Блюз поребриков по венам. Елена Третьякова, Анна Рудианова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Мелодия первого знакомства
• ГЛАВА 2. Проблемы коммуникации
• ГЛАВА 3. Песни русалок
• ГЛАВА 4. В Питере – пить
• ГЛАВА 5. Поставь потише будильник…
• ГЛАВА 6. Вчерашний дождь
• ГЛАВА 7. Капец, приплыли. Всю ночь гребли, а лодку отвязать забыли
• ГЛАВА 8. Особенности питерской экологии
• ГЛАВА 9. Вонь музейных аномалий
• ГЛАВА 10. Взаимодействие коммунальщиков и магии
• ГЛАВА 11. Кому с котом неудобно разговаривать?
• ГЛАВА 12. Камень ступеней под шпильками
• ГЛАВА 13. Привычная магия смерти
• ГЛАВА 14. Сердце, занятое мрамором
• ГЛАВА 15. Водоплавающий Антон
• ГЛАВА 16. Мастера кисти и допроса
• ГЛАВА 17. Конфликт реальности и страха
• ГЛАВА 18. Шорох последних секунд
• ГЛАВА 19. Путь по свежему мху
• ГЛАВА 20. Сбежать от дракона
• ГЛАВА 21. След демона
• ГЛАВА 22. Кровь обещаний
• ГЛАВА 23. Совесть есть? А если найду?
• ГЛАВА 24. Можжевельник и миндаль
• ГЛАВА 25. И был бой, и никого не было
• ГЛАВА 26. Судьба наша
• ЭПИЛОГ: и жили они долго и счастливо, а нет, скандалили частенько

АННОТАЦИЯ

Лозунг:

   Мы видим сердцебиение Города.

***

Василиса – взрослая, самодостаточная женщина, и ей легче разговаривать с духами и домовыми, чем с простыми людьми.

   Добро пожаловать.

ГЛАВА 1. Мелодия первого знакомства

Василиса

   Август, среда.

   Мой Город красив лишь на первый взгляд.

   Таится злобное волшебство забытых богов.

   Но именно это и делает Санкт-Петербург таким манящим для туристов.

   Они, словно саранча, разбегаются по его улицам, фотографируют золотые купола, львов и ангела на шпиле, не замечая, как Город насылает на приезжих простуду и грипп, апатию и грусть, сводит с ума и обманывает мнимым дружелюбием.

   Я смотрела на толпу, выползающую из зева Московского вокзала, и очень ей сочувствовала. Неподготовленных странцев Город обдерёт как монголо-татарское иго Киевское княжество. И только единицы смогут уберечь крупицы здравого смысла и не остаться в Городе навсегда.

   Я давно привыкла к его поведению. А Город привык ко мне. Он считает меня своей и поэтому не трогает.

   Я не болею зимой, не чихаю весной, не развешиваю бахрому соплей осенью и не боюсь промозглого питерского дыхания летом.

   Я умею видеть и слушать его.

   – Эй, красотка! Позолоти ручку! – прокричала мне цыганка в цветастой юбке. Её яркие чёрные глаза, красивая улыбка и кольца в ушах сияли на фоне серого питерского утра. Цыганка вертела кредитную карточку в руке, гипнотизируя проходящих мимо людей.

   Я же спешила к памятнику Петра Великого прямо посреди зала Московского вокзала. У его подножия сидели люди, стояли чемоданы, и бегала мелкая собачка. Шпиц по имени Фуня. Имя я узнала от его хозяйки, ринувшейся ругать питомца.

   Бронзовый Император поморщился, когда Фуня задрал на него заднюю лапу.

   – Чудесного дня! В чём проблема на этот раз? – поинтересовалась, игнорируя многозначительные стоны статуи.

   Бюст Петра огляделся по сторонам и доверительным шепотом сообщил:

   – И тебе, видящая, зонтов без дырок. В Город привезли «Шамана». Поговаривают, в нём скрыт древний опасный дух. Надо его перепроверить.

   – Опять выдумываете, Петр Алексеевич? Вас и так отреставрируют, не стоит напрягаться.

   – Да Сампсониевским мостом клянусь! Чтоб он не разводился больше! Сам слышал, как мумии заморские перешёптывались! С тем же составом приехали. А мумии, они врать не будут! – глаза статуи при разговоре бегали из угла в угол, вот-вот ожидая нашествия шведов или поляков. Маленькие углубления в форме полусферы, заменяющие Петру зрачки, расширились почти до размера глазниц. Дух Петра был напуган.

   Я нехотя достала блокнот и записала все данные, полученные от информатора.

   Петр Алексеевич не зря занимает почётное центральное место в зале Московского вокзала, он встречает гостей Города, заочно делит их на тех, кто останется и кто уедет, снабжает информацией и соответственно работой всё отделение Санкт-Петербургского Магического контроля. Сокращённо СМАК.

   Правда, не всегда его наводки бывают полезны или актуальны. Не далее как неделю назад он всполошил моё начальство новостью о приближающемся Апокалипсисе. Как потом выяснилось, что намёком на такое предсказание послужил потерявший посылку яндекс-доставщик. В посылке развонялся дорогущий заморский санкционно-запрещенный сыр дор-блюзовской расцветки. Тонкий нос императора учуял вонь и спрогнозировал конец света, который мы благополучно пресекли, вернув посылку заказчику.

   А месяц назад мы всем городом ловили маньяка, якобы приехавшего из Москвы на Сапсане. Маньяка нечеловеческого, ясное дело, а призрачного. Сами понимаете, билета у него не было, но Петр Алексеевич клялся, что дух вышел из поезда, крутил в руках лезвие окровавленного ножа и жутко скалился. Через сутки выяснилось, что это дух Федора Михайловича вернулся с Минеральных вод, полный вдохновения и позывов к творчеству.

   А насчёт страшного духа шамана – ерунда, скорее всего, но…

   Посмотрим. Мне несложно, а Петру Алексеевичу приятно.

   Часы под потолком грозно пробили девять ноль-ноль, и сотовый разорвался первыми аккордами «Северного флота» в исполнении бессмертных «Короля и Шута». Граждане, отъезжающие и прибывающие, в страхе заозирались в мою сторону. Прекрасная песня перекричала даже глобальный гул вокзала.

   Вот, за что я «КиШ» любила, так это за громкость.

   – Петропавлова, ты где шляешься? Рабочий день уже в разгаре! – проорала в трубку Надька, моя коллега по отделу и заодно соседка по кабинету.

   – Буду через пятнадцать минут, – прошептала подруге, пнула задравшего на меня лапу собакена и, поблагодарив Императора, поспешила на работу.

   Вот кажется, проехать всего-то три улицы, три поворота: Невский проспект, Суворовский проспект и Лафонскую. А чувство, будто половину города пересекла.

   Залетела в двери СМАКа, попробовала перепрыгнуть турникет проходной. Но строгий взгляд охранника поймал на лету и заставил поковыряться в сумке в поисках проходки. Потеряла ещё три минуты, нашла пропуск, приложила к указанному месту и даже «Доброго утра» пожелала.

   Опоздала я на каких-то полчаса.

   Причёска, конечно, растрепалась, и пришлось собрать волосы в хвост.

   Начальник многообещающе улыбнулся. Он уже раздал всем сотрудникам задание на день. И самое приятное, конечно, припас для меня.

   – Вчера на Канонерском острове на берег выбросило три трупа. Пойдешь в полицейский участок, выяснишь: нет ли там магической составляющей.

   – Но начальника! Я не могу с ними общаться, с этими упырями в погонах, вы же знаете!

   Для меня, как и для всех сотрудников СМАКа, разговор с духами был гораздо приятнее общения с живыми людьми. Смертные скучные, то ли дело нимфы Летнего сада!

   СМАК занимал левый флигель Смольного собора: двухэтажное синее здание, окружавшее собор. Полуподвальные помещения с низкими арочными потолками, стены, выкрашенные в мягкий зелёный цвет, и старый линолеум, протёртый по центру. Из окон кабинета моего начальника Станислава Аристарховича открывался вид на дорожки небольшого парка и на ноги прогуливающихся туристов.

   – Кто опоздал, тот и попал! – пропела Надька мне в ухо.

   Начальник строго на неё прицокнул, и подруга перестала махать перед моими глаза билетами в Мариинку. Вот почему такая несправедливость? Ей, значит, в театре с духом почившей балерины беседовать о прекрасном, а мне так – трупы!

   Станислав Аристархович высокий, накаченный мужчина, чьи мускулы проступали даже сквозь костюм из дорогого натурального, но мятого хлопка, приобнял Надежду за плечи и вывел в коридор. Вернулся и на мой недоуменный вопросительный взгляд пояснил:

   – Мы только тебя послать можем, Василисушка. Давидушка Догода (примечание автора: бог ветра) умасливает, чтоб завывать перестал. А то второй день подряд штормовое предупреждение по Городу, – и даже руками развёл. Ну точно девица хороводы, ведущая. И, главное, по делу глаголет, не придерёшься. Магической составляющей ещё может и не быть, но всё равно неправильно это: к трупам девушку приличную отправлять.

   Начальник по глазам моим понял всю бессмысленность своих приказаний и сверкнул второй многообещающей улыбкой:

   – Там ещё с полицейским переговорить надо будет. В нём рассмотрели потенциал «видящего». На вот, почитай, пока едешь, – сунул мне в руки красную папочку с банальной распечаткой. Я только и успела, что полистать её и нахмуриться, а Станислав Аристархович вперился в меня своими драконьими глазами, не давая противиться начальственной воле. И сказал с улыбкой, добренько так. У меня аж брови дыбом встали свеженарощенные. – А ежели раньше освободишься, так домой иди. Тут Махалаевна все отчёты доконвертирует!

   Ну, можно ли от такого предложения отказаться?! Конечно же, нельзя! Вот только за машиной бежать далеко. Минут пятнадцать. Возле дома оставила. Махалаевна – волшебница баланса и сумм, по-народному наш главный менеджер. Она устало вздохнула. Ей не привыкать, что её помощник сбегает по поручениям особой важности.

   А я кивнула начальнику, сунула папку подмышку(по дороге гляну) и радостная побежала к машине.

   Кого там ещё решил укокошить мой Город?

   Февраль много лет назад…

   В СМАК я попала двенадцать лет назад. Как любая уважающая себя петербурженка я училась в СПбГУ (Санкт-Петербургском государственном университете), гуляла вдоль Фонтанки и мечтала об автомате по нарратологии (примечание автора: нарратология – научная дисциплина, изучающая литературное повествование в целом).

   Пятый курс кафедры истории русской литературы душил бесконечными докладами, работами с народным фольклором и заумными публикациями. А впереди меня ожидали экзамены и диплом.

   Нет, я очень любила своё направление, но ещё больше я любила бессмысленно бродить по дворам-колодцам в поисках новых граффити на Литейном, заходить в парадные старинных домов и прислушиваться к шуму голосов давно минувших лет.

   Ещё мне нравилась традиция гладить крылья грифонов на Банковском мосту и загадывать желания.

   Там-то меня и поймал Станислав Аристархович Дизверко, мой нынешний начальник.

   Я как раз нашептывала грифонам-львам, что они самые настоящие львы, а никакие не грифоны и даже сунула в зубы всем четырём по пятирублёвой монетке, загадав сдать последнюю сессию и не завалить диплом… Просто сдать. С успеваемостью у меня было не очень хорошо.

   Февраль холодил ладони, ветер пушил волосы.

   Мужчина в чёрном пальто с острым большим носом и длинными чёрными волосами меня сначала напугал.

   Он наклонился ко мне и предупредил зловещим шёпотом:

   – Вы портите памятник.

   Я даже подпрыгнула и остатки монет ему в лицо швырнула. Прямо в глаза, чтобы получить шанс сбежать от страшного маньяка. Но не успела и трёх скачков сделать, как меня схватили за руку и отказались выпускать.

   «Это конец!» – мелькнула здравая мысль.

   – Они очень любят деньги! – крикнула незнакомцу в своё оправдание, надеясь, что это отвлечёт его, и я смогу перебросить моего обидчика через перила прямо в канал Грибоедова. Авось там и сам Грибоедов его встретит, а обитатели канала загрызут.

   Пару секунд ставила дядьке подножки и силилась подтолкнуть его к вожделенной воде. Но мужчина почему-то не торопился падать в канал. Я его понимала: воды петербургских речушек грязнее сточной канализации. Сомневаюсь, что после падения туда можно остаться человеком без лишних конечностей.

   – Василиса Анатольевна, не стоит меня топить. Даю слово, что не собираюсь причинять вам вред или зло. Слово дракона.

   – Слово кого?! – переспросила, не прекращая поступательных движений к ограде моста. Уж очень спокойным показался мне голос мужчины для маньяка. И очень странным последнее существительное. Не исключено, что он местный сумасшедший. У нас в Питере это обыкновенное явление ближе к осени: обострение шизофрении и мистических явлений.

   – Дракона, – повторил приятный мужской голос над самым ухом, а у меня волосы от ужаса встали дыбом. Такой баритон – вот самое то для маньяка!

   И хотела уже возмутиться его наглостью: напал на девушку среди бела дня в центре города! Хоть бы до подворотни какой подождал. Задрала голову и застыла, встретившись взглядом с обидчиком.

   Вы когда-нибудь видели человека с жёлтой радужкой и острым вытянутым зрачком? Как у рептилии какой-то. А я теперь – да.

   – Ма-ма, – вывалилось из моего рта. Паника забила в бубен, пальцы закоченели, мозги отказали.

   Я даже завещание не успела написать.

   Это ж сколько наркоты он сожрал? А пальто вроде приличное!

   – Я Станислав Аристархович Дизверко. Если позволите, ваш новый начальник.

   – Не позволю! Я ещё университет не закончила, чтобы ко мне начальники клинья подбивали! – дерзко отказала страшному встречному, всё ещё сжимая его руки, но уже не старалась выкинуть в Грибоедовский канал. Простите, подводные твари, сегодня вы останетесь голодными.

   – В этот год мы с вами попробуем начать сотрудничество и притрёмся. А после успешной сдачи экзаменов вы перейдёте ко мне в отдел.

   – А без тёрок нельзя? – в мозгу тут же всплыли разборки питерских банд стенка на стенку где-то в Купчино. Но, как ни странно, я не могла отвести взгляд от этих странных пугающих глаз.

   Вот зрачок тоньше, вот шире. Дичь какая-то. И говорит странные вещи:

   – Василиса Анатольевна, вы обладаете великой силой чувствовать Город. Нам необходим этот навык. А, кроме нашего отдела, вы нигде его реализовать не сможете.

   – А чем занимается ваш… отдел?

   Признаюсь, заинтересовал. Страшно до троеточия в мизинцах, но неожиданно. И… загадочно. А это я люблю.

   – Санкт-Петербургский Магический контроль, сокращенно СМАК, сотрудничает с потусторонней стороной Города. Помогает волшебным созданиям выжить среди людей и адаптироваться в современности.

   – Вы даже ни разу не улыбнулись.

   – Я не из весельчаков.

   – Но ведь вы шутите!

   – Нет.

   – Точно?

   – Совершенно.

   – Можно я прилягу?

   – Не стоит. Земля холодная.

   – Тогда посижу.

   Ветер трепал волосы, забирался под пуховик, ноги окоченели. Холодное железо перил, на которые я опиралась спиной, возвращало способность мыслить адекватно. Но интуиция подсказывала, что эта способность мне уже не пригодится.

   Мужчина со странными зрачками сел рядом и погладил мою несчастную, напуганную персону по голове.

   – Не волнуйтесь, вы привыкнете.

   – Я сумасшедшая? – со слезами на глазах уточнила у будущего начальника, хватаясь за бабушкин кулон. Он у меня что-то вроде оберега: отпугивает нечистую силу и маньяков. Простая безделушка из хирургического сплава, даже не потемневшая за долгие годы: небольшой овал с выступающими краями и восьмиконечный крест, вписанный в круг. Бабушка подарила мне его на десятилетие, и с тех пор мы с ним неразлучны.

   – Вы – видящая! – обрадовал незнакомец и протянул визитку с адресом.

   «Площадь Растрелли, дом 1, строение 1, индекс 191134», – значилось на белом прямоугольнике. И Витиеватое «СМАК».

   – Вы знаете, чего хотят львы на Банковском мосту. А недавно пытались одеть Ангела в Измайловском саду. И ведь он действительно замёрз.

   А ведь этот мужик реально за мной следил, значит, он натуральный маньяк.

   Ой, мамочка, посади меня в Сапсан да в Москву отправь! Хватит с меня испарений болотных!

   – А что будет, если я не приду? – покрутив визитку в руках, уставилась на ботинки мужчины. Они сияли чистотой, несмотря на грязный февраль кругом.

   С какой стороны ни посмотри, сказочный персонаж. Особенно на зрачки не смотри! Страшно.

   – Вы придёте, – заверил меня мужчина, встал и ушёл.

   Я ещё полчаса морозила попу на холодных камнях моста. А после экзаменов явилась в СМАК как миленькая.

   Станислав Аристархович Дизверко обладал даром влиять на людей и духов, подавлять их волю и делать своими рабами.

   Он, действительно, оказался драконом.

   А вас когда-нибудь звал к себе на работу дракон?

***

По дороге на Канонерский остров попала в три пробки, самая большая оказалась как раз в Канонерском тоннеле – маленьком игольном проезде между городом и островом. Там в глубокой луже застрял автобус. Я только и успела раскрыть папку с информацией на нового «видящего».

   Несколько лет назад у меня состоялся серьезный разговор с начальником, в котором я пр***осила его больше не вербовать работников лично. Уж очень пугающим показался мне мой опыт.

   Станислав Аристархович ожидаемо обрадовался, престарелому дракону только волю дай спихнуть лишнюю работу на кого-то другого. Он доверил знакомство с потенциальными «видящими» мне.

   В мои задачи входило: наблюдение, оценка потенциала, вербовка и адаптация.

   К слову, нынешний мужчина должен был стать моим первым заданием в роли вербовщика.

   К делу следовало подойти аккуратно и не спугнуть дичь.

   Полицейский на фотографии в деле выглядел привлекательно. Брюнет, серые большие глаза, лёгкая небритость. Он явно подражал оперативникам американских сериалов. У таких людей должна быть приятная улыбка.

   БАМ!

   Меня ощутимо тряхнуло. Мою “КИА Рио” значительно расплющило. Пока я пялилась на морду небритого мужика, какая-то скотина въехала мне вбок! Как, скажите, можно не увидеть еле ползущую машину?!

   Вылезла из своей деточки, угодила по щиколотку в лужу и пригрозила кулаком небесам. Те намёк поняли и разродились мелким нудным дождём.

   Обожаю Питер.

ГЛАВА 2. Проблемы коммуникации

Клим

   Утро любого дня не бывает добрым, если тебя вызывает начальство на ковёр. Моё начальство любит это дело: показательную порку. Знает в ней толк и раздаёт кнуты направо и налево, оставляя пряники себе.

   Вот и сегодня Глеб Анатольевич Авсейков, полковник юстиции и наш непосредственный начальник, собрал подчинённых тесным кружком в семь человек (остальные разбежались по отпускам) и имел нас и в хвост, и в гриву. Изощрённо так, с выдумкой подходил к делу и с огоньком.

   – Близится конец месяца! – орал он, фонтанируя слюной, оскорблениями и угрозами. – Премии лишу, бакланы! Чтобы план по раскрываемости был выполнен! – и, немного подумав, добавил: – И перевыполнен!

   – Это как? – совершенно не вовремя встрял Ромка. Он у нас ещё молодой, зелёный, как незрелый кислый виноград, но хваткий, подаёт надежды, что однажды станет вполне приличным следаком. Но сейчас влез ой как некстати, за что отхватит люлей в кабинете от меня и ребят.

   А пока я лишь слегка (так, что Ромашка подпрыгнул и зашипел от боли) наступил ему на ногу. А чего он лезет к Авсейкову? Это же теперь надолго! А был шанс, что полковник уже проорался и распустит нас по делам, но теперь надежды нет, не в ближайший час точно.

   – Да кАком кверху! – громыхнуло в кабинете. – Сами убьётесь! А коллеги по отделу будут это дело раскручивать! Мне нужен десяток раскрытых дел в месяц, ясно?! Три жмурика всплыли на Канонерке! Три!!! А вы тут штаны просиживаете! Живо на место! Чтоб каждую песчинку перетрясли, но раскрыли это дело! Вечером доложить!

   Мы недружным строем прошелестели, что нам всё ясно, и всё-таки были выпущены на волю.

   – Котёночкин, задержись! – гаркнуло начальство, когда я был уже почти в коридоре, одной ногой, так сказать, на свободе.

   Рядом заржали коллеги, которые вот уже лет пять неадекватно реагировали на мою фамилию. Молодая секретарша Зоенька тоже хихикнула, Ромка засвистел известную всем мелодию из «Семнадцати мгновений весны», Сашка громким шепотом, так что услышали все в коридоре, выдал:

   – А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!

   – Клоуны! – бросил коллегам и вернулся в кабинет к начальству.

   – Клим, присядь. Это на пару минут, – бросил Глеб Анатольевич.

   В целом мужик он неплохой, нервный и дерганный, но не злобный, не самый глупый, не упырь какой-нибудь. В карьере своей упёрся в потолок, потому что все нужные знакомства у него уже закончились, все связи использовались. Он, может, и хотел бы прыгнуть выше, да никак не выходило. Так, скорее всего, и просидит над нами до пенсии и ещё пару лет после выхода.

   Я же в своих далеко идущих планах метил на его место лет через пять-семь или ещё куда повыше, в городское управление.

