Оглавление
АННОТАЦИЯ
Вернувшись в родной город после семи лет отсутствия, я не ожидала, что моя трагическая история первой любви получит неожиданное продолжение…
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ДОРОЖНАЯ.
- Я не поеду, и не уговаривай меня, Костас. Я много лет пыталась вычеркнуть из памяти этот город и его обитателей...
- И Мастера Силвергейна тоже? – Костас де Бруво, мой самый лучший друг и непосредственный начальник оторвался от изучения бумаг и поднял на меня взгляд.
- Я не его имею ввиду, ты же прекрасно всё понимаешь, - я оглянулась, и, найдя у стены невысокий табурет, присела на него. Костас был авторитарным руководителем и предпочитал, чтобы его подчинённые стояли перед ним по стойке смирно, а не сидели, вальяжно развалившись на стуле. Только я могла позволить себе притащить с собой небольшой табурет и разговаривать с ним сидя. Только мне он позволял такую вольность.
- А как же Симон Топиар и его супруга Тува? Они тоже являются обитателями Эндригона. Ты их тоже хочешь вычеркнуть из своей памяти? А если эпидемия уже коснулась их? Их детей или внуков? Сколько у Симона и Тувы внуков, Виола, не припоминаешь?
- Забудешь такое… Пя –а-теро, - протянула я с досадой. Костас незаметно понижал градус моего возмущения, и я сдавала позиции.
- Вот о чём идёт речь, Виола. Там остались близкие тебе люди, и ты должна не возмущаться, а переживать и волноваться, стремиться помочь им, - Костас вышел из-за своего стола и подошёл ко мне, - а ты ведёшь себя совсем как ребёнок. Ну, случилась там ТА история. Так давно уже пора забыть её, плюнуть и растереть, Ви! – Он обхватил моё лицо руками и поцеловал в нос. Я засмущалась и опустила глаза. – А ещё, это прекрасная возможность посмотреть в лицо своим страхам…
Мой друг ещё в пору нашей совместной учёбы в Школе Травников Вестрона давал мне понять, что я ему симпатична, но только последние два года он стал усиленно ухаживать за мной. Я же принимала ухаживания, но ближе дружеских наши отношения не воспринимала. ТА история наложила на меня свой тяжёлый отпечаток. И никаких отношений с мужчинами я не заводила, хотя по негласным законам нашего королевства я уже давно считалась перестарком. Но мне было всё равно на шепотки среди соседей и коллег.
Замуж меня всё равно никто не возьмёт. А быть чьей-то любовницей – увольте. Это не для меня.
- Ну, что, Виола, мне выписывать тебе подорожную и командировочные?
- Да, - устало выдохнула я. – Выписывай…
И поторопилась к себе, в лекарскую. Это была общая комната для нас, тех, кто имел диплом об окончании учебного учреждения по одной из специальностей: травник или травница, докторус магических лечебных наук узкой специализации, знахарь или знахарка. Все мы были лекарями, только лечили по-разному. Травники лечили сборами трав, отварами и зельями. Докторус был птицей редкой, иногда один работал на две или три лекарни. Он предпочитал магию, эфир и стихии. Знахари и знахарки же были чем-то средним между травниками, магами и костоправами. Наша небольшая магическая сила не давала нам стать докторусом, и она же не позволяла варить лекарственные зелья и часто портила настои. Но она всё же была, и мы являлись ценным и вторым по редкости дара приобретением любой лекарни или префектуры.
- Виола, о чём призадумалась? Там твои пациенты из синей палаты о тебе спрашивали, - травница Эмилия Кантор, моя коллега, не дала мне погрузиться в не очень приятные размышления.
- Да, сейчас иду, - ответила я ей и отправилась к больным.
Милая старушка, великовозрастный оболтус и ночной стражник уже три дня числились моими пациентами. Я вошла в синюю палату и тут же услышала стоны из-за ширмы: стонала единственная в палате пожилая женщина. Она должна была, конечно же, быть размещена не в одной палате с мужчинами, но в столичных лекарнях осенью всегда было переполнено. Сезон простуд и кашля в столице проходил достаточно тяжело. Многим требовался совсем не домашний уход, а отдельные палаты стоили дорого. Префектура столицы покрывала лишь необходимые расходы, и всё.
- Пани Солхейм, что с Вами? – я поспешила к женщине.
- Всё утро болит вот здесь, между рёбрами, - женщина указала на место. Я провела над ним ладонью.
- Что Вы сегодня ели, пани? Я же просила Вас быть аккуратнее с едой…
- А практически ничего, дочка, - полноватая пани Солхейм явно лгала.
- Ни-че-го, - вдруг загрохотало за ширмой громким мужским смехом. – Половина варёного кролика, пресная лепёшка и здоровый кусок сыра, это – ничего! Буду знать!
Страж сдал старушку с потрохами. Полноватая пани любила вкусно и вредно покушать, и от этого у неё были проблемы с поджелудочной и печенью. Я назначила ей строгую диету, и её кормили по моему листку, а не так, как всех прочих больных в палате.
- Так-так-так, и откуда кролик взялся? – строго спросила я. Кроличье мясо, особенно варёное, было диетическим, но половина тушки…
- А что? Дотя сказала, что можно, по чуть-чуть…
- К Вам приходила дочь? – спросила я и стала осматривать тумбочку рядом с кроватью. Там оставался пузырёк с пищеварительным настоем.
- Да, дотя моя, ласточка… Принесла мне чуть-чуть покушать… Я же здесь от голода помру скоро!
- Вас же кормят, - напомнила я пациентке, убедившись, что настой закончился. Положила склянку в карман, чтобы отдать её травнице для наполнения.
- Да разве ж это кормёжка? Ни мяса, ни птицы, ни рыбы… Одну кашу на воде только дают! Вот этим охальникам проклятущим носят и рагу, и цыплят…
- Так у Вас это временная диета, чтобы немного разгрузить печень. Чувствуете тяжесть в боку?
- Да, чувствую, милая, ой, как чувствую!
- Вот не стали бы есть сейчас, то тяжести и не было бы. А теперь Вам стоит поголодать до завтра. Без питья, на сухую.
- Да как же ж так можно, милая? Кто же голодом морит пациёнтов? Ох-ох-ох… - застонала женщина. Я почувствовала, что скоро она побежит на меня жаловаться. Благо, что я работала сейчас под началом Костаса, и все эти жалобщики проходили мимо меня.
- Если не поголодаете, то помрёте скоро, - выложила я свой последний аргумент. – Вам же докторус говорил об этом.
Губы у женщины горестно сжались, и она замолчала. Помирать ей не хотелось.
- Так я же всего лишь раз, - она тяжело вздохнула.
- Конечно, от одного раза ничего не будет, пани Солхейм, но, если регулярно нарушать наши предписания по диете, какой-нибудь из этих «один раз» станет для Вас последним. Мы должны понимать, что наше время и настои не тратятся попусту, пани.
Немного нотаций никому не навредит!
Затем я перешла к стражу.
- Ну, как Ваши дела, пан Кетов? Замечательно! – я осмотрела рану, сняв влажную повязку. Стража привезли ночью, с раной в боку. Видимо, кто-то из разбойников нанёс её ему. – Так, сейчас поменяем повязку, и будете лежать дальше, пан. Рана уже почти затянулась.
- Благодарю Вас, пани Бербридж, - мужчина потянулся к моей руке, пытаясь её поймать.
- Что Вы, что Вы, пан Кетов! Руки ещё грязные. Я не успела помыть, - отдёрнула я ладонь.
- Эх, где мои годы? А то непременно женился бы на Вас, пани Бербридж!
- А что на это скажет Ваша супруга, пан Кетов?
Страж откинулся назад на кровати и улыбнулся:
- Жаль, что я уже женат, очень жаль!
Следующим моим пациентом был семнадцатилетний парень, оболтус оболтусом. Он устроил дома пожар, обгорев от подбородка до пупка, а теперь с любопытством смотрел на нас из-под края одеяла. Когда его привезли к нам в лекарню, то он успел подкинуть мышь в сумку дежурной травнице, перепутать пилюли в палате, разлить зелье, которым я смазывала рану пану Кетову, экспериментальное, созданное моим другом, Костасом, высунуться из окна второго этажа и чуть не выпасть из него.
- Давайте, показывайте ожог, - сказала я ему, и юноша начал распутываться из кокона одеяла. Вскоре я осматривала почти зажившую кожу. – Ещё день-другой, и Вы пойдёте на поправку, пан Войтич. Надеюсь, больше не будете баловаться с огненными артефактами.
Парень глядел на меня озорно. Этот будет баловаться. Только, боюсь, что рано или поздно всё может закончиться для него совсем печально!
Пациентам принесли завтрак, и я поспешила обратно в лекарскую. Там было пусто. Я достало из своей сумки яблоко и, листая лежащие на моём столе бумаги, задумчиво начала его грызть.
Дверь распахнулась, и в комнату влетела травница Серафия Трагон, наша зажигалочка, огонёк, рыжая, яркая, очень подвижная девушка, чуть младше меня.
- Ой, Виола! Ты уже освободилась? Посмотри, что мне принесли благодарные пациенты!
И она поставила на соседний стол большую корзину, накрытую белоснежным рушником. Оттуда приятно пахло сдобой, и мой желудок сжался, предчувствую неприятности.
- Вот, целая корзина пирогов! И с капустой, и с яблоком, и с гусем! Где-то тут и с луком есть… - Серафия сдёрнула тряпочку и схватила румяный пирог. С жадностью откусила. Мой желудок совершил кульбит, в глазах помутилось, я бросила недоеденное яблоко и поспешила к уборной.
Там меня долго и сильно рвало. Отдышавшись, я умылась и привела себя в порядок. Из зеркала над умывальником на меня смотрело худое лицо с огромными жёлто-зелёными глазами, сейчас покрасневшими и поэтому отдающими в болотную зелень. Щёки ввалились, рот потрескался. Да, меня можно было назвать симпатичной, но не теперь, после того, как меня прополоскало.
Я вышла в коридор и медленно двинулась к лекарской. Осторожно открыла дверь: корзины с пирогами уже не было. Серафии тоже. Зато была Эмилия. Она неодобрительно взглянула на меня, потом опять уставилась в книгу на своём столе. Окно было распахнуто, и запах выпечки уже выветрился.
- Тебе стоит сходить к мозгоправу, Виола.
- Мне не поможет… Я уже была… - ответила я тихо. Не хотелось спорить и ругаться. Да, мои мозги были повёрнуты набекрень. И от этого никуда не денешься. Я уже консультировалась с лучшим ментальным магом королевства, по протекции Костаса, конечно.
В обед меня позвали в нашу канцелярию и выдали документы и деньги для поездки. Я уже собралась вернуться в лекарскую, но меня перехватил сам Костас в коридоре и сказал:
- Сегодня можешь уйти с работы, выезжаешь завтра утром. Карета будет ждать тебя и ещё несколько травников возле Северных ворот. Карета чёрная, с королевским гербом. На три боя часов уже отправляются. Постарайся не опаздывать. Тебе всё равно ехать, просто тогда за свой счёт, поняла?
Я кивнула, глядя на Костаса. Когда этот русоволосый и голубоглазый юноша успел превратиться в такого строгого начальника и взрослого мужчину?
- Не смотри так на меня, Виола. Иначе никуда не поедешь, а окажешься в Храме Единого с брачным браслетом на руке, а потом – подо мною на кровати…
Я вздрогнула. Замуж мне не хотелось, поэтому я отвела свой взгляд от друга и ответила:
- Хорошо, я всё поняла. Надеюсь, дорога будет гладкой, а попутчики – острыми…
Произнеся эту традиционную фразу, я развернулась и пошла собираться. Костас только успел сказать мне:
- Не забывай писать мне…
Я, не оглядываясь, показала ему рукой наш с ним тайный знак «всё в порядке», которым мы пользовались ещё со школы Травников.
- Уходишь уже? – спросила меня Серафия, которую я застала в лекарской. – Прости, я не знала…
Коллеги уже просветили её насчёт моей нелюбви к пирогам, и поэтому она имела вид виноватый.
- Ничего… Мне нужно было самой тебе объяснить, но я лишний раз не хочу вспоминать об этом.
- Тебя отправляют на борьбу с эпидемией?
- Да, - ответила я, складывая свои вещи в холщовую сумку. Уезжала я надолго, скорее всего, на несколько месяцев.
- Но ты же дружишь с нашим директором… Неужели он не мог за тебя попросить?
Я усмехнулась. Костас де Бруво прежде всего был человеком дела, а потом только моим другом. А королевский указ предписывал отправить на борьбу с болезнью самых лучших целителей, травников и знахарей. Костас всегда чётко следовал правилам, и он знал, что я – одна из лучших знахарок во всём Вестроне, а, может, и во всей Вестрии.
- До свидания, Серафия! Надеюсь, что мы ещё увидимся! – попрощалась я с девушкой и вышла на крыльцо. Тёплый весенний денёк встретил меня ласковым солнцем и чудесной погодой. Я не спеша отправилась домой, благо, что жила совсем недалеко от лекарни, снимала крошечную квартирку у одной пожилой пани.
Когда я ещё так спокойно прогуляюсь по улице? Жизнь моя состояла из работы и только работы. Дома я бывала очень редко, и когда возвращалась, я быстро мылась и ложилась спать. Даже приготовить еду у меня не хватало времени, и очень большая часть моего достойного жалования, помимо аренды, уходила на обеды в трактирах и кафе. Костас был таким же. Может быть, поэтому мы и не сошлись с ним давным-давно, как нам предсказывали почти все соученики нашей Школы.
На улице было много прохожих, дети толпились возле лавочек с уличными сластями и окошечком булочной. Ту я обошла стороной по большой дуге, ведь в ней продавали не только горячий хлеб и сдобу, но и пироги. Вскоре показался мой дом с голубой крышей. Хозяйка обитала на первом этаже, я – на втором. Третий этаж был мансардным, и там хранились ненужные вещи.
Дом стоял, плотно прижавшись двумя боковыми стенами к своим соседям, таким же жилым домам, узким и высоким. За широкий фасад столичного дома полагался высокий королевский налог, и поэтому жители Вестрона предпочитали такое строительство обычному. В отличие от Эндригона…
Я встряхнула головой. Сегодня я была твёрдо намерена не загружать голову тяжёлыми воспоминаниями и продержалась так до вечера, когда собирала свои вещи, прощалась с домохозяйкой, объясняя ей, что уезжаю в длительную командировку и не хочу оплачивать жильё и там, и тут, ведь я оплатила квартиру за два месяца вперёд, а от срока прошло только две недели, и деньги назад не прошу: за это время хозяйка вполне сможет найти нового постояльца, когда перебирала книги, размышляя, какие стоит взять с собой, а какие отправить на хранение курьером Костасу ( у меня собралась неплохая библиотека по лекарскому искусству), и когда, вместе с домохозяйкой, мы готовили на кухне зажаристую курочку, чтобы отметить мой отъезд. Но, когда наступила ночь, я так и не смогла заснуть. Даже две кружки тёмного эля, что я выпила за ужином, не смогли усыпить меня. В голову сами собой лезли непрошенные воспоминания.
О Мастере Силвергейне, как он спас меня, девочку, оказавшуюся сиротой в двенадцать лет, из рук работорговцев, собиравшихся продать меня в публичный дом, как он заменил мне родителей, многому научил, заставив развить свой дар.
Это именно он, после всего случившегося со мной, написал своему другу Мастеру Лоубренджу, чтобы тот принял меня в знаменитую Школу Травников Вестрона. Его друг на тот момент преподавал в ней.
А я, неблагодарная, писала ему, в лучшем случае, только по большим праздникам, последний раз поздравляла с началом Колядника ещё в середине зимы. Прошло уже три с лишним месяца с той поры. Может, стоило написать и предупредить Мастера о приезде? Но писать письмо уже поздно: я приеду почти одновременно с ним.
Я вспоминала ещё кое-о-чём, вернее, о ком… Мне не хотелось, но эпизоды из прошлого сами собой появлялись в голове, заставляя меня, нынешнюю краснеть от стыда и злиться на саму себя, вспоминая, какой наивной дурой я когда-то была.
«- Здравствуйте, пан Симон…
- И тебе не хворать, деточка. Как твои дела? Что там Мастер? Тува спрашивала про его поясницу. Нужна ли её фирменная мазь или того флакона было достаточно?
- Ой, пан Симон, поясница у Мастера прошла, только вот колени… Боюсь, что это ревматизм. Мастер часами сидит в своей мастерской, а там – жуткие сквозняки.
- Хорошо, я передам Туве. Мне кажется, что на днях она готовила притирку из калинника для суставов. Что ты там опять принесла нам?
- Пироги с капустой, яблоками и творогом. Как обычно.
- Гляди, скоро мы всем отрядом в доспехи помещаться не сможем!
- Ой, да что Вы такое говорите, пан Симон… Тут и есть нечего: всего по два пирога на каждого. Вас же пятеро!
- Уже шестеро, детка. Сегодня к нам перевели с северной границы новенького…
- Да? – я с любопытством заглядываю за плечо пана Симона Топиара, пытаясь отыскать глазами в большой комнате нового стража. И нахожу. А потом замираю. Широкоплечий, скорее всего, высокий, его ноги протянулись далеко от скамьи, на которой он сидит, о чём-то болтая с другим стражем, светловолосый и синеглазый. А его улыбка… Мои ноги подогнулись, когда он улыбнулся и посмотрел на меня. Я едва устояла.
- Виола, ты меня слышишь? – командир магической стражи положил руку мне на плечо, и только тогда я очнулась.
- Аааа, да, пан Симон, слышу…
- Ты, деточка, не гляди туда… Не стоит. Не твоего он полёта птица… - сказал тогда мне друг Мастера Силвергейна, начальник магической стражи и ещё один заботливый мой опекун пан Симон Топиар. Я же пропустила всё мимо ушей. Влюбилась. Вот так, с первого взгляда. И с той поры только и думала о том синеглазом новичке, исподволь узнав его имя… Дура, какая же я…»
Перевернувшись в сотый раз на другой бок, я поняла, что уже светает. Три боя часов на Ратуше приближались неумолимо, и я, кряхтя, как древняя старуха, поднялась со своей постели. Всё тело ломило. Старая травма давала о себе знать вот, неожиданно. Я подошла к зеркалу и взглянула на себя. Кругов под глазами, как ни странно, не оказалось. Выглядела я вполне нормально. По моему лицу нельзя было определить, что я всю ночь провела без сна. В зеркале отражалась приятная девушка с каштановыми волосами, сильно отдающими рыжиной, и жёлто-зелёными глазами под длинными ресницами. Я внимательно всмотрелась в себя: никто бы не понял, что эта симпатичная девушка чуть не погибла семь лет назад по своей наивности и глупой доверчивости. Хотя, это было не самое страшное.
Я умылась, оделась, подхватила две дорожные сумки, едва дотащив их до ступеней, положила ключ от квартиры под порог, как мы условились с домохозяйкой, и свистнула уличным мальчишкам. Те, за сущие гроши, поймали мне извозчика и дотянули сумки до коляски. К трём боя часов я уже стояла возле громадной кареты возле Северных ворот, и двое мужчин рабочей внешности грузили наверх мои сумки. Там уже находились вещи других знахарей и травников, собирающихся со мной в Эндригон. И место оставалось только одно, на скамейке, спиною к вознице, в самой середине, подальше от окон, между смурым седовласым травником и молодой, смешливой знахаркой, полноватой и непоседливой.
