Галка на высоте. Светлана Черемухина
Магазин Книги автора Комментарии Похожие книги Предыдущая книга Следующая книга

Конечно, ей было известно, что такое любовь, и она понимала, что между братом и сестрой возможна дружба. Она слышала, что мачехи, бывает, заменяют своим падчерицам потерянных мам, даря всю ту нежность, в которой девочки так нуждаются. Но у нее всего этого не случилось. Так уж сложилась ее жизнь.
Поэтому бросить все и начать с нуля оказалось несложно, потому что нечего было терять, нечем особо дорожить. Те немногие, кто любил ее, были счастливы в своих уютных жизнях, и ее сердце было спокойно за них.
Тогда-то она и отправилась на поиски... нет, не счастья, и не большой любви - себя. А когда нашла - обрела и то и другое. Не в красивой упаковке с традиционно прилагающимся капиталом и харизмой альфа-самца, а в лице обычного парня. Просто он оказался ее лекарством, лекарством от разочарований и душевных ран. Их привели друг к другу звезды.
Отрывок «Галка на высоте. Светлана Черемухина»
***
Надо сказать, что со снами моими творится что-то непонятное, мне, по крайней мере, и необъяснимое. Во-первых, они делятся на два вида: сны про Один Город, и сны про Прилет. Всякая одноразовая ерунда не в счет.
Особенность же этих двух видов заключается в том, что они снятся мне периодически, с разными декорациями, но каждый раз я понимаю, что это про одно и то же.
Например, Один Город, в который я постоянно попадаю. Каждый раз он разный, совершенно иной и не похожий на город из прошлого сна, но я всегда понимаю, что снова оказалась в том самом Городе, и сознаю это прямо во сне, рассуждая о том, что опять мне приснился именно он. Он предстает то в виде яркого сити с небоскребами, то в виде скромной площади сельского поселения, то старым городком на грани выживания, но всегда я понимаю четко: это один и тот же Город, и я снова в нем. То я прогуливаюсь по музею, то закапываю каких-то мертвецов или посещаю чьи-то могилы, то спешу в аэропорт, или навещаю свою дальнюю родственницу, но все действия, страшные, обычные или смешные происходят в одном и том же Городе. И каждый раз я знаю это точно, и не после пробуждения, а прямо во время сна!
Это происходит уже много лет, и я к этому привыкла. А недавно, буквально несколько месяцев, стал повторяться еще один сон. Его сюжеты могут быть разными, но все их объединяет одно: что-то непонятное и необъяснимое, иноземное и непостижимое несется на меня с неба, прямо из космоса, аккурат мне на голову.
В первом сне я находилась на палубе прогулочного катера на спокойной реке, стиснутой двумя низкими берегами. Смеркалось, и я задрала голову, чтобы посмотреть на начинающее темнеть небо. И тут началось что-то необыкновенное: небо то тут, то там начало взрываться снопами искр и расцвечивалось красками, как во время праздничного салюта. Вдруг посреди этой красочной аномалии появились причудливые разноцветные медузы, кальмары и осьминоги гигантских размеров. Они плавно парили в воздухе, тихонько опускаясь прямо на палубу и в воду, и тут же исчезали. Они без остановки пульсировали, то сжимаясь, то разжимаясь, и сквозь них можно было рассмотреть предметы. Прозрачные твари постоянно меняли цвет, который пробегал сквозь них, меняясь, и не причиняли никому вреда. Они не казались опасными, но было понятно, что они – неземного происхождения. А в голове пронеслась мысль: «Вторжение».
Две недели назад мне приснился смешной и страшный одновременно сон из того же разряда «прилетов». Я стояла во дворе своего дома напротив подъезда, и вот черт меня дернул, по-другому и не скажешь, посмотреть наверх. Светлое небо, диск солнца вовсю наяривает, обогревает летний двор, и вдруг я увидела самолет, и надо же было ему загореться, взорваться, и начать падать. И вот я смотрю на эту трагедию и понимаю, что падает этот хаос прямехонько на меня. Я заметалась по двору туда-сюда, думая, в какую сторону бежать, чтобы он не попал прямо на меня. Я перепугалась, отчетливо сознавая, что, если бы не взглянула на него, сия беда прошла бы мимо меня. Надо ли говорить, что проснулась я в холодном поту.
И вот опять двадцать пять. Заснула я на диване, в удобной расслабленной позе, но то, что увидела с закрытыми глазами, легким сновидением я бы не назвала.
Я оказалась в своем старом дворе, в котором прожила до пяти лет. Только-только наступал вечер, в окнах соседних домов зажигался свет, на улице не было ни души. Такой покой наступает на границе между днем и ночью, и я застала как раз этот волшебный момент тишины и смешения времени. И снова я посмотрела в небо, только-только начинающее темнеть, подернутое розоватой дымкой. Вот будто кто-то призывал меня и манил оттуда. И тут я кое-что увидела.
Сперва это была маленькая черная точка размером с пуговицу далеко-далеко в космосе, но вдруг она начала расти, и назвать ее просто пятнышком язык уже не поворачивался. Прошло буквально несколько мгновений, и своими очертаниями это стало напоминать какой-то конус. Он стремительно увеличивался в размерах, и вот уже можно было легко различить космическую ракету, такую, как обычно рисуют в детских мультиках.
Опять я почувствовала, что этот космический аппарат на бешеной скорости несется прямо к тому месту, на котором я застыла с поднятой головой и раскрытым ртом, и в страхе я бросилась под навес на крыльцо подъезда. Ни одна живая душа не видела того, что происходило, и только я была один на один с тем, что неслось прямо на меня. Серая ракета приземлилась аккурат там, откуда я только что сбежала, и из нее вышел космонавт. Опять шаблон, но страх от этого меньше не становился. Белый скафандр, защитный щиток в шлеме абсолютно черный, как самый мрачный мрак далекого космоса, и через него ничего невозможно разглядеть. И это был не человек! Я поняла это по замедленным движениям существа, когда он двинулся в мою сторону. Это было что-то абсолютно инородное и чуждое.
Я вжалась в дверь, чувствуя, как волосы зашевелились на голове, потому что это странное нечто тяжелой походкой приближалось ко мне, пересекая двор.
Я задергалась, спеша открыть код замка на входной двери, и на одном дыхании поднялась к себе на пятый этаж. Забежала в квартиру, закрылась на ключ и бросилась на кухню к окну. Каков же был мой ужас, когда я увидела, что непроницаемый черный щиток на шлеме таинственного посланца иных миров обращен в мою сторону, и космонавт стоит, запрокинув голову, и смотрит прямо на меня!
Я вздрогнула и раскрыла глаза. За окном уже стемнело, в комнату попадал свет из дома напротив, фильм как раз заканчивался, и я нервно сглотнула. Ужасно хотелось пить, и на неверных ногах, вялая после дневного сна, я поплелась на кухню.
