Кащеева наука. Юлия Рудышина
Магазин Книги автора Комментарии (10) Похожие книги Предыдущая книга Следующая книга

+1 бонус при покупке!
Книга-участник бонусной программы Призрачных МировВнимание! Произведена замена обложки.
В сказочной школе, что расположилась в Зачарованном лесу, тёмные дела творятся. Стали пропадать наставники. И ладно Елена Прекрасная и Варвара Краса - на них испокон веков злодеи охотятся. Но кому мог понадобиться Кащей Бессмертный? И главное - зачем? Выяснить это выпало на долю лучшей ученицы Кащея - Алёнушке, которой на шею еще и Ивана-дурака повесили, едва не вылетевшего из школы за разгильдяйство. Та еще компания...
Царство Кащеево - Навь проклятая, Аленушку не испугает, Бессмертный да любовь его неземная - вот беда лютая. Но та, что водяному в жены обещана, привыкла смотреть бесстрашно в глаза нежити. Царство мертвых - марь черная, болото моровое, погосты да ельники гибельные. Их мир - туманный берег на Той Стороне реки Смородины... иной мир этот, людям туда дороги нет.
Как быть, если повелитель Нави за тобой летит черным вороном, как быть, коль любимый стал двоедушником проклятым, как быть, если сама ты – Тьме просватана?
Только идти своей дорогой навстречу сказке и неземной любви.
Фото Дарья Лефлер
Оформление София Потоцкая
Роман - серебряный призер конкурса "Любовь Внеземная"и опубликован в рамках серии
+ новый бонусный рассказ «Кащеево зеркальце»
Отрывок «Кащеева наука. Юлия Рудышина»
Глава 1
…Солнце янтарными рассветными стрелами разорвало серый полог, что навис над рекой и ближними лугами, и я невольно прикрыла ладонью лицо – фиалково-синие ночи, дрожащие россыпями звезд в мареве туманного морока, всегда нравились мне больше, чем жаркие степные дни. Да и вообще хотелось мне жить среди тенистых густых лесов, там и трава не выгорает, и ягод много… Но, как говорят, где родился – там и пригодился, и не выбираем мы, под какими небесами появиться на свет да где жизнь прожить.
Вот и я не выбирала – и осьмнадцать годков тому родилась у старого мельника и его молодой жены дочь Аленушка. Только вот этим беду привлекла к роду своему – отец мой сгинул в омуте, когда мне еще и пятка годов не было, говорили, русалки баловали в те дни, а он зачем-то к берегу спустился, а матушка… матушка его ненадолго пережила. Сказывали, так она его любила, до одури, что отправилась на речное дно, чтобы к людям вернуть. Но разве ж человек сможет водяного царя и дочек его обхитрить? Не сможет…
Вот такая, как я, может, и справилась бы.
Сила во мне живет волшебная – но природа ее мне неведома, знахарка местная слаба слишком, не видно ей, что за огонек в груди моей трепещет – алый ли, как закат над степью или синий, как звезды зимние?
Свет или тьма?
А может, и вовсе Навья зелень бедовая в душе горит?.. Неведомо то.
И пока что, мне, сироте, только и остается, что местной травнице помогать да мечтать, что однажды родители из подводного царства проклятого к людям возвернутся.
Вот и в тот день, когда лето на излом пошло, я всю ночь копала корешки одного ночного цветка, прозванного жароцветом, от простуды да судорог могущего помочь. Тонкие, как ворсинки, да хрупкие больно корешки те были, намаялась я, спину ломило, и все кости сводило к утру – немудрено, ползать пришлось по земле с заката до рассвета. Но зато за корешки эти, вернее, настойку из них, селяне нам с Дариной-травницей зерна дадут и репы, молока да мяса. Пока все поля засевают да скотину пасут, мы травами и зельями занимаемся - каждый при своём деле.
Как управилась, домой пошла, корзинку крепко ухватив, спать хотелось – страсть как. Я уже к ограде подошла, что вокруг селения змеею вилась – туда, где старые дубы росли, в которых деды, предки наши, прибежище после смерти нашли. Хорошее дерево, светлое, и души а нем живут те, что правью славны были, темным духам места здесь нет... темные в Нави проклятой обретаются.
Оглянулась я на миг, ощутив на себе липкий взгляд чей-то, позади – роща березовая шелестит, зеленым кружевом полощет на ветру. И не видать, кто там идет среди деревьев…
Я от калитки отошла, вернулась на дорогу, что к лесу вела – мало ли кто следом увязался, еще приведу злыдней каких с собою, селяне тогда не пощадят. Гляжу, а то не духи пакостливые - идет по тропке дочка старосты, чернокосая востроглазая Анисья. Лучше бы и правда злыдни привязались - не любит меня Анисья, ревнует больно - с тех самых пор, как на прошлый солнцеворот жених ее, Збышек, пытался меня в чащу сманить. Молва про то по всей деревне пошла – но никто парню ни единого упрека не сказал.
Меня обвинили.
Ведьма, мол, она, совсем, как матушка ейная, околдовала хлопца, погань такая, и все дела – такой приговор был от селян.
А то, что он меня едва не сначильничал, ежели б не леший с лесавками, которые Збышка отогнали да запугали – то все ничего. Мне никто не поверил – а его жалели.
И вот я от ворот решила к роще вернуться. Пусть Анисья пройдет, я уж потом – а то снова прицепится со своими проклятиями. Могла бы – прибила бы она меня, глаза ее так и горят от ярости, когда меня видит.
Думала, пройдет дочка старостина – нет, за мной направилась. Не идет – плывет, косу теребит, а руки грубые, загорелые, да и лицо от солнца потемнело. Все девки в селе смуглые, солнце их любит – одна я уродилась неженкой, с кожей светлой да тонкой. И за что мне это?
Уйти не получилось – дочка старосты, как репей, следом увязалась. Идет, не отстает.
- Ты, девка, не глупи, должна понять – не нужна ты тут, - Анисья говорила негромко, но злобно – шипела змеею. Брови свела, руки на пышной груди сложила, губы мясистые поджала – высокая она, статная, кожа золотистая на солнце подпеклась, но не сгорела до красных пятен, как у меня бывает.
