Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ГЛАВА 1
- ГЛАВА 2
- ГЛАВА 3
- ГЛАВА 4
- ГЛАВА 5
- ГЛАВА 6
- ГЛАВА 7
- ГЛАВА 8
- ГЛАВА 9
- ГЛАВА 10
- ГЛАВА 11
- ГЛАВА 12
- ГЛАВА13
- ГЛАВА 14
- ГЛАВА 15
- ГЛАВА 16
- ГЛАВА 17
- ГЛАВА 18
- ГЛАВА 19
- ГЛАВА 20
- ГЛАВА 21
- ЭПИЛОГ
АННОТАЦИЯ
Дарина, дочь сильной ведьмы, не обладает таким же даром, как у матери, и после её смерти девушке приходится непросто. Хоть мать научила её многому, но в глухой деревне для её знаний и умений дел немного. У Дарины нет ни отца, ни другой родни рядом, и надеяться можно только на себя. И когда правитель здешнего княжества объявляет отбор невест, девушка решает испытать судьбу, отправиться в стольный град на поиски счастья.
ГЛАВА 1
О том, что ко мне пришли, сообщил Черныш, свесив голову в подпол и громко проорав:
– Мяу!
Я с печалью ещё раз окинула взором свои скудные припасы, и торопливо поднялась по лестнице в горницу. Может, кто из деревни за зельем пожаловал и расплатится за работу мукой или яйцами, а то пустая каша уже в рот не лезла.
Но на пороге стоял Прошка, младший сын старосты.
– Даринка, тятя тебя зовёт! Там к нам гости по снегу издалече приехали, товары и новости привезли. Иди скорей!
– А я-то им зачем? Или заболел кто?
– Да нет вроде, дядьки там все здоровые. Морды -во!
Мальчишка показал величину “морд”, и я удивилась:
– Неужто Гостюха и Первуш так растолстели?
Что купец Гостюха, что сын его старшой, единственные, кто пробирался в наши Грязи, никогда особой статью не отличались. Дядька Вторак, которому довелось послужить когда-то в княжьей дружине, всегда смотрел на мелкокостных, чернявых купцов с недоверием, подозревая в них лазутчиков Великой Степи.
– Да не, не они! С ними ещё двое воев приехали. Вот они здоровые, страсть!
– И что им от меня надо?
– Им - ничего. Они к дядьке Втораку пошли. Это тятя тебе что-то сказать хочет. Пошли скорей!
– А брать что-то надо?
– Нет вроде. Тятя ничего об том не сказавши.
Мальчишка аж приплясывал от нетерпенья, и я не стала дальше мучить его расспросами. Поспешила собраться. Староста - мужик разумный, раз зовёт, значит так надо. Прихватила на всякий случай сумку с лечебными зельями, накинула плат и полушубок, и поспешила за Прошкой, продолжая гадать по дороге с чем связана такая срочность.
Купец покупал у меня сухие травы, что растут только на наших болотах, но из=за трав так срочно вряд ли бы позвали. Снег уже прочно лёг, так что спешить с возвращением купцам смысла нет, день - другой мало что переменят. Первым делом Гостюха скупал мёд, воск, рыбу, меха, хотя летняя добыча им не особо ценилась, но всё же и пустым от нас никогда не уезжал. До моих трав он добирался в самом конце своей торговли, а сегодня он у нас только первый день, иначе я о такой новости уже бы услышала.
Едва мы вошли в деревню, Прошка меня покинул:
– Даринка, ты до нас сама дорогу найдёшь, ладно?
– А ты куда?
– На площадь, к колодцу. Гостюха там товар разложил, я глянуть хочу.
– Что ж, беги. Я тут и правда не заблужусь.
Теперь я шла к дому старосты, озадаченная ещё больше. По словам Прошки получалось, что там сейчас никого из приехавших нет. Самому старосте и его семейству моя помощь тоже без надобности, иначе Прошка сказал бы. От этой неопределённости меня начинало разбирать беспокойство. От таких приглашений я невольно ждала подвоха – или попросят чего я не умею, или попрекнут чем.
Имелся бы у меня дар, как у моей матери, то поводов звать нашлось бы больше: защитные чары наложить или артефакт какой, привезённый издалече, проверить. Матушка моя сильной ведуньей была. Я ей и в подмётки не годилась. Только знахарское дело и освоила. Вот и волновалась каждый раз, когда староста обращался ко мне с просьбами от общества как к единственной деревенской ведунье. К матушке моей деревенские обращались часто. Ни единого важного дела без неё не начинали. Меня тоже вначале звали, но потом поняли, что толку от меня немного. Разве что лечить себя и скотину свою по прежнему доверяли.
Сердце сжала тоска, как всегда, когда я вспоминала о матушке. Четыре года, как ушла она в мир иной, а мне всё чудится, что мама рядом. К тоске примешивался страх. Для него причин не было. В деревне ко мне относились нормально, ведь я выросла у них на глазах, и бояться, что меня могут вывалять в перьях или изгнать из Грязи, как, я слышала, бывала в других сёлах, не стоило. Но после внезапной смерти мамы я осталась в своей избушке на отшибе деревни совсем одна.
Ни отца, ни другой родни у меня не имелось, или я про них ничего не знала. От этого среди других деревенских детей, у которых имелись отцы, деды, дяди, братья, я всегда чувствовала себя обделённой и беззащитной, хотя и научилась со временем прятать эти свои чувства. А теперь, когда моя единственная защита – мать, с её сильным ведьмовским даром, – ушла из моей жизни, пустота за спиной ощущалась особенно остро. Случись что, за меня тут никто не заступится.
Мама приехала сюда в год моего рождения и навсегда осталась для здешних жителей чужачкой. Хотя и полезной. Я тоже старалась быть полезной, но у меня получалось хуже. И слиться с деревенскими, стать для них полностью своей у меня тоже не получалось. И не только потому, что среди крепких, похожих на белые грибы, темноволосых грязевцев я выглядела бледной поганкой – светлой, тонкой, хрупкой. Но ещё и оттого, что была “слишком умной”, по словам Жданы, одной из немногих моих подруг. Я говорила не так, как все, и не о том, занималась не тем, и даже двигалась не так, как другие. Иногда это давало повод для насмешек, добрых и не очень, часто – зависти, редко – восхищения, и никогда мне не удавалось почувствовать себя своей среди других детей, хотя вначале я и старалась. Потом, став старше, поняла, что стать такой, как все, у меня никогда не получится, и научилась не обращать ни на что внимание, а делать так, как считала нужным.
Не знаю уж, о чём думала мама, но с самого детства она учила меня так, словно жить мне предстояло не в Больших Грязях, а где-то в одном из тех городов, что она показывала мне иногда в волшебном блюдечке. Потому что иначе зачем учить меня “говорить правильно и красиво”, да ещё и на языках, что никогда не звучали и не зазвучат в Больших Грязях, требовать, чтобы я не сплёвывала на землю, как все, сидела всегда с ровной спиной, ходила плавно, расправив плечи и гордо держа голову. И ещё тысяче других правил, которые грязевцы не то что не соблюдал, они о них даже не слышали. Хоть люди были хорошие.
Наверно, у мамы были какие-то планы на нашу дальнейшую жизнь. Может, она собиралась увезти меня куда-то, когда я вырасту, но ничего этого не случилось. Однажды, когда она отправилась в ночной лес за травами, на неё напал какой-то зверь неведомый. Деревенские шептались, что нечисть. Охотники в Больших Грязях жили хорошие, и если они не смогли опознать зверя по следам, оставленным на поляне, то, видно и правда, то была непростая тварь. Охотники говорили, что бой на той поляне, где нашли маму, случился нешуточный. Да и я следы сильной волшбы почувствовала. Нападавших на неё тварей матушка сожгла светлым огнём так, что от них только пепел остался, да и тот ветра развеяли. Но и сама пострадала.
Зверь ли, нечисть ли, подрали её так, что она месяц пролежала в горячке, не приходя в себя, и как я ни пыталась помочь, но спасти её не смогла. Мама умерла. Осталась я без советов и защиты.
Вот уже и дом старосты показался. На порог выглянула Видана, жена старосты, и увидев меня, снова вернулась в дом. Я вздохнула от мысли, что пришла в голову: не о сыне ли своём старшем собрался говорить со мной дядька Богдан? С весны их Неждан вился вокруг меня, как муха приставучая. Я даже опасалась, что осенью посватается, но пора свадеб уже наступила, но он так и не решился со мной поговорить.
Вдруг теперь его родители, пока вся деревня собралась вокруг заезжих гостей, собрались сами со мной обсудить ненужную мне любовь их старшенького. И я не знала, чего опасаюсь больше: того ли, что меня позовут в семью старосты, или того, что начнут обвинять в привороте их кровиночки.
Неждан был неплохим парнем – сильным, добрым, не наглым. Но сердце моё молчало, никак не отзывалось на его горячие взоры. И замуж мне не хотелось.
– Даринушка, пришла, – с неискренней лаской обратилась ко мне Видана, встречая в сенях. – Раздевайся, девочка, проходи в горницу. У мужа к тебе разговор есть.
Она помогла мне избавиться от полушубка и унесла его в дом, поближе к печке.
– Чтобы не выстыл в сенях, пока разговоры разговаривать будем, – пояснила хозяйка, удивляя меня своей непривычной заботой.
– Проходи, садись, в ногах правды нет, – обратился ко мне староста, ожидавший меня за столом в горнице. – А ты, Видана, подай гостье взвар да с пирогами.
Такая встреча напугала меня так, что вкусный, ароматный пирожок поперёк горла встал от волнения. Дядька Богдан редко меня баловал угощением, когда время от времени обращался за ведовской помощью для деревни. А тут такая ласка, как к родной дочери. Он так и сказал, дождавшись пока я через силу прожую пирожок и сделаю глоток горячего взвара.
– Дара, ты для меня почти как дочь. Всё же на моих глазах из младенца во взрослую девицу выросла. Потому поверь, что я тебе зла не желаю, и то, что сейчас скажу, не прими за обиду, а хорошенько подумай.
Я осторожно поставила чашку на стол и замерла. Вступление мне не понравилось. После такого ничего хорошего ждать не приходится.
– Прошка же тебе сказал, что в наши Грязи гости пожаловали?
