Глава 1
Чахлое деревцо в деревянной кадке то и дело пыталось ухватиться за темный бархат платья шляхетной панночки Эржбет Збаражской, пока та ждала свой поезд на станции Сосновца*. Силезское воеводство славилось густыми лесами и минеральными источниками, богатейшими шахтами и рудниками, границы его хорошо охранялись, нечисти в городке не было, как и разного разбойного люда, и благородной панночке хорошо жилось в старом отцовском особняке, что располагался на узкой улочке под романтичным названием Персиковая.
Панночка танцевала на балах в Селецком замке, принимала ухаживания наследного князя Станислава Войцеховского, и готовилась уже было примерить свадебный венец, как папенька, в последние годы живший в соседнем воеводстве – служба у него нелегкая при государе, куда пошлют, туда и идти – попросил ее приехать к нему погостить.
Да в срочном порядке и ближайшим паровозом.
Даже билеты купил.
Панночка Эржбет вздыхала печально, поглядывая на толпящихся на перроне людей – большинство одеты были весьма непрезентабельно, в шалях крестьянских, рубахах простых да плащиках потрепанных без мехов али атласного подбоя.
Не место такой даме элегантной, как она, в толпе этой… Но папенька – вот странность! – билет отчего-то прислал не на первый класс, как положено, а в вагон весьма низкого уровня. Придется ехать с темными и грязными личностями.
И панночка скривилась, будто лимон откусила или клюквы объелась, лицо ее при этом стало вовсе некрасивым – подбородок и так тяжеловат, а сейчас губки надулись, словно у рыбы, которую на берег выбросили, щеки еще круглее стали… Панночка и сама понимала, что не красавица – худовата да низковата, глаза разные – один карий, другой – зеленый, кошачий, с желтыми крапинками на радужке.
И вот папенька, вместо того, чтобы приданое ей оформить, от последнего жениха ее отсылает! Панночка едва не расплакалась от эдакого разочарования, но ведь понимала, что тогда нос опухнет, глаза станут круглые и веки покраснеют, будто не спала целую вечность. И за что ей такое! Вот панночка Разумовски – подруга ейная – может плакать вволю, и ничего, только краше становится.
Вздохнула еще раз панночка Эржбет, крикнула носильщика, чтобы с чемоданчиком помог. Да и спустилась на перрон – паровоз к станции Нежинец объявили.
Пока шла к вагону, все пыталась вспомнить, что недавно слышала про город этот – кажется, все та же панночка Разумовски сказывала, что там лес заповедный да болота непролазные, для нечисти - воля-вольная. И кикиморы, и криксы, и лешии, и вовкулаки – кого только в окрестностях городка-то не водится. И чего папенька удумал? Зачем Эржбет ехать в места такие гиблые?
Тем временем пар, что от вагонов шел, окутал все дымным облаком, и панночка не сразу сообразила, что с ней рядом идет кто-то, лишь шарканье шагов услышала, да и то значенья не придала – мало ли, кто это, чего на вокзале бояться! Да еще и посреди Сосновца, где гвардейцы на каждом шагу покой хранят.
- Ты чего эт удумала в такую даль да сама? – хриплый голос старушечий напугал Эржбет, но она и виду не подала. – Подсобить ли шляхетной панночке?
Лишь саквояжик к себе поближе панночка шляхетная прижала, чтоб не украл никто – документы там были да матушкина шкатулочка с камушками и украшениями, не шибко много золота, а все ж остаться вовсе без него печально было бы. Шаг Эржбет ускорила, и до вагона вмиг добралась. Обернулась, прежде чем войти, а за ней следом старуха шаркает – и как так быстро рядом оказалась? Лохматая, в платке льняном выцветшем, в платье простеньком темно-багровом, тулупчик на ней заячий с прорехами.
Попутчица, знать, коль в этот же вагон спешит забраться.
- Так мы разом ехать будем? – старуха скоренько на ступеньки запрыгнула с проворством молодухи, чемоданчик свой она тащила легко, будто лебяжий пух там был.
Панночка снова не ответила, лишь носик вздернула и прошла к своему купе, вещи ее уже там дожидались.
Только села – старуха тут как тут.
