Точка зрения. Дело № 42/3. Алый лекарь. Милана Шторм

Парочка эксцентричных детективов-напарников. Их капитан - ветеран чужой войны. Слепая художница, рисующая мыслью. Шакал с собачьей верностью. Танцовщица в подпольном кабаре. И пятнадцатилетняя оперная дива.

   Что их связывает?

   Общая тайна. Общая мечта. Общая война.

   Они - Призрачные Тени, у каждого из них своя точка зрения...

***

Среди тех, кто хорошо играет, нет плохих парней…

   Энн Маккефри, Маргарет Болл "Наследница единорогов"

   Снег падает с неба крупными хлопьями, и в свете редких масляных фонарей Горшечного Квартала кажется, будто на городские улицы опускается пепел. Жители района давно привыкли к отвратительному запаху примесей, которые добавляют в глину, чтобы получить из нее особый кирпич, но случайному прохожему, попавшему в это место впервые, придется нелегко.

   Несмотря на специфичный запах, именно Горшечный Квартал считается самой чистой и самой безопасной окраиной Рурка. Именно здесь время от времени проходят шумные ярмарки, куда стекаются все, кому есть, что предложить на продажу. Художники и мастеровые, мясники и рыбаки, фермеры и городские сумасшедшие. Впрочем, последние являются скорее оригинальным украшением подобных мероприятий. А уж про карманников, которые тоже не прочь поживиться в толпе, и речи не идет.

   Ярмарки здесь идут даже зимой, ведь именно в Горшечном Квартале каждая улица выложена камнем, словно дело происходит в центре, и нет такого переулка, где не жил бы какой-нибудь умелец.

   Много людей – много мусора, но в Горшечном Квартале хватает и тех, кто с удовольствием приводит свой район в порядок. Дворник здесь – это почетное звание, ведь жители южной окраины платят в казну города дополнительный налог именно для этих целей.

   Но даже здесь, в светлом и уютном Горшечном Квартале, в воздухе которого частенько появляется взвесь, пахнущая вареными тухлыми яйцами, иногда происходит нечто страшное.

   То, что нельзя понять. Нельзя простить. Нельзя оправдать.

   Сегодня запорошенный белым снегом переулок Большой Волны стал свидетелем убийства. Тихого, незаметного. Никто не кричал и даже не стонал. Не было слышно шагов, однако следы все же остались.

   Именно по этим следам в переулок пришел он. Мальчишка-подросток лет шестнадцати с угрюмым горбатым носом, сжатыми в нитку губами и лезущими на лицо волосами, черными, как вороново крыло. Облаченный в дырявый тулуп чужого плеча, он шагал по вдоль цепочки огромных следов и все время поправлял неровно сидящую на голове кепку, так и норовящую сползти на глаза.

   Дойдя до конца переулка, он склонился над бездыханным телом женщины, судя по одежде – прачки, и прошептал:

   - Я дождался возмездия. А дождешься ли его ты?

   Снег падал с неба крупными хлопьями, и в свете редких фонарей Горшечного Квартала казалось, будто на городские улицы опускается пепел…

   Томас

   Томас ненавидит Глубь. Каждый раз, когда он спускается сюда, ему кажется, будто время остановилось, и в этом мире не осталось ни капли света. Черное марево мглы безвестия окутывает шакала с ног до головы, и он становится одним из многих сотен безликих теней, бегущих по узким коридорам дна Рурка.

   Томас ненавидит Глубь и каждый раз, оказавшись здесь, он мечтает о том, чтобы Верхний Город рухнул ему на голову, похоронив навсегда.

   Несколько плотных бумажных пакетов жгут карманы, но Томас все равно идет медленно, стараясь не вдыхать затхлый воздух этого места.

   Может, поэтому он ненавидит Глубь? За то, что он спускается сюда только для того, чтобы поставить очередную порцию дури?

   Может быть.

   Томас – вор, но когда он пришел к Дурману с просьбой взять его на службу, королю преступного мира не нужны были такие, как он. Выбора не было, и Томас стал курьером.

   Взять товар на складе в Угольных Доках, пронести через весь город и доставить в Глубь. По иронии судьбы склад находится неподалеку от сгоревшего дома Киры, и, проходя мимо, Томас каждый раз вспоминает о ней. И о Капитане.

   О кошке, которую он когда-то назвал своей.

   О Джеке, потерявшем всю свою яркость.

   О Мэри, впавшей в беспамятство.

   И о Нике, маленькой золотой птичке, преданно ждущей, когда ее кумир восстанет из мертвых, нарисованный живым.

   Томас очень скучает по каждой из Призрачных Теней, но его служба Дурману предполагает полную изоляцию от тех, кого он любит.

   Сейчас, когда все, кто мог его отмазать, ушли из полиции или находятся между жизнью и смертью, никто не поможет, если он вляпается в очередной раз.

   А попавшись, он может навредить друзьям.

   Томас идет по извилистым коридорам Глуби и думает о Марле. В последние несколько дней мысли о ласковой кошке посещают его постоянно. Даже во сне Марла не оставляет его. Она приходит в его грезы, садится рядом с ним, берет за руку и горько плачет. Просит прощения и снова плачет. Томас пытается сказать ей, что не сердится. Каждый совершает ошибки, сходит с правильного пути, но ведь всегда есть шанс вернуться на тропу истины.

   Томас, как никто другой, знает, к чему могут привести ошибки. Когда-то он тоже поддался эмоциям, совершив нечто страшное и непоправимое. Тогда его спас Джек. И до сих пор только Джек знает, что скрывается в душе жалкого шакала.

   Томас ненавидит Глубь. Наверное, потому что это место принадлежит Капитану. Зверь не появлялся на арене почти месяц, и кому, как не шакалу, который приходит в Глубь почти каждый день, не знать, как сильно любители боев без правил мечтают о его возвращении. Ведь теперь, когда на арене блистает Окаянный, не познавший ни одного поражения, всем нужен Зверь, который тоже ни разу не проиграл.

   Но Зверь спит в своем доме, где за ним ухаживают золотая птица и Кира. Зверь спит, а неподалеку от него спит кошка, которая снится Томасу каждую ночь.

   Избавившись от пакетов, шакал спешит покинуть это гиблое место. Он никогда не поймет Капитана, который обретает в Глуби покой. Для Томаса покой – это нечто другое. Это Призрачные Тени, собравшиеся в полном составе. Это споры Джека и Киры насчет размера ее груди. Это заливистый смех Ники, смотрящей влюбленными глазами на Капитана. Это Марла, которая танцует в «Черной Луне». Это Мэри, скромно стоящая в углу и прислушивающаяся к эмоциям окружающих.

   Но Призрачные Тени исчезли. И покой Томаса исчез вместе с ними. Шакал верно служит Дурману, ведь без денег, которые он приносит, Кира и Ника не смогут обеспечить себя.

   Но каждый раз, когда Томас получает очередную порцию дури и несет ее в Глубь, он мечтает лишь об одном: о том, чтобы Призрачные Тени вновь стали командой. Не разрозненными кусочками чего-то большего, а семьей, где каждый принимает другого таким, какой он есть.

   Люди. Твари. Все равно.

   Томас ненавидит Глубь. И сегодня, выбравшись «на небеса», он вдыхает морозный воздух зимнего Рурка и решает, что с него хватит.

   Он найдет другой источник дохода. Он - вор, а не наркокурьер. Он - кровавый убийца, а не мальчик на побегушках.

   Решив таким образом, Томас плотнее укутывается в плащ и идет в сторону Термитника. Но не домой. Дурман, скорее всего, сейчас развлекается, но Томасу не страшно оторвать одного из самых влиятельных людей Рурка от очередной потаскухи.

   Дурман, как и Джек, знает, на что способен Томас. А значит, пришло время потребовать работу, что не будет связана с местом, одно упоминание которого заставляет Томаса погрузиться в кровавую мглу…

   Капитан

   Для того, чтобы выйти из спальни, Капитану понадобилась вся его смелость. Изодранная в клочья память, слабость тела и дурные новости, принесенные золотой птицей, заставляли испытывать нечто, похожее на страх перед реальностью. Перед тем, что ждало его за пределами комнаты.

   Но трусливо прятаться было не в его правилах, поэтому долго любоваться заснеженным Рурком Капитан не стал. Ему нужно было узнать, как себя чувствует кошка, и поговорить с ней. Узнать, что она делала в его видениях, почему стала его проводником по памяти, и помнит ли то, что происходило с ней.

   Мэри рисовала их живыми, но Рисующая не знала Марлу и Капитана с самого рождения, и нет ничего удивительного в том, что в забытьи Капитан видел первое дело Призрачных Теней. Ведь именно расследуя убийства, совершенные мотыльками, он узнал Мэри, Джека, Томаса… Киру. Он вспомнил о том, что видел Нику задолго до того, как она стала его подопечной. Только Марлу он встретил не так давно. Но именно кошка стала его проводником. Капитану хотелось понять: это лишь потому, что Марла умерла одновременно с ним, или дело в чем-то другом?

   У каждой Тени есть свой секрет, и, путешествуя по собственным воспоминаниям, Капитан понял многое. Например, то, что Джек хранит секреты Томаса, а ведь всегда казалось, будто шакал прозрачен, словно восточное стекло.

   Интересная цепочка. Джек хранит тайны Томаса. Кира хранит тайны Джека. Капитан скрывает, что знает о Кире все, а Мэри когда-то была единственной, кто ведает все тайны самого Капитана.

   А кто хранит секрет Марлы? В том, что у кошки есть свой скелет в шкафу, можно было уже не сомневаться. Потому что ее поведение накануне схватки с пауками говорило само за себя.

   Ника жила у Марлы некоторое время. Может, золотая птица знает, что мучало кошку?

   Мучает. Марла, как и Капитан, выжила, потому что Мэри смогла нарисовать их живыми. И если он уже в состоянии любоваться метелью за окном, то кошка, у которых, по легендам, больше жизней, чем у всех остальных, и вовсе должна была бы проснуться первой…

   Отвернувшись от окна, Капитан медленно, словно идя на плаху, прошагал к двери и повернул ручку, почему-то надеясь, что никого не встретит.

   Надежда не оправдалась. И Капитан не мог понять, рад он этому, или нет.

   Открыв дверь, он едва не столкнулся с Кирой, которая явно провела в коридоре не одну минуту. В руках она держала стопку чистого белья.

   Капитан застыл, жадно вглядываясь в родные черты. В пустоту усталых глаз, которые, впрочем, Кира сразу отвела, в округлые формы тела… ощущая запах вишневого дыма, дешевых духов и женщины. В горле застрял горький комок, и слова не шли.

   Кира, кажется, тоже не знала, что сказать. Она смотрела под ноги, прижимая к груди белоснежные простыни, и молчала.

   Сколько они так стояли? Минуту? Час? День? Бесконечность? Но в один прекрасный момент Кира глубоко вздохнула и буркнула себе под нос:

   - Рада, что ты проснулся.

   Ее голос звучал глухо и вовсе не радостно. Пожалуй, столь холодного обращения Капитан не ожидал.

   - Я тоже рад, — прошелестел он. – Как кошка?

   - Очнулась, — продолжая смотреть себе под ноги, ответила Кира. Облаченная в закрытое черное шерстяное платье, она походила на вдову, оплакивающую любимого мужа.

   Капитан растерялся. Нет, он не ждал, что Кира бросится ему на шею от радости его возвращению, но откровенная холодность, которую он сейчас видел, обескураживала.

   Чем он ее заслужил?

   - С ней можно поговорить? – осторожно спросил Капитан.

   Кира то ли коротко пожала плечами, то ли дернулась от отвращения.

   - Можно, — жестко бросила она и, протиснувшись мимо него в комнату, швырнула чистое белье на кровать. – Иди поговори. Мне есть чем заняться.

   Капитан открыл было рот, чтобы сказать, что сам перестелет свою постель, но Кира начала с таким остервенением стаскивать грязную простыню, что он смешался и передумал.

   Что-то было не так. Но перед тем как пытаться разобраться в том, чем же он заслужил подобное отношение, Капитану нужно было поговорить с кошкой.

   Судя по запахам из кухни, Ника с воодушевлением что-то пекла. Интересно, за то время, что он был в беспамятстве, она научилась делать готовить аккуратно? Впрочем, он был бы не против увидеть запорошенную мукой кухню и пятна теста на потолке. Лишь бы вернуть себе покой. Почувствовать, что он вернулся домой, где ему рады. Где обитает маленькая золотая птичка, которой нравится готовить. Где живет его любимая женщина, которой не наплевать, что с ним происходит.

   Да. Он хочет вернуться домой. В ту иллюзию, что делала его счастливым до того, как шальная пуля оборвала его жизнь.

   Приоткрыв дверь гостевой спальни, Капитан заглянул в помещение, убеждаясь, что кошка одета. Марла, облаченная в хлопковую ночную сорочку, полулежала на застеленной кровати, зябко поджимая пальцы на босых ногах и обняв себя за плечи. Ее взгляд был устремлен на окно, за которым кружились в танце пушистые хлопья снега.

   - Уже зима, — тихо произнесла она, когда Капитан пересек порог комнаты. – Все стало таким белым… И совсем не хочется танцевать.

   Оглядевшись, Капитан нашел плед и накинул на зябнущую кошку. Сев на краешек кровати, пристально посмотрел Марле в глаза, ища хоть что-нибудь указывающее на то, что кошка не просто ему снилась, а была рядом с ним в тех воспоминаниях, приведших его из смерти в жизнь. Что Марла была рядом, пока Мэри их рисовала.

   - Как ты себя чувствуешь? – осторожно поинтересовался он, так ничего и не поняв.

   Марла пожала плечами.

   - Опустошенной, — прошелестела она. – Некоторые вещи нужно забывать, чтобы жить дальше. Начало пути не всегда вдохновляет на новые подвиги. Но я должна сказать тебе спасибо. Если бы ты не заставлял своим появлением некоторые события проходить мимо, я бы никогда не захотела просыпаться.

   Капитан опустил глаза, чтобы скрыть вспыхнувшую в душе кровавую бурю. Ярость появилась так внезапно, что он почувствовал жар в груди там, где разгорался гнев.

   - Я… я был твоим проводником? – сдавленно спросил он, отворачиваясь от кошки. – Я вел тебя по твоим воспоминаниям?

   Марла не ответила. Замерла под пледом, и Капитан почувствовал, как от нее исходит напряжение. Повернув голову, он обнаружил во взгляде кошки горечь и разочарование.

   - Ты не помнишь? – дрожащими губами спросила она. – Ты ничего не помнишь?

   - Я помню, что видел, — качнул головой Капитан. – Начало пути. Своего пути. И ты была моим проводником. Я думал… я думал, это действительно ты. А получается, что ты была голосом моего подсознания… Голосом, который обрел твою форму, потому что, умирая, я знал: ты тоже обречена.

   Марла опустила голову, закрыла лицо ладонями, и ее плечи затряслись. Кажется, она очень расстроилась, узнав, что Капитан в ее воспоминаниях был ненастоящим.

   И Капитан понимал почему. Ему тоже было бы намного легче, если бы в его жизни появился тот, кто видел его изнутри. Кто видел истоки его пороков и плохих привычек. Кто знает не только его секреты, но и причины, по которым это стало тайной.

   У кошки тоже есть свой секрет. Именно он заставил ее месяц назад совершить жуткую ошибку, которая привела к смерти Марлы и Капитана. И если бы не Мэри, они оба были бы мертвы по-настоящему. Но рисующей удалось изменить этот мир. Превратить свое желание в реальность. Невероятная сила, если подумать. Но цена оказалась слишком высокой.

   Мэри в беспамятстве, и неизвестно, сможет ли она хоть когда-нибудь открыть свои слепые глаза.

   Марла плакала. Горько, надрывно, и было ясно: она оплакивает не то, что Капитан был всего лишь ее внутренним голосом. Она оплакивает что-то другое. То, что заставило ее ступить на путь, приведший ее к Призрачным Теням.

   И Капитан был уверен, что справившийся с аллергией на кошек Томас здесь совершенно ни при чем. Не шакал привел ее, а нечто другое.

   Клокочущая ярость улеглась, затихла, и ее глухое ворчание растворилось в понимании, что даже кажущееся истиной обернулось очередным обманом зрения. Протянув руку, Капитан положил ее на плечо Марлы и тихо произнес:

   - Все будет хорошо. Ты должна встать, одеться и начать жить. Мэри дала нам второй шанс. Может, стоит им воспользоваться?

   Кошка затихла и чуть-чуть расслабилась. Показала свое залитое слезами лицо и, шмыгнув носом, попыталась улыбнуться. Вышло слегка криво.

   - Ты хочешь что-то исправить? – немного дрожащим от слез голосом, спросила она. – Что, например?

   - Для начала я верну в строй Призрачных Теней, — ответил Капитан. – А потом посмотрим. Мы все совершаем ошибки. И раз уж мне выпала возможность исправить хотя бы малую часть, я это сделаю.

   - Например, объяснишься с Нордив? – хмыкнула Марла. – Судя по тому, что я наблюдала, когда очнулась, у нее к тебе какие-то претензии. И, кажется, они возникли, пока ты был без сознания.

   - И это тоже, — поморщился Капитан. – Поднимайся. Пусть ты больше не хочешь танцевать, валяться в постели не стоит. Это всего лишь зима. Она пройдет.

   - И это пройдет… — эхом ответила кошка. И снова уставилась в окно, за которым кружились белые хлопья. Они неспешно падали с небес и танцевали, будто дразня погрязшую в меланхолии Марлу.

   Капитан не стал больше ничего говорить. Пусть кошка приходит в себя. В конце концов, он голоден, а из кухни слишком вкусно пахнет, чтобы и дальше этого не замечать.

   Он обязательно объяснится с Кирой. Она ведь все еще рядом, а это значит, что некоторые вещи еще можно исправить.

   Томас

   Сегодня Дурман встречает его в своем рабочем кабинете. Небольшое помещение пропахло благовониями, но Томасу все равно мерещится дух костра. Кажется, что на зубах скрипит пепел, а в глазах немного пощипывает от обилия дыма вокруг. Король преступного мира восседает в своем кресле и хмуро смотрит на Томаса, отчего решимость шакала трусливо прячется за более привычным смирением.

   - И долго ты будешь сверлить меня взглядом? – Дурман не выдерживает первым. Он сердито хватается за трость и поднимается с кресла, становясь на голову выше Томаса. У властителя дна Рурка военная выправка и хищный цепкий взгляд волка, почуявшего жертву.

   Томасу не нравится чувствовать себя добычей, но он не может совладать со своей трусливой сущностью и прямо сказать, зачем он явился. Все его силы уходят на то, чтобы не съежиться, не сгорбить плечи и не забиться в угол, ожидая расправы.

   Когда-то Томас оказал этому человеку услугу. В ответ Дурман несколько раз прикрывал неудачливого вора от полиции. А однажды и вовсе спас от виселицы.

   - Ты молчать сюда пришел? – терпение Дурмана подходит к концу. Томас и так нарушил все гласные и негласные правила, явившись сюда без предупреждения. Такое в принципе позволено только ему, но всему есть предел.

   Смешно. Шакал трепещет от одного взгляда простака. Интересно, что сказал бы Капитан, если бы знал, чем на самом деле является Томас?

   Впрочем, Капитан и так знает. Ведь перед ним Томас трепещет не меньше.

   - Я хочу кое о чем попросить, — наконец, выдавливает Томас, упираясь взглядом в деревянный пол. Половицы идеально смазаны и покрыты лаком, и теперь Томасу чудится запах кипящей смолы. Вкупе со скрипом горячего пепла на губах, это производит неизгладимое впечатление надвигающейся опасности. Вся обстановка вокруг говорит о том, что шакал играет с огнем. И это еще сильнее заставляет его желать забиться в угол и трусливо заскулить.

   Но вместо этого он поднимает голову и встречается с насмешливым взглядом Дурмана.

   - Меня всегда поражала твоя исключительная смелость, шакаленок, — произносит властитель дна. – Только за это с тобой хочется иметь дело.

   Смелость? Дурман считает Томаса смелым? Хорошо, что он не знает, как внутренности шакала сжимаются от одного только его косого взгляда. Но тем не менее слова Дурмана действуют на Томаса ободряюще.

   - Освободи меня, — просит он. – Я не могу быть курьером в Глуби.

   - Почему? – Дурман ничуть не удивлен. Напротив, он будто бы восхищен Томасом. Это озадачивает шакала, и он изо всех сил держится от того, чтобы снова не опустить взгляд в пол. – Ты прекрасно справляешься. И, кажется, неплохо получаешь за свои труды.

   - Неплохо, — нет смысла это отрицать. – Но я больше не могу. Я – вор, а не наркоторговец.

   - Ты, кажется, и не продаешь, — напоминает Дурман.

   - Ты понимаешь, о чем я, — качает головой Томас. – Я не могу. Больше не могу. Отпусти меня.

   Восхищение во взгляде Дурмана становится совсем уж откровенным. Он улыбается во весь рот, и Томас видит провал на месте нижнего правого клыка.

   - Это уже не смелость, а наглость! – восклицает король преступного мира и начинает заразительно хохотать.

   Даже Томасу немножко смешно, хотя он в ужасе от того, что может последовать дальше. Странное чувство: ты пытаешься не захихикать в тот момент, когда твой мир летит в бездну.

   - Отпусти меня, — снова просит Томас, и ему противно оттого, что его голос дрожит. – Или дай другую работу. Ты же знаешь, что я на многое способен.

   - Способен, — Дурман резко перестает смеяться, и из его взгляда уходит смешливое озорство. Теперь на Томаса снова смотрят глаза хищника, готового к прыжку. – Вот только готов ли ты делать то, что ты умеешь лучше всего?

   Томас открывает рот, но слова застревают в горле. Он прекрасно понимает, о чем говорит Дурман, и сейчас шакалу предстоит сделать выбор. Выбор из двух зол. И оба этих зла пахнут кровью, грязью и чужими слезами.

   Он снова открывает рот и снова не произносит ни слова. Пожалуй, сейчас он больше всего похож на рыбу, выброшенную на лед. Несчастное существо, которое изо всех сил пытается дышать, но воздуха слишком много, и оттого рыба задыхается. Перестает смешно открывать и закрывать рот. Становится законной добычей того, кто ее поймал.

