Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ГЛАВА 1
- ГЛАВА 2
- ГЛАВА 3
- ГЛАВА 4
- ГЛАВА 5
- ГЛАВА 6
- ГЛАВА 7
- ГЛАВА 8
- ГЛАВА 9
- ГЛАВА 10
- ГЛАВА 11
- ГЛАВА 12
- ГЛАВА 13
- ГЛАВА 14
- ГЛАВА 15
- ГЛАВА 16
- ГЛАВА 17
- ГЛАВА 18
- ГЛАВА 19
- ГЛАВА 20
- ГЛАВА 21
- ГЛАВА 22
- ГЛАВА 23
- ГЛАВА 24
- ГЛАВА 25
- ГЛАВА 26
- ГЛАВА 27
- ГЛАВА 28
- ГЛАВА 29
- ГЛАВА 30
- ГЛАВА 31
- ГЛАВА 32
- ГЛАВА 33
- ГЛАВА 34
- ГЛАВА 35
- ГЛАВА 36
- ГЛАВА 37
- ГЛАВА 38
- ГЛАВА 39
- ГЛАВА 40
- ГЛАВА 41
- ГЛАВА 42
- ГЛАВА 43
- ГЛАВА 44
- ГЛАВА 45
- ГЛАВА 46
- ГЛАВА 47
- ГЛАВА 48
- ГЛАВА 49
- ГЛАВА 50
- ГЛАВА 51
- ГЛАВА 52
- ГЛАВА 53
- ГЛАВА 54
- ГЛАВА 55
- ГЛАВА 56
- ГЛАВА 57
- ГЛАВА 58
- ГЛАВА 59
- ГЛАВА 60
- ГЛАВА 61
- ГЛАВА 62
- ГЛАВА 63
- ГЛАВА 64
- ГЛАВА 65
- ГЛАВА 66
- ГЛАВА 67
- ГЛАВА 68
- ГЛАВА 69
- ГЛАВА 70
- ГЛАВА 71
- ГЛАВА 72
- ГЛАВА 73
- ГЛАВА 74
- ГЛАВА 75
- ГЛАВА 76
- ГЛАВА 77
- ГЛАВА 78
- ГЛАВА 79
- ГЛАВА 80
- ГЛАВА 81
- ГЛАВА 82
- ГЛАВА 83
- ГЛАВА 84
- ГЛАВА 85
- ГЛАВА 86
- ГЛАВА 87
- ГЛАВА 88
- ГЛАВА 89
- ГЛАВА 90
- ГЛАВА 91
- ГЛАВА 92
- ГЛАВА 93
- ГЛАВА 94
- ГЛАВА 95
- ГЛАВА 96
- ГЛАВА 97
- ГЛАВА 98
- ГЛАВА 99
- ГЛАВА 100
- ГЛАВА 101
- ГЛАВА 102
- ГЛАВА 103
- ГЛАВА 104
- ГЛАВА 105
- ГЛАВА 106
- ГЛАВА 107
- ГЛАВА 108
- ГЛАВА 109
- ГЛАВА 110
- ГЛАВА 111
- ГЛАВА 112
- ГЛАВА 113
- ГЛАВА 114
- ГЛАВА 115
- ГЛАВА 116
- ГЛАВА 117
- ГЛАВА 118
- ГЛАВА 119
- ГЛАВА 120
- ЭПИЛОГ
АННОТАЦИЯ
В сердце приморского хутора Вишнёвый, где сталкиваются амбиции, тайны и страсти, разворачивается история, полная роковых выборов и запретных чувств. Архитектор Руслан, израненный прошлым, приезжает строить элитный курорт, но вместо этого попадает в ловушку коррупционных интриг, рейдерского захвата и обвинения в убийстве. Его судьба переплетается с Викой – девушкой, которая ищет родного отца. Ради спасения больного отчима и погашения всех долгов перед Денисом в Москве она готова на всё, даже продать последнее, но вскоре её жизнь превращается в бегство между предательствами, ложью и нарастающей любовью.
*Персонажи и их действия, а также ситуации – всё выдумано автором. Совпадения случайны.
От автора: ДВА ТОМА В ОДНОЙ КНИГЕ! ДВА ПОЛНОВЕСНЫХ РОМАНА.
ГЛАВА 1
– Я не могу на тебя смотреть! Прочему ты такой кислый? Аж зубы сводит! Ну, улыбнись!
– Ген, что ты от меня хочешь? Чтобы я перед тобой здесь на одной ножке прыгал, канкан танцевал? Не будет этого! Ты за мной, в Москву, зачем попёрся? Я говорил – по делам еду! Ты потусить в Москве хотел? Туси – я тебе не мешаю!
– Руслан, не лезь в бутылку! Не дурак уж: я прекрасно знал, зачем ты в Москву едешь! Просто обидно: развод твой не отметили, продажу квартиры не обмыли! Контракт отличный заключили, и опять по бокалу шампанского выпили, и всё! Обидно!
В холодный ноябрьский вечер двое мужчин, один чуть постарше, другой – помоложе, ужинали в ресторане известной московской гостиницы. Мужчины были внешне похожи между собой, явно родные братья, высокие, широкоплечие, темноволосые. Но какими они были разными… Тот, что постарше, Руслан Гордеев, в дорогом тёмном костюме, чёрной водолазке, с аккуратной стильной стрижкой, был напряжён, сдержан и серьёзен, и от этой сдержанности и серьёзности казался немного старше своих тридцати пяти лет. Он молчал, постоянно курил, и вполуха слушал, что болтал его брат. А брат, Геннадий Гордеев, не мог усидеть на месте и пяти минут, сыпал шутками, травил анекдоты, приставал к проходящим мимо девушкам, говорил комплименты официанткам. Одет в джинсы и спортивный свитер, коротко подстрижен. Геннадий продолжал вещать:
– Рус, почему ничего не хочешь? С девушками знакомиться не хочешь, в ночной клуб не хочешь, вина выпить не хочешь! Не понимаю тебя! В ресторан поужинать тебя еле вытащил. Нам завтра улетать!
Руслан, прикуривая очередную сигарету, отозвался:
– Ген, заткнись! Помолчи хоть пять минут! Поедим спокойно!
– Я-то заткнусь! Постоянно от тебя слышу – заткнись! А ты посмотри, как на тебя девушки смотрят, шеи свернули, ты же красавец-мужик! Проснись! Свистни – любая твоя будет! Нет, не нужно было тебя из тюрьмы вытаскивать. Парился бы на нарах!
– Ген, ты не понял? Я свистеть не хочу. Мне не нужно свистеть, не время свистеть: работы навалом. По поводу тюрьмы и наркотиков – в принципе, там нормально. В тюрьме меня уважали.
Генка почесал коротко стриженый затылок и произнёс:
– Обратно хочешь?
Руслан засмеялся:
– Честно? Почему-то не хочу…
– В тюрьму не хочешь? Руслан, а чего ты хочешь, по-настоящему?
Тот ответил:
– Я хочу, чтобы ты в мою жизнь не вмешивался, в покое меня оставил – достал заботой! Своей жизнью живи – в мою не лезь! Работать хочу нормально и от тебя этого хочу!
– Я-то могу не лезть, только вот не хочу твоего второго инфаркта! Ты накрутишь себя сейчас, инфаркт заработаешь. Расслабься, нельзя так!
– У меня не было инфаркта, сколько раз тебе говорить!
– Прединфарктное состояние – один чёрт, ты сейчас себя накрутишь, загрызёшь – точно будет инфаркт. Давай с девушками познакомимся? Вон, гляди, смотрят на нас с тобой девушки!
– Ген, ты не понимаешь? Я тебе битый час объясняю: мне никто не нужен! Не хо-чу! У меня работа, у меня сын. И потом, Ген, я Вику люблю. Я забыть её не могу, очень люблю. Не сказал ей этого, не решился, побоялся. А теперь, когда мы расстались, постоянно об этом думаю!
– А ты её разыскать не пытался? Вернуть?
– Вернуть? Ген, то, что я ей сделал, как с ней поступил – женщина мужчине не прощает. Я понимаю – я ей не нужен. Ей без меня будет лучше. Пусть свою жизнь без меня строит. Я ей только счастья желаю…
Генка улыбнулся:
– А себе что ты желаешь? Как ты свою жизнь намерен строить? Ты же не живёшь – существуешь. И жить не собираешься. Ещё немного – в очередной инфаркт себя от тоски загонишь, и всё! Учти, я тебе этого сделать не дам! У тебя сын сиротой останется, тебе поднимать его нужно! И тебе всего тридцать пять! Помирать ой как рано! О родителях ещё подумай: мы и так им столько горя причинили! И ещё: ты вот о чём подумай –ты сказал, что того, что ты сделал, женщина мужчине не прощает. Это обычная женщина не прощает. Вика далеко не обычная. И простила тебя однажды. Сразу к тебе на помощь кинулась. Простила, потому что тебя, дурака, любила! Такая любовь сразу не проходит…
– Ген, почему всё так? Почему мне женщину найти не удаётся, ту, которая мне нужна. Вот я встречаю женщину и думаю – это она! Или мне кажется, что это она, любовь на всю жизнь, но удержать мне эту женщину не удаётся. И так дважды было. Я так любил Ольгу, жизнь за неё готов был отдать, а она ушла от меня. И теперь Вика… Почему?
– Ты меня спрашиваешь? Из нас двоих умник ты. Вот что я отвечу, умник: ты хороший мужик, честный, благородный, отличный архитектор, великолепный бизнесмен, я восхищаюсь твоими способностями! Ты потрясающий друг, я горжусь, что ты мой брат, но, извини, ты не умеешь строить отношений с женщинами. Ты свою любовь им отдаёшь, а их любовь не принимаешь, не даёшь себя любить, боишься их любви. Женщине нужно крепкое плечо и широкая спина. У тебя, на первый взгляд, это в избытке, но почему-то в критический момент ты отходишь в сторону, заставляешь решать женщину – расстаться вам или попытаться наладить отношения. Женщинам это не нравится. Знаешь, что женщина хочет? Она хочет, чтобы мужчина прикрикнул, кулаком по столу ударил, сказал, будет так, как я хочу, а ты не ударяешь, мямля! С Викой действительно по-скотски поступил. В этом ты прав.
– Ген, я объяснял: я хотел защитить её…
– Хорошо, а потом? Потом ты не боролся за неё? В сторону отошёл… Почему ты не боролся за неё, Руслан?
– Не боролся… Я сказал – я боялся за неё… Так лучше…
Генка не унимался:
– Кому лучше? Тебе? Я вижу, как тебе лучше: ты погибаешь! Ей? Не уверен! Я говорил – такая любовь, как у вас, не проходит…
– Да, не проходит. Знаешь, я того, что с Викой переживал, не переживал никогда и вряд ли переживу, – Руслан говорил, улыбаясь, и от этой улыбки у его глаз появлялись симпатичные мелкие морщинки. – Она мне руки целовала, а я её просил, чтобы она прекратила, не унижалась. Ты знаешь, она меня за эти слова чуть не убила! Ответила: для неё руки мне целовать – великое счастье! Тебе женщины руки целовали? – Генка в ответ только помотал головой, пока Руслан вновь заговорил: – А ты говоришь – ночной клуб, девушки… Знаешь, что бы я на твоём месте сделал бы?
Генка удивился:
– Что?
– Я бы в Пермь поехал бы. У Ленки, у жены твоей, прощение вымаливать. Постарался бы вернуть. Ты обидел её напрасно.
– Вот и хорошо, что ты не на моём месте! – Генка был зол на брата, но Андрей не обратил на его слова внимания, продолжал:
– А в общем, как хочешь! Давай остановимся, нравоучения прекратим, съедим что заказали, водки выпьем и спать пойдём. Если спать не хочешь – скатертью дорога, в ночной клуб, с девушками знакомиться. Но без меня…
Генка просил:
– Может, со мной пойдёшь? Что я без тебя? Посмотри, как на тебя девушки смотрят!
– Не на меня они смотрят, а на моё портмоне. Прикидывают, сколько там денег. На часы мои смотрят, золотые, остатки прежней роскоши, на костюм мой дорогой. Если бы я был чуть красивей обезьяны, но одет в тот же костюм, с теми же часами – на меня эти девушки так же смотрели бы. Если тусить пойдёшь – мне документы и деньги заранее отдай. И вот что… возьми! – Руслан вынул из кармана пиджака ключ, протянул Генке. – Я номер снял, для тебя специально, на ночь – вдруг понадобится. Иди, я без тебя хоть одну ночь высплюсь, храпеть рядом не будешь…
Генка взял ключ и опять спросил Руслана:
– Точно не пойдёшь со мной?
Тот потребовал счёт. Официант, кивнув, быстро принёс небольшую кожаную папку и удивился: гости почти ничего не съели, не выпили, а уже уходят…
ГЛАВА 2
Руслан поднялся в номер, который они с Генкой занимали уже неделю, снял пиджак, ботинки, упал на кровать, прикрыл глаза, подумал об их с Генкой совместном вояже в Москву. Генка был прав, когда сказал, что их поездка прошла удачно: всё, что намечали, сделали, и сделали быстро, всего за неделю. А намечали они следующее: поставить, наконец, точку в деле о разводе самого Руслана с его третьей по счёту женой. Развод он получил. Жена по поводу развода перестала возражать и даже изъявила желание помириться. Имущества совместного у них не было – развели их в два счёта. Ещё он планировал продать квартиру в Москве, жить в которой всё равно не собирался. Он купил её после развода со второй женой. Это была квартира в новостройке без ремонта, бетонная коробка, но в элитном доме, в хорошем месте, и продали её очень быстро. Деньги Руслану перечислили уже на следующий день после сделки.
И контракт Гордеевы отличный заключили, инвесторов дельных нашли – теперь санаторно-курортный комплекс, строительство которого они вели в курортном городе Южноморске, пойдёт намного быстрее.
Руслан прокрутил в голове недавний разговор с Генкой – а если тот прав, и Вика, девушка, которую он любил больше жизни, простила его?.. Если она всё ещё его любит? Она действительно необычная женщина.
Разыскать Вику? А что его ждёт при встрече с ней? Вполне возможно, он увидит её ледяные глаза, услышит: «Я не люблю тебя и никогда не любила!»
Может быть, ему и нужно это услышать, чтобы, наконец, излечиться навсегда от этого любовного кошмара, зажить нормальной человеческой жизнью, жить как Генка, например. Бегать за девушками, говорить им комплименты, может быть, даже жениться на какой-нибудь простой девушке и жить с ней без этих всяческих «любовей». А может быть, всё наоборот – Вика его ждёт? Может быть, она не забыла его? Может быть, прекрасная птица-счастье, давно занесённая Русланом Гордеевым в Красную книгу, смилостивится над ним, пожалеет его, взмахнёт своими волшебными крыльями и сделает ему невероятный подарок – любовь Вики?
Его размышления прервал стук в дверь. Руслан, ворча и тихонько ругаясь, пошёл открывать дверь, и, когда её распахнул, то увидел на пороге Генку в состоянии «сильно подшофе»: тот с трудом держался на ногах, покачивался, опирался о дверной косяк.
Руслан подхватил его, проводил в номер, бросил на соседнюю со своей кровать. Генка пробурчал что-то и, как показалось Руслану, сразу же, только лишь оказался в горизонтальном положении, заснул.
Он стащил с брата ботинки, укрыл одеялом, выключил свет, улёгся спать сам… и тоже заснул. Но отдых его длился недолго. Генка проснулся, стал будить:
– Умник, слышь, умник!
Руслан отозвался:
– Ген, отвали, заткнись, не мешай спать!
Но Генка не унимался:
– Заткнусь, я-то заткнусь! Только вот что скажу. Умник, ты как хочешь, а я решил – завтра едем искать Вику! У нас самолёт в четыре дня – времени хватит. Если не поедешь со мной, я поеду один. Но её я найду, на аркане к тебе приволоку, и вы поговорите. Я уверен, она тебя всё ещё любит. Вы будете счастливы.
- Ген, поедем вместе. Я поеду с тобой. Я решил.
Но Генка его уже не слышал, повернулся на бок и захрапел, затрубил, как стадо слонов.
Руслан вздохнул, закрыл голову подушкой. Похоже, его ждала очередная бессонная ночь…
ГЛАВА 3
В тот же вечер Вика Астахова нервно мерила шагами небольшое пространство своей квартиры в Южном Бутово. Позвонил её жених, Денис Соболев, обещал приехать через полчаса, сказал – необходимо серьёзно поговорить. От его «серьёзно поговорить» ее уже трясло. Он хотел поговорить с ней «серьёзно» постоянно. Обычно его «серьёзный разговор» начинался с занудного нравоучения – Вика рассеяна, ленива, она ничего не хочет, ни в чём его не поддерживает. Она, например, до сих пор – уже два месяца – не разобрала вещи, перевезённые с её старой квартиры, а должна была разобрать сразу после переезда!
И она почему-то совершенно не готовится к их свадьбе. Он ресторан заказал, задаток внёс, список гостей составил, маршрут свадебного путешествия продумал. А она ленится, не может приглашения для гостей выбрать – она же по магазинам ходит, могла бы в отдел сувениров зайти. И заграничный паспорт до сих пор не оформила – теперь, по её милости, они не поедут в свадебное путешествие!
Вика старательно выслушивала все претензии, с ним соглашалась, но делала по-своему. Он требовал, чтобы она похудела к свадьбе, твердил – у неё лишний вес: его мама так сказала! Вика так не считала. Да, у неё сорок восьмой размер, ну и что?
Её собачка, пекинес Плюшка, моталась по квартире за своей хозяйкой, не понимала, почему та не сидит, как обычно на диване, поджав ноги, прижав к себе свою любимую подружку, Плюшку, о чём-то напряжённо думая и мечтая.
Вика, наконец, успокоилась, устроилась на диване, закуталась от холода в квартире в плед, обняла Плюшку, прыгнувшую тут же на диван, к своей хозяйке под бок, и произнесла негромко:
– Ну что, Плюшенька, скоро придёт твой мучитель… Денис…
Плюшка, услышав «Денис», испуганно задрожала. Хоть Денис утверждал, что любит Плюшку, Вика понимала – на самом деле он её ненавидит; замечала, что он ненароком, исподтишка, пинал её ногой, да и Плюшка к нему особой любви не испытывала и постоянно портила, грызла его вещи.
Что удивительно – с момента появления в доме собака не испортила не одной вещи Вики! Портила исключительно вещи Дениса.
Вика вздохнула, оглянулась кругом, заметила – в квартире опять кавардак. Навести тут порядок было практически невозможно: всё свободное пространство заставлено и завалено неразобранными сумками, узлами и тюками. Но Дениса приструнить для неё было не проблемой – его монолог она прекращала влёт, просто говорила: «Я неидеальна, тебя раздражаю – найди другую, идеальную. Если тебе нужна я, принимай меня такой, какая я есть. Ты хочешь на мне жениться? Тогда прекрати нудить и успокойся…»
Вика давно поняла: что то, что она согласилась выйти за него замуж, её ошибка, и ошибка непростительная. Она не любила его, он был ей даже не симпатичен. Но когда он сделал ей предложение, она согласилась, почти не раздумывая. Тогда она считала его своим другом, схватилась за него, как утопающий за спасательный круг. В тот момент ей было плохо, она была одинока, раздавлена, несчастна, почти погибала, ей было страшно жить, и Денис единственный вызвался ей помочь. И к тому же он был молодым, красивым, высоким голубоглазым блондином, не пил, не курил и, что немало важно, был обеспеченным, с хорошей работой, машиной, квартирой. Он был идеальным женихом для всех одиноких девушек, живущих на земном шаре. Для всех, кроме неё. Но он, на её несчастье выбрал Вику. И теперь она не понимает, как ей от него отделаться!
Её размышления прервал звонок в дверь, Вика поняла – приехал Денис. Она глянула на часы. После его звонка прошло ровно полчаса. Не человек – швейцарский хронометр!
Она распахнула входную дверь, не спросив, кто пришёл, впустила в квартиру Дениса, как обычно, с букетом роз, и, опять же, как обычно, получила от Дениса нагоняй, что открывает дверь кому попало, совсем не спрашивая. И снова, как обычно, он попытался поцеловать её, она увернулась, сама чмокнула его в щёку. Вика, не возражая, выслушала нравоучения, приняла букет, прошла на кухню – единственное уютное место в квартире, – поставила букет в вазу, которую пристроила в центр круглого стола, занимающего половину крохотной комнатки.
Денис прошёл за ней, окликнул по имени, и Вика, услышав его голос, нервно вздрогнула, резко обернулась. Денис отодвинул от стола стул, вольготно уселся и предложил Вике присесть. Она опустилась напротив, покорно ожидая очередной нотации, но нотации не последовало: послышалось совершенно другое. Денис вещал:
– Вика, ты помнишь, что у нас с тобой скоро свадьба?
Вика кивнула. Она прекрасно об этом помнила: у неё их будущая свадьба уже в печёнках сидела. Денис твердил об этом каждый день, каждый час, просто зациклился. Но Вика была уверена – свадьбы не будет. Она выходить за Дениса не намерена.
Он продолжал:
– До свадьбы месяц! Ты палец о палец не ударила!
– Денис, мне кажется, ты принимаешь всё слишком близко к сердцу! Это наша с тобой свадьба, наш праздник, почему мы должны устраивать праздник для кого-то другого, а не для себя?
– Я не понял, ты не хочешь свадьбу?
– Я хочу свадьбу. Но не хочу пафосной свадьбы с сотней гостей. Не хочу выглядеть на своей собственной свадьбе как кукла Барби, воткнутая в кремовый торт. Не хочу на своей свадьбе непонятных гостей, приглашённых за деньги – и всё для того, чтобы похвастаться перед подружками! Извини, но это тупо, глупо и нелепо! Я хочу свой праздник отмечать так, как хочу! Я хочу надеть на свадьбу то платье, которое нравится мне, хочу, чтобы мужчина, за которого я выхожу замуж, выглядел так, как я хочу, а сама хочу выглядеть так, как он хочет…
– Викуш, тогда тебе придётся идти в ЗАГС вообще без одежды! – Денис искренне улыбнулся, и ей стало его немного жаль.
– Тогда я пойду без одежды, если ты так хочешь! – произнесла, сделав серьёзное лицо.
– Боюсь, моя мама этого не поймёт!
– А мы женимся для твоей мамы?
– Но мне важно мнение моей мамы, в отличие от тебя. Если ты не общаешься со своими родителями – это твои проблемы…
ГЛАВА 4
– Денис, я не нравлюсь тебе такой, какая я есть – найди себе другую, худую! В чём вопрос?
– Вика, ты мне очень нравишься, но мама говорит…
– Мне всё равно, что говорит твоя мама! Я выхожу замуж за тебя!
– Конечно за меня! Хочет моя мама или не хочет, мы поженимся! – Кажется, он принципиально хотел жениться – вот упёртый мужик!
И Вика кивнула, спросив:
– Будешь ужинать?
Денис, на её счастье, отказался, потому что кроме сосисок у неё в холодильнике ничего не было. В магазин она сегодня не ездила, а Денис из еды ничего не привёз, забыл, видно, правда торопился «серьёзно» поговорить о покупке свадебного платья.
Он засобирался домой, что порадовало Вику ещё больше, чем его отказ от ужина. Слава богу, сегодня не останется ночевать! Ей не придётся с ним спать!
Спать с Денисом для неё было наказанием. Не просто наказанием – унижением. Лёжа с ним в постели, она от отвращения сжимала зубы, отворачивалась, еле сдерживала слёзы, мечтая только о том, что бы всё быстрее закончилось. Всё заканчивалось относительно быстро, минут за десять, и происходило нечасто. А после Денис поворачивался к ней спиной и засыпал. А ей, после ночи с ним было плохо, её тошнило, кружилась голова. Она внушала ему: они физически не подходят друг другу, может, ей не стоит выходить за него замуж, может, им остаться друзьями? Он отвечал, она всё придумывает, у них всё отлично, он с ней себя отлично чувствует. А она с ним чувствовала себя плохо! Даже объятья и ласки его с трудом переносила: от поцелуев её коробило! Прощаясь в прихожей, надевая куртку, тщательно заматывая шарф, Денис опять завёл свою шарманку:
– Я приеду в воскресенье, ровно в десять часов. Будь готова. Причешись и накрасься. Боюсь, поиски платья займут много времени. Очень плохо, что ты не похудела. Если бы похудела –выглядела супер – мама и наши друзья так считают.
Вику всё это допекло окончательно, она взорвалась:
– Мама и друзья! Мне фиолетово, что считают твоя мама и твои друзья! Твоя мама вообще уверена, что я без роду, без племени, необразованная, невоспитанная, толстая уродина, ты меня на помойке нашёл! Я окончила Академию управления с красным дипломом, и родители мои не последние люди. Не олигархи, не миллионеры, но не последние люди. Ты унижаешь меня постоянно, гнобишь, скорее всего, испытывая от этого удовольствие. Вообще-то я на тебя не в обиде, мне тебя просто жаль. Если Господь Бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Ты хочешь на мне жениться, хочешь, чтобы мы стали семьёй, родили детей? Жениться на мне? Без роду, без племени? На толстой уродине? Зачем, Денис? Ты же не любишь меня. Если бы любил – не унижал. Я до последнего времени тоже себя убогой считала, но не так давно поняла, вернее, мне помогли это понять: я красивая и умная, и это не ты делаешь мне одолжение предлагая выйти за тебя замуж, а я делаю одолжение тебе, соглашаясь. Извини, будет так, как я хочу, а не ты и твоя мама. Лучше перенесём свадьбу или вообще отменим...
Денис молча выслушал, отвернулся к двери, начал крутить входной замок, пытаясь открыть, но вдруг крутить перестал и обернулся к Вике. Тут она увидела, как он побледнел, его голубые глаза вообще стали бесцветными, а он сам быстро заговорил:
– Он тебя бросил! Использовал и выбросил на помойку, а ты всё ещё его любишь! Это не я тебя унижаю, это он тебя унизил! Он сволочь, подонок – как ты можешь любить такого!
– А вот это тебя не касается! Выметайся из моей квартиры! – кричала Вика.
– Вика, родная, прости… – он обнял её за плечи, и она заметила у него на глазах слёзы, сменила гнев на милость:
– Ладно, проехали!
– Так я приеду в воскресенье, мы поедем за платьем?
– Хорошо…
Щёлкнул замок, Денис вышел, захлопнул за собой дверь, наконец-то покинув её квартиру. Вика стояла в коридоре, напряжённо задумавшись. Потом мотнула головой, стряхнув оцепенение, вернулась в комнату, расположилась на диване, опять закутавшись в плед. Плюшка, жавшаяся во время визита Дениса где-то по углам, тут же появилась, запрыгнула на диван, устроилась рядом, положив ей морду на колено. Вика гладила густую собачью шерсть и размышляла, как ей теперь быть. Но вдруг её осенило… Она ясно поняла: хватит дурацкой гордости, закомплексованности, не может – значит, ей нужно поехать и поговорить с ним. А не захочет он с ней разговаривать – заставить! И эту идиотскую свадьбу с Денисом просто необходимо отменить. Денис стращал, что она ему денег должна, большую сумму, но ведь она ему отдаст, без вопросов, у неё есть деньги. И подарки его вернёт – дорогой телефон и кольцо с бриллиантом, подаренные на помолвку. Она кольцо ни разу не надела: оно ей просто было не нужно, она его не заслужила – пусть Денис это кольцо следующей своей невесте преподнесёт.
Он хочет в воскресенье приехать? Вот в воскресенье она с ним поговорит и подарки ему вернёт, и деньги. А в понедельник она уедет…
Но всё разрешилось гораздо раньше, не в воскресенье или понедельник, а на следующий день – в субботу…
ГЛАВА 5
Несколько месяцев назад, весна, Москва – Южноморск
«День будет неудачным! Ещё бы, понедельник…» – Вика Астахова подумала об этом сразу, как только проснулась в то ненастное утро, открыла глаза и глянула в окно. За окном виднелось настоящее световое шоу, барабанил проливной дождь, а ведь ещё вчера, в воскресенье, светило яркое жаркое солнце, и казалось, что уже наступило лето. Однако это были только мечты самое тёплое время года не наступило.
В общем, всё правильно: цветёт черёмуха к похолоданиям – Вика заметила это ещё вчера. Беспросветный дождь за окном – это ещё полбеды! Даже четверть, или вообще одна восьмая!
Выйдя на улицу, она сразу же ощутила страшный могильный холод, а ведь и подумать не могла, что в мае может похолодать настолько сильно – температура опустилась почти до нуля градусов. Вика обладала редкой способностью одеваться не по сезону: в жару могла нарядиться в тёплый свитер, а в прохладную погоду – в лёгкий топ. Вот и сегодня она вышла на улицу в кофточке с коротким рукавом и юбке, при этом всё же накинув лёгкую курточку-ветровку. На ногах – летние туфли, которые промокли моментально. Испортившейся погодой, проливным дождём и могильным холодом и, как следствие, промокшими ногами неприятности у Вики не закончились. Это было всего лишь начало! Ее верная подружка, старенькая «девятка» не завелась.
Вика стояла под зонтом, в огромной луже, рядом с заглохшей машиной и плакала. Автомобиль был её спасением, и именно сейчас он сломался.
Загребая мокрыми туфлями грязную холодную воду из луж, она потащилась к станции метро «Парк культуры» и приехала в офис рекламного агентства, где работала уже второй год, с опозданием на целых полчаса. Разумеется, догадываясь, что сейчас получит нагоняй от начальства. Впрочем, к подобным претензиям она привыкла, получала их почти ежедневно, и не только за опоздания.
Агентство, где работала Вика, считалось не слишком престижным, а потому работа там ей категорически не нравилась: тоска страшная, зарплата копеечная, но и работала она, честно говоря, спустя рукава. И с первого дня, как устроилась в это агентство, ей всё время хотелось найти другую работу. Но работа не находилась, и Вика уже начала сомневаться в своём успехе.
Попав, наконец, в офис, она тихонько пробралась на своё рабочее место в помещении бухгалтерии, включила компьютер, скинула мокрые туфли, попыталась нащупать ногой под столом другую обувь – нарядную, на высоких каблуках. В эти туфли она переобувалась зимой, снимая сапоги. Она шарила ногами под столом, стараясь обуться, однако одна туфелька никак не поддавалась – перевернулась, замялся задник. Тогда Вика, ворча и тихонько ругаясь, полезла под стол, нашла там несносную пару, расправила задник, аккуратно поставила, хотела обуть, как вдруг услышала требовательное:
– Виктория Викторовна! – это говорил главбух, её шеф, пожилой лысоватый мужичок, военный финансист в отставке. Вика выглянула из-под стола, главбух посмотрел на неё, поморщился и бросил: – Вечно от вас проблемы! Посмотрите на себя! Похожи на чучело! И опять опоздали! Что на этот раз? Понос? Золотуха? Пробки на дорогах?
Вика пробормотала:
– Машина не завелась…
Шеф потребовал:
– Громче!
Вика произнесла громче:
– Машина не завелась!
– Ах, машина! Как все нормальные люди на метро нужно ездить и раньше вставать! Идите, вас Олег Валентинович вызывает! Там с договором, который по подсолнечному маслу, какие-то проблемы! Именно вы этот договор готовили. Только в порядок себя приведите.
Вика, наконец, обула злосчастную туфлю, вылезла из-под стола, поднялась, пошла к выходу из кабинета, где висело большое круглое зеркало. Она взглянула на себя и пришла в ужас. Тщательно наложенный утром макияж растёкся от дождя, размазался по всему лицу, на щеках – чёрные полосы от туши. А влажные намокшие волосы висели слипшимися прядями. Да, действительно чучело…
Вика вернулась к своему столу, порылась в сумке в поисках косметички. Косметички не было. Что ж, неудивительно. Она постоянно забывала или просто теряла всё и вся – ключи, документы, теперь вот косметичку. У неё воровали кошельки и мобильные телефоны. Её бабушка твердила – ты ворон считаешь, серьёзней нужно быть.
В сумке нашлась пачка влажных салфеток, с помощью которой она принялась энергично тереть лицо у зеркала. Главбух, всё время стоящий в дверях, наблюдал за ней и цедил сквозь зубы:
– Прошу Вас, Виктория Викторовна, Олег Валентинович ждёт!
– Я сейчас, я быстро… – оправдывалась Вика.
Стерев косметику, метнулась к столу и опять принялась рыться в сумке в поисках расчёски, вытряхнула всё из сумки, но расчёски не было! Главбух в это время метал гром и молнии:
– Виктория Викторовна, через минуту не пойдёте со мной – уволены!
Вика теперь лихорадочно рылась на своём столе, перебирала бумаги. Наконец нашла обычную аптечную резинку, собрала на макушке волосы в хвостик, закрепила найденной резинкой и бросила главбуху:
– Я готова, пойдёмте…
Тот помотал головой, вздохнул, резко повернулся и почти побежал к кабинету генерального.
Вика едва успевала за ним: высокие каблуки туфель всё время подворачивались, пару раз она даже чуть не упала. Главбух резко распахнул дверь кабинета генерального, втолкнул Вику, вошёл следом и обратился к руководству:
– Олег Валентинович, это Виктория Викторовна…
Олег Валентинович сдвинул на кончик носа очки в массивной черепаховой оправе, глянул поверх очков на сотрудницу. А она смотрела на генерального директора и с тоской думала: вот несчастный человечек – страшненький, маленький, лысенький, в очках и ещё без пару! Ужас!
Очки в большой массивной оправе страшно портили этого и без того несимпатичного мужичка, но такая оправа была сейчас в тренде, и Олег Валентинович не мог пройти мимо модной оправы. Он вообще приобретал только самое востребованное и дорогое, что, напротив, абсолютно его не красило.
А причёска? Вернее, её отсутствие. Голова у генерального гладко выбрита, выскоблена до блеска, отполирована. Он считает, что ему так очень идёт? Да просто уродует!
Генеральный директор встал из-за своего стола, подошёл к Вике, оглядел её с головы до ног. Вика – девушка не мелкая и не худенькая, плюс ещё высоченные каблуки и хвостик на макушке. Зато Олег Валентинович был ниже её на целую голову, но видом очень и очень серьёзный. Ей тут же захотелось стать меньше ростом, похудеть, скинуть дурацкие туфли, распустить идиотский хвостик. Генеральный продолжал молча изучать Вику. Главбух стоял поодаль. Она не понимала, что происходит, чего от неё хотят? Она пыталась вспомнить тот договор, о котором говорил главбух – договор как договор, ничего особенного. Наконец генеральный сказал:
– Присядьте. Виктория Викторовна? Правильно?
Вика кивнула, прошла по кабинету, села на краешек стула, стоящего у стола генерального, глянула на Олега Валентиновича, опустила глаза. Генеральный обошёл свой стол и сел в массивное кожаное кресло, в котором просто утонул. Большое кресло и маленький лысенький генеральный выглядели настолько потешно, что Вика не сдержалась и прыснула в кулак. Но генеральный смотрел строго.
ГЛАВА 6
Пауза затягивалась, и тогда Вика, не выдержав, спросила:
– Что-то случилось? Я в чём-то провинилась?
Генеральный улыбнулся:
– Нет, что вы, Виктория Викторовна…
– Тогда что же случилось?
Главбух сделал Вике замечание:
– Виктория Викторовна, помолчите…
Но генеральный сказал, обращаясь к главбуху:
– Виктория Викторовна имеет право спрашивать, зачем её вызвали!
Что Вика и сделала – она опять спросила у генерального:
– Что произошло? Зачем я понадобилась? Что с договором?
– Нет, что вы, всё в порядке! С договором всё в порядке…
– Тогда что не так?
Генеральный подался к Вике всем телом, подвинулся поближе, и она почувствовала приторный запах одеколона, заметила идеальный маникюр руках и маленькую бриллиантовую серёжку в ухе. Вика думала: «Если через минуту не уйду – умру! От смеха!».
Генеральный произнёс:
– А вот что! Виктория Викторовна, президент компании, которая заказала нам рекламу подсолнечного масла, очень просил меня познакомить его с той очаровательной девушкой, которая готовила к подписанию его договор. Он видел вас, когда вы приезжали в офис их компании. Виктория Викторовна, я хочу спросить –вы согласны на встречу с нашим партнёром?
