Вынужденный брак. Татьяна Герцик

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Двое мужчин мрачно смотрели на неопрятную кучу мусора, спрятанную между двумя отдаленными заводскими корпусами. Евгений Георгиевич, генеральный директор объединения «Моторостроитель», с недовольной миной обернулся к своему заместителю Николаю Ивановичу:
– Николай! Это что такое?
Тот скорчил изумленную физиономию и широко развел руками, показывая, что он в таком же недоумении, как и шеф. Немного насмешливо подсказал:
– Безобразие это!
Генеральный не поддержал дурашливого тона своего зама. Строго указал:
– Конечно! Давай немедля займись ликвидацией этой свалки! И смотри, через неделю проверю!
Ехидный Николай Иванович покосился на светлые брюки генерального, украшенные экстравагантными мазутными пятнами и, как он подозревал, послужившие поводом для начальственного недовольства. Нарочито простодушно заметил:
– А чего бахилы-то не надел, Евгений? И проблем было бы меньше. По крайней мере, штаны чистить не надо было.
Сам он предусмотрительно натянул на коротковатые ноги высокие кирзовые сапоги, позаимствованные в каптерке у слесарей, и теперь с некоторым превосходством посматривал на недальновидного начальника. Тому не понравился этот вызывающий взгляд, и он директивным тоном указал:
– Николай Иванович, все мои замечания записаны? А то мне свинюшник, в который превратился наш завод, совершенно не понравился.
Заместитель по-солдатски вытянулся и отчеканил, создав странное утробное эхо, заставившее окружавших их начальников цехов уставиться на них подозрительными взглядами:
– Всё будет исполнено, Евгений Георгиевич! Правда, желтую карточку надо показывать не мне, а нашему начальнику хозяйственной службы. Он немногим меньше меня зарплату получает.
Генеральный сухо заметил, со злостью разглядывая грязные ботинки и вспоминая, где мог залезть в мазутную лужу:
– Пал Геннадьевич под твоим началом, вот ты с ним и разбирайся. И учти – если через неделю порядка не будет – берегитесь оба!
Зам решил не возражать. Он же не дурак – спорить с пышущим праведным гневом шефом. Развернувшись, начальники быстрым шагом пошли в сторону заводоуправления, заставив работяг с некоторым пренебрежением посмотреть им вслед. Несмотря на смену формации, у бывших гегемонов осталось внушенное советской властью чувство превосходства над гнилой интеллигенцией.
Евгений Георгиевич размашисто шагал по растрескавшейся асфальтовой дорожке и злился от обилия недочетов. Во все дыры ему всё равно не влезть – он один, а объединение огромное. Да и замов у него полно. Взять хотя бы Николая. Эх, построже надо бы с него спрашивать, но как? Они же закадычные друзья. В молодые годы даже ухаживали за одной девушкой, выбравшую Николая.
Но Евгений об этом не жалел. Как в старой песенке «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло»? Николай давно уже развелся, а Евгений встретил милую девушку и с тех пор удачно женат. Он принапрягся, припоминая, сколько же лет прошло с той поры? Двадцать пять, двадцать семь? Так и не вспомнив, бросил это непродуктивное занятие.
Подошли к ухоженному зданию заводоуправления. Фасад, выложенный бутовым камнем, выглядел солидно и надежно. В цветнике, раскинувшемся перед входом, пышно цвели приятные для глаз голубые и синие цветы. От пущенного месяц назад фонтана веяло приятной прохладой. Что ж, неплохо. Если бы в таком состоянии была вся огромная территория объединения, ему нечего было бы стыдиться.
Охранник в привычной камуфляжной форме, знавший, как и положено, всё начальство в лицо, молча, не требуя документы, повернул вертушку, и они поднялись по широкой лестнице на третий этаж. Дошедший до своих апартаментов зам исполнительно приложил руку к козырьку воображаемой фуражки, умиротворяюще воскликнул:
– Всё будет сделано! – и скрылся в глубине своей приемной, где навстречу ему метнулась секретарша с увесистой пачкой бумаг наперевес.
Генеральный заметил, как зам, спасаясь от трудолюбивой Виктории Степановны, зайцем запрыгнул в свой кабинет и захлопнул дверь перед самым ее носом. Возмущенно погрозив кулаком запертой двери, та была вынуждена раздосадовано вернуться за свой стол.
Заметив наблюдающего за ней директора, изобразила вежливую улыбку, больше похожую на оскал крокодила, недовольного ускользнувшей добычей. Евгений Георгиевич дружелюбно кивнул в ответ и двинулся дальше по коридору.
Новое ковровое покрытие нейтрального темно-серого цвета мягко пружинило под ногами. Он опасливо посмотрел назад. Грязных следов за ним вроде нет, недаром он старательно вычистил ботинки у входа: не хотелось показывать пагубный пример подчиненным. Он прекрасно знал силу убийственной формулировки: «а сам-то».
Евгений Георгиевич постоянно чувствовал глядящие ему в затылок подозрительные глаза, ждущие, когда же он наконец оступится и станет таким же, как все. А то небожитель какой-то: ни любовниц, ни поездок по заграницам за казенный счет, ни скандалов при очередных проверках.
Он так и слышал сомневающийся шепоток по углам: уж больно всё красиво, скоро, небось, кончится! И почему в России так любят выискивать криминал там, где его нет? Наверное, для того, чтобы все были одного, желательно черного, цвета.
Подойдя к своему отсеку, услышал незнакомый голос, чуть приглушенный прикрытыми дверями. Не заходя внутрь, прислушался. Кто это смог прорваться через охрану? Для встречи с ним была нужна предварительная договоренность, а на ближайшие два часа никаких встреч у него запланировано не было.
Это он знал точно, потому что его так называемая секретарша, устроенная на это место по настоянию жены и приходившаяся ей родной племянницей, была девушкой на редкость рассеянной, и забывала всё, что входило в ее прямые обязанности. Будь он молодым и неженатым, тогда б ему, конечно, перепадала б некая толика ее внимания, но, поскольку он был всего-навсего тетиным мужем, она не желала тратить на него свое драгоценное время.
Маша предпочитала целыми днями болтать по телефону с кавалерами, считая, что дядька с надоевшей работой и сам вполне справится.
С тех пор, как его замечательная секретарша Софья Викторовна в шестьдесят пять лет удалилась на совершенно заслуженный отдых, он был вынужден работать и за нее. Хорошо хоть, что по штату ему полагалась машинистка, а то бы и бумаги пришлось печатать самому.
Если бы Машенька не доводилась ему племянницей, он давно бы с такой работницей расстался. А теперь что же? Оставалось только терпеть. Когда он, не выдержав, жаловался жене на нерасторопность помощницы, Лариса мирно его утешала:
– Не волнуйся, она еще ребенок. Вот пооботрется, привыкнет, научится, и всё пойдет как надо. Ты, главное, не ругай ее. Она ведь такая впечатлительная девочка!