   Чтобы снова не повторить этот беспомощный жест, Томас поджимает губы и отводит глаза. У него есть несколько секунд, чтобы решить.

   И чтобы решиться.

   Дурман, как всегда, благосклонен к Томасу. Он готов дать ему эти несколько секунд. Шакал слышит шаги властителя городской изнанки и шорох ткани о ткань. Дурман садится в кресло и ставит трость рядом.

   Он терпелив. Милостив. И жесток.

   Мысли Томаса сворачивают куда-то не туда, но в следующее мгновение все становится неважно.

   Потому что в дверь кабинета требовательно стучат.

   Томас бросает короткий взгляд на Дурмана и снова прячет глаза. Король дна выглядит недовольным, но тем не менее когда стук повторяется, сквозь зубы произносит:

   - Открыто.

   Дверь распахивается, и на пороге возникает грузная фигура в теплом плаще. Судя по тому, что на темной ткани нет ни капельки растаявшего снега, добирался неожиданный посетитель не пешком.

   У этого человека есть свой экипаж, а возниц он меняет четыре раза в год. Томас точно знает это, потому что незваный посетитель Дурмана ему хорошо знаком.

   - А, это ты… — голос Дурмана звучит разочарованно. – Кажется, договор был на завтра.

   Толстяк, наконец, переступает через порог, и Томасу бросается в глаза, насколько сдал этот человек со времен их, так сказать, сотрудничества.

   - Завтра у меня заседание, — говорит визитер и, наконец, обращает внимание на Томаса. Коротко кивает в знак приветствия и отворачивается, демонстративно морщась. Он тоже узнал шакала.

   - Пришел бы после него, — цедит Дурман. Его вид говорит, что ему не понравились короткие переглядывания между… подчиненными? Если Томас не так давно стал частью банды, то вряд ли прикормленного адвоката можно поставить в одну шеренгу с мелким наркокурьером. – Докладывай. Я сегодня добрый.

   Последние слова заставляют Томаса поежиться, столько в них яда. Но радует, что этот жгучий яд направлен не на него.

   Ронни Ривза никто не любит. Ни клиенты, ни противники в суде. Что не мешает ему получать удовольствие от жизни, зарабатывая просто баснословные гонорары.

   Жадный, трясущийся над каждой серебрушкой неряха, когда-то Ронни помог Томасу найти кое-какую информацию. Тогда шакал получил то, что ему нужно, но в то же время зарекся когда-либо иметь дело с Ронни Ривзом. Эта душа прогнила до такой степени, что исходящий от нее смрад чувствует даже не слишком привередливый шакал.

   Ронни Ривз тем временем приосанивается, что в его исполнении выглядит беспомощной попыткой втянуть необъятный живот, и быстро, четко, будто репетировал эту речь весь день, произносит:

   - С Рафаэлем покончено. Ему даже чудо не поможет, а я на волшебника не похож. С Кислым еще поработаю. Наждак подает большие надежды. А Сонный Кларк выйдет на свободу завтра. Сразу же после заседания суда.

   Очевидно, речь идет о «подопечных» Ривза, и Томасу немного жаль неизвестного Рафаэля, с которым покончено. Шакал догадывается, что этот самый Рафаэль просто не смог найти достаточной суммы для оплаты услуг жадного адвоката. И если сейчас Дурман подкинет еще немного средств, шансы несчастного не увидеть виселицу, возрастут в несколько раз. Но властитель изнанки Рурка всего лишь кивает. Наверное, Рафаэль не кажется ему достойным лишних трат.

   Томас в детстве понял, что в этом мире нет ничего дороже денег. Золотых, серебряных и бумажных. На них можно купить все. Свободу. Власть. Даже человеческую жизнь.

   Только любовь купить нельзя. Ее можно только испачкать ревностью, недомолвками и изменой.

   - Я понял. Возьмешь под свое крылышко еще кое-кого.

   - Этого, что ли? – кивает Ронни на Томаса. На его толстых губах застывает брезгливая усмешка.

   Шакал чувствует, как по его спине бегут мурашки. Он вспоминает те дни, когда был вынужден ощущать запах Ривза постоянно, и его передергивает.

   - Нет. Найдешь Дэйва, он расскажет. И смени костюм, от тебя воняет хуже, чем от шакала!

   Ривз не обращает внимания на последние слова и, коротко кивнув, покидает кабинет Дурмана.

   Томас снова чувствует скрип пепла на зубах, а в ноздри вновь ударяет аромат благовоний: Дурман зажигает еще одну палочку, чтобы побыстрее изгнать запах немытого тела Ривза.

   Тишина становится всеобъемлющей, и кажется, что шакал в силах услышать падение пылинки на ворот своей рубашки. По спине течет капля пота, прочерчивая собой неровную линию, и Томаса бросает в жар.

   - Ты всегда мне нравился, — говорит Дурман, любуясь тлеющим огоньком. – И только поэтому ты еще жив.

   - Я понимаю, — облегчение наваливается на шакала разрушительной волной, и он едва удерживается на ногах. – Но все равно прошу меня отпустить.

   - А как же долг?

   - Я его отработал, — Томас шумно сглатывает. – Сегодня был последний взнос.

   - Я не об этом долге, — Дурман качает головой и улыбается. – Что такое деньги? Всего лишь пыль. В печь Крематория мы отправляемся совершенно обнаженными.

   Томас поджимает губы. Легко относиться к деньгам подобным образом, когда их вдоволь. А в Термитнике могут убить и за медяк.

   - Я думал, что тот долг я тоже отработал.

   - Передо мной — да, — Дурман хитро щурится. – В ту ночь за тебя заплатил кто-то другой. И вот перед ним ты в вечном долгу.

   - Ты сам сказал, что телам, сгорающим в печи Крематория, деньги не нужны, — Томас отворачивается от Дурмана и идет к двери.

   Он получил негласный ответ. И немного времени, чтобы решить: готов ли он заниматься тем, что ненавидит, но к чему имеет несомненный талант.

   Прогулка по заснеженному Рурку немного приводит мысли в порядок, и тяжелый разговор в душном кабинете Дурмана начинает казаться сном. Но забывать его не стоит. Это был не кошмар, а реальность, которая обязательно догонит Томаса в ближайшее время. В этом можно не сомневаться.

   Путь из Термитника в Горшечный Квартал не занимает много времени даже с учетом того, что Томас старательно обходит Лагуну по большой дуге. Он не хочет видеть дом Капитана, ведь если это случится, он обязательно туда зайдет. И увидит погруженную в небытие Марлу, свою любимую кошку, которая когда-то смогла подарить ему ощущение нужности. Услышит тихое дыхание Киры за своей спиной, потом она неловко предложит выпить чаю или чего-то покрепче. Но Томас откажется. Потому что с тех пор как Капитан и Марла в таком положении, от Киры исходит странный запах тревоги и обиды на хозяина дома, и откуда взялось это чувство, Томасу знать совсем не хочется.

   Нет, сегодня шакал не хочет попасть в обитель отчаянной надежды. Сегодня его путь лежит к Мэри, которая тоже оказалась в беде.

   Возле входа в дом Джека Томас обнаруживает небольшой мешок с углем. Очевидно, его доставили с утра, но у хозяина дома, ухаживающего за Рисующей, не оказалось времени, чтобы его забрать. Закинув мешок на спину, Томас поднимается по ступеням крыльца и тихонько стучит в дверь. Скорее всего, сфинкс давно учуял гостя и уже спешит открыть, но правила вежливости никто не отменял. А уж сейчас, когда в искренних дружеских отношениях Томаса и Джека появилась крупная трещина, нужно быть особенно аккуратным.

   Томас ждет на крыльце почти пять минут, прежде чем дверь открывается. Джек хмуро смотрит на шакала, глубоко вздыхает, слегка прикрыв глаза, и делает шаг назад, показывая, что Томас может пройти.

   - Тут вот… уголь принесли.

   - Да, я знаю.

   Джек исключительно сер, как в те времена, когда похитили Киру. Улыбка и сама жизнь будто навечно покинули его. В его глазах больше не сквозит озорство, заставляющее всегда быть начеку, а уголки губ опустились, отчего сфинкс кажется намного старше. Но даже сейчас он выглядит моложе своего истинного возраста. Сфинксы стареют очень медленно, и Джек не исключение.

   Томас делает несколько робких шагов и сгружает мешок возле еще одного, такого же. В доме Джека жутко холодно, ненамного теплее, чем на улице. Очевидно, он не замечает этого, но ведь Джек теперь здесь не один.

   - Нужно бы печь растопить, — неуверенно произносит Томас, взирая, как хозяин дома закрывает дверь. Движения друга выглядят неестественно, будто Джек находится на грани срыва.

   Возможно, так оно и есть. И Томас совершенно не хочет при этом присутствовать. Сфинксы не зря считаются одними из самых опасных Тварей. Наделенные даром чувствовать окружающий мир и предсказывать события, в то же время они отменные бойцы, способные разорвать своего противника на мелкие кусочки. Вспомнить хотя бы Капитана, который когда-то попался под руку Джеку на поле боя в Унрайле…

   - Мне не холодно, — глухо отвечает Джек, и от звука безжизненного, лишенного всех оттенков, голоса по спине Томаса бегут мурашки.

   Где тот веселый балагур, после разговора с которым так хотелось жить?

   - А как же Мэри? — упавшим голосом спрашивает Томас, предполагая самое худшее.

   - Вряд ли она что-нибудь чувствует, — Джек потерянно окидывает взором нехитрое убранство прихожей, и его взгляд цепляется за какую-то тряпку, комком валяющуюся на полу. Кажется, он пытается вспомнить, чем это было раньше.

   - Дж-жек… - Томас бросается к сфинксу и берет его за грудки. - Она… хочешь сказать, что она…

   - Она жива, если ты об этом, — глубокие морщины, залегшие на лбу Джека слегка разглаживаются. - Но ей хуже.

   Облегчение в который раз за этот день обрушивается на Томаса, и он отпускает сфинкса.

   - Прости… — неловко произносит он. - За все прости.

   Джек никогда не говорил этого вслух, но Томас знает, кого именно друг винит в том, что случилось с Мэри. Именно Томас раньше всех узнал, на что способна рисующая. Именно Томас заставил Мэри нарисовать Капитана и Марлу живыми. Вот только этот рисунок обошелся ей слишком дорого.

   Джек качает головой. Его плечи опускаются, и Томасу кажется, что он вот-вот заплачет.

   Только Мэри может вернуть того Джека, к которому все привыкли. Только Мэри, которая всегда была немного влюблена в напарника Киры, и не знала, что это чувство взаимно. Но что нужно сделать, чтобы вернуть саму Мэри?

   Тишину, разлившуюся в захламленной прихожей, нарушает звук, настолько неожиданный, что и Джек, и Томас буквально подпрыгивают на месте, слегка удивленно глядя друг на друга. Где-то на соседней улице поет труба, что вдвойне неожиданно, ведь зимой играть на трубе довольно неудобно. Но в Рурке нашелся какой-то преданный своему делу трубач, и его музыкальные упражнения будто бы заставляют шакала и сфинкса очнуться.

   Сыграв парочку несложных этюдов, труба начинает петь по-настоящему. Пронзительную мелодию, полную грусти и тоски, но именно эта мелодия заставляет сердце Томаса забиться быстрей. Его душа наполняется надеждой, что несмотря на происходящий сейчас ужас, все будет хорошо.

   Все обязательно будет хорошо.

   - Кого там бездной принесло? — внезапно бормочет Джек и направляется к двери. Очевидно, кто-то еще, кроме Томаса, решил сегодня его навестить.

   Распахнув дверь прямо перед носом ошалевшего от такого трюка мальчишки-посыльного, Джек хмуро спрашивает:

   - Чего надо?

   - З-записка д-для г-г-господина Рок-к-к-велла, — пищит пацаненок, протягивая Джеку мятую бумажку. Несмотря на холод, ладони несчастного ребенка вспотели от страха. Пение трубы врывается в дом, и Томас чувствует, как сердце наполняется тихим покоем.

   - Хм, — Джек берет записку, но не спешит ее разворачивать. - Денег дать?

   - Н-не надо! Мне уже заплатили! — мальчишка меленько кивает и стремительно покидает поле зрения Томаса. Джек закрывает дверь и медленно разворачивает врученную ему бумагу. Застывает на несколько мгновений. А потом его лицо искажает странная гримаса муки и облегчения. Кажется, будто сфинкс не знает, что ему делать: плакать или смеяться.

   - Капитан и Марла… они очнулись, — тихо произносит Джек и, прислонившись к двери, медленно сползает на пол, очевидно, не в силах стоять на ногах.

   Томас чувствует, как внутри него поднимается волна бесконечного счастья. Погано начавшийся день преподнес ему самую желанную и долгожданную новость из всех! Зеленые глаза кошки открылись, а это значит, что скоро она вновь будет танцевать. Будет ухаживать за уставшим шакалом и смеяться над его аллергией, даря ему покой и умиротворение. И Томас опять станет кому-то нужен. Не ради денег. А просто так.

   Но долго все это не длится. Следующей эмоцией, которую испытывает Томас — это страх.

   И этот страх заставляет его сказать невероятное даже для самого себя:

   - Ты иди. Иди к ним. А я побуду с Мэри.

   Джек поднимает на Томаса удивленный взгляд. А потом хмыкает и легко поднимается на ноги. Он будто скинул с себя целую гору, потому что сейчас его движения не кажутся отрывистыми или чересчур медленными.

   - Хорошо. Не забудь, что капать в глаза нужно каждый час, — говорит он.

   Томас наблюдает, как Джек быстро надевает серый плащ и сапоги. Сфинкс все еще сер. Он все еще не готов вернуться.

   Но шарф повязывает ярко-красный.

   И это тоже дает надежду.

   Проводив друга, Томас идет в гостевую спальню.

   Мэри лежит на кровати, укрытая двумя одеялами, и смотрит в потолок. Ее когда-то совершенно серые глаза меняют цвет каждые несколько секунд.

   К сожалению, на сегодня хорошие новости закончились. Марла и Капитан очнулись. Вот только Мэри это не помогло...

   Тим

   Выдох. Вдох. Прижаться потрескавшимися от мороза губами к холодной меди мундштука и дать этому миру еще немного музыки. Почувствовать ее, погрузиться в нежный трепет мелодии, текущей из раструба.

   Забыть обо всем.

   Самому стать музыкой.

   С крыши дома, возле которого стоял Тим, спланировало несколько снежных хлопьев. Большая часть попала на плечи, «испачкав» белым идеально-черный плащ, а вот самые коварные, подхваченные легким ветром, угодили в глаза.

   - Тьфу ты! — выругался Тим, и очарование момента ушло бесследно. Тряхнув волосами цвета воронова крыла, он на несколько секунд зажмурился, и снег превратился в воду.

   Ну вот, теперь кажется, что он ревел как девчонка... Хорошо, что никого рядом нет!

   Горшечный Квартал, в дневное время всегда шумный и многолюдный, затих, насмешливо глядя на Тима разноцветными витражами окон.

   В открытом футляре, обитом внутри алым атласом, не было ничего, кроме снега, и если еще несколько минут назад Тим испытывал по этому поводу некоторое раздражение, то сейчас был рад, что его никто не видит.

   А что до пустого футляра... Тим играет не ради денег. Он делает музыку.

   И если быть честным до конца, то в пропахший едкой гадостью Горшечный Квартал он пришел не ради игры на трубе.

   Положив инструмент в футляр, Тим щелкнул замком и выпрямился, глядя на затянутое серостью зимнее небо.

   Интересно, дядя все еще ищет своего непутевого племянника, или уже смирился с тем, что Тим не вернется?

   Тварям не место в доме людей, тем более таких благовоспитанных, как его дядя.

   Тим выживет. Его вторая сущность не даст ему замерзнуть или умереть от голода, а труба — зачахнуть от скуки. А дядя пусть живет своей жизнью и забудет Тима как страшный сон.

   Послышались возбужденные детские голоса, и из-за угла вынырнули двое совершенно одинаковых мальчишек лет десяти, за которыми семенила маленькая зареванная девчушка года на четыре помладше. Дети выглядели прилично: было видно, что их родители не живут в нужде или нищете. Судя по всему, малышка была младшей сестрой близнецов, и ее залитое слезами лицо было следствием того, что злые мальчишки отобрали у нее куклу. Голова куклы была в руках одного, остальное туловище прижимал к себе другой.

   - Отдайте! Отдайте мне Салли! — крикнула девочка братьям, когда все трое поравнялись с Тимом.

   Тим вздрогнул, едва не выронив футляр с трубой.

   - А ты догони! — крикнул тот, что с туловищем, и, покосившись на застывшего неподвижно шестнадцатилетнего парня, который явно казался ему взрослым скучным дядькой, сорвался с места и был таков.

   Второй близнец не решился оставить сестру в компании Тима. Напротив, взял хныкающую малявку в охапку и, обняв ее за крохотные дрожащие плечики, отдал ей голову Салли.

   - Сейчас догоним Джеффри, и будет как новая, — строго сказал он, когда сестренка разревелась еще горше. - Хватит ныть!

   Бросив на Тима еще один косой взгляд, он потащил малявку прочь. Туда, где скрылся его близнец.

   - Вы убили ее! Вы убили мою Салли! – причитала малышка. Но вскоре ее голос стих. Затерялся среди домов и раскололся эхом.

   Почувствовав, наконец, почву под ногами, Тим сунул замерзшую ладонь в левый карман плаща и вытащил оттуда неопрятную куколку, собранную из необструганных деревяшек, мятой мешковины и зеленой от старости медной проволоки. В том месте, где у несуразной фигурки при некотором воображении должно было находиться сердце, была воткнута серебряная портняжная булавка с жемчужным навершием.

   Дорогая вещь.

   Не каждому по карману.

   - Тебя убили, Подлая Салли, — с каким-то остервенением прошептал он, глядя на свою куклу. - И я открою все двери этого города, обшарю каждый угол, но найду, кто это сделал...

   Снова послышались шаги. Мягкие, пружинистые. Не обладай Тим безупречным слухом во всех смыслах этого слова, появление высокого мужчины на другой стороне улицы стало бы для него неожиданностью. Мужчина был безупречно сер, а красный шарф, слегка колышущийся при ходьбе, вызывал стойкие ассоциации с кровью.

   На Тима будто шел оживший мертвец, которому за углом перерезали горло.

   Торопливо спрятав куколку в карман, Тим слегка присел, положил футляр с трубой на заснеженную мостовую и открыл его. Погладил пальцами холодную медь, нежно и заботливо, словно любимого питомца.

   Серый мужчина быстро прошагал мимо, будто и не заметив Тима, однако трубач, склонившись над своим инструментом, почувствовал зуд между лопаток, будто от внимательного взгляда.

   Когда он решился поднять голову, улица снова была пуста.

   Пожалуй, это было даже хорошо.

   Выдох. Вдох. Поднести к искусанным губам холодную медь мундштука. Этому городу не хватает хорошей музыки.

   Жаль, что Тим не дудочник и не крысиный король. Но он все равно найдет того, кто сделал зачарованную куклу и убил Салли.

   Справедливости заслуживают все. Даже предатели.

   Капитан

   Несмотря на разогретый ароматами выпечки аппетит, кусок в горло не лез. Стоило откусить от первого блинчика совсем немного, как к горлу подкатил горький комок, и потребовалось немало усилий проглотить то, что уже оказалось во рту. Обижать Нику совершенно не хотелось, к тому же следовало хоть немного набраться сил после долгого забытья, однако второй попытки употребить блинчик по назначению, Капитан решил пока не предпринимать.

   Ника, жадно наблюдающая за ним, сникла. Наверняка сегодня старалась как никогда.

   - Невкусно? — поставив локти на стол, она грустно подперла левой ладонью подбородок и подарила Капитану взгляд верной собаки, радостно прибежавшей к хозяйскому порогу и получившую пинок под зад.

   - Подожди немного, — поморщился Капитан. - В конце концов, я целый месяц спал. Разум уже на месте, а вот тело еще не заработало как следует.

   Птичку его ответ удовлетворил. Она немного повеселела и перестала строить ему грустные глазки. Вскочив с места, она вихрем пронеслась по кухне, собирая посуду, поставила перед Капитаном чашку с черным, как смола, кофе и исчезла из кухни.

   Кофе пошел лучше. Против него желудок не бунтовал, и Капитан с удовольствием сделал несколько глотков бодрящего напитка.

   Надо признать, чувствовал он себя странно. Как будто Мэри, воскрешая его с помощью своего дара, забыла нарисовать что-то незначительное по форме, но крайне важное по сути. Капитан не мог понять, что именно изменилось, однако где-то внутри себя он чувствовал какую-то пустоту. Дыру в груди на том месте, где раньше трепетало сердце.

   На миг испугавшись, Капитан подумал о Кире, но страх оказался напрасным: он все еще любит эту женщину и готов сделать все, чтобы она была счастлива. К Нике отношение тоже не поменялось.

   Неторопливо прихлебывая кофе, Капитан принялся перебирать в уме сначала Призрачных Теней, потом работников центрального участка, а затем и просто знакомых.

   Все было на месте. Он так же уважал Джека, не любил запах Томаса и считал детективов Крома и Ниарко пустыми болтунами, более всего способными писать отчеты, чем вести полноценное расследование.

   Но чего-то не хватало. Чего-то очень важного, что раньше было частью его сути.

   Раздался стук в дверь, прошелестели торопливые шаги Киры, и Капитан услышал тихий разговор эксцентричных напарников. Кира говорила глухо и отрывисто, а в голосе Джека звучали раздраженные нотки. Разобрать, о чем они беседуют, Капитан не мог, да и не пытался. Он чувствовал себя чужаком в собственном доме. И все никак не мог понять, чего же ему не хватает.

   Роквелл вошел на кухню один, без Киры, и это заставило Капитана задуматься о странном поведении той женщины, без которой он уже не представляет своей жизни. Она ведь действительно будто бы рассержена на него. Вспомнить хотя бы, с каким остервенением она принялась перестилать его постель, когда он спросил о кошке.

