Ключ без замка. Карина Пьянкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Летняя поездка в Санкт-Петербург! Что может быть волшебней? Что может быть ужасней?

   Город белых ночей встретил десятиклассницу Алёну пригоршней загадок и странностей, новыми знакомствами… и странной история, что началась давным-давно и неизвестно, когда и чем именно закончится.

   Игра уже началась.

   Жаль, что никто не потрудился объяснить Алёне правила.

ГЛАВА 1

13 июня

   понедельник

   Поезд медленно, словно с неохотой замедлял ход, и стук колес теперь стал нечастым, слегка ленивым, ничего общего с прежним бодрым ритмом, под который последние дни подстраивался ритм моего сердца. Мы с Катей, моей лучшей подругой и одноклассницей, обе уже сидели в полной боевой готовности на нижней полке, намертво вцепившись в свою поклажу.

   Хотелось, наконец, выбраться из вагона, что за время поездки пропитался запахами лапши быстрого приготовления, несвежей одежды и той самой курицы в фольге. В итоге не то чтобы воняло… Просто было душно и с каждым часом все сильней хотелось попасть в душ. На пару часов. Плюс двое суток на виду у всех подряд для меня стали настоящим испытанием.

   Почему только людям так нравится пялиться на других?

   Терпеть не могу плацкарт.

   Все-таки путешествие в общем вагоне посреди лета – такое себе удовольствие, особенно когда едешь вместе с одноклассниками. Незнакомым людям по большей части нет до тебя особенного дела, а вот знакомые – те вечно норовят подметить что-то эдакое, неприятное, чтобы после постоянно припоминать, а то и с радостью рассказывать всем желающим.

   Наверное, поэтому я терпеть не могла школьные поездки, и, попробовав один раз еще в шестом классе, после упорно отказывалась тратить часть долгожданных каникул на такую форменную пытку, как бы ни увещевала мама, которая все твердила, что «нужно вливаться в коллектив».

   Словно мне так нужен этот коллектив…

   Лучше всего я себя чувствовала в компании пары друзей. Ну, хорошо, максимум троих друзей. Большее скопление народа только смущало и заставляло искать пути к отступлению.

   Успешно избегать школьных поездок удавалось ровно до этого года, когда классная, ужасно довольная собой, сообщила, что нынешним летом отправиться предстоит аж в Санкт-Петербург. Туда наш класс почему-то не добрался.

   Стоило Ксении Владимировне озвучить маршрут путешествия, как мне стало совершенно ясно, что на этот раз дезертировать не выйдет вообще никак. И вовсе не потому, что я заочно любила Питер.

   На самом деле, никаких особенных чувств к Северной столице в моей душе не теплилось. Просто так вышло, что моя прабабка по материнской линии, жила в Ленинграде и была блокадницей. То ли ее по Дороге жизни вывезли из окруженного города, и после прадед с ней встретился, то ли прадед с прабабкой познакомился уже после того, как блокаду прорвали – тут у родственников имелись разные версии. Каждый член семьи норовил рассказать семейную легенду по-своему, так что я на всякий случай не верила никому.

   В общем, как бы там на самом деле ни сложилось, баба Женя, ленинградка, в итоге вышла замуж, оказалась в Новосибирске, родила троих детей и умерла настолько рано, что даже внуки ее в живых не застали, не говоря уже о правнуках.

   Судя по сохранившимся фотографиям, баба Женя отличалась невероятной красотой. Наверное, поэтому про нее любили вспоминать на встречах родственников по поводу и без как о некой семейной легенде.

   В общем, как я и подозревала, мама загорелась идеей отправить единственное чадо посмотреть историческую родину, напрочь позабыв о том, что ни ей самой, ни бабушке Гале за всю жизнь так ни разу и не пришло в голову самим съездить в Питер. Хотя Москву и окрестности они благополучно посещали не раз и не два.

   Попытку засунуть меня аж на целых девять дней в город, где постоянно или дождь, или ожидание дождя, я сочла форменным лицемерием и попранием моих законных прав на счастливое детство.

   Состав последний раз дернулся и замер.

   Приехали, наконец.

   Классная и Лерка Шапошникова, которые два дня провели на полках напротив наших с Катей, тут же прилипли к окну, благо столик уже был убран. Я последовала их примеру.

   Санкт-Петербург… Если честно, то с первого взгляда сильного впечатления он не произвел. Разницы с родным Новосибирском из окна поезда разглядеть не удалось, хотя я и старалась изо всех сил, памятуя о тех восторгах, которые непременно привозили с собой знакомые из Северной столицы. Честное слово, как будто существовал закон, что непременно следует говорить о Питере только самое хорошее, а иначе – расстрел.

   Неподалеку от вокзала виднелась типовая коробка молла, сплошь бежевая облицовка с редкими вставками стекла. Ничего такого, чего я не видела прежде дома. Чуть дальше словно выцветшие под хмурым питерским небом новостройки с нависающими над ними как цапли строительными кранами. И строй готовых домов – сплошь одинаковые, серые и желтые. Форменная скука. Такой пейзаж надежд не вселял.

   Если ради этого пришлось больше двух суток промучиться в плацкарте… то это откровенно глупо.

   Класс медленно выгружался на перрон, вяло переругиваясь по пути. За время, проведенное в поезде, мы успели друг друга практически возненавидеть. За что? На самом деле, за все, включая то, что столько времени дышали одним воздухом.

   Классная, Ксения Владимировна, с присоединившейся к ней школьной медсестрой, Софьей Валентиновной, сперва пыталась как-то успокоить подопечных, но старшие и сами успели порядком умаяться в дороге. Не пытаемся друг друга убить – и то ладно.

   Сопровождающий от турфирмы ожидал в самом здании вокзала у эскалатора. По крайней мере, именно так значилось в программке, которую каждому выдала дотошная сверх всякой меры классная. Она, по-моему, считала, что нам лет по десять, – и это максимум! – поэтому повторяла все по три раза, а расписание тура так и вовсе заставила выучить наизусть.

   Ведь «мало ли что».

   Поезд прибыл на Ладожский вокзал. Сплошь стекло и металл, слишком… современно что ли? Совершенно не вяжется с тем, каким Санкт-Петербург показывают по телевизору. А еще из-за прозрачных стен вокзала чудилось, будто крыша может в любой момент рухнуть прямо на голову. Глупый страх, конечно, но избавиться от него никак не получалось.

   – Как-то… не особо. И почему нельзя было полететь на самолете? – пробурчала под нос Катька.

   Она вообще решила поехать в Санкт-Петербург только после того, как узнала, что меня в эту поездку все-таки отправляют.

   – И не говори, – вздохнула я и двинулась вслед за остальными внутрь здания вокзала.

   Мой любимый желтый чемодан почему-то казался просто неподъемным. Странно, вещей в нем было немного. Я сама укладывал багаж, так что знала наверняка. Если только мама не засунула втихую теплую куртку и еще пару свитеров… Послушай ее, так я не в Санкт-Петербург поехала, а в тундру. Зимой.

   Или чемодан изначально был таким тяжелым? В Новосибирске мне папа помог донести вещи, так что я не знала, каким он был по весу изначально.

   Так и подмывало остановиться и проверить, не подсунули ли мне лишнего, но уже виднелся прямо по курсу бодрый рослый парень с табличкой «Север-трэвелс». Наш сопровождающий, стало быть. Да и что я буду делать, обнаружив в багаже лишнюю одежду? Не выкидывать же, в самом деле, посреди вокзала.

   Ксения Владимировна подошла к работнику турфирмы последней, с присущей ей дотошностью пересчитала подопечных по головам, уверилась, что все стадо на месте, и дала добро грузить нас. Согласно программке тура сперва туристов следовало заселить в гостиницу, и уже после запускать на первый круг ада – обзорную автобусную экскурсию по Санкт-Петербургу.

   Оставалось только надеяться, что успеем сперва хотя бы перекусить. И не проклятым дошираком! Хотя, учитывая, насколько я проголодалась, наверное, и лапшой быстрого приготовления не побрезгую. Сухой.

   Следующие девять дней нашей компании предстояло прожить в мини-отеле с очень уж голландским названием, которое отлично сочеталось с Питером. От гостиницы до ближайшей станции метро – Петроградской – пешком было от силы минут пять, сущие пустяки. А то, что несмотря на увещевания классной, никому и в голову не придет после экскурсий послушно сидеть в гостинице, – факт. Так что место отличное по всем статьям.

   Сам номер, пусть великими размерами не отличался, зато работало в нем все от крана до телевизора.

   В уныние приводило разве что отсутствие лифта, который в крошечную трехэтажную гостиницу было просто некуда встроить. Классная же светилась от радости из-за того, что наша группа заняла отель фактически целиком. Меньше чужих – меньше проблем.

   – Выживем! Если друг друга не затопчем в этакой тесноте… – констатировала Катя, усевшись на выбранную кровать, и принялась переплетать длинную светлую косу, которая успела слегка растрепаться.

   Волосы у подруги были шикарные, ниже пояса. Я даже порой завидовала такому роскошеству, но каждый раз, когда видела, сколько приходится Катьке возиться с гривой, тут же утверждалась во мнении, что по лопатки – самая лучшая длина из всех возможных. И все-таки глядя на свой русый хвост в зеркале, порой не могла сдержать вздох.

   – Да что с нами станется? – пожала плечами я и принялась разбирать чемодан.

   Ну что же, куртку действительно подсунули, хорошо еще, только осеннюю, могли ведь и пуховик подложить. На всякий случай.

   Пара туфель.

   Где-то здесь затаилась логика – подложить осеннюю куртку и летние туфли.

   Юбка. Ее-то зачем подсунули? Словно буду носить…

   Лишний свитер обнаружился только один. Хотя… Нет, все-таки был и второй. И водолазка затаилась в засаде на самом дне чемодана.

   Впрочем, подсунутую тайком одежду затмил батон сырокопченой колбасы и буханка хлеба в пакете.

   Я устало прикрыла глаза, поминая недобрым словом мамину запасливость и манеру делать все по-своему. Она никогда меня не слушала!

   Было ужасно неловко доставать этот «пищевой набор» при подруге, но вообще… словом, по итогу колбасу умяли на двоих достаточно быстро, заодно передумав искать кафе, чтобы перекусить перед экскурсией.

   Заканчивая раскладывать одежду в шкафу, на самом дне чемодана я нашла еще и маленький бархатный мешочек на завязках из тех, в каких мама хранила ювелирные украшения.

   Вечно ей в голову приходят дурацкие идеи добавить дочке «женственности». Я-то сама ни колец, ни цепочек не носила принципиально, разве что серьги иногда в уши вдевала – и то чтобы дырки в мочках не зарастали. Мама же вечно причитала «так положено» и норовила нацепить на меня очередную цацку. Кем и куда положено, правда, почему-то никогда не уточняла.

   Из любопытства в мешочек я все-таки заглянула.

   Хотя бы тут обошлось без неприятных неожиданностей: внутри обнаружились простые серебряные гвоздики с капельками зеленых непрозрачных камешков. Вроде малахит, хотя я не очень хорошо разбиралась в таких вещах, могла и ошибиться.

   После недолгих размышлений сережки я все-таки решила надеть, они не раздражали, да и особого внимания не привлекали.

   Тут же разразился «Имперским маршем» из «Звездных войн» мобильный телефон… И я вспомнила, что забыла позвонить маме. А ведь это по родительскому представлению самый страшный грех: сойти с поезда – и не позвонить родителям.

   – Алёнушка, я же просила! – укорила ма, стоило только поднять трубку.

   Раз не поздоровалась, значит, уже успела разозлиться.

   – Ну, позабыла. Так и что? – надулась я в ответ, поймав насмешливый взгляд Катьки. Подругу всегда забавляла излишняя заботливость моей мамы, хотя ее собственная, в принципе, вела себя примерно также. – Мне шестнадцать, а не шесть, с нами Ксения Владимировна. Что вообще могло случиться? И вообще, ты зачем лишнюю куртку подсунула? Я же просила!

   Мама возмущенно засопела, отлично понимая, что я просто пытаюсь увильнуть от ее претензий, выставив частокол из своих.

   – В Санкт-Петербурге непредсказуемая погода! Похолодать может в любой момент, так что куртка лишней не будет, – безапелляционно заявили мне. – Еще спасибо скажешь!

   Голос у мамы был зычный, так что Катька отлично слышала, что мне вещают, даже без включенной громкой связи. Одноклассница тихо прыснула в кулак, а после скрылась в ванной, откуда тут же раздался звук текущей воды.

   – А колбаса с хлебом? Это же глупо! – продолжила возмущаться я, сообразив, что претензию с лишней курткой все равно не отбить.

   – Как будто вы все уже не слопали, – совершенно не смутилась мама. И действительно слопали, чего уж там.

   Вот почему только она вечно лезет со своей помощью и советом, даже не спросив?

   – А серьги?

   – Это все твоя бабушка, ко мне вообще никаких вопросов. Или надорвалась от пары сережек в чемодане?

   Подруга уже вышла из ванной умытая и взбодрившаяся, увидев, что мой разговор не кончен, Катя уткнулась в свой телефон. Может, набирала сообщение родителям, может, просто залипла в соцсетях.

   – Вот от пары сережек как раз не надорвалась, – с намеком протянула я, давая понять, что отлично прочувствовала вес всей прочей «доклажи».

   Автобус, в котором нашей группе предстояло пережить обзорную экскурсию, прибыл к гостинице точно в оговоренное время, просто секунда в секунду.

   Я увидела из окна номера, как он осторожно, словно бы с опаской паркуется напротив гостиницы. Бросила взгляд на дисплей мобильного телефона – там только что пятнадцать девятнадцать превратились в пятнадцать двадцать. Все в полном соответствии с выданной в поезде программкой, что даже слегка удивляло. Мой не самый богатый туристический опыт подсказывал, что экскурсии редко начинаются точно по расписанию.

   Ксения Владимировна, похоже, заметила прибытие автобуса немногим позже меня и уже спустя несколько секунд тайфуном пронеслась по коридору, колотя в двери номеров. Казалось, учительница пытается едва ли не собственноручно вытащить подопечных из гостиницы и запихнуть в автобус.

   Ксении Владимировне никогда еще не приходилось возить группы в школьные поездки: наш класс раньше просто сбивали в кучу с другими, и так историчке удавалось сбрасывать ответственность за своих «деток» на других учителей, которые были старше и опытней.

   Наша Ксения Владимировна, если вдуматься, была очень молодой, мы стали ее первым классом после выпуска из университета. Наверное, она чертовски боялась сломать или потерять толпу подростков на пути из Новосибирска в Петербург. Думаю, именно поэтому классная так старательно пересчитывала нас и при любом случае повторяла то, что мы и без того заучили наизусть: «выезжаем во столько-то, автобус стоит столько-то, возвращаемся во столько-то, не делайте...».

   Список того, что делать запрещалось, оказался чрезвычайно обширен, и почти наверняка мы за время школьной поездки выполним в нем все пункты до последнего. Ксения Владимировна, подозреваю, это тоже понимала. Вряд ли она сама уже успела позабыть, какого это – быть школьником.

   К автобусу наша группа плелась гуськом, не демонстрируя особой охоты знакомиться с питерскими красотами. Все-таки вот так, с корабля на бал, то есть с поезда – и на экскурсию ехать никому не хотелось. Но расписание тура требовало, а школьные поездки тем и невыносимы, что нельзя просто так взять – и остаться в гостинице.

   Когда мы с Катей уже подходили к открытым дверям автобуса, внезапно я почувствовала, что на меня кто-то недобро пялится. Я была не из тех, кто непременно ощущает направленный на него взгляд, однако тут как будто всей кожей почувствовала чужое внимание.

   Накатила оторопь, и я даже сбилась с шага, едва не споткнувшись.

   Резко обернулась, но позади не обнаружилось никого, кому могло быть до меня хоть какое-то дело. Классная в мою сторону и взгляда лишнего не бросила, я ведь не последней заходила в автобус. Ребятам на меня смотреть и подавно без надобности.

   Спустя несколько мгновений все-таки удалось понять, кому пришло в голову пялиться.

   В тени гостиницы сидел кот настолько черный, словно кому-то пришло в голову вылить на асфальт чернила, те самые, в которые когда-то макали писчие перья. Ни единого белого пятнышка, даже манишки на груди не было – только желтые глазища посверкивали. Кот был совершенно обычным, но я все равно поспешно метнулась в салон автобуса. Почему-то на душе стало тревожно, хотя причин для волнений вроде и не имелось. Ну кот и кот, пусть даже несчастливой масти. Что тут такого, в самом деле? Он даже дорогу не перебежал – так и лежал в зыбкой неверной тени.

   Устроившись на сидении рядом с подругой, я стала преувеличенно бодро болтать про грядущие походы по магазинам, правда, говорить старалась вполголоса – чтобы добраться до центра города, следовало спуститься в метро и уехать от гостиницы на приличное расстояние. Вряд ли классная обрадуется, узнав, что кто-то из подопечных планирует погулять по незнакомому многомиллионному городу без ее бдительного присмотра. Пока Ксения Владимировна только подозревает… и из последних сил надеется на лучшее. Но вот если будет знать наверняка!..

   Последней из учеников в автобус впорхнула наша местная знаменитость, Вика Яковлева, на ходу поправляя выбившуюся их пучка непослушную рыжую прядь. Кнопки беспроводных наушников одноклассница и не подумала вытаскивать из ушей. Двигаясь по проходу, она награждала каждого скучающим равнодушным взглядом и по итогу уселась одна в самом конце салона, оставив между собой и остальной компанией пару рядов санитарного пространства.

   Подсаживаться к Яковлевой без ее прямого приглашения никто уже давно не рисковал: эта умела так послать, что и без единого неприличного слова поймешь, куда следует идти. Особенно доставалось мальчишкам, которым хватило смелости пытаться ухлестывать за рыжей. Язык у нее был такой, что зайца на бегу обреет.

   Вику в классе недолюбливали, высокомерной считали, но трогать при этом не рисковали: у Яковлевой и родители были побогаче прочих, и сама она казалась… этакой элитой. Стильная, красивая даже (она даже из поезда вышла будто только-только из дома, после душа и прочих радостей, которых мы были лишены в дороге), учится опять же прекрасно – и держится наособицу. На переменах Яковлева болталась исключительно со своей компанией, в которой собирались ребята из разных классов и все до единого какие-то… не такие.

   Катя только презрительно фыркнула вслед Яковлевой (та в наушниках в любом случае ничего не могла услышать). Моя подруга Вику недолюбливала и сильно, пожалуй, сильней, чем прочие одноклассники вместе взятые. Катя даже изредка открыто показывала антипатию, хотя обычно старалась держаться со всеми исключительно настоящей душкой. Но вот Вика Яковлева изрядно раздражала мою подругу, кажется, вообще всем, даже если просто мимо проходила. Возможно, причина неприязни крылась в том, что пока рыжая шла по проходу между сидениями, на нее все парни без исключения головы свернули.

   Ксения Владимировна зашла в автобус самой последней, даже медсестра устроилась в салоне прежде классной. Оказавшись в салоне, молодая учительница первым делом принялась пересчитывать подопечных, тыча пальцем в каждого и беззвучно двигая губами. Так Ксения Владимировна дошла до конца салона, тяжело вздохнула – и двинулась обратно, кажется, пересчитывая повторно. Можно подумать, не знает всех по именам и в лицо после шести-то лет классного руководства.

   Пока я смотрела за метаниями учительницы, начало клонить в сон. Пока заселялись, разбирали вещи, перекусывали и ждали прихода экскурсионного автобуса, казалось, будто сил еще море, но стоило только усесться поудобней, опереться на подлокотник, чуть скособочившись, как начала понемногу придрёмывать. Все-таки поездка в поезде – утомительное занятие.

   Я бросила взгляд за окно, к которому также устало привалилась Катя. Никаких украшений помимо гостиничной вывески на фасаде у отельчика не имелось – скучный оштукатуренный домишко. Ну, разве что протекающая рядом река могла сойти за хоть какое-то украшение. Не Нева, конечно, но тоже сойдет. В общем, заурядный трехэтажный дом, вклинившийся между старой чуть обшарпанной пятиэтажкой и какой-то крохотной сараюшкой с двумя большими двустворчатыми дверями с надписью «Ленэнерго», восторгов не вызывал. Из-за гостиницы словно с опаской выглядывал еще один обшарпанный пятиэтажный дом.

   А кот, черный, желтоглазый кот, так и сидел в тени на прежнем месте, и самым удивительным показалось то, как он продолжал пристально смотреть в мою сторону, а потом, кажется, и вовсе поймал взгляд.

   Подумалось, что животина все же престранная.

   Вдвойне удивляло и то, что я, с пеленок страстная кошатница, даже не подумала «покыскыскать» коту (почему-то не было и тени сомнений, что это именно кот, не кошка, с такой-то мордой) или подойти погладить.

   Экскурсовод, женщина лет тридцати на вид, грузная, словно отекшая, с высветленным до белизны волосами, устроилась на переднем сидении рядом с водителем. Она то и дело шумно вздыхала и как будто недовольно косилась на нас. Похоже, нашей сопровождающей не особо хотелось работать в этот день. Ну хотя бы не одни тут страдаем.

   Впрочем, необъятная блондинка с бейджиком на шее уже спустя пару секунд как будто взяла себя в руки. Стоило автобусу тронуться с места, как женщина с профессиональной бездушной улыбкой поднялась на ноги и заняла место напротив лобового стекла, лицом к пассажирам. Я почему-то сразу подумала, что если автобус вдруг резко затормозит – экскурсовод упадет спиной назад и наверняка вылетит наружу прямо со стеклом. Так считал и водитель, который принялся требовать, чтобы блондинка снова села, твердя про правила. Однако упрямая экскурсоводша лишь раздраженно отмахивалась и делала по-своему.