Меня вот наше солнышко совсем не любит – ежели не спрячешься в тени, так пожалеешь потом – то веснушками осыплет, то кожа слезет, да и чувство, что кипятком окатили, не проходит. А то и жжется, словно в крапиву влезла… Однажды так и вовсе до волдырей сгорела…
Я молча продолжала по лугу идти, мимо рощицы, опасливо в сторону реки поглядывая – разливалась она к этому времени, а мне с детства батюшка заказывал к текучей воде подходить, мол, самому водяному царю была я когда-то обещана, да спаслась. Но навий проклятущий о том не забыл - не привыкла нечисть свое отпускать. И хоть с лихвой за меня уплачено, когда отец с матерью сгинули, а все ж не стоит баловать да о проклятии давнем забывать.
Береженого и духи светлые берегут.
- Аниска, ты бы о себе больше думала, а меня не тронь! – ответила я, пытаясь спокойной оставаться. Ежели раскричусь да гневаться начну – хуже будет, опять слава дурная пойдет, мол, дочка мельника беснуется, выдать, нечистый в нее вселился. Мало ли что наплетет Анисья поселянам? Слыхала я, что и топят таких, как я, и жгут в кострах… огнем да водою проверяют. Ежели утопнет, не всплывет, ежели не загорится… то, знать, не была колдовкой черной. А я-то почем знаю, пойду ко дну иль нет? Вспыхну иль тлеть начну, как головешка на ветру?
Сгубят меня здесь. Может, права Аниска, и уходить мне надобно?
Но куда? Кому я, горемычная, сдалась?
Горько было, обидно, что соседи так меня не любят, но винить их я не могла. Боятся они. И силы моей странной, и того, что матушка неизвестного роду-племени, приблуда, как ее тут звали… а пуще всего боялись деревенские, что осерчает однажды водяной, да и всех на дно утянет. За то, что меня не отдали…
Вот и гонят меня.
Раньше открыто о том не говорили, а как заневестилась – так пошло-поехало. Видать, за парней боялись после того случая со Збышком – думали, заколдую, дальше платить людскими жизнями да кровью жениху своему проклятому буду, вместо отца уже своего, мельника. Дело его заглохло, как он пропал, к заросшему ряской и тиной колесу никто не подходит, жернова трещинами пошли – люди решили, что ездить в соседнюю деревню безопасней, чем оживить черную мельницу, как в народе отцовскую называли. Анчутки там оселились да злыдни, черти водяные. Даже я туда не захаживаю, живу в старом доме на окраине села, сруб отец еще ставил – не хотела матушка жить в мельнице, говорила всегда, что не к добру это. Но и то, что ушли от реки подальше, все одно не спасло ее с отцом.
Понять бы - живы ли еще, можно ли помочь им?.. Надежда зыбкая, как туман поутру над озерами, а все ж есть она, греет душу.
Я вздрогнула, когда старостина дочка снова вопить начала, а я, задумавшись, уже и забыла о ней.
- Ты мне угрожать не думай! – кричала она. - У меня амулет от твоего глаза имеется! – Анисья обережный знак сотворила, потом кукиш скрутила и мне показала. – Уезжай отседова, пока в речку тебя не сбросили, жениху твоему на потеху!
Сказала, как плюнула, косу черную на грудь перекинула и пошла себе к воротам.
А я к березе одинокой прислонилась, чувствуя, что ноги не держат. Не любят меня здесь, и жалеть обо мне никто не станет, если и сгину.
Вдали плеск послышался – видать, нечисть речная балует. Страшно стало, будто полоса трав луговых и не отделяет меня от воды. Ветер зелень всколыхнул, волны по ней пошли, и сладкий запах медуницы и руты удушливо плеснулся в лицо. Я чуяла – прям в огне оно, горит от стыда.
Хотя почему стыдиться я должна?
В чем виновата?
Насмешки вот сносить силы нет, но злость нельзя в себе растить – почернеет коли сердце, сила моя тоже тьмой обернется, грань между нею и светом слишком тонка, и шага может хватить, чтобы мраку подарить свою душу. Потому я лишь глаза прикрыла, дыхание унять пытаясь, в ствол березы вцепилась, словно хотела, чтобы силой своей светлой дерево со мной поделилось. И тут же хлынула она в мое тело пенной волной, остудила кровь, успокоила, и уже в венах моих янтарь и мед плескались, сердце ласкали-радовали. Отступил морок. Отступила Тьма.
Люблю я березовые рощи – счастье они и покой дарят, кручину прогоняют, тьму рассеивают. Вот в осиннике или ельнике беда мне, деревья чуют силу мою дивную, а так как прокляты они в давние времена, приют даровав навьям, то и исходит от них тьма бедовая, высасывают они, словно упыри, всю радость из меня, мысли горькие появляются.
Как на силу свою управу найти?
Как понять, что во мне – свет или тьма?
Как оковы проклятия сбросить, чтобы не бояться к реке подходить да на мостки ступать?
Кто подскажет да кто научит?
…Как стало мне легче дышать, тогда убрала я ладони от березы, а она зашумела листвой, погладила кудрявыми ветвями меня по плечу, будто успокаивая… словно матушка, которую я плохо помнила, совсем глуздырем же была.
Помнила нежные ладони ее, пахли они молоком и квасом, хлебом и ягодам лесными, пирогами и травами, мятой и клевером.
Глаза ее помнила – золотистые, словно хмелем наполненные, светом солнечным. У меня глаза темнее – цвета сосновой коры после дождя, цвета старого янтаря, поля пшеничного на закате… матушка красивая была, да только слабая больно – руки-веточки, шея лебединая, костью тонка да узка, я вот в нее пошла, такая же хилая.
Ежели бы не духи лесные, со Збышком бы никак не смогла бы управиться. Погубил бы…
А вот и он идет – у меня и сердце захолонуло, как увидела хлопца. Высокий, статный, кудри черные вьются до плеч, глаза синие, яркие, лучистые. Незабудковые. Да вот злые и насмешливые.
До сих пор от стыда сгораю, стоит вспомнить, как хватал он меня да в ельник проклятый тащил.
…Я глаза опустила, дрожь унять пытаясь. К счастью, мимо он прошел – только сплюнул в мою сторону, словно бы сглаза боялся.
