Остаться без мужа и без денег, зато с тремя детьми – и не такое случается. Есть старый замок, правда, до него далеко. Есть брат и его друзья, они не дадут пропасть. Есть возможность нового брака… что? Замуж? Опять? Вот за него? И что теперь, что принц, а вы его вообще видели? Не хочу и не буду!
Вернуться из дальних странствий в разорённый замок, провалить интригу, потерять давнего друга и невесту – можем, умеем, практикуем. Но говорят, есть одна подходящая магически одарённая дама из приличной семьи, не жениться ли на ней? Как не хочет? Так не бывает!
— Хорошо придумал, молодец. И где же ты возьмёшь сильного мага, который согласится для тебя что-то делать? Сильные маги, как правило, богаты и могущественны, им не до твоих бед.
— Можно уговорить или заставить. Скажем, у вдовы вашего старшего есть очень перспективный в этом плане брат.
— Он сумасшедший. На него не так посмотришь и уже, считай, нарвался. Они ж, говорят, недавно с друзьями Безье разнесли по камушку, ни ворот не осталось, ни привратной башни, всё сожгли, даже камни, слышал? Знаешь, куда он тебя пошлёт, если его спросить? А если второй раз спросить, то не только словами пошлёт, а ещё магической силой, и шпагой добавит, чтоб не сомневался!
— Ты как первый раз родился. Спрашивать надо с умом и подготовкой. Кто мне рассказывал, что он за сестрёнку свою беспокоится, и даже вроде кому-то из вас за неё рожу чистил?
— Ну. Было дело.
— Так сестрёнкой-то его и прижать. Она вообще где?
— Так он же её забрал. Мы ей сказали — уезжай к себе, она и убралась. Вместе со своим выводком. Ещё не хватало — кормить тут их всех!
— А она была вот прямо совсем бесполезная, да? Брат у неё — маг, а она что — пустышка?
— Да нет, тоже маг. Не боевой только. Она это, там, убраться, дыру зашить, ещё какую работу в доме сделать. Дом-то и подзарос, как она уехала! Ну и свет с теплом, и воду погреть умела. Такая, обычная.
— Обычная она ему! Ещё был бы сам магом, была бы обычная. А то сам никто, а туда же, магами разбрасывается! И что, говоришь, дети у неё? Тоже, поди, маги?
— Да три девки там, толку-то с них! Только у старшей какие-то способности и прорезались, и всё!
— Так лет немного, наверное. Дурак ты, и помрёшь дураком. Была бы она у вас дома — саму бы прижали, или детей её, и братец примчался бы её выручать как миленький. А тут мы бы с ним и договорились. Да и вообще кто-нибудь из вас мог бы на ней жениться! Это раньше она девок рожала, а потом могла бы и мальчишек рожать. Магов, заметь.
— Да мне нельзя жениться, будто не знаешь.
— Так у вас там и кроме тебя ещё есть. Ты того, подумай. Я вообще терпеливый, но моё терпение уже кончается. Или плати долг — или находи мне мага, как хочешь. И сроку тебе на всё — десять дней. Понял?
— Понял…
©Салма Кальк специально для feisovet.ru
— Мамочка, что за чудовище приходило к тебе? — раздался громкий шёпот, и из-за большого кресла показались два юных личика.
Чепцы где-то потерялись, ой, нет, под креслом валяются, причёски растрепались, платья все в пыли, и это притом, что в Пале-Вьевилль всегда очень чисто, хоть здесь и живёт множество людей — если и меньше, чем в королевском дворце, то не слишком. Где девочки всегда находят столько пыли?
— Аделин, сколько раз я говорила тебе, что нельзя так говорить о незнакомых людях? А вдруг это принц? — усмехнулась Мадлен — больше, правда, про себя.
— Мамочка, ну какой же это принц? — не поверила старшая дочь. — Принцы красивые! А этот — только одет красиво, а сам-то страшный! Настоящее чудовище!
— Нет, не похож он на принца, — авторитетно сообщила средняя дочь Мари. — Принцы не такие!
Уж конечно, обе они видели в своей жизни не так много принцев, чтобы судить уверенно, потому что из гостиной только что вышел самый настоящий принц. Племянник покойного короля Франциска, кузен покойного короля Генриха и дядя нынешнего короля Карла. Младший брат хозяйки дома, её высочества Катрин, герцогини Вьевилль.
Жиль де Роган — настоящий принц.
И, стало быть, та, на ком он женится, станет настоящей принцессой.
И эта невероятная честь только что была предложена ей, Мадлен де Кресси, урождённой де Саваж, вдове неполных двадцати семи лет, матери трёх дочерей. А означенная Мадлен де Кресси, урождённая де Саваж, совершенно не понимала, что ей с этой честью делать.
— Дети, сколько раз я просила вас — не лазать под креслами и столами, и не подслушивать? Вас могут не заметить и чем-нибудь придавить. А подслушивать нехорошо.
— Но мамочка, как мы узнаем, что происходит? Ты же нам не рассказываешь! — возмутилась Аделин. — Мы ничего не знаем — ни сколько ещё тут жить, ни когда мы поедем к бабушке!
— Я сама не знаю, детка, — Мадлен обняла обеих дочерей. — К бабушке мы поедем, когда ваш дядя Жанно сможет нас сопровождать. А он далеко, тяжело ранен, и я не знаю, когда мы теперь увидимся.
— А почему он ранен? Он с кем-то бился? — нахмурилась Аделин. — Он же непобедимый воин и могущественный маг!
— Увы, в спину могут подстрелить и непобедимого, и могущественного, — вздохнула Мадлен. — Он решал свои семейные дела, что-то там не сложилось с братом его супруги.
— Анжелики? — уточнила Аделин. — Она приедет к нам в гости? Она мне очень понравилась!
— И мне! — сообщила Мари. — Может быть, мы сами съездим к ней в гости? И она расскажет нам сказку! Никто больше не знает таких сказок!
Мадлен представления не имела, о чём таком рассказывала девочкам новоиспечённая супруга брата — по виду, сама девчонка девчонкой. Но эта девчонка отказалась от двух принцев и выбрала Жанно, и все говорили, что по любви. Да-да, принц Жиль де Роган и принц Анри де Роган, дядя и племянник, искали благосклонности этой девицы (и её богатого приданого), но всё досталось Жану-Филиппу Саважу. И как так вышло, Мадлен не знала, у неё было не так много времени, чтобы поговорить обо всём с Жанно, когда они с Анжеликой приехали и забрали их с девочками из дома Ангеррана де Кресси, её покойного супруга. Потому что братьям того супруга она совершенно не нужна, зато дом на улице Сен-Этьен — нужен, и лучше уж жить под покровительством маршала Вьевилля, чем рассчитывать на милосердие мужниной родни.
Маршал Вьевилль — могущественный вельможа и сильный маг. Он женат на принцессе — тётке короля, его старший сын женат на принцессе — сестре короля. Его средний сын тоже женат на принцессе, но — сестре короля соседней Арагонии. Его младший сын — высокопоставленный служитель церкви. В его руках армия. Хорошо, что он знает Жанно Саважа с детских, можно сказать, лет, и хорошо к нему относится. Потому что в его доме — как за каменной стеной.
Господин маршал Вьевилль был очень добр к ней и детям, и сказал: она может оставаться у них, сколько потребуется. Позже прибыла его супруга, принцесса Катрин, и подтвердила — Мадлен де Кресси с детьми не стесняет их никак. Но… не свой дом он и есть не свой дом, а где свой? Замок Варансон, до которого две недели пути?
По-хорошему, нужно было бы найти каких-нибудь людей, которые путешествуют в ту сторону, и отправиться вместе с ними. В Варансон, или вовсе в Саваж — к матушке, вдовствующей графине Шарлотте, по которой Мадлен назвала младшую дочь. Но ей было страшно покидать безопасный дом Вьевиллей — мало ли что ждёт снаружи? Еретики, изменники, да и просто воры и разбойники — одинокая женщина всегда представляет собой лёгкую добычу.
Мадлен надеялась, что Жанно решит все свои семейные дела и что-нибудь придумает. Он никогда не отказывал ей в помощи, наверное, поможет и тут. Но… Друг Жанно, его преосвященство Лионель де Вьевилль, сказал — он выздоравливает, но рана была тяжёлой, его спасли только потому, что вовремя переправили порталом аж в Фаро, а там — лучшие целители, какие только вообще могут быть. Мадлен очень слабо представляла, где находится Фаро, понимала только, что — далеко, даже дальше родного Саважа. И что Жанно, когда поднимется на ноги, не прибежит первым делом решать её сложности — у него теперь есть свои.
Почему-то Мадлен думала, что сможет справиться сама. Уедет в Варансон — как-нибудь, и будет там тихо жить с детьми. Но с ней к Вьевиллям отправились только три служанки — её горничная Одиль, нянька младшей, Шарлотты, Луиза, и Николь, воспитательница старших девочек. Четыре женщины и трое детей отправляются через всё королевство? И далеко ли они уедут?
Конечно, новое замужество было бы достойным выходом. Это свой дом, это какая-никакая защита, это обеспечение. Но…
Его высочество Жиль де Роган — принц, придворный маг короля Карла Девятого и прочая — сидел в гостиной доставшегося от отца столичного дома возле камина, поглаживал своего огромного кота и размышлял.
Всю свою жизнь, то есть — последние без малого тридцать лет, примерно с шестнадцати — он прожил сам по себе и сам за себя. И неплохо прожил, что там — грех небеса гневить. И искренне думал, что или так и помрёт, сам-один, да ещё на чужбине, или вернётся, и…
Что там было, в этом «и», он никогда не задумывался. Вернётся со славой и получит всё, что таким, как он, причитается — и по праву рождения, и за его собственные заслуги и подвиги.
Но вышло иначе.
Здесь, дома, приключения и подвиги Жиля де Рогана в удивительных дальних странах не интересовали ровным счётом никого. Никто не спешил к нему с деньгами, почестями, приглашениями в гости, да и просто не спешил. Ему самому пришлось напомнить о себе и родне, и старым приятелям.
Родня — две сестры, одна вдовая, другая замужняя. У вдовой Анриетты тоже не было никого, она тихо жила в замке покойного мужа, еле таскала ноги после магического истощения, но на судьбу не роптала. Замужняя Катрин, наоборот, являла собой образец супруги, матери и бабушки, да-да, шестеро детей обоего полу, и уже столько же внуков, если не больше, и это ещё младшего сына отдали церкви, а две младшие дочери пока не замужем. Ещё был племянник Анри, сын старшего брата Франсуа, уже покойного, молодой человек девятнадцати лет, наследник фамилии Роганов и владелец приличных богатств.
В общем, семья как-то жила все эти годы без него, и неплохо жила, на самом-то деле. Более того, и Катрин с мужем, герцогом Вьевиллем, и Анриетта вполне искренне приглашали погостить — пока сам не обустроится. Но Жилю не хотелось гостить, он снова хотел сам.
Увы, городской дом и замок Акон, доставшиеся ему по завещанию отца, принца Людовика, являли собой нечто, не очень-то подходящее для столь высокородной особы. И он совсем не представлял, с какой стороны браться за эту свою новую жизнь — хоть обратно на Восток беги, да только здоровье уже не то, и не ждут его там. Здесь не ждали, а там — и подавно.
Жилю было проще придумать интригу и историю, чем нанять прислугу, он так и сделал. И изрядно напортачил — с той интригой. Правда, в итоге всё равно остался в выигрыше — потому что обрёл дочь.
В своих странствиях Жиль иногда подумывал, что вот неплохо было бы — если бы был у него сын. Или — сыновья. С ними можно было бы заниматься магическими искусствами, вместе придумывать те самые истории и интриги, и добывать какие-то блага земные. Но жизнь распорядилась так, что на родине у него отыскалась дочь — прелестная взрослая девушка, маг-целитель, и не только целитель. Жиль в первый момент всё равно что ещё раз по голове получил, потому что представления не имел, что делать со взрослой дочерью. Что с ними вообще делают, с дочерьми — замуж выдают?
Жакетта оказалась племянницей его приятеля Флориана де Безье и начинала в камеристках у его дочери Анжелики, а потом уже добрые люди помогли ей развить свой немалый дар. Она наполнила жизнью и замок Акон, и мрачный городской дом, и Жиль, прямо сказать, привязался к ней мгновенно и накрепко. Она играючи решала все непонятные вопросы со слугами, с поставками продовольствия, с мелким ремонтом — что в Аконе, что в столице. Он попытался ответить в силу своего разумения, но Жакетта наотрез отказалась от замужества за каким-нибудь из принцев. Принцев много, нашли бы подходящего. Но оказалось — прелестная дева влюблена в нищего виконта де ла Мотта.
Правда, при ближайшем рассмотрении нищий виконт оказался не так плох — он был изрядно одарён свыше магической силой и прилежно учился ею пользоваться, время от времени устраивая разные каверзы, на некоторые из них у самого Жиля в том же возрасте не хватило бы ни сил, ни выдумки. Звался он Орельеном, вырос при племяннике Анри, а теперь перебрался к Жилю следом за Жакеттой. Парень к ней весьма неровно дышал и с восторгом слушал рассказы Жиля о дальних странах и магических приключениях — ему они пришлись очень даже по нраву. Более того, он был готов поучиться у Жиля тому, чего пока по малолетству не умел сам.
Так что у его высочества вдруг оказалась подопечная молодёжь — дочь и жених дочери. Жениху, правда, хотелось что-нибудь дать — ну там, земли, или замок какой поприличнее, потому что где они потом будут воспитывать его, Жиля, внуков? А что рано или поздно народят, сомнений не было.
В общем, нужно было как-то устраиваться в жизни. И по представлению зятя, герцога Вьевилля, Жилю было предложено очень своевременно освободившееся место придворного мага. Прежний запятнал себя участием в заговоре против королевской фамилии, оказался организатором беспорядков в ночь святого Бонифация и был убит во время штурма королевского дворца. Туда ему и дорога. А Жиль думал-думал — ещё не хватало, он и придворная должность, скажете тоже! — и согласился.
А далее хотелось бы расширить семью. Дочь — это чудесно, но она уже почти что замужем и вообще собралась отправиться в Фаро — учиться целительству и не только. И Жиль эту идею, страшно сказать, одобрял — потому что понимал всю необходимость полного и своевременного магического образования. Это стихи можно не писать, и песенки не петь, а магии, если уж свыше дана, надо учиться. И чем больше дано, тем серьёзнее учиться. Поэтому — пусть отправляются, только поженить бы их сначала.
И неплохо бы самому найти жену. Совсем неплохо — магически одарённую жену. Правда, магов в принципе меньше, чем обычных людей, и не во всех семьях готовы признаваться, что их дочери — маги, но можно ведь найти? Просто чтобы вероятность рождения магически одарённых детей была выше. Так-то у него, конечно, получилась неплохая дочь даже и притом, что мать её магом не была, а если бы была?
Анжелика де Безье, на которую он было нацелился, стала женой графа Саважа — и ни один здравомыслящий человек не будет становиться между этими двумя сумасшедшими. Да и не был Жиль до конца уверен, что ему нужна жена, которая в припадке гнева плавит железные ворота и каменные стены. Саважу же — самое то, что надо.
Но эта самая Анжелика и предложила ему вариант, который он, подумав, решил попробовать осуществить. У Саважа имелась сестра, точнее, там был целый выводок сестёр, и все как одна маги, и все замужние. Кроме самой младшей, которая овдовела в недавних беспорядках и осталась одна против троих братьев покойного мужа, желавших её дом и что-то ещё из её имущества. Саваж определил её в дом к маршалу Вьевиллю — пока, до каких-нибудь лучших времён. А потом его невероятная во всех отношениях супруга придумала — а не хотите ли, господин Жиль, взять в жёны магически одарённую даму из приличной семьи? У дамы уже есть три дочери, и старшая из них — вполне себе маг, пока не понять, какой, но маг же. Так что, глядишь, и вам родит ещё парочку этих самых магов, будете воспитывать.
Правда, Анжелика глянула на него сурово и сказала — чтоб даже и не думал даму заставлять или привораживать. Говорит, мол, что если крутой — так пусть идёт и ухаживает, сумеет очаровать — будет его, ну а не сумеет — сам дурак. Вот прямо этими словами и сказала, паршивка такая. А супруг её, брат потенциальной невесты, только стоял рядом, посмеивался и кивал — правильно, мол, говорит, Мадлен у нас хорошая, принуждать её ни к чему не нужно, а более всего — к замужеству. И поскольку тот Саваж обещался с сестрой поговорить, то Жиль подумал и согласился.
И даже согласился дать магическую клятву, что не будет принуждать и привораживать. А сейчас уже думал — не поторопился ли? Может, обошлись бы без той клятвы — ну, как-нибудь?
Правда, вышло всё не так, но когда оно выходит так? Помянутый Саваж получил два арбалетных болта в спину при штурме замка Безье — родственные отношения бывают весьма сложными и запутанными. И выжил только благодаря тому, что его ближайшие друзья — дети герцога Фаро, и один из них — искусный портальщик, он и переправил умирающего к тамошним целителям практически мгновенно. А целители там отличные.
Но Жилю-то пришлось справляться самому!
Он заглянул в гости к родичам — посмотреть на даму, что она из себя представляет-то? Дама оказалась на вид очень молода, даром что три дочери, стройна и хорошо сложена, выглядела скромно и строго, глаз не поднимала, и разве что из-под чепца торчал завиток медно-рыжих волос. Откровенно говоря, в ней не было ничего особенного. Но почему-то Жиль думал о ней целый вечер, и потом ещё половину ночи и всё утро — прежде чем решиться на разговор.
Решился, называется. Вдовушка глянула сурово — ему, правда, показалось, будто обожгла — и сказала, что не думала пока о повторном замужестве. Что ему оставалось? Только попросить не отказывать ему сразу и в лоб, а дать, что называется, шанс. Позволить навещать её и беседовать с ней. И потом, позже, спросить ещё раз. На это уже ей было нечего возразить, она и не возразила, вздохнула только. И сестрица Катрин утверждает, что нет там никакого поклонника, это у неё самой что-то в голове. Эх, женщины, вечно у них что-то в голове.
Жиль вдруг понял, что не знает — а что им вообще надо-то, женщинам? Он ещё не стар, сорок шесть — это не старость, особенно для мага. Зятю-маршалу за шестьдесят, а его старым никто не назовёт. Что лыс — ну, так вышло, мог бы быть золотистым блондином вроде любого из племянников Вьевиллей, да и был — до определённого момента. Хром — ну тоже невелика беда, верхом-то ездит, как дай бог всякому здоровому. И то Жакетта, его золотая девочка, ему ногу неплохо подлечила, можно на неё опираться почти без боли и иногда — даже без посоха.
Да и вообще, он принц и Роган. И уже не первая такая вот особа ему — ему! — отказывает, и даже не вторая — он-то знает, что на самом деле Анжелики де Безье было две. И ни одной он не глянулся. И теперь вот ещё госпожа Мадлен.
Эх, шла бы речь о паре ночей — не посмотрел бы на запрет, воспользовался бы магией, хоть бы в самом начале. Но он-то хочет не на пару ночей, да и госпожа Мадлен ему, откровенно говоря, приглянулась, с ней бы попробовать по-настоящему.
Значит, придётся понимать, как оно вообще, когда по-настоящему.
Мадлен не могла уснуть до полуночи — думала о странном предложении Жиля де Рогана. Откуда на её голову взялся один из первых вельмож королевства? Где подвох? Потому что поверить в то, что она заинтересовала его сама по себе, не выходило никак.
Когда она впервые услышала о нём? Зимой, когда весь королевский двор обсуждал его возвращение из дальних странствий и таинственное завещание его брата? Или раньше?
Да ничего она не знала.
То есть как, знала, конечно, что существуют в природе Роганы. Как королевская семья, как Вьевилли, как Рокелоры, как Марши, в конце концов — всё это примерно про одно. И одного даже знала лично — потому что братец Жанно каким-то образом в своих дальних странствиях сдружился с целым одним Вьевиллем, и потом уже, по возвращении, через него — с его кузеном Роганом. Тому Рогану Жанно их с мужем даже как-то представил — звали его Анри, и был он весьма юн, ещё младше Жанно, а тот у них в семье самый маленький.
И в связи с этим Анри Мадлен и услышала про его родственника Жиля.
Болтали, что тот давным-давно рассорился с остальным почтенным семейством и отправился восвояси, или что он совершил что-то такое, за что собственный отец, принц Людовик, брат короля Франциска, выгнал его из дому и запретил возвращаться. Мадлен не знала, сколько правды было в тех россказнях, но историю эту притащил в дом младший брат мужа, Жан-Люк, который единственный из всех четверых братьев Кресси имел придворную должность — под началом главного ловчего. Он и сообщил — что Жиль де Роган явился ко двору, потрясая каким-то завещанием, и требовал часть имущества своего покойного брата, отошедшего ныне к племяннику, тому самому Анри.
От Мадлен тогда ещё потребовали рассказать, что она знает про того Анри — ведь это друг её брата! Но поскольку за разговоры с друзьями брата с неё в этой семье всегда весьма строго спрашивали, она только плечами пожала — по имени знаю, и в лицо, потому что видела, да и всё.
Позже до Мадлен долетали разве что отголоски — например, когда тот самый Анри прибыл ко двору с невестой, Анжеликой де Безье, они с мужем подходили познакомиться — Жанно зазвал. И просил быть внимательными и смотреть в оба — мало ли что, всё же родичи, а чего ждать от того Жиля — никто не знал. Но о том же он просил и сестрицу Мари с мужем, бароном Эспри. То есть, шума было много, а самого Жиля Мадлен и не видела. Надеялась — когда вся эта история завершится, Жанно придёт в гости, сядет в гостиной и всё-всё ей расскажет. Он-то в самом центре событий! И Мадлен тогда ещё не понимала, насколько в центре.
А потом случился заговор еретиков в ночь святого Бонифация — маршала Мартена, короля Рокелора и всякой местной швали, которой лишь бы побунтовать. Жанно предупредил Мадлен, а она — всех четверых братьев Кресси, ну да кто ж будет её слушать? Потащились все четверо, посмотреть, что там происходит, и вдруг удастся себе что-нибудь под шумок добыть, а вернулись — втроём. Нет бы, как тот же барон Эспри, уехать с семьёй из столицы! Замок Кресси невелик, зато находится недалеко, всего-то полтора дня пути, уехали бы и отсиделись. Но Жан-Люку, следующему за её Ангерраном, очень уж хотелось что-нибудь в тех беспорядках себе приобрести. Вот и приобрёл — старшинство в роду. И немногочисленное фамильное имущество.
Мадлен не знала, что б она делала, если бы не Жанно, который вдруг нашёлся, вдруг оказался в столице и только услышал её — сразу же сказал, что сейчас приедет. И приехал — со своим ближним человеком Марселем, охраной и молодой женой. Мадлен бы сама не поверила, если бы ей кто сказал, что Жанно женился, потому что… это было не про него. Потому что любая, кого он замечал, была его и так, безо всякой женитьбы. А тут ещё и не просто жена, а бывшая невеста того самого принца Рогана, та самая девица де Безье!
Девица де Безье, то есть теперь графиня де Саваж, при близком знакомстве выглядела престранно. Нет, она была красавица, это Мадлен заметила ещё при дворе. И одета роскошно — как же, богатая невеста, на шее жемчуга стоимостью как весь замок Кресси, и пояс золотой, как пол-Саважа. Но — бойкая, языкастая, глядит дерзко, а Жанно смотрит, слушает и умиляется. Наверное, и вправду влюбился.
В тот день они очень помогли — стоило ей только рассказать, что с ней и как, и они оба сказали — нечего здесь оставаться, нечего надеяться на милость Жан-Люка, Гектора или Оноре. Пока — поедем к господину маршалу, а потом — будет видно. Что-нибудь придумаем.
И пока Мадлен собирала вещи, новоиспечённая невестка ещё и за детьми приглядывала — собрала их в кучу, села вместе с ними на ковёр и сказки рассказывала. Да так, что девочки до сих пор помнят. За что ей, конечно, спасибо.
А потом Жанно с супругой уехали, сначала — куда-то, где прятали его величество, потом в Лимей, потом в Безье, и где-то там они стакнулись с тем самым Жилем. Мадлен не отказалась бы узнать подробности, но — это станет возможным, когда Жанно вылечат. Когда он встанет на ноги и вернётся в столицу из далёкого Фаро.
Своими глазами Мадлен увидела его высочество только вчера. Он пришёл на обед к сестре и зятю, и она сначала не поняла вовсе, для какой такой надобности её вытащили из комнаты, где она занимала младших девочек, ещё до обеда. А там — представили гостю.
Гость оказался высок и строен, но абсолютно лыс, и смотрел так — будто хочет съесть заживо. И ощущение от него было такое, что глаз поднимать от тарелки не хотелось, а только зажмуриться и бежать. А ещё Мадлен присмотрелась — боже мой, у него ж пальцев на левой руке не хватает! Безымянного и мизинца. И ходит он с посохом. Наверное — старый… Хотя что, покойному Ангеррану было чуть за сорок, и брюхо у него было побольше, и ходил он хоть и без посоха, но с боку на бок переваливался. И ещё у него пахло изо рта, потому что зубы не чистил, как с детства не приучили, так и она не смогла приучить. От принца Рогана не пахло ничем недозволенным, или она не подходила так близко и не принюхивалась — опасалась. Вообще, нюх у неё всё равно что звериный, так странно вывернулись в ней магические способности, и сильные запахи Мадлен переносила с большим трудом. Но — могла обнюхать человека и составить о нём какое-то впечатление.
В Жиле де Рогане она не унюхала ничего особенного. Просто — одежда, немного пот, немного лошадь. То есть — несмотря на хромоту, перемещается он верхом. Наверное, это ему в плюс. Но было там что-то, не запах, не вот прямо запах, а какое-то ощущение… в её представлении это ощущение было связано с сильной и мощной магией. Наверное, в ней всё дело, а в чём ещё-то?
Мадлен пыталась вспомнить — а какого цвета у него глаза? Не вспоминалось. Помнилось только, что страшные. Или — смотреть ему в лицо страшно. Потому что как впился в неё теми глазами… Никто на неё так не смотрел, даже пьяные братья Ангеррана. А этот… видимо, раз принц, то всё можно. И смотреть, как будто нелюдь — тоже.
Кто его вообще знает, где его носило, по каким таким чужедальним землям, и что он там вообще делал. Ну да, сильный маг — это даже Мадлен понятно, хоть она сама и не может похвастаться особой магической силой, у них в поколении вся сила досталась Жанно, и правильно это — потому что он мужчина и глава семьи, ему нужнее. И что теперь, раз принц и сильный маг, то всё можно? Вот зачем она ему — неюная вдова с тремя дочерьми?
И придумать ответ на этот вопрос Мадлен не смогла, как ни старалась.
Жиль отправлялся из королевского дворца, но — не домой, а к сестрице Катрин. Или даже к её супругу — нужно было с ним кое-что обговорить, важное для обоих. Катрин на вызов ответила и сообщила, что богоданного супруга где-то с утра носит, но к ужину с большой вероятностью принесёт домой, так что пусть братец Жиль направляется прямо к ним и даже не раздумывает. Отлично.
Дочь сообщила, что допоздна задержится у наставника, целителя Сен-Реми. И что Орельен сопроводит её домой, они уже договорились. Нет, больше никого не надо, если что — они отобьются.
Жакетта уродилась в Роганов — прелестная блондинка с голубыми глазами, и слышать от неё вот это «мы отобьёмся» Жилю было непривычно. Но — девочка бывала в бою и умеет отбиваться. Точнее, отбиваться будет Орельен, он в бою неплох, а она — держать ему щит. Они умеют, тренировались. Жакетта жалеет, что племянника Лионеля нет в столице — с ним, говорит, были очень толковые тренировки. И ещё с графом и графиней Саваж. Ну да, графиня Саваж ей подружка. Ладно, вернётся Лионель в столицу — надо будет попросить, пусть заглядывает к ним иногда. Или привозить Жакетту в Пале-Вьевилль.
Жиль кивнул сопровождавшим его молодым людям — их было трое, не считая Орельена, и взялись они от зятя-маршала. Все владели магией, но ещё не в полную силу, потому что молодые. У всех где-то далеко были какие-то благородные родители, которые додумались, что детей нужно не дома мариновать, а учить уму-разуму, и пристроили к маршалу, а от маршала уже они попали к Жилю.
Сначала повздыхали и поморщились — из двух зол они, конечно же, если бы их кто спросил, выбрали бы нормального военного, а не какого-то хромого мага. И даже то, что хромой-то стал магом его величества, дело поправило не сильно. Ну и ладно, пусть их.
