Белые маки. Сказки мертвых сердец. Маргарита Преображенская

– Всё готово, арходас Ираталь!
Торжественно-подобострастный голос слуги вернул меня к реальности из мира воспоминаний. Хотя, если быть точной, он помог мне очнуться в моей нереальности, – в том мире, куда я попала, шагнув под полуразрушенную арку в старом дворе провинциального городка, и прошла путь от странствующего музыканта до властителя этих пределов. Как он назывался, тот город моего детства, ставший для меня точкой отсчёта? Когда это случилось? Какая теперь разница?! Моё прошлое: детство, работа, тусовки ролевиков, фестивали авторской песни – всё это осталось так далеко, что казалось странным вымыслом.
За окном догорал день – ещё один спокойный день, вырванный у судьбы после тысячи бурь и бед. Впрочем, божество Судьбы, известное всем под именем Плетущий, покинуло этот мир после войны крови, отгремевшей шесть лет назад. Теперь каждый сам вплетал свою нить в узор поражений и побед, встреч и разлук. По крайней мере, нам всем хотелось верить в это. Последние лучи солнца окрашивали слои облаков в кровавые и фиолетовые тона и заставляли сверкать золотые стены пустой усыпальницы, словно высекая из них снопы ярких искр. Казалось, эти искры вот-вот подожгут Келенон, раскинувшийся вокруг, как прекрасный мираж.
Но этот город, переживший множество войн и властителей, не боялся золотых вспышек, и его, как и любую столицу мира, трудно было чем-то удивить. Даже пустой усыпальницей дивной красоты и колоссальных размеров. Тот, кому она когда-то предназначалась, стоял сейчас рядом со мной и тоже смотрел вдаль, туда, где вспыхивали золотые искры. Мой паладин и возлюбленный, с которым мы вместе прошли столько преград, держал мою руку в своей, по-прежнему готовый заслонить меня собой от бед. В такие минуты я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
– Виго! – тихо позвала я, разглядывая его резкий гордый профиль.
Узоры у него на коже, образующие красивый замысловатый орнамент, источали мягкий зеленоватый свет. Виго был одним из последних алиумов – древней расы, которая не так давно выступала могучей силой на арене мира, а теперь, с уходом божества Судьбы, постепенно приходила в упадок. Плетущий, покинув этот мир, словно лишил их смысла существования, который они видели в служении Ему.
– Нам пора! – прошептала я, преклонив голову к мощному плечу паладина.
– Да-да… – рассеянно отозвался он, с трудом оторвав взгляд от усыпальницы.
Иногда мне казалось, что Виго что-то тщательно скрывал от меня все эти шесть послевоенных лет. Вот и теперь от него веяло какай-то непонятной отрешённостью, которая, впрочем, мгновенно развеялась в следующий миг.
– Пойдём, Ираталь! – сказал Виго, с улыбкой взглянув на меня, а в его янтарных глазах сверкнули золотые солнца – символы моего счастья.
Я взяла его под руку, и мы чинно вышли из покоев арходаса. Мне безумно нравилось моё новое тёмно-бордовое блио со шнуровкой по бокам и вышивкой золотом по вырезу на груди, подолу и раструбам расширявшихся книзу рукавов. Волосы я по-прежнему не убирала в сложные причёски, из украшений ограничиваясь только обручем с драгоценными камнями, который носила, слегка надвинув на лоб.
За время моего пребывания в этом мире, застрявшем в своеобразном тёмном Средневековье, я привыкла к роли прекрасной дамы и полюбила наряды, танцы и торжественные приёмы, но где-то в глубине души всё ещё не могла осознать себя арходасом. Надо сказать, что в своей жизни я – глубочайший интроверт – никогда не метила в королевы и не стремилась быть на виду, но почему-то высокие посты всегда сами находили меня. Сначала я руководила группой программистов, потом, попав сюда, неожиданно для себя вошла в состав триумвирата власти. А сейчас…
– Приветствую вас, Госпожа моя!
Этот голос всегда приводил меня в трепет, хотя, если рассуждать здраво, в нём не было ничего страшного или угрожающего, в том числе и когда он довольно небрежно добавил:
– И вас, воскресший паладин!
Низкий, бархатный и прохладный с оттенком печали, этот голос сопровождал меня на протяжении многих лет, подсказывая ответы, вселяя надежду и пробирая до мурашек, потому что принадлежал самому могущественному тёмному магу этих пределов – чёрному тогату Рикольду. Он встретил нас у главного входа в тронный зал, замерев в своём излюбленном поклоне, издавна заставлявшем тех, кому кланялись, ощущать себя ниже того, кто демонстрировал им этот символ покорности. Этим искусством владели только мёртворождённые маги ордена тогатов – самые загадочные и самые жуткие существа, каких мне довелось здесь встретить.
– Чёрный тогат!
Я улыбнулась и, выпустив руку Виго, подошла ближе. Рикольд с присущим ему отточенным изяществом разящего клинка поцеловал край моего рукава. Этот жест одновременно очень целомудренный и холодно-страстный, всегда вызывал во мне всплеск странных эмоций, в глубины которых я старалась не погружаться, чтобы не нарушать свой душевный покой. Виго только подчёркнуто сухо поклонился в ответ на приветствие мага. Между ним и чёрным тогатом всегда была какая-то тёмная недосказанность. Я бы не назвала её противостоянием, но ничего светлого в их отношениях точно не было. Тогаты и алиумы враждовали с начала времён. А сейчас, когда Виго остался чуть ли не последним представителем своей расы, эти моменты общения заклятых врагов сопровождались неким невидимым накалом, от которого мне становилось не по себе.
Впрочем, я знала, что Рикольд не причинит вреда Виго. Если бы тогат планировал это сделать, то не дал бы мне воскресить любовь всей моей жизни в ту страшную самую первую Ночь Воздаяния Хвалы, которая до сих пор иногда приходила ко мне в ночных кошмарах. И в этих страшных снах финал был иным: освобождённое от внутренностей тело Виго помещали в усыпальницу, прозрачные стены которой, позволяли всем лицезреть единственного светлого бога, которым его прилюдно объявил Рикольд. Но этого не случилось! Виго был жив! Я невольно крепко сжала руку подошедшего ко мне паладина, словно так он находился под моей защитой.