Иди мимо, иди… Боюсь я себя, Збышек, обидел ты меня, и не могу я с этой обидой справиться. Не приведи свет, погубишь себя, ежели снова на меня глядеть станешь – силу свою не знаю, измерить ее не могу, вдруг да привлеку несчастье на твою бедовую голову?
А там и до костра недалеко – со всем селом управиться не смогу.
- Айда домой… - послышался тихий голос в высокой траве. Старичок, с две ладони моих, стоит да зыркает зелеными глазищами, борода седая паутинкой на ветру полощет, а в руках туесок с ягодами.
- Айда, дедушко Кузьма… - я домовому улыбнулась и вслед за ним по тропинке пошла, мимо дубов с чурами, мимо оградки с черепами.
Домой… Но избу свою покосившуюся домом я давно назвать не могла.
Права дочка старосты, уезжать мне надобно.
Осталось решить – куда.
Яблоневый сад пенным прибоем спускался по зеленеющему холму, пряча среди бархатных лепестков почерневший от времени сруб – под покатой крышей, поросшей мхом, тоскливо глядели на мир окошки старого дома. Клеть небольшая, крыша двускатная, бедненько мы жили, но бревна добротные были, сосновые, крыльцо высокое, резное, на пригорочке построил старый мельник избу, да вот только пожить в ней недолго ему довелось.
За ворота я зашла и нахмурилась, глядя, что трава во дворе уже до колен дотягивается, только тропка узкая к крыльцу ведет – а вроде ж недавно рвала лебеду да бурьян, и когда все позарастать успело?
Из травы у забора махровые мальвы торчали – огненно-алые, темно-синие и ярко-розовые, словно закат над рекой, казались они из камушков дивных вырезанными. Любила я эти цветы – на высоком пушистом стебле, с широкими темно-зелеными листьями, с густыми соцветиями в виде колокольчиков, они были неприхотливы, росли, где придется, и даже в засуху не вяли.
Я пока в дом зашла по скрипучим ступенькам, домовой пропал уже – видать, самовар ставить побёг, с устатку-то трав заварить хорошо бы, а потом корешки разложить у окошка на солнышке, да и поспать немного. Глаза болели, словно песка под веки кто насыпал. Я потерла их, пытаясь прогнать сонливость, а только хуже стало – пёком запекло. И то – почитай два дня не спала, травка та дивная всего несколько денечков цветет, не успеешь в такие дни корешками жароцвета запастись – уже потеряют они силу целебную.
- Уезжать тебе, хозяйка, надыть, - на печи показался домовой. – Не дело это, терпеть гадости от энтих… татей окаянных.
Добрый он был у меня, но характерный, баловать любил, а все ж меру знал во многом. Вот и сейчас – видел, что затравили, помочь хотел. А я-то к нему всегда по-человечески относилась – помнила, что кисель ягодный он уважает, ночами не шумела никогда, от забот старика не отвлекала. А работы много было у него – за порядком в доме следить, чтобы мыши не озоровали, чтобы тепло да уютно в избе было, сироте тяжело вести хозяйство самой-то. Похулиганить Кузьма любил иногда, да безобидный был все же – вещи передвинет, ставнями постучит, и снова за дело принимается.
- Куда я поеду-то? - я устало на лавку опустилась, чувствуя, что камень тяжелый на сердце опускается, дышать стало тяжело, говорить ни о чем не хотелось. – Некуда мне уезжать, нигде не ждут…
Гляжу, а мордочка домового, который только что был похож на отца моего – любил он облик старого хозяина принимать – поплыла, словно бы на свежие краски воды плеснули, и на печке уж сидит седой старичок с лицом волосатым, веник к себе прижал, глазищи стали зеленые, как огоньки болотные, что путников в трясину манят.
- Я знаю, куда тебе уходить! – жена его, кикимора, из-за печки вылезла. Она была строга да сварлива, что домовой ни сделает, ей все не по нраву – то кастрюли перевернет, то грязи нанесет на лаптях, а все ж любил ее муж, все спускал. И вот стоит Глашка наша, зыркает на меня, руки в боки, юбка – колоколом, волосы зеленые – торчком. – Слыхивала я про то, что на севере, в глухом лесу одном, таких, как ты, Аленка, волшбе да чародейству учат. Всех берут, в ком силы есть – а светлая иль темная, без разницы, так грят.
Я только скривилась – слыхала и я как-то от одного заезжего купца про то, что в Зачарованном лесу волшебников да ведьм учат, вот только сказывал он еще о том, что злотых немало нужно заплатить за то, чтобы приняли тебя. Да и привечают там боярских отпрысков – мол, в них только кровь чародеев великих и осталась нонче. А такие, как я, деревенские, зачастую не солоно хлебавши возвращаются.
- Куда мне, безродной…
- А туда! – перебила меня Глашка, суховатой ручонкой пыль с лавки смахнув. – У меня там сестры на болоте обретаются, они нам и помогут, коли сами не справимся. Все расскажут да подскажут. Хватит сидеть сиднем, ты вона как для людей стараешься, врачуешь, травы собираешь, а благодарность их какова? Насмешки да страх? Плюнь ты на это все, Аленка, да собирайся в дорогу. Купцы скоро будут ехать обозом, на дорогу нам злотых хватит – из отцовского запаса возьмем.
А домовик мой согласно кивал да бороду свою поглаживал, греясь на утреннем солнышке, что лилось янтарем с синих небес.
- Не дури, Аленка, - мурчал, будто кошак, Кузьма, - бросай ты эту избу, все едино счастья в ней не будет… Бросай да айда искать счастье в большом мире.
Я лишь вздохнула тяжело, залезла на печку да от всех забот и тревог отгородилась цветастой занавеской. Но слова домовика с кикиморой из головы не выходили, и хоть устала я страшно, а долго еще ворочалась с боку на бок, не могла заснуть, все грезила науками чародейскими.
Глава 2
Недолго я противилась уговорам Кузьмы с Глашкой – и после того, как соседка бросилась с кулаками, мол, из-за меня, ведьмы проклятой, ее корова без молока осталась, да еще и подворье едва не сгорело… поняла, что все же прав домовик с женкой - уходить мне надобно. Куда угодно - в школу ль эту волшебную, или просто в чащу, чтоб жить на отшибе от всех, но нести ответ за чужие беды-злосчастия боле не хотелось. Своих хватает – сидят вон у печи, скалятся, глазенками сверкают, словно камушками гранатовыми…
У соседки-то муж еще того лета злыдней за спиной приволок, я ей про то сказывала, а что не поверила она – не моя забота.
