Чувствуете запах свежей краски? Слышите стук молотков? Нью-Ньюлин на пороге больших перемен: он готовится открыть приют для странных детей.
Люди волнуются, альпаки хитрят, да и море что-то задумало.
А троица главных героев просто пытается быть счастливой, и хорошо бы при этом никого не прибить.
— Знаешь, ты самое жуткое существо из всех, кого я встречала. Страшнее упыря или даже инквизитора.
— И тебе доброе утро, Камила, — ровно ответил Фрэнк, продолжая размеренно орудовать шпателем.
Фанни оглянулась на них, сверкнув улыбкой. А вот Фрэнк оборачиваться не стал: Камила терпеть не могла встречаться с ним взглядом. Можно подумать, у нее какие-то там невообразимые секреты.
Еще несколько лет назад Фрэнк наверняка бы развернулся и взглянул прямо в глаза человеку, решившему ни с того ни с сего испортить ему настроение. И тогда тот сам бы выпалил ему самое сокровенное, самое стыдное. Теперь все было иначе: Фрэнк больше не был изгоем, и ему приходилось… как это там? Социализироваться, вот. Тэсса действительно во что-то такое верила… в дух общины или вроде того.
Камила точно знала: любые злобные нападки сойдут ей с рук. Так маленький котенок кусает за хвост большого пса в твердой уверенности, что не огребет тяжелой лапой по глупой башке.
— Я составляла каталог наших фриков… — продолжала меж тем эта женщина.
— Что ты делала? — растерялась Фанни.
— Работала над диссертацией! — рявкнула Камила нетерпеливо. — И вдруг поняла, что это Фрэнк во всем виноват.
— Правда? — удивился он.
В бывшем пансионате, который они теперь переоборудовали под будущий детский приют, гуляли сквозняки. Все окна были нараспашку, но запах краски впивался в одежду, драконил ноздри, царапал нервы. Вот уже вторую неделю ярко светило солнце, а это значило, что скоро кому-то из них придется проявить немалую смекалку, пытаясь выжать из Одри слезу. Девчонка в последнее время просто лучилась хорошим настроением, грустные фильмы ее больше не брали, и Тэсса назначила дежурство. Фрэнк попытался вспомнить, чья очередь расстраивать Одри, и с облегчением сообразил, что не его.
— До того как ты тут появился, в нашей дыре было спокойно, — гнула свое Камила, приставучая, как репей. — Тэсса просто целыми днями пялилась на море и время от времени дрыхла в конторе. Все, на что она была способна, — это держать под рукой одеяло, чтобы утихомирить нашу баньши. А теперь посмотри-ка на нас!
Фрэнк польщенно улыбнулся. По правде говоря, он не думал, что как-то повлиял на Тэссу, но, может, и повлиял. Они оба со всем усердием влияли друг на друга, а прошлой ночью даже три раза.
— Ох, милая, — Фанни слезла со стремянки, посмотрела на свои перепачканные краской перчатки и передумала обнимать их злюку. Вместо этого она ласково заворковала на расстоянии: — Я полностью разделяю твои чувства. Все мы любим Нью-Ньюлин…
— Да что ты, — неприязненно процедила Камила.
— И все мы страшимся перемен, — с непреклонной добротой продолжала Фанни, — но, уверяю тебя, приют ничего не испортит…
— Дети! — взвизгнула Камила. — Они же будут повсюду! Маленькие гаденыши, которые бог знает на что окажутся способны! Будто мало нам этой паршивки Мэлоди…
— Что она опять натворила? — всполошилась Фанни.
Две рыжие близняшки-подростка прибыли в Нью-Ньюлин несколько месяцев назад вместе со своей тетей, сломленной навалившимися на нее заботами. Джулия преподавала в университете и была полностью довольна жизнью, но в один прекрасный день обнаружила на своем пороге близняшек, сидевших на чемоданах. Два злобных щеночка, брошенных своей мамашей.
Фрэнк понимал Мэлоди лучше, чем кто-либо. Его собственной мамочке просто некому было сплавить такого неудобного ребенка, как он, а не то она всенепременно бы это сделала. Его младший брат Алан был солнышком и лапочкой, а Фрэнк… ну, его взгляд пугал людей с раннего детства, а люди ненавидят тех, кто их пугает.
Все люди, поголовно, — кроме жителей Нью-Ньюлина. Этих было не так просто напугать. Эти и сами могли устрашить кого угодно.
— О том, что натворила мерзавка Мэлоди, я доложу нашему шерифу, — холодно уведомила Камила. — Где она, кстати, шляется? Почему в конторе торчит Холли и вместо того, чтобы принимать заявления, стенает и вздыхает похуже привидения?
Фрэнк хмыкнул. Холли, чокнутый художник, которого Тэсса почему-то любила и баловала, был совершенно невыносим со вчерашнего дня. А все из-за Мэри Лу и ее разбитого сердца. Ну бросил тебя жених перед свадьбой, почему бы просто не пострадать молча? Так нет же, кудрявая пекарша нуждалась в компании несчастных. Поэтому она громко и с выражением прочитала статью, где о Холли писали как «об одном из талантливых современников».
А ведь они просто зашли в «Кудрявую овечку» поужинать.
«Талантливый современник?! — завопил Холли, не веря в такую черную неблагодарность со стороны человечества. — Один из? Да я же гений, и светоч, и…»
Дальше Фрэнк не слушал, предчувствуя тяжелые дни. И действительно, с утра Холли напялил один из рабочих свитеров Фрэнка и отправился в контору «просиживать штаны, как и остальные бездари».
Тэсса от такой оценки ее профессиональной деятельности только пожала плечами — будучи мэром и шерифом Нью-Ньюлина, она давно привыкла к критике.
— Она внизу, на пляже, — сообщил Фрэнк Камиле, по-прежнему не глядя в ее сторону, — ругается по телефону с Алисией… ну, теткой из администрации графства. Кажется, нам пытаются подсунуть некачественных учителей.
— Некачественных учителей? — скептически фыркнула Камила. — Что с ними не так? Образованность из ушей не капает?
— Слишком нормальных, — пояснила Фанни.
— Да-а, — с неопределенной интонацией протянула бывший редактор «Расследований Нью-Ньюлина». — Нормальные тут не выживут, это уж точно.
Фрэнк промолчал, прислушиваясь к диковинному звуку — урчанию мотора. Была среда, а по средам Кенни сроду не ездил за товарами. Кому бы понадобилось заводить автомобиль в такой погожий день? Ехать местным жителям было некуда и незачем.
Не сговариваясь, Камила и Фанни прыснули к выходу: в Нью-Ньюлине никогда ничего не приключалось, а когда приключалось, то всем страсть как хотелось поглазеть на это из первого ряда.
Фрэнк чуть помедлил, а потом, посмеиваясь над собой — никогда он не страдал любопытством, откуда что взялось, — как можно неспешнее пошел следом.
А вдруг и правда что-то приключилось?
На поляне перед пансионом стоял потрепанный автомобиль — такая же древняя колымага, как и пикап Фрэнка. Однако парень, который из него вывалился, не стремился поддаваться тлетворному влиянию бедности. Было в нем что-то театральное: слишком жгучие черные волосы, слишком густые брови, слишком яркая рубашка. Казалось, он вот-вот выдернет из кармана красную тряпку, а из багажника — быка и как начнет матадорить направо-налево.
Прислонившись плечом к дверному косяку, Фрэнк достал из кармана темные очки и нацепил их на нос. Достаточно он за долгие годы наслушался чужих откровений, спасибо, больше не надо. Мало кто хранил в потемках своего сознания что-то доброе и приятное, так что заранее никогда было не угадать, в какую зловонную лужу макнешься.
— Так, — сказал матадор, оглядываясь по сторонам, — и куда я, черт побери, притащился?
— Добро пожаловать в Нью-Ньюлин! — гостеприимно воскликнула Фанни. Последний месяц она практиковала оптимистичную благожелательность и была нежна даже с Камилой, которую всегда терпеть не могла. Это пугало.
Старина Кенни однажды признался, что согласился бы целый год провести невидимкой, лишь бы Фанни перестала улыбаться и рявкнула на него, как раньше.
Но капитан Сид, уставший от воплей баньши, долетавших до аэродрома Лэндс-Энд даже через несколько миль, прислал ей какую-то брошюру — то ли для алкоголиков, то ли для психов, у которых беда с управлением гневом, а то ли для свидетелей Иеговы. Как бы то ни было, Фанни такое вмешательство в ее частную баньши-жизнь приняла близко к сердцу, брошюру изучила внимательно и с тех пор всех раздражала приклеенной к лицу радостью.
— Нью-Ньюлин, да, мой навигатор тоже так считает, — матадор подмигнул Фанни, демонстрируя хорошо прокачанные навыки заправского ловеласа. Фанни была добрейшей душой, именно к ней бежали все, кто хотел выплакаться или пожаловаться на жизнь, потому что никто не мог выслушать и утешить лучше нее. Но с внешностью ей повезло примерно так же, как и Фрэнку. Если он больше всего походил на разбойника с большой дороги с этим своим зверским выражением лица, перебитым носом и шрамами, то Фанни напоминала неумело вырезанного из дерева языческого божка — слишком грубыми и резкими были черты ее лица. Наверное, поэтому она всегда щеголяла в совершенно невообразимых нарядах, лиловых и оранжевых, зеленых и красных, — лишь бы перевести внимание собеседника на что-то другое. Не на себя.
Высокая и несуразная, Фанни производила сокрушительное впечатление на неподготовленного зрителя. Однако матадор не дрогнул, лукаво и прямо смотрел прямо на нее, чем невольно вызвал уважение.
— Дермот Батлер, — представился он, — артист цирка.
— Ах ты божечки! — всплеснула Фанни руками. — Мой герой-любовник!
— Ого, какая прыть! — восхитился матадор, даже глазом не моргнув.
— Ах, что я несу, — спохватилась она и засмеялась таким переливчатым колокольчиковым смехом, который заставил бы Кенни стать невидимкой от ревности, — это амплуа… У нас тут некоторым образом театр. Любительский.
— Обожаю любительский театр, — бархатным тоном заверил матадор, и тут вмешалась Камила, которой надоел этот стихийный флирт.
— Эй! — резко произнесла она. — Рассказывайте, Дермот Батлер. Что с вами не так?
Тот недоуменно заморгал длиннющими, будто накрашенными ресницами:
— Простите?
— Не валяйте дурака! — прикрикнула Камила. — Будь вы обыкновенным человеком, Нью-Ньюлин ни за что бы вас не пустил. Он приводит к нам только разных отбросов… Фанни, например, завывает от расстройства так, что чайки сбиваются с курса. Никогда не смотрите прямо в глаза здоровяку за моей спиной, не то вывалите ему всю свою подноготную — и сами не поймете как.
— О, у меня есть теория, — оживилась Фанни, — я думаю, мы рассказываем Фрэнку о себе потому, что на самом деле хотим быть услышанными… Это в нашей природе, дорогая.
Камила продолжала, не обращая на нее внимания:
— Наш доктор Картер лечит прикосновениями, а мой муж, отшельник Эрл, может от прикосновений умереть. Мэри Лу дышит под водой, Кевин становится прозрачным, когда нервничает, у Милнов во время полнолуния становятся пушистыми уши, чертовы близняшки Красперс умеют двигать предметы взглядом, и крошка Артур туда же… И это я еще ничего не сказала о Джеймсе, мальчике, который ожил!
— А вы? — ничуть не оробев, спросил матадор.
Фрэнк ухмыльнулся. Уж Камила-то была самой обыкновенной, обыкновеннее некуда, разве что непонятно, как в таком компактном теле помещалось столько злокозненности. Правда, недавно она каким-то образом изменила свою ДНК, породнившись с морским чудищем, — все для того, чтобы выскочить замуж. Это обескураживало: каждый житель деревни с удовольствием бы отказался от своих особенностей, уж очень все это мешало жить в большом мире, а Камила сотворила с собой такое осознанно.
«Вот она, сила любви», — с непонятной грустью заметила Тэсса, и теперь Фрэнк все время спрашивал себя: неужели она тоже хочет, чтобы он сделал для нее что-то великое и глупое? Но что?
— А я, — веско ответила Камила, — прибыла сюда добровольно, отринув соблазны больших городов.
Матадор помолчал, задумчиво щурясь на солнце. Потом улыбнулся, кротко и безмятежно.
— У меня крылышки, — признался он.
— А? — не поверила своим ушам Камила.
— Крылышки, — твердо повторил матадор.
— Какие? — деловито уточнила Фанни. — Прозрачные, как у фей, или огромные, как у ангелов? Хотя это, наверное, вряд ли, как бы вы их свернули, а горба у вас не наблюдается.
— Как у летучих мышей.
— Ой.
— Ага. И я бы, милые леди, не отказался сейчас от ланча. Знаете, дорога сюда меня изрядно утомила. Навигатор водил меня кругами час за часом, и пришлось ночевать в машине, пока утром дорога вдруг не появилась сама собой.
— Конечно, — спохватилась Фанни. — Мэри Лу уже наверняка напекла плюшек и пирожков. Здесь недалеко, я вас провожу.
— А мне следует найти Тэссу и призвать ее к дисциплине! — заявила Камила и понеслась к пляжу. До Фрэнка донеслось ее бормотание: «Крылышки! Ну надо же! Что дальше? Рога и копыта?»
Качнув головой, Фрэнк вернулся в пансион. Стены сами себя не покрасят, знаете ли.
Мэри Лу смахнула с глаз слезы и яростно перевернула страницу. Все любовные романы врут! Вечная любовь, держи карман шире. Хоп! — и твой возлюбленный уходит к какой-нибудь Камиле с прямыми волосами, шикарной фигурой и беспощадной стервозностью.
И никто, никто тебе не поможет. А ведь прошло уже несколько месяцев с того дня, как она попросила своего морского родича привести к ней мужчину мечты: молодого, желательно смуглого, итальянского типа. Красивого, с тонкими чертами лица, без усов и бороды. Сладкоежку с хорошим здоровьем и стройной фигурой, высокого и сильного. С приятным и веселым характером, и обязательно чтоб не бабника.
Хотя вот Эрл тоже не казался бабником, а взял и влюбился в другую. Кто поймет этих мужчин? И ведь не лень им дурить головы честным девушкам.
— Милочка, — позвала ее Дебора Милн, — смею напомнить, что мы ждем кофе вот уже десять минут.
Ах чтоб их! Ей осталось дочитать всего-то несколько страниц — хорошо бы дело закончилось не свадьбой, а апокалипсисом.
Звякнул колокольчик над дверью, Мэри Лу подняла взгляд и обомлела: перед ней стоял он. Нет, не так: перед ней стоял ОН. Подводный прадедушка выполнил заказ!
Сомневаться не приходилось, мысленная ориентировка полностью совпадала с оригиналом. Однако битая жизнью Мэри Лу все-таки подозрительно уточнила:
— Эм… здрасьте. А вы сладкое любите?
— Обожаю, — бархатно ответил он и озарился очаровательной улыбкой опытного покорителя сердец.
Надежда, которая за считаные секунды успела родиться и расцвести пышным цветом, с осенним шуршанием осыпалась к ногам Мэри Лу. Вы только посмотрите на эту улыбку! Да это же практически признание в серийном распутстве.
— У нас закрыто, — буркнула она, испытав к незнакомцу острую неприязнь за то, что он посмел заявиться и так сильно разочаровать ее.
— Ну-ну, дорогая, — сказала Фанни, которую Мэри Лу сразу и не заметила, ослепленная этим явлением. — Мы понимаем, что ты в последнее время не в духе…
— Не в духе? — вспылила Мэри Лу. — Это я-то не в духе?! Ну да, не в духе. Все лучше, чем разгуливать с этой твоей блаженностью… Да у меня мурашки всякий раз, когда ты тут появляешься. Бога ради, Фанни, ты же похожа на резинового пупса с болванчиковой мордашкой!
Милны ахнули, из подсобки вынырнул Кенни, который притащил муку и сахар. Он вырос перед Мэри Лу, загораживая собой Фанни. Та возвышалась над ним, как дерево.
— Не стоит расстраивать Фанни, — мягко, но твердо произнес он, и в его глазах появилось что-то стальное, предупреждающее.
Ну конечно! Фанни нельзя расстраивать, потому что когда Фанни расстраивается, то расстраивает всех остальных тоже. А Мэри Лу расстраивать можно, ведь она безмолвна как рыба.
Красавчик выступил вперед, жадно разглядывая витрину с выпечкой. Их ссора не могла отвлечь его от аппетитных пирожков и пышного торта. Так смотрит на еду только очень голодный человек. И Мэри Лу немедленно устыдилась: что значит ее личная драма, если из-за этого кто-то может остаться с пустым животом.
— Простите, — виновато пролепетала она, — выбирайте, что вам угодно. За счет заведения!
— Ах это, — он прямодушно взглянул на нее. — Очень мило с вашей стороны, ведь у меня совершенно не осталось денег. Как вы думаете, может ли кто-то в этой чудесной деревне предложить работу отчаявшемуся циркачу?
— У него есть крылышки, — в качестве веского аргумента поддакнула Фанни.
Крылышки!
Мэри Лу ощутила головокружение, как перед прыжком в воду с большой высоты.
— Может быть, — прошептала она, не веря самой себе, — мне нужен официант.
Конечно, он был ей совершенно не нужен. Пекарня и денег-то никаких не приносила, зарабатывать приходилось на кулинарном блоге.
Но все же ее дела были не настолько плохи, чтобы отказать в помощи отчаявшемуся циркачу.
— У меня есть свободная комнатка на втором этаже, — невероятно гордясь своей щедростью, добавила она, — совсем крошечная, но ведь это лучше, чем ничего.
Все вокруг будто исчезло, пока Мэри Лу смотрела прямо в жгучие глаза незнакомца, но тут раздался резкий голос Деборы:
— Ну а теперь я наконец получу свой кофе?
Невыносимая Бренда и сварливый Джон внимательно наблюдали за альпаками.
— Странно это, — сказала она.
— Очень странно, — согласился он.
— Могу поклясться, что вчера было четыре черных и шесть белых.
— А сегодня наоборот.
Они замолчали, глубоко задумавшись.
— Но альпаки не могут ни с того ни с сего менять цвет, — спустя долгое время сказала она.
— Совершенно точно не могут, — согласился он.
Перемирие настигло их совершенно внезапно, посреди затянувшейся привычной войны. На этот раз поводом для столкновения послужили их приемные дети. А случилось вот что: в одно прекрасное утро Бренда распахнула шторы в спальне на втором этаже и к своему ужасу обнаружила малышку Жасмин, кувыркавшуюся в воздухе прямо за окном.
Оказалось, что крошка Артур проснулся на рассвете и прокрался в соседний дом, чтобы поиграть с девочкой. Дыркой в заборе обычно пользовались Джеймс и Одри, которые то и дело бегали друг к дружке. И вот малышовое поколение открыло второй фронт, направив свои сандалии по проторенному пути.
Крошка Артур был хорошим мальчиком, вся беда была в том, что от его взгляда по кухне летали тарелки, а садовые грабли Бренды однажды оказались на дереве. И вот теперь он решил подкинуть в воздух Жасмин.
Бренде понадобилось все ее самообладание, чтобы не начать орать. Вместо этого она спустилась вниз со всей прытью, на которую были способны ее старые кости, и принялась ласково уговаривать Артура вернуть Жасмин на землю.
Орала она позже — сначала на Джона, а потом на Тэссу. В основном по поводу того, как можно было доверить Артура такому дряхлому болвану.
