Всего лишь легенда. Анна Неделина

Вечер выдался прохладный, в сумерках на город надвинулись тучи, и на улицах уже зажгли фонари. Но городское освещение ни в какое сравнение не шло с иллюминацией в саду маркиза Оруана. Он был буквально залит светом, забрызган отблесками разноцветных огней. В воздух то и дело взлетали шутихи, взрываясь снопами искр. Отсветы падали на каменных монстров, примостившихся на портиках дома маркиза. Вот они улыбаются, а вот – ехидно скалятся. Что-то случится.
Театр располагался в самой глубине невероятного по нелепости контрастов сада маркиза Оруана. Чтобы добраться до павильона, гостям неминуемо приходилось преодолеть два ряда фигурно стриженых кустов даренской карликовой мальвы, диковинный зверинец, вход в старомодный лабиринт и мелькнувшую неподалеку оранжерею. Интересно, сколько гостей поворачивали обратно, разуверившись, что цель достижима? Или не всех водят длинной дорогой, дабы впечатлить сверх меры?
Криков плутающих в лабиринте гостей я не услышал, а вот зверинец действительно привлекал внимание. Редких видов там не было, обычные волки, лисы да зайцы, и прочие представители местной фауны. Те, кому посчастливилось не попасть на Стену голов, как я понимаю. Только вот у лис было по три хвоста, у волков росли рога, а у зайцев – крылья. Похоже, маркиз любил «Собрание волшебных сказок далеких восточных стран» и решил заиметь его у себя… по крайней мере, ту часть, в которой не присутствовали крылатые змеи и Чудовище, Пожравшее Солнце, Месяц и Звезды небесные… Лишние хвосты, понятно, были иллюзорными. Иллюзии оказались весьма качественными.
Театр расположился в одноэтажном здании, выложенном сезамским мрамором, белым, с серо-голубыми прожилками.
Маркиз Оруан встречал гостей у входа, улыбаясь всем. Он словно был настигнут гостями и теперь не мог позволить себе войти в театр, пока не поприветствует всех. Оруана сопровождала красивая девушка в кремовом платье. Хрупкая до болезненности, с фарфоровой кожей, она казалась сказочной феей.
Идеал, вот что пришло мне в голову.
– Герцог Даренгарт! Как вам погода? – поинтересовался Оруан, и я почти не задумываясь, как пароль, ответил:
– На диво чудный вечер.
Оруан улыбнулся.
– Смею надеяться, лучше, чем выдавшееся у вас утро. Слышал, вы нашли Фарфаля.
Разумеется, слышал.
– Вы рады, что избавлены от конкурента, маркиз? – поинтересовался я. Оруан помрачнел.
– Я говорил, что он перестал быть таковым. Я об этом позаботился, и мне незачем было его убивать. Тем более… прошло уже достаточно много времени, а Эльды все нет. На ее месте я был бы уже далеко от Рутина Яра…
Мне показалось? Или не показалось? Вот это вот – насчет «будь я на ее месте». И ведь второй раз уже. Сочувствует сбежавшей невесте?
Оруан счел возможным сменить тему, кстати припомнив о своей спутнице.
– Позвольте представить вам мою сестру, Ниреллу.
Девушка улыбнулась.
– Простите неучтивость моего брата, герцог. Он прежде всего прочего ставит искусство. В Рутином Яру не так уж много ценителей. Аристократы предпочитают Игорный дом любым другим увеселениям.
И я с уверенностью могу сказать, что так происходит не только в Рутином Яру.
Я поклонился и поцеловал пальцы Нирелллы. Перед глазами мелькнуло золотое кольцо тончайшей работы. Черные волосы рассыпались по плечам девушки. Прическа была незамысловата, но от этого оруанова сестра лишь выигрывала. Зеленые глаза ее озорно поблескивали – она видела мой интерес. Я решил, что она вдова. Такая красавица должна быть замужем, а не ходить под руку с братом на светских вечеринках.
– Должно быть, Рутин Ян не показался вам интересным, – предположила Нирелла; голос у нее был мягкий. – Учитывая обстоятельства.
– Учитывая обстоятельства, Рутин Яр кажется мне весьма загадочным, – ответил я.
– Вас манят тайны? – спросила Нирелла, и я невольно задумался, какие именно тайны она сейчас подразумевает.
– Выходит, мой театр показался вам привлекательным, – перехватил инициативу Оруан. Я кивнул.
– Не могу позволить себе забыть о деле, маркиз.
– А! Так вы пришли потому, что здесь сегодня собрались все лучшие люди Рутина Яра? Что же, мне остается лишь поддержать вас. Ведь речь идет об исчезновении моей невесты.
Нирелла мимолетно поморщилась. Носик ее при этом забавно шевельнулся. Потом сестра Оруана прикрылась веером.
– Ты все еще называешь эту распутницу невестой?
– Никакая она не распутница, Нирелла, ты слишком доверяешься слухам, – упрекнул Оруан. Нирелла вздохнула.
– Это для тебя слухи чересчур важны. Боишься, что люди скажут, будто ты оставил девушку в беде… Однако слухи все равно пойдут – не одни, так другие. Люди всегда будут что-нибудь говорить. А Эльда не заслуживает такого внимания.
– Фарфаля нашли убитым, и ни следа Эльды, – произнес Оруан, пытливо глядя на меня.
– У меня нет доказательств, что Эльда сбежала с Фарфалем. Но и доказательств того, что она не сбежала с кем-то другим, тоже нет, – произнес я. Нирелла фыркнула. Оруан укоризненно качнул головой.
