчезает.

   Выдыхаю. Спокойно, Кайя, спокойно… Где наша не пропадала.

   Привести себя в порядок? Да не вопрос. Избавиться от запаха елок — с превеликим удовольствием!

   Тем более, что в ванной таки нет вентиляционной шахты…

***

Каблуки отбивают частую дробь по блестящему паркету.

   На мне красное платье на тонких бретелях, длиной в пол и с огромной шлицей, почти полностью оголяющей правую ногу, и туфли на умопомрачительной шпильке. Вымытые и тщательно расчесанные волосы струятся по обнаженным плечам и спине. Этакая пошлая русалка, ага.

   И, хотя платье точно впору, а высота каблука — моя любимая, из-за неудобной колодки и непривычной юбки мне приходится семенить, как гейше в гэтах.

   Зато ничего не болит, а большая часть синяков исчезла, будто ее и не было. Даже отек на лице почти полностью сошел. Не мазь от ушибов — а настоящая магия.

   Сопровождают меня двое незнакомых охранников. Может, Джек Рассел мне только привиделся?

   Как же. А яблоки растут прямо в космосе!

   Нет уж, в том, что видела своими глазами, я уверена. А вот как этот тип сбежал с Альфа Крита, вызывает множество вопросов. Так ли неподкупны альфакритяне, как они всех убедили? И так ли неприступна альфакритская тюрьма, как принято считать?

   Черт, хочу знать, как ему удалось выбраться!

   Но, как ни кручу головой, проходя мимо ответвлений коридоров, никаких Джеков Расселов не вижу. Зато другой охраны много, все в черной форме без знаков отличия и с кобурами на поясе. Держу пари, что это не разрешенные на станции парализаторы.

   Мы на месте.

   Передо мной распахивают двустворчатые двери с красно-золотым орнаментом, изображающим брачные танцы павлинов, и пропускают внутрь. Охрана остается в коридоре.

   — Разуйся и проходи, — велит уже знакомый голос с хрипотцой.

   Осматриваюсь.

   Это столовая. Даже не так — это скорее обеденный зал. «Столовая» — слишком мелко для такого масштаба: огромное пространство, помпезные люстры, длинный стол, способный уместить за собой человек тридцать, красная скатерть, декоративные позолоченные подсвечники, красный бархат стульев с золотистыми ножками.

   Честно говоря, разочарована. Я думала, мне достался барон, который наследник графа, а оказалось, что барон — цыганский.

   — Разуться? — переспрашиваю, наконец рассмотрев за столом хозяина сего пестрого великолепия.

   — Разумеется. — Мужчина улыбается. — Я же не хочу получить шпилькой в глаз.

   Значит, таки поверил предупреждениям Майкла. Зараза.

   С другой стороны, размах дома, количество охраны и репутация, с которой он явился на рабский рынок, явно говорят, что этот человек кто угодно, но только не идиот. А стыковка «каблук — чей-то глаз» — первое, о чем я подумала, как только увидела эти туфли.

   Улыбаюсь, делая вид, что ни капли не разочарована его просьбой. Сбрасываю обувь и иду к столу босиком.

   — Ты такая маленькая, — комментирует Барон, любуясь.

   Маленькие собачки обычно злее крупных псов, как говаривала моя бабушка. Так что не обольщайся.

   Скалюсь, делая вид, что благодарна за комплимент.

   Барон встает навстречу. Сейчас на нем только белая рубашка и черные брюки. Классический пиджак висит на спинке оставленного им стула. Удивительно: неплохой стиль в одежде и такая безвкусица в интерьере.

   Хотя беру свои слова обратно: при ближайшем рассмотрении рубашка оказывается не застегнута до середины груди, открывая вид на черные кудри.

   Мужчина отодвигает передо мной стул. Приходится садиться.

   Так, тарелка, салфетка, ложка… Эй, ни ножа, ни вилки!

   А Барон уже возвращается на свое место и громко хлопает в ладоши.

   Бордовая штора в противоположном от стола конце помещения ползет вверх…

ГЛАВА 23

Занавес поднимается, открывая полукруглый подиум с тремя шестами. К ним выходят три гологрудые девицы в набедренных повязках. Включается медленная музыка. Начинается танец.

   Прищуриваюсь, разглядывая танцовщиц: все невысокие и длинноволосые. Только я еще ниже и волосатее каждой из них. Предел тайных желаний Барона, ага. Майкл — сволочь.