Вот и приходилось терпеть, когда впечатлительная девочка забывала о важных встречах или путала адреса в отправляемых партнерам письмах. И слова ей сказать не моги! На простой вопрос: где письмо от такого-то – она начинала хлюпать носом и с криком: Я не думала, что вы такой, дядя Женя! – кидалась в служебную комнатку при приемной, где заливалась горючими слезами.
В результате все важные письма генеральный директор хранил в собственном кабинете, а переписку перепоручил машинистке, увеличив ей оклад. И считал дни, оставшиеся до очередного поступления племянницы в университет, с ужасом думая о возможном провале.
Но сейчас сопрано обычно уверенной в себе девушки звучало на редкость робко, будто она пыталась отвечать невыученный урок. Четкий голос посетительницы, наоборот, разносился по всей немаленькой приемной, словно усиленный динамиком. Не желая того, генеральный услышал:
– Машенька, я понимаю, что он твой начальник и родич к тому же, но мне обязательно нужно попасть к нему по очень важному делу.
Секретарша всё же попыталась выполнить свой прямой долг и прошелестела:
– А по какому вопросу, Наталья Владимировна? Мне ведь нужно доложить Евгению Георгиевичу…
Посетительница твердо ответила, не допуская праздного любопытства:
– По личному, Машенька, по личному!
Та вконец смешалась и смогла лишь невнятно пробормотать:
– Понимаете, Наталья Владимировна, он ушел, а когда вернется, не знаю.
Судя по произведенному шуму, посетительница подвинула кресло поближе к журнальному столику, устраиваясь поудобнее. Сквозь шелест переворачиваемых страниц какого-то иллюстрированного журнала, во множестве закупленных специально для ожидающих аудиенции посетителей, Евгений Георгиевич расслышал небрежное:
– Ничего, я его обязательно дождусь!
Недоумевая, откуда такое настойчивое внимание к своей персоне и негодуя на странное поведение племянницы, главной служебной задачей которой было «не пущать», раз уж ни на что другое не способна, генеральный вышел из укрытия и шагнул внутрь приемной.
В кресле возле двери сидела чопорного вида дама средних лет в черном, застегнутом на все пуговицы костюме, белоснежной блузке и черных туфлях на низком каблуке. Собранные низко на затылке в тугой пучок русые волосы выглядели как искусственные: из прически не выбился ни один непослушный волосок. Развернутые плечи и слишком прямая спина говорили о ее готовности к тяжелой схватке.
Евгений Георгиевич немного призадумался: с кем же она приготовилась драться? Не с ним же? Они не знакомы, это точно. Он наверняка бы запомнил это незаурядное лицо. На улице стояла изнуряющая жара, и Евгений Георгиевич, чтобы не задымиться, был в одной светлой рубашке с короткими рукавами.
Но посетительнице, похоже, жара была нипочем. Она тика в тику подходила под некий стандартизированный образ учительницы: строгой, но справедливой.
При его появлении она подняла голову и посмотрела на него почему-то зло заблестевшими глазами. Он невольно отметил, что, если бы не холодное выражение лица, ее вполне можно было бы назвать хорошенькой: синие глаза и правильный овал лица делали ее похожей на известную актрису сороковых годов. Но враждебно приподнятые брови предупреждали: руками не трогать!
Он язвительно подумал, что для полного соответствия облику мудрого педагога ей не хватало круглых совиных очков, чтобы закрыть слишком синие для ее бледного лица и поэтому кажущиеся пронзительными глаза.
Женщина невольно внушала уважение и он, вместо того, чтобы с ходу отказаться от навязанной ему встречи, слегка поклонившись, корректно поинтересовался:
– Добрый день! Чем могу служить?
Посетительница встала, надменно вскинув круглый подбородок, и сдержанно попросила:
– Можно с вами поговорить? Конфиденциально?
Он устало кивнул головой, не понимая, почему соглашается, и попросил племянницу:
– Маша, приготовь нам кофе!
Та без обычной недовольной гримасы, к которой он за последние месяцы уже привык, с непривычной расторопностью бросилась в небольшую кухню, где с воодушевлением начала выдвигать ящики стола, выискивая самый дорогой сорт кофе.
Евгений Георгиевич с посетительницей вошли в кабинет. Мужчина воспитанно пропустил даму вперед, плотно притворил за собой двери и приглашающим жестом указал на черный кожаный диванчик напротив своего кресла. Она спокойно села, с достоинством уложив тонкие кисти на полированный стол.
У генерального появилась уверенность, что к стандартным просьбам о помощи, которыми его донимали директора различных муниципальных образований и представители общественных комитетов, этот визит отношения не имеет. Более того, он предчувствовал, что грядут неприятности. И большие.
Сел за свой стол, зачем-то переложил ручку с правой стороны стола на левую и только тогда вопросительно поднял глаза. Женщина оценивающе смотрела на него своими пронзительными глазами, и ему вспомнилась тридцатилетней давности защита дипломной работы, когда профессорша из конкурирующего университета, из вредности присутствующая на экзаменах, смотрела на него таким же неприятно-критическим взглядом, от которого он забывал прописные истины.
Подавив вспышку раздражения, нейтрально спросил:
– Что вас ко мне привело? – тут он сделал многозначительную паузу, намекая, что не плохо бы ей наконец сообщить ему, кто она такая и что тут делает, и сам посмотрел на нее так же вызывающе, как она на него.
Но она не смешалась, как он ожидал, а просто кивнула каким-то своим мыслям и представилась:
– Наталья Владимировна Торопова, как вы, думаю, уже догадались, учитель. Начальных классов. Когда-то учила и вашего сына.
Прозвучавшее в ее словах недовольство заставило его пристальнее взглянуть на ее сосредоточенное лицо. Она продолжала, глядя в окно, будто вспоминая те далекие дни:
– Правда, вы в те времена в школе не побывали ни разу, я это четко помню, потому что все отцы, бывшие в наличии, за четыре года хоть раз, да появились в школе. Не знаю, то ли это вы так заняты были, что вам было не до единственного ребенка, то ли вас жена до этого важного дела не допускала. Интересно, этот статус-кво сохранился и вы по-прежнему не в курсе, чем занимается ваш отпрыск?
Он растерялся. Таким тоном с ним разговаривала, бывало, мать, когда бывала им недовольна, но матери нет вот уже третий год. И вдруг он понял.
– И чем же вам досадил Юрий? Ведь вы из-за него ко мне пришли?
Наталья Владимиримировна перевела на него потемневшие глаза, и тем же менторским тоном произнесла:
– Моя дочь ждет ребенка. И отец – ваш замечательный сынок.
