Иван Дубов мечтает о семье и детях, но своих у него никогда не будет. Иван просто живёт, как умеет, его нелегко удивить и сложно выбить из колеи.
Он возвращается из командировки домой и в своём доме обнаруживает хорошенькую незнакомку и двух маленьких девочек-близняшек. Ладно бы только это, но незнакомка нападает на него с перцовым баллончиком в руках! Подобное событие выведет из душевного равновесия кого угодно, даже такого толстокожего мужчину, как Иван Дубов!
* * *
— УЛЬЯНА —
— Ты кто такая?! — в прихожей моего дома стоит огромный злой мужик.
Одет он в тёмно-синие джинсы и дублёнку нараспашку.
Под дублёнкой тело... Накачанный пресс, мускулистая грудь с буйной тёмной порослью.
Рожа у мужика небритая и злая.
Волосы на голове всклокочены.
От него исходят волны гнева.
В руках спортивная сумка.
Он разжимает пальцы, и сумка с глухим стуком падает у ног незнакомца.
Я поражаюсь тому, что мужчина невероятно высок.
Это просто йети какой-то.
Сердце моё тяжело ударяется в рёбра, адреналин с рёвом проносится по всему телу, когда он делает шаг навстречу.
— Не люблю повторять дважды, — голос у него раздражённый и чуть сиплый, словно он простужен.
Срабатывает материнский инстинкт – любой ценой защитить своих детей. Нельзя допустить, чтобы этот мужик прошёл дальше в дом. Надо его прогнать.
Но кричать и бросаться на мужика не вариант. Он огромный и злой.
Надо как-то вежливо его выпроводить.
И вообще, как он проник внутрь?
Я точно помню, что заперла двери!
— Это вы кто такой и что вам здесь нужно? — вырывается у меня гневное. И тут же быстро добавляю: — Впрочем, неважно. Просто покиньте мой дом. Немедленно. Пожалуйста.
Его губы кривятся в злой усмешке.
С языка мужчины срывается едкое:
— Твой дом? Дамочка, ты крупно ошиблась. Это не твой дом. Это мой дом. И ты сейчас же вылетишь отсюда. И лучше делай это быстро, пока я ещё добрый.
Меня охватывает страх и недоумение.
— То есть как это – ваш дом? Да кто вы такой? — меня накрывает чувство опасности.
Мужик окатывает меня презрительным взглядом и начинает смеяться.
Смех у него резкий и злой.
Ох, как плохо.
В дом проник психопат.
Раз он полуголый, то, значит, сбежал откуда-то.
Из тюрьмы? Из психушки?
Но в радиусе ста километров нет подобных заведений!
Что же делать?!
Главное сейчас, девочек моих защитить.
Мы с малышками недавно вернулись с прогулки.
Они сейчас в детской. После активной прогулки моментально вырубились, даже не сопротивлялись, когда их переодевала.
И пёс притих.
Надо было не бигля заводить, а овчарку.
В полицию бы позвонить. Но телефон на кухне.
Пока до него дойду, пока наберу сто двенадцать, этот психопат сто раз успеет навредить мне и девочкам.
Если тебя загоняют в угол, лучший способ защиты – нападение.
Но сражаться с агрессивно настроенным мужчиной – схватка не для меня, хоть у меня и боевой характер.
И тут я вспоминаю.
Тянусь в карман жилетки.
Я всегда с собой беру…
Нет, не видеокамеру, а перцовый баллончик.
Хорошо, что я не сняла с себя жилетку. Средство защиты у меня в кармане.
Сжимаю в руке перцовый баллончик и чуть ли не по слогам повторяю свою просьбу-требование:
— Уходите. Сейчас же. Пожалуйста.
На этот раз мой голос звучит уверено, чувствуется, что я взяла ситуацию под контроль. Я так полагаю.
Мужчина запускает пятерню в свои густые и тёмные волосы, лохматит их ещё больше и вдруг резко направляется в мою сторону, открывает рот, чтобы что-то сказать, или наорать на меня, я не знаю.
Инстинкты срабатывают быстрее моих мыслей.
Выхватываю из кармана перцовый баллончик и со всей силы жму на кнопку распыления.
Струю направляю точно в лицо этого гиганта.
— А-а-а-а! Су-у-к-а-а! — раненным бизоном орёт незваный гость и хватается за лицо.
Морда у него моментально краснеет и опухает.
От вопля мужика просыпаются мои девочки и заводят свою сирену, от которой оглохнуть может весь загородный посёлок.
Из спальни малышек выскакивает перепуганный пёс.
Он тоже вставляет свои пять копеек. Лает оглушительно на сверхзвуке.
А я думала, что мой бигль добрейший пёс, но он вдруг вцепляется в ногу незнакомца и его хватка кажется железной.
Пёс Алмаз показывает, кто тут в доме хозяин.
Мужик прекращает орать, он пыхтит и резко дёргает ногой, сбрасывает с себя собаку.
Мой пёсель отлетает к стене и больно ударившись, издаёт жалобный скулёж.
Мои дети продолжают заливаться диким криком. Хоть бы они не выходили из комнаты!
Незнакомец убирает руки от лица, и я громко ахаю.
Рожа у него побагровела и опухла, что просто мрак. Надо бы дать ему антигистаминные, а то вдруг отёк Квинке случится, и он тут окочурится.
Незнакомец глядит на меня через щелки своих опухших век. На губах пена. Руки сжимает в кулаки.
Мне резко расхотелось оказывать ему первую помощь.
Мужик разъярённым медведем наступает на меня.
Я пячусь от него.
Страх сковывает моё горло, стискивает бешено колотящееся сердце. Дышать становится трудно.
И глаза слезятся. Перцовый спрей попал и на меня.
Чёртов баллончик выпадает из моих ослабевших рук. Но стук заглушается звуками ревущих детей.
Я не отрываю умоляющего взгляда от разозлённого психа.
Мысли в голове скачут, как обезумевшие и я ни одну из них не могу ухватить за хвост.
— П-пожалуйста… — умоляюще бормочу я, — у м-меня дети…
Мужчина делает ещё шаг и вдруг… он взмахивает руками, словно решил поиграть в мельницу и с оглушительным грохотом падает навзничь.
Это всё перцовый баллончик.
Мужик не заметил маленького препятствия и наступил на него.
Алмаз подходит, обнюхивает морду незнакомца, фыркает, чихает и подбегает ко мне, погавкивая.
— Кто ты? — стонет мужчина, не предпринимая попыток подняться с пола. — Почему ты в моём доме?
* * *
— УЛЬЯНА —
— Манюня, Катюня, вы в своём репертуаре! И что я скажу хозяйке дома? — мой голос хоть и бодрый, но нотки паники присутствуют.
Мои трёхлетние малышки – истинные ангелочки.
Они очаровательные, прекрасные создания.
Они – мои любимые доченьки, мои благословенные близняшки, несмотря на то, что имеют суперспособность в считанные минуты превращать идеальные помещения в царство хаоса.
А ведь мы только-только заехали в этот чудесный загородный дом.
Не прошло и трёх часов, как комната резко изменилась.
Пока я готовила обед, малышки успели проявить свои таланты.
Машенька кричит изо всех сил, тренируя лёгкие и голосовые связки, молотит кулачками по деревянному полу. Её не устраивает, что закончилась красная краска.
Нет, это не краска.
Она где-то раздобыла жидкую алую помаду и перепачкалась ей с ног до головы.
Досталось сестрёнке.
Досталось светлым шторам, бежевому креслу, кроватям, стенам, игрушкам.
Досталось и нашему псу породы бигль – Алмазу.
Другая моя чудесина, Катюша с энтузиазмом отрывает куски от рулона туалетной бумаги и бросает их в уже приличную кучу.
Алмаз прыгает, хватает и с упоением терзает бумагу, а малышка продолжает своё творчество.
Я окидываю взглядом царство хаоса и стону в голос.
Спальня завалена разбросанными игрушками и другими вещами.
Комната перепачкана помадой ядрёного красного цвета.
Малышки добрались не только до туалетной бумаги, но и до упаковки с бумажными полотенцами, размотали рулоны по всему периметру комнаты, и теперь они украшают паркетный пол вместо ковров.
Пёс с радостью помогает девчонкам наводить «порядок».
Осторожно переступая через раскиданные по полу вещи, добираюсь до своих крошек.
Поднимаю обеих с пола и несу в ванную, буду их отмывать.
— Не-е-е-еть! А-А-А-А! — кричит Манюня и дёргается у меня подмышкой.
— Пу-у-у-т-и-и-и-ы-а-а-а-а! — поддерживает сестру Катюня и извивается как червяк на крючке.
Собака путается под ногами и громко лает, выражая то ли протест моим действиям, то ли, наоборот, поддерживает.
— Удивительно, какие вы у меня громкие, — ворчу я.
Мои слова тонут в криках малышек и лае пса.
Перехватываю дочерей поудобнее, и опускаю их в огромную ванну.
— Сейчас будем отмываться! — говорю строго и стягиваю с них перепачканную одежду. — А потом будем кушать!
После я постараюсь отмыть, оттереть, отстирать ту жуткую помаду.
Я клятвенно обещала коллеге, что её дому ничего не угрожает, что когда буду съезжать, всё останется таким же чистым, как и во время заезда.
А ведь это только первый день, а я на месяц «сняла», точнее, коллега с работы за недорого позволила пожить в чудесном загородном домике на берегу потрясающего озера. Она в сезоны сдаёт этот дом за кругленькую сумму.
Сейчас не совсем сезон, поэтому мне аренда обошлась почти даром. Единственное, она говорила, что в доме есть полноценная детская. Но оказалось, что это просто гостевая комната с двумя узкими кроватями. Правда, комната очень хорошо, даже шикарно оформлена и обставлена.
Хозяйская комната, в которой я и поселилась вообще вершина уюта, стиля и роскоши.
Да-да, я оценила качественный текстиль, добротную мебель и вообще дизайн.
И кухня обалденная.
И гостиная.
Подвал с котельной меня тоже поразил. Техника вся самая лучшая.
В доме три санузла, потрясающая терраса.
На территории дома беседка, баня, зона с мангалом, тандыром.
И сам участок великолепный, поработал ландшафтный дизайнер, и наличие озера меня очень радует.
Сейчас весна идёт. Оттепель настаёт. Снег ещё не сошёл, но первоцветы уже показались.
Воздух здесь упоительный.
Пейзаж такой, что закачаться можно.
Тишина, красота. Идеальное место для отдыха.
И соседи все далеко друг от друга, что немаловажно.
Две мои егозы скоро тоже оценят прелести этого места.
Боюсь только, что после каждой прогулки буду дочек стирать в машинке. И пса тоже.
Отмыв девочек и частично собаку, мы идём обедать.
Как всегда, одна моя дочурка спокойно и с аппетитом кушает, а другая показывает свой характер.
Катя уплетает за обе щёки, а Машенька куксится и отказывается есть куриный рулет и варёные овощи.
Не хочет и всё тут. Предлагаю творожную запеканку. Её тоже не хочет.
— Фффе! — пренебрежительно фыркает малышка, и её недовольство венчает впечатляющий пузырь из слюны.
— Манюня, давай без капризов, — вздыхаю я и отправляю в рот наколотую на вилку капусту брокколи. Между прочим, очень вкусная вещь.
— Молёзиное! — требует дитятко.
— Мороженое после обеда, — говорю строго мягким тоном. — Вот скушаешь за маму три кусочка рулета, одну варёную морковку и одну варёную смешную брокколи и будет тебе мороженое. Идёт?
— Неть! — мотает она головой и складывает пухлые ручки на груди.
— Значит, будешь голодная, — пожимаю плечами. — А вот Катюша будет сытая и довольная. Гляди, даже Алмаз уплетает куриный рулет с овощами.
Я лукавлю, Алмаз лопает свою собачью еду, но с таким аппетитом, будто он неделю ничего не ел. Впрочем, бигль всегда так ест, будто я его голодом морила.
Вторая моя малышка широко мне улыбается, демонстрируя белые мелкие зубки.
— Ну? — подмигиваю капризной деточке. — Давай, отправляй в рот вкусный рулетик. Смотри, какой он нежный…
Я отламываю кусочек на своей тарелке и отправляю в рот, закрываю глаза и изображаю неземное удовольствие. Хотя так оно и есть. Готовлю я вкусно.
— Фффе! — Маруся снова показывает своё отношение к варёным овощам и рулету.
Что удивительно, Маруся у меня нормально ест, но только дома и в яслях.
Но стоит нам куда-то поехать, даже просто в кафе пойти и начинается вынос мозга.
Ей резко не хочется нормально кушать.
Ей резко нужно исключительно сладкое, особенно Манюня обожает мороженое.
Я даю девочкам домашнее, которое сама готовлю, но лишь после того как они нормально поедят.
В итоге спустя миллион потраченных нервов, долгих уговоров, криков со стороны дочки и запущенной в мой лоб ложкой с прилипшей к ней кусочков рулета, мне удаётся её чуть-чуть накормить.
Маша съедает два кусочка рулета, одну маленькую варёную морковку, горошек и совсем крошечный кусочек брокколи. Зато выпивает всю кружку яблочного сока.
Как и обещала, выдаю ей маленькую порцию мороженого.
С красными от слёз глазками и обиженным личиком, она уплетает лакомство со скоростью света.
А вот Катенька смакует десерт и уворачивается от Алмаза, который пытается понять, что едят девчонки и что ему позарез нужно снять пробу.
После сытного обеда и тихих игр на полчаса, укладываю малышек на дневной сон.
Алмаз тоже укладывается поспать.
Пёс привык к такому режиму дня, когда девочки весь день дома.
Забирается в кровать и ложится в ногах у Катюши.
Маруся не любит, когда бигль спит на её кровать. А вот Катюня приучила его.
Вообще-то я против собаки в постели, у пса есть своя лежанка, которую я притащила с собой.
Но момент упущен и поздно перевоспитывать ребёнка и собаку. Бигль спит с Катенькой.
И пока в доме тишина и покой, я принимаюсь за внеплановую уборку.
Сильно убраться не выйдет, дети сразу проснутся, а вот убрать бумагу, оттереть с пола помаду – это можно.
Как проснутся, займусь шторами и обивкой мебели.
Эх, знала бы наперёд, захватила бы с собой средство для очистки трудновыводимых пятен.
* * *
Вторая половина дня выдаётся поспокойней.
Мои дочки съедают свой полдник и даже Маша не устраивает мне концерт.
Потом мы идём гулять. Погода шепчет. Вечер на удивление тёплый и красивый.
Дети счастливы. Пёс бегает как сумасшедший, будто в него зарядили батарейки энерджайзер и он наворачивает круги по участку.
Девочкам очень нравится на озере.
Им до визга понравилось наблюдать за утками, особенно кормить их листьями капусты, салата варёной морковкой.
Я увезла малышек за город не просто так.
Нас затопили соседи сверху. Сильно затопили. Кипятком.
И теперь в доме делается косметический ремонт под руководством моей деятельной подруги, она же и руководитель строительно-ремонтной компании.