Ехать предстояло три дня. В прошлый раз я дорогу из Эндригона в Вестрон и не запомнила, моё душевное состояние оставляло желать лучшего. Но сейчас я собиралась наслаждаться каждой минутой поездки, какой бы тяжёлой она не оказалась. Я семь лет никуда не выбиралась из города. Не было ни желания, ни сил. А когда-то я мечтала о путешествиях…
И куда делись все мои мечты? Они испарились под огромной силой жизненных обстоятельств. Да мало ли о чём я мечтала когда-то. Только реалии жизни мне всё перечеркнули.
Я устроилась поудобнее и откинула голову назад, собираясь подремать. Мои коллеги сидели молча, кроме моей соседки, которая пыталась растормошить свою взрослую спутницу, постоянно шепча той что-то на ухо. Та же молча кивала ей в ответ, но ничего не отвечала.
«Не только я здесь не выспалась», - подумалось мне. В карете нас было восемь, восемь травников и травниц, знахарей и знахарок, пять женщин и трое мужчин. Небольшой отряд для борьбы с непонятной болезнью, которая объявилась в Эндригоне.
Закрытые глаза и тишина в карете помогли мне немного расслабиться, но сон не шёл, поэтому я пустилась в размышления.
Мой родной город Эндригон был вторым по величине в Вестрии. Он стоял на реке Эндри, которая примерно через тридцать лиг впадала в Биссайский залив, являющийся частью Красного моря. На самом заливе морскую гавань построить невозможно: там везде отвесные скалы и зыбучие пески, а вот берега нашей судоходной реки – прекрасное место для возведения порта, чем и воспользовались наши предки двести лет назад, наладив морскую торговлю с соседними Муареей и княжеством Вельд.
Княжество Вельд было нашим самым ближайшим соседом. У нас с вельдцами были одинаковые язык и культура. В древности, говорят, что князья Вельда правили всей Вестрией. Но потом столицу перенесли в удобный южный Вестрон, а династия первых королей прервалась. Как отделилось княжество – загадка до сих пор, просто на древних картах вместо одного государства появилось два. Но мы и вельдцы помним о своём родстве, и во всех войнах стараемся быть друг за друга.
А вот Муарея – это другое дело. Это огромное государство, которым правят Кханы – жестокие правители со множеством жён и детей в своих дворцах. Их земля пустынна, с лишь небольшими островками зелени и плодородной земли, в основном, вдоль их неглубоких рек, или в горах. Основным источником доходов жителей Муареи было скотоводство. Они выращивали прекрасных тонконогих лошадей, которые позволить себе купить могут лишь самые богатые семьи Вестрии, и двугорбых верблюдов, на которых возят по караванным тропам свои специи и тонкие ткани, которые тоже стоят за тюк, как небольшой городок.
Купцы из Муареи были самыми жадными и хитрыми, но товары у них настолько востребованы, что они являются людьми неприкосновенными во всех смыслах. Схватить купца можно только за убийство. Говорят, до того, как мы не начали торговать с этой страной, Вестрия не знала борделей. Но купцы платили за продажную любовь золотом, и во всех крупных городах стали появляться эти ужасные притоны, в один из которых меня чуть не продали. Но помощь Мастера спасла меня от ужасной участи. Да… Видимо, что-то написано у меня на роду: Мастер спас от участи шлюхи, а я сама…
- …как Вы считаете, пани? – я поняла, что обращаются ко мне. Я повернулась в сторону непоседливой знахарки, ведь вопрос мне задавала она.
- Извините, пани, я задремала и не слышала. О чём Вы хотели меня спросить?
- Я говорю: как Вы считаете, эта болезнь, из-за которой мы все собрались, она сильно заразная? Что говорят об этом в вашей лекарне?
- В нашей? Ничего. Это же королевский секрет.
- Пффф… Скажете тоже! Королевский… - хихикнула девушка. – будете?
Она протянула мне кусок лепёшки, завёрнутый в чистый рушник и кровяную колбасу в промасленной бумаге.
Я отломила по небольшому кусочку и того, и того, поблагодарила и с удовольствием съела. Позаботится о своём пропитании я позабыла, понадеявшись на корчмы и трактиры, что встретятся нам на пути.
- А правда, - вдруг заговорил мой сосед справа, седовласый травник, судя по нашивкам, служащий в Королевском госпитале, - что не так с той болезнью? В Эндригоне же большой штат целителей. Я лично обучал нынешнего Главу Травников и могу подтвердить, что он прекрасный специалист!
- Глава Травников погиб два месяца назад в уличной драке, - вдруг заговорил мужчина с противоположной скамьи. Мы посмотрели на него все одновременно. Он был высокого роста, знахарь, судя по нашивке, среднего возраста. Мужчина продолжил: - Ещё трое знахарей пропало при невыясненных обстоятельствах. Докторус Фридрих Клейн слёг с приступом падучей. Так что в городе, по сути, осталось лишь несколько молодых травников и знахарей, с малым опытом и полномочиями.
- Я не знал, - ответил ему мужчина, сидящий по соседству со мной.
- Это секрет, королевский, - подмигнул тот, с противоположной скамьи, на что моя соседка хихикнула. – Нам стоит познакомиться, ведь предстоит работать всем вместе. Магнус Парр, знахарь из лекарни Святой Женевьевы.
- Анджей Гарвел, травник из Королевского Госпиталя, профессор Академии лекарей Вестрона, - ответил ему мой сосед. Девушка слева уважительно присвистнула.
- Вот это да! Я – Себилла Тоунж, знахарка из Южного округа, говорят, что неплохая.
Теперь дело было присвистнуть мне: про Себиллу не знал только ленивый. В нашей Школе травников она была легендой: первая девушка, сдавшая экзамены на специальность не через три года, как все, а через два, все на отлично, первая девушка, защитившая не просто диплом, а сразу учёную степень по противоядиям, первая девушка, получившая Королевский грант на свои исследования и должность Главы знахарей целого округа столицы. Я не застала её в Школе, она как раз выпустилась, когда поступила я. Но наши преподаватели все три года ставили её нам в пример.
- Рада знакомству, - заговорила тут я. – Виола Бербридж, знахарка из Седьмой лекарни.
- Та самая Бербридж, придумавшая «метод Бербриджа»? – протянула мне руку Себилла. – Очень приятно…
«Метод Бербриджа» сейчас называли способ сращивания тяжёлых переломов на основе комплексной терапии настоями трав и постепенным энергетическим воздействием на раздробленную кость, точечным и кропотливым.
Это была моя дипломная работа, которую я потом довела до конца и опубликовала в научном журнале.
- Под статьёй же было написано: В. Бербридж. Я бы никогда не догадался, что это – хрупкая девушка! – сказал Магнус Парр.
И теперь семь пар глаз уставились на меня.
- Клодия де Сервюр, - вдруг представилась нам женщина, сидевшая с краю, соседка Себиллы. – Личная травница Их Величеств. А занятная получается картина. Здесь сейчас собрались почти все выдающиеся лекари королевства. Что там случилось, в этом Эндригоне, что стоило отправлять нас всех туда?
- Поэма Таллер, - пискнула скромная девушка, сидящая напротив Клодии, - я ничем не выдающаяся. Просто посылать из Третьей лекарни было совершенно некого, - затараторила она, - Спейс беременна, а у Колина – пятеро детей, и никто не будет подвергать риску главу такой большой семьи. Остаются два стажёра, только окончивших в этом году Школу, и я. Вот меня и отправили! У меня ни мужа, ни детей, ни родителей. Я из приюта и обучалась по королевской милости…
И тут я внимательно осмотрела всех присутствующих.
- Пани Бербридж, Вы подумали о том же, о чём и я? – спросил меня Магнус Парр. – Уверен, что все мы здесь бессемейные одинокие люди. Или я не прав?
- У меня есть сын. Правда, мы с ним не виделись лет пять уже. Он служит на границе и даже пишет мне редко. А с его женой, моей невесткой, мы вообще не ладим, - заговорила грузная женщина с сидения напротив меня, в странном старомодном платье с огромными кружевами, которые вышли из моды несколько десятилетий назад. От неё пахло лавандой и розовой водой. Или это от платья? – Я уже два года, как отошла от дел. Но меня попросил вернуться в профессию один… друг молодости. Саманта Трипс, травница и хилер.
Мы уставились на женщину так, будто бы увидели привидение.
- Я учился по Вашим учебникам, пани Трипс. Только у нас на курсе никто не мог повторить и половины того, что умели Вы! – восхищённо произнёс мой сосед, пан Анджей.
Я посмотрела на него и на женщину, а потом обратно на него, и на женщину: как он мог учиться по её учебникам, если она выглядит моложе его?
- Не смотрите так, девушка. Я гораздо старше, чем выгляжу. Я, когда-то, помогла себе омолодиться. Но этот мой метод омоложения королевским указом признан смертельно опасным, и я поклялась, что никому не расскажу о нём под страхом смертной казни.
Я тоже много слышала про леди Трипс, но я всегда думала, что она уже давно умерла. Лет сорок как…
Третий мужчина из нашей компании, сидевший всю дорогу молча, вдруг произнёс:
- Никогда не думал, что окажусь в столь изысканном обществе. Бартоломью Айк, знахарь. Просто знахарь, без этих ваших учёностей. Самоучка. Работаю в Западном округе. И да: не женат, семьи не имею.
- Неужели нас отбирали по такому принципу? Если с нами что-нибудь случится, то по нам и поплакать будет некому? – пропищала сирота Поэма.
- Скорее всего, - ответила Клодия, травница королей. – Я всю жизнь отдала королевской семье, и на личную жизнь у меня времени просто не было.
- Я тоже в работе и научных экспериментах, - хихикнула Себилла, - а вот ты, Виола, прости, но совсем не походишь на девушку, занятую наукой. У тебя же наверняка есть парень или мужчина?
- Есть, наверное… - ответила я.
- Странный ответ для такой милой девушки, - отозвался Магнус Парр.
Я же посмотрела на пол кареты. Если Костас знал критерии отбора лекарей, то он сам показал мне, что не заинтересован в наших с ним отношениях. Не сказать, что я была обижена, нет. Просто разочарование выбило меня из колеи. Всегда тяжело разочаровываться. Опять я, дура, на что-то понадеялась.
Благо, спутники не стали меня ни о чём более расспрашивать, а завели светский разговор о погоде, трактирах, тавернах и корчмах, что мы встретим на пути, а потом и совсем замолчали. Я опять откинула голову назад, и, наконец, задремала.
Проснулась от притока свежего воздуха и мужского крика:
- Выходим, господа!
Все мои спутники и я поспешили на свежий воздух. Весенняя свежесть ещё проникала в щели кареты, но всё равно, воздух оставался спёртым. Солнце уже стояло высоко, было около полудня.
- Мужчины налево, женщины направо! – скомандовал кто-то, и мы разбрелись по разные стороны каменистой дороги. Сделав свои дела, потом долго стояли и смотрели на то, как ремонтирую колесо кареты. Затем нас погрузили обратно.
- Интересно, далеко до следующей остановки? И где нас разместят: в трактире или в частном доме? – спросила любопытная Поэма.
Я же только пожала плечом: мне было всё равно. А вот Себилла сразу начала высказывать различные предположения, видимо, у неё был опыт в путешествиях.
- Думаю, нас ожидает остановка в Приусе. Это такой городок на берегу реки. На ночь там мост перекрыт. И таверна огромная, на несколько сотен человек. Номера на любой вкус и кошелёк. Мы с семьёй раньше всегда в ней останавливались, когда ездили на юг.
- Нет, до Приуса мы ещё не доедем, - возразил ей Магнус Парр. – Эта карета плетётся пуще телеги… Мы, скорее всего, остановимся либо в Энжено, либо в Ваарте. А это, скажу я вам, такая глушь, что умывальник там сродни чуду. А уж тёплый клозет днём с огнём не сыщешь.
- Плохо, - загрустила Себилла, - мне так нравились лепёшки с козьим сыром в той таверне, что я готова всегда была съесть их с десяток, даже во вред своей талии, - она хихикнула и махнула в сторону своих выдающихся прелестей рукой. У Магнуса сразу же заблестели глаза. А я тут же вспомнила другие прелести на другой девушке, высокой, статной, темноволосой, с яркими, будто малиновыми, губами. И грудь у неё была пышная, и это при тонкой талии. И он так на неё смотрел…
Я тут же закрыла глаза и начала считать в уме количество трав для универсального противоядия. В классическом рецепте их двадцать две позиции. А ещё нужно вспомнить, сколько унций нужно каждой травы, а ещё – когда та трава собрано, в какое время года и лунную фазу. Очерёдность заваривания тоже важна, как и периодичность оного. И я усиленно повторяла всё это, от усердия начав шевелить губами.
- Виола, что Вы там шепчете?
- Ничего… Сущие пустяки, - ответила я и открыла глаза. Почти все уже спали, лишь Себилла поражала своей энергичностью. Недаром за ней числилось столько достижений. Только такая особа могла всё это успеть сделать.
- Вы не боитесь?
- Может, перейдём на «ты»? Мы же почти ровесницы…
- Давай, - обрадовалась девушка, - так ты не боишься?
- Нет. А зачем? Мы все равны перед Небесами. И если настал наш срок, то что толку бояться? А если нет, то наши знания помогут нам преодолеть эту болезнь, какой бы опасной она не была.
- Ты так рассуждаешь… А я вот хотела бы ещё успеть выйти замуж и родить четверых детей. И ещё: я ни разу ни с кем не целовалась. Представляешь? Даже в шутку. - Я недоверчиво взглянула на девушку. Она была серьёзна и пристально глядела на меня. – А ты?
- Я? Да, конечно целовалась, - ответила тихонько, а голове уже пронеслось: «И не только.»
- Счастливая… Он хоть хорош был?
- Кто? – резко спросила я, вспомнив о том, с кем я успела нацеловаться в своё время.
- Поцелуй, конечно же…
- Аааа… Да, хороший, - не то слово «хороший». От поцелуев у меня когда-то подкашивались ноги, кружилась голова, я забывала кто я и где я. А потом… Потом лучше не вспоминать, иначе становится больно.
- Вот и я хочу, чтобы хороший, - не замолкала попутчица. – А то просидела за своими экспериментальными зельями и забыла, какой прекрасной может быть жизнь!
Мне захотелось ей ответить, что жизнь может быть не только прекрасной, но и ужасной. Только зачем было портить такую воодушевлённость своими плохими воспоминаниями?
Себилла, не получив от меня должного эмоционального отклика, успокоилась и тоже задремала. Я же уставилась в мутное окно кареты через голову своего соседа. Тот склонил голову на бок, перекрывая мне часть обзора, но я всё равно могла рассмотреть проплывающие мимо деревья, холмы на горизонте или заливные луга вдоль реки. Всё зеленело, весна вступала в свои права. Жизнь оживала. Оживала и я. Я улыбнулась, увидев вдалеке пасущихся коров. Как давно я не видела такой картины! В столицы этого не увидишь. Коров там не пасут. А вот в Эндригоне… Пригород моего родного города был похож на огромную, протянувшуюся вдоль реки, деревню. И коровы там паслись, и козы, и овцы. Место позволяло. Возле нашего дома с родителями был как раз небольшой лужок, где мы и наши соседи выгуливали свою скотину. Кто-то пас её, а кто0то использовал крепко вбитый кол и верёвку.
Как давно это было! Двадцать лет тому, или, чуть меньше. Я дома не была семь лет, до этого восемь лет прожила у Мастера, так что, пятнадцать. Пятнадцать лет назад моя идиллическая жизнь закончилась, и мне пришлось повзрослеть.
Родители погибли, когда перевернулась лодка, на которой они переплывали на другой берег Эндри при сильном ветре. Я так и не могла вспомнить, зачем им это понадобилось именно в этот день, Небеса как будто бы вычеркнули эти знания из моей головы, заставив меня забыть. Я была единственным ребёнком. Во время моих родов у мамы что-то пошло не так, и она лишилась способности рожать. «Это проклятие какое-то», - вдруг подумала я. Небеса решили, что род Бербриджей должен прерваться на мне. Точно, я осталась его последним представителем.
Родни у нас не было. Отец был с далёкого Севера. Он никогда не писал никому на родину и ничего не рассказывал о своих родичах. У мамы же было всё проще: она была поздней дочерью сошедшихся в зрелом возрасте вдовицы и вдовца. Их дети от первых браков давно выросли, и моя мама не зналась с ними. А родители у неё умерли почти сразу же после их свадьбы с отцом. Так что, я осталась тогда одна, в пустом доме, после ритуального костровища. Соседи разбрелись, а ночью…
Ночью в дом вломилась шайка работорговцев. Они прослышали про меня, сироту и симпатичную домашнюю девчушку. Я влезла в тайник в погребе, который отец смастерил, пытаясь спрятать от мамы свою любимую горькую настойку на лесных ягодах. Но мы с мамой быстро вызнали про этот тайничок, и мама постоянно отливала настойку себе, как она говорила, «на притирки», и доливала в неё родниковую воду. Это был маленький чулан в подвале с припасами, незаметный, если не знать, где поддевается доска. Туда умещалась лишь бутыль с настойкой и стройная я.
Работорговцы тогда меня не нашли. Но на следующий день я подслушала разговор двух соседок, что мой дом могут поджечь, а меня выкурить дымом. Начну задыхаться и выскочу сама, прямо в руки лиходеям.
Меня этот разговор убедил отправиться на другой конец города, к хорошему знакомцу моего отца, Мастеру Силвергейну, знахарю и травнику, для которого мой отец собирал редкие травы и ягоды. Когда-то, отец сказал мне, что в случае чего, мне нужно будет пойти именно к нему. Я всё позабыла, конечно же. Но попасть в лапы работорговцев и оказаться в борделе виделось мне самым ужасным. Мы с детьми, в тайне от взрослых, гуляя на улице, часто обсуждали истории, случившиеся в нашем пригороде с некоторыми его жителями. И я знала, куда могут исчезнуть девочки, если попадутся в лапы работорговцам. Случаи были. Память тогда подсказала мне нужный выход, и к вечеру я, осторожничая и оглядываясь, уже стучала в синюю дверь с элегантной табличкой:
«Мастер Силвергейн, целитель и травник. Больным звонить три раза. Прочие – один.»
Я позвонила один. Ждала я долго, нервничая и теребя подол грязного и мятого платья, которое я даже не успела переодеть. Ведь выйдя из тайника, я поняла, что в доме всё перевёрнуто, и побоялась оставаться в нём. Пряталась в коровнике, где и подслушала разговор двух кумушек.
- Виола? – открылась дверь, и на меня уставился невысокий седовласый мужчина в жилете и мятых брюках. Потом я никогда не позволяла ему одевать мятое. Мама приучила меня ухаживать за домочадцами.
- Мастер Силвергейн, здравствуйте. Папа и мама… Они умерли позавчера… Утонули. А ночью меня хотели забрать эти люди… - я начала сумбурно рассказывать что-то, и из моих глаз, сами собой, начали течь слёзы. Но мужчина остановил меня, сказав:
- Проходи, сейчас всё расскажешь, только не на пороге.
Он провёл меня в маленькую комнату, оказавшуюся кухней, напоил сладким отваром, накормил хрустящей булочкой, утёр мои слёзы, и там уже я всё подробно выложила ему.