Евгений Георгиевич судорожно сглотнул. Вот так известие! Не то, чтобы он уж вовсе не ожидал ничего подобного, всё-таки Юрию двадцать седьмой год пошел, но вот таким макаром он эту новость услышать никак не рассчитывал.
Не дождавшись от собеседника никакой реакции, посетительница приподнялась и горько добавила:
– Что же, для вас, как я и предполагала, это не событие. У вас таких несостоявшихся внучат, видимо, полно. Ну, извините, больше я вас не побеспокою! – и быстро пошла к двери.
С трудом выйдя из ступора, в который его вогнала столь сногсшибательная весть, Евгений Георгиевич вскочил и перегородил дорогу, непочтительно ухватив женщину за локоть. В это время дверь отворилась и вошла Маша с полным подносом.
Увидев дядю, интимно державшего за руку посетительницу, обескуражено пискнула и попятилась обратно. Чертыхнувшись, Евгений Георгиевич выхватил у нее из рук опасно накренившийся поднос и поставил на стол. Не слишком вежливо вытолкав обомлевшую племянницу за дверь, крикнул ей, что занят и никого не принимает.
Защелкнул замок, вызвав этим неосмотрительным поступком множество подозрений и, почти насильно усадив Наталью Владимировну обратно, заботливо пододвинул к ней чашечку кофе.
– Не знаю, как вам, а мне просто необходимо подкрепиться.
Гостья взяла кофе и поднесла к губам, молча обводя взглядом большой кабинет. Она по опыту знала, что вещи, окружающие человека, зачастую говорят о нем больше, чем его дела и поступки. Поступки могут быть вынужденными, а вот вещи покупаются, как правило, по велению души. Первым делом она осмотрела окно. Если там стоят цветы, значит хозяин человек добрый и порядочный.
Она не знала, откуда у нее такой убеждение, но оно накрепко засело в ней с детства. На подоконнике и на красивых цветочных стойках по всему кабинету привольно росли и цвели разнообразные представители цветочной флоры. Они казались вполне довольными своей жизнью, и Наталья Владимировна несколько успокоилась.
А вот мебель, на ее взгляд, была тяжеловата – из массивного темного, явно очень дорогого, дерева, кресла и диваны с сиденьями из натуральной черной кожи. Смотрелась она, конечно, очень внушительно, но вряд ли в такой суровой обстановке было приятно работать. Впрочем, цветы и шкаф, полный книг, смягчали официальность кабинета.
Она перевела взгляд на хозяина этого великолепия. Для генерального директора такого огромного объединения он был на редкость прост в общении. Или это просто маска? Не похоже – лицо непритворно озабоченное.
Красив – твердое лицо, проницательные карие глаза и поседевшие на висках светлые волосы. Привлекательное открытое лицо. Именно такое, какие выискивают для отделов по связям с общественностью. Но требовательный – не хотелось бы ей быть его проштрафившейся подчиненной.
Они безмолвно потягивали напиток, искоса посматривая друг на друга, как боксеры на ринге. Наконец хозяин со стуком поставил на стол опустевшую чашку и ринулся в бой.
– Насколько я понимаю по вашему неприязненному виду, свадьба в данном случае не планируется?
Она бесшумно поставила обратно свою чашку с недопитым кофе и зло подтвердила:
– Абсолютно! Ваш сынуля заявил Саше, что она лишь непродолжительный эпизод в его длинной жизни и пусть выворачивается, как знает, он ей ничего не обещал. – Она с вздохом склонила голову. – Я ее не оправдываю: двадцать лет, должна бы хоть что-то соображать. Но боюсь, что она влюбилась. Впервые. И потеряла голову, как каждая влюбленная женщина. – И с вызовом посмотрела в его внимательные глаза. – У меня прекрасная дочь. Мы, конечно, и сами воспитаем малыша. Просто мне хотелось, чтобы вы о нем знали. На вашего сына я не рассчитываю.
Он машинально отметил, что Наталья Владимировна ни разу не назвала Юрия по имени. Хотя по неприязни, звучавшей в ее голосе, употребляемый ею термин «ваш сын» вполне заменял собой непечатную лексику. Евгений Георгиевич посмотрел на часы – до назначенной встречи с поставщиками оставалось еще полчаса.
– Дайте мне ваш адрес, пожалуйста, мне хочется поговорить с вашей дочерью.
Наталья Владимировна с колебанием взглянула на его напряженное лицо. Отец Юрия оказался вовсе не таким, каким она его себе представляла, вспоминая его манерную слащавую жену. Зря она сюда пришла, не сделала бы хуже.
Потерла лоб и признала, что необдуманные спонтанные поступки всегда были ее бичом. Дочка вообще не знает, что она отправилась сюда, и появление в их доме Евгения Георгиевича может для нее стать настоящим потрясением. Приподнимаясь, отрицающе протянула:
– Вы знаете, не стоит. Не думайте, пожалуйста, что нам что-то от вас нужно. Мы прекрасно справимся без вас.
Евгений Георгиевич успокаивающе поднял руку, останавливая ее.
– Никто и не сомневается в ваших способностях всё на свете решить самостоятельно. Просто, как вы правильно заметили, и мы с женой имеем право знать, что у нас будет внук или внучка. И, даже если вы мне и не скажете, где живете, найти вас не проблема. Моя секретарша, похоже, вас хорошо знает. Видимо, ее вы тоже учили?
Наталья Владимировна неохотно кивнула.
– И ее, и Толю из охраны. Видимо, я была неплохим учителем, если они меня так хорошо запомнили. Я их, впрочем, тоже. Фамилии забылись, а вот имена помню.
Он протянул ей лист бумаги и ручку. Немного поколебавшись, она всё же написала адрес и телефон и пошла к двери, сочтя визит оконченным.
– Приходите, но только не сегодня. Мне надо подготовить дочь. Лучше в пятницу, хорошо?
Евгений Георгиевич, по долгу хозяина провожающий гостью к выходу, понимающе наклонил голову и в нарушение всех правил этикета первым протянул на прощанье раскрытую ладонь. Она с опаской на нее посмотрела, но вложила свою узкую руку. Он крепко ее пожал, на мгновенье почувствовав легкий трепет и озадачившись, что же это с ним такое.
После ее ухода сел в кресло, положил отяжелевшую от дум голову на спинку и засмотрелся на пробегающие по небу кружевные облака. Что же ему предпринять? В его молодости из такой ситуации выход был один – женитьба. А вот сейчас, насколько он знал, беременность девушки вовсе не означала скорое замужество. Да он и сомневался, что Юрий согласится на вынужденный брак.
Если честно, он плохо знал собственного сына. Как-то не довелось. В молодости беззаветно отдавался спорту, даже получил звание мастера спорта, потом главным стала карьера. Лариса, его мудрая жена, никогда не возражала. Видимо, она хорошо справлялась с воспитанием сына, ежели ни разу не обратилась к мужу за помощью.