И за счёт соседей, конечно. Благо они оказались адекватными, и не пришлось судиться.
С яслями договорилась. Работать могу удалённо. Коллега отдала мне дом на весь месяц. Подруга обещала каждый день звонить и показывать, что делается в моей квартире.
Дети привыкают к новому месту, и я ощущаю блаженное умиротворение. На душе прекрасно.
Режим мы с девочками не нарушаем. После прогулки они ужинают, играют, а я пока снимаю штору. Вторую Маруся помадой не испачкала. Просто не успела.
Отправляю штору в стирку и принимаюсь мылом оттирать красные пятна с обивки.
Помада оказалась мерзкой, въедливой.
— И зачем такие едкие делают? — шиплю сквозь стиснутые зубы. Понимаю, что обычным мылом не обойтись.
Придётся делать вылазку в город и покупать сильное средство. Хотя, если в дом есть скипидар, то можно попробовать им. Лишь бы он оказался в доме.
Но это всё будет завтра.
Перед сном мы снова с девочками и собакой недолго гуляем.
Меня, как и малышек клонит ко сну.
Организм отравился кислородом и очень хочется спать.
Машенька и Катенька хорошо провели день и после купания, им даже сказка не понадобилась. Мои ангелочки вырубаются, едва их головы касаются подушки.
Я собираюсь выпить чаю и тоже отправиться спать, как вдруг… Замираю в прихожей дома и делаю круглые глаза.
Какого...
— Ты кто такая?! — в прихожей моего дома стоит огромный злой мужик.
Одет он в тёмно-синие джинсы и дублёнку нараспашку.
Под дублёнкой тело... Накачанный пресс, мускулистая грудь с буйной тёмной порослью.
Рожа у мужика небритая и злая.
Волосы на голове всклокочены.
От него исходят волны гнева.
В руках спортивная сумка.
Он разжимает пальцы, и сумка с глухим стуком падает у ног незнакомца.
Я поражаюсь тому, что мужчина невероятно высок.
Это просто йети какой-то.
Сердце моё тяжело ударяется в рёбра, адреналин с рёвом проносится по всему телу, когда он делает шаг навстречу.
— Не люблю повторять дважды, — голос у него раздражённый и чуть сиплый, словно он простужен.
Срабатывает материнский инстинкт – любой ценой защитить своих детей.
Нельзя допустить, чтобы этот мужик прошёл дальше в дом.
Надо его прогнать.
Но кричать и бросаться на мужика не вариант. Он огромный и злой.
Надо как-то вежливо его выпроводить.
И вообще, как он проник внутрь?
Я точно помню, что заперла двери!
— Это вы кто такой и что вам здесь нужно? — вырывается у меня гневное. И тут же быстро добавляю: — Впрочем, неважно. Просто покиньте мой дом. Немедленно. Пожалуйста.
Его губы кривятся в злой усмешке.
С языка мужчины срывается едкое:
— Твой дом? Дамочка, ты крупно ошиблась. Это не твой дом. Это мой дом. И ты сейчас же вылетишь отсюда. И лучше делай это быстро, пока я ещё добрый.
Меня охватывает страх и недоумение.
— То есть как это – ваш дом? Да кто вы такой? — меня накрывает чувство опасности.
Мужик окатывает меня презрительным взглядом и начинает смеяться.
Смех у него резкий и злой.
Ох, как плохо.
В дом проник психопат.
Раз он полуголый, то, значит, сбежал откуда-то.
Из тюрьмы? Из психушки?
Но в радиусе ста километров нет подобных заведений!
Что же делать?!
Главное сейчас, девочек моих защитить.
Мы с малышками недавно вернулись с прогулки.
Они сейчас в детской. После активной прогулки моментально вырубились, даже не сопротивлялись, когда их переодевала.
И пёс притих.
Надо было не бигля заводить, а овчарку.
В полицию бы позвонить. Но телефон на кухне.
Пока до него дойду, пока наберу сто двенадцать, этот психопат сто раз успеет навредить мне и девочкам.
Если тебя загоняют в угол, лучший способ защиты – нападение.
Но сражаться с агрессивно настроенным мужчиной – схватка не для меня, хоть у меня и боевой характер.
И тут я вспоминаю.
Тянусь в карман жилетки.
Я всегда с собой беру…
Нет, не видеокамеру, а перцовый баллончик.
Хорошо, что я не сняла с себя жилетку. Средство защиты у меня в кармане.
Сжимаю в руке перцовый баллончик и чуть ли не по слогам повторяю свою просьбу-требование:
— Уходите. Сейчас же. Пожалуйста.
На этот раз мой голос звучит уверено, чувствуется, что я взяла ситуацию под контроль. Я так полагаю.
Мужчина запускает пятерню в свои густые и тёмные волосы, лохматит их ещё больше и вдруг резко направляется в мою сторону, открывает рот, чтобы что-то сказать, или наорать на меня, я не знаю.
Инстинкты срабатывают быстрее моих мыслей.
Выхватываю из кармана перцовый баллончик и со всей силы жму на кнопку распыления.
Струю направляю точно в лицо этого гиганта.
— А-а-а-а! Су-у-к-а-а! — раненным бизоном орёт незваный гость и хватается за лицо.
Морда у него моментально краснеет и опухает.
От вопля мужика просыпаются мои девочки и заводят свою сирену, от которой оглохнуть может весь загородный посёлок.
Из спальни малышек выскакивает перепуганный пёс.
Он тоже вставляет свои пять копеек. Лает оглушительно на сверхзвуке.
А я думала, что мой бигль добрейший пёс, но он вдруг вцепляется в ногу незнакомца и его хватка кажется железной.
Пёс Алмаз показывает, кто тут в доме хозяин.
Мужик прекращает орать, он пыхтит и резко дёргает ногой, сбрасывает с себя собаку.
Мой пёсель отлетает к стене и больно ударяется, издаёт жалобный скулёж.
Мои дети продолжают заливаться диким криком. Хоть бы они не выходили из комнаты!
Незнакомец убирает руки от лица, и я громко ахаю.
Рожа у него побагровела и опухла, что просто мрак.
Надо бы дать ему антигистаминные, а то вдруг отёк Квинке случится, и он тут окочурится.
Незнакомец глядит на меня через щелки своих опухших век. На губах пена. Руки сжимает в кулаки.
Мне резко расхотелось оказывать ему первую помощь.
Мужик разъярённым медведем наступает на меня.
Я пячусь от него.
Страх сковывает моё горло, стискивает бешено колотящееся сердце.
Дышать становится трудно.
И глаза слезятся. Перцовый спрей попал и на меня.
Чёртов баллончик выпадает из моих ослабевших рук. Но стук заглушается звуками ревущих детей.
Я не отрываю умоляющего взгляда от разозлённого психа.
Мысли в голове скачут, как обезумевшие и ни одну из них не могу ухватить за хвост.
— П-пожалуйста… — умоляюще бормочу я, — у м-меня дети…
Мужчина делает ещё шаг и вдруг… он взмахивает руками, словно решил поиграть в мельницу и с оглушительным грохотом падает навзничь.
Это всё перцовый баллончик.
Мужик не заметил маленького препятствия и наступил на него.
Алмаз подходит, обнюхивает морду незнакомца, фыркает, чихает и убегает ко мне, погавкивая.
— Кто ты? — стонет мужчина, не предпринимая попыток подняться с пола. — Почему ты в моём доме?
* * *
— УЛЬЯНА —
Я сначала теряюсь, мужчина чересчур уверен, что он хозяин дома.
Погодите, а вдруг, моя коллега не единоличная хозяйка? А второй хозяин и не в курсе моего приезда.
Засада.
Вынудив взять себя в руки и не паниковать, я делаю шаг к незнакомцу, опускаюсь перед ним на корточки и осторожно спрашиваю:
— Пожалуйста, сначала скажите, кто вы?
Мой пёс присаживается рядом со мной. Алмаз вываливает язык и ждёт, что будет дальше.
Мои малышки прекращают реветь и своим плачем рвать мне сердце.
Мужчина приподнимается на локтях, как-то недобро усмехается, из опухших глаз его текут слёзы, но он называет себя:
— Дубов Иван Николаевич. Я хозяин этого дома. А кто ты? И что ты здесь забыла?
Я гулко сглатываю.
Но сердцебиение восстанавливается.
— Ну? — хмурится этот Дубов.
Его недовольный голос начинает действовать мне на нервы.
Я неуверенно тру шею и не знаю, что делать.
Назвать ему настоящее имя?
А вдруг он никакой не хозяин дома, а псих, маньяк, убийца?
— Дамочка, не беси меня ещё больше, — произносит он таким ледяным и жёстким тоном, что я непроизвольно вздрагиваю, по спине пробегает холодная волна страха и это не укрывается от мужчины.
Он впивается в моё лицо взглядом, от которого мне ещё больше не по себе.
А вдруг у него с собой оружие?
Кожу лица начинает щипать под его пристальным взглядом.
Я прямо чувствую, как краснею, и тепло приливает к коже… Чесаться начинает…
Стоп!
Похоже, частицы перцового спрея, что попали на меня, вызвали у меня аллергическую реакцию.
Иван тут же усмехается и говорит:
— У тебя лицо покрылось красной сыпью. Не ожидала? Похоже, я буду не один страдать от твоего безрассудства.
Безрассудства?
Он поднимается с пола, я тоже вскакиваю, возмущённая его словами.
Алмаз тут же облаивает Ивана.
Этот Иван Дубов, если это настоящее имя, не из нашей стаи, а значит, незнакомцу пора убираться с нашей территории. И я полностью разделяю логику и желание своего пса прогнать этого типа.
Мужчина подходит ко мне очень близко. Я делаю шаг назад и ещё шаг, а он наступает на меня. И вот я прижата спиной к стене.
Прикладываю вспотевшие ладони к прохладной поверхности дерева и начинаю тяжело и часто дышать.
Страх возвращается.
И бежать некуда.
Он подходит совсем близко.
Между нами расстояние в две мои ладони. И я отчётливо ощущаю жар, исходящий от Ивана.
А ещё мужчина огромен. Гигант просто.
Он небрит и выглядит злым.
Тёмные волосы нуждаются в парикмахерских услугах, – чтобы их помыли и постригли.
А ещё ему неплохо бы побриться.
И помыться не мешает, а то пахнет от него… мужчиной.
Под дублёнкой у него ничего нет.
А ещё Иван Дубов выглядит уставшим, даже измученным. Не просто уставшим, а измученным, как будто каждый день его прожитых лет дался ему очень нелегко.
У него не классически красивое и слащавое лицо, как в рекламе, оно у него сильное, волевое. И приковывает к себе взгляд.
Он долго смотрит на меня.
С моего языка само срывается:
— Самарцева Ульяна Сергеевна. Это… м-моё имя.
Он приподнимет смоляную бровь и снова недобро усмехается.
— И-и-и? — протягивает он издевательски. — Я не знаю никаких Самарцевых. И тебя впервые вижу.
Как и я тебя. Псих.
— Я сняла этот дом. Моя… к-коллега в сезон сдаёт в аренду… дом… Мою квартиру затопили и пока там ремонт, она сдала мне дом… Пока на месяц… Вот. И я с детьми приехала.
К моему огромному огорчению мой голос звучит жалко, беспомощно и тоньше обычного. Я говорю так, будто оправдываюсь.
Я всё ему сказала и на его лице должны были появиться хоть какие-то эмоции. Но ничего нет. Он просто глядит на меня, словно оценивает.
— Могу ей позвонить, она подтвердит… Только мне телефон взять нужно…
Делаю попытку сбежать от него на кухню. Там мой телефон, я позвоню или коллеге или сразу в полицию. Плохая идея. Ведь я даже пикнуть не успею, как он пришибёт меня.
— Какая тупая случайность, — вдруг говорит Иван.
Наконец, он отходит от меня, и я облегчённо вздыхаю.
— Не понимаю вас… — произношу вяло.
Эта стрессовая ситуация меня довольно сильно выхлестнула и я теперь ощущаю, что абсолютно без сил.
— Тебе придётся собраться и покинуть мой дом, — заявляет этот тип.
— В смысле?
— В прямом, — говорит он равнодушно и как-то нехорошо глядит на моего пса.
— Слушайте, если вы партнёр моей коллеги Анны Петровны Романовой, и она не согласовала с вами мой приезд… — говорю с нажимом, но мужчина меня обрывает.
— Ульяна… как там тебя по батюшке… — устало произносит мужчина.
— Сергеевна, — произношу ледяным тоном.
— Точно, — хмыкает он и указывает пальцем на выход. — Ульяна Сергеевна, собирай свои манатки и вали из моего дома. Правда, если до тебя ещё не дошло, то могу помочь. Возьму тебя, твоего пса, твоих спиногрызов и…
— Мне нужно увидеть ваши документы! — стараюсь говорить уверенно и выглядеть грозно. Похоже, получается плохо.
С его губ слетает издевательский смешок.
Вздёргиваю подбородок и с вызовом смотрю на мужчину.
— Покажите свои документы. Немедленно. Иначе я позвоню в полицию.
Я думала, он сейчас начнёт сопротивляться и выкинет какой-то опасный для меня номер, но мужчина достаёт из внутреннего кармана дублёнки паспорт.
Открывает, протягивает его к моему лицу и спрашивает с издевкой:
— Ну? Убедилась?
Я всегда была убеждена, что страшнее фотографии на паспорте бывает только её ксерокопия. И вообще мне кажется, трудно найти человека, который был бы доволен своим фото в паспорте.
Но кажется, я его встретила. По сравнению с моей фоткой в паспорте, где я выгляжу как заключённая с опытом и на вид мне все шестьдесят лет, Иван Дубов на фотографии в своём паспорте выглядит шикарно.
Я быстро просматриваю информацию: Дубов Иван Николаевич. Судя по дате рождения, ему через три дня исполнится сорок два года.
В сравнении с хозяином документа паспорт выглядит слишком хорошо. Как новенький. Эта деталь вызывает у меня подозрения.
Протягиваю руки, чтобы взять документ, как Иван тут же закрывает паспорт со словами:
— Убедилась?
— Документ выглядит как новенький. Паспорт может быть поддельным, — говорю сквозь стиснутые зубы, даже руки в кулаки сжимаю. И откуда только храбрость взялась? Мне бы осторожнее с ним быть, а не вот так набрасываться. Но меня уже несёт. — Вы скрываетесь от полиции? Или вы беглый преступник?
— Что? Ты решила, что это подделка? — Иван очень натурально и искренне удивляется моим словам.
— Я угадала?
У него лицо вытягивается и багровеет от злости.
Наступает между нами тяжёлое молчание.
Мы напряжённо смотрим друг на друга. Никто не отводит первым взгляд.
Молчание?
Знаете, какой самый страшный звук для родителей? Это тишина в детской.
Притихшие дети – не к добру.
Мои малышки проснулись, они такой концерт устроили, что проснулся, наверное, весь посёлок. И поверьте мне, после такого они точно сразу не заснут.
У меня душа уходит в пятки.
— Господи… — выдыхаю я упавшим голосом.
Алмаз чувствует мою панику и первым с лаем бежит к моим девочкам.
