Пообещай. Вероника Мелан
Магазин Книги автора Комментарии (1) Похожие книги Предыдущая книга Следующая книга
Будучи богиней справедливости, живущая на Небе Эмия Адалани ежедневно тратит время на то, чтобы воздать людям за их поступки: у одних отнимает небесную манну, другим добавляет. И каждый раз задается вопросом: почему люди совершают то, что совершают, - неужели это все чувства? Ей, жительнице Неба, где все спокойно, они давно забылись, ведь Боги Астрея не имеют тревог, лишений или проблем. В Астрее процветает изобилие, любвеобилие и пресыщенность, и все хорошо. Вроде бы... Только почему тогда ей так сильно хочется испытать давно забытую, но такую притягательную земную любовь?
Из цикла романов «Город».
Корпорация "Исполнение Желаний". Вероника Мелан
Игра Реальностей. Дрейк. Вероника Мелан
Игра Реальностей. Бернарда. Вероника Мелан
Уровень: Магия. Вероника Мелан
Уровень: Война. Вероника Мелан
Путь к сердцу. Баал. Вероника Мелан
Игра Реальностей. Джон. Вероника Мелан
Последний Фронтир. Путь Воина. Вероника Мелан
Игра Реальностей. День Нордейла. Вероника Мелан
Последний Фронтир. Черный Лес. Вероника Мелан
Игра Реальностей. Эра и Кайд 1. Вероника Мелан
Игра Реальностей. Эра и Кайд 2. Вероника Мелан
Отрывок «Пообещай. Вероника Мелан»
Пообещай.
Глава 1.
Начислить небесной манны за благое деяние, вычесть за неблагое – обычный рабочий день.
За те четыре часа, которые проводила за рабочим столом, Эмия просматривала сотни человеческих лиц – мужских, женских, молодых и старых. Детям начисляла не глядя – честные, открытые, они всегда славились благими намерениями, даже если дерзили, совершали ошибки, озорничали. С остальными сложнее – их приходилось пропускать через кончики собственных пальцев, чтобы ощутить чистоту помыслов; иногда богиня справедливости зависала на минуту или две, разглядывая изображения, силясь понять, что стояло за поступком того или иного человека.
- Привет, Эмми! Работаешь? Ну, и как там наши люди?
- Нормально.
Эмия как раз рассматривала фото дородной и толстощекой чернокожей женщины с лоснящимся от пота лбом.
- Дерутся, ругаются, спят?
- Как обычно.
Перед тем как приступить к работе, Калея, относившаяся к людской расе не то, чтобы с презрением, но с легкой прохладцей, долго смотрелась в зеркало. Касалась собственных волос пальцем, и те через каждые две секунды меняли цвет – оранжевый, розовый, фиолетовый, коричневый с красными прядями, светло-желтый, наконец…
- Какой мне сегодня оставить?
Вокруг ногтей Калеи вились золотые пылинки – последний писк моды. Эмия видела такие утром в электронном журнале, который проглядывала за завтраком. Уже давно хотела отписаться от периодики, но изнывала от скуки, если ничего не смотрела и не читала во время поглощения пищи. Павл не спасал – что с него взять? Красивый, услужливый, преданный. Робот. Конечно, он вел диалоги, заботился, спрашивал о ее пожеланиях, но темы для разговоров, равно как и настроение Павла задавала, еще не вставая с кровати, Эмия. И разве интересно говорить с тем, кого настроил сам?
Калея, впрочем, часто напоминала Эмии Павла – начинала и заканчивала день одними и теми же фразами. Как сейчас – про людей.
- Оставь каштановые.
- Скучно.
- Тогда зеленые.
- К ногтям не идут.
- Смени ногти…
- Мне нравится желтая пыльца – ты себе не сделала?
Эмия не стала. Выбрала из предложенной на сегодня коллекции платьев подходящее – простое и белое, похожее на те, что носили их прародительницы в храмах, когда еще обитали на земле, добавила пояс, заплела волосы в косу. Все. По мнению ее коллеги, богини, обладающие могуществом моментально воплощать любые приходящие в голову идеи, просто обязаны были этим правом ежеминутно пользоваться. И Эмия для Калеи была скучна, как пошитая в подполье сумка для модницы.
- Что у нас тут? Четыре тысячи двадцать два человека? Я тут до ночи просижу…
Зеркало исчезло; Калея, остановившаяся сегодня на волосах цвета бордо и коже золотисто-коричневатого оттенка, со вздохом уткнулась в экран.
А за окном прекрасный Астрей – единый город Верхнего Мира. Облачная набережная, Ратуша Верховных Эфин* (Эфины – боги Верхнего Мира. Здесь и далее прим. автора), парковка, часть Небесного Сада и вид на восточные апартаменты. Красиво, чисто и до боли знакомо.
Эмия посмотрела на экран и в который раз поймала себя на ощущении, что люди опять интересуют ее больше сородичей. Последние за прошедшие годы стали слишком предсказуемыми – должности, иерархии, соблюдения правил. А люди – они такие странные. Они жили короткую жизнь и в этой жизни, как умели, любили - из-за этой самой любви сходили с ума, творили великие вещи, создавали, разрушали.
Калея бы назвала людскую любовь болезнью; а в верховном Храме утверждали, что Верхний Мир потому и зовется Верхним, что хаотичная и неполноценная любовь – удел людей, Богам же присуща любовь всеобъемлющая и полноценная. В общем, другая.
Ровно в одиннадцать над Астреем взошла радуга, в половине двенадцатого, как всегда, неспешно угасла.
Калея пила второй по счету коктейль из разноцветного нектара и обсуждала по телефону с Эриосом – собственным женихом - район, в котором хотела бы жить после церемонии Объединения.
Сменяли друг друга фотографии на мониторе Эмии.
«Исмаил Конек: с утра пожелал купить новый шкаф, накричал на мать, отказался вести на прогулку брата. Злость - тридцать шесть процентов, благих намерений - ноль, корысть – плюс два… Итого: манна минус ноль сорок пять…
Ричард Бауэр: мысленно пожелал коллеге-преподавателю поперхнуться – минус ноль целых три десятых; Филипп Мортон, Зачек Тржевский – благих намерений нет, неблагих тоже нет, количество манны неизменно…
Ирэна Коль…»
Калея часто говорила, что люди несовершенны. Что они не умеют держать себя в руках, контролировать чувства, не знают, чего хотят, задаются глупыми вопросами и сами себя заводят в тупик.
Несовершенны, точно - тут Эмия была согласна.
Однако люди «кипели». Что-то в их сердцах горело, бушевало, вело вперед – что-то непознанное и неосязаемое. И оно – это самое «непознанное», как вредоносный вирус в четкой решетке логики, отвергалось Богами с самого начала.
И оно же – «это самое» - бесконечно царапало разум Эмии вопросами.
Люди. Почему они делают то, что делают? Почему живут, как живут? Что такое – их несовершенная любовь?
- Слушай, Кал…
- Подожди, - подруга крутанулась в удобном кресле и прижала к трубке ладошку, - я сейчас закончу…
- Хорошо.
Разговор по телефону длился еще восемь минут.
*****
- Слушай, а ты никогда не хотела попробовать стать человеком?
- Нет. Ради чего?
- Чтобы почувствовать их… жизнь, заботы.
- Развоплотиться из Богов, чтобы погрязнуть в заботах? Нет, спасибо.
Тогда почему туда тянет ее? Вопрос, остававшийся без ответа последние несколько месяцев (лет?).