Вообще, Жиль совершенно не был уверен, что эти молодые дарования ему нужны. Вон, Орельен хочет у него учиться — так и учится, а эти лбы зачем? Но дорогой родич сказал: положено. Нечего принцу из Роганов ездить по столице одному, то есть только лишь с охраной непонятного свойства. У такого вельможи должны быть при себе какие-то люди, а если ты их, дорогой родственник, не удосужился завести сам — таких, каких тебе надо, то будешь ездить с теми, кто оказался под рукой. Глядишь, и сам привыкнешь, и из молодёжи что-нибудь выйдет. Ещё усмехнулся — можешь, сказал, их побить. Глядишь, и проникнутся уважением.
Конечно, способ был предложен работающий, но, на взгляд Жиля, слишком примитивный. Если бы нужно было приручить молодёжь быстро, он бы так и сделал. Но пока его никто не торопил, поэтому как будет, так и будет.
И сейчас четыре головы склонились в приветствии — чёрная кудрявая, рыжая хвостатая, белокурая коротко стриженная и пепельная. Орельен де ла Мотт, Робер д’Аккарен, Даниэль Жироль, Жером де Сен-Мишель. Они по очереди помогали Жилю забраться в седло, сегодня была очередь Орельена. Что поделать, проклятая нога не позволяет нормально сделать многое из того, что он раньше и вообще за дело не считал. Ну подумаешь, сесть в седло? А вот ведь.
Но в седле проще, чем на своих двоих. И вороной Вихрь терпеливо стоит, ждёт, пока Жиль сообщит ему — куда дальше.
— Де ла Мотт и Сен-Мишель — домой. Остальные со мной в Пале-Вьевилль.
Жерому не хотелось домой, остальным — в дом маршала. Ничего, не развалятся. Один Орельен доволен — он отправится за Жакеттой.
И Вихрь тоже не возражает — по мостовой лучше, чем стоять в конюшне.
В Пале-Вьевилль Жиля всегда встречали безукоризненно вежливо — понимают, держат престиж дома и его хозяина. Как бы ему-то своих выучить? А то, не приведи господь, ещё придётся гостей принимать? Да не тех, кто его и так знает, а каких-нибудь этаких?
Правда, сестрица Катрин утверждала, что всё образуется. Постепенно. И что её дражайший супруг тоже завёл свои порядки не вчера, а понемногу, в течение тьмы прошедших лет. Просто все привыкли.
Она встретила Жиля в своей гостиной, и там с ней сидели её дочь Шарлотта, герцогиня де Лок, и Мадлен де Саваж, то есть де Кресси. И они втроём разглядывали какие-то вещи, которые при его появлении вручили горничной, и та их унесла. Зато вторая горничная принесла поднос с арро и закусками.
В принципе, идею о магической страже, то есть внедрении магов и магической связи в некотором потребном количестве в городскую стражу всех крупных поселений королевства можно было в первом приближении обсудить и с Катрин. Супруга маршала во что только ни вникала за свою жизнь — и в политику, и в придворную жизнь, и в дела веры, и в дела охраны тоже. Она с любопытством слушала и задавала вопросы, а девицы, то есть замужние дамы, внимали молча. Шарлотта — с улыбкой, а госпожа Мадлен — настороженно. Жиль же был доволен, что его слушают и готовы обсуждать то, о чём он говорит.
— Жиль, я благодарна тебе за рассказ, — кивнула Катрин, когда он высказал всё, что хотел. — Но тебе всё равно придётся повторить для Годфри, когда он вернётся, точнее, даже после ужина. Ты ведь останешься на ужин?
Конечно, он останется на ужин. Только предупредит Жакетту — пусть его не ждут.
— Вот и отлично, — продолжала сестрица — А пока — могу я попросить тебя?
— Конечно, — кивнул Жиль, не ожидая подвоха.
— Будь добр, выведи Мадлен подышать в наш сад. Она уже совсем одного цвета со своим чепцом, потому что всё время сидит в комнате, — дорогая сестрица ещё и усмехается!
— А госпожа Мадлен согласна пойти со мной в сад? — вкрадчиво спросил Жиль, глядя прямо на названную особу.
Особа вздрогнула — вот прямо вздрогнула.
— У госпожи Мадлен в том саду дети играют, — усмехнулась Катрин. — Они проследят, чтобы с ней ничего не случилось.
Ещё и дети. Спаси господи. Во что такое он ввязался-то?
— Пойдёмте, госпожа Мадлен, не будем гневить её высочество, — Жиль поднялся, опираясь на посох, и подал даме руку.
Дама встала и, не поднимая глаз, подала свою. Тонкие длинные пальцы с аккуратными ногтями. Руки у мага — рабочий инструмент, так и хотелось поближе рассмотреть эти.
Он вывел даму за дверь и поднёс её ладонь поближе к лицу. Пальцы гибкие, ладонь небольшая и твёрдая, на подушечках пальцев мозоли и дырочки в коже — интересно, от чего такое бывает?
— Что вы делаете? — дама дёрнулась, попыталась выдернуть у него руку, но он не отпустил.
— Простите, госпожа Мадлен, — улыбнуться ей, коснуться ладони губами, легонько пожать руку. — Не удержался.
Она не выглядела средоточием магической силы подобно Анжелике де Саваж, его прошлой несостоявшейся невесте. Но это и хорошо, он не был готов делить своё жилище со сгустком необузданной энергии, каким оказалась та Анжелика. А сия особа хорошо держит свою невеликую силу под контролем, и это замечательно.
Сейчас же можно идти, держать её за руку и даже о чём-нибудь говорить. Но великого Жиля де Рогана разбила немота и глупость — неожиданно для себя он не мог собрать и пары слов, и отчаянно не понимал, о чём с ней говорить.
А пока лучше говорить — молчать они ещё будут, потом. Если перед тем договорятся.
Мадлен пришла к её высочеству Катрин — та прислала за ней служанку. Принцесса восседала в гостиной, где обычно принимала посетителей, и с ней была старшая дочь — герцогиня де Лок. Её тоже звали Шарлоттой, как младшенькую девочку Мадлен, и у неё самой уже подрастали сын и дочь. Мадлен нравились обе дамы, они спокойно вели себя, вежливо общались с гостями, даже если те сидели на их шее, и… хорошо пахли.
Принцесса Катрин пахла большим хозяйством и спокойной уверенностью. Герцогиня Шарлотта — примерно тем же, но послабее, и ещё — дерзостью юности, хоть ей и было уже под тридцать. Она давно жила своим домом, но во время беспорядков муж привёз её и детей сюда, потому что сам он находился при армии, его отец — при короле, а дом их располагался в неспокойном квартале Сен-Жак. Там жили люди небедные, но среди них хватало сторонников реформированной религии, и кто знал, как они поведут себя с соседями? Поэтому госпожа герцогиня и дети пребывали под покровительством господина маршала, и были веселы и довольны.
На столике стоял большой плетёный короб с крышкой, и обе дамы увлечённо вынимали оттуда какие-то вещи.
— Посмотрите, Мадлен, что мы нашли, — пригласила её присесть рядом принцесса. — Возможно, вашим девочкам подойдут какие-то из этих вещей?
Да, в коробе лежали сорочки, платьица, чепчики и чулки — да какие! Впору принцессам, да это всё принцессы и носили. Очень хорошего качества ткань, что лён, что шерсть, и есть даже платьице из заморского золотистого шёлка, ну ничего себе! Ой, и красное бархатное платье, всё расшитое золотой нитью. Но, наверное, её высочество не имела в виду его?
Ой, имела. Принцесса улыбалась и говорила — кажется, это платье подойдёт вашей старшенькой, Аделин. И на все слова о том, что такое платье пристало дочери госпожи Шарлотты, только отмахивалась — мол, Изабель не любит этот цвет и отказывается надевать, поэтому возьмите и покажите вашей Аделин — вдруг ей понравится? А вот это шёлковое подойдёт для Мари. И посмотрите ещё туфельки, вот, четыре пары.
Мадлен чувствовала себя очень неловко — будучи замужем, она не роскошествовала, но необходимый минимум всегда был. И запасы еды, и одежда. Она многое шила сама, ей помогали горничные — сорочки себе и Ангеррану, и даже его братьям, одежду детям. И если для себя Мадлен могла раскроить и юбку, и лиф, и даже корсет, то в пошиве мужской одежды не понимала ничего. Мужу и деверьям приходилось тратиться на портного, но — нечасто, часто не выходило. Поэтому Мадлен научилась ювелирно штопать дыры — порванные и протёртые.
И уж конечно, никто не думал о том, чтобы сшить девочкам нарядные платья. Всегда ходили в льняных или шерстяных, разве что Мадлен старалась украсить их вышивкой — стебельками или цветочками. Девочкам нравилось.
Ой, что будет, когда они увидят наряды от принцессы! Мадлен уже очень хотелось на это посмотреть. Но…
Они как раз добрались до дна короба, когда слуга доложил, что пришёл брат её высочества. Хромой принц, которому Мадлен уже почти отказала, но он очень просил не торопиться и дозволить ему приходить и беседовать с ней. Она не нашлась с ответом, а теперь жалела.
Уж конечно, вещи пришлось отправить в их покои, весь короб. Но ничего, принц же не навсегда пришёл? Как пришёл, так и уйдёт. Поговорит — и уйдёт. Или Мадлен извинится и уйдёт.
Говорил он, кстати, интересно и убедительно. Но где ж взять столько магов, чтобы в городскую стражу? Маги обычно занимаются чем поважнее, воюют там, или ещё что делают. Но, наверное, принц знает, о чём говорит.
А потом… Её высочество велела ему подниматься и погулять с Мадлен в саду. Вот не было печали! Только ещё в сад она с этим принцем не ходила, да и вообще, как он пойдёт-то, хромой же!
Впрочем, пришлось встать и подать руку. Которую этот принц зачем-то стал трогать и разглядывать! Что ещё за новости, зачем ему её рука? Колец на ней нет, других украшений и магических знаков — тоже. Что он вообще хочет?
Правда, извинился. И поцеловал пальцы — ну, как поцеловал, легко коснулся, но она успела ощутить его тёплое дыхание. Ну кто так делает-то, и зачем, руку целуют так просто, для вежливости, вместо приветствия. Какое там дыхание-то, ткнутся — и всё. А этот что?
Но пришлось вдохнуть и выдохнуть. И отправиться с ним на прогулку.
Блажь какая — гулять в саду! Что там делать-то? Дома, в Саваже, никто ни с кем не гулял. Дети гуляли — сами с собой и с другими детьми, а как становились хоть немного взрослыми, так уже нужно было учиться и другие серьёзные дела делать. Хотя, конечно, мальчишки — Жанно и его приятели из дворни — то и дело лазали то по крышам, то по окрестным горам. Девочкам такой воли не давали, нужно было учиться вести хозяйство и рукодельничать.
В замужней жизни Мадлен тоже не знала безделья — потому что братцы Кресси в хозяйственных вопросах были, прости господи, полными болванами. Их уродилось четверо на небольшой замок и небольшой городской дом, ещё меньше, чем у Саважей. Арендаторы платили через пень-колоду, прислуга в замке и в доме работала больше за еду и крышу над головой, чем за деньги. Их отец погиб в какой-то заварушке, когда старшему было лет двадцать, то есть — задолго до свадьбы Мадлен, а их почтенная матушка потом с трудом сводила концы с концами. И Мадлен радовалась, что её приданое — это не деньги, а крошечные владения, с которых хоть какой-то живой доход, потому что деньги ушли бы мгновенно и насовсем, а тут — всё же подспорье. Управляющий Варансоном был немного маг, самую малость, и умел пользоваться магической связью, это очень помогало. А поскольку никто из братьев Кресси магом не был, и желания отправляться в Варансон и жить там не имел — Мадлен решала все тамошние вопросы единолично и самостоятельно. И хорошо, потому что в противном случае неизвестно, что бы от него к сему моменту осталось.
Так вот, прогулки. Какие тут прогулки! Гулять в столичном доме негде, нет там сада, только маленький внутренний дворик. А вокруг замка Кресси леса, но кто ж пойдёт гулять в лес, в котором кабаны и волки! Муж и деверья охотились, дичь появлялась на столе регулярно, и хотя бы в этом приносили хозяйству какую-то пользу.
Но сейчас Мадлен чувствовала себя не в своей тарелке.
Впрочем, поняла она, хромой принц тоже не очень-то знал, что с ней, Мадлен, следует делать. Он поглядывал на неё своими страшными глазами и будто хотел что-то сказать или вытворить, но после того как она один раз дёрнулась, сдерживался. Мадлен представления не имела о том, что в голове у принцев, особенно — таких вот, которые жизнь жили не как то принцу подобает, а вообще непонятно как и где.
Она подумала, что если бы он был ей интересен, то можно было бы спросить о нём самом. Но вдруг ему того и надо? Она однажды сделала такую ошибку — принялась расспрашивать приятеля Ангеррана, который делал ей недвусмысленные авансы, и утверждал, что и муж не узнает, и от неё не убудет, и вообще ей понравится. Что там могло понравиться — Мадлен искренне не понимала, а потому принялась отвлекать его от своей особы, спрашивая про него самого. И он, скотина, вообразил, что раз так — то он ей глянулся, и пришлось через пару дней немного попугать его магически, потому как он решил, что можно и руки распустить. Для представителя серьёзной магической семьи Мадлен умела мало, но чтобы напугать не-мага, много и не требуется. Это потом уже она поняла, что нужно было поступить ровно наоборот — улыбаться, хлопать глазами и трещать самой — о кухне и о детях. Эту трескотню не выдерживал решительно никто, даже Ангерран обычно приказывал ей замолчать, стоило только придать лицу соответствующее выражение и рассказать о свежих проказах Аделин.
Но почему-то Мадлен не хотелось сейчас говорить о том, как девочки прятались под столами в обеденной зале, а Аделин училась магически подслушивать взрослых, и была за этим занятием изловлена господином маршалом собственноручно. Он принёс её, извивающуюся и вопящую, к Мадлен, и очень попросил больше так не делать. И потом уже Мадлен сама сделала дочери внушение, но подозревала, что не имела особого успеха, и Аделин при случае попробует ещё раз. Упрямство у детей было от их отца, а внешность и, как надеялась Мадлен, сообразительность — от Саважей. Впрочем, Саважи тоже те ещё упрямцы, так что — прекрасная наследственность с обеих сторон.
— Госпожа Мадлен, — о, принц собрался-таки что-то ей сказать.
— Да, ваше высочество, — пролепетала она.
Почему-то у неё при нём язык не поворачивался обычным образом, как примерзал где-то там во рту. Если он её не трогал, конечно, и в ладонь ей не дышал.
— Вы не получали известий от вашего брата в последние дни?
О да, у них есть ещё одна общая тема, и это Жанно. О нём можно говорить, это безопасно.
— Пока нет, увы. Я говорила с его супругой — по магической связи. Как-то так вышло, что я вызывала его, а отозвалась — она. Просила прощения, что ответила вместо него, сказала — подумала, что-то важное.
— Госпожа Анжелика продолжает удивлять. Надо же, смогла ощутить вызов, адресованный не ей, но, очевидно, очень близкому человеку. Только слышал, что так бывает. Или у меня не было настолько близких людей? — он вздохнул. — И как? Было там важное?
— Я хотела узнать, как он, а оказалось — ещё слишком слаб, чтобы сосредоточиться.
— Это понятно, его очень неприятно ранили.
— Но… говорят, там очень хорошие целители?
— Да, госпожа Мадлен, это правда. Ваш брат оказался в самом том месте, которое нужно, — он мало того, что смотрел на неё, так ещё и легонько погладил её пальцы. Той самой многострадальной руки.
Простейший жест, но её почему-то взволновал. И сердце заколотилось. Вот что это, скажите на милость?
Коридор кончился, принц отворил и придержал для неё дверь наружу, в сад Пале-Вьевилля. Здесь росли всевозможные цветы, а в центре был устроен фонтан — три мраморных девы танцевали в струях воды. И вокруг фонтана в хорошую погоду обычно играли всевозможные дети — сыновья господина Эжена и принцессы Клод, дочери господина Этьена и принцессы Хуаны-Терезии — они были ещё совсем малы и приходили с нянькой, сын и дочь госпожи Шарлотты, дети кое-кого из ближних людей господина маршала, и — три её девицы.
И прямо сейчас одна из помянутых девиц, четырёхлетняя Шарлотта, разглядела матушку аж из-за фонтана и с громким воплем «Мама пришла» ринулась к ней. Сшибла с ног маленькую внучку господина маршала Каэтану, наступила в какое-то варево из песка, воды и травы, которое готовили три девицы постарше, включая её сестрицу Мари, и под поднявшийся громкий рёв запнулась о собственную юбку и повалилась на мощённую камнями дорожку.
И тоже заревела.
Жиль не успел ещё ничего понять, как оказался в эпицентре грозы — с громом и молниями. Вокруг вопили дети, их унимали няньки, что-то ещё происходило — господи, что же это такое, как же с этим вообще живут-то? Он зажмурился и не видел, как госпожа Мадлен высвободила руку и бросилась поднимать плачущую маленькую девочку — вероятно, одну из её дочерей. Как вообще такая маленькая девочка может издавать такие громкие звуки?
Он решился открыть глаза через несколько мгновений — когда шум слегка поутих и ревущих детей развели няньки. Это что, с детьми всегда так?
А у неё их сколько? Ему же говорили? Трое, что ли? И как это? Постоянный рёв?
Впрочем, маленькая девочка уже плакала почти без звука и что-то тихо говорила матери. Мать гладила её по голове, затем подхватила на руки.
— Ваше высочество, прогулка отменяется, увы, я приношу вам свои извинения. Не были бы вы так любезны придержать дверь?
Жиль отворил дверь в дом, пропустил госпожу Мадлен с девочкой, зашёл следом. Нет, так дело не пойдёт. Она сейчас снова спрячется, и ищи её потом!
— Госпожа Мадлен, позвольте вам помочь. Я донесу ребёнка, скажите только куда, а вы берите мой посох.
Она уставилась на него, как будто впервые увидела.
— У вас же… нога. Вы не сможете.
— Отчего же, смогу. Как зовут юную даму?
— Шарлотта, — она смотрела с опаской.
— Госпожа Шарлотта, позвольте проводить вас в ваши покои, — сказал Жиль девочке.
Девочка продолжала всхлипывать и не смотрела на него совсем. Тогда он отставил посох и просто взял её из рук матери. Ничего себе госпожа Мадлен тяжести-то таскает!
Барышня Шарлотта уставилась на него не хуже матери и мгновенно замолчала. Переводила взгляд с него на мать и обратно.
— Госпожа Мадлен, ведите, — Жиль усмехнулся и поклонился.
Ноге было больновато, но — не смертельно. Дойдёт.
Госпожа Мадлен подхватила его посох и пошла впереди.
Идти и впрямь было недалеко. В её гостиной Жиль опустил девочку на лавку, подумал и поцеловал маленькую ручку.
— Приятно познакомиться, госпожа Шарлотта. Меня зовут Жиль.
Девочка молчала и смотрела хмуро и настороженно, прямо как мать. Потом слезла с лавки и вцепилась в материнскую юбку, впрочем, продолжая на него поглядывать. Мать девочки протянула Жилю посох.
— Вот, возьмите. Он… очень лёгкий.
— На нём специальные чары, — кивнул Жиль.
— Вы… сами их придумали? — спросила она.
Умница, молодец, просто чудо.
— Да, госпожа Мадлен. Если желаете — могу рассказать.
Она нервно оглянулась, осмотрела комнату — чего смотреть-то, обычная комната — и вздохнула.
— Расскажите. Располагайтесь и расскажите. Шарлотта, садись тоже и слушай. Хотела новую сказку? Вот, это тебе будет сказка.
— Отчего же сказка, госпожа Мадлен? — спросил Жиль как мог вкрадчиво. — Но я могу и сказку, наверное. Когда после некоторых событий я обнаружил, что моя нога не хочет мне подчиняться, это было весьма обидно. Я привык не рассчитывать ни на кого, а тут пришлось искать лакея или даже телохранителя — представьте, какой позор, мне — и телохранителя? Это и сподвигло меня на такое решение. Ходить с посохом было проще, чем без него, а в навершие я поместил некоторые атакующие и защитные заклятья — чтоб были под рукой, раз уж я теперь привязан к этой штуке. Но вышло тяжело, он был даже тяжелее этой вот милой барышни, из-за своих редких материалов, — Жиль попытался подмигнуть девочке, девочка удивилась, широко распахнула глаза — вишнёвые, как и у матери.
Ну хоть не кошачьи, как у Саважа, подумал он почему-то.
— А дальше? — спросила девочка.
— А дальше мне пришлось подумать, как и куда можно деть лишний вес. Точнее, как компенсировать его окружающим воздухом.
— Это… как? — госпожа Мадлен наконец-то посмотрела на него.
— А вот так. Попробуйте взять его теперь, — Жиль с улыбкой снял с посоха заклятье и протянул прекрасной даме.
Дама протянула руку, взяла… и ожидаемо чуть не уронила. Ничего страшного, даже если уронит.
— Ой, — она перехватила посох обеими руками. — Ничего себе!
— Смотрите, — Жиль поднялся и взял у неё артефакт. — Вы вообще видите потоки воздуха, как они есть?
— Вижу, — кивнула она и показала рукой.
Похоже, и вправду видит. Впрочем, что он, Жиль, знает о её силах и способностях?
— Тогда вы сейчас поймёте, как я их перенаправляю вокруг артефакта и отдаю им то, что не хочу тащить сам, — он подсветил потоки, окружающие посох, разными цветами в зависимости от их направления — синим, зелёным и золотистым. — Видите? За счёт того, что они завихряются в разных направлениях, они создают вокруг стабильное нечто, что и держит вес предмета.
— Ничего себе, — она смотрела сначала на посох и вихри вокруг него, а потом и на Жиля.
И смотрела с живым и настоящим интересом.
— Тоже хочу посмотреть, — сообщила девочка Шарлотта, подошла и дотронулась до посоха кончиком пальца.
Вокруг руки тут же завертелись разноцветные искры.
— Неплохо, юная госпожа, — кивнул Жиль. — Даже если вы пока и не можете позвать силу, сила вас признаёт. Госпожа Мадлен, в какой области лежат ваши магические умения?
— Я… стихийный маг. Слабый. И немного бытовой.
— Слабый ли — это ещё вопрос, для меня, во всяком случае. И какая стихия подчиняется вам лучше других?
— Воздух. С водой у меня чуть хуже, а огонь — только воды нагреть да свечи зажечь.
— Это же замечательно, — улыбнулся он.
— Что в этом замечательного? — не поняла она.
— Вы воздушный маг, и я тоже. Нам найдётся о чём поговорить, правда?
Она вздохнула и обняла девочку, которая пыталась под шумок сковырнуть с посоха фрагмент поддерживающей стихийную сеть серебряной оплётки.
— Шарлотта, не нужно трогать посох его высочества.
— Он без посоха упадёт, да?
— Ты же видела — он донёс тебя сюда и не упал. Но с посохом ему проще, чем без него. И ещё этот посох умеет бить врагов.
— Правда, что ли? — раздался от двери ещё один юный голос. — У меня есть хорошая палка, научите её бить врагов?
Жиль оглянулся. У двери стояла девочка постарше и смотрела на него недоверчиво и в упор. Из-за её плеча выглядывала ещё одна.
— Дети, зайдите и поприветствуйте его высочество как подобает, — строго сказала госпожа Мадлен.
Старшая девочка подошла и сделала реверанс.
— Здравствуйте, ваше высочество. Я Аделин де Кресси. Это моя сестра Мари, — показала она на вторую. — А с моей сестрой Шарлоттой вы уже познакомились.
— Жиль де Роган, к вашим услугам, юная дама, — и поцеловать ей руку.
Девочка пискнула, отскочила к матери и обхватила её.
— Вы нас съедите, да? А потом заберёте маму? — поинтересовалась средняя сестра.
— Это кто вам сказал такую… глупость? — изумился Жиль.
— Все говорят, — пожала плечами девочка. — Но мы вам маму не отдадим.
Мадлен была даже немного рада тому, что устроили дети. Может быть, это испугает принца, и он пойдёт восвояси? Он, бедняга, аж глаза закрыл, и ещё уши чудом не заткнул — вот, так вам, знайте, как это, когда дети. Вы же, наверное, хотите детей? Вот как это выглядит. Не только так, конечно, но…
Но он справился с собой и не сказал ей ничего. Более того, с лёгкостью дотащил рыдающую Шарлотту до их комнат — правда, Шарлотта от неожиданности и рыдать забыла. Ещё бы, её даже родной отец на руках не носил, а тут такое! А потом ещё начал рассказывать про свой посох и показывать — и впрямь любопытно. С Мадлен давно уже никто не говорил о магии — да и кому бы это было надо? Чему дома научили, ещё до замужества — то и ладно, а научили, как она сейчас понимала, немногому. Что ж, что есть — то и её. Не всем быть, как Жанно, бить врагов ей вовсе незачем. Или как его жена — тоже, говорят, боевой маг, вот диво-то!
Но слушать принца интересно, не в пример интереснее, чем покойного Ангеррана или любого из его ещё живых братьев. Потому что те умели только про последние городские новости да про придворные сплетни, а ещё — что у нас на ужин да чем заняться завтра. Принц же много где был и много чего видел, вот и пусть рассказывает.
После водворения всех детей домой за Мадлен и принцем очень скоро прислали от её высочества — пожалуйте, мол, к ужину. Мадлен позвала Николь и Луизу, велела накормить девочек и уложить потом их спать, а она заглянет к ним, как вернётся. Да, непременно заглянет, даже если они уже уснут. Пожелает им доброй ночи и поцелует.
По дороге до обеденной залы принц снова вцепился в её руку. Вроде бы и просто держит, но на самом деле — поглядывает, поглаживает, что-то изучает. Ну вот что там изучать? Эти его жесты изрядно беспокоили Мадлен — потому что она не понимала их смысла. И уже была готова выдернуть руку и спрятать, но они пришли.
Она порадовалась было, что сейчас принц проводит её к стулу, а сам сядет куда-нибудь поближе к хозяевам дома, но он потащил её с собой. Столы стояли в виде ворот — две опоры с перекладиной, и за той перекладиной сидели хозяева и почётные гости. Он-то, конечно, садится там — потому что брат хозяйки, а её для чего туда тащить? И ведь не просто потащил, а усадил! Прямо в голове большого стола, сам он уселся рядом с её высочеством Катрин, а Мадлен устроил рядом. Принцесса перехватила панический взгляд Мадлен и ободряюще ей улыбнулась, сказала: располагайтесь, дорогая, всё в порядке. Как ваша девочка, я слышала, она упала? Всё хорошо? Целитель не нужен? Вот и чудесно.
Что подавали за тем ужином, Мадлен не запомнила. Потому что принц всё время был рядом и смотрел на неё… да как хищник на добычу смотрит, так он на неё и смотрел! Водил носом, посверкивал в её сторону глазами, иногда касался её руки — кончиками пальцев, например, одалживая нож, или ноги — ногой под столом. И всё время спрашивал, чего бы ей хотелось, и подзывал слугу — налить вина или воды. За ней и в родительском доме так не ухаживали! Под конец она уже совсем потерялась и очень жалела, что ей не восемь лет, как Аделин, а то бы она непременно спряталась под стол и просидела там до конца трапезы. Но следовало держать лицо.
А после сладостей убила новостью принцесса Катрин. Она с сияющим лицом сообщила, что послезавтра прибывает жених дорогой Лионеллы граф Шалон, и по этому поводу будет большой праздник — с торжественной трапезой, песнями и танцами. Лионеллой звалась одна из двух пока ещё незамужних младших дочерей принцессы. А когда начали подниматься из-за стола и Мадлен просчитывала пути к незаметному отступлению, принцесса прямо обратилась к ней и сказала, что рассчитывает увидеть её, Мадлен, на празднике. И завтра придёт к ней, поговорить о платье и причёске. Мадлен оставалось только поблагодарить за заботу.
Господин маршал позвал принца куда-то побеседовать, и Мадлен уже наладилась было сбежать, но принц сказал, что будет в распоряжении зятя — через четверть часа. А пока он видит, что госпожа Мадлен отбывает к детям, и собирается проводить её. Господин маршал усмехнулся в седые усы и сказал, что ждёт принца в кабинете.
На обратной дороге повторились все эти чудеса с левой рукой — подержать пальцы, легонько их сжать, чуть погладить. Молча, совершенно молча. Только поглядывая на неё — хищно и хитро. Будто он что-то о ней знает, такое, чего не знает она сама. А что о ней можно знать?