– Вас что-то беспокоит, Госпожа моя? – спокойно поинтересовался Рикольд, от проницательного взгляда которого не ускользало ничего.
– Я всегда немного волнуюсь, выходя перед такой массой людей, – пробормотала я, всплеснв ресницами.
Мутная полуправда, скрывающая истинное положение дел. И Рикольд прекрасно знал это, но, кажется, нам обоим нравился спектакль, в котором мы с ним играли главные роли.
– Никто из этой массы не стоит ваших переживаний, Госпожа моя! – спокойно сказал чёрный тогат и, тонко улыбаясь, взглянул на Виго, а потом царственным жестом подал мне руку.

Мне бросилось в глаза, что к своему обычному чёрному одеянию Рикольд добавил массивную цепь с бордовым набалдашником в тон моего платья, в то время как в наряде Виго вообще не было бордовых тонов, словно мы с ним вовсе не были парой на все времена. По форме этот кулон напоминал мне окровавленное сердце. Впрочем, с моим живым воображением, таким ассоциациям нечего было удивляться. Я коснулась пальцами прохладной ладони тогата, и мы двинулись вперёд. Сегодня была знаменательная ночь, события которой за шесть лет обросли легендами, байками и несуществующими подробностями, – ночь победы в войне крови, Ночь воздаяния хвалы. Этот праздник стал священным и светлым для всех, поэтому отмечался с особенным размахом. Мы шагнули на помост тронного зала – я в центре, мужчины по краям, – когда под величественными сводами келенонского дворца прозвучало торжественное:
– Прославленная и могущественная уния маков и воскресший бог этого мира, Светлый Виго!
Помню, когда главный герольд шесть лет назад впервые провозгласил подобную формулировку, мне стало страшно: казалось, что эти слова крадут у меня моего возлюбленного, как бы отодвигая на второй план наши чувства и нашу земную природу. Виго тоже тяготила его новая роль, требовавшая участия в определённых ритуалах. Но дни шли за днями, на первый взгляд, не меняя ничего между нами. Хотя подспудно я чувствовала, как медленно, но верно сдвигаются оси жизней, подчиняясь хитрому механизму, запущенному кем-то, имеющим поистине дьявольскую изобретательность.
– Вы прекрасны в своём волнении, Госпожа моя! – тихо произнёс Рикольд, не поворачивая головы. – Но собравшимся ни к чему знать о нём. Для них вы – символ мира, стабильности и счастья.
Символ? Я кивнула, поспешив придать лицу выражение величественного покоя, с которым обычно выходила к гостям. Наш с Рикольдом двойственный союз, именуемый унией маков и провозглашённой Плетущим вместо прежнего триумвирата власти накануне решающей битвы в войне крови, по-моему, держался сейчас только на воле и могуществе чёрного тогата. Мои силы, всплеск которых разрушил мир нашего врага в отшумевшей войне, восстанавливались очень медленно. Правда, никто из живущих не догадывался об этом, благодаря ухищрениям Рикольда, которому я сейчас была обязана всем. Он ничего не требовал взамен и не злоупотреблял своим положением, но меня всё равно угнетал такой жизненный расклад.
– Я люблю тебя! – тихо прошептал Виго, слегка наклоняясь к моему уху.
Эти слова, окутали меня горячей волной счастья, тоже будто украденной у неумолимости перемен, и мы трое оказались перед замершей в восхищении толпой. Тут я ощутила, насколько был прав Рикольд. Все эти люди и нелюди смотрели на нас с восхищением, верой и, пожалуй, с долей священного ужаса. Я представила, как они видят нас со стороны. Бог-алиум могучий и мрачный, со светящимися зелёными узорами на теле и косой, чёрной змеёй расположившейся за спиной; сухопарый и стройный тогат, бледный и совершенный лик которого обрамляют белые волосы, а глаза похожи на синюю полночь с чёрными провалами зрачков; и, наконец, я – женщина с лютней за плечами, чья песнь трувера опасней двуручного меча, а магия крови тэев может отнимать и дарить жизни.
Тэй-трувер правящей унии, Госпожа маков, арходас Ираталь – так звучала моя «должность» здесь. И все эти громкие титулы, свидетельствовавшие миру о силах, данных мне, никогда не значили для меня ничего, но не считаться с ними я не могла, потому что они навязывали мне определённую роль, отказаться от которой можно было только расставшись с жизнью. Думая так я пропустила мимо ушей солидную долю речи Рикольда, обращённой к массам, которая начиналась словами:
– Жители славного мира, свободные от воли судьбы!
Оратор он был гениальный, хотя и не обладал даром трувера покорять сердца и порабощать таким образом услышавших его. После прозвучало ещё несколько речей. Представители всех рас и владыки городов старались всячески обратить на себя внимание и не скупились на подарки. Всё шло по заранее утверждённому сценарию, как принято на подобных торжествах, где-то к середине перетекающих в танцы. Это была моя самая любимая часть, потому что каждый танец открывали я и мой паладин. Для этого праздника я написала мелодию, похожую на немного осовремененную павану, которую часто танцевали «эльфы» на оставшихся в далёких прошлых сходках ролевиков. Но сейчас это было моим своеобразным признанием в любви, адресованным Виго.
Мы вышли в центр зала и с первых звуков мелодии начали традиционные па. Мне безумно нравилось, как он движется. С такой неземной грацией могли скользить в танце только алиумы. Изящные поклоны и шаги сменяли друг друга, и вскоре мы танцевали уже в окружении других пар, постепенно присоединявшихся к нам, но я видела только Виго и чувствовала, что для него существую только я. Вернее, мой взор порой всё-таки отклонялся в сторону, где стоял чёрный тогат. Рикольд никогда не присоединялся к танцам, предпочитая величественно наблюдать за процессом с возвышения, на котором находились троны, хотя я знала, что он вполне мог бы затмить многих в этом зале по красоте движений. По его лицу нельзя было понять, что творится в душе чёрного тогата. Другие мёртворождённые тоже недвижными статуями застыли у стен, пронизывая пространство бесстрастными взглядами белёсых глаз.