Моя – отвадить от пути моего мерзкие сгустки теней, пока они не стали такими же прожорливыми, как соседкины. Откуда взялись, с чем в избу принесла – неведомо. Глянула я в темный угол – словно ветошь нестиранная, словно полусгнившее тряпье там лежит да пылью покрывается. Кто не сведущ в чарах, кто не может за грань Явьего мира глянуть, тот ни по что не догадался бы, что это вредные пакостливые духи, кои во многих хатах живут. Подумал бы – помстилось.
А чтобы избавиться от злыдня, всего-то и нужно, что котомку вторую приготовить, чтоб обмануть горе-злосчастие – заберется оно в узелок, а ты, уходя, его у порога и бросишь. Главное, чтоб в доме не жил опосля никто – обозленные духи опасны, изголодаются они в своей котомке-то, и как развяжет кто ее, поглядеть, что там прежние хозяева забыли - тут и прыгнут нечистые за спину, всю жизнь с шеи не слезут, будут грызть, окаянные, изводить бормотанием своим, кровь выпьют до капли, бледная немочь останется заместо человека.
Я как уйду, дом в одночасье сгинет, вместе со всеми его злыднями да проклятиями… кому изба ведьмовская нужна? Кто осмелится порог переступить? Слава за мной нехорошая…
Не одна я такая, много ведьмарок по лесам прячутся, только вот не легче от того. Не хочется прожить всю жизнь возле заболоченных озер, в местах столь погибельных, что никто не решится беспокоить… Не хочется состариться раньше времени, не сумев с силой управиться.
Но ежели с наукой этой чародейской в Зачарованном лесу не сложится, то придется искать себе землянку, посреди леса дикого невесть кем вырытую – как раз для такой горемыки, как я.
…Часто ведающие от людей уходили, не первая я буду. Боятся чаровниц да ведьмаков, травниц да ведуний… силы их непонятой боятся, чар их, кои бесовскими да чернобожьими кличут.
И одно дело, коль точно о себе знахарка аль ведунья могла сказать – светлая я, зла не чиню, навьими тропами не хожу, за грань не гляжу… другое – такие, как я, на изломе миров и времен ходящие, скользящие по грани тонкой, что как лед по весне треснуть может, и тогда бездна черная спеленает, поглотит навеки... Ведь неясно, где я нахожусь и как уравновесить тьму и свет в душей моей.
Однажды прикоснулась я к тому мороку – на миг единый, но навеки запомнила, как страшно было, как холодно. Казалось мне тогда, будто и кости вымерзли, а кровь заледенела, сердце каменным стало, не билось.
К счастью, мать тогда меня вытянула, отогрела, спасла. Только вот вскорости она исчезла, а я сиротой осталась. И думалось мне иногда – лучше бы она меня с собой забрала.
…Ведь что я могу сказать о себе?
Что не знаю, какая сила во мне живет?
Что в любой миг тьма плеснется из меня в мир Яви?
Или Навь проклятая уведет могильной тропой?
…Ларь мой легкий был – пара рубах и понев, поясок и шубейка заячья, платки, шкатулка с украшениями, от матушки доставшаяся, травы да ягоды сушеные – вот и весь мой скарб. Было б зимой дело – на салазках бы увезла. А вот в серпень жаркий пришлось ждать да подгадывать, чтоб с купцами через степь отправиться – ехать до границы с северным княжеством всего-то пару дней, а там уж леса начинаются, еще седмица пути и таежные, глухие места будут.
Вот там аккурат школа волшебная и расположилась – так Глашка, кикимора, сказывала. Она тоже пожитки свои собрала да и заявила мне, что с мужем они в пустой избе не останутся – мол, все одно выгонят их, ежели новый хозяин придет. А не придет, убоявшись ведьминского проклятия и злыдней, так и того тоскливей – что за радость в брошенных ходить, паутину вязать да пыль трусить?
На все мои уговоры, что впереди неизвестность одна, что могут они по селению новых хозяев поискать – изб-то немало ставится – таков ответ звучал: «Пропадешь без нас все одно, Бесталанная!»
Да и Кузьма грозно глазами вращал да обещался всю деревню взбаламутить да шутками злыми извести, коль не соглашусь по-хорошему.
Вот так и вышло, что на сундучке моем примостились лохматый домовой да растрепа-кикимора в старой шушке да платочке, подвязанным под подбородком так, что концы его ушками медвежьими торчали над ушами. Хорошо хоть согласились от глаз людских спрятаться, а то и вовсе потеха была бы людям – едет ведьма прочь, свиту свою нечистую с собой везет... Золота моего аккурат на дорогу к северным лесам хватило – что делать после, ежели не примут меня в обучение, я и думать боялась.
Разве что в землянке среди чащи жить, за буреломом, на елани дикой, с лешаками да лесавками дружбу водить. Представила такую картину, едва не расхохоталась - гиблый ельник шумит-скрипит посреди болот, ягоды во мху алеют, трава выше пояса… и я со своим сундучком. И духами домовыми, осоловевшими от того, как жить тепереча придется. И леший, в свитке, надетой навыворот, глядит сурово из-под кустистых бровей своих – ты, мол, девка, чего притащилась в мои владения?..
Отчего-то мысли эти меня развеселили, и я не без ехидства на лежащую в траве котомку поглядела, ту, в которой злыдни сидели, вот уж не повезет тому, кто на хату мою польстится.
…Как обоз в путь собирался, всем селом вышли люди на меня поглядеть – кто злобно хмурился, кто – с облегчением зыркал, мол, скатертью дорожка… а кто и не скрывал радости.
Вот как дочка старостина - стоит возле дубов-хранителей, в коре которых белеют вколоченные челюсти кабаньи да рога турьи, косу толстую на грудь перекинула, зубы скалит, а в глазах бесенята. Поглядывает она на своего Збышека, а тот голову опустил, в стороне, в тени, встал, и старается и не смотреть в мою сторону.
Неужто совесть пробудилась?