   - Рад видеть тебя живым, Капитан, — Джек, на несколько мгновений застыв на пороге кухни, прошел внутрь и, не стесняясь, заглянул в кофейник, а потом и увидел то, что стояло рядом. - О, блинчики! А варенье есть? Я предпочту крыжовниковое.

   Хотя сфинкс нарочито делал вид, что все в порядке, Капитана было не обмануть. Он видел и залегшую складку на лбу Роквелла, и его немного затравленный взгляд. А уж то, что, вопреки всему, Джек был облачен во все серое, говорило о многом.

   Таким он был в то время, когда Кира оказалась в руках похитителей, и никто из Теней не знал, жива она или нет.

   В памяти вспыхнуло видение их первой встречи. И сейчас, с высоты знания, кем является Джек на самом деле, его странное поведение тогда было совершенно объяснимо.

   - Я тоже рад, что остался жив, — коротко ответил Капитан, делая большой глоток. - Налей мне еще кофе. И да, крыжовникового варенья, скорее всего, нет.

   Джек по-хозяйски достал чашку из кухонного шкафчика, налил себе кофе и наполнил чашку Капитана. Кошка так и не явилась, поддавшись меланхолии. Нужно ее расшевелить. Но что-то подсказывало Капитану, что это может сделать только Томас.

   Джек устроился за столом напротив и с аппетитом вгрызся в первый блинчик. Глядя на него, Капитан даже на миг захотел повторить попытку поесть, но он решил, что пока не стоит. Надо окончательно убедиться, что он находится на этом свете. Осознать, что проснулся. И найти то, что Мэри забыла нарисовать.

   - У тебя есть семья? — спросил он у Роквелла.

   Джек от неожиданности поперхнулся и натужно закашлялся. Пришлось приподняться и похлопать несчастного сфинкса по спине.

   - Есть, — прохрипел Джек, справившись с кашлем. - Но не в Рурке. Я осел здесь после войны… Думал, что этот город находится слишком далеко от линии конфликта, и я не встречу здесь никого из знакомых.

   Капитан усмехнулся, оценив иронию. Когда-то именно когти Джека лишили Денвера Фроста глаза.

   - Здесь действительно довольно мало тех, кто видел Тварей Унрайлы своими глазами, — произнес он.

   - Мне и тебя одного хватает, — проворчал Роквелл, возвращаясь к блинчикам. - Ты представить себе не можешь, чего мне стоило начать работать с тобой.

   - Настолько меня ненавидел? — поднял бровь Капитан. Решившись, он все-таки взял недоеденный блинчик и, зажмурившись, сунул его в рот.

   - Нет. Но во время нашей схватки ты показался мне фанатичным придурком, и я не сразу поверил, что ты в состоянии работать с такими, как я.

   Тошнота не вернулась и, ощутив прилив сил, Капитан протянул руку за вторым блинчиком.

   - Жизнь не стоит на месте. Мы все меняемся под гнетом обстоятельств, — ответил он.

   Джек же, напротив, будто бы потерял аппетит. Он всматривался в Капитана, едко и пронзительно, заставив того поежиться под всезнающим взором сфинкса.

   - Что? — не выдержав, спросил Капитан.

   - В тебе чего-то не хватает, — Джек слегка склонил голову набок, продолжая буравить собеседника пристальным взглядом.

   - Ты тоже заметил? — криво усмехнулся Капитан. - К сожалению, после пробуждения, я никак не могу собрать себя по кусочкам. Думаю, со временем, дыра зарастет.

   - Дыра? — теперь настала очередь Джека усмехаться. - Это не дыра, Капитан.

   По тону голоса Роквелла Капитан понял: сфинкс раскусил, что именно забыла нарисовать Мэри.

   Или не забыла, а сознательно упустила эту деталь?

   - А что это? — не надеясь на ответ, спросил Капитан.

   Джек грустно улыбнулся и покачал головой.

   - Это тебе не нужно. Она гений.

   Капитан не сразу понял, что Джек говорит о Мэри. Одновременно с этим пришло понимание, что ответа можно не ждать. А значит, придется искать его самому.

   - Я хочу увидеть рисунок, — произнес он. - Мэри ведь рисовала меня и кошку?

   Джек отставил подальше от себя блюдо с блинчиками и кивнул.

   - Рисовала. Но, когда она погрузилась в транс, я забрал ее к себе. А полотно осталось в ее доме, в Обители.

   Капитан поднялся из-за стола и прислушался к себе. Он все еще чувствовал себя чужаком в реальном мире, но дальше рассиживаться смысла не было.

   - Ты не против прогуляться? — спросил он у Джека. - Я хочу увидеть этот рисунок. А заодно проверить свои силы. В конце концов, я месяц провел, бездна знает где.

   - Это называется кровать, — усмехнулся Джек.

   Но спорить не стал.

   Поднялся на ноги, выглянул из кухни и громко сказал:

   - Мы ушли!

   - Куда? — откуда-то сразу подскочила Ника. В глазах девчонки застыла совершенно детская обида. Кажется, ее влюбленность так и не прошла, пусть птичка больше и не пыталась кокетничать с предметом своего воздыхания.

   - Мне надо прогуляться, — Капитан почувствовал, что в горле стало сухо. Откашлявшись, он продолжил: — Спасибо за блинчики. Очень вкусные.

   - Не обманывайте, — уныло ответила Ника. - Это Джек все съел.

   Горько вздохнув, девчонка развернулась и скрылась в гостиной. Кира голос не подала. Ей все равно? Или дело в том, что она не хочет разговаривать с Капитаном?

   Странно. Надо узнать, что случилось.

   Но потом.

   Сначала он должен понять, что же именно исчезло, и почему у него такое ощущение, будто теперь в его жизни все будет еще сложней?

   Одеться быстро не получилось. Все валилось из рук, а поймать рукав зимнего плаща удалось лишь с пятого раза. Но не это удручало Капитана, а совсем другое.

   Усталость. Не успел он проснуться, как уже жутко устал. Разум кричал, что все нормально, ведь после длительной болезни все чувствуют себя слабыми, но Капитан все равно казался себе немощным дохляком.

   Да еще и пустота на месте чего-то важного не давала покоя. Казалось, будто сквозь эту воображаемую дыру вытекают силы, оставляя после себя лишь апатию и желание заснуть.

   - Может, отложим? — ожидающий у двери, Джек прищурился. - Ты ведь из мертвых восстал… возможно, не стоит начинать жить так резко?

   - Замолчи… — буркнул Капитан, прилагая все силы, чтобы идти ровно, а не шататься словно пьяный.

   Из кухни послышались голоса Киры и Ники и Капитан, не сдержавшись, заглянул узнать, что там творится.

   - Я не подумала… Тебе нужно было мне подсказать, — Ника, сидящая на краешке стула, выглядела совершенно расстроенной. Глаза у птички были на мокром месте.

   - Спросила бы тогда… - Кира как раз вытирала стол, стоя спиной к двери, и появления Капитана не заметила. - Им нужен наваристый бульон, а не сладкая выпечка, которую в итоге сожрал Джек. Кошка, наконец, соизволила перестать ныть. Чем я, по-твоему, должна ее кормить?

   - Предлагаю птичий бульон, — вслед за Капитаном в кухню заглянул Роквелл.

   Кира обернулась. Не удостоив Капитана и взглядом, она набросилась на напарника:

   - Вот почему ничего не оставил?! Забыл, что в этом доме двое были на пороге смерти?

   - Ты ведь сама сказала, что больным нужен бульон, — казалось, будто Джек препирается по привычке. В его глазах и жестах не было обычной озорной жизнерадостности.

   И вряд ли появится, пока не очнется Мэри. Кажется, сфинкс действительно искренне переживал за рисующую.

   - И измученная кошка будет ждать, пока я буду его варить? — делая вид, что не замечает стоящего прямо перед ней Капитана, возмутилась Кира. Это так сильно напоминало его собственную боязнь смотреть ей в глаза, что он даже улыбнулся.

   Жаль только, что показное равнодушие Киры явно не было связано с боязнью сорваться и наброситься на Капитана с поцелуями.

   В голове промелькнула какая-то мысль, важная, связанная с тем, что он потерял, и Капитан нахмурился, пытаясь ухватить ее. Все было на поверхности. Очевидно. Совсем рядом, только руку протянуть! Но скользкая зараза быстро спряталась, ехидно глядя на его потуги из своего укрытия.

   Ничего.

   Скоро он все поймет.

   Почему-то Капитан был уверен: стоит ему понять, что он потерял, оно сразу же вернется. Вот только будет ли он этому рад?

   Тем временем спор Джека и Киры свернул в привычное русло. Капитан чуть не прослезился от умиления, когда услышал знакомое препирательство насчет того, какой глубины должно быть декольте, чтобы одновременно волновать мужчин, но при этом оставаться в рамках приличия.

   Интересно, почему все разговоры эти двоих, явно не испытывающих друг к другу какого-либо сексуального влечения, неизбежно скатываются в подобную пошлость?

   - Я думаю, все дело в корсете, — авторитетно заявил Джек.

   - Я не ношу корсеты.

   - Вот именно! Поэтому платье сползает, и все видно!

   - Подумаешь, сползло пару раз. Нам тогда только на руку это было. Хватит. Не смущай девчонку, у нее уже уши покраснели…

   Ника и правда не могла скрыть своего замешательства. Золотая птица явно была бы рада оказаться подальше от напарников, которые явно соскучились друг по другу, пока оба были привязаны к больным.

   Теперь Кира свободна. Вот только Джек скоро вернется к Мэри, ведь рисующая все еще не вышла из транса.

   Кира свободна… Шальная мысль снова промелькнула, оставив после себя ворох каких-то странных ассоциаций вроде ее кокетливых разговоров с Томасом или прикосновений тонких пальцев к рукаву его сюртука.

   - На обратном пути я загляну в банк, — глядя на Киру в упор, произнес Капитан. - Сколько нужно?

   Кира даже не повернула головы. Перестав буравить напарника взглядом, она снова отвернулась и принялась вытряхивать из кофейника гущу.

   - Сколько хочешь. Это твой дом и твои деньги, — пробормотала она.

   Джек нахмурился. Кажется, даже он удивился подобной холодности.

   - Ладно, мы ушли, — махнул он рукой и потянул Капитана прочь.

   Зимний воздух треснул наотмашь, даря одновременно облегчение и чувство новой тревоги. Именно сейчас Капитан окончательно осознал, что из его жизни выпал целый месяц.

   - Что это с Кирой? — поинтересовался Джек. - Мне казалось, что после того, как она поселилась у тебя, вы нашли общий язык.

   - Я тоже так думал. Но, кажется, у нее ко мне какие-то вопросы.

   - Были бы вопросы, она бы их задала, — резонно заметил Роквелл. - А от нее веет… даже не знаю… чем-то похожим на страх.

   - Страх? - Капитан едва не поскользнулся на ступенях и не свалился с крыльца лишь чудом. - Хочешь сказать, что она меня боится? С чего вдруг?

   - Может, я ошибся, — Джек пожал плечами. - Честно говоря, в последнее время чувствую себя оглохшим и ослепшим. Уход за Мэри отнимает слишком много сил. Мне все время кажется, что она вот-вот очнется, но чуда не происходит.

   - Чудо обязательно произойдет, — Капитан решил отложить мысли о странном поведении Киры на потом. - Мэри — особенная, и теперь мы это знаем точно. Пойдем. У меня совсем немного сил, и я хочу увидеть рисунок до того, как свалюсь от усталости...

   Заснеженный Рурк еще при пробуждении показался Капитану лучшим местом на земле, а сейчас, вдыхая полной грудью морозный воздух, он чувствовал себя почти счастливым. Озеро Блейк покрылось коркой тонкого льда, по которой то и дело пробегали трещины, складывающиеся в замысловатый узор. В первую зиму проживания в Лагуне Капитан не сразу привык к постоянному потрескиванию под мостками, но сейчас этот звук казался упоительной мелодией, дарующей покой и удовлетворение.

   Зима очищает любую грязь, покрывает нечистоты толстым слоем белого снега и заставляет грехи превратиться в глыбы льда. Может, поэтому в душе Капитана, несмотря ни на что, царил покой? Пусть и не безмятежный, омраченный мыслями об оставшейся в стране собственных грез Мэри, о кошке, которая, казалось, больше не хочет жить. О Кире, что внезапно стала избегать любых контактов с ним. О Джеке, лишенном почти всех красок и о Томасе, который был вынужден стать членом банды Дурмана, чтобы прокормить остальных Призрачных Теней.

   Джек молчал. Слегка прищурившись, он шел бок о бок с Капитаном, и в его глазах можно было заметить жуткую усталость.

   Интересно. Будучи сфинксом, Джек явно был в состоянии скрыть эмоции от таких, как Мэри, которая утверждала, будто у каждого чувства есть свой особенный запах. Но Капитан, простой человек, пожалуй, лучше всех рисующих этого мира мог понять, что же сейчас ощущает Джек Роквелл.

   - Тебе бы поспать нормально, — заметил Фрост, когда они пересекли мост Желтых Ночей и попали на окраину Спирали. Зимой возницы пользовались большой популярностью, но Капитан надеялся, что они с Джеком не потратят много времени на поиски экипажа. Усталость, испугавшись холода и снега, будто бы отступила, но это явно ненадолго.

   - Я сплю, — сухо ответил Джек, не оценив заботы.

   - Прямо сейчас? — неуклюже пошутил Капитан.

   Роквелл остановился посреди улицы, подарил своему спутнику полный горечи взгляд и отвернулся в поисках свободного экипажа.

   - Извини, Капитан. Но я действительно хотел бы, чтобы все это было просто плохим сном… — тихо произнес он, когда Денвер уже отчаялся услышать ответ.

   Продолжать разговор не имело смысла. Прежний Джек вернется, когда очнется Мэри, а вот что делать с самим собой, Капитан не знал. Он все еще не мог понять, чего же ему не хватает, но именно это не дало бы ему столь неудачно пошутить.

   Почему-то в этом Капитан был совершенно уверен.

   Экипаж нашелся не сразу, что позволило Фросту еще раз оглядеться по сторонам и восхититься великолепием зимнего Рурка. Тихий, сонный, укрытый белоснежным пуховым одеялом, он робко смотрел на Капитана, будто спрашивая: а можно я останусь таким навсегда?

   «Можно», — хотел бы ответить Капитан.

   Но он еще не сошел с ума до такой степени, чтобы разговаривать с городом.

   До Обители они с Джеком ехали в полном молчании. Роквелл не выглядел замкнутым. Напротив: его морщины разгладились, а лицо даже немного посветлело, но все равно Капитан не решался завести беседу. Наверное, потому что единственным, о чем стоило действительно поговорить, была Мэри.

   Рисующая-полукровка.

   Первая встреченная Капитаном Тварь в Рурке.

   Забавно: он принял ее такой, как есть, будучи уверенным, что она слаба. А она оказалась сильнее всех остальных Призрачных Теней, вместе взятых. Даже ослепнув. Или именно слепота заставила дар возрасти на порядок?

   Видения первого дела Теней промелькнули перед глазами, и Капитан внезапно вспомнил слова кошки. Той кошки, что сопровождала его в путешествии по собственным воспоминаниям.

   «Ты не видишь суть».

   Почему, погрузившись во Тьму небытия, Капитан увидел именно этот эпизод? Почему не попал на войну или в то время, когда был молод и глуп?

   Почему дар Мэри показал ему именно дело о «зеленом пламени»? Для того чтобы напомнить, что кто-то из влиятельных людей Рурка связан с Тварями? Капитан и так это помнил. А уж о том, что среди скучающих аристократов полно тех, кто не прочь спуститься на самое дно, он знал еще до войны.

   Так что же пыталась показать ему рисующая?

   - Приехали, — голос Джека вывел его из раздумий. - Ты не против, если я подожду тебя здесь? Знаешь… когда этот рисунок увидел свет, я так радовался… а через несколько минут она впала в транс, и до сих пор неясно, выйдет ли она из него когда-нибудь.

   - Призрачные Тени должны вернуться, — жестко ответил Капитан. Меланхолия Джека с каждой минутой нравилась ему все меньше. - Все. Ты, Кира, Ника, Томас, Марла… Мэри. Мы должны вернуться. Иначе этот город обречен.

   - Он же как-то жил без нас? — без энтузиазма возразил Джек.

   - Как-то жил, — веско бросил Капитан. - Ты — одно самых сильнейших существ этого мира. Твои когти способны распотрошить человека за несколько секунд. Ты Тварь, умеющая видеть вероятности на грани предсказаний. И я не хочу смотреть, как ты распускаешь нюни. Пошли.

   Больше не глядя на Джека, Капитан распахнул дверь брички и едва не упал навзничь, поскользнувшись на ледяной корке, покрывшей мостовую.

   Сохранить лицо удалось. Скрыть смущение от Джека — нет. Но одно радовало: этот мимолетный эпизод слегка разрядил обстановку.

   Поднявшись на третий этаж, Капитан толкнул дверь каморки Мэри и застыл на пороге, вглядываясь растянутое на стене полотно.

   - Изменилось, — заглянув Капитану через плечо, произнес Джек. - Раньше ты стоял на коленях, а кошка спала в углу. А остальных и вовсе не было.

   - Хороший знак, — заметил Капитан. - Если рисунки Мэри все еще способны изменяться, значит, она все еще с нами.

   - Хорошо бы, — прошелестел Роквелл.

   На Капитана смотрел Крематорий и заснеженная степь, раскинувшаяся вокруг. Под сенью черной громадины находились все Призрачные Тени. Казалось, протяни руку, и Капитан сможет прикоснуться к себе самому.

   Он, кстати, действительно не стоял на коленях. А прислонялся к черной стене, смотря куда-то вдаль. Джек на рисунке выглядел собой самим. Он улыбался, сжимая в руках ладони Мэри, и дул на них теплом своего дыхания. Интимный жест, который на рисунке казался чем-то самим собой разумеющимся. Марла стояла поодаль с высокомерным видом сложа руки на груди. Ника втайне ото всех лепила огромный снежок. Томас сидел на первом плане и перебирал драгоценности в открытой шкатулке. Возле него стояла Кира, которая явно только что произнесла какую-то удачную шутку.

   Потому что все смеялись.

   От рисунка веяло одновременно надеждой и тоской. Надеждой, что однажды подобное действительно случится. Тоской по тому, что не случится никогда.

   - А это еще кто? - Джек внезапно ожил. Не очень вежливо толкнув Капитана, он подошел к рисунку и указал пальцем на самый край полотна. Там, по другую сторону громады Крематория, стоял темный силуэт в черном плаще. Глубоко накинутый капюшон не давал разглядеть лица, но почему-то Капитан был уверен, что видит перед собой не врага.

   Мэри рисовала мир, в котором Капитан и Марла живы. Теперь рисунок изменился, и Призрачные Тени кажутся счастливыми.

   Мир на рисунке идеален. А значит, эта странная фигура не навредит смеющейся команде.

   Она просто наблюдает.

   А может, даже немного завидует...

   Томас

   Стоя у окна и вглядываясь в противоположную сторону улицы, Томас ловит себя на мысли, что если бы музыку можно было украсть, он бы сделал это прямо сейчас.

   Жаль, нельзя украсть музыку. Именно музыку, а не нотную тетрадь. Нарисованные на нотном стане кругляшки с палками ничего не значат для непосвященных, да и не каждый сочинитель способен подарить миру мелодию, достойную того, чтобы ее украли.

   Трубач, играющий на холодном ветру, будто услышав мысли Томаса, начинает выдавать такое, что шакалу трудно поверить в то, что он играет один. И в то же время одинокой трубе не хватает хорошей компании. Скрипки или виолончели. А может, контрабаса?

   Такая музыка не должна звучать в пустоте.

   Сердце Томаса пропускает удар, когда щемящая мелодия, полная тоски, одиночества и светлой грусти по несбывшемуся, внезапно обрывается.

   Неужели кто-то из жителей Горшечного Квартала не оценил прекрасное? Томас хмурится и даже делает шаг к двери, намереваясь защитить трубача, но вспоминает, что оставлять Мэри одну в доме нельзя. Даже на несколько минут.

   Сейчас рисующей все время нужен кто-то рядом. Тот, кто живет, чувствует, мечтает и разочаровывается... спит и видит сны, пусть и самые бредовые. Однажды Джек ушел на четверть часа, чтобы расплатиться с молочником, а вернувшись обнаружил Мэри, лежащую на полу и дергающуюся в жутких конвульсиях.

   Больше они не оставляли рисующую в одиночестве ни на миг...

   Так и не дождавшись возвращения мелодии, Томас отворачивается от окна и идет к кровати, на которой лежит Мэри. Ее волосы немного отросли, и теперь явственно переливаются всеми мыслимыми цветами, а глаза безжизненно смотрят в одну точку. Если не знать, что случилось, можно подумать, будто Рисующая обиделась на что-то, вот и дуется.

   Кажется, что на самом деле она в сознании, и через мгновение повернет голову, подарит Томасу внимательный взгляд и произнесет короткое: «Все в порядке».

   Вот только это иллюзия, обман надеждой. Даже если Мэри очнется, ее глаза уже не увидят этот мир, ведь рисующая слепа.

   Томас поправляет одеяло и невесомо проводит пальцами по щеке Мэри, чувствуя тепло. Это хорошо. Хотя бы это. Она дышит ровно и глубоко, словно крепко спит, однако ее глаза открыты. Еще одна странность: закрыть их не получается.

   Сев на пол, шакал прислоняется спиной к кровати и смотрит на темнеющую улицу за окном. Скоро вечер. Вот-вот послышатся шаги фонарщика, и мир снова станет чуть светлей. Джек задерживается, но они и не определяли время, к которому он должен вернуться. Может, получив свободу, он захочет немного развеяться? Наверняка захочет.

   Улица постепенно погружается в седые сумерки, и Томасу не остается ничего другого, как встать и зажечь свечи. А точнее, свечу. Маленький огарок, найденный на тумбочке. Большего он не находит, а единственный огонек больше слепит, чем дает свет.