   Наша группа самую малость оживилась и посмотрела на светловолосую экскурсоводшу, ожидая, что та расскажет интересного. Хотя насчет интересного… На самом деле, все такие поездки похожи одна на другую, в каком бы городе их ни проводили. По-моему, экскурсоводов где-то специально учат говорить гладкими, совершенно безликими фразами, которые усыпляют на раз-два.

   – Меня зовут Яна, сегодня я ваш экскурсовод, – уныло прогундосила в микрофон блондинка, – нашего водителя зовут Владимир.

   Тут же подумалось, что все эти туристические группы, которые водитель по имени Владимир изо дня в день доставлял из точки А в точку Б, успели надоесть ему хуже горькой редьки, а заодно и все хваленые красоты Питера.

   – Добро пожаловать в наш прекрасный город… – неожиданно безо всякого перехода весенним ручьем зажурчала гид Яна. Ее голос преобразился словно по волшебству. Теперь женщина вещала как пресловутая «Алиса» из колонки или еще какой-нибудь электронный помощник, что обосновались практически в каждом электронном устройстве – все еще без эмоций, но хотя бы уже не так противно и даже позитивным тоном.

   Да-да, конечно всем было до тошноты интересно услышать, что Санкт-Петербург основали в 1703 году по приказу Петра Первого, что изначально звался город Санкт-Петербурхом… и так далее и тому подобное. Можно подумать, прежде нам никто и никогда про это не рассказывал.

   Лично я любила историю и не была против еще раз услышать рассказ о Северной столице, но Ксения Владимировна вела уроки куда увлекательней, и ее голос точно не убаюкивал.

   Катя по итогу окончательно расплющилась на оконном стекле и прикрыла глаза, отключаясь от окружающей явно неприятной реальности.

   – Сейчас мы выезжаем на Каменноостровский проспект… – продолжала свой рассказ Яна. На повороте ее очень опасно качнуло в бок, и, кажется, весь салон затаил дыхание, ожидая, когда экскурсоводша навернется.

   Однако, специалист нам достался явно опытный – Яна, даже потеряв равновесие, не потеряла самообладания и в последний момент сумела выровняться.

   Камменоостровский проспект уже произвел какое-то впечатление: он походил на тот самый открыточный Петербург, который был в большей или меньшей степени знаком, наверное, большинству людей в мире.

   Ну, по крайней мере, если верить рассказам Яны.

   Сама же экскурсоводша все больше расцветала с каждым произнесенным словом, будто выходила постепенно из дремы. В голосе Яны с каждой секундой звучало больше чувств, а сама она казалась моложе и красивей, чем прежде – уж не знаю, что могло так преобразить. Неужто любовь к городу?

   Автобус катился и катился, неспешно, как и положено экскурсионному, и у пассажиров была возможность в свое удовольствие любоваться видами за окном. Пасмурное низкое небо и немытые стекла, через которые приходилось смотреть, град Петра не красили, но тут уж ничего не поделать.

   Автобус вез нас дальше, а Яна продолжала выдавать какие-то дежурные факты о Северной столице, щедро присыпая свою речь мудреными терминами и бездной незнакомых заковыристых фамилий. Уже спустя несколько минут все эти Бенуа, Лидвали, фризы, барельефы, аттик, ротонды и прочее слилось в моей голове в мерный бессмысленный гул, а от слова «модерн» начало ощутимо мутить.

   Ну, или меня просто укачало.

   В итоге я изо всех сил старалась не вслушиваться в рассказ экскурсовода и просто вертела головой из стороны в сторону, пытаясь разглядеть все и с нашей с Катей стороны, и с противоположной. Внезапно слева, как раз с «ненашей» стороны, на перекрестке показалось светлое здание, похожее на настоящий замок, сверху даже виднелись две башенки с зубцами. Хотелось разглядеть его получше, но наша «колесница», разумеется, двигался дальше, и, к моему великому разочарованию, «замок» быстро скрылся из глаз.

   Яна прокомментировала появление приметного дома россыпью малопонятных терминов, которые принесли одно лишь расстройство. Поняла я только то, что сейчас там обосновался какой-то театр.

   Подруга уже благополучно сопела в обе дырки – ни восторгами не поделиться, ни разочарованиями. Похоже, совсем вымоталась, раз настолько крепко уснула прямо в автобусе. На мгновение во мне проснулось пакостное желание растолкать Катьку. Ну а чего она дрыхнет тут?! Но все же я решила, что это будет не самый лучший поступок – да и зачем Кате слушать откровенно скучный рассказ экскурсовода? Подруга-то приехала в Санкт-Петербург второй раз и все эту галиматью успела один раз прослушать.

   Ярким пятном мелькнул справа синий купол. Приглядевшись, я поняла, что автобус проехал мимо мечети. Никогда бы не подумала, что в Санкт-Петербурге она тоже есть.

   – ...Мы с вами приближаемся к Троицкому мосту, – через некоторое время возвестила Яна с огромным и каким-то неестественным воодушевлением, – одному из самых красивых и узнаваемых мостов Петербурга. Петербург был основан на Троицу, Троицкой назвали его первую площадь, неудивительно, что и Троицкий мост в нашем городе также имеется...

   Я высунулась в проход и посмотрела вперед, пытаясь разглядеть за необъятной экскурсоводшей тот самый мост, на который должен был заехать автобус. Потом, когда уже оказались на Троицком, вовсе начала вертеться волчком то в одну сторону, то в другую. Начало казаться, что я вот-вот протру в сидении дыру, а заодно и в джинсах.

   Мы все двигались и двигались, справа – Петропавловская крепость, тонкий золотой шпиль колокольни будто пронзает серое небо, и через прокол просачивается тонкой струйкой солнечный свет. На другой стороне Невы тускло поблескивает массивный купол. Экскурсовод заверила, что там, вдали, мы видим Исакиевский собор.

   – В народе говорят «Не все то золото, что блестит», однако, если что-то блестит в Санкт-Петербурге, скорее всего, это окажется именно золото. На золочение купола…

   Яна не умолкала и на минуту, а меня постепенно захватывало предвкушение чуда. Как в канун Нового года, только во сто крат сильней, потому что за минуту до полуночи ты точно знаешь – когда часы отобьют положенные двенадцать раз, на самом деле ничего не изменится.

   Но когда автобус плавно ехал на Троицкому мосту, в моей душе вдруг возникла непоколебимая уверенность, что несомненно произойдет нечто необыкновенное, главное, – просто заметить.

   Фасады старинных домов с набережной Невы взирали на нас с высокомерием, которое пронесли сквозь века. Не верилось до конца, что люди и в самом деле могли жить в таких хоромах. А ведь так оно и было – жили.

   – И вот мы с вами въехали а Суворовскую площадь. Чей же памятник стоит на ней?

   Все, кто еще не успел уснуть, вяло хором прогундосили «Суворов». Сложно было придумать более тупой вопрос… Но, наверное, у Яны еще имелись такие же «козыри» в рукаве.

   Разглядеть как следует памятник полководцу я не успела, потому как автобус сделал поворот направо – на Дворцовую набережную, которая тут же удостоилась очередного каскада восторгов Яны. Правда, восхваления экскурсовода звучали как-то неискренне, будто женщина повторяла заученный текст как скворец, а не говорила от души.

   Впрочем, что бы ни говорила экскурсоводша, у меня в душе сладко ёкало при виде богато изукрашенных фасадов. И частоту и силу ёканий не умаляло даже то, что особняки и дворцы были не с нашей с Катей стороны – с противоположной. В наше окно была видна серая как ртуть гладь Невы, по которой проносились какие-то кораблики, катера… Словом, на воде царила форменная толчея.

   Яна, тем временем, принялась перечислять один за другим Эрмитажи. Тот факт, что их вообще-то несколько, слегка смутил, но я предпочла не заострять на этом слишком много внимания. И так было на что посмотреть и что послушать.

   Поворот на еще один мост – теперь уже Дворцовый. Зимний дворец и колонна с ангелом остались позади, даже рассмотреть как следует не удалось. Однако, пожалеть об этом времени не осталось – путь по городу продолжался своим чередом.

   – Сейчас у нас будет первая остановка на стрелке Васильевского острова, – с неописуемой торжественностью провозгласила Яна через несколько минут передышки и в тот же момент автобус замер, словно экскурсовод с водителем не единожды репетировали этот момент.

   Экскурсионный автобус припарковался рядом с одной из красно-оранжевых колонн, украшенных статуями и носами кораблей. Однако на колонны я бросила лишь один мимолетный взгляд.

   Мне удалось выскочить наружу в числе первых – и тут же я захлебнулась речным ветром, бескрайним небом и рекой… Это как влюбиться с первого взгляда: щеки горят, сердце колотится и сил отвести взгляд попросту нет. Вода была и слева, и спереди, и ее гладь казалась бескрайней. Тускло поблескивал вдали за полотном Невы золотой шпиль Петропавловского собора. Ангела, про которого вещала экскурсовод Яна, отсюда было толком не разглядеть, но я все равно знала – он там и смотрит на город, а, возможно, и на нас.

   Само здание биржи на стрелке скрывали строительные леса, зелена сетка и громадный баннер с нарисованными колоннами. Реставрация шла полным ходом и вы получалось разглядеть знаменитое здание, но, честное слово, было глубоко плевать. От открывшейся красоты все равно дух перехватывало.

   Передо мной раскинулась Нева, затянутая в гранит – и душа рвалась туда, к воде.

   – Алён, ты чего застряла? – налетела сзади с разбегу Катька, вышибив весь воздух из моих легких.

   Я словно отмерла, встрепенулась и вернулась к группе, чтобы выслушать очередной нудный рассказ экскурсовода как будто взятый прямиком из Википедии. Все-таки души в том, что говорила Яна больше так и не появилось.

   – Строительство ансамбля на стрелке Васильевского шло в начале девятнадцатого века, когда был распространен стиль классицизм. Он брал свои истоки из архитектуры Греции и Рима… – тут же завела обычную песню гида Яна, стараясь говорить как можно громче, но ветер все равно сносил ее слова, даже несмотря на висящий на груди громкоговоритель. Приходилось едва ли не по губам читать. Куда проще и приятней открыть нужную статью в интернете и прочитать про здание биржи, эти самые пресловутые ростральные колонны и в прочие питерские достопримечательности. Все быстрее и не так скучно.

   Хотелось по спуску сбежать прямиком к реке, туда, где стояли два каменных шара, которые по словам все той же Яны когда-то вытесали безо всяких расчетов, просто на глаз. Умели люди в прошлом заморочиться.

   Убедившись, что на меня никто не обращает особого внимания, я решила осуществить свою задумку. Там еще вроде как должен быть барельеф, изображающий льва, его нужно потереть, загадать желание, и оно непременно сбудется. По крайней мере, именно об этом убеждали питерские легенды, которые вдохновенно пересказывала Катька еще в поезде.

   Ее желание, правда, так и не исполнилось. Но попробовать точно стоило. Ну а вдруг? Сама не загадаешь – не узнаешь.

   Я спустилась к самой воде. Невские волны лизали гранит как-то по-особенному ласково. Река наверняка и в середине июня не прогрелась, вода даже на вид казалась прохладной.

   Нева по-настоящему завораживала.

   Всегда считала себя существом теплолюбивым… Но в этот момент холод речных волн манил, притягивал словно магнитом.

   Я чуть подалась вперед, посмотрела в воду, сама не понимая, зачем… и тут же зажала себе рот рукой, чтобы истошно не завопить от страха.

   Там в воде было лицо! Женское лицо!

   «Утопленница!» – содрогнувшись, подумала я и поспешно отшатнулась, однако, взгляда так и не отвела. Просто не смогла.

   Проступивший под речной гладью лик оказался таким же ртутно-серым как невская вода, щупальца длинных светлых волос мерно колыхались вокруг головы утопленницы, движимые течениям. Глаза женщины были закрыты.

   В голове метались панические мысли, сталкивались друг с другом в подобии броуновского движения.

   «Утопленники всплывают совсем не так», – подсказывал здравый смысл, ссылаясь на просмотренные детективы.

   «А почему она настолько… серая?»

   «Почему ее не сносит течением?»

   И тут глаза на сером лице распахнулись и посмотрели как будто прямо на меня. Полог век скрывал, как оказалось, только бельма без радужки и зрачков.

   От этого стало еще страшней.

   – Алёна! – внезапно донесся до меня голос Кати, я резко повернулась на звук… Буквально на секунду!

   Когда я снова бросила взгляд на воду… там уже никого и ничего не было, кроме мерно колышущейся невских волн.

   О льве, исполняющем желания, вспомнила только в автобусе.

   После странного видения, прийти в себя никак не получалось. Постоянно бросало то в жар, то в холод, и все происходящее вокруг словно проходило мимо, не соприкасаясь в разумом.

   Голос экскурсовода я вроде слышала, но понимала хорошо если одно слово из пяти. Перед глазами все еще стояло серое лицо женщины в воде. Наверное, даже если бы посреди Невы действительно всплыл труп, и то бы чувствовала себя лучше. Мертвецы – это ужасно, трагично, но они, по крайней мере, точно настоящие, понятные, они не появляются без причины и без нее не пропадают. А та женщина – она исчезла как по волшебству. И она не была мертвой, хотя и живой ее назвать язык не поворачивался.

   Впору думать, что, попав в Петербург, я самую малость сошла с ума, вот и чудится всякое.

   Только она все-таки была! Та женщина в воде! И она была настоящей!

   Но ведь не может что-то настоящее исчезнуть за несколько секунд?! Да и не только мне одной пришло в голову любоваться гладью Невы, причем в туристическом месте. «Утопленницу» должен был заметить еще кто-то.

   Так неужели все-таки померещилось? Нет, дома меня частенько попрекали, что слишком уж витаю в облаках и это ненормально… но не до галлюцинаций же ненормально, в самом-то деле!

   По итогу мучительных размышлений я уже сама чувствовала себя как в воду опущенная. Понять, что такое произошло на Стрелке, никак не получалось.

   Катька сперва еще пыталась расспрашивать, чего я такая смурная, а после махнула рукой и только фыркала, что меня сразили наповал питерские красоты.

   Что же, в каждой шутке есть доля правды и притом весомая… Сразили и правда наповал, серое лицо то и дело вставало перед глазами, и каждый раз пробирало дрожью.

   Окончание обзорной экскурсии прошло словно в тумане. Мы выходили где-то еще. В итоге я все-таки пришла в себя и с удивлением осознала, что смотрю на египетских сфинксов с отбитыми бородами. Они высились на набережной настолько близко к кромке воды, что у меня не хватило духу подойти к древним статуям.

   После видения на Стрелке, я не рисковала не то что приближаться к реке, но даже смотреть лишний раз в ее сторону – все казалось, только расслаблюсь, потеряю бдительность, как тут же выпрыгнет кто-то ужасный и уволочет прямо туда, на дно, в холод и мрак.

   Некстати вспомнилось что Нева очень, очень глубокая.

   Впрочем, только я мучилась дурными предчувствиями, одноклассники с удовольствием и энтузиазмом фотографировались рядом с египетскими гигантами, пытаясь растолкать всех прочих туристов, которых рядом с египетскими изваяниями толпилось в избытке.

   Дав группе вволю наделать снимков, дебелая экскурсоводша снова согнала нас в одно стадо и принялась вещать в громкоговоритель очередные нудные истории. На этот раз об Академии художеств. В какой-то момент Яна приосанилась и тоном заправского шулера поинтересовалась, сколько же сфинксов мы видим.

   Одноклассники замерли, чуя подвох, но не представляя, в чем он заключается.

   И только Вика флегматично и как будто с легким высокомерием произнесла:

   – Три.

   Судя по тому, как посмурнело разом лицо экскурсовода, Яковлева ответила совершенно верно и заодно испортила ко всем чертям один из любимых фокусов Яны.

   – А третий где? – убито и безо всякой надежды спросила женщина, растеряв весь прежний задор. Это была ее последняя отчаянная попытка вернуться на пьедестал всезнания, недоступный простым смертным.

   Яковлева уверенно указала в сторону песочно-желтого здания Академии художеств с рядами стройных колонн и куполом. Фасад Академии взирал на Неву и сфинксов с таким же чувством превосходства, как и Вика на экскурсовода.

   – Третий на шлеме у Минервы на крыше.

   Это тоже, судя по расстройству Яны, был абсолютно правильный ответ, и оставалось только гадать, откуда Яковлева узнала о такой действительно мелкой, практически незаметной детали.

   Дальше экскурсовод вещала уже без прежнего азарта или хоть какой-то увлеченности и то и дело с подозрением и опаской косилась на слишком много знающую школьницу.

   Парой фраз Вика умудрилась напрочь испортить настроение гиду. Теперь Яна выглядела еще более умученной и недовольной, чем в начале экскурсии.

   Впрочем, Виктория Яковлева имела особенный, возможно, даже врожденный талант ставить людей в идиотское положение, не прилагая для этого ни малейших усилий. Не любили и слегка опасались ее в том числе и поэтому – никому не нравится чувствовать себя дураком.

   Когда пришло время возвращаться в автобус, я влетела в него первой, даже не став пропускать вперед Катю, что было бы логично, ведь именно она занимала место рядом со мной у окна. В металлической коробке автобуса стало на порядок спокойней, и даже Нева, которую можно было прекрасно разглядеть через окна, не внушала прежнего трепета. Что бы там ни скрывалось, в воде, я не сомневалась, сама не знаю почему, что в салоне мне ничего не угрожает.

   После автобус еще поколесил по исторической части города и, сделав какой-то особенно хитрый финт, довез нас до Дворцовой площади с торчащей посреди нее иглой колонны. С ее верхушки на толпу туристов, что бесцельно сновали вокруг или шли ко входу в Эрмитаж, наверняка неодобрительно глядел ангел с крестом.

   В первый день мы по плану не должны были посещать самый знаменитый музей Петербурга, и, если честно, это только радовало – стоять в бесконечной очереди и после толкаться среди туристических толп совершенно не хотелось. Перекус в гостинице пришелся кстати, но теперь снова захотелось есть и с каждой минутой все сильней. Я не только проголодалась, но и устала – от сидения в автобусе, ходьбы, голоса Яны, эмоций и самого города, сердце которого оказалось старым и очень, очень красивым.

   Редко когда бывает, что реальность полностью оправдывает ожидания, но Санкт-Петербург – его исторический центр так точно – ожидания превзошел. И эта красота в какой-то момент даже начала утомлять и заставила с нежностью думать о нашем крохотном, слегка неказистом отельчике.

   Последней остановкой экскурсионного автобуса в этот день должен был стать Собор Воскресения Христова на Крови. Нам он был известен исключительно как Спас-на-крови – возмутительное яркое, аляпистое пятно посреди строгих светлых классических зданий. Яна вновь нудно сообщила, что было время, когда храм даже хотели снести именно за то, что плохо сочетался с домами вокруг него.

   «Наверное, хорошо, что никто так и не добился его уничтожения», – подумалось мне когда удалось краем глаза рассмотреть церковь за массивной фигурой нашего экскурсовода, что снова встала напротив лобового стекла несмотря на бурные возмущения водителя, взывавшему попеременно к здравому смыслу и чьей-то матери.

   Яна говорила старательно, перечисляя множество мудреных деталей, и то и дело устремляла взгляд в конец салона, туда, где затаился враг. Так и подмывало сказать, что Яковлева временно нейтрализована наушниками и ей глубоко начхать на все рассказы экскурсовода.

   Наружу я выходила последней, ну, точней, мы с Катькой, выходили последними. Подруга тут же принялась ворчать, что я копаюсь и мешаю ей, так что пришлось ускориться, хотя на этот раз ужасно не хотелось ступать на брусчатку. Возможно, из-за воды поблизости, возможно… из-за самого храма.

   Впрочем, когда я сделала с десяток шагов в сторону церкви, мучившая тревога отступила и осталось только раздражение из-за гомона туристов, что сливался в одну ужасающую какофонию, которую сверху перекрывал женский голос, усиленный громкоговорителем.

   – Девушка! – внезапно послышалось позади. – Девушка, подождите! Это не вы обронили?

   Только когда чья-то легкая, почти невесомая рука легла мне на плечо, стало ясно, что «девушка» – это, оказывается, я. Ко мне так раньше уже обращались, но нечасто, а дома так вообще твердили, что еще ребенок, поэтому на «девушку» я не откликалась – просто не соотносила себя с этим словом.

   Обернувшись, я уставилась на незнакомку, что меня остановила. Подсознательно, уж не знаю почему, ожидала увидеть кого-то странного, как то лицо в воде, однако реальность решила вдруг стать совершенно нормальной.

   Подошла ко мне женщина совершенно заурядного, обыденного даже вида, – худая, темные волосы убраны в строгий пучок. Одета незнакомка была в черный наглухо застегнутый плащ. Двумя яркими пятнами в ее облике были бордовый шелковый платок на шее, глянцево поблескивающий в тусклом дневном свете, и такого же цвета помада. Бледное лицо петербурженки – мне подумалось, она местная – казалось белым словно у покойницы. В этом лице, как выражалась моя бабушка, не было ни кровинки. На предплечье у незнакомки висел, мерно покачиваясь, зонт-трость, совершенно черный, массивный и как будто слишком большой.

   Я машинально отступила – женщина стояла слишком близко, а мне никогда не нравилось, когда нарушали личное пространство.

   – У вас сережка из уха выпала, – сухо улыбнулась незнакомка.

   Будто нарисованная гуашью на белом лице багровая улыбка вызвала скорее легкую оторопь, но не симпатию.

   Женщина протянула узкую ладонь, на которой действительно лежал как будто один из бабушкиных гвоздиков. Я машинально тронула одну мочку, другую, убедилась, что в левом ухе сережки и в самом деле нет. Только в этот момент уверилась, что женщина в черном протягивает именно мой гвоздик.