Сварливый Джон сражался как лев. Он напирал на то, что Бренда сама проспала несанкционированный визит и даже прохлопала то, что Жасмин улизнула из своей кроватки.
Тэсса слушала об этом вопиющем инциденте с искренним интересом, а на следующий день и сама была замечена за кувырканьем в воздухе под пристальным взглядом злой близняшки Мэлоди. Из чего невыносимая Бренда сделала вывод, что их мэр и шериф совершенно некомпетентна в области воспитания детей. В общем, заключила она, даже хорошо, что инквизиторы теряют способность к размножению, кто знает, в каких опасных условиях росло бы их потомство. Люди, которые утратили чувство опасности, должны держаться подальше от младенцев.
После этого она битых два часа допрашивала Джулию, тетку близняшек, которая должна была возглавить детский приют, и осталась довольна ее трезвомыслием.
Что касается сварливого Джона, то Бренда вовсе не собиралась так уж быстро с ним мириться. Может, через год или два. Однако тут в дело вмешались альпаки.
— А вдруг они меняют не шерсть? — промолвил Джон, взирая на мирно пасущихся скотинок. — А вдруг они меняются друг с другом?
— Что? — Бренда не поспевала за полетом его фантазии. — Как это?
— Как в кино. Они обменялись телами. Ну то есть тушами.
— Мне кажется, слово «туша» относится только к мертвым животным, — задумалась Бренда.
— Ты совершенно не о том говоришь, — рассердился Джон. — Я тебе вот о чем толкую: вдруг альпаки меняются телами и вдруг это заразно. Представляешь, завтра утром ты просыпаешься — и видишь в зеркале меня.
— Так не бывает, — возразила Бренда, впрочем, безо всякой уверенности.
— Это же Нью-Ньюлин. У нас тут зомби требовал развода.
Аргумент был веским, и она притихла, удрученная. Пока ее не осенила новая мысль:
— Подожди! Если бы они просто поменялись телами, то количество черных и белых альпак осталось бы прежним.
— Кто знает, — глубокомысленно и зловеще откликнулся Джон, — кто знает…
— Нет, не надо мне стажеров, — от долгих переговоров с Алисией у Тэссы начинало стучать в затылке. — Ты вообще представляешь, что такое Нью-Ньюлин? У нас тут на днях один ребенок подкинул другого на высоту второго этажа. А теперь представь целый приют подобных детей. И скажи мне, какой стажер с этим справится? Нет, тут нужны учителя со стальными…
— А я тебе так отвечу: онлайн-уроки. Кто будет оплачивать учителей для школы на десять детей? Где я возьму такие бюджеты?
— Ну а я тебе о чем! Нам нужны учителя из тех, кто нуждается в Нью-Ньюлине.
— Ну знаешь ли. Никто не пишет в резюме: а еще я вою на луну!
— К счастью, никто на луну пока не…
Она осеклась, завидев Камилу Фрост, несущуюся к ней на всех парусах, только пиратского флага не хватало.
— Я тебе перезвоню, — пригрозила Тэсса телефонной трубке.
— Не торопись, — ехидно откликнулась Алисия и отключилась первой.
Камила, чертыхаясь, перебралась через прибрежные камни и остановилась в шаге от Тэссы.
— Загораешь? — строго спросила она. — А на вверенной тебе территории всякие безобразия происходят.
— Не может такого быть! — ахнула Тэсса. — Безобразия? В Нью-Ньюлине?
— А мне вот совершенно не смешно. Эта мелкая рыжая мерзавка…
— Мэлоди.
— Я и говорю, эта мерзавка коварно, под покровом ночи проникла в наш дом на холме и…
Тэсса ждала, заинтригованная. Мэлоди всегда отличалась бурным воображением по части различных каверз.
— Она… — Камила мужественно вздернула подбородок, — развесила мое нижнее белье на деревьях. Если бы мимо проплывал корабль, матросы решили бы, что это рекламная акция прибрежного борделя!
Тэсса подумала: если бы ее нижнее белье развесили по деревьям, матросы решили бы, что это монашки сушат одежду. И почему у нее нет бордельного белья? Хотя бы крохотный лоскуток чего-то кружевного и шелкового.
Кружевными и шелковыми в их замке были только носовые платки Холли, вечно перепачканные в краске.
— И чем ты насолила Мэлоди? — спросила она.
— Я? — оскорбилась Камила. — Смею тебе напомнить, что я взрослый человек. Свары с подростками не моя лига.
— Ну да, — не поверила Тэсса. — Впрочем, после обеда я пришлю к тебе Мэлоди, она поможет снять с веток все, что туда повесила.
— Я не хочу иметь с ней никаких дел! Пришли ко мне добрую близняшку.
— Лагуна вовсе не обязана расплачиваться за проступки сестры.
Камила недовольно скривилась, но спорить с Тэссой было себе дороже. Это даже она уяснила.
— И вот еще что, — царственно бросила она, — так и быть, я сделаю тебе одолжение и возьму на себя преподавание антропологии в твоем босяцком приюте.
— Господи боже! — вырвалось у Тэссы. — Для чего бедным детям антропология? Это же университетский курс.
— Никогда не лишне знать, каких гадких сюрпризов ждать от человечества.
— Избавь их от спойлеров.
— Ну тогда биологию, — предложила Камила после заминки.
— И что с тобой такое? — нахмурилась Тэсса. — Ты же всамделишный ученый, регулярно публикуешься в профессиональных изданиях, без устали ставишь на нас опыты. Откуда вдруг тяга к примитивному учительству?
Камила вздохнула. Наклонилась, подняла несколько камешков и запулила один лягушкой по волнам. Бирюзовая, переливающаяся на солнце вода мгновенно его счавкала.
— Скучно, — неохотно сказала она одними губами. Будь Тэсса человеком, она бы ни за что не расслышала.
Ох, сюда бы Фанни. Та бы нашла что сказать женщине, которая бросила все — дом в центре Нью-Ньюлина, газету, — чтобы перебраться подальше от людей на холм и жить там в уединении с отшельником. Совсем недавно Камила громко декларировала направо-налево о том, как ей все вокруг надоели и как хочется тишины. Прошло совсем немного времени — и она готова броситься в самую гущу событий, к ненавистным ей детям.
— Поговори с Джулией, — только и сказала Тэсса, — она составляет учебный план.
В конце концов, в любом обществе должен быть простой и понятный враг, объединяющий всех остальных. В Нью-Ньюлине им была Камила Фрост. Нехорошо лишать детишек злобного учителя, иначе против кого они станут дружить?
— И вот еще, — Камила все не уходила. — У нас новенький. Циркач с крылышками. По виду — нищеброд.
Они обе с одинаковой укоризной уставились на море.
— Так, давай еще раз, дорогой наш Моргавр, — терпеливо принялась объяснять Тэсса. — Нам нужны богачи, понимаешь?
Море насмешливо плеснуло на них соленой водой.
— Да, я знаю. Ты прислал к нам Уильяма Брекстона, миллионера, которого Лагуна повсюду таскала на веревочке, как воздушный шарик. Но у Холли хватило глупости сделать ему на щиколотках татуировки с гирями, и Уильям вернулся к своим дворцам и яхтам. На своих двоих ногах вернулся, как обычный человек. Да, оставил щедрый чек для приюта, но ведь это не то же самое. Холли не может быть нашим единственным меценатом, не так ли?
Море смеялось над ними, хватало за пятки, искрилось барашками.
— Ладно, — Тэсса присела на корточки и погладила воду, — спасибо и за циркача. Кажется, ты намекаешь, что у нас тут шапито, не так ли?
В качестве ответа волны принесли ей отливающую перламутром ракушку. Ну спасибо, уж лучше бы рыбину.
Холли маялся. В конторе было скучно, а спать, как назло, не хотелось.
Однако стоит ему высунуть нос наружу, как его тут же сцапает Фрэнк и заставит красить стены. Этому дубине бесполезно растолковывать разницу между маляром и великим художником.
От нечего делать он крутил в руках табличку со стола Тэссы. На одной стороне было написано «мэр», на другой — «шериф».
Тэсса, Тэсса.
В последнее время она с таким энтузиазмом нырнула в эту идею с приютом, что Холли начинало казаться — это очередная попытка бегства. Тэсса пряталась от своего прошлого в сексе, в людях, в каких-то делах, в постоянных хлопотах о том и об этом. Прежде ее укрывали кошмары и апатия, теперь — суета и заботы.
Но не бегала ли она по кругу?
Дверь распахнулась, и в контору вошли сварливый Джон и невыносимая Бренда.
— Альпаки меняют свой цвет! — с порога заявили они.
— Я Холли, — объяснил им Холли, — не Тэсса. Тот самый великий художник, который спер свадебную арку из вашего сада, Джон. Вас, наверное, эта табличка запутала? — и он торопливо поставил ее на место.
— Теперь ты спер рабочее место нашего шерифа? — прищурился старик.
— И свитер у Фрэнка, — добавила глазастая Бренда. — Юноша, тебе пора лечиться от той болезни, когда прут все, что плохо приколочено.
— Клаустрофобия, — припомнил Джон.
— Клептомания, — поправил Холли.
— Так у тебя и диагноз уже есть, — сочувственно похлопала его по руке Бренда.
Холли засмеялся. Он обожал этих стариков. Их ждала бы очень одинокая жизнь, не поселись они однажды по разные стороны одного забора.
Снова открылась дверь, и появился заспанный бездельник Эллиот, который время от времени вспоминал, что он вроде как числится почтальоном.
— Новый выпуск «Хроники Нью-Нюлина», — зевая, сообщил он.
Йен Гастингс, почетный инквизитор на пенсии, обосновался здесь совсем недавно и первое время тратил много сил, чтобы сместить Тэссу и, вероятно, занять обе ее должности. Этого Холли понять не мог: кому нужна власть, если в мире столько разного и интересного? Однако противный старикашка не утихомирился до тех пор, пока не подхватил «Расследования Нью-Ньюлина» из ослабевших рук Камилы — острый приступ любви на какое-то время вывел ее из игры. Первым делом он сменил название (на «Хроники»), а затем и тональность самой газетенки. К вящему огорчению Холли, там больше не публиковалось ни сплетен, ни скандальных нападок на того или иного соседа. Вместо этого Йен печатал пространные мемуары о том, как рьяно он когда-то боролся со злом, или о том, что приют для странных детей — дурная затея. Кое-кто из жителей Нью-Ньюлина его поддерживал — не все любят перемены. Но большинство просто перестали читать «Хронику» и всеми силами избегали встреч с Йеном. Он имел привычку задавать тестовые вопросы: а что было написано на третьей странице свежего номера? А как вам обложка? Ужас, одним словом.
— Нет-нет! — хором запротестовали Джон и Бренда. — Даже не думай, Эллиот, соваться к нам с этой газетенкой!
— Но я почтальон, — жалобно простонал он, — это моя работа — приносить людям всякую пакость. К тому же мистер Йен платит мне по полфунта за каждый экземпляр, который я передаю из рук в руки.
— Что же ты раньше не сказал, — укорила его практичная Бренда, — давай быстрее, голубчик, по сто штук и мне, и Джону.
— У меня столько нету, — растерялся Эллиот, — но я могу дать вам весь тираж — сорок семь экземпляров. Только напишите расписку, что вы забрали всё, а то мистер Йен мне в жизни не поверит.
— Да господи! — раздраженно закатила глаза Бренда, сорвала со стопки документов на столе Тэссы первый попавшийся лист бумаги и принялась писать на свободном месте. — Я, Бренда Ловетт… Постойте-ка, это еще что такое?
Вытянув шею, Холли заглянул ей под руку.
— О, это письмо от инквизиторского ордена, — пояснил он любезно. — Они хотят, чтобы Тэсса… что?!
— Вернулась в строй, — дочитала Бренда. — Они считают, что реабилитация благополучно завершена и Тэсса снова может приносить пользу обществу.
Холли уставился на письмо, ничего не понимая. Официальный бланк, логотип ордена, печать ордена.
— Что? — оглушенно повторил он.
— Какому еще обществу, — разворчался сварливый Джон. — Мы тут и есть то самое общество, которому по-настоящему нужна Тэсса Тарлтон.
Холли вскочил на ноги и помчался прочь, не сказав больше ни слова. Ему срочно нужна была помощь.
— Ладно, — решительно сказала Джулия, — это, безусловно, травмирующий опыт для нас обеих, и нам просто следует пережить его с максимальным достоинством.
— Эм, неужели это сегодня? — оробела Одри, поднимаясь с одеяла, расстеленного на лужайке перед домом. — Опять неделя прошла?
— Мне жаль, — сочувственно кивнула Джулия.
— Выше нос, детка, — приободрил ее Джеймс, который держал Жасмин за обе руки, помогая той не потерять равновесие. Малышка училась ходить. Крошка Артур насупленно собирал кубики: ему не нравилось использовать для этого руки, и приходилось подолгу уговаривать его не смотреть на предметы, а трогать их.
Одри провела Джулию в дом, напряженно опустилась в продавленное кресло в гостиной.
— Тэсса установила правила, — напомнила она. — Нельзя ронять мою самооценку, говорить вещи, которые по-настоящему ранят, и применять физическое воздействие.
— Насилие? — ахнула Джулия. — Не могу представить, чтобы кто-то захотел причинить тебе боль, милая.
— Ну, Камила Фрост, например, — поежилась Одри. — Она предложила по-быстрому оттаскать меня за волосы, вместо того чтобы тратить время на грустные истории.
— Как это ужасно, — содрогнулась Джулия. — Ох, Одри никому не пожелаешь быть тобой. Юность такая прекрасная пора, когда хочется наслаждаться каждым мгновением, а вместо этого на твои хрупкие плечи легла забота о целой деревне. Люди эгоистично используют тебя, чтобы получить свой дурацкий дождь, а ведь ты этого всего не заслужила. Ты всего лишь девочка, моя дорогая, красивая, нежная девочка, которой приходится каждую неделю плакать под чужую дудку…
В носу у Одри защекотало, в глазах защипало, и первые крупные капли дождя тяжело ударили по оконным стеклам.
— Ты этого не заслужила, дорогая, — продолжила Джулия, устроилась поудобнее и незаметно бросила взгляд на часы. Дежурство должно было продлиться не больше пятнадцати минут, не то Тэсса действительно рассердится.
— Явился, — Фрэнк бросил мимолетный взгляд на переполошенного Холли и хмыкнул.
Какой смысл от этой самой славы, если тебя так сильно может расстроить какая-то статья в интернете? Нет уж, лучше жить тихо и спокойно, безо всякой там известности в широких кругах. Личное дело в базе полиции и несколько видеозаписей боев без правил в интернете — вот и все, что оставил Фрэнк на память о себе в большом мире.
— Берись за кисть, — велел он Холли, — твоя стена та, что у окна. Трудотерапия — вот лечение от всех нервных спазмов.
— Ты сейчас еще не так задергаешься, — пригрозил ему Холли почти свирепо, и Фрэнк посмотрел на него внимательнее. — Орден затрубил в рог! Тамошние умники решили, что Тэсса снова вменяемая, и теперь они требуют, чтобы она вернулась.
— Вернулась куда? — не понял Фрэнк.
— Понятия не имею, — огрызнулся Холли и схватился за свои белобрысые лохмы. — К инквизиторству, наверное. Черт, только из нее эта зараза немного вытравилась, а теперь, считай, опять эта жуть изо всех щелей полезет.
— Подожди, — Фрэнк осторожно поставил валик в лоток, чтобы не расплескать краску. — Тэсса в жизни не согласится вернуться к инквизиторству.
— Не то чтобы орден давал кому-то свободу выбора. Да и наша Тэсса — солдат, ее специально дрессировали выполнять приказы. Добавь сюда чувство вины перед всем человечеством… ну, за то, что случилось в Лондоне. Она обязательно рванет туда, где сможет принести больше пользы.
— Она приносит пользу Нью-Ньюлину.
— Все человечество, — Холли широко развел руки, как рыбак, показывающий, какую огромную рыбу поймал, — Нью-Ньюлин, — и он сложил пальцы так, будто собирался взять щепотку соли.
Фрэнк немного подумал.
— Ладно, не хочешь красить, не надо, — сказал он. — Ты прав, в конце концов, ты и правда не маляр. Умеешь работать лобзиком?
— И мы такие спокойные, потому что?.. — прищурился Холли.
— Потому что Тэсса в жизни не согласится вернуться к инквизиторству.
Холли вдруг ухмыльнулся:
— Поспорим?
Фрэнк, задрав бровь, скептически уставился на него:
— И что мне поставить против миллионера?
— Если продую я, то покрашу весь второй этаж этой богадельни. Если продуешь ты — будешь месяц печь мне на завтрак панкейки с клубникой.
— Тебе не нравятся мои панкейки, — буркнул Фрэнк.
— Это потому, что ты не подогреваешь молоко и яйцо просто вливаешь в муку, а не перетираешь его с сахаром.
— Черт тебя дери, Холли, я похож на человека, который будет перетирать яйцо с сахаром?
— Ну, — он неопределенно пожал плечами, и его глаза погрустнели. — Хорошо бы тебе таким и оставаться… Я хочу сказать, какой прок от всех этих панкейков, если Тэсса действительно уедет.
— Второй этаж, Леголас. Можешь начинать его красить уже сейчас.
За стеклами принялся стучать дождь, и Холли стремительно повернулся к окнам.
— Что? — беспокойно спросил он. — Сегодня? Опять? Нет, ну нельзя же так издеваться над бедной девочкой!
— Дождик начался! — закричала Мэлоди, нога за ногу плетясь вверх по холму. — Разве это не значит, что мы должны вернуться назад и выпить какао у доктора Картера?
— Совершенно не значит, — безжалостно отрезала Тэсса. — Сегодня дежурство Джулии, а значит, мы обойдемся без того жуткого потопа, который устроил нам Йен Гастингс.
— Ты злая!
— Само собой разумеется.
Девчонка посопела, накинула на рыжую голову капюшон и сердито сунула руки в карманы.
— Камила сама виновата! — заявила она.
— Правда?
— Она сказала, что на месте нашей мамаши тоже бы нас бросила. Мне-то все равно, а вот Лагуна потом полночи ревела.
— О, — Тэсса остановилась. — Что ж, значит, какао у доктора Картера.
И она направилась в обратную сторону. Мэлоди рванула за ней едва не вприпрыжку.
— Это непедагогично, — осудила она. — Ты должна сказать: за свои проступки надо платить, юная леди. А еще ты должна сказать, что настоящие инквизиторы не поддаются на всякие там провокации.
— Ты не настоящий инквизитор.
— Я им стану. И что теперь будет с развешанным по деревьям бельем?
— Камила как-нибудь выкрутится.
— Ты странная, — заметила Мэлоди.
— Защищать свою семью — это нормально, Мэлс. В конце концов, даже у детей есть право на самооборону.
— И куда нас заведет такая широта взглядов?
Тэсса засмеялась.
По большей части времени злая близняшка была совершенно невыносимой, но этим ей и нравилась. Тэсса сама когда-то была таким же ершистым подростком, не признающим авторитетов. Позже обучение в ордене только усилило и упрямство, и самонадеянность.
К счастью, за воспитание близняшек отвечала их тетя Джулия и делала это со всем преподавательским рвением. Кенни рассказал Фанни, а Фанни рассказала Тэссе, что Джулия выписывает огромное количество литературы по подростковой психологии, пытаясь стремительным марш-броском заполнить все пробелы в этой области. Для человека, который приехал в Нью-Ньюлин, мечтая лишь выспаться и избавиться от пугающих племянниц, она демонстрировала недюжинную силу духа.
