Молния Перуна. Юлия Рудышина

МАЛЕНЬКАЯ ВОЛЧИЦА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Усеянная трещинами сухая земля, не знавшая рук землепашца, напрасно ждет живительных дождей. Даждьбог давно забыл о ней и направил свою золотую колесницу прочь из этих проклятых мест. Великая пустошь… Опаленная беспощадным солнцем, лишенная тенистых лесов, дикотравных лугов и родников, она кажется непроходимой и безжизненной. Нет, она такая и есть – мертвая, неплодоносящая земля.  Днем жестокий бог Хорс мучает ее, истерзанную жаром солнца, пронзая, будто стрелами, своими палящими лучами, а ночью холодный ветер гонит песок и мелкие камни прямиком в подземное царство Нави.

…Застоявшийся за день воздух окутал дальние дали оранжевым пыльным маревом, туманно-зыбким, дрожащим от малейшего дуновения суховея. Земля, пропитавшись насквозь жаром солнечных лучей, покрылась плотной коркой и потрескалась, образовав огромные змеееподобные расщелины. Смуглый мужчина со спутавшимися от ветра смоляными кудрями поправил на плечах истрепанный плащ, цвет которого невозможно было определить - настолько сильно он пропылился в пути. Печальным взглядом бродяга смотрел туда, где виднелись ледники Северных гор. Он должен добраться до перевала, а там дальше простираются благословенные берега полноводных рек, радуют глаз обласканные солнцем долины и дарят желанную тень дремучие тенистые леса. Там, за Великой пустошью, расселились много зим назад племена росов. Там семья несчастного сможет найти приют. Устало вздохнув, Добронрав перевел взгляд на свою хрупкую светловолосую спутницу с маленьким ребенком на руках. Она стояла, глядя вдаль, и глаза ее были холодны как северные озера – синие-синие, покрытые тонкой корочкой льда. Покорность Доле отражалась в их морозной глубине. Взгляд бродяги потеплел. Белые как снег волосы ее, заплетенные в толстую косу по обычаю предков, оставляли открытым скуластое лицо, потемневшее от палящих лучей солнца. Исхудавшая, в износившейся одежде, она все равно была прекрасна. Тонкие руки ее прижимали к груди завернутого в одеяло младенца. Молчалива, скромна, терпелива…

Добронрав перевел взгляд на выцветшее небо, расстилавшееся над пустошью, и тревожные мысли снова заметались в голове черным вороньем. Как смогут они с женой преодолеть эти мертвые земли, да еще и с маленьким ребенком на руках?.. Если бы он знал, что его любимая Чаруша носит под сердцем дитя, никогда не сорвался бы с родных мест в столь трудный переход в северные земли. Добронрав, сын вождя, встретил свою возлюбленную две весны назад, среди черных скал, окружавших цветущую долину, где испокон веков жил его род, и сразу понял – она его судьба. К сожалению, его родичи так ее и не приняли. Бродяжка без роду, без племени, ворожея проклятая - не могла она стать достойной женой старшему сыну вождяБогумира, так полагали они. Добронрав был готов бороться за нее, боги свидетели, до конца!.. Но он не смог противиться воле рода. И предпочел изгнание, чем жизнь без своей лады.

Они ушли ранней весной, когда с гор бежали звонкие ручьи и склоны покрывались горицветом. Ушли в неизвестность и тревогу, и только печаль сопровождала их в пути... А через две луны Добронрав понял, что жена в тяжести, но возвращаться к непримиримым родичам не решился. Сейчас он сожалел об этом, но было поздно – слишком далеко от его родной долины они ушли.

…Раскаленная солнцем мертвая земля, расстилавшаяся перед путниками, напрасно ждала дождей. Все чаще и длительней стали привалы, все слабее становилась Чаруша, все тяжелей давался ей переход к северным землям… Небо потемнело, сумерки мягко опускались с небес, и Добронрав понял - продолжать путь небезопасно.

Пока муж занимался костром, Чаруша сидела на его плаще, расстеленном на земле, прижимая к себе дочь. Глядела тоскливо в черное небо, потом вдруг зашлась в приступе сухого болезненного кашля. Добронрав озабоченно и тревожно оглянулся на свою ладу – ох, не нравилось ему, что сухотка терзает ее. Она же знаком показала ему продолжать заниматься огнем - к ночи резко похолодало, и Чаруша чувствовала, что совсем окоченела. Но когда пламя огненными лепестками диковинного алого цветка распустилось посреди сизого сумрака пустоши, она уже забылась в тяжелой полудреме. Добронрав заботливо укрыл Чарушу волчьей шкурой, что служила им вместо одеяла. С грустью глядел он на ее лицо, по которому плясали отблески костра. Прежде веселая, полная жизни и огня, она стала похожа на тень, и румянец, казалось, навсегда сошел с впалых щек.

Холодное дыхание ночи звенело в тиши промозглыми ветрами, Добронрав перевел угрюмый взгляд в костер, грея в огромных руках дочку. Он тихо пел ей родовую песню о предке-орле, сотворившем его племя в незапамятные времена, когда землей владели огромные летающие ящеры, извергающие из себя огонь. Глаза его подернулись поволокой сна, поэтому мужчина сначала решил было, что выскочившая из костра рыжая девица в красной неподпоясанной рубашке ему снится. Она начала лихо отплясывать вокруг огня, сверкая босыми пятками, звеня браслетами на тонких запястьях да размахивая узорчатыми рукавами. Сверкая глазищами – огромными, медово-карими - она все ближе подскакивала к тихо спящей Чаруше. Сначала девица была небольшая – величиной с палец, - но с каждым мигом она росла, продолжая кружить в дикой пляске, и вскоре стала ростом почти в два локтя. Искры не обжигали ее кожу, не оставляли подпалин на рубахе, а прикосновения огненных лепестков будто даже нравились ей – и девица то и дело прыгала через пламя, любовно касалась его, гладила, а огонь, будто домашний ласковый зверь, ластился к ее белым рукам…. Дико захохотав, рыжая бросила на Чарушу горсть углей, и черты ее стали стремительно меняться – молодая и красивая, девица превратилась в уродливую морщинистую старуху с дряблой кожей да тусклыми выцветшими глазами.

Добронрав сбросил с себя колдовское оцепенение и осторожно положил дочку рядом с собой на волчью шкуру. «Девка-Огневка…», - понял он, и в сердце заполз ледяной страх. Добронрав медленно повернулся к жене – видать, именно к ней пришла лихорадка-огневица. Иссушит, сожжем пламенем ядовитым своим, за ночь человека сгубить моровая дева может. Запахло хвоей, смолой – будто в лесу таежном северном они вдруг очутились.

А рыжая старуха снова уменьшалась, продолжая противно хихикать и размахивать огненными рукавами, из которых летели на Чарушу странные искры. От них не загоралась ее одежда, и они гасли, едва коснувшись кожи. Только лицо ворожеи с каждым мгновением становилось серее, черты его обострялись, словно все жизненные соки выпивала Девка-Огневка. Старушонка в последний раз гортанно вскрикнула, зашипела, плюнула в сторону Чаруши, и исчезла в костре, будто и не было ее. Лишь запах сосновой смолы остался в воздухе – чуждый для Великой пустоши, чуждый и приторный, раздражающе-горький.

…С диким воем раненого зверя, словно очнувшись ото сна, Добронрав бросился к жене. Она тяжело дышала, ее прозрачно-льдистые глаза широко распахнулись – и в них уже отражалось сумрачное небо.

- Отойди прочь… ты должен сберечь Милану… Покажи мне ее издалека… Покажи мне в последний раз нашу дочь…

Дрожащими руками Добронрав взял спящего ребенка и поднял вверх, стараясь держать в стороне от жены. Взгляд Чаруши наполнился слезами, словно талые льды хлынули потоком по побледневшим ее щекам – не хотела она покидать родных. Но вот изо рта ворожеи вылетела маленькая искорка и тут же погасла на стылом ветру. Огневица оставила в покое Добронрава и его маленькую Милану, забрав с собой жизнь северной колдуньи.