Ресторан на втором этаже. Теплые и пряные эльфийские сквозняки, пахнущие карамелью, сверкающие фонтаны, тончайший фарфор и приготовленная в живом пламени еда – вкусная необыкновенно. Улыбки официантов накрахмалены пуще скатертей, уши ласкает музыка ангельских арф. Почему мне здесь тесно? Что не так?
Наверное, всему виной однообразие и покой. В Верхнем Мире не существовало сумасбродства, случайностей, хаоса и беспорядков, и всех это устраивало.
- А я, знаешь… - пауза и зависшая в воздухе нерешительность, - хочу попробовать…
- Попробовать что?
- Стать человеком.
Калея подавилась крабом.
- Человеком?
- По-настоящему.
- Ты ведь шутишь сейчас?
Противно и слишком звонко стукнулся о тарелку выпавший из пальцев подруги нож, в их сторону обернулись головы – все как одна с прическами, укладками, завивками.
Эмия наклонилась вперед и зашептала горячо, сбивчиво:
- Мы живем вечно, но так одинаково.
- Одинаково? Да к нашим услугам все разнообразие Астрея!
- Но мне этого мало… Чего-то не хватает.
- Эй… Эй… - и выражение искреннего участия в черных глазах, - ты просто устала, слышишь? Эти мысли твои – они меня пугают. Возьми отпуск на две недели, слетай к волшебным источникам, искупайся, отдохни…
- Но я не устала.
Эмия отложила столовые приборы и покачала головой. Ее здесь не поймут. Нигде, судя по всему, не поймут.
Целых пять минут, пока тщательно выскребала мороженое из вафельной корзинки, Калея делала вид, что все в порядке. Потом не выдержала, укоризненно покачала головой и спросила с нажимом:
- Эм, ты помнишь о том, что люди всегда чувствуют негатив?
- Помню.
- Они не могут его не чувствовать.
- Знаю.
- Если ты станешь человеком и потеряешь хотя бы одну единицу манны из-за неверного поступка, тебя ждет Верховный Эфинский Суд – ты об этом знаешь?
- Я…
Калея не дала договорить:
- Они больше не воплотят тебя в Боги, слышишь? Они этого не сделают. А человеком ты сможешь прожить всего тридцать дней. Это… того стоит?
Доедали они в молчании.
*****
(Fabrizio paterlini – The clouds)
Вечер.
- Нам прислали три корзины с цветами и одно электронное приглашение.
- Открой.
Одетый в трико, сверкая обнаженным торсом, как она любила, Павл кивнул. И воздухе тут же зазвучал мягкий баритон Романоса:
- Дорогая, прислать за тобой колесницу в девять? Сначала в Звездную Галерею…
- Закрой.
- Что-нибудь ответить Романосу?
- Ничего. Хотя, нет… Ответь, что у меня не подходящее случаю настроение.
- Как скажешь, Эмия. Что тебе приготовить: ужин, ванную, комнату для расслабляющего массажа?
- Ничего.
- Совсем?
Робот чувствовал ее странное настроение, но едва ли мог чем-то помочь.
- Позови меня, если…
- Позову.
Павл скрылся в соседней комнате – наверняка, принялся чистить белоснежный палас или протирать от несуществующей пыли предметы.
Иногда ей его хватало – своего помощника. Иногда. Когда Эмия ложилась в постель, закрывала глаза и представляла, что это не рука Павла, но того человека, которого она искренне любит, – любит так сильно, что ее душат эмоции, слезы, чувства – все вместе.
«Боги так не любят, - упрекнула бы Калея. – Наша любовь ко всем одинакова…»
Одинакова… Как будто ее нет ни к кому. Странная любовь.
Романос, Пелиогос, Донт, Эреон – у нее было много ухажеров, но все они казались ей одинаковыми, как шпалы рельсов призрачного трамвая.
Эмия вновь смотрела на свои просторные апартаменты пустым взглядом. Если она не решит с кем-нибудь Объединиться, то проживет здесь еще день, потом еще сто дней, потом еще тысячу. Вечность за вечностью в одиночестве.
Или выбрать того, к кому ничего?…
Сверкала за прозрачным стеклом накопленная ей за годы работы в Конгломерате Справедливости небесная манна – золотая, переливающаяся, невесомая, как пыльца. Каждая крупинка, словно маленькая Вселенная, будто несостоявшееся еще пока замечательное событие, чудесный поворот – рождение, смех, неожиданная встреча, всплеск чувств… Если бы Эмия захотела.
Но ведь чувства должны рождаться сами по себе, разве нет?
Туда, за стекло каждый день добавлялось по несколько золотых единиц – зарплата из Конгломерата. Но тратить не на что – Боги воплощали свои желания без манны. Это люди… Скольким на Земле помог бы ее запас? Паре десятков, сотен, может, даже тысяч человек? Они могли бы снести ее всю к Жертвенным Воротам – по крупице, по несколько, горстями. Ворота принимали все. Как много счастья породил бы каждый сияющий всполох? Кого-то вылечил бы, кому-то подарил бы любовь, кому-то немного денег. Люди в силу чрезмерно бушующих внутри них чувств копили манну плохо. Почти не копили, и потому часто страдали.
Черт, она опять думает о работе. Потому что работа для нее интересней всего.
Спустя еще час, после легкого ужина и бокала вина ее развезло на философию. Идти все равно никуда не хотелось; Эмия лежала на пушистом диване, закинув ноги на спинку и в который раз пыталась ощутить в себе Божественную Любовь, но вместо этого ощущала тишину. Может, тишина, отсутствие бед и забот и есть Любовь? Может, она и состоит из абсолютной гармонии, из недвижимого созерцания, из пустоты, в конце концов? Но как же тогда любовь к мужчине?
Наконец, не выдержала, подошла к компьютеру, включила.
- Снова работать? – появился в дверном проеме Павл, и она мельком глянула на него.
- Да. Не знаю… Может быть.
- Ты сегодня не определена.
«Сегодня. И вообще».
- Хочешь, сегодня я стану блондином? Подлиннее чуб, короткая бородка?
- Нет.
- Брюнетом?
- Ты и так брюнет.
- Да, но я стану другим брюнетом.
- Не хочу.
- Я пытаюсь тебе помочь.
- Уйди.
На лице робота мелькнуло вполне правдоподобное обиженное выражение – она сама запрограммировала его на максимум эмоций. Но и этого максимума ей не хватало. Слишком одинаково, пресно, плоско, однообразно. Надоело.
Почему она не такая? Ведь, как все, – одна из тысячи дочерей Великого Бога Крониса, Эфина, жительница Атрея, завидная невеста… Правда, у нее с периода взросления отмечали нестабильность эмоциональных полей, но в пределах допустимого. Может, ситуация ухудшилась? Проверить? Нет, проверять не будет, потому что тогда ее могут перевести из Конгломерата Справедливости куда-нибудь еще. А Эмия любила свою работу. Людей. Лица. Их жизнь.
«Любовь земного мужчины – какая она?» - создала запрос системе.
И тут же получила ответ:
«Неоднозначная. Мягкая, нежная, сильная, бушующая, страстная, нестабильная. Доводящая до сумасбродства, до приступов ревности, побоев…»
Подобная формулировка напугала бы Калею до чертиков.
Эмию она заставила прикусить губу.