Девчонки были в надежных руках, и Тэсса позволила себе не особенно утруждаться переживаниями, что брякнет что-то не то. Если и брякнет — Джулия их быстро перевоспитает обратно. В этом же и была прелесть чужих детей?
— Камила узнает, что ты спустила мне это страшное преступление с рук, и будет преследовать тебя, как злобный призрак, — никак не унималась Мэлоди. — Этого ты добиваешься?
— Если бы я боялась жителей собственной деревни, хреновый из меня был бы мэр и шериф, — пожала плечами Тэсса.
— А Йен Гастингс говорит, что ты и так хреновый мэр и шериф. Тебе не хватает организованности, а твой моральный облик никуда не годится.
Они прошли заросшим садом доктора Картера, куда Фанни время от времени сгоняла всех, кого ей удавалось изловить, пытаясь привести это место хоть в какой-то порядок. Однако сад с невиданной прытью зарастал снова.
Возможно, решила Фанни, это сам доктор Картер пытается оплестись ветками и листвой, чтобы отгородиться от людей.
Не то чтобы в Нью-Ньюлине было так уж легко отгородиться от соседей, если те, идя мимо, промокли и захотели какао.
— Тэсса, — доктор открыл им дверь и немного настороженно посмотрел на Мэлоди. С тех пор как его несправедливо обвинили во всяких гнусных вещах, он побаивался маленьких девочек. — Ммм… одна из близняшек. Что случилось? Кто-то заболел?
— Мы шли снимать белье Камилы с деревьев, — пояснила Мэлоди, бесцеремонно вваливаясь внутрь, — но сначала промокли, а потом Тэсса передумала меня наказывать. Что, между прочим, мне придется лет через двадцать долго прорабатывать с психологом.
— А что, уже дождь? — доктор выглянул на улицу. — Тэсса, кто сегодня пытает бедняжку Одри?
— Что вы знаете о пытках, друзья мои, — раздраженно отозвалась она, отряхнувшись, прежде чем зайти в дом. — Пытки — это не несколько несчастных слезинок, которые смахнет легкий ветерок, а вывороченные…
Она увидела горящие от нетерпения глаза Мэлоди и заткнулась.
— Как бы то ни было, — кивнул доктор Картер, — Одри в последнее время слишком счастлива для дождя, а мы без дождя не выживем. Особенно старушка Бренда с ее огородом, да и вообще… Не хотелось бы всей этой растрескавшейся земли и засохших растений. Я хочу сказать, это очень удручающе, правда?
— Почему вы не пускаете к ней меня? — обиженно спросила Мэлоди. — Уж я кого угодно доведу до слез в считанные минуты.
— Доведи меня, — предложила Тэсса.
Девчонка заерзала, заглянула в телефон, пытаясь оттянуть время, нахмурилась, что-то читая, а потом просияла. Засунув телефон в карман, она улыбнулась доктору, как благовоспитанный вежливый ребенок, что сразу настораживало тех, кто хоть немного знал Мэлоди.
— Можно нам немного горячего какао? — попросила она, жалобно хлопнув ресницами, а потом повернулась к Тэссе: — Итак, ты покидаешь Нью-Ньюлин? Уходишь, даже не оглянувшись на разбитое вдребезги сердце дубины Фрэнка?
— Не называй его дубиной, — машинально поправила Тэсса, сделав себе пометку отчитать Холли за то, что он разбрасывается дурацкими прозвищами направо и налево. И осеклась, подозрительно уставившись на Мэлоди: — Что, прости?
— Чатик Нью-Ньюлина! — радостно завопила девчонка, злорадно ухмыляясь. — Невыносимая Бренда написала, что ты возвращаешься к инквизиторству. Если хочешь знать — ух ты! у меня будет мохнатая лапа в ордене! Ты же напишешь мне рекомендацию и позаботишься о том, чтобы меня приняли?
— Даже не надейся, что это сработает, — процедила Тэсса, хлопая себя по карманам в поисках телефона.
Доктор Картер достал из холодильника бутылку молока и удрученно заметил:
— Без тебя, Тэсса, Нью-Ньюлин потеряет часть своего обаяния.
Она не сразу ответила, читая сообщения в чате.
Кенни: Это такая шутка?
Фанни: Эй, перестаньте писать всякий бред, мой парень уже просвечивает.
Сварливый Джон: А вот и не бред. Мы точно видели предписание из ордена. С печатями и всяким таким.
Йен Гастингс: Тут не о чем беспокоиться. Я позабочусь о Нью-Ньюлине.
Камила Фрост: Так же, как ты позаботился о моей газете? Да ты просто угробил процветающее издание.
Йен Гастингс: Между прочим, сегодня выкупили весь тираж.
Камила Фрост: Чтобы его торжественно сжечь?
Дебора Милн: Разве у инквизиторов не ограниченный срок годности? Я имею в виду, что их карьера весьма быстро подходит к концу. Их списывают за борт, прежде чем они успевают слететь с катушек.
Дебора Милн: Хотя иногда они все равно успевают. Ну, вы знаете, о чем я.
Мэри Лу: В «Кудрявой овечке» новый официант-красавчик. Приходите вечером на него посмотреть. Скидка на комплексный ужин — 10%.
Мэри Лу: Говорят, у него есть крылышки.
Мэри Лу: А еще он циркач.
Мэри Лу: Но я не знаю, фокусник, клоун или акробат.
Мэри Лу: Надеюсь, что не клоун.
Отшельник Эрл: Тэсса не может нас бросить, не так ли?
Камила Фрост: С орденом не поспоришь, милый.
Джулия: Но это же не значит, что проект приюта будет закрыт?
За окном громыхнуло. Тэсса выглянула в окно и присвистнула. Огромные темные тучи стремительно густели над деревней, поднялся ветер, а крупный дождь сменился настоящим ливнем.
— Видишь, всем на самом деле плевать на тебя, — сказала самодовольная Мэлоди. — Каждый думает лишь о себе. Ну что, ты уже готова проронить слезинку-другую?
— Как приятно знать, что твоя личная жизнь остается только твоей личной жизнью, — иронично протянула Тэсса, убирая телефон.
Хорошо бы ливню как следует промочить землю, а то пятнадцатиминутных дождиков раз в неделю было явно недостаточно.
— Какао! — объявил доктор Картер, ставя на столик две исходящие паром кружки.
— О, спасибо, Джонатан. Мэлс, моя девочка, — лениво протянула Тэсса, — это и есть жизнь: каждый думает только о себе. Представляешь, что было бы, если бы все люди на земле начали думать только о тебе? Да ты бы первая взвыла и попыталась найти себе планетку попроще.
Мэлоди засмеялась, энергично мешая напиток ложечкой, чтобы не допустить образования пенки.
— У меня могло вырасти эго как у Холли, — ответила она.
— Ну нет, давай оставаться реалистами, — хмыкнула Тэсса. — Эго как у Холли — недостижимый пьедестал.
— И все же, что ты будешь теперь делать? — спросил доктор Картер.
Тэсса вздохнула.
— Стало быть, цирк, да? — милая кудрявая пекарша с таким жаром смотрела на него, что он поневоле чувствовал себя загнанным в ловушку. — Я хочу сказать — ого! Должно быть, весьма увлекательно.
— Очень, — он подмигнул ей, изо всех сил надеясь, что это выглядит не слишком фальшиво.
Дермоту не повезло с внешностью: он родился красавчиком. Это доставляло массу проблем, ведь он вовсе не стремился обнажаться перед женщинами, хотя и хотелось, очень.
Ну ладно, пусть их не приводили в восторг его крылышки — но они могли бы хотя бы попробовать к ним привыкнуть или, скажем, просто не обращать внимания. Никто же не верещит: «Ой у тебя на плече бородавка!» или «А-а-а, это шрам!». Так с чего бы так нервно реагировать на другие… индивидуальные особенности внешности?
Хуже всех была его первая, Глори. Ради всего святого, им было всего по семнадцать, он даже не собирался заходить слишком далеко, а она… Эта мелкая дрянь настучала на него инквизиторам, вот что она сделала. И Дермот целых три месяца провел в орденской лаборатории, где на нем ставили всякие опыты. Они тестировали, как он ведет себя, когда злится, когда напуган, когда голоден, когда хочет спать, и так далее, и так далее. Они даже искусственно повышали ему уровень агрессии или вгоняли его в депрессию, прежде чем выпустили наконец на волю, выдав справку о том, что Дермот не опасен для общества.
Он чувствовал себя действительно потерянным тогда — настолько, что переехал из родного городка в Лондон, надеясь затеряться в толпе. Но невезение не может взять и закончиться просто так. Потому что Дермот, не успев даже снять комнату, очутился прямо посреди безумия, охватившего город. Это было похоже на свихнувшийся ураган, который крушил все без разбор. И Дермот поддался этому безумию — его будто подхватила неведомая сила, подарившая ощущение и власти, и могущества. Это было опьяняюще, невероятно, захватывающе. Все было можно, все было дозволено, и не осталось ничего, что могло бы остановить тебя.
Он плохо помнил ту ночь — только смешанное чувство тоски и ужаса. А вот как он хохотал наутро, прочитав в интернете, что все это из-за инквизитора, Дермот помнил ярко. Чертовы лицемеры из ордена — они месяцами издевались над ним из-за крохотных крылышек, а сами творили все, что им вздумается. Неизвестно, существуют ли в мире настоящие монстры, но что инквизиция — истинное зло, доказано наверняка.
— Так кем же именно вы работаете в цирке? — спросила кудрявая пекарша.
— Укротителем тигров, — не моргнув глазом соврал Дермот. Он не любил признаваться в том, что всего лишь конферансье.
В кофейне меж тем происходило какое-то волнение. Солидная дама, увешанная драгоценностями, со значением втолковывала полупрозрачному юноше:
— Тэсса не может просто так взять и покинуть свои посты. Ну хорошо, допустим, она больше не смотритель кладбища, но она все еще мэр и шериф, и в ее возрасте пора бы стать более ответственной.
— Но мы же не можем ее заставить, — неуверенно возражал полупрозрачный.
— И он не боится разгуливать в таком виде? — недоуменно спросил Дермот у пекарши.
— Кто? — не сразу поняла она. — Кенни? О, он просто взволнован. Мы все взволнованы. И это нам повезло, что Фанни все еще не вопит.
— Эй, я же работаю над этим, — ласково пропела высокая дружелюбная женщина, которая проводила Дермота сюда. Пропела, на его вкус, несколько неестественно. Так ведут себя люди перед самым нервным срывом.
— Одри действительно разошлась, да? — обеспокоенно заметил полупрозрачный, глядя в окно. На улице лило как из ведра.
— А чего вы хотите от девочки, — мрачно сказала пекарша, тоже глядя в окно. — Ее жизнь только-только устаканилась, она перестала прятаться от нас в сарае доктора Картера, переехала к Бренде, у нее появилась сестра, да и с Джеймсом дела наконец наладились. Тэсса, считайте, ее чертова фея-крестная, а теперь она собирается нас бросить.
— Эта самая Тэсса, должно быть, важная шишка? — добродушно спросил Дермот. — Нечасто люди испытывают такую привязанность к чиновникам.
— Напомните мне, кто этот милый юноша, — потребовала дама в драгоценностях. — Я хочу заметить, что он прекрасно воспитан. И в отличие от других новичков, прибыл как полагается — скромно. Не явился в гробу, как Джеймс, и не вламывался в наш дом, как Холли, и его не надо таскать на веревочке, как Уильяма. Определенно, это мой новичок-любимец.
— Я польщен, — улыбнулся Дермот со всем очарованием, на которое был способен. В странное, конечно, попал он место — похоже, тут живут сплошь простофили с разными отклонениями. Ну, он еще посмотрит, как пойдут дела, получится ли здесь осесть или можно будет просто обчистить чужие карманы, прежде чем отправиться дальше.
Сначала, чтобы переждать дождь, они включили какой-то старый черно-белый фильм, а потом еще один, потому что Мэлоди никогда не видела старого кино и у нее было много вопросов. Сказать по правде, у Тэссы было не меньше, ей тоже раньше не доводилось иметь дело с такой древней классикой, да и вообще она не очень любила тратить время на всякую ерунду. Фрэнк предпочитал исключительно мультики, Холли засыпал под любое шоу, и тихие вечера с попкорном — это было не про них.
Но вот целующаяся парочка оказалась в кружочке, появилась надпись «конец», и доктор Картер мягко сказал:
— Тэсса, не подумай, что я вам не рад, — но тебе пора. Я думал, ты не из тех, кто прячется от проблем.
— Кто это тут прячется, — проворчала она, неохотно вставая.
Джонатан постучал по своему телефону:
— В чате полная неразбериха, наша деревня близка к панике, а ты смотришь «В джазе только девушки». Что это, если не прятки?
— Ты знаешь, что я не такой человек, — возразила Тэсса спокойно.
— Ага.
Мэлоди захихикала.
— Ты можешь рассказать нам, — сказала она, явно забавляясь и подражая кому-то из взрослых. Наверно, школьному психологу — близняшкам пришлось сменить немало учебных заведений до того, как они добрались сюда. — Мы на твоей стороне.
— Ну, если честно — я не прячусь, я злюсь. Невыносимой Бренде не стоило заглядывать в документы на моем столе, а потом трезвонить об этом на всю деревню.
— Это несерьезно, — фыркнул доктор Картер. — Ты не можешь по-настоящему злиться на безобидную старушку, которая всего лишь сунула нос не в свое дело. Я хочу сказать: эй, это же Нью-Ньюлин, здесь все так делают.
— Так на кого же ты на самом деле злишься? — важно пробасила Мэлоди. — Ну же, девочка, все ответы внутри твоей головы!
— Ой, да ну вас, — отмахнулась Тэсса.
В замке на скале было тихо. Холли возлежал на диване с трагическим видом невинно убиенной примы-балерины. Его изящная рука свесилась, касаясь пальцами пола, волосы художественно разметались по подушке.
Фрэнк озабоченно составлял какой-то список в блокноте, мусолил карандаш на манер сигареты и хмурился.
— И еще сто дюбелей… — пробормотал он и пояснил, коротко улыбнувшись Тэссе: — Завтра мы с Кенни едем в Ньюлин за покупками. Тебе что-нибудь надо?
— Не-а, — она наклонилась, поцеловала его в макушку и кивнула на Холли: — А с этим что? Все еще вчерашний отзыв в интернете?
— Тэсса, нам надо серьезно поговорить! — провозгласил Холли, не шевелясь и не открывая глаз.
— Ну разумеется, — согласилась она со вздохом.
— Так не может дальше продолжаться!
— Конечно.
— Это за гранью добра и зла!
— Ты так думаешь? А я-то всегда считала, что речь о том, чтобы эту грань провести. Хоть где-то. Как получится, на самом деле, — она задумалась. В арсенале инквизитора не было специальной линейки, с помощью которой можно было бы измерить то или это, всегда приходилось действовать на глазок.
— Нет, ты послушай, — Холли вдруг подпрыгнул и сел, как будто кто-то отпустил пружину. — Сколько лет Одри? Семнадцать? Восемнадцать? Она не должна реветь по расписанию, как чертова заводная кукушка!
— Одри? — сознание Тэссы сделало поворот вокруг своей оси и со скрипом вернулось в Нью-Ньюлин.
— Я закажу ужин, — решил Фрэнк, доставая мобильник. — Из-за великих страданий этого балбеса мы второй вечер остаемся у пустого стола.
— Я вовсе не нанимался сюда кухаркой, — огрызнулся Холли.
— Но ты всегда что-то готовишь, — мечтательно ответила Тэсса. — Эти крохотные канапе…
— Диковинные салаты, — поддакнул Фрэнк. — Что это было на прошлой неделе? Свекла и клубника?
— А в пятницу кролик в ежевичном желе, — подхватила Тэсса. — Такие милые кубики-дрожалки…
— А еще…
— Одри! — раздраженно рявкнул Холли. — Да что с вами такое? Кажется, считается, что вы на светлой стороне, а единственный плохой парень в этом доме — это я. Ну, после того, как пришлось избавиться от свадебной арки Джона.
— А еще ты влез в дом Милнов.
— Размалевал кофейню Мэри Лу безо всякого согласия Мэри Лу.
— Ну да. После всего этого.
— Холли, мы с тобой говорили об этом, — грустно напомнила Тэсса. — Ты не можешь решать все проблемы с помощью своих рисунков. Это неправильно, да?
— Да, — он нетерпеливо взмахнул рукой. — Правда, я ничего не понял из твоих объяснений, но хорошо, пусть неправильно.
— Я закажу картофельную запеканку с потрошками, — решил Фрэнк.
— У Мэри Лу появилась доставка? — спросила Тэсса.
— Да, знаешь, она взяла на работу этого циркача с крылышками.
— Одри! — рявкнул Холли. — Почему ты до сих пор не поговорила о ней с нашей огромной рыбиной?
— Моргавром? Предлагаешь заставить его доводить ее до слез?
— Тэсса, ну подумай об этом чуть шире. Мы же говорим о телепате, эмпате и древнем существе, который может внушить что угодно кому угодно. Почему бы ему не насылать Одри время от времени слезливые сны. Ну знаешь, счастливо-слезливые сны, типа когда ты смотришь на рассвет и ревешь от того, как прекрасен этот мир… Что? — Холли поймал сразу два внимательных взгляда, оробел и с вызовом задрал нос: — Вы не плачете, когда видите рассвет?
— Что-то не припомню такого, — признался Фрэнк. — Но у меня точно были глаза на мокром месте в ту минуту, когда я вышел из тюрьмы. В основном от ужаса, конечно, — усмехнулся он. — Я понятия не имел, куда мне идти и что делать.
— Холли, ты гений, — медленно произнесла Тэсса, не сводя с него глаз. — Это же самое очевидное решение, правда? Почему я сама до него не додумалась?
— Потому что я умнее тебя? — самодовольно улыбнулся он.
— Нет-нет, — она опустилась на подлокотник кресла, где сидел Фрэнк, и прижалась к крепкому мужскому плечу, одновременно и утешая — ты больше не один, не как раньше, — и ища утешения самой. — В смысле, да, гений, но это же слишком очевидно. Я превращаюсь в размазню, — вырвалось у Тэссы тоскливо. — Вы только посмотрите на меня. Это же мой Нью-Ньюлин и моя Одри, а я не придумала ничего лучше еженедельных экзекуций.
— Фрэнки, тебе лучше заказать ужин сейчас, — подсказал Холли мрачно, — а то потом нам, кажется, будет не до этого.
— Я просто сама схожу до пекарни, — Тэсса попыталась встать, но Фрэнк взял ее за руку — и она замерла. Что толку откладывать неизбежное. — Вы же сами видите! Без подпитки ордена мои инквизиторские способности сходят на нет! — сердито воскликнула она. — Я становлюсь все более слабой, все более бесполезной.
Фрэнк, запрокинув к ней голову, улыбнулся. Почему-то всегда, когда он это делал, его и без того суровое лицо становилось еще более зловещим. Но Тэсса уже давно привыкла и неизменно ощущала теплую волну в горле. Каждая улыбка Фрэнка была на вес золота.
— Ты больше чем инквизитор, правда? — мягко произнес он.
— Или меньше. Я становлюсь меньше.
— По мне так чем меньше этой жути, тем лучше, — начал Холли, но Тэсса не дала ему договорить:
— Неужели? А вот представь, как в тебе день за днем умирает твой талант. И ты смотришь на это и ничего не можешь поделать. Ты просто находишься внутри этого и понимаешь, что вот-вот наступит момент, когда ты даже не сможешь поднять кисть.
На лице Холли проступил такой ужас, что Тэсса рассмеялась — очень зло.