Вика сделала вид, что не поняла, и переспросила:
– Зачем?
Генеральный смотрел на неё с недоверием, похоже, ждал подвоха:
– Как – зачем? Он хочет познакомиться с вами…
– Зачем?
– Ну как – зачем? Вы понравились ему…
– Он сам не может это сказать? Или вы подрабатываете сутенёром?
Главбух вспылил:
– Виктория Викторовна! Вы подумайте, что говорите…
Но генеральный опять остановил его:
– Виктория Викторовна подумает… Ведь подумаете?
Вика встала и пошла к выходу, в то время как генеральный крикнул вслед:
– Виктория Викторовна, подумайте! Это наши хорошие партнёры, и мне не хотелось бы портить с ними отношения!
– Нет… – бросила она короткое и вышла из кабинета, хлопнув дверью.
Шла по коридору по направлению к помещению, где располагалась бухгалтерия, с силой впечатывая высокие каблуки туфель в щербатые доски паркета. Её догнал главбух:
– Виктория Викторовна, что вы себе позволяете! Вам что, не нужна работа в нашей компании?
Вика остановилась, окинула его взглядом:
– Мне нужна эта работа. Но я не продаюсь, я не женщина лёгкого поведения. Вы разве не заметили?
Но главбух не унимался:
– Не заметил… Вы все маленькие шлюхи…
– Кто – все?
– Девки молодые…
Вика, отвернулась, закусила губу, всхлипнула, стараясь не разрыдаться, и направилась дальше по коридору.
А на своём рабочем месте, в уголке бухгалтерии, она наконец-то дала волю слезам. Женщины, работающие вместе с ней, утешить её не спешили. Они слышали, как с Викой разговаривал главбух, что её вызвали к генеральному, считали, что она в чём-то провинилась, и, ринувшись утешать, боялись навлечь на себя гнев начальства.
В сумке заиграл мобильный телефон. Она вытерла слёзы, подтянула к себе аксессуар, порылась, нашла мобильный, посмотрела, кто звонит. Звонила мама.
Вика вышла с телефоном в коридор.
– Викулечка, как наши дела?
– Мама, я стараюсь, я делаю всё возможное…
– Ты не понимаешь: ждать нельзя. Деньги нужны немедленно!
– Мама, продать большую квартиру непросто. Найти другую, подходящую – ещё сложнее. Я смотрю квартиры, но ничего не подходит! А те деньги, что я тебе переслала, пять тысяч?
– Их уже нет. И деньги Германа Николаевича закончились. Ты понимаешь, расходы очень большие, очень. Нужно где-то жить, квартиру снимать. Вика, я тебя очень прошу, поторопись. От денег, которые мы получим, продав квартиру, зависит жизнь человека. Вика, я тебя умоляю! Я понимаю, тебе не хочется, тяжело. Я свалила на тебя всё... Но мы договорились!
Мама плакала. Вика стала её успокаивать, уговаривала не рыдать, обещала, что всё сделает в ближайшее время. Но, как только нажала на телефоне кнопку отбоя, тот снова моментально затрезвонил. Она машинально ответила и тут же пожалела, что ответила. Звонил сотрудник риэлтерского агентства, Денис Соболев. Вика вздохнула и приготовилась к тяжёлому разговору, который действительно оказался непростым.
– Вика, послушайте, мы не можем ждать, – убеждал её Соболев. – Нужно искать квартиру: могут возникнуть серьёзные проблемы. Вика, прошло две недели, мы взяли задаток, пять тысяч долларов, а квартира до сих пор не найдена. Я обеспокоен!
– Я ищу квартиру, – оправдывалась она.
– Вы не ищете. Вы посмотрели уже больше десяти квартир, и вам ничего не нравится. Если не найдёте квартиру в течение оставшихся двух недель, мы будем вынуждены отдать задаток. Где мы возьмём деньги? Если бы задаток лежал у нас в офисе, я бы так не нервничал, но вы уговорили меня отдать эти деньги. Вы нуждались в деньгах, просили, плакали. Я поверил. На стометровую квартиру, на Комсомольском, покупателя найти сложно. Вы хотите за неё слишком много, и квартира в плохом состоянии. Это счастье, что мы нашли покупателя. Я его неделю уламывал, достоинства квартиры описывал. Если сейчас его упустим, нового покупателя скоро не найдём. Нельзя так безответственно подходить к серьёзному вопросу. Речь идёт о больших деньгах, очень больших, подумайте об этом!
Вика лепетала:
– Я должна была передать деньги своей матери… Ей деньги очень нужны. Я найду квартиру, я подумаю, я всё сделаю…
– Я прошу вас это сделать, если не хотите неприятностей. Я скину по электронной почте три адреса. Вы должны сегодня, непременно сегодня посмотреть эти квартиры. Квартиры там, где вы хотите. На юго-западе. Две на Вавилова, одна на Власова. Во сколько сможете?
– В семь часов.
– Я договорюсь. Вы их посмотрите. Обещаете?
– Да, посмотрю.
– Хорошо.
Она вернулась на своё рабочее место. Вздохнула, глянула в окно, увидела мрачное серое небо и нескончаемый моросящий дождь.
Какой неудачный день, и это только начало! Сейчас одиннадцать утра. Что ещё произойдёт до вечера? От этих мыслей ей стало страшно. И ещё все её поучают, заставляют подумать: её мама и генеральный директор их фирмы, главбух и сотрудник риэлтерского агентства! Она и так всё время думает, мозги уже все сломала, голова пухнет! Неприятность на неприятности и неприятностью погоняет! И не только у неё, у её мамы тоже!
Вика посмотрела в угол кабинета – там валялись туфли, в которых она пришла утром, мокрые и грязные, от них уже натекла лужа. Потом перевела взгляд на нарядные туфли на одиннадцатисантиметровых шпильках, те самые, в которых была обута сейчас. Затем посмотрела на мокрую ветровку, висевшую на вешалке у двери, и подумала, высохнет ли она до вечера или нет?... Даже если не высохнет, выхода у неё другого нет – придётся идти смотреть квартиры в мокрой ветровке и в либо мокрых туфлях, либо на одиннадцатисантиметровых шпильках.
Какой жуткий день! Отвратительный, неудачный день!
ГЛАВА 7
Тем же утром, развалившись в офисном кожаном кресле и положив ноги на письменный стол, Руслан скомкал факс, только что пришедший из очередного банка, запульнул в угол кабинета и чётко попал в стоящую там мусорную урну. Этот день для него начинался крайне неудачно. Опять отказ в кредите! Если в ближайшие пару дней он не достанет денег, строительство крупнейшего санаторно-оздоровительного комплекса с гостиницей и аквапарком, что вела его компания по проекту, замрёт надолго. А они и так отстают от графика. Убытки страшные. Рассчитаться со взятыми ранее кредитами тоже не получается.
Замкнутый круг.
Ему, Гордееву, впервые доверили крупный, серьёзный проект, и ему просто необходимо найти инвесторов или получить кредит в банке. Но инвесторов нет, кредиты не дают, причин, почему не дают, не объясняют – тупо отказывают. Появляются какие-то тёмные личности, криминальные авторитеты, деньги предлагают, условия выставляют неприемлемые. Но с криминалом он иметь дело не будет.
Где взять деньги? Обратиться за помощью к хозяевам фирмы, которые его на должность генерального назначили? Но они ему дали полную свободу действий! У него в контракте это написано. В принципе, он может разорвать контракт – на его место назначат другого, и тот другой, возможно, справится со стройкой. А он, Гордеев, отправится в отставку и в лучшем случае – сопьётся. А в худшем? И ещё суды! Его донимают суды! Суды с жителями хутора Вишнёвый. Строительство санаторно-оздоровительного комплекса полным ходом уже идёт, а границы участка, отведённого под это строительство, как выяснилось, определены неправильно. Жители хутора возражают: у них землю, по праву им принадлежащую, отбирают – они подали в суд.
По всем новостным каналам, во всех газетах эту ситуацию мусолят: «Богатеи-капиталисты бедных жителей южного хутора обижают!» Жители митинги устраивают, и в первых рядах – родной брат Руслана. Геннадий. Генка! И управы на Генку нет. Он считает, что Руслан – причина всех зол, а Руслан уже у родителей, на хуторе, не появляется. Скандалить с Генкой не хочет, видит, как из-за этих скандалов родители страдают, переживают, лекарства от давления высокого принимают. Ещё одна напасть – экологи против строительства возражают, экологическая экспертиза проекта им не нравится, поэтому тоже в суд подали. Замкнутый круг!
Его архитектурные проекты всегда были смелыми, авангардными, на грани с безумием. Они или безоговорочно нравились, или так же безоговорочно были неприемлемы – всё зависело от характера и настроения того, кто эти проекты заказывал. Санаторно-оздоровительный комплекс Руслан задумал лет двадцать назад, как только впервые увидел пустырь на берегу моря. Этот участок находился невдалеке от того самого хутора Вишнёвый, где сейчас проживала его семья – родители и брат. А когда Руслан и его брат Геннадий были детьми, на хуторе Вишнёвый жили их дедушка и бабушка, и братья проводили там летние школьные каникулы.
Предложив Руслану работу, хозяева холдинга ссылались на то, что никто лучше Гордеева не знает объект. Руслан возражал – бизнесом он давно не занимался! Его убеждали – он справится, он сможет. И потом – он же, Руслан Гордеев, родился в Южноморске, там всех знает, со всеми знаком. Ему и карты в руки…
Руслан размышлял недолго. Позже он признавался себе, что согласился на предложение возглавить строительство сразу, как только это предложение услышал, а отказывался так, для проформы. Он мечтал о большом бизнесе, хотел проявить, показать себя. И ещё ему было нужно, просто необходимо уехать из Москвы. По личным обстоятельствам.
Руслан спустил ноги на пол, чуть отодвинулся от письменного стола, выдвинул нижний ящик, достал из ящика бутылку водки. Отвернул металлический колпачок, глотнул прямо из горлышка, затем посмотрел на бутылку. Подумал немного, отпил ещё, завернул колпачок и поставил бутылку на место. Потёр лицо руками: ему нужно сосредоточиться и что-то решать. Делать нужно дело. Не раскисать. И пить поменьше: что-то больно много он в последние месяцы пьёт, с утра уже начинает, семимильными шагами к алкоголизму идёт. Ему нужно выпить кофе и работать.
Он снял телефонную трубку, набрал короткий номер, дождался ответа секретаря и попросил зайти к нему в кабинет.
Секретарь Гордеева, Аня, молодая девушка модельной внешности, с длинными, почти до талии, русыми волосами в то утро тоже была не в духе. Вечер накануне она провела в ночном клубе, поздно легла и, естественно, проспала, не выспалась, собиралась в спешке, не успела как следует уложить волосы и накраситься. А с её начальником недопустимо выглядеть плохо. У неё с начальником роман. И девчонки, работающие в офисе, ей откровенно завидуют, а за её спиной обсуждают или осуждают.
А чему тут завидовать? Всё идёт не так, как Ане хотелось бы,
ГЛАВА 8
Анины печальные мысли прервал телефонный звонок – её хочет видеть как раз тот мужчина, о котором она думала, – Руслан Олегович. Она встала, одёрнула юбочку, поправила волосы, толкнула дверь кабинета и спросила:
– Вызывали, Руслан Олегович?
Чуть больше открыла дверь, вошла, не закрывая за собой кабинет, остановилась на пороге, ждала приглашения. Гордеев кивнул:
– Да, Анюта, заходите…
Аня прикрыла за собой дверь, покачивая бёдрами, прошла по кабинету, присела на краешек письменного стола своего начальника и вопросительно посмотрела на него. И в который раз подумала – её руководитель очень интересный мужчина, не отнять у него этого, всё при нём. Гордеев улыбнулся своей потрясающей улыбкой, Аня придвинулась ближе, коленкой легонько коснулась его бедра.
За те месяцы, что они были вместе, она так и не смогла научиться предугадывать его настроение, улавливать реакцию, как он поведёт себя в той или иной ситуации, что сделает, оттолкнёт её или обнимет? Гордеев отреагировал как ей хотелось: потянул к себе, усадил на колени. Она обняла его за шею, поцеловала и, уловив лёгкий запах алкоголя, переместила руки ему на плечи. Потом заглянула в глаза и произнесла негромко:
– Зачем ты пьёшь, тем более с утра? Тебе не нужно…
Он резко спросил:
– Что не нужно?
Она вздохнула, подумала о том, как же ей тяжело, какой сложный он человек, слово по простоте не скажет, но повторила:
– Пить не нужно. Спиртное, с утра…
Перестал улыбаться, лицо его посуровело, сказал как отрезал:
– Я не пью. Не люблю, когда делают замечания – ты это знаешь!
Она оправдывалась:
– Я не делаю тебе замечания, Руслан! Я просто не хочу неприятностей. Так для тебя лучше. Ты вынуждаешь в твоё отсутствие лазить у тебя по ящикам, выбрасывать спиртное.
На его щеках заходили желваки, лицо стало каменным. Аня поняла – сказала что-то не то. Он действительно не любил нравоучений. И вот теперь он столкнул её со своих колен, как надоевшую, нашкодившую кошку, и произнёс почти грубо:
– А ты в моё отсутствие лазаешь по моим ящикам?
Аня молчала, чуть не плакала от обиды, а он всё не унимался:
– Значит, лазаешь по моим ящикам? Интересное нашла? Расскажи!
Она прошептала:
– Я ни разу не открыла ни один твой ящик. Я забочусь о тебе, Руслан! Тебе не нужно пить.
Он сменил гнев на милость, обнял её за талию, похлопал по бедру:
– Ладно, извини, погорячился! Не дуйся. Я выпил совсем чуть-чуть, просто на душе паршиво. Не буду больше…
Она сняла со своего бедра его руку, обошла кресло, обняла его со спины, потёрлась щекой о его макушку. Он погладил её руки, обнимающие его, повернулся к ней и предложил:
– Давай поужинаем сегодня? Где ты хочешь?
Она удивилась:
– Поужинаем?
Он повторил:
– Ну да, поужинаем. Я для тебя неподходящий кавалер?
Она обрадовалась:
– Подходящий, очень подходящий… А где?
– Где хочешь? В «Венеции»? – «Венеция» считалась самым модным и самым лучшим рестораном в их городе. – Позвони туда, закажи столик!
Она всё ещё не верила:
– Руслан, ты правда хочешь ужинать со мной в «Венеции»?
– Правда!
– В семь?
– В семь… А сейчас кофе мне принеси, покрепче…
Тут на столе у Гордеева зазвонил телефон, но он не спешил снимать трубку, вопросительно смотрел на Аню. Та дотянулась из-за его спины до телефона и ответила:
– Приёмная Гордеева…
Руслан мотнул головой, прошептав:
– Меня нет…
Аня говорила в трубку:
– Его нет на месте… Не знаю, во второй половине дня… Хорошо, передам… Завтра, в десять в администрации…
Она аккуратно положила трубку, и он спросил:
– Что – завтра в десять?
– Завтра в десять нужно быть в администрации города – глава администрации вызывает.
– А зачем – не сказали?
– Похоже, серьёзное! Звонила секретарь, говорила очень сухо.
– Думаю, права! Ругать будут. Если бы главе администрации от меня что-то было нужно личное, он на мобильный бы позвонил. Мы в школе вместе учились, он на два класса старше. Анют, не дрейфь, прорвёмся! Иди за кофе, столик не забудь заказать, в «Венеции», покажем – у нас всё отлично.
Анюта поспешила в приёмную: варить Гордееву кофе и заказывать столик в лучшем ресторане города. И пока она его варила, её не покидала мысль: предстоящий ужин в ресторане – пир во время чумы.
Геннадий Гордеев в то же утро сидел в небольшом кафе в центре Южноморска и страшно нервничал. Салфетка, которой он вытирал пот, обильно выступающий на лбу и шее, была уже абсолютно мокрой. Он пожалел, что назначил встречу именно в этом кафе: наверное, нужно было бы договориться о встрече где-нибудь на улице или парке.
В кафе было жарко и душно, не работал кондиционер, и Геннадий просто задыхался. Когда ему сегодня утром позвонил неизвестный и настоятельно попросил о встрече, он почему-то вспомнил именно это кафе, оно ему всегда нравилось. Кафе было уютным, каким-то домашним, но сейчас эта уютная и домашняя обстановка его раздражала. Человек, который назначил встречу, опаздывал, и Геннадию казалось, что его разыграли и встречи не будет, а утренний звонок – проделка его брата, который просто горит желанием его унизить.
Сегодня рано утром в доме Гордеевых, на хуторе Вишнёвый, раздался телефонный звонок. Звонивший попросил услышать Геннадия и сообщил, что у него есть конфиденциальная информация, касающаяся Руслана. Поговорив с неизвестным, Генка, ничуть не сомневался: информация действительно есть, и информация стоящая. И вот теперь в этом уютном кафе Генка умирал от нетерпения и страшно боялся разочарования, не хотел показаться дураком.
Генка был моложе Руслана на два года, и класса до восьмого старший брат был для него идеалом. Ещё бы, его старший брат был знаменитостью. Самый умный и самый красивый парень в школе, да не только в школе, в районе, а может быть, и в городе… Генка братом восхищался, гордился, во всём ему подражал, ходил за ним хвостом, одевался так же, как он, и стригся также. Но через некоторое время, став чуть постарше, понял – своей собственной жизнью он, Генка, не живёт, а живёт жизнью брата, в тени брата.
Генка начал думать, что брат превосходит его во всём. Брата больше любят родители и уважают друзья, он умнее, красивее, и абсолютно все девчонки, с которыми знакомился Геннадий, через какое-то время становились девчонками его брата.
ГЛАВА 9
Генка начал думать, что брат превосходит его во всём. Брата больше любят родители и уважают друзья, он умнее, красивее, и абсолютно все девчонки, с которыми знакомился Геннадий, через какое-то время становились девчонками его брата.
Генке стало казаться, что Руслану доставляет удовольствие иметь бесплатное приложение. Гордеев младший сопротивлялся всеми силами, пытался доказать, что он самостоятельная личность, но это у него плохо получалось: его жизнь, по его же мнению, была разрушена, и виною всему был брат.
Когда Руслана забрали в армию, Генка вздохнул спокойно. Оказалось, преждевременно. Его всё равно воспринимали исключительно братом Руслана, и до окончания школы, целых два года, он это терпел! После поступил в лётное училище. Не так чтобы он очень хотел быть лётчиком – просто мечтал уехать подальше от родителей, друзей и знакомых. Он хотел перестать быть братом Руслана Гордеева…
Окончив училище, распределился на Север, женился, у него появились двое детишек. Домой он не ездил, даже в отпуск: боялся встретить брата. Душа его была отравлена ненавистью, и с годами эта ненависть не проходила, а только усиливалась. Он смаковал её, холил, лелеял, любовался ею. Его жизнь приобрела, наконец, реальный смысл – превзойти успехи брата, догнать и перегнать. А успехи у брата были просто отличные. Он поступил в архитектурный институт, с отличием окончил, жил в Москве, занимался строительным бизнесом, зарабатывал приличные деньги. Это рассказывала Генке мать – он сам о брате не спрашивал никогда.
Мать не понимала его. Уверяла, Руслан всегда интересуется им, радуется успехам. Геннадий отвечал, что старший брат радуется не его успехам, а его неудачам! Руслан успешный, богатый, красивый, а Геннадий – простой военный лётчик с низкой зарплатой и двумя детьми.
Но то, чего так боялся Геннадий, произошло. Один единственный раз, три года назад, он с женой и детьми приехал в отпуск к родителям, и именно в это же время туда приехал Руслан, на пару дней – тоже привёз жену и сына. Но именно тогда тот познакомился с женой Геннадия, и, как считал сам Геннадий, у них завязался роман. Гордеев младший измучил подозрениями и ревностью жену, дело дошло до развода. Жена бросила его, уехала к родителям, заявив, что он, Генка, псих, она всегда это подозревала, и вот теперь уверилась в этом полностью. Ни минуты с Генкой рядом не останется и детей не оставит…
Генка запил, из армии демобилизовался, пытался устроиться на работу, колесил по России, но удача от него отвернулась: работы приличной он найти так и не смог и опять в своих несчастьях винил брата. Но на его улицу всё-таки пришёл праздник: как-то разговаривая по телефону с матерью, что делал нечасто, он узнал, что Руслан вернулся в их родной город и руководит крупным строительством. Генка понял – это его звёздный час, вот теперь он с братом поквитается, кровушки ему попьёт.
Поехал к родителям, поселился вместе с ними, начал противоборство с братом. Родители уговаривали Генку остановиться, просили прекратить вражду, боясь за своих сыновей, но тот был неумолим: Руслан его ненавидит, он разрушил его жизнь, лишил его семьи.
Мать говорила – посмотри, вы внешне похожи, и по характеру! Успокойся, поубиваете же друг друга! Они действительно с Русланом были похожи, как близнецы: высокие, широкоплечие, темноволосые, темноглазые, с правильными чертами лица. Для Генки были оскорбительны слова, что он похож на брата, он всячески стремился быть индивидуальностью.
Руслан одевался модно, любил красивые вещи, дорогие машины, курил дорогие сигареты, а Генка предпочитал полувоенный камуфляж, ездил на отцовской «Копейке» и курил «Приму». И стригся Генка очень коротко, в отличие от брата, обладателя ухоженных волос.
И вот теперь Геннадий сидел в жарком и душном кафе, ждал назначенной встречи, извёлся совсем в ожидании, окончательно взмок. Чёрную футболку, в которую он был одет, можно смело выжимать. Он стянул с коротко стриженой головы бейсболку, вытерся в очередной раз салфеткой, оглянулся вокруг, ища глазами мусорную урну, чтобы выбросить платочек, но не нашёл и брезгливо засунул мокрый клочок в карман штанов. Из стаканчика, стоящего на столе, вытащил ещё одну бумажную салфетку, промокнул лицо, затылок и шею. Салфетка превратилась в мокрый комок, который Геннадий теперь незаметно столкнул со стола на пол.
Генке страшно хотелось курить, но закурить в такой духоте было бы самоубийством. Он тяжело вздохнул, махнул рукой официантке и попросил стакан воды со льдом, пятый за те полчаса, что он плавился от жары в этом кафе. Просидев ещё минут десять, выпив шестой стакан воды, превратив в мокрые комки ещё с десяток бумажных салфеток, Генка уверился – его разыграли, и собрался уходить… Но звякнул колокольчик, расположенный над входной дверью, и на пороге появился немолодой мужчина в дорогом деловом костюме. Он тотчас огляделся вокруг и направился прямиком к столику, за которым сидел Генка, опустился на стул напротив.
Гордеев положил локти на стол, приготовился к разговору, а вошедший начал извинятся:
– Бога ради, простите! Непредвиденные обстоятельства! Предупредить не смог. Номера вашего мобильного я не знаю, номер телефона кафе я в справочнике не нашёл. Простите, заставил вас ждать!
Генка махнул рукой:
– Да не просите прощения. Посидел здесь, подумал о жизни. А мобильного телефона у меня с собой нет. У нас на хуторе мобильная связь почти не работает, вышку нужно дополнительно ставить, а никто этого делать пока не хочет: слишком мало народу на хуторе живёт, и в основном бедняки. Вот построят санаторный комплекс, тогда и вышку поставят. Правда, стационарный телефон у нас хорошо работает… Так что у вас за информация?
– Геннадий, я работал в детективном агентстве, и пару лет назад мы по заказу одной дамы следили за её мужем. Дама подозревала мужа в неверности – не без оснований. Подозрения подтвердились. Фотографии стали доказательством и были переданы даме в нескольких конвертах, но один конверт затерялся. Агентство, где я работал, ликвидировано, бывшие сотрудники, разбирали оставшиеся бесхозные документы…
– Ну и что?
– Дальше слушайте. Нашли конверт с фотографиями двухлетней давности. Тот конверт, что затерялся. И на фотографиях – муж дамы.
– А какое я имею отношение к этой даме и её мужу?
– Прямое. Мужчина на фотографиях, муж дамы – ваш брат.
Генка похолодел, липкий пот, покрывающий его с ног до головы, мгновенно высох, мокрая холодная футболка обжигала спину. Он не мог произнести ни слова, губы не слушались, онемели. В ушах у него звенело, в глазах прыгали яркие звёздочки, руки у него дрожали. Он с трудом разлепил губы и, еле ворочая шершавым языком, проговорил:
– Покажите, фотографии покажите, пожалуйста…
– Вот смотрите! На каждой фотографии дата. Двухгодичной давности.
Неизвестный веером на столе выложил перед Геннадием фотографии. Тот брал в дрожащие руки по очереди каждую из них, рассматривал, клал обратно на стол. На фотографиях были его жена и брат, вместе, в обнимку, в машине. Вот они целуются, вот его жена нежно смотрит на брата, вот его брат нежно смотрит на его жену. Правда, жена давно уже бывшая, они расстались с Геннадием именно два года назад.
Подозрения Генки оправдались! А его бывшая жена называла его психом. Так не псих он, оказывается. И тут у него возник резонный вопрос:
– Как вы меня нашли, почему решили отдать фотографии?
Незнакомец улыбнулся:
– Да очень просто. Я здесь на отдыхе, выдалось свободное время, а погода на улице была дождливая, ещё не сезон, прохладно, гулять не хотелось, вот я и решил телевизор посмотреть. А там местные новости, показывают сюжет про строительство санаторного комплекса, и я вижу вашего брата… – незнакомец кивнул на фотографии. – Слышу фамилию Гордеев и вспоминаю историю той дамы, что подозревала мужа в измене – её фамилия была тоже Гордеева. Согласитесь, фамилия не слишком распространённая, не Иванова. Меня, как бывшего детектива, эта история заинтересовала, я кое-что сопоставил, провёл кое-какое расследование, позвонил друзьям, и они передали эти фотографии. А вас найти несложно!
Геннадий не унимался:
– Вы не ответили: почему решили отдать фотки мне, а не моему брату?
– Вы мне более симпатичны! Не люблю зазнавшихся снобов.
– Зазнавшихся снобов?
– Да. А ваш брат именно такой, уж не обессудьте…
– На фотографиях с моим братом моя бывшая жена!
– Как ни странно, я в курсе…
Незнакомец собрал фото в конверт, протянул Генке, а тот спросил:
– Я вам что-то должен? У меня с деньгами туго…
– Нет, что вы, считайте это подарком. Всего хорошего…
Незнакомец, отклонившись, ушёл. Генка машинально кивнул в ответ. Посидев ещё пару минут с конвертом в руках, покинул кафе, оставив на столике сто рублей за выпитую воду. В дряхлой «Копейке» с наслаждением затянулся «Примой», похвалил себя, что догадался поставить машину в тени – в машине прохладно, – и ещё раз просмотрел фотографии. Он сидел в машине, курил и думал о том, что он на правильном пути: абсолютно чужие люди считают, что его брат зазнавшийся сноб и нужно его приструнить…
ГЛАВА 10
Вика, как и обещала Денису, отправилась смотреть квартиры, про которые она уже заранее знала, что они ей не подойдут и жить она ни в одной из них не будет. Ехать пришлось в мокрой ветровке и туфлях на одиннадцатисантиметровых шпильках. Дождь, на её счастье, прекратился, но его сменил сильнейший ледяной ветер, и, пока она ходила по улицам, искала дома по присланным Денисом адресам, её не покидала мысль, что завтра утром у неё обязательно поднимется температура и воспаление лёгких обеспечено.
Квартиры на улице Вавилова она решила вообще не смотреть, вернее, найдя указанные дома, не стала подниматься внутрь. Увидев обшарпанные панельные пятиэтажки с грязными вонючими подъездами, со сломанными дверями и разбитыми стёклами, которые через пару месяцев сломают, поняла – она жить в них не хочет. Она всю жизнь прожила в большом сталинском доме, где был просторный чистый подъезд, приветливая консьержка, рядом с её домом находились такие же сталинские дома с такими же чистыми подъездами и приветливыми консьержками. И квартира у неё сейчас просторная, с высоким потолком.
Дом на улице Власова она искала более получаса, хотя в объявлении было указано, что дом в десяти минутах от станции метро «Академическая», искала и понимала, что зря ищет: этот дом ей тоже не подойдёт. И когда она, погруженная в свои печальные мысли, безумно уставшая, замёрзшая, подошла к нужному дому, нашла нужный подъезд, взялась за ручку двери подъезда, её остановил грубый окрик:
– Куда прёшь!
Вика опешила, подняла голову, увидела перед собой толстую тётку в грязном байковом халате со скалкой в руке. И ещё эта тётка безобразно кричала.
От тёткино крика Вика отшатнулась, ринулась от двери подъезда, но заметила, что кричали, как оказалось, совсем не ей, а лысоватому оборванному мужичку бомжеватого вида, абсолютно пьяному. Тот пытался обогнуть Вику, войти в подъезд, но тётка преграждала дорогу. Мужичок торкнулся в подъезд – тётка оттолкнула его, крикнув:
– Куда прёшь!
Мужичок, покачиваясь, хватаясь за дверь подъезда, промычал:
– Я к Толяну…
– К Толяну? К какому Толяну?
– Из седьмой квартиры…
Тётка проорала:
– Нет твоего Толяна дома! Прежде чем в гости идти, звонить, предупреждать нужно!
Но мужичок тётку не слышал, тупо, низко опустив голову, так же как и Вику, пытался тётку обогнуть, юркнуть в подъезд. Но та отшвырнула мужичка в сторону, тот пролетел несколько метров, упал на мокрый, грязный газон и тут же встал на четвереньки, правда, очень скоро пополз прочь…
Вика, замерев, как кролик перед удавом, стояла перед грозной тёткой со скалкой. Та окинула Вику презрительным взглядом с головы до ног, потом с ног до головы, сменила гнев на милость – по всей видимости, сочла, что Вика достойна пройти в подъезд, – посторонилась и произнесла тоном вдовствующей королевы:
– Проходите, девушка…
Вика на секунду представила, что она переедет в этот дом и её соседями могут оказаться грозная тётка со скалкой и алкоголик Толян, друг того бомжеватого мужичка, и потому тут же развернулась, бросилась бежать, забыв про усталость и высокие шпильки. Добежав на своих немыслимых туфлях до оживлённой улицы Дмитрия Ульянова, Вика, наплевав на почти полное отсутствие у неё денег, поймала такси и поехала домой.
В машине она мечтала только об одном – вот приедет она домой, скинет ужасающие шпильки, примет очень горячий душ, выпьет такой же очень горячий кофе, отключит телефон, ляжет спать… И этот ужасный день, наконец, закончится!
А Руслан вечером того же дня сидел в лучшем ресторане Южноморска с многообещающим названием «Венеция» вместе с секретарём, очаровательной Анютой, за небольшим столиком в уютном, укромном уголке зала ресторана, оформленного в стиле итальянского палаццо и украшенного живыми цветами. Анюта держала двумя руками руку Гордеева, иногда подносила к своему лицу, тёрлась щекой, целовала его пальцы и смотрела на него влюблёнными, полными слёз глазами, а он почему-то думал, что именно такую сцену недавно видел в какой-то иностранной любовной мелодраме. Анюта в очередной раз поднесла его пальцы к своим губам, поцеловала,поцеловала и прошептала:
– Спасибо тебе…
Он, удивившись, спросил:
– Да за что?
– Ты пригласил меня сюда, секретаршу, простую девчонку!
– Не секретаршу, не простую девчонку, а очень красивую девушку! – возразил он.
Она снова поцеловала его пальцы, потёрлась о них щекой и попросила:
– Руслан, давай уйдём отсюда, пойдём к тебе…
Он не понял:
– А ужин?
– Я не хочу есть – пойдём к тебе…
– А я бы поел немного: днём не удалось пообедать. Мы столик здесь заранее заказывали, приехали ужинать, и ничего не съедим, уйдём. Нас в следующий раз сюда не пустят, даже не посмотрят, что я Гордеев. Сейчас по-быстрому закажем что-нибудь, проглотим и пойдём!
Гордеев махнул рукой вышколенному официанту. Тот подошёл с двумя меню в кожаных папках, протянул по папке Руслану и Анюте. Анюта меню даже не раскрыла, попросила шампанское и клубнику со сливками. А Гордеев внимательно изучил меню вдоль и поперёк, просмотрел несколько раз, покачал головой – скорее всего, ничего интересного для себя не обнаружил – и укоризненно посмотрел на всё ещё стоящего рядом с их столиком в томительном ожидании официанта. Однако всё-таки заказал салат «Цезарь» и сто граммов водки. Официант удалился с очень недовольным видом, скорее всего считал, что эта сладкая парочка – взрослый мужик в фирменном костюме, с золотыми часами, пахнущий элитным парфюмом, и молоденькая простоватая шатенка с длинными волосами в ультракороткой юбке – должна заказать всё самое дорогое и изысканное.
Руслан уже начал жалеть, что пригласил Анюту в этот дорогой ресторан: ему было не слишком комфортно. Он стал уставать от неё. Она необразованна, туповата и вульгарна. Имелись плюсы: она хороша собой, в постели с ней легко и приятно, она развратна, но в меру, покладиста, не ломалась и не строила из себя порядочную девочку из хорошей семьи. Но она начала думать, что, раз у них такие доверительные тёплые отношения, она имеет на него какое-то право. Сегодня, именно после утреннего разговора, он уже подумывал расстаться с ней. Нет, не уволить, но интим с ней прекратить. Он ругал себя, что затеял банальный роман с красоткой-секретаршей ровно через два дня после первого знакомства. Пригласил выпить кофе и, пока они болтали в маленьком кафе поблизости от их офиса, понял – он может пригласить её и поужинать, и не только поужинать, но и позавтракать…
И вот теперь в этом элитном ресторане она играет французскую мелодраму, руку ему всю измусолила. Он выдернул ладонь из её пальцев, незаметно опустил под стол, вытер белой крахмальной салфеткой, что лежала у него на коленях, потом достал из кармана пиджака пачку сигарет, зажигалку и закурил…
ГЛАВА 11
Тут же материализовался официант, поставил на столик пепельницу, и поинтересовался, когда принесут их заказ, ведь они ждут уже полчаса. Официант ответил:
– Заказ готовят.
И тут в разговор вступила Анюта, спросив:
– Интересно, а как долго готовить клубнику со сливками?
Но официант вопрос Анюты проигнорировал, величественно удалился. Минут через десять принесли заказ. Отвратительно приготовленный салат «Цезарь» с недоваренной курицей и капустой вместо листьев салата, дешёвую водку и игристое вино вместо шампанского, а также мороженную – и это в сезон – клубнику со взбитыми сливками из баллончика.
Гордеев в еде был привередлив, избирателен, предпочитал исключительно свежие овощи и фрукты, свежеприготовленные рыбу и мясо, вообще не ел фастфуд, колбасу, сосиски, не пил газировку и соки из пакетов – кроме томатного, который был исключением. Он просто привык так питаться, особенно потому, что семья его второй жены была помешана на здоровом питании. Однако сейчас он был по-настоящему голоден и решил съесть этот отвратительный салат и выпить водку, в отличие от Ани, которая чуть поковыряла клубнику, пригубила шампанское и отодвинула от себя и вазочку с клубникой, и бокал с напитком. Она аккуратно, как в начальной школе, положила руки перед собой и выжидательно смотрела на Гордеева, который очень активно орудовал ножом и вилкой. Как только он разделался с салатом и выпил содержимое рюмки, потребовала:
– Пойдём… Оставь на столе деньги и пойдём…
Гордеев жил почти в центре города, в небольшом одноэтажном доме. Вернее, это было даже полдома, которые он купил у пожилой одинокой супружеской пары полгода назад. Когда только переехал в Южноморск, поселился в лучшей гостинице города, в номере «люкс». Почему данная гостиница считалась лучшей, для Руслана так и осталось загадкой. Гостиница была убогой, обшарпанной и грязной. Почему номер, в котором он обитал, назывался «люксом» – тоже было непонятно. Простой двухкомнатный, с разваливающейся старой мебелью, текущей сантехникой и неработающими электрическими розетками. И плюс к дороговизне – весь обслуживающий персонал гостиницы знал о каждом шаге своего известного постояльца.