Звезды в вышине складывались то в одно созвездие, то в другое, чередовались, танцевали, подмигивали – красиво. Кронис дал Богам счастливую жизнь – идиллию: километры волшебного пространства, пропитанные флером чего-то тонкого и необыкновенного ночи и наполненные искрящимся светом дни. Возможность иметь семью, в которой никогда не ругались. Детей, если подождать пару тысяч лет после Объединения.
Долго.
Эмия сидела, уткнувшись в экран монитора, – на дом она брала чужую работу, свою успевала сделать за первые три часа в офисе.
Павл отстал. Затих в самой дальней комнате – наверное, спал, подключившись к зарядному устройству.
С экрана смотрели сегодняшние «клиенты» Калеи: снова мужчины, женщины, старики, дети.
«Мария, одиннадцать лет, молилась за здоровье матери, сестры, просила Бога подарить им в семью еще одну сестренку, ведь дети такие хорошие…» Плюс балл манны.
«Леон Власкис, сорок три года, четыре раза проклял соседей за поднятый во время вечеринки шум…» - Эмия прощупала глубину проклятий – только слова, ничего серьезного. Минус ноль целых и тридцать десятых манны. Если проклясть по-настоящему, можно схлопотать до минус десяти целых за раз.
Чудные они – пьют, ругаются, молятся друг за друга.
«Они друг другу не чужие» - вдруг подумала Эмия. Гораздо более близкие, чем Боги в вышине… Глупая мысль.
Начислить… подтвердить… пробел… ввод. Следующий.
На следующее фото она засмотрелась.
Мужчина, молодой, не больше двадцати пяти – не красивый, но симпатичный. Не такой рафинированный, как все здесь, не идеальный и не лощеный. Уникальный, сам свой.
Она в который раз поймала себя на удивлении – люди всю жизнь живут в одном теле. Не могут поменять внешность, стареют, смотрят на одно и то же отражение в зеркале каждый день. Она может смотреть на триста восемьдесят разных за минуту. Может стать худой, полной, плоской, «выпуклой», неприметной, яркой, как две капли воды на кого-то похожей. А они…
Незнакомый парень завораживал. Чем? Застывшим в глазах раздражением и глубокой в них же печалью. Жесткими складками вокруг неулыбчивого рта, снисходительно-презрительным выражением лица. Он будто говорил фотографу: «Ну, все, я постоял перед объективом секунду, теперь отвали от меня».
Но небесные фотографы – системы считывания – сканировали не лица, но ауры, и, значит, лицо на экране сформировалось именно из такой вот «отвалите от меня» печальной и чуть злой ауры.
Эмия глаз оторвать не могла от монитора.
Почему у местных парней не бывает на лице таких выражений, как у этого? Ровный, но, кажется, когда-то перебитый нос - довольно узкий и «модный» по здешним меркам. Ежик русых волос на затылке, спадающая на лоб челка; продольные морщинки-линии на лбу - они, как ни странно, его не портили. Чуть разросшиеся брови, щетина – не идеальная, как у красавцев-Богов, но настоящая, потому что подбородок брили дня три назад и наспех…
Эмия вдруг поймала себя на том, что улыбается, – парень был настоящим. Она даже не стала читать, совершил он сегодня благие дела или неблагие – ей просто нравилось лицо.
- Павл?
Тишина в квартире.
- Павл?!
- Иду, - послышалось откуда-то издалека. – Звала?
- Да, звала. Подойди сюда, посмотри на фото. Считай максимальное количество информации об этом человеке и стань им. Максимально стань, ладно?
- Хорошо.
Робот подошел к столу и замер – подключился к единой справочной системе. И уже через секунду начал меняться – откуда-то взялась незнакомая синяя клетчатая рубашка, укоротились и посветлели волосы, изменило форму лицо – более выпуклыми стали скулы, менее выпуклыми и чуть более ровными губы.
- Музыку, - дала команду Эмия, - пусть играет «Пообещай мне» Элизы Келлинтон.
Земная музыка ей нравилось больше всего. И сейчас хотелось танцевать – не с Павлом, но с «этим».
И вот он, совсем такой же, как на фотографии, уже стоит рядом – разглядывает Эмию с удивлением, будто видит впервые. Замечательно! Она рассмеялась и потянула его на центр комнаты за собой.
- Все, Павл, завершил трансформацию? Давай потанцуем.
(Birdy – Silhouette [Beautiful Lies])
Робот больше не был роботом – он был кем-то другим. Пах по-другому, ощущался по-другому, касался ее иначе, смотрел так, будто только что нырнул из одного сна в другой и теперь сам не понимал, где оказался.
- Ты такой… чудесный.
А Эмия двигалась из стороны в сторону с нескрываемым наслаждением – «новенький» нравился ей неимоверно. Его щетина, светлый тон кожи, странного оттенка глаза – не то темно-серого, не то холодного шоколадного – разглядеть наверняка не получалось из-за полумрака гостиной. Нравилась его «неидеальность» - чуть ближе, чем у большинства, посаженные глаза, не пухлые губы, короткие на затылке волосы – в Астрее так не стриглись, потому как «гривами» дорожили даже мужчины.
- Ты классный. Нравишься мне…
Незнакомец вел себя чуть скованно и в танце двигался менее уверенно, нежели она. Эмия же, не стесняясь, гладила и обнимала крепкие плечи сквозь фланелевую ткань рубашки.
- Кто… ты? - вдруг раздался тихий и настороженный вопрос.
Она тихонько рассмеялась.
- Павл? А ты вошел в роль…
- Я…
Ее вдруг отпустили – руки разжались, - и совсем не похожий на Павла гость остановился посреди комнаты. Со странным выражением восхищения и неприязни осмотрел просторную красивую комнату, изрек:
- А неплохая хата. Это сон?
Затем подошел к окну, долго пытался понять, что за пейзаж за окном. Эмия изумленно усмехнулась:
- Павл… Что с тобой?
- Где я?
- Павл?
- Я не…
И снова долгий взгляд на нее. Мужчина в рубашке вернулся к Эмии, заглянул ей в глаза со смешком и долей дерзости, мол, «гулять, так гулять, а в остальном разберемся завтра…»
- Красивая, - улыбнулся и провел по ее щеке тыльной стороной указательного пальца. - Может, сбежим отсюда?
Эмия забалдела до состояния эйфории, обняла нового знакомого так, будто никогда не желала отпускать, и счастливо кивнула:
- Сбежим. Хочешь? Прямо сейчас…
Сегодня она будет спать счастливая. С ней будет настоящий человек!
Но фигура в ее руках вдруг подернулась рябью помех, и Эмию тряхнуло разочарование:
- Павл, нет! Только не сейчас, я не приказывала!
На несколько секунд робот перестал работать, а когда очнулся, почти моментально принял свою прежнюю внешность.
- Нет! – колотила по его груди Эмия. - Верни все, как было!
- Прошу прощения, Эфина, я считал ауру объекта слишком глубоко и на время позволил ему взять надо мной контроль.
- Верни все!
- Нет, Эфина, не могу, – Павл, ставший прежним собой, пожал плечами. – Моя система уже сообщила о случившейся ошибке в Конгломерат, и теперь глубокий доступ заблокирован.
- Дэймон тебя раздери, я куплю другую куклу!
- Всем «куклам», Эфина, – робот обиделся, но быстро взял себя в руки. – Мне снова принять внешность того человека?
- И ты снова будешь себя вести, как он? Смотреть? Касаться?
Эмия вдруг ощутила себя маленькой девчонкой, стоящей на пороге грандиозной волшебной сказки, – шаг, и ты опять в приключении.