   – Тобой тут служба безопасности интересовалась. Досье запрашивала, – Глеб Анатольевич театрально закатил глаза и дёрнул вверх подбородком. Как будто не на вышестоящее начальство указывал, а на самого Господа Бога. – Ничего не хочешь мне сказать? – шеф прищурил свои и без того небольшие глазки, отчего стал похож на отлично откормленного хряка, каких моя тётка в деревне резала к зиме на сало.

   – Даже не представляю, зачем им понадобился. А что вообще сказали-то? – я мысленно начал прикидывать, по каким делам могло что всплыть, чтобы мною заинтересовались. Вот так сходу ничего путного не вспоминалось.

   – А то они докладывают?! Затребовали личное дело. Молча. Своего человека в СБ у меня нет, узнать не у кого, – Авсейков побарабанил пухлыми пальцами по столу. – Подумай, что у тебя и где плохо зарыто. И зарой получше или сам иди к ним сдавайся. Потому что ребята там как бульдоги, если вцепятся, не выпустят. Понял меня? – ещё один недобрый взгляд из-под бровей. – Ступай.

   И опять окликнул в дверях склеротик-параноик:

   – Консультанта к тебе сегодня пришлют. Бабу! С ней обычно в соседнем районе нянькаются. Но в этот раз тебе фортануло. Это по тем всплывшим жмурикам. Ты с этой бабой поаккуратнее. Я поузнавал, она дура дотошная. Кто и откуда – непонятно, но с полномочиями. Ты мужик красивый, удовлетвори её, чтоб не мешалась под ногами. Теперь иди!

   И я пошел. Офигевший до состояния выпавшего осадка. Уточнять, как именно удовлетворять дуру-бабу, не стал, чтобы не получить чёткую инструкцию. А так всегда есть шанс скосить под дурачка.

   В кабинете по-быстрому раздал своим архаровцам задания и, прихватив Романа с Саньком, умотал на Канонерский.

   На песчаном берегу, омываемом серыми водами залива, на отгороженном лентами пяточке обнаружились три трупа, мужских; один наш эксперт – женщина плюс участковый и дежурный. За лентами в отдалении кучковались зеваки, на бревне сидел мужчина с собакой подмышкой. Рядом с ним курил врач из скорой.

   – Свидетель? – спросил у дежурного, подходя ближе и рассматривая трупы.

   – Он их нашел. С собакой гулял. Нас вызвал и скорую. Но врачам тут делать нечего, а ему давление сбивали. Теперь ребята ждут, когда трупы забрать можно будет.

   Я кивнул, расклад понятен.

   – Ромчик, Саня, побеседуйте-ка с теми баранами, что столпились. Если никто ничего не знает, гоните в шею. Нечего тут глазеть, не в театре.

   А сам направился к нашему патологоанатому Елизавете Кирилловне Смирновой, в миру и обиходе, Лизке-трупорезке. Это не я придумал. Какой-то весельчак до меня обозвал, а кличка взяла и прижилась. Хотя Лизка – нормальная девица, ну насколько может быть нормальной девушка тридцати лет, работа которой заключается во вскрытии трупов. Но если закрыть на эти нюансы глаза, то фигурка у Лизаветы хорошая, в постели нескучно. Было дело пару раз.

   – Привет, Лизонька. Ну что тут у нас? – подошёл ближе и присел рядом с ползающей по песку девушкой.

   – Привет, Климушка, – отрываясь от изучения подошвы одного тела, пропела она. – Трупы у нас, трупы.

   – Это ясно. А какие? Криминальные?

   – А вот это ещё не ясно. Утопли. Все трое. На берег их вынесло приливом. Следов волочения нет. Хотя, сам видишь, натоптали здесь.

   Я окинул взглядом уйму следов на влажном песке, как слоны топтались, ей-богу. Хотя борозд от волочения точно нет. Следов от автомобильных протекторов тоже не видно.

   – Хоть время примерное скажи, свидетелей же надо как-то опрашивать.

   – Вскрытие покажет, Климушка. Приходи завтра, – Лиза была фанатично предана своему делу и до безобразия дотошна.

   – Может, я сегодня заскочу? – я поиграл бровями, намекая на что-то большее! А потом вспомнил про слова шефа, про бабу, подосланную, и её ублажение. И что-то мне расхотелось. Всё расхотелось. Настрой пропал.

   – А, может, и сегодня, Климушка. Часиков в пять заскочи. Буду ждать, – Лизавета так многообещающе улыбнулась, что настроение снова поползло понемногу вверх. Я согласно кивнул и отошёл к участковому.

   – Что с документами?

   – Паспорта у всех троих на месте. Намокли малость, но читаемы, – патрульный, молодой паренёк, выдал мне три пакета с документами. – Права там же. У одного машина припаркована на въезде. Скорее всего, все вместе приехали. Ключи, – мне в руки лёг третий герметичный пакет.

   – Машину не открывали?

   – Никак нет. Не было указаний.

   – Хорошо. Вещи какие-нибудь при них? Вокруг? Предметы странные?

   – Из вещей – только одежда на них, часы у одного на руке. Водонепроницаемые, в них утонул. Сумка, предположительно, погибших. В ней три полотенца и три каремата рядом. Вокруг никаких следов. Мусор разве что. Но он тут повсюду.

   Я огляделся, место, действительно, требовало уборки. Повсюду фантики, этикетки, пластиковые бутылки, алюминиевые банки от пива и стеклянные от водки, смятые стаканчики, обрывки салфеток, пакеты. Чуть поодаль виднеется разломанный мангал и горка пепла.

   – Что они тут, вообще, забыли? – задумчиво спросил у парня. Тот пожал плечами:

   – Отдохнуть приехали.

   – Поплавать и позагорать?

   – А чё? Погода вон, – парнишка взглянул на небо, с которого вот-вот собирался пролиться дождь, и осекся.

   Допустим, вчера и была погода, но… Три полотенца у трёх мужиков… И карематы (примечание автора: туристический коврик)? Загорать реально собирались. А пиво где? Чипсы, рыбка? Полотенца и подстилки присущи больше девушкам, мужики бы так на голом песке повалялись.

   Были бабы или нет – вот в чём вопрос. Если были, то куда делись? Сами ушли, отработав оплаченное время, или ещё где три трупа всплывут?

   – Машина точно одна? – уточнил, потому что пешком с Канонерского мало кто мог уйти.

   – На въезде одна. Во дворах, там дальше, могли оставить. Ключи просто утонули, – да патрульный – просто гений, догадки генерирует на ура.

   Я махнул ему рукой, мол, будь тут, и пошёл к свидетелю.

   Мужчина средних лет, документов при себе нет. Зато есть собачка конструкции блоха: мелкая дрянь, трясущаяся от холода или злости. Или у неё это нервное, кто этих шавок разберёт?

   Ничего толкового свидетель не поведал. Шёл по берегу, увидел отдыхающих, проскочил бы мимо, но собака залаяла, пришлось подойти. Окликнул, мужики не встают. Присмотрелся, а они мёртвые, голубоватая кожа, стеклянные глаза. Вызвал полицию и скорую.

   – А скорую зачем?

   – А вдруг бы спасли? – вопросом на вопрос ответил мужчина.

   Отпустив свидетеля, я под накрапывающим дождём сходил к машине, достал дождевик и вернулся на место. Лизавета уже сворачивала свою деятельность, трупы закрывали в пакеты, но ещё не увозили, зеваки испугались дождя и разбежались по домам.

   От скуки стал рассматривать окружающий ландшафт. Канонерский остров мне чем-то напоминал зону отчуждения вокруг взорвавшейся атомной станции. Расселённые дома смотрели на редких жителей пустыми оконными проёмами. Стёкла выбили ещё пять лет назад, когда строили КАД (кольцевую автодорогу). Жителей расселили, а снести здания не озаботились. Их даже не заколотили от бомжей. Или заколотили, но очень ненадёжно.

   По очертаниям остров походил на автомат, на вытянутом дуле которого располагался небольшой лесопарк, где с ужасающей стабильностью плодились маньяки и трупы.

   Отличное место, чтобы провести пикник и закопать пару тел.

   Сам бы я ни за что здесь не поселился. И вообще предполагал, что местные жители остались на острове исключительно из-за психологического отклонения под названием «тяга к разрушению». Так и представил себе их запросы при покупке квартиры: «Хочу разрухи, анархии и кучу мусора под домом, ну ещё и парк можно, но тоже, пожалуйста, грязный!»

   Ну или их сюда заселили насильно во времена СССР, и теперь бедные люди вынуждены глазеть на противоположную сторону Васильевского острова и мечтать о большом мире.

   Но при этом было в Канонерском что-то мистическое, зовущее. Будто остров был не так прост, как кажется. Или мой организм окончательно устал и сейчас под барабанную дробь дождя по капюшону придумывает всякую чушь.

   Уехать я не мог, потому что консультант, навязанный сверху, ещё не приехала.

   «И не приедет», – подумалось, но, позвонив шефу, получил приказ ждать до победного. Вот я и ждал, рассматривая свои насквозь промокшие найковские кроссы. Придётся опять выкидывать. Носил я строгие костюмы с кроссовками. Мне было удобно, а на мнение остальных параллельно.

   Все эти невесёлые мысли почти утопили меня в печали. Рядом ныл Ромашка под огромным чёрным зонтом, Саня утопал в машину, у него и зонта нет. Хотелось в тепло и чаю, а не вот это вот всё.

   И тут я оторвал взгляд от грязной обуви и увидел ЕЁ!

   Она шла по пляжу, проваливаясь острыми шпильками в песок почти на сантиметр. Высокая, фигуристая, сосредоточенная на передвижении. Узкая юбка мешала собирать ноги обратно, зонт рвался из рук. Я уже собрался подойти и помочь, но меня опередил Ромка, оказавшись расторопнее. Парень приподнял свой зонт над дамой, пока та пыталась вывернуть обратно спицы своего поломанного. Потом бросила это занятие и, быстро переговорив с Ромой, подцепила его под локоток и двинулась в мою сторону.

   Зачем?

   Нехорошее предчувствие пощекотало нервы.

   Я быстро набрал Авсейкова:

   – Товарищ полковник, если ваш консультант – блондинка на шпильках, то я уволюсь.

   – Да за неё сам Дизверко поручился!

   – А мне плевать, хоть Папа Римский.

   – Котёночкин, ты что католик?

   – Я атеист, фетишист и нудист! – позволил себе вызвериться. – Она опоздала на три часа!

   – Странно. Почему?

   – Маникюр, видать, делала!!!! – я был взбешён ожиданием, дождём, холодом, глухарями и перспективой лишения премии.

   Женщина подходила всё ближе. Собранные в тугой хвост волосы теребил ветер, дождь намочил колготки телесного цвета по колено.

   Ромашка, видя моё лицо, бодро всунул в руку блондинке свой зонт и отскочил, нацепив капюшон. Знает, зараза, когда пора прятаться. Если дамочка и удивилась, то виду не подала, перехватила зонт и подошла ко мне, улыбнулась и протянула свободную руку для рукопожатия. У блондинки действительно был прекрасный маникюр нежного розового цвета, под цвет костюма.

   И улыбка приятная, и голубые глаза очаровательные.

   Но кабзда, братцы. Она на вызов припёрлась в ЮБКЕ!

   Я вовсе не сексист! Но…

   – Очень приятно. Василиса Анатольевна Петропавлова.

   – Ну, расскажи, снегурочка, где была? Маникюр ли делала или спала? – едко процедил.

   Дамочка отпрянула, распахнула свои красивые глаза ещё шире. Покачнулась на шпильках, зацепившись за пластмассовую банку, но устояла. С зонта рухнул водопад воды. Прямо на меня!!!

   – Рад с вами познакомиться. Наконец-то, – выплюнул, не скрывая своего отношения к ней и ситуации в целом, встряхнул мокрый дождевик и, развернувшись, пошёл к телам. И оглядываться даже не стал. Пусть цапля в розовом костюме ковыляет как хочет.

   Баба в деле – к глухарю! Теперь я понял почему!

   Вдох-выдох. Ещё вдох. И ещё выдох. Капли дождя по морде стекали, чуток остужая моё взвинченное состояние. Столько времени потеряно в ожидании. И что в итоге? Баба на каблуках! Блондинка с розовым маникюром! И это консультант?!

   Остановился возле ленточки, подождал, пока супер-пупер эксперт доковыляет поближе. И даже поискал глазами врача из скорой. А кто эту мадаму знает, может, её сейчас из обморока придётся выковыривать? Но нет, оказалась Василиса Анатольевна Петропавлова, послал же Бог фамилию, стойкой, к трупам привычной. Даже не поморщилась.

   Подошла вплотную к крайнему трупу, Санёк быстро молнию на мешке расстегнул. Вот и мои архаровцы пали под весом женского обаяния в розовеньком костюме, блин! Так и теряют мужики голову при виде голубых глаз. Хотя глазки у блондинки чудо как хороши, и губы сочные, и… А чёрт, увело меня куда-то в дебри дальние.

   А чудо-чудное, самим Дизверко рекомендованное (неплохо бы у Авсейкова узнать, что это за хрен такой авторитетный), уже по песку вовсю ползает, на карачках кружит, к воде подбегает. Потом замирает возле самой кромки и, не обращая внимания на потоки дождевой воды, мокрую причёску и порывы ветра, всматривается в даль.

   Я стою, молчу и офигеваю.

   – Что вы об этом всём думаете, Клим Анатольевич? Что-то чувствуете? – спрашивает блондинка чувственным голоском.

   – Чувствую, что в этом квартале я останусь без премии. И что висяки по району будут числиться.

   Дамочка прикусила пухлые губки, явно недовольная ответом:

   – А запах тины чувствуете?

   Приплыли, товарищи!

   – И лотосами пахнет, правда? – блондинка уставилась на меня с немым вопросом. И улыбнулась так, как будто мы с ней на двоих курили мухоморы, и я реально должен унюхать запах лотосов.

   В гляделки с Василисой мы играли с минуту, первой моргнула она.

   – Ну? Чувствуете? – в её голосе послышалась надежда.

   Я глубоко вздохнул и покачал головой. «С сумасшедшими надо разговаривать спокойно и резких движений не совершать», – всплыла в памяти информация.

   Блондинка поджала недовольно губы и продолжила:

   – Хорошо, а, может, что-то слышите? Или ощущаете?

   – Я ощущаю голод и слышу ропот ребят, потому что мы вас ждали три часа! И ради чего? Шарады тут разгадывать?

   – Ладно. Давайте с другой стороны зайдём. Когда вы приехали, не заметили ничего странного?

   – Нет, всё как обычно. Песчаная коса на выселках, три трупа средней синюшности, дождь, ветер, толпа зевак. У нас каждый день такое происходит. Чему тут удивляться? – злость мою как рукой сняло, мне теперь до ужаса хотелось рассмеяться. Даже не так. Заржать в голосину хотелось. Но нельзя, стоит вытерпеть этот театр абсурда до конца.

   – Ну, может быть, темнело в глазах или светлело? Звуки посторонние были? Головокружение? Воронка времени? Видения обнажённых дев? – она посмотрела на меня с нескрываемой надеждой. – Тоже нет?! Да что же такое!

   Я стою, молчу. То ли дать знак ребятам, чтоб санитаров вызвали, то ли подождать. А чего ждать? Ну ради чего-то же блондинку прислали?! Может, ребятам звякнуть из других районов? Что там Авсейков говорил, к ней там нашли подход?

   А блондинка тем временем зажимает зонт плечом и лезет в сумку. Выуживает из недр папку и, сражаясь с ветром и дождём, вчитывается в какой-то документ. Справку из дурдома, что ли, свою нашла?! Вытягиваю шею и пробегаю глазами по строкам: «Циник, скептик, атеист. Разведён. Бабник, в серьёзных отношениях в последний год не замечен. Карьерист, амбициозен, в средствах достижения цели не разборчив».

   Ба! Да это же про меня бумажечка! И как досье, запрошенное СБ, оказалось в наманикюренных ручках Василисы Анатольевны?

   – Ну вот же! Вот! – она воскликнула так радостно, как будто в бумажках этих нашла пароль от сейфа с миллионом долларов. – Тут же написано:«Потенциальный видящий».

   – Ну почему же потенциальный? Я отлично видящий и слышащий. И даже соображающий! Об этом в досье не написано? – меня начал захлёстывать идиотизм этой ситуации, а вот блондинке хоть бы что.

   – Есть пара слов про сообразительность, но я не об этом, – девушка отмахнулась от меня, снова ныряя в бумажки, а я стою, злюсь. От злости не знаю, куда себя деть. Ещё и дождь усилился, а в дождевике карманов нет, мокрые руки девать некуда.

   Прокрутил кольцо, которое ношу постоянно на левой руке. Фамильная ценность, реликвия – все дела.

   – Прагматик, с трудом идёт на контакт, – вполголоса прочитала Василиса Анатольевна очередную белиберду, а я, плюнув на всё, нырнул к ней под зонт и удивился, почему раньше этого не сделал? – Так вот чего Станислав Аристархович так радовался, спихивая мне вас! Драконище огнедышащий! Чтоб ему жена мозг трезубцем выковыривала! Век ему на мокрых простынях спать! – экспрессивно и с фантазией костерила консультант неизвестного мне мужика. – Ну хоть что-то вы должны были понять?! – голубые глаза почти с мольбой уставились на меня.

   – Конечно, понял. У вас осеннее обострение. Но это, голубушка, лечится, – как можно ласковее проворковал, подхватывая блондинку под локоток. – И вам помогут. Сейчас я с ребятами договорюсь, и они вас отвезут, куда надо. А трупы подождут, они никуда не торопятся, – приговаривая и улыбаясь, я подталкивал мадаму к машине скорой помощи. Она застревала каблуками в песке и всячески замедляла движение.

   – Я не сумасшедшая, если вы на это намекаете! И могу доказать вам. Только кило корюшки мне принесите, и я вам покажу, в чём тут дело…

   Что девушка хотела мне доказать, я не успел узнать, потому что, не выдержав препятствий, каблук одной её туфли с хрустом сломался, и Василиса Анатольевна повисла на моём локте, тесно прижавшись ко мне телом.

   Меня прошибло электрическим разрядом, а затылок отчётливо прожгло чужим любопытным взглядом. Я обернулся и успел заметить только всплеск на подозрительно спокойной водной глади. И это при таком ветре! При том, что пару минут назад на заливе лютовали волны. Ни ветерка, ни ряби на воде. Как это?!

   Моргнул и снова увидел шквал и грязные волны, несущиеся на берег. Галлюцинации заразительны?!

   – Это русалки вас зовут, – шепнула мне на ухо блондинка.

   – Это не меня. Ошиблись.

   – Они задурили головы ныряльщикам своими песнями и утопили их. Они просто голодные, – продолжила эта… да, чёрт её знает, кто она! То ли психическая, то ли обкуренная. – Мы сейчас им купим корюшки, они успокоятся…

   – Кто?

   – Русалки.

   – Которые с хвостом?

   – Да!

   – Под водой живут?

   – Да!

   – Чёрные?

   – Почему сразу чёрные? Нормальные они, зелёненькие…

   – Да, вы точно… эксперт, – не стал скрывать сарказма. Хватит, чёрт с ней, сама разберётся со своей шизофренией. Я в санитары не подписывался. На службу пора и на вскрытие к Лизоньке заскочить. Но не смог удержаться от шпильки: – С кем покувыркались, чтоб добыть корочки?!

   Наплевав на испорченную обувь, Василиса Анатольевна отцепилась от моей руки, остановилась и заявила замогильным голосом:

   – Отчёт я подготовлю завтра, часов после трёх. Пришлю вам для ознакомления, – и поковыляла прочь под Ромкиным зонтом и на сломанных туфлях.

   – Ну что, консультант? Помогла? – Ромка с Саньком тут же подскочили ко мне, провожая женскую фигурку взглядами.

   – Да писец как! Сразу дело раскрыла!

   – И кто мужиков так?

   – Так русалки… зелёненькие.

ГЛАВА 3. Песни русалок

Василиса.

   Стою и смотрю вслед отъезжающему кортежу полицейских машин. И кто меня за язык дёрнул, сразу с откровениями лезть к мужику?! Видно же, что ничего он не видит! И имечко-то какое приметное: Клим Котёночкин! С такими родителями врагов не надо. На лицо психологическая травма и тирания. Даже представить страшно, как его в детстве дразнили! Клим Климом вышибается? Клим Иствуд? Может, из-за этого в нём и не проснулся дар до сих пор? Ведь сказано: как корабль назовёшь, так и оплачивай потом ему ремонт психики и мозгоправа.

   Хорошо хоть успела с мёртвых по клоку волос выдрать. Будет чем русалок заговаривать.

   Три зеленоголовые девы кружили возле берега и томно похлопывали хвостами по воде. От людского глаза их скрывал морок, сизым дымом льнувший к воде. Если получше сконцентрироваться, легко почувствовать и услышать потусторонних существ, особенно если они сами хотят чего-то от людей.

   Напряжённо огляделась по сторонам. Скучающий народ уже разошёлся. Мертвецов не показывают, перестрелок не устраивают, чего мокнуть? Дождь всё ещё стучал по чужому зонту, но через облака уже проглядывало низкое солнце, цеплялось лучами за ЗСД и отбрасывало искры на воду.

   Громадное чудовище западного скоростного диаметра (сокращённо «ЗСД») выходило из города и шагало бетонными опорами прямо по заливу в сторону Васильевского острова. Дорога выглядела монументально: широкая, снизу не видно, но разлинеили её в восемь полос. У нас в Питере это, наверное, самая большая автострада и дорогая. Её сложили из снежно-белых плит и поставили на толстые сваи, возле одной из которых я как раз стояла. Эта опора казалась колоссально большой.