И видимо у меня лицо совсем безумное становится, потому что даже мужчина вдруг напрягается и с беспокойством в голосе интересуется:
— Что такое? Ты побледнела…
— Мои девочки… — выдавливаю из себя и бегу к дочкам.
Мужчина, гад, идёт следом.
В комнате горит приглушённый свет.
Обивка кресел и дивана всё ещё испачкана красной помадой. Не нашла я никаких подручных средств в доме. Шторы тоже так и не сняла. Так и висят, испачканные.
Детей в кроватях нет.
Зато в ванной горит свет и оттуда доносится довольное лепетание и звук слива в унитазе.
Я уже предчувствую беду.
Алмаз уже юркнул в приоткрытую дверь ванной.
Я вхожу и замираю в шоке.
Маша и Катя на стрессе решили заняться уборкой, — помыть, постирать свои игрушки. В унитазе.
— Какого? — слышу у себя за спиной. — Вы что тут устроили?!
Мои девочки вскрикивают и резко оборачиваются.
— Что вы так орёте? — шиплю на него. — Вы мне детей испугали.
— Они засорили систему! — рявкает Дубов. — Выметайтесь! Живо!
Мне хочется послать этого козла, но не успеваю, так как Манюня вдруг совершенно невинно и ангельски чистым голосом спрашивает:
— Мама, это папа?
Тут же с интересом на мужчину смотрит Катя и распахивает свои голубые глазки, словно увидела Деда Мороза.
— Папа! — восклицает она.
Я смотрю на Дубова.
О! Я это выражение лица никогда не забуду.
У мужика дар речи пропал. И искал он его долго.
— Ага, папа, — злорадно говорю я. — Случайный папочка на наши головы.
— Гав! — уверенно заявляет Алмаз.
Желваки ходят на его лице.
Он отводит взгляд от моих прекрасных малышек и говорит каким-то глухим, усталым голосом, словно из него вся злость, всё раздражение ушло:
— Ульяна, ты перепутала дома. Дом, который сдаёт Анна Романова, находится на соседней улице. Эта улица Вторая Весенняя, дом три, а тебя нужна просто улица Весенняя, дом три. Нас постоянно путают. Да ещё ключи подошли… Её дом я тоже построил и продал его Анне. Замки стояли одинаковые под один ключ. Я думал, она давно сменила замок...
— В-вторая Весенняя? — переспрашиваю неуверенным тоном. Это всё на что меня хватает. — Как же так?
Он пожимает плечами. Хмурится.
— Перекрою здесь воду. Надеюсь, они не все свои игрушки смыли?
Машенька подходит к Ивану, дёргает его за штанину и спрашивает с улыбкой ангела:
— Папа хочет кушать?
* * *
— УЛЬЯНА —
Как оказалось, Иван есть хотел.
Мои ангелы тоже запросили кушать.
Теперь уложить их будет сложно.
Придётся кормить, хоть это и не по режиму, да и на ночь детям вредно. Но ты это скажи трёхлеткам, будет море слёз, крик, топот ножками и швыряние игрушками.
Ладно, так и быть, они поковыряются в тарелке, выпьют тёплого молока, потом может, сразу и заснут.
Пришлось разогревать поздний ужин.
Рулет ещё остался. Думала, на завтрашний обед будет. Не будет.
Но одного рулета для мужчины будет мало. Мужчину кормить надо. Ему вообще надо много еды.
Достаю пачку итальянских макарон в виде разноцветных бантиков из твёрдых сортов пшеницы.
Девчонки их очень любят. Особенно кидаться ими друг в друга.
Помимо макарон решаю мужчине сделать салат из овощей. Помидоры, огурец, салат, зелень и сметана. Просто и вкусно.
Хлеб домашний.
Девочки со мной на кухне.
Я их на время заняла. Думаю, вы догадались, чем.
Каждая в руки получила планшет. Зараза редкостная.
Стараюсь ограничивать времяпровождение за планшетом или телефоном, но иногда это палочка-выручалочка.
Девочки при мне. Я знаю, что они сейчас не нашкодят. Я смогу спокойно разогреть и приготовить поздний ужин, а Иван починит воду.
Ещё он сказал, что помоется и переоденется, что весьма неплохо.
Нечего передо мной с голым торсом ходить. Всё-таки я женщина незамужняя… Мужчины давно не было…
Так, куда это мысли поскакали?
Ну-ка! Брысь!
И гормоны! Ну-ка, всем тихо и смирно!
Посматриваю на девчонок.
Они сидят на кухонном диванчике и напоминают мне сонных котят.
Но от экрана не отлипают.
Я бы и сама не прочь завалиться спать. Чувствую себя разбитой. Эта нелепая ситуация с домом и стресс вымотали меня так, будто я двое суток не спала. Адреналин схлынул и теперь наступил откат.
С утра нужно как можно раньше собраться и покинуть чужой дом.
Хотя-я-а-а… Надо сначала убрать за собой беспорядок.
Я ведь так и не очистила обивку. И шторы. Может, скажу Ивану, что оплачу клининг?
Боже мой, какой стыд. И как я могла так ошибиться с домом?
Ведь сразу поняла, что что-то не так.
Детской не оказалось, хотя Анна говорила о полноценной детской комнате на двоих.
Дура.
Какая же я дура.
Выставила себя последней кретинкой.
Ещё и напала на Ивана, облила его перцовым газом. Представляю, что он обо мне подумал. Что я психопатка.
Кстати, антигистаминные и он, и я выпили. На всякий случай.
Так, ужин готов.
Накрываю на стол.
Мысли у меня мрачные.
Переживаю отчего-то, а вдруг ему мой рулет не понравится? Скажет, что преснятина? И салат простецкий…
Так, стоп. С чего это меня вдруг заботит мнение чужого мужчины о том, как я готовлю?
Я хорошо готовлю и я это знаю.
Разливаю тёплое молоко по стаканам для дочек.
Потом надеваю на малышек пластиковые нагрудники. Они даже не сопротивляются.
Раскладываю их стулья и пододвигаю к столу, я эти стулья с собой привезла.
Зеваю широко и со звуком, едва не вывихнув себе челюсть.
Спать хочу, что атас. Но фигушки мне.
Зато Алмаз уполз спать. Собаки на кухне не видно. Или Иван его с собой забрал?
— Ну что, ангелы мои? Будете кушать или передумали? — спрашиваю своих красавиц.
Катюша отлепляется от экрана, тоже зевает и кулачком трёт глазик.
Кивает непонятно, то ли будет, то ли нет. Значит, просто поковыряется в тарелке.
Зато Машуня, егоза, энергично подпрыгивает на месте и радостно сообщает:
— Буду! Куша-а-ать!
На кухню приходит хмурый Иван.
Волосы влажные. На непокорных кончиках капли воды свисают.
На шее осталась несмытая пена. Видимо, торопился помыться.
И он одет. Белая футболка облепляет его торс как вторая кожа. Серые домашние штаны из тонкой ткани, подчёркивают мышцы и все выпуклости.
Он босой. Ступни длинные, узкие. Хорошие ступни.
Впрочем, Иван, что одетый, что раздетый, всё одно, мои гормоны делают на него стойку.
Гадство.
— Всё готово, — произношу напряжённо и ковыряю спинку детского стула. — Как вода? Получилось спасти систему в той ванной? Всё будет работать? Или не спасти?..
Он проходит к столу, смотрит на блюда, явно удивлён и говорит, глядя почему-то на моих дочерей, а не на меня:
— Игрушки забили унитаз, дальше они не прошли, так что, всё в порядке.
Значит, оплачивать сантехника мне не придётся. Слава игрушкам, которые не уплыли дальше!
— А, это хорошо. Вы уж извините… — начинаю я вяло. — Мы завтра с утра покинем ваш дом… А насчёт беспорядка и испорченной обивки, штор, я…
— Забудь об этом. Всё в порядке, — говорит он вдруг с улыбкой. — Прекрасный ужин. На вкус так же, как и выглядит?
Издаю какой-то дурацкий нервный смешок и пожимаю плечами:
— Попробуйте. Надеюсь, не отравитесь.
И зачем я эту глупость сказала? Что за тупость!
Уля, соберись!
— В рулете цианид? — хмыкает Иван.
— Мышьяк, — говорю ему.
Мне хочется побиться головой о стенку.
Но мужчина улыбается шире.
— Отлично, моя любимая приправа, — произносит он весело.
Усаживаю малышек за стол.
Когда усаживаю, забираю у них планшеты и убираю на холодильник. Он высокий, там не достать.
— Да-а-а-а-й! — сразу сиреной визжит Маша.
— Ма-а-м-а-а-а-а! — вторит ей Катя и ударяет ладошками по столу.
— Гав! Гав! Гав! — добавляет прибежавший Алмаз и сразу тыкается мордой в свою миску.
У Ивана случается непередаваемое выражение лица.
Видимо, с детьми он редко контактировал.
— Сейчас и тебе дам, — обещаю псу. И уже дочкам: — Сначала кушаем. Или пьём молоко. Потом спать. Играть в планшеты будете завтра.
— Не-е-е-еть! — закатывает истерику Маша. — Отда-а-а-й!
Она тянет пухлые ручки в сторону холодильника к планшету. Видела, куда я убрала, моих девочек не проведёшь.
— Не обсуждается, — упрямо гну свою линию. — Иван, вы ешьте. На нас не обращайте внимания. Это вечная борьба добра со злом.
Он хмыкает и накладывает в тарелку салат. Рулет я нарезала на общей тарелке. Он кладёт себе один кусок. Скромняга.
— Мама, дай планфе-е-эт, — канючит Катя и делает попытку поныть, изображает вселенскую трагедию. Подбородок дрожит, голубые глаза уже наполнены слезами.
Меня этой игрой не пронять.
— Завтра, — говорю строго. — Или вы забыли наш уговор? По вечерам никаких планшетов. Я итак я вам разрешила поиграть, пока ужин делала.
Обе малышки слаженно складывают ручки на груди, и обижено выпячивают нижнюю губу.
Пусть дуются. Планшетов сегодня больше не будет.
Даю псу небольшую порцию еды. Заслужил.
И сажусь сама за стол.
Получается, что мы с Иваном друг напротив друга, а девчонки справа от меня. Стол прямоугольный с закруглёнными углами.
Иван зачем-то нюхает хлеб, который я испекла и вдруг говорит:
— Домашний. Сама делала?
— Да. Как вы догадались?
— Матушка выпекала хлеб. Я по запаху всегда определю – магазинский или домашний, — поясняет он и тут же откусывает от хлеба приличный кусок. Кивает и с набитым ртом говорит: — Фкуфно.
Мне становится приятно. И гордость за себя появляется. Хотя я и без него знаю, что вкусно.
И тут Ивану в лицо прилетает макаронина в виде бантика. Точно в лоб.
— Планфе-е-е-э-эт! — орёт Маша. Это она зарядила в Ивана макароны.
Катя берёт пример с сестры, берёт в ручки макароны и бросает в центр стола.
— Маша! Катя! — говорю строго.
Маша берёт горсть «бантиков» и размазывает их по волосам Катюши.
Катя тут же показывает свои вокальные данные. Звук голоса моей дочки может разбить стекло, я уверена.
— Вот это да… — говорит Иван. Я его едва слышу сквозь вопль Катюши.
Она взмахивает ручками и переворачивает тарелку, макароны летят на пол. Падает и стакан с молоком, хорошо хоть не на пол... Молоко разливается по столу и бежит на пол.
Алмаз подбегает и лопает с пола макароны, слизывает тёплое молоко.
— Так, им пора спать. Вы ешьте. А я попробую их уложить.
— Я помогу. Можно?
* * *
— Нет! — отвечаю слишком резко, быстро и с явной паникой.
Мой материнский инстинкт срабатывает быстрее разума.
Доверить своих малышек незнакомцу?!
Да он спятил, если думает, что я позволю этому типу приблизиться к своим девочкам.
— В смысле… я сама справлюсь. Не нужно. Но спасибо за предложение, — стараюсь сгладить неловкость, но в моём голосе нет и намёка на раскаяние.
Да и всё равно, пусть думает, что хочет. Это его проблемы, если обиделся.
Но Иван лишь усмехается, поднимает руки, кивает и говорит:
— Я понял-понял. Удачи.
Утаскиваю маленьких чертовок. Они выгибаются и орут, будто их режут.
Собака спешит за мной.
— Алмаз, прыгай к Кате, — даю команду собаке.
Он тут же забирается к дочери на кровать и усаживается в ногах. Вываливает розовый язык и ждёт, когда можно будет, наконец, лечь спать.
— Катюша, Маруся, что за концерт вы устроили? — стону в голос, когда малышки начинают реветь громче и активнее. — Как будто я из вас чертей изгоняю, честное слово. Может, хватит, а?
Усаживаюсь на диван, прижимаю к себе дочерей и начинаю укачивать их и напевать колыбельную.
Эта истерика из-за того, что они проснулись. Когда режим хоть на минуту сбивается, то всё, случается катастрофа.
Поэтому мне так важно, чтобы они ели вовремя, гуляли, играли в положенное время и обязательно ложились спать, когда положено. Тогда в нашей семье царит тишь, да благодать.
Спустя минут десять, они прекращают реветь.
— Пи-и-ить… — икая, просит Катюша.
— И мне, — вздыхает Машенька.
— Сейчас всё будет, — говорю ласково. Целую светловолосые макушки дочек. Переношу сначала Катю в кровать, потом Машу. — Сейчас принесу воды.
Бегу на кухню за графином с водой и кружками.
Иван что-то спрашивает, но я уже убегаю обратно.
Девочки, наконец, уложены и теперь можно и самой отдыхать.
Сжимаю виски. Голова просто раскалывается. Надо бы и от головы что-то принять, а то с утра буду как развалина.
И тут у меня холодок по спине пробегает.
Как я могу пойти спать в другую комнату, когда в доме находится посторонний человек? Здоровенный незнакомый мужчина.
И мне без разницы, что он хозяин дома.
Факт остаётся фактом – оставлять детей одних без присмотра я не намерена. А то мало ли что. Я этого Дубова знать не знаю.
Вдруг, он ненормальный?
Страх, тяжёлый, противный оплетает меня словно спрут. Я глубоко вздыхаю, стараясь успокоиться.
Да, когда я раздражена и дико хочу спать, мир мне кажется чересчур враждебным. Хотя, так оно и есть.
В голове тюкает, Дубов одним своим присутствием в доме раздражает. Ведь это из-за него такие неудобства.
Смотрю на маленький диванчик и длинно вздыхаю.
Диван не выглядит пригодным для нормального сна, но выбора у меня нет.
На всякий случай проверяю, не раскладывается ли диван.
Увы и ах.
Глаза у меня уже не просто слипаются, я с трудом пытаюсь удержать их хоть чуточку приоткрытыми.
Плетусь в спальню, где моя сумка с моими вещами и застаю в комнате Ивана.
Похоже, он уж поел и тоже планировал ложиться спать
Стоит в одних боксерах траурного цвета.
Сволочь.
Зато мои глаза резко раскрываются.
Ноги у него длинные, сильные.