- Нет, я буду вести себя собой, - огорчил ее Павл. – Так мне менять внешность?
Несколько секунд ошарашенная и поверженная Эмия не могла говорить – она жадно, почти до сумасшествия желала вновь ощутить рядом кого-то… непредсказуемого. Того, кто еще минуту назад был рядом.
- Иди… Уходи… Принеси мне вина.
- Ты вновь не определена. Хочешь, чтобы я добавил в вино успокаивающие пряности?
- Уходи. Просто уходи.
Робот в трико и с обнаженным торсом вздохнул, после чего двинулся к выходу из комнаты.
Он был таким… реальным. И совершенно другим. У нее вдруг взбеленились все до единого рецепторы, по телу до сих пор гуляли незнакомые доселе волны ощущений. Павл, черт, Павл… Сообщил об ошибке, все испортил! Идиотский робот, тупой мешок с псевдоинтеллектом…
Эмия поймала себя на негативе – на раздражении, граничащем со злостью. Это все ее нестабильные эмоциональные поля. Может, это из-за них она мечтает о ком-то дерзком, живом?
Комната рябила чужим присутствием.
Тот парень… Он за несколько секунд колыхнул ее так, как никто и никогда. Она будто проснулась, стала чувствовать в сто раз сильнее, чем когда-либо до того.
Люди…
Они такие…
Она хотела к людям.
Надо прочитать о нем, узнать больше…
Эфина, колыхнув подолом белого платья, быстро направилась к компьютеру.
«Дарин Романович Войт, двадцать четыре года (имя необычное, редкое), проживает в бывшей стране Советов, ныне именуемой Великой Русской Державой. Русский. Мать русская, отец поляк. Вырос в детдоме при живых родителях, потому как «ЧЕНТ».
ЧЕНТ. Это слово встало в мозгу Эмии, как палка в колесе несущейся на полной скорости колесницы.
«Ч.Е.Н.Т – человек несовершенного типа…»
Они - такие люди - стали рождаться на земле не так давно, всего лет тридцать как. Тогда же, когда из неизвестности возникли вдруг в лесах предгорья Жертвенные Ворота.
Эмия догадывалась, что Ворота возникли не из «ниоткуда», и что Великие Эфины приложили к этому руку, но точными данными ни она сама, ни система не обладали.
Значит, «чент»… Человек, обреченный умереть в определенную дату, обозначенную в собственном ДНК.
Таких детей исследовали сразу после рождения – опознавательным знаком служила точка в окружности на запястье, - а после, согласно законодательному праву, забирали у матерей, чтобы поместить в интернаты. Позволяли пробыть в семье год, если соглашались родители. А те почти никогда не соглашались - привязывались, потом плакали.
Дарин уехал в интернат в возрасте одного месяца.
И умереть, согласно предсказанию, ему предстояло через тридцать два дня.
Она зачем-то распечатала его фотографию, взяла с собой в постель и долго не гасила ночник.
«Уровень радости жизни: двенадцать процентов…»
Один из максимально низких.
Хотя, какая радость, если скоро умрешь?
Чуть ближе, чем обычно, посаженные глаза, настороженный взгляд, застывшее в зрачках неприязненное затравленное выражение – оно стало ей понятно. И вот почему морщины на лбу и плотно сжатые губы, вот почему нет улыбки в ауре.
Чент. Месяц жизни.
Жаль, что Павл не смог удержать иллюзию – у него так хорошо вышло.
«Давай сбежим…»
Касание щеки, невеселое веселье во взгляде, безуминка в словах – желание сбежать от судьбы хоть куда-нибудь, хоть на край земли, хоть за небо…
И он действительно выглядел так, будто присутствовал здесь: удивлялся по-настоящему, изумлялся, назвал ее апартаменты «хатой».
Чтобы уточнить значение слова, ей пришлось открыть человеческий словарь.
Забавно.
Фотография отправилась под подушку; Эмия погасила ночник.
Вздох и тоска в воздухе – не посчастливилось ей спать, обнятой человеческим мужчиной.
Павл в наказание ночевал стоя и возле своей розетки.
Глава 2.
Утро.
Калея была сегодня отчаянно-рыжеволосой, почти что красной – Эмия, чтобы не раздражать глазные рецепторы, старалась не смотреть в сторону. Щелкали по клавиатуре пальцы; всплывали фотографии, имена, описания совершенных поступков. Туда-сюда ходила манна – сливалась из одних столбиков, наполняла другие.
Эмии некстати подумалось о том, что у Дарина в запасе всего три единицы – ничтожно мало. Наверное, часто злился, отчаивался, хандрил. Может, редко помогал товарищам, а, может, совсем этих самых товарищей не имел. Не часто был благодарным…
«А она в его случае была бы? За обрубок жизни?»
Ей нужно думать не о нем, а о тех, кто на экране.
Однако вчерашнее фото теперь покоилось в сумочке между листами блокнота, куда иногда в приступах вдохновения, записывались стихи. Довольно примитивные – люди часто писали лучше, - но ей нравился сам процесс.
- Ты вчера отказала Романосу?
Калея отчаянно любила сплетни – собирала их так тщательно, как не собирала утреннюю прану с листьев небесных васильков.
- Отказала. Решила вечером поработать.
- Послушай, ты уже пала ниже облаков в моих глазах. Поработать? Вечером? Он, между прочим, собирался сделать тебе сюрприз: встретить тебя, увитый в гениталиях цветами родондроса, голым. Пригласил Юпитреса…
- А Юпитреса для чего?
- Чтобы вам было веселей…
Ох уж эти групповые забавы! Куда делись старые ценности, почему плотский произвол ныне считается лучшим развлечением? Хотя, так было во все времена.
- Я семью хочу…
- Так с чего-то нужно начинать?
- С чувств. А не с телесных утех с Юпитресом.
- Зажатая ты! - припечатала ее, словно штампом «старая дева», подруга. – Скучная до невозможности. Сегодня представление чешуйчатых нимф на Зарраканском Пруду. Идешь?
- Нет…
- Слушай, может, твой Павл так хорош, что ты из дома не выходишь?
- Может.
Эмия уже забыла, насколько хорош Павл. Но помнила о том, что всегда думала о нем, как о роботе, даже если поддавалась уговорам на редкие ласки.
- А-а-а, - Калея прищурила глаза, - я поняла! Ты метишь на место в Верховном Конгломерате, выслуживаясь сверхурочно, так?
- Наверное.
Лучший способ запутать чье-то любопытство – это соглашаться со всем сказанным.
«Место в Конгломерате?» Творить Небесное Законодательство? Вот это точно скучно.
Эмии вдруг подумалось о том, что девяноста семи единиц манны хватило бы Дарину для того, чтобы продлить жизнь до «бесконечности». Человеческой, конечно же. Если бы он принес их к Жертвенным Воротам…
А в памяти опять фото.
- Я обедать. Идешь?
- Через пять минут.
- К нам в отдел пришел новенький, хочу посмотреть.
- Расскажешь потом…
Конечно, расскажет – не сможет не рассказать.
- Если не просидишь тут до вечера, увидишь его сама. Говорят, красивый неимоверно – златогривый, крепкий, ляжками похож на кентавра.
- Очень… сексапильно, - пробубнила Эмия безо всякого интереса.
- В общем, жду внизу.
- Угу.
«Девяносто семь единиц».
У нее в запасе будет сто своих. Если… Если…
Нестабильно и часто забилось любопытное сердце.
«Интересно, можно ли с собой прихватить еще девяносто семь?»