- Странно, а где эти дамы из Благотворительного комитета? Они должны были явиться сразу же и забрать тебя в приют. Ты уже большая, тебе не нужно утирать нос. А там могут дать нужную профессию и диплом.
- Никого не было, - подтвердила я.
- Значит, разберусь со всем сам…
И этот маленький человек, лабораторный учёный и хороший целитель потратил три недели на продажу моего дома за хорошие деньги, положив их на мой счёт в банк до совершеннолетия, на выправку моих сиротских документов, а с ними и некоторых привилегий для меня, заключавшихся в возможности отходить бесплатно на курсы повара и кондитера и научиться сносно готовить, а также оформить на себя моё опекунство до моего двадцать второго года рождения.
Не знаю, какие уж связи поднял Мастер, хотя, могу догадываться, но тех работорговцев вскоре нашли, и они выдали своего осведомителя, мясника, у которого мы закупались продуктами. Он же и уговорил моих соседей пока не заявлять властям о новой сиротке.
Мясника отправили на каторгу вместе с бандой, а я же получила приёмного отца, и это было лучшее, что тогда могло случиться со мной.
Из глаза выкатилась слезинка. Я тут же её смахнула. И тут карета резко затормозила. Сидевшие перед нами по ходу её движения полетели на пол. Нас тоже хорошо встряхнуло. Раздались стоны и крики.
- Что за ерунда! Кто же так правит! Проклятье! Дайте, я всыплю кнута этому вознице!
Знахари и травники не отличались деликатностью, и, поднимаясь с пола, костерили, на чём свет стоит, нашего извозчика. И тут распахнулась дверь, и проклинаемый сам появился перед разозлёнными нами.
- Тут такое… эээ… дело, господа, - возница почесал свою кудрявую бороду и только собрался продолжить, как пан Магнус опередил его:
- Да что ты мямлишь, говори, почему такая резкая остановка!
- А я сейчас расскажу, - отодвинул возницу мужчина в военной форме и латах, тоже заглядывая к нам внутрь кареты. – Вы, господа, доехали до заставы, которая стоит приказом нашего наместника, благословите Небеса его и его род до пятого колена…
- Благословите, - хором ответили мы.
- Что за застава? В чём причина её появления?
- Так это не секрет. В Приусе эпидемия. А тут – целая карета целителей из столицы. У меня приказ привлекать всех свободных лекарей и знахарей в округе.
- Но мы же едим в Эндригон. Это королевский приказ… - пропищала Поэма из своего уголка, я же только усмехнулась. Иногда провинции игнорировали королевские указы, когда они были особенно им не выгодны. И король очень часто делал вид, что этого не замечает. Нет, анархии в нашем королевстве не было. Но и особого порядка тоже.
- Что там у вас стряслось? – вынырнул из угла Бартоломью Айк. – Я из всех здесь присутствующих обладаю более практическим опытом. Они же – кабинетные крысы. Их знания не сравнить с моими.
- Но, позвольте, - заговорила Клодия, но резко замолчала. Я почувствовала, как Себилла толкнула её в бок безо всякого пиетета.
- Будьте добры тогда последовать за мной, - сказал ему мужчина в форме, и знахарь окинул нас всех коротким нечитаемым взглядом, остановился на Магнусе и сказал ему:
- Как освобожусь – прибуду в Эндригон. Сообщите тамошнему начальству, чтобы не посчитали меня дезертиром.
- Да, конечно, - нервно и сухо ответил ему пан Магнус.
Двери в карету закрылись, и мы вскоре поехали, только уже не каменному центральному тракту, а размытой просёлочной дороге.
- Теперь уж точно нам в Приус путь заказан, - сделал вывод мой сосед, Аджей Гарвел. Но мы все промолчали, только украдкой взглянули друг на друга.
- Может, стоило ещё кому-нибудь остаться там, с ним? – спросила вдруг Себилла.
- Никак невозможно, - ответил мой сосед. – Даже одного, потерянного сейчас, знахаря, возможно, нам не хватит для изучения происходящего в таком городе, как Эндригон. Ничего, этот рано или поздно объявится. Слышал я кое-что про него…
- Интересно, что? Я вот про всех из вас хоть немного, но слышала, а вот про него – совершенно ничего! – сказала Себилла.
- Так он штаны и юбки по лабораториям и госпиталям не протирает, в журналах не печатается, а вот Болотную лихорадку в Залиманье вылечил, считай, он один. Когда все травники и знахари перемёрли, он, с температурой и трясущимися руками, всё варил сыворотку. И вылечил большинство крестьян, и сам спасся.
- Святой Бартоломью, - прошептала я, и меня все услышали. Так прозвали знахаря, что совсем недавно ехал с нами в одной карете.
- Он самый. И сейчас полез в самую гущу. Городская публика нечета этим деревенским. Тут всё суеверия и лечение коровьей мочой… Тьфу…
Мы опять помолчали, да и дорога не располагала к беседам: трясло всё сильнее и сильней. Как начало смеркаться, карета, наконец-то, остановилась.
- Приехали! – крикнул нам возница, и мы начали выползать на улицу, с трудом расправляя затёкшие ноги.
- Так и знал: Энжено. Тот ещё хутор, - проворчал Магнус, и я пригляделась.
В сумерках было видно три небольших двора, обнесённых высокими заборами, рядом с одним из которых мы и остановились. Где-то лаяла собака и мычала недойная корова.
Женщин поселили в одном доме, всех вместе в одной большой горнице. Хозяева разместились в другой, поменьше. Двое взрослых и трое детей на трёх лавках. Нашим же ложе стали тоже две широкие лавки, на которых мы спали по двое. Только Саманте Трипс досталась отдельная кровать.
Мужчин вместе с возницей отправили в соседний дом.
Я слушала звуки природы и вспоминала свою первую поездку в Вестрон. Тогда же я тоже где-то ночевала по дороге, но мне практически ничего не вспоминалось. Кажется, одну ночь мы провели в карете, так как не успели проехать через какой-то мост, и переправу закрыли. Ничего, все спали сидя. И я тоже. Поэтому свежая постель, подушка, и лёгкое дыхание Поэмы рядом не казались мне какими-то некомфортными условиями путешествия. Мне опять не спалось.
В голову лезли непрошенные образы.
«- Здравствуй, малышка. Ты опять к нам? А командира сейчас нет.
Как он улыбается! У меня просто заходится сердце от одной улыбки.
- Я…эээ… - я теряюсь рядом с ним. Он высокий, как я и думала, от него приятно пахнет чем-то свежим. А плечи его так широки, а бёдра настолько узкие, что я не знаю, как я ещё стою на ногах…
- Проходи, подожди в нашей привратницкой, - молодой человек показывает мне на комнату стражей, где сейчас никого нет. Я остаюсь на месте, лишь крепче сжав корзинку с пирожками. – Мне казалось, что ты побойчее…
Он усмехается, а я опускаю глаза. Мне стыдно, что я веду себя как дура. Но это всё сильнее меня. Синие глаза новенького стража покорили меня, и три дня мечтала о том, чтобы увидеть его снова, а теперь стою и блею, а не завожу лёгкий разговор, как было бы надо. Потом собираюсь и открываю рот, но страж уже ушёл, бесшумно, и я остаюсь в дверях одна. Тяжело вздыхаю.
Следующая наша встреча происходит на улице. Я бегу вечером домой, растрёпанная и раскрасневшаяся: Мастер отправил меня с зельем к одной своей пациентке, уже начинало смеркаться. Пациентке стало хуже, и мне срочно нужно было сообщить об этом Мастеру.
- Куда спешишь, Виола? – меня остановил громкий возглас прямо посреди улицы. Пан Симон и ещё несколько стражей патрулировали, а я пробегала мимо.
- Ой, очень спешу, дядя Симон, очень! Боюсь, что не успею… А Мастеру ещё извозчика ловить.
- А сама что пешком?
- Так ни монеты с собой не взяла…
- И у меня ничего, в кошеле пусто. Довольствие выдадут только на днях.
- У меня немного есть, - выступает из-за спины дядьки Симона синеглазый красавчик. И как я его не разглядела? – Вот, держи. Тут как раз на извозчика…
И он протягивает мне ладонь с четырьмя серебрушками мелочью. Я беру их и говорю:
- Спасибо. Буду Вам должна, пан…
- Пан Рон Андирхейм, вот и познакомились, Виола… ммм…
- Бербридж, - отвечаю я, поправляя выпавшие пряди рукой.
- А вот извозчик как раз, - дядька Симон ловит мне возницу на двуколке и подсаживает в неё, - деточка, не твоё это, не гляди так, - шепчет он мне напоследок.
Я же пропускаю всё мимо ушей.»
Заснула я уже под утро, когда начали кричать первые петухи, а хозяйка вышла на дойку. Поэтому меня растолкали мои коллеги уже достаточно поздно.
- Пани Виола, вставай, пропустишь завтрак… - Себилла захотела разбудить меня, но я отмахнулась:
- Да, ну его…
Много я не выгадала, и, кряхтя по-стариковски, поднялась через минут пятнадцать, собралась и вышла на двор. Там нашла уличный рукомойник и умылась холодной водой. Наш извозчик уже ждал всех возле кареты. Я оказалась первой. Все ещё завтракали.
- А Вы что ж, пани? Ехать предстоит целый день, подкрепились бы…
Я промолчала, лишь мотнув головой из стороны в сторону, мол, не хочу. Спать мне хотелось сильнее, чем есть. Вторая бессонная ночь подряд. Эта поездка и эти воспоминания выбили меня из колеи. Я думала, что за семь лет всё забыто и похоронено, а, оказывается, совсем нет, не так. Больно так же, хотя мозгоправ уверял меня, что со временем всё забудется и пройдёт. Нет, не проходит. Болит…
Вскоре стали собираться мои коллеги.
- Небеса! Как же я выспалась! Давно так не спала! Чудесный воздух, тишина… - восхитилась Саманта Трипс, потянувшись. – Вот, что значит двадцать лет просидеть в городе и никуда не выбираться!
- Чудесный воздух, как же, - проворчал Магнус Парр, - и запах навоза…
Мы засмеялись и стали рассаживаться по местам. Я уже хотела задремать, как только тронулась какрета, но неугомонная Себилла Тоунж решила со мною поболтать:
- Я слышала, ты не спала почти всю ночь. Боишься так?
- Боюсь? – я удивлённо посмотрела на девушку. – Не того, о чём ты думаешь. Скорее, опасаюсь встречи с прошлым. Оно у меня осталось там, в Эндригоне.
- Так ты оттуда родом?
- Да…
- Как интересно! А правду говорят, что в городе полным-полно разбойников, попрошаек и уличных воришек?
- Там хорошая стража, была, по крайней мере. Даже боевые маги патрулируют улицы. Иначе не видать бы Эндригону купцов из Муареи. Те не любят опасные места. Торговля с Муареей – это один из главных источников налогов в королевстве. Так что в городе сравнительно безопасно. Конечно, если не заходить в тёмные переулки тёмной ночью.
- Но, пани Бербридж, наша профессия подразумевает иногда заход в такие переулки именно тогда! – вмешался в нашу беседу пан Магнус.
- Да, тоже верно. Поэтому я надеюсь на то, что нам выделят отряд стражи для таких случаев.
Мы замолчали, и я решила, наконец, что теперь точно высплюсь, но снаружи раздались крики. Кто-то кричал вдалеке, а возница ему отвечал. Потом карета встала.
- Опять что-то случилось, - проворчала королевская травница, а мы подобрались. Себилла подпрыгивала от любопытства.
Дверь распахнулась, и наш возница произнёс:
- Пани и паны, тут такое дело… На соседнем хуторе тяжёлые роды. Повитуха не справляется. Может, кто разбирается в этих бабьих делах? Жалко девку и младенчика. Вот этот, - возница показал на кого-то, стоящего за спиной, - говорит, что им час-другой жить остался. Молодая-то девка, и двадцати годков нет.
Мы переглянулись между собой. Я, в теории, знала о том, как принимать роды. Даже видела несколько раз. Но это было не моей специализацией.
- Первые роды? – по-деловому поинтересовалась Саманта Трипс.
- Да, пани, да! – откуда-то выскочил маленький плюгавенький мужичок. – Я вдовец был давно, женился прошлой осенью. Взял в жёны сиротку. Мы малыша ждали, всё хорошо было. Да вот только уже во время родов что-то не так пошло…
- Долго уже всё длится? – Саманта подхватила свой саквояж.
- Дык, вторые сутки пошли…
- Плохо… Милый, скажи мне, ты на чём?
- На телеге…
- Извозчик, сгружай мой чемодан! Как родим, так доберусь сама. Надеюсь, что обойдётесь без меня поначалу.
- Второй лекарь за два дня… Нас по головке не погладят! – пробурчал Магнус Парр.
- Ничего, всю ответственность беру на себя! Ничего, сутки-другие – догоню, дай Небеса! – и женщина вылезла из кареты. Потом её юбка мелькнула где-то за поворотом дороги, а мы поехали дальше.
- Ничего с ней не случится? Я волнуюсь, - сказала Себилла. А мой бывший сосед по карете, пересевший на другую сторону, ответил:
- Тут все друг друга знают. Возница бы не стал останавливаться, если бы этот человек не был ему знаком.
- А разве он не из Вестрона?
- Нет, кажется, вчера упомянул, что из этих мест родом. А мы сейчас проверим. Эй, милейший! – Анджей Гарвел стукнул своею тростью по стенке кареты. – Ты же знаком с этим мужчиной?
- Да. Он мой кузен по отцу, - глухо раздалось с улицы.
- Я же говорил…
Себилла успокоилась, и мне удалось заснуть. Проснулась я от жужжания какого-то разговора. Королевская травница о чём-то негромко спорила с Магнусом, а Поэма ей поддакивала. Я потянулась, насколько возможно это было в тесных условиях дорожной кареты. Хотя, места стало немного больше после потери двух пассажиров.
- А как ты считаешь, Виола? – вдруг обратилась ко мне Поэма. Видимо, совместная ночёвка на одной скамье сделало её посмелее, и она перестала мне «выкать».
- О чём вы? – я действительно не понимала сути их спора, так как большая его часть прошла мимо моих ушей.
- Мы о том, старая это болезнь или новая, завезённая, к примеру, из Муареи. Там же периодически свирепствуют эпидемии. Жаркий климат этому способствует. А ещё, говорят, что с чистотой там в городах очень и очень плохо. А это же крысы… Крысы – разносчики болезней, это доказали эксперименты Ангуса Югеля.
- Нуууу, - я поправила сбившиеся пряди, - сведений мало, чтобы делать такие долгоиграющие выводы. Мне показалось, что симптоматика похожа на оную у болотной лихорадки. Правда, тут смертность гораздо быстрее, а заразность совсем непонятная. К примеру, когда заболела семья кастеляна, то обнаруживший умерших сосед не заболел вовсе, а мальчишка-разносчик газет, разговаривавший накануне с отцом семейства – заболел в лёгкой форме и остался жив. Странная эпидемия. А потом случай в другом конце города, и опять погибла целая семья. А они же никак не могли столкнуться с покойным кастеляном и его домочадцами… И это очень странно!
- Столкнуться, положим, они могли где угодно: дети в школе, жёны на базаре. Интересно, это кто-нибудь изучал? – заговорил Магнус Парр.
- Да, насколько мне известно. Люди из разных социальных слоёв: кастелян наместника и шорник из рабочего квартала. Они даже на один и тот же базар не ходят. И тогда должны были заразиться вокруг многие, но этого не произошло. И это вызывает недоумение. Очень заразные, смертельно опасные болезни так не работают. Они не делят людей на хороших или плохих, а косят всех подряд, всех, кто оказался рядом с источником заразы.
- Да, я согласен, много странного. Но если копнуть, то всё окажется объяснимым. Я уверен в этом.
- Только мы едем туда не раскрывать загадки, а лечить людей. А вопросами странностей пускай занимается стража. Его Величество платит большие деньги всем этим магам, на кой тогда ляд? – Клодия де Сервюр высказалась громко и убедительно. Тяжело было с ней не согласиться, но я осмелилась.
- Боевых магов не знают всех нюансов нашей профессии, пани Клодия. Ни один боевой маг не способен отличить крапивницу от ветрянки. Лично я наблюдала одного такого мага, а, по совместительству, и отца, который бился в истерике, считая свою дочь мёртвой, хотя у неё был обычный обморок.
- В словах Клодии есть свой резон, а в Ваших, Виола, есть свой. Мне уже интересно разгадать загадку, которая вызывает такие споры в лекарской среде, - Анджей Гарвел высказался тоже.
Так, полунаучных спорах, мы провели время до вечера. На ночлег возница остановился в трактире «Пьяный осёл». Я смутно припоминала этот трактир, ведь семь лет назад я ночевала здесь. По-моему, мне отвели небольшой закуток под крышей и выдали тюфяк, набитый соломой.
- Да-а-а, в любом деревенском доме чище, чем тут, - отметила Себилла, осмотрев тёмное и задымлённое помещение, где нам предстояло отужинать.
- Давайте не будем придираться, господа, - заявил Магнус Парр и первым опустился на на не очень чистую скамью. Мы уселись напротив и рядом. Клодия брезгливо сморщила нос, а Поэма смотрела на всё с юношеским восторгом. Себилла же наклонилась ко мне и прошептала:
- Вы знаете это место, Виола? Тут безопасно? А то похоже на настоящий разбойничий притон из старинных романов…
Я усмехнулась и оглядела высокий потолок с поперечными балками, к которым крепились масляные светильники и связки лука и чеснока, огромную стойку, за которой прятался полный неопрятный хозяин, а также самого хозяина, посматривающего на нас с плохо скрываемым любопытством.
Кроме нас, в таверне были ещё посетители, о чём говорила большая телега во дворе и несколько привязанных под крышей лошадей. Но самих посетителей в общем зале не наблюдалось. Легли спать, так рано?
Я не знала, что думать. Дорогу из Эндригона в столицу я помню смутно. Знаю, что Мастер Силвергейн заплатил извозчику, чтобы тот без проблем довёз меня. И я доехала спокойно, не отвлекаясь на разные бытовые мелочи, и в себя я пришла только на пороге Школы Травников.
- Я не думаю, что в таком известном месте, где останавливаются десятки путников каждый день, нам что-то угрожает, Себилла, - ответила я девушке и ошиблась. – Давайте попросим ужин, наконец.
Нам принесли заказанную еду не в очень чистой посуде. И Магнус Парр, осмотрев заляпанную жирными пальцами посуду, заявил:
- Эй, любезнейший, нельзя ли помыть тарелки, прежде чем накладывать в них кушанья?
Хозяин уме ответил:
- Хотите чистые тарелки – так помойте…
Знахарь поморщился:
- Мы оплатили Вам за ужин, и хотим есть его из чистых тарелок! – голос его зазвенел от возмущения.
- Глория, милая, одному засранцу не нравится, как ты моешь тарелки! – вдруг рявкнул хозяин во всю силу своих лёгких, и откуда-то из-за стойки вышла высокая дородная девица со слегка дебильноватым лицом в грязном фартуке и таком же грязном чепце. Она недобро взглянула на нас, потом уставилась на Магнуса и быстрым размашистым мужским шагом подошла к нашему столу. Знахарь поджался в начале, но затем встал и вышел, грудью перекрыв дорогу к нам. Мы со страхом и любопытством ждали продолжения. Девица подошла к пану Магнусу и, замерев на мгновение, схватила его за грудки. Пальто знахаря затрещало.