Я едва смешок сдержала – чтоб у характерного да стыд вдруг появился? Да не бывать такому. В платок свой плотнее закуталась, устраиваясь на телеге поудобнее, чтоб сено не кололо сквозь лен рубахи, вдруг гляжу – сорвался с места Збышек, идет широким шагом ко мне, а невеста его ведьмой на меня глядит, удавила бы, коли б ее воля. Я и застыла – а тут и остальные селяне стали высматривать, и так им любопытственно было поглазеть на мой отъезд, а тут еще хлопец этот мчится попрощаться.
Стыдоба какая…
Я-то зла на него не держала уже, хоть и побаивалась.
И вот он подскочил к телеге, подтянулся на руках, да и перемахнул через край, рядом со мной на какой-то мешок уселся, затараторил что-то хриплым голосом – простыл будто.
Я сначала ни слова разобрать не могла, лишь гул в ушах стоял да перед глазами мошки черные замельтешили, а потом словно враз обессилела. У меня случалось такое от волнения, бывало, что и упасть могла, ноги когда отказывали… но в последние годы научилась справляться с этими всем. Главное было вовремя силу свою позвать – приплывала она тогда невидимым облачком и, словно туман речной, оседала на лице и плечах… и запах осенний будоражил – прелой листвы, костров и дыма, дерева прогоревшего.
…Травы перегнившей. Заводи болотистой. Ила озерного.
Вот и сейчас пришлось резко выдохнуть, и ждать, пока развеется все, пока снова прояснится в голове.
- Ты не серчай на меня, ясноокая, - меж тем шептал Збышек, словно и не ощущал, как впивается в него черным злым взглядом старостина дочка. – Не серчай, не знаю я, что нашло на меня тогда, нравилась мне ты, да вот хоть и бедна, и беззащитна ты, а ходила павой по селу. Как княжна иль вовсе царица… Обозлился я. Морок то был... Перед тем, как уедешь навек, подари мне свое прощение! Мучаюсь я…
Я едва не расхохоталась, услышав его слова. Куда и слабость моя пропала – схлынула волной, ушла прочь, а во мне кровь вскипела, к лицу прилила. Чую – горят щеки, полыхают маками яркими.
Морок, знать! Нравилась, знать!
И как удержалась, чтоб не сбросить Збышека с мешка, не знаю… Испугался он, в том все дело – вот что я поняла в тот миг.
Потому и прибежал просить прощения. Побоялся, что метка моя ведьмачья на нем останется, ежели злиться буду и дальше.
А я вдруг поняла – не злюсь.
Вот ни капельки не злюсь.
Смех мой стих, чувствую, лицо как льдом сковало.
- Иди своей дорогой, Збышек, - тихо ответила, пытаясь гнев свой обуздать – чтоб беды не было хлопцу. – Иди. Не серчаю.
И выдохнула тяжело, словно горло мне перехватило чем-то – не то удавкой, не то лапой мохнатой. Гнев то, видать, не хотел слова эти в мир Явий выпускать. Хотел он, проклятый, увести тропой гиблой. Хотел человека погубить.
- Иди! – прикрикнула на хлопца, едва сдерживаясь, чтоб не броситься на него да не исцарапать.
Збышек кивнул торопливо и спрыгнул с телеги, а мимо невесты пробежал, словно за ним сто чертей мчалось.
Может, так и было – гнев-то мой метнулся следом… Но бессилен был он, словно легкий туман над рекой поутру… рассеется, не беда. Ничего не останется.
Уеду отсюда – и забудут меня.
И я про все забуду.
Я отвернулась, чтобы больше не видеть никого – не с кем было прощаться. Даже Дарина-травница не подошла проводить, вчера потай от всех в избу явилась, платок пуховый принесла в подарок, жалела меня, все про матушку вспоминала… подруги они были, вместе к проклятой речке той ходили, когда исчезла родительница моя.
…А вот при всех побоялась Дарина мне счастливого пути пожелать. Обидно было, но понимала я – ей тут еще жить, среди этих людей, которые меня с рождения невзлюбили.
…Телеги тронулись, и я закрыла глаза – радость на лицах селян невыносимо было видеть.
Всегда я была здесь чужая. Никому не была нужна.
Нечего и жалеть о прошлой жизни.
Впереди у меня сто дорог, сто путей – выбирай любую.
…В дороге тяжело пришлось – сено кололось, мешки, что под ним лежали, казались камнями набитыми, то и дело что-то впивалось мне в ногу, кусалось и жглось. Но выбирать не приходилось, и добираться до границы с северным лесом, в котором, как сказывали, и начиналась тропа к волшебной школе, нужно было с обозом. Пеша не одну седмицу пришлось бы идти, а с ларем моим – хоть и особо тяжел он – вдвойне тяжче довелось бы. А так – сиди себе, по сторонам гляди да помалкивай.
Ежели б тело не ломило – вообще красота была бы. Кто говорит, что ездить легче, чем идти – ох, как не прав! Ноги затекают, спина ноет, размяться бы, пройтись…
Телеги скрипели, тряслись по ухабистой дороге – но хорошо хоть, сухо было. Коли б дожди зарядили – из деревни моей и вовсе бы не выбраться, никто не проедет обозом, разве что верховой. А где мне коня взять? Вот и приходилось радоваться, что купцы на ярмарку в столицу ехали мимо селения нашего.
Злотых, что были у меня, аккурат на дорогу и хватало – что делать, ежели не примут меня в эту самую школу для чаровников, я и думать боялась.
О дурном думать – примета плохая. Привлечь можно беду – накаркать, как говорят, обижая птицу вещую. Но она не только зло дарит… ведающие люди знают. Но иногда на крыльях своих угольных вороньё приносит несчастье – птицы эти могут летать над рекой Смородиной, которая течет по Приграничным землям, отгораживая Навь, царство мертвых, от Яви, нашего мира. И вот ежели морок какой прицепится к крылам черным – так и окажется среди людей опосля… а еще слышала я от Дарины-травницы, что сам царь мертвых, Кащей Бессмертный, может вороном оборачиваться – кружит птахом в ненастные дни, ищет себе весеннюю невесту, чтобы человеческим теплом согреться, ведь льдом оковано сердце его, мерзнет проклятый навий всегда… правда, девицы те сами блазнями становятся – кто ж выдюжит справиться с холодом мертвого мира?