И спина…
Почему-то вид сильной, красивой мужской спины взволновал меня больше, чем даже если бы мужчина был сейчас полностью обнажён.
От неожиданности ощущаю, как краснею.
И просто стою, пялюсь на мужчину.
Иван стоит у открытого шкафа и достаёт с верхней полки свёрнутое одеяло.
Мне доводилось видеть мужские спины, да и вообще, меня сложно удивить, но сейчас отчего-то меня накрывает смущение.
Иван Дубов, хозяин этого дома оказывается мужчиной большим, мощным, с идеально прорисованным рельефом мышц.
Он оборачивается, одеяло подмышкой и говорит, увидев меня:
— О! Это ты?
— Нет, я тебе примерещилась, — отвечаю как ворчливая тётка.
Он хмыкает и произносит:
— Я буду спать в гостиной и…
— Нет-нет! — тут же протестую я. — Это твоя спальня, оставайся здесь. Я за своими вещами пришла. Лягу с девочками.
Он перестаёт улыбаться.
— Там диван не раскладывается, — говорит Иван хмуро. — Спи здесь и не страдай ерундой.
— Я уже всё решила, — заявляю упрямо.
Зачем мы вообще спорим?
Я ведь сказала, как хочу, зачем меня уговаривать?
Вот когда надо мужчинам проявлять благородство, фиг его от них дождёшься. А когда оно не к месту, так оно из них фонтаном хлещет.
— Погоди, ты что, боишься, что я наврежу твоим детям? — вдруг произносит он удивлённо-обижено.
При виде выражения его лица я едва не смеюсь.
Развожу руками и говорю как есть:
— Прости, но давай без обид, ладно? Мне будет спокойней и комфортней, если буду рядом с ними. Надеюсь, тема закрыта. Я жуть как хочу спать. Кстати, не дашь мне это одеяло? Ещё бы подушку…
Я изображаю улыбку, которую, я очень надеюсь, можно принять за дружескую.
Несколько секунд он буравит меня взглядом.
— Хорошо, — нехотя соглашается он, бросает на кровать одеяло. И сверху из шкафа достаёт подушку. Следом постельное бельё.
— Я сам очень устал. Спокойной ночи, Ульяна. И спасибо за ужин.
Он резко поворачивается и уходит из спальни. В ванную комнату. В ванной, между прочим, моя щётка, паста… Чёрт.
Ладно, чёрт с ними. До утра не умру.
Складываю в сумку свои вещи, какие успела выложить. Беру сумку на плечо. Подхватываю подушку, одеяло и бельё.
Не помню, как ложилась спать.
Не помню, как переоделась в свою антисексуальную пижаму, зато мягкую и тёплую с милыми медвежатами.
Зато отлично помню, что мне снился Иван Дубов.
Я сидела в кресле, а он танцевал передо мной. Был в один чёрных боксерах. Танец вышел крутецкий. Возбуждающий.
Я тянула к мужчине руки, чтобы пощупать, погладить его мощную спину, плечи.
Руки у меня вытягивались, становились длиннее, но я никак не могла дотянуться до Ивана.
Он как будто отдалялся от меня.
Больше ничего не помню.
* * *
— УЛЬЯНА —
Утро добрым не бывает.
Истина.
От неудобной позы затекла нога, поясница заклинила и вообще, чувствую себя качественным замятышем.
Приходит мысль, что противоаллергические вообще-то имеют побочку в виде сонного действия. И почему об этом я вспомнила только сейчас?
Я быть может, ещё лежала и жалела себя, но вдруг слышу искристый детский смех, лай собаки и моего носа настигает аромат бодрящего кофе и блинчиков. А вот блинчики, походу сгорели.
Я моментально прихожу в себя.
Подрываюсь с дивана, как очумелая, и стону в голос, хватаюсь за спину, так как моя поясница не рада столь резким движениям, да ещё после беспокойного сна на жутко неудобном диване.
Ещё и в голове тюкать начинает.
И это только начало дня, а я уже как развалина.
Шикарно.
Приехала за город набраться здоровья, хорошо отдохнуть, а по итогу как кретинка вляпалась в коричневую субстанцию и получаю пока тонну стресса.
За окном удивительное утро. Птицы чирикают. Солнце, очевидно, решило поставить рекорд по количеству тепла и света.
Мне бы улыбнуться, порадоваться такому чудесному утру, но вместо этого чувствую дикое раздражение, даже злость.
Ещё и страх за детей сжимает мне сердце до предынфарктного состояния.
Ковыляю из спальни прямиком на звуки смеха своих девочек.
Конечно, они на кухне.
Вхожу, уже рот раскрываю, чтобы начать ругаться и застываю памятником самой себе.
Сонный и немного растрёпанный Иван стоит у плиты и готовит омлет. Выглядит мужчина сногсшибательно. Ему идёт эта растрёпанность, мятая футболка и домашние штаны, облегающие все выпуклости и впуклости.
Алмаз крутится у его ног, явно выпрашивая что-то вкусненькое.
Близняшки – в розовых пижамах, ещё неумытые и тоже лохматые – со счастливым визгом и со всей дури скачут по кухонному дивану. Иван даже слова им не говорит.
Как из дивана ещё пружины не выскакивают?
Над холодильником включён телевизор и показывает утреннюю музыкальную передачу, но вопли моих девчат перекрывают любые звуки.
Девочки с хохотом лупят друг друга маленькими декоративными подушками, они счастливы. С утра в них столько кипит энергии, что хватило бы запустить ракету в космос. Поэтому призывать их к порядку – дело безнадёжное.
При виде радостных мордашек моих девочек и потрясающего мужчины на кухне, который готовит и ведёт себя так, будто он их папа, у меня тоскливо сжимается сердце.
На глаза вдруг наворачиваются слёзы. Часто моргаю и прогоняю неуместные эмоции.
Перевожу взгляд с детей на стол.
Стол, кстати, уже накрыт.
В центре стоит блюдо с огромной горой блинов – толстых, пористых и откровенно пригоревших.
Рядом открытая банка сметаны.
И открытая банка сгущёнки, ещё полная, – вот уж чего не должны увидеть мои малышки!
Девочкам Иван налил молоко, они уже его выпили, судя по пустым стаканам и белым каплям на дне.
Надеюсь, он не холодное им дал?
Для меня Иван сделал свежевыжатый апельсиновый сок.
Догадался, что люблю такой сок, когда увидел ту гору апельсинов, что я привезла?
Сама кухонная зона выглядит как после бомбёжки. Всё уставлено мисочками-плошечками-сотейниками, естественно грязными.
Всё моё лирическое настроение сходит на «нет» при мысли, что этот срач придётся мне, что ли убирать?
Наконец, меня замечают.
Первым видит меня Иван.
— О, Ульяна! Уже проснулась? Садись за стол, я почти закончил. Кофе со сливками будешь или просто чёрный? Или ты чай пьёшь?
— Кофе. Со сливками, — говорю озадачено.
И он как по волшебству, начинает делать для меня кофе.
Малость обалдевшая, прохожу к столу. Пока дети не увидели сгущёнку, убираю её в холодильник.
Потом сажусь за стол, выпиваю апельсиновый сок, Ваня ставит передо мной тарелку с пышным дымящимся омлетом.
Омлет с томатами черри, беконом и зеленью. Выглядит шикарно, пахнет умопомрачительно. Рот наполняется слюной.
Вторую тарелку с завтраком ставит для себя.
— Прости, блины не получились, — с виноватой улыбкой говорит мужчина. — Единственное, что я умею готовить – это омлет, причём любой. И яичницу. На этом мои кулинарные таланты заканчиваются. Кстати, твоим дочкам омлет должен понравиться. Я старался.
Хочу сказать, что Кате и Маше нельзя пока такой омлет, как Иван говорит:
— Девочкам твоим приготовил тот самый знаменитый советский омлет. А мы с тобой будем есть обычный современный.
— Э-э-э… — кошусь на плиту и не вижу второй сковороды.
Иван открывает духовку и достаёт что-то невообразимо пышное.
Мне хочется стукнуть себя по лбу. Ну, конечно! Советский омлет же в духовке готовится.
Я иногда такой малышкам делаю, только не в духовке, а в мультиварке.
Я смотрю на мужчину и ничего не понимаю.
С чего вдруг такое гостеприимство?
Он разрезает омлет на порции и раскладывает по тарелкам.
И украшает его, мама дорогая, варёными овощами!
Делает это креативно.
На тарелках из омлета и овощей теперь красуются улыбки.
Следом он ставит передо мной дымящуюся чашку с ароматным кофе.
Я, наверное, всё ещё сплю? Правда же сплю?
— Катя! Маша! Блюдо из тайного меню супергероев готово! Его нужно съесть, пока силы зла не прилетели и не узнали рецепт! — с таким потрясающим задором и заговорщицким тоном зовёт Иван к столу, что я сама готова поверить, что завтрак и правда, из особого меню.
Мои ангелы с визгом, от которого лопаются перепонки в ушах, несутся к столу.
Я теряю челюсть. Честное слово, неожиданно.
Помогаю сесть девочкам. Целую каждую в макушку и только головой качаю, когда они начинают уплетать пышный омлет за обе щёки.
Чтоб они так ели овощи и каши, которые я готовлю.
Смотрю на Ивана и хмурюсь.
— Что происходит? — спрашиваю, наконец.
Дети едят. Алмаз тоже получил свой завтрак.
Мужчина длинно вздыхает и говорит с виноватой улыбкой:
— В мой дом проникли три очаровательные девушки, а я повёл себя как муда…
Я делаю страшные глаза, и он тут же поправляется:
— Нехорошо себя повёл…
— А! Так этот завтрак – жест, означающий, простите, что напугал вас до мокрых штанов? — улыбаюсь в ответ.
Хотя, по правде говоря, это я должна просить прощения, а не он.
— Ну, да, — кивает он. Потом указывает пальцем на мою тарелку со словами: — Угощайся, Ульяна. Ешь, пока не остыло.
Пробую, что приготовил Иван и не могу удержаться, издаю стон удовольствия.
— Ммм… Как это вкусно!
— Я рад, Уль, что тебе нравится, — не без удовольствия говорит Дубов. Обращается к моим девочкам: — Катя, Маша, а вам как завтрак супергероев?
— Нравится! — сообщает Маруся.
— Вкусно! — соглашается Катюша.
И всё было бы хорошо, как вдруг моя доча спрашивает:
— Мама, а дядя Ваня теперь наш папа?
— Папа! Папа! — радостно подпрыгивает на месте Катюня и дарит «папе» ангельскую улыбку.
Иван снисходительно улыбается моим малышкам.
А у меня аппетит пропадает напрочь.
Откладываю в сторону нож, вилку и впиваюсь гневным взглядом в мужчину.
Не нахожу культурных и цензурных слов, чтобы выразить всю степень своего возмущения.
Раздражение бьёт через край. Сильные чувства и эмоции застилают мне разум.
Дети с обожанием смотрят на мужчину и у меня внутри всё сильнее закипает.
— Какой ещё папа? — шиплю я на мужчину.
Иван удивлённо глядит на меня.
— Уль, ты чего?
— Я чего? — издаю нервный смешок. — Ты вообще кто такой? Как смеешь навязывать моим дочкам ложную реальность?
— Я не…
Не позволяю ему и слова сказать.
— Ты не их отец. У Маши и Кати есть отец. Он как герой погиб в горячей точке, понял? Васильев Павел Олегович. Он их отец. И никто другой.
Воцаряется тягостное молчание, его первым нарушает Иван.
— У тебя другая фамилия. Ты вчера назвалась Самарцевой Ульяной, — напоминает он.
На глаза наворачиваются слёзы. Не могу их сдержать. Закрываю лицо руками.
— Мы не успели пожениться. Его срочно вызвали... О беременности я узнала, когда он уже погиб. Он не знал, что у него будут дети. Но дети будут знать о своём отце. Понял?
— Ульяна… Прости… Я ничего не думал такого и не хотел тебя расстраивать. И уж точно я не собирался примерять роль отца для твоих детей. Этот завтрак просто… просто захотелось сгладить вчерашнее впечатление… Ничего более… Честно.
Снова повисает напряжённое молчание.
Дети доедают свой омлет.
Сгоревшие блины им не даю.
Воспользовавшись паузой, увожу девчонок в гостиную смотреть мультфильмы. Пока они заняты, я смогу собраться, загрузить наши вещи в машину и покинуть, наконец, этот дом.
Возвращаюсь на кухню.
Мрачный как штормовое небо Иван убирает посуду.
С какой-то злой яростью загружает всё в посудомойку.
Я тоже не в настроении, поэтому просто сообщаю ему:
— Спасибо за завтрак. И прости, что вломились в твой дом, хоть и по ошибке. Я прямо сейчас избавлю тебя от нашего присутствия. Извини ещё раз. И за завтрак тоже. Неловко вышло.
Иван бросает вилки и ножи в мойку с такой яростью, что я вздрагиваю.
— Уля, что за глупости пришли в твою голову? — произносит он ледяным тоном. Буравит меня своими чёрными глазами, будто пытается пробраться в мою голову, и узнать все мои мысли. — Если я своими действиями обидел тебя, — прости. Я не хотел.
Пожимаю плечами.
— Не парься. Я просто не выспалась. А съехать нам действительно нужно. Это твой дом. Мы здесь даже не гости… Давай, я помогу тебе убраться, потом займусь сборами.
* * *
— ИВАН —
Она ухала. И увезла этих шкодливых, но таких милых девчушек.
Удивительно, как сразу тихо стало в доме.
Тихо. И одиноко. Даже в ушах звенит.
Всегда мечтал, что мой дом будет наполнен детским смехом. И это утро оказалось самым чудесным в моей жизни. Пока Ульяна не психанула.
Эта глупая ошибка позволила мне ощутить, как это, когда в доме находится женщина, дети и собака.
Просто, чёрт возьми, идеальная семья, моя мечта, которая на мгновение воплотилась в реальность.
Звоню другу, которому ещё с вечера наговорил сообщение, обрисовал ситуацию, над которой он долго ржал.
— Привет, братан, — сонно отвечает Артём Зарецкий на мой звонок.
— Долго спишь, — хмыкаю я и опускаюсь в кресло на веранде.
— Ночь была бурная, так что… — смеётся Артём и тут же спрашивает: — А у тебя как? Новая семья дала жару?
И тут же ржёт, как конь.
Жду, когда друг отсмеётся, и говорю со вздохом:
— Уехала уже.
Слышу шум на той стороне, это друг отправляет в душ свою очередную пассию, говорит ей всякие пошлости. В ответ слышу женский смех.
— Может, я не вовремя? — спрашиваю друга.
— Не, всё норм. Ты вовремя позвонил, ей как раз пора уходить, а то задержалась, а я предлог не мог найти, — отвечает друг и слышу, что он включил кофемашину. — Ты лучше скажи, ты, что ли прогнал свою взломщицу? Ты же сказал, что она красивая женщина, боевая. Ещё и с детьми сразу. И без мужика.