Из головы не выходил этот сон. Вот же ж! Я пила и никак не могла напиться, и все думала о том, что притянула из космоса что-то странное и непонятное. То взорвавшийся самолет, то таинственных медуз, а то и инопланетное существо. Но если я спокойно и без особых усилий притягиваю все плохое и негативное в свою жизнь, разве это не может работать и по-другому?
Я отошла к окну и уперлась разгоряченным лбом в прохладное стекло. Может, я могу, если постараться, притянуть и что-то хорошее? А что, если что-то таинственное и прекрасное только и ждет, когда я подниму голову и посмотрю сквозь пространство и время именно на него?
Что, если просто надо начать думать о приятном и правильном, и не бояться неудач? Хотя, с Филом я вряд ли так вырасту. Обиды и страх будут только разрастаться, в этом я теперь уверена. Одно для меня совершенно очевидно: повернуться к нему спиной я теперь не рискну, а жить и постоянно оглядываться, задаваясь вопросом на каждом шагу, правильно ли я поступаю, в том ли тоне разговариваю, и не раздражу ли его случайно, я не согласна.
Ах, тренер по боксу, если ты меня помнишь: спасибо тебе большое. За что? Не знаю. Может, за то, что позволил мне поверить, что я имею природу притягивать хорошее, и должна жить в окружении этого хорошего. Среди хаоса и грубости, со всех сторон огребая психологические затрещины и душевные оплеухи, я получила от тебя нечто очень важное. Ты сделал мне комплимент и позволил насладиться коротким мигом отдохновения. И знаешь, мне это понравилось.
К хорошему привыкаешь очень быстро, мне хватило получаса, и теперь – держите меня семеро!
Что же, в ближайшие дни у меня как раз будет время, чтобы поупражняться в зазывании позитива в свою жизнь. И если страшное валится на мою бедную голову во сне, то, может быть, во имя справедливости, в реальности мне упадет в руки что-то очень приятное?
Надо попробовать. Со стаканом холодной воды я замерла у окна, созерцая прекрасные черты лица Фила. Почему-то в этот момент я поймала себя на мысли, что прекрасными их как раз называть неправильно. Прекрасное лицо должно быть одухотворенным, а не просто красивым. Да, Фил еще тот мачо, знойный и яркий, но глаза… у него злые глаза, и манеры оставляют желать лучшего. Так что он может быть каким угодно, и жеребцом, и бруталом, и черте знает кем, но я больше не стану называть его прекрасным.
Что мне с его красоты… Я вдруг задумалась о том, что не знаю, хочет ли Фил когда-нибудь иметь детей, станет ли он хорошим отцом и заботливым мужем. Эта мысль показалась вдруг абсурдной. Нет, Фил и семья – это скорее две параллельные прямые, нежели исполнение мечты. Подобную мечту этот мужчина никогда не воплотит в жизнь. Да я и не хочу, если честно.
Мне хватило одной затрещины, чтобы проснуться и освободиться от иллюзии, морока и самообмана: Фил не тот, кто принесет в мою жизнь счастье. Горячий секс? О, да! Сильные впечатления и яркие скандалы? Ну разумеется. Мучения и ревность? Дикую и не обузданную. Но этого ли я хочу, приближаясь к магическому Рубикону? Вот исполнится мне тридцать лет, и все! И я уже не буду никогда такой, как прежде. Я разменяю четвертый десяток, и что-то во мне, заложенное природой или богом, потребует исполнения своего предназначения – быть не только подстилкой, но матерью, женой, в чьей нежности нуждаются, кем хотят дорожить, кого хотят защищать.
А Фил… способен ли он на это? Вор, обманщик и нарушитель закона может только подвести меня под монастырь, подставить и бросить на обочине, если я стану ему мешать. Вот и все.
Да, еще не скоро я решусь покинуть этого человека, еще слишком сильно я привязана к нему на эмоциональном и физическом уровне, но у меня уже есть одна маленькая победа: я не доверяю ему, и не доверю ему свое будущее. С ним оно просто исчезнет, а я не хочу исчезать, я хочу жить. Мама дала мне жизнь не для того, чтобы об меня вытирали ноги.
И тут я замерла. А что, если тот тренер по боксу как раз таинственный посланник из космоса? Ну, или ангел, который как раз пришел открыть мне глаза и вывести на правильную тропу, показать путь к спасению. Я улыбнулась в темноте, разглядывая разноцветные окна в доме напротив. Ага, будет ангел щипать меня за мягкое место и заглядывать в глаза с таким намеком, как бы не так. Но кто бы он ни был, он здорово мне помог.
Кажется, я уже притянула к себе что-то хорошее, мудрое и важное. Я прямо чувствовала это, ведь не зря же на руках у меня выступили мурашки!
***
Робкие лучи утреннего осеннего солнца нашли лазейку в неплотно зашторенном окне и разбудили меня, принеся ощущение непередаваемой тяжести на душе. Оказалось, это мужская волосатая рука покоилась на моей груди и давила так, что было не вздохнуть. То ли это нежность соскучившегося по мне мужчины и его желание быть ко мне ближе, то ли контроль, говорящий, что отныне даже кислород для меня будет дозироваться и выдаваться по норме.
Видимо, вчера я так притомилась рассуждать о важном, что заснула без задних ног и даже не услышала, как появился Фил. А он или не смог меня добудиться, или не стал этого делать.
Словив еще вечером многозначительный сон, обремененный каким-то посланием в мою жизнь, ночью я наслаждалась стойким небытием, сквозь толщу которого до меня не добрались никакие действия Фила, если таковые он вообще пытался предпринять. Хоть выспалась в кои-то веки. Осторожно приподняв тяжелую руку за большой палец, я уложила ее поверх одеяла, а сама тихонько сползла на пол и убежала в ванную.
Да что ж такое-то! Это ж сколько времени я еще буду прятаться от Фила? Это что за отношения такие, когда хочется убежать от того, к кому еще недавно дышала так неровно, что боялась задохнуться от избытка чувств и страсти?
Я чистила зубы и рассуждала об этом. И когда делала глазунью, это не выходило у меня из головы. И когда пила сладкий чай с бутербродами, эти мысли буквально не давали покоя. Я понимала только одно: я хочу этого мужчину, и никакая сила не может заставить меня уйти от Фила, от яркой зелени его глаз, от хрипотцы в голосе и таких сильных рук. Но вот как раз сила этих самых рук может заставить меня задать такого стрекача…
Все же, если посмотреть правде в глаза, наши отношения уже не на равных, у меня появился страх перед ним. И стыд, что меня можно вот так просто и легко обвинить в чем угодно, а потом ударить, а после швырнуть побрякушку, чтобы закрыть рот, и все. И он после этого герой, а я - зараза, которой не понятно чего еще нужно, и вообще никак не угодить.
Я подвела глаза, сидя за кухонным столом, собрала волосы на затылке в узел, прокралась в спальню и долго открывала скрипучую дверцу шкафа, добиваясь от нее беззвучности, чтобы достать чулки, юбку и блузку. После успешно проведенной операции на носочках покинула комнату, в которой мерно посапывал самый красивый мужчина на свете, и, выбравшись в прихожую, вздохнула, наконец, свободней.