…Добронрав не знал, долго ли он рыдал над телом своей Чаруши, проклиная богов, соткавших жизнь для его ворожеи такой быстротечной. За что они поступили так с ним? Он никогда не забывал приносить им требы, даже в этом тяжелом переходе он находил для них время! За что же?..

Утирая слезы рукавом износившейся рубахи, он принялся рыть в каменистой земле пустоши могилу. Он не хотел предавать ее тело Огню, как было заведено в их племени - ведь именно Огонь и забрал ее навсегда. И как с этим жить, он еще не знал.

*  *  *

Мокошь  замерла тоскливой тенью на пологом берегу волшебного озера, играющего серебристыми бликами под синими небесами Ирия. В прозрачных водах богиня могла видеть по своему желанию всех, чью нить судьбы она пряла. Мать счастливого жребия опечалено склонила голову, и несколько слезинок упали на землю, тут же распустившись васильками среди шелкового моря трав. Вместе со своими помощницами - Долей и Недолей – Мокошь испокон веков заботилась о судьбах людей и богов. Она — Великая Пряха, она, и только она всегда пряла нити судьбы. Давно уже Мокошь не ходила по земле юной девой, примечая, кто как живет да соблюдает ли обычаи предков. Долгое время только судьба северной колдуньи волновала вечномолодую богиню.

В Ирие стояла звенящая тишина, лишь слышался плеск воды да дальнее птичье пение. Глаза Мокоши блестели от слез. Мара-Морена, богиня темных сил - зимы, холодов и смерти - прервала нить, которую уже спряла мать счастливого жребия. Погибла от дыхания Девы-Огневки, одной из дочерей-лихорадок моровой девы, северная колдунья Чаруша.

С ужасом вспоминала Мокошь костлявую старуху с рыжими патлатыми волосами, что гнусно захихикала, отразившись в озере судеб. И слова ее мерзкие: «Ежели какого человека вспоймаю, сгорит он, аки головешка в печи!» И, прежде чем исчезнуть в пылающем огне за перевалами Черных предгорий, где схоронились темные силы, погрозила огневица кулаком богине Пряхе.

Среди Рипейских гор, под светлой дланью Сварога, на берегах молочной реки жили Верховные боги. И все они услышали, как по Ирию, райскому острову, пронесся тяжелый стон Матери-богини. Первым же услышал его Семаргл, посредник меж Ирием и земными народами, верный друг и помощник Мокоши.

Озеро судеб, в которое бессменно глядит Мокошь тьму-тьмущую лет, покрылось рябью и скрыло обтрепанного странника, закапывающего в Мать-Сыру-Землю свою Чарушу. Чарушу, для которой Мокошь спряла длинную и счастливую нить жизни в племени Черных Волков. Колдунья с севера должна была нести веру в Верховных богов во все стороны света, туда, где начали забывать о Роде и Роженицах, о трех Сварожичах, и о ней самой – Матери-богине… В некоторых землях даже Белобога чтить достойно перестали!..

И теперь только Карны, сестры богини Жели кружат вороньем над могилой Чаруши, судьбу которой перепряла на свой лад Мара-Морена, порвав златую нить  Мокоши.

Пряха обернулась к статному, вечно юному Семарглу, явившемуся к водам волшебного озера, едва услышал он стоны ее. Глядел на Мокошь он с почтением и тревогой. Она же прошептала с надломом:

- Ты понимаешь, что это все значит? Понимаешь? Она умерла… Колдунья умерла, а я ведь уже спряла ее судьбу. Морена оказалась сильнее меня. И это значит… это значит, что мы исчезнем… мы все исчезнем!

- Замолчи! - сверкнули медовые глаза златовласого бога, и отразился в них страх загнанного зверя, попавшего в ловчие сети. - Тебя могут услышать Верховные! Ты понимаешь, что они могут наказать тебя за такие речи?

- Понимаю, - голос Пряхи дрожал от невыплаканных слез, - но ведь… ты исчезнешь, я исчезну, Верховные боги исчезнут…

Мокошь испуганно замолчала, когда рядом с ней сверкнула золотая стрела. Озаренный блеском молний явился пред нею бог войны – Перун-Сварожич. Прежде серебристые волосы цвета летних облаков змеились сейчас черными тучами вокруг сурового лица Громовержца. Синие глаза метали молнии, и громовым раскатом разнеслось по всему Ирию:

- Ты что это, Мокошь, говорить вздумала? Речи твои богохульные услышал сам Белобог, сидя на своем звездном троне!

- Прости слова мои грешные, Сварожич! - отвечала Мокошь со слезами. - Но увидала я сегодня в озере судеб своем волшебном, что умерла колдунья, которая должна была объединить росов и свет веры нашей нести по землям подлунным. Морена злобная послала дочь свою огневицу – иссушила она Чарушу огнем лихорадочным, потушила искру ее. Страшно мне, Громовержец…

Омрачилось лицо Сварожича, будто тень набежала на него, словно только сейчас понял он, что случилось на окраине Великой пустоши. Утихли громовые раскаты в небесах Ирия, потухли синие и золотые молнии. Медленно и величаво подошел Перун к водам священного озера, склонился над ними. Он и сам не знал, что хотел там увидеть.

- Умирающие, мертвые боги… Мокошь, это, наверное, больно, - сдавленно проговорил Перун, внимательно вглядываясь в прозрачные чистые воды. - О да, боги умирают вместе со своим народом и его верой. А наш народ исчезает, растворяется в других… Интересно, каково это, умирать - вечно умирать?..

Мокошь и Семаргл молчали. Звенящая тишина упала на берега озера судеб. Застыл, склонившись над серебряными водами, бог войны. Даже воздух стал недвижим, опасаясь гнева Громовержца.

Тонкая рябь пробежала по гладкой зеркальной поверхности озера, и увидел Перун…

…И увидел Перун черноволосую воительницу, стройную и высокую, с бледным узким лицом и темными пронзительными глазами.

И мчалась дева с мечом наготове во главе несметного светлого воинства.

Перунова воинства.

Его воинства.

И замерло сердце древнего бога, словно ожегся он о взгляд чернявой девы.

Промелькнуло видение и исчезло… Досадливо поморщилась Мокошь, не успевшая увидать, что отразилось в священных водах. Прищурившись, глядела она на Громовержца, ожидая, что сейчас он расскажет ей о своем видении.

Но молчал Верховный бог, только грудь его часто вздымалась от волнения. Милана, дочь погибшей колдуньи - вот спасение для древних богов!.. Но кто из них захочет проливать кровь людей во имя продолжения своей жизни? Никто… кроме него. Поэтому Громовержец не ответил на немой вопрос, застывший в глазах богини-Матери. Он не даст Морене снова спутать клубок судьбы и вытащит нужную ему нить, которая спасет светлых богов, пусть даже ценой войны и крови.

- Что ты увидел в озере? – все-таки спросила Мокошь. Глаза ее наполнились гневом - никто не имеет права скрывать от нее свои видения!

- Ничего, - спокойно и холодно отозвался Перун, зная, что она не поверит. Но ему было все равно. Главное - спасти Милану.

Семаргл попытался незаметно спрятаться за стволом священного Прадуба, в корнях которого бил родник живой воды. Чувствовал он, что снова придется на землю спускаться. Желания идти туда совершенно не было, вот и понадеялся он, что в пылу спора богиня-Мать и Громовержец забудут о нем. Зря наделся.

- Семаргл! - окликнул посланца Перун и так резко повернулся к златовласому богу, что красный плащ с громовыми знаками взвился, словно от резкого порыва ветра. - Ты будешь защищать Добронрава и его дочь, пока они не доберутся до благословенных земель, где в тиши дремучих лесов живет род Черных Волков. В образе древнего предка ты явишься людям и отдашь им Милану. Она должна вырасти в покое и любви. Она нам еще пригодится.