- Что Вы себе позволяете, - попытался возмутится он, но девица, стряхнув с головы пана шляпу, которую тот не снимал всю дорогу, схватила его за затылок и, обхватив голову рукой, притянула к себе и поцеловала. Магнус Парр долго трепыхался в руках девицы, пока мы все не повыскакивали со своих мест и не начали орать, чтобы та отпустила нашего коллегу.
Она вскоре сделала это, и уставилась на нас так, будто бы собиралась провернуть подобное с каждым из нас. Мы притихли, а пан Магнус часто дышал, держась за край стола.
Потом нам принесли эль, но уже в чистых кружках. Эль и хлеб – это была моя единственная еда на сегодня. Спать нас уложили на знакомые соломенные тюфяки в комнатах по двое. Тюфяки оказались чистыми, а запах травы помог мне, наконец, расслабиться и поспать. Поэма на соседней кровати тоже возилась недолго. А утром нам не хотелось вставать.
Выйдя в общую комнату, я увидела, чем нам собирались кормить: посредине стола стояла огромная корзина, накрытая белым полотенцем. От неё одуряюще пахло пирогами.
- Ммм… - подскочила к ней Поэма и выхватила один, - пахнет, как у мамочки…
Я же поспешила на улицу. Лишь бы никто не догадался взять с собой, иначе… Иначе мне придётся остаться тут! Небеса, помогите!
Но Небеса не сжалились надо мною: мало того, что все мои коллеги пропахли свежей выпечкой, так и Анджей с Себиллой прихватили с собой по парочке пирогов.
- Виола, угощайся, - протянула мне один Себилла. Я же, прикрыв рукой рот, выскочила из кареты и меня вывернуло. – Что с тобой? Пирог же хороший. Или ты не любишь рыбу?
Все коллеги высыпали из кареты, наблюдая за тем, как меня выворачивает наизнанку.
- Ты не беременна случаем? – выпалила Поэма. – У нас так один раз рвало в приюте девочку, что бегала к одному парню. Оказалось, что она беременна.
- Не беременна она. Я вижу, - вдруг заговорил Анджей Гарвел. – Выбросите пироги или тут доедайте. Я, кажется понял, кто она. Мне рассказывал один коллега про такой случай… У неё жуткая аллергия на пироги, психосоматическая.
Профессор протянул мне платок, а Себилла выкинула три пирога в ближайшую канаву, куда уже побежал ошивающийся неподалёку пёс.
Мы поехали, и все молчали, пока Себилла не произнесла:
- Пан Магнус, а куда Вы ходили ночью из своей комнаты? – и лукаво так посмотрела на знахаря. Тот смутился изначально, а потом задрал голову и посмотрел на Себиллу так внимательно и ответил:
- А не Ваше дело, пани Тоунж. Не суйте свой симпатичный носик в мужские дела! – и замолчал. И молчал очень долго, что было странно. Неужели же он ходил к той огромной девице? Я внимательно посмотрела на мужчину, а потом на Себиллу. Явно же та спросила это не просто так!
Заметив мой интерес, Магнус Парр, мне показалось, немного смутился. Он спрятал лицо за воротник пальто. Я же откинула голову назад на сидение и вспомнила свой первый поцелуй.
«- Ой, извините, я не хотела, - я занесла корзину с пирогами в привратницкую и уже выбегала прочь из неё, когда на пороге столкнулась с тем, о ком грезила все эти дни и недели. Он легко обхватил меня за плечи и сказал:
- Ты куда так спешишь, детка?
- Мне пора, извините, - я смутилась и повела плечами, пытаясь отстраниться от объятий стражника, но тот не отпускал меня, разглядывая своими синими глазами. Это приводило в ещё большее смущение. Я старательно отводила глаза.
- Посмотри на меня, или боишься? – красавец специально произнёс это, чтобы подзадорить меня, и у него это вышло. Я быстро взглянула на его лицо, поймала смешливый взгляд и быстро отвернулась. – Сегодня вечером на ярмарке будут выступать бродячие артисты, ты придёшь?
Теперь уже я взглянула на него с удивлением: это красавчик приглашает меня?
- Ну-у-у, я не знаю. Мастер не любит, когда я куда-то отлучаюсь по вечерам… - выпалила я, не задумываясь о том, как это звучит: взрослая девица не выходит из дома вечером.
- Так ты придёшь? – он требовательно посмотрел на меня.
Я кивнула в ответ, и, наконец, он выпустил мои плечи. Повернувшись я пошла по улице, плохо понимая, где я и что происходит вокруг. Одна лишь мысль крутилась в моей голове: «Он пригласил меня на свидание… Он пригласил меня… Он пригласил…»
Что я делала в тот день, о чём разговаривала и с кем, я до сих пор не помню. Зато тот вечер я не забуду никогда: мельчайшие детали всплывают у меня в голове до сих пор. Как пахли жареные каштаны в лотках у уличных торговцев, каким цветным мне казался весь мир, когда мы стояли и смотрели представление, держась за руки, а самое главное, каким красивым и сильным был он, тот, чьё имя последние годы я стараюсь забыть…
Он проводил меня до дома Мастера, мы постояли немного, глядя друг на друга, а потом наклонился ко мне и поцеловал, бережно и невинно, лишь прикоснувшись своими губами к моим.
- До встречи, детка, - сказал он мне тогда и ушёл. А я стояла и смотрела, как его фигура исчезает в темноте, стояла и смотрела. Даже, когда он скрылся за поворотом, я осталась стоять. И только голос Мастера Силвергейна вернул меня в реальность.
- Виола? Ты что там делаешь возле калитки? Заходи в дом, простынешь…»
Так, погрузившись в воспоминания, я уснула. Проснулась от того, что карета остановилась, и возница предложил нам размяться.
Мы опять разбрелись по кустам, а вернувшись, я увидела, что Магнус Парр и извозчик что-то обсуждают с мужчиной на телеге, местным крестьянином.
- Что опять такое? – спросил у меня Анджей Гарвел, стоящий ближе всего к карете.
- Не знаю, - сказала я, - но, надеюсь, нам объяснят.
Пан Магнус оглянулся на нас двоих и позвал глазами пана Анджея. Тот быстрым шагом подошёл к телеге.
- Ты не знаешь, в чём дело? – Себилла и Клодия только-только показались из кустов, и первая уже с любопытством приглядывалась к стоящим мужчинам. Ту что-то живо обсуждали.
Потом пан Анджей отошёл от них и направился к нам.
- Какая-то ерундистика…
- Что случилось? – Себилла была тут как тут.
- Этот уважаемый крестьянин говорит, что дорогу дальше размыло паводком, и мы тут не проедем на карете. Она увязнет в грязи. Его телега может нас перевезти, но только четверых. И то часть пути придётся пройти пешком по заболоченной местности, чтобы и телегу не вытаскивать из болота. Интересно, на что идут наши налоги, если до сих пор дорогу не отремонтировали? Паводок закончился две декады назад…
- И долго идти? – спросила вдруг Клодия.
- Несколько часов…
- Я не смогу, у меня больные ноги, - ответила травница королевы. – Но, будьте уверены, я расскажу об этой проблеме Его Величеству…
- А можем мы меняться? Один кто-то идёт, а остальные едут. Пани Клодию мы отправим обратно с извозчиком, но мне бы не хотелось возвращаться обратно, - предложила Себилла. – Думаю, что и никому из вас тоже. - Я и Поэма переглянулись: нам точно не хотелось обратно. Иначе к чему были было это всё? – В Эндригоне каждый лекарь будет на счету.
- Я тоже думаю, что это – самый лучший вариант из возможных. Багаж придётся оставить. Возьмём только самое необходимое. А Клодия, думаю, позаботится о наших вещах, сдаст их на хранение в наши лекарни.
- Конечно-конечно, - заверила женщина. Я только усмехнулась, так как расставаться с тряпками мне было не жалко. Книг я взяла немного, только самые необходимые в моём деле, лечебный инструментарий можно приобрести и в Эндригоне. Жаль было немного кожаный саквояж, купленный на распродаже. Но если его отвезут и отдадут Костасу, то с ним, думаю, ничего страшного не произойдёт.
Вынув из багажа самое необходимое, мы вернули наши сумки-чемоданы-саквояжи на крышу кареты и уселись в телегу. Первым собрался идти Магнус Парр. Затем шла я, а потом мне отдыхала давала Себилла, следующим был пан Анджей, а потом Поэма. Так мы собрались добраться до заболоченного места. Потом уже выходили мы все. Поэме, как самой молодой, пройти нужно было пешком дольше всех. Так и порешили.
особенным трудом. И, когда мы вышли к небольшому хутору на ночь глядя, мы переглянулись между собой и живее зашевелили ногами.
- Усё, ужо прибыли, - сказал нам крестьянин, - можете присаживаться на телегу, довезу, сколько есть, прямком до ворот…
Мы все повалились на душистое сено, и когда телега подвезла нас, мы даже не хотели вставать. Кое-как съели неприхотливый ужин. Хозяева предложили помыться, но мы отказались: ноги отваливались. Легли спать на хозяйские лавки не раздетыми. На этот раз нас уложили в одном доме, в соседних комнатах, разделённых между собой только куском ткани. Нам было всё равно: так мы все устали.
- Если бы не размытая дорога, то мы уже сейчас въезжали в Эндригон, - сказала Себилла, вытянув ноги. – А теперь мы прибудем только завтра к обеду. Опоздаем на день.
- Ничего, наместник должен лучше следить за дорогами. Это его прямая обязанность, - ответила я, проваливаясь в сон. Ноги болели, спина тоже, ныли старые шрамы, но усталость взяла своё.
Ночью мне снился он, давно такого яркого и красочного сна я не видела. Он улыбался мне своей прекрасной улыбкой, от которой подкашиваются ноги, что-то говорил мне ласково, а потом разворачивался и уходил. А меня накрывало такой сильной болью, что хотелось плакать. И я плакала, опять плакала, как тогда…
- Виола, с тобой всё в порядке? – голос Поэмы разбудил меня. Я открыла глаза. На улице было темно, значит, ещё ночь. Лицо – мокрое от слёз. Нос заложен.
- Да, - прохрипела я. – Просто плохой сон. Спи.
И перевернулась на другой бок. Поэма притихла. Я же больше так и не уснула. Зачем он мне снится? Вот зачем? Не хочу я вспоминать про него… Не хо-чу!
Но мысли непрошенными гостьями уже скакали в моей голове. И эта его улыбка… И стать… И как ладно сидела форма на его стройной фигуре…
Я всегда замирала в первое мгновение, как видела его, влюблённая дура. И все вокруг видели это, что я влюблена по уши. Даже Мастер Силвергейн один раз пытался поговорить со мной.
- Девочка моя, присядь вот сюда… Нам нужно поговорить. Мой друг Симон рассказал тут мне кое-что… - Мастер замолчал, я же летала в облаках, мечтая о том, как скоро я смогу отправиться к стражницкой и увидеть там Рона. Сегодня же было не его дежурство. Интересно, а он придёт сам ко мне, как в прошлый раз? И я с ним удеру из дома, через окно. И мы побежим гулять по набережной и целоваться… М-м-м… Как же он целуется! – Девочка, ты слушаешь меня?
- Да, Мастер, извини… Ты что-то хотел мне сказать?
- Виола… Я понимаю, что такие разговоры должна была вести с тобою твоя мать. Я – не она…
- Это и понятно, Мастер, - я захихикала.
- Не перебивай меня, пожалуйста. Короче, когда я взял тебя на воспитание, то это оказалось большой ответственностью, большей, чем я мог предположить. У меня не было никогда ни жены, ни детей. Только ты. Я думал, до последнего времени, что мне удалось справиться с твоим воспитанием. Ты выросла умной, доброй, трудолюбивой девушкой.
- Вы так говорите, Мастер, будто бы я поменялась как-то…
- Подожди, - Мастер старательно отводил взгляд. Да в чём дело? – Твоя доброта может сыграть с тобой злую шутку, Виола. С сегодняшнего дня я запрещаю тебе ходить к стражам и носить им пироги.
- Что? – я вскочила со стула. – Что за ерунда? Да почему это?
- Не кричи Виола, присядь и дослушай меня!
- Да не хочу я слушать от тебя, Мастер, эту чушь! Мне через три недели стукнет двадцать один год, и плевала я на твои запреты. Куда хочу – туда и хожу: понятно?
Я не на шутку рассердилась, топнув ногой. Мастер никогда не указывал мне, куда ходить, с кем дружить. Единственное, он не любил, когда я задерживалась где-то допоздна, но такое случалось редко. Я старалась прислушиваться к мнению единственного дорогого мне человека.
- Позволь, Виола, выслушать меня до конца! – в голосе Мастера прорезался не свойственный ему металл. – Три недели ты ещё считаешься моей подопечной, так будь любезна слушать, а не кричать!
Мастер сам повысил голос. Я же упёрла руки в боки и насуплено уставилась на него.
- Ты не должна ходить туда, Виола, я прошу тебя, - смягчил свой голос Мастер. – Ведь над тобой уже все смеются…
- Смеются, кто? – удивилась я. – Почему смеются?
- Твоя влюблённость в Рона Андирхейма уже известна всему городу… И как ты ухлёстываешь за ним, девочка моя…
- Что? – я побелела, затем покраснела. Меня бросило в жар. – Что известно?
Ноги перестали меня держать, и я опять опустилась на стул. Мастер тут же подошёл и обнял меня, погладил рукою по голове, как маленькую. Я же сидела в оцепенении: люди смеются надо мной, над моими чувствами. Как же так?
- Неужели всё так выглядит со стороны? – прошептала я, посмотрев в лицо опекуну.
- Деточка моя, мой друг Симон очень волнуется за тебя. Ему не нравятся ваши отношения с Роном. Ты влюблена, а он тобою пользуется. Рон Андирхейм – боевой маг и наследник знатной семьи. В наш город он попал за своё преступление: ударил по лицу начальство. И его наказали. Когда наказание окончится, он уедет. А ты останешься здесь. Одна. Не думаешь ли ты, что он позовёт тебя за собой, в замок к своему отцу, герцогу Нотрейму?
- Рон хороший, - прошептала я.
- Да, он хороший страж. Но какой он человек, мы с тобой не знаем, милая, - рука Мастера продолжала гладить меня по голове, а я дышала ему в сюртук. – Так что, давай ты пока не будешь ходить туда, хотя бы эти три недели. Выжди, посмотри, что будет делать он. А через три недели, когда станешь самостоятельной, можешь уже решать: стоит тебе… гммм… общаться с этим юношей или нет…»
Я тогда дала обещание своему опекуну, что ходить к стражам больше не буду, и не скажу, что выполнение этого обещание давалось мне легко, но я справилась, не поддавалась искушению увидеть Рона, даже когда пробегала по делам Мастера где-то рядом. Но, Небеса распорядились так, что Рон сам встретился мне. Видимо, это была судьба…
С первыми петухами знахари и травники начали просыпаться и потянулись во двор, по нужде и умыться. Там уже во всю кипела работа: хозяйка с детьми занимались скотиной, а муж чинил какой-то инвентарь. Мы же радовались тёплому весеннему солнцу и свежему воздуху после душноватой избы.
- Доброе утро! – пробасил Магнус Парр.
- Доброе, - подбоченясь, ответила ему Себилла. Мужчина усмехнулся и задержал свой взгляд на девушке. Та быстро отвернулась, смутившись. Между этими двумя явно что-то происходило. Но сильного желания вникать у меня не было. Я не люблю влезать в чужую жизнь, может, поэтому у меня до сих пор нету ни одной подруги, даже среди коллег.
Наш крестьянин тоже выполз из сарая, почёсываясь и позёвывая.
- Как приедем, протравлю все волосы щёлоком, - шепнула мне Поэма. – Спать на чужих кроватях бывает очень опасно.
- Да, это нужная вещь, - ответила я ей, и мы начали собираться в дальнейший путь, которого, судя по всему, осталось не так уж и много.
- Милейший, а что у вас тут говорят про эпидемию в городе? – спросил вдруг Анджей у хозяина. Тот ответил:
- А ничего. Говорят, что это всё выдумки. Скоро ярманка, и наместник не хочет, чтобы в городе народу много собралось. Страже тяжело за всеми уследить. Купцов из Муареи будет целый караван. Меньше покупателей – дешевле они продадут свои товары. Ждут на ярманку ажник десяток кораблей.
- Понятно, - протянул пан Анджей и посмотрел, почему-то, на меня.
Я же поморщилась и отрицательно махнула головой. В Эндригоне такие или подобные разговоры ходили перед каждой ярмаркой, которых в течении судоходного сезона проводилось целых три.
Первая ярмарка уже скоро: лёд сошёл, и корабли могли входить в устье Эндри. Вторая была в середине лета, а третья – перед зимой, и шла до первого ледостава. А потом купцы уезжали на санях по льду, чтобы вернуться весной. И так из года в год.
Вскоре мы ехали по нормальной дороге, также меняясь местами. Вскоре показались первые предместья Эндригона, но до самого города было ещё ехать и ехать. Я с любопытством оглядывала дома и людей. Стайки детей носились по улицам, вытаптывая весеннюю грязь, за ними с шумом бегали собаки. Кое-где, на проплешинах, паслись чёрно-белые коровы эндригонской молочной породы. Эти небольшие животные давали много молока. У нас была когда-то такая. Но после смерти родителей я так и не вспомнила, кто её свёл со двора.
Шумела обычная жизнь. В одном из таких предместий выросла и я, только на другом берегу реки. Дом же Мастера был расположен рядом с центром, в ремесленном квартале. На этой телеге нам точно добираться придётся туда несколько часов, особенно, через Северные ворота – огромную торговую магистраль, уже с утра забитую каретами, телегами, возами и всадниками. Она пока не показалась ещё, но шум уже долетал до нас.
- Какая-то деревня, - скривила свой курносый нос Поэма. Конечно, после Вестрона, который не имел таких огромных предместий с почти сельской обстановкой, Эндригон казался юной травнице невзрачным и провинциальным. И я поэтому стала поджидать реакции моих спутников на то, что они увидят, выехав из-за поворота.
Раздался слаженный «ах». Ахнули и мужчины тоже. Я же только усмехнулась.
Перед нами предстал город во всей своей красе. Огромные белокаменные стены с зубчатыми башенками по периметру сверкали в лучах утреннего солнца, а ворота, в которые могли поместиться одновременно десять больших телег, не задев друг друга осями, но самым прекрасным к этой картине, представшей перед нами, был огромный мост через Эндри, заполненный сейчас самыми разнообразными повозками и людьми. Даже кто-то перегонял через него небольшую отару овец, видимо, на базар.
Огромное строение на изящных опорах – колонах с летящими арками наверху казалось чем-то неземным, созданным не людьми, а сильфидами, которые населяют Небеса.
- Я читал про это чудо. Но не верил, что обычный мост может выглядеть так… так…
- Чудесно! – закончила за Магнусом Поэма. – Как же восхитительно красиво!
- Это оксюморон, пани Поэма, либо восхитительно, либо красиво… - поправил её пан Анджей. Я же только усмехалась, глядя на своих коллег. Ни одна гравюра не могла передать сказочную красоту моста Северных Ворот. Его нужно было увидеть своими глазами.