— Мужик, как оказалось, погиб. Военный был. И я не прогонял её. Она сама на дыбы встала. Дети её меня папой назвали, а она как психанёт…
— О, как, — усмехается друг. — А ты думал, она к тебе на шею прыгнет от радости?
Запускаю пальцы в волосы и снова вздыхаю.
— Честно, Тём, вообще не знал, что говорить в такой ситуации и я вообще не думал о её реакции. Просто поплыл, когда услышал это... папа. Попытался извиниться, но не вышло.
— Женщины, — произносит Артём, и я слышу в его голосе улыбку, когда он говорит свою излюбленную фразу: — Вань, ты же знаешь, что любая женщина пойдёт за мужчиной туда, куда она хочет.
— Ещё бы знать, куда она хочет, — произношу задумчиво.
Вроде я ни в чём и не виноват, но чувствую себя ничтожеством.
Слышу, как друг делает глоток бодрящего напитка, потом спрашивает меня:
— Ну? И что ты теперь собираешься делать? Ты же позвонил не просто так, чтобы сообщить, что она съехала, и что вы поссорились.
Пожимаю плечами, хотя Артём этого и не видит.
— Понятия не имею, что теперь делать, — произношу разочарованно.
— У тебя есть два варианта. Первый – оставить всё как есть, и жить дальше. Случился странный инцидент, да и чёрт с ним. Было и было.
— А второй? — хмыкаю я.
— Второй – начать знакомство сначала.
— Даже не представляю, как это сделать… — говорю озадачено и тру подбородок. Надо бы побриться.
— Как-как? Дубов, ты как будто вчера родился! — ржёт Зарецкий. — У тебя будто никогда женщин не было.
— Было, Тём и много, но как-то никогда не надо было их добиваться. И не было у меня женщин с детьми.
— У меня тоже. К счастью, — усмехается друг. — Но всё когда случается впервые. Если тебе понравилась эта девочка и её девочки, то бери ситуацию в свои руки. Иди, завоёвывай её.
— Неприятно это признавать, но ты прав, — говорю с ворчание.
— Я всегда прав, — смеётся Зарецкий. — Только не мчись к ней прямо сейчас. Выдержи паузу. Пусть она подумает над своим поведением, между прочим, такими мужиками как ты не разбрасываются... А, кстати, а ты уверен, что у неё никого нет?
— Если бы кто был, она не приехала бы в загородный дом одна с детьми, — отчего-то я стопроцентно уверен, что Ульяна свободна от отношений.
— Логика есть, только женщина и логика вещи несовместимые. Ты сразу не напирай, прощупай ситуацию, — учит меня жизни Зарецкий.
— Терпеть не могу, когда ты прав, — смеюсь на его слова. — Спасибо за совет, брат.
— Обязательно потом позвони мне и расскажи, как всё прошло, — веселье так и прёт из Артёма. — Жуть как интересно, что из этого всего выйдет. А то может ты, Дубов, скоро покинешь клуб холостяков и пополнишь клуб подкаблучников?
Я усмехаюсь во все тридцать два зуба:
— Смотри, Зарецкий, как бы тебя не придавил кто каблучком. Пока!
Не жду ответа друга и сбрасываю вызов.
Снова тру подбородок.
Да, нужно побриться и привести себя в порядок.
Вчерашний день прошёл непросто, потом вечер выдался весьма незабываемо. Получал я по морде и не раз, но вот перцовым газом – впервые.
Утро тоже запомнилось.
Между прочим, мне понравилось.
И Ульяна произвела впечатление.
Качаю головой, вспоминая молодую женщину.
Совершенно не заурядная женщина. Я никогда не был падок на смазливые личики, но лицо Ульяны прекрасно. Никакого макияжа, да он ей и не нужен. Какой смысл улучшать совершенство?
Кожа — словно безупречный фарфор, губы — полные и чувственные, чётко очерченные, ярко-голубые глаза. Настоящая блондинка, никакой краски, и её волосы, они мягкие на вид.
А её тело?
Воображение вмиг разыгралось, когда вспомнил, как она утром пришла на кухню в смешной пижаме.
Сразу и не скажешь, что она выносила и родила двоих детей!
Представляю, как срываю с неё эту пижаму, как распускаю её шелковистые волосы, они рассыпаются по её спине, по подушке… Господи, я мечтаю наяву, словно перевозбудившийся подросток!
Да, Дубов, твои мозги быстро превратились в картофельное пюре.
Тру лицо, словно умываюсь и встряхиваю головой.
Пора в душ. Желательно холодный.
А потом надо подумать предлог, чтобы явиться к ней в гости.
Но предлог искать не пришлось.
Судьба сама всё решила.
* * *
— УЛЬЯНА —
— Привет! — радостно отвечает подруга на мой видеозвонок, но увидев меня, тут же сводит брови. — А что ты хмурая такая? Обидел кто?
Сама себя обидела.
— Привет, Поль, — вздыхаю я. — Никто не обидел, просто ситуация произошла…
— О-о-о, — подруга так всегда делает, когда ждёт продолжения.
И я рассказываю ей, как по тупости оказалась в чужом доме.
Описываю сам дом, потом в подробностях описываю хозяина дома, не могу не сказать ей, какой он сексуальный мачо, и как вообще всё произошло, и о чём мы говорили.
Потом показываю ей дом Анны и, скривившись, говорю:
— После дома Ивана этот выглядит жалким и убогим.
Девочки мои уложены спать.
У них послеобеденный сон по режиму.
Алмаз вместе с ними завалился.
Малышки загоняли себя и собаку.
Иду по дому и показываю его Полине.
Дом такой же планировки как у Ивана, даже дверь такая же. И ключ действительно подходит.
Только если у Дубова дверь выглядит как новая, то здесь складывается ощущение, что её били битой, пинали грязными ботинками, обливали чем-то гадким и даже пытались расплавить.
Да и сам дом, мягко говоря, выглядит не очень. Особенно в сравнении с домом Ивана.
Мебель здесь самая дешёвая, но это понятно, дом приобретался для сдачи в аренду. А арендаторы разные бывают, вспоминаем входную дверь.
Но даже дешёвую мебель можно сохранить, а тут никто не переживает за чужое имущество.
Кровать хозяйская жутко неудобная и матрас что-то в подозрительных тёмно-желтых и серых пятнах. Фу-у-у-у!
Гостиная и кухня объединены.
Кухня – одно название. Щепки на соплях, а не кухня.
Бытовая техника, подозреваю, дышит на ладан. Плита узка на две конфорки всего, ненавижу такие.
Микроволновка сломана. Хорошо я с собой мультиварку привезла.
Ванная и туалеты, раздельные, тоже выглядят не ахти, как.
Более менее в этом доме детская комната, терраса и участок. Он, кстати, ухожен и облагорожен.
Звонила Анне, чтобы спросить с неё, какого чёрта?
Обещала мне крутой особняк, а по итогу всё не так, как на фото.
Но сегодня пятница, у нас в офисе сокращённый день.
На работе её уже нет, а на мобильный она не отвечает, срабатывает автоответчик. Поди, свинтила куда-то на выходные. Коза.
А ещё в доме стоит странный неприятный запах.
Что-то сладко-гнилостно-затхлое смешано с запахом химии.
Говорю об этом подруге.
— Наверное, там кто-то умер, пролежал весь срок аренды, вот запах и остался, — смеётся Полина.
— Да ну, тебя, — ворчу я. — Знаешь, если бы я не побывала в доме Ивана, то этот, в принципе, сочла бы, ну-у… назвала бы его домом «ничего так».
— Из красивого места в говнецо никому не хочется, — философски замечает подружка. — А что, обратно никак? Вернись к нему, скажи, что мол, не против, чтобы твои дочки называли его папой, а он их своими дочками. И тебя прицепом в жёны пусть сразу берёт. Как тебе идея?
У меня от слов подруги глаза на лоб лезут.
— Тебе не стыдно такое предлагать? Он – незнакомый мне мужик. Может, вообще псих, маньяк, какой. Или вообще, женат.
Подруга закатывает глаза и фыркает:
— Кольцо на его пальце было?
Хмурюсь и пытаюсь припомнить.
— Кажется, не было…
— Вот тебе и ответ. Твой сосед не женат. Иди и бери его, пока он тёпленький и не сбежал из той дыры, куда ты приехала.
— Это не дыра, — шиплю я.
— Место, где нет ни одного приличного маркета, нет людей больше десяти человек, нет никакой инфраструктуры, называется дырой. И не спорь со мной.
— Я не пойду к нему, — говорю уверенно и опускаюсь на неудобный скрипучий диван в гостиной.
Мне в зад тут же впиваются расшатанные, развинченные пружины.
Класс. И я собираюсь в этом жутком месте проводить весь месяц? Да я уже хочу отсюда сбежать! Желательно, к Ивану.
Подруга на той стороне экрана чешет кончик носа и заводит надоевшую мне пластинку:
— Уль, если ты решила никогда-никогда не выходить замуж, то это не значит, что твоя жизнь кончена. Счастье в семейной жизни бывает. И ты сама это знаешь.
— Да, Поль, счастье бывает, оно случается, только раз в жизни, — говорю довольно циничным и холодным тоном. — Невозможно повторить сказку дважды.
— Пф! Раз не хочешь ничего серьёзного, то просто сделай приятно себе и ему. Ты же не монашка, в самом деле. Да, брак – это дело серьёзное, хорошо взвешенное и так далее, но секс, это не так серьёзно.
На моём лице появляется кислое выражение.
— Поля, мне не двадцать лет и даже не двадцать пять. Я уже не так красива и сексуальна, как тогда. Да и не было от него сигналов, понимаешь?
Полина прищуривает глаза, открывает рот, чтобы что-то сказать, но я опережаю её.
— Но даже если бы и были, то я не такая, слышишь? Я не прыгаю в койку к мужику потому что я не замужем и мужика давно не было.
— Дура ты просто. Сама же сказала, что залипла на его голую спину и упругий зад в трусах. Вот и бери его, пока тёпленький. Вот что ты теряешь, а?
Я прикрываю глаза и тихо смеюсь.
Моя подруга неисправима.
— Во-первых, моя дорогая Полина, самоуважение, — с нажимом говорю я. — Для меня секс – не развлечение. Это, прежде всего, взаимные чувства, страсть, притяжение. И любовь.
Подруга изображает храп.
— Да ну тебя, — фыркаю на неё.
Она становится серьёзной и говорит:
— Вот что я тебе скажу, подруга… Я знаю, что ты любила своего Павла. На моих глазах случился ваш роман. И да, у вас с самого начала было как в книгах. И Павел был как ожившая мечта всех женщин разом – красив, как с картинки, мужественный, ответственный, военный, короче, потрясный во всех смыслах мужик. Ухаживал, что завидки брали. Любовь с первого взгляда, всюду вместе, всё на двоих. Ваша любовь была красивой, но сладкой до приторности, меня даже иногда мутило, но это всё от зависти больше, ты уж прости. Но… Улечка… Это всё осталось в прошлом. Его больше нет. Он умер.
Слышать все эти слова было больно.
Сколько бы времени не прошло, мне всегда будет больно.
Враньё всё, что время лечит. Не лечит оно. Просто рана подсыхает, корочкой зарастает, причём очень тонкой. Но любое неосторожное движение или чуть заденешь рану и вот, она снова кровоточит, снова ноет, ноет и ноет. Нескончаемо.
— Уля, милая, ты не создана для монастыря, почему же ты живёшь как отшельница? Ты даже на время ремонта ко мне не захотела приезжать или к матери Павла. Упёрла в какую-то глухомань. Ты будто намерено прячешься от всего мира. Зачем?
Я поджимаю губы, мотаю головой и упрямо отвечаю:
— Ничего подобного. У меня есть замечательная работа. Я профи в своём деле, а конструировать сайты и вообще IT сфера не для слабаков. Я не сижу дома, как это бывает с вдовами, не реву с утра до ночи и не рву на себе волосы, не проклинаю его работу, не проклинаю весь мир. Я не ожесточилась, Поль. Каждый день я живу ради моих дочек. Они его частичка, наше с ним чудо… Я живу ради них и зарабатываю на жизнь нам троим. И ещё собаке. Я занимаюсь воспитанием своих маленьких красавиц и принимаю участие в их жизни. Они вырастут замечательными женщинами. Я счастлива.
— Всё так, — говорит с тяжким вздохом подруга и смотрит на меня с жалостью.
Ах, как я ненавижу, когда на меня смотрят вот таким взглядом, будто я достойна только жалости!
Полина продолжает гнуть свою линию:
— Улечка, вот именно, что ты живёшь жизнью своих детей. А как насчет твоей собственной, милая? — спрашивает она мягким тоном. — У тебя есть своя жизнь? Когда ты не работаешь, а дети уже спят, что тогда? Что Самарцева Ульяна Сергеевна делает конкретно для себя?
Я гулко сглатываю. Резко захотелось чашечку кофе. С коньяком. Точнее, без. Без кофе.
Поднимаюсь с дивана и иду на уродскую кухню, сделать себе кофе на уродской кофемашине. Коньяка, увы, нету.
— У меня двое детей, Поль, если ты забыла, — говорю язвительно. — Ещё собака. И когда все ложатся спят, точнее, когда я их укладываю, я уже вся уставшая и выжатая, как та лошадь, которая всё на себе везёт. И я просто иду и тоже ложусь спать. Ясно тебе?
— Да, всё мне ясно. Ты спишь в одиночестве. У тебя даже вибратора нет. Подарю тебе его, кстати. Размерчик какой предпочитаешь? Побольше? Или лучше потолще? Нет, лучше сразу большой и толстый. Да, готовься к подарку. Попрошу, чтоб вибратор тебе на дом доставили. Адрес, кстати, я знаю, ты мне говорила. Будешь одинокими вечерами баловаться.
— Поля, иди в задницу, — шиплю на подругу.
Она показывает мне средний палец и фыркает со словами:
— За тебя говорит боль, подруга. И чем дольше ты вот так будешь жить, тем скорее превратишься в циничную и противную тётку. И тебя никто не будет любить. Даже собака.
Я издаю вздох, похожий на стон, дававший Полине понять, насколько я устала от этого бессмысленного разговора.
— Всё, мне пора. Тоже хочу отдохнуть, а то я не выспалась, — я конкретно намекаю подруге, что хочу отвязаться от неё.
Но Полина настырная и упрямая, как жвачка, прилипшая к туфле.
— Улька, не строй из себя дурочку, ты же сто процентов понравилась этому Ивану. И он тебе тоже. О твоих зайках и говорить нечего, им отец нужен, этого факта не смей отрицать. Раз в той дыре больше никого нет, то возьми и пригласи его на ужин. Извинись за своё поведение. Накорми, спать уложи, сама рядышком пристройся…
Я начинаю тихонечко ржать, чтобы детей не разбудить.
Представляю лицо Ивана, если воплотить план Поли в жизнь.
— Вот видишь! — радуется подруга. И с кривлянием произносит: — Ты сама понимаешь, что я права.
— А давай ты не будешь совать нос в чужие дела? — передразниваю её.