Они с Юрием существовали как бы в параллельных мирах, не пересекаясь. У него была своя жизнь, у сына – своя. Они и встречались крайне редко. С некоторым стыдом стал припоминать, когда же видел сына в последний раз. Получилось пару месяцев назад, на его дне рождения. Он еще отметил, что сын возмужал и поинтересовался, не собирается ли тот жениться, на что Юрий пренебрежительно фыркнул:
– Что я, дурак, что ли? Кто сейчас женится?
Евгений Георгиевич с сомнением потер лоб. Вот уж задачку подкинула жизнь. Темное облако за окном внезапно приобрело вид огромного знака вопроса, вполне соответствовавшего его настроению.
Резко тряхнул головой, стараясь рассеять глупые видения, но знак не исчез, продолжая приобретать всё более четкие очертания. Поняв наконец, что это не облако, а дым, обеспокоено выглянул в окно.
На углу заводоуправления люди в зеленых спецовках бросали в большую металлическую бочку спиленные ветки и какой-то мусор. Среди них он разглядел начальника хозяйственной службы и командира ведомственного подразделения пожарных. Хмыкнув, мысленно поставил Николаю пятерку за оперативность. Выглянул в приемную, спросил, не подошли ли представители поставщиков.
Машенька, странно на него посмотрев и отчего-то покраснев, заверила его, что еще никого не было. Велев ей, как только появятся, незамедлительно провести их в кабинет, вернулся обратно. Возбужденное лицо секретарши не давало покоя, и он решил как можно быстрее рассказать о сегодняшнем инциденте жене, пока этого, живописуя, не сделала Машенька.
Не то чтобы он боялся жениной ревности. Если честно, это стало бы забавным разнообразием в его крайне заунывной семейной жизни, просто не хотелось ставить жену в неловкое положение. Он хотел, чтобы на сообщение племянницы о закрытой двери Лариса могла небрежно ответить:
– А, это ерунда! Мне Евгений уже всё объяснил! – и равнодушно заговорить о другом.
Посмотрел на часы – наступило время назначенной встречи. Сел за стол, приготовил бумаги и записную книжку, чтобы ничего не упустить во время беседы, и позвонил Николаю. Тот явился тотчас, будто караулил под дверью. Пока Евгений Георгиевич раздумывал, сказать или нет о происшествии закадычному другу, прибыли поставщики.
Во время переговоров было не до посторонних мыслей, но, как только они ушли, немедля всплыл всё тот же навязчивый вопрос: как быть? Ну просто Гамлет, а не рассудительный руководитель огромного предприятия. Встав, прошелся по кабинету, надеясь, что от движения мозги начнут работать лучше.
А если поехать и познакомиться с девушкой немедля? Вполне возможно, она из тех вульгарных густонакрашенных особ, что по вечерам тусуются возле проходной в ожидании своих и чужих парней. Тогда всё станет просто – даст ей денег, и конец проблеме. Но, вспомнив чрезвычайно добропорядочный вид Натальи Владимировны, признал, что у такой матери даже гипотетически не может быть подобной дочери.
Задерживаться на работе против обыкновения не стал и, к удивлению своего водителя Петра, приготовившегося в ожидании босса сыграть с охранниками несколько партий в преферанс, вытащил его из помещения для охраны. Петр, пришедший к нему совсем молодым парнишкой после армии и возивший шефа еще в бытность его главным инженером, не выдержал и спросил:
– Что случилось, Евгений Георгиевич? Дома что-то?
Не считая нужным делиться своими проблемами с персоналом, тот обтекаемо сказал:
– Да кто ж его знает, Петя, случилось или нет, жизнь ведь сам знаешь какая коварная штука.
Растерявшийся от подобного софизма водитель замолчал, и пассажир смог углубиться в собственные мысли. Ему хотелось поехать домой к сегодняшней гостье, чтобы стряхнуть с себя противное чувство неопределенности, но он связал себя обещанием. Что ж, делать нечего, придется ждать до пятницы.
У своего дома махнул водителю на прощанье рукой и удивленно огляделся. Обычно он приезжал сюда в сумерках и не глядя шагал в подъезд. Но теперь, при ярком свете дня заметил, что вокруг растут высокие дикие яблоньки, на клумбах цветут яркие цветы, у подъезда стоят свежевыкрашенные пустующие лавочки: их престижный дом населяли деловые люди, и стариков, беззаботно сидящих у подъезда, среди них не было.
Вошел внутрь, поздоровался с охранниками. Не вызывая лифта, взбежал на свой пятый этаж. Жена открыла не сразу, заставив его заподозрить, что ее или дома нет, или она не одна. Когда он, усмехаясь, уже представлял себе спрятавшегося в шкафу любовника, дверь наконец открылась. Обряженная в длинный халат удивленная Лариса, судорожно отжимая полотенцем мокрые волосы, извиняюще лепетала:
– Извини, пожалуйста, я была в ванной и не сразу услышала звонок. Но почему ты не открыл дверь своим ключом?
Несколько разочарованным таким прагматичным объяснением долгого отсутствия жены, муж небрежно передернул плечом:
– Да я и не помню, как ее открывать. Еще сделаю что-нибудь неправильно, потом дверь придется вышибать.
Металлическую дверь вышибить было проблематично, поэтому жена сразу замолчала и, внезапно осознав, что на дворе ранний вечер, испуганно воскликнула:
– Что случилось, Женя? Почему ты так рано? У тебя неприятности?
Он прошел в комнату и начал переодеваться, завидуя женской интуиции. Успокаивающе сказал, стараясь не заводить жену еще больше:
– Нет, всё в порядке, просто решил вернуться пораньше, на тебя с сыном посмотреть. Юрий дома?
Лариса забыла про мокрые волосы и остановилась перед ним, опустив руки.
– Нет, он уехал на всю неделю с друзьями в поход. На байдарках. А зачем он тебе?
Он посмотрел в ее встревоженные глаза и решил ей пока ни о чем не говорить.
– Да так, вспомнил сегодня, что не видел его уже два месяца. Решил посмотреть, а то забываю, как он и выглядит.
Жена с облегчением перевела дух.
– Ты вполне можешь носить с собой наши фотографии, ведь действительно видишь нас только в семейные праздники.
Он возразил, натягивая на несколько расплывшийся торс узкую борцовскую майку, из-за чего голос стал невнятным:
– Да с тобой-то мы каждый вечер видимся.
Она тихо вздохнула:
– Да ты меня воспринимаешь только как антураж. Этакий кухонный агрегат. Подай-принеси-убери.
Он удивленно на нее посмотрел. Что это вдруг за жалобы?
– Если тебе скучно, ты вполне можешь пойти работать. Сын давно вырос.