- Познакомимся, что ль? Ехать далече! – говорит, а сама глазищами сверкает. А глаза у ней черные, бедовые. Как уголь… или смола. Или вот как ночь беззвездная, в которую выходить опасно.
Отвернулась панночка, еще не хватало с крестьянками всякими знакомиться.
- Янина Конопка, - как ни в чем не бывало, сказала старуха и давай на столик снедь всякую выкладывать – пирожки, курочку, огурчики малосольные. – А тебя я знаю, девонька, знаю. Папенька твой на государевой службе-то своей и вовсе сбрендил, коль зовет доченьку в городок, где нечисть шалит. Но на то причины есть – ты на него сильно-то не обижайся…
Панночка Эржбет так и застыла с приоткрытым ртом – откуда бабка все то знает? Может, шпионка она? Или – хуже того! – ведьмарка?
- Ведьмарка? Может, и ведьмарка… Только бояться не нужно! - захихикала гаденько старуха. – Да ты кушай, с утра ж ничего, поди, не ела.
И как зачарованная панночка к пирожку потянулась – откусила, а он с малиной, больше всего она такие любила. Но едва проглотила первый кусочек, как сон на нее напал, и сама не заметила, как легла, в клубочек свернувшись да саквояжик под голову подложив.
- Спи, доченька, спи… - прошептала Янина Конопка, вдруг помолодев за мгновение. Личина старухина уже не нужна была, ведь паровоз тронулся, и не сойдет уже с него шляхетная панночка…
И поедет зачарованный вагон туда, куда колдовка ему укажет. Поедет по краю мира явного, в туманах навьих… но не случится с панночкой Эржбет беды никакой, ибо матушка ейная обо всем позаботится.
О том, чтоб сон был сладок. Крепок… чтобы снились моря да пустоши вересковые, с желтыми облаками дрока да горечавки. Замки волшебные, что высятся среди облаков… балы сказочные, на которых танцевать будет панночка с лучшими кавалерами. И поля дикотравные – зеленые травы будут плескаться по ним, и алая кровь маков вскипит на рассвете. И будет гулять по тем просторам панночка, в венке из синих незабудок и красных маков. И счастлива будет, и весела.
А Янина Конопка рядом будет.
Всегда.
И бывшая жена пана Збражского, дама дородная, с косой черной да острыми чертами лисьими, за колдовство из воеводства изгнанная, принялась петь колыбельную дочке, которую лет десять не видала.
Усмехнулась, вспомнив про письмецо поддельное. Не звал воевода дочку к себе. И даже не предполагал – разве ж добрый родитель позволит себе кровинушкой единственной рисковать, зазывая в места, где нечисть шалит? Багники да отмутницы в болотах покоя не дают… вихревики путников с дороги сбивают, ведьмы горные в пещерах зелья проклятые варят, а в лесах вовкулаки воют да навки пляшут. Плохая земля. Черная…
И Янина ласково панночку по щеке погладила. Нет уж, не отдаст она свою дочку никому! У Эржбет впереди много дорог, путей зачарованных – но по всем она легко пройдет.
Матушка ей поможет.
Поезд стрелой мчался, пущи и разнотравные поля сменяли друг друга, мелькали за окном то заросли цветущих кустов шиповника, то седые проплешины ковыля, то кривые сучья деревьев лесов диких… В последние часы, правда, все больше тенистая чаща открывалась взгляду шляхетной панночки Эржбет Збражской.
Она скучала, прикрывая лицо надушенным платочком, поелику соседство старухи, представившейся в начале пути, как Янина Конопка, раздражало неимоверно. Запах кислой капусты и старого тряпья, запас серы и пепла доносился от старой ведьмы, как уже окрестила про себя панночка, свою соседку по купе. Поминала тихим словом и папеньку панночка Эржбет – как мог он купить билет не в первый класс, где позолоченные светильники да изящные столики со скатерочками кружевными… а сюда вот, где приходится такое соседство терпеть? А на станцию Нежинец, где папенька службу несет государеву, еще долгонько ехать…
Панночка нахмурилась, глядя на лесные дебри, мимо которых мчался вагон – когда папенька ей писал о дороге, что предстоит, не говорил он, что пуща будет такая огромная. И Эржбет решительно поднялась, чтобы отправиться к проводнику – пусть объяснит ей, когда уже станция прибытия! И почему они лесами едут!
