Манипулятор. Татьяна Хмельницкая

ГЛАВА 1
- Привет!
В дверях спортивного зала стоял капитан Марков. Он широко улыбался, а это весьма редкое событие и означало оно, что мои дела не так уж и плохи. Впрочем, я этого ожидала.
Разжав руки, я спрыгнула на маты, оставив болтаться брусья над головой после спортивных упражнений. Согнулась, уперев ладони в колени, несколько раз глубоко втянула воздух носом.
- Здравствуйте, Илья Александрович.
Я выпрямилась и направилась к мужчине, подхватив лежащее на мате полотенце и повесив его на шею. Шла не спеша, делая махи руками, чтобы расслабить мышцы и восстановить дыхание. На самом деле пыталась оттянуть время и понять, что следует ожидать от предстоящего разговора с капитаном. В том, что от меня что-то потребуется, и я обязана буду из кожи вон вылезти, но сделать – не сомневалась. Оставалось разобраться в том, что именно понадобится. Я виновна – неоспоримый факт, пусть даже на деле выполнила все инструкции по чрезвычайным ситуациям. Пусть даже неопытный боец полез в пекло во время рейда на Землю по собственной инициативе. Пусть даже, его останавливали другие бойцы, когда он отказывался слушать меня, а парень нарушил приказ. Я - координатор, и обязана была предусмотреть и эту нелогичную возможность.
С самого начала службы я учила как мантру: координаторы просчитывают всё; координаторы следят за всем; координаторы глаза и уши отряда при исполнении. Так было, есть и будет. Только лучший может стать координатором, а я уронила эту планку, облажалась. Теперь могу мечтать лишь о том, чтобы оправдаться. Нет, не в глазах совета, Марков пришел именно с этой вестью: совет меня оправдал, а в собственных глазах.
Многократно просматривала и прослушивала всю запись с того злосчастного эпизода «от» и «до» и убеждалась, что по инструкции всё сделала правильно. А по сути? По сути – провалила операцию. Взяла стажера и не разобралась в его характере, не прониклась им, не сумела влезть в его голову. Грош – цена такому управленцу. Мне грош – цена.
Теперь стажер в госпитале на «Абсолюте» с семьюдесятью процентами поражения кожи химикатами. У еще двух ребят, что вытаскивали его из эпицентра легкие ранения. А я… Я буду глотать всё, что скажу сама себе в немом разговоре и корить, что парни пострадали.
- Хорошие результаты, Таня, - мотнув головой в сторону брусьев, хмыкнул капитан. – Рекорд «Абсолюта» будет нашим.
Первенство между командами Стражей через месяц. Я ушам своим не верила, что капитан об этом заговорил. Я отправила Илье Александровичу рапорт на электронную почту, в котором ходатайствовала произвести ротацию. Просила о переброске на Землю, на одну из военных баз. Только достойные могут служить на «Абсолюте», а я выбыла из этого числа. Он что, не читал рапорт? Думаю, ознакомился, потому и пришел сам. Побеседовать хочет. Ладно, поговорим…
Я сама желала отбыть повинность. Хотела, чтобы отправили куда угодно, пусть в горячую точку, только бы не в отряд. Не собиралась видеть бойцов, испытывать это чувство снова, когда пришла к ним после случившегося и наткнулась на оправдывающие меня взгляды. Парни хлопали меня по плечу, говорили, что вытащила ситуацию с нуля. Я видела, они сожалели, что трое из десятки пострадали. Чувствовала это и не могла примириться. Они оправдали меня в собственных глазах, теперь совет подтвердил мою невиновность. Но не я… Не я… Не я!
- Вряд ли получится у меня поставить рекорд, - пожала плечами и отвела взгляд. – Написала рапорт. Очень надеюсь, что выразите согласие.
- Видел рапорт, - резкость в словах отличительная черта капитана. – Я не подписал его. Нечего тебе делать в Японском море. База у них так себе. Пойдём.
Пойдём, значит, пойдём. Я не отказываюсь. Будет возможность обсудить подписание рапорта с глазу на глаз и без дополнительных ушей.
Потирая шею и затылок полотенцем, я вернулась к снаряду и подхватила бутылку с водой, лежащую на мате. Увы, любая жидкость на «Абсолюте» считалась вещью дорогостоящей и просто так разбрасываться ею глупо. Рейдовые группы состояли на полном довольствии у правительства, но именно поэтому нас урезали во всём. Смешно, но к сожалению такова тактика «Абсолюта» в понимании высшего эшелона власти: Бей своих, другие - не сунутся.
- Поторапливайся, Таня.
- Сейчас.
Окинув взглядом зал, я отпила из бутыли и пригляделась к видеокамере, которая направила свой красный глазок на меня. Живя в казармах, привыкаешь к постоянной слежке. Она прописана в регламенте службы и считалась делом обыкновенным. Впрочем, камеры на «Абсолюте» везде, на всех девяти кольцах станции.
- Пошли, в «Оружейную». Мне кое-что показать тебе надо.
Я сверлила широкую спину капитана пока шли по коридору в сторону оружейного склада. По дороге встретились двое ребят из моего отряда. Кивнула им и отвела взор. Не могла пересилить себя и смотреть им в лицо. Стыдно. Перед ними, перед собой, перед «Абсолютом».
После происшествия многие подходили, говорили слова утешения, хлопали по плечу, другие – обнимали. Иллюзия поддержки. Что-то типа: «Ты всё испортила, но не сдалась и сделала как надо». Только один человек не скрывал, что считал события в рейде, который я координировала, тактическим провалом. Вадим Панин. Он своими кривыми ухмылками, на гладко выбритом лице, и молчанием после возвращения ребят на «Абсолют», заставил меня осознать: я не справилась.
Вадим Янович Панин…
Раньше я думала, у меня был друг - как минимум, и как максимум – возлюбленный. Жаль, осознала, что Панин ни друг и не враг слишком поздно. Это была моя первая ошибка за долгие годы учёбы в Военном корпусе и мой первый опыт в понимании ответственности за других людей. Ориентиры должны быть и плохо, когда человек сбивается с курса. Я отошла в сторону, совершив подмену понятий.
Однажды я подпустила Вадима слишком близко, позволила ему навязать точку зрения, увидеть обстоятельство дел, его глазами. Мощные доводы возлюбленного, замешанные на моих идеалистических представлениях об истинности чувств, подтолкнули меня к предательству. И всего-то и надо было, что замешкаться на несколько секунд, когда в итоговом рейде в интерактивном поле сражались две десятки бойцов. Одну из них вёл Вадим, другую – я.