*****
Жуя листья салата в ресторане, она выглядела так сосредоточенно, будто проворачивала в уме схемы строения Вселенной.
«Девяносто семь - мало».
А если форс-мажор? Приступ агрессии, вспышка ярости, случайно вырвавшееся проклятье? И минус драгоценные крохи сияющей субстанции – Эмия однозначно должна иметь в запасе не меньше ста единиц. Лишних. Их нужно сразу же «законсервировать» на точных условиях передачи…
Черт, она собралась на Землю?
- … ты меня слушаешь? Говорят, если намазать его на запястья, то всему телу такие ощущения, как мурашки, только частые и яркие…
Эмия не слушала. Ни про чудо-крем, ни про новую колесницу Эриоса, ни про возможности левитирующих Богов дышать под толщей речных вод – «ведь они тогда и в бассейнах смогут, представляешь?»
Чушь какая… При чем здесь бассейны?
Что она помнит о наказании Эфин, преступивших закон? И преступление ли это, если она захватит с собой лишний сосуд с манной? Нужно вечером больше узнать о развоплощении – правила, запреты, ограничения… Чтобы без сюрпризов.
- Вот он! – зашептала Калея так громко, что вся женская половина ресторана моментально повернулась и посмотрела на вход. – Зареон, наш новенький!
Со всех сторон ахали, сладострастно содрогались, обмасливали взглядами высокого и ладно сложенного мужчину. Сладко в предвкушении чмокали напомаженные губы; тек по залу шепоток с придыханием.
Эмия смотрела на парня с золотистыми волосами до плеч, как на старый поцарапанный комод, заполненный макулатурой, – не на Зареона даже, сквозь него. А заодно сквозь стены ресторана и пространство Астрея – на воображаемое лицо Дарина, прототип которого существовал где-то на Земле.
И бился в уме один-единственный лишенный логики вопрос: ей будет с ним рядом так же… как с Павлом во время последнего танца?
*****
Первая тысяча лет – ваш «век» развлечений, учили Старшие Боги. Наслаждайтесь праздным бытием и ничегонеделанием. Отдыхайте, воспевайте Создателя, творите, восхищайтесь, живите в радости – заслужили.
Старшие призывали молодых поклоняться Кронису – Богу времени – тому, кто лично отбирал души, которым предстояло обрести божественное воплощение.
Эмия, Калея, Зареон, Юпитрес и еще десятки им подобных - молодняк. Когда-то в далеком прошлом люди, достигшие «земного» просветления, те, кто набрал максимальное количество манны благими поступками.
Заслужили…
«Пройдут годы, и ваша праздная жизнь дополнится ответственностью – вы приобретете новые роли в повелевании людскими судьбами, обретете могущество…»
Могущество Эмию пока не интересовало. А вот определение «пройдут годы» навевало на нее такую пресную скуку, какую не навевала бы обещанная следующие три тысячи лет по утрам сваренная на воде овсянка.
Пройдут годы…
Если Кронис когда-то ее отобрал, значит, чувствовал в ней божественный потенциал.
Однако, похоже, не учел того, что Эмия в роли человека не нагулялась.
*****
- Снова стать этим человеком? Ты уверена, Эфина?
- Уверена. И дай ему полный доступ, как в прошлый раз.
- Я уже говорил, что полный доступ более невозможен.
- Дай максимально полный из дозволенного. И просто побудь им.
Павл будто ревновал.
- Давай, я жду.
Вздох, раздражение, насупленный взгляд – нет, она позволила этому роботу выказывать слишком много эмоций.
- Он тебе нравится?
- Не твое дело.
- А что в этом доме мое? Заряжаться? Вытирать пыль, мыть полы, посуду?
- Павл!
- Слушаюсь, госпожа.
Трансформация сопровождалась длинным и укоризненным вздохом.
На нее снова смотрел другой. И поле в квартире изменилось, завибрировало незнакомыми эмоциями. А взгляд такой, какой ее робот никогда не смог бы сымитировать, – удивленный, раздраженный, делано-безразличный. Все потому что где-то очень больно внутри.
Она видела, как стоящий перед ней человек привычно старается защититься от того, что не понимает, боится снова испытать страдания – вероятно, сейчас Эмия ему снится. Или чудится в мыслях, и он не понимает, зачем и почему.
- Привет.
Павл зажал Дарину и рот, и мимику, и движения.
- Помнишь меня?
Во взгляд прокралась дерзкая, но почему-то грустная улыбка – мол, помню, только «что толку?»
- И я тебя помню.
Чужое для него тело, чужие глаза, прикинувшиеся его собственными – Дарин глядел на Эмию словно давным-давно запертый в клетке зверь, чья шерсть давно свалялась. Зверь, который давно отвык от вкусной еды и свободы, покорился судьбе и теперь лежал в дальнем углу, ожидая кончины.
- Не грусти, слышишь?
Она коснулась своими пальцами теплой мужской руки, ободряюще сжала ее.
Павл смог блокировать многое, но все же незнакомый ей доселе запах мужской парфюмированной воды пробрался наверх вместе с аурой. Эмия приблизилась к мужскому лицу и вдохнула запах кожи – другой, человеческий, едва уловимый. Моментально вскруживший ей голову тем, что был другим, запретным здесь.
- Скажи, а я тебе нравлюсь?
Сквозь зрачки мелькнуло раздражение Павла.
А Дарин смотрел на нее иначе – как на торт, который он никогда не попробует и который давным-давно перестал хотеть. Зачем травить душу чувствами, которых не испытать?
- Ты любил когда-нибудь?
Он схлопнулся болью и раздражением – отстань с дурацкими вопросами.
- Хочешь попробовать? – не отставала Эмия. – Хочешь? Вместе?
Никогда она не видела такого взгляда – тоскливого, усталого, совсем на самом деле не злого. Просто Дарин давно перестал верить в чудеса, еще с интерната.
- А хочешь, я приду? - Эмия чувствовала, что не может сглотнуть ком, вставший в горле. – Приду на самом деле?
И вдруг почувствовала, как ее пальцы порывисто сжала мужская рука, – хочу, приходи.
Павл взбрыкнул, как пришпоренный в области паха бык:
- Вот же какой… упертый! А сила воли! Пробился через защиту, руками задвигал! Да меня из-за него пожизненно деактивируют…
Робот стал собой, но его вид отчего-то стал Эмии неприятен.
- Умолкни.
- Я, между прочим,…
- Два часа полного молчания!
Она вдруг приняла решение. Дурацкое, спонтанное и, вероятно, самое глупое за все время пребывания в Божественной ипостаси.
Дарин пробился сквозь чужую защиту… смог.
Он был человеком – диким, неудержимым, спонтанным, не забывшим о том, как это – сильно чего-то хотеть.
А она вдруг поняла, что без длительных дум относительно «за» и «против» променяла вечную жизнь на грядущие тридцать дней неизвестности.
Глава 3.
(Kodaline – Autopilot)
Центр трансформации располагался в правом крыле здания Верховного Суда, на который Эфины и смотреть-то лишний раз не рисковали и куда Эмия этим утром шла вприпрыжку.
Всю дорогу вился вокруг нее веселый, пахнущий гвоздикой и сахарной пудрой ветерок, любопытствовал – куда идешь, зачем? Слизывал с лица попутчицы хитрую улыбку – отражался в глазах прозрачной синевой бескрайнего купола.