   Внезапно раздается требовательный стук в дверь, и Томас вздрагивает от неожиданности. При свете одной-единственной свечи тени превратились в плотное полотно, устилающее пол и драпирующее стены. За окном еще угадывается свинцовое небо, но от этого мир кажется еще темней.

   Это дом Джека, и хозяина нет. Значит ли это, что Томас должен оставить этот стук без ответа? Но нежданный визитер мог заметить колючий огонек, и тогда отсидеться не получится.

   - Откройте! У меня послание для Шакала! — раздается тоненький голосок. Томас узнает его: именно этот мальчишка принес предыдущую записку.

   И то, как только что назвали Томаса, не оставляет сомнений, от кого принесли вечернюю записку.

   Уже не колеблясь, Томас открывает дверь, молча берет смятый клочок бумаги из замерзшей ладошки пацаненка и во тьме идет туда, где его ждет дрожащий огонек света.

   Записка от Дурмана. Но она пахнет не благовониями, а почему-то гречневой кашей. Стараясь дышать спокойно, Томас вглядывается в расплывающиеся буквы, пытаясь сложить их в слова и понять, что же на этот раз ему поручили.

   «Убедил. Завтра за час до рассвета зайдешь в «Тишину». Поговоришь с ночным вышибалой. Он введет тебя в курс дела».

   Ну что же. Дурман внял его просьбе, и больше Томасу не придется доставлять дурь в притоны Глуби. Вот только чутье подсказывало шакалу, что вряд ли король преступного мира привлечет его для какой-нибудь кражи. Томас не лучший вор этого города, а Дурман предпочитает лучших.

   А значит, он хочет, чтобы Томас сделал для него кое-что посерьезней.

   Для этого придется выпустить когти и ощутить привкус свежей крови во рту.

   Капитан

   Проснувшись на следующее утро, Капитан обнаружил себя в достаточной мере способным на подвиги. Тело окончательно избавилось от усталости, а странная пустота в душе больше не мешала думать о деле. Внизу слышалось громыхание кастрюль, а по дому расползался совершенно великолепный аромат рыбного супа.

   Судя по всему, он проспал до полудня, но пропавшее утро того стоило. Иногда лучше потерять несколько часов, восполнив их энергичной работой, чем ползать сонной мухой, задыхаясь от усталости.

   Поднявшись с постели, Капитан быстро умылся, потер отросшую за месяц бороду (как он вчера не догадался избавиться от этого леса на лице?) и спустился на первый этаж.

   Птичка буквально засветилась от гордости, когда он попросил ее налить ему супа.

   - Я сама на рынок ходила, — хвастливо сообщила Ника. - Все-все сама покупала! Кира сказала, что я молодец.

   Надо же… кто бы мог подумать, что для счастья этой забитой жизнью птичке будет нужно всего лишь почувствовать себя хозяйкой.

   Впрочем, Капитан понимал, что дело не только и не столько в этом. Ника, наконец, почувствовала себя свободной. Ник был прав: золотые птицы должны петь небу, а не каменному потолку в душной Глуби.

   Глубь. При мысли о дне Рурка в душе Капитана снова зашевелилось неясное чувство потери чего-то важного. Но сконцентрироваться на ускользающей мысли он не успел: в кухню зашла Кира, неся за собой свежесть морозного воздуха и умопомрачительный аромат своих духов.

   - Привет, — Капитан не смог сдержать улыбки при взгляде на эту женщину.

   Впрочем, она быстро погасила это несмелое проявление чувств. Мазнув по его лицу взглядом, она подошла к кастрюле с супом, сняла крышку и придирчиво посмотрела на содержимое.

   Она вела себя так, будто он был пустым местом, но после вчерашнего разговора с Джеком, Капитан знал, что в душе Киры поселился страх. Страх перед хозяином дома, где она живет.

   Все боги этого мира, чего она может бояться?

   - Пахнет вкусно, — тем временем обратилась Кира к Нике. - Только вот, мне кажется, ты переборщила с пряными травами. Запах божественный, однако вкус может подвести.

   - Не слушай ее, — Капитан решил ответить Кире той же монетой. Ободряюще улыбнувшись птичке, он демонстративно зачерпнул ложкой суп и отправил ее содержимое в рот. - Это действительно вкусно.

   - Я очень рада, — зарделась Ника, и улыбка Капитана снова увяла.

   Ну уж нет. Если так будет продолжаться в том же духе, птичка никогда не избавится от своей неуместной влюбленности.

   Кира никак не прокомментировала его попытку вступить в дискуссию. Посчитала тему рыбного супа слишком мелкой? Вряд ли. По опыту Капитан знал, что самые серьезные разговоры начинаются с обсуждения сущих пустяков.

   На кухне повисло молчание. Противное, гнетущее невысказанностью. Птичка, метнув взгляд сначала на Капитана, а потом на Киру, сделала вид, что очень устала возиться на кухне и, пролепетав что-то вроде: «Пойду прогуляюсь...», исчезла. С ее уходом тишина стала еще тяжелей. Казалось, она превратилась в деготь, облепивший Капитана и Киру. Даже дышать стало трудно.

   Капитан несколько раз открывал рот, чтобы разбить эту гнетущую тишину, однако слова не шли. Любая мысль, приходящая в голову, казалась глупой и пустой. Дыра в груди разрасталась, и с каждым мгновением, капля за каплей, в эту бездну падали остатки тепла и надежд. Даже тех надежд, что изначально были несбыточными.

   - Как ты себя чувствуешь? — немного хрипловатый шепот Киры показался ему громом. Вздрогнув, он повернулся к ней, ощущая, как дыра в груди схлопывается.

   Надолго ли?

   Кира стояла возле окна, повернувшись к нему спиной, но даже не видя ее лица, он прекрасно понимал, что она напряжена, словно натянутая струна. Тронь — и расколется на кусочки, зазвенит до третьей октавы, выплеснет из себя все то, что на душе.

   Может, стоит тронуть? Просто задать прямой вопрос, а дальше все пойдет очень быстро.

   Но Капитан не решился. Струсил. Малодушно пообещав себе, что в следующий раз не упустит момент, он коротко произнес:

   - Мне намного лучше. Собираюсь отправиться к Сэйву. Пора возвращать все на круги своя.

   - Как раньше уже не будет, — возразила Кира. Ее плечи немного расслабились, и Капитан почувствовал, как сам едва ли не падает со стула от облегчения. Разговор стал деловым, и почему-то казалось, будто он только что избежал катастрофы. - Мэри все еще не очнулась, а без нее мы не те.

   - Без тебя тоже все было не тем, — Капитан очень надеялся, что голос не выдает его. - Джек чуть с ума не сошел. Остальные тоже не могли ни о чем думать. Мы найдем способ вытащить Мэри. Но для начала мне нужно вернуться к работе. Я, конечно, богат, но не настолько, чтобы жить надеждой, что счет в банке никогда не закончится.

   - И содержать нас… Ты прав. Пора возвращаться на работу. Мне нужны деньги.

   В ее голосе слышалась какая-то горечь, и Капитан понял, что, скорее всего, она связана со стоящим по соседству приютом. У Киры нет своих денег, и зима явилась в Рурк в тот момент, когда ей неоткуда было взять средства для детей.

   А для себя? Кроме всяких женских мелочей и платьев, Кире нужен дом. Свой дом, ведь сейчас она чувствует себя обузой, живя у него.

   Капитан мечтает, чтобы Кира осталась в его доме навсегда. Но как объяснить это самой Кире? Никак. Никак, если он хочет, чтобы его чувства остались для нее тайной. Эта женщина боится мужчин, и у нее есть на это причины.

   И Капитан был уверен: стоит ей узнать, что он мечтает о ней, как все будет кончено.

   Иллюзия счастья рассыплется в прах, и даже чудо не сможет вернуть все обратно.

   Однажды все это кончится. Но Капитан сделает все, чтобы этот момент наступил как можно позже.

   Кусок в горло не лез, хотя обстановка слегка разрядилась. Без аппетита засунув в себя еще две ложки супа, Капитан оставил попытки поесть и ретировался из дома. Первым делом посетил цирюльника, где из обросшего бородатого бродяги его превратили в приличного человека. С одной стороны, поросль скрывала жуткие шрамы, оставленные Джеком, а с другой — чтобы борода была красивой, а не казалась ершиком, за ней необходимо ухаживать, а Капитан не хотел тратить на это время.

   Почувствовав себя, наконец, готовым к бою, он отправился к Сэйву. Покрытый снегом Рурк выглядел городом из давно забытой сказки, пахнущей ванильными оладьями и беззаботным детством, где нет места грязи и тоске по тому, что никогда не случится.

   Помимо воли, на губах заиграла улыбка. Капитан на несколько прекрасных минут вдруг стал шестилетним мальчишкой, чьей единственной заботой является стащить кремовое пирожное со стола так, чтобы этого не увидела няня. Потом она все равно узнает, но пирожное будет уже не вернуть, а значит, и наказание не достигнет своей цели.

   Тем более что у Денвера еще много способов достать пирожные, и он не успокоится, пока не попробует их все.

   Смешно. Он помнит все безумные идеи, которые посещали его в детстве, но не помнит, успел ли он осуществить их все до того момента, как это стало ему неинтересно.

   Когда копыта лошадей зацокали по мостовой Верхнего Города, улыбка увяла. Пусть Капитан и оказался в том месте, где провел детство, сейчас при виде белоснежных колонн, мозаичных витражей и широких арок, его мысли становились темнее черного.

   Того шестилетнего мальчишки больше нет. Он вырос и узнал, что сказки не имеют ничего общего с реальностью. Даже те сказки, что рассказывают друг другу взрослые…

   В кабинете Сэйва царил форменный бардак, ибо назвать происходящее беспорядком не поворачивался язык. За тот месяц, что Капитан валялся без сознания, путешествуя по собственным воспоминаниям, просторное помещение превратилось в склад. Кроме привычного стола, заваленного бумагами, в кабинете Джейсона появилось еще три, и на них тоже были документы. Какие-то планы, эскизы, заляпанные чернилами чертежи… Среди всего этого великолепия особое место занимал отломанный от какого-то рояля пюпитр, на котором стояла раскрытая книга. Судя по всему — очень старая.

   Сэйв не сразу заметил появления Капитана: он был занят тем, что, склонившись над одним из столов с чертежами, накладывал два из них друг на друга.

   - Пытаешься понять, когда в Рурке появилась Глубь? — усмехнулся Капитан.

   Джейсон вздрогнул, обернулся и выронил бумаги. Они спланировали на пол, подарив царящему вокруг хаосу щепотку очарования.

   - Ты…

   - Да, это я, — Капитан пожал плечами. - Выбрался.

   Сэйв на миг прикрыл глаза, а потом его губы растянулись в радостной улыбке. Он шагнул вперед, не замечая, что наступает на чертежи, и, к изумлению Капитана, сжал его в коротких объятиях.

   - Ты не представляешь, как сильно я боялся, что ты уже не вернешься… — немного отступив, произнес он. - Как выяснилось, в свое время Джоран Шейк нашел того единственного, кто способен действовать. Остальные в силах только наматывать сопли на кулак.

   - О чем ты? — такая бурная реакция немного обескуражила Капитана, но в том, что Сэйв искренен, не было никаких сомнений.

   Впрочем, помощник градоправителя уже совладал с собой, что не мешало ему продолжать улыбаться.

   - Я пытался найти того, кто будет в состоянии тебя заменить. Даже надеясь на твое возвращение, я искал человека, который сможет собрать еще одну команду. Говорил же, что в той же Найоре их несколько… Но пока результатов нет. Возможно, я слишком недоверчив, но за две недели я не нашел того, кому бы мог доверять так же, как и тебе.

   - Может, ты плохо искал? — усмехнулся Капитан. - Рурк, конечно, та еще задница, но невозможно, чтобы среди тысяч жителей только восемь человек способны быть Призрачными Тенями.

   - Вас же семеро, — нахмурился Сэйв, наконец, расставшись с улыбкой.

   - Я посчитал тебя, — пожал плечами Капитан.

   Джейсон серьезно кивнул.

   - Рад, что ты считаешь меня частью своей команды. Пожалуй, после того, что я узнал, это мне даже льстит.

   Что-то было в его словах… слишком серьезное. Слишком торжественное. Казалось, Джейсон Сэйв сейчас вытащит из кармана сюртука коробочку с золотой медалью и примется говорить длинную речь о заслугах Капитана перед империей Вейнер.

   - И что же ты узнал обо мне такого? - Капитан слегка склонил голову набок и прищурился, пытаясь разглядеть ответ в глазах помощника градоправителя. - Мне казалось, ты давно уже в курсе всего, что происходило в моем прошлом.

   - А кто сказал, что речь идет о прошлом? — удивился Сэйв. - Речь о настоящем. О том, как ты среди дерьма, которым пропах этот город, нашел тех, кто готов за тебя умереть. Кто готов убить. Отказаться от самого себя…

   - О ком ты говоришь?

   - Прежде всего о Рисующей, — во взгляде Сэйва появилась горечь. - Такой силы, как у нее, я еще не видел… Судя по всему, она еще толком не понимала, что ей делать. Но тем не менее она совершила невозможное.

   - И сама попала в беду, — закончил Капитан.

   Сэйв помолчал. Поджал губы и зачем-то полез в карман сюртука. Капитану снова показалось, что он сейчас вытащит какую-нибудь бесполезную награду. Заиграют трубы, послышится барабанная дробь, а заваленный бумагами кабинет Сэйва превратится в огромный зал для торжеств.

   - Я думаю, она видела грань. Чувствовала ее. Понимала, что с ней произойдет, если она продолжит. Но она все равно продолжила. Ради тебя. Ради человека. Более того, человека, который еще пару лет назад считал, что такие, как она, достойны лишь одного. Смерти.

   Теперь настала очередь Капитана молчать. Он пробрался мимо завалов к окну и посмотрел на улицу. Рурк был засыпан снегом, словно сахарной пудрой, и только Верхний Город не изменил своего облика.

   Он был белым всегда.

   - Жизнь меняет людей, — тихо сказал Капитан. - Ты прав. Когда-то я собрал великолепную команду.

   Сэйв подошел к своему столу и вытащил из кипы тонкую папку.

   - Я не оставлю попыток, — сказал он. - Ты прав: в этом городе хватает достойных людей, нужно просто их найти. Здесь приказ о твоем восстановлении в должности капитана центрального участка. И материалы дела, которым займутся Призрачные Тени. Я понимаю, что вы не в полном составе, но ждать больше нельзя. Со дня убийства прошло уже два дня, и у меня кончились поводы, чтобы удерживать тело в морге. Завтра на закате оно попадет в печь.

   Взяв папку в руки, Капитан раскрыл ее.

   - Задушенная прачка из Горшечного Квартала? — удивился он. - Не подумай ничего плохого, но как это дело попало в твои руки? Обычно подобные случаи быстро заминают.

   - А ты почитай заключение патологоанатома, — невесело усмехнулся Сэйв.

   Капитан опустил глаза. Замер. Несколько раз глубоко вздохнул.

   Прачку не просто задушили. Кто-то выжег ей горло раскаленным железом и отрезал язык. Судя по всему, язык так и не был найден.

   - Ты думаешь, это «похороны чешуи»? - спросил он у Сэйва.

   - По крайней мере, очень похоже. Во время линьки дудочник должен съесть хотя бы три языка, человеческих или свиных, иначе погибнет. Обычно эти ребята заранее запасаются языками у мясников, но, судя по всему, в Рурке появился тот, кто предпочитает более древние традиции.

   В окно ударил порыв ветра, бросив на стекло комок липкого снега. Начиналась метель.

   - Ты прав… - Капитан сунул папку за пазуху и поежился при мысли, что в ближайшие несколько минут ему предстоит выйти на улицу. - В этом городе может произойти все что угодно...

   Тим

   Выдох. Вдох. Почувствовать, как зимний колючий воздух заполняет легкие обрывками собирающейся метели и поднять глаза к серому, словно свинец, небу.

   Ветер с каждой минутой становился все злей, заставляя Тима жалеть, что он сменил старый тулуп на представительный плащ, который, пусть и выглядел шикарно, но зато время от времени пропускал холод, заставляя ежиться и дрожать от озноба.

   Сегодня ветер свободы приволок трубача в Спираль, где даже зимой, когда Рурк одевается в белое, пестрит в глазах от обилия ярких вывесок, разноцветных флажков и подсвеченных витрин особенно богатых лавочников, которые могут позволить себе такую роскошь, как электричество.

   Пожалуй, Спираль — лучшее место для уличного музыканта, ведь с рассвета и до поздней ночи главная улица квартала заполнена людьми, праздно шатающихся в поисках развлечений. И не простыми людьми, а людьми с деньгами. Конечно, хватает и воришек, и бедняков, но последние в Спирали не задерживаются: продав по дешевке местным лавочникам свой немногочисленный товар (вышивку, собранные из цветных морских камешков бусы, расписные горшки или глиняные свистульки), они спешат покинуть этот яркий уголок Рурка, что словно пояс из пестрых лоскутов охватывает белизну Верхнего Города, возвышающегося над ним.

   После полудня в Спирали стало почти безлюдно: идущие с моря тучи ясно намекали, что скоро на город обрушится непогода, но Тим был даже рад этому. Делать музыку всегда приятнее в тишине. Галдящая толпа отвлекает, раздражает своей веселостью и беззаботным щебетом, и вместо мелодии выходит какая-то ерунда. В толпе легко играется всякая незатейливая дрянь типа «Веселой пастушки» или «Наливки имени большого и пушистого кота». Зная только эти две песенки, можно неплохо поднять на пожертвованиях.

   Но Тим не играет за деньги. Он делает музыку.

   Устроившись в нише между двумя лавками, он торопливо записывал пришедшую в голову мелодию в потрепанную нотную тетрадь. Два раза чернильница едва не опрокидывалась, трижды он ставил огромные кляксы, которые расползались и превращались в уродливые фигуры на теле музыки, но останавливаться было нельзя. Нужно все записать, потому что потом можно забыть. Время течет, изменяя каждого. Снег однажды растает, метель сменится солнцем, а тот, кто когда-то считал себя самым счастливым человеком в мире, обнаружит, что у него ничего не осталось. Детские увлечения превращаются в наивную глупость, то, что когда-то казалось прекрасным, становится пустышкой с кучей изъянов, а горький эль, напротив, кажется напитком богов.

   Кто знает, может, завтра кляксы покажутся Тиму верхом изобразительного искусства?

   Дав чернилам просохнуть, Тим аккуратно сложил тетрадь в футляр, вытащил трубу и вышел из ниши, чтобы подарить Спирали немного своей музыки.

   Совсем немного, ибо кукольник все еще не найден, Подлая Салли лежит в морге, а Тим даже примерно не представляет, что ему делать дальше. Конечно, можно попросить помощи у дяди, но тогда вряд ли Тим сможет чувствовать себя свободным. Дядя обязательно запрет нерадивого родственничка в комнате, а вот займется ли после этого поисками убийцы — большой вопрос.

   Тим пока не готов жертвовать своей свободой ради призрачного шанса. Он попробует найти кукольника сам.

   В конце концов, Тим из тех, перед которыми открыты все двери.

   Не успел трубач шагнуть из ниши, как футляр неожиданно распахнулся и ноты рассыпались по заснеженной мостовой. Выругавшись, Тим сел на корточки, поспешно собирая их. Снег — это вода, а вода — враг чернил. У него и так там достаточно клякс, не хватало еще, чтобы расплылось остальное.

   - Вот возьми, — мелодичный, почти идеальный голос раздался над ним, и Тим, забыв про ноты, поднял голову.

   И так и замер, открыв рот.

   Перед ним стояла золотоволосая девушка лет шестнадцати. И даже темно-серый плащ не мог скрыть того яркого света, что исходил от нее. А голос… этот голос можно слушать бесконечно!

   - Я тоже когда-то любила делать музыку, — девушка сунула ему листок с нотами и шагнула назад, спрятав руки за спину.

   - И на чем ты играла? — спросил Тим, вставая во весь рост. Оказалось, что ее макушка едва достает ему до подбородка.

   Интересно, как звучит ее имя? Наверняка совершенно. У этого чуда обязательно должно быть самое красивое имя на свете!

   - На скрипке…

   - А почему больше не играешь?

   Лицо девушки потемнело. Она обняла себя руками и посмотрела на Тима исподлобья, будто он был в чем-то виноват.

   - Моего учителя музыки убили, — будничным тоном сообщила она. - А потом выяснилось, что он жив. Но лучше бы он оставался мертвым. Он оказался очень плохим человеком… И теперь я не хочу играть. Музыка кажется мне оскверненной памятью о нем.

   - Музыку нельзя осквернить, — словно заклинание прошептал Тим.

   Но девушка его, кажется, не услышала. Не сказав больше ни слова, она побрела прочь. Тим спрятал трубу и ноты, тщательно закрыл футляр и хотел было отправиться вслед за незнакомкой с красивым голосом. Спросить ее имя. Может быть, даже назвать свое.

   Но она уже исчезла, будто ее и не было.

   Холодный ветер пронизывал насквозь, неся с собой обрывки снежных хлопьев. Скоро город окутает метель, и стоит найти укрытие, чтобы ее переждать.

   Вытащив из кармана куколку с булавкой в сердце, Тим взглянул в нарисованные углем глаза. Казалось, что они смотрят на него с укоризной.

   - Сегодня я его не найду, Салли, — сообщил он, будто оправдываясь. - Может быть, никогда не найду. Может быть, его найдет кто-нибудь другой. Но ты все равно заслуживаешь справедливости…

   Капитан

   Салли Бэнг, прачка из Горшечного Квартала. Не то чтобы Капитан был снобом, но, став начальником центрального участка, он был уверен, что ему в руки больше не попадется подобное дело.

   Впрочем, став лидером Призрачных Теней, он уже не мог рассуждать о таком всерьез. Но уверенность отчего-то оставалась.

   И вот последний барьер взят. И все потому, что кто-то лишил несчастную женщину языка и выжег ей горло.

   По пути из Верхнего Города в участок Капитан внимательно изучил скудные материалы, поместившиеся на двух листах. Сэйв до последнего тормозил раскрутку этого дела, надеясь на чудо. И чудо произошло. Не будь Джейсон таким оптимистом, дело Салли Бэнг закрыли бы на второй день. Подумаешь, вырвали язык. Это же всего лишь прачка. Не стоит тратить на нее свое время.