- Сядь, панночка, не надобно тебе ходить никуда… - послышался каркающий голос старухи.
Эржбет внимания на ее слова не обратила - будет ей еще указывать кто! И панночка голову вскинула, юбки приподняла, чтобы не слишком испачкать их, да и решительно распахнула дверцы купе.
Сразу табаком вонючим понесло, словно кто прямо в тамбуре курил, вот же мерзость какая! И Эржбет решила, что папеньке долго извиняться придется за эту поездку – можно несколько новых платьев стребовать да гарнитур яхонтовый, о коем уже год Эржбет мечтает.
Старуха за ней не пошла – и то хорошо, а то казалось, что пытается ведьма эта за ней следить, с самого начала, с Сосновца еще, как только в вагон сели, не отстает она от Эржбет, все разговоры заводит странные, сказки какие-то сказывает.
Панночка ее почти не слушает, неинтересно ей, ей бы поскорее до Нежинца добраться – там двор государев летом будет на водах отдыхать, там приемы будут роскошные, там можно будет найти себе жениха… Тут панночка сбилась с мысли. Остановилась даже посреди вагона, нахмурившись – а так ли ей нужен этот жених?
Приданое у нее хорошее, если с умом распорядится деньгами папенькиными, так можно безбедно жить до самой старости.
Не хотелось панночке Эржбет замуж – приключений хотелось да путешествий. Но впервые она о том задумалась. Вот надо же такому! Не вовремя как мысли эти появились... Странности творятся – паровоз этот непонятно как едущий, вместо лугов - да по лесам диким… ведьма эта в купе ее.
Янина Конопка раздражала панночку неимоверно, да только причины назвать себе Эржбет не могла – то ли потому что простая горожанка старуха эта, то ли просто так не нравилась она… неважно.
Эржбет дальше пошла, но когда добралась до конца вагона, проводника в его купе не оказалось – и пришлось назад возвращаться. К себе панночка зашла едва ли не с облегчением – от старухи хоть табаком не несло, и то хорошо. Да и запах капусты и тряпью пропал – травами ароматными загорчило. Бересклетом да полынью. Дурманом – цветком черным, что в густых лесах болотистых распускается… ягодами волчьими ядовитыми.
- Пей чай-то, деточка… пей… - предложила старуха, пододвинув к панночке подстаканник с дымящимся отваром.
- Спасибо, - холодно ответила Эржбет, и хоть страшновато было пить этот чай, однако рука ее сама к нему потянулась, и первый глоток опек губы горечью мяты и мелиссы.
- Мы к морю едем! – вдруг выдала Конопка, с прищуром на панночку глядя да свой отвар прихлебывая, сахарком закусывая. – Коли хочешь на корабли поглядеть, так можем съездить к пристани. Там скалы серые… галька разноцветная. Ты ж о том давно мечтала… я знаю.
- К какому еще морю? – испугалась Эржбет, но злость ее отчего-то прошла – видать, не нужно было чай этот пить, подсыпала ведьмарка что-то. – Я в Нежинец еду… к папеньке!
- Не на тот поезд ты села, панночка, - загадочно ответила Янина Конопка, а когда Эржбет вскочила, чтобы снова отправиться на поиски проводника, схватила ее цепко за юбки. – Сиди ужо, ничем он не поможет тебе. Не видит он тебя. И никто не видит…
- Что ты говоришь такое, старая? – возмущению панночки предела не было. – Как это – не видит? Мара я, что ль? Как меня не видеть-то можно?
- Не мара, не призрак… просто получилось так, что просили тебя доставить к побережью, там будет ждать тебя… - старуха замялась, будто не зная, что сказать. – Человек один будет ждать. Вот и решила я сокрыть от чужих взглядов, чтоб никто не знал, куда поехала ты из Сосновца… Назад уже не вернешься все едино, можно и рассказать тебе все… почти все.
- Вы меня похитили! - Эржбет юбки из рук старухиных вырвала, села на свое место, губки поджав. – Для кого? Кто этот человек? Он хочет тайно жениться на мне, чтоб приданое получить? Не молчите же, говорите!..