- Кому это - нам? А, может, тебе? - напряженно спросила Мокошь, но Громовержец снова ничего не ответил, а Семаргл, покорно вздохнув, нырнул в воды Озера, чтобы через несколько мгновений оказаться на иссушенной земле Великой пустоши.

*  *  *

Добронрав продолжал свой тяжелый путь – через силу, через нежелание идти дальше. Не погибать же дочери в раскаленных песках пустоши! Ради нее он должен преодолеть перевал и выйти на берег реки, несущей свои воды в северные земли. Черный волк – огромный, лохматый, с зелено-желтыми пронзительными глазами - появился на следующий день после того, как Добронрав предал земле тело своей ненаглядной Чаруши. Волк трусил в отдалении, словно защищая и оберегая в пути, и не приближался - возможно, чтобы не испугать. Лишь сверкал огромными глазищами да скалился на жаркий солнечный диск. А по утрам, словно по волшебству, у прогоревшего до углей костра Добронрава оказывался свежий хлеб для него да молоко для Миланы. Это боги, понял он, охраняют его и дочку. Вскоре странник перестал чему-либо удивляться и даже переживал, когда его лохматого спутника не оказывалось рядом. Взгляд его то и дело с беспокойством искал волка – где тот, не бросил ли их? Зверь тут же появлялся и иногда подходил чуть ближе, чувствуя, что человек стал доверять ему.

Все шло своим чередом, Милана вела себя спокойно, хлопот не доставляла, словно понимала, что главная их цель – выжить. Добронрав уверенно шел к перевалу, но вот  однажды в полдень потемнели небеса над пустошью, и стаи черных птиц, громко закричав, взметнулись в небо. Что-то испугало их, понял странник и огляделся по сторонам. Раскаленный солнцем воздух дрожал на горизонте, а острые пики заснеженных гор были уже рядом – день пути, не больше. Осталось совсем немного, неужели боги послали ему новые испытания? Зарычал, подбегая ближе к Добронраву черный волк – Посланник богов. Потрепал мужчина зверя по холке, и со свистом покинул кожаные ножны его острый клинок, тоскующий по битвам и крови врагов. Опасность звенела в горячем воздухе, опасность кричала пронзительными голосами черных птиц, опасность темными тучами кружила в поднебесье…

…Словно из ниоткуда появилась стая шакалов. Добронрав бесстрашно смотрел на то, как они стремительно приближаются. Рычание волка стало утробно-зловещим – он не бросит Милану, понял Добронрав. Осторожно положив спящую девочку между собой и волком, странник приготовился защищать ее до последней капли крови. Волк обернулся к нему и… улыбнулся? Добронрав тряхнул головой, отгоняя наваждение.

- Ну, что, Черный, сразимся? Даже если это будет последняя моя битва. Ты ее в обиду не давай, если вдруг что… - кивнул в сторону ребенка он и шагнул навстречу визжащей стае.

…Мужчина и волк сражались за маленькую Милану, последнюю надежду богов. Бой был коротким и неравным. На месте убитого шакала тут же появлялся другой, Добронрав вскоре был ранен и истекал кровью от укусов, оставленных острыми зубами зверей… Алую кровь тут же впитывала усеянная трещинами земля – словно пыталась насытиться смелостью человека. Волк выл, словно призывал кого-то на помощь. Теряя последние силы, прикрывая телом дочь, Добронрав услышал звуки грома. Синяя молния сверкнула рядом с ним, и в клубах черного дыма появился рыжебородый мужчина с огромной секирой в могучих руках, бугрящихся мышцами. Его зычный рев прокатился над пустошью раскатистым громом, и шакалы, скуля, исчезали в воздухе, развеиваясь, будто призрачные тени. А Добронрав, понимая, что умирает, молил всех богов только об одном – чтобы волк и небесный воин не бросили его дочь.

Волк трижды кувыркнулся через голову и превратился в стройного молодого парня с золотой шевелюрой. Пока рыжебородый разгонял остатки нечисти, оборотень бросился к умирающему.

- Добронрав, ты ранен? - мелодичный голос Семаргла эхом прокатился по горным ущельям и добрые карие глаза с тревогой поглядели на мужчину.

- Ты богами нам был послан, так ведь? - хрипло отозвался тот, дрожащими руками протягивая ему дочь. - Спаси ее, слышишь? Спаси!

Рядом с ним на колени опустился рыжебородый воин, он с сожалением смотрел на истекающего кровью Добронрава, и во взгляде его была печаль.

- Мы не оставим твою дочь, ей суждена великая судьба. С небес ты будешь смотреть на нее и радоваться каждой ее победе. Это обещаю тебе я, бог воинов, Перун-Громовержец. Ты пал смертью храбрых, и я с честью приму тебя в свое небесное воинство.

Широко распахнулись глаза Добронрава и он, более не колеблясь, передал свою дочь богам.

*  *  *

Лес был полон пения птиц. Сладко пахло ягодами и дикими травами. Солнце неуверенно и робко пробивалось через кроны старых деревьев, словно сомневаясь, стоит ли тревожить полумрак древнего леса. Травница Дарина, родом из племени Черных Волков, тревожно оглянулась – ей послышалось чье-то шумное дыхание в чаще. Она никогда не боялась ходить одна по лесу, в отличие от многих своих родичей, но сегодня что-то чуждое шло его заповедными тропами. Вышитая обережными знаками беленая рубаха зацепилась за ветку, и Дарина испуганно обернулась, услышав утробное волчье рычание. Она замерла посреди поляны, прижав к груди охапку трав.

На елань вышел огромный черный волк, несущий в зубах корзинку с маленьким ребенком. Он неторопливо подошел к замершей возле старого дуба Дарине и осторожно опустил корзинку возле ее ног. Глаза волка и травницы встретились. Она почувствовала, что больше не боится дикого зверя, да и любопытно стало – что же принес ей предок? Дарина медленно склонилась над корзинкой, и ее лицо озарила светлая добрая улыбка. Волк принес ей в дар маленькую девочку - дочь, которой у нее никогда не было и могло бы не быть.  Травница ласково улыбнулась, глядя на малышку, потом подняла счастливый взгляд на волка. Тот сидел возле корзинки, продолжая рассматривать Дарину пронзительными желто-зелеными глазами.

Древний предок принес племени дар, поняла травница, поглядев в его глаза. Она поклонилась волку до земли, и дар речи наконец-то вернулся к ней:

- Я благодарю тебя, Посланник богов, за твой подарок. Обещаю вырастить девочку достойной той великой судьбы, что вы ей уготовили.

Волк довольно зарычал, лизнул спящую в корзинке Милану и, развернувшись, потрусил прочь.

Дарина осторожно взяла на руки малышку. Иссиня-черные волосы обрамляли светлое личико крупными локонами, а бусинки черничных глаз внимательно рассматривали травницу.

- Я буду звать тебя Чернава, - тихо сказала Дарина, осознав, что старое имя малышки убежало вместе с черным волком.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Жарким маревом дрожал над лесом солнечный летний день, в такой день не то что работать - отдыхать лень. Мысли вяло текут по кругу, сбиваясь с пути, будто бродяги без роду и племени. Время от времени устраивая хоровод, то и дело растворяются они в туманной дымке, навевающей сонную одурь, а после марами бестелесными вновь прорываются из ниоткуда, спеша окутать сонмом зыбких видений.