Отвлёкшись на них, я не сразу заметила, что с Виго что-то не так. Он начал двигаться как-то вяло, а потом, вдруг побледнев, резко рухнул на пол. Я бросилась к нему, пытаясь привести в чувство, но ничего не могла сделать. Казалось, он даже не дышал! В этот миг в зале стало необыкновенно тихо. Я подняла голову, заметив, что гости замерли на своих местах, будто окаменев, а ко мне стремительно приближается Рикольд. Внутри его радужек, а ещё под кожей в районе лба и висков, нестерпимо-ярко сияли блуждающие россыпи красных огоньков. Это сиу-сиу – паразиты, поддерживавшие жизнь и силу в теле каждого мёртворождённого, сконцентрировалась для совершения магического ритуала. Так уже было ещё до первой войны, именуемой войной маков, когда Рикольд однажды замедлил ход времени. Но это интересовало меня сейчас меньше всего.
– Он не дышит! – в ужасе воскликнула я, стараясь растормошить Виго. – Почему он не дышит?!
– Предоставьте это нам, Госпожа моя! – холодно сказал Рикольд, коротко и властно кивнув тогатам, всё это время ожидавшим его приказа.
Их радужки и лица тоже были полны красных огоньков, страшно мерцавших под кожей. Мертворождённые почти мгновенно оказались рядом со мной и, подняв Виго на руки, понесли вон из зала.
– Куда вы его несёте?! – испугалась я и бросилась вслед за ними, но Рикольд быстро преградил мне путь, изящно раскинув руки так, что я буквально рухнула в его объятья.
– Я уже говорил вам о переживаниях, – тихо сказал он, когда я, перестав рваться к Виго, затихла, прислонив голову к груди тогата. – Вам незачем так растрачивать себя. Вы сейчас не просто странствующий трувер, который, идёт, куда ему вздумается, и не просто любимая женщина. Вы – арходас этого мира и принадлежите своему народу, а не только себе.
– Зачем вы позволили мне взойти на престол?! – подавленно прошептала я, взглянув на тогата снизу-вверх. – Я не хотела этого! Я хочу просто жить вместе с любимым, быть, как все. И сейчас, когда мой дар исчез, а Плетущий оставил нас в покое, я могу это сделать!
– В том-то и дело, что не можете, Госпожа моя, – мрачно улыбаясь, сказал тогат, будто вынося приговор суда. – И не могли этого никогда, даже в том вашем мире, где магию называют наукой. Плетущий здесь ни при чём.
Иногда меня просто убивала эта его привычка безжалостно ставить собеседника перед фактом, развенчивая его мечты и идеалы. Я действительно не могла жить, как все, сколько ни пыталась сделать это, потому что мой разум с детских лет будоражили стихи и обрывки мелодий, оказавшиеся предвестниками моих приключений в будущем. Несмотря на неприятное для меня высказывание тогата, ему удалось в какой-то мере привести меня в чувство.
– Вы не принимали эликсир сегодня, – добавил Рикольд, и, немного отступив назад и изучающе взглянув на меня.
– Д-да… – рассеянно пробормотала я.
Эликсиром была жидкость красного цвета, которую каждый день приносил мне чёрный тогат. Благодаря ей мой дар возвращался, правда, очень медленно. Рикольд протянул мне новый прозрачный фиал и сосредоточенно наблюдал, как я, морщась, медленно пью его кровавое содержимое. Жидкость была горькой, как неразделённая любовь, и когда я сделала последний глоток, тело, как обычно, бросило в жар, затем в холод, а потом земля на миг ушла из-под ног.
– Я провожу вас, Госпожа моя, – сказал чёрный тогат, крепко взяв меня под локоть, чтобы не дать мне упасть по дороге к тронам, возвышавшимся на помосте.
Мне казалось, что мы рассекаем время, ставшее вязким, как жидкое стекло, и гости плавали в нём, словно кусочки фруктов в варенье. А потом этот эффект стал постепенно исчезать, тела, будто преодолевая тысячелетний сон, пришли в движение, и вот уже пары продолжили танец, даже не заметив отсутствия главных персон. Оставшуюся часть праздника я неподвижно сидела рядом с пустым троном Виго, а Рикольд, величественно стоя по левую руку от меня, холодно обозревал зал. Казалось, он прожжёт взглядом каждого, кто посмеет приблизиться ко мне. А я мучилась от недобрых предчувствий о том, что случилось с Виго.
Он уже давно казался мне каким-то странным: после воскрешения в нём временами проскальзывало нечто отстранённо-мрачное, совершенно не присущее ему ранее. Но я всё это списывала на эмоциональные потрясения, которых Виго за прошедшую войну испытал немало. Плен, проникновение внутрь его тела враждебной и могущественной сущности, использовавшей Виго как оболочку для своего духа и щит от ударов нашей армии, и, наконец, жертва в которую мой паладин принёс себя, чтобы уничтожить вторгшуюся сущность и защитить меня от смерти, – вряд ли нашёлся бы кто-то, способный пережить это легко! Когда все торжества закончились, Рикольд проводил меня в покои арходаса и оставил на попечение служанок.
– Не беспокойтесь, Госпожа моя, я сделаю всё, чтобы ваш паладин был жив, – сказал он, собираясь уходить.
Я с надеждой взглянула на него и кивнула. Это была ещё одна услуга, которую он оказал мне, не требуя ничего взамен. Мне безумно хотелось выразить ему свою благодарность, но я не знала, как это сделать. У Рикольда уже были все возможные почести, богатства и троны, так чем же я могла отблагодарить того, у кого всё уже есть?