   Капитан с ужасом понял, что и сам грешен подобными мыслями. Это убийство занимало его исключительно потому, что в нем могут быть замешаны Твари, и только.

   Если бы эту несчастную просто задушили, он бы даже не взглянул на нее. Значит ли это, что он так и не избавился от аристократического снобизма, типичного для выходцев Верхнего Города? Почему-то именно этот факт пугал его больше всего.

   Он давно уже решил, что не хочет иметь ничего общего с бывшими друзьями. А получается, обманывал сам себя? Неужели война в Унрайле все же не вытравила из него всю ту дрянь, что иные называют признаком благородной крови?

   Неужели его связь с Призрачными Тенями не убила в нем остатки самоуверенности и чувства исключительности?

   Нет, это чепуха. Он просто проспал целый месяц и все еще не может прийти в себя. Да, все дело в этом, не иначе. Потому что в другом случае Денверу Фросту стоит заняться прежде всего собой самим.

   Центральный участок встретил его знакомым гвалтом и суетой, в первые минуты показавшиеся почти родными. Впрочем, через четверть часа они начали так же знакомо раздражать. К сожалению, привычно запереться в кабинете не было возможности: он оказался закрыт. Очевидно, исполняющий обязанности капитана центрального участка Нор Лайт по достоинству оценил замки и шпингалеты, дарящие способность оставаться хотя бы в условной тишине.

   Сначала Капитана никто не заметил, кроме разве что чопорной Ширли Марей. Но ее воспитание не дало ей громогласно объявить о возвращении начальства. Она лишь коротко кивнула, посмотрела с опаской, отвернулась и отчаянно зашептала что-то на ухо своему напарнику. Понимая, к чему все идет, Капитан как можно более вежливо и деликатно постучал в дверь собственного кабинета.

   - Я занят! — раздраженно гаркнули оттуда. - Говорил же, чтобы меня не беспокоили!

   - Даже если я готов тебя освободить? — вкрадчиво поинтересовался Капитан.

   В кабинете притихли. Потом послышалось шевеление, дверь открылась и на пороге возник Лайт. Взъерошенный до такой степени, что, казалось, будто он попал в электрическое поле.

   - Это вы? — тупо уставившись на Капитана, произнес заместитель.

   - Это я, — согласился Фрост. - Ты не против, если я все-таки зайду в собственный кабинет?

   Лайт несколько раз моргнул, неловко попытался пригладить волосы, приведя их в еще больший беспорядок, а потом сделал шаг назад.

   - Конечно… — его растерянность ощущалась физически. Но при этом Капитан не чувствовал враждебности или досады. Кажется, его заместитель окончательно передумал быть начальником.

   - Я только получил приказ о восстановлении в должности. Надеюсь, тебя не кормили сказками о том, что ты останешься здесь навечно? — делая вид, будто не замечает совершенно ошалелого выражения лица заместителя, Капитан обогнул стол и сел в кресло.

   - Нет, я… я сам бы не остался, — Лайт потихоньку приходил в себя. - Позвольте выразить вам… — он замер, не в силах подобрать правильные, приличествующие случаю, слова. - Я рад, что вы вернулись.

   Надо же. В этом городе оказалось слишком много людей, которые искренне ждали его возвращения. Впору задирать нос от накрывшей с головой популярности…

   - Одно дело я буду вести сам, — Капитан потряс папкой. - Но в остальные тоже стоило бы вникнуть. Когда ты можешь все сдать?

   - Да хоть сейчас! — воскликнул Лайт. И тут же замялся. - То есть… раз уж вы вернулись… Не могли бы дать мне пару выходных?

   - Не мог бы, — отрезал Капитан. - Прости, Нор, но я еще не вполне здоров, и мне сейчас, как никогда раньше, требуется помощь заместителя.

   Лайт снова попытался пригладить волосы. В его взгляде сквозило разочарование. Ну что же, одним недоброжелателем меньше. Вкусив в полной мере нюансы власти, Нор Лайт больше не будет катать на своего начальника докладные записки и всячески его подсиживать.

   Чем не хорошая новость?

   - Я… я понимаю, — заместитель явно испытывал какие-то трудности. - Но вы ведь больше не исчезнете так надолго?

   - Если снова не подстрелят, — буркнул Капитан и прищурился, разглядывая Лайта. Поведение заместителя с каждым мгновением вызывало все больше вопросов. - Что с тобой? У тебя какие-то проблемы?

   - Нет-нет! — теперь в глазах Лайта ко всему прочему появился страх. - Проблем нет! Просто… просто я немного устал, вот и все.

   Дыра в груди открылась так резко, что Капитан едва не задохнулся. Вот оно. Сейчас должно было произойти нечто, но не произошло, потому что Мэри забыла это нарисовать.

   Забыла?

   Или Джек прав, и Рисующая сознательно отобрала у Капитана что-то якобы ненужное?

   Настолько ненужное, что ему пришлось положить руку на сердце, чтобы проверить, не зияет ли у него посреди тела пустота…

   - Сегодня ты можешь отдохнуть, — убедившись в собственной целостности, Капитан немного расслабился и подарил заместителю вымученную улыбку. - Но завтра ты должен быть в участке. С самого утра.

   Лайт просиял и, забыв попрощаться, исчез.

   Капитан же несколько минут посидел в кресле, изучая изменения в облике кабинета: чуть больше папок на столе, а из нижнего ящика исчезла дежурная бутылка с абсентом. Потом покинул свою рабочую обитель, вызвал мальчишку-посыльного и сунул ему в руки записку для Джека.

   Мэри недоступна, с Томасом тоже трудно будет связаться, а осматривать тело Салли Бэнг в одиночку Капитан считал совершенно бесполезным занятием.

   Парнишка вернулся довольно быстро и принес ответ. «Иду», — было накарябано на обратной стороне послания Капитана. Вместо точки, у Джека получилась огромная клякса, которая почти полностью закрыла единственное слово. Создавалось впечатление, будто сфинкс был не очень доволен тем, что его заставляют работать. Хотя ведь он присматривает за Мэри. Ему надо найти кого-то, кто его сменит. Кого-то, кому можно доверять, ведь рисующая не просто спит, она в трансе.

   Надо ее навестить. Кто знает, может, это поможет несчастной?

   Но не сегодня. Сегодня ему нужно попробовать вернуться в строй. Начать новое расследование, в котором не будет рисунков-подсказок Мэри, зато будет голос золотой птички, всезнание сфинкса, кошачья меланхолия и шакалья верность. А еще — Кира. Которая боится поднять на него глаза. Которая избегает его общества, хотя лично выхаживала его, пока он гулял по миру собственных воспоминаний. Может в этом все дело? Может…

   Капитана несмотря на то что в кабинете было весьма прохладно, прошиб холодный пот. Он ведь не знает, как все было! А что, если он не лежал бревном весь этот месяц, а… бредил? Что если Кира знает? А если она знает — неудивительно, что боится. Она ведь боится всех мужчин. Всех мужчин-людей. Пусть и скрывает это, выбирая откровенные наряды и эксцентричное поведение, граничащее с глумливостью продажной девки.

   Когда-то, еще до того, как Капитана подстрелили, она сказала, что не боится его. Но все могло измениться. Страх погубит все, ведь если он в бреду рассказал ей, как сильно о ней мечтает… он стал для нее одним из тех, кого следует обходить стороной.

   Нужно поговорить с Кирой. Сегодня. Вечером, когда вернется. Он начнет беседу с предложения вернуться в участок, а потом попробует понять, что же случилось. Нельзя откладывать это вечно.

   Решив таким образом, Капитан покинул кабинет, и стремительно, пока его не обступили подчиненные, оставил участок. Быстро выпил кофе в ближайшей закусочной, не став наполнять желудок перед осмотром тела, и направился в морг.

   Мысли о Кире не давали покоя, впрочем, как и всегда. Просто раньше между ними все было понятно, а теперь их разделила стена недосказанности и непонимания. Прозрачная, почти незаметная, но крепкая, словно сложенная из алмаза. Капитан очень хотел вернуть все обратно. Снова стать тем, кем он был до стычки с полчищем прядильщиков в подвалах Сэйва. Вернуть ту часть себя, что не нарисовала Мэри. И пусть все будет, как было. Немного горько от тоски, немного сладко от несбыточных грез и немного волнительно от запаха жизни и дешевых духов.

   Вопреки ожиданиям, Джек явился в морг даже раньше Капитана. Когда Фрост вошел в холодное затхлое помещение, насквозь пропитанное запахом смерти и каких-то растворов, сфинкс уже вовсю разглядывал тело Салли Бэнг, приподняв грязно-желтую простыню.

   - Похороны чешуи, говорите? — вместо приветствия произнес он, заметив появление Капитана. - Милая традиция. И, к сожалению, незаменимая.

   - Только вот раньше тел с вырванными языками не находили, — буркнул Капитан. - Впрочем, все однажды случается в первый раз.

   - Это точно… - Джек вернул простыню на место и внимательно посмотрел на Капитана. - Тебе Сэйв это дело подсунул?

   - А кто же еще? — усмехнулся Капитан. - До него этим занимался Шейк. Что скажешь?

   Джек пожал плечами. Его лоб прорезала глубокая складка, хотя лицо казалось спокойным. Так бывает, когда человек чем-то озабочен, но изо всех сил пытается это скрыть.

   - Скорее всего, подстава, — произнес он, приглаживая простыню. Очертания тела Салли Бэнг проступили сквозь нее, и Капитан увидел, что у несчастной слегка согнуты колени.

   - Не думаю, что Сэйв может нас подставить, — сдержанно ответил Фрост.

   - А я и не говорю про Сэйва, — Джек задумчиво закусил губу, и складка на его лбу стала еще глубже. - Но это все что угодно, но не похороны чешуи.

   - Почему ты так думаешь? — вскинулся Капитан. Получается, это дело не связано с Тварями?

   Роквелл глубоко вздохнул и показал на тело под простыней.

   - Как ее зовут? — спросил он.

   - Салли Бэнг, — ответил Капитан. На него накатило странное ощущение нереальности происходящего. Казалось, что сейчас женщина под простыней зашевелится.

   - Так вот, Капитан, — Джек потер лоб ладонью, словно пытаясь таким образом его разгладить. - Дудочники, конечно, едят языки во время линьки, но им подходят только языки людей или свиней. А Салли Бэнг была ночной охотницей.

   - Сова? — переспросил Капитан. - Хочешь сказать, что эта прачка была Тварью?

   - А что тебя удивляет? — лицо Джека внезапно расслабилось, и он искренне улыбнулся. - Мы есть даже в полиции. Или меня ты за Тварь больше не считаешь?

   - Иди ты в… - Капитан сдержал совершенно неуместное желание сплюнуть накопившуюся во рту горечь. Все-таки пахло в мертвецкой отвратительно. - Значит, когда ты говорил про подставу, имел в виду не меня или Призрачных Теней. Ты имел в виду дудочников, чей ритуал был воспроизведен кем-то не имеющим к ним отношения.

   - Да. И дело не только в том, что язык Салли не пойдет. Дело в том, что мы, Твари, очень похожи на тех животных, чья сущность стала нашим вторым лицом. Салли была совой, а дудочники по сути ящерицы. Они боятся сов и стараются обходить их стороной. Пожалуй, у ночных охотников не так уж и много естественных врагов.

   - Но они есть, — возразил Капитан.

   - Есть, — согласно кивнул Джек. - Ключники. Или вороны, как тебе больше нравится.

   - Надеюсь, ты несерьезно? - Капитан снова почувствовал, как ему не хватает чего-то в груди. - В Рурке нет ключников. Я бы знал.

   - Ты и про сфинксов так думал, — снова усмехнулся Джек. - Ты ведь сделал свой вывод, опираясь на их талант открывать любые двери? Такие, как они, могли бы стать идеальными ворами. Вот только вороны брезгуют воровством. Для ворона что-то украсть сродни сделаться отверженным.

   Капитан не нашелся что ответить. Ключников он никогда не встречал, даже на войне в Унрайле. Только слышал рассказы о них. И рассказчики забывали упомянуть о такой особенности, как брезгливость перед воровством. Напротив, каждая байка сопровождалась описанием несметных богатств, вынесенным предприимчивым вороном, умеющим открыть любую дверь.

   - Значит, нам нужно искать ворона? — подытожил Капитан.

   Джек снова нахмурился и отвел глаза.

   - Значит, поищем… Прости, Капитан, но мне нужно к Мэри. Пришлось попросить посидеть с ней соседа, и я боюсь, что он может пренебречь моей просьбой далеко от нее не отходить.

   И, не дожидаясь ответа, Джек быстрым шагом вышел из морга, оставив Капитана одного среди мертвецов. Подойдя к столу, Фрост откинул простыню и вздрогнул: глаза Салли Бэнг были открыты. Их застлала пелена, но все еще можно было увидеть, что когда-то они были темно-серыми, как небо в пасмурную погоду.

   А еще Капитану показалось, что он когда-то видел эту женщину.

   Знать бы еще, где.

   Знать бы еще, когда.

   Так и не вспомнив, он накрыл Салли обратно и поспешил покинуть мертвецкую.

   Будь все как всегда, завтра утром или сегодня вечером Капитана бы ждал сбор Призрачных Теней и рисунок Мэри.

   А сейчас… сейчас стоит заняться тем, чтобы вернуть в участок Киру. Должен же в его команде быть хоть кто-то на своем прежнем месте...

   По дороге домой он заглянул в банк и проверил состояние счета. Пожалуй, стоит выразить Джейсону Сэйву благодарность только за то, что он умудрился заплатить жалование за месяц, проведенный Капитаном в беспамятстве. Жаль, что никто, кроме владельца счета, не может распоряжаться деньгами. В ином случае Томасу не пришлось бы связываться с Дурманом. Попасть в банду легко, а вот отпустит ли бывший соратник Капитана, а ныне король преступного мира, шакала обратно — большой вопрос. Возможно, недалек тот день, когда Денверу Фросту придется серьезно поговорить с Эндрю Лейном, если бывший наемник, конечно, еще помнит свое настоящее имя…

   Получив наличными приятную для кармана сумму, Капитан покинул величественное здание банка, казавшееся чужеродным посреди ярких лавок Спирали, и отправился домой. В Лагуну, где нет дорог, есть только мосты и мостки, на которых стоят богато выглядящие особняки с искусственными садами и скверами. А еще сиротский приют, куда стремится Кира каждый раз, когда у нее появляются свободные деньги.

   Может быть, небольшая взятка для нужд приюта позволит Капитану понять, наконец, что произошло, пока он путешествовал по миру собственных воспоминаний.

   Когда он открыл дверь, ему на миг показалось, что в доме никого нет. Уж слишком было тихо для места, где живут три женщины, одна из которых — подросток. Но через мгновение в ноздри ударил аромат тушеного мяса, и Капитан успокоился. Хоть что-то в этом мире осталось прежним: золотая птица мнит себя великим кулинаром, и кто знает, может, однажды у нее начнет получаться хорошо? Главное, чтобы она не забывала отмывать кухню после своих художеств…

   Но, к удивлению Капитана, на кухне орудовала не Ника.

   Он даже затаил дыхание, чтобы никаким образом не выдать своего присутствия. Он понимал, что стоит ему пошевелиться, и он обнаружит себя, а Кира, чье лицо сейчас казалось освещенным небесным светом, опять замкнется, и в ее взгляде снова появится непонятная смесь горечи и страха. Пока была возможность, он даже позволил себе улыбнуться, глядя, как Кира увлеченно нарезает овощи для гарнира, попутно бросая взор на скворчащую сковороду.

   Пожалуй, сегодня он съест все до крошки, даже если это окажется совершенно несъедобным…

   К сожалению, долго скрывать свое присутствие не получилось: через несколько минут Кира бросила случайный взгляд на дверь и застыла. Как Капитан и предполагал, выражение ее лица изменилось. Поджав губы, она подарила ему укоризненный взгляд и отрывисто спросила:

   - Давно смотришь?

   Капитан качнул головой.

   - Нет… — еле слышно произнес он. - Просто… просто я никогда не видел тебя… за подобным занятием…

   - Подобное занятие! — фыркнула Кира. Возле ее губ залегли глубокие складки, и ее лицо в одночасье постарело на несколько лет. - Ты так говоришь, будто я занимаюсь чем-то неприличным!

   В ее голосе слышалась неприкрытая враждебность.

   Капитан глубоко вздохнул и внезапно обнаружил в себе силы произнести правильные три слова.

   - Кира, что происходит? — немного резче, чем хотел, спросил он.

   Она опустила взгляд, а потом сняла сковородку с огня и поставила ее на деревянную подставку.

   - Я не понимаю, о чем ты говоришь, — не став томить его молчанием, ответила она. - Ты проснулся, даже вернулся к работе…

   - И тебе тоже пора, — ввернул он. - В участке мне нужны те, кому я доверяю. Ты ушла из-за меня и кошки. Мы выкарабкались. Ты же сама говорила, что тебе нужны деньги. Зима уже наступила, а приют…

   - Приют?! - она воззрилась на него так, что Капитан почувствовал потребность провалиться сквозь землю. Или хотя бы сквозь пол. Окунуться в ледяную бездну озера Блейк и замерзнуть насмерть, потому что видеть во взгляде любимой женщины нечто похожее на ненависть не было никаких сил.

   Ее глаза сверкали, а щеки немного покраснели. Пожалуй, если бы этот непонятный гнев был направлен не на него, Капитан бы залюбовался. Но в данный момент его буквально тащило прочь, пока разговор не зашел в дебри, из которых уже не будет выхода.

   - Я принес деньги, — осторожно сказал он, внимательно следя за ее реакцией. - И хотел предложить часть из них тебе… для твоих дел в приюте. Помнишь? До того, как меня подстрелили, мы разговаривали с тобой об этом.

   К сожалению, попытка сгладить ситуацию оказалась совершенно неудачной, пусть и из глаз Киры ушел гнев.

   - Я потом закончу, — отвернувшись на секунду, она накрыла нарезанные овощи салфеткой и шагнула к нему, явно желая покинуть кухню.

   - Кира… — беспомощно прошептал он.

   - Я тебе не настоящая любовница. И не содержанка, — жестко ответила она, отведя взгляд. - Пропусти.

   Капитан послушно посторонился. Кира прошла мимо, обдав его смесью запахов духов и жареного мяса. Дождавшись, когда она поднимется наверх, он, наконец, шагнул на кухню и достал из шкафчика початую бутылку виски.

   - Не стоит, — раздался от двери голос Марлы.

   Капитан обернулся. Кошка была полностью собрана: на ней красовался шерстяной плащ, а на свои светлые волосы она натянула теплую шляпу.

   - Ты уходишь? — подтверждая очевидное, спросил он.

   Марла пожала плечами.

   - Пора. У тебя не маленький дом, но четверым здесь уже тесно. К тому же у меня есть собственная квартирка в Термитнике. Прости, я подслушала… Так вот: не только Кире Нордив стоит вернуться на работу. А на мое место… службы легче ходить из Термитника, а не из Лагуны.

   Капитан тяжело опустился на стул и, повинуясь порыву, вытащил из кармана пачку денег.

   - Бери, если надо, — устало сказал он. - На первое время.

   Марла замешкалась на несколько секунд, а потом подошла и отсчитала себе из пачки пять ассигнаций.

   - Ты не подкупишь ее деньгами, Фрост, — произнесла она, засовывая их в карман плаща. - Ей нужно не это.

   - А что ей нужно? — отчаянно спросил он, поднимая голову и вцепляясь в кошку взглядом.

   Она помолчала, закусив губу. Сейчас Марла была похожа на саму себя в его видениях. Такая же легкая, будто бы заволоченная туманной дымкой, хотя вишневым табаком от нее сейчас не пахло.

   - Я с ней не откровенничала… но, мне кажется, что Нордив считает, будто ты слишком много о ней знаешь. У каждого из нас есть тайны. Маленькие секретики. То, что мы хотим скрыть от всего мира. И когда наши секреты кто-то раскрывает, нам становится больно. Мы не представляем, как жить дальше. Как смотреть в глаза тому, кто все о тебе постиг? Ведь бывает, что на лжи, недоговорках и капельке хитрости мы строим вокруг себя целый мир. И существование того, кто знает, что наш мир — всего лишь иллюзия, заставляет нас искренне его ненавидеть.

   Капитан помолчал, пытаясь понять истинную подоплеку слов кошки.

   - У каждой Тени свой секрет… — произнес он. - И мне всегда казалось, Кира не против, что я храню ее тайны.

   - Но, очевидно, всему есть предел, — заметила Марла.

   - Но что такого я мог узнать во время своего беспамятства! - взорвался он. - Я, как и ты, был во власти воспоминаний, и уж точно не мог откопать на Киру никакого компромата! Но проблемы начались только сейчас!

   Кошка снова пожала плечами.

   - Думай, — сказала она. - А я пойду. Если вдруг понадоблюсь — пришли записку с посыльным.

   С этими словами она ушла, оставив Капитана одного. Наедине с недожаренным мясом, сомнениями и пустотой в груди.

   Тим

   Выдох. Вдох. Обнять себя за плечи и попытаться успокоиться.

   Только сумасшедший зайдет в Термитник после захода солнца, но зимой даже здесь не так темно. А вкупе с тем, что в этом районе всегда кипит жизнь, покрытый снегом Термитник и вовсе кажется безопасным.

   А еще именно здесь легче всего спрятаться.

   Тим нервно потеребил в руках куколку Подлой Салли и сунул ее в футляр к трубе, потому что место в кармане внезапно оказалось занято. Как и в прошлый раз, неизвестный кукольник смог каким-то образом подкинуть Тиму свои новые поделки, не показывая себя. На самом деле, Тим почувствовал, как его карман потяжелел, стоя посреди безлюдной улицы, и теперь в голове уличного музыканта роились сотни мыслей, и главная из них была о том, что надо бежать. Прятаться. Исчезнуть с лица Рурка туда, где его не найдет никто.