Инструкции… Великая вещь, придуманная людьми. Я сделала всё по протоколам и звено проиграло. В тот день я позволила рисковать Панину, ведь накануне он просил меня придержать звено, потянуть время. На общем зачёте команды провал не сказался, мы всё равно одержали победу, но для меня осознание собственного поступка стало контрастным душем. И ведь что интересно: я и тогда не преступила инструкции. Я умышленно испортила ситуацию, чтобы помочь Панину и вытянула её в последний момент. И что занятно, мне даже в характеристике для представления комиссии на устном экзамене написали, что точно исполняла протокол. Вот ведь нелепость… А еще говорят: жизнь движется вперед… Глупости! Она циклична и бесполезна и сейчас я это чувствую, как никогда.
Роман с Паниным закончился ровно тогда, когда признав предательство, превратила нелепое чувство, которое называла любовью в готовность поквитаться в любом месте и в любое время. На самом деле всё, что происходило между нами назвать симпатией крайне трудно. С моей стороны это был побег от пережитого горя. Мы и сошлись с Вадимом случайно на почве дискуссии на одной из лекций. До этого, я будто жила в другом измерении и не подозревала о существовании курсанта по фамилии Панин. И вот ведь, свела нелёгкая!
Смешно… Мы так много говорили с Вадимом, обсуждали. В наших беседах он разрывал любые мои аргументы в клочки, и мне нравилось это. Я нашла стимул двигаться дальше, что-то познавать. Вакуум вокруг меня рассеивался, я обретала почву под ногами, выстеленную знаниями. Снова почувствовала вкус к жизни. Мой поступок – вознаграждение за иллюзию, подаренную Паниным. Я так хотела ему помочь, что сочла за разумность заплатить эмоциями других людей. Вадим принял жертву, не побрезговал…
Урок на всю жизнь и я им дорожу, будто ювелир-коллекционер редким бриллиантом. У меня теперь есть своеобразный маркер, отмечающий раковые клетки называемые Безответственностью.
Илья Александрович приложил цилиндрической формы электронный ключ к считывателю на двери, и она мягко отъехала в сторону. Внутри находились двое. Правду говорят: «Помянешь нежить, она и появится», так и с Паниным. Именно он первым обернулся и хмыкнул, встретившись со мной взглядом. Высокий, широкоплечий, атлетического телосложения. Русый ёжик волос, на скуле – кровоподтёк. С большим удовольствием добавила бы еще один, впечатав кулак в его физиономию.
- Панин со стажером на выход.
Капитан отдал приказ пОходя, словно мы пришли не для разговора с глазу на глаз, а проверить оружие, которое потребуется в следующем рейде. По голубым глазам стажёра, паренька на вид лет восемнадцати, я поняла, что тот ничего не заподозрил. Он бросил на меня мимолётный взгляд и направился к двери. С Паниным такое не прокатывало. Он понял, что капитан собирался делать, потому медленно положил ствол на стенд и размеренной походкой покинул помещение.
- Здесь никто не услышит, стоят видеокамеры и всё, – напомнил Марков.
Мужчина взял пистолет и повернулся ко мне. Пришлось подыграть. Уставилась на командира, готовясь услышать важную информацию.
- Тань, дело выигрышное и тебя оправдали, - начал Марков, - но ты ведь знаешь, мнение совета на том и держится, что голосов разных полно. Были двое, кто хотел тебя вообще отстранить, перевести в штаб на аналитическую работу. Удалось отстоять и ты всё еще в деле. Есть оговорка в записи решения совета, вот с ней придётся считаться.
Я тяжело сглотнула. За три года службы привыкла ко всему, кроме «оговорок» в документах. Обычное дело, касающиеся звена будь то вынесение зачёта и награждение, или рапорт о недоработках личного состава, всё проходило с так называемыми «оговорками». Пометки эти считались рекомендациями, но обязательными к исполнению.
Обвела взором вместительную, достаточно большую комнату со стеллажами для оружия. Яркий свет, льющийся с потолка, делал окружающие предметы чёткими. Стеллажи стояли таким образом, что из каждой точки комнаты просматривалось всё пространство.
- Тань, твоему звену даётся передышка в два месяца. Ты ведь понимаешь, что с тремя ранеными никто не позволит выйти на линию. Я разговаривал с Грибоедовым, он ждёт твоего оправдания, и хочет продолжить работу с тобой. Так и заявил командиру, когда его вызывали, что берёт тайм-аут для принятия решения. Мы разговаривали с ним, обещал тянуть время, пока совет что-то не решит. К тому же в его ситуации это – раз плюнуть.
- Как там… стажер? – запнувшись, спросила я.
- Не ешь меня глазами, Таня, - повернувшись к стенду, Марков, положил оружие и взял другое. – Пересадку кожи ему уже сделали. Проходит лечение, дальше - реабилитация. Как вообще вас с Грибоедовым угораздило взять такого неуравновешенного бойца в десятку?
- Показатели были хорошие.
- Показатели, - протянул мужчина. – Во всём у нас показатели!
Я потёрла щеку, словно меня ударили по ней. Собственно так и было, пусть капитан этого и не заметил. Он с самого начала считал, что я всё сделала правильно, и не смела себя корить за случившееся. Его авторитет для меня непререкаем, но не в этот раз.
Друг папы, Илья Александрович Макаров, с самого детства был для меня примером. Когда он впервые появился в нашем доме, я, трехлетняя девчонка, залезла к нему на колени и зачарованно уставилась в его огромные, обсидиановые глаза, обрамлённые черными, густыми ресницами. Макаров улыбнулся и его большой рот с пухлыми губами сделал его похожим на мима.
- Ты папин друг? – поинтересовалась я.
- Да. Мы друзья.
- Я тоже буду военной, как вы с папой.
- Лучше не надо, - покачал головой Макаров. – Я слышал у тебя хорошие математические показатели. На «Абсолюте» ты можешь заниматься любимым делом.
- Могу, и потому буду военной.
Так и случилось, моя детская фраза, была подслушана Вселенной и она устроила так, что я стала тем, кем пообещала стать. В три года я уже занималась в кружке, развивающем математические возможности. У меня всё получалось. Вручали награды, за участие в олимпиадах между ровесниками. Потом была на хорошем счету у педагогов в школе.
В девять лет я грезила большими высотами и занялась собственным проектом, который высоко оценили преподаватели университета и посоветовали родителям возить меня на специальные лекции к ним.
Когда мне исполнилось десять в одном из рейдов погиб отец. Про показатели я быстро забыла и вернулась к той мечте, что однажды так неосторожно высказала вслух.