   — Не нравится? — участливо спрашивает хозяин дома, что-то прочтя в моем лице.

   Мне не нравится, когда людей продают, как мясо, а так все отлично.

   Кстати о мясе — пахнет чудесно!

   — Очень нравится, — заверяю и отворачиваюсь. На стол смотреть и правда приятнее.

   — Вина?

   — Нет, спасибо.

   — Вина, — с нажимом и утвердительно.

   Хм, ладно.

   Улыбаюсь.

   — Конечно. — Послушно подставляю бокал.

   Девицы танцуют, музыка сменяется — продолжают.

   — Если они тебя отвлекают, можем их прогнать, — предлагает Барон, снова ловя мой взгляд.

   Куда больше меня отвлекает ждущая под дверью охрана, поэтому качаю головой и принимаюсь за еду. Мясо и правда великолепно, только есть его ложкой — то еще издевательство. Сам Барон орудует ножом и вилкой, то и дело поглядывая на меня, мол, что буду делать.

   Просить дополнительные приборы? Я вас умоляю, это слишком очевидно.

   Откладываю ложку и беру самый красивый кусочек прямо пальцами. Я не ела целые сутки, мне наплевать. М-м… Божественно!

   Барон с явным наслаждением наблюдает за тем, как я ем. Да пожалуйста.

   — Русалка, а чем ты занималась раньше?

   — М-м? — Промокаю губы салфеткой. — Торговала косметикой, — выдаю первое, что приходит в голову. — Ну знаешь, такие: «А вы пробовали? Да? Тогда купите сестре или тетушке».

   — Да-а? — Похоже, Барон разочарован. — Я думал, ты актриса. Очень знакомое лицо.

   Приятно, когда тебя узнают, ага.

   — Что ты, — отмахиваюсь. — Я совершенно не умею врать.

   И рабыня из меня выйдет так себе, можешь даже не сомневаться.

   Барон же откидывается на спинку своего стула, подперев одной рукой локоть второй, а свободной кистью — подбородок. Смотрит оценивающе, плотоядно прищуривается.

   — Наелась?

   Чем дольше я ем, тем дольше меня не тронут, не так ли?

   Поэтому интенсивно машу головой.

   — Голодная как стадо слонов.

   Неверный ответ.

   — Люблю, когда в женщину много помещается, — протягивает Барон с многообещающей улыбкой.

   И я захлебываюсь только что набранным в рот вином.

   — Воды? — любезно предлагает собеседник.

   На глазах выступают слезы. Все еще кашляя, мотаю головой и сама хватаю стакан. Пью мелкими глотками, чтобы восстановить дыхание. Зараза, нельзя говорить такое под руку!

   — Русалка, а как ты любишь в сексе? — настигает меня новый «невинный» вопрос.

   Возвращаю стакан на стол.

   — Люблю приковывать партнера к спинке кровати, — заявляю с самым невинным видом.

   Взгляд Барона предупреждающе холодеет. Ясно, наручники мне никто не даст — не прокатило.

   Что-то в горле пересохло. Тянусь к бокалу с вином.

   — А как должна? — спрашиваю прямо.

   Глаза Барона сужаются.

   — Жестко…

   Ну кто бы сомневался.

   — С кровью и криками.

   Дерьмо! Я попала!

   Видимо, от последнего заявления я таки сбледнула с лица, потому что Барон подается вперед и накрывает мою ладонь своею, заглядывая в глаза.

   — Боишься меня?

   Да, черт возьми!

   Спокойно, Кайя, покерфейс — наше все.

   Широко улыбаюсь.

   — А надо?

   — Иди ко мне, — получаю вместо ответа. Выпускает мою руку и снова откидывается на спинку стула, постукивает по своему колену, будто подзывает собачку.

   Л-ладно.

   Поднимаюсь, пытаясь сделать это максимально неспешно и грациозно. Подхватываю полупустой бокал и собираюсь забрать его с собой.

   — Не-а, — хитро улыбается Барон. — Вино оставь.

   Улыбаюсь в ответ (уже лицо сводит) и возвращаю бокал обратно на красную скатерть. И вовсе я не планировала садануть им об стол, чтобы потом всадить острую ножку в кое-чье горло. Так, пофантазировала немного.

   Огибаю стол.