   Когда-то ему казалось, что таким местом является Термитник, где никому нет дела до других. Квартал нищеты, где могут убить за булку хлеба или порцию «черного порошка». О да, Тим знал, что такое «черный порошок». Дядя много рассказывал ему про свойства этой гадости, наверняка надеясь таким образом исключить возможность того, что его племянник пристрастится.

   Но Тим и без проповедей дяди никогда не понимал, зачем люди поедают, пьют или нюхают всякую дрянь, чтобы убежать от реальности. Не понимал. Раньше. А вот сейчас, стоя в узком проходе между двумя высокими домами, он поймал себя на мысли, что не прочь найти способ немного расслабиться.

   Во всем виноваты новые куколки, ведь теперь Тим больше не может убеждать себя, будто их кто-то незаметно подкинул в толпе. Нет. Они просто попали к нему в карман. Появились там ниоткуда. И Тим узнал, кто эти куколки, хотя они были сделаны из сучков и обрывков ткани, а вместо лица у них были вырезанные из плотной бумаги кружки.

   Размазня Николь и Тюфяк Хоул. И если куколка Николь выглядела так же, как и воплощение Подлой Салли, то Хоул казался изодранным в клочья, будто перед тем, как попасть в карман Тима, он побывал в зубах у злой собаки.

   В прошлый раз Тим, разглядев в странном нагромождении обрывков ткани и деревяшек Подлую Салли, отправился на ее поиски. И нашел. Мертвой. Даже немного позлорадствовал по поводу ее смерти. А потом решил найти того, кто ее убил.

   Теперь же, разглядывая в полумгле ночного Термитника куколки Николь и Хоула, Тим чувствовал страх. Не столько за себя, сколько за этих двоих. К кому из них ему стоит отправиться первым? И не придет ли он слишком поздно, а в том, что эти двое обречены на смерть, Тим не сомневался.

   И последний вопрос, который нужно задать самому себе, прежде чем действовать: а хочет ли Тим что-то изменить? Если он поторопится, он может спугнуть убийцу… или же, напротив, разозлить его и стать еще одной жертвой.

   Тим поежился. Ему вдруг захотелось вернуться домой. Обнять дядю, попросить у него прощения и подняться в свою комнату, где, уходя, он оставил несколько нотных тетрадей с неудачными этюдами.

   Забросить трубу и уехать в училище для благородных в Найору, где, стараниями дяди, для Тима уже зарезервировано место. Ведь именно из-за этого проклятого училища Тим и сбежал из дому, пусть и убеждал себя в том, что сделал это из-за своей сущности Твари.

   Забросить трубу и забыть о музыке? Покинуть Рурк, чьи тайны Тим всегда мечтал познать? Нет уж. И раз даже сейчас он не может принять ту судьбу, что приготовил для него дядя, значит, о возвращении речи не идет.

   Надо глубоко вдохнуть. Выдохнуть. Успокоиться. И идти той дорогой, что он выбрал. Кто бы ни был этим загадочным кукольником, ему не удастся заставить Тима сойти с тропы.

   Да будет так.

   Осталось найти место для ночлега.

   Тим спрятал куколки в карман, взял футляр, отряхнул его от налипшего снега и смело шагнул из узкого переулка на улицу. Не стоило этого делать так поспешно. Задумавшись, он совершенно не смотрел по сторонам, отчего столкнулся нос к носу с каким-то мутным небритым типом, от которого явственно несло псиной, свежей кровью и протухшим мясом. Футляр выпал из рук и раскрылся.

   - П-простите, — Тим опустил глаза. В такое время в Термитнике лучше не высовываться. Этот проходимец может оказаться кем угодно, и вероятность того, что перед Тимом сейчас стоит законопослушный гражданин, очень мала.

   - Аккуратней надо быть, — буркнул мужчина. - Нашел где гулять. Домой иди. - Его взгляд упал на трубу. - Играешь?

   Тим медленно опустился на корточки и закрыл футляр.

   - Да. Днем.

   - В Горшечном Квартале? — внезапно спросил незнакомец.

   - И там тоже, — Тим настолько удивился, что забыл про страх. - Вы слышали?

   - Слышал, — мужчина тряхнул головой и поднял ворот своего плаща. - Если бы я мог украсть твою музыку, обязательно бы это сделал. Ты талантливый, парень.

   Тим так растерялся, что не смог сразу ответить. Но его внезапный собеседник и не ждал ответа. Больше не сказав ни слова, он скрылся в темноте переулков Термитника. Тим проводил его взглядом. Мужчину ощутимо потряхивало, будто он был пьян. Однако Тим не чувствовал, чтобы от него пахло алкоголем.

   Трубач проверил застежки на футляре и пошел в противоположную сторону.

   Ему посоветовали идти домой. Но Тим уже дома. Ведь для него домом является весь город, готовый открыть перед ним любую дверь...

   Томас

   Темное небо нависает над бурлящим Термитником, укутывая квартал во мглу ночного спокойствия. Кажется, будто небесный свод сползает на город, и Томасу мерещится, что по высоким домам, которые в народе называют не иначе как «муравейники», стекает вязкая черная слизь. Это всего лишь игра теней, а здесь, в Термитнике, теней всегда слишком много, но Томасу все равно становится жутко.

   Или все дело в его собственных страхах и осознании того, что он крепко влип?

   Конечно, Томасу приходилось убивать. В схватке. Случайно. Ради дела. Но сегодня он впервые лишил человека жизни по заказу, отчего на душе было так противно, что впору лезть на стену. На что он рассчитывал, когда просил Дурмана сменить для него род деятельности? Что король преступного мира отправит его сажать цветочки?

   Шакал и сам не знает, куда несут его ноги. Смотреть в мир, на который вязкой смолой сползает черная бездна небес, совершенно невыносимо, и Томас не поднимает глаз от снега у себя под ногами. Пусть он смешан с грязью, истоптан десятками сапог, но Томасу легче смотреть вниз.

   Только столкновение с мальчишкой-музыкантом заставляет шакала перестать заниматься ерундой и идти дальше с поднятой головой.

   Идти дальше.

   Идти куда?

   Душа тянет его в Лагуну, где под сенью дома Капитана есть Кира, чей ясный взгляд традиционно позволит шакалу почувствовать себя кому-то нужным.

   Душа тянет его в Горшечный Квартал, где идеально-серый Джек ухаживает за продолжающей странствовать по собственному разуму рисующей.

   Нет, в Лагуну ему нужно больше. Потому что, кроме Киры, в доме Капитана еще живет кошка, которую Томас когда-то назвал своей. И пусть Марла, как и все кошки, независима и делает вид, будто ей никто не нужен, шакал знает, что она все равно его ждет. Он должен был прийти раньше, как только узнал о том, что она очнулась, но в первый момент пришлось остаться с Мэри, чтобы отпустить Джека, затем пришла записка от Дурмана, а потом… потом он убивал.

   И чего уж говорить, убивать у Томаса получается намного лучше, чем воровать произведения искусства.

   Вот только иногда талант не совпадает с порывами души, и Томас понимает, что скоро ему придется идти к Дурману еще раз. Но уже для того, чтобы попробовать уйти из банды. Капитан очнулся, он скоро вернется к работе, если уже не сделал этого. Кире тоже больше не нужно сидеть дома, а для того, чтобы прокормить самого себя Томасу вполне хватит и мелкого воровства.

   Он — вор, а не наемный убийца.

   Остается только один вопрос. Самый главный. Захочет ли Дурман его отпустить?

   Ноги сами несут шакала в «Черную Луну», где он может получить порцию протухшего непрожаренного мяса и бокал смешанного с кровью абсента, а потом забыться. Ему действительно нужно еще больше крови? Томасу кажется, что он весь ею пропах, хотя после «дела» тщательно помылся и сменил одежду.

   Кровавая дымка, которая часто посещает его после схваток, сегодня не дает о себе знать, и Томас благодарен судьбе за это. Потому что рисующая еще не очнулась, а больше некому сделать его кем-то другим.

   Сегодня в «Черной Луне» многолюдно. Томасу не сразу удается найти место, где он может спокойно поесть и немного выпить. За барной стойкой суетится Кларк. Он полностью отдался своей сущности сатира, и стук его копыт неплохо аккомпанирует легкой музыке, льющейся из трубы граммофона.

   Заказ приходится ждать долго, но сегодня Томас никуда не торопится. Он отдается сожалениям о том, что все же не пришел к кошке, ведь она наверняка его ждала. Но идти к ней в таком состоянии, когда ему кажется, будто от него буквально смердит убийством, совершенно неправильно.

   Томасу надо прийти в себя. Избавится от цепей. Выбраться из ловушки, в которую он себя загнал ради Призрачных Теней. А потом уже идти к женщине, которая когда-то подарила ему нечто очень важное. Ощущение, что ты кому-то нужен. И не для дела, а просто так.

   Стараясь не смотреть на собравшихся вокруг Тварей, Томас бездумно водит пальцем по испещренной сотнями шрамов дубовой поверхности стола и мечтает о новом дне. Там, где он не будет вором и убийцей. Там, где Марла никогда не будет раздеваться перед всеми, танцуя вокруг шеста. Там, где они оба смогут быть другими. Чище. Смелее. Мудрее. И конечно же, счастливее.

   - Ты забыл измениться, — официантка-лиса ставит заказ на стол и укоризненно смотрит на шакала. - Радуйся, что ты постоянный клиент, иначе тебя давно бы выгнали вон.

   Вместо ответа, Томас отпускает на волю свою сущность. Его тело покрывается шерстью, а челюсть слегка выдвигается вперед, превращая простой человеческий рот в усеянную клыками пасть.

   - Так-то лучше, — говорит лиса и спешит прочь: у нее много заказов.

   Томас делает глоток абсента с кровью и удовлетворенно ощущает внутри себя приятное тепло. Да, это то, что нужно.

   Немного расслабившись, он с аппетитом расправляется со стейком и, наконец, ощущает в себе силы осмотреться. В «Черной Луне» можно встретить кого угодно, и не стоит забывать, что именно здесь Томас чаще всего находит информацию для Призрачных Теней.

   В этом месте можно встретить кого угодно.

   Кого.

   Угодно.

   Томас смотрит на возвышение, где вокруг шеста извивается очередная танцовщица, и сделанный глоток коктейля застревает в горле.

   Потому что сегодня гостей развлекает его кошка.

   Несколько секунд сознание отказывается воспринимать увиденное, и Томас просто наслаждается Марлой. Изгибами ее соблазнительного тела. Он почти чувствует запах, исходящий от нее, хотя возвышение с шестом располагается на достаточном расстоянии от столика, что он занял.

   У него даже начинает слегка свербеть в носу при виде гладкой шерстки, что покрывает обнаженное тело кошки. Старая аллергия, от которой он, казалось бы, избавился, напоминает о себе. Конечно же, это всего лишь эхо старого недуга. В последний раз, когда они с Марлой были близки, Томас и вовсе не вспоминал о том, что у него когда-то была аллергия на кошек.

   Заметила ли она его?

   Танцует ли она для всех или только для одного шакала с испорченной душой?

   Стоит узнать.

   Томас допивает коктейль, заказывает еще и, в ожидании новой порции алкоголя, откидывается на спинку стула, не сводя глаз с бесстыдной кошки.

   Нет, его не злит, что она выставляет себя напоказ. Кошки склонны к подобному поведению, и заставлять их вести себя прилично бессмысленно. Томас тоже отнюдь не благочестив.

   Нет, его не злит ее похотливая улыбка, хотя бы потому, что исполнять откровенный танец с шестом нельзя с выражением скуки и неудовольствия.

   Его злит тот факт, что впервые после долгой разлуки он видит кошку именно здесь.

   Еще вчера она была немощна, а сегодня извивается на шесте, словно не было этих недель полной тишины, когда ее глаза закрылись.

   Она была мертва, как и Капитан.

   Мертва.

   При мысли об этом Томаса обдает жутким холодом, а в желудке начинает ворочаться странное склизкое чудовище. Чудовище желает вырваться наружу, отчего шакала немного мутит.

   Вовремя приносят заказ.

   Опорожнив стакан с абсентом и свернувшейся кровью, Томас поднимается на ноги и идет к кошке. В это же время песня заканчивается, и, судя по всему, некому перевернуть пластинку.

   Нет, «Черная Луна» не погружается в тишину, слишком уж много Тварей здесь сегодня собралось, но без музыки Марла начинает двигаться хаотично, без огонька. Она то обнимает шест ногами, то будто бы пытается вырвать его с корнем, то становится на четвереньки, соблазнительно изгибаясь.

   Томас идет к ней, не замечая ничего вокруг. Сегодня у него выдался не самый лучший день. Пожалуй, он мечтал о коктейле только потому, что на его зубах застыл вкус свежей крови, и шакал хотел его перебить. А теперь еще и кошка.

   Он рад, что она выглядит прекрасно.

   Он рад, что она оправилась.

   Но безумная ревность все же дает о себе знать. Марла — его кошка. И если она хочет танцевать, она должна танцевать только для него.

   Растолкав толпу, он подходит к основанию возвышения и смотрит на Марлу. Она не сразу замечает его, как раз исполняя особенно откровенную фигуру. Томаса обдает запахом похоти, исходящей от собравшихся возле возвышения мужчин, а вкус крови, поселившийся во рту, снова начинает его душить. Терзать душу, заставляя жалеть о том, что он появился на свет. Жалеть о том, что когда-то убили не его.

   Убили не того.

   - Шакаленок… — тихий голос Марлы освобождает его из жутких объятий старых воспоминаний. – Это ты?

   - Здравствуй, кошка, — произносит Томас и неловко улыбается.

   Кто-то все же переворачивает пластинку, и «Черную Луну» окутывает легкая мелодия. Она зовет всех вокруг немного расслабиться и будто бы предлагает Марле продолжить танец.

   Шакал и кошка смотрят друг на друга долго. Очень долго. Томасу даже начинает казаться, будто время остановилось, а Твари вокруг — лишь призраки ушедших воспоминаний, решившие напомнить о себе.

   И один из них делает это слишком громко.

   - Танцуй, детка! — кричит какой-то придурок из толпы, и та связь, которая вот-вот должна была вернуться, которая должна была остаться, — разрывается, и кошка отводит взгляд.

   Томас с удивлением обнаруживает: Марле неловко оттого, что он увидел ее здесь.

   Кошка, которой стыдно. Что может быть нелепей?

   - Прости меня за все, — шепчет Марла. - Я такое натворила…

   - Это в прошлом. Я не сержусь. - Томас подается вперед, тоже шепча, но так неистово, что шепот кажется криком. - Нам необходимо погово...

   Их странный короткий разговор никому не интересен. Всем остальным нужно, чтобы кошка продолжила танцевать, и Томас чувствует, как его хватают чьи-то руки и тащат прочь от возвышения.

   - Не мешай ей, парень, — грубо говорит какой-то пернатый, судя по всему — синица. Желтые и черные перья покрывают все его тело, а челюсть его до такой степени выдвинулась вперед, что Томас не сразу различает слова среди клекота.

   Марла смотрит на шакала, и в ее глазах он видит тень обреченности. Потом слегка качает головой и отворачивается. Через миг кошка обнимает шест, выгибает спину и снова начинает танцевать.

   Танцевать для всех.

   Как будто ничего и не было.

   Томас видит, что Марла расстроена, но ее поведение говорит само за себя.

   Даже если бы сегодня в «Черной Луне» не было такого столпотворения, они все равно не смогли бы нормально поговорить.

   Она не готова.

   А будет ли она готова когда-нибудь?

   Ее секрет очевиден, и вряд ли среди Призрачных Теней остался хоть кто-то, кто не понял, что пытается скрыть одинокая кошка.

   Все кончено? Или просто нужно дать ей время?

   А кто даст время самому Томасу?

   Кровавая дымка заволакивает его глаза, когда какой-то сопливый волчонок сует Марле пачку ассигнаций, и она принимает подношение.

   Не в силах и дальше смотреть на это, шакал поспешно покидает «Черную Луну».

   Попытка расслабиться провалилась. Стало еще хуже.

   Кровавая дымка вернулась, а рисующая, которая смогла бы ее погасить, лежит в доме Джека и смотрит на мир пустыми глазами...

   Капитан

   Поздним вечером, когда Капитан уже собирался готовиться ко сну, в дверь его спальни постучалась Кира и, с несвойственной ей неуклюжестью в словах, пробормотала извинения. Любого другого это бы обрадовало, но Капитан слишком долго наблюдал за этой невероятной женщиной, чтобы поверить в ее слова. Эти извинения были не потому, что Кира считала, будто была не права.

   Она действительно его побаивалась и таким образом просто попыталась отвести от себя его гнев. Но разве он злился? Разве он давал ей повод считать, будто чего-то ждет от нее? Или дело в другом?

   К сожалению, стена непонимания и недосказанности была слишком крепкой, и теперь Капитан понимал, что потребуется немало времени, чтобы ее разрушить. Если у него вообще когда-нибудь получится это сделать.

   Он сам виноват. Когда Кира оказалась в его доме, он предпочел спрятать голову в песок, наслаждаясь хрупкой иллюзией счастья. Но иллюзии недолговечны и пусты, и теперь ему предстоит сполна заплатить за то, что он закрывал глаза там, где следовало смотреть, не отрываясь.

   Но в любом случае обстановка между ним и Кирой немного разрядилась. До конца он ощутил это на следующее утро, когда, спустившись к завтраку, обнаружил ее полностью собранной.

   - Решила пойти в участок пораньше, — объяснила она, натягивая перчатки и даже слегка улыбаясь. - Нас с Джеком там почти месяц не было, уверена, что остальные устроили на нашем столе склад ненужных вещей. Надо прибраться.

   Ну что же, хотя бы Кира вернется на исходную позицию. Туда, где ей самое место. Капитан очень надеялся, что это лишь начало возрождения Призрачных Теней. Обстоятельства заставили их расколоться, рассыпаться по городу, словно горсть разноцветных бусин. Но все еще можно вернуть на круги своя. Надо просто найти нить, которая снова их свяжет. И что-то подсказывало Капитану, что без Мэри полное возвращение Призрачных Теней в строй не состоится.

   Вот только он совершенно не представлял, что можно сделать для рисующей, погрузившейся в непрерывный транс.

   Наскоро позавтракав, он вручил Нике несколько ассигнаций на хозяйственные расходы и отправился в участок. Жизнь будто бы налаживалась. Так он думал до того момента, как шагнул в прокуренное помещение. Кира, как и собиралась, наводила порядок на своем столе, вот только от утренней улыбки не осталось и следа. Даже на расстоянии Капитан чувствовал, что она натянута, как струна, и, судя по всему, причиной этого напряжения была Ширли Марей.

   Как и всегда облаченная в строгое платье с закрытым наглухо воротом, она что-то тихо говорила Кире, склонившись к ней вплотную. Разобрать слова было сложно, однако больше всего Капитана разозлило не это, а почти полная тишина в помещении, где всегда царит гул от разговоров, шуршат бумаги и стучат клавиши печатных машинок.

   Не было никаких сомнений: собравшиеся пытаются услышать, что именно говорит Ширли. И судя по злорадным улыбкам тех, кто сидел ближе всех, Кира выслушивала нечто не самое приятное.

   - Доброе утро, — громко сказал Капитан, и тишина в участке стала совсем уж зловещей. - Что происходит?

   Ширли буквально подскочила на месте. Метнув на Капитана странный взгляд, сопровождаемый кривой полуулыбкой, она быстро отошла подальше от Киры, а потом и вовсе села за свой стол.

   Послышалось привычное шуршание и гул голосов: смущенные детективы попытались изобразить бурную деятельность, неловко пряча глаза и делая вид, что ничего не произошло.

   А что произошло?

   Внезапно кто-то толкнул его в спину: Лайт, явно опоздавший на работу, не успел затормозить.

   - Простите, капитан Фрост. Этого больше не повто…

   - Забудь, — Капитан нахмурился, продолжая обводить взглядом собравшихся. - Соберешь отчеты обо всех текущих делах и предоставишь мне краткую выжимку.

   - Конечно! Еще раз простите, я…

   Разве Лайт не должен отдыхать? Капитан вроде бы отпустил его на пару дней? Или только до сегодняшнего утра? Спрашивать было как-то несолидно.

   - Больше не опаздывай, — буркнул Капитан и направился в сторону своего кабинета. Он спиной чувствовал взгляды подчиненных, и, пожалуй, был благодарен Лайту, чье появление придало напряженной обстановке некий ореол суеты.

   - Зайди ко мне, — остановившись возле двери, Капитан кивнул Кире.

   Послышалось тихонькое хихиканье. Судя по голосу — все та же Ширли. Бросив на нее внимательный взгляд, Капитан заставил ее неуместный смех угаснуть и только потом вошел к себе.

   Через несколько мгновений в кабинет заглянула Кира.

   - Что случилось? — устало спросила она.

   - Это ты мне скажи, — произнес он. - Когда я вошел, помещение казалось охотничьими угодьями, в которых вот-вот затравят лису. И лисой этой была ты.

   Кира усмехнулась. Черты ее лица слегка смягчились.

   - Ты об этом… Ничего не случилось. Просто за время отсутствия наш роман оброс кучей подробностей, о которых мы с тобой и не подозреваем. Вот Ширли и решила ввести меня в курс дела.

   Капитан почувствовал, как на его спине выступает холодный пот. А ведь он никогда толком об этом не задумывался. А точнее — не придавал значения.

   Кира играет его любовницу перед аристократией, но ведь в участке все тоже знают о том, что их начальник связался с той, кого за глаза называют не иначе как Шлюха. И пожалуй, Капитану было плевать, что о нем думают подчиненные. Всегда было плевать. Но Кира находится на той же ступени, что и остальные. Наверняка они решили, что она соблазнила Капитана ради прибавки к жалованию. Или польстившись на его титул.

   Сколько диких предположений она уже выслушала?

   И сколько еще предстоит?

   - Прости… - Капитан поморщился, но глаз не отвел. - Это не должно было обернуться вот так. Тебе наверняка очень тяжело.