   И как только ей удалось разглядеть крохотное украшение на брусчатке? Вот уж точно «глаз как у орла».

   – С-спасибо, – пробормотала я, одновременно смущенно и благодарно, а после быстро цапнула свою пропажу, удивившись между делом тому, насколько ледяной оказалась рука женщины. Не настолько и холодно сейчас на улице...

   Но как же хорошо, что когда сережке вздумалось покинуть законное место, это кто-то заметил. За бесславно потерянную в другом городе семейную реликвию дома бы наверняка влетело, и то, что гвоздики подложили вообще-то без моего ведома, не стало бы смягчающим обстоятельством, это факт.

   – Не за что, – не пожала, а, скорее, плавно повела плечами женщина, снова улыбнулась и, плавно развернувшись, неспешно пошла в сторону Невского. Черный зонт покачивался на ее согнутой руке в такт шагам.

   Надеть сережку снова не было никакой возможности: шляпка, которая помогала украшению удерживаться в мочке, потерялась. Я вздохнула и вытащила второй гвоздик, после чего фамильная реликвия в полном комплекте была спрятана в потайном отделении кошелька.

   В сам храм хода не было: Спас-на-крови опять оброс строительными лесами, правда, они скрыли только один из барабанов, но уже этого оказалось достаточно, чтобы в церковь не пускали туристов. Хотя… Мне не особенно хотелось оказаться внутри, как и вообще приближаться к храму.

   Почему-то казалось, что Спас действительно на крови в самом что ни на есть прямом смысле. Не знаю, по какой причине в голову пришла такая на редкость глупая мысль. Та кровь, из-за которой возвели церковь, походившую на московский Храм Василия Блаженного, уже давно ушла в землю, оставив после себя только память о смерти.

   Пока Яна механически, безо всякого интереса выдавала россыпь фактов о царе Александре Втором и последнем покушении на него, я старалась держаться позади одноклассников, прячась от храма как от чего-то опасного и, возможно, даже голодного. Это место производило странное, угнетающее, тревожное впечатление, как… как белолицая женщина, что исключительно по доброте душевной вернула мне прабабкину сережку. И вроде бы ничего не предвещало беды, вид красивый, приятный даже, вот только на душе почему-то все равно неспокойно.

   Несколько раз под неодобрительным взглядом экскурсовода ко мне подходила Ксения Владимировна и вполголоса спрашивала, все ли в порядке. Я виновато улыбалась классной и неубедительно врала о том, как все прекрасно, потому что правда казалась странной и ее никак не удавалось облечь в слова. Еще примут за чокнутую. Хорошо, кроме учительницы больше на меня никто особого внимания не обращал. Иначе напридумывали бы чего-нибудь, тут и к бабке ходить не надо.

   Меня одноклассники не очень любили. Ну, как не любили… У нас учились нормальные ребята, в классе никого даже не пытались травить, игнорировать тоже не игнорировали.

   Если бы сейчас одноклассники посчитали, будто веду себя странно, опять бы принялись болтать всякое.

    Я старалась не отводить взгляда от снопа цветастых куполов Спаса-на-крови, но при этом следила краем глаза и за каналом – все казалось оттуда что-то вылезет, что-то по-настоящему опасное.

   Мама любила по поводу и без обсуждать с бабушкой мое излишне бурное воображение и частенько твердила, что до добра оно не доведет. После этого в очередной раз заговаривали о том, что неподходящие книги вроде фэнтези непременно следует убрать из дома. Я всегда очень злилась и на маму, и на бабушку за эти вечные дурацкие нравоучения, которые они неумело маскировали под непринужденную беседу, которая меня совершенно не касалась.

   Но тут вдруг подумалось, может, все это время мама с бабушкой были на самом деле правы?

   Может, и нынешняя тревога, и те странные вещи, что я видела на Стрелке – только игра воображения, а я на самом деле… ненормальная и все нафантазировала?

   Когда экскурсия подошла к концу и нас высадили у гостиницы, я обрадовалась едва не до слез облегчения. Разницу во времени в четыре часа оказалось не так уж легко перенести после чересчур насыщенного и нервного дня. Сумка через плечо, которую я брала с собой, внезапно показалась совершенно неподъемной, плечи же тупо ныли и словно закостенели. Ноги тоже болели, но этого я на фоне всех прочих бед практически не замечала.

   Ксения Владимировна в который раз за день пересчитала нас по головам и с видом усталой обреченности загнала в гостиницу, наверняка понимая, что стоит ей только отвернуться, как кто-то тут же улизнет из номера хотя бы для того, чтобы поесть. Делать заказ в ресторане гостиницы – и скучно, и наверняка недешево, а деньги всегда хочется потратить на что-то более интересное.

   Мы с Катей старательно сделали вид, будто идем к себе на третий этаж, подождали пару минут у дверей номера, а после едва не на цыпочках выскользнули на улицу.

   Чужой огромный город нас пугал куда меньше, чем молодую классную, и, возможно, меньше, чем следовало… Но пара навигаторов в телефоне позволяла почувствовать себя практически повелителями мира. К тому же какое-то кафе находилось совсем неподалеку, буквально за излучиной реки, а работало, судя по справке из навигатора, до восьми часов. Как раз успевали.

   Правда, на практике оказалось, что кафе – это всего-то крохотное окошко, обрамленное меню. Быть может, выбор и не самый лучший, но идти куда-то еще после и без того слишком насыщенного дня сил не осталось – слишком уж вымотались, хотелось лечь пораньше, по времени Новосибирска, а не Санкт-Петербурга.

   Мне, если честно, вообще было уже все равно, что именно глотать, лишь бы пропало тянущее ощущение в желудке. В соревновании «Голод против усталости» усталость одержала сокрушительную победу, так что мы с подругой просто сжевали на ходу по сандвичу, запивая скудный ужин не лучшим кофе.

   Ели мы уже на ходу, по дороге в гостиницу, а, оказавшись в номере, не сговариваясь, начали готовиться ко сну, бросая растерянные взгляды за окно.

   Там не темнело.

   В Санкт-Петербурге стояли белые ночи. Я, конечно, знала что это такое, но, столкнувшись с ними, все равно испытала сильнейшее недоумение. За окном было светло, но вовсе не как днем, сам воздух казался густым и мутным, словно молоко.

   Неверный зыбкий свет пробуждал чувство необъяснимой тревоги, но при этом и завораживал. Я замерла у окна и смотрела, смотрела, смотрела...

   – Закрой шторы, – попросила Катя и первой проскользнула в ванную.

   Я, будто очнувшись от странной дремы, задвинула портьеры, тяжелые, плотные, и нашу комнату словно отрезало разом от всего мира, от Невы, каналов, Спаса-на-крови… От всех странностей, которых я больше не хотела видеть ни единого раза.

   Спустя полчаса мы с подругой лежали в своих постелях.

   Питерские улицы были совершенно безлюдными – вокруг даже ни одного автомобиля! – а еще стояла такая мертвая гулкая тишина, что сперва показалось, будто я оглохла. Вот только звук собственных шагов различить удалось, и он внезапно показался невероятно громким в противовес царящему неживому безмолвию.

   Я стояла на узкой полоске тротуара у самого канала, но на этот раз вода не пугала как прежде – стало безразлично. Откуда-то пришла уверенность, что теперь вообще все вокруг совершенно ненормальное и бояться одной воды попросту глупо.

   Бояться следовало всего.

   Канал, названия которого я не знала, был по правую руку. Я посмотрела на здания через дорогу, надеясь прочесть адрес на табличке. И почему-то не увидела вывесок, ни единой, хотя я не сомневалась – они быть должны здесь в превеликом множестве.

   Где-то в самой глубине разума пульсировала мысль о том, что я не просто не понимаю, где нахожусь, но даже не подозреваю, как сюда попала! Одно было ясно: черти меня каким-то образом донесли до самого центра города и там бросили за ненадобностью. Напротив стояли явно старинные здания, песочного цвета и серые, все в три этажа. Они пялились на меня пустыми окнами, за которыми никого не было, только как будто безликие тени колыхались в светлом сумраке белой ночи.

   Стоять на месте казалось делом глупым, а возможно, и опасным.

   Я опустила глаза и поняла, что на мне привычные кроссовки, причем шнурки завязаны именно так, как делаю я, на двойной узел. Значит, я сама обувалась, но никак не выходило вспомнить, когда это делала. Одежда тоже была привычная – светлые джинсы, сиреневая водолазка и ветровка поверх. Сегодня на экскурсию я поехала в других вещах, но и все то, в чем я оказалась на пустой улице посреди ночи, лежало в шкафу в гостиничном номере.

   Я сама оделась, обулась, а после отправилась гулять пешком по ночному Петербургу посреди ночи?

   Похлопала себя по карманам в поисках телефона. Ходить по незнакомому городу без карты – безумие. Вот только карманы оказались пусты – ни мобильного, ни кошелька. Ни-че-го. Только фамильный серебряный гвоздик с зеленым камнем. Один из двух.

   Безумие.

   Нужно идти вперед.

   Позади один большой мост, широкий и основательный. Я пошла вдоль канала. Впереди виднелся еще один мост, но уже поуже, не такой внушительный. Почему-то показалось, что иду правильно.

   «Верным путем идете, товарищи!» – подумала я и нервно хихикнула. Так бабушка любила приговаривать.

   А был ли вообще в моем случае верный путь?

   Миновала первый мост, за ним виднелся еще один. Он плавно перетекал в довольно широкую улицу, что перечеркивала набережную. Следовало идти туда, непременно туда.

   На углу стоял бледно-зеленый дом. Не самый приятный цвет, какой-то… трупный. Три этажа, колонны на фасаде… Этот дом ничем не выделялся среди других, но почему-то во мне крепла уверенность, что следует непременно войти внутрь, иначе… Я не знала, что иначе, и совершенно не желала узнавать!

   Найти нужную дверь, уродливую, совершенно неподходящую для такого дома, удалось за несколько минут, что стали сущим адом. Все чудилось, будто кто-то дышал в спину, кто-то злой, коварный, готовый напасть в любую минуту.

   Но все-таки я успела – сделала шаг в подъезд, а после замерла, ощущая странный беспричинный трепет.

   Вокруг было светло. Сверху, из-под купола, казавшегося таким неуместным в обычном, кажется, питерском подъезде, лился тусклый неверный свет. По стенам горели почему-то не выключенные, несмотря на белые ночи, светильники. Стены были выкрашены в бледно-голубой и белый, цвета тоже не самые зловещие. Надписи на стенах – так это мелочи. Видала и погрязней подъезды. Единственное, что показалось странным, это металлическая лестница, которая змеей оплетала стоящие кругом колонны, она почему-то завораживала.

   А потом гулкое эхо донесло звук шагов.

   Кто-то спускался. Я задрала голову. Лестницу я видела ясно, но почему-то не различала того, кто шел по ней вниз.

   Казалось, никого кроме меня самой в подъезде не было. Но шаги, размеренные как стук метронома в классе музыкальной школы, не стихали.

   Внезапно показался большой черный кот, который с неспешным величием спускался по ступеням. Это был тот самый кот, что сидел днем возле гостиницы, в этом не было никаких сомнений! И тяжелые, гулкие, человеческие шаги раздавались в такт неслышным шагам кота. Он смотрел на меня золотистыми чуть прищуренными глазами и как будто ухмылялся.

   Я поняла, что сплю. Наверняка же сплю и никак иначе!

   А тем временем тени, серые блеклые тени, ютившиеся по углам подъезда, начали темнеть, чернеть, тянуть свои щупальца к коту и словно втягиваться в него. И вот уже вместо мурлыки передо мной черный шар, который растет, растет… меняет форму. Теперь и не шар вовсе – словно человек, только глянцево-черный, будто нефтью облили.

   Испуганно охнув, я начала пятиться. Сил отвести взгляд от кошмарного нечто попросту не было. Закричать – тоже.

   Это сон… Сон. Сон!

   Глянцевая черная пленка растворилась – и вот уже вместо чудища возник парень на вид если и старше меня, то ненамного. Черноволосый, высокий и бледный, одетый в темную одежду.

   Незнакомец улыбнулся мне, и от этого стало еще страшней.

   Откуда-то издалека раздался бой часов, но я точно знала – никаких часов поблизости не было, да и быть не могло.

   Раз.

   Черноволосый усмехается и наклоняет голову набок, разглядывая меня особенно пристально.

   Два.

   Я делаю шаг назад.

   Три.

   Ухмылка бывшего кота стала словно бы еще шире.

   Четыре.

   В панике роюсь в карманах, пытаясь найти хоть что-то, чем можно отбиться. Ключи… Хотя бы ключи.

   Пять.

   В карманах как назло нет ничего полезного.

   Шесть.

   Еще шаг назад. Стоило бы развернуться и побежать прочь, но так страшно поворачиваться к этому спиной.

   Семь.

   «Черный» шагает в мою сторону.

   Восемь.

   Звон часов по подъезду разносит эхо, делая все громче и громче.

   Девять.

   Я допятилась до двери и вцепилась в ручку.

   Десять.

   Существо все ближе. А я будто примерзла к полу, не шевельнуться.

   Одиннадцать.

   – Ну же, – произносит незнакомец тихо, кажется, еле слышно, но снова шутит эхо, разнося и усиливая многократно звук голоса.

   Двенадцать.

   – Господи, – всхлипнула я, и вдруг стало темно как самой глухой ночью.

   Я судорожно приложила руки к лицу и вдруг поняла, что на мне маска для сна. Поэтому настолько темно. Стоило стянуть ее – и вот он, гостиничный номер, на соседней кровати сопит в обе дырки Катька. Умаялась за день, теперь из пушки не добудиться, да и разница во времени в четыре часа не шутки. А через щель между портьерами просачивается внутрь серый неверный свет белой ночи.

   Все в полном порядке.

   А меня колотит.

   Потянулась за мобильником и посмотрела, сколько же времени.

   По местному одна минута первого.

   Только что наступила полночь.

ГЛАВА 2

14 июня

   вторник

   Второй раз я проснулась неприлично рано по меркам Санкт-Петербурга и постыдно поздно по меркам Новосибирска. На дисплее мобильного значилось без малого шесть утра, но время на телефоне автоматически подстроилось под местное. Дома сейчас почти десять, и мама наверняка принялась бы выговаривать за то, что слишком долго сплю. Она почему-то этого не переносит даже на выходных или каникулах. Катька сопела на соседней кровати как сурок, и я старалась смотреть только на нее и думать о чем-то обычном.

   Сон скоро забудется, как всегда бывает со снами.

   Вот только с каждой минутой бодрствования я почему-то вспоминала все больше и больше подробностей.

   Запах воды, едва различимое шуршание волн о гранит, оглушительная тишина пустой улицы, чересчур громкий звук собственных шагов, и черный кот с желтыми тревожными глазами… Наступившее утро не стерло воспоминания о кошмаре, а, напротив, добавило новых штрихов, объема, что делало ночные видения пугающе настоящими.

   Вокруг, как будто прямо в это мгновение, создавалась новая реальность, другая, не имеющая ничего общего с прежней, в которой я прожила всю свою прежнюю жизнь.

   Я медленно, осторожно поднялась с постели, стараясь не потревожить мирно спящую подругу, и подошла на цыпочках к плотно закрытым шторам. Колотило от одной мысли, что там, за плотной тканью, снова увижу совершенно пустые, мертвые улицы – ни людей, ни машин. Когда я потянулась, чтобы отвести в сторону штору, рука отчаянно дрожала… В комнату скользнул вязкий утренний свет, недовольно пробормотала что-то во сне подруга и заворочалась на постели, накрываясь одеялом с головой.

   За окном Санкт-Петербург жил своей обычной утренней жизнью, прохожих было немного, все-таки шесть утра, но я хотя бы могла понять, что ни следа вчерашнего кошмара не осталось. Все развеялось как мираж и только на языке словно горчило после схлынувшего кошмара.

    Стоило закрыть шторы, и в номере снова воцарился полумрак, в котором удавалось разглядеть только серые расплывчатые очертания предметов. Взгляд остановился на шкафе, в который я вчера убрала свои вещи. Там же лежала и та одежда, в которой я ходила во сне. Или не ходила. Уже не получалось понять – это произошло только в моей голове или по-настоящему…

   Вещи нашлись точно там, куда я положила, разбирая чемодан вчера, – и водолазка, и джинсы, и ветровка. Я на всякий случай достала одежду и прошла в ванную, чтобы там со включенным светом проверить, не появились ли новые пятна. Разумная часть покатывалась от смеху: искать следы того, что произошло во сне – полный бред. Но я все равно принялась тщательно все осматривать.

   И нашла.

   Сережку в кармане ветровки.

   Ее там быть не могло: ведь гвоздик вчера я клала в отделение кошелька.

   Я даже не надевала еще эту проклятущую ветровку! Вчера на мне была джинсовая куртка!

   Но сережка лежала в ладони. Как будто насмешливо поблескивало старое серебро фамильного украшения, и не осталось ни одной здравой идеи по поводу того, как так вышло.

   «Не может быть», – как заклинание повторяла я про себя, возвращаясь в комнату, укладывая вещи на прежнее место, забираясь на постель и заворачиваясь в одеяло как в кокон.

   «Не может быть».

   Гвоздик я судорожно сжимала в руке, он до боли впивался в кожу, лишний раз убеждая в собственной реальности, и от этого голова шла кругом еще больше.

   Катя снова заворочалась и тяжело вздохнула, сворачиваясь в клубок как кошка. Вот уж у кого точно нет проблем со странными снами, да и вообще ни с чем странным. Образец нормальности просто на зависть. Практичная, веселая, общительная – все то, с чем у меня по жизни не складывалось, может быть, поэтому и сошлись. Противоположности, как говорят, притягиваются, но даже спустя несколько лет не удалось понять, почему Катя однажды решила, что именно мне следует стать ее лучшей подругой.

   Посидев еще немного, я заскучала в тишине и темноте и решила, что лучше уж первой душ принять, чтобы потом не устраивать с Катькой войны за ванную комнату. Все равно заснуть уже не удастся, как бы ни старалась, так и нечего время терять. К тому же после горячего душа всегда и думаетмч легче, так что хмарь странных снов наверняка отступит прочь.

   Сережку я оставила на прикроватной тумбочке. Крохотная какая. Ну как только та женщина в черном плаще разглядела такую мелочь на брусчатке? Оставалось только завидовать острому зрению…

   Оглянувшись напоследок на кровать подруги, я схватила со спинки стула брошеные там еще с вечера полотенца, после снова залезла в шкаф. Руки будто сами по себе вытянули одежду из сна, только ветровку оставила на месте.

   Как могла тихо вошла в ванную, закрыла дверь на задвижку. Когда проходила мимо зеркала, в нем как будто что-то мелькнуло – и я замерла в оцепенении.

   Раньше бы повернулась и посмотрела снова в зеркало без всяких сомнений. В шестнадцать уже перестаешь бояться темноты и не видишь бабайку в упавшем с кровати одеяле. Но после вчерашнего дня, после прошедшей ночи… Я не решилась повернуть голову, так как уже не была уверена, что там действительно ничего нет, кроме моего собственного отражения. Хуже того, в эту самую секунду я, напротив, практически не сомневалась – там есть что-то, кто-то, и туда, в зеркало, смотреть никак нельзя! Потому что если посмотрю – поверю! А если поверю… тогда оно станет настоящим, опасным.

   Зажмурилась и с присвистом выдохнула, а после с каким-то остервенением принялась сдирать с себя пижаму. Бросила ее прямо на пол, небрежно, как не разрешала делать дома мама. Ну, как не разрешала… Ворчала всегда, если замечала. После нырнула в кабинку душа, вжалась в стеклянную стенку – предстояла многотрудная процедура настройки воды, когда она постоянно то слишком холодная, то слишком горячая… Зато темная тень в зеркале тут же отступила на второй план, потеряв всю пугающую реальность, а когда удалось добиться нужной температуры, стеклянные стенки тут же запотели, отделив меня от всего мира. Эта вода не пугала, хотя и пахла как-то… странно, не как дома.

   Вода действительно смывала и тревоги, и сомнения, и веру в то, что вокруг мир меня сходит с ума. Я даже набралась смелости и посмотрела в зеркало, когда выбралась из душевой кабинки, и там не было ничего, кроме моего собственного отражения, как и следовало ожидать.

   Все в порядке.

   Все в полном порядке.

   Все как всегда.

   Я вернулась в комнату довольная, распаренная и порядком успокоившаяся и тут же натолкнулась на еще мутный после сна взгляд Катьки. Вот и славно. Теперь можно было и топать, и шуметь в свое удовольствие.

   – Сегодня ведь в Кро-о-о-о-ншта-а-а-дт? – позевывая спросила одноклассница. На дверь ванной она смотрела с обреченностью, явно не желая выбираться из постели.

   Я кивнула. Вроде бы именно поездка в Кронштадт сегодня и планировалась, но на всякий случай я полезла в сумку, где дожидалась своего звездного часа сложенная вчетверо программка. Развернув ее, лишний раз убедилась, что память не подводит. Потом подошла к окну и раздвинула шторы, впуская в комнату тусклый свет пасмурного дня.

   Кажется, погода решила совсем раскапризничаться – ни клочка синего неба, только облака, а, может, уже и тучи, тяжелые, набрякшие.

   Зонт наверняка пригодится.

   Катя, наконец, взяла себя в руки и поползла в ванную, но точно без охоты. А я взяла в руки телефон, чтобы проверить прогноз погоды и позвонить маме. Прогноз пророчил похолодание и дожди, значит, с собой лучше сунуть и теплый палантин, к тому же предстоит зайти в храм, а я пусть и не была такой уж верующей, но все-таки в церкви бывала и знала, что там положено появляться с покрытой головой.

   Разговор с мамой был коротким, ее голос казался недовольным, но здесь ничего необычного, так что свое «Пока, целую» я произнесла с облегчением, а нажала на «отбой» едва не с радостью.