Такой переход показался мне неожиданным, и онемев от удивления, я только кивнула.
– Вместе с Гостюхой приехали княжьи люди и весточку любопытную привезли. Князь наш батюшка вновь женится собрался и смотрины невест затеял. Со всего Красногорья девиц собирает. Так мы с Виданой что подумали – почему бы и тебе, Дарьюшка, туда не отправиться, счастья не попытать?
У меня от потрясения не сразу слова нашлись:
– Так там, небось, ждут дочерей купеческих да боярских. Не про меня честь.
– Так и ты не крестьянка лапотная. Матушка твоя Марья явно не из простых была, и тебя, всем видно, не для хлева растила.
– Дядька Богдан, вы ж не думаете, что князь на мне женится?! – не выдержала я.
– Кто знает? – вмешалась Видана. – Это только богам ведомо. Лада такие пары порой сводит, что люди только дивуются. А ты у нас девица красная, матушкой своей вежливости и наукам всяким обучена, да и сама дар какой-никакой имеешь. Может, князю и приглянешься. А туда девиц не для игрищ непотребных зовут. Коли глянешься, так сразу честным пирком, да за свадебку.
–Всё, конечно, бывает, но на князя я бы всё же не рассчитывал, – остановил староста полёт мечты своей супруги.
Эти слова меня немного успокоили. Всё же дядька Богдан не сошёл с ума, и меня за совсем уж дуру не держит.
– Тогда зачем мне ехать позориться?
– Понимаешь, Дарьюшка, матушка твоя ведьмой сильной была. Ей и погода, и зверь лесной, и скот домашний, и растения – всё ведомо было. С тех пор, как она в нашу деревню прибилась, мы про голод и неурожаи забыли. А ты, уж прости, не так сильна. И последние годы у нас урожаи всё хуже. А этот год и вовсе неудачный. Боюсь, весной голодать придётся. Веришь?
Я кивнула, потупившись. В этом году и жар, и дожди приходили совсем уж невовремя. Что-то не проросло в нужную пору, что-то засохло, а что-то, наоборот, сгнило. Даже я по своему скромному огороду видела, что год плохой, запасов на зиму не хватит.
– Всем придётся тяжко, а тебе, сироте, и вовсе зиму не пережить. А так ты поедешь в стольный град, перезимуешь там. Небось невест никто голодом и холодом морить не станет. И, кто знает, может ты дружинника или купца какого себе присмотришь. Всё же там жениха подходящего тебе найти легче будет, чем здесь у нас.
– Вот именно! – радостно закивала Видана, поддерживая мужа. – Не за крестьянина же лапотного тебе выходить. У нас в деревне тебе пары-то достойной не найти.
Стало понятно, что невесткой меня в своём доме Видана видеть не желает, и чтобы избежать такого счастья готова спровадить меня на край света. Хоть я и сама замуж не рвалась, всё же стало обидно.
Видя, что я не проявляю радости перед описанными перспективами, староста продолжил:
– А не жениха, так дело какое. Всё же травница ты знатная, зелья варить умеешь, сумеешь там копеечку заработать.
Я смотрела на старосту, широко раскрыв глаза от открывающихся возможностей. Работать в лавке, где торгуют травами, или работать зельеваркой в ней, а со временем и своё дело открыть, это было бы здорово! А женихи со временем найдутся. В этом Видана права. В стольном граде люди разные живут. Найти там человека по душе всяко легче, чем здесь, в Больших Грязях, где хорошие женихи давно разобраны. Может, матушка о чём-то таком для меня и мечтала. Недаром же учила всему.
– Там в Красноцветинске Завид, сын Вторака, живёт. Ты ему весточку от отца передашь, он, если что, тебе поможет. Коли не сложится у тебя в столице, поживёшь у него немного, пока не решишь свою судьбу, а надумаешь вернуться, так мы с Гостюхой договоримся. Он тебя, как к нам снова поедет, с собой заберёт.
А эти слова обрадовали и успокоили. Значит, если что пойдёт не так, то есть возможность вернуться. Хотя я постараюсь не возвращаться.
– Смотрю, дядька Богдан, вы всё продумали.
– А как же. Говорю ж, я к тебе как к родной. Решайся! Другой такой возможности у тебя не будет.
Вот так резко ломать свою жизнь, оставлять место, где выросла, было страшно. Но староста прав. Другой такой возможности у меня не будет. Останусь в Грязях – потом пожалею. Да и не пережить зиму – не пустая угроза. Я вспомнила свой почти пустой погреб. У других хоть и лучше с запасами, но не намного, а едоков больше.
– Хорошо, дядька Богдан. Спасибо за науку. Согласна я отправиться. Только как это сделать?
– Коли согласна, иди домой, собирайся, не теряй времени. А я с Гостюхой и княжьими людьми сам поговорю, чтобы они тебя с собой взяли. Они у нас ненадолго. Через два дня назад отправятся. Так что поспешай!
ГЛАВА 2
От старосты я не пошла сразу домой, а отправилась искать Жданку, свою единственную подруженьку. От новостей, что вывалил на меня староста, мне казалось, что голова распухла, и если я срочно не поделюсь ими с кем-то, то лопну.
Ждану нашла на площади, где у разложенных Гостюхой товаров толпилась вся деревня. Я с трудом вытянула её из толпы женщин, рассматривавших ткани, ленты и гребни на прилавке.
Вначале Ждана ворчала и косилась на меня хмуро:
– Успеешь ты со мной поговорить, а там всё самое лучшее разберут!
– Не успею. Мне собираться надо, уезжаю я.
– Шутишь?!
– Не шучу. Староста говорит, что князь-батюшка объявил Отбор невест и предложил мне туда отправиться.
Я с опаской ожидала, что Ждана обсмеёт старосту и меня заодно с такими идеями: мол, куда тебе, в калашный ряд. Но та неожиданно стала серьёзной:
– Это Видана дядьку Богдана надоумила, как тебя из деревни спровадить. Она, небось, ночи не спала, всё думу думала, как от тебя избавиться. Она же для старшенького Голубу присмотрела, дочку мельника, а он по тебе сохнет. А тут так удачно. Уедешь ты, и с глаз долой, из сердца вон. Всё у них сладится.
– Я и сама что-то такое предполагала, только про Голубу не знала. Думаешь, надо ехать?
– Не знаю. Здесь она тебе всё равно покою не даст. Да и жениха в наших Грязях тебе не найти. Но ехать в такую даль всё же боязно.
– Боязно, – призналась я.– Но дядька Богдан говорит, что в стольном граде сын Вторака живёт. Он, если что, поможет весны дождаться и назад вернуться, если уж совсем невмоготу будет.
– Это хорошо. Всё же не одна в чужих краях будешь. Только ты вначале Вторака поспрошай, а то староста тебе здесь наобещает, а там уже спросить не с кого будет.
– Да, точно. И про Отбор этот расспрошу. Только к нему завтра утром схожу. С зельем от похмелья. У него сегодня княжьи люди гостюют, так что поздно уже идти расспрашивать.
– Завтра за твоё зелье он что хочешь расскажет и пообещает, – рассмеялась Ждана. – Батюшка говорит, оно у тебя дюже хорошее.
– Ладно, пойду я. Буду собираться.
– Да что там тебе собираться? – ещё веселее засмеялась подруга. – Голому собраться, только подпоясаться. А мы с девчонками к тебе вечерять придём. Пустишь?
– Договорились. Жду.
Раньше я осталась бы с подругой рассматривать привезённые купцами товары. Даже если ничего не купишь, то хотя бы повеселишься, но теперь не стала. Отправилась поскорее домой, потому что совершенно не представляла, как долго придётся собираться. Я никогда не покидала Большие Грязи. Даже на ярмарку в соседнюю деревню, как Ждана, никогда не ездила. Её пару раз брал с собой отец, известный на всю округу кузнец, а матушка моя как приехала сюда, так больше деревню не покидала. Так что я совсем не представляла, что меня ждёт и за что хвататься первым. Аж голова кругом!
В доме первым под ноги кинулся Черныш, замяукал приветственно, и стало ясно: начинать надо с него. Вначале кормить, а потом думать, как его с собой в такую дальнюю дорогу брать. Хоть путешествие с котом обещало большие хлопоты, но оставить его здесь я не могла. Сомневаюсь, что мне суждено стать княгиней, но в деревню я вряд ли вернусь. Черныш же был не просто любимым котиком, а маминым фамильяром, единственной памятью о ней. Расстаться с ним невозможно!
– Что же, Черныш, будем собирать тебя в дальнюю дорогу, – по привычке обсуждать всё с котом заговорила я. – Уезжаю я отсюда. Уже скоро.
Услышав мои слова, кот сверкнул жёлтыми глазами и громко мяукнул. Потом подбежал к дверям в сени и выразительно посмотрел, явно предлагая следовать за ним.
– Какой ты умный! – засмеялась я. – И правда, начинать с чулана нужно. Возьмём там для тебя подходящую корзину, положим туда подстилку, и будет у тебя переносная лежанка.
Накинув старую безрукавку, я вместе с Чернышом отправилась в чулан. Но не успела начать перебирать стоявшие на полках корзины в поисках подходящий, как Черныш шмыгнул в дальний угол, куда давно никто не заглядывал. Угол прятался в тени и казался пустым. Кот запрыгнул на какой-то короб, который я раньше не замечала, и трижды ударил по нему хвостом. Короб засветился и принялся расти, увеличиваясь в размерах и превращаясь в большой сундук.
– Что это? – не надеясь на ответ, спросила я.
– Это твоё приданное, – маминым голосом неожиданно произнёс Черныш. – Раз ты его увидела, значит, уезжаешь отсюда. Пусть без меня, но моя мечта сбудется. Ты найдёшь для себя лучшую долю.
Слышать мамин голос было так странно и больно, что горло моё сжалось. Я не могла ничего сказать, но Черныш в этом и не нуждался.
Он спрыгнул с выросшего сундука, встал на задние лапы, опершись передними о стенку, и продолжил:
– Подойди сюда.
Я приблизилась.
– Положи руку на крышку и скажи: Сундук, откройся!
Я подошла, чувствуя себя как в детстве рядом с учившей меня волшбе мамой: и боязно, и ждёшь чуда. Положила руку на тёплую крышку сундук и сказала:
– Сундук, откройся!