Она передернула плечиками.
– И как ты себе это представляешь? Я столько лет просидела дома, кем мне теперь работать? Я утратила все профессиональные навыки. Меня даже продавцом в приличный магазин не возьмут.
Не желая спорить, он промолчал. Лариса побежала на кухню, по дороге аккуратно повесив полотенце в сушилку.
– Что тебе приготовить? – она обожала готовить для своих любимых мужчин.
Евгений вспомнил, что много лет назад именно вкусный обед, съеденный им в небольшом кафе, заставил его дождаться изготовителя этой еды, оказавшимся миленькой молоденькой девушкой. В отличие от других женщин, работавших в кафе, у нее было специальное среднее образование, она окончила техникум народного хозяйства и собиралась учиться дальше. Но не пришлось – помешали замужество, потом рождение сына.
Евгений свой брак считал удачным – в доме всегда был порядок и уют, полно вкусной еды и свежевыстиранного белья. Ему за все годы, прожитые с Ларисой, даже стакан сполоснуть не довелось – жена кидалась отбирать у него грязную посуду по мере ее появления.
А уж с сынулей она носилась как с писаной торбой, стараясь защитить от всех тягот жизни. Сначала Евгений пытался протестовать, считая, что она балует сына, но потом перестал замечать и ее саму и ее героические усилия. Хотя она и была необходимой, но на уровне горничной в хорошем отеле: ее не замечаешь, ощущаешь лишь комфорт, сотворенный ее руками.
– Может, голубцы? Или люля-кебаб? – жена раскрыла холодильник и пристально рассматривала его содержимое. – Если бы я знала, что ты придешь сегодня так рано, приготовила бы что-нибудь повкуснее.
Удобно расположившись за столом, Евгений утешающе протянул:
– Да мне всё равно, у тебя всё вкусно получается. Только бы побыстрее.
Она захлопотала у плиты, а он вновь тяжко задумался, не замечая ее заинтригованных взглядов. Лариса не понимала, что такое с мужем. Обычно он приходил поздно, быстро ел и уходил в кабинет, где и ложился спать, чтобы не беспокоить ее. Она предпочитала, чтобы беспокоил, порой ей так не хватало его тепла, его тяжелой руки на талии, но он уже несколько лет не появлялся в ее спальне.
Вначале она переживала, решив, что на горизонте появилась соперница, но поняв, что он на самом деле жутко устает, смирилась с ролью одинокой женщины при живом муже. Но уж лучше так, чем молодые любовницы, которых некоторые знакомые ее мужа заводили для поддержания угасающей потенции.
Лариса молча поставила перед мужем лосося под белым соусом. Себе положила небольшой кусочек – всегда тщательно следила за фигурой, – и села напротив, вглядываясь в любимое лицо. Евгений выглядел как-то по-другому, несколько более обеспокоенным, чем обычно, в уголках глаз тонкие морщинки стали глубже.
Она догадалась: что-то произошло, но спрашивать побоялась. Вдруг это серьезно? Лучше ничего не знать, чем провоцировать неприятности. Она забрала освобожденную тарелку, ласково потрепала мужа по густым, чуть седеющим волосам, и спросила:
– Вкусно?
Он преувеличенно восторженно воскликнул:
– Божественно! – захватил бокал с чаем и ушел в кабинет.
Лариса перемыла посуду, протерла на кухне столы, вымыла пол и нерешительно остановилась перед мужниным кабинетом. Ей очень хотелось с ним поговорить. Просто о каких-нибудь ничего не значащих пустяках, чтобы утишить царившие в душе чувства одиночества и беспокойства. Но, несмело потоптавшись перед закрытыми дверями, побрела в большую комнату, зябко стягивая на груди велюровый халат.
А Евгений сидел у себя в кабинете и думал, говорить или нет жене о сегодняшнем визите. Решил все же посмотреть сначала на девушку, а потом уже поставить в известность Ларису. Почему-то ему казалось, что эта новость не станет для нее приятной.
В пятницу снова ушел с работы вовремя, отчего Петр, с трудом выруливая из-за вереницы припаркованных на заводской автостоянке автомобилей, недовольно заметил:
– Если бы вы меня предупредили о своих планах, Евгений Георгиевич, я бы машину у входа оставил, а то сейчас задену кого-нибудь, вот шуму-то будет.
Шеф поинтересовался, не понимая, почему у его персонального водителя могут возникать подобные проблемы:
– Но ведь я в любую минуту могу куда-нибудь поехать в рабочее время, тогда как?
Петр замялся, но виновато признал:
– Да я сегодня у Маши спрашивал, никаких визитов вроде не предусматривалось, вот я и засунул Форд подальше.
Евгений Георгиевич удивленно поднял брови.
– Подальше? Но ведь для моей машины отдельная полоса зарезервирована. Почему на нее не паркуешься?
Водитель смущенно замялся.
– Понимаете, Евгений Георгиевич, ее вот уже месяц сынок нашей главбухши занимает, студент экономического факультета, он здесь практику проходит. А мне с ней ссориться не хочется. Ему до конца практики каких-то пара недель осталась. Потерплю.
Евгений Георгиевич с потемневшим лицом достал мобильный телефон и набрал номер главного бухгалтера. Через минуту та взяла трубку. Манерно прошелестела:
– Слушаю вас!
Евгений Георгиевич понял, что на определитель номера она не посмотрела, или просто не знала номер сотового телефона своего шефа.
– Глафира Андреевна! Здороваться не буду, виделись уже сегодня. Проследите, пожалуйста, чтобы ваш сын не занимал больше мою стоянку, Петр сегодня еле с территории выехал.
Главбух поперхнулась и виновато проговорила:
– Конечно, Евгений Георгиевич! Извините, я об этом не знала. Да и Володе, видимо, никто об этом не сказал.
Генеральный положил трубку и сказал приободренному водителю:
– Ну, надеюсь, в понедельник всё будет нормально. А если что не так – говори сразу. Наш главбух не такая мудреная пташка, чтобы ей замены не нашлось. Недавно в отчете так напортачила, что пришлось неделю с налоговой объясняться. – И замолчал, обдумывая предстоящий нелегкий визит.
Петр выехал на центральную улицу, готовясь гнать к дому шефа, но вдруг получил неожиданное распоряжение:
– Ты сейчас сворачивай на Куйбышева и выруливай к угловому дому.
Водитель дисциплинированно выполнил указание. Евгений Георгиевич набрал номер телефона, записанный на бумажке. Трубку взяла сама Наталья Владимировна. На его сообщение о прибытии скованно ответила:
– Ладно, ждем! – и повесила трубку.
Выходя их машины под вопросительным взглядом Петра, шеф разрешил:
– Ты езжай домой, Петя, на сегодня работа закончена.