– Дорогая! Подумай, мы говорим с герцогом…
Нирелла вздохнула.
– Простите мою несдержанность. Однако обстоятельства заставляю меня беспокоиться о чести брата, если сам он печется о чести нахальной девицы, не думая о себе.
Глаза Ниреллы сверкнули. Она не шутила, эта опасная красавица – Эльда Терру действительно ей не нравилась.
Бедняга маркиз, сестра явно его опекает. И вряд ли смирится с его матримониальными планами.
– Впервые слышу, чтобы об Эльде кто-то отзывался как о нахальной, – заметил я. Нирелла усмехнулась.
– О! Вы просто не знакомы с ней лично. При тетке она всегда кроткая овечка.
Ну, графиня Терру тоже была невысокого мнения о племяннице.
– Вы хорошо ее знаете?
– В Рутином Яру слишком тесное общество, чтобы не встречаться. Да и слуги немало о ней рассказывали.
Нирелла Оруан общается со слугами графини Терру? Это уже попахивает слежкой. Я, конечно, мог себе представить, как эта королева эльфов выясняет, с какими намерениями смертная желает прибрать к рукам ее несмышленого братца… Но решил поставить на банальное: изгнанные из дома Терру слуги шли на работу к Оруанам. А Нирелла собирает сплетни, потому что в Рутином Яру не так много развлечений.
– Вы не говорили, что у вас работают бывшие слуги дома Терру, – укорил я маркиза. Тот смешался.
– Хозяйственными делами занимаюсь я, – мягко пояснила Нирелла. Я улыбнулся ей:
– Хотелось бы поговорить с теми, кто служил графине.
Оруан, наконец, решительно вмешался в разговор, из которого был неожиданно вытеснен:
– Только после премьеры, герцог Даренгарт! Прошу не отвлекать моих актеров, они готовятся к представлению.
– Хорошо, но после представления обеспечьте мне такую возможность.
– Всенепременно.
Оруан, кажется, уже не был так расположен к беседе, но у меня оставался еще вопрос.
– Маркиз, вы не обязывали Фарфаля вернуть вам деньги?
– Право, сумма была для меня не столь велика. А Фарфаль – худший из должников.
– Как бы вы поступили, если бы узнали, что он взял деньги не только у вас?
– А он так и сделал? Паршивец! Не удивительно, что его убили, – хмыкнул Оруан. – Но я тут ни при чем. Кстати, я слышал, бургомистр Одэ лично выдал вам разрешение на ношение оружия в городе. Признайтесь, что выяснили нечто опасное.
Маркиз все еще надеется выведать скрытые мотивы, заставившие меня приехать в Рутин Яр? Я пожал плечами.
– Ваш бургомистр излишне беспокоится… впрочем, я бы и сам просил его…
– Разумеется. Ваше расследование становится опасным… – маркиз сделал выразительную паузу. – Если позволите, герцог, сейчас мы закончим наш разговор. Представление скоро начнется. Я должен поприветствовать других гостей.
С этими словами Оруан ретировался. Нирелла одарила меня загадочным взглядом и ушла вместе с ним, скорее потому, что маркиз все еще держал ее за руку, нежели из большого желания.
Разговор ничего особенного мне не дал. Похоже, Оруан действительно не знал, что Фарфаль его обманул, взяв деньги…
– О чем вы думаете, герцог? – спросил Мур. Я пожал плечами.
– О вероятностях. Пошли, посмотрим представление.


***

Театральная прима была сказочно мила. Я вновь подумал: нет ли у Оруана родовой магии? Странной способности превращать все вокруг себя в совершенство.
Приму звали Мариола и она была свежа, как распустившийся по весне подснежник. У нее были иссиня-черные волосы, уложенные в замысловатую высокую прическу, должную, видимо, превратить Мариолу в дочь весьма уважаемого и знатного рутиноярского рода.
Постановка определенно имела легендарные корни. На афише, щедро позолоченной завитками, так и было написано: «Хорошо известная Вам, дорогие зрители, история в исключительной по красоте и тонкости аранжировке». Маркиз Оруан не страдал стеснительностью, в чем мы с Муром уже имели возможность убедиться.
Мариола не обладала выдающимися формами, но это придавало ей вид юного неоформившегося еще прекрасного создания, сошедшего прямиком с гобеленов, вышитых мастерицами Заозерья.
В розовых рюшах она была удивительно хороша, хотя должна бы выглядеть вульгарно.
Играла Мариола посредственно, но незатейливая роль не требовала от нее особых усилий. Прекрасная Олиень, чью роль играла Мариола, в основном рыдала и вздыхала, сидя у фонтана или на маленькой лавочке в самом углу сцены.
А ведь Оруан действительно не стеснен в средствах. Если хотя бы половина украшений на Мариоле не искусная подделка…
Так вот, Мариола заламывала руки, закатывала глаза и в общем изображала жертву падучей. Было заметно, что сама она вряд ли страдала когда-нибудь от неразделенной любви и слабо себе представляла, что еще, кроме рыданий и томных вздохов, может представить публике. Публика следила за страданиями Олиени, которые старалась преувеличить Мариола, затаив дыхание.
Виновником страданий Прекрасной Олиени был Гарет. К какому прославленному роду Рутина Яра мог относиться Гарет, чтобы о нем не погнушались упомянуть в историческом представлении, напрямую не говорилось. Хотя повсеместно в королевстве история Лоэнринов была на слуху. Имя их не удалось предать забвению, а потому, за давностью лет, попытки прекратились. Но Оруан проигнорировал снятие королевского запрета на упоминание имени Лоэнринов (который раньше создавал достаточно неловких моментов в объяснении исторических событий). Видимо, для усиления драматического эффекта.