   После взгляд зацепился за сережку, которую так и лежала на прикроватное тумбочке.

   Наверное, стоило оставить ее в номере. В конце концов, кому вообще нужна дешевая побрякушка? Но вбитый за жизнь рефлекс заставил снова спрятать ценную для родных вещь в кошелек, как я это сделала вчера. Вот только не помогло же.

   Катя пробыла в душе недолго, а после быстро собралась, так что на завтрак мы спустили в числе первых. Раньше нас пришла только Вика Яковлева – как всегда таблетки наушников в ушах, взгляд устремленный то ли вперед, то ли в себя, рыжая грива небрежно рассыпаны по плечам. Моя подруга недовольно фыркнула и потянула меня за столик подальше от Вики.

   – Вот с чего ее вообще потянуло в Питер? – недовольно проворчала вполголоса Катя. – Только всем поездку портит.

   Я в ответ пожала плечами. Лично мне Яковлева не мешала.

   За окном облака решили, что они все-таки тучи, и разродились дождем, неплотным, но все равно на улицу выходить ни капли не хотелось.

   Да уж, удачный денек для экскурсии. Подруга проследила за моим взглядом, охнула и пробормотала про то, что зонт оставила в номере. Остальные одноклассники уже начали сползаться в ресторан, даже Ксения Владимировна пришла.

   Катя поспешно запихнула в себя последний кусок запеканки и вылетела как на крыльях – только светлая коса мелькнула в воздухе. Я посмотрела подруге вслед, а после столкнулась взглядом с Викой. Та улыбнулась, спокойно, чуть отстраненно, я улыбнулась в ответ.

   До последнего я верила, что кот, тот самый, чернильно-черный, желтоглазый, что так запросто обернулся в моем сне человеком или кем-то на человека похожим, непременно окажется на прежнем месте, в тени у гостиницы, пусть даже и дождь пошел. Если бы это было просто животное, такое вряд ли бы произошло, но ведь оно на самом деле котом не было! По крайней мере, именно так я теперь считала…

   Зверюга у гостиницы не вертелась, да и вообще ничего странного или хотя бы немного подозрительного поблизости не наблюдалось в это утро.

   Дождь накрапывал еще неуверенно, изредка на землю летели тяжелые капли, но постепенно их становилось все больше, падали они чаще и чаще. Словом, долго выглядывать кота мне было не с руки – и я метнулась в сторону автобуса. У самых дверей меня плечом оттолкнул Макс Ермаков, один из одноклассников. Вымахал за последний год на мою голову. Буркнул что-то вроде «извиняй» через плечо, но даже не притормозил, чтобы убедиться, все ли со мной в порядке, так рвался в автобус.

   Я не обиделась и даже не расстроилась, уже давно перестала делать и то, и другое, привыкнув, что меня не то чтобы намеренно обижают, скорее, не замечают. Без нужды со мной общалась Катька, да еще пара девочек, Лера Шапошникова и Дашка Шубина, но и они без особого энтузиазма. Никак не удавалось понять, в чем причина такого отношения, но класс упорно хранил тайну. Оставалось только смириться с давно устоявшимся положением вещей.

   В автобус я нырнула следом за Максимом так поспешно, словно с неба капала серная кислота, и в салоне села на тот же ряд и с той же стороны, но на этот раз устроилась возле окна, к которому можно было бы уютно привалиться и даже немного поспать, если дорога – а до Кронштадта она неблизкая – утомит. Катька не поторопилась занять место, а кто первый встал – того и тапки, как говорится.

   Мысль о том, что мы выедем из Санкт-Петербурга и окажемся по сути на острове посреди Финского залива, почему-то изрядно подняла настроение и даже заставила искренне улыбаться. Там не будет реки, не будет Невы, и пусть даже ее воды вытекают в этот же самый залив, почему-то подумалось, что туда серой «утопленнице» хода нет.

   Если только существует сама «утопленница».

   В голове царила полная сумятица и с каждой минутой становилось все хуже, пусть вокруг были привычные лица, никаких призрачных фигур. Кота – и того словно не существовало в помине. И это могло бы показаться чем-то хорошим, вот только все больше походило на то, что я помешалась.

   Не хотелось снова сталкиваться с чем-то странным, но еще меньше хотелось думать, будто со мной что-то не так, будто я ненормальная.

   Сегодня автобус почему-то приехал без экскурсовода, что немало удивляло всех, но в первую очередь водителя, того же самого Владимира, который возил нас вчера по городу.

   Ксения Владимировна, поднявшись в салон, что-то вполголоса спросила у мужчины, тот также тихо ответил – с моего места было не разобрать, но говорил Владимир точно недовольно. Вся группа уже собралась, наверное, ждали только экскурсовода.

   И экскурсовод в итоге появился.

   Через несколько минут недоуменного ожидания в автобус медленно и чинно вошла стройная женщина – чтобы собрать одну целую Яну потребовалось бы три таких. Каштановые волосы незнакомка собрала на затылке в объемный пучок, открывая лицо, строгое, торжественное – высокий лоб, большие глаза, под которыми залегли тени, плотно сжатые губы, выкрашенные бордовой помадой под цвет платка, обмотанному вокруг шеи. На груди поверх черного плаща висел бейдж, точно такой, как был у Яны.

   Именно эта женщины вчера вернула мне сережку у Спаса-на-крови, а теперь, похоже, именно ей предстояло стать нашим экскурсоводом. Немного странное совпадение.

   Незнакомка взяла в руки микрофон и мягким вкрадчивым голосом произнесла:

   – Доброе утро, сегодня я ваш экскурсовод. Можете звать меня Алиной.

   Я покосилась на Катьку, сидящую рядом, ожидая, что она как-то прокомментирует новую сопровождающую. Подруга же уставилась в телефон, то и дело барабаня по сенсорному экрану пальцами с яркими розовыми ногтями. Кате не было дела до экскурсовода по имени Алина, и она наверняка не хотела сейчас со мной обсуждать ее появление. А я… я в свою очередь не собиралась рассказывать о том, что уже видела эту молодую женщину. Потому что тогда одно потянуло бы за собой другое, а о своих снах и видениях я бы не стала рассказывать никому, вообще никому.

   Если слегка чудаковатым людям еще могут симпатизировать, то откровенно странных обычно сторонятся. Мне иногда казалось, это человеческий инстинкт, так глубоко нормальная масса защищается от зловредных «вирусов», которые могли бы заразить остальных, сделать их такими же, заставить замечать странное и делать странное

   Видеть на месте Яны, что скрывала за собой едва не все лобовое стекло автобуса, тонкую как игла Алину было непривычно. Она казалась черной прорехой в реальности, прорехой с бледным лицом, на котором поблескивали влажно большие светлые глаза, то ли зеленые, то ли серые.

   Алина стояла на своем месте незыблемо как сфинксы на набережной Невы, автобус то притормаживал, то снова набирал скорость, но экскурсовод безо всякого труда удерживала равновесие.

   Поворот.

   – Только что мы выехали на Каменноостровский проспект, – завела привычную песню всех гидов Алина, голос у нее был глубоким, грудным и приятным, испортить его не удалось даже автобусному микрофону, который всех до единого мог превратить в больных с хроническим гайморитом. – Он формировался в несколько этапов с первой половины восемнадцатого века и идет от Троицкой площади до набережной Большой Невки…

   Я не помнила, что именно и как говорила насчет проспекта вчера Яна, возможно, в такие подробности она и не вдавалась, но не суть. В целом, ничего по-настоящему экстраординарного не поведала и новый экскурсовод, но под ее голос хотя бы не накатывала дрема. Взгляд Алины во время ее рассказа медленно скользил по салону, останавливаясь то на одном, то на другом лице, но ни на ком надолго не задерживался.

   От нечего делать я проложила на телефоне тот маршрут, который предстояло проделать автобусу, и поняла, что мы пересечем и Большую Невку, и даже Малую Невку. Слишком много речной воды. От этого стало не по себе, и из груди вырвался нервный смешок.

   Катя повернулась в мою сторону и посмотрела недоуменно. Я пожала плечами – подруга снова уткнулась в телефон.

   Это же Санкт-Петербург, Северная Венеция, чтоб ее, тут куда ни плюнь – всюду каналы, и если бояться речной воды, единственный вариант – вообще не выходить из гостиницы до самого конца поездки. Можно, к примеру, соврать, что я заболела, хотя симулянт из меня, конечно, так себе, да и сидеть в номере в одиночестве – невеликое удовольствие.

   «К тому же ты могла ничего на самом деле и не видеть, – нашептывал с непередаваемым сарказмом здравый смысл. – Что было такого уж странного в черном коте? Да и сны бывают разные, порой и самый несуразные. А лицо… Мало ли как преломились лучи солнечного света в Неве? И твое воображение – отдельная тема для обсуждения».

    Я привалилась к окну и прикрыла глаза, вслушиваясь в голос экскурсовода. Алина говорила о том, как строился Камменоостровский проспект, про Неву, про Каменный остров, про неизбежных Бенуа, Лидваля и модерн, который северный и совершенно отдельная тема… Расквитавшись с Каменоостровским проспектом, Алина перешла на рассказ о Кронштадте, его соборе, на который моряки отдавали часть своих жалований, Иоанне Кронштадском, доках, фортах, которые нам еще предстояло увидеть с воды.

   Интересно, когда экскурсоводы вываливают на людей сразу кучу имен, дат и названий, они правда рассчитывают, что это хоть кто-то запомнит?

   Через некоторое время гид с оттенком удовлетворения сообщила, что мы выехали на Кольцевую автодорогу, и я, открыв глаза, огляделась с изумлением.

   И справа, и слева была вода Финского залива, совершенно спокойная, в ней посверкивали отблески солнечных лучей, что каким-то чудом прорвались через серые тучи. Мы ехали на остров Котлин, в Кронштадт. По крыше автобуса в каком-то задорном ритме забарабанили тяжелые капли.

   Дорога оказалась достаточно долгой, чтобы Алина, казавшаяся изначально стойкой как настоящий оловянный солдатик, сдалась и устроилась на сидении в первом ряду. Впрочем, она все равно не замолкала при этом ни на секунду. Бросив взгляд назад, я поняла, что нового экскурсовода не иначе как чудом сейчас слушают все до единого. Даже Вика убрала неизменные наушники. Яковлева смотрела в окно, и я четко видела ее ухо, стало быть, одноклассница слушала о том, как строили Кольцевую автодорогу, как устроен знаменитый сухой док в Кронштадте, как появился Итальянский дворец, построенный в двадцатых годах аж восемнадцатого века и сохранившийся, не в пример многим своим ровесникам, до сих пор.

   Я не могла представить, как бы эти же истории звучали из уст Яны, однако новый экскурсовод произносила выдержки из энциклопедий легко и увлекательно. Под истории Алины дорога словно становилась короче, а серое небо не казалось уже настолько унылым, каким оно на самом деле было. Настоящее питерское небо, небо города, где, если верить все тем же энциклопедиям, всего семьдесят пять солнечных дней в год.

   Когда мы, наконец, добрались до Кронштадта, проехав по дороге прямиком через залив, снова стало не по себе, но не из-за каких-то дурных предчувствий или странных видений. Просто мне всегда становилось не по себе когда я видела, что город вокруг чахнет. Казалось, Кронштадт в отличие от сияющего новыми фасадами Санкт-Петербурга не процыетает. Он походил на центральные улицы поселка, где всю жизнь прожила бабушка со стороны отца. Там мне приходилось проводить несколько недель едва не каждое лето, пока баба Ира не умерла.

   Улицы Кронштадта тянулись как узкие линейки, брошенные на остров, и казались еще уже из-за приземистых домов, которым неплохо досталось от морского ветра, сырости и времени. Здания частоколом торчали вдоль дороги. Какие-то казались поновей, из яркого, но уже изрядно исщербленного кирпича, какие-то – совсем старые, то ли позапрошлого, то ли прошлого века, с облупившейся штукатуркой. Часть домов угрюмо щерилась разбитыми стеклами пустых окон. Там уже никто не жил.

   Я пыталась вспомнить, когда в последний раз видела такие умершие дома в Новосибирске и не получалось. Но в каждом городе можно найти пустующие здания, тут не было никаких сомнений. Все дело в их количестве.

   Когда автобус встал возле Морского собора и пришло время выходить, оказалось, ветер невероятно силен и, казалось, дул разом со всех сторон. Группа по команде экскурсовода встала на отрытой мощеной площадке, которую Алина торжественно представила как Якорную площадь. Перед нами взметнулись стены из светлого, молочного цвета камня, которые держали массивный купол, сияющий серебром и золотом. Его окружали еще четыре купола поменьше.

   Приглядевшись, я поняла, что узор, опоясывающий на храме состоит из якорей и как будто каких-то веревок.

   – Морской собор Святителя Николая Чудотворца стал одним из последних храмов, построенных в Российской империи, – продолжила Алина уже на улице рассказ начатый еще в автобусе.

   По всем законам мироздания, а также физики слышать и понимать ее слова должны были только те счастливчики, что стояли вплотную к экскурсоводу. Хитрой системы с передатчиками для каждого экскурсанта нашей группе не выделили, да и никакими громкоговорителями Алина не вооружилась. Однако женщине, похоже, на законы мироздания было глубоко плевать – ее голос разносился над площадью, словно бы мы находились в концертном зале с отличной акустикой, а экскурсовод стояла на сцене.

   После обязательной программы-минимум, Алина сообщила, что теперь можно прогуляться самостоятельно, на что нам выделяется полчаса свободного времени. Как по мне, даже слишком много, учитывая не самую удачную погоду (дождь перестал, но явно ненадолго, просто копил силы, чтобы чуть позже зарядить как следует), а заодно и то, что рядом с Якорной площадью смотреть толком было не на что. Один памятник, да вечный огонь напротив собора.

   Оставался еще сам собор, вот туда зайти как раз хотелось, и вовсе не потому, что я интересовалась его убранством – просто внутри с гарантией было тепло и сухо. Так что я достала из сумки загодя припасенный для таких случаев палантин, накинула его на голову и поспешила к храму.

   Так же поступить предпочла и классная, и медсестра, и Дашка Шубина, и Вика Яковлева, остальные решили пофотографировать вокруг, кто-то пошел в сторону сквера, что примыкал к площади. Я не знала, сколько на ветру продержатся все эти отважные и упорные люди, и проверять в планы пока не входило.

   Храм внутри сражал наповал с первого взгляда. Этот собор выделялся среди того огромного количества церквей, что я видела во время предыдущей школьной поездки – по «Золотому кольцу». Архитектор со смешной фамилией, которая за секунду благополучно выветрилась из моей головы, постарался на славу и, создавая свое детище, ни на миг не забывал, что собор – Морской. Даже на полу были выложены узоры в виде рыб и прочей морской живности.

   От красоты у меня просто дух перехватило, так что, залюбовавшись убранством, я даже не заметила, как за осмотром прошли двадцать минут из отведенных тридцати.

   У меня всю жизнь была привычка приходить заранее, так что и к автобусу я решила прийти пораньше. Мало ли что. Еще уедут без меня. На Алину я не особенно надеялась.

   Якорная площадь к тому времени успела опустеть. Людей с нее словно сдуло порывом ветра. Однако кое-кого погода не смутила – рядом с нашим автобусом, сейчас совершенно пустым, припарковалась машина, ярко-желтая, с низкой посадкой, из тех, что называют спортивными. На противоположной стороне узкой дороги возвышался бежевый глухой забор, и на его фоне машина казалась ядовитой осой.

   Из автомобиля вынырнули два худых высоких парня. Я бросила на них быстрый взгляд и поспешно пошла в противоположную сторону – к скверу. Здравый смысл намекал, что для моей паранойи маловато оснований и, скорее всего, незнакомые взрослые ребята вообще не обратят на меня внимания… Да и вообще, бегу как трусиха! Глупо же.

   Бросив последний взгляд через плечо на автобус, убедилась, что водителя – да и вообще кого бы то ни было – внутри нет, значит, и правильно, что не пошла в ту сторону. Все равно в салон не войти.

   Но… но убегать с площади глупость. Я даже не все осмотреть успела!

   Стиснув зубы, я и из принципа подошла к памятнику адмиралу Макарову, постамент которого многозначительно обвивал азиатский дракон. Собиралась сделать пару обязательных для всякого туриста фото. Не то чтобы это так уж требовалось, но должна же я была перебороть навязчивый и как будто совершенно беспричинный страх. Кому я вообще тут, посреди Кронштадта, нужна? Правильный ответ – никому.

   Пока шла к памятнику, краем глаза заметила какую-то вспышку справа. Резко повернувшись, я увидела только тускло горящий вечный огонь, который был едва заметен. Ну и что тогда светилось, да еще настолько ярко? Ладно, черт с ним, мало ли какая ерунда может происходить с подожженным газом, да еще и на сильном ветру.

   – Эй, ты! – раздалось позади, когда, наконец, удалось заставить себя успокоиться.

   Кого-то окликал молодой парень, возможно, один из тех, кто заставил меня так нервничать.

   Я посчитала, что я не «эй» и уж тем более не «ты», так что нечего и оборачиваться. Впопыхах пару раз ткнула пальцем по экрану смартфона, делая снимки. Наверняка выйдет так себе. Ну да и черт с ними. Выполнив священную обязанность по запечатлению местных красот, я все-таки потопала в сторону сквера, причем, наверное, поспешней, чем планировала.

   – Эй, девчонка! – снова услышала я, и на этот раз голос прозвучал куда ближе, чем хотелось бы.

   Больше всего на свете я желала припустить прочь что есть духу, но причин для паники ведь не было, только выставлю себя идиоткой. День на дворе, тут бродят поблизости толпы людей. Ну, позвал кто-то, так мало ли? Может, просто спросить что-то хотят. Я медленно повернулась, перебарывая нервозность.

   От меня что-то понадобилось разом двоим… И стоило только посмотреть в глаза что одному парню, что другому, как стало понятно – ничего хорошего ждать не приходится. Незнакомцы на первый взгляд не выглядели хоть сколько-то опасными, скорее уж наоборот – богатые детки из очень благополучных семей, одеты вполне прилично, наверное, даже дорого, я плохо разбиралась в шмотках, однако сообразила, что одевались оба недешево.

   Оба блондины, но черные глаза с монгольским разрезом одного из них намекали, что над его шевелюрой явно поработали специалисты, высветлив черные от природы волосы до белизны. А вот второй был светлой масти явно от природы.

   Вроде и приличные, и модные, вот только смотрели недобро, а даже как-то… угрожающе. Да и улыбки на лицах парней казались настолько злорадными, что внутри у меня что-то екнуло. Поди, опять интуиция.

   Но вокруг ведь полным-полно людей! Туристическое место, если мне попытаются причинить вред – кто-то, да увидит? Да и зачем незнакомцам как-то мне вредить? Они и встретили-то меня первый раз в жизни!

   Здравый смысл твердил и твердил, что волноваться просто не о чем, что за меня все равно вступится, к примеру, классная, которая в любой момент может выйти из храма, однако, паника все усиливалась. Ровно до того момента, когда я услышала звонкий голос Вики.

   – Эй, вы, двое! Вы чего к ней пристали?! – возмутилась одноклассница, которая, решив не искать простых путей, специально прошла между незнакомцами.

   Стоят едва не плечом к плечу? Не беда. Яковлева просто растолкала парней, что возвышались над ней головы на полторы. Как ей удалось – ума не приложу. Наверное, сработал эффект неожиданности, и эти двое просто опешили от чужой наглости. Вика, с яростно горящими глазами и развевающимися на ветру рыжими волосами казалась валькирией, готовой вступить в битву.

   В жизни бы не подумала, что Яковлева встанет однажды мою защиту. Мы с ней и не общались никогда толком, порой друг с другом даже и не здоровались, столкнувшись случайно на улице. Да и что в принципе ей может прийти в голову за кого-то заступаться, я бы в жизни не подумала. Обычно Вика сохраняла полное безразличие к происходящему вокруг.

   – Тебе какое дело, рыжая? – вперил в Яковлеву недобрый взгляд один из незнакомцев, тот, что черноглазый. Он казался более агрессивным.

   Подумалось, что Вика не вытащила меня из беды, а попала в нее за компанию. Не было похоже, что с появлением одноклассницы, куда более решительной, чем я, эти два подозрительных типа решат отступить.

   Я уже готовилась к большим неприятностям, однако, у судьбы на этот счет имелись, как оказалось, другие планы. Пока мы с Яковлевой во все глаза смотрели на парочку, которая явно собиралась организовать крупные проблемы как минимум одной мне, кто-то подошел сзади, со стороны сквера.

   – Ну, ей-то может и нет никакого дела, а вот мне – есть.

   Словом, нас окружали милые дружелюбные люди и медленно сжимали кольцо…

   Я резко обернулась.

   Позади торчала двухметровая каланча, с таким выражением лица, какое, наверное, продемонстрировал бы Мрачный жнец, если бы ему пришло в голову снять капюшон. Бледная как у покойника кожа и темные волосы дополняли сходство со смертью, по крайней мере, для меня.

   Третьему незнакомцу, кажется, вообще никто не обрадовался: мы с Викой потому, что от посторонних ничего хорошего не ждали, а вот два привязавшихся к нам типа – не пойми с чего.

   – Третьяков, тебя-то какая навь сюда принесла? – спросил тот, что походил на азиата, как-то совсем обреченно.

   – Та же, что сейчас вас, «Твикс», отсюда унесет, – ласково улыбнулся этот подозрительный Третьяков. – Что, стоило только Веберу вас с поводка спустить, как кинулись метить заборы и грызть чужие тапки?

   После такого явного наезда любой бы взорвался, но означенные «Твикс» почему-то предпочли промолчать и только переглядывались нервозно, будто пытаясь сообразить, как лучше унести ноги.