Быстренько одевшись, придвинула пуф к встроенному в стену одежному шкафу, потянулась к верхней полке и принялась шарить рукой под россыпью зимних шапок, варежек и шарфов. Там хранилась «моя прелесть» - вырванный практически в кровавой битве мой последний заработок, с любовью спрятанный в старом потрепанном кошельке. Полюбовавшись на военный трофей, я отделила от общей суммы две тысячи. Со вздохом вернула их обратно, спрятав кошелек под завал, а девять зелененьких бумажек сложила и сунула в карман пиджака. Все, можно двигать. Оглядев себя в зеркале, подушилась любимыми GUCCI и осторожно вышла из квартиры.
Сегодня особенный день: время отдавать долги, и уже близился час расплаты. Хозяйка квартиры жила неподалеку отсюда, в соседнем микрорайоне, и хоть я и была в туфлях на каблуке, но решилась прогуляться по притихшему с вечера городу, когда дневная суета еще не тронула его своим крылом и не завертела в круговерти проблем и забот. Уж очень мне нравится утренняя свежесть, и это прозрачное небо, и желтые листья.
Одета я была как обычно, когда по утрам спешила на работу, но мысль, что мне больше никуда не нужно бежать и нестись сломя голову, грела сердце. Головокружительное чувство свободы заставляло губы расплываться в довольной улыбке и чувствовала я себя просто замечательно. С деланым сочувствием, призванным скрыть легкое злорадство, я провожала автобусы, до упора забитые полусонными горожанами, спешащими в свои офисы или где там они работают, а сама неспешно и почти вальяжно вышагивала по тротуарам, выстукивая каблучками почти что барабанную дробь своего триумфа.
Упоение собственной свободой развеялось, как только вошла в нужный подъезд. Поднимаясь пешком на четвертый этаж, я все больше мрачнела. Искры недавней радости осыпались как блестки с бального платья, и гасли на грязном холодном полу. Сейчас отдам деньги за квартиру Тамаре Иосифовне, и останусь на бобах. Минуты душевного подъема и беспечности на глазах канули в лету. Без работы я долго не протяну, а к Филу за помощью обратиться не смогу. Это я понимала ясно.
Тамара Иосифовна встретила меня как всегда в своем неизменном длинном шелковом халате с китайскими драконами, словно примадонна на заслуженном отдыхе, не расставшаяся с богемными привычками. Высокая прическа, яркий лак на ногтях, модный лет двадцать назад макияж – все как она любит. Видимо, роль артистки театра на пенсии казалась ей привлекательной, и она не отступала от нее никогда.
При первой встрече я так и посчитала искренне, что в прошлом она была актрисой или какой-нибудь певицей, и, войдя впервые в ее квартиру, ожидала увидеть на стенах многочисленные афиши с ее выступлениями. Но на поверку это оказалось лишь игрой. Зато, можно было позавидовать женщине, которая позволила себе создать какой-то образ и придерживалась его, расцвечивая свою скудную на события жизнь яркими красками фантазии.
Она с радостной улыбкой поприветствовала меня, пропуская в прихожую, вобравшую в себя странную смесь разных запахов, от нафталина до аромата духов «Красная Москва». Меня препроводили в просторную гостиную с круглым столом в центре под плетеным абажуром и усадили на тяжелый стул с высокой спинкой.
В моем понимании уютного дома это была самая яркая картинка: обставленная комната с неизменным столом в самом ее центре, и чтобы обязательно под абажуром. Даже настенные часы с кукушкой имелись в наличии. Моя мама всегда мечтала о таких, но никогда их не покупала. Зато, когда мы с ней бывали в гостях у одной ее подруги, мама всегда с неизменной завистью смотрела на этот домик и рассуждала о том, что непременно должна приобрести такие же.
Близился особый момент – у Тамары Иосифовны все происходило по раз и навсегда заведенному порядку. Это был практически церемониал, и он мне нравился.
Пожилая женщина заговаривала о своем житье-бытье, делясь последними новостями, имеющими интерес для нее и совершенно не нужными мне, но рассказывала так увлекательно, с легкой долей самоиронии, что я всегда заслушивалась ее, невольно вклиниваясь в ее монолог с наводящими вопросами, к которым она сама же искусно меня и подводила: «Да вы что! А он? А она? И что вы на это ответили? Ну вы даете!» Женщина всегда удовлетворяла мое любопытство, и эти рассказы доставляли нам обеим истинное удовольствие.
В это время она неспешно доставала из старинного буфета две чайные пары, за которыми следовала вазочка с зефиром и мармеладом. Ее обращение: «Галочка, мой милый, нажми, пожалуйста, кнопочку» давало мне благословение на включение пузатого электрочайника, вальяжно расположившегося на журнальном столике между стопкой свежих журналов и геранью в глиняном горшке. Так начиналась чайная церемония, когда Тамара Иосифовна будет потчевать меня чаем с мятой и ромашкой из своего сада.
Я обожала это время. Вообще забывала обо всем, как только оказывалась в этой квартире, словно застывшей в конце семидесятых. Мне нравилось здесь все: и эти выгоревшие обои с корзиночками роз в золотой окантовке, и черно-белые фотографии серьезных мужчин и женщин в пожелтевших бумажных рамках на стенах, и множество различных керамических фигурок в серванте с хрусталем, и красный поблекший ковер над стареньким скрипучим диваном, и бордовые полинялые от многолетних стирок дорожки на дощатом полу, и множество зелени в разномастных горшках на широком подоконнике.
- Ну а как ты, Галочка, поживаешь? – обращалась ко мне с участливой улыбкой Тамара Иосифовна, когда я отказывалась от третьей чашки ароматнейшего чая.
Я никогда ничего о себе не рассказывала. Нет, хозяйка, разумеется, знала, что у меня есть «молодой человек», что я работаю, и что веду себя в ее квартире вполне «прилично», так как ни разу никто из дома, где я снимала угол, не позвонил ей с жалобой на мое поведение и не накляузничал на Фила.
Этот вопрос обычно служил сигналом для начала торжественного процесса передачи денег. Тамара Иосифовна богиней поднималась из-за стола, неспешно шествовала к комоду, чтобы взять свои старые очки в оправе, вынужденной держаться благодаря намотанной изоленте, и большой талмуд – тетрадь учета расходов и доходов.
Она возвращалась за стол, раскрывала свои записи и детским каллиграфическим почерком выводила сегодняшнюю дату, мои ФИО и сумму, которую я вносила, и которая благодаря ее милости на протяжении вот уже долгого времени оставалась неизменной и практически символической.
После этого мне предлагалось проверить точность и верность занесенной ею информации и поставить свою подпись в случае полного согласия, что я незамедлительно и делала.
Так было всегда, но вот сегодня… Что-то произошло сейчас, или чуть раньше, и я еще не знала, что именно, но уже чувствовала, что это случилось. Такое бывает. Это как предощущение чего-то грядущего, о чем ты догадываешься по необъяснимому волнению и мурашкам, бегающим по коже.