Через два часа вспыхнет над Белоснежной Башней радуга, и прозвучит по всему Астрею ангельский аккорд, но Эмия его уже не услышит. И Калее придется временно поработать одной. Ничего, ей дадут другую сотрудницу – возможно, следящую за модой, - им будет о чем поговорить…
*****
- Эфина Эмия Адалани, уверены ли Вы в своем решении о развоплощении из божественной ипостаси и желании приобрести на время тридцати Земных дней ипостась человеческую?
- Уверена.
- Тело: мужское или женское?
- Женское.
- Возраст?
- Двадцать два года.
- Желаемая внешность?
Эмия сошла со светящегося подиума, на котором стояла и подошла к высокому зеркалу.
Внешность? Внешность… Надо же, она не придумала заранее и теперь смотрела на себя с замешательством. Молчал Перерождающий Оракул – позже она должна будет шагнуть ему в пасть для того, чтобы изменить и форму и смысл.
Нужно придумать быстрее. Совсем не хочется, чтобы весть о ее решении разнеслась по всему Астрею и привлекла внимание Старших Богов, которые обязательно нагрянут для того, чтобы «втолковать» ей, к чему ведут поспешные действия, сформированные незрелым разумом. К тому же Старшие обязательно заметят, что она растворила в своей ауре сто лишних единиц манны, которые соберет обратно эфирный флакон по прибытию на Землю. Оракул о них не спросит – не его это поле интереса, - а вот остальные…
- Я останусь такой же, – приняла она быстрое и спонтанное решение. Такой же – это молодой девушкой с симпатичным лицом, чуть зауженным подбородком и веселыми серыми глазами. Густыми прямыми волосами цвета льна, чуть вздернутым носиком и озорной улыбкой. В конце концов, Дарин видел ее именно в этом образе – том, который она не меняла на протяжении последних месяцев, - уж очень чистым и светлым он ей казался.
«А, может, он мечтает о томной красивой женщине?» А она – больше девчонка…
Но сердце подсказало – нет, Дарин не падок на форму, скорее, на содержание. И лучше такой, какая она есть сейчас.
- Закрепите образ в вашем сознании.
- Закрепила.
- Фиксирую.
Эмия – нагая - шагнула обратно на подиум. Да, она не «выпуклая», как Калея, зато легкая, тонкая и гибкая. Грудь есть, попа есть…
Большой зал с подиумом в центре был залит белым светом. Вихрились вокруг округлой площадки золотые восходящие потоки; мерцали и плыли далекие, без единого угла стены.
- Эмия Адалани, будут ли у Вас дополнительные пожелания перед тем, как Вы временно потеряете Божественную форму?
- Будут, Оракул. Мне нужна одежда, обувь, украшения, – подумала. Неуверенно добавила: – Сумочку, наверное…
Она так давно не была женщиной, она совсем не помнит…
- Что-нибудь еще?
Поле вокруг здания Суда вдруг завибрировало, заволновалось – Старшие!
- Нет! – почти что взвизгнула Эмия. – Отправляйте сейчас.
- Знакомы ли Вы с последствиями потери единиц Небесной Манны во время…
- Знакомы. Отправляйте!
Откуда-то издалека звучали низкие и зычные голоса. И голоса приближались.
- Отправляю.
Верхний Мир растворился до того, как в Зал Трансформации вошли гости. И сразу после от страха бухнуло сердце Эмии – возможно, Верхний Мир только что исчез для нее навсегда.
*****
Земля.
(The Script – I'm Yours)
В пыльное стекло аптеки она смотрелась, как не смотрелась ни в одно другое зеркало на свете – касалась то собственных прямых и длинных светлых волос, то воротника драпового бежевого пальто с аккуратным пояском и приколотой на груди брошью. Трогала себя за кончики ушей, все желала ущипнуть – вдруг проснется? А там Калея, Павл – они скажут: «Ты спала…»
Но нет, здесь Земля.
Новая Эмия. Человек. И теперь ничто не изменит этого – тридцать дней новой жизни. Она до сих пор поверить не могла – в окне аптеки, сквозь которое виднелись витрины внутренних стендов и очередь к кассе из трех человек, на нее смотрела симпатичная и довольно наивная на вид девчонка. Совершенно человеческая.
- Нет, здесь, в Бердинске, этого лекарства не бывает, - проскрипела, жалуясь кому-то, старушка за спиной, - только, если ехать в Колмогоры. А там за автобус только двести пятьдесят рублей отдашь (и это с пенсионным!) – какой смысл?
Дул промозглый мартовский ветер, соломенные волосы трепались вокруг лица, облепляли щеки, закрывали глаза – Эмия убирала их пальцами и вновь смотрела на собственное удивленное отражение.
Бердинск, верно. Хорошо, что Оракул расслышал, когда она диктовала адрес. Улица Ставропольская – все, как просила, - номер дома не важен. Разберется.
- Все, хватит на улице есть! Вторую конфету дома развернешь…
Мальчишка лет пяти канючил громко и с толком – ворчащая мать почти сдалась.
Это этим людям еще вчера, сидя за компьютером, она начисляла манну. А сегодня они стали ее ближайшими соседями на ближайший месяц. Как странно, как чудесно и замечательно. От того, что Эмия неожиданно ощутила бурный поток радости, смешанный с перчинкой страха, она рассмеялась. Еще раз оглядела себя в стекло с наклеенным справа листом «Пенсионерам скидки 10%», покружилась вокруг собственной оси, почувствовала – еще секунда, и от ее улыбки треснут щеки.
«Теперь нам с тобой жить, тело. Тридцать дней», - она мысленно пообещала себя беречь, возбужденно вздохнула, бегло оглядела собственные коричневые сапоги, сумочку, мысленно поблагодарила Оракула за теплые колготки.
Хитро взглянула на небо и прошептала Калее:
- Сегодня ты работаешь одна.
Вокруг урны валялись окурки, бумажки. Здесь плевали прямо на тротуары, ругались слишком громко, иногда толкали друг друга плечами. Запрыгивали в автобусы с заляпанными слоем грязи боками, смотрели сквозь друг друга и постоянно спешили.
Здесь куда-то спешило все: порывистый и колючий ветер, переменчивые и слишком быстрые, совсем не как над Астреем непостоянные облака. Бежали по своим делам люди; бежала рябь по лужам, бежало время. Спешили выстрелить из бутонов почки – у всех срок ограничен, всем нужно что-то сделать, что-то успеть, хоть как-то и хоть сколько-то пожить.
Эмия не бежала.
Она смотрела на тонущие в лужах возле талых сугробов стволы деревьев, на покрытый бурой кашей асфальт, слушала матерки поскальзывающихся на льду людей и улыбалась.
Да, слишком много энергии, спешки и жизни. Слишком холодно ушам и коленкам, слишком ярко светит весеннее солнце и чрезмерное количество хаоса и сумбура.
Все, как она хотела. Земля.
Что она скажет ему, ведь совсем не подготовилась? Отсюда до автомастерской всего несколько домов – вчера она весь вечер изучала карты Бердинска.
Почему-то неуверенной стала походка, и зажило собственной жизнью в груди сердце – затрепыхалось обеспокоенно и быстро. А Эмия пила давно забытые ощущения и чувства, как недавно Калея нектар – с упоением и наслаждением. Все подряд: страх, неуверенность, робость, тревогу – как это, оказывается, красиво – быть человеком. Как трепетно…
На перекрестке она свернула направо и практически сразу увидела одноэтажное некрасивое здание-коробку с длинной лентой-надписью под крышей «Автотехцентр «Спектр».
