Котомыш. Валя Шопорова
Магазин Книги автора Комментарии Похожие книги Предыдущая книга Следующая книга
Вновь оказавшись в больнице, Том смирился с тем, что здесь его место и поверил в это, но судьба сделала очередной крутой вираж. Ян, друг покойного Паскаля, выполнил данное обещание и распутал клубок тайн, которыми был окружён Джерри. И нашёл настоящих родителей Тома.
Полная семья, новая страна, новая фамилия – новая жизнь. Счастью их не было предела. Но на деле всё оказалось не так безоблачно, как казалось на первый взгляд. Ведь родителям известен его анамнез. А самому Тому с каждым днём всё сложнее «не помнить» о своих кошмарах.
Ещё и Джерри напомнил о себе…
Серия "Том vs. Джерри". Книга #3
Первая книга: Меня зовут Джерри. Валя Шопорова
Вторая книга: Умри, Джерри! Валя Шопорова
Третья книга: Котомыш. Валя Шопорова
Четвертая книга: Новая модель. Валя Шопорова
Пятая книга: Том против Джерри. Валя Шопорова
Отрывок «Котомыш. Валя Шопорова»
ГЛАВА 1
Годы идут,
Нет новостей,
Дома не ждут
Этих людей.
Downcast, Дом забвения©
Том сидел на неудобной кровати, обняв колени и упёршись в них подбородком. Смотрел в угол, где серовато-голубая краска стен выглядела темнее и старее, чем везде. Через голое, вечно запертое окно лился бесцветный свет: не солнце, не мрак за ним был, а грязновато-молочное, словно вываренное небо. И на улице было промозгло, несмотря на последние дни лета на календаре. Август в этом году сошёл с ума, устраивал дикие температурные скачки, бросаясь то в жар плюс сорока, то в дождливый холод. Лето в этом году прошло мимо него. Как и весна. Как и большая часть зимы.
Он снова толком не видел снега.
Уже восемь месяцев Том находился в больнице, один из которых провёл в реанимации – шутка ли, пробитое сердце и упорное нежелание жить. Он снова и снова кидался на стены и прочь из себя, срывался с нервов. Он не хотел жить, он не мог жить. Но заставляли: вязали к кровати, обкалывали убойными дозами транквилизаторов, от которых иной раз по несколько дней лежал ничего не мыслящим телом. В психиатрических больницах никто не будет шутить и играть в игры, тем более с неудавшимся самоубийцей. С теми, у кого что-то сломалось в голове, в мягких стенах разговор короткий.
Примерно через два месяца после того, как всадил себе в грудь нож, Тома начало отпускать: психика не могла бушевать вечно в неправильном и парадоксальном с точки зрения самой природы режиме самоуничтожения. Он смирился.
Он начал привыкать к тому, что видит вокруг себя каждый новый день, мало чем отличающийся от предыдущих, и принимать это как неизбежность: унылый цвет стен, людей в белых халатах, горькие на вкус таблетки.
Пришлось привыкнуть. Потому что в его слабом теле таилось на редкость сильное желание жить. Жить вопреки. Жить просто ради того, чтобы жить: продолжать дышать и видеть солнце. Даже когда он сам этого не хотел.
Его сердце не смогли остановить ни нестерпимая боль, ни ужас, ни истощение, ни даже сталь. Ему всё было нипочём, оно не желало прекращать свой бег. Тело страдало, психика ломалась и переламывалась пополам, а оно всё бежало и бежало вперёд, в, возможно, светлое будущее. [Только Том в него уже не верил].
Он был неудачной пародией на Джульетту из всем известной трагедии, смог вонзить себе в сердце нож ради того, что казалось важнее, чем жизнь, но не смог одного – умереть. Смерть его не хотела, воротила нос, твердя под него: «Ещё не время». Но и нормальная жизнь не находила для него в себе места.
Его местом был искусственный мир внутри больничных стен, где нет опасности, правила чётко прописаны на бумаге и никто от тебя ничего не ждёт. Эти стены надёжно защищали от мира настоящего, огромного почти до безграничности, в котором Том не умел жить, к которому отчаянно стремился совсем недавно [по меркам собственной памяти], но тот с тем же отчаянием отшвыривал его от себя, как паршивого котёнка.