   Девчонки продолжают танец, глядя прямо перед собой, будто кроме них, тут никого нет. Сколько таких, как я, они видели в этой комнате? И сколько раз были на моем месте? Вон какие послушные. Может, под дозой?

   Но, блин, целые! Значит, есть шанс, что кровь и крики не связаны с расчлененкой?

   Марла, Марла, надеюсь, удача, которую ты мне пожелала, еще при мне.

   — Они нам не помешают, — заверяет Барон, в очередной раз перехватив мой взгляд, направленный на сцену. Отодвигается от стола. — Садись. — Снова хлопает по коленям. — Садись и танцуй, как они.

   «Как они» у меня не получится. У меня за спиной пара лет балетной школы, а не танцев на пилоне.

   Но меня не спрашивают, ага. Хватают за талию и садят на колени к себе лицом. Мои широко раздвинутые ноги оказываются по бокам мужского торса, а шлица в прямом смысле скрипит по швам.

   — Танцуй, — короткий приказ.

   Да как скажешь…

   Думай, Кайя, думай!

   Танцую. Чуть прогнуться в спине, приподнять руками волосы…

   Кусаться и царапаться я уже пробовала с подельниками Майкла. Итог — чуть не сломанная челюсть. Повторять — глупо. Тут надо «валить на глушняк», как однажды выразился Пол. Ну а что? Отчаянные времена — отчаянные меры.

   Танцую и, видимо, хорошо, потому как через пару минут этих трепыханий Барон с утробным рыком рвет платье на моей груди.

   — Так красивее, — комментирует, с видимым наслаждением пропуская между пальцев длинные темные пряди, как по заказу, именно в этот момент соскользнувшие с плеча на бесстыдно оголенную кожу.

   Да что ж у него за фетиш по волосам?!

   Горячие ладони оказываются на моей спине, давят, прижимают крепче. Одна так и остается там, а вторая скользит вдоль моего позвоночника вверх; жесткие пальцы зарываются в волосы на затылке. Ширинка у него просто каменная.

   — Можно я сбегаю в туалет? — вскидываюсь, когда рука Барона проходится по моей шее.

   — Можно — кричать, — хрипло шепчет он мне на ухо, обдирая щетиной щеку, и, прежде чем я в полной мере осознаю, что за этим последует, с силой сдавливает пальцы на моем горле, а второй рукой грубо ныряет под юбку. Скотина, ты слышал о прелюдии?!

   — Кричи-и-и…

   Идиот, нельзя кричать с пережатым горлом!

   Чуть расслабляет пальцы, позволяя глотнуть воздуха, и опять душит. У меня темнеет в глазах. Бессильно луплю его по руке, пытаюсь разжать хватку, но эффекта не больше, чем если бы я попробовала разогнуть железный прут голыми руками.

   Мне нужен упор… Какой-нибудь упор…

   Бью ногами по воздуху, наконец упираюсь пальцами правой в край спинки стула своего мучителя и со всей силы отталкиваюсь. Он этого не ожидает: хватка слабеет, а я с размаха бьюсь лопатками о край столешницы. Кажется, будто весь воздух выскальзывает из легких. Звенит посуда, бокал падает на пол и разбивается вдребезги.

   А в следующее мгновение Барон вскакивает с удивительной для его неспортивного тела прытью и подхватывает меня под бедра, заваливая на стол и теперь уже сам отшвыривая от нас посуду. Грохот оглушительный.

   Перед глазами мелькает одна из люстр, безучастные лица все еще танцующих девушек, а потом их сменяет заслоняющая все раскрасневшаяся рожа Барона с совершенно дикими глазами. Угодила, хотел же с кровью…

   Так получи!

   Моя ищущая рука наконец натыкается на осколок разбитой тарелки. Видит бог, обходя стол, я присмотрела нож для сервировки, но и такое сойдет.

   Всаживаю половину плоской тарелки прямо в маячащий перед глазами кадык. Острым краем, со всей силы и злости, на которую способна. Хрип, горячие брызги на лице, вопль кого-то из танцовщиц.

   Еле как успеваю перехватить падающее на меня громоздкое тело второй рукой и самой не напороться на противоположный край тарелки.

   Мать вашу, я только что убила человека!