   Двое против одного, расклад как будто однозначный, но показалось, что двое на этот раз проигрывают, как минимум, морально. По всему выходило, мы с Викой здесь лишние и хорошо бы удрать, пока ребята заняты друг другом. Пусть развлекаются, а нам пора.

   Мы с одноклассницей, не сговариваясь, начали медленно расходиться в разные стороны, отступая, так сказать, с линии атаки. Эти трое, похоже, друг друга знают преотлично и развлекутся сами. Если в итоге окажется разбит чей-то нос, так тому и быть, лично я плакать не стану, да и Яковлева наверняка тоже.

   – И какого черта этой парочке бесноватых от тебя понадобилось? – спросила чуть ворчливо Вика, когда мы улепетнули на достаточное расстояние.

   Кажется, не выплеснув свое справедливое возмущение на тех, кто его вызвал, одноклассница была вынуждена дать ему выход хоть так.

   Я упорно тянула Яковлеву назад в храм, там точно есть люди, но до того, как мы с рыжей вошли внутрь, из дверей выcкользнула черной тенью Алина, на ходу стягивающая с головы бордовый платок.

   – Девочки, что-то случилось? – поинтересовалась она, но, скорее, в силу профессиональных обязанностей, которые предписывали присматривать за экскурсантами, чем из реального беспокойства.

   Лицо у женщины не выражало ни капли эмоций.

   – Да вон, привязались какие-то придурки, – проворчала Вика, кивая себе за спину.

   Алина подняла брови, обозначив таким образом удивление, но вряд ли она действительно его испытывала.

   – Как хорошо, что эти «придурки» уже ушли, – произнесла экскурсовод, глядя нам за спину.

   Мы с Викой одновременно обернулись, и оказалось, что там, рядом с памятником, действительно никого нет, и даже приметного желтого автомобиля поблизости уже не наблюдается. Неужели «Твикс» и тот, третий, которого они назвали Третьяковым, ушли настолько быстро? Возможно. Однако, мне подумалось, что парни словно просто в воздухе растворились.

   Глупости, конечно.

   – Д-да, очень хорошо, – обалдело ответила Яковлева и принялась озираться.

   Втроем мы дошли до автобуса, и на этот раз повезло куда больше – водитель уже сидел за рулем, а двери оказались открыты. Мы с Викой кинулись в салон едва не на перегонки, видимо, перетрусили обе изрядно, хотя видно было только по одной мне.

   Одноклассница упорно держалась как кремень, разве что побледнела чуть, хотя рыжие и так вроде белокожие, так что могло и показалось. В питерском бессолнечье вообще все как будто если не побледнели, то посерели. Наверное, обычное дело, когда погода всегда пасмурная.

   Вика не стала сразу уходить на свое место, а устроилась через проход от меня.

   – Куда они вообще могли деться? – спросила она, растерянно хмурясь. – Ну, те парни. Даже если бы они в сквер ушли, мы их должны были еще какое-то время видеть. И в коллективные галлюцинации не особо верится.

   Я только руками развела, предпочитая не вдумываться в произошедшее. Потому что у меня и без того хватало поводов почувствовать себя чокнутой. Хотя… Сейчас-то не только я, но и Вика все видела, а теперь голову ломала.

   – Понятия не имею, – честно признала я, и тут же спохватилась, что в гуще событий не поблагодарила Яковлеву, которая не побоялась вступиться за меня. А ведь мы даже и не друзья. – Ты… в общем, спасибо тебе. Ты очень выручила сегодня.

   Рыжая пожала плечами.

   – Вот уж точно не за что, Мезенцева. Если бы та каланча не вмешалась, наверняка обеим бы досталось. Не показались мне эти «Твикс» джентльменами, которые не поднимут руку на женщину.

   На самом деле, и мне самой так показалось.

   – А чего тогда сунулась? Могла бы за классной побежать, – с недоумением спросила я у одноклассницы.

   Хотя вполне могло случиться и так, что у привязавшихся ко мне парней и к старшим уважения не нашлось бы. Да и наша Ксения Владимировна выглядит на самом деле настолько молодо и беззащитно, что ее частенько всерьез просто не принимают.

   – Вот такая я безголовая, – развела руками с беспомощной улыбкой Вика, – сперва кидаюсь, а после думаю. Хорошо еще, в этот раз повезло.

   Когда в автобус начали заходить друг за другом одноклассники, Яковлева поднялась и пересела на прежнее место. Покосившись на нее, я заметила, что рыжая снова достала наушники. Вообще, она, кажется постоянно была в них. Оставалось только надеяться, что Вика просто очень сильно любит музыку, но велика вероятность, что она на самом деле не желает слышать окружающих.

   Когда Катька плюхнулась рядом, оказалось, она безбожно пропахла пирожками, и мой желудок тут же красноречиво напомнил, что вместо того, чтобы стремиться к высокому, можно было бы вспомнить о еде.

   – Ну и как внутри? Красиво? – спросила без особого интереса Катя, откидываясь на спинку сидения с утомленным и пресыщенным видом.

   Очевидно, с нее на сегодня хватило и дорог, и впечатлений, одна беда, в программе поездки значилась морская прогулка, во время которой можно было посмотреть на форты Санкт-Петербурга. Так что пострадать еще придется.

   Я не относилась к любителям подобных развлечений, потому что наверняка у кого-то случится приступ морской болезни. Мало удовольствия смотреть, как людей тошнит, надо сказать. Саму меня не укачивало, на каком бы виде транспорта ни путешествовала, вот только прохлада и сильный ветер намекали, что сейчас не самая приятная погода для того, чтобы выходить в море. Наверняка замерзну. Не хватало еще простудиться в самом начале поездки.

   – Да, очень красиво. Хочешь фото посмотреть? – спросила я, впрочем, не ожидая, что подруга пожелает полюбоваться на иконы и храмовое убранство. В конце концов, если бы ее действительно привлекало нечто подобное, она бы попросту сама зашла, разве нет? Да и бывала уже она в Питере.

   Подруга пролистнула пару фотографий с откровенно скучающим видом и вернула мне мобильный.

   Я втайне надеялась, что выйти в море не разрешат из-за ветра, который казался достаточно сильным.

   Девчонки принялись ворчать, кто-то и ныть. Парни предпочли, как и подобает настоящим мужчинам, страдать молча. Но самой несчастной, наверное, выглядела классная, которой вроде бы и жаловаться-то некому кроме медсестры, да и терять лицо при учениках Ксении Владимировне, похоже, не хотелось.

   – Какая-то сомнительная посудина, – проворчала Катя, когда мы поднимались по трапу.

   Я склонна была согласиться, что катер выглядел как бодрящийся, но все-таки пенсионер, однако, если он не утонул до нас, то вряд ли что-то произойдет именно сейчас. Да и не стоило ожидать какое-то ультрасовременное судно.

   – Могло быть куда хуже, – отозвалась я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более жизнерадостно. Как подсказывал опыт, если начну ныть сама, лучше точно не станет.

   Небо было свинцовым и тяжелым, но дождь пока упорно запаздывал, позволяя вдоволь насладиться ожиданием грядущего потопа. Лично мне не казалось, что такие темные и набрякшие водой тучи в итоге разродятся какой-то безобидной моросью. Но пока дождь все еще не хлынул, можно было и посидеть на верхней палубе, подышать промозглым морским воздухом, в конце концов.

   Катя не то чтобы воодушевилась моей идеей, но пошла следом с уговором, что стоит только с неба упасть первой капле, как мы спустимся вниз, под крышу.

   На катер поднимались и другие туристы, не из нашей группы, и я слегка беспокоилась, что среди них могут затесаться «Твикс», что было бы совершенно ужасно, или Третьяков, который, даже несмотря на то, что выручил нас с Викой, все равно впечатление человека приятного не производил. Но вроде бы пронесло, и знакомых лиц, помимо одноклассников и наших сопровождающих, я не приметила.

   А вот на верхней палубе… Мне сперва показалось, что я или снова сплю, или опять мерещится. Даже глаза потерла, чтобы убедиться в реальности увиденного. Правда, Катя тоже пялилась во все глаза, значит, можно было надеяться, что зрение на этот раз не подводит.

   У ограждения чуть подавшись вперед стоял невероятной красоты парень года на три старше. Он казался акварельным наброском, который умелая рука нарисовала прямо в воздухе на фоне моря и неба. Тонкий, высокий, с волосами то ли просто светло-русыми, то ли вовсе серебряными. Пряди длинной челки перебирал ветер. Лицо незнакомца просто завораживало, и казалось, такого человека можно только придумать. Он куда больше походил на привидевшегося мне оборотня из сна, чем на настоящего живого человека.

   Взгляд больших светлых глаз, скрытый тенью ресниц, был обращен скорее в себя, чем на окружающий мир. Тонкие, однако удивительно соразмерные губы незнакомец поджимал, будто о чем-то напряженно размышлял. Глядя на эти губы, бледные, почти бескровные, я поневоле задумалась о том, каково было бы коснуться их, поцеловать. Я даже как будто почувствовала это прикосновение и мгновенно испугалась того, насколько же реальным ощущались фантазии.

   Изогнутые брови незнакомца придавали его лицу удивленное и невинное выражение. Ноздри прямого, изящно вылепленного носа, трепетали, словно бы парень передо мной вдыхал самый прекрасный аромат.

   В первый момент я почти не сомневалась, что влюбилась в незнакомца раз и навсегда, но уже через несколько секунд осознала, что такая невероятная красота не только восхищала, но и настолько пугала, что увлечься ей я просто не осмеливалась.

   Разве могут в реальности существовать такие люди?

   Несколько секунд мы с подругой могли только молча пялиться на парня, и вскоре мне стало попросту ужасно неловко, что вот так бесцеремонно разглядываю незнакомого человека. Да и вообще, рядом с красивыми парнями я всегда чувствовала себя неуверенно и как-то неуместно.

   Щеки запыалали, и я поспешно опустила взгляд. Только бы не заметил.

   Подруга же продолжала рассматривать незнакомца как ни в чем не бывало. Но не только ее одну заворожила такая красота, по-моему, на блондина вообще все головы сворачивали, разинув рты.

   – Катя! – дернула я одноклассницу за рукав. – Кать, ну нельзя же, в самом деле, вот так пялиться! И потом, он же может заметить!

   Подруга только плечами пожала, не желая слушать мой сбивчивый шепот.

   – Конечно, он все заметит. Ну, так и что с того? По-моему, ему даже нравится, что на него смотрят.

   Возможно, парень и правда находил удовольствие в таком повышенном внимании к своей персоне, по крайней мере, оказавшись в перекрестье стольких взглядов разом, он не выказывал и малейшей нервозности. Да что там! Блондин вообще как будто не замечал, что люди вокруг с него глаз не сводят.

   Незнакомец повернулся, скользнул по пассажирам ленивым расслабленным взглядом, и почему-то показалось, что… что он посмотрел прямо на меня и даже чуть дольше, чем на всех прочих. Чушь, конечно, фантазии – да и только, но на всякий случай я отвернулась, а после перепуганной белкой метнулась на нижнюю палубу, да еще и подругу с собой потащила.

   Катька не то чтобы слишком обрадовалась, но все-таки не стала спорить, однако, точно не из-за смущения – просто наверху было чересчур холодно. Сырость и морской ветер, как выяснилось, не особо располагали к тому, чтобы наслаждаться видами, даже если виды и прекрасные.

   – А-а-а-апчхи, – выразила я свое полное неодобрение кронштадтским ветрам, спускаясь по лестнице.

   На нижней палубе, конечно, было на порядок теплей и уютней, но, кажется, простудиться я уже в любом случае успела.

   – Ну вот, вечно ты умудряешься заболевать в самый неподходящий момент, – проворчала Катя, закатывая глаза. – Могла бы хоть раз одеться потеплее. Тоже мне, сибирячка.

   Я еще раз оглушительно чихнула и спешно полезла за бумажными носовыми платками. Они в моей сумке никогда не переводились. Ну, должна же я была компенсировать чем-то тот факт, что вечно умудряюсь простывать по какому-то нелепому стечению обстоятельств?

   – Я плохо переношу ветер, – проворчала я и чихнула уже в платок. – Что поделать? В такую погоду и ты можешь запросто простудиться.

   Катя моя только плечами пожала, явно считая, что уж ее-то здоровье выдержит любые ветра и дожди.

   Если от непогоды спрятаться удалось, то вот от раздражителя в виде красавца с верхней палубы скрыться не получилось. Как оказалось, он спустился следом, почтив своим присутствием и нижнюю палубу, где на него принялись с интересом коситься и все наши одноклассницы, которые изначально выйти на воздух не пожелали.

   – Ты гляди, даже Яковлева – и та пялится, глаз оторвать не может. И эту проняло! – прыснула в ладонь Катя и с пренебрежением кивнула в сторону замершей Вики.

   В голосе Катьки как будто промелькнула тень недовольства и зависти. Конечно, вряд ли бы у нее хватило смелости – или наглости? – самой идти знакомиться с красавцем, и Яковлевой, высокой и статной, пухленькая и круглощекая Катя Георгиева проиграла еще до того, как вступила в битву светловолосого парня. Если бы рыжая подошла к незнакомцу, он бы ее точно гнать не стал.

   Впрочем, Вика вздернула нос повыше и решительно отвернулась от «принца».

   О парне я старательно не думала всю экскурсию, но выходило как с той злосчастной «белой обезьяной». Светловолосый «принц» упорно не желал покидать мысли. А когда уже спускались по трапу, так и вовсе вышло неловко: я запнулась и полетела вперед, уже готовясь вкусить последствия своей неуклюжести. Однако на счастье меня схватили за руку, не дав растянуться.

   – Спасибо, – пробормотала я, в первый момент осознав только, что спасший меня добрый человек продрог насквозь на морском ветру – рука его казалась ну просто ледяной.

   – Да всегда пожалуйста, туристка, только под ноги смотри, – весело ответили мне. И мягкий шелковый голос заворожил.

   Резко обернувшись, я увидела перед собой именно того, на кого так старательно не смотрела на катере. Меня спас «принц». – Тебя как хоть зовут?

   Я растерянно моргнула и ответила:

   – А-алёна.

   Улыбка на лице незнакомца стала еще шире, довольней, а у меня щеки запылали от смущения. Ну, кто бы сомневался! Стоило только заговорить с симпатичным парнем – и тут же язык отнялся.

   – Очень приятно, А-алёна, – со смехом передразнил меня «спаситель», но как-то… необидно, что ли. Сразу захотелось одновременно и улыбнуться в ответ, и забиться в какой-нибудь темный угол. – Ну, удачи тебе, туристка. И будь поосторожней.

   Я и опомниться толком не успела, как мою руку уже выпустили, а так и не представившийся парень слился с толпой, мгновенно скрывшись из глаз в толчее.

   Вот даже имени – и того не знаю. Обидно. Хотя зачем оно мне? Вряд ли еще хоть раз встретимся. Санкт-Петербург – город большой, несколько миллионов жителей, не считая толпы туристов, шансов столкнуться в нем с человеком случайно не так уж и много, а если «спаситель» в Кронштадте живет, то этих шансов почти что и нет.

   И все-таки до чего красивый… До дрожи...

   Катька потом в автобусе беспрестанно расспрашивала, кем был тот красавец, откуда он и узнала ли я его номер телефона. Получив на все только один ответ – «не знаю», подруга всерьез расстроилась и возмущенно выдала, что я та еще дурочка, раз даже познакомиться с парнем, который сам подошел, не в состоянии.

   Дождь усилился и дробно забарабанил по стеклам, по крыше автобуса, под такой аккомпанемент как-то не получалось всерьез думать о парнях.

   – Ну, во-первых, я попросту не успела, – принялась оправдываться я. – А во-вторых, ну не умею я знакомиться – тем более с такими! Ты ж видела, он как… как принц!

   Одноклассница закатила глаза.

   – Ну, подумаешь, красавчик. Таких немало. Вон даже Макс наш, по которому ты сохла, весьма ничего.

   Я возмущенно шикнула.

   – Ты бы еще громче сказала!

   И нашла с кем сравнивать! После светловолосого незнакомца Макса симпатичным и то можно назвать с огромной натяжкой.

   – Можно подумать, хоть кто-то еще не в курсе, – только фыркнула бессовестная Катька, но, к несчастью, против истины она не погрешила.

   Максим Ермаков мне действительно нравился в прошлом году. И действительно об этом практически мгновенно прознал весь класс и учителя заодно. Еще бы. Я же рядом с Максом тут же краснела как свекла, начинала заикаться через слово и едва не в обморок падала. Тут любой бы догадался.

   – Даже если в курсе, необязательно еще раз сообщать на весь автобус. Вон даже Алина – и та теперь пялится как рентген во время флюорографии!

   Гид действительно уже заняла свое место рядом с водителем, и теперь то и дело оборачивалась и обводила подопечных цепким взглядом, одного за другим, как будто именно на ее плечи ложилась забота о нашей безопасности.

   Ну, или на самом деле она маньяк и теперь прикидывает, как нас всех разом похитить.

   – Да нужны мы ей как собаке пятая нога, – проворчала Катька, и уткнулась в экран смартфона.

   Быть может, так оно и было, но все равно я словно постоянно ощущала на себе взгляд. Возможно, это и не Алина вовсе, но кого же я тогда заинтересовала? Не одноклассников же, в самом деле, эти-то меня уже как облупленную знают и смысла смотреть лишний раз у них нет вовсе.

   После поездки в Кронштадт в программе значилось свободное время.

   Одно словосочетание «свободное время» уже вызывало у классной что-то сильно напоминающее панику, ведь ее шестнадцати-семнадцатилетние подопечные разбредутся по незнакомому городу без учительского пригляда. И плевать, что мы уже по закону можем работать, что высадили из автобуса нас на Невском проспекте недалеко от станции метро, что у каждого есть смартфон с картой, все равно Ксения Владимировна боялась до обморока вечером узнать, что кто-то сломался, а кто-то потерялся по дороге в гостиницу.

   – И помните, в девять все должны быть у себя в номере! Ровно в девять! Я проверю! И если кто-то опоздает, все сообщу вашим родителям! – напутствовала на прощанье классная.

   Учитывая, что часы показывали начало седьмого, шансов по-настоящему развлечься или даже зайти в какой-нибудь музей не было ни у кого, даже у самых шустрых.

   Парни сбежали еще до того, как Ксения Владимировна закончила угрожать, и я могла поспорить, они наверняка в девять явиться в гостиницу и не подумают. Девчонки у нас были более ответственные, так что дослушали до конца, нестройным хором заверили, что все будет в порядке и начали разбредаться кто куда. Даша с Леркой тут же заявили, что пойдут с Катькой и мной. Вчетвером было не то чтобы веселей, но, по крайней мере, спокойней. Все-таки в Санкт-Петербург мы почти все приехали в первый раз и еще толком не ориентировались в чужом городе.

   Яковлева растворилась в толпе практически мгновенно, да и Полина Большакова решила отправиться в одиночное плавание.

   Кронштадтский дождь нас еще не догнал, но у меня имелись подозрения, что рано или поздно до Питера он все-таки доберется и тут разойдется уже от души. Гулять на самом деле не очень хотелось, за время экскурсии я успела порядком устать, проголодаться и даже слегка замерзнуть, да и горло засвербело. Простуда как она есть подкрадывалась. Насколько бы ни был красив Санкт-Петербург, но я практически не сомневалась, что на сегодня с меня хватит.

   Девочки… Ну, вроде бы их тоже после двадцатиминутной прогулки потянуло как магнитом к станции метро, которая сулила скорое возвращение в номер, где были ванная и постель. Однако все старательно принялись изображать энтузиазм и смотреть в даль, куда Невский манил Казанским собором, Банковским мостом и Домом Зингера. Словом, самая эрудированная из оставшихся, Лерка Шапошникова, как могла пыталась воодушевить нас на подвиг пешей прогулки.

   – Ладно, – тяжко вздохнула я и поправила скатывающуюся с плеча сумку. – Зонты у всех с собой?

   Первое и главное наставление от бабушки, которое я получила перед поездкой в Санкт-Петербург, звучало так – «Алёна, всегда имей при себе зонт. В Ленинграде дождь может пойти в любой момент». Что характерно, это мне сказал человек, который на самом деле ни разу в жизни в Питере не побывал… И все-таки совет я посчитала дельным и зонт с собой носила.

   По итогу без этой важной для пребывания в Санкт-Петербурге вещи оказалась только недальновидная Дашка. Но ее тут же пообещала приютить под своим зонтиком смешливая черноглазая Лера.

   Невский сразу захватил нас в бурный поток, и потянул вперед как горная река. Оставалось только не сбиваться с шага и лавировать между более неспешными пешеходами. Питер был быстрым, разумеется, не настолько быстрым как Москва, но Новосибирск по сравнению с городом на Неве казался каким-то совсем сонным.

   – А ничего так, красиво, – оценила Даша виды Невского проспекта. – Точно, как в кино.

   – Тут всегда так, – с готовностью согласилась Лерка. – Жалко только, что поздно, толком не погулять.

   А я вот даже радовалась втихомолку, что времени у нас не так много: внезапно начало казаться, будто за мной опять наблюдают, пристально, неотрывно. Я даже принялась украдкой озираться время от времени, пытаясь заметить того, кто так упорно разглядывает меня. Но то ли все дело было просто в разыгравшемся воображении, то ли я обладала достаточной наблюдательностью, чтобы заметить преследователя – сколько ни высматривала, не бросился в глаза никто подозрительный.

   Вообще, Санкт-Петербург странно на меня влиял с самого начала, стоило только оказаться здесь – постоянно что-точудилось… В какой-то момент померещилось, будто позади идет Алина. Но стоило приглядеться, как сразу стало ясно – не она, просто похоже одетая темноволосая незнакомка. Не так уж и мало сновало по Невскому женщин в черных плащах.