Крышка у меня под рукой зашевелилась и поднялась с лёгким скрипом вверх. Я от неожиданности еле успела отдёрнуть ладонь, но далеко отступать не стала, а с любопытством заглянула внутрь.
Сундук был заполнен лишь наполовину. Наверху видны были нарядные платья. В углу на вещах лежал какой-то покрытый вязью узоров деревянный куб
– Всё, что здесь, это твоё приданное, – продолжил вещать кот, прогуливаясь по бортику, как по забору, и добавил, указав лапкой на этот резной брусок из тёмного дерева. – Видишь внутри шкатулку? Возьми её, уколи палец и капни кровь на камень в центре крышки. Так ты станешь её полной хозяйкой.
Я села на бортик сундука и достала небольшую шкатулку, которая сейчас больше походила на цельный резной деревянный куб без единого намёка на то, что он может ка-то открыться. От всего случившегося и, главное, от маминого голоса, мной овладела растерянность. Я никак не могла сообразить чем же мне проколоть палец, и Черныш, потеряв терпение, ударил по моей руке мягкой когтистой лапой так, что на царапине проступила кровь.
Я ранкой прикоснулась к камушку и он, до этого тускло-коричневый, внезапно засиял, словно внутри поселилась алая искра.
– Теперь ты его хозяйка, и чтобы в следующий раз открыть шкатулку достаточно будет просто прикоснуться к камушку. Нажми на него теперь.
Я послушно нажала и прежде монолитный куб с тихим щелчком раскрылся, как цветок с четырьмя лепестками. В одной секции лежали кольца, в другой – серьги, в третьей -– бусы, а в четвёртой находился один-единственный кулон на серебряной цепочке. Камень в подвеске словно прятал внутри каплю первозданной тьмы или нет, ночного неба, ведь внутри мерцали голубые искорки, как напоминание о звёздах. Даже мой слабый дар позволил почувствовать, какая мощная сила спрятана в этой подвеске. Кулон завораживал, пугал и притягивал.
Я не могла отвести от кулона глаз. Рука сама потянулась к цепочке и вынула подвеску из шкатулки. Я надела кулон на шею, и камень скользнул мне под рубаху, прикоснулся к коже.
– Ты взяла его, – вновь заговорил Черныш, о котором я умудрилась забыть при виде волшебной вещи. – Знай, что магия, заключённая в нём, очень опасна. Обращайся к ней только в самом крайнем случае. Три раза камень поможет тебе, а что потом случится - никто не знает.
Это так напомнило мне время, когда мама учила меня волшбе, что я улыбнулась, и на сердце потеплело. Ученицей я была плохой. Уж очень дар у меня слабый, но мама всё равно заставляла меня учить бесполезные для меня заклинания. И сейчас Черныш говорил точь в точь, как мама на тех уроках – спокойно и строго.
– Украшениями, что лежат в шкатулке, можешь распоряжаться как хочешь: носи или продай, коль нужда в деньгах будет. А вот серебряные кольцо с бирюзой надень и носи не снимая. Этот оберег для тебя сделан. Коли беда на пороге – оно тебя предупредит, нагреется.
Я торопливо нашла указанное мамой колечко.
– Всё, что в сундуке лежит, потом рассмотришь. Сила моя, в Черныша вложенная, к концу идёт. Сейчас он тебе ещё покажет, как с сундуком обращаться, а дальше тебе самой уж во всём разбираться придётся.
Черныш потёрся головой о мою руку, словно прощаясь, а потом вновь заговорил:
– Коли нужно сундук закрыть, то прикоснись рукой к его стеночке и скажи: сундук, закройся!
Я встала, прикоснулась к боку сундука, и повторила нужные слова. Сундук послушно закрылся. Черныш трижды стукнул по нему лапкой, и он уменьшился.
– Если хочешь, можешь его ещё уменьшить. Для этого когда скажешь “Сундук, закройся!”, постучишь по нему не трижды, а три раза по трижды. Всё поняла?
– Всё.
– Что же, тогда прощай, Даринушка. Будь счастлива!
Не успели слова отзвучать, как Черныш, мамин фамильяр, стал таять, как дымка, и скоро сгинул, будто его и не было. Я зарыдала. Последняя память о матушке исчезла.
ГЛАВА 3.
Когда вечером пришли Ждана с подругами, нос у меня распух, а глаза заплыли от слёз, так я рыдала по исчезнувшему Чернышу.
Увидев меня, такую красивую, девушки даже испугались:
– Что ещё случилось? – встревоженно спросила Ждана, обнимая меня.
– Если ты так не хочешь уезжать, так и оставайся, – предложила Голуба. – Как-нибудь перезимуешь. Неужто никто тебе не поможет? Неждан тебя точно не оставит.
На имени Неждана Голуба чуть запнулась, и я оценила её жертву. Мы с ней никогда особо не дружили. Нас объединяла только Ждана, у которой в приятельницах было полдеревни. Теперь, когда я знала о планах Виданы женить старшего сына на Голубе, я совсем по-другому оценила её молчаливое присутствие в нашей с Жданой компании.
Она всегда старалась быть поближе к сыну старосты, что вечно крутился рядом со мной. Похоже, он Голубе нравился, и если я уеду, то парень почти наверняка к ней переменится. После моего отъезда Ждана и Голуба останутся единственными девушками, с которыми он приятельствовал. Ждана своим бойким характером всегда немного пугала парня, а вот со спокойной тихой Голубой Неждан общался свободно.
– Я не из-за отъезда плачу. Это из-за Черныша.
– А что с ним?
– Он исчез...
– Сбежал, что ли? Так это с котами бывает. Нагуляется и вернётся. Или боишься, что не вернётся до твоего отъезда? Не бойся, если что – мы за ним присмотрим.
– Черныш не вернётся... Он же фамильяр мамин. Я ещё удивлялась, что кот не исчез сразу после её смерти. А он волю её исполнял. Исполнил – и ушёл.
– А что за воля-то? – поинтересовалась Веселина.
Она в моих подругах никогда не числилась. В её взглядах и разговорах мне часто виделась скрытая зависть, и я не понимала, почему она так стремится быть рядом со мной и Жданой.
Может, если бы подруга пришла только с Голубой, то я бы рассказала всё, а так при Веселине делать этого не хотелось, и я ограничилась частью правды:
– Да вот, колечко мамино передал. Это оберег в дорогу. Сказал, что матушка всегда хотела, чтобы я отсюда уехала. Он только этого и ждал.
– Ну не плачь, – обняла меня Ждана. – Жалко, конечно, котика, но тут уж ничего не поделаешь. Зато память у тебя о нём и матушке останется. Ты теперь знаешь её последнюю волю.
– А воля эта – уехать из наших Грязей, – радостно произнесла Веселина. – Видишь, и матушка твоя считала, что не место тебе здесь. Так что и возвращаться сюда смысла нет, когда проиграешь на Отборе.
Её радость по этому поводу меня покоробила, но Веселина права. Матушкина воля ясна. И наследство её позволит мне устроиться в стольном граде независимо от того, как закончится Отбор.
Девушки помогли мне со сборами, а после мы вместе поужинали, запивая нехитрую снедь принесённой девчонками брагой. Мы вспоминали разные истории, случавшиеся с нами, пели, обсуждали, что меня может ждать в дороге и какова жизнь в стольном граде, и засиделись допоздна. Потом Голуба и Веселина ушли, а Ждана осталась:
– Матушка сказала негоже тебя в такое время одну оставлять, а батюшка разрешил заночевать у тебя.
Я обрадовалась. Оставаться одной в опустевшем без Черныша доме не хотелось. После того как Голуба с Веселиной ушли, я пошла с подругой в чулан: показать ей и самой рассмотреть получше матушкино наследство.
Мне было немного боязно, что одной без Черныша справиться с сундуком не выйдет. Но всё получилось и три удара по крышке вновь его увеличили и открыли. Шкатулку с украшениями я показывать не стала, а вот вещи, что лежали в сундуке я в прошлый раз хорошо не рассмотрела, слишком взволнованная случившимся, и теперь сама смотрела на них как в первый раз.
Вещей оказалось не слишком много, но мы со Жданой восхищённо ахали, доставая каждую. Особенно поразили четыре платья, удивительной красоты: алое, зелёное, лазоревое и золотое.
– Вот и ясно стало, что ты не крестьянская дочь, – задумчиво сказала Ждана. – Да даже и у купеческой таких нарядов не сыскать. Видно, что матушка твоя из непростого рода вышла. А скорее батюшка твой –т боярин али княжич. Матушка твоя что об том говорила?
– Ничего.
– Совсем-совсем?
– Совсем.
– Странно.
Ждана бросила на меня взгляд искоса и больше не стала ничего говорить, продолжив молча доставать из сундука новые вещи: платки, чулки, рубашки, бельё шелковое, туфли расшитые в пару платьям. Лежали там и душегрейки, тёплая шапка и рукавицы. Всё это я перебирала с удовольствием, но думала о другом. Почему матушка никогда ничего не говорила мне об отце, о своей семье, а я её об этом не спрашивала?
Не помню, чтобы даже совсем малышкой говорила об этом с матерью. А ведь дети, бывало, повторяя за взрослыми, иногда дразнили меня байстрючкой. Я плакала, бежала к маме, чтобы спросить её об отце, но стоило её увидеть, как вопрос забывался и я не могла понять из-за чего обижалась.
Пока я думала о такой своей странной забывчивости, Ждана накинула на плечи один из лежавших в сундуке платков, и завертелась передо мной:
– Какое чудо! Как мне?
– Красиво! Возьми его себе на память.
– Нет, что ты, нехорошо. Я его у тебя словно выпросила.
– Не говори ерунды! Я всё равно хотела сделать тебе подарок, и раз тебе он по душе пришёлся, то пусть твой и будет. На память о нашей дружбе. Бери, бери, он принесёт тебе счастье! И мне на душе спокойнее, что ты меня не забыла.
– Я тебя и так не забуду.
Ждана вертела в руках тонкий узорный платок, не в силах с ним расстаться, и стесняясь взять такой дорогой подарок.
– Считай, что это я тебе на свадьбу дарю.
– Какую свадьбу? – встрепенулась подруга. – У меня и жениха ещё нет.