Ну, так вот, судя по способностям, этот Гарет был из Лоэнринов. Гарет и Олиень оказались настолько легкомысленны, что поклялись друг другу в любви на крови. А кровь Лоэнринов – мощный сургуч для запечатывания магических клятв. Когда темноволосый актер заверял, взяв Мариолу за запястья: «Теперь назад дороги нет, моя ты, Олиень, навек!» – зал разом выдохнул.
– Дальше начнется великая магическая война, – сообщил бургомистр. Оруан буквально навязал нам с Муром его общество. Впрочем, Муру было все равно лишь бы скрыться от Шарлотты Грац. Птичка определенно не без умысла попалась нам на глаза, когда мы шли в театральную ложу. Выглядела она крайне раздраженной, и Агат счел необходимым подойти. Я расслышал, как он говорил ей: «Лотти, не лучше ли оставить на потом». Ну, или что-то вроде этого. Бургомистр был не один, а с супругой и она с укором взглянула на нас, когда Одэ решил прокомментировать происходящее. Бургомистр не дрогнул и продолжил:
– Гарет, конечно, уедет в Рум.
Так и случилось. И пока Гарет отсутствовал, коварные родственники внушили Олиень, что он предал короля и погиб, покрытый позором. Ах да. У Гарета, разумеется, был соперник (звали его Деспар), который по какой-то причине больше нравился родичам Олиени. Он, конечно, был другом Гарета, но в любви, как говорят, и дружба не аргумент. Деспар надеялся, что отчаяние приведет Олиень прямиком в его утешающие объятия. Но девушка удивила всех тем, что спела весьма печальную песню на берегу пруда, а потом в нем и утопилась. Мариоле печаль не далась, но в пруд она прыгнула весьма натурально, присев перед броском. Со дня пруда отчетливо донесся грохот, слегка подпортивший трагизм момента, но зрители были слишком увлечены трагедией.
Исчезновение со сцены Мариолы не завершило представление. Потому что с войны внезапно вернулся драматично поседевший и весьма натурально охромевший Гарет. Его появление шокировало горожан, и они даже сплясали по этому поводу замысловатый танец. Вопреки ожиданиям, Гарета не арестовали и не сдали королевскому патрулю, искавшему скрывавшихся Лоэнринов. Расстроенный этим обстоятельством Деспар решил обмануть и Гарета тоже.

Плохие вести,
мой старый друг:
Случилось так,
Не знаю – как,
Переменилась
Олиень вдруг!

Ее как будто околдовали,
Как будто разум ее отняли.
Сменила чувства она легко,
Теперь за мужем и далеко.

Было еще шесть куплетов, усугубивших ложь коварного Деспара. Выслушавший партию до самого конца Гарет заметно тронулся умом. Он вскочил, начал нервно ходить по сцене, на что-то решаясь. И, в конце концов, проклял весь род прекрасной Олиени, да и всех ветреных красавиц заодно. А после совершил странный ритуал и заколол себя в центре магического круга. Хор печально спел мораль по поводу того, как счастье мимолетно, дружба обманчива и хрупка любовь…
– Эту легенду знают все, – сказала жена бургомистра, когда занавес закрылся и под овации Оруан вывел Олиень, Гарета и Деспара поклониться публике. Я кивнул, не зная, как еще выразить уважение городу, чья история строится на проклятиях и взаимном недоверии.
Воспользовавшись тем, что госпожа Одэ пожелала поделиться впечатлениями с подошедшими знакомыми, я попросту сбежал. Пока не заставили петь дифирамбы тонкой натуре Оруана и прекрасному представлению. Против спектакля я не имел ровным счетом ничего, но у меня были дела. Прежде всего, я отправил Мура покрутиться среди слуг. И не забыл при этом намекнуть, чтобы не отвлекался на разговоры с милыми девицами, напоминающими птичек. Стоило Муру исчезнуть, как передо мной появилась Нирелла Оруан, на этот раз без сопровождения.
– Понравилось ли вам представление, господин герцог? – спросила она с легкой улыбкой. Судя по ее краткому, но многоговорящему взгляду, маркиз отсутствует не просто так.
– Разумеется, наш провинциальный театр не сравнится со столичными, – добавила Нирелла и было понятно, что она ждет похвалы. – Ирвен успел наслушаться разного о своей затее. Его даже осуждали. Некоторые всерьез полагали, что он намерен открыть под прикрытием театра веселый дом.
Учитывая выдающиеся данные большинства актрис из массовки, могу понять, откуда это заблуждение.
– Вы гордитесь братом, – заметил я.
– Это так! – с готовностью подтвердила Нирелла и взглянула на меня, ожидая возражений.
– Ему повезло, – заметил я. Нирелла была польщена.


***

За театральной постановкой последовал ужин. Бургомистр с женой так и не оставляли меня, намереваясь усадить за столом рядом с собой. Я увидел Шарлотту и навязал ей свое общество, пока она не навязала свое – Муру. За столом рядом с нами помимо четы Одэ оказались некий баронет Гаро, глуховатый отставной полковник, высоко отозвавшийся о заслугах моего отца в Летней войне, завершившейся Фибергарским миром, а также старуха в тяжелом платье и парчовой горжетке, чересчур стянутой у хозяйки на горле, как будто та боялась уронить голову. Все они были торжественно представлены мне бургомистром, и будь его воля, он бы представил половину присутствующих, но, к счастью, слуги начали разливать вино по бокалам.