- Виола, это же чудо! Вы тут жили… И как Вы решились покинуть такую красоту! – Поэма не могла успокоиться. Усмешка уже не сходила с моего лица. Покинула! Ещё как! Уезжала, испытывая только облегчение. И чем дальше от Эндригона – тем легче тогда мне становилось. А сейчас? Что я чувствую сейчас?
И поняла, что боль и обида на это место прошли. Осталась только лёгкая грусть. Мой дом теперь в Вестроне. А сюда я приехала на работу, и это временно.
ГЛАВА ВТОРАЯ. КАПЕЛЬКА.
Отметившись в Магистрате, мы отправились искать жильё. Я решила сразу же объединиться с Поэмой: комнату на двоих снимать выгоднее, чем одной. Цены перед ярмаркой взлетали на жильё, но потом также резко падали. Мы попали на самый их пик. Себилла же сговорилась с неприметной служащей, и та повела её к себе на постой. Где собрались остановиться наши мужчины, я не знала.
Мы шагали с девушкой по широким улицам Эндригона. Всё мне казалось знакомым и незнакомым одновременно. Вот тут раньше был большой галантерейный магазин, а сейчас витрины зияли пустотой, а вывеска пропала. Тут был небольшой сквер перед зданием Военного училища, а теперь была ровная замощённая дорога.
Мы обошли несколько адресов, которые нам дали в магистрате, но всё уже было сдано. И тогда я предложила:
- Поэма, у меня тут неподалёку живёт опекун. Я не была у него очень давно, и поэтому не знаю, что там сейчас за обстановка в его доме, есть ли жилые комнаты или нет. Но мы можем попроситься на постой к нему или узнать, может, кто из соседей сдаёт жильё!
- Виола, а что же ты сразу не предложила такой вариант? У своих лучше же жить…
- Он просто уже пожилой мужчина, одинокий, занимается научной работой. Вдруг мы ему помешаем? Я его собиралась навестить, но только позже…
- Ну, давай сходим. Знаешь, уже хочется бросить куда-то сумку и отдохнуть. Завтра уже нас впрягут в работу. Чувствую, что будет непросто…
Мы свернули в переулок и прошли до параллельной улицы. Два дома, и я замедлила шаг. Вот оно, место, от которого я когда-то убежала!
Синяя крыша с проплешинами облезшей краски, выцветший забор, тоже давно не обновляемый. Мастер никогда не любил следить за бытом, этим занималась я.
- Виола, что с тобой? Мы не туда вышли? – Поэма забеспокоилась.
- Нет, мы уже пришли, - слова девушки привели меня в чувство, и я сделала решительный шаг навстречу своему прошлому.
Калитка была закрыта изнутри, но я достала небольшую палку, спрятанную за одной из досок, и просунула её в щель. Защёлка открылась от моего движения.
Мы вошли, во двор, я поднялась по ступенькам крыльца, как тогда. Пятнадцать лет назад, уже почти шестнадцать, и постучала в дверь.
- Оставьте на крыльце! Я потом заберу! – раздался из дома знакомый голос.
Я постучала ещё раз.
- Я же сказал: оставьте! Вам всё оплатили!
- Мастер, это я! – мой голос сорвался, скрипел и дрожал.
Через минуту дверь распахнулась, и я увидела его, человека, который спас меня дважды.
- Виолочка, детка, ты тут? – у мужчины на глазах навернулись слёзы, а я бросилась ему на грудь.
- Мастер…
- Ну, что ты, не плачь, милая, не плачь. У тебя же всё хорошо? – Мастер гладил меня по голове, как маленькую, а я плакала и плакала, без остановки.
- Мастер… Я виновата перед тобой… Как я виновата…
- Виолочка, детка, а кто там стоит? – Мастер заставил вспомнить меня, что я не одна.
- Ой, прости. Это Поэма Таллер, моя коллега из Вестрона, - я рукавом утёрла слёзы и повернулась лицом к стоящей девушке. Поэма тоже плакала.
- Ты чего это? – удивилась я.
- Завидую, у меня вообще никого не осталось, - всхлипнула она.
- Ну, что Вы, милая, - Мастер вышел и подхватил саквояж Поэмы, - проходите скорее в дом. Я как раз сварил мясную похлёбку. Поедим, и расскажете мне, какими судьбами к нам…
Уже сидя за столом на кухне, я почувствовала, что вернулась домой, где меня любят и ждут. Никогда в Вестроне у меня не было такого ощущения. Только здесь, в доме у Мастера. Жизнь с родителями вызывала у меня воспоминания с лёгкой грустью, такие, как будто всё было не со мной. А Мастер был реальным, живым, от него пахло лекарствами, реактивами, немного – скисшим молоком и палёным.
- Давайте я Вам помогу, - вызвалась Поэма, пока я разглядывала кухню и своего опекуна, но Мастер сказал:
- Что Вы, девушка, сидите-сидите… Вы же с дороги.
Он ловко наложил нам по тарелке горячего варева, нарезал хлеба крупными ломтями и вынул из шкафа свежие овощи: там было наложенное ледяным магом заклятие холода.
- Ешьте-ешьте, все разговоры потом. Я пойду, проверю, как там дела в лаборатории.
Мастер ушёл, оставив нас с Поэмой одних. Мы переглянулись и принялись за еду.
- А почему ты сразу не хотела пойти к нему? Он же ждал… Это видно, - прошептала мне Поэма после того, как мы сбили первый голод.
Я задумалась: что мне ответить? Что я струсила? Боялась сразу же встретиться со своим болезненным прошлым? И ответила честно:
- Не знаю… Не могу сказать…
Потом Поэма кинулась мыть посуду, пришёл Мастер, и мы переместились в небольшую гостиную. Там, сидя на мягком диванчике, которого я не помнила, мы рассказали Мастеру и про эпидемию, и про командировку.
Он призадумался и ответил:
- Я последние месяцы практически не выхожу из дома. Еду мне носят доставщики, плачу я им щедро. У меня сейчас идёт важный эксперимент по заказу одного… тоже важного человека. Поэтому я пропустил последние события. Так, говоришь, пропали все лекари Эндригона?
- Почти все…
- Странно. Два месяца назад я обращался тут к одной травнице, уже пожилой женщине, но с большим опытом. Можно будет сходить к ней опять и как бы невзначай всё разузнать. Как ты считаешь, Виола?
- Ой, Мастер, нет. Не лезь в это дело, пожалуйста. Пообещай мне, что не будешь ходить и ничего выспрашивать. Занимайся своим экспериментом. А то я начну жалеть, что всё тебе рассказала!
- Хорошо-хорошо, Виолочка, детка. Не буду. Как скажешь, только не волнуйся, пожалуйста!
Спать с Поэмой мы улеглись в моей старой комнате. Мастер оставил здесь всё, как прежде. В шкафу я обнаружила даже свои вещи, которые не забрала с собой в столицу. Всё и не заберёшь. Оказалось, что почти все мне они стали велики. Я сильно похудела.
Посмотрев на себя в зеркало, попыталась вспомнить себя прежнюю, но это оказалось непросто. Я помнила только свой нынешний облик, а то, какой я была раньше как бы стёрлось из памяти, выветрилось и исчезло. Может, и к лучшему.
Я застелила себе свою кровать, а Поэму уложила на маленьком диванчике рядом со столом, за которым, когда-то, я учила уроки, рисовала, читала купленные мне Мастером книги. Они все стояли рядом на небольшой полке. Их было с десяток, но все – научные работы и старинные классические романы – стоили, как маленькое состояние: Мастер их покупал за свой счёт и никогда не скупился. Я не взяла их с собой в новую жизнь, мне тогда было не до того, лишь бы уехать, скрыться, забыть всё, что произошло… А теперь они стояли и будто бы смотрели на меня немым укором: «Как ты могла позабыть о нас, хозяйка? Как? А мы тебя ждали!»
Я провела пальцем по кожаным корешкам и увидела, что пыли на них практически нет, да и комната не выглядела запущенной. Мастер убирается тут до сих пор? Сам? Хотя, он мог использовать магию. У него её предостаточно.
Я не стала гадать, да и болтовня Поэмы не давала мне надолго уйти в себя.
- Это твоя комната? Собственная? Знаешь, в детстве мне приходилось только мечтать о таком… Нас в комнате в приюте было двадцать. Целых двадцать воспитанниц на одну не очень большую комнату. Собственного учебного места у нас не было, конечно же. Только кровати. Ложиться или садиться на которые днём нам воспрещалось. В приюте не поощрялась лень. Мы должны быть весь день на ногах. Не представляешь, как иногда хотелось укутаться в одеяло и залечь на своей кровати, не видя постные лица наставниц и ехидные своих со-воспитанниц… Но даже такой малости мы были лишены. Один раз я серьёзно заболела и попала не приютский лазарет, а в настоящий столичный госпиталь. И мы лежали там вдвоём. Представляешь? Всего лишь вдвоём. Я и ещё одна девочка, не из приюта, а из семьи. Когда её мама навещала свою дочь, то угощала меня домашней едой и своими яблоками из собственного сада. Как я завидовала этой девочке, ты не представляешь себе!
- Почему не представляю? Очень даже, Поэма, представляю. Я смотрела на своих соучениц по училищу и завидовала каждой их. Я думала почти каждый день: «Почему это случилось именно с моими родителями? Почему погибли именно они, а не родители этой девочки или этой?» Я знала, что так думать нехорошо, но продолжала думать. Эта мысль все три года посещала меня. И что0то подсказывает мне, что все сироты грешат таким. Но что нам теперь нельзя и помечтать?
Мы с Поэмой улыбнулись друг другу. Я выключила светильник, и мы ещё долго лежали, глядя на месяц, выглядывающий нам в окно.
А утром Мастер разбудил нас пораньше. Это я попросила его об этом. Вставать мне не хотелось, ибо я первую ночь провела без горьких воспоминаний о прошлом. Они не приходили, и я этому была очень рада.
Поэма тоже выглядела не выспавшейся. А день мог оказаться достаточно тяжёлым. Но я взяла себя в руки и постаралась приободрить коллегу:
- Ничего, сегодня никакой болтовни на ночь. Придём, искупаемся и сразу спать.
- Да, я тоже так думаю!
И мы поспешили в Магистрат. Мастер попытался нам напомнить про завтрак, но я только отмахнулась: опаздывать совсем не хотелось. А позавтракать мы сможем и харчевне, благо, в деньгах нас не обидели.
В Магистрате сонная работница рассказала нам и пришедшей с ней Себилле, где находится госпиталь Эндригона. Там мы должны были получить свои задания от оставшегося единственным знахаря. Госпиталь находился достаточно далеко. Я помнила, приблизительно, где, но сама в том районе была от силы пару раз. Поймав извозчика, мы поехали. Оказалось, что ехать долго, около часа, даже чуть больше. За это время мы прекрасно выспались, доспав на плечах друг у друга по очереди. Себилла тоже выглядела чуть лучше после нашего кратковременного сна. Я привыкла видеть её весёлой хохотушкой, но сейчас она позёвывала и молчала.
Госпиталь был огромным зданием, стоящим на холме и окружённым высоким кованным забором. Центральный вход оказался закрыт, и прошли к служебному. Там нас встретила неприветливая женщина в чепце и фартуке с тяжёлым взглядом, сидящая за высокой деревянной стойкой. Над её головой прямо на стене было написано крупными буквами: «Регистрация пациентов»
- Кто такие? Что нужно?
- Травница Виола Бербридж и знахарка Поэма Таллер, - ответила я, - из столицы.
- Себилла Тоунж. К кому нам можно обратиться? Вот наши документы, - Себилла протянула ей выданную нам папку.
Женщина недовольно взяла бумаги из Магистрата и, бросив всего один взгляд на них, буркнула, будто бы себе под нос:
- Второй этаж направо, - и уставилась в окно.
Мы прошли по длинному коридору до узкой лестницы, поднялись по ней и оказались на втором этаже. Второй этаж здания был более светлым и просторным, чем первый. В нём слышна была жизнь, и витали запахи настоек, зелий и трав.
Мы повернули направо от лестницы и увидели двойную дверь в кабинет, над которым была надпись: «Директор госпиталя…», а имя и фамилия были замазаны наспех чёрной краской.
Оттуда не доносилось ни звука. Я громко постучала.
- Войдите, - хриплый мужской голос раздался, казалось, из-за спины. Мы троём одновременно оглянулись, но никого за спиной не оказалось.
- Входите же, я жду, - продолжил голос, и я несмело вошла. Кабинет был огромен, как и стол у противоположной стены. А за ним сидел мужчина невысокого роста, молодой, но не юноша, с небольшими залысинами. – Проходите, не стесняйтесь…
За мной раздались шаги моих спутниц.
- Да-а-а… настоящий цветник… Только как это всё нам поможет?
Мужчина устало потёр лицо, которое у него было сильно помято, как и его целительская униформа. «Да он же спал за столом!» - поняла я. И тут заговорила Поэма:
- Вы не смотрите на нас, что мы молоды. У каждой из нас за плечами большой опыт и Школа травников Вестрона. А оттуда не выпускают неумех. Давайте нам задание, мы справимся!
- Подожди, Поэма, - остановила я девушку взмахом руки. – Нас направили сюда с определённой целью: помочь в лечении эпидемии. А всем остальным мы будем заниматься, когда окажется свободное время. Кстати, с нами прибыло двое мужчин: знахарь и травник. Они уже тут?
- Мужчины? – оживился директор госпиталя. – Вот это дело!
Он стукнул ладонью по голове статуэтки льва, стоящей тут же на столе и произнёс:
- Люка, а мужчины-целители уже прибыли? – и его голос эхом разнёсся по кабинету. Я тут же поняла, что это какой-то интересный артефакт, помогающий разговаривать с людьми, находящимися в других помещениях этого огромного госпиталя.
- Никого не было, - раздалось будто бы сверху голосом встреченной нами женщины, и я поняла, что права.
- Интересно-интересно. Наместник решил забрать их под своё крыло? Ну, я это просто так не оставлю…
- Подождите, сейчас узнаем! – произнесла вдруг стоящая до этого молча Себилла и вытащила из своей сумки листок бумаги. Быстро сложила из него птичку, прошептала что-то ей, та взмахнула крыльями, а потом рассыпалась серебряными искрами.
Через минуту она появилась и заговорила голосом Магнуса Парра:
- Доброе утро, пани Себилла. Рад, что Вы переживаете за меня, - при этих словах белоснежная кожа коллеги покрылась румянцем. – Нас отправили к стражам. Мы узнаём подробности первых случаев болезни. Вечером будем в Магистрате. До встречи.
- Вы сами всё слышали, пан…
- Пан Торён, извините, что не представился сразу, Сергус Туррен, исполняющий обязанности директора госпиталя. А ранее – бывший эконом оного.
- Эконом? – мы с Себиллой переглянулись.
- Эконом. У нас двое молодых травников, один пьяница-знахарь, и я – вот и весь лекарский состав госпиталя.
- А почему никого не вызвали из соседнего Лайна? Ведь до него всего лишь полсуток пути… - поинтересовалась я.
- Лайн? – пан Туррен внимательно посмотрел на меня. – Местная?
- Да, родилась здесь, - я поджала губы.
- В Лайме волнения. Гарнизон окружил город, и стража никого оттуда не выпускает и не впускает туда. Вот такие дела.
Я нахмурилась. Всё оказалось серьёзнее, чем я думала.
- Так давайте же тогда приступим к работе, господа, - пискнула Поэма.
- Милая Поэма, мне нужно подумать. Ведь распределить вас на те роли, что вы все достойны – будет тяжело. Я не докторус и даже не знахарь….
- А что тут думать? – заговорила я. – Себилла вскоре получит Мастера по ядам. Её работа – заболевания пищеварительного тракта. Поэма специалист по уходу за больными. Дайте ей работу старшей сестры, и она проверит, как обстоят дела в этой сфере. Я же умею работать с ранами. А ещё я хочу посмотреть на тех, кто заразился этой неизвестной нам болезнью. Есть такие… среди живых?
Пан Сергус поморщился и сказал в ответ:
- В том то и дело… Всех будто бы косит смерть. Но есть один тип, которого доставили с похожими признаками, но он быстро очнулся и пришёл в себя. На следующий день мы его уже выписали. Правда, у нас должен был остаться адрес его… - Мужчина порылся в бумажном хаосе на столе и протянул мне листок. – Как знал, что пригодится!
Я взяла бумагу и засунула её в карман саквояжа.
- Ну, что? Мы можем приступать к работе? – спросила Себилла.
- Да, конечно. Вот тогда ваши распределения, - он быстро черкнул пару слов на листочках и раздал нам.
Себилла прочитала, хмыкнула, развернулась и пошла. Поэма, коротко взглянув на меня, тоже умчалась за ней. Я же, прочитав «гнойное отделение» вздохнула и отправилась на его поиски. Слова «третий этаж» стали мне подсказкой.
Весь день я, под присмотром молодого парнишки-травника, только-только окончившего одну из провинциальных школ, разбиралась с делами отделения. Даже поинтересовалась у него, что он думает про эпидемию и наш приезд. Но мальчишка только махнул рукой и ответил:
- А что мне думать? Люди умирают, да. Но лечить-то мы всё равно их не успеваем. Целые семьи находят мёртвыми и всё. Пока добирается любой лекарь – уже всё кончено. А ваш приезд – это просто замечательно. Мы тут с ног сбиваемся. Скоро ярмарка, а на ней всякое бывает: и драки, и ранения всякие… А зашивать это некому.
Так что, я работала, работала и работала, пока не поняла, что нужно отдохнуть и перекусить.
- Где вы обедаете? – спросила я у травника.
- На территории госпиталя есть небольшая корчма. Хозяйка кормит и нас, и больных. Пойдёмте, покажу.
Оставив нянь и сестёр следить за больными, мы покинули лекарскую комнату и спустились по незаметной лестнице вниз. Там, через боковую дверь мы вышли во двор и вышли за ворота. На улице ярко светило солнце, время уже перевалило за полдень. И вообще, тут, на юге было гораздо теплее, чем в столице. Деревья и кусты уже во всю щеголяли новой листвой. Крастота!
За углом здания мы свернули и оказались напротив одноэтажного строения с открытой дверью. Оттуда доносились просто сумасшедшие запахи еды. Мой желудок заурчал.
Сразу же за парнем я вошла внутрь. Он провёл меня в небольшую комнату с двумя окнами и четырьмя столами. Там ещё был небольшой прилавок, за которым стояла опрятная женщины в чепце и фартуке. Мы уселись за один из столов.
- Пани Валевска, добрый день. Нам бы с нашей новой лекаркой пообедать, - сказал он.
Пани поздоровалась с нами и засуетилась, ловко расставляя перед нами плошки да кружки. Нас накормили горячей мясной похлёбкой и бутербродами с мясной нарезкой за сущие гроши.
Сыто откинувшись на стул, я вдруг заметила, что в самом углу, не очень далеко от нас, сидит сморщенный, как гриб, старичок. Он прихлёбывал что-то из небольшой кружки и прятал свой взгляд за лохматыми бровями.
«Какой интересный тип», - подумала я.
- На кого Вы смотрите, пани Виола? – оглянулся вдруг мой спутник. – А-а-а, на пана Йорха…
- Забавный мужчина. Такая запоминающаяся внешность!