Тот всполошился, как сверхзаботливая мамаша:
– Да как же это, Евгений Георгиевич?! Давайте я вас здесь подожду, вы не беспокойтесь, я никуда не спешу!
Но шеф не согласился:
– Я и один прекрасно доберусь, не суетись. Езжай домой, тебя там давно ждут.
Решив, что патрон задержится здесь надолго, Петр с подозрением посмотрел на окна старого дома. Сюда он никогда с боссом не ездил. Кто бы здесь мог жить? И какие отношения связывают с ним или с ней Евгения Георгиевича? Заинтригованный, хотел было остаться и осторожненько пораспрашивать соседей, но под суровым взглядом начальника нажал на газ, вырулил с площадки перед домом и медленно покатил к себе.
Поставил служебную машину на платной стоянке возле дома и, нигде не задерживаясь, пошел в квартиру. Жена, второй раз за неделю встретившая мужа в почти неприличную рань, потребовала объяснений:
– Ты что, соперников дома застать пытаешься или тебя с работы выгнали?
Петру пришлось признаться, что шеф уехал не домой и, более того, насильно отправил его восвояси.
– Я за двадцать лет работы прекрасно знаю всех его друзей и родных. Этот адресок среди них не значится. Не иначе какие-нибудь шуры-муры.
Жена тут же поддержала мужа.
– Конечно! Недаром говорят – седина в бороду – бес в ребро. Наверняка нашел себе помоложе своей крали. Тем более, что красотой она не блещет.
Петр заступился за Ларису Львовну.
– Да она вполне ничего, а уж готовит как – закачаешься. Кулинар от Бога!
Усмотрев в этом скрытый упрек своим кулинарным талантам, жена демонстративно замолчала и горделиво удалилась на кухню. Не заметивший ее молчаливого протеста муж ушел умываться в ванную.
Евгений Георгиевич, открыв облупленную, без запоров и диктофонов дверь подъезда, брезгливо поморщился. В нос шибанул застоявшийся запах кошачьих испражнений и густого перегара.
Подтверждая его нелестное мнение о кошачьем роде, навстречу с радостными завываниями кинулись два обшарпанных представителя сей породы и, юркнув у него между ног, вырвались из заточения.
Поднимаясь, Евгений Георгиевич увидел на лестничной площадке между первым и вторым этажами в уголочке под батареей мирно спавшего мерзко воняющего бомжа.
Спеша поскорее избавиться от миазмов, Евгений Георгиевич, шагая на цыпочках сразу через две ступеньки и брезгливо не касаясь перил, в стремительном темпе добрался до четвертого этажа, где находилась искомая квартира.
В отличие от остальных этажей четвертый, видимо, представлял местную элиту – здесь было чисто, квартиры с оббитыми дерматином дверями выглядели пристойно. Найдя двери с номером «двадцать пять», решительно нажал на кнопку звонка.
Иронично подумал, в каком же виде его встретит Наталья Владимировна. Наверняка будет такой же чопорной и суровой, как в его кабинете. Вообще ее облик так ложился на привычную с детства картинку советского учителя, что другой он ее себе и представить не мог.
Тем больше было его удивление, когда дверь открыла молодая еще женщина в голубых джинсах с декоративной прорезью под коленом, и длинной русой косой. Прозрачная кожа светилась, синие глаза задорно блистали, и вся она казалась нереальной, как девочка с карамельной обертки. Он даже не понял сначала, Наталья Владимировна ли это или ее дочь, но, приглядевшись, понял, что именно она.
Его сердце внезапно дало сбой, и в глубине души прорезался далеко не безгрешный интерес. Постаравшись заглушить его в корне, вежливо поздоровался. Кивнув в ответ головой, хозяйка распахнула двери и пригласила его войти.
– Извините за наш подъезд, но приличные люди отсюда давно уехали, осталась шантрапа одна да нищая интеллигенция, вроде нас. Но мы скучковались на четвертом и пятом этажах, поэтому у нас поприличнее.
Он снял ботинки и засунул ноги в приготовленные для него тапки. Квартира была однокомнатной, поэтому из малюсенькой прихожей он сразу очутился в комнате, заставленной старой, но еще добротной мебелью. Посредине стояла стенка, отгораживая небольшой закуток, где, видимо, жила дочь.
В комнате было тесно, но уютно. Пахло то ли булочками, то ли шанежками, то есть той самой нездоровой пищей, которую ему никогда не готовила жена. Во рту у него собралась слюна и желудок сжался, требуя пищи.
Евгений Георгиевич попенял себе, что поехал голодным, а не заскочил в заводскую столовую, работавшую круглосуточно, как и весь завод. Вполне можно было перекусить.
Наталья Владимировна, как гостеприимная хозяйка, усадила его за небольшой письменный стол в углу комнаты, служивший, как он догадался, для проверки домашних заданий, и шустро принесла из кухни шанежки с творогом и картошкой.
Они были полны вредного холестерина и недозволенных жиров, но, видимо именно поэтому оказались необычайно вкусны. Не чинясь, гость умял почти десяток, запивая молоком и только после этого, довольно поблагодарив хозяйку, откинулся на спинку стула и оглянулся, ища глазами дочь.
Не успел подумать, как убравшая со стола остатки еды Наталья Владимировна негромко позвала:
– Саша! Выходи! Довольно прятаться!
За стенкой негромко зашуршало, и из проема появилась девушка в обрезанных до колен джинсах и свободной футболке, немного приподнявшейся на талии. Короткая стрижка обрамляла еще по-детски округлое личико с такими же синими, как у матери, глазами.
На первый взгляд она показалась Евгению Георгиевичу довольно миленькой, но несколько простоватой, но, когда улыбнулась немного виноватой улыбкой, он немедленно решил, что она просто красавица.
И куда смотрит Юрий? Таких девчонок парни долго в девицах куковать не оставляют. Он нее исходил чарующий аромат нежной прелести, еще не расцветшей, но обещающей стать пленительной. Он с некоторым испугом ждал ее первых слов. По опыту знал, что убить очарование парой глупых слов сущий пустяк. Девушка смущенно посмотрела на него из-под длинных ресниц, не зная, куда деть руки.
– Извините меня, пожалуйста. – Нежный голос зазвенел искренним раскаянием, заставив его отрицательно замотать головой. – Мне очень неловко. Зря я сказала маме, кто отец моего ребенка. Не думала, что ей нельзя доверять. – И она с мягким укором взглянула на мать.
Наталья Владимировна спокойно остановила дочь:
– Саша, мы с тобой уже обо всем поговорили. Вряд ли Евгению Георгиевичу интересны наши внутренние разногласия. Он пришел с тобой просто познакомиться. Без всяких далеко идущих планов. Ведь так, Евгений Георгиевич?