…Вот и приходилось мне осоловело да сонно по сторонам таращиться, пытаясь все плохое да гадкое из головы выбросить, чтобы не привлечь к себе. А оно не выбрасывалось – уже и про Кащея, и про смерть думается. Нехорошо.
И продолжала я видеть в каждой птице колдуна с Той Стороны - несмотря на южное степное солнышко, несмотря на травяной дух, что витал над прогретой землей, несмотря на ягодные россыпи, что виднелись на прогалинах… Заросли колючей ежевики стеной отгораживали редколесье, что появилось ко второму дню на обочине дороги. Только что только степь да степь колосилась ковыльным маревом, седыми морями расстилаясь у бортов телеги… а уже и небольшие светлые рощи виднеются, дубравы золотисто-зеленые. Стражей застыли тонкие деревья с малахитовой кроной, янтарные лучи скользят по их стволам медовыми потеками, и белая пена лютиков стелется… Сладко. Солнечно.
Но маятно на душе, печально.
И ничего не могу я с этой печалью сделать.
Все мне кажется, что беды-злосчастия за обозом увязались, выбравшись из той котомки, у избы старой выброшенной, и бегут сейчас гурьбой у края телеги, вот-вот запрыгнут сейчас в нее, в подол мой вцепятся когтистыми лапками, ни по что потом от них не избавиться.
…У главного караванщика, что купцов наших сопровождает – глаза раскосые, хитрющие. Злые. Так и сверкает ими, так и хмурит брови, когда в мою сторону поглядывает. Я в солому зарыться от этих взоров хочу - да некуда, мешки эти треклятые мешают. А он как обернется, так и солнце словно гаснет в тот миг. Тут же вспоминается, как Збышек под рубаху лез, все видится небо, что едва не раскололось на части… мерзко становится, противно.
Ему, мужичку этому, наш Ермолай, который еще отца моего знавал, что-то шепчет то и дело, да резко говорит, отрывисто. А тот на меня снова косится. Неужто речь и, правда, обо мне?
- Не боись, - домовой появился на борту телеги, но судя по тому, что на то никто и бровью не повел из купцов, только мне показался Кузьма.
- Не видишь, что ль, как глядит-то? – прошептала я, спиной к караванщику повернувшись, чтоб не заметил он, как губы мои шевелятся.
Еще надумает, что я наговоры плету али сглазить кого хочу – беды потом не оберешься. Камень на шею – да в ближайший омут, аккурат в руки водяного.
- Не тронет. А коли тронет – я ему самолично роги поотшибаю… - важно заявил Кузьма и на миг в глазах его сверкнул злой огонек. – Я давно жду, об кого кулаки почесать-то, а то засиделся я у твоей печи, Аленушка…
Мне поспокойнее стало, но к вечеру снова тревога вернулась - когда привал объявили да пришлось к общему костру идти, чтобы не обидеть отказом от ушицы да краюхи хлеба. День длинный был, утомились все, у огня тишина царит, пока едят все – уже опосля время побасенок придет да протчих сказок. Я свою похлебку быстро доела, а миску сполоснула в ближнем ручье, куда с Ермолаем на пару сходили.
Он мне по дороге и гутарил:
- Ты, девка, ничего не боись, никто не обидит. А ежели попытается – ты сразу мне сказывай, я ужо сумею приструнить наглеца… Батьку твоего знал, хороший мужик был, он рад был бы, что ты в Зачарованный лес подалась, сказывают, там великих чародеев учат, будешь, славница, процветать, жениха там найдешь себе из бояр – ты, главное, не прогадай!..
Я лишь улыбнулась, но веры словам его не было – особливо про то, что вобиду не даст.
Уж не знаю, почему – но люди виделись мне слабыми да безвольными.
…Когда к костру вернулись, караванщик тот злобный уже спал – или вид делал.
Я с облегчением под свою телегу залезла, в платок пуховой укуталась, соломы подстелила – вполне сносное гнездышко вышло. К счастью, ночи еще теплые были, от степи мы недалече отъехали, завтра к вечеру лишь к лесам доберемся – потому и не было надобности к костру поближе спать идти. А он высоко горел, искрами так и сыпал, освещал телеги с крытыми повозками, кои кругом поставили, чтоб легче охранять добро было. Треск прогоревших ветвей слышался в ночи, переклички часовых, крики совиные – чаща чернела вокруг, глазела на огонь зелеными звериными глазами, но никто оттуда выходить не решался.
Я и не заметила, как заснула – будто в единый миг плеснулась тьма, вышибив из-под ног землю, телега куда-то пропала, да и огонь исчез… Я вскочила – сон ли это?.. Вокруг кусты какие-то, ручей серебрится в лунном свете за тонкими стволами молодых сосенок…. Никого. Я шаль на груди стянула, испуганно обернулась. Гляжу – стоит тот самый караванщик косой, что с меня глаз своих злых не сводил.
И улыбка на лице его дикая, жуткая… Кадык вверх-вниз ходит. И веко левое дергается.
Он ко мне шагнул, и будто кусок льда к плечу приложили – так холодны ладони были… а позади – плеск громкий.
И хохот русалочий.
- Неужто так и не поняла, куда дорога тебе? – пробасил мужик, а я забилась в его руках, как в сетях рыбацких – крепка хватка, не вырваться.
Да человек ли он?
Кричать хочу – крик не йдет, как во сне бывает, когда ни звука издать, ни убежать… зато взлететь можно. Я и оттолкнулась от земли – резко, сильно, пяткой босой по земле ударив… вместе с караванщиком и взмыли. Но невысоко – до середины старой ивы, что разрослась на берегу ручья. Снова попыталась руки чужие стряхнуть с себя – но куда уж там… вцепился намертво.
Вниз глянула – а там уже три девки с зелеными волосами и перепончатыми руками, в рубахах белых, мокрых, срам не скрывающих… Тянутся ко мне, змеями шипят.
- От судьбы никуда не денешься… Тебе к нам путь-дорожка…
А глаза горят болотными огнями гибельными, и запах ила, гнилой тины, погоста стоит… туман от воды тонкими змейками пополз ко мне, словно схватить пытается, я от него – в сторону, он – за мной. И караванщик, как приклеенный, висит – и не тяжелый он, и молчаливый какой-то стал, да и словно куль с одежей, а не человек.
- Тьфу, пропасть! И как пробрался-то? – послышалось из кустов. – Да и ты, Аленка, хороша… чего не сиделось под телегой-то?