- Не вижу ничего забавного. Премерзкий дядька! Лечится у нас второй месяц, и всем вечно недоволен: то ему зелье отравленное подсунули, то от наших сестёр воняет, то соседа положили ему в палату не настоящего положили…
- В смысле – не настоящего, пан Войцех?
- В прямом, пани Виола, в прямом. Сказал нам, что тот ночью исчезает прямо с койки. А утром появляется, как ни в чём не бывало!
Мы с травником прыснули. Каких только занимательных чудиков не бывает в под Небесами!
- Вот ты где! – в помещение ворвалась Себилла Тоунж. – Пан Магнус час назад прислал мне послание, что нас ждут у стражи! Я сбилась с ног, разыскивая тебя. Поэма уже ждёт нас у ворот! Поехали!
- Хорошо!
Я попрощалась с травником, и я порадовалась, что забрала саквояж с собой, не надеясь на крепость замка в лекарской и честность обитателей госпиталя.
Мы, почти бегом, добрались до ворот. Там уже стояла крытая повозка, в которую мы забрались, подбирая юбки. Внутри стояли низенькие скамейки, но одной из которых уже сидела Поэма.
- Да-а-а, не карета! – заметила я, осматривая повозку.
- Это повозка для тяжёлых больных, от госпиталя. Пан Туррен выделил нам для поездки к страже.
- А что за спешка? – пискнула Поэма. – Я бросила перевязку на одну из криворуких сестёр…
- Подозреваю, что ещё кто-то умер, - мрачно сказала хохотушка Себилла. – У вас обеих есть набор на такой случай?
Мы с Поэмой переглянулись и кивнули согласно.
Вскоре повозка остановилась, и мы вышли около незнакомой мне стражницкой. Нас уже ждали.
- Лекарки из Вестрона? – спросил молодой симпатичный стражник, обаятельно улыбнувшись нам. Поэма тут же покраснела, Себилла улыбнулась в ответ. У одной меня была невосприимчивость к обаятельным улыбкам симпатичных стражей. – Проходите внутрь. Ваши коллеги уже там.
Мы прошли в общее помещение, где, видимо, собирались все, кто служил здесь по утрам.
За центральным столом сидел суровый мужчина, чем-то напомнивший мне пана Симона Топиара. Видимо, здесь он был главным. Перед ним расположились наши коллеги – пан Анджей и пан Магнус. Мы присели рядом.
- Так… все на месте! Сейчас мы отправимся с вами осматривать умершую семью. Готовы к неприятному зрелищу, пани?
Мы синхронно кивнули. Если бы мы боялись вида мёртвых, то ни одна из нас не доучилась бы в Школе травников. На первых же занятиях всех водили в Мортилиум, и падающие в обморок сразу же отсеивались.
- Тогда в путь!
Теперь мы выехали на огромной повозке. С нами посадили несколько стражей, и того молодого. Он во всю флиртовал с Поэмой. Но та лишь краснела и изредка улыбалась ему. Магнус Парр недовольно смотрел на происходящее, игнорируя Себиллу, демонстративно усевшуюся рядом с ним. А Анджей предпочёл разговор со мной.
- Ну, как Вам, пани Виола, первый рабочий день на новом месте?
- Не знаю, пан Анджей, не поняла ещё. В госпитале осталось мало персонала, а вот больных побольше, чем в нашем, к примеру…
- Понимаю. Завтра мы уже с паном Магнусом к вам подключимся…
- А что вы узнали об этой болезни? Есть что-то новенькое, пан? Мы здесь второй день, и до сих пор ничего не знаем. А ехали же бороться именно с ней!
- Так власти сами ничего не знают, пани Виола. Признаки похожи на болотную лихорадку, только лекарство от оной не помогает. Поскорее бы приехал пан Бартоломью.
- Да, Святой Бартоломью нам бы тут точно пригодился! – ответила я. – Что же, сейчас посмотрим на тела и выясним, болотница это или нет.
Дом, к которому подъехал возок стражи вместе со всеми нами, оказался обычным одноэтажным строением начинающегося рабочего предместья.
Около крыльца отиралось несколько любопытствующих соседей вместе с детьми. Думаю, не часто им приходится видеть, как стража охраняет порог обычного дома.
А уж когда мы начали выходить по очереди на улицу из повозки, подтянулись ещё люди, только они не подходили близко, а стояли чуть в стороне или прятались за заборами, разглядывая нас в щели между досками.
- Проходим, проходим внутрь, - командовал командир, пока мы выгружались. Магнус подал руку Себилле, а потом и Поэме. Я же шла за Аджеем, но тот не отличался такой галантностью, и ко мне подскочил белозубый страж, всю дорогу флиртовавший с Поэмой.
Я посмотрела на него, и сама соскочила с подножки. Меня качнуло, но я устояла. Страж усмехнулся и поспешил к своим.
Мы вошли друг за другом в небольшие сени, а потом и в главную комнату. У всех уже на лице расцвела багряным цветком магическая защита на лице, а руки по локоть покрыли такие же яркие перчатки. Я поспешила активировать свой артефакт.
В комнате было светло, и первыми, кого мы увидели, оказалась молодая женщина с младенцем, лежащие на кровати. Мне в начале показалось, что они спят. Но потом до меня дошло, что обтянутые кожей скулы не могут иметь такой цвет у здорового человека. Она бережно прижимала мёртвого младенца.
- Остальные во второй комнате, - глухо прозвучал голос командира стражи. Все поспешили туда. Я же осталась рядом с телами женщины и младенца. Да, сыпь на их коже один-в-один повторяла признаки болотной лихорадки. И такое иссушение тел, и желтизна кожи. И тут зажужжала одинокая муха, прилетевшая первой на запах мертвечины. Она уселась на лицо женщины и попыталась влезть под закрытое веко. Часть белка обнажилась, и это встревожило меня. Я махнула рукой, отгоняя спутницу смерти, и осторожно приоткрыла веко покойнице. Затем проверила второй глаз, веки у младенца.
Следующими были ногти, вернее, ложе ногтя большого пальца на руке. Я потрогала аккуратно кожу и матери, и младенца. Не сходилось. Ничего не сходилось. Я посмотрела в окно и замерла, обдумывая увиденное.
- Виола? Мы уже уходим, - голос Поэмы вернул меня в мир.
- Да-да, - я вышла из дома последней, и услышала, как командир разговаривает с представительным мужчиной с окладистой бородой.
- …карантин. Всех, кто общался с семьёй, прошу собрать в одном доме и посмотреть, не появятся ли признаки лихорадки. Кто-нибудь ещё заболел из соседей?
Мужчина отрицательно махнул головой.
- Так мы, пан начальник, ужо… Старуху Евсею, которая энтих обнаружила, заперли в её хате. Носим ей еду. Так, здоровая она покамест. Пятен не видать на роже и руках…
- Всех проверить! Кто до старухи был, забегал по-соседски… А хозяин где работал, проверили?
- Так он последнюю неделю дома сидел. В мастерской не объявлялся, и никто не знает, отчего так. Евойная супружница на рынок или в лавку не шастала, да и дочь с внуком тоже из дома ни куды не выглядывали…
- Странно, почему? – буркнул себе под нос, оказавшийся рядом со мной Магнус Парр.
- Ладно, разберёмся! – махнул рукой командир и приказал всем садиться в возок.
Когда мы ехали обратно, началось бурное обсуждение увиденного. Не одна я заметила отсутствие трёх явных признаков болотной лихорадки. Их заметила и Поэма. Но наши мужчины и Себилла стояли на другом:
- Все заболевания проходят определённую стадию изменений со временем. Исчезают одни признаки и появляются другие, - говорил Анджей Гарвел, объясняя нам своим профессорским тоном элементарные вещи.
- Да, но со времён болотницы в Залиманье прошло всего пять лет, - возразила я. – Так быстро признаки не меняются. Нужны десятилетия или столетия…
- Возможно, это первый такой случай. И нам выпала честь начать его изучать! – воодушевлённо ответила Себилла, поглядывая на пана Магнуса.
- Но старуха Евсея уже сутки как без сыпи. А при болотной лихорадке достаточно несколько часов, - последний мой аргумент тоже не произвёл на моих коллег никакого впечатления, и я замолчала.
От здания Магистрата мы с Поэмой быстро дошли до дома Мастера.
Нехитрый ужин и ванная немного привели нас в чувство, и Поэма, улёгшись на свою кровать заговорила, позёвывая:
- Ты права, Виола, я это знаю и чувствую. Но только мы с тобой не сравнимся опытом и влиянием в лекарской среде ни с паном Магнусом, ни с паном Анджеем, ни с Себиллой. Будут слушать их, а не нас.
- Да, ты права Поэма. Но подумаем об этом завтра. Спи уже. Сегодня был трудный день…
У меня от усталости ломило ноги, болели шрамы, кружилась голова. Но уснула я ещё не скоро. Перед глазами постоянно крутилась картинка лежащей на кровати матери с младенцем. Да, они умерли, погибли от неизвестной болезни, но она была счастлива, хотя бы недолго, но счастлива… А мне такого счастья не видать!
Я всхлипнула. Поэма завозилась на кровати, а я зажала рот рукой и выскочила из комнаты. Не стоило будить уставшую девушку: она не виновата в моём горе.
Я дошла до кухни и налила себе воды из бочки. Сразу же заломило зубы: Мастер любил свежую воду и никогда не забывал подпитывать специальный артефакт для сохранения её такой же, как в колодце. В отличие от моей квартирной хозяйки, которая любила на всём экономить.
- Виола? Ты чего не спишь? – голос Мастера заставил меня обернуться.
- Сегодня мы ездили смотреть на умерших от эпидемии… Знаешь, там была девушка с младенцем на руках… Она так его прижимала к себе, даже умирая… - и я зарыдала. Мастер подошёл и обнял меня.
- Не плачь, не рви сердце, девочка моя… Ну, прошу тебя… Нельзя плакать по тому, что мы не в силах изменить, - он гладил меня по голове, и я успокаивалась в его объятиях. Как, как я могла бросить Мастера здесь одного? Дура и эгоистка…
- Мастер, не подумай, что я стала нюней и тряпкой… Просто, иногда на меня находит… А что, если бы всё повернулось по-другому… А что, если бы я тогда поступила вот так, а не эдак… И это ужасно… - я встряхнула головой. – Да ладно… Пойду спать.
- Вас будить опять в такую рань?
- Нет, можно чуть позже. Мы сразу же поедем в госпиталь.
- Спокойной ночи, детка. И пускай тебе приснятся только хорошие сны…
Всю ночь мне снился Рон.
« - Привет, Веснушка! Ты чего это к нам не заходишь? Я соскучился по твоим пирожкам…
Он застал меня врасплох, встретился тогда, когда я была к этому не готова, вот совсем не готова: вспотевшая, взлохмаченная опять бежала через рынок куда-то по делам Мастера. Я резко остановилась и утёрла пот со лба. Денёк выдался жарким, а я уже обежала половину Эндригона.
Рон стоял и смотрел на меня около одной из лавок. Одет он был не в форму стражи, а вполне себе в нормальную одежду и казался таким красивым. Молодая продавщица кокетливо поправляла косынку и улыбалась ему. Мне сразу же стало стыдно и за своё раскрасневшееся лицо, и за пот, льющийся мне за шиворот, и за старое платье, которое было очень удобным, но выглядело так себе.
Меня от его взгляда с усмешкой бросило в жар.
- Привет, - пропищала я. – Да всё мне некогда… Помогаю Мастеру…
Не говорить же Рону, что Мастер взял с меня обещание никогда больше не видеться с ним?
- А я уж подумал, что забыла про меня, нашла ещё кого-то, кому пришлись по нраву твои пироги…
Я стеснялась и смотрела постоянно мимо Рона, но после этих слов я взглянула ему в глаза, и мне почудилось в них что-то такое, от чего вся моя решимость не встречаться с ним выветрилась без следа.
- Нет, Рон, у меня никого нет… - произнесла я тихо, но страж услышал меня, улыбнулся и произнёс:
- Тогда я приду вечером. Выходи! – и отвернулся, продолжив общаться с той молодой продавщицей за прилавком.
Мне же, дуре, понять бы тогда, что так себя с любимыми не ведут. Он не предложил проводить меня, не обнял, не поцеловал, хотя бы в щёку, прилюдно, а просто отвернулся.
Но я же расцвела, заулыбалась и бросилась бежать домой, чтобы скорее доделать все дела и вечером встретить своего любимого во всей красе.
Я тщательно искупалась, вымыла волосы, что было занятием не из лёгких: они тогда у меня спускались вдоль спины ниже мягкого места, выбрала красивое платье и бельё. Нашла розовое масло и натёрла его за ушами.
А потом уселась ждать Рона. Он долго не приходил. Вечер плавно перешёл в ночь, и собралась уже было расплакаться, как раздался тихий свист. Я выпрыгнула через окно, раскрыла калитку и оказалась в объятиях самого красивого и самого желанного мужчины.
- Куда пойдём? – спросила я его, когда первая радость от встречи схлынула.
- Пойдём, я покажу, где живу…
И опять я ничего не заподозрила, а только подумала, что так Рон хочет впустить меня в свою жизнь, и это прекрасно! Мне, глупой наивной дурочке, родившейся в любящей семье, было невдомёк, что происходит. Я видела мир только в чёрно-белых красках, верила в самое светлое и доброе в людях, мерила их по себе.
Мы, останавливаясь на объятия и поцелуи, дошли до дома Рона, а это было через целых пять кварталов от дома Мастера. Рон жил в небольшой каморке в трёхэтажном здании, правда, с отдельным входом и небольшой ванной.
Он открыл дверь своим ключом. Мы вошли, и я огляделась.
Холостяцкий беспорядок в комнате, Рон быстро убрал вещи с кровати. Стульев не было, только небольшая скамья, на которой была разложена его форма.
- Ну, как тебе?
- Ничего, жить можно, - вежливо ответила я, понимая, что тут не помешал бы порядок. По полу валялись огрызки яблок, бумажные пакеты от уличной еды и несколько бутылей из-под вина.
- Убрать только некогда. Когда дежурство заканчивается, то одна мысль – выспаться! Отоспался – опять пора на дежурство… Поэтому всё так…
- А давай я помогу тебе! – предложила я. – У тебя есть метёлка?
- Конечно! – он вынес мне небольшую метёлку, и я, в нарядном платье и с красивой причёской, быстро навела порядок у Рона в комнатушке.
- Всё! – я отдала ему метлу и присела на кровать. – Фу-у-у… устала…
- Спасибо тебе, Виолочка! – и Рон поцеловал меня. Мне так нравились его поцелуи, что я не заметила, как оказалась лежащей на кровати. А потом Рон расстегнул верх моего платья и добрался до груди. Я застонала. Всё происходящее казалось мне таким прекрасным, невозможным, тем, о чём я ещё вчера не смела и мечтать. Рон обнимает меня, целует, значит, я ему не безразлична!
Глупая я не понимала, что мужчины могут обнимать и целовать абсолютно постороннюю женщину, и причина этому совсем не любовь, а мужская похоть.
Когда подол моего платья задрался наверх, я немного пришла в себя и попробовала оторвать голову Рона от своей груди, а руки – от бёдер, но я, слабая и маленькая девочка не в силах была справиться с огромным молодым мужчиной.
Тогда я сказала:
- Рон, не надо…
- Веснушка, не ломайся… Чего ты? Тебе же нравится…
И он опять полез с поцелуями. Я же не смогла воспротивиться его рукам и губам… И через несколько минут я уже была не девственна.
Было больно, было много крови, я плакала, Рон просил прощение, будто бы не знал, что я ещё не тронутая. Я же спросила только одно:
- Мы теперь поженимся с тобой?
Рон клятвенно меня заверил, что непременно. Только такая дура, как я, могла поверить в такое. И я поверила."
Утро встретило меня ослепительным солнечным светом, льющимся прямо в окно. Денёк предстоял солнечный и тёплый.
- Виола, мы с тобой забыли зашторить окна, - пробурчала Поэма, сонно перевернувшись на другой бок.
Я же почувствовала себя переполненной счастьем, лёгкой и воздушной. Сегодня у меня ничего не болело и не ныло. Я не знала, что тому было причиной: вторая ночёвка дома или сон, что мне приснился. Будто бы я вернулась в прошлое, оказалась там и снова чувствую блаженство и радость от жизни, которых последние годы я не ощущала вообще!
- Поэма Таллер, подъём! Нас ждут великие дела!
Я подскочила с кровати и помчалась принимать водные процедуры. Поэма вскоре тоже поднялась и удивлённо поглядывала на меня за завтраком. Мастер же просто сказал:
- Я рад, девочка, что ты такая счастливая сегодня. Как раньше…
- Ой, Мастер, сегодня такой чудесный денёк! И у меня настроение поэтому преотличное!
Госпиталь встретил нас шумом в приёмном отделении и суетящимся паном Сергусом.
- Хорошо, что вы обе здесь. Ваших коллег пока ещё нет на месте, а тут такое…
Он обвёл руками вокруг себя.
- Что-то случилось, пан директор? – спросила Поэма.
- В мастерской оружейников взорвался склад пороха и обвалилась крыша. Пятнадцать пострадавших. Наши стажёры не справляются…
Мы с Поэмой бросились на помощь. Это была моя стихия: раны, контузии, ожоги, и я полностью погрузилась в неё. Поэма, как менее опытная, чем я, но более опытная, чем мальчишки-травники, была на подхвате. Она чётко исполняла мои указания, при этом умудряясь ещё быстро перевязывать легко раненых и смазывать небольшие ожоги холодящим зельем.
Один из подмастерьев получил серьёзную травму, и мы провозились с ним несколько часов. К этому времени подтянулись и остальные мои коллеги, но их уже ждали другие больные, поэтому, поздоровавшись, мы разбежались по разным этажам огромного госпиталя.
- Виола, время обеда, пойдём, поедим! – Поэма оторвала меня от беседы с одним из пострадавших. Я поняла, что действительно голодна.
- Сейчас, Поэма, мне осталось немного. Поговорю с этим молодым человеком, мне кажется, у него сотрясение… А ты спускайся вниз. Там корчма…
- Я знаю, жду тебя там…
Через полчаса я вышла из госпиталя и поняла, что моё радужное настроение никуда не ушло, а только спряталось за ворохом рабочих проблем. Я посмотрела на солнце, голубое небо и улыбнулась. Вокруг расцветала зелень, благоухали цветы, пели песни птицы. Я уже собралась делать шаг на дорожку, ведущую к корчме, как меня остановил тихий детский голос:
- Здравствуйте!
Я оглянулась и увидела слева от себя невысокую девчушку лет семи, с двумя растрёпанными косичками светлого русого цвета, перехваченными в самом низу белыми ленточками, с яркими голубыми глазами, уходящими в синеву, но не синими-синими, а чуть блёклыми, но выразительными. Девочка была одета в странное платье, будто бы с чужого плеча, широкое и длинное, почти до пят. Ноги её были босы.
- Здравствуйте, - ответила я ей. – Ты кого-то ждёшь?
Мне подумалось, что это дочь одного из мастеровых людей, дожидающаяся отца или брата на улице.
Девочка же ничего мне не ответила, а просто начала разглядывать меня с явным интересом. Она в начале осмотрела мои ноги в коричневых ботинках, потом платье, простое, серое, немаркое, что я всегда одевала на работу, мою растрёпанную гульку, которую я приглаживала рукой, не собираясь перекалывать шпильки.