Он вздрогнул, потому что именно сейчас в его мозгу зрел весьма далеко идущий план и он обдумывал пути его реализации. Поэтому, не желая откровенно лгать, неопределенно промычал:
– Ну, это как получится, конечно.
У Саши от этого странного ответа расширились зрачки, и она с испугом посмотрела на гостя. Убедительно попросила:
– Евгений Георгиевич, вы в наши с Юрием отношения не вмешивайтесь, я вас очень прошу. Это только моя ошибка, и я не хочу, чтобы за нее расплачивался он.
Евгений Георгиевич сильно сомневался, чтобы ребенок возник без прямого участия его сыночка, но постарался ответить как можно уклончивее, как истинный дипломат:
– Сашенька, вы не волнуйтесь, пожалуйста, вам ведь вредно волноваться. Вы на каком месяце?
В свободной футболке живот казался вовсе небольшим, поэтому ответ его удивил:
– На шестом. Это девочка. Я сегодня ходила на УЗИ.
Евгений Георгиевич замер, осознавая услышанное. Скоро у него появится внучка. Что ж, новость радостная, хотя и не для всех. Его замечательный сынок уж точно торжествовать не будет. Но Юрий сделает так, как должно, недаром он Бобров! В их роду подлецов не было и не будет! Если будет сопротивляться, то его и заставить можно. Потом сам спасибо скажет.
По девушке было видно, что ей отчаянно хотелось спрятаться обратно в свою норку. В ней не было ни самоуверенности, ни нахрапистости, так свойственных современной молодежи. Он внезапно вспомнил строки Пушкина «всё тихо, просто было в ней…» и удивился приливу лирического настроения. Что ж, такой невестке он только рад. Лариса, он в этом уверен – тоже. Оставался Юрий, и вот с ним-то нужно было разобраться как можно быстрее.
Решив не терять времени, встал, поблагодарил хозяек и вышел, так же поспешно сбежав по лестнице, как и поднялся. Бомж, по-прежнему свернувшись в клубочек, уютненько спал на прежнем месте, с посвистом похрапывая. Если бы не этот храп, можно было подумать, что тут лежит труп, а не человек.
Евгений Георгиевич, миновав бомжа, цинично подумал, что труп был бы куда привлекательнее, во всяком случае, для жильцов живописного подъезда. Его вполне можно было бы сдать в соответствующие службы, тогда как бомжи никому не нужны.
На автобус не пошел, а двинулся пешком по зеленым улицам, дыша свежим воздухом и подбирая достаточно весомые слова для объяснения с сыном.
Уже не удившаяся его раннему появлению жена попыталась покормить его ужином. Евгений Георгиевич смущенно отказался, соврав, что перекусил на работе, и скрылся в кабинете, не замечая, что Лариса смотрит на него одиноким тоскливым взглядом.
Утром в субботу, сидя за полезным и питательным завтраком, состоявшим из йогурта, сырников с персиками и стакана яблочного сока, сумрачно вспоминал пышные шанежки с творогом и картошкой, испеченные Натальей Владимировной, и, уж вовсе некстати, ее тонкую талию и высокую грудь. Чтобы отвлечься от недозволенных мыслей, сказал жене:
– Лариса, брось суетиться, садись сюда. Нам надо поговорить.
Она обмерла и замедленно повернулась к нему, нервно вытирая мигом вспотевшие ладони о шелковые домашние брючки. В голове молнией мелькнуло: сейчас скажет, что встретил другую и уйдет! Она прошептала неслушающимся голоском:
– Поговорить? О чем?
– Не о чем, а о ком. О нашем замечательном сыночке и его неспортивных достижениях. Садись.
Она несколько отошла от первоначального испуга и опасливо устроилась на самом краешке стула. Муж побарабанил пальцами по столу и произнес:
– В общем так: мы с тобой скоро будет дедом с бабкой. В октябре у нас родится внучка.
Лариса оторопела и возмущенно выпрямила спину.
– Как это – бабкой? Я не хочу!
Он кисло усмехнулся.
– А вот этого у нас с тобой не спросили. Хочешь не хочешь, а будешь. К тому же ничего страшного в этом нет. Будешь молодой бабушкой.
Лариса притихла и пробормотала:
– Да я никакой бабкой быть не хочу. Ни молодой, ни старой. И откуда ты знаешь, что это наша внучка, а не кого-нибудь другого?
Евгений Георгиевич твердо сказал:
– Наша, наша, не волнуйся. Я нашу будущую невестку недавно видел.
Жена вскинулась, не желая признавать очевидное:
– Почему невестку? Юрий мне ничего не говорил о том, что собирается жениться.
Муж встал и стал раздраженно мерять шагами немаленькую кухню.
– Я тебе говорю! И этому шалопаю мозги вправлю. Зря я его воспитанием не занимался. Он, похоже, совершенно не представляет, что за свои поступки надо отвечать.
Лариса восприняла эти слова на свой счет и возмущенно вскинула голову.
– Я ему всегда об этом говорила! Но сейчас девицы знаешь, какие пошли? На всё готовы, чтобы богатенького мальчика в постель заполучить и окрутить потом! Откуда ты знаешь, что эта так называемая наша будущая невестка не из таких?!
Евгений тяжело повернулся к ней всем своим телом.
– Я же тебе сказал, что видел ее! Я хоть и непрофессиональный психолог, но в людях разбираюсь! Если бы не разбирался, то и генеральным директором бы не был! Вот сама познакомишься и поймешь. Она на шестом месяце, поэтому свадьбу надо сыграть как можно быстрее.
Лариса пошла некрасивыми красными пятнами.
– На шестом месяце! Да она на свадьбе будет как корова! Все поймут, что брак вынужденный!
Муж вяло пожал плечами.
– А сейчас каждая вторая невеста такая! Ничего страшного! К тому же Саша на корову вовсе не похожа!
Лариса насторожилась.
– Ее зовут Саша? Торопова?
– Да. Ты ее знаешь?
– Да нет, но слышала кое-что.
– И что же именно?
Лариса решила приврать для пущего эффекта.
– Да что актриса она хорошая. Любого парня окрутит своими наивными глазками. Такая вся, – она помолчала, подбирая нужное слово, – невинная…
Евгений сразу различил фальшь в слащавом тоне жены и покладисто согласился:
– Ага, она такая и есть. Бесхитростная и невинная.
Лариса настойчиво продолжала, надеясь, что он купится на ее выдумку.
– Вот-вот, и ты на ее удочку клюнул, а она вовсе не такая простушка, как тебе кажется. Про нее много всякого рассказывали.
Он сухо поинтересовался:
– К примеру?
Она замялась: выдумывать не хотелось, да и муж не был простофилей, чтобы проглотить любую чушь. Но и сидеть сложа руки, когда судьба любимого сына была под угрозой, тоже было невозможно.