У дверей в отведённые им с девочками покои принц учтивейшим образом поблагодарил за уделённое его особе время и распрощался. На прощание ещё и поцеловал ту самую руку — и снова как-то не по-людски, она и дыхание его ощутила, и тепло, и что-то ещё, чему не было названия.
Дети спали. Луиза рассказала, что за ужином Шарлотта капризничала и не хотела есть ничего, кроме пирожного, а Мари с Аделин бросались друг в дружку яблоками. Но они с Николь настояли, и дети съели и мясной пирог, и кашу, а пирожные и яблоки — уже после.
Мадлен поблагодарила Луизу, зашла в спальню к девочкам, поцеловала легонько каждую и отправилась к себе — готовиться ко сну.
В Пале-Вьевилль были невероятно удобно устроенные магические купальни — на каждые три-четыре комнаты. Её высочество Катрин уродилась искусным магом-водником, и в её жилище вода исполняла всё, что велено. Вода подавалась в жилые покои — для умывания и купания, в кухню — для приготовления пищи, в прачечную — для стирки, и ещё куда надо — для уборки. Во внутреннем дворе ею же был сделан фонтан, и ещё, говорили, в кабинете господина маршала тоже журчит маленький фонтанчик. Рассказывали, что в родовом поместье Вьевиллей её высочество создала настоящий зачарованный сад — с ручьями, звенящими на разные голоса, подсвеченными фонтанами и поющими водопадами. Мадлен подумала, что хотела бы на это посмотреть!
И ещё она подумала: интересно бы посмотреть, в каком таком зачарованном замке живёт хромой принц. Уж наверное, тот замок до крыши набит всякими диковинами, и там вся домашняя работа делается сама собой?
Ну вот, снова она о нём думает! Мадлен засветила дополнительный магический шар и рассмотрела левую руку — не появилось ли на ней чего недозволенного. Что он за неё хватался весь вечер? Что там такого? Сейчас Мадлен казалось, что рука прямо горит в том месте, где он коснулся её губами на прощание, но никаких отметин там не было. Наверное, это какая-то его дурацкая магия, потому что ну как так можно-то? Сколько времени уже прошло, как они расстались, а она до сих пор чувствует его губы на своих пальцах, ну немыслимо же так!
Мадлен позвала камеристку Одиль, чтобы помогла ей помыться и заплести волосы на ночь. Глядишь, и поможет от навязчивых мыслей. И руки помыть хорошенько, вот. О чём там говорила принцесса Катрин? Праздник послезавтра? Может быть, получится заглянуть на него ненадолго и исчезнуть? Всё равно у неё одно-единственное приличное платье, и то уже очень не новое и совсем не модное. В таком платье лучше всего стоять у стеночки.
Правда, Одиль возрадовалась, как только услышала про праздник, и тут же начала трещать, что там Мадлен смогут увидеть какие-нибудь достойные мужчины, ведь в доме его милости бывает столько достойных мужчин! И у неё тоже одно на уме…
— Почему меня все так не любят, что хотят снова выпихнуть замуж? — спросила совершенно расстроенная Мадлен.
— Отчего же не любят? — удивилась Одиль. — Так наоборот же — заботятся. Чтобы было кому вас и обогреть, и защитить.
— Много меня Ангерран обогревал и защищал, — фыркнула Мадлен.
— Не все же такие, — пожала плечами Одиль.
Она была ровесницей Мадлен, ей тоже вскоре исполнится двадцать семь. Но Одиль была замужем три года, а потом муж погиб, и единственный сын тоже умер. И брак Одиль был совсем не похож на брак Мадлен. Ну да она не дочь графа, ей можно было выйти за пригожего парня из людей Кресси. Жаль, что у неё так случилось. Жаль, что даже сына не осталось, у Мадлен-то хотя бы дочери. Они чудесные, а замуж их выдавать ещё не скоро — пока можно просто радоваться.
— Почитать вам? — спросила Одиль, когда Мадлен была помыта, заплетена и облачена в ночную сорочку.
— Нет, Одиль, спасибо, ступай, — никакие занимательные истории тут не спасут.
У Вьевиллей большая библиотека, и Мадлен разрешили брать там любые книги, какие ей глянутся. Она и берёт — себе, дочерям и камеристкам на развлечение. Но сейчас, увы, совсем не хочется читать ни про подвиги, ни про любовь.
Может быть, потом.
Мадлен ещё немного вспоминала проклятущего хромого принца… а потом уснула.
Жиль очень любил бывать в кабинете зятя-маршала — потому что это был не кабинет, а прямо райский уголок. В углу стояло апельсиновое дерево в кадке — его привезли из далёких южных земель. На дереве обычно восседала пара больших ярких попугаев — они умели разговаривать и время от времени выдавали что-нибудь необыкновенно смешное. Мужик, Жако, ругался, как заправский сапожник, а дама, Кара, пищала, охала и фыркала, как светская красотка. А ещё они летали по дворцу, нещадно подслушивали и потом повторяли всё это хозяину на разные голоса. На вопрос — зачем тебе эти болтливые холеры, зять только вздохнул и сказал: сначала, мол, понравились, а теперь куда их уже, паразитов? Паразиты при этом садились к нему на плечи, нежно тюкали клювами и говорили что-то вроде «Годфри хороший». Впрочем, маршал не оставался в долгу, и об обитавшем в доме Жиля его милости Котальдо, магически выведенном звере породы кошачьих, тоже отзывался весьма по-военному.
Вот и сейчас попугаи сидели на плечах хозяина, под деревом журчал небольшой фонтан — сестрица Катрин как-то заколдовала воду, что она всё время лилась на лопасти маленькой мельницы, на столе стоял графин с крепкой настойкой и стаканы, и лежала карта.
— Ты не боишься обсуждать при них государственные дела? — усмехнулся Жиль.
— Не боюсь, это они пусть боятся болтать, где не пристало, шеи сверну, если узнаю, — маршал Годфруа почесал клюв сначала мужику, потом барышне. — Ты же не боишься, что твой огромный кот выйдет погулять и задерёт вместо крысы какого-нибудь ценного придворного нашего с тобой величества? Ладно, к делу. Катрин рассказала, что ты придумал стоящую штуку, но расскажешь о ней сам.
Маршал разлил настойку по стаканам и пододвинул поближе к Жилю тарелку с полупрозрачными ломтиками вяленого мяса и кусочками копчёного сыра.
Идея магической стражи и магической связи была совершенно не нова, но там, где её удавалось внедрить в повседневность, поддерживать порядок в государстве было намного проще. Жиль встречал подобное — достаточно далеко отсюда, и изумлялся, почему эта простая мысль до сих пор не пришла в голову здесь никому толковому, а толковых вообще хватало.
— И где же мы найдём столько магов невысокой силы для этого дела, несомненно, благого? — поинтересовался зять.
— Думаю, найдём, потому что вообще магов больше, чем принято считать. Просто не все знают о себе, что они маги, и не все готовы этот факт открыто признать. Вот всех ли магов в своих владениях ты знаешь?
— Не уверен, — кивнул Годфри. — Я, конечно, давно уже велел докладывать обо всех магически одарённых детях, и всех их отправляю учиться, а потом беру на службу, но — и я сомневаюсь, что знаю обо всех, и далеко не все сеньоры вообще готовы вести учёт людей в своих владениях.
— Как же они тогда подати-то собирают, — усмехнулся Жиль.
— Как-то, очевидно, собирают. Я не лезу в дела нашего финансового ведомства, и полагаю, что кардинал Тальер способен с ним справиться без помощи армии. Впрочем, говорят, что казна переживает не лучшие времена.
— Ещё бы — и королевство переживает не лучшие времена. Почему никто до сих пор не придавил принца Марша? Без головы его армия развалится достаточно быстро.
— Займись, — вздохнул родич, подливая настойки. — Если ты думаешь, что у королевства одна голова, и та разумная — увы, я тебя разочарую. Мадам Екатерина, несмотря на весь свой ум, женщина, и не все готовы воспринимать её всерьёз. А его величество неспособен сам спланировать даже собственный день. Поэтому — что есть и как есть. Но если ты расскажешь её величеству о своей идее, да с интересными примерами, как ты можешь, возможно, она и согласится на тотальный пересчёт всех магически одарённых подданных. Если поймёт, какая от того может быть польза. Лично ей и укреплению династии.
— Лично ей — вряд ли. К слову, она желала получить в своё распоряжение мою Жакетту — личный целитель ей, видите ли, занадобился. А я дал ей от ворот поворот — нечего, девочке замуж надо и учиться. Так что она может меня и не послушать.
— Вот и скажи: чем больше магов выявить, тем больше целителей среди них отыщется. Глядишь, и ей какой-нибудь подойдёт. Кстати, а что думает госпожа Жакетта? Она согласна учиться и замуж?
— На удивление — да. Правда, она сама выбрала жениха, но тут уж я их обоих неволить не буду. Только надо бы добыть что-нибудь для него, а то совсем нищий, куда это годится. Должен ведь вырасти в весьма приличного мага.
— Вообще, всю эту развесёлую молодёжь нужно поощрить за смелые и решительные действия во время недавних беспорядков. Я и не думал, что сами справятся, а ведь справились — и короля спасли, и Рокелора поймали. Ну и положили сколько-то еретиков. И твоему будущему зятю вполне можно что-нибудь пожаловать. Но будет лучше, если о нём замолвим словечко не только мы с тобой, а кто-нибудь ещё.
— Например, твой младший сын или мой племянник?
— Например, — согласился маршал. — Кстати, ты виделся с племянником?
— Пока нет. Не уверен, что он обрадуется, если я появлюсь на пороге Лимея и пожелаю ему доброго здоровьица. Но — ещё надеюсь встретиться.
— Да, было бы неплохо, — согласился маршал и разлил последние капли настойки. — За успех?
— За него.
— Ты не один приехал, я надеюсь?
— Нет, с охраной.
— Вот и славно.
Жиль изложил молодёжи соображение о необходимости повеселиться, пока означенная молодёжь грузила его на коня. Наверное, при этом они про себя ругательски ругались, но Жилю до того дела не было. Доедут домой — там Жакетта полечит проклятущую ногу.
Жакетта, как самая послушная дочь на свете, уже была дома. Выслушала и про ногу, и про праздник, и только улыбнулась. Сказала камердинеру Венсану снять с Жиля сапоги и пошла за какими-то волшебными притираниями, от которых стопа болела меньше. Позвала его милость Котальдо — пусть полежит возле больной ноги. Зверь отнёсся к просьбе весьма серьёзно, пришёл, потёрся об хозяйские ноги и позволил положить больную стопу на свою большую тушу и почёсывать себя пальцами.
— Жакетта, а ты знакома с госпожой Мадлен, сестрой Саважа, самой младшей?
— Нет, — покачала она головой. — Я только слышала о ней от госпожи Анжелики. А что? Она для чего-то нужна?
Жиль прямо задумался — нужна ли. Строптивая она какая-то, смотреть на него не хочет, руки выдёргивает, дай ей волю — всё время бы за детей пряталась. Но как же она красива, когда заинтересованно смотрит!
— Я буду тебе очень благодарен, если ты с ней познакомишься на празднике послезавтра. И расскажешь мне о своём впечатлении. Чтобы мне проще было понять — нужна или нет.
Он не рассказывал Жакетте ни о своих намерениях в отношении этой дамы, ни о магической клятве. Может быть, надо?
Наутро Мадлен ещё не закончила завтрак с девочками, когда в их покоях появилась принцесса Катрин. Её сопровождали две служанки с подносами — хозяйка дома явилась пить заморский напиток арро со своей гостьей. Девочкам были предложены засахаренные фрукты, и они с восторгом принялись уничтожать лакомство. Мадлен кивнула Луизе — пусть забирает их всех вместе со сладостями в их комнату, а как съедят, могут отправляться гулять в сад, только, бога ради, ни с кем не драться и с ног никого не сшибать. По возможности.
— Мадлен, вы, наверное, ещё не успели примерить на девочек платья? — смеясь, просила принцесса.
— Нет, ваше высочество, — Мадлен опустила глаза.
Не жаловаться же на её брата!
— Представляю, Жиль вчера совсем заморочил вам голову. Я верно понимаю, он предложил выйти за него замуж?
— Да, — Мадлен по-прежнему не отваживалась поднять глаза от чашки.
— И вы этому предложению не рады, — улыбнулась принцесса. — Знаете, я тоже не уверена, что обрадовалась бы, предложи мне такой вот Жиль замужество. Но он не так плох, как может показаться, правда. Скажите, Мадлен, а что вы вообще думаете о возможном повторном замужестве?
Что она думает? Да ничего не думает. Оглянуться не успела и ничего понять тоже не успела, как возник этот самый Жиль де Роган.
— Я… Если честно, я не успела ещё подумать. Наверное, прошло слишком мало времени. Я надеялась, что Жанно сможет проводить нас с девочками в Варансон, но он не смог.
— И что бы вы там делали, если не секрет?
— Жила, — улыбнулась Мадлен. — Дела замка в порядке, хоть он и совсем небольшой.
— Это очень хорошо, что в порядке. Но каково вам будет — жить в одиночку? А если какой-нибудь сосед решит, что вы лёгкая добыча и достаточно привлекательны, чтобы взять вас в жёны, не спрашивая на то вашего согласия? Как там вообще с соседями? Вы знаете?
— Нет, — покачала головой Мадлен. — То есть, знаю — понаслышке. Мой управляющий докладывает мне обо всех значимых новостях. Но лично я с соседями не знакома.
— Я бы не советовала вам появляться там без солидного мужчины за вашей спиной. Ради вашей же безопасности.
— Понимаю, — вздохнула Мадлен.
— Или… вы глубоко любили вашего супруга и пока ещё не готовы думать о другом мужчине?
Ну вот ещё, любила, глупости какие. Да хоть кого спросить, тут же расскажут, что там была за любовь.
— Не могу сказать, что любила. Просто… родители сочли, что старший из Кресси — достаточно хороший вариант для младшей дочери небогатого графа.
— И вы были послушной дочерью, — кивнула Катрин. — Тогда сейчас вам просто необходимо прислушаться к себе и своему сердцу. Или… к своему телу, — усмехнулась принцесса, — тело, бывает, нам тоже неплохо подсказывает. А что до Жиля — знаете, он не умеет ухаживать за дамой так, как это принято. Он не ваш брат — не станет носить вам розы, рисовать картинки и петь песни. И он, кажется, вообще не понимает, почему франкийские дамы только и делают, что отказываются выйти за него замуж, такого прекрасного. Но если вдруг вам понравится то, что он говорит или делает — не отказывайтесь с ходу от его предложения. Он защитит вас и ваших девочек от всех врагов и не даст скучать ни мгновения.
— Я… я не знаю, есть ли у меня враги. Раньше не было.
— Нет — и хорошо, — не стала спорить принцесса. — И я понимаю, что не на Жиле одном свет клином сошёлся. Завтра на празднике будет много приличных кавалеров, присмотритесь. У мужа в целом отличные офицеры, дураков он не держит. И давайте подберём вам наряд.
— Нет, благодарю вас, не нужно, у меня всё есть, — замотала головой Мадлен.
Но переубедить принцессу, если она собралась что-то сделать, было невозможно. Во всяком случае, Мадлен даже и не представляла, с какой стороны там ещё можно подступиться. Её высочество позвала Одиль и велела показывать хозяйский гардероб. Та показала всё — от сорочек до чепцов, принцесса внимательно осмотрела и похвалила Мадлен за хозяйственность и бережное отношение к вещам, но тут же заявила, что всё это совершенно не годится, чтобы выходить в люди. Раньше, когда она, Мадлен, была супругой одного из Кресси, её наряды были на его совести, а теперь она под покровительством Вьевиллей и должна выглядеть соответственно. Увы, сшить новое уже не успеют, но подогнать что-нибудь — возможно. Тем более что вот этот алый корсет и такая же нижняя юбка — просто отличные, теперь на них нужно подобрать платье.
Принцесса взялась за прицепленное к поясу зеркало и велела кому-то прийти. А пока это кто-то шёл — рассматривала и нахваливала вышивки на одежде Мадлен. И говорила, что ни она сама, ни её дочери, ни тем более невестки так не умеют.
Пришла суровая дама в возрасте матушки Мадлен, и принцесса изложила ей задачу — красивое платье на завтра. Хорошо бы такое, чтобы подчеркнуть и медовые волосы, и тёмные глаза. Дама, оказавшаяся местной портнихой, с ходу сказала, что зелёное бы, но готовой ткани нет, даже если не украшенной, есть чёрный бархат — расшивали для госпожи Шарлотты, но она сказала, что ей пока не нужно, ей бы лиловое, его и сшили, а чёрное вот — лежит.
Тут же было отдано распоряжение доставить тот чёрный бархат и примерить, Мадлен даже слова сказать не успела. И оказалось, что это полностью готовая юбка, расшитый, но не собранный лиф, готовые, но тоже не собранные полоски для рукавов и чепец-арселе, всё это вышито серебряной нитью и мелкими жемчужинами. У Мадлен никогда в жизни не было такого роскошного платья. Принцесса же знай себе командовала — здесь подтянуть, тут убрать, причёску завтра сделаем, сумочку на пояс изготовить из остатков ткани. Портниха и призванные ей в помощь три девушки только кивали и соглашались.
Правда, когда они ушли, её высочество призналась, что просто давно уже никого никуда не собирала. Наряд для Лионеллы на завтра давно готов, свадьба уже бы и состоялась, но — помешали беспорядки, жених был в армии. Увы, ей не удалось поучаствовать в свадебных сборах Анжелики де Безье перед венчанием той с её, Мадлен, братом — а это, как она понимает, было бы любопытно, ну, насколько она, Катрин, вообще представляет себе ту Анжелику. И рассказала, что, по слухам, её супруг притащил обоих — Анжелику и Жанно — в церковь чуть ли не за уши, чтобы не целовались тайком по углам, а делали это, как венчанные супруги. Мадлен представляла Жанно, которого маршал за ухо тащит жениться, и смеялась — ну да, маршалу-то не откажешь.
А принцесса пожелала ей бодрости духа и наконец-то откланялась, но предупредила, что завтра пришлёт людей помочь собраться на праздник.
Да что ж такое, Мадлен на свадьбу так не собирали, как на этот совершенно чужой праздник! Но принцессе не возразишь, как и её супругу. Поэтому — выдохнуть и принять как подарок судьбы.
Ещё один подарок, точнее, целая коробка подарков, стоял со вчера у неё в спальне. Мадлен попросила Николь сходить за девочками и Луизой, и когда те пришли, достала коробку и принялась вытаскивать оттуда и показывать отданные принцессой наряды. Конечно, у девиц разгорелись глаза, и они тут же захотели всё примерить. Примеряли до обеда, и трудно сказать, кто больше радовался — Мадлен, девочки, или их камеристки. Почти все платья пришлись впору, и красивые башмачки тоже.
— Ну вот, мама, теперь если ты надумаешь выходить замуж, нам хотя бы есть что надеть на твою свадьбу, — сообщила Аделин. — А то вдруг ты вправду выйдешь за принца!
— Меня уже выдали за принца? — поинтересовалась Мадлен. — А кто три дня назад называл его чудовищем?
— Ну так принцев-то много, вдруг ты красивого найдёшь, — пожала плечами Аделин. — А тот, хоть и чудовище, рассказывает интересные вещи. Вчера помог мою палку заколдовать. Правда, я думала, из неё будут вылетать молнии, а он сказал, что раз я сама пока молнии не умею, то их и не будет. А будет только шарик. Но я и шарик сегодня опробовала на Франсуа, он испугался и убежал.
— Ты опять задираешь мальчиков? — страдальчески сморщилась Мадлен.
Франсуа — это внук маршала, младший сын господина Эжена и принцессы Клод.
— А чего они меня играть не берут? — пожала плечами Аделин. — Взяли бы — я бы к ним не заедалась.
И эту логику было ничем не перешибить, увы. Мадлен со страхом думала, что будет, когда Аделин сравняется шестнадцать и ей придёт время искать жениха, но до этого момента оставалось ещё восемь лет. Что-нибудь да придумает.
А пока нужно было убедить деву снять принцессино платье и сложить его обратно в коробку — например, до завтра, там, говорят, для всех детей сделают какое-то отдельное развлечение.
Сестрица Катрин очень любила устраивать праздники, сколько Жиль её помнил. У неё всегда всё было красиво, пышно, торжественно и волнительно. Вот и сейчас — ну, подумаешь, жених к девчонке приехал, но Катрин улыбалась и говорила: эти дни в родном доме Лионелла должна запомнить на всю жизнь. Что бы ни случилось в её жизни — у неё за спиной семья, она не одинока. Мы с ней, мы за неё. И пусть все это видят и мотают на ус, и мой любимый будущий младший зять — первым номером, усмехалась она.
О да, у Катрин уже есть один зять, наследник герцога де Лока, и он по струнке ходит. А обеих невесток она по-хозяйски подгребла под крылышко и опекает, даром что и одна и другая из правящих семейств, обе сёстры королей. Но для Катрин обе принцессы теперь были дамами из семьи Вьевилль, и это значит — обе они должны быть веселы, счастливы и благополучны, потому что их благополучие — это благополучие внуков Катрин, и точка.
Зять-маршал посмеивался, мол, ни за что не стал бы воевать с таким противником, как богоданная супруга. И благодарил бога за то, что Катрин ему супруга, а не кто другой.
В большом зале Пале-Вьевилля сегодня было всё — и накрытые столы, и цветы, и музыканты, и толпа гостей. Жиль прибыл во главе небольшой армии и подумал ещё, что, может быть, зять-маршал не был так уж неправ, когда сосватал ему троих парней в свиту. Сейчас с ними, да с Жакеттой и с её женихом он выглядел внушительно. Они приблизились к голове зала, приветствовали хозяев дома и счастливую пару — кажется, и вправду счастливую, юная племянница сияла так, что никто не сомневался — она идёт замуж за этого парня с большой охотой. Жакетта тоже так светится, когда смотрит на своего нищего виконта.
Жиль даже устроил небольшое показательное выступление — не фейерверк, фейрерверк они потом сделают с де ла Моттом, когда стемнеет, но просто видение счастливой и богатой жизни для жениха с невестой. Для него ничего сложного, а всем понравилось, племянница даже подскочила со своего места и бросилась обнимать Жиля — так она была довольна. А её матушка усмехалась и говорила — девы-то у нас не иначе как от Анжелики де Саваж набрались таких изумительных манер. Жакетта услышала и захихикала — да-да, именно от неё. Но она хорошая, а сейчас ей вообще трудно — муж тяжело ранен, выздоравливает, а её саму приняли в школу боевых магов, где очень-очень нелегко. Парню-то нелегко, а девчонке — особенно. Правда, тут влез де ла Мотт и сказал, что Анжелика того и хотела, и вообще — она сильная, как пять парней, справится.
И дальше можно было отойти и заняться своими делами.
Свои дела почему-то были не видны, наверное — снова куда-то спрятались. Жиль внимательно осмотрел зал… и чуть не упал, хоть и опирался на посох. Мадлен де Саваж, тьфу, де Кресси стояла совсем рядом с хозяевами дома, и сегодня она была невыразимо прекрасна. Видимо, загребущие руки Катрин дотянулись и до неё. А что — живёт в моём доме, значит — моё.
Никаких белых чепцов и скромных платьев. Чёрный цвет ткани подчёркивал стройную фигуру, платье плотно облегало высокую грудь, медовые волосы струились на спину из-под драгоценного арселе — вот как эта штука называется. Эх, коснуться бы тех волос, пропустить меж пальцев, и обхватить ту талию, и чтоб глаза смотрели не в пол, а на него… Впрочем, сейчас глаза смотрели именно в пол, и с этим следовало что-то сделать.
— Так, армия. Жироль и Сен-Мишель свободны, пока, Аккарен и де ла Мотт при мне. Не кривитесь, отпущу тоже, но чуть погодя. Жакетта, что можно подарить прекрасной даме?
— Цветок? — улыбнулась Жакетта. — Граф Саваж тайно дарил Анжелике розы, это было очень романтично.
— Тайно не хочу, роз не захватил. Впрочем, где-то же они есть, правда? — Жиль подумал, что знает на свете пару-тройку мест, где в эту пору года должны быть цветущие розы.
Конечно, эти места довольно далеко от Паризии, но — кто ж сказал, что будет легко? Раз он не догадался с утра послать того же де ла Мотта в цветочную лавку, то теперь ему и отдуваться.
Жиль зажмурился, сосредоточился, вспомнил кое-какие свои упражнения в доставке мелких предметов из точки А в точку В… и у него в ладонях материализовался цветок. Что характерно, роза. Настоящая — с лепестками, запахом и, чтоб её, шипами. Белая.
— Как вы это сделали? — де ла Мотт широко распахнул глаза и разинул рот.
— Потом покажу, — отмахнулся Жиль. — Ты вот лучше скажи — белую розу ж лучше подарить девице?
— Наверное, — пожал плечами тот, балбес никому ничего не дарил.
Даже из чужих садов не таскал, подобно помянутому Саважу.
— Тогда это тебе, — Жиль протянул розу Жакетте. — Пристрой куда-нибудь. Куда там девают розы — в шапку, в причёску, ещё там куда.
Жакетта ойкнула, напоровшись на шип, облизала руку и спрятала нос в цветке. Судя по всему, она была довольна. Можно повторять.
— Сейчас добудем ещё одну. Не белую. Экзотически красивую, — сказал Жиль и протянул руку.
Роза образовалась, но она была голубая. Вот прямо голубая — очень нежного оттенка, как глаза Жакетты.
— Где вы их берёте? — почти простонал де ла Мотт. — Тоже хочу так!
— Потом, — отмахнулся Жиль. — Где беру — там уже нет. Наверное.
Этот цветок подойдёт для Катрин. Для его интереса снова нужна другая. Надо конкретизировать условия задачи.
Третий вариант получился бордово-красным и оказался крупнее первых двух. Да, с этим уже и подойти не стыдно.
Впрочем, манёвр был сложносоставным, и зять-маршал, наверное, оценил бы. Потому что сначала Жиль прошествовал к сестрице Катрин и осчастливил её промежуточным результатом эксперимента, а потом уже подошёл к объекту своего интереса.
— Приветствую вас, прекрасная госпожа Мадлен. Вы знакомы с моей дочерью? Её зовут Жакетта. Это её жених, виконт де ла Мотт. Виконт д’Аккарен — мой человек. Возьмите, этот цветок для вас, — Жиль поклонился как мог учтиво, он вообще никогда не забивал себе голову всеми этими поклонами и прочей чушью.
Но ведь понадобилось же!
Госпожа Мадлен сделала изящный реверанс и приняла розу — с улыбкой.
— Благодарю, ваше высочество. Очень красивый цветок.
И снова опустила взгляд в пол. Жиль уже был готов брать её под руки и вести куда-нибудь, чтоб хоть как-то разговорить, но распорядитель торжества объявил, что сейчас немного танцев, а потом торжественный ужин. И первый танец по традиции — павана.
Отлично, просто отлично! Павану он вышагает, тут нет ничего сложного.
Жиль оглядел своё войско и обнаружил, что хитрец де ла Мотт уже сбежал и вместе с Жакеттой становится в колонну.
— Госпожа Мадлен, вы составите мне пару на этот танец?
— Вы… готовы танцевать? Ваша нога позволит вам?
— Позволит, — ответил он так, чтобы пресечь все возможные разговоры.
Вот ещё, про ногу его болтать! Нога и нога, он ходил этой ногой по таким местам, что всем бы здоровым добраться без потерь.
Д’Аккарену не повезло — он остался сторожить посох Жиля, цветок госпожи Мадлен и лавку.
©Салма Кальк специально для feisovet.ru
Мадлен едва вынесла сборы на праздник — да что это такое, в самом-то деле!
Принцесса Катрин прямо с утра прислала некую госпожу Онорину — даму средних лет в идеально накрахмаленном чепце, её чёрные глаза на круглом лице смотрели строго и требовательно. Она оглядела Мадлен, будто Мадлен была куклой, позвала Одиль, привлекла ещё каких-то служанок и начала распоряжаться — ванну воды, принести то и это, и прочее.
Мадлен отмочили в нескольких водах — и просто в воде, и с каким-то молочком, и с травами, и она уже даже не понимала, с каким дьявольским зельем. Но надо отдать даме должное — она знала, что делала: кожа Мадлен стала необыкновенно мягкой, пахла приятно, а все лишние волосы всё равно что сами убрались. Тьфу, это-то зачем, там-то кто на неё вообще смотреть будет?
Потом Мадлен уложили на кровать, сказали закрыть глаза и положили на лицо пропитанную чем-то пахучим ткань, у неё даже голова заболела от запаха. Она попробовала сказать об этом госпоже Онорине — но та только отмахнулась, пройдёт, мол, ничего страшного. И потом ещё намазала чем-то лицо и отдельно — веки.