- Илья Александрович, это ведь система и…
- Да знаю, знаю, я систему, - отмахнулся Макаров. – Ты не могла помешать Грибоедову принять его в звено. Но ведь ты говорила, что сомневаешься, и написала об этом рапорт. Жаль Сашка этого не учёл. Сейчас пОедом себя ест. Ты в опале была, его затаскали… Ай… Что говорить, - махнул рукой капитан. - У Сашки Грибоедова ведь так пять раз за карьеру случалось, три из которых со смертельным исходом. И снова промах…
Мужчина вздохнул и покачал головой. Они с Грибоедовым вместе на службу пришли, стали звеньевыми. Молодые, рисковые… Потом в звено Александра Кировича Грибоедова прислали моего папу и… Марков продвинулся по службе и вот уже много лет работает командиром фаланги, в которую входят пять звеньев. В общем, я не сомневалась после военного корпуса - мой путь в фалангу, в которой служил отец.
- Он был принят с оговоркой, - напомнила я и взяла со стенда глушитель. – Я не учла оговорку. Нужно было разобраться, а я не стала этого делать. Боец показывал себя эмоционально стабильным. Я виновата, что так произошло и прошу, Илья Александрович, отпустите меня на Землю. Подпишите рапорт, а…
Макаров задумчиво смотрел на меня, а я не знала, куда себя деть под пристальным взором карих глаз из-под нахмуренных густых бровей. Он тоже оправдывал меня и не знал, как мне помочь избавиться от чувства вины. Я понимала это, и злилась на себя, на совет и на друзей папы.
- За три года службы это твой единственный промах, Танюша. Армия знает и другие примеры. Не вини себя. В чужую голову не влезешь, а у тебя такое получается. Я видел и не раз, какова ты в действии и совет однозначно хочет оставить тебя координатором. Не суди себя и прими ситуацию дОлжно. Это всё ребячество, Танюха. Потери есть всегда и ты об этом знаешь.
- Знаю, но от этого не легче. Так что там решил совет?
- Стажер был десятым в звене и пока встанет на ноги… То да сё… Короче, те, что были за твой перевод в штаб, а их, я уже говорил, всего двое против одиннадцати, выдвинули требование, чтобы ты во время своего негласного отпуска подыскала и подготовила еще стажеров с Земли.
- Так это продолжается? – ахнула я. – После трёх попыток, две оказались неудачными и решили снова…
Я не договорила, Марков перебил меня:
- Отбор - политический шаг. Понимаешь ведь, слышны голоса, что мы тут на «Абсолюте» жируем, и пора уже строить и другие космические станции, похожие на нашу. Мол, Земля скоро будет перенаселена и в недрах её уже тесно и так далее, и тому подобное… Вся эта дребедень…
- Есть и открытые места на планете, без радиации и химических разрушений, - нахмурилась я. – «Абсолют» расчистил в этом году достаточно почвы. Есть изначально неповрежденные квадраты.
- Ага, есть, да только там сама знаешь, кто правит. Короче, решили возобновить набор в звенья новобранцев с Земли. Соревнования стартуют в эту среду. В понедельник ты должна отправиться на планету в роли наблюдателя. Точка высадки, будет круче базы в Японском море. Будь готова ко всему. Зато там показатели по здоровью у людей самые подходящие. К тому же это шанс простым парням, не обладающим особыми научными показателями, обрести возможность быть частью «Абсолюта».
- Политика, есть политика… - кивнула я.
- Что скисла? Двенадцать наблюдателей, один из них Панин. Считай, вы там можете поквитаться.
Я метнула на друга папы резкий взгляд и тут же одумалась, но было поздно. Он рассмеялся и произнёс:
- Знаю, знаю, вашу личную, так сказать, неприязнь друг к другу и сочувствую парню. Ты же его в гроб вгонишь, но от своего не отступишься. Ладно, это ваши дела. Согласия от тебя никто не требует, считай - это приказ. Условия отбора получишь вечером, на электронную почту. Они снова поменялись. Ну, всё, Танюха, у тебя официальный отпуск, лети домой. Маме привет. Потом установим связь и поговорим. Думаю вечером, часов около десяти.
- Договорились.
Мы вместе вышли из «оружейной» и разошлись в разные стороны. Я медленно побрела в душевую.
Всё сказанное Марковым имело кардинальное значение, можно сказать: меня наградили вместо того, чтобы наложить наказание. Дали отпуск, отправляли на Землю, давая тем самым шанс искупить свою вину, прежде всего перед самой собой. Гуманно, ничего не скажешь. Я же видела в этом возможность переговорить с кем-то из руководства других баз. Наблюдателями три года подряд были не самые последние армейские чины.
Я немного задержалась перед огромным иллюминатором, чтобы попробовать встряхнуться, очухаться от всего сказанного. Не вышло. В голову лезла всякая чепуха. Ну и ладно!
Положив ладонь на панель в стене, прочла подтверждение моего входа в программу кольца. Вывела на экран расписание стыковок паромных модулей, для пересадки на другие кольца «Абсолюта». Как не крути, предстояло сделать три перехода. Сначала до кольца учёных, потом модуль стыковался с кольцом «Ной», где проводились исследования по биологии и медицине. Зависнуть на этом кольце не хотелось, потому решила переправиться на грузовом модуле по предъявлению военного билета до кольца искусств. Туда после смерти папы переселилась мама по показаниям первого образования. Увы, возможности остаться на военной базе не оказалось.
Мне было трудно привыкнуть к миру, в который попала вместе с мамой. После жилых блоков военной части кольцо искусств виделось не просто чуждым, нерегулярным, неадекватным и полностью лишенным управления. Яркие краски, картины, мягкие пуфы повсюду. Огромные пространства занятые зелёными насаждениями, необычной формы блоки для проживания. Для меня, выросшей в строгих правилах военной части, подчиняющейся регламенту беспрекословно, вольности и трактовки современного искусства казались нелепыми, громоздкими и давящими. Мама же чувствовала себя, как рыба в воде. Она пережила гибель отца легче, чем могло бы быть обретя свою родину, свой мир, понятный и логичный… Для неё, но не для меня.
Убедиться, что управление на кольце есть, да еще весьма жесткое, я смогла почти сразу по прибытии. Через три дня маму обязали выполнить заказ, и она погрузилась в тему художественного ролика, забыв обо мне. Контракт пребывания на кольце предписывал качественную работу, выполненную в срок. В противном случае извольте пожаловать на Землю. Мама встряхнулась и стала бороться за место на кольце, чтобы я смогла получить хорошее образование. Спасибо ей, но это я могу сказать сейчас, а тогда, убитая горем и выкинутая из привычной среды обитания, я винила маму, что она перестала меня слушать и слышать.