А после его, Дарина, который курил вместе с приятелем у открытой двери гаражного бокса.
У нее пересохло во рту.
Одно дело – копия в виде Павла, другое – живой человек, настоящий. С эмоциями, пережитым опытом, привычками, характером. И на короткий миг Эмии показалось, что она недооценила поставленную перед собой задачу.
Заколебалась и тут же встрепенулась – полчаса назад сделалась человеком и уже поддалась волнению?
«А здесь действительно накрывает. Так и поверишь, что бессилен перед обстоятельствами…»
Только она не человек, а Эфина. И времени в обрез.
Как только загорелся зеленый, Эмия шагнула на замызганную и бесцветную, как и весь город после долгой зимы, «зебру».
(Danny Wright - Still)
- Девушка, Вам чего?
Пахло сигаретным дымом.
Черноволосый сосед Дарина разглядывал подошедшую девушку со смесью веселья и удивления, Дарин равнодушно и чуть исподлобья. Когда разглядел лицо гостьи, сморщился, будто от головной боли, после нахмурился и отвернулся.
- Вы по поводу «Опеля»? Он еще не готов. Часа через два приходите.
Чувствовалось, что веселый друг вовсе не прочь поговорить, но Эмия на него не смотрела.
Синяя стеганая куртка, поднятый ворот; отросшую и спадающую на лоб челку трепал шальной ветер. А глаза все такие же – настороженные, невеселые. Губы поджаты; сигаретный дым он выпускал через ноздри умело и устало.
- Дарин Войт? Мы можем поговорить.
- С «тобой»? – тут же заглумился друг. – Дар, а ты не говорил, что замутил с красоткой! Как Вас зовут, милейшая? Я – Стас.
- Наедине, – с нажимом, игнорируя Стаса, произнесла Эмия.
- Ну, не хотите, как хотите…
Протянутая ей для знакомства рука исчезла.
- Вы кто? - выдохнул после очередной затяжки Дар. – Если по мотоциклу, то он еще…
- Я по другому поводу. Отойдем?
На нее смотрели неприязненно и недоверчиво.
- Что Вам?
Куда-то подевалась и вежливость, и официоз. Как только Дарин понял, что перед ним не клиентка, то моментально растерял всякое терпение.
- Мы знакомы вообще?
- Мы знакомы… заочно, - отозвалась Эмия осторожно. – Скоро познакомимся лучше.
А на лице напротив крупными буквами: «Не люблю ни сюрпризы, ни незнакомцев». Он вообще, по-видимому, мало что любил в этой жизни.
- Ты – Дарин Войт, двадцать четыре года. Родился в Бердинске, в роддоме номер два, откуда почти сразу же отправился в интернат, так как от тебя отказалась мать. Ты – «чент»…
Если бы она в этот момент пинала его по яйцам, а заодно обзывала бы «ссыклом и гребаным ублюдком», то и в этом случае выражение на лице Дарина выглядело бы приветливее, чем теперь. Куда-то в сторону полетела недокуренная сигарета; на челюсти напряглись желваки. Но Эмия знала, что делала, и потому тараторила, как автомат.
- Ты родился седьмого апреля, но до своего двадцать пятого дня рождения ты не доживешь, потому что в запасе у тебя осталось ровно тридцать дней…
- Ты… кто такая вообще?
Он уже ее ненавидел – она только что безжалостно вколотила гвоздь в самые больные места.
- Я? Эфина.
- Эфина?!
Эмия никогда не слышала столько насмешки и презрения в голосе одновременно.
- Вали домой, Эфина, поняла?
Да, здесь знали о Богах и Верхнем Мире, хоть с небожителями сталкивались не часто. Гораздо чаще после того, как в лесах возникли Ворота, но все-таки редко.
- Я хочу тебе помочь.
- А я просил? Давай, вали домой, наверх или в психушку. Вали, поняла?
Ее гнали с таким напором и злостью, что кожа Эмии пузырилась от невидимых ожогов.
- Ты не понимаешь, всего сто единиц манны – они все для тебя изменят. И они у меня есть.
Он плюнул ей под ноги, а после резко развернулся и зашагал прочь.
- Ты сможешь сделать свою жизнь бесконечной. Как у других.
- Пошла прочь! - прорычали ей, не оборачиваясь.
Коротковолосый затылок; поднятый воротник куртки. Резвый ветер дул так, что у нее заиндевели и щеки, и нос.
Когда раздраконенный мужчина скрылся в недрах гаражного бокса, Эмия вдруг ощутила, что растеряна – куда ей идти? За ним? Куда-то еще?
Сменился на красный сигнал светофора – встали машины; тронулся по зебре одинокий пешеход. Зеленый, снова красный, снова зеленый…
Выглянул из-за створки двери «друг Стас», отыскал глазами стоящую у угла дома Эмию и тут же скрылся внутри. Доложил, наверное, что враг все еще «у ворот».
Носки ее сапог залил мутной жижей проехавший на высокой скорости грузовик.
*****
(Pianomania – Прощай, жестокий мир)
В интернате, где он рос, им часто читали сказку про Великих Эфин, которые иногда спускались с небес, чтобы помогать людям. Он верил в нее с такой яростью и нажимом, как не верил в то, что за ним когда-либо придет мать.
Мать не придет. Приходили за другими детьми из других интернатов, но не за «чентами». Кому нужен ублюдок? «Даром» его, наверное, прозвали в честь дара Богов – первого в семье ребенка, - но он оказался проклятьем. Тихим, угрюмым сорняком, вырванным из почвы сразу после рождения, но не потерявшим желания прожить свой короткий срок хоть как-нибудь.
Заветную сказку он помнил слово в слово – для него, маленького, священное писание: «Коль будешь ты добрым сердцем, открытым миру, смелым и сильным, сумеешь пройти три испытания, а после я дам тебе то, чего желаешь ты, – жизнь долгую, почти бесконечную…»
Маленький Дар обещал себе быть смелым. И еще самым добрым, самым сильным, самым…
Он упрямо сжимал зубы и терпел, когда его колотили под лестницей, – ведь смелые не бьют врагов (понял, что бьют, но позже), прилежно учился читать и писать (Бог ведь выберет достойного и, значит, человека ученого?), не плакал, когда отбирали игрушки, – учился делиться, хоть и жалко… Зубрил учебники, которые другие закидывали под кровати, воспитывал себя стойким.
«Он вырастет достойным. И Великий Эфин увидит в нем настоящего человека, получившего по ошибке короткий жизненный срок, обязательно исправит несправедливость…»
За окном часто шли дожди, покрывалась озерами луж ведущая к центральному входу детского дома дорожка; мок вдалеке ржавый забор, сквозь который просматривалась улица. Дар пристально разглядывал прохожих – каким он будет, его Бог?
Летел над улицами снег, вставало солнце, вспыхивали и гасли дни – всё мимо, все бегом. Таяли сугробы, распускались почки, выстреливала листва. Становились тесными чужие ношенные вещи – ему выдавали новые. Такие же ношенные, чужие. Стаптывались одни ботинки за другими, все басовитей голосили ребята на игровой площадке; младшая группа пополнялась новыми «уродами» - ни в чем неповинными малышами, родившимися с меткой на запястье.
Он иногда ходил на них смотреть. Осторожно гладил по мягчим щечкам, спящих.
Великий Эфин все не приходил.
И росла вместе с Даром мысль – может, он недостаточно хорош? Не настолько смел, добр, честен, чист?