— Короче, иди, перетряси свой убогий гардероб, надеюсь, ты прихватила с собой что-то сексуальное? Надень что-нибудь смелое и пройдись с девочками мимо его дома, как будто гуляешь. Лучше всего лифчик не надевай, у тебя тити шикарные, пусть полюбуется.
Я падаю на стул и давлюсь от смеха.
— Между прочим, лето ещё не наступило, — говорю, когда отсмеялась. — А под жилеткой или курткой всё равно ничего не видно.
Но Полина неисправима.
— Так это же гениально! Скажешь, что замёрзла, попросишься в тепло… Заодно твои верхние девяносто будут стоять как стрелы.
— Всё, я не желаю тебя больше слушать.
— Ладно-ладно, это слишком экстремально, признаю. Придумай что-то традиционное. Например, попроси его починить…
Она блуждает взглядом, ища что-то за моей спиной:
— Холодильник, например. Или кофемашину.
— И то, и другое отлично работает.
Подруга закатывает глаза и говорит мне тоном, как будто уже сто раз одно и то же повторила:
— Так возьми и сломай что-нибудь! Пусть починит! Ты же женщина или вконец забыла? А когда он придёт, прими вид беспомощной овечки. Мужики любят выглядеть в наших глазах героями.
Я одаряю подругу победной улыбкой и говорю:
— У меня нет его номера телефона.
— Пф! Взяла руки в ноги и пошла, просить помощи. Тоже мне…
— Как мой ремонт? — резко меняю тему.
— Как-как? Всё по плану идёт. Чуть позже видео тебе скину. И вообще, не меня тему, — говорит она раздражённо.
— Всё, Поля, пока, — обрываю наш разговор и отключаюсь.
Кофемашина сделала мне кофе.
Кошусь на технику и говорю вслух:
— Ты такая уродская, что тебя даже ломать неохота.
Потом смотрю на чайник, перевожу взгляд на тостер. Вот, идеальный прибор, чтобы сломать.
— Уля, ты – дура, — шиплю на саму себя и топаю к детям.
Спать мне снова с девочками и снова на неудобном диване. Потом что тот матрас, что в спальне – это ужас.
* * *
— УЛЬЯНА —
Если изначально что-то пошло не так, то это знак свыше – всё и дальше пойдёт кувырком.
Вечером, когда я и девочки больше всего нуждаемся в отдыхе и тишине, происходит катастрофа.
Собираюсь, значит, после хорошей прогулки искупать малышек, как вдруг с диким визгом из туалета вылетает перепуганная Катюша.
У меня душа в пятки уходит.
В голове тысяча и одна мысль, что могло произойти.
Честное слово, от визга моей девочки я, наверное, наполовину поседела.
Манюня тоже перепугалась и начала икать.
Алмаз громко загавкал и помчался к ребёнку.
— Мама! Та-а-ам! А-а-а! — прокричала дочь, и пальчиком указала на туалет.
— Боже мой… Что произошло… — просипела я. От страха за ребёнка у меня голос пропал.
Вхожу в туалет, а там действительно А-а-а…
Зажимаю нос и рот ладонями. Мня едва не выворачивает от жуткого зрелища и вони.
Катастрофа! Нет, это КАТАСТРОФИЩЕ!
Теперь я знаю, что это был за запах!
Септик переполнился, или где-то что-то в трубах забилось и всё дрьмицо пошло прямиком в дом!
— Поля, ну, тебя с твоими предсказаниями, чтобы что-то поломалось! — прошипела я в панике.
Для меня это оживший кошмар.
Я понятия не имею, что делать, когда ты до чёртиков далеко от города, коммунальной службы нет, ТСЖ нет, никто не придёт, не поможет, не спасёт, а из унитаза льётся вода вместе с тем самым, что никогда не тонет.
Оставаться в этом, пардон, дерьме, да ещё с детками, я не намерена.
Анне выскажу всё по полной программе.
Пусть возвращает мне всю оплату. Ещё должна мне будет.
— Так, быстренько все собираемся! — командую я. — Маша, Катя, собирайте свои рюкзаки.
— А мы куда идём? — сонно спрашивает Машенька и куксится. Ей хочется баиньки. Мне тоже.
— Идём в гости. К дяде Ване, — с тяжким вздохом отвечаю дочкам.
— Уря-а-а-а! — радуется Катюша.
Машенька тоже сразу приободряется.
Я только глаза закатываю.
На минуту оставляю детей одних, предварительно закрываю двери в туалет.
Там атас просто…
Бегу в подвал и перекрываю все краны.
Хотя, трагедия уж случилась. Но мыть и убирать этот кошмар я не буду. Не по нашей вине этот комар.
Потом я с подозрением возвращаюсь к дочерям и спрашиваю своих ангелов:
— Машенька, Катюша, любимые мои зайки, скажите маме, вы сегодня здесь никакие игрушки свои не купали, не мыли, не стирали?
Обе крошки без раздумий мотают головой, мол, нет.
Трёхлетки не лгут.
Я со вздохом облегчения, улыбаюсь им. Значит, это точно не мы виноваты в этой коммунальной аварии.
Помогаю девочкам собрать их вещи, благо сильно мы не распаковались.
Дурдом, честное слово, кочую из дома в дом и обратно.
Иван, наверное, пальцем у виска покрутит, когда явлюсь перед ним.
Надеюсь, он не прогонит нас?
Как-то стрёмно мне идти к нему и просить помощи, проситься приютить нас на время, пока я не найду новое жильё.
Сняла дом у коллеги, называется. Со знакомыми дел лучше не иметь. Никогда.
Когда дети одеты, вещи все собраны, я нервно оглядываюсь, не забыла ли чего. На всякий случай проверяю, что всё везде выключила.
В прихожей бросаю мимолётный взгляд в зеркало.
М-да. Ну и видок.
Впопыхах и на небольшой истерике я выгляжу как психопатка. Взгляд, какой-то безумный, губы поджаты. И нервный тик над бровью, который не скрыть.
Утираю пот со лба и гружу всё и всех в машину.
Что-то моя поездка за город смахивает на подобие триллера.
Пристёгиваю детей в креслах. Собаке командую сидеть смирно и не гавкать, а то разлаялся тут, что голова кругом.
Выезжаю с территории вонючего дома.
Потом закрываю ворота и еду на соседнюю улицу. Мне кажется, эта вонь проникла мне под кожу и все вещи тоже воняют. Кошмар просто!
В голове возникает мысль, а что если Иван уже уехал?
Ну, у меня есть ключ…
Он подходит к дверям его дома, если конечно, он срочно не сменил замок.
Вот будет весело, если он уехал и реально, ключ не подойдёт.
И почему я не обменялась с ним номерами телефонов?
— Уля, ты – тупица, — тихо, чтобы дети не услышали, произношу я и сжимаю руль.
Подъезжаю к воротам, длинно выдыхаю и с явным облегчением произношу:
— Ну вот, мы на месте. Сейчас я схожу к дяде Ивану… Он откроет ворота…
— Ма-а-ма-а … — хнычет Катюша, — я очень сильно вспотела-а-а…
— Чёрт, — шиплю себе под нос. — Малышка, потерпи чуть-чуть.
У Катюши перл «очень сильно вспотела» – это значит, по-большому надула в подгузник.
Маруся кривит моську, и демонстративно зажимает нос.
Приходится вытаскивать дочек из машины, Алмаз уже носится рядом, мешается под ногами, чуть на лапу ему не наступаю.
— Сейчас всё исправим! — обещаю дочкам. Подхватываю их себе подмышки. Одетые и обутые они очень тяжёлые.
Но я как торпеда мчусь к дому Ивана.
Собака бежит следом.
Ставлю своих ангелов на ноги и от души жму на дверной звонок, для верности ещё кулаком стучусь.
И через бесконечные две или три секунды, двери распахиваются.
* * *
Иван появляется на пороге в выглаженной футболке, домашних штанах, которые только подчёркивают все его достоинства и на этот раз он чисто выбрит.
И никакого хаоса на голове.
Волосы не торчат неряшливыми вихрами, щетина не скрывает черт его волевого лица.
Иван Дубов – воплощение чистой, здоровой, животной силы.
Какое преображение.
Мне становится не по себе.
Я ведь выгляжу, как лохудра и одета чёрте как.
— Ульяна? — в голосе Ивана море удивления.
— Да, это всё ещё я, — говорю и улыбаюсь виновато. — Извини, что притащилась, да ещё вечером, да ещё всем составом…
Никогда не умела извиняться.
И тем более не умела и не умею просить помощи. А она мне нужна.
А мужчина стоит, тормозит, внутрь нас не пускает.
Ощущение, что у него в мозгу идёт мыслительный процесс на замедленном режиме.
— Ма-ма-а-а, — подвывает Катюша и присаживается на корточки. Ей некомфортно, ей срочно нужен новый памперс.
— Га-а-в! Гаф! — крутится у моих ног Алмаз.
— Я замё-о-орзла, — добавляет нытья Маруся.
Действительно, вечером стало холодно. От воды тянет сыростью. Ещё и ветер налетает.
— Иван, я… Мы… — переступаю с ноги на ногу, но он вдруг обрывает меня на полуслове.
Он указывает рукой мне за спину и спрашивает:
— Ты не поставила машину на тормоз?
— Что? — не сразу доходит до меня.
Оборачиваюсь и кричу:
— Чёрт! Машина!
Моя тачка начинает неспешно катиться назад с небольшой горки… и на её пути стоит дерево.
Я срываюсь с крыльца, но Иван оказывается быстрее.
Он как-то в один миг ныряет в резиновые сапоги и как был в одной футболке и тонких штанах, так и вылетает из дому. И на приличной скорости несётся к моей машине.
Запрыгивает внутрь и вовремя останавливает тачку.
Честное слово, всего пара сантиметров и задний бампер моего универсала поцеловался бы с берёзой.
Вот только этого бы мне не хватало для полного «счастья».
Я подбегаю к нему, выходящему из машины и хватаюсь за голову.
Лепечу что-то вроде благодарности, а у самой слёзы на глазах, вот-вот потекут.
— Эй! Ты чего? — улыбается мужчина и ободряет меня: — Всё же хорошо!
Я часто киваю и не могу сдержать проклятого всхлипа.
— Прости… Просто что-то всё через одно место идёт… Какая-то чёрная полоса… — мямлю я.
Господи! Какая я сейчас жалкая и беспомощная. Самой от себя тошно, а уж что Иван подумает.
А он берёт меня за плечи, чуть сжимает и произносит мягко:
— Тише, Уль, всё в порядке. Идём в дом, а то холодно. За чашкой кофе всё расскажешь. Я так понимаю, с тем домом не срослось? Что там не так? Отопление сломалось?
Мы возвращаемся, я нервно хихикаю и говорю:
— Всё не так. Сломалась канализация. Знаешь, увидеть коричневый фонтан жижи из унитаза – сомнительное удовольствие.
— О-о-о… — удивляется мужчина. — Однако…
— Угу, — киваю я. — Я потому к тебе и приехала…
Мои малышки так и стоят на веранде. Внутрь не заходят. Мордашки у обеих недовольные. Как я их понимаю. Мать у них фигнёй страдает.
Но с жильём надо срочно решать.
— Вань, я хотела спросить… То есть, спрашиваю… Не позволишь ли нам на день или на два погостить у тебя, пока я другой дом не найду или квартиру? У меня в городе в квартире ремонт просто идёт…
Мужчина отчего-то усмехается и качает головой.
Я дура. Отчего-то решила, что он согласится и позволит нам с дочками у него побыть. Облом.
— Ой, у тебя свои планы, а тут я с проблемами… — вздыхаю разочаровано. Придётся возвращаться в город. Полине позвоню…
— Никаких планов, — снова усмехается Иван. — Всё в порядке, Уль. Гости у меня сколько надо. Только спи в спальне или на диване в гостиной. Тот диван, что в гостевой комнате жутко неудобный для сна, я вообще не представляю, как ты на нём всю ночь провела.
В муках и страданиях
— Спасибо тебе. Большое пребольшое, — говорю от чистого сердца.
Беру его за ладонь двумя руками и сжимаю в качестве благодарности.
Странный случился какой-то порыв взять его за руку.
А рука у Ивана сухая, мозолистая и очень горячая.
Хорошая рука, сильная и крепкая.
Надёжная.
Так, куда-то не туда мысли идут.
— Мне срочно нужно Катюшей заняться, — тут же сообщаю ему. — Не поможешь пока Машеньке снять комбез и разуть её? Ах, ещё мне за сумками надо сбегать…
Манюня, недовольно выпятив нижнюю губу, грозно глядит на большого и озадаченного Ивана.
— Я принесу твои вещи… как только помогу этой малышке, — говорит Иван и садится перед Машей на корточки.
Маруся складывает ручки на груди и ещё больше хмурится. Когда она не в настроении, она показывает свой колючий характер.
Алмаз, пачкая полы, бегает по коридору и радостно гавкает.
Я утаскиваю Катюшу в ванную. По пути разуваю и раздеваю её.
В чистом убранном доме в один миг случается бардак и наступает хаос.
Да, там где я, мои малышки, плюс собака – там нет порядка.
Придётся Ивану на время погрузиться в суровый быт с одной сумасшедшей мамашей, двумя детьми и собакой.
* * *
— УЛЬЯНА —
Остаток вечера, плавно и незаметно перетёкший в ночь, проходит в приступе активности и организованного беспорядка.
Дети сначала хотели спать, но когда порог для сна был пройден, и я вовремя не уложила малышек, у них открылось второе дыхание.
Про собаку и говорить нечего.
Алмаз как будто слопал тонну энергетика и только что по потолку не носится, громко лая.
Я молилась, чтобы Иван не перепугался гиперактивности моих дочек и в истерике не прогнал нас с самого утра.
Катюня и Манюня радостно визжат, бегают друг за дружкой и за собакой по всему дому.
Никакие мои уговоры, просьбы, рявканья не помогают.
Мне редко удаётся призвать к порядку своих трёхлеток.
Маша пару раз поскальзывается и падает, я замираю в ужасе, лечу к ней, чтобы прижать к груди, утешить, рассмотреть ушиб, поцеловать, полечить его мазью, но у ребёнка такой задор и электровеник в одном месте, что она даже не замечает удара и ушиба.
Вскакивает, будто она неваляшка и несётся дальше.
Катюша умудряется перевернуть на кухне тяжёлый барный стул.
Хорошо, что не на себя и не на сестру.
Никто не пострадал, кроме паркетной доски.
Такими темпами от дома Дубова останутся одни щепки.
Я только закрываю лицо руками и едва успеваю носиться за своими чертовками.
Устаю, как никогда.
Иван смотрит на нас круглыми от удивления глазами.
Он пока молчит. Но лучше бы хоть что-то сказал, а то его молчание меня напрягает. Мне уже кажется, что всё, хана нам. Завтра он нас точно прогонит. Если не прямо сейчас.
— Маша! Катя! Живо успокоились! — выхожу из себя. — Бегом в кровать!
— Гав! Гав! Га-а-а-а-ав! — лай пса перекрывает мои жалкие вопли.
— А-а-а-а-а! — радостно визжат девчонки. Они убегают от меня, хохоча.