Администратор каждое утро спрашивала, будет ли он сегодня ночевать, горничные рылись в его вещах, у него постоянно пропадали разные мелкие вещи – запонки, зажигалки, галстуки, флаконы с дорогим парфюмом. Проживание в гостинице его вконец достало, и он через всех своих знакомых стал подыскивать жильё, что оказалось не так просто. Предлагаемые варианты были просто неприемлемы – то слишком дорого, то слишком назойливые хозяева. И когда ему подсказали снять полдома у пожилой супружеской пары, он был просто счастлив. Две комнаты, кухня, обширная веранда. Правда, дом был старым, без ремонта, с небольшим участком, на котором располагались лишь беседка и летний душ. Но самое главное – отдельный вход и на участок, и в дом, хозяева и соседи ему совсем не досаждали, а если и следили за ним, то не так открыто.
Через три месяца Гордеев уговорил хозяев половину дома ему продать. Те согласились. Руслан сразу же построил вокруг своего жилища внушительный забор, который практически полностью защитил его от глаз соседей.
Но и у себя дома ему сразу не удалось поговорить с Анютой. Едва приехав к Гордееву, они моментально оказались в постели и продолжили вечер именно так, как планировала она. В постели эта девушка была невероятно ласкова и чувственна, и Руслан забыл о том, о чём думал сегодня. Но когда, чуть позже, она начала нежно шептать ему на ухо, какой он замечательный, добрый, умный, красивый, как она его очень любит, то вмиг понял – он не хочет с ней больше общаться, он ей не доверяет.
Какая любовь? Нет на свете никакой любви – всё враньё. Он боялся даже подумать, что абсолютно чужая ему женщина будет копаться в его душе, узнает его чувства, его мысли, его страхи, его комплексы. Один раз он уже такое допустил – женщина завладела его душой и почти уничтожила её, растоптала…
Анюта обнимала, прижималась к нему, шептала на ухо:
– Руслан, мне хорошо с тобой, я люблю тебя, я обожаю тебя!
Он пошевелился, провёл рукой по её длинным волосам и проговорил:
– Анют, послушай меня…
Она приложила пальцы к его губам, потом несколько раз обласкала его лёгкими поцелуями и опять прошептала:
– Помолчи, не говори ничего: сегодня мой вечер…
Но он остановил её, повторил:
– Анют, послушай меня…
Она поняла: он хочет поговорить, – приподнялась, села рядом с ним, согнула ноги в коленях, обняла колени руками, ответила:
– Говори, Рус, я тебя слушаю…
Он повыше положил подушку, лёг поудобней, протянул руку, погладил её стройную ножку, улыбнулся, словно собираясь с силами, но она торопила его:
– Говори, что же ты хочешь сказать?
Он, наконец, пересилил себя и произнёс:
– Нам не нужно больше встречаться…
– Почему? Что-то не так?
– Ты должна понять: не нужно строить в отношении меня планов!
Она помотала головой и прошептала:
– Я не строю…
Он продолжал:
– Аня, я не нужен тебе, мы совершенно разные…
Аня оправдывалась:
– Руслан, я тебя люблю! Я когда тебя увидела, подумала, таких же мужиков не бывает, чтобы одновременно и красивый, и умный, и добрый. Но вот ты есть, передо мной! Я не смогу без тебя жить.
– Анют, мы не пара. Совсем! Подумай. Я совершенно не идеальный – ты меня выдумала!
Аня начала всхлипывать:
– Ты меня бросаешь…
– Анечка, я не бросаю тебя, просто наши отношения зашли слишком далеко! – он думал, что говорит потрясающе банальности, но продолжал: – Я виноват, постарайся простить меня, но давай остановимся!
Аня оттолкнула руку, поглаживающую её ногу, и проговорила:
– Я поняла. Я не слишком хороша для тебя…
Она попыталась встать, но он удержал её за руку, попросил:
– Аня, не думай обо мне плохо. Ты отличная девчонка, красивая, очень красивая. Но прости – мы действительно не пара, и это не ты недостаточно хороша для меня, а это я плох для тебя. Ты достойна большего, много большего, чем нерегулярный секс с начальником…
– Руслан, – умоляла и Аня, – прошу, не будем рвать наши отношения. Я обещаю: если что-то делаю не так, то сразу исправлюсь. Не бросай меня только, не бросай!
Она попыталась встать на колени на полу перед его кроватью. Гордеева затошнило от этой сцены. Голая девчонка на коленях после бурного любовного акта просит, чтобы не бросали её. Он позвал:
– Анют, не унижайся, перестань… Вставай, иди ко мне…
Аня сразу же вскочила, забралась на кровать, обняла Руслана, начала покрывать поцелуями его лицо, без конца повторяла:
– Я люблю тебя, я люблю тебя…
Тут, на счастье Гордеева, на тумбочке около кровати подал голос его мобильный телефон. Руслан расцепил руки девушки, схватил мобильный, нажал на кнопку вызова:
– Слушаю. Гордеев…
ГЛАВА 12
К великому его удивлению, звонил его бывший друг, одноклассник, и к тому же однополчанин, Павел Никитин. С Павлом они просидели десять лет за одной партой, и все эти десять лет дружили, ни разу не поссорились, всё делали вдвоём и вместе, и даже в армию пошли вместе служить. После демобилизации пути их разошлись. Руслан уехал в Москву, поступил в Архитектурный институт, а Павел окончил школу милиции и уже пятнадцать лет служил в Управлении внутренних дел Южноморска, дослужился до майора.
С Русланом за эти пятнадцать лет они встречались от силы раза два-три. Дружбы уже не было: слишком по-разному сложилась их жизнь. Когда Гордеев примерно год назад переехал в Южноморск, они с Павлом стали встречаться чаще, но в основном их встречи касались нервозной обстановки, сложившейся на строительстве санаторного комплекса. И вот теперь Руслан, услышав в телефонной трубке голос Павла, напрягся, понял, случилось что-то экстраординарное: Павел просто так, тем более поздно вечером, звонить не будет. И оказался прав.
Павел потребовал:
– Руслан, тебе приехать необходимо – на стройку…
– Что произошло?
– ЧП, причём очень серьёзное, пожар… Есть жертвы…
Руслан тут же отозвался:
– Да, приеду, уже выезжаю…
Нажав на телефоне кнопку отбоя, он аккуратно положил телефон обратно на тумбочку, подумал, что сегодня ему не хватало только пожара, да ещё с человеческими жертвами, как говорится, для полного счастья. Он глянул на Анюту – та вопросительно смотрела на него – и строго приказал:
– Одевайся, я отвезу тебя домой…
Она встрепенулась:
– Русланушка, почему?
– Мне нужно срочно уехать: на стройке ЧП…
– Что там случилось?
– Пожар… Одевайся…
Она кивнула, вскочила, стала в спешке собирать разбросанную по не слишком обширному жилищу одежду, натягивать её на себя, разобрала пальцами волосы. Когда, одевшись, Аня вернулась в спальню к Руслану, тот тоже был уже одет в джинсы и майку, первые, что попались ему под руку, висевшие на стуле около кровати.
Он сунул в карман джинсов телефон, взял за руку стоящую рядом с ним Анюту и со словами «Пошли, быстро…» потащил её за собой прочь, во двор, к машине.
На веранде отпустил руку девушки, заметив на полу свой пиджак, из карманов которого извлёк бумажник, две связки ключей от машины и входной двери, сигареты, запихал всё в карманы джинсов, запер входную дверь. Аня терпеливо ждала его у машины. Он распорядился почти грубо:
– Садись быстро, чего стоишь!
Она кивнула, вздохнула тяжело, забралась в машину, решив на него не обижаться, понимала – нервничает. За свою не слишком долгую жизнь она видела мужиков и похуже, этот – практически идеал!
Он вёз Аню домой, оба молчали, а потом Анюта вдруг сказала:
– Руслан, я хочу тебя попросить…
Тот отозвался сквозь зубы:
– Ань, я тебя умоляю, давай не будем отношения выяснять именно сейчас: не время и не место. Мы к нашему разговору вернёмся позже. Завтра, может быть.
Но Аня положила руку ему на плечо и продолжила:
– Нет, я не о нашем разговоре, я о другом. Я попросить тебя хочу: не пей больше, не нужно. Может плохо кончится. Поверь мне, я знаю!
– Ты врач-нарколог? Тогда почему диплом свой скрываешь? – произнёс он с неприкрытой иронией.
– Нет, я не врач-нарколог. У меня просто опыт большой жизни с алкоголиками. Родители сильно пили…
Он посмотрел на неё с интересом и негромко спросил:
– Сильно пили родители? Почему тогда плохо кончится со мной?
Она отвернулась к окну и, глядя в тёмное стекло, произнесла:
– Они умерли, оба, одновременно, отравились палёной водкой. Мне двенадцать лет было.
Он улыбнулся:
– Я не пью палёной водки. Родителей твоих жаль… Извини.
Она резко повернулась. Почти закричала:
– А мне не жаль! Я, когда они померли, себя человеком почувствовала! Я из школы иду, боюсь – вот приду, а они какие: пьяные или трезвые? И сколько человек у нас дома: десять, двадцать, дружков мамаши с папашей, алкашей? Представь, двадцать человек алкашей! Боялась, если пьяные, то за водкой пошлют, а денег нет – я достать деньги должна, у сестры старшей деньги клянчить или бутылки собирать. Как я, ребёнок, деньги для родителей-алкашей могла найти?
– Анютка, прости! Ты же никогда не рассказывала… – он сказал это очень искренне, ему действительно было её жаль.
– Вот поверь мне, я знаю! – продолжала она. – Не нужно тебе пить. Ты потом остановиться не сможешь. Ты же увлекающаяся натура, всё близко к сердцу принимаешь, сопереживаешь всем. Ты подумай хорошенько!
– Уговорила! Согласен, пить брошу… Да я и не начинал…
– И не начинай…
Он затормозил невдалеке от полуразвалившегося домика на окраине, быстро её высадил и помчался на стройку.
Аня, утопая модными туфлями-лодочками на высоких каблуках в уличной пыли, пошла к домику, где обитала вместе с семьёй старшей сестры. Когда подошла совсем близко, увидела что на лавочке возле калитки сидит мужчина. Мужчина был ей знаком. Она села рядом, и он молча протянул ей пачку сигарет. Вытащила сигарету из его пачки, он щёлкнул зажигалкой, дал прикурить, закурил сам.
Несколько минут они курили, стряхивая пепел себе под ноги, но потом, наконец, она спросила:
– Ты чего пришёл? Что тебе нужно?
Мужчина отозвался:
– Соскучился…
– Ой, не верю! – возразила она. – Что ты хочешь?
– Поговорить с тобой, и очень серьёзно…
Анюта подняла брови, произнеся:
– Почему сегодня все хотят серьёзно поговорить со мной?
– Что твой дружок поделывает? Как поживает? Гордеев…
Аня бросила окурок на землю, растёрла носком туфли и, посмотрев на мужчину, ответила ему:
– Тоже поговорить со мной хотел. Серьёзно. Только не удалось ему: на стройку вызвали, там ЧП случилось. Пожар! Твоих рук дело?
ГЛАВА 13
– Нет, подружка, этим другие занимаются. У меня иной профиль.
– Женщины. Я в курсе…
Мужчина строго посмотрел на Анюту и потребовал:
– О чём он хотел поговорить с тобой, отвечай?! В ваших отношениях что-то не так? Если он вдруг что заподозрит, тебе несдобровать!
Она усмехнулась:
– Ты попал в точку. Он решил меня бросить, я ему надоела…
– Что?! Ты же профессионалка! А говорила, он у тебя из рук ест! Я за тебя перед важными людьми поручился. Если дело провалишь и тебя уволят, или ментам сдадут, я тебя уничтожу!
– Надеюсь, что не уволят. А вот по поводу интима… Я ему действительно надоела – мы с ним не пара, а жаль, он мне нравится!
– Не дури – нравится!.. Тебе деньги серьёзные люди платят за интим, зарплату неплохую получаешь, работа у тебя непыльная – и всё благодаря мне. Если бы я не вытащил тебя из дерьма, где ты плавала, что бы ты делала? Вокзальной проституткой была? Молодые девки на пятки наступают!
– Помню, что ты для меня сделал, прекрасно. Просто Гордеев руководитель неплохой, может сделать много полезного…
– Да ты точно идиотка! Ты не понимаешь ничего! Если он этот комплекс построит, что ты с этого получишь? Он в свою Москву укатит, а ты чем займёшься? По специальности пойдёшь работать? Как я уже сказал, конкуренток у тебя много, моложе и красивее, а ты в тираж уже выходишь. А так нужные люди во главе строительства встанут – и нам с тобой местечки тёпленькие найдутся. А если твой любовничек комплекс откроет, девок тысячи набегут со всей страны и из ближнего зарубежья, да и из дальнего тоже. Если туалеты в этом новом комплексе ты устроишься мыть, за счастье посчитаешь!
– Наверное, там мне и место…
– Ты помнишь, подружка, сколько тебе заплатили? Денежки вернуть не хочешь? Возвращай денежки и жалей своего любовничка сколько хочешь, только вот он тебя не пожалеет, потому что как только ты его жалеть начнёшь, выглядеть будешь не так, как сейчас, много хуже.
– Поняла, сделаю что должна. Держи, последние переговоры!
Она тяжело вздохнула, достала из маленькой сумочки компьютерную флэшку, передала мужчине и пошла в дом…
Когда Руслан Гордеев приехал на стройку, пожар уже потушили, но пожарные и полицейские машины ещё не разъехались. По дороге он встретил машину «скорой помощи» с включённым сигналом, мчащуюся в сторону города. Пожарные суетились, сматывая шланги, оперуполномоченные, выставив оцепление, отгоняли любопытных.
Сразу за оцеплением Руслан увидел своих врагов – брата Геннадия и главу экологического ведомства, Богданова. Он попытался пройти за оцепление, но полиция его не пускала. Он возмущался, доказывал, что ему нужно пройти – оперуполномоченные его отталкивали. Эту сцену заметил майор Никитин, махнул рукой своим подчинённым, распорядился Руслана пропустить. Павел встретил его за оцеплением, пожал руку, похлопал по плечу и тут же засыпал вопросами:
– Рус, что у тебя здесь происходит? – Руслан пожал плечами, а Павел продолжил: – Почему саботаж происходит? Почему ты это допускаешь? Вон, уже и до смертельных случаев дошло.
Руслану удалось прервать монолог Павла, в свою очередь спросив:
– Паш, я только подъехал, потому не знаю, что случилось. Просвети!
– Да геморрой случился – у тебя, между прочим. Твои рабочие пострадали и местные жители. На радость вон им! – Павел кивнул на стоящих за оцеплением Генку и Богданова. – Еле их утихомирили, на стройку рвались, чтобы за гибель односельчан мстить!
Руслан опять прервал Павла:
– Павел, ты мне подробно расскажи, кто погиб-то?
– Бытовка у забора на твоей стройке загорелась. Поджог – невооружённым глазом видно. Стена бытовки бензином была облита. Пока рабочие бытовку тушили, пожарных ждали, огонь на хибарку перекинулся, что в нескольких метрах от бытовки находилась, по другую сторону забора. В бытовке и в хибарке люди были. В бытовке – рабочие, в хибарке – митингующие. Рабочие не пострадали, так, лёгкие ожоги, а вот в находящиеся хибарке пожилые супруги Поповы погибли…
Руслан, потрясённый до глубины души, негромко произнёс:
– Я «скорую» видел… с мигалкой…
– Да, как хибарка загорелась, односельчане бросились стариков Поповых спасать, и на одного мужичка, Виктора Карпова, балка упала. Он чуть не погиб, в тяжёлом состоянии в больницу повезли. А он на Лариске Мироновой женат, нашей с тобой однокласснице. Сынок у них, Виталик, двенадцать лет. Руслан, кто бытовку поджог, не знаешь? И зачем?
Руслан помотал головой, проговорил:
– Кто – не знаю, а вот зачем – ты сам уже ответил. Саботаж…
– А почему, Рус?
– Я думаю, меня и мою команду хотят убрать…
– Кто, да кто же?
– Завтра в администрацию на ковёр вызывают, и этот вопрос там задам!
– Да-а-а, не завидую тебе…
– Я сам себе не завидую. Представляю, что завтра будет…
– Рус, я уже жалею, что тебя выдернул. Поезжай домой – я тебя попозже вызову. Показания возьму…
Руслан был благодарен Павлу, ведь ему очень хотелось домой, сил общаться со следователями не было совсем. Он прошёл за оцепление и направился к своей машине. Дорогу ему преградил горячо «любимый» братец, Геннадий, бледный и злой. И сразу же набросился на Руслана:
– Ну что, доволен, сволочь!
Руслан не хотел скандала, поэтому он попытался молча пройти мимо Генки, но тот схватил его за плечо и зло проговорил:
– Как не стыдно? Как людям в глаза смотреть будешь? Стариков Поповых с детства знал, а теперь они по твоей вине погибли!
Руслан понял, что отмолчаться не удастся, и возразил Генке:
– Скажи на милость, дорогой братец, в чём моя вина?
– А в том, что ты и твои дружки эту стройку затеяли…
– Стройку затеяли? Ты считаешь, что этот оздоровительный комплекс не нужен? Отдыхать людям не нужно, деньги в казну поступать не должны, работа тебе и твоим соседям не нужна?
– Почему – стройте! В другом месте, а нашу землю не трогайте! Поповых убили! Землю захапаете! Карпова покалечили!
– Прости, я с Павлом Никитиным сейчас разговаривал… Гибель Поповых – случайность, несчастный случай…
– Ах так! Случайность! Да я тебе сейчас такую случайность покажу! Рядом со стариками Поповыми ляжешь…
Между братьями завязалась страшная потасовка, их с трудом разняли во время подоспевшие сотрудники полиции во главе с майором Никитиным.
Тяжело дыша, Руслан сел в свою машину, на предельной скорости сорвался с места, но, проехав пару километров, остановился, опустил голову, упёрся лбом в рулевое колесо. Он задыхался, красная пелена застилала глаза.
Когда же ему стало немного лучше, дыхание восстановилось, а сердцебиение успокоилось, он поехал домой. Сразу же, как оказался у себя, достал из небольшого бара в гостиной бутылку коньяка. На кухне взял стакан, вышел на улицу, сел в беседке, налил себе стакан коньяка и выпил залпом, без закуски. Прикончив бутылку, заснул в беседке за небольшим столиком, положив голову на скрещенные руки.
Проснулся через несколько часов от холода и головной боли. С трудом встал, поплёлся в дом, добрался до спальни и, не раздеваясь, даже в ботинках, рухнул на постель. Укрылся одеялом и забылся тяжёлым сном.
ГЛАВА 14
Вика горько плакала. Для неё этот страшный день заканчивался так же ужасно, как и начинался. После неудачного просмотра квартир, страшно замёрзнув и устав, она поймала такси, поехала домой, на свой родной Комсомольский проспект. За такси отдала последние двести рублей, поэтому завтра она будет без обеда, послезавтра – тоже. Пока ехала в такси, мечтала о горячем душе, горячем кофе и тёплой мягкой постели.
Войдя в квартиру, скинув туфли, она ринулась в ванную комнату и тут же обнаружила, что нет горячей воды – отключили. Что ж, горячий душ отменялся…
Кофе ей сразу же расхотелось. В прихожей, в брошенной на полу сумке, она нашла мобильный телефон. Проходя мимо гостиной, вынула из базового аппарата трубку радиотелефона и с двумя телефонами в руках вошла в спальню. Она знала – ей сейчас будет звонить Денис из риэлтерского агентства, ругать за непросмотренные квартиры, а вставать, вылезать из-под тёплого одеяла лишний раз и искать телефон не хотелось.
Она легла под тёплое одеяло, поплотнее завернулась, сунула оба телефона под подушку и заплакала от усталости и отчаяния. Как Вика и думала, минут через двадцать заиграл её мобильный. Она достала его из-под подушки, глянула на экран – звонит её мучитель, Денис. Вздохнула, нажала на кнопку соединения – он начал разговор на повышенных тонах:
– Вика, немедленно верните пять тысяч долларов. Я расторгаю договор. То, что вы делаете, несерьёзно. Вы опять не посмотрели квартиры, я отказываюсь с вами работать!
Вика собралась с силами, возразила ему:
– Денис, квартиры мне не подошли. Я была по указанным адресам. Я просила подыскать квартиры, расположенные в пяти минутах от метро, но все они находились от него в двадцати-тридцати минутах. И ещё: вокруг указанных домов расположены пятиэтажки, которые не сегодня, но, вполне возможно, завтра сломают. У меня было условие, если помните – никаких пятиэтажек рядом. Это вы не выполняете условия договора. В следующий раз мы пойдём смотреть квартиры вместе, и вы убедитесь, что я не привередничаю.
– Вика, я не подумал. Если правда, что вы сказали, извините!
– Я очень устала, Денис. Простите меня, завтра поговорим…
Она отключила мобильный телефон, но тут же зазвонил домашний. Вика пошарила под подушкой, достала трубку радиотелефона, однако отвечать не хотелось, а телефон всё трезвонил и трезвонил. Пришлось ответить.
Звонил её друг, можно сказать, жених. Она услышала в телефонной трубке весёлый голос Сергея:
– Викуш, ты дома?
– Серёжа, я ответила по домашнему телефону, где я нахожусь? – Вика сказала как отрезала.
– Викуш, не умничай! Если ты дома, я подскочу? Повеселимся!
– Серёжа, нет, я не могу, я безумно устала…
– Почему, Викуш? Ты в обиде на меня? За что, зайка?
– Нет, я не в обиде. Просто я устала. Квартиры смотрела.
– Викуш, зайка, я не понимаю, зачем тебе квартиру продавать?
– Деньги нужны, матери нужно помочь…
– Бабка тебе квартиру завещала. Квартира твоя. При чём тут твоя мать? Тебе же деньги не нужны…
– Ты вообще ничего не понимаешь? Моя мать нуждается в больших деньгах, и никаким иным образом, как продать квартиру, деньги достать нельзя. Всё, до завтра!
Вика отключила телефон и тут же подумала, что с Серёжей она общего языка не найдёт, а чтобы замуж за него выйти – это совершенно неприемлемо. Не её это человек, не понимает он её. Похоже, ему не она нужна, а её шикарная квартира.
Телефон опять зазвонил, Вика нажала на кнопку вызова на трубке радиотелефона с раздражением, рявкнув:
– Серёж, я же сказала – я устала, я не могу…
Но услышала в трубке незнакомый женский голос:
– Извините, это Надежда?
Надеждой звали мать Вики. – Это не Надежда, это Вика, её дочь. Мама за границей, в Германии.
Как ни странно, женщина в телефонной трубке даже обрадовалась, что к телефону подошла Вика, а не Надежда, и проговорила:
– Вика, это даже хорошо, что к телефону подошли вы…
– А кто вы, что от меня хотите?
– Я не представилась. Меня зовут Лариса, я жена вашего отца.
– Отца? У меня нет отца…
– Да как же нет… У вас не может не быть отца. Просто мама вам не рассказывала. Ваш отец – Виктор Карпов…
Вика совсем растерялась. Мама действительно, никогда не рассказывала об отце. Сколько себя помнила, Вика жила вместе с мамой и бабушкой, и мужчин в их семье никогда не было. У мамы, как и у дочери, тоже не было отца. Вика вплоть до смерти бабушки считала, что и её дед умер давно.
Женщина в телефонной трубке продолжала:
– Вика, послушайте, я бы не звонила никогда, но ваш отец в больнице в тяжёлом состоянии и может умереть. Он дал мне ваш номер телефона, вернее, вашей матери, попросил позвонить. Он хочет вас видеть.
– В тяжёлом состоянии? – прошептала Вика. – Хочет видеть меня?
– Виктор с вашей мамой расстались, когда вам было три года… Вика, я очень вас прошу, приезжайте…
– А что с моим отцом?
– Это очень долгая история. И дикая! Здесь, на хуторе Вишнёвый…
– Простите, где?
– Я не сказала? Мы живём на хуторе Вишнёвый…
– А это где?
– В Краснодарском крае, неподалёку от города Южноморска.
– Я должна приехать туда?
– Если возможно. У нас идёт строительство санаторно-оздоровительного комплекса, возник серьёзный конфликт между жителями и строителями. Произошёл пожар, Виктор спасал пострадавших, но при этом сам сильно пострадал.
– Какой ужас…
– Вика, вы приедете?
– Я?.. Конечно, постараюсь! Лариса, оставьте номер телефона.
– У нас в доме нет телефона, а мобильные на хуторе почти не работают. Я оставлю номер телефона наших соседей, Гордеевых, они в курсе…
Женщина продиктовала цифры – Вика записала их на обложке журнала, лежащего на тумбочке около кровати. Тем временем Лариса продолжала:
– Вы позвоните, обязательно позвоните. Даже если не сможете приехать, всё равно…
– Я приеду, я постараюсь, я позвоню… – уверила Вика.
Лариса попрощалась, после чего в телефонной трубке послышались короткие гудки. Вика отключила телефон, засунула телефонную трубку обратно под подушку. Она была потрясена. Её отец в больнице в тяжёлом состоянии. И живёт он где-то в Краснодарском крае на каком-то хуторе. И ей нужно туда ехать, или не ехать? Нет, необходимо ехать.
Мать ей об отце ничего не рассказывала, даже его имени не упоминала, а его зовут Виктор. Да естественно – она же Виктория Викторовна!
Через час она твёрдо решила, что поедет к отцу. Должна это сделать. Хочет. Хочет поговорить со своим отцом и всё выяснить!
А в тот же вечер в квартире крупного чиновника администрации Южноморска раздался телефонный звонок. Чиновник взял телефонную трубку, и то, что он услышал, заставило его довольно улыбнуться. Всё идёт по его плану. Ему докладывали:
– Отлично. Даже лучше, чем предполагали. Пожар сделал дело!
– Я слышал, есть погибшие?
– Да, случайно. Но это нам только на руку – погибли двое местных жителей, один сильно ранен. Прокуратура собирается возбуждать уголовное дело против Гордеева – нарушение техники безопасности. Гордеев сядет…
– Вы это точно знаете?
– Нет, не точно. Может вмешаться глава администрации: он Гордеева поддерживает. Считает, что того снимать не нужно, Гордеев должен довести стройку до конца.
– Если его в скором времени не снимут, что мы предпримем?
– Есть идеи и планы… Справимся…
– Я плачу вам большие деньги! Гордеев должен прекратить строительство, неважно, каким образом, но сесть в тюрьму или уехать из города. Строительство продолжат другие люди. Всё, действуйте!
Чиновник положил телефонную трубку. Если его план сработает, а он непременно сработает, то в его кармане будут очень крупная сумма денег и реальная, почти стопроцентная возможность получить пост главы администрации Южноморска…
ГЛАВА 15
Несколько месяцев назад, Москва – Южноморск
Следующим утром Руслан сидел в приёмной главы администрации города и безумно страдал от похмелья: у него болела голова, и с каждой минутой всё сильнее, желудок сводило спазмами. Он мучился уже полчаса, приехал ровно в десять, минута в минуту, потому что страшно боялся опоздать. Оказалось, напрасно: главы на месте не было – вызвали в городскую прокуратуру.
Утром Гордеев с трудом разлепил глаза, а когда у него это получилось, то сразу пожалел об этом, потому что понял – голова у него раскалывается, и не просто раскалывается, а разламывается на несколько частей, трещит, точно кокосовый орех в руках у аборигена. И плюс к этому его тошнило.
Он проснулся от мерзкого писка будильника и тут же решил выбросить чёртовы часы в окошко, отругал себя за то, что несколько месяцев назад догадался запрограммировать электронный будильник, который теперь включался ровно в восемь утра автоматически.
Повалявшись пару минут, послушав мерзопакостный звук, до одури похожий на комариный, Гордеев с силой надавил на кнопку, выключил, наконец, этот комариный писк, больно отдававшийся в самых отдалённых уголках его воспалённого мозга, и сполз с кровати. Он отправился на улицу в летний душ, где простоял почти пятнадцать минут под струями ледяной воды. Когда вышел, у него зуб на зуб не попадал, но оно того стоило: он проснулся и почти пришёл в себя.
Ещё десять минут тщательно чистил зубы и полоскал рот. И, как ему показалось, от вчерашнего запаха перегара избавился. Потом побрился и от души полился французским парфюмом, натянул свой лучший костюм, завязал модный галстук, щёткой разодрал густые волосы, попутно подумав, что пора покороче подстричься, но стричься страшно не хотелось… Поглядел на себя в зеркало – вроде выглядит ничего, сносно.
Когда он вышел из дома и сел в машину, то чувствовал себя почти хорошо. Тошнить его перестало, и голова стала меньше болеть. Но тронулся с места он не сразу, немного посидел в машине, сосредоточился, глубоко вздохнул и поехал на не слишком большой скорости, соображая ещё довольно туго.
Он остановился на центральной площади, чуть не доезжая до здания администрации, вышел из машины, решив купить сигарет. И, к его ужасу, около ларька с сигаретами, где он остановился, располагался тонар «Куры-Гриль», из которого доносился ужасающий запах подгорелого куриного жира. Как только Гордеев отошёл на пару шагов от машины, почувствовал этот запах, и его желудок скрутило узлом.
Так и не купив сигарет, он бегом бросился к своей машине, и рядом с машиной, у левого заднего колеса, его вывернуло наизнанку. Да ещё в придачу головная боль тут же накинулась на него с новой силой… Отдышавшись, Руслан обернулся кругом – слава богу, в этот ранний час народу на площади было немного, только продавцы окрестных палаток и ларьков повысовывались из окошек своих торговых точек и с интересом взирали на молодого, холёного, хорошего одетого мужика, находящегося с утра в таком непотребном виде.
Затормозив у здания администрации, Руслан порылся в бардачке, нашёл пачку мятной жевательной резинки, засунул в рот сразу все пластинки, тщательно пожевал, выплюнул и только потом направился в здание администрации.
На часах было без пяти десять. И вот он ждёт уже более получаса. Глава администрации, сорокалетний невысокий розовощёкий голубоглазый блондин, появился неожиданно, резко распахнул дверь, быстро вошёл в приёмную и сразу же обратился к Гордееву:
– Руслан Олегович, извините, заставил вас ждать, но меня срочно вызвали в прокуратуру по вашему, между прочим, делу.
Гордеев, еле ворочая шершавым языком, переспросил:
– По какому моему делу?
– О пожаре на вашей стройке…
– А вас-то зачем туда вызывать? – недоумевал он.
– А вот это мы сейчас с вами обсудим… Проходите…
Глава администрации толкнул дверь кабинета, рукой показал, что можно войти, пропустил Руслана вперёд и, наконец, следом вошёл сам.
Сергея Николаевича Беляева, главу администрации Южноморска, Руслан Гордеев знал с детства. Вернее, детство у них было общее, они даже в одном роддоме родились, жили в одном дворе, ходили в один детский сад, потом учились в одной школе. Правда, Беляев был на несколько лет старше, а в детстве это много значит.
Они не были друзьями, даже не были хорошими знакомыми, просто знали о существовании друг друга.
Беляев прошёл по обширному кабинету с государственным гербом на стене и государственным флагом в углу в стеклянной витрине, сел в кресло за большим лакированным столом, заваленным папками с бумагами и предложил Гордееву, всё ещё стоящему в дверях:
– Садитесь, Руслан Олегович, что вы стоите…
Тот присел на кресло для посетителей, поднял глаза на своего визави и поморщился от сильной головной боли.
Беляев спросил:
– Руслан Олегович, вы себя хорошо чувствуете? Выглядите неважно. Может, домой поедете? Поговорим потом.
– Нормально. Терпимо себя чувствую. Всего лишь похмелье, – Руслан опять поморщился. – Поверьте, это со мной случается нечасто, опыт не слишком большой. Ругаю себя: не нужно было вчера пить. Но вчера вечером вернулся со стройки, и нервы не выдержали… Ко всему прочему с братом подрался – он меня начал обвинять в произошедшем.
– Если можете говорить, так сказать, в состоянии, то поговорим. Хотите чего-нибудь? Может, воды?
– Если можно…
Беляев сам достал из стоящего в углу кабинета маленького холодильника бутылку минеральной воды, поставил на угол стола рядом с Гордеевым. Тот кивнул головой, поблагодарив, приложил ледяную бутылку ко лбу.
Глава прошёлся по кабинету и снова продолжил:
– Меня в прокуратуре допрашивали о произошедшем на стройке.
– Почему вызывали вас? – опять поинтересовался Гордеев. – Что вы можете знать о произошедшем на стройке? Меня не вызывали. А должны были в первую очередь.
– Вызовут обязательно. Планируют уголовное дело возбуждать. Против вас… За халатность. Не знаю, что за халатность, но пожарные уверяют – поджёг. А вызывали меня потому, что следователи подозревают, что мы с вами как-то связаны, в сговоре, возможно, даже подельники. Якобы по нашему приказу бытовку на стройке подожгли.
ГЛАВА 16
Беляев нарезал круги по кабинету, а Руслан водил за ним глазами, что в похмельном состоянии было невыносимо тяжело. Каждое движение глаз давалось ему с трудом. В итоге он попросил:
– Сергей Николаевич, вы не могли бы сесть, не мельтешить…
Беляев извинился:
– Да, конечно, простите! – он сел за стол, и разговор пошёл дальше: – Я пригласил тебя вот для чего: хочу, чтобы ты знал, Руслан… Извини, что так называю, мы с детства знакомы, соседями были. Так вот, я хочу, чтобы ты знал – тебя на ту должность, что ты занимаешь, рекомендовал я. Когда твой проект победил в конкурсе, я подумал, что было бы просто отлично, если бы строительство возглавил ты. Как автор проекта, как талантливый бизнесмен, как уроженец нашего города. Когда определился застройщик, предложил твою кандидатуру в качестве руководителя и был уверен – справишься. Молодой, талантливый, два высших образования: архитектурное и строительное, – с нуля начал, без всякой поддержки, стал известным архитектором, бизнес твой тоже широко известен…
– Сергей Николаевич, не говорите так. Вы многого добились, и тоже с нуля! – возразил Гордеев.
– Да нет. У меня поддержка была. Тесть. Я же на дочери крупного краевого чиновника женился. А в тебя я всегда верил. Я же помню, как ты, ещё школьником, с нашей директрисой-взяточницей сцепился. Все знали о её проделках: взрослые, дети, – но молчали. А ты, можно сказать, ещё ребенок, всё в глаза директрисе высказал.
Гордеев слушал. Он готовился к тому, что его будут ругать, снимать с работы, а ему дифирамбы поют, хвалят.
Беляев продолжал:
– Руслан, учти, это только начало, будет ещё хуже. Очень многие тогда не хотели, не хотят и сейчас, чтобы ты руководил строительством, мечтают занять твоё место. Лакомый кусок, денег отмыть можно миллионы. Ты честный: воровать не будешь и другим не дашь, – поэтому неприятности вокруг и происходят.
– А кто эти многие? И откуда вы это знаете?
– Неважно. И у стен есть уши. Важно другое. Важно, что кроме тебя с этим строительством никто не справится – я точно знаю. Важно, что ты должен строительство закончить. И важно, что ты должен это сделать, причём кровь из носа. От этого зависит дальнейшая жизнь, и карьера тоже – твоя и моя. А жить нам с тобой ещё долго, полжизни ещё не прожили. Ты, конечно, можешь уехать хоть завтра, но подумай, что будет со строительством, с городом и что будет с твоей дальнейшей жизнью.
Гордеев помотал головой: такого он действительно не ожидал.
– Я польщён, Сергей Николаевич, – пробормотал он, – но если я не справлюсь?
– Ты? Справишься…
– А если уголовное дело против меня возбудят?
– «Если» не бывает. Уголовное дело прекратить – в моих силах. Его не возбудят. Пожарные акт составили – поджёг. Вот пусть полиция ищет, кто поджёг. Теперь соберись с силами и расскажи мне, почему возник конфликт с жителями хутора?