Отчаяние росло вместе с разочарованием.
В автомастерской он доживал свои последние дни. Давно научился существовать параллельно с этими стенами, запахами машинного масла, железа, бензина, научился соседствовать с людьми, не пересекаясь и не впуская их в свою маленькую вселенную. Для чего? Коллеги? Да. Но друзья не для него, равно как и нормальная семья – жена, дети, внуки. Кто захочет рожать от чента? А вдруг ребенок тоже родится уродом? Дур не находилось.
На его запястье давно тату, скрывающее метку, – вместо точки и окружности птица и солнце. Символ души, вырвавшейся из круга, символ надежды. Пусть тело - клетка, но он свободен.
- Слышь, твоя знакомая все еще там… - докладывал Стас, внимательно зыркая на перемазанного по локоть в масле Дара. – Так и стоит на углу.
- Пусть стоит.
И больше ничего не добавлял – нырнул, как и привык, в работу, которая, пусть скудно, но кормила, позволяла снимать обшарпанную однушку. Есть, где спать, есть, где выпить утром чай.
- Может, позвать ее сюда? Она там мерзнет.
Дар хмурился и молчал.
Пусть мерзнет, если аферистка. Их таких много лет десять назад развелось – мошенников, пытающихся выжать последние деньги из чентов (заплати, и я продлю тебе жизнь). Они прикидывались Богами, посланниками Богов, непонятно кому платили, чтобы узнать про мутантов, а после с наглыми ухмылками заявляли о том, что «квартира в обмен на жизнь, это ведь не дорого?»
У него не было квартиры. Ни машины, ни скопленных денег - ничего. Бывали ченты, которые жили по сорок-пятьдесят лет – им хотелось пожить подольше, насладиться накопленным, но Дар добра не нажил – этой дуре придется утереться.
«Как можно делать деньги на чужом горе?» Он задавался этим вопросом и не находил ответа. Как? Что у таких людей в груди вместо сердца? И ведь находились те, кто продавал последнее, занимал, отдавал… А после куча заявлений в милиции.
Приладить втулку, закрутить гайку, затянуть, протереть – последовательность привычных действий. На ужин он купит пельменей – хотелось хоть чем-нибудь порадовать себя напоследок.
- Еще стоит, - фраза от Стаса через час.
Пусть стоит.
Он давно не наивен и не верит ни в Богов, ни в ту легенду-сказку. Тем более что первых достоверно никто не видел, а последнюю давно, чтобы не плодить мошенников, перестали читать в детских домах.
В интернат, в котором вырос, он собирался отправить то, что имел: купленный два года назад диван, набор инструментов и коллекцию моделек мотоциклов в количестве восьми штук.
С работы он выходил, подготовленный к разговору, почти остывший.
Девчонку, глядевшую на него со смесью жадности и надежды, увидел почти сразу же и опять против воли вспыхнул:
- Поговорить хочешь? Ну, давай, поговорим…
Ей пришлось пробежать за ним почти два дома, прежде чем он свернул в пройму между пятиэтажками и остановился, намеренно встал в глубокую, полную колотого льда лужу, чтобы у «гадины» промокли ноги.
- Что? Говори!
Она выглядела запыхавшейся, растрепанной, но удивительно настойчивой.
- Дарин, я могу тебе помочь… - повторила слова, проехавшиеся по его мозгу грубой наждачкой.
- Это я уже слышал. Говори! Где мои данные взяла, говори, у кого информацию купила? И еще - зачем?
- Я…
- Что тебе нужно от меня? Денег? – он не давал ей и слова вставить. - Мне, знаешь ли, родители наследства не оставили, как некоторым, - продавать нечего. Нет у меня денег, усекла?
Последнее слово прорычал так зло и громко, что на него испуганно и укоризненно покосилась проходящая мимо со старой тканевой сумкой старушка.
«Иди своей дорогой, бабуся…» - хотел прорычать, но лишь сильнее стиснул зубы.
Здесь, в невысоком тоннеле между домами, на стенах переливались желтые, отражающиеся от ручьев блики – снаружи садилось солнце.
- Отстань от меня, в последний раз прошу. По-хорошему.
Он готов был дать ей по морде, если придется, – все равно терять нечего.
- Мне не нужны деньги. Зачем?
Его знакомая при этих словах выглядела такой простой и бесхитростной, что, будь он не здесь и не сейчас, а при других обстоятельствах, поверил бы ей безоговорочно. Удивленные и чуть напуганные его агрессией серые глаза, обиженная морщинка на гладком лбу – девчонка будто до сих пор мысленно вопрошала, зачем ей могли быть нужны деньги?
Действительно, зачем, - чуть не крякнул он ехидно. И в очередной раз словил сводящее с ума мимолетностью чувство, что уже где-то видел ее раньше, – но где? Точно не в мастерской, не в магазине возле дома, где брал продукты, не во сне, кажется.
Как будто в параллельной жизни…
Эту мысль Дар прогнал.
- Тогда что нужно?
- Я хочу тебе помочь.
- Помочь? Зачем?
10295 просмотров | 1 комментариев
Категории: Роман, Городское фэнтези, Фэнтезийно-любовный роман, Боги и демиурги, Авторские расы, Любовное фэнтези, Мелан Вероника
Тэги: вероника мелан, пообещай
| Доступный формат книг | FB2, ePub, PDF, MOBI, AZW3 |
| Размер книги | Роман. 9,06 алк |
Эксклюзивные авторы (116)
- появились новые книги
Авторы (1108)
Подборки
Комментарии
Свои отзывы и комментарии могут оставлять только зарегистрированные пользователи, купившие данную книгу!
Войти на сайт или зарегистрироваться, если Вы впервые на сайте.
Подборки книг
#ДворцовыеТайны #КосмическаяСтрасть #КурортныйРоман #ЛитСериал #ЛюбовьОборотня #Наследница #Некроманты #Отбор #Попаданка #ПродаМастер #СлужебныйРоман #СнежнаяСказка #Студенты #ШармПервойЛюбви #ЭроЛитМоб Young adult Авторские расы Азиатская мифология Академия, школа, институт и т.д. Альтернативная история Ангелы Ассасины Асуры Боги и демиурги Бытовое фэнтези В гостях у сказки Вампиры Ведьмы, ведуньи, травницы, знахарки и т.д. Воры и воровки Герой-телохранитель Гномы и дварфы Городское фэнтези Дарк фэнтези Демоны Детектив Домашние животные Драконы Драма Жестокие герои Истории про невест Квест Киберфантастика Кинк Космическая фантастика Космические войны Литдорама Любовная космическая фантастика Любовная фантастика Любовное фэнтези Любовный гарем Любовный треугольник Любовь по принуждению Маги и волшебники Мелодрама Метаморфы Мистика и ужасы Молодежка Морские приключения Морское фэнтези Некроманты и некромантия Неравные отношения и неравный брак Оборотни Орки Остросюжетный роман Отношения при разнице в возрасте Пирамида любви Повседневность Попаданки и попаданцы Преподаватель и ученица Призраки и духи Приключенческое фэнтези Прыжки во времени Путешествия во сне Рабство Свадьбы и браки Светлые эльфы Скандинавский фольклор Славянский фольклор СЛЕШ / Фэмслеш Смена пола Современный любовный роман Социально-психологическая драма Стимпанк Темные эльфы, дроу Фамильяры Феи и дриады Фейри Феникс Фэнтези Европы Чужое тело Эротическая фантастика Эротическое фэнтези
