ГЛАВА 1
«Черт, опаздываю! Второй раз за неделю опаздываю на практику. Да меня ж главврач заживо сжует. Говорил же себе, пора спать, выключай комп и вали спать, тем более вставать-то через три часа. Ну и итог: уснул, где сидел, будильник не слышал, и вот — катастрофа мировых масштабов. Господи, а как же спать-то хочется».
Вот такие мысли крутились в моей голове, когда я на всех парах летел по улицам, словно кто-то хорошим пинком мне придал чертово ускорение. Ну и, естественно, если день не задался с утра, то он не задался и к обеду, и к ужину, и к ночи. Старушку, божий одуванчик, дышавшую мне в область пупка, я просто не заметил. Налетел со всей дури, и как только поймал ее и не дал приложиться об асфальт, просто и не знаю. А вот сумки ее сделали невероятный кульбит в воздухе и звонко (видно, там что-то бьющееся было) легли на проезжую часть.
— Вот черт! — выругались мои мысли, а я последовал за ними. — Бабушка, вы как, целы?
— Ах ты ж, ирод окаянный! — бабулька тут же приступила к делу. — Ты чего удумал? Ты что так по улицам носишься? — Похоже, она села на любимого конька. — Вот из-за таких, как ты, и попадаем в больницы. Что за молодежь, сплошь безответственность и узколобость. Вот мы в ваши годы никогда себе такого не позволяли, что б хоть раз неуважительно отнестись к людям в возрасте. Да отец бы тогда хворостину об меня обломал. В нас воспитывали уважение и почтение к старым. А вы…
«Так, кажется, это надолго, а я, если сейчас не побегу, точно завалю всю практику, несмотря на мои неплохие знания медицины и хирургии в целом. Черт».
— Бабуль, простите меня, ради бога, давайте я вам помогу.
Собрав ее продукты, я поймал ей такси, угробив последние деньги, что были, но нам, студентам, не привыкать: голод еще сильнее стимулирует мозг и находчивость. В общем, усадил бабульку, и она назвала свой адрес. Я аж удивился, услышав его. Чуть ли не час добираться в общественном транспорте, а она с такими-то сумками. Еще раз подтвердил свои подозрения: сильно их поколение, всех нас переживут.
Когда машина отъехала, я только и заметил одиноко валяющиеся телефон и паспорт в траве около кустов, что росли вдоль дороги.
— Черт! Беда! Ладно, вечером занесу, а то сейчас у меня и так проблем будет полная задница.
Опоздал я на час и сорок минут и, понимая, что от расправы мне не уйти, уныло передвигая ноги, брел в сторону ординаторской хирургического отделения.
«Эх, вот бы главнюк заболел, что ли».
Н-да, подумал и хоть смейся. Этот боров двухметровый и болезнь — вообще вещи несовместимые. К тому же он и со смертного ложа приползет, чтобы прочитать мне нотацию на тему какой я долбоеб и недоносок, при моем таланте маюсь дурью и шляюсь хрен знает где, когда должен самым первым быть здесь. В общем, я и не знаю, в какой раз уже буду все это слушать. А все моя привычка оставлять на сон минимум времени.
— Сорокин!
«Попал!»
— Ты явно самоубийца!
— Эм, Константин Викторович, я…
— Ты, Сорокин, жопа с ушками и без мозгов. Потому, как будь они, ты бы вообще не появился сегодня мне на глаза. Я тебя сгною в утках. Готовься, удод, тебя ждет огромное количество стариков и их утки…
«Ну, твою мать!»
Окинув меня взглядом, он перевел его на открытую дверь ординаторской и зычно так гаркнул:
— Девочки, чего сидим, задницу просиживаем? Или вам делать сегодня нечего? Девочки, девочки, как нехорошо.
Ага, девочки, на которых он сейчас орал, были моими сокурсниками, и из пяти человек там не было никого женского пола, одни парни. Вот только в глазах главнюка все они девки, причем блондинки тупые.
— Чего стоим, Сорокин? Вали работать! И вы тоже, чтоб через пару секунд при деле были, а то все вместе пойдете утки из-под лежачих вытаскивать и мыть.
Всех как ветром сдуло, и меня, впрочем, тоже. Страшен главнюк в гневе. Ни один под руку ему попасть не хотел. Если вы мужского пола и попали в его личное «рабство», то вам сильно не повезло. Зато девчонкам у него хорошо жилось, он как-то осторожнее с ними был, а они все по нему сохли и глаза ему строили. Прям центр вселенной этот гавнюк. Моя бывшая ему тоже глазки строит, аж бесит все.
«И что в нем есть, чего нет во мне?!»
— Сорокин, ты спишь или работаешь? — от того, как он это прошипел у моего уха, я аж подпрыгнул.
Гад, всегда подкрадывается со спины. С его весом и так тихо передвигаться — это просто немыслимо.
— Работаю…
— Ну так делай это с открытыми глазами и губкой, а не полотенцем, которым потом обычно руки вытирают.
— Да епт твою мать, — выругался я.
День у меня был длинный, к тому моменту, как идти домой, еле ноги передвигал, думал — сдохну, прям как стою. Впервые этот так зверствовал, загонял меня так, что я себя мальчиком на побегушках чувствовал и рабом в одном лице. А еще бабульку ту искать и телефон с паспортом относить ей.
***
Телефон орал так, словно кот в мае на крыше. Я с трудом приоткрыл глаза и потянулся за трубкой. О-о-о, я хорошо знал, кто звонил.
— Ген, дуй сюда, у нас проблема, — голос в трубке был взволнованным и принадлежал Ромке, одному из танцоров в гей-клубе.