Гордеев отвернул колпачок пластиковой бутылки, глотнул уже ставшей тёплой минеральной воды, чуть подумал и начал рассказывать:
– У всех жителей хутора, включая моих родителей, нет свидетельств права собственности на землю за пределами хутора. Но хутор существует давно, ещё мои дедушка с бабушкой там проживали. Нет, кое-какие документы у жителей есть. На усадьбы, на приусадебные хозяйства, но не на землю за пределами хутора. Но жители считают иначе. Им когда-то нарезали в этом месте огороды – есть старые, примерно пятидесятилетней давности документы. Но эти документы свидетельством права собственности на землю не являются. Право собственности возможно восстановить по суду, но сложно, нужен хороший адвокат, разбирающийся в земельном вопросе. В нашем городе такого адвоката нет, даже в крае нет. Из Москвы нужно приглашать. Представляете, в какую копеечку обойдутся его услуги? Жители, даже если скинутся, не потянут. А решение нужно принимать по каждому конкретному участку в отдельности. Так вот, наша корпорация на эти участки в принципе не претендует – мы ждём решения суда. Если суд признает эти участки за жителями – отлично. Если нет, тогда мы будем на эти участки претендовать. Но это отдалённое будущее, очень отдалённое. Спорным является небольшой участок шириной около пяти метров и длиной примерно сто метров. Покойные супруги Поповы считали этот участок своим, а при составлении кадастрового плана строительства он оказался в черте строительства. Я не знаю, кто явился зачинщиком волнений, но факт остаётся фактом – жители посчитали, что организаторы строительства этот участок захватили специально, и когда стройку огородили, забор нахрапом сломали. Потом на этом спорном участке супруги Поповы построили хибарку и поселились там. Теперь хибарка сгорела. Ну вот… как-то так. Об экологической экспертизе –там всё чисто, эколог Богданов напрасно тратит время, да и все его аргументы – ерунда. Он просто тормозит строительство. Ему хорошо заплатили – видно невооруженным глазом.
– А твоему брату Геннадию тоже заплатили?
– Этот альтруист. Он денег не берёт, из вредности действует.
– Почему?
– Он считает, его жизнь не сложилась, а виноват я. По крайней мере, озвучивает. Это никакого отношения к конфликту на стройке не имеет!
– Руслан, ты не думаешь, что его тоже кто-то настраивает?
– Возможно, его и подогревают. Только вот кто?
Беляев покрутился на кресле – было заметно, ему сидеть при столь важном разговоре тяжело, привык ходить по кабинету – и, чуть поразмыслив, ответил:
– Я догадываюсь, кто именно. Не хочу говорить: не нужно тебя в эти интриги вовлекать. Слушай и запоминай. Все предложения об инвестициях в строительство ты отметаешь. Знаю, нуждаешься в деньгах, страшно нуждаешься, но пойми, чистых денег тебе предлагать в ближайшее время не будут, а грязные тебе не нужны – опасно. Поищи деньги сам, на стороне, в Москве, но не у нас в крае. Я попытаюсь тебе помочь – в ближайшие пару дней приедут австрийцы, они хотят в строительстве поучаствовать. Успех переговоров с ними на тебе. Всё, иди, подумай, поразмысли. Имён не назвал: рано, – возможно, ты догадаешься.
Руслан отставил недопитую бутылку, за руку попрощался с Беляевым, тот похлопал его по плечу, пожелал удачи, сел за свой большой лакированный стол и углубился бумаги.
Гордеев вышел из кабинета главы администрации, машинально кивнул секретарю и, когда на улице садился в свою машину, то вдруг осознал, что голова у него уже не болит, прошла совершенно волшебным образом. Он сидел за рулём машины и думал, куда ему сейчас поехать. В офис не хотелось. Он повернул ключ зажигания, тронулся с места, без проблем добрался до офиса, но туда не пошёл, направился к небольшому кафе по соседству. Расположился за столиком, заказал кофе, закурил и задумался над тем, что только что услышал от Сергея Николаевича Беляева, и о том, как ему жить дальше.
ГЛАВА 17
В то же утро Вика пришла на работу намного раньше обычного. Она почти не спала ночь, думала о телефонном разговоре с незнакомой женщиной, женой её отца, переживала, что с её отцом произошло страшное несчастье, размышляла: как ей теперь быть, что делать, что предпринять, – и к утру приняла решение – она поедет к отцу!
Вика встала ни свет ни заря, даже позавтракать не смогла. Побежала на работу. И вот теперь она перекладывала бумаги, собиралась с силами, ругала себя за робость, заставляла себя – ей необходимо, если уж она решила ехать к человеку, который, по всей видимости, является её отцом… Ей необходимо поговорить со многими людьми – с начальством на работе, матерью, Сергеем, риэлтором Денисом. Объяснить свой поступок. А вот объяснения она придумать не могла.
Вообще-то она не должна никуда ехать, она должна сидеть в Москве и продавать квартиру. Должна? Почему она чего-то кому-то должна? Её отец тяжело болен, хочет её видеть, может быть, в последний раз. Вот к нему она ехать как раз и должна. А больше ничего и никому. Если она продаст квартиру на неделю позже, ничего не изменится. Но эту неделю она хочет посвятить своему отцу. Хочет выяснить, что и зачем всю жизнь скрывали от неё её мать и бабушка.
Вика вздохнула, встала, потащилась в кабинет к главбуху, который приходил всегда рано, раньше восьми. Она робко постучала в дверь кабинета, услышав почти грубое: «Ну кто ещё там?!» – Вика вошла в кабинет. Главбух поднял глаза от бумаг, сдвинул очки на кончик носа и спросил у неё:
– Виктория Викторовна, что-то случилось? Конечно, случилось, вы сегодня рано – это не к добру.
Вика прошла по кабинету, остановилась у стола главбуха. Тот повторил свой вопрос, но уже требовательно:
– Что-то случилось, Виктория Викторовна?
Вика тихо выдавила из себя:
– Да, случилось…
– Что? Говорите, не томите. Почему из вас нужно всё клещами тянуть? И говорите громче, и членораздельно, не бубните…
Вика собралась с силами и произнесла:
– Я прошу отпуск за свой счёт. На неделю…
Главбух удивился, ведь в их организации не принято было уходить в отпуск. Сам он неимоверно гордился тем, что не был в отпуске уже тридцать лет, а Вика на эти его высказывания всегда думала, что он не так уж сильно перетруждается, если не устаёт.
Главбух поинтересовался:
– Зачем вам отпуск? Вы устали? Вы не можете устать – вы такая молодая. От чего вам устать? Если работать не можете – увольняйтесь!
Вика старалась говорить громко и чётко, но голос её сильно дрожал и срывался:
– Я могу работать, я не устала. Но мой отец сильно болен, в тяжёлом состоянии в больнице, я хотела поехать к нему!
– Так поезжайте в выходные или после работы…
– Он живёт в Краснодарском крае. Я за выходные не успею!
– А что с ним?
– Серьёзная травма. Просил, чтобы я приехала: мы не виделись много лет.
– Так много лет не виделись – зачем сейчас ехать?
Вика опять опустила голову, и говорить стала тише:
– Он умирает…
Главбух продолжал вещать:
– Ерунда! Работы завал – она в Краснодарский край намылилась, отдохнуть захотела! Совсем молодёжь распустилась!
Тогда Вика не выдержала, вскинула голову и произнесла с вызовом:
– Если вы меня не отпустите, я всё равно уеду, напишу заявление об уходе, уеду. Ищите себе других рабов, чтобы за копейки без отпуска вкалывать. Я ничего не придумала, мой отец болеет. И если он умрёт, а я его не увижу перед смертью, не поговорю с ним, это будет на вашей совести…
До главбуха, наконец, что-то дошло, а потому он сказал совсем миролюбиво:
– Пишите заявление на отпуск за свой счёт и езжайте, но только на неделю… Через неделю чтобы были на работе…
Теперь наступила очередь её матери. Вика с мобильным телефоном в руках вышла в коридор, набрала знакомый номер телефона, вздохнула, нажала кнопку вызова. Мать ответила:
– Викуля, доброе утро. У тебя какие-то новости?
– Да, мама, у меня новости!
– Ты нашла квартиру?
– Нет, квартиру пока не нашла, но произошло другое. Мне вчера вечером звонила женщина…
– Что за женщина? Вика, о чём ты говоришь?
– Женщина, её имя Лариса. Сказала, что она жена моего отца!
– Какого отца, Вика? Ты о чём?
– Моего отца. Виктора Карпова…
– Вика, что ты говоришь! Тебе звонила какая-то женщина, сказала непонятно что! Почему ты всему веришь?
Голос матери набирал обороты, звенел, и Вика при этом думала, что звонившая женщина сказала правду: Виктор Карпов – её отец. А мать тем временем продолжала:
– Вика, почему ты всему веришь? Почему ты такая наивная, ты же уже большая девочка! Что хотела от тебя эта женщина?
– Мама, она сказала, что мой отец в тяжёлом состоянии, болен и хочет видеть меня… Он хочет, чтобы я приехала…
– Даже не думай! Это чушь, глупости, бред! Ты никуда не поедешь! – мать так кричала, что она непроизвольно отодвинула телефон подальше от уха. Чуть подождала, пока та успокоиться, и сказала негромко:
– Мама, я поеду, я хочу знать, что вы с бабушкой от меня всю жизнь скрывали. Бабушка – ладно, но почему ты скрывала от меня, кто мой отец? Ты любила его, я это точно знаю. Я думала, что моё отчество – просто случайность, но теперь поняла… меня назвали в честь него… Мама, я хочу знать правду!
– Девочка, ты не должна ехать! – рыдала мать. – Зачем? И потом, это так далеко, двадцать километров от Южноморска. Как ты туда доберёшься одна?
– Мама, ты знала, где он живёт? Почему молчала, скрывала от меня!
– Для твоего счастья! Я рассталась с ним, чтобы ты была счастлива! Поверь мне и успокойся! Тебе никуда не нужно ехать!
– Мама, я поеду туда, чего бы мне это ни стоило, и всё равно на твоё мнение – я узнаю правду!
– Ты мне не дочь! Если ты поедешь туда, ты мне не дочь!
– Не нужно так говорить, мама, потому что ты пожалеешь об этом. Я вернусь через неделю, Денис найдёт квартиру, я получу за нашу квартиру деньги, переведу тебе. Я так решила и так поступлю!
– Ты вся в него, ты такая же, как он. Он поступал, не думая о последствиях, и всё кончилось плохо, очень плохо… Вика, девочка, умоляю, подумай ещё раз!
Но Вика нажала на телефоне отбой. Решение принято.
ГЛАВА 18
И тут сообразила: денег у неё совершенно нет, вчера последние двести рублей отдала за такси. Как она поедет в этот Южноморск? О чём думала, когда принимала такое решение? Вечно у неё так: сначала делает – потом думает. Непутёвая, одним словом. Права её бабушка! И ещё её мать сказала, что она вся в отца, он тоже поступал необдуманно…
Вечером Вика зашла к соседке по лестничной площадке – тёте Свете, хорошей знакомой её матери и бабушки, хозяйке двух породистых персидских кошек. Тётя Света приходу очень обрадовалась, гости у неё бывали нечасто, а Вику она знала с детства. Женщина засыпала её вопросами, потом слушала, вздыхала, кивала головой, а когда Вика перешла к главному – зачем она к соседке пришла, – та вся обратилась вслух. Как только Вика назвала имя и фамилию – Виктор Карпов, тётя Света поджала губы и, задумавшись, произнесла:
– Знала я Виктора Карпова, в нашем районе он жил, от нас через два дома. Семья у него приличная была: мать – музейный работник, отец вроде рано помер. Сестра ещё была старшая, замужняя, детишек у сестры двое. Но сам Витька отпетым хулиганом был. В тюрьме сидел. Люди говорили – в тюрьме сгинул. А оказывается, он твой отец! Стало быть, твоя мать с ним спелась. Барышня и хулиган. Твоя мать пай-девочкой была, аккуратненькая, в музыкальную школу ходила, в институт поступила. Потом уехала. Твоя бабка говорила – Надя в Питере живёт, учится. Позже твоя мать с тобой появилась, с маленькой. Бабка твоя сказала, мол, муж Нади военный, на подводной лодке служил, погиб. Мы Надю жалели, не спрашивали ничего. И вот как оказалось – в Питере твоя мать не жила, мужа военного у неё не было. С Витькой Карповым где-то шастала. А бабка твоя – натуральная партизанка! Ничего не рассказывала!
Вике не нравился этот разговор. Не нравилось, что соседка о её матери отзывается так пренебрежительно. Но соседке не возражала, не оправдывалась, про себя опровергала – соседка говорит неправду, точно неправду, правду она узнает скоро. И всё же перебила монолог соседки:
– Тётя Света, я к отцу хочу поехать: он болен. Вы мне денег взаймы дадите? Немного… Я верну очень скоро…
Тётя Света, к Викиному удивлению её, намерение одобрила:
– Что к отцу собралась – правильно, поезжай. Сколько денег нужно?
Вика задумалась. К её стыду она не знала, сколько стоит билет на поезд, она даже не знала, до какой станции ей нужно ехать. Она помотала головой и призналась:
– Понятия не имею… А сколько стоит билет на поезд?
– А куда тебе нужно ехать?
– В Южноморск…
– Вообще-то туда поезд не идёт. До Анапы нужно ехать или до Новороссийска, а оттуда – до Южноморска на автобусе. Ты говоришь, хутор?
– Да, хутор Вишнёвый.
– Я думаю, до Южноморска доберёшься – там уточнишь, куда дальше. А денег сколько нужно? Тысяч десять, может быть, хватит… Если ещё понадобятся деньги, позвони, вышлю, раз такое дело – отец при смерти! – Тётя Света достала из старинного секретера шкатулку, из шкатулки – небольшую пачку денег, отсчитала десять купюр и протянула со словами: – Вот на шубу коплю, но лето впереди – шуба мне вряд ли скоро понадобится, а ты, я думаю, к осени деньги вернёшь…
– Я раньше верну, – обрадовалась Вика, – много раньше…
Она крепко зажала деньги в кулаке, обняла тётю Свету, поцеловала в щёку и побежала к себе. Она была искренне соседке благодарна, хоть та и наговорила ей много неприятного. Дома, в спальне, она нашла журнал, на котором записала номер телефона соседей её отца, решила позвонить, предупредить, что приезжает.
Наконец дозвонилась, услышала длинные гудки, потом к телефону подошёл молодой мужчина, как Вике показалось, не выспавшийся или сильно нетрезвый. Этот мужчина говорил с Викой неприветливо, по сто раз переспрашивал, кто звонит и что хочет. Вика даже немного опешила. Она представилась как положено, объяснила, кто она и что хочет, но мужчина на том конце провода, на хуторе Вишнёвый, ей не поверил:
– Кто ты, сказала, такая? Витьки Карпова дочка? Брехня! Не было у него никакой дочки!
– Можете мне не верить, но Лариса мне сама позвонила – ей телефон дал отец. Я прошу, передайте Ларисе, что я приеду очень скоро, через пару дней.
– Да передам, она часто нам звонит. Её сынок, Виталька, у нас живёт. Как, скажи, тебя зовут?
– Вика. Виктория Астахова.
– Виктория? Вы с Витьком тёзки! Может, он действительно твой отец!
Геннадий Гордеев положил телефонную трубку и тут же забыл о разговоре. Чушь какая-то – приезжает дочка Виктора Карпова, какая-то Вика! Нет у Виктора никакой дочки. Эта девчонка, которая звонила, перепутала что-то. Психованная девчонка! Генка отошёл на пару шагов от телефонного аппарата, но тот зазвонил снова. Пришлось вернуться и снять трубку. Звонили как как раз ему.
– Геннадий?
– Он самый! Что нужно? – Генка ответил почти грубо, но того, кто ему звонил, грубость Генки не тронула.
– Мы с вами встречались пару дней назад. Я передал вам фотографии.
– Помню. Что хотите от меня? Денег за фотки? У меня нет.
– Денег мне никаких не нужно. Мне нужна от вас услуга!
– Услуга? Что за услуга?
– Давайте увидимся и поговорим по душам? Хорошо?
– Да. Где?
– Там, где и встречались, через пару часов. Идёт?
– Хорошо. Через два часа.
Геннадий положил трубку и задумался. Этот разговор, в отличие от предыдущего, он воспринял всерьёз и через два часа подъехал к маленькому кафе, тому самому, где несколько дней назад встречался с незнакомцем, передавшим ему фотографии, подтверждающие связь его брата с его женой.
Незнакомец ждал его, курил у входа в кафе. Геннадий поставил машину на стоянку, открыл дверь, чтобы выйти, но незнакомец остановил его жестом руки, обошёл машину и, сев на пассажирское сиденье, предложил:
– Давайте поговорим здесь, без свидетелей…
Генка пожал плечами и кивнул. Незнакомец продолжал:
– Геннадий, хотите, чтобы та стройка, которую ведёт ваш брат, остановилась? Вы ведь с вашим другом Богдановым этого добиваетесь?
– В принципе, было бы неплохо…
– Мы тоже этого хотим…
– Кто – мы? – Геннадий был искренне удивлён, а его собеседник объяснять ничего не собирался, ответил кратко:
– Неважно. Мы – ваши единомышленники…
– Что вы хотите, чтобы я сделал?
– Это серьёзный разговор. Ваш брат лихорадочно ищет инвесторов, ведь без них строительство остановится, а у него нет денег. В этот четверг состоятся переговоры – приезжают австрийские бизнесмены, они хотят поучаствовать в строительстве. Ваша задача – эти переговоры сорвать…
– А как я это сделаю?
– Вот это вы должны придумать, в этом и состоит услуга!
– Во сколько переговоры?
– В двенадцать дня…
– Простите за любопытство, а откуда вы это всё знаете?
– Что – всё?
– Про переговоры с австрийцами, что у моего брата денег нет, он инвесторов ищет?
– Это я рассказать не могу, Вы уж простите меня, но это невозможно… Как моя просьба – выполнима? Геннадий задумался, почесал затылок. Ответил не сразу, но всё же чуть позже кивнул утвердительно: – Да, я сделаю то, что вы хотите, совмещу приятное с полезным. Мне приятно прищемить братцу хвост, а для остальных будет полезно, если стройка остановится!
Незнакомец попрощался с Генкой, пожал ему руку, похлопал по плечу и вышел из машины, а тот поехал домой и всю дорогу думал, что ему делать и как быть. За ужином он всё больше молчал, на вопросы родителей отвечал невпопад, а после сел на крыльце с сигаретой и думал. Думал почти до утра. То что, он придумал, ему не нравилось, но ничего иного в голову ему не пришло…
ГЛАВА 19
Позже Руслан вспоминал тот четверг с содроганием. От того, что произошло в тот день, ему было противно, тошно и стыдно. Какой позор! В произошедшем он винил только себя. Но он ничего не предпринял, пустил на самотёк, и произошло то, что произошло…
Ровно к двенадцати часам, в четверг, в офис компании Руслана прибыла делегация австрийских бизнесменов: четыре человека плюс переводчик. Аня проводила их в кабинет генерального директора, предложила кофе. От кофе все отказались, и Аня вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Австрийские бизнесмены расселись за столом для переговоров. Руслан – во главе стола, но не обратил внимания на шум, доносящийся из приёмной…
Вдруг дверь в его кабинет распахнулась, и на пороге возник его горячо «любимый» братец в кожаной куртке, несмотря на жару. За спиной у Геннадия маячила Аня, она пыталась оправдываться, говорила:
– Руслан Олегович, я не виновата! Он меня не послушал! Я предупреждала, что нельзя, что переговоры, но он меня оттолкнул…
Гордеев старший обратился к младшему:
– Ген, что хочешь? Я действительно занят, позже поговорим!
Генка загадочно улыбнулся, достал из-под куртки обрез ружья, наставил на Руслана и негромко, чётко произнес:
– Что хочу? Тебя, гада, убить хочу! Такие, как ты, жить не должны!
Руслан похолодел, но ему было совершенно не страшно, абсолютно, и он почему-то был уверен, что Генка не выстрелит, испугается – он всегда слабаком был. А если и выстрелит, значит, так тому и быть, всё к лучшему, никчёмная жизнь кончится прямо сейчас, и тогда его сегодняшний провал будет ему безразличен.
Но австрийские бизнесмены испугались страшно, попрятались под стол, а Руслан, в отличие от них, не сдвинулся с места, бровью не повёл, так и сидел во главе стола, положив аккуратно руки на его крышку, в дорогом светлом костюме, с тщательно расчёсанными волнами волос, неправдоподобно красивый и спокойный.
Генка заметил, что его брат не испугался, и это ему не понравилось. Он двинул стволом обреза и крикнул:
– Ты думаешь, я шучу?!
Руслан пожал плечами, наконец, прореагировав на происходящее:
– Возможно, нет. Стреляй, я не против. Если тебе так хочется, если ты меня так сильно ненавидишь – убей! Если тебе будет легче жить, ты дышать спокойно сможешь – убей! Тебе, если только тебя вменяемым признают, лет десять за меня дадут. Строго режима. Но ты молодой, здоровый – отсидишь, ещё молодым выйдешь. Только я сомневаюсь, что тебя признают вменяемым, потому что ты псих! Стреляй! Кишка тонка? Стреляй! Боишься?
Генка ещё раз двинул стволом обреза:
– Заткнись!
Тут Анюта, всё ещё стоящая за спиной у Генки, поступила так, как никто от неё не ожидал. Она кинулась Генке на спину, попыталась вырвать у него обрез, но тот легко отшвырнул её от себя, и она пролетела в угол кабинета, сильно ударилась коленкой об угол низкого журнального столика, а потом то ли боли, то ли от страха истошно завопила.
Охранники, дежурившие на входе в офис, услышали крики Анюты и поняли, что происходит что-то экстраординарное. Они прибежали в приёмную генерального директора, увидели распахнутую дверь в его кабинет, а там вопиющую картину – Генку с обрезом, в углу воющую от боли Анюту, австрийских бизнесменов под столом и генерального директора Руслана Олеговича, спокойно сидящего во главе этого ужаса, настолько бледного, что на него было страшно смотреть.
Генку обезоружили, отняли у него обрез, скрутили. Тут появился начальник охраны, за ним – десяток оперов. Генку увели, Анютке стали оказывать первую помощь – реанимировать её разбитую аппетитную коленку. Австрийские бизнесмены тихонько, под шумок скрылись из здания. А начальник охраны оправдывался перед Гордеевым:
– Руслан Олегович, простите, мы не думали, что он такое выкинет! Он ваш брат, мы его всегда спокойно пропускали: тихо себя вёл, не хулиганил.
Руслан, поморщившись, проговорил:
– Дело сделано. Металлоискатель на входе нужно поставить, чтобы впредь таких инцидентов не было, и правда – убьет кого!
Тут на пороге кабинета появился майор Никитин. Сразу с претензиями направился к Руслану:
– Рус, ни дня без приключений, а я ещё за пожар не все шишки получил! Что на этот раз случилось?
Руслан опять поморщился, потёр левую сторону груди рукой – сердце у него щемило – и тяжело вздохнул:
– Не знаю… Честно, не знаю… Какая муха его укусила…
– Откуда у него обрез?
– Отцовский…
Руслан снова потер грудь: сердце у него болело всё сильнее, он всё ещё был неимоверно бледным. И, глядя на него, Майор Никитин предложил:
– Руслан, давай «скорую» вызовем? Ты такой бледный, у тебя инфаркт сейчас будет… Тебе плохо совсем…
Руслан возражал:
– Нет. Я сказал – нет! Я здоров…
– Как хочешь! – Павел пожал плечами и продолжил: – Я о тебе забочусь. Друг всё-таки… столько лет вместе за одной партой просидели.
Но Руслан был настроен очень решительно:
– А вот обо мне заботиться не нужно: ты не мать Тереза, и я способен за собой присмотреть. Дело сделано – переговоры этот идиот сорвал. Что со мной дальше будет – вопрос. Точно уволят!
– Давай «скорую» вызову!
– Нет, я сказал! Не ясно? – Руслан стукнул кулаком по столу, однако Павел воспринял всё очень спокойно:
– Хорошо, не нервничай, водички выпей. Давай тебя допрошу о произошедшем, потом твоего братца упечём лет на пять за угрозу убийством!
– Не было угроз. Я угроз не слышал… Мне никто не угрожал, а обрез был бутафорским. Мой брат так шутит…
– Рус, ты что? Ты серьёзно?
– Можешь привлечь меня за дачу ложных показаний – не буду свидетельствовать против брата!
– Эй, брата покрываешь? Он обрезом размахивает, а ты покрываешь?
– Покрываю. Он дурак, мы с ним столько боли родителям причинили, и я не хочу причинять ещё. Подержи его денёк в обезьяннике, потом выпустишь. Скажешь – пьяный он был.
– Пьяный в двенадцать часов дня?! Ты ненормальный, такой же, как и твой Генка! У меня слов нет!
– И не нужно! Я за всё отвечу: перед моим начальством, перед Беляевым, перед законом!
– Это не я мать Тереза – это ты! За всех страдать хочешь: и за правых, и за виноватых. Не понимаю я тебя. Перестал понимать! Вы между собой с братом разберитесь. Я на похороны ни на твои, ни на Генкины не хочу идти. Рано вам помирать. Так что разберитесь. А Генку, если ты так хочешь, выпущу, оштрафую за хулиганство…
Никитин ушёл, а Руслан попросил, чтобы все, кто находился в его кабинете, вышли, затем запер дверь с внутренней стороны на ключ. Стянул пиджак, сорвал галстук, бросил и пиджак, и галстук в угол, прямо на пол. Сел на своё место за большим столом и, наконец, откинул голову на спинку кресла – ему было неимоверно плохо. Он готовился к этим уродским переговорам, подбирал материал, обдумывал свою речь, рисовал на компьютере слайды. И всё сорвалось в одну секунду, прокол произошёл там, где Руслан меньше всего ожидал!
Он достал из нижнего ящика бутылку водки, ту самую, из которой он пил ещё в понедельник, отвернул колпачок, выпил большой глоток, потом ещё... Выпил примерно половину бутылки. Ему показалось, что в кабинете жарко. Он встал, переключил кондиционер на холод, опять сел на своё место, закрыл лицо руками. Он пытался сообразить, что ему предпринять, как исправить положение, и понял – посоветоваться, поговорить совершенно не с кем. Никого рядом. Пустота.
В дверь его кабинета начала царапаться Аня. Она умоляла открыть, плакала. Тогда он прикрикнул на неё, но она не уходила, и ему ничего не оставалось делать, как открыть дверь. В кабинет не впустил, приказал:
– Анют, отправляйся домой: работы сегодня не будет, а остальным скажи, что тоже отпускаю, пусть уходят. Завтра будем думать, что делать!
– Руслан Олегович, вам плохо, давайте врача вызову…
– По поводу врача говорили, и не раз, – возразил он. – Мне врач не нужен.
– Вы такой бледный, даже губы серые!
Он и сам видел в зеркало, висевшем у двери, что бледный. Губы у него действительно серые, но продолжал настаивать на своём:
– Мне врач не нужен. Я здоров. Мне покой нужен, чтоб не доставал никто, вопросов глупых не задавал. Иди, Аня, до завтра.
Аня, сильно хромая – разбитая коленка у неё была туго забинтована, – оборачиваясь на Гордеева, всё ещё стоящего в дверях кабинета, пошла к выходу.
Освободившись, наконец, от Анюты – достала своей заботой, – Руслан вернулся за стол, закурил, бутылку с остатками водки из нижнего ящика стола поместил перед глазами, но пить ему больше не хотелось. Он думал о своей жизни и продолжил себя ругать, грызть, поедом есть…
ГЛАВА 20
Восемнадцать лет назад, Южноморск
То, что золотую медаль по окончании школы получит Руслан Гордеев, знали все: и учителя, и ученики, и родители учеников. Руслан учился лучше всех, за десять лет учёбы он не получил ни одной четвёрки, побеждал на всех олимпиадах, во всех конкурсах, его посылали на олимпиаду даже в Москву, где он, кстати, тоже победил.
Но всё получилось иначе. Перед последним выпускным экзаменом Руслана вызвали к директору школы, потребовали, чтобы завтра Гордеев пришёл с родителями. Руслан удивился, ведь повода не было, учился он отлично, дисциплину не нарушал, и если родителей вызывали в школу, то только из-за Генки, который был хулиганистым парнишкой.
Когда Руслан передал просьбу директрисы родителям, реакция их был разной. Мать предчувствовала плохое, охала, причитала, а отец почему-то решил, что его старший сын сделал что-то недопустимое, нахулиганил, стал сына ругать. Руслан отпирался – он ничего плохого не делал, но отца было не переубедить.
На следующее утро отец с матерью поспешили к директрисе. Её кабинет находился на первом этаже, и Руслан решил подслушать разговор, узнать, в чём же он провинился, зачем пригласили его родителей. К его счастью или, наоборот, к несчастью, на улице было жарко, окна распахнуты, кондиционеры тогда ещё были редкостью, тем более в их небольшом городке, в обычной, далеко не элитной школе. Руслан обошёл здание, остановился под окном кабинета директора. Он услышал, что директриса предлагает его родителям заплатить за то, что ему полагается по праву – за его золотую медаль. И заплатить огромную по тем временам сумму.
То, что он услышал, его возмутило, взбесило. Он сорвался с места, обежал школу и помчался в директорский кабинет. Секретарь, немолодая женщина, стала его останавливать, но безуспешно. Руслан ворвался в кабинет, увидел растерянные, испуганные лица родителей, таких денег никогда не видавших, не представлявших, где их можно достать. Увидел покрасневшую от негодования директрису.
Отец попытался удержать его от решительных действий, остановить. Он знал горячий и буйный нрав сына, знал, что тот сейчас наломает дров, всё испортит, а потому схватил того в охапку и начал говорить:
– Руслан, сынок, идём отсюда. Да ну её, эту медаль, к чёртовой бабушке, пусть твоя директриса подавится ею! Так проживём! Ты у меня такой умный – без медали всюду поступишь.
Но Руслан, полный юношеского максимализма, горел негодованием, выкрикивал оскорбления в лицо директрисе:
– Как вы можете такое предлагать! Это наглость! Я заслужил медаль по праву! Вы преступница!
Ему удалось вырваться из рук отца – он был на голову выше ростом, здоровее физически, – и, очутившись в шаге от директрисы, он повторил:
– Вы преступница! Я этого так не оставлю!
Что потом сделала директриса, как поступила – было на руку Руслану и его отцу. Но оба поняли это позже. Она начала орать на парня, оскорблять, называть «недоноском», «дебилом», «уродом», вцепилась ему в воротник рубашки, влепила увесистую пощёчину.
Тут вмешался отец, кинулся защищать сына, оттолкнул её и, когда отталкивал, въехал ей в глаз локтем! Та упала на пол, заголосила. Секретарь вызвала милицию, в отделение забрали обоих – и отца, и сына. А директриса отделалась фингалом под глазом, порванным платьем и помятой пышной причёской, на которую в парикмахерской убила час времени…
Что в милицию забрали отца и сына, ещё не было концом истории. Против них, по настоянию директрисы, возбудили уголовное дело, отправили в следственный изолятор. Руслан не сдал последний экзамен и, естественно, не получил аттестат, а уж о медали и говорить нечего.
Через неделю пребывания в следственном изоляторе, у Руслана начались ужасающие боли в желудке, и его перевели в тюремную больницу. Диагностировав язву, стали готовить к операции. Матери сказали: «Без операции ваш сын не жилец!»
Но мать смогла освободить их из тюрьмы. В отчаянии, что может потерять сразу и сына, и мужа: одного в тюрьме, а другого на операционном столе, – она обошла всех чиновников их города и даже краевого центра, рассказывая историю о своём замечательном сыне-отличнике и злодейке-директрисе. Показывала дневники сына за все десять лет учёбы, его грамоты за победы на олимпиадах. Она была везде, нашла даже свидетелей – её поддержали многие обиженные родители и даже секретарь, видевшая драку отца и сына Гордеевых с директором школы.
У секретаря были дочь и малолетняя внучка. Дочь воспитывала внучку одна, работала в их школе учителем младших классов. Секретарь просила директора разрешить её дочери дополнительно вести группы продлённого дня, но та заартачилась.
Директрису вызвали в прокуратуру, серьёзно поговорили, предложили заявление на Гордеевых, забрать и из школы уволиться, а то уголовное дело! А она тут же направилась в поликлинику, взяла больничный и, пробыв на лечении несколько месяцев, оформила инвалидность. Тихонько продолжала жить в роскошном коттедже на окраине города, ждать, когда история её позора забудется.
Отца Руслана выпустили из следственного изолятора, продержав там, можно сказать ни за что, два месяца с матёрыми уголовниками и рецидивистами, а Руслана из тюремной больницы перевели в лучшую краевую, где тоже стали готовить к операции.
Мать оперировать сына не дала. Забрала чуть живого, бледного, страшно похудевшего сына, отвезла на хутор Вишнёвый к своим родителям, где начала лечить народными методами – травами, мёдом, прополисом, молоком. Руслан и сейчас помнит свои ощущения: в летние дни, почти двадцать лет назад, когда он лежал на полу веранды, на мягкой пуховой перине в доме у своей бабушки. Он не хотел лежать в комнате: там ему было душно, а на улице ему и родители, и бабушка лежать не разрешали.
Перина была брошена около раскрытого окна. Он лежал, чуть прикрыв глаза, и сквозь ресницы видел, как колышется на ветру тонкая тюлевая штора, ощущал тёплый южный ветер, который приятно холодил его покрытую лёгкой испариной кожу. Ветер пах морем, и ему так хотелось на море, хотелось купаться, загорать, но он физически дойти не мог, был настолько слаб. У него даже встать на ноги не получалось, пальцами-то шевелил с трудом.
Бабушка сажала его, поддерживала, под спину подкладывала подушки, поила молоком, травяным отваром, протирала его лицо и руки влажной губкой, большим гребнем расчесывала его сильно отросшие за время болезни густые волосы. Эти процедуры отнимали у Руслана все силы, и когда бабушка после его неоднократных просьб оставляла его в покое, он ложился и продолжал наслаждаться лёгким тёплым ветром, запахом моря, наблюдал за солнечными зайчиками, бегающими по дощатому, давно не крашеному полу. И ни о чём не думал, вообще ни о чём…
Ближе к августу к Руслану приехал его давний друг Пашка Никитин, рассказал, что в школу прислали нового директора. Вместе с новым директором приехала комиссия из Москвы, проверили все оценки, выставленные на выпускных экзаменах, всех спрашивали, довольны ли ученики оценками. Кто был недоволен, у кого оценки были плохие, тем выдали новые аттестаты, уже с хорошими оценками. Ему, Пашке, новый аттестат не нужен, пусть у него «тройки», ведь он поступать никуда не собирается. Сейчас работать устроился, в автомастерскую, весной в армию уйдёт, а из армии вернётся – в милиционеры подастся.
Руслан слушал друга и думал – у него вообще аттестата нет, он экзамен не сдал и поступать вряд ли куда будет, ведь до осени не дотянет, умрёт. Но он не умер, хоть и собирался, молодой здоровый организм извести не так-то просто. Вскоре пошёл на поправку, начал потихоньку есть протёртый суп, картофельное пюре, паровые котлетки, отварную курицу. К осени он уже мог ложку сам держать, потом чашку с молоком, и умывался сам, и даже дошёл до моря, посидел на берегу.
С того дня его выздоровление пошло семимильными шагами. В октябре он вернулся домой, в город. В школе ему в порядке исключения разрешили сдать весной экзамен, и он его сдал, получив аттестат с отличием и долгожданную золотую медаль. Только сейчас она была ему ни к чему. Поступать куда-либо было уже поздно.
Он устроился к Пашке в автомастерскую, и весной они вместе пошли служить в армию. Медкомиссия тогда констатировала: ни следа от язвы желудка у него не осталось. Чудеса!
ГЛАВА 21
Несколько месяцев назад, той же весной, Южноморск
Руслан докурил очередную сигарету, затолкал окурок в переполненную пепельницу, из пачки достал следующую, но… отложил в сторону, обхватил голову руками. Он сидел уже несколько часов, в одиночестве, курил, думал. В его кабинете уже дым стоял столбом. Руслан пытался хоть что-нибудь решить и не придумал ничего лучшего, как написать заявление об уходе, разорвать контракт и уехать в Москву.