   Даже пришлось задрать голову, чтобы увидеть изогнутые белые фонари автомагистрали, торчащие аккуратными дугами, прямо как рёбра грудной клетки. Дизайнеры платной дороги постарались на славу, сгладив острые углы топорного дорожного зодчества. Больше всего ЗСД напоминал обглоданный хребет древнего змея, извивающегося в небе. Сейчас змей повернёт ко мне шею и пожелает приятного вечера. Такое древнее животное не может быть невоспитанным!

   На кончиках костей засветились огоньки фонарей, и я прониклась этой новой магией: ассоциация со скелетом сменилась арочным мостом, ведущим к академии волшебников, что затеряна где-то в сосновых лесах Ленинградской области! И скоро пронесётся по этой дороге железнодорожный состав на угольной тяге, пыхтя клубами дыма и отголосками заклинаний!

   Красота и романтика Канонерского острова просто зашкаливала. Если бы Клим действительно был видящим, он бы это заметил.

   Отбросив последние терзания совести, присела на камень, выступающий из воды, сняла туфли, одну оставила на берегу, зачерпнула холодную воду второй из залива и налила её в своё правое ухо.

   Спросила, зябко поджав пальцы ног:

   – И зачем вы это сделали?

   Температура в заливе была не сильно высокая. Но чтобы Русалки услышали, надо говорить с ними через воду. То есть нырнуть. Лезть в воду мне отчаянно не хотелось.

   Так что я решила попробовать альтернативный способ общения. А вдруг прокатит?

   Заинтересованные лица тут же всплыли на поверхность, успокаивая волны. Когда русалки выныривают, гладь залива становится ровной и тихой, как стекло. Это магия воды.

   – Мы хотели слёз, отчаяния и ваших страданий!

   – Ветер гонит рыбу и подводных созданий!

   – Из-за него меняют течения направление!

   – А мы так давно не пели для успокоения!

   – Голод покоя не даёт плавникам.

   – В грязной воде место только покойникам! – наперебой зазвенели мелодии.

   Русалки не отвечают словами, они поют. Дурят своими гипнотическими песнями мозги ныряльщикам. Зовут к себе и забирают отчаяние умирающих. Слаще этого лакомства для них только корюшка.

   Звук в ухе слегка вибрировал и растекался, я прикрыла ухо рукой, и стало гораздо чётче слышно.

   Ох, Нобелевскую премию мне за оригинальность. Я, кажется, только что изобрела наушник для общения с подводными обитателями!

   Русалки красивы специфической инородной красотой. Большие глаза навыкате, маленькие рты, широкие уши с перепонками над жабрами. В волосах запуталась тина, а на коже переливаются чешуйки. Чаще всего зелёные, потому что в Финском заливе преобладает водоросль «Микроцистис», окрашивающая тела подводных красавиц в изумрудный оттенок. Но в коралловых рифах Карибских островов водятся разноцветные русалки, похожие на водных экзотических птичек. Сама я с ними не встречалась, только в книгах читала сказочных.

   Русалки – довольно миниатюрные и нежные существа, рученьки у них беленькие и тоненькие. Своими руками они даже ребёнка не утопят.

   А вот хвосты их, что плавно извиваются под водой, на самом деле гораздо длиннее, чем люди привыкли думать. Они почти змеиных размеров, если соизмерять их длину с телами. Это необходимо для того, чтобы удержать жертву и задушить.

   Пока я разглядывала морских красавиц, русалки ныли о том, что не ели уже несколько недель, рыба в заливе тухлая, приливы мелкие, а луна идёт на убыль. Суть претензии сводилась к загрязнению залива, повышению температуры воздуха и излишней ветрености. Но главное: они голодные.

   Несколько минут я сидела на попе ровно и соображала, как исправить ситуацию.

   Волнение воды спровоцировал ветер. Догод – бог ветра переживал депрессию. Его завывания становились всё резче, неожиданнее и опасней. Это разносило мусор по округе и пугало рыбу.

   Но с ним уже работает наш лучший заклинатель Давид Моисеевич Хворь. Он кого хочешь успокоит и стабилизирует. Значит, мне необходимо устранить текущие запросы страждущих: накормить и запретить мусорить отдыхающим (запрет русалкам или? Если запрет дается русалкам, то не подойдет это слово).

   С новой силой всплыл вопрос: «Где достать корюшку в семь вечера в августе?»

   Порылась в сервисах доставки, узнала, что экспресс-заказы в два раза дороже обычных. Но уже через час у меня на руках было три килограмма отборной замороженной корюшки, которая уже начала подтаивать и попахивать огурцами.

   Русалки, весь этот час выносившие мне мозг заунывным пением, тут же замолчали и уставились на пакет с рыбой. Отвела руку в сторону, выпученные глазки собеседниц повернулись вслед за пакетом вправо. Повела в другую сторону – русалки послушно переместились влево.

   За спиной залаяла собака. Оглянулась: мужчина средних лет уставился на меня с открытым ртом. В глазах страх и обещание сегодня же доложить обо мне в полицию.

   Ну да, видок у меня замечательный: мокрая с ног до головы, верчу над водой рыбу. Во второй руке туфля! Сама босая! Кроссовки-то в машине оставила, потому что промокли. Знала бы, что каблук отвалится, в мокрых кроссах бы пошла!

   Дождалась, когда мужик с мелкой тявкалкой уйдёт, кинула в залив волосы умерших и приказала:

   – Клянитесь смертью вашей, что больше не станете охотиться в заливе на жителей местных, – подумала и добавила. – И на неместных, ни на кого из людей.

   – А нам что за это? – ехидно спросили из воды, подплыв ещё ближе.

   – Корюшку каждый месяц приносить буду.

   – Каждую неделю!

   – Раз в три недели и один килограмм, – раз начались торги, победа моя близка! А голоса колокольчиками звенели наперебой:

   – Два килограмма, но каждую неделю!

   – Один килограмма, но раз в месяц! – не соглашалась я.

   – Два килограмм, но раз в две недели!

   – Один килограмм, но два раза в месяц!

   – Два килограмма, но три раза в неделю!

   – Два килограмма, но два раза в неделю!

   – Согласны! Клянёмся! – хлопнули хвосты по воде, затапливая волосы умерших. Над водой поднялся зелёный туман, принимая клятвы потусторонних созданий.

   Я высыпала корюшку в воду и со спокойной душой побрела к машине. Осмотрела свою «КИА Рио», после утренней аварии ей требовался ремонт. Небольшой и несрочный, но всё равно обидный. Ведь три часа простояла в ожидании гаишников, а они меня почему-то виновной признали. Мол, «не двигалась в потоке». Да я, вообще, стояла. Как может стоящая на месте машина быть причиной аварии?!

   «Пораньше освободишься, – вспомнила обещания начальника, посмотрела на полную луну над ЗСД и задумалась.

   Прокрутила разговор с русалками в голове. И поняла, что я третий раз за день окотовасилась.

***

– Утречко! Отрываем щупальца от кровати, трясём филеем и ползём на тренировку! Не ленимся! Голова выше! Глаза открыты! Не отбрыкиваемся!

   Да, вот такой у меня несносный будильник. Гад черноухий, а не будильник. Мягкие лапки переступили по одеялу, а невежливый баритон удивился:

   – Васька, я не понял, ты вставать не собираешься? Ты уже на три минуты выбиваешься из графика! А как бочкА наши лакомые жиром заплывут?!

   И смартфоном меня по лбу ударил, негодник!

   – Успею, Феофан Валерьянович, дайте поспать в кредит.

   Феофан Валерьянович очень любит, когда его называют по имени отчеству, и обычно отстаёт, позволяя поваляться ещё немного. Но, видимо, не сегодня.

   – А не надо было вчера допоздна сериалы слезливые смотреть! Думаешь, я не знаю, что ты втихаря «Друзей» пересматриваешь?! И без меня!

   – Не повторится!

   – Клянёшься?

   – Мамой клянусь!

   – Смартфоном клянись.

   – Ну вы и зануда, Феофан Валерьянович!

   Нащупала рукой что-то большое и мягкое, предположительно, подушку, и запустила этим в пристающий ко мне будильник. «Этим» неожиданно оказался сам Феофан Валерьянович, который с громким несвойственным ему мяуканьем совсем непрезентабельно отлетел в стену.

   Конечно, я тут же вскочила и, теребя рюши на своей пижаме, затараторила:

   – Ой, извините, пожалуйста, Феофан Валерьянович!!! Я ж неспециально! Не больно? Где ударились? Давайте подую!!!

   Феофан Валерьянович отбился когтистой лапой, оставив на мне три глубокие царапины, и злобно зашипел.

   Шёрстка у Феофана мягкая, нежная, так и тянет зарыться в неё руками и пожмакать. Но, к сожалению, нельзя. Феофану Валерьяновичу больше трёхсот лет. Он мне в прапрадедушки годится. Да и безнравственно это как-то: лапать домового.

   Феофан грозно сверкнул зелёными глазищами и смачно плюнул на пол. Впрочем, тут же спохватился и убежал за тряпкой вытирать непотребство.

   А мне лучше ускориться. Как только его отпустит, Феофан Валерьянович устроит мне рубилово лесное основательное, только щепки полетят.

   А у меня тренировка через двадцать минут.

   Лааааадно. Быстро потопала в ванную, обработала царапины хлоргексидином, укоризненно уничтожая кота взглядом. Да какой он хранитель домашнего уюта?! Чудовище он!

   И фанатично принялась счищать остатки невидимого кариеса с поверхности зубной эмали.

   – А я завтрак тебе сделал, – Феофан пощекотал хвостом мои коленки.

   В отражении зеркала, когда морок немного сбивается из-за неровности амальгамы, можно увидеть длинную бороду домового и аккуратную одежду. Сам Феофан выглядит как лохматый карлик. Из черноволосой головы торчит большой нос и чёрные глазки, всё остальное прячет густая борода и усы.

   Красная рубашка подпоясана кушаком, атласные штаны стягивают на лодыжках кожаные шнурки (да, я проверяла, натуральная свиная кожа). Ноги у Фео босые и тоже волосатые, как и руки. Толстые пальцы ухоженные, ногти подстриженные. Я ему каждые выходные делаю маникюр. Но всё равно Феофан ужасно царапается! Я б его даже постригла, но домовой упирается. И грозится отомстить, если решусь.

   Домовой служит моей семье уже не первое поколение и прекрасно готовит. Это его главное преимущество, а ворчливый нрав – главный недостаток.

   Для обычного человека Феофан ничем от домашнего кота не отличается, ну разве что умным, но презрительным взглядом. И только «видящие» могут распознать в нём хранителя домашнего очага. Я и сама порой забываюсь, особенно если Фео начинает вдруг урчать.

   В кухню пришла уже довольная. Свежий мультивитаминный смузи кого хочешь обрадует. А Феофана моего нельзя не любить, ведь только он может выдержать мой прекрасный характер.

   И даже пластмассовую трубочку нашёл моего любимого розового цвета!

   Не удержалась, сграбастала кота в объятия и прижала к себе. Шерсть тут же забила нос. Фео у меня абсолютно чёрный, мохнатый, с длинными усами и жёлтыми змеиными глазами. И когти выпускает по любому поводу, потому что с его слов:

   – Я тебе не дворовый кот, ручищами меня лапать! Поставь на место! Ещё раз такое повторится, сама себе носки стирать будешь!

   – Извините, извините! Не повторится! – отпустила, а сама пальчики за спиной скрестила. Фео врать нельзя, но иногда это так сложно. А он такой мягонький. И в квартире ценнее любого робота-пылесоса и посудомойки.

   Кушал Фео со мной за столом. Он себе уже приготовил деревянную тарелку с манной кашей и ягодами земляники (и где только достал в августе-то?!) и деревянную расписную ложку.

   Сел напротив и в глаза мне осуждающе посмотрел.

   Мой категорический отказ от злаковых с большим содержанием углеводов его особенно печалил. И если мозгом Фео был за здоровый образ жизни, сердцем он ЗОЖ категорически не принимал.

   Быстро перекусив, понеслась на всех парах в бассейн. В спортивном клубе меня встретили как родную и пожелали отличных занятий. Тренер Димочка тёр глаза и щурился на яркий свет. Я же нацепила очки и нырнула в холодную воду, обдав тренера веером брызг. Что может быть лучше быстрого заплыва в семь часов утра?

   Дмитрий, ясное дело, разозлился как обычно и на брызги, и на моё желание тренироваться с первых минут открытия клуба. А мне, между прочим, ещё на работу надо успеть!

   В бассейне, кроме меня, никого не было, завсегдатаи подплывают позже, к восьми, когда я уже покидаю место моей силы. Я с детства люблю воду в любом её проявлении: плавать, пить, лить, гулять под дождём.

   Наверное, и Питер поэтому для меня кажется чудесным город. Дождь придаёт ему романтики и мистики.

   И народу на улицах меньше.

   Вы, наверное, не замечали, но дождь – замечательная штука. Он сближает: намокнув, люди начинают помогать другу. Сочувствуют, остаются дома, начинают общаться друг с другом, думают, а не просто бегут вперёд.

   Вода смывает обиды, горечь потерь и тяжесть переживания. Каждый раз, выныривая на другом конце дорожки, я чувствую себя новым человеком. Будто за десяток гребков под толщей воды во мне всё перевернулось с ног на голову, перемешалось, перераспределилось и уложилось заново.

   И вчерашние провалы (все три) уже не кажутся такими уж провальными. Вода вытесняет буйство мыслей, оставляется лишь дыхание и дробь пульса в ушах.

   Дмитрий ждал меня, сидя на корточках. Он даже засёк время.

   Улыбнулся и показал мне секундомер: 16,5 секунды.

   Мой новый рекорд.

   – Теперь брассом три бассейна, постарайся не выронить колобашку, – тренер передал мне поплавок в форме восьмёрки, сделанный из пенопласта. По инструкции я должна зажать его между коленей и не выпускать за всё время задания.

   И вроде нетрудно, но поверьте, это самое сложное, что я в жизни когда-либо делала. А уж проплыть с колобашкой целых три бассейна!

   – Ты настоящий изверг, – подыхая на бортике после издевательского задания, высказала Дмитрию. Он сидел рядом со мной, опустив одну ногу в воду, и опирался руками на плитку позади себя. На лице у него играла улыбка отомщённого человека. Жаль, что бассейн с семи работает. Я б Димку в пять утра затащила на тренировку.

   Да и просто затащила…

   Дмитрий – мужчина привлекательный, накаченный, фигура в виде идеального треугольника, кубики пресса призывно блестят на загорелой коже. Я немного его обрызгала, когда завершала круг, и капельки воды стекают по его красивому телу.

   Он знает, что хорош, и пользуется этим, чтобы беззаботно кадрить девчонок. Носит плавки пониже, майки потоньше, улыбается чаще, шутит больше.

   Я и сама поначалу попалась на его подкаты. Как обычно, решила, что вот он – принц всей моей жизни! Умный, красивый, спортивный, тоже на ПП (примечание. Автора: правильное питание). К сожалению, этот разгильдяй всегда думает только о текущем моменте. И после месяца отношений я поймала его на флирте с другой клиенткой клуба. Причём на флирте уже глубоком и самозабвенном.

   Хотелось устроить скандал, разбор и полемику, а потом прислушалась к себе и поняла, что, в принципе, это нестрашно. Не такой уж он и прекрасный, не такой уж и принц.

   И теперь у нас с Димкой чисто дружеские отношения, больше переходящие во взаимные подколки. Я ему гадости делаю иногда и любя, он – мне.

   – Ты очень сексуально смотришься с этой штукой, – Димка протянул руку и вытащил колобашку из-под моих колен.

   Со стороны соседней дорожки раздался разочарованный стон.

   – Тебе очередную пассию отвадить надо? – язык ворочался с трудом. Кажется, пора заканчивать тренировку. Но мозги ещё соображали, и я поняла, что внимание Димкино ко мне неспроста. Такое уже было несколько раз: я изображала его невесту для особенно настырных и обнаглевших поклонниц, прогоняла наскучивших девиц. Не скрою, повеселилась.

   Вот за что я Димку сразу зауважала, так это за честность. Он никогда и никому не обещает вселенской любви и верности. Прямо говорит об этом на первом же свидании, но вот беда: девушки сами отказываются слушать.

   – Тогда помоги выползти, – попросила в ответ на кивок тренера.

   Вид моего вытаскиваемого тела вызвал ещё один стон и нечто, похожее на шипение, со стороны конкуренток.

   Дмитрий взял меня за талию и повёл к женской раздевалке, усиленно делая вид, что не лапает.

   Его прикосновения были приятны, но мы же друзья, а не пара.

   – Сама дойду, – оттолкнула его руку.

   Вот ещё! Помогать ему! Сам завёл себе змеюку подколодную, пусть сам от неё и избавляется!

   Я оглянулась, шипела в бассейне хорошенькая девушка в розовой шапочке, белые кудри художественно вились вдоль её шеи, раздельный купальник почти ничего не скрывал, скорее, наоборот, подчёркивал грядущее «выпадение» её очарования.

   Не представляю, как можно плавать, чтобы даже шея не намокла?!

   Тяжело будет от неё отбиться, девушка явно закалена и настроена на победу. А в воображении сформировался Димка, укрощающий свою новую кобру.

   Знаете, как индусы на самом деле тренируют змей, чтобы они «танцевали» под музыку? Очень хитро. Первый этап дрессировки начинается с того, что кобру от души бьют пузатой дудкой по голове. Ей это очень суперсильно не нравится, поэтому в следующий раз, увидев знакомую палку, она следит за ней, чтобы успеть увернуться. Понятное дело, что никакая музыка змею совершенно не интересует. Может, она её вообще не слышит! Так что дудка или свирель, или просто палка в руках заклинателя – значения это не имеет, а важна сила удара и длительность битья.

   Наверное, что-то такое промелькнуло у меня в глазах, потому что мужчина, только что строивший мне глазки, свернул в сторону и чуть не поскользнулся рядом с надписью «мокрый пол», потом поспешил обратно в бассейн.

   Сзади донёсся обаятельный смех Дмитрия и тихое хихиканье блондинки.

   Вот паразит, уже бы разобрался: ты отбиваешься или соблазняешь!?

ГЛАВА 4. В Питере – пить

Василиса

   – Да с чего вы вообще взяли, что он «видящий»?! Он не видящий! Он матерящийся! Знаете, сколько раз он меня матом обложил?! Шестнадцать! И это не считая промелькнувших междометий в чужой адрес! Да у моего идеального слуха инфаркт случился! Человек такой скудной организации совершенно не подходит нашей конторе!!! Просто Клим Иствуд какой-то!

   – Понравился? – скорбно вздохнула Надька, ставшая свидетелем моих препирательств с начальником.

   Я сглотнула и отрицательно замотала головой. Конечно, понравился. Он же, чтоб ему деепричастиями всю жизнь изъясняться, полностью в моём вкусе! От романтичной небритости до адидасовских кроссовок в сочетании с костюмом! А его пятую точку вы видели?! Это же место притяжения покруче любой чёрной дыры! Там, как говорится, мёдом намазано. Прямо пальцы дрожью свело, так захотелось ущипнуть!!!

   СТОП.

   Я сильная независимая женщина, я умею справляться со стрессом и неудовлетворёнными желаниями. Я же только что с тренировки, я же еле выжила. И вот опять! Откуда эта дрожь в руках и агрессия?!

   Надя даже через стол перегнулась, чтобы на фотку потенциального нового сотрудника посмотреть, уж очень моя реакция её заинтересовала.

   С Надеждой мы сдружились чуть ли не до гроба и до победного. Отлично сработались, частенько зависали в барах после трудовых будней и ходили вместе на тренировки. С Димкой, моим тренером, она, кстати, тоже тусила, ещё до меня. И тоже считала его говном.

   В противоположность мне Надя была урождённой брюнеткой с прямыми волосами, немного худее меня, с идеально-тонкой талией и широкой улыбкой. Она тоже искала своего единственного, но приличного принца на коне/без коня/лучше с квартирой/чтоб не надоедал/не ныл и вообще был адекватным.

   И, как и мне, счастливая семейная жизнь ей не светила с таким количеством запросов. Но по нашему общему убеждению уж лучше быть одной, чем терпеть того, кого не уважаешь, в своём доме.

   Да, в любовь мы с ней верим и в большую, и в чистую. Но мы с ней уже в таком возрасте, что хочется грязной и бурной, и маленькая тоже подойдёт при умелом обращении. А вот без уважения уже не выкатить.

   Станислав Аристархович скорбно пожевал губу:

   – Но хоть его способности-то ты проверила? Или только опозорилась?

   Сильнее, чем я покраснела, может разогреться только нос у алкаша от сорокаградусного стимулирования.

   – Проверила, конечно. Если есть какие-либо, он их всё равно будет отрицать. Без сильного стресса не откроются. Ещё и сумасшедшей обозвал! Может быть, как меня…

   – Нет, Петропавлова, «как тебя» – это он заикой останется. Ты морально подготовлена была к явлению потустороннего. А у Котёночкина непробиваемая стена будничного материализма, – начальник почесал лоб двумя пальцами, большим и указательным, растрепав себе и без того лохматые брови. – Таким образом, вы не справились с первым заданием на вербовку. Это печально.

   – Никто бы с ним не справился! Зато я русалок успокоила. Обещали больше к ныряльщикам не лезть.

   – Это ты молодец. Да. Корюшкой накормила?

   – Ага, как вы и советовали. На волосы покойных закляла и пообещала через неделю ещё принести.

   – Что? Мы их теперь на иждивение к себе посадим?!

   – Но как же, Станислав Аристархович! Они же голодные! Грустные!