Любые перемены в своей жизни я всегда воспринимала довольно болезненно. Страх перед неизвестностью сопровождал меня буквально с младенчества, а вернее, с пяти лет, когда моя жизнь изменилась кардинальным образом и все перемены, входящие в мою жизнь, не зависели от меня и были мне не подвластны. И вот в последнее время они сыпались на мою бедную голову в изобилии, а привычка принимать это философски еще не выработалась.
Поэтому, когда я, как всегда, чуть смущенно пожала плечами на вопрос доброй женщины и промямлила, что у меня все хорошо, Тамара Иосифовна поднялась, чтобы совершить свое ритуальное шествие к комоду, а я застыла на месте, и у меня отчего-то пересохло в горле.
Она уже возвращалась со своей потрепанной тетрадкой, а я даже еще не достала деньги, и, заметив это, пенсионерка вопросительно и с полуулыбкой уставилась на меня, как бы ободряя быть смелее.
- Тамара Иосифовна, - проговорила я, в пух и прах разбивая устоявшийся за долгие месяцы порядок и протокол. – Я пришла сказать вам… - самое смешное, что я не знала, что сейчас скажу.
Мысли крутились в голове, как перемешиваются ингредиенты в миксере, и было невозможно рассмотреть, а тем более понять хоть одну из них, но я чувствовала, что готовится что-то грандиозное, причем, по незнакомому мне рецепту.
- Тамара Иосифовна… - проговорила я и снова замолчала.
Женщина улыбнулась, и это придало мне уверенности. Нет, я не стеснялась эту старушку, не робела при ней, и мне нечего было стыдиться. Но вопрос, который зрел в моей голове несколько дней и не был мне ясен, вдруг нашел свой ответ, и вот это-то меня и смущало. Как будто я ломала голову над чем-то важным, а все разрешилось само собой, без моего участия и мучительной мозговой атаки.
- Милочка, с тобой все в порядке? – решила подтолкнуть меня к какому-то действию женщина. – Может, еще чайку?
- Нет, спасибо. Очень вкусно, правда, но мне достаточно, - я вдруг поднялась. Деньги я так и не достала из кармана, и Тамара Иосифовна отметила это с какой-то грустью во взгляде.
- Может быть, у тебя сложности, Галочка, и тебе пока нечем заплатить? – предположила чуткая женщина. – Так я подожду. Честное слово, я не пропаду. У меня черед два дня пенсия, Наташенька, такой добрый человек, приносит мне ее на дом, так что ничего страшного нет. Ты не стесняйся, если надо подождать, ты скажи. Ну, смелее.
- Спасибо вам большое. У вас очень хорошая квартира, и мне было приятно в ней жить, зная, что вы не выбросите меня на улицу просто так, без предупреждения. В вашем лице я нашла добрую мать, или скорее заботливую тетушку, готовую понять и прийти на помощь. Но я должна сказать вам, что больше не могу снимать у вас квартиру. У меня произошли некоторые изменения в личной жизни, и поэтому я больше не нуждаюсь… понимаете… Простите, что я не предупредила об этом заранее, - «сама не знала», проговорила я мысленно, и вдруг испугалась, что подвела ее, огорчила таким скоропалительным решением, и оставила старушку без ощутимой финансовой поддержки. – Если хотите, я найду вам жильца, - тут же добавила я.
Женщина снова улыбнулась. Она, конечно, удивилась, но ничего не стала мне говорить.
- Спасибо, Галочка, найти нового жильца не составит проблем. А что же у тебя произошло, если не секрет? Уж не замуж ли ты собралась, а? Говори, признавайся, это так?
Я заставила себя улыбнуться и пожала плечами как-то так неопределенно, мол, понимайте, как знаете.
И женщина оставила меня в покое. Она любезно проводила меня до двери, душевно попрощалась, и в порыве какой-то нежности я вдруг обняла ее, что вызвало у нее вздох, и она похлопала меня по плечу.
- Всего тебе хорошего, Галочка. Будь счастлива в своей новой жизни, и, если тебе нужна будет помощь, обращайся. Дорогу ты знаешь, дверь тебе всегда будет открыта. Здесь тебе рады, - напутствовала меня Тамара Иосифовна, и у меня аж глаза защипало от близких слез.
Я шла по улицам, сунув руку в карман и зажав в потной ладошке свои жалкие купюры, и рассуждала о том, что же сейчас произошло.
Эта женщина благословила меня на новую жизнь, а жизнь эта не связана с Филом. Это что-то новое, о чем даже я еще не знаю. И все пока складывается так, что и сны подталкивают меня к какому-то решению, и одобрение доброй женщины уже дано, и урок таинственным «ангелом-боксером» преподан, и планка поднята, а направление нового пути не указано.
И ведь если подумать, даже затрещина Фила может служить, если правильно на это посмотреть, без лишних эмоций, стартовым выстрелом.
Что ж, определенно, я на пороге чего-то грандиозного в своей жизни. Только… только вот придется на какое-то время вернуться к матери, а там Валька. И это уж никак не назовешь чем-то приятным в моей жизни. Это скорее шаг назад, чем к чему-то новому.
***
Я часто думаю, что проживи мой дядя дольше на этой земле, все в моей жизни сложилось бы по-другому. Но в том-то и дело, что я не могу сказать, что жила плохо в доме маминых родственников. Дядина жена не обижала меня, не обзывала и ни разу за всю жизнь не подняла на меня руку. А то, что была ко мне равнодушна, так ведь насильно мил не будешь, и невозможно заставить кого-то любить, когда тебе навязали маленькое болезненное существо практически насильно.
Я, как и другие дети, читала сказки про бедных разнесчастных падчериц, но моя мать никогда не ассоциировалась у меня со злобными мачехами из тех историй. Нет, она была не такая. Эта женщина не жаждала завладеть моим наследством, и не мечтала извести меня, и не обременяла домашними делами больше, чем было положено. Мы даже в своей комнате, когда жили с Валькой вместе, убирались по очереди.
Просто в один момент у меня не стало любви, меня перестали баловать, качать на руках и нажимать на кнопочку-носик. Меня больше не кружили по комнатам, не включали музыку, чтобы потанцевать вместе со мной, и не читали книжки, изменяя голоса, чтобы волк отличался от собачки, а лисичка от зайчика.
Со смертью мамы я просто попала в обычную жизнь, где не было места для чуда и праздника.
Валька злился до позеленения, что я нарушила его покой, когда в его комнате поставили еще одну кровать – для меня. Его целью стало каждый день изводить меня, чтобы донести до меня мысль, как нагло я поступила, ворвавшись в его размеренную спокойную жизнь.
Самым большим кошмаром для меня вначале нашего с ним навязанного взрослыми общежития была одна фотография, которую Валька демонстративно повесил на свой ковер над кроватью. Не знаю, чего уж такого страшного в ней было, но в пять лет снимок японского борца сумо вызывал у меня крик ужаса всякий раз, когда Валька со смехом подносил его к моему лицу. Других бедняжек пугали пауками или грязными носками - и такое бывало в жизни моих одноклассниц - а меня лишал воли к жизни и сопротивлению вид жировых складок японского спортсмена.