Кисти и стопы натёрли чем-то жирным, сверху замотали в ткань, снова велели лежать спокойно. И правда, толк был — размягчились все мозоли, тут их аккуратно и срезали. И поскребли пятки чем-то шершавым.
А потом стали издеваться над волосами. Чем-то намазали, накрутили на тряпки, завязали узелками и принялись сушить магически. Мадлен тоже так умела, очень полезно, потому что девочкам после купания проще как раз высушить волосы руками, чем просить их спокойно посидеть у камина и подождать, пока само досохнет.
Кажется, где-то в процессе разрешили поесть. А потом ещё девочки пришли с прогулки, и по команде госпожи Онорины их быстро переодели в красивые платья, хорошенько расчесали волосы и отправили к госпоже Шарлотте, которая взялась устроить развлечение для всех живущих во дворце детей. Обычно во время одевания кто-нибудь капризничал, не Аделин, так Шарлотта, а тут госпожа Онорина только глянула, и все капризы кончились, не успев начаться. Мадлен подумала: надо бы выучить такой взгляд, полезно.
Платье прибыло в сопровождении двух девушек, которые принялись ловко одевать Мадлен. Самая красивая её сорочка — вышитая, и кружево она тоже сплела сама. Одобренные вчера принцессой низы — корсет и юбка. Подушечка — приподнять юбку на бёдрах. И невероятное платье из заморского бархата, само по себе как произведение искусства.
Хорошо ещё, что матушка подарила на свадьбу ниточку жемчуга и серёжки. И что Мадлен удалось сохранить украшения от хищных лап покойного супруга и его братьев.
Дальше принялись раскручивать тряпочки на волосах. И под пальцами госпожи Онорины невероятным образом струились золотисто-медовые локоны, подумать только, как бывает-то, Мадлен всю жизнь была уверена, что с такими локонами только родиться. Их осторожно расправили, чем-то помазали и угнездили сверху драгоценный чепец. И показали ей в большое специально принесённое зеркало, что получилось.
Да это не она, так не бывает. Это кто-то незнакомый. Её ж родные дети не узнают!
Оказывается — ей подвели глаза и накрасили ресницы, и чем-то помазали лицо, чтобы казалось белее и ровнее. И губы сделали алыми, вот ужас-то! Все же будут на неё пялиться!
Но… красиво, очень красиво. Мадлен и не думала, что её можно сделать такой красивой. Теперь она хотя бы это знает. И стало понятнее, почему госпожа Шарлотта всегда прекрасна, а её высочество, несмотря на свои годы, весьма молодо выглядит.
И уже пришло время спускаться в большой зал. Мадлен взяла с собой Одиль — мало ли что, вдруг что-то развяжется или потеряется, кто будет её спасать? Она ж совсем не привыкла ходить в таких платьях! Как же все они — женщины Вьевиллей — справляются? Даже самые юные, такие как Лионелла и Франсуаза?
Лионелле было шестнадцать, и она шла замуж с радостью — сияет, смотрит на жениха, глаз не сводит. Наверное, они знакомы давно и понравились друг другу. Дева вообще была красива, а сегодня второй такой прелестной просто больше не было. Мадлен с чего-то подумала ещё, что рыжую масть господина маршала унаследовали только две дочери — Шарлотта и Лионелла, а все сыновья и самая младшая дочь Франсуаза пошли в её высочество, золотоволосые и сероглазые. И сейчас у Лионеллы было прелестное зелёное платье, отлично гармонирующее с её рыжими кудрями — настоящими, не как у самой Мадлен.
И ещё Мадлен вспомнила себя перед свадьбой — испуганное нечто, которому и в голову бы не пришло улыбаться жениху. Наверное, предчувствовала, что замужняя жизнь не сахар и не мёд. Впрочем, у сестрицы Мари иначе — они с её бароном вечно переглядываются, перешёптываются и говорят друг другу что-то, более ни для кого не предназначенное. А женаты уже тоже почти десять лет — это ведь на свадьбу Мари тогда притащились Кресси в качестве друзей жениха и прямо там решили сосватать последнюю незамужнюю дочь графа Саважа за самого старшего из четверых.
Никто не живёт так, как другие, но все — по-своему.
И эта умная мысль никак не поясняла, как дальше жить самой Мадлен.
А потом думать стало резко некогда, потому что к ней подошёл его высочество Жиль де Роган собственной лысой персоной, да не один, а с кучкой молодёжи. И в руках он держал розу — очень красивого тёмно-красного цвета и огромного размера. Где только взял такую, Мадлен отродясь таких крупных роз не видела. Поклонился, поздоровался и преподнёс эту самую розу — и что теперь с ней делать? Красивая, конечно, но куда её?
Мадлен осторожно понюхала цветок — очень нежный запах. Тем временем принц представлял пришедших с ним — оказалось, это его дочь с женихом, жених был смутно знаком, а вот о дочери Мадлен ничего не слышала. Он вдовец? Дочь была типичная девица из Роганов — очаровательная блондинка с серо-голубыми глазами, и у неё в руках тоже была роза — неужели папенька и о ней заботится, или всё же жених?
Вот ведь, и не сбежишь — невежливо, и роза красивая. И что дальше?
А дальше объявили начало танцев и павану, и принц, ни мгновения не раздумывая, пригласил её. Мадлен изумилась — с больной ногой? Он, правда, ответил резко, видимо, уже устал отвечать про эту самую ногу, но — ещё скажут потом, что она принца уморила!
Впрочем, в том, чтобы станцевать павану, и впрямь нет ничего сложного. Роза осталась на лавке, и второй сопровождавший принца парень остался её сторожить. Надо будет потом попросить Одиль унести цветок в комнату.
Танцевал принц сносно — двигался легко, правда — не с той ноги. И его это совершенно не заботило. Идёт — и хорошо. Держит Мадлен за руку, легко поглаживает ладонь. Потом ведь она опять полночи не уснёт, будет выискивать на запястье его следы! Но, к счастью, танец оказался коротким, дальше объявили гальярду, и её-то уже никто из них танцевать не стал. Мадлен, сказать правду, и не умела. В её жизни балы встречались нечасто, и обычно она ограничивалась тем, что не требует искусства — бранлями, той же паваной, или, на худой конец, аллемандой. Это Жанно умеет и гальярду, и вольту, и южные новомодные балетти, но он учился не дома, он учился в своих дальних странствиях и при принце Анри, племяннике принца Жиля.
Принц Жиль раскланялся — и смотрел при этом на неё так, что ей было очень не по себе. Ну вот почему он на неё так смотрит? Не на всех ведь, это к ней как репей прицепился!
К счастью, его куда-то отозвали, он извинился и отбыл — вместе с одним из сопровождавших его молодых людей. Остался второй — жених дочери — с той самой дочерью.
Правда, дочь вела себя совсем не заносчиво, а ровно и дружелюбно — как принцесса Катрин или любая из её дочерей. Породу не скроешь. Она сообщила, что её жениха зовут Орельен и что он друг Жанно. Ну конечно, и ещё с ними ходил младший принц Роган, племянник Жиля. Вроде бы этот молодой человек не отличался запредельной знатностью или большим богатством, как он умудрился заполучить принцессу в невесты? Впрочем, неважно. И он, оказывается, искусный маг, несмотря на юный возраст. Может быть, всё дело в этом?
К ним подошёл побеседовать его преосвященство Лионель, и молодёжь тут же засыпала его вопросами — как там Жанно. Тот рассказал, что навестил его накануне, он постепенно поправляется, ему разрешают вставать с постели и ходить, но совсем недолго. С ним Марсель и госпожа Лика.
Про эту самую госпожу Лику — Мадлен не сразу поняла, что речь о супруге Жанно — спрашивали ничуть не меньше, чем про брата. Его преосвященство со смехом рассказал, как та сдавала экзамен в какую-то магическую школу — ей не поверили, что она что-то там умеет, потому что не мужчина, и пришлось доказывать. И она доказала, и теперь там учится. Тут Мадлен подумала, что тоже может поддержать беседу, и рассказала, что девочки вспоминают Анжелику до сих пор и очень хотят повидаться с ней снова, потому что она рассказывала какие-то интересные сказки. Принцесса, её жених и его преосвященство переглянулись, рассмеялись и согласились, что Анжелика может рассказывать ещё какие сказки.
А потом возле них возник какой-то весьма щегольски одетый кавалер и попросил господина Лионеля представить его неизвестной прекрасной госпоже.
— Госпожа де Кресси — сестра Саважа, — пояснил его преосвященство медовым голосом. — Советую вам, Эскар, быть осторожнее.
Неизвестный кавалер вздохнул.
— Конечно же, ваше преосвященство, — тот выглядел кротким и добронравным. — Я буду очень вежлив с прекрасной госпожой. Могу ли я пригласить её на танец?
— Госпожа Мадлен, это Габриэль, граф Эскар, он служит его высочеству Генриху. И, очевидно, желает с вами танцевать.
— Благодарю, — вздохнула Мадлен. — Но не уверена, что смогу составить пару — я не знаю объявленного танца.
Всех пригласили на что-то, Мадлен неизвестное, и в первой паре стояла сияющая Лионелла де Вьевилль со своим женихом.
— Тогда, может быть, следующая аллеманда? А пока прогуляемся?
— Благодарю вас, я не расположена гулять.
— Тогда я подойду к вам перед танцем, — граф Эскар поклонился изящнейшим образом и отошёл.
Может быть, позабудет? Или найдёт другую жертву? Тем временем рядом появилась Одиль, Мадлен отдала ей цветок и велела унести в спальню, там поставить его в воду и возвращаться.
— Мы присмотрим, госпожа Мадлен, — подмигнул ей виконт де ла Мотт. — Он будет с вами только танцевать, ничего более!
Надо же. Для Мадлен и танцевать-то — уже много. В её прошлой жизни танцевать можно было с мужем и с его братьями, и ещё иногда с Жанно — если он вдруг случался там же, где и она, и это уже был праздник. Мадлен поняла, что просто не умеет танцевать с чужими мужчинами! Ей это не то чтобы неприятно, но не в радость совершенно.
А как ты будешь девочек замуж выдавать, подумала она. Тоже как тебя саму — ничего о жизни не знающими? Умеющими только рукодельничать, вести дом да читать? Или, может быть, лучше, как Лионелла де Вьевилль — радостная, счастливая, наслаждающаяся и вниманием жениха, и праздником, и вообще жизнью? Потому что самой Мадлен стало обидно до слёз, когда она вдруг поняла, что её жизнь тоже могла быть другой. И для этого ей даже не нужно было рождаться мужчиной, как Жанно, женщины тоже живут не только так, как жила до недавнего времени она.
И ей бы очень не хотелось, чтобы её девочки, попав на такой вот праздник, не знали, куда деваться от неловкости и неумения. Поэтому — нужно пробовать самой. Просто танцевать и разговаривать. Вдруг получится? А потом — учить их.
Жакетта в ответ заулыбалась и рассказала — она тоже, оказывается, почти не умеет танцевать. Так вышло, она стала учиться совсем недавно. Как, граф Саваж не рассказывал госпоже Мадлен её историю? Значит, надо будет рассказать.
Объявили ту самую аллеманду, и тут же к ним подскочил граф Эскар, раскланялся, подал руку, предварительно коснувшись запястья губами — прямо как при дворе. Мадлен сделала реверанс и подала ему свою руку, тоже сначала поднеся её к губам.
Шаги в целом несложные, о них можно не думать. Можно присмотреться к кавалеру. Он темноволос, темноглаз и не пожирает её взглядом, как принц, а поглядывает осторожно и изредка, но поглядывает, даёт понять, что она в центре его внимания. Одет роскошно — видимо, не бедствует. Жемчуг на дублете ровный и крупный, рисунок вышивки — прихотливый. Много колец на пальцах — и гладкие, и с рисунком, не видно каким, и два — с камнем. И ещё от него пахло — не обычным запахом мужчины, пусть даже и следящего за собой, а вот прямо — какими-то притираниями. Как будто — немного цветочного масла, и ещё чего-то, в целом запах гармоничный, но какой-то сладковатый. И — этот наносной запах смазывал впечатление от его собственного. Любопытно. Интересный вариант. Ну да, некоторые придворные кавалеры даже глаза подводят, говорят, им это нравится. Покойный муж и его братья о таких говорили недобро, ну да они и к серьге в ухе Жанно поначалу попытались прицепиться, одного раза хватило, больше не заикались.
Мадлен не заметила, что танец закончился. Поняла только, когда её кавалер остановился и, не выпуская её руки, поклонился. Она спешно ответила — ещё подумает, что она совсем деревенщина. Впрочем, про неё пусть что хочет, то и думает. Пока. А вот девочкам уже совсем скоро нужны будут её безупречная репутация и какая-то основа для выхода в свет — там должны знать хотя бы её, Мадлен. Значит… никуда не уезжать, пользоваться добротой Вьевиллей и заводить знакомства?
— Госпожа Мадлен, дорого бы я дал, чтобы узнать ваши мысли, — улыбался Эскар.
Довольно хищно улыбался, если уж на то пошло.
— Они просты, как летний ветер — я думаю о дочерях, и о том, что старшей уже через несколько лет выходить в свет и представляться ко двору.
— Если ваши дочери унаследовали вашу красоту — то им просто не будет равных, — улыбался Эскар. — Может быть, теперь вы согласитесь прогуляться — хотя бы до фонтана во дворе и обратно? Ваши друзья вскоре вновь получат вас в безраздельное пользование.
Друзья? У неё? Нет у неё друзей, подумала Мадлен и поняла, насколько это грустно. У отсутствующего здесь брата — есть, и она сейчас пользуется именно его дружескими связями — на благо себе и девочкам. А у Ангеррана друзей не было. Что он мог дать дочерям? Да ничего.
Но, кажется, она отвлеклась и снова прослушала слова своего кавалера, а он, видимо, принял её молчание за согласие и уже вывел её из зала во внутренний двор и вёл к фонтану. Сейчас там не было играющих детей, и вообще сгущались сумерки.
— Вы снова где-то в дебрях ваших мыслей, прекрасная госпожа де Кресси, — говорил он. — Вас совершенно невозможно очаровывать сладкими речами — вы их не слушаете. Может быть, с вами нужно быть откровенным?
— Будьте любезны, — она насторожилась.
Слова об откровенности обычно не означали ничего особенно хорошего.
— Вы очень красивы, и вы свободны. За вашей спиной не стоит никакого злого мужа. Вы сама себе хозяйка и можете сами решать — отвечать ли на предложение мужчины.
— Предложение? — нахмурилась она.
Вот ещё не хватало!
— Я тоже свободен и восхищён вами, дорогая госпожа де Кресси. Я готов петь вам оды и дифирамбы, и не только петь — если вы позволите утешить вас в вашем суровом одиночестве. Уверяю вас, я достаточно искусен, чтобы вы быстро забыли вашего неуклюжего мужа — вряд ли он в любви был лучше, чем во всём остальном.
— Я не понимаю вас, — отрезала Мадлен.
То есть на самом-то деле она прекрасно всё понимала, но предпочитала, чтобы все вещи были названы своими именами. Чтобы потом никто не мог сказать — ах, я совсем не то имел в виду.
— Вы не можете быть настолько наивны, прекрасная Мадлен. Или вы, наоборот, искушены? Хотите назвать всё прямо? Извольте. Вы прекрасны, и я хочу вас — сейчас. И потом тоже. В идеале — насовсем, но вдруг мы не устроим друг друга в любви? Вы свободны, и ничто не мешает вам попробовать. И никто. И я постараюсь не разочаровать вас, — он поднёс к губам её пальцы, легко дотронулся.
Именно чуть дотронулся — вовсе не так, как принц до того.
И его сладковатый запах стал настолько приторным, что Мадлен чихнула.
— Простите, господин граф. Я не хочу вас обидеть, но — нет. Между нами не может быть ничего.
— Отчего же? Вполне может. Позвольте себе захотеть — хоть немного, и дальше вам понравится, уверяю вас. Вы ещё будете просить меня повторить, вот увидите!
— Не хочу ничего видеть, и ни о чём просить тоже не хочу. Благодарю за танец, приношу извинения за всё остальное, — Мадлен вырвала руку из его пальцев и хотела было подхватить юбки — о проклятущие тяжёлые юбки! — и бежать к дверям в зал, но он перехватил её, прижал к себе и впился в её губы редкостно неприятным поцелуем.
Мадлен попробовала вырваться — не получилось. И тогда она вспомнила науку Жанно — несложное действие, которое можно выполнить, даже если у тебя руки несвободны. Только нужно расслабиться на мгновение, и…
Эскар, скотина, тут же воспользовался этим мгновением и принял его за сигнал к действию. Его поганый язык ткнулся ей в рот, а дальше она сосредоточилась и зажала ему нос, да так, что он тут же отпрянул от неё и принялся хватать воздух ртом, а ещё его дёрнули сзади и оторвали от неё совсем.
— Думать забудьте об этой даме, Эскар, — холодно произнёс хромой принц, держа его на некотором расстоянии от земли.
И при этом — не касаясь Эскара даже кончиком пальца.
Жиль понимал, что такие вот праздники существуют в том числе и для того, чтобы решать на них дела, что это не им придумано и не им будет изменено. Но всё равно злился — сейчас бы сесть рядом с прекрасной Мадлен и побеседовать, просто так и ни о чём. Он не очень-то умел ни о чём, не слишком хорошо помнил, как флиртовать с благородными дамами, но был готов рассказывать забавные истории, которые когда-либо случались с ним — или на его глазах. Однако же, один из его парней, Сен-Мишель, принёс просьбу зятя — подойти переговорить, и следовало это сделать.
Маршала интересовало положение дел в графстве Безье — которое недавно по ходатайству означенного маршала плюс племянника Лионеля было передано во временное управление Жилю, племяннику Лионелю, как королевскому дознавателю, и ещё брату Мадлен Саважу, как супругу единственной наследницы покойного графа. Ну да, в Безье развёлся разбойничий притон — с лёгкой руки подлеца Антуана, который покойному графу даже и сыном-то не был, как оказалось, и как сам Жиль первым делом и выяснил. И они втроём, да ещё с госпожой графиней Саваж, в девичестве Безье, и с друзьями того Саважа — детьми великого герцога Фаро наводили там порядок пару недель назад. Навели, но — относительно. Антуан нашёл в процессе свой конец, из его офицеров тоже кого прибили, кого вздёрнули, потому что нечего разбойничать. Жаль, Саважа подстрелили, но это — рассчитанный риск, когда идёшь в бой, никогда нельзя знать, каким выйдешь и выйдешь ли вообще.
Подошёл ещё и Лионель — правильно, он тоже лицо заинтересованное и во всём участвующее. Кто бы подумал, как живописна бывает жизнь коадьютора Льенского архиепископства!
Маршал, как оказалось, заинтересовался делом вот прямо сейчас с подачи короля и королевского совета — Жиль знал о запланированном на утро заседании, не знал только, что кому-то стукнуло в голову послушать про дела в Безье. Ну что — расскажем, даже и как есть можно рассказать, и племянник, кажется, думает примерно о том же. Лионель глянул на Жиля и принялся рассказывать — и походило это не на рассказ сына отцу, а на отчёт дознавателя королевскому маршалу. Кратко, без лишнего, сугубо по делу. Какие разрушения, скольких казнили на месте, кого сочли возможным приставить к делу.
Зять-маршал покивал, поблагодарил, сказал, что представил себе, что там, и пусть они завтра то же самое рассказывают королю и совету, а он, если будет нужно, поддержит. Можно было отправляться обратно в зал и расставлять силки на госпожу Мадлен. Жиль надеялся, что Жакетта и де ла Мотт не дали ей сбежать к детям.
Сбежать и не дали, но и не запрещали танцевать со всякими проходимцами! Жиль с изумлением увидел, как госпожу Мадлен ведёт в танце Габриэль д’Эскар — один из приближённых принца Генриха, младшего брата короля. Вот только ещё не хватало всяких смазливых юнцов из окружения наследника престола!
— Что это? — спросил Жиль у де ла Мотта, кинув на завершавшую танец пару.
— Госпожа Мадлен танцует с Эскаром, — подал плечами тот. — Лионель предупредил его, чтоб без фокусов.
Лионель предупредил — это хорошо, конечно, но Эскар — болван и наглец, и вряд ли станет слушать предупреждения. Точно — схватился за руку госпожи Мадлен и тащит её наружу, во внутренний двор, а там уже темновато! Жиль подхватил де ла Мотта — едва ли не за шиворот — и осторожно пошёл следом.
Вовремя, очень вовремя, потому что Эскар целовал госпожу Мадлен, а она, судя по всему, пыталась вывернуться из его рук.
Жиль дёрнул его, не задумываясь, просто чтобы оттащить от неё. И похоже, что она тоже добавила — потому что закашлялся и хватал воздух ртом, а вроде не должен был. Наша фея не так уж и беззащитна, какой хочет показаться? Хорошо, конечно, но чем она раньше-то думала, когда пошла с ним наружу?
И вот сейчас она стоит и закрыла лицо руками, а он висит в воздухе и дрыгает тонкими ножками — очень забавно, если кому такое нравится. Жиль полюбовался немного, а потом снял воздействие — и от неожиданности тот плюхнулся на дорожку. И приложился о булыжники — ничего, если маленькая девочка поплакала и пережила, то этот поганец тем более переживёт.
— Ваше высочество, — начал он было что-то возмущённо говорить, но его прервал появившийся из темноты Лионель.
Над ним висело несколько осветительных шаров, следом спешила Жакетта.
— А ведь вас предупреждали, Эскар. Проваливайте, чтоб я вас в этом доме больше не видел, — и смотрит так нехорошо, племянник умеет.
Тут Эскару только и оставалось, что подняться и податься к дверям в дом. Он разве что злобно оглянулся на них всех, а потом вдруг схватился за задницу и припустил по дорожке. Жиль оглядел своё воинство и сощурился на довольную рожу де ла Мотта.
— Что ты с ним сделал?
— Запустил пару жуков в штаны, — радостно сообщил тот, сжал ладонь, потом раскрыл и продемонстрировал усатого жука размером с полмизинца. — Съесть не съедят, но, может быть, покусают, и вообще мало счастья, когда у тебя в штанах что-то ползает.
— Где ты их взял? — изумился Жиль.
— В Лимее такие водятся, — подмигнул тот. — Здесь вроде тоже. Покажу в обмен на знание, где добыть розы в нужный момент.
Тоже тот ещё паршивец, но этот хотя бы свой паршивец.
Эскар скрылся в доме, Лионель и Жакетта переглядывались и смеялись, госпожа Мадлен так и стояла, закрыв руками лицо.
— Позвольте вам помочь, — догадалась первой Жакетта.
Подошла к Мадлен, взяла за руки, убрала их от лица и принялась поправлять платье — шнурки там и завязки, и причёску, и всё это с невозмутимым видом, ну да, она же горничной была, она умеет. Всё-то она умеет, чудесная девочка.
А госпожа Мадлен вздохнула и расплакалась. То есть всхлипнула. Жиль махнул де ла Мотту — проваливай, мол, но недалеко — и они с Лионелем тоже пошли в дом.
— Госпожа Мадлен, он как-то повредил вам? Если так, то я его наизнанку выверну, а потом уже отправлю к его принцу, — нахмурился Жиль.
— Нет, нет. Благодарю вас. Я сама не справилась бы. Я не умею, — проговорила она.
— Никто не умеет, кроме Анжелики, — пожала плечами Жакетта. — Для того с нами мужчины.
— Я не думала, что он… вот так сразу.
— И не думайте, госпожа Мадлен, — Жиль шагнул к ней и подал руку. — Если позволите сопровождать вас — то никто другой и глаз поднять не посмеет.
Она вздохнула и приняла руку, а Жакетта ободряюще ей улыбнулась. Можно идти, там как раз зовут на ужин.
За столом Жиль усадил госпожу Мадлен возле себя. И следил, чтобы у неё всё время что-нибудь было и на тарелке, и в бокале. И любовался её красивыми руками и тем, как изящно она ест. Она же не поднимала взгляда и разве что благодарила.
А после ужина они с де ла Моттом должны были развлечь гостей фейерверком. Предложил накануне Орельен — и оказалось, он уже такое делал. Прикинули, чем можно удивить, хоть бы и магов — и оказалось, что на пару они могут довольно много и довольно красиво. Просто звёзды, искры и разнообразные цветы, и ящерицы-саламандры, и ещё какие-то огнеупорные твари, и пара драконов, выдыхающих пламя — отчего нет, в ночном тёмном небе вся эта ерунда выглядит просто отлично. Гости зятя-маршала пришли в восторг и хотели ещё, но Жилю не было дела до них — он смотрел на госпожу Мадлен. Она смотрела восторженно, и на Орельена, и — что более ценно — на него. И рука её не дрожала, и сама она улыбалась.
— Очень красиво, ваше высочество. Спасибо, виконт, это было незабываемо.
Жиль улыбнулся — и пустил пригоршню сияющих звёздочек кружиться вокруг неё, сверкать на её волосах, рукавах, юбке. А потом ещё — пёрышки, лёгкие и пушистые. И кажется, это было правильно — такого восхищённого взгляда, таких сияющих глаз он у неё не видел, да и наверное — ни у кого не видел. Другие гости постепенно ушли обратно в зал, а она не торопилась.
Он не заметил, как привычно потянулся к ней — не руками, нет, подвластными силами притяжения, чтобы приманить, привлечь, опутать и уже не выпустить. Она и не заметила — любовалась сверкающими огоньками.
А потом… взгляд в глаза, и он чуть было не поцеловал её — или всё же попробовал? И тут же — жёсткий блок. Как по голове получил, честное слово, даже в глазах потемнело на мгновение, и на ногах не удержался.
Великий Жиль де Роган сидел на мощёной булыжником дорожке и смотрел, как прекрасная Мадлен убегает в дом. Голова раскалывалась, перед глазами плясали искры, он не мог не только подняться, а даже и просто смотреть в одну точку, и чтобы та точка не шаталась.
Ничего, Жакетта же поможет, наверное — успел он подумать перед тем, как окончательно потерять сознание.
На следующий день Мадлен не показывала носа из спальни. Разве что утром вышла девочек поцеловать, да и всё. Даже завтракать не стала, кусок в горло не лез. И наружу велела передать, что нездорова.
Вообще, конечно, нужно было как-то себя собрать — а то что это такое, совсем рассыпалась. Нужно почитать и пошить с Аделин и Мари. Нужно позвать Шарлотту и довязать с ней шнурок на вилке, из которого потом сплести ей пояс. Да просто нужно самой дочитать книгу, или закончить вышивку на воротнике для своей новой сорочки, всё больше пользы будет.
Но не получалось ничего, вот совсем ничего.
Вчерашний позор… о, она-то думала, что позор — это когда Жанно отлупил Ангеррана прямо во дворце, на виду у толпы любопытствующих придворных. Но нет, там не только она была причиной. А здесь…
Сначала кошмарный граф Эскар. Зачем только она ему сдалась! И почему он такой непонятливый — сказала же, что он ей через порог не нужен, к чему вот это всё? Ей уже не семнадцать лет, за спиной не стоит отец, который говорит, что так правильно, так надо и не отказывай возможному жениху, смотри поласковее. И кстати, замуж-то граф ей не предлагал, только переспать. Тьфу. Называется — попробовала потанцевать и поговорить с чужим мужчиной! Не умеет — нечего и начинать. У неё что, на лбу написано, что с ней так можно?
И надо же было такому случиться, чтоб спас её хромой принц! Да как спас-то — у того графа проклятущего только пятки сверкали. И принцесса Жакетта тут же стала помогать, и его преосвященство. Хорошо ещё, что больше в саду никого не было, но, наверное же, смотрели в окна!
А принц… Мадлен сначала было выдохнула, потому что подле него и впрямь безопасно. Человека, который с лёгкостью может так поднять тебя над землёй, что ты только ножками дрыгать и сможешь, мало кто захочет иметь среди врагов. На неё поглядывали, но — не подходили. И не просили принца представить её. И это было — замечательно.
Ещё лучше оказался фейерверк, который принц устроил на пару с Орельеном де ла Моттом. Такой красоты она отродясь не видела и пожалела только, что девочек рядом нет, им бы точно понравилось, особенно Аделин, она бы непременно захотела научиться так же.
А после, когда все разошлись… вот это было самое тяжёлое. Когда всю эту красоту принц обрушил на неё, будто она какая королева или фея, которой это нужно. Что уж, она и не думала, что такое может быть с ней — и роза, и чудесное спасение от негодяя, и звёздочки эти золотистые! Но…
Принц посмотрел на неё так, будто она — и не человек вовсе, а сокровище в сундуке, и протянул к ней руку, и она глянула в его глаза — и не смогла противиться силе притяжения. В тот момент он мог делать с ней что угодно, она была бы только рада. И ни одной мысли о том, что будет после, что они здесь не одни, что вокруг — чужой дом и где-то её дети!