   – Они рыбу едят, Василиса?

   – Едят.

   – В заливе живут?

   – Живут.

   – В заливе рыба есть?

   – Есть.

   – А почему они её из залива не ловят?

   – Говорят: тухлая и невкусная. Догод тину поднял, и вся рыба в ужасе.

   – Ты корюшку им из того же залива принесла, Василиса!

   – Так это… – моя мозговая деятельность внезапно обесточилась. И, кроме русских народных напевов, ничего в голове не осталось.

   – Ленятся они, Василисушка! Жопки свои хвостатые от дна оторвать не хотят! А ты у них на поводу пошла, и отделу дефицит бюджета обеспечила.

   – Я исправлю всё.

   – И как?

   Задумалась, так как мозговая деятельность всё ещё пасовала. Из возможных вариантов был только один: привезти к русалкам новых покойников.

   Начальник посмотрел на меня, покачал головой и сверкнул клыками. Это означало, что он разозлился и сейчас какую-нибудь пакость учудит:

   – Сегодня пойдёшь к Чижику-Пыжику (намеренно Пыжик с заглавной?) монетки выпрашивать! А через неделю с защитой – к русалкам вести переговоры.

   – Что?! Я?! Ну, Станислав Аристархович!!! Мне ещё отчёт писать и полицейскому вашему отправлять!

   – Ты там «Войну и мир» собралась переписывать? – но под моим раскаявшимся взглядом сжалился: – Хорошо, завтра.

   – Завтра суббота!

   – У нас план, между прочим, Петропавлова! – сверкнул жёлтыми глазами начальник, напоминая о том, что он Дракон. Тут же ощутила, как на западное полушарие мозга начинает давить сила внушения.

   Станислав Аристархович особенно не злоупотреблял своими способностями, но, когда злился, сдерживать их не умел.

   – Копию отчёта мне на стол. И не вздумай писать полиции о русалках. Чего доброго, в психушку упекут!

   Оставшийся день потратила на сочинение сказки о трёх утопленниках.

   Мол, было их три брата, решили отметить единственный день ясный в Питере (праздник великий, да редкий) и выкусить-закусить. А потом и обмыться в воде проточной. Ибо своя-то на плановом отключении уже месяц. Но налетели ветра буйные, тучи свирепые, закрутили течения подводные добрых молодцев, да и утопили. Смерть естественная, но дно бы в заливе почистить надобно.

   Начальник прочёл сочинение вслух, похрюкал, скрывая веселье, и велел отправлять.

   – Если и на это не клюнет, точно не наш парень, – добавил, затачивая когти на руках алмазным напильником.

   Выйдя с работы, поняла, что опустошена и физически, и морально. Возле машины заметила странную тень на стене. По форме очень на бокал похожую. С вином.

   Бокал кивнул.

   Так-так-так.

   Набрала номер Надьки, которая утром опять укатила в Мариинку вылавливать призрак Матильды Кшесинской. Балерина срывала спектакли и слизывала икру с бутербродов в театральном буфете. Уже несколько недель пытались её выгнать, но всё время что-то мешало: туристы, свидетели, спектакли.

   Эхх, меня бы отправили.

   Не факт, конечно, что я бы сама на спектаклях не подвисала. Вы же знаете, в Мариинский театр купить билет может только человек с суперустойчивой финансовой стабильностью. Ну или ещё кредит взять можно. Поэтому я за себя не отвечаю, но со мной потусторонние сущности удивительно хорошо идут на контакт. Будто знают, что я люблю поболтать. Я и призрака любого разговорю, и скульптуру, желательно одетую, а то понаставят античного искусства без неглиже.

   – Сходи со мной в «Тесла»! – взмолилась на расслабленное Надькино «Алло». Если взяла трубку, значит, уже антракт или спектакль закончился. А после хорошей постановки подруга всегда в отличном настроении. – Мне Город прямо намекает, что пора передохнуть.

   Думала Надюшка не больше пяти секунд. Она и сама расстроилась из-за моего провала да над сказкой поржала, так что долго уговаривать её не пришлось.

   – Только, чур, Толяна не выпускаем! – пригрозила мне подруга.

   Ну, нет так нет. Не собиралась даже. Но там как вечер пойдёт…

   Мой любимый бар на Рубинштейна – «Тесла». В честь знаменитого ученого. И интерьер там соответствующий: немного дерева, много металла, обилие ламп, даже диджейская стойка в стиле стимпанк с множеством труб и шестерёнок мелькает разноцветными огнями. А в баре по полупрозрачным каналам, что тянутся от пола к потолку, текут алкоголь, соки и кока-кола.

   На меню нарисован Никола Тесла, и ассортимент тут соответствующий:

   «Латекс и предубеждение», «Трям, здравствуйте!» и «Кировский завод», – мой любимый. Ванильный ликёр, виски, лимончик. Уммм!

   – Главное, больше трёх не бери! – Надькин отрезвляющий голос оторвал меня от изучения барной карты. И я с сомнением заглянула в горячие безалкогольные напитки. Кроме кофе с амаретто там ничего не привлекало.

   – Может, сразу шотов и завтра на работу не пойдём?

   – Завтра суббота! И так не пойдём! – широко улыбнулась подруга.

   У неё просто очаровательная улыбка, хотя сама она её стеснялась из-за щербинки между передними верхними зубами. Ни я, ни её мужчины этого не замечали, но сама Надька собиралась с силами поставить себе брекеты. Останавливало её только устаревшее предубеждение, что эти железяки пригодны лишь для подростков. И сколько мы с ней ни спорили, к положительному решению так не пришли.

   – Как-то тут тухло, – проныла я в лицо Николе Тесле, который, к моему разочарованию, ничего не ответил. А я уже привыкла, что со мной все разговаривают. А тут даже портрет учёного игнорирует.

   – Вась, заканчивай страдать! Я тебя сегодня даже угощу! – Надя потрепала меня за щёку.

   – Я взрослая, самодо…

   – Знаю! Но могу я порадовать подругу?

   – Ну, если ты настаиваешь… – подумав, я согласилась. Хотелось немного отвлечься, получить порцию позитива.

   В «Тесле» всегда была хорошая музыка. Что-то из новомодно-веселого. Совершенно не в моём вкусе. Но в сочетании с повышенным вниманием со стороны бармена и позитивом, распространяющимся от подруги, я и сама начала потихоньку оживать.

   Музыка стала громче, цвета ярче, кажется, даже пульс ускорился.

   Но это может быть оттого, что в дальнем углу зала я заметила очень знакомую фигуру.

   «Циник, скептик, атеист. Разведён. Бабник, в серьёзных отношениях в последний год не замечен…» – вспомнилась цитата из досье.

   Клим Котёночкин сидел за столиком в углу вместе с ещё двумя парнями, кажется, тоже полицейскими.

   Сегодня он был одет в белую футболку, подчеркивающую аномальную для города мускулатуру. Обычные парни в Питере все поголовно чахлые, бледные, доведённые постоянным насморком до синих кругов под глазами. А этот цветёт и пахнет! В свете барного освещения его белая футболка флуоресцировала, притягивая взгляды. Совпадение? Или знает, мент, как выпендриться?

   – Какой красавчик! – воскликнула Надька и замельтешила к нашему столику, подправить причёску и макияж.

   – Подбери слюни, это тот самый «потенциально видящий», но непробиваемый мент, – буркнула, негодуя на нелепое совпадение. И угораздило же его прийти именно в мой любимый клуб, именно сегодня, именно спустя сутки после того, как я его неудачно завербовать пыталась.

   Случайностей не бывает, бывают закономерные издёвки вселенной.

   Потому что Клим заметил меня и даже помахал рукой.

   – А почему он идёт к нам? – заинтересованно спросила подруга.

   – Опять наорать на меня, наверное…

   – Доброго вечера, красавицы! – фигура у Клима, конечно, сногсшибательная. Нас с Надькой снесло наповал.

   Если не брать в расчёт, что он законченный бультерьер, натасканный на ненависть к женскому полу, и просто паскуда, я могла бы им заинтересоваться.

   – Позволите присоединиться?

   – Нет! – моё настроение, которое мы с подругой так старательно вытаскивали на поверхность, снова потянуло в бездонную пропасть апатии.

   – Да! И друзей своих зовите, – перекричала меня Надя, и Клим услышат то, что хотел. И даже своих коллег притащил.

   Если честно, мне такие решительные мужчины всегда нравились. Наглые, резковатые, есть надежда, что подобный склад характера сможет победить мою чрезмерную самостоятельность. И если вчера меня наглость полицейского нервировала, сегодня она казалась уместной и даже очаровательной.

   – А вы чудесно выглядите! – высказался он, вольготно устроившись вместе с друзьями за нашим столиком. Непонятно, кому говорил, мы обе с Надей, как обычно, выглядели на все +100500!

   Я в идеальном белом платье-футляре с глубоким декольте. Пришлось даже подвеску бабушкину сменить на украшение с жемчугом. Волосы выпрямила и оставила распущенными. Надя была моей полной противоположностью: чёрное мини-платье, чёрные волосы и чёрные глаза. Королева ночи просто.

   Мы таким тандемом не один десяток мужчин положили. Судя по блеску в глазах подсевших полицейских, счёт этот можно пополнить. Друг Клима – какой-то совсем уж молодой парень, лет двадцати пяти не больше, он отчаянно краснел под моим суровым наблюдением. Я когда не в настроении – дрова могу рубить взглядом.

   – Благодарю, – щебетала Надя, бессовестно флиртуя с майором юстиции.

   Сегодня Клим казался разговорчивее и добрее. Не кидался сразу с обвинениями в безумии, а внимательно слушал наше с Надькой щебетание.

   Может быть, вот он, мой шанс завербовать новичка?

   Но Клим опередил меня и огорошил, разом перевернув весь вечер с ног на голову:

   – Василиса, я хотел извиниться перед вами за вчерашнее… Вы совсем не сумасшедшая. А очень необычная девушка.

   Да ладно!

   Передо мной Бог подкатов! Нельзя так с женщинами, мы же не стальные. Почти залпом допила коктейль и расплылась в довольной улыбке:

   – Я тоже не права, напугала вас, но я могу объяснить всё, что говорила!

   – Я получил отчёт, спасибо, – хмыкнул полицейский.

   А Надька заволновалась:

   – Нет-нет, о работе в другой раз. Вот завтра встретитесь и поговорите! И, вообще, слышите, моя любимая мелодия!...

   Но танцевать медленный танец Клим позвал всё-таки меня. Подруга сверкнула глазами, но по негласному договору за мужиков мы не дерёмся. Вот ещё, тратить на них свои нервы и дружбу!

   Руки у Клима оказались тёплыми и мягкими, шаг плавным, но я тут же отметила для себя, что мужчина мелковат. На каблуках я выше его сантиметров на семь. Да и двигается не очень хорошо, сразу видно, больше тяжести таскает, чем бёдрами виляет.

   – И кто только сегодня ставит медленную музыку? – решила прервать своё внутреннее ворчание.

   – А мне нравится, – полицейский прижался ко мне плотнее и улыбнулся. И, действительно, хорошо! – Вы знаете, насколько неожиданная наша встреча? Может быть, это судьба?

   Я не выдержала и рассмеялась. Ну, право слово, приём древнее динозавров, но как же приятно. Внимание Клима льстило, казалось, он готов искупить все ошибки вчерашнего дня.

   Лёгкая отросшая щетина щекотала мне щёку, мужчина сжимал руку и тихо направлял в такт музыке. Спокойно и нежно, будто так и должно быть.

   – Как ты нашёл нас?

   – Тебя. Я искал исключительно тебя… – пробормотал Клим, склонившись к самому уху. Мы двигались всё медленнее, ближе и плавней. В конце концов, просто остановились, чуть покачиваясь, напротив мигающей стойки диджея. Россыпь разноцветных огоньков на лице полицейского придавала ему особую романтическую загадочность. – Я искал тебя всю жизнь.

   Он уткнулся мне в сгиб шеи, щекотно и одновременно мурашки по коже. Не смогла сдержать ехидного:

   – Чтобы нюхать?

   – И это в том числе, – а голос настолько хриплый, что кажется, будто мы не в баре, а уже в спальне. И свечи погашены, вино по бокалам, осталось лишь дело за малым…

   – Ладно, прости, что вчера вывела тебя. Я неспециально. В аварию попала, настроение было ни к чёрту, – призналась, ощупывая мышцы на спине мужчины. Ммммм… даже слов нет, одно удовольствие.

   – Ты была прощена в тот момент, как я тебя в этом платье увидел.

   Вернулись на мягкие диваны весёлые и довольные друг другом в дымке флирта и симпатии. Клим всё больше покорял меня своими топорными подкатами, это было так прозрачно, но в то же время мило!

ГЛАВА 5. Поставь потише будильник…

Клим

   Чёрт бы побрал эту курицу белобрысую, что вчера заставила нас всех ждать под дождём три часа. Вечером на ковёр к Авсейкову с докладом я не успел, к Лизке-трупорезке тоже опоздал. А хотел переговорить, ну и отдохнуть немного. Совместить приятное с полезным, так сказать.

   А вот теперь с утра я с прискорбием смотрел на отдавшие богу души расклеившиеся кроссы, которые вынул из сушилки. Где-то, конечно, валялись старые, но их искать надо. А я проспал и теперь ни черта не успевал. Порылся в шкафу, выудил туфли и помчался на работу.

   К моему приезду на столе уже лежали заключение по вскрытию и справка из паспортного стола. И Лиза, и ребята поработали на славу. Санька с Ромашкой отправил по адресам, к родне утопленников. Есть шанс, что, застав врасплох, получится выудить из близких погибших что-нибудь полезное.

   Лизкино заключение оказалось до жути банальным. Утонули, предположительно, в этом водоёме, точнее скажет экспертиза воды из лёгких. Скорее всего, сами, потому что следов борьбы на телах нет, ни синяков, ни кровоподтёков, ни эпителия под ногтями. Следов от верёвок ни на коже, ни на одежде нет, значит, их не связывали и не топили с камнем на ногах. На берег их тоже вынесло приливом и уложило рядком.

   Поморщился, вспомнив чушь про русалок от вчерашней консультантки, и скривился, когда отворилась дверь, и секретарша Зоенька пригласила моё тело к начальнику для отчёта. А о чём можно отчитаться, если ещё нет толком никакой информации?!

   И я пошёл, ведь Авсейков ждать не будет.

   Но оказалось, что жаждут меня видеть вовсе не по вопросу утопленников. Адвокат одного очень авторитетного человека затребовал моей аудиенции в присутствии моего руководства, дабы вывести меня на чистую воду по вопросу взяточничества и вымогательства.

   Пел адвокат красиво, опираясь на букву закона, давил на честь и совесть, угрожал, стращал, а после тут же предложил наиболее выгодные для него пути решения проблемы. Только не учёл он одного: что разработка его подзащитного велась давно и не только моим отделом, план операции начальством одобрен, факт дачи взятки был зарегистрирован. Так что со всех сторон я подстраховался, ибо умный, и повышение в этом году хочу, и звание новое. Мне играть в честь и достоинство не с руки, для этого у меня молодёжь есть в отделе, которая всё ещё верит в высокие идеалы и мораль.

   Несмотря на то, что я молодец, помурыжил адвокат меня знатно, потом ещё и товарищ-начальник сверху добавил и за перса этого с адвокатом, и за трупы утопленников, и за план.

   А после обеда я получил отчёт от консультантки, и в кабинете грянул гром… точнее смех. В принципе, суть та же, что и у Трупорезки, но ересь про отключенную воду в квартирах и солнечные дни в Питере мы читали всем отделом, завывая и похрюкивая.

   – Ей в стендап надо. Порвёт зал, – высказался Санёк, который вчерашнюю блондинку толком не рассмотрел, потому что был занят опросом свидетелей.

   – Ей бы в стрип-клуб. С такими ногами, – мечтательно протянул Ромашка, тот ещё ходок и любитель прекрасного пола.

   Я попеременно прикинул Василису Анатольевну на сцене в роли комика и в роли танцовщицы и признал очевидное: несмотря на бешенство вчерашнего дня, на её идиотские речи про корюшку, на шесте блондинка мне нравилась. И даже больше, чем просто нравилась.

   – Харэ ржать! – рявкнул, неожиданно даже для себя, так громко, что ребята в изумлении уставились на меня. – Делом занялись, а не баб обсуждаем!

   – Так ведь не баб, – Роман опять не понял намёка. – Одну конкретную! – мечтательно протянул парень, а я уже придумал сто один способ его убиения.

   Надо что-то решать с личной жизнью. После Евы, последней официальной любовницы, я так никого и не нашёл, все не дотягивают до стандарта красоты. Да и намучился я с этой красотой, если честно. Но перерыв в два месяца отрицательно сказывался на моём психологическом здоровье.

   Что-то меня коробило во всей этой ситуации. Объяснить словами не мог, но как будто мозжечок чешется, или кто-то рядом по стеклу пенопластом водит, а у меня волоски на руках дыбом встают. И, главное, не отпускает. Ни слова про русалок из головы не выкинуть, ни отчёт этот ржачный не забыть. Теперь ещё и видение блондинки в розовом микроскопическом купальнике на барной стойке не стереть.

   К вечеру ухайдакался так, что решил вознаградить себя походом в бар, пропустить рюмку-другую, подцепить, возможно, кралю на ночь, а если хорошо пойдёт, то и на выходные. Что-то звало и тянуло в сторону Невского проспекта, конкретней, на Рубинштейна, как оказалось. Потому что стоило открыть «Яндекс.Карты» для поиска подходящего места, как маршрут уже построился до незнакомого бара.

   Мой навигатор читал мои мысли – приятно! Даже отзывы не посмотрел, если будет плохо, пойдём в соседнее заведение, их на этой улице в каждом доме по три штуки. Определился, позвал с собой ребят, обрадовался, что так удачно ботинки неудобные нацепил.

   И надо же было такому приключиться! В первом же баре, где мы так козырно приземлились с Саней и Ромой, обнаружилась вчерашняя экспертша. Я её с ходу и не признал.

   – О, Клим, смотри, – завопил Санёк, перекрикивая музыку и теряя интерес к девушке за соседним столиком. – Это разве не накаблучная Василиса Анатольевна? Похожа…

   Я обернулся и чуть не подавился слюной от прилива чувств. В белоснежном платье, что, как вторая кожа, облепило фигурку, томно посасывая коктейль из трубочки, за барной стойкой сидела Петропавлова. Та самая, которая вчера вызывала у меня зубную боль и бесила до кровавых пятен перед глазами. Сегодня же её фигура с пышными бёдрами и высокой грудью напоминала мне гитару. И так манила сыграть на ней что-нибудь совсем уж порочное. Я сглотнул и попытался прикинуть, с чего такие изменения в моём организме, но девушка соскочила со стула, покачивая бёдрами как маятником, прошлась по проходу и приземлилась за столик. И если я был сражён её видом со спины и сбоку, то глубокое декольте – просто контрольный в голову.

   – Так, братва! Девушка эта – МОЙ консультант. Рот на неё не разеваем. Усекли?!

   Саня хохотнул, но согласно кивнул. Ромка театрально вздохнул:

   – Ну почему такая несправедливость? Если работа, то нам, молодым, а если женщина красивая – то вам, старичкам?!

   – Я тебе дам, старичкам! Я тебе в тире покажу, кто кого. А сейчас подхватились и за мной.

   Чего время терять? Надо идти на сближение!

   Василиса выглядела открытой и весёлой, добродушной и просто божественно неприступной. Но я знал, как прошибать снежных королев – протянул к ней руку, взял за пальчики и признал:

   – Ты была прощена в тот момент, как я тебя в этом платье увидел.

   И опять совершеннейшая правда. Почему в голову лезут тупые банальности?! Клим, приходи в себя, тут нужна артиллерия помощнее!

   Я ревностно проследил за тем, как Василиса шла по проходу в сторону клозетов, чтобы, так сказать, припудрить носик, а половина мужиков в баре синхронно поворачивали головы в её сторону.

   Официант только принёс новую порцию коктейлей, как Наденька, подружка Василисы, вздохнула:

   – Хороший ты парень, Клим. Только лишнее это. Василисе много пить нельзя, Толян активизируется.

   – Кто? – меня пробрало любопытство. У блондинки есть парень?

   Брюнетка закрыла лицо руками и безудержно заржала:

   – У Василисы отчество – Анатольевна. Когда выпьет, становится неуправляемой, и мы её Толяном обзываем. Ну знаешь, такое, – Надежда замялась на мгновенье, раздумывая. То ли не хотела выдавать подругу, то ли не знала, как предупредить меня поаккуратнее. – Васька – женщина взрослая, умная, сдержанная. Во всех отношениях положительная. Мечта, а не женщина, точно тебе говорю, – она начала рекламировать подругу издалека, но с фантазией подошла к этому вопросу: – Сектор приз на барабане! Но есть у неё два недостатка. Всего два, прошу заметить! – Надя помахала указательным и средним пальцами у меня перед носом.

   И девушка начала свой рассказ:

   – Первый: работа и всё, что с ней связано. Об этом она тебе сама потом расскажет. А вот второй: плохая привычка: гулять на всю катушку. При этом раньше я считала эту привычку хорошей: выпив, Василиса становится более общительной и дружелюбной. А потом я увидела Толяна.

   Толян – это тот, кто просыпается в Васином организме после третьего коктейля. Сильный алкоголь она принципиально не употребляет, боится устроить третью мировую.

   Так вот, если она выпьет больше положенного, то становится абсолютно неуправляемой, непредсказуемой и немного опасной для окружающих.