Шарлотта выглядела недовольной. Она даже позволила себе оглянуться раз или два.
– Вы расстроены, Шарлотта? Не понравилось представление? – поинтересовался я. Шарлотта взглянула на меня так, будто я был виновником всех ее бед. Но ответила светским тоном.
– Не люблю грустных историй.
– Легендам положено быть печальными. Иначе они не могут стать поучительными.
Шарлотта отпила вина из своего бокала. Губы ее приобрели кровавый оттенок. Вино у Оруана было отменное, сортовое, но на мой вкус – слишком слабое.
– Возможно, вскоре Рутин Яр обзаведется еще одной печальной легендой, – произнесла девушка.
– Вы об Эльде Терру? Не верите, что она отыщется?
– Не вижу, чтобы ее действительно пытались искать. Вы взялись на себя труд, а сами сидите здесь… Вас совершенно не беспокоит, что с Эльдой, вероятно, случилась беда? – спросила Шарлотта. В голосе чувствовалась изрядная доля раздражения. Синичка так быстро пресытилась высшим обществом? Но вечер только начался, а молоденькие девушки почитали бы за счастье завести полезные знакомства. Тем более что Шарлотта не обременена сопровождением строгой матери или тетки в отличие от многих здесь присутствующих.
– Вы ведь Младший советник, – с упреком произнесла девушка.
– Это так. Однако сейчас я выступаю как частное лицо, по просьбе графини Терру.
– Но всерьез вы взялись за расследование лишь когда затронули лично вас, – поморщилась Шарлотта. – Говоря откровенно, это меня разочаровывает.
– Почему же? – вежливо поинтересовался я.
– Потому что по рассказам Мура… господина Агата вы представлялись мне совсем другим. Сейчас я в большей степени склонна согласиться с дядей относительно вашей натуры.
А вот это уже действительно интересно! Нет, что думает обо мне ее дядя, я могу представить. Этот господин щедро раздает комплименты, всячески подчеркивая степень шельмованности оппонента. А вот что наболтал синичке Мур – это и правда занимательно… Главное: давно ли он позволяет ей именовать себя столь кратко и по-домашнему? Во мне даже чувство собственника проснулось! Кто это тут претендует на мои игрушки?!
– Он отмечал ваше благородство, обостренное чувство справедливости. Я удивлена, насколько он мог не разглядеть вас, будучи вашим ближайшим помощником.
Я едва не расхохотался. Не знаю, что веселило меня больше – завуалированное оскорбление из уст прекрасной Шарлотты или же высокая оценка, которую дал мне Мур. О чем еще он откровенничает с милой синичкой?
– Называйте вещи своими именами. Агат – мой слуга. А верный слуга не поносит хозяина за его спиной.
Шарлотта поняла, что шпилька не достигла цели. На лице ее выступил румянец.
– Вы – слуга принца. Но мало задумываетесь о своих обязанностях. Судьба бедной девушки не волнует вас столь сильно, сколько сохранность собственного имущества.
Ну да, ну да. Ох уж эта пылкая юность, не признающая границ, различающая лишь яркие цвета благородства и нетленной любви. Ах, Мур, шалун! Вскружил голову девице, а сам – на попятные? Кто же мог подумать, что она окажется такой принципиальной. Не удивительно, что Мур ей приглянулся. И понятно, почему они так быстро поругались.
Я мог бы напомнить, что бегство племянницы – семейное дело графини. Но вряд ли Шарлотта удовлетворится этим. Оказывается, она не только принципиальна, но и романтически настроена. Худшее из сочетаний.
– Выходит, вы полагаете, что исчезновение племянницы графини недостаточно важное дело для Ока, пусть даже и Младшего? – едко спросила Шарлота, выделив «даже».
– Мне вменяется в обязанность заниматься расследованиями против короны, а не против здравого смысла.
– О! Вы осуждаете Эльду Терру лишь потому, что она пропала и тем опорочила свой род? Это первоочередно? Даже если с ней случилась беда – для вас этого не главное?
Так-так, куда это нашу птичку понесло? И кому она сейчас выговаривает?
– Разумеется, ее поступок непростителен! – вмешалась в разговор придушенная дама и тем спасла меня от необходимости искать ответ.
– Возможно, девушка попала в беду! – спокойно заметила Шарлотта, вспомнив о приличиях. Но дама лишь неодобрительно скривилась.
– Нынешние вертихвостки попадают в беду исключительно по вине собственной распущенности. Эльда Терру всегда притворялась тихоней. Но у таких-то самые коварные мыслишки в голове. И попомните мои слова, она планировала свой побег долго и бесстыдно. Занимала деньги через свою компаньонку.
– Вот как? – слабо заинтересовался я. Дама кивнула, воодушевленная моим вниманием.
– Истинно так! Она и с моей горничной, Калурой, говорила. Просила немалую сумму, плакала, что ее принуждают обстоятельства. Да ясно же, о каких обстоятельствах речь!
– Погодите, но ведь она уволилась. Возможно, деньги ей потому и понадобились, – возразила Шарлотта. Ах, Мур, ты все-таки тратишь драгоценное время на разговоры с птичкой и не придумал ничего лучшего, как рассказывать ей при этом о расследовании?
– По словам Калуры, тогда Мирана и не помышляла о том, чтобы покинуть дом Терру. А вот за денежками охотилась!
Хм. Разумеется, умозаключения какой-то горничной – отнюдь не истина в последней инстанции. Но сведения занимательные, если правдивы. Надо бы натравить на Калуру Агата, пусть выведает подробней, что там на самом деле было.