– Нет, так появится! Только меня уже здесь не будет. Не погуляю я на твоей свадьбе, не смогу одарить чем-то, вот и сделаю тебе подарок сейчас. На счастье.
– Спасибо, подруженька, – не стала больше отказываться Ждана. – Только знаешь что? Я платок этот спрячу и достану его, когда жених на примете появится. И тебе советую, пока эту красоту никому не показывать и в дорогу не надевать ни шали, ни сапожки. Не стоит лихих людей дразнить. Польстятся на твоё добро, ограбят тебя, сироту беззащитную, а то и хуже чего сотворят. Пусть лучше не знает никто, что у тебя с собой такое богатьство. Ты и в той одёжи, что у тебя сейчас есть, не замёрзнешь.
– Так и сделаю, – согласилась я.
– А это что? – потянулась Ждана к узелку, лежавшему между вещей.
– Не трогай! – остановила её я. – Это непростой узелок!
От него веяло магией. Подруга её не чувствовала, и хотя я была уверена, что ничего опасного матушка мне не оставила, но всё же негоже простому человеку брать волшебные предметы.
– Я думала, тут что-то необыкновенное будет, а здесь всего-то гребень деревянный да полотенце простое, – засмеялась Ждана, когда я развязала узелок. – Разве что зеркальце серебряное для наших Грязей редкостью будет.
– Зря смеёшься. Они только с виду простые. В сказках-то помнишь, как героини спасались? Бросила сестрица гребень и встал за спиной лес густой. Чудище зубы поломало, пока дорогу себе прогрызло...
Ждана кивнула, поражённо глядя на скромные с виду предметы:
– Это о них, что ли?
– Похоже. Это обереги сильные.
– Дай бог, они тебе не понадобятся, – вздохнула подруга. – Не будет у тебя врагов, чтобы от них с их помощью спасаться. В стольном граде тебе разве что невесты завистливые грозить будут.
– Невесты завистливые иногда хуже чудища могут оказаться.
– Если ты за князя не рвёшься, то они тебе не опасны.
Из волшебных предметов на самом дне нашлась ещё книга, обтянутая телячьей кожей. Толстая, видно, что старая. Вот только не открывалась она, как мы со Жданой не пытались заглянуть под её обложку.
Рассмотрев всё, я уложила вещи обратно, отложив только тёплую лисью шапку и рукавички. Место ещё оставалось, и туда я решила завтра убрать самые ценные из трав и ингредиентов. Других ценностей у меня не было.
Утром, взяв с собой настой от похмелья, отправилась вместе с подругой к дядьке Втораку. Он моему подарку обрадовался, выпил настой не откладывая.
– Вот спасибо тебе, Даринушка.Спасла ты меня. Давненько я так не гулял. Только если вы, девчонки, моих гостей увидеть хотели, то опоздали. Ушли они к старосте, за своими лошадьми поухаживать.
– Да нет, дядька Вторак, мы к тебе. Дарина про стольный град, про князя, про Отбор поспрошать хотела.
Жлана пихнула меня локтем в бок, понукая к действию.
– Мне староста предлагает на Отбор с княжьими людьми отправиться. Вот я и хотела с вами посоветоваться.
– Да, вспоминаю, он мне что-то такое говорил. Ещё предлагал с тобой весточку сыну отправить. Сидайте тогда, девчонки, в ногах правды нет. Спрашивай, Дарина, об чём тебе вперёд говорить.
– Возьмут ли меня на Отбор? Я ведь не боярская али купеческая дочь. Мать моя деревенская ведьма.
– Непростая у тебя матушка была. Это всякий скажет, кто её видел.
– А кто её там видел?
– Тут ты права. В стольном граде никто твою матушку не знал, рода-племени своего ты не ведаешь, что ты знатного рода никому не докажешь, – дядька Вторак помолчал, погладил седую бороду и продолжил. – Но принять в нём участие ты можешь. В правилах, что издавна заведены, нигде не сказано, что лишь знатные да богатые к нему допускаются. Оговорено только, что у девицы должен быть дар магический, а у тебя он есть. Пусть и не сильный. Большие Грязи, хоть и деревня, но земли вольные. От нас туда других участниц не будет, так что права не брать тебя устроители не имеют. Разве что сам князь может тебе от ворот поворот дать.
– Ну, это когда ещё будет! Девиц там много приедет, так что нашу Дарину он не скоро заприметит! – весело воскликнула Ждана. – Дядька Вторак, а ты князя нашего видел? Какой он?
– Видел, – важно кивнул Вторак, – только он тогда ещё мальчонкой был. Беленький, как одуванчик, а глаза голубые, что твои васильки. Должен красивым вырасти. Родители то у него красивые были. И вырос он, люди говорят, человеком неплохим, правителем хорошим. Только жениться не хочет. Это его матушка невесту искать заставляет. Один раз он уже по её указке женился, да видно не понравился ему тогда матушкин выбор. Теперь хочет сам выбрать.
– А что с его женой случилось?
– Родами умерла. Девочку родила, а сама не выжила.
– Ужас какой! – ахнула Ждана.
– А княгиня-матушка какая? – спросила я.
– Она женщина неплохая, умная, справедливая. Только командовать любит. Она сразу такой была, а после гибели супруга, прежнего князя, когда ей пришлось самой править, пока сын подрос, так и вовсе хочет, чтобы всё по её было.
– А сын что, с матушкой не спорит? – с любопытством спросила Ждана.
– К княжеским заботам он матушку последние годы не особо допускает, так она в домашних делах отыгрывается. Княжьи люди говорят, в этот раз она князя-батюшку жениться обязательно заставит. Ты, Дарина, коли поедешь, осторожней там будь. За то, чтобы с князем рядом, на престол сесть, настоящая битва будет! А ты к таким паучьим играм не приучена. Пропадёшь.
– Да я в княгини не мечу. Мне бы только перезимовать, а там я уж как-нибудь к делу прибьюсь.
ГЛАВА 4
Дорога в стольный град подходила к концу. Позади остались десять дней непростого пути. Я промёрзла за это время так, что на постоялых дворах хотелось не то что на печь, а в печь забраться. А лучше, конечно, в баньке попариться. Но в пути баня оставалась несбыточной мечтой.
Хоть у меня получилось подружиться со спутниками, они так спешили вернуться в Красноцветинск до того, как вьюги и метели окончательно заметут пути-дороги, что на мои робкие намёки задержаться в одной из деревенек, никто не поддался.
И вот в золотом полуденном свете среди сверкающих снегов вдали показались каменные стены и островерхие башни, окружающие город. Сады, в честь цветения которых столица получила своё имя, сейчас стояли голыми и деревянные домишки, что притулились возле каменных стен, были хорошо видны. Я бы лучше остановилась в таком, чем ехать в пугающее многолюдье большого города.
Насмотрелась уже по дороге. Мне становилось не по себе, когда въезжая в очередной город, видела на улицах народу больше, чем в Грязях набиралось на праздники, когда все жители выходили на площадь одновременно. И ни одного знакомого лица! А дома какие большие в тех городах встречались: в два, а то и в три этажа!
Хорошо дядька Гризодуб, старший среди княжьих слуг, я ему лечила в дороге боль в суставах, взял меня под своё крыло, в обиду никому не давал и объяснял всё. Так что к Красноцветинску я подъезжала уже немного представляя, что там меня ждёт. Хоть матушка и показывала в блюдечке другие края и земли, я только в дороге поняла и прочувствовала, как велик и многолюден мир. От этого в душе поселились опаска и восторг. И чем ближе становился конец путешествия, тем страшнее становилось, тем больше сомневалась в том, что меня возьмут на Отбор.
Повозку с княжьими слугами пропустили в ворота без очереди.
– Ну что, едем вначале к Завиду? – спросил Гризодуб.
– Ой, спасибочки, что согласились меня до него доставить, а то сама я здесь в жизни никого не найду.
Прежде чем отправляться на княжий двор я надеялась привести себя в порядок у сына Вторака, а то после долгой дороги была усталой, грязной, в потёртой одежде. Да только ничего из этого не вышло. Завид обрадовался весточке от отца, а вот жена его Беляна посмотрела недовольно и спросила:
– А надолго ли ты к нам, девонька?
И сразу стало ясно, что мне тут не обрадуются, если решу задержаться.
– Ненадолго. Отдохну сегодня, а завтра на княжеский двор отправлюсь. Я ж на Отбор приехала.
Осмотрела меня Беляна с головы до ног и так усмехнулась, что понятно стало – считает она Дарину дурочкой деревенской. Но вслух сказала иное:
– Если на Отбор, то поспешать надобно. Сегодня последний день, когда в невесты записывают. Так что ты вначале туда отправляйся. Сюда вернёшься если тебе от ворот поворот дадут.
Она тяжело вздохнула, и я поняла: дочь купеческая не сомневается в моём возвращении. Почему-то насмешка Беляны и жалость пополам с неловкостью в глазах Завида прогнали страх. Взяла досада и желание доказать им: я вовсе не деревенская дурочка!
– Что ж, тогда увидимся после Отбора. Я приму в нём участие!
Решимости хватило ровно до того момента, как увидела целую очередь из карет и подвод у высокого терема на княжеском подворье. И какие нарядные девицы с мамками и няньками в тот терем заходят. И какие красавицы со слезами тот терем покидают.
Дрогнула я, захотелось убежать и спрятаться, но дядька Гризодуб подбодрил:
– Не боись, девка. Не убьют тебя тут. Ты так далеко забралась, что стыдно отступать даже не испытав судьбу. Шагай, я тебя тут с твоими вещами в повозке подожду.
И точно. Куда деваться? Не на улицу же идти? Взошла по резному крыльцу в сени, а там и в зал большой. А в зале том посередине стол стоит. За столом думный дьяк сидит, всех девиц переписывает.
Развязала я платок, расстегнула шубейку заячью, приготовилась ждать своей очереди. Впереди другие девицы стоят, друг на друга косятся. Все нарядные, с серьгами и бусами дорогими, щёки нарумянены, брови чернёны. Я среди них как воробей, из печной трубы выбравшийся, рядом с голубицами белыми. Неловко. Тем более, что все косятся, шушукаются, хихикают. Но терпела. Делала вид, что не замечаю.
И вот когда уже, считай, дошла до стола, где девиц переписывали, одна из красавиц, что уже вписали в число участниц, развернулась ко мне и громко сказала:
– Интересно, из каких таких земель этакое чудо прислали? Кто же нашему князю насмешку и непочтение решил выразить? Над Отбором посмеяться!
