Байки аспиранта

ВЫХОДИ ИГРАТЬ СО МНОЙ

Когда снимаешь квартиру, будь готов к сюрпризам. То трубу прорвёт, то замок заест — как раз в тот день, когда ты проспал и на работу опаздываешь, то лампочки начнут перегорать, будто заговорённые, то соседи снизу предъявят счёт за потоп, который случился полгода назад при прежнем жильце, то хозяйкины родственники нагрянут с тремя детьми и котом под мышкой — мы, мол, проездом, переночуем и на самолёт. А сама хозяйка в другом городе и с головой в бизнесе. Пока договоришься, уладишь всё — измаешься.
Чего только не было за эти месяцы.
Но вот чтобы овощи из холодильника пропадали!.. Да ладно бы пропадали. Морковкой больше, морковкой меньше, я и не замечу. Так ведь лежат — редиска покусана, у свеклы бока изгрызены, а от морковок и вовсе одни хвостики остались.
Первая мысль: мыши! Но как мышь в холодильник заберётся?
Я на кафедре в шутку говорю: "Не иначе домовой шалит". И получаю совет:
— Ты ему сливок пожирнее на ночь налей. Поставь у холодильника и скажи: "Домовой, домовой выходи играть со мной". Он наестся и оставит тебя в покое.
Это наш методист Татьяна Михайловна. Любительница мистики-каббалистики и всякий разной ерундистики, даром что кандидат наук.
А что? Пакетика сливок не жалко. Проведу антинаучный эксперимент!
Сделал всё, как сказали. Подумал ещё, когда заговор произносил: "Почему — играть? Мне же надо, чтобы он овощи портить перестал". Рукой махнул: не всерьёз же.
Спал беспокойно, всё снились то ли зайчики, то ли белочки. И грохот какой-то. И свербило внутри, что надо проснуться — а голова тяжёлая, веки не поднимаются. Так и промаялся до утра.
Открываю глаза: мама дорогая! Мебель вся набекрень, люстра перекошена. На стенах — пятна, двойными дорожками, будто мыши туда-сюда бегали. И вдоль, и поперёк, и по диагонали, и крест на крест. Я — на кухню. А там всё сливками забрызгано, из пиалки морковный кончик торчит.
Глаза протёр. Вроде не пил вчера.
— Это кто ж такое сотворил? — говорю в сердцах.
На ответ, понятно, не рассчитываю. И вдруг слышу тоненький голосок:
— Я это...
Глядь: а у холодильника сидит... Чёрт его знает, что сидит! Непонятно какого цвета. На зайца похоже. Только не настоящего, а как в мультфильмах рисуют. Голова огромная, тельце маленькое. Ну, точно заяц: уши с аршин и хвостик этот куцый. Глядит большущими глазами — тут садист-рецидивист растает, не то что аспирант вроде меня.
Спрашиваю поласковей, чтобы не обидеть:
— И чего ты здесь хулиганишь?
А он глазки застенчиво опустил и лапкой так водит по полу:
— Да ничего... Ты же сам звал поиграть.
Тут до меня дошло:
— Так ты домовой?
— Ну да.
Нет, думаю, в этакий бред даже Татьяна Михайловна не поверит. Но вот он, бред, передо мной, — лапки сложил, смотрит паинькой.
— А ты... ну... откуда будешь?
— Оттуда, — и пальчиком вниз показывает.
В общем, дело было так.
Жил-был этажом ниже старенький художник. По имени-отчеству Герман Фёдорович, фамилия неизвестна. Он моего домовёнка и нарисовал. Не для салонов, не для галерей, а сугубо для собственного удовольствия.
Жил старичок не тужил, да помер. Наследники квартиру продали. Новые жильцы собрались ремонт делать, а тут — заяц. Они его веником — он не уходит, они его шваброй — без толку. Тогда дуста раздобыли. Убирайся, говорит, у нас тут не крольчатник. Он и убрался — в квартиру этажом выше.
— Тебя как звать-то, чудо с хвостиком? — спрашиваю.
— Мася, — отвечает и опять лапкой пол скребёт.
— Так ты девочка, что ли?
Кивок.
— А разве девочки домовыми бывают? Да ещё зайчики. То есть, э-э, зайчихи.
Это я, конечно, зря сказал. Невежливо получилось.
Мася лапкой топнула, и из её мультяшных глазок побежали самые настоящие мокрые слёзы. Капли на пол посыпались, как при хорошем дожде.
— Ну вот! Все так говорят! До тебя которые! Они тоже! Так! А-а-а!
Пришлось прощения просить да ещё оправдываться. Дескать, не каждый день я домовых встречаю. У меня, представь себе, неравное потрясение, культурный шок и когнитивный диссонанс.
— Ладно, хватит реветь. Хочешь морковки?
Мася сразу повеселела. И лужа на полу высохла. В тот же самый миг.
— Дома нет, — говорю, — сама знаешь. Давай после работы?
И — дёру. На кафедре никому рассказывать не стал. Зайка-домовушка это уже не шуточки, тут смирительной рубашкой попахивает. Да и сам, пока туда-сюда, засомневался: может, мне это всё во сне пригрезилось? Зайчики да белочки свечечки да вербочки... Чур меня!
Возвращаюсь — квартиру не узнать. Въезжал, так чисто не было. От вчерашнего погрома ни следа. Полы сверкают. Вещи все по полочкам разложены — обычно-то у меня шмотки валяются, где попало. Люстра висит ровнёхонько, и в ней все четыре лампочки горят. А было две. Я говорил, они у меня через день дохнут. Проводка, наверное...
Вот балбес!
Про морковку-то я и думать забыл.
Сразу не раздеваясь побежал в магазин, купил целую сетку. На ночь положил у холодильника одну морковину, побольше. Утром гляжу, на дверце записка: "Спасибо". И рожица заячья намалёвана, ловко так. Чувствуется, что рука набита. То есть лапа.