В школе, к которой меня приписали, продолжала занятия математикой, и поддерживала связь с друзьями папы – Грибоедовым и Марковым. Они заменили мне отца и сделали моё существование в чуждом «зоопарке» искусств сносным. Именно тогда я твёрдо решила, что однажды вернусь и буду служить.
Первый год в «зоопарке» прошел не шатко не валко. Учителя пытались отыскать у меня показатели к предметам, постоянно тестировали, а я проваливала тесты один за другим. Зато шлифовала знания по математике, моделируя ситуации из книг по истории. Брала любую битву или контратаку и раскладывала её на составляющие, пытаясь просчитать риски, составить модели на разные случаи жизни, минимизировать потери в созданных мной моделях.
«Теория вероятности рулит!» – с этим девизом кое-как продержалась еще год, так и не порадовав учителей, усердно насаждающих меня знаниями в духовных сферах.
В двенадцать у меня, увы, случилась большая любовь, которая привнесла в мою жизнь непонимания своей роли и места в жизни, усугубив тем самым подготовку к первому экзамену на профессиональную ориентацию. Я долго мучилась, медленно сгорая в любовной агонии к кудрявому и светловолосому новичку, попавшему к нам в школу из биологического кольца.
В отличие от меня паренёк быстро сошёлся с одноклассниками, определился с направлением профессиональной деятельности. Его звали Кирилл.
Надо же, даже сейчас сердце сжалось от боли!
Я бы так и бродила отвергнутая всеми, как казалось мне: миром, обществом, вселенной и этим голубоглазым парнем, если бы не наш с ним случайный разговор. Ничего особенного, пустая, нерациональная болтовня, но что-то во мне перевернулось тогда, я словно, иначе посмотрела на всё, что мне окружало. Кирилл профессионально занимался танцами и втянул меня в это занятие. На удивление пошло, поехало... Мы вместе разработали программу, с которой и выступили перед экзаменационной комиссией.
Кто-нибудь, когда-нибудь замечал, что любая борьба похожа на танец? Смертоносное, крушащие кости, заставляющее человека отступить, сдать позиции, позволяющее другому распоряжаться жизнью побеждённого, действо – танец. Красивый, убивающий или защищающий танец. Это мне доказал Кирилл, а я помогла ему, рассчитав до долей секунды в какой момент какое па должно видеть жюри. Мы победили, показав лучшую квалификацию, а потом расстались. Через месяц он подал документы в космический флот и его призвали для прохождения обучения. Оказывается, он тайно от меня и родителей послал в комиссию документы и был зачислен по возрасту и показаниям. На прощание он сказал мне злотые слова:
- Нельзя отвергать мир, иначе он отвергнет тебя. Получай удовольствие от жизни здесь и стремись идти по своему пути.
- Ты никогда не видел себя частью «этого» мира искусств, да? - улыбнулась я.
- Конечно, ведь я не часть чего-то маленького, разделяемого кольцами «Абсолюта» и Землёй. Я часть целого, включающего в себя всё вокруг. Смотри, подруга, чувствую, мы еще встретимся лицом к лицу.
- Обязательно.
Мы встретились, как и хотели лицом к лицу через восемь лет. Он лежал в гробу, а я стояла в толпе прощающихся с ним близких людей. На мне была надета военная форма курсантки, а в кармане лежал электронный ключ с кодом приказа увольнительной. Мы плотно общались с Кириллом, делились радостями и невзгодами по связи. Однажды условились, что оба рискнём на боевом задании и тогда сможем встретиться воочию. У меня получилось, а у него – нет.
Это была вторая потеря в моей жизни… Хотя, если брать Панина в расчёт, то третья.
Воспоминание о Кирилле сдавило сердце и, будто перезапустило его. Я собралась, готова ко всему. Я отыщу новобранца, который, даже рискуя, выйдет победителем. Отыщу лучшего из лучших. Я сумею, я смогу, переломлю ситуацию. Политика? К чёрту политику! Главное – жизнь, а всё остальное приложиться.
До паромного модуля чуть меньше часа. Надо принять душ и привести себя в порядок. Электронный ключ с номером приказа, мне дадут на стыковочном узле. Значит, надо прибыть к нему на пятнадцать минут раньше. У меня появилась цель, пусть крохотная, относительно армейской жизни - нелепая, но цель. Наблюдатель? Почему бы и нет? Я немного не поняла, когда капитан упомянул Панина, но думаю, сегодня вечером всё прояснится. К тому же подготовлюсь, поищу в Мировой сети сведения, вопросы составлю. Чувствует моё сердце: будет у нас с Паниным очередное соревнование.
Быстро пересекла коридор и свернула к раздевалке. Раздевшись и прихватив с собой полотенце, я захлопнула дверцу шкафчика для вещей, шагнула в просторное помещение. Душевые кабинки стояли в два ряда на десяти линиях. Время мытья ограничено специальным таймером, но я знала место, где устройство сломалось, и я могла потратить чуть больше времени для купания. Пройдя в самый конец, я свернула на третью линию и отсчитала четвёртую кабинку по левой стороне. Повесив полотенце на крючок, повернула вентиль.
Горячая вода, лившаяся из душевой лейки, обхватывала моё тело, ласкала, дарила покой. Напор был слабым, что означало – скоро отключат подачу на несколько часов. Когда виделась с мамой, она говорила, что учёные опробуют новую систему и воды в скором времени будет много.
Я подставила лицо под струи и улыбнулась, когда упругие капли стали щекотать ноздри, заливаясь в нос. Фыркнула и утёрла лицо рукой, опустила голову и переключила вентиль на подачу холодной воды. Едва не заорала, от неожиданности и жгучей боли ледяного потока, но сдержалась и постояла немного. Затем выключила воду и шагнула из кабинки. Растёрлась до покраснения кожи, замоталась в полотенце и пошла к зеркалу.
Проведя по запотевшей серебристой поверхности рукой, я едва не вскрикнула, увидев помимо своего отражения, лицо Панина. Резко развернулась и попала в кольцо его рук.
- Вижу, не ждала, - хмыкнул Панин.
- Вижу, наглеешь с каждым днём.
- Наглею… - впившись в мои бёдра пальцами, протянул Панин. – Наглею. Может, помиримся уже? Поцелуемся?
- Разбежалась, не упасть бы. Чего надо?
- Тебя, ну и так… по мелочи, но об этом потом.
- Наши желания не совпадают. Отвали.
Я развязала узел на груди, полотенце упало. Панин инстинктивно ухватил его, а я выскользнула из объятий и, не оборачиваясь, направилась к раздевалке.