Ему не было места нигде, кроме больницы. Потому что этот мир стерильности и безнадёжности принимает всех, повинуясь клятве Гиппократа, будь ты хоть бедный, хоть богатый, хоть кривой, хоть до предела не такой. В этом мире можно ни о чём не беспокоиться, кроме того, что жизнь проходит мимо, пока ты подставляешь вены под капельницы.
Том взглянул на сгиб локтя, где едва сошли чёрные синяки, несмотря на то, что делать инъекции ему перестали полтора месяца назад, так его искололи. Что полтора месяца, что восемь – прошли, как один бесконечный день без заката и рассвета.
Том больше не рвался на волю, не спрашивал, когда его выпишут и выпишут ли, и никто другой эту тему тоже не поднимал. Ему было по большей части всё равно, потому что огромный манящий мир он попробовал, да не прижился в нём. И теперь, в отличие от прошлого раза, прекрасно понимал, что выходить отсюда ему некуда и не к кому. И не так уж уже хотелось, чтобы кто-то ждал.
Хотелось раньше, когда только смирился с жизнью и на время вновь воспылал. Хотелось до жара в груди и замирания сердца в каждой секунде от ожидания. Он ждал Оскара – беспринципно, мягкотело, наверное, глупо, но тот был единственным человеком в мире, которого Том знал, к которому успел привыкнуть.
Но он не пришёл. Ни разу. Даже не поинтересовался, как он, жив ли, доктора бы наверняка сообщили Тому о его волнении и передали пару слов.
Том с какой-то абсурдной, мазохистической верностью ждал его до середины весны. Не говорил об этом никому, но всякий раз, когда открывалась дверь, вскидывал к ней полный надежды взгляд. Потом признал очевидное – Оскар не придёт, и не надо придумывать ему никаких оправданий.
Всё просто и прозаично, без сказочного продолжения и многоточий. Остро и резко, как падение лезвия гильотины – раз, и всё.
Несмотря на то, что они почти три месяца жили под одной крышей, и на то, что Том, вопреки всему, боялся за него больше, чем за самого себя, он так и остался для Шулеймана никем. Это просто был странный период благотворительной помощи нуждающемуся во всём, и после того, как его не стало рядом, жизнь Оскара не изменилась.
Удивительно, но принять эту правду оказалось несложно, даже не болело толком – просто разом всё перегорело внутри, не оставив после себя ни злости, ни обиды. Лишь воспоминания иногда мелькали о том, как пытался жить, но не сумел.
Изначально к Тому было особое отношение, как и к любому суициднику, в чём-то жёсткое – ведь это клеймо о самой извращённой неадекватности. Никто не плясал вокруг него на цыпочках, не вёл с ним светских бесед, не смотрел с интересом – чуть что – укол или привязь. Если человек хотел умереть, главное – заставить его жить, любым способом, не важно, доламывая ли, переламывая ли в сторону утраты человечности, потому что нелегко остаться человеком, когда тебя им не считают.
Потом, когда доктора запросили информацию о нём и получили ответ из центра принудительного лечения, стало хуже. Оказалось, что мальчик не просто пытался убить себя достаточно оригинальным способом, но и зарезал трёх человек. Узнав об этом, врачи от Тома начали держаться особняком. Это была самая заурядная психиатрическая больница, где никто из персонала никогда не сидел рядом с убийцей и не хотел пробовать, где никто не был обучен работать с «особо опасными». И лишь единицы разделяли, что есть Том, невиновный, а есть другая личность, которая убивала.
В этой больнице всё действительно было совершенно иначе, нежели в лучшем центре принудительного лечения страны. Другая степень квалификации и выправки персонала, другое отношение. Здесь никто не заглядывал в рот, не ловил каждое слово, не искал индивидуального подхода к каждому пациенту и тем, кому это было особенно необходимо. Здесь не было камер в каждом углу и никого не волновало, в состоянии ты выходить из палаты, хочешь ли этого – если нет, то ты просто оставался голодным. Здесь душ был не когда захочешь, а по расписанию, через день.
Здесь не заставляли и не упрашивали, но именно это не оставляло выбора. Гнилая альтернатива – или по правилам, или никак - лежи, запертым в четырёх стенах, гордись своим упрямством.