На поляну выскочил Кузьма – растрепанный, злой. Глаза алым горят, волосы соломенные – торчком, рубаха распоясана.
- По-мо-ги… - хотела крикнуть, но едва прохрипела, словно бы говорить разучилась. И вдруг со страхом поняла – не сон это.
На самом деле кружу я с нечистым духом по-над ручьем, а на берегу дочери водяного меня ждут… к нему утащить понадеялись.
…но как я так близко от ручья сама оказалась? Нельзя же в одиночку мне к проточной воде-то… Неужто во сне хожу?
С каких таких пор?
С визгом и криками русалки в воду попрыгали, подняв брызги, и хрустальными капельками осели те на траве и ивняке, а домовой мой с диким воем по берегу носился, отпугивая нечисть.
Тут и тот, кто караванщика облик принял, руки свои поганые от меня убрал, наконец, и я вмиг на траву грохнулась – хорошо, невысоко мы поднялись, падать не особо больно было. Пара синяков да ссадин – легко отделалась.
…Но крик мой слышали часовые, да и шум у ручья не мог остаться незамеченным… а коли не смогла я объяснить, чего делаю в мокрой да грязной рубахе на бережку том клятом, то и отказались меня дальше с собой везти.
Разрешили до границы с северным княжеством доехать, даже золото все отдали – неуж проклятия испугались?
Не защитил отцовский знакомец, хоть и обещался… смотрел виновато, как пес побитый, но ни слова поперек главному караванщику не сказал, когда тот ярился да кричал на меня, мол, я на их обоз нечисть навела, им теперь через меня удачи не видать…
Кузьма потом мне сказывал, что слышал, как у костра байки в ту ночь травили – мол, ведьма я и с навьями у ивы той резвилась. Крыть нечем – по-над ручьем с черным духом летала? Летала. Русалки по траве следом носились? Носились… а уж кто их звал, то людей не больно касалось.
Главное – ведьму бы с воза, всем легче будет.
Так и осталась я к следующему вечеру на лесной тропе дикой со своим ларем да домовым с кикиморой. Купцы да охорона их, даже Ермолай наш деревенский – старались и не глядеть на меня, с несчастным видом на сундук примостившуюся. Неужто боялись, что жалко девку станет, да не смогут вот так бросить ее в чаще-то?
Бросили все ж.
Уехали…
Я их не винила – люди завсегда таких, как я, боялись.
Вот вещи жалко… не унести мне весь сундук-то, придется его бросать, рубаху сменную и платок пуховой, доху возьму… травы вот еще не забыть. Можно и в путь.
Втроем-то не страшно – а Кузьма с Глашкой в обиду меня не дадут. Так и доберемся налегке до школы этой волшебной – ежели еще придусь я там ко двору, а то мало ли…
Вдруг да правы дочки водяного – одна мне путь-дороженька… под корягу речную, в ил да трясину.
13531 просмотров | 10 комментариев
Категории: Фэнтези, Любовный роман, Роман, Рудышина Юлия, Эксклюзив, Академия, школа, институт и т.д., Ведьмы, ведуньи, травницы, знахарки и т.д., Маги и волшебники, Славянское фэнтези
Тэги: юлия рудышина, кащеева наука
Это интересно!
- Я тебе все уже сказала – не буду твоей женой, не готова я сердце свое в камень обратить… - я отступила, не зная, куда деваться, ежели напасть Кащей вздумает.
- Не буду я тебе неволить, Аленка… - Кащей недовольно зыркнул зимними глазищами, и по лицу его тень пробежала, будто он с трудом сдерживался, чтоб не прихлопнуть меня, как мошку надоедливую. Видать, допекла я его, коль явился.
Зачем только?
Но вот беда на мне – проклятие ношу. Обещана была водяному.
Обернулась – стоит Кащей, наставник наш. В заморском плаще, с толстой золотой цепью с кровавыми рубинами, седые волосы ветошью на ветру трепещут… Жуткий, страшный, костлявый.
Да только помню я его иным. До сих пор, как глаза прикрою, вижу среброволосого синеокого витязя, статного да высокого, в парче и мехах… Что за наваждение?..
Доступный формат книг | FB2, ePub, PDF, MOBI, AZW3 |
Размер книги | Роман. 10,68 алк |
Эксклюзивные авторы (78)
- появились новые книги
Авторы (1188)
Подборки
Комментарии
Свои отзывы и комментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи, купившие данную книгу!
Войти на сайт или зарегистрироваться, если Вы впервые на сайте.
Главная героина Аленка. У нее, как водится, печальная судьба, родители сгинули в водах по воле злокозненного водяного, которому батюшка Аленки обещал отдать дочку за оказанную услугу, да и надул водного царя. Тот обиделся и уволок в пучину морскую… речную обоих родителей Аленушки. И осталась девушка одна-одинешенька на всем белом свете, да еще и сила ее окаянная вконец одолела… дар темный. Односельчане, не посмотрев, что она знахарка и лечить травами умеет, ополчились против нее, того и гляди из деревни выставят, а то и на вилы поднимут, как ведьму, с темными силами знающуюся. Не стала Аленка ждать результата их измышлений и, собрав нехитрую котомку, в компании домового и жены его кикиморы, отправилась покорять просторы вселенной… то есть в школу колдовскую, которой заправляла сама Василиса Премудрая!
На пути к обретению контроля над темной силой, Аленке попадаются разные личности…
Иван Царевич, он же дурак, как его время от времени величают – и совершенно напрасно! Может, он и не понимает всех волшебных штучек и хитросплетений колдовства, но берет верностью, отвагой и крепостью духа.
Кощей Бессмертный. Персонаж неоднозначный, и, судя по отзывам, большинству читателей понравился именно он. А чем же? Неужто ему удалось околдовать и читателей? Спойлерить не буду, но… Беда, которая на него свалилась в середине книги… не ее ли он творил для других? Есть ведь из-за него пострадавшие. Почему же его не прижали за его деяния? Почему Василиса Премудрая, зная его сущность, пустила его преподавать в школу? Да это же то же самое, что пустить волка в овчарню и надеется, что все овцы будут целыми. Зло коварно, и этом в очередной раз убеждаешься. =)
Книга оставила после себя яркое, приятно впечатление.