За ними остаются следы – запчасти от игрушек, сами игрушки, кусочки еды, откуда, только взяли, всё давно попрятано.
От идеального порядка в доме Ивана даже воспоминаний не остаётся.
И это если не вспоминать испорченные шторы и обивку дивана в гостевой комнате.
Я ловлю Машу, она заводила в их команде с Катюшей.
Утаскиваю её в комнату и Катюня сразу перестаёт носиться, топает за нами.
Алмаз семенит следом.
— Пусти-и-и-и! — хохоча, кричит Маша и дрыгается, извивается у меня в руках.
— Не пущу! — говорю строго.
С меня пот ручьём льётся.
Подмышками вообще водопад.
Наверное, воняю, как будто искупалась в помойке.
Наконец, мои девочки доставлены в спальню, но наша «битва» перед сном ещё не закончена.
Я готовлюсь к сопротивлению. У меня нет идей, как их угомонить.
— Кто хочет полетать? — вдруг предлагает Иван и подхватывает ничего не подозревающую Катюшу.
Она от неожиданности взвизгивает, но когда Иван начинает её кружить и подбрасывать над головой, да так виртуозно, что у меня сердце замирает от страха, она начинает радостно хохотать и просить ещё.
Мой дочке такой аттракцион очень нравится.
Она счастливо пищит, требует ещё и ещё кружить и подкидывать её.
Естественно, Манюня сначала удивлённо замирает, глядит на сестрёнку, на огромного Ивана, буквально через секунду требует и к себе такого же внимания.
— А теперь твоя сестрёнка полетает, а потом будет сказка. Катя, хочешь сказку? — спрашивает он у моей малышки таким чарующим, таким завораживающим тоном, что любой бы согласился.
— Да-а-а-а! — визжит она счастливо и радостно.
Трудно было не поддаться спокойному, но уверенному голосу Ивана, я сама чуть не говорю, что тоже хочу сказку. Вовремя язык прикусываю.
Он передаёт мне счастливого ребёнка, сам начинает кружить Машеньку, которая приказывает тоном будущей начальницы и манипуляторши, в какую сторону её кружить, насколько выше подкидывать.
Алмаз носится вокруг Дубова и нервно тявкает, будто тоже желает оказаться на сильных руках Ивана и покружиться.
Наконец, дети в кроватях.
Иван, как обещал, рассказывает им сказку. Берёт первую попавшуюся нашу книжку, это «Сказка о глупом мышонке» — стихотворение Маршака.
Он читает с выражением, голоса меняет. Получается смешно и в то же время завораживающе.
Мои девочки, не привыкшие, что сказки им читает мужчина, слушают внимательно, не перебивают. Сами притихли как мышки.
После они требуют ещё сказку и ещё одну.
Иван покорно исполняет их просьбы. Читает до хрипоты.
Думаю, если попросят четвёртую сказку, то я сменю его. Но нет, мои ангелы крепко засыпают.
Алмаз, уютно устраивается в ногах у Катюши и тоже отдыхает. Пёсика сегодня хорошо погоняли.
Наконец, дети спят. Собака спит.
Мы выходим из комнаты, полностью потушив свет.
На кухне Иван озадачено произносит:
— Не думал, что дети отнимают столько времени. Ощущение, что они поглощает всю энергию без остатка. Ульяна, как ты справляешься?
Я гулко проглатываю внезапный комок в горле.
Натянуто улыбаюсь и говорю:
— Нужен ритуал и режим, тогда всё хорошо. Когда рушится порядок действий, то происходит Армагеддец, ты его только что видел.
Мы стоим возле кухонного стола как-то слишком близко друг к другу.
Иван высокий, мне приходится запрокинуть голову, чтобы смотреть на него.
Внимательно смотрю на его лицо.
У него красивый разрез глаз. И сами глаза в смеющихся лучиках морщинок.
А ещё его губы… они приводят меня в смятение…
— Понятно, — кивает он и улыбается. — Значит, нужно просто соблюдать режим. Как в армии. И всё будет хорошо.
Я хмыкаю.
— Ну-у-у, иногда бывает, что даже режим не помогает. Уж не знаю, что происходит, магнитные бури, сон девчонкам плохой приснился, или я с утра не так вкусно приготовила завтрак, но иногда они задают мне жару. Встряску мои девочки могут устроить ого какую.
Он негромко смеётся и запускает пальцы в волосы. Они растрепались, пока девчонки творили хаос.
Иван пальцем ноги касается испорченной паркетной доски, и я заливаюсь краской стыда.
— Прости… Я возмещу… — начинаю виновато. Мне реально стыдно. Столько проблем от нас, столько шума.
Но он обрывает меня:
— Брось, это всего лишь пол. Я не переживаю за такие вещи, их легко заменить. Вот за машину или самолёты – да. Там у меня должно быть всё идеально, никаких царапин и прочего…
— Самолёты? — переспрашиваю с удивлением.
— Да. Я пилот. У меня свой аэродром. Маленький, правда и не очень рентабельный… От отца достался… Кстати, хочешь чего-нибудь выпить?
Честно? Я хочу спать.
Но как-то неловко говорить, что я иду спать, а ты один тут пей, ешь, что хочешь делай.
Мужчина помог мне уложить детей. Закрыл глаза на их проделки. Поговорить хочет, а я возьму и свалю спать. Не-е-ет, надо в знак благодарности побыть с ним, поболтать немного.
— Если ты о крепком, то нет, не хочу. А вот от чая с молоком не откажусь.
— Чай с молоком – отлично, — улыбается он обезоруживающе и идёт заваривать свежий чай.
Это я могу одну и ту же заварку хлестать чуть ли не неделю.
Иван же наливает свежую воду в чайник, включает его. Затем выливает и выкидывает вполне хорошую заварку в измельчитель отходов, моет стеклянный пузатый чайничек. Насыпает новую заварку.
Я слежу за каждым его движением, фиксирую каждый жест, как какая-то ненормальная. Но ничего не могу с собой поделать.
Мужчина на кухне, да ещё когда он всё так красиво делает, без суеты, спокойно, уверенно. Воистину это самая лучшая эстетика и услада для моих глаз.
Или это просто усталость даёт о себе знать.
Усаживаюсь за стол, складываю руки, точнее распластываю их по столу и кладу на них голову. Продолжаю смотреть, как Иван делает нам чай.
Улыбаюсь и думаю, что из него когда-нибудь получится отличный отец. И муж.
Эх, повезёт же кому-то.
* * *
Оказывается, я тупо вырубилась, пока Иван заваривал чай. Забылась тяжёлым сном прямо на столе.
Эта мысль просачивается в мой сонный мозг, когда ощущаю, что что-то не так.
Не ощущаю под собой опоры.
Зато ощущаю тепло. Слышу чьё-то дыхание, которое касается моего виска и сильное сердцебиение.
И это точно не мои ангелы.
Не могу идентифицировать новые для себя ощущения и резко распахиваю глаза, перепугано смотрю перед собой и не сразу понимаю, что происходит, где я вообще.
Почему я в воздухе…
Нет, не в воздухе.
Я на руках у Ивана.
Он видит, что я проснулась, точнее, встрепенулась, теперь хоть и сонно, но таращусь на него широко распахнутыми глазами.
Мужчина останавливается на пороге спальни и говорит виноватым тоном:
— Прости, Уля… Ты заснула. Я честно будил тебя, но ты так крепко спала. Я не мог оставить тебя спать за столом.
И улыбается, да так, что у меня внутри всё сладко ныть начинает.
И на руках у него так здорово. Ничего нигде не давит, не жмёт, не щемит.
Держит крепко и уверенно, будто я пушинка. Я хоть и не толстая, но и не малышка. Зад у меня нормальный и вес шестьдесят пять килограмм.
По идее, ему должно быть очень нелегко, но, поглядите только, стоит и держит меня, не опускает.
— Ох… Это я должна извиниться. Заснула буквально на лету… Прости, Вань… И это… меня можно поставить, — говорю с глупой улыбкой на губах.
А сама мысленно прошу его, чтобы сказал, что не отпустит. И до кровати меня донесёт и мягко уложит в коечку, сам рядом устроится и потом…
Так, цыц! Гормоны, сволочи, брысь все!
Несколько долгих секунд стоит тишина. Я даже перестаю дышать, чтобы не спугнуть волшебство момента.
Иван смотрит на меня, как обычно мужчина смотрит на женщину, словно видит во мне нечто особенное и желанное. На руках всё так и держит.
И вот надо же в этот момент у меня резко чешется в носу, да так сильно, что я не могу сдержать порыв сильного чиха.
— А-апчхи-и-ы-ы-а-а! — вырывается прямо из моих лёгких вместе со слюнями.
И мои слюни летят на футболку Ивана.
«Класс. Уля, ты ходячий антисекс», — ворчит мой внутренний голос.
— Будь здорова, — говорит он озадачено.
Вытираю рот ладонью и начинаю похихикивать от абсурдности момента.
Иван как истинный джентльмен сдерживается, хотя другой на его месте рожу бы да скривил, или вовсе воскликнул: или фу, или какой ужас.
Он аккуратно ставит меня на ноги, будто я хрустальная ваза или будто у меня вместо ног две варёные сосиски. За локоток даже поддерживает и ведёт к кровати.
— Спи здесь, — говорит он с нажимом, — и никаких возражений, никаких споров. Выспись, как следует. Договорились?
А у меня нет сил ни возражать, ни спорить.
Я киваю и широко зевнув, отвечаю:
— Ага. Хорошо.
— Вот и умница.
— А ты где будешь спать? — спрашиваю сонным голосом.
Будь я не в состоянии полусна, то не спросила бы, итак ясно, что ляжет в гостиной.
Но у меня подсознание решило, что Иван ляжет со мной.
Моя женская суть этого хотела, чего уж от самой себя скрывать потаённые желания.
— На диване в гостиной, — говорит он весело и в глазах у него смешинки пляшут, будто он умеет читать мысли и он услышал мои.
— А, ну да, — выдаю кривую улыбку. — Тогда, спокойной ночи?
— Спокойно ночи, Уля.
Он уже уходит, но я останавливаю его на пороге словами:
— Вань…
— Да? — оборачивается он и смотрит на меня выжидательно.
Убираю за уши выбившиеся пряди и говорю с широченной улыбкой, не могу её, заразу сдержать:
— Спасибо, что отнёс до спальни. И спасибо, что помог с девочками. Спасибо, что приютил нас. Вань, спасибо огромное. Ты – классный.
И мне не кажется, но в его глазах вдруг светится нежность. Но отвечает Иван как-то сухо и сдавленно:
— Не за что. Обращайся, если что.
И уходит. Я хлопаю глазами.
И всё?
Чешу затылок и вздыхаю.
Думать о его поведении, просто нет сил.
Срываю с себя всю одежду, достаю из сумки свою пижаму, полотенце и сумочку с мыльными принадлежностями. Топаю в ванную. Едва передвигаю ноги.
Высмаркиваюсь, а то после великанского чиха полный нос соплей.
Умываю лицо, чищу зубы.
Потом забираюсь в душ и поливаю себя шампунем, гелем.
После как следует, растираюсь полотенцем.
Просушиваю волосы феном и заплетаю их в косу.
Выдавливаю на пальцы ночной крем…
Делаю привычные движения на автомате.
И наконец, падаю в кровать.
А кровать у Ивана до чёртиков удобная. Бельё гладкое, шикарное.
Засыпаю, зарывшись лицом в подушку, которая пахнет этим прекрасным мужчиной.
И я даже на секунду не вспоминаю, что вообще-то не надела пижаму, а как есть голышом, упала в кровать и заснула.
* * *
— УЛЬЯНА —
Просыпаюсь от того, что меня придавил мамонт.
Дышать тяжело.
И кто-то елозит мне по лицу мокрой шершавой тряпкой.
Распахиваю глаза и хрипло смеюсь.
Мои малышки забрались на меня и пыхтят, пытаясь скорее разбудить маму.
Алмаз вылизывает мне лицо, фу, какая гадость.
Отпихиваю от себя собаку и смотрю на серьёзные мордашки своих дочек.
Перевожу взгляд на часы на стене и сама становлюсь серьёзной.
Время пять утра.
Это даже для моих заводил слишком рано.
— Что такое? Вы, почему так рано проснулись? — спрашиваю девчонок.
— Мама, с дядей Ваней что-то случилось, — трагическим тоном сообщает мне Машенька.
У меня сердце замирает от её слов.
— Что с ним могло случиться? Думаю, что в пять утра дядя Ваня просто спит, — говорю с тяжким вздохом.
Выбираться из тёплой и удобной постели нет никакого желания.
— Я думаю, что дядя Ваня умер, — печально говорит Катенька.
У меня глаза становятся большими и круглыми.
— Та-а-ак, — произношу сурово.
Срываю с себя одеяло и обнаруживаю, что полностью голая. У меня вчера сил не хватило даже пижаму надеть? Вот это да.
— Зайка, принеси, пожалуйста, маме из ванной пижаму, — прошу Марусю.
Она тут же спрыгивает с кровати и бежит в ванную.
— Милая, почему вы решили, что он умер? — осторожно спрашиваю у дочери.
Катюша пожимает плечиками и сразу говорит:
— Мы будили его, а он не проснулся. И он не дышит. Маша говорит, если человек не дышит, значит, он умер.
Где мои дети набрались подобных сюжетов?
Хотя, чего я удивляюсь? Воображение у моих малышек буйное.
Спокойнее, приказываю себе.
Иван, скорее всего, просто дрыхнет без задних ног.
Но не услышать моих демонят он не мог. Мои девочки и мёртвого поднимут.
Маша приносит мне пижаму.
Быстро одеваюсь и вместе с детьми иду смотреть, что там с дядей Ваней.
Малышки сами берут меня за руки и тащат в гостиную. Алмаз, фыркая и поскуливая, топает за нами.
Итак, гостиная.
Окна зашторены и свет в помещение не проникает, но горит настольная лампа. От неё льётся мягкий приглушённый свет.
Иван лежит на диване, лицом уткнувшись в подушку.
Одна нога свисает, касается пола. Другая его нога согнута в колене и упирается в спинку дивана.
Руки под подушкой.
Одеяло полностью сползло на пол. Или мои малышки постарались.
И он без одежды, если не считать чёрных боксеров.
Тело у него, конечно, великолепное. Спина нереальная, широкая, большая, с канатами тугих мышц.
Блин, Уля, о чём ты вообще!
Одно ясно, диван мужчине явно маловат и он неудобный, как и диван в гостевой комнате.
— Он умер! — снова трагичным тоном сообщает Маша.
— Он не умер, — говорю уверенно. — Вы слишком впечатлительные у меня. Просто раньше вы не видели больших дядей, которые спят, вот и всё. Пусть дальше себе спит. Идёмте… Сделаю вам первый завтрак, раз уж мы встали.
Но в глазах дочерей читается недоумение и тревога.
— Но он не дышит, — настаивает на своём Катя.
Маша кивает, поддакивая.
И откуда у моих малышек это взялось? За меня они никогда так не переживали.