- Нет, замуж точно никто тебя насильничать не будет, - рассмеялась старуха. – Но всему свое время, узнаешь, кто он, как приедем… Вернее – она. Женщина там тебя одна ждать будет.
И почему-то перестала Эржбет спорить с ней, даже подумалось – вот оно, ее приключение. Совсем скоро увидит она парусники, отправившись в порт со старухой, совсем скоро, может, и на палубу ступит – о таком прежде и мечтать не приходилось! Поглядела на ведьмарку панночка – та на нее не смотрит, к окошку прилипла. Странная все ж она, эта Янина Конопка. И почему Эржбет больше не боится ее? Почему готова ей поверить?
Неужто колдовство?..
…Но тут сон сморил панночку – и снились ей корабли, идущие по синей морской глади, а сама она на пригорочке стояла со старухой, платочком махала капитану, а он улыбался ей с палубы… Хороший сон, приятный.
А поезд мчался дальше, и леса густые зеленым маревом дрожали вокруг, и плыли белыми каравеллами облака на синем шелке небес.
…Увидеть море панночке Эржбет не довелось – аккурат к вечеру, когда паровоз остановился на полустаночке какого-то небольшого городка, она заметила, что старая ведьма, доставшаяся ей в попутчицы, придремала. И удивительное дело – вагон, который весь день пустовал, наполнился людским гомоном, хлопаньем дверей и прочим шумом – кричали какие-то птицы, плакали дети, слышались песни и смех. Судя по всему, те самые чары, о которых говорила мирно сопящая сейчас старуха, потеряли силу, и панночка Эржбет могла теперь видеть людей, а они - ее.
Сначала панночка тому неимоверно обрадовалась, юбки пышные подобрала, схватила саквояжик свой, да за дверь кинулась… Но тут же столкнулась с чернявым типом весьма разбойной наружности – рваный шрам через все лицо, свирепый взгляд блекло-голубых рыбьих глаз, кривой ятаган в руке, из одежды – шальвары турецкие да странного вида рубаха с тесемочками. На груди рубаха эта развязана, и амулетов куча висит, агаты там, сердолик, мешочки холщовые…
Отшатнулась панночка с визгом, спряталась в своем купе и двери на защелку захлопнула. Растеряно на спящую старуху поглядела, раздумывая, не разбудить ли ту. Ведьма с ее пирожками казалась уже не такой опасной, как тот тать, что, шатаясь, брел по вагону и вонял сивухой и табаком. И таких бравых хлопцев может быть в этом вагоне немало…
Почему же перестало действовать старухино колдовство? Панночка последние несколько часов не помнила, как ни пыталась. Спала, видать. За окном уже не пуща была, а степь ковыльным маревом плескалась, будто серебристое море билось волнами и трепетало от малейшего дуновения ветерка. Огромный шар солнца клонился к горизонту, и, судя по всему, поезд направлялся на восток.
Восток?..
Панночка испуганно вскрикнула, но тут же зажала себе рот ладошкой, будто боясь, что бабка услышит – еще не решила Эржбет, стоит ли будить ведьму.
Восток – это же Дикое Поле, это ж Сечь Запорожская! Теперь понятно, откуда в вагоне этот разбойник с ятаганом – половина тех земель под царской рукой, и править там посажен казацкий гетман, которого еще батькой Хмелем кличут – личность темная, загадочная, папенька сказывал, с самим чертом казак тот сивуху пьет… А вот другая половина, Диким Полем прозванная, – под Османской Империей, с ней король польский враждует, поелику заключил договор с царем Великой Московии, под которым батько Хмель как раз и сидит…
Занесло так занесло… Панночка едва слезы сдерживала – кто ж знал, что, как только сядет она в паровоз этот треклятый, так с ней беда случится, сначала ведьма ее похитила и заколдовала, что ни с кем и поговорить Эржбет не смогла да о помощи попросить, затем паровоз не туда поехал… значило то, что панночку похитили, и наверняка это вовсе не тот вагон, в котором начинался ее путь. Морок навели и похитили!
- Что ж ты!.. Пся кров!.. – проснувшаяся старуха ввернула еще одно крепкое словцо, кое панночке слышать прежде не доводилось, и потерла глаза. – И как эт меня угораздило-то? – прислушалась, снова ругнулась, и тут заметила, что ее пленница чуть не плачет – губы надуты, глаза блестят. Один карий, один – зеленый, как трава болотная.