   - Не стоит, — Кира улыбнулась, и от этой улыбки у него пересохло во рту. Все слова снова куда-то исчезли. - Это все такая ерунда…

   Он позволил себе на несколько мгновений замереть, глядя ей в глаза. Сейчас их разговор казался почти непринужденным. Почти правильным. Почти откровенным. Стена как будто ослабела, и, если все сделать правильно, можно попробовать сломать ее прямо сейчас.

   - А что не ерунда? — услышал он собственный голос.

   Кира сжала зубы так сильно, что на ее скулах заиграли желваки. Она во все глаза смотрела на Капитана, будто, как и он минуту назад, пыталась понять, сможет ли она сломать стену.

   Со своей стороны.

   Капитан подался вперед. Медленно, будто хищный зверь перед прыжком. Запах ее духов, вишневого табака и тела дурманил разум, превращал Капитана в кого-то другого. Кого-то, кто не боится последствий.

   Кого-то, кто живет с дырой в груди, сквозь которую наружу просачивается пустота…

   Кира, казалось, затаила дыхание. Она все еще сжимала зубы, но было видно, что она пытается подобрать слова.

   Они смотрели друг на друга, словно зачарованные, и время текло сквозь них ленивой равнинной рекой.

   Кира разжала зубы и открыла рот, чтобы что-то сказать.

   «Ну же. Сейчас. Ответь, чего ты боишься?»

   Стук в дверь разбил наваждение на тысячи осколков, и Кира отвела взгляд, так ничего и не сказав.

   Разочарование было таким огромным, что Капитан ощутил слабость во всем теле.

   - Кто там? — сухо спросил он, чувствуя себя опустошенным.

   Заглянул Лайт.

   - Только что пришло сообщение, — стараясь не смотреть на Киру, сказал он. - В Горшечном Квартале убили какую-то подавальщицу. Оторвали ей язык. Почему-то решено направить это дело нам. Я пытался сказать, что мы такой ерундой не занимаемся, но, кажется, приказ пришел сверху.

   - Я знаю, откуда пришел приказ, — вздохнув, сообщил Капитан. - Все нормально. Свободен.

   Лайт скрылся, и Кира шагнула вслед за ним.

   - Не уходи на осмотр дела без меня, — обернувшись перед самой дверью, попросила она. - А я пока попробую послать записку Джеку. Он наверняка нам понадобится…

   - В этом нет никаких сомнений, — Капитан подарил ей вымученную улыбку.

   Пожалуй, он многое бы сейчас отдал, лишь бы узнать, разочарована ли Кира так же, как он...

   Бежать сломя голову осматривать тело действительно не имело никакого смысла. Если информация об убийстве просочилась наверх, где ее перехватил Сэйв, значит труп уже в морге. Конечно, никто не мешает изучить место преступления и без тела, но это будет не то. А значит, и торопиться некуда.

   Капитан обнаружил, что у него совершенно нет желания куда-то идти. Хотелось запереться в кабинете, достать бутылку абсента и попробовать привести мысли в порядок. После сцены с Кирой у него подкашивались ноги от сошедшего на нет напряжения и разочарования.

   Думать про вырванный язык какой-то подавальщицы было совершенно невозможно, потому что перед глазами застыло лицо Киры: глаза широко распахнуты, губы дрожат, зубы сцеплены, а во взгляде затаенная тревога.

   Не мог Лайт подождать несколько минут! Если уж все в участке уверены, что Кира Нордив — его любовница, то со стороны заместителя было совершенно бестактно ломиться в кабинет начальника, пока тот… развлекается.

   «Ну он же постучал», — напомнил внутренний голос.

   И то правда.

   Дыра в груди будто бы стала больше. Еще немного, и он сможет засунуть туда кулак. Пустота сочилась изнутри, отвлекая Капитана. Он и так не может сосредоточиться, а здесь еще и это!

   Если… когда Мэри очнется, он первым делом попросит ее вернуть то, что она отобрала. Потому что чувствовать себя пустым еще хуже. Он должен вернуться в этот мир. Весь. Полностью.

   Капитан зачем-то переложил несколько папок из одной стопки в другую, а затем вышел из кабинета. Хмуро оглядел присутствующих, отметив, что ряды собравшихся поредели: все-таки сыскная работа не предполагает долгого сидения в кабинете. Нор Лайт, выглядящий так, будто его недавно вывернули наизнанку, торопливо писал сводный отчет, о котором его попросил Капитан. Растрепанный, в несвежей рубашке и явно испытывающий потребность в простом человеческом отдыхе, Лайт производил удручающее впечатление. Неужели власть, такая желанная, но оказавшаяся с горчинкой ответственности, привела к этому?

   - Джек скоро будет, — шепнула подошедшая Кира. - Он раньше нас узнал. Оказывается, жертва жила неподалеку от него.

   - Хорошо. Сэкономим время, — кивнул Капитан, продолжая разглядывать Лайта.

   - Записка о Джека пришла до того, как я успела отправить послание для него, — Кира зачем-то решила объяснить очевидное. - Он просил купить что-нибудь сладкое. Ты не против, если я схожу в булочную неподалеку?

   - Не против, — Капитан качнул головой и бросил на нее внимательный взгляд. - Спасибо, что вернулась к работе.

   Кира подняла брови и слегка растянула губы в несмелой улыбке.

   - Я не могла не вернуться. Тебе было бы очень трудно одному.

   Капитан почувствовал, как дыра в груди становится совсем маленькой, еще чуть-чуть и исчезнет. На душе стало легче от обретенного взаимопонимания. Пусть он так и не объяснился с Кирой, он обязательно это сделает. Найдет момент, когда им точно никто не помешает, и все выяснит.

   А пока можно снова закрыть глаза и просто наслаждаться ее присутствием. Запахом ее тела. Ароматом вишневого табака и духов.

   Пока ему хватит и этого…

   В то время как Кира ходила в булочную, Капитан успел изучить сводный отчет, написанный Лайтом, и приказать ему отправляться домой, отдыхать. Но заместитель заупрямился. Сказал, что у него много работы. Настаивать Капитан не стал. Что бы ни случилось с Лайтом, это не имело отношения к делу.

   Странному делу, связанному с Тварями. Где Тварь не подозреваемый, а жертва. Интересно, та подавальщица тоже из сов?

   Кира вернулась уже вместе с Джеком. Роквелл с наслаждением жевал сладкий эклер и выглядел почти как обычно. Разве что цвета в его облик так и не вернулись, за исключением алого шарфа.

   Появление напарника Киры в участке породило новую волну любопытства. Капитан кожей чувствовал, что на них все смотрят. Еще бы: долгое время все были уверены, что Кира и Джек не просто напарники, но и любовники, и Капитан в это уравнение не вписывался.

   Как же все-таки просты люди! Каждый мечтает о власти. Каждый мечтает судить. И сбор сплетен дает им возможность почувствовать малую толику этой власти. Забывая о собственных грехах, они судят тех, чья жизнь внезапно вылезла наружу.

   Капитан уже проходил подобное, когда вернулся с войны. И пожалуй, тогда всеобщее обсуждение и осуждение воспринимались намного хуже.

   Сейчас же все это просто слегка раздражало.

   Джек тоже заметил всеобщее внимание. Доев эклер, он достал из кармана платок, вытер им губы и пальцы, а потом ослепительно улыбнулся.

   - Мне кажется, ты немного похудела, — обратился он к Кире с самым невинным видом.

   - Не заметила, — качнула головой она. В ее глазах появились знакомые озорные искорки.

   - Да как же так! — возвел очи горе Джек. - На тебе уже платье висит!

   - Ничего там не висит! И вообще, как ты разглядел, если я в плаще?

   - Так, тут все невооруженным взглядом видно! Сиськи совсем сдулись!

   - А значит — нечего смотреть, — сложив руки на груди, заявила Кира.

   - Ты неправильно выразилась: смотреть там больше не на что!

   Капитан почувствовал острую потребность расхохотаться. И дело было не в привычной перепалке, которая ощущалась глотком свежего воздуха, нет.

   Именно сейчас он понял, что все может вернуться. Может быть, немного другим. Все меняется, и лить слезы по этому поводу глупо.

   Но Призрачные Тени возвращаются. И у них есть дело.

   - Нашли время, — совладав с приступом веселья, Капитан притворно нахмурился и кивнул на дверь. - Замолчите оба. И если по дороге я услышу от вас хоть слово, пеняйте на себя.

   Кира и Джек переглянулись, но послушно двинулись к выходу. Капитан пошел вслед за ними.

   - Ты ведь несерьезно сейчас говорил, правда? — оказавшись на улице, спросила Кира.

   Капитан качнул головой. А потом, не сдержавшись, позволил себе ухмыльнуться и произнести:

   - Джек прав. Ты немного похудела.

   Лицо Киры вытянулось.

   - Вот уж не ожидала, что ты когда-нибудь поддержишь этого пошляка, — она кивнула на хихикающего над ее реакцией Джека. - Пойдем уже. Надеюсь, в морге вы оба будете вести себя серьезней.

   С этими словами она отвернулась, вздернула подбородок и пошла по заснеженной улице с самым надменным видом.

   Все действительно возвращалось, пусть и было немного другим...

   В морге, как всегда, пахло спиртовыми растворами, нафталином и чем-то еще, приторно-сладким, и оттого тошнотворным. А если прибавить пробивающиеся сквозь все это «ароматы» сырости и плесени… Судя по всему, пока Капитан в компании кошки бродил по миру собственных воспоминаний, здесь произошла некая катастрофа, связанная со старой крышей и проливным дождем: все стены были в подтеках, а на когда-то белом потолке творилось невесть что.

   Мертвым все равно, а как же те, кто здесь работает?

   В прошлый раз Капитан был слишком погружен в собственные проблемы, но сегодня, когда он разглядел неприглядную обстановку, масштабы разрушений его впечатлили.

   К сожалению, у города вряд ли найдутся деньги на новый морг. Или хотя бы на ремонт старого. Витающие вокруг запахи тлена, плесени и безнадеги заставляли поежиться от несуществующего сквозняка. Глядя на Киру, идущую впереди и все еще надменно вздергивающую нос, Капитану жутко хотелось подойти к ней и укрыть своим плащом.

   Согреть ее. И согреться самому. Хотя бы на миг заставить дыру в груди захлопнуться и почувствовать себя прежним.

   Он действительно этого хочет? Стать прежним?

   А может, он хочет стать кем-то другим?

   В мертвецкой оказалось еще холодней, да и пахло похуже, но тем не менее, попав сюда, Капитан сумел подавить непрошеные мысли. Кира, перестав делать вид, будто обиделась, обогнула стол, на котором лежало накрытое простыней тело и, переведя взгляд с Джека на Капитана, откинула грязно-желтую ткань.

   - Сова, — уверенно произнес Джек, склонившись над бледным лицом жертвы. – Сова с вырванным языком.

   Капитан, украдкой поглядывая на застывшую над телом Киру, тоже приблизился к жертве. Женщина, немолодая, но и не старая. Спутанные волосы цвета льна, глубокие морщины возле рта: очевидно, при жизни она не часто улыбалась, - и характерная для любителей «черного порошка» сыпь на щеках.

   - Может, дело вовсе не в похоронах чешуи? – произнес он, отвернувшись. – Может, вырванный язык говорит нам о другом?

   Джек тоже не стал затягивать с осмотром. Накрыв тело простыней, сфинкс повернулся к Капитану и бросил на него заинтересованный взгляд.

   - Думаешь, этих двоих наказали за болтливость? – поинтересовался он.

   - Или за ложь, — кивнул Капитан. – В любом случае надо искать связь между жертвами. Как ее звали?

   - Николь, — Кира усмехнулась. В ее руках был отчет патологоанатома. – Николь Соулман по прозвищу Размазня.

   - Там так написано? – удивился Капитан.

   - Сам посмотри, — Кира протянула ему тонкую папку. Их пальцы на миг соприкоснулись, отчего Кира вздрогнула и, поджав губы, отвернулась к замызганному окну.

   В отчете не было ничего интересного. Кроме прозвища подавальщицы и уже известного факта, что ей вырвали язык. Пожалуй, не будь обе жертвы Тварями, трудно было бы понять, что их связывает. Но они были. Более того, относились к одной и той же разновидности.

   - Интересно, почему именно Размазня? – Джек бесцеремонно устроился за плечом Капитана, читая отчет вместе с ним. – Мне кажется, это все вряд ли связано с тем, что она любила манную кашу.

   - А она любила манную кашу? — фыркнула Кира, продолжая изучать пыльные разводы на стекле.

   - Мало ли… Есть же в мире хоть кто-то, кому по душе эта гадость, — Джек пожал плечами и перестал маячить за спиной Капитана. – Но прозвищами не награждают просто так.

   - Правда, что ли? – голос Киры стал ледяным. – Хочешь сказать, что данная в участке кличка мне подходит?

   - Не подходит, — поспешно вмешался Капитан, захлопывая папку. К сожалению, она была слишком тонкой, и потому звук получился жалким.

   Кира обернулась и подарила ему странный взгляд: смесь благодарности и опасения. Она все еще ждала от него какого-то подвоха.

   Какого именно?

   Проклятие, ну почему тогда Лайт зашел в кабинет так не вовремя? Ведь Капитан был так близко! Они оба были близки к тому, чтобы раскрыться. А теперь снова придется искать подходящий момент.

   Подходящий момент.

   Настанет ли он когда-нибудь?

   Чтобы скрыть свою досаду, Капитан скосил глаза на укрытое простыней тело и, внезапно даже для самого себя, спросил:

   - Вы оба… кто-нибудь знает, что творится с кошкой?

   - А что с ней не так? – поднял брови Джек, но в его взгляде промелькнуло понимание, из чего Капитан сделал вывод, что Роквелл уж точно в курсе, какие демоны заставили Марлу в тот вечер пойти в логово пауков в одиночку.

   Вести подобные разговоры в мертвецкой – верх глупости, но назад дороги уже не было.

   - Она что-то утаивает, — пояснил Капитан.

   - Мы все что-то скрываем друг от друга, — пожал плечами Джек. Кира снова отвернулась к окну, и по ее совершенно прямой спине можно было сделать вывод, что разговор ей не нравится. Примеряет на себя? Или тоже знает секрет кошки? Или то и другое?

   - Я уже не скрываю, — покачал головой Капитан. – От Призрачных Теней у меня секретов не осталось.

   Джек хмыкнул.

   - Секрет кошки очевиден, Капитан. И если бы не был так занят самим собой, то давно бы уже сложил два и два.

   Что? Он слишком занят собой самим? Капитан подарил сфинксу тяжелый взгляд, обещающий вечные муки, если тот не заткнется.

   Ха! Слишком занят собой самим! Да он засыпает, думая о деле, и просыпается с теми же мыслями! Ему некогда думать о себе!

   Капитан открыл было рот, чтобы обрушить эту возмущенную тираду на Джека, но ему помешала Кира.

   - Может, она и не скрывает? Просто не желает об этом говорить? Я бы тоже не хотела расковыривать раны… Хоть свои, хоть чужие.

   - Она не договаривает, а врет, при этом врет совершенно бездарно, — возразил Джек, и в голове Капитана промелькнула какая-то мимолетная, неоформившаяся мысль. Она была связана с кошкой и ее домом, но Капитан не успел ее ухватить.

   - Ладно, — вздохнул он. – Пошли отсюда.

   Кира и Джек не стали спорить. Осмотр тела не дал ничего, а вот обсуждение подтолкнуло мысли в правильную сторону. Впервые Призрачным Теням предстояло расследовать дело, связанное с Тварями, когда жертвами были сами Твари, а убийцей вполне мог оказаться человек.

   Хотя не стоит отрицать и того, что в Рурке настал тот час, когда Твари убивают Тварей. В конце концов, в этом мире достаточно случаев, когда человек убивает человека.

   По пути в участок Джек заявил, что ему пора обратно к Мэри и исчез, а Кира попросила получасовой перерыв выпить кофе. Капитан не стал навязываться, хотя и сам был не прочь немного освежиться после мертвецкой.

   Пришлось возвращаться одному и пить какую-то прогорклую гадость, приготовленную Лайтом на полицейской кухоньке.

   Странное прозвище подавальщицы Николь не давало покоя. Особенно в свете версии о том, что при жизни эта женщина не умела держать рот на замке.

   Так и не выяснив, чай он выпил или кофе, Капитан заперся в кабинете и погрузился в рутину отчетов. К сожалению, он был начальником участка, и ему необходимо быть в курсе и других дел.

   Он очень надеялся, что просматривая скрупулезные и выверенные до запятых отчеты Крома и Ниарко, найдет ответ и по поводу убийств в Горшечном Квартале.

   Или хотя бы поймет, в чем заключается секрет кошки, который очевиден для всех, кроме него.

   Тим

   Выдох. Вдох. Скривиться от ударившего в нос запаха мочи и нечистот. Улыбнуться аромату свежеиспеченных булочек, черносмородинового варенья и полынной водки.

   Дядя Тима очень уважал именно полынную водку, хотя и не увлекался ею настолько, чтобы она ударяла ему в голову. Выпивал не больше маленькой чарки за ужином. Говорил, что она позволяет ему расслабиться и забыть о работе.

   С каждым днем свободной жизни Тиму было все труднее не думать о доме. Нет, не о доме. О месте, откуда он ушел. Тварь не может жить под одной крышей с человеком, слишком уж у них разное восприятие мира.

   Дядя считал иначе.

   Но Тим все равно сделал по-своему и теперь… нет, он не жалеет, что ушел. Не жалеет. Нельзя сокрушаться о том, что уже произошло. Назад дороги нет. Невозможно вернуться в прошлое и все изменить, а раз все так, то стоит идти вперед и не оглядываться в поисках ошибок, которые все равно уже не исправить.

   Играть на трубе именно здесь было опасно, но Тим все же достал инструмент. Ласково погладил его по медному раструбу, проверил состояние клапанов и пистонов, посетовал на холодную погоду и пообещал себе, что сегодня, перед тем, как отправляться на поиски нового ночлега, обязательно сходит на причал и наберет воды из Обсидианового моря.

   Каждый трубач знает, что его инструмент любит именно морскую воду.

   Поднеся мундштук к потрескавшимся от мороза губам, Тим зажмурился и полностью отдался чувству удовлетворения и покоя, что дарила музыка. Не обязательно каждый раз записывать то, что выходит. Ноты — это всего лишь карандашные кругляши с палочками, рассыпавшиеся по пяти линиям нотного стана. Ноты можно продать, если из них выходит хорошая мелодия, но все равно нельзя продать музыку. Нельзя продать то, что каждый раз звучит по-особому, даже если ты играешь день за днем одно и то же.

   Дядя Тима в этом вопросе племянника полностью поддерживал, пусть и не относился всерьез к его увлечению трубой.

   Очередная мысль о дяде заставила Тима открыть глаза, и мелодия съехала в откровенную фальшь. О чем он думает? Он ведь не собирался играть здесь! Даже возле дома дяди делать музыку было бы безопаснее, а вот здесь, рядом с полицейским участком, ему делать нечего.

   И уж точно не стоит играть на трубе, искушая судьбу.

   Тим поспешно спрятал инструмент в футляр и, сунув его под мышку, поторопился исчезнуть с улицы Тихих Шагов, овивающей Верхний Город, словно змея, кусающая собственный хвост.

   К сожалению, быстро исчезнуть не удалось: совершенно невозможно было пройти мимо знакомой булочной, где продавали умопомрачительные эклеры с разнообразной начинкой. Покрытые разноцветной глазурью, они буквально пригвоздили Тима к мостовой, глядя на него с витрины. Решив, что на эту маленькую слабость он имеет право, музыкант шагнул в пропахшее свежей выпечкой помещение и, разохотившись, купил целый десяток любимых пирожных. Как раз хватит, и на обед, и на ужин.

   Позади него в очереди стояла женщина-детектив. Тим понял это по цепкому взгляду и запаху табака, исходившему от ее одежды. Там, где ведется расследование, всегда накурено, Тим это знал наверняка.

   Женщина никаким образом не показывала своего нетерпения и уж точно не торопила Тима, который довольно долго думал, успеет ли он за сегодня уничтожить пять эклеров со своим любимым сливочным кремом, или стоит взять более устойчивые ко времени с яблочным джемом, — но тем не менее привлекла его внимание.

   Может быть, тем, что ее взгляд нет-нет, да возвращался к зажатому у него под мышкой футляру с трубой?

   Надо не забыть дойти до причала и набрать морской воды…

   - Чашку кофе и маковую булочку, — услышал Тим ее мелодичный и в то же время немного хриплый голос, когда он, наконец, освободил место.

   Точно, детектив. Он очень рисковал, зайдя сюда. Еще повезло, что здесь оказалась только эта, незнакомая ему, женщина.

   А если бы в булочную зашел дядя?

   Похолодев от этой мысли, Тим перехватил футляр, сунул бумажный пакет с эклерами в безразмерный карман плаща и поспешил покинуть булочную.

   Пора было убираться из Спирали. Пока он не решит, что делать со странными куколками, которые появляются в его кармане сами собой, и собственной свободной жизнью бродячего музыканта, ему стоит держаться трущоб.

   Сегодня он, пожалуй, остановится в Угольных Доках.

   В конце концов, именно там хватает мест, где можно беспрепятственно набрать морской воды.

   Его труба требует ухода. И ей все равно, что ее хозяин ушел из дома...

   Капитан

   Ну что же, стоило признать: спустя несколько дней после своего пробуждения Капитан, наконец, смог найти точку равновесия в отношениях с домочадцами. Если золотая птичка с того момента, как он открыл глаза, не доставляла никаких проблем, то с Кирой все стало ровнее после сцены в участке. Хотя они так и не поговорили, ее будто бы отпустило.

   Или Капитан просто привык к вечной взвеси недосказанности, что ядовитой дымкой покрывала все вокруг, заставляя Фроста все время прокашливаться перед тем, как обращаться к Кире или вовсе молчать, поскольку так было легче делать вид, будто все в порядке.

   А потом и поверить в это. Тем более, у него хватало других проблем. В том числе и дыра в груди, которая, кажется, не собиралась зарастать.

   Проснувшись утром на следующий день, Капитан окончательно убедился, что выбрал правильную тактику: спустившись на кухню, он обнаружил Нику и Киру, которые над чем-то весело смеялись. Пахло яблочным пирогом, жареными сосисками и яичницей, а из кофеварки доносился умопомрачительный аромат свежего кофе.