…Чернава зевнула. Вот только мечталось о летних гуляниях, о высоких кострах, через которые прыгают ее родичи, дабы всегда быть красивыми и не болеть вовсе, как все - ускакали мысли резвыми конями в неведомые дали…

Сидя на пригорке, густо поросшем цветущими медоносными травами, Чернава с трепетом ощущала тепло и любовь Матери-Земли, а с пронзительно-синей выси на девочку был устремлен строгий, но ласковый взгляд Неба – бога-Отца всего сущего. Хорс – сын Неба и Земли – грел ее теплыми лучами своими, гладил нежно, оставляя на коже легкий оттенок светлой меди, а ветер вольный – стрибожий внук богини-Пряхи – играл ее распущенными волосами. Чернаве было так радостно остаться наедине с древним лесом, так трепетно - ведь нечасто удавалось побыть среди старых деревьев в полном одиночестве, а на удивление всем любила девочка бывать в чаще одна. Потому-то и не испугало ее, что отстала она от своих подружек, с которыми за ягодами пошла. А ведь зазря не боялась она - за высокой оградой селения Черных Волков начинались дикие, чуждые людям земли. Родичи ее в одиночку в лес не ходили - за порогом избы только нечисть хоронится да лихие тати, что род свой покинули и предали. Даже дворовой и овинник не всегда добры бывали, что же говорить-то о лесных духах?..

Но не боялась ничего Чернава, хоть и не раз уже хворостина травницы по ней прохаживалась. Шло девятое лето ее – мала была еще, да неразумна – так считала Дарина. Неразумна да упряма…

Прищурившись, глядела Чернава на солнце, затерявшееся в густых ветвях старого вяза, и мечтала… Мечтала, как подрастет да станет помогать маме Дарине врачевать людей племени, а потом, научившись всему, и сама станет травницей. Травы собирать да разбираться в них Чернава уже умела - с малолетства прислушивалась она к шепоту ветров и говору листьев, да и Дарина ее всему, что знала, учила помаленьку.

Греясь на теплом солнышке, девочка не заметила, что в кустах малины притаился мальчишка годков десяти, не спускающий любопытного взгляда с лесной гостьи. Это Перун, боясь спугнуть Чернаву обликом грозного мужчины с рыжей бородой да пышной серебристой гривой, решил ребенком малым обратиться, дабы таким показаться ей на глаза. Ведь прошли те времена, когда бог войны приходил к малютке и играл с ней, запуская золотые молнии в ночное бархатное небо, а она хлопала от радости в ладоши и заливисто хохотала. Серебряные погремушки, леденцы и вкусные ягоды приносил Перун, навещая Чернаву, агукающую в берестяной люльке, и это дарило ему радость – непривычную, незнакомую…

Дарина видела подношения, что время от времени появлялись в колыбельке, и нарадоваться не могла, что дочка растет, обласканная богами. Но девочка взрослела, и со временем Перун перестал являться в избе травницы, хотя все едино продолжала Чернава возле печки находить дары его - ягоды и игрушки.

Но настал день, когда Громовержец заскучал по тем временам, вот и решил явиться перед девочкой до того, как она подрастет, и ее можно будет начать обучать воинскому делу. Ведь просто глядеть на Чернаву, просто слушать ее голосок, казавшийся звонче соловьиных трелей, было в радость для древнего бога. Он часто думал, какой же она вырастет, и знал - будет она красивой и смелой, не знающей пощады к врагам…

Замечтавшись, вспоминая чернявую воительницу из видения своего, Перун наступил на сухую ветку, и громкий треск раздался под ногами.

…Чернава испуганно вскочила и замерла там же, на пригорке, не решаясь обернуться. Кто здесь? Неужто медведь? Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди – так заколотилось, а потом разом все внутри захолонуло!.. Девочка все же оглянулась, чувствуя, что ладошки ее вспотели, и кровь прихлынула к щекам. Скользнула Чернава зорким взглядом по кустам да нижним ветвям деревьев - никакого медведя не было и в помине, а возле малинника стоял самый обыкновенный мальчик. Светловолосый, светлокожий, с льдистыми искорками синих глаз, он был красивый и… светлый. Другого слова Чернава подобрать не смогла. Мигом успокоившись, она облегченно вздохнула. Наверное, заблудился он, или сбежал от своих – как вот она.

- Кто ты? Ты не из нашего селения, да и в соседских родах нет детей с такими белыми волосами, у всех волосы русые, потемнее, а твои ну совсем как снег, - прищурилась Чернава, ей стало любопытно, как попал в лес этот мальчик. Откуда пришел он? И почему сам?

- Я живу здесь, в лесу, но я не злой дух, не бойся меня, - ответил принявший облик ребенка Перун, подходя к Чернаве ближе – руку протяни и прикоснешься, - а вот кто я? Я и сам не знаю… Ты можешь дать мне имя!

В его ладонях сладко пахла спелая малина, которую собрал он для Чернавы. Громовержец с улыбкой протянул угощение. Не стесняясь больше, она улыбнулась и, наклонившись, стала есть из его рук сладкие ягоды. Лицо девочки испачкалось в соке, и Перун, достав белый льняной платок, аккуратно вытер ей губы и подбородок.

- Я буду называть тебя Светозар! - засмеялась она. - Да, именно так я буду звать тебя! Ты такой светлый, солнечный!

- Мне нравится мое новое имя, - ответил Светозар и, взяв Чернаву за руки, закружил в хороводе. Они хохотали и кружились - все быстрее и быстрее, а длинные волосы маленькой Волчицы развевались на ветру, взлетали тонкими змейками над худенькими плечиками, хлесткой шелковой плетью стегали ее и Светозара по рукам. Откинув голову назад, Чернава подставила лицо теплым солнечным лучам. Как же она была сейчас счастлива!..

Домой девочка возвращалась одна, и ей было немного страшно – мама Дарина заругается, что отстала от подружек! Вздохнув, поглядела Чернава на становище Черных Волков, будто впервые видела, - селение раскинулось добротными избами, огороженными тыном, на высоком мысу, что круто срывался в реку со стороны полей. Раздольные левады, сады вишневые да яблоневые – красота.

Чернава, старясь не шуметь, прошла, боязливо поежившись, по узкой тропе мимо особо почитаемых деревьев – преогромных, старых, росших в лесу перед оградой. Ей захотелось стать как можно незаметнее, дабы не навлечь на себя гнев пращуров. Ведь вовсе не дубы и сосны то были, а шумели кронами праведные люди, жившие на этой земле давным-давно, в незапамятные времена, и удостоенные награды за свои благие деяния – превращения в деревья-защитники. Почитали их как хранителей и помощников, что не пропускали к родичам Чернавы разбойников да нечисть. Тати и лихие люди, проходя мимо, должны были неминуемо сбиться с дороги, а нечистые духи и вовсе в пыльные вихри превращались, и уносил их ветер в дальние-дали.

Чернава оглянулась напоследок на хранителей селения - в древних стволах с их морщинистой темной корой торчали челюсти диких вепрей. Невысокие оградки окружали деревья, в высокой траве синели колокольчики. Тишь да покой…

Девочка подошла к тыну, что окружал становище. Помедлила чуток, вздохнула тяжко и шагнула к воротам. Из земли возле них торчали бревна, заостренные да обточенные по концам - печище было надежно укрыто.

Едва Чернава ступила за калитку, как тут же оказалась в центре внимания родичей. Налетели, загалдели, зашумели…

- Где была? – волнуется мама Дарина, а лицо – бледное-бледное… руки на груди сцепила, да так крепко, что пальцы тоже побелели. Волновалась, поняла Чернава, и стыдно ей стало. Опустила голову, слезы на глазах покаянные, не знает, куда руки деть, теребит подол короткой рубахи – недолго осталось носить ее, не глуздырь уже она, оттого и краснеет стыдливо, что в лесу задержалась, всех испугала.

- Отчего сразу подруг не искала? – соседка Неждана, жена кузнеца, стоит у ворот, брови свела, руки в боки уперла.

- Истопите-ка ей баньку, нечего за общим столом делать, пока не смоет с себя все то нечистое, что могла в лесу найти и с собой принести!.. – подает голос старуха одна. Другие поддакивают, кивают важно.