Мадлен не поняла, что случилось потом, но — будто она была связана с ним натянутой нитью, и эту нить перерезали. Она не удержалась на ногах, он, правда, тоже, но её подхватил де ла Мотт, хотел куда-то там отвести, но она вырвалась и убежала. Теперь уже — к себе. Не видеть ужасного принца, не слышать его голос, и чтобы за руку он тоже не держал!
К счастью, платье не пострадало. Одиль помогла раздеться, лиф и юбку аккуратно сложили на стул, развязали все шнурки и ленты, осталось только отдать.
И неизвестно, сколько бы она ещё так просидела, но дверь отворилась, и смущённая Одиль пропустила в спальню Жакетту де Роган. Что ей тут надо?
— Здравствуйте, госпожа Мадлен, — улыбнулась принцева дочка. — Господин Жиль прослышал, что вам нездоровится, и послал меня вам помочь. Вы позволите? Я целитель, я умею.
Дочь принца — целитель? Впрочем, почему бы и не быть дочери принца целителем?
Госпожа Жакетта села на табуретку возле постели, взялась за одну руку Мадлен, потом за другую — но в этом не было ничего особенного, просто слушала ток крови. Взялась за виски, положила ладонь на лоб — тоже что-то слушала.
Пахла она хорошо. Было там какое-то непоколебимое спокойствие, как у принцессы Катрин, и жизнерадостность юности, и влюблённость — наверное, так она ощущается, когда у других, не у тебя. Ну да, у госпожи Жакетты есть жених, наверное — по сердечной склонности, у него ж ничего нет.
— Госпожа Мадлен, я не вижу ничего особенного, кроме упадка сил. И, кажется, упадка духа.
— Всё так, — кивнула Мадлен. — Наверное, завтра я буду в порядке.
— Господин Жиль просил передать вам свои извинения — он не должен был пытаться привлечь вас к себе магическим путём. Вы ему очень нравитесь, — улыбнулась принцесса. — Он не очень знает, как вам понравиться, вот и делает… разное.
— Он… желает мне понравиться? — изумилась Мадлен.
Никто в этой жизни не желал ей понравиться. Все приказывали или требовали.
— Да, это правда. Его немного заколдовали, — улыбнулась госпожа Жакетта, — он не может причинить вам вред или попытаться заставить, поэтому он может выглядеть глупо или странно. И вчера в итоге ему досталось ещё поболее, чем вам. И даже сильнее, чем Эскару от него.
— И кто это такой смелый, что заколдовал его?
— Анжелика. Супруга вашего брата. Наверное, единственный человек в мире, от кого он такое стерпел.
Всё это звучало странно — супруга брата заколдовала принца, чтоб не причинил ей вред. Что вообще происходит?
— Понимаете, господин Жиль — он вообще неплохой человек. Он просто всю жизнь прожил, не как ему положено по праву рождения, а как пришлось, потому что как положено — ему было скучно. Вот он и развлекал себя… как мог и как умел. А как все люди — не умеет. Не держите на него зла, пожалуйста.
— Я… я не держу, — всё это звучало очень странно. — А почему вы называете его — господин Жиль?
— Я ещё не привыкла к тому, что у меня есть отец, — рассмеялась госпожа Жакетта. — Мы познакомились совсем недавно.
— А… ваша матушка? — неужели умерла?
— Она благополучна, спасибо. Мои родители никогда не были женаты. Моя мать была служанкой в замке Безье, и ещё — бастардом, единокровной сестрой покойного графа Флориана. Сейчас она супруга нового управляющего замком. Я выросла служанкой и была камеристкой госпожи Анжелики. А потом познакомилась с господином Жилем, когда госпожа Анжелика и граф Саваж отправились в Безье, поговорить с её братом, и попались в ловушку господина Жиля недалеко от замка Акон. Он признал меня дочерью и одобрил мой план — учиться в Фаро, и скоро я это сделаю. Мы поженимся с господином Орельеном и после свадьбы вместе с ним отправимся туда.
Вот как, оказывается! Принц признал дочь от служанки и выводит её в свет, как бывает-то! И вся его родня её приняла. Конечно, дочь — маг, но всё равно!
Может быть, он не такой уж нехороший человек? Просто… не как все? Так ли это плохо?
Даже если и не плохо, но — страшно. Вчера, когда он заморочил ей голову фейерверком и заглянул в глаза — она почувствовала себя перед ним абсолютно беспомощной, ещё хуже, чем перед Ангерраном — тот-то был понятен, а от этого неизвестно чего ждать. Не зря говорят — глаз на мужчину не поднимать. А на мага — и вовсе.
Поэтому… примем извинения и сделаем вид, что ничего не было.
Наутро Жиль с трудом разлепил глаза. Ну вот, теперь он знает, как бывает, когда идёшь против магической клятвы. Кошмарная Анжелика, втянула его дьявол знает во что! Тьфу, зачем он только связался с этой сестрой Саважа, раз с ней так трудно? Зачем она вообще ему нужна? Мало ли незамужних или вдовых особ в приличных семействах? Нужно было всего лишь попросить сестрицу Катрин подыскать кого-нибудь подходящего, и самому тогда вообще можно не участвовать в процессе — такая знатная и влиятельная дама решит всё сама, без его участия. Невесту можно впервые увидеть в церкви перед обрядом и поселить в доме, а то и вовсе увезти в Акон, и пусть себе там живёт, как привыкла, только родит ему ребёнка — или двоих детей. И всё, хватит авантюр.
Хорошо, что вчера Жакетта и впрямь смогла помочь, а то кому-то пришлось бы ещё тащить домой его бесчувственное тело. И так сестрица Катрин охала, кудахтала и предлагала никуда не спешить, а остаться у неё. Нет уж, зализывать раны лучше дома!
Жиль пришёл в себя довольно быстро, но сил не было совсем. И поэтому дома он просто вытянулся на кровати и позвал его милость Котальдо — тот, как всякий приличный кот, обладал целительскими умениями. Хоть сначала и пришлось вытерпеть облизывание лица, шеи, рук и всего, до чего зверь дотянулся шершавым языком, но потом стало легче. И ещё после того, как Жакетта сняла головокружение и боль.
Но утром, хочешь или не хочешь, а надо подниматься и отправляться ко двору. Заседания государственного совета происходили не так часто, чтобы их пропускать, да и вообще не следовало давать повод для высказываний о здоровье и возможностях придворного мага, коли уж угораздило угнездиться при дворе.
А это значило — влить в себя чашку арро и Жакеттины отвары, умыться ледяной водой, надеть на себя все эти дурацкие придворные расшитые штуки и громоздиться на Вихря при помощи охраны и де ла Мотта с Аккареном.
Тем временем Жакетта рассказала новости — кажется, она успела их получить от племянника Лионеля. Госпожа Мадлен тоже нездорова — что, и по ней прилетело? Только ещё не хватало! Жиль очень попросил Жакетту сходить и разузнать, что с госпожой Мадлен. И помочь, если в том возникнет необходимость.
А потом уж нужно было спешить во дворец.
На удивление, совет прошёл спокойно, разве что удивил вылезший из-под какого-то камня, как та змея, Филипп де Безье, младший кузен покойного графа Флориана, возжелавший себе графский титул. Правда, против него выступили единым фронтом — и зять-маршал поддержал, и племянник-коадьютор не остался в стороне. Мол, подождём выздоровления Саважа, послушаем ещё и его соображения. А у него таковые, надо полагать, будут. И вообще, глянуть на этого Филиппа посуровее — он-то не маг, нарываться не будет. У них в семье вообще с магическими способностями сложно — один в поколение, и не более того. И в поколении Филиппа это был покойный Флориан, друг-приятель Жиля, ныне, увы, покойный. А в следующем — его чудесная Жакетта, племянница Флориана. Для остальных Безье магия оставалась тёмным лесом — и хорошо.
А страх потеряют — пусть лишний раз посмотрят, что осталось от стен замка после магической атаки Анжелики де Саваж. Прелюбопытное зрелище. Конечно, ту стену следует заменить, но это когда ещё будет, а пока — отличное напоминание всем, что нечего разбойничать, и нарываться тоже нечего.
А вот после совета Жиля качественно взяли в осаду. Какая холера прослышала о том, что он к кому-то там сватался, да какое вообще кому собачье дело до него и его жизни? Нет, полезли, как мухи на мёд. Или… не на мёд. Помянутая супруга Саважа высказалась бы определённее и жёстче.
Сначала в дворцовом коридоре ему — конечно же, совершенно случайно! — встретилась баронесса де Тье, и при ней хорошенькая дочка — прямо товар лицом, что называется. Дочка, как оказалось, звалась Агнессой и страсть как хотела послушать о его, Жиля, странствиях. При этом сама девица отчётливо заворачивала голову на рыжий хвост Аккарена, и если кого и хотела послушать, так именно его, и вовсе не о чьих-то там путешествиях, а о вполне конкретных вещах, совсем иных. Да-да, на де ла Мотта придворные девицы голов не заворачивали, оценить этого талантливого разгильдяя могла только добрая душа вроде его Жакетты. И ладно.
И на самого Жиля — тоже не заворачивали. Разве что — потаращиться на страшилище, которое откуда-то там вылезло и теперь вдруг придворный маг. Не был бы Роган, как понимал Жиль, не бывать ему тем самым придворным магом, король и его братья любят если не красавцев, то хотя бы просто обычных приличных людей. А мадам Екатерину сыновья слушают далеко не всегда.
Жиль кивнул Роберу д’Аккарену и велел проводить благородных дам куда скажут, потом доложиться, и там будет видно, что дальше. Девица Агнесса прямо расцвела от радости — как немного надо такой девице для счастья, честное слово.
А чуть позже объявился граф Валис, провалиться б ему на этом месте. У него, кто бы мог подумать, на попечении племянница. Шестнадцати лет, прекрасна, как рассвет, и что там ещё говорят в таких случаях, мечтает выйти замуж за такого достойного мужчину.
Жиль примерно представил, что может подумать о нём ещё одна дева шестнадцати лет. Что-то вроде того, как сказала Мари де Кресси, средняя дочка госпожи Мадлен — как скоро он её съест и не подавится. Поэтому он сурово спросил Валиса, маг ли его племянница. Ах, нет? Ну, тогда он ещё подумает, потому что подходящих дев без способностей в столице пруд пруди. А ему бы, честно говоря, мага.
Жиль говорил всё это совершенно спокойно — у Валисов в семье магов отродясь не было. И у родни их не было, так что Валис обойдётся.
Ну, а ему можно отправляться дальше, то есть домой. Потому что ноги всё ещё плохо держат, и голова слаба, и вообще поспать бы, после вчерашнего.
Но на улице его ждал племянник Лионель. Он передал повеление своей матушки и дорогой старшей сестрицы — явиться на обед.
Жиль сообщил де ла Мотту, что отправляемся в Пале-Вьевилль, а поскольку он уже послал туда с утра Жакетту, тот только обрадовался. И они направили коней на площадь святого Ремигия.
Зашла Одиль и рассказала странное — к Мадлен пришёл Жан-Люк де Кресси, очень просит разрешения с ней поговорить. С чего бы это вообще?
— Ты не спросила, что ему нужно? Он ведь первым сказал, чтоб я убиралась в Варансон, — изумилась Мадлен. — Понимаете, это мой деверь, он теперь старший из братьев Кресси, — пояснила она не успевшей уйти Жакетте. — И я не могу вообразить, о чём с ним разговаривать.
— Может быть, вы оставили в том доме что-то из своих вещей, и он их вам принёс? — хмыкнула Одиль.
— Да наверное, оставила, очень уж спешно мы собирались. Но почему сегодня он вдруг обо мне вспомнил? — продолжала недоумевать Мадлен.
— Давайте я схожу с вами, — предложила Жакетта. — Я не боевой маг, но умею кое-что из защиты. Он не сможет причинить вам вред. А вы узнаете, что от вас хотят.
Вот так. Принцесса-то не только целитель!
— Хорошо, госпожа Жакетта, — согласилась Мадлен. — Давайте сходим — с вами и с Одиль. Где он?
— Его не пустили дальше входа, раз он не пожелал приветствовать хозяев, — усмехнулась Одиль. — Не велено. И позвали меня — узнать, что он хочет. А он захотел говорить с вами.
Мадлен надвинула чепец посильнее на голову, чтоб никто ничего не подумал, глянула в зеркало — ничего особенного, только синяки под глазами, и сказала, что готова идти.
Недалеко от парадного входа в Пале-Вьевилль была устроена гостиная — для таких посетителей, которых было нежелательно приглашать внутрь или если они вдруг сами не желали идти к хозяевам. В такой гостиной и сидел сейчас Жан-Люк де Кресси — крепко сбитый малый тридцати девяти лет, не худой и не толстый, по сравнению с покойным Ангерраном у него и брюха-то почти не было. Он обычно не забывал с утра пройтись по волосам гребнем — как-никак, бывал при дворе чаще других, и старался одеваться поярче и поприличнее остальных. Ну, что значит старался — «Мадлен, зашей рукав! Мадлен, у меня оторвалась эта клятая завязка, наверное, ты в прошлый раз плохо её пришила! Ангерран, у меня порвались штаны и кончились деньги!» Иногда, впрочем, его покровитель при дворе, главный ловчий граф де Февр, давал ему денег, и тогда он командовал — сшить ему новых сорочек и сходить с ним к портному, чтобы заказать новый дублет или шоссы. Если не пропивал и не проигрывал всё раньше, конечно.
И сейчас Жан-Люк сидел на лавке и нетерпеливо барабанил пальцами по небольшому столику. О да, дублет ему никто не чистил, и сапоги тоже. Нет, у Мадлен не находилось добрых слов в адрес этого брата её покойного мужа.
— Добрый день, Жан-Люк, — кивнула она, входя. — Ты знаком с её высочеством Жакеттой де Роган?
— Приветствую вас, — он услышал титул, подскочил, будто его булавкой укололи, и раскланялся. — Здравствуй, Мадлен.
— Я слушаю тебя, — Мадлен села на лавку напротив Жан-Люка, рядом с Жакеттой. — У меня не так много времени, так что переходи сразу к сути, пожалуйста.
— Мадлен, — он как будто не ожидал, что она сразу заговорит о деле и пару мгновений изучал её своими почти чёрными глазами, — возвращайся домой.
— Это куда? — поинтересовалась она.
— Ну… на улицу Сент-Этьен. А у тебя есть другой дом? — изумился он.
— Конечно. Варансон. И кто, как не ты, говорил мне — забирай свой выводок и проваливай?
— Ну, я это, — он даже смутился немного как будто, — я же не всерьёз, как ты могла подумать-то! Я ж не думал, что ты сразу сбежишь! Если бы подумал, то и не сказал бы, веришь?
Мадлен не верила, но это было совершенно неважно. С чего это вдруг полный поворот? Он же прямо слюной брызгал, когда говорил, что теперь тут его дом, и нечего в нём лавки просиживать и полы протаптывать ни ей, ни девочкам.
— Ты был очень убедителен, — покачала она головой. — Извини, но нет. Я не вернусь на улицу Сент-Этьен.
— Но ведь Вьевилли не будут кормить тебя всю жизнь, — пожал плечами Жан-Люк. — Погуляла и будет. И девчонок возвращай домой — нечего им приживалками по чужим домам болтаться, они ж наши, тем более Аделин маг!
Ох ты ж, даже вспомнил, что Аделин — маг. В этом, что ли, всё дело?
А он тем временем продолжал.
— Ты вообще могла бы выйти замуж за одного из нас, кто тебе больше по душе!
Ну вот, приехали. Ещё только не хватало!
— Это за кого? За Оноре или за Гектора?
— Да за кого хочешь, — смутился он.
— Ни за кого не хочу, — отрезала Мадлен. — Говори уже, что надо, и разойдёмся.
— Да просто хотел попросить прощения и вернуть тебя домой. Дом-то без тебя тоже скучает, веришь?
Вот в это Мадлен была готова поверить без вопросов. Уж конечно, там некому командовать хозяйством, вот и заметили, что её нет!
— И девчонок твоих мы любим, на самом-то деле. Аделин уже скоро надо будет жениха искать, и что, ты, можно подумать, сможешь сама ей кого-то найти? А она маг, ей бы кого поприличнее, и не забывай, я служу при дворе, у меня больше возможностей, чем у тебя!
Мадлен похолодела — что, им нужна Аделин? С Жан-Люка сталось бы обещать её в жёны кому-нибудь, не прямо сейчас, конечно, но в будущем. Деву-мага благородного происхождения могут взять и без приданого, смотря кто её захочет.
— До её замужества ещё много воды утечёт, — покачала она головой. — Нет, Жан-Люк, я не вернусь. Если ты не справляешься с хозяйством — найми ещё людей. Про Аделин забудь — мужа ей найдёт Жанно, и уж получше, чем мог бы ты. Про остальных — тоже забудь. Я желаю тебе доброго здоровья и не желаю больше тебя видеть, — Мадлен поднялась, вынуждая его встать.
— Мадлен, ты что, обиделась? Ну так прости, я ж не хотел тогда тебя обидеть! Очень уж был расстроен тем, что Ангерран преставился. Мы ж всегда к тебе по-доброму относились!
Уж конечно, так по-доброму, что как вспомнит — так вздрогнет.
— Отправляйся, и я надеюсь больше тебя не встречать, — сказала Мадлен, направляясь к двери.
— Ты пожалеешь о своей строптивости, — он впился в неё взглядом, но куда ему до хромого принца!
Тот умеет, и его преосвященство Лионель умеет. А этот — нет.
— Ты сам всё решил, за меня и за девочек. Ступай.
Жан-Люк хотел было взять её за руку, но под взглядом Жакетты смешался. Сунул пальцы за пояс.
— Смотри не передумай! Я с тобой по-доброму, понятно? Больше не буду!
— И слава богу, что не будешь, — припечатала она. — Идёмте, ваше высочество. Господа, Жан-Люк де Кресси уже уходит, — Мадлен кивнула стражникам у двери, — проводите его, будьте добры.
Подхватила её высочество Жакетту под руку и пошла в коридор. Одиль двинулась за ними.
А в их комнатах стоял дым коромыслом. Оказывается, какой-то неизвестный человек пробрался во внутренний двор, где гуляли дети, и пытался уговорить Луизу покинуть дом Вьевиллей вместе с маленькой Шарлоттой — за вознаграждение. Луиза обрушила на его голову всевозможные проклятья и позвала стражу, но тот сделал вид, что дурачок и ничего не знает. Правда, его всё равно увели.
Ну вот, час от часу не легче. Что это вообще такое и как дальше жить?
Жиль появился на пороге Пале-Вьевилль с племянником и де ла Моттом, и застал там суету. В полумраке караулки начальник стражи тряс какого-то парня, по виду обыкновенного горожанина, таких во всякой лавке пять из пяти.
— Кто это и чем он вам не угодил, Севиль? — поинтересовался племянник, выпуская пару магических шаров для освещения.
— Понимаете ли, ваше преосвященство, этот оборванец пытался увести из дворца меньшую дочку сестры графа Саважа, с нянькой вместе. Хорошо ещё нянька сообразительная, крик подняла и стражу позвала. И я хочу узнать — зачем это ему понадобилось.
— Дочку госпожи Мадлен? Ту, самую маленькую? — не поверил Жиль.
Подошёл, взял парня за шиворот и встряхнул. С руками-то у него всё в порядке, чай, не ноги.
— Не уморите его совсем, дорогой родич, — заметил за плечом Лионель. — Давайте лучше расспросим его хорошенько.
О да, этот племянник — мастер расспрашивать хорошенько, он умеет. Ему можно в этом деле доверять.
Жиль вернул парня ногами на пол, но подумал, что если будет нужно — приподнять и встряхнуть можно всегда.
— Как тебя зовут? — спрашивал тем временем племянник обманчиво мягким голосом.
— Андре, — проговорил тот. — Андре Туссен.
— И откуда ты взялся на наши головы, Андре Туссен?
— Случайно, — начал было тот, но поперхнулся и закашлялся.
— Знаешь, Андре, кто я? Королевский дознаватель. А это знаешь, кто? — племянник кивнул на Жиля. — Королевский маг. Нам врать бесполезно. Говори как есть.
Как есть оказалось мутно. У этого Андре Туссена был старший брат, а у брата — закадычный друг, и этот-то друг проживал и работал в Пале-Вьевилль — чистил и растапливал камины. Поэтому-то Андре смог проникнуть во дворец и передать Луизе, няньке на службе у госпожи де Кресси, что их с девчонкой очень ждут в доме на улице Сент-Этьен. И пообещать вознаграждение — если она с ним по доброй воле пойдёт и девчонку приведёт. А для чего то братьям де Кресси — про то ему неведомо, он человек маленький, всего-навсего ходит за конём господина Жан-Люка, и то его пока ещё не насовсем взяли и обещали в шею выгнать, если вдруг что не так.
А когда пойманный закончил говорить, то Севиль, начальник охраны, добавил:
— А ведь помянутый Жан-Люк де Кресси тут был, недавно только ушёл. Говорил с госпожой Мадлен, чего-то от неё хотел, кажется, чтоб к ним домой вернулась. Вроде угрожал под конец, так говорят те, кто был поблизости.
— И госпожа Мадлен пошла с ним говорить? — нахмурился Жиль.
— Пошла, — подтвердил начальник охраны. — Но не одна, а с дочкой вашего высочества.
О, и здесь Жакетта помогла, необыкновенная девочка, за что только господь наградил его такой чудесной дочерью!
— Значит, госпожа Жакетта обладает сведениями из первых рук, — заключил племянник. — С ней бы поговорить, а потом уже — с госпожой Мадлен. Не нравится мне вся эта деятельность господ де Кресси. Сами, можно сказать, выставили за порог вдову своего брата со всеми детьми, а теперь передумали? Как-то нехорошо это выглядит, да и является таким же, наверное.
— А с этим что делать? — кивнул Севиль на пленника.
— В подвал? — нахмурился Жиль.
— А зачем он нам в подвале? — усмехнулся племянник. — Ещё и кормить там его, паразита. Давайте лучше отпустим. Его не били, синяков и ссадин нет, вернётся он без девочки — вот пусть господа Кресси и думают, как он отсюда ушёл, что нам рассказал, а о чём смог умолчать. Можно ему даже небольшую денежку дать.
— Вы коварны, — усмехнулся Жиль.
— Какой есть, — поклонился племянник.
Когда за Андре Туссеном захлопнулась дверь, Лионель сказал:
— И слежку за ним, немедленно.
Севиль кивнул, отдал распоряжение — и двое его людей выскользнули на улицу.
Теперь можно было разговаривать с дамами.
Жакетта пришла в гостиную сестрицы Катрин, где уже расположились и Жиль, и Лионель. Вежливо приветствовала тётку и кузена, оглядела Жиля, приложила два пальца к его правому виску. Очень своевременно — вернувшаяся было боль поутихла.
— Госпожа Жакетта, чего хотел от нашей гостьи болван Кресси? — сразу взялся за дело Лионель.
— Чтобы она вернулась домой. И он не обманывал — ему в самом деле этого хотелось, — усмехнулась Жакетта. — А госпоже Мадлен — вовсе нет. Что-то он говорил о том, что в доме без неё плохо, что её готов взять за себя любой из его младших братьев и что он желает найти жениха для старшей дочери госпожи Мадлен, Аделин. Наверное, потому, что у девочки бесспорные магические способности. И под конец вправду угрожал — говорил, что сейчас с ней по-доброму, а больше так не будет. Госпожа Мадлен от всего отказалась и ушла, а его вывели.
Жиль просто кипел — какова наглость! Мало того что эти насекомые вообще поднимают глаза на госпожу Мадлен, так ещё и пытаются ею командовать! Он жалел, что сам не видел этого де Кресси — чтобы уже показать ему, на каком он свете, и где на этом свете его место по праву рождения.
Лионель оставался спокоен — истинный церковник. И дознаватель.
— Благодарю вас, госпожа Жакетта, за подробный рассказ. Нужно будет отдать приказание — чтобы никого из Кресси и близко к дому не подпускали. Мы не желаем их здесь видеть. А сейчас, я думаю, нужно поговорить с госпожой Мадлен. Родич, вы со мной?
Жиль подумал, что ему очень хочется пойти и поговорить с госпожой Мадлен. Но он предполагал, что вряд ли она обрадуется, увидев его — после вчерашнего-то. Поэтому…
— Я вчера поступил с ней не слишком благородно, — вздохнул Жиль. — И сегодня разве что передал свои извинения.
Жакетта улыбнулась.
— Она их приняла.
— Вот и хорошо. Нет, если возникнет необходимость — я готов помочь ей любым возможным для меня образом. Но — только если возникнет необходимость.
— Пусть так, — усмехнулся племянник, — я буду иметь это в виду.
Луиза причитала. Одиль ругала братцев Кресси всех разом и каждого из четверых по отдельности, и живых, и покойного. Николь стояла с вытаращенными глазами, схватившись за голову и разинув рот. Шарлотта и Мари облепили Мадлен с разных сторон, и отцепить их можно было только под страхом смерти. Аделин сидела на полу, выпускала осветительные шарики и приговаривала: этот дядюшке Оноре по лбу, а этот — дядюшке Гектору за шиворот, а этот — дядюшке Жан-Люку в задницу. Мадлен не удержалась, рассмеялась, хоть и понимала — нельзя, с Аделин станется что-нибудь такое повторить в людях, и ещё сестёр подучить. Но так хотелось уже просмеяться или проплакаться — после всего, что обрушилось на неё за последние два дня. Или две недели. Или даже чуть больше… Но — не сейчас.
Мадлен смотрела и понимала, что у неё нет сил прекратить всё это буйство чувств вокруг. Поэтому просто смотрела, слушала и немного смеялась.
— А почему только дядюшке Жан-Люку в задницу? Всем им в задницу, — со знанием дела громко сообщила всегда самая воспитанная из девочек, Мари.
И надо же было, чтоб именно в этот момент постучался и вошёл его преосвященство де Вьевилль! Оглядел хаос вокруг. Камеристки замолкли, Шарлотта сильнее вцепилась в юбку Мадлен, Аделин от неожиданности уронила все свои шарики на пол.
Его преосвященство собрал их в ладонь и подмигнул Аделин.
— Госпожа Аделин, вы позволите мне зайти?
— А… да, — кивнула дочь. — Заходите.
— Девочки, ступайте, нам с его преосвященством нужно поговорить, — Мадлен попыталась быть суровой, но, кажется, у неё не вышло.
Правда, помогла Одиль — собрала всех, больших и малых, и увела в комнату девочек.
— Госпожа Мадлен, с вами и детьми всё в порядке? — друг Жанно смотрел участливо.
— Да, благодарю вас, — торопливо кивнула Мадлен. — Располагайтесь, пожалуйста.
— Непременно, — улыбнулся тот. — Расскажите, что случилось сегодня. Я уже знаю кое-что, но пока не понял, кто всё это затеял и для чего.
— Да я сама не поняла. То есть понятно, конечно, что дом у них зарос, потому что некому слугами командовать, а сами они не разбегутся, ну так для этого можно нанять управляющего! А нет денег — ну, придумать, где добыть. Пойти на службу к кому-нибудь — кто знатнее или богаче, в конце концов. Я-то зачем!
— К вам они привыкли, наверное, им сложно вообразить кого-то нового в своём доме. А вы, как я понимаю, решали все их насущные хозяйственные вопросы.
— Верно, — кивнула Мадлен. — Но раз уж на то пошло, Гектор или Оноре могут найти себе жён, уж наверное, кто-нибудь может польститься на их благородное происхождение!
— Да и Жан-Люк тоже, — кивнул господин Лионель.
— Он — нет. Вы не знаете этой истории? — рассмеялась Мадлен.
— Нет, представления не имею, что там. Рассказывайте, госпожа Мадлен.
— Он как раз женился тем самым образом, около четырех лет назад. На незнатной, но богатой девице. Эдмонда — так её звали — принесла недурное приданое, но — в деньгах. Она надеялась на блестящую придворную жизнь, и думала, что милостью его величества её капитал приумножится, но всё оказалось совсем наоборот — на четверых де Кресси её денег было не так уж и много, потому что они как с цепи сорвались — понеслись заказывать себе новые наряды, покупать коней, играть в кости и карты, и что там ещё можно делать. Даже на ремонт городского дома не хватило, хоть я об этом и говорила, но кто бы меня слушал! И когда за пару лет от тех денег не осталось ничего, да так, что Жан-Люк заложил даже её жемчужные бусы, она взяла свои оставшиеся украшения и те деньги, что смогла найти в доме, и сбежала. Кажется — с кем-то из приятелей Жан-Люка по службе у графа де Февра.