— Могу поклясться, ты бы унесся из Нью-Ньюлина в ту же минуту, правда, милый? Ничто в этом мире не стоит твоих картин, разве нет?
Холли долго молчал, потом его лицо будто погасло.
— Да, — глухо сказал он. — Так бы я и сделал.
— Так что же дальше, Тэсса? — спросил Фрэнк очень спокойно. Он будто окаменел, это правда, но все еще не терял головы.
— Я не знаю, — она прижалась к нему еще плотнее, огорчаясь из-за этой окаменелости. — Первый раз в жизни я не знаю, что дальше. В любом случае сначала должна приехать комиссия, которая оценит мое психическое состояние.
Холли встал и молча вышел из дома.
— Я понимаю, что не могу заменить тебе целый мир, — заверил ее Фрэнк и поправился после короткой заминки: — Мы с Холли не можем. И Нью-Ньюлин тоже.
— О, радость моя, — Тэсса горько рассмеялась, — в том-то и беда, что, кажется, можете. Иначе я не была бы сейчас так напугана. А ведь я видела такое, о чем и рассказать невозможно. Я делала такое, о чем рассказать невозможно. А теперь будто парализована.
— Весь вопрос в том, чего именно ты хочешь, верно?
— Верно, — она обхватила ладонями его лицо, прижалась лбом к его лбу, их носы соприкоснулись. — Но ведь есть еще разница между «хочу» и «должна». И она такая огромная… невероятно огромная.
— Что же, — тихо произнес Фрэнк, — вероятно, это меня сможет утешить — после того как ты покинешь этот замок ради своего великого долга. Что ты хотя бы колебалась.
— Это нечестно! — Тэсса отпрянула от него. — И больно.
— А с чего ты решила, что любовь бывает честной и безболезненной? — резко и даже насмешливо спросил Фрэнк. — До этого я принимал все твои решения, Тэсса, даже если они разрывали меня изнутри. Я говорил себе: ты можешь делать что угодно, а я либо справлюсь с этим, либо нет. Я пообещал себе не отступать, даже если это значит, что ты любишь и Холли тоже, не так, как меня, да, но вы с ним… Неважно. Но я не могу конкурировать с тобой самой. Я не могу отсечь от тебя твои сожаления и мечты, я не могу… Черт, — он осекся, и его интонации перестали быть такими острыми и режущими, но все равно продолжали ранить: — Не надо даже начинать думать в этом направлении, это же легче легкого — заставить тебя остаться.
— Да, ты смог бы, — процедила она яростно.
— Смог бы, — уверенно кивнул Фрэнк, и его лицо стало беззащитным, печальным. — Но я все еще помню, что такое тюрьма. И не собираюсь становиться твоим надсмотрщиком.
— Ладно, — Тэсса сделала несколько глубоких вдохов, успокаиваясь. — Комиссия приедет через несколько недель, и к этому времени я твердо намерена придумать план, согласно которому получу все, чего так сильно хочу, безо всяких потерь. А теперь скажи мне: как думаешь, нам отправиться на поиски Холли или дать ему время? Потому что мне кажется, он сегодня собирается реветь, глядя на закат.
— И вот мы здесь, — Джеймс расстелил на земле одеяло и поставил на него корзинку для пикника. — Обычный вторник в Нью-Ньюлине: двух подростков выгнали из теплых домиков, чтобы они всю ночь следили за тем, как альпаки меняют свой цвет.
Одри, утомленная долгими рыданиями, сидела на ограждении и удрученно разглядывала землю. Почва просохла за считанные часы, с жадностью впитав весь дождь до капли. В такие минуты Одри охватывало отчаяние.
— Не ворчи, — сказала она. — Лучше подумай о том, в каком еще месте два подростка могли бы легально провести всю ночь на пастбище?
— Удивительно необыкновенное приключение, — буркнул Джеймс, упал на одеяло и уставился на темнеющее небо. — Аж дух захватывает.
— Ну подожди, вдруг эта ночь нас еще удивит, — попыталась она его утешить.
— Давай смотреть правде в глаза: нашим старикам просто скучно, вот они и выдумывают всякие небылицы.
— Или нет, — возразила Одри.
— Или мы все равно ничего не увидим. Скоро стемнеет, детка, а здесь нет никакого освещения. Альпаки могут творить что угодно, а мы так и будем хлопать глазами, пока их клыки не вопьются в нашу плоть.
— Клыки? У альпак? — кротко переспросила Одри.
— Если они действительно меняют свой цвет, то способны на все, — вдохновенно фантазировал Джеймс.
— И твои фантазии, разумеется, никак не связаны с тем, что втайне ты мечтаешь умереть еще раз, чтобы проверить, получится ли у тебя воскреснуть снова, — озабоченно проговорила Одри.
— Нет, я же не такой идиот, — быстро и смущенно пробормотал Джеймс, и она ему нисколько не поверила.
— Ага, — она некоторое время пристально на него смотрела, а потом, сжалившись, вернулась в более безопасное русло: — Но ты прав, скоро совсем стемнеет. Как так вышло, что среди наших соседей нет никого с ночным зрением?
— Тэсса прекрасно видит в темноте.
Одри резко отвернулась. Она не могла сейчас говорить о Тэссе — ей казалось, что от нее снова отказываются, как это уже было с несколькими опекунами.
— Знаешь, раньше я всегда знал, что смогу покинуть Нью-Ньюлин, — признался Джеймс, рискуя мокнуть под новым приступом дождя всю ночь напролет. — Не то чтобы я хотел, но у меня оставалась такая возможность — ведь Тэсса позаботится и о Джоне, и об Артуре. А сейчас как будто груз появился на плечах. Я люблю их, конечно люблю, но еще мне нравилось думать, что моя жизнь принадлежит только мне.
— А кому принадлежит жизнь Тэссы? — рассердилась Одри, помимо воли вступаясь за человека, на которого так обижалась. — Почему кто-то другой должен отвечать за наши семьи?
— Джулия говорит, что нет ничего важнее наших собственных желаний.
— Ах, Джулия так говорит!
Тетя близняшек организовала психологический кружок, участники которого с умным видом обсуждали всякую чепуху. Одри однажды заглянула на подобное собрание и прекрасно выспалась под нытье Мэри Лу, пространные рассуждения Фанни и унылые лекции Джулии.
— Что Джулия может понимать в отношениях? Она одиночка!
— Вовсе не обязательно летать в космос, чтобы знать астрономию.
— Ну конечно. Для Фрэнка, например, желания Тэссы важнее собственных.
— Это потому, что он слабак.
В небе предупреждающе громыхнуло, и густо-фиолетовые тучи стремительно накрыли деревню.
Джеймс хмуро взирал на них, но не собирался сдаваться.
— Это говорит о том, что Фрэнк находится в зависимом положении, — продолжал он гнуть свою линию, — а это деструктивно. В здоровых отношениях все участники равноценны…
— А тебе не приходило в голову, Джеймс Стюарт, — отчеканила Одри, — что это осознанный выбор Фрэнка? Что это признак силы, а не слабости?
— Да ты понятия не имеешь! Ты просто сочиняешь фанфики про эту троицу! А это не делает тебя великим знатоком их душ.
Небо раскололось пополам, и стремительная молния ударила по одинокому дереву в поле.
И Одри, и Джеймс замолчали, потрясенные. Гулкий гром заставил их вздрогнуть.
— Это типа твоего подсознания? — наконец осторожно спросил он. — Скрытая агрессия? Значит, вот так ты решаешь конфликты?
Одри сглотнула, изо всех сил стараясь успокоиться.
— Ну, не сказать, что такая уж скрытая… — неловко пролепетала она. — Как ты думаешь, может, Милны видят в темноте, ну, в полнолуние? Вдруг у них не только уши становятся мохнатыми, но и зрение улучшается?
— Милны просто спустят нас с лестницы, ты же знаешь, как они любят задирать нос.
— Но спросить-то мы можем?
Джеймс сел, задумчиво уставившись на Одри.
Холли ненавидел драмы, если только не выступал их королевой.
Впрочем, Фрэнку и самому хотелось прогуляться, поэтому он спокойно шел рядом с Тэссой к морю. Наверняка этот чокнутый художник просто сидит там и ждет, когда его заберут.
Она быстро на него посмотрела, а потом вложила свою ладонь в ладонь Фрэнка. Молчаливый призыв к примирению.
Он тут же мучительно ощутил все свои мозоли и пожалел о грубости своих рук. Конечно, Фрэнк понимал, что Тэсса не какая-то неженка, она была сильной и выносливой, и секс с ней порой напоминал схватку. Но иногда ему хотелось обернуть ее тонкими шелками и мягкими мехами, чтобы баюкать на своей груди, как море баюкает скалы.
Он слегка повернул голову, чтобы увидеть опущенные ресницы, и тени, которые они отбрасывали, и то, как золотисто солнце подсвечивает ее щеку с редкими веснушками. Тэсса казалась замкнутой, огорченной, и от этого что-то противно скрипело в затылке Фрэнка. Он так не любил, когда она закрывалась, он выманивал ее из норы постепенно, ласка за лаской, поцелуй за поцелуем. Охотник и жертва в одном лице, он научился угадывать ее настроение, подстраиваться под него, и в этом было столько смирения, что Фрэнк уже давно ушел далеко за границы своего терпения.
Порой он спрашивал себя, куда подевался его инстинкт самосохранения, и не мог вспомнить, был ли он хоть когда-то. Всю жизнь Фрэнк не опускал глаз, принимая удары и оскорбления, а потом научился давать сдачи и так в этом преуспел, что убил человека. Семь лет беспрестанной борьбы за выживание в бристольской тюрьме не научили его страху, и теперь поздно было перестраиваться. Его болтало в этих отношениях, как потерявший управление парусник, и волны то поднимали его вверх, то разбивали о скалы. И все равно Фрэнк вставал, начинал все сначала и был уверен, что никогда не устанет вставать, потому что он точно знал, чего хотел.
Порой казалось, что вот оно тело, никогда не душа, что он никогда не заполучит Тэссу всю, от печенок до внутренних разногласий, но стоило отчаянию пустить свои гнилые ростки, как эта женщина оборачивалась к нему, сверкающий воин в ярких доспехах, и ее острый меч отсекал эту гниль. Она двигалась навстречу Фрэнку неуверенно, неравномерно, частенько оступалась и отступала, но теперь он ясно видел, что их несет друг к другу, а не в противоположные стороны. Он ловил все эти знаки, улыбки, слова, прикосновения, он мог бы создать новый мир из смутных полутонов, и все это казалось таким важным, таким глобальным, что не оставляло места сомнениям.
— Иногда мне жаль, что на тебя не действуют мои взгляды, — признался он. — Так хочется понять, о чем ты думаешь.
— Я была уверена, что ты влюбился как раз потому, что на меня не действуют твои взгляды.
— Так оно и было, милая.
Это, конечно, звучало как суперкраткая версия, обрезанный синопсис, конспект для простаков. Да, Тэсса была единственной из встреченных им людей, кто не поддавался приступам откровения. Достаточно, чтобы увлечься, недостаточно, чтобы вывернуться наизнанку.
Они с Холли предпочитали разных Тэсс — Фрэнка никогда не пугало ее инквизиторство, оно его даже очаровывало. Но Тэсса была не только силой, не только властью, она была и многим другим. Что не означало, будто ему хотелось бы забрать у нее хоть что-то. А вот Холли хотелось меньше инквизитора и больше человека.
— А вот и он, — преувеличенно весело сказала Тэсса, указывая на одинокую тонкую фигуру. Широкая рубашка развевалась, светлые волосы пытался унести с собой ветер.
— А вот и я, — капризно согласился Холли, — не слишком-то вы торопились.
Он повернулся к ним, и его глаза расширились. Фрэнк успел увидеть отблеск молнии, упавшей где-то рядом с загоном, а потом грянул гром.
— Ого, — сказала Тэсса с некой гордостью. — Кажется, малыш Джеймс плохо себя вел.
Холли по-королевски откинул назад голову, искры еще таяли в его зрачках.
— Будем надеяться, что обошлось без жертв, — расслабленно произнес он, — потому что мне все-таки хотелось бы поужинать.
— Я так и не написал Мэри Лу, — спохватился Фрэнк, а потом спохватился еще раз: телефон остался дома.
— Мы просто поедим в «Кудрявой овечке», — решила Тэсса.
Ее большой палец гладил и гладил ладонь Фрэнка.
Холли дернул плечом, что, очевидно, означало согласие.
— Ты же понимаешь, что тебя там не оставят в покое? — спросил он, когда они направились к пекарне.
— И почему это должно меня останавливать? — фыркнула она.
Фрэнк любил в ней этот задор на грани с высокомерием.
Как всегда в часы волнений, жители Нью-Ньюлина сбивались в стаю, ища друг в друге опору или просто надеясь выудить новые сплетни.
Когда они трое вошли в «Овечку», Фрэнку хватило одного мимолетного взгляда на множество лиц, чтобы опустить глаза к полу и больше их не поднимать.
В обычные дни он делал так только с Камилой, остальные не стремились прятать свои секреты, но сегодня все были слишком встревожены, и ему не хотелось бы, чтобы правда начала резать, как лезвие.
Он мало что разбирал перед собой, повинуясь твердой руке Тэссы, и думал о том, что мог бы так, слепо, дойти с ней до самого конца света.
Усевшись за столик, он и вовсе закрыл глаза, доверяя своим спутникам сделать заказ за него. Обычно это выливалось в потешную свару, потому что Холли выбирал еду, которая нравилась ему, а Тэсса ту, что нравилась Фрэнку.
Но сегодня она только попросила:
— Нам с Фрэнком просто поесть… ммм… Юноша-циркач, я полагаю?
— Дермот, — раздался жизнерадостный баритон. — Дермот Батлер, укротитель тигров в прошлом. В настоящем — официант.
— Приятно познакомиться, Дермот. Я мэр и шериф этого города Тэсса Тарлтон, а это…
— О, возмутительница покоя, не так ли? Очень приятно с вами познакомиться, весь день только о вас и слышу.
— Могу себе представить, — пробормотала Тэсса.
— Никогда не смотрите тому верзиле в глаза, Дермот, — холодно предупредила Камила. — Его взгляд похлеще василиска будет.
— И береги от того эльфа-блондинчика свои стены, — пропела Мэри Лу. — Стоит только отвернуться, как он уже рисует где попало.
— Тэсса, ты видела, как сверкнуло? — спросила невыносимая Бренда. — Тебе хоть совестно? Это ведь ты довела мою девочку.
— Ну, все же тут понимают, что решения ордена не обсуждаются? — чертов зануда Йен Гастингс.
— Ордена? — встревоженный баритон новичка-циркача. — Какого еще ордена?
— Того самого ордена, — раздраженная Камила. — Эти мерзавцы считают, что им все позволено.
— Но ведь у Тэссы тоже есть право выбора, да? — тихий Кенни.
— Инквизиторы — солдаты на страже человечества, — наставительный Йен.
— А падшие инквизиторы — сплошная головная боль, — саркастическая Камила. — Тэсса, почему мое белье все еще развешано по деревьям? Ты обещала прислать мне злую близняшку.
— Я наставительно рекомендую вам перестать разделять моих племянниц на злую и добрую, — высокопарная Джулия. — Вы вкладываете детям в голову неуместные коннотации!
— Мэри Лу, нам дадут сегодня ужин? — властная Тэсса.
— Но ведь Дермот должен принять у вас заказ. У него стажировка.
— Юноша, нам три блюда дня и какой-нибудь пирог.
— Но я не хочу блюдо дня! — возмущенный Холли. — Я хочу чего-нибудь легкого, ягодного…
— Подайте ему ведро клубники, этого будет достаточно.
— И еще рыбку. Знаете, нежирную, но сытную. С белым соусом, но безо всякого чеснока.
— Мэри Лу? — растерянный циркач.
— О, ради бога, Холли, ты не умрешь, если съешь зубчик чеснока, — усталая кудряшка.
— А что, мы ожидаем нападения вампиров? — любопытный Холли. — В противном случае я совершенно не вижу причин, чтобы так издеваться над моими вкусовыми сосочками.
— Сосочками, — бездельник Эллиот. — Он сказал: сосочки!
— Почему все говорят об инквизиторах? — испуганный шепот циркача. — Да еще и падших?
— Потому что она сидит прямо перед тобой, — насмешливая Камила.
Грохот стекла и пластика.
Тут Фрэнк все-таки приподнял веки и увидел, что у ног Дермота Батлера валяется опрокинутый поднос с осколками кофейника.
Бедняга наклонился, чтобы поднять поднос, его глаза так и шныряли по сторонам и, разумеется, наткнулись прямо на взгляд Фрэнка.
— Матерь божья, у меня поджилки трясутся! — воскликнул стажер. — Я до смерти хочу трахнуть падшего инквизитора! Укротить эту мощь, которую я ощущал в ту ночь в Лондоне…
В кофейне воцарилось гробовое молчание. Фрэнк поспешно зажмурился. Всегда, блин, одно и то же.
— Ну, становись в очередь, — ехидный Эллиот. — В прошлом году я был целый день влюблен в Тэссу — незабываемое сочетание ужаса и возбуждения.
— Я сказал это вслух? Почему я сказал это вслух?! — паникующий циркач.
— Обожаю тихие уютные вечера в крошечной деревенской кофейне, — легкомысленный Холли. — Никаких сюрпризов, да, Фрэнки?
— Вы были в Лондоне? — бесстрастная Тэсса. — В ту самую ночь? Повезло вам, что уцелели. Ляпнете такое еще раз — и на этом ваше везение закончится, обещаю вам.
Фрэнк ощутил, как похолодало вокруг, и откинулся на спинку стула, вытянув ноги. Кончики пальцев покалывало нетерпением, очень хотелось быстрее оказаться с Тэссой наедине, ну или как там с Холли получится. Жесткая Тэсса заводила его отдельно. По крайней мере, она больше не впадала в долгие виноватые депрессии при каждом упоминании Лондона.
— Прекрати это! — визгливая Мэри Лу. — Ты пугаешь моего стажера!
— Тэсса всех нас пугает, — философский доктор Картер. — Но мы привыкли.
— И даже некоторым образом втянулись, — фальшиво-жизнерадостная Фанни.
Билли уже дрых без задних ног, а Дебора все сидела в пушистом халате перед камином и думала… Ну, ни о чем особенном она не думала.
Она всегда точно знала, чего хочет от жизни. Денег. Это ведь такое простое, понятное желание, которое много лет двигало ее вперед. Надо хорошо выглядеть, широко улыбаться, вращаться в определенных кругах, чтобы подцепить того самого богача, который сделает Дебору счастливой.
И вот они здесь. С этими их пушистыми ушами, самым большим и богатым домом в округе, наполненном роскошной мебелью и произведениями искусства. Бедра Деборы становятся все полнее, морщины запутаннее, а будущее очевиднее. Вчера похоже на завтра, а послезавтра будет похоже на позавчера.
Текучесть и необратимость дней.
Заполошный стук в дверь прозвучал набатом. Вздрогнув, Дебора попыталась припомнить, когда кто-то в последний раз появлялся у них на пороге. Дом Милнов был не из тех, куда можно забежать выпить кофе или одолжить пару яиц, если Кенни по какой-то причине закрыл свой магазинчик. Они с Билли держались особняком, и все вокруг это чувствовали. Так кому же пришла охота заявиться сюда так поздно?
Она встала и неохотно пошла открывать, шаркая тапочками. Почему-то сегодня Дебора чувствовала себя куда более старой, чем была на самом деле. Сорок пять — это еще не возраст, правда? Это еще только предчувствие возраста.