– Я у вас в долгу, чёрный тогат! – сказала я в результате и получила в ответ сдержанную улыбку и поцелуй рукава, который на этот раз был чуть выше обычного – где-то на уровне моей груди.
Тогат удалился. Я была уверена, что он отправился в подземелья, и Виго, наверное, тоже понесли туда. Я бы многое отдала, чтобы увидеть, что там происходит, но общее зрение, когда каждый видел, что делают остальные, характерное для прежнего триумвирата власти, не действовало в рамках унии маков. И такого замечательного магического устройства, как пяльцы кьялфов, сквозь вышивку в которых можно наблюдать за её героями, у меня тоже не было. Кьялфы, сыгравшие важную роль в воскрешении Виго, всё же сражались на стороне противников унии в войне крови, поэтому Рикольд отправил этих монстров в резервацию, отрезав их от внешнего мира. Отчасти это решение могло бы считаться даже гуманным, потому что кьялфы были разумными насекомыми-людоедами и напоминали гигантских бронированных пауков, умеющих плести сети, источать тьму, и слыли гениальными мастерами по созданию магических вещиц из подручных материалов.
С одним из них я когда-то была очень дружна. Собственно, он и создал магические пяльцы. Но раз под рукой не оказалось никаких средств наблюдения, я нашла, чем заменить их. В подземных покоях, где сейчас жил и работал Рикольд, я бывала не раз. Мы с чёрным тогатом практиковали такую форму общения, как взаимное обучение, наслаждаясь обществом друг друга. Он открыл мне начальные принципы магии тогатов, а я ему – некоторые законы физики и основанные на них конструкции. До любимого мною программирования дело пока не дошло, но Рикольд делал потрясающие успехи, жадно вбирая в себя все новые знания, и я старалась не отставать от него.
Никогда не думала, что подобное общение может быть таким насыщенным и интересным настолько, что мне не хотелось выходить из подземелий тогата. И когда Рикольд прерывал обучение из-за необходимости вершить государственные дела, причём, как всегда, на самом интересном месте, это заставляло меня мучиться в ожидании следующего раза. Виго не высказывал негодования по поводу моих всё более частых и продолжительных встреч с тогатом, но я знала, что они не радуют его, и, тем не менее, ничего не могла с собой поделать. Мы ведь не совершали ничего аморального, на это не было даже намёка. Да и что плохого в совместном постижении знаний?
В общем, в результате всего этого мною втайне от моего учителя был найден способ ближней разведки, который я для себя называла «магический жучок». Я случайно заметила, что простая формула быстрого роста, применяемая для цветов ацеробуса, которые здесь маги использовали для изготовления сильнейших ядов, приводит к совершенно необыкновенным результатам.
Началось всё с того, что в заклинании я случайно, по собственной беспечности, заменила одно слово на похожую по звучанию структуру из языка программирования. Надо сказать, что программные коды всегда казались мне похожими на некие заклинания. Вот, наверное, ассоциации и сработали. Ацеробус, как и предполагалось, продемонстрировал бурный рост, разветвляясь на несколько линий, и при этом получил неожиданные свойства: теперь с его помощью можно было прослушивать все разговоры, происходившие в комнате, где он распускал свой нежный махровый венчик. Это я тоже обнаружила случайно, когда, не желая того, разузнала несколько дворцовых тайн, касающихся любовных интрижек слуг. Так вот, в подземелье Рикольда росло очень много этих ядовитых цветов. Раньше я думала, что их используют в своей магии только тары – другой магический орден, вечно и, надо сказать, безуспешно соперничавший с тогатами. Но это было не так.
Ацеробусы, похожие на мерцающие в темноте серебристые камелии, оплетали стены подземелья, образуя замысловатые узоры. Неудивительно, что Рикольд, кажется, тоже питал слабость к этим растениям: ведь они так напоминали тогатов – такие же смертоносные, холодные и восхитительные, ацеробусы тоже не были живыми в полном смысле этого слова, потому что произрастали из мёртвой плоти. В общем, я решила, что чёрный тогат не заметит появления ещё одного цветка. Я взрастила его из останков убитого мною клигота – огромного насекомого, напоминающего комара и умевшего разжижать плоть своим укусом. Эти твари погубили немало жизней во времена вечной ночи, но к войне крови ощутимо измельчали и потеряли сноровку настолько, что не слишком большую особь могла убить даже женщина. Ростки цветка я направила по системе трещин в подземелья, где ацеробус распустился, дополнив собой интерьер и став моим подслушивающим устройством.
Теперь пришло время использовать необыкновенные свойства цветка. Отпустив слуг, я подошла к дальней стене своих покоев и остановилась у плиты, за которой располагались корни ацеробуса. Её я научилась извлекать из стены с помощью небольшого ножа для фруктов в самом начале моего пребывания здесь. Теперь требовалось только внимательно слушать, приблизив ухо к узловатым белым нитям корневой системы. В подземелье было тихо, похоже, Рикольд остался с Виго один на один. Наверное, мой цветок находился довольно далеко от говоривших, поэтому слова их беседы я разбирала с большим трудом, но это только прибавляло мне азарта.
– Все формулы работают, но ты пропустил приём моего эликсира трижды, что и спровоцировало обморок, – с присущей ему холодностью констатировал чёрный тогат, по всей вероятности, предварительно осмотрев пришедшего в себя алиума.
– Умоляю, сделай сейчас то, что должен был сделать давно! – Виго произнёс это с такой болью, будто каждое слово давалось ему с огромным трудом. – Убей меня!
Я вздрогнула и напряглась от охватившего меня беспокойства. Что такое с ним происходит? Почему Виго решил умереть?! Может быть, он чем-то неизлечимо болен? Или роль воскресшего бога тяготит его? Или он почему-то несчастен рядом со мной? Теперь я в страхе ждала, что ответит Рикольд.
– Убить тебя?!