ГЛАВА 24

Что-то пищит…

   Поднапрягшись, сталкиваю с себя обмякшее тяжелое тело. Перекатываясь, оно со скрежетом давит оставшуюся на столе посуду. А я, обхватив ладонью передавленное горло, просто судорожно дышу, глядя на блестящую люстру над своей головой.

   Воздух, пропитанный парами разлитого вина, ароматом великолепно приготовленного мяса и запахом свежей крови в этот момент кажется мне самым свежим и чудесным на свете.

   А потом я возвращаюсь в реальность и резко сажусь. Осколки скрипят под ладонями, но я еще на адреналине, ничего не чувствую. Взгляд на дверь — заперта. На сцену — одна танцовщица стоит, обняв свой шест, как дендролог молодое деревце, вторая упала на колени и жалобно скулит на одной ноте, спрятав лицо в ладонях, а третья опустилась рядом с ней на корточки и успокаивающе гладит по волосам, при этом испепеляя меня взглядом.

   Так вот что так противно пищало.

   Голова сейчас треснет.

   — Заткнись, а? — прошу истеричку и спрыгиваю на пол. — Да блин! — Осколок разбитого бокала тут же впивается в ступню. — З-зараз-з-за! — Выдергиваю стекло и отбрасываю в сторону.

   Кровь из разрезанной глотки Барона уже пропитала скатерть и лужей собирается на полу, поэтому не поймешь, где моя, где чужая.

   Отступаю от стола, оставляя кровавые следы на паркете.

   — Тихо-тихо, она нас не тронет…

   Чего? Резко вскидываю голову. Вы в себе вообще?

   Но картина на сцене не меняется: одна стоит и смотрит в пространство, вторая воет, третья смотрит так, будто хочет придушить. Меня, ага.

   Морщусь.

   — Да заткнись ты уже.

   Ноль реакции.

   Ладно, пусть воет, саундтрек в духе Барона никого за дверью не смутит. Пока. Но валить отсюда надо как можно скорее.

   — Здесь есть другой выход? — спрашиваю.

   Злобная снова испепеляет меня взглядом и, будто нехотя, кивает на занавес. Точно, они же откуда-то вошли.

   Валим-валим-валим…

   Бросив взгляд на все еще закрытые главные двери, опускаюсь на корточки, широко расставив ноги, чтобы не сесть в лужу, и проверяю содержимое карманов пиджака на спинке стула. В одном ключ-карты и салфетка, зато во втором — парализатор. Бинго!

   Выпрямляюсь. Агрессия блондинки мне не нравится, но не оставлять же их здесь?

   — Вы со мной? — спрашиваю, отступая от стола и на ходу проверяя заряд у своей главной находки — на треть, но сойдет.

   — Мы никуда с тобой не пойдем! — вскидывается злобная. — Ты нас погубишь!

   Есть такая вероятность, ага.

   — Мы-ы-ы… жи-ы-ыть… хо-о-оти-и-им, — неожиданно включается в беседу другая, та, что рыдает все это время.

   Третья так и не шевелится, будто в коме. Да что ж с вами делать-то?

   — Ты сдохнешь! — вдруг с особенной злостью заявляет блондинка. — Наследник не простит!

   Да мать вашу, тут еще и баронет имеется?!

   — Сдохнешь! Охра!..

   Дура!

   Парализатор все еще у меня в руке, расстояние между нами — от силы метр, поэтому стреляю ей прямо в лоб, даже не целясь.

   — Ы-ы!.. — громче заходится вторая, и приходится уложить и ее тоже.

   А третья вдруг отрывается от своей «пальмы» и с невидящим взглядом шагает на меня.

   Да чтоб вас всех!

   Получив свою дозу из парализатора, последняя мешком падает поперек уже лежащих на сцене танцовщиц. Дурдом.

   Дерьмо! Я же вас спасти хотела!

   К черту. С по-прежнему зажатым в руке парализатором делаю шаг к занавесу, но тут понимаю, что из одежды на мне только платье, превратившееся в пояс. Возвращаюсь и набрасываю на плечи пиджак мертвеца. Лужа на полу становится все больше.

   Валим-валим-валим…

   Таймер в моей в голове визжит о том, что счет идет на минуты.

   Бегу к занавесу, рывком отбрасываю тяжелую ткань. Бинго! Не соврали: за шторой прячется узкая потайная дверь. Дергаю на себя ручку.

   Дерьмо! Это кладовка!