За дверью стояли Одри и Джеймс. Подростки! Самые опасные существа во вселенной.
— Эм, — сказал Джеймс неуверенно.
— Да, — подхватила Одри, тоже явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Полнолуние надвигается, не так ли?
— Так, — осторожно подтвердила Дебора, преисполнившись нехороших предчувствий.
— А как у вас насчет ночного зрения? — выпалил Джеймс.
— Что, прости?
— Ну, мы подумали, что вдруг оно появляется.
Она окинула их самым высокомерным взглядом, на который была способна:
— Возможно.
— О!
Они уставились на нее с явным интересом. Давненько никто не проявлял к Деборе интереса, даже если он был вызван очередной глупостью в нью-ньюлинском стиле.
— Может, вы бы хотели провести ночь, подглядывая за альпаками? — застенчиво предложила Одри.
Фрэнк видел звезды, хотя над ними был всего лишь потолок. Мир все еще кружился, а дыхание постепенно успокаивалось. Спальню освещал торшер, дающий довольно мягкий, чуть оранжевый свет, пропущенный сквозь ткань абажура. Из-за этого кожа Тэссы казалась темнее, а легкая, чуть опьяненная улыбка терялась в тенях.
Фрэнку нравилась она такой — удовлетворенной и, возможно, немного счастливой. В игре полутонов и неуловимых намеков Тэсса становилась реальностью, которую можно попробовать удержать в руках.
Послышался шорох бумаги, скрип карандаша, задумчивый вздох, и они оба посмотрели на Холли, нервно перечеркивающего все, что было нарисовано прежде.
— Не то, — раздраженно сказал он и отбросил от себя карандаш. Он сидел на полу, скрестив ноги, со своим блокнотом для набросков, которому изрядно досталось. Вокруг Холли белыми смятыми шариками разлетелись скомканные эскизы.
Тэсса встала, невысокая, тонкая, обнаженная. Она подняла один скомканный шарик и расправила его:
— Что это? Женщина с крыльями или птица с женской головой?
— Я думаю, это мой страх, — ответил Холли расстроенно. — Кажется, мне нельзя рисовать, пока я так напуган. Вы же знаете, что иногда мои картины начинают жить собственной жизнью.
— Это вроде символизма? — задумался Фрэнк. — Вдруг у Тэссы отрастут крылья и она улетит на свободу? Твое подсознание такое прямолинейное, Холли.
Тэсса опустилась на пол за его спиной, потянула Холли назад, положив ладони ему на плечи, и он покорно откинулся ей на грудь.
Фрэнк смотрел на них, не двигаясь. Холли редко нуждался в прикосновениях, он был словно неласковая кошка — всегда под ногами, но попробуй погладь. Тем не менее иногда на него находило: меланхолия, или неуверенность, или уязвимость, или еще что-то такое, человеческое, и тогда ему необходима была Тэсса, ее объятия и поцелуи. Фрэнка сердило, что Тэссе то и дело приходилось подстраиваться под чужое настроение, угадывать, тот ли этот момент или сейчас лучше оставить Холли в покое. Порой она промахивалась, и тогда он ощетинивался и замыкался в себе или начинал бурно страдать, но в последнее время такое становилось все реже. Они прорастали друг в друга на каком-то ином, эмоциональном уровне, на диапазоне, недоступном для Фрэнка.
Лучше бы они занимались сексом, иногда думал он, возможно, когда-нибудь и начнут, уже совсем близко. Это было бы куда понятнее и проще — физика и механика, доступное удовольствие, лишенное табуированности. Мысленно он рисовал схему: Холли любит свои рисунки, Тэсса любит Холли, Фрэнк любит Тэссу. Элементарная цепная последовательность, с которой можно было бы примириться. Но в этой схеме стрелки то и дело меняли свои направления, и логика происходящего распадалась.
— Эй, Фрэнки, — устало позвал Холли, — ты должен знать: если Тэсса нас бросит, я останусь с тобой.
— И за что мне такое наказание? — скептически уточнил Фрэнк.
— Давай смотреть правде в глаза: ни ты, ни я не покинем Нью-Ньюлин даже ради того, чтобы сопровождать Тэссу… ну, куда там ее орден намерен отправить.
Фрэнк поморщился от этой предательской очевидности. Он был готов умереть за Тэссу хоть сию секунду, но не был готов убивать за нее. Возвращение в большой мир грозило ему бесчисленными конфликтами, которые то и дело перетекали бы в драки, а он зачем-то научился драться профессионально. Рано или поздно все это закончилось бы очередным тюремным сроком, не так ли?
Если говорить о Холли, то этот чудак вбил себе в голову, что именно в Нью-Ньюлине его творчество достигло своего расцвета, и теперь его тут удерживало нечто вроде суеверия: а вдруг все изменится, стоит пренебречь географией?
По мнению Фрэнка, это была невероятная глупость — гений Холли заключался внутри него самого, располагался прямо в черепушке, или в сердце, или где-то там, — но попробуйте переубедить чокнутого художника.
— Послушайте, вы преувеличиваете масштаб трагедии, — сказала Тэсса. — Я больше не гожусь для оперативной работы, у этой штуки с уничтожением монстров короткий срок годности. Год-два-пять, не больше. Я была действующим инквизитором пятнадцать лет, рекорд, который до сих пор не побит. Орден не станет рисковать, отправляя меня в поля. Возможно, речь идет об образовательной или исследовательской миссии, что можно делать и удаленно.
— Ну да, ты же у нас величайший мыслитель, — ехидно ответил Холли. — Прости, Тэсса, но мне сложно представить тебя с книжкой в руках.
Она не обратила на него никакого внимания.
— Или, если орден даст мне право выбора, — продолжила Тэсса задумчиво, — мне бы хотелось получить дополнительное образование в области психологии. Реабилитация, тестирование и поддержка таких же инквизиторов, как я.
— В этом есть смысл, — согласился Фрэнк.
— Никакого, — тут же возразил Холли. — Тэсса, ты даже о своих чувствах не можешь сказать вслух, как ты собираешься говорить об этом с другими?
— Эй! — она легко дернула его за волосы. — Я же учусь.
— Это правда, — согласился он. — Ты учишься, Фрэнки учится, я учусь. Мы такие умники.
Его голос повеселел, и Холли вскочил на ноги, стремительный и снова бодрый. Пятиминутка нежности закончилась.
— Я бы что-нибудь выпил, — сообщил он, — у нас ведь есть выпивка? Только не мое розовое шампанское, оно предназначено для радости, а не тревожности.
— Вроде было пиво, — припомнил Фрэнк, неохотно вставая. Где там его джинсы, куда Тэсса их зашвырнула?
— Фу, — скривился Холли и с топотом понесся вниз.
Фрэнк подал руку Тэссе, помогая ей встать.
— Чтобы исцелять других, нужно исцелиться самой, — сказал он тихо.
— Я думаю, что я в порядке, — ответила она. — Комиссия, конечно, скажет наверняка, но мне кажется, что теперь я в порядке. Ты видел, как я справилась, когда этот мальчик-циркач упомянул Лондон?
— И к слову об этом, — Фрэнк нашел джинсы за креслом и натянул их. Тэсса ограничилась только футболкой, довольно короткой. — Ты не думаешь, что от Дермота будут проблемы?
— Покажи мне жителя Нью-Ньюлина, с которым не было проблем, — хмыкнула она.
На кухне Холли достал себе упаковку клубничного молока и теперь потягивал его из трубочки, сидя на столе и болтая ногами. Фрэнк открыл пару банок пива, себе и Тэссе.
— Он попробовал тебя, — хмуро сказал он. — Ну, этот мальчик-циркач. Вкусил твою силу в Лондоне.
— Звучит как-то жутко, — поежился Холли. — Это типа наркотика? Вызывает зависимость?
— Любая сила и любая власть вызывают зависимость, — пожала плечами Тэсса. — Что, по-вашему, он сможет сделать?
— Одержимость, — предположил Фрэнк.
— Нытье и жалобы, — выдвинул свою версию Холли.
Она отсалютовала им банкой:
— Выпьем же за то, что у нас тут никогда не бывает скучно!
— Не лезь к Тэссе, не то Фрэнк тебя поколотит, а Холли заговорит до смерти, — сказала кудрявая пекарша, протирая столы. — Я уж не говорю о том, что может сделать с тобой сама Тэсса.
Дермот подметал пол.
— Я и не собирался, — возразил он. — Мне просто интересно, как тут все устроено.
— И поэтому ты целый вечер задаешь вопросы исключительно о нашем мэре? — язвительно заметила она. — Я понимаю, что у тебя травма…
— Да нет у меня никакой травмы!
— Ну вот и не лезь.
Дермот промолчал, насупившись. Он не нуждался в советах.
К этому времени он уже выяснил многое.
Итак, Тэсса Тарлтон. Некогда великий, а теперь павший инквизитор. Дермот погуглил ее: она была кем-то вроде порочной звезды в истории ордена. Много подвигов и одна-единственная ночь, перечеркнувшая все достижения. Насмешка судьбы, щелчок по носу от мироздания: не возносись слишком высоко, и тогда тебя не придется макать в грязь.
И теперь Дермот спрашивал себя, что же со всем этим делать. Наверняка есть какой-то смысл, раз он оказался в этой крохотной деревушке рядом с женщиной, которая представляла собой все, что он так ненавидел и чем хотел обладать.
— Можешь занять комнату на втором этаже, — сообщила пекарша. — Правда, сейчас она используется как кладовка, но завтра мы расчистим ее. Пока потерпи, ладно? Кенни принес тебе раскладушку.
— Спасибо, Мэри Лу, — вежливо проговорил Дермот.
И еще он узнал, что Тэсса Тарлтон живет сразу с двумя мужчинами, что вовсе не удивило его. Наверное, все дело в инквизиторском темпераменте и еще в том, что эти орденцы не считают нужным в чем-то себя ограничивать и обходиться общедоступной моралью. Зачем, если можно брать от жизни все и тебе за это ничего не будет. Обычный человек получил бы за то, что произошло в Лондоне, пожизненный срок, а Тэсса живет себе припеваючи в живописной деревеньке на берегу моря. Да еще и пользуется какой-то нездоровой популярностью среди аборигенов. Такое ощущение, что никому тут и дела нет до правил приличия. Развращенное сожительство? Ну ок, это же Тэсса, ей все позволено.
Где здесь справедливость? Где правосудие?
Возможно, Дермот прислан сюда именно для того, чтобы придать происходящему чуть больше равновесия?
— Вот блин! — воскликнул Джеймс, глядя на то, что происходило в загоне. Луна была достаточно яркой, чтобы обойтись и без ночного зрения.
Они-то думали, что Дебора им пригодится, чтобы следить за цветом шерсти альпак. Кто бы ожидал увидеть такое.
— Мне кажется, или они… — пролепетала Одри.
— Танцуют, — закончила Дебора. — А еще точнее — водят хороводы.
— На задних ногах.
— Угу.
— Вокруг чего-то… Кто видит, вокруг чего?
Дебора навалилась на ограждение, подавшись вперед.
— Кого, — сообщила она. — Это какое-то животное, крупнее остальных.
Одри и Джеймс сидели на перекладинах и тоже вглядывались изо всех сил.
— Альпака-переросток? — предположила Одри.
— Нет, — возразил Джеймс, — это… Ба, да это же старина Стюарт Уэльский Восьмой!
— Кто?
— Пони нашего Холли.
— Он типа их король или что? — спросила Одри.
— Да черт их знает… Ой.
— Ого.
— Мамочки.
На следующее утро Билли едва добудился Дебору.
— Уже девять утра, — сказал он недовольно. — У Мэри Лу готова первая порция горячих булочек с корицей, и если мы не поторопимся, то их съест кто-нибудь другой.
Дебора с трудом села в кровати, не понимая, отчего так хочется спать. На секунду представила себе, как жители Нью-Ньюлина кружатся, подобно хищным чайкам, вокруг горячих булочек, мечтая слопать их быстрее, чем Милны, а потом отогнала от себя это дурное видение.
Дело было не в булочках, дело было в Билли. Ему нравилось, когда все идет по одному, давно заведенному распорядку: неспешные завтраки в «Кудрявой овечке», по вторникам и четвергам — звонки брокеру, которые всегда длились ровно двадцать минут, ежедневные часовые прогулки по берегу моря, тридцать страниц книги из списка «Классика для современника» перед сном, секс по субботам и уборка по понедельникам.
Когда у тебя есть четкий план на каждый день твоей жизни, то кажется, будто эта жизнь наполнена событиями. Хотя на самом деле в их огромном и пустом доме давно не происходило ничего интересного, а самой увлекательной выдалась та ночь, когда Холли Лонгли забрался сюда без спроса.
— Куда ты ходила этой ночью? — спросил Билли, когда Дебора с трудом выбралась из кровати, больше всего мечтая вернуться в нее и проспать как минимум до обеда.
— Никуда, — ответила она удивленно. — Это же Нью-Ньюлин, здесь некуда ходить по ночам. Да и незачем.
— Но тебя не было, когда я проснулся попить. А это случилось в два часа ночи, — упрямо возразил он.
— Тебе все приснилось, Билли, — сказала она раздраженно.
Вместо того чтобы спорить, он просто пожал плечами.
Их уже давно не интересовало, чем каждый из них занимается.
Дебора поплелась умываться, рассеянно гадая, с чего бы это ей снились танцующие альпаки.
Тэсса толкнула калитку в сад Бренды и увидела сварливого Джона, который сидел в старом кресле под яблоней. На каждом колене у него было по малышу, и старик с величайшим усердием читал им книжку, которую крошка Артур старательно удерживал в воздухе перед его лицом.
— Тили-тили? Тили-бом? — пищал Джон с выражением. — Нет меда? Нет меда, миссис Мыштон?
Бренда полола сорняки на грядке с луком-батуном. Завидев Тэссу, она выпрямилась и уперла руки в бока.
— Одри еще спит, — хмуро сказала она.
— Бренда, ты же знаешь, что мне все равно придется с ней поговорить, — сухо ответила Тэсса.
— Ну, это всего лишь дерево. Их полным-полно, растут себе, где придется.
— Ага. А если в следующий раз молния попадет в человека?
— Тебе-то что за дело! — вспылила Бренда. — Отправляйся обратно в свой орден! Столько городов, которые ты еще не разнесла, Тэсса!
Это было похоже на первые месяцы в Нью-Ньюлине. Тогда все местные жители были настроены категорически против инквизитора во главе деревни. Разница состояла лишь в том, что в те времена Тэссе было плевать, как к ней относятся, — все ее силы уходили на борьбу с собственными демонами бесконечной вины.
Сейчас же вернуться в прежнюю атмосферу неприязни оказалось неожиданно тяжело.
— С твоего позволения, — холодно процедила Тэсса, на самом деле не спрашивая никакого позволения. Она была в ярости и не трудилась это скрывать.
У Бренды был характер, это правда, но даже она не справилась бы с инквизиторским давлением, вздумай Тэсса усилить его. Обе это понимали, поэтому ограничились лишь едкими взглядами. А потом Бренда молча вернулась к своим сорнякам.
Поднимаясь по скрипучим ступенькам на второй этаж, Тэсса размышляла о том, что люди только делают вид, что забыли о твоих прегрешениях. Но стоит по-настоящему разозлить их, как они немедленно все припомнят.
Прошлое — это то, что каждую секунду стоит за спиной, норовя в любое мгновение сожрать тебя с потрохами.
Одри действительно спала, и будить ее было немного жаль, но и возвращаться сюда вновь не было ни малейшего желания.
— Доброе утро, — негромко сказала Тэсса, оглядываясь в поисках свободного места, чтобы присесть. Здесь все было кувырком: вещи Одри и игрушки Жасмин, книжки и косметика. В итоге проще всего оказалось остаться на ногах.
— Тэсса? — Одри приоткрыла глаза и тут же села, прямая, как оловянный солдатик. — Ты пришла из-за молнии, да?
— Ну да, — она погасила в себе неприятные ощущения от столкновения с Брендой, и теперь ее голос звучал спокойно и даже доброжелательно. — Одри, детка, скажи мне, пожалуйста: ты специально ударила молнией в дерево или оно само так получилось?
— А какая разница? — растерянно спросила та.
Одри была эмоциональной девочкой. В тот день, когда они с Джеймсом впервые поцеловались, небо над Нью-Ньюлином раскрасилось множеством радуг. Что случится, если у этой парочки все пойдет наперекосяк? Их тут всех смоет пятибалльным штормом?
— Лучше бы ты сделала это специально, — вздохнула Тэсса. — Потому что в ином случае у нас проблемы.
— Ну, значит, у нас проблемы, — Одри подтянула подушку к груди, глядя доверчиво и открыто.
— Ладно, — Тэсса улыбнулась ей. — Это ничего. Нам всего лишь понадобится найти твое голубое одеяло.
— Мое голубое одеяло? — не поняла Одри, а потом ее лицо прояснилось: — О, ты имеешь в виду утешительное одеяло, в которое ты заворачиваешь Фанни, когда она уже готова испустить вопль баньши, да?
— Вроде того. Нельзя, чтобы молнии разили куда попало, как только ты рассердишься, Одри. Это может быть…
— Опасно. Как у тебя в Лондоне, — подсказала она бесхитростно и безо всякого упрека. — Потеря контроля. Я понимаю.
— Правда?
— Я же твой фикрайтер, Тэсса. Я читала о тебе все, что могла найти, включая интервью с твоим бывшим куратором. Знаешь, он считает, что это его вина. Следить за тем, чтобы у инквизитора не поехала крыша, — работа, с которой он не справился. Теперь ты будешь следить за тем, чтобы я никого не поразила молнией, правильно?
— Правильно, — согласилась Тэсса. — Надеюсь, у меня получится лучше, чем у Гарри Макмахона.
— Если только ты не уедешь.
— Если только я не уеду. Но у нас еще есть время.
Девчонка помолчала, теребя уголок подушки и опустив глаза.
— Камила говорит, что у тебя нет выбора. Она говорит, с орденом не спорят.
— Так и есть. С того дня как школьное тестирование выявляет у тебя способности к инквизиторству, твоя жизнь перестает тебе принадлежать. Никто не спрашивает, хочешь ты этого или нет, никому не интересно, какого будущего ты для себя хотела.
— Это так грустно, — прошептала Одри. — В моих фанфиках ты всегда всех побеждаешь, а твоя личная жизнь полна разного веселья. Ну вроде как все твои бойфренды тебя обожают и прекрасно ладят друг с другом. Все, что их волнует, — это как сделать тебя счастливой.
Тэсса невольно расхохоталась:
— В твоих фанфиках я встречаюсь с роботами?
Вернувшись в контору, Тэсса обнаружила, что там довольно много народу.
Творческие муки Фанни на время сменились миротворческими попытками, и рукопись с ее новой пьесой валялась, забытая, на диване. Мэри Лу и Джулия ругались друг с другом через голову Мэлоди, которая нетерпеливо ерзала на стуле между ними.
— Ну ладно, — сказала Тэсса. — Мэлс, дитя мое, что ты опять натворила?
— Я требую адвоката! — надувшись, объявила злая близняшка. — В конце концов, это невыносимо. Меня тут подвергают гонениям и травле.
— Минувшей ночью это чудовище забралось в мою пекарню и устроило там полный кавардак! — крикнула Мэри Лу.
— Не доказано, — тут же возразила Джулия.
— Мэлс?
— Я ничего не делала! Мэри Лу мне пока ничем не насолила, если хотите знать. Но этот день я обязательно ей припомню, не сомневайтесь.
— Да потому что больше некому! Кто еще додумался бы перепутать всë со всем? Вместо сахара у меня теперь соль, вместо муки — крахмал, вместо какао — кофе, а вместо какао-бобов — фасоль!