– Даже если Эльда готовилась к побегу, это лишь свидетельствует о крепости ее чувств и твердости принятого решения, – произнесла Шарлотта.
– А также о том, что ей было решительно плевать на репутацию семьи. Ведь это скандал! А разбираться – престарелой тетке, – сухо бросила жена Одэ. Возмущенная таким перехватом внимания придушенная дама снова вмешалась, обратившись почему-то ко мне:
– Я вам скажу, господин герцог, кто во всем виноват. Все этот Робертан, писателишка. Пишет свои возмутительные романчики, от которых у девушек в мозгах происходит абсолютное помутнение! Им уже все равно, семья или долг. Любовь в их представлении окупает все.
Я усмехнулся. Оправдание не умнее других.
Откуда только придушенной даме известно о романах этого Робертана? Я представил, как она читает ночами, тайком, закрывшись в комнате и оставив себе одну-единственную свечу и плотно занавесив окно, чтобы не заметили слуги… видение вызвало невольную улыбку. Тут же разгорелся спор, в котором больше осуждали неведомого Робертана с таким рвением, будто он не только устроил помутнение в голове бедняжки, но и побег ей лично организовал. Все это время Шарлотта пыталась справиться со своими чувствами. Я успел неспешно выпить полбокала вина прежде, чем она обрушила на меня свое раздражение.
– А что, по-вашему, важнее, герцог Даренгарт? – спросила она и спорщики моментально притихли, вежливо позволяя мне высказаться.
– Семейные узы – такая же фикция, как и любовь. Долг, по крайней мере, может быть мотивирован и оценен.
– А для вас важно только то, чему можно назначить цену?
– По крайней мере, я могу это понять. А семейные узы… слишком эфемерны. Они не останавливают супругов перед изменой, а братьев – перед убийством в погоне за наследством.
– У вас очень скверное представление о семье, герцог. Вы говорите так уверенно, но ведь у вас самого нет ни братьев, ни сестер.
Я улыбнулся. О Даренгартах последние лет десять не злословил только ленивый.
– Не стоит ворошить слухи, – дипломатично произнес полковник. Придушенная решительно оборвала:
– Слухи или нет, но даже я поставлена в известность.
Понял, позор мне. Не забочусь о репутации предков. Почти как Эльда Терру. Я сказал, обращаясь к Шарлотте:
– Не знаю насчет слухов, но брат у меня был.
– Видимо, он умер в раннем возрасте, раз вы о нем не скорбите должным образом, – проговорила она. А ведь потом ты будешь сожалеть, птичка. Я снова улыбнулся.
– Не скажу, что он заслужил.
– Что же с ним случилось? – нетерпеливо спросила придушенная. Найдена самая большая любительница слухов… после сомнительных романчиков, конечно.
– Пытался меня убить, – пояснил я. Шарлотта запнулась. А ведь собиралась что-то сказать.
– И… – начала она уже не столь решительно.
Я пожал плечами.
– Как видите, я по-прежнему жив и владею Даренгартом.
Шарлотта не нашлась с ответом.


***

Мой отец рано погиб. Мне едва ли исполнилось пять, когда король отправил его в Торгрен. Как говорят, отец был весьма настойчив, а король напутствовал ему не уступать в переговорах. Отец возвращался домой в сопровождении небольшого отряда. У самой границы они попали в засаду и до сего дня доподлинно не известно, настигла ли его месть оскорбленных торгров или же это было не более чем разбойное нападение.
Мать, урожденная Лунэ, была моложе отца на семь лет. Она была юна и безумно красива, а род ее был не менее древним и славным, чем Даренгарты. Женихов нашлось немало, но никому она не ответила благосклонностью. Правила в землях мужа железной рукой. Она выглядела совсем не внушительно, если честно. Была хрупка и изящна, любила танцевать в лучах рассветного солнца, и волосы ее развевались на ветру. Ее называли ведьмой, и она не раз пользовалась растущей дурной славой, чтобы запугивать и подчинять. Под ее руководством строили мост в Сыром ущелье, она лично отправилась в Громовинку, когда там завелся волк, повадившийся убивать людей на выселках.
Ее чтили как строгую хозяйку, а за глаза рассказывали истории о ее бесчисленных поклонниках, доходя даже до того, что свели с лесными духами, которые не смогли устоять перед ее красотой.
Моя мать была слаба здоровьем и ближе к зиме, когда по утрам становилось слишком холодно, а она, забываясь, распахивала окна, ее часто угнетал кашель и грудные боли. Она месяцами проводила в постели, под строгим надзором лекаря. Люди же объясняли ее отсутствия тайными беременностями и предполагали, сколько детей на самом деле у вдовы Даренгарт по всем ее землям, а также за их пределами. Ее подозревали в связи даже с братом короля, герцогом Виславом Эно, который неоднократно бывал в нашем поместье и разбирался с бумагами отца. Говорили: только потому герцог Эно просил за меня у кронпринца, а тот – назначил Младшим советником.
Мать могла нагрянуть внезапно хоть даже в самый отдаленный Малиновец и потребовать показать ей окладные книги да смету на ремонт близлежащих дорог. Не щадила мздоимцев. Удивительно ли, что было много недовольных властью женщины? После ее смерти я не единожды сталкивался с «друзьями» отца, которые рады были помочь в управлении юному несмышленому мне. А когда поняли, что я – достойное яблоко с фамильного древа Даренгартов, попытались избавиться. Надо заметить, это было лестное признание. Хоть мне и не доставило удовольствия встретиться лицом к лицу с подосланным убийцей. Он не побоялся явиться в мой дом открыто. Пожалуй, единственный случай, когда меня пытались убить столь почтительно.