Захотелось выпить кофе. Вышел в приёмную, включил там электрический чайник. Открыл шкафчик, где Аня хранила банки с кофе, пачки с чаем, сахар, чашки и ложки. И когда он доставал банку кофе, то уронил её – тара разбилась, кофе рассыпался по полу. Гордеев стал шарить по углам приёмной, искать веник и совок, заглядывал за шкафы, за дверь… На шум заглянул пожилой охранник: лысоватый, кряжистый, с военной выправкой. Гордеев не ожидал, что в приёмную кто-то войдёт, и когда охранник обратился к нему, то он, погружённый в свои мысли, вздрогнул, удивленно поднял голову.
– Руслан Олегович, все разошлись. Почему домой не идёте?
Руслан на вопрос охранника не ответил, спросил в свою очередь:
– Вы не знаете, где мне найти веник?
Охранник удивился:
– Зачем вам веник?
– Я банку кофе разбил. Неудобно: завтра Аня придёт, а я здесь напакостил, – Руслан показал на осколки на полу. Охранник кивнул, пошёл искать веник и вернулся быстро, а после уборки осколков опять спросил у Гордеева:
– Руслан Олегович, почему домой не ушли? Сами всех распустили!
– Сейчас кофе выпью и пойду. А вообще, что там делать, там никого нет. А здесь вы есть. Выпьете со мной? У меня водка…
Охранник внимательно посмотрел на Гордеева, покачал головой и понял, что одного его лучше не оставлять. Потому предложил:
– Ну что, Руслан Олегович, беспорядок ликвидирован, давайте-ка мы с вами не кофе, а чайку выпьем, с мятой. Не нужно кофе пить: вы не слишком хорошо себя чувствуете!
Руслан чисто машинально тёр левую сторону груди, сердце у него щемило, но слова охранника его возмутили, он продолжал настаивать:
– Может, всё-таки водочки? В одиночку пить как-то противно!
Они подвинули стулья к небольшому столику, охранник достал из кармана целлофановый пакетик, обалденно пахнущей мятой и чабрецом, чайную заварку и опять возразил Руслану:
– Не нужно вам водку пить…
Руслан улыбнулся:
– Легче становится, как выпью. Стресс алкоголь снимает.
– Неправда это. Не снимает алкоголь стресс, ну, может быть, небольшая доза… А если много выпить, совершенно противоположного эффекта можно добиться, в петлю полезть.
Руслан опять улыбнулся:
– Вот это как раз мой случай… В петлю очень хочется…
Охранник напрягся, перебив Руслана:
– Руслан Олегович, сейчас чайку заварю, попьём с конфетами – вон у Анюты коробка на столе! – кивнул на коробку конфет, действительно лежащую на столе у Ани. – От стресса лекарство – задушевная беседа. Мы побеседуем, подумаем, как поступить!
Руслан вздохнул:
– Простите, я не знаю, как вас зовут…
– Николай Иванович меня зовут, можно дядя Коля…
Руслан продолжал:
– Чего думать, Николай Иванович: как поступить – уже решил!
– Чего ты надумал, чего решил-то, Руслан? Извини, я так, по-простому к тебе обращаюсь. Я на тридцать лет тебя старше.
– Всё правильно, всё нормально. А что я решил, Николай Иванович? В Москву уеду. Мне делать здесь нечего. Всех, кто в меня верил, мне доверял, мои неудачи оправдывал – всех подвёл. Беляев меня рекомендовал. А я его доверие не оправдал…
– Почему ты думаешь, что не оправдал доверие Беляева?
Николай Иванович заварил чай, разлил по кружкам, бросил в каждую кружку по три куска сахара, пододвинул одну из кружек Руслану. Тот кивнул, отхлебнул чай из кружки и ответил:
– Почему не оправдал доверие? Со стройкой не справился. У меня местные жители требуют строительство прекратить, экологи в суд подают, пожар случается или поджёг, и вообще – угроза убийством. Инвесторов нет, все контракты сорваны…
Николай Иванович всё не унимался:
– А почему, вот почему? Ты думал, почему так происходит?
– Мне Беляев рассказал, есть люди, которые очень хотят, чтобы меня сняли с работы, отдали под суд и другие люди заняли моё место. В администрации две группировки борются: с одной стороны – Беляев, с другой – кто-то ещё, а я между ними оказался. Но я одного не понимаю: складывается впечатление, будто мои противники владеют информацией лучше меня.
– А ты не думал, что твой телефон могут прослушивать? – высказал предположение.
– Хм…
– Жучки могут быть установлены. Я завтра попробую кое-кое-какое оборудование достать, в субботу кабинет проверю. И хорошо, что мы сейчас здесь сидим, не в кабинете. А теперь скажи, кто был в курсе твоих переговоров?
Руслан почесал затылок и сообщил, чуть подумав:
– Ну, я, Анюта… Скорее всего, больше никто…
Николай Иванович усмехнулся:
– Ты ответил на свой вопрос… Что ты знаешь об Анюте?
Руслан покачал головой:
– Ничего практически не знаю. Она говорила, что из плохой семьи, тяжёлое детство у неё было, родители от водки умерли…
– А где она раньше работала?
– По трудовой книжке – администратором в гостинице.
– А ты проверял, правда ли это?
– Зачем?
– Господи, ты взрослый мужик! Приблизил человека, о котором ничего не знаешь. Потрясающее легкомыслие. Ты спал с ней?
Руслан пожал плечами:
– Это имеет какое-то отношение к делу?
– Ещё какое! Господи, ты как ребёнок! Но ты же не ребёнок, ты взрослый, с хорошим образованием, отличным воспитанием, красавец-мужик! А ума нет совершенно! Она же тебя в два счёта соблазнила, в постель твою забралась, по всем статьям обставила и верёвки теперь из тебя вьёт!
Руслан прошептал:
– Она говорила, что любит меня…
– А ты… ты её, надеюсь, не любишь?
– Нет, я её не люблю, точно не люблю, мы совершенно разные, на разных планетах живём. Я несколько дней назад ей сказал, что мы должны расстаться, а она начала рыдать, на коленях передо мной стояла, и, если честно, мне её даже жаль, но с тех пор мы близко не общались. Я твёрдо решил: не хочу больше её видеть, точно не хочу.
– Слава богу! Хоть тут что-то понимаешь. А вообще, у меня впечатление, что ты инопланетянин. Как можно так вляпаться? Год ты здесь уже живёшь, строительством руководишь и издевательства терпишь! Судишься…
Руслан допил чай, чуть подумал и негромко сказал:
– Я работать хотел нормально. В людей привык верить, людям доверять. Все подозрения отметал, считал – всё временно, всё ерунда. Вот сейчас суд выиграем, инвесторов найдём, и всё в шоколаде будет. И поговорить не с кем, посоветоваться. Даже несчастьями своими поделиться не с кем. Коллектива нет, толкового зама нет, поручить ничего никому не могу, саботаж сплошной, никто ничего делать не хочет! Я один, друзей нет, старых друзей не осталось, новые далеко, в Москве, любимой женщины нет, брат родной меня терпеть не может, считает, что я жизнь его разрушил. Как я это сделал? Как разрушил? Я ему зла никогда не желал, любил всегда и сейчас люблю, несмотря ни на что. Родителей жалко, а они навещать их запретили из-за Генки, из-за его отношения ко мне.
– Руслан, давай с сегодняшнего дня начнём меры предпринимать, действовать. Как ты, сиднем сидеть и себя ругать, – очень легко. Это каждый может. Я помогу тебе. Ты можешь мне не доверять, можешь думать, что навредить тебе хочу, что я с противоположной стороны. Мне предлагали сотрудничество, но я не продаюсь. Я в Афгане воевал. И вижу, кто прав, а кто виноват. Ты прав, ты работаешь отлично, сможешь закончить что начал, тебе нужна моя помощь, и я рад, что оказался сегодня здесь, могу помочь. Я раньше служил в милиции и немного разбираюсь в обстановке в городе. Если веришь – работаем вместе, не веришь – посижу с тобой немного и пойду на дежурство. Но советую – не уезжай. Прими к сведению, что мы с тобой сейчас обсудили!
Руслан задумался, достал из пачки последнюю сигарету, пустую пачку бросил в урну, размял сигарету в пальцах и, наконец, ответил:
– Я вам верю. Попробуем. Я попытаюсь найти инвесторов в Москве, буду вести переговоры без Ани. Её увольнять не буду: зачем сор из избы выносить, подозрения навлекать!
Охранник поднялся, похлопал Руслана по плечу:
– Молодец, так и нужно. Справимся. Принеси мобильный.
Руслан принес мобильный телефон из кабинета, отдал Николаю Ивановичу, тот взял в руки телефон, отодвинул заднюю крышку, раскрытый телефон показал Руслану, и тот убедился – в телефоне жучок. Пожилой охранник приложил палец к губам.
– Спасибо, Николай Иванович!
– Езжай домой, отдыхай. По пути телефон новый купи и сим-карту. Со своего телефона по работе не звони. Не пей спиртного – не нужно тебе!
– Нет, Николай Иванович, водку не буду пить, и не хочется…
Охранник вымыл чашки, убрал в шкафчик, попрощался с Русланом и ушёл на свой пост, а Руслан вернулся в кабинет, собрал бумаги, надел пиджак, посовал по карманам галстук и телефон, бросил полупустую бутылку водки в мусорную урну, запер двери в кабинете приёмной и поехал домой. Настроение у него улучшилось – у него появился единомышленник, советчик. Может быть, ещё вырулит…
ГЛАВА 22
Несколько месяцев назад, весна, Южноморск
Вика и представить себе не могла, что дорога до Южноморска окажется настолько тяжёлой. В своей жизни она путешествовала нечасто, а если и путешествовала, то с комфортом, в вагоне «СВ», или, в крайнем случае, в купейном. В плацкартном вагоне, тем более на боковом верхнем месте, она не ездила никогда. Оказавшись в тесноте и духоте поезда Москва-Новороссийск, сначала не могла понять, где её место и как на этом месте она разместится. Хорошо, что вещей у неё было немного – одна небольшая сумка.
Все тридцать шесть часов, что Вика ехала до Новороссийска, она лежала на неудобной, перекосившейся верхней полке, держась рукой за какую-то металлическую планку, страшно боясь заснуть, отпустить эту планку, упасть вниз. В такие моменты стояла в тамбуре, отбиваясь от домогательств нетрезвых попутчиков.
Присесть нигде в вагоне она не могла. На нижнем месте, под Викой, ехала немолодая женщина, которая сразу расстелила постель, улеглась спать и не вставала до самого Новороссийска. Сесть на какую-нибудь другую полку Вика стеснялась, не знала, можно ли это сделать, как это воспримут её попутчики. И, если честно, попутчики Вику страшно пугали. Они сразу же все перезнакомились между собой. И мужчины, и женщины пили водку с пивом, горланили песни и постоянно что-то жевали – кур-гриль, бутерброды с копчёной, дешевой и остро пахнущей чесноком колбасой, картошку в мундирах, крутые яйца, солёные огурцы. Вика еды с собой не взяла. Не догадалась. Одна она никогда не путешествовала, о съестных припасах на время путешествия всегда заботилась её мать.
Вика покупала на остановках жареные в масле пирожки с картошкой или повидлом –пирожок с мясом купить она не решалась – и ела их в тамбуре вагона, запивая купленным у проводниц жидким чаем из стакана в металлическом подстаканнике.
До Новороссийска добралась безумно уставшая, вымотанная, с головной болью. Город был не конечной точкой её пути. Ей предстояло путешествие от Новороссийска на автобусе до Южноморска, а потом ещё нужно было добираться до неведомого ей хутора Вишнёвый.
На троллейбусе она доехала от железнодорожного вокзала до автовокзала. Ей показалось удачей, что автобусы от Новороссийска до Южноморска ходили часто. Она купила билет, почти не ждала посадки и примерно через час оказалась в Южноморске. И тут её постигло разочарование. До хутора Вишнёвый доехать было ни на чём нельзя. Все, кого она спрашивала, как туда добраться, пожимали плечами, отвечали – на машине. Расстояние от Южноморска до хутора Вишнёвый было примерно двадцать километров. Доехать туда на машине стоило явно больше полутора тысяч рублей, потому что плату просили в оба конца.
Можно было доехать на автобусе до станицы Солнечной, откуда до хутора дойти пешком – около пяти километров; но автобус до станицы Солнечной ходил по расписанию, два раза в сутки. В шесть утра и в шесть вечера.
Вика посмотрела на электронные часы, расположенные над входом в здание автовокзала, – четыре часа дня. Она вышла на площадь перед зданием, присела на свою сумку и задумалась, как ей быть. Полторы тысячи рублей за машину она отдать не могла, денег у неё было в обрез, только на обратную дорогу в Москву, и так, на мелкие расходы. Вика опасалась, что придётся звонить тёте Свете, просить выслать ещё денег, а то вдруг предстоят какие-либо экстренные траты… И потом, ехать одной на машине она просто боялась, предполагала, что шофёр может завезти её куда-нибудь, ограбить и бросить.
Вика решила – доедет на автобусе до станицы Солнечной, а уж там пешком дойти не проблема. Пять километров идти – примерно час. Сейчас май, темнеет поздно – дойдёт. Автобус только в шесть? Ничего, она оставит сумку в камере хранения и прогуляется по городу. Она читала – в этом городе есть знаменитая набережная, очень красивая; заодно поест нормально в каком-нибудь кафе.
Приняв важное решение, Вика встала, подняла свою сумку и направилась в здание автовокзала, в кассу за билетом. Очутившись там, сказала в окошечко, куда ей нужен билет, и кассирша, к четырем часам дня уже озверевшая от постоянно высказывавшегося недовольства и склок у кассы, бросила Вике в ответ:
– Пятьсот!
Вика не поняла, переспросила.
Кассирша повторила:
– Пятьсот! Пятьсот рублей билет стоит!
Вика полезла в сумку, висевшую у неё на плече за кошельком, но кошелька в сумке не было! Она искала кошелёк снова и снова, вытряхнула почти всё из сумки, чуть ли не на пол. Кассирша её торопила, очередь сзади шумела и возмущалась, требовала, чтобы Вика отошла, а сама Вика по-прежнему в растерянности рылась в сумке. Кошелька не было.
Грузная тётка, сильно пахнущая потом, стоящая прямо за спиной, вернее, почти лежащая на ней, не выдержала и со словами «Иди отсюда, растяпа, таких учить нужно!» вытолкнула Вику из очереди, тут же заняв своим мощным телом всё пространство перед кассой.
Вика, почти рыдая, отползла в сторонку и опять стала перерывать содержимое сумки. Кошелька не было, не было также мобильного телефона. И кошелёк, и телефон у неё вытащили на автовокзале в Новороссийске или уже здесь, в Южноморске.
Поняв, что вещи утрачены безвозвратно, она обернулась кругом, в надежде найти какой-либо выход из создавшегося положения, и увидела вывеску «Отделение полиции». Сразу немного успокоилась, вытерла слёзы, высморкала нос, тяжело вздохнула и пошла к отделению.
ГЛАВА 23
С утра в субботу Руслан вместе с пожилым охранником Николаем Ивановичем проверяли офис, искали установленные приборы отслеживания. Николай Иванович достал специальную аппаратуру. Проверять решили в субботу, чтобы никто не мешал.
«Жучков» оказалось предостаточно, но только в кабинете Гордеева. В приёмной не обнаружили. Скорее всего, «жучки» расставляла Анюта и на своём рабочем месте не спрятала. А за вентиляционной решёткой в кабинете нашли портативную видеокамеру.
Руслана затошнило. Это надо было так вляпаться! Он представил, какое они получали удовольствие, наблюдая за ним, особенно когда он в своём кабинете «имел» Анюту. Бесплатная порнуха с ним в главной роли!
Все устройства Руслан с Николаем Ивановичем постарались нейтрализовать, а глазок видеокамеры заклеили скотчем.
Накануне, утром в пятницу, Николай Иванович передал несколько сложенных вдвое листов бумаги:
– Прочтите, это важно, и выбросите обязательно. Изорвите помельче или сожгите. Телефон купили?
Руслан кивнул:
– Да, купил… – потом добавил: – Мы были на «ты»…
– Извини, я думал, что наше панибратство возможно было только вчера, вчера тебе было очень плохо, ты нуждался в помощи…
– Николай Иванович, оставим всё как есть! Общаемся на «ты». Идёт?
– Руслан, тогда я – дядя Коля…
Руслан похлопал охранника по плечу:
– Отлично!
– Бумаги посмотри, –продолжил Николай Иванович, – как посмотришь – мне отзвони с нового телефона. До вечера. Я пост сдал, поеду за оборудованием, обещал офис проверить…
Руслан спрятал бумаги в карман и прошёл в свой офис. В приёмной его с объятьями и поцелуями встречала Анюта. Он охладил её пыл, разжал объятия, коротко бросил «Потом!» и, пройдя в кабинет, сел за свой стол.
Интересно, догадывается ли Анюта, что он знает про установку «жучков»?
Гордеев снял пиджак, повесил его на спинку кресла, достал бумаги, переданные Николаем Ивановичем, начал читать… и обомлел. Да, он много лет занимался бизнесом, но что такое бывает, не предполагал. Может быть, ему раньше просто везло? На его пути встречались исключительно благородные конкуренты? А сейчас кому-то определённо нужно его место, его хотят убрать любой ценой, и эти кто-то действуют очень профессионально. В бумагах освещалась вся подноготная секретарши Анюты, и лучше было бы этой подноготной ему не знать. Анюта, с которой было так приятно спать, которая была такой нежной и ласковой, оказалась настоящей профессионалкой. Она действительно работала администратором в гостинице, но основная её деятельность состояла в другом. Она оказывала постояльцам услуги определённого характера, плюс к этому ещё организовывала весёлые вечеринки с участием «ночных бабочек».
Он задумался, почему он о ней знал так мало? И хотел ли знать о ней больше? Она хороша собой, утешала его в тяжёлые минуты, утешала и говорила, что он со всем справится, всё будет хорошо. И при этом прекрасно знала, кто виноват в его несчастьях. И что исправить ему ничего не удастся, будет ещё хуже.
В бумагах были указаны имя и фамилия близкого друга, можно сказать «хозяина» Анюты, и теперь Руслан понял, что постель Анюта делила не с ним одним. И за то, что делила постель именно с ним, с Русланом, и при этом шпионила, Анюта ещё и получала приличное вознаграждение! А ведь она уверяла, что безумно его любит! Но он ей не поверил, обман почувствовал и, оказывается, был прав – Анюта плохая актриса!
Ему захотелось выйти в приёмную, схватить Аню за длинные распущенные волосы, вытащить из офиса и выбросить на улицу. Но он выдохнул, завязал себя в узел, сложил листочки, переданные ему пожилым охранником, разорвал их, бросил в пепельницу, щёлкнул зажигалкой и поджёг. Подождал, пока листочки обуглятся, и выбросил пепел в мусорную корзину. Потом медленно вытащил из пачки сигарету, закурил и начал обдумывать, как ему быть с Анютой. Решил – пока виду не подавать, вести себя с ней как прежде, любезничать, заигрывать, иногда обедать и ужинать. Но о прежних близких отношениях речи быть не может: он просто физически не сможет…
Анюта заглянула в это время в кабинет, зазывно улыбнулась и спросила:
– Руслан Олегович, мне можно войти?
Он кивнул. Она прошла, остановилась у стола и проворковала:
– Рус, как дела, как ты себя чувствуешь? – при этом она ласково, кончиками пальцев провела по его широкому плечу, обтянутому тонкой шёлковой рубашкой.
Он невольно отодвинулся в сторону. Аня удивлённо вскинула брови. Он заметил это и сразу же взял себя в руки – похлопал ладонью по её руке, посмотрел на неё, чуть улыбнулся и произнёс:
– Всё отлично. Кофейку принеси, потом часика в три пообедаем с тобой где-нибудь. Сейчас мне поработать нужно. Меня ни с кем не соединяй, не пускай ко мне.
– Совсем никого?
Он начал раздражаться:
– Совсем. Иди, не мешай мне…
Она вышла, через пару минут принесла кофе, но всё крутилась вокруг него, и он с трудом её выдворил. Когда секретарь ушла, плотно затворил за ней дверь и выдохнул с облегчением. Теперь можно действовать.
Порядок своих действий он обдумывал предыдущей ночью, не спал почти до утра. Его кабинет располагался на втором этаже старинного особнячка, и в кабинете был небольшой балкончик, выходящий на проезжую, оживлённую улицу. Дверь балкончика всегда плотно закрыта, чтобы в кабинет не доносился шум и не летела пыль с улицы. В общем, она практически никогда не открывалась, а взамен этого в кабинете установлен мощный кондиционер.
Руслан выключил кондиционер, открыл балконную дверь, вышел непосредственно на балкончик, достал новый мобильный телефон и набрал номер. Долго, в полголоса разговаривал, записывал в еженедельнике нужные телефоны и фамилии. Потом набирал записанные ранее телефоны, просил к телефону людей, фамилии которых также записал, и разговаривал, разговаривал, разговаривал… Он был уверен, что на этом балкончике его не прослушивают.
Через пару часов он устал, у него пересохло в горле, поэтому вынужден был вернуться в кабинет. Выпил остатки остывшего кофе, закурил, хоть курить ему и не хотелось. И снова вернулся на балкончик, начал набирать на телефоне нужные номера и разговаривать с нужными людьми.
К трём часам дня он договорился о солидном кредите, оставалось только написать несколько писем и отправить их. Он вернулся в кабинет, запер балконную дверь, включил компьютер, напечатал нужные письма, некоторые из которых сразу отправил по электронной почте, а некоторые распечатал, чтобы отправить минуя Анюту. Вечером заедет на почту, купит конверты и там же, на почте, опустит письма в почтовый ящик.
Писем Руслан никому не отправлял уже лет десять, с тех пор как в обиход вошли компьютеры, мобильные телефоны, факсы. Он сложил их в плотную бумажную папку, которую спрятал в портфель. Теперь ему просто необходимо пойти пообедать с Анютой, чтобы та ничего не заподозрила.
А в субботу рано утром встретился с Николаем Ивановичем, который, как оказалось, жил поблизости, практически на соседней улице. Николай Иванович захватил необходимое оборудование, погрузил в машину Руслана, и они поехали проверять офис.
В офисе провели почти весь день и освободились около четырёх часов дня. Вышли на улицу, обменялись рукопожатиями. Руслан предложил подвести своего спасителя – всё-таки у того было тяжёлое оборудование, – и Николай Иванович не отказался. Они, как и утром погрузили всё в машину и поехали в сторону автовокзала, где располагалось небольшое охранное агентство, в котором работал приятель Николая Ивановича.
А после Руслан решил зайти на рынок, расположенный неподалёку. Захотелось купить мягкий адыгейский сыр, хлеб-лаваш, вкуснейшую острую приправу «Ткемали» в маленькой бутылочке, свежую зелень – укроп, петрушку, тархун, базилик. Он думал, что хорошо бы купить ещё и красное домашнее вино из прошлогоднего урожая – крепкое и терпкое. А может быть, уже созрели его любимые помидоры: большие, розовые, сладкие, бакинские, – «бычье сердце»?
Он представил, как купит всё это, придёт домой, вино отправит в холодильник, а помидоры и сыр порежет крупными кусками. Поломает лаваш, порвёт зелень, потом обмакнёт лаваш в соус «Ткемали», сверху на лаваш положит зелень, кусочек помидора, сыр – и вкуснейший бутерброд готов!
Он сядет в беседке, будет откусывать замечательный бутерброд маленькими кусочками и запивать ледяным вином…
ГЛАВА 24
Просидев на ступеньках отделения полиции около пяти минут, Вика увидела приближающегося к ней молоденького, розовощёкого полицейского. Тот спешил через площадь к своему месту службы, лакомясь мороженым в вафельном стаканчике. Заметив Вику, сидящую на ступеньках, он замешкался, засмущался, попытался спрятать мороженое за спину.
Вика встала, сотрудник подошёл к ней, по пути с сожалением бросив недоеденное мороженое в мусорную урну, и поинтересовался:
– Девушка, у вас что-то случилось?
Вика шмыгнула носом и ответила:
– У меня телефон и деньги украли! У меня вообще денег нет!
Полицейский растерялся. Это был его первый самостоятельный день службы, и первое, как он решил, серьёзное происшествие. Он абсолютно не знал, как ему быть. Только и смог предложить девушке пройти в отделение, открыл перед ней дверь, пошёл следом, лихорадочно соображая, как ей помочь? И нужно ли ей помогать? Вдруг она аферистка? Да нет, на аферистку вроде не похожа, по-настоящему расстроена и плачет очень искренне, одета скромно: в самовязанную кофточку и джинсовую юбку. Юбка, правда, мини, но ей короткая юбка идёт, ноги у нее отличные.
А Вика, отправившись на юг в джинсовой мини-юбке и вязаной ажурной кофточке, в лёгких босоножках и без колготок, с удивлением обнаружила, что там, куда она приехала, не слишком тепло – градусов пятнадцать с плюсом, не больше.
Косметики на лице у девушки ни грамма, причёска очень простая – вьющиеся каштановые волосы до плеч. Девушка заняла свободный стул, полицейский уселся напротив, за стол, внимательно посмотрел ей в лицо и понял, что перед ним абсолютная красавица, и эта девушка то, что она абсолютная красавица, вообще не осознаёт. Скорее всего, считает себя очень обычной, мечтает быть похожей на гламурных блондинок с обложек цветных глянцевых журналов, мечтает похудеть килограмм на десять, думает, что толстая, а она совершенно не толстая, в норме; думает, что хочет загореть, осветлить и выпрямить волосы...
Он опять спросил:
– Девушка, поподробнее расскажите, что у вас случилось?
Она опять заплакала:
– У меня кошелёк вытащили, а там все деньги, и телефон мобильный тоже. А мне ехать нужно, у меня отец очень болен.
– А куда вам ехать нужно?
– В Солнечную…
– А откуда вы приехали?
– Я из Москвы …
– А документы у вас не украли?
Девушка помотала головой, достала из сумки паспорт и протянула пареньку в форме. Тот развернул паспорт, заглянул в него и страшно расстроился: согласно паспорту девушке было двадцать пять лет, на четыре года больше, чем ему. Он захлопнул её паспорт… и вдруг подумал, что как здорово было бы, если бы ему было тоже двадцать пять лет или даже тридцать. И он был бы не юным, не уверенным в себе лейтенантом, а взрослым, крутым, знающим себе цену капитаном или даже майором, как его родной дядька Павел Никитин. Молоденький полицейский был племянником Павла Никитина, сыном его старшей сестры, и звали лейтенанта Иваном.
Лейтенант Иван Никитин смотрел на рыдающую напротив него незнакомую красавицу и думал, как с ней быть. Можно попросить кого-нибудь её отвезти в Солнечную бесплатно, да и, скорее всего, если он будет просить, ему откажут. Кто добровольно попрётся в Солнечную? Это двадцать километров от города! Можно попросить водителя автобуса, отходящего в Солнечную в шесть часов вечера, посадить эту девушку бесплатно или дать ей денег, пятьсот рублей, – пусть билет купит, и едет. Можно самому её отвезти, взяв у дяди машину, но дежурство у него только в восемь вечера заканчивается, и девушке до восьми ждать придётся.
Иван положил перед ней пачку листов чистой бумаги и ручку, попросил написать, всё, что с ней произошло, а сам вышел на улицу – подумать. Но думать не получалось, и он достал мобильный телефон, решив позвонить дяде. Надо посоветоваться – тот обязательно что-нибудь придумает.
Майор Никитин подъехал к отделению полиции на автовокзале минут через десять после звонка Ивана. Тот ждал на улице.
– Иван, что за девушка, где ты с ней познакомился? – наехал на племянника.
Ванька улыбнулся, потянул дядю за рукав по направлению к отделению и ответил негромко:
– Пойдём, покажу, сам сейчас увидишь…
Иван приоткрыл дверь, Павел Никитин заглянул в дверной проём и увидел действительно необычную девушку в простенькой вязаной кофточке, джинсовой мини-юбке, совершенно не вписывающуюся в убогую обстановку отделения. Увидел инопланетянку, пришелицу.
– Ну как? – поинтересовался Иван.
Павел покачал головой:
– Понравилась? Девочка супер. Но девочка не для тебя: она на тебя и не посмотрит, я уверен, ты не в её вкусе. И старше она тебя… лет на пять…
Ванька согласился:
– Понимаю, что герой не её романа: действительно, она старше меня. Но как ей помочь? Ей в Солнечную нужно. Дядь Паш, можно я сдам дежурство, возьму машину, отвезу её?
– Нельзя! Ты дежурить до восьми должен: заменить некем. Придумаем сейчас что-нибудь.
Павел обернулся кругом и вдруг увидел идущего через площадь к рынку Руслана Гордеева… Никитина осенило:
– Вань, я, конечно, тебя расстрою, но вон идёт человек, который поможет нашей несчастной. Вот это герой её романа.
– Кто? – удивился Ваня.
Никитин усмехнулся и указал на Руслана:
– Вон идёт… Приведи его быстрее, а то уйдёт сейчас…
Ваня, наконец, заметил Гордеева и переспросил:
– Руслан Олегович? Ты его имеешь виду, дядя Паша?
– Конечно его. Согласен, они пара?
Ваня вздохнул:
– Ты считаешь? Он же старый…
– Старый? – возмутился Павел. – Ваня, меня тоже старым считаешь? Мы ровесники с Русланом. Нам по тридцать пять. Посмотрим, что ты скажешь, когда тебе тридцать пять будет. Ладно, потом об этом поговорим. Зови Гордеева!
Вика сидела в отделении полиции, писала заявление и думала, что она напрасно сюда пришла: не поможет ей этот молоденький лейтенантик. Она признавалась себе, что с телефоном и деньгами придётся попрощаться… Она очень устала, хотела есть, и, самое главное, ей нужно было в туалет.
Попроситься в туалет у молоденького лейтенанта Вика стеснялась, но заметила сквозь неплотно прикрытую дверь, как лейтенантик, выйдя на улицу, кому-то звонит по мобильному телефону. Потом к лейтенанту подошёл немолодой, как показалось Вике, грузный, усатый майор, они с пареньком начали о чём-то спорить.
Лейтенантик куда-то убежал и вернулся вместе с высоким темноволосым мужчиной в джинсах, белой футболке и накинутым на плечи то ли джемпером, то ли свитшотом. Эти трое, ещё немного поспорив между собой – Вика поняла, решается её судьба, – вошли, наконец, в отделение.
ГЛАВА 25
Когда Руслана на площади автовокзала перехватил лейтенант Ваня Никитин, он совершенно не почувствовал подвоха. Иван показывал рукой в сторону майора Никитина, стоящего у входа в привокзальное отделение полиции, уговаривал, что дело очень важное, не требующее отлагательств, и майору Никитину просто необходимо поговорить с Русланом Олеговичем. Гордеев тяжело вздохнул: важное дело, значит, важное дело…
Он вместе с Ваней направился к входу в отделение, где Майор Никитин встретил его загадочной улыбкой. Руслан сразу понял – тот что-то задумал, и ужинать сегодня придётся не скоро. Павел похлопал его по плечу, отвёл в сторону:
– Руслан, извини, без тебя никак! Помощь твоя нужна – не откажи!
– Что случилось?
– Ты что сегодня вечером делаешь?
– Отдыхаю, на рынок направлялся, хотел кое-чего на ужин купить. С утра в офисе проторчал, только освободился – не ел ничего!
– У тебя ведь в Солнечной тётка живет?
– Да, живёт…
– Она хорошо готовит?
– Да, она отлично готовит… Но, Паш, при чём тут это?
– А ты давно её навещал?
– Паш, а зачем ты это всё у меня спрашиваешь?
– Рус, помоги, а! Выручи!
– Паша, что случилось? Что я должен сделать? – Руслан закипал.
– Съезди в Солнечную…
– В Солнечную? А зачем?
– К тётке. Поужинаешь, поговоришь с ней, ей будет приятно.
– Паша, я не идиот. Почему я должен в Солнечную ехать, объясни!
– Посмотри туда…
Павел кивнул в сторону приоткрытой двери в помещение отделения полиции, и Руслан в дверном проёме увидел сидевшую за столом девушку, совершенно необыкновенную. И то, что эта девушка необыкновенная, он понял сразу, его как будто током ударило. Девушка была не просо красивой или очень красивой, потому что красивых и очень красивых девушек Руслан за свою жизнь видел множество – девушка, которая сидела перед ним, была невероятно красивой. Её красота была волшебной, сказочной, неземной. Если бы попозже его спросили, в чём была одета Вика при первой их встрече, он бы не смог описать, он просто этого не запомнил. Он также не запомнил всю её целиком, её образ в его сознании распадался на отдельные части. Он запомнил узкие лодыжки, длинные ноги с круглыми коленками, пышные каштановые волосы, аппетитную фигурку с тонкой талией, высокой грудью и полными бёдрами. И почти не запомнил её лица, только светло-карие миндалевидные глаза, нежные ярко-розовые губы и полное отсутствие косметики.
Он потом вспоминал, какое впечатление произвела на него Вика при первой их встрече, и к ощущению, что он встретил девушку неземной красоты, прибавлялось ещё одно чувство – произошло чудо, с небес спустился ангел. Нет, не ангел, это Венера с великой картины Сандро Ботичелли «Рождение Венеры» – тот же, чуть смущённый взгляд миндалевидных глаз, припухшие губы, волнистые каштановые волосы, аппетитная фигура. Он понял – эта встреча не случайна, это подарок судьбы, знак свыше, это его шанс…
Вика закончила писать, аккуратно сложила в стопку мелко исписанные листки и тут же услышала голос молоденького полицейского:
– Виктория, вот человек, который вам поможет. Это Руслан Олегович!
– Да, Виктория Викторовна, – это говорил немолодой, с точки зрения Вики, майор, – я за Руслана как за самого себя ручаюсь. Он мой друг детства и одноклассник. Простите, не представился – майор Никитин, начальник этого молодого оболтуса! – он кивнул на Ивана и продолжил: – А заявление ваше Иван зарегистрирует, и мы будем по нему работать, попытаемся ваш телефон найти, а вот деньги найти – это вопрос!
Вика подняла голову. Внимательно посмотрела на майора Никитина, потом перевела взгляд на стоящего рядом с ним высокого мужчину и тут же подумала, что этот майор Никитин говорит неправду. Рядом с майором стоял симпатичный, хорошо откормленный, холёный тип. Этот тип был одет в дорогие, фирменные шмотки, у него были густые тёмные волосы, правильные черты лица, прямой нос и карие, почти чёрные глаза. И он ну никак не мог быть одноклассником немолодого майора.
Во-первых, этот холёный тип был лет на десять моложе майора, а во-вторых, невооружённым глазом было видно, что социальный статус этих людей не равен. Вика была уверена, что все бирки и лейблы на джинсах, футболке, ковбойских ботинках, блестящих – возможно, золотых – часах и солнцезащитных очках, сдвинутых наверх, на густые темные кудри незнакомца соответствуют действительности. Эти настоящие Гуччи, Прада, или что там ещё бывает, куплены в соответствующих бутиках за хорошие деньги. А в-третьих – это она заметила уже позже, – у холёного типа было московское произношение, он не мог родиться в этом провинциальном затрапезном Южноморске. Вообще, ей было непонятно, что холёный тип, носящий совершенно банальное, простое имя Руслан Олегович, здесь, в этом Южноморске делает? Он должен сейчас гулять по пляжам Рио-де-Жанейро в обнимку с красавицами, играть в гольф на роскошных полях Новой Зеландии, тусоваться по ночным клубам Парижа или Берлина, проигрывать миллионы в казино в Монако…
Вот он сидит в казино в дорогом смокинге, с галстуком-бабочкой, ставит на красное, подзывает официанта, просит принести коктейль «водку-мартини»… Смешать, но взбалтывать…
Нет, немолодой майор ей, лапшу на уши вешает: не могли они в одном классе с этим типом учиться! Но её предполагаемый спаситель всё происходящее воспринимал с олимпийским спокойствием. Он улыбнулся Вике, и у его глаз появились потрясающие морщинки. От этой улыбки и восхитительной мимики у Вики ёкнуло в сердце. Но она вскинула подбородок, решив – ей нет дела до этого холёного типа, он отвезёт её в Солнечную, она скажет ему «спасибо»… и всё.