— Звучит как работа на всю неделю, — пробормотала Тэсса. — Ладно, давайте просто закончим с этим по-быстрому.
И она набрала в телефоне номер:
— Привет, ты можешь заглянуть в управление на минутку?
— Мне надоело, что одну из моих племянниц бесконечно обвиняют в чем попало, — сердито сказала Джулия. — Девочка растет в нездоровой обстановке, а у нее сейчас такой восприимчивый возраст. Кто знает, какие кровавые раны вы наносите ей своим недоверием.
— Твоя девочка не ангел во плоти, — заметила Мэри Лу, правда без прежнего пыла. Теперь она выглядела немного удрученной: никому не хотелось бы иметь Мэлоди во врагах, с ее мстительной натурой и способностью двигать предметы взглядом. Эта девчонка была из тех целеустремленных натур, кто готов годами преследовать человека, нанесшего им обиду.
Тэсса не слишком вникала в их ссору, погруженная в размышления о тренировочной программе для Одри. Инквизиторов учат держать эмоции в узде и управлять своей силой, но посмотрите-ка, к чему это порой приводит. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы юная, славная, добрая девочка в один прекрасный день натворила такое, что сломало бы ее на долгие годы.
Если подумать, жители Нью-Ньюлина зависели друг от друга куда больше, чем в других общинах. Благополучие всех могло оказаться под угрозой, если выходил из строя кто-то один. Будь это крик баньши, или чудовищные картины Холли, нарисованные в меланхолии, или совершенно невидимый Кевин, или отшельник Эрл, которого так легко убить, или Кимберли, запутавшаяся в собственной голове, — они были могущественными и уязвимыми одновременно. Они вынуждены были полагаться друг на друга и надеяться, что и сегодня никакой катастрофы не произойдет. Ни с кем из них.
— Тэсса? — Фрэнк вошел в управление и остановился на пороге, глядя только на нее. Он никогда бездумно не разбрасывался своими взглядами.
— Нет! — ахнула Мэлоди, и ее плечи поникли. — Ты этого не сделаешь, Тэсса. Я никогда тебе не врала! Ну, давно не врала, и ты не можешь так… Я думала, мы друзья или вроде того.
На лице Фрэнка появилось непривычное, отчужденно-болезненное выражение.
— Тэсса? — спросил он осторожно, и в его интонациях было столько надежды на ошибку, что она вынырнула из своих переживаний и вдруг словно бы увидела ситуацию со стороны — и ей стало так холодно, так дурно.
— Простите, — сказала Тэсса, моментально ощутив себя усталой, разбитой и неправильной. — Мне вдруг показалось, что это самое простое решение.
— Ты обещала никогда не использовать меня как детектор лжи, — тяжело проговорил Фрэнк.
Мэлоди вдруг вскочила со стула и подбежала к нему. Он немедленно отвернулся, уставившись в окно.
— Давай сделаем это! — со слезами и ненавистью потребовала Мэлоди. — Пусть она отстанет!
— Уверена? — тихо спросил он.
— Давай же, — и Мэлоди дернула его за рукав.
Фрэнк плавно повернулся к ней, чуть наклонив голову.
— Мэлоди, это ты влезла в мою пекарню? — спросила Мэри Лу, не зная, куда себя деть, до того гнетущей стала атмосфера.
— Пока нет, — твердо ответила близняшка, глядя прямо в глаза Фрэнку. — До этого дня я не делала тебе ничего плохого, Мэри Лу.
— Все? — коротко спросил Фрэнк.
— Да, спасибо, — пробормотала Мэри Лу.
Тогда он развернулся и вышел, и Тэссе понадобилась вся ее выдержка, чтобы не броситься следом. Она чувствовала, что крупно облажалась.
Лучше бы и правда встречаться с роботами, блин.
Вечером Фрэнк не сразу пошел домой, сначала он решил заглянуть к альпакам.
Альпаки — это хорошо, альпаки всегда успокаивают.
Он почистил их стойла, и поменял воду, и поправил ограду, которая чуть расшаталась, и тогда все дела закончились, а он так и не придумал, как еще себя отвлечь от той невыносимой печали, которая никак не желала отцепиться.
Кто-то оставил теплый плед под деревом, и Фрэнк лег на него, разглядывая темнеющее небо.
Еще совсем недавно он болтался на самом нижнем уровне пресловутой пирамиды Маслоу, мечтая найти место, где поспать, и денег, чтобы поесть. И вот он оказался в Нью-Ньюлине, где впервые за всю жизнь ему ничто не угрожало. С женщиной, которой плевать было на его уродливую особенность. Он стал кем-то больше, чем существо, которому ни при каких обстоятельствах нельзя смотреть в глаза. И как быстро он привык, как быстро ему стало мало.
Любовь такая жадная сука.
Сейчас он злился не на Тэссу, у него были вопросы к самому себе.
Чего же тебе не хватает, Фрэнк Райт? Если прямо сейчас перед тобой появятся могущественный джинн или те прачки, которые в прошлом году искушали Холли, обещая выполнить любое желание, — что ты загадаешь?
Почему, получив больше, чем когда-либо мечтал, так сказать, счастье сверх норматива, ты лежишь здесь один-оденешенек и маешься ерундой?
Твердо решив перестать трепать себе и остальным нервы на ровном месте, Фрэнк встал и собрался идти домой.
И тогда со стороны кустов, ведущих к лесу, послышался жалобный детский голосок:
— Помогите! Помогите, пожалуйста!
— И вот что я тебе скажу, дорогой дедушка: ты рехнулся. Я, конечно, не знаю, сколько тебе веков или даже тысячелетий, а может, ты вообще зародился, когда суши не было и в помине, а в мировом океане плавали только простейшие бактерии, — но ты рехнулся. Как ты мог послать мне такого ни на что не годного мужчину?
Мэри Лу вздохнула, закуталась поплотнее в шаль и снова вздохнула, глядя на темное море перед собой. Ветер выдавал беспокойство, тревожившее Одри, и барашки волн серебристыми проблесками вспыхивали под светом полной луны.
— Уж не знаю, что там у тебя на уме, — продолжила она расстроенно, — но этот Дермот Батлер просто повернут на инквизиторах. Я пока не поняла, извращенец он или травматик, но что-то мне подсказывает — от этого парня жди проблем. И еще он совершенно не умеет подавать кофе, а это не бог весть какая сложная наука: просто ходи с кофейником туда-сюда и подливай в те чашки, где освободилось место. Но ведь нет — вместо этого он подсаживается за столики и начинает трепаться с посетителями, а ты же знаешь, что случается, если этого старикашку Йена Гастингса спросить о его прежних деньках в ордене. Этот фонтан уже не заткнуть, нет, сэр.
Море отвечало ей уютным ворчанием.
— И все вокруг бегают и переживают из-за Тэссы, — Мэри Лу усмехнулась, — а я вот на ее счет совершенно спокойна. Потому что ты не позволишь ей покинуть Нью-Ньюлин, верно? Ты же не оставишь нас беззащитными друг перед другом, потому что ты, если смотреть правде в глаза, наш локальный диктатор или вроде того. Решаешь, кому открыть дорогу сюда, а кому закрыть выход отсюда. Когда я думаю об этом, заново определяю для себя значение судьбы. И теперь я спрашиваю тебя, дорогой дедушка, за каким чертом ты притащил сюда Дермота Батлера?
— Помоги мне! Пожалуйста!
Фрэнк стоял, глядя на темные кусты, за которыми начинался лес, и его сердце сжималось от жалости к малютке. Как это, наверное, страшно, быть беспомощным в ночи. Больше всего на свете ему хотелось рвануть вперед, чтобы спасти этого ребенка и успокоить его.
И рука казалась такой тяжелой, что едва-едва двигалась, когда он доставал мобильник.
— Тэсса? Я у загона с альпаками. Из кустов детский голосок просит меня о помощи.
— Не вздумай туда соваться! — немедленно ответила она. — Я уже несусь к тебе. Поговори со мной — как звучит этот голос?
— Очень напуганно.
— Мне страшно, — подтвердили из кустов. — И больно. Помоги мне!
— Как ты думаешь, он принадлежит мальчику или девочке? — деловито уточнила Тэсса.
— Я не знаю, — он ощущал себя полным ничтожеством, потому что, очевидно же, он не должен был просто стоять и слушать. Ноги звенели от напряжения, оставаться на месте становилось все невыносимее.
— Тебя туда тянет, — догадалась Тэсса. — Десять шагов назад, Фрэнк. Считай вслух.
— Раз, — сказал он и осекся, потому что сделал движение не назад, а вперед.
— Помоги мне! — пронзительно закричал детский голос.
— Черт, — выругалась Тэсса, — ты слишком легко поддаешься чужому влиянию. Помнишь, как тяжело нам пришлось, когда тебя звал Алан, вернее его зомби.
Это немного отрезвило.
— Я жду, — хрипло сказал Фрэнк. — Я стою на месте.
— Молодец, — одобрила она. — Если хорошенько подумать, откуда бы взяться ребенку в наших кустах. Не сбросили же его пилоты аэродрома Лэндс-Энд, в самом деле.
— А откуда взялась Жасмин? Ты просто нашла ее на поляне, — разговор действительно помогал сосредоточиться на чем-то, кроме желания нырнуть в кусты.
— Правильно, Жасмин. Ты бы не хотел встретиться с ее мамочкой, знаешь ли. Никто бы не хотел.
— Кроме тебя. Думаешь, я не знаю, что ты регулярно рассказываешь ей, как растет ее дочь?
— Так точно, мистер всезнайка. Вот, я уже вижу тебя. Можешь помахать мне ручкой.
И Фрэнк с великим облегчением опустил телефон. Оказалось, что за то короткое время, которое понадобилось Тэссе, чтобы прибежать сюда, — а она неслась со всех ног, сомневаться не приходилось, — с него успело семь потов сойти.
— Ладно, — произнесла она, даже не запыхавшись, когда притормозила рядом. — Ну, давай посмотрим, что такое у нас тут завелось.
— Мне можно с тобой?
Тэсса без колебаний протянула ему руку, и Фрэнк, ненавидя свои мокрые ладони, ухватился за нее.
— Только не лезь вперед, — попросила она. — Не хотелось бы бороться еще и с тобой.
Напрасно они бродили среди кустов в поисках напуганного ребенка — никого там не было. Живого.
— Господи, — вырвалось у Фрэнка, когда Тэсса подсветила фонариком телефона освежеванную тушу животного крупнее альпаки. От приторного запаха крови его затошнило.
Тэсса присела на корточки, внимательно осматривая отвратительные кровавое мясо с торчащими костями.
— Хотела бы я знать, а где, собственно, шкура, — пробормотала она.
Потом бестрепетно направила свет на копыта и громко выругалась:
— Вот черт! Милый, плохие новости: в ближайшее время Холли будет в очень, очень плохом настроении.
— Почему? — заторможенно спросил Фрэнк.
— Потому что это Стюарт Уэльский Восьмой, пони Холли. У него клеймо на копыте.
— Вот черт, — повторил вслед за ней Фрэнк. — Мы не можем ему рассказать о таком, иначе он будет месяцами рисовать кошмары, а нам в этих кошмарах придется жить.
— Вряд ли он поверит, что его скотина отправилась на ферму к добрым фермерам.
— Ну, животное могло просто потеряться.
— Могло, — согласилась Тэсса задумчиво. — Ты ведь и сам знаешь, что теперь делать?
— Ага. Пошел за лопатой.
— И заодно загляни, пожалуйста, в электромобиль Холли — не слиняли ли оттуда пикси.
— Ты уверена, что это не мама Жасмин тут резвится? — размеренно вонзая лопату в землю, спросил Фрэнк.
— Она бы сделала все наоборот: сожрала внутренности и оставила шкуру. Нет, тут у нас другое.
— Какое?
— Думаю, какая-то разновидность злых проказливых существ. Это не лесные гоблины, потому что они, судя по всему, разворошили «Кудрявую овечку», и не домашние брауни, потому что они бы не стали свежевать бедного Стюарта… Что-то посередине. А как там наши пикси?
— А, пикси. Пикси покинули свой электромобиль. Теперь Холли может сесть в него и укатить на все четыре стороны.
Тэсса засмеялась:
— Холли может вызвать себе частный самолет и раскатать нашу деревню под посадочную полосу.
— И это делает его еще более неприятным типом.
— Ты сердишься на меня, а не на Холли, — сказала Тэсса спокойно. — И это очень круто.
— Да ну?
— Мне кажется, ты впервые со времен нашего знакомства готов серьезно со мной поругаться.
— Я не собираюсь с тобой ругаться.
— И очень зря. Может, подумаешь еще раз?
Фрэнк воткнул лопату в землю и выбрался из ямы, стараясь не смотреть в сторону того, что осталось от Стюарта Уэльского Восьмого. Тэсса бродила вокруг, светя телефоном по земле, скорее от нечего делать, чем ради какой-то пользы.
— Что ты пытаешься сказать? — угрюмо уточнил он.
— Что ты не обязан со мной безропотно мириться. Сегодня я была не права, серьезно, даже мне понятно, что не права, а я не очень-то разбираюсь в таких делах. Вот тут бы тебе и поругаться со мной, а не бродить в одиночку по загонам.
— Ты хочешь поругаться, Тэсса? — Фрэнк никак не мог взять в толк, чего она от него добивается.
— Ох! — воскликнула она в сердцах. — Ты самый сложный, непонятный и закрытый человек из всех, кого я знаю. Неужели так трудно хоть иногда прямо сказать вслух то, о чем ты думаешь?
— Зачем? — удивился он.
— Ну, предположим, мне интересно.
— Ты с самого начала заявила, что будешь поступать только так, как считаешь нужным. И я принял это. Так какая разница, что я думаю?
— Все меняется, Фрэнк! — Тэсса, казалось, была совершенно выведена из себя, а ведь он как раз хотел избежать обострения ситуации. Даже при мысли о конфликте внутри замка на скале у него начинало тянуть под ложечкой. — Я меняюсь, ты меняешься, и даже Холли меняется, ну или по крайней мере движется в том направлении. В самом начале ты был парнем, пригодным для отличного секса, которого я не боялась поломать в процессе. И я бы легко вышвырнула тебя из своей постели, если бы ты начал усложнять мне жизнь. Сейчас мне на самом деле важно, чтобы ты был счастлив, понимаешь?
— Ох, — Фрэнк обнял ее, — эта речь была бы куда лучше, если бы ты не произносила ее над мертвым пони.
— И почему вы выглядите так, будто закапывали труп? — бросив на них короткий недовольный взгляд, спросил Холли.
Он все еще избегал красок и карандашей, а это значило, что ему просто нечем было себя занять. Поэтому он принялся разбирать свой гардероб, и теперь сидел посреди гостиной в развалах шелковых халатов, кашемировых свитеров и разрисованных вручную шейных платков, которые, к слову, никогда не надевал.
— Мне совершенно нечего носить, — пожаловался Холли, отшвыривая от себя лакированную туфлю. — Изысканный стиль не подходит Нью-Ньюлину. Возможно, следует заказать… — дрожь отвращения пронеслась по его лицу, — джинсовые комбинезоны? И клетчатые рубашки из мягкой фланели? И, Фрэнки, с тебя сыпется земля. Не уверен, что это украсит нашу гостиную.
— Мда, — сказала Тэсса, когда они снова вышли за дверь, отряхивая друг друга от земли, — надо было сделать это раньше. Кажется, вруны из нас никудышные.
— Холли витает в облаках и способен поверить даже в цветочных фей.
— В смысле — поверить?
За время, проведенное в Нью-Ньюлине, Фрэнк мог бы уже и привыкнуть. Не так давно Тэсса вполне серьезно рассуждала о гоблинах и брауни, у них на чердаке пару месяцев назад жил призрак, а пикси плодились с невиданной скоростью. Так почему же в этом мире не должно быть цветочных фей?
— Ладно, — она удовлетворенно оглядела его, — попытка номер два.
— Может, он просто не заметит исчезновения пони?
— Угу. Если бы он не катал на нем Артура каждое воскресенье. Все, пошли, и давай попробуем выглядеть убедительными.
— У тебя кровь на джинсах.
— Да ради всего святого! — Тэсса проворно стянула с себя штаны и скатала их в плотный рулон пятнами внутрь. — Так лучше?
— Так всегда лучше, — убежденно заверил ее Фрэнк.
— Раздеваться снаружи, а не внутри, — это очень здравая мысль, — заметил Холли, когда они вернулись. — Вечно вы тащите домой всякую грязь. Одни опилки чего стоят!
— Кгхм, — дипломатично отреагировал Фрэнк, — когда работаешь с деревом, опилки появляются на свет сами собой.
— Бла-бла-бла, — раздраженно ответил Холли, — на все-то у тебя готовы ответы. Так скажи мне, мистер умник, где вы шлялись так долго?
Он терпеть не мог оставаться один и совершенно не выносил, если Тэсса и Фрэнк пытались уединиться. Надо сказать, они не особо и пытались с того дня, когда собрались отправиться в Ньюлин только вдвоем, а у Холли случилась настоящая истерика.
Он был всегда вроде как сам по себе, а вроде как и рядом. Фрэнку даже чего-то не хватало порой, когда Холли отсутствовал. Если подумать, он был кем-то вроде проводника для двух людей, которые не умели как следует разговаривать друг с другом.
— Ну, тут такое дело… — Тэсса принялась подбирать слова, что насторожило бы кого угодно, а не только чуткого художника, умеющего считывать чужие эмоции. — Твой пони, кажется, потерялся. Мы с Фрэнком пытались его найти, но уже темно, и завтра… мы поищем еще раз.
— О нет! — горестно простонал Холли. — Стю умер!
— Ты так думаешь? — быстро спросила она, тревожно переглядываясь с Фрэнком.
— Тэсса, мой пони не был дураком, он бы в жизни не отправился куда-то, чтобы там потеряться! Нет, нет и нет, это было приличное животное безо всякой тяги к приключениям.
— Может, его похитили? — ляпнул Фрэнк. — Ради выкупа?
Холли закатил глаза:
— Кто? Таинственные злодеи, которые кишмя кишат в здешней округе? Не валяй дурака, Фрэнки. Что случилось с моим пони?
— Вероятно, он умер от старости, — сдалась Тэсса.
— Да ему еще и тридцати не исполнилось!
— Прости, Холли, мы нашли его в лесу. И знаешь что, он выглядел умиротворенным и спокойным. Как будто просто уснул. Всем бы такую приятную смерть.
Холли издал трагичный всхлип и уткнулся лицом в один из своих свитеров.
— Но ведь надо устроить пышные похороны, да? — прошептал он. — Заказать самый дорогой гроб, и организовать поминки, и приготовить морковные канапе. Стюарт так любил морковку.
— Видишь ли, — Фрэнк кашлянул, — мы как бы… Тэсса?
— Мы уже похоронили Стюарта, — твердо сказала она. — И произнесли красивую прощальную речь.
— Да что вы за люди такие! — завопил Холли. — Видите что-то мертвое и сразу норовите его закопать! Ты даже уже не начальник кладбища, Тэсса, а все еще никак не расстанешься с закапывательными привычками.
— Ну да, так и есть, — согласилась она безо всякого смущения. Лучше уж пережить такие нападки со стороны Холли, чем предъявлять ему окровавленную тушу без шкуры. — Но ты все еще можешь устроить поминки с морковными канапе — людям всенепременно захочется поговорить о том, каким хорошим пони был Стюарт.
— Я должен прилечь, — слабо проговорил Холли, — и нет, не ходите за мной. Прямо сейчас я не желаю никого видеть.