Эта фраза была произнесена тогатом с таким холодным сарказмом и жёсткостью, что у меня сжалось сердце. Я никогда не видела Рикольда в ярости, но, похоже, сейчас он пребывал именно в таком состоянии.
– Я убивал вас сотнями, паладин! Без разбора, сожаления и раздумий. До твоего рождения и после. Убивал, пока твой владыка не понял, наконец, что диктовать свою волю тогатам не смеет никто! К тому времени, как он перестал посылать войска к стенам моей цитадели, я настолько детально изучил каждый миг смерти алиумов, что мог бы слагать об этом баллады!
Дальше я услышала шаги, неожиданно гулко прозвучавшие в подземелье. Наверное, тогат прошёлся взад-вперёд по каменному полу, чтобы вновь обрести незыблемое спокойствие. И ему это удалось, о чём свидетельствовал ровный, непроницаемо-прохладный тон следующего высказывания:
– Когда узоры предков медленно угасают на трепещущих в агонии телах за завитком завиток, в этом есть нечто прекрасное и непостижимое.
Мне захотелось сорваться с места и броситься на помощь к Виго, и только уроки моего наставника – чёрного тогата, учившего меня проявлять хладнокровие и рассудительность в любых ситуациях, позволили мне удержаться от этого шага. И не напрасно.
– Но ты будешь жить, Виггизир из Рода Эннотайлов, – добавил Рикольд, – Жить столько, сколько понадобится.
Сердце моё болезненно сжалось, а разум терзали вопросы. Кому понадобится? Для чего? В этот момент мне показалось, что я услышала нечто похожее на возглас страдания и отчаяния, который исходил от Виго:
– Это хуже, чем смерть!
Рикольд промолчал. Я, как никто другой, знала, что пытаться разжалобить чёрного тогата слезливыми просьбами и причитаниями – это почти то же самое, что упрашивать статую.
– Она, в конце концов, заметит! – подавленно проговорил паладин, взяв себя в руки. – Что ты будешь делать, когда всё откроется?
Кто эта «она»? Возможно, речь шла обо мне! Но что я должна была заметить?! Что от меня скрывают и зачем?! А если не от меня, то от кого же?
– Это моя забота, – холодно обронил Рикольд, а потом добавил ещё более жёстко, возвысив голос:
– Проводите паладина в его покои и проследите, чтобы он регулярно принимал моё снадобье! Если потребуется, поите его силой! И изымите у него всё оружие алиумов, чтобы у нашего воскресшего бога не было искушения причинить себе вред.
Наверное, он обращался к вошедшим тогатам. Я представила, что они замерли у стен, словно жуткие истуканы, а сейчас, повинуясь приказу своего владыки, пришли в движение, о чём свидетельствовали осторожные шаги и шорохи. Когда Виго увели, беседа имела неожиданное продолжение, которое я чуть было, не пропустила, устав слушать тишину. Но стоило мне немного отойти от стены, как новые звуки привлекли моё внимание. Хорошо, что ничего подобного не происходило, пока в покоях находились слуги. Надо было придумать, как отключать звук. Я снова приблизила ухо к корням, чтобы не пропустить ни единого слова.
– Талий.
Рикольд произнёс это спокойно и утвердительно с почти незаметным оттенком приглушённого удивления в голосе. Возможно, он не ожидал этого гостя, или мне просто показалось. Талием звали серого тогата, которого Рикольд оставил своим наместником в Оверкуре – мрачном городе мертворождённых, называемом также «Сердце тогатов». Перед войной маков я посетила это место, похожее на восхитительно красивый готический некрополь с высокими дворцами из чёрного камня и такими же чёрными тайнами их обитателей. В общем, с Оверкуром у меня было связано столько противоречивых воспоминаний, что я до сих пор иногда вздрагивала, видя его во сне.
А теперь мне живо представилась такая сцена. Рикольд холодный, величественный и тёмный, восседает за столом, где только что записывал строку за строкой в свою чёрную книгу, какие вели тогаты, выплёскивая между строк всю боль и разочарования их бесконечной смерти, имитирующей жизнь. Талий, а может быть, только его фантом, стоит перед ним. Высокий и сутулый, высохший от времени, серый тогат похож на выжженное дерево, скрючившееся от ветров и дождей, а в белых глазах его плавают чёрные точки зрачков. Кстати, в таблице Менделеева был, кажется, элемент с похожим названием – по-моему, даже крайне ядовитый металл.
– Да, Господин мой! – шепчет надтреснутый голос серого тогата, от которого мне всегда становилось как-то нехорошо.
Талий когда-то был послом, передавшим мне такое важное на тот момент послание от Рикольда. Я находилась в плену у прежнего арходаса в Келеноне, но доверять серому тогату не стала бы никогда. Впрочем, доверие в этом тёмном мире всегда было под большим вопросом.
– Я не ждал тебя к ночи.
– Дело спешное, Господин мой!
Послышался шорох. Кажется, Рикольд отложил свою чёрную книгу в сторону и приготовился слушать. Я представила, как на его холодном лице отражается мрачный интерес.
– Есть те, кто жаждет немедленного исполнения вашего обещания, и их достаточно, Господин мой. Боюсь, недовольство может расти.
– А ты, Талий? Ты думаешь так же, как и они?
Здесь чувствовалась грустная насмешка; Рикольд умел сочетать несочетаемое.
– Я придерживаюсь только своего мнения, а не следую голосу толпы, но…
Талий замолчал и, возможно, при этом выразительно взглянул на Рикольда. У меня вообще было ощущение, что у тогатов есть какой-то дополнительный метод общения, скрытый от остальных и действующий параллельно с обычными словами.
– Но, если меня спросят, – продолжил Талий всё тем же вкрадчивым тоном, – чего мы ждём эти шесть лет, когда желаемое так близко, я не смогу дать разумного объяснения подобным действиям, Господин мой.
– Разумное объяснение в том, что изменения происходят медленно, существующих сил пока недостаточно для того, чтобы их хватило на всех, – спокойно пояснил Рикольд, и я снова задумалась, о том, что он имел в виду.