Скандала мне не хотелось, но чувствовала, что девица не отвяжется, только потому и ответила:
– Я сама приехала. Из деревни Большие Грязи. Земли эти вольные, никому не принадлежат, так что никто меня не присылал, и никто над Отбором посмеяться не хотел.
– Большие Грязи! – засмеялась отвратная девица. – Видно дыра такая, что никому не нужна. Тоже мне, вольные земли. И ты, крестьянка лапотная, решила из грязи в князи перекинуться? Не выйдет. Не возьмут тебя.
– Возьмут - не возьмут, не тебе решать, – тут как раз моя очередь дошла, и я обратилась к дьяку. – В правилах нигде не сказано, что в Отборе лишь боярские да купеческие дочери участвуют. Главное, чтобы дар был. А он у меня есть. Так что записывайте меня, дяденька.
– Прежде чем эту чучелку записывать, вы бы её на дар проверили, а то сказать каждая может.
– А что же тебя, Гордета, не проверяли? – то ли вступилась за меня, то ли поддеть вредину решила ещё одна невеста.
– Я – из известного старого рода, мне ничего доказывать не надо. А эта селянка неизвестно чего стоит.
Дьяк подвинул ко мне камень, что лежал у него на столе:
– Прикоснись к нему, а там видно будет.
Я положила ладонь куда сказали и почувствовала, как камень согревается.
– Всё, убирай. Не сильный дар, но есть, – сказал дьяк, глядя на тускло светившийся артефакт. – Что же, диктуй –- имя, род свой, откуда приехала.
– Подожди писать! – раздался с лестницы новый голос.
Я посмотрела туда и увидела важную статную женщину, одетую в дорогие одежды. Она опиралась на руку молодого мужчины, красивого, глаз не отвести. Я таких раньше не видела ни во сне, ни на яву.
По залу пронеслось:
– Князь, княгинюшка...
Все склонились в поклонах. И я тоже. Сердце сжалось от дурных предчувствий.
– Гордета права. Какая из неё невеста? Насмешка одна! Ратша, запрети ей участвовать! – требовательно сказала княгиня.
– Нет, матушка, не стану я этого делать, – сдвинул брови светловолосый красавец. – Вы хотели Отбора, так пусть он будет по всем правилам. И такие невесты в нём участвовать могут. Записывай!
– Не записывай!
Княгиня-мать и князь упрямо уставились друг на друга. Дьяк замер с пером в руке.
У меня невольно вырвался вздох. Это противостояние так напомнило мои споры с матушкой, когда та пыталась вразумить непокорную дочь. Сердце сжалось от печали, и я не выдержала, сказала:
– Князь-батюшка, не спорьте с матушкой. Не стою я ваших ссор. Она вам добра желает.
Красавец перевёл взгляд своих синих очей на меня, оглядел с головы до ног, отчего я особенно остро почувствовала, как нелепо выгляжу. И спросил:
– Ты что же, уже передумала, меня увидев? Или участвовать сразу не хотела, потому в таком виде и явилась? Заставлял тебя кто-то в мои невесты податься?
Начал князь насмешливо, а завершил строго. Только это и помогло мне справиться со смущением и ответить:
– Нет, не передумала. И если бы не хотела участвовать, не ехала бы в такую даль. Дома на печи теплее и уютнее. Только не хочу, чтобы вы из-за меня против матушки шли. Даже если вы правы. Как бы потом не пожалеть, как я сейчас жалею. Пусть бы моя матушка меня ругала, я бы слова поперёк не сказала, только бы снова голос её услышать. Да только невозможно это.
– Ты что – сирота? – спросила княгиня.
– Да, княгиня-матушка. Два года как.
– Ладно уж, и я не стану с сыном спорить. Выполняй волю князя, пиши девицу, – махнула рукой дьяку княгиня. – А мы с тобой девиц смущать не станем, дальше пойдём.
Все вновь склонились в поклонах. Когда князь с княгинею ушли, девица, что поддевала Гордету, посмотрела на меня с интересом:
– А ты ловка, чучелко. Ловка да хитра.
И интерес её мне не понравился. Как не понравилось внимание, с каким на меня теперь смотрели все. Но от долгого ожидания и переживаний я так взопрела, что хотелось уже одного: чтобы судьба мря наконец решилась и я отправилась хоть куда-нибудь.
– Что же, диктуй: как зовут, сколько лет, чья ты дочь, откуда родом.
– Дарина, осьмнадцать лет. Дочь деревенской ведуньи Марьи из Больших Грязей, Боруханского уезда.
– Подожди с уездом-то, – ворчливо сказал дьяк, макая перо в чернильницу. – Мы ещё с твоими родителями не разобрались. Мать твоя Марья – чья дочь? Отец твой кто – ты тоже не сказала.
Та неловкость, что я испытывала до сих пор от своего нелепого вида, не шла ни в какое сравнение с тем стыдом, что навалился на меня сейчас.
– Не знаю, – с трудом выдавила я.
– Что не знаешь? Кто отец? – дьяк смерил меня взглядом и спокойно молвил. – Бывает. Запишем тебя в род матери.
– И его я не знаю.
– А это как? В ваших Грязях небось все друг друга на семь поколений назад знают. Не под кустом же твою мамку нашли.
– Она не из Грязей. Пришла туда со мной на руках и осталась. Она ничего мне о своей семье не рассказывала.
– Странно, странно... Но раз велено тебя вписать, то запишем. Ступай за той чернавкой. Она тебя отведёт в выделенные невестам покои.
– Мне ещё вещи забрать с подводы нужно.
– Нужно – так забирай. Ступай, не задерживай.
ГЛАВА 5
Терем, отведённый для невест, стоял полупустым, но мне всё равно выделили крохотную комнатку у лестницы с маленьким окном, выходившим на северо-восток, так что в ней потемнело задолго до того, как наступил вечер. В ней поместилась только узкая кровать, лавка и небольшой комодик, на котором стояли кувшин с кружкой, маленькое тусклое зеркало и маголампа.
Похоже, горенки получше приберегали для девушек познатнее, чем я.
После выматывающей дороги я рада была и такому углу, где можно было наконец остаться одной, умыться, переодеться, привести себя в порядок. Тем более, что хорошенько осмотревшись, обнаружила, что кроме небольшой спаленки мне полагался такой же небольшой чуланчик, где можно было повесить свою шубейку и разместить привезённые с собой вещи. Ещё одна незаметная дверь вела в комнату, где висел рукомойник, стояла бочка, заполненная водой, а на полке лежали артефакты, что позволят нагреть её, а потом и вновь очистить, и всё прочее, необходимое девушке, чтобы чувствовать себя человеком.
В покоях было тепло, и я, сидя перед небольшим зеркалом и расчёсывая наконец хорошо промытые волосы, наслаждалась уютом и покоем. Да, приехать сюда стоило! Староста был прав. Впервые с тех пор как я стала взрослой, мне не надо было самой заботиться о том, чем и как топить печь, таскать воду, из чего и что готовить. Пусть такая жизнь не навсегда, но чем дольше я смогу продержаться в числе невест, тем дольше смогу наслаждаться такой беззаботностью. Здесь ведь ещё и кормить будут!
Служанка сказала во сколько у нас ужин, но я от волнения и усталости запомнила плохо, поэтому чуть-чуть приоткрыла дверь, чтобы не пропустить момент, когда все отправятся в трапезную. Тут я порадовалась, что разместили меня у лестницы. Трапезная на первом этаже, так что обязательно услышу, когда народ к ней потянется.
Только хоть нас на этаже жило пока немного, лестница всё равно не простаивала. То по ней шмыгали служанки, устраивая прибывающих участниц, то кто-то из девушек решал зачем-то выйти на улицу. Меня, чем дальше, тем нетерпеливей, ожидавшую ужин, эти проходы мимо моей двери страшно нервировали. Несколько раз едва не выскочила раньше времени, слыша шаги за дверью. Но вот взгляд в щелочку показал, что на первый этаж потянулись уже не служанки и редкие одиночки-невесты, а мимо моей двери шёл поток девиц в одну сторону - вниз. Наверняка в трапезную. Вышла и я.
Благодаря тому, что шла не первой, то опасности заблудиться не было. Когда я вошла в трапезную, то за столами уже сидели девушки. Некоторые сидели группками. Похоже, они знали друг друга и по их взглядам становилось ясно,что меня видеть в своей компании они не хотят. За время, прошедшее до ужина, я успела привести себя в порядок, но даже моё праздничное платье смотрелось на фоне остальных девушек очень скромно, и, глядя на меня,они задирали нос.
Ну и пусть! Ради этих задавак доставать из сундука матушкины наряды я пока не стану. Приберегу их для другого времени.
Оглядев столы и сидящих за ними девушек, я зацепилась взглядом за необычных гостий. Одна – смуглая, маленькая, напомнила мне птичку из дальних краёв из-за яркого пёстрого платья, множества украшений и тёмных блестящих маленьких глаз. Своими чёрными волосами, заплетёнными во множество косичек, мелкой костью и разрезом глаз она напомнила мне Гостюху, и я заподозрила, что она степного народа, о котором, бывало, рассказывал дядька Вторак.
Находившаяся рядом девушка выглядела её полной противоположностью – крепкая блондинка, чей высокий рост и необычность наряда, отделанного мехом, бросались в глаза, хоть она и сидела. Я подумала, что она тоже не из нашего княжества. Матушка показывала мне в блюдечке народ северных мореходов и воинов, что выглядели похоже.
Я направилась к ним. Всё равно здесь никого не знаю, а познакомившись с чужеземками, может, услышу про дальние края и чужие обычаи от очевидцев. Любопытно же!
– Можно к вам?
Девушки внимательно посмотрели на меня. Смуглая птичка улыбнулась и кивнула. Крепкая блондинка пожала плечами:
– Садись, коли хочешь. Место здесь не куплено.
Я устроилась на лавке напротив них.
– Я – Дарина из Больших Грязей. Деревня такая у самых Калитовских болот, что на границе с Белозёрьем.
– Я - Хельга, дочь ярла Олафа из Торгвальда. Это островок такой в Северном море.