Здесь доктора не сменялись для объективности лечения, и никто не ставил рамок, что пациента нельзя держать в больничных стенах слишком долго, что его обязательно нужно выписать в нормальную жизнь, разумеется, вылечив перед этим. В этих стенах будто бы не существовало времени, и быть пациентом можно было вечно – до конца собственной вечности, до смерти. Здесь были те, для кого палата стала домом, те, кого никто не ждал в настоящем мире, а сами выжить они не могли.
Изначально лечить Тома поручили доктору-женщине, но она отказалась от него, узнав о его анамнезе. Сослалась на то, что не справляется, а по правде просто не захотела связываться с убийцей, побоялась. И так думали все. Убийца – как клеймо, которым прижигали настороженно-косые взгляды медицинского персонала, в первое время вообще доходило до абсурда, что к нему никто не хотел и близко подходить.
И пусть никто не говорил этого вслух, не вменял ему страшнейшие грехи, но всё было видно по напряжению и выражению глаз. Не умеющий понимать без слов, потому что был лишён социума, Том стремительно познавал эту науку.
Потом, после отказа, Тома передали новому доктору, мужчине, который оставался его ведущим врачом и по сей день, и который был одним из немногих, кто не боялся его и не подозревал в том, что он в любую секунду может вцепиться в горло.
Том привык к нему на удивление быстро и просто, а в принципе, выбора всё равно не было, никто бы не стал менять специалистов до тех пор, пока он не останется спокоен и доволен. А доктор, в свою очередь, никогда не пытался вторгнуться в его личное пространство и не подходил ближе дозволенного.
Потому они сработались, приняв друг друга как неизбежность, лишь результатов их работы толком не было: прогресс полз, полз, но никуда не приводил, потому что, по сути, никуда и не мог привести. Никто не ставил себе цели выписать Тома. Его избавили от патологического нежелания жить, которое и привело его в эти стены, и на этом всё, больших устремлений и планов на его счёт никто не имел.
И никто в этот раз не лечил его от Джерри, потому что не было рецидива. О том, что на самом деле такой эпизод был, пусть и краткий, Том никому не сказал, потому что не спрашивали. Потому, что в первые месяцы кололи и вязали постоянно, а потом всё смазалось и забылось, стало не таким остро насущным и потому неважным.
Это всё словно было не с ним или где-то в другой жизни. А теперь его жизнью являлась больница: существование по расписанию, тотальное одиночество и почти всегда тишина, психически больное окружение в столовой и в комнатах досуга, где можно было проводить время, когда палаты открыты, чтобы совсем не превратиться в овощ, и доктора, у которых и без него хватало проблем.
И никто его не держал здесь, могли выписать в любой момент, потому что уже готов, более готовым едва ли станет, но и никто не собирался его забирать. А сам Том не думал молить о выписке и не планировал уходить, угас тот огонь, что толкал к воле, превратился в тлеющие угли. Удивительно, что и они не потухли, оставив после себя выжженное пепелище, внутри ещё теплилось, но тепла этого было чертовски недостаточно для того, чтобы рваться вперёд. Чтобы снова пытаться после того, как реальность не в первый раз пережевала его и выплюнула в холодно-бутафорский больничный мир.
Здесь его место, Том начал верить в это.
Оказалось, что жить за окнами с решётками не так уж страшно и плохо, как он боялся, когда у тебя попросту нет выбора, когда ты или смиряешься, или смиряешься через слёзы и сорванные нервы.
Том даже не спрашивал, в каком он сейчас городе: в Ницце всё ещё, может быть, снова в Париже или родном Морестеле, или каком-то другом, новом городе. Не было особой разницы. Из окна психиатрической больницы все города видятся одинаково.
Иногда перед сном, когда уже перестали обкалывать препаратами, накатывали воспоминания. Вспоминался центр, в котором к нему было особое отношение, первая встреча с неординарным доктором Шулейманом, их договор, прибытие в Ниццу, их странная жизнь под одной крышей и как финальный, кульминационный аккорд – то, как он вонзил себе в сердце нож.
Разве всё это происходило с ним? Сейчас в это не верилось совершенно, эти воспоминания казались украденными кадрами какого-то кино, которые память присвоила себе. И только новые отметины на теле доказывали с упрямой безмолвностью, что всё это было по-настоящему.