– Так ли, Господин мой?
Я знала, что серый тогат сейчас хитро прищурил глаза, а Рикольд сохранял непроницаемое спокойствие, как чёрный монолит его дворца в Оверкуре.
– Так ли оно разумно? – уточнил свой вопрос Талий.
Затем между собеседниками повисло молчание, которое было красноречивее любых слов, потому что представляло собой борьбу взглядов и скрытой за ними воли. Они понимали друг друга без слов. Талий пришёл, чтобы предупредить о чём-то своего владыку, изящно намекая на какие-то неверные действия с его стороны. И если тогаты с рождения обретали способности воспринимать скрытый смысл и даже в своих книгах читали между строк, то для меня – почти обычного человека – их беседа оставалась загадкой, но я продолжала следить за ней. Первым, как и следовало ожидать, сдался Талий:
– Так что мне делать с жаждущими из Оверкура, Господин мой?
– Подготовь их к обряду.
Снова повисло молчание. Мне показалось, что этот ответ Рикольда означал что-то страшное, но понять, что это было конкретно, мог только его гость.
– Верно ли я понял вас? – взволнованно спросил он, дрожащим голосом.
– Да, Талий!
Я думаю, что далее следовал поклон тогатов, который серый гость адресовал Рикольду. Интересно, чувствовал ли владыка Оверкура то же самое, что чувствовала я, когда лицезрела эти двусмысленные поклоны?
– Ваша воля священна, Господин мой, – проговорил Талий.
То была обычная формулировка покорности, которую практиковали тогаты. На этом разговор прекратился, и я, водворив на место каменную плиту, отправилась в постель в глубоких раздумьях. Виго не приходил, и я тоже не пошла в его покои, потому что думала, что ему, как и мне, нужно прийти в себя и собраться с мыслями. Рассуждать о смысле услышанных разговоров было почти то же самое, что решать уравнение с множеством неизвестных. Сначала требовалось собрать информацию, чтобы понять, что происходит, а перед этим отдохнуть, что я и сделала, уютно расположившись на кровати. Во сне я снова видела Ночь воздаяния хвалы. Самый ужасный её момент. Я в золотом платье, выходила на помост при последних словах Рикольда:
– Поклонимся нашему новому богу! Богу света и радости, озарившему ночь силой своей любви, будто говоря нам: теперь вы сами выбираете путь! Больше не будет несправедливости! Больше не будет войн и смертей! Он вспыхнул, как звезда, на небосклоне!
Тогда, шесть лет назад, в реальности, кьялфы бросили мне камень души моего возлюбленного, чтобы я смогла воскресить его, но во сне этого не случилось. Тогаты двинулись к телу Виго, чтобы подготовить паладина к захоронению. Я побежала за ними, и, как это бывает во сне, никак не могла преодолеть толщи воздуха, ставшего невидимой преградой между мной и моим возлюбленным. Виго неподвижно лежал на постаменте, а тогаты уже занесли над ним свои ритуальные инструменты для вскрытия грудной клетки.
– Рикольд! – закричала я, увидев чёрного тогата, стоящего среди других мертворождённых.
Он поднял голову и мрачно взглянул на меня.
– Не убивай его! Я сделаю всё, что ты хочешь, только прикажи им остановиться! Он – смысл моей жизни! – обливаясь слезами, умоляла я.
– Как странно вы устроены, Госпожа моя! – горько улыбаясь, сказал Рикольд мне в ответ. – Вы можете с лёгкостью постигать тайные знания, но отчего-то не способны разглядеть очевидное.
Он отошёл от Виго, и мне вдруг бросилось в глаза, что тело на постаменте стало другим! Это не был мой паладин! В следующий миг невидимая преграда, не дававшая мне приблизиться к постаменту, исчезла, но теперь я не знала, нужно ли преодолевать расстояние между мной и тем, кого приносили в жертву. Пока я колебалась, тогаты вонзили в его тело свои ужасные приспособления. Я, вздрогнула, услышав, как хрустнули кости грудной клетки, перед тем, как мертворождённые погрузили в полученное отверстие щипцы, чтобы извлечь сердце. Но этого я уже не увидела. Вскочив с постели, я, громко и надрывно дыша и всхлипывая, озиралась по сторонам, пока не осознала, что всё это был только сон.
Сквозь решётки окна пробивался пока ещё тусклый неприветливо-серый утренний свет. Наверное, по времени было где-то часа три-четыре. Я чувствовала себя разбитой, но позволить себе уснуть, чтобы снова увидеть навязчивый кошмар, не могла. Пришлось встать и, закутавшись в одеяло, подойти к окну. Дождь нанизывал бусины капель на нити, соединявшие небо с землёй. Погода для раздумий. Я быстро оделась в мужской наряд, который использовала для утренних пробежек, и отправилась в сад. Вряд ли сейчас я смогла бы подтвердить свой первый разряд по лёгкой атлетике, но спортивные нагрузки очень помогали мне снять стресс, а это теперь было просто необходимо. Дождь меня не пугал, мне даже, наоборот, хотелось встряхнуться, сбросив оковы сна. Поэтому я решительно шагнула под длинные прохладные струи и побежала вперёд, ощущая, как каждая капля выбивает из меня эмоции, освобождая место для фактов.
Наверное, со стороны это выглядело более чем странно. Я уверена, что ни одна женщина (да и ни один мужчина) здесь не поступали так, как я, поэтому мои пробежки обычно собирали множество зрителей из числа обитателей келенонского дворца и оборонявших его воинов, тайком наблюдавших за мной. Сначала мы тренировались вместе с Виго, но в последнее время он перестал выходить, объясняя это проблемами со здоровьем. Сегодня утром зрителей не оказалось, тому способствовал дождь и то, что меня угораздило проснуться ни свет ни заря. Я долго разминалась, а потом изнуряла себя быстрым бегом, промокнув до нитки, но при этом заметно повеселев.