- И нет мне прощения, Танечка?
Задержавшись в дверях ровно настолько, чтобы помотать головой, я переступила порог и устремилась к своем шкафчику. Взглянула на панель на стене раздевалки. Ух, времени в обрез, до лифта придётся бежать.
Натянув одежду, я скрутила мокрые волосы в тугой узел и завязала. Распутается, но хоть некоторое время кудри по плечам стучать не будут. Схватила бутылку с водой – возьму с собой. Выбежав в коридор, едва не врезалась в Панина.
- Надо торопиться, Танечка. Бежим, – хмыкнул он и припустился, будто собрался сдавать норматив.
Пришлось нагонять. Впереди маячила его спина, но я не пыталась сокращать расстояние. Не желала приближаться к Вадиму. Так проще и легче мне и только мне. Безусловно, это видимость того, что держу таким способом ситуацию под контролем и смогу запретить противнику разговаривать со мной. Только видимость, она и есть видимость. Ничего я не держу под контролем и не могу справиться без помощи со стороны. После того, как этот молодой и рьяный карьерист вошел в мою жизнь, я перестала управлять собой. Даже сейчас, в тех обстоятельствах, что произошли на линии со звеном, я ориентировалась на молчаливое мнение молодого человека, ловила его ухмылки, взгляды.
Вадим резко остановился, обернулся и удержал меня за руку, дернул к себе. Боль в ключице от рывка ничто по сравнению с внимательным, холодным взглядом мужчины. Ненавижу…
Вадим. Вадим. Вадим.
Четыреста одиннадцатый.
Надо же, я снова подловила себя на том, что называю его Вадимом. Рехнуться! Я мерю всех и вся по нему, по его поступкам, поведению, мнению. Он – конкурент и навсегда им останется. У моих соперников не бывает имён, только фамилии и штатные номера. У моих соперников всегда всё круче, чем у меня и это меня бесит и подстёгивает становиться безупречной. Я ровняюсь на своих соперников, чтобы стать лучше них.
Так-то! Уроки и выводы. Не забываем и не допускаем повторения.
Я выдохнула, но ничего не сказала, сверля взором Панина. Зато он неожиданно усмехнулся и, отпустив мою руку, сказал:
- Ты так и не простила себя? Плевать! Обидно, что ты при этом мстишь не себе, а мне. Или я ошибаюсь, и ты мечтаешь поквитаться со мной? Так сделай это и успокойся, наконец. Хват этих бабских терзаний! Надоело. Я тебе не мальчик, чтобы бабий бред поддерживать.
Он снова сделал меня. Я задыхалась от злости и молчала, слушая его шипение мне в лицо. Я принимала его правду, как сделала тогда, чуть больше трёх с половиной лет назад. Моё тело сковано, руки онемели, и всё что я смогла – сжать кулаки. Остаётся воспринимать ситуацию, как дополнение к пройденному уроку под названием: «Вадим Панин».
Панин посмотрел куда-то поверх моей головы и приказал:
- Отставание пять секунд. Бегом.
И я бежала, догоняя время и глотая собственные чувства, подавляя желание вцепиться парню в глотку. Он ответит, но я бы не разжимала челюстей пока либо я, либо он не умерли. Бессилие? Оно самое. Но странное дело склонялась к позиции Панина и считала, что он прав: я терзалась прошлым. Таким сладким-горьким прошлым, научившим меня не расслабляться.
Возле выхода из отсека пришлось притормозить. Мы почти одновременно приложили ладони к экранам по обе стороны от двери. Программа распознавания начала проверку загруженного отпечатка. Я не смотрела на Панина, хотя чувствовала на себе его взор.
Но нет, я слишком хорошо знала его, чтобы поддаваться на провокацию. Сейчас ситуация работала на меня. Я собиралась поквитаться за сцену в «Душевой» и коридоре. Панин обожал визуальный контакт. Да что там, он жить без него не мог. Ему важна реакция противника, он хотел считывать её с глаз, с выражения лица, с движений. Это недостаток в непробиваемом образе Панина. Впрочем, он тоже много что знал обо мне. Хм, тем интереснее.
На экране устройства над прижатой ладонью появилась строчка с номером приказа. Оказывается, уже есть особое распоряжение. Надо же! Быстро. Услышав смешок Панина я не повернула головы. Желание всеобщего внимания – уязвимое место Вадима и я продолжу по нему бить.
На экране в следующей под номером приказа строчке появился запрос подтверждения данных отпечатком большого пальца другой руки, и появилось окошко. Особый запрос, который я сейчас видела на экране, менялся раз от раза и предугадать, что потребуется программе очень трудно. Ну, палец так палец. Жмём. Программа отреагировала стандартным подтверждением, но дверь оставалась закрытой.
Я скосила глаза и заметила, что Панин что-то вводит на экране, не отрывая ладони другой руки. Как только он закончил механизм открывания едва слышно «вздохнул» и высветилась строчка: «уберите руку». Дёрнув на себя тяжелое дверное полотно, переступила порог и бросилась по гладкой тропинке, что пересекала настоящий газон.
Невольно улыбнулась тому буйству насаждений, что наблюдалось в парке. Деревья с раскидистыми кронами, теряющие в преддверии осени часть своей густоты. На «Абсолюте» всё, как на Земле… Почти, как на Земле. Нужно лишь отрешиться и не обращать внимания на купол кольца. Впрочем, это не так уж и трудно. Многолетние цветы, высаженные прямо в грунт окаймляли тропинку пестрой лентой и дарили отрешенность от осознания пребывания в космосе. А пахли… Так хорошо пахли!
- Прибавь, - приказал Панин. – Теряем две секунды.
Я поторопилась, когда стала слышать его сопение за спиной. Не собиралась оборачиваться или пререкаться, а просто поднажала. Жаль тропинка уперлась в очередную запертую дверь. За ней находился промежуточный блок и стыковочный отсек для модулей. Здесь запросили только отпечаток с ладони. Программа быстро обработала данные и впустила нас внутрь просторного помещения с металлической обшивкой стен и жесткими скамьями, на которых никто не седел.
- О! ЗдорОво, ребята! И вас назначили!
Я поискала глазами говорившего. Им оказался Иван, координатор соседнего звена. Мы часто с ним виделись в рубке во время рейда. Наши десятки порой работали параллельно, двигаясь навстречу, не давая тем самым возможности нежелательным элементам уйти от наказания. Насмешка судьбы, но Иван был координатором звена, которым командовал Панин.