   Как-то на отдыхе, в Египте, храни его бог от нашего повторного появления, мы перегуляли на all inclusive. Обычно-то Вася себя хорошо держит в руках, но дух безлимита и халявы в тот вечер напрочь выбил границы её самоконтроля. Допив третий и потянувшись за четвёртым коктейлем, она лучезарно улыбнулась бармену, перелезла к нему через стойку и попросила:

   «Уважаемый, прекратите разбавлять мои коктейли водой, а то я прям чувствую, что мне недоливают!»

   Девушка ещё не закончила, но на этом месте я уже начал покатываться со смеху.

   – Бармен был вынужден согласиться со всеми обвинениями, так как она уже стояла у него над душой и дотошно контролировала каждую каплю.

   – Бедолага, – я повернул голову в сторону танцпола, уже волнуясь о Василисе. Заблудилась она в местах очищения, что ли? Или кто перехватил по пути? Шепнул подслушивающему Саньку, чтобы сходил за дамой, на что парень возмутился, но покорно пополз сторожить дверь женского туалета.

   Надя тем временем продолжала:

   – Мужчина, видимо, подумал, что она с ним заигрывает, не выгнал. Но уже через пару минут очень пожалел о том, что мы прилетели в его бедный египетский город и конкретно в этот отель.

   На этом месте меня уже пробрало на ха-ха так, что я еле держался. Представить тонкую, гибкую и такую сексуальную Василису под кличкой «Толян» без смеха не получалось.

   – Ты смейся-смейся. История вышла, будь здоров! Для начала Толян возмутился, почему это музыка в баре такая беспонтовая. И потребовал переключить шарманку на «Ленинград», «Арию» или «Короля и Шута». Когда такого в арсенале египетского диджея не оказалась, Толян заявил, что это наглое «попирательство» широкой русской души, выгнал диджея из-за пульта и принялся мутить музыку самостоятельно.

   При этом надо было видеть лицо диджея, ведь Толян подошёл к нему вплотную, обнял и томно выдохнул в губы, моргая подкрученными ресницами: «Можно я поменяю трек?» Диджей, ясное дело, согласился, да он выдохнуть не мог, застопорившись на границе её короткой юбки, куда его ладонь нечаянно упала.

   Но как только Толян получил согласие, он выпихнул мужика и врубил Rammstein. И приказал всем танцевать на барной стойке.

   Именно «приказал»!

   Потому что были те, кто отказывался. Это были чопорные англичане и немцы. Наши-то первыми запрыгнули на барную стойку и начали отжигать.

   Здраво рассудив, что весело должно быть всем, Толян затолкал наверх и диджея, и официантов, и даже уборщика шваброй загнал. Последний в итоге зажигал круче всех, показал парочку отличных движений и бомбический пресс под футболкой. Он даже начал раздеваться, а его неожиданные фанатки принялись пихать ему доллары в трусы. Ну это я так, к слову, вспомнила, – быстро добавила брюнетка.

   А мне показалось, что доллары в трусы они с Васькой-Толяном засовывали вдвоём наперебой.

   – Так вот, вроде всё было прекрасно, весело. Единственное, чего не учёл Толян, что столпотворение на стойке может привести к массовому падению особо нетрезвых личностей.

   Собственно, и падать он начал первым: пить коктейль и танцевать, стоя на баре всего одной ногой, второй опираясь в пальму, очень неудобно, особенно если ноги обуты в туфли на неустойчивых шпильках. В итоге коктейль полетел в лицо очередному ухажёру, а тело Толяна полетело вниз, нелепо бороздя (не подходит по смыслу) руками воздух. И закончился бы вечер сотрясением одной очень активной точки, но Толян успел схватиться за близкостоящих к нему людей. Сразу за двоих.

   Те зацепились за следующих, те за следующих и так далее… Ну ты понял!

   Падали громко, с матами, но дружно и весело.

   Владельцы бара вызвали скорую и зачем-то полицию, и Толян решил сменить место дислокации.

   Взял с собой меня и двух мужиков побогаче, чтоб спонсировали отдых. Тут Толян оказался невероятно прагматичен.

   Уже в такси я высказала сомнение: «Стоит ли ехать, не знаю, куда, не знаю зачем, но прекрасно знаю, чем это закончится. И это совсем не в нашем стиле. МЫ же девушки приличные…»

   Мы-то да. Но Толян – нет!

   Привезли нас в «налоговой-на-него-нет» какой роскошный отель с понятным намерением… покормить, – тут Наденька поиграла бровями, а я приготовился услышать слезливую историю о том, как их потом выковыривала из борделя вся наша дипломатическая система. Но всё оказалось более неожиданно! Уж не знаю, кем эта Надежда работает, но в ней явно умер писатель-юморист.

   Надя тем временем рассказывала дальше:

   «Отличное решение!» – возликовал тогда голодный Толян, в котором всего-то и болтались четыре безлимитных коктейля. И наел устриц на сорок тысяч рублей, да не в лимонной подливке, а в соусе из чёрной икры.

   Мужики были в предвкушении. Толян был сыт и добр, пока про счёт не услышал и про требования, по итогам которых, так и быть мужики, нас сопровождающие, этот самый счёт оплатят.

   К сожалению, мужики нас ещё и подпаивали, поэтому мирного разрешения конфликта не получилось.

   Толян вскочил на стол и с воплями про русскую душу опрокинул тарелку с остатками устриц на голову одному из мужиков, ещё и носком туфли ему по подбородку заехал. Нечаянно, точно тебе говорю. Мужчина наклонился просто, чтобы тарелку с головы снять, а тут так неудачно дёрнулась нога в туфельке.

   Один из наших спонсоров достал пистолет. Самый настоящий. Началась паника, крики, мы под шумок выбежали из ресторана.

   Решительный Толян не мог медлить, поймал такси и приказал ехать к Сфинксу, потому что он его звал. Не беда, что езды на два часа, что счётчик зашкаливает, что на хвосте два мужика с пистолетами, и, судя по всему, нас уже ищет полиция.

   Поехали мы к Сфинксу.

   За несколько часов Васька-то уже немного протрезвела, Толяна затолкала поглубже и смогла расплатиться с таксистом карточкой одного из наших ухажёров. Не спрашивай как!

   Но это был лучший рассвет на моей памяти.

   Сфинкс, знаешь ли, за много веков так устал молчать, а тут мы! Он давай нам загадки загадывать, на жизнь жаловаться, на туристов и вспышки камер.

   – Сфинкс? Жаловался?

   – Ну да. Нам даже пришлось гуглить, а интернет в роуминге дорогой! Но неважно! Мы сидели, прислонившись спинами к Сфинксу, и встречали рассвет. А над пирамидами, издалека миниатюрно-игрушечными, вставало солнце. Казалось, мы сидим так уже тысячу лет. А потом за нами приехала полиция. И утро сразу перестало быть томным.

   – А зачем ты мне всё это рассказываешь? – я немного откинулся в кресле, так как последние фразы Надька шептала мне прямо в ухо, перекрикивая музыку.

   Девушка пожала плечами:

   – Просто учти, что Василиса очень необычная.

   Не то чтобы я проникся рассказом Наденьки, скорее, решил, что она перебрала немного и так тонко, и изощрённо пытается устранить конкурентку. Женская дружба, она такая, с выдумкой. Но то, как Василиса эротично перегнулась через диджейский пульт, меня напрягло. А липкий взгляд диджея в её декольте и ответная довольная улыбочка послужили ускорителем. Я сорвался из-за стола и ввинтился в танцующую толпу. Через пару секунд увидел, как, задрав юбку и наплевав на приличия, Василиса забирается на возвышение, на котором установлен пульт. Прижавшись тесно к молодому парнишке, сплошь покрытому татуировками, она принялась что-то нашёптывать ему на ухо. Парень отрицательно качал головой, моя блондинка прижалась к диджею теснее. Рома с Саньком стояли поодаль, не решаясь вмешаться. Зато я решил, что пора бы даме проветриться.

   Перемахнул через препятствие в виде колонок и каких-то проводов, поймал Василису за руку и притянул к себе. Диджей, освобожденный от тесных девичьих объятий, облегчённо вздохнул и кивнул мне приветственно.

   – Эй, бро! Ты пойми, – наклоняясь прямо к уху, заорал парнишка. – Ну не формат это! Совсем!

   – О чём речь? – что именно хотела заказать Василиса, я не знал, но прикинул, что вкусы так быстро не меняются. Так что, скорее всего, «КиШ» или «Ленинград».

   – «О боже, какой мужчина», – завопил диджей.

   – Я хочу от тебя сына, – на второе ухо отчаянно и фальшиво запела Васька. – И дочку. И точка!

   Если бы руки были свободны, я бы сделал жест «рука-лицо». Но я крепко прижимал пьяненькое тельце, опасаясь её побега, поэтому фейспалм за меня изобразил парниша.

   Поняв друг друга без слов, мы кивнули на прощание друг другу, и я потащил Василису к столику. За мной, понурившись, побрёл Санек с недопитым коктейлем в руке.

   – Я те ещё припомню, как спаивать чужих дам, – отвесил ему втихаря подзатыльник.

   – Так ради тебя старался! – рассмеялся тот, дивясь необычным поведением девушки.

   На полпути к выходу впихнутая в плащ Василиса вспомнила, что не отдала Роме зонт, вернулась к столику и, перекрикивая музыку, принялась убеждать, что вернёт, звала пройтись за зонтом прямо сейчас к ней и всячески тормозила наше продвижение на улицу.

   Пришлось напарнику провожать нас на выход и по пути убеждать Василису, что зонт прямо сейчас ему не нужен, а вполне можно передать его через меня, ибо мне Роман всецело доверяет.

   На пороге блондинка чуть не скатилась по ступенькам до самой Рубинштейна на своих каблучищах. Поймал её почти в полёте, прижал к себе.

   – Клим! Ты просто Клим Иствуд! – прозвучало громко и восторженно.

   Я аж скривился от такого обращения и недовольно спросил:

   – Почему это?

   – Потому что ковбой!

   Василиса оттолкнула мои руки и, чуть покачиваясь, прошла вперёд по Рубинштейна, а я краем глаза уловил, как заржал Саня, и сложился на крыльце от смеха Роман.

   Мне конец: новое погонялово прилипнет, не отмоешься!

   А к Василисе тем временем уже пристал какой-то парень с мерзкой кучерявой причёской и с недвусмысленными предложениями, судя по тому, что она ему между ног заехала.

   Я мигом очутился возле моей блондинки и дал незнакомцу понять, что эта девушка не для него.

   – Я и сама могу за себя постоять! – заявила Василиса, схватила меня под локоть и потащила за собой: – Вперёд! За зонтом!

   То есть я тоже получается «за зонтом».

   Так и не разобравшись: это секретный пароль какой-то или изощрённый флирт, предложил:

   – Может такси вызвать?

   – Да я тут живу через квартал! Вон мой дом, – она махнула куда-то вправо.

   Первая мысль: хорошо, далеко ходить не надо!

   Вторая: и часто она к себе мужиков из клубов водит?

   Какой-то несчастный квартал мы шли очень долго, но ооочень весело. Встретили дождевого червя и уступили ему дорогу, ступали по плиткам так, чтобы не коснуться трещин. Это особенно было трудно для Василисы с её алкогольной координацией и высоченными шпильками. При этом болтала девушка без умолку. Про ветер, про дома, про ангела на шпиле. История и байки сплетались в её рассказах так, что я уже не понимал, где пьяный угар, а где реальные события.

   Возле парадной, когда мы дошли до дома, Василиса долго искала ключи в сумочке. Чертыхалась, перекладывала в карман то пудреницу, то кошелёк. Не вытерпел и отобрал сумочку, что по размеру была чуть больше моего портмоне, но по вместимости равна туристическому рюкзаку литров этак на сорок пять. Еле вырыл из бездны разнообразной дряни связку ключей и помог открыть дверь. Василиса, до этого опиравшаяся на стену и молчавшая, качнулась на каблуках. Еле поймать успел. И то благодаря тому, что амбидекстр и отлично владею левой рукой.

   «До чего же я хорош! Девушки так и норовят упасть к моим ногам!»

   Хмыкнул от этой мыслишки и потащил Василису на четвёртый этаж. Жила девушка в доме за чугунной оградой с фонариками. И, судя трём воротам, которые нам пришлось вскрыть, место это очень престижное. Машины припаркованы все сплошь мерседесы да лексусы. Даже один порш затесался.

   До двери добрались успешно, всего три раза заваливались в спираль лестничной клетки. У меня самого голова закружилась идти по пролёту с огромной дырой посередине. Рай для самоубийц, честное слово.

   В квартире посадил уставшую даму на банкетку, помог снять плащ и обувь и благородно собрался свинтить. Ибо не настолько я оголодал, чтобы с пьянью зажигать. Да и законы чту, а секс с лицом, находящимся в алкогольном опьянении, всегда судом рассматривается как изнасилование.

   Но я не учёл женского коварства.

   Василиса, что без каблуков была почти одного со мной роста, резко подскочила, вцепилась руками в мою футболку и шепнула:

   – Клим, ты не можешь уйти, я тебе ещё зонт не отдала.

   Опять этот зонт, чтоб Ромашке провалиться на месте!

   Взглянул в глаза, голубые-голубые и вроде даже трезвые, и пропал. В них плескалось так много обещаний, замешанных на решимости, и угроз, отдающих приказом. Убойный коктейль! Никто ещё не соблазнял меня зонтом настолько искусительно.

   Поцелуй долгий, сладкий, томный, такой неторопливый (Ибо куда теперь спешить?) распалял, разжигал, так и манил пройти в сторону спальни. Знать бы ещё, где она, эта спальня?! Васька помогать мне особо и не собиралась. Стянуть футболку – это пожалуйста, а сдвинуться с места – нет. Пришлось делать всё самому: подхватил блондинку под попу и усадил себе на пояс, за пару шагов пересёк коридор и попытался толкнуть дверь, но мне под ноги, истошно шипя, метнулся кот.

   Василиса была вынуждена оторваться от моей шеи и зашипела не хуже кота:

   – Феофан Валерианович, а ну брысь! – имечко придурковатое, а выговорила без запинки. А вид у чудища ещё хуже: нечто растрёпанное, чёрное, непонятное.

   Кот сверкнул злобно глазами, но с места не сдвинулся, преграждая мне путь. Видимо, он был назначен блюстителем хозяйской чести. А чего уж там блюсти, когда я на пороге спальни, а сама хозяйка очень даже не против честью поделиться.

   Я, конечно, сделал последнюю попытку отстраниться, послушаться кота, но Василиса отрицательно покачала головой, чуть прогнулась, прижимаясь ко мне грудью, и последние приличные мысли вылетели из головы.

   Отбросил ногой волосатое чудовище и хлопнул дверью прямо перед носом кошака.

   Кажется, кот выругался.

***

Утро началось не с минета, хотя, будем честны, я рассчитывал. Василиса в постели оказалась зажигалкой, манящей, отзывчивой, податливой, как горячий воск! Страстная девушка – мечта прям! Подходила к делу с душой, выдумкой и огоньком. Откровенно восхищалась моим телом, не стеснялась своего, чуть краснела-млела, но наслаждалась по полной.

   Проснулся я один и позволил себе поваляться пару минут. А вдруг моя девочка вернётся, и мы с ней отлично проведём субботнее утро? Но в спальню стал просачиваться запах свежесваренного кофе и звуки голосов. Я напрягся. Убегать от разгневанных мужей мне ещё не доводилось и получить свежий опыт я совсем не стремился. Споро влез в джинсы и футболку, которые оказались аккуратно сложенными на кресле вместе с разглаженными носками, и через пару минут был готов встретиться с соперником лицом к лицу. Хотя на всякий случай я посмотрел, что окна комнаты выходят во двор, рядом ни балкона к соседям, ни дерева – без вариантов сбежать, если что.

   Подошёл к двери и прислушался. Мужской голос, скрипучий и ворчливый, отчитывал девушку:

   – Я тебе сколько раз говорил?! Заведи ты себе нормального мужика. А ты хоть раньше собак да кошек таскала, а теперь кого в дом приволокла?! Он меня пнул! Он же меня вмиг раскусит!

   – Феофан Валерианович, не переживайте вы так, – возражал женский голос, вроде Василисин.– Ничего он не поймёт. Он и русалок не рассмотрел.

   – Так и хуже, что не поймёт. Ты где такого ущербного взяла?!

   – Так в клубе! Вы же сами мне всё время твердите: мужа надо, деток надо…

   – И твержу! И твердил! И буду твердить! Негоже девке в твоём возрасте хвостом по клубам мести. Пора уже и замуж сходить! Вот Базиль из третьей парадной второго кутёнка уже нянькает. А я чем хуже? – брюзжал старый дедовский голос.

   – Вам, Феофан Валерианович, не угодишь, – взвилась Василиса. – То мужа надо, то пьянь приволокла!

   – Да тише ты, дура-девка, чего разоралась?! А ну как этот прохиндей чегой услышит? Как пояснять будешь?

   Дальше разговор продолжился на порядок тише, я ни слова не разобрал. Уже не таясь, вышел из спальни и заглянул в кухню в поисках склочного старика, но никого, кроме Василисы, не заметил. Девушка сидела за столом ко мне спиной, чуть согнувшись и подперев рукой голову.

   Скромненькая такая у неё кухонька, деревянная, у моей тётки похожая. Только поновее чуток. Занавески с жуткими цветочками тоже какие-то бабушкинские. Кот, моющий посуду и недовольно машущий хвостом. Стоп, где этот склочный дед, требующий внуков?!

   Стоп.

   Кот? Моет посуду?!!!

   Присмотрелся. Нет, кот просто вылизывает лапы.

   Вернулся в комнату, прокатился с пятки на носок и нашёл вполне разумное объяснение подслушанному разговору и коту: вчера хлебнул палёнку! Вот с утра и накрыло глюками. Надо умыться, выпить кофе и забыть всё как страшный сон. Ну… не всё! Василису забывать не стоит. Телефончик возьму, буду позванивать иногда: и мне хорошо, и ей приятно.

   С этой здравой мыслью я повторно вышел из комнаты и наткнулся на крадущуюся по коридору девушку в миленьком домашнем розовом, естественно, сарафанчике с чудным орнаментом. По всему сарафанчику красовались скелеты в разных позах Камасутры.

   – О, а такую мы не пробовали, – я ткнул пальцем в парочку любвеобильных скелетонов на её груди. Вася взвизгнула, кот зашипел, а я сцапал девушку в охапку и поцеловал. – Утро без поцелуя не бывает добрым, – заявил со знанием дела, когда пришлось прервать приятный процесс. Уж очень он затянулся, а мне бы позавтракать.

   Вася медленно возвращалась в себя после страстного поцелуя, отступила, поправляя сарафан на груди (а я и не заметил, как лихо оголилась приятной пышности округлость), отступила на шаг и наступила на хвост своему чудищу. Вой поднялся страшный, Вася бегала кругами и причитала, кот сидел с видом оскорблённой жертвы и сверкал глазищами, но больше на меня, чем на хозяйку, а я направился в ванную.

   И надо же было такому случиться! Кран, державшийся до этого, видимо, на честном слове, слетел к чёртовой матушке, обдавая меня горячей водой.

   – Ну вы, Феофан Валерианович, и прохиндей! – раздалось возмущённое из коридора.

   – Ну должен же я проверить его в деле. А то, может, он только и горазд, что в спальне с девками стонать погромче да есть повкуснее.

   – Да что вы себе позволяете?! – громким шёпотом ругалась Василиса. – Подслушивали?

   – Пффф, ты голосила громче мартовской кошки, все соседи слышали. Что тут подслушивать! – скрипуче рассмеялся голос в коридоре… Точнее, в моей голове.

   А вода хлестала через край раковины, вытекая на пол, намекая на то, что я не по-детски вчера надрался, а теперь с утра туплю и брежу.

   Василиса ворвалась в ванную, открыла вмурованную в стену дверку за стояком и попыталась закрутить вентиль.

   – Отойди, – вытащил девушку из лужи воды и посадил на стиралку, снял мокрую футболку и перекрыл воду. – Инструмент в доме есть какой-нибудь?

   Василиса кивнула и махнула рукой в сторону кладовки.

   Пока я чинил кран, девушка скрылась в спальне и не выходила всё то время, что я был в ванной. А когда вышла, то неуловимо, но очень ощутимо изменилась. Словно её подменили.

ГЛАВА 6. Вчерашний дождь

Василиса

   Переоделась, привела себя в порядок и надела бабушкин кулон, который сняла перед походом в бар. Как только медный овал соприкоснулся с кожей, сразу же почувствовала себя решительней и сильнее. Будто броню надела железобетонную.

   Всё-таки наблюдалась некая растерянность от того, что у меня в постели проснулся Клим, а я не помнила, как он в ней оказался. То есть, конечно, помнила, но как-то не очень подробно, и слишком энергично дело пошло. Я обычно разборчивее в связях, да и мужчин предпочитаю более обходительных.

   Клим прекрасно видел моё вчерашнее состояние и мог бы вести себя приличней.

   – Клятвенно обещаю больше не пить! – пообещала Феофану Валерьяновичу.

   Домовой, сидевший на шкафу, свесив лапти вниз, хмыкнул и закатил глаза к потолку:

   – Ты уже обещала раз пятьсот. Надо чем-то дорогим поклясться, чтоб уж точно сбылось!

   – Может тем, что вы перестанете сантехнику ломать, чтобы мужиков залётных приманивать?!

   Феофан пробурчал нечто похожее на: «Мне лучше знать, на что селяне клюют», сноровисто спрыгнул на пол и пошёл домывать посуду.

   Клим, как ни странно, уже починил смеситель и довольный стоял, прислонившись к стиральной машинке, крутил разводным ключом, демонстрируя прекрасные бицепсы.