   – Алён, ты чего все головой вертишь? – подметила, насколько странно я себя веду Катька.

   Я поежилась, отчаянно пытаясь вывернуться из когтей тревоги, и на последних крохах силы воли соврала:

   – Видами любуюсь.

   Подруга прищурилась как будто с недоверием, а вот другие одноклассницы даже не подумали сомневаться в моих словах, начав на все лады нахваливать знаменитый Невский проспект, который поражал историческими зданиями, разнообразными вывесками и нескончаемыми потоками туристов.

   Фотографировать – а мы просто не могли не фотографировать! – приходилось в буквальном смысле на ходу, замирая лишь на секунду, чтобы коснуться несколько раз экрана смартфона. Санкт-Петербург, конечно, культурная столица, но все-таки казалось, что зазеваешься посреди тротуара – и снесут самым некультурным образом.

   Небо над головой тем временем многозначительно наливалось свинцом, а тучи как будто тянуло вниз, к земле.

   – Кажется, дождь собирается, – пародируя Пятачка, пробормотала Дашка.

   Мы как раз подошли к перекрестку Невского и улицы Маяковского. Справа в окнах здания издевательски виднелись логотипы «KFC», которые на раз убивали всю магию города.

   На нос упала первая тяжелая и холодная капля. Питер намекал, что настроение у него уже порядком испортилось, и время для прогулок закончилось.

   – Тебе не кажется, дождь и правда начинается, – с рассройством отозвалась я и вытащила из сумка зонт, который тут же привела в боевую готовность.

   Капли стали барабанить чаще. Всерьез еще не зарядило, но не приходилось сомневаться, что вот-вот хлынет по-настоящему.

   – Отступать некуда, – убито произнесла Полина, – проще до следующей станции метро дойти и оттуда гостиницы доехать.

   Тогда мы еще плохо представляли, какое расстояние в Санкт-Петербурге между станциями метро, и даже не подозревали, что куда проще было вернуться на площадь Восстания, а не топать до Гостиного двора…

   В вестибюль станции метро мы всей толпой влетели запыхавшиеся и уже промокшие едва не до нитки. Оказалось, особого толка в сильный ветер от зонта нет – мало того, что из рук вырывает, так еще и дождь падает по косой прямиком на одежду. В общем, так и так мокрые, проще было просто капюшон ветровки на голову натянуть и не мучиться попусту.

   – Мерзкая погода, – вынесла приговор питерскому климату Катя, пытаясь стряхнуть со сложенного зонта воду. – Просто отвратительная погода!

   Оспаривать ее слова никому даже в голову не пришло.

   Когда спускаешься в питерское метро, кажется, будто эскалаторы ползут прямиком в ад. И ты вместе с ним. Шахты кажутся невозможно глубокими и идут вниз как будто вертикально… Ну или мне так думалось с непривычки – в моем родном метро не такое глубокое.

   Ожидая окончания спуска, я в испуге замерла на ступеньке, намертво вцепившись в поручень. Отпустить его хотя бы на мгновение было невыносимо страшно: я почти не сомневалась, что одно неосторожное движение – и полечу вниз, прямиком в бездонную пропасть, которая раззявила пасть у моих ног.

   А эскалатор все полз, полз, полз… словно не было у него конца.

   И снова казалось, будто кто-то разглядывает, но теперь я не сомневалась, что смотрят откуда-то снизу, из той бездны, куда неспешно двигался эскалатор.

   Стоявшая передо мной Дашка то и дело оборачивалась, и с каждым разом одноклассница хмурилась все больше и больше, а в итоге и вовсе спросила:

   – Алён, ты бледная как смерть. Тебе плохо? Клаустрофобия?

   Покачала головой, отвечая разом на оба вопроса.

   У меня точно была фобия, только поди пойми, чего именно.

   Когда, наконец, спустились, стало полегче, но отпустило не до конца. Все еще не отступала необъяснимая тревога, а свод над головой давил сверху – того и гляди расплющит в лепешку.

   – Ладно, – потрясла за плечо Лена, тоже заметившая, в каком я состоянии. – Всего две станции нужно проехать, а на воздухе тебе точно полегчает.

   Катя тем временем пошла смотреть, с какой стороны платформы нам нужно садиться на поезд, чтобы не уехать к черту на рога.

   Казалось, я до поезда не доживу: уже через пару минут начали мерещиться какие-то звуки, шепотки, смех, которые приглушали гул толпы вокруг. Сердце то ускоряло ход, то словно вовсе замирало. По лицу потек холодный пот.

   И ведь никто кроме меня ничего странного не слышал! Я специально спросила Полину, но та только поглядела странно. Хорошо, пальцем у виска не покрутила.

   Гул приближавшего поезда после странных галлюцинаций казался просто божественной музыкой, а в вагон я влетела первой, яростно распихивая людей локтями. Недовольные взгляды стекали с меня как вода.

   К черту! Главное доехать до нужной станции и выбраться наружу, под небо. И плевать, что с этого неба льет как из ведра!

   В поезде странные звуки смолкли, и хотелось верить, что их не было вовсе. Под неразборчивое бормотание диктора в динамиках это оказалось легко сделать.

   Все в порядке.

   Все в полном порядке.

   Просто померещилось. Мне второй день что-то постоянно мерещится…

   Люди вокруг вели себя как и положено, ничего странного, ничего подозрительного. Да и даже любопытного… Хотя нет, кое-что приметное все-таки разглядеть удалось.

   На сидении прямо передо мной расположился парень весьма обыденного вида, можно даже сказать, он выглядел помятым, потрепаным. Темная потертая куртка распахнута на груди, и из-под нее выглядывает видавшая виды черная футболка. Джинсы явно не новые, да и кроссовки у парня, кажется, доживают последние дни.

   Что было необычным – это карты. Игральные карты, с которыми незнакомец творил совершенно невероятные вещи.

   Я даже подумала, будто передо мной профессиональный фокусник или картежник, потому что редко какие люди способны вытворять с вощеными картонками такие занятные штуки.

   Парень тасовал карты очень быстро, ловко и с какими-то замысловатыми финтами. Он делал это то двумя руками, то одной, карты сплошным потоком перетекали из ладони в ладонь, взлетали в воздух, их снова ловили… Я раньше такие трюки видела разве что в мультфильмах и искренне верила, что в реальной жизни подобных фокусов не повторить – законы физики не позволят.

   На парня с картами я безотрывно пялилась несколько минут… И вот что показалось непонятным: никто кроме меня на «фокусника» внимания не обращал. Девочки тоже продолжали болтать о чем-то своим, даже не глядя в сторону ловкача. Я толкнула Катьку локтем, желая, чтобы и она посмотрела, но та лишь пожала плечами и вернулась к разговору.

   Внезапно незнакомец поднял взгляд… И не знаю, как удалось не завопить во все горло – в первую секунду показалось, будто глаза у него целиком черные. Я моргнула, и поняла – нет, ничего подобного, нормальные глаза, просто карие, ну и тень неудачно на лицо упала… Но все равно я постаралась отойти как можно дальше и больше в сторону «фокусника» уже не решалась смотреть до самого конца поездки.

   Едва вышли из вестибюля станции «Петроградская», как снова увидела вывески фастфуда – неуместные кляксы на стройных строгих зданиях. В глаза бросался зеленый логотип «Вкусно и точка». Через дорогу еще один ресторан быстрого питания, чтобы уж точно никто не ушел голодным. Лопать бургеры ни у кого особенного желания не имелось, но еще меньше хотелось искать какое-то другое место, чтобы поесть. Так что путем общего голосования было решено закупиться фастфудом и побыстрей вернуться в приютившую нас гостиницу.

   Сил на подвиги уже не осталось, да и дождь, похоже, от нас отставать не собирался.

   Согласно навигатору, путь до гостиницы не должен был занять больше десяти минут, но судя по ощущениям, мы управились куда быстрей – все усиливающийся дождь прекрасно добавлял прыти.

   Буквально пролетели мимо большого сквера, глазеть на него никому и в голову не пришло – сверху уже лило как из ведра. Перешли по мосту какую-то речку, миновав сквер тут же повернули направо, к набережной. Как только показался фасад гостиницы, лично я едва не прослезилась от радости. Ноги к тому времени уже гудели, а крохотный номер казался благословенным оазисом, в который я, как настоящий изможденный путник, рвалась изо всех оставшихся сил.

   – Думала, уже не дойдем – смоет, – с облегчением выдохнула Даша и к дверям отеля припустила так, что только пятки засверкали.

   Догнать ее не удалось, под крышей одноклассница оказалась раньше всех.

   – Чур, я первая в ванную! – с порога выпалила Катька, когда мы добрались до своей комнаты.

   Я не стала спорить, сообразив, что вода, которая льется из крана… она ведь, вполне возможно, и речная. Словом, принять душ после насыщенного дня стоило, гигиена – дело важное. Вот только рваться под воду первой у меня точно не было ни малейшего желания.

   Когда Катя, наконец, вышла из ванной, утопая в клубах пара, я уже успела и переодеться, и маме позвонить, и даже немного полежала, лениво пролистывая на телефоне сделанные за два дня в Санкт-Петербурге фотографии. Питер и Кронштадт поражали красотами вот так, когда не мерзнешь на ветру и не мокнешь под дождем.

   – Ты уснула, что ли? – окликнула насмешливо Катя, пытаясь просушить длинные волосы полотенцем. Безнадежная затея, тут и феном работы минут на двадцать, если не больше. – Иди мойся быстрей. Ляжем сегодня спать пораньше?

   Я была не против по обоим пунктам, хотя в ванную заходила, стиснув зубы. Однако работающий за стенкой телевизор отлично помогал держать себя в руках. Да и подруга не спит, если случится что-то по-настоящему страшное, закричу – и она придет на помощь.

   Вот только что сделает?.. Вряд ли Катьке по силам отбить меня у какой-нибудь бабайки.

   В зеркало я смотрела с опаской, да и отдергивала шторку душа с дурным предчувствием. Однако, похоже, Питер решил, что на сегодня хватит, и подготовиться ко сну удалось без приключений.

   Когда мы выключили свет и улеглись в кровати, я почти сумела поверить, что больше ничего случиться просто не может.

   Я стояла, прислонившись спиной к кованому ограждению. Позади – канал, от которого тянет холодом и сыростью, через дорогу тот самый зеленый дом, у которого в подъезде винтовая лестница… И идти внутрь снова я не собиралась ни за что на свете. Теперь зеленый дом казался страшней, чем даже поток речной воды позади.

   Вокруг снова не было ни людей, ни машин, ни вывесок – существовал только пустой город, и он словно жил сам по себе, жил и дышал. Этому Санкт-Петербургу жители не требовались. И все-таки они здесь были, как кот-оборотень или та, что двигалась мне навстречу, полускрытая тенями, что отбрасывали дома.

   Мимо зеленого дома к каналу неспешно шла женщина в черном, ее узкий силуэт казался тонким как игла. Черный плащ, темные волосы… Яркая клякса бордовой помады на белом лице…

   Чем ближе женщина подходила, тем ясней становилось, что это… это же Алина, наш новый экскурсовод. Волосы собраны в тот же строгий пучок, тот же плащ, тот же бордовый платок на шее, и даже зонт-трость мерно покачивается на сгибе локтя совершенно такой, каким я и запомнила.

   Она тоже заметила меня – уголки багряных губ чуть поднялись вверх, будто экскурсовод пыталась улыбнуться, но делать этого толком не умела.

   Я просто стояла и ждала, не шелохнувшись, даже не берясь гадать, что произойдет, когда Алина доберется до меня. Сердце теперь стучало точно в такт шагов экскурсовода.

   Бездумно полезла в карман ветровки – гвоздик сережки тут же впился в пальцы. Она снова была здесь, со мной.

   Вот Алина уже перешла дорогу и замерла передо мной, глядя прямо в глаза.

   – Ну надо же, – задумчиво протянула женщина. – Далеко же ты зашла, девочка. Может, стоит вернуться? Здесь тебе не место.

   Внезапно озарило, что никакая не Алина. Точно не она, только очень сильно походит на нее: лицо настолько же бледное, но идеальное, пугающе красивое и гладкое как фарфоровая маска. Нечеловеческое лицо…

   – Кто вы такая?! – спросила я, отшатываясь.

   Если она сейчас меня схватит, уже не вырвусь.

   Женщина одобрительно усмехнулась.

   – Бояться умеешь. Это хорошо. Плохо, не понимаешь, кого именно нужно бояться, – как будто не проговорила, а пропела лже-Алина. У нее даже голос звучал иначе. – Вся речной водой провоняла… Какая жалость. И ведь по собственной вине. Разве можно вот так запросто давать над собой власть, девочка? Ею ведь непременно воспользуются.

   Глаза незнакомки залило черным и от этого ее кривоватая неумелая улыбка не пугала даже – ужасала.

   Так, нужно взять себя в руки. Это все только сон, я просто должна проснуться!

   – Нужно проснуться! – вслух проговорила я.

   Поддельный экскурсовод снова приблизилась, заставляя буквально вжиматься спиной в ограждения. Один толчок – и полечу прямиком в воду.

   – Проснуться? – переспросила она, придвигаясь так близко, что я должна была почувствовать ее дыхание. Но незнакомка не дышала. – Хорошая идея… Так проснись!

   Я рывком села на кровати, судорожно хватая ртом воздух. Комната тонула во тьме, и не удавалось понять, пробудилась я или попала в новый виток сна.

   Нужно было встать.

   Встать, подойти к окну и выглянуть, проверить. Если посмотрю за окно, сразу станет ясно, где я теперь.

   Удалось разглядеть, что на соседней кровати кто-то лежит, однако Катя – если это была она – укрылась с головой, толком и не рассмотреть. Но что, если на второй кровати на самом деле не моя подруга?..

   Одеяло казалось сейчас самой надежной преградой от всех возможных опасностей, как в детстве, когда пряталась под ним от чудищ, затаившихся под кроватью.

   Вот только мне не пять лет.

   – Ну давай же! – прошептала я, стиснула зубы и заставила себя встать.

   Следующие несколько шагов показались самыми тяжелыми в жизни, однако, отведя в сторону штору, я, наконец, с облегчением выдохнула. Под окнами как раз проехала машина.

   Можно было снова лечь спать.

ГЛАВА 3

15 июня

   среда

   Трель будильника прозвучала как звук дрели, которую вгоняют прямиком в мозг.

   Голову тут же прострелило болью, но я титаническим усилием воли заставила себя открыть глаза – хочется или нет, а следовало подняться, одеться и пойти завтракать. Ждать меня точно никто не станет.

   Из ванной уже доносилось журчание воды, похоже, Катька на этот раз подорвалась раньше меня и успела первой залезть под душ. Странное дело, обычно утром я просыпаюсь от самого тихого шороха, насколько бы усталой ни ложилась спать. Как только проворонила подъем подруги?

   На автомате позвонила маме пожелать доброго утра, а заодно сообщить, что единственная дочка все еще не сгинула в страшном чужом городе. В итоге получила обязательную порцию родительских наставлений… И только после этого нашла в себе силы встать, раскрыть шторы и заправить постель.

   Выглянув в окно, я удостоверилась, что небо предсказуемо пасмурное, однако оставалась слабая надежда, что дождь все-таки не зарядит. Впрочем, за последние пару дней в Питере я поняла, что надеяться тут ты можешь на что угодно – но зонт всегда держи при себе. Так, на всякий случай.

   Странный сон будто подернулся туманной дымкой, хотя тревога, которую он принес, никак не желала покидать. А еще любопытство и кое-какое предчувствие…

   Я полезла в сумку, достала кошелек и открыла отделение, куда вчера положила сережки, чтобы с оторопью обнаружить только один гвоздик. Но ведь точно клала в кошелек обе! Выпасть одна из них не могла – замок был закрыт!

   Вот только если…

   Сама не веря в то, что творю, я подошла к шкафу, куда повесила по возвращении ветровку. Сережка нашлась в правом кармане, там же, где лежала во сне. Хотя ее там быть попросту не могло! Не могло – и все тут! Уже второй раз одна из сережек бабы Жени провернула самостоятельное путешествие. И это вызывало оторопь похлеще, чем женщина в воде. Сережка-то мне точно не померещилась.

   Я сжала злосчастное украшение, пытаясь найти хоть какое-то логичное объяснение происходящему. Даже лунатизм – и тот бы сгодился. Вот только я никогда не ходила по ночам, так с чего начинать делать это прямо сейчас?

   Первой, кого мы с Катей увидели за завтраком, стала Вика, чуть бледноватая, чуть взволнованная и с головой увлеченная собственным мобильным телефоном, чего за ней прежде не водилось. Когда одноклассница подняла глаза, чтобы обвести взглядом столовую, сразу стало заметно насколько она… мечтательная. Обычно Яковлева выглядела совершенно иначе – вечно собранная, сдержанная, даже не по возрасту серьезная. Теперь же легко было представить, что вокруг рыжей одноклассницы летают сердечки как будто в мультфильме.

   Катька тоже не упустила изменений в настроении Вики и не преминула пройтись по ним.

   – Ты только глянь на нашу принцесску, – с издевкой шепнула подруга, ткнув меня локтем под ребра. – Того и гляди, розовые сопли из носа потекут. Явно не из-за кого-то из наших парней Яковлева так по-дурацки хихикает.

   Ну да, наши-то в сторону Вики лишний раз смотреть не рисковали, не то что заговаривать или – не приведи боже – куда-то позвать. Яковлева могла и не сказать ничего, но не преминула бы посмотреть так, что второй раз уже подойти не захочется.

   – Может, познакомилась с кем-то. Это мы, едва пошел дождь, побежали в метро, а Вика могла и задержаться где-то, – пожала я плечами, не считая нужным уделять слишком большое внимание переменам в Яковлевой.

   А вот Катя – Катя дело совершенно другое, она такие интригующие детали из чужой личной жизни никак не могла упустить. Моя подруга вообще от природы была очень любопытной.

   – Даже удивительно, кто успел ей за один вечер так мозги запудрить, – не без ехидства обронила Катька, явно предвкушая, как будет после в разговорах смаковать глупое выражение на физиономии обычно такой совершенной и даже самую малость неземной Вики Яковлевой.

   Встречи с нашим гидом наяву я, признаться, после ночных видений изрядно опасалась, пусть и не сомневалась, что даже если весь привидевшийся бред и имеет хоть какое-то отношение к реальности (после истории с сережкой у меня уже появился повод сомневаться в том, что между снами и явью действительно существует хоть какая-то грань), вряд ли Алина вдруг обернется потусторонним чудищем. Ну, хотя бы потому что чудища, если верить легендам, – существа чрезвычайно стеснительные и редко когда являют подлинную натуру при большом скоплении народа.

   Так что в любом случае во время экскурсии я буду в безопасности. Ну, наверное, в безопасности.

   И все равно, несмотря на сеанс самоубеждения, в экскурсионный автобус я входила внутренне содрогаясь. Однако, Алина о чем-то переговаривалась с водителем – совсем тихо, ни слова не разобрать – до группы ей и дела не было. Да и на долю лишнего взгляда не выпало.

   А вот я экскурсовода постаралась разглядеть во всех подробностях – и желая увидеть в ней приметы ночного странного существа, и отчаянно опасаясь заметить странности. Но нет, ничего нового в Алине не появилось, даже больше того: оделась женщина точно как и раньше – на ней был все тот же черный плащ, а на шею экскурсовод повязала вчерашний бордовый платок. Что там под плащом – осталось только гадать.

   Бледное лицо петербурженки тоже ничем особенным не отличалось и точно маской не выглядело.

   – Алён, ты чего на экскурсоводшу так пялишься, будто у нее вторая голова пробивается? – громким шепотом спросила у меня Катька, и только тогда я отвела взгляд. Неприлично как-то вышло.

   Очередную автобусную экскурсию я попросту продремала, откинув спинку кресла. Не самое удобное положение, но за ночь я умудрилась вымотаться едва не сильней чем за весь предыдущий день, словно действительно бегала несколько часов кряду по пустынным городским улицам.

   И пусть сперва я пыталась еще бороться с наваливающейся дремой, но вскоре сообразила, что бесполезное, и решила проспать до самой Кунсткамеры, что значилась конечной точкой маршрута.

   В те моменты, когда все-таки выныривала из забытья, пусть и с превеликим трудом, выяснялось, что гид рассказывает что-то действительно интересное, но даже это не казалось стоящей причиной, чтобы очнуться.

   Провалиться в сон окончательно не давал запах. Странный такой запах – то ли тина, то ли просто дождь. Если только у дождя вообще есть какой-то собственный аромат...

   Другая Алина во сне сказала, будто я пропахла речной водой, и вот теперь начало мерещиться, что так оно и есть. Впрочем, я плохо представляла себе, как именно должна пахнуть речная вода и чем она отличается от воды обычной.

   – Алён, хватит уже дрыхнуть, – принялась в итоге расталкивать меня Катька.– И чем только ты ночью занималась, что сейчас такая дохлая? В соцсетях, что ли, до утра торчала?

   Двигаться было категорически лень, да и в Кунсткамеру не слишком-то и хотелось. Музей, конечно, но музей музею рознь, а смотреть на здешние экспонаты не тянуло. Пусть я и знала благодаря все той же Алине, что в этом музее уже давно собрано множество интересного, а не только всяческая жуть, однако стоило услышать «Кунсткамера», как в голове возникали образы далеко не самые приятные.

    Из автобуса я выбиралась предпоследней, следом выходила уже только Яковлева, снова уткнувшаяся в свой мобильный телефон с довольной мечтательной улыбкой. Хоть у кого-то сегодня прекрасное настроение.

   Вообще, не только одна я выглядела поутру бледной и недовольной, многие одноклассники тоже не радовали взор улыбками или свежим цветом лица. Даже подумалось, что кто-то мог попросту взять – и сбежать ночью из гостиницы. Зачем? Да мало ли зачем? Ночью без присмотра старших чего только не устроишь.