   И в этот момент щелкает замок на главных дверях, а сами двери распахиваются.

   Полный абзац.

***

Двери распахиваются.

   Инстинктивно вскидываю руку с оружием. Щелчок, щелчок, щелчок…

   Только вошедший не падает… Потому что я спустила на танцовщиц весь заряд своего парализатора!

   — Живописно, — знакомым голосом комментирует гость, рассмотрев представшее перед ним кровавое пиршество, и я пораженно вскидываю глаза к его лицу.

   Джек, чтоб тебя, Рассел! Один одинешенек, а за дверным проемом, оставшимся за его спиной, отчетливо видны ноги кого-то, прилегшего отдохнуть посреди коридора.

   У меня вырывается нервный смешок. Я все еще стою у занавеса, полуголая, в наброшенном на плечи чужом пиджаке, с бесполезным парализатором в руке и перемазанная кровью с головы до ног, будто побывала на скотобойне. О да, приятель, живописнее некуда.

   Отбрасываю нерабочее оружие в сторону и гордо вскидываю подбородок.

   — Если ты пришел меня спасать, то немного опоздал, — заявляю с вызовом.

   Мужчина кривится.

   — Ты тоже как-то заставила меня просидеть целый день в полицейском участке, — огрызается, уже направляясь к столу; касается шеи Барона двумя пальцами.

   — Мертвее всех мертве… — начинаю и обрываюсь, отмахиваюсь. — Ну, в общем, ты понял.

   Чувствую, что ноги больше не держат. Приваливаюсь плечом к стене.

   Джек что-то делает у стола, кажется, копается у Барона в карманах брюк. Плевать, каждый развлекается как умеет.

   И все-таки интересно, он имел в виду, что из-за меня не мог раньше времени сбежать от копов, или припомнил туфли, грохотом которых я напугала Уоллеса Доджа, когда тот решил выстрелить?

   Удивительно, с моей плохой памятью на имена я все еще помню Уоллеса Доджа…

   Да-а, знатное тогда вышло фиаско…

   — Эй, не спи!

   Вздрагиваю и распахиваю глаза. С ума сойти, отрубилась!

   А Джек уже успел обойти стол.

   — На, перевяжи ногу. — Швыряет в меня сервировочной салфеткой.

   Вскидываю руки, чтобы поймать, но по закону подлости красный тканевый квадрат, естественно, приземляется прямо в лужу, натекшую из пореза моей на ступне. Поднимаю и отряхиваю.

   — Быстрее, надо уходить! — торопит Джек, уже выглядывая в коридор. Вижу только его шикарный профиль.

   С тобой, красавчик, хоть на край света.

   Ладно, сейчас с кем угодно, кто не станет пытаться меня убить или изнасиловать.

ГЛАВА 25

Пока я обматываю порезанную ступню салфеткой, Джек за руки затаскивает два бесчувственных тела внутрь обеденного зала. Кажется, это те же охранники, которые привели меня на ужин. Самый запоминающийся ужин в моей жизни, чтоб их.

   — А камеры? — спрашиваю, на мгновение отвлекшись от своего занятия.

   Внутри их явно нет (чтобы не мешать шефу развлекаться, ага), а вот в коридоре — наверняка.

   — Не твоя забота.

   Хамло махровое. За месяц, что мы не виделись, ничего не изменилось.

   — Я готова! — провозглашаю.

   — Угу, уходим, — откликается мужчина и вынимает из-под куртки парализатор — точную копию того, что я только что выбросила.

   Серьезно? Он пришел меня спасать с одним безобидным парализатором? А я-то его еще в эротических снах видела…

   Джек одаривает меня тяжелым взглядом. Развожу руками, мол, что?

   — Не тормози, — приказывает коротко и первым выходит в коридор.

   Хорошо, что он не умеет читать мысли.

***

Чуть прихрамывая, бегу следом за своим проводником. Про мотивацию этого типа я успею подумать позже, а вот выбраться отсюда не помешает как можно скорее. Как только тело Барона обнаружат, будет весело.

   Коридоры подозрительно пусты.

   — Ты весь дом, что ли, уложил? — поражаюсь вслух.

   Если это хитроумная ловушка, то я вляпалась по самую маковку.

   — Почти, — прилетает через плечо в ответ.

   Грубиян, но вид сзади по-прежнему отличный.

   — Да не тормози ты!