Я поняла, что дальнейшего диалога ждать не стоит и собралась уходить по дорожке, как девочка мне сказала вслед:
- А Вы, пани - лекарка?
Я оглянулась и ответила:
- Да, а что? Ты хочешь узнать о здоровье своего отца?
- Отца? – девчушка поморщилась и произнесла так же негромко: - Про его здоровье я и так всё знаю. А вот те люди, из мастерской… Они все живы?
- Вроде бы да, а ты почему интересуешься?
- Ой, гляньте! – вскрикнула девочка и показала мне куда-то за спину рукой. Я оглянулась, но ничего интересного там не увидела. Та же трава и те же деревья, дорожки и пение птиц.
- Что там? – повернулась я к ней и оторопела: передо мною никого не было. Куда исчезла девочка? Я осмотрелась, даже вернулась обратно к чёрному входу, через который вышла на улицу. Но ни в коридоре, ни на улице не было ни одной живой души.
Странно это всё! Странная девочка… Может, мне померещилось?
На следующий день стражники опять нас собрали всех вместе и отвезли ещё к одному дому, где умерли люди от странной болезни.
Дом был двухэтажный, на два хозяина. Рядом с крыльцом стояли, помимо стражи, ещё несколько человек. Один из которых, высокий мужчина, оказался настоящим лекарем. Это был тот самый, слёгший с падучей, когда всё начиналось, пан Фридрих Клейн.
Он был бледен и опирался на трость.
- Коллега, - Магнус Парр протянул ему руку для приветствия, мы же все остановились чуть позади.
- Здравствуйте, коллега, - с акцентом протянул пан Клейн. – Вы будете осматривать тела?
- Да, для этого мы здесь, - ответил ему пан Магнус.
Осмотр мы окончили быстро. Картина была та же самая. Двое лежали на своих кроватях: мужчина и женщина зрелого возраста. Три признака болотной лихорадки отсутствовали напрочь.
Я вышла на крыльцо вдохнуть свежего воздуха после затхлости помещения, где сейчас оставались мои коллеги, и освежить голову. Это – не болотная лихорадка. Я теперь в этом уверена. Это – заклятие, замаскированное под болезнь. И тут я почувствовала внимательный взгляд. Осмотрелась. Напротив входной двери и меня, стоящей рядом с ней, около кованого забора, отделяющего чей-то особняк от проезжей части дороги, стояла знакомая мне девочка в платье с чужого плеча и босиком.
Он пристально глядела на меня, и прохожие обходили её.
«Значит, не привиделось мне вчера», - мелькнуло в голове, и тут проехала двуколка, перекрыв мне обзор, а потом девочки не оказалось на том же месте.
Вышли мои коллеги, и я повернулась к ним, тут же забыв о происшедшем, мы погрузились в большую повозку всеми вместе. Мужчины тут же начали спор о природе увиденного. Как ни странно, но местный докторус высказывался о том же, о чём вчера говорила я: признаков не хватает, это не лихорадка.
Мы с девушками на этот раз решили промолчать, плюс у меня в запасе был такой козырь, что перекрывал все доводы коллег.
Мы доехали до стражницкой, и там нас встретили несколько стражей, уже знакомых. Тот молодой и симпатичный опять подавал всем нам руки, а я опять отказалась и спрыгнула сама. Поэма же растеклась по брусчатке, как сливочное масло. «Нужно будет поговорить с нею», - подумала я.
Мы вошли в большую комнату, и нас рассадили на заготовленные стулья. Видимо, предстояло обсуждение увиденного.
- Ну, паны и пани, что скажете теперь? Где мы будем искать источник заразы?
Магнус Парр, Анджей Гарвел и Фридрих Клейн опять начали свой спор. Себилла поддакивала пану Магнусу, она явно была к нему не равнодушна. Молчали только мы с Поэмой. Та мечтательно посматривала в окно и вздыхала. Я же уже знала ответ и ждала теперь, когда представится возможность высказаться мне, но спор не утихал.
- Хорошо, хорошо, хорошо… Давайте ещё раз, - начальник стражи перебил спорщиков. – Вы, пан докторус, утверждаете, что это – не лихорадка. Тогда что это?
Мужчина пожал плечами и сказал:
- Трудно сказать, но, возможно, новый вид оспы… Сыпь и покраснение слизистой дают похожую картину в нашем случае…
И тут я поняла, что лекарь ошибается. И пора высказать своё мнение и привести доказательство, против которого не будет ни у кого других аргументов. Я резко поднялась со стула и сказала:
- Это не оспа, а заклятье. Заклятье Синей Воды. Это работа стихийного мага, не очень опытного, средней руки. Более опытный маг замаскировал бы своё колдовство тщательнее…
- Что? – удивление моих коллег полилось по комнате и осыпалось на меня градом вопросов и возмущения. – Откуда ты это взяла, пани Виола? Что за ерунда… Какое заклятье? Выдумки…
Но у меня был веский аргумент, который перебивал все эти крики и недовольство целителей моей версией происходящего.
- Давайте выслушаем девушку, - опять перебил всех начальник стражи. – Говорите…
- Помните прошлую семью?
- Ну… ну, помним… помним, конечно, - в разнобой ответили мне мужчины.
- Так вот, при болотнице жёлтые склеры, жёлтые подушечки под ногтями и шелушащаяся кожа, а там такого не было, верно ведь?
Все дружно подтвердили.
- А теперь появился один признак из трёх – так называемая «змеиная» кожа. Заметили?
- Да, - все дружно кивнули головой.
- А заметили, что узор этого шелушения повторяет рисунок в учебнике по заразным и смертельным болезням, ну же, профессор Гарвел, вспоминайте! – Анджей Гарвел кивнул, и это воодушевило меня. - Маг нанёс его сейчас, как под копирку! А ведь при реальной лихорадке рисунок не однороден, он проявляется местами, от мелких чешуек до крупных. Картинка в учебнике не передаёт этого. Убийца не учился в Школе Травников и поэтому не знает таких деталей…
- Убийца?
- Да, господа… Убийца. В Эндригоне появился маг, который зачем-то убивает людей и маскирует это всё под болотную лихорадку. Стихийный маг, потому что заклятие Синей воды доступно только воднику…
Высказавшись, я уселась на стул. И тут я поняла, что Поэма смотрит на меня, широко открыв рот.
- Что? – спросила я у неё.
- Ну, ты, Виола даёшь! – прошептала она восторженно. – Откуда ты успела всё это разглядеть и понять!
Не успела я ей ответить, как начальник стражи заметил:
- А зачем этот маг нанёс узор сейчас, если не делал этого раньше?
- Хороший вопрос! – пан Магнус повернулся ко мне лицом, как и все мои коллеги.
- Не могу сказать. Может, вспомнил, что есть ещё симптомы болезни, а в прошлый раз забыл? – я пожала плечами. Это уже было не моё дело. Пускай разбирается стража.
- Значит, убийца? – тяжёлый взгляд командира заскользил по всем присутствующим. – Надеюсь, что не нужно объяснять, что язык должен быть за зубами, господа?
Мы все дружно ответили «нет».
- Тогда на сегодня всё. Отдыхайте, а завтра… Завтра разберёмся!
Мы отправились по домам. Как всегда, мы с Поэмой зашагали пешком, но нас догнал молодой стражник, тот самый, с улыбкой, и протянул нам два букета первых луговых цветов, жёлтых и нежных.
- Спасибо, - умилилась Поэма, взяв свой. Я же хотела отказаться, но не стала расстраивать девушку.
Дома, приняв ванную, я отправилась в лабораторию к Мастеру, постучала и вошла.
- Виолочка? Что-то случилось?
- Я хочу сходить в гости к дяде Симону. Навестить его и тётю Туву. Не знаешь, когда это лучше сделать?
- Так давай отправим туда мальчишку-посыльного. Я сам видел Симона полгода как. У него родилась внучка, и они с женой помогают дочери.
- Давай отправим! А ты не хочешь сходить со мной, Мастер?
- Нет, навести сама. Если Симону надо будет, то сам придёт… Он же знает про мою больную спину. Помнишь, Тува мне всегда передавала различные мази. А сейчас уже давно я хожу к другой травнице.
Да, жена Симона Топиара, Тува Нильсон, тоже когда-то окончила Школу Травников, но никогда не работала по профессии, предпочитая лечить только родственников и знакомых.
- А как у тебя сейчас здоровье? Хуже? Давай, я посмотрю…
Я провела рукой вдоль позвоночника Мастера. Да, были небольшие защемления мышц, но ничего страшного я не почувствовала.
- Ты опять мало двигаешься.
- Ты же знаешь, Виола, что я – кабинетный учёный. Это моя стихия, - он обвёл рукой свою лабораторию. – Мази я втираю постоянно, а вот спортивных успехов от меня не жди, девочка моя…
Я улыбнулась и обняла его. Мастер был крупным специалистом по опухолям. Остальное его мало интересовало. Он вылечил несколько известных людей, увлекающихся курением, от опухоли в горле, и на этом сделал себе имя и получил статус Мастера. А вот ревматизм, простуды и прочую «ерунду» сам лечить не умел, обращаясь к травницам и знахарям за помощью.
Мастер встал, взял небольшую коробочку, оказавшуюся артефактом связи, и, чиркнув что-то на листке бумаги, кинул внутрь. Появился белый дым и раздался хлопок.
- Сейчас прибежит парнишка, пиши записку Симону…
И я быстро начеркала пару строк второму близкому мне человеку в Эндригоне. Ответ принесли через полчаса, когда стрелки на часах ещё не успели переползти через жирное деление.
«Дорогая моя Виолочка! Очень рад, что ты приехала! Я, Тува, Маргарет и Свен ждём не дождёмся, когда встретимся с тобой! Предлагаю тебе посетить наш ужин завтра, сразу же после окончания твоего рабочего дня. Твой дядька Симон.»
Из глаза скатилась слеза, я всхлипнула.
- Ну, что там пишет, дружище? – Мастер был тут как тут.
- Приглашают на ужин. Ты пойдёшь со мной?
- Что я там у него не видел… Надо будет – пускай приходит сам.
- Вы, случаем, не поссорились?
- Что ты, Виолочка, нет! Лучше возьми на ужин к Топиару свою подружку. Пускай развеется, познакомится с кем-нибудь…
- Хорошо, Мастер! – поцелуй в щёку старика вышел по-детски непосредственным. Мы оба засмеялись.
Поэма вышла из комнаты прямо на наш смех и тоже улыбнулась. Мы поужинали и легли спать, но не спалось. У меня из головы не выходила странная, одетая не по погоде, девочка, умеющая внезапно исчезать, а почему не могла уснуть Поэма, выяснилось через несколько минут.
- Как ты думаешь, Виола, а он симпатичный?
- Кто? – в начале не поняла я.
- Ну, тот страж, что подарил нам сегодня по букету…
И девушка подозрительно взволнованно вздохнула.
- Он тебе понравился, Поэма? Сильно?
- Сама не знаю… Иногда, когда делаю, к примеру, перевязки, или ставлю шины на сломанные рук-ноги, встаёт перед глазами его улыбка… И она кажется такой родной! - Она опять тяжело вздохнула. – Я влюбилась, да?
Мне захотелось обнять её, прижать к груди и погладить по голове. Как когда-то делал Мастер, успокаивая меня и укрывая от всех тревог этого мира. Я спустилась со своей кровати, присела на краешек диванчика и заговорила:
- Я не имею права вмешиваться в твою жизнь, Поэма, просто расскажу тебе одну поучительную сказку. Ты же любишь сказки?
- Сказки? Со времён приюта не слушала сказок. Одна няня нам рассказывала их перед сном.
- Ну, вот, как раз вспомним детство. Мне мама тоже любила их рассказывать, а ещё – напевать песенки, про белочку Симу и ёжика Ава… С вами в приюте такие учили?
- Топ-топ, топай по дорожке,
Топ-топ, рыженькие ножки… - начала Поэма, и я подхватила:
- Ёжик- ёжик, Ава-Ава,
Потанцуем мы в лесу,
Сима-Ава, Ава-Сима,
Напугаем мы лису…
Мы засмеялись. Песенка была очень простой, но дети её любили, потому что на неё прекрасно ложились простые хлопки и притопывания ногой.
- Ну, так слушай… Жила-была девочка. Хорошая девочка, домашняя, симпатичная и умненькая. Родители у неё погибли, утонули в реке. Их лодка перевернулась, и девочка осталась одна. И пришли злые разбойники, они захотели украсть эту девочку и продать на съедение страшным людоедам. Но девочка оказалась шустрой и хитрой. Она пряталась от разбойников всю ночь, а потом сбежала к другу своего отца, учёному и просто хорошему человеку. Тот помог девочке, удочерил её и не дал ей отправиться ни в лапы разбойников, ни в сиротский приют.
- Аааа… Ты про себя и Мастера, - поняла Поэма.
- Тссс, - я прижала палец к её губам, - не болтай, иначе я не смогу рассказывать дальше. Ты же хочешь услышать, что было дальше?
- Да, очень интересно! Продолжай, пожалуйста!
- Так вот… Девочка училась в благотворительном училище для сирот и стала прекрасным кулинаром. У неё получались замечательные сдобы и пироги. Все преподаватели отмечали талант девочки к выпечке. И она сама собиралась пойти работать по этой профессии. Но учёный и её приёмный отец очень часто болел, и поэтому ему требовалась помощь и в лаборатории, и просто, с клиентами и заказчиками. И поэтому девочка не могла его оставить и уйти во взрослую жизнь. Она продолжала жить с отцом и помогать ему. Один раз учёный обратил внимание, что у девочки есть небольшая магия, совсем крошечная, но она – целительная. Отец указал своей приёмной дочери на этот факт, но та отмахнулась, сказав, что не хочет работать ни целителем, ни знахаркой, ни травницей. И учёный тогда не стал заставлять её учиться. А девочка продолжала заниматься своей любимой кулинарией. Её булочки, пироги и бисквиты попробовали все клиенты учёного, все их соседи и друзья. Но более всего девочка любили относить свои булочки и пироги стражникам. Там, в знакомой стражницкой, командиром работал дядька Симон, который поймал разбойников, пытавшихся украсть девочку. И девочка была ему за это очень признательна…
Я посидела, помолчала, собралась духом и продолжила:
- Там, среди стражей, был один… Новенький, с Севера. Он очень понравился девушке…
- Он был красивый? – перебила Поэма.
- Да… Очень… Высокий блондин с притягательной улыбкой и самыми синими глазами на свете. Несмотря на то, что и дядька Симон, и её отец просили девочку держаться от него подальше, та поддалась своим чувствам и случилось самое страшное, что могло произойти: он соблазнил её и бросил, женившись на другой.
Я резко оборвала свой рассказ, почувствовав, что сейчас захлебнусь слезами.
- Но почему, Виола? Он не любил те… ту девочку? – Поэма приподнялась со своего места.
- Получается, что нет. Воспользовался её наивностью и доверчивостью. А девочка осталась одна, никому не нужная, со своими слезами и глупыми детскими мечтами.
- А как ты попала в лекарское дело?
- После всего… Мастер отправил меня в столицу, в Школу Травников, к своему лучшему другу. Так как на пироги и булочки я смотреть больше не могла, мне нужна была другая профессия. И кроха моего дара мне позволила отучиться там… Ты поняла смысл сказки, Поэма Таллер? Или я раскрывала секреты своей души зря? – строго спросила я у неё.
- Я всё поняла, Виола, - в голосе у девушки мелькнуло сочувствие. – А сейчас, сейчас у тебя есть кто-нибудь?
- Надеюсь, что есть… Он мне друг, даже больше… Только вот…
- Что?
- Моё сердце не бьётся рядом с ним так, как билось с тем стражником…
Мы помолчали, и тут Поэма вдруг спросила меня:
- А ты никогда его не вспоминаешь?
- Давай уже спать, - ответила я, подумав: «Хотела бы забыть, да не могу…»
Работа в госпитале продолжалась, расследование смертей, замаскированных под болотницу, видимо, тоже. Но нас сильно ни во что не посвящали. Пару раз я видела, как наши лекарь и травник куда-то ездили со стражами, а нас больше не брали.
- Куда это они уехали? – спросила я как-то Себиллу Тоунж, встретившись с ней во дворе лекарни.
- Новые случаи… - задумчиво ответила она. – Нас решили оставить в стороне.
- Но, почему? Это же я, в конце концов, догадалась, что лихорадка ни причём…
- Поэтому и решили… А то сунем свой нос, а нас того… Тоже найдут в спальне с признаками лихорадки, - Себилла хихикнула, - понятно?
- Да…
Следующим вечером я отправилась, наконец, в гости к Симону Топиару и его семье. Дядьку Симона я не видела около семи лет, также, как и Мастера. Поэтому зашла и накупила подарков, для него, для тёти Тувы и их детей. Поэма осталась дома, отказавшись присоединиться ко мне.
- Я устала сегодня сильно, - она была расстроена тем, что тот симпатичный страж перестал появляться рядом с нами. Я же старалась не вмешиваться больше в дела девушки. Если она сразу не поняла мои слова, то я не видела смысла это повторять многократно.
Дорога вела меня по знакомо-незнакомым улицам Эндригона. Вот в этом доме жила моя единственная подруга по училищу, которая потом вышла замуж куда-то в предместье, и мы перестали с ней общаться из-за этого, а вот тут жил когда-то Рон… Я старалась поменьше смотреть в ту сторону, но воспоминания всё равно въедались в мозг острой иглой.
«- Привет! – я подскочила к парню и крепко обняла его за талию. – Я соскучилась… Что так долго не приходил?
Мы встретились на центральной площади. Скоро должен был выступить магистрат с очередной речью во славу короля, а потом предполагалась ярмарка и танцы.
- Извини, малышка, был занят. Мы сейчас ловим банду грабителей купеческих караванов и выходных не дают.
Рон слегка приобнял меня. Я же, наконец, смогла оторваться от него, восполнив жажду по нему хотя бы так: обнять, вдохнуть, ставший родным, запах, впитать его облик в себя, чтобы вспоминать долгими вечерами, что мы не видимся.
Это был самый счастливый мой вечер с Роном: я танцевала до упаду, смеялась, брызгала водой на него и себя из фонтана, а потом мы шли по улицам к нему, и я, раскрасневшаяся и счастливая, отражалась в стеклянных витринах и казалась себе самой счастливой! Я ею и была, счастливее не бывает!
Потом была волшебная ночь, то есть, это мне она казалась волшебной: поцелуи, ласки и объятия до утра, нежный шёпот и страсть.
Я еле смогла оторваться от Рона рано утром, понимая, что мне не стоит волновать Мастера. Я бежала домой счастливая и окрылённая. Мастер тогда встретил меня на крыльце. Его фигура слегка сгорбленная и суховатая, немым укором нависла надо мной. На лице было написано, что он не одобряет моего поведения. Но Мастер, только взглянув на моё счастливое лицо, махнул рукой и сказал лишь одно:
- Иди, отсыпайся, Виола… Нельзя девушки без матери, совсем плохо…
Я до вечера летала, как на крыльях. А вечером побежала в стражницкую. Но угрюмый старый воин, одиноко охраняющий её, сказал мне.