Иван подошел к Вадиму, и они обнялись, похлопали друг друга по спине. Мне Ваня улыбнулся и подмигнул. Светловолосый, широкоплечий, голубоглазый Иван всегда мне нравился. С ним было приятно работать.
- Рада видеть! – кивнула я и вернула улыбку.
Пройдя к скамье напротив узкого информационного табло, я не без удовольствия уселась на неё и откинулась на стену. Металл обшивки приятно холодил плечи, и я вытянула ноги вперед. Табло отображало работу стыковочного узла и, судя по цифрам в правом нижнем углу, ждать осталось немногим больше минуты, когда разрешат посадку.
Я присмотрелась к людям, хотела запомнить их лица. Мы все принадлежали к одному роду войск – внутренние мобилизационные группы. Судя по нашивкам без учёта меня всего восемь координаторов и двое командиров групп. Странное соотношение, наводящие на размышления о правилах, что будут на отборе.
Неожиданно я почувствовала чей-то взгляд и резко повернула голову, наткнувшись на изучающий, внимательный взор брюнета средних лет с нашивкой командира разведывательной группы. Глаза у мужчины карие, он невысокого роста. Отличительная черта – три параллельных шрама на щеке. От этого нижнее веко было натянуто, и виднелась красная кожа глазницы.
- Стыковка завершена, - раздался механический голос компьютера. - Прошу пройти регистрацию.
Дверь, со стороны парка, открылась и появился Грибоедов. Я подскочила и направилась к нему.
- Таня, я так и думал, что полетишь на этом модуле.
- Вы, к сыну?
- Да, надо повидаться.
- Значит, в одной команде? – улыбнулась я мужчине. – Отлично!
- Назначили, - вздохнул Александр Кирович. – Посмотрим, что за соревнования у них там будут. Отберём кого-нибудь.
- Сашка, рад видеть!
Брюнет со шрамами обнял Грибоедова и похлопал по спине. Тот не остался в долгу и тоже смачно постучал по хребтине.
- Знакомься, Дима, мой заместитель, Татьяна Оттовна Фрэй. Дочка Отто. Помнишь?
- Как забыть… - по лицу мужчины пробежала тень, но он улыбался и протянул руку. Мне только и оставалось, что пожать её и кивнуть. – Геройский был мужик. Рад знакомству. К тому же наслышан о Татьяне Фрэй. Меня зовут Дмитрий Иванович Логинов.
Молва докатилась до тех подразделений, о которых знать не положено. Отлично! И что мне с этим делать, если уже в разведывательных войсках известно обо мне? Как говорил папа: расслабься. Попробую, я не уверена, что получится, но постараюсь.
Дверь паромного модуля уже открылась и шла погрузка. Наша троица пристроилась в конец очереди. Мужчины разговаривали, а я думала о своём, наблюдая за прохождением регистрации.
Возле круглого прохода стояли двое вооруженных бойцов. Один держал в руках планшет, другой – устройство для проверки документов. Стандартная процедура заключалась в загрузке на вставленный в планшет паспорт - стержень цилиндрической формы с выступающей светящейся лентой вдоль корпуса, изменённых данных бойца для пребывания на Земле. Другой проверяющий просматривал работу паспорта и выдавал гражданские вещи.
Я знала, что внутри одежда и деньги, которые всё еще в ходу на Земле. Значит, решение о моём назначении пришло раньше, чем состоялся совет. Моя фамилия уже была в списках наблюдателей за играми. Кто-то постарался и выдвинул меня, до всех событий в рейде. Позаботился, чтоб его, кто бы он ни был! Похлопотал об отпуске, спасибо!
Почувствовав на себе взгляд, я невольно посмотрела в ту сторону, откуда мне казалось, он происходил. Ну, конечно, Панин, кому же еще сверлить меня взором! Еще и улыбается! Но вопрос не в Панине, а в том, почему я так реагирую на него? Здоровая конкуренция? Самой смешно от таких предположений. Воспоминания о студенческом романе? Так если разобраться и разложить всё по составляющим, то и романа не было. Так, обычная интрижка с претензией создать клуб по интересам для двоих. Тогда что? Неужели в банальном чувстве вины? Но я сделала выводы и осознала. А напоминает моё отношение к нему - мазохизм. Он уделал меня, и я желала реванша, дрессируя свою ненависть и надеясь на успех. Я подпитывалась его резкими высказываниями, присутствием рядом, достижениями.
Мда-а-а. С головой у меня точно не всё ладно. А у кого ладно в нашей конторе? То-то и оно, что нет таких.
- Приложите ладонь к экрану, - обратился ко мне военный.
Я выполнила его указание и ничего нового не увидела в появившейся на гладкой поверхности планшета строчке. Номер приказа, мои данные, группа войск, номер фаланги и звена. На пропуске загорелся красный индикатор. Мужчина выдернул стержень и протянул мне. Подойдя к следующему бойцу, отдала заряженный паспорт, и тот провел выделявшейся вдоль корпуса полоской по специальному прибору. Лента на паспорте зажглась зелёным светом, появился номер, а на экране устройства: отпечатки пальцев, фотография в гражданской одежде и адрес проживания.
- Всё в порядке. Возьмите.
Молодой человек протянул мне сумку-мешок и я вошла в ярко освещенный соединительный туннель.
Давненько я не путешествовала на другие кольца «Абсолюта». Месяца три вообще никуда не выбиралась из казармы. Увольнительные и последний отпуск проводила в секторе для семей военнослужащих. Командование решило отдать мне для проживания блок, в котором родилась и выросла. Но и там я появлялась не часто: казарма казалась роднее.
Я не чувствовала потери, заходя в блок. Это был мой дом, какие тут потери? Просто, не видела смысла обитать там. Приезжала и, входя внутрь, казалось, переступала порог старого альбом с жизнерадостными фотографиями. Теплые воспоминания есть, как и ощущение некоего мемориала к которому обычно приезжают люди, чтобы поклониться и подумать о высоком. Пожалуй, как семейный альбом я свой блок и воспринимала. Реликвия, музей – его надо беречь и гордиться. Жить? Трудно существовать в музее, казарма предпочтительнее.
Закинув сумку на плечо, перешагнула стыковочный узел и огляделась. Над одним из кресел на небольшом табло горело зелёным светом моё имя. Рядом – фамилия четыреста одиннадцатого. Усмехнувшись, качнула головой, подошла к креслу и, бросив под него сумку, уселась, пристегнула ремни безопасности.
- Наше соседство - воля небес. Рад, что снова мозолишь мне глаза.