Вот потому Светозар и стал тайной Чернавы – знала она, что ее родичи боялись леса и того, что могло в нем скрываться. Она никому, даже маме Дарине, не рассказала о странном лесном знакомстве.

Дикий лес таил слишком много опасностей для печища. Даже самый смелый охотник, вернувшийся с промысла, входил в дом и садился за общий стол только после очистительных обрядов. Родичам нужно было удостовериться, что он в самом деле человек, а не злой дух, принявший его обличье.

Но не было страшно Чернаве оставаться в чаще самой, хотя и понимала девочка - не сможет слишком часто отлучаться в лес в одиночку. Да, она могла сказать, что идет собирать травы, но и тогда ее отправят с ватагой галдящих ребятишек, которые шли за грибами-ягодами. И от этого неведомая прежде грусть поселилась в сердце Чернавы. Удивительно, но среди людей она чувствовала себя более одинокой, чем в лесу.

Но с тех пор, как маленькая Волчица познакомилась с солнечным мальчиком, она все  же старалась почаще прибегать на залитую солнцем поляну, окруженную старыми вязами и дубами, окутанную сладкими ароматами малины. Детские игры, исхоженные маленькими ногами тропинки древнего леса - все было в радость Чернаве и ее Светозару. Ему даже радостнее было – он окунулся в беспечную детскую пору, которой у него никогда и не было. Вскоре девочка уже не могла жить без своего Светика, как ласково она иногда его называла. Да и он к ней душой прикипел…

В жаркий полдень средины лета Чернава по обыкновению прибежала на потайную поляну, где встречалась со своим лесным другом. Подружки ее остались далеко, в соседней березовой роще, и тут же лес вокруг девочки изменился – стали ярче цветы и травы, словно она переступила невидимую грань. Пламенели маки, искрились от росы папоротники и шелковистые травы, звенели на ветру лазурные колокольчики.  Время в мире Яви замерло, застыло в вечном жарком полудне. Это был дар Светозара - он не мог допустить, чтоб Чернаву ругали за то, что она уходит в леса.  Когда девочка вернется к подружкам, они будут думать, что была она за соседним пригорком. Чернава покажет им корзинку, полную спелой, сладко пахнущей земляники, несмело улыбнется замершему в пышных кустах Светозару, невидимому для всех кроме нее, и поспешит с подружками по узкой лесной тропинке в сторону селения Черных Волков.

Оставив пока еще пустое лукошко на невысоком холмике, поросшем куманикой, Чернава уселась на траву, греясь в лучах бога Хорса. Девочка теребила оберег из корня плакуна, висевший на тонкой веревочке на груди - Чернава знала, что в лес за травами можно идти только под его защитой.

Тишину нарушали лишь посвистывания пересмешника да легкое шуршание возле малинника. Это были маленькие лесные духи – Хухи. Они помогали маленькой Волчице собирать ягоды и травы, чтобы она не возвращалась в деревню с пустыми руками после игр со своим лесным другом.

Эти пушистые комочки, похожие на ежиков, просыпаются от зимней спячки с первыми лучиками весеннего солнышка. Домишки Хух - крошечные, как  и они сами - прячутся меж корней старых деревьев, в высокой траве.

Чернава внимательно прислушивалась, как все громче и громче стали раздаваться писки и легкое постукивание, даже напевное мурлыканье можно было различить в малиннике. Это, видать, Хухи суетились возле лукошка ее. Они спешили выполнить поручение Светозара, чтобы вновь вернуться к прелести привольной и беззаботной лесной жизни.

Раньше Чернава немного боялась этих малюток, но Светозар объяснил ей, что Хухи – добрые лесные духи, да и по виду похожи они были на маленьких пушистых зверьков, будто котята игрались в траве, меняя окраску своей шкурки. Возле трухлявого пня становились они коричневыми, под елями – зеленовато-бурыми, на старой сосновой хвое – рыжевато-красными, вблизи воды – голубыми, на песке – желтыми, среди цветущих кустов дикого шиповника – розовыми, на снегу – белыми. И никто не в состоянии их приметить, коли сами они не изволят показаться.

Мама Дарина говорила Чернаве, будто Хухи злые и мстительные, вредят охотникам и грибникам. Именно из-за людского страха духи эти и становятся невидимыми – сами человека боятся. Так сказал лесной мальчик.

Чернава, услышав тихие шаги, резко обернулась, и ласковая улыбка озарила ее лицо - Светик пришел! Она поднялась к нему навстречу, и он замер, не в силах оторвать взгляда от Чернавы, озаренной лучами полуденного солнца. «Какой же красивой она вырастет!» - подумалось Светозару.

- Я гляжу, пушистики уже почти наполнили твою корзинку, - заметил он и уселся на мягкую траву, поглядев на Чернаву пристально. Солнце слепило глаза, и ее силуэт стал почти черным, озаренным яркой золотистой взвесью.

- А вот скажи, если эти духи боятся людей, то отчего же я смогла их увидеть? - спросила девочка, присев рядышком со своим другом.

- Милая, увидеть их могут лишь те, у кого чистое сердце и добрая душа, кто никогда никого не обижает, - терпеливо объяснил Светозар, - такие, как ты…

И загрустил Громовержец, ибо вспомнил, зачем хочет научить подругу воинскому делу и знакомит сейчас с невидимым для людей миром богов и духов. Недолго его Чернаве оставаться нежной и доброй, ох, недолго. Не пожалеть бы потом!

- Почему ты замолчал? - теребила его девочка, любопытная, как и все дети в ее возрасте. - Расскажи еще что-нибудь! Ну, расскажи!

И Светозар продолжил:

- Хухи очень добры и нередко помогают заблудившимся путникам найти правильную тропку к дому. Они не злопамятны, потому прощают людям напраслины, возводимые на них…

Зеленый мохнатый комочек, устроившийся в высокой траве рядом с ними, согласно пискнул, и Чернава несмело наклонилась, чтобы погладить его. Шурша высокой травой, малыш подкатился ей под руку и легонько потерся о ладонь.

- Совсем как котеночек! - засмеялась Чернава и подняла сияющие радостью глаза на Светозара.

- Верно… А еще они упреждают людей о грозящей опасности, так что всегда прислушивайся к ним! Без этих малышей жизнь в лесу не была бы такой радостной и спокойной, какая она есть!

Чернава восхищенно смотрела на своего лесного друга - как много он знает, как хорошо, что они подружились!

*  *  *

С лесным мальчиком Светозаром Чернава была знакома всего две луны. Но как же много полезного и интересного о жизни леса узнала девочка! Оказалось, все намного таинственнее и многограннее, чем думают обычные люди, а Волхвы-то своих тайн не раскрывают. Хотя они-то знаниями великими наделены… А сколько волшебных существ, оказывается, прячется в недрах леса! Кроме хранителей трав, маленьких Хух, с которыми уже давно познакомилась Чернава, живут здесь и помощники Лешего – маленькие да нечесаные, с гривой зеленых волос, лесовички.

Еще Чернава узнала, какие жертвы и требы нужно нести на алтарь, сложенный из веток дуба у корней старой ели для Живаны, стройной и легкой богини лесов и охотников – несет знание это удачу ловчим да защиту от нечисти. Узнала, что стороной от всех держится строгий Полесун – бог, охраняющий волков. Когда волки начинают выть, это означает, что они просят своего бога дать им прикорм. А среди людей он может появиться в виде человека без тени. И Чернава больше не боялась, если слышала в лесу надрывный вой своих предков-волков.

Супружница Полесуна - Лисунка, живет тут же, у нее желтые соломенные волосы, носит она травяное платье, и люди боятся ее за то, что она деток ворует, но ведь уносит она их лишь у нерадивых родителей, которые глумятся над своими чадами, держа их в голоде или изнурительном труде. Светозар даже показал однажды Чернаве лесных деток. Они выглядели очень счастливыми - возле старого дуба малыши играли, весело смеялись и шутили. Лисунка заботливо приглядывала за своими детишками, сидя на корне старой ели, и Чернаве подумалось, что живется им здесь вольно и беззаботно, всяк лучше, чем среди людей.