– Меня зовут Юлдуз-хатун, дочь хана Тенгера из Южного дуза.
– Это Великая степь? Я так и думала! Значит, мы с вами больше не воюем, как дядька Вторак говорил?
– Зима. Зимой никто не воюет, – ответила Юлдуз. – Коней в ваших снегах кормить нечем. А наш род уже три года, как с князем Ратибором мир заключил.
– Вы не болтайте, а лучше ешьте, а то я одна всё съем. Оголодала, как волк полярной ночью, – остановила их северянка, кивнув на стоявшие перед ними блюда.
На них лежали жаренная рыба, мясо с кореньями, хлеб. Из открытого кашника шёл парок, донося до девушек аппетитные ароматы. От такого зрелища и соблазнительных запахов я на время потеряла всякий интерес к беседе, как и остальные девушки. И лишь утолив первый голод, мы смогли вернуться к разговору.
– Юлдуз-хатун, тебе здесь не холодно? Мне дядька Вторак говорил, что у вас в степях зимой ветра сильные, а таких как у нас морозов нет. Не побоялась к нам ехать?
– Отец приказал – я поехала. В теремах у вас тепло, теплее, чем в юрте, а на улице я много бывать не собираюсь.
– И кормят хорошо, –кивнула Хельга на опустевшие блюда. – У нас в эту пору одна рыба и солонина. Так что я собираюсь здесь задержаться.
– Хочешь княгиней стать? На красногорский стол сесть? – с любопытством посмотрела на Хельгу степнячка.
– Я так далеко не заглядываю, – пожала плечами северянка. – Хотя князь здешний мне понравился. Видно, что боец хороший. А что, ханша, боишься, что я тебе дорогу перебегу?
– Не боюсь. Мне княгиней не быть. Скорее ихний воевода мне горло самолично перережет, чем допустит, чтобы дочь Великой степи здесь править стала.
– Зачем же тогда тебя сюда отправили?
– Наши шаманы сказали, что зима в этом году тяжёлой будет, голодной, вот отец и отправил меня в Красноцветинск, как про Отбор услышал. Да и показать наши добрые намерения лишним не будет.
Я озадачилась. Неужто степняки такие бедные, что одну ханскую дочь прокормить не смогут?
– Ну, одна ты князя вряд ли сильно объешь, – сказала я.
– Почему одна? – удивилась Юлдуз. – Со мною семь служанок, пять подружек, двое старших женщин и двадцать нукеров для охраны.
– Ого! Со мною только трёх воинов отправили. Без служанок и подружек я как-нибудь обойдусь, а вот ещё хотя бы двоих бойцов я бы взяла, если бы разрешили.
– Зачем вам столько воинов? – удивилась я, вспомнив вечные подозрения дядьки Вторака.
– Чтобы здесь уважали, – пояснила Юлдуз. – Да и Степь пересечь не так-то просто. Враги не дремлют.
– Парни мои хотели в наёмники податься, пока я здесь буду. Было бы их пятеро, им бы легче меняться было: пока один со мной, другие службу несут.
– А я одна здесь. Ни бойцов, ни служанок.
Лучше самой признаться, чем потом они от других услышат. Думала, соседки посмотрят на меня с презрением, как та девица, что чучелком обозвала.
– А ты храбрая, хоть и мелкая, – хлопнула меня по плечу Хельга.
– И духом сильная, – кивнула Юлдуз, – раз одна из дома уехала. Предлагаю союз.
– Союз?
– Союз – дело хорошее. Змей вокруг много и скоро здесь такое начнётся, что станет жарко – согласилась Хельга, оценивающе глядя на Юлдуз. – Мы с тобой здесь чужачки, а сила не всё решает.
Юлдуз согласно кивнула.
– Я подругам всегда рада, только чем я вам помочь смогу? – удивилась я.
– Мы не подруги, а союзники, не путай! – подняла палец Хельга. – В борьбе за конунга каждый будет сам за себя, а вот против врагов мы станем вместе.
– Какие враги? – мне показалось, что она пошутила, только я не поняла соль шутки.
– Не тебе об этом спрашивать. Слышала, что тебя в Отбор брать не хотели? – усмехнулась Юлдуз. – Думаешь, это твои друзья?
Я вздохнула:
– Не друзья.
– Вот видишь! И нам они не подруги. Нас тоже здесь многие видеть не хотят. Так что неприятельницы у нас общие.
– Понятно. Но чем я вам помочь могу? У меня ни воинов, ни служанок нет.
– Зато ты с ними одной крови и веры, в отличии от нас, – заметила степнячка.
– Да, сможешь подсказать, если нас вдруг с вашими обычаями подставить захотят. Или узнаешь о заговоре против нас. Если я что-то узнаю, клянусь, вас предупрежу, – Хельга прикоснулась двумя пальцами к зубам, похоже, подтверждая клятву.
Я посмотрела на девушек и подумала, что это действительно несправедливо, если к ним отнесутся плохо только из-за их чужеземности:
– Обещаю, что и я вам при случае помогу.
– Договорились! – решительно кивнула Юлдуз, зазвенев вплетёнными в косички монетками.
Мы налили из кувшина в чашки горячий отвар и подняли их, как братины, в знак заключённого союза. У меня на душе потеплело и не только от горячего напитка. Я больше не одинока! Пусть они не считают меня подругой, но так хорошо, когда хотя бы есть с кем поболтать
Заметив, что руки Хельги выглядят обветренными, я предложила:
– Хочешь, я тебе крем дам для смягчения кожи?
– Не откажусь. А у тебя он откуда?
– Я сама сделала. Я ведь деревенская ведунья, там женщины часто зелья для красоты просят: для волос, кожи. Уж на такое моих дара и знаний хватает. Я и травы с собой взяла. Мало ли, вдруг самой понадобится.
Юлдуз заинтересована подалась ко мне:
– Для кожи? А ты можешь её светлее сделать?
– Вряд ли получится превратить тебя в такую же белокожую, как Хельга, но осветлить немного могу. Будешь, как вон она, – кивнула я в сторону сидевшей на противоположном от нас конце стола темноволосой девушки.
Глаза Юлдуз сверкнули:
– Сделаешь – я тебе шёлковый платочек подарю.
Отказываться я не стала.
ГЛАВА 6
Остаток вечера и часть утра я провела за приведением в порядок моего нового жилища. Я рассчитывала здесь задержаться и потому не поленилась отскоблить деревянный стол, разобрать привезённые с собой зелья и травы, разложить вещи, которые могли бы понадобиться. Начала готовить обещанные девушкам средства.
Точнее, для Хельги крем у меня уже был. Ведь отдав ей готовое, надо пополнить запас. Крем этот простой, но уходит быстро. Я сама пользовалась таким в дороге.
Отдала его за завтраком, а для Юлдуз пояснила, что её средство требует больше времени для готовности, но я уже начала его делать.
– Я подожду, – кивнула она. – Сегодня только начало. Первый конкурс объявят через час. Может, к этому времени потеплеет хоть немного.
– Вряд ли. Если и потеплеет, так только к полудню. А какая разница, в тереме-то и так не холодно.
Юлдуз посмотрела на меня и выразительно приподняла узкую бровь:
– Так его объявят на улице, на площади перед теремом.
– Хорошо что ты сказала. Я хоть полушубок надену, а то бы так побежала.
Не совсем через час, а чуть позже, когда я уже начала нервничать, в тереме раздался звон колокольчика и затем из зеркальца, стоявшего на комоде, раздался голос:
– Всех девушек ждут на площади перед теремом.
Я поспешила одеться потеплее и спуститься вниз вместе с другими обитательницами нашего этажа. В этот момент я снова порадовалась, что моя горенка расположена рядом с лестницей. Это позволило опередить других участниц и избежать толкучки.
На улице перед возведённым вчера помостом собралась уже целая толпа. Казалось, все девицы столицы решили попытать счастья и пришли сюда в сопровождении своих родственников и служанок. В первых рядах стояли представительницы знатных семейств, что было видно по дорогим мехам и нарядам и количеству слуг, их сопровождающих.
Народ стоял уже так плотно, что мне стало ясно: моё место на задворках. Но тут меня за руку подцепила сошедшая с крыльца Хельга:
– Становись мне за спину и держись крепче! Будем пробиваться! Ивар – впереди. Борге – слева, Алрик – справа, прикрываете нас. Вперёд!
Под прикрытием высоких, крепких как дубы, воинов мы почти достигли первых рядов, но тылы стоявших впереди девушек с мамками и служанками прикрывали бойцы может и не такие крепкие, как белокурые северяне, зато в превосходящем числе. Они не отступили перед натиском северян, а встали плечом к плечу, ясно давая понять, что без хорошей драки не уступят.
– Дальше не пойдём, – к моему облегчению сказала Хельга. – Отсюда мы точно всё услышим. Ивар, подними Дарину повыше. Она будет нашими глазами.
Я только пискнуть успела, как сильные руки обхватили меня за талию и подняли вверх.
– Ну что там? – нетерпеливо спросила Хельга.
– Пока ничего. В смысле, князя пока не видно. Зато Юлдуз-хатун вижу! Она со своими слева от помоста стоит. В первых рядах.
– Ещё бы ей со своими двадцатью нукерами вперёд не пробиться.
Словно услышав, что говорят о ней, Юлдуз завертела головой и мы встретились с ней глазами. Я помахала ей рукой. К моему удивлению, она ответила, повторив мой жест.
– Всё, Ивар, отпусти меня. Там пока ничего интересного, а тебе тяжело.
– Не тяжело.
– А если ему тяжело, так я могу тебя на плечи посадить, – предложил другой блондин.
Я представила, как это будет выглядеть, и поспешила отказаться:
– Спасибо, не надо! Это как-то неприлично. Я всё же не ребёнок.
– По весу от него ничем не отличаешься! – фыркнула Хельга. – Будь я такой мелкой, как ты, обязательно бы парням на плечи забралась.
– Нет!
– Ладно, сделаем по другому. Алрик и Борге, сцепите руки. Ивар, поставь на них девушку. Ты, Дарина, держись за их плечи, Ивар тебя подстрахует.
Видеть, что происходит, мне хотелось, а потому спорить я не стала, и скоро с любопытством рассматривала море голов, колыхавшееся на ставшей тесной площади. Но вот словно волна прошла по толпе, и я, сообразив, повернулась к помосту. Первыми на него поднялись княжеские гридни в высоких шапках и алых кафтанах. Встали по бокам помоста и хищными соколами оглядывали толпу.