— Ничего себе история, — качал головой господин Лионель. — И что сказал по этому поводу господин Жан-Люк?
— Он был в ярости, — вздохнула Мадлен.
Почему-то все подумали, что в этом побеге виновата Мадлен, хотя они с Эдмондой даже и не дружили особо. Ангерран запер её в спальне, два дня не позволял её кормить и не давал видеться с девочками, а Шарлотта была ещё совсем крошкой, ей и двух лет не исполнилось. Если бы не Жанно, который заинтересовался, почему она не отвечает по магической связи, и явился к ним домой это выяснить — кто знает, сколько бы Мадлен так просидела. Жанно братья де Кресси боялись, поэтому выпустили её и тут же попрятались — чтобы не схлопотать, с его тяжёлой рукой они к тому моменту были знакомы — все четверо. Он против них обычно даже магией не пользовался — говорил, нет нужды.
Хорошо, что на свете есть Жанно. И его друзья.
— Знаете, госпожа Мадлен, у меня есть для вас предложение. Не отказывайтесь сразу, подумайте, — сказал господин Лионель. — У меня есть охотничий дом, он в полутора днях пути от столицы и очень хорошо защищён. Во время беспорядков там останавливались их величества, сейчас там гостит королева Рокелора с ближними дамами. Я предлагаю вам отправиться туда и некоторое время там побыть. У меня не бывает никакой светской жизни, там тихо, спокойно и очень уединённо. Вас и ваших девочек там никто не потревожит.
Что? Принять покровительство господина Лионеля? Вроде и нет в этом ничего предосудительного, всё же он лицо духовное, но… Вот прямо в его дом? С девочками?
— Но, наверное… это не слишком удобно?
Он рассмеялся.
— Как говорит ваш брат, госпожа Мадлен, спать на потолке неудобно, простыни на пол валятся. И ещё кое-что делать — там же.
Ох, Жанно может сказать, это точно. Мадлен не удержалась, представила, рассмеялась.
Кажется, именно этого ей и не хватало — она смеялась и никак не могла остановиться, а потом ещё и заплакала. Господин Лионель взял её за руку и держал — просто держал, Жанно бы сделал так же. Нет, Жанно бы ещё обнимал и гладил по голове, а рыдать на груди у высокопоставленного духовного лица…
Впрочем, господин Лионель всё понял правильно, и Мадлен с удивлением обнаружила себя именно что рыдающей у него на груди. Отстранилась.
— Простите меня, ваше преосвященство.
— Не за что вам просить прощения, дорогая госпожа Мадлен. На вас обрушилось столько, что не всякий закалённый воин вынесет, а вы переносите все удары судьбы с большой стойкостью. Поэтому — подумайте.
Мадлен в растерянности взглянула на него. Лионель де Вьевилль — её ровесник, но — как будто старше даже и своего дяди-принца. От него пахло тайнами, загадками, большой властью, и где-то под всем этим дремала ещё и сила — большая сила, как у Жанно. Угрозой или чем ещё сомнительным или странным, подобно дяде-принцу, от него не пахло совсем.
— Я скажу вам… вечером. Хорошо? — пробормотала она.
— Хорошо, — улыбнулся он. — Не торопитесь, подумайте.
Совершенно светски поцеловал ей руку, стремительно поднялся и ушёл.
Мадлен умылась, вернула на голову свалившийся давным-давно чепец и пошла проведать девочек. Они смирно обедали — Николь командовала, а Луиза рассказывала им какую-то поучительную историю про трёх поросят, один из которых жил в домике из соломы, второй — из веточек, а третий — из камня. И когда волк пришёл съесть всех троих, они спаслись только благодаря каменному дому третьего брата. Так, может быть, ей тоже надо отправиться в каменный дом и в нём переждать и волков, и непогоду, и что там ещё бывает?
Для уверенности она ещё попробовала вызвать по магической связи Жанно, и у неё получилось. Он был бодр, хоть и бледен, очень рад её слышать, и тут же велел рассказывать все новости. Она рассказала — всё, без утайки, о визите Жан-Люка и о предложении Лионеля — тоже. Жанно сказал не думать ни мгновения и соглашаться — дом отличный, дорога безопасная, её там не найдут никакие де Кресси, а там уже и он приедет, и будет видно, что дальше.
И только когда они завершили разговор, Мадлен поняла, что ни слова не сказала о хромом принце и его сватовстве, потому что проклятые Кресси отодвинули всё это далеко-далеко. Ладно, ещё успеется. Они это ещё обсудят.
Лионель де Вьевилль, младший сын королевского маршала, коадьютор Льенского архиепископства и королевский дознаватель, был рад, что жизнь подкинула ему очередную загадку. Конечно, дел хватало и без того — и всякие мелочи, ежедневно происходящие при дворе, и дела графства Безье, требующие постоянного участия. И ещё в охотничьем доме гостит её прекрасное величество Маргарита, кузина Марго, и её хорошо бы навещать хотя бы пару раз в неделю. Она, конечно, уверяет, что совсем не скучает, но Лионель ей не верил — недаром её двор считался самым весёлым из всей королевской семьи. Уж конечно, ей не хватает привычных развлечений.
Но история с госпожой Мадлен и братьями де Кресси тоже требовала внимания и участия.
Конечно, в Пале-Вьевилль будет усилена охрана, и посторонних внутрь не пустят, даже если они чьи-то там друзья или, не приведи господь, родичи, кузены или малые дети. Но какова наглость-то — попытаться увести ребёнка с нянькой, можно сказать, на глазах у всех!
Когда Лионель допрашивал пойманного Андре Туссена, он поставил на него невидную простому человеку магическую метку — обычная слежка обычной слежкой, а самому тоже нелишним будет иметь возможность проследить — и, может быть, подслушать. Скажем, разговор того самого Туссена с его хозяином Жан-Люком Кресси, за конём которого парень, как оказывается, приглядывает. И даже если Туссен вернётся в дом на улице Сент-Этьен не сразу, от него ведь всё равно захотят доклад — где был, что делал, почему не преуспел. И если Лионель что-то понимал в людях — захотят как можно скорее.
В общем, так и произошло. Туссен из Пале-Вьевилль подался вовсе не к де Кресси, а домой, и стал уговаривать старшего брата куда-нибудь его спрятать, потому что де Кресси, мол, и сами впутались во что-то непотребное, и его туда же затянули. А он человек честный, бога гневить не хочет, и нарываться на Вьевиллей не хочет тем более, потому что он не дурак, и что де Кресси против Вьевиллей? И похоже, Вьевилли сильно заинтересованы в той вдове, что сбежала от де Кресси, так что пусть Жан-Люк сам с ними и бодается, если совсем страх потерял.
Всё это Андре Туссен изложил старшему брату и попросил найти ему какое-нибудь убежище, чтоб отсидеться — потому что найти могут как Кресси, так и Вьевилли. И если Вьевилли хотя бы знают, что он хотел им напакостить, но не успел, то Кресси не в курсе, как он попался. С другой стороны, могли бы и подстраховать его как-нибудь — в конце концов, не в домик лесника отправили, а в гнездо могущественных магов, могли бы и о какой-никакой защите позаботиться.
Лионель слушал и усмехался — надо же, какой сообразительный малый, просто сокровище! Только каким местом раньше-то думал, когда согласился проникнуть в то самое гнездо могущественных магов — своей головой или задницей коня Жан-Люка де Кресси?
До конца дня Лионель ещё узнал, что означенные де Кресси встревожились, когда Туссен не явился на улицу Сент-Этьен. Сначала Жан-Люк послал в дом его матери кого-то из своих людей, но тому не открыли, а потом — явился сам, да с отрядом, и пригрозил, что разнесёт дом по камушку, если его не пустят на порог. Пустили, только когда тот поклялся именем своей матери, что не причинит вреда семейству Туссен, и лишь его одного.
Жан-Люк сначала просто спросил — чего это его конюх не явился, как положено, работать — или его, как и обещали, выгнать взашей? Да ещё пустить слух, что приворовывает, чтобы его потом ни в один приличный дом не взяли?
Правда, тут за Андре вступился старший брат и прямо сказал, что нечего парня в своих тёмных делах использовать, а особенно — против магов, против магов пусть господа де Кресси сами идут, раз такие смелые. Или, может, у них какая защита есть? Так надо было Андре ту защиту дать, прежде чем посылать его в рассадник магических чудовищ. Это ж надо было додуматься — сопляка отправить без ничего в дом маршала Вьевилля, да там даже последняя амбарная крыса магией владеет, это ж всем известно!
И похоже, что тот старший брат объяснял свою позицию не с голыми руками, потому что Жан-Люк как-то прямо удивительно не возражал. Вдруг пошёл на попятный, сказал, что вопросов к Андре не имеет. И вообще, предпочёл бы, чтоб тот вернулся работать, потому что кто-то должен смотреть за его, Жан-Люка, конём. И, может быть, ещё за конями других братьев. Что это — желание отомстить на своей территории? Недостаток прислуги? Или ещё что-то, о чём Лионель пока не имеет никакого понятия?
Но ясно, как день, что нужно копать дальше. Следить за этим парнем, Андре — хотя бы ещё пару дней, следить за особняком Кресси — кто туда приходит, к кому и зачем, и за самими братцами Кресси тоже бы последить. За Жан-Люком — особенно. Лионель прямо жалел, что не застал его в Пале-Вьевилле и не одарил такой же меткой, как и его конюха. Но, впрочем, не исключено, что он ещё появится на горизонте, там и поглядим.
И ещё как будто было что-то сказано, что-то важное, у Лионеля осталось ощущение, будто он это упустил. С другой стороны, если и в самом деле важное — ещё вылезет.
А пока — отправить госпожу Мадлен подальше от столицы и от двора. Упускать её из виду совсем не хотелось — всё же какая-то тёмная с ней история, поэтому нельзя ей ни в её Варансон, ни к госпоже вдовствующей графине в Саваж. Лучше уж поблизости, чтоб если что, далеко не бегать.
Опять же, у дядюшки Жиля к ней, кажется, пробудился нешуточный интерес. А она, бедняга, отродясь ничего подобного не видела ни в девичестве, ни в замужней жизни, вот и пугается. Матушке прямо забавно смотреть, как всё это происходит — надо же, Жиль де Роган взялся играть по правилам, в его-то возрасте. Ничего, не маленький, разберётся. Оба они разберутся. Если Лионель что-то понимает в людях, то у дядюшки очень неплохие шансы, просто нужно дать прекрасной даме возможность перевести дух. А то сначала такие перемены в жизни, а теперь и вовсе хаос, тут не до ухаживаний и не до кавалеров, даже если обычных.
А дядюшку Жиля счесть обычным было никак нельзя.
И Лионель надеялся, что сестра Жанно сможет эту необычность оценить, и не просто рассудком оценить, а даже и влюбиться.
И отчего бы не помочь необыкновенному родичу и не очень-то счастливой красивой даме, сестре дорогого друга?
Лионель посмеялся, что становится похож на матушку — та тоже хочет, чтобы все вокруг были счастливы. И кузен Анри, и тот же Жиль, и Жанно Саваж, и его сестра.
Сестра, кстати, подумала и согласилась принять его приглашение. Лионель подозревал, что решиться ей помог как раз Жанно, который не мог прибыть и присмотреть за всем лично, равно как и поставить на место зарвавшихся родичей Мадлен, но понимал, что в доме Лионеля её не достать.
Раз так, то можно вспомнить и о своём странном счастье, которое скрывалось от супруга в том самом охотничьем доме. И попросить Орельена помочь с порталом — для скорости.
Записку принесла доверенная служанка прекрасной Антонии. В ней значилось заносчивое: «Если вы любите меня так, как говорите и как обещают мне ваши глаза, то вы найдёте путь, чтобы воссоединиться со мной».
Из сожжения записки Жиль устроил целое представление — для той горничной, конечно. В его руках полыхало пламя, оно меняло цвет, и в конце от желтоватого клочка бумаги не осталось даже пепла. Другое дело, что Жиль мог восстановить эту записку в любой момент… но о том ни прекрасной Антонии, ни её горничной знать было необязательно.
Двадцатидвухлетний франкийский принц был принят в Ниалле, как то ему и подобало, королева Сибилла видела его не меньше чем женихом младшей дочери — старшая уже была к тому моменту просватана. Младшей же было лет восемь, что ли, до нормального брака — как до небес, да и сомневался Жиль, что отец, принц Людовик, согласится замолвить за него в этом вопросе словечко — очень уж нехорошо они в последний раз расстались.
Поэтому Жиль смотрел не на юную принцессу Теобальду, а на прекрасных дам здешнего двора.
И среди них первой была красавица Антония — муж её отправился куда-то с военным походом от имени её величества, а супругу свою без сомнений оставил под бдительным оком суровой королевы. Её величество Сибилла вдовела, но правила королевством твёрдой рукой. Сама она не давала ни малейшего повода заподозрить её в чём-то предосудительном, и от детей своих и приближённых требовала того же.
Поэтому супруг прекрасной Антонии спокойно отбыл на море, а она осталась дожидаться его возвращения в самой высокой башне королевского дворца. Та башня так и называлась — Башня Дам, потому что жили в ней придворные дамы — её величества и обеих принцесс. Дворец и так стоял на скале, возвышаясь над городом, а Башня Дам являла собой самую высокую точку дворца.
— Скажи, красавица, как я узнаю, в котором покое живёт твоя прекрасная госпожа? — Жиль глянул в глаза служанке так, как умел, чтобы ему ответили быстро и правдиво.
— На её окне будет свеча. Она всегда так делает, каждую ночь. Говорит — чтобы та свеча служила маяком для всех заплутавших кораблей, и, может быть, кто-нибудь так же зажжёт огонь для её странствующего супруга.
Это было, конечно, очень мило, но лезть в башню снаружи Жиль не собирался.
— А как там с антимагической защитой? — спросил он.
Королевская семья Ниаллы — не маги, хоть и могущественны, как не всякая магическая династия. Но знают о магических искусствах не понаслышке — держат придворных магов обоего полу и разных умений.
— Я слышала, что магическая защита — на внешних стенах дворца. Вход в башню сторожат охранники, они обычные люди. Все маги стерегут покои королевы, принцев и принцесс.
Ну вот и проверим, усмехнулся про себя Жиль.
Первым делом он погрузил девчонку в сон — до рассвета. К этому времени он уже должен вернуться, что там делать-то так долго, придёт и разбудит. А потом усмехнулся и изменил свою внешность. Глянул в большое зеркало — всё верно, никто не заподозрит в камеристке гостя с севера и мага, особенно если он не забудет активировать маскирующий силу амулет. Вот и проверим, насколько хорошо он работает, это его недавняя придумка. А дальше он вспомнил ощущение от той записки — прекрасная Антония держала её в руках, это было бесспорно, он не мог ошибиться — и это ощущение должно было привести его прямо к ней.
Жиль выскользнул из своих комнат и прикрыл глаза. Тьфу, как же неудобны эти дурацкие юбки, как только женщины вообще в них ходят! Но он оказался прав — до спешащей куда-то служанки нет дела решительно никому. Дважды в глубине боковых коридоров он ощущал магов — но амулет работал исправно, на него не обратили никакого внимания.
Вход в Дамскую Башню охранялся.
— Что-то ты, Нанна, нынче припозднилась, — подмигнул кудрявый парень.
— Дела госпожи, — догадался опустить глаза Жиль.
— Госпожа госпожой, а о себе забывать тоже не след, — он взял было Жиля за руку, и тут вся маскировка едва не полетела к чертям, потому что первой реакцией Жиля было — вывернуть ту руку, на пол наглеца да поддать, и для такого дела ему бы даже магическая сила не понадобилась.
Опомнился, сообразил, кто он, где он и зачем, шлёпнул охранника по руке, поморгал. Помогло, тот разжал пальцы, и только Жиля и видели.
И потом добраться до самого верха башни было уже плёвым делом.
Он постучался и вошёл — вряд ли меж прекрасной Антонией и её камеристкой водятся какие-то дополнительные церемонии. И оказался прав — дама, несомненно, ожидала, и он услышал дивный голос:
— Ну как? Что он сказал, Нанна? Он хотя бы попытается?
— А если нет? — прошептал Жиль, не меняя пока облика.
— Я расстроюсь, — вздохнула красавица.
Она была одета в одну лишь сорочку из тончайшего полотна, её тёмные, как ночное небо, волосы были распущены по плечам и спускались ниже талии. Окно спальни и впрямь было распахнуто, а на подоконнике стояла горящая свеча.
— Не стоит, госпожа моя, — выдохнул Жиль, принимая свой обычный облик.
— Вы? — он не смог с ходу прочитать, чего больше было в том возгласе — удивления или удовлетворения.
— Я, госпожа. Видите — я преодолел все преграды, и я у ваших ног. От вас лишь зависит, уйду я отсюда счастливейшим из смертных или же самым несчастным человеком в вашем прекрасном городе, — Жиль изящно преклонил перед ней колено, коснулся губами подола сорочки, а потом обхватил колени под тонкой тканью.
Прекрасная Антония только вздохнула — а он уже нёс её к постели, и там уже и поцеловал, и потом ещё раз поцеловал, и снял с неё эту сорочку, чтоб любоваться всеми изгибами молодого тела, и потом снова целовал — так, что ей захотелось самой раздеть его и добраться до всего, что скрывала многослойная придворная одежда. И Жиль не знал, что там у прелестницы с супругом, но ему она была несомненно рада — и он постарался только преумножить ту радость.
Но незадолго до рассвета любовникам пришлось расстаться, потому что Жиль помнил об оставшейся в его покоях Нанне. Антония поняла и не удерживала его, хоть и пыталась расспросить — как он пройдёт теперь мимо охраны, обычно дамы и их служанки ночами никуда не ходят. Жиль велел ей не беспокоиться и ничего не говорить Нанне, когда та придёт — пока сама не очнётся.
А дальше было просто — в башне Жиль магов не чувствовал, ни одного. Он оделся в невидимость и бесшумно спустился к посту охраны. А там сделал то, чего раньше не пробовал никогда — обратился котом и бесшумно проскользнул меж ног того, кому нравилась Нанна. Ещё услышал вслед — надо же, кто это такого красавца завёл, раньше не было. Всё-то они замечают!
Трансформация в животное отнимала очень много сил, больше, чем любой человеческий облик, и больше невидимости. Но нужно было ещё вернуть Нанну домой до рассвета.
Тонкое место — это как раз пост охраны, если б там можно было пройти, не беспокоя их — и вопросов бы не было. Поэтому Жиль в невидимости довёл такую же невидимую камеристку до поста, а там обратил её в мышь — на несколько мгновений, больше не достало сил. Но она успела — прошмыгнула внутрь башни, а там уже оказалась у себя, и никто бы не спросил её — что она здесь делает, хоть бы и ночью.
Любовь придала сил, но то, какими средствами пришлось её добиваться — отняло всё, что было и что пришло. Поэтому наутро во время службы в честь Великого Солнца Жиль разве что поглядывал на красавицу Антонию — но не подходил к ней и не заговаривал. И от Нанны скрывался — нечего. И вообще, они здесь свои, им проще что-нибудь придумать, а он уже продемонстрировал свои намерения.
Вечером Антония пришла сама. Она вздыхала и плакала, пока довольный Жиль не подарил ей амулет невидимости. И похоже, что тот амулет работал — всю ту декаду, что он оставался в Ниалле, красавица исправно приходила в его покои — очевидно, он пришёлся ей по сердцу не меньше, чем она ему. Она улыбалась и говорила, что надеется на его возвращение, а он предупредил, что амулет — не вечный. Проще говоря, разрядится, когда он, Жиль, покинет город и будет далеко, но до деталей ли им было?
Когда судьба привела его в Ниаллу пятнадцать лет спустя, старой королевы Сибиллы не было в живых, и прекрасной Антонии тоже. Но ему рассказали легенду о могущественном маге, который так полюбил одну из здешних дам, что был готов обращаться ради неё и в служанку, и в мышь, и в птицу — чтобы подлететь к окошку, в котором горела для него путеводная свеча.
Жиль ещё подумал, помнится — в птицу ему было тогда сложновато, а то он бы непременно воспользовался этой возможностью, потому что если по смыслу, то самая простая.
…Он лежал в темноте ночи совершенно один, даже его милость Котальдо отправился охотиться. Сон не шёл, зато вспоминались истории из прошлого, подобные вот этой. Что же, выходит, он может — чтоб легенда и песни сложили, но как все люди — не может? Упущение, право. И нужно с ним что-то делать.
Наверное.
Мадлен уже начала привыкать к переездам, но такого стремительного в её жизни не случалось ещё ни разу. Она спросила господина Лионеля, сколько вещей можно с собой взять. Он глянул на неё, будто не понял, о чём речь, а потом рассмеялся и ответил — да сколько надо. Мебель не берите, подмигнул он, лавок и кроватей достаточно. А всё остальное — собирайте, де ла Мотт поможет. Мадлен изумилась, как он может помочь, потому что юный виконт не выглядел человеком, который легко таскает сундуки. Лионель снова посмеялся и объяснил — оказывается, молодой маг владеет редким сокровищем — артефактом портала. И уже обещал помочь доставить в дом Лионеля госпожу Мадлен с детьми и ближними людьми, дорогу он знает, сам там недавно был вместе с его величеством.
Так что сложить в сундуки все вещи, которые успели достать из них в Пале-Вьевилль, и снова навстречу неизвестности.
Орельен де ла Мотт пришёл на следующее утро после завтрака, и радостно сообщил, что готов переправлять госпожу Мадлен, куда она скажет. Следом появился и господин Лионель — в совершенно светской одежде, Мадлен иногда встречала его в таком виде при дворе, но крайне редко. Девочки сидели рядком на лавке и ждали — когда уже поедем-то, так сказала Аделин.
— А ты уже готова? — спросил виконт. — Тогда вперёд!
Он достал из поясной сумки крупный кристалл — белый, прозрачный, но как будто с синеватой дымкой внутри.
— Что это? А можно посмотреть? — тут же заинтересовалась Аделин.
— Ценный артефакт, — подмигнул ей виконт. — Смотри, — жестом фокусника что-то с ним сделал, и прямо перед ними всеми в воздухе соткался мерцающий серебристый овал с дрожащими краями.
— Здорово, тоже так хочу! — завопила Аделин.
Мари молча смотрела во все глаза, а Шарлотта испугалась и заплакала. Пришлось взять её на руки и гладить по голове, а нос свой она уткнула Мадлен в плечо.
Господин Лионель протянул руку Аделин и шагнул в портал. Девочка пошла за ним с выражением восторга на лице, которое появлялось у неё всякий раз, когда речь шла о магии. Они шагнули в овал — и дальше Мадлен только слышала восторженный визг дочери. Впрочем, Лионель тут же вернулся, да не один, а с парой крепких парней, которым кивнул на сундуки Мадлен. А сам предложил руку Мари.
Мари вцепилась в юбку Мадлен и всем своим видом показывала, что без матери никуда не пойдёт. Тогда Лионель подмигнул девочке и сказал Мадлен:
— Пойдёмте, госпожа Мадлен. Вы никогда не перемещались порталами? Привыкайте, это удобно и безопасно.
Взял Мари за свободную руку, и они шагнули вперёд все вместе. Мадлен зажмурилась… и открыла глаза, только когда обе её ноги вновь оказались на твёрдой земле.
Ой нет, не на земле, на полу. На хорошем каменном полу, покрытом, между прочим, ворсистым узорчатым ковром — интересно, откуда его преосвященство такой добыл? Они оказались, очевидно, в гостиной — два больших окна в каменной стене, стена занавешена гобеленами, изображающими сцены охоты. Посреди комнаты — большой стол из толстых досок, на нём стоит какая-то посуда. У стен — лавки, на лавках — мягкие подушечки. И ещё шкафы с книгами, вот прямо много-много книг, это же замечательно!
Мадлен опустила Шарлотту на ближайшую лавку, подтолкнула туда же Мари, а сама подошла к окну. Снаружи была видна река, огибающая башню, и лес на другом берегу. Река бодро неслась по камушкам, светило солнце.
Тем временем через светящийся овал перетащили сундуки, а следом, опасливо озираясь и осторожно ступая, перебрались Одиль, Николь и Луиза. В их жизни тоже до этого момента порталов не случалось.
Интересно, куда делась Аделин? Впрочем, только Мадлен подумала о ней, как дочь появилась из приоткрытой тяжёлой двери.
— Мама, здесь так интересно! Это башня, в ней четыре этажа, и чердак, а ещё есть целый большой дом рядом! И здесь живёт множество народу, представляешь?
Мадлен подумала, что под словами «охотничий домик» ей виделось что-то другое. Теперь понятно, как здесь разместились их величества с придворными и охраной!
Последними из портала появились в очередной раз ходивший домой Лионель и владелец кристалла де ла Мотт. Тот схлопнул овал и улыбнулся Мадлен — радостно и открыто.
— Вот и всё, госпожа Мадлен, два шага — и вы на месте!
— Послушайте, — Мадлен вдруг пришла в голову невероятная мысль, и она даже решилась взять за руку его преосвященство. — Если это так просто, то, может быть, нам нужно не сюда, а в Варансон? Или хотя бы в Саваж? Там мы никому не помешаем.
— Дорогая госпожа Мадлен, — Лионель улыбнулся ей, словно она Шарлотта, и усадил на лавку рядом с дочерьми. — Если я правильно понимаю, возможность жизни в Варансоне вы уже обсуждали с моей матушкой. Скажите, кто там будет защищать вас от непонятных происков родни вашего покойного мужа? Как там вообще с обороной замка, подскажите?
— Я… я ничего не знаю про оборону замка, — была вынуждена признать Мадлен.
— Вот, вы молодец, что сказали это. Потому что я бы начал вас расспрашивать — какой толщины стены? Сколько человек охраны? Есть ли хоть одна пушка? Вообще, какой запас оружия и пороха?
— Я об этом ничего не знаю, — расстроенно покачала головой Мадлен. — Только о том, как несутся куры, сколько нынче народилось телят, какой приплод у овец, и как там виноградники.
— Это замечательно, что вы так хорошо представляете себе ваше хозяйство, будто каждый день там сами бываете, — улыбнулся Лионель, — но каково вам там будет одной и без защиты? Здесь, прямо скажем, неплохая система защитных заклинаний, ни один человек не сможет пробраться в дом без моего ведома. Вы можете оставаться здесь, сколько понадобится, или пока не вернётся с Юга Жанно. Он, я подозреваю, в целом там задержится, потому что госпоже Анжелике необходимо учиться, но как только встанет на ноги — его будет ждать король. Так что, госпожа Мадлен, ни о чём не беспокойтесь.
— Спасибо вам, господин Лионель, — вздохнула Мадлен.
Как хорошо, что у неё есть Жанно, а у Жанно — такие друзья!
— Не за что, госпожа Мадлен. Я не делаю для вас ничего такого, чего не сделал бы для Жанно. А вопрос с вашим отъездом в Саваж я бы тоже предпочёл решать с ним. Давайте дождёмся его выздоровления, хорошо?
— Уговорили, — вздохнула Мадлен.
— Я предлагаю вам разместиться в покоях третьего этажа, там достаточно места для вас, для ваших приближённых и для девочек, — продолжал тем временем Лионель. — Сейчас я приглашу господина Рокара, это мой управляющий, и вы с ним обо всём договоритесь.
Правда, вместо управляющего в гостиную вошла дама, которую Мадлен знала, но — не лично, её этой даме никогда не представляли, потому что дама это была не просто так дама, а принцесса, то есть, тьфу, уже королева Маргарита, младшая сестра короля. С ней была компаньонка, подруга или наперсница — бледная блондинка со сталью во взгляде, очевидный маг, хоть Мадлен и не смогла понять — какой именно маг, тогда как её величество столь же очевидно магом не была.
— Здравствуйте, я очень рада приветствовать сестру доблестного графа Саважа, — улыбнулась королева. — Кузен Лионель рассказал, что вы потеряли супруга, и вам нужно дождаться выздоровления вашего брата в тишине и покое. Знаете, мы с Жийоной — вы знакомы с госпожой де Нериньяк? — занимаемся здесь примерно тем же, и будем рады, если вы составите нам компанию.
Королева была лет на восемь или даже более младше Мадлен и прямо источала радость и жизнелюбие.
— Благодарю, ваше величество, — Мадлен очнулась, подскочила с лавки и приветствовала королеву поклоном. — Дети, — она выразительно поглядела на дочерей, — что надо сказать при встрече с её величеством?