Руслан Гордеев заметил недоверчивый взгляд девушки, но особого значения этому не придал, решил – смущается девочка, всё-таки в тяжёлой ситуации оказалась. Деньги у неё украли, телефон, и из Москвы она приехала… Он обратился к девочке:
– Вы Вика, да? Я Руслан Олегович. Давайте я возьму ваши вещи. Моя машина неблизко стоит, на площади – придётся пройти…
Вика кивнула, показала глазами на сумку у её ног, поднялась, одёрнула короткую юбочку и быстро пошла к выходу на улицу. Руслан с её сумкой и Никитины переглянулись между собой, пожали плечами, но зашагали следом.
ГЛАВА 26
В субботу утром Аню разбудил звонок мобильного телефона. Она, потягиваясь и зевая, лёжа в постели, лениво ответила на звонок. Она знала, кто ей звонит, и звонку не удивилась. Но то, что она услышала, её абсолютно не порадовало, даже испугало. Она вскочила, лихорадочно натянула на себя одежду и выбежала на улицу. Там её уже ждали. У ворот дома была припаркована дорогая спортивная машина. Хозяин машины, увидев Анюту, распахнул переднюю дверь и потребовал :
– Садись, быстро…
Аня села рядом с водителем, захлопнула дверь, и машина рванула с места. Отъехав пару кварталов, водитель остановился, повернулся к ней:
– Что за туфту ты вчера нам передала?
Аня не понимала:
– Я передала, как и должна была, записи переговоров за четверг и пятницу и запись с видеокамеры…
Водитель достал с заднего сиденья ноутбук и, включив его, показал запись:
– Вот смотри, с кем он здесь?
Аня увидела на экране компьютера её шефа, Руслана Гордеева, переживающего после несостоявшихся переговоров, пьющего водку, и в который раз подумала, насколько ей его жалко, зачем так с ним поступают! Чуть позже она увидела, что её шеф о чём-то разговаривает с пожилым охранником. Аня не знала имени охранника, только в лицо, каждое утро здоровалась, а охранник ей улыбался.
Её спутник тыкал пальцем в экран компьютера, на котором почти ничего не было видно, только открытая дверь и силуэты о чём-то беседующих мужчин.
– С кем это он говорит? – потребовал ответа. – О чём? Почему нет записи разговора?
Записи действительно не было. Её шеф с охранником сидели в приёмной, а «жучков» там как раз и не было.
– Так в приёмной же чисто, а то, что здесь происходит, – понятно, Гордеев ещё в кабинете, как переговоры сорвались, начал пить, ты это видел на предыдущих кадрах, а охранник известный выпивоха, вот они и догоняют!
Аня врала. Она не знала, любит ли выпить пожилой охранник, но должна была показать осведомлённость. Тем временем её хозяин продолжал:
– Ты уверена? Ты понимаешь, что мы всю подноготную этого охранника узнаем легко. Учти! Почему в приёмной нет «жучков»?
Аня пожала плечами, возразив:
– Вы разрешили в приёмной не ставить – припомните!
– Хорошо. Это четверг, а вот пятница – как ты это объяснишь?
На экране компьютера её шеф, Руслан Олегович, разговаривал по телефону: не в кабинете, а на балкончике, на улице. Аня была в ужасе, этого она объяснить не могла. Она догадалась, как догадалась и то, что и её хозяева поняли – Руслан знает про «жучки», и про неё. Вот только откуда? А хозяину сказала:
– Говорит по телефону на балконе – кондиционер в офисе сломался.
– О чём? О чём он говорит?
– Я узнаю. Узнаю о чём…
– У тебя один день! Ты должна всё узнать! Что он делает сегодня?
– Не знаю, скорее всего, пьёт! Он в последнее время много пьёт! Я поеду к нему попозже, поговорю!
– Он тебе по-прежнему доверяет?
– Да, доверяет. У нас всё по-прежнему…
Она кривила душой. Нечего по-прежнему у них не было. Она физически это ощущала. Вот и объясняется его холодность, отчуждённость, желание с ней расстаться. Ей нужно что-то придумать, как-то оправдаться. Она решила – предупредит Руслана, всё ему расскажет. Поверит он ей? Если не поверит – они погибнут, оба. И она опять принялась убеждать своих хозяев, что Гордеев её любит, у них идеальные отношения, а что он говорил по телефону на балконе – это случайность.
Кажется, ей поверили. Она вернулась домой, схватила телефон, начала звонить Гордееву, но тот трубку не брал. Промаявшись часа три, не дозвонившись Руслану, она поехала к нему домой, но и дома его не было. Она села на лавочку напротив, решив подождать, периодически набирала его номер телефона. Не отвечал.
Тогда позвонила его родителям, живущим на хуторе Вишнёвый, страшно боялась, что к телефону подойдёт Геннадий, но, слава богу, ответила мать братьев. Женщина заволновалась, занервничала, но где Руслан – она не знала. Ответила – скорее всего, дома. Но Аня точно знала, что там его нет.
Она поехала в офис, решила – может быть, он там? И, подходя к зданию, увидела машину Руслана, отъезжающую прочь. Но и потом, уже у дома Гордеева, не застала его.
Пошёл дождь, и Аня укрылась под раскидистым деревом, раздосадованная отсутствием зонта. Но дождь усиливался и вскоре полил стеной. И вдруг она поняла, что Руслан сегодня не вернётся. Она страшно устала, вымокла, замёрзла. Пару раз на мобильный телефон звонили её наниматели, но Аня решила не отвечать. Ночью она не сомкнула глаз, даже не прилегла, просидела всю ночь на диване, дрожа от холода и страха, хоть и завернулась в одеяло. Сжалась в комок, а согреться никак не могла. Она курила сигарету за сигаретой и, когда рассвело, оделась и опять поехала к дому Руслана Гордеева…
***
Вика проснулась очень рано и в хорошем настроении. Она отлично выспалась, лежала в мягкой удобной постели и вспоминала всё то, что произошло с ней вчера – плохое и хорошее. И плохое, что произошло вчера, казалось ей теперь таким мелким, таким незначительным, таким банальным. Она вспомнила хорошее и улыбнулась, а потом вдруг услышала, как во дворе кто-то открыл водопроводный кран, и вода с шумом и звоном ударила в алюминиевую раковину.
Кровать, на которой спала Вика, стояла у окна. Она приподнялась, выглянула в окно и увидела своего вчерашнего знакомого. Тот умывался на улице холодной водой. Вика поразилась его смелости, ведь на улице было совсем не жарко, изо рта у Руслана даже шёл пар. А ему, скорее всего, то, что он делал, доставляло удовольствие.
Умыв лицо, он снял футболку, наклонился над раковиной, мыл под краном шею и спину. Вика разглядела у него на левом плече небольшую татуировку. Вообще, то, что она увидела – широкая спина Руслана, его мощные плечи, сильные руки, татуировка, – произвели на неё неизгладимое впечатление, как и весь её вчерашний знакомый, целиком.
Вот он закончил умываться, завернул кран, вытерся белым пушистым полотенцем, висящим тут же на гвоздике, натянул свою футболку, толстовку, вытер тем же полотенцем свои густые волосы, расчесал их пальцами...
Его позвала Антонина Ивановна, вышедшая на крыльцо, предупредила – завтрак на столе. Оказывается, она оладьи специально для него испекла. Он пошёл в дом, но следом дверь в комнату чуть приоткрылась, и Вика моментально легла, притворилась спящей. Это заходила Антонина Ивановна, которая, секунду постояв, попросила Руслана быть тише.
Тётка кормила Руслана завтраком. Поставила перед ним миску с оладьями, придвинула сметану, сливочное масло, и Руслан за обе щёки уплетал стряпню, брал их руками, макал по очереди в сметану и в растопленное сливочное масло, причмокивал, нахваливал. Поев и запив оладьи чаем, поблагодарив Антонину Ивановну, он начал прощаться. – Поедешь? А с девочкой не попрощаешься? Она надеется…
– Всё, тётушка любимая! За меня с девочкой попрощайся. Не отпускай её одну. Если будет сопротивляться, свяжи и скажи, я разрешил!
Он засмеялся, а женщина кивнула, обняла племянника и перекрестила, попросив:
– Езжай осторожно, не гони!
ГЛАВА 27
Руслан вышел на крыльцо, быстро спустился во двор т направился к своей машине, стоящей за воротами. Выгрузил Викины вещи, оставил у ворот, развернулся и поехал в город.
Вика услышала, как от дома отъехала машина, и поняла – Руслан уехал. Но она решила вставать: всё равно ей не спится. Поднялась, оделась, вышла на кухню. Тётя Тоня пекла оладьи, на шорох тотчас обернулась и на вопрос о Руслане посерьёзнела, сказала просто – уехал, спешил. Уже потом, когда Вика позавтракала и они вместе мыли посуду, та вдруг сказала:
– Вот видишь, как получается: мой племянник Руслан – мужик отличный, а внешне – красавец удивительный, и характер у него не занудливый, семьянин прекрасный, детей любит, деньги умеет заработать, в общем, мечта любой женщины, и вот именно с женщинами ему страшно не везёт. Гроздями на него девки вешаются, а ни одной стоящей среди них нет, непутёвые все какие-то. Как мне хочется, чтобы он жизнь свою устроил, девушку стоящую нашёл. Не отчаивайся, девочка, что он не попрощался с тобой. Он упёртый. Ты приглянулась ему, и он, я это вижу, тебе приглянулся. Если вы должны быть вместе – так на небесах написано, – будете. А если нет – значит, нет! Встречи с ним специально не ищи, не испытывай судьбу. Любовь – она, девочка, и под лавкой найдёт. Запомни! Собирайся, я сыну своему Ваське позвонила, он сейчас за тобой приедет, на хутор тебя отвезёт…
Вика кивнула. Она все поняла…
Руслан тем временем очень удивился, когда, подъехав к своему дому в Южноморске, в восемь часов утра, увидел, сидящую на лавочке Анюту в совершенно непотребном виде, без макияжа, без укладки, бледную, зарёванную. И видно, что Аня ждёт его долго: на земле, рядом с лавочкой, на которой она сидела, была гора окурков. Увидев его, она оживилась, сразу подбежала к его машине.
– Анют, случилось что-нибудь?
И на этот вопрос на подняла на него глаза и попросила:
– Руслан Олегович, мне просто необходимо с вами поговорить. Это очень, очень важно… Пожалуйста…
Он обратил внимание, что она называет его на «вы», хотя они с первых дней знакомства были на «ты», но замечание ей не сделал, понял – что-то действительно случилось. Сказал коротко:
– Пойдём в дом.
Быстро пошёл вперёд, достал ключи, открыл дверь, пока Аня стояла за его спиной и почти вплотную дышала в спину. Его это раздражало, отчего он невольно вздрогнул, а она, почувствовав его негатив, отшатнулась.
Посторонившись, пропустил девушку вперёд, наблюдая, как она садится за стол в кухне. Руслан остановился у кухонного шкафчика и спросил:
– Кофе будешь?
Она закивала: кофе ей действительно хотелось. Вернее, хотелось чего-нибудь горячего. Аня сегодня опять страшно замёрзла, а может быть, не согрелась со вчерашнего дня. От холода она дрожала и, чтобы Гордеев не заметил этого, зажала ладони между коленями.
Он включил электрический чайник и опять спросил:
– Анют, что-нибудь случилось?
Строго смотрел на неё, видел, что сидит сгорбившись, трясётся, почти плачет.
Она подняла голову и прошептала:
– Руслан Олегович, а где вы были сегодня ночью?
– Это важно? Именно об этом ты хотела со мной поговорить?
Она продолжала:
– Я ждала вас вчера весь день, звонила раз сто, родителям вашим звонила, у дома вашего была, к офису ездила…
– Аня, что произошло?
Она повторила вопрос:
– Руслан Олегович, а где вы были?
Он вздохнул:
– Если для тебя это важно, ездил к тётке, в Солнечную, ночевал там.
Чайник вскипел, щёлкнул, выключился.
Он насыпал в две чашки растворимый кофе, долил кипятком, бросил в каждую чашку по два кусочка сахара, поставил одну из чашек напротив Ани, а сам со своей чашкой в руках сел рядом с девушкой и произнёс:
– Я слушаю тебя…
Но Аня не могла произнести ни слова, продолжала дрожать, зубы её стучали. Руслан заметил, что, когда она попыталась взять в руки чашку, не смогла справиться с дрожью и опять засунула руки между колен. Он принёс из комнаты тёплый свитер, накинул на её плечи, но не отставал, потребовал:
– Аня, расскажи, зачем ты меня ждала и что случилось?
– Руслан Олегович, – Аня собралась с духом, – вы их нашли?
Он поднял брови, поинтересовавшись :
– Что я нашёл?
– «Жучки»…
– Да, нашёл… – Гордеев отхлебнул кофе из своей чашки.
Аня же немного пришла в себя, свитер, который Руслан, накинул ей на плечи, натянула, надела в рукава, прямо поверх лёгкой кожаной курточки и смогла, наконец, сделать глоток горячего кофе.
– А видеокамеру вы тоже нашли?
– И видеокамеру…
– Вы убрали всё?
– Да, убрал…
В глазах Ани сверкали слёзы, она кусала губы.
– Руслан Олегович, вы не понимаете, их нужно срочно вернуть! Мы с вами можем пострадать, и очень сильно. Вы не представляете, что это за люди и на что они способны!
– На что они способны, Аня?
Анюта не понимала – он что, придуривается? Вроде нет: лицо у него серьёзное, вот он достал сигарету, размял её, покатал между пальцами, щёлкнул зажигалкой, закурил… Она ответила ему, чуть подумав:
– Руслан Олегович, у меня не было другого выхода, они угрожали моей семье, у сестры маленький ребёнок. Вы действительно мне очень симпатичны, я всё время вас защищала, но они были просто неумолимы. И вот вы всё поняли…
Он докурил сигарету, затолкал окурок в пепельницу и только тогда произнёс негромко:
– Аня, это всё слова. Жаль тебе меня или не жаль – это сейчас неважно. Я понимаю – на твоём месте могла быть другая красотка. Это я оказался лохом, повёлся на твою неземную красоту. Я сам загнал себя, как волка, за красные флажки, сам виноват…
Аня уже умоляла:
– Руслан, нас убьют! Убьют – это лучший выход. А если покалечат, кислотой обольют? Как мы жить будем?! Они угрожали, причём не раз. Они увидели тебя на балконе с телефоном!
– Что ты предлагаешь?
– Давай сделаем так, как будто всё по-старому. Вернём на место «жучки». Будем роль играть, что про «жучки» не знаем. Придумай про телефон, почему ты на балконе говорил, очень тебя прошу…
– Может быть, ты права. Я поторопился, приеду в офис завтра пораньше, поставлю «жучки» на место. И, если хочешь, будем вести себя так, как будто ничего не знаем…
– И ещё ты должен будешь за мной продолжать ухаживать…
– Скорее всего, придётся. Аня, ты должна понять: после всего, что произошло, по-старому ничего быть не может…
ГЛАВА 28
Она кинулась ему на шею, но он резко её отодвинул, как-то брезгливо отстранил:
– Анют, каково было главную роль в порнофильме играть? Ты знала про видеокамеру? Ах, ещё я твоей биографией поинтересовался… интересно!
Аня замотала головой, повторила:
– Меня заставили! И деньги неплохие предложили. А мне деньги нужны. И ещё: кто я такая? Что я могу? Поддержка, защита у меня есть? Из какой я семьи? Я рассказывала: мои родители от водки померли… – Она без спроса вытащила у него из пачки сигарету, закурила и продолжила: – Я с сестрой старшей стала жить. Денег нет, ни гроша. Школу мечтала побыстрее закончить, уехать. Я десять классов отучилась, а потом в техникум решила поступать. Поступила в Краснодаре в техникум гостиничного хозяйства, думала, диплом получу, в своём родном городе в гостиницу устроюсь на хорошую должность. Пока училась, в общаге жила. Денег опять не было, только стипендия, помощи ждать не от кого. Еда – ладно, можно и без еды жить, но одежда нужна, обувь, косметика, развлечься хочется, я ведь молодая была. Нужно работу искать, а кто возьмет на работу учащуюся, которой восемнадцати нет. Если возьмут, то кем? Уборщицей?
– Конечно, у тебя другого выхода не было – только на панель! – это Руслан произнёс с иронией. – Я тоже учился в институте и тоже жил в общаге, и тоже у меня не было денег, помочь мне было некому, родители мои не олигархи. Однако не пропал, работу нашёл. И вся общага также без денег жила. Подрабатывали. И не на панели…
– Руслан, я не утверждаю, что я пай-девочка, ты в приличной семье воспитывался, а я сирота!
– Казанская… – опять сыронизировал Руслан.
– Ладно, хорошо, согласна, я пошла по пути наименьшего сопротивления. Мне так было удобней: деньги лёгкие, немаленькие. Учиться закончила, в город родной вернулась, с работой здесь глухо, по гостиницам ходила, но не могла устроиться. Пока совершенно случайно в одной из гостиниц не познакомилась с человеком, который взялся решить мои проблемы, работу обещал. А мне всего восемнадцать, я не понимала ничего, посоветоваться, рассказать о своих проблемах некому. А тут человек, который помочь обещает. Вот так. А за решение проблем, за крышу так называемую платить нужно, и не деньгами. И вот я уже семь лет в этом бизнесе. А тут условие поставили – я должна секретарём к московскому фраеру устроиться. К тому человеку, что за мной смотрел, большие шишки обратились, и мой хозяин поручился за меня. А если не соглашусь – мне будет очень плохо. И ещё деньги платили, причём неплохие. Руслан, ты прости меня, если сможешь. Понимаю, это сложно, но я действительно к тебе очень хорошо отношусь. И ещё: ты не простой человек, талантливый, многое сможешь.
– За комплименты спасибо, но ты сама должна понимать – мы продолжать наши отношения не сможем. Показать, что ничего не изменилось – покажем, но и только. Я не могу тебя простить.
– Я не в обиде… Всё правильно… – Аня кивнула. Она почти успокоилась, согрелась, перестала трястись.
Он предложил:
– Иди, я всё понял. Мне нужно подумать! За моим домом не следят?
Она помотала головой, встала, попрощалась, но у двери обернулась:
– Руслан, мне с тобой было по-настоящему хорошо, правда, я не придумываю, у нас могло бы получиться. Я действительно любила тебя, сейчас люблю. Когда тебе в любви объяснялась – не лукавила.
– Аня, ничего не могло получиться, я тебя не любил. Никогда.
Аня ушла, а Руслан вздохнул, достал мобильный телефон, позвонил своему новому знакомому, Николаю Ивановичу, попросил зайти и, когда тот пришёл, рассказал ему о встрече с Анютой.
Они почти до вечера обсуждали, как им действовать дальше…
***
Неразговорчивый мужик – сын Антонины Ивановны, Василий – на стареньком уазике отвёз Вику на хутор Вишнёвый. Единственное, что он у неё за то время, что они были в пути, спросил – какой ей нужен дом. Вика ответила – дом Виктора Карпова. Василий кивнул, затормозил около невзрачного домика, выгрузил Викины вещи, развернулся и быстро уехал.
Она осталась одна в незнакомом месте перед воротами чужого дома, на которых висел огромный замок. Вика постояла перед воротами, оглянулась кругом, но никого не увидела, потом, чуть подумав, постучала в калитку соседнего дома, больше и богаче, откуда раздавались оживлённые голоса. Калитку перед ней распахнул высокий мужик в чёрной майке и камуфляжных штанах, из уголка его рта свешивалась цигарка. В качестве приветствия от него она услышала:
– Чего надо?
Вика поняла, что постучала в дом соседей, чей номер телефона называла Лариса, и это тот мужик, с которым она говорила по телефону. Пока соображала, что ответить, мужика окликнула пожилая женщина:
– Геночка, кто там пришёл?
Геннадий ответил:
– Девчонка какая-то малахольная. Не говорит, что ей нужно…
И, оставив Вику на улице перед распахнутой калиткой, повернувшись спиной, вразвалочку пошёл во двор, где стояла старенькая «Копейка» с раскрытым капотом. Он склонился над капотом, начал копаться в моторе.
Вика всё ещё стояла перед распахнутой калиткой и войти не решалась. Она разглядывала большой двор, где заметила двух пацанят лет десяти: одного – чёрненького, другого – блондинистого, – гоняющих желтых пушистых цыплят. Пожилая женщина в цветастом летнем платье и фартуке поверх спустилась с крыльца, подошла к Вике поближе и спросила:
– Девочка, ты откуда и кому?
Вика, наконец, нашлась, что ответить, и, запинаясь, произнесла:
– Я Вика, дочка Виктора Карпова…
– Ах, Вика! Лариса говорила, что ты должна приехать. Она, по-моему, наш номер телефона тебе дала. Почему не позвонила, не предупредила?
Вика покосилась на мужика, ковыряющегося в моторе старенькой машины, поняла одно – говорить что-либо бесполезно, а потому только пожала плечами:
– Извините, не дозвонилась…
Женщина махнула рукой, приглашая её войти, вздохнула и произнесла:
– Что теперь говорить, проходи, отдохни с дороги. Как добралась, на чём? Вроде поезда так рано нет…
Вика подняла свою сумку, прошла во двор, присела на грубую лавку во дворе.
– Я на машине добралась. А до Новороссийска на поезде.
Об украденных деньгах и телефоне ей рассказывать не хотелось, так же не хотелось рассказывать, где она ночевала, как и о Руслане Олеговиче, который её подвёз. Женщина присела рядом с Викой:
– И что теперь с тобой делать?
Вика спросила в ответ:
– Простите, а где Лариса?
Женщина отозвалась:
– В больнице Лариса, с папой твоим. Где же ей ещё быть…
– А мне туда как добраться? Я бы поехала к ним…
– Добраться? Сейчас Генка машину починит и отвезёт. Ларисе попробую дозвониться. Посиди, подожди. Кстати, вон твой братик сводный, Виталька! – женщина показала на белобрысенького пацанёнка. – Познакомься.
Женщина подозвала мальчика, тот подошёл, а сама ушла в дом. Виталик смущённо поздоровался, и Вика тепло улыбнулась мальчику, ласково поговорила с ним. Он сразу оживился, стал что-то рассказывать, сразу посчитав её за свою ровесницу. Пожилая женщина быстро вернулась, сказала – дозвонилась до больницы, Лариса с отцом ждут Вику с нетерпением…
Интересно, а почему в этом городке такие неразговорчивые мужики? Руслан не в счёт, он последние пятнадцать лет в Москве жил. Они что, считают, что если будут молчать, умнее покажутся, или настолько не уважают женщин, что сказать им пару слов считают зазорным?..
Вика очень волновалась, думала, как встретят её внезапно нашедшиеся родственники, что скажут, как себя поведут. Но все её опасения оказались напрасными. Лариса – симпатичная, но страшно уставшая, молодая женщина, невысокая, худенькая, с короткой стрижкой – встречала её на улице. Сказала, что отец чувствует себя намного лучше, и, может быть, его скоро выпишут. Повела Вику в здание больницы.
Отец лежал в одноместной палате. Вика стеснялась войти, но Лариса её втолкнула в палату к мужу, сказала, мол, познакомься, это Вика, твоя дочь. Оказавшись в палате, девушка робко подняла глаза на лежащего мужчину. Тот улыбнулся и произнёс:
– Ну, проходи, дочка… Давай поговорим…
Вика прошла, присела на стульчик рядом с кроватью. Внешний вид отца её немного смутил. Её мать настоящая красавица, а её отец оказался страшно несимпатичным. Пожилым, абсолютно лысым, морщинистым, со вставными, металлическими зубами.
Вика не знала с чего начать, неловко молчала, потом спросила отца, как он себя чувствует, что говорят врачи. Виктор подробно рассказывал о своём состоянии, что врачи очень обеспокоены, ведь у него серьёзная травма позвоночника, нужно длительное лечение. Вика слушала, сочувствовала, кивала головой, а потом отец внезапно спросил:
– Ну, дочка, спрашивай, что хочешь спросить. Я же чувствую!
Вика собралась с силами.
– Папа, почему я ничего не знала о тебе? Почему мама и бабушка ничего о тебе не рассказывали?
ГЛАВА 29
Двадцать пять лет назад, Москва
Школьница Надя Астафьева, пай-девочка из приличной семьи, дочь профессора МГУ, доктора наук и завуча средней школы, познакомилась с Витькой Карповым, недавно вернувшимся из срочной службы в армии, парнем с плохой репутацией, хулиганом и дебоширом, причём при очень странных обстоятельствах. Надя проживала в огромной квартире на Комсомольском проспекте вдвоём с матерью. Но жили они там именно благодаря её отцу. Эту квартиру, включая антикварную мебель, дорогие картины и старинные книги, профессор оставил жене и дочери. Нет, он не умер, был жив-здоров, прекрасно выглядел, но у него давно была другая семья. Что касается матери, то та с дочерью об отце никогда не говорила, даже имени его не упоминала. Но мать и дочь не бедствовали – тоже благодаря отцу, который неплохо помогал им материально. По крайней мере, в питании, мать с дочерью себя не ограничивали. А вот в одежде…
Мать считала, одежда – это дело десятое, одежда нужна исключительно для защиты от холода и только для этого. Главное в человеке не одежда, а душа. Она сама ходила в основном в трикотажных костюмах, так называемых «джерси» - юбка чуть ниже колена и кургузый пиджачок. Эти костюмы она донашивала до дыр, и только тогда, когда они совсем теряли форму и штопки на локтях становились уж очень заметными, костюмы заменялись на точно такие же. Старые же перелицовывались, ушивались и переходили дочери. Пальто и плащи мать носила лет по десять, обувь – лет по пять. Выбрасывала только когда в обувной мастерской сапоги или туфли отказывались чинить.
Косметикой мать не пользовалась, даже кремами для лица и рук, парикмахерскую не посещала, ходила всегда с одной и той же причёской, тугим пучком на затылке. Волосы не красила. Ей этого не нужно было: седых волос у матери Надя не замечала. Надя никогда не задумывалась, сколько её матери лет: выглядела она всегда на один и тот же возраст – лет на пятьдесят. Она выглядела так, когда Наде было десять лет, но и когда Наде исполнилось тридцать и у неё была двенадцатилетняя дочь Вика, мать Нади, то есть бабушка Вики, выглядела так же.
Дочь Надя носила перешитые материны костюмы, у неё были одни сапоги на зиму, осень и весну и одни туфли на лето. Пальто и куртки покупались новые, когда старые становились малы – девочка же росла. И сколько себя Надя помнила, у неё всегда чего-то из одежды не было: то лёгкого плаща, то тёплой куртки... Надю с самого раннего детства мать воспитывала в строгости, шаг влево, шаг вправо считались побегом, прыжок вверх рассматривался как попытка улететь. Для Нади тяжёлым испытанием было ещё и то, что она училась в той же школе, где работала завучем её мать.
В младших классах Надя ходила в группу продлённого дня и вечером возвращалась домой вместе с матерью. Учась в старших классах, Надя после окончания уроков сидела в уголке кабинета матери и делала домашнее задание. Придя из школы, готовила ужин. После ужина мать садилась проверять выполненные дочерью домашние задания. Обычно эта проверка заканчивалась скандалом, слезами, вырыванием листов из тетрадей, и девочке приходилось всё переделывать. Когда качество письменной работы, наконец, устраивало её мать, переходили к устным заданиям. Параграфы в учебнике Надя учила почти наизусть: принимался пересказ только близко к тексту. И за десять лет, что Надя училась в школе, сразу сдать выполненное домашнее задание матери ей удалось только пару раз.
Естественно, Надя никогда не гуляла с подругами, подруг у неё просто не было. Кто будет дружить с дочкой завуча? Одноклассники её просто сторонились, с ней никто вообще не разговаривал. В общем, в классе она была изгоем. Да и выглядела она не лучшим образом: одевалась странно, как старушка, ведь её мать считала, что модно одеваются только легкомысленные девушки, и если Надя считает себя серьёзной, то о тряпках думать не будет.
Надя никогда не пользовалась декоративной косметикой. По словам матери, красятся только падшие женщины в борделе, и если Надя считает, что школа бордель…
Она почти не смотрела телевизор, только иногда вместе с матерью – классические фильмы, экранизацию литературных произведений и безумно любимое матерью фигурное катание. Девочка не переваривала фигурное катание, терпеть его не могла, и, взирая на плавное скольжение по льду изящных парней и девушек, она чаще всего думала о чём-то своём, о девичьем. Мечтала освободиться от опеки, от бесконечной критики, просто сбежать из дома куда глаза глядят. Она понимала, что мать ломает её, и комплексы, в том числе неполноценности, расцветают в ней махровым цветом.
Дочь передёргивало от окриков – Надя ничего не понимает, ничего не знает, она тупая, глупая. Ей ничего нельзя поручить: она даже посуду помыть не может, мешок с мусором у неё в мусоропроводе постоянно застревает, гладит Надя плохо, и за ней переглаживать нужно, пылесосить не умеет, пыль во всех углах оставляет. Мать приводила в пример дочь соседки, тёти Клавы – замечательная умница, красавица, матери помогает, никогда не перечит, учится в институте «на отлично» и замуж собралась за аспиранта из хорошей, богатой семьи.
Иногда Наде казалось, что мать считает её малолетней преступницей, уголовницей. Судя по рассказам, абсолютно все дети в мире были умнее и талантливее Нади, лучше воспитаны и слушались своих родителей, а вот она, Надя, в кого такая уродилась? И абсолютно у всех родственников и знакомых дети радовали своих родителей, а вот она, Надя, постоянно свою мать огорчала, с ней постоянно что-то случалось: то понос, то золотуха, то ногу вывихнет, в травмпункт её нужно вести, то в грязь упадёт, одежду всю испачкает, то варежки потеряет! Одна морока с ней. И за что такое наказание?
Когда Надя пыталась высказать своё мнение, сразу же получала отповедь, что своего мнения у неё быть не может, ведь что она может понимать? В итоге девушка со всем соглашалась, но душа её рыдала от несправедливости, от унижения! И она решила для себя – при первом удобном случае её в этом доме не будет, она из этого ада сбежит! Мать лишила её детства, друзей и подруг, превратила в чучело, посмешище всей школы, заставила чувствовать ущербной, вбила в голову комплексы неполноценности – и лишь за то, что она дочь человека, который смертельно её обидел…
ГЛАВА 30
Семнадцатилетняя Надя – ученица десятого класса, в школьной форме с фартуком, с длинными косами с бантами – ранним осенним сентябрьским вечером возвращалась домой с подготовительных курсов. Она планировала поступать в МГУ на исторический факультет, хотела заниматься историей искусств, и мать её в этом начинании поддерживала.
Она шла по освещённому Комсомольскому проспекту, как вдруг заметила, что за ней увязался какой-то тип. Сначала не придала этому значения: идёт какой-то мужик и идёт, – но потом, когда тип свернул вместе с ней к её дому, испугалась. Не доходя до подъезда, догнал её, схватил за рукав, толкнул в кусты, которые росли по обе стороны неширокой дорожки, ведущей к подъезду. Как назло, у Надиного подъезда, да и у соседних тоже, никого не было, только в отдалении, на детской площадке, тусовалась компания ребят.
Мужик толкнул Надю, но она не упала благодаря тому, что по обе стороны дорожки была натянута проволока, совершено незаметная среди кустов. Проволока спасла её. Она была натянута достаточно высоко и, когда мужик толкнул, впилась ей в ноги, намного выше колен. Если бы проволока была натянута ниже, Надя бы упала, а так – устояла, смогла врезать мужику портфелем по голове. Тот заверещал, схватил за косу, опять попытался повалить, утащить в кусты. Но тут Наде на помощь пришёл один из парней, что шумели на детской площадке, Витька Карпов. В два прыжка он оказался около дерущейся с мужиком Нади, скрутил того, врезал пару раз по голове и под дых, откинул в те самые кусты, куда он так стремился, и принялся успокаивать Надю. Но её успокаивать было не нужно. Она не плакала, стояла у подъезда и разглядывала оторванный у школьного платья рукав. Негромко сказала:
– Мать ругать будет, что форму порвала…
Витька удивился:
– Ты же не нарочно порвала, на тебя придурок напал. Ты чего раньше кричать не стала, когда он к тебе приставать начал?
Тут в свою очередь удивилась Надя:
– А зачем кричать? Придурок пристал… Стыдно…
– Почему это стыдно?
– Повод даю приставать. К другим девчонкам не пристают!
Витька этой девочкой очень сильно заинтересовался: такого он никогда не слышал…
– Как тебя зовут?
– Надя. Надя Астахова…
– Ты завуча дочка, что ли?
Надя кивнула. Витька знал, что у завуча школы, которую он окончил два года назад, есть дочка, абсолютно малохольная, придурковатая девица. И ребята-старшеклассники даже иногда бегали смотреть на её странную цигейковую шубу, потёртую почти до кожи. Надя вынуждена была ходить в этой шубе, потому что другой у неё не было, а зимой холодно, мать ей ничего не покупала, считала, что шуба Надиной бабушки хорошая, тёплая и в ней вполне можно ходить. Надя стойко ходила, не жаловалась, выдерживала характер.
Складывалась ситуация «кто кого», потому что мать, заставляя Надю надевать шубу, словно ждала, когда та начнёт возмущаться, плакать, просить купить ей что-либо другое. Но Надя не просила!
Витька с интересом смотрел на девчонку и думал: «А ведь она классная: смелая, уверенная в себе, очень симпатичная». Он представил её в джинсах, с распущенными волосами, с косметикой. Если он с такой девчонкой где-нибудь появится, его друзья обзавидуются!
– Пойдём ко мне – иголку с ниткой дам, форму зашьёшь. Я живу через два дома.
У Нади выхода не было, ведь за порванный рукав ей страшно влетит, и ещё ей нужно было придумать отмазку для матери, почему она пришла домой на полчаса позже. Но в этом деле за семнадцать лет своей жизни она стала профессионалом. Чемпионкой мира по вранью! И почему-то парня, что защитил её от придурочного мужика, она совершенно не опасалась, смело пошла к нему домой.
Он жил в коммуналке, в одной комнате с матерю и сестрой. Ещё две комнаты в этой довольно большой квартире занимали две семьи – громкоголосые, многодетные, по всей видимости, уроженцы одной из южных республик.
Мать Витьки поохала над рассказом о том, что на Надю напал какой-то урод, порвал ей платье, выдала девочке халат и быстренько зашила рукав платья. Она предлагала ребятам поужинать, выпить чаю, но те отказались. Надя рвалась домой, а потому Витька пошёл её провожать, и на обратном пути они договорились о следующей встрече, на послезавтра. Он обещал встретить Надю после окончания занятий на подготовительных курсах.
И пошло-поехало. Надя поняла, что спокойно можно прогуливать курсы, ходить в кино, есть мороженое в кафе на улице Горького, можно просто гулять по Тверскому бульвару, собирать в букеты яркие кленовые листья. И разговаривать. Какое счастье, что можно просто разговаривать, не ожидая в ответ окрика или раздражения. Можно высказывать своё мнение, и это мнение кому-то интересно. Кто-то тебя внимательно слушает, соглашается или не соглашается, а если не соглашается, то говорит, почему ты не права, а не кричит, что ты ничего не понимаешь, тупая и всё подобное…
А Витька был поражён, потрясён девочкой: такой с виду забитой, затюканной, мягко говоря, странной, но оказавшейся невероятно умной, рассудительной не по годам взрослой и одновременно заводной и весёлой. Она смеялась его шуткам, переживала вместе с ним его неприятностям, внимательно слушала, что он рассказывал.
Он забыл про своих друзей, про вечерние посиделки во дворе с пивом, забыл о том, что ему когда-то было скучно жить, и от этой скуки он не знал, куда себя приткнуть. С этой девочкой ему определённо скучно не было. Но вот чему он больше всего удивлялся – с ней он совершенно не думал о сексе. Ему было достаточно поцелуев. Но он понимал, что семейная жизнь невозможна без интимных отношений, а потому спать им вместе всё-таки придётся. Потом себя одёргивал – какая семейная жизнь? Он что, хочет на этой девочке жениться? И сам же себе отвечал – хочет, очень! Но она школьница. Ну и что, не всегда же она будет школьницей. Исполнится ей восемнадцать лет, и они поженятся!
Он делился этими своими планами с Надей, объяснялся ей в любви, делал предложение руки и сердца. Она не отказывала ему, но и не соглашалась. Говорила – поживём-увидим!