   Он и в растрёпанном состоянии был ужасно красив. Голый торс, джинсы в мокрых пятнах. Мой типаж, характер чужой. И это разозлило ещё больше:

   – Спасибо, – забрала инструмент и добавила, больше утвердительно: – Тебе, наверное, пора.

   Мужчина немного растерялся, но вежливо отказался:

   – Нет, суббота же. Некуда спешить, до понедельника я совершенно свободен и готов разделить с тобой завтрак.

   Ужас сковал меня с головы до пяток. Это я от него ещё два дня не избавлюсь?! И кормить буду?! Вот он – приворот сантехнический в действии!

   – А у меня ничего нет… – попыталась возразить этой красивой, но наглой мужской улыбке.

   Мне срочно надо выставить Клима! Сейчас же! Чтобы собраться с мыслями, проверить, не натворила ли я вчера ещё каких-либо бед, и просто прийти в себя. Мне нужно побыть одной хотя бы минут сорок: голову помыть и масочку нанести против отёков, патчи наклеить, в ванне полежать и… Тысяча дел, а тут мужчина посторонний под ногами путается!

   Но на кухне предатель Феофан уже поджарил яичницу с беконом и вовсю ею шкварчал. И шкварчал очень вкусно, так что слюни потекли даже у меня. А Клим просто отодвинул моё тело в сторону и прошёл на запах, оглядел разложенную по тарелкам (ТРЕМ!!!) еду и восхищённо выдал:

   – Василиса, ты мечта любого мужчины!

   Сел и принялся жрать. Именно «жрать». Не опечатка. Быстро орудуя вилкой, Клим проглотил свою порцию за три секунды и принялся за порцию Феофана.

   – Если твой потолок мечтаний – кухарка с задатками посудомойки, то это не ко мне! – фыркнула на показательную демонстрацию восхищения. Не кормят его, что ли?

   Хотя домовой готовит божественно, это я признаю. У него обычная глазунья выходит так вкусно, что язык проглотить можно вместе с зубами.

   Но Клим умудрился выдать новый комплимент. Даже глупее предыдущего:

   – Ты ещё и в постели сногсшибательна!

   – Ты во всём хороша! – поддакнул Феофан, незаметно поправляя шторы. А я в ужасе уставилась на него. Клим, конечно, невидящий, но при живом-то человеке так палиться опасно! Для майора это должно было прозвучать протяжным «Мяу», но по глазам гостя поняла: что-то он, да, услышал.

   Но ещё больше возмутило, что за мной постоянно следят! Я взрослая, самостоятельная женщина, а мне даже отдохнуть приватно нельзя.

   Орать на домового при Климе я не могла, поэтому огрёб гость:

   – А ты мог бы вести себя как джентльмен и просто довести меня до дома! Оставаться и пользоваться ситуацией было необязательно.

   Действительно, обидно. Зачем сразу лезть в постель? Где цветы, где ухаживания? Что за примитивный мужик пошёл?!

   – Так, – Клим отложил вилку, тем более что порция Феофана закончилась, а в третьей тарелке уже я ковырялась. Вытаскивала поджаренное сало. И знает ведь, что ненавижу эту гадость! Специально положил, кошак лохматый! А мужчина сложил руки на груди и сказал: – Я, вообще, спрашивал… разрешения уйти. И ты ЗАСТАВИЛА меня остаться.

   – Вот уж бред-то. Скажи ещё, что я тебя изнасиловала!

   – Практически!

   – Ты не принимаешь отказов, когда выпьешь, – хмыкнул Феофан. И я не удержалась – метнула в него тапок. Чёрный кот зашипел и гордо удалился из кухни.

   Налысо побрею скотину.

   – В таком случае примите мои искренние соболезнования, – процедила я, чувствуя, что ещё немного, и задушу Клима голыми руками.

   Хоть бы вид сделал, что сожалеет!

   Нет же, сидит, лыбится, сияет начищенной раковиной.

   – Да мне понравилось! – отмахнулся ковбой, встал, подошёл ко мне, обнял и проникновенно спросил: – Сделаешь кофе?

   Я ему ещё и кофе должна делать?!

   Могу в зубы дать, могу апперкот сделать. Выбирай, красавчик!

   – У тебя пять минут, чтобы уйти из моей квартиры.

   – Да что с тобой? – опешил Клим.

   – Не люблю незваных гостей.

   Мужчина отпрянул, будто его током ударило. Сузил глаза до мелких щелок.

   Я сжала в ладони кулон и встретилась с Климом взглядом. Его серые глаза подавляли своей уверенностью и сканировали насквозь. Представила, как майор допрашивает подозреваемых в застенках участка, заставляя их признаться в том, чего они не совершали. А потом безжалостно приговаривает к пожизненному.

   И я не преступница, и повесить на меня ничего не получится. Это нормальная жизнь, а не участок!

   – Да пошла ты, дура сумасшедшая! – процедил Клим, надел свой плащ и ушёл, хлопнув дверью.

   А зонт, главное, оставил. Тот самый, из-за которого ко мне домой и проник.

   Я нахмурилась и вопросительно посмотрела на Феофана, который в образе кота возлежал в коридоре.

   – Ты вслух про «преступницу» и «повесить» сказала, – флегматично пояснил домовой.

   Выходные прошли под знаком самобичевания. Я с трудом, но восстановила картину вечера, посетовала на слабый организм, отказывающийся вести себя адекватно, и окончательно разругалась с Феофаном.

   Во-первых, какое право он имеет защищать посторонних мужиков, когда я на них злюсь?!

   Во-вторых, Клим меня дурой обозвал!! Хам! А домовой его оправдывает. Это возвращает нас к первому пункту.

   Надька позвонила довольная до нельзя. Радостно сообщила, что очень мной гордится, и вообще замечательного мужика я себе отхватила.

   – Он меня дурой обозвал, – остановила я хвалебные оды Котёночкину. Да и фамилия у него дурацкая! И имечко отстойное.

   – Это с чего?

   – Я его выгнала.

   – А ты это чего, Вась?

   – Сама не знаю, обидно так стало за… Даже не знаю, за всю нашу женскую судьбу. Понимаешь? За то, что не ставят нас мужики ни во что! Не уважают! Пользуются! А мы, дуры, верим им!

   – То есть правильно обозвал… – подытожила Надежда, мой компас земной в этом мраке безнадёжной рутины. Но сегодня сбившийся.

   – Я сейчас трубку брошу.

   – Ну сама посуди, ничего страшного не произошло, – тоном заправского психолога забубнила в трубку подруга. – Вы же взрослые люди. Провели вместе ночь. Окей! Не понравилось – до свидания. Понравилось – отлично, так держать. Чего крыситься?! Ты же обычно позитивней ко всему относишься! Помнишь, как мы крыс в канализации ловили, наевшихся зачарованных книг из Маяковской библиотеки. По колено в говне измазались, а потом сидели и слушали, как они нам поэмы читают? Так ни одну и не поймали, и премии нас лишили. А ты им ещё скормила текст с песней Арии «Я свободен» и обещала всю «Красную плесень» принести.

   Я вспомнила. Было дело. Было весело. Крысы умудрились съесть берестовые таблички с заговором на быстрое запоминание, спрятанные в полу читального зала. В библиотеках такие иногда ставят, чтобы посетителям изучение нового материала легче давалось. Пока ты в стенах здания, увиденное, записанное намертво въедается в мозг и воспроизводится легче лёгкого.

   Крысы погрызли ещё пару томиков Пушкина и Есенина, поэтому, когда мы их нашли, чинно сидели полукругом и растягивали «Руслана и Людмилу» писклявыми голосочками, а один даже пытался повеситься на собственном хвосте. Видимо, именно он биографию Есенина умял.

   Мы должны были поймать их и отнести к Станиславу Аристарховичу, чтобы он развеял магию, но так жалко стало портить концерт, что мы всех отпустили.

   И теперь совсем иногда и редко, но навещаем канализационное чудо и приносим им распечатки с новыми текстами.

   Я как раз подготовила для них «Сказ Про Федота-стрельца, удалого молодца» Леонида Филатова. Представила, как зычно будут звучать юморные частушки в сводах подземных клоак, и улыбнулась. Один минус был в этих концертах: возвращались мы уж очень дурнопахнущими и как ни уговаривали крыс сменить канализацию на зоопарк или хотя бы на зоомагазин, те не соглашались, завывая «Я свободеееен!» ещё громче.

   – Даже в говне можно найти шедевр! – подытожила подруга. И я с ней почти согласилась, но дух противоречия во мне всё ещё был слишком силен, поэтому постаралась не хихикать громко, а прояснить ситуацию, в которой, правда, ещё сама не до конца разобралась:

   – Да ты бы его морду довольную видела! Король пикапа двадцать первого века! Бесит.

   – Да ладно тебе…

   – Нет, я против таких отношений. Он меня оскорбляет, а я должна ему радоваться?

   – Хорошо, успокойся, хоть телефон твой взял?

   – Нет.

   – Блин, вот уж точно придурок! А друг у него ничего, тот, что Саня. Мелковат, конечно… Давай вечером заеду к тебе? А то мне как-то неудобно. Я думала, вы сойдётесь.

   – Первое мнение обманчиво.

   – Ты его второй раз видела.

   – И второе обманчиво.

   – Я ему про Толяна разболтала и про Сфинкса.

   – Что? Надя… ты…

   – Да-да, охрененная подруга, я знаю.

   – Буквы те же, но слово другое, Надя.

   Возмущение не находило себе выхода. Вот уж, спасибо. Я заварила третью на сегодня кружку кофе и кинула аж три пульки сахарозаменителя! Стресс я люблю заедать сладеньким или перебивать спортом. Второе, конечно, полезнее. Первое вкуснее.

   Голос подруги приобрёл извиняющиеся нотки. Я почти увидела, как она печально пожимает плечами:

   – Ну прости, я ж не знала, что он хамьё!

   – Да кто ж такое первому попавшемуся менту рассказывает?!

   – Он как посмотрит, сразу во всём признаться хочется! – И это правда, я на себе ощутила. У Клима взгляд очень похож на хмурый прищур нашего начальника. Но Дизверко – дракон, владеющий силой подчинения, а майор юстиции даже русалок увидеть не смог! Откуда у него магия высшего уровня? – Да я ему чуть про дух Кшесинской не разболтала! – продолжала Надя оправдывать свою вчерашнюю откровенность. – Мы вчера с ней поцапались, она люстру расшатала и зрителей из зала разогнала. Угрожала, что скоро освободится демон из заточения, и вот тогда грянет новая революция и массовые бедствия.

   – Чушь какая!

   – Ага. «Жизель» нам сорвала.

   – Болтушка ты всё-таки.

   – Не больше, чем ты! Как настроение?

   – Всё ещё на Сортировочной (примечание автора: самая адская станция электричек в Питере).

   – Ну в Шушары (примечание автора: Шушары – это вообще за кольцевой! Ж*па мира, одним словом). не укатило и отлично! До понедельника! Не бузи! (примечание автора: Шушары – это вообще за кольцевой! Ж*па мира)..

   – Счастливо, – я бросила телефон на кровать.

   Ну хоть у кого-то вечер удался. Впрочем, мне тоже ночь понравилась, не устроило что-то другое. Но я никак не могла уловить настоящую причину своего раздражения и злости на Клима.

   Просто бесит!

   Вот как вспомню его холёное лицо с лёгкой небритостью и полуулыбкой, так и тянет расцарапать мужские серые глаза. Век бы его не видеть!

   Сгоняла на тренировку, но даже Дмитрий с его шуточками не помог разрядить ситуацию.

   Я лишь сильнее убедилась, что все мужики – козлы и бабники. И нет среди них нормальных принцев. То копыта вместо мозгов, то свекровь-вампирша, то автокредит вместо белого коня.

   Воскресенье вообще провела в жуткой депрессии: металась по квартире, не зная, за что взяться. И убраться надо, но не хочется. И маникюр сделать, но мастер до сих пор в отпуске. Так и бродила из комнаты в комнату.

   Квартира у меня небольшая. Одна комната, одна кухня, один туалет, одна ванная, коридор тоже один. Балкон один…

   – Фео, вы зачем список вещей моих составили?! – пробежалась по списку из-за спины домового. Нахмурилась, там ещё и сумма стояла в графе «Оценка».

   – Инвентаризация имущества. А то вдруг ты умрёшь, а завещания не оставишь.

   – Феофан, мать ваша кошара!

   Домовой очень скрупулёзно подходил к быту, устроился, как ему удобнее. Кухню он обставил по своему вкусу, не дав мне даже скатерть купить. Шкафчики из массива дуба стоили как три новых квартиры, но Феофан настаивал, что это самая главная часть дома, и экономить на сердце своего жилища нельзя. Поэтому у нас и занавесочки ручной вышивки, и полотенчики вафельные с изображением счастливых овощей/фруктов. Я только посуду отстоять смогла. Есть из деревянной – спорное удовольствие.

   Мама рассказывала, что у моей бабушки были похожие вкусы. Но это потому что бабка, как и я, была видящей и слушалась советов Феофана, а мама домового не замечала и принимала только некоторые из его советов, что сумели пробиться к ней.

   На фоне тяжелого деревянного стола и стульев выделялся современный синий диван и плазменный телевизор. Против некоторых изобретений прогрессивного общества Феофан был не против. Особенно он уважал зарубежные комедийные сериалы и отечественный КВН.

   Если кухня являлась территорией домового, то моей комнатой была спальня. В двенадцати квадратных метрах я смогла уместить следующее: огромный шкаф, кровать с поднимающимся дном, узкий Икеевский столик, компьютерное кресло, которое честно украла позаимствовала с офисной помойки, и ноутбук. Кресло списали в прошлом году и выкинули за ненадобностью. А мне выдали новенькое пластиковое, что было жутко неудобным и твёрдым. Я не смогла пережить потери старого друга и несколько часов пытала айтишника на тему: «Куда пропало любимое рабочее кресло?». Парень раскололся на третьем часу допроса и даже помог затолкать огромное серое мягкое седалище в машину. Жаль, он не додумался доехать со мной до дома и помочь дотащить кресло до квартиры. Я потом очень искренне вспоминала недогадливого айтишника и свою неуёмную жадность.

   С тех пор кресло стало самым уютным местом в доме.

   А Феофан начал к нему немного ревновать. И кажется, будь он настоящим котом, то непременно бы туда нагадил. Как же приятно, что со мной живёт не кот, а ворчливый бородатый старичок!

   – Вась, я тебе сколько раз говорил: «Давай нормального мужика заведём»! А ты мне какую-то дрянь притащила! Так глядишь, совсем состаримся без наследников. А на кого всё останется после твоей смерти?! – домовой пригладил роскошные усы.

   – В детский дом отдам. Тем более уже составлена опись имущества.

   – Конечно! Ты ж даже о страховке не позаботилась. А вдруг пожар? Наводнение?

   Я с насмешкой подхватила его перечисление:

   – Землетрясение? Нашествие саранчи? Подорожание гречки?

   – Гречи, необразованная ты челядь! – взвился Феофан пуще прежнего. Глазки-пуговки зажглись праведным гневом.

   – Сосисок!!! – подразнила незлобно и с улыбкой.

   – Оно-оно! Вот помнится, в 1924 вода так поднялась, что затопила два этажа.

   Больше всего на свете Феофан любил рассказывать истории. О своей молодости, о моей молодости, о городе и квартирах, в которых жил. Про потоп я помнила:

   – В прошлый раз полтора этажа было.

   – Так это в 1824-м! И я приуменьшил немного. Так вот пришлось все драгоценности продать, чтобы твои родители смогли особняк свой отремонтировать!

   – Это потому что революция была, тогда всем всё пришлось продать, чтоб не отобрали.

   – А вот была бы у них страховка, до сих пор жили бы в павильоне на Мойке!

   – Угу, полы б там мыли. Там во времена СССР казармы сделали.

   – Склочная ты баба, Василисушка, – обиженно заявил домовой.

   – Волосатый вы кот, Феофан.

   – Мороженое и сериальчик?

   – Не хочу!

   – А какие именно не хочешь?

   – Ванильное особенно не хочу и про докторов сериал совсем не хочу, – губы сами растянулись в улыбке.

   Зашуршала упаковка. Одеяло укутало с головы до ног. Махровые носочки сами натянулись на ноги.

   Трубка легла в ладонь. Позвонила маме, успокоилась.

   Плюс домового в доме: он умеет создать уют.

   Так и потекли мои будни дальше, без навязчивых ментов и стрессов будничных.

   Через пару недель Дизверко напомнил про задание заглянуть к Чижику-Пыжику.

   Пришлось тащиться к Лебяжьей канавке, выпрашивать кайт (примечание автора: доска для плавания) и грести к Чижику за подаянием.

   В дневное время на кайтах по каналам не плавали, опасное это дело. Катера поднимают волны, и доска легко переворачивается, окуная нерадивого пловца с головой в воду. Тем более никто не катается в погоду +9 градусов и под затянутым тучами небом.

   Никто, кроме сотрудников СМАК.

   Монетки Чижика-Пыжика мы забираем не просто так. Туристы загадывают желания и бросают монетки в маленькую бронзовую птичку на стыке Фонтанки и Мойки. Есть примета: если попасть монеткой в постамент, на котором стоит Чижик-Пыжик (монетка непременно должна остаться лежать на камне), то желание обязательно сбудется. Для молодожёнов есть другое поверье: жених должен опустить привязанную на верёвке, наполненную рюмку к памятнику и чокнуться с клювом чижика, не разбив её. Это залог счастья для молодой семьи.

   Чижик на такое отношение немного обижается, но вообще он птичка отходчивая.

   А заговоренные чужими желаниями монетки обладают удивительной защитной силой от потусторонних существ. И за лето их надо наподаянить столько, чтоб на всю зиму хватило!

   «Чижик-пыжик, где ты был?

   Зашумело в голове», – пропела, мерно загребая веслом, увернулась от двух катеров с туристами и подплыла вплотную к стене канала, на которой находился памятник.

   Как была в костюме «юбка/пиджак», так и плыла. Домой ехать, чтобы переодеваться, не стала. Только кроссовки переобула найковские. Девушка на шпильках на кайте – это совсем странно, наверное. А так, ничего, плывём-гребём.

   Суть заключается в том, что нужные нам монеты лежат на постаменте Чижика, а мне до него не добраться. Птичка должна скинуть желаемое вниз.

   Конечно, безопаснее заниматься таким ночью, чтобы простые прохожие не заметили подозрительного шевеления бронзовой птички, но по ночам работники СМАК отказываются работать даже за двойной тариф.

   Поэтому я воровато огляделась и пшикнула:

   – Пшшш, привет, Чижик-Пыжик, позолоти ручку, касатик.

   Сверху ко мне свесилась радостная голова с клювом и прочирикала:

   – Здорова, Василиса! Какими судьбами?!

   – За деньгой, сам понимаешь.

   – А поговорить?

   – А на тебя туристы смотрят.

   Чижик тут же встрепенулся, и я услышала радостное щебетание. Его песенка дарила хорошее настроение автоматически, а когда монетка попала в его бронзовое тельце и осталась лежать на каменном выступе, из маленькой птички вырвался радужный сгусток и потянулся к кидавшему, облепил туриста со всех сторон и втянулся внутрь него через ноздри, рот и уши.

   Это была благодарность за дар.

   Моя плата должна быть соответствующей.

   Я села на кайте по-турецки, прикрыла глаза и выпустила все положительные эмоции, которые только нашла в своих воспоминаниях.

   Адреналин тренировки.

   Радость от флирта с Дмитрием.

   Смех Надьки.

   Вчерашний дождь.

   Песня русалок.

   Золото подкравшейся осени.

   Блеск обмелевшей Невы.

   Загадки Сфинксов.

   Все хорошие эмоции выпорхнули и потекли к Чижику-Пыжику, которой с радостью зачирикал. Десяток монет свалился на доску.

   Общение с Чижиком всегда выматывало. Нелегко отдавать свои собственные положительные эмоции взамен на деньги.

   И стыдно.

   На звонок телефона недовольно прорычала:

   – Я до пятницы на алкогольной терапии для восстановления самочувствия.

   – Срочно в офис! – прокричала Надька в трубку. – Пролита кровь «видящего»! А это уже второй пункт пророчества! Дизверко лютует, что не уследили!

   Я вскочила на ноги. Сердце забилось быстрее. Почему-то сразу подумала о Климе, о его нелепых подкатах, на которые купилась, и о серых проницательных глазах.

   Кайт покачнулся, и я вместе с телефоном, сумкой, юбкой и монетами рухнула в холодную воду реки Фонтанки.

ГЛАВА 7. Капец, приплыли. Всю ночь гребли, а лодку отвязать забыли

Клим. Октябрь

   Наша служба и опасна, и трудна, и далее по тексту…

   Подставился я по дурости, сам это понял, когда правую руку прожгло болью. Хорошо, что я и левой владею отлично. Брали мы одного отмороженного на всю голову нарика, что успел уже положить троих курьеров. Брали на квартире: очередной шалман-притон, куча сброда, кто валяется прямо на полу в отключке, кто ширяется по углам. Наши ребята врываются первыми и вяжут всех подряд, укладывают штабелями мордами в пол, отбирают ножи и отпинывают ногами шприцы.

   Откуда выскочил наш клиент, я так и не понял. Только боковым зрением ухватился за силуэт какого-то старика на фоне вешалки в углу, развернулся в ту сторону и даже прицелиться не успел. Но то, что резко развернулся, меня спасло. Первая пуля черканула по лбу, вторая прошла мимо, а вот третья попала в руку. Я, уже не церемонясь, стрельнул по ногам. Нарик рухнул, тут и Ромка с Саньком подоспели, и ребята из ОМОНа. Пока то да сё, упаковали, вывели, пока до врачей скорой дошёл, почувствовал, что как-то мне нехорошо, а в машине уплыл в далёкие дали, так что очухался уже под мерный писк приборов в палате с белым потолком и стеклянными стенами.