- Чаво примчалась, пигалица? Нетуть никого… Всех отправили в Лайн, на две недели… Так что давай отседова… Иди домой…
Я расстроена побрела обратно. Как в Лайн? А почему мне Рон ничего не сказал? Не прислал записку? Да и дядька Симон…
Я вспомнила вдруг, что из-за своей влюблённости практически перестала общаться с Симоном и его семьёй. Возможно, дядька рассказал бы мне, зачем они уезжают, если бы я с ним разговаривала. Но мне было не до кого: я видела только Рона. Он был моим солнцем, светом, радостью и счастьем!
Дура… Какая я всё же была наивная дура…»
Пробежав быстро мимо бывшего дома Рона, я очутилась на знакомой улице, засаженной вязами. Быстро прошмыгнув мимо скамеек, сейчас пустых, а летом всегда занятых, увидела знакомый переулок. В самом его конце находилась огромная по площади усадьба с домом, хозяйственными постройками, погребом и огородом.
Тут и жил Симон Топиар, глава одного из отрядов стражи Эндригона, человек, которому я была обязана многим, как и Мастеру.
Колокольчик рядом с воротами был, кажется, тем же самым, что и раньше, только потемневшим от времени. Забор перекрасили, но вот звуки, раздающиеся со двора, были мне знакомы: квохтанье кур, выкрики детей, монотонный бубнёж дядьки Симона и весёлый смех Тувы. Я позвонила.
- Виолочка, детка! – дверца в воротах приоткрылась, и меня втянули внутрь за руку. Тува всегда была такой – жизнерадостной, открытой и чуть бесцеремонной.
- Тётя Тува, - я упала в объятия высокой розовощёкой женщины в ярко зелёном платье с двумя разрезами по бокам, из-под которых торчала белоснежная сорочка. На плечах, под свет щекам, тётя Тува гордо несла связанную ею же шаль такого же непонятного красно-розового цвета.
- А где твоя подруга? Говорят, ты живёшь с ней у Мастера…
- Устала, или застеснялась, не знаю… Мы на несколько месяцев, думаю, увидимся ещё, и я обязательно её с вами познакомлю.
Дядька Симон ждал меня на пороге дома, а за ним сверкали своими глазами Маргарет и Свен. Маргарет я помнила двухлетней малышкой, а теперь на меня смотрела любопытная девчушка, а про Свена я только знала, что ему пять. Несмотря на возраст, Симон Топиар и его супруга решили родить четвёртого ребёнка. От двоих старших у них было уже пятеро внуков, но сегодня я их в гостях у бабушки с дедом не находила.
- Проходи, Виолочка, - дядька Симон крепко обнял меня, и я застыла в его объятиях.
Мы вошли в дом, где нас дожидался накрытый стол. Мы ели и негромко разговаривали, вспоминая былое. Дети сидели с нами, притихшие, с интересом смотрели на меня. Потом им надоело слушать наши разговоры, и они сбежали во двор.
- Ну, как ты поживаешь? – спросила вдруг Тува. - Замуж, замуж не вышла?
- Нет, - я взяла в руки кружку и отпила травяного напитка.
- Вот как, - тётя Тува замолчала, а потом добавила, - а как же Костас? Так и не сделал тебе предложения, негодник?
Я пожала плечом, не желая более обсуждать друга и его планы на меня. Причина именно моего выбора в эту поездку как одинокой бессемейной девушки ставила передо мной только один вопрос: это всё?
Но открывать душу я пока была не готова.
- Убила бы… Убила бы гада, - пробормотала Тува, повернувшись лицом к мужу, сидевшему рядом. Тот нахмурился, и его густые брови сошлись над переносицей.
- Ему и так прилетело. Небеса отомстили за тебя, Виола…
- Ничего не хочу слышать, не начинайте, пожалуйста! – я уже почти выскочила из-за стола, но супруги остановили меня.
- Мы ничего, детка, успокойся… Молчим.
Действительно, все замолчали, в том числе и я. Но разговор больше не клеился. И тут на улице послышался шум, вой и визг.
- Опять она пришла, - Тува выскочила из-за стола, и мы с дядькой Симоном побежали следом.
- Кто пришёл? Что происходит, дядька Симон?
- Сейчас сама увидишь, - и мы выскочили из дверей. На улице, валяясь по двору, крутился комок из рук, ног и двух голов. Свен же стоял рядом и пытался попасть палкой по кому-то, катающемуся по земле. Но он был мал и не успевал стукнуть, только взбивал клубы пыли.
- Быстро успокоились, а то сейчас отлуплю обеих хворостиной! – закричала на всю округу Тува, выхватывая откуда-то длинный гибкий прут. Нам же с дядькой Симоном оставалось только смотреть, как она ловко расцепляет дерущихся детей. Я уже думала, что всё закончено, но тут поняла, с кем дралась дочка Топиаров.
Я подошла ближе: в спускающихся сумерках могло показаться, но это огромное платье, босые пятки и две растрёпанные косы были мне уже хорошо знакомы. Зыркая глазами дикого зверька, она утирала рукавом кровь из разбитого носа.
- Мама, я не виновата! Опять эта Капля заявилась сюда! Я её предупреждала: появишься ещё – пожалеешь!
Маргарет пыталась оправдаться, и Тува начала что-то высказывать дочери воспитательно-поучительное, грозя розгой.
Я же рассматривала вторую девочку, и она вдруг тоже заметила меня и мой интерес. В её глазах мелькнул испуг, она сделала шаг за тётю Туву и вдруг пропала!
- Что за дерьмо, - выругалась я. Дети уставились на меня, а на плечо мне легла рука дядьки Симона.
- Она – маг Теней. Умеет скрываться там. Стоит теперь, смотрит на нас и подслушивает. Правда, Капелька? – дядька Симон обратился к пустоте. Вдруг хлопнула калитка, будто бы от сквозняка, и всё стихло. – Ушла…
- Я никогда такого не видела. Думала, что со своей работой схожу с ума.
- Маг Теней – редкая способность. Ещё реже встречается у женщин. Нашей Капле то ли повезло, то ли нет… Никто не скажет.
- А почему она в таком платье и постоянно босиком?
- Ты уже видела Каплю где-то? – тётя Тува отмывала своих оболтусов в бочке с водой прямо во дворе, хотя было уже прохладно.
- Возле городского госпиталя, где работаю. Она так быстро исчезла оба раза…
- Да, ты ей явно понравилась! – усмехнулась Тува.
- Она гадкая и противная, - влезла со своим мнением Маргарет, - любит появиться неожиданно и начать указывать… Жаба! А Свена постоянно щиплет, и он плачет…
- Идите в дом! – Симон загнал своих младших.
- Мне пора, - сказала я. – Завтра опять на работу. Спасибо вам за ужин.
- Но, как же, Виолочка… Я же тебе ещё про бедную девочку ничего не успела рассказать… Тебе будет интересно!
- Давайте в другой раз! – отказалась я, подумав, что жалеть каждую сиротку я разучилась ещё в детстве, когда столкнулась с детской жестокостью в училище. Уже темнело, и мне стоило поспешить домой. Эндригон всегда считался не совсем безопасным городом, в отличие от столицы. Хотя мне идти было не далеко, но лучше выйти сейчас.
Мы попрощались, и я ушла.
Дом Мастера встретил меня тишиной и темнотой. И он, и Поэма уже спали. А я потом ещё долго не могла уснуть, вспоминая голубые глаза девочки со странным именем Капля.
Эти глаза мне напомнили другие, ярко-синие, и белозубую улыбку, и ощущение счастья рядом.
- Как вчера всё прошло? – спросил меня Мастер за завтраком.
- Замечательно! Маргарет понравилось платье, что я ей подарила, а Свену приглянулся кораблик.
- Да? – Мастер посмотрел на меня пристально. – И больше никого там не встретила?
- Там была одна странная девочка со странным именем. Но она… потом ушла куда-то, - я небрежно пожала плечом. Почему-то разговаривать об этой встрече мне не хотелось.
- Виола, мне как раз хотелось бы поговорить с тобой кое о чём…
- Доброе утро! – поздоровалась с нами вошедшая на кухню Поэма. Мастер тут же засопел и уткнулся в тарелку. Я же отложила в голове, что с Мастером требуется поговорить наедине. Но за суетой последующих дней совсем об этом позабыла.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. МАГ ТЕНЕЙ.
Моя командировка в родной город продолжалась бесконечными пациентами, разговорами, несколькими новыми случаями ложной болотной лихорадки, которыми теперь занимались только Магнус Парр и Анджей Гарвел. Вскоре вернулась Саманта Трипс, успешно приняв роды. Свою задержку она объяснила тем, что дорогу ещё не восстановили, и поэтому ей пришлось добираться до Эндригона в объезд.
Мы все встретились ненадолго в магистрате, а потом нашу коллегу отослали врачевать стражников на самую окраину города.
Там, недалеко от каменной стены и вторых, Западных ворот, стояла небольшая лечебница для стражей, уже с жилым помещением для лекаря. Работа не отходя от дома. И пани Трипс оказалась довольна этим.
- Зато все новости буду узнавать первой!
Она тогда же подошла ко мне и потрепала за щеку:
- А ты – молодец, девочка… Есть в тебе что-то…
И ушла, оставив после себя шлейф цветочного запаха.
Сказать, что я сильно уставала – не сказать ничего. Всё же долгое отсутствие нормального лечение сказалось на горожанах. Проблемы с животом, нагноения, даже банальные фолликулы – всё это требовало незамедлительного нашего участия. В начале нас троих не привлекали для ночных дежурств по госпиталю. Наши коллеги-мужчины и стажёры мужского пола с этим справлялись. Но всё хорошее заканчивается рано или поздно: пан Магнус отправился помочь Саманте Трипс в операции по вправлении сложного перелома ноги у одного из стражей, а Анджея вызвали на дом одному из отцов города: что-то случилось с его сыном-подростком. Они оба к вечеру не вернулись.
Пан Сергус вызвал нас троих к себе в кабинет и сказал:
- Распределитесь, кто и когда сможет оставаться на ночь. Я не могу уже оставлять стажёров без конца: иначе они разбегутся. У мальчишек в этом месяце было по одному выходному, а в прошлом не было вообще.
Мы с девушками переглянулись, и я сказала:
- Я могу остаться сегодня. Что скажете?
- Лично я не против. Сегодня как раз вымоталась, а вот завтра, думаю, смогу остаться, - ответила Себилла. У неё как раз был тяжёлый случай с заворотом кишок.
- Тогда я третья, - кивнула Поэма. – Только что у вас тут с безопасностью по ночам?
- Я запечатываю все входы, кроме служебного. Если привезут тяжёлого пациента, позвонят в ворота. Вы услышите. Служебный вход запирается только на засов. На окнах – магическая защита, ставил сильный водный маг. Так что ни разбить, ни вылезти, а уж тем более – ни залезть после девяти боя к нам нельзя.
- Серьёзно как, - буркнула я под нос.
- Да, пани Виола, какие уж тут шутки. Так что можете дежурить спокойно. Одного стажёра я буду с вами всеми всё равно оставлять. На всякий случай. Но мальчишки вымотались, думаю, они будут дрыхнуть всю ночь. Так что, надежда только на вас!
Так я осталась на ночь в огромном госпитале, где даже храп некоторых больных не нарушал странной мистической тишины, в которую окунаешься, бродя по длинным и широким коридорам. Днём всё не кажется таким огромным, как ночью. Таинственности прибавляли охранные символы, мерцающие голубым светом на оконных стёклах.
Мне не спалось, и я, не задумываясь, уставилась в окно, где вдалеке, за деревьями госпитального сада, светили фонари, разъезжали повозки, и шла жизнь. Дорожки же перед зданием госпиталя были пусты и темны. И вдруг на одной из них мелькнуло что-то белое, мелькнуло и исчезло. А потом появилось чуть ближе к дверям служебного входа. Затем пропало опять.
Я привстала из-за стола, за которым сидела. Лекарская комната здесь была небольшой, и единственное окно её выходило как раз на оставшийся магически не защищённым служебный вход. Зато под столом у меня находился специальный артефакт для вызова стражи, который я только-только собралась нажать, как поняла, кого я вижу на дорожке.
Две косички трепал ветер, белое платье, голые ноги, дёрганые движения фигуры, из-за того, что девочка, то исчезала в Тенях, то появлялась обратно в реальном мире. Она торопилась. Оглядывалась, будто бы за нею кто-то гнался.
«Может быть, и вправду, куда-то влипла?» - подумала я и поспешила в сторону двери служебного входа. Подбегая, услышала стук, быстро открыла дверь и втянула внутрь девочку. Потом также быстро закрыла засов. Простейшее заклинание Трещотки и Крысиный хвост возникли в голове сами собой. Они не продержатся долго на засове, но в ближайший час не дадут никому войти в дверь.
- Ты как, Капелька? Что случилось? Кто за тобой гонится? – закидала вопросами я перепуганную девчушку. Она дрожала в моих руках, и не только от холода. Руки и лоб её были перемазаны в грязи, как и ступни ног. Подол её длинного не по размеру платья тоже был весь в земляных разводах.
- Там дядя… Это он… Он появляется и исчезает… И все умирают… - бормотала девчушка, прижимаясь ко мне.
- Что за дядя? Почему ты не дома, Капелька? – я потянула девочку в свой кабинет, и там уже стала вглядываться в черноту ночи, так и не дождавшись ответов от испуганного ребёнка.
- Я его боюсь… Он чёрный и страшный… Он сказал, что придёт ко мне домой… Я испугалась…
- Пойдём, умоемся, и я накормлю тебя!
Я отвела Каплю к умывальнику, помогла оттереть лицо и ладони, усадила за стол, а потом магически вытерла на полу грязные следы её босых ног. Затем поставила перед девочкой бумажную коробку с едой, что купила у пани Валевска, та набросилась на мясо и картошку, будто бы не ела три дня. Когда с ними было покончено, я налила ей чая из семи трав.
- А пирога нет? Мы с папой их очень любим.
Я поморщилась и ответила:
- Нет. Я их не люблю.
- А мой самый любимый – черничный, со сливочным кремом и ягодами внутри. Мммм… Обожаю! – улыбнулась, наконец, девочка, и эта улыбка преобразила её лицо, сделав удивительно красивым и нежным. Взгляд испуганного зверька пропал.
- Так кто гнался за тобой? И почему ты разгуливаешь постоянно одна по городу в таком виде? – спросила я у неё. – Твои родные волнуются за тебя, а ты подвергаешь себя опасности…
- Фу-у-у… Вы теперь стали похожи на мою училку Фелицию, ужасную зануду. «Пани не должна делать то, не может делать сё!» Фу-фу-фу! – Капелька, кривляясь, передразнила кого-то, я усмехнулась и парировала:
- В занудстве и правилах нет ничего плохого. В лекарском деле, например, это может спасти больного от смерти, а целителя и травника – от ошибки. Повторюсь: твои родные тебя ищут, а ты находишься здесь, за тобой гнался неизвестный. Ты сама считаешь это правильным?
- Пани лекарка, успокойтесь! Никто меня не ищет. Эта противная училка тяпнула рюмку крепкого вина и уже уснула в своём кресле. Я же на ночь запираю свою комнату изнутри и прыгаю оттуда куда захочу.
- А твой отец? А мама?
- Мама с нами не живёт. Она нас разлюбила, - это прозвучало так по-взрослому серьёзно, что я всмотрелась в лицо девочки, и оно поразило меня какой-то обречённой уверенностью в этот момент. Видимо, детская обида на поведение матери сохранялась и сохранится, но девочка старалась запихнуть её поглубже, и, видимо, не всегда с хорошим результатом.
- Понятно, а как же твой отец?
- Он постоянно на работе, - тут уже обида проглядывала явно и выплёскивалась наружу, как вода из полного ведра, - ему всё равно, где я и что со мной.
- И что, у него нет выходных? Уж прости, не могу тебе поверить, - я сложила руки на груди.
- На выходных он постоянно в корчме у Западных ворот. Пьёт медовуху и эль и тискает противных сисястых тёток. А до меня ему и дела нет!
- С чего ты это взяла? – удивилась я детской осведомлённости и непосредственности.
- Один раз проследила за ним. Не волнуйтесь: мой Дар силён, и меня там никто не заметил.
Я не знала, что сказать этой несчастной девочке. Раз у отца были деньги, чтобы нанять женщину с образованием, чтобы присматривала за дочерью, в семье водились деньги. Только счастья на лице у ребёнка практически не было. Она улыбнулась только раз, вспомнив про черничный пирог.
- А почему ты ходишь в этом странном платье? У тебя нет одежды?
- Эта противная пани Фелиция постоянно прячет мою одежду, чтобы я не сбегала. Особенно вечером, перед сном.
- Может, тогда не стоит и сбегать из дома? А-а-а? – я подошла к девочке и погладила её по голове.
- Мне дома скучно. Гулять мне разрешают только с училкой, читаю занудные учебники по магии, а вот прыгать в Тени мне запрещено. Папа сказал, что если узнает про это, то всыплет мне по заднице…
Я поморщилась. Ни родители, ни Мастер никогда не били меня. Я была противницей физических наказаний для детей. Это варварство угрожать нежной девочке телесной взбучкой!
- Милая, отец, скорее всего, волнуется за тебя. Он же нанял тебе человека, чтобы та присматривала за тобой, а ты её не слушаешься…
- Не волнуется он… Он всё по маме тоскует. А на меня ему наплевать! Я один раз влезла на кухню, рассыпала по столу и полу коробку муки, чтобы изобразить снег, как на картинке в книжке, так противная Фелиция визжала на весь дом, а папа даже не вышел из кабинета, чтобы меня отругать…
Небеса! Ребёнок пытается привлечь внимание своего отца к себе, а тот равнодушен! У меня слёзы подступили к глазам.
- Милая, но это же не повод, чтобы убегать из дома! – попыталась я достучаться до девочки.
- А кому я там нужна? – ответила она мне, отхлебнув остывшего чая.
Да, во истину, народная мудрость права: те, кому многое даётся – этого совсем не ценят, а те, у кого нет – всеми силами хотят это получить. Если бы у меня родилась такая девочка, красивая, одарённая, нежная, то я не знаю, как была бы счастлива… Просто не знаю, как! А какая-то вертихвостка, получив такое чудо, бросила ребёнка и сбежала навстречу приключениям. Как же этот мир несправедлив!
Я украдкой смахнула слезу со своей щеки.
- Так что там про дядю, что гнался за тобой?
- Он такой же, как и я. Умеет прятаться в Тени. Я видела его в том доме, где все умерли, а потом в мастерской, когда был взрыв…
- Подожди, подожди, Капелька, я правильно поняла, что ты была в тех местах, где умирали люди? И как ты там очутилась? – я присела на стул рядом с девочкой.
- Я почувствовала, что скоро много человек умрёт… Я это чувствую… То есть, не всех, а только тех, кого убьют…
Вот это да!
- Продолжай, пожалуйста…
- Ну, мне стало любопытно первый раз: как это, когда умираешь?
- И что? Посмотрела?
- Да… потом неделю не могла заснуть… Они приходили ко мне… Во сне… Тот мужчина и его взрослая дочь.
- Жуть какая.
- А потом я увидела этого чёрного дядьку. Он стоял и смотрел на меня на улице, только его никто не видел, все проходили мимо или сквозь него. И я поняла, что он как я, может прятаться в Тенях.
Я задумалась.