   — Да не торможу я! — Однако ускоряюсь еще.

   Дайте мне оказаться в безопасном месте, я ему все выскажу.

   — Сюда. — Джек останавливается у одной из совершенно одинаковых, на мой взгляд, дверей и касается замка вытащенной из кармана ключ-картой.

   Дверь отъезжает в сторону. Внутри темно.

   А ладно, ловушка так ловушка. Вхожу.

   Зажигается свет. И нет, в таинственной комнате меня не ждет ни оживший каким-нибудь чудом Барон, ни обещанный танцовщицами Баронет. Обычная пустая комната, скоромная и даже не бордовая. Узкая койка, узкий шкаф, окно.

   Джек запирает дверь и быстро проходит к шкафу в углу, распахивает дверцы.

   — Надевай. — Швыряет мне какие-то шмотки.

   Часть ловлю, часть оказывается на моей голове. Сдергиваю — бордовая водолазка, точь-в-точь того же тона, что занавес и шторы в спальне куртизанки. Плюс спортивные штаны и куртка. Отлично!

   — И это.

   К моим ногам плюхаются белые кеды. Похоже, мы разоряем жилище местной горничной.

   Так и подмывает спросить, досталась ли ей тоже доза заряда парализатора, но прикусываю язык. Спасителя — не злить, все вопросы — потом. Сама я не выберусь.

   Сбрасываю пиджак под ноги и кое-как стаскиваю с себя остатки красного платья. Штаны широкие и длинные; подворачиваю. Кеды велики даже на обмотанную полотенцем ногу; затягиваю шнурки посильнее.

   Джек (хотя держу пари, что он такой же Джек, как я какая-нибудь Сесилия) в это время уже отбросил штору и открыл окно.

   Застегиваю куртку по самое горло, пряча за воротом волосы, и спешу за ним.

   Хорошая новость: на этом окне нет решеток.

   Плохая: это, мать вашу, третий этаж!

   Не успеваю поинтересоваться, входит ли в наш план побега мастерить веревку из простыней, как из коридора доносится шум: слышен топот бегущих ног и голоса.

   — Баронет? — спрашиваю.

   — С группой поддержки. — Джек одаривает меня таким убийственным взглядом, будто то, что мы не успели, только моя вина.

   Неправда, я бежала за ним со скоростью призовой лошади на скачках!

   — Шевелись!

   Ладно, к черту простыни, я готова рискнуть.

   Забираюсь на подоконник.

   Как же все-таки высоко. Хотя-а-а… если сгруппироваться…

   — Справа выступ. Ногу туда — и дотянешься до пожарной лестницы.

   Хм, и вовсе я не собиралась прыгать, скажешь тоже.

   — Окей, — откликаюсь и, придерживаясь за край окна, вылезаю наружу.

   И правда выступ. Слишком далеко.

   — Не тупи!

   Да знаю я. Я высоты боюсь, и у меня ноги короткие!

   Тяну-у-усь…

   Господи, я больше никогда не буду есть конфеты. Что тебе еще пообещать, чтобы ты мне помог? Кажется, удача, которую пожелала мне на прощание Марла, уже закончилась после встречи с Бароном.

   Ну давай же… Бинго!

   Переношу вес, судорожно хватаюсь за металлическую перекладину, подтягиваюсь.

   Джек повторяет мой путь втрое быстрее и практически сразу оказывается рядом. Оружия не видно, наверно, убрал в карман или за пояс.

   Несемся по лестнице вниз, металл грохочет под подошвами.

   Ступени быстро заканчиваются. До земли еще метра два.

   — Вон они! — кричат сверху.

   Быстро сориентировались, гады.

   — Чего стоишь?! Стреляй!

   Не успеваю среагировать — меня резко толкают к стене. Врезаюсь в твердую панель лопатками, а то место, где я только что стояла, прорезает лазерный луч. Дерьмо: у них лазерное оружие, а у нас один парализатор на двоих.

   А нет… Джек вынимает из-под куртки совсем другой «ствол», крупнее и опаснее даже на вид, и прицельно стреляет. Край окна плавится, преследователи прячутся внутри.

   Так их. Знай наших!

   Отлипаю от стены и первой прыгаю вниз. Щиколотку обжигает огнем.

   Тишину двора разрезает вой сирены, повсюду загораются прожекторы.

   — Не тормози же! — хватают