Щипки, затрещины и подзатыльники я получала каждый день, потому что, по мнению Вальки, вела себя не так, как должна была. Я вообще заслуживала хорошей порки, но он ограничивался лишь поверхностным наказанием, как сам и пояснял мне в пылу откровения.
Валька не мучил животных, не обижал никого во дворе, ему хватало меня, а перед своими родителями он вел себя как примерный сын, и его ни разу за всю нашу совместную жизнь даже не наказали!
Я никогда не жаловалась на него, потому что лишний раз увидеть равнодушные глаза матери было, наверное, еще хуже. А дядю просто боялась опечалить. Этот добрый человек непонятно как затесался в семью, где царили холод и равнодушие. Он был единственным радужным пятном в беспросветной серой мути моей жизни, но длилось это недолго.
Когда мне было восемь, дядя погиб. Сбила машина, когда он переходил дорогу на зеленый свет. Вторая смерть за мою короткую жизнь потрясла меня. Я несколько недель не могла ни говорить, ни есть, и для Вальки стало идеей фикс накормить меня и вызвать на разговор. Он тыкал мне в лицо ложкой с едой, размазывая еду по заплаканным щекам, или обливал компотом, постоянно обзывая и таким образом провоцируя на разговор.
Мать не видела, что происходит в жизни ее детей, или закрывала на это глаза, я до сих пор не знаю, и привыкла к мысли, что должна защищаться сама. Но силы были не равны, и каждую ночь я плакала, накрывшись одеялом.
В четырнадцать лет все прекратилось как по волшебству. Прямо в мой день рождения произошло два чуда, которые потрясли меня до глубины души. Во-первых, мать преподнесла мне самый ценный подарок: шкатулку, знакомую по моему счастливому детству. Дешевая коробка, обтянутая черным бархатом, служила моей родной маме местом хранения для драгоценностей. Да какие уж там драгоценности, так, ерунда: пара серебряных и золотых сережек, два золотых перстня, обручальное кольцо и цепочка с крестиком. Вот и все богатство.
Я думала, это все пропало, или досталась кому-нибудь из дальних родственников, и никак не ожидала, что жена дяди сбережет эти вещи для меня, чтобы вручить в день рождения. Она вошла в комнату, где я сидела с одноклассницами, и с равнодушным лицом отдала шкатулку.
- Теперь это твое, и ты можешь распоряжаться этим по своему усмотрению, - сказала она и тут же вышла.
Моему счастью не было конца. Девчонки по очереди заглянули в шкатулку и даже немного разочаровались – по их мнению, золота было слишком мало, а я сияла так, будто выиграла миллион.
Вечером, проводив гостей, я убежала к себе в комнату и перебирала дорогие сердцу украшения как что-то необыкновенное, ведь это напомнило мне о счастливом времени. Я словно видела мою маму, устало сидящую перед трюмо. Она что-то рассказывала мне, пока неспешно снимала серьги, кольца и цепочку и аккуратно убирала это в свою шкатулку. Иногда она разрешала мне взять ее поиграть, и я благоговела перед этой красотой.
И вот я обливалась слезами, целуя каждое колечко, которое для меня было дороже любого бриллианта, потому что хранило тепло маминых рук, напоминало о ней, и эти дорогие воспоминания, пусть ненадолго, возвращали меня в мое счастливое детство.
Второе чудо было даже посильнее первого: с утра Валька меня ни разу не ударил. Вот просто как отрезало. Напрочь. Ну просто потрясающий подарок на мой день рождения!
С того памятного дня моего четырнадцатилетия Валька так больше ни разу ко мне и не прикоснулся. Только ненавидеть, кажется, стал еще больше. Прямо глаза горели в попытке испепелить, как только меня видел. Будто от того, что по неизвестной мне причине он не может ко мне прикоснуться, его неприязнь ко мне чудовищно возросла. А мне что – мне бы только побыстрей прошмыгнуть в свою комнату и закрыться от его до невозможности страшного взгляда.
После того, как нашу с мамой квартиру дядя удачно продал, как и свою собственную двушку, в которой мы ютились с Валькой в одной небольшой комнате, мы переехали в новую четырехкомнатную квартиру, и к семи годам у меня была своя собственная отдельная вселенная. В ней я укрывалась от Вальки, отсиживалась на протяжении всей моей жизни в этом доме, когда к нему приходили его друзья-одноклассники, или позже, когда у его великовозрастных дружков пробились усы и ломкий голос сменился на бас.
Мой неугомонный братец упорно и неизменно давал им всем одну установку: я самое мерзкое существо на свете, достойное презрения и насмешек. В основном, большинству было все равно, они посмеивались надо мной, так как хозяин квартиры им это разрешал и даже всячески поощрял, но некоторые ребята недоумевали, почему это так, ведь сами они находили меня вполне симпатичной девчонкой.
- Симпатичной?! – взревел однажды Валька, когда со своими дружками решил загнуть пары в универе и отсидеться у нас, закупив несколько упаковок пива, благо мать проторчит на работе до позднего вечера. Мне же не повезло: я сидела на больничном. – Да она уродка! Ты что, дебил, не видишь, что ли? У нее нос как шнобель, и глаза, как будто ей ноги отдавили. А размер ноги! Ты видел, какие у нее ласты? Да на нее без водки и не взглянешь! Я спать боюсь, чтобы она мне не приснилась. Так она еще вдобавок и тупая как пробка!
Парни смеялись, пытались что-то возражать, но убеждались всякий раз, что Валька от этого только зверел.
- Да ну тебя, псих, - буркнул однажды его приятель, высокий кудрявый брюнет, который один из его компании всегда здоровался со мной, если я имела несчастье оказаться у них на пути.
Как-то раз этот юноша встретил меня на улице, когда я возвращалась с базара домой с покупками на всю семью, и решил проводить до дома, донести тяжелые сумки.
- Как это Валька разрешает тебе носить такие тяжести, - проговорил он, удивившись весу, который я привычно тащила на себе. – Ты же девушка, тебе такое поднимать нельзя.
Я насмешливо хмыкнула.
- Валька мне это и поручил, - сообщила я ему.
За много лет неприязни у меня выработался иммунитет, и оскорбления брата уже не доставляли столько страданий, как в первые годы жизни с ним под одной крышей. К пятнадцати годам я могла уже разговаривать о нем без слез и страданий.
- Он что, совсем того! – возмутился мой спутник. Я лишь равнодушно пожала плечами, не было смысла подтверждать очевидные вещи. – В следующий раз, как соберешься на базар, сообщи мне, лады? Я буду твоим носильщиком, - брюнет улыбнулся.
Я до сих пор помню ту милую улыбку, и ямочки на щеках, и пушистые ресницы, и веселые кудряшки, лезущие в глаза. Красивый парень.