   На волосах Ники красовался целый ворох разноцветных лент, а подле правой руки Киры лежал мундштук. Она недавно курила. Капитан на несколько мгновений замер, впитывая в себя эту сцену, полную уюта и взаимопонимания. Как бы он хотел, чтобы так было всегда.

   Как бы он хотел, чтобы эти две прекрасные женщины, одной из которых только предстоит полностью расцвести и стать чьей-то возлюбленной, были счастливы в этом доме.

   Как бы он хотел быть счастливым рядом с ними.

   И если для этого ему нужно просто делать вид, что все в порядке, так тому и быть…

   Завтрак прошел в весьма непринужденной обстановке. Все будто бы действительно вернулось на круги своя. Ника вовсю хвасталась своими кулинарными успехами и так и норовила подложить Капитану еще один кусок пирога, а Кира не отводила взгляд, не пыталась отвернуться и вообще вела себя так, будто ей действительно хорошо. Словно не было тех слов про деньги и ее шаткое положение. Будто бы еще вчера в ее взгляде не царила тревога за собственную судьбу.

   В участок они отправились вместе, пусть Кира и делала вид, будто не замечает его протянутой руки, когда он хотел помочь ей спуститься с крыльца: за ночь в Рурке выпало много снега, а к утру сильно потеплело, превратив мостки Лагуны в каскад ледяных ловушек. Капитан не стал акцентировать на этом свое внимание.

   Его вполне устраивало и такое равновесие. Ему совершенно не хотелось раскачивать ситуацию. Потом.

   Пока что стоит заняться насущными проблемами. Вчера он так и не собрался проведать Мэри, что ему самому казалось крайне неблагодарным жестом. Да, Рисующей сейчас все равно, но ведь она погрузилась в транс именно из-за него. А еще из-за кошки, но, возможно, Марла уже успела заглянуть к Джеку?

   Решив, что сегодня он обязательно дойдет до Горшечного Квартала, Капитан переключился на вторую проблему, которую звали Нор Лайт. С заместителем что-то творилось, причем это было настолько очевидно, что Капитан удивлялся, как все остальные этого не замечают. Даже Кира непонимающе уставилась на него, когда Капитан поинтересовался ее мнением по этому вопросу.

   И эти люди еще говорят, что он видит не дальше собственного носа! Да, Капитан до сих пор не понял, какой секрет скрывает кошка, но зато он прекрасно видит, что его заместитель, который раньше не гнушался писать на него докладные и вел себя по меньшей мере некрасиво, сильно изменился.

   Он упрямо пришел на работу и сегодня, хотя было ясно, что его тянет прочь из участка. Вчера он и вовсе буквально вылетел из помещения, услышав звуки музыки: какой-то уличный музыкант вздумал сыграть на трубе. Вернулся, впрочем, Лайт очень быстро. Как будто бы разочарованный и какой-то поникший.

   Надо заметить, сегодня он выглядел не лучше: у заместителя капитана полиции Денвера Фроста явно были какие-то проблемы. Однако, это не помешало ему закошмарить Ширли Марей, которая не сдала вовремя отчет, и устроить совершенно безобразный скандал с Кромом и Ниарко, когда выяснилось, что они, переусердствуя, спугнули важного свидетеля по своему делу.

   В общем, жизнь в участке шла своим чередом, то достигая точки кипения, то становясь почти мирной. За прошлый месяц здесь ничего не изменилось и, пожалуй, Капитан был этому рад.

   Хоть где-то должно быть все без изменений.

   Закопавшись в отчетах, он так увлекся, что пропустил обед, очнувшись только в тот момент, когда в его дверь постучали.

   - Открыто, — рявкнул он, недовольный, что его отвлекают.

   Заглянула Кира.

   - Ты целый день не выходишь, — скользнув в кабинет, она тщательно закрыла дверь. В ее руках была тонкая стопка бумаг, судя по состоянию, из архива. - Трудно возвращаться после длительного отсутствия, да?

   - Трудно, — Капитан отодвинул от себя очередную папку, забыв поставить резолюцию «Закрыто». - Такое впечатление, что без меня центральный участок едва не развалился.

   - Возможно, так оно и было, — Кира натянуто улыбнулась. - Нам снова нужен Джек. Может, попросить Нику, чтобы она оставалась с Мэри? Мне трудно без напарника.

   - Хорошая идея! - Капитан согласно кивнул. - В конце концов, какая ей разница, чью кухню превращать в бедлам!

   Кира, не сдержавшись, хихикнула. Откашлявшись, она сразу же посерьезнела, но Капитан был рад и тому, что наедине с ним она больше не боится улыбаться. Хотя бы мимолетно.

   - Справедливости ради стоит упомянуть, что сегодня твоя кухня была совершенно чистой, — заметила она.

   - Что-то мне подсказывает, что ты просто помогла нашей птичке прибраться, пока я спал, — проворчал Капитан, изо всех сил пытаясь скрыть улыбку, которая так и норовила расцвести на его лице. - Что-то случилось? Зачем тебе нужен Джек?

   Кира замялась.

   - С напарником легче работать, — осторожно ответила она. - Да и… Ему тоже надо встряхнуться. После того как с Мэри случилась беда, он совсем потерял себя. Я его иногда не узнаю. Работа позволит ему стать прежним.

   Капитан опустил глаза.

   - Мэри ему дорога, — тихо сказал он.

   - Как и всем нам, — парировала Кира. - И вряд ли она хотела бы, чтобы он хоронил себя рядом с ней. Мэри очнется, Капитан. Я в это верю. Нет, не так. Я это знаю. Ты же очнулся, хотя и был мертв. Она вытащила тебя и кошку оттуда, откуда нельзя вернуться. А значит, сможет выбраться сама.

   - Как бы я хотел, чтобы ты была права, — прошептал Капитан. - Что за бумаги у тебя с собой?

   - Ах, это… я нашла связь между Салли Бэнг и Николь Соулман. Возможно, вчера ты был прав. Похороны чешуи здесь ни при чем. Они двое и еще парочка придурков, кстати, все из Горшечного Квартала, проходили свидетелями по одному делу. И, знаешь… Им повезло, что в те времена Призрачные Тени еще не собрались. Поскольку невооруженным глазом видно, что дело это было связано с Тварями.

   Выглядела Кира воодушевленной. Кажется, ей пошло на пользу возвращение к работе. И несмотря на все обстоятельства Капитан мог только радоваться тому, что все возвращается.

   Немного по-другому, но возвращается.

   - Значит, были свидетелями… - Капитан опустил глаза, пытаясь скрыть совершенно неуместную сейчас радость.

   - Да! - Кира шагнула вперед и с громким хлопком опустила бумаги ему на стол. Перед глазами мелькнули строчки из досье Салли Бэнг: ранее не взаимодействовала с полицией, вела добропорядочную жизнь, не замужем.

   Выдохнув и приняв соответствующий ситуации серьезный вид, Капитан взял бумаги и пролистал их.

   Имена прачки Салли Бэнг и подавальщицы Николь Соулман ему были знакомы, но двое остальных… Серьезно? Кочегар и золотарь?

   Досье кочегара Хоула Вайса было совершенно стандартным: семейное положение, особые приметы, отсутствие арестов. А вот досье золотаря Лу Имрала было вовсе пустым. Это и неудивительно: даже местному участку было бы плевать на судьбу человека, основным заработком которого является выгребание чужого дерьма в прямом смысле этого слова. Но однажды Лу стал свидетелем, и на него все же завели досье. Только заполнить не удосужились.

   - Не вижу связи с Тварями, — заметил Капитан, просмотрев все четыре бумаги. - Ты уверена?

   - Мы точно знаем, что Салли и Николь были ночными охотниками. Это не исключает, что и Хоул с Лу из той же диаспоры, — заявила Кира. Она будто совершенно забыла про их разногласия: глаза горели огнем, а лицо выражало озабоченность и одновременно невероятное воодушевление. - А теперь посмотри, кто стал жертвой их свидетельства!

   - Жертвой? — хмыкнул Капитан. Но все же вчитался в пятую бумагу.

   По всему получалось, что четверо выходцев из самого низкого сословия в один голос твердили, будто стали свидетелями зверского убийства старика Нарцисса Унна, являющегося главным садовником Рурка. Это, поистине почетное звание, давалось тому, кто ухаживал за небольшим садиком возле ратуши в Верхнем Городе. Если уж на то пошло, даже самый паршивый... хм, золотарь, обслуживающий резиденцию градоправителя, пусть и не считался приближенным к власти, но как минимум подлежал тщательной проверке при приеме на работу.

   Несчастного старика-садовника нашли в собственном доме. Глаза были выклеваны, а во рту нашлась записка, где было выведено одно-единственное слово: «Жди». Это посчитали угрозой самому градоправителю, и дело перешло в центральный участок к предшественнику Капитана, а потом и вовсе ушло под личный контроль Джорана Шейка.

   К сожалению, новый помощник градоправителя не мог в данный момент помочь Капитану, ибо это дело вряд ли попадалось ему на глаза.

   - Дело неполное, — заметил Капитан. - Здесь только первичный осмотр места убийства и показания соседей. К слову, наши жертвы в их число не входили. Только в личных досье имеется заметка об их свидетельстве против некоего Эда Экси.

   - То есть, ты понимаешь, как тяжело мне было обнаружить связь, правда? — усмехнулась Кира. Ее рука метнулась к карману платья, где, скорее всего, лежали мундштук, табак и спички, но она сдержала свой порыв. - Именно поэтому мне нужен Джек. К сожалению, мое обаяние на смотрителя архива не действует.

   - Надо же… а я думал, что ты можешь пройти в любую дверь, — пробормотал Капитан.

   - Могу, — не стала спорить Кира. - Но в некоторых случаях я могу это сделать только вместе с Джеком. Прости.

   Капитан мотнул головой, показывая, что все в порядке, хотя жест был похож скорее на беспомощную попытку уклониться от неизбежной атаки осы.

   Снова накатило странное чувство потери и осознания собственной ошибки.

   Он полюбил эту женщину, не зная, кто она. А когда познакомился — вместо того, чтобы попытаться любым способом добиться ее расположения, лишь усугубил ситуацию, потребовав от эксцентричных напарников возвести свою игру в Абсолют. Теперь они Шлюха и Поц, которые, надо признать, действительно работают очень эффективно благодаря своим скандальным образам.

   Дело Призрачных Теней от этого только выигрывает. Вот только Капитану от этого не легче. Потому что сейчас ему тоже нужен был Джек, ибо разговаривать напрямую с Кирой, когда на ней красовалось откровенное платье цвета спелого граната, было совершенно невыносимо. Ему бы было намного легче, если бы она была хотя бы в плаще, как утром, когда они вместе зашли в участок.

   Проклятье, все вокруг думают, что она его любовница. Если вспомнить, то они даже целовались на публику, но...

   Но все это ложь. Ложь, которую Капитан всей душой хотел бы сделать правдой, но при этом не представлял как.

   Молчание снова затянулось. Кира не предпринимала попыток продолжить разговор, очевидно ожидая его вердикта, а Капитан не знал, что сказать, поскольку его мысли, затуманенные запахом ее тела, дешевых духов и вишневого табака, текли совершенно не в ту сторону.

   Это было действительно смешно, но ему, как и Кире, нужен был Джек.

   Сфинкс, который когда-то лишил его глаза, но с которым он в состоянии разговаривать о деле, не отвлекаясь на неуместные мысли.

   Тварь, которая когда-то была по ту сторону баррикад.

   Это было действительно смешно.

   И очень своевременно, когда в дверь кабинета постучали, и в проеме появилась голова Роквелла.

   - Разрешите? — по-армейски спросил он. - Я немного опоздал…

   - Ты вовремя, — Капитан почувствовал невероятное облегчение. - Заходи. Надеюсь, ты не исчезнешь через час, потому что у нас Кирой есть для тебя работа.

   «У нас с Кирой». Звучало, как самая лучшая песня. Капитан позволил себе улыбнуться.

   - Вижу, ты в хорошем настроении, — лукаво заметил сфинкс. Он наверняка давно знал, что начальник неровно дышит к его напарнице.

   Пожалуй, о чувствах Капитана знали все. Кроме самой Киры. И Капитан был очень благодарен каждой из Призрачных Теней за молчание.

   Он разберется сам.

   Рано или поздно.

   Так или иначе.

   Томас

   Записка Джека с просьбой подежурить возле Мэри застает шакала за размышлениями о том, не напиться ли ему с самого утра. Жизнь кажется пустой и лишенной смысла, и отчаянную грусть, что поселилась в нем после неудачной встречи с кошкой, сменяет полная апатия.

   Пожалуй, только необходимость куда-то идти спасает Томаса от падения в бездну меланхолии и полного безразличия ко всему, что происходит. Радость оттого, что Капитан и Марла очнулись, изначально была приправлена горечью из-за состояния Мэри, а теперь от этой радости не осталось даже воспоминаний.

   Нет, конечно, Томас счастлив за Капитана и кошку, вот только их возвращение ничего для него не изменило.

   Горько все равно.

   Шакал никогда не видел гор, и о том, что такое лавина имеет весьма смутное представление, однако сейчас ему кажется, что все происходящее с ним можно сравнить именно с лавиной, сметающей все на своем пути.

   Сначала он из вора был вынужден превратиться в наркокурьера, а теперь он – убийца. Впервые он убил по наводке, не в бою.

   Заслуживал ли тот несчастный смерти?

   Вчера Томас предпочитал об этом не думать.

   Ему заплатили за это убийство, и заплатили щедро. Вот только все эти монеты и ассигнации теперь пахнут кровью. Вернувшись домой, Томас спрятал кошелек с вознаграждением под кровать, и сейчас изо всех сил пытается забыть о его существовании.

   Но обольщаться не стоит.

   Это был всего лишь первый заказ.

   Последуют и другие.

   Томасу не выбраться из той ямы, в которую он попал. Без посторонней помощи – уж точно. Но кто ему может помочь? Даже Капитан не в силах воздействовать на Дурмана, пусть последний и откликнулся на зов, когда Призрачные Тени шли на бой с пауками.

   Обуреваемый этими мыслями, Томас идет в Горшечный Квартал, в дом Джека. Тот встречает его на крыльце, бросает парочку ничего не значащих фраз и бежит прочь, в участок, где его ждут Капитан и Кира. Кажется, что все возвращается на круги своя, однако шакал в этом не уверен.

   Интересно, Джек восстановлен в должности или работает исключительно на энтузиазме?

   Подойдя к кровати, на которой лежит рисующая, Томас берет ее холодную руку и прижимается лбом к тыльной стороне ладони.

   - Ты нужна нам… вернись… — бездумно шепчет он.

   Но Мэри безмолвна. Ее глаза открыты, но они слепы и видят только лишь пустоту. Она вся кажется всего-навсего оболочкой. Бездушной куклой. Подобием самой себя.

   На бесконечный миг, наполненный страхом и всеобъемлющим отчаянием, Томасу кажется, что Мэри уже мертва. Слишком уж холодная, слишком безжизненная, слишком… искусственная…

   Но потом он слышит слабое биение ее сердца, и душа его вновь наполняется надеждой. Возможно, несбыточной. Но Томас изо всех сил верит, что рисующая сможет найти выход из ловушки собственного дара.

   Он вспоминает их разговор, который, казалось, состоялся много лет назад. О полукровках, родившихся от союза Тварей и людей. О том, что таких, как Мэри, не любят и пытаются истребить свои же. О том, что парадигма о полукровках может быть извращена. О том, что полукровки подвергаются гонениям не потому, что слишком слабы, а наоборот, из-за своей невероятной силы.

   Мэри. Ослепшая художница, рисующая-полукровка. Та, что уже трижды изменила реальность. И в первый раз она сделала это с Томасом, мгновенно переместив его через весь город, попутно избавив от кровавой дымки и похмелья. Сделав Томаса кем-то другим.

   А что, если шакал больше не тот, кем себя считает, а просто рисунок?

   Значит ли это, что такими же стали Марла и Капитан?

   Они тоже просто рисунки?

   Бред.

   Дар Мэри развился, и теперь она не просто рисует будущее.

   Она рисует реальность.

   И пожалуй, зная теперь, на что способна Мэри, Томас даже понимает тех, кто считает полукровок опасными.

   Подобное оружие не должно попадать не в те руки.

   Несмотря на всю мрачность, эти мысли заставляют Томаса немного прийти в себя. Будто бы Мэри, даже безмолвная, погруженная в свой вечный транс, поддерживает его. Он словно наяву слышит, как она глубоко вздыхает и тихо произносит: «Пока мы живы, у нас есть возможность что-то изменить». Шакал даже вскидывает голову и долго смотрит в переливающиеся всеми цветами радуги глаза рисующей, ища в них признаки жизни.

   Но нет. Мэри смотрит в пустоту, и ее слова ему просто почудились.

   Минуты превращаются в часы, и через некоторое время Томас чувствует голод. Оставив рисующую, он бредет на кухню, где находит полбуханки ржаного хлеба, уже слегка почерствевшего, открытую банку с черничным вареньем и огрызок кровяной колбасы.

   Надеясь, что Джек догадается купить продуктов по дороге домой, шакал подкрепляется колбасой и хлебом, а потом возвращается к Мэри.

   Ненадолго.

   Потому что является хозяин дома.

   Джек — сфинкс, и прочитать его эмоции совершенно невозможно, но Томас все равно чувствует, что в участке что-то произошло. Хорошее или плохое, неважно, но это заставило Джека стряхнуть пыль, которой он покрылся пока сидел здесь с Мэри, и снова почувствовать себя живым.

   И Томас вслед за другом начинает чувствовать себя живым тоже.

   - Вечером собираемся у Капитана! – говорит Джек. Слишком громко для этого дома, где уже долгое время царит тишина. – Предупредишь кошку?

   Томас чувствует, как в его груди разливается тепло. Как будто все это время у него внутри был огромный ком, мешающий дышать, а теперь он растворился, позволяя ощутить себя человеком. Или шакалом, неважно.

   - А как же Мэри? – спрашивает Томас. – Ей же нельзя оставаться одной.

   Джек грустно вздыхает, но все равно видно, что он готов жить.

   - Ника придет, — говорит он. – По крайней мере, Капитан уверен, что сможет ее обработать. Так ты займешься кошкой?

   После их последней встречи Томас чувствует некую скованность при мыслях о новом разговоре с Марлой. Но разговаривать придется.

   Марла – его кошка, чтобы она ни натворила, и что бы по этому поводу ни думала.

   - Я займусь, — отвечает Томас.

   В его душе, несмотря ни на что, появляется нечто похожее на радость.

   Потому что сегодня вечером Призрачные Тени снова будут в сборе.

   Пусть и не в полном составе, но кто знает, что будет завтра?

   Тим

   Выдох. Вдох. Нащупать в кармане уже изрядно потрепанную куколку Размазни Николь. Криво усмехнуться и выкинуть из головы все мысли.

   Он пришел на это место, чтобы делать музыку. От эклеров уже ничего не осталось еще вчера, и теперь желудок протестующе ворчал, намекая, что неплохо бы немного подкрепиться.

   К сожалению, голод настиг Тима, когда тот уже углубился в Термитник, завороженный громадами длинных высоких домов, находясь рядом с которыми, он казался самому себе маленьким и незначительным, будто огрызок карандаша среди разноцветных банок с красками. Но эти «коробки» не были цветными. Они были серыми, как зимнее небо над головой. Обшарпанная штукатурка, темные провалы окон и многочисленные прохожие, спешащие по своим делам.

   Интересно, почему этот район нарекли именно Термитником? Ему больше подошло бы название Улей: во-первых из-за вечного гула, исходящего, казалось, из-под самой земли, а во-вторых, побывав здесь несколько раз, Тим ясно увидел иерархию обитателей Термитника. Даже в квартале нищих были те, кто были выше и ниже. Самые многочисленные представлялись Тиму рабочими пчелами, вечно куда-то спешащими и занимающими всю свою жизнь бытовыми хлопотами. Время от времени по грязным улицам проходили те, кого Тим называл «королями помоев» — облаченные в дорогие шерстяные плащи или шубы из элитного меха, они, не обращая внимания на происходящее, чинно вышагивали по сумрачному Термитнику и скрывались по большей части в самых неприглядных домах. Дядя всегда утверждал, будто в Термитнике живут самые отпетые преступники, и Тим полагал, что «королями помоев» являются именно те, кто стоит по ту сторону закона.

   Приходить сюда было полнейшей глупостью, вряд ли ему удастся насобирать хотя бы на краюху хлеба, не то что на приличный ужин. Желудок протестующе заворчал, но Тим не обращал внимания на его рулады. Потому что именно здесь, в сумрачном Термитнике, в этой вечной сырой затхлости, серой неустроенности и нищеты на грани отчаяния, трубача посещало истинное вдохновение.

   А о том, чем поужинать, он подумает позже.

   Уже поднеся мундштук к потрескавшимся на холоде губам, Тим поморщился и тихо выругался, опустив трубу.

   На другой стороне улицы появился местный «трутень». А точнее – появилась.

   Золотоволосая женщина, на голове которой красовалась кокетливая шляпка, очевидно не приносящая ни толики тепла, а служившая украшением, вышла из арки и остановилась прямо напротив Тима, чтобы поправить теплое меховое манто. Облегающая фигуру юбка, из-под которой выглядывали обтянутые кружевными чулками щиколотками, туфли на высоком каблуке вместо приличествующих сезону сапожек и яркий макияж не оставляли сомнений, кто стоял перед трубачом.

   Конечно, можно было бы предположить, будто Тим смотрит на представительницу богемы Рурка: адепты искусства всегда выглядят ярко, но что-то подсказывало ему, что он не ошибся в своей первой оценке.

   Пустой взгляд, кривая улыбка, застывшая на выкрашенных карминовой помадой губах, и явственно исходящая от женщины аура беспросветной тоски говорила о том, что перед Тимом стоит именно «трутень». Проститутка, чья судьба уже предрешена. Как только она перестанет быть красивой, ей суждено влачить свое жалкое существование, прося милостыню.

   Дядя