– Ну, к примеру ее мать. Она была учительницей у Юрия в начальной школе. Так вот она свою дочь тоже родила без мужа. А как известно, яблоко от яблони…
– Знаю.
Лариса побледнела, но с достоинством поинтересовалась:
– Откуда?
– Она приходила ко мне на работу и мы поговорили.
Жена обрадовано воскликнула:
– Вот видишь! Она наверняка что-то у тебя просила, ведь так?!
Евгений Георгиевич, с неодобрением разглядывая пылающее лицо жены, отрицательно покачал головой.
– Нет, ничего она у меня не просила.
Лариса немного призадумалась, и выдала очередную гениальную мысль:
– Но для чего-то же она приходила, не просто же сообщить о таком псевдорадостном известии! Наверняка им что-то нужно для ребенка!
Муж подтвердил, не понимая, почему он тратит время на дурацкие уговоры:
– Они имеют на это право. Ребенок Юрия, это не обсуждается. И, как член нашей семьи, по праву рождения имеет право на нашу поддержку.
Жена хотела возразить, но, заметив покрывшиеся гневным румянцем скулы и сурово прищуренные глаза мужа, решила немного отступить, с тем чтобы потом броситься в атаку с удвоенными силами:
– Конечно-конечно! Но только ребенок, а не его мать!
Муж невозмутимо поинтересовался:
– И каким образом ты предполагаешь их разделить? Может, собираешься забрать ребенка к себе сразу после рождения? Воспитывать будешь?
Лариса замахала руками:
– Не утрируй, Женя, никого я забирать не собираюсь! Просто…
Евгений Георгиевич прервал разговор, резко поднявшись:
– Просто не надо выдумывать отговорки. Юрий женится, и как можно быстрее! – и ушел в свой кабинет.
Расстроенная мать осталась одна. Положив на колени подрагивающие руки, судорожно тискала шелковые брючки и бормотала:
– Но ведь так нельзя, так нельзя! Мальчик ошибся, но ведь каждый может ошибиться! Девица должна, нет, просто обязана была предохраняться, раз уж спит с мужчинами!
Решив, что сделает всё, чтобы помешать этой нелепой свадьбе, расправила плечи и отправилась в комнату, позвонить и предупредить о грядущих неприятностях бедного соблазненного мальчика. Но Юрий не отвечал, возможно, не слышал звонок, а может, просто не хотел разговаривать с матерью.
Сын приехал только вечером, загорелый, пропахший дымом костра и резким запахом пота. Сразу рванул в ванную, смывать с уставшего тела грязь. Вышел через час, благоухая дорогим шампунем и стряхивая капли воды с коротко остриженных волос.
Отец уже ждал его на кухне. Любящая мамочка, умоляюще глядя на мужа, тихо попросила:
– Пусть сначала поест!
Отец согласно кивнул головой. Пусть поест. Сговорчивее будет. Сынулька, не понимая, чем вызвал пристальный интерес вечно отсутствующего отца, тем не менее с аппетитом съел полную сковороду куриных зраз с сыром и ветчиной и отправился в большую комнату к телевизору. Отец пошел за ним. Лариса, впервые в жизни оставив посреди стола немытую посуду, поспешила следом.
Ни о чем не подозревающий Юрий, развалясь на большом кожаном диване, кнопкой пульта гонял по экрану каналы, разочарованно чертыхаясь. Отец подошел к большому экрану домашнего кинотеатра и выключил его. Сын удивленно воззрился на папашу. Такого в его жизни еще не было.
– Итак, Юрий, тебя можно поздравить: ты скоро станешь отцом? – голос Евгения Георгиевича был нарочито мягок, но за нежным гагачьим пухом ясно чувствовался стальное полотно.
Но Юрий этого не понял. Не меняя позы, презрительно протянул:
– Что, Сашка тебе доложила? На что рассчитывает? На отдельную квартирку? У нее с матерью повернуться негде.
Отец жестко сказал:
– Нет. Она ни на что не рассчитывает. Рассчитываю я. На скорую свадьбу.
Юрий недоверчиво рассмеялся, брезгливо дернув ногой.
– Ну, батя, ты же не всерьез так думаешь? Если я буду жениться на каждой девице, с которой переспал и которая предохраняться не умеет…
Евгений перебил, с трудом сдерживаясь:
– А я всегда считал, что в подобных случаях забота о женщине – обязанность мужчины. Если ты это не выполнил, изволь исправить ошибку. Женись.
Юрий скорчил пренебрежительную гримасу.
– На ком? На дочке жалкой учительницы? Да чего ради? Это ей надо было думать, прежде чем в постель со мной ложиться!
Отец быстрым рывком выдернул разнеженное тело сына из уютной норки и поставил посредине комнаты. Тот с изумлением уставился на горящие гневом глаза отца. Непонимающе протянул:
– Да тебе-то что? Не твой ведь ребенок…
Евгений рявкнул:
– Перестань паясничать! Сотворил ребенка – будь добр, женись! Не позорь ни меня, ни наших предков!
Юрий пожал плечами, не понимая, как в наше время можно апеллировать такими смешными понятиями.
– Ты еще про честь и совесть вспомни!
Евгений Георгиевич тряхнул сына посильнее и взревел:
– И вспомню! А также о порядочности и достоинстве! Если тебе об этом мать плохо говорила, то я сейчас так скажу, что на всю жизнь запомнишь!
Несколько испуганный напором отца, сын попытался утишить страсти:
– Да вовсе не обязательно мне на ней жениться! Если ты так хочешь, я запишу ребенка на свое имя, и буду по мере возможности помогать воспитывать.
Евгений рявкнул:
– Не помогать, а жить ты с ним будешь! Вставать по ночам и подгузники менять, как положено отцам!
Юрий сердито отказался, возмущенный принуждением:
– Да ты что, всерьез думаешь, что сейчас девятнадцатый век? Опомнись, отец! И не могу я жениться на каждой наивной дурочке, влюбившейся в меня! А Торопова эта вообще тот еще фрукт! Правильная до невозможности! Меня от нее просто тошнит!
Евгений схватил сына за грудки и сильно тряхнул.
– А тебя никто не спрашивает, чего ты хочешь, а чего нет! Ты сделаешь то, что должен!
Тут Юрий не выдержал. Он никогда не считал отца авторитетом. В их семье всем заправляла мать. А сейчас она почему-то молчала. Он повернул к ней голову и требовательно воскликнул:
– Мам, а ты почему молчишь?
Евгений заверил непонятливого сына:
– Да потому что мы с ней уже поговорили, и она всё поняла. Не так, ли, Лариса?
Та дрожащим голосом воскликнула:
– Женя, ну нельзя же так! Мальчик сказал, что не хочет жениться! Он еще слишком молод!
Евгений Георгиевич хрипло заметил:
– А я, когда на тебе женился, не слишком молод был?
Жена как-то