Она не любила его. Да, с ним было интересно, с ним было весело, с ним было тепло и надёжно, но как мужчина он ей не нравился. Ей не нравилось, когда вдруг в кино, он начинал целовать её. И она с ужасом думала про секс с ним. Ей заранее было противно. Но он был её другом, единственной отдушиной в том ужасном мире, в котором она прозябала.
Когда наступила зима, Надя вырядилась в жуткую потёртую шубу. Мать не предложила купить другую, а она не попросила. Она вообще ничего никогда не просила. Ни у матери, ни у Витьки. Уже потом, во взрослом возрасте, прочитав великий ромам Булгакова «Мастер и Маргарита», она была потрясена фразой из этого романа: «Ничего ни у кого никогда не проси: придут и сами дадут…», а ведь всю жизнь она именно так и поступала.
Витька, увидев шубу, предложил купить модную дублёнку, однако Надя отказалась, иначе придётся объяснять матери, откуда новая вещь. Та не поймёт. Единственное, на что она согласилась, – это принять в подарок большой цветной платок с кистями. Витька приносил этот платок на свидания, и Надя, сняв вязаную шапочку, заматывалась в этот платок. Ей было тепло, и облезлой шубы не видно.
Надя вообще страшно боялась осведомлённости матери, что у неё есть парень. Пока была маленькой, она не придавала значения странностям поведения родительницы, и только став постарше, сделала вывод – её мать мужчин за людей не считает, мать страшно обидели. Но её мать не стремилась хоть как-то облегчить свою боль. Она её холила и лелеяла, выплёскивала страдания на свою дочь – единственного близкого и родного ей человека.
ГЛАВА 31
Всё раскрылось примерно через год. Наде было уже восемнадцать, она поступила в МГУ на факультет истории искусств, отлично училась. И в один прекрасный тёплый осенний вечер мать случайно увидела её, целующуюся с Витькой у подъезда. Она прямо на улице накинулась с кулаками, орала и визжала, что всю жизнь на дочь угробила, а та оказалась потаскушкой...
Надя рыдала, Витька орал на её мать, а потом схватил девушку за руку и потащил прочь от подъезда. Тащил и говорил, что к этой идиотке она больше не вернётся. Надя оборачивалась и видела мать, всю красную, растрёпанную, кусающую губы. Казалось, она не понимала, что её дочь повзрослела и ушла от неё, совсем ушла!
И вот они в его большой коммуналке. Ночевали на кухне.
На следующее утро Надя поехала в университет, а Витька – искать квартиру. Жить-то нужно было где-то. Посреди занятий Надю вызвали в деканат. Она прибежала, и у двери кабинета декана увидела мать с большой спортивной сумкой. Та молча протянула ей сумку и пошла прочь по коридору. Надя побежала за ней, хотела выяснить, что случилось, в чём она виновата, но мать резко обернулась и сказала:
– Не ходи за мной. Ты предала, ты мне не дочь, я не хочу тебя знать!
Надя оправдывалась, говорила:
– Витька мой друг, у нас ничего не было, мы просто гуляли!
– Видела, как вы гуляли. От просто гуляния рождаются дети!
– Я знаю, откуда берутся дети, но мы только гуляли. Я не люблю его.
– Ты ушла, сделала свой выбор. Я сказала – ты мне не дочь!
Надя стояла посреди коридора и не понимала, что такого она совершила ужасного? У неё просто появился парень. Если бы вчера у подъезда её мать не накричала на неё, не кинулась бы с кулаками, Надя никуда не ушла бы. И с Витькой у неё продолжились бы исключительно дружеские отношения! Однако мать сама подтолкнула её в объятия парня.
Витька же нашёл им комнатку в коммунальной квартире на окраине Москвы. Квартирка была очень небольшой, с крохотной кухней, совместным санузлом. И непонятно, из каких соображений в эту квартиру в своё время заселили две семьи. Теперь в одной комнате доживала свой век почти столетняя старушка, а в другой комнате был прописан милиционер, который жил у жены, то бишь старшей сестры одного из Витькиных друзей, а свою комнату сдавал.
В этом жилище абсолютный минимум мебели: продавленная кровать, покосившийся шифоньер, колченогий стол, пара стульев, скорее всего, подобранных на помойке. В стену около входной двери были вбиты гвозди, на которых предполагалось вешать одежду. И всё кругом: нехитрые предметы мебели, стены, пол, окна, – было покрыто слоем копоти. Немудрено – прямо под окнами их комнатушки дымила труба тепловой электростанции.
Надя, когда увидела всё это убожество, чуть не расплакалась. Но взяла себя в руки и принялась за уборку – другого выхода у неё не было, ей нужно было где-то жить. То, что ей придётся делить вот эту продавленную кровать вместе с Витькой, она почти смирилась. Она видела – он любит её. Он помогал ей с уборкой, бегал в магазин, готовил обед и ужин, и даже посуду мыл, и кофе ей в постель подавал.
Она была ему за это всё несказанно благодарна. Иногда думала, что всё не так уж и плохо складывается – она с удовольствием учится, живёт с мужчиной, который её боготворит, пылинки с неё сдувает, осыпает её с головы до ног подарками, и матери, тиранившей её восемнадцать лет, нет рядом…
Для Нади началась новая жизнь. Она перестала быть дочкой завуча, перестала быть изгоем. У неё, кроме Витьки, появились ещё друзья и подруги, она была им интересна. Ещё бы, неглупая, симпатичная девчонка, живущая в отдельной комнате с мужчиной!
Она модно одевалась, пользовалась хорошей косметикой, без сожаления рассталась с длинными косами, хоть Витька и возражал. И одежда, и макияж, и новая причёска – гладкие прямые волосы, ровно подстриженные по ключицы – её просто преобразили, она стала красавицей…
Витька начал бояться, что такую красавицу у него уведут. И чтобы не увели, продолжал задаривать подарками. Купил страшно дефицитную дублёнку на зиму. Покупал ювелирные украшения, дорогие французские духи, водил по модным барам и ночным клубам. Но на это всё нужны были деньги. Витька работал в автомастерской, и платили там не слишком много. Он брал частные заказы, вот только денег всё равно не хватало. Он даже пытался вагоны разгружать…
Работу совершенно случайно нашла Надя. Она устроилась убирать офис одного из появившихся на тот момент кооперативов. Офис занимал целый этаж бывшего научно-исследовательского института. Девушка приходила в шесть часов вечера, убиралась часов до девяти-десяти. В принципе, убирать там было практически нечего. В корзинках для мусора лежали обрывки бумаг, под столами и шкафами – пыль. Но Надя всё равно приходила каждый день и старательно тёрла чистый блестящий пол и сверкающие окна. Зато платили хорошо, по крайней мере больше, чем Витьке за восемь-десять часов ковыряния в моторах.
И всё у них шло хорошо, даже лишние деньги появились. Каждый вечер перед сном они строили планы – вот летом, как только Надя сдаст экзамены, они поедут в Сочи или в Крым на месяц. Надя никогда не была на море: её мать каждое лето устраивалась директором пионерлагеря, и Надя, естественно, ехала в этот лагерь вместе с ней, а хорошее место, как известно, лагерем не назовут. И если Витьке удастся договориться на работе о дополнительном отпуске, то они проведут на море два месяца.
Но планам не суждено было сбыться. В новогоднюю ночь, когда в их съёмной комнатке собралась шумная компания отмечать Новый год, Наде стало плохо. И почти всю праздничную ночь она просидела вдали от шумной компании, на кухне, на табуретке, стоящей возле раковины. Её тошнило...
Витька страшно переживал, предлагал вызвать врача, считая, Надя отравилась майонезом или шпротами. Но первого января ей стало чуть лучше, она весь день готовилась к экзамену по английскому языку, который садисты-преподаватели назначили на второе января. Утром поехала на экзамен, и в метро ей опять стало плохо. Прямо в вагоне потеряла сознание. Пассажиры вызвали «скорую», и её увезли в больницу, где обрадовали – она беременна, причём уже третий месяц!
ГЛАВА 32
Надя была в шоке: к такому повороту событий она была не готова! Она лежала в обшарпанной, холодной палате под истёртым вонючим одеялом и рыдала. Потом собралась с силами, встала и, шлёпая по холодному полу босыми ногами, пошла искать телефон. Нашла на посту у дежурной медицинской сестры, упросила позвонить, молила бога, чтобы Витька оказался дома и не слишком напился. А почему не пить? Это у неё экзамен, а у него праздник, Новый год!
Бог услышал её молитвы: Витька был дома, почти трезвый и сразу подошёл к телефону. Услышав, что она в больнице, примчался незамедлительно. И то, как он отреагировал на известие об её интересном положении, Надю просто поставило в тупик. Оказывается, он давно мечтал о ребёнке! Это здорово!..
Надя опустила его с неба на землю. Сказала, что он идиот, что ничего хорошего в этой ситуации она не видит, ей всего восемнадцать, нужно учиться! И где они возьмут деньги на ребёнка? Она работать не сможет, если возьмёт академический отпуск, ей даже стипендии не видать! Ребёнка нужно будет прописать, только где они его пропишут: у её матери, или у его? Они что, по Витькиному мнению, согласятся? А поликлиника, а детский сад?
Витька остановил её, мол, она негативно мыслит, всё отлично, они прорвутся! Будем рожать.
Надю выписали из больницы на следующий день, и когда она приехала домой, то первое, что увидела, открыв дверь квартиры, – стоящая в коридоре детская коляска. Она смирилась, ходила на учёбу, пила витамины, по клубам и барам они с Витькой больше не тусовались. Он покупал ей одежду для беременных и, что страшно раздражало Надю, запасался детским приданным. К коляске купил ещё и кроватку, пеленальный столик. Но опять встал вопрос денег. Их не было. И ещё Надю уволили с работы, как только стала заметна её беременность. Сказали – вы работаете по договору, а мы не хотим, что бы вы родили прямо здесь. В офисе. Надя уверяла, что родит ещё не скоро, у неё пятый месяц, но слушать не стали. Предложили – судитесь, мы частное предприятие, изменили штатное расписание, должность уборщицы сократили. Но Витька опять сказал – прорвёмся! И, к удивлению Нади, средств у них меньше не стало. Витька стал приносить очень даже неплохие деньги.
Хватало на всё. И на роды в элитной больнице, на только что появившиеся памперсы, на усиленное питание. Они купили стиральную машину. Надя перестала нервничать и спокойно, в положенный срок родила здоровенькую, крепкую девочку, которую назвали в честь папы – Викой.
Витька был на седьмом небе. Надю из роддома он встретил на новенькой машине – «Жигули». Откуда у него столько денег Надя спросить не удосужилась. Только подумала: он знает, что делает, он взрослый, ответственный, всё понимает. Витька так искренне радуется дочке и ведёт разговоры о сыне!
Но как она ошибалась! Он абсолютно не понимал, что делает, не думал о последствиях. В автомастерскую, где работал Витька, пришёл на работу мужик с тёмным, уголовным прошлым. Денег в автомастерской даже с частными, левыми заказами платили копейки. И этот мужик придумал схему – как деньги добыть. Он уговорил Витьку угонять машины, разбирать, детали продавать. Деталей всегда не хватало, и автовладельцы, сдавшие своих железных коней в ремонт, месяцами ждали, когда детали придут с завода. А тут вот они, детали, как по волшебству, в любом количестве.
Денег «умельцы» заработали много. Витька машину купил. И с пропиской его семью никто не тревожил – отстёгивал участковому кругленькую сумму; и к маленькой Вике врачи ходили, и через год в ясли девочку устроили, а Надя учиться дальше пошла. На всё денег хватало. Они даже мебель в комнатку прикупили – хорошую, дорогую, с жуткой переплатой.
Как ни странно Витькин бизнес раскусили только через три года. Его вычислили. Арестовали. Надя осталась у разбитого корыта.
Машину конфисковали сразу. Когда его задерживали, он от ментов пытался уехать. От конфискации имущества (дублёнки, бриллиантов, дорогой мебели) её спасло только то, что с Витькой они не были зарегистрированы. Как-то не думали об этом. Да и в роддоме Наде сказали, что, если она будет считаться матерью-одиночкой, у неё будут кое-какие преимущества. И тогда почему-то она подумала, что с Витькой жить вместе они всё равно не будут, что ещё какое-то время поживут и разбегутся.
Разбежались… Надя осталась одна с ребёнком на руках. Какое-то время продержалась на плаву. Но нужно было платить за комнату, за детский сад, покупать продукты, и ещё были нужны деньги на адвоката для Витьки. Она продала свои ювелирные украшения, дорогую одежду, шубы – хватило только на адвоката.
А потом Надя очень приглянулась следователю, который вёл Витькино дело, и она этим пользовалась. Свидание с Витькой ей давали регулярно. Она решила с ним посоветоваться, что ей делать, как быть. Как жить? И именно Витька предложил, что Надя должна вернуться к матери. Она чуть в обморок не грохнулась, убеждала Витьку, что мать её на порог не пустит. А тот уверял – нормально, попытка не пытка. Она поживёт у матери совсем чуть-чуть, он скоро выйдет – через год или даже раньше – и от матери её заберёт.
Он воспринимал своё тюремное заключение очень легкомысленно, считал, с ним ничего страшного не произойдёт. Но адвокат, которого наняла Надя, оптимизма Витьки не разделял, предполагал, что его подзащитного ждёт минимум лет восемь. Надя подумала, взвесила – за квартиру платить нечем, ни учиться, ни работать она не может, у неё маленький ребёнок, на еду для неё и ребёнка денег нет, и…решила попросить прощения у матери.
ГЛАВА 33
Холодным зимним днём вместе с маленькой Викой поехала к школе, где работала её мать. Прождали долго: сначала на улице, потом в вестибюле школы, потом опять на улице. Мать вышла в шестом часу. Надя не видела её несколько лет и почти забыла, насколько та странно выглядит. Высокая, сутулая, в старом пальто с вылезшим песцом на воротнике, в какой-то невероятной шапке из меха неведомого животного, стоптанных сапогах. В руках у неё была раздутая, распухшая от тетрадей сумка. Надя в старенькой дублёнке – в ней она ходила уже четвёртый год, а две её норковые новенькие шубы пришлось продать – и ярком павлово-посадском платке рядом со странно одетой матерью выглядела королевой. Она крепко взяла маленькую Вику за руку, вздохнула и шагнула к матери:
– Мама, это я…
Мать обернулась, смерила взглядом Надю. Казалось, она её не узнала и, не останавливаясь, пошла дальше. Надя повторила:
– Мама, это я, Надя.
Мать остановилась, опять смерила Надю взглядом и произнесла:
– И что ты хочешь, Надя?
Они подошли ближе. Надя подтолкнула Вику вперёд и сказала:
– Мама, это Вика, моя дочь…
Мать промолчала, и Надя тотчас подумала, что не нужно было с матерью встречаться, бесполезно, но мать сменила гнев на милость и спросила:
– Что тебе нужно?
– Разреши вернуться! Нам негде жить! Девочку нужно прописать. Она не прописана до сих пор. Устроить её в детский сад, поставить на учёт в поликлинику. Пожалей! Мы не будем шуметь, Вика спокойная девочка…
– А где твой муж?
– Мама, я не замужем…
– Но отец у Вики же есть… Где он?
– Он в тюрьме…
– В тюрьме? Я не удивлена, твоим избранником мог стать только уголовник! Это в твоём репертуаре. А когда он вернётся, он тоже захочет прописаться в нашей квартире?
Надя помотала головой, потому как была уверена – Витька не вернётся:
– Нет, у него есть своё жильё…
– Тогда почему ты не можешь жить там?
– Там комната в коммунальной квартире, где ещё живут его мать и сестра. Витька скоро вернётся, я с дочерью съеду. Совсем.
Надя сказала это, чтобы успокоить мать, но та возразила:
– Ты должна сделать выбор, Надя. Кто тебе дороже: муж-уголовник или я. Решай, ты возвращаешься ко мне вместе с девочкой навсегда, забываешь о своём уголовнике-маргинале. Или ты ждёшь его из тюрьмы, но не в нашей квартире. Моя дочь не может быть замужем за уголовником, достаточно, что от уголовника родила. Девочка мала, и её можно перевоспитать. Но вот генетика… Ты не подумала об этом, рожая дочь? У неё, может, дурная наследственность?
– Мама, что ты говоришь! Вика абсолютно нормальная здоровая девочка. Витька не уголовник-маргинал! Он оступился…
– Я сказала тебе всё. Решай!
Мать пошла вперёд, загребая снег стоптанными сапогами, даже не попрощалась. А Надя вместе с Викой поехала к следователю – просить свидание с Витькой…
Свидание ей как всегда разрешили. Она рассказала Витьке о своём разговоре с матерью, и он опять поставил её в тупик:
– Не перечь матери, прими её условия. Хочет она, чтобы ты со мной рассталась, так пообещай это. А когда вернусь, тогда и подумаем, как быть. А сейчас не переживай, ни о чём не думай, переезжай к матери…
Надя с безумно уставшей, намотавшейся за день Викой, приехала на свою съёмную квартиру. К матери ей страшно не хотелось, но другого выхода не было, скорее всего, ей придётся жить именно там. Она плакала, вспоминала свои детские обиды, нравоучения, облезлую шубу и перешитые для неё костюмы, стоптанные туфли, пионерский лагерь. И то, что она ни разу за свою жизнь не была на море. Они с Витькой собирались, но не собрались, а ведь деньги у них были!
Поплакав всласть и выпив воды, чтобы успокоиться, решила звонить. На стене в коридоре висел старинный телефонный аппарат как в Смольном. Надя собралась с духом, крутя диск, набрала номер, дождалась ответа матери, сказала, что с Витькой рассталась и её условия принимает. Та не удивилась, только ответила, что рада тому, что дочь, наконец, одумалась. Она ждет её с Викой завтра, даже специально на работу не пойдёт.
И рано утром Надя упаковала все вещи, с тоской подумала, что дорогую мебель и стиральную машину придётся бросить здесь, в этой коммуналке, заказала такси и вместе с Викой съехала со съёмной квартиры, где провела много счастливых и несчастливых часов. Ехала в такси и понимала – она уезжает не со съёмной квартиры, она уезжает из старой жизни в абсолютно другую жизнь, где не будет Витьки: нет ему там места, и она благодарна ему за всё, что он для неё сделал.
***
Как ни странно, мать встретила их очень тепло. Выделила отдельную комнату дочери и отдельную комнату девочке. Надя упросила мать перевести со съёмной квартиры дорогую мебель и стиральную машину – та разрешила! И она вдруг поняла – мать очень тосковала в одиночестве, у неё же нет ни подруг, ни друзей, нет даже врагов! Может быть, кто-то из учеников на неё зуб имеет, и всё. Надя представила, как мать в одиночестве проверяет тетради, смотрит по телевизору фигурное катание, ей не с кем поделиться впечатлениями об увиденном… Она даже не пошла на суд, где обвиняли Витьку с подельником. От адвоката узнала, что Витьке дали девять лет…
Мать не разрешила устраивать Вику в детский сад, сказала – хватит, девочка намаялась, будет дома с бабушкой. Надя не поняла:
– Как – дома с бабушкой? Ты что, не будешь больше работать?
– Мне уже пятьдесят семь, и я со спокойной совестью могу уйти на пенсию, мне этого никто запретить не может.
Надя возразила:
– А есть мы что будем, жить на что? На твою пенсию и на мою грошовую стипендию?
И тут мать призналась:
– У меня есть деньги, много денег. Твой отец всегда прекрасно зарабатывал, платил хорошие алименты. Я деньги не тратила, покупала на них золото, а чуть позже, когда появилась возможность легально покупать валюту, – доллары. И скопила внушительную сумму! Отец, как узнал, что у него есть внучка, дополнительно несколько тысяч долларов прислал. Он теперь в Америке лекции читает.
Однако Надя всё равно решила перевестись на вечернее отделение и найти работу, чтобы дома, на шее у матери не сидеть, раз Вика под присмотром. И нашла неплохое место – в МГУ, в деканате. Она закончила учёбу, легко поступила в аспирантуру, работала в МГУ преподавателем, писала научные статьи, пару раз выступала с лекциями и потихоньку начала делать себе имя в мире искусства. Она познакомилась с некоторыми известными искусствоведами, и даже с одним, старше её на двадцать с лишним лет, но очень состоятельным, у неё завязался роман.
ГЛАВА 34
Поклонник помог устроиться экспертом в модную галерею, и Надины дела пошли в гору. Коллекционеры, в основном состоятельные мужчины в возрасте, хотели видеть в качестве эксперта симпатичную, молодую, но очень толковую женщину, а не столетнего старичка. Надя стала неплохо зарабатывать, ездить в командировки за границу. Из-за границы привозила кучу подарков матери и дочери. Дочь, которая почти всё время проводила с бабушкой и для которой появление матери было праздником, подаркам радовалась очень искренне, а Надя, очень хорошо помнящая своё тяжёлое детство, всегда стремилась дочь порадовать. Она привозила Вике кукол Барби всех размеров и оттенков кожи, кучу одежёк к этим куклам, да и самой Вике тоже кучу одежёк, туфель, сапожек и шубок, заколок для волос. Привозила подарки и матери – добротную одежду, обувь, хорошие духи. Но мать привезённые ею подарки воспринимала очень скупо. Сквозь зубы произносила «Спасибо», забирала привезённые вещи, уносила к себе в комнату и убирала их в шкаф. Продолжала носить старые, давно вышедшие из моды вещи. И если какая-то необходимая ей вещь выходила из строя, то мать сама покупала себе что-то взамен на свои деньги. Надя давно вернула матери деньги, потраченные на неё за время учёбы, и их маленькая семья жила уже исключительно на Надины заработки.
Подумав хорошенько, она сообразила, почему мать так скептически относится к её подаркам: не могла осознать, что в их семье главная теперь не она, а её непутёвая дочь, которой она всё ещё пыталась руководить. Мать постоянно твердила – Надя транжирит деньги, а скоро придут тяжёлые времена. Но тяжёлые времена не приходили. Надя даже умудрялась отправлять маленькую Вику с бабушкой летом на море. Они снимали на три месяца квартиру в Анапе и жили там постоянно, ходили на море, ели фрукты.
В детский лагерь Вику отправлять наотрез отказалась: помнила своё пионерское детство. С трудом, неимоверными усилиями и в какой-то мере благодаря Витьке, о котором и не вспоминала, выдавила из себя комплексы, вбитые в неё матерью, поняла, что она умная, красивая, самостоятельная, у неё есть вкус, она умеет одеваться, нравится мужчинам. И у неё были мужчины, многие из них даже хотели жениться – приличные, успешные. Надя чувствовала, мать не одобрит её замужества, да и любви у неё особой к этим мужчинам не было. Не встретила она того, единственного. Как у всех одиноких красивых молодых женщин – встречи, рестораны, флирт, иногда постель. Матери говорила, что работает, едет в командировку на семинар, симпозиум...
Чемпионка мира по вранью…
***
Прошло семь лет. Вике уже было десять, Наде – двадцать девять. И в один прекрасный весенний субботний вечер они возвращались из парка, где провели весь день. Они обедали в ресторанчике на берегу Москвы-реки, потом катались на речном трамвайчике. И вот полная впечатлений Вика, уставшая бабушка и не менее уставшая Надя возвращались домой. Когда они подошли к подъезду, то услышали, как Надю окликнули по имени. Она обернулась, заметила – на детской площадке, где в день её первой встречи с Витькой тусовалась компания ребят, сидит бомжеватого вида мужичок. Пригляделась – Витька. Она распорядилась, что бы Вика с бабушкой шли домой, а сама пересекла детскую площадку, подошла к Витьке и, увидев его близко, ужаснулась. Стала лихорадочно соображать, считать в уме, а сколько ему может быть лет? Посчитала… Оказалось, чуть больше тридцати, а выглядел он на пятьдесят. Весь скрученный, сморщенный, морщинистый. Одет в какую-то затрапезную тужурку, потёртые штаны, старые ботинки.
Когда он открыл рот, Надя заметила, что у него нет половины зубов. На голову у него была натянута спортивная бейсболка с большим козырьком. Пригляделась – ещё и абсолютно лысый! Ну, зубы у него могли вырвать, или их могли выбить… А почему у него выпали волосы? Или он специально наголо побрился?
Да, когда они жили вместе, он хоть не блистал красотой, но выглядел вполне нормально, и у него были густые вьющиеся волосы. А сейчас перед ней сидел лысый, беззубый дед. От него воняло: скорее всего, он спал в одежде несколько ночей и, естественно, не принимал душ.
Надя остановилась подле него, а Витька негромко произнёс:
– Здравствуй, Надя! Красавица, я тебя такой и представлял!
Надя молча рассматривала Витьку, тот тоже молчал. Оба понимали – разговаривать не о чем. Вскоре Надя всё-таки решилась прервать молчание:
– Витя, как твои дела? Как самочувствие? Как мать и сестра?
Витька сплюнул себе под ноги и произнёс:
– Нормально мои дела, как видишь. А мамаша померла три года назад, сестра замуж вышла, детишек у неё двое. Соседи съехали, сестра с семейством всю квартиру заняла…
– Отлично! У вас теперь отдельная квартира…
– Чего отличного? Сестра прописать отказалась – жить негде.
Надя лихорадочно соображала – Витька хочет жить с ней? Хочет к ней вернуться? Но она не хочет, не сможет, не желает жить вместе с лысым, вонючим, беззубым чудовищем. И она соврала:
– Витя, прости! Если хочешь вернуться, то это невозможно: квартира принадлежит матери, мы с Викой живём на птичьих правах, она не разрешит тебе жить с нами. Мать предупредила: если я к тебе вернусь, обратной дороги нет. Она обещала оставить квартиру Вике, и я не могу лишить дочь наследства. Витя, нужно чем-то поскупиться ради ребёнка!
Витька улыбнулся беззубым ртом:
– Надюх, понимаю! Ты птица не моего полёта. Зарабатываешь ты прилично, девочка обихожена – я тебе не нужен. Лишний я в твоей жизни. Повидаться хотел с дочкой. Я в Краснодарский край уезжаю, у меня там тётка. Прощай, Надюха!
Надя кивнула, повернулась к Витьке спиной и пошла в подъезд. Витька ещё немного покурил, вспомнил первую встречу с Надей. Он сразу, ещё тогда понял – это не его женщина. И все те несколько лет, что они жили вместе, он опасался, что она бросит его, уйдёт к другому. Он сделал из неё красавицу, превратил из Золушки в принцессу, из Лягушки в царевну. И теперь красавица, царевна и принцесса в одном лице уже не принадлежала ему, да и, честно сказать, не принадлежала никогда.
ГЛАВА 35
Весна, Южноморск
Обратно на хутор Вишнёвый Вика ехала вместе с Ларисой на приличной иномарке. Лариса отлично водила машину, по дороге рассказывала, что машина отца Вики, он таксист, а она, Лариса, иногда у мужа хлеб отбирает – страшно любит водить машину, но вот теперь Виктор за руль нескоро сядет. Автомобиль они купили два года назад, когда на хутор переехали. Виктор наследство от тётки получил – дом на хуторе, а Ларискину квартиру, которая в городе была, продали. На хуторе хорошо жить, комфортно.
Лариса рассказывала, как почти двенадцать лет назад познакомилась с Виктором Карповым, недавно освободившимся заключённым. Он был очень одинок, несчастен, жить ему было негде, работы не было. Жил у тётки в сарайчике. Лариса тогда только рассталась с мужем, Виктора пожалела. Сначала пожалела, а потом поняла, какой он замечательный человек. Внешне – да, непривлекательный, но душа у него светлая, а сердце золотое. И её, Лариску, любит, и в сыночке души не чает.
И необязательно мужику красивым быть. Вот её одноклассник Руслан Гордеев – красавчик, а счастья у него нет. И постепенно Лариса перевела разговор на Гордеева, мол, его соседи в своих бедах обвиняют, а она считает, что не виноват он. Когда Виктор пострадал на пожаре, Руслан очень искренне переживал, в больнице Виктора навещал, а сейчас лечение в санатории решил за счёт фирмы оплатить. Так что, как только Виктора выпишут из больницы, Лариса с ним в санаторий поедет, на реабилитацию.
Генка, брат Руслана, просто чумовой парень, не в себе. Вика спросила про Гордеевых, которые соседи слева, – у них большой дом? Лариса подтвердила. И Вика подумала, что с Геннадием она как раз имела счастье познакомиться. Действительно, мужик немного не в себе.
Как только машина Ларисы затормозила у дома на хуторе Вишнёвый, у ворот этого самого дома появился Геннадий Гордеев, который одной рукой держал за руку Виталика, а в другой руке у него была алюминиевая кастрюлька, прикрытая полотенцем.
Он потребовал:
– Лариска, забирай своё чадо, а то эта банда, твой сынок и мой племяш, всех кур распугали, рассаду мамашину вытоптали и во дворе гвоздей понатыкали – я чуть шину не проколол…
Лариса улыбнулась, приняла сына с рук на руки и пошла в дом. Вика – за ней, а следом поплёлся Генка со словами:
– Вот мамаша ужин собрала – картошку с котлетами, поешьте, я пустую кастрюльку отнесу домой.
Лариса предложила:
– Раз ты, Геночка, ужин принёс, давайте на стол накрывать во дворе! – и обратилась к Вике: – Ты неси из кухни тарелки, а я в погребе огурчики возьму маринованные…
Через десять минут стол был накрыт, за который уселись не только Вика с Ларисой, но и Виталик с Геннадием. Геннадий домой, как видно, не спешил, ему было скучно, хотелось поговорить. Он достал из кармана шкалик водки, стал предлагать Ларисе и Вике выпить с ним. Те наотрез отказались, и Генке пришлось пить одному. Он вылил шкалик в гранёный стакан, разом махнул половину, закусил огурцом из банки и стал разглагольствовать, а Лариса махнула рукой, простонав:
– Гена, опять за своё! Моё мнение слышал – меня не убедишь!
Генка продолжал не сегодня начатый спор с Ларисой:
– Ты, Лариска, к Руслану неровно дышишь. Он преступник!
Лариса возражала:
– Ген, ты подумай! Что он плохого сделал? Ты глаза раскрой! Он работу людям дал на стройке! А когда стройка закончится, в оздоровительном комплексе работа будет. Тебя этот Богданов убедил бог знает в чём. Руслан отличный парень. Он обещал Виктора в санаторий отправить на лечение.
– Покалечил и грехи замаливает. Не хочет, чтобы в суд подали!
– Пожар кто устроил? Вы, демонстранты, устроили. Думаешь, я не видела, кто бытовку поджёг?
Генка взбеленился:
– Бытовку действительно подожгли! А землю кто захапал? Кто землю у честного народа отбирает? Кто бедных людей лишает заработка?
Вика спросила:
– Кто землю отбирает, Геннадий?
Лариса перебила:
– Да не отбирает никто землю…
Но Геннадий не слушал Ларису, продолжал гнуть своё:
– Как – кто?! Разлюбезный мой братец это строительство затеял, а мы теперь страдаем. Экологи на ушах стоят, экспертиза отрицательная, границы участка не определены, люди возражают, просят стройку заморозить, пока всё проясниться, но нет же – он строит. Ничего не видит кругом, деньги ему нужны, по головам идёт.
Лариса опять стала возражать:
– Ген, ну почему по головам…
– Помолчи! Вы бабы дуры, только его морду смазливую видите, да рост высокий. Что душа у него чёрная, никто не видит, только я один!
Лариска мотала головой:
– Ген, ты даёшь!.. Душа чёрная… Он хороший парень, твой брат!
Только Генка махнул на Ларису рукой, обратившись к Вике:
– Вот так вот, девочка, получается: мой братец мужа вот этой и папу твоего покалечил, инвалидом сделал, двух наших односельчан вообще убил, землю у честного народа отбирает, а она его защищает!
Когда же, наконец, подвыпившего Генку, удалось отправить домой, а Витальку – уложить спать, Вика помогла Ларисе убрать со стола, и они вместе сели на крыльце. Лариса курила, Вика сидела рядом. Молчали какое-то время, потом Лариса спросила:
– Ты когда впервые увидела своего отца, что ты у него спросила?
– Я очень хотела узнать, почему расстались мои родители…
– Ты узнала?
Вика негромко сказала:
– Родители практически не были вместе. Слишком разные!
– Разные? А кто твоя мать?
– Она известный искусствовед…
– Надо же! А бабушка с дедушкой, родители твоей матери – они кто?
– Бабушка была завучем в школе, умерла три года назад, дедушка жив-здоров, он в Америке живёт, преподаёт в университете. Он физик-ядерщик, очень известный, доктор наук!
– Надо же! Я Витьку пытала много раз, чтобы рассказал о бывшей жене, о дочке, но он молчал как партизан. Так почему же они расстались?
– Странно, что они вообще встретились…
– Но встретились… И даже ты родилась…
Вика передёрнула плечами и ответила:
– Но всё равно я не понимаю, зачем столько лет от меня скрывали, кто мой отец. Я уверена, что бабушка настояла. Она вообще тяжёлым человеком была, странным, с комплексами. Я отца не помнила. Бабушку и маму спрашивала – они на мои вопросы не отвечали. Бабушка просто молчала, а мама всё время придумывала то одно, то другое, только чтобы я отстала. Спрашивали – тебе с нами плохо? Зачем тебе отец?
ГЛАВА 36
Вика хлюпала носом, тёрла глаза, уже была готова разрыдаться и чуть позже, лёжа на диване в гостиной, которую Лариса назвала залом, вспоминала своё не слишком счастливое детство.
Да, детство у Вики было ничуть не легче, чем у её матери. Отличие состояло лишь в том, что маленькая Надя школьные домашние задания выполняла в кабинете матери-завуча под её чутким руководством, а маленькая Вика эти же домашние задания выполняла дома, также под чутким руководством бабушки. И вообще, бабушка была с Викой практически двадцать четыре часа в сутки, провожала внучку в школу и встречала после занятий класса до седьмого. Потом Вика взмолилась, что над ней смеются ребята. Бабушка сдалась, провожать и встречать внучку перестала, ждала дома. Но больше свободы Вика не получила.
Бабушка прекрасно знала, в котором часу у Вики заканчиваются занятия, и, если девочка задерживалась хоть на пятнадцать минут, ей предъявлялись грандиозные претензии – Вика должна после занятий сразу идти домой, и бабушка не позволит внучке шляться по помойкам. Вика не понимала, при чём тут помойки, ведь шляться там она совершенно не стремилась!
Придя домой, пообедав (суп, второе, компот, отказаться нельзя), моментально садилась делать домашние задания под неустанным контролем бабушки, которая проверяла всё досконально, и к тому же великолепно знала, что задано по тому или иному предмету. И только когда устные уроки были выучены практически наизусть, а письменные написаны идеально, Вика могла почитать художественную литературу или посмотреть телевизор, но опять-таки только если бабушка считала, что передачу или фильм Вике смотреть можно.
Девочка обижалась, плакала, спорила с бабушкой, ждала, когда придёт с работы мать. Та дочку успокаивала, уговаривала, просила не обращать на бабушку внимания, ведь она пожилая, да и характер у неё тяжёлый. Вика замечала, что бабушка пытается руководить матерью, только у неё плохо получается, Надежда была взрослой, очень взрослой и свободной! Она смогла преодолеть опеку матери, вырваться. А Вике только и оставалось общаться с матерью как с небожительницей, взирать на неё снизу вверх и восхищаться её красотой, умом, обаянием, умением одеваться. И не задумываться, любят ли её.
Она знала, что если мать уедет в командировку, то по возвращении привезёт много красивых подарков, они пойдут в театр, или на концерт, или просто будут гулять по Москве. Мать будет говорить, как ей жалко, что той приходится проводить много времени с бабушкой, как будто извинялась, что обрекла дочь на не слишком счастливое детство. Но со временем Вика поняла – очень много из того, что рассказывает мать, выдумки! Её мать, скорее всего, чемпионка мира по вранью.
Ей было страшно тяжело с бабушкой. Временами казалось, что та читает её мысли. Она рылась в Викиных вещах, переставляла её книги, проверяла портфель, ссылаясь на то, что внучка постоянно что-то забывает, теряет, что она невнимательна и рассеянна. Она контролировала всё, даже внешний вид, и каждый день туго заплетала вьющиеся волосы внучки в косы.