Возможно, это меня тогда и подкупило…


***

Какое-то время разговор вяло вращался вокруг нравов современной молодежи, для которой сама Богиня не авторитет. Но нас с Шарлоттой к свидетельству не призывали. Наконец, жена бургомистра, которая, кажется, испытывала чувство неловкости, произнесла с преувеличенным воодушевлением:
– А ведь о {слышащих} говорят невесть что! Вы правда способны говорить со всякой рудой?
– О да, и с металлическими сплавами. Могу определять залежи руды, а также самоцветные друзы, – ответила Шарлотта.
– Вот как? – заинтересовался отставной полковник. Шарлотта с достоинством кивнула.
– Возможно, вам известно, что некоторые смарагды нарождаются вблизи залегания руд...
Но такие технические подробности не были интересны большинству сидевших за столом.
– О чем же они с вами могут говорить, дорогая?
– О разном… Не подумайте, что это разговор в полном смысле слова. На такое металлы не способны, если, разумеется, послание не вложено в них магическим способом.
– А ведь рассказывают, что раньше маги способны были прививать разум оружию, – заметил Гаро. Отставной полковник взглянул на него с неодобрением и пробормотал:
– Если только в сказках!
Я не вмешивался. Способности {слышащих} были интересны и мне. Раньше я с ними не сталкивался.
– Что за странности! – Воскликнула Придушенная. – Столько чудес – и все благодаря магам. Кто бы еще мог додуматься общаться через металлы!
– Гадалки разве что, – снова негромко ввернул полковник. Его снова проигнорировали.
– Зато удобно, случайный человек не прочтет, – сказала Шарлотта. – А послания оставляли и в оружии. Маги передавали его по наследству и таким образом напутствовали потомков. Но иногда это не послание как таковое. След проклятия или приворотных чар… Вы ведь слышали о камнях, которые опасны для своих владельцев? Такое бывает и с вещицами из серебра или золота. Именно эти металлы наиболее восприимчивы к магии. Потому и слышать их удается лучше. Однажды мне довелось держать в руках изумительное зеркало, серебряное, с россыпью бриллиантов. Изумительная тонкая работа. Хоть изготовлено оно было не менее трех сотен лет назад, но со временем ни капли не потемнело. А серебро не требовало чистки. На радость слуг, которые очень не любили прикасаться к этому зеркалу. Говорят, не раз видели в нем отражение мужчины столь страшного, что при его появлении некоторые падали без памяти.
– Девицы все об одном, – проворчала Придушенная.
Шарлотта возразила:
– Об отражении мне говорил и дворецкий. Мужчина редкой выдержки. Хозяйка дома, рассеянная сверх меры женщина, часто забывала зеркало где придется. И дошло до того, что никто, кроме дворецкого не решался искать вещицу по требованию хозяйки. И ни одну из обладательниц зеркала не избежала потеря любимого. В двадцать лет, со всеми случалось. Последняя хозяйка зеркала, с которой я имела возможность познакомиться, была безумна.
– И как никому не пришло в голову отправить зеркало на переплавку? – ворчливо проговорила Придушенная, и я невольно начал симпатизировать ее практичности.
– Видите ли, зеркало каждый раз возвращалось. Закаленное родовой кровью, оно принадлежит семье, пока остается в живых хоть один ее представитель…
Ну и глупо – заклинать бытовые предметы. Разве что это был специфический защитный амулет. Скажем, отличавший заведомо неверных супругов или охотников за невестиным приданым или… хм, запрещающий легкомысленным девицам вступать в брак раньше двадцатилетнего возраста. Последний запрет, конечно, странно выглядит, если вспомнить, что Шарлотта говорила о трехсотлетнем возрасте зеркала. Тогда выдавали девушек замуж и в четырнадцать. Это если не вспоминать о сговоренных браках – которые предварительно заключались, пока невеста могла быть еще в колыбели. Но иногда – ограничения необходимы… если речь идет о защите от родового проклятья.
– И что, никак нельзя было помочь несчастным? – с преувеличенным волнением спросила госпожа Одэ. И как это бургомистр ее терпит каждодневно?
– Отчего же, сейчас семья совершенно свободна. Две дочери последнего графа удачно вышли замуж, оба супруга живы, несмотря на слухи, которые, должно быть, заставили их поволноваться.
– Но вы ведь сами говорили, что зеркало невозможно уничтожить! – воскликнула жена бургомистра с таким видом, будто ее только что обманули. Поманили трагедией и тут же испортили все удовольствие от истории!
– Зеркало и сейчас у одной из девушек. Но теперь оно не опасно. Мы удалили из него бриллианты. Они были вынуты из рукояти фамильного кинжала, который нашли на поле боя. Кинжал принадлежал рыцарю, убитому своими же людьми… – тут Шарлотта со значением взглянула на меня, а затем завершила рассказ: – Проклятье было ненаправленное и убивало любого мужчину, владеющего оружием.
– Обо всем этом вам поведало серебро? – спросил я. Шарлотта, кажется, посчитала это сомнением, и оскорбилась. Но тут вмешалась госпожа Одэ:
– Вы способны снимать любые проклятья?
Определенно, обстоятельства появления проклятия слегка примирили ее со счастливой концовкой истории. Шарлотта помрачнела.