Где-то на шестом круге мне вдруг вздумалось изменить привычный маршрут. Я решительно двинулась вон из сада, чтобы пробежаться вдоль стен келенонской твердыни, и усмехнулась, заметив, как, моментально отреагировав на меня, дозорные натянули тетивы своих луков, но узнав во мне арходаса этих пределов, опустили оружие. Пробегая мимо входа в темницы Келенона, где издавна держали самых ценных и опасных пленников, я случайно стала свидетелем неожиданного события.
Погрузившись в себя и сосредоточившись на прикосновениях холодных капель к моей коже, я не сразу заметила, что приоткрывшиеся тяжёлые двери выпустили на утренний свет мрачную процессию. Сначала мне показалось, что это стая огромных синих птиц, окружившая гигантского серого ворона, попалась мне навстречу, но потом я поняла, что это были тогаты, сопровождавшие пленника. Стоявшие на третьей ступени в разноцветной иерархии мёртворождённых, пропустив вперёд только серых и чёрного своих коллег, синие тогаты считались одними из самых могущественных и опасных среди своих собратьев. Их сила заключалась в умении атаковать противника ударом импульса воли.
Но не это поразило меня в том странном шествии, а то, что пленник, которого сопровождали синие тогаты, был мне хорошо знаком. У меня от неожиданности буквально отвисла челюсть! Тщедушный, похожий на Кощея старик в грязно-серых одеждах узника, которые выдавали всем своим пленникам тогаты, едва шёл, то и дело оступаясь и хромая. Его тело покрывали шрамы, возможно, свидетельствующие о пытках.
– Валькелин! – прошептала я, смахнув с лица холодные капли.
Когда-то он занимал высокий пост в этом мире, входя в триумвират власти вместе со мной и тэем крови Летардом. «Трувер владеет сердцами, тар – мудростью, тэй – силой, а вместе они владеют миром!» – звучал объединяющий нас магический закон, установленный самим Плетущим. Тары – враждовавший с тогатами магический орден – славились своими умениями предвидеть будущее. Титул Валькелина, высший в их иерархии, так и назывался – «видящий тар». В войне крови он выступил на стороне нашего врага. Это было очень запутанное и мутное дело, замешанное на интригах и любви, заниматься которым у меня не осталось ни времени, ни сил, потому что после войны я очень долго восстанавливала здоровье, и первое время даже двигалась с трудом.
Обязанности и ответственность за решение всех вопросов тогда взял на себя Рикольд. Он уничтожил всех оставшихся в живых таров, сражавшихся против нас, а Валькелина – их предводителя – почему-то до сих пор держал в темнице. К моему стыду, я забыла об этом узнике, наслаждаясь покоем и счастьем, словно эту информацию кто-то вычеркнул из моей памяти. Но сейчас на меня будто вылили ушат холодной воды. Валькелин, измученный, но живой, был совсем рядом. Закованный в какие-то особенные кандалы, подавлявшие его силы, он, казалось, тоже узнал меня, о чём свидетельствовали безумная улыбка, искривившая его губы, и дикий взгляд, в котором сквозило что-то ещё более ужасное, чем ненависть. Он дёрнулся в мою сторону, но тогаты жёстко подавили его порыв, натянув цепи и обрушив на него удар воль, заставивший старика скрючиться от боли.
– Куда вы его ведёте?! – невольно вырвалось у меня.
Вместо ответа процессия буквально растаяла в воздухе – видимо, чтобы не оскорблять мой взор таким мрачным зрелищем. Но Валькелин успел всё-таки ударить меня по нервам, повторяя страшным свистящим шёпотом, казалось бы, бессмысленное:
– Под глазом тогата! Под глазом тогата! Под…
Я бросилась вперёд, почти успев схватить одного из мертворождённых за край синего одеяния, но кусок ткани выскользнул из моей руки и исчез вместе с его хозяином, а я оступилась и чуть не свалилась в лужу, вовремя встав на одно колено и упершись рукой в камни мостовой, чтобы удержать равновесие. Что ж такое происходит? Я встала, почувствовав, что сильно замёрзла – видимо, долгое пребывание на холодном дожде не пошло мне на пользу. Я повернулась и, ёжась от холода и сырости, побежала назад. У входа в сад меня неожиданно встретил Рикольд. Он возник передо мной из ниоткуда и выглядел, как мне показалось, гораздо мрачнее обычного.
– Вы неосторожны, Госпожа моя! – строго сказал он, смерив меня тяжёлым непроницаемым взглядом.
Я невольно тоже опустила голову, оценив свой внешний вид, и залилась краской смущения. Из-за дождя моя одежда промокла до нитки и теперь слишком откровенно облегала грудь и бёдра.
– Простите, чёрный тогат, я в таком виде! – пробормотала я, испытывая желание провалиться сквозь землю.
За время нашего знакомства Рикольд видел меня абсолютно обнажённой уже несколько раз и никогда не совершал при этом никаких неподобающих действий в мой адрес. Первый раз он спас меня от смерти в результате кровотечения после выкидыша, когда я по воле Плетущего потеряла нерождённых близнецов (из тогатов получались прекрасные лекари). А потом я, нагишом, погрузилась в воды Лона Смерти в Оверкуре, вобрав в себя оружие древних, имеющего разрушительную силу. И Рикольд снова спас меня. Удивительно, но тогда я не ощущала такого странного смущения перед ним, как сейчас. Это было непонятно. Требовалось разобраться в себе.
Сам же чёрный тогат был, как и прежде, невозмутим. Правда в его взгляде на мгновение проскользнуло что-то, заставившее меня вздрогнуть, а, может быть, это было от холода. Рикольд изящным движением сбросил с себя плащ и, закутав меня в него, подхватил на руки и молча понёс во дворец. Я не сопротивлялась. Спрашивать о Валькелине и Виго, сразу выложив все карты на стол и выдав себя, было бы опрометчиво. Поэтому я, почти мгновенно согревшись, словно плащ тогата имел свойства электроодеяла, немного раскисла и, кажется, уснула у него на плече. Кошмаров не было. И когда я проснулась в своей постели в покоях арходаса, солнце щекотало мне нос ласковым тёплым лучом. Мгновенно вспомнив всё, что случилось со мною этим утром, я села на кровати, одолеваемая желанием срочно преступить к решению той запутанной задачки, что снова задала мне жизнь.