   Лежу, провожу ревизию конечностей: голова на месте, руки-ноги отзываются с трудом, но шевелятся. Во рту пересохло как после отличной попойки. Скосил с трудом глаза, упёрся взглядом в стойку с капельницей, по плечам змеятся провода, аппарат над ухом пищит сильнее и противнее.

   – Добрый день, Клим Анатольевич, – полноватый мужчина среднего возраста в медицинском халате вальяжно зашёл в палату и присел на стул рядом со мной. – Ну и горазды же вы спать. Вторые сутки пошли. Анестезиолог уже было решил, что дозу неправильно рассчитал с вашим таким отличным телосложением и весом, а вы просто отдыхали, – врач улыбнулся, добренько так, что стал похож на Айболита из детской книжки, даже очки такие же круглые. Но где-то прятался подвох!

   Я попытался откашляться и сиплым голосом спросил:

   – А чё я тут?

   – А где же вам ещё быть, как не в реанимации?! – всплеснул пухлыми руками доктор. – В морг вам рано, а в обычную палату завтра переведём.

   – В морг я и сам не спешу, – продолжил я сипеть, – но в реанимации как оказался?

   – Не помните? Совсем ничего не помните?

   – Руку пулей поцарапало на задержании, я в скорой отрубился.

   – Ох уж эти мне герои! Поцарапало. Да там ранение навылет. Кровопотеря большая. Чем вы думали, пока бегали с простреленной рукой?! Хирург с анестезиологом попотели, пока вас шили. Да и переливание крови пришлось делать. А вы говорите, царапина! – рассказывая всё это, врач то светил мне в глаза фонариком, то ощупывал раненую руку, даже тыкнул чем-то острым в бедро, отчего я натурально подскочил на койке и взвыл. – Ничего-ничего, жить будете!

   Странности начались ближе к ночи вместе с отходняком от наркоза. Меня колотило от озноба так, что не помогло даже третье принесённое сердобольной медсестричкой одеяло. А потом пришли голоса. Много разных.

   – О, гляньте, Ксения Григорьевна, свеженький лежит, скукожился.

   – Ой, не, не наш. Полежит и перестанет.

   – Может, попугать?! Всяко веселее!

   – А чего это он такой фиолетовый?!

   – Смотри, светится.

   – Что, ангелов сегодня подвезли?!

   – Да мент это, какой ангел!

   – Жаль, я с ангелами ещё не выпивал.

   – Или отсюдова, пьянь. Это же «видящий». Вот и светится.

   – И откуда ты только всё знаешь, Аксют?

   – Так я же раньше в библиотеке обитал. Потом попросился сюда, в морг. Скучно стало в библиотеке: народ не ходит, пыль одна. Крысы начитанные только носятся.

   – Я бы с крысами выпил.

   – Вот алкаш.

   – Да тшшшш. И что этот «видящий» видит?

   – А я почём знаю?

   – Что почём? Что продают?

   – Да вали ты, пьянь, отсюда. Дай умных людей послушать!

   Голова гудела от голосов, в глазах мелькали какие-то тени и пятна. Пожаловался медсестричке, она заверила, что завтра полегчает: просто такая реакция на наркоз и кровопотерю.

   Утром реально стало легче, меня перевели в палату на троих, голоса в голове затихли.

   А потом приехала тётьДаша!

   ТётьДаша – это моё всё. В смысле, что вся моя семья. Родители погибли в аварии, когда мне было пять лет, бабушка умерла через год. Вот опеку надо мной и оформила бездетная тётка, мамина старшая сестра.

   Жила тётка в Краснодаре на выселках, как это называют местные, в частном доме. До автобуса двадцать минут пешком, до трамвая – полчаса. Хозяйство приличное: сад-огород, свиньи, куры, утки. В работниках был у неё сосед-выпивоха Тоха, но с руками мужик. Вдвоём они и жили: весной овощи на рынок возили, летом – клубнику, зелень, цветы во все сезоны, особенно к праздникам. Сдавали всё уже своим проверенным перекупщикам. По осени в рестораны продавали птицу и свинину. Крутилась тётка, одним словом.

   А я помогал, чем мог. Учился неплохо, проблем не создавал, по хозяйству шпарил, за что имел долю в доходе. ТётьДаша большую часть моего заработка откладывала на будущее, за что ей спасибо. Но и на карманные деньги выдавала, не жмотилась. Жил я с ней мирно до девятого класса. А после поступил в школу милиции в Краснодаре. По окончании приехал в Питер, поступил на вышку. Вот тут отложенные ТётьДашей деньги и пригодились: и на учёбу, и на квартиру. На машину это я потом сам заработал.

   – А вот тут у меня синенькие по-армянски, кровяночка своя, домашняя, облепиха протёртая, прошлого года, правда, в этом не уродилась, – обстоятельно перечисляла тётьДаша где-то рядом со мной.

   Я открыл глаза. Организм проснулся, а вот мозг ещё пробуксовывал. Ночью озноб прошёл, а вот голоса не ушли. Они спорили, пытались втянуть меня в диалог, один, особенно противный, даже обзывался! Я и тётин голос попервой принял за глюки, но нет. Вот она сидит с краю койки и раздаривает гостинцы врачу и медсестричке. А те берут, благодарят. Хм, попробовали бы они не взять. Или не отблагодарить! ТётьДаша женщина решительная, решит любые проблемы.

   – А тут у меня свининка, – она бухнула по столу трёхлитровой банкой, где были плотно-плотно уложены куски мяса и сала.

   Рецепт свой тётка не раскрывала, но мясо выходило вкусное, солёное с ароматом специй. Я непроизвольно сглотнул набежавшую слюну.

   – Шелковицы баночка к чаю, аджичка, лечо. Непременно с рыганом, для аромата. Синенькие, фаршированные морковчой. Я маловато что-то взяла, всего три баночки. Малинка хороша при простуде. Лычка маринованная, – тётя продолжала вынимать из сумок снедь. И как она только всё это допёрла?! – Да вы берите-берите, не стесняйтесь. Я хоть баба простая, но благодарить умею!

   А господа медики уже и не стеснялись, хватали баночки и банки, рассовывали по карманам, прижимали к груди как огромную ценность. Ещё бы! В магазинах такую вкуснятину не найдёшь, я искал.

   – Мне-то хоть оставила? – просипел с трудом.

   – Ой, батюшки святы! – ТётьДаша обернулась ко мне и накинулась с объятиями, причитая: – Ну как же так, Климушка?! Что же это такое? Я всё побросала и бегом к тебе! А ты! Бледный, губы синие, похудел-то как.

   Врач еле ко мне пробился для осмотра. Пощупал руку, посветил в глаза фонариком, медсестричка измерила температуру. Потом пришла другая, нацедила крови, потом ещё пришёл врач, осмотрел и разрешил вставать. Все из медперсонала покидали мою палату с гостиницами и при хорошем настроении. ТётьДаша умеет налаживать связи, недаром она столько лет увиливала от налогов.

   Про мучившие меня голоса я промолчал, списал на побочку от лекарств. И следующую ночь спал тихо и спокойно, а на утро вместо соседа на койке увидел огромного осьминога, курящего трубку и листающего газету. Чуть не обмочился. А когда проморгался, то оказалось, что сосед перелёг на третью пустующую койку, а на соседней одеяло рулоном свернул. И привидится же такое!

   Через пару дней меня навестили ребята из отдела, рассказали новости, даже Авсейков заезжал, велел хорошо лечиться и не отлынивать от процедур. А я и не отлынивал. После того, как выписали соседа, я остался один в трёхместный палате и очень усердно выполнял все процедуры с медсестричками.

   К концу второй недели, когда врач стал поговаривать о выписке, ко мне заявился офигеть какой колоритный мужик.

   – Дизверко Станислав Аристархович, – представился дядька со странными жёлто-карими глазами и жутким вертикальным зрачком.

   – Прикольные линзы! – похвалил я, рассматривая того, что выдал корочки и рекомендации небезызвестной мне Василисе Анатольевне.

   Не могу сказать, что я за время нахождения в больнице ни разу не вспоминал о ней. Нет, бывало, что накатывало желание позвонить и пожаловаться, чтобы она прибежала и приголубила. Но потом я припоминал нашу последнюю встречу, её злость и бред, что она несла, и отмахивался от этих дурных мыслей. Тем более что и телефона её у меня не было. Женским вниманием я не был обделён: и Лизка-трупорезкаа как-то забегала, и даже Ева позвонила, а про медсестёр вообще молчу. Но… Мысли о длинноногой блондинке проскальзывали, да.

   Вот и сейчас я смотрел на мужика и прикидывал:

   1. Что ему от меня нужно?

   2. Спросить у него про Василису или нет?

   А мужик со страшными глазами тем временем уверенно уселся на стул и принялся меня молча рассматривать-сканировать. Потом кивнул каким-то своим мыслям и заявил:

   – Я руководитель одного достаточно секретного отдела, о котором вы ранее не слышали. Но имели возможность в конце августа познакомиться с моей сотрудницей Петропавловой. Она должна была ввести вас в курс дела. Но, – тут он развёл руками, при этом продолжая внимательно тыриться мне в глаза, – как-то у вас не получилось контакта. Поэтому теперь, ввиду сложившихся обстоятельств, вы переходите на службу в мой отдел сразу по окончании вашего больничного. И вникать в суть работы будете уже на месте. Я понимаю, что это принесёт вам некоторые неудобства. Прошу за это заранее прощения, но решение уже принято на высшем уровне. Приказ о вашем переводе подписан.

   Я за всё время его монолога пытался отвести взгляд от чумовых глаз собеседника. В голове в районе затылка давило и жало. Терпимо, но всё же неприятно. Ощущение было такое, как будто на меня давила толща воды, как при погружении с баллоном. Только дышать легко и слушать слова легко. Они меня окутывали, вливались в уши и сами достигали мозга. Хотелось перечить и возмущаться, но с каждым словом Дизверко слабее. К концу монолога я был со всем согласен.

   – Вам, кстати, Василиса Анатольевна просила передать, – эти его слова заставили меня вынырнуть из апатии согласия и проморгаться. Мужчина протягивал мне пакет с ярко-оранжевыми апельсинами, тремя киви, манго и одним огромным ананасом, хвост которого торчал наружу. – Выздоравливайте. И приходите. – С этими словами Дизверко положил на койку рядом со мной пакет с фруктами и белый прямоугольник визитки. И молча, и степенно вышел из палаты.

   – Уж ты ж-ка! – голос за моей спиной раздался неожиданно, пока я переваривал визит и апельсины. – Дракон. Живой.

   Я резко обернулся, на тумбочке возле окна сидел дед! Лохматый и бородатый, размером не больше кота. На койке под окном нашёлся тот самый осьминог с трубкой. Он выдохнул (ртом!!!) дым и произнёс:

   – Ага. Силён. Ты, паря, иди к нему на службу, а то мозги прокипятит, станешь овощем.

   Я сглотнул, закрыл глаза. Вот уже три дня мне не колят антибиотиков, не ставят капельницы, вообще никаких лекарств не дают, только повязки меняют. Вот уже три дня, как я поверил в свою нормальность. И тут на тебе.

   – Что за дичь они мне кололи? – спросил вслух и открыл глаза.

   В палате никого не было. И ничего. Только пакет с апельсинами-ананасами.

   По выходу из больницы мне прописали две недели реабилитации, массажа и гимнастики.

   ТётьДаша к себе так и не уехала, причитая, что не на кого меня оставить. А за хозяйством Тоха проследит, переживала и улетать не спешила.

   В комитете Авсейков реально подтвердил мой перевод, подробностей мне не раскрыл или сам не знал. Ребята, оставшись без начальника, только плечами удивлённо пожимали. Ждали новое начальство и сожалели о моём переводе. Я же вроде и хотел выяснить что-то по этому поводу. Но как только вспоминал про желтоглазого мужика, меня накрывала головная боль такой силы, что и таблетки не помогали.

   Так я и ходил на реабилитацию, коротал вечера с тётьДашей и дрых до полного отупения. Пока в один непрекрасный день не потащила меня тётьДаша в святая святых – в Эрмитаж.

   Первый и, надо сказать, последний раз я был там ещё молодым студентом, поступившим в АМИ (примечание автора: Санкт-Петербургская академия милиции имени Н.А. Щёлокова). И так впечатлился огромными картинами мясного ряда, полотнами со всевозможными святыми и голыми телами в различных позах, что больше не рисковал туда возвращаться. Даже мумии и рыцари не скрасили того моего, самого первого впечатления.

   И вот теперь по прошествии стольких лет я опять шел на казнь искусством.

   Но я не ныл, я справедливо возражал:

   – Я же только что из больницы!

   – Тебя выписали неделю назад! – засмеялась тётя.

   – Я был ранен, ну куда мне ходить по лестницам и залам?!

   – Ты был ранен в руку, а не в ногу!

   – Я был при смерти! – использовал свой последний аргумент.

   – Ну не умер же! – в тётьДаше ни на грош сострадания не наскребёшь.

   Картины, паркеты, золото, столы и стулья, мраморные кастрированные мужики, бабушки-смотрительницы на стульчиках, картины, картины, картины. Картины во всю стену, картины во весь потолок, картины, плавно перетекающие с потолка на стены…

   Господи, это же сколько краски ушло на всю эту мазню!

   Голоса посетителей, какой-то невнятный бубнёж в ухе – но это точно кажется от усталости и обилия экспонатов.

   – ТётьДаш, можно я тут останусь?– в рыцарском зале хоть есть на что поглазеть.

   – Пять минут. Я пока послушаю вон про то полотно.

   Дай бог здоровьечка тому человеку, кто придумал аудиогиды. И камни в почки тому, кто поставил скамейки без спинок: ни облокотиться, ни расслабиться!

   Передышка моя была кратковременной, а потом опять потянулись мраморные чаши, в которых купаться можно, вазы, тарелки, монеты, гобелены, иконы, трости, табакерки, бюро и часы, столы и столики. Господи, ты, Боже мой, сколько же здесь всего! Голоса жужжали фоново, не проникая в моё сознание. Я почти с ними смирился.

   – Так, вот здесь сейчас повернём, пройдём три зала, и будет Даная. Всегда мечтала на неё посмотреть, – командовала тётьДаша нашим передвижением. Энтузиазма в ней было ещё штук на пять музеев. И это пугало!

   Порылся в памяти, припомнил, что Даная – картина с голой бабой, которую когда-то облил кислотой псих. Ну что ж, тоже интересно посмотреть, что психа так смутило.

   На стене висела картина под стеклом. Реально тётка, толстая. Лежит на кровати лицом к зрителям, какой-то мужик за ней подсматривает или не мужик, фиг поймёшь с расстояния, а ближе не подойти: толпа народа.

   Ну так себе картина, как по мне. Зато зрителей вокруг немало. Молодой парень-экскурсовод гнусаво вещал про историю создания полотна. Шмыгал носом то ли из-за насморка, то ли от обилия чувств. ТётьДаша пристроилась к экскурсии, на халяву можно и послушать. А я сам к окну отошёл и только сейчас заметил, что в тени угла стоит… Ба! Моя старая знакомая, что мне в больничку апельсины передавала, но сама так и не заглянула.

   Василиса Анатольевна Петропавлова стояла, облокотившись плечом о стену, и разговаривала по телефону через гарнитуру:

   – Даная Рембрандтовна, вы меня поймите, я приму ваше заявление. Даже завизирую, у кого следует, но это же ничего не решит. У вас есть конструктивные предложения?

   – Есть, милочка, есть, голубушка, – очень чётко услышал, как будто не Василиса по телефону болтала, а я. – Перерисовать моё тело! Есть же сейчас талантливые художники! Можно же сделать меня худее!

   Я моргнул, вдохнул и медленно, не веря самому себе, перевёл взгляд на картину. Та толстуха, что только что неподвижно лежала на кровати, пришла в движение, уселась, отчего заколыхался весь её лишний вес, и, прикрывшись лишь слегка покрывалом, продолжила:

   – Можно же сделать меня более современной, модной, худой и идущей в ногу со временем!

   – Сейчас в моде бодипозитив, – возразила Василиса, не обращая на меня и на странности на картине никакого внимания. – Никто не смотрит на ваш лишний вес, и никто не упрекает, поверьте мне.

   – Не поверю! – взвизгнула… эээ… картина? Я уставился на неё во все глаза, ущипнул себя за руку, но не проснулся. Поискал глазами тётьДашу, но она как ни в чём не бывало слушала сопливого экскурсовода. – Мужчины любят худышек! – тем временем не унималась женщина с картины.

   – Да кто их поймёт, этих мужчин, – печально ответила Василиса.

   – Молодой человек! Мужчина! Да, вы! – толстушка с картины посмотрела мне прямо в глаза, а я чуть от инфаркта не помер. Страшнее было только в палате, когда осьминог курил, но там это всё объяснялось побочкой от лекарств. А сейчас-то что?!

   Даная Рембрандтовна начала допрос:

   – Вот, вы любите каких женщин? Худеньких или в теле?

   Василиса, переведя, наконец, на меня взгляд, хмыкнула, но не спешила разубеждать меня в безумии.

   – Как этого зовут? – обратилась к ней картина.

   – Клим. Клим… Иствуд, – ответила блондинка.

   Вот, коза, даже фамилию мою не запомнила!

   – Ооо, так вы наш? Заморский? Как приятно встретить истинного ценителя, – затараторила толстушка, переключая на меня внимание. – Так всё же вы каких женщин любите?

   – Умных, – брякнул первое, что пришло в голову. А в голове было подозрительно пусто. Мысли в страхе перед дуркой разбежались по закоулкам сознания.

   – Ох, на всех умных не хватит! Надо и нам, красивым, как-то личную жизнь устраивать, – сникла толстушка. – Но почему нельзя меня хотя бы одеть?

   – Даная Рембрандтовна, мы уже говорили с вами и не раз на эту тему. Руководство отклонило ваше прошение.

   – Тогда… тогда я развоплощусь! И картина без меня осыпется прахом и пылью! – решительно заявила тётка, снова укладываясь на лавку. Только выражение лица у неё стало злым и несчастным.

   – А что? Может? – спросил я на ухо Василису, проникаясь угрозой шантажистки.

   – Может, – она кивнула устало. – Но что я могу сделать?

   А я что могу? Могу сдаться в дурдом сам. Вот приду и прямо с порога расскажу им про осьминога, картину и голоса, да… Могу сделать вид, что ничего странного не происходит. Тоже вполне себе вариант. А могу прижать к стенке Василису, мать её, Анатольевну и вытрясти из неё всю информацию: почему у меня глюки, что она мне подсыпала или уколола в ту нашу памятную пятницу? Или духи у неё с какой-то химией, что меня до сих пор штырит?

   Ведь началось всё именно с её появления!

ГЛАВА 8. Особенности питерской экологии

Василиса

   Совсем я не ожидала встретить этого мужчину в музее. В баре, в тренажёрном зале, во дворе-колодце с пистолетом или бутылкой пивасика в руках! Но не в обители искусства. И уж тем более не застывшего перед картиной и прекрасно ВИДЕВШЕГО еë дух.

   Пару недель назад, когда он попал в больницу, я сильно переволновалась. После купания возле Чижика-пыжика пришлось срочно ехать домой – переодеваться, потом – в офис и поднимать старые предсказания сфинксов.

   Мы с Надькой перерыли все записи, нашли тринадцать вариантов предсказанного Апокалипсиса, и все начинались с того, что убьют видящего.

   Но один видящий на моей памяти уже умер, а конец света нам так и светит. К тому же Клим остался жив, поэтому я очень возмущалась Надькиной паникой из-за которой мне пришлось менять телефон и костюм.

   И отказалась идти к следователю в больницу, за что Дракон лишил меня премии.

   Ещё пару минут полюбовалась на огромные серые глаза, полные ужаса и натурального безумия, прикинула, что Клим скорее руку себе отрежет, чем в видениях признается и добровольно в СМАК придёт, а в ближайшее время вообще может начать психовать и портить картины. Я заволновалась и подошла к мужчине:

   – Клим Анатольевич, позволите с вами переговорить?

   – А это новенький ваш? – обрадовалась Даная и потянулась рукой в сторону… Иствуда. – А я сразу поняла! Такой интересный, импозантный мужчина и до сих пор одинокий?! А как вы относитесь к женщинам, полным тепла и любви?

   Полицейский покраснел от подбородка до лба, открыл рот, но ответить не смог. Только хватал воздух, будто селёдка на суше.

   Я бы могла пройти мимо, но как бы ни хотелось мне проигнорировать этого человека, я должна была ему помочь.

   Он изменился за время с нашей последней встречи, округлился, у мужчины появились милые щёчки и второй подбородок. Это мне показалось неправильным. Будто дикий степной волк стал домашним нашкодившим псом. И совсем ковбою Иствуду не подходило. Ухудшение физической формы сопровождалось психическим истощением, которое выдавали слегка трясущиеся руки и нервно дёргающийся левый глаз мужчины.

   Состояние человека в момент осознания своих способностей крайне шаткое и нестабильное, нередко видения приводят к самоубийству или безумию. Помня об этом, я оттеснила Клима к стене, наклонилась, так как на каблуках была чуть выше мужчины, и быстро зашептала:

   – Не волнуйтесь, вы слышите души картин, потому что стали «видящим». Ваша сила нужна Городу. В СМАКе мы сможем объяснить её появление и поможем научиться использовать.