– К сожалению, нет. Это все же не моя специализация. Был случай, когда мне ничего не удалось сделать…
Девушка смяла салфетку и отложила ее в сторону. Зачем же ты ищешь неприятности, птичка, если они тебя так расстраивают? Супруга бургомистра хотела разговорить Шарлотту на подробности ее неудачи в столкновении с проклятьем. Должно быть, предвидела историю, от которой кровь стынет в жилах. Но Шарлотта уже пожалела, что была неосторожна в словах и замкнулась. Разговор меж тем вяло продолжался и, рано или поздно, предсказуемо вернулся к исчезновению Эльды Терру. К своей досаде, я не узнал ничего нового, что могло бы быть мне полезно. Может, Муру повезло больше.
Как только стало возможным выйти из-за стола, я пустился на поиски своего помощника. Шарлотта неожиданно увязалась за мной. Хотя не старалась скрыть, что мое общество ей не слишком приятно.
Мы вышли в сад.
– Опасаетесь говорить с господином Агатом без моего посредничества? – заинтересовался я. Шарлотта покраснела, но совладала с собой.
– Вы поразительно недилекатны, – сообщила она.
– Стараюсь не лезть в ваши дела, но невозможно устраниться, когда мой помощник отвлекается от расследования.
– А вы сейчас занимаетесь расследованием?
– Разумеется. И я бы просил вас не отвлекать Мура от работы.
– Что вы, герцог, он ни мгновение не забывает о своем долге перед вами! Постоянно сбегает от меня под предлогом работы.
Да? Мне казалось, что он больше отлынивает из-за твоего приезда в город, красавица.
Шарлотта собиралась прибавить что-то еще, но тут до нас донесся шум, неприятно контрастировавший с общей праздничной тональностью вечера. Испуганно кричала женщина. Я пошел на звук. Шарлотта двинулась следом.
Так мы добрались до оранжереи, забранной ажурными бронзовыми решетками. Знакомая работа, есть в Рутином Яру мастер ковки.
Ворота оранжереи были распахнуты, у входа стояли мужчина и женщина. Женщина полуобморочно опиралась на своего растерянного спутника и тот, стоически придерживал ее одной рукой. В другой руке у него был веер и этим веером он обмахивал несчастную. Навстречу нам из оранжереи вышел Мур. Я до последнего не видел его за пышными розовыми кустами. Мур посмотрел на нас с Шарлоттой ничего не выражающим взглядом. Произнес:
– Он там.
Я приблизился, чтобы увидеть скрытое цветочным великолепием тело. Человек лежал лицом вниз. Волосы потемнели и слиплись от крови. Я узнал его по костюму – Деспар, друг, предавший Гарета Лоэнрина. То есть, конечно, актер, который играл предателя. Вблизи стало очевидно, что манжеты рубахи лоснятся, а шитье на камзоле местами истерто. Других ран, кроме той, чтобы на голове, не замечалось. Земля вокруг была рыхлая, но убийца вряд ли сходил с выложенной мелкой плиткой дорожки.
– Когда ты пришел? – спросил я Мура.
– Похоже, что одновременно с ними, – Мур кивнул на впечатлительную парочку. – С другой стороны оранжереи. Там второй вход.
Я кивнул. Женщина все еще не решилась, будет ли она падать в обморок, и кавалер заметно устал ее держать.
В этот момент, подтверждая слова Мура, из глубины оранжереи появился маркиз Оруан. Увидел убитого, побледнел и остановился. Руки маркиза задрожали. Он уставился на нас.
– Я услышал крик… он мертв?
– Определенно, – подтвердил Мур. Оруан переступил с ноги на ногу.
– Но он ведь… кто мог сделать такое?
Мне тоже интересно. Кто-то действовал весьма смело. Хотя, следует признать, возле оранжереи почти никого не было – гости предпочитали прогуливаться у прудов или вовсе не отходить от столов с напитками и закуской. И все же кто-то мог случайно засвидетельствовать момент совершения преступления…
Почти так же дерзко, как обыск моих вещей в трактире.
Я оглянулся. Чем ударили жертву, непонятно. Убийца забрал орудие с собой.
Мне пришло в голову убедиться, что с Шарлоттой все в порядке. Она держалась ближе к паре свидетелей у входа в оранжерею. Девушка предпочла любопытству помощь: держала за руку всхлипывающую особу и что-то тихо говорила. Свидетельница уже почти ровно стояла на ногах, дав возможность отдохнуть кавалеру. Мужчина размышлял, куда деть так и оставшийся в его руках веер.
– Когда я давал вам согласие на разговор с одним из лучших моих актеров, – медленно проговорил маркиз. – Я полагал, вы будете благоразумны.
Он уже взял себя в руки и выглядел недовольным. Я еще раз взглянул на распростертое на земле тело. Мур как раз перевернул его на спину. Сырая земля залепила убитому глаза.
– Хотите сказать, это и есть тот человек, который раньше работал на графиню Терру? – спросил я. Оруан кивнул.
– Вы не знали?
– Нет, я подошел, когда он был уже мертв.
Подозрения маркиза тут же перекинулись на Агата, деловито осматривающего тело.
Кому же так не понравилась актерская игра бедолаги Деспара?
Или напротив, кто-то настолько впечатлился легендой, что возненавидел предателя душки Лоэнрина и решил отомстить за гибель влюбленных, позабыв, что актеры – всего лишь актеры?
Или же кто-то слышал наш с Оруаном разговор и знал, что я намерен поговорить с бывшим слугой графини? Что же такого мог рассказать этот бедолага…
– Вервус действительно был хорош, – с сомнением проговорил Оруан. Он поморщился, наблюдая за действиями Мура. Мой помощник уже осмотрел карманы, обувь, отвороты одежды и сунул руку за пазуху убитому, чтобы убедиться в отсутствии вещей, которые тот мог бы стремиться спрятать от убийцы.