Даже если простывала и болела, ни разу не интересовались, мамочка, а почему ты такая бледная и почему у тебя голос такой хриплый?
А тут просто человек дрыхнет без задних ног, а дети уже словили тревожку.
При этом я не могу просто развернуться и уйти. Девочки не поймут.
Надо показать и доказать им, что дядя Ваня жив и здоров.
— Он дышит, просто спит, — настаиваю на своём.
Малышки смотрят на меня недовольно. Приходится объяснять:
— Дядя Ваня крепко спит, понимаете меня? И запомните, невежливо будить человека просто так. Сейчас вот разбужу его, и потом ему весь день плохо будет от недосыпа. Дядя Ваня должен выспаться.
— Но мама! — вскрикивает возмущённо Маша и топает ножкой.
— Га-а-ав! Гаф! — подаёт голос Алмаз.
— Я не хочу, чтобы дядя Ваня умирал, — всхлипывает Катя. — Он же, как папа, да?
Я закатываю глаза.
Да-а-а, мои девочки умеют из меня верёвки вить, будят в матери чувство вины, и я уже готова на всё.
И кстати, действительно странно, что он не просыпается.
Дети не шёпотом разговаривают, ещё и собака тут шум создаёт, а Иван даже не пошевелится.
Мне становится не по себе.
Подхожу к дивану и зову мужчину:
— Вань? Ва-а-аня? Иван!
Не получаю ответа. Он даже не дёрнулся.
Сердце моё начинает бешено биться.
А что если ему плохо? Надо тогда скорую вызывать.
Какая скорая?!
Она сюда ехать будет сто лет. В машину его надо и самой везти в больницу.
Бли-и-ин, Иван, наверное, весит сто килограмм, а то и больше, как я его транспортирую?
Подхожу на цыпочках к мужчине совсем близко, словно на диване лежит спящее чудовище, а не безобидный Иван Дубов.
Присаживаюсь на корточки, трогаю мужчину за плечо, оно горячее, что уже хорошо, чуть тереблю Ивана, снова зову, голос мой мягкий, но встревоженный:
— Вань, Ваня, тебе плохо? Проснись, пожалуйста…
И тут.
Я даже глазом моргнуть не успеваю.
Он резко переворачивается на спину, как-то делает это супербыстро. Я от неожиданности отшатываюсь и шлёпаюсь на задницу.
Чёрт, грудь и пресс у него тоже отменные и в этой тёмной поросли… А там, где боксеры… В общем, там всё стоит по стойке смирно.
Иван глядит на меня в полном недоумении, в котором я смотрю на него.
Лицо у него хмурое, даже недовольное. Вот-вот пошлёт меня…
— Ты чего? — хрипло спрашивает он и облизывает пересохшие губы.
Руками пытается нашарить одеяло, а оно валяется на полу.
Поднимаюсь с пола и беру одеяло, набрасываю его на Ивана. Теперь одеяло дыбится в том самом месте наподобие шатра.
Да уж, утро доброе, как говорится.
— Ты в порядке? — задаю тупой вопрос.
Он хмурит брови и наконец, замечает притихших близняшек.
Собака к моему удивлению тоже молчит. Сидит у ног девчонок и следит за нами таким снисходительным взглядом, будто мы не разумные люди, а глупые двуногие.
Иван садится на диване, трёт лицо и смотрит на нас. Переводит очумелый взгляд с меня на детей и снова на меня.
— Уля, что случилось?
В его голосе слышу тревогу, которая недавно посетила меня и моих дочек.
— Мы думали, ты умер, — говорят близняшки.
Они забираются на диван с ногами, следом туда запрыгивает Алмаз и обнюхивает одеяло.
У Ивана становится такое непередаваемое выражение на лице. Он вопросительно смотрит на меня, явно ожидая адекватного объяснения.
Я начинаю глупо хихикать и качаю головой. Ситуация наитупейшая.
— Прости, — говорю сквозь смех. — Маша и Катя пытались тебя разбудить, только не спрашивай, зачем. Но ты не проснулся и они решили, что ты… того. Вот они разбудили меня, сказали, чтобы я тебя проверила.
Проходит несколько долгих мгновений. Затем Иван мягко улыбается, лицо его расслабляется.
— Я живой, — говорит он с улыбкой. — Мне просто сон хороший снился…
Смотрит на часы на руке, кивает и говорит:
— Обычно в это время я сплю как убитый. Меня трудно разбудить в четыре или пять утра.
— Буду знать, — произношу зачем-то.
Вот зачем мне это знать?
Иван вдруг негромко спрашивает:
— Уль, а мне приснилось или я действительно тебя вчера на ночь поцеловал?
— Э-э-э… — произношу озадачено.
— Так правда или сон? — шире улыбается Иван.
Не смея дышать, я качаю головой, затем всё же говорю:
— Если бы ты меня поцеловал, я бы запомнила.
— Может, ты тоже крепко спала? — смеётся он надо мной.
— Думаю, тебе всё приснилось, — чуть дыша, говорю ему и чувствую, что щёки мои краснеют.
Чёрт возьми, это так приятно узнать, что я снилась Ивану! Значит, я тоже ему нравлюсь?
— Ты хороший, — заявляют Ивану мои дочки.
И вешаются ему на шею, как гроздья винограда на лозе.
— Не умирай, ладно? — просит его Маша.
— Не буду, — серьёзно говорит Иван.
— Ты посмотришь с нами мультики?
— Ты покрутишь меня как вчера?
— И меня!
— А можно тебе косички заплести?
— Поиграешь со мной?
— Гав! Га-а-в!
Иван глядит на меня взглядом, полным вселенской скорби.
Не могу сдержать смех.
Дети нашли себе жертву. Теперь они его не отпустят.
Честно, я сейчас могла бы пойти и спокойно ещё поспать. Малышки будут заняты очень надолго. Но, увы, но совесть мне не позволит.
— Пойду, приготовлю завтрак, — сообщаю детям и Ивану.
Он понимает, что спать ему уже никто не даст и включает телевизор. Ищет канал с мультиками, Маша и Катя радостно сообщают ему, какой канал им нужен.
А потом Катюня бежит в комнату за заколками, лентами и резинками для кукол.
Маша тоже скачет за своим рюкзачком.
— Уля… похоже я попал в капкан, — вздыхает он трагично и падает на подушку.
— Да. Зря ты нас впустил, — говорю наигранно зловещим тоном и, весело хохоча, ухожу на кухню.
* * *
Дом наполняют лучи просыпающегося солнца, они весело скользят по полу, проникая через льняные занавески.
Вскоре по дому начинает витать аромат свежеиспечённых оладушек, перемешанный с нотками ванили.
Чайник согрет. Свежий чай заварен. Кофе тоже варится, кофемашина почти заканчивает.
— Все за стол! — зову детей и Ивана.
Из гостиной доносится смех и наигранное бурчание мужчины.
Алмаз бегает по двору, обнюхивает каждый угол, каждый куст. У него свои утренние дела. Зов природы не проигнорируешь.
Благо у Ивана двор полностью закрытый, нет никаких лазов, через которые собака могла бы сбежать. И я спокойна за нашего с девочками питомца.
И вот все мы собираемся за большим деревянным столом, как будто мы семья: я, Иван и два трёхлетних ангелочка – Маша и Катя, мои маленькие непоседы с глазами цвета неба, полными ребячьего огонька.
Малышки сидят на своих стульчиках.
Я облачена в полосатый мужской фартук, ловко подбрасываю оладьи на сковороде, стараясь угодить своим кулинарным шедевром требовательным гурманам в лице дочерей.
Иван, облачённый в штаны и футболку, наливает молоко в чашки для моих малышек.
Себе тоже молока наливает и делает один большой глоток.
После он забавляет девчонок своими «молочными усами».
— Дядя Ваня! Ты как котик! – хихикают девочки, пытаясь повторить его фокус, но вместо этого проливают немного молока на подбородок и на свои пижамы.
Да уж, котик из Ивана хороший получается. Я бы с удовольствием его приласкала и дала бы ему помурлыкать подле себя.
С такими мыслями заканчиваю печь оладьи.
— Симпатичный макияж, — говорю с улыбкой, хотя мне хочется захохотать, — тебе идёт.
— Причёску тоже оценила? — фыркает Иван.
Улыбаюсь шире и, стараясь не расхохотаться, киваю со словами:
— Мне кажется, кто-то не успел завершить свой шедевр. Да, мои шалуньи?
Маруся и Катюша сначала притихли, но когда понимают, что ругать их не буду, наперебой начинают рассказывать, кто из них делал дяде Ване причёску, заплетая много маленьких хвостиков разноцветными резинками, правда, вторую половину головы не успели заплести, а кто красил ему брови и глаза тенями.
Обе мои шутницы наклеили ему на скулы розовые блёстки. Катюша накрасила Ивану не только ногти, но и пальцы жёлтым лаком. Моторика у нас ещё развивается.
И благо косметика сделана специально для маленьких детей от трёх лет и вся она на водной основе.
Так что Ивану повезло, всё легко отмоется.
— Надеюсь, всё это смывается без проблем? — с лёгким беспокойством спрашивает Дубов.
Я делаю задумчивое лицо и произношу:
— Ну-у-у… Думаю, дня через три-четыре смоется…
У Ивана делается испуганное лицо.
— Ты шутишь, — говорит, напрягшись всем телом. Смотрит в ужасе на свои руки с накрашенными ногтями. — Мне послезавтра встречаться с моими людьми, а потом лететь, а я…
— А ты будешь самый красивый! — начинаю хохотать я, представив серьёзного Ивана Дубова на встрече с такими же большими и брутальными дядьками.
Иван понимает, что я над ним издеваюсь, и кривит губы в усмешке.
Снова делает глоток молока, после которого над его губами остаются белые усы и ворчит:
— Очень смешно.
Раскладываю всем оладьи.
На столе стоят пиалы с нежирной сметаной, мёдом и вареньем.
Ещё в первый день здесь нашла в холодильнике вишнёвое варенье, а в шкафу банку настоящего мёда.
Надеваю на них наслюнявники и они начинают завтракать.
Девочки радостно макают оладьи в мёд, оставляя липкие следы на столе, на себе и на друг на друге.
Ивану наливаю чай, себе кофе.
В двери скребётся Алмаз, потявкивает, чтобы его впустили.
Мою собаке лапы, после бигль присоединяется к утренней трапезе. Правда, ест свою еду.
Мы завтракаем в молчании.
Когда мои малышки наедаются, они начинают отрывать кусочки от оладий и бросаются друг в друга, весело хихикая.
Я с ленивой улыбкой наблюдаю за их шалостями и мне откровенно лень делать им замечания. Потом всё уберу.
— Мама! У Маши вишня на носу! — радостно сообщает Катя, показывая пальцем.
Это Маша добралась до варенья, точнее, до ягодок в варенье.
— Маленькие поросята, — произношу со вздохом.
Иван смотрит на безобразие за столом и лишь улыбается.
Удивительное дело. Обычно, когда люди видят, как мои красавицы ведут себя за столом, они кривятся, осуждающе смотрят на детей и на меня. Даже замечания делают. И это когда дело обстоит в кафе.
А тут в доме Ивана, на его кухне, за его столом, мои принцессы ведут себя как маленькие варварки и он ни взглядом, ни словом не осуждает, ни меня, ни моих дочек!
Он за обе щёки уплетает оладьи, сдабривая их, то сметаной, то мёдом, то вареньем, пьёт, чуть прихлёбывая свой чай и лишь радостно улыбается, глядя на Машу и Катю.
Сидит такой весь, разукрашенный детской косметикой, с дурацкими хвостиками на одной половине головы, разбуженный в пять утра и вместо хмурого вида, он радуется жизни.
Уж не блаженный ли он?
На кухне царит тёплая, наполненная смехом и даже счастьем атмосфера.
За окном по карнизу и веранде прыгают сороки, садятся на окно и заглядывают, будто думают, что их угостят завтраком.
Когда оладушки съедены, тарелки пусты, мы всё ещё сидим за столом, наслаждаясь минутами этого уютного утра.
Меня одолевает зевота.
Катя и Маша тоже уже трут глазки.
Иван глядит на нас с умилением.
Мне вдруг кажется, что мы для него как котята, которых подбросили в плохую погоду на порог его дома.
— Думаю, мы пойдём ещё немного поспим. Только умоемся, — говорю я мужчине и не могу сдержать крепкий зевок.
Он тоже в ответ чуть зевает и прикрывает рот ладонью. Кивает и говорит:
— Хорошо. Спасибо за оладьи. Давно не ел таких вкусных, пышных и лёгких.
— Рада, что тебе понравилось, — отчего-то я смущаюсь. — Сейчас приберу здесь, умою эти мордашки и мы завалимся спать. Пять утра это даже для них очень рано.
— И для меня. Я тоже ещё часик вздремну… И тоже умоюсь, — говорит Иван. Указывает пальцем на своё лицо. — Я очень надеюсь, что это всё смоется.
— Я тоже, — хихикаю весело.
Веду дочек в ванную умываться, а потом буду убирать на кухне.
Ох, как же спать хочется.
Надеюсь, у моих девочек не войдёт в привычку поднимать меня в это время. Пусть пощадят меня!
* * *
— УЛЬЯНА —
Лучи солнца осторожно пробираются сквозь льняные занавески, наполняют комнату мягким золотым светом.
Проснувшись, я тянусь и сладко зеваю.
Ощущаю лёгкий щекочущий аромат кофе, который, казалось, зовёт меня из самого прекрасного уголка мечты.
Оглядываюсь и вижу, что мои девчонки и Алмаз отсутствуют.
Просто дежавю.
Разница в том, что настроение у меня хорошее. Тело не болит после неудобного дивана. Напротив, ощущаю прилив сил и это, несмотря, на изначально ранний подъём.
Умываюсь и одеваюсь в домашний костюм – облегающие бежевые лосины-лапшу и бежевый лонгслив. На ноги носки.
Собираю волосы в пучок и иду навстречу запахам и смеху своих малышек.
А на кухне в солнечных лучах, колдует то над плитой, то над сервировкой стола, Иван, окружённый ореолом света, будто он ангел, присланный кем-то с самих небес.
Ваня, с улыбкой, освещавшей его лицо, завершает последние штрихи завтрака, который видно, что готовил с любовью.
Мои маленькие энерджайзеры снова скачут на диване, будто это батут, хохочут и бросают Алмазу его игрушки.
Когда игрушки заканчиваются, Маша и Катя шустро спрыгивают на пол, собирают их и по новой бросают собаке. А бигль и рад бегать, играть и ловить свои игрушки.
Энергия из моих девчушек и из Алмаза шпарит, как из небольшой ГЭС.
Прислоняюсь к дверному косяку и наблюдаю эту милую картину.
Дети и собака под присмотром чудесного мужчины.
Они не играют в телефонах, а тратят свою неуёмную энергию, как это и должно быть.
Никто им не запрещает скакать на диване, который, вот уверена, стоит как крыло самолёта. Никто им не кричит, чтобы вели себя спокойней и тише. Никто не призывает к порядку.
Напротив, мне кажется, Ивану даже нравится этот шум.
Перевожу взгляд
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.