Куда без издёвки? Оно и понятно – никуда. Вот командир звена с личным порядковым номером четыреста одиннадцать и веселился. Очень хотелось ответить, но предпочла за благо промолчать, иначе до самого кольца не заткнётся, а словесные поносы переносить сейчас не в состоянии. Надо настроиться на пересадку. Болтаться по кольцу «Учёных» придётся около трёх часов. Программа максимум – перекусить где-нибудь и отсидеться в тихом месте. Программа минимум – просто отсидеться.
- Что если нам пообедать в каком-нибудь милом местечке? Поговорим или помолчим, но главное сделаем это вместе? Как тебе предложение? Всё равно три часа как-то надо убить. Лучше это сделать в приятной обстановке и со знакомыми людьми. Как думаешь?
Панин пристёгивался, и чтобы было удобнее, склонился в мою сторону, потому слова прозвучали у самого моего уха. Интимненько получилось, ровно также это звучало несколько лет назад, когда он звал меня на свидание, пристёгиваясь ремнями на военных тренажерах. Наши психологические показатели совпадали и нас чаще всего ставили в пару. Проще говоря, умные машины, просчитав наши тесты, решили, что мы с Паниным очень хорошо понимаем друг друга.
М-да-а… Как давно это было. Теперь от понимания остались только злость и отчуждённость.
- Вижу, вижу, - продолжал четыреста одиннадцатый, - снова этот полный холода взгляд, говорящий мне: «Изыди, видеть тебя не желаю. Между нами пропасть». И что я могу на это ответить? Ничего. Но поцеловать тебя очень хочется, потому продолжу болтать с тобой. Авось получится и ты смилуешься над грешником, снизойдёшь с вершины, где стоит храм самобичевания и одаришь поцелуем. Ради последнего, готов наравне с тобой войти в этот храм и потрясти всем дерьмом, что накопилось в моей душе за последние годы. Пройти огонь посвящения в уроды и принять звание, как данность. Всё ради тебя… И я не могу забыть тот финт с полотенцем. Готов покаяться, чтобы обрести рай в твоих объятьях.
Я набрала воздуха в грудь и шумно выдохнула, но ничего не могла с собой поделать: повернулась к Панину и улыбнулась. Вспомнилось, как мы сидели в столовке или в парке Военного корпуса, и он болтал в подобном тоне всякие глупости, а я хихикала. Потом были поцелуи, объятья и снова поцелуи. Вадим на какое-то время вытеснил из памяти образ Кирилла, заставил поверить в возможность всё исправить, донадеяться на что-то светлое и простое, например, любовь.
Кто сказал, что любовь – сложная субстанция? Наверное, тот, кто любил представления о любви, а не жил обладая ею. На самом деле простое чувство, не сложнее обычного колеса. Крутится себе по жизни, помогая существовать, делать поступки, обретать цели. Некая опция, включенная в наш спектр эмоций, с которой приятно существовать во времени, толкать цивилизацию вперед.
- Раньше ты изысканнее предлагал себя, - стараясь унять улыбку, ответила я.
- М-да, не порядок, - шутливый тон Панину давался легко. – Но в этом ты виновата. Практики никакой, любимая девчонка в статую превратилась. Ходит туда-сюда, а я на слюни исхожу и тупею. Речевые инстинкты срабатывают, эмоции захлёстывают, а мелю всякий бред. Сексуальность на голову давит. Того гляди помутнение рассудка начнётся, перегрев не только в мозгу но и в других местах.
- Заткнись, Панин. Перегрев давно случился. Завязывай чушь нести. Не действует.
- Действует, - хмыкнул четыреста одиннадцатый. – Только медленно. Но я упорный. В Военном корпусе не было никого, кто бы лучше понимал друг друга, чем мы с тобой.
- Утомил. Закрой рот. Что было, то прошло.
- Не уверен. Иначе моим координатором была бы ты.
Наконец-то, серьёзный тон. Так проще держать себя и его в рамках и не позволять выходить за них. Я чувствовала, что четыреста одиннадцатому приспичило со мной поговорить о важном. Прав, ой как прав, вояка, мы хорошо чувствуем друг друга. Вот и сейчас под бессмысленным лепетом о любимой девчонке Панин просил о встрече без посторонних ушей.
- Хорош! – отмахнулась я. – Хочешь поговорить, давай сделаем это на кольце учёных. А сейчас заткнись. Старт.
- Умолкаю.
На ехидство не похоже. Скорее – понимание и добрая воля. Что же там случится такого на играх и отборе в целом, что Панин так всполошился? Он ведь намекал на разговор еще в «Душевой». Ладно, выслушаем, разберёмся.
ГЛАВА 2
Стыковка прошла успешно. Щелкнув замком ремней безопасности, я поднялась из кресла, достала сумку-мешок и направилась по проходу между рядами.
- Татьяна, погоди.
Я оглянулась. Панин спешил ко мне, цепляясь за меня взором. Лицо у него суровое, серьёзное. Таким он был только во время рейдов. Возле кресел, где сидели Александр Кирович и Логинов Панин тормознул, протянул каждому руку и получил пожатие в ответ. Видимо мужчины перебросились короткими фразами, Панин кивнул, что-то сказал и снова направился ко мне. Я стояла, вжавшись в стену, пропуская других наблюдателей к выходу.
- Пойдём вместе, поговорить ведь хотели, - поравнявшись со мной, он взял мою сумку. – Я знаю здесь хорошее местечко. Тихо, мило, уютно.
«Поговорить ведь хотели»… Ну-ну. Вот уж точно не собиралась болтать, да еще и с Паниным. А он, всё перевернув, сделал необходимую ему беседу нашей общей заинтересованностью. Умеет, гад... А я? Пошла на поводу, как делала это прежде. Пара извинительных фраз с его стороны, заигрывание и я готова кушать ту лапшу, что повесит мне на уши господин командир. Довольно! Завязывать надо с этим.
Панин прибыл в Военный корпус с этого кольца. Его родители учёные. Чем занимались, не ведаю, но сынок пошел не в них. С чего Панину приспичило окунуться в военную действительность – тайна за семью печатями, но что в итоге получилось, того не изменить. Кстати, показатели к обитанию четыреста одиннадцатого на кольце «Учёных» были. Еще в корпусе мне случайно попались на глаза результаты его тестов по математике и физике. Весьма недурно. Панин апеллировал формулами и доказательствами одной из теорем и подвёл изысканный и неожиданный вывод. Мой вопрос к нему: зачем глушил показатели, еще в те годы остался без ответа. А сейчас мне плевать и на Панина и на его способности.
- Позже, - улыбнулась я. – Я бывала на этом кольце и хорошо знакома с местными достопримечательностями. Если необходимость в беседе так актуальна, то переговорим перед моим отлётом. А сейчас, обойдусь без тебя.