Иногда Том касался продольного шрама на груди, оставшегося после того, как ему вскрыли грудную клетку, спеша спасти подбитое сердце, и замирал на секунды, не моргающим взглядом смотря перед собой, проваливаясь в небытиё цвета разбавленного молока. В эти мгновения он не вспоминал, не обдумывал, он был ощущениями на кончиках пальцев.
А рядом, немного правее, запёкся шрам куда менее заметный, тонкий, указывающий на место, куда он нанёс удар, предавая свою жизнь в отчаянной попытке избавить мир от зла.
Но это самопожертвование на деле ничего не стоило, всё было зря.
Оказалось, что мужчина, чьё тело нашли в окрестностях Ниццы, был начинающим, но уже достаточно успешным бизнесменом, от которого до ужаса прозаично избавились конкуренты, на чью территорию он вторгся. Джерри здесь был ни при чём.
Ему даже не сказали об этом. Сам догадался по тому, что к нему не приходила полиция за выяснением обстоятельств убийства и никто вообще ничего не говорил об этом.
Паршиво было осознавать, что ты напрасно пытался лишить себя самого ценного – жизни, обезумев от страха перед тем, что живёт в тебе, - что всё пустышка и результат ошибочных выводов. И Том больше не ощущал присутствия Джерри, словно его и не было вовсе, словно всё на самом деле было лишь очень странным кошмарным сном, а он сумасшедший, но как-то иначе, потому что поверил в него.
Поверить бы в это до конца, безоговорочно, и забыть о том, как пахнет кровь, и о том, что живёшь не в своём возрасте, а тело твоё десятки раз изуродовано.
Том повернул голову к двери, из-за которой послышался звонкий, заливисто-рокочущий смех. Он уже выучил, кому этот голос принадлежит, и безошибочно узнавал его. Казалось, этот мужчина всегда начинал заливаться хохотом именно около его палаты. На самом же деле он просто смеялся всегда, когда ходил по коридорам.
2656 просмотров
Категории: Роман, Серия, Драма, Повседневность, Шопорова Валя
Тэги: валя шопорова, котомыш, разгадка тайны прошлого, предательство, безысходность
| Доступный формат книг | FB2, ePub, PDF, MOBI, AZW3 |
| Размер книги | Роман. 15,27 алк |
Эксклюзивные авторы (162)
- появились новые книги
Авторы (1003)
Подборки
Комментарии
Свои отзывы и комментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи, купившие данную книгу!
Войти на сайт или зарегистрироваться, если Вы впервые на сайте.
Подборки книг
#ДраконВедьма #КурортныйРоман #ЛитСериал #ЛюбовьОборотня #ЛюбовьПроклятия #МойПарень #Наследница #Некроманты #Отбор #Попаданка #ПродаМастер #СлужебныйРоман #СнежнаяСказка #Студенты #ШармПервойЛюбви #ЭроЛитМоб Hurt/comfort POV Авторские расы Азиатская мифология Академия, школа, институт и т.д. Альтернативная история Ангелы Ассасины Асуры Боги и демиурги Вампиры Ведьмы, ведуньи, травницы, знахарки и т.д. Воры и воровки всказке Герой – ребенок Герой-телохранитель Гномы и дварфы Городское фэнтези Дарк фэнтези Демоны Детектив Джен Домашние животные Драконы Драма Жестокие герои Истории про невест Квест Киберфантастика Кинк Космическая фантастика Космические войны Литдорама Любовная космическая фантастика Любовная фантастика Любовное фэнтези Любовный гарем Любовный треугольник Любовь по принуждению Маги и волшебники Мелодрама Метаморфы Мистика и ужасы Морские приключения Морское фэнтези Некроманты и некромантия Неравные отношения и неравный брак Оборотни Омегаверс Орки Отношения при разнице в возрасте Пародия Пирамида любви Повседневность Попаданки и попаданцы Преподаватель и ученица Призраки и духи Приключенческое фэнтези Прыжки во времени Путешествия во сне Рабство Редкие расы Свадьбы и браки Светлые эльфы Скандинавский фольклор Славянский фольклор СЛЕШ Смена пола Современный любовный роман Социально-психологическая драма Стёб Стимпанк Темные эльфы, дроу Фамильяры Фанфик Феи и дриады Фейри Феникс Флафф Фэмслеш Фэнтези Европы Чужое тело Эротическая космическая фантастика Эротическая фантастика Эротическое фэнтези