– Вот и князь Ратибор поднимается. Следом княгиня-матушка на резной трон садится, – сообщила я своим спутникам.
– Можешь пока не рассказывать. Мне чуток видно, что на помосте происходит. Я ведь не такая карлица, как ты, – хмыкнула Хельга.
И я с облегчением замолчала. Звук труб поплыл над притихшей площадью. Вперёд вышел глашатай и объявил:
– Пришла пора князю Красногорских земель взять себе супругу добрую. Выберет он её из пяти честных девиц, что пройдут испытания, и не важно, к какому роду та девица принадлежать будет. Отказавшаяся проходить испытание выбывает из состязания. Первое задание для невест выскажет сам князь-батюшка!
Князь встал с трона и подошёл ближе к краю помоста. Оглядел людское море и нахмурился.
– Первое задание будет таким. Девица должна одна отправиться в лес и добыть мне волчью шкуру! – усиленный магией голос князя был отчётливо слышен даже на краю площади, но люди загудели, переспрашивая друг друга, не в силах поверить, что правильно поняли.
– Девушка может взять с собой одного слугу, – бросив на сына сердитый взгляд, дополнила княгиня.
– На выполнение задания даётся двое суток начиная с завтрашнего утра. Всем, кто решит участвовать, наденут заговорённые браслеты, что позволят волхвам убедиться, что девушка действительно побывала в лесу, а не купила шкуру на рынке.
Сказав это, князь развернулся и покинул помост. За ним следом ушла и княгиня-мать.
Я слышала вокруг недовольные голоса:
– Это что за испытание такое? Чай не в княжьи дружины набирают. Слыхано ли дело от девицы требовать, чтобы она волчару завалила?
– Не для того я свою ягодку растила, чтобы волки голодные её белые косточки глодали! Пошлите отсюда! Мы тебе лучше суженного найдём!
И, похоже, так решили многие. Я с высоты видела, как вначале тоненькие ручейки, а потом всё гуще и гуще, потекли с площади прочь.
Парни аккуратно опустили меня на землю и ко мне обратилась Хельга:
– Мне нравится! Правильный у вас князь и задание правильное. Княгиня должна быть сильной и жестокой, чтобы врагов страхе держать.
– А я думала, это князя забота – врагов в страхе держать.
– Князя само собой. Но и княгиня ему в том помогать должна. К тому же у князя свои враги, а у княгини свои могут быть. Мало ли что в жизни бывает, – и Хельга окинула задумчивым взглядом оставшихся на площади девиц. – Так ты как, участвуешь? Или сдашься сразу?
– Участвую.
– Вот и молодец! – Хельга одобрительно хлопнула меня по плечу. – Пошли тогда за браслетами.
Вечером за ужином стало видно, что народу прибавилось. Оказалось, что теперь, когда Отбор начался, все участницы должны жить здесь, под присмотром. И мои недоброжелательницы тоже.
Я надеялась, что они обо мне забыли, но проходя мимо меня к началу стола, та, что сочла меня ловкой и хитрой, посмотрела и сказала:
– О, чучелко, и ты тут! Неужто и ты на волка идти собралась?
– А чего ей бояться, Бажена? Таким чучелом и волки побрезгуют, – заявила Гордета.
Шедшие следом за ними девицы подхалимски захихикали. Я увидела, как нахмурившаяся Хельга начала приподниматься из-за стола, и остановила её:
– Не надо. Не обращай внимания.
– Как это не обращать? Если боишься, что не справишься, так я могу им в морды дать. Мы ж союзники.
– Не надо. Они могут специально это делать, чтобы выставить меняв дурном свете. Благородные девицы в морды не дают. Они должны быть воспитаны, вежливы и кротки нравом.
–Да? А как же с кротким нравом на волка идти? Как с ним справишься?
– Добром и лаской, вестимо, – хмуро сказала я.
– Всё верно говоришь. С врагами нельзя горячиться, – неожиданно поддержала меня Юлдуз. – Месть надо подавать холодной и так, чтобы самому не пострадать. У меня хорошие яды есть. Хочешь, дам?
– Спасибо, не надо. Я и сама немного могу.
– Я так и думала! – захлопала в ладоши хатун. – Потом обменяемся рецептами?
– Почему потом? – спросила Хельга.
– Мы пока всё же плохо знакомы. Мало ли, – простодушно улыбнулась нам степнячка.
– Так ты что, волка ядом отравить надеешься? По другому, я что-то сомневаюсь, что справишься. Ты хоть охотиться-то умеешь? – с сомнением посмотрела на меня Хельга.
– Умею. Я ведь деревенская ведьма, в лес за травами хожу, так что волков встречала. И, как видишь, жива.
– Ну что же, тебе видней. Здесь каждый сам за себя.
Я на ничью помощь и не надеялась. Сомнения у меня были, но и надежда была. В лесу кого только не встретишь, так что матушка научила меня нескольким боевым и защитным заклинаниям. Да и ловушка или яд могли помочь. Попытка не пытка.
Вечером я внимательно пересмотрела всё, что могло пригодиться, собрала нужное и легла пораньше.
****
– Мальчишка! Как ты до такого додумался?! – гневно вопрошала княгиня Доброгнева, прожигая взглядом сына.
Но на Ратибора её возмущение не действовало. Он спокойно расставлял фигуры на доске, собираясь разобрать проигранную сегодня советнику Велимудру партию.
– Отправить слабых девушек в зимний лес! Как ты мог?!
– Зато желающих стать княгиней сразу стало намного меньше.
– А если кого-нибудь волки покусают? Только представь, что будет, если Гордета пострадает. Что её батюшка скажет.
Князь поморщился.
– Гордета сама кого хочешь покусает. А батюшка её слишком много власти взял. Уже на княжеский престол заглядывается.
– Потому и надо тебе супругу с умом подобрать. А ты, наоборот, уморить невест хочешь. Что ты дальше придумаешь?
– Матушка, следующее задание уступаю вам. Вы предлагаете, а я уточняю, как вы сегодня.
– Хорошо, договорились.
ГЛАВА 7
Задание было непростым, но я радовалась, оказавшись в лесу. Я словно вернулась домой! За время дороги в стольный град Красноцветинск, а тем более после прибытия в него я очень устала от людских толп, множества незнакомцев и незнакомок, окружавших меня. Да одна дорога в лес в крытых повозках в компании с несколькими другими девушками чего стоило. Они презрительно на меня косились, фыркали и ничего в простоте не говорили, норовя подкусить и задеть друг друга.
Я бы лучше добиралась до лесных троп вместе с Хельгой и Юлдуз, но они от повозки отказались, а поехали в лес верхом со своими слугами и псами. И вечером, когда все участницы, ещё не добывшие волка, будут ночевать в охотничьем княжеском доме, я с моими новыми знакомыми вряд ли увижусь. Хельга не сомневалась, что к этому времени она уже добудет шкуру и вернётся в город, и я ей верила. А Юлдуз сказала, что она со свитой остановятся в собственных шатрах, которые хатун велела разбить в стороне от остальной компании.
– Я собираюсь отъехать от вас подальше, а то вы тут всех волков распугаете, – заявила степнячка.
И теперь, скользя на снегоступах по белому похрустывающему снежному полотну, я наслаждалась безлюдьем и привычными звуками зимнего леса: шорохами, голосами птиц, скрипом веток и снега. Я словно вернулась домой и где-то рядом за кустами и деревьями пробирается по зимнему лесу мама. Сколько раз мы с ней отправлялись так же за корой и почками, за хворостом, а то и на охоту. С самого детства она учила меня всему, и сейчас я словно слышала её голос и весёлый смех, когда я делала что-то невпопад.
Солнце стояло ещё высоко и подсвечивала следы зверей, рассказывая мне о здешних обитателях. Я искала тропы, протоптанные кабанами и лосями, уверенная, что рядом с ними увижу и следы косуль. Рядом с этими привычными для зверей тропами я собиралась поставить магическую ловушку, которую проверю утром.
Так и поступила. Возле ловушки – петли из заговорённой верёвки, – положила как приманку кусок заячьей тушки. Его по моей просьбе купил Ивар, слуга Хельги. Стоит волку приблизиться к приманке, ловушка сработает: петля затянется, а сковывающее заклинание развернётся и подчинит себе зверя. Он замрёт неподвижно и так будет стоять, пока я не приду и не убью его. Делать этого не хотелось, но придётся. Вылететь после первого конкурса хотелось ещё меньше. Я пока не готова оказаться одна на улицах Красноцветинска. Убедившись, что всё сделано правильно, я достала из кармана щепотку хлебных крошек и бросила их в дар братьям Авосю и Небосю. Без помощи этих шебутных божков мне удачи не видать.
Установив ловушку, я вновь сняла рукавицу и замёрзшими пальцами прикоснулась к синей бусинке выданного браслета. Как нам объяснили, этот артефакт должен был не только проверять выполнение нами задания, но и помогать. Он не даст нам заблудиться или серьёзно пострадать. Стоило потереть синюю бусинку, и она поможет найти дорогу к охотничьему домику.
Но сейчас в помощи я не нуждалась, и выйти из леса, наверное, сумела бы, но в незнакомых местах всё же проще воспользоваться подсказкой, чтобы не тратить лишних сил. Я сразу почувствовала, когда артефакт начал действовать. Меня словно канатом потянуло в сторону заходящего солнца.
Прежде чем отправиться в обратный путь, я внимательно осмотрелась, чтобы запомнить приметы нужного места. И потом, по дороге, оставляла на деревьях небольшие зарубки, чтобы найти завтра дорогу к оставленной ловушке.
К княжескому охотничьему дому я вышла в сумерках, когда длинные синие тени уже сливались друг с другом, и розовые отблески заката уже не дотягивались до земли, а скользили лишь по вершинам деревьев. Сияющий светом деревянный терем, обещавший тепло и покой уставшему телу, притягивал к себе без всяких артефактов и казался сбывшейся мечтой. Сейчас я согласна была на самый крохотный закуток в нём, лишь бы согреться и вытянуть гудевшие ноги.