— Ну и что случилось на сей раз? Кто кому врезал? Кто-то слишком сильно выгнулся и что-то себе сломал? Шест не выдержал и рухнул, попутно приласкав кого-то в лоб?
— Сорока, не до шуток. Димка траванулся.
— Что? — Сон как рукой сняло. — Живой?
— Да, но выглядит хреново.
— Сейчас буду.
«Только не Димка, только не он».
Дима был самым молоденьким среди стриптизеров, всего девятнадцать лет. Немного наивный какой-то, тихий и безобидный. Умудрился влюбиться в клиента одного, а тот и не видел парня в упор. Мы уже дважды из петли его вытаскивали. Что ж он творит-то?
Господи, ну как же меня угораздило во все это влипнуть? А очень просто. Не делай добра другим, и тебе «добро» не вернется. Вспомнить — смешно, а забыть — невозможно…
Я когда в тот вечер, да почти ночь, бабульку искал, наткнулся на заведение и, увлекшись, как-то не прочел вывеску, ага. То, что явно здесь что-то не то, я понял в тот момент, когда по ушам ударила музыка. Гремело так, что децибелами чуть ли барабанные перепонки не снесло. Вторыми меня насторожила полутьма и два парня, целующихся так, словно сожрать друг друга хотели. Ну и добили меня те трое, что вытанцовывали у шеста. Я аж покраснел, они там разве что не сексом занимались, так похабно и страстно это выглядело.
Мой мозг быстро выдал, что хорошо бы смыться, пока кто-нибудь меня за своего не принял. Мозг-то был быстрым, а тело как-то за ним не поспевало. И вот я уже каким-то образом сижу на барной стойке. У меня в руках высокий бокал со странной синей жидкостью, и я уже пью. Сам не знаю почему. Эта штука оказалась градусной, а для меня-то голодного — так вообще убойной. Парень, что меня притащил и усадил на барную стойку, развратно мне улыбался и зачем-то поглаживал по бедру.
— Как зовут тебя, куколка?
— Эм-м-м, — опешил я и от шока начал говорить правду. — Геннадий.
— Первый раз у нас, Геннадий? Ты не бойся, мы не кусаемся… если не попросишь сам.
— Я…
— Да не волнуйся ты, не обидим такого симпатичного мальчика.
— Э-э-э, — совсем я ушел в астрал.
— С такой внешностью тебя быстро уведут. Вот поэтому я сделаю это первым и придержу тебя для себя.
— Я натурал… — Ага, так меня и стали слушать.
— Не смеши меня, сюда натуралы не заходят. Не бойся, я буду нежен.
— Эм-м-м, — снова кончились слова.
Вот так я и познакомился с владельцем гей-клуба — Крыловым Тимофеем Сергеевичем.
Спиртное на меня быстро подействовало, а может, это было любопытство. Когда еще такое увижу. Не, я к геям отношусь нейтрально: они не трогают меня — я помню, что они меня не трогают. Все мы люди. Но любопытство, плюс алкоголь и еще плюс то, что Тим оказался веселым малым, и вот я уже поддался общему разгулу и смотрю на то, как извиваются танцоры. Больше мне не кажется это пошлым или неправильным. Красиво ведь двигаются, легко так, плавно и, ё-мое, как они выгибаются. Вот это гибкость.
— Слушай, а у них, часом, кости-то есть? Да не может человек быть таким гибким.
Тим хрюкнул, давясь смехом, и придержал меня, чтоб я под стойку не улетел. Ну, мне ж надо было все детально рассмотреть, вот и вывернулся весь, подавшись вперед.
— Ты глянь, как он его завязал… О-о-о, ничего себе, куда ногу закинул! Да ты только глянь, он что, к шесту на клей приклеился?.. Ого! Мать моя женщина, он сейчас что, его промеж ног лапал?.. Эм-м-м, куда это он полез? Чё, и трусы тоже снимать будет?! О-о-о, а как он так извернулся, мать етить, лишь бы его так не переклинило, а то не разогнется еще. Я ехать снова в больницу не хочу, у меня только смена кончилась. Нет, ну по логике, вот сейчас бы я сломался пополам, а он ничего… бодренько так лыбится. Я в шоке…
В общем, заткнуть меня в тот вечер было не реально, язык мой — враг мой, а если он еще и спьяну, то тут уж его ничего не остановит.
Наутро я проснулся дома, с больной головой и хреновой памятью. Посчитав, что стоит забыть все мной увиденное, засунул остатки памяти поглубже и окунулся в привычную для меня жизнь. А через два дня, ночью, впервые мой телефон заорал, как больной, и голос Тима, которого я и не чаял услышать, попросил о помощи. Один из танцоров повредил ногу во время танца. На мой вопрос — откуда у него вообще мой номер, Тим засмеялся. Оказывается, перед уходом я, пьяно икая, написал его прямо на стене клуба, со словами: «Чёт с бумагой туго».
Так все и началось. Вот уже месяц меня могут поднять в любое время экстренным звонком с просьбой о помощи. Пока я лечил ушибы, растяжения и переломы, но последнее время все чаще возникают проблемы с Димкой. Жалко мелкого, вбил себе дурь в голову. Любит он… Разве ж могут любить два мужика? Да и есть ли эта любовь вообще? Что это такое? Ее можно пощупать? Увидеть? Ничего подобного, блажь все это, тем более между двумя мужиками. Чушь.
> Странно, но понравилось. Спасибо. Хотелось бы прочитать вторую часть, но на ПМ не нашла...
Действительно, книга в чем-то странная, как и наша жизнь. Я рада, что она вам понравилась.
Второй книги еще нет, но она потихоньку пишется в подполье. Пока не выкладываю ее.