Когда Валька увидел нас вместе, он чуть с балкона не выпрыгнул к нам навстречу, и почти в одних трусах выскочил на улицу, чтобы разобраться с этим делом.
Он орал на друга, чтобы тот оставил меня в покое и не смел позориться. Разгневанный узурпатор проигнорировал тяжелые сумки, зато чуть ли не плевал мне в лицо, и клялся, что если я еще раз попытаюсь соблазнить кого-нибудь из его друзей, то он мне выдаст, и мало мне не покажется. И вообще он мне шею свернет мою куриную. И все в таком ключе. А когда кудрявый интеллигент попытался его образумить, Валька набросился на него с кулаками, и они серьезно подрались.
Расстроенный друг наскоро попрощался со мной и ошарашенный ретировался, ничего не понимая в наших сложных родственных взаимоотношениях. Да я и сама не понимала, чем же так сильно раздражала своего братца на протяжении долгих лет.
С тех пор я уже сама обходила за километр всех, кто мог хоть каким-то боком быть знаком с моим братцем.
Валька ненавидел меня лютой ненавистью и считал самой гадской уродиной, постоянно твердил, что мне лучше повеситься, чем всю жизнь прожить с такой внешностью, как у меня. Но однажды, когда заявился домой сильно-сильно подшофе, я думала, что сама его убью. Если выживу.
Я знала, что он ушел на день рождения к другу, и ждала его за полночь, как бывало обычно в таких случаях. О масштабе предполагаемого торжества я услышала накануне от матери: отец лучшего Валечкиного друга снял ресторан, чтобы с размахом отметить двадцатилетие любимого сына.
Валька же появился часов в шесть вечера. Я услышала его шаги в прихожей и сильно удивилась, но даже не выглянула – мне что, больше всех надо? Валька долго топтался в прихожей, несколько раз прошелся мимо моей комнаты, и всякий раз у меня замирало сердце, когда казалось, что его шаги замедлялись рядом с моей дверью.
Я затаилась и даже светильник над диваном выключила, чтобы он подумал, что я сплю, или меня вообще нет дома.
Чего он так рано приперся? Поругался что ли с кем? Зная его взрывной характер, я особо не удивлялась, хотя это со мной он такой несдержанный и не следит за словами, а с другими он знал, как себя вести, и на всех производил впечатление «хорошего мальчика». Соседские бабушки, например, его просто обожали и души в нем не чаяли, а среди своих друзей он слыл весельчаком-красавчиком и пользовался бешеной популярностью у девушек.
На какое-то время шаги в коридоре стихли, и я уже спокойно перевела дух, собираясь вернуться к чтению увлекательного любовного романа, когда дверь в мою комнату неожиданно распахнулась от громкого и внушительного пинка. Валька застыл на пороге темной глыбой, и только глаза его блестели подозрительно ярко. Они постоянно вращались, будто он был не в силах заставить себя сфокусировать взгляд на чем-то, и я решила, что он пьян настолько, что просто перепутал комнаты.
- Валь, ты чего? – я поднялась с дивана, на котором лежала - Хочешь, я провожу тебя в твою комнату? - я осторожно приблизилась к нему и хотела взять его за руку, так как его пошатывание наводило на мысль, что в самый ближайший момент он может потерять равновесие, но как только я прикоснулась к его локтю, он будто взорвался.
Отпрянув, Валька стал поносить меня самыми грязными ругательствами, называя шлюхой и чем похлеще. И это в то время, когда я была девственницей чистейшей воды, и даже ни разу не целовалась ни с одним парнем в свои шестнадцать лет!
Он что-то кричал, сыпля проклятья и унижая, пытаясь втолковать мне, какой же я урод, потрясал своими внушительными кулаками перед моим лицом, и вдруг прыгнул на меня и повалил на пол. Это было так неожиданно, что я даже испугаться не успела. И это после нескольких лет холодной войны без единого прикосновения! Я подумала, что он просто не удержался на ногах, настолько был пьян.
От него, действительно, так разило спиртным, что я подумала, что он накачан по самое не хочу и сейчас просто заснет прямо на мне, как на диване, но не тут-то было.
Он вдруг принялся расстегивать мою кофточку, вернее, попытался, а когда понял, что ему не справиться с этим непростым делом, стал ее рвать.
Я замерла, не в силах пошевелиться. Сказать, что я была ошеломлена и обескуражена – это сильно обесценить те эмоции, которые обрушились на меня в тот момент.
- Что, думаешь, можешь просто так издеваться надо мной, да? – бормотал он, разрывая тонкую ткань домашней блузы на моей груди. – Думаешь, тебе ничего за это не будет, да? Все! – он еле ворочал языком, но опьянение не смягчило черты его лица. Мне казалось, что таким злым я его еще никогда не видела. - Мне надоело тебя терпеть, мелкая шлюшка! Какая же ты тварь! Как же я тебя ненавижу!
Я так перепугалась, что не могла даже крикнуть. Матери не было дома, и я вдруг подумала, что он не просто надо мной надругается, а может, даже убьет.
Его брезгливость не должна была ему позволить ко мне прикоснуться, ведь он все время твердил мне, как я ему противна, а тут такое дело. Значит, его ненависть дошла до края, и теперь только моя смерть успокоит его.
Он был таким тяжелым, что я стала задыхаться под грузом его тела, а лицо перекосило от злобы вперемешку с еще какими-то чувствами, и, глядя на него, я заплакала от страха.
Я принялась бороться с ним, но, несмотря на свое состояние, он по-прежнему оставался сильнее. Он словно только и ждал, когда же я начну сопротивляться, и с наслаждением ударил меня по лицу. Кровь хлынула из носа, и с ядовитой усмешкой он принялся размазывать ее по моим щекам. Все же я кое-как столкнула его с себя, после чего отползла к стене и забилась в угол. Он пытался еще раз наброситься на меня, но я подтащила к себе стул и подняла его дрожащими руками над головой.
Его злобная усмешка не могла больше подавлять меня. Напротив, она словно придала мне сил, и, подскочив к нему, я обрушила на его голову удар, в который, как мне казалось, вложила все силы. Он отбил его рукой, но при этом ему досталось не по-детски, и он отскочил к двери.
Воодушевленная первым успехом, я двинулась на него, и он решил, что лучше всего оставить меня сейчас в покое. Громко матерясь Валька ретировался в свою комнату.
Я захлопнула дверь и подперла ее тем самым стулом, который спас меня от позора и унижения. Я проревела весь вечер, думая о том, что больше не смогу жить в этом доме.
Утром я вышла на кухню, только потому, что там была мать. Мне вдруг подумалось, что расскажи я ей о вчерашнем, она просто не поверит мне, и даже обвинит в коварстве и попытке опорочить ее сына, а Валька подыграет ей, и я стану еще большей таврю, неблагодарной и подлой.
Валька посмотрел на меня, как ни в чем не бывало, то есть с обычной и ставшей привычной для меня ненавистью. Но в это утро он и с матерью был хмурым и неприветливым. У бедняги раскалывалась голова, и мать заботливо готовила ему какое-то «народное лекарство», чтобы у мальчика были силы пойти на учебу.