   – Это суперспособность какая-то?! – недоумённо уточнил Клим, немного приобняв меня за талию.

   Организм тут же взбрыкнул и потребовал убрать руку мужчины. Я попыталась вывернуться, но Клим прижал к себе сильнее. Со стороны это выглядело как жест симпатии, но сильные пальцы впились мне в бок почти до синяков. Мелькнула мысль, что он меня не отпустит, пока не вытянет мельчайшие подробности о духах Города.

   – Да, для вас исключительная сила напрасного сотрясания воздуха, – как можно милее улыбнулась мужчине. Глаза Клима приобрели поистине ошеломляющий размер, и хотя на языке вертелись язвительные шуточки, но я собралась с мыслями, постаралась исправиться и ответить максимально честно: – Можно сказать и так. Вам необходимо научиться контролировать ваши новые способности. Тогда вы сможете отсекать видения, если они отвлекают от реальности, или просто, если не хотите их видеть.

   – Вы можете прекратить всё это?

   – Не прекратить, – я покачала головой. – А упорядочить. Но для этого вам необходимо прийти в СМАК. Сейчас, – я принялась рыться в сумочке, пытаясь найти визитку.

   Клим неохотно отпустил меня, забрал маленький белый прямоугольник и нахмурился:

   – СМАК? Есть у меня такая визитка. О вашей конторе нигде никаких сведений. Зачем создана? Чем занимается? Кому подчиняется? С чего такой доступ? Зачем вам моё досье?!

   – Так я вам всё расскажу!

   – И больше всего ваша контора похожа на секту.

   – Вы же у нас ещё не были!

   – И не хочется, если там все такие, как… как… вы!

   – Это какие ещё «такие»?!

   – Такие сума… специфические.

   – Сочту за комплимент!

   – Немного ошибётесь…

   Ой, поребриком по лбу, какой нахал! Я спасти его пытаюсь от безумия, а он ещё и огрызается! Поторопилась я лезть к нему с помощью! Так и знала, что все ковбои – кобели и сволочи!

   – Потише, пожалуйста! Вам тут не дом свиданий! – сделала замечание пожилая смотрительница зала.

   Да, Эрмитаж не место для подобных разговоров. Вот и женщина в цветастом платке, что сопровождала Клима, как-то странно на меня посмотрела. Очень радостно и заинтересованно. Я бы на соперницу по-другому реагировала. Может быть, она поняла, что мне до Иствуда фиолетово?

   – Мне надо подумать, – мужчина схватил свою спутницу, которая ему в матери годилась, и бочком, с опаской следя за Данаей, не оборачиваясь к картине спиной, торопливо покинул залы Рембрандта.

   Я даже цыкнула от обиды. Опять сорвался! Надо было помягче ему про СМАК вталдыкивать!

   Так, это не моё дело. У меня тут ещë десяток картин с жалобами, а я отвлекаюсь на какие-то мелочи. Поправила костюм и поцокала по музейному паркету работать.

   По пути домой пощекотала мизинец Колоссу, тот хихикнул и пожелал приятного вечера. И оставшийся день прошëл просто великолепно.

   А вот следующий не задался с самого утра.

   Перво-наперво я забыла зонтик, пришлось возвращаться домой. Из-за этого попала в пробку на Суворовском проспекте, простояла в ней полтора часа. Но бросить машину и дойти пешком не решилась. На дворе обосновался октябрь, а я в тонких колготочках. Да и лениво как-то.

   Позвонила начальству, поплакалась на трафик, а Дизверко ответил:

   «Ждёт тебя миссия великая, если не проворонишь всё как обычно».

   И тон был таким, будто стану я на голову короче, как только заявлюсь на рабочее место.

   Но мне не привыкать с драконом работать, в доспехах ходить. В эмоциональных.

   А ещë странно, что Надя меня не искала, трубку не брала и не делилась со мной предсказаниями моего же наказания.

   Поведение начальника и подруги объяснилось, когда, зайдя около 10:30 в кабинет, я увидела там Клима Иствуда-Котёночкина собственной персоной. Майор юстиции сидел за моим столом и рылся в моих бумагах. Основательно так, увлеченно. Так.

   – А вы знаете, что личные вещи неприкосновенны? – вместо приветствия прижучила наглого мента.

   Клим поднял на меня глаза немного испуганные и оттого огромные, серые, будто луна в открытом космосе, и почти такие же пустые.

   Эк тебя, парнишка, жизнь-то побила.

   Интересно, что ещё такого он услышал в Эрмитаже, что в такой панике к нам прибежал?

   – Это если без ордера на обыск, – ответил Клим, отдёргивая руки от чужих документов.

   – А что, вы уже с орденом?

   – Только если Красного Знамени. Ордер, а не орден, – Иствуд кашлянул, сложил руки на груди и откинулся в моём кресле.

   О господи, подайте мне кувалду, я его в землю забью! Вместе с его лицемерием, ордерами и званиями.

   – Простите, привычка, – мужчина поводил ладонью над столом, отгоняя нездоровое пристрастие. Помолчал под моим возмущенным взглядом и решил блеснуть воспитанием: – Василиса Анатольевна, не сказал бы, что рад вас видеть, но выхода другого не было.

   Паршиво получилось, прямо скажем.

   – Клим Котёночкин с сегодняшнего дня с нами в отделе! – раздался Надюшкин голос, не дав мне ударить незваного гостя.

   Бить новых сотрудников в первый же день – плохая примета.

   Округлила глаза и посмотрела на подругу, сидевшую рядом и сияющую счастливой улыбкой. Да неужто она спор какой выиграла или лабутены урвала по мегаскидке?! Или Иствуд ей приплачивает за то, что та меня дополнительно раздражает?!

   Надя многозначительно покивала и ткнула пальчиком в сторону кабинета начальника:

   – Дизверко попросил тебя к нему зайти, сразу как появишься.

   Кроме наших с Надей столов в кабинете было предусмотрено ещё два рабочих места, пока пустующих. Возле одного из них на стуле возлележал кожаный портфель, указывая на место новичка. А то, что Клим сидел именно за моим местом, и никто не мешал ему рыться в моих документах, говорило о том, что честь «первой ночи», как называли знакомство с характером Города и СМАКом, отдали мне.

   Я перегнулась через стол, включила свой моноблок, вздохнула, ожидаемо готовясь к плохим новостям, и поспешила к начальнику.

   Дизверко сидел за столом и читал толстенную книгу. Судя по растрёпанным краям, очень древнюю, из талмуда торчали закладки, развороты и разложенные длинные карты. Компьютеру пришлось потесниться, освобождая стол, клавиатура стояла торцом, прислоненная к моноблоку, мышка висела рядом.

   Станислав Аристархович в коричневом костюме-тройке, в обязательной жилетке и с хвостом длинных чёрных волос выглядел как пришелец из прошлого. Примерно из века девятнадцатого. Нас он, слава Богу, не обязывал носить костюмы, но я старалась соответствовать и неизменно выбирала на работу юбки-футляры и белые рубашки.

   Начальник заложил ещё одну страницу, сделал пометку на бумаге карандашом, совсем недавно заменившим ему гусиное перо, и обратил на меня внимание:

   – Введёшь новичка в курс дела, познакомишь с работой и проверишь готовность к восприятию.

   – Станислав Аристархович, а можно мне другого стажёра? Хоть любого! Но не этого?

   – Это какого?! – уточнил начальник, возвращаясь к книге.

   – Можно без руки или ноги. Даже без глаза можно…

   – Петропавлова, ты утром уже успела выхлопных газов надышаться? Когда это мои приказы обсуждались?! – Дизверко сверкнул глазами.

   А я покорно кивнула:

   – Будет сделано, Станислав Аристархович.

   – И прошу, не подведи меня снова, Василиса, – дракон дождался моего повторного кивка и махнул рукой, отпуская. – На днях, кстати, сфинксы просили зайти. Для тебя особое приглашение, очень ждут, – донеслось в спину.

   Станислав Аристархович – на самом деле неплохой мужик и можно даже сказать харизматичный. Не древним же его обзывать.

   Но немного он всё-таки пугает. Своей силой и пренебрежением к человеческим чувствам. Такой же безупречный, как и его костюм, такой же равнодушный к людям, как обычные горожане к вопросам потустороннего мира.

   Я вернулась в кабинет. Хмыкнула, увидев, что Клим опять зарылся в мои бумажки, да только ничего он в них не поймёт. Там всё – сплошь легенды и пророчества. Предложила прогуляться. Пока новый сотрудник не подпишет десяток бумаг, рассказывать ему о специфике нашей работы запрещалось.

   Первым делом мы посетили отдел кадров. Заполнили документы и получили номер учётной записи.

   Затем – отдел технического обслуживания. Выбили компьютер, клавиатуру, телефон, три кабеля и программиста, который обещал подключить всё в лучшем виде.

   Юридический отдел – подписали приказ о неразглашении конфиденциальной информации.

   Отдел снабжения – укатили кресло пластмассовое и твёрдое, взяли три ручки, карандаш и блокнот.

   Посетили штатного психолога, нам выписали справку о том, что Клим нормальный. Пока!

   И в финале приземлились в столовой. В небольшой комнатке на десять-пятнадцать человек с тремя вытянутыми столами вдоль стен, холодильником, двумя чайниками и четырьмя микроволновками, занимающими один из столов.

   – Добро пожаловать в Смак, – я разлила ароматный чай по чашкам. Вытащила из холодильника два пирожных «Буше» и поставила перед Климом. После беготни по кабинетам хотелось выдохнуть, посидеть и расслабиться. В целом первый день можно было считать удачным.

   Залпом выпила целую кружку взвара, чуть не обожгла язык, но полегчало.

   Появление Клима выбило меня из колеи. С одной стороны, это был новый сотрудник, которого мне поручили обучить и ввести в процесс работы.

   С другой, он меня невероятно раздражал. Такое странное чувство, вот как увидела Клима за своим столом, сразу вспомнила все его неприятные замечания. И корочки «заработанные», и «дуру», и то, что из-за него попала в ДТП, а потом машину две недели ремонтировала, даже чуть не утонула, свалившись с кайта!

   И так придушить его захотелось, а ещё лучше выгнать из СМАКа, чтобы не видеть больше никогда.

   Но вот стоило мужчине зайти в какой-либо кабинет, исчезнуть из поля зрения, и я вроде бы приходила в себя. Напоминала, что надо быть вежливее и приветливее. Человек знакомится с духами и магией, у него стресс, нервы. Сама, помню, неделю поверить не могла во все эти паранормальные фокусы. А для такого рационала, как Клим, вообще, проще руку потерять, чем возможности «видящего» приобрести.

   Этот ковбой – первый новичок, которого приняли в СМАК за год. Интересно, Станислав Аристархович поручил мне его, чтобы проверить мой потенциал или поиздеваться?

   – Время близится к вечеру, а ты так и не рассказала мне, с чем придётся работать, – как-то даже надменно ответил мужчина, отказываясь от пирожного. И зачем-то пояснил: – Я больше колбасу люблю. Кровяную.

   Пожала плечами, игнорируя его переход на «ты». Ведь не случайные люди всё-таки, да и чай вкусный.

   – Обеды надо заказывать или из дома приносить. У Дизверко только пирожные в почёте, из кондитерской «Север». Он говорит, они внутренние силы восстанавливают. И только те, в которых масляный крем. Взбитые сливки – бессмысленная трата денег и жевательных рефлексов.

   – А по тебе и не скажешь, что питаешься сладким вместо гречки.

   – А я и не питаюсь! – с наслаждением отломила ложечкой кусочек пирожного и отправила в рот. Ох, полгода не ела мучного! – Это в честь праздника.

   – Какого?

   – Твоего торжественного явления, конечно же. Или думаешь, видящие штабелями на дороге валяются?

   Клим чуть насторожился, проследил за тем, как я поглощаю сладкое, и поинтересовался:

   – Пытаешься намекнуть, что вы меня специально с ума свели?! Психолог же только что сказал, что я нормальный.

   Я чуть не подавилась.

   Вспомнила, что Клим лежал в госпитале, потерял много крови. И, да, близость смерти обостряет восприятие, но не мог же Дизверко действовать такими драконовскими методами?

   Или мог?

   Нахмурилась подобным мыслям, быстренько их отсекла, доела «Буше» и попыталась отвлечь пациента от мрачных подозрений, а заодно и обрисовать общую функциональность нашей конторы:

   – Основная задача СМАКа состоит в поддержании благоприятной среды Города и поддержке его обитателей. Но не людей, а потусторонних сущностей.

   Клим моргнул, я придвинула к нему чашку с чаем, в заварку которого добавили чабрец, ромашку, мелиссу, валериану, душицу. Этот антистрессовый взвар принёс из дома сам Дизверко. Он великолепно успокаивал истерики и помогал знакомству с необычными явлениями.

   Мне помог, и Иствуду поможет.

   – Это всяких там… – мужчина неопределённо помахал рукой, изображая каких-то не то летающих демонов, не то бабочек. Но послушно пригубил напиток.

   – Почти. В основном это духи Города. Каждый человек оставляет свой след в реальности. Это может быть картина, песня, история, любовь. Стены Города впитывают чувства людей и оживляют их. Это не обычные призраки или черти, если ты о них подумал.

   Судя по глазам Клима, подумал тот о многом. И об охотниках на привидений, и об изгоняющем дьявола. И о том, что зря он в СМАК припёрся. И о том, что в палате с белыми стенами безопаснее, чем с такими психами, как мы.

   И правильно боится, я уже приготовила для этого ковбоя парочку сюрпризов, один другого паранормальней! С трудом сдержала ехидную улыбку, ох, и напляшется он у меня!

   Но пока я само терпение и обходительность:

   – Эти сущности просто живут рядом с людьми, не делают ничего плохого. Но иногда им необходимо помочь. Если дух разозлится или будет недоволен, это непременно отразится на жизни Города. Духи разговаривают только с избранными, видящими, то есть с нами. Твоей задачей будет узнать, чего хочет потустороннее существо, и дать ему это.

   Мужчина налил себе вторую чашку чая, чуть прикрыл веки, потягивая успокаивающий напиток, и уточнил:

   – А если этот… это… существо захочет меня сожрать?

   «Великая радость падёт на град Петров», – подумалось мне, но вслух сказала:

   – Такое – большая редкость! Город в большинстве своём создаёт добрых духов, помогающих людям, а не вредящих. К примеру, те же русалки следят за чистотой водоёмов и численностью рыб.

   – Русалки – это которые зелёные?

   – Зелёные – это Гринпис, а Русалки – это девушки такие хвостатые. Те самые, которых ты не заметил в нашу первую встречу.

   – А ты, значит, показать пыталась.

   – Да! Только ты отказывался видеть!

   – И они убили троих человек, – Клим наклонил голову на левый бок, в уголках его глаз появились морщинки, но он не смеялся, а внимательно проследил за моим рассказом.

   А я сказала правду:

   – Да, потому что им не понравился мусор и отходы в заливе.

   – И ты их оправдываешь? – Котёночкин презрительно сжал губы, привстал и оперся руками на стол, нависнув надо мной. О, да! Это было не веселье, а издёвка.

   Очень захотелось спихнуть его на аудиенцию к Дизверко, чтобы начальник сам разбирался с наглостью мента. Ещё больше захотелось дать Климу по морде, потому что он так и не извинился ни за «сумасшедшую», ни за «дуру». Но я сдержалась:

   – По идее СМАК должен был предусмотреть подобную ситуацию, но нас слишком мало, сам понимаешь, мы не можем успеть повсюду…

   – И вы наказали этих русалок? Изгнали, посадили? Что там полагается за убийство? Может, зажарили на вертеле?

   – Нет! Нельзя есть русалок! – я в ужасе ахнула. Бедные поющие красавицы! Они лечат морских духов, помогают прибрежным! Редкие и прекрасные существа! – И изгонять духов из Города опасно! Это нарушит экосистему Санкт-Петербурга. Город разозлится и может сойти с ума! Это же его творения. Почти дети!

   – Дети не топят людей, – сухо отрезал Клим. – И как часто эти ваши духи убивают людей, а вы их покрываете, выдавая преступления за самоубийство?

   – Это не преступления! Тут виноваты сами люди…

   В какой момент мой рассказ о СМАКе превратился в допрос?! Почему мне приходится оправдываться перед Климом, и откуда это чувство раскаяния и угрызения совести?!

   Серые глаза мужчины будто вытягивали правду, рылись в моих внутренностях и заставляли говорить совсем не то, что я хотела сказать.

   Клим прищурился и спросил ещё настороженнее:

   – А ваш начальник… Дизверко, откуда он и сколько лет уже в этой должности?

   – Не знаю, около трёхсот.

   Клим резко осел на стул, хлебнул чая, но подавился. Даже ромашка не смогла сгладить его удивление. И я пояснила:

   – Он настоящий дракон. Иствуд, ты не нервничай так, – похлопала его по руке, пытаясь успокоить. И меня будто током шибануло. Отпрянула и схватилась за бабушкин медальон, оберегающий от зла. Он разогрелся и жёг кожу. Явно чувствовал опасность от этого человека.

   А полицейский потёр левую руку, поморщился и опять впился в меня с вопросами:

   – И сколько же вас? Таких?

   – Штат СМАКа состоит из тридцати «видящих». Этого очень мало для такого огромного города как Санкт-Петербург. Мы откровенно не справляемся. Во времена СССР вообще отрицали существование магических существ и способностей, и Город был брошен на произвол судьбы и редких гадалок. Найти настоящего специалиста, а не шарлатана очень трудно, – я с радостью переключилась на историю СМАКа, тем более что всё равно должна её рассказать. Но на всякий случай отодвинулась от новенького подальше. Мало ли, в нём опять взыграют полицейские замашки.

   – Дизверко мучается этой проблемой круглосуточно, – продолжила наигранно-бодрым тоном. Клим сверлил меня глазами, и под этой серой тяжестью дышать становилось тяжело и трудно. – Поэтому те, кто не прошёл проверку начальника, но имеют каких-либо зачатков паранормального восприятия остаются в СМАКе на правах охраны/уборщиц/бухгалтеров/психологов/айтишников…

   – И куда вы определили меня?

   – Пушечным мясом.

   – Что?

   – Судя по тому, что ты занял рабочий стол рядом со мной, тебя взяли на полевые работы по улучшению жизни Города, – я прикусила губу.

   Это означало, что теперь у меня появился напарник. Зелёный, необученный и жутко нервирующий.

   Появившаяся Марья, местная домовая, забрала посуду со стола и принялась быстренько ополаскивать чашки. Выглядела она как низенькая девушка в тканом сарафане с цветочками и ничем от обычного человека, кроме роста и волосатых ног без обуви, не отличалась.

   Клим следил за домовушкой, а в момент, когда та обернулась трёхцветной кошкой, обмахнулась пушистым хвостом и вскочила на холодильник, отставил от себя чашку и хрипло сказал:

   – Знаешь, Василиса, чай у вас какой-то странный.

   Поднялся и пошёл на выход, безошибочно ориентируясь в полуподвальных коридорах западного Смольного корпуса.

   Это ты ещё дракона в гневе не видел! Но ничего, всё ещё впереди!

   Догнала его только на улице. Далеко не ушёл. Ковбой уже ждал меня во дворе Смольного собора, неистово отбиваясь от белого голубя. Наглая, но красивая (жирненькая такая, явно домашняя) птица кружила вокруг мужчины, била его по голове крыльями, а Клим отмахивался, пытаясь попасть кулаком по вёрткому телу. В конце концов, извернулся и умудрился ударить голубя локтем. Мне даже жалко птичку стало. Вот ведь ковбой, ни на минуту нельзя одного оставить, тут же находит приключения.

   Клим вдохнул глубоко воздух, оглядел испорченный пиджак. Синий костюм у него опять сочетался с кроссовками, и повернулся ко мне:

   – Бешеный птеродактиль какой-то, – сказал белыми губами.

   – Странно, будто тебя не хотят выпускать в Город. Ладно, пошли, переоденем тебя и в путь, – пробормотала, наслаждаясь белыми разводами на синеве. Спасибо, птичка, хоть ты меня понимаешь.

   Пока Клим застирывал пиджак, я заскочила в кабинет за ключами и верхней одеждой. Айтишник Тимофей, для своих просто «Тим», как раз настраивал новый компьютер за соседним столом.

   – Минут сорок, и наш мальчик сможет играть на нём в «Сталкера»! – программист приветливо помахал мне рукой.

   Тимофей, по правде, не очень ладил с техникой, зато был исполнительным и отзывчивым парнем с большими способностями к упорядочиванию информации. Он знал почти всё о почти всех созданиях Города. Хвастался, что больше него знает только его бабка, потомственная ведьма.

   Носил айтишник серый свитер и рваные джинсы, счастливо рубился в «танчики» на рабочем компьютере в подсобке и несильно запаривался насчёт субординации.

   Мы с Надькой подозревали, что Дизверко не увольняет его только потому, что бабку его боится.

   – Спасибо, Тим, не спеши. Мы в Город! – я быстро проверила сводки за вчерашний день и отметила парочку интересных случаев. Особенно ухватилась за идею познакомить Клима с подземным червём, опять пытавшимся пробиться сквозь заграждения Маяковской станции метро.

   – Ну как он? – Надя подсела на край моего стола, заинтересованно потёрла ладошки, став вмиг похожей на очаровательную муху-злодейку, замыслившую покорить мир.

   – Его голубь обгадил, – сама не знаю, зачем ей это сказала. Да ещё таким довольным тоном, будто я эту птицу тренировала и подначивала.

   – Ого, счастливчик!

   – Почему это?

   – К деньгам же! Да ещё в первый рабочий день, не иначе миллионер