Взгрустнулось девочке – ей и самой хотелось в чащобе жить, среди духов лесных. Тяготила ее родня, и дела-заботы людские в тоску вгоняли.

В тот день, когда дети впервые поссорились, Чернава пришла на поляну раньше оговоренного времени, и сама не заметила, как заснула, согретая ласками бога Хорса. Это были последние теплые осенние дни, листва пожелтела, и некоторые деревья уже сбросили на зиму свой покров. Летала по воздуху тонкая паутинка и запутывалась в смоляных волосах маленькой Волчицы.

Звуки шагов разбудили девочку, и она, открыв глаза, увидела, что над ней склонился, закрывая солнце, темный силуэт Светозара.

Резко поднявшись, она встала напротив него - стройная, по-детски хрупкая и угловатая, но уже невыносимо прелестная. И Светозар посмотрел на нее глазами мужчины, прожившего сотни лет, и увидел, какой красавицей вырастет его милая Чернава.

В дымке будущего увидел он высокую черноволосую деву с длинными волосами, собранными в толстую косу. Открытое бледное лицо с тонкими губами и огромные медово-карие глаза… они насмешливо взирали на могущественного бога в его туманном видении, и во тьме их вспыхивали золотистые искры… Хрупкие, но сильные руки властно обняли его за шею, и прекрасное тело воительницы прижалось к нему. Повелительный взгляд словно отдал повеление, и Светозар больше не мог сдерживаться - приник к зовущим, приоткрытым в ожидании поцелуя, устам… Не в силах сопротивляться вспыхнувшему в крови Яриловому огню, его жадные мускулистые руки прижали к себе трепещущее тело…

- Светозар! Светозар! Друг мой! - откуда-то издалека донесся до него детский испуганный голосок. - Да что же это такое происходит с тобой? Очнись же ты!

Видение черноволосой лады исчезло так же внезапно, как и появилось. Оглушенный, опустошенный и словно ослепший стоял Светозар на залитой солнечным светом поляне, и пустыми, ничего не выражающими глазами смотрел на маленькую Чернаву. В его крови все еще кипел сладострастный огонь, и еще витал дразнящий аромат женского тела…

- Ты пугаешь меня!  Это не ты, ты не мой солнечный мальчик! Кто же ты? - тревожно глядела на него девочка, прижимая ладошки к пылающим щекам. - Твой взгляд… Кто околдовал тебя, друг мой?.. Какие мары в полон душу взяли твою?..

Слезы на бледных щеках, дрожащий голос и умоляющий взгляд Чернавы вернули Светозара к Яви. Резко тряхнув гривой шелковистых волос, он затравленным зверем смотрел на плачущую подругу. Потом опустился на колени, обняв ее худые ноги.

- Прости меня, прости моя маленькая Волчица… Прости, моя нежная подружка! Не знаю, что на меня нашло, что привиделось! Пригрезилось видение одно, вот и покинул дух мой землю эту… Я не хотел напугать тебя, слышишь? Я никогда, обещаю, никогда больше не испугаю тебя!

Его голос дрожал от страха. Он боялся себя, боялся своих чувств - будущих чувств. Теперь он окончательно понял, что показало ему озеро судьбы в тот памятный день, когда умерла мать Чернавы, и они с Мокошь решали, что дальше делать с малышкой Миланой. Он увидел не только ее судьбу, он увидел тогда в святых водах и свою будущность! Она, эта дрожащая от слез девочка, успокаивающаяся в его объятиях, станет его любовью, судьбой, и ладой… Но что-то еще беспокоило Сварожича, а что, он и сам не мог знать!.. Видимо, не все, ох, не все показало ему озеро судеб…

Всхлипывающая девочка осторожно отстранилась от него и села на пригорок, обхватив острые колени руками. Из-под растрепавшихся смоляных волос блестели ее испуганные черничные глаза. Взгляды, которыми она одаривала своего солнечного мальчика, нельзя было назвать ласковыми. Первый раз со времени знакомства они поссорились.

- Прости меня, - снова повторил Светозар.

Из-под упавших на лицо волос снова сверкнули темные заплаканные глаза. Чернава вздохнула.

- Я уже не сержусь. Но ты напугал меня. Обещай, что больше не будешь так… так непонятно говорить и выглядеть! Обещай!

- Я обещаю, - глухо сказал он.

- Тогда и ты прости меня, что я испугалась. Я помню, что ты говорил мне - никогда и ничего не бояться. И я хочу стать бесстрашной и смелой. Я стану!

- Чернава, я сегодня хотел тебя представить Хозяину леса, - взял себя в руки Светозар. Он понимал, что им нужно сейчас отвлечься. -  Если ты не передумала…

- Нет, нет, милый! Я не передумала, но мне немного страшно, - призналась Чернава смущенно и искоса взглянула на своего лесного друга.

- Ничего не бойся - я с тобой! - отозвался мальчик и протянул ей руку. Нерешительно поглядев на Светозара, она приняла ее. Ее пальцы немного дрожали, и он ласково улыбнулся.

- Я не боюсь, - прозвучал ее тихий голос в лесной тишине.

В глубине мглистых суземов, среди буреломов, в непроходимых чащах лесных, доступных одному человеку из селения - Чернаве, обитают лесные духи. Они любят места, спрятанные от солнечных лучей, и ведут полуночную жизнь. Но иногда, в редкие осенние деньки, когда не больно жарко становится, и лесные дебри окутаны прохладой, на удаленных еланях собираются невидимые людям духи, чтобы понежиться в уходящем тепле, да осень встретить.

На заросшую высокой травой и зарослями черники поляну и привел в этот день Светозар подругу свою. Крепко схватив его под локоть, Чернава оглядывалась по сторонам со смесью страха и любопытства.

Старые ели с темной, изъеденной временем корой, казалось, вот-вот схватят ее за длинные распущенные волосы своим ветвями-лапами. Девочка осторожно ступала по валяющимся по всей поляне сухим веткам и палой листве, ее босые ноги кололи шишки и хвоя. Но зная, что ее лесной друг рядом, Чернава постепенно успокаивалась. Она доверяла Светозару как себе.

Дети остановились посреди поляны, и лесной мальчик приложил палец к губам, давая Чернаве знак молчать.

Затрясся старый трухлявый пень, из дупла которого вылез владыка всего лесного царства – Леший.

Чернава удивленно ахнула, увидев лесного духа. Она думала, что Светозар разыгрывал ее, когда говорил, что представит лесному Хозяину. Думала, может, от ссоры отвлечь хочет. Ан нет, и правда привел лесной друг ее к непроходимым еланям, где хоронится нечисть.

Чернава и Светозар поклонились, приветствуя Лешего. На нем была перевязанная красным поясом меховая бирюга, на мохнатых ногах - лапти. Корноухий, без бровей и ресниц, с длинными, зачесанными налево волосами – лесной Хозяин вызвал у Чернавы жуткий страх. На сморщенном морщинистом личике горели раскаленными угольками зеленые любопытные глазищи, а на макушке, в растрепанной шевелюре, девочка разглядела маленькие рожки.

С кряхтеньем походив по поляне, не отрывая горящего взгляда от гостьи, Леший залез на дерево и начал, будто ребенок, раскачиваться на его ветвях. Он свистел, хохотал, неистово бил в ладони и громко кричал на разные голоса.