Все еще прижимая к груди свитер, он поднялся наверх, то и дело останавливаясь, чтобы подержаться за перила, и заплетаясь ногами.
А потом сверху раздался его крик.
Орудуя длинной палкой, склеенной скотчем из двух черенков от швабр, Эрл пытался подцепить сорочку жены с ветки дерева. Не говорите об этом Камиле, но он считал довольно смешной выходку злой близняшки.
Как человек, женатый на злой женщине, Эрл лучше других понимал, насколько трудно этим злюкам живется. Столько всего у них бурлит внутри — в обычном человеке все это просто не поместилось бы.
Порой он и сам ранился о Камилу, как птицы ранятся об острые кустарники, но эти раны были его величайшим сокровищем. После долгих лет одиночества, похожих на повторяющийся скучный сон, в котором ничего не происходило, его новая жизнь напоминала американские горки.
Вжух! И Камила целует его. Вжух! И расстреливает едкими словами в упор.
И ведь не то что бы она хотела обидеть его — у нее как-то само собой так получалось. Это понимание тоже пришло не сразу: от своего характера в первую очередь страдала она сама.
И это заливало Эрла нежностью по самую макушку. Ему так хотелось, чтобы Камиле жилось хоть чуточку легче. Чтобы она перестала соревноваться со всем миром, чтобы чужие успехи не становились ее поражением. А больше всего Камила ненавидела то, чего не могла получить. Ее неприязнь к Тэссе выросла на прочном фундаменте разрушенных надежд: когда-то Камила тоже мечтала стать инквизитором. Эрла долго тревожила ее стойкая нетерпимость к Фрэнку, но со временем он разгадал и эту загадку. Это случилось в тот день, когда они спустились вниз на общее собрание деревни по поводу приюта для особенных детей.
И вот тогда-то Эрл понял, что Камила хочет не Фрэнка, она хочет, чтобы ее кто-то желал так же отчаянно, как Фрэнк желал Тэссу. Каждый, кто видел их вдвоем, хоть на мгновение мечтал ослепнуть. Это выглядело бесстыднее, чем любое порно.
Их магию невозможно было объяснить логически, потому что здоровяк с лицом бандита обычно носил темные очки и транслировал чувствительность примерно на уровне кирпича. Он не прикасался к Тэссе и не пытался находиться рядом с ней, он всегда стоял на отшибе, всегда сам по себе. Но в то же время Фрэнк весь, полностью, был настроен на эту невзрачную и невысокую женщину.
Эрл потом чувствовал вину перед Камилой. Он любил ее, видит бог, любил, но не так остро, как она, наверное, хотела.
Впрочем, это давало им шанс на счастливую старость. Потому что такие одержимости редко заканчивались чем-то хорошим.
— С другой стороны, а где еще им прятаться от пугающего мира? — спросила Тэсса.
— В моей кровати? В моей кровати?! — простонал Холли. Он стоял в дверях своей спальни и театрально держался за голову.
— Ну, посмотри, какие они симпатичные. Уверена, они совсем не помешают твоему сну.
— Издеваешься? Эти твари выглядят так, будто способны искусать тебя до смерти. Глянь, какие у них острые зубы.
— Совсем крошечные.
Фрэнк только заглянул в комнату, хмыкнул и пошел в душ. Тэсса тоже изнывала от желания смыть с себя эту ночь, но сначала следовало успокоить Холли.
— Ты можешь мне объяснить, почему пикси все время оккупируют мою собственность? Сначала электромобиль, а теперь кровать?
— Ты просто им нравишься.
— Это понятно. Но, боюсь, тут им не добиться взаимности.
— Аккуратнее, милый, — предупредила она, — эти волшебные создания очень злопамятные.
Услышав такое, Холли вежливо пожелал пикси спокойной ночи, аккуратно прикрыл дверь, прошел по коридору в спальню Тэссы и Фрэнка и плюхнулся на их кровать.
— У меня только один вопрос, — обиженно пробормотал он, — чего так сильно испугались пикси, что не захотели оставаться снаружи?
— Ну как тебе сказать…
— …Полагаю, это стая брэгов, — объявила Тэсса. — Заглянула к нам во время сезонной миграции.
— Стая кого? — спросила Мэри Лу.
— Брэгов, — услужливо подсказал ей циркач с крылышками с таким видом, как будто понимал, о ком идет речь.
Как всегда, общие собрания Нью-Ньюлина проходили на лужайке перед бывшим пансионом, а теперь будущим приютом. Очень не хватало кладбищенской низкой ограды с каменными памятниками за ней. Как ни крути, могилы придавали деревне особое очарование, и Тэсса порой скучала по утраченной меланхолии.
— Брэги, ничего особенного, — пренебрежительно обронил Йен Гастингс. — Четвертый класс опасности.
— Четвертый, — согласилась Тэсса. — Вряд ли они нападут на кого-то из людей, это правда. Но они способны на разные пакости. Например, устроить настоящий хаос в доме… перепутать соль с сахаром, муку с крахмалом, а кофе с какао.
— Я же говорила! — завопила Мэлоди. — Я же всем вам говорила, что ни при чем! А вы меня Фрэнком пытали! А вы мне не верили!
— Ты права. Итак, брэги, мелкие оборотни-пакостники, любят гнездиться в ослиных шкурах, устраивать…
— Подождите! — перебила ее Мэлоди и воинственно скрестила руки на груди. — Я не поняла, когда вы все собираетесь передо мной извиняться?
Мэри Лу, до этого слушавшая про брэгов, по-детски открыв рот, внезапно очень заинтересовалась листочком на дереве.
— Да, разумеется, — спокойно ответила Тэсса. — Прости, Мэлоди, я поступила с тобой несправедливо.
— Ты серьезно? — процедила Камила с отвращением. — Эта девчонка — исчадие ада. Не виновата в одном, так виновата во многом другом.
— Руководитель твоего уровня, Тэсса, всегда в своем праве, — тут же осудил ее старикашка Йен. — Извиняться — значит потерять авторитет.
— Господи, да этот человек прибыл к нам прямиком из викторианской эпохи, — заметила Фанни. — Знай свое место и никогда не спорь с тем, у кого власть.
— Мэри Лу? — требовательно позвала Мэлоди, не обращая на них внимания.
— Ну… прсти, — промямлила та себе под нос.
— Взрослые, — скривилась Мэлоди.
— Неделя бесплатных пирожных, — пообещала Мэри Лу. Она всегда верила в то, что вкусная еда способна исправить если не все, то очень многое.
Злая близняшка неподкупно дернула плечом, демонстрируя, что не больно-то ей нужны чужие милости. Лагуна тут же ткнула ее локтем в бок. Понятно, значит, за пирожными будет приходить другая сестричка. Многие горожане так и не научились их различать.
— Что еще нужно знать о брэгах, — продолжила Тэсса. — Они умеют пудрить людям мозги, насылать глюки и стирать память.
— О, однажды у меня пропала целая ночь! — вскричала Дебора Милн. — Билли сказал, что я куда-то выходила, а я не выходила! Значит, просто не помню? Но что я делала? Вдруг что-то бесстыдное?
— Я бы на твоем месте на это не надеялась, — хмыкнула Камила.
— Пока я рекомендую всем запастись остролистом, — сказала Тэсса, — украсить им входные двери, окна, спальни. И носить листочки в карманах. В лесу по дороге к трассе есть несколько деревьев… Ладно, мы с Фрэнком сами съездим за ветками, а то заблудитесь. И вот еще что: брэги — оборотни, поэтому не спешите гладить незнакомых щенков, отзываться на зов неизвестных детей и все в таком роде. Словом, потерпите немного, пока я не отловлю эту стаю.
— Ты не можешь сама их отлавливать, — тут же возразил старикашка Йен, — ты обязана вызвать действующего инквизитора.
— Из-за существ четвертого класса?
— Да хоть шестого! Есть протоколы, Тэсса Тарлтон.
— Угу.
Проржавевший пикап Фрэнка был таким древним, что вызывал у Тэссы спортивный интерес — когда же эта колымага наконец сдохнет. Но и железяка, и ее владелец были крепкими орешками и не собирались сдаваться.
Холли, разумеется, уже развалился на заднем сиденье с корзинкой для пикника.
— Если бы вы меня предупредили заранее, я бы успел сделать тарталетки, — проворчал он. — А теперь у нас только сэндвичи, а это так вульгарно, так пошло.
— Я люблю сэндвичи, — сказал Фрэнк, кидая в багажный отсек мешки и секаторы.
— Потому что ты деревенщина, — уныло сообщил ему Холли.
— Я тоже люблю сэндвичи, — поддержала его Тэсса.
— Ну, твой вкус всегда оставлял желать лучшего.
Они с Фрэнком синхронно вздохнули. Тяжело им придется в ближайшее время — когда еще Холли придет в себя после смерти пони. Лучше бы он поскорее вернулся к рисованию, приступы вдохновения всегда действовали на него благотворно.
— Этот Йен, он же немедленно напишет в орден, — поворачивая ключ зажигания и прислушиваясь к бурчанию мотора, предупредил Фрэнк.
— Всенепременно напишет, — кивнула Тэсса. — И знаете что? Пусть. Я устала переживать из-за того, сколько во мне осталось инквизитора, из-за ордена, из-за того, что будет дальше. Холли прав — пусть у нас будет пикник, и давайте грустить из-за того, что у нас сэндвичи вместо тарталеток, а не из-за каких-то более глобальных вещей.
— Я отказываюсь переживать из-за такой ерунды, — объявил Фрэнк, трогаясь с места. — Тэсса, где именно растут эти остролисты?
— За милю от выезда на трассу, я покажу. О, надо попросить Фанни найти деньги в бюджете Нью-Ньюлина и посадить остролисты по всему периметру. Как это я раньше не додумалась.
— Ты что, облазила здесь все леса? — спросил Холли.
— Еще в первый год своей терапии. Просто… ну, вроде как пряталась от людей. И заодно изучала периметр. Мне под каждым кустом мерещились опасности.
Фрэнк продолжал сосредоточенно вести пикап, привычно лавируя между ямами. Его темные очки были сдвинуты на затылок, а глаза неотрывно следили за дорогой, если ее можно было так назвать. Графство обещало им асфальт еще в прошлом году, однако в последний момент снова что-то отменилось. Тэсса ругалась-ругалась, но все без толку.
— Как странно, — размеренно проговорил Фрэнк, — я только сейчас это прочувствовал. То есть ты мне много раз говорила, я понимал и соглашался, но прочувствовал это только сейчас. В нашем замке не только я бездомная собака, которая вдруг обрела любящих хозяев, но и ты тоже, Тэсса.
Она повернулась к нему, прижавшись щекой к потрепанной обшивке сиденья, смотрела на мощную челюсть и переломанный нос, на мимические морщинки вокруг глаз, на крепкие рабочие ладони, небрежно лежавшие на руле.
Счастливые люди так легко верят во все хорошее. Они с Фрэнком учились этому у Холли, но то и дело замирали, пригибаясь к земле и вынюхивая новые неприятности.
— Да, — ответила она, — конечно. Такое не сразу доходит, верно? Ты видишь меня, я вижу тебя, и мы кажемся друг другу сильными и крепкими. Я говорю, что люблю тебя, а ты думаешь: кажется, я все еще не облажался, вот бы так оставалось и дальше. И я знаю это совершенно точно, потому что и сама думаю про себя именно такими словами. И мы все время хотим быть полезными и не причинять неудобств, потому что разочароваться в нас куда проще, чем не разочаровываться. И это все так жалко и стыдно, что мы пытаемся выглядеть непрошибаемыми и уверенными, как будто хоть немного представляем, что делаем.
— Ты всегда выглядишь непрошибаемой и уверенной, — задумчиво сказал Фрэнк.
— Это что-то вроде профессионального навыка.
— Мне нравится думать, что ты уверенная. Это меня успокаивает.
— А мне нравится думать, что ты не чувствуешь себя обделенным из-за Холли. Это успокаивает меня.
— Я… не всегда с этим хорошо справляюсь.
— А я не всегда способна принять решение без внутренних сомнений.
— Но в итоге ты их принимаешь.
— А ты справляешься.
Фрэнк улыбнулся, и Тэсса улыбнулась тоже. Никто из них не был безмятежным и радостным круглыми сутками, но в этих зонах турбулентности, в которую иногда попадала их жизнь, рождалась робкая надежда, что как-нибудь все обойдется и в этот раз. Просто оставайтесь на своих местах и пристегните ремни.
Несколько минут прошло в мирном молчании, а потом Холли спросил:
— Как вы думаете, все пони попадают в рай?
— Эрл! Эрл! — в голосе Камилы было столько неподдельного волнения, что он немедленно бросил лейку и понесся внутрь.
Домик, рассчитанный на одного, был совсем крошечным. Эрл никогда не предполагал, что ему понадобится гостиная, или столовая, или, может, кабинет. Вот диван для незваных гостей, вот кухонька с единственной сковородкой, кровать за китайской ширмой и санузел, на двери которого не было внутренней защелки.
За время, прошедшее с переезда Камилы, вещей у них изрядно прибавилось, и, несясь на крик, он последовательно споткнулся о коробку с научными распечатками, стопку книг и снес забытую швабру.
Камила сидела на краешке ванной и держала в руках небольшую палочку. Глаза у нее были квадратной формы, а по лицу блуждала безумная улыбка.
— Что ж, теперь-то они все у меня попляшут! — сказала она, потрясая палочкой, как оружием. — И пусть попробует хоть кто-нибудь слово против сказать, я им всем устрою!
Мысль об украденной ночи терзала Дебору Милн с удивительной приставучестью. Казалось бы — ну чем можно заняться в этой дыре под покровом тьмы? А вдруг она совершила что-то предосудительное?
— И ведь никто ничего не видел, — простонала она, так энергично размешивая сахар в чае, что расплескала его. — Почему в этой деревне все так крепко спят?
— Вот что, Дебора, — Мэри Лу отобрала у нее ложечку, — перестань портить мне скатерть и просто забудь об этом.
— Неужели только меня пугают неведомые гоблины-оборотни, которые повсюду шныряют? — спросила Фанни, прижимаясь к Кенни. — И почему вас волнуют всякие пустяки?
— Что касается меня, — ответила Мэри Лу, — то я больше опасаюсь рассерженную Мэлоди, чем каких-то там гоблинов.
— Помяните мое слово, мы все еще… — начала было Дебора, но тут звякнул колокольчик над дверью, и в «Кудрявую овечку» вплыла Камила, до того торжествующая, что все немедленно заподозрили неладное.
— Вот что, милочка, — обратилась она к Мэри Лу, царственно опускаясь за столик, где сидели Фанни и Кенни, — а подай-ка мне миндальное пирожное, да не жалей соленых огурцов, и, пожалуй, еще я не откажусь от ягодно-картофельного сока.
— Совсем сбрендила? — изумилась Мэри Лу. — Что это за заказ, скажи на милость?
— Самый обычный заказ для женщины моего положения.
— Какого еще положения?
— Того самого положения, тупица. Ну же, дорогуша, соображай быстрее.
— О боже! — воскликнула Фанни, догадавшись раньше других. — Ух ты!..
Она потянулась через стол и, снеся пару чашек, крепко обняла Камилу. Та оторопело позволила это, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
Мэри Лу так и застыла с кофейником в руках.
— Ты беременна от мужчины, от которого должна была забеременеть я, — пробормотала она, шмыгнув носом. — Украла не только мужа, но и ребенка.
На нее зашикали, но Мэри Лу вовсе не собиралась носиться с праздничными помпонами вокруг этой мерзавки. Она же специально пришла сюда позлорадствовать! Только для этого!
Угрюмо плюхнув кофейник на свободный столик, Мэри Лу позвала Дермота из подсобки.
— Там чашки разбились, — буркнула она, — приберись, пожалуйста.
Усевшись за прилавок, она подперла щеку рукой, наблюдая как тот порхает по залу, наводя порядок.
Все поздравляли Камилу, как будто она совершила что-то хорошее.
Нет, так дело не пойдет. Они все увидят, что у Мэри Лу будут собственные муж и ребенок. И если для этого понадобится охмурить циркача с крылышками, так тому и быть. С этим она точно справится.
В общем, Фрэнк и не рассчитывал, что Холли поможет им с остролистом. Конечно, от него был кое-какой толк — готовка, например. Все эти причудливые закуски и салаты, в которых соленое мешалось со сладким, и еще в приступах вдохновения он порой запекал мясо или рыбу — получалось странно, но вкусно. Под настроение Холли мог и убрать комнату, но чаще разводил бардак. В этом смысле они с Тэссой будто соревновались друг с другом: оба раскидывали вещи где попало и обожали есть прямо в постели, что Фрэнка особенно нервировало.
Но во всем, что касалось тяжелого труда, Холли был мастером по увиливанию. Вот и сейчас, пока Фрэнк с Тэссой срезали ветки остролиста, тот разлегся на полянке, расстелив одеяло, и глазел в небо, рассказывая, какие картины видит в плывущих облаках.
— Тебе уже встречались раньше эти гоблины? — спросил Фрэнк, не особо прислушиваясь к его фантазиям.
— Не-а, — ответила Тэсса, — меня редко отправляли на такую мелочевку, обычно мне доставалось что-то куда более опасное. Хотя вот такие пакостники — самые противные. Теперь придется их подманивать…
— На какую наживку? — заинтересовался он.
Тэсса повела глазами в сторону беззаботного Холли, и Фрэнк недоверчиво прищурился:
— Серьезно?
— Лучше, конечно, маленькие дети, но Бренда и Джон меня даже близко к ним не подпустят.
— Вручишь ему корзинку с пирожками и отправишь через лес к бабушке?
— Вроде того.
— Думаешь, наша Красная Шапочка согласится на это?
— А с чего бы ему отказываться? Не сказать, что Холли чем-то сильно занят в последнее время.
Фрэнк пожал плечами, искренне надеясь, что это хотя бы будет весело.
Когда они набили багажник ветками и вернулись к Холли, тот успел заболтать сам себя до одури и задремать.
Тэсса достала сэндвичи и термос с кофе, и Фрэнк с огорчением заметил, что ее руки оцарапаны после борьбы с остролистом. В последнее время Тэсса не ранилась, но раньше ее синяки и ссадины заживали с нечеловеческой скоростью. Она даже опьянеть как следует не успевала из-за ускоренной регенерации. Как обстояли дела теперь, Фрэнк не очень понимал, но обещал себе понаблюдать за Тэссой. Ну почему так много всего происходило везде и сразу — его пугали перемены. Вот бы тебе кто-нибудь дал пожизненную гарантию того, что ты до конца своих дней будешь любим.
Холли разворчался, просыпаясь, потянулся к Тэссе и положил голову ей на колени. Она кормила его своим сэндвичем, от которого оба откусывали по очереди. Глядя на них, Фрэнк ощутил такой голод, будто после завтрака минули недели.
— Как ты смотришь на то, чтобы стать приманкой для стаи брэгов? — спросила Тэсса у Холли.
— Никогда в жизни не был приманкой, — обрадовался тот. — Наверное, это будет так интересно! Ты выбрала меня, потому что я самая прекрасная девственница Нью-Ньюлина? Ну, почти девственница. С некоторыми поправками.
Тэсса расхохоталась так заразительно, что даже Фрэнк почувствовал, что улыбается.
— Ох, Холли, мы же не на драконов собираемся! — воскликнула она.
— А что, у ордена есть штатные девственницы на случай драконов? — спросил Фрэнк.
Она хмыкнула:
— Всегда есть волонтеры, повернутые на адреналине. Ты даже не представляешь, на что способны люди, которым кажется, что они живут слишком скучно.