Знать бы ещё, что имел в виду Валькелин! Я была уверена, что его слова сказаны неспроста и адресованы именно мне. Они не могли оказаться безумным бредом замученного узника. Мне предстояло догадаться, в чём тут дело. Что может быть под глазом у тогата?! Ну, не фингал же? И как там Виго? Через двадцать минут, облачённая в голубое блио, я стояла у дверей в покои моего паладина, сжимая в руках небольшую шкатулку с подарком. Я давно уже тайно заказала у ювелира красивый перстень-печатку для моего любимого, но пока не было повода его подарить. Сейчас, как мне показалось, настал подходящий момент. Хотелось поддержать и порадовать Виго, увидеть, как весело вспыхнут золотые солнца в его глазах, снова ощутить на губах его поцелуй. Тогаты, до этого застывшие у входа, словно вырезанные из камня храмовые статуи, низко поклонились мне, но не покинули свой пост. Игнорируя их холодные пристальные взгляды, я постучала в дверь и, услышав шаги за ней, сказала:
– Виго! Это я!
Все звуки за дверью стихли, словно тот, кто был с другой стороны, притаился, боясь вздохнуть, а потом, после мучительно долгой паузы, голос алиума ответил мне:
– Я пока ещё очень болен, Ираталь! Прости меня! И не пытайся войти! Прошу тебя!
Столь мрачно и обречённо Виго не говорил никогда! И, конечно, отказ я получала от него впервые. Осознание того, что мой возлюбленный мучается от чего-то необъяснимого, а я не могу ему помочь, для меня было хуже смерти. Я сжала ручку двери так, что у меня побелели пальцы. Хотелось кричать, бить руками и ногами в деревянную преграду, отделявшую меня от него, умолять впустить меня, но разум подсказывал мне иное. По тону речи Виго чувствовалось, что входить мне действительно опасно. Да и не ломать же дверь, чтобы проникнуть внутрь! За спиной у меня уже начали толпиться любопытные придворные и челядь, явившиеся поглазеть на прославленного и единственного арходаса-женщину и растрезвонить об увиденном и услышанном на весь Келенон, а то и весь мир. Ситуация складывалась крайне неприятная. Нужно было сначала разобраться во всём, не делать поспешных выводов и не совершать необдуманных поступков. В результате я с самым спокойным и величественным видом развернулась на каблуках и пошла прочь.
Мои покои достались мне от Летарда – прежнего тэя крови и арходаса этих пределов и, по совместительству, моего бывшего мужа. Многочисленные портреты, украшавшие келенонский дворец, не могли отразить его истинной сути. Это был удивительный человек – одновременно пылкий любовник и холодный гордец, жестокий владыка и нежный возлюбленный, решительный воин и ранимый ребёнок. Официально считалось, что Летард погиб в бою, покрыв себя славой. Но мне верилось, что арка перехода, в которую мне в последний момент удалось толкнуть его окровавленное тело, перенесла Летарда в другой мир, где он начал новую жизнь, как я здесь, а с новой жизнью обрёл новую любовь и счастье.
Проверить этот факт не представлялось возможным, но покои остались, иногда напоминая мне о моментах нашего общения. В нём было достаточно крайне неприятных и даже мрачных моментов (взять хотя бы тот факт, что я вступила в с ним брак и телесную близость по принуждению со стороны тэя, околдованная силой магии крови), но со временем всё это несколько поблекло в памяти, уступая место минутам откровенности и доверия, которые тоже порой вспыхивали между нами. Пожалуй, я всегда воспринимала его как брата. У Летарда было много разных книг, которые я время от времени просматривала, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. Вот и вчера перед сном я тоже листала одну книгу. Это был сборник любовных песен, в который вошло творчество труверов от начала времён. Читая эти изящные, чувственные строки, я, словно очищалась от тьмы, постепенно всё больше сгущавшейся у меня в душе на фоне переживаний и жизненных встрясок.
И вот сейчас мне как раз требовалось обрести покой. Я судорожно схватила книгу, которая небрежно валялась, забытая мною на кровати, и, открыв на первом попавшемся стихотворении, продолжила чтение. Каждая строка вспыхивала у меня в душе, как звезда в ночи, увлекая за собой в волшебную страну покоя и света. Я почти пришла в норму, усмирив всплеск бушевавших во мне эмоций, когда из книги вдруг выскользнул листок, исписанный мелким угловатым неровным почерком. Я поймала послание на лету, удивившись тому, что не обнаружила его ранее, ведь я пролистала всю книгу несколько раз, правда, делала это небрежно. Что в нём могло быть? Я с интересом вглядывалась в строки, заметив, что передо мной тоже чьи-то стихи, вдруг зазвучавшие во мне, словно страстная ария неведомого гостя:

«Почему в моём сердце живёшь только ты?
Только ты. До волненья, до дрожи…
Я молчу. Только помыслы вряд ли чисты,
Мои душу и тело тревожат.
Ты – как песня: ты в сердце роняешь слова.
Как мечта, что неосуществима.
Каждый миг рядом – пытка: касаться едва
Твоих рук и пройти быстро мимо,
Чтоб не выдать биение чувства в груди,
Не упасть, не лишиться рассудка!
Краем глаза за каждым движеньем следить,
Осознанием мучаясь жутко,
Что не вырвать из памяти взгляд и черты!
Ни заклятья, ничто не поможет!
Почему в моём сердце живёшь только ты?!
Только ты – до волненья, до дрожи».

Сказать, что я была растрогана таким посланием, значит, ничего не сказать! Казалось бы, простые слова почему-то вспыхнули у меня в груди ответным порывом! Но вдруг они адресованы вовсе не мне?