Только в коридоре, когда я собиралась одеваться, чтобы идти в школу, процедил сквозь зубы:
- Расскажешь матери – убью, и всем сообщу, что ты шлюха.
Школу в тот день я прогуляла. Ушла в парк, забрела на дальнюю дорожку, уселась на старую поломанную скамью, и дала волю слезам.
После этого уже ни разу он не прикоснулся ко мне. И даже старался не смотреть в мою сторону, будто меня и не было вовсе.
Через пару месяцев произошло одно событие, которое сделало меня счастливой: Валька привел в дом девушку. Милую такую, скромную и симпатичную. Он объявил матери, что у них с Няшей любовь, и он уходит жить к ней.
Счастье мое, однако, продлилось недолго. Через пять месяцев Няша наскучила моему братцу, и он вернулся в отчий дом.
Радости матери не было предела, но уже через пару недель Валька нашел новую «няшу», и снова покинул гнездо.
Так продолжалось довольно долго. Менялись девушки, и срок отсутствия был разным, но в итоге Валька всегда возвращался домой. И такой же неизменной оставалась его неприязнь ко мне. С годами она не ослабевала, на что я в душе надеялась. Он только стал выражать ее иначе, просто смотрел сквозь меня, словно давно вычеркнул из списка живых. Когда мы собирались все втроем на кухне, он вел себя так, будто их с матерью только двое, и меня это устраивало.
Последние полтора года я сама скиталась по разным углам, пока Тамара Иосифовна не предоставила мне свою квартиру, и вот через несколько дней мне предстояло вернуться домой, где Валька прожил эти полтора года безвылазно.
***
До утра я не сомкнула глаз. Сидела, поджав ноги, на своем стареньком диване и пялилась в окно, на ночные огни. Вот люди в домах напротив, как они живут? Тоже плачут и страдают? Их тоже предают и обижают? Им также не хватает нежности, и они ощущают свое одиночество, или это только у меня так?
Да нет, конечно, я все понимаю. И фильмы, и книги, и песни, и сплетни в транспорте и на работе, все только об одном - о страданиях. Мы специально приходим в этот мир, чтобы мучиться. И нафига это надо? А вот в нормальном состоянии ни в жизнь не согласишься покончить с этим одним махом. Нет, будешь цепляться за любую возможность задержаться здесь подольше. Как только где-то что-то кольнет, тут же побежишь к врачу, и будешь заботиться о своем тщедушном ну или тучном тельце изо всех сил, только чтобы продлить свое пребывание в этом диком мире страданий и мук. И почему так?
Но ведь ездят же по городу красивые девушки на дорогих тачках, и не всем им на голову выливают пересоленый борщ, и не всех таскают за волосы или принуждают к сексу со старыми уродами за хорошие деньги. Ведь есть же и счастливые! Есть те, кого любят. Кому дарят цветы без повода, и нежно гладят, когда ты заснула, и что-то шепчут на ушко, потому что не хотят с тобой расставаться даже ночью.
Есть ли на этой земле человек, которому я буду нужна? Не так, как Пчелке или Шашке, а только я и только ему. Причем, просто так, безусловно, вот просто потому что я такая, какая есть. И чтобы сердился, как только я заикнусь, что во мне надо что-то поменять, хоть внешнее, хоть сокровенное внутреннее...
Дурочка, какая же я дурочка.
И я то плакала, то улыбалась, стыдливо пряча лицо и утыкаясь в согнутые колени. И так всю ночь.
Но какая-то мечта уже зарождалась в моем сердце, едва уловимо проявлялась внутри меня в виде непонятной и еле угадываемой субстанции. Я прямо ощущала это жжение. Ветер перемен, еще не ветер даже, а так, сквознячок, уже бегал по позвоночнику и холодил предощущением судьбоносных изменений.
По сути, итог моей жизни к двадцати девяти годам весьма плачевен. Нет работы, нет любви, мои дорогие друзья не могут уделять мне больше времени, потому что счастливы в своей личной жизни, а я – одна. Я просто одна. На земле, в этом городе, в моей никому не нужной жизни.
Нет, я не жалела себя этой ночью, не сетовала на судьбу и не причитала. Я просто наводила порядок в мыслях, производила инвентаризацию в душе, и это привело к неутешительным выводам: я никому здесь не нужна.
Но главное, что я для себя поняла – это волшебное слово «здесь». Прежде чем впасть в депрессию от таких выводов, я успела уцепиться за это слово. Если я не нужна здесь, возможно, есть такое место, где я могу оказаться очень даже востребованной!
Я почему-то сразу в это поверила, надо только найти такое место. И это не другая работа, не другая квартира и не другая семья. Это даже не другой возлюбленный.
Вскочив с неразобранного дивана, я принялась ходить по комнате, испытывая сильное волнение. Будто кто-то подталкивал меня в спину и постоянно подначивал: «Ну!? Ну?! Ну давай уже, скажи это!»
И я сказала. Сказала самой себе. Вот остановилась перед окном, глядя на дом напротив, и сказала. В некоторых окнах свет так и горел всю ночь, в других давно погас и включился снова только сейчас, в шесть утра. Люди собирались на работу. Счастливые ли, убитые ли горем, одинокие или всем довольные, им надо спешить по делам, зарабатывать деньги, чтобы продолжать свою жизнь на земле мучений. Это я уже выяснила, что дальше?
А дальше сквозняк усилился, он уже не просто холодил мою спину, он буквально сбивал с ног, подталкивая к единственно верному решению. Мне оставалось только окончательно его принять без единого сомнения.
И постояв минут десять в эпицентре ураганного ветра, я его приняла!
Если есть на свете такая любовь, которая мучает и того, кто ее испытывает, и объект его воздыханий, то пошла она к черту! Моя мама, фактически, умерла от любви, которая не несла в себе светлого начала, и я не собираюсь идти той же дорогой.
Направление моего пути иное. Я понимала сейчас, что все, что когда-то связывало меня с жизнью в этих декорациях, в один миг, а вернее за одну эту ночь, превратилось в пыль. И поэтому сейчас мне казалось, что оставить все это позади не составит труда.
Единственное, что представляет для меня ценность здесь, помимо моих друзей, это могила мамы. И все. Больше ничего.
Разгоряченным лбом я плавила холодное оконное стекло, рассеянно наблюдая за работой дворника. Упирающихся малышей тащили в садик, понурые школьники брели сами. Вскоре я узнала походку Вальки. Быстро он собрался, а я так задумалась, что не слышала, как он хлопнул дверью и вышел.
Что ж, братец, прощай. Пожелаю тебе в спину удачи и покоя в сердце, с ним явно что-то не в порядке. Пусть же побыстрее найдется та, кто поймет, как с ним обращаться, чтобы не причинять ему боль. А твоя косточка в горле, то есть я, больше не будет мешать тебе.