Светозар крепче сжал руку милой подруги, словно говоря ей – не бойся, ничего не бойся. Чернаве же казалось, что эти крики и хохот, эхом раскатываясь по лесу, слышны на много верст вокруг! Знала она, что Леший может, гуляя по лесу, ровняться ростом с самыми высокими деревьями, или уменьшиться до размера малой комашки, свободно помещаясь под ягодным листком, а может и вовсе стать невидимым. Глядя на то, как скачет по деревьям лесной Хозяин, поняла Чернава, правду люди говорят - охоч он до забав и шуток!

А на елань в этот время слетелись и сбежались духи, звери и птицы лесные. Всем было интересно поглядеть поближе на избранницу Светлого бога. В том, что эта хрупкая красивая девочка, что немного испуганно прижимается сейчас к Перуну-Светозару, станет его ладой, никто из лесовиков не сомневался.

Любимец Лешего, Медведь, с утробным ревом поставил перед оробевшей Чернавой большую корзину ягод. Поклонился до земли и скрылся за темными елями. С радостью и трепетом поняла девочка - лес принял ее! Страх отступал.

Когда раздался голос лесного владыки, птицы и звери мгновенно умолкли.

- Я рад, что ты привел к нам маленькую Волчицу! Я благоволю к ней, будет она всегда желанной гостьей в нашем лесу. И лук стрелять ее будет без промаха, и все тропы потаенные ей раскрою. Но и ты, красавица, - повернулся Леший к застывшей возле Светозара Чернаве, - гляди-ко мне! Кого невзлюблю и вздумаю наказать за непочтение, тот удачливым охотником нипочем не станет! За добычу свою оставляй мне всегда краюху хлеба или блин с солью поверху. Клади это подношение на какой-нибудь пень. Если добыча больно хороша будет – птицу али зайца какого не забывай мне принести! Хотя, чего это я зазря воздух сотрясаю, как требы класть тебя родичи твои должны научить были…

Замолчал Леший, только из-за огромной ели, под сень которой он зашел, засверкали зеленые огоньки его глаз. Чернава снова поклонилась до земли и поблагодарила Хозяина леса за удачу охотничью, ей подаренную. Через несколько мгновений Леший засвистал филином и скрылся за деревьями, а Светозар повел подругу назад в селение. Пора было ей возвращаться домой.

*  *  *

Опадающие с деревьев листья, кружа сонным вихрем, укрывали уставшую землю разноцветным ковром. Был собран урожай, отгулялись-отплясались свадьбы в селении Черных Волков... Люди готовились к зиме, к отдыху от летних трудов и забот.

Одну Чернаву не радовала предстоящая зима, зябко дрожащая на пороге, кутаясь в шаль багряных иссушенных листьев. Не радовала потому, что не сможет Чернава видеть своего солнечного мальчика в холодную снежную пору.

Неистовствовал и плакал в чаще Леший, досадуя, что прошло веселое лето, а Чернава, укрывшись от всего мира за цветастой занавесью, грустила. Тепло, исходящее от очага, выложенного камнями, нагоняло дрему. Нужно было готовить отвары из засушенных за лето трав, но ничего делать не хотелось. Казалось, что кроме дружбы со Светозаром нет больше в этом мире ничего светлого и радостного.

Порошки и настои из стеблей и корней растений стояли подальше от подслеповатого окошечка. Прямой солнечный свет пагубно сказывается на травах, и потому связки их сушились в темных углах избы, развешенные на крючьях. Терпко пахло полынью, мятой и рябиной. Бочка для заваривания трав стояла на свету, рядышком с ней - купель для лечения от хвори. Все ладно было в избе травницы, все хорошо.

Дарина, растирая в порошок любисток и руту, оглянулась на занавесь, за которой слышалось тихое дыхание дочки. Не нравилось ей, ох, не нравилось то, что происходило с девочкой. Если бы Чернава была постарше, то мать решила бы, что влюбилась девка. Но ей всего девять лет от роду, какая любовь?

Тревожно глядела травница на облетающие деревья сада, стволы белели в сумраке гаснущего дня и казались мороком из иного мира. Что же происходит? Отчего маленькая Чернава теряет силы и радость, угасая вместе летом? Отчего молчалива и грустна? О чем мечтает, глядя вечерами в огонь черными агатами печальных глаз?..

Сначала значения не придала Дарина странной грусти своей малышки - думала, что с летними забавами не хочет расставаться дочка. Но чем зимнее становилось на земле, тем больше морщинок появлялось на лице травницы, ох, не нравилось ей, что так тоскует Чернава ее.

…Так и прошла зима. Как сонная ходила маленькая Чернава, занимаясь всеми делами словно через силу, в каком-то оцепенении-мороке. На все вопросы матери она упорно отмалчивалась, и вскоре Дарина решила оставить девочку в покое – все ж не простым человеком была дочь ее, возможно, тяготила Чернаву жизнь в селении. Чувствовала травница, что великая судьба суждена девочке, что боги призовут ее к себе, когда пробьет судный час. А еще чуяла травница, что весной очнется от сна жуткого ее девочка, потянется всею душой к солнышку, расцветет и скинет морок тяжкий с души своей.

Не ошиблось материнское сердце - с первыми теплыми днями, сразу как сошел лед с реки, и обрывистые берега усеяли голубоватые нежные цветы, что тянутся к солнцу из-под тающего снега, проснулась и маленькая Чернава.

…И хотя зима-Морена еще дает о себе знать, несмотря на теплые лески Лады-весны, которая ни от кого не скрывает своей цветущей красы, не нарадуется Дарина на свою смеющуюся дочь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

- Какой ты ловкий и смелый! - не переставала восхищаться Чернава своим лесным другом - и секирой он искусно владеет, и меч послушен его рукам, и стрелы летят в мишень без промаха. Казалось, все умеет, все знает Светозар – беловолосый солнечный мальчик.

- А ты хотела бы умению воинскому обучаться? - осторожно спросил он, боясь спугнуть интерес Чернавы да втайне радуясь, что она любопытничает.

- А зачем мне это? - удивилась девочка. - Я же травница буду, когда вырасту. Как мама Дарина.

Громовержец задумался. Сел на пригорок, пожав под себя ноги, сорвал травинку да в небо уставился. Стоит ли говорить Чернаве о судьбе ее? Или наслаждаться беззаботной лесной жизнью рядом со своей маленькой подружкой? Ведь никогда еще древний бог не был так счастлив, как сейчас. А если и был, то давно скрылось то время за пеленой прошедших лет… Но не будет ли поздно потом, не наберут ли силу Мара-Морена да прихвостни ее? Не будет ли слаба Чернава его?

- Светик! - позвала девочка своего друга, и беспокойство послышалось в ее тонком голоске. - Светик, айда на озеро, мне хочется на русалок поглядеть! Сейчас же их праздник, бают, так дивно танцуют они на берегу, а венки красивые какие плетут! Я хочу веночек!

- На русалок поглядеть? Ну, айда… будет тебе веночек, - улыбнулся Светозар и понял, что совсем еще дитя его Чернава, и судьбу свою тяжкую пока рано ей знать. Можно как игру преподнести девочке воинское дело.

…Чернава сосредоточено разглядывала легкий детский лук из можжевельника, костяной наруч и напальники, что лежали среди травы – все это добро принес сегодня ее лесной друг. Одного она не понимала - зачем ей все это?… Она же девочка! Чернава перевела удивленный взгляд на Светозара – ох, не такого подарка она от него ждала, вовсе не такого.

- Я и тетиву-то натянуть не сумею, Светик мой ясный, - сказала она тихо, от подарков в сторону отворачиваясь.

- А я тебя научу – всему научу, что сам умею. Неужто вовсе тебе не любопытно? - спросил Светозар, ставя мишень у старого ветвистого дуба.

- Не очень-то… Да и не получится у меня – лук этот вон какой огроменный… Да и зачем мне стрелять-то?

- Боюсь я, милая, что наступить година черная может – и меня не окажется рядом, дабы от лихих людей тебя защитить. Кочевники из Великой степи колобродят, да воинство Навий поднимается за Черными предгорьями - Морена и Чернобог берут власть в дальних северных землях… к востоку от нас уже много селений разрушено…

- Но чужаки из степи и Навьи никогда не придут в наши земли! - нахмурилась Чернава. - Это же дали какие дальние!