20.10.2019, 14:53
https://ast.ru/book/kashcheeva-nauka-833410/
также книга есть на лабиринте https://www.labirint.ru/books/653804/ - цена 306 рублей
30.07.2018, 00:04
24.10.2017, 15:07
(с) Рита Ромаш
08.10.2017, 00:11
(с) Таша Танари
08.10.2017, 00:11
(с) Alegra
Мы все привыкли, что мир сказок немного несерьезный, даже Кащей не такой уж страшный. А тут все из плоти и крови (ну, ладно, не все, нечисть же), живые, настоящие. Болотница на качелях очаровала. Описание ночи с упырями понравилось - сначала страшно, потом жалко их. Гуси-лебеди жуткие. Существа из сказок и легенд ни фига не лубочные, не игрушечные, и погружение в историю полное.
Если твои эльфы оставляли просто приятное ощущение чего-то вкусного, то тут близкое и родное, то, чему веришь. Намного сильнее впечатление. В общем, очень-очень.
__________
Круто-круто-круто! Я знала, что это должно быть книжкой! Поздравляю! Очень рада за тебя.
(с) Наталья Паничкина
Какая интересная история! Спасибо большое за то, что собрали всех наших сказочных героев в одном месте!!!
У Вас очень красивый слог повествования. Желаю победы в конкурсе!
(с) Валентина Давыдова
08.10.2017, 00:11
ОТЗЫВ
Благодарю от всей души за такое замечательное произведение! Абсолютно согласна с тем, что место ему в победителях) Описания, авторский язык на высоте, правда мне не очень понятны были некоторые слова в описании теремов и крыш. Но безусловно радует то, что видно, автор действительно в славянской мифологии понимает, а не просто мимо проходил) Алёнушка мне очень понравилась! Не ноет на тему своих несчастий и Ивана-дурочка, соплей розовых не распускает, умна, даже скажу, мудра. Сюжет очень интересный, новый. Хорошая интрига, мне уже не терпится книгу на полочку поставить
08.10.2017, 00:10
ОТЗЫВ
Что сказать, придраться не к чему, только порадоваться за книгу, что будет издана
Завораживает с первых строк - и стиль, и атмосфера, и персонажи - не только Аленушка с Иваном, но и куколка Василисина, и домовой с кикиморой, и селяне - все со своими характерами, живые, просто перед глазами встают. И сказочность не сусальная-пряничная и не ради антуража да с плоским юморком, как слишком часто ее пишут в нашем фэнтези, а мрачная, жуткая, тяжелая, по-настоящему пугающая, наверное такой она и должна быть изначально. Чувствуется, как близко от людей Навь и как легко впустить в душу зло, и аж пробирает, как Аленушка это видит и понимает, и пытается людей вокруг от этого уберечь, а в ответ получает лишь ненависть...
Начало очень тяжелое, не то чтение, чтобы бездумно отдохнуть и разгрузить мозги. Хочется читать неторопливо, ни на что не отвлекаясь. И, скажу честно, я просто заставила себя на 4й странице файл закрыть, пока не совсем еще затянуло, потому что это хочу читать полностью.
08.10.2017, 00:10
Юлия, ты меня поразила в самое сердце
Давно подкрадывалась к этой книге, этому пласту мифологии, который ты подняла, с некоторой опаской. У каждого своя сказка, и я боялась оказаться не "в струе", но ты прямо поймала мои личные ощущения Я боялась, что будет нечто с уклоном в веселость и простоту)
(читаю, будет нормальная рецензия, а не писки) Лови пока кратенький отзыв!
И я очень рада, что ошиблась!
Хочу сказать, что при всей моей любви к тематике кельтов, Кащеева наука, определенно, станет одной из любимых книжек.
Во-первых, тут совершенно особый стиль (который, кстати сказать, я пыталась использовать в Вереске, но с меньшей степенью погружения).
Сказочный, живой, сотканный из снов и слов, запахов и звуков, ощущений и знаков. Тот, в котором мы мечтаем побывать, который для меня является той самой, давно покинутой и прекрасной Грезой.
Опять же, язык строго балансирует между сказочностью и простотой, приверженности стилю и очарованием легкости. Дает погружение, но не топит!
Во-вторых, не знаю, как другие, а я всегда хотела побывать по ту сторону И ты даешь мне эту возможность!
Уф. помнишь, я говорила, что очень тяжело хвалю и мне это тяжко дается? Так вот, про Кащееву науку я напишу обязательно!
Очень, очень достойная книга!
И я рада, что она станет украшением книжных полок!
08.10.2017, 00:09
Подборки книг
#Академка и Студенты #Вампиры #ВедьмаИщетЛюбовь #ДворцовыеТайны #Дневник моей любви #КосмическиеИнтриги #КурортныйРоман #ЛитСериал #Любовь на спор #ЛюбовьОборотня #Магический детектив #Наследница #Некроманты #Новые звезды #Отбор #Полюбить Дракона #Попаданка #ПродаМастер #СемейныеИнтриги #СнежнаяСказка #Фамильяры в деле! #ЭроЛитМоб Young adult Авторские расы / Редкие расы Азиатские истории Академия, школа, институт и т.д. Альтернативная история Боги и демиурги Бытовое фэнтези В гостях у сказки Вампиры Ведьмы, ведуньи, травницы, знахарки и т.д. Гендерная интрига Герой-преступник Городское фэнтези Дарк фэнтези Демоны Детективное фэнтези Драконы Европейское фэнтези Жестокие герои (18+) Истории про невест Квест / LitRPG Космическая фантастика Литдорама Любовная фантастика Любовное фэнтези Любовный гарем Любовный треугольник Любовь по принуждению Маги и волшебники Мелодрама Мистика и ужасы Молодежка Морские приключения Некроманты и некромантия Неравный брак / Мезальянс Оборотни Остросюжетный роман Отношения при разнице в возрасте Первая любовь Попаданки Призраки и духи Приключенческое фэнтези Прыжки во времени Рабство Сентиментальный роман Скандинавский фольклор Славянское фэнтези Служебный Роман Современный любовный роман Социально-психологическая драма Стимпанк Триллер Фамильяры Фейри Эльфы Эротическая фантастика Эротический современный роман Эротическое фэнтези
Невероятно приятный отзыв! Спасибо от всей души!