Вика терпеть не могла косы, ей казалось, что от туго затянутых волос у неё постоянно болит голова. Бабушка не разрешала пользоваться косметикой: школа не бордель! Даже круг Викиного общения бабушка контролировала, хотя общения у неё никакого не было, ведь ей некогда было общаться, даже если бы она и очень захотела.
Так, в неравной борьбе с бабушкой проходило Викино детство. И, когда девочке становилось плохо, она погружалась мир фантазий, отключалась от реальности, придумывала продолжения к понравившимся литературным произведениям и кинофильмам с не слишком хорошими финалами, придумывала новые, хорошие. Её любимым развлечением было следующее – она ехала в метро или в автобусе, стояла в очереди в магазине, взглядом выхватывала из толпы лица понравившихся ей людей, наблюдала отношения семейных пар, родителей с детьми или просто шла по улице, заглядывала в окна нижних этажей домов, рассматривала обстановку комнат. В результате сочиняла разнообразные истории с участием понравившихся ей людей, додумывала их биографии.
Толчком для развития очередной истории, могла стать увиденная ею забавная сценка или просто услышанная лирическая мелодия. Мечтательница Вика жила в своём собственном мире, пряталась туда от окружающего её негатива, от ужаса жизни, от одиночества, от тоски, от недостатка любви. Вика понимала, что отличается от своих сверстников кардинально, и это отличие вызывает у окружающих в лучшем случае непонимание, а худшем – открытую неприязнь.
Её же саму отношение к ней окружающих совершенно не волновало… И даже комплексы, которые бабушка вбивала во внучку, точно так же, как и в её мать, Вика воспринимала спокойно. Она усвоила – она некрасивая, толстая, сутулая, у неё нет вкуса! Она глупая, нелепая, тупая! Ну и что? Ей было всё равно! Она как будто не жила, только готовилась жить. Спала и не могла проснуться.
Потом Вика окончила школу, поступила в институт, но так и не начала жить полной жизнью. Она по-прежнему стремилась домой, теперь уже из института, чтобы готовиться к семинарам и лекциям, и даже не помышляла о развлечениях. В свои восемнадцать лет она ни разу не была на дискотеке в ночном клубе, не была даже в ресторане. Она ходила на модные концерты или спектакли крайне редко и только с матерью, но никогда с подругами или, упаси боже, с молодыми людьми.
После окончания внучкой школы бабушка начала следить за нравственностью девочки с удвоенной силой, твердила, что Вика ничего в мужчинах не понимает, что все мужчины обманщики, гады и сволочи. Им от Вики нужно только одно – её тело. И не успеет Вика оглянуться, как в подоле принесёт.
Вика пожимала плечами – у неё знакомых парней нет, ведь в группе экономического факультета, где она учится, одни девчонки. Мать в ответ на эти высказывания бабушки начинала смеяться, махать руками, но бабушка строго отвечала – пусть на себя посмотрит, во сколько она родила дочь и от кого. И только в этих разговорах упоминался отец Вики, хоть и косвенно…
ГЛАВА 37
На хуторе Вишнёвом Вика прожила почти неделю. И всю эту неделю восхищалась простой жизнью его жителей, их обыденными печалями и радостями. Москва с её суетной, сложной жизнью Вике не вспоминалась, и, о том, что нужно будет вернуться, она боялась думать. Новые родственники её не прогоняли. Решили – пусть живёт, сколько хочет. Лариса говорила, что с Викой весело. Она получила подружку, помощницу, советчицу, почти сестру. И если бы Вика осталась насовсем, её родственники были бы счастливы.
Утром она ехала с Ларисой в больницу, помогала ей, общалась с отцом. Врачи его выписывать не разрешали, а потому поездка в санаторий на реабилитацию откладывалась. А вечером возвращались домой, готовили ужин, долго разговаривали обо всём на свете. Вика впервые в жизни откровенно рассказывала о себе чужому человеку: о своём тяжёлом детстве, бабушке, матери, о своих чаяниях и мечтаниях.
Когда погода наладилась, потеплело, Вика вместе с Ларисой и Виталькой вечерами ходили на небольшой пляж. Идти далековато, около километра, ведь пляж рядом с хутором был занят техникой, используемой на стройке злосчастного санаторно-оздоровительного комплекса. И почти каждый вечер к ним заходил Геннадий, иногда ужинал с ними, иногда просто сидел, курил и, как всегда, вываливал на Вику с Ларисой негатив, ругал своего брата. Лариса с ним спорила, а Вика пыталась понять, кто же такой Руслан Гордеев – отличный мужик или преступник. И, если честно, Вика склонялась к мнению Генки: уж очень Лариса была предвзята.
Она понимала: с Ларисой у её отца идеальный брак, а с её матерью, Надеждой, он счастлив бы не был. Они не пара. И то, что они расстались, – закономерно. Если бы не та трагическая случайность и отец не попал бы в тюрьму, они бы всё равно через год или два разошлись.
За неделю, что Вика прожила на хуторе, она немного загорела, похудела, у неё постоянно было хорошее настроение, глаза светились. От хорошего настроения? А может быть, была и другая причина? Своим родственникам о том, что у неё украли телефон и деньги, Вика не рассказала, да они и не интересовались, не спрашивали, почему она никуда не звонит, не звонит она никуда, значит не нужно ей. И о деньгах не спрашивали, кормили, поили. Понимали – раз Вика не предлагает им помочь материально, значит, нет у нее денег. Бывает и такое… Вика так же не рассказал о встрече с Русланом Олеговичем. Эта встреча стала казаться чем-то волшебным, сказочным, нереальным. А была ли она вообще эта встреча? Мечтательница Вика с удовольствием додумала биографию понравившегося ей мужчины, нафантазировала его прошлое и настоящее. И без памяти влюбилась в придуманный образ. Она была уверена: они больше не увидятся, их встреча – случайность…
В воскресенье утром, ровно через неделю после прибытия Вики на хутор, Лариса предложила:
– Викуш, что сиднем сидишь? Сходила бы куда. Ты ж нашего города даже не видела! Давай так: сейчас в город поедем, я тебя на набережной высажу, а ты погуляешь, город посмотришь, городские власти праздник устраивают – открытие курортного сезона. Концерт обещали, развлечения всякие, на яхте можно будет покататься. Не отказывайся, ты же молодая девочка – повеселись!
Вика помотала головой, отказалась:
– Не могу я пойти туда, у меня денег нет совсем… Украли…
– Как – украли? Когда?
– Ещё в поезде или на вокзале, когда приехала…
Лариса возмутилась:
– Почему не рассказала? Такое несчастье. А в полицию ты сообщила?
Вика прошептала:
– Сообщила. Найдут ли? Что украли – сама виновата, разиня. Непутёвая.
– Почему? У меня кошелек не раз воровали. Себя непутёвой не считаю!
– Да я такая! Не умею ничего, не могу. Не способна ни та что.
– Викуш, ты классная девчонка! Романтичная, восторженная, нежная. Воспитали тебя хорошо, правильно. Хоть и ругаешь свою бабушку, она молодец, из тебя человека сделала. Тебе замуж нужно, идеальной женой будешь. Замечательной и верной!
– Ларис, ты скажешь! За кого?
– Найди…
– Где? Нет нормальных мужиков…
Лариса улыбнулась:
– Есть, много, поискать только нужно. Я же нашла!
И тут Вика сказала:
– Я когда в город приехала, деньги у меня украли, меня один мужчина сюда на хутор подвёз на машине. Вот это был мужчина! И я ему, кажется, понравилась. Но он женат, у него сын, он его очень любит!
Лариса мечтательно произнесла:
– А-а-а! Если понравился мужчина, которого встретила, почему ты стушевалась? Брала бы его, тепленького! И не отлынивай, поезжай в город, прогуляйся, денег я тебе дам… Может, встретишь там своего героя – не тушуйся…
– Даже если я его встречу, ничего между нами невозможно!
Лариса пожала плечами:
– Вот глупая! Если он нужен тебе – действуй!
Вика промолчала. На праздник в город согласилась поехать.
И у Руслана Гордеева было преотличное настроение. Всю неделю, от понедельника до воскресенья. Он проводил на работе почти по двадцать часов в сутки, заключил несколько выгодных контрактов, смог получить пару отличных кредитов, заплатил проценты по прошлым кредитам, выплатил зарплату рабочим. Он приезжал домой далеко заполночь, пил чай с бутербродами, что было для него не характерно, обычно он не ел на ночь углеводов, и ложился спать.
Засыпал сразу, спал сном младенца, просыпался рано, лежал, вспоминал прошедший день, строил планы на наступающий, и треск будильника, настроенного ровно на восемь часов утра его совершенно не раздражал, не бесил и не вызывал желания выбросить звоночек в окошко. Он с удовольствием вставал, собирался, летел на работу. В обеденный перерыв – не каждый день – он обедал с Анютой в близлежащем кафе и опять возвращался в офис, работая почти до полуночи.
ГЛАВА 38
Ему приходилось идти на хитрость. Звонить по телефону из офиса он не мог – в понедельник рано утром он вместе с Николаем Ивановичем поставил обратно все «жучки», но наотрез отказался отклеивать скотч с объектива видеокамеры. Звонил из машины, из кафе и с того же злосчастного балкончика. Слава богу, Анюта ему иногда подыгрывала, стала его союзником. И вместе с ней они решали, какую информацию Аня должна передать своим работодателям, какие документы. Но об интиме с ней он напрочь забыл, а она и не настаивала, понимала – любви конец!
В воскресенье он решил устроить себе выходной, тем более администрация города объявила праздник, обещали хороший концерт на площади, ярмарку, прогулки на яхтах. Проснулся как обычно, в восемь, повалялся в постели с полчасика, потом встал, умылся, даже бриться не стал. Не спеша позавтракал – омлет, бутерброды, кофе. Затем сидел в беседке с сигаретой и думал, как провести долгожданный и единственный выходной. Идти или не идти на праздник. Решил пойти. Натянул светлую рубашку и потёртые джинсы, рассовал по карманам необходимые ему вещи: бумажник, ключи, сигареты, – и пешком отправился на набережную.
Лариса привезла Вику в город, высадила на знаменитой набережной, пообещав забрать в шесть часов вечера на том же месте.
Вика прошлась немного по набережной, остановилась невдалеке от порта и стала разглядывать стоящие корабли и яхты. Вдруг услышала за спиной хрипловатый мужской голос:
– Здравствуйте, Вика!
Она лихорадочно обернулась и обомлела. Перед ней стоял мужчина её мечты. В светлой рубашке и по-модному драных джинсах, небритый. Он показался ей невероятно красивым и молодым, и Вика судорожно вздохнула, не веря своим глазам. Но это был действительно он. Руслан Олегович улыбнулся ей своей потрясающей улыбкой, а она вспомнила слова его тётки, Антонины Ивановны, что любовь и под лавкой найдёт, и, если надо, с Русланом ещё будет встреча. Они встретились, должны были, и встретились…
Руслан прошёлся по набережной, дошел до порта и остановился как вкопанный, не поверил своим глазам – перед ним, к нему спиной, повернувшись лицом к морю, положив руки на парапет набережной, стояла Вика и смотрела на корабли. Он с удовольствием разглядывал её аппетитную фигурку. Она была одета в яркий цветной сарафан из тонкого шёлка – плечи и спина открыты, – босоножки на плоской подошве. Сарафан подчёркивал все изгибы её шикарного тела, высокую грудь и тонкую талию. Пышная юбка, открывающая её прекрасные ноги… Лёгкий ветерок трепал распущенные по плечам волосы и ткань одежды.
Он заметил, что она немного загорела, её кожа светилась, и это ей удивительно шло. В тот же момент, как Руслан увидел Вику, ему страстно захотелось подойти к ней, ласково провести рукой по её покрытой золотистым загаром спине, потом вскинуть её на плечо и, урча и рыча, как Кинг-Конг, утащить её в свою берлогу. Но он не сделал ни первого, ни второго, только подошёл к ней почти вплотную и негромко сказал:
– Здравствуйте, Вика.
Она обернулась, вздрогнула, как норовистая лошадь, и прошептала:
– Здравствуйте, Руслан Олегович… Как, почему вы здесь?
Он опять улыбнулся – в его глазах плясали чёртики, и у Вики, как и при первой встрече с этим мужчиной, что-то перевернулось в желудке, засосало под ложечкой. Она была готова сорваться с места и бежать прочь. Но не смогла сдвинуться с места: ноги у неё подкашивались. А Руслан спокойно ответил ей:
– Отвечу на все вопросы сразу. Во-первых, я живу и работаю в этом городе. Во-вторых, сегодня воскресенье, а потому у меня выходной. В-третьих, городские власти объявили праздник, и я решил взглянуть. Теперь в свою очередь спрошу: как чувствует себя ваш папа, Виктор Карпов?
– Он считает, что хорошо, но врачи пока из больницы не выписывают.
Руслан, кивнув, продолжил:
– Я думал, что вы давно уехали в Москву, а вы здесь...
– Я пока здесь побуду. Один бизнесмен, хозяин строительства, на котором мой отец пострадал, его лечение в санатории оплатил, когда врачи разрешат, отец туда поедет, с ним Лариса с Виталькой поедут – тогда я в Москву уеду…
Руслан опять кивнул и произнёс:
– Что ваш отец едет лечиться в санаторий – я знаю.
– Откуда? И откуда вы знаете, что мой отец Виктор Карпов?
– Как – откуда? Я же сказал: живу в этом городе, мои родственники живут в Солнечной и на хуторе Вишнёвый, я знаю всех жителей Солнечной и тем более Вишнёвого. На хуторе болеет и лежит в больнице только Виктор Карпов, вы ехали на хутор к больному отцу, значит вы дочь Виктора Карпова. И потом, я занимаюсь бизнесом и, естественно, в курсе, кто и что делает. Если бы я не знал – грош мне цена как бизнесмену, – он лукавил, но почему-то не захотел превозносить себя в её глазах. – Вообще, всё просто: нужно только немножко подумать, сложить два и два.
Вика вздохнула:
– Господи, какой вы умный…
Он засмеялся:
– Я не умный – я догадливый…
– Нет, чрезвычайно умный, и поэтому вы генеральный директор крупной фирмы…
Руслан протянул ей руку, проговорив:
– Пойдёмте…
– Куда? – не поняла Вика.
– Праздник посмотрим… Вы же хотели посмотреть…
Она не возражала: убедилась, что он всё знает заранее и возражать бесполезно. А Руслан нежно взял её за руку и повёл по набережной.
ГЛАВА 39
Пятнадцать лет назад, Москва
Ничего не происходит просто так, всё имеет потаённый смысл. Руслан понял это давно. Пятнадцать лет назад, первого сентября двадцатилетний Руслан Гордеев вошел в аудиторию Архитектурного института, увидел прекрасную девушку Ольгу Орлову, свою однокурсницу.
Он влюбился с первого взгляда. Она показалась ему просто необыкновенной. Худенькая, высокая, с мальчишеской фигурой, натуральная блондинка, с огромными голубыми глазами, очаровательным курносым носиком на хорошеньком личике в виде сердечка. Её длинные светлые волосы были собраны в высокий хвост на макушке, на лоб падала густая чёлка. Увидев её голубые глаза, Руслан почти лишился чувств, и все месяцы, что они были вместе, он пытался понять, как она уродилась с такими глазами – это же чистейшая Берлинская лазурь!
Пока продолжались занятия, он разглядывал очаровательную девушку, наблюдал, как она, внимательно слушая лекцию, наматывала на пальцы светлые пряди волос, смешно сдувала со лба чёлку, задумчиво грызла конец шариковой ручки, которой она записывала в толстую тетрадь лекции. Он едва дождался окончания занятий и на выходе из института подошёл к ней, поборол робость, хотя удивлялся сам себе, ведь в первый раз он оробел перед девушкой, а всегда был очень бойким, находчивым парнем.
– Можно я провожу тебя?
Она засмеялась:
– Конечно можно…
Он не поверил своему счастью – она согласилась!
Они вышли во двор института.
– А меня Олей зовут…
– А меня Руслан…
Но она перебила его:
– Я знаю. Я спросила у старосты, кто ты. Он сказал – Руслан Гордеев, двадцать лет, из Краснодарского края…
– Почему?
– А как ты думаешь? Тебя все девчонки заметили и побежали у старосты спрашивать, что за парень. Если бы ты ко мне не подошёл, тебя бы уже начали девчонки атаковать – смотри они стоят, на нас смотрят!
Она не соврала: на красивого высокого парня обратила внимание вся женская половина их группы. И действительно, во время занятий и после них девушки интересовались у старосты, как его зовут, откуда он приехал, сколько ему лет.
Пройдя немного по двору института рядом с Олей, Руслан обернулся и увидел невдалеке группу девчонок из их группы. Ольга крепко держала его руку, обернулась на них, будто говоря – всё, занято.
С этой минуты они стали неразлучны, были идеальной парой. Высокий брюнет с густыми кудрями и голубоглазая блондинка.
Как к нему относится Ольга, Руслан мог только догадываться. Она говорила, что любит, и когда он обнимал её, чувствовал, что ей это доставляет удовольствие. Иногда в метро или в автобусе она доверчиво прижималась к нему, губами легко касалась его подбородка или щеки, искала своей рукой его руку, крепко сжимала, и ему казалось – она его любит.
А он боготворил её. Носил на руках. Провожал домой после занятий. И дорога до дома Ольги занимала у них много часов. Они сидели в парке на лавочке у её дома, он целовал её, она отвечала на его поцелуи… Они иногда болтали без умолку, рассказывали друг другу о себе, о своём детстве, о школе, а иногда просто молчали, и это молчание их не тяготило – они понимали друг друга без слов. Они сидели на лавочке, стоящей на аллее парка, наблюдали как багровые и золотые листья осыпаются с деревьев, покрывая землю чудесным ковром, повторить узор которого не смогла бы ни одна даже самая искусная мастерица.
Когда наступал вечер и начинало темнеть, Ольга шла домой, а Руслан с сожалением, что им нужно расстаться, ехал в общагу на краю города, чтобы рано утром вернуться, встретить Ольгу у её дома и ехать вместе с ней на занятия…
Но наступила поздняя осень, золотые и багровые листья покинули деревья, обнажив черные голые ветки, на улице похолодало, беспрерывно моросил холодный дождь со снегом, и пристанищем влюблённых стала площадка перед чердаком старой пятиэтажки, в которой жила Ольга. После занятий они добирались до её дома, заходили в подъезд, поднимались по лестнице, минуя третий этаж, на котором была расположена квартира Ольги, на пятый, потом проходили ещё один пролет, прямиком до чердака. На небольшой площадке перед какой-то добрый человек положил старый матрас, а Ольга принесла старое одеяло. Они сидели в обнимку на этом матрасе и целовались как сумасшедшие.
Площадка была расположена очень удачно – влюблённую парочку не замечали даже жильцы пятого этажа. Над ней – небольшое окошко, и когда подходило время, Ольга следила, не идёт ли с работы отец. Она страшно боялась его, бывшего военного, служившего теперь во вневедомственной охране.
Руслан не любил общагу: соседи по комнате раздражали, они постоянно ругались между собой, и арбитром своих споров обязательно приглашали его как более старшего и опытного товарища. Или у кого-то из обитателей общаги случался день рождения – не пойти и не поздравить соседа было невозможно, а это означало гульбу до утра. А ему вставать нужно было в пять утра, ехать первым поездом метро, чтобы к половине восьмого успеть к дому Ольги.
В один прекрасный вечер Руслан, расставшись с Ольгой, решил не ехать в общагу, заночевать прямо на площадке перед чердаком, на матрасе. Утром спустился к подъезду, дождался любимую и поехал с ней в институт. Во время занятий съездил в общагу, умылся, почистил зубы, сменил рубашку, вернулся на занятия. И решил, что ночевать на чердаке – это выход, экономится масса времени, а потому ночевал там неоднократно.
Так они протянули до зимы. Деньги, которые дали родители Руслану на первое время, закончились. Стипендии однозначно не хватало – нужно было думать о дополнительном заработке. Он устроился ночным сторожем на склад, рядом с Ольгиным домом, в результате чего вообще практически перестал бывать в общаге. Иногда во время занятий ездил туда переодеваться, а мылся и брился он на складе у небольшой раковины холодной водой. Там же стирал свою одежду и вскоре привык к холодной воде. Мокрые вещи сушил на электрическом радиаторе, которым обогревался склад.
Так, зимнюю сессию он сдал с трудом, пока что используя свой прежний, ещё школьный багаж знаний. Получил даже пару троек, распрощался с повышенной стипендией, которую получал как «золотой» медалист. Но ему было, в общем-то, всё равно: не до сессии, не до оценок, не до повышенной стипендии. У него была Ольга…
ГЛАВА 40
И Руслан, и Ольга понимали, что так вот ходить за ручку и целоваться они будут не всегда. Они оба живые, молодые и горячие. И пару раз, на площадке перед чердаком, Руслан с трудом сдерживал себя. У него, считавшего себя Дон Жуаном, с девушками всегда всё получалось легко и просто, и усилий покорить понравившуюся девушку он практически не прикладывал. Он начал интересовался противоположным полом с пятнадцати лет, а первый сексуальный опыт пережил уже в шестнадцать. И прав был Генка, когда утверждал, что его старший брат уводил у него всех девчонок подряд: они сами с ним уходили. Ольга, страшно запуганная своим отцом, боялась близости с Русланом, уговаривала, упрашивала подождать, повременить. А её слово было для Руслана законом…
Однажды утром, уже после новогодних праздников, Ольга, встретив его, как обычно, утром у своего дома сказала, что сейчас они погуляют немного неподалёку, дождутся, пока уйдёт на работу отец, и вернутся к ней домой. Там они будут вместе до самого вечера совершенно одни, ведь её мать вчера вечером уехала к своей сестре в Самару.
Руслан запаниковал: на работе у него был выходной, и эту ночь он провёл на матрасе на площадке перед чердаком. Ему необходимо было принять душ, побриться и переодеться. Он стал просить отпустить его в общагу. Ольга возмутилась – два часа туда, два обратно – они потеряют четыре часа! Она не согласна! Пришлось признаться, что он ночевал в её подъезде. Она улыбнулась, потрепала его по щеке, поцеловала и прошептала, что безумно его любит и никуда не отпустит, и у неё в квартире, между прочим, есть ванная, и горячая вода тоже есть, и мыло с полотенцем найдутся.
Они гуляли неподалёку, с трудом дождались, пока отец Ольги уйдёт на работу, и сразу же юркнули в подъезд, поднялись на третий этаж. Ольга открыла дверь своей квартиры, пропустила вперёд Руслана, вошла сама и заперла изнутри на ключ.
Квартира оказалась крошечной. Две комнатки, одна из которых проходная, пятиметровая кухня, совместный санузел. Ольга выдала Руслану полотенце и мыло, отправила в ванную… А потом они были вместе. И счастливее Руслана не было человека на свете.
Ольга забыла про все свои страхи, комплексы, она была с любимым человеком, который обожал, боготворил её, не уставала повторять, как его любит, как счастлива. Он самый красивый парень в мире, самый умный, самый весёлый, самый находчивый. И на узкой кровати в её девичьей комнате они были на седьмом небе! Он целовал её губы, волосы, её невероятные голубые глаза. Она обнимала его, отвечала на его поцелуи и опять повторяла – какой она была глупой, они могли быть вот так же счастливы ещё полгода назад.
Они и правда были невероятно счастливы. Встречались в общежитии в комнате Руслана по утрам, во время занятий. Точнее, на занятия они вообще забили, перестали их посещать. Влюблённую парочку вызывали в деканат, стыдили, они обещали одуматься, продолжить учиться. Но учиться они и не думали. Они думали только о любви. Друзья говорили: «Ребята, может, вам пожениться? Ольге уже восемнадцать – проблем с женитьбой не будет, комнату в общежитии дадут! Если не будете на занятия ходить – отчислят!». На женитьбу Руслан был согласен, двумя руками «за», говорил о свадьбе Ольге неоднократно, но она отказывалась, боялась отца и, как оказалось, не напрасно.
Борис Петрович Орлов, отец Ольги – бывший военный разведчик, суровый неразговорчивый мужчина с тяжёлым характером. В семье он устроил настоящий домострой – жена и дочь обязаны слушаться его беспрекословно, дочь должна хорошо учиться, помогать по дому и не думать о парнях, а после окончания учёбы отец обещал найти ей подходящего мужа. Он свято охранял нравственность дочери. Цыганистого парня, что провожал Ольгу, отец заприметил давно. Орлов-старший поинтересовался его личностью, и эта личность его крайне не устроила. Не москвич, ни кола, ни двора, бедный студент.
Отец почти ежедневно допрашивал дочь, что у неё с этим кавалером. Она отвечала – они просто друзья, между ними ничего нет, он её только провожает. Мать подтверждал, но отец шестым чувством понимал – дочь врёт, а мать её покрывает.
Когда его жена в очередной раз уехала навестить сестру и престарелую мать в Самару, вернувшийся вечером с работы, он застал дочь в замечательном, приподнятом настроении, и ему это показалось подозрительным. Обычно дочь встречала его в мрачном настроении. Дождавшись ночи, он начал обыскивать квартиру, искать следы пребывания в квартире чужого человека. И нашёл, как ему показалось, неопровержимые доказательства – в ванной, у сливного отверстия Орлов-старший обнаружил тёмный волос. Этот волос не мог принадлежать ни самой Ольге, ни её матери, ни ему самому – он был лысым.
На следующий день отец решил проследить за дочерью. Выяснил следующее – утром она вышла из дома, её встретил тот цыганистый парень, и они отправились к метро. Борис Петрович вышел из дома в обычное время и тоже направился к метро, ища глазами дочь. Они сидели у окошка в кафе, расположенном у метро, пили кофе, целовались и поглядывали на площадь, скорее всего, высматривая главу семейства. Орлов понял, что сладкая парочка его заметила, но того, что он их тоже засёк, виду не показал и спокойно прошёл до вестибюля метро, но потом сразу же вернулся. Он спрятался за расположенным вблизи газетным киоском, увидел, что Ольга с парнем вышли из кафе и свернули обратно к дому, где жило семейство Орловых.
ГЛАВА 41
Старший Орлов шёл следом. Дочь с парнем вошли в подъезд. Орлов понимал, что нужно набраться терпения, выждать хотя бы час, но смог продержаться лишь полчаса, а потом ринулся в подъезд, бегом поднялся на третий этаж, распахнул дверь квартиры, в то время как Ольга потеряла бдительность и лишь захлопнула дверь, на ключ не заперла. Отец застал дочь в пикантной ситуации, на коленях у парня. Учинил страшнейший скандал, за волосы оттаскивал от сосунка, ударил его, а рука у Орлова была тяжёлая – сам он был мужиком нехилым. Ольга защищала любимого как могла. Кричала, требовала, чтобы отец оставил её Руслана в покое, но тот легко оттолкнул дочь, вывернул парню руку за спину и потащил к входной двери. Она бежала следом, лупила отца кулаками по спине, правда, это было бесполезно, её кулаки отскакивали от спины отца, как от боксёрской груши. Он в очередной раз оттолкнул дочь, выбросил парня на лестницу и захлопнул дверь.
Начался дурдом. Ольга рыдала, рвалась к входной двери, стремилась бежать вслед за Русланом. Отец орал на неё, называл потаскушкой, шлюхой, идиоткой. А Гордеев за дверью стучал ногами и руками в дверь, требовал впустить, кричал, что любит Ольгу...
Через десять минут все жители подъезда, бывшие в тот час дома, высыпали на лестницу. Кто-то поддерживал Руслана, другие – отца Ольги. Орлов вызвал милицию, и Руслана опять, как и в случае с взяточницей-директрисой, забрали в отделение. Но в отделении Руслан объяснил – он безумно любит девушку, она любит его, а её отец – тиран и деспот. И милиционеры – существует мужская солидарность – поняли, посочувствовали и отпустили Руслана.
Выйдя из отделения, он опять бросился к дому Ольги, стучал и звонил в её дверь. Ольга ответила из-за двери – она боится, просит его ехать в общежитие, она постарается уговорить отца, всё уладит. Но, скорее всего, уговорить отца и всё уладить ей не удалось.
На следующее утро она на занятиях не появилась. Руслан, с трудом выждав окончания первой лекции, помчался к дому девушки. Опять стучал, звонил в дверь её квартиры, однако ему никто не открыл. Из квартиры напротив вышла соседка, узнала вчерашнего поклонника Ольги, рассказала – Орлов с дочкой ухали рано утром, дочка упиралась, а отец её силой волок. Руслан был в отчаянии: Ольга пропала. Он по два-три раза в день ездил к ней домой, снова и снова звонил, стучал, но дверь ему не открывали. Он допрашивал соседей – те говорили, что семейство Орловых не появлялось. А вскоре его вызвали в деканат, и не просто в деканат, а в кабинет декана. И когда Руслан открыл дверь в его кабинет, то первым, кого он увидел, был отец Ольги. Орлов с грозным видом восседал в кресле у стола декана. Сам декан, холёный моложавый мужчина лет сорока, находился за своим большим столом с кислым выражением лица.
Гордеев вошёл, остановился у двери. Орлов, увидев Руслана, тотчас вскочил и, указывая на него пальцем, потребовал:
– Вот, вот этот сучонок! Вы обязаны его отчислить!
Декан поморщился:
– Простите, за что?
– Он надругался над моей дочерью!
Декан не понял, переспросил:
– Что он сделал?
– Он совратил мою дочь, растлил её, надругался над ней…
Декан улыбнулся:
– Это он проделал одновременно? Весь институт знает о романе вашей дочери и этого парня. Они любят друг друга. Руслан Гордеев отличный студент. Он хорошо учится. И, между прочим, школу с золотой медалью окончил, в армии отслужил. Характеристики у него отличные.
– Любят... Что за ерунда! Этому сучонку наша квартира нужна и прописка московская. Как только получит, мою дочь бросит! И квартиру потребует разменять, а мы с женой и дочерью в коммуналке окажемся.
Руслан впервые открыл рот, произнёс:
– Не нужна мне квартира, прописка не нужна. Я люблю Ольгу!
– Да что вы его слушаете, – отец Ольги уже кричал, – его нужно выгнать взашей, по нему тюрьма плачет! Как он с моей дочерью обошёлся! Девчонку чуть не связать пришлось: она к этому сучонку рвалась!
Декан пожал плечами:
– Так, может, она его любит?
Орлов-старший не унимался:
– Отчислите его…
Декан опять пожал плечами, скривил губы. Этот спектакль его уже начал тяготить.
– Если парня отчислю, ваша дочь будет любить его меньше? – сыронизировал он.
Отец Ольги брызгал слюной, уходил в штопор:
– Издеваетесь! Он над моей дочерью надругался!
– Если он надругался над вашей дочерью, пусть она заявление в милицию пишет, у врача справку возьмёт. Вот когда уголовное дело возбудят, тогда его и отчислим.
– Отказывается наотрез она заявление писать, – хмыкнул отец, – орёт благим матом. А у врача мы были, врач сказал, что следов насилия нет.
– Ну вот видите, значит, не виноват Руслан…
– Как – не виноват! Он же спал с моей дочерью!
– Ваша дочь несовершеннолетняя? Недееспособная? Извините, она свободный человек, может делать что хочет. И с мужчинами спать – тоже.
– Восемнадцать ей есть уже…
– Ваша совершеннолетняя дочь влюбилась в парня. Он её тоже любит – пусть женятся, мы им комнату в общежитии дадим.
Отец Ольги заорал благим матом:
– Какая комната, какая свадьба! Замуж я её не отдам!
Тут Руслан опять не выдержал и, как не махал ему рукой декан, вмешался в диалог, напрямую его касающийся:
– Борис Петрович, я действительно люблю вашу дочь, а Оля любит меня, и мы хотим пожениться. У вас жить не собираемся, помощь нам не нужна, мы учиться будем и работать. Квартира через пять лет у нас будет, и получше вашей!
Орлов побагровел, задыхался от возмущения, повернулся к декану:
– Что вы слушаете этого молокососа…
– Я, между прочим, тоже не москвич, на москвичке женился и в квартире её прописался семь лет назад…
Этот жуткий спектакль мог продолжаться до бесконечности, но в кабинет декана ворвалась Ольга, бросилась к Руслану, поцеловала его в щёку и потребовала у отца:
– Папа, не позорься, меня не позорь и Руслана! Я люблю его и замуж за него выйду. Ты меня не удержишь! – повернувшись к любимоу, потянула за руку прочь из кабинета. – Пойдём отсюда. В общагу поедем – я домой не вернусь.
Руслан обнял Ольгу за плечи, повёл к выходу, оборачиваясь на Орлова и декана. Орлов был явно расстроен, раздосадован, зато декан вздыхал с явным облегчением.
Как оказалось, Ольгу на свой страх и риск из-под домашнего ареста выпустила мать, не понимая, почему отец возражает против свадьбы, видела – дочь просто умирает от любви. И парень, по рассказам дочери, матери нравился. Она сама когда-то жила с мужем и маленьким ребёнком вместе с её родителями и сестрой в небольшой квартирке в Самаре. Квартиру в Москве в отдалённом районе они получили после того, как Орлов вышел в отставку. И тот, став москвичом, вбил себе в голову, что их прекрасная дочь должна выйти замуж только за состоятельного москвича, а не, как он выражался, ютиться по углам с лимитчиком.
ГЛАВА 42
Свадьбу играли в общежитии. Классическую, студенческую. С варёной картошкой, дешёвой колбасой, домашними солёными огурцами, самогоном для гостей и одной бутылкой шампанского для молодых. На Ольге было простое белое платье без рукавов и белая лента в волосах, а на Руслане – белая рубашка и джинсы.
Общежитие пило и гуляло неделю. Молодожёнам в порядке исключения выделили небольшую комнатку в четыре квадратных метра – бывшую кладовку без окна. Там помещались только двухъярусная кровать, небольшой столик и два стула. На столе практически всё время располагалась чертёжная доска – Руслан хорошо рисовал и чертил. Он чертил курсовые для себя и Ольги, и для других студентов за небольшую плату. А Ольга писала рефераты и пояснительные записки к этим курсовым. Счастливее этих молодожёнов не было на свете. Идеальная пара. Но их идиллию омрачало то, что отец Ольги так и не простил их. Ольга с Русланом ездили навещать мать только когда отца не было дома, стремились уйти до его прихода, ведь слушать выкрики про лимитчиков, которые всё захапали, было просто невозможно. Но мать Ольги серьёзно заболела...
В тот день трубку взял отец, обвинив во всём дочь, назвав её лживой маленькой шлюхой. Ольга сорвалась, помчалась домой, и в тот день она в общагу не приехала, не приехала и на следующий. Руслан пытался вернуть жену домой, но тщетно и дождался её только через неделю. Она плакала, просила прощения. Руслан простил. Но через неделю всё повторилось вновь. Они практически перестали видеться. Ольга пропадала у матери, а он нашёл денежную работу на стройке и работал по двенадцать часов в сутки. Планировал заработать денег, на две недели отвезти молодую жену к своим родителям, познакомить и показать Ольге свои любимые места. Погулять в южном городе на полную катушку с любимой женщиной в курортный сезон...
Но поездка не состоялась. Руслан заранее купил билеты, они согласовали день отъезда. А когда этот день наступил, Ольга в общаге не появилась. Не пришла она и на вокзал, к поезду. И Руслан опять поехал домой к её родителям, звонил, стучал в их дверь. Открыл отец Ольги и сразу, в лоб потребовал, чтобы Руслан убирался, сказал – Ольга его не любит, никогда не любила, разводится с ним. Гордеев не понял, потребовал Ольгу, и та, наконец, вышла к нему весте с матерью, которая не производила впечатления умирающей
– Рус, прости, я остаюсь здесь. Я родителям нужнее, свадьба с тобой была ошибкой.
Он не понял, возразил:
– А наша любовь, отношения, поездка к морю? Куда это деть?
– Всё ошибка. Прости…
Он вернулся в свою комнатку в общаге, упал на кровать, в которой они проводили блаженные часы с Ольгой. Вспоминал их любовь, свадьбу, площадку перед чердаком, их разговоры, их молчание, её голубые глаза.
Она сказала неправду! Она не могла так быстро разлюбить.