— И как это будет? — заерзал Холли. — Я буду гулять один-одинешенек по лесу, а ты следовать за мной, прыгая по деревьям с ветки на ветку? И когда эти гоблины набросятся, чтобы вырвать мое пылающее сердце, ты появишься с громом и молниями и поразишь их всех с одного удара?
— Что ты читал в последнее время? — поразился Фрэнк. — Приключения Тарзана, сына Одина?
— В моей голове слишком много сюжетов, — пожаловался Холли. — Они рождаются и рождаются, множатся, нагромождаются. Если вы в ближайшее время не сделаете хоть что-нибудь для поднятия моего настроения, то я просто лопну, так и знайте.
— Я придумала тебе опасное приключение, разве этого недостаточно? — обиделась Тэсса.
Холли призадумался, и это определенно внушало опасения.
— Мой пони умер, — наконец грустно произнес он. — Это сильное потрясение. Безусловно, нужно что-то большое, чтобы утешить меня.
— Большое как что? — уточнила она.
— Большое как пара попугаев.
— Ни за что! — тут же возразил Фрэнк, которому хватало трескотни одного Холли.
— Тэсса, ну скажи ему, — заканючил Холли. — Всего лишь две безобидные пестрые птички. Я думаю, породы «монах».
— Это которые болтают без остановки? — припомнил Фрэнк.
— Я научу их восхвалять тебя! — откликнулся Холли с воодушевлением. — Только представь: приходишь ты домой после целого дня стругания, или колотения, или чем ты там занимаешься в своей мастерской, а чудесные попугаи приговаривают в два голоса: «Фрэнки, Фрэнки, ты величайшая дубина в мире!»
Фрэнк собирался возразить, но потом посмотрел на Тэссу, которая слушала их с рассеянной полуулыбкой, и замолчал. Ему не хотелось выглядеть в ее глазах задиристым мальчишкой, который только и делает, что цепляется к Холли. В конце концов, это всего лишь попугаи, а не какие-нибудь страусы.
— Просто держи их от меня подальше, — буркнул он.
Тэсса удрученно покачала головой.
— Тебе действительно надо научиться говорить нам «нет», Фрэнк, — вздохнула она. — Иначе мы сядем тебе на шею.
В ее словах не было смысла — ему вовсе не хотелось говорить «нет». Наоборот, ему хотелось быть заботливым, чтобы в нем очень сильно нуждались.
На собрание психологического кружка Мэри Лу снова принесла печенье, и Джулия едва подавила раздражение. Сколько можно твердить, что любовь — это не еда! Не было никакой необходимости в чашках бесконечного чая, и в вязаных пледах, которые приносила Фанни, и в ароматических свечах, которые обожал Кенни. Все эти предметы преувеличенного комфорта являлись всего лишь костылями для тех, кому не на что больше опереться. Истинную силу и гармонию надо искать внутри себя, а не снаружи.
Казалось, эти люди приходили сюда только для того, чтобы приятно провести время, а вовсе не для того, чтобы стать лучше.
Джулия, нервно постукивая пальцами по столу, наблюдала за тем, как они неспешно рассаживаются, болтая между собой и смеясь, беззаботные, будто пришли на пикник. Порой она ощущала, что зря тратит на них свое время.
— Ну что же, — прокашлялась она, привлекая к себе внимание. — Рада вас всех тут видеть, и давайте начнем с того, что каждый из вас расскажет, за что он благодарен себе сегодня.
План собрания лежал прямо перед ней — безупречный, хорошо проработанный план, на который она потратила несколько дней.
— Я благодарна себе за то, — первой вызвалась Мэри Лу, — что не вцепилась в волосы Камилы. Пирожные с солеными огурцами — это же вызов мне не только как женщине, но и как кондитеру. Вот увидите, она нас всех с ума сведет своей беременностью!
— Камила беременна? — удивился Холли Лонгли. Его-то сюда каким ветром занесло? — А мне даже попугаев запрещают заводить, что несправедливо, если хотите знать, — ведь я потерял целого пони. По весу и объему это совершенно неравноценная замена, но я же не требую алабая!
— Как ты думаешь, в ближнем бою пикси побьет попугая или попугай пикси? — спросил Кенни. — А что, они могут начать драться? — забеспокоился Холли.
— И ты благодарен себе за то, что… — многозначительно подсказала Джулия.
Кенни похлопал чокнутого художника по плечу:
— Не переживай, может, Тэсса разрешит тебе завести хомячков.
— И ладно бы Тэсса, — охотно наябедничал Холли, — но тут и дубина Фрэнки против!
— Как вы вообще умудряетесь договариваться хоть о чем-то? — удивилась Дебора Милн. — Я и с одним Билли не знаю, что делать, если он упрямится.
— Спорю на что угодно, что парни ссорятся до тех пор, пока Тэсса их не разнимет и не расскажет, как все будет, — хихикнул бездельник Эллиот.
— Благодарность! — закричала Джулия, потеряв всякое терпение. — Мы говорим о том, за что мы себе благодарны!
— Ну же, милочка, не стоит так волноваться, — успокаивающе проворковала Фанни. — Мы все очень благодарны Мэри Лу за то, что она принесла печенье.
— Спасибо, дорогие, — расчувствовалась Мэри Лу. — И раз уж речь зашла обо мне, то я твердо намерена соблазнить Дермота Батлера.
— Смазливого официанта? — неодобрительно прогудела Дебора Милн. — Но ведь он гол как сокол. Почему бы тебе не найти себе кого-нибудь побогаче?
— Где найти? — нахмурилась Мэри Лу. — Кого найти? Может, одолжишь своего Билли с бездонными карманами?
Джулия достала из ящика стола фляжку с бренди и сделала из нее большой глоток.
— Подождите! — воскликнула Фанни. — Кажется, кое у кого здесь проблемы. Джулия, ты хочешь об этом поговорить?
Да черт бы их всех побрал.
Стоя перед зеркалом, Кенни громко сказал:
— Гоблины-оборотни, гоблины-оборотни!
Вроде как плотности от этих слов не убавилось. Ему показалось или в последнее время он стал смелее?
На стене висел календарь, где они с Фанни отмечали хорошие дни — дни без прозрачности. Розовых сердечек становились все больше, а зеленых все меньше. Синий крестик, обозначающий полную невидимость, затерялся в самых первых днях года.
— Мне кажется, — спросил Кенни тревожно, — или снизу, из магазина, доносятся какие-то звуки?
Фанни подняла голову от ноутбука и прислушалась.
— Да вроде бы нет, — ответила она. — Как ты думаешь, нормально, если мои персонажи будут время от времени танцевать? Мне не хватает слов, чтобы выразить все, что я хочу рассказать.
— О чем твоя новая пьеса? — с опаской уточнил он. Прежнее творение Фанни — «О нелюбви» — едва не привело к их расставанию. Главная героиня, по мнению автора, была слишком безобразной, чтобы герой любил ее по-настоящему. Фанни упрямо доказывала, что на самом деле он просто упивается своим благородством. Эта мысль невероятно оскорбляла Кенни, но он вынужден был делать вид, что пьеса не имеет никакого отношения к реальности. Признай он, что видит в героине саму Фанни, — пришлось бы признать и ее некрасоту тоже.
Кенни знал, что для нее это сложная тема, но на самом деле этого не понимал. Его привлекали яркость, доброта и веселость Фанни, она была такой живой и энергичной, что ее бесконечное самокопание и комплексы казались надуманными. Он бы легко обменял собственную миловидность на ее оптимизм, будь у него такая возможность.
— О трусости, — сказала Фанни, и сердце Кенни рухнуло. Ну почему ей так нужно вытаскивать их проблемы на всеобщее обозрение?
— Детка, — он сел рядом с ней на кровать и взял ее за руку, мучительно подбирая формулировки. — Послушай, я знаю, что не самый храбрый человек на свете, но ведь я очень стараюсь, правда.
— Милый, при чем тут ты? — она порывисто села и уставилась на него с удивлением. — Нужно быть очень смелым, чтобы жить с женщиной, которая в любой момент способна причинить тебе сильную боль. Ты находишься прямо на первой линии огня, Кенни.
— Но ты ведь не кричишь каждый день, — возразил он, невероятно польщенный.
Тут они оба посмотрели на календарь. Три восклицательных знака, обозначающие вопль баньши, остались в прошлом году, когда Мэри Лу выпустила фальшивое интервью с Кенни. Ему до сих пор становилось плохо, когда он вспоминал об этой подлости: «Наши отношения построены на жалости…»
И почему люди, когда им больно, стараются сделать больно другим?
— Откуда вообще взялась эта тема? Про трусость? — вздохнул Кенни, обняв Фанни.
— Видишь ли, каждый автор пишет только о том, что его волнует на самом деле, — глубокомысленно произнесла она. — Нас всех учат: мол, надо идти к своей мечте и никогда не сдаваться. А я хочу сказать: сдавайтесь. Если прям сложно, то сдавайтесь. Не обязательно всем вокруг быть сильными и храбрыми. Можно просто жить самой обычной жизнью, и в этом нет ничего такого. По правде говоря, Нью-Ньюлин — это столица тех, кто сдался. И мы здесь счастливы, разве нет?
— Разве да, — согласился Кенни рассеянно. Слишком она много думала, его Фанни, от этого все хлопоты.
В старом замке было тихо и пусто. Фрэнк немного понаблюдал за пикси, которые с самым озабоченным видом суетились, подырявливая себе норки в матрасе и подушках на кровати Холли. Сиденья стоявшего во дворе мини-мобиля тоже были сплошь в подобных туннелях. Что же, с этим ничего не поделать: Тэсса запрещала обижать этих мелких проказников, утверждая, что уж больно они злопамятные. Обидишь одного пикси — и тебя годами будет преследовать рассерженный рой.
Ему было грустно и обидно, ведь Тэсса забрала Холли и отправилась с ним в лес, чтобы попытаться приманить брэгов. Она сказала, Фрэнк слишком легко поддается чужому воздействию и всем будет проще, если он останется дома. Не было никаких причин чувствовать себя забытой вещью, но Фрэнк чувствовал.
Спустившись вниз, чтобы сделать чай и тем самым хоть чем-то себя занять, он окинул взглядом пустую гостиную. На диване валялись, переплетясь рукавами, пестрый халат Холли и свитер Тэссы. Грубая шерсть и тонкий шелк смотрелись вместе удивительно гармонично.
Нет, так дело не пойдет. Тут он будет только бродить по пустым комнатам, не зная, куда себя деть. Забыв про чай, Фрэнк накинул на плечи свитер Тэссы, в котором она тонула и который для него был слишком мал, а потом вышел на улицу, аккуратно прикрыв дверь.
За время жизни в Нью-Ньюлине он не то чтобы обзавелся близкими друзьями, но определенно ему было к кому пойти, коли приходила охота поболтать по душам.
В прежние времена все местные жители в такие минуты отправлялись на кладбище, поднимали из могилы какого-нибудь подходящего по настроению покойника и изливали ему душу. Но море смыло кладбище, и теперь вся социальная жизнь деревни помещалась либо в «Кудрявой овечке», либо в магазинчике у Кенни. Фанни когда-то хотела открыть библиотеку, но она всегда больше витала в облаках, нежели занималась чем-то полезным.
Однако Фрэнку сейчас вовсе не улыбалось рассказывать всем и каждому, что он остался не у дел, пока Тэсса и Холли веселятся на охоте, и он направился к дому сварливого Джона. Толкнув калитку, из которой воинственно топорщился остролист, он прошел по петляющей дорожке, перешагивая через кошек, которые обожали лежать там, где мешали больше всего.
Сварливый Джон и невыносимая Бренда играли на веранде в карты, очевидно, уложив спать малышей и наслаждаясь теплым вечером.
— Одри и Джеймс снова сбежали к альпакам, — проворчал Джон, коротко кивнув Фрэнку на свободный стул. — Если хочешь кофе, сынок, свари себе сам. Клянусь, у этих оболтусов на уме сплошные свидания, и никаким гоблинам их не напугать.
Он вроде как даже гордился безрассудством детей.
Все этим вечером шляются по кустам. Все, кроме Фрэнка.
— Что-то витает в воздухе, — проговорила Бренда, заново мешая колоду и раздавая на троих. — Я стара и чувствую такие вещи.
— Это просто весна, — подумав, предположил Фрэнк.
— Бум! Бигбарабум! — воскликнула она. — Вот что нас ждет.
— И что? Мне просто идти одному вперед?
— Дуй, ага.
Холли был уверен, что наживка должна быть очень модной. Он нацепил лучшую рубашку и кашемировый кардиган, повязал яркий платок. Выглядел так, будто собирался не шастать по лесу, а на фотосессию.
Джеймс и Одри, которые тискались возле загона с альпаками, высоко оценили его наряд и заявили, что никогда прежде не встречали мужчину с бантиком на шее.
Тэсса их шуганула, отправив по домам, но что-то она сомневалась в юношеском послушании. Влюбленность плюс опасность — слишком заманчивое сочетание в этом возрасте. Впрочем, у нее и самой кровь быстрее бежала в жилах, вечер казался невероятно очаровательным, Холли красивым, а близость охоты напоминала о времени, когда она хоть что-то значила в этом мире.
Неподвижно застыв в тени большого дерева, Тэсса прислушивалась к тому, как Холли громко слоняется по округе, напевая себе под нос про бабушку и пирожки.
И вдруг до ее слуха донеслись другие шаги — торопливые, явно мужские, тяжелые. Нахмурившись, она повернулась и к своему изумлению увидела циркача с крылышками, который почти бежал, во все стороны крутя головой.
Ей пришлось напрячь память, чтобы вспомнить его имя:
— Дермот? Что ты тут делаешь?
Он подпрыгнул от неожиданности, а потом приблизился к ней.
— Из-за Лондона, — сбивчиво ответил он, явно напряженный, взвинченный. — Я знаю, как работают инквизиторы, люди для вас пустое место, побочный ущерб!
Несмотря на раздражение, вызванное этим неурочным появлением, и ледяную стылость в желудке, которая появлялась каждый раз, когда кто-то упоминал ее прошлое, Тэсса невольно умилилась.
— Ты здесь, чтобы защитить Холли? — уточнила она. — Потому что для меня он пустое место? Ведь инквизиторы — зло во плоти?
— Да, что-то в этом роде, — подтвердил он, не считав иронии.
— И как это будет? Что именно ты собираешься делать?
Мурлыкающее пение Холли теперь доносилось до нее едва-едва, он ушел далековато, и Тэссе не мешало бы последовать за ним, но вместо этого она тратила время на какие-то глупости.
— Просто… присмотрю за тобой, — без особой твердости ответил циркач, чей план, очевидно, состоял из одного глупого порыва и старой травмы.
— Знаешь, почему я взяла с собой Холли? — спросила Тэсса. — Потому что он слишком зациклен на себе, слишком самовлюблен, слишком самоуверен, чтобы позволить хоть кому-то сломить его волю. Он яркий, как самоцвет, и такой же непрошибаемый. А вот что насчет тебя, Дермот? Ты устоишь под натиском чужого влияния?
— Ну я же не какая-то там мямля…
Тэсса покачала головой, в очередной раз поражаясь тому, как шиворот-навыворот устроены у некоторых мозги. А потом заметила совсем крохотные золотистые искорки, замерцавшие в точках-зрачках Дермота.
Ах вот вы как, брэги. Не прельстились, значит, нарядным бантиком Холли, а предпочли куда более сильные эмоции Дермота.
Сложив руки на груди, она ждала, что будет дальше.
— Ты думаешь, что тебе все позволено, — снова заговорил циркач. — Что ты можешь жить припеваючи на берегу моря и играть со своими любовниками. Но ведь в этом мире существует правосудие.
— Брэги никогда не придумывают ничего нового, у них на такое не хватает интеллекта, — пояснила Тэсса, которая много о таком слышала, но никогда лично не наблюдала. — Они просто берут то, что уже есть внутри человека, и раздувают это, как пожар.
— О чем ты говоришь?
— О твоих желаниях. Однажды ты пострадал из-за меня и теперь жаждешь мести, да?
— Больше. Я хочу быть тобой.
— Преступницей, у которой нет совести?
— Силой.
Порыв ветра швырнул волосы Тэссы ей на глаза, она отмахнулась. Пение Холли стало ближе — ему надоело шастать в темноте в одиночку, и он возвращался.
С Дермотом что-то происходило: он съеживался, становился ниже ростом, худее, шевелюра отрастала, и вот — она уставилась на собственное невыразительное лицо, острый подбородок, серые глаза, весенние веснушки на скулах…
— Вот черт, — мрачно выдохнула Тэсса.
Треск веток под ногами усилился, и Холли вынырнул из кустов.
— Мать моя женщина! — воскликнул он. — Две Тэссы Тарлтон! Ты как знаешь, дорогая, но я бы предпочел треугольник квадрату.
— Подожди, — Одри мягко откатилась от Джеймса, натянула на плечи кофту и села, свесив голову, на самом краю узкой тахты.
Аккумуляторный светильник давал немного света, но видно было, какой Одри оставила после себя бардак в сарае доктора Картера, где когда-то пряталась от всех на свете. С тех пор как она переехала к Бренде, здесь никто так и не удосужился прибраться.
На коробках с каким-то хламом валялись старые журналы, забытая толстовка, тетради. Густая паутина затянула все углы, а на дощатом полу скопились солидные лохмотья пыли.
Отсюда она писала письма Джеймсу, в которых врала без зазрения совести. Здесь она когда-то мечтала, что однажды ее кто-нибудь полюбит. Никому не нужная, одинокая и напуганная девочка — какой она сейчас казалась трогательной и далекой.
— Ладно, — сказал Джеймс, не двигаясь. Он тяжело дышал, но говорил медленно и спокойно. — Ладно. Я просто решил… зря, наверное. Неважно.
Одри закусила губу, чтобы не расплакаться. Потом подумала: Бренда обрадуется дождю, что ей, жалко, что ли. И несколько крупных слезинок с готовностью упали вниз. По низкой крыше тут же негромко ударили первые капли.
— Ты чего? — тут же испугался Джеймс. — Ну прости… хотя я же ничего такого вроде… Или того?
— Да при чем тут ты вообще, — всхлипнула она. — Можно подумать, все крутится только вокруг тебя.
Он замолчал, боясь неосторожным словом вызвать новый приступ слез. Одри стало стыдно, жалко Джеймса, который и так был сиротой, а потом еще и умер, а теперь вот возится с ней, никчемыкой. Она подвинулась к нему чуть ближе и спросила шепотом:
— А ты помнишь тот день, когда мы впервые поцеловались?
— Конечно, — торопливо заверил он.
— И что с небом творилось, помнишь?
— Красивое было.
— А теперь представь, что будет с Нью-Ньюлином, если мы все-таки переспим. Светопреставление!
— Ага, — кивнул Джеймс, ухмыльнувшись с некоторым самодовольством. Из-за какого еще парня в этом мире облака раскрашиваются радугами! А потом до него дошло и другое: — О! Так это не я виноват, что ты все время притормаживаешь. Дело в тебе.
— А я тебе про что говорю, — разозлилась Одри.
Они замолчали, погруженные в печаль из-за постигшей их беды.
— А ты же с Тэссой тренируешься, да? — робко приободрился Джеймс. — Ну типа контролировать свои эмоции — после того как молнией в дерево зарядила?
— А вот скажи мне, милый, — язвительно отозвалась Одри, — богатый у тебя сексуальный опыт?
Густо покраснев, Джеймс потупился.
— В смысле — с другим человеком? — пробормотал
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.