Вот не зря все-таки я смотрела в небо и ждала оттуда чего-то. Сны-то оказались вещими, сейчас я понимала это четко и ясно. Я-таки притянула одно мудрое решение.
Прыгнув к старому письменному столу, принялась строчить прощальное письмо для матери.
Через час с неразобранными сумками, которые вместе с ногами день назад я унесла из квартиры Тамары Иосифовны и из жизни Фила, я ехала в автобусе в сторону вокзала. Да, да, да! Я решила покинуть этот город, где появилась на свет двадцать девять лет назад. Впереди у меня было, как минимум, примерно столько же, и провести их я захотела в лучших условиях. У меня был план, он родился этой ночью.
Самое смешное в этом плане было то, что я понятия не имела, что мне с ним делать. В нем значился только один пункт: «уехать!». А куда, зачем и к кому – сплошные пробелы и многоточия.
Маршрут был мне знаком, и электротранспорт быстро довез до речного порта. Я резво слетела со ступенек, чтобы стремительно закрывающиеся двери не прищемили мне хвостик, и потопала на речной вокзал. А почему бы и нет?
Что ж, посмотрим, что нас тут ждет. И я отважно направилась к зданию билетных касс. На мое счастье навигация еще не закрылась, было самое начало сентября, и «Ракеты», «Зори» и «Метеоры» еще ходили вверх и вниз по Волге-матушке. С воодушевлением я подошла к свободной кассе.
- Здравствуйте, - бодро улыбнулась я женщине в окошке.
- Доброе утро, - вежливо ответила она мне, как того требовал этикет. – Куда желаете?
- Желаю, а вот куда – не знаю, - сообщила я ей доверительно, смело выдержав взгляд, полный подозрения. Женщина должна увидеть, что я не шучу и не собираюсь над ней поиздеваться.
Дама, окинув меня внимательным взглядом, заметила мои собранные сумки и серьезный настрой на поездку.
- Девушка, я не могу вам ничем помочь, - пожала она плечами. – Если вы не знаете, куда вам нужно, я тем более этого не могу знать. Так куда вам надо? До какого города билет?
- А до каких есть?
- Девушка, вы шутница, конечно, как я погляжу, но у меня работа, и я не могу тут с вами развлекаться. Говорите, до какого города билет и отходите, или пропустите других.
Я оглянулась и тут же успокоилась: за мной никто не стоял, а значит, время на определение моей дальнейшей судьбы еще есть.
Я снова наклонилась к окошку кассы.
- Понимаете, мне надо уехать из этого города, срочно, чтобы меня не догнали. Понимаете? – на ходу начала сочинять я, при этом говоря чистейшую правду. А уж где она чистая, а где взвесь фантазии, не суть важно. – Мне надо уехать, чтобы успокоиться и определиться с дальнейшей жизнью. В какой-нибудь миленький городок. Пусть он будет небольшим, но обязательно тихим и мирным, понимаете?
Я заметила, что говорю слова, определяющие мой план, мое видение и мои желания. Их контуры, до этого едва угадывающиеся, становились четкими прямо у меня на глазах.
- Девушка… - неуверенно протянула кассир.
- Просто хороший городок, где можно пожить и привести в порядок свои мысли, чтобы понять, как жить дальше, - я честно смотрела ей в глаза. Мне нечего было скрывать, я была искренна, как никогда и ни с кем.
Женщина долго молчала, барабаня пальцами по столу, затем уткнулась в свои талмуды с расписанием. Я ждала, затаив дыхание. Сейчас решится моя судьба, и решит ее эта добрая фея, на полставки работающая кассиром билетных касс. Она буквально продает билеты в счастье.
- Ну вот до Плишмы рейс есть... – неуверенно проговорила фея. – Красивый, зеленый городок на берегу Волги, - да ей туроператором работать надо, а не скучать тут за стеклом. - Какое население там сказать не могу, какая инфраструктура – тоже, - она усмехнулась. - Сами могли накануне изучить подробнее, раз решились уехать, но…
- Давайте, мне нравится, Плишма, звучит отлично, - выдохнула я, обрадовавшись, что наконец-то что-то определилось в моей судьбе и получило свое название.
Через минуту я держала в руках розовый листок - пропуск в свою новую жизнь - и совершенно ошеломленная, с каким-то звоном в пустой голове, шагала на восьмой причал, чтобы отправиться туда, куда толкала меня неведомая космическая сила.
До отправления оставалось полчаса, и я позволила себе сладкий пирожок, чтобы, держа его в зубах и постоянно облизывая сладкие пальцы, настрочить Шашке смс и сообщить, что я больше не живу в этом городе.
2594 просмотров
Категории: Современный любовный роман, Роман, Драма, Современный любовный роман, Черемухина Светлана
Доступный формат книг | FB2, ePub, PDF, MOBI, AZW3 |
Размер книги | Роман. 27,11 алк |
Эксклюзивные авторы (159)
- появились новые книги
Авторы (1057)
Подборки
Комментарии
Свои отзывы и комментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи, купившие данную книгу!
Войти на сайт или зарегистрироваться, если Вы впервые на сайте.
Подборки книг
#ДворцовыеТайны #ДраконВедьма #КосмическаяСтрасть #КурортныйРоман #ЛитСериал #ЛюбовьОборотня #ЛюбовьПроклятия #МойПарень #Наследница #Некроманты #Отбор #Попаданка #ПродаМастер #СлужебныйРоман #СнежнаяСказка #Студенты #ШармПервойЛюбви #ЭроЛитМоб Hurt/comfort POV Young adult Авторские расы Азиатская мифология Академия, школа, институт и т.д. Альтернативная история Ангелы Ассасины Асуры Боги и демиурги Бытовое фэнтези Вампиры Ведьмы, ведуньи, травницы, знахарки и т.д. Воры и воровки всказке Герой – ребенок Герой-телохранитель Гномы и дварфы Городское фэнтези Дарк фэнтези Демоны Детектив Джен Домашние животные Драконы Драма Жестокие герои Истории про невест Квест Киберфантастика Кинк Космическая фантастика Космические войны Литдорама Любовная космическая фантастика Любовная фантастика Любовное фэнтези Любовный гарем Любовный треугольник Любовь по принуждению Маги и волшебники Мелодрама Метаморфы Мистика и ужасы Молодежка Морские приключения Морское фэнтези Некроманты и некромантия Неравные отношения и неравный брак Оборотни Омегаверс Орки Остросюжетный роман Отношения при разнице в возрасте Пародия Пирамида любви Повседневность Попаданки и попаданцы Преподаватель и ученица Призраки и духи Приключенческое фэнтези Прыжки во времени Путешествия во сне Рабство Редкие расы Свадьбы и браки Светлые эльфы Скандинавский фольклор Славянский фольклор СЛЕШ Смена пола Современный любовный роман Социально-психологическая драма Стёб Стимпанк Темные эльфы, дроу Фамильяры Феи и дриады Фейри Феникс Флафф Фэмслеш Фэнтези Европы Чужое тело Эротическая космическая фантастика Эротическая фантастика Эротическое фэнтези