Встретившая меня на входе служанка была одета нарядней чем я, и от этого мне стало немного неловко. Но всё равно я ни капли не жалела, что оделась так, как привыкла ходить в лес с маменькой - в стёганные тёплые штаны и полушубок. В длинной юбке по кустам и глубокому снегу особо не находишься. Пусть остальные невесты и дальше насмешничают, называют “чучелком”, мне всё равно. В другом наряде я бы точно не справилась.
Моё смущение оказалось напрасным. Служанка никак не дала понять, что мой вид её смешит или даёт повод относится ко мне с презрением. Она провела в отведённую мне комнату, где уже стояла бочка с водой, а на узкой кровати лежала стопка сменной одежды. Пока девушка разогревала артефактом воду и выставляла из стоявшей в углу корзины мыло, мочалку и баночку с заживляющим зельем, я пристроила в нишу снегоступы, повесила скинутый полушубок и стёганные штаны, развязала котомку.
– Вам помочь с мытьём, госпожа, или я могу пока подогнать вам сменное платье? Мне кажется, оно будет вам немного длинным.
– А откуда здесь платье? Это только мне приготовили?
Я опять испытала неловкость от мысли, что меня, похоже, считают совсем уж нищенкой, у которой нет даже сменного белья. У меня в котомке лежала сменная одежда, но, боюсь, что слишком простая для здешнего терема. Я-то представляла охотничий домик совсем другим. Чем-то навроде дома нашего старосты, где мой наряд не будет казаться совсем уж неуместным, и выбирая, что взять с собой, смотрела в первую очередь на тепло и удобство. И увидев вместо деревенского дома княжеский терем, решила, что никуда из отведённой мне каморки не выйду, чтобы не позориться.
– По приказу княгини всем девушкам на всякий случай приготовили. Мало ли что в лесу приключиться может, а брать с собой сундуки с нарядами невестам запретили, – успокоила меня служанка, – так чтобы им переодеться было во что, и разнесли по комнатам вещи.
Я приложила к себе мягкое тёплое платье:
– Ты права. Оно мне длинное. Даже если подпоясаться, всё равно волочиться по полу будет. Раз так, занимайся платьем, а я сама помоюсь.
Так что в трапезную я спускалась чистая, усталая и довольная, в новом платье. Оно было простым по фасону, тёмным, без каких-то украшений, но зато тёплым и удобным. К тому же и другим выдали такие же, так что никто не посмеет назвать меня “чучелком”.
В трапезной девушек было немного, и я села одна. Хельги там не было, а других я не знала, и навязываться никому не хотела. Тем более, что далеко не все из девиц были одеты в княгинин подарок. Сидевшая поближе к печи весёлая компания были одеты в расшитые узорочьем сарафаны и душегрейки, и косились на меня с презрением. Непохожи они были на тех, кто недавно вернулся из леса. Из доносившихся до меня слов стало ясно, что на охоту они отправили своих слуг и теперь обсуждали, кто из них вернётся с добычей.
Пока я ждала, когда служанка принесёт ужин, вошла ещё одна девушка, одетая в точно такое же платье, как у меня. Осмотрелась, задержавшись взглядом на компании нарядных девиц, а потом направилась ко мне.
– Можно, я с тобой сяду? Меня зовут Веселка, а ты, я знаю, Дарина.
– Садись, конечно. А откуда ты меня знаешь?
– Тебя все, кто был, когда ты записать тебя требовала, запомнили, – не обидно улыбнулась Веселка.
– Ты не знаешь, почему нас здесь так мало? Вроде бы сюда в лес из стольного града нас больше ехало.
– Так те, кто задание исполнил, уже назад вернулись. Вот как твоя знакомая северянка, например.
– Хельга могла! Она, по всему видно, охотница знатная, – не удивилась я. – Но неужто и Гордета или её подружки тоже уже справились?
– Может не сами, а слуги у них ловчие хорошие, но Гордета точно уже в столице. Она здесь ночевать и не собиралась.
– Понятно.
Тут нам принесли ужин, который вначале мне показался слишком обильным. Тут и каша, и жаркое, и пироги с разнообразной начинкой. У себя дома мне этого на день хватило бы. Но стоило начать, и сама не заметила, как почти всё съела. Лишь несколько пирожков себе в платочек завернула, чтобы потом полакомиться.
После такого пиршества сразу встать и уйти сил не было, и я решила поболтать с новой знакомой.
– Веселка, кто ты и откуда? А то ты про меня слышала, а я про тебя нет.
– Я дочь сотника из Вышеграда. Это последний большой город по направлению к твоим Грязям.
– Точно! Мы его проезжали! – я сразу почувствовала симпатию к Веселке. – Так мы с тобой почти земляки!
– Ну да. Я даже немного о твоей матери слышала. Люди говорили, что она очень искусная ведьма, лучшая в наших краях. Мой батюшка иногда ей зелья для своих воинов заказывал. Жалел всё время, что до ваших Грязей не всякий раз доберёшься. Звал её в Вышеград переехать, но она отказывалась.
У меня аж сердце от её слов защемило. Будто привет от матушки получила.
– Да, мне до моей матушки далеко. Хоть она меня учила, да дар у меня слабый, так что повторить её дела мне не дано.
– Что же, бывает. Вот я тоже не в матушку пошла. Она у меня писанная красавица, а я так себе, середнячок. Матушка говорит, что в юности мечтала в княжеском Отборе поучаствовать, но тогдашний князь на Доброгневе женился за год до того, как матушка достигла нужного возраста, чтобы в отборах участвовать. Так теперь меня сюда отправила. Хотя какая из меня княжеская невеста?
– Какая? Обыкновенная! Не хуже других прочих!
Веселка в ответ на мою горячую защиту только улыбнулась.
– Недолго мне в невестах ходить. Похоже, после первого же задания вылечу. Если посмотреть, сколько девиц уже домой вернулись, то это значит волков пятнадцать, считай, добыли. А нас здесь ещё больше осталось. Где же столько серых на нас напасти? Чай, в лесах возле столицы столько волчьих стай не водится.
– Авось именно нам повезёт. Или ты в свою удачу не веришь? Если не веришь, то почему назад не вернулась?
– Батюшка учил меня не отступать, до последнего биться. Удача любит упорных. А не повезёт, так что ж! Зато совесть чиста. Ты сделал всё, что мог.
– Точно!
Ложась спать, я считала волков, уже добытых, и тех, что ещё предстояло поймать. Получались огромные стаи! И в полусне я волновалась, что мне не достанется. Я не знала, что волноваться стоит совсем о другом!
ГЛАВА 8
Вышла я рано, едва ночная тьма сменилась голубыми предрассветными сумерками. Почему-то я была уверена, что волк попался в ловушку, и переживала о его судьбе. То за то, что кто-то другой успеет воспользоваться моей добычей, то, совсем уж глупо, что зверь замёрзнет насмерть морозной ночью.
Мне не хотелось убивать волка. После вчерашнего разговора с Веселкой и ночного подсчёта волков для невест, мне казалось неправильным, что столько зверей будут убиты просто так, ради того только, чтобы все желающие получили возможность стать невестой князя. Я усиленно думала, можно ли и задание выполнить, и волка не убивать.
Думать так и жалеть волков было большой глупостью, что стало ясно довольно скоро. Благодаря сделанным вчера насечкам, путь к ловушке я отыскала легко и вначале скользила по снегу на своих снегоступах, испытывая удовольствие от тишины, бодрящего морозца и согревающего тело движения. Но когда я достаточно удалилась от охотничьего дома, чтобы появился соблазн повернуть назад, вдали послышалась волчья перекличка.
Вначале заунывные и какие-то потусторонние завывания слышались вдалеке и звуки моего дыхания, хруст снега и гудение деревьев под поднимающимся ветром почти заглушали их. Но потом голоса волков стали приближаться, а затем и серые тени стали мелькать в кустах. Волки не нападали, но особо и не прятались, бежали рядом и сзади. Стало ясно – меня загоняют. Если я попытаюсь повернуть назад, то нападут.
Чем ближе я подходила к месту, где оставила ловушку, тем наглее вели себя волки, сокращаю дистанцию между нами, так что я отчётливо видела злые золотые глаза, когда они поворачивали морды в мою сторону.
Так что я ничуть не удивилась, заметив в том месте, где поставила магические силки, тёмный силуэт пойманного зверя. Точнее, даже двух. Они лежали на снегу рядом, уткнув носы в шерсть друг друга. Когда я приблизилась, один из зверей вскочил, оскалился и сделал шаг мне навстречу. Стало ясно, что он не скован моим заклинанием и готов напасть на меня, защищая второго, оставшегося неподвижным.
Страх заставил меня похолодеть, но я всё ещё надеялась на удачу. Один зверь неподвижен, а со вторым у меня был шанс справиться, использовав боевое заклинание, одно из первых, которому научила меня мать. Сейчас, спасая жизнь, я убила бы зверя без всяких сожалений.
Надежда на спасение продержалась недолго. Волк поднял морду кверху и завёл свою песнь смерти. И тут же голоса других волков влились в зловещую мелодию. Бросив быстрый взгляд вокруг, убедилась, что слух меня не подводит: я в волчьем кольце. Шансов уцелеть нет. Мне не справиться с таким количеством врагов. Дара не хватит.
Волк прекратил свою песню и посмотрел мне прямо в глаза. Ещё секунда и он прыгнет. Стянув зубами рукавицу, я торопливо прикоснулась к красному камешку в браслете, но ничего не произошло. Обещанного защитного купола не появилось. Красный камешек никак не отозвался. В нём не было магии. Я обречена.
Вдруг что-то вспыхнуло жаром у меня на груди. Я не сразу вспомнила, что там, под полушубком, висит мамин подарок. Тот самый, к которому она разрешила прибегать лишь в минуту смертельной опасности. Быстро расстегнула полушубок и нащупала ставший горячим камень. Сжала его в пальцах и почувствовала, как в меня вливается сила тёмной, незнакомой доселе магии. Волк настороженно замер, словно почувствовав перемену.
Сила, которую подарил камушек, позволяла мне одним заклинанием испепелить хоть всю живность в округе, а не то что волчью стаю из около десятка зверей.
Волк наклонил лобастую голову, и я вдруг услышала прямо в своей голове: “Отпусти её”. Похоже, камень подарил мне не только силу, но и способность понимать зверей.
– Кого её? – спросила я вслух.