   Голос Алины журчал как ручей, но слова ее текли мимо меня, оставляя в голове только какие-то обрывки вроде «1714 года», «первое публичное каменное здание Санкт-Петербурга».

   – Для посещения музей был открыт еще до завершения строительства и по распоряжению Петра I в Кунсткамеру пускали всех желающих, – как будто с гордостью, которую принято приписывать всем коренным петербуржцам, продолжала свой неспешный рассказ гид. – Строение было построено в стиле петровского барокко...

   Кунсткамера оказалось зданием трехэтажным, здоровенным, цвета морской волны, и посередине ее венчала башня со сферой на верхушке. Если бы не табличка, я бы наверняка подумала – очередной дворец, тем более, что Кунсткамера располагалась на набережной Невы и гляделась в ее воды как любое уважающее себя жилище аристократа.

   При виде музея, чье название за три с лишним века успело стать нарицательным, я поняла, что никаких дурных предчувствий он не вызывает. В отличие от лениво текущей невской воды, закованной в гранит.

   – Быстрей, ребята, быстрей! – принялась подгонять нас классная, увидевшая, насколько медленно и неохотно ее подопечные идут ко входу в музей. Что поделать, новые знания на каникулах не вызывали большого энтузиазма.

   Алина же к зданию Кунсткамеры шла с решительным видом человека, который точно никого ждать не планирует. У экскурсовода даже неизменный черный зонт, что болтался на сгибе локтя, казался своеобразным заявлением о намерениях. И эти намерения категорически не радовали все более и более нервничающую Ксению Владимировну.

   Музей внутри оказался вполне неплох (разумеется, пока мы не добрались до той самой первой петровской коллекции), но искренний интерес вызвал разве что у Ксении Владимировны, нашей медсестры, Леры Шапошниковой, ну и меня. Вика все еще уделяла своему телефону внимания на порядок больше, чем всему окружающему миру разом, а остальным так и вовсе куда больше хотелось выбраться из Кунсткамеры и просто побродить по Северной столице без присмотра.

   Когда экскурсия завершилась, первой под недоуменными и неодобрительными взглядами классной и медсестры наружу вылетела обычно куда более степенная Яковлева. На этот раз Вика едва не сшибала по дороге тех, кто имел неосторожность встать на ее пути.

   – Точно к парню понеслась, – проворчала вслед однокласснице Катька и, надо сказать, угадала с удивительной точностью.

   Напротив входа в музей и в самом деле стоял, заложив руки в карманы, тот самый смурной темноволосый парень, который так выручил нас с Викой в Кронштадте.

   – Вау! – вполголоса воскликнула подоспевшая как раз Катька и тут же повисла у меня на плече. – Ален, гляди, кого наша принцесса себе отхватила! И здоровенный какой! Сто процентов именно с ним она полдня и переписывалась!

   Как же его назвали те два парня… Прозвучала же фамилия… Что-то очень музейное.

   Третьяков!

   Точно. Фамилия у него – Третьяков. Но судя по тому, какой довольной выглядела Вика, она уж точно зовет нового знакомого по имени.

   – Наверное, – не стала спорить с очевидным я.

   Тут Третьяков поднял голову и уставился словно бы прямо на меня. Никогда не любила, когда так пялятся, всегда становилось неловко и как-то неспокойно. На всякий случай я обернулась и с облегчением поняла, что новый знакомец разглядывал на самом деле совершенно другого человека. Позади нас с Катей высилась как каменное изваяние Алина. Она, кажется, даже не дышала и не мигала. И экскурсовод на Третьякова смотрела так же, как и он на нее.

   Похоже, наша сопровождающая с новым Викиным кавалером была знакома, иначе с чего бы Алине с Третьяковым в гляделки играть?

   Мы с подругой наскоро попрощались с классной и медсестрой, и после с чувством выполненного долга решительно бросились в объятия города, который, пусть и хмурился, однако не настолько сильно, чтобы загнать обратно в гостиницу.

   Дворцовый мост был тут же, так что я предложила Катьке просто перейти по нему на другую сторону Большой Невы, прямиком к Зимнему дворцу. Пусть Эрмитаж и Дворцовая площадь успели намылить глаз даже тем, кто в Питере никогда в жизни не был, побродить рядом с царским дворцом самостоятельно, без неусыпного присмотра учителя, да и вообще кого бы то ни было, хотелось.

   Катя тут же выразительно скривилась, давая понять, насколько ей не по душе такой план. Впрочем, одноклассница быстро передумала, когда оказалось, что Вика Яковлева со своим ухажером, будто прочитав мои мысли, двинулись именно в сторону Дворцовой. Пошпионить за Яковлевой подруга желала, похоже, просто до дрожи в коленках. А я… Мне, по крайней мере, хотелось на другой берег Невы, да и не сказала бы, что я ни капельки не заинтересовалась тем, что там такое завертелось между Викой и угрюмым петербуржцем.

   Вчера одноклассница со вступившимся за нас парнем как будто и словом лишним не перемолвилось, а тут – глядите-ка! – уже идут плечом к плечу, и я подметила, что Третьяков один раз попытался взять Вику за руку, но та посчитала нужным не заметить его поползновение.

   – И как Яковлева умудрилась кого-то подцепить за один только вечер?! – продолжила ворчать Катька. Ее буквально разрывало от возмущения. – Вот точно, кому-то все, а кому-то ничего!

   Я только плечами пожала. Ну, понравилась парню Вика, так и что с того? Тут даже и удивляться смысла нет: Яковлева девчонка действительно красивая, умная, да и держать себя умеет так, что на нее смотреть захочется.

   – Откуда она только этого дылду вытащила?! Это же еще умудриться надо!

   Рассказать про вчерашнее происшествие с прицепившимися ко мне с какого-то перепуга «Твиксами» Катьке я нужным не посчитала, хотя, может быть, и стоило бы. Хотя бы чтобы подруга перестала крыситься по поводу и без на Вику. В конце концов, одноклассница повела смело и даже благородно: не прошла мимо, вступилась, хотя могла бы и огрести неприятности за компанию.

   Однако моя белокурая подруга пыхтела так сердито, а Вика улыбалась своему ухажеру так светло, что открыть рот и рассказать о случившемся вчера, оказалось почти невозможным делом. Да и вообще, чем дольше мы брели под пронизывающим ветром следом за явно счастливой парочкой, тем больше злилась Катька. Казалось, еще немного – и на меня она тоже сорвется.

   Однако, стоило ступить на Дворцовый мост, как все посторонние мысли вышибло из головы. Через Неву я переходила с благоговейным трепетом, стараясь даже не приближаться к кованой ограде моста, не то что заглядывать за нее и смотреть на текущую воду. Казалось, стоит только посмотреть на Неву, как на ее поверхности снова проступит женское лицо.

   Когда Вика со спутником оказались уже на твердой земле, парочка как будто замешкалась. А когда мы их догнали, выяснилось, что ребята просто нас поджидали. Ну, по крайней мере, темноволосый парень точно, а Яковлева словно не до конца понимала, что происходит.

   – Ну, привет, неудачница, – поприветствовал меня не самым приятным образом вчерашний спаситель. Его губы скривились – не улыбка, а то ли ее неумелая попытка, то ли вообще имитация.

   – С чего это я неудачница? – я растерялась и совершенно смутилась под взглядами Третьякова, Вики и Катьки разом.

   Чего они только пытаются высмотреть на мне?!

   – С того, что неудачница, – откликнулся с едкой насмешкой Третьяков. – Я же наивно думал, что ты только на «Твикс» нарвешься, так тебе этого, по ходу, мало показалось, ты и с их «хозяином» связаться умудрилась. Когда с Вебером успела столкнуться, а?

   Вебер… Я не знала никого с такой фамилией, это совершенно точно.

   – Вообще не понимаю, о чем ты говоришь, – с недоумением сообщила я Третьякову, чувствуя себя ужасно неловко.

   Викин кавалер закатил глаза с таким видом, что впору было сквозь землю проваливаться из-за собственной беспросветной недотепистости. Щеки начали гореть румянцем стыда.

   – Может, и не понимаешь, а только ты с ним виделась. Нюхом чую, – процедил жутко недовольно парень, а после почему-то нервозно принялся озираться по сторонам. – Впрочем, я и сам хорош. Знал ведь – если «Твикс» болтаются, то и Вебер где-то неподалеку. А ты вспоминай, неудачница. Белобрысый тип моего возраста, и на морду такой… в общем, девушки, когда его видят, на ровном месте падают, а после пялятся вслед как заколдованные.

   Описание, конечно, было так себе, никаких особых примет Третьяков не озвучил, но подходящий парень вчера действительно попадался. Тот самый «принц» с экскурсии.

   – Олег, а ведь видели мы такого вчера. На одном катере с нами плыл, – заговорила Вика, дергая своего спутника за рукав. – Настолько красивый, что хотелось подойти и потрогать – а вдруг ненастоящий? Весь как из серебра – и кожа, и волосы, и глаза.

   Третьяков, стало быть, Олег, стало быть.

   Ну, что сказать, имя этому любителю черного цвета подходило на все сто, у него поперек лица, кажется, была надпись «Олег ненавидит всех». Ну, наверное, всех кроме Вики Яковлевой, на нее Третьяков поглядывал если не с симпатией, то хотя бы с сильным интересом.

   – Точно Вебер, – вынес вердикт после скупого описания Вики дылда. И стал мрачней прежнего.

   На несколько секунд повисло напряженное молчание.

   – Надеюсь, у тебя хватило ума не подходить к этой особи и уж тем более не прикасаться? – с подозрением уточнил у рыжей Олег. – Ты имей в виду, этого типа тронешь один раз, а проблем заработаешь в лучшем случае на несколько лет вперед. Вон подружка твоя уже нарвалась. Поди и потрогала, и поговорила… Ты ему имя хоть не назвала, убогая?

   Быть «убогой» мне ни капли не понравилось. Да и тон, который в разговоре со мной взял Олег Третьяков, одновременно высокомерный и покровительственный, не понравился тоже. И какое этому странному парню дело, назвала я Веберу имя или нет? Какая разница? Да и что такого в этом Вебере? Ну, красивый, так красивых людей не так уж и мало. В отличие от «Твикс» он не хамил, не угрожал, да и вообще вел себя мило.

   – Стало быть, назвала, – ответил за меня Третьяков и хлопнул себя по лбу.

   Прозвучало так, словно я добровольно приняла цианистый калий.

   Интересно, в Санкт-Петербурге все такие ненормальные или просто мне категорически «везет» на странные видения и еще более странные встречи?

   – Да что такое происходит, Олег? – начала не на шутку тревожиться уже и Вика.

   Похоже, даже и она не особенно понимала, к чему же именно ведет ее спутник и что именно он несет.

   – Вообще-то, ничего хорошего, – мрачно изрек Третьяков. Словно над открытой могилой речь толкает. – Пойдемте, что ли, чаю выпьем в хорошей компании. Ты и ты.

   Для наглядности Олег ткнул пальцем в меня и Вику. Мою подругу он предпочел проигнорировать.

   – А я? – опешила от такого Катька, округлив глаза в возмущении.

   Парень подошел к ней вплотную и его, подозреваю, метр девяносто, а то и побольше, нависли над Катькиными метром пятьюдесятью пятью. Так моя подруга стала казаться еще меньше.

   – А ты – свободна. Гуляй. Наслаждайся видами.

   Наверное, Катя Георгиева давно не испытывала такого культурного шока, по крайней мере, слов для достойного ответа у нее не находилось аж целую минуту. А ведь обычно язык у моей лучшей подруги был так подвешен, что даже лучше бы переподвесить от греха подальше.

   Я тоже растерялась, услышав от жителя вроде как культурной столицы довольно-таки прямолинейный посыл.

   – Ты обалдел?! – сперва напустилась на Третьякова Катя, а после повернулась ко мне. – Алён, ты же не настолько безголовая, чтобы пойти непонятно с кем непонятно куда?!

   На самом деле, в плане предложенного чаепития я склонна была согласиться именно с Катей. Связываться с малознакомым человеком, пусть и выручившим однажды, казалось делом глупым и даже опасным.

   – Ага. Не иди, – не стал настаивать Олег. – И так уже тиной воняешь, словно в Неву с головой окунулась.

   В его словах не было ни капли смысла для Вики, для Катьки – тоже, а вот у меня сердце удар пропустило.

   Словно и в самом деле в Неву с головой ухнула, да так выплыть и не смогла.

   Последний сон превратил эту фразу в нечто большее, чем просто в несуразица безо всякого намека на смысл.

   Лже-Алина сказала, что я вся провоняла речной водой… И что-то еще она говорила, вот только и не вспомнить теперь.

   Можно ли сказать, что все это только совпадение? Бывают ли вообще такие совпадения?

   – Вот по лицу вижу, не я первый тебя «обрадовал» новостью, – понимающе усмехнулся Викин кавалер. – Кто раньше меня успел, неудачница?

   Говорить правду при одноклассницах оказалось невероятно неловко, однако, я нашла в себе силы и выдавила:

   – Мне во сне сказали. Что я провоняла речной водой.

   Катьке, подозреваю, очень хотелось пальцем у виска покрутить. Водилась за ней такая дурная привычка.

   Широкие брови Олега сошлись на переносице, придавая и без того угрюмому лицу выражение до ужаса мрачное и даже зловещее.

   – Хорошие тебе сны снятся, прям-таки занимательные, – пробормотал как будто озадаченно новый знакомец. – Тут точно без чая не обойтись. Не пойдешь сама, имей в виду, волоком потащу: не хочу потом мучиться, если Вебер, погань бледная, тебя все-таки со свету сживет.

   Я поспешно сказала, что тащить меня точно не придется: слова о запахе тины заставили если не поверить до конца в добрые намерения Олега, то хотя бы пожелать услышать, что он может еще рассказать о речной воде, Вебере и моих странных снах.

   Он хотя бы точно выслушает и не станет говорить, будто я рехнулась.

   Катька пыталась вразумить, но в итоге Третьяков просто заявил, что так и быть, она тоже может пойти. По-моему, он просто решил, что будет проще взять с собой третью девушку, чем отвязаться от нее.

   – А добираться далеко? – уточнила Вика у Олега, когда мы вышли с Дворцовой.

   Из нас троих именно рыжая волновалась меньше всего и, кажется, целиком и полностью доверяла парню, которого мы толком и не знали.

   – Нам до станции «Площадь Восстания». И там еще минут пять пешком. Недалеко. Хочу показать твою подружку своей старшей сестре. Она в таких вещах побольше меня понимает, что-то может присоветовать.

   По всему выходило, Олег – парень не так чтобы простой, видит точно больше обычных людей. А в свете всего происходящего со мной в Санкт-Петербурге, я уже могла поверить в колдунов и прочих персонажей, которые появляются на страницах фантастических книг или во второсортных телевизионных передачах.

   Первым делом мы отправились к ближайшей станции метро.

   – А что, сестра у тебя тоже чокнутая? – язвительно поинтересовалась Катя, которая брела бок о бок со мной позади сладкой парочки.

   Олег, не оборачиваясь, осведомился:

   – Плаваешь хорошо?

   Подруга моя подвоха не поняла, да и я тоже.

   – А что?

   – Не заткнешься – проверим в первом же канале.

   Каналов в Питере имелось в избытке, а Олег явно не любил людей и имел большие проблемы с чувством юмора. В общем, ехидничать Катя больше не решалась до самой конечной точки нашего путешествия.

   С площади Восстания свернули на какую-то улочку, по сравнению с Невским впечатление не производившую ровно до того момента, пока я не сообразила, что вокруг сплошь историческая застройка.

   – Ты здесь живешь? – искренне удивилась я. Красота вокруг была неописуемая, словно в фильм угодила.

   На мальчика из супербогатой семьи Олег уж точно не походил. Было в его облике… что-то неформальное как у ролевика какого.

   – Ну… – с растерянным видом пожал он плечами. – В каком-то смысле. Здесь моя семья дела ведет. Место тонко намекает на респектабельность, а это всегда производит правильное впечатление. Живем-то в районе потише, где туристов и близко нет. Так удобней.

   Олег завел нас в один из подъездов, который снаружи особого впечатления не произвел, внутри, впрочем, тоже, разве что кое-где сохранившася лепнина виднелась, но в полумраке ее было толком не разглядеть.

   – И что, никакой таблички на двери семейного офиса? – все-таки решилась снова подать голос Катя, правда, когда Третьяков на нее покосился, она буквально отскочила за мою спину.

   Впрочем, карательных мер не последовало, наверное потому, что рядом не наблюдалось канала.

   – Зачем она? – усмехнулся мрачно парень. – Кому положено, и так знают, куда идти. А случайных людей нам тут не нужно. Наше ремесло – не пирожки на улицах, всем не предлагаем.

   Что ж, звучало даже в какой-то мере солидно.

   – Будем надеяться, Оля не занята сейчас.

   Катя прыснула в кулак.

   – Ты Олег, а сестру твою зовут Ольгой?! У ваших родителей вообще что ли фантазии нет?

   Ну вот кто ее за язык-то тянет сегодня? Я вообще не понимала, что творилось в этот день в голове подруги. Обычно Катенька Георгиева – душа компании, болтушка, но очень милая и доброжелательная, а тут что ни слово – все шпилька. Чем ее так новый знакомый раздражает, уму непостижимо.

   – Без фантазии прожить можно, а вот без мозгов… – многозначительно протянул Олег и принялся подниматься по лестнице.

   Лифт в наличии имелся, однако, его проигнорировали. Возможно, все дело в том, что кабина никак не вместила бы в себя четырех человек.

   Пока поднимались на третий этаж, я успела много чего передумать, в том числе, что идем мы прямиком в логово маньяка, или Олег сам маньяк и прямо сейчас заманивает трех бестолковых девчонок… Но после звонка в дверь нам открыла девушка, на вид постарше Третьякова. Она удивительно походила на Олега лицом, правда была не тощей, а вполне себе фигуристой.

   Ольга Третьякова на диво сильно походила на ведьму, точней, на ведьму, какими их сейчас изображают в кино: длинные распущенные волосы ниже пояса, вишневого цвета платье в пол, густо подведенные черным глаза светят темным золотом.

   И, если сложить все детали… Ольга, похоже, ведьмой и была.

   – Привет, Олюш. Вот, – произнес Олег и вытолкнул меня вперед.

   Та поразглядывала едва ли несколько секунд, после чего помрачнела и молниеносно втянула в квартиру, спрашивая то ли меня, то ли брата:

   – Вебер отметился?

   Что бы ни сотворил вчерашний «принц», понимающие люди его руку узнавали с полпинка. Идеи насчет произошедшего в моей голове уже появились, но в них как-то… не верилось.

   Квартира, куда привел Третьяков, выглядела, к моему удивлению и обычно и необычно одновременно: здесь не стояло никаких чучел, не было черепов, амулетов и прочей магической ерунды. Свечи, правда, имелись в избытке, но простые, белые и тонкие в кованых подсвечниках. Вообще, больше всего квартира походила на декорации фильма о временах царской России – на стенах обои, вроде шелковые, но я не особо разбиралась в таком и могла ошибиться. Мебель вся словно из антикварной лавки опять же.

   – Оль, она Веберу имя свое назвала! – бросил вслед мне и сестре Олег.

   Ольга с досадой прицокнула языком, при этом не замедлив шага.

   – Ну до чего же народ пошел глупый. Разве можно вот так запросто выдавать свое имя, да еще и первому встречному?

   Тем временем, уже начинало казаться, будто коридор, по которому мы идем, куда длинней, чем должен следовало, да и дверей в нем имелось с избытком.

   – А что такого? – упорно не понимала сути проблемы я.

   Сестра Олега нервно рассмеялась.

   – Что такого, говоришь? Он-то тебе имени не назвал, верно?

   Какая тут взаимосвязь, я не поняла, но правоту девушки признала. А учитывая, с какой уверенностью она спросила, в ответе Ольга Третьякова ни капли не сомневалась.

   – Имя – это самые главные, самые первые чары, которые человек познает. Имя – ключ ко всему, к самой сути. Называя имя, даешь власть над собой. Раньше-то народец поумней был, таких глупостей не творил. Откуда, думаешь, пошел обычай, что тебя незнакомцу непременно должны представить?

   Вот и о колдовстве заговорили. Если Викин кавалер на эту тему как-то болтать не порывался, то его сестра мигом все наверстала.

   – Это же просто этикет, – проворчала я, не спеша верить Ольгиным словам. – Разве можно не назвать своего имени, если спрашивают? А как вообще знакомиться тогда?

   – Можно… Нужно! – как будто возмутилась Ольга, тряхнув головой. Ее негодование было таким огромным, что его, кажется, можно было пощупать. – Этикет тоже не на ровном месте придумали. Нельзя самому свое имя называть. Если другой скажет – большой беды нет, а вот если сам… Или, думаешь, такой красавчик как Вебер познакомиться с тобой решил из-за искренней симпатии и возникшего интереса? Ты, конечно, не уродина, но Вебера-то вспомни!

   Вспомнила. И действительно почувствовала себя донельзя глупо, потому что рассчитывать на внимание кого-то вроде него… Вебер ведь был не просто красивым парнем, он был нереально красивым, да еще и отлично знал об этом.

   – То есть этот Вебер какой-то там злобный маг и меня заколдовал? – все еще не спешила я верить в то, что мне говорят. Слишком уж все было… как в страшной сказке. Даже с учетом всего увиденного в Петербурге, все равно слишком дико.

   Перед одной из дверей хозяйка все-таки затормозила и толкнула ее вперед. Открывшаяся комната оказалась небольшой и опять-таки заурядной. Просто рабочий кабинет: полки с множеством книг, письменный стол со стулом, кресло напротив, ну и на стенах пейзажи висят. Так что зашла внутрь я безо всякого трепета.