Я шагнул к парочке с веером. Мужчина достаточно силен… На одежде ни следа крови.
– Что вы здесь делали, милейшие?
Судя по тому, как зарделась женщина, цветы интересовали парочку лишь как романтическое дополнение к свиданию.
– Позвольте вас представить, – произнес маркиз, вспомнив о своих обязанностях хозяина дома. Женщину звали Эленией, она была певицей. Кавалер оказался боевым офицером, и принадлежал к неизвестному мне роду Горианов.
– Если старое кладбище больше, чем наполовину занято Лоэнринами, – пояснил мне Оруан, – то на новом кладбище не менее трети могил – это могилы Горианов.
Звучало это так: после ослабления Лоэнринов в городе главенство получили Горианы. Я оценил доходчивость иллюстрации. Этот Гориан звался Деспаром.
– Прямо как в легенде, – заметила Шарлотта и мы все невольно взглянули на розовые кусты, скрывающие место свершившейся трагедии. Мур как раз поднялся, отряхивая руки. Судя по разочарованию на лице, он ничего не обнаружил.
– Именно как в легенде, – согласился Оруан. – Разве что у нынешнего Деспара вряд ли найдутся достойные соперники.
Сказано было вроде уважительно, но мимолетно потемневший взгляд офицера выдал давно существующую вражду. Оруан прямо в осаде – и с Терру он не дружен, и с Горианами. Только и остается, что вызывающе кичиться своими родственными связями с Лоэнринами. Не полагает ли он себя олицетворением Гарета? Романтическая натура и не на такое способна, если теряет якорь, связующий с действительностью и переселяется в мир грез и фантазий…
– Видели здесь кого-нибудь? – спросил я. Гориан качнул головой.
– Нет.
– И по пути сюда?
– У озера гуляли несколько пар. Мы рано удалились из-за стола.
На меня он смотрел открыто, хоть и не был слишком доволен ситуацией, но отвечал четко.
– Ах, там был и твой дядюшка, – припомнила певица. Гориан кивнул и с видимым облегчением, всучил-таки спутнице веер. Женщина приняла подношение с милой улыбкой.
– Кто же ваш дядюшка? – Поинтересовался я. Гориан пояснил:
– Бургомистр Одэ. Он приходится младшим братом моей матушке.
Что же, бургомистра возле озера с черными лебедями видел и я.
Пока мы говорили, Шарлотта подошла к ажурной решетке, украшавшей оранжерею. Прикоснулась и замерла на несколько мгновений…
– Но к оранжерее мало желающих прогуляться, – произнесла Эления.
– Странно. Здесь очень красиво, – заметил я.
Оруан улыбнулся почти с гордостью.
– Гости время от времени видели здесь призрака Королевы Роз. Это легенда моей семьи… Одна из моих прабабок слыла ведьмой.
Да ладно, к чему сейчас эта внезапная скромность? Все женщины из рода Лоэнринов слывут ведьмами!
– Она была красива, но неудачлива в любви. Ее женихи, случалось, обманывали ее. И умирали все как один. Дело было не в магии, разумеется. Прабабка просто нанимала убийц. А в память о каждом погибшем сажала розовый куст. С тех пор розы в нашей оранжерее неизменно хороши.
Вот это я понимаю – легенда. Хорошо отпугивает желающих подарить своей спутнице розу-другую из чужого сада.
– И растут они здесь только красные, – добавил Оруан. – Сам я Королеву Роз никогда не видел. Но моя сестра говорила, что чувствует себя неуютно в этой части сада. Особенно осенью… Нынче цветов очень уж много, но не думаю, что это свидетельствует о присутствии призрака.
Выходит, мы в той оранжерее, которую упоминал в своем письме Мур. Ну, той самой, в которой кухарка видела подозрительный свет. Помощник перехватил мой взгляд и замер.
– Вы Королевы Роз не опасались, – заключил я, возвращаясь к беседе. Гориан пренебрежительно скривился, а его спутница игриво заметила:
– Деспар ведь не собирался меня обманывать, а Королева, как известно, опасна только для тех, у кого мысли не чисты.
Ясно, почему желающих прогуляться в оранжерею на самом деле немного. Покажется твоей даме издалека след призрака. Доказывай потом свою честность.
Я посмотрел на Шарлотту. Госпожа {слышащая} выглядела разочарованной. Когда появилась призванная кем-то из слуг городская стража, она подошла ко мне.
– Выяснили что-то? – полюбопытствовал я. Мур настороженно поглядывал в нашу сторону, но приблизиться не решился.
– Нет, – ответила девушка. – В оранжерею этот человек вошел один и после убийства никто не выходил. Это странно, конечно, но металл помнит не все… По поводу господин Гориана и его провожатой… – в голосе Шарлотты отчетливо послышалось осуждение. – Они действительно не заходили внутрь. Это все, что я могу сказать. Какое-то время оранжерея была погружена во тьму… так говорит металл. Я бы могла принять это за присутствие призрака. Магические сущности влияют на металлы …
– Не хотите ли вы убедить меня в том, что беднягу Вервуса свалила ударом сама Королева Роз? – поинтересовался я. Шарлотта поджала губу.
– Звучит маловероятно, герцог Даренгарт. Скорее уж, убийца покинул оранжерею в тот момент, когда появился призрак. Возможно, Королева Роз видела его. Но с призраками я говорить не умею, только с металлами.