- Меня теперь в Стамбул продаду-у-ут! – все-таки разревелась панночка Эржбет. – Не хочу я в гаре-е-ем к султану!..
- Да кто ж тебя в гарем-то отдает? – Янина Конопка сплюнула сердито. – Нужна ты тому султану…
- Папенька говорил, что казаки всех в плен берут и продают турка-а-ам… - не могла остановиться панночка, всхлипывая и размазывая слезы по щекам. Плакала она некрасиво – глаза покраснели, носик распух. – А я не хочу к туркам! Я на воды ехала-а-а!
Ведьма прислушивалась к шуму, доносившемуся с перрона – за туманом почти не было видно вокзала, да и люди казались сгустками теней, что скользят за окном. Разобраться, что за полустанок, Янина явно не смогла. Нахмурилась, быстро пожитки свои собрала.
- Сидела бы дома… беды бы не знала… - продолжала панночка, выпустив, наконец, из рук саквояжик.
- Ой, ежели и продадут, чего рыдать-то? Будешь павой ходить среди пальм во дворце мраморном, чем тебе султан плох – богатый, говорят, не сильно-то и старый! – вздумала пошутить старуха. Но увидев, что панночка еще сильнее запричитала, пожалела о том. – Ладно, ладно, не убивайся ты так, не отдам я тебя османам. Ты мне самой нужна… К тому ж пока доберешься ты до той короны турецкой, три раза проклянут, два раза отравят. Тяжел тот путь – не нужон он тебе… Мы с тобой и без всяких корон проживем!
«Не отдаст!.. Слабое утешение… ей-то я зачем?..» - подумала панночка Эржбет, а все ж притихла. А что еще делать – кроме старой ведьмарки, довериться некому.
- Вещи собрала?
Панночка кивнула – она их и не разбирала-то. А если что и забудет – ничего, главное, шкатулочка с маменькиными драгоценностями и мешочком со злотыми завсегда рядом.
- Я ж не знала, что тут разбойники появятся… - проворчала старуха, будто извиняясь.
Панночка снова кивнула.
- Пошли, бедовая моя, приехали мы, кажись. По вагону только идти будешь – смотри, что б тебе ни говорили, молчи, в пол гляди. Даже не смей подымать глаз! Поняла? Тут чаровник посильнее меня нашелся… Не знаю, смогу ль сдюжить…
- Поняла… - прошептала Эржбет, крепко перехватив саквояжик, и услышала, что старуха открывает двери. Скользнула за нею в полумрак вагона – уже стемнело, пока они с Яниной тут болтали… Панночка пошла, глядя на потертый красный коверчик, который шаги глушил.
Звон стаканов, пьяная ругань – но никто не хватает, никто не тянет в свое купе. И на том спасибо.
- Не боись, что-нибудь придумаем, - сказала старуха, но вдруг поняла, что выйти из вагона не может.
Полог стоит.
И светится зеленым маревом, искрится огнями болотными.
…И что теперь делать – на непонятном полустаночке, в вагоне, который на новый путь ступил? И не нравится путь этот Янине Конопке, ведьмарке потомственной, ох, не нравится…
Назад в купе возвращались едва ли не бегом, и панночка, приживая к груди саквояжик свой, едва слезы сдерживала – вот только не хватает быть украденной бусурманами! И что за жизнь настала – то колдовка, то тати-лиходеи…
Лишь когда Янина двери купе за ними закрыла да замочком щелкнула, панночка немного успокоилась.
И услышав запах мяты и мелиссы, в сон провалилась.
Особое мнение. Глава 3, где читатель с ляхами водится, или «Дикое Поле, или Дело об исчезнувшей панночке» Юлии Рудышиной - прочесть ее можно здесь https://prodaman.ru/Shera/blog/Osoboe-mnenie-Glava-3-gde-chitatel-s-lyaxami-voditsya-ili-Dikoe-Pole-ili-Delo-ob-ischeznuvshej-panno?cpage=1&;;;ok
Безумно приятный отзыв на роман https://vk.com/koldovskie_tayny?w=wall-127651172_3993 от Дианы Билык https://prodaman.ru/hardwoman