Мари и Шарлотта сползли с лавки и поклонились — молча. Аделин подошла — она что-то высматривала в окно, стоя на какой-то приступочке — прилично поклонилась и пробормотала что-то вроде «здравствуйте, ваше величество».
— С этой юной дамой мы уже познакомились, — усмехнулась королева. — И если вас не затруднит — меня зовут Марго, вас, как я понимаю, Мадлен, это Жийона, а как зовут ваших очаровательных девочек?
— Аделин, Мари и Шарлотта, — пробормотала изумлённая Мадлен.
— Вот и отлично. А все титулы оставим до того времени, как вернёмся во дворцы, хорошо?
Королева вблизи была очаровательна — темноглазая и темноволосая, улыбающаяся и, судя по всему, просто счастливая. Как бывает-то, оказывается.
Дальше в гостиную пришла дама, одетая просто, но добротно, сообщила, что её зовут Симона Рокар, она супруга управляющего, пришла помочь госпоже де Кресси расположиться. Сейчас, сказала она, поднимем наверх ваши вещи. Обед здесь, через полчаса. И очень хорошо, что вы с девочками, нашим Сесиль и Сюзетт будет с кем играть. Да-да, у них с супругом два сына и две дочери, и когда в доме гостила королевская чета, детям было очень сложно объяснить, что нечего везде слоняться и мешать важным господам, здесь было столько народу, как в том муравейнике, яблоку негде упасть. А сейчас — хорошо и спокойно, и она надеется, что госпоже де Кресси и её прелестным деткам здесь понравится.
Мадлен заверила, что всё замечательно, и ещё раз поблагодарила его преосвященство, который, впрочем, уже успел куда-то деться. В дверном проёме маячили детские фигурки — наверное, те самые дочери госпожи Рокар. Аделин бросала на ту дверь такие умильные взгляды, что Мадлен рассмеялась и сказала:
— Дети, если хотите — можете пойти и осмотреться в доме. Только к обеду не опаздывать, Аделин, слышала? Не бросай Мари и Шарлотту, хорошо?
— Ага, мам, — кивнула Аделин, и — только её и видели.
Мари и Шарлотта осторожно пошли за ней.
А Мадлен оставалось поклониться королеве Маргарите и пойти посмотреть — куда же здешние люди таскают их сундуки.
Аделин пребывала в восторге — ничего себе, как изменилась их жизнь за каких-то несколько дней! Раньше она только и видела, что отцовский дом, да иногда ещё отцовский замок, и всё, а тут вдруг и огромный дворец Вьевиллей, полный разных людей, и магов, и обычных, и теперь ещё — охотничий замок его преосвященства! И можно столько всего увидеть и попробовать, как за всю прошлую жизнь не доводилось!
Первым делом занятия магией — она ходила к домашнему магу Вьевиллей, старому господину де Мюи, который когда-то учил всех детей господина маршала, а теперь занимался с внуками. И несмотря на возраст, он очень многое мог и очень хорошо объяснял — как позвать свою силу, как не перенапрячься и как вообще получить именно то, что тебе надо. Аделин занималась вместе с детьми герцогини Шарлотты и успевала ничуть не хуже, чем они, хоть они и начали раньше. Она уже умела создавать разные осветительные шарики, и один раз господин де Мюи даже разрешил ей зажечь свечу!
Эх, как же теперь дальше будет с магическими уроками?
Дворец Вьевиллей был намного больше отцовского дома, и если убежать от Николь, то можно увидеть и услышать много интересного. У господина маршала жили две диковинные яркие птицы, они не были магами, но умели разговаривать человеческим голосом. Аделин даже как-то поспорила с одной из этих птиц, но так и не смогла настоять на своём.
Ещё там жил чудесный полосатый котик Геракл, он обычно встречался возле кухни и очень любил, когда его гладили. Стоило к нему подойти, как он сразу же падал на спину и подставлял мохнатое серое брюхо, и ластился. В отцовском доме жил кот, но его не пускали в комнаты — говорили, блох принесёт. И дозволяли разве что поесть на ступенях чёрного хода.
А главное — во дворце Вьевиллей много детей. Аделин и не представляла, что столько бывает — из людей отца и дядьёв мало у кого были семьи, и детей тоже было мало. А тут можно было побегать и поиграть с разными девочками и мальчиками, да с мальчиками ещё и интереснее. Девочки играли в дом и в куклы, как сестрица Мари. Матушка сшила ей и сёстрам кукол, но Аделин было скучно мастерить им одежду и придумывать, как там эти куклы живут, ей бы побегать, посмотреть на интересное и поиграть во что-нибудь, тоже интересное. А что интересного в игре в дом? Дом — он у всех есть, спальни, кухня да гостиные, да всякие комнаты, где хранятся вещи и припасы, и конюшня. Ну подумаешь, у кого-то дом огромный и посреди — сад с фонтаном, а у кого-то маленький и фонтана нет, вот и вся разница.
Впрочем, у внучек господина маршала был большой кукольный дом, он стоял в одной из гостиных хозяйской части дворца, и туда обычно никого не пускали, но Аделин с сёстрами разрешили прийти и поиграть. Размером больше Аделин, в три этажа, с деревянными стенами и черепичной крышей. У того дома не было одной стены, и можно было передвигать кукол внутри — по комнатам и лестницам. И у этих кукол жизнь была побогаче, чем у девочек де Кресси — в том доме хватало невероятно красивой мебели, и посуды, и ковров, и гобеленов — всё, как настоящее, только маленькое. У Аделин прямо дух захватило, когда она это увидела — красота же! А потом ещё оказалось, что в кукольный дом подаётся вода и там тоже есть фонтан — это сделала её высочество Катрин. Старшие внучки её высочества, Анна и Катрин, очень ревниво следили за тем, чтобы в этом чудесном доме никто ничего случайно не сломал, поэтому самым маленьким девочкам дозволялось только смотреть со стороны, как старшие что-то там придумывают и делают. Саму Аделин однажды взяли в игру только потому, что она зажгла им по всем трём этажам осветительных шариков размером с булавочную головку и магический огонь в камине — хозяйкам дома эта сила не давалась, они умели только с водой. Но Аделин тут же начала придумывать какие-то приключения для кукол, которые никому не понравились. Эти куклы были такими же воспитанными, как и их хозяйки — они наряжались в красивые платья, не произносили бранных слов, которым Аделин научилась от отца и дядюшек, не лазали в окно, не катались по перилам, не ссорились. Поэтому с домом не заладилось.
С мальчишками тоже не очень-то ладилось — они не хотели брать в игру девчонку. Правда, когда Аделин влезла в их спор о том, кто сможет зажечь больше всего магических огней, то не смогла обойти только самых старших, Годфри и Шарля, но им-то одному десять лет, а второму — девять. Мальчишки поудивлялись, но дозволили приходить в условное место сада, а ещё под лестницу чёрного хода. Конечно, в юбке не очень-то полазаешь и побегаешь, но она старалась. Это счастье продолжалось ровно два дня — а потом вдруг оказалось, что они опять уезжают.
И теперь в распоряжении Аделин оказался замок, ничуть не меньший, чем у де Кресси! Высокая башня из серого камня, в четыре этажа — она сбегала по винтовой лестнице и посчитала, и ещё чердак наверху, а к этой башне пристроено целое немалое крыло! И речка снаружи, и лес, и, наверное, что-то ещё! Даже если здесь не с кем играть, кроме сестёр, она непременно что-нибудь придумает!
Но оказалось, что и здесь есть свои местные дети — у господина управляющего. Целых четверо — две дочки и два сына. И дочки прямо пришли познакомиться, наверное, им тоже хочется поиграть с кем-нибудь новым.
Дочек звали Сесиль и Сюзетт, так сказала их матушка госпожа Симона.
— Привет, — начала разговор Аделин. — А кто из вас кто? Меня зовут Аделин де Кресси, мне восемь лет. Это мои сёстры, Мари, ей шесть, и Шарлотта, ей четыре.
Младшие, как обычно, встали за спиной Аделин и осторожно оттуда выглядывали.
— Я Сесиль Рокар, — сказала старшая девочка, — мне уже скоро будет десять. Моей сестре Сюзетт недавно исполнилось семь. И ещё у нас есть два брата, Жак, ему одиннадцать, и Пьер, ему только пять, он самый младший.
Сесиль была вся такая важная, как настоящая взрослая дама — смотрела в пол, не улыбалась, сложила руки под передником. Её сестра выглядела поживее — так и сверкала на Аделин с сёстрами голубыми глазами, а её чепец сбился на одно ухо.
— Расскажите, во что вы тут играете, куда можно сходить и что посмотреть, — начала расспросы Аделин.
— Я уже большая, мне некогда играть, — строго сказала Сесиль.
— А что ты тогда делаешь? — изумилась Аделин.
Нет, понятно, что нужно учиться, но не всё же время!
— Учусь вести хозяйство, — важно ответила старшая девочка. — Например, сегодня утром матушка брала меня с собой, когда привезли муку — посчитать, сколько мешков, и так ли хороша та мука, как за неё запросили. А после обеда я пойду шить сорочку. Ты умеешь шить сорочку?
— Мари умеет, — не растерялась Аделин, она терпеть не могла всякое рукоделие и занималась им только потому, что никак не могла придумать убедительную причину, чтобы ничего такого не делать.
— Правда? Она же маленькая? — не поверила Сесиль.
— Куда маленькая-то, шесть лет уже! А я умею вот так, — Аделин щёлкнула пальцами, и в воздухе повис светящийся шарик.
— Ты маг? — почему-то этот простой факт очень удивил старшую девочку.
— Да, — сообщила Аделин, эка невидаль, маг. — Они, наверное, тоже, только ещё пока не знают об этом, — кивнула она на сестёр. — Вот ты кем будешь?
— Что значит — кем? Выйду замуж и буду женой достойного человека и матерью его детей.
— А я буду великим магом, — сообщила Аделин. — Как мой дядя граф Саваж.
— Граф Саваж твой дядя? — изумилась Сесиль. — Он был тут вместе с его величеством и командовал охраной.
— Да! И он великий маг! И я тоже буду.
— Девочки не бывают великими магами, — отрезала Сесиль.
— Отчего же? — не поняла Аделин. — Ещё как бывают! Может быть, пока маленькие, и не бывают, а потом — очень даже! Например, её высочество Катрин! Знаешь, как её слушается вода? Она даже в кукольном доме сделала водопровод и фонтан! Или вот — Анжелика, на ней женился наш дядя, она вообще всё умеет — и воду нагреть, и сказку рассказать, и врагов сжечь!
— Это которая ушла от принца к графу Саважу? — наморщила нос Сесиль. — Она здесь была, мы её видели, правда, Сюзетт? Она совсем некрасивая. Худая, и волосы торчат. И глупая, раз от принца ушла к нищему графу. Весь дом её обсуждал!
— Много ты понимаешь в красоте, — хмыкнула Аделин. — И наш дядя Жанно ещё какой красавец, ясно? Принца того я не видела, но встречала другого, и он настоящее чудовище, хоть и могучий маг. Если тот ваш принц был такой же, я б от него тоже ушла к дяде Жанно!
Аделин уже подумывала, не дать ли наглой зазнайке в нос, она умела, но их разговор прервал смех.
— Ой, — пискнула Селин, и только её и видели.
Сестра убежала за ней.
Оказывается, по лестнице сверху спустился его преосвященство Лионель, хозяин дома. Он стоял и смеялся, а рядом с ним — виконт де ла Мотт, который умеет открывать порталы.
— Милые дамы, пойдёмте обедать, — сказал господин Лионель.
— Уже идём, ваше преосвященство, — Аделин вежливо наклонила голову.
Мадлен оглядела комнату, в которой предстояло жить девочкам, и комната ей понравилась. Большая, светлая, два окна. Кровати стояло тоже две, но госпожа Рокар распорядилась вынести одну большую и принести три маленьких — откуда-то из другой части дома. Вторая кровать осталась для Луизы — она всё равно спит рядом с Шарлоттой.
У этой комнаты был ещё и второй выход — в небольшую купальню. Вода туда не подавалась, её нужно было честным образом таскать, но — там стояла вместительная ванна, тазы и пара кувшинов. Это было очень удобно. Госпожа Рокар рассказывала, что во время визита их величеств в этой комнате жили дамы де Безье. Госпожа Антуанетта, с которой вечно что-то приключалось, хоть с виду она и очень достойная дама, и королева, опять же, ценила её очень высоко. И госпожа Анжелика, тут госпожа Рокар потупилась, но потом всё же решила продолжить — ныне, значит, супруга вашего брата, госпожа Мадлен.
— Понимаете, когда господин Лионель привёз сюда королевскую чету и всех сопровождающих, то здесь с полсуток стоял дым коромыслом. И вашего брата с ними не было — говорили, он остался за рекой, прикрывать отход королевского отряда. И если честно, его и не надеялись уже увидеть живым. А потом они приехали утром — вместе с госпожой Анжеликой де Безье, которую считали потерянной и едва ли не погибшей. И про них говорили, что это она помогла господину графу отбиться и что без неё он бы точно погиб. Как и она без него. Ну и если бы не они — тогда дрались бы на подступах к замку. Он хорошо защищён, но эти еретики такие бесстыжие! В общем, когда объявили о помолвке господина графа с госпожой де Безье, хоть это и было удивительно, но понятно. И все, кто хоть сколько-нибудь воевал, качали головами и соглашались, что их друг другу послал господь, не иначе.
Мадлен впервые слышала эту историю — да и кто бы ей раньше рассказал? Жанно было некогда, а с Анжеликой она в день побега из мужнина дома впервые толком познакомилась. Вот оно как, оказывается. Она не представляла, как это — когда становишься с мужчиной плечом к плечу, спина к спине, и вместе стоишь против всего мира. Наверное, это невероятное ощущение. И хорошо, что у Жанно — так.
Сама она ни за что бы не встала рядом с Ангерраном против его недоброжелателей — потому что нередко считала, что у них есть причины не любить его. Драгоценный покойный супруг не всегда считал нужным держать слово, нередко попадался на вранье и всегда искренне считал, что ничего же особенного, все так делают. И изумлялся — а чего на него обиделись-то? Он же не подал к тому никакого повода. Ну подумаешь, не передал сведения вовремя. Или, наоборот, передал, но то, что передавать как раз не просили. Ещё, бывало, не отдавал занятые деньги. Как-то раз не явился на дуэль, где должен был быть секундантом, и никому об этом не сказал, даже Жан-Люку, потому что тот бы его вытолкал взашей к месту поединка. И когда потом явились к ним домой узнавать, что случилось, сказался больным. Когда Жанно услышал эту историю, он сначала расхохотался, а потом очень жалел Мадлен — надо же было, говорил он, нашим прекрасным родителям впутать тебя в такой брак!
А госпожа Рокар тем временем отворила окна, впуская внутрь свет и тепло, и велела кому-то протереть ещё раз полы, пока господа обедают, и потом уже нести сундук с детскими вещами. И повела Мадлен дальше.
На этаже было ещё две комнаты — побольше и поменьше. Мадлен сразу же сказала, что ей — поменьше, она одна, ей много места не нужно. А побольше — пусть будет для Одиль и Николь. А мыться все будут в ванной возле комнаты девочек. Госпожа Рокар изумилась — как это знатная дама и не хочет себе большую комнату, но Мадлен только посмеялась — ей гостей не принимать, так что как раз достаточно.
Госпожа Рокар рассказала, что её величество Маргарита живёт на втором этаже, рядом с большой гостиной, и госпожа Жийона там же рядом. И ещё у них есть две камеристки, они появились после того, как её величество немного гостила в замке Лимей, у принца Рогана, кузена господина Лионеля. Да-да, того самого, от которого ушла к господину графу Саважу Анжелика де Безье.
К слову, про Безье вообще странное рассказывают — вроде бы брат госпожи Анжелики творил там что-то непотребное, и замок взяли штурмом. Рассказывали охранники господина Лионеля, которые с ним там были. Говорят — всё просто залили огнём, потому что тамошние разбойники сопротивлялись.
Да-да, подумала Мадлен, так сопротивлялись, что Жанно спасли только чудом. Но что поделать, у Анжелики был не самый лучший брат, а у неё вот, как она сейчас понимала, не самый лучший муж. Правда, сейчас ни того брата, ни того мужа нет в живых, а они живы, и она, Мадлен, и Жанно, и Анжелика. Мадлен почувствовала, что уже испытывает к почти незнакомой невестке нешуточную симпатию. Впрочем, она понравилась девочкам, а у девочек чутьё, особенно у Аделин. К плохим людям они не идут и с ними не разговаривают, а с Анжеликой Аделин тогда даже в седле её огромного коня решилась поехать.
Мадлен проследила, как в её комнату занесли и установили сундук с её вещами, и следом за госпожой Рокар пошла вниз — настало время обеда.
Возле дверей в гостиную его преосвященство что-то говорил Аделин, та слушала, вежливо наклонив голову. Мадлен же поняла, что совершенно не подумала во всей этой суете о магических уроках старшей дочери! А то ещё вырастет, как она сама, и что в этом хорошего?
Она дождалась, пока Аделин зайдёт в гостиную.
— Ваше преосвященство, я совсем позабыла про обучение Аделин. Она ведь ходила заниматься к господину де Мюи, и он настаивал на том, что ей никак нельзя прерываться!
Старый маг очень хвалил девочку, Мадлен это было весьма приятно. Но как же теперь?
— Госпожа Мадлен, а что вы сами? Вы ведь здесь не навсегда, и вы владеете базовыми навыками — может быть, вы попробуете заниматься с Аделин?
— Ой, там и говорить-то не о чем, — попробовала отмахнуться Мадлен, но господин Лионель только усмехнулся.
— Вопрос не в том, как велики ваши умения, а в том, что они у вас вообще есть. Если ваша дочь научится всему тому же, что можете вы, это уже будет хорошо. Для облегчения задачи я могу пригласить господина де Мюи сюда — и вы с ним обсудите, что нужно для девочки в первую очередь и как этого достичь. И кроме того, мои книги — в вашем распоряжении. Там есть что почитать о теории и практике магических искусств.
Ох. Вот так задача. Это ведь не шить и не читать, и не про хозяйство! Мадлен никогда не думала, что будет обучать кого-то магии, хоть бы и собственных детей. Но кажется, у неё просто нет выбора.
Жиль уже думал разыскать племянника по магической связи, но тот нашёлся сам. И попросил позволения навестить Жиля прямо сейчас — всё равно Орельен возвращается домой, то есть в жилище Жиля на улице Багряной Розы. Вот и отлично. Надо предупредить Жакетту, что ожидается гость. Впрочем, Жакетта появится дома сильно позже того гостя.
Гостей в этом доме встречал, помимо охраны, его милость Котальдо — выходил, вначале пугал грозным видом, затем обнюхивал и потом только давал дозволение пройти. Но Лионель уже был с ним знаком и даже получил дозволение почесать зверя за ушами, поэтому церемонии свелись к минимуму. Зверь вполне по-кошачьи ткнулся мокрым носом в ладонь племянника-преосвященства и неслышно прошествовал к камину, где специально для него стояло широкое кресло, в которое служанки по слову Жакетты нашили подушечек.
— Смотрю я, этот зверь живёт получше иных людей, — усмехнулся племянник.
— Ещё бы от всех тех людей было столько же пользы, как от этого зверя, — усмехнулся в ответ Жиль. — Рассказывайте, как там госпожа Мадлен.
— Рассказываю, — племянник опустился в кресло, вытянул ноги и взял бокал. — Госпожа Мадлен доставлена в охотничий дом вместе с чадами и домочадцами. Полагаю, мои домочадцы и гости не будут ей слишком надоедать, но и скучать тоже не дадут.
— Вот и замечательно, — кивнул Жиль. — Я тут немного подслушивал логово де Кресси, но, увы, пока не услышал ничего интересного. Они жрут, пьют, ругают слуг, которых стало некому призвать к порядку, и опасаются какого-то господина Бернарда, который может нагрянуть и дать им всем по шее. Кто у нас Бернард?
— Бернард? — удивился племянник. — С ходу и не припомню. Военный? Придворный?
— Даже и не представляю. Его поминал старший, тот самый, что приходил к вам во дворец.
— Видимо, придётся ещё следить и слушать. Кому-то, потому что нам бы с вами прогуляться до Безье, — племянник дотянулся до лежащего в кресле кота и погладил его.
— Какие-то новости? — только ещё не хватало.
— Нет, но хорошо бы присмотреть, не явился ли туда уважаемый Филипп де Безье, и не выбрались ли откуда-нибудь ещё не учтённые люди покойного Антуана. Господин Гро, новый управляющий, связывался со мной сегодня и рассказывал о каких-то подозрительных людях в окрестностях замка.
Племянник был прав — со всеми здешними делами как-то подзабыли о том, что за оставшимися в Безье разбойниками нужен глаз да глаз. Некоторым людям, если не напоминать, на каком они вообще свете, то они начинают заблуждаться и терять берега. И потом кому-то приходится брать замки штурмом и плавить ворота.
— Завтра с утра? Если прибудете ко мне, то отправимся коротким путём.
— С удовольствием, — племянник не владел ни артефактами порталов, ни короткими путями, но у него хватало разума не отказываться от предлагаемой помощи.
— Увы, я не могу ничего сказать об ужине, — пожал плечами Жиль. — Жакетта сегодня на занятиях у Сен-Реми. Но мы можем послать за пирогами в таверну на площади, они там достаточно приличны.
— Мы можем послать в Пале-Вьевилль, — усмехнулся племянник. — Там только рады будут.
— Не остынет ли? — усомнился Жиль.
— Мы воспользуемся нашим преимуществом — где-то тут должен быть Орельен с его волшебным камнем.
Орельен нашёлся в библиотеке — вместе со своим слугой Ландри, таким же молодым балбесом, они читали книгу, кто бы мог подумать — о телесных трансформациях. То есть о том, как превратить кого-нибудь во что-нибудь. Или — в кого-нибудь другого. Полезное умение, но требующее немалых сил и изрядной концентрации, и если с первым у Орельена проблем не было, то со вторым — очень даже.
Впрочем, услышав предложение Лионеля, они всё равно что учуяли запах тех самых пирогов, подскочили оба и выразили немедленную готовность отправиться за едой — хоть в таверну на площади, хоть в Пале-Вьевилль.
В итоге ужин был собран общими усилиями — из таверны подогнали пироги с курятиной и с капустой, а от сестрицы Катрин — паштет из утки, говяжий бульон с лапшой и зеленью, свежий хлеб, корзинку персиков и варенье из слив. Попутно Орельен забрал Жакетту от наставника — правильно, нечего деве вечером одной по улице бродить. И у них вышел чудесный ужин — племянник рассказывал, как госпожа Мадлен с детьми осваивалась в его доме, Жакетта — об интересном случае из практики её наставника Сен-Реми, а Орельен — о том, что нужно для превращения в летучую мышь (и жабу, подсказывала, смеясь, Жакетта, и жабу). В жабу никого не превратили, а Лионель вскоре отбыл домой, пообещав прибыть вскоре после рассвета.
Наутро из городского дома попали в Акон; в замке всё было как и раньше — хмуро, сыро и печально. Уже из Акона отправились в Безье, а там и впрямь нужно было появиться, потому что как раз застали остатки местного гарнизона бранящимися с кучкой неизвестных, желавших попасть внутрь под тем предлогом, что их якобы там ждут, а известий от них ждут вдвойне. Пришлось шугануть пришельцев и стреножить их вожака — потому что стало очень любопытно, каких это известий ожидают, кто и от кого.
Впрочем, вожак оказался хлипким и рассказал всё быстро. Он был связным между покойным Антуаном де Безье и главой еретической армии принцем Маршем, должен был прибыть давно, но портальной, да и никакой другой, магией не владел, вот и припозднился. Новостей он, видимо, тоже не слушал, или не поверил, или принц Марш решил убедиться в случившемся сам — хотя бы при помощи своего лазутчика.
Конечно, это ещё один штрих к портрету покойного Антуана де Безье, но уже неважно, по большому-то счёту. Еретиков посадили в подвал до разбирательства, а пару самых на вид безобидных отправили обратно к их командиру — рассказать, что в Безье ловить нечего, кто бы ни стал волей короля следующим графом.
Ночевали в Аконе — там всё же было получше, чем в разорённом Безье. Кто бы ни стал следующим графом — ему придётся потрудиться, пока замок станет жилым и приличным, и хорошо, что это будет не Жиль де Роган никоим образом.
А вечером случился ещё один сюрприз. Юный де ла Мотт где-то пропадал, даже к ужину явился не сразу, а потом пришёл и сообщил: с Жилем-де желает переговорить его ещё один племянник и закадычный друг того де ла Мотта, Анри де Роган. Да-да, тот самый, с которым спорили из-за Анжелики де Безье и которому она предпочла Саважа. Более того, помянутый Анри готов прибыть в Акон сам либо же приглашает Жиля навестить Лимей.
Звать в Акон человека, владения которого, по отзывам решительно всех, содержатся в идеальном порядке, — не лучшая идея. Поэтому Жиль сказал, что готов навестить племянника в Лимее… например, завтра в обед, если это не нарушит никаких его планов.
Племянник передал через того же де ла Мотта, что — нет, не нарушит, и он будет рад встретиться, наконец, с родичем.
Жиль полночи ворочался с боку на бок, и не постель была тому виной — Жакетта заменила и перину, и подушки, и простыни были свежими. Что же скажет ему племянник, которому он, Жиль, создал множество трудностей без причины и на ровном месте? Не так уж ему на самом деле и нужен Лимей со всеми прилегающими владениями — слишком его много. Лимей не терпит соперников — он был первым и единственным в сердце отца, потом брата Франсуа и теперь вот племянника Анри, не зря ж Анжелика ушла от него к намного более живому и дерзкому Саважу. Куда ему, Жилю, такой груз? И как теперь разрубить этот узел, ведь он сам призвал его величество в свидетели и судьи?
Из четверых племянников Жиля примечательными, на его взгляд, были двое — Лионель и помянутый Анри. Двое старших, Эжен и Этьен, были просто достойными продолжателями дела своего отца — оба отлично воевали. А вот двое младших…
Лионель, конечно, восхищал особо — он принял тот план судьбы, который предложил ему отец, не воспротивился, не взбунтовался, хотя в его жизни много ограничений, которые не вдруг обойдёшь, и сжиться с ними можно только, когда принимаешь их сердцем. Племянник принял и выглядел счастливым человеком — как будто всё, что ему в жизни хочется, у него есть. Недоступное для Жиля умение, он бы не справился.
А второй племянник получил в очень юном возрасте огромные владения — и огромную ответственность. Жиль совершенно не был уверен, что живущие на его землях люди прилично к нему относятся. А если точно — знал, что кое-кто и плюёт вслед, и делает знак от сглаза, полагая его проклятым чернокнижником. А племяннику Анри, как он понимал, вслед никто не плюёт, ибо люди его сыты и довольны. И даже когда весной разбойники Антуана де Безье пакостили на его землях, Анри достойно вышел из положения — кому-то помогал с посевами, кому-то лошадьми и семенами, и чем-то ещё — так рассказывали.
Нет, покуситься на Лимей было большой ошибкой Жиля, надо это признать. И откровенно сказать о том племяннику.
Но оказалось, что племянник Анри вовсе не настроен воевать с Жилем или мстить ему. Он был вежлив, спокоен и говорил: решим всё по-родственному. Я не отдам вам Лимей, но могу помочь в чём-нибудь другом. К тому же он собирался жениться на ещё одной девице де Безье, имеющейся в природе — Антуанетте, кузине покойного Флориана, и, таким образом, формально выполнял все условия выдуманного Жилем завещания.
Анри, несмотря на крайнюю молодость, характером был вылитый братец Франсуа — такой же строгий и сдержанный, но в отличие от него — умел иногда улыбаться, уже достижение. Интересно, сам такой вырос или кто научил? Он недавно сломал ногу, и Жакетта регулярно его навещала — лечила, что-то с той ногой делала, и Анри был Жакетте за это очень благодарен. И расспросил про посох Жиля — насколько с ним легче, чем без него.
Он также предложил Жилю прогулку по замку и владениям — если тот желает. Жиль подумал и понял, что желает. Посидеть на берегу озера, заглянуть в склеп к предкам, понюхать розы в саду. И выпить местного вина — виноградники Лимея, как и всё остальное, процветали.
С собой в Акон Жиль притащил корзину с бутылками того лимейского вина — и ощущение умиротворения и покоя, доселе невиданное. А всего-то надо было — навестить родича…
Через неделю пребывания в доме его преосвященства Лионеля Мадлен поняла, что такая жизнь ей очень нравится.