А самой подумалось – странные речи ведет ее друг… Будто совсем взрослый он, будто сам не в одной сече с врагом бился. Тряхнула она волосами, отгоняя наваждение. Взглянула на Светика своего – а глаза его будто камушки горят, так увлекся он баснями своими.

- Много зим назад и в тех селениях, что развеялись пеплом в огне войны, тоже говорили, что к ним никогда не придет беда, - омрачилось лицо Светозара, взгляд потух, будто кто водой синий пламень залил. - Ты должна понимать - никто не знает, что случится с нами завтра. Даже Верховные боги. Пресветлая Мокошь прядет судьбы людские, но Морена и ее тринадцать дочерей-лихорадок иногда рвут пряжу золотую. И человек должен быть готов к любому повороту в своей судьбе. Хочу я, чтобы ты умела о себе позаботиться.

- А я хочу, чтобы ты был всегда рядом со мной, я бы травы собирала, настои готовила, людей лечила, а ты бы обо мне заботился, венки бы мне плел, а я бы… я бы хлеб такой вкусный пекла!.. - грустно сказала Чернава, послушно подняла лук и неумело натянула тетиву - рука сразу стрельнула болью. - Зимой скучно да тоскливо, ведь тебя подле меня нет. Мне не нравится жить среди людей, Светозар. Я хочу жить в лесу, с тобой.

Громовержец тяжело вздохнул, отводя в сторону взгляд опечаленный. Как же объяснить маленькой Волчице, отчего он не может быть с ней всегда? Как объяснить, что у него много дел осталось в Ирие? Как объяснить, что он и не человек вовсе и не дух лесной? Как объяснить, что нет ему места рядом с ней?.. Пока нет.

- Гляди-ко, - Светозар забрал у Чернавы лук, будто не слыша, что говорит она. Вид сделал, что только тетива его плохо натянутая заботит. – Гляди, и все ладно выйдет. Тетиву для начала натягивать научись-ка. Вот когда будешь ты ее чувствовать, тогда только возьмешь в руки стрелы.

Чернава поглядела на него с улыбкой грустной – поняла, не хочет он говорить о том, чтоб навеки ее в свой лес волшебный забрать. Нужно часа того дождаться, пока будет Светик ее готов к тому. И она подождет.

- В ближнем бою от лука мало пользы, потому тебе нужно научиться обращаться еще с ножом и мечом, - сказал Светозар в один из теплых летних дней, уютно устроившись с Чернавой в корнях огромного старого дуба. Они лакомились ягодами, отдыхая от забот. Пролетел еще один год, еще одна тоскливая одинокая зима, когда Сварожич не мог видеться с Волчицей и радоваться их лесным встречам.

– Но ведь меч не у всякого воина есть, честь сражаться им еще заслужить нужно! – Чернава вскинулась зверем диким, запах добычи учуявшим. И Светозар впервые увидел в ее глазах полночных отблески воинственного огня, и сжалось сердце тоскливо – стоит ли продолжать то, что задумал? Ведь пути назад для его маленькой Волчицы уже не будет! Но хищный блеск ее черничных глаз сказал ему, что дороги назад уже нет, хотя и сама она еще не понимает того.

- В глубине пещер доломитных живет кузнец один, повелитель железа он да побратим огня с давних пор.  Может он выковать не только серп или меч, но слово, судьбу или даже жизнь. Он создаст тебе меч, когда ты будешь к этому готова, но помни, великая судьба – великая ответственность.

- Отчего же тогда твое любимое орудие - топор? Отчего ты не попросил этого кузнеца сделать тебе клинок? – Чернава повернулась к Светозару и прищурилась – чуяла, скрывает он от нее что-то.

- Топор в бою безотказен - удары сверху очень опасны, не спасут ни щит, ни доспехи. Такой удар неотразим - от него можно только уклониться. Но для того, чтобы размахивать тяжелой секирой, нужна большая сила, так что тебе не владеть этим орудием… Но хватит разговоры разговаривать, что-то сегодня мы слишком много отдыхаем...

…Незаметно мчалось время – жаркое лето сменялось снежной зимой, Чернава и Светозар взрослели. Все больше вопросов задавала подросшая Чернава, недоумевая, к чему девке-травнице поляницей становиться.

- Ты должна стремиться стать достойной той чести, что возлагает на тебя Перун-Сварожич, - тихо сказал Светозар, когда снова она принялась теребить его – скажи да скажи.

- Какой чести?

- Знамение будет дано росам – и ты поведешь  объединенные племена их на битву с миром Нави, ты станешь символом борьбы за западные и южные земли, где хозяйничают степняки, лишь ты способна собрать и вести на правую битву Светлое воинство.

Он перевел дух, глядя в ее потемневшие от удивления глаза. Все. Он это сказал. Пути назад нет.

Замолчала Чернава, задумалась, а в глазах ее, черных как ночь, увидел Светозар отдаленное пламя жажды победы, и понял – не ошибся он с выбором. Его Чернава станет лучшей. Не пожалеть бы о том.

Осенью нужно было садиться за веретено. Свою первую нить Чернава уже выпряла пару весен назад, но так и не полюбила такие посиделки. Непряха – этим обидным прозвищем часто называли девушку в селении Черных Волков. Это было вдвойне неприятно – ведь она вовсе не была белоручкой!..

Осенними и зимними вечерами молодежь собиралась в одной из общинных изб. Но прежде чем начать веселиться, девушкам нужно было спрясть кудель, принесенный из дома. Непряхе Чернаве на этих посиделках не на что было надеяться, хоть и выросла она красавицей – начать плясать или играть с подругами, не завершив прядение куделя, было недопустимо. У нее и так дело в тот вечер медленно шло, так еще шутник один пожелал скорее заполучить ее для танцев, да и попытался поджечь кудель на прялке. Затем и вовсе отнял прялку и не хотел возвращать, покуда девушка его не поцелует.

Любовался парень на чернявую девушку не первый день, а сегодня она показалась ему особенно красивой – в длинной, до пят, полотняной рубахе, с узорно вышитыми воротом, рукавами и подолом, в ярком верхнем платье, украсившая себя ниточками бус, она была похожа на виллу, деву-птицу, приносящую животворящий дождь. Тонко звенели колечки, вплетенные в волосы, а рукава рубахи были длинные и широкие, как крылья лебединые, у запястья же они были схвачены красной тесьмой.

- Чернава-Красава, дай твоих ягод попробовать, - хрипло прошептал Велеслав, присев рядом с ней на лавку и сверкая белозубой улыбкой. От янтарного блеска его карих глаз все девки из соседних селений таяли, только одна дочь травницы и не глядела на стройного молодца. На своих смотреть нельзя, это парень с малых лет знал, а Чернава принята в их род была, некровная ему, вот с ней через костер этим летом прыгнуть он и восхотел.

Ничего не сказала девушка в ответ, только злобно сверкнули ее темные глаза. Ишь, размечтался! Отшатнулся Велеслав, словно нечисть какую увидал, молча вернул ей кудель, отошел подальше и старался больше и не глядеть в ее сторону. А она и рада тому была. Выдернула из куделя длинную прядь, скрутив ее между ладонями покрепче, чтобы не разматывалась, и снова с тоской подумала о Светозаре. Все ее подружки себе женихов собираются присматривать этим летом, замуж собираются, а ее сердце к тому тянется, кого ни в селение привести нельзя, ни с родичами познакомить!..

Веретено усердно вращается, скручивая нить. Подмотает Чернава ее, захлестнет петелькой. Громовые знаки на веретене успокаивают и дарят надежду. И хоть не стать ей тонкопряхой, не беда! Зато у нее Светозар есть!..