   – Гоет. Не маг. Такие как мы, зовутся гоетами. Все остальные… наименования – просто нелепости несведущих. Ну, и какой же Вебер злобный? Скорее уж, себе на уме, – отозвалась как будто с улыбкой Ольга. – Просто его «себе на уме» другим людям частенько дорого обходится. Да и заколдовать он тебя не успел – так, поводок на шею накинул и путь наметил. Но без причины Вебер ничего не делает, очень уж предусмотрителен для своих лет. Что ни наворотит – все с умыслом. Так что раз к тебе примеривается, жди и чар. А уж они тебе вряд ли понравятся.

   Вика и Олег внимали Ольге с молчаливым почтением, а вот Катька едва различимо хмыкала едва не после каждого слова. Сбросит ее Третьяков в итоге в канал...

   В итоге Ольга из комнаты всех кроме меня выдворила в коридор, даже брата.

   – Тут обождите, – велела она Олегу и девочкам, а после захлопнула дверь.

   Меня хозяйка усадила в кресло, велела закрыть глаза, сама же принялась, судя по звукам, ходить кругом. Что именно она делала, я могла лишь догадываться: стоило только попытаться открыть глаза, как Ольга шикнула раздраженно и велела не мешать. Чем мешать – дело десятое, но когда мне все-таки позволили снова смотреть на мир, колдунья (или… гоетка?) недовольно хмурилась, став еще больше похожей на брата. В итоге Ольга раздраженно выдохнула и распахнула дверь.

   На пороге торчал Олег. Из-за его спины с жадным любопытством и опаской выглядывали Вика с Катей.

   – Ну и как? – спросил у сестры парень.

   Ольга скривилась и только руками развела.

   – Как ее хоть зовут? – спросила она с тяжелым вздохом.

   Я открыла рот… и закрыла, вспомнив о том, как она меня только что распекала.

   – Алёной зовут, – ответила за меня Вика.

   Колдунья кивнула.

   – Алёна, стало быть. Плохо все с тобой, Алёна. Уж не знаю, в кого Вебер вырос такой одаренный, в мать поди…

   Тут Олег как-то очень уж подозрительно хохотнул, и Третьяковы обменялись долгим понимающим взглядом.

   – В общем, тут беда. Мне никак не справиться.

   Викин ухажер что-то пробормотал под нос, выругался, наверное, но сделал это так тихо, что слов разобрать не удалось. Поди, и к лучшему.

   – Мне его не уломать снять чары, сама знаешь, Олюш, мы с бледной поганью не особо-то ладим. Но и девчонку бросать нельзя. Он же ее уморит и глазом не моргнет.

   Ольга на слова брата ответила согласным кивком, а мне как-то изрядно поплохело на слове «уморит». Может, конечно, эти двое и первоклассные мошенники, однако, я, похоже, верила им с каждой минутой все больше и больше. А значит, начинала и бояться.

   – Ну, раз младшего Вебера нам не уговорить, пойдем-ка мы к старшему, – задумчиво протянула Ольга. – Константин Юрьевич – мужчина с пониманием… Хотя… Знаешь, братец, зачем уважаемого человека посреди рабочего дня отвлекать? Давай просто к Анастасии нагрянем. Она обожает гостей принимать. И с Вадимом ладит.

   Нам с девочками оставалось только глазами хлопать и переглядываться: если про Вебера-старшего сразу стало ясно, кто это, скорее всего, отец вчерашнего «принца», то вот насчет Анастасии вариантов было куда как больше.

   Олег на несколько секунд призадумался, а после одобрительно хмыкнул.

   – А неплохая ведь идея. Анастасия – дама сердобольная, жалостливая, она этому горюшку непременно посочувствует. Ну и любимая жена уж точно может повлиять на мужа.

   Похоже, сегодня мне и одноклассницам предстояло еще не одно знакомство.

   К Веберам в гости поехали уже на автомобиле, причем за руль успелась Ольга, которая, переменив длинное платье на джинсы и свитер, разом перестала казаться такой уж таинственной. Пройдет мимо по улице – и не скажешь, что ведьма.

   – Приедем к Веберам, – принялся уже в машине давать инструкции Олег, – помалкивайте. Вообще рта не открывайте, если не спросят.

   Я краем глаза подметила, как недовольно скривилась Катька, которая тут же получила от Третьякова:

   – А тебя это в первую очередь касается. Как говорится, волос долог…

   Заканчивать парень не стал, но от этого никому не полегчало, да и улыбался Олег ужасно гадко. Кате же оставалось только возмущенно глядеть на него: сразу стало ясно, что брат и сестра Третьяковы – команда слаженная и друг против друга не пойдут в любом случае. Значит, скорее Катю высадят из машины, чем Ольга приструнит Олега.

   Сама я уже собиралась высказаться в защиту подруги, но тут же получила тычок в ребра со стороны Вики. Так вышло, что на заднем сидении я как раз была зажата между одноклассницами: слева – Катя, справа – Вика. И Яковлева явно не хотела, чтобы я спорила из-за Георгиевой с Олегом. Выбив из меня весь воздух, рыжая своего добилась, мне резко стало не до разговоров.

   Катя скривилась и посмотрела с обидой.

   Веберы, как нам сказали, предпочли жить как раз в самом центре Петербурга, на Большой конюшенной. Сразу можно было сказать, эти люди не бедствовали. Я никогда не задавалась вопросом, сколько стоило в Санкт-Петербурге жилье, но ни капли не сомневалась, что именно в историческом центре оно очень дорогое.

   – Веберы себе могут позволить и не такое, – пояснила Ольга, когда я высказала вслух свои умозаключения. – Состоятельный род, старый. Они сюда перебрались, кажется, еще при Петре I и неплохо, надо сказать, устроились. Им любые беды нипочем, только богатеют.

   Говорила девушка как будто даже с завистью.

   – Этих и правда ничего не берет, – поддержал старшую сестру Олег, – но люди неплохие, в целом. Приличные, я бы даже сказал. Ну, если младшего не брать в расчет. Однако Вадим – песня особая.

   Вика тут же навострила уши.

   – Стало быть того блондина Вадимом зовут? – переспросила она, и было ясно почему.

   На удивление несовременное имя дали «принцу». Я, кажется, ни одного Вадима моего возраста за всю жизнь не встречала.

   – Вадимом. Только хорошо бы, чтобы ни одной из вас это знание не пригодилось, – проворчал Олег и расстроенно вздохнул. – С Вебером связываться – только неприятности искать. Улыбается-то он умильно, только потом всегда всплывает какая-то гадость.

   Говорил Третьяков с искренним чувством и нескрываемой злостью, из чего я сделала предположение, что самому ему уже пришлось столкнуться с Вадимом Вебером на узкой дорожке, и обернулось все для Олега не очень удачно.

   – Сам же рот тогда открыл, – не разделяла возмущения брата Ольга. – Знал, с кем имеешь дело, но все равно позволил себя обмануть. Так что тут вину нужно делить на двоих.

   Логика девушки, судя по нашим с одноклассницами переглядываниям, показалась странной не только мне одной.

   Дверь в квартиру открыла смуглая черноволосая девчонка лет десяти, просияла радостной улыбкой и спросила у Ольги:

   – А вы к маме?

   – К маме, Лизонька, к маме.

   Судя по тому, что ехали мы к Веберам, то вот эта на вид почти что цыганка – сестра вчерашнего парня, что ловко вызнал мое имя. Но как так вышло? Брат белый как снег, а сестра в какой-нибудь Бразилии сойдет за местную.

   – Мам! – крикнула Лиза Вебер, обозрела всю нашу компанию из пяти человек и добавила: – Тут к тебе гости! Много гостей!

   Где-то скрипнула дверь – и к нам выплыла Лизина мать.

   Анастасия Вебер была бы ну точь-в-точь царевна-лебедь, которая «а сама-то величава, выступает, будто пава», если бы не смуглая кожа, черные глаза и черные же как ночь волосы, которые совершенно не вязались с женой князя Гвидона. А еще хозяйка дома выглядела очень юной для мамы даже девочки возраста Лизы, не говоря уж о парне вроде Вадима. Да и ни капли не походила Анастасия на сына.

   – Оленька, Олег, как я рада, что вы заглянули к нам!

   Счастье Анастасии Вебер при виде многочисленных и незваных гостей, похоже, было искренним, правда, когда женщина заприметила рядом с Третьяковыми и незнакомые лица, она позволила себе каплю удивлению.

   – Ой, а что это с вами за симпатичные барышни? – с улыбкой поинтересовалась Вебер, приобнимая за плечи дочку.

   Ольга вздохнула и вытолкнула меня вперед точно так, как делал это какой-то час назад ее младший брат.

   – А это проблема, Анастасия. Поглядите-ка, что ваш Вадим учудил.

   При упоминании «принца» радость хозяйки дома слегка померкла, а когда Анастасия Вебер как следует разглядела меня, она и вовсе как будто сильно расстроилась.

   – Проходите-проходите, – поспешно отошла в сторону хозяйка, пропуская нас внутрь квартиры, – еще чего не хватало – через порог говорить. Да и беседа у нас выйдет, кажется, долгой и непростой.

   В глубине квартиры уютно бренчала посуда.

   – Леночка, милая, поставь чай греться, ко мне еще гости пожаловали! – повысив голос, обратилась Анастасия к какой-то невидимой Лене.

   Краем глаза я увидела, как скривился словно от зубной боли Олег, да и Ольга не слишком обрадовалась, что кроме Анастасии и ее дочки в квартире находится кто-то еще.

   – Беда с этими тинэйджерами, – тем временем вздохнула расстроенно Вебер.

   Лиза тут же насупилась и с обидой выпалила:

   – Ничего с нами не беда!

   Хозяйка дома посмотрела на Елизавету с видом мученицы, но сказала только:

   – Иди, займись чем-нибудь, детка, мне надо с гостями поговорить о серьезных вещах. И не вздумай брату звонить.

   Девочка насупилась еще больше и, выпалив что-то наподобие «очень надо», отстала.

   – Они позавчера с Вадимом разругались в пух и прах, может, действительно не позвонит, – пробормотала хозяйка дома. – Впрочем, ручаться тут не стану, Лиза брата очень любит.

   О сыне и дочери Анастасия Вебер говорила и с нежностью, и, как мне почудилось, усталостью.

   Жилище Веберов действительно оказалось впечатляющим, куда более впечатляющим, чем «квартирка», где принимала нас Ольга Третьякова. Потолки настолько высокие, что даже неуютно, вокруг сплошь дерево, шелк и позолота. Ну, точно в музее. И в этом музее живут настоящие живые люди, каждый день прикасаются к явно старинным вещам, ходят по начищенному паркету…

   – Вы откуда приехали, девочки? – бросив взгляд через плечо, осведомилась Анастасия и открыла перед нами дверь в гостиную.

   – Из Новосибирска, – ответила за всех Вика.

   В гостиной уже расположилась на диване золотоволосая девушка, наверное, чуть постарше нас с одноклассницами. По крайней мере, держалась она уже не как школьница, явно считая себя кем-то куда более значительным.

   – Это Леночка, моя племянница, – с теплой лаской в голосе представила Анастасия незнакомку.

   Девушка изобразила на лице приветственную улыбку, но ее голубые глаза оставались холодными как вода петербургских каналов. Она просто была вежлива, но навряд ли хоть одна из нас троих понравилась Елене.

   – А вы, барышни, как зоветесь? – спросила хозяйка дома, похоже, только сейчас озаботившись нашими именами.

   Странная все-таки женщина, пустила в дом незнакомых людей и даже не сразу стала расспрашивать, кто мы такие и откуда. Уже наученная Третьяковыми, я поступила, как они велели – сперва сама назвала одноклассниц:

   – Это Вика, а это Катя.

   После уже Яковлева представила меня саму:

   – А ее Алёной зовут.

   Видимо, вышло все точно как надо, потому что Ольга довольно улыбнулась и кивнула.

   – И где же ты, Алёнушка, умудрилась столкнуться с нашим Вадимом? – предсказуемо заинтересовалась Анастасия, жестом предлагая всем устраиваться вокруг удивительно большого круглого стола, на котором уже стояли чашки с чаем точно по количеству собравшихся людей.

   Хорошо еще, квартира Веберов оказалась достаточно велика, и гостиная могла вместить и большее количество людей. Не представляю, как бы мы с родителями принимали семь человек у себя. Влезть-то бы влезли, но только простора бы не было.

   – Вчера в Кронштадте с ним столкнулась, на экскурсии, – немного смущенно ответила я, чувствуя, как кто-то буравит меня взглядом.

   Оказалось, такого пристального внимания я удостоилась со стороны хозяйской племянницы. Перехватить ее взгляд не удалось, зато увидела, как Елена (называть ее Леной почему-то не получалось) поспешно отворачивается.

   – Ну надо же, куда его навь занесла, – вздохнула недоуменно Анастасия.

   Олег как будто сдавленно фыркнул.

   – Вроде бы не особенно он любит Кронштадт, да и море в целом. Хотя с Вадимом ни в чем нельзя быть до конца уверенной. Поглядим получше, что же наш мальчик сотворил, – задумчиво произнесла женщина и встала, чтобы подойти ко мне поближе.

   На этот раз никто не просил закрыть глаза, Анастасия просто стояла рядом со мной, смотрела не мигая и, кажется, даже не дышала. Я замерла на месте, не решаясь и пальцем пошевелить. Да и вообще, все вокруг словно застыло, крохотные пылинки в лучах света – и то, кажется, не двигались.

   Словно вечность минула перед тем, как темноволосая красавица отмерла и снова начала двигаться и говорить.

   – Вот незадача, – расстройство хозяйки дома было очевидно любому. – Насколько же некстати проявился в очередной раз талант Вадима. Думается, только ему самому и под силу снять такие чары. Прости, Алёнушка, я тут не помощница. Боюсь, придется обратиться к самому Вадиму. Но, быть может, это все не более чем нелепая и безобидная шутка?

   Я покосилась на Третьяковых, пытаясь понять, как они относятся к предположению Анастасии. Лицо Ольги не выражало вообще никаких чувств, а вот мина Олега показалась куда как более красноречивой. Он на пару секунд скривился, чем ясно дал понять: в добрые намерения Вадима Вебера он не верил ни капли.

    Гримаса Олега не укрылась от хозяйки дома, но та не сказала ни единого слова по этому поводу, только грустно улыбнулась и тут же заговорила снова:

   – Но что ему вообще могло понадобиться? Порой Вадим действительно позволяет себе шутки дурного вкуса, но обычно неприятностей людям вроде Алёны не доставляет. Девочка-школьница, совершенно обычная…

   Тут Катя все-таки решила позабыть про наставления Олега и возмутилась:

   – А что с нами вообще не так, если до нас ваш Вадим не должен и снисходить?

   Последовавшая немая сцена показалась мне просто невыносимо неловкой. Пусть такой подтекст и можно было услышать в словах мамы Вадима… Отведя глаза в сторону, чтобы только не смотреть на хозяйку дома, я увидела висящие на стене явно семейные фотографии. Мужчина и женщина, а рядом с ними дети. Это была одна и та же семья, запечатленная в самые разные моменты из года в год. Отец, мать, сын и дочка. Анастасия на изображениях была более чем узнаваема, как и Лиза Вебер со старшим братом.

   Кажется, ничего необычного, но кое-что все-таки поставило меня в тупик.

   Вебер-старший оказался статным мужчиной – чернявым и темноглазым. Как и все прочие члены семьи.

   Кроме сына.

   Вадим на фоне прочих родственников выглядел во всех возможных смыслах белой вороной. Не сказать, чтобы биология была моей страстью, но училась я достаточно хорошо, чтобы сообразить, насколько мала вероятность рождения белокожего, светловолосого и светлоглазого ребенка у таких вот родителей.

   – Нет-нет, Катенька! Как можно такое даже предполагать? – тем временем начала сглаживать возникший острый угол Анастасия Вебер. – Я всего лишь имела в виду, что Вадим никогда не вредит кому-то настолько беззащитному, и никак не хотела обидеть кого-то из вас.

   Женский голос журчал ручьем, глаза сияли добротой, а на лице снова воцарилась искренняя улыбка. Мать Вадима (хотя я уже порядком сомневалась, что родная) держалась как настоящая великосветская дама и по-настоящему смутить неумелым выпадом ее вряд ли удалось.

   – Просто любит сильных противников, которые способны дать отпор, – не преминула уточнить Ольга под недовольным взглядом младшего брата. – А с Алёной и правда вышло странно. По всему выходит, ему не с чего было на нее даже смотреть второй раз.

   Да уж, не должна была попасть в беду, а все-таки попала. Тут, наверное, нужен особенный талант. В том, что я действительно жертва козней, а не глупого розыгрыша, за день меня уже успели убедить. Быть может, Третьяковы или Веберы никакие и не колдуны… то есть гоеты, но точно искренне верят в это.

   Спустя полчаса, когда, связавшись с мужем, Анастасия Вебер удостоверилась, что в ближайшее время он дома точно никак не может появиться, мы с гостеприимной хозяйкой распрощались. Правда, Анастасия записала мой номер телефона и дала свой с наказом звонить ей в любой час дня и ночи, если случится какая-нибудь странность.

   Я едва не ляпнула, что странности со мной случаются с момента приезда в Санкт-Петербург и даже слишком часто. Но ведь начались они еще до встречи с Вадимом, значит, и не в счет.

   – Видел, ты на фотографии смотрела, – на улице обратился ко мне Олег.

   Уже вечерело, стало темней, да и небо повисло как свинцовый полог.

   – Видела, – не стала отрицать я. – Вадим им неродной?

   Наверное, некрасиво было проявлять любопытство в отношении чужой личной жизни, но я утешала себя тем, что вряд ли одна задавалась этим вопросом – уж слишком выделялся Вадим Вебер на фоне собственной семьи.

   Олег бросил косой взгляд на Ольгу, но та рылась в карманах в поисках ключей и никакого интереса к разговору не выказывала.

   Одноклассницы стояли рядом со мной и обе как будто обратились в слух. Неудивительно, если после сегодняшнего странного дня и Кате, и Вике стало интересно все, что касалось светловолосого «принца».

   – Анастасии – не родной, она ему мачеха. Вышла замуж за Вебера-старшего, когда Веберу-младшему было то ли шесть лет, то ли пять. А вот Константин Вебер родной отец Вадима, по крайней мере, он в этом клянется всем и каждому.

   Тут Ольга все-таки удостоила брата своим вниманием. Ключи от автомобиля, наконец, обнаружились. Машина заурчала как сытый кот, но усаживаться пока никто не спешил. И мне, и девчонкам до дрожи хотелось услышать историю Веберов, а Олег, судя по всему, страстно желал ее рассказать.

   – Сплетничаешь, Олежа, – как будто с укором произнесла Ольга.

   Парень только рукой махнул.

   – Да какие же это сплетни? Просто рассказываю то, что и так известно всем, кто с Веберами знаком. Когда Константину Юрьевичу было лет двадцать, он однажды пропал где-то на неделю. Его по всему Питеру и окрестностям искали, причем в итоге его родители уже думали, сгинул с концами. Но Вебер вернулся сам, живой и здоровый, вот только не один. С младенцем. Белокожим, светловолосым и светлоглазым. На Константина Юрьевича ребеночек не походил ни капли, но все равно Вебер упорно твердил, что это его сын, оформил Вадима на себя и взялся воспитывать, хотя родители его от такого «внучка» в восторг не пришли.

   Ну, после того, как нам сказали, что нельзя самим называть посторонним своим имя, история о взявшемся не пойми откуда ребенке, наверное, уже не должна была особенно смущать.

   – А ты сам как думаешь, – с подозрением сощурилась Вика, – Вадим этот действительно сын Вебера-старшего?

   За младшего брата ответила Ольга:

   – Если Константин Юрьевич говорит – его ребенок, так оно и есть. Да и будь иначе, дед с бабкой нашли бы способ сбыть приблуду с рук, – произнесла девушка и усмехнулась. – Вопрос ведь не в том, кто отец. Здесь куда важней, кто мать.

   Тут Третьяковы переглянулись, будто знали или, по крайней мере, подозревали нечто такое, действительно важное, что не стоит говорить непосвященным.

   Ольга и Олег добросили нас до гостиницы, в желании оказать такую услугу брат с сестрой проявили удивительное единодушие. Немалую роль сыграла, подозреваю, благодарная улыбка Вики, адресованная Третьякову. Я не считала себя таким уж большим специалистом по части любви, но и то показалось, что Олегу наша Яковлева понравилась и причем очень сильно.

   Катя, конечно, тоже подмечала заинтересованные взгляды, которых удостаивалась одноклассница и только кривилась изредка.

   Впрочем, прощались Олег и Яковлева так, словно между ними ничего вовсе и нет. Напротив, глаза отводили, а Третьяков даже руки за спину прятал, словно боялся случайно коснуться рыжей.

   Досматривать до конца прощание Вики и Олега я не стала, сразу пошла в номер. А за мной потянулась и Катя, хотя ей-то как раз было ну очень любопытно.

   – Бред какой-то, – принялась ворчать в номере Катя, когда слышать ее могла одна только я. – Чары. Имена. Проклятия. Нет, я понимаю, ты у нас доверчивая и впечатлительная… Но чушь ведь!

   Хотелось в ответ сказать что-то резкое или спросить, почему же тогда Катя полдня таскалась со мной, Викой и Третьяковыми. Но показалось неразумным давать повод для ссоры. Да и какая разница, что именно говорит подруга? Сама ведь я знаю правду, довольно и этого.

   – Я первая в ванную, – только и бросила я, а после нырнула за дверь, старательно не глядя в зеркало.

   Боковым зрением я как будто подметила там некую темную фигуру, но из последних сил заставила себя не поворачиваться. В комнате забубнил