Ей не нужно было утром вскакивать с постели до рассвета, чтобы пойти на кухню и проверить, пекут ли хлеб и готовят ли завтрак с обедом. Хватит ли на сегодня запасов, всё ли хорошо с купленными и присланными из замка продуктами. И убирают ли комнаты. И вычищена ли конюшня. И готова ли одежда для мужчин и детей.
И на рассвете тоже не нужно было, потому что все, решительно все хозяйственные дела в этом доме делались без участия Мадлен.
Нет, в Пале-Вьевилль ей тоже не нужно было делать ничего, им даже комнаты убирали. Но там следовало являться к завтраку в оговорённое время, а до того нужно было разбудить девочек, накормить их и отправить на занятия Аделин и Мари.
Здесь же девочки просыпались первыми и приходили к Мадлен — все трое. Шарлотта радостно скакала по комнате и по кровати, Мари строила планы на день, Аделин ложилась досыпать у Мадлен под боком. В доме де Кресси тоже случалось так, что девочки приходили к ней утром — зимой, когда светало поздно и она иногда позволяла себе поспать подольше, например в праздники.
А теперь рано поднимавшаяся Одиль терпеливо дожидалась, пока Мадлен проснётся окончательно и позовёт её умываться и одеваться.
Завтрак подавали, когда требовалось. Он был достаточно прост и мог быть съеден без тщательной подготовки — хлеб с маслом, сыр, молоко для девочек, арро со сливками для Мадлен. Иногда им составляла компанию её величество Марго, которая нередко засиживалась ночью допоздна за какими-нибудь книгами, а потом спала до обеда. Её дама госпожа Жийона тоже ночами сидела — то ли над книгами, то ли вообще где-то на чердаке, а завтраком она обычно пренебрегала.
После завтрака наступало время полезных занятий. Читали с девочками книгу о приключениях хитрого лиса, который везде успевал и всех оставлял в дураках. То есть читали по очереди Аделин и Мари, а Шарлотта слушала, а потом называла буквы и знакомые слова. Потом шили. Мадлен — новую сорочку, Мари — платье для куклы, Аделин с горем пополам удалось соблазнить новым вышитым чепчиком. Вообще, в её годы девице уже полагалось вовсю рукодельничать, но Аделин предпочитала магию.
Помня о словах его преосвященства, Мадлен попыталась рассказать дочери о той толике бытовой магии, которой владела сама. Почистить ткань от загрязнений, высушить, разгладить слежавшиеся складки. Собрать пыль со всей комнаты в одно место — чтобы не выискивать её по углам и полкам шкафов. Наложить заклинание от моли и другой вредной живности. Высушить и распутать мокрые после мытья волосы. Укрепить ветхую ткань сорочки, чтобы ещё некоторое время прослужила, например, на локтях. Затянуть маленькие дырочки — не более трёх-четырёх нитей, больше — уже только иглой. Зачаровать от сырости одежду и припасы.
Девочки слушали, открыв рты, Аделин же рвалась всё попробовать прямо сразу. Случившаяся как-то рядом во время такого занятия её величество тоже с интересом слушала, сидя рядом с Шарлоттой на лавке.
— Ничего себе, сколько вы всего умеете, госпожа Мадлен! — восхитилась королева Маргарита. — Слушаю вас и жалею, что мне не досталось от матушки никаких способностей.
Да, её величество Екатерина не смогла передать магические способности никому из детей. Правда, по слухам, она владела ментальной магией, а вовсе не бытовой. Ну да и для чего принцам и принцессам бытовая магия?
А Мадлен сама удивилась, сколько всего, оказывается, она совершает между делом, не обращая на то никакого внимания. Впрочем, в родительском доме на такое тоже не обращали внимания — матушка точно так же чистила отцовские плащи, штопала сорочки и чулки, мыла детей и сушила их после купания. И постепенно приобщала к этим делам дочерей — Мадлен и пятерых её старших сестёр. Никаких специальных учителей магии у них отродясь не водилось, просто девочек учила матушка, а Жанно — отец. Но Жанно в десять лет отдали в пажи графу Флери, могущественному боевому магу, сослуживцу отца и одному из командиров маршала Вьевилля, и дальше он учился всему где-то там, далеко. А Мадлен, как до того её сёстры, к семнадцати годам знала всё о том, что и как происходит в замке, от подвала до крыши. Матушка была сурова в обучении, но впоследствии, в замужней жизни Мадлен не раз вспоминала её науку добрым словом. Ибо если бы не та наука и не подвластная ей магия, то управляться с хозяйством де Кресси было бы куда сложнее.
— Но, мама, я ведь буду магом, зачем мне всё это знать? — спрашивала Аделин.
— А ты думаешь, у магов не бывает грязных и промокших плащей и рваных сорочек? — смеялась в ответ Мадлен.
Эх, услышала бы хоть от одной дочери такие слова её собственная матушка, и лентяйке несдобровало бы. Потому что подобные мысли почтенная графиня Саваж могла объяснить только ленью. И если подготовкой и прилежанием Мари она бы осталась довольна, то Аделин вряд ли бы дождалась от бабушки добрых слов, вдруг подумала Мадлен. Потому что принципы графини Шарлотты были нерушимыми: магия магией, а девочка должна уметь обиходить и обслужить себя, будущего мужа и будущих детей. А кто знает, повезёт ли девочке с мужем, — так она и говорила. А вдруг муж погибнет? А вдруг муж увязнет в заговоре и потеряет всё? А вдруг муж окажется игроком и мотом? А у вас ведь дети, их нужно накормить, одеть и обучить, — Мадлен показалось, что она снова слышит голос графини Шарлотты через время и пространство. Наверное, после урока нужно будет связаться с ней по магической связи — узнать новости из Саважа и рассказать свои. Матушка была в курсе вдовства Мадлен и того, что она находится под покровительством Вьевиллей. И о ране Жанно. Впрочем, услышав о той ране, матушка, ни секунды не сомневаясь, сказала: выберется, он у нас живучий. А на известие о свадьбе очень удивилась — сам-то Жанно не разбежался известить её о переменах в своей жизни, пришлось это делать Мадлен. Графиня Шарлотта была особенно довольна тем, что Жанно взял за себя богатую невесту — ну, говорила она, можно больше и не служить, с богатствами Безье не пропадёт. Мадлен не стала рассказывать, что с теми богатствами есть сложности — если Жанно захочет, то сам и расскажет.
А пока она обо всём этом думала, её девицы вместе с королевой взяли льняной лоскут, извозили его в пыли — где только нашли! — и чистили магическим способом. И что-то там у них, кажется, выходило, лоскут становился белым прямо на глазах, так что наука пошла впрок.
И когда они добились первозданной белизны, можно было похвалить Аделин и помощниц и разрешить детям пойти поиграть во двор.
Впрочем, пошли туда все вместе, и по дороге её величество добыла где-то и прихватила с собой госпожу Жийону. Погода который день стояла отличная, тёплая и солнечная, а во дворе трое из четверых детей господина управляющего гоняли большой кожаный мячик. Обычно с ними не играла старшая девочка, Сесиль — говорила, она уже слишком большая для таких глупостей. Впрочем, мальчик Жак был ещё старше неё, но гонять по двору мяч не отказывался, как и младшие дети.
Девицы тут же включились в игру, потом кто-то кинул мячик в госпожу Жийону, и она легко отбила его, не касаясь — одной лишь магической силой. Аделин это очень понравилось, она принялась пробовать так же, в итоге в игру втянули и королеву, и саму Мадлен. Кто бы мог подумать, что она снова, как в родном замке, будет бегать по двору с мячиком!
Дети радостно вопили, взрослые смеялись, и никто не заметил хозяина дома, появившегося из башни тихо, как большой кот на мягких лапах. Первой его углядела королева, подбежала, улыбаясь, обняла и что-то шепнула на ухо. Мадлен с Жийоной переглянулись, отряхнулись немного и тоже подошли поздороваться, Мадлен ещё и чепец упавший не смогла найти.
— Как хорошо, что вы нашли время нас навестить, кузен, — говорила Маргарита.
— Да, привёз вам гостя, он, надеюсь, вас немного развлечёт, — усмехнулся его преосвященство.
Мадлен повернулась — оказывается, рядом стоял хромой принц. И, о ужас, держал в руках её упавший чепец! Впрочем, он радостно ей улыбнулся и протянул найденную вещь.
— Доброго вам дня, госпожа Мадлен. Сдаётся мне, это ваше, ни у кого больше я не встречал такой изящной вышивки.
— Благодарю, ваше высочество, — Мадлен сделала положенный по этикету реверанс.
И что теперь будет?
А ничего не было. Принц вручил Мадлен чепец — с не слишком изящным, но вежливым поклоном, поздоровался с королевой Маргаритой, приветствовал госпожу Жийону.
— Госпожа де Нериньяк, вы ведь внучка маршала Шамбора? — спросил он у Жийоны.
— Да, ваше высочество, — кивнула Жийона, — верно. Вы были знакомы?
— К моему удовольствию, — кивнул принц. — Это был выдающийся человек, и военный тоже выдающийся.
— О, благодарю. Рада, что вы о нём так думаете, — надо же, госпожа Жийона умеет улыбаться!
Тем временем три девицы Мадлен подбежали, обступили её с боков и сзади и настороженно глядели на принца.
— Здравствуйте, милые барышни, — поклонился им принц.
Девицы встали как подобает и произнесли положенные слова приветствия. И после чего уже все просто пошли в дом, а там госпожа Симона командовала сервировкой стола к обеду.
— А давайте переоденемся к обеду, раз у нас гость, — заговорщически прошептала королева Маргарита.
Жийона усмехнулась, а Мадлен задумалась — правда переодеться, что ли? Хотя бы в старое придворное платье, которое с негодованием отвергла её высочество Катрин? Оно тёмно-бордовое и не такое торжественное, как платье от той же принцессы. И принцесса ведь потом наотрез отказалась принять его обратно, сказав, что это подарок, и точка.
Мадлен поднялась на третий этаж и передала девочек в руки Николь и Луизы — с наказом тоже переодеть их к обеду. Они с утра и по полу ползали, и на улице падали то на землю, то в траву, в таком виде за стол нельзя. А потом позвала Одиль — помочь переодеться ей самой.
— Кто ж это вас надоумил-то, неужели его преосвящество, буду поминать его в своих молитвах, — ворчала Одиль.
— Он пригласил гостя, и её величество сказала — всем переодеться к обеду, — пожала плечами Мадлен.
— Если даже и так, — не стала спорить Одиль. — Её я тоже помяну.
Платье хорошо лежало в сундуке и было переложено льняными вышитыми мешочками с ароматными травами — ещё прошлым летом матушка присылала из Саважа. Там они растут в горных долинах над замком, и в начале лета, когда горные луга цветут, их нужно собирать — на целый год вперёд, чтобы переложить постель, скатерти с салфетками и одежду.
Было время, Мадлен тоже ходила собирать травы — и ароматные, и лечебные, в горах хватало всяких. Её острый нюх позволял найти всё нужное быстро, поэтому в тёплые летние деньки можно было совершенно спокойно сбежать от домашних обязанностей. Конечно, графских дочерей никто не отпускал в лес и горы в одиночку — всегда с ними шёл кто-то из старшей прислуги и люди отца. Мадлен обычно сопровождал Робер — парень на пару лет постарше её самой, младший сын младшего сына, которому ничего не светило в родном доме, и его отдали в учение, а потом и на службу к графу Саважу. Он был темноволос и пронзительно зеленоглаз, и всё время смеялся; он не был магом, но лучше всех фехтовал и метко стрелял.
Мечтала ли Мадлен о нём? Наверное, это называется так. Но — только лишь мечтала, робко и несмело.
А потом Жанно рассказал, что Робер погиб, защищая отца — в той же засаде, где оборвалась жизнь графа Саважа. И добавил, что они с Ли, Анри и Орельеном отомстили за всех погибших. Да, всё правильно, но…
Сейчас же Мадлен с удивлением поняла, что какое-то схожее с тем, давним, ощущение она поймала в обществе хромого принца — когда он не пожирал её глазами и не нюхал её руки, а просто был рядом. Например, говорил с кем-нибудь на том злосчастном празднике у Вьевиллей, держа её руку, или когда запускал в ночное небо огни фейерверка. Рядом с ним было спокойно — как с Робером или как с Жанно. И, наверное, враги разбегаются от одного его имени…
От де Кресси враги не разбегались. Да серьёзных врагов там и не было, потому что они слишком незначительны сами по себе, а если и пытаются куда-нибудь пробиться, то всем им, кроме разве что Жан-Люка, недостаёт силы. Уверенности, напора. Это дома Ангерран мог орать, что при дворе все сплошь дураки и трусы, а когда случалось бывать во дворце, то вёл себя тише воды, ниже травы. И когда однажды, вскоре после свадьбы, с Мадлен заговорил кто-то из приближённых короля, и она ответила и даже улыбнулась, то во дворце Ангерран стелился перед тем человеком низко-низко, а дома надавал ей пощёчин. Потому что — нечего разговаривать с чужими мужчинами. И потом вообще не брал её ко двору, а потом она понесла, и все надеялись на сына… но родилась Аделин. Здоровой дочери оказалось недостаточно — как же, нужен наследник! А ты, мил друг, вообще смотрел, кого брал в жёны — не зря у Мадлен пять сестёр, и у матушки их было тоже не то пять, не то шесть, и у бабушки? Но доводы рассудка оказались не для Ангеррана.
После третьей дочери Мадлен поняла, что вообще не хочет больше рожать детей этому человеку. И вспомнила материнскую науку — что сделать, чтобы не беременеть. Денег в семье почти нет, этих бы детей вырастить и обеспечить, чтобы не пришлось выдавать замуж так же, как её саму, лишь бы взяли!
А потом вернулся Жанно. Они встретились при дворе — где же ещё? Она не поняла сначала, кто окликнул её — они не виделись десять лет, он уезжал мальчишкой, да и ей было тринадцать, а теперь ему двадцать, ей двадцать три, уже совсем взрослые. Но он был вылитый отец, хоть и сильно моложе, и прекрасен, как волшебник из сказки. Да он и был волшебником из сказки, и ещё бесстрашным воином! Он сказал что-то друзьям — там был и его преосвященство Лионель, и принц Анри де Роган, и кто-то ещё — подбежал к Мадлен, обхватил её и закружил прямо в дворцовом коридоре. И она смеялась и плакала разом — Жанно нашёлся, Жанно вернулся, это же чудесно!
Они стояли, держась за руки, и наперебой говорили друг другу — что с ними было, где они были и как они теперь живут, когда подошёл Ангерран, больно дёрнул Мадлен за плечо и грязно выругался. И, наверное, сделал бы что-нибудь ещё, но Жанно с нехорошей усмешкой взял его за руку и вывернул так, что у того глаза на лоб полезли.
— Что это за животное, Мадлен? Неужели твой муж?
Она могла только кивнуть. Ангерран, правда, попытался что-то сказать, что Мадлен ведёт себя неподобающим образом, но Жанно только усмехнулся. Я, мол, её брат, сын и наследник графа Саважа, а ты кто?
Подтянулись братья Ангеррана, но Жанно отсёк их пляшущим по мраморному полу огненным полукругом. С другой стороны подлетел высокий худой парень, сероглазый блондин, он радостно потирал руки и спрашивал — что, господин Жанно, наконец-то будем драться? А то я уже соскучился! А другие друзья Жанно — все эти невозможно важные Вьевилли и Роганы — тоже подошли и смотрели на всё происходящее с усмешечками. Мадлен уже потом узнала, что его преосвященство Лионель служил с Жанно и на суше, и на море, а остальные уже по их возвращении успели пару раз побить еретиков с ним за компанию и знали, на что он способен, а братья де Кресси не знали.
Жанно тогда её спросил прямо в лоб — Мадлен, может, ты уже станешь вдовой, и мы найдём тебе кого получше? Мадлен просто испугалась — как так, это же отец её детей. Так и сказала. Да и не особо она понимала, как это — когда получше. Просто попросила отпустить Ангеррана, и Жанно отпустил, но велел обещать, что тот будет относиться к ней, Мадлен, как подобает относиться к супруге, которая мало того что сама по себе из достойной семьи, так ещё и мать его детей. И Ангерран послушался — хоть Жанно и был ниже его на голову и младше почти на два десятка лет. Но — способ Жанно объяснять, что и как в этой жизни, внушил ему уважение. К тому же за спиной Жанно маячили фигуры Роганов и Вьевиллей и бог знает кого ещё.
С тех пор жизнь Мадлен стала намного проще, потому что братья де Кресси Жанно боялись. О нет, иногда они всё же зарывались, особенно Ангерран или Жан-Люк. Но Жанно им так и сказал — я же всё равно узнаю и приду. И мы посмотрим, кто прав.
А теперь Мадлен вдруг поняла, что могло быть иначе. Если бы родители не поторопились — а вдруг нашёлся бы другой жених? Не как Жанно или отец, таких не бывает, но — и не как Ангерран де Кресси?
Но тогда у неё были бы другие дети. А девочки получились просто замечательные.
Аделин напоминала Жанно в детстве. Была бы мальчиком — вышла бы точной копией. Мадлен даже казалось, что у старшей дочки с годами светлеют глаза, и из обычных вишнёво-карих становятся жёлтыми, кошачьими — как у Саважей-мужчин.
Мари была похожа на саму Мадлен в таком возрасте. Сдержанная, рассудительная и уже умеющая управляться с иголкой.
А непосредственная Шарлотта смеялась так же заразительно, как сестричка Мари.
Мадлен глянула на себя в небольшое зеркальце, поблагодарила Одиль за причёску и пошла за замечательными девочками — чтобы вместе с ними спуститься к обеду.
Конечно, Жиль знал, что в доме Лионеля прячется от родных мужа и от прочих врагов госпожа Мадлен, но увидеть её прямо сразу, да ещё и не чинно сидящей и смотрящей в пол, а смеющейся и играющей с детьми, оказалось как-то слишком сильно, он даже глаза прикрыл. Какая же она красавица, и как вовремя подох этот говнюк де Кресси! О нет, у Жиля не было и не будет добрых слов для этого человека, и ещё для родителей Мадлен, которые устроили ей этот брак.
Но де Кресси больше нет, а Мадлен есть. Живая и прекрасная. И дочки у неё довольно милые, когда не говорят чудовищных вещей, которые где-то подслушали. Вот, например, сейчас, когда бегают по двору за мячиком и смеются, очень даже ничего.
Ему захотелось что-нибудь для них вытворить — ну там, фейерверк, живую картину с невиданными зверями, или что там ещё можно выдумать, но он вздохнул про себя и решил не торопиться. Зато поднял упавший на траву вышитый чепец — явно с медовой головы его строптивой красавицы, кто ещё такой вышьет и наденет?
Тем временем бегавшая тут же с детьми племянница Маргарита радостно приветствовала племянника Лионеля, и две другие дамы тоже подошли поздороваться. Жилю стоило изрядных усилий никак не дотрагиваться до столь приятной ему особы, а только лишь поклониться и вернуть ей потерянную вещь. Не стоит торопиться, всему свой черёд.
Зато можно было переброситься парой слов с, как он понимал, дамой королевы Маргариты. Жиль встречал эту особу при дворе и ни за что бы не заподозрил, что она умеет играть с детьми и улыбаться. Однако же — особа всё это умела. Более того, улыбка напомнила ему о давнем знакомстве с выдающимся человеком, вместе с которым Жилю довелось провернуть пару интересных дел, давно, ещё до великого путешествия на Юг и Восток. Дама при упоминании родича оживилась и одарила Жиля улыбкой — весьма своеобразной, ну да если сила у дамы от дедушки, то того своеобразия там хоть отбавляй. Нет, Жилю бы что-нибудь чуть менее экзотичное — например, даму из семьи Саваж.
За истекшую неделю Жиль окончательно убедился, что никакая другая дама, кроме госпожи Мадлен, ему неинтересна, не подходит и, очевидно, не нужна.
Придворные его величества Карла Девятого были готовы предложить ему своих дочерей, племянниц, вдовых кузин, тёток и прочих близких и дальних родственниц — по отдельности и вместе, только выбирай. Да вот только на лицах этих родственниц не было даже того вежливо-спокойного выражения, которое всегда отличало госпожу Мадлен. Они смотрели в сторону, чтобы не показать… разочарования? Отвращения? В общем, Жиль не испытывал желания узнать, что там, на самом-то деле. Очевидно, там есть желание стать одной из Роганов и получить доступ к некоторому имуществу (тут, правда, Жиль внутренне ухмылялся — видели бы они то имущество, были бы поспокойнее). В общем, благородные дамы ему никак не годились.
Пока он всю последнюю неделю болтался по своим владениям, то поглядывал прицельно на встреченных женщин — кто там у него вообще живёт-то? Оказалось — много кто. И маги, и просто люди. И даже встречались свободные — как юные девы, так и взрослые женщины. Вдовы и дочери торговцев, ремесленников, крестьян, в конце концов. Но ни в ком не нашёл он той утончённости, какую видел в госпоже Мадлен. Ей бы он отдал в руки и Акон, и городской дом — без страха, как Жакетте. Только вот… она не желала брать.
Но оставался шанс, что причина в другом. Может быть, там дело вообще не в нём, а в каких-то обстоятельствах её жизни, о которых он ничего не знает? Может быть, её нужно просто приучить к себе, как он когда-то приучал матушку его милости Котальдо, она была той ещё независимой особой? И её нельзя было сгрести в охапку и унести, как обычную кошку, потому что там такие зубы и когти, что живым не уйдёт никто, только уговаривать. Может быть, госпожу Мадлен можно убедить в своей безопасности и уговорить?
И поэтому, как только возникла мысль, которую нужно было обсудить с племянником-преосвященством, прежде чем нести её куда-то дальше, Жиль решил напроситься в гости. Не говорить о госпоже Мадлен ни слова, только о деле. Дело-то вправду есть, и оно требует внимания. Племянник глянул хитро — и пригласил на следующий день составить ему компанию. Правда, доставкой на место вновь занимался де ла Мотт, но у него судьба такая.
И вот все они собрались за обеденным столом — небольшим и круглым, и взрослые, и дети. Госпожа Мадлен надела что-то очень милое и оказавшееся ей очень к лицу — Жиль никогда не разбирался во всех этих бесчисленных предметах, которые дамы надевают на себя для красоты. Точнее, понимал, как помочь даме со всем этим расстаться, но не более. И сейчас ему оставалось только поглядывать на неё — он надеялся, что делает это не слишком заметно, а она сидела как раз напротив него, между младшими детьми, и больше следила за ними, чем ела сама. Правда, вскоре дети запросились наружу и были отпущены; госпожа Мадлен проводила их до двери и вернулась с улыбкой, а он улыбнулся ей в ответ — и она не отвела взгляда, и это была маленькая, но победа.
— Вам не скучно в этом уединённом доме, госпожа Мадлен? — решился спросить он.
— О нет, ваше высочество, не скучно, — надо же, снова улыбка. — Наверное, мне никогда не бывает скучно.
Хорошо, не улыбка, а намёк на улыбку, обещание улыбки. Но — уже что-то. И вообще, за ту неделю, что госпожа Мадлен здесь, она стала спокойнее и чаще смотрит по сторонам, а не только в пол, на обтянутые юбкой колени или на детей.
— Это очень ценное качество, госпожа Мадлен. Может быть, вы когда-нибудь расскажете мне, как вам это удаётся?
— Само собой, — ну вот, взгляд снова опустился в тарелку.
— Значит, это ваш врождённый талант, — Жиль постарался не есть даму глазами, а всего лишь осторожно смотреть.
— Госпожа Мадлен определённо талантлива, — сообщила Маргарита. — Она умеет столько всего полезного, и её чудесные дочки тоже! Право, я столько доброго не умею, — подмигнула она госпоже Мадлен. — Правда-правда! Если даже маленькая Аделин умеет очищать одежду от грязи, то госпожа Мадлен — просто фея!
— Господа — серьёзные маги, им вряд ли может быть интересна очистка одежды от грязи, — усмехнулась Мадлен.
— Уверяю вас, госпожа Мадлен, маги носят одежду точно так же, как и все люди, — усмехнулся ей в ответ племянник.
О да, Жилю было что об этом сказать, но всё это не красило его совершенно. Поэтому…
— Когда мне напомнили, что в мире существует бытовая магия, я счёл это какой-то высшей формой благодати, честное слово, — сказал он. — И на мой взгляд, эта благодать дарована лишь избранным, вроде моей Жакетты… и, как выясняется, вас, госпожа Мадлен, — Жиль даже поклонился ей немного. — Дорогой племянник, не уделите ли мне после обеда немного вашего внимания?
— Легко, — согласился Лионель. — Оставим дам и отправимся в мой кабинет — если вам нетрудно.
— Вы о лестнице? Нет. Ничего со мной не станется, не развалюсь.
Жиль поднялся, поклонился дамам и отправился вслед за хозяином дома.
Правда, по дороге куда-то наверх, под самую крышу, он успел пожалеть, что связался с этой затеей, но — и вправду дошёл, не развалился. А кабинет племянника был примечателен — ни за что не скажешь, что здесь обитает лицо духовное. Книги и пара картин — совершенно светского содержания, письменный стол, на котором стоит серебряный графин и небольшие стаканчики, и вазочка с каким-то печеньем. Ну и — перья, бумага, чернильница, и что там ещё люди держат на столах для письма.
— Рассказывайте, дорогой родич, что вас привело сюда — кроме госпожи Мадлен, конечно же, — усмехнулся племянник.
— Мне не нравятся настроения в Безье, да и у меня дома тоже. Я сейчас не о домочадцах, если что, я о жителях этих территорий. Нет, я не успел набрать никаких фактов, но косые взгляды в спину, которых не было ещё с полмесяца назад, ощущаются очень хорошо. Ни я, ни вы не сделали этим людям ничего дурного, более того, разбойничье гнездо в Безье осложняло и их жизнь тоже. Однако люди ропщут на перемены, на то, что нет графа, на то, что перевешали кое-кого из разбойничьих вожаков. А мои на то, что вместо обычного сеньора им дали какого-то неправильного Рогана — мало того что полтора десятка лет где-то проболтавшегося, так ещё и оказавшегося каким-то там непонятным магом. Почему непонятным, я ума не приложу. Но — всё это натащили мне мои люди в Аконе, которые, если вы помните, сами так или иначе маги. А мы с вашим отцом собрались пересчитать всех магов королевства, чтобы приставить их к полезному делу, и я уже боюсь представить, что при этом будут думать обо мне обитатели моих земель.
Надо же, выговорился. Жиль вдруг понял, что отцу Лионеля, помянутому маршалу, он бы и половины от этого не сказал.
— Извините, я начну с конца, — усмехнулся Лионель и разлил настойку из графина — точь-в-точь как его отец. — Пересчитать магов — отлично, давно пора. В просвещённых южных землях вроде Фаро, Ниаллы или Феррайи это делают давно. Я помогу вам, чем сумею, подумаем вместе, как это лучше осуществить. Что до того, что вас где-то носило — ну, как есть, сами понимаете, из песни слова не выкинешь. Возможно, вам нужно чаще показываться в окрестностях Акона за какими-нибудь приличными сеньору занятиями.
— Ловить разбойников недостаточно прилично? — хмыкнул Жиль.
— Достаточно, но если разбойники местные, то от них, увы, не только вред или, если точнее, вред не всем. Ведь эти люди — чьи-то мужья, братья и отцы. И когда мы с вами их повесили, что мне кажется совершенно справедливым в данном случае, их родичи могли с нами не согласиться. Что поделать, такова жизнь. Либо вы устрашите всех скорой и точной расправой в случае нарушения вашего закона, либо внушите уважение — чем-нибудь. Скажем, на землях кузена Анри не разбойничают — как правило. Исключения бывают, и он давит все подобные проявления достаточно быстро и твёрдо. Возможно, вам стоит попробовать ещё как-нибудь повлиять на жизнь вашего герцогства — подумайте, тут ваш богатый опыт вам в помощь.
Жиль терпеть не мог сидеть и что-то обдумывать. Мысли либо приходили сами, либо возникали в разговоре, либо никак. Значит, разговор.
— Давайте я буду просто перечислять вам идеи, какие придут на ум? А вы будете говорить, насколько они глупы.
— Отчего нет? Давайте попробуем…
Мадлен сидела за столом в гостиной с книгой о магии, когда дверь приоткрылась и внутрь проникла Аделин в одной сорочке и туфлях, с растрёпанной косой. Девочки ушли спать ещё с час назад, и Мадлен искренне полагала, что они и вправду спят, но, очевидно, не все.
— Я тебя нашла, это хорошо, — сообщила Аделин и забралась с ногами на соседний стул. — Не могу уснуть. Мари спит, и Шарлотта тоже, и Луиза спит, а я не сплю. Расскажи, о чём ты читаешь?
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.