Мы снова шагали по хорошо освещенному тоннелю, только он оказался короче.
- Вот оно как даже, - хмыкнул парень. – Согласен, слишком забежал вперёд. Но разговор неизбежен, поверь. Чем быстрее мы приступим к обсуждению, тем проще будет нам с тобой работать в команде.
Уважаемый господин сбавил напор и перешел на другой тон. Хм, чудны дела твои, Господи. Ему просто необходим разговор со мной, иначе бессмысленно всё то, что сейчас происходило. Панин делал ставку на меня и еще кого-то. Упомянутая им команда – не все наблюдатели, а узкий круг людей. Начинает разворачиваться интрига. Кто-то, что-то, где-то, как-то и это всё грозит обернуться неким действом. Что ж, мне стало любопытно.
На выходе служащие проверили паспорта, поинтересовались, не желаем ли мы переодеться. Выразив такое желание, отправились вслед за девушкой-волонтёром, которая с вежливой улыбкой провела нас в боковую дверь, за которой оказалось несколько служебных помещений. Панин бросил девушке несколько утончённых комплиментов, воспев её красоту и женственность, а я только ухмылялась, видя реакцию молодой особы. Пунцовые щечки выдавали её с потрохами, как и кокетливый взгляд и не сползающая с уст самодовольная улыбка.
- Проходите, пожалуйста, вот сюда, - девушка остановилась и, ухватившись за ручку двери с надписью: «Зарезервировано», обратилась к Панину. – Вам будет удобнее здесь.
Волонтёрша таинственно взглянув на командира группы, широко распахнула дверь. Меня она удостоила только взмаха руки в направлении двери с такой же надписью, находящейся напротив. Пожав плечами, я дернула полотно на себя, но Панин, успевший сунуть нос в предложенную ему комнату, резко возразил:
- Покажи-ка, Таня, - парень сунул голову и открывшийся проём и тут же высказался:
- Нет, твоя комната меньше. Таня, ты идёшь сюда, а я твою займу.
- Твоё благородство, Панин, не знает границ. Только и мне плевать, где переодеваться.
- А мне – нет. Это кольцо – мой дом родной. Не хочу позориться.
- Кто бы сомневался, - хмыкнула я, заметив блеснувшую в глазах волонтёрши радость. – Да, как скажешь. Топай.
Я убрала ладошку девушки с дверной ручки, за которую она продолжала держаться, оставляя дверь открытой, чем несказанно удивила и отрезвила кокетку, не сводящую глаз с улыбающегося Панина.
- Можете идти, - не удержалась я, обращаясь к девушке, а четыреста одиннадцатых хохотнул и скрылся в комнате.
Помещение оказалось весьма уютным: габаритный стол, начинённый самыми последними разработками мира «Абсолюта», мягкое кресло, интерактивная стена. При моём появлении на ней отобразилось приветствие, сменившееся началом ролика о кольце «Ученых». Для туристов и родителей, привозящих малышей и ребят старше, голос за кадром рассказывал, где можно остановиться на ночь или для длительного, многочасового ожидания.
Развязав сумку, достала из кармана паспорт и положила на стол. Интерактивная столешница моментально отреагировала, высветив посередине надпись с предложением начать работу. Я нажала на символ отмены и принялась выкладывать на стол вещи. Закончив, разделась до белья, аккуратно сложила форму в сумку и закрыла её.
На стене менялись картинки. Теперь отображалось оснащение больниц для прибывших новичков, пункты заказа еды. Сообщалось, какие службы работают с туристами, какие с родителями способных детей, и в каких секторах находятся учебные блоки.
Одежда для гражданского лица оказался вполне в духе Землян: высокие сапоги на грубой подошве белого цвета, чёрные брюки, топ тёмного оттенка и молочного цвета, короткая куртка из унифицированной плотной ткани. Сумка-кошелёк была набита деньгами и слот-картами для возможности оплатить со счёта и получить кредиты. Ко всему этому богатству я присовокупила электронный паспорт. Натянула одежду и произнесла:
- Система, санитарную кабину.
Из стены выехал санитарный блок со встроенной в него умывальней и большим зеркалом. На полке перед умывальней лежала запечатанная одноразовая расчёска, набор для чистки зубов и мыло с мочалкой. Вскрыв пакетик с расческой, я принялась за кудри. Заплетя волосы в косу, по привычке одёрнула куртку и внимательно рассмотрела себя. Брюки подчёркивали бёдра и длину ног. Куртка оттеняла цвет лица и светлые волосы, делая образ милым. Глаза казались крупнее и ярче. Топ с кружевами, коса и сумка, одетая через плечо, чтобы руки держать свободными, завершали облик наивной землянки-туристки.
- Система. Контейнер для пересылки.
Из соседней стены, что была похожа на лоскутное одеяло из ровных квадратов, выехал ящик. В него я погрузила сумку с формой, установила срок отправки её на кольцо Военного корпуса, и ввела код склада.
На стене появились заставки с парками психологической разгрузки, места для отдыха и спорта. Вздохнув, я открыла дверь и шагнула в коридор. Панин подпирал плечом стену и болтал с волонтёршей. Я успела услышать конец анекдота, когда четыреста одиннадцатый заметил меня. Девушка даже не обернулась, полностью сосредоточившись на собеседнике. Не хотелось прерывать столь интимный момент, но пришлось:
- Встретимся чуть позже? Скажи где и во сколько.
Парень окинул меня взором и лукаво улыбнулся. Я не осталась в долгу и тоже осмотрела его с ног до головы. Сделала это намеренно медленно, чем озадачила девушку. Мордашка её вытянулась, а в глазах появилась злость.
Ай-ай, милая, не хорошо так реагировать. Ревность – дело зряшное. Впрочем, судя по тому, как выглядел боец, я могла её понять. Тёмные брюки, футболка в обтяжку, в руках – свёрнутая куртка. Брутальность и скромность.
- Нет. Идём. - Панин переменился в лице.
Сосредоточенность читалась в его глазах. Видимо, моё нежелание идти на контакт его встряхнуло. Он первым пошел по коридору. Я посмотрела на девушку, пожала плечами, улыбнулась её недоумению, и пристроилась следом за коллегой, сохраняя дистанцию. Через некоторое время за спиной я услышала стук каблучков. Значит, волонтёрша пришла в себя и вернулась к обязанностям. Тем лучше для неё.
Выведя нас к платформе пересадочного узла, волонтёрша удалилась, на прощанье